Текст книги "Охотники за костями. Том 1"

Глава четвёртая

Как ты понимаешь, всё, что создал К'рул, родилось из любви этого Старшего бога к возможностям. Мириад чародейских троп выбросил множество нитей, спутанных, как волосы на ветру, вздыбленных, точно шерсть на загривке зверя. И тем зверем был К'рул. Однако сам он был лишь подобием жизни, ибо кровь питала его, дар проливаемый, алые слёзы боли, и всё, чем он был, определялось лишь одной этой жаждой.

Но в конце концов, жажду-то мы все испытываем, верно?

Бруто Парлет. Бруто и Нуллит говорят о последней ночи Нуллит

Эта земля была просторна, но отнюдь не пустынна. Некий древний катаклизм прокатился по голым скалам так, что по всей равнине разошлись спутанным узором расселины и трещины. Если некогда песок и укрывал их, ветра и воды с тех пор унесли его до последней песчинки. Камень казался отполированным и яростно сверкал отражённым солнечным светом.

Прищурившись, Маппо Коротышка разглядывал истерзанный ландшафт. Через некоторое время он покачал головой:

– Никогда прежде я не видел этого места, Икарий. Всё выглядит так, словно здесь что-то содрало с мира кожу. Расселины… как же вышло, что они идут в совершенно случайных направлениях?

Стоявший рядом яггут-полукровка помолчал, он не отводил взгляда бледных глаз от пейзажа, словно выискивая в нём какую-то закономерность. Затем он присел на корточки и подобрал осколок камня.

– Неимоверное давление, – пробормотал ягг. – А затем… насилие. – Он поднялся и отбросил камень в сторону. – Трещины пошли против природы. Видишь ближайшую? Она пролегла точно поперёк скального стыка. Я заинтригован, Маппо.

Трелль положил на землю свой джутовый мешок.

– Хочешь осмотреться?

– Да, – с улыбкой ответил Икарий, взглянув на друга. – Мои желания тебя не удивляют, ведь так? Не будет преувеличением сказать, что мы знаешь мою душу лучше меня самого. Будь ты женщиной…

– Будь я женщиной, Икарий, я бы серьёзно забеспокоился по поводу твоего вкуса.

– Спорить не буду, – отозвался ягг, – ты несколько… волосат. Даже, честно говоря, шерстист. И учитывая твоё телосложение, я полагаю, ты вполне способен повалить на землю быка-бхедерина.

– Ну, если только придётся… хотя не могу пока придумать, зачем.

– Идём, давай осмотримся.

Маппо зашагал по выжженной равнине следом за Икарием. Жара стояла невыносимая, иссушающая. Скальная порода под ногами несла следы огромного давления – длинные, извилистые завихрения. Даже лишайник здесь не прижился.

– Долгое время всё здесь было укрыто песком.

– Да, и лишь недавно земля обнажилась.

Друзья подошли к обрывистому краю ближайшего провала.

Солнечный свет частично проникал в него, очерчивая зазубренные, крутые стены, но дно тонуло во тьме.

– Я вижу спуск, – заявил Икарий.

– А я-то надеялся, что ты его не заметишь, – отозвался Маппо, присматриваясь к той же каменной трубе с удобным расположением выступов и трещин. – Ты же знаешь, как я ненавижу карабкаться вверх-вниз.

– Не знал, пока ты этого только что не сказал. Приступим?

– Погоди, захвачу свой мешок, – проговорил Маппо, поворачиваясь. – Мы там, скорее всего, ночь проведём.

Трелль вернулся к краю равнины. Радость от удовлетворённого любопытства заметно обесценилась для Маппо с тех пор, как он поклялся странствовать с Икарием. Теперь это чувство для него плотно связывалось с ужасом. Увы, Икариевы поиски ответа не были безнадёжны. И если правда откроется, она обрушится, как лавина, а Икарий не сумеет, не сможет пережить подобного откровения. О самом себе. Обо всём, что он совершил. И ягг попытается свести счёты с жизнью сам, если никто другой не окажет ему такой милости.

На краю этой бездны они оба оказались совсем недавно. И я нарушил свою клятву. Во имя дружбы. Трелль сломался – и по сей день стыдился этого. Но куда хуже было видеть сочувствие в глазах Икария, сочувствие, что мечом пронзало сердце Маппо, оставляло незаживающую рану.

Однако любопытство – чувство переменчивое. Оно поедает время, отвлекает Икария от его неумолимого странствия. О да, время. Отсрочки. Иди туда, куда он поведёт тебя, Маппо Коротышка. Больше ты ничего не можешь сделать. Пока не… что? Пока ты наконец не потерпишь неудачу. А потом – придёт другой и, если ещё не будет поздно, примет на свои плечи бремя великого обмана.

Маппо устал. Сама его душа утомилась от этого маскарада. Слишком много лжи было в том, чтобы встать на этот путь, слишком много лжи в том, чтобы не сойти с него. Я ему не друг. Я нарушил свою клятву. Во имя дружбы? Снова ложь. Нет. Просто грубый эгоизм, слабость, проявленная по отношению к своим желаниям.

А ведь Икарий называл его другом. Хоть ягг и стал жертвой ужасного проклятья, он всё равно оставался доверчивым, благородным, открытым к радостям жизни. И вот я с радостью сбиваю его с пути – снова и снова. О, как же это назвать иначе, чем позором?

Трелль сообразил, что неподвижно стоит над своим мешком. Сколько же времени он провёл здесь, погрузившись в собственные мысли? Этого он не знал. Есть справедливость в том, что я начинаю терять себя. Вздохнув, Маппо поднял мешок и закинул за плечо. Молю, пусть мы ни с кем не встретимся. Не будет никакой угрозы. Никакого риска. И молю, пусть мы никогда не найдём выхода из этого ущелья. Но кого он молит? Кому молится? Маппо улыбнулся, направляясь обратно. Он ни во что не верил и не поддался бы искушению намалевать лицо небытию. Оттого – пустая мольба пустого человека.

– С тобой всё хорошо, друг мой? – спросил его по возвращении Икарий.

– Веди, – отозвался Маппо. – Мне сперва нужно спрятать мешок.

В глазах ягга промелькнуло что-то вроде озабоченности, но затем он, кивнув, отошёл к трубе, соскользнул с края и скрылся из виду.

Маппо вытащил небольшой поясной кошель и развязал тесёмки. Вынул из него ещё один и развернул. Оказалось, что второй по размерам больше первого. Из второго кошеля трелль достал третий – ещё больше. В него трелль с некоторым трудом запихнул свой заплечный мешок. Затянул тесёмки. Этот кошель он засунул во второй, меньший, а затем впихнул его в маленький кошель, который привязал к поясу. Неудобно, конечно, хоть и ненадолго. Оружие быстро не достанешь, если придёт беда. По крайней мере, во время спуска. Впрочем, всё равно он вряд ли сумеет драться, цепляясь за отвесную стену, как пьяный горный козлик.

Трелль подошёл к трубе и заглянул вниз. Икарий двигался быстро и уже спустился на полтора десятка человеческих ростов.

И что же они там найдут? Камни. Или нечто, что должно было быть погребено навеки.

Маппо начал спускаться.

Вскоре солнце ушло, лишив расселину света. Друзья продолжали движение в глубоком сумраке. Воздух стал холодным и затхлым. Ни звука, лишь время от времени ножны Икария задевали скальную стену. Только по этому стуку можно было понять, что ягг всё ещё жив, что он не упал. Ведь Маппо знал: если бы Икарий сорвался и полетел вниз, он бы не закричал.

Руки трелля начали уставать, икры на ногах болели, пальцы немели, но он продолжал спускаться в быстром темпе, чувствуя странную потребность двигаться, словно спуску не будет конца и ему хотелось это проверить, а проверить можно было, лишь продолжая спускаться. Вечно. Было в этом его желании что-то от признания, но раздумывать над этим трелль был пока не готов.

Воздух стал холоднее. Маппо увидел, что изо рта у него вырываются облачка пара, оседают на скале перед лицом трелля изморозью, которая поблёскивала в странном, отражённом свете. Он чуял запах старого льда где-то внизу, и шёпот беспокойства заставил его дышать чаще.

Трелль чуть не упал, когда, спустив левую ногу, почувствовал, что её подхватила чья-то рука.

– Мы внизу, – пробормотал Икарий.

– Бездна нас побери, – выдохнул Маппо, отталкиваясь от стены и приземляясь на полусогнутые ноги. Пол был скользкий, чуть наклонный. Он выставил вперёд руки, чтобы сохранить равновесие, затем выпрямился: – Ты уверен? Быть может, склон этот – лишь выступ, и если мы оступимся…

– Промокнем. Идём, тут какое-то озеро.

– Ага, вижу. Оно… светится.

Оба осторожно приблизились к недвижной глади впереди. Слабое, зеленовато-голубое свечение снизу позволяло оценить глубину озера. На неровном дне – на расстоянии около десяти человеческих ростов – вздымались прогнившие остовы деревьев и сломанные сталагмиты, бледно-зелёные с белёсой каймой.

– И ради этого мы спустились на треть лиги? – спросил Маппо и рассмеялся.

Эхо подхватило и разнесло его голос.

– Смотри, там – дальше, – скомандовал Икарий, и трелль услышал в словах спутника восторг.

Древесные остовы уходили вдаль на четыре-пять шагов, затем исчезали. А за ними неясно проглядывала массивная, грубая конструкция. Смутный узор покрывал её видимые стороны и крышу. Странные, угловатые выступы с дальней стороны уходили в стороны, точно паучьи лапки. Маппо присвистнул:

– Оно живое?

– Это какой-то механизм, – проговорил Икарий. – Металл почти белый, видишь? Ни следа ржавчины. Выглядит так, словно его построили вчера… но я полагаю, друг мой, что устройство это чрезвычайно древнее.

Маппо помолчал, затем спросил:

– Одно из твоих творений?

Икарий бросил на него взгляд, глаза ягга сияли:

– Нет. И это самое удивительное.

– Нет? Ты уверен? Мы ведь находили и другие…

– Уверен. Не знаю, почему, но я в этом нисколько не сомневаюсь. Это устройство сконструировал кто-то другой, Маппо.

Трелль присел и окунул руку в воду, затем быстро отдёрнул.

– Ох, боги, холодная!

– Для меня это не препятствие, – заявил Икарий, улыбаясь так, что показались гладкие нижние клыки.

– Хочешь подплыть и осмотреть его? Не трудись, ответ уже ясен. Ладно, я отыщу какую-нибудь ровную площадку и разобью лагерь.

Ягг принялся стягивать с себя одежду.

Маппо направился прочь по склону. Свечение воды в достаточной мере развеивало мрак, чтобы он мог разглядеть дорогу, шагая вперёд и касаясь рукой холодной каменной стены. Пятнадцать шагов спустя его рука ушла в узкую щель, а когда она вновь коснулась камня, трелль сразу же заметил, как изменилась на ощупь поверхность стены под пальцами. Маппо остановился и принялся разглядывать её.

Неровный выступ базальта выпирал из стены так, что уступ, на котором стоял трелль сужался, а затем и вовсе исчезал. Зазубренные трещины бежали по его наклонной поверхности и уходили в озеро, где чёрные расселины вновь возникали уже на дне. Маппо заключил, что этот базальтовый блок попал сюда снаружи. Возможно, вся расселина возникла от его появления здесь.

Трелль отступил назад, пока уступ не расширился настолько, чтобы можно было сесть. Опёрся спиной о скалу и уставился на взволновавшуюся поверхность озера. Вытащив соломинку, он принялся чистить зубы и размышлять над увиденным. Он не мог себе представить природный процесс, который мог бы привести к появлению здесь такого базальтового вкрапления. Каким бы ни было давление земной толщи, в это части субконтинента просто не существовало сталкивающихся нагорий, которые могли привести к такому результату.

Нет, здесь открылись врата, и базальтовая глыба явилась через них. Что привело к катастрофе. Из своего мира… прямо в плотную твердь этого.

Что же это за базальт? Он знал ответ.

Небесная цитадель.

Маппо поднялся и снова взглянул на базальтовый выступ. И то, что Икарий ныне рассматривает на дне озера… явилось изнутри. Из этого следует, что где-то должен быть своего рода портал. Или попросту вход. Вот теперь ему стало по-настоящему любопытно. Какие тайны скрыты внутри? Во время ритуала внушения, который Безымянные проводили, чтобы закрепить клятву Маппо, они выпевали сказания о небесных цитаделях, ужасных крепостях к'чейн че'маллей, что плавали в небесах, словно тучи. По словам Безымянных, это было вторжение – давным-давно, во времена до возвышения Первой империи, когда народы, которым было суждено потом её основать, ещё лишь кочевали небольшими отрядами – даже не племенами – и мало чем отличались от смертных имассов. Вторжение, которое – по крайней мере, в этом регионе – провалилось. В сказании почти не упоминалось о том, кто встал против захватчиков. Вероятно, яггуты. Или форкрул ассейлы, или даже сами Старшие боги.

Трелль услышал плеск, вгляделся во мрак, и увидел, как Икарий неуклюже выбирается из воды на берег. Маппо поднялся и подошёл к другу.

– Мёртвый, – выдохнул Икарий, и Маппо заметил, что ягга бьёт крупная дрожь.

– Механизм?

Тот покачал головой:

– Омтоз Феллак. Эта вода… мёртвый лёд. Мёртвая… кровь.

Маппо подождал, пока Икарий придёт в себя. Он смотрел на взволнованную поверхность озера, гадая, когда эти воды в последний раз приходили в движение, впитывали тепло живого тела, которого они явно алкали.

– Внутри этой машины – труп, – сказал через некоторое время ягг.

– К'чейн че'малля.

– Да. Как ты узнал?

– Я нашёл небесную цитадель, из которой явилось это устройство. Часть её просто торчит из стены.

– Странное создание, – пробормотал Икарий. – Не помню, чтобы я когда-либо прежде видал подобное, но знаю, как они назывались.

– Насколько мне известно, друг, ты никогда не сталкивался с ними в своих странствиях. Тем не менее – ты многое знаешь о них.

– Об этом мне нужно подумать.

– Да.

– Странное создание, – повторил ягг. – Рептилия. Усохшая, конечно, как и следовало ожидать. Могущественная, надо полагать. Задние ноги, предплечья. Мощные челюсти. Короткий хвост…

Маппо поднял взгляд:

– Короткий хвост? Ты в этом уверен?

– Да. Зверь лежал внутри, а рядом с ним я заметил рычаги – он управлял этим механизмом.

– Ты сумел заглянуть внутрь через иллюминатор?

– Нет. Белый металл становился прозрачным всюду, куда я только бросал взгляд.

– И открывал внутреннее устройство машины?

– Только ту часть, где сидел к'чейн че'малль. Я полагаю, это своего рода повозка – для путешествий и разведки… но не приспособленная к тому, чтобы оказаться под водой; также она не подошла бы и для раскопок – многосуставные руки для этого не сгодились бы. Нет, проявление Омтоз Феллака застало его врасплох. Пожрало, заключило в лёд. Явился яггут, Маппо, и позаботился о том, чтобы никто отсюда не вышел.

Трелль кивнул. По описанию Икария он и сам вообразил примерно такую последовательность событий. Как и небесная цитадель, этот механизм должен был летать по воздуху, повинуясь силе каких-то неведомых чар.

– Если мы где-то и найдём ровную площадку, – проговорил он, – то лишь внутри цитадели.

Ягг улыбнулся:

– Неужели я заметил в твоих глазах блеск нетерпения? Подозреваю, сейчас я вижу прежнего Маппо. С памятью или без, но ты мне не чужой, и я в последнее время был весьма огорчён видеть тебя таким подавленным. Я всё понимаю – как не понять? Это я виной твоему унынию, друг мой, и о том я скорблю. Идём же, давай отыщем вход в эту гиблую цитадель?

Маппо смотрел, как Икарий прошёл мимо него, и медленно повернулся, провожая ягга глазами.

Икарий, Создатель Механизмов. Откуда же взялись такие умения? Трелль с испугом подумал, что вскоре они могут это узнать.

Монастырь располагался посреди безводной, труднопроходимой пустоши. Ни единой деревни или поселения не было на дюжину лиг окрест, куда бы путник ни поехал по едва видимым следам дороги. На карте, которую Резчик приобрёл в Г'данисбане, монастырь был отмечен одной извилистой линией бурых чернил, едва различимой на истёртой коже. Символом Д'рек, Червя Осени.

Единственное строение под высоким куполом возвышалось среди окружённого низкими стенами двора, и небо над ним пятнали чёрные точки – там кружили стервятники.

Рядом с юношей сгорбился в седле Геборик Призрачные Руки. Он сплюнул и сказал:

– Разложение. Гниение. Растворение. Когда то, что некогда работало, внезапно ломается. И душа, точно мотылёк, улетает. Во тьму. Осень ждёт, и все времена года перекосились, изогнулись, чтоб избежать удара обнажённых ножей. Но узники нефрита навеки в плену. В плену собственных споров, раздоров, свар. Невидимая вселенная снаружи – этим глупцам плевать на неё. Они облачились в невежество, как в броню, и вооружились злобой, точно мечом. Что я для них? Диковинка. Даже меньше того. Раз этот мир сломан, зачем мне беспокоиться о нём? Я об этом не просил, ничего такого я не хотел…

Старик продолжал бубнить, но Резчик перестал его слушать. Он оглянулся на двух женщин позади. Безмолвных, равнодушных, ожесточённых жарой. Лошади шли, свесив головы; пыльная, изодранная шкура обтягивала рёбра животных. Неподалёку ковылял Серожаб. Демон казался таким же толстым и гладким, как и прежде. С безграничной энергией он кружил вокруг всадников.

– Нам стоит заглянуть в этот монастырь, – заявил Резчик. – Воспользоваться колодцем, и если там есть хоть какие-то припасы…

– Все они мертвы, – каркнул Геборик.

Резчик окинул взглядом старика, затем хмыкнул:

– Тогда ясно, откуда падальщики. Но нам всё равно нужна вода.

Дестриант Трича одарил юношу неприятной улыбкой.

Резчик понял её значение. Он стал бессердечным, привычным к мириадам ужасов мира. И целый монастырь, наполненный телами мёртвых жрецов и жриц… ничего особенного. И старик заметил, увидел в нём это. Его новый господин – Тигр Лета, Владыка Войны. Геборик Призрачные Руки, Высший жрец битвы, он видит, каким жестоким я стал. И его это… забавляет.

Резчик направил свою лошадь по тропинке, ведущей к монастырю. Остальные поехали следом. Даруджиец натянул поводья перед закрытыми воротами, затем спешился.

– Геборик, ты чуешь какую-то угрозу для нас?

– А у меня есть такой дар?

Резчик снова окинул старика взглядом, но промолчал.

Дестриант неуклюже спустился с лошади.

– Ничего живого там нет. Ничего.

– И призраков?

– Ничего. Она забрала их.

– Кто?

– Неожиданная гостья – вот кто. – Жрец расхохотался, вскинув руки. – Мы играем в свои игры. И не ожидаем… бессилия. Всесилия. Я бы мог им сказать. Предупредить их, но они бы не стали слушать. Тщеславие пожирает всё и всех. Одно-единственное здание может стать целым миром, где умы жмутся друг к другу, толкаются, а затем начинают царапаться и драться. Им нужно лишь выйти наружу, но они этого не делают. Они позабыли, что «снаружи» вообще существует. О, сколько лиц у поклонения, но ни одно из них не есть истинное поклонение. И вопреки всем стараниям оно служит лишь демонической ненависти в их сердцах. Обидам, страхам, злокозненности. Я мог бы им сказать.

Резчик подошёл к стене, ведя лошадь в поводу. Затем забрался ей на спину, замер на корточках в седле, затем выпрямился и встал. До верха стены было рукой подать. Юноша подтянулся. И увидел во дворе тела. Около дюжины, все чернокожие, по большей части, голые, раскиданные по утоптанной белой земле. Резчик прищурился. Тела словно… кипели, пенились, расплавлялись. Бурлили прямо у него на глазах. Он отвёл взгляд. Двери купольного храма были распахнуты настежь. Справа виднелся невысокий загон, окружавший невысокое же, вытянутое строение из глинобитного кирпича, стены были оштукатурены примерно на треть. Корыта со штукатуркой и инструменты рядом указывали, что работу так и не закончили. На плоской крыше собрались стервятники, но ни один не решился спуститься, чтобы отведать мертвечины.

Резчик спрыгнул во двор. Подошёл к воротам, поднял засов, а затем потянул на себя тяжёлые створки.

С другой стороны его ждал Серожаб.

– Подавленно и смятенно: Столько неприятных вещей, Резчик, в этом гиблом месте. Ужас. Никакого аппетита! – Демон проскользнул мимо юноши, боязливо подобрался к ближайшему трупу. – А! Они кишат! Червями кишат, червями! Эта плоть нечистая, даже для Серожаба непригодная. Отвращение. Давай скорей покинем это место!

Резчик уже приметил колодец, расположенный в углу между строением и храмом. Он вернулся туда, где ждали за воротами остальные его спутники.

– Давайте мне бурдюки для воды. Геборик, можешь обыскать сарай? Вдруг там есть что-то съестное.

Дестриант Трича улыбнулся:

– Скот так и не выпустили. Прошли дни. Жара убила их всех. Дюжину коз и двух мулов.

– Просто посмотри, нет ли там съестных припасов.

Старик направился к невысокому строению.

Скиллара спешилась, сняла бурдюки с седла Фелисин Младшей, перебросила собственные через плечо и подошла к Резчику.

– Бери.

Тот пристально посмотрел на неё.

– Похоже, это предупреждение.

Она чуть вскинула брови:

– А мы так важны, Резчик?

– Я не нас конкретно имел в виду. Я хотел сказать, может быть, нам следует это воспринимать как предупреждение.

– Мёртвых жрецов?

– Ничего хорошего из поклонения богам не выходит.

Она одарила его странной улыбкой, а затем вручила бурдюки.

Резчик выругался. Никогда у него не получалось связно выразить свои мысли в разговоре с этой женщиной. Всегда получалась какая-то глупость. Всё из-за её вечно шутливого взгляда, будто она уже была готова улыбнуться, стоило ему только открыть рот. Резчик больше ничего не сказал, принял у Скиллары бурдюки и пошёл обратно во двор храма.

Скиллара некоторое время смотрела ему вслед, затем обернулась, когда Фелисин спешилась.

– Нам нужна вода.

Та кивнула:

– Я знаю.

Потом она потянула себя за прядь отросших волос.

– Всё время вспоминаю тех разбойников. А теперь – снова мертвецы. И ещё кладбища – вчера дорога шла прямо через них – через поле костей. Будто мы въехали в кошмар и с каждым днём погружаемся в него глубже и глубже. Вроде жарко, но мне всё время холодно и становится только холоднее.

– Это от обезвоживания, – объяснила Скиллара, заново набивая трубку.

– Ты её изо рта не вынимаешь уже несколько дней, – заметила Фелисин.

– Помогает терпеть жажду.

– Правда?

– Нет, но я себе всё время это повторяю.

Фелисин огляделась по сторонам:

– Мы так часто поступаем, правда?

– Как?

Та пожала плечами:

– Повторяем себе то и это. И надеемся, что от повторения сказанное станет правдой.

Скиллара затянулась и выпустила к небу струю дыма, которую тут же подхватил и унёс ветер.

– Ты выглядишь такой здоровой, – проговорила Фелисин, снова разглядывая её. – А все остальные сохнут.

– Кроме Серожаба.

– Да, кроме Серожаба.

– Он с тобой много разговаривает?

Фелисин покачала головой:

– Нет. Только когда я просыпаюсь по ночам от кошмаров. Тогда он мне поёт.

– Поёт?

– Да, на своём родном языке. Колыбельные. Говорит, ему нужно практиковаться.

Скиллара бросила на неё быстрый взгляд:

– Правда? А почему, не сказал?

– Нет.

– А сколько тебе было лет, Фелисин, когда мать тебя продала?

Та вновь пожала плечами:

– Не помню.

Скорее всего, это была ложь, но Скиллара не стала настаивать.

Фелисин шагнула ближе.

– Ты позаботишься обо мне, Скиллара?

– Что?

– Я себя чувствую так, будто качусь назад. Раньше я себя чувствовала… старше. Там, в Рараку. А теперь с каждым днём всё больше и больше превращаюсь в ребёнка. Становлюсь меньше и меньше.

Скиллара смущённо сказала:

– Никогда у меня не получалось заботиться о других.

– У Ша'ик, как мне кажется, тоже. Она была… одержима…

– С тобой у неё неплохо получилось.

– Нет, в основном всё сделал Леоман. И Тоблакай. И Геборик, прежде чем Трич его забрал. Она обо мне не заботилась, поэтому Бидитал и…

– Бидитал мёртв. Подавился собственными сморщенными яйцами.

– Да, – прошептала Фелисин. – Если всё произошло так, как говорит Геборик. Тоблакай…

Скиллара фыркнула:

– Подумай сама, Фелисин. Если бы Геборик сказал, что это сделал Л'орик или Ша'ик или даже сам Леоман, можно было бы сомневаться. Но Тоблакай? В это легко поверить. Нижние боги, как в это не поверить?

В ответ девушка чуть улыбнулась и кивнула:

– Ты права. Только Тоблакай бы мог так поступить. Только Тоблакай убил бы его… так. Скажи, Скиллара, у тебя есть запасная трубка?

– Запасная? А дюжину не хочешь? Будешь курить все разом?

Фелисин расхохоталась:

– Нет, мне только одну. Так ты позаботишься обо мне, правда?

– Попытаюсь.

Быть может, и вправду стоит попытаться. Как Серожаб. Нужно практиковаться. И Скиллара принялась искать запасную трубку.

Резчик вытащил ведро и присмотрелся к воде. На вид она казалась чистой, ничем особенным не пахла. И всё равно юноша замешкался. И услышал шаги позади.

– Я нашёл фураж, – сообщил Геборик. – Больше, чем мы сможем унести.

– Думаешь, вода здесь в порядке? От чего умерли все жрецы?

– Хорошая вода. Я тебе уже говорил, что их погубило.

Разве?

– Стоит нам обыскать храм?

– Серожаб уже там. Я ему приказал искать деньги, драгоценности, еду, которая ещё не испортилась. Ему это всё не слишком-то по нраву, так что, полагаю, управится он быстро.

– Хорошо. – Резчик подошёл к корыту и вылил в него воду, затем вернулся к колодцу. – Как думаешь, сумеем мы заманить сюда лошадей?

– Я попытаюсь.

Но Геборик не двинулся с места.

Резчик оглянулся и заметил, что странные глаза старика сверлят его.

– Что не так?

– Да нет, всё так. Я кое-что приметил. Есть у тебя некоторые качества, Резчик. К примеру, умение вести за собой других.

Даруджиец нахмурился:

– Если хочешь сам командовать – милости прошу, валяй.

– Я не пытался тебя уязвить, парень. Имел в виду то, что сказал. Ты взял командование на себя, и это хорошо. Это то, что нам нужно. Я никогда не был вожаком. Всегда шёл за другим. Таково моё проклятье. Но этого они услышать не захотят. От меня. Нет, они хотят, чтобы я возглавил их. Вывел к свободе. А я им повторяю, что не знаю ничего о свободе.

– Им? Кому? Скилларе и Фелисин?

– Я приведу лошадей, – проговорил Геборик. Он развернулся и пошёл прочь своей странной, лягушачьей походкой.

Резчик снова наполнил ведро и вылил воду в корыто. Здесь нужно накормить лошадей тем, что нельзя будет забрать. Запасти воды. И, кстати, разграбить храм. Что ж, он ведь был вором – когда-то, давным-давно. Да и мертвецам богатства ни к чему, верно?

Позади раздался оглушительный треск. Звук открывшегося портала. Резчик крутанулся на месте, уже сжимая в руках ножи.

Из чародейских врат галопом вылетел всадник. Резко натянул поводья, так что копыта заскользили по земле, вздымая клубы пыли. Тёмно-серый конь – жуткое чудовище. Шкура кое-где порвалась и отвалилась, так что стали видны сухожилия, высохшие мускулы и связки. Глаза – чёрные провалы; длинная, спутанная грива взвилась, когда конь вскинул голову. В высоком седле восседал всадник – ещё страшнее своего скакуна. Чёрная, изукрашенная броня местами была покрыта патиной, помятый, видавший виды шлем без забрала открывал взгляду костяное лицо. Со скул свисали только редкие обрывки плоти да сухожилия, на которых держалась челюсть, полная почерневших, подпиленных зубов.

На миг, когда конь встал на дыбы, пыль взвилась тучей, но Резчик успел заметить оружие – больше, чем мог сосчитать. Мечи за спиной, метательные топорики, рукояти у седла, а в левой руке мертвеца – что-то вроде рогатины с бронзовым наконечником длиной с клинок меча. Длинный лук, короткий лук, ножи…

– Где он?!

Дикий, разъярённый рёв.

Части брони упали на землю, когда неупокоенный воин развернулся, оглядывая двор.

– Будь ты проклят, Худ! Я шёл по следу!

Увидев Резчика, мертвец вдруг замер и затих.

– Она оставила кого-то в живых? Сомневаюсь. Ты не щенок Д'рек. Пей воду, смертный, это не важно. Ты всё равно мёртв. Ты – и всякая теплокровная живая тварь в этом мире и всяком ином!

Он развернул коня к храму, в дверях которого возник Серожаб, сжимавший в руках мотки шёлка, шкатулки, свёртки с едой и кухонные принадлежности.

– Жаба, что любит готовить с удобством? О, воистину явилось безумие Великого Конца! Ещё шаг, демон, и я оторву тебе ножки, а потом зажарю их на огне. Думаешь, я больше не ем? Ты прав, но я зажарю их из чистой злобы, из жгучей иронии – да! Нравится тебе это? – Мертвец вновь обратился к Резчику: – Это он хотел мне показать? Сорвал меня со следа… ради этого?

Резчик спрятал ножи. Во внешние ворота вошёл Геборик Призрачные Руки с лошадьми в поводу. Старик замер, увидев всадника, вскинул голову, затем пошёл дальше.

– Слишком поздно, Солдат, – проговорил он. – Или слишком рано!

И расхохотался.

Конник высоко поднял копьё.

– Трич, как видно, совершил ошибку, но я всё равно должен приветствовать тебя.

Геборик замер.

– Ошибку, Солдат? Да, согласен, но я мало что могу с этим поделать. И принимаю твоё вынужденное приветствие. Что привело тебя сюда?

– Спроси Худа, если хочешь получить ответ! – Всадник перевернул копьё и вогнал его в землю, затем спрыгнул с седла, так что по двору рассыпались новые куски прогнивших доспехов. – Думаю, мне нужно осмотреться – будто я ещё не всё увидел. Пантеон разрывает на куски, но что с того?

Геборик потянул испуганных лошадей к корыту, обходя неупокоенного воина широким полукругом. Приблизившись к Резчику, старик пожал плечами:

– Солдат Худа из Высокого дома Смерти. Он нас не побеспокоит, я думаю.

– Ко мне он обратился по-даруджийски, – заметил Резчик. – Сначала. А потом говорил с тобой по-малазански.

– Да.

Солдат был высок, и только теперь Резчик заметил предмет, свисавший с увешанного ножами пояса мертвеца. Покрытая белой эмалью маска, треснувшая, с одной-единственной алой полосой на щеке. Глаза даруджийца расширились.

– Храни нас Беру, – прошептал он. – Сегулех!

В этот момент Солдат обернулся, затем подошёл ближе.

– Даруджиец, ты забрёл далеко от дома! Скажи, правят ли в Даруджистане по-прежнему чада Тирана?

Резчик покачал головой.

– Ты будто ошалел, смертный. Что тебя тревожит?

– Я… я слышал… то есть, говорят, сегулехи обычно никому ничего не говорят. Но ты…

– Ревностная лихорадка всё ещё терзает моих смертных сородичей? Глупцы! Значит, в городе по-прежнему стоит армия Тирана?

– Кого? Чего? Даруджистаном правит совет. У нас нет армии…

– Восхитительное безумие! И в городе нет сегулехов?

– Нет! Только… истории. То есть – легенды.

– Так где же прячутся мои напялившие маски соотечественники?

– Говорят, они живут на острове, далеко на юге, за Морном…

– За Морном! Теперь понятно. Их держат наготове. Этот ваш Совет Даруджистана – чародеи все до единого? Бессмертные, скрытные, параноидные маги! Низко припали к земле на случай, когда Тиран вернётся, как ему дóлжно однажды вернуться! Вернётся, чтоб отыскать своё войско! Ха-ха, «совет»!

– Это не совсем совет, господин, – проговорил Резчик. – Если говорить о магах, то нужно вспомнить ложу Т'орруд…

– «Т'орруд»? Да, хитро. Возмутительно даже! Баруканал, Дэруданит, Травейлегра, Маммольтэнан? Эти имена тебе что-то говорят? О, вижу, да.

– Маммот был моим дядей…

– Дядей? Ха! Чушь! – Мертвец развернулся. – Я увидел довольно! Худ! Я ухожу! Она явила своё решение. Ясно, как лёд. Худ, треклятый глупец, я тебе был для этого не нужен! А теперь мне придётся снова искать его след, гори твои старые кости!

Солдат вновь вскочил на своего неупокоенного коня.

Геборик окликнул его, стоя у корыта:

– Солдат! Позволь спросить… за кем ты охотишься?

Заострённые зубы распахнулись и сошлись в беззвучном смехе.

– Охочусь? О да, все мы охотимся, но я был ближе иных! Чтоб Худу все суставы перекрутило! Волосы из носу вырвало, а зубы в брюхо впечатало! Копьё ему в задницу и гору на темечко! О-о, я ему найду жену однажды, можете биться об заклад! Но прежде – охота!