Текст книги "Битва"

Она увидела чьи-то глаза, уставившиеся на нее из-за покрытых ржавчиной мусорных контейнеров перед «Кей-Март». Наверное, лиса. Или опоссум. Мэдди задумалась, где сейчас бродит волчица Бонус.

– В любом случае, это Дженнифер виновата, потому что она поместила СЕ в мою лабораторию. Я никогда не просила об этом!

Гм, недурственный довод. Б-ке следовало бы взяться за Дженнифер, а не за Мэдди. Почему всегда нападают на того, кто слабее?

Мэдди перестала пялиться на шестерки, появляющиеся на предплечье, вспомнив радиопередачу, которую они слушали в машине с Бланш, и сказала:

– Шоколад! Вот что мне нужно.

Она вернулась к машине, пошарила по ковшеобразному сиденью, нашла пару просроченных шоколадок «Милк дадс» и поспешно проглотила их, чтобы заглушить вкус желудочного сока. Затем оставила бессвязные сообщения Кейтлин и Ральфу, умоляя о помощи. Проверила свой банковский счет и обнаружила, что Наоми сняла 8 000 долларов с ее депозита, оставив только 7 долларов 34 цента.

Ничего другого, кроме как вернуться в лабораторию, не оставалось.

Везде горел свет, словно Наоми задержалась на работе допоздна, и оглушительно грохотала музыка. Мэдди услышала басы еще у аттракциона «Падение дендрита». Подойдя ближе, она узнала песню и группу. «Спунфед».

Мэдди смотрела в камеру наблюдения и ждала, когда откроется дверь.

Но та не открывалась, потому что, как выдал ей сообщение дисплей, Мэдди уже находилась внутри.

Внезапно у Мэдди словно пелена с глаз спала.

– Твою мать! – воскликнула она, раздосадованная. Следовало догадаться об этом давным-давно – теперь ей стало понятно, почему «Бейбишоп» не смог соединить Наоми с Мэдди во время кризиса Менискуса. Также это объясняло, почему крысолов не объявился до сих пор.

Она воспользовалась своим аварийным кодом, чтобы отключить пульт управления дверью, и вошла внутрь.

«И-МИДЖ» встретил ее темнотой и молчанием. Дверь в аквариуме распахнута, настежь, внутри никого. Менискус исчез.

– На досуге надо пристрелить «Службу присмотра за детьми», – сказала Мэдди.

– Они не виноваты, – ответила Бонус. Она сидела на полу и играла со слоненком Олли и волком Альфой. – Я отключила локальную сеть. Никто не знает, что я ушла.

– Где он? Где Менискус?

– Там же, где и мышь.

– Что, умер?

– Вот ты бы обрадовалась!

– Ты выпустила их? Бонус улыбнулась.

Мэдди грузно осела на пол, признав свое поражение.

Мэдди собиралась просканировать себя «И-МИДЖем», чтобы убедиться, что оплодотворенное яйцо в целости и сохранности, а вирус 666 действительно существует, а не является плодом чьего-то больного воображения. Но по «И-МИДЖу» кто-то прошелся бейсбольной битой. Искореженный корпус, разбитые панели. Оторванные провода.

– Кто это сделал? – Она уже догадалась, но не готова была признаться себе.

Бонус пожала плечами. – Не я.

– Менискус? Менискус напал на «И-МИДЖ»?

Бонус в очередной раз пожала плечами и уставилась на пол.

Мэдди прошла по брошенным владениям Сияющего. На полу были разбросаны гаечные ключи, провода, пластмассовые формы и металлическая стружка, единственное наследство от СЕ, если не считать того, что плескалось сейчас в ее утробе. Забытые вещи напоминали ей чайные листья – они все еще хранили с ним незримую связь, как отпечатки пальцев, как пары от его дыхания, оставшиеся в этой комнате, пусть даже он и ушел. Мэдди охватили сожаления, обвившиеся вокруг ее органов, точно печальная змея в ее животе, вернувшаяся в прерванный было сон. Как она могла испытывать настолько сильные чувства к человеку, которого так мало знала – он ведь ей даже не нравился! – и так мало понимала.

Она втянула воздух. Аквариум, вероятно, кишмя кишит феромонами. Она не несет ответственности за собственные чувства.

Мэдди повернулась и посмотрела на покинутые пожитки Менискуса. Он даже камни оставил. Она подняла малахит и засунула его в карман, но лучше от этого не стало.

«Я под завязку набита возбудителями инфекции», – подумала Мэдди. Но ей было наплевать. Какое облегчение, когда знаешь, что самое худшее уже случилось. Ну и черт с ним! Теперь не имело никакого значения, что она станет делать дальше.

Наоборот. Ведь следовало позаботиться о Бонус. А еще Мэдди совсем не хотелось умирать. Только не сейчас, когда свежая сперма плескалась внутри ее тела. Так нечестно.

– Не могу поверить, что так сглупила. Шарлотта сделала мне честное предложение, а я ничего не могу поделать, потому что поторопилась и отпустила его. Во всем виновата Дженнифер. Проклятие! Не думаю, что так уж трудно будет найти огромного отвратительного мужика, в одиночестве шастающего по Нью-Джерси, но я не успею сделать это за сорок восемь часов, потому что у меня нет ни одной гребаной зацепки, куда он мог пойти или что собирается делать.

– Гм… Я знаю, куда пошел Каррера.

– Ты? Да откуда тебе знать? Ты ведь даже никогда в жизни его не видела… или видела?

– Нет, но я посмотрела его пожитки. Вполне очевидно, что у него на уме.

– Его пожитки?

– Да. Ты что, не догадалась? Ты же глаз с них не сводила.

– Просто скажи мне, Бонус.

– Это шифр. Он использовал велосипедные каталоги, чтобы поддерживать связь с подпольной ячейкой. Он заказывает что-нибудь, а они посылают совсем другое, и каждый предмет имеет свое закодированное значение.

– По-моему, твое воображение разошлось не на шутку…

– «Велорыбы», мама! Он связывался с «Велорыбами», и они готовят нападение на «Шествие боровов» в Атлантисе. Они должны были освободить его завтра, но ты его отпустила и опередила их.

Мэдди схватила свою клонированную дочь за плечи.

– Ты уверена?

– Я всегда уверена. Ты…

Внезапно Бонус замолкла. Снаружи послышался легкий шорох, потом в лабораторию вошла Дженнифер. Ожидая увидеть за ее спиной Мелоун, Мэдди схватила монтировку.

– Шарлотта рассказала мне об СЕ, – сказала Дженнифер с широкой улыбкой.

Мэдди угрюмо зыркнула на нее.

– Полагаю, теперь ты счастлива.

– Да, я в восторге! О, у меня кое-что есть для тебя, – сказала Дженнифер.

– Правда? Что ж, у меня для тебя тоже кое-что есть, – ответила Мэдди.

Мэдди размахнулась монтировкой и опустила ее на запястье Дженнифер, потому что та выбросила вперед руки, чтобы прикрыться. Куратор открыла рот от неожиданности, а затем застонала, скрючившись от боли и засунув сломанное запястье между бедрами.

– Ты сломала мне запястье, оно сломано. Охххх!

Итак, Дженнифер собирается закатить истерику из-за какого-то сломанного запястья, и это после всего зла, что она принесла Мэдди?

Не думаю.

Мэдди размахнулась монтировкой как бейсбольной битой и припечатала ее к голове Дженнифер. Раздался треск.

Она не почувствовала ни капли сожаления. На самом деле она вообще ничего не чувствовала, даже удовольствия.

– Мам, о чем ты только думаешь? Неужели не понимаешь, что Шарлотта сказала ей, будто Каррера умер?

– Шарлотта сказала что? С какой стати она пойдет на это?

Но Мэдди потребовалась секунда, чтобы связать все воедино. Б-ка не заинтересована, чтобы о врожденном иммунитете Карреры стало известно всем и каждому.

– Тогда зачем она пришла? Если она не собиралась устроить мне разборки, то зачем…

В руке мертвой женщины лежали два почетных приглашения на «Шествие боровов».

ОБЪЕКТИВНОСТЬ

БелОвлазка отвел меня назад в «Винни» и повесил на двери табличку «Закрыто: не работаем».

– Никто сюда больше и носа не покажет после такого.

– Но, БелОвлазка, как нам отсюда выбраться? Ты договорился с фараонами? Они нас не арестуют?

– Вообще-то я заключил сделку для себя, – сказал он. – Я открыл парочку дверей для твоей подружки, потому что ей не хватало времени закончить игру. Поэтому, на мой взгляд, именно с тебя причитается, а не я вам должен. Забавно, как все обернулось, верно?

Я посмотрела на Сук Хи, которая по-прежнему давила на кнопки так, словно от этого зависела ее жизнь. Именно это я и сказала БелОвлазке, а он ответил:

– От этого зависит все. Мне надо идти. У меня встреча с адвокатами. Они намерены открыть торговый центр только завтра. Если вы останетесь здесь, в «Винни», то сегодня ночью вас никто не побеспокоит. Но не следует нарываться на неприятности.

– А что насчет 10-й? Где она? Он пожал плечами.

– Наверное, разъезжает по округе, выходит в эфир.

– Но зачем, БелОвлазка? В чем смысл?

– Ей надо было подключиться. Можешь посмотреть ее видеозаписи. Просто попроси ее.

Я фыркнула.

– Знаешь, нас вряд ли назовешь закадычными подружками.

БелОвлазка отряхнул обшлага пальто и направился к выходу.

– Мой номер у тебя есть, звони, – сказал он.

Меньше всего меня сейчас заботило свидание с БелОвлазкой. Я пошла проверить Сук Хи. Капли пота усеивали ее лицо. Я принесла ей «спрайт» из автомата, стоявшего в глубине магазина. Она залом проглотила его, но выглядела неважно.

А дальше была долгая-предолгая ночь. Я смотрела, как Сук Хи играет в «Когда свиньи летают», и размышляла о том, что с нами станется утром. Что, если она проиграет? Или наоборот победит? Каков смысл в этой игре? Может, каждая вещь в этом магазине станет реальной, как было в косметическом отделе?

В 2 часа 49 минут она рассмеялась, а потом прислонилась к игровому автомату, плача и утирая слезы с глаз. Выглядела она вконец измученной.

– Сук Хи? Ты в порядке?

– Я сделала это, – прошептала она. – Посмотри, он летит! Прощай, поросенок!

Я направилась к дисплею, но к тому времени, как дошла, единственное, что я могла увидеть, так это слова «ИГРА ОКОНЧЕНА».

– Вот те на! – сказала я. – Значит, все в порядке? Теперь мы можем выбираться отсюда?

– Все в порядке. Закончилось.

Кажется, ей стало трудно дышать. СХ задыхалась, но не так, как Кери при своей астме, просто каждый вдох требовал сверхнапряжения воли. Должно быть, истощение.

– Скажи мне только одно. Зачем ты это сделала, Сук Хи? Я знаю, ты ничем таким не занималась с приятелем Снежного Рожка, тогда с чего ты так на них взъелась? Ты что, расстроилась из-за той фотки?

– Нет.

– Тогда в чем причина? Зачем ты стала стрелять? Ты помнишь?

– Да, помню. Дело в волке.

– В каком еще волке?

– Моем волке, который на рюкзаке. Она назвала его собакой. А волк никакая не собака. Волк дикий. Нельзя просто так касаться волка.

Я прикусила губу. Так же я прикусила и зарождающийся во мне гнев. Неужели она могла быть такой идиоткой? Как такое возможно? Заварить всю эту кашу только из-за того, что какая-то девчонка брякнула глупость о волке на пуговице ее рюкзака?

СХ вся горела, почти пылала, как сиамская кошка. Слишком умная, слишком красивая, слишком хрупкая. Она слегка покачнулась, и я схватила ее за руку. Пора сваливать из этого дурацкого Торжища, нам здесь не место.

Сук Хи посмотрела мне в лицо с сосредоточенностью пятилетки и сказала:

– Мне не жаль этих людей, Сун. Совсем не жаль. Поросенок был важнее. Я просто знаю это. Я знаю.

Я не ответила. Три продавщицы, связанные как телята. Живот Терри, взрывающийся кровью и желчью. Старушки, ныряющие в укрытие. Что она хотела от меня услышать? Сук Хи, несомненно, съехала с катушек, но она моя подруга, и я люблю ее.

Хорошее оправдание, верно?

Но оправдание чему?

– Слушай, нам пора сматываться. Как это лучше сделать? Но, казалось, вся энергия вытекла из нее. СХ прислонилась к автомату «Астероиды» и зевнула.

– Если подождем завтрашнего открытия, то, наверное, сможем выскользнуть незаметно.

– Завтра будет слишком поздно. Посмотри на себя. Тебе надо к врачу.

Она вцепилась зубами в заусеницу и ничего не сказала.

– Ну же, Сук Хи, помоги мне. У тебя еще осталось какое-нибудь влияние на фараонов?

– Нет. Только в игре, а та закончилась.

– Но ты же победила!

– Это морфический боров победил. Я же теперь только Сук Хи. Я больше не особенная. Давай просто подождем, когда вновь откроется торговый центр, а затем мы могли бы…

– Ну уж нет. Тебе срочно нужно в больницу. Дай-ка подумать. Если весь ассортимент изменился так, как ты изменила косметику и ту одежду, мы запросто найдем какое-нибудь оружие. Или хотя бы прикрытие, как то, что ты провернула с девчонками в «Лорд&Тэйлор». Только придется постараться, потому что они ожидают чего-нибудь этакого… Что? Почему ты качаешь головой?

– Сейчас это всего лишь обычный торговый центр, Сун. Я же сказала тебе: все закончилось.

– Но нам надо выбраться, Сук Хи. Ты разве не хочешь наружу?

– Я вконец выдохлась. У меня был план, но я не помню, какой именно. Голова совсем не варит.

Говорят, что у проигравших женщин не отмечается снижение уровня тестостерона, что характерно для любого мужчины, который продул в игру. У нас, у женщин, химический состав всегда один и тот же, выиграли мы или проиграли.

Но чувствую я себя препаршиво, а я женщина. Хотя, если верить социобиологам, это весьма спорный факт. Как-то раз я из мести расплавила всех игрушечных солдатиков Кена на батарее, а девочки, предположительно, на такое не способны. Сейчас же у меня такое чувство, будто из меня, как из шарика, выпустили весь воздух, и совсем нет радости победы, что бы там ни говорил автомат. А посмотрите на Сук Хи – вообще-то она тоже ведет себя не как великий победитель.

– Тем более тебе надо в больницу. Пойдем. Я помогу.

Я потянула Сук Хи за рукав, но она показалась мне грузной и обессилевшей.

– Наш мир практически не существует, – сказала она. – Не важно, что мы будем теперь делать.

– Нет, еще как важно! По твоим словам, так мы прямо какая-то группа-однодневка: покрасовались на сцене с одним хитом и канули в лету. Будущее есть, Сук Хи.

– Может, для тебя и есть. А я уже качусь вниз по склону. Это нормально. Игроки в теннис и физики угасают молодыми. Я больше ни на что не способна, мое единственное достижение – победа в игре.

– Откуда ты знаешь?

– Кончай препираться, – прошептала она. – Ты такая надоеда. То, что только что случилось, настоящее. Помни об этом, что бы ни произошло потом. Ладно? Не забывай меня, Сун. Я не забыла о мире, поэтому ты не должна меня забывать.

– Сук Хи! Эй! – Я встряхнула ее, чтобы не дать заснуть. – Тебе нельзя спать! У тебя же голова ранена.

– Что-то мне нехорошо, – сказала она. – Не могу вспомнить, что я собиралась делать. Возможно, тебе придется самой найти тень, без меня.

Затем она рухнула на пол.

СТОЙКИЕ ОЛОВЯННЫЕ СОЛДАТИКИ

Цитадель Атлантиса внешне не имела ничего общего с замком. Если воткнуть розового фламинго перед входом в палатку «Л.Л. Бин» и назвать себя графом Дракулой, это еще не значит, что вы действительно Дракула. Снаружи Цитадель больше всего смахивала на площадку для игры в гольф – чертовски большое поле с маленькими дымоходами и вентиляционными дырами, торчащими там и сям, и парочкой деловито работающих челюстями кроликов, которых здесь держали, чтобы не дать траве разрастаться. Воображение подсовывает и более мрачные ассоциации, нашептывая в ухо слова «концентрационный лагерь», но если бы вы получили возможность хоть одним глазком взглянуть на то, что находится внутри, то, возможно, отнеслись бы к подобному сравнению серьезнее. Менискус не имел ни малейшего представления, что находится внутри, и он боялся. Оставив все позади, он бы, возможно, и почувствовал себя глубоко взволнованным при одной только мысли побывать в настоящей Цитадели, если бы события прошедших двадцати четырех часов окончательно его не вымотали.

Почти рассвело, то был час буйства природы, когда морской ветер притупляет вонь мусора и относит прочь гул ближайшей автострады. Менискус стоял в тени садового домика с инструментами на южной оконечности угодий Цитадели, в окружении дюжины молодых мужчин. В возрасте от пятнадцати до двадцати двух лет, разного цвета кожи: словно герои фильма о путешествиях сошли с экрана и стояли перед ним – день в Африке, поездка к северу Испании и выходные в Амстердаме – пестрое собрание генов, но у всех имелось кое-что общее. Кто в большей степени, кто в меньшей, но все они походили на Сияющего.

Понадобилось прибегнуть к мольбам, просьбам и угрозам, прежде чем Ральф, связная «Рыбы на велосипеде», согласилась отвезти Менискуса к месту сбора армии Карреры. По словам Ральф, Снэйк Каррера был весьма важной персоной. У Менискуса возникло такое чувство, будто он все узнает самым последним. Очевидно, Сияющий замыслил восстание давным-давно, еще когда Арни Хеншоу отказался выполнить свое обещание представить Карреру общественности и помочь ему избежать жадных ручек Шарлотты Уэст. А что касается его маленькой армии, то это семейное дело. Сияющий годами создавал свою семью, использовав «Рыбу на велосипеде» как безопасное убежище для множества своих сыновей – и благодаря поддержке множества своих дочерей и их матерей. Сама Ральф была теткой – она показала Менискусу фотографию своей круглощекой малолетней племянницы, живущей в Нью-Мексико.

– Мы что-то вроде «Подпольной железной дороги»,[11]11
  «Подпольная железная дорога» – название тайной системы организации побегов негров-рабов из южных рабовладельческих штатов на Север и в Канаду. – Примеч. пер.


[Закрыть] только вот занимаемся не прокладыванием тайных маршрутов побега, а предоставляем долгосрочный дом и образование незарегистрированным мужчинам, – рассказала Ральф Менискусу. – Нам нельзя светиться, потому что тогда нам грозит смерть. Но когда на кону оказалась голова Карреры, пришлось принять меры. Когда мы пустили слушок, что Каррере требуется помощь для штурма Атлантиса, сразу появились эти парни. Остальных, кому не исполнилось и четырнадцати, мы отправили по домам.

Когда они прибыли в указанное место, Ральф скрылась в глубине садового домика, оставив Менискуса стоять в предрассветной дымке в окружении кучки нетерпеливых юнцов, которые, по всей видимости, едва знали друг друга. По полю мельтешили прибывающие машины и вертолеты, высаживая зрителей на трамвайной остановке, являющейся единственным официальным входом в Цитадель. В воздухе стояло постоянное жужжание, и Менискусу приходилось напрягать всю силу воли, чтобы обуздать волнение – он прошел долгий путь от лаборатории и печенья Наоми. Менискус накинул капюшон и стал потихоньку отодвигаться, надеясь, что на него никто не обратит внимания, но когда появился Сияющий с вещмешком в одной руке и пончиком в другой, его взгляд обежал всю группу и задержался на Менискусе.

– Ладно, слушайте меня! – сказал Сияющий. – Спасибо всем, что пришли. Сейчас мы устроим небольшое испытание, чтобы удостовериться, что среди нас нет шпионов. Вы знаете, что делать. Воспользуйтесь этой стеной.

Юноши все как один подошли к стене, расстегнули ширинки и пустили струю.

Менискус смотрел, как на стене появились черные, как чернила, разводы.

– Ты! – сказал Сияющий. – Чего прирос к земле? Давай, покажи нам.

Менискус пустил струйку мочи, она тоже была насыщенного черного цвета.

– Хорошо, – сказал Сияющий. Затем наклонил голову к плечу. – Матерь божья, это ты, Пискля?

Менискус откинул капюшон, и Сияющий раззявил рот, наполненный наполовину сжеванным пончиком и остатками разноцветных карамельных крошек. Краешком глаза Менискус заметил, как от его кожи взвивается едва заметная струйка голубоватого дыма. Сияющий недоуменно уставился на Менискуса.

– Я изменил Y-чуму, чтобы приспособить ее к иммунной системе. Сейчас она довольно безобидна.

– А что с этой синюшней хренью?

– Это вирус, обладающий сознанием.

Сияющий призадумался.

– Который научил тебя выращивать ногти и прочей ерунде?..

– Да, и прочей ерунде. Не парься, не заразишься. Твоя иммунная система совсем другая, так что на тебя мой вирус не подействует.

– Просто в голове не укладывается, что ты жив. Моя задумка сработала. И впрямь сработала! Черт побери, неужто я так хорош? – Он оглядел аудиторию в поисках поддержки, и юнцы с энтузиазмом заулюлюкали, хотя не имели ни малейшего представления, о чем он толкует.

Менискус улыбнулся.

– Однако думаю, тебе здесь не место, – сказал Сияющий.

– Судьба привела меня сюда, – ответил Менискус. На лице Сияющего появилось довольная ухмылка.

– Ты только дырку в голове получишь, Пискля. Ладно, держись поближе ко мне, попытаюсь присмотреть, чтоб тебя не размазали в лепешку.

Они проникли внутрь через черный ход под видом обслуживающего персонала, благодаря «велорыбам», добывшим пропуска. Остаться незамеченными, как предполагал Менискус, оказалось не столь уж невозможно: в Цитадель набилась тьма-тьмущая желающих заделаться мальчиками, и в закрытых комбинезонах многих из этих дамочек и квазидамочек запросто можно было принять за мужчин. Поэтому, наоборот, крошечной армии Карреры прекрасно удалось сойти за не-мужиков. Но все равно операция внедрения взвинтила нервы Менискуса на недосягаемую высоту, так что он не перестал дрожать, даже когда группа раскололась и двинулась в разных направлениях, а они с Сияющим остались в одиночестве.

Почти незаметная снаружи, Цитадель, стоило вам оказаться внутри, подавляла своими размерами. Каррера с Менискусом проходили мимо подземных колонн и башен, мечетей и церквей, освещаемых льющимся откуда-то с вышины искусственным солнечным светом, зон обслуживания и хранилищ, крытых двориков для игр, целых кварталы домов, связанных друг с другом пешеходными дорожками и пандусами, ступенями и лестницами. В подземном полумраке все казалось хрустально-чистым и безупречным, но стоило присмотреться чуть внимательнее, как Цитадель представала в своем истинном, скользком виде.

Пока они шли, Сияющий делился с Менискусом своими мыслями.

– Думаю, если спросить большинство обитающих здесь парней, не хотели бы они жить в настоящем замке – ну, ты понимаешь, типа тех, что стоят в Европе, с всякими там бойницами, рвами с водой и крокодилами, – то они откажутся. Скажут, что тут самое безопасное место, ведь здесь куча всевозможных хитроумных волокон и другой хрени, чтобы защитить этих так называемых «кандидатов в боровы».

Менискус понял, почему ему все показалось каким-то скользким и засаленным. Почти повсюду росла едва заметная плесень, иногда блестящая, иногда покрытая налетом. Эти организмы, по словам Сияющего, представляли собой видоизмененные морские водоросли, ракообразных и сырную плесень.

– Разумная слизь, – сказал Сияющий, ткнув в сторону блестящей завесы какого-то вещества, свисающего с опор, поддерживающих узкие мостки у них над головой. По ним прошла кучка седовласых женщин с программками, они чинно кивнули стоявшим внизу «рабочим». Он добавил приглушенным голосом: – Пронзительно верещит, когда учует Y-вирусы.

Они достигли входа в живые кварталы с ограниченным доступом, где обитали участники «Шествия боровов». Входной люк был покрыт разумной известью.

– Мы не сможем пройти, – сказал Менискус. – Поднимется тревога.

Сияющий хмыкнул.

– Пискля, я готовился к нынешней вылазке уже давно. Смотри и учись.

Из скопления яркой слизи-сигнализации, растущей на двери, он вытащил крохотное электронное устройство, слегка смахивающее на носовой аспиратор. Сияющий засунул устройство в карман и на его место поставил другое, вылитую копию, выуженное из ящичка с инструментами.

– Оно заткнет слизи глотку, – сказал он. – По крайней мере я надеюсь. Смотри, химический раздражитель активизирует плесень, она задействует электронную звуковую сигнализацию. Отключить ее невозможно, но я могу увеличить порог срабатывания сигнализации, так что мы спокойненько, я надеюсь, пройдем ниже нее.

Менискус знал, где внутри него засела Y-чума, он носил ее, будто конницу маленьких оловянных солдатиков. Он загнал ее глубоко внутрь, подальше от кожи. Менискус не имел ни малейшего представления, насколько чувствительна эта самая слизь, и ему оставалось только надеяться, что все остальные признаки, исходящие от него, собьют ее с толку.

Первым пошел Сияющий – на другой стороне он развернулся и осклабился. Еще бы, его способ сработал. Менискусу стало страшно. Сияющий просто не понимает, сколько крошечных новоявленных Y-вирусов снует внутри тела Менискуса, иначе он не лыбился бы так самодовольно. Менискус послал запрос о дополнительном выбросе норадреналина. Ответная волна вытянула его тело в струнку. Менискус чувствовал, как расширяются глаза, а его мышечная масса становится пружинистой на подушечках пальцев ног, как у готового сорваться с места спринтера.

– Ну же, давай, Пискля!

Он рванул через щель и угодил прямиком в лапища Сияющего, который дружески шлепнул его по спине с такой силой, что Менискус, споткнувшись, протопал пару шагов вперед.

– Видишь? Просто ведь. Раз уж ты прошел, то теперь можно и расслабиться. Ладно, двинули, нам предстоит то еще веселье.

Арни Хеншоу допустил ошибку, когда разрешил открыться собственной двери. Он не очень обрадовался, увидев на пороге Сияющего и Менискуса. Если уж на то пошло, то Менискуса удостоили всего лишь одним-единственным испуганным взглядом, поскольку Арни был слишком занят тем, чтобы выбирать дорогу и ненароком не споткнуться о мебель, пятясь вглубь квартиры. В комнате толпилась целая куча оживленно переговаривавшихся посетительниц, а на огромном экране, служащем вместо окна в этом подземном доме, проигрывался рекламный видеоролик Хеншоу. Несколько круглолицых дамочек с электронными блокнотами даже танцевали.

– Арни! – восторженно завопил Сияющий, радостно протягивая правую руку. – Просто пробегал мимо. Дай, думаю, зайду к старине Арни, поздравлю его и пожелаю ему удачи…

Хеншоу удалось увильнуть от рукопожатия, и он успел что-то шепнуть на ухо высокой чернокожей женщине, которая поглощала закуску и одновременно болтала по телефону. Та стрельнула глазами в сторону Сияющего и стала выталкивать людей из комнаты.

– На кухне полным-полно шампанского и всякой снеди! – сулила она, размахивая перед гостями сосиской на шпажке.

– Приветик, Чарисса! – сказал Сияющий, но женщина сделала вид, что не заметила его. Через несколько секунд видеозапись замолкла и комната опустела. Из-за двери в комнату, куда переместилась вечеринка, доносилась музыка, другая дверь, рядом с баром, оставалась закрытой, но Менискус услышал хихиканье и звук включенного душа.

Хеншоу потер руки и хлопнул по бедрам, коротко хохотнув.

– Ты здесь? Как жизнь? – сказал он, теребя наручные часы.

Благодаря телевидению, Менискус знал, что так Хеншоу вызывает охрану, но поначалу он не понял, почему зазвонили часы Сияющего. Очевидно, Арни тоже не уловил связи, потому что он, по-прежнему дергая часы, продолжал делать вид, словно все в порядке, одновременно быстро отступая, по мере того как Сияющий спокойно и неторопливо приближался к нему.

– Да? – сказал Сияющий, поднимая свои часы и что-то нажимая на них. – Я отвечаю на вызов… ах, твоя помощница тоже вызвала охрану. Что ж, проблема легко устранима. Смотри, сейчас я предупреждаю все подразделения о том, что ситуация под контролем.

Хеншоу стащил часы с запястья и швырнул их через всю комнату, точно это был скорпион.

– Какого черта тебе надо?

Менискус и сам задавался таким вопросом. Что Сияющий намерен делать с Хеншоу, убить его? Менискус надеялся, что да. Он хотел посмотреть, как отреагируют его вирусы. Казалось, от жестокости они расцветали пышным цветом.

– Это твоя последняя возможность сделать доброе дело, – сказал Сияющий. – Я хочу лишь одного: ты должен выступить с публичным сообщением о моем вкладе в твою карьеру.

Арни покосился на Менискуса и сказал:

– Не понимаю, о чем ты. Ты, дружок, верно спятил. Сияющий сокрушенно тряхнул головой и насмешливо зацокал языком.

– Ты же не хочешь, чтобы все закончилось, Арни. Титул борова того не стоит. У тебя еще есть шанс выйти отсюда с головой на плечах.

Арни попытался отступить за барную стойку, где, решил Менискус, у него имелась какая-нибудь сигнализация, или оружие, или еще что. Сияющий проворно отрезал ему путь. Менискус удивился, заметив, что Хеншоу ростом не уступает Сияющему, к тому же Хеншоу явно частенько наведывался в спортзал. Он предполагал, что телосложение у них похожее, раз уж жульничество со съемками сработало. Но было что-то такое в Сияющем, что, должно быть, заставило Хеншоу подумать дважды, прежде чем пытаться убрать его со своего пути. Казалось, Арни требуется все его мужество, чтобы достойно встретить противника. Затем он встал в стойку Брюса Ли.

– Если хочешь схлопотать по морде, я тебе это устрою. Но, по-моему, у тебя кишка тонка, Каррера, – сказал он. – Прекрасно знаешь, что можешь заразить меня. Ты играешь нечестно.

– Значит, ты играл по-честному, когда натравил на меня полицию Флориды?

– На тебя я натравил только шерифа Клируотер-Бич. Не моя вина, что ты забрал у того парня дробовик и разозлил полицейских. – Он открыл рот и стал выполнять что-то вроде йоговских дыхательных упражнений.

– Какого черта ты сейчас делаешь?

Сияющий вовсю наслаждался обстановкой. Его руки расслабленно свисали по бокам, а сам он с видом знатока осматривал комнату, словно восхищаясь внутренним убранством. Секунду даже казалось, будто он чрезвычайно увлечен музыкальным видеоклипом Хеншоу.

– Настраиваюсь. Ну же, давай, ты собираешься драться или нет? Давай покончим с этим, наконец.

Сияющий хмыкнул.

– Ты и впрямь хочешь попробовать? Ты ж и сам понимаешь, что добром дело не кончится. Я делаю тебе честное предложение, хотя ты не заслуживаешь такого отношения. Давай выступи с заявлением, скажи правду и отдай должное тому, кто тебе помог.

Закрытая прежде дверь рядом с баром растворилась, и за их спинами послышался женский голос.

– Эй, что здесь творится?

Менискус развернулся и увидел, что у открытой двери в спальню испуганно жмутся друг к дружке штук пять потрясающе красивых молодых женщин. Лет шестнадцати или около того, не обремененные лишней одеждой. Сияющий даже не посмотрел в их сторону. По мнению Менискуса, событие из ряда вон выходящее, но Сияющий сегодня вообще пребывал в странном настроении. С той самой минуты, как оба мужчины вступили в Цитадель, они встретили целую кучу женщин с безупречной анатомией, причем эта самая анатомия отлично смотрелась под замысловатыми узорами боди-арта. Так вот, Сияющий даже бровью не повел. Очевидно мысли Сияющего, которые обычно вертелись вокруг девочек, пива и девочек, занимали более важные дела.

– Ну-ка брысь назад в комнату, – хладнокровно велел им Сияющий, по-прежнему даже не удосужившись посмотреть на них. – Вас наши дела не касаются.

– Кто вы? Как вы сюда попали?

Эта девчонка разговаривает с той непоколебимой уверенностью в себе, которую дает только высокое положение в обществе, и вся ее манера вести себя создает вокруг нее некий ореол всевластия, словно девушка привыкла выполнять любые свои прихоти и всем остальным лучше убраться с ее пути, а то им не поздоровится. Она слишком красива, значит, здесь не обошлось без предродового проектирования, а грудь у нее идеальных пропорций, с интересом отмечает Менискус.

Сияющий совершает один из тех присущих лишь ему бросков, когда он движется так стремительно, что, кажется, будто за ним в воздухе тянется светящийся шлейф, а потом вам не удается вспомнить, как он сделал то, что сделал. За долю секунды он поворачивается, перепрыгивает через кресло и несется на девушек с низко опущенной головой, точно бык. Они визжат и растворяются в спальне. Сияющий закрывает дверь, запирает ее и разворачивается к Хеншоу. Опомнившись, девчонки принимаются колотить в дверь и выкрикивать такие непотребные проклятия, каких Менискус и не слыхал никогда.