Текст книги "Оранжевая рубашка смертника"

Снова появилось лицо того самого полицейского, которому беглец уронил под ноги свою сумку. Полицейский держал эту сумку в руках и что-то говорил Котову по-арабски. Потом попытался что-то сказать по-английски, но Котов понял только слова «взрыв», «террорист», «Баб Шарки». Он закивал, хотя это было тошнотворно больно, повторил «взрыв», «Баб Шарки» – и указал на сумку, а потом в сторону соседней улицы.

Капитана привезли к кафе «Джемини» на полицейской машине. Он чувствовал себя уже лучше и сам вышел из машины. К нему подбежали Зимин и двое его спецназовцев.

– Что случилось, товарищ капитан? Как вы? Живы? Говорят, что это террористический акт и что погиб офицер сирийского ВМФ. Контр-адмирал Назими.

Котов только кивнул головой и подошел к черным мешкам, в которые уже упаковали тела погибших. Его вдруг тронули за локоть. Обернувшись, он увидел раида Сани, командира правительственного батальона, с которым они вместе освобождали городок Сурум. Сирийский офицер заговорил, поглядывая на Зимина. Лейтенант кивнул и стал переводить:

– Здесь вместе с адмиралом Назими и Мариам погиб еще и мой офицер, мулязим авваль[6]6
  Мулязим авваль (1-й лейтенант) – звание в сирийской армии, соответствующее званию старшего лейтенанта.


[Закрыть] Бакир. Вы помните его. Мы пришли, чтобы поприветствовать отца нашей славной Мариам адмирала Назими и поздороваться с вами, капитан. Бакир вышел к машине, когда она подъехала, а я сидел в кафе, когда все это произошло.

Котов молча кивнул. Говорить больше было не о чем. Он избегал смотреть на черные мешки с телами, и Сани, кажется, понял это по-своему.

– Это она, я уверен. Некому больше было находиться в машине адмирала. К тому же я знал, что Мариам хотела познакомить своего отца с вами, капитан. А рядом с ней сидел ее отец. Это тоже совершенно точно. Это его служебная машина, я хорошо знаю ее номер. Сегодня страна понесла тяжелые потери. И заслуженный офицер флота, и юная патриотка.

Котову очень хотелось, чтобы Сани замолчал. Но сириец все говорил и говорил, а Зимину приходилось все это переводить. Вдруг сириец стал чем-то тыкать ему в руку.

– Возьмите на память, – перевел Зимин, взволнованно глядя то на своего командира, то на сирийского офицера. – Это символ, хороший символ. Это оружие погибшего друга, а Назими всегда был другом вашей страны, как и вы, капитан, друг нашей страны, нашего народа.

Котов посмотрел, чем тыкал его сириец, и увидел флотский офицерский кортик в ножнах с металлическими накладками. Рукоятка была чуть оплавлена, ножны в копоти, часть накладок сорвана. Он машинально принял кортик, но потом вопрошающе посмотрел на полицейских, которые суетились на месте происшествия. Сани понял взгляд русского офицера и произнес:

– Полиция не возражает. Это символ. Они понимают. Они разделяют нашу скорбь. Берите. И храните его как память о нашей стране и нашей с вами совместной борьбе.

Глава 3

– Ну и где он? – барабаня пальцами по крышке стола, наконец спросил Сидорин.

Полковник выслушал доклад Зимина, пояснения Ларкина и Савичева, потом долго молчал, к удивлению спецназовцев. Постели были разобраны, спецназовцы укладывались уже спать, и только раскладушка Котова стояла аккуратно застеленная. Сидорин появился неожиданно, застав половину группы в трусах.

– Понимаете, он запретил нам идти с ним, – понизив для чего-то голос, напомнил Зимин.

– Послал он нас, – усмехнулся Максим Савичев. – Далеко. Ну, мы, как дисциплинированные солдаты, и пошли. Сюда.

– Если прикажете, то мы, конечно, – пробубнил Ларкин, – поищем командира. Можно просто позвонить ему на мобилу, только он будет очень недоволен.

– А, что? – поднял на спецназовца глаза полковник, явно думая о чем-то совсем другом. – Н-нет, искать не надо. Не война. Ладно, ребята, отдыхайте. О Котове не волнуйтесь, найдем. Неприятно это все. Гибель адмирала, девушки-снайпера. Да еще на его глазах.

– Вообще-то наш командир не из впечатлительных, – пожал плечами Савичев.

– А если это любовь? – глубокомысленно заметил Зимин.

Спецназовцы только хмыкнули и скривили губы. Сидорин слушал бойцов и как будто не слышал. Он поднялся со стула, постоял немного, глядя в окно на освещенную улицу, потом повторил со странной интонацией слово «любовь» и вышел из комнаты. Зайдя в помещение охраны, полковник поманил пальцем дежурного офицера. Через пятнадцать минут на экране компьютера на схеме Дамаска замигала красная точка, соответствующая месту нахождения мобильного телефона капитана Котова. Это был самый большой парк столицы – Парк Тишрин. И в этом парке, на берегу реки Тора, сейчас находился Котов.

– Романтик хренов, – проворчал полковник и вышел на улицу.

Ни Зимин, ни другие спецназовцы даже не задумывались, что все их мобильные телефоны, которыми они пользовались здесь, в Сирии, конечно, не во время операций, отслеживались руководством через навигационную систему. И Сидорин легко и просто узнал, где ему искать своего офицера.

Котова полковник нашел сидящим на берегу Торы в безлюдной части парка. Спецназовец, свесив ноги к воде, смотрел на темную реку. Рядом на траве стояла бутылка виски. На звук шагов он даже не обернулся, только взял бутылку и переставил ее на другую сторону, освобождая место рядом с собой.

Сидорин с кряхтением уселся и тихо произнес:

– Жалко девчонку. Я слышал, она по матери русская была. Удивляюсь, совсем девочки, а рвутся на передовую.

– И у нас так было, – ровным голосом отозвался Котов. – В 41-м.

– Да, комсомолки прямо со школьной скамьи, – кивнул полковник. – В радистки, в медицинские сестры, в снайперы, в летчицы. Ты как вообще?

Вопрос был задан совсем без перехода, и Котов это уловил. Он знал эту манеру своего начальника. Так Сидорин выделял, что в данный момент важно, а что нет. Что уже пройденный этап, а на чем следует сосредоточиться. Сейчас для него важно было, чтобы лучший командир его лучшей группы был боеспособен, адекватен и управляем.

– А что мне сделается, – пожал плечами капитан. – Война. Ребят терять больно, писать им домой об их гибели больно. Но это часть службы. А вот… И не ее смерть меня впечатлила, если вы об этом, Михаил Николаевич, а ее жизнь. Правда, теперь оборвавшаяся.

– Ну да, – покивал полковник, – ну да! Так вот, Борис, в этом деле явный след местной вооруженной оппозиции. И мне кажется, что целью был только сам адмирал. Видишь ли, я тут навел слегка справки и выяснил, что контр-адмирал аль-Назими назначен в координационную группу от правительственной армии к французам и не сегодня-завтра должен был отбыть на авианосец «Шарль де Голль».

– Видимо, кому-то не хотелось видеть его фигуру в этом качестве? – спросил Котов.

– Не факт. Возможно, задумка гораздо тоньше. Видишь ли, Боря, в Женеве готовится конференция по Сирии. Тема уж больно важная для всех сторон – прекращение огня и мирное урегулирование кризиса. И очень соблазнительна идея сорвать эти переговоры, подставив Россию и именно ее сделав виновником срыва процесса мирного урегулирования.

– Конечно, им обидно, – засмеялся Котов. – Мы ведь вмешались фактически за считаные недели до падения Дамаска. Еще немного, и перестало бы существовать на карте еще одно государство – Сирийская Арабская Республика. Западная коалиция ведь только вид делала, что бомбила вооруженную оппозицию. Чуть было эту страну не постигла печальная участь Ливии. Но почему вы считаете, Михаил Николаевич, что именно оппозиция приложила руку к этому взрыву и почему считаете цели так далеко идущими?

– Боря, ты не подумал о том, что как-то очень уж много людей знало о вашей встрече с Мариам в кафе сегодня вечером?

– Много?

– Ну, подумай сам. Она приехала в столицу с юга, ее официально отпустило командование, предоставив краткосрочный отпуск. С ней, или следом за ней, приезжает командир батальона, к которому их группа снайперов была временно приписана. И приезжает не один, а с командиром одной из своих рот. И они хотели поприветствовать тебя, поприветствовать адмирала Назими. То есть в той воинской части знали о вашей встрече.

– Опять же, – согласился Котов, – раз адмирал приехал на служебной машине с дочерью к кафе, значит, уже кто-то мог знать, куда и зачем они едут. Он ведь хотел со мной познакомиться. Да, получается, что чуть ли не все знали об этой встрече. Это что же, выходит, они и меня хотели убить, а пострадал сирийский офицер?

– Выходит, так, – кивнул полковник. – Громкое дело!

– Какая выгода меня убивать вместе с Назими?

– Не знаю пока. Но навскидку могу хоть дюжину вариантов набросать прямой и косвенной политической выгоды от этой акции.

– Ладно, не надо, – проворчал Котов, – я вам верю. Но зачем они убили Назими? Просто убрали высокопоставленного офицера флота? Чистой воды террористический акт?

– Меня это тоже смущает, Боря. Но для чего-то нужно. Например, чтобы его пост занял другой человек.

Сидорин увидел, что на траве рядом с капитаном лежит морской кортик, и взял его в руки. Подергав оружие, которое не хотело выходить из ножен, спросил:

– Это кортик Назими?

– Да. Тот майор, что батальоном командовал в Суруме, мне отдал. На память. Только он не открывается. Там, наверное, что-то погнулось. Заклинило от взрыва.

Сидорин отодвинулся чуть в сторону и повернулся так, чтобы на кортик падал свет паркового фонаря. Попытки приложить силу и вытащить клинок ни к чему не привели. Тогда полковник достал из кармана складной нож, склонился над оружием и принялся в нем ковыряться. Через пару минут с металлическим щелчком пружины клинок вышел из ножен.

– Вот, защелка замка застряла, – прокомментировал он, разглядывая оружие.

Котов посмотрел на кортик и равнодушно взял его в руки. Повертев им перед собой, капитан вдруг замер. Сидорин с недоумением посмотрел на него и понял, что Котов смотрит на ту часть клинка, что непосредственно примыкает к рукояти.

– Ты что, Борис?

– Это не тот кортик…

– В смысле? Ты что имеешь в виду?

– Михаил Николаевич! – Котов оживился, и его глаза странно заблестели в полумраке. – Это кортик не Назими. Это другой кортик.

– А ты откуда знаешь?

– Вот отсюда. – Котов постучал ногтем указательного пальца по выбитому на клинке возле рукояти номеру. – Мне сама Мариам говорила, что у них с отцом очень трогательные отношения, которыми они очень дорожат. И даже так получилось, чисто случайно, что последние четыре цифры на номере кортика ее отца совпадают с датой ее рождения. Вот смотрите – 1809. И родилась она 18 сентября!

– Это не Назими?

– А с какого перепугу адмиралу флота надевать на пояс чужой кортик? Это наши могли перепутать, когда из сауны пьяные выбирались. А мы с вами в Сирии. Вы понимаете?

– Интересно верблюд пляшет, – пробормотал Сидорин, беря в руки кортик. – Но ведь это означает, что в машине могла быть не Мариам, а совершенно другая девушка!

– Вот тут я с вами не согласен. Не утешайте, – угрюмо усмехнулся Котов. – Девушка, скорее всего, была настоящая. Для достоверности, так сказать. Но где тогда сам Назими?

– Так, постой, Боря, – остановил его Сидорин. – Если это инсценировка гибели Назими, значит, живой Назими кому-то сильно нужен. И для чего-то. Для чего?

– Может, и не живой он им нужен, а только его тело, – пожал плечами Котов.

– Так, ладно! – Полковник решительно поднялся на ноги. – Сопли и слюни пока отставить. Может, твоя любовь еще и жива…

– Ну, какая любовь, Михаил Николаевич! Мы с ней просто подружились, она же моя землячка, она же питерская, это ее потом вывезли в Сирию, правда, совсем маленькую.

– Ну, ладно, ладно, – похлопал его по плечу полковник. – Не в этом дело! Дело в том, что нам надо бегом бежать в полицию. Даже нет, надо привлекать сирийскую военную разведку к этому делу. Они полицию заставят все очень быстро сделать. И с анализами, и с опознанием.

– Послушайте! – Котов отмахивал шаги рядом с Сидориным, и полковник еле успевал за молодым офицером. – Мариам – военнослужащая, она в отпуске, убыла из части, значит, должна была отмечаться здесь в военной комендатуре. Порядок один во всех странах и армиях. Военнослужащие безучетно по стране не шатаются. Они подлежат быстрому оповещению в случае необходимости. Это как дважды два. Мы узнаем, где она остановилась!

– У отца? – предположил Сидорин.

– У Назими нет квартиры в Дамаске. Он жил на какой-то военно-морской базе, не знаю точно где. У него там квартира, судя по всему, была. Мариам так говорила.

– Ну, штаб ВМС находится у них в Латакии. Там же и главная база флота. А еще две базы в Тартусе и Мина-эль-Бейде. Ну, это мы выясним.

Котов с некоторой завистью слушал, как Сидорин бойко общается на арабском языке. Они сидели у заместителя коменданта в кабинете. Котов молча разглядывал собеседников. Заместитель коменданта листал принесенные ему журналы и торопливо, кажется, и без особой надобности, все время поправлял очки в тонкой оправе. Сидорин успевал говорить и с заместителем коменданта, и с коренастым человеком в костюме, шепнув перед началом разговора Котову, что это мукаддам[7]7
  Воинское звание в сирийской армии, соответствующее званию подполковника.


[Закрыть] Тагир Шаммас из военной разведки.

И если заместитель коменданта был суетливым, больше похожим на сотрудника камеры хранения негабаритной ручной клади, то этот Шаммас выглядел мужчиной основательным, вдумчивым и неторопливым в словах и движениях. Правда, чувствовалось в нем что-то от сжатой пружины. Котов хорошо чувствовал в людях этот запас энергии, которая может разрядиться в любой момент, если возникнет необходимость.

– Она оставила данные отеля, где остановилась, – повернувшись к Котову, сообщил Сидорин по-русски. – Поехали.

Шаммас вел машину ловко, почти виртуозно. Они удалялись от центра на север, к Старому городу. Сидорин, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, повернувшись в полоборота к Котову, рассказывал ему, что знаком с Тагиром Шаммасом давно, лет восемь. Шаммас был ему чем-то обязан, о чем Сидорин рассказывать не стал, а только тихо посмеялся. По его мнению, Шаммасу верить можно, хоть он и работает в военной разведке.

Отель «Шахрай Лакшери» своим внешним видом сразу уносил в детские сказки о Востоке. И архитектура, и зелень двориков, все буквально было пропитано местными традициями и источало дух древнего города. Небольшой, тихий и очень уютный отель.

Котов невольно вздохнул. Да, Мариам была девушкой с романтической душой, которая в равной мере впитала и русское, и арабское. Как-то после такого отеля уже не хотелось жить в большом, многоэтажном, суперсовременном здании. Сидорин оглянулся на капитана и замер у дверей. Нахмурившись, Котов поспешил догнать своего начальника, ругаясь на себя, что снова поддался слабости. Сейчас не горевать и тосковать надо, сейчас надо работать, если уж судьба подарила ниточку в этом деле.

Они задержались посреди небольшого холла, а Шаммас сразу подошел к молодой женщине-администратору и заговорил с ней в полголоса, показав свое служебное удостоверение. Женщина закивала и полезла в журнал. Потом взяла ключ из стеклянного ящичка на стене и двинулась к лестнице.

На втором этаже она свернула направо к дверям номеров, чьи окна выходили, как понял Котов, в тенистый двор отеля. Открыла ключом вторую от лестницы дверь и вопросительно посмотрела на мужчин. Сириец отстранил ее жестом и вошел первым, открыв дверь локтем и не прикасаясь к дверной ручке.

Номер был небольшой. Собственно, кроме двухспальной кровати, стола с креслом и настольной лампой и санузла с унитазом и душевой кабиной, тут ничего не было. В узкой прихожей имелся еще встроенный шкаф-купе с большим зеркалом. Бросив всего лишь один взгляд на комнату, Котов сразу понял, что в номере что-то искали. Не хозяйка оставила этот беспорядок, кто-то чужой рылся в ее вещах так беспардонно.

– Администратор говорит, что они не решились делать уборку в номере, – перевел Сидорин слова женщины. – Хотели дождаться Мариам. Слишком все разбросано, они насторожились, но полицию вызывать не стали. Ведь заявления не было от проживающей в номере девушки.

– Дверь была так же, как и сейчас, заперта? – спросил Котов.

Сидорин тут же перевел вопрос администратору. Женщина заговорила очень быстро и взволнованно.

– Вот это их и волновало, – покачал головой полковник. – Девушка сдала вчера ключ, когда уходила из отеля. А горничная, которая должна была сделать уборку, обнаружила, что дверь в номер не заперта. Они решили, что Мариам забыла запереть. А если в номер забирались воры, то опять же лучше дождаться хозяйку, чтобы узнать, не пропало ли у нее что-то из ценного.

Да, Котов был согласен. Здесь не просто беспорядок, который оставил после себя человек, тем более девушка. Одежда сорвана с плечиков и валяется на полу. Ящики столика выдвинуты. Из одного все вывалено на кровать. Да и сам ящичек лежит рядом на подушке. Матрац явно поднимали, чемодан лежит на полу, чуть ли не наизнанку вывернутый. Это был обыск. Торопливый, откровенный.

– Почему так откровенно? – спросил капитан Сидорина. – Даже скрыть не пытались.

– Может, торопились. Тут другой вопрос, Боря. А что же они искали? Она ведь не разведчица, не фельдъегерь, она просто солдат, которого отпустили в краткосрочный отпуск.

– Михаил Николаевич, – поднимая с пола тонкую косынку из невесомой прозрачной ткани, поинтересовался Котов, – а когда будет готова экспертиза опознания тел?

– Боишься, что это была она?

– Это не страх, – ответил капитан. – Мы предполагаем, что мужчина с кортиком был не контр-адмирал аль-Назими. Отсюда и предположение, что с ним в машине была не Мариам. И где сам адмирал? Где тогда его дочь, если при взрыве машины погибла все же не она? Просто это разные варианты. Разное развитие событий, в зависимости от того, чьи тела были в машине.

У сирийца зазвонил телефон. Сидорин сразу замолчал и стал смотреть на Шаммаса.

– Ну что там? – спросил Котов, догадавшись по интонациям и взглядам, которыми обменивались Сидорин с сирийским подполковником, о предмете разговора.

– Ему доложили, что Мариам приехала не одна. В отпуск она убыла из Сурума с другой девушкой из их подразделения. Эту девушку нашли и везут сюда.

Тридцать минут прошли незаметно. За это время офицеры обсудили план разыскных мероприятий для сирийской разведки. Шаммас принял все с готовностью. Видимо, многое из предложенного ему Сидориным и Котовым уже сложилось в его голове в определенную картинку произошедшего, и какие-то свои выводы он сделал. Уже сегодня по месту службы и в квартире адмирала Назими будут работать эксперты. Оперативники минута за минутой проследят последние часы и дни жизни адмирала. Все его контакты будут тщательно выявлены и отработаны.

Девушка возникла на пороге неожиданно. Видно, она в последний момент вырвалась из рук сопровождавшего ее солдата и не дала ему возможности доложить о прибытии. Одета она была в военную форму и в руках держала форменную кепи. Эту девушку спецназовец знал. Он видел ее не раз в группе девушек-снайперов. Видел ее и рядом с Мариам. Котов сразу заметил, что девушка очень взволнована, хотя на лице ее было написано лишь сильное напряжение. Глядя на Шаммаса, она вскинула было руку к голове, чтобы отдать честь, потом вспомнила, что на ней нет головного убора, но не смутилась, только губу прикусила.

А потом она заметила сидящего в углу Котова, и сразу на лице сирийки промелькнула такая буря чувств, что спецназовец испугался, не судороги ли у нее начались.

– Командир, – громко произнесла девушка, пытаясь правильно произнести это слово по-русски. – Командир! – И вдруг кинулась к нему, схватила за руки, потом обернулась на других мужчин и… расплакалась. Ее мужественное лицо стало почти детским, из глаз ручьем потекли слезы. Она плакала навзрыд, прижимаясь к груди Котова и стискивая мокрыми от слез пальцами его футболку. Офицеру ничего не оставалось, как обнять девушку, погладить ее по голове и начать успокаивать по-русски. Сидорин смотрел на эту картину спокойно и с завидным терпением.

– Ну, все, все, – тихо говорил Котов. – Хватит. Ты же солдат, девочка!

Прекратил этот детский сад Шаммас. Он вдруг властным голосом потребовал от девушки представиться, и это подействовало удивительным образом. Девушка выпрямилась, смахнула тыльной стороной ладони влагу с лица, чуть вытянулась и коротко доложила. Единственное, что уловил Котов в этом потоке арабских слов, это ее имя – Хадиль.

Оказалось, что Хадиль прибыла в Дамаск вместе с Мариам. Она тоже получила отпуск по семейным обстоятельствам, у Хадиль в Дамаске жили ее родители, братья и сестры. Мариам, зная, что в доме родителей ее подруги и так не повернуться, категорически отказалась там останавливаться, пообещав, что обязательно навестит подругу и ее родственников. Была бы большая обида, если бы все не знали, что Мариам приехала к отцу. Это было святое, и ее перестали упрашивать.

А теперь, когда Хадиль узнала, что Мариам пропала при странных обстоятельствах, что, наверное, она погибла в машине во время взрыва вместе с отцом, девушка билась в истерике. Она полагала, что, будь рядом с подругой, остановись все же Мариам в доме ее родителей, этой беды не случилось бы. Успокоить Хадиль удалось только минут через двадцать.

– Скажите, – спросил Сидорин девушку, – вы хорошо знаете вещи Мариам?

– Да, мы все знаем, что у кого есть, ведь в солдатских вещах ничего лишнего не бывает. Все, что нужно для военной жизни. Правда, Мариам собиралась в отпуск, поэтому взяла с собой кое-что из гражданского.

Котов слушал перевод Сидорина очень внимательно и жалел, что сам не знает арабского языка. Опять придется общаться через переводчика.

– Спросите, а было у Мариам красное длинное платье? – попросил он Сидорина, намекая на платье, которое было на женщине, погибшей в машине с Назими.

– Нет, – отрицательно покрутила Хадиль головой. – Но она могла и купить.

– Вы с ней проводили много времени здесь, в столице?

– Виделись только два раза. В первый же вечер она пришла к нам домой. А на следующий день мы ходили вместе по магазинам.

– И что Мариам купила?

– Туфли. У нее не было туфель, – ответила девушка, бегая глазами по полу в поисках туфель. – Только я их здесь не вижу.

– Какие это были туфли? Опишите.

– На каблуке. Шесть сантиметров. С закрытым носом.

– Цвет? Какого они были цвета?

– Сиреневые.

Сидорин посмотрел на Котова, поджавшего губы. Женщина, погибшая в машине адмирала, была обута в сиреневые туфли. Несмотря на повреждения, это определить было можно и без экспертизы. Кажется, капитан снова начал подозревать, что в машине погибла все же Мариам, а не кто-то другой.

– Ладно. – Сидорин взял девушку за локоть и, отведя к окну, повернул лицом к комнате: – Посмотрите, пожалуйста. Чего не хватает, на ваш взгляд, среди вещей? Одежды, сумок, обуви?

– Ну, здесь нет одежды, в которой она приехала сюда и в чем ходила все это время.

– Да? И в чем же?

– Джинсы светло-голубые. Футболка песочного цвета с леопардом на груди. Куртка. Серая такая, с кармашками, из тонкой легкой ткани. Кроссовки. Этого здесь ничего нет.

– Любопытно, да? – подошел к Котову полковник. – В принципе, она могла уйти из номера в джинсах и футболке, забрав платье и туфли с собой, чтобы переодеться где-то.

– Если отец, по причине своей занятости, не смог заехать за ней в отель на машине, то ходить по городу в вечернем платье и в туфлях на высоком каблуке крайне неудобно, – возразил Котов. – Скорее всего, она взяла вещи с собой.

Шаммас позвонил из номера администратору и спросил, как была одета девушка, когда сдавала вчера ключи. Ответ огорчил всех. Она была одета в джинсы, футболку и куртку. И в руках у нее был пакет. Вот насколько пакет был объемным и что в нем лежало, администратор ответить затруднялась.

– Кулон! – вдруг выпалила девушка. – Золотой кулон на цепочке!

– Что кулон? – тут же подошел к ней Сидорин.

– Я вспомнила, что мы с ней купили не только туфли, но и кулон. Крупный рубин в обрамлении. В форме капли.

Сидорин спиной почувствовал, как напрягся Котов. На погибшей в машине адмирала женщине был кулон с рубином. Он достал из кармана блокнот, ручку и протянул девушке:

– Нарисуйте, пожалуйста, кулон. Форму камня желательно в натуральную величину.

– Михаил Николаевич, – вдруг сказал капитан. – А может, кулон не тот? Мало ли похожих. Может, он здесь?

Сидорин пожал плечами, посмотрел на Шаммаса, и все вчетвером стали искать коробочку с кулоном, как ее описала Хадиль. Куполообразная коробочка со сходящимися гранями из красного бархата, с белой кнопкой замка. После нескольких минут активных поисков, когда проверены были все полки, ящики, все карманы и даже поднята постель, стало ясно, что в гостиничном номере кулона нет. Но нет и коробочки, в котором его принесли из ювелирного салона.

– Коробочка должна была остаться, – задумчиво проговорил Сидорин. – Она ей не нужна, это неудобно, даже если она и вышла из номера без кулона. Куда она могла бы ее положить? – Он повернулся к Хадиль и посмотрел в ее вопрошающе глаза: – Хадиль, дочка! Куда бы ты положила кулон с цепочкой, если бы хотела взять его с собой и надеть позже, допустим, вечером?

– В косметичку, – не задумываясь, ответила девушка и перевела взгляд на косметичку Мариам, которая лежала на кровати. Ее они только что осматривали и высыпали все содержимое на покрывало. Кулона там не было, не было и коробочки.

– Когда мы приехали из магазина, – продолжала рассказывать Хадиль, – то Мариам, примерив кулон, сложила его в коробочку и положила вот сюда, в выдвижной ящик тумбочки.

– Так поступают воры, – буркнул Котов. – Им некогда разбираться и вынимать. Только вор схватил бы коробочку и сунул в карман. Или в сумку. Так они грабят и ювелирные магазины, сваливая в мешок или большую сумку изделия прямо с витринными лотками и подставками.

– М-да, – кивнул Сидорин. – Аналогия.

– Черт, я не понимаю, Михаил Николаевич! – взорвался Котов, когда девушку увели, а Шаммас вышел из номера, сказав, что будет ждать в машине.

– Чего ты не понимаешь? – сказал полковник, в последний раз окинув номер взглядом и пропуская мимо себя криминалистов из военной разведки. – Сейчас эти ребята поищут тут следы, улики, доказательства. К утру мы будем иметь полную картину произошедшего.

– Это все понятно. Следственные мероприятия, все такое. Но надо же бить во все колокола, надо поднимать на ноги полицию, армейские подразделения, искать нужно, блокировать дороги, вокзалы, аэропорты. Афишировать надо это событие. Ведь пока сирийцы держат в тайне тот террористический акт, это играет на руку самим террористам, они успеют замести следы. Оперативность нужна.

– Все, что надо, делается. Не шуми, Боря, это тебе не автоматом размахивать и гранаты швырять. Тут тоньше действовать надо. Адмирала, скорее всего, похитили, раз ты подметил такую мелочь, как номер на его кортике. Цель этого похищения нам не ясна, но понятно одно – похищение решили замаскировать под гибель. Значит, что? Значит, афишировать то, что мы знаем, опасно. Если адмирал еще жив, его просто могут убить, поняв, что затея раскрыта. Вот в чем риск.

– А этот парень, за которым я гнался?

– Поехали. У Шаммаса в отделе сейчас все готовятся к составлению фоторобота. Будешь работать. Туда должны и сумку из полиции привезти. Сумка – это интересно. На ней пальчиков много должно быть.

Вопреки предположению полковника Сидорина, Шаммас привез их не к себе в отдел, а на какую-то квартиру, где ждали двое его сотрудников. Котова сразу посадили в угол за стол, где с молодым сирийцем они начали на ноутбуке сопоставлять фоторобот. Программа была хорошо знакома спецназовцу, хотя разработка была и не российской. Просто использовались те же принципы, которые не изменились еще с прошлого века. Чисто механический подбор отдельных деталей лица и формирование, в итоге, полного образа.

Природная наблюдательность и длительные тренировки, да еще богатый опыт сказались довольно быстро. Через полчаса на экране был уже сформирован почти точный портрет беглеца. Котову только не нравились глаза, хотя и разрез, и посадка были вроде бы теми же. Не хватало того самого выражения, которое позволило ему в тот вечер понять, что парень с сумкой на плече не просто так торчит за спинами сбежавшихся к месту трагедии людей.

– Ну-ка, Борис, передохни, – позвал Сидорин, когда в комнату принесли ту самую сумку, которую бросил предполагаемый террорист. – Иди-ка сюда.

Спецназовец с готовностью поднялся и подошел к столу. Сидорин и Шаммас аккуратно и неторопливо вынимали из сумки содержимое. Пакет с нижним бельем, включая носки, две чистые футболки. Все выглядело свежим. Полковник подносил каждую вещь к лицу и некоторое время принюхивался.

– Я бы сказал так, что все это недавно стиралось, – заявил он и тут же замолчал.

Сириец осторожно вытащил из-под белья небольшое устройство, внешне напоминающее брелок автомобильной сигнализации, только гораздо большего размера. Это сразу наводило на мысль о радиосигнале.

– Ну, вот вам и ответы на многие вопросы, – взяв в руки устройство, сказал Сидорин.

– Радиовзрыватель, – подтвердил Шаммас. – Нам такие уже знакомы. В Париже в этом году, кстати, использовались точно такие же.

– Послушайте, – заговорил Котов, – а ведь он не местный. Зачем чужак участвовал в террористическом акте? Значит, вся группа приезжая?

– Могли использовать кого-то из местных, кто знает обстановку, – поддакнул Сидорин и добавил: – Видимо, заброшенная террористическая группа. Причем со стороны, потому что своих спецслужбы могут знать в лицо. Да и тот факт, что бомбу в машину заложили раньше, чем она подъехала к кафе. Жаль, водителя теперь не спросишь. Его могли как-то отвлечь, временно незаметно нейтрализовать, чтобы заминировать машину.

– Ну, в наше время, – пожал плечами Котов, – заминировать машину дело секундное. Магнитную под днище или под сиденье, пока никто не видит. Главное, подкупить тех, кто должен был досматривать машину перед выездом.

– Тагир! – Сидорин повернулся к Шаммасу, который продолжал пересматривать белье. – Вы занимались гаражом той части, где стояла машина адмирала?

– Да, – кивнул сириец. – Они обрубили концы. Мы нашли мертвого солдата. Как раз того, кто должен был осматривать машину адмирала перед выездом. Наши оперативники там сейчас работают, но мне кажется, что результата не будет. По крайней мере, быстрого результата. А нам сейчас важно время.

Котов пододвинул к себе сумку и принялся расстегивать все кармашки и вынимать содержимое. Бритвенный набор, крем для бритья, лосьон после бритья, пакетик влажных салфеток, авторучка, расческа… Котов бросил ее на стол, но потом снова взял в руки. На расческе отчетливо виднелся какой-то логотип.

– Смотрите, – показал он Сидорину. – Видите?

– Упс! – Полковник жадно схватил расческу и многозначительно переглянулся с коллегами. – Это же расческа из отеля. Из одноразовых наборов, что предоставляют гостям сейчас многие отели классом выше трех звезд. Мыло, шампунь, зубная щетка, расческа. Это, скорее всего, логотип отеля. Я, по крайней мере, на это сильно надеюсь.