Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

30 октября, благодаря дешифровкам «Ультра» и советам своих помощников, Монтгомери перенес основной удар с побережья примерно на 10 миль к югу. Монтгомери не любил подобного рода импровизации, но это сработало. Роммель, который перебросил свои войска на север, чтобы отразить первый удар Монтгомери, ослабил южный сектор. К тому моменту у Лиса Пустыни осталось меньше четырехсот танков, способных участвовать в сражении, и почти закончился запас горючего. Два корабля с топливом для Роммеля были потоплены при подходе к Тобруку, опять же благодаря «Ультра». Монтгомери наседал. Его новозеландцы прорвали линии Роммеля 2 ноября. Роммель перешел в яростное контрнаступление, но, осознав, что ведет борьбу на износ и может только потерпеть поражение, приказал отступить. В начале следующего дня он повернул на запад. Все очень надеялись, позже написал Черчилль, что пришел момент «разгромить» армию Роммеля. Роммель испытывал те же чувства, когда наступал к Триполи. Но к концу осени начались дожди. Вместо того чтобы сражаться с плохой погодой и размытыми дорогами в пустыне, Монти, после бесцельной двадцатичасовой погони, приказал устроить однодневный привал. Британские летчики-истребители, следовавшие за немцами и сообщавшие о вражеских передвижениях, были крайне удивлены. А как же последний, решающий удар? Где 8-я армия?[1428]1428
  Collier, War in the Desert, 115; Montgomery, Memoirs, 137—40.


[Закрыть]

Сразу после начала отступления Роммель получил категорический приказ Гитлера: «Стоять насмерть, не сдавать ни пяди земли». Победят сильные духом, считал фюрер, и не в первый раз в истории, и «своим солдатам вы должны сказать, что есть всего два пути – к победе или к смерти» Муссолини, не разобравшись в ситуации, послал Роммелю телеграмму, поздравив с «успешной контратакой». Генерал Вильгельм Риттер фон Тома назвал приказ Гитлера «сумасшествием». Роммель сделал двадцатичасовую остановку, чтобы соблюсти дух, если не букву приказа. Затем Лис Пустыни с несколькими дюжинами танков – за которыми вскоре последует в десять раз больше танков – двинулся в Ливию. Они оставили за собой почти 6 тысяч мертвых немцев и итальянцев; их трупы уже высохли и почернели. Британские офицеры разведки ходили среди трупов и вытаскивали из карманов открытки и любовные письма из дома, написанные на немецком и итальянском, адресованные сыновьям, любовникам и мужьям: «Мы так рады, что ты теперь в прекрасном Египте»; «Да защитит тебя святой Доминик». Пришла ночь, и никому не нужные письма разлетелись по пустыне, словно хотели последовать за оставшимися в живых[1429]1429
  Collier, War in the Desert, 115; William L. Shirer, The Rise and Fall of the Third Reich: A History of Nazi Germany (New York, 1960), 920; Young Rommel, 251; TWY, 349.


[Закрыть].

Черчилль, которому новости из Египта (собственноручная поздравительная записка короля) подняли настроение, сказал 6 ноября за завтраком, что Роммеля оторвали от его позиций, как молюска от камня. Взмахнув рукой так, словно в ней был зажат нож, Черчилль сказал: «Что происходит с молюском, если оторвать его от камня? Он умрет». Но Роммель не случайно получил прозвище Лис Пустыни. Он убежал, чтобы прийти в себя и на следующий день вступить в бой, и опроверг высказывание Макиавелли, что лисица боится волков. Итальянская пехота была не столь удачлива, как ее механизированные немецкие собратья. Для собственной эвакуации немцы отобрали весь имевшийся у итальянцев транспорт. «Итальянцев, – сказал Черчилль в палате общин 10 ноября, – оставили умирать в безводной пустыне или сдаваться, что они и делают». Битва за Египет была выиграна[1430]1430
  WSC 4, 601; TWY, 257; WSCHCS, 6694.


[Закрыть].

В последний день октября британские корабли атаковали глубинными бомбами немецкую подводную лодку U-559 и заставили всплыть на поверхность в районе Порт-Саида. Команду взяли на борт несколько британских катеров, в то время как трое британских моряков перешли на борт подводной лодки и прошли в радиорубку. Разыгралась почти та же сцена, что в прошлом году с подводной лодкой U-110. U-559 наполнилась водой и затонула, забрав с собой двух британских моряков. Но третьему удалось спастись, вместе с шифровальными книгами и «энигмой» с четырьмя роторами, усовершенствование, над которым в Блетчли почти год ломали голову. Теперь у британцев был ключ к расшифровке сообщений Дёница. Имея коды на этот месяц, в Блетчли начали читать немецкие радиограммы, когда союзники приступили к осуществлению операции «Факел», высадке десанта на побережье Северной Африки. Но позже в том месяце в Берлине сменили коды, и союзники лишились преимущества; волшебники Блетчли вновь оказались в тупике. Трофейная машина «энигма» гарантировала успех, раньше или позже, но позже не устраивало. Теперь у Дёница в Северной Атлантике было более двухсот подводных лодок. В течение следующих шести месяцев более сотни подводных лодок Дёница ежедневно патрулировали Северную Атлантику – в два раза больше, чем в начале года. В ноябре только британские потери составили 710 тысяч тонн, худший месяц за всю войну; было потоплено 117 кораблей, что намного превышало возможности восполнения потерь[1431]1431
  Miller, U-Boats, 188.


[Закрыть].

На политическом фронте Криппс ушел с должности лидера палаты общин и наконец принял предложение, сделанное в начале года Черчиллем, заняв должность министра авиационной промышленности. Энтузиазм Криппс вспыхнул в феврале, но горел недолго: Эль-Аламейн убил его энтузиазм вместе с надеждой возглавить страну после войны. Криппс, по мнению американского еженедельника, оказался «некомпетентным в политике», и Черчилль отправил его на второстепенную работу. Иден занял должность лидера палаты, сохранив должность в министерстве иностранных дел. Бивербрук, под началом которого Криппс отказался служить, вернулся в Лондон после лета, проведенного в Америке, где искусно проталкивал идею второго фронта, одновременно защищая Черчилля от нападок за нежелание открыть второй фронт в этом году. Бивер вернулся в правительство и снова стал частым гостем в «номере 10»[1432]1432
  Kenneth Young Churchill and Beaverbrook (London, 1966), 248—50; Time, 11/30/42, 38.


[Закрыть].

6 ноября, когда Черчилль за завтраком приводил пример с моллюсками, флот вторжения «Факела» – более 650 транспортов, танкеров, плавучих госпиталей, 172 военных корабля и 90 тысяч человек – направился к африканскому побережью. Армада провела в море больше двух недель. Корабли пришли из Канады, Хэмптон-Роудс и Британии и разбились на три оперативные группы. Западная группа высаживала 34 тысячи солдат Паттона на Атлантическом побережье Марокко. 5 ноября центральная и восточная группы прошли Гибралтар на пути в Оран и Алжир. Ожидалось, что немецкие подводные лодки устроят армаде горячий прием, но время шло, и ни один вражеский перископ не появлялся в поле зрения. Немцы, как узнали британцы из дешифровок «Ультра», не знали, что армада двинулась к побережью Африки. Из Блетчли пришли потрясающие (хорошие) новости, что немцы не планируют ни разрушать, ни блокировать Гибралтар – ключ ко всей операции, поскольку союзникам предстояло идти по проливу, чтобы сначала высадить, а потом доставить подкрепление центральному и восточному соединениям. Но, как узнал Черчилль несколько раньше в этом году в Египте, в Блетчли тоже ошибались.

Эйзенхауэр написал в мемуарах: «Британский Гибралтар сделал возможным вторжение в Северо-Западную Африку». Так оно и было, поскольку к началу ноября 1942 года союзникам не удалось захватить подходящего места ни в Европе, ни в Средиземноморье, с которого можно было бы осуществить вторжение в Северную Африку. В Гибралтаре была прекрасная глубокая гавань, где корабли союзников могли заправляться и перевооружаться, и небольшое летное поле, на котором за несколько недель до вторжения уже находились десятки самолетов – четырнадцать эскадрилий истребителей по шестнадцать самолетов в каждой – и цистерны с топливом. К ужасу Эйзенхауэра, взлетно-посадочную полосу от Испании отделяла всего лишь проволочное заграждение, к которому «буквально приникли… агенты оси». Испанское правительство тоже приникло – к Гитлеру. Для высадки войск в Оране и Алжире союзным кораблям предстояло пройти 30 миль между Испанией и Испанским Марокко, то есть по Гибралтарскому проливу, ширина которого в некоторых местах составляет всего 10 миль. Если испанские орудия, размещенные по обеим сторонам пролива, откроют огонь по кораблям, «Факел» погаснет. Эйзенхауэр мог только надеяться, что испанцы и французы не будут ввязываться в битву в Северной Африке и что страны оси решат, что в Гибралтаре собираются силы для освобождения Мальты (они, кстати, так и подумали). Как бы то ни было, но стратегия требовала, чтобы страны оси подвергли Гибралтар бомбардировке. Каждый вечер Эйзенхауэр ждал налетов, но их не было. Каждый вечер солдаты союзников ложились спать в 25-мильных туннелях, вырытых в твердой известняковой породе, и каждое утро они просыпались «озадаченными, даже пораженными», обнаружив, что ни один немецкий самолет не атаковал Гибралтар[1433]1433
  Eisenhower, Crusade, 95.


[Закрыть].

На ранней стадии планирования операции «Факел» узкий участок пролива американцы считали настолько опасным, что отказывались посылать свои корабли в Средиземное море, чтобы они не оказались в ловушке в этом внутреннем море. Но Черчилль никогда не руководствовался принципом «безопасность прежде всего». Секретность, а не безопасность – вот о чем в первую очередь думали британцы. Черчилль с Бруком считали, что американцы, не имея опыта подобных операций, могут испугаться и сорвать всю операцию. Страх американцев и их способность хранить секреты были не единственными вопросами, беспокоившими англичан. Черчилль ожидал, что итальянцы направят свой флот, который все еще представлял опасность: шесть линейных кораблей и несколько десятков кораблей прикрытия. Эйзенхауэр – ошибочно – считал, что у немцев есть два авианосца, которые будут угрожать союзному флоту вторжения. Дарлан с французским флотом были, как всегда, непредсказуемы[1434]1434
  WSC 4, 529.


[Закрыть].

Ответа на еще один мучительный вопрос не было даже накануне вторжения: знают ли немцы и итальянцы о том, куда и когда направляются союзники? Брук считал штаб Эйзенхауэра «заметно прохудившимся в том, что касалось информации и секретов». Никто не гарантирован от неожиданностей. В конце сентября британская разведка узнала, что тело британского офицера, погибшего при крушении самолета у берегов Испании, вынесло на испанский берег. У офицера были с собой письма, в которых содержалось достаточно скрытых ссылок на вторжение, чтобы немцы могли понять, где оно будет происходить, если испанцы передадут тело немцам. Но испанцы передали тело британцам, которые сделали вывод (на основании того, что между пуговицами и петлями находился песок), что письма из карманов, скорее всего, не вынимали. Эпизод не только вызвал беспокойство в Лондоне, но и послужил стимулом для фантазий в штабе командования комбинированными операциями, где родилась идея ввести в заблуждение немцев, подбросив на европейское побережье тело с заведомо ложной информацией. В следующем году британцы именно так и поступят, предприняв операцию с метким названием Mincemeat («Мясной фарш»)[1435]1435
  Bryant, Tide, 415; Winterbotham, Ultra Secret, 140; Danchev and Todman, War Diaries, 332.


[Закрыть].

Главная проблема Эйзенхауэра, когда его армия подошла к африканскому побережью, была не военной, а политической. Позже он написал, что операция «Факел» была «самой необычной операцией вооруженных сил в сфере международной политики; мы вторгались в нейтральную страну, чтобы создать друга». Подобные действия обычно не способствовали установлению дружеских отношений. Американцы давно поняли, что их шансы на успешное вторжение значительно возрастут, если на их стороне и на территории Северной Африки во время высадки будет некий авторитетный француз, способный объединить провишистов и антивишистов и, что еще важнее, 230 тысяч вишистских солдат и их офицеров. Но союзники мало задумывались о том, кто бы это мог быть. Петен или кто-нибудь из правительства Виши не подходил; американцы, отозвавшие своего посла в апреле, больше не признавали Виши легитимным правительством. Теплые отношения американцев с Виши вызывали возмущение многих людей во Франции, особенно «свободных французов», однако де Голля, который сплотил вокруг себя французов, американцы презирали и даже не посвятили в операцию «Факел». Представители адмирала Жана Дарлана сообщили американскому дипломату в Алжире, Роберту Мерфи, что немцы подозревают, что в скором времени что-то произойдет на марокканском побережье и, когда это произойдет, они, немцы, собираются оккупировать Французскую Северную Африку. Мерфи с Эйзенхауэром решили, что Дарлан, возможно, хочет «сотрудничать» и предоставит союзникам французский флот. Однако в Вашингтоне и Лондоне Дарлану доверяли не больше, чем любому другому французу, кроме Лаваля. Затем, почти накануне вторжения, американцы узнали о генерале Анри Жиро, смелом и достойном человеке. Он попал в плен, когда Франция сдалась, бежал из немецкой крепости в вишистскую Францию, где ему разрешили жить под домашним арестом после того, как он поклялся в верности Виши. Он был выше де Голля по званию, и его любили французы. Он выглядел с головы до пят настоящим солдатом – высокий, решительный, прямой. Но, кроме того, он был тщеславным и глупым[1436]1436
  Eisenhower, Crusade, 88; Grigg 1943, 41; Butcher, Eisenhower, 145.


[Закрыть].

7 ноября Эйзенхауэр тайно, на подводной лодке и самолете, доставил Жиро на Гибралтар, и в тот вечер, когда флот вторжения подошел к побережью, Жиро призвал французов присоединиться к силам союзников в Северной Африке и сделать вместе с союзниками первый шаг на пути к освобождению Франции. Жиро охотно поддержал этот план, но с двумя оговорками. Считая, что затронута его честь и честь его страны, он должен занять пост главнокомандующего всей операцией, включая американские и британские войска, и одновременно осуществить вторжение во Францию. Эйзенхауэр, застигнутый врасплох, поблагодарил генерала за помощь, но объяснил, что выполнить его условия не представляется возможным. Жиро оставался непреклонен; «Генерал Жиро не может согласиться с подчиненным положением в этом командовании – этого не поняли бы мои соотечественники, а моя честь как солдата оказалась бы запятнанной», – заявил он. Они проговорили до позднего вечера, но Эйзенхауэру так и не удалось объяснить Жиро, что француз не может командовать союзными экспедиционными войсками, в составе которых не было ни одного француза. Позже Эйзенхауэр написал, что это были «самые огорчительные переговоры за всю войну»[1437]1437
  Eisenhower, Crusade, 99—100.


[Закрыть].

Тем вечером в Лондоне советский посол в европейских правительствах в изгнании устроил прием. На приеме чешский дипломат отвел одного из коллег де Голля в сторону и прошептал: «Сегодня ночью». Де Голля разбудил телефонный звонок, из которого он узнал, что англо-американские войска собираются высадиться на Французской земле. Его реакция была вполне объяснимой: «Я надеюсь, вишисты отбросят их в море! Не следует лезть во Францию, словно банда ночных грабителей»[1438]1438
  Jean Lacouture, De Gaulle (New York, 1965), 121—22.


[Закрыть].

В это время Черчилль был в Чекерсе. С начала октября из дешифровок «Ультра» было известно, что фельдмаршал Улыбчивый Альберт Кессельринг – чей Luftflotte 2 (2-й воздушный флот) чуть не поставил в безвыходное положение истребительное командование в 1940 году – знал, что британцы готовятся к какой-то большой операции, но не знал где и когда, а потому не мог развернуть свои самолеты для достижения наилучшего эффекта. Многие в немецком высшем командовании были убеждены, что союзники направятся в Северную Норвегию, что могло произойти, если бы Черчилль сумел настоять на операции «Юпитер». В 1940 году адмирал Редер утверждал, что Черчилль нанесет удар по французской Северной Африке, но Гитлер с армейскими подхалимами из ОКВ не обратили внимания на его слова. Большинство в Берлине считали, что зоной нападения будет Средиземноморье, а не южное побережье. Зачем высаживаться там, если целью является борьба с немецкой армией в Европе? Армии сражались в ближнем бою, на суше, а не из-за морей. Именно таким был аргумент Джорджа Маршалла, пока Брук с Черчиллем – два морских стратега – не переубедили его в ходе непрекращающегося спора.

Таким образом, пока немцы с итальянцами изучали подходы с моря к Сардинии, Сицилии и Мальте, более 300 транспортных и военных кораблей союзников, пройдя проливы, взяли курс на юг. Центральная оперативная группа, состоявшая из американских 1-й пехотной и 1-й бронетанковой дивизий, направлялась в Оран. Восточная, англо-американская оперативная группа – 23 тысячи британских и 10 тысяч американских солдат – направлялась в Алжир. Часть Алжирской группы – численностью немногим более дивизии и названная британской 1-й армией – получила приказ после высадки насту пать на восток и преодолеть 450 миль до Бизерты и Туниса. Командующий этой армией, генерал-лейтенант Кеннет Андерсон, был прямым, резким, суровым шотландцем, склонным к скептицизму, граничащему с пессимизмом. Немногословному шотландцу его солдаты дали прозвище Солнечный. Рассчитывая получить подкрепление по мере продвижения на восток (в конце концов, 90 процентов сил «Факела» были у него в тылу), Андерсон пришел к выводу, что может добраться до Туниса за две недели, прежде чем немцы успеют укрепить город и обсудить проблему. Первые часы вторжения определенно оправдали нехарактерный для него приступ оптимизма. Только один американский транспортный корабль получил повреждения, после того как его торпедировала далеко в море случайная подводная лодка. Находившиеся на его борту солдаты не растерялись, быстро забрались в десантные плавсредства и направились к берегу, до которого оставалось 100 миль. Несмотря на неопытность экипажей десантных судов, алжирская высадка следующим утром прошла лучше, чем ожидали планировщики[1439]1439
  Winterbotham, Ultra Secret, 307; Bryant, Tide, 423; Boatner, Biographical Dictionary, 9.


[Закрыть].

Сара Черчилль, служившая в Женской вспомогательной службе военно-воздушных сил, занималась расшифровкой снимков, полученных при аэрофотосъемке, на авиабазе в Медменхэме, достаточно близко к Чекерсу; она могла доехать до Чекерса на попутных машинах, чтобы провести выходные с родителями. Она приехала в Чекерс вечером 7 ноября и нашла отца в гардеробной, где Сойерс подбирал ему вечерний костюм, а Черчилль пытался с помощью пары щеток для волос уложить оставшиеся на голове волосы. Повернувшись к Саре, он сказал «Ты знаешь, что в эту минуту шестьсот сорок два корабля приближаются к побережью Северной Африки?» – «Шестьсот сорок три», – ответила Сара. «Откуда ты знаешь?» – спросил Черчилль. «Я уже три месяца только этим и занимаюсь», – ответила Сара. «Почему ты мне не сказала?» – спросил Черчилль несколько обиженно. «Насколько я знаю, существует такая вещь, как секретность», – ответила Сара. Он засмеялся и пересказал этот разговор за ужином. Спустя несколько часов, когда отец и дочь сидели у камина, часы в большом зале пробили час ночи. В этот момент британские солдаты, включая Рэндольфа, начали высадку на алжирском побережье[1440]1440
  Sarah Churchill, Keep On Dancing (London, 1981), 111; WM/Pamela Harriman, 8/22/80.


[Закрыть].

Они практически не встретили никакого сопротивления. Именно на это надеялись планировщики. «Факел» был дерзким и чрезвычайно рискованным планом. Ни один из американцев никогда раньше не участвовал в подобных операциях, и мало кто из них когда-либо принимал участие в боевых действиях. Никогда до этого не предпринимались десантные операции, при которых требовалось пересечь океан, чтобы добраться до цели. За исключением вторжения на Гуадалканал в августе, «Факел» был первой широкомасштабной морской десантной операцией, проводимой американскими войсками за последние 45 лет. В Алжире все прошло хорошо, хотя два британских эсминца были потоплены в гавани, пока пытались высадить американских рейнджеров. Бои закончились ближе к полудню, и во второй половине дня, ближе к вечеру, город сдался. «Ну, вот мы и здесь, – написал Рэндольф отцу, – в целости и сохранности». Козырная карта из африканской колоды находилась в руках союзников. Они получили ее благодаря тому, что Черчилль с Бруком настояли на вторжении в Алжир[1441]1441
  GILBERT 7, 251—52; Bryant, Tide, 423, 424; Morison, Two-Ocean War, 220—24.


[Закрыть].

Эйзенхауэр через адмирала Каннингема получил сообщение из Алжира: «Дарлан хочет начать переговоры». По счастливому для союзников стечению обстоятельств адмирал Жан Дарлан, командующий вооруженными силами Виши, был в Алжире, где навещал недавно заболевшего полиомиелитом сына. На прошлой неделе, перед отъездом Эйзенхауэра из Лондон, Черчилль сказал ему: «Если бы я встретил Дарлана, то, несмотря на ненависть к нему, я бы с радостью прополз милю на руках, если бы это смогло заставить его присоединить свой флот к союзническим силам». Каннингему Черчилль сказал, не выбирая выражений: «Хоть в задницу Дарлана целуйте, но заполучите французский флот»[1442]1442
  Eisenhower, Crusade, 105; Butcher, Eisenhower, 178.


[Закрыть].

В Оране вишисты оказали упорное сопротивление. Два британских корабля, пытавшиеся высадить американских солдат в гавани, попали под шквал огня корабельной и береговой артиллерии и затонули. Битва длилась весь этот день и следующий. Защитники ожидали приказов, но от Петена не было никаких известий. По сути, Америка воевала против народа, который был ее союзником с того времени, когда Лафайет помог Джорджу Вашингтону укрепить позиции Соединенных Штатов. Доктор Геббельс считал, что вся Северо-Африканская кампания была «борьбой между Сити и Уолл-стрит за французские колонии». Эдвард Р. Марроу и многие его собратья-корреспонденты в Северной Африке испытывали подобные подозрения. Американская политика, написал Марроу своему другу, «выглядит как своего рода любительский империализм, цель которого сделать континент безопасным для National City Bank»[1443]1443
  National City Bank был основан в 1812 году. В середине XIX века банк совершил свой первый большой вклад в развитие промышленности в глобальном масштабе: в 1866 году состоялась прокладка трансатлантического кабеля, детища Фредерика Гисборна и Сайруса Филда, основателей Нью-Йоркско-Ньюфаундлендской и Лондонской телеграфной компании. После принятия Закона о федеральной резервной системе в 1913 году становится первым общенациональным банком с филиалами за рубежом. После войны банк сыграл важную роль в осуществлении Плана Маршалла.


[Закрыть][1444]1444
  WSC 4, 616; Lochner, Goebbels Diaries, 235 (Dec. 7, 1941); A.M. Sperber, Murrow: His Life and Times (New York, 1986), 217.


[Закрыть].

8 ноября во время обеда Черчилль сообщил де Голлю о высадках (о которых де Голль уже знал). Однако Черчилль, верный своему майскому обещанию сохранить Мадагаскар для французов, передал управление островом Свободной Франции. Американцы, к огорчению Черчилля – и, особенно, Идена, – продолжали игнорировать де Голля. Более того, обнаружив Дарлана в Алжире, они начали активно обхаживать его. Рано утром 9 ноября Эйзенхауэр посадил Марка Кларка и генерала Жиро на разные самолеты до Алжира в надежде, что Кларк убедит Дарлана передать свой флот союзникам, а Жиро уговорит вишистов сложить оружие. Дарлан не смог отказать Кларку, когда американец появился на его вилле. А командующие Виши в Оране проигнорировали Жиро; они принесли присягу верности Петену. Учитывая, что де Голля игнорировали американцы и ненавидели вишисты, только Дарлан и оставался возможным миротворцем. Он был наихудшим из всех возможных вариантов[1445]1445
  Butcher, Eisenhower, 179.


[Закрыть].

9 ноября немцы предложили Петену отправить людей и самолеты в Тунис для того, чтобы «помочь» Виши защитить свою суверенную территорию. У Петена не было иного выбора, кроме как оказать эту «услугу». Первые немцы прибыли в Тунис по воздуху в тот же вечер, и следом за ними – эскадрильи «Штук» и «Мессершмиттов». Затем, морем, пришли танки Mk-IV – 25-тонные рабочие лошадки немецкой армии, вооруженные 75-миллиметровыми орудиями, более смертоносные, чем любой американский или британский танк, и управляемые опытными экипажами, которые приобрели опыт на Русском фронте. Морем пришла и тяжелая артиллерия – немецкие 88-миллиметровые зенитные орудия, самые смертоносные из существующих полевых орудий[1446]1446
  Collier, War in the Desert, 149—50.


[Закрыть].

На марокканском побережье, где войска Паттона высадились в трех местах – Сафи, Федале и Мехдии, – погода и десантные суда причинили столько же беспокойства, сколько противник. Море, на котором в течение недели бушевал шторм, успокоилось за несколько часов до высадки, но не окончательно Первый урок, полученный прежде, чем десант высадился на берег, заключался в том, что американские десантные суда того времени – «боты Хиггинса» – безнадежно устарели. Они были сделаны из фанеры, не имели носовой аппарели, и при высадке солдаты просто перепрыгивали через борт. Десятки американцев утонули, прыгая в бурные воды; Паттон вытянул по крайней мере одно тело из прибоя. Танки и грузовики сметало с хлипких плоскодонных барж. Уклонившись от встречи с противником и не потеряв ни одного корабля на океанских просторах, Паттон потерял больше танков и грузовиков во время высадки, чем за день боя с защитниками[1447]1447
  Morison, Two-Ocean War, 82.


[Закрыть].

У войск Паттона было пять часов, чтобы совершить высадку в темноте, не привлекая внимания. Американский военный историк Сэмюэл Элиот Морисон, офицер на одном из крейсеров прикрытия, написал, что ночь была тихой, не было видно ни огонька, африканский берег был «укутан облаками и безмолствовал». Бриз доносил с берега «запах горящих угольев и иссушенной жаром травы». Прошел час, за ним другой. Затем луч французского прожектора скользнул в сторону моря. За несколько минут дюжины французских военных кораблей – эсминцы, крейсер и подводные лодки – пошли в наступление на флот союзников. Американский адмирал Кент Хьюит подал условный сигнал к началу наступления: «Мяч в игре!» И началось! Затрещали пулеметы, загрохотала тяжелая артиллерия, ослепительные вспышки орудийных залпов осветили небо. B течение нескольких часов новый французский линкор Jean Bart, еще не полностью, но способный использовать свои 15-дюймовые пушки, вел ожесточенный бой с американским линкором «Массачусетс». К концу дня Jean Bart превратился в обгоревшую развалину, а семь французских военных кораблей вместе с тремя французскими подводными лодками и тысячями французских моряков покоились на дне Атлантического океана. Джордж Паттон наблюдал за ходом сражения c палубы американского корабля Augusta; десантное судно, на котором Паттон должен был добраться до берега, разнесло в щепки ударной волной от выстрела орудий Augusta. Эйзенхауэр не знал, что происходит в Марокко. У него прервалась связь с Паттоном и флотом, когда ударные волны от выстрелов тяжелых орудий «Augusta» вывели из строя еще и все радиооборудование[1448]1448
  Eisenhower, Crusade, 104; Farago, Patton, 202; Morison, Two-Ocean War, 225, 228.


[Закрыть].

Войска Виши устроили «горячий» прием сошедшим на берег 34 тысячам солдат Паттона; сопротивление было отчасти спровоцировано решением Рузвельта обратиться к французским вишистам в Марокко за несколько часов до высадки Паттона на побережье: «Мы пришли разбить и изгнать ваших врагов. Верьте нашим словам… Мы заверяем вас в том, что, как только угроза вам со стороны Германии и Италии будет ликвидирована, мы тотчас же покинем вашу территорию», тем самым дав защитникам время на подготовку. В Рабате генерал-губернатор Огюст Поль Ноге – на кону была его честь – приказал атаковать захватчиков. Под командованием Ноге в протекторате находилось по крайней мере 60 тысяч человек, включая несколько сотен летчиков-истребителей. K счастью для солдат Паттона, французские летчики, прибывшие на побережье Федалы, не были лучшими кадрами вишистских военно-воздушных сил и не нанесли никакого урона союзникам, промахнувшись мимо места высадки. Самолеты военно-морских сил Соединенных Штатов и некоторые зенитные орудия Паттона обрушили всю мощь на авиацию Виши. На поле боя царил полнейший хаос. Любопытные арабы бродили среди руин, а неопытные американские солдаты стреляли при каждом шорохе, те, кто потерял оружие при высадке, прятались за деревьями. Некоторые войска оснастили новым оружием. Алан Брук присутствовал в июне на испытаниях этого нового оружия, которое американцы назвали базукой. Первый выстрел из базуки по французскому танку, произведенный в порыве гнева, прошел мимо цели и сразил ближайшее рядом дерево. Связь между танками Паттона отсутствовала – батареи сели еще во время путешествия по морю. Войска связи были в полном замешательстве. Согласно плану Паттон должен был занять Касабланку с согласия горожан, а не завоевывать город, по той простой причине, что мог оказаться не в состоянии захватить город, если силы Виши окажут серьезное сопротивление неопытным американцам. Учитывая это, Черчилль предупредил Рузвельта: «Первая победа, которую нам нужно одержать, состоит в том, чтобы избежать боя». Но к полудню 8 ноября Паттон находился в самой гуще кровопролитного боя, и все шло не по его плану[1449]1449
  Carlos D’Este, Patton: A Genius for War (New York, 1995), 431, 435; Bryant, Tide, 333.


[Закрыть].

На следующий день Эйзенхауэр, отчаянно пытаясь переманить Дарлана на сторону союзников, открыл для себя факт, давно известный Черчиллю: «Французы всегда прикрывали законом любые предпринятые ими действия». Французские генералы, написал позже Эйзенхауэр, представили свою капитуляцию в 1940 году как «акт повиновения преданных солдат законным приказам своего гражданского командования». Честь таким образом была сохранена. Черчилль, рассказывая парламенту о переговорах с Дарланом, прямо сказал: «Всемогущий Господь в Своей бесконечной мудрости не посчитал нужным создать французов по образу и подобию англичан». Стремление французов найти законное оправдание – «эта особая форма французского менталитета» – проистекала из веры в то, что «непрерывная цепь законных приказов» избавляет тех, кто находится в этой цепи, от любых взаимных обвинений. Петен занимает главенствующее положение, и настолько сильно среди французов это легалистическое мышление, сказал Черчилль парламенту, что «если бы адмиралу Дарлану пришлось застрелить маршала Петена, то он, без сомнения, сделал бы это от имени маршала Петена»[1450]1450
  Eisenhower, Crusade, 104—5; WSCHCS, 6729 (Marian).


[Закрыть].

10 ноября, до того как Паттон перенес сражение на улицы Касабланки, адмирал Дарлан отдал приказ о прекращении огня на всем театре военных действий. Петен, используя свою власть, немедленно отменил приказ и уволил Дарлана[1451]1451
  Farago, Patton, 200–201.


[Закрыть].

На следующий день, в нарушение перемирия, подписанного в 1940 году, Гитлер вторгся в неоккупированную Францию. Это полностью освобождало Дарлана от ограничений, наложенных законом и галльской честью. Поскольку Петен теперь фактически был немецким пленником, приказы Дарлана имели законную силу, достаточную для того, чтобы передать Северную Африку и французский военно-морской флот союзникам. В то утро командующий войсками войск Виши в Касабланке вышел к войскам Паттона с белым флагом. Этот флаг свидетельствовал только о прекращении огня, а не о сдаче или капитуляции. Но он положил конец военным действиям. Благодаря Дарлану Паттон, пообещавший Рузвельту и Маршаллу, что покинет побережье «или завоевателем, или трупом», остался на суше. Теперь, вместе с Дарланом, Эйзенхауэр получил политическую пилюлю с ядом. Француза одинаково поносили и в Вашингтоне, и в Лондоне. Хотя Дарлан отдал приказы, обеспечившие Касабланку и Оран, он пока не отдал самый важный приказ – приказ французским флотам в Тулоне и Дакаре направиться в Северную Африку.

Ночью 8 ноября, в годовщину Пивного путча 1923 года, Адольф Гитлер выступил с ежегодным обращением к закадычным друзьям-коричневорубашечникам в Мюнхене. Фюрер выступал в «Левенбройкеллере», поскольку «Бюргербройкеллер» сильно пострадал от взрыва бомбы во время неудавшейся попытки покушения на его жизнь в 1939 году. Гитлер сообщил аудитории, что Сталинград, «важный пункт, ведь там мы отрезаем транспортные пути… Туда стекалась вся пшеница из гигантских областей Украины, Кубани, там добывалась марганцевая руда. Там находился гигантский перевалочный пункт. Я хотел захватить это… мы люди скромные, нам много не надо, мы это и получили; там остались… несколько незначительных очагов Сопротивления». Он пообещал, что в скором времени город будет стерт с волжских берегов. Некоторые спрашивают, сказал Гитлер, «почему же вы не сражаетесь там? Да потому, что я не хочу иметь там второй Верден… Время не имеет значения. По Волге теперь не ходит ни одно судно – вот что самое главное!». Преувеличение, но не откровенная ложь. Потеряв двадцать дивизий за пять недель тяжелейших боев в центре Сталинграда, два дня назад 6-я армия Паулюса вышла к Волге в северной части города. 4-я танковая армия была всего в 2 милях от южного берега, захват которого обеспечил бы полное окружение внутренней части города. И первые доклады из Северной Африки внушали оптимизм – ожесточенное сопротивление французов на всем побережье, немецкие подкрепления для отправки в Тунис. Гитлер не сказал, что через 36 часов должна начаться операция «Антон» – оккупация вишистской Франции. Судя по всему, Третий рейх по-прежнему был на подъеме. Фактически во время выступления Гитлера, и когда его поезд отправился в его штаб, расположенный в Восточной Пруссии, и когда его верные «коричневые рубашки» с важным видом расхаживали в сигаретном дыму по залитым пивом полам «Левенбройкеллера», Третий рейх подошел к поворотному моменту[1452]1452
  Shirer, Rise and Fall, 922—23.


[Закрыть].