Текст книги "Магнолия"

3

Николай поосновательнее умостился на председательском камне и сказал вниз, собравшимся:

– Так, тишина. Сначала – слушаем, потом – обсуждаем.

Он всегда был чрезвычайно требователен к аудитории.

– Коротко расскажу о том, что сегодня произошло. Во-первых, Доктора освободили.

Общий вздох облегчения прервал оратора и распался на отдельные голоса: «Наконец-то!» «Ну я же говорил!» «Сообразили-таки…» «Нашелся все ж умный…» Заговорили со всех сторон, заулыбались друг другу-

– Это точно? – крикнул Алексенок Николаю, чинно призывавшему к тишине поднятием ладони.

– Я разговаривал с ним всего… – Николай солидно вынул из жилетного карманчика антикварный брегет, щелкнул крышечкой и уточнил: – Меньше тридцати пяти минут назад. Он всем передавал привет, предлагал по-прежнему бывать у него. Думаю, мы установим какой-то порядок. График. Чтоб всем сразу на него не наваливаться – как тогда, в тюрьме. Чтоб по очереди.

– А остальных? – крикнул неугомонный Алексенок. – Их – освободили? – И весь обслуживающий персонал тоже, разумеется, – кивнул Николай. – Так что остальных тоже можно навещать. По желанию.

– Вовсе не «разумеется», – пробурчал обиженно Алексенок. – Правда, Мага? Могли же остальных и не освободить ведь!

– Тш-ш… – приложила палец к губам Магнолия, – ты слушай давай.

К ним обернулся Атанас, перевел внимательный взгляд с Алексенка на Магнолию. Внимательный и слегка задумчивый – вроде того что: и я мог бы вмешаться в ваш разговор, да не хочу.

Магнолия улыбнулась и показала ему на председательский камень – мол, туда смотри. Он кивнул и так же задумчиво отвернулся.

– Вторая новость, – объявил Николай, сочтя, что шум уже достаточно улегся. – Сегодня ночью умерщвлены руководители основных государств планеты. Президенты, премьер-министры и так далее. Больше трехсот политических деятелей.

Не у одной Магнолии перехватило дыхание – все смолкли.

– И нашего? – удивленно пискнул кто-то.

– Да, – со значением сказал Николай. – Генерал-майор Прищепа также умерщвлен.

– И несмотря на это Доктора и всех наших воспитателей освободили? – изумилась Магнолия.

– Благодаря этому, – строго сказал Николай, упиваясь своей проницательностью. – Ты поняла? Не несмотря, а благодаря! Добавлю, что ликвидация политических деятелей проведена внезапно, без какого бы то ни было предупреждения. Никаких предварительных угроз, требований, ультиматумов. И никаких пояснений после проведенного теракта. Смерть без всяких комментариев. Нам-то с вами ясно, чьих это рук дело. Почерк верхних суперов, почерк Любомудрого. Они сделали ставку на террор – и первая же их акция вызывает ужас и негодование. Я думаю, все разделяют эти чувства?

Присутствующие подавленно молчали.

Николай, выждав секунду, солидно продолжил:

– Тактика этих молодчиков как раз и нацелена на то, чтобы вызвать ужас. Чтобы в зародыше задавить всякие попытки к сопротивлению. На это направлена и возникшая неопределенность. Психологически точный удар: мир еще не знает, чьих рук это дело, но мир уже видит всесилие и безжалостность этих рук. Когда верхние выйдут на авансцену, мир уже будет готов к тому, что они не будут угрожать, не будут вступать в переговоры – они будут только приказывать. И смертью карать за ослушание. Вот нам и предстоит решить: до каких пор выжидать? До каких пор на словах осуждать верхних, а на деле пассивно взирать на их бесчинства?

– Что предлагаешь, не томи, – скучным голосом потребовала Нинель.

Все невольно обернулись в ее сторону, но она ничего не добавила – только хмуро мусолила в губах травинку.

– Да, предлагаю! – просветленно, громко произнес Николай. – Во-первых: перестать чураться властей. В самом деле. Произошли перемены. Власти первыми сделали шаг нам навстречу – выпустили Доктора и всех. Они понимают, что, кроме как на нао, им в борьбе с верхними суперами опереться практически больше не на кого. И во-вторых: пора наконец начать пользоваться выгодами нашего положения! Способности наши если и уступают способностям верхних, то чисто количественно. Ныряем не так далеко, не так четко ориентируемся в трассах для ныряния ну и так далее, вы сами знаете. Но наших способностей вполне хватит, чтобы, хорошо вооружившись, ворваться в резиденцию Любомудрого, схватить его и доставить властям. А Первый пульт – разбить. Вполне, я считаю, хватит! И тронуть они нас не посмеют, я считаю. По той же причине, что не трогали и раньше: корм и питье! Чего нам бояться? Верхние тоже не дураки, понимают: запасов, что в резиденции Любо-мудрого, им хватит на сколько? Ну на год, на два. А потом? Они-то ни корма, ни питья делать не умеют! Так что верхние просто вынуждены нас беречь. Как зеницу ока! Как бы они к нам ни относились, но ведь рано или поздно им все равно придется пойти с нами на мировую – выбора у них нет. Вот я и считаю: надо действовать!

Действовать сейчас, пока верхние не погрязли во всемирном разбое окончательно!

– А сейчас они еще не погрязли, ты считаешь? – ехидно спросил Алексенок.

Николай что-то начал объяснять, но все уже заговорили, принялись обсуждать происшедшее за общим шумом его голос потерялся.

4

– Ну вот, наконец-то мы что-то решим – припекло! – довольно потирая руки, обратился Алексенок к Магнолии.

Объяснения Николая он и не собирался выслушивать. Он весь был в благородном порыве. Его краснознаменное лицо стало от возбуждения совсем малинового цвета. Он восторженно дубасил воздух кулаком:

– До каких пор?! Хватит пустых разговоров!

Ух, смельчак, ух, воитель… Магнолия слабо улыбнулась в ответ. Улыбаться было больно – голову опять стиснул черный удушающий обруч боли. Впервые такое с ней было в Старой Пещере.

Она еще пыталась уследить за разворачивающейся дискуссией, пыталась понять, что кричит Матвей, что говорит Ованес, потеснивший на председательском камне Николая, но – тщетно. Жгуты пульсирующих артерий били по вискам, били по внутренностям – и те в ответ сотрясались судорогой неудержимой тошноты. У Магнолии непроизвольно затрепетали пальцы, начали слабеть ноги. «Да что ж такое, не хватало только в обморок упасть», – заторможенно мала она – и тут головная боль внезапно прекратилась.

Магнолия распрямилась, одурело хватая воздух открытым ртом, оглянулась в неожиданной тишине и увидела сбоку, у Торжественной стены, группу непонятных людей в черных страшных масках. В руках у них были короткие тупорылые автоматы. Это еще кто такие?

Все присутствующие тоже смотрели на непонятных людей.

Хлоп! – дохнул ветерок, и еще двое в масках добавились к группе у Торжественной стены. Хлоп! – и еще трое… И тут, не выдержав, завизжала Нинель, замахала руками, прогоняя видение.

И тупорылые автоматы пробудились. Суетливо задергались, размазываясь в злобном тарахтении. У Николая из виска вдруг ударил черный кровяной фонтанчик, Ованес схватился за грудь – и оба начали расслабленно сползать, сваливаться с председательского камня. А непонятные люди, выставив вперед автоматы, продолжали издавать смертельное тарахтение.

Крик стал всеобщим. Нижние супера заметались. Магнолию сбили с ног. Падая, она успела ухватиться за чье-то запястье, запястье дернулось, но она его не отпустила.

Ее потянули, потащили – и тьма окружила ее, холод ласковой ледяной салфеткой промокнул потный лоб, пронзительный высокогорный воздух расправил легкие. Тот, чье запястье она так цепко держала, вынырнул из бойни наружу, в ночь, подальше от Старой Пещеры, и ее вытащил. Магнолия жадно вдыхала холодную черную темноту.

– M-м… – страдальчески произнес голос Атанаса. – Кто это? Ты, Мага?..

– Где мы? Что это было? – в ответ спросила Магнолия и наконец отпустила спасительное запястье.

Привыкающие к темноте глаза различили вокруг ночные звезды – и над головой, и сбоку, и внизу, чуть ли не под ногами. Далеко нырнуть Атанас не смог бы, они наверняка на какой-нибудь знакомой вершине.

– M-м, – скрипнул он зубами, неразличимым силуэтом приваливаясь к большому, блеснувшему в лучах звезд камню. – Достали, сволочи…

– Ты не ранен? – тревожно спросила Магнолия.

– В ногу, в правую… сволочи… – Магнолия пристроилась рядом с Атанасом и угодила рукой в теплую липкую лужицу.

– Ой, кровь! – испуганно вскрикнула она, отдергивая руку. Это у тебя так кровь течет? Ой, надо скорее перевязать… С этим шутить нельзя! Давай перенесемся куда-нибудь к людям. Я знаю, ты их презираешь, но у людей есть свет, есть лекарства… А здесь я ничем тебе не помогу…

Он что-то пробурчал в ответ, и голос его опускался все ниже и ниже к ногам Магнолии – Атанас оседал, скользя спиной по каменной глыбе.

– А? – с готовностью спросила Магнолия, склоняясь над ним.

– Мы на Ташлыке… – еще слабее повторил Атанас, – нырну два раза… на Урчукдоне стоят пастухи… держись…

5

Магнолия едва успела схватиться за его плечо, как они уже сидели на крутом косогоре среди невысокой колючей травки и впереди слышался рев воды – наверно, Урчукдона. Она совсем не ориентировалась в темноте. Но Атанас, несмотря на свое состояние, ориентировался, видимо, прекрасно. И следующий нырок привел их прямо в дымную саклю с тусклой керосиновой лампой, скудно освещающей деревянный стол, врытый прямо в земляной пол.

Магнолия сразу узнала эту саклю и ее обитателей: седоусого хозяина (он стоял, полуобернувшись к ним от двери, и рот его был приоткрыт), его старшего сына (застыл у топчана в углу с приподнятой ногой в полуснятом сапоге) и младшего сына (ишь, выглядывает с топчана из-под бурки).

– Извините, пожалуйста, – как можно непринужденнее проговорила Магнолия, приподнимаясь с пола (они так и перенеслись в сидячем виде). Потянула вверх Атанаса, помогая ему принять более-менее вертикальное положение. – Моего товарища тут нечаянно поранили. Вот, в ногу. Вы не поможете его как-то перевязать?

Фу, что за нелепость! Появиться среди ночи, наплести про нечаянное ранение и ждать, что тебе бросятся помогать! Только и надежда – что на традиции горского гостеприимства.

И она поволокла Атанаса к лавке у стола – к той самой, на которой так недавно сама сидела. Атанас едва передвигал ногами, тяжело опирался на ее плечо, поскрипывал зубами от боли, но в общем держался молодцом: когда уселся, поднял голову, кивком поблагодарил за помощь, и взгляд у него был подчеркнуто спокоен, почти до равнодушия. О том, что спокойствие это – не совсем искреннее, свидетельствовали только белые, плотно сжатые губы. Да еще сдавленный стон, прорвавшийся сквозь эти губы, когда он попытался руками переместить раненую ногу в более удобное положение.

Брючина на правой ноге ниже колена тяжко намокла кровью, и быстрые капли постукивали по утоптанному земляному полу. Он же истечет кровью!

Магнолия беспомощно оглянулась на пастухов. И с облегчением увидела, что их все-таки не бросят. Седоусый хозяин уже приближался с бинтом и какими-то пузырьками в руках, при этом он говорил что-то на своем языке старшему сыну. А у того уже оба сапога были натянуты как следует, и он уже бежал к двери.

Магнолия была твердой рукой отстранена от Атанаса со словами:

– Ты посиди, девушка, отдохни.

Седоусый, блестя бритым затылком, принялся за рану. В руке у него мелькнул нож, затрещала разрезаемая брючина – глаза Магнолии застлали слезы, она отвернулась.

А старший сын уже принес со двора чайник и алюминиевый таз, присел рядом с отцом, что-то негромко сказал ему.

И, прежде чем он открыл рот, Магнолия услышала его гортанную фразу, произнесенную внятно и без всякой интонации. Это могло означать только одно: она опять начала слышать мысли, которые человек собирался высказать.

Седоусый, не оборачиваясь, ответил сыну – и опять его ответ был лишь эхом фразы, уже прозвучавшей в голове у Магнолии за мгновение до этого. Магнолия непроизвольно сделала шаг вперед, хватаясь обеими руками за толстую кривоватую деревянную стойку, поддерживающую неровный потолок. Ей стало очень страшно: поплыла! Опять начался неуправляемый дрейф по чужим измерениям.

А как раз бояться-то и нельзя! Сильные эмоции ослабляют тормоза, заложенные в ее организме, приводят в действие неведомые рычаги и поршни, включают зажигание, заводят мотор – и машина, то ли хозяином, то ли узником которой она является, еще быстрее набирает ход. Скорость растет, а ведь руля в себе Магнолия так и не нашла! И что впереди – не видно! Самое нужное сейчас – успокоиться. Замереть. Стать холодно-бесчувственной, чтоб мотор сам собой заглох. Или по крайней мере снизил обороты до привычной черепашьей скорости. Но как, как это сделать – как успокоиться, когда здесь, в земных измерениях творятся такие дела?!

– Мага! Милая! – раздался рыдающе-напряженный вскрик за спиной. – И ты, Атанас, здесь! Дорогие мои, хоть кто-то!

Это в сакле появилась Нинель. Растрепанная, оборванная, в какой-то копоти. Она бросилась к Магнолии, судорожно, жадно обняла, как бы проверяя на материальность. Оттолкнула, метнулась к покряхтывающему и закатывающему глаза от боли Атанасу. Тот, хоть и был целиком поглощен происходящим в нижней части его тела – в подколенной области, успел-таки вовремя среагировать – загородился от нее локтем.

Седоусый, мельком глянув на возникшую суету, как ни в чем не бывало продолжал обрабатывать развороченную пулей, сочащуюся кровью Атанасову голень, будто к нему каждый день являлось в саклю по десятку рыдающих суперов.

Старший сын, с чайником наготове, предупреждающе воскликнул:

– Стой, девушка! Осторожней! – воскликнул так поспешно, что его мысленное обращение к Нинель почти наложилось на звуковое.

Нинель, впрочем, мысленного обращения все равно не услышала. Магнолия давно выяснила, что все знакомые супера могут мысленно общаться только между собой, да и то лишь в благоприятную телепатическую погоду. А благоприятная телепатическая погода бывала редко. В остальное время мысли глохли и терялись уже на расстоянии нескольких сантиметров – для телепатического разговора приходилось почти соприкасаться лбами.

– Нет, нет, я – ничего! – заверилаНинель, замирая над Атанасом. – Атанасик, милый, и тебя они поранили! Очень больно?

Слезы обильно струились по ее пухлым щечкам, она жадно рассматривала обрабатываемую рану, вытянув шею, заглядывая через плечо невозмутимого седоусого.

– Так, ничего… – буркнул Атанас, тоже глядя вниз, на рану.

От Магнолии операционное поле, к счастью, было закрыто широкой спиной седоусого, она ничего не видела, но так живо все представила, что ей стало дурно.

Только после нескольких глубоких вдохов она нашла в себе силы спросить:

– Нинель, а кто это был – эти люди в масках? Не знаешь?

– Так верхние ж это и были! – затарахтела Нинель, отвлекаясь от происходящего на операционном поле. – Я там узнала Александрину! Точно-точно! Мы с ней два месяца на даче жили – как не узнать! Хоть и под маской! Они потому маски и напялили, что стыдно было в своих стрелять! Я, как стрельба началась, тоже нырнула – спряталась на плоскогорье, а сейчас вот там была – никого нет. Представляете – пусто в Пещере. Даже и убитых кто-то позабирал. Может, наши, может, верхние для своих каких-то целей…

– Но как же – верхние… – Магнолия была ошеломлена.

Конечно, верхние – это было самое вероятное объяснение. Разумеется. Но она все не допускала это объяснение, гнала от себя, предпочитая теряться в догадках. Как же это – ведь свои же… И Николай так хорошо объяснял, почему верхние их не тронут!

– Но, Нинель, – жалобно сказала Магнолия. – Они же без вас, без нижних, не могут! Ведь корм, питье…

– Да они особо убивать нас и не собирались, – с угрюмым облегчением произнес со своего места Атанас. – Седоусый закончил обработку и теперь бинтовал голень.

Атанас исподлобья глянул на Магнолию:

– Они по ногам стреляли. Я заметил.

– Да, да – по ногам, – возбужденно подтвердила Нинель. – И я заметила!

– А если кого и убили, – не обращая на Нинель внимания, устало продолжал Атанас, – так, наверно, только чтоб припугнуть остальных. Ну и еще случайно, в суете, может, кого убили… ох!

Он дернулся (видно, седоусый задел рану, уже прикрытую бинтом), но быстро совладал с собой и прежним усталым голосом подвел итог:

– Верхние хотели разогнать нашу общину. – Пожевал губами, покивал сам себе. – Ага. Они, глядишь, еще и пост поставят в Старой Пещере, чтоб никто не смог снова объединиться. Чтоб мы против них выступить не смогли. А оставшихся поодиночке переловят.

– Ну нет, не переловят! – энергично замотала Нинель своей роскошной гривой. – Пусть попробуют меня поймать! Да я из любого капкана, из любых наручников перенесусь на сто километров в любую сторону – и всего делов!

– Ну, не знаю, – пожал плечами Атанас. – На что-то ж они рассчитывают. Может, на страх. Что мы попрыгаем-попрыгаем, как зайцы, – да куда денемся, к ним и придем. Добром ведь с нами не вышло, теперь силовые методы применены.

Седоусый хозяин затянул узел над коленкой, распрямился, глядя на дело рук своих. Атанас молча потрогал тугие бинты, расслабленно откинулся, спиной, локтями опершись на крышку стола. Магнолию неприятно кольнуло, что ему даже не пришло в голову поблагодарить человека, оказавшего ему помощь. Он просто сидел и отдыхал.

Седоусый не показал вида, что столь явная неблагодарность его как-то обидела, он спокойно повернулся и пошел к рукомойнику, прибитому у двери, но Магнолия похолодела, ясно услышав в возникшей тишине мысленное: «Щенок!» – и еще несколько слов. Вслух это произнесено не было, ни Атанас, ни Нинель ничего не заметили, да и не собирались замечать.

Нинель глубокомысленно предлагала:

– Давай оставим записку в Старой Пещере. На приметном месте где-нибудь – на Торжественной стене, например. Напишем, где собираться. В Пещере-то теперь собираться нельзя будет!

– Ну так и верхние точно так же эту записку прочтут, – отверг ее предложение Атанас, – и точно так же в другом месте нас достанут…

Как они оба были увлеченно-деловиты. Рассуждали, не обращая на хозяев внимания, будто находились посреди безлюдной пустыни.

Магнолия, стыдясь самой себя, неуверенно подошла к седоусому, гремевшему носиком умывальника, и тихонько сказала:

– Спасибо вам большое…

– Ничего, девушка, не за что, – утешил тот, снимая с веревочки полотенце и тщательно вытирая руки. И больше ничего не добавил, даже мысленно.

– Слышь, Мага! – кликнула ее Нинель. – А давай мотнемся к Доктору, посоветуемся. Что теперь-то делать?! Ты как, не против? Мне одной боязно, давай вместе! А Атанас нас тут подождет – ему пока больно двинуться лишний раз.

– Давай, – вяло согласилась Магнолия, – давай посоветуемся…

6

– Это здесь, что ли, Доктора поселили? – тревожным шепотом спросила Магнолия, озираясь в гулкой темной квартире.

– Здесь, здесь! – лихорадочно шаря рукой по стене, уверяла Нинель. – Чертов выключатель, где ж он спрятался!

Они жались в дверях небольшой комнаты. Два окна в угловых стенах не были прикрыты шторами, через их застекленные провалы сияла пара уличных фонарей – и на блестящем паркете перекрещивались два ярких светлых прямоугольника.

Магнолии было не по себе. Она цепко держала руку Нинель, готовая в любую секунду нырнуть с ней из этой подозрительной пустой квартиры куда подальше.

– А что-то, по-моему, никого здесь нет… – тихонько поделилась она своими впечатлениями.

– Да вот же он! – радостно воскликнула Нинель, нащупав наконец выключатель.

Раздался щелчок, комната освежилась ярким желтым светом, заставив прищурить глаза, – и в ту же минуту обе гостьи заметили человеческую фигуру, вжавшуюся в стену рядом с трельяжем, почти спрятавшуюся за его створку.

Нинель завизжала и продолжала визжать, не в силах остановиться даже посреди многолюдного ресторанного зала, куда они вынырнули, спасаясь бегством из Докторовой квартиры. Нинель верещала, зажмурив от страха глаза и напряженно тряся кулачком. У Магнолии аж дыхание перехватило от этой оглушительной трели. Вокруг стояли удивленные, сытые, нарядно одетые люди, замерли оркестранты на возвышении – видимо, только что здесь отзвучали последние такты танца, а Магнолия все дергала и дергала Нинель за руку, не в силах прервать идущего из нее звука.

Только когда воздух из Нинель полностью вышел и она, переведя дыхание, открыла глаза – они нырнули снова.

Вынырнули на какой-то мрачной пустынной улице, Магнолия утащила Нинель с проезжей части на тротуар и, возмущенно задыхаясь, начала ей выговаривать:

– Что ты визжишь?! Сумасшедшая, что ли? Так же нельзя…

– Я думала – нас схватили, – оправдывалась несколько охрипшая Нинель. – Ты же сама наговорила, что нас могут схватить, вот я и решила, что нашли способ и схватили…

– Схватили? С чего ты так решила? – недоуменно дернула плечом Магнолия.

– Ну как же: мы вроде вынырнули – а свет вокруг горит. Как не закричать? А глаза открыть боюсь. Стою и кричу…

– Дурочка ты моя хорошая, – засмеялась Магнолия и погладила ее по волосам, – красавица моя золотая… Может, и бежать не стоило, он же сказал: «Не бойтесь, я свой!»

– Кто сказал?

– Человек этот. В квартире у Доктора.

– Это ты сумасшедшая, не я. Он ни слова не сказал!

– Может, и не сказал. Но собирался.

– Ой, Мага… Ты что, снова мысли читаешь? А нырнуть? Нырнуть сама сможешь? Ой, Мага, миленькая, давай ты нырнешь и отыщешь Главный пульт, а? Давай? Ведь все тогда прекратится! Ты только подумай – все! Все несчастья наши!

– Нинель, – остановила ее Магнолия, успокаивающе погладив руку, – солнце мое. Да если б я могла, я бы давно уже его отыскала. Но где искать? Я уж сто раз объясняла, что не вижу тех огненных дорожек, по которым вы ныряете туда-сюда. Ну не вижу! И даже когда сама ныряла несколько раз – и тогда не видела. Вслепую ныряла. А может, даже и не по вашим дорожкам вовсе. Обратно как пройти – это видела, и то совсем недолгое время. Не мучай ты меня – я сама мучаюсь…

– Ну вот… Ну расплачься еще! Во дает…

Нинель обняла ее, чмокнула в щеку, расчувствовалась. – Прям сразу – расстраиваться… Это мне простительно – я и заорать могу, и истерику со слезами закатить. Потому что я из нижних суперов. А тебе нужно марку держать! Ну вот, молодец. Давай лучше нырнем опять к Доктору. Посмотрим – что там за «свой» такой отыскался?

– Ой, я не хочу опять в том ресторане появляться, – поежилась Магнолия.

– Глупости, – оборвала Нинель, – не бери в голову. Мы другим путем нырять будем, более коротким. За руку держись!