Текст книги "Приговоренный"

Эпилог

Белые дороги (окончание)

«Лада» с побитыми боками и мятой крышей лежала на боку в зарослях молодого ельника. Сквозь мохнатые лапы было видно, как вдали сверкает водная гладь реки.

Выбраться из машины Сергею стоило большого труда. Не поддавалась покореженная дверца. Но вылез. Вылез и чемодан-мыльницу, который до этого на коленях у Габы был, вытянул. Сам Габа был мертв. И Геббельс мертв.

Ремни безопасности уменьшают риск гибели водителя в пять раз при переворачивании автомобиля. Так говорил его инструктор из профцентра. В пять раз. Спасибо тебе, Геббельс. Надоумил пристегнуться. Поэтому и остался Сергей цел, даже не верилось. Три с половиной раза машина вокруг себя крутанулась. А он цел. Челюсть только ломило от боли, непристегнутый Геббельс своей головой его в челюсть боднул. И зуб выбил, а то и два.

Прежде чем уйти, Сергей раскрыл чемодан. В глазах зарябило от пачек с десяти-, двадцатипяти-и пятидесятирублевками. Но это было только начало – под слоем советских денег лежали пачки денег иностранных. Сергей, никогда раньше в глаза не видевший долларов, сразу почему-то понял – это они. Вспомнился и прочитанный совсем недавно отрывок из Булгаковского «Мастера…», в котором сотрудники НКВД находят у председателя жилищного товарищества Никанора Босого валюту в вентиляционном отверстии: «…в пачке оказались не рубли, а неизвестные деньги, не то синие, не то зеленые, и с изображением какого-то старика».

Захлопнул крышку и осмотрелся. На него никто не обращал внимания. Главное событие происходило там, впереди. Там пылала машина с цистерной, горел «икарус». Еще одна легковушка, снеся с моста перила, свалилась в реку. Теперь только ее задняя часть торчала над водой. От моста доносились крики людей, которые на расстоянии сливались в некий гул, характерный для рынков и площадей во время праздничных гуляний. Приблизившись к речке, Сергей смог выделить один крик, тонкий и очень пронзительный. Так, словно кричал насмерть перепуганный ребенок или женщина. Но главным было то, что этот пронзительный крик все более и более отделялся от общего гула, приближаясь к Сергею. По реке плыл ребенок. То есть не плыл, а тонул. Течение медленно несло его, барахтающегося, пытающегося удержаться на поверхности. Оставив чемодан и портфель, Сергей пробежал по прогибающейся под ногами болотистой почве и бросился в воду.

Ребенка он настиг как раз вовремя, его голова уже стала скрываться под водой. Это был мальчик лет пяти-шести. Он настолько обессилел, что даже не пытался цепляться за спасающего человека, как делают некоторые утопающие. Безропотно дал вытащить свое обмякшее тело и, только когда оказался на берегу, так крепко сжал маленькими ручонками шею своего спасителя, словно хотел задушить. С трудом разжав объятия, Сергей поставил мальчика на ноги, потряс.

– Ты в порядке? Где твои родители? Они там? – Сергей показал рукой в сторону моста. – Там?

Мальчик дрожал и ничего не говорил. Похоже, он даже не понимал, о чем его спрашивают. Сергей подумал, что у ребенка шок.

– Ты не бойся. Мы найдем твоих мать и отца. Обязательно найдем. Но пока тебе нужно пойти со мной. А потом мы найдем твоих родителей. Они тебя будут искать, и мы их будем искать. Пойдем.

Взяв мальчика в одну руку, в другую руку – дипломат с деньгами и командировочный портфель, Сергей пошел в сторону дороги. Возле разбитой «Лады» уже возилось несколько людей. Сергей прошел мимо так, словно это его не касалось. На него не обратили внимания. От моста уже выстроилась целая колонна. Идя вдоль шоссе в сторону Припяти, Сергей заглядывал в окна встречных автомобилей, но все они были переполнены людьми. Он уже начал отчаиваться, когда ему просигналила старая «волга».

– Садись быстрее! – прикрикнул на него пожилой водитель. – Да быстрее же! Закрывай двери!

Сергей посадил мальчика на заднее сиденье и сам влез следом.

– Ты что, совсем охренел тут разгуливать? И еще с ребенком? Да на вас же сухого места нет. А ну снимай с пацана одежду, да поживее!

У водителя нашлись пузырек спирта и одеяло, в которое завернули ребенка, предварительно хорошенько растерев. Снимая с мальчика одежду, Сергей обратил внимание на детдомовский штемпель на рубашке. Значит, родителей пацана искать было бесполезно.

– Одежду его на дорогу выкинь. Потом новую ему сообразишь. Пока пусть в одеяле сидит. Твою бы тоже, по-хорошему, выбросить надо, но нет у меня для тебя ничего.

– Почему выбросить? Нормальная одежда. Мокрая только. Так высохнет.

– Высохнет, – передразнил водитель. – Авария на атомной. Говорят, ночью взрыв был. Официальных подтверждений пока не было, но в Припяти только об этом и говорят. На завтра вроде эвакуация назначена. На вот, проглотите.

На его ладонь упало шесть таблеток.

– Что это?

– Йод. Глотайте, не бойся. Потом спасибо скажете. Я, можно сказать, вам сейчас жизнь спасаю. Десять лет в химзащите прослужил и в этом кое-что понимаю. Организму постоянно нужен йод. Вот он его и тянет откуда не лень: из пищи, воды, из воздуха. Если не врут, если на самом деле был взрыв, то над нами сейчас летает до чертовой матери радионуклидов йода. Так уж лучше ты йод из таблеток получишь, чем из воздуха радиоактивного хапнешь.

За последний час Сергей испытал и путешествие в одной машине с уголовниками, которые держали его на прицеле, и сознательно устроенную аварию, и спасение ребенка¸ так что сообщение о взрыве на атомной его уже не удивило. Взрыв так взрыв. Молча проглотил три таблетки. Три дал мальчику. Тот долго не мог понять, что от него требуется, но в конечном счете тоже проглотил.

– Что это с ним? – спросил водитель.

– Испугался. Нам бы на ту сторону как-нибудь надо, а?

– На ту сторону сейчас всем надо. Дорога перекрыта. Надолго застряли. Все одно к одному.

Дорогу расчистили гораздо быстрее, чем предполагал хозяин «волги». На место прибыли военные и оттянули трактором с моста все еще дымящиеся транспортные средства. Колонна тронулась.

Малыша Сергей так никому и не отдал. За время путешествия он настолько свыкся с этим худеньким завернутым в одеяло тельцем, что мысль о расставании казалось ему полным абсурдом. В милицию о ребенке он, конечно же, сообщил. Но еще раньше он в ультимативной форме потребовал от тестя, чтобы тот употребил все свои связи, чтобы никаких проблем с усыновлением не было. Тестя едва не хватил удар, но он сделал все как надо, и документы на Юлия Константиновича Медведева из детдома, который к тому времени эвакуировали в Ровенскую область, прислали быстро. О том, что в детдоме у Юлия остался брат, Сергей так и не узнал. От шока Юлий оправился только в больнице, куда их поместили вместе с другими переселенцами из Припяти, чтобы постоянно мыть под душем и измерять дозиметром фон. Одежду у Сергея все-таки забрали, потому что она жутко фонила. Фонили также волосы, и обоим пришлось постричься налысо. Само сближение Сергея с мальчиком прошло очень быстро и, главное, совершенно беспроблемно.

На третий день Юлий вдруг тронул Сергея за руку.

– А ты кто? – спросил он.

– Твой отец, – ответил Сергей и сам удивился легкости, а главное – решимости, с какой он это сказал.

Мальчик долго молчал, по его лицу было видно, что он пытается что-то припомнить, потом опять спросил:

– А ты всегда со мной был?

– Всегда. Был и буду. Все у нас будет хорошо.

О том, что они собираются усыновить ребенка, супруга Сергея Эвелина была уведомлена как о свершившемся факте. Пробовала скандалить, но быстро была вразумлена. Сергей очень доходчиво объяснил ей, как она должна вести себя с мальчиком, что должна ему говорить, а о чем ей лучше помолчать. Предельно ясно обрисовал перспективы, где она будет и что с ней будет, если не станет придерживаться его, Сергея, рекомендаций.

О чемодане с деньгами Сергей никому не сказал. Не потому не сказал, что изначально присвоить их собирался, а потому, что сумма там была слишком большая, чтобы ему просто так все с рук сошло. Даже если бы он сдал деньги в милицию, уголовники все равно могли узнать его имя и жестоко отомстить. Деньги, всего их было порядка полутора миллионов долларов и до шестидесяти тысяч советскими рублями, спрятал в тайнике на даче. Себе он взял только три тысячи – совершенно немыслимую для него тогда сумму, но и ту хватило ума не тратить сразу; он просто докладывал из нее к своей регулярной зарплате по сотне, объясняя Эвелине Юрьевне, что зарабатывает халтурой. Эти дополнительные сто рублей в месяц, скорее всего, и удержали тогда супругу, которая вовсе не горела желанием стать матерью, от развода. Сам Сергей просто упивался новой для себя ролью отца, с каждым днем все больше привязываясь к мальчику.

В восемьдесят девятом году Сергей бросил к чертовой матери свой проектный институт и ушел в частный бизнес, в котором преуспел. Тем более что кредитов ни выбивать, ни отбивать не требовалось – его кредитным банком был тот самый пресловутый дипломат на даче. А скоро и сам чемодан стал не нужен, Сергей и без него зарабатывал достаточно, поэтому позже, познакомившись с одним человеком в Швейцарии, смог через него перевести деньги в банк в Цюрихе, открыв счет на имя единственного человека, к которому он был по-настоящему привязан, которого по-настоящему любил. На имя Юлия Сергеевича Тараскина. Своего сына.