Текст книги "Последняя тайна Патриарха"

«В ресторане набралась, что ли, а потом гулять ее разобрало? Точно – набралась, вон как подпрыгивает на каждом шаге, «огневушка-поскакушка»! И какой у нее странный русский – не Москва и не провинция, – как автоответчик… И лицо – точь-в-точь венецианская карнавальная маска», – подумала филолог Настя с какой-то непонятной неприязнью. Впрочем, русские за границей чаще всего испытывают это светлое чувство по отношению к соплеменникам. Заслышав родную речь, делают «морду тяпкой», норовя – «сторонкой за сугроб»…

Не остался равнодушен к прелестям дамочки и утонченный Данила, быстро разобравшийся в карте и выяснивший, что ее отель – в двух шагах. С мальчишеским пылом он предложил проводить, и это еще больше разозлило Настю: «Не, мужики все же козлы, правильно моя маман про них говорит! Стоит только юбке мимо прошуршать… И этот туда же, а еще – Светлость!» Вспыхнувшая ревность подставила плечо филологии.

А незнакомка, назвавшись Лилей, только что не порхала вокруг стройного любезного Данилы. Осторожный Никита мог бы почувствовать запах опасности, но с каналов несло промозглой затхлостью, и он даже не вспомнил об этой своей способности. Так что непробиваемый однолюб лишь пробурчал, что они с Настей пойдут в номер и будут ждать друга там.

Прощаясь, Настя демонстративно поцеловала Данилу в щеку – пусть Дамочка не думает, что он бесхозный какой! То, что при двух парнях девушка может выглядеть несколько странно, ей, чистой сердцем, и в голову не пришло. А вот Лилечке явно пришло – она иронично усмехнулась, глядя на целомудренный поцелуй.

«Пойдут в номер»… Это было самым деликатным обозначением старого дедовского способа сушить-утюжить сыроватые простыни.

А незаметный мужчина за углом нахмурился, вычисляя, что это за дива появилась, и что ей могло понадобиться от ребят на самом деле…

«Их Светлость» вернулся не скоро – практически под утро, смущенный и довольный одновременно. Но клялся, что просто новая знакомая никак его не отпускала: оказалась на редкость общительной. А так – ни-ни, «чист как цветок»! То есть она-то намекала недвусмысленно и всячески, только оказалась совсем не во вкусе князя. Настя впервые задумалась: а кто мог бы оказаться во вкусе?

– Представляете: они завтра летят в Рим вместе с нами одним рейсом! Лиля тут в командировке, начальство московского метрополитена сопровождает… Такая болтушка! – говорил князь, заметив хмурый взгляд Насти. – Взяла с меня слово, что я ей Рим покажу…

– Мы туда, между прочим, не по городу шастать едем! – добродушно заметил Никита, исполненный мужской солидарностью с товарищем. Как старший на целых три года, он упивался ролью мудрого и опытного наставника. – Насть, да не злись ты так! Ну, дело молодое… И перстень успокоился, глянь! – он показал потемневший почти непрозрачный камень.

– А я и не злюсь, – пожала плечами девушка. – Только что-то не нравится мне эта неизвестно откуда выскочившая… Лилечка, да? Уж больно ее много… «Зона бикини» ходячая! Тревожно как-то… И я никак не пойму, сколько же ей лет? Временами то ли свет так падает, то ли что, но она кажется намного старше… И злее!

– Эффектная телка, чего уж там, но мне она тоже что-то не нра! – и тут же получил от благовоспитанной девушки сначала по кумполу, а потом нежный поцелуй в щечку. Ведь ревность еще никто не отменял!

– Да ладно, ладно, мы тихо растворимся в аэропорту, как… как яд миледи в бокале Констанции Бонасье! Я все понимаю! – отшутился смутившийся Данила.

А Настя подумала: «Мы изучаем древние языки, расшифровываем античные тексты, читаем всякие умные книжки, а любим при этом романы Александра Дюма. Все вы, Милославские, дети, и нет между вами старца…»

Но избавиться от Лилии просто так не получилось: утром она вытянула из чересчур воспитанного кавалера адрес их римского отеля, совсем задурила ему голову и только после решила наконец-то уделить внимание своей делегации, продолжая при этом все время говорить.

А когда вещи уже были собраны, Никита, заглянув к Даниле, нашел на тумбочке забытый впопыхах листок бумаги, исписанный стремительным почерком…

 
Игрушечные улочки Венеции,
Гондола тихо скользит по воде,
И я никак не пойму: здесь венец ли
Самой красоты, или краше где
Найдется город? И я воочию
Смогу сравнить через никогда,
Что вправду есть? Только не очень-то
Верится… Небо, дворцы, вода,
И день, что в лучшие я пожалую,
И мимо, мимо, скорей, пока
Его, как бабочку небывалую,
К листу не приколет моя рука.
 

Как бывший спецназовец, Никита в поэзии не разбирался и никогда ее не читал, но как человек – поразился, что рядом есть кто-то, пишущий стихи. Надо же! Он аккуратно сложил листок и спрятал его в карман. Мелькнула мысль: «И когда только князь успел? Небось, всю ночь корпел… Интересно, а почему он вчерашний день считает лучшим? Он же уже бывал в Венеции и не раз…»

Перелет в Рим занял немного времени – и вот уже их везли по Вечному Городу, до которого дотянулась и дорога Насти с Никитой… Уже и памятник Виктору-Эммануилу II проехали. Настя с Никитой прилипли к окнам автобуса, но Данила этот величественный «грандиозо-монументо» пренебрежительно обозвал «челюстью»… Стоило сказать, и ребята покатились с хохоту: ну, точно – челюсть!

Замок Святого Ангела – бывшая гробница римского императора Адриана – показался простеньким, да и маленьким… Ну, чего от гробницы и ждать? Любящая оперу Настя вспомнила трагический финал «Тоски»: несчастная обезумевшая певица, невольная предательница возлюбленного, бросается в Тибр со стен этого замка… До Тибра надо было лететь на дельтаплане. Да и сама знаменитая река, вроде как италийский аналог нашей Волги-матушки, произвела убогое впечатление: «по камешкам, по камешкам чего-то там течет, поганка мутно-серая, воды наперечет». На водопровод ее разобрали, что ли?

Остановились в отеле на виа дель Кастро. Не самый центр, но и не задворки. Пока туда-сюда, наступил вечер.

В дверь номера Данилы, одевшегося «на выход», постучали: на пороге нарисовалась Лилечка. Распахнутый жемчужно-серый плащ, бледно-лиловое платье, огненные локоны, вызывающий раскрас точеного личика… Бедного князя явно брали в нешуточный оборот с матримониальными перспективами… Но Его Светлость эротический крючок не заглотил, памятуя о наставлениях друзей, и от общения отказался, сославшись на слабое здоровье и… хм… мигрень: чисто школьный приемчик, так от физ-ры отлынивать хорошо. Правильно Настя говорит: «дитё-дитём»!

Разочарованная дама вертелась в номере, хватая и разглядывая все, что попадалось под руку. Уходить не торопилась. Щебетала.

– А если Ваша мигрень пройдет, найдете для меня часок? А вы всегда болеете в костюме и галстуке? Ой, а что это за футлярчик прикольненький? Я всегда мечтала такой иметь… А там буквы или как их… Иероглифы? А это у вас фамильный перстень? Вы и в самом деле князь? Никогда настоящих князей не видела! Вокруг одни крокодилы! – Лиля была из породы тех дам-щебетуний, что небрежно роняют перлы наподобие: «я пью вино и одновременно красивая».

Данила со страдальческой миной наблюдал за ней, проклинал тот час, когда с деланной скромностью сообщил о своем благородном происхождении, но вдруг обратил внимание на то, что не сразу бросилось в глаза: дивной длины и стройности ноги имели несоразмерно огромные ступни, просто лыжи какие-то… Высокий рост Лилечки скрадывал этот недостаток, но все же…

«Номер ее ботинка был слишком велик и в точности передавался голосом», – вспомнилось парню, любившему русскую литературу. «Где я такое читал? У Мандельштама?» Голос Лили, и правда, совсем не годился для женского щебета: низкий, с изумительными бархатными переливами, – просто Аманда Лир, если бы все это акустическое совершенство периодически не срывалось на какой-то глухой лязг при смене регистров…

Раздался очередной стук: в дверях возник – шире проема – тщательно одетый умопомрачительный Никита. Костюм на нем сидел как влитой – Настя выбирала! – но в целом богатырь все равно выглядел смущенно и непривычно, словно его дали в нагрузку к светскому прикиду. Впрочем, «непривычно» не значит – «не органично»! Вдруг вылезло то, что еще Хранительница заметила давеча: порода. Поморщился украдкой от слишком резкого и очень «вечернего» аромата духов. Еще одна Лилина странность.

– Здрассьте. Ну, так мы идем? – спросил «свежий кавалер», на что Их Светлость сделали страшные глаза.

– Ой, а Даниил у нас болеет, мигрень! – шаляпински-задушевно пропела кружившая по комнате рыжекудрая фея, которой сильно не хватало лыжных палок.

– Так, аристократ хренов, быстро оделся и построился! Мы же договорились! – командирским голосом рявкнул мигом нашедшийся Никита, привыкший называть вещи своими именами. – Мигрень у него! Ты еще эту… как ее… подагру вспомни! Через минуту жду на выходе!

Лилия расхохоталась и, восхищенно глядя на «батяню-комбата», вдруг нараспев произнесла:

 
О, как мне кажется, могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать, и гривы
Своих коней…
 

– Кудри дев, как я понимаю, отменяются? Вас ждут «гривы»? Скажите, Никита, а вы тоже князь? Или граф? И куда вы направляетесь?

– Я-то? Принц-герцог, – нашелся парень, ничего, кроме Стругацких, не читавший.

– Принц? Герцог?! То-то вы с князем так разговариваете… – попыталась пошутить разочарованная особа.

– У нас важная деловая встреча.

– Встреча… Понятно. Зато у вас перстень – точно фамильный!

Что-то неуловимо изменилось в ее голосе и взгляде. Только тут покрасневший Никита почувствовал, как напряженно ведет себя «источник всех проблем»: покалывает, пульсирует, светится. «Еще подумает, что я этот… нетрадиционный!» – читалось в его смущенных глазах. Парень спрятал руку за спину, пробормотав, что «это – так…» Ай, да пусть думает, что хочет. Невелика птица.

Эксперименты с реликвией ни к чему не привели: «по щучьему веленью, по моему хотенью» сапфир ничью волю подчинять не собирался, а делал это неожиданно и до обидного произвольно. Он напоминал сложный прибор, руководство к пользованию которым было утрачено.

Значит, эта вечно квохчущая курица, взятая в делегацию для антуража, разглядела перстень! Странно. Еще более странной казалась реакция реликвии. И перед глазами окаменевшего Никиты вдруг опять пронеслось видение: жуткая Тень в средневековом капюшоне, нависшая над телом Алексия… Только в этот раз призрак внезапно обернулся и остро глянул в прямо в душу Никите. Парня как током ударило! Глаза у призрака были точь-в-точь как у Лилечки: огромные, жуткие… Но видение вмиг рассеялось. Прошло всего десять дней, а сколько воды утекло…

Пронзительный прищур интересантки вновь стал прежним взглядом похотливой коровы, глупой курицы и прочих аналогичных представителей животного мира. Ну, по крайней мере, таким он казался Никите, замечавшему рядом только одну женщину – Настю. Он уже знал, что видения перстень насылает в крайних случаях, но никак не мог понять, что же сейчас послужило причиной? Где смертельная опасность? Вот эта размалеванная мамзель?!

Данила же едва не выронил заветный футляр, который взял в руки от греха подальше. Бабенка, уж на что навязчива и болтлива, – типичное длинноногое украшение офиса, – а Марину Цветаеву цитирует влегкую! И так к месту! А она вовсе не проста, эта странно и внезапно возникшая Лилечка…

С этим сумбуром в голове друзья простились с загадочной соплеменницей и, провожаемые долгим взглядом, поспешили в Ватикан на встречу с неким важным лицом. Аудиенцию загодя испросил Данила, чьи связи, происхождение и богатство могли открыть не одну дверь!

Друзья были молоды, наивны и не понимали, что недооценивать своих недругов так же глупо, как переоценивать друзей…

Кабинет кардинала Федерико Гаэтани был огромный и обставленный с ненавязчивой роскошью. Тяжелая мебель, неярких расцветок ковер, резные дубовые панели, стулья с высокими спинками, мягкий свет… Портрет какого-то светильника церкви в епископской митре, напоминавший Насте пожилую буфетчицу в московском Доме актера – мать когда-то в детстве часто брала ее туда.

«Сам кардинал принимает все-таки, это вам не баран чихнул!», – подумал Никита с гордостью, довольно смутно себе представляя значение у католиков высшего после Папы духовного сана. Тем более, что друг назвал его как-то странно: «кардинал-диакон». Про диаконов наш воин знал только то, что они ниже попов по званию и, как правило, обладают потрясающими певческими голосами. В представлении Никиты, «кардинал-диакон» звучало приблизительно также, как «академик-аспирант». Или даже как «министр-дворник».

Впрочем, и об академиках, и об аспирантах парень тоже знал немного. Равно как о министрах. Видел лишь растерянность этих бывших райкомовцев при встрече с Алексием: то ли перстень в поклоне облобызать, то ли по плечу патриарха похлопать. Зато самонадеянно, – как и все мы! – полагал, что имеет о дворниках полное представление. Потом, правда, мы делаем большие глаза, если какой-то незаметный дядечка с метлой оказывается вдруг великим поэтом…

Ладно, дьякон – так дьякон, кардинал – так кардинал! Главное, чтобы высший сановник при Папском Престоле не запел густым диаконским басом католические песнопения, а быстренько дал разрешение на работу в библиотеке Ватикана!

Прелат, – пожилой мужчина, но вовсе еще не древний старец, каковым представляется обывателю любой церковный иерарх, – был одет в скромную черную сутану с красным поясом. Тонзуру – ее скорее все-таки выстриг возраст, чем ножницы – прикрывала алая шапочка. Умное узкое лицо его светилось ласковой улыбкой, очки в золотой оправе поблескивали живым интересом. Он хорошо знал семью Данилы и охотно согласился на встречу, которую кто-то иной добивался бы полжизни. Разговор велся на итальянском, ни Насте, ни тем более Никите не понятном.

– Ваше Высокопреосвященство, разрешите представить Вам моих коллег и близких друзей… (далее сообщалось «кто, чего, зачем»). Мы смиренно просим разрешения поработать в библиотеке, получить доступ к архивам древних манускриптов.

Кардинал кивнул, задал вежливые вопросы о грядущих планах и здоровье светлейших родителей князя. Он нисколько не выказал своего крайнего удивления: Настя еще туда-сюда, среди студенток и красотки бывают, но вот Никита категорически не напоминал научного работника. Хотя «верительные грамоты» ГРУ подготовило – «комар носа не подточит»! Поэтому, когда встреча подошла к концу и ребята откланялись, получив высочайшее разрешение, монсеньор набрал внутренний номер и коротко приказал разузнать, что за спутники у «принца Милослаффски», да и проследить за ними повнимательнее, хотя в просьбе Данилы вроде бы не было ничего сверхъестественного. И все-таки, и все-таки, и все-таки…

Но яркий и крупный синий камень, равно как и старинную простоту перстня на руке огромного «коллеги» русского князя кардинал Гаэтани заметил сразу – настолько украшение не вязалось с обликом здоровяка. Таких еще в охране сицилийской мафии можно встретить (познания и опыт светильника церкви были более чем обширны), но не за изучением же древних манускриптов! Саркастичная улыбка скользнула по наидобрейшему лицу прелата. В мафии, кстати, перстни тоже любят… Нет-нет, надо будет подробнейшим образом выяснить, что это за «научный работник» такой…

Вот потому кто-то становится кардиналом и так далее, а кто-то – и умный, и всячески образованный, и преисполненный искренней веры, – остается простым кюре… Эту харизму рукоположением не приобрести.

Маленький отряд вышел из приемной, тихо обсуждая свой визит.

– Ой, а я как в рот воды набрала, так растерялась Могла бы чего-то и по-английски сказать, он наверняка на нем тоже говорит…

– И хорошо, что ты не влезла: к кардиналам не принято обращаться – лишь отвечать на их, можно сказать, «августейшие» вопросы.

– Нет, Данила, прилагательное «августейший» применимо только к царствующим особам, а никак не к вопросам! – терпеливо объясняла Настя.

– Ну, вот и хорошо, что он ничего у нас не спрашивал! А то я бы ему рассказал, как надо проводить боевую операцию по выбиванию из села террористов… – подключился Никита, переводя дух. Он волновался больше всех. Как впоследствии оказалось, не зря…

– Ничего, все прошло нормально, теперь бы раздобыть недостающий пергамент. Завтра прямо с утра идем в хранилище! Лилечку бы только отсечь, что-то она прилипла… как это? А, «как банный лист к заднице»! – и Данила рассмеялся своей шутке, довольный, что кстати применил забавную идиому.

– Ш-ш-ш… Ты в Ватикане все-таки! – девушка дала князю легкий подзатыльник.

– Да, Лиля эта явно не просто так возникла, – очень серьезно ответил Никита. – Есть в ней что-то неприятное, только оно не в поползновениях на твой, Данила, счет! Темное в ней что-то и хитро… хм… наверченное. Ее явно перстень заинтересовал. Надо бы от этой девахи подальше держаться!

– А я что сразу сказала?! – вмешалась Настя, невероятно довольная, что и до ее мальчиков наконец дошло: «прекрасная незнакомка» – особа сомнительная, мутная и доверия не внушает.

– Хорошо, что я, уходя, сунул футляр с нашим манускриптом в карман. Машинально вроде, а теперь понимаю – инстинктивно!

Поймав такси, ребята доехали до отеля. За раздвижными стеклянными дверями острый ревнивый глаз Насти углядел Лилю. Та явно приготовилась по-новой взять Данилу в оборот: одежды были разэтакие, грим – индейцам, с их тропой войны, «семь верст чем-то там плыть». Не выходя из машины, князь приказал ехать в район Трастевере – он знал там один приличный ресторанчик.

Их усадили за стол с кипельно-белой скатертью и таким количеством вилочек и ложечек, что Никита, моментально заалевший, как закат над Тибром, никакие решался начинать есть. Выглядеть пентюхом не хотелось, а что куда, он не знал. Но, наблюдая за Их Светлостью, быстро наловчился имитировать благовоспитанность. Настя умирала со смеха, глядя на его великосветские потуги. Она особо приборами не заморачивалась, вела себя естественно, если не знала – спрашивала. Может быть, в этом и заключается хорошее воспитание? Подавали настолько вкусные блюда, с такими затейливыми названиями, что про хорошее воспитание не грех было бы и забыть! А уж их вино! Русский человек ведь больше по водочке специалист, тонкие вина – не его национальный напиток. О портвейне «777» – ни слова! Но то, что вышколенный официант наливал в бокалы, было умопомрачительным! Само лилось в рот, моментально усваивалось и поднимало настроение элегантно и плавно. А не так фатально, как водка.

Тут возник довольно неожиданный спор: следует ли держать рождественский пост. Настя считала, что ограничения в еде не повредят, Данила с несколько кислым видом склонен был к ней присоединиться, но Никита-воин, сверкая несытым взором, авторитетно заявил, что на войне солдаты освобождаются от держания поста. А как еще их перипетии назвать, как не войной? Так что все трое дружно набросились на скоромное.

Милославский, во всем блеске происхождения и царственной осанки, высился за искусно сервированным столом как призрак давно ушедших времен… Никита, несмотря на некоторую растерянность, тоже выглядел принцем крови, если не обращать внимания на его игры в «ножички-вилочки». И еще более высился. Но уж совсем королевой смотрелась Настя – в темно-синем строгом платье с красивой вышивкой, жемчужное ожерелье спорило блеском с улыбкой, толстая коса уложена высокой короной. Окружающие бросали на троицу восхищенные взгляды, гадая, в каких сложных волнительных отношениях находятся два мужественных парня и хрупкая красавица… И нет ли промеж них какого греха, особливо «свального»?

«Призрак»… Никита помрачнел и рассказал друзьям о своих странных видениях. Они выслушали и, было видно, – напряглись. Решили в гостиницу не возвращаться, а гулять по городу до утра. Неугомонная путешественница Настя от радости захлопала в ладоши. Хоть какой-то прок от этой чертовой Лилечки будет! А то мужики опять залягут в номер дрыхнуть, и никакого Рима толком никто не увидит.

Данила, здорово уставший за день, заметил только, что пока они не найдут манускрипт, им нечего опасаться нападений, погонь и прочей кинематографической лабуды. Судя по всему, именно результат их поисков может привлечь внимание Врага. Который не дремлет и наверняка знает, где они… Было видно: образ Врага выцветает, стирается из памяти, и скоро Данила легкомысленно забудет кромешный ужас недавних дней. Будет считать его «войнушкой». Мальчишка, что и говорить!

О врагах думал и замерзший на улице человек – ветер к ночи поднялся нешуточный. Чутье подсказывало, что затишье скоро кончится и пружина событий развернется во всю свою непредсказуемую мощь.