Книга: Ориенталист. Тайны одной загадочной и исполненной опасностей жизни - Том Риис

О жизни этого удивительного человека невероятным образом рассказал в своей книге Том Риис. И книга получилась прекрасная! Очень интересная. Когда читаешь, невольно поражаешься, каких трудов автору стоило собрать всю эту информацию и так интересно ее преподнести. В книге "Ориенталист" Том Риис пишет не только о жизни Льва Нусимбаума, которая сама по себе была полна невероятных приключений, но и о политической жизни эпохи. Революция в России, становление СССР, Первая мировая война, нацистская Германия, фашистская Италия, лихорадка мира перед Второй мировой войной - все это описано очень увлекательно, открываются многие детали, которые до прочтения "Ориенталиста" были неизвестны. Особенно интересно было узнать о судьбе Кавказа во время революции 1905/1917 года. На этой части истории редко акцентируют внимание, оттого читать об этом еще увлекательнее. Несмотря на чудовищность всего, о чем писал Том Риис, книга получилась «вкусной», ее легко читать.

Сам же Лев Нусимбаум человеком был странным – эксцентричным и мечтательным. Он мифологизировал свою биографию, обожал Азербайджан, в котором вырос, восхищался Востоком, принял ислам. Вся его жизнь опасное, трагичное приключение – он жил во многих странах, бежал от нескольких революций, познал все тяготы судьбы евреев первой половины 20 века. Пережив за свою недолгую жизнь все, что только можно пережить, Лев Нусимбаум угас в фашисткой Италии в возрасте 35 лет в бедности и одиночестве.

Так что тем, кто уже читал « "Али и Нино" » ( а может еще и "Девушка из Золотого рога" ) очень советую прочитать «Ориенталиста», а тем, кто не читал этот загадочный роман – тем лучше сначала прочитать его. Для читателя эти две книги станут необычным литературным приключением.

На минуту вернемся в Баку. Авторство романа «Али и Нино», рукопись которого была подброшена в 1937 году в венское издательство Verlag (публикации при нацистской цензуре делались с большой осторожностью), причислялось то перу бакинской баронессы фон Бодмерсхоф (она была заявлена как правообладатель, заключала контракт с издательством), то азербайджанскому писателю Юзефу Чеменземили, то некоему Мухаммеду Асад-беку. Все эти версии были ошибочны. Настоящий автор романа, по мнению Тома Рииса, ни кто иной как Лев Нусимбаум.

«Али и Нино», благодаря своей топографической выдержке, по праву является романом-места. В Баку проводят экскурсии по местам встреч Али и Нино (подобно тому, как в Петербурге можно пройти по маршруту Раскольникова), история архитектуры города живет вместе с любовью азербайджанца-мусульманина и грузинки-христианки. Книга стала не только национальной гордостью Азербайджана (парадокс: написана она немецком языке!), но и вышла далеко за пределы условной родины: роман издавался более 100 раз на 33 языках мира.

Отец и сын Нусимбаумы, переждав в Персии «красный террор», вернулись в Баку (на тот момент город находился в германо-турецкой блокаде. Всё лучше, чем большевики). Однако продолжалось это недолго. Большевики, почувствовал угрозу от странной коалиции, занимающей нефтяную жемчужину Кавказа, направили в Баку отряды тайной полиции — ЧК. Город, как и любой другой город, встречающий чекистов, был ввергнут в пучину насилия.

Революция поглощала всё новые земли и города, поэтому семья Нусимбаумов была вынуждена вновь мигрировать. На этот раз в Европу. Где уж точно всё будет спокойно, были уверены отец и сын Нусимбаумы. Через Константинополь попав в Италию, Лев лицезрел с балкона своего номера марш итальянских фашистов. Убегая от одной революции Нусимбаумы попадали в лапы другой.

В конечном итоге семья обосновалась в Берлине (который в то время называли второй столицей России), где и началась ошеломительная карьера Эсад-бея. К 27 годам молодой интеллектуал написал 17 книг (широкую известность он получил как биограф Сталина и Николая II) и около 150 очерков в престижную берлинскую газету «Die literarishe Welt». Он был влюблен в очаровательную еврейку Эрику Лёвендаль (которая сыграет в его жизни не последнюю роль), был завсегдатаем кабаре и всегда одевался как утонченный денди. В Берлине же, в присутствии местного имама Эсад-бей официально принял Ислам.

Жизнь, полная весьма печальных приключений, не могла, по законам жанра, закончится тихо и банально. Эсад-бей, предполагаемый еврей-мистификатор, попадает под нацистскую цензуру. Его книги, как и книги других еврейских авторов, изымают из продажи. Даже круги, в которых вращался Эсад-бей, не были в силах противостоять нацистской машине. В это же нелегкое время, сбежав в Штаты к своему любовнику, его бросает Эрика. Лев Нусимбаум остается без средств к существованию и моральной поддержки. Но именно в это время он начинает проявлять себя как автор романов, как Курбан Саид (что в переводе означает «веселая жертва»).

Последнее, на что возлагал надежды Лев (а это могло вернуть его к нормальной жизни) — стать биографом Муссолини. Но и Муссолини уже попал под чары Третьего Рейха, развязав в Италии этнические чистки. Попытка была совершена, но в этот раз судьба оказалась не так благосклонна.

Под конец жизни, в маленьком итальянском городе Позитано, живет больной, всеми забытый Лев Нусимбаум, он же Курбан Саид, он же Эсад-бей. Там же, в 1942 году, он умирает. Надгробие выполнено в виде белой узкой плиты с большой чалмой. Ноги направлены на Мекку.

PS: С моей стороны было бы холостым выстрелом написать о книге, но ничего не сказать о Томе Риисе, авторе это блестящей биографии. Американский писатель и журналист, автор The New York times, The Wall street journal, The New Yorker является не только внимательным биографом, но и потрясающим историком. Личная судьба Курбана Саида здесь проходит как бы сквозь судьбу мировую, через события, которые так или иначе сформировали картину настоящего. Это очень круто, must read!

Захватывающая судьба главного героя уже делает книгу весьма и весьма интересной. Не подкачал и автор - богатый образный язык и явная заинтересованность в предмете исследования также добавляют "Ориенталисту" очков.

С другой, конечно, стороны, людям, не склонным к выкрикиванию лозунгов с броневика, было достаточно тяжело. Лег ты, значит, спать, а завтра ты уже законный наследник престола и все девчонки твои. Только почувствовал вкус жизни, а тут на тебе – под окном какие-то шумные люди с факелами и невнятной речью. Делать нечего, садишься на пароход, плывешь к соседям, тебя там встречают уважительно и достойно, ты говоришь: «Спасибо, друзья, это такая честь», протягиваешь руку, а в тебя уже какой-то юноша секирой тычет. Что случилось? А у нас тут большевизм, социализм, народизм. Вы – кулак, смутьян и негодяй, мы вас вешать будем. Ночью бежишь из тюрьмы, перебираешься в соседнюю страну, где тебя прячет твой друг Абрам, а утром хохочешь над тем, как смешной усатый дядька плюется в микрофон, и не понимаешь, почему Абрам так быстро собирает вещи. И беги хоть в Японию, нет никакой разницы – в те времена бросались не оскорблениями, а ядерными бомбами.

Том Риис очень хорошо всю эту эпоху прочувствовал в "Ориенталисте", ровно поэтому место истории в романе основополагающее. Как-то вяленько, конечно, но все равно параллельно приходится следить за всеми перипетиями жизни товарища Нусимбаума, но, в конце концов, мужчина правда является жертвой исторических обстоятельств, которые я вкратце обозначил в верхнем абзаце. Разумеется, это был для своего времени достаточно заметный и хорошо образованный товарищ, но как-то обаянием его судьба обделила. В те годы многие жили ярко и стильно. Эпоха - вот о чем эта книга, о времени, где никто ничему не удивлялся сильно.

Лучше всего «Ориенталиста» и отношение Тома Рииса ко всему на свете иллюстрирует манера повествования. У вас наверняка есть друг или просто знакомый, кто рассказывает про поход в магазин так, что ты узнаешь: как добывать серебро, почему Оман называется Оманом, зачем кенгуру голова, сколько стоит душа и так далее. Вы точно не узнаете или даже забудете, что ваш товарищ купил в магазине, но вы станете, что называется, более complete. Риис – точно такой же, ему так увлекательно то время, что он иногда просто рассказывает подолгу про что угодно, но не про главного героя. Эти фрагменты книги – настоящее сокровище для тех, кто еще помнит день отмены крепостного права или почему эсеры и кадеты так называются. Огромное удовольствие.

Как некий итог, «Ориенталиста» можно назвать дорогой версией журнала «Вокруг света». Вещь универсальная, интересная и познавательная. Бонусом узнаете, кто такой Лев Нусимбаум и как у него жизнь сложилась. Но это только бонусом. Отличная книга для летнего отдыха на море. Или в лепрозории в Калькутте, если вы еще старой закалки.

Том Риис, кстати, в прошлом году отхватил за свой следующий (после «Ориенталиста») биографический роман «Черный граф: Слава, революция, предательство и история настоящего графа Монте-Кристо» (про Дюма-папу Дюма-мушкетера) целого Пулитцера. И очень скоро режиссер ЖЕЛТЫЙ КОРОЛЬ сериала «Настоящий детектив» Кэри КАРКОЗА Фукунага будет снимать очень интересное кино, где кто-нибудь обязательно отвратительно больно умрет.

Ваш СoffeeT

Однако мир не без добрых людей, с которыми можно поделиться опасениями. И вот я штурмую книжные магазины – той самой уже нет. Стоило ли объездить пол-Москвы ради этой книги? Однозначно стоило.

В статье «Tom Reiss» англоязычной вики, помимо прочего, фигурирует и титул «historian». По сути, так оно и здесь. С точки зрения количества представленных фактов эта книга не уступает иным «серьезным» монографиям, однако не у каждого историка эти факты будут слиты воедино с таким чувством стиля. Никаких бьющих в висок «щас я вас расскажу, как оно было на самом деле». Том Риис предельно тактичен. В фокусе – не голос автора, говорящего умные вещи, голос того, что у историков принято отстраненно называть «источником». В не самом отстраненном изложении журналиста – за биографические труды награжденного в этом году Пулитцеровской премией:

..Сколь бы захватывающими ни оказались для меня все эти письма и документы, ничуть не менее удивительными были люди, с которыми мне доводилось встречаться, пока я изучал жизнь моего героя.

И это не просто манифестация восторженности «для привлечения внимания». Уважение к собеседнику – в самом широком смысле слова – буквально пронизывает этот текст.

Вы можете не знать, «что такое» Курбан Саид, и никогда не держать в руках его роман «Али и Нино», но заочно сможете оценить его значимость. И не только потому, что «об этом авторе аж книгу написали».

«Этот роман заставил меня открыть для себя собственную страну, весь этот мир, похороненный советской системой и лежавший у меня под ногами», – сказал он однажды, когда мы часа в три ночи болтали у него на работе, в офисе Интерпола. «Одна эта книга, эта история мусульманского Ромео и христианской Джульетты эпохи бакинского нефтяного бума сорвала с моих глаз пелену. Во времена моего советского детства и отрочества на всем словно лежала черная вуаль, накинутая бесчеловечной большевистской революцией – этой кровавой ипостасью западной цивилизации. Эта вуаль, как погребальный саван, скрывала от меня удивительный, фантастический мир высших устремлений, и культурных и человечески, тот мир, в котором еще существовала надежда на полное единение, на слияние Востока и Запада и на появление некоего нового, современного мира – а ведь он смог тогда недолго просуществовать! Вот вы, например, можете себе такое представить? – восклицал Фуад. – Курбан Саид стал для меня единственной надеждой, единственной связью с той, настоящей жизнью. Без него я, живя у себя дома, в родном городе, так и остался бы обманутым, так и пребывал бы в заблуждении, не научился бы по-настоящему воспринимать и понимать красоту этого города, все те трагические силы, что существуют здесь, можно сказать, у меня под носом».

Эта чужая речь, тщательно переданная автором, этот цветистый монолог бакинца, при всем своем своеобразии, неплохо передает дух книги в целом. О «бесчеловечности большевиков» – но не так, чтобы между строк читался явный призыв к «меа кульпа». Этот момент особенно чувствителен, когда на язык, бывшим родным для большевиков, переводится книга, написанная на «капиталистическом Западе».

О «мире, который мы потеряли из-за революции» – без поправки на реалии «холодной войны». Сколько ни дует ветер перемен, идеологическая стойкость иных – по обе стороны, разумеется – вызывает восхищение еще на уровне формулировок. Том Риис, несмотря на то, что пишет о мире, который мы можем рассматривать исключительно через призму восстаний и кровавых войн, не теряет самообладания, нанизывая один факт на другой:

В Гарварде Путци [Эрнст Ханфштенгль, соратник Гитлера. – К.] возглавлял группу поддержки университетской футбольной команды, и известные ему приемы он перенес в политическую деятельность. Одной из его находок, воплощенных уже на раннем этапе существования нацистского движения, было преобразование гарвардской футбольной песни «Бей, Гарвард! Бей! Бей! Бей!» в нацисткий клич «Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль!»

. К слову сказать, Том Риис – выпускник Гарвардского колледжа. Однако «досталось» не только альма-матер автора:

Возможно, не многим известно, <...> что самому дуче предоставили возможность основать кафедру фашизма в Еврейском университете в Иерусалиме.

«Досталось», если быть особенно придирчивыми, многому из нашего мира – точнее, из того мира, что мы уже воспринимаем как «наш». Том Риис явно отдает себе отчет, что иные сочетания могут быть до обидного неожиданны, потому периодически расставляет «маячки», напоминающие об очевидном, но не до конца осмысляемом: тот мир, в котором нам уже известны все ходы, показывается еще на этапе становления. Многие ходы - только предстоит сделать.

- Правда же, это невероятно?! Что они за люди?! Полная фантастика! Шестьдесят лет прошло, а они вдруг до смерти перепугались, когда нужно было что-то сказать про годы фашизма. Словно решили, что их сегодняшнее положение окажется под угрозой, потому что кто-то узнает: здесь в сорок втором году многие были фашистами!

Несмотря на такую «невольную эмпатию», уйти из первой четверти XXI в. в первую половину XX в. непросто. Еще сложнее – попытаться «примерить на себя» взгляды тех времен. О Западе и Востоке, этих двух измерениях, сложно говорить без некой «презумпции несойтийности»; последняя может быть опровергнута, но оттого своих позиций не меняет. В те непростые времена – равно как, впрочем, и сейчас – это были не только направления, и Том Риис последовательно разворачивает картины того, как представляли, изображали и осмысляли «Восток» – на всех уровнях, начиная от балаганного и заканчивая государственным.

...Там нашлась и примечательная фотография, на которой запечатлены многие из присутствовавших, одетые в «восточные наряды», – это австрийцы, немцы, венгры, итальянцы: на всех чалмы, вуали и фески, а в руках бутафорские кинжалы. Среди этих «ориентализировавшихся» европейцев стоит Лев в несколько неуклюжей позе, на нем белый галстук и фрак. На заднем плане, обрамляя собравшихся, висят два больших, во всю стену, американских флага, производящие отчего-то странное и ненужное впечатление.

Постепенно вы будете узнавать, что Курбан Саид – это Эсад-бей. Несомненно, недоумевая, как вы могли жить в подобном неведении доселе. А Эсад Бей, в свою очередь – не кто иной, как Лев Нусимбаум. Зачем это нужно, спросите вы. Зачем нужно знать, что за stranger in the night скрывается под псевдонимом на обложке того романа, который вы, возможно, и не читали? И будете правы. Потому что вся эта книга – развернутый ответ на это «почему».

В Российской империи эпохи революций, Германии времен Гитлера, Италии при Муссолини – на всех этих территориях «еврей» – не просто «этническая принадлежность». Это отдельная категория, которая выделяется по множеству признаков. По расовому типу (о, горе всем последующим поколениям антропологов!), по фамилии, по поведению, по роду занятий, религиозным убеждениям... Много пунктов анкеты – жестких, предусматривающих однозначный ответ. Тот самый ответ, который является истинным.

«Раса – это все, утверждает он, – и другой истины не существует». Впоследствии именно это место из романа будут цитировать нацисты, иронически ссылаясь на то, что автор сего мудрого высказывания – еврей [Автор упоминаемой здесь книги - Бенджамин Дизраэли, британский романист и политический деятель XIX в., был этнически евреем, крещенным в двенадцатилетнем возрасте. – K.].

По сути, повествование можно свести к соотношению различных толкований термина «космополитизм» – и это вряд ли можно счесть сильной натяжкой. Даже если не упоминать тот факт, который в переложении на сегодняшний день звучит анекдотично во всех смыслах: корреспондентка журнала Cosmopolitan (вдумайтесь в это название) в начале 20-х годов берет интервью у Адольфа Гитлера. То, что она видит в нем не более чем «яркое олицетворение "человека с улицы"» - уже другой вопрос.

Мир, где формировался изнеженный сын миллионера-ашкенази Абрама Нусимбаума – «восточный» город Баку в эпоху своего расцвета – космополитичен. Мир, где жил (нередко в полной нищете) и творил Эсад-бей – Европа времен «заката» – тоже нельзя назвать культурно однородным, однако слово «космополит» уже начало движение в сторону того, чтобы слиться со словом «еврей». Оба эти мира слились воедино в этой судьбе. А Лев Нусимбаум действительно творил – и речь идет в данном случае вовсе не о набившей оскомину характеристике ремесла писателя. Да, он писал книги, статьи, вращался в издательской среде и был явно не лишен таланта. Тем не менее, главное, что он творил – это он сам. В полном соответствии с тем, что он сам считал истинным. Выходец из восточного города, обладающий восточной внешностью, Лев по-своему трактовал свою принадлежность к восточному народу: он принял восточную религию, окружил свою личность и биографию почти восточными сказками, изучал восточные языки и, надо отдать ему должное, подкреплял свой образ небезуспешными научными изысканиями в рамках востоковедения тех времен. Однако каждое время по-своему трактует свои понятия.

По сути, вы можете вообще не знать ничего – даже про реалии той эпохи. Понимание, как это часто бывает у хорошего повествователя, придет само – без насилия над читающим.