Текст книги "Битва"

ЗАГОВОР БЕЗМОЗГЛЫХ ТВАРЕЙ

Мэдди неуверенно шагнула к Берни Тактарову и как во сне пожала ему руку.

– Привет. Вы получили мои сообщения?

– Я же здесь, верно? Хотя времени мало. Мой трейлер припаркован к другой машине напротив кабинета Гулд, поэтому в девять часов меня здесь быть не должно, а то она, чего доброго, оштрафует меня.

Мэдди рассмеялась, немного нервозно.

– Вас? Оштрафует вас? Да она не посмеет.

Она и сама прекрасно понимала, что выглядит полной идиоткой, не зная, куда деть руки и переминаясь с ноги на ногу, но ничего не могла с собой поделать. Блин, как ей вести себя? Мэдди никогда не предполагала, что Берни Тактаров заявится сюда собственной персоной. Кроме того, когда она в первый раз написала ему, всей этой истории с СЕ, его иммунитетом и Арни Хеншоу и в помине не было. Мэдди боялась, что она сама или Наоми проговорятся, и тогда Тактаров узнает секрет Карреры, а она никогда не получит сперму, а значит, можно будет попрощаться и с признанием за открытие. Надо отвлечь внимание Берни. Пусть все его мысли занимает Менискус.

– Гм… мы только что… обсуждали, что делать с Менискусом. – Она повернулась к Наоми, отчаянно надеясь, что та не станет упоминать СЕ или Дженнифер. – Наоми, это наш настоящий руководитель, доктор Тактаров, член попечительского совета. Он первым стал изучать Менискуса и одобрил наш проект. Берни, позвольте представить вам мою помощницу Наоми.

– Разумеется, я наслышана о вас, Берни, – восхищенно сказала Наоми. – Для меня большая честь познакомиться с вами.

– Вы, девочки, прямо-таки воплощение самопожертвования во имя науки, – произнес Берни дружелюбным контральто. – Не ожидал встретить вас здесь глухой ночью. Но, как говорится, я увидел свет и решил попытать счастья.

Мэдди показалось, что он и сам слегка нервничает, и стала уже задаваться вопросом, почему, когда Берни отвлек ее от этих мыслей, указав на экран «И-МИДЖа», который все это время работал в глубине лаборатории. Он коснулся руки Наоми.

– Сейчас, дорогуша, скажите, не замечали ли вы невзначай, что использование игры связано с Лазурными: человеческий разум как действие температуры вследствие повышения уровня норадреналина и дофамина в крови?

– Черт возьми, док, этот факт как-то ускользнул от меня, сказала Наоми, покосившись на Сияющего и закатив глаза, словно говоря: «Представляешь, какой странный тип!». Мэдди подумала, что Тактаров просто рисуется. Разве возможно прочитать данные «И-МИДЖа» без МУЗЫ и хоть что-нибудь понять?

– Вы из-за сосен не видите леса, – добавил он. Затем прошел к консоли «И-МИДЖа» и нажал на трехмерное изображение уравнения. Наоми с минуту всматривалась в него, затем сказала:

– Ага, я была права. Боль равняется коэффициенту усиления по мощности.

– Проницательно, – сказал Берни. – Но все несколько сложнее.

– Я была права, когда запретила доступ к игре. Мэдди метнула в сторону Наоми предостерегающий взгляд, но та потирала свои татуировки и дрожала.

– Ну, а это зависит от вашего понимания того, что есть правота. Вы думали, что многократное использование игры заставляет Лазурных размножаться. А что, если все выглядело несколько иначе?

– Что?

– Что, если периферийная нервная система, сформировавшаяся в астроцитах, достаточно созрела, чтобы начать вторжение в ЦНС? Что, если вирусы пытались установить связь?

– Наоми, – сказала Мэдди, и собственный голос показался ей самой довольно визгливым, – ты нас извинишь?

Берни повернулся, чтобы посмотреть на нее, и его бусинки замерцали.

– Пойдемте-ка в мой трейлер, Мэдди, – сказал он.

– Трейлер? Вы и правда живете в трейлере? Я думала, вы шутите.

Мэдди схватила Наоми за локоть и прошипела ей вернуться к работе по разработке плана. Наоми зашипела в ответ, что Мэдди не стоит так злиться, она только пыталась отвлечь Берни, чтобы он не заметил Карреру и царящего в лаборатории беспорятка. Расходясь, они послали друг другу широкие, лживые улыбки. Желудок Мэдди принялся выделывать судорожные прыжки, да такие исступленные, что посещение уборной пришлось бы весьма кстати.

Берни не шутил. Прицепленный к добротному старому джипу трейлер запросто мог вместить человек шесть. Внутри стоял бильярдный стол, имелось джакузи. И попугай по имени Швед, который важно созерцал все это небольшое хозяйство.

– С вами все в порядке, Мэделин? Сначала все эти неистовые послания, а сейчас… – Он указала на ее одежду и прическу. – А сейчас вы не кажетесь особенно щеголеватой.

– Берни, давайте перейдем сразу к делу, – сказала она, посмотрев на него поверх стакана с виски. Тот факт, что предложенный Берни виски стал выделывать в желудке заковыристые антраша, смешавшись с водкой и «Нойхаусом», она попросту проигнорировала. – Надо, чтобы кто-нибудь позаботился о Менискусе вместо меня. У меня возникли… затруднения… с этим СЕ, которого они мне навязали, и теперь мне необходимо увезти СЕ. Не могли бы вы присмотреть за моим подопытным некоторое время?

Лицо старика вытянулось.

– Что с кризисом Менискуса? Конечно же, вы не бросите его сейчас.

– О, он уже выкарабкался, – сказала Мэдди беспечно, словно рассуждая о ветрянке. – И я вовсе не брссаю его. Просто возникло очень важное дело, и я не могу никому довериться.

– Хорошо. – Берни не слишком обрадовался ее просьбе, и к Мэдди пришла запоздалая мысль о том, что он не просто один из ее коллег, а компаньон-вкладчик «Хайбриджа» – эксцентричный, но могущественный.

– Прошу прощения, – добавила она. – Не следовало бы обременять вас этим. Просто все случилось так неожиданно.

– Я ценю ваше доверие. Я взял на себя смелость просмотреть ваши записи и данные по сканированию Менискуса, поэтому я в курсе дела и знаю, чем вы занимались.

– О! – сказала Мэдди. Этого следовало ожидать Берни никогда не терял времени даром.

– Вот почему мне так трудно поверить, что вы собираетесь отделаться от Менискуса именно сейчас. Несомненно, это самый важный этап всей вашей карьеры, может статься, даже всей вашей жизни.

– Да-да, разумеется, это важно. Я работала над этим организмом очень упорно и с нетерпением жду возможности расшифровать все собранные данные, и затем надеюсь опубликовать действительно ценную работу. Но тут этот СЕ, понимаете, и…

– Эй, эй, минутку, милочка. Мы говорим сейчас об одних и тех же баранах? Как я понимаю, у вас есть организм, который стимулировал взрослого, Y-аутичного мужчину вырабатывать действующие астроциты, которые сейчас существуют независимо от центральной нервной системы. У вас есть подопытный, который, между нами говоря, давно уже должен был отправиться на тот свет, однако он все еще здесь, живехонек, играет себе в игру, и с моего места кажется, что он поднарастил мускулов, разговаривает и стал с ног до головы синим. А сейчас вы хотите, чтобы кто-нибудь понянчился с ним, пока вы будете разъезжать и дурью маяться, разыгрывая из себя Джейн с Тарзаном? Вы что, на хрен, совсем спятили?

Мэдди хотела выпрямиться и принять позу оскорбленной невинности, но сделать это оказалось нелегко, потому что диван Берни засосал ее седалище в бездонную впадину, и вместо того чтобы выпрямиться, она забуксовала прямо как кафкианский жук на спине, затем приняла нужное положение, отбросила упавшие на лицо пряди и с грохотом поставила уже опустевший стакан на подставку в форме датского дога.

– Я не разыгрываю из себя Джейн, Берни.

– Тогда почему вы хотите пренебречь исследованием, которое в следующем году поместит вас на обложку «Тайм»?

Мэдди уставилась на него.

– Может, хватит уже преувеличивать и делать из мухи слона? Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у меня обязательства перед наукой, перед Менискусом и перед вами. Но я говорю только об отсутствии в течении пары недель, а состояние Менискуса стабильное.

– Стабильное? Пара недель? – Берни повысил голос, в нем послышался скрежет. – Вы выжили из ума?

– Я по крайней мере не живу с вороной по имени Швед.

– Попугай, он попугай. Ах, Мэдди, Мэдди. Возможноли, чтобы вы не понимали, что у вас здесь? Вы всегда так много пьете? Как вы могли не заметить это, когда оно смотрело вам прямо в лицо?

– Что смотрело мне в лицо?

– Менискус – посол. Он их посланник.

– Их? – Бог ты мой, как же далеко все зашло, раз в дело пошли конспиративные местоимения.

– Вирусов, глупышка.

Бог ты мой, все гораздо хуже, чем ей представлялось.

– Как нам известно, человечество эволюционирует одновременно с вирусами. Мы наивно полагаем себя их хозяевами, но с чего мы это взяли? С тем же успехом, взглянув на историю человеческого рода, можно утверждать, что это они наши господа.

А дальше последовала Грандиозная Экзегеза Вирусной Эволюции, открытая Берни Тактаровым. Мэдди потягивала виски и мысленно прикидывала предстоящий им путь по сельским дорогам Пенсильвании, поскольку план бегства с Каррерой требовал незамедлительной проработки.

– Поскольку секс обязан своим происхождением одной лишь эволюции, он возник в результате битвы против микроорганизмов-паразитов, пытавшихся поставить замки на нашу иммунную систему. На протяжении многих миллионов лет они были нашим незримым противником, и секс стал нашим оружием в шахматной игре за жизнь, что объясняет, почему почти все наши деяния могут быть сведены к сексу.

Теперь, Мэдди, возникает резонный вопрос. Если вирусы наши партнеры, наши собственные тени, а мы сумели развить в себе разум, тогда почему бы и вирусам не развить собственный разум? Или он у них уже есть, а мы просто не в состоянии постигнуть его? Поразмышляйте об этом. Эти самые вирусы, которые направляли наш половой отбор и, соответственно, наше общество, они-то, несомненно, знают, под каким соусом подавать драму. ВИЧ, который приравнял любовь к смерти так, как не удавалось ни одному влюбленному в мире, прямые атаки на специфические гены, начавшиеся после того как вирусы, с помощью своих человеческих агентов, научились приносить пользу и обрели для себя гостеприимный кров, когда стали оружием. Бубонной чумой они напали на нашу цивилизацию, но наша цивилизация, на удивление вирусоподобная в своих поселенческих стереотипах, в конечном счете вырвала страницу из их книги и одержала победу, так что теперь они нападают на нашу тождественность с неприкосновенными абстрактными мозговыми клетками, которые так упростили жизнь, что мы с каждым днем все слабее и слабее. Повсюду выросли всевозможные «Макдоналдсы» и «Диснеи», как разрушающие культуру вирусы, которые размножаются и сжирают идиотипическое разнообразие, делая нас предсказуемыми и податливыми. А мы беспечно лежим на печи и воображаем, что микроорганизмы тупы. Не говоря уже о том, что нынешний век избрал экономическую войну в виде эпидемий. И это даже не касаясь Y-чумы.

– Нальете мне еще выпить? Ладно, хотя бы подайте бутылку.

– Нынче вирусы получили возможность говорить на языке химии. Они знают, как общаться с вашими клетками, и умеют слушать. Для Менискуса они стали послами между разъединенными частями его личности. Они разрушают преграду между сознательным и непознанным подсознательным.

– Если судить по вашим словам, они нечто вроде героев мультфильмов, показываемых по субботам. Они не такие уж умные, Берни. Блин, да они же не более чем прокариоты.[6]6
  Прокариот – организм, клетки которого не имеют оформленного ядра. – Примеч. пер.


[Закрыть]

– Им и не требуется быть умными, Мэдди, потому что достаточно того, что вы умны. Разве вы не понимаете? Типичный пример отрицательного пространства. Вы уже создали для них ниши. После того как вы ампутировали ставший ненужным пол, вы обрели свободу развиваться дальше и сражаться с вирусами на собственных условиях. Потому что, с точки зрения долгосрочной эволюции, именно благодаря сексу мы обладаем такими гигантскими мозгами, мощными электростанциями фантазии и логики, и мы уже обошли природу, думаю я, нет, простите, точнее будет сказать: думаете вы.

– Что ж, вы правы, именно так я и думаю. Если я стану считать иначе, мне прямая дорога в адепты «Христианской науки» или какую другую подобную секту, чтобы сподобиться права позволить моему ребенку умереть от кори.

– Да, мне ваш тип слишком хорошо знаком. Ваш воинственный дух – продукт веры в догмат, согласно которому сила сознания способна поразить эти несовершенные микроорганизмы, призрачного партнера по танцу, которого мы даже почувствовать не в силах. А теперь, с Менискусом и Моллом, вы совершаете свой великий набег на сочетание человеческих чувств с помощью абстрактной/неочувствленной высокотехнологичной науки, которая в настоящее время ведет свою битву против вирусов во имя женщины.

– Ух ты! – воскликнула Мэдди. – А я-то думала, что всего лишь пытаюсь уследить, чтобы одежда моего ребенка оставалась чистой.

– Не зарывайтесь. Раскройте глаза и поймете последствия того, что у вас есть. Он научился ускорять рост ногтей на руках – вы только представьте это. Если бы ваши эмпирические знания могли информировать вас на физическом уровне, если бы нечто абстрактное сумело обрести конкретное выражение в ваших действиях и вы обладали бы способностью напрямую чувствовать собственную физическую реальность, то у нас на лицо был бы этакий сандвич с копченой говядиной, понимаете меня? Если бы вы могли чувствовать процессы, происходящие в ваших клетках, то разве вам понадобится микроскоп? Или радиоактивные индикаторы? «И-МИДЖ»? «Тайленол», черт? Тесты на беременность, Мэдди?

– Отпадет надобность во всем этом, – тихо сказала Мэдди.

– Исцеление собственными силами. Если бы у вас имелся ключ к таким вещам, то лучше бы вам опасаться визита наемных убийц Американской медицинской ассоциации, потому что вы дадите медицине хороший пинок под зад. Не говоря уже о том, что станет с мужским и женским началами.

– Мы навсегда перестанем быть тем видом, каким были, если вирус изменит ДНК Менискуса.

– Серьезно. Если вирусы засеют себя в человеческую ДНК, то его потомки унаследуют эти способности. И эту инфекцию. Как вам нравится такая идея?

– Не знаю.

– Лучше вам подумать об этом, потому что отныне все, что выделаете, не имеет значения. И мне кажется, не вы стоите у руля. Вряд ли вообще кто-нибудь из нас.

Мэдди фыркнула. Берни приблизился к ней вплотную сказал:

– Спросите себя вот о чем: не было ли желание избавиться от мальчиков заговором безмозглых тварей, на который вы повелись? Действительно ли селекционный отбор истребил мужчин, или даже это козни вирусов, намеревающихся лишить нас самого страшного Оружия? И насколько неправдоподобна вероятность того, что вы сейчас частица однополого человечества, которое заживо сожрут крохотные твари, обеспечивающие вам пропитание? Может быть, пора прекратить войну и заключить полюбовную сделку с микропаразитными формами жизни? Не пора ли дать возможность Менискусу стать невестой в белой фате?

– Менискус поглощен игрой.

– Разве?

– По крайней мере его тело.

– Тело? А вы самого Менискуса спрашивали? А вы, Мэдди, все еще поглощены своей игрой? Вот ваше тело. Вы сами-то знаете, что вы такое, доктор Бальдино?

– Мне надо идти. Бог мой, голова просто трещит. Что вы там мне подсыпали в спиртное?

– Только здравый смысл. Что так рано засобирались? Вы еще не слышали моей теории о тайном мировом господстве эскимосов.

РОЯЛИ В ПРИБОЕ

Мы вошли в «Калифорнийскую кухню» через черный ход, но внутри стояла непроглядная тьма, и, проверив все, КрайЗглу провела меня в ресторан.

Уселась за столик и спросила:

– Есть хочешь?

– Мамонта бы съела.

– Давай не стесняйся. Я не голодна. Сроду не могла есть на работе.

Я пошла к салатной стойке, но до натуральных продуктов не добралась, поэтому решила проверить, как обстоят дела на кухне. Холодная пицца покоилась под остатками нагревающих ламп, я подняла ее и оторвала кусок. Признаться, ничего вкуснее прежде мне не доводилось пробовать, а я ведь ненавижу пепперони. Еще я обнаружила немного кока-колы, а потом, по настоянию КрайЗглу, наведалась в уборную. Когда я вышла оттуда, она сидела в том же положении, в каком я ее оставила, какая-то притихшая.

– Ты как, в порядке? – спросила я. Неожиданно для меня она стала ужасно подавленной. Почти милой.

– Пальни в ту камеру, – сказала КрайЗглу, не показывая, а всего лишь махнув в ту сторону головой. Мне потребовалось некоторое время, чтобы определить местоположение камеры, но я подумала, это что-то вроде проверки. А потому, заметив объектив, разнесла его из пистолета. Эта часть трудности не вызвала.

– Сейчас иди сюда и сядь рядом.

В ее голосе проскользнули покровительственные нотки. Я села, обеспокоенная. КрайЗглу сокрушенно покачала головой.

– Девочка, ты просто дурочка.

Я увидела, как из-под стола выныривает рука с пистолетом, но не успела среагировать. Твою мать!

– Пушку отдай. – Она достала клейкую ленту, которой связала мне запястья и заклеила рот. Все это она проделала так стремительно, что я даже пикнуть не успела. – Теперь полезай в печь.

Печь? Мы что тут, сказку разыгрывать собираемся? Я учащенно задышала.

– Вот она, забирайся внутрь, я тебе помогу. Залезай туда. Я оставлю дверцу приоткрытой, чтобы ты смогла дышать, хорошо? Но сиди как мышь, а то я включу эту штуку, уразумела?

Я кивнула. Еще бы тут не уразуметь.

Затем мне на голову опустился какой-то предмет, и я вырубилась. Мне привиделся странный сон-полудрема. Действие происходило на Гавайях, какой-то парень вытаскивал из моря рояли и продавал их народу. Отчетливо запомнила, как красиво каркасы роялей качались на волнах, а мужик с длинным шестом хватал их, и морские водоросли цеплялись за порванные струны.

Очнулась я с жуткой головной болью, во рту стоял вкус чеснока.

Глазам своим не поверила. Заглянув в крошечную щель, увидела КрайЗглу посреди ресторана, она была привязана к стулу. Веревки крестами опоясывали грудь и опутывали ноги. Вдобавок ко всему рот ее был запечатан, может статься, даже той самой клейкой лентой, которой она заклеила меня. Ух ты! Дело принимает другой оборот! Я задумалась, кто бы мог вот так неожиданно нарисоваться и воздать ей по заслугам. Предполагаю, здесь не обошлось без 10-й, но вот что странно – рядом никого нет.

Прошло несколько минут. КрайЗглу очнулась и стала озираться, но не делала никаких попыток освободиться. На самом деле я бы даже сказала, что она восприняла всю ситуацию довольно спокойно.

Затем я услышала это. Откуда-то из коридора. Звук, которого я так страшилась все эти дни – ладно, не дни, а часы, но мне они показались вечностью. Только вот теперь страх куда-то испарился.

Полицейские рации.

Двое парней появились в дверях со стороны торгового центра. Один коренастый и похожий на быка, второй высокий и поджарый. Выглядели они так, что я сразу поняла: с ними шутки плохи. Оба в бронежилетах, в руках «АК-47». Я почувствовала неодолимое желание сдаться и отправиться наконец домой – ладно, точнее будет сказать, отправиться в тюрьму, но поскольку меня связали и запихнули в печь для пиццы, дать волю своему стремлению оказаться за решеткой я не смогла. Оставалось только наблюдать.

Когда появились копы, от спокойствия КрайЗглу, как по волшебству, и следа не осталось. Она принялась вопить из-под кляпа что-то нечленораздельное и мотаться из стороны в сторону, двигаясь вместе со стулом и натягивая путы. КрайЗглу то отпрыгивала от стоявшего позади стола, то снова придвигалась к нему. Я заметила, как набухли связки у нее на шее. Ноздри трепетали, она тяжело дышала.

Высокий парень осторожно двинулся в ее сторону, выставив перед собой руки в знак добрых намерений. КрайЗглу что-то попыталась крикнуть ему через кляп, покрылась испариной и задергалась с удвоенной силой. Затем я заметила, что по ее ноге стекает кровь и скапливается в лужицу на полу. Когда это случилось?

– Четвертая группа, говорит Рейхарт, нам нужна медицинская помощь, пусть встречают нас у западного входа. У нас раненая девушка, вроде бы заложница, но пока точно сказать не можем.

Ответ я разобрать не смогла, но оба парня посмотрели друг на друга и обменялись сигналами, после чего коренастый обошел прилавок и двинулся в мою сторону. Черт! Он заглянул под прилавок и открыл холодильник, но прошел совсем рядом с моей печкой, не заметив, что дверца слегка приоткрыта. Думаю, ему и в голову не пришло, что кто-то может прятаться внутри печи для пиццы. Я довольно мелкая для преступника. Он вернулся в подсобку, и я услышала, как он открывает дверцы шкафчиков и перебирает их содержимое стволом винтовки.

Пока он там возился, высокий пытался успокоить необыкновенно взбудораженную КрайЗглу. Она совсем обезумела, учащенно дышала, кричала и с трудом втягивала воздух через нос, забитый соплями. Наконец второй полицейский возвратился, снова прошел мимо меня, ничего не заметив, и подал знак, что все чисто. Оба подошли к КрайЗглу.

– Не серчай, – сказал коренастый КрайЗглу. – Я просто проверил, чтобы убедиться, что на кухне нас не подстерегают какие-нибудь неожиданности. Меня зовут Боб.

Он наклонился к КрайЗглу и вытер ей нос, чтобы она смогла дышать, затем принялся освобождать ее. Второй отложил в сторону оружие и стал помогать.

Я видела, как все произошло, но поначалу не могла поверить глазам. Обе руки КрайЗглу, которые, казалось, были крепко связаны за спиной, раскинулись в стороны, словно подброшенные невидимой силой. Одна погрузилась в пах высокого парня, в углубление, где пуленепробиваемый жилет соприкасался с правой ногой. Вторая почти одновременно сделала два выпада ножом. Первый пришелся на глаза Боба, коренастого полицейского, и затем, пока кровь все еще хлестала, она полоснула ему по горлу. КрайЗглу уже была на ногах, когда Боб в ту же секунду рухнул на пол. Тот, что был повыше, упал на спину, кровь хлынула из его бедренной артерии, и КрайЗглу набросилась на него с ножом. Он потянулся к своему оружию, но когда развернулся, чтобы схватить его, она как обезьянка сиганула ему на спину и перерезала горло.

Все закончилось столь стремительно, что я даже не успела перевести дыхание. КрайЗглу безумно расхохоталась и принялась непристойно крутить бедрами, как какой-нибудь индейский воин, празднующий победу над врагом.

– Дамы и господа присяжные, у моей чокнутой девочки имеются зубки. Милости просим и…

Она остановилась и подняла штурмовую винтовку Боба, так что теперь стала обладательницей сразу двух винтовок, хотя мне показалось, что они малость тяжеловаты для нее. КрайЗглу пальнула в стекло, разделяющее «Калифорнийскую пиццу» от остальной части торгового центра. Потом перепрыгнула через прилавок и открыла печь. Она так быстро сорвала ленту, что пусть мне раньше и не требовалась соблазнительно припухшая верхняя губа, я заполучила себе такую. Думаю, заодно она оторвала и кусочек языка, потому что рот наполнился кровью. КрайЗглу вытащила меня из печки. Кровь была на ней повсюду, хотя на черной коже она не особенно выделялась.

– А вот и моя крошка, – сказала она и сунула рукоятку одного из своих ножей мне в руку.

Мне следовало бы всадить нож в нее, но я струсила. Вместо этого я его отбросила от себя.

– Ох, нет, не надо, – выдохнула я. – Я не возьму на себя этот грех.

Кончик винтовки воткнулся в мои вздымающиеся ребра.

– Подними его. И этот тоже бери.

– Нет, КрайЗглу, брось ты это дело. Здесь же никого нет, кроме нас двоих, почему бы тебе просто не оставить меня в покое… – Мне не понравился звук собственного умоляющего голоса, особенно сейчас, когда она так ловко подставляла меня. Да уж, что за дура, идиотка века, воображавшая, что ее примут в «Страшилы»! А ведь стоило догадаться, чем все закончится. Я слишком мала ростом, да и внешностью не ахти какая.

Я заткнулась. КрайЗглу мои причитания были что горох об стенку, но замолчала я по другой причине. За плечом КрайЗглу я увидела дым, струящийся в «Калифорнийскую пиццу» из-за вентиляционной решетки рядом с печкой.

Они решили– выкурить нас газом.

И вот что я вам скажу по поводу того, что случилось дальше. Возможно, хотя бы раз в жизни вы получаете реальный шанс сделать что-то выдающееся, и вот вы стоите и видите этот шанс перед собой. Словно вошедшая в поговорку распахнутая дверь, перед которой вы стоите, зная, что надо всего лишь сделать шаг и пройти в нее – да, так легко – просто пройти в нее и сразу же окажетесь на другой стороне, где все будет иначе. И это так просто, что у вас появляется желание посмотреть по сторонам и спросить у бога или кого другого: «Ты ведь шутишь, правда? Это слишком просто. Ты способен на большее».

По крайней мере мне хотелось бы спросить. Не знаю, почему меня так и подмывает умничать. Не знаю, почему я словно со стороны смотрю на собственную жизнь, не веря в нее даже тогда, когда она обрушивается на меня как молот.

Именно в эту минуту я поняла, что я не единственная, кто живет в моем теле. Потому что, не успев даже обдумать свои следующие действия, не приготовившись и даже не набрав в легкие побольше воздуха, я бросилась назад и перелетела через стол. Я залезла в рюкзак и извлекла противогаз из-под пижамы «Чудо-мозг», а потом натянула его на голову, не обращая внимания на попытки КрайЗглу схватить меня. Она гораздо крупнее и сильнее, чем я, но я словно превратилась в безумную белку, так что КрайЗглу не смогла удержать меня. Я задом вскарабкалась на стол и водрузила между нами салатную стойку.

Я принялась глубоко дышать. Движения КрайЗглу замедлились. Она стала тереть глаза и качаться из стороны в сторону, едва удерживаясь на ногах. Я стояла и смотрела, как она приближается. КрайЗглу с грохотом сшибла пару тележек для десерта и опустилась в виниловую кабинку персикового цвета. А затем рухнула на пол.

Я забрала у нее пистолет и телефон. Заодно прихватила я портативный телевизор.

Грузовой туннель. Все, как один, стремились туда попасть и вырваться на свободу. Мне нужно найти его. Значит, обратно по черному ходу.

И вот я стремительно лечу через кишки Торжища, словно желудочно-кишечная бактерия (ха-ха, сейчас лопну от смеха, наша острячка Сун), тащу голову 10Еши в телеящике. Ей известно, где я, но вот я пока не знаю, где она. Она знает, где стоят камеры, через которые можно проследить за моими передвижениями, я же могу только догадываться.

Я знаю, что не следует доверять ей. Знаю, что от нее кроме неприятностей нечего ждать. Но все же я включаю телевизор и настраиваюсь на 10-й канал.