Текст книги "Охотники за костями. Том 1"

В яме хранилось тридцать три таблички, и когда девушка достала последнюю, она заметила что-то странное на дне. Придвинув фонарь, Апсалар разглядела глиняные черепки. Фрагменты текста, написанного рукой Мебры.

– Он их уничтожает, – пробормотала она себе под нос. – Время от времени.

Апсалар присмотрелась к табличке у себя в руках. Её покрывал куда более толстый слой пыли, чем остальные. Буквы больше истёрлись.

– Но эту сохранил.

Ещё один список. Но имена в нём – знакомые. Апсалар принялась читать вслух:

– «Дукер наконец освободил Геборика Лёгкую Руку. Планы смешало восстание, Геборик исчез. Колтейн ведёт беженцев, но среди малазанцев скрылись змеи. Калам Мехар отправлен к Ша'ик, следом – „Красные клинки“. Калам передаст Книгу в руки Ша'ик. „Красные клинки“ убьют эту сучку. Я доволен».

Следующие несколько строк врезали в глину уже после того, как она затвердела. Почерк казался торопливым и неровным.

– «Геборик у Ша'ик. Теперь известен как „Призрачные Руки“. И в этих руках – сила, способная уничтожить всех нас. Весь этот мир. И никто не может его остановить».

Написано в ужасе, в панике. Но… Апсалар покосилась на другие таблички. Видимо, произошло нечто, успокоившее Мебру. Геборик погиб? Этого она не знала. Может, на его след вышел кто-то другой, кто-то, распознавший угрозу? Да и вообще, какого Худа Геборику – незначительному историку из Унты – делать в компании Ша'ик?

Очевидно «Красные клинки» не справились со своей задачей. Ведь в конце концов эту женщину убила адъюнкт Тавор, верно? На глазах у десяти тысяч свидетелей.

– Она сейчас очнётся.

Апсалар взглянула на Телораст. Тень парила у тела пардийки, лежавшей рядом со входом.

– Ладно, – проговорила Апсалар, сталкивая таблички обратно в яму и укладывая сверху камень. – Уходим.

– Ну, наконец-то! Там уже почти рассвело!

– И никакого моста?

– Только развалины, Не-Апсалар. Ох, слишком похоже на родину.

Кердла зашипела:

– Тихо, Телораст! Идиотка! Мы об этом не должны говорить, помнишь?

– Прости.

– Когда доберёмся до моей комнаты, – сказала Апсалар, – вы мне расскажете об этом троне.

– Она вспомнила.

– А я – нет, – отозвалась Кердла.

– Я тоже, – подхватила Телораст. – Троне? Каком троне?

Апсалар уставилась на двух призраков, которые встретили её взгляд немигающими, слабо светящимися глазами.

– Ладно, проехали.

Фалах'д был на голову ниже Самар Дэв (а она едва дотягивала до среднего роста) и весил, наверное, меньше, чем одна её нога, если отрубить её у бедра. Неприятный образ, конечно, но до ужаса реалистичный. В сломанных костях обосновалась сильная инфекция, изгнать которую удалось только усилиями четырёх ведьм. Это произошло лишь вчера вечером, Самар до сих пор чувствовала слабость и головокружение, и стоять здесь, на самом солнцепёке, было вовсе не легко.

Каким бы лёгким коротышкой ни был фалах'д, он изо всех сил старался производить внушительное, благородное впечатление, восседая на своей длинноногой белой кобыле. Увы, несчастное животное под ним тряслось и вздрагивало всякий раз, когда яггский жеребец Карсы Орлонга вскидывал голову или грозно косил глазами. Фалах'д ухватился обеими руками за луку седла, поджал тонкие губы, и в глазах его светилась даже некоторая робость. Расшитая драгоценными камнями телаба фалах'да смялась, а круглая шёлковая шапка с подбоем перекосилась, когда правитель города взглянул на того, кого все знали как Тоблакая, бывшего телохранителя Ша'ик. Который, даже спешившись и стоя рядом со своим конём, мог и вполне намеренно смотрел сверху вниз на властителя Угарата.

Фалах'да сопровождали полсотни солдат дворцовой стражи, и ни сами они, ни их лошади явно не чувствовали себя уверенно.

Тоблакай разглядывал массивное строение, известное как крепость Моравал. Всю плосковерхую гору выдолбили изнутри, каменным склонам придали вид внушительных укреплений. Окружал крепость глубокий ров с крутыми стенами. Чародейство или морантская взрывчатка разрушили каменный мост через него, а на другой стороне были хорошо видны обожжённые и помятые, но крепкие ворота из железа. Можно было приметить несколько простых окон на высоте, но все они были наглухо закрыты железными ставнями со скошенными прорезями бойниц.

Осадный лагерь выглядел убого – всего несколько сотен солдат, расположившихся у костров и поглядывавших на приезжих со слабым интересом. К северу от узкой дороги раскинулось полевое кладбище – около сотни кустарных деревянных помостов высотой чуть ниже колена, на каждом из которых расположился завёрнутых в саван труп.

Тоблакай наконец перевёл взгляд на фалах'да:

– Когда в последний раз на стенах видели малазанца?

Молодой градоправитель вздрогнул от неожиданности, затем нахмурился.

– Ко мне следует обращаться, – протянул он тоненьким голоском, – соответственно с моим положением как Святого фалах'да Угарата…

– Когда? – повторил Тоблакай, лицо его потемнело.

– Кхм, ну, гм… Капитан Инашан, отвечай этому варвару!

Наспех отдав честь, капитан подошёл к солдатам в лагере. Самар смотрела, как он переговорил с полудюжиной осаждавших, видела, как в ответ на вопросы они лишь пожимали плечами, видела, как напряглась спина Инашана, слышала, как голос его зазвучал громче. Солдаты начали переругиваться между собой.

Тоблакай хмыкнул. Указал на своего коня.

– Оставайся здесь, Погром. Никого не убивай.

Затем великан подошёл к краю рва.

Самар Дэв не сразу решилась, но затем двинулась следом.

Воин покосился на неё, когда она остановилась рядом.

– Я буду штурмовать эту крепость один, ведьма.

– Это наверняка, – ответила Самар. – Я здесь, только чтобы лучше видеть.

– Вряд ли тебе будет на что смотреть.

– Что ты задумал, Тоблакай?

– Я – Карса Орлонг из народа теблоров. Ты знаешь моё имя, его и называй. Для Ша'ик я был «Тоблакай». Она мертва. Для Леомана Кистеня я был «Тоблакай», и он всё равно, что мёртв. Для восставших я был…

– Ладно, я поняла. Только мёртвые или почти мёртвые люди звали тебя Тоблакаем, но учти, что только это имя уберегло тебя от того, чтобы прогнить остаток жизни в дворцовых застенках.

– Щенок на белом коне – глупец. Я могу сломать его одной рукой…

– Да, его это, вероятнее всего, сломит. А его армию?

– Тоже глупцы. Хватит слов, ведьма. Узри.

И она увидела.

Карса спустился в ров. Мусор, сломанное оружие, осадные камни и иссохшие тела. На валунах засуетились ящерицы, накидочники взмыли вверх, словно бледные листья на ветру. Теблор остановился точно под массивными железными створками ворот. Даже при своём росте он едва мог дотянуться до узкого выступа под ними. Воин оглядел обломки моста, разбросанные вокруг, затем начал сваливать в кучу камни, выбирая куски побольше, чтобы сложить грубые ступени.

Через некоторое время результат его удовлетворил. Обнажив меч, он взобрался по ступеням и оказался вровень с широким, прибитым заклёпками запорным механизмом. Карса поднял кремнёвый меч обеими руками, вогнал остриё в щель там, где по его расчёту должен был находиться замок. Выждав мгновение, пока угол клинка и положение рук не укрепились в его сознании, затем вытащил меч, отступил так далеко, как только смог, на самодельной платформе из обломков, занёс своё оружие – и ударил.

Удар достиг цели, неразрушимое кремнёвое лезвие вошло в щель между створками ворот. Клинок с хрустом вонзился в невидимый железный засов и застрял, а отдача волной пробежала по рукам и плечам Карсы.

Теблор заворчал, подождал, пока боль успокоится, затем с пронзительным скрежетом вытащил меч. И вновь прицелился.

На этот раз он не только услышал, но и почувствовал, как переломился засов.

Карса выдернул клинок и упёрся плечом в ворота.

Что-то тяжело звякнуло с другой стороны, и правая створка распахнулась.

Самар Дэв смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами. Она только что увидела нечто… невероятное.

К ней подошёл капитан Инашан.

– Храни нас Семь Святых, – прошептал он. – Он же только что разрубил железные ворота.

– Именно так.

– Нам нужно…

Самар покосилась на солдата:

– Что нам нужно, капитан?

– Нам нужно убрать его из Угарата. И как можно скорее.

Тьма в коридоре – стены под углом, желоба и бойницы. Какой-то механизм опустил сводчатый потолок и сдвинул стены – Карса видел, что они висят, примерно на палец не доставая до мощёного пола. Двадцать убийственных шагов до внутренних ворот – широко распахнутых.

Теблор прислушался, но ничего не услышал. Зловонный, горьковатый воздух. Воин прищурился, глядя на бойницы. За ними тоже тьма, потайные комнаты за стеной не освещены.

Перехватив меч поудобнее, Карса Орлонг вошёл в крепость.

По желобам на него не посыпался раскалённый песок, никто не поливал его кипящим маслом, стрелы не полетели из бойниц. Теблор добрался до ворот. За ними раскинулся внутренний двор, на треть залитый белым солнечным светом. Карса вышел из-под арки и поднял глаза. Скалу и вправду выдолбили изнутри – над головой сиял прямоугольник голубого неба с огненным шаром солнца в углу. Стены по обе стороны от воина были покрыты укреплёнными площадками и балконами, изъязвлены бесчисленными окнами. Он видел двери на балконах, некоторые из них – открытые чёрные провалы внутрь, другие – заперты. Карса насчитал на противоположной стене двадцать два уровня, восемнадцать на левой, семнадцать на правой и двенадцать на задней – внешней – стене, укреплённой едё двумя боковыми выступами с шестью уровнями на каждом. Крепость оказалась настоящим городом.

Но, похоже, вымершим.

Его внимание привлекла глубокая яма в одном из затенённых углов двора. Плиты пола подняли и сложили рядом, а сама подкоп уходил куда-то в глубину. Теблор подошёл ближе.

Под плитами работники докопались до скалистого основания, но оно оказалось лишь выступом толщиной, наверное, в полсажени, который укрывал полый подземный зал. И оттуда доносилась вонь.

В подземелье вела деревянная приставная лестница.

Карса решил, что это самодельная выгребная яма. Ведь осаждавшие наверняка забили стоки в ров, надеясь, что в гарнизоне начнётся мор. Смрад недвусмысленно подсказывал, что яму использовали в качестве отхожего места. Но зачем тогда лестница?

– Странные интересы у этих малазанцев, – пробормотал он.

Рукой он чувствовал, как растёт напряжение в каменном мече – прикованные к клинку духи Байрота Гилда и Дэлума Торда внезапно забеспокоились.

– Или это случайная находка, – добавил теблор. – Об этом вы меня хотите предупредить, братья-духи?

Карса смерил взглядом лестницу.

– Ну, как скажете, братья, но я лазал и по худшим.

Карса убрал меч за спину и начал спуск.

Экскременты пятнали стены, но, к счастью, не ступени лестницы. Воин спустился мимо каменной крышки, и остатки свежего воздуха сверху выдавила густая, резкая вонь. Но в запахе чувствовались не только человеческие нечистоты. Что-то ещё…

Добравшись до пола подземного зала, Карса замер, стоя по щиколотку в дерьме и лужах мочи, пока его глаза не привыкли к темноте. Наконец он смог различить скруглённые стены с волнообразными горизонтальными выступами, но без всяких иных следов резьбы. Гробница-толос. Но такого стиля Карса никогда прежде не видел. Во-первых, слишком большая, а во-вторых, здесь не были ни следа платформы или саркофага. Ни погребальных даров, ни надписей.

Теблор не видел и формального входа или двери в стенах. Шлёпая по нечистотам, чтобы получше рассмотреть кладку, Карса чуть не упал, когда шагнул прочь с невидимой платформы – он стоял на возвышении, доходившем практически до самих стен. Отступив, он осторожно обошёл платформу по кругу. И в процессе обнаружил шесть железных штырей, вогнанных глубоко в камень, – две группы по три. Массивные шипы – толще запястья теблора в ширину.

Карса вернулся к центру, остановился рядом с лестницей. Если бы он лёг на пол, головой на центральный клин любой группы, то не смог бы дотянуться руками до другой. Будь он в полтора раза выше, справился бы. Видно, тварь, которую тут приколотили этими гвоздями, была громадной.

И, к сожалению, похоже, железные клинья подвели…

Лёгкое движение в тяжёлом, затхлом воздухе, тень слабого света, просачивавшегося сверху. Карса потянулся за мечом.

Огромная лапа сомкнулась у него на спине, два когтя прошили плечи, ещё два вошли под рёбра, а больший вонзился в тело под левой ключицей теблора. Гигантские пальцы сомкнулись и потащили его вверх так, что лестница перед глазами превратилась в смазанное пятно. Меч оказался плотно прижат к спине. Карса забросил руки назад, и его ладони сомкнулись на чешуйчатом запястье толщиной больше его бицепса.

Оказавшись выше скальной крыши, он понял по тому, как дёргались когти, что зверь карабкается по стене ямы ловко, точно бхок'арал. Что-то тяжёлое и чешуйчатое скользнуло по рукам теблора.

Затем – ослепительный солнечный свет.

Зверь швырнул Карсу через двор. Воин тяжело упал, заскользил по камням, пока не врезался во внешнюю стену.

Все кости в спине словно выскочили из суставов. Сплюнув кровь, Карса Орлонг заставил себя подняться на ноги, пошатнулся, опёрся о нагретый солнцем камень.

Рядом с ямой стояла чудовищная рептилия, двуногая, со слишком длинными и крупными передними лапами, когти которых скребли по мостовой. Хвост – толстый и короткий. Широкие челюсти заполняли длинные, как кинжалы, клыки, над которыми крупные скулы и надбровные дуги прикрывали глубоко посаженные глазки, поблёскивавшие, точно мокрая галька на берегу. Зазубренный гребень шёл вдоль плоского, вытянутого черепа – бледно-жёлтый над серовато-зелёной шкурой. Зверь был в полтора раза выше Тоблакая.

Недвижная, словно статуя, рептилия разглядывала его. С когтей левой лапы капала кровь.

Карса глубоко вздохнул, затем вытащил свой меч и отбросил в сторону.

Голова чудовища дёрнулась, покачнулась из стороны в сторону, затем оно бросилось вперёд, наклонившись вперёд и отталкиваясь от земли массивными задними лапами.

И Карса ринулся прямо на зверя.

Такой реакции рептилия явно не ждала, поскольку теблор оказался внутри хвата огромных лап и под разинутой пастью. Он резко вскинул голову, ударив снизу в челюсть твари, затем вновь пригнулся, просунул руку между задних ног и обхватил правую. Врезавшись плечом в подбрюшье рептилии, воин крепко сомкнул руки на другой стороне захваченной ноги. С рёвом теблор поднял её, вздёрнул так, что зверь запрыгал на одной ноге.

Когтистые лапы врезались в спину, рассекли медвежью шкуру, принялись яростно терзать плоть.

Карса упёр правую ногу позади левой задней лапы зверя и изо всех сил толкнул.

Тварь повалилась, и теблор услышал хруст сломанных костей.

Короткий хвост дёрнулся, врезался в живот воину. Воздух рывком вырвался из четырёх лёгких Карсы, когда теблор снова взвился в воздух от удара и рухнул на камни, содравшие бóльшую часть кожи с его правого плеча и бедра, проскользил ещё четыре шага… и свалился в яму, ударившись о край скальной крышки, отчего та обломилась, а затем грохнулся лицом вниз в лужу нечистот на дне гробницы, раскидав в стороны каменные обломки.

Карса поднялся, вывернулся, чтобы сесть, сплюнул зловонную жижу, одновременно пытаясь набрать в лёгкие воздуха. Кашляя и задыхаясь, он пополз к стене, прочь от дыры в потолке.

Вскоре он сумел восстановить дыхание. Стряхнув нечистоты с головы, Карса уставился на столб света, лившийся по обе стороны лестницы. Зверь не погнался за ним… или не увидел, что теблор упал вниз.

Воин поднялся на ноги и подошёл к лестнице. Посмотрел вверх, но не увидел ничего, кроме солнечного света.

Карса полез наверх. Оказавшись вровень с краем ямы, он остановился, приподнялся так, чтобы осмотреть двор. Рептилии нигде не было видно. Теблор поспешно выбрался на мостовую. Снова сплюнул, встряхнулся, и зашагал ко входу во внутреннюю часть крепости. Поскольку из-за рва не доносилось никаких криков, Карса решил, что зверь туда не побежал. Значит, оставалась лишь сама крепость.

Ворота были распахнуты настежь. Он вошёл в широкий зал, вымощенный гладкими плитами. Стены по сторонам несли едва заметные следы давно выцветших фресок.

Повсюду валялись куски изуродованных доспехов и окровавленной одежды. Рядом стоял сапог, из которого торчали две обломанные кости.

Прямо напротив в двадцати шагах виднелся другой проём, – створки дверей были изломаны и сорваны с петель. Карса двинулся к нему, но замер, услышав, как огромные когти царапают по плиткам во мраке. Слева, рядом со входом. Теблор отступил на десять шагов, а затем молнией рванулся вперёд. В дверь. Позади него пролетели когтистые лапы, и Карса услышал разочарованное шипение – прежде чем врезался в низкий диван, перелетел через него и упал на невысокий стол. Под весом теблора ножки подломились. Карса покатился дальше, так что в воздухе закувыркался стул с высокой спинкой, и заскользил вместе с ковром. Перестук когтистых лап становился всё громче – зверь бросился в погоню.

Карса подтянул под себя ноги и нырнул вбок, что позволило ему вновь избежать хватки тяжёлых когтей. Опять врезался в стул, на этот раз массивный. Ухватившись за ножки, Карса взмахнул им навстречу зверю, который как раз взвился в воздух. Стул ударил по вытянутым лапам и отбил их в сторону.

Тварь рухнула на пол головой вперёд, во все стороны брызнули осколки плиток.

Карса пнул рептилию ногой в горло.

Задняя нога твари врезалась ему в грудь, так что воина вновь отбросило назад. Теблор приземлился на брошенный шлем, покатился дальше и упёрся в стену.

Несмотря на рокочущую боль в груди, Тоблакай поднялся на ноги.

Тварь тоже вставала, медленно, качая головой из стороны в сторону, дыхание вырывалось у неё изо рта рывками, перемежавшимися резким, хриплым кашлем.

Карса бросился на рептилию. Пригнувшись, ухватил за правое запястье, вывернул руку, продолжая двигаться вперёд, затем вновь развернулся, прокручивая лапу, пока та не хрустнула в плече.

Тварь взвизгнула.

Карса забрался ей на спину и принялся молотить кулаками по своду черепа. От каждого удара кости рептилии содрогались. Клацнули зубы, каждый удар вгонял голову всё ниже, она поднималась, лишь чтобы встретить следующий. Тварь заметалась по комнате – правая лапа безвольно повисла, левая вскинулась, пытаясь содрать теблора со спины.

Карса продолжал осыпать её ударами, от силы которых его собственные руки онемели.

Наконец он услышал, как череп треснул.

Хриплый вздох – его собственный или твари, теблор уже не знал и сам, – а затем рептилия рухнула на пол и покатилась.

Бóльшая часть её огромного веса пришлась на миг Карсе между ног. Теблор резко заревел, напряг мышцы бёдер, чтобы зазубренный гребень не впился ему в пах. Затем рептилия дёрнулась в сторону, придавив воину левую ногу. Тот обхватил рукой бьющуюся в конвульсиях шею.

Продолжая катиться, тварь высвободила левую лапу, взмахнула её назад. Когти впились в левое плечо Карсы. Неимоверная сила стащила Тоблакая, бросила на пол среди обломков низкого столика.

Карса нащупал одну из ножек столика. Приподнявшись, он изо всех сил обрушил её на вытянутую лапу зверя.

Ножка разлетелась в щепки, а лапа с визгом отдёрнулась.

Рептилия вновь поднялась на ноги.

Карса опять бросился на неё.

Но его встретил удар задней лапы, пришедшийся в грудь.

Внезапная чернота.

Его глаза распахнулись. Темнота. Тишина. Вонь нечистот, запах крови, оседающая пыль. Застонав, он сел.

Грохот, откуда-то сверху.

Теблор оглядывался, пока не заметил боковую дверь. Он поднялся и, хромая, двинулся к ней. Широкий коридор, а за ним – лестница.

– Это что было, капитан? Крик?

– Я не уверен, о фалах'д.

Самар Дэв прищурилась, разглядывая солдата в ярком свете. Он продолжал что-то бормотать себе под нос с того момента, как Тоблакай разрубил железные ворота. Основными героями его внутреннего монолога выступали, похоже, каменные мечи, железо и засовы, пересыпанные отборными проклятьями. И рефреном повторялась мысль о том, что великана-варвара нужно срочно убрать из Угарата.

Она вытерла пот со лба и вновь перевела взгляд на ворота крепости. По-прежнему ничего.

– Они там ведут переговоры, – заявил фалах'д, ёрзая в седле, пока слуги по очереди обмахивали своего возлюбленного повелителя большими веерами из папируса.

– Похоже было на крик, о Святой, – сказал, поразмыслив, капитан Инашан.

– Значит, ожесточённые у них переговоры, капитан. Иначе бы не затянулись так надолго. Если бы они там уже все перемёрли с голоду, этот варвар уже бы вернулся. Если, конечно, он не нашёл добычу. Ха! Ошибся я в этом? Думаю, нет. Он ведь дикарь всё-таки. Сорвался с привязи Ша'ик, да? Почему он не умер, защищая её?

– Если правду рассказывают, – неловко проговорил Инашан, – Ша'ик пожелала лично сразиться с адъюнктом, о фалах'д.

– Слишком уж всё просто выходит в этой истории. Её рассказали живые, те, кто её оставил. Не уверен я в этом Тоблакае. Слишком уж он груб.

– Да, о фалах'д, – проговорил Инашан, – он груб.

Самар Дэв откашлялась:

– О Святой, в крепости Моравал добычи не найти.

– Вот как, ведьма? И отчего же ты так уверена в этом?

– Это древнее строение. Оно старше самого Угарата. Конечно, оно перестраивалось время от времени – древние механизмы оказались превыше нашего разумения. Даже по сей день, о фалах'д. И сейчас у нас остались от них лишь отдельные части. Я долго изучала эти немногочисленные фрагменты и многое поняла…

– Мне уже скучно, ведьма. Ты так и не объяснила, почему там нет добычи.

– Прости меня, о фалах'д. Отвечаю: крепость обыскивали бесчисленное множество раз и ничего ценного не нашли, кроме этих разобранных механизмов…

– Бесполезный мусор. Ладно, допустим, варвар там не занят грабежом. Значит, он ведёт переговоры с жалкими, мерзкими мезланами, перед которыми нам опять придётся преклониться. Ах, меня ввергли в унижение трусливые повстанцы из Рараку. Ни на кого нельзя положиться.

– Похоже, что так, о фалах'д, – пробормотала Самар Дэв.

Инашан бросил на неё тревожный взгляд.

Самар вновь утёрла пот со лба.

– О-ох! – внезапно закричал фалах'д. – Я просто плавлюсь!

– Стойте! – воскликнул Инашан. – Это что было? Рёв?

– Он, наверное, кого-то там насилует!

Он увидел, что рептилия ковыляет по коридору. Голова твари моталась из стороны в сторону, тыкалась то в одну стену, то в другую. Карса побежал за ней.

Зверь, должно быть, услышал теблора, так как развернулся, распахнул пасть и зашипел за миг до того, как воин настиг его. Отбив в сторону когтистые лапы, Тоблакай ударил тварь коленом в брюхо. Та согнулась пополам, так что грудная кость врезалась в правое плечо Карсы. Тот вогнал свой большой палец под левую лапу, нащупал там тонкую, нежную ткань. Проткнув её, палец вонзился в мясо, захватил сухожилие. Сжав кулак, Карса что было сил дёрнул.

Бритвенно-острые клыки сомкнулись у него на голове, оторвали напрочь большой кусок кожи. Кровь хлынула в правый глаз Карсы. Он потянул сильнее, откидываясь назад.

Зверь повалился следом. Вывернувшись в сторону, Карса едва сумел избежать тяжкой туши, но оказался достаточно близко, чтобы заметить, как неестественно разошлись рёбра твари при падении.

Рептилия попыталась встать, но Карса оказался быстрее и вновь оседлал её. И принялся молотить кулаками по черепу. С каждым ударом нижняя челюсть билась об пол, и теблор чувствовал, как подаются под кулаками пластины черепа. И продолжал бить.

Дюжину заполошных ударов сердца спустя он слегка сбавил темп, осознав, что зверь уже не шевелится под ним: голова твари лежала на полу и становилась с каждым ударом окровавленных кулаков всё более широкой и плоской. Из неё сочились жизненные соки. Карса прекратил избиение. С мукой вздохнул, задержал дыхание, чтобы удержать подступившую черноту, затем медленно выдохнул. И сплюнул кровавую мокроту на разбитый череп рептилии.

Подняв голову, Карса огляделся по сторонам. Дверной проём справа. В зале за ним длинный стол и стулья. Он медленно, со стоном поднялся, пошатываясь, шагнул за порог.

На столе стоял кувшин с вином. По обе стороны от него стройными рядами выстроились кубки – по одному на стул. Карса смахнул их со стола, подхватил кувшин, а затем лёг на покрытую пятнами деревянную столешницу. Теблор уставился в потолок, где кто-то изобразил пантеон неведомых богов. И все они смотрели вниз.

На их лицах застыла одинаковая издевательская гримаса.

Карса приложил оторванную полосу кожи обратно к черепу, осклабился в ответ на взгляды с потолка, а затем поднёс к губам кувшин.

Солнце уже почти коснулось горизонта, и вечер принёс благословенно прохладный ветер. Уже некоторое время в крепости царила тишина – с того самого, последнего рёва. Несколько солдат, которым пришлось выстоять не один час на солнцепёке, потеряли сознание, и теперь за ними ухаживал одинокий раб, которого фалах'д изволил выделить из своей свиты.

Капитан Инашан уже некоторое время собирал взвод, который собирался повести в крепость.

Фалах'ду массировали стопы и умащивали смесью масла и листьев мяты, которые прямо здесь же пережёвывали его рабы.

– Слишком долго возишься, капитан! – выкрикнул градоправитель. – Только посмотри на этого демонического жеребца. Как он косится в нашу сторону! Уже стемнеет, когда ты наконец соберёшься ворваться в крепость!

– Мы захватим с собой факелы, о фалах'д, – ответил Инашан. – Мы почти готовы.

Он собирался с такой очевидной неохотой, что было почти смешно, но Самар Дэв не решалась встретиться с солдатом взглядами – после того, какое выражение возникло на его лице, когда она в прошлый раз подмигнула.

Из осадного лагеря послышались крики.

В воротах возник Тоблакай, начал спускаться по самодельным ступеням. Самар Дэв с Инашаном подошли ко рву – как раз вовремя, чтобы увидеть выбравшегося наверх великана. Медвежья шкура была изорвана в клочья и потемнела от крови. Голову он обмотал тряпицей, чтобы удержать на месте кусок кожи на виске. Бóльшая часть верхней одежды великана отсутствовала, на теле виднелись многочисленные колотые раны и глубокие царапины.

И Тоблакай был с ног до головы покрыт нечистотами.

С расстояния в двадцать шагов фалах'д закричал:

– Тоблакай! Переговоры прошли успешно?

Ишанан тихонько спросил:

– Никого из малазанцев не осталось, как я понимаю?

Карса Орлонг нахмурился:

– Я ни одного не видел.

И зашагал мимо них.

Обернувшись, Самар Дэв вздрогнула, когда увидела, во чтó превратилась спина воина.

– Что там произошло? – спросила она.

Каменный меч подскочил, когда великан пожал плечами:

– Ничего важного, ведьма.

Не задерживаясь, не поворачиваясь, он продолжал идти прочь.

Отблеск света на юге, точно скопление умирающих звёзд, выдавал расположения города Каюма. Пыль, которую подняла неделю назад песчаная буря, уже улеглась, и в небе двумя полосами протянулись Дороги Бездны. Корабб Бхилан Тэну'алас вспомнил, что некоторые учёные полагали, будто дороги эти – лишь скопления неисчислимого множества звёзд, но это явно была глупость. Это ведь небесные дороги, по которым ходят драконы глубин, Старшие боги и солнечноглазые кузнецы, что молотами выковывают жизнь звёзд; а миры, которые вертятся вокруг этих звёзд, – лишь окалина из их горнов, бледная и грязная, населённая существами, что самодовольно чистят оперенье тщеславия.

«Чистят оперенье тщеславия». Один старый провидец когда-то сказал ему эти слова, и они почему-то врезались в память Кораббу, так что воин время от времени выуживал их, чтобы полюбоваться, точно блестящей игрушкой. Люди ровно такие и есть. Он уже видел это – и не раз. Точно птицы. Одержимые самодовольством, вообразившие себя великанами вровень ночному небу. Провидец тот, видно, был гений, прозревший столь ясно человеческую природу и сумевший столь точно выразить её в трёх простых словах. «Тщеславие» – непростая штука. Корабб припомнил, как ему пришлось уточнить у одной старухи, что это слово значит, а она только рассмеялась, сунула руку ему под тунику и дёрнула за пенис. Это было неожиданно и, не считая инстинктивной реакции, неприятно. Это воспоминание окутывала слабая дымка стыда, и воин сплюнул в костёр перед собой.

Напротив Корабба сидел Леоман Кистень. Рядом с ним виднелся кальян, наполненный вымоченным в вине дурхангом. У губ воина – деревянный мундштук, которому мастер придал подобие женского соска, да ещё и окрасил в пурпур, чтобы усилить сходство. В глазах командира под полуопущенными веками пылали багровые отблески костра, он не сводил взгляда с пляски пламени.

Корабб нашёл ветку длиной со свою руку. Та оказалась лёгкой, точно женское дыхание, поэтому воин понял, что внутри живёт слизняк-бирит. И только что вытащил его наружу остриём ножа, но именно вид слизняка внезапно напомнил Кораббу о постыдной истории с пенисом. Воин угрюмо откусил половину слизня и принялся жевать, так что сок потёк по бороде.

– М-м-м, – протянул Корабб с набитым ртом, – икра внутри. Восхитительно.

Леоман поднял взгляд, затем вновь затянулся.

– У нас заканчиваются лошади, – сказал он.

Корабб проглотил. Вторая половина слизня извивалась на острие ножа, ниточки розоватых яиц болтались, точно жемчужное ожерелье.

– Мы справимся, командир. – Заявив это, он высунул язык, чтобы подхватить икру, а затем сунул в рот остаток слизня; прожевал, сглотнул и добавил: – Четыре-пять дней ещё, я бы сказал.

Глаза Леомана вспыхнули:

– Выходит, ты понял.

– Куда мы скачем? Да.

– А знаешь, почему?

Корабб швырнул ветку в огонь.

– И'гхатан. Первый из Святых городов. Тот, где пал преданным Дассем Ультор, будь проклято его имя. И'гхатан – древнейший город в мире. Выстроенный на горне кузнеца Бездны. Сложенный из его собственных костей. Семь И'гхатанов, семь городов сменилось за века, и тот, что мы видим ныне, скорчился на костях остальных шести. Город Оливковых рощ, город изысканных масел… – Корабб нахмурился. – А что ты спросил, командир?

– «Почему?»

– Ах, да. Знаю ли я, почему ты избрал И'гхатан? Потому что мы вынуждаем их к осаде. Этот город покорить трудно. Глупцы-мезланы истекут кровью, пытаясь взять его стены. Мы бросим их кости к остальным, к самим костям Дассема Ультора…

– Он не умер там, Корабб.

– Что? Но мы же сами видели…

– Как его ранили. Да. Видели… попытку убийства. Но нет, друг мой, Первый меч не погиб – он жив и доныне.

– Так где же он?

– Где – не важно. Ты должен спросить: «Кто он теперь?» Спроси, Корабб Бхилан Тэну'алас, и я отвечу.

Корабб задумался. Даже отравленный парами дурханга Леоман Кистень был слишком умён для него. Слишком прозорлив, способен увидеть то, что оставалось скрытым от Корабба. Он был величайшим полководцем из всех, рождённых в Семи Городах. Он бы одолел и Колтейна. С честью. И если бы только ему позволили, он бы раздавил Тавор и даже Дуджека Однорукого. Тогда бы настало истинное освобождение всех Семи Городов, и отсюда восстание против проклятой Империи разбежалось бы, точно круги по воде, а все народы сбросили бы рабское ярмо. Это трагедия, истинная трагедия.