Текст книги "Сидни Шелдон. Узы памяти"

Глава 25

Саммер выскочила из такси и вбежала через двойные двери в больницу «Джон Рэдклифф». Расположенная в Хедингтоне, в нескольких милях от городского центра Норт-Оксфорд, она служила пунктом одного из крупнейших в стране отделений неотложной помощи. Шла вторая половина субботнего дня, небо застлали тучи. Пабы были еще открыты. И поскольку это был Оксфорд, в больнице Саммер пришлось пробираться к справочной через море пьяных студентов, громко жаловавшихся на увечья, по большей части причиненных собственноручно.

– Майкл де Вир, – выдохнула она. – Авария на мотоцикле. Он поступил несколько часов назад.

«Пожалуйста, пожалуйста, Майкл, держись. Пожалуйста, не умирай».

Цепь ужасных случайностей помешала Саммер приехать раньше. Роксанна была обозначена в записной книжке Майкла как ближайшая родственница. Услышав новости, Рокси немедленно позвонила Саммер, но, к несчастью, у той в мобильном села батарейка, а сама она вышла из дома Майкла несколькими минутами раньше, чтобы пойти в магазин за косметикой. Только через два часа Саммер наконец получила сообщение Рокси. Сообщение, которого не забудет, сколько жива.

Вернувшись домой, она включила автоответчик в надежде услышать голос Майкла, но вместо этого послышались рыдания Рокси. Та рассказала, что Майкла «раздавил» грузовик и что его везут в больницу.

Последние слова отпечатались в мозгу Саммер огненным клеймом: «Неизвестно, выживет ли он».

Саммер, босая, выбежала на улицу. С длинных волос капала вода, но уже через пятнадцать минут она нашла такси. Еще пять минут ушло на то, чтобы убедить водителя везти ее в больницу, полуодетую, едва не бьющуюся в истерике. К тому же пришлось пробираться по пробкам.

Медсестра в справочной напечатала имя Майкла на компьютере.

– Де Вир? Он здесь.

– Как он? В операционной?

Медсестра подняла глаза:

– А вы?

– Саммер. Саммер Мейер.

– Вы родственница?

– Нет. Подруга.

– Простите, разрешено только родственникам.

– Но я только что сказала: его подруга.

– Будешь моей. Хочешь… шикарная задница?

Омерзительный, совершенно пьяный мужчина в деловом костюме прижался к Саммер сзади, ощупывая ее и пытаясь удержаться на ногах.

Саммер, повернувшись, резко оттолкнула его так, что он врезался в ближайшую группу пациентов.

– Отвянь!

И снова подошла к сестре.

– Послушайте, звонила сестра Майкла и просила меня приехать. Она его ближайшая родственница. Пожалуйста, я должна его увидеть.

– Подождите минуту.

Женщина встала и принялась шепотом совещаться с коллегой. Саммер увидела их расстроенные серьезные лица и пришла к очевидному заключению: «Я опоздала. Он мертв».

Она хотела прямо спросить обо всем, но слова не шли с языка. Девушка стояла молчаливая и несчастная. Наконец женщина вернулась и протянула ей листок бумаги с номером.

– Если кто-то спросит, вы родственница. Отделение реанимации, четвертый этаж, лифт «С». Это ваш пропуск.

– Он мертв? – выпалила Саммер наконец.

Медсестра опустила голову, боясь встретиться с ней глазами.

– Вам все объяснят на четвертом этаже, дорогая.

– Пожалуйста, только скажите, он мертв?

Женщина обменялась тревожным взглядом с коллегой:

– Послушайте, нам нельзя ничего объяснять, – прошептала она Саммер. – Но согласно моим записям, Майкл де Вир объявлен мертвым час назад. Простите, в отделении вам скажут больше.

Саммер, как в тумане, проталкивалась к вращающимся дверям.

«Майкл мертв. Мертв. Я опоздала».

– У вас все в порядке, мисс? – спросил санитар. – Я могу помочь?

Саммер, как зомби, подняла листок. Санитар показал ей направление к ряду лифтов «С». Повернуть направо к травме, потом налево, к реанимации. Приемная – наверх по лестнице.

Саммер смутно сознавала, что вокруг движутся люди: сестры, пациенты, доктора и посетители. Где-то играла музыка, в кафетерии продавались сандвичи, завернутые в пластик, у большого аквариума толпились скучающие дети, сквозь высокие окна струился свет. Но для нее все замерло. Она двигалась по коридорам, как призрак, онемевший от ужаса и молчаливый.

«Он мертв. Майкл мертв».

Как ни странно, она подумала о празднике. Что происходит в Кингсмире, пока здесь разворачивается трагедия Майкла? Неужели там все продолжается, как было запланировано? Или высокопоставленным гостям дадут от ворот поворот? Она попыталась представить себе сцену.

«Простите, ваше высочество. Произошла трагедия. Сын хозяев погиб».

– Вы поднимаетесь, дорогая?

«Майкл убит, празднику конец».

– Четвертый этаж. Двери открываются, – прозвучал механический голос.

«Майкл умер на больничной койке, праздник отменяется».

– Это реанимация. Чем могу помочь?

– Саммер!

Это Тедди! Она повернулась. Туман рассеялся через несколько секунд, вместе с шоком… настолько, чтобы узнать доброе знакомое лицо отца Майкла.

– Тедди!

Она разразилась истерическими слезами.

– Ну, ну… – Тедди отечески обнял ее. – Не плачь. Все хорошо.

– Хорошо? Что тут может быть хорошего? – зарыдала Саммер. – Он мертв.

– Ничего подобного, – растерялся Тедди.

Надежда, подобно рвоте, подступила к горлу Саммер.

– Майкл не мертв?

– Нет, дорогая, Кто тебе сказал?

– Сестра в приемной внизу.

Она ощутила, как подгибаются колени. Тедди помог ей сесть.

– Должно быть, она спутала. Мертвой его объявила бригада «скорой». Но когда привезли его сюда, доктора смогли запустить его сердце.

– Так с ним все хорошо?

Она никак не могла осознать происходящее. Американские горки надежды и отчаяния, на которых голова шла кругом…

– Я бы так не сказал. Он в коме. Это все, что мы знаем. Его оперировали три часа и сделали все возможное.

– Но с ним все будет в порядке?

Тедди устало потер глаза.

– Честное слово, не знаю. Алексия говорила с докторами. Тебе лучше спросить у нее. Она сейчас с Майклом.

Медсестра впустила Саммер. Палата выглядела скорее как палуба флагмана «Энтерпрайз»[17]17
  Космический корабль из сериала «Звездный путь».


[Закрыть]. Повсюду аппараты, провода и индикаторы: у стен, на подставках у кровати Майкла, некоторые даже свисали с потолка.

При виде Майкла Саммер в отчаянии зажала рот рукой. Ни капли крови. Но он был весь перебинтован, лежал неподвижно и казался почти нереальным. Нижняя часть тела закрыта белой простыней. Из-под бинтов едва виднелись подбородок и губы, да и те были почти незаметны за толстыми трубками и аппаратом искусственного дыхания, прикрепленного к респиратору за изголовьем. Мерный хриплый свист аппарата, гнавшего, а потом вытеснявшего воздух из легких, придавал этой комнате в стиле хай-тек определенно старомодные нотки. Саммер почти ожидала, что сейчас из-за кровати выскочит карлик с парой мехов или гармоникой. Но вместо этого со стула поднялась Алексия.

– Саммер! Как ты?

Алексия протянула ей руку с идеальным маникюром. Ее пальцы были ледяными.

– Так мило, что ты пришла.

Саммер уставилась на нее. «Мило?»

Алексия приветствовала ее, словно обе находились на коктейль-пати, которую Саммер любезно посетила. Неужели она не понимает всей серьезности ситуации?

– Что случилось, Алексия? Для чего все эти аппараты? Тедди сказал, что вы говорили с доктором.

– Да, с хирургом. Доктором Крикдейлом. Очень славный человек.

Саммер выжидала.

«И…»

– Оказалось, мы встречались и раньше. – Алексию несло. – Я знаю его по местному отделению партии. Его жена выполняет огромную работу по сбору средств.

Саммер хотелось хорошенько ее встряхнуть.

«Да плевать мне трижды на отделение партии. И вам стоило бы. Может, сейчас ваш сын умирает».

Но она ответила, старательно выговаривая каждое слово:

– Что сказал доктор о Майкле?

– Ах да! Майкл в медикаментозной коме.

– Хотите сказать, что это сделали с ним доктора? – в ужасе прошептала Саммер.

– Пришлось. Иначе не могли провести операцию на мозге.

– На мозге?

Внутренности Саммер стали плавиться от страха. Второй раз за последние несколько минут ей пришлось сесть.

– Да, – кивнула Алексия. – Они посчитали, что он шел со скоростью свыше восьмидесяти миль, когда врезался в грузовик. К счастью, не в лоб, а сбоку, но при такой скорости просто чудо, что он вообще выжил. Руки и ноги сломаны, внутреннее кровотечение, но самое страшное – травма головы. Доктор Крикдейл удалил из правого мозгового желудочка шестнадцать осколков кости.

Это все равно что слушать прогноз погоды. Алексия так спокойна. Такая ледяная сдержанность!

– В мозгу была большая гематома. К несчастью, первые сканы показали очень низкий уровень активности. Мы ждем новых, но доктор Крикдейл не питает больших надежд.

– Он выживет? – прошептала Саммер.

– Пока трудно сказать. Возможно. Но это вряд ли будет лучший исход.

Саммер, не веря собственным ушам, уставилась на Алексию. Мать Майкла всегда ее подавляла. Саммер считала ее бесчувственной, но никогда не думала, что та настолько жестока по отношению к собственному сыну. К Рокси – вероятно. Но Майкл всегда был зеницей ее ока.

– Что это значит? Не хотите, чтобы он жил?

– Не хочу, чтобы превратился в растение. Я останусь с ним на ночь.

Алексия величественно отвернулась и положила унизанную бриллиантами руку на плечо Майкла.

– Можешь вернуться утром.

Она пытается ее выставить. Отпускает, как горничную.

Шок от такого равнодушия сменился гневом.

– Я хочу остаться. Майкл тоже этого хотел бы.

– Нет.

Сталь в голосе Алексии не оставила места возражениям.

Саммер попыталась запротестовать, но подошедший Тедди мудро сжал ее ладонь.

– Не сейчас, – прошептал он, выводя ее в коридор. И только потом заговорил открыто: – Не суди ее, дорогая. Она в шоке. Как мы все.

– Но она так холодна, Тедди!

Она не хотела говорить резко. Слова вырвались сами.

– Я знаю, что так кажется, – вздохнул Тедди. – Но мальчик для нее – все.

«Это для меня он все», – с отчаянием подумала Саммер.

– Не можете убедить ее позволить мне остаться? Что, если?.. – Она снова заплакала. – Что, если ночью он умрет?

Тедди ответил взглядом, исполненным бесконечной доброты.

– Если он умрет ночью, ему никто из нас не понадобится. Не так ли?

Воскресные газеты были полны снимков с несостоявшегося праздника в Кингсмире и мрачных подробностей почти смертельной аварии сына Алексии де Вир. «Сан он санди» первая пустила в ход выражение, преследовавшее Алексию все последующие месяцы. Заголовок статьи гласил: «Проклятие де Виров?» Заодно с самыми пикантными подробностями таблоиды с восторгом вытащили на свет старые слухи о Рокси и «истинную историю» дочери министра внутренних дел, а также ее таинственного падения с высоты третьего этажа. Снимки Рокси, прикованной к инвалидному креслу, перемежались фотографиями больницы, где Майкл де Вир лежал в «критическом, но стабильном состоянии». Проверили даже старые забытые снимки Санджая Патела, сделанные до его заключения и последовавшего самоубийства. Но изменчивая британская публика вместо ожидаемого сочувствия обрушилась на Алексию, истолковав ее стоицизм в отношении аварии с Майклом как жестокосердие, присущее министру. Казалось, за одну ночь позитивный имидж, над созданием которого Алексия так много трудилась, стал разрушаться. Она оказалась еще более одинокой, чем раньше.

Дома, в Восточном Лондоне, Гилберт Дрейк со злорадством читал все статьи. Совсем, как Исход, когда фараон отказался отпустить избранный народ и Господь убил за это всех первенцев, и людей, и скотину, так и Алексия де Вир была наказана за то, что держала за решеткой бедного Санджая.

«Она пожертвует Господу своего первого отпрыска мужского пола».

«Я должен остерегаться греха гордыни, – остерег себя Дрейк. – Месть – кара Господня. Не моя. Я лишь его орудие».

Дрейк молился о знамении. Знаке.

«Прояви свою волю, Господи. Укажи путь. Месть наконец началась. Но до конца еще далеко».

Через две недели после аварии Алексия встретилась с премьером.

– Вам полагается отпуск по семейным обстоятельствам, – сообщил тот. – Никто вас не осудит, если придется на время оставить работу, побыть с семьей.

Алексия недоверчиво прищурилась. Старшие министры кабинета не «оставляют работу на время». Цепляются за свои должности или их теряют. Генри Уитмен знал это не хуже ее.

– Пытаетесь избавиться от меня, Генри?

– Разумеется, нет! – возмутился Уитмен. – Мне в голову такое не пришло бы!

– Прекрасно! – кивнула Алексия, не ответив на улыбку премьера. – С тех пор как это случилось, Майкл не приходил в себя. И если верить докторам, вряд ли придет.

– Мне так жаль!

– Пожалуйста, избавьте меня от выражений сочувствия, – бросила Алексия почти рассерженно.

Уитмен надеялся, что в ней говорит горе, но трудно сказать наверняка.

– Если бы это зависело только от меня, завтра отключила бы чертовы аппараты. Это Тедди настаивает на том, чтобы они продолжали работать. Но я не собираюсь тратить время в больничной палате, держа руку ни на что не реагирующего сына просто затем, чтобы угодить какой-то вечно готовой критиковать свысока кляче из «Дейли мейла», когда могу быть полезной здесь.

– Никто и не предлагает такого, Алексия.

– Разве? Бьюсь об заклад, Кевин и Чарлз услужливо показывали вам все негативные отзывы в прессе с тех пор, как это случилось!

– Вовсе нет, – солгал Уитмен. Враги Алексии из состава кабинета, не тратя время, возобновили атаки. Но Генри вряд ли в этом нуждался: в конце концов, он и сам умел читать.

Какими бы ни были истинные чувства Алексии, после аварии с сыном она вела себя холодно и бессердечно, настаивая на том, что «дела прежде всего». Последствия подобной позиции были сокрушительными для ее имиджа, а единодушное осуждение прессы отражалась и на всей партии консерваторов.

Шарлотта, жена премьера, сказала то же самое, когда они лежали в постели вчера ночью.

– Из-за нее страдает и твоя репутация, Генри. Необходимо избавиться от Алексии.

– Знаю, но что тут можно сделать? Я не могу учить женщину скорбеть по собственному сыну.

– Скорбеть? – невесело рассмеялась Шарлотта. – Я и то сильнее жалею бедного мальчика.

Если бы только все было так просто! Если бы только Алексия де Вир не держала его на мушке! Хотя они никогда не говорили на эту тему, скелет в шкафу премьера надежно защищал Алексию даже сейчас.

Алексия взглянула на Генри и подумала:

«Он что-то скрывает».

Смутное чувство неловкости, зародившееся в ней до несчастного случая с Майклом, переросло в нечто вроде полной паранойи. В чем заключается роль Генри Уитмена? Он в последнюю минуту отказался приезжать на праздник, и каким-то таинственным образом Майкл вскоре оказывается в коме. Конечно, вроде бы нет разумных причин объединять эти два события, и все же Алексия осознала, что во всем ищет смысл, зловещий смысл. Куда бы она ни повернулась, чувствовала затаившихся врагов. Врагов из прошлого и настоящего. Врагов дома и на работе. Карьера рушилась. Майкл борется за жизнь. Билли Хэмлин и его дочь мертвы. Собственная дочь ее ненавидит. Словно невидимое зло, невидимая рука разрушает ее жизнь кирпич за кирпичом, уничтожая все, ради чего она работала, кем стала. Если бы не незыблемая поддержка Тедди, его и Люси Мейер… Люси была ее опорой во всем этом кошмаре. Иначе Алексия серьезно опасалась бы за свой рассудок.

Вернувшись в парламент, она поговорила с сэром Эдвардом.

– Они сплотились, чтобы достать меня, Эдвард. Все они. Уверена, Генри только и ждет возможности нанести удар. Я точно знаю.

– А я сомневаюсь, министр внутренних дел, – вкрадчиво ответил Эдвард.

– Так и есть, поверьте. Я только вам доверяю, Эдвард. И больше, чем всегда, нуждаюсь в вашей помощи.

– А я счастлив вам помочь, министр. Действительно счастлив. И постарайтесь не волноваться. Выстоим в шторм вместе.

Люси Мейер приехала в Оксфорд, чтобы выпить кофе с Саммер. Прошло две недели после несчастного случая с Майклом, и Люси с Арни собирались вернуться в Штаты. Люси просила Саммер лететь с ними: «Нельзя же вечно сидеть здесь, дорогая», – но та до сих пор считала, что не может оставить Майкла. В отличие от некоторых, чьи имена она не желала упоминать.

– Представляешь, Алексия ни разу его не навестила. Ни разу с тех пор, как это произошло. Взяла и исчезла.

– Уверена, у нее на это есть причины, – заметила Люси, поднося чашку к губам.

– Есть. Эгоизм! – взвилась Саммер. – Почему ты так слепа, когда речь идет об этой женщине? Почему вечно ее оправдываешь?

– Почему? – рассеянно переспросила Люси.

К немалой досаде Саммер, Люси вчера обедала с Алексией в Лондоне и постаралась подставить плечо, на котором можно поплакать.

– Честно, дорогая, я понимаю, тебе хочется обвинить кого-то. Но мать не виновата в том, что случилось с Майклом. Случилось несчастье.

– Может быть.

– То есть как это «может быть»? Это был несчастный случай.

– Майкл хороший водитель, – возразила Саммер. – Опытный. На пустой дороге да еще днем? С чего вдруг он не справился с мотоциклом?

– Потому что ехал на огромной скорости, – рассудительно ответила Люси.

– Да, но почему?

– Молодые люди на мощных мотоциклах иногда теряют ощущение реальности. Без всяких причин.

– Да, но не мчаться же на такой безумной скорости! И он вел себя так странно в ночь перед аварией. Постоянно говорил о каких-то тайнах и задавал непонятные вопросы. Вроде такого: если я знаю что-то скверное о человеке, который мне дорог, расскажу ли всем?

– Что расскажешь? – спросила Люси, ставя чашку.

– В том-то все и дело, не знаю. Он так загадочно себя вел. Но очевидно, что история неприятная. И чувствую, что речь идет об Алексии.

Люси задумчиво повертела кольцо на правой руке. Кольцо было семейной драгоценностью, подарком отца, полученным, когда она была совсем молода. Люси всегда вертела его, если нервничала, чтобы немного успокоиться и поразмыслить. Люси поощряла роман Саммер и Майкла. Но теперь ударил гром, и она хотела вернуть дочь домой, в Штаты, как можно дальше от этой трагедии. Люси знала больше фамильных тайн де Виров, чем хотела бы. Не стоит, чтобы и Саммер участвовала во всем этом.

Саммер допила двойной эспрессо.

– Я должна знать, что имел в виду Майкл. Что отвлекло его, когда…

«Я не перестала надеяться в отличие от остальных. Не сдалась. Где жизнь, там надежда».

– Когда случилась авария.

– А тебе не приходило в голову, что он, возможно, не хотел с тобой делиться этим секретом? У него была возможность сказать тебе, а он промолчал. Может, Майкл хочет, чтобы ты оставила все это в покое? И вела свою жизнь?

– Я веду свою жизнь! – вызывающе выпалила Саммер. – Остаюсь здесь ради Майкла. Поддерживаю как могу. Это моя жизнь.

– Саммер, милая…

– Мама, тебе не пора? Не хочешь же ты опоздать на самолет?

Люси взглянула на часы. Ей действительно пора. Как бы сильно ни хотела забрать Саммер, она не могла жить жизнью дочери.

– Хорошо, я уезжаю. Но мы еще поговорим об этом.

– Разумеется, – небрежно бросила Саммер.

– Твой отец уже позвонил декану и убедил его дать тебе отпуск по семейным обстоятельствам, но они рано или поздно захотят узнать, когда ты вернешься.

– Конечно. Я дам знать. До свиданья, ма.

Саммер проводила взглядом мать.

«Я никогда не вернусь. Нью-Йорк, колледж, и моя практика в «Пост»… все это часть иной жизни. Бессмысленной и выхолощенной. Все это ни к чему без Майкла».

Саммер пошла пешком на квартиру Майкла дальней дорогой через лабиринт переулков, вьющихся за Эксетер и Линкольн-колледжами, ведущих к Магдален-колледжу и реке. Приезд матери расстроил ее, мешая наслаждаться теплом позднего лета и красотой шпилей, возвышавшихся над головой. Улицы были полны счастливых влюбленных в шортах и темных очках, фотографировавшихся среди «дремлющих шпилей» или целующихся на древних мостах. Плакучие ивы купали ветки в неторопливых водах Черуэлла. Дети ели мороженое, бросали в воду камешки, опускали туда ноги. Мимо величественно плыло лебединое семейство.

«Все счастливы. Все живут так, словно ничего не случилось. Словно мир не замер». Саммер смотрела на прохожих с удивлением и гневом. В сердце рождался безрассудный гнев. «Как смеет жизнь продолжаться? Как смеет? И это когда Майкл борется за каждый вздох всего в нескольких милях отсюда?» Но другой голос в ее голове, материнский голос, был также настойчив: «С Майклом произошел несчастный случай. Никто не виноват. Возвращайся домой».

Неужели мать права? Неужели Саммер ищет особый смысл в обычном повороте судьбы, аварии мотоцикла, каждодневной жестокости, происходящей с миллионами людей по всему миру? Возможно. Но сейчас ей хотелось верить, что существует причина, по которой Майкл разбился в тот день. Существует что-то, что она должна знать. Что-то, что должна выяснить. Хотел бы этого Майкл или нет. Она будет рассматривать это как работу, как историю, которую ей поручили расследовать.

Все ее инстинкты говорили о том, что необходимо начать с матери Майкла, несгибаемой безжалостной Алексии де Вир.

Вернувшись на квартиру Майкла, Саммер сбросила туфли и босая потопала в кабинет. Компьютер Майкла все еще стоял на столе в «спящем» режиме, словно он в любую минуту войдет и начнет с того, на чем закончил. Вокруг разбросаны бумаги: квитанции, списки, счета, в большинстве своем относящиеся к празднику в Кингсмире. Ими были набиты также все ящики, стопки документов громоздились на принтере, стуле и диване. Очевидно, Майкл не слишком верил в компьютерные файлы. Саммер лениво спросила себя, каким это образом он ухитрялся вести успешный бизнес среди такого хаоса и выглядит ли письменный стол Томми Лайона таким же образом? Или Томми более аккуратен, и это он держит на плаву фирму, пока Майкл бурлит идеями, планами и теориями?

«Я должна позвонить Томми».

Сев за стол, она, к своему удивлению, обнаружила, что сердце бешено бьется. Неужели только пару недель назад она села в оксфордский поезд, не сомневаясь, что поймает Майкла на измене? В ту ночь он ее убедил, и она снова поверила ему, поверила в их любовь. Но сейчас, в тишине кабинета, Саммер снова одолели сомнения. Хочет ли она просмотреть почту, фото, фейсбучные контакты Майкла? Что, если она не сможет вынести того, что обнаружит?

«Пароль», – требовательно замигал экран.

«Как я глупа. Конечно, компьютер запаролен».

Она напечатала номер телефона Майкла, его знак зодиака, дату рождения.

«Вполне очевидное решение, но кто знает?»

Не повезло.

Далее попробовала перестановку имен родных, добавив даже свое, но опять ничего.

«Ладно. Придется просить профессионала. Но может, знают Рокси или Томми».

Отодвинув ноутбук, Саммер стала просматривать ближайшую стопку бумаг. Не зная, чего ищет, и не имея понятия, чем заняться, она стала их сортировать. Накладные справа, квитанции слева. Делила документы на деловые, профессиональные и мусор, побежав на кухню за корзинкой, чтобы выбрасывать конверты, флаеры и прочую дрянь. Работа поглотила ее. К тому времени как она взглянула на часы, было уже шесть вечера и солнце медленно опускалось за горизонт, бросая оранжевые лучи через щели в жалюзи и на пол кабинета.

Саммер встала и потянулась, как кошка. Она уже собралась налить себе выпить, но вдруг заметила коробку в углу комнаты. Все остальное в кабинете находилось в полнейшем беспорядке, но коробка, вернее, ящик был тщательно разделен на секции, выкрашенные в разные цвета. В них хранились газетные и журнальные вырезки и фотокопии писем. Он был втиснут между книжным шкафом и большим огнетушителем, не то что спрятан, а определенно передвинут в безопасное место, подальше от чужих глаз и от общего беспорядка.

Саммер осторожно вытащила ящик и понесла на кухню. Вырезки были сложены по датам. Почти все относились к делам, на которые, так или иначе, повлияла реформа наказаний и приговоров, проведенная Алексией.

Некоторые истории были воистину ужасны.

Дайя Гинеску, румынская иммигрантка, отбывавшая четыре года за воровство в магазинах, узнала, что ее срок увеличили до семи лет. Поэтому ей не позволили сидеть у кроватки сына, умиравшего от лейкемии.

Остальные истории были обычными, вышибавшими слезы и раздутыми прессой до трагических пропорций. Саммер было трудно сочувствовать, например, Даррену Найлзу, профессиональному взломщику, чья невеста бросила его, узнав, что свадьбы придется ждать еще полтора года.

Но подавляющее количество публикаций относилось к одному человеку, Санджаю Пателу. Осужденный за перевозку наркотиков, что яростно отрицали его защитники, считавшие, что Санджая подставили, Пател повесился в тюрьме, узнав о продлении срока.

Саммер обвела пальцем фото Патела. Было в нем что-то славное, нежное и грустное. Если Санджай Пател и перевозил героин, можно было догадаться, почему наркокартель выбрал именно его. У него идеальное лицо для «мула»-перевозчика, совершенно бесхитростное. В темных глазах сияла невинность цельной личности.

Его так называемые друзья, однако, были далеко не невинны. Рядом со снимками Патела лежали фотокопии трех угрожающих писем, посланных Алексии де Вира. Два написаны от руки, грамматика и орфография заставили бы покраснеть пятилетнего ребенка, – и принадлежали одному автору. Судя по набору непристойностей и оскорбительных слов – мужчиной. Но Саммер шокировал не язык, а ненависть, пылавшая в каждой строчке. Автор жаждал «пирирезать» глотку Алексии так, чтобы она вопила, как «вижащия гребаная свиня», отрезать ее титьки, заставить платить за то, «чо ты сделала ванючия и…».

Третье письмо было более грамотным, цитировало Писание и призывало гнев мстительного Бога в «наказание за грехи Алексии». Саммер не знала, какое из писем ужасало сильнее. Она не слишком любила Алексию, особенно в этот момент. Но от таких угроз ей стало страшно.

Интересно, как Майкл их раздобыл и почему хранил. Связаны ли они с его тайной, с тем «скверным», что сделал кто-то близкий? Или он просто беспокоился о безопасности матери, особенно об ее охране на празднике в Кингсмире? Возможно. Но это ничего не проясняло. Алексия в качестве министра внутренних день имела в своем распоряжении круглосуточную защиту полиции и секретной службы. Что-то тут не так.

В ящике были и другие вещи, возбудившие любопытство Саммер. В одном файле, усеянном желтыми стикерами, на которых красовались даты, лежала связка документов, относящихся к премьер-министру: письма, написанные им Алексии примерно во время ее назначения министром внутренних дел, копии ответов, посланных ему Алексией. Некоторые же документы никак не были связаны с Алексией. Здесь находились статьи об Уитмене, открывавшем больницу, о его жене Шарлотте, посетившей благотворительное мероприятие, хвалебные статьи о трудах министра над проектом возобновляемых источников энергии. И все это было тщательно вырезано, датировано и спрятано в файл. Майкл, должно быть, счел их важными.

«Почему?»

Звонок телефона перепугал ее до полусмерти. Кто может сюда звонить? Насколько она знает, никто не пользовался стационарным телефоном Майкла, чтобы поговорить с ней. Если не считать больницы – на случай чрезвычайной ситуации. О Господи, только не это!

– Алло?! – панически вскрикнула она.

– Что с тобой, дорогая? Все в порядке?

– Тедди! – с облегчением вздохнула она. – Слава Богу! Я в порядке. Подумала, это из больницы звонят.

– Нет-нет, это всего лишь я. А теперь слушай. Звонила твоя мама и попросила последить за тобой, пока ты в Оксфорде. Я должен сделать все, чтобы ты не томилась в этой мрачной квартире и не голодала.

– Можете передать маме, что я давно готовлю сама, – рассмеялась Саммер. – Много лет.

– Пусть будет так, но я надеюсь, ты приедешь к нам в Кингсмир на ужин.

«К нам?» Он имеет в виду и Алексию?

Словно прочитав ее мысли, Тедди добавил:

– Алексия в Лондоне, а мы с Рокси слоняемся из угла в угол, не зная, чем заняться. Ты сделаешь старику одолжение.

И Саммер вдруг захотелось увидеть Тедди и Рокси, знакомые, добрые лица людей, которые любили Майкла так же сильно, как она. Они тоже были нечастыми посетителями в больнице, но Саммер почему-то понимала: их отсутствие порождено сердечной болью, а не бесчувственностью, как у Алексии.

– О, это было бы прекрасно, спасибо! В какое время мне лучше приехать?

– Сейчас, дорогая. Мой водитель будет у твоего дома через несколько минут.

– Сейчас? Но я не переоделась, не приняла душ…

– Не важно. Брось в сумку какую-нибудь одежду и быстрей в машину.

«Сумка с одеждой?»

Саммер едва не запротестовала, но передумала. Почему не уехать хоть ненадолго? К завтрашнему вечеру она вернется в Оксфорд. Как раз к ее ежедневному посещению Майкла.

Спешно собрав одежду в сумку, она ждала пока в дверь позвонят. Как заботливо поступил Тедди, прислав водителя! Он действительно самый добрый на свете человек!