Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

В прошлом году гитлеровские генералы советовали фюреру не вести войну на два фронта, что являлось кошмаром для всех прусских стратегов. Но пока все его рискованные мероприятия заканчивались благополучно. На самом деле он вел войну на одном фронте, Восточном. Он не спускал глаз с Норвегии, Северной Африки, Атлантики, Средиземного моря и упрямого острова Мальта. Но на востоке у него не было врага за спиной. В декабре он столкнулся с двумя врагами на своем фронте – зимой, разрушительницей армий, и Красной армией. Но этим врагам не удалось к маю уничтожить вермахт. Распутица в начале весны, сезон дождливой погоды, сдерживала наступление армии столь же эффективно, как холодная зима, хотя на север с Черного моря уже начала распространяться теплая и сухая погода. В начале мая немецкая линия фронта на севере России проходила у Ленинграда; болота еще были покрыты льдом, и продолжал идти снег. В центральной части России линия фронта шла на восток от Смоленска, охватывая Ржевско-Вяземский выступ. Дороги там развезло, но через месяц они высохли. Согласно Директиве фюрера № 41 от 5 апреля, «необходимо, не предпринимая активных действий на центральном участке фронта, добиться на севере падения Ленинграда». Украинский фронт проходил восточнее Орла, Курска и Харькова – где образовался выступ – к Азовскому морю. В этом секторе генерал Федор фон Бок командовал гитлеровской группой армий «Юг», состоявшей из шести немецких армий, три из которых были танковыми, и двух вспомогательных. Через несколько недель эта группа армий – слишком громоздкое соединение – была разделена на две группы армий, «A» и «Б», перед каждой из которых была поставлена своя задача. На Украине уже была весна, «неистовая русская весна», по образному выражению Игоря Стравинского, которая «выглядит так, словно вдруг взорвалась вся земля». Зазеленели березовые рощи и дубравы, и из сырой земли начали выглядывать грибы. Украинские реки вздулись от тающего зимнего снега и весенних дождей[1300]1300
  Time, 5/11/42, 17.


[Закрыть].

На юге, у Черного моря, три немецкие армии под командованием Эриха фон Манштейна контролировали большую часть Крыма. Ostheer (германская армия на Востоке) пока не удалось захватить Ростов, Керченский полуостров и Севастополь. Это собирался сделать Манштейн. Но главное наступление планировалось в украинском секторе, где группа армий «Юг» (включая 6-ю армию Фридриха Паулюса и 4-ю танковую армию) должна была прорваться на восток к Донецкому бассейну и Воронежу, расположенному на берегу Дона (Бок получил приказ обойти Воронеж). Затем 4-я танковая армия должна была двинуться на юг, оставив Дон с левого фланга, дойти до его излучины, в 60 милях от Сталинграда и Волги – последней естественной преграды Сталина. В директиве говорилось: «В любом случае следует попытаться достигнуть самого Сталинграда или же, по меньшей мере, подвергнуть его воздействию нашего оружия в такой степени, чтобы он перестал служить военно-промышленным и транспортным центром». Конечная цель группы армий «Юг», после уничтожения Сталинграда, наступление на юг между Волгой и Доном в направлении Северного Кавказа. Части немецких сил, сосредоточенных в районе Черного моря, было приказано двигаться строго на юг, взять Ростов-на-Дону и продолжить наступление к нефтяным месторождениям Баку. Жизненно важно для успешного проведения операции, чтобы после форсирования Дона эти огромные армии наступали на Кавказ плечом к плечу, Волга с одного фланга, Черное море – с другого, на фронте шириной 800 миль. Как только будет взят Кавказ, война на Востоке закончится. В результате, сказал Гитлер Геббельсу, Россия «будет для нас тем, чем Индия для Британии»[1301]1301
  Collier, Second World War, 296; John Keegan, The Second World War (London, 1989), 221—22; WSC 4, 343.


[Закрыть].

Гитлер назвал свою наступательную операцию «Блау». Сталин, как годом ранее, получил надежную разведывательную информацию относительно гитлеровских планов и, как годом ранее, не обратил на нее внимание. Он считал, что любые действия в украинском секторе являются отвлекающими ударами, основное наступление немцы планируют на Москву. Как годом ранее, события показали, что Сталин ошибался. Подготовка к операции «Блау» началась в Крыму 8 мая, когда немцы перешли в наступление на Керченском полуострове. Все закончилось через неделю. Немцы взяли в плен 170 тысяч русских солдат, которые, выполняя приказ Сталина, стояли насмерть. Но немцам не удалось захватить Севастополь. Затем, 12 мая, Красная армия перешла в наступление с Барвенковского выступа в направлении Харькова – почти 650 тысяч солдат, тысяча самолетов, 13 тысяч орудий и 1200 танков. Автором контратаки, получившей одобрение Сталина, был командующий Семен Тимошенко и первый секретарь ЦК Украины Никита Хрущев. В течение трех дней советские войска гнали немцев на запад и оголили свои фланги. Хотя гитлеровские генералы призывали к фронтальной обороне Харькова, фюрер назвал советское наступление «незначительным» и отказался вносить изменения в генеральный план. Вскоре выяснилось, что он был прав, когда армии Паулюса и Эрвина фон Клейста зашли с флангов и через неделю окружили советскую армию. У Сталина не было резервов, которые бы он мог перебросить на этот участок фронта. 22 мая стало ясно, что советские войска потерпели полное поражение; почти 240 тысяч советских солдат попали в плен, русские потеряли большую часть орудий и все танки. Хрущев, которого Сталин вызвал в Москву, чтобы тот объяснил, почему все пошло не так, решил, что его расстреляют. Хрущев остался жив, но не потому, что Сталин проявил милосердие, – ему было чуждо милосердие, – а потому, что Сталин верил в мотивирующую силу страха[1302]1302
  Keegan, Second World War, 222—23.


[Закрыть].

В Харьковском и Керченском сражениях Сталин потерял более 410 тысяч человек убитыми и взятыми в плен, до начала операции «Блау». Учитывая, что очень немногим красноармейцам удастся выжить в немецких лагерях смерти, русские потери в мае в два раза превысили общие потери армий в Гражданской войне в Америке и составили половину потерь Британии и доминионов за четыре года Первой мировой войны. Гитлер, тщательно изучавший Клаузевица, придерживался его авторитетного мнения, что сначала следует уничтожить вражескую армию, а уже потом захватывать города. К концу мая для немцев были открыты все дороги на восток и на юг[1303]1303
  John Keegan, The Mask of Command (New York, 1987), 255, 286.


[Закрыть].

Несколькими месяцами ранее Черчилль высказал мрачное предположение, которое король Георг записал в дневнике: «Если к весне с Россией будет покончено и Германия возобновит здесь блицкриг, всем нашим надеждам на победу и помощь Соединенных Штатов будет не суждено сбыться, если только Америка к тому времени не пришлет нам сотни самолетов и т. п. …» Король, скорее всего, перепутал блицкриг с блицем, но не в этом дело; Гитлер перейдет в наступление на Британию, когда Сталин будет вне игры, а Америка в нее еще не вступит[1304]1304
  Gardner, Churchill in Power, 131.


[Закрыть]. 31 мая Рузвельт телеграфировал Черчиллю: «Мне кажется, что русские находятся в крайне затруднительном положении и оно может ухудшиться в последующие несколько недель»[1305]1305
  C&R-TCC, 1:503.


[Закрыть].

Пессимизм Рузвельта был частично обусловлен двухдневными переговорами с советским министром иностранных дел Молотовым, который прибыл в Вашингтон из Лондона 29 мая с требованием немедленно открыть второй Европейский фронт и увеличить поставки по ленд-лизу, в противном случае Россия окажется в ужасном положение, и это еще мягко сказано. Что касается второй просьбы (поставки), то Рузвельт объяснил, что каждый корабль, который уходит в Россию, сокращает список кораблей, необходимых для переброски солдат в Британию для осуществления операции по высадке во Франции. Чтобы успокоить Молотова, Рузвельт согласился сделать официальное заявление (текст продиктовал Молотов) после возвращения Молотова в Москву: «В ходе переговоров была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году». В этом вопросе Рузвельт проявил политическую дальновидность, поскольку знал, что Черчилль считает открытие фронта в 1942 году стратегически невозможным. Президент перебросил мяч на половину поля Черчилля. Как позже написал Гарриман, Рузвельт считал, что Советскому Союзу второй фронт требуется только для того, чтобы поднять боевой дух своих солдат, только и всего. Поднять советский боевой дух – это единственное, что мог позволить себе Рузвельт, поскольку, как он сказал Молотову, немецкие подводные лодки мешают осуществлять поставки в Советский Союз. Гарриман понимал, что заявление Рузвельта «обеспечит занятость целого поколения… историков, которые будут воспевать его достоинства в бесчисленных книгах и журналах». Однако масштаб этого события следует рассматривать в контексте времени, а в то время заявление Рузвельта помогло сохранить союз, несмотря на то что все это напоминало «потемкинскую деревню»[1306]1306
  Harriman and Abel, Special Envoy, 138.


[Закрыть].

Молотов провел неделю в Лондоне перед поездкой в Вашингтон. Там они с Иденом обсудили мирный договор об оказании взаимопомощи во время войны и в течение двадцатилетнего послевоенного периода и достигли договоренности относительно того, что вопрос о границах будет обсуждаться после победного окончания войны. Черчилль был готов изменить свою давнюю позицию по этому вопросу и удовлетворить требования Сталина относительно довоенных границ и стран Балтии. Позже Черчилль написал: «Мое мнение относительно стран Балтии не изменилось, но я чувствовал, что больше не смогу настаивать на нем». Корделл Халл был категорически не согласен и в телеграмме Уайнанту, которую одобрил Рузвельт, угрожал разорвать все отношения, если Британия удовлетворит требования Сталина. Для Халла на кону были положения Атлантической хартии. Кроме того, он настаивал на том, что все пограничные вопросы должна решать после войны новая всемирная организация (он яростно отстаивал необходимость создания такой организации). Союз был на грани развала. И Рузвельт сказал британцам, что устное обещание второго фронта «должно снизить дипломатическое давление на Англию» в отношении послевоенных границ. Иден внес предложение, и, к его удивлению и облегчению, Молотов согласился. Это были мастерски проведенные переговоры: русские и американцы остались довольны, и союз продолжил свое существование[1307]1307
  Harriman and Abel, Special Envoy, 136.


[Закрыть].

После обещания, данного Рузвельтом, Молотов вернулся в Лондон для официального подписания соглашения о взаимопомощи. Он вернулся с новым требованием: британцы должны в письменном виде гарантировать открытие второго фронта. Черчилль попытался объяснить Молотову, что Британия в Восточной Европе и Северной Африке сдерживает почти половину истребителей и треть бомбардировщиков люфтваффе. Тридцать три дивизии оси бездействуют в Восточной Европе, и более одиннадцати, включая две танковые дивизии, сражаются в Северной Африке. То, что Британия и Америка не открывают второй фронт в том виде, о котором говорит Сталин, не означает, что они не стараются оттянуть гитлеровские войска. Союзники, может, и не убивают много немцев на западе, рассуждал Черчилль, но эти немцы не убивают русских. Молотов вежливо выслушал его, но все равно потребовал гарантий. И, чтобы удовлетворить и американцев и русских, Черчилль составил коммюнике, которое Молотов мог отвезти в Москву. Оно повторяло обещание Рузвельта, констатируя, что «была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году». Молотов, получив эти обещания, решил, что американцы и британцы дали ему то, что он хотел от них получить. На самом деле они не дали ему ничего. Понимание необходимости второго фронта и действия в этом направлении – совершенно разные вещи. Черчилль, чтобы уточнить (не вполне искреннее) обещание, написал памятную записку Сталину, в которой подтвердил свою уверенность в необходимости второго фронта: «Мы готовимся к высадке на континент в августе или сентябре 1942 года». Далее Черчилль пояснил, что пока это предварительное решение, без каких-либо гарантий: «Одним словом, мы ничего не можем обещать по этому вопросу». Молотов уехал из Лондона в Москву 10 июня, передал письмо и изложил соображения Черчилля Сталину, который не согласился ни с одним из черчиллевских объяснений[1308]1308
  C&R-TCC, 1:441; WSC 4, 314, 327, 341—42; Harriman and Abel, Special Envoy, 136.


[Закрыть].

Молотов с сопровождающими лицами остановился в Чекерсе, где Молотова и двух его помощников охраняли два здоровых русских охранника и обслуживали две (тоже здоровые) русские горничные. Охранники проверяли спальни на наличие прослушивающих устройств – «адских машин» – как называл их Черчилль. Один револьвер лежал на прикрованном столике Молотова, второй – под подушкой дипломата. Горничные молча сидели на стульях за дверью своих хозяев днем и ночью. Все это показалось Черчиллю весьма необычным. Он, со своей стороны, тоже постарался сделать для русских незабываемым этот визит. Они наблюдали его на отдыхе, если это можно было назвать отдыхом. В Чекерсе у него была возможность расслабиться, и сделать это в компании, которую выбирал он сам (русские были исключением из этого правила)[1309]1309
  WSC 4, 336—37.


[Закрыть].

Дневниковые записи и письма посетителей Чекерса проливают свет на то, как вел себя Черчилль: никто не был таким напряженным на отдыхе, как Черчилль. Чем тяжелее оказывалась прошедшая неделя, тем явственнее обнаруживалась потребность в выходном в духе «Алисы в Стране чудес», как это называл Брук. Вот это и вызывало те самые «тревожные предчувствия», о которых говорил Йен. Позже Брук написал, что у него не осталось «счастливых воспоминаний» об этих долгих выходных, когда каждый вечер «растягивался до утра». Старик расслаблялся с неистовой энергией, и всегда доля юмора и хорошего настроения была обратно пропорциональна тому, что можно было ожидать от человека, который только что пережил тяжелую неделю, а большинство недель с мая 1940 года приносили ужасные новости[1310]1310
  Danchev and Todman, War Diaries, 100.


[Закрыть].

Неделя, когда Молотов нанес первый визит, не была исключением. Когда Иден с русскими обсуждал подробности соглашения, Эрвин Роммель выгнал британскую 8-ю армию. 26 мая Роммель совершил отвлекающий маневр: пока штурмовые подразделения имитировали фронтальный штурм Эль-Газали, Роммель совершил марш-бросок на юг вдоль британских минных полей и вышел в районе Бир-Хакейма. Ричи не был готов к бою. Хуже того, хотя он превосходил Роммеля в танках, 700 к 560, он не сосредоточил их в одном месте, чтобы нанести удар по роммелевскому головному отряду. Роммель, как обычно, сосредоточил свои танки. Он собирался за день прорвать линии Ричи, но столкнулся с генералом Уильямом (Штурмовиком) Готтом и его 13-м корпусом и бригадой Свободной Франции. Готт и французы дали Роммелю отпор, который еще никто не давал ему в Северной Африке. Лису Пустыни потребовалось десять дней, чтобы расправиться с воинственными французами, которые после этого стали называть себя боевыми французами. Но к тому моменту Ричи утратил контроль над битвой[1311]1311
  Collier, War in the Desert, 90–91.


[Закрыть].

И вновь ветер пустыни повернул против Черчилля, который, судя по дневниковым записям его коллег, был крайне возбужден, узнав об очередном поражении. Долгие разговоры были тем способом, вспоминал Джон Мартин, с помощью которого Черчилль «очищал свою голову». Он говорил за столом, он говорил на ходу. Его сотрудники пришли в восторг, когда он настоял, чтобы в Чекерсе установили кинопроектор: «Мы думали, если он посмотрит вечером хороший фильм, то потом отправится спать, – вспоминал Джон Мартин. – Ничего подобного; он не собирался ложиться спать после просмотра фильма»[1312]1312
  Danchev and Todman, War Diaries, 154; WM/John Martin, 10/23/80.


[Закрыть].

В выходные он проявлял удивительную способность одновременно работать, расслабляться и буйствовать. Как-то вечером за ужином он сообщил гостям, что надеется, победа положит «конец кровопролитию», и продолжил: «Должен признаться, мне хотелось бы увидеть, как Муссолини, этого любителя рассуждать о величии Древнего Рима, задушат, как Верцингеторига[1313]1313
  Верцингеториг – вождь кельтского племени арвернов в Галлии. Во время Галльской войны Верцингеториг возглавил восстание галльских племен против Цезаря в 52 году до н. э. Восстание было подавлено. Верцингеториг был доставлен в Рим, где провел пять лет в заключении, а после участия в триумфальной процессии в 46 году до н. э. был задушен.


[Закрыть] по древнему римскому обычаю».

Гитлера он сослал бы на какой-нибудь далекий остров, «хотя не стал бы осквернять остров Святой Елены». Вскоре Черчилль ужесточил позицию относительно судьбы Гитлера, заявив кабинету министров, что «этот человек – главная движущая сила зла. Его следует посадить на электрический стул, который, вне всякого сомнения, можно получить по ленд-лизу». Он любил пересыпать разговоры за столом и выступления словами, которые были в ходу у московских пропагандистов, подвергавших нападкам буржуазный Запад (до создания альянса), такими как «гиена», «лакей», «простофиля», «низкопоклонник», «приспешник». Увидев подобные слова в «Правде», англичане представляли беснующихся «красных», но Черчиллю они подходили. Его зачастую абсурдные замечания можно было неверно истолковать как смешные мечты веселого старика. Но это было не так. Гопкинс был прав больше, чем предполагал, когда язвительно заметил, что Черчилль, скорее всего, читал только Старый Завет[1314]1314
  Colville, Fringes, 412; Kew, British Archives, Cabinet Minutes (electric chair); see George Orwell, «Politics and the English Language» (1946) in A Collection of Essays by George Orwell (Orlando, FL, 1970).


[Закрыть].

Вместе с Молотовым в Британию пришла весна – подходящее время для вторжения. Британцам запретили ездить на южное побережье, как в два прошедших года. Ходили слухи, что союзники собирают армию на побережье и готовятся перепрыгнуть через Ла-Манш. Союзники ничего подобного не делали. На самом деле Черчилль сказал Молотову, что Англия готова отразить гитлеровское вторжение и продолжать борьбу, если Красная армия будет разбита и Москва капитулирует. Это был его ответ на вопрос Молотова: какую позицию займет Англия в случае разгрома Красной армии. С помощью «хороших карт» Черчилль попытался объяснить, что мы предпринимаем, а также пределы и характерные особенности военных возможностей островной державы. Черчиллю стало понятно, что Сталин с Молотовым не понимают, что союзники не смогут выиграть на суше, если не победят немцев на море. Он сказал Молотову, что уверен в победе союзников, но если Красная армия будет разбита, Гитлер нападет на Великобританию[1315]1315
  WSC 4, 334—35.


[Закрыть].

Он ожидал, что в этом случае десятки тысяч человек встанут на защиту страны. «Лучше, – сказал он Колвиллу в июле прошлого года, – утопить этот остров в крови, чем капитулировать». То же самое в отношении русских сказал своим запуганным подчиненным Сталин, когда в выходные отдыхал на даче. Русские беспрекословно подчинялись его приказу «стоять насмерть!», поскольку в это время в его стране продолжалась кровавая бойня. В Бергхофе, гитлеровской резиденции в Берхтесгадене, во время выходных не поднималась тема защиты родины. Фюрер с ближайшими помощниками пили чай с булочками. Гитлер рассуждал о Римской империи, евреях и христианстве (и как его «лживость и лицемерие» подорвали развитие нордической расы). Вечерами фюрер совершал прогулки по горным тропам, высказывая мнение по различным вопросам своей немецкой овчарке по кличке Блонди и ближайшим соратникам – Геббельсу, Гиммлеру, Борману и Герингу. Они никогда не обсуждали возможность поражения. И на это была причина: они побеждали[1316]1316
  Colville, Fringes, 412; Keegan, Mask, 282–283.


[Закрыть].

В ночь с 30 на 31 мая – когда Рузвельт в телеграмме Черчиллю выразил глубокую озабоченность относительно русского фронта – Королевские военно-воздушные силы нанесли мощнейший удар по Германии. Черчилль надеялся, что эта демонстрация силы, которая привела к значительным разрушениям, подчеркнет обоснованность его заявления, что воздушный фронт является настоящим вторым фронтом. В ту ночь более 1100 британских тяжелых бомбардировщиков подвергли бомбардировке Кельн. Наступил непродолжительный период операций, в которых задействовали тысячи бомбардировщиков. Командующий британской бомбардировочной авиацией Артур (Бомбардировщик) Харрис, столкнувшись с нежеланием американцев увеличить поставки бомбардировщиков B-17s в Британию (самолеты скапливались на аэродромах), решил осуществить массированную бомбардировку в ночное время, чтобы показать американцам эффективность наступательной британской стратегии. Для осуществления столь масштабного плана Харрису пришлось, помимо опытных летчиков, использовать новобранцев. Он почти три года ждал возможности нанести по Германии удар такой силы. Осенью 1940 года, изучая разрушения, причиненные люфтваффе Лондону, он процитировал фразу из Ветхого Завета своему начальнику, маршалу авиации Чарльзу Порталу: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю». Теперь, по мнению Харриса, пришло время немцам пожинать бурю. Портал верил, что Королевские ВВС могут поставить Германию на колени – и довести войну до конца, – скорее всего, в конце 1943 года. Черчилль был далеко не уверен в этом. Хотя он часто говорил о желании заставить немцев истекать кровью, но относительно стратегической эффективности бомбардировок Германии высказал Порталу сомнение в их эффективности, хотя, добавил он, «это лучше, чем ничего». Он считал, что бомбардировки нужны для того, чтобы показать русским, что британцы не бездействуют. В ходе этого налета был достигнут требуемый результат, и Черчилль, надеясь, что в будущем удастся сделать еще больше, заявил: «Это доказательство растущей мощи британской бомбардировочной авиации, а также образец того, что Германия будет получать в каждом городе, с этого момента и до конца»[1317]1317
  Time, 8/17/42, 24; GILBERT 7, 75; GILBERT 6, 1205; NYT, 6/1/42.


[Закрыть].

Прошло больше пятнадцати месяцев с тех пор, как он попросил лорда Червелла разработать ответную бомбардировочную стратегию. Прошло меньше пяти месяцев, как Бомбардировщик Харрис получил звание маршала авиации и привнес в бомбардировочную авиацию свою концепцию стратегических бомбардировок, которая строилась не на точности, а на масштабах бомбардировок. Стратегия, продиктованная необходимостью, поскольку точностью британские ночные налетчики не отличались; в цель попадало менее четверти сброшенных бомб. Харрис, конечно, предпочел бы иметь скальпель, но у него была дубина. Среди неумышленно пораженных британскими самолетами объектов был родной дом Томаса Манна. Более известный как «Дом Будденброков», он стоял в Любеке, портовом городе на берегу Балтийского моря, почти двести лет. Фактически 80 процентов старого города было разрушено за счет того, что Геббельс назвал «британской жаждой к разрушению». Манн, укрывшись в небольшом доме в Калифорнии, выступая по радио, сказал, обращаясь к Германии: «Я помню Ковентри и понимаю, что за все приходится платить». Такие же чувства испытывал Бомбардировщик Харрис[1318]1318
  Time, 7/13/42, 92; Lochner, Goebbels Diaries, 155.


[Закрыть].

Через несколько дней после бомбардировки британское министерство информации отправило в Россию тысячи пропагандистских листовок: «Мы потеряли 44 самолета во время налета на Кельн, но готовы отдать наши жизни, как вы отдаете свои, чтобы уничтожить фашизм. Фашисты не смогут выстоять в этом аду, который мы устроим им сообща». Но с точки зрения Сталина, когда в России почти 2 миллиона немцев наступали на Ленинград, Москву, Сталинград и нефтяные месторождения Кавказа, британцы действовали недостаточно энергично и несли незначительные потери[1319]1319
  Time, 7/13/42, 92; Lochner, Goebbels Diaries, 155.


[Закрыть].

За два дня до бомбардировки Кельна более 950 бомбардировщиков подвергли бомбардировке Эссен. Выбор пал на этот город по той причине, что в нем было много деревянных домов и складов, которые могли стать легкой добычей для зажигательных бомб. Спустя месяц тысяча самолетов Харриса наведалась в Бремен. Бомбардировщики летели потоком, и на обратном пути этот парад смерти тянулся от объекта через все Северное море. Точность попадания удалось немного повысить посредством самолетов наведения, оснащенных самыми современными навигационными системами, которые летели впереди и отмечали объекты с помощью сигнальных ракет. Следующая волна самолетов сбрасывала зажигательные бомбы, отмечая зону, на которую бомбардировщики сбрасывали фугасные авиабомбы. Это приводило к страшным разрушениям. Общаясь с журналистами, Харрис заявил: «Дайте мне тысячу бомбардировщиков каждую ночь, и я к октябрю закончу войну. Дайте мне 20 тысяч, и я закончу ее за одну ночь». Массированные налеты Королевских ВВС произвели впечатление на американцев, Харрис этого и добивался. Увеличились поставки самолетов B-17s и количество американских летчиков. Гражданское население Германии поставили в известность, что, пока русские и британские солдаты не представляют угрозы для немцев, британские бомбардировщики будут бомбить немецкие города. Однако Харрис понял, что его ночные потери, более 5 процентов, слишком высокие, а его ресурсы слишком незначительные по сравнению с этими потерями. Ему требовалось, чтобы американцы приняли участие в налетах, но пока американская 8-я воздушная армия не спешила принять участие в бомбардировке немецких городов[1320]1320
  Arthur Harris, Bomber Offensive (London, 1947), 52, 310; Time, 6/8/42.


[Закрыть].

Бомбардировку Кельна многие британцы и американцы связывали с рейдами люфтваффе по Бедекеру[1321]1321
  Бедекер Карл – немецкий издатель, основал в 1827 году в Кобленце издательство путеводителей по странам и городам мира. Известным при жизни его сделали непревзойденная достоверность и качество путеводителей, носящих его имя («бедекеров»), быстро ставшее нарицательным для изданий такого вида.


[Закрыть].

Рейды получили такое название из-за того, что Геринг решил наносить удары по объектам национального достояния Великобритании, отмеченным в справочнике-путеводителе Бедекера, включая Бат, Кентерберийский собор, Бери-Сент-Эдмундс и Ипсуич. Британцы шутили, что немецкие летчики берут в рейд экземпляр справочника Бедекера. Это было время, написала Молли Пэнтер-Доунес, когда «дом рядом с особняком Энн Хэтэуэй был скорее… неприятным соседством… нежели престижным». Британские ВВС быстро ответили на рейды по Бедекеру. В Америке New Republic, обсудив вопрос, не было ли это возмездием, пришла к выводу, что бомбардировка Кельна не была актом возмездия, но союзникам следует в будущем всесторонне рассматривать этот вопрос, чтобы избежать действий, которые «могут запятнать нашу военную репутацию и низвести нас на уровень нацистов»[1322]1322
  Panter-Downes, War Notes, 226; Time, 6/12/42, 32.


[Закрыть].

Американцы и британцы еще не до конца поняли, как низко нужно пасть, чтобы встать на один уровень с нацистами. Через несколько дней после бомбардировки Кельна Берлин продемонстрировал, что значит настоящая хладнокровная месть, и мстили они даже не за Кельн. Геббельс и его фюрер уже некоторое время обдумывали наилучший, наиболее эффективный способ конфискации имущества осужденных – и расстрелянных – за изменнические действия и речи и просто расово неполноценных. Когда Геббельс предположил, что конфискация велосипедов «террористов» станет предупреждением для будущих смутьянов, Гитлер «назвал это предложение замечательным» и приказал ввести его в действие. Невероятные по жестокости акты насилия в отношении гражданских лиц (такие, как расстрел сотни заложников за одного убитого немца) за действия против рейха были хорошо известны на Западе – имелись фотографии повешенных, расстрельных команд, вагонеток с трупами истощенных людей в Варшаве. Немецкая месть была столь быстрой и ужасной, что некоторые советники Черчилля по специальным операциям предостерегали его против отдельных прямых действий (убийств и крупных диверсий) на континенте до вторжения союзников, чтобы защитить мирных жителей от немецкого возмездия. Однако Черчилль призывал отдел специальных операций «поджечь Европу». В реализации подобного рода приказов, как всегда, решающее значение имело время[1323]1323
  Lochner, Goebbels Diaries, 229.


[Закрыть].

Этот урок усвоили в Лондоне после того, как Рейнхард (Вешатель) Гейдрих, гений, стоявший за «окончательным решением еврейского вопроса» и заместитель начальника гестапо, был убит в Праге бойцами чешского Сопротивления, обученными в Британии и сброшенными с британского самолета на парашютах в Чехию пятью месяцами ранее. 27 мая бомба, брошенная одним из диверсантов в «мерседес» Гейдриха, раздробила Гейдриху позвоночник. Он прожил одну мучительную неделю, прежде чем умереть ужасной смертью от заражения крови. Немецкий министр юстиции – Гитлер – решил наказать злодеев. Незамедлительно было казнено более 1300 чехов. Участники покушения спрятались в одной из пражских церквей, где все они были убиты. Более 3 тысяч евреев из «привилегированного» концентрационного лагеря в Терезиенштадте были отправлены в лагеря смерти на восток. Геббельс, в тот день, когда на Гейдриха было совершено покушение, арестовал 500 евреев в Берлине; более 150 из них были расстреляны в ночь, когда умер Гейдрих[1324]1324
  David Stafford, Churchill and Secret Service (London, 2000), 280; William L. Shirer, The Rise and Fall of the Third Reich: A History of Nazi Germany (New York, 1960), 991.


[Закрыть].

Затем рейх поднял массовое убийство на уровень, которого не ожидал никто, включая Черчилля. Утром 9 июня батальон добровольческой дивизии СС окружил чешский поселок Лидице. На следующий день мужчин и юношей старше 16 лет, всего 172 человека, отводили за амбар группами по десять человек и расстреливали. Расстреляли нескольких женщин, а оставшихся – почти 200 человек – отправили в трудовые лагеря в Германию. В местной больнице немцы нашли четырех рожениц. Новорожденных убили, а женщин отправили в трудовой лагерь. Около 90 детей из Лидице было отправлено в Германию, и тех детей, чье арийское происхождение не вызвало сомнений у немецких экспертов, передали в добропорядочные немецкие семьи. Перед уходом из Лидице немцы сожгли все строения и бульдозерами сровняли с землей, включая кладбище. По приказу Берлина операцию в Лидице сняли на фотопленку. Геббельс назвал эти фотографии своей Gemäldegalerie («картинной галереей»). Затем Геббельс опубликовал подробности Лидицкой операции, чтобы больше ни у кого не возникало желания убивать гитлеровских любимцев. Подобное не могли вообразить даже брекенские гении дезинформации в самые мрачные моменты[1325]1325
  Shirer, Rise and Fall, 991—92.


[Закрыть].

Лидице, заявил Геббельс, – это отправление правосудия, а не месть за Кельн. Однако, добавил он, если союзники не прекратят массированные бомбардировки немецких городов, «он уничтожит всех немецких евреев» На самом деле тремя месяцами ранее он написал в дневнике, что по крайней мере 60 процентов евреев, отправленных на восток, следовало «ликвидировать», а оставшиеся 40 процентов сделать рабами. Надо сказать, что маленький доктор оказался человеком слова[1326]1326
  Time, 6/12/42; Lochner, Goebbels Diaries, 147—48.


[Закрыть].

В течение более пятидесяти лет не была до конца раскрыта роль Британии в покушении на Гейдриха. Хью Далтон, главу отдела специальных операций, считавшегося «болтуном», который может пообещать Черчиллю то, что не сможет выполнить, держали в неведении в тени его подчиненные в чешской секции. Нет свидетельств, что Черчилль санкционировал операцию; отдел специальных операций существовал обособленно от других ведомств, что позволяло ему «правдоподобно отрицать» очевидное. Черчилль не упоминает в воспоминаниях о войне ни покушение, ни Гейдриха[1327]1327
  Stafford, Secret Service, 281.


[Закрыть].

За десять месяцев до событий в Лидице Черчилль заявил по радио, что «тысячи, буквально тысячи» русских были уничтожены немцами. Он говорил словами британских генералов, но его настоящий источник информации был непогрешим. Немецкие командиры, с их склонностью к точному учету, посылали радиограммы в Берлин и, следовательно, в Блетчли. Тысячи жертв именовались «еврейскими мошенниками» и «евреями-большевиками». Этим Черчилль решил не делиться с общественностью. Он предупреждал, что убийства «только начало» и что «голод и эпидемии будут следовать по кровавой колее, оставляемой танками Гитлера». Фюрер, заявил он, убивает даже своих тевтонских предков. Европа не видела такой «методичной, беспощадной резни» с XIII века, со времен нашествия монголов. От Украины до стран Балтии, от еврейских гетто в Варшаве до Голландии и оккупированных Франции и Бельгии с каждым днем преступления становились все чудовищнее. В октябре прошлого года лагерь для политических заключенных Аушвиц, в 40 милях от Кракова, расширили, чтобы он мог принять десятки тысяч заключенных, в основном евреев. Новый лагерь, Биркенау, строился не как исправительно-трудовой лагерь, а как лагерь смерти. В конце 1941 года эсэсовцы провели испытания действия газа «Циклон-Б» на евреях и русских военнопленных в лагерных подвалах. Довольные полученным результатом, эсэсовцы приступили к строительству газовых камер и крематориев. В середине 1942 года Запад узнал от тех немногих, которым удалось сбежать из Аушвица, о массовых убийствах. В то время их рассказы было невозможно проверить. У этого преступления, по словам Черчилля, еще не было имени. Но геббельсовская «картинная галерея» показала его лицо[1328]1328
  WSCHCS, 6475.


[Закрыть].