Текст книги "Запах магнолий"

Светлана Мерцалова
Запах магнолий
Рассказы

Запах магнолий

Аэропорт «Пулково». Семь часов утра. Ника ждет приглашения на посадку. Муж открыл ноутбук и работает.

Нигде время не движется так медленно, как в залах ожидания. Ника оглянулась по сторонам – привычная суета: одни пассажиры спешат получить багаж, другие успеть на рейс, таможенники делают досмотр…

Справа зажглось электронное табло «Милан», и пассажиров пригласили на посадку.

Милан – одно слово, а как зашлось сердце… У каждого из нас есть место, куда бы мы хотели вернуться. Для нее – это Милан.

Однажды Ника была там влюблена и счастлива…

Это была ее первая поездка в Европу. Милан встретил Нику солнцем – ярким и ласковым. Темнела зелень деревьев, всюду толпились туристы, путались под ногами голуби… Пьяцца Дуомо, пьяцца-дей– Мерканти, замок Сфорцеско, Ла Скала…

И какой же Милан без шопинга?

На рецепции ей подсказали, что недорогие бутики находятся в квартале Navigli и объяснили как туда пройти. Вдоль канала тянулись букинистические магазины и лавки антиквариата, кафешки, небольшие бутики малоизвестных дизайнеров. В одном из них она купила себе пару красивых платьев. На обратном пути она свернула куда-то не туда и заплуталась среди узких, мощенных булыжником улочек.

– Can I help you? – услышала она за спиной вопрос.

Ника развернулась и встретилась с восхищенным взглядом карих глаз. Она ответила, что заблудилась и показала карточку отеля.

– Это за углом, – ответил он. – Пойдемте, я вам покажу.

Она последовала за ним, ей были приятны его покровительство и опека. По пути в отель они познакомились. Его звали Анжело.

– Вот ваш отель, – сказал он. – Если у вас есть время, то я показал бы вам Милан. Моя программа намного интересней, чем та, что предложена в вашем путеводителе.

Он обладал какой-то магнетической силой, которой невозможно было противостоять.

– Вечер свободен. Я только занесу сумки, – ответила Ника.

– Жду вас.

В номере Ника быстро приняла душ и надела новое платье. Припудрилась и слегка подкрасила губы. Внимательно посмотрела на себя в зеркало, выискивая несовершенства, но осталась довольна своим отражением…

Легкое марево дрожало над Миланом. Было жарко даже под зонтиками уличных кафе. Но Ника не замечала этой жары – ее шифоновое платье было так легко и прозрачно, что сквозь ткань можно было рассмотреть точеную линию ног.

– Мы выпьем мартини перед ужином, – сказал Анжело.

Они выпили за знакомство. Нике хватило и глотка, она уже была пьяна от счастья и обращенных на нее глаз Анжело. Они сидели на террасе, ниша со всех сторон была увита диким виноградом. Отсюда открывался вид на реку, сверкающую солнечными бликами. Играла музыка, настолько нежная, что щемила душу и была похожа на мечту, которая всегда красива, но никогда не сбывается…

Семеня толстыми короткими ножками и широко улыбаясь, спешил хозяин.

– Это – синьор Бонелли. Если хочешь вкусно поесть, обращайся к нему. Так тебя больше нигде не накормят, – сказал Клод. – Чего ты желаешь на ужин?

– Не знаю. Ты должен мне помочь.

– Сейчас мы спросим синьора Бонелли.

– На твоем месте я бы для начала заказал копченую форель с кресс-салатом, а к ней у меня есть изумительное по вкусу «Шардоне». Это не вино, это – букет, – синьор Бонелли сложил все пальцы вместе и поцеловал их.

…Risotto alla milanese…

…Carpaccio di polpo…

…Dessert savoiardi…

Это длилось минут десять, казалось – конца не будет. Итальянцы – гурманы во всем: и в еде, и в вине, и в любви…

Сквозь листья дикого винограда виднелись звезды, рассыпанные на черном бархатном небе. Вокруг зажженных свечей залетали ночные бабочки, шелестя крыльями.

– Хочешь чего-нибудь еще? – спросил Анжело, когда они покончили с десертом.

Нике стоило поднять на него глаза, как он все понял. Кинул деньги на стол и схватил ее за руку. Они поехали в ближайший мотель.

Только зашли в номер, как их кинуло к друг другу. Анжело нежно целовал ее, а Ника застонала от блаженства. С каждой секундой ее желание становилось все нестерпимей.

– Возьми меня быстрей, – просила Ника, вся трепеща от нетерпения.

И не было вокруг больше ничего – лишь их желание. Они уже не принадлежали себе, забыв обо всем на свете и мечтая, чтобы это никогда не кончалось…

Ti amo, – признался Анжело ей в любви.

Не один раз за эту ночь Ника умирала от счастья. Они уснули лишь под утро, сплетясь в объятиях…

Все подробности прошедшего дня всплывали в памяти. Нике не верилось, что один день может так изменить жизнь. Вчера она ничего об Анжело не знала, а сегодня не представляет жизни без него…

Они условились встретиться на следующий день. И снова было все великолепно. Анжело был так нежен, а весенний Милан так прекрасен. Вокруг цвели магнолии, и их дурманящий аромат кружил ей голову…

Вместе с ним самые обыденные вещи превращались в праздник. Анжело красиво ухаживал, красиво любил, и Ника постоянно любовалась им.

Ника ожидала встречи с Анжело с самого утра и тщательно готовилась, чтобы быть красивой для него.

Вечерами они бродили по лабиринту узеньких улочек, заглядывали в антикварные лавочки, пили cafe au lait в маленьких уютных кафе, ужинали на прогулочном теплоходе. Не отрываясь, Ника смотрела на Анжело, упиваясь правом на обладание им…

Последний вечер, и ей хочется выглядеть особенно хорошо. Она решила сходить в тот же бутик и купить себе что-нибудь красивое.

Возвращаясь в отель, она увидела на переходе автомобиль Анжело. Ника его видела, а он ее – нет. В машине Анжело был не один. Рядом с ним сидела красивая итальянка и разговаривала, жестикулируя у него перед лицом. Чем она так недовольна? На заднем сиденье сидел мальчик шести-семи лет. Нике трудно стало дышать. Это его семья, о которой Анжело ни слова не говорил. Сознание, что у него есть своя собственная жизнь, о которой она ничего не знает и в которой ей нет места, потрясло ее. Ника развернулась и пошла, придавленная разочарованием и обидой.

Она пролежала в номере весь вечер, свернувшись калачиком, не отвечая на звонки. Ника не вышла к нему, хоть Анжело и ждал ее до ночи.

Ей не за что было обижаться на Анжело – ведь он ничего не обещал. Он поступал с ней так, как поступил бы всякий другой мужчина – воспользовался ситуацией. Ника же не поинтересовалась в первую ночь, свободен ли он? И может ли она надеяться на продолжение? Он не давал клятв и ложных обещаний, а раз так, то у нее не может быть претензий к нему.

Италия – страна любвеобильных мужчин, что жаждут любви с первого взгляда. Наплевать, что дома ждет беременная жена и четверо детей. Он все равно будет клясться тебе в любви, и нужно знать их правила игры или ты всегда в проигрыше. Кем она была для Анжело? Случайным приключением? Одним из сотен?..

Нику словно накрыло туманом, она с трудом заставляла себя делать то, что должна была делать: разговаривать, есть, улыбаться, укладывать багаж.

Ей предстоит тяжелая работа – изгнать Анжело из своей души. Она успокаивала себя тем, что воспоминания со временем сотрутся, и она сможет жить без этой боли…

Arrive-derci, Анжело!

Никогда – ни до, ни после она не расставалась, любя. С другими чувства угасали сами собой, отношения становились обыденными и, освободившись в очередной раз, она быстро забывала их, но не Анжело. Расставшись на пике любви, они не успели остыть друг к другу, и сказка навсегда осталась сказкой…

Через пару лет Ника вышла замуж – взвесив все за и против. Ей нужен был муж, с кем она могла быть защищенной: от старости, кризисов, нестабильности. Ведь любовь со временем уходит. Пока ты любишь, ты слепа, но любовь пройдет, и ты прозрела и видишь все недостатки партнера: не тот статус, не та зарплата. Ника стала старше и по– другому смотрит на жизнь – мы не всегда получаем от жизни то, чего ждали, а чаще – наоборот. Нужно лучше использовать ту ситуацию, которая есть, а не мучить себя тем, чего нет и никогда не будет…

* * *

Пригласили на посадку. Ника очнулась, стряхнув с себя остатки нечаянных воспоминаний. Муж аккуратно сложил ноутбук и встал, подав ей руку. Она еще раз оглянулась на электронное табло с пятью магическими буквами – Милан. Смахнув незаметно слезу, прижалась к мужу.

«Он очень хороший, заботливый и любит меня…» – говорила себе она, словно доказывая тому, кто мог бы заподозрить, что нет у Ники к мужу любви, да и любить его не за что.

«Моя беда в том, что я не смогла разлюбить одного и не смогла полюбить другого – за то и наказана… Конечно, можно прожить без любви, но часто душит такая тоска, будто я потеряла что-то важное… Но все будет хорошо! Скоро придет весна, наступят теплые дни, и расцветут магнолии. И их сладкий аромат заполнит все комнаты…»

Прикоснувшись к чужой боли

Птенец сидел нахохлившись, с испугом озираясь по сторонам. Он только что выпал из гнезда и громко пищал, требуя маму. Bдруг из-за угла выскочили мальчишки и окружили его. Смеясь, они принялись тыкать в эту кроху палками.

– Смотри-ка, злится!

– Почему он такой дурак? Взял бы да улетел, – удивился рыжий.

– С кем бы мы тогда играли? – спросил самый крупный и щелкнул палкой рыжего по ногам.

Дима стоял чуть в стороне и наблюдал за происходящим. Ему казалось, что этот несчастный птенец смотрит на него и ждет помощи. Он сделал несколько шагов вперед, несмотря на головокружение.

«Только бы из носа не пошла кровь, а то мальчишки засмеют меня…»

Птенец затрепетал крылышками, пытаясь взлететь, но у него не получилось. Он неуклюже опустился в лужицу. Пока птенец выбирался оттуда, мальчишки громко кричали и смеялись. Дима подошел и дернул верзилу за рукав:

– Пожалуйста, отдайте мне птенчика, а то он не выживет, – дрожащим от волнения голосом попросил Дима.

Верзила презрительно посмотрел на него:

– Это наш птенец! Что хотим, то и делаем. Найди себе такого же и делай с ним, что хочешь. Отойди! – и чтобы доказать, что птенец принадлежит ему, он сильно ткнул в него палкой.

Птенец завалился на один бок и, хромая, попятился назад.

– Ему же больно! – крикнул Дима и сделал шаг вперед. – Можно я его заберу?

– Не лезь в наши дела! – зашипел верзила и толкнул его.

Не удержавшись на ногах, Дима упал. Кепка слетела с его головы, открыв на обозрение лысую голову.

– Так он еще и лысый! – заржал верзила.

Дима почувствовал, как у него сдавило горло, и глаза наполнились слезами. Изо всех сил он старался не заплакать, а побыстрее встать.

– Не нужно было его толкать, – неуверенно пробормотал рыжий.

– Я виноват, что он на ногах не держится? – ответил верзила.

Дима с трудом встал – колени у него дрожали, в ушах шумело, но ему не хотелось, чтобы кто-нибудь это заметил.

– Уйди! – завопил верзила. – Дай нам поиграть!

На миг Диме стало страшно – не за себя, а за птенца. Птенцу так нужна его помощь, а он от слабости не в состоянии помочь. Дима впервые почувствовал, что он кому-то нужен. Только он смог бы спасти птенца от издевательств мальчишек.

Но тут кровь предательски хлынула из носа. Мальчишки, замолчав, уставились на него.

– Это не я, – замотал головой верзила. – Я не бил его.

– Дима! Что ты там делаешь? – послышался за спиной голос мамы.

Мальчишки пустились наутек, а Дима подошел к птенцу и взял его на руки. Птенец был теплым, и мальчик почувствовал, как испуганно бьется сердце крохи. Он с нежностью подул на него, чтобы успокоить:

– Теперь ты мой. Никто не будет тебя обижать.

Лишь тому понятна чужая боль, кто в достатке испытал ее. Здоровые дети подчас жестоки, ведь они не ведают, что в мире существует горе…

Руки матери легли Диме на плечи:

– Пойдем домой.

– Мы возьмем его с собой?

– Да, конечно, – ответила мать и присела рядом. Она платком вытерла кровь с лица и надела ему на голову шапку.

В коробке из-под обуви Дима устроил гнездышко для своего маленького друга. Накрошил ему хлеба, но птенец не стал почему-то клевать:

– Мама, он не ест! Почему?

– Он еще маленький и не умеет есть. Мама-скворчиха кормит его птичьим молоком.

– Что же делать?

– Мы ничего не можем сделать, – сказала устало мать, но, заметив, что глаза сына наполнились слезами, обняла. – Тебе нельзя волноваться, а то снова пойдет кровь. Нужно принять лекарство и полежать.

– Что с ним будет? Не могу я лежать!

Но голова опять закружилась и задрожали колени. Ему стало трудно стоять на ногах. Мать взяла его на руки и отнесла в кровать:

– Выпей лекарство, а насчет птенчика мы что-нибудь придумаем.

Она поправляла ему подушку и бережно подоткнула одеяло. Дима смотрел на нее, а в его глазах застыла боль от пережитых страданий, тяжелых не по годам.

– Ты только не волнуйся. Тебе нельзя, – шептала она.

Голос матери убаюкивал. Дима закрыл глаза и задремал.

И тут на Веру навалилась дикая усталость, ставшая привычной. Она легла рядом и прижала к себе сына, словно пытаясь защитить его от новых испытаний. Сколько их уже выпало на его долю? И за что?

* * *

Рождается ребенок – мамина радость: любимый, желанный. Первая улыбка, первое слово, первые шаги, первые зубки…

Вдруг ему неожиданно становится плохо. Как-то утром он пожаловался на головную боль и тошноту, а через сутки снова. Врач направил нас на обследование. Прозвучал страшный приговор – лейкоз. Приговор, не подлежащий обжалованию. И с этого дня жизнь превратилась в ад…

Капельницы, капельницы, капельницы… Уже некуда ставить – все вены исколоты. Диме с каждым днем все хуже, он худеет, так как не может ничего есть. И нет у него сил даже плакать, он лишь тихо скулит.

– Почему не я? Почему так должен страдать мой ребенок? – то был ее вопрос богу ежедневно, но не было на него ответа…

Когда приходит горе, начинаешь верить во все: и в бога, и в сверхъестественное…

Вера побежала в церковь, хотелось хоть какой-то поддержки и объяснений. Батюшка, выслушав, спокойно ответил:

– На все воля божья. Неисповедимы пути господни и никто не виноват. Господь наш ниспосылает нам многие скорби на нашем пути к жизни вечной. И мы должны их смиренно переносить…

Как много слов, но где ответ? Из всего сказанного Вера так и не поняла, что ей делать. Если так распорядился бог, то остается только смириться? Но смириться она не может, даже если Господь все решил за нее! Не может она потерять своего ребенка! Сын – это часть ее, смысл ее пребывания в этом мире. Разлука невозможна!

Она посмотрела на мадонну с младенцем, висящую в изголовьи кроватки, и невольно перекрестилась. Она виновата перед богом, вот он и послал ей испытания…

Связь с женатым мужчиной, что длилась несколько лет…

История стара, как мир: мужчина покорил ее сердце, дав надежду на совместное будущее, но о том, что он женат – сказал не сразу. Когда Вера узнала об этом, то было уже поздно – она не могла существовать без него. Пришлось смириться…

Тяжела и унизительна участь женщины, ждущей звонка от любимого, чтобы побыть с ним пару часов, скрываясь от всех. Что это было: любовь или страх перед одиночеством? Наверное, и то, и другое…

С одной стороны – страх одиночества, что стирает любые нормы и запреты. Так страшно, когда некого ждать. Уходя на работу, Вера оставляла свет и телевизор включенными, чтобы по возвращении домой слышать хоть чей-то голос и не входить в темную комнату.

Часами смотрела на окна домов, наблюдая чужую жизнь. Люди садились ужинать, устраивали вечеринки, ругались… Одиночество сводит с ума, ведь природой заложено, чтобы человек жил в социуме – имел партнера, рождал потомство…

И есть другой страх – страх разрушить чужую семью, но желание быть любимой так сильно, поэтому и живешь в обмане и иллюзиях до поры, до времени…

Когда любимый уходил, Вера впадала в депрессию, жизнь теряла смысл. И все вокруг оживало, когда он снова был с ней. Вера не могла ему позвонить, у них была односторонняя связь. И вообще – все в их отношениях решал он, она могла только подчиняться. Приходилось играть по его правилам, поэтому она и была обречена на поражение.

Находясь в этом раздвоенном состоянии, Вера каждый день говорила себе: это было в последний раз, мы больше не должны видеться. Так думала она, но в то же время знала, что не уйдет. Это было наваждение, помутнение рассудка, одержимость…

Любовь подчас жестока – она ломает судьбы, калечит, разрушает…

И вдруг Вера беременна. Сидит перед доктором и слышит слова: для многих – обычные, а для кого-то и нежеланные: «Поздравляю, вы скоро станете матерью!».

И ни секунды Вера не сомневалась – она хочет этого ребенка и вырастит его сама. Это будет ее ребенок и только ее.

Каждая влюбленная женщина хочет ребенка от любимого, и чтобы он был похож на него. Тот, кого она любила, никогда ей не принадлежал, но у нее будет его дитя. Частица его, его подарок – повторение его самого…

Это необыкновенное чувство, когда клетки любимого растут в женщине. Зарождение внутри тебя новой жизни – ни с чем не сравнимое чувство, и Вера наслаждалась этим, обидно, что одна.

Дима родился раньше срока, очень слабым. Вера не отходила от него ни на шаг, и к годику он окреп. Отец навещал поначалу, гулял с ним в выходные. Когда узнал о болезни, то резко изменился. Почувствовав холод смерти, он стал реже появляться, а потом и совсем пропал.

Все легло на ее плечи. Разговоры с врачами, которые отводили глаза, часто не в силах сказать правду. Ожидание в больничном коридоре, где у малыша брали кровь, пункции. Потом началась химиотерапия. Лишь прошедший то же в состоянии понять, какой это ад: и для ребенка, и для его родителей. После первой процедуры у Димы сразу пропал аппетит. Его рвало, стоило ему съесть что-нибудь. Она сама от усталости не могла ни спать, ни есть. Часто ей казалось, что она видит какой-то кошмарный сон, и все это происходит не с ней…

Каждый раз, как иглу вводили в его истерзанную вену, у Веры сердце разрывалось от боли за него. Дима лежал на кровати и смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не показывая, как ему больно. Он даже пытался улыбнуться и от этой улыбки ей становилось тяжелее. Если бы он плакал или стонал, как другие дети, Вере было бы легче, только не это молчаливое терпение. Ей часто хотелось крикнуть:

– Плач! Кричи! Не нужно себя сдерживать! Так будет легче!

Но крик замирал у нее в горле, и она молчала, лишь тихо сидела около сына все ночи. Когда во сне его лицо искажала гримаса боли, она клала свою руку ему на лобик, и лицо расслаблялось. Какая мука видеть каждый день – такой малыш, а уже выстрадал столько, что и вообразить не в силах.

Ну почему дети должны расплачиваться за наши грехи?

– Грехи родителей становятся грехами детей, и они расплачиваются за них как за свои – сказано в библии, – ответил ей священник.

– Но я хочу сама нести наказание! Или так бог меня наказывает через моего ребенка? Тогда это жестоко! – крикнула она.

– Если у вас больной ребенок, значит помыслом Божьим это было устроено ко спасению. Не случись этого, родители не пришли бы к Богу. Жизнь – пустяк по-сравнению с вечностью. Если бы люди видели, какая награда ожидает праведника, готовы были бы всю жизнь мучиться и принять страшную смерть…

Вера слушала и думала, что он сам бы сказал, если бы его ребенок лежал сейчас в онкологическом отделении? Продолжал бы думать, что жизнь – пустяк?..

У нее свое отношение к богу, так часто карающего и редко милующего, но ей часто нужны слова утешения, как тяжело подчас молчать. Но кому интересны чьи-то переживания? Вне стен больницы люди не хотят слышать об этом. Они опускают глаза, молчат или невнятно сожалеют, пытаясь абстрагироваться. Их можно понять, зачем кому-то чужое несчастье? У всех полно своих проблем. И нужны ли ей чье-то сочувствие и жалость? Вера могла говорить только с матерями, что обречены пройти через те же муки и рыдать теми же слезами. Только друг перед другом они раскрывали израненные сердца. Они давно разучилась улыбаться, а их жизнь – нескончаемая боль. Зная цену жизни, они редко жалуются…

Вера вообще никогда не жаловалась. Жаловаться – это расписываться в своем поражении, а у нее еще есть силы бороться, чтобы смерть не унесла сына.

Даже в мыслях она не думала о худшем. Вера боялась силы сказанного слова. Пока оно не произнесено вслух, оно в бездействии. Если думать о неудаче, то можно непроизвольно привлечь ее…

Больничная палата, потерянная в пространстве и во времени. Здесь не властно время – раз попавши сюда, сложно вернуться обратно. И всюду запах отчаявшихся надежд и присутствие смерти. Тут даже по стенам льются слезы. По коридорам в инвалидных колясках катают деток – лысых и в масках. Воздух спертый, ведь форточек тут никогда не открывают – боятся простудиться. И редко проникает солнечный свет…

Утром Диме захотелось посмотреть на улицу. Вера помогла ему добраться до окна. Светило солнце. За больничным забором была другая жизнь. Неслись автомобили, люди куда-то спешили. Мамочки катили перед собой детские коляски. Мальчишки весело шлепали по лужам и громко смеялись. Дима с завистью смотрел на них. Как бы ему хотелось вот так же бегать и смеяться! Вера крепче прижала его к себе.

– Им хорошо – они не болеют, – грустно сказал Дима.

– Ты тоже скоро поправишься, – сказала Вера, но голос ее дрогнул.

– Почему я? – спросил он.

Что она могла ему ответить? Тем же самым вопросом Вера задавалась ежедневно. За что такие муки? Сегодня еще молоденькая медсестра не сразу попала в вену, когда ставила капельницу. Мало ему боли?

– Они знают, что будут делать завтра, – сказал Дима.

Самое страшное, что ты не можешь планировать будущее. Дальше завтра не загадываешь – все зациклено на текущем моменте. Ведь никто не знает, что ждет его завтра. Вера держала узкую холодную ладошку сына, делясь своим теплом, и не знала, что ответить:

– Поверь мне, мы выкарабкаемся. Я тебе обещаю!

На какой-то момент они победили болезнь. Два года передышки и все по новой…

* * *

Проснувшись, Дима встал и, несмотря на головокружение, пошел к птенцу. Тот сидел с закрытыми глазами. Дима осторожно погладил его, но птенец был холодный и жесткий. Дима понял, что тот мертв. Он громко зарыдал. На его плач прибежала мать. Все поняв без слов, она обняла Диму.

– Не плачь, он бы все равно не выжил. Выпавшие из гнезда птенцы никогда не выживают.

– Почему?

– Так устроена жизнь: если ты выпал из гнезда, то ты пропал.

– А я… тоже выпавший из гнезда? Ведь я тоже, – Дима запнулся на секунду. – Может быть, не выживу…

Мать прижала его к себе, задыхаясь от душивших ее слез:

– Ты выживешь. Кто сказал тебе, что ты не выживешь?

– Я слышал, как врач тогда сказал, что нет гарантии на…

Мать прижала его к себе, закрыв ему рот. Она не могла слышать эти слова. Только не от него.

– Врачи тоже иногда ошибаются, – сказала она неуверенно.

– Это хорошо, что ошибаются, – успокоился Дима.

Своя смерть мало волновала, а вот смерть птенца разрывала ему сердце. Мать прижала к себе содрогающееся от плача тельце сына. Ее сердце сжималось от безысходности, она бессильна чем-либо помочь ему. Она бы отдала часть себя, свое здоровье и даже жизнь только бы уничтожить эти метастазы, что убивают ее дитя. Страшно, когда не можешь помочь своему самому родному человеку, и самое страшное – пережить его. И нужна ли матери ее жизнь после? Ведь родители должны уходить первыми, а не дети!

Дима прижимал к себе мертвого птенца, а горе и чувство вины душили его – он уснул и ничего не сделал, чтобы помочь своему другу.

Весь вечер они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Дима оплакивал смерть птенца, а мать готовилась к завтрашнему дню… Ей снова предстоит борьба за жизнь своего ребенка, и она будет бороться до конца…