Текст книги "Город смерти"

8. В лесу

Под потолком вполнакала горела забранная решеткой лампа, разливая по гроту мертвенный синеватый свет. Холодно. Сыро. Крепкие, почерневшие от времени деревянные скамьи, стол – вот и вся мебель. На скамьях – воняющая плесенью ветошь. После «беседы» у Главного пленников отвели в грот, заперли. Леон сразу сел, закрыл лицо руками. Вадим решил его не трогать. Ходок скалился, Сандра нервничала, ощупывала стены.

Вадим осмотрел комнатку. Кладка была крепкая, известняк – порыжевший от времени. С потолка свисали черные нити то ли плесени, то ли корней, пробивших камень, мерцали капли влаги. Чтобы дорогие гости не страдали от жажды, им оставили кувшин с водой. В углу – ведро, на случай, если произойдет процесс замещения жидкостей.

– Приплыли, – хрипло забормотал Ходок, – допрыгались! Я говорил, не надо через реку, говорил же! Лунарям Дизайнер нужен, а не мы, связали бы его, оставили и ушли спокойно. Все-о, теперь все-о…

– Что – все? – Вадиму надоел его бубнеж. – Сказали тебе: нас утром выпустят. И уйдем. Хотя ты можешь остаться, я плакать не буду.

– Да-а-а? Выпустят? Без оружия, без жратвы! Посмотрим, как ты по лесу поскачешь! Там разной дряни полно – сожрут тебя, не подавятся. Если отпустят. Это сегодня Главный добрый, а завтра – мало ли…

– Заткнись, – попросила Сандра.

Главный давеча вещал что-то возвышенное про идеалы гуманизма, ценность человеческой жизни, предлагал влиться в дружный коллектив и вместе противостоять системе. Кругом – анархия и произвол, лишь здесь, под землей, под мудрым руководством Главного – покой и благодать. Мы, мол, помним заветы предыдущего Главного, приведшего нас сюда! Помним и чтим его память!

Адъютанты – молодые люди в драной одежде – кивали в такт словам. У Леона лицо было – лучше не смотреть. Сандра сжимала и разжимала кулаки. Ходок вперился в пол. Вадим вдруг почувствовал себя ответственным за товарищей по несчастью. Они расклеились в подземельях, в непривычной обстановке, а он все-таки мог действовать, правда, не знал как. Обычно задачу «а что дальше» решал Леон. Теперь он сидел, уткнувшись в ладони, и не реагировал даже на стенания Ходока.

Дверь открылась с ржавым скрипом.

– Барышня, на выход, – позвал конвойный, – с тобой Главный будет беседовать!

Старый похотливый козел! Вадим преградил Сандре дорогу. Нет, милочка, не позволю тебе нас своим телом выкупать. Не настолько… Сандра отодвинула его и молча последовала за конвоиром. Вадим обернулся к Леону и Ходоку:

– А вы что молчали?!

Ходок демонстративно лег на лавку носом к стене.

– Успокойся, – невнятно пробормотал Леон, – дай мне отдохнуть, Дизайнер. Ничего с ней не будет. Сандра стоит всех этих…

– Да откуда они вообще взялись?! Что здесь за диктатура?

Волчья рожа Леона стала почти человеческим лицом, измученным, бледным.

– Спроси чего-нибудь полегче. Я понял, что убивать они не любят, а лишние рты кормить не хотят, поэтому выгонят нас поутру. Хорошо, не ночью. Сейчас вернется Сандра, и будем спать. Пока не разбудят. Потом уйдем.

– Как – спать?!

– Крепко, Дизайнер. И хорошо. Если у тебя много сил – постоишь на стреме. На всякий случай.

Одна из стен грота состояла из цельного известняка. Что-то было вырезано… Вадим присмотрелся, пробежал пальцами по рельефу: женское лицо «в три четверти». Тонкий нос, высокий лоб, слепые глаза античных статуй. Его пробрала дрожь: точно такое лицо он видел в прошлой жизни, в ту самую пьянку под землей, у грота «Три поросенка». Хранительница системы? Душа Сьяны? Двуликая? Просто чья-то мечта, ласково улыбающаяся путнику?

Происходящее потеряло связь с реальностью.

– Надо сдаваться, – пробубнил Ходок, – надо этого Дизайнера отдать лунарям, пусть хоть на органы разбирают. Х-холодно! Леон, слышишь? Надо его отдавать. Ну куда мы пойдем? За хрена?! Леон, послушай, я же – твой старый друг, я тебя никогда не предам, ты знаешь, что нам теперь, пропадать? А? Кудряшка, понятно, по нему сохнет, но ты-то не по этой части!

– Заткнись.

Какая-то возня. Вадим, не оборачиваясь, гладил пальцами каменное лицо.

– Мы идем дальше, ты идешь с нами, Миша. Если повезет – выберемся из дерьма в нормальный мир. Не повезет – сдохнем. По мне, лучше сдохнуть, чем в говне ползать.

– А если не пойду?

– Я убью тебя.

Вадим все-таки посмотрел на них. Леон и Ходок стояли напротив друг друга. Леон, как всегда, был спокоен, только прищурился. Ходок по привычке лыбился.

– Да ты даже не знаешь, куда идти!

– Ничего. Разберусь. Ты меня знаешь, Ходок. Я разберусь.

– И ради чего?! Ради его баек, что ли? А если он – псих? Трехнутый лунарь? Если нет, кто сказал, что в его мире нам обрадуются!

Вот сейчас Леон прислушается к «голосу разума» – и прощай, мечта о родном доме. А действительно, что делать с Леоном, Сандрой и Ходоком в нормальной Москве? Разве что объявить их психами с амнезией… Стоп. Потом. По мере поступления проблем.

– Ну уж по сравнению с эти дурдомом мой мир – рай земной!

– Я сказал. – Леон не обратил на Вадима внимания. – А ты, Миша, решай для себя, как тебе больше нравится – живым или мертвым. Я тебя никогда не предавал. Я тебе жизнь спас, и ты мне обязан.

Голос у него был невыразительный, серый. Леон уперся, будет искать выход в другую реальность. Его так просто с пути не сдвинуть. А что он будет делать в Москве, в нормальной Москве? Вадим представил себе Леона на фоне его картин: модная выставка, фраки, брильянты, Леон щерится на сытых обывателей, и они чувствуют силу, на брюхе стелются… Да, реальный вариант. Можно будет попробовать. Взять кредит или у папани денег попросить в долг (не откажет же, старый козел), организовать кампанию рекламную, зальчик снять, шумиху в прессе… Конечно, сперва сбить спесь с художника. В своем мире командовать будет Вадим, вся эта сладкая троица будет от него зависеть. Ничего, переживут. Ходока в дурку сдать. Не нравился Вадиму Мишаня. Гнилой, мутный. Пожалуй, легче всех ассимилирует, будет мобилки по ночам отжимать или сутенером заделается. На фиг такие знакомства. Сандра – красивая девка, не пропадет. Станет вести секцию, объяснять домохозяйкам правила самообороны…

Вадим чуть не упал: заснул стоя. Леон и Ходок уже лежали по разным лавкам. Ходок, несмотря на жалобы, холодно ему, видите ли, храпел. Леон смотрел в потолок широко открытыми глазами. Чудак человек. О чем думает – непонятно. Застыл, как крокодил в болоте.

Сандра все не шла. Да ничего с ней не будет, она же боевая девка, всем яйца оторвет… А трахнут – ну, трахнут, в первый раз, что ли? Переживет. Бессмысленно ее ждать… Вот, на лавочку, тряпкой прикрыться…

– Да ничего. – Сандра, наверное, говорила уже давно, Вадим спал и не слышал. – Не пойдут они к Главному… Он же идейный, он нас трогать не велел. Эти кобели сами напоролись.

– Мы – на их территории.

– И что? Ножки раздвинуть: чешите херы все желающие? Сам бы пошел и отсосал!

– Полегче, детка.

Сандра замолчала, перевела дыхание. Открывать глаза Вадим не хотел, заметят еще. Они спорили вполголоса на лавке Леона.

– Жить будут. Трахаться долго не смогут, а жить будут.

– Ладно. Что теперь, в самом деле… Сколько их было?

– Трое. Пацанье. Я нашла их начальника, сдала ему тела и вернулась сюда. Видишь, все мирно. Начальник не возмущался, охренел в полный рост! Ох, ты бы видел его рожу! Леон? Ты спишь, что ли? А? Лео-он!

– Ложись уже.

Вадим настороженно прислушивался: как – ложись?! С Леоном, что ли? Не, ну надо же: сам девку трахает, а потом учит, что надо ножки раздвигать по требованию. Перед другими. Кто, мол, хозяин положения, тот девушку и танцует. С ней бы, конечно, ничего не случилось, но это Вадиму можно так думать, у него с Сандрой ничего не было. А Леон? Однако ритмичных поскрипываний не доносилось, только Ходок по-прежнему всхрапывал. Вадим решился, сел на скамье. Леон и Сандра спали в обнимку. Одетые. Просто спали.

Зябкий холод залез под майку. Вадим сейчас тоже не отказался бы от теплого соседа, но «свободен» был только Ходок, который не прельщал совершенно.

Вадим спал плохо, постоянно просыпался, у него зуб на зуб не попадал. Забылся лишь под утро. С рассветом их растолкали и выпроводили из каменоломен, ни слова не сказав.

* * *

– Твою ж мать! Вот же еб! – Ходок со всей дури вмазал по торчащему из земли камню.

Леон снова сошел с тропы, долго топтался, поправляя ботинок, подкатил штаны и сказал:

– Попал в дерьмо – не чирикай.

– Эй вы там, а ну живее! За минуту не свалите – стреляю! – донеслось сверху.

– Хоть жилетку, суки, отдайте! – завопил Ходок и получил затрещину от Леона.

Насупился, запыхтел, но смолчал, только косяки исподлобья бросал. Когда чертовы пещеры остались позади, он снова заладил:

– Теперь стопудово пиздец. Без жрачки. Без оружия. Без теплой одежды… Ну, мы лоханулись! Надо было сразу валить, как Сандра растяжки увидела. Бля, как детей! Раздели, разули… Бля-я-я-я…

Вдруг Леон резко развернулся и направил пистолет промеж глаз Ходока. Тот аж рот разинул.

– Заткнись, а? Достал уже. Мне тоже тошно.

Ходок мгновенно заткнулся и посерьезнел.

– Еще ты сопли не жевал! – Леон сунул пистолет за пояс.

– Откуда? Тебя же тоже обыскали! – Сандра не удержалась, бросилась ему на шею. – Ты гений! Куда ты его спрятал?

– В траву, – ответил Леон. – И карту – тоже. Идем. Вдруг эти сумасшедшие передумают.

Вадим его даже зауважал. Надо же, думать умеет. Соображает ведь иногда. Это хорошо, на рукомашестве и дрыгоножестве далеко не уедешь.

Ходок хихикнул. Закинул голову и беззвучно рассмеялся. Лицо у него было безумное и злое.

Двигались цепью вдоль заболоченных берегов. Ноги увязали в тине. Камыш рос так густо, что сквозь него приходилось продираться. В спертый воздух взлетали тучи вспугнутых комаров, мошек и какого-то неведомого гнуса. От укусов лицо распухло и неимоверно зудело. Взвизгнув, прямо из-под ног драпанула речная крыса, по размерам больше похожая на вьетнамского поросенка.

– О, с голоду не подохнем, – радостно заметила Сандра.

– Какого хрена мы месим грязь, – снова заладил Ходок, замыкающий шествие. – Нельзя, что ли, лесом идти?

– Леон, – крикнула Сандра из зарослей, – можно я его ударю?

Ответа Вадим не услышал, но Ходок больше не причитал. Шумел раздвигаемый рогоз, качались над головой его коричневые головки, похожие на факелы. Камыш, камыш, камыш… Когда закрывались глаза, перед ними стоял частокол из стеблей камыша.

– К берегу, – наконец скомандовал Леон.

Уселись на лужайке, заросшей лютиками. Ну и рожи у всех! Без того маленькие глазки Ходока заплыли, нос опух, мясистые губы еще больше раздулись. Коса Сандры растрепалась, кудряшки сбились в воронье гнездо. Даже Леон утратил безупречность, волосы повисли сосульками, нацепляли пух и траву, рукав рубахи разошелся по шву.

Июльское солнце грело лысую макушку, после подземельной сырости клонило в сон. Вадим стянул кожаные полусапожки, вылил грязную жижу, пошевелил коричневыми пальцами с ногтями, украшенными траурной каймой.

– Пить хочется, – прохрипел он.

– Нужно найти родник, – отозвалась Сандра. – И пожрать не помешало бы.

Леон ощупал карманы. Ругнулся и сунул в зубы ветку.

– Что жрать-то будем? – спросил Вадим.

Девушка пожала плечами:

– Если бы был огонь, набили бы жаб… или крыс. Леон, что у нас сейчас в лесу съедобного?

– Земляника, черника, грибы.

– Но грибы надо жарить!

– Ты шо, не все, – зазвучал Ходок. – Есть гриб, оранжевый такой, молочай называется. Его сырым едят. Помню, в детстве только ими и спасался. Иначе дуба дал бы. Правда, срачка потом… но это мелочи.

– Значит, Миха идет за грибами, – резюмировал Леон.

– Я – по землянику, – вызвался Вадим, он с детства помнил, сколько в черничнике комаров.

– Сандра, не отходи от него далеко. Вдруг потеряется, – проговорил Леон, вынул нож из ботинка, снял рубаху и отрезал оба рукава.

Внутри будто щелкнула пружина. Несколько дней ее сжимали, сжимали, и вдруг – р-раз! И Вадим сорвался. Он не кричал и не брызгал слюной, приблизился к Леону и бросил ему в лицо:

– Слушай, мне надоело. Да, я не умею стрелять в живых людей. У нас это никому не нужный скил, я вряд ли двадцать раз подтянусь на перекладине… Но не надо относиться ко мне как к имбецилу! Кто такой имбецил, понятно?

– Растешь, а я думал, ты безнадежен, – Леон улыбнулся – второй раз по-человечески, – выдержал паузу и сказал: – Имбецил – средняя степень олигофрении.

Вот уж чего Вадим не ожидал от Леона, так это познаний в области психиатрии… Или не психиатрии… Что там дебилов изучает? Пару секунд простояв истуканом, он вернул отвисшую челюсть на место.

– Умственная отсталость, она же олигофрения, имеет три формы: дебил, имбецил и идиот, – Леон усмехнулся. – Видел у меня дома книги? Неужели ты думал, что я ими печку растапливаю?

– Извини, – зачем-то пробормотал Вадим и обратился к Сандре: – Идем?

Некоторое время не попадалась ни черника, ни земляника. Молчание нарушил Вадим:

– Скажи-ка, Сандра, Леон тоже из лунарей?

– Не, он из быдла. Причем с самых низов.

– Как же он… Бывает же!

– Бывает. В любом мире, чтобы хоть чего-то добиться, надо шевелить не только мышцами, но и извилинами… Смотри!

Из-под корней кряжистой ели вытекал ручеек и зарывался в мох. Вадим сглотнул вязкую слюну.

– А можно?

– А есть выход? – Сандра присела, горстями зачерпнула воду, напилась, умылась.

Вадим упал на колени. Пил он громко и жадно. Холодная, свежая, с привкусом травы! Утолив жажду, вытер рот, огляделся: Сандра нашла черничник и уже собирала ягоды, отмахиваясь от гнуса. Одну ягоду в рот, другую – в ладонь. Вадим решил ей помочь, потянулся к чернике и замер. Невольно вспомнился анекдот про кабачки, которые оказались мичуринскими огурцами. Ягоды были чуть мельче вишни. Из глубин памяти всплыло слово «полиплоид». Безобидная мутация. Неопасная. Почти все культурные сорта – полиплоиды.

– Ты чего? – удивилась Сандра.

– У нас она помельче…

– Да ладно тебе.

Некоторое время молча жевали. На вкус – черника черникой, сладкая, спелая. Ладони и пальцы становятся иссиня-черными.

– Пойдем, что ли? – спросила Сандра. – Хватит, а то обожремся, живот разболится.

Вадим отправил пригоршню черники в рот.

– А они?

– Они взрослые мальчики, сами о себе позаботятся.

«Взрослых мальчиков» на месте не было. Вадим растянулся на траве и подставил лицо солнечным лучам. Сандра села рядом, поджав ноги. Не прошло минуты, и на поляну выскочил Ходок. Добычу он нес за пазухой, и было ее, судя по размерам его псевдогруди, достаточно.

– Во-от! – Он вывалил на траву ярко-кирпичные грибы несъедобного вида, выбрал самый красивый и сожрал.

Сандра отнеслась к грибам с подозрением, повертела в руках самый маленький, отломила кусок и отправила в рот. Прожевала, облизнулась и сказала:

– А ничего! Живем!

Настала очередь Вадима. Поганка пахла орехами, грибом и хвоей. Хрустела на зубах. Лишь бы плохо потом не стало. Грибы ведь впитывают всю гадость. Если почва заражена, то и гриб заражен.

Из мира грез его вырвал голос Леона:

– Привал окончен. Уже полдня прошло. Надо решать, что делать дальше. Не хотелось бы ночевать под открытым небом.

– Да, – оживился Ходок. – И без оружия опасно, тут полно хищников. Надо бы вернуться и земельников грабануть.

Сандра глянула на него как на придурка.

– А лунарей ты грабануть не хочешь?

Вадим попытался рассуждать:

– С одной стороны, опасно двигаться дальше, с другой… Постойте, вот мы идем на юг. А если взять западнее, там должна быть дорога и деревни, где можно чем-нибудь разжиться.

– Будь я командиром лунарей, я взяла бы под присмотр именно ближайшие дороги. И не стоит забывать, что за нами идут или, скорее всего, едут. Идут они, скорее всего, оттуда. – Она махнула на север. – Значит, держимся реки и дальше. Дорога там будет, и не одна, и должны попадаться села. Чем дальше на юг, тем хуже условия и сильнее фонит. – Сандра вздохнула. – Короче, ищем, где бы переночевать.

– У кого-нибудь есть соображения? – поинтересовался Леон, выдержал паузу. – Я так и думал.

Без вещмешков было проще. Забыв об осторожности, то и дело останавливались то у земляничной поляны, то возле черничника. Если раньше вперед гнал адреналин, то сейчас он иссяк. Осталась инерция. Надо, потому что надо – не самый лучший мотиватор.

Солнце зацепилось за макушки елей и начало медленно скатываться к горизонту. Потянуло сыростью. Вадим неудачно наступил на камень, глянул под ноги: да это же кусок кирпича с остатками раствора! Замшелый, почерневший, но – кирпич! Он сковырнул мох, носком копнул грунт: щебень, обломки кафельной плитки, битые стекла…

– Тут была мусорка! – воскликнул он и протянул находку Сандре. – Значит, рядом кто-то жил!

– За пятьдесят лет дома могли разрушиться до фундамента, – сказал Леон.

– Война началась в шестидесятых? – уточнил Вадим.

– Нет. Осенью восемьдесят четвертого, – отмахнулся Леон и зашагал в чащу.

– Не понял, а… прошло двадцать шесть лет? – растерянно пролепетал Вадим, с надеждой глядя на Сандру.

– Пятьдесят, – проговорила она и устремилась за Леоном.

– Не понял… А год-то какой сейчас?

– Тридцать четвертый! – сказал Ходок с сочувствием.

– Эй, народ, скорее сюда! – крикнула Сандра.

Ходок ломанулся в молодой сосняк, Вадим – следом. Да, люди здесь действительно жили. Длинное двухэтажное здание едва просматривалось за порослью невысоких сосен. Асфальт вздыбился, выпуская на волю упрямую траву. Кое-где из трещин тянулись к небу ростки деревьев.

Вадим пробрался к дому. Оказалось, что крыши почти не было – лист шифера справа, лист посередине и сосновые ветки, укрытые хвоей. У стены под слоем перегноя просматривались осколки – когда рамы сгнили, стекла выпали и разбились. От входной двери не осталось даже воспоминаний. Вадим зашел в подъезд: типичное административное здание. Или общежитие? Штукатурка отвалилась, обнажив кирпичи. Вадим тронул ногой поганки, угнездившиеся на остатках межкомнатных дверей, – доски рассыпались в прах. Наверное, двери сняли в охоте за металлическими петлями.

Появилась Сандра, прошлась по коридору, деловито осматривая комнаты, поравнялась с Вадимом.

– Интересно, что это было?

– Не знаю, – отмахнулась она. – Ночевать нам по-прежнему негде, уходим.

Зрелище ее не впечатлило. Для нее это – проза жизни.

За домом располагалась более-менее сохранившаяся бетонированная площадка, исполосованная жилами вздувшихся корней. Заканчивалась она останками ангара, сколоченного из железобетонных плит. Сталкеры знали, из чего состоит железобетон, и пытались разбить плиты, чтобы добыть арматуру, но разочаровались, такой она была тонкой и ржавой.

На одной из плит сохранился рисунок… Волк с Зайцем из «Ну, погоди!». Оба делают зарядку, на зайце красуется пионерский галстук.

Вот полусгнившая деревянная беседка, дальше – десятки бетонных ножек, оставшихся от скамеек. Да это же стадион! Естественно, не сохранились ни железные столбы, ни заградительная сетка. Зато почти уцелела скульптура олимпийского мишки, машущего призракам зрителей.

В восемь лет Вадима отправили в лагерь, где был такой же мишка. Союз уже развалился, а Мишка остался, и статуи Ильича, и лозунги на стенах. Кормили плохо, шел девяносто четвертый год. Воспоминания ожили, и он увидел детей, болеющих за свою команду, разгоряченных футболистов… Лето. И вдруг – раз… Воображение нарисовало, как вдалеке вспучивается серовато-лиловое облако, разворачивает шапку…

Вадим вздрогнул – кто-то дышал в затылок. Сандра.

– Не отставай!

Второе здание сзади походило на кита, выброшенного на берег, а с торца – на типовую двухэтажную столовую, построенную с размахом, характерным для шестидесятых. Леон вошел внутрь первым и присвистнул. Его удивила чудом уцелевшая лестница, ведущая на второй этаж, и штукатурка со светлой кафельной плиткой. На крашенных эмалью стенах кое-где проглядывали потускневшие бабочки.

Пробираясь к окну, Вадим переступил через пластиковые крышки столов, через осколки тарелок и стаканов и вдруг остолбенел: из-за колонны тянулись ноги в камуфляжных штанах. Да это покойник! Истлевшая шапка съехала на глазницы, майка повисла лохмотьями. Там, где покойник разводил костер, уже успели вырасти маленькие сталагмиты. Вадим задрал голову и увидел клочок неба.

– Тут жмур, – сказал он, пытаясь придать голосу бодрость.

– Мужики, трупак! – крикнула подоспевшая Сандра.

Леон не отреагировал, он осматривал кухню. А вот Ходок быстренько обыскал его карманы и разочарованно покачал головой.

– И зачем? Не противно? – с укоризной сказал Вадим.

– А че, вдруг завалялось че-нить.

– Идиот. – Сандра постучала себя по лбу. – Ботинки с него сняли, а карманы, по-твоему, не обыскали?

– Да че ты, всяко в жизни бывает.

Из кухни донесся голос Леона:

– Остаемся здесь.

По просьбам общественности труп был выброшен из окна.

Ночевать решили в кухне. Расчистили пол, сгребли в кучу отвалившуюся штукатурку; гнилой линолеум застелили травой и сосновыми ветками. Леон наломал молодых деревьев и сделал из них подобия копий.

– Пойдем за ягодами, что ли, – предложила Сандра. – А то жрать и курить так хочется, что челюсти сводит.

– Только далеко не отходи, – предупредил Ходок. – Я видел волчьи следы, а оружие-то… тю-тю!

– Вот, возьми. – Леон кинул ей «копье». – Лучше идти толпой. – Он поднялся с ложа.

Недалеко от столовой обнаружился ручеек, где можно было обмыться, что Вадим и сделал с превеликим удовольствием.

* * *

– Эх, околеем к утру, – вздохнул Ходок, глядя на темнеющее небо, хрустнул пожираемым грибом. И куда в него лезет-то?

– Не подохнем, – отрезал Леон. – Надо решить, кто на шухере стоять будет. Я уже вырубаюсь, значит, я – на рассвете.

– Я – сегодня! – вызвался Ходок.

– Это я, что ли, в середине ночи? – возмутилась Сандра. – Гондон ты, Миха.

– Вот если бы ты меня согрела, – мечтательно протянул он, – месяц бы глаз не сомкнул!

– Оставь свой трипак при себе!

– Нет у меня…

– Расскажи! Перетрахал все, до чего руки дотянулись, и нет трипака!

– Я буду среди ночи дежурить, – напомнил о себе Вадим.

На пару мгновений воцарилось молчание.

– Ой ла-ла! – Ходок сплюнул в сторону. – А ночью-то стра-а-ашно. Ночью бродят огромные муравьи-мутанты. Не угадишься?

И вдруг у него забулькало в животе. Он позеленел, поджал ноги. Сандра засмеялась.

– Серло!

Не теряя достоинства, он выпрямился и зашагал к выходу. Донесся звук, как будто за углом стартует ракета.

– Вот сука, – сквозь зубы процедил Леон. – Совсем охренел.

Ходока не было долго – наверное, искал, чем подтереться. Появился, лениво потянулся, на губах – та же сальная улыбочка. Леон встал, сделал вид, что разминает суставы, подождал, пока Ходок с ним поравняется, и ка-а-ак зарядит ему в живот. У того глаза сразу открылись. Посинел весь, скорчился.

– Сука, ты у меня сейчас это дерьмо сожрешь! Пошел и убрал. Живо!

Корчась, Ходок пополз исполнять приказ.

– Значит, так. Дизайнер дежурит до полуночи, потом – Сандра, потом – Серло. Пост – в зале у лестницы. Я – спать. – Леон демонстративно отвернулся к стенке.

Девушка забрала с «кровати» треснутую пластиковую миску с полиплоидными ягодами и протянула Вадиму.

– Будешь?

Он зачерпнул горсть и отправил в рот. В животе заурчало. Да, на такой диете у кого угодно расстройство случится. Из зала доносилось пошкрябывание – Ходок убирал. У реки на одной ноте стонала какая-то птица, поскрипывали могучие ели, то и дело ветер доносил волчий вой.

– Блин, Ходок был прав, – прошептала Сандра.

Разыгравшееся воображение нарисовало гигантского волка. А что, полиплоиды-растения бывают, значит, есть и животные. Или они дохнут при рождении? Он попытался вспомнить школьный курс биологии. Растения – бывают, земноводные – бывают. А млекопитающие?

– Не волнуйся, тут неопасно, – проговорила Сандра, – тут лестница, где легко их сбивать кольями. Но волки не дураки, если затаятся, в лесу нам придется туго.

Вернулся Ходок, рухнул на постель, зевнул и мгновенно вырубился. Похоже, ему привычно терпеть побои.

– Пора на дежурство, – проговорил Вадим. – Спокойной ночи.

Расчистил бетон у ступеней, положил под зад крышку от стола, сел, подперев голову руками. На всякий случай приготовил копье.

Ни хрена себе школа выживания! Армия… да что там армия – война отдыхает.

Шелестели деревья за выбитым окном. Одуряюще пахло хвоей. Вдалеке крикнула сова. Недалеко от убежища что-то завозилось, зашуршало. Вадим напрягся, бросился к окну: темно, хоть глаз выколи. Завизжала, а потом захрипела какая-то мелкая зверушка. Кто-то кого-то жрал. Хорек поймал мышь? А шума, как будто стадо кабанов пронеслось.

Над черными макушками елей висел новорожденный месяц. Света от него почти не было, и там, внизу, чавкала, вздыхала и ухала чернота. В опустевших коридорах резвился ветер, временами казалось, что внизу кто-то ходит и стонет. Вспомнив, что именно в это окно выбрасывали труп, Вадим вернулся на пост.

Из кухни доносилось бормотание расстроенного желудка и храп.

– С-скотина, – едва слышно выругалась Сандра.

Поднялась. Что-то громыхнуло – это она чуть не споткнулась. В туалет собралась, что ли? Нет, уселась рядом.

– Не спится. Леон храпит, а Ходок пердит так, что дыхание спирает. Можно с тобой?

– Что за вопрос!

Девушка соорудила кровать из крышек столов, улеглась на нее, а голову положила Вадиму на колени.

Так спокойнее… и теплее. Рука сама коснулась ее щеки, погладила пухлые губы, которые тотчас приоткрылись. Только теперь Вадим понял, что делает. И чего хочет. Сандра сжала зубами его палец, сверкнули в темноте ее глаза.

Вадим наклонился, а она подалась навстречу…

– Эх, подкрадись волк, не заметили бы, – шептала Сандра, натягивая брюки.

– Почти что смерть от оргазма. – Вадим ощупывал пол в поисках рубахи.

Светить использованным презервативом ему не очень хотелось. Ага, вот она. Оделся, сел. Сандра пристроилась сзади, положила голову ему на плечо, обхватила его руками и ногами.

– Ты чудо, – сказал он свою дежурную фразу и чмокнул девушку в нос. – Это была самая волшебная ночь в моей жизни.

– Правда? – спросила она серьезно.

– Конечно, – ответил он не задумываясь. – Ты такая… нежная, чувственная.

Почему-то на ум пришла голая Настенька с колыхающейся грудь, он мотнул головой, отгоняя мысли.

– В вашем мире все такие, как ты? – промурлыкала Сандра.

– Ну, не все…

– Это волшебное место!

Сандра снова улеглась и, кажется, даже заснула. Вадим поглаживал ее по голове, наматывал на палец кудрявые пряди волос, и в мыслях царила звенящая пустота. Когда веки начали слипаться, он разбудил Сандру:

– Идем спать, я отдежурил за нас двоих.

Сандра нащупала на ложе Ходока, толкнула в бок. Он что-то буркнул, заворочался, но не проснулся. Склонившись над ним, она прошипела:

– Вставай, скотина. А то сейчас Леона подниму!

Ходок не то что встал – взлетел.

– На пост, живо!

Вадим лег на его место, обнял Сандру и сразу же провалился в сон.

– Подъем! – скомандовал Леон.

Вадим потянулся, открыл глаза. Утро выдалось промозглым и туманным. Кудряшки Сандры были усеяны мельчайшими каплями. Девушка вскочила и, даже в щечку не поцеловав, направилась к выходу.

Последним к ручью спустился Леон, осмотрел пистолет и каждому выдал по «копью».

На пути просеки чередовались с чащобами, иногда попадались брошенные дома. И вот наконец вышли на полбовое поле. Вдалеке темнели избы, ржали лошади, доносился гомон.

– Торжище, – сказал Ходок. – Рынок. Огромный. Ни черта себе мы кругаля дали! Здесь деревень должно быть до черта, если мы кого-нибудь не грабанем, то подохнем с голоду.

– Ты с вот этим, – Леон подбросил «копье», – нападать собрался? Тут все друг за друга горой. И все вооружены. Хочешь, сходим, посмотришь, как рынок охраняется. Земельники хоть и идиоты, но вместе они – сила.

– У меня есть план, – с воодушевлением проговорила Сандра, – как грабануть земельников. Слушайте.