Текст книги "Метро 2035: Ящик Пандоры"

Шамиль Алтамиров, Ольга Швецова
Метро 2035
Ящик Пандоры

Автор идеи – Дмитрий Глуховский

Главный редактор проекта – Вячеслав Бакулин

© Глуховский Д. А., 2018

© Алтамиров Ш. Р., 2018

© Швецова О. С., 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Глава 1
Шорохи в туннеле

По потолку лениво двигались тени, складываясь в причудливые фигуры. Максим просто бездумно смотрел на них, попробовал пошевелиться, и голова тут же отозвалась гудящей болью. Зачем он так напился вчера? Грубо толкнули в бок. Макс попытался сесть, держась за затылок, как будто горячая ладонь могла стать средством от похмелья.

– Ты че, изюбр малолетний, совсем рамсы попутал? – недовольно прохрипел из темноты Катала. – Вы меня, законника, здесь за шестерку что ли держите? Сами нажрались, а я службу должен тащить за всех? Я вам не добренький бугор, враз всем очки поразвальцую!

Но даже грозный голос старшего не заставил полностью прийти в себя. Да и вообще, за что сразу очки-то? Кто здесь ранним утром ходит? Максим с силой потер уши – говорят, помогает. Оказалось – брехня.

– Сейчас все у меня тут штаны наденете ширинкой назад! – не унимался Катала. – Заступай на место этого залетного, Коляна, а им я сейчас лично займусь, да так, что про свои именины вчерашние вообще забудет. – Роман Евгеньевич гневно посматривал на похмельный молодняк, едва сдерживаясь, чтобы не заорать всерьез – чего доброго, на станции тревогу объявят не разобравшись. Его шестьдесят семь не впустую прожитых лет давали ему право осуждать или одобрять поступки бойцов, старшим среди них он был не только по должности. За молодыми «быками» надо приглядывать: один норовит бесплатно народ на станцию пропустить, у другого патроны так и прилипают к карманам, вместо того чтобы попадать в общак. Напраздновались, шобла этакая…

Максим поплескал в лицо из фляжки, сделал длинный глоток. Теплая, явно отдающая тиной вода шершавой волной скользнула по глотке и ухнула куда-то вглубь потрохов – легче не стало. Жажда все так же сушила, вдобавок жгучий ком подступил к горлу, хотелось блевать.

– Хур-р… – Максим с трудом проглотил ком, при авторитете блевать никак нельзя, не по-пацански. Настоящий вор-законник Катала был сегодня еще как-то слишком благодушно настроен, видно, самому от смотрящего не влетело, дела шли хорошо. – Блиин, че ж я так нажрался?.. Евгеньич, сколько мы вчера усосали-то?

– Вот мне дела нету, за оленями бухло подсчитывать! Хошь, пузо вскроем и позырим? До хера выпили! Колян сидор с бормотухой еле допер, хоть и здоровый, кабан. А ты, Макс, в другой раз считай до трех стопок, не ошибешься, – старший заглянул в ящик, увидел, что гуляки и харч пожрать успели, и брови его полезли на лоб: – Не, ну нормально, а? Я что вам, еще опохмел с закусоном должен поставлять? Или от Треугольника дачку ждете? Я вам ваши макли здесь прикрою…

Старик повернул голову, глянул на вконец позеленевшее лицо Макса, потом прислушался и хмыкнул:

– О, подфартило тебе, фраерок, – котенок твой шлепает. Значит, без закусона не останешься, факт… Да приведи ты себя в порядок, а то на рожу опухшую смотреть тошно!

При мысли о еде колючий ком снова недовольно зашевелился в желудке. Сначала в темноте перехода Максим увидел два зеленых огонька, чуть пляшущие в такт шагам, потом на свет показалась вся девчонка целиком, глаза у нее светились в темноте то зеленым, то красным, как у кошки. Ему даже нравилась эта особенность, правда, увидеть такое ночью в темноте палатки – или обосраться или за волыну хвататься. Хотя он привык.

– Поесть принесла, – Сима, косо глянув на страдальческую физиономию Макса, шмыгнула конопатым носом, поправила россыпь бронзово-рыжих косичек и принялась раскладывать порции сухпайка на чистые тряпочки, над третьей замешкалась: Колян, уронив голову на импровизированный стол, сопел, пуская сопливые пузыри, и признаков активной жизни не подавал. Роман Евгеньевич едва заметно махнул рукой: клади, мол, потом сами разберемся. Максим пытался поймать убегающий взгляд на тонком лице сестры.

– Роман Евгеньевич, расскажите что-нибудь. – Она присела на мешок, обхватив руками колени, приготовившись слушать очередную историю о мире, которого не видела и никогда не увидит, Максим и сам был не прочь послушать байки старого крупье, когда тот расщедривался на рассказ. Сейчас Евгенич расслабился, а если и собирался их строить, после отстучавшись о нарушении пахану, то явно дождется пробуждения Коляна. Чтобы оптом окучить, да не при девчонке. К Симке-живчику даже Катала относился снисходительно, у самого-то вора ни семьи, ни детей по закону не бывает.

– Вот пришел к нам как-то один фраер с вот такенной котлетой зелени, – старик перешел на жаргон, но молодежь отлично его понимала: на Китай-городе, давно уже стерлась разница между приблатнеными и настоящими бывалыми уголовниками. А карточным терминам Катала их обучил только для того, чтобы можно было отдохнуть душой хоть четверть часа, и никто не переспрашивал бы, что значит то и это. – Садится он, значит, на блэк-джек…

Максим понимающе кивнул: играть в «очко» старик его давно научил, потом постепенно приобщал и к покеру, но все-таки парень предпочитал подкидного дурака, на что Роман Евгеньевич обижался – ему нужен был партнер для более занимательных карточных игр. Теперь легко было заглянуть в прозрачные голубые глаза: Сима отбросила косички назад, слушая рассказ о подпольном казино, как в детстве сказку о Дюймовочке, затаив дыхание, все же не веря, что в карты можно играть не на патроны, не на оружие и не на «слабо сто шагов без автомата в туннель пройти».

– Поставил клиент последнее, а у него, чувствую, перебор будет… – хрипел разводящий, азартно махая руками, но перед самым концом истории решил взять актерскую паузу.

– Евгенич, ну, не тяни кота за яйца! Вот все время так… – Пискнула нетерпеливо Симка. Максим даже нашел силы улыбнуться: ершистая девчонка своей феней могла умыть и Коляна, и его, кроме разве что самого бывалого Каталы, выглядело это смешно, хотя ей самой так не казалось. Пятнадцатилетняя сестренка изо всех сил хотела казаться взрослой, а выглядела на самом деле сущим хулиганистым пацаненком.

Вдруг она повернула голову в сторону, насторожившись. Из туннеля раздался еле слышный стон, Максим подскочил, хватаясь за автомат, девочка сначала съежилась от страха, потом рванула в темноту, опередив его.

– Серафима! Стой, дура! – Максим схватил тихо пискнувшую девчушку за плечо, откидывая себе за спину. – Евгенич, подстрахуй!

И, дослав патрон, прижал «ксюху» к плечу, выцеливая туннель. Свет лампы отвоевывал только метров тридцать, а дальше – тьма. Евгенич, покряхтывая, нацепил каску и устроил стволы дробовика поверх мешков с песком.

Макс вышел из-за импровизированной баррикады, преграждавшей свободный проход, и, прижимаясь к ребрам тюбингов, шагнул в туннель. Стон повторился. Мутант? Все может быть. Правда, откуда здесь ему взяться? Это закрытый участок пути, соединявший две станции…

– Эй, покажись, а то шмальну!

Щелкнул выстрел, над головой Максима, противно взвизгнув, сыпануло искрами. Прожектор, зашипев, погас. Отскочив в сторону, он выпустил длинную очередь поперек туннеля. За спиной хлопнул дробовик. В ответ из темноты застучал автомат, кто-то вскрикнул. Ушибленное при падении плечо стрельнуло болью, Макс, скрипнув зубом, улегся за рельс:

– Н-ну, суки… – Он выставил автомат над рельсом и выпустил очередь, перечеркивая темноту туннеля из стороны в сторону.

За спиной послышался тревожный гомон, по бурым стенам заплясали блики фонарей – со станции на выстрелы спешила подмога. Максим сменил магазин и приподнялся, вглядываясь в темноту. Гулко отражаясь от чугунных стен, слышались удаляющиеся шаги, кто-то убегал. Он встал и, прижимая автомат, двинулся вперед. Опережая его, рыжим пятном пронеслась Сима.

– Куда?! – но ее уже было не остановить. Макс кинулся следом.

Девчонка уже тащила к посту какой-то бесформенный ком тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся раненым человеком, и не подстреленным, а с разбитой сильным ударом головой. Максим и Роман Евгеньевич подхватили его, донесли до костра, уложили на землю, подстелив теплую куртку. Длинные седые волосы раненого соскользнули вниз, открыв татуировку на виске: раскрытую книгу.

– Надо бы доложить, Адвокат… – Роман Евгеньевич посмотрел на Максима, державшего на прицеле темный зев туннеля; нет, не понимает он, кого обнаружил, брякнет первому попавшемуся: а мы брамина на пост притащили… – Оставайтесь с ним, я сам схожу на станцию.

Закинув двустволку на плечо, он, не оглядываясь, быстро потрусил на свет к платформе, громкий храп Николая заглушал шаги.

Максим, все еще держа автомат наготове, поглядывал в лицо брамина, все-таки на Китай-городе не дикари какие, он и в Полисе жил, правда, тогда он еще не обрел этого звучного названия… Но больше чем на одну станцию им теперь уходить запрещено, он знал точно. Сима в этих тонкостях не разбиралась, для нее эта странная татуировка была чем-то невиданным.

– Это какая ж группировка такие знаки ставит? Вроде он не из новокузнецкого Треугольника… И на шаболовских не похоже. – Она наклонилась поближе, чтобы рассмотреть новый рисунок, ничем не напоминающий привычные синие татуированные перстни на пальцах или клыкастые мутантские морды – порождение не природы, а скорее нездоровой фантазии художника.

– Сим, не пацанская татуировка-то, не видишь, что ли?

Любопытство не мешало девушке прижимать тряпку к ране. Лицо брамина было серым нито от боли, нито от потери крови, он изредка открывал глаза, но не понимал, где находится.

– Отец, ты как здесь оказался, кто напал-то, видел? – Максим склонился над стариком, хоть и не рассчитывал услышать ответ, но раненый вдруг крепко ухватил его за рукав и притянул поближе.

– Только патроны взяли… Этого не нашли, – за плечом Максима он увидел расширенные от любопытства глаза Серафимы, – девчонке нельзя, любопытная… Как Пандора… – Пальцы разжались, брамин продолжал еще что-то говорить, но Максим не мог больше разобрать слова, да и последнее больше напоминало бред. – Возьми. Надо было раньше… В огонь его. Чтобы никому… – у брамина не хватало сил говорить, он только смог вытащить из-под одежды клочок бумаги. Максим вынул из судорожно сжатых пальцев обрывок, убрал в карман, Сима следила за ним.

– А что такое «пандора»? – она склонила голову, косички живописно съехали набок, но Максим теперь смотрел только на раненого.

– Да не знаю я! У Евгенича спроси, – он потер ушибленное плечо.

У Макса голова лопалась от вопросов. Только вот задать их некому. Что делать с бумажным обрывком? Вроде, инструкции были даны простые: сжечь и никому не показывать. А самому посмотреть нельзя, что ли? Этого вроде никто не запретил, да и послушанием он с раннего детства не отличался.

– Ой, там цифры какие-то! – Серафима видела в темноте намного лучше и сумела что-то прочесть в неровном трепещущем свете костра.

– Сказано же было – никому! – чтобы без помех разглядывать потертую бумагу, Максим шутя прихватил Симу согнутой в локте рукой за шею, слабые удары девичьих кулачков посыпались на него, но читать не мешали. Он ничего не понял, что же тут особенного, буквы, цифры, «в/ч» какие-то… Верх листа оторван, внизу должность, фамилия и выцветшая синяя закорючка подписи. Почему это непременно надо было сжечь?

– Ты чего делаешь, Адвокат?! У вас тут, говорят, мужик помирает, а он у бесчувственного тела с девчонкой игры устроил!

Отвечать Шныре означало бы вызвать на свою голову не просто поток, а водопад красноречия, вот только отвечать достойно Максим так и не научился. Поэтому и заслужил такое погоняло – Адвокат, – в противоположность привычкам, за сильную нелюбовь к пустой трескотне и немногословие. Про себя выругавшись на странный выбор помощника Романом Евгеньевичем, он решил, что не настолько уж старший по посту и неправ. В некоторых случаях Шныря оказывался поразительно неболтлив, вот и сейчас быстро сник под суровым взглядом начальника и молча взялся за ноги раненого брамина. Впрочем, запрет на обсуждение не касался мирно спящего Коляна, поэтому над вторым «бесчувственным телом» остряк изощрялся еще долго, пока его голос не заглох вдалеке.

Никто не разрешал покидать пост, Максим сел рядом с упившимся напарником, задумавшись. Серафиме больше нечего было делать в туннеле, но и уходить ей не хотелось. Просто разглядывала из темноты лицо брата, такое серьезное: о чем же он думал сейчас? Опять об отце? Отвлечь бы его, погладить по щеке, сесть поближе, на станции она бы не решилась на такое. Но сейчас что-то останавливало, Максим не выглядел печальным. Значит, незачем вмешиваться, ее помощь сейчас не нужна. Но смотреть на него никто не запретит. Так хотелось погладить пальцем складочку на лбу брата, видимо, появившуюся от каких-то серьезных мыслей…

Брамин не выжил. Максиму покоя не давали сомнения: знает ли еще кто-нибудь, кроме него и Серафимы, о странной бумажке. Шныря, сидевший напротив, протянул помятую фляжку:

– Помянем? Жаль старикана, но уж слишком долго полз. Доктор наш, сам знаешь, тот еще лепила, хотя тут и Склифосовский бы не помог.

От запаха спиртного Максима сейчас мутило, он оттолкнул бы руку Шныри, но надо было задать ему еще пару вопросов. Не вышло.

– И старший ваш, Катала, просил передать: не болтай. Дольше проживешь.

Да, Роман Евгеньевич строго запретил рассказывать кому-либо подробности, но Максим, промучившись полдня догадками и смутными воспоминаниями, спросил его самого:

– Что такое «пандора»?

– Где ты это слышал? – тот насторожился.

– Сима спрашивала, – он даже не моргнул, чистая правда.

– Нечего вам про это знать. А тебе с похмелья чего только не померещится.

Вряд ли померещилось, он определенно слышал это слово, да и Симка переспросила, она-то похмельем не страдала, что за секрет? Роман Евгеньевич скрылся за дверью пахана. Если бы можно было только узнать, о чем они там с Королем говорили! Бумагу-то Максим взял без спросу, оставил себе и не выполнил просьбы. Надо бы еще раз рассмотреть ее повнимательнее.

* * *

Смотрящий сидел за столом, задумчиво гоняя карандаш по его поверхности. Дохлый брамин даже для Китай-города событие из ряда вон выходящее. Теперь придется просчитать возможные последствия и, скорее всего, проблемы, потому что пользы от загадочного трупака не было никакой.

– С Третьяковской приходили. Парни шмалять начали, шум на весь туннель, до Учителя дело дошло, гонца прислал, спрашивает, что за беспредел творится.

– Глохни, Катала! – смотрящий поморщился, – говори по-человечески, без блатной музыки, дай хоть в своем кабинете начальником себя почувствовать, а не бугром каким. Спектакль этот будешь за дверью играть. А тут…

– Сергей Михайлович, но ведь делать что-то надо! – бывший крупье опять упустил из виду, что начальник станции вовсе не бывший уголовник. А жаргон – это так, для молодых, укрепить корпоративный дух, как смотрящий говорит. Умирает искусство, будто иностранный язык учат, не живут по настоящим понятиям.

– А что делать-то?! Маляву ему объяснительную отписать или как? Если говорит, что из его братвы все целы… Ну и если не врет, конечно. Понятно, что беспредельщики шуруют, причем у нас обоих прямо под носом. Зачистить бы там еще разок туннель для профилактики, как, Роман?

– А не перебдел, Король? С зачисткой-то?

– Ну, парни неплохо начали. Точнее, начал. Толк есть только от тебя да от Макса, остальные или за баррикадой отсидятся или обратно побегут, пока шкуры не продырявили. Где взять бойцов, чтоб темноты не боялись, Роман Евгенич? – Корольков вздохнул. Бойцы имелись, только почему-то на блокпост не рвались.

– А ты сбор за вход побольше сделай, – Катала сцепил руки на пузе, усевшись поудобнее.

– Чтобы мы вообще без прибыли остались? Через Ганзу дешевле станет проходить – общак опустеет.

– Можно подумать, общак от трех патронов пополняется! – ухмыльнулся старый крупье. – Тебе ли не знать?

– Я пока знаю, что на нас кто-то наехал. Работать на моей территории и без моего разрешения… Хер им на оба дышла! – рявкнул Король, так засадив кулаком по столу, что карандаш щепками разлетелся по сторонам.

– Погоди с зачисткой все-таки, и с Учителем надо бы стрелку забить, посидите, дела порешаете. Кровь на стене и на полу есть… А жмура нет, – засуетился Катала, осторожно подбирая слова.

Король встал, прошел в угол комнаты и открыл дверцу металлического шкафа, дернув за ключ в качестве ручки, внутри стоял стакан и несколько бутылок. На вопросительный взгляд помощника отмахнулся:

– Обойдешься. Сначала дело, – себе налил на донышко и выпил одним глотком. Снова звякнула дверца, закрываясь. – Есть жмур. И вот с ним что-то надо делать… Припрятать недолго, никто не найдет, но вот если все-таки начнут искать?

– Если узнают, что брамин тут копыта откинул, предъява будет от Полиса нешуточная!

Король мрачно поглядывал на своего давнего товарища, соглашаясь.

– А насчет Полиса это правильно мыслишь, только где ты видел в Полисе таких оборванцев?

– Так он, небось, сколько по перегонам шлялся, поиздержался по дороге. В карманах пусто. Да и я так думаю: ограбили его тут где-то.

– Главное, не у нас. Только разбираться никто не будет. Вот что… – Сергей Михайлович Корольков выпрямился на стуле. – Надо человечка отправить на Третьяковскую, и пусть он аккуратно расспросит, не оттуда ли взялся брамин. А чтобы лишних в дело не посвящать, парня с поста пошлешь.

– Шнырю лучше, – Роман Евгеньевич не боялся спорить, а общительный Шныря уже был в курсе проблемы. Представить себе Максима в роли засланного шпиона – это ж чистый анекдот! Партизан из него хороший получится, а не шпион.

– Шныря твой – трепло. А Макс там хоть лишнего не расскажет.

– Кстати, почему этого парня на посту держим? Из него бойца давно пора делать, а он сидит в туннеле, как пограничный столб, или дань с торгашей собирает.

– Я тебе тут отчитываться должен?! – снова вспыхнул Король. – Ты ничего не попутал, советчик?

И уже успокоившись, добавил:

– Мы с тобой, прежде всего, как управленцы, должны грамотно использовать то, что имеем. Людей у нас мало, – Роман Евгеньевич оглянулся на дверь, за которой гудела такая толпа, что шум проникал даже в кабинет начальника станции. – Людей, повторяю, мало. А шушеры даже слишком много. Береги людей, Роман, не ломай почем зря. Этот парень хорошо работает, когда понимает, что делает и зачем. Общак и сборы – этим станция живет, это ему понятно. И будет он с лоточников все до последнего патрона собирать. Или выбивать. Потому что пользу видит. И сейчас пойдет на Третьяковку, потому что дело чистое. А грязную работу делать – тут и у твоего Шныри ума хватит. Только не ерзай мне тут на стуле в знак протеста, сидушку протрешь. К твоим блатным даже я боюсь спиной повернуться, а правильные ребята всегда пригодятся. Пользуйся ресурсами с толком, дубина! И зови сюда Макса.

* * *

Окончив дежурство в туннеле и сдав сменщику автомат, Макс перед отдыхом решил пройтись по барыгам и собрать мзду на общак, что давно следовало сделать, да все откладывал. Станция проходная, здесь всегда много пришлых и прохожих, полно торгашей, везущих чего-то и куда-то, потому значительная часть станции представляла собой рынок, а скорее просто базар. Но торговали в основном необходимой мелочевкой и, главное, жратвой.

Макс шел по пропахшему едой и одновременно гнильем гулкому от гомона покупателей и крикам зазывал туннелю мимо лотков, где сразу же при клиенте жарилось и парилось разное. Тетка Клава в туго натянутом серо-буром от грязи переднике, уперев левую руку в ребристый, как чугунная батарея, бок, правой рукой ворошила шкворчащие на прогоркшем масле куски крысятины с грибами. Завидев Макса, тут же призывно замахала шумовкой, разбрызгивая кипящий жир на прохожих, запричитала:

– Максимушка, кушать поди хочешь, вона исхудал как! Тебе с собой положить? – улыбнулась во все три зуба – один сверху и два снизу – толстая повариха.

– Не-е, – скривился Макс, – днюху Коляна праздновали… не до еды. Спасибо, теть Клав.

Тетка Клавдия по прозвищу Гермодверь к ним с Серафимой после смерти отца всегда как-то с заботой относилась, накормить-приодеть всегда пыталась. А прозвище такое заработала то ли из-за странно отгнивших зубов, то ли из-за толпы мужиков, через нее прошедших, точно Макс Белявский не знал. Да ему и неважно было. Помня ее добро, Адвокат по возможности и в благодарность то скидку с налога устроит, то и вовсе дани с нее не возьмет, а нагрузит на лишний патрон других барыг, добром нужно платить за добро, и злом вдвойне на зло – это он выучил крепко.

Проходя мимо огромных прокопченных чанов с булькающим густым супом с плавающими темно-синими кусками картошки, Адвокат унюхал сладковатый, чуть тягучий, тающий во рту аромат шипящих и капающих жиром кусков мяса на углях.

– Ай, Максим-афянде, падхади дарагой, баряшек кющать будем! – ощерился золотыми фиксами под породистым носом и крысиными усами верзила-шашлычник. Белявскому есть не хотелось от слова совсем, но перед жаровней все же остановился, подозрительно разглядывая уж больно жирное мясо.

– Баймурза, а барашек-то мутантский у тебя, – хохотнул Макс, – хрюкал перед смертью!

– Ти што! – уязвленный в самое сердце вскинулся двухметровый татарин, – мамой клянусь, барашек – чистый халяль!

– Ну-ну, – усмехнувшись в кристально честные глаза шашлычника, Максим отправился дальше.

– Максим, а ти што на бой сматрэть не пойдеш? Я вот работа Саиду сдам и пойду.

– Бой? А, точно! – вспомнил Максим, совсем он с этим брамином забыл про кулачный поединок.

– Бывай, Баймурза, – обойдя лоток с точильщиком ножей и покинув рынок, он свернул из основного тоннеля в небольшое техническое ответвление, где уже издали слышались азартный гомон зрителей и хлесткие удары.

Арена – сжатое с боков помещение, сбойка, соединявшая основной туннель ветки метро с вентиляционным. Под два десятка человек, облепив решетки, активно наблюдали мордобой, сопровождая особенно смачные удары громкими возгласами. Макс протолкался поближе к арене, дрались Сашка Еж и какой-то залетный дрыщ. Сашку Макс знал: из местных, крепкий пацан, рослый. А второй, несмотря на худобу, обладал длинными руками и на близкую дистанцию Ежа не подпускал.

– Давно машутся? – Макс поинтересовался у ближайшего зрителя в фуфайке на голое тело.

– Да минут пять как.

«Солидно», – решил Белявский, глядя как Еж теснит дрыща к клетке, активно выбрасывая правую руку и тут же срабатывая «двоечкой», правда, долговязый будто просчитывал маневр заранее и отбивал все удары. Сашка Еж вдруг выкинул лоукик, отсушив долговязому правую ногу, тот, было, уже потерял равновесие, как тут же ударил длиннющей рукой Ежу по ребрам. Толпа взвыла, кто от удовольствия, а кто и крыл матом рукожопа Ежа и сделанную на него ставку.

Макс пошарил в кармане, выудив на свет пяток «семерки», поискал горластого зазывалу с пачкой бумажек-квитанций, но передумал делать ставку:

«А вдруг просру?» – легких денег у Белявского как-то не случалось. Да и было в сегодняшнем бое что-то не так, бойцы дрались уже довольно долго, и каждый успел уже прощупать соперника. Чуйка подсказывала, что этот балет закончится херней, и точно!

После короткого катания по бетонному полу бойцы разошлись в разные углы, Еж устремился на дрыща, то ли с разбега хотел засандалить ногой в живот, то ли удар с разворота – непонятно, запнулся на ровном месте и напоролся точнехонько мордой на кулак! На секунду повисла тишина, а затем разгневанные проигрышем зрители стали трясти решетки, чтобы самолично распечатать для безуспешно пытающегося подняться с пола Ежа свежий бочонок звездюлей. Включилась охрана ринга, и всех разогнали дубинками.

Макс порадовался, что не сделал ставки на бой, один хрен он бы не собирался ставить на залетного дрыща и сто процентов проиграл бы. И заодно решил провентилировать идею: а не крысятничает ли под носом Короля господин Еж? Такое спускать нельзя.

Вернувшись обратно на станцию, прислушиваясь попутно, о чем говорят люди, а говорили в основном про бой, Макс дошел до брезентовой палатки над которой красовалась странная масляная лампа на семь огоньков и здоровенный, явно под мутанта сшитый, башмак. Макс постучал, откинул полог и вошел, в нос тут же ударил тяжелый дух дубленой кожи, нестиранных носков, воска и топленого жира.

– Здравствуйте, Соломон Моисеевич.

– И вам не хворать, Максим, – старик с абсолютно белой головой поднял взгляд за толстыми стеклами очков на гостя. – Как ваше здоровье, как дела у вашей девочки?

– Да все в порядке…

– Может, чаю? – предложил старик, умудряясь одновременно прошивать чей-то ботинок закрепленный на колодке и говорить.

– Не, мы тут праздновали… не стоит.

– Аа-а, понимаю, сам был молод. Давно. Но вы не пришли к старику просто так, верно? – хитро прищурился дед, проталкивая толстую нитку через три слоя свиной кожи и поддевая петлю шилом.

– Есть такое. Про бой слышали?

– Такому старику, как я, только и остается как слушать, что говорят другие.

– Есть мнение, что Сашка Еж лег. Можете разузнать?

– Молодой человек, если старый одессит что и может, так это разузнать, – лукаво усмехнулся башмачник, ловко скрутив хитрый узел и сплавив концы толстой капроновой нити над свечой, – я отправлю к вам Изю.

Максим вышел от башмачника уверенный, что старик не подведет, ведь Соломон Моисеевич не только лучший башмачник, но и тот еще шпион со своей миниармией из сирот и беспризорников, которых он подбирает и воспитывает как своих детей.

Насвистывая мотивчик блатной песенки, Адвокат уверенно направился к заведению с размалеванной вывеской на входе «Бар у Мойши».

Заведение, конечно, так себе. Уже с порога бар встретил Максима ядреной смесью свежего перегара и несвежей блевоты. Источник последней, кстати, лежал в собственной луже чуть в стороне от выхода и счастливо пускал ртом пузыри на каждом выдохе. Белявский скривился, смерил взглядом вышибал – братьев Щербатого и Молотка, подпиравших стены чуть поодаль, и шагнул к распиленной повдоль лакированной дверце шифоньера, заменявшей барную стойку.

Даже по меркам метро здесь было темно, и пара масляных ламп, чадящих и плюющихся искрами под самым потолком, проблемы не решали. Народу собралось немного, трое явно не местных типов, воровато поглядывая на Максима, о чем-то перешептывались, зачерпывая ложками из стоящей посреди стола сковородки, самый тощий из них при этом громко чавкал. Остальные четыре столика – катушки от кабеля – сиротливо ютились в дальнем углу.

– Ой-вэй, Максимчик, я-таки гад вас лицезгеть! – коверкая слова, бармен, и по совместительству хозяин гадюшника, поправив безрукавку, придвинулся к стойке. – Вам таки налить? За счот заведения естестгвенно. И, кстати, таки имею до вас – почти начальника – дело. Вас интегесует?

Перед Максимом из воздуха появился граненый почти чистый, но отколотый с одного боку, стакан, наполненный чем-то желтовато-мутным едва ли на донышке – тараканам на опохмел и то не хватит. Перебивая окружающую вонь, в нос остро пахнуло грибной сивухой.

Этот бар Адвокат откровенно не любил, и дело вовсе не в том, что место уж больно мутное – пьяных здесь частенько обирали, и ходили слухи, что обирали насмерть, – и не из-за того, что эта рыгаловка самая дешевая из всех дешевых, так как и без того дурное пойло разбавляли безбожно. Нет. Просто хозяин был полнейшей гнидой. И сейчас, делая вид, будто Максим пришел за просто так, эта сволочь, косящая под еврея, как всегда ломает комедию вместо того, чтобы просто заплатить.

– Мойша, патроны гони. Король не любит должников.

– Я вам заявляю, что ви таки точно антисемит! Отбираете у бедного евгея его скогбные деньги, пускаете голодных детишек по мигу… – заливался притворными слезами хозяин, вскидывая длинные костистые руки, тряся приклеенными пейсами на вполне рязанском курносо-конопатом лице. А над Максом тем временем нависла глыба Щербатого, одного из братьев-громил.

Макса Белявского по кличке Адвокат жизнь научила всегда бить первым. Не раздумывать, а надо ли, не мять яйца, взвешивая все за и против, просто бить. Иначе будут бить уже его самого, ногами и насмерть.

Сивуха вместе со стаканом полетела в лицо Мойши, удачно попав в глаза. Макс присел, пропуская над головой пудовый кулачище вышибалы, и не глядя ударил согнутой рукой назад – локтем в пах. Сдавленный вдох и восклицание Щербатого «сука по яйцам!» подтвердили попадание. Справа загомонили, вскакивая с мест, трое мутных посетителей. Затопал от дальней стены второй вышибала. Верный кастет, будто живой, перетек из рукава, пальцы привычно скользнули в собственноручно проточенные отверстия. Спокойная тяжесть стали приятно отдавала теплом в правый кулак.

Макс вскочил из приседа пружиной, отправив двухметрового верзилу в полет коротким хуком в челюсть левой – грохот упавшего «шкафа» Белявского уже не беспокоил. Сбоку что-то вякал Мойша, протирая тряпкой глаза. Второй вышибала с рыком кинулся вперед.

Быть большим и тяжелым хорошо против таких же больших и тяжелых. Но Белявский оказался мельче, ловчее и легче, потому летящую тушу Молотка с выставленным для удара кулаком он пропустил мимо, просто шагнув в сторону, и догнал кастетом в затылок с правой. Труп с размозженной головой по инерции проломил хлипкую стойку и со звоном бьющихся бутылок повалился за прилавок. Макс стрельнул взглядом по сторонам, давешняя троица выпивох, готовая к драке, скучковалась в углу, выставив ножи и заточки.

– Пшли на хер, – сквозь зубы бросил Макс, кивнув на выход. Пришлые оказались не дураками и последовали по адресу. Проконтролировав валяющегося в отрубе верзилу пинком по ребрам, Белявский оглядел помещение – мало ли – и, щербато улыбнувшись, вытянул из-за стойки причитающего Мойшу.

– Ну, сучара пархатая, думал мордоворотов на Адвоката напустить, да?

Бармен, прикинувшийся тряпкой, вдруг встрепенулся и ткнул, метя в грудь, длинным ржавым ножом, который Макс отбил в сторону, от души приложив Мойшу кастетом в живот.

– Зря, Мойша. Зря. Утюгу глянулась твоя рыгаловка. Ты помнишь Утюга Азарова?

– Д-да, помню, – держась за живот, сдавленно проблеял бармен. – Но у меня нет денег, нет патронов! – больше не коверкая слова, как прежде, выпалил хозяин.

– Ты сколько патронов Королю задолжал, полсотни? Это много. И это неуважение к пахану. Мой… хотя какой ты Мойша? Миша, ты знаешь, были еще до войны такие братки, «Якудза» назывались. Ты старше меня, должен помнить. Так вот, за каждый косяк перед ихним паханом, браток в качестве извинений, ну и чтоб авторитет перед пацанами удержать, палец себе отрезал. За косяк по пальцу. Сечешь, пархатый?