Текст книги "Любимицы королевы"

Виктория Холт
Любимицы королевы

ЭБИГЕЙЛ ХИЛЛ

Когда леди Мальборо напомнили о бедных родственниках, Хиллах, она сочла это пустяковой неприятностью, однако впоследствии – много лет спустя – пришла к выводу, что то была едва ли не значительнейшая минута в ее блистательной жизни.

Дело в том, что напоминание было сделано ей в пику, и графиня отмахнулась от него, будто от докучливой мухи.

Произошло это на праздновании дня рождения принцессы Анны. Тогда все внимание ее высочества было отдано сыну, маленькому герцогу Глостеру. Поглощенность принцессы мальчиком, хоть и вполне понятная, поскольку он был единственным ее ребенком, несмотря на многочисленные беременности, которым леди Мальборо потеряла счет, раздражала последнюю. Еще до рождения этого ребенка Сара Черчилл, леди Мальборо, привыкла претендовать на все внимание Анны. Дружба их была притчей во языцех у всего двора; наедине Анна и Сара почтительно называли одна другую «миссис Марли» и «миссис Фримен», так как принцессе хотелось, чтобы никакие формальности не омрачали их теснейшую близость. После рождения ребенка дружба не ослабела, хотя сын занял в душе Анны первое место, и, когда она без умолку твердила «мой мальчик, мой мальчик», Саре хотелось кричать.

В тот день, когда мальчика должны были официально представить ко двору, Анна нарядила его в костюмчик, специально сшитый для этого события. Кроме того, ей в голову пришла нелепая мысль украсить его своими драгоценностями. Сама Анна не питала особой любви к церемониям. Гораздо приятнее было устроиться на кушетке с чашкой шоколада или тарелкой сладостей и тешиться либо игрой в карты, либо сплетнями. Однако ей хотелось, чтобы «ее мальчик» выглядел великолепно.

«Бедняжка! – подумала Сара, любившая называть пренебрежительно тех, кто знатнее ее. – Он нуждается в украшениях». И когда сравнила с ним своего красавца-сына, носящего имя Джон, как и отец, родившегося на несколько лет раньше маленького герцога, у нее возникло желание торжествующе закричать. Говорить Анне о разнице между их сыновьями ей не хотелось. Вскоре она представит Джона ко двору, и Анна сама увидит, какие они разные.

Правда, маленький Глостер, несмотря на хилость, был незаурядным ребенком. Очень умным, сообразительным. Врачи утверждали, что головная водянка только обострила его ум, и казалось, это соответствует истине. Развитой не по годам, он отличался изобретательностью. Весь двор с любопытством наблюдал, как он муштрует в парке девяносто мальчиков, которых называл своей армией. Но голова его была непомерно большой по сравнению с туловищем, он не мог ходить прямо, если по бокам не шли двое сопровождающих. Вполне понятно, что мальчик вызывал у родителей и восторг, и ужас.

По случаю празднества, маленький герцог был одет в камзол из синего бархата, украшенный вокруг петлиц алмазиками. Его маленькая фигурка сверкала драгоценностями матери. Через плечо мальчика была переброшена голубая лента ордена Подвязки. Смотреть на это без злобы Сара не могла. Ей очень хотелось, чтобы орден получил Маль, ее дорогой супруг – она была уверена, что он гений и, будь у него такая возможность, прекрасно бы правил страной. Поэтому вид ребенка, щеголяющего орденской лентой, приводил ее в бешенство. Однако при взгляде на пудреный парик, нелепый на мальчике, и мысли о громадной голове под ним герцогиня утешалась тем, что хоть графу Мальборо не дают ордена Подвязки, а голландец Вильгельм держит его в тени, у нее все же здоровые дети. Нужно только дождаться смерти Вильгельма, тогда на трон взойдет Анна, и члены графской семьи получат все, чего заслуживают.

Маленький Глостер принес из детской полученную от короля драгоценность. То было украшенное бриллиантами изображение святого Георгия верхом на коне. Подобная щедрость Вильгельму была не свойственна. Но, как и все при дворе, он был расположен к мальчику. Своими очаровательными странностями мальчик растопил холодность короля.

– Это мне дал его величество король, – сказал герцог, – при пожаловании ордена Подвязки. Орден он прикрепил своими руками, а это, уверяю вас, в высшей степени необычно. Все потому, что он обо мне высокого мнения. Разве это не счастье? Но я не останусь в долгу перед его величеством. Смотри, мама, какое письмо я ему написал.

Анна взяла письмо. Сара и леди Фицхардинг, гувернантка мальчика, глядя через ее плечо, стали читать вместе с ней:

«Я, наипреданнейший подданный вашего величества, охотнее отдам жизнь за ваше дело, чем за чье бы то ни было. Надеюсь, вы вскоре покорите Францию. Мы, подданные вашего величества, будем стоять за вас до последней капли крови.

Глостер».

Анна с довольной улыбкой поглядела на Барбару Фицхардинг, потом на Сару. «Пришла в восторг», – подумала Сара. Мальчик, конечно, развит не по годам, но все же это ребячество. И его предложение королю своих солдат – сверстников, вооруженных игрушечными шпагами и мушкетами, не заслуживало ничего, кроме улыбки. Однако суровый Вильгельм принял все это всерьез и отправился в Кенсингтон осмотреть маленькое войско. «Возможно, – ехидно подумала Сара, – это не так глупо, как представляется на первый взгляд. Только в таких вот случаях, появляясь в глазах толпы, он может услышать одобрительные возгласы в свой адрес».

– Королю наверняка понравится, – сказала Анна.

– Он, несомненно, сочтет, что я одеваюсь слишком уж пышно, – задумчиво протянул мальчик. – Но моя преданность, возможно, умерит его раздражение моей одеждой.

Принцесса Анна восторженно закатила глаза. Существовал ли на свете подобный ребенок? Что за ум! Что за проницательность! Каким королем он станет, когда взойдет на престол!

Когда герцог ушел, обеим женщинам пришлось выслушивать уже не раз слышанные восхваления его ума и мудрости. Сара выходила из себя, но Барбара Фицхардинг казалась столь же восхищенной, как принцесса; и они, словно две кумушки, без умолку стрекотали об этом чудесном мальчике.

Потом, наедине с Барбарой, Сара дала волю своему раздражению.

– Королю небось уже надоел этот мальчишка, – заметила она с усмешкой.

– По-моему, король искренне привязан к своему племяннику, – ответила Барбара. – Но он не слишком щедр на проявление своих чувств. Может, потому он так одинок?

– Нет, у него есть добрые друзья, верный Бентник и благородный Кеппель. Да и любовница.

Сара лукаво поглядела на собеседницу. Любовницей этой была сестра Барбары, Элизабет Вильерс, связь ее с королем началась вскоре после его женитьбы и длилась до тех пор, пока королева не умерла. В предсмертном письме, вскрытом после похорон, жена укоряла Вильгельма и просила прекратить эту связь. Король был так потрясен, что надолго оставил Элизабет. Однако Сара полагала, что отношения их втайне возобновились, и Барбара, шпионка, доносившая обо всем сестре, чтобы та передавала Вильгельму, знает об этом.

– Он очень болен, – ответила леди Фицхардинг. – Сомневаюсь, что у него есть время и силы для развлечений.

– Друзья остаются подле него. Я слышала, они хлещут голландский джин в заведении Хэмптона. У Вильгельма находятся силы и время ублажать своих голландцев.

– Но ведь он с каждым днем выглядит все хуже.

– Вот потому и не стоит наряжать Глостера так пышно. Это все равно, что назвать его принцем Уэльским, хотя мать его еще не стала королевой.

– Удивляюсь, – не без колкости сказала Барбара, – что ты не предостерегла его мать. Тебя-то она бы определенно послушала.

– Я предупреждала ее.

– И она не послушалась?

Завуалированная шпилька! Сара терпеть не могла Барбару Фицхардинг с тех пор, как она, будучи еще маленькой Барбарой Вильерс, жила вместе с ней и принцессами Анной и Марией в Ричмондском дворце, где их и еще нескольких девочек воспитывала мать Барбары.

– Она без ума от этого мальчишки.

– Это ее сын.

– Его чересчур балуют. Я бы не позволила так портить своих детей.

Может, это намек на гувернерство Барбары. Как и все при дворе, леди Фицхардинг недолюбливала Сару Черчилл. Пусть Сара распоряжается в покоях принцессы Анны, но соваться в воспитание герцога Глостера Барбара ей не позволит.

– Его никто не портит. Это на редкость умный мальчик. Такого одаренного ребенка я еще не видела.

– Вот как? Надо как-нибудь пригласить тебя в Сент-Олбанс и познакомить с моими детьми.

Барбара рассмеялась.

– У тебя все непременно должно быть лучше, чем у других.

– Должно быть? Это как понять? Мои дети крепкие, здоровые, умные, это естественно. Сравни их отца с этим… дурачком… не могу назвать его иначе… который мямлит «Est-il possible [1]1
  Неужели (фр.).


[Закрыть]?» в ответ на все, что бы ему ни сказали! Георг, принц Датский! Я называю его «Старый Est-il possible». И все понимают, о ком речь.

– Можно подумать, ты – принцесса, а ее высочество – твоя служанка, – сказала Барбара. – Будь поосторожнее, Сара Черчилл. Вспомни, с чем ты прибыла к нам в Ричмонд. То явилось величайшим счастьем… для тебя. Признай, что не была нам ровней. Мы все происходили из знатных семей, а ты…

– Барбара Вильерс, твоя родственница, ставшая миледи Кэстлмейн, принесла почести вашей семье, ублажая короля в спальне. У нас в роду не бывало подобных женщин.

– По-моему, твой муж неплохо нажился на отношениях с миледи Кэстлмейн. Она платила ему за услуги… в постели. Не на ее ли пять тысяч фунтов ему удалось приобрести ежегодную ренту? Тебя должно это радовать, поскольку граф Мальборо сейчас в немилости и не имеет должности при дворе.

Если Сара и любила кого-то искренне, то своего мужа, Джона Черчилла, графа Мальборо. И хотя до брака он имел репутацию повесы, впоследствии ни разу не изменил ей. Она была твердо в этом уверена. Упоминание о его прежних похождениях привело ее в ярость.

Сара ударила Барбару Фицхардинг по щеке.

Ошеломленная Барбара уставилась на нее, занесла руку для ответного удара, потом вспомнила, что дамам их положения драться не подобает.

Однако разъярилась она не меньше Сары.

– Я не удивляюсь такому твоему поведению, – заявила леди Фицхардинг. – Этого следовало ожидать. Ты не только надменна и невоспитанна, но и жестока. Постыдилась бы поворачиваться спиной к бедным родственникам, когда они голодают.

– Это что за ерунда?

– Не ерунда. Я только вчера услышала печальный рассказ о семье Хиллов. И заинтересовалась ею… как и моя собеседница… из-за родства этой семьи с заносчивой леди Мальборо! Твои дядя, тетя, двоюродные братья и сестры… умирают с голоду! Две девочки работают служанками, двое мальчишек пропадают на улице, оборванные и голодные.

– Эта душещипательная история делает честь вашему воображению, леди Фицхардинг.

– История печальная, леди Мальборо, но мое воображение тут ни при чем. Навестите их и убедитесь сами. Позвольте заметить – я не считаю своим долгом молчать об этом в высшей степени постыдном положении дел.

На сей раз Сара лишилась дара речи и, когда леди Фицхардинг в гневе выбежала, уставилась ей вслед, припоминая: «Хилл, Хилл!» Фамилия эта была ей известна. Она слышала от отца, что ее дед, сэр Джон Дженнигс, имел большую семью, в ней было двадцать два ребенка. Одна из его дочерей, Мэри, вышла замуж за некоего Френсиса Хилла, лондонского торговца.

Об этом человеке Сара ничего не знала. Ни к чему поддерживать отношения с родственником-торговцем – разве лишь для того, чтобы избежать дурной славы.

Решение Сара, как всегда, приняла быстро.

Придется вмешаться в судьбу этих Хиллов.

Дело было слишком щекотливым, чтобы поручать его кому-то. Заняться им требовалось самой.

Сара разузнала адрес Хиллов и поехала туда в неброском платье – путешествие было рискованным, грабежи случались на лондонских улицах даже среди дня, и грабители ухитрялись распознавать состоятельных людей, как бы скромно те ни были одеты.

Она вышла из кареты у дома – жалкой лачуги – и велела кучеру подождать, поскольку долго не задержится. Двое торчащих у двери мальчишек в рваной одежде поглядели на нее с удивлением.

– Хиллы живут здесь? – властно спросила леди Мальборо. Мальчишки ответили, что да. Судя по их речи, они получили какое-то образование.

– И вы тоже?

– Наша фамилия Хилл.

Сара внутренне содрогнулась. Эти оборванцы ее родственники! Невероятно. Надо что-то делать… и побыстрее. Нельзя позволить этой Фицхардинг злословить о графине Мальборо.

– Ведите меня к отцу с матерью, – потребовала она.

В доме, к ее облегчению, было чисто, однако столкнувшись лицом к лицу с Мэри и Френсисом, Сара пришла в ужас. Худоба их явно объяснялась голоданием.

– Я Сара Черчилл, – объявила леди Мальборо. – В девичестве Сара Дженнингс.

Мэри Хилл от удивления вскрикнула.

– Вы – Сара?.. Я, разумеется, о вас много слышала.

– Я о вас тоже. Это ужасно. Но я непременно вам помогу. Это ваши сыновья. Мальчик, сходи, купи еды… как можно быстрее.

Она дала ему денег, и оба мальчика вышли.

– А теперь, – сказала Сара, – рассказывайте мне все.

– Давай ты, Френсис, – обратилась Мэри к мужу.

– История довольно обычная, – заговорил тот. – Я занимался торговлей и прогорел. В последние месяцы пришлось распродать наши пожитки, чтобы свести концы с концами. Мы беднели все больше и больше. Переехали в этот дом. Лучшее жилье нам не по карману. Деньги у нас почти кончились, а где раздобыть еще – не представляю.

– Что ж ваши мальчики?

– Они могут заработать иной раз какие-то гроши… но этого недостаточно.

– А вы?

– Пытался, но силы покинули меня.

Саре было ясно почему. От недоедания! Сил у всех у них оставалось мало.

– Значит, вы живете с обоими сыновьями.

– Девочкам повезло. Они нашли места.

– Места?

– Эбигейл и Алиса работают. Эбигейл получила хорошую должность у леди Риверс.

– Какую же?

– Домашней прислуги.

«Прислуги! – подумала Сара. – Моя кузина… служит у леди Риверс! Хорошенькое дело! Эта особа может явиться ко двору в сопровождении служанок. И в их числе будет кузина леди Мальборо!»

– Хорошо, что я узнала об этом. Вы должны рассказать мне все, ничего не скрывая. Я подыщу места для всех ваших детей – и для мальчиков, и для девочек. А вам пока оставлю десять гиней, потом решим, как быть.

И Сара принялась засыпать вопросами мужа с женой, те отвечали, трепеща от радости и надежды. Потом, чинно сидя на предложенном стуле, задумалась. Двое мальчишек… одному, пожалуй, место в таможне, другому… ладно, что-нибудь найдется. А вот насчет девочек надо будет подумать. Когда все дети окажутся при хороших местах, то смогут помогать родителям; а до тех пор нужно будет позаботиться, чтобы они не голодали.

Мальчики вернулись с покупками, и было жутко видеть, как Хиллы жадно принялись за еду.

Сара была потрясена, но вместе с тем довольна их признательностью. Они явно видели в ней ангела во плоти, всемогущую, прекрасную благодетельницу!

Сознавать себя в подобной роли было приятно. Она могла без особых усилий осыпать Хиллов такими благодеяниями, что все члены семьи навсегда превратятся в ее добровольных рабов.

Помощь Мэри и Френсису пришла с запозданием. Френсис умер через несколько дней после визита Сары; Мэри, пораженная горем, вскоре последовала за ним.

Теперь Саре оставалось только пристроить четверых сирот. Она велела девочкам явиться в родительский дом на похороны. Отправила туда денег, старую одежду и стала думать, как быть с детьми.

Первым делом требовалось найти места мальчикам. Мысль о том, что они в рваной одежде слоняются по улицам, ужасала ее. Сара рассказала принцессе Анне, что обнаружила нуждающихся родственников – надо было дать свою версию событий, пока Барбара Фицхардинг не начала распускать слухи, и Анна сразу же прониклась к ней сочувствием.

– У моей дорогой миссис Фримен добрейшее сердце, – вздохнула она.

– Я хочу пристроить их как можно скорее, – сказала леди Мальборо.

– Не сомневаюсь, что миссис Фримен найдет наилучший выход.

Сара нашла. Ее возмущало, что Маль находится в немилости, но она утешала себя тем, что все унижения забудутся, как только Голландец Вильгельм умрет и Анна станет королевой. Однако этот долгожданный исход все не наступал, поэтому Сара спешно поехала в Сент-Олбанс, где жили дети и Маль, обсудила с ним проблему и с его одобрения отправилась повидаться с их старым другом Сидни Годолфином.

Годолфин был таким искусным политиком, что сохранял высшую должность в казначействе, хотя состоял в партии тори, а в кабинете министров преобладали виги. Он прекрасно сознавал, что Мальборо находится в тени временно, поэтому стремился угодить Саре. Внимательно выслушав ее, Годолфин сразу же вызвался подыскать для старшего Хилла должность в таможне.

Совершив этот шаг, Сара решила еще раз съездить в тот захудалый дом и самой повидаться с детьми.

Когда леди Мальборо объявила о намерении посетить юных родственников, в доме Хиллов тут же воцарилась напряженность.

– Властность у нее прямо-таки королевская, – сказала Алиса.

– Ты права, – ответила Эбигейл. – Всем известно, что принцесса Анна восхищается нашей влиятельной родственницей и во всем следует ее советам.

– Сара руководит принцессой, – согласилась Алиса. – Поэтому я готова держать пари, что она подыщет места для нас.

– Для пари у тебя нет денег, – напомнила ей Эбигейл.

– Эбби, не старайся казаться равнодушной! Ты как будто ничуть не взволнована. Неужели не понимаешь, какое счастье иметь такую благодетельницу?

– Она всего-навсего подыскивает нам места, так как не может допустить, чтобы ее кузины были служанками.

– Не все ли равно… раз эти места будут нашими?

Эбигейл, пожав плечами, негромко ответила:

– Идем, надо подготовиться к ее приезду.

С мыслью о старшем брате, уже ставшем служащим таможни по милости лорда Годолфина и леди Мальборо, они пошли в скудно обставленную спальню. Там лежали привезенные Сарой обноски ее дочерей, почти ровесниц тринадцатилетней Эбигейл и одиннадцатилетней Алисы.

Эбигейл надела шерстяное платье темно-красного цвета и, решив, что оно слишком уж роскошно для бедной родственницы, повязала поверх него льняной передник.

– Так хуже, – сказала Алиса. – Зачем это ты?

– Пусть не думает, что я подделываюсь под ее дочек.

Алиса расхохоталась.

– Ты выглядишь такой смиренницей. Я знаю, тебе все это так же неприятно, как и мне.

– Мы должны быть благодарны леди Мальборо.

– И потому терпеть ее не можем. Разве способен кто-нибудь любить тех, к кому должен испытывать благодарность?

– Смотря по тому, с каким видом преподносятся благодеяния.

– Эбби, речь у тебя совсем не как у служанки леди Риверс.

– Само собой. Я никогда не собиралась быть служанкой. Ты же помнишь, как папа настаивал, чтобы мы хорошо учились.

– Так или иначе мы были служанками – пока леди Мальборо не решила изменить нашу участь. Она всемогуща, как Бог. Хорошо бы еще подобно Ему оставалась невидимой. Тогда б я с большим воодушевлением пела ей хвалу.

– Алиса, не кощунствуй.

Та засмеялась и принялась с трудом застегивать поношенное платье Элизабет Черчилл.

– Хотела б я знать, Эбби, что у тебя на душе.

– Наверняка то же, что у тебя.

– Злишься ты когда-нибудь?

– Часто.

– Однако никак не проявляешь этого.

– А зачем?

Алиса вздохнула.

– Иногда я думаю, что ума у тебя больше, чем кажется.

Девочки стояли рядом, глядясь в зеркало.

– Вот и хорошо, – заметила Эбигейл, – потому что у меня почти ничего больше нет.

«Бедняжка Эбби! – подумала Алиса. – Дурнушка дурнушкой. Невысокая, худенькая и все же выглядит старше своих тринадцати. Уже маленькая женщина. Волосы жидкие, рыжеватого цвета, глаза маленькие, бледно-зеленые. Один нос только ничего, да и то кончик зачастую розовеет. К тому же у нее дурная привычка наклонять голову, словно из нежелания показывать людям такое невзрачное лицо. Хорошо, что она умна и умеет сдерживаться».

– Интересно, – мечтательно сказала Алиса, – что нам уготовила леди Мальборо.

Она наморщила лоб, с лица ее исчезло взрослое выражение, наложенное тяготами жизни, и она стала выглядеть обычной одиннадцатилетней девочкой.

– Эбби, я не хочу уезжать. До чего я ненавижу бедность! А ты?

Эбигейл пожала плечами.

– Что толку ненавидеть? Мы бедны – и тут ничего не поделаешь.

– Тебе никогда не хотелось стать влиятельной… как она? Представь, что налетаешь, как ураган, на бедных родственников…

– Я ни разу не видела урагана и не знаю, как он налетает.

– Неужели у тебя нет воображения? Конечно, нет… есть только обычный здравый смысл. И когда ее милость подыщет тебе местечко, ты примешь его с благодарностью, будешь тихо, старательно выполнять свою работу, что сделает честь даме, которая тебя рекомендовала, а я…

– А ты будешь делать то же самое.

Алиса с улыбкой посмотрела на сестру. Чего еще от нее ждать? Платья, доставшиеся от богатых девочек, ей не помогли, выглядит она в них так, будто на ней рабочая одежда. Но, может, раз она бедна и вынуждена благодарно принимать ничтожные милости, то даже лучше быть невзрачной и скромной, сдержанной и работящей.

Леди Мальборо вошла в дом, и он тут же стал казаться в десять раз меньше, хуже, беднее. Ее громкий голос, как казалось Эбигейл, сотрясал его до фундамента.

Маленькая семья подготовилась к приезду богатой родственницы. Эбигейл, теперь самая старшая, была тихой, смиренной, замкнутой; Алиса испуганной, мгновенно утратившей всю свою язвительность; а Джон размышлял, придется ли ему служить вместе с братом в таможне или можно надеяться на место в армии.

Леди Мальборо оглядела всех, остановила взгляд на Эбигейл и осталась довольна тем, что увидела. Эта девочка хорошо заботилась об остальных и сознавала свое положение. Она взрослела не по годам. Ей тринадцать, но ответственность сделала ее похожей на шестнадцати– или даже семнадцатилетнюю.

Сара сняла плащ, который надела, чтобы скрыть роскошную одежду, сшитую по последней моде. Хоть она ненавидела короля и во время правления королевы Марии сделала все возможное, чтобы вбить клин между нею и ее сестрой, принцессой Анной, ей, чтобы не отставать от моды, приходилось одеваться на голландский манер. Поверх платья с оборками на ней был контуш из темно-синего бархата, доходящие до локтя рукава оканчивались жесткими обшлагами, из-под них выбивалось тонкое кружево платяных рукавов. Предмет ее особой гордости, прекрасные густые волосы золотистого цвета, были коротко острижены, на голове была украшенная лентами кружевная шляпка, которую раньше полностью закрывал большой капюшон темного плаща. Перед детьми предстала величественная придворная дама, особенно великолепная благодаря контрасту с окружающей обстановкой.

– Итак, Эбигейл, – сказала она, – ты старшая. Полагаю, ты заботилась о сестре и брате.

– Да, миледи.

Сара поискала взглядом, на что бы сесть, Эбигейл, заметив это, тут же подала ей стул, за что была вознаграждена одобрительной улыбкой.

Сев, леди Мальборо поманила детей к себе. Мальчика она решила отправить в школу и подыскивать для него вакансию. Для девочек нашлось пока только одно место, судя по всему, вполне подходящее для Эбигейл. Другая девочка не могла жить одна, поэтому оставалось только взять ее с собой в Сент-Олбанс, покуда что-нибудь не найдется.

Графиня задумчиво разглядывала сестер. Эбигейл хорошая девочка; другая вызывает сомнения. Не легкомысленный ли огонек сверкнул в глазах мистресс Алисы? Во всяком случае, ясно, что она не столь послушна, как старшая.

– Благодаря своему положению, – начала Сара, – я получаю много просьб о помощи. Принцесса передает мне все свои дела, таким образом, у меня есть должности… – Она с сожалением улыбнулась, давая понять, что они не по скудным способностям Хиллов. – …значительные должности. Те, кто добивается их, готовы оказать мне любую услугу; однако, уверяю вас, выбирать людей приходится очень тщательно.

Алиса, по мнению Эбигейл, забывшая, будучи служанкой, о хороших манерах, которым их учили родители, не удержалась и сказала:

– Ваша светлость занимает очень высокое положение. Я даже слышала, что вскоре… – Поймав предостерегающий взгляд сестры, она неловко закончила: – Но, видимо, я позволяю себе бестактность.

– Продолжай, Алиса, – велела леди Мальборо.

– Говорят, король слаб и долго не проживет, а после его смерти принцесса станет королевой, и это означает…

Леди Мальборо довольно улыбнулась. Замечание Алисы привело ее в хорошее настроение.

– Вижу, придворные сплетни доходят и сюда, – сказала она. Потом окинула взглядом комнату с несколькими предметами некогда хорошей, но теперь обветшавшей мебели. Тем временем Алиса торжествующе поглядела на сестру.

– Да, – сказала Сара, – принцесса вполне доверяет мне, и я всеми силами стараюсь оправдать это доверие.

Ободренная успехом, Алиса сделала еще одну попытку.

– Надеюсь, милорд граф вернулся ко двору.

По лицу леди Мальборо пробежала тень. Стало быть, подумала Эбигейл, граф все еще дожидается вакансии. Он не так удачлив, как его супруга. Стоит ли удивляться этому? Король не раз подозревал Мальборо в измене, говорили, что он як, сокращение от слова якобит, что означает сторонник короля Якова. Его даже недавно сажали в Тауэр, а потом еще раскрылась какая-то интрига. Леди Мальборо оказывает громадное влияние на принцессу Анну, однако муж ее определенно в натянутых отношениях с королем Вильгельмом. Алисе было б разумнее подождать, пока графиня сама не заговорит о муже.

– У графа достаточно дел, – холодно ответила Сара. И приняла решение. Младшая дерзка. Услышала какую-то сплетню о Мале и решила позволить себе легкую бесцеремонность. Старшая более серьезна, лучше понимает, чем обязана своей влиятельной кузине. Место, предназначенное старшей, достанется младшей, а сама она будет пользоваться услугами Эбигейл, пока не решит, куда ее пристроить.

– Итак, – твердо сказала леди Мальборо, – совершенно ясно, что вы… трое детей… не можете оставаться одни! Нужно действовать немедленно. У меня есть соображения относительно всех вас. Будьте готовы к отъезду через несколько дней. За эту мебель больших денег не выручить. – И обратилась к Эбигейл: – Но продать ее имеет смысл, никакие деньги вам не будут лишними. Джон, ты пойдешь в школу.

– В школу! – воскликнул пораженный мальчик. – Я хотел в армию.

Наступило неловкое молчание, потом леди Мальборо засмеялась.

– В твои-то годы! Тебе пришлось бы идти к его светлости герцогу Глостеру, вооружаться игрушечным мушкетом и деревянной шпагой.

– Но… – начал было Джон, и на глазах его выступили слезы.

Леди Мальборо махнула белой рукой, на ней засверкали украшения из драгоценных камней.

– Если выкажешь способности, я со временем наверняка определю тебя в армию. Но пока ты еще ребенок. Я пришлю тебе одежду, и ты пойдешь в школу в Сент-Олбансе. Буду следить за твоими успехами.

Губы мальчика дрожали, и Эбегейл нервно сказала:

– Мой брат определенно в восторге.

Леди Мальборо одобрительно ей улыбнулась. Она не ошиблась в девочке. Эбигейл единственная из троих знает свое место.

– Очень может быть, – сказала Сара, строго глядя на мальчика, – что если ты станешь усердно трудиться, будешь скромным, верным, послушным, то граф найдет тебе место в своей армии.

Эбигейл подумала, что графу сперва нужно будет вернуться ко двору, однако, если король умрет и принцесса Анна станет королевой, это вполне может произойти. До чего же глупы брат и сестра. Неужели не понимают, что эта разодетая надменная женщина держит в руках их будущее? Какая замечательная возможность для них. И ею они обязаны своей кузине, блестящей, умной леди Мальборо.

– Джон, – воскликнула Эбигейл, – ты должен опуститься на колени и поблагодарить миледи.

«В самом деле, – подумала Сара, – девочка очень хорошая, с надлежащим чувством долга. И своего, и чужого».

– Спасибо, леди Мальборо, – послушно произнес мальчик.

– Я уверена, ты меня не подведешь. – Она повернулась к Алисе. – И для тебя у меня имеется великолепная перспектива. В хозяйстве маленького герцога Глостера требуется прачка.

– Прачка! – ахнула Алиса.

– Уверяю тебя, этого места в хозяйстве маленького герцога домогаются многие, – едко заметила Сара.

– Моя сестра потрясена щедростью вашей светлости, – сказала Эбигейл, которой не терпелось узнать свою судьбу. – Она еще маленькая и не способна выразить благодарность как следует.

Леди Мальборо успокоилась.

– Тут есть за что быть благодарной. Маленький герцог станет наследником трона, едва Голландец Вильгельм отправится туда, где ему давно уже место. До чего ж долго он живет! Умирает с тех пор, как я впервые его увидела, а первой скончалась Мария. Я и ее терпеть не могла, но этот Голландский Недоносок…

Алиса нервно хохотнула, Джон насторожился. Хотя выражение лица у Эбигейл не изменилось, она подумала: «До чего несдержанна! Вульгарна. И как странно, что эти свойства принесли ей столь высокое положение!»

– Можете улыбаться, – продолжала леди Мальборо, – но это одно из прозвищ, которым мы с миссис Морли его окрестили. Миссис Морли – это Анна… принцесса. Ей хотелось избавить нас от формальностей, когда мы вдвоем, и она сама придумала нам прозвища. Для меня «миссис Фримен», для себя «миссис Морли». Калибан! Голландское Чудовище! Так мы отзываемся о его величестве.

– А вы не боитесь… – начала было слишком несдержанная Алиса.

– Не боюсь, дорогое дитя! Мне… бояться этой… твари!

«Ей нравятся вопросы Алисы, – подумала Эбигейл. – Она хочет постоянно говорить, играть главную роль, а мы тем временем изображаем хор, повторяем то, что ей хочется, создаем фон для нее».

– Думаю, вы никогда не боялись, леди Мальборо, – искренним тоном произнес Джон.

«Когда же, – подумала Эбигейл, – она скажет, что станется со мной?»

– Поверьте, Голландцу не удастся запугать меня. Он это знает. Вредит мне и графу… вот этого я простить ему не могу… однако дни его сочтены.

– Надеюсь, Алиса будет хорошей прачкой, – сказала Эбигейл, пытаясь вернуть разговор к более важной для нее теме.

– Боюсь, что нет, – ввернула Алиса.

– О! – рассмеялась леди Мальборо. – У тебя все будет отлично. Должность в таком месте является ступенькой наверх. Только не теряйся, девочка, и увидишь, куда она тебя выведет. – Затем повернулась к Эбигейл. – И для тебя у меня есть намерение. Сколько мыслей промелькнуло у девочки в этот краткий миг! Место при дворе? Она будет жить вблизи известных людей, познакомится с делами, которые наверняка будут ей интересны. Должность при дворе, ступенька по пути наверх.

– Я отправлю тебя в Сент-Олбанс, Эбигейл. Будешь воспитываться с моими детьми. И наверняка сумеешь быть полезной.

В Сент-Олбанс! Жить бедной родственницей в доме кузины! Быть чем-то вроде прислуги для детей, наверняка столь же надменных, как их мать.

Счастливый Джон! Счастливая Алиса! Оба отправляются ко двору, а ей предстоит быть едва ли не уборщицей в доме кузины.

Леди Мальборо смотрела на нее. Эбигейл улыбнулась и пробормотала слова благодарности.

Только Алиса, хорошо знавшая сестру, догадалась об отчаянии в ее душе, некрасивое лицо Эбигейл Хилл не выражало ничего, кроме приниженной благодарности.