Текст книги "Зоя Космодемьянская. Правда против лжи"

Но память о Зое в Петрищеве – это не только музей. Память – вся деревня, с которой неразрывно оказались связанными последние дни и минуты ее жизни.

Мы стоим с Надеждой Владимировной Савосиной на улице, где тает первый выпавший с утра снежок, и она мне еще раз напоминает, где что происходило:

– Видите за кустарником водонапорную башню? Как раз там был сарай с немецкими лошадьми, который шла поджечь Зоя… А в этой стороне дом Седовых, где находилась немецкая комендатура и куда сразу Зою привели, когда ее схватили… Потом повели в штаб, это дом Ворониных вон там, но он сгорел в 1957-м от удара молнии – наследники новый отстроили… И затем уж повели в дом Прасковьи Кулик. Пройдемте туда.

Об этом доме, где Зою страшно пытали, откуда часовой выводил ее босую на мороз, где в полузабытьи провела она остаток последней ночи и откуда ушла на казнь, написано много. Он и теперь смотрит на нас тремя своими окнами. С 1957-го дом стал филиалом музея, однако нынче экскурсантов в него перестали пускать: аварийное состояние.

– Неужели будет разрушен? – спрашиваю с давней тревогой, вспоминая, что уже разрушили дом Зоиных бабушки и дедушки, где она несколько лет подряд проводила каникулы в родных Осиновых Гаях, что полуразрушено и продолжает разрушаться здание московской школы, где они с братом учились…

– Мы делаем все от нас зависящее, чтобы этого не произошло, – отвечает Надежда Владимировна. – Поддерживаем дом, добиваемся реставрации.

Как это важно – дать возможность людям эмоционально пережить ее страдания в той обстановке и атмосфере! И потом пройти те двести шагов от дома до места казни. Сотрудники музея подсчитали: шагов было двести. Столько же под барабанный бой пройдут солдаты Красной Армии на Параде Победы, чтобы бросить к подножию Мавзолея В. И. Ленина поверженные фашистские знамена. Я услышал впервые такое символическое сопоставление здесь, в музее, когда Надежда Серафимовна Ефименкова при мне вела экскурсию. «Молодцы», – опять подумал о «трех богатырях»…

Когда мы с Надеждой Савосиной стояли перед местом казни, обнесенным чугунной оградой и обсаженным голубыми елями, она призналась: сколько ни водила сюда экскурсий, каждый раз с трудом сдерживала слезы. По рассказам очевидцев, в основание поставленного обелиска замуровали столбик от виселицы.

– А ограда эта в советское время вся алела от пионерских галстуков…

Мы долго молчали. И думалось о том, что вряд ли все-таки может быть забыто происшедшее здесь 72 года назад. Как бы ни старались враги.

Самое сильное по впечатлению – правда о подвиге. Именно она одолела гнусную ложь в ноябре 1991-го. А доносили эту правду жители деревни, которые видели все своими глазами. Тогда очевидцев в живых было еще довольно много, и со всеми я постарался поговорить, записать их рассказ, задать волновавшие меня вопросы.

– А теперь осталось только двое тех, кто помнит немцев, Зою и казнь.

– Кто же?

– Валентина и Нина Седовы. Одной в 41-м было 11 лет, другой – 9.

О, я ведь с ними тоже разговаривал в 91-м! С ними и с их матерью Марией Ивановной Седовой, которой на то время был уже 81 год. Теперь, прикидываю, столько же ее младшей дочери…

Они вспоминали, как в их дом на самом краю деревни привели схваченную Зою и как обыскивали ее. Вспоминали казнь. Говорили об оккупации. Поселившиеся у них незваные постояльцы перестреляли на еду и кур, и овец, и поросенка, и корову у бабушки Седовой. Перед Рождеством елку срубили около избы (в лес пойти, очевидно, боялись) и установили ее в комнате. Перепились, бросались бутылками в стену, орали песни. А потом вывалились на улицу. Известно, что тело казненной Зои оставалось на виселице – для устрашения жителей – полтора месяца, до самого прихода наших, и в ту рождественскую ночь пьяные солдаты еще раз надругались над ним: искололи штыками, кинжалами, отрезали грудь.

Рассказывали Мария Ивановна Седова с дочерьми и про то, как опознавали Зою. Первым делом после освобождения Петрищева принесли к ним в дом (а затем и в другие дома) целую стопку комсомольских билетов с фотографиями. И среди них все смотревшие – каждый сам по себе – выделили одну. Ее, Зоину.

А в «Аргументах и фактах» 50 лет спустя утверждалось, что это вообще была не Зоя и немцев в Петрищеве не было. Да ужас что еще утверждалось, отвратительно вспоминать…

Судя по всему, именно с тех пор работники Петрищевского музея не любят журналистов, которые к тому же за прошедшее время дали достаточно дополнительных поводов их не любить.

– Поражает меня, как действуют, – возмущается Татьяна Григорьевна Тенькова. – Есть же правда, известная, доказанная. Нет, если известно, значит, не интересно. Дай-ка я что-то свое врублю. И врубают…

Не потому ли в последнее время замкнулись сестры Седовы и категорически перестали давать интервью? Кому же понравится, если тебя то и дело перевирают.

– По-моему, вот что еще сказалось, – комментирует многолетний директор музея. – Помните, мы были с вами на подготовке передачи Первого телеканала «Пусть говорят»? Так перед ней по их просьбе организовала я съемку обеих сестер. Но в передачу, представьте себе, это не вошло. Как понять? Это был бы, пожалуй, самый интересный сюжет, да почему-то им не подошел. А ведь старые люди обидчивы.

Я-то думаю, не подошел потому, что правда. Малахову же требовалось совсем иное, в чем убедились мы с однополчанкой Зои – Клавдией Васильевной Сукачевой, будучи на съемке этой передачи. Если Валентина и Нина Седовы смотрели ее, вряд ли она могла прийтись им по душе. И не только из-за того, что их свидетельствами пренебрегли.

В те сентябрьские дни нынешнего 2013 года, когда исполнилось 90 лет со дня рождения Зои, ни один из главных телеканалов не сподобился отметить дату специальной передачей или фильмом. Как бы «не заметили». Позор! Ведь речь о национальной героине – одной из самых любимых народом. Но, с другой стороны, если бы «заметили» и что-то сделали, могло быть еще позорнее.

Отметила же юбилей так называемая «Комсомольская правда» (!) целой страницей некоего Алексея Богомолова под заголовком «Два лица Зои Космодемьянской». И что? Словно опять вернулись «Аргументы и факты» черного 1991-го!

Спрашиваю Надежду Владимировну Савосину: читала ли она? Да, читала, и отношение выражает вполне определенно.

«Два лица» обнаружено у Зои потому, что ее, оказывается, в советское время «сильно отредактировали». А реальные фотографии, считает автор, «разительно отличаются от растиражированного отретушированного образа…»

Впрочем, реальных фотографий Зои Космодемьянской, где она одна, или с кем-то, или в группе, известно немало. На них Зоя в чем-то разная, как и все мы несколько разные на снимках, сделанных не одним фотографом и в разное время. Кроме того, недаром же мы говорим: «удачный снимок», «неудачный».

Богомолов взял самую известную фотографию 1941 года, которая потом появилась в «Правде» вместе с Указом Верховного Совета СССР о присвоении З. А. Космодемьянской звания Героя Советского Союза, а рядом поместил снимок, найденный в Российском государственном архиве социально-политической истории. Поскольку Зоя здесь действительно мало похожа на себя (не только такую, какая на помещенном тут же втором фото, но и на других), стоит, наверное, назвать его неудачным. Но и другое объясняет непохожесть – об этом Надежда Владимировна сразу же говорит:

– На этом снимке длинные волосы, а на самом известном – короткие: «под мальчишку» постриглась она. А это сильно лицо меняет. Вот постригите меня так же – и я буду совсем другая.

В любом случае ясно: Богомолову «два лица» потребовались для того, чтобы мазнуть советское прошлое, Советскую власть. А заодно и Зою, поскольку она от того прошлого, о чем не раз мне уже приходилось писать, органически неотделима.

Нет, как теперь повелось, Богомолов пытается не только отделить, но и противопоставить. У него целый раздел называется «За Родину! Но не за Сталина…» И в нем опять знакомая «концепция»: дескать, стойкость Зои «всегда пытались оправдать идеологией», а вот он, г-н Богомолов, не согласен. «Возможно, мое восприятие субъективно, – оговаривается-таки «исследователь», – но мне все же представляется, что для Зои Космодемьянской главной мотивацией был все-таки настоящий патриотизм и погибла она не за коммунистические идеи, а за свою страну, которую искренне любила…»

А нельзя так, чтобы и за страну, и за коммунистические идеи? А не может «настоящий» патриотизм быть советским, если человек убежденно отдает жизнь за Советскую Родину?

У Богомолова, собственно, единственный аргумент: не нашел в Зоином дневнике упоминания фамилии Сталина. Хотя тут же приводит записи о Ленине: «вел народ, как Данко, к вершинам коммунизма», «у нас Христа заменил Ильич». Не коммунистическими идеями это продиктовано? Мог бы и строки Маяковского из дневника привести: «Быть коммунистом – значит дерзать, думать, хотеть, сметь». Это у Зои в записной книжке вместе с лермонтовским «Бородино». Для военного поколения все это и было вместе, как, скажем, Суворов и Чапаев. Зачем же теперь одно перечеркивать другим? Нечестно, а вернее – просто подло.

И разве не подлость снова (в какой уже раз!) перетряхивать на все лады предвоенные болезни Зои? Про то, что с ней было тогда, про перенесенный дочерью нервный срыв и острый менингит, писала в своей книге «Повесть о Зое и Шуре» Любовь Тимофеевна Космодемьянская. То есть никакого секрета здесь не было и нет. Но магически действует повторение, что находилась под наблюдением в психоневрологическом диспансере. В 1991-м нашлись «врачи», которые на волне «разоблачений» с энтузиазмом поспешили сообщить в «АиФ»: да, находилась, а история болезни потом была изъята сотрудниками НКВД. Значит? А давайте напишем, что у нее была шизофрения. Тогда, стало быть, подвиг-то совершил невменяемый человек, сумасшедший – вот вам и разъяснения поразительной стойкости.

Иного представить они не могут или не хотят. Вот и Богомолов, вроде бы «объективно» препарирующий эту версию, пишет: «Их можно понять – хрупкая девушка проявила ненормальную стойкость и отвагу». Он, правда, изучив записи из дневника Зои, относящиеся к лету и осени 1941 года, в конце концов заключает: «Ни намека на то, что это писал человек с психическим заболеванием!»

Скажем автору статьи спасибо? Однако тут же оглушает он новой «версией»: «Но, возможно, секрет стойкости девушки все-таки заключается в особенностях организма. Мать Космодемьянской вспоминала еще о том, что у Зои был высокий болевой порог – она спокойно переносила спинномозговые пункции и другие болезненные процедуры. А значит, могла дольше выдержать пытки фашистов».

Потрясающе, до чего может дойти фальсификатор в своем изощрении! Здесь Алексей Богомолов превзошел даже «АиФ» 1991-го. Ну откуда он взял про «высокий болевой порог»? Это же стопроцентно его выдумка. Ведь Любовь Тимофеевна говорила и писала вовсе не об «особенностях организма» дочери, а о терпении ее, мужестве, силе воли. Большая разница! Но богомоловы понимают лишь физиологию – духовные категории чужды и недоступны им. Потому героизм для них если не проявление шизофрении, то все равно следствие какого-то физиологического отступления от нормы.

Только так – иного не дано. Изложив свое неслыханное открытие насчет уникального «болевого порога» Зои, автор все-таки счел нужным заключить: «Но значения ее подвига, это, конечно, не уменьшает».

Да как же не уменьшает-то?! Все и написано ради этого. Коли не удается вовсе значение подвига перечеркнуть, тогда хотя бы приуменьшить, извратить, лишив коммунистической идейности и советского патриотизма, принизив невероятную стойкость и выдержку. Пусть, как говорится, на худой конец, даже и будет героиня Зоя, но – не такая, какой реально она была.

Именно поэтому весь день, проведенный здесь, я думал: как необходимо, чтобы побольше людей приезжало сюда! В советское время за год бывало в среднем 160 тысяч человек, доходило и до 200 тысяч. Теперь эти 200 приходится поделить на двадцать…

Но знаете, 10 тысяч тоже немало по сравнению с теми тремя, к чему скатилось в начале 90-х. Потирали тогда руки ненавистники нашей страны: если герои становятся неинтересными и ненужными народу, долго такой народ не протянет.

И все-таки, пройдя все испытания – клеветой, унижением, попыткой забвения, на сегодня Зоя победила. Едут к ней все больше. Экскурсиями, группами, в одиночку. Рассказывают мне в музее:

– Вот звонят недавно мама и бабушка. У нас, дескать, двое двенадцатилетних ребят-близнецов – можем мы экскурсию заказать? Слышали бы вы, как потом благодарили…

При мне прибыл большой автобус из Москвы: около полусотни учащихся медицинского училища № 19. Мальчики и девочки от пятнадцати лет до семнадцати. Такая сосредоточенная тишина, какая была во время рассказа Надежды Серафимовны, право, редко бывает в столь массовом сообществе подростков. После спросил двух друзей про впечатление и услышал в ответ:

– Потрясающе захватывает.

С этим автобусом я и возвращался в Москву. Ребята не шумели, как обычно в дороге, не ерничали. А заместитель директора по воспитательной работе Любовь Валентиновна Капитанчук говорила мне, что эта поездка у них далеко не первая. Были на Прохоровском поле, ездили в Ленинград.

– Не по обычным экскурсионным местам прошлись, – подчеркивает она. – Тема «Ленинград блокадный». Я хочу, чтобы наши учащиеся больше знали о Великой Отечественной.

Может, это потому, что у нее отец воевал?

За окнами автобуса сгущались сумерки. По-моему, ребята никогда не смогут забыть этот день – прикосновение к подвигу. И, надеюсь, в продолжающейся борьбе за память, за правду об истории родной страны такая поездка поможет им занять верную позицию. Очень хотелось бы…

Глава девятая. Есть ли пророки в отечестве своем

13 сентября 2013 года предстояло отметить 90-летие со дня рождения Зои Космодемьянской. А в конце июня к нам в «Правду» по электронной почте пришло такое письмо:

«Уважаемые коллеги! Меня зовут Джонатан Платт. Я профессор славистики в Питтсбургском университете, США. Сейчас работаю над проектом о З. А. Космодемьянской и в связи с этим ищу контактную информацию обозревателя «Правды» Виктора Стефановича Кожемяко, много писавшего о партизанке. Я беру интервью для будущей книги, а также снимаю фильм, посвященный хранителям памяти о Зое и местам, связанным с ней. Центральные темы моего проекта – героизм, самопожертвование ради великого дела, вопросы развития революционного общества».

Ответ автору письма был послан. И вот Джонатан Платт в сопровождении своих помощников стал гостем нашей редакции.

Американский профессор пишет о советской героине

От Достоевского и Пушкина – к Зое Космодемьянской

Высокий, моложавый (ему 36 лет), отлично говорит по-русски. Разговор у нас продолжался больше трех часов, и я понял, насколько глубок интерес американского профессора к теме, которой он сейчас занят. Но как к этой теме пришел? И вообще, почему стал филологом-славистом?

– Может быть, – спрашиваю, – у вас в родословной славянские корни?

– Нет, корни английские, шотландские, ирландские. Но еще подростком увлекся русской литературой. Началось с Достоевского. Безумно читал «Преступление и наказание», семь раз. Конечно, сперва по-английски, но потом решил, что я должен читать своих любимых авторов в оригинале, и стал изучать русский язык. Учился в университете в Калифорнии, аспирантуру окончил в Колумбийском университете, в Нью-Йорке.

– Специализировались по Достоевскому?

– По Пушкину. Написал диссертацию о Пушкинском юбилее 1937 года.

Я вспоминаю, сколько спекуляций было у нас за последнюю четверть века по поводу того, как широко отмечалось столетие гибели великого поэта в Советском Союзе. Дескать, большевики устроили праздник в честь смерти Пушкина…

А вот он с подобным ерничаньем категорически не согласен. Говорит: время было такое, когда страна изо всех сил готовилась к войне, к борьбе с жестокими врагами, и Пушкин духовно в этом очень помогал. И то, что сам поэт трагически погиб на дуэли, отстаивая свою честь, по его мнению, в преддверии войны, грозившей смертью, приобретало особый смысл.

Надо же, думал я, вроде бы далекий от нас американец, а понимает то время в нашей стране лучше многих отечественных хулителей Советской власти. Как важно понимать!

– Вы можете удивляться, – сказал он, – но мой интерес к Зое возник именно в ходе работы над пушкинской темой. Это интерес к народным героям, в первую очередь к героям Великой Отечественной войны. А Зое Космодемьянской среди них, по-моему, принадлежит особое место.

Он так сказал. Он так считает. Но ему хотелось вместе со мной, задавая мне свои вопросы, получше разобраться, почему это так.

Говорим о значении знаменитого очерка Петра Лидова в «Правде» и не менее знаменитой фотографии Сергея Струнникова, сопровождавшей его. Потрясающее впечатление произвели они тогда, о чем, вспоминая свое военное детство, могу свидетельствовать лично. Мой собеседник тоже высочайше отзывается о работе двух военкоров-правдистов: здесь не только профессиональное мастерство, но и душа, сердце!

Подвиги во время Великой Отечественной совершали миллионы советских людей. В тот же день, когда фашисты казнили Зою, совсем неподалеку была повешена и еще одна ее однополчанка – комсомолка Вера Волошина. Но так уж получилось, что в вихре войны журналист «Правды» случайно услышал именно о том, что произошло в деревне Петрищево. Услышал и помчался туда. И рассказал стране, всему миру сначала о Тане, как она себя назвала, а затем, когда многое прояснилось, – о десятикласснице московской школы Зое Космодемьянской.

Эффект влияния был колоссальный. Один из сильнейших примеров действенности журналистики! Невозможно подсчитать всех, кого через газету вдохновила на самоотверженный бой и труд она, Зоя. Кому дала новую энергию, в ком подняла дух, укрепила веру в победу.

Ведь это был самый критический момент всей войны. Немцы вплотную приблизились к Москве и уже готовы были ворваться в нее. Но…

– Вы обратили внимание, – спрашиваю Джонатана, – что ровно через неделю после подвига Зои началось контрнаступление советских войск? То есть немцев погнали от нашей столицы.

Да, он думал об этом. Тут в самом деле есть нечто символическое. Но и вполне реально сказались действия вот этих бесстрашных девушек и юношей из воинской части особого назначения 9903, бойцами которой были Зоя Космодемьянская и Вера Волошина. Сказались необыкновенная стойкость, несокрушимое мужество, с которыми шли на смерть они и их боевые друзья. Конечно же, это ошеломило врагов, рассчитывавших на легкую победу.

– А как вы думаете, – спрашивает мой собеседник, – сыграло ли какую-то роль в особом народном отношении к Зое то, что герой войны в данном случае не мужчина, а девушка, почти девочка?

Несомненно. К тому времени страна узнала уже о многих отважных героях. Прославились Николай Гастелло, направивший свой горящий самолет на вражеский эшелон; Виктор Талалихин, совершивший ночной воздушный таран, и еще, и еще имена… А Зоя стала первой женщиной, удостоенной звания Героя Советского Союза во время войны. И ведь действительно – совсем девочка, вызывавшая, видимо, почти у всех особенно нежные и трогательные чувства.

Самого Джонатана, как я заметил, это очень волнует. Удивительным кажется ему сочетание в ее образе женственности, уязвимости, беззащитности и огромной внутренней силы. Специально исследует, как отразилось это в искусстве. Опубликовал большую научную статью на такую тему, и я уверен, что в будущей его книге этому будет посвящено много страниц.

Сравнивает, например, первый вариант картины Кукрыниксов «Таня», 1942 года, где героиня уже повешена, и второй, послевоенный вариант, года 1947-го: здесь Зоя, стоя под виселицей, вызывающе произносит свою мужественную речь. Сравнивает первый надгробный памятник Зое работы Е. Рудакова, где она – воплощенная сила воли, и нынешний, скульптора О. Комова, романтический, женственный, где Зоя, пожалуй, скорее жертва, нежели герой. Спрашивает, какой из них мне больше нравится.

Показывает и фотографии некоторых других «лирических» памятников, появившихся в послевоенное время, а на их фоне – кадр из фильма режиссера Л. Арнштама «Зоя», вышедшего в 1944 году. Здесь в исполнении актрисы Галины Водяницкой перед нами – яростный, суровый воин-мститель. И опять вопрос ко мне:

– В вашем представлении, что точнее характеризует Зою – «жертва зверского насилия» или «героический боец»? Эти два понятия – жертва и герой – противоположны или нет?

Анализируем вместе. Приходим к согласию: в отношении Зои противопоставление такое неуместно.