Текст книги "Воспоминания одесского сыщика"

Виталий Владимирович Фон Ланге
Воспоминания сыщика

Предисловие. Cыщик, забытый временем

Виталий Владимирович фон Ланге принадлежал к той же славной плеяде российских сыщиков, что и И. Д. Путилин, В. Г. Филиппов или А. Ф. Кошко. Биографией Ланге мы обязаны архивным разысканиям В. Н. Чисникова, историка уголовного розыска и ведущего научного сотрудника ГНИИ МВД Украины. Еще в 1997 г. он опубликовал на страницах ведомственной газеты МВД Украины «Именем закона» фрагменты записок Ланге со своим предисловием[1]1
  Ланге В. В. Преступный мир: Мои воспоминания об Одессе и Харькове // Именем закона. 1997. № 27, 28 (публ. и предисл. В. Чисникова).


[Закрыть]. Писали о Ланге также петербургский исследователь Р. Любвин и авторы книги «Бандитская Одесса» В. Файтельберг-Бланк и В. Шестаченко[2]2
  Любвин Р. Он сажал Соньку Золотую Ручку // Милиция. 2000. № 3. С. 47–49; Файтельберг-Бланк В. Р., Шестаченко В. В. Бандитская Одесса: «Двойное дно» Южной Пальмиры. Одесса, 1999. С. 268–277.


[Закрыть]. Однако именно Чисникову удалось обнаружить в Государственном архиве РФ дело Департамента полиции «О пенсии Аккерманскому уездному исправнику, титулярному советнику Виталию фон Ланге», что позволило ученому восстановить детали биографии этого выдающегося сыщика.

Ланге родился в 1863 году в обедневшей дворянской семье немецкого происхождения. В 1879 г. он окончил седьмой класс 4-й Московской военной гимназии, был зачислен вольноопределяющимся в 13 стрелковый батальон и вскоре направлен в Одесское окружное юнкерское училище[3]3
  Здесь и далее изложение в основном по статье: Чисников В. Н. В. В. фон Ланге – сыскных дел мастер // Юго-Запад: Одессика: Историко-краеведческий научный альманах. Вып. 7. Одесса, 2009. С. 229–237. См. в этой статье библиографию других публикаций автора, посвященных Ланге.


[Закрыть].

По окончании обучения в августе 1881 г. Ланге получил звание подпрапорщика. Он провел шесть лет на армейской службе в 59-м пехотном Люблинском полку и 25-м пехотном Могилевском полку и дослужился до звания подпоручика.

В начале лета 1887 г. фон Ланге вышел в отставку и 11 августа 1887 г. был назначен околоточным надзирателем Одесской городской полиции. В общей сложности Ланге прослужил в полиции более четверти века, в том числе 18 лет – в полиции Одессы. Несколько лет он занимал должность помощника начальника сыскного отделения «Одессы-мамы», одного из крупнейших уголовных центров Российской империи.

Исследователи единодушно называют Ланге одаренным сыщиком, бессребреником и сторонником научного подхода к криминалистике. По подсчетам Файтельберг-Бланка и Шестаченко, Ланге успешно расследовал свыше 300 уголовных дел, причем неоднократно поощрялся денежными премиями и благодарностями. Он создал широкую агентурную сеть в преступном мире, составил классификацию правонарушителей, вел специальную картотеку на преступников-«гастролеров», а в своих воспоминаниях раскрыл множество криминальных схем воров, грабителей, убийц, фальшивомонетчиков, аферистов, мошенников и т. д.

Чисников приводит впечатляющие служебные показатели Ланге, отмеченные в приказе 1896 года:

«…26 февраля 1896 г. объявлена Одесским градоначальником приказом по полиции отлично-усердная и выдающаяся служба по обнаружению преступлений, подтвержденных прокурорской властью в нижеследующих:

1. открыл и задержал 4 убийц двух женщин Киворотовой и Кругловой с целью грабежа;

2. обнаружил и задержал 4-х убийц мещанина Синицина с целью грабежа;

3. разыскал и задержал убийц супругов Эрнест;

4. задержал беглых каторжников Позульского и Тарасова;

5. задержал 4-х ссыльнопоселенцев, бежавших из Сибири и совершивших после побега кражи;

6. обнаружил и задержал шайку лиц, подделывавших паспорта для беглых, а также других преступников;

7. задержал 5-х преступников, бежавших из арестантских рот;

8. обнаружил виновных в совершенных в Одессе разновременно 12-ти кражах и разыскал похищенное;

9. открыл и задержал несколько лиц, проживавших в Одессе по поддельным документам;

10. двоекратно обнаружил тайное винокурение и задержал лиц, занимавшихся винокурением»[4]4
  ГАРФ. Ф. 102, 1-е д-во. 1914. Д. 574. Цит. по: Чисников В. Н. Ор. сip, с. 231–232.


[Закрыть].

11. В апреле 1896 г. Ланге по распоряжению министра внутренних дел возглавил бригаду одесских сыщиков, направленных в Москву «для усиления полиции во время священного коронования их Императорского Величества».

Около года спустя Ланге, во время задержания преступника в Одессе преступника, был ранен в лицо и через полгода после ранения полностью ослеп на правый глаз. С тех пор раненый глаз часто воспалялся и зрение Ланге постоянно ухудшалось.

В июне 1902 года Ланге предложили возглавить только что созданное сыскное отделение при харьковской городской полиции. Уже в конце июня харьковский губернатор объявил ему благодарность за задержание шайки преступников-отравителей. В том же году Ланге развелся со своей женой С. А. Влащевской и женился на вдове одесского купца Екатерине Георгиевне Степановой.

На излете харьковской службы Ланге опубликовал книгу «Преступный мир. Мои воспоминания об Одессе и Харькове» (Одесса, 1906). Книга вышла в самый канун расцвета так называемой «пинкертоновщины» – копеечных переводных и подражательных «выпусков» о приключениях сыщиков от Шерлока Холмса до Пата Коннера, авантюристов, разбойников и пр. Ланге описывал в книге примечательные дела, подробно освещал методы «работы» преступников, предложил их классификацию. И все же ему не довелось стать героем старого или новейшего детектива – подобным, скажем, Путилину. Не исключено, конечно, что некоторые уголовные расследования, описанные Ланге, отразились в произведениях русских авторов популярной «сыщицкой» литературы начала ХХ в., но это предположение нуждается в дальнейшей проверке.

В январе 1907 г. Ланге вернулся в Одессу на должность помощника Одесского уездного исправника, позднее служил в Самарской губернии богульским и затем николаевским уездным исправником.

Отметив в 1912 г. двадцатипятилетний юбилей полицейской службы, Ланге через месяц вышел в отставку по болезни. Служба не дала ему ни чинов, ни денег: титулярному советнику Ланге назначили пенсию в 142 рубля 95 копеек (на своей последней должности он получал ежегодно 2275 руб., включая квартирные и столовые).

Жена Ланге, к счастью, имела собственный каменный дом на ул. Прохоровской, 34 в Одессе. Но Виталию Владимировичу и Екатерине Георгиевне приходилось заботиться и об общем их сыне Володе, родившемся в 1902 г., и о двух дочерях Степановой от первого брака.

В 1913 г. в Одессе была издана – в двух выпусках – книга Ланге «Истина о "Золотой ручке"». Ланге вовсе не пытался поправить финансовое положение семьи мемуаристикой: у сыщика, пожелай он, имелись и другие возможности живописать свои приключения. Его возмутили выдумки журналиста Ратмира, который в очерках, печатавшихся в газете «Одесская почта», воспевал похождения знаменитой воровки Соньки-Золотой ручки (С. Блювштейн); попутно журналист издевался над недальновидностью и беспомощностью полицейских чинов. «Желая вывести из заблуждения общество, введенное в таковое г. Ратмиром» – писал Ланге, расследовавший дело Соньки, – «я, как прослуживший в Одесской городской полиции около 18 лет, где в продолжении нескольких лет состоял помощником начальника сыскного отделения, постараюсь доказать неправдоподобность и полнейшую недействительность того, что описывает в своем бесконечном фельетоне г. Ратмир».

Болезненное состояние и скудная пенсия Ланге побудили бессарабского губернатора обратиться в августе 1914 г. к министру внутренних дел с просьбой назначить полицейскому ветерану «усиленную» пенсию в размере 1650 руб. в год. Министр поддержал ходатайство, но министерство финансов отказало, ссылаясь на недостаток средств.

Отписка министерства обрекла забытого сыщика на дальнейшее прозябание. Жить ему оставалось менее четырех лет, и смерть его была насильственной. Некоторый свет на гибель Ланге удалось пролить видному историку уголовного розыска В. Н. Чисникову. Предоставим ему слово:

«О трагической смерти фон Ланге я узнал совершенно случайно. Работая в Центральном государственном историческом архиве Украины, в одном из архивных дел мне на глаза попался черновик документа, текст которого был написан простым карандашом на двух листах обычной школьной тетради в клеточку. Вот его содержание: "Исх. № 276 от 25. IV. 1918 г. Прокурору Одесского окружного суда. Получив сведения от родственников убитых Виталия Владимировича фон Ланге и Константина Давыдовича Магнера, что на производившемся в Ананьевском уезде предварительном следствии не было еще произведено судебно-медицинского вскрытия трупов убитых и что последние похоронены в Одессе: фон Ланге – на военном, а Магнер на лютеранском кладбищах, наставляю Вас, господин прокурор, для надлежащих распоряжений, присовокупляя, что могилы названных фон Ланге и Магнера могут быть указаны сестрой первого – Валентиной Владимировной Лебедевой, проживающей по Вознесенскому переулку в доме 26, кв.5 и матерью второго – Софиею Ефремовною Магнер, проживающей по Стурбовскому (?) переулку в доме № 1». На втором листе указывалось, что «…следствие находится у судебного следователя в Березовке Ананьевского уезда. На основании 2 ч. 289 и 290 ст. Устава уголовного судопроизводства необходимо немедленно поручить одному из местных следователей произвести вскрытие"»[5]5
  Чисников В. Н. Там же, с. 235–236. Автор ссылается на ЦГИА Украины, ф. 419, оп. 1, д. 7284.


[Закрыть].

Времена были неспокойные: бушевала гражданская война, под Одессой орудовали вооруженные банды и группировки анархистов. Погиб ли Ланге от рук «идейных» анархистов, среди которых было немало бывших уголовников, или «просто» бандитов? Ответа нет.

«В материалах архивного дела хранится еще один документ, в котором упоминается фамилия В. В. фон Ланге» – продолжает Чисников. «19 апреля 1918 года председатель Главного комитета земельных собственников Юга России, обеспокоенный убийством одного из членов комитета, направил прокурору Одесской судебной палаты протокол за № 1134, в котором сообщалось, что"…Комитет убедительно просит не отказать предложить предварительное следствие опытному судебному следователю, в виду некоторой связи настоящего преступления с убийством фон Ланге, Магнера и других". К сожалению, в материалах архивного дела нет сведений о том, при каких обстоятельствах погиб Виталий Владимирович фон Ланге – один из выдающихся сыщиков Российской империи, который почти всю свою сознательную жизнь отдал борьбе с профессиональной преступностью. Его имя по праву должно стоять в одном ряду с именами выдающихся сыщиков дореволюционной России…»

* * *

Записки В. В. фон Ланге публикуются без сокращений по одесскому изданию 1906 г. (тип. Л. Нитче).

I

Масса всевозможных преступлений совершается ежедневно у нас в России, в особенности в г. Одессе, куда съезжаются преступники чуть ли не со всего света. Из всех преступлений более всего изобилуют кражи, грабежи и мошенничества. Преступники многих пострадавших, добывавших трудовую копейку «потом и кровью», доводят до нищеты, отнимая и похищая все необходимое для жизни, и нередко даже некоторых из них делают, благодаря критическому и безвыходному положению их, самими преступниками. Долголетняя моя служебная деятельность, а также любовь и привязанность к делу сыска, дала мне возможность всесторонне познакомиться с многими преступниками разных категорий и изучить как характер преступников, так равно совершаемые ими преступления, а также некоторые приемы, употребляемые ими при совершении известного рода преступного деяния (почти каждая специальность преступления совершается при известных условиях или приемах); и прежде, чем описать случаи тех массовых задержаний преступников и обнаружения мною похищенных и ограбленных вещей и вообще добытых преступлениями, я считаю долгом познакомить своих читателей с тою категориею преступников, которая оперирует у нас в России в особенности в больших, ведущих обширную торговлю, городах. Преступники эти или разъезжают по городам «на гастроли», или живут оседло в своем городе, совершая безнаказанно преступления.

Первые, т. е. гастролеры, опаснее последних, ибо, явившись неожиданно в какой-либо город, совершат известное преступление и тотчас уезжают обратно, увозя с собою все добытое преступлением; местная полиция, не зная о посетивших их город неизвестных гастролерах, вводится в заблуждение: производя розыск, арестовывает по подозрению уже известных ей порочных лиц, предъявляет их потерпевшим и свидетелям и, как неопознанных и не уличенных в совершенном преступлении, освобождает из-под стражи, подвергая себя иногда ответственности за неправильное лишение свободы и превышение власти. Кроме того, полиция производит в квартирах известных своим прошлым лиц обыски, выимки и розыски и, конечно, безрезультатно. Гастролер же, возвратившись в свой город, сбывает все привезенное уже заранее предупрежденным и ожидающим их лицам, занимающимся покупкою и сбытом краденных вещей. Единственное счастье потерпевшего, когда полиция задержит гастролера с поличным где-либо на вокзале, пароходе или на улице, а иногда и в квартире покупщика краденого; когда полиция, производя розыск похищенных в своем городе вещей, случайно натолкнется на такие предметы, которые покажутся полицейскому чиновнику подозрительными и отберет их, в ожидании явки потерпевшего или сообщения из других городов. Каждая специальность преступника называется известным воровским термином, а также инструменты, служащие для совершения взломов и вообще преступлений, носят отдельные воровские названия, которые я укажу при описании некоторых фактов задержания преступников.

Неуспех розысков преступников и всего того, что ими совершается, объясняются следующими причинами: 1) а) малочисленностью состава сыскного отделения; б) малоопытностью агентов этого отделения и в) средств, отпускаемых на розыски, на содержание сыскного отделения и скудное жалованье агентов;

2) недостаток таких полицейских чинов (в местностях, где не имеется сыскного отделения), которые относились бы к делу сыска и к известному совершенному преступлению с особенным вниманием, энергией и уверенностью в раскрытии преступления, а главное, недостаток таких чинов полиции, которые знали бы в своем городе всех лиц порочного поведения: покупщиков краденого, укрывателей и мест, где собираются подозрительные лица.

Весьма неудивительно, что полиция мало обращает внимания на совершенные преступления, относясь к этому отчасти индифферентно; я говорю о тех местностях, где отсутствует сыскное отделение, ибо она занята исключительно своим прямым делом: всевозможными взысканиями, канцелярщиной, нарядами, дневными и ночными дежурствами и вообще наружной частью по отношению благочиния и спокойствия в городе. Эта часть служебной обязанности не дает возможности чинам наружной полиции заниматься розысками, составляющими косвенную часть служебной деятельности. В тех городах, где функционирует сыскное отделение, агентов отвлекают от специальных обязанностей, заставляя их быть в помощи наружной полиции, тогда как последняя должна оказывать полное содействие сыскному отделению и помогать им в розыске, или ставят их в секретные наблюдения и охрану каких-либо учреждений. Вот почему розыски преступников преимущественно безрезультатны.

Успех розыска всецело в зависимости от опытности сыскного агента, который должен отличаться следующими качествами: быть честным, находчивым и быстро-сообразительным – это главные черты агента; быть смелым, предусмотрительным; внимательно следить за каждым движением лиц, в особенности при производстве обыска или личного осмотра; детально вникать в мельчайшую подробность происшествия; прислушиваться к суждениям публики, быть обсудительным и строгим критиком; своих впечатлений не высказывать другим, а если высказать, то в сжатой форме; чужие соображения, если они сообразны с обстоятельством дела, принять к сведению. Зоркость, проницательность, а в некоторых случаях притворство ничего не знающего и малопонимающего человека, дают возможность иногда раскрыть важные преступления. Необходимо, по возможности, скрывать свое служебное положение.

Агент не должен бояться смерти или угроз, а идти на розыск с убеждением, что его другие боятся, и в полной уверенности в успехе. Стараться узнать в лицо всех лиц порочного поведения (фамилию и уличную кличку); не мешает узнать фамилию и жительство сожительниц, как настоящих, так и прежних; последние, будучи в разладе и зная грешки своих обожателей, смогут дать ценный материал в изобличении в преступлении. Агент с хорошей памятью много выигрывает в деле сыска. Нужно знать специальность каждого преступника: карманщик, вор квартирный, магазинный, шантажист или мошенник и т. п. Необходимо знать сборище подозрительных лиц – «притоны», их укрывателей – «малину», покупщиков краденого – «блатыкайна», а главное, секретные места покупщиков – «хавира»; не лишнее знать взаимные отношения преступников, т. е. кто с кем дружит и совместно квартирует. Не только интересно знать преступников-исполнителей, но необходимо знать и их помощников, напр., недостаточно знать одного карманщика-исполнителя («моровихер, ширманщик»), а нужно знать его помощника-«тирщика», т. е. того, который перед совершением кражи сдавит или толкнет намеченную жертву или собою заслонит исполнителя, приняв иногда от него похищенное. В железнодорожных кражах исполнитель едет в I кл., а его помощник во II кл., и вообще исполнитель едет в вагоне классом старше, чем едет его помощник. О железнодорожных ворах я буду говорить дальше, дабы познакомить читателей, в особенности таких, которые часто разъезжают поездами, пароходами по делам службы или с коммерческой целью, либо в каких-нибудь других случаях, с теми случаями и приемами воров, какие они употребляют со своими жертвами по пути следования пассажира и этим поставить читателей в известность быть предупредительными и предусмотрительными. Заканчивая главу об агентах сыскного отделения, должен сказать, что наибольшую пользу в деле розыска могут оказать те же самые преступники, которые окажутся на стороне агентов и которые, вращаясь в кругу своих товарищей, узнают от них о совершенных ими преступлениях и сбыте похищенного, сообщают сведения агентам сыскного отделения, а эти последние, следуя указаниям шпионов, часто успешно разыскивают преступников и все добытое ими. Таких агентов нужно тщательно скрывать; при встрече на улице показать, что они совершенно не знакомы агенту и, в случае нахождения его в компании преступников, нужно арестовать и его совместно с другими. В участке, в камерах для арестованных, такой вор-шпион также может оказать услугу, ибо преступники, не стесняясь своих товарищей, открыто рассказывают о совершенном ими преступлении, говоря, как проникли в помещение; при этом товарищи критикуют действия их, высказывая свои впечатления, указывая на неправильность исполнения преступления. Бывали такие случаи, что арестованные при участке ранее узнавали о совершенном преступлении, чем полиция.

II

К категориям преступников относятся: убийцы, разбойники, грабители, воры, мошенники, фальшивомонетчики, подделыватели фальшивых паспортов и печатей, тайные винокуры и разные другие

Я не стану говорить об убийствах, совершенных на почве ревности, в запальчивости, в раздражении или вследствие полученного оскорбления или мести, а опишу несколько случаев убийств, совершенных разбойниками или профессиональными ворами-грабителями с целью ограбления и похищения имущества и денег. Опишу некоторые случаи убийств в г. Одессе, где я, прослужив в полиции около 15 лет, лично задерживал убийц и обнаруживал преступления.

На Хуторской улице проживал в небольшом одноэтажном домике старик-птичник Синицын, слывший за денежного человека и скрягу. Жил он особняком, одиноко, занимая квартиру из одной комнаты с кухнею. Целые дни он проводил на базаре в птичьем ряду, где имел свою будку; являлся домой поздно вечером. В марте месяце днем в квартиру Синицына проникли воры, совершив кражу вещей на незначительную сумму, приблизительно рублей на 30. Воры искали денег, ибо посрывали с икон ризы, не представляющие собою ценности, как металлические, но денег не нашли. Старик всегда деньги носил при себе.

В ту же самую ночь было совершено убийство Синицына, причем покойный был задушен ремневой петлею, а в виске его зияла глубокая рана, нанесенная, очевидно, молотком, тут же валявшимся. Сообщили мне об убийстве старика около 9 час. утра. Отправившись к месту происшествия, я застал там уже все власти с прокурором суда во главе. Осмотрев труп и все помещение покойного и, сняв с шеи Синицына ремень, взял таковой себе с целью выяснить принадлежность его; присутствующая здесь внучка убитого сообщила мне сведения об ограбленных у ее деда вещах. Во дворе здесь же я в числе публики заметил известного рецидивиста Ткаченко, прозываемого по-уличному Петькою Голдышом. Местный пристав, подойдя к нему, что-то беседовал с ним и в конце разговора вручил ему трехрублевую кредитку. Всмотревшись пристально издали в Голдыша, у меня явилась мысль – не он ли участник этого преступления и не явился ли он сюда, дабы смыть с себя всякое подозрение. Инстинкт меня весьма редко обманывал и я, следя за выражением глаз Голдыша, почему-то был убежден, что Голдыш есть убийца Синицына. Подойдя к приставу, я высказал свое впечатление о Голдыше, но пристав, посчитав это за шутку, просил не задерживать Голдыша, говоря, что он обещал разузнать действительных виновников этого преступления.

Я все-таки подозвал к себе Голдыша и, отойдя с ним в сторону, в шутливой форме спросил его:

«Скажи, Петька! чья эта работа, чего ты сюда пришел? не ты ли покончил со стариком?» Устремившись глазами в Голдыша, я старался уследить всякое движение нерва на его лице, на котором прочел многое; я был глубоко убежден, что это дело – его рук. Голдыш слегка улыбнулся, улыбка была неестественная, напряженная.

«Разве Вы, В-Б-дие, не знаете мою специальность: замок взломать, шапку с головы содрать, пьяного обшарить – это мое дело; в своей жизни курицы не зарезал, а то бедного старика, да при том знакомого, лишить жизни. Нет, ошибаетесь! я приставу обещал поразнюхать и наверное разыщу убийц», возразил Голдыш.

На этом мой разговор с Голдышем и окончился; пристав жестом указал мне отпустить его. Приехав домой, я стал обдумывать это происшествие и у меня так и запечатлелись черты лица, игра глаз, судорожность губ и лица и вообще настроение духа Голдыша, что я положительно пришел к неизменному убеждению: убийца Синицына – есть не кто иной, как Голдыш, и крайне сожалел, почему я, с места в карьер, не арестовал его.

Мысли мои были рассеяны телефонным звонком. Вызвал меня полициймейстер Б., прося, во что бы ни стало, открыть это возмутительное преступление, говоря, что он даже дал слово прокурору, что преступление будет открыто мною. Я долго был в нерешительности, боясь дать слово полициймейстеру, но, вспомнив свои впечатления о Голдыше, сказал: «Хорошо! прошу только в продолжении трех суток не беспокоить меня и забыть обо мне».

Рассуждая о том, кто мог бы купить ограбленные вещи и зная, что на Южной ул. проживает одна «блатыкайна» Двойра Бройд, которая, покупая от воров похищенное, не расспрашивает похитителей, при каких обстоятельствах совершена кража, решил установить за квартирою Бройд негласное наблюдение, для чего в тот же вечер, переодевшись женщиной (одел на себя длинную юбку, кофту и большой головной платок, коим закрыл себе усы) и, взяв с собою переодетого вновь поступившего городового, еще неизвестного публике за полицианта, отправился следить за квартирою Бройд. Ночь была темная и освещалась улица фонарями. Заняв место против дома, где жила Бройд, я усмотрел в нескольких шагах от меня двух знакомых воров, вышедших на улицу из ресторана, помещавшегося рядом с тем домом, возле которого я сидел. Один из этих воров, обращаясь к своему товарищу, сказал:

«А правда, Гришка, молодец я, что не послушал Петьку Голдыша и не пошел с ним вчера на работу?» «Чем же молодец, да почему ты отказался? Я у Петьки сегодня видел массу денег, должно быть, более двухсот рублей и, когда я спросил, откуда он достал их, то Петька не пожелал ответить, а дал мне пятерку».

«Разве ты не знаешь, как достались Петьке деньги? Вся полиция на ногах, а ты залил себе глаза вином; смотри, кабы и тебя сегодня не схватили на ночлег в участок».

«В чем дело? Говори, я ничего не знаю. Получив сегодня утром от Петьки 5 руб., я пошел пьянствовать и целый день пью, пока не встретился с тобою», возразил Гришка.

«Ведь Петька Голдыш ухлопал вчера старика-птичника на Хуторской ул.».

«Теперь я понял, откуда у Петьки оказалось так много денег, что не пожалел и меня наделить кредиткою; кто же был с Петькою на работе?»

«Кто! помнишь, мы сегодня на привозе у Гершки встретили Кузьку Добрянского, одетого во все новое, он любит трубку сосать, так это один; затем был с ними Ванька Нос и Ванька Халомидник-рябой».

«Откуда же ты знаешь, что с Петькою участвовали эти лица? Ванька Нос и Халомидник не способны на убийство, их дело: свиты и тулупы таскать с возов на толчке», сказал Гришка.

«Когда Петька приглашал меня идти с ним "на дело", то он говорил мне, кто уже согласился участвовать с ним; но были ли они или нет, я не знаю; Кузька, должно быть, был, а то приоделся, да деньжатами обзавелся».

Обоих воришек я тотчас арестовал и в участке оформил весь разговор на Южной ул. протоколом.

На следующий день вечером, переодевшись чернорабочим, отправился я на привоз в ресторан Гершки, где в числе многих посетителей заметил человека, держащего в зубах трубку и одетого в новую одежду. Я задержал его в полной уверенности, что это Добрянский, хотя никогда я лично его не встречал и совершенно не знал. При обыске у задержанного оказалось около 39 рублей.

«Ну, Кузька, расскажи-ка мне, как это ты с Голдышем и другими убили старика-птичника», спросил я Добрянского.

«Откуда вы знаете, что меня зовут Кузькою и даже называете мою фамилию? ведь вы видите меня в первый раз, я никогда вами не задерживался».

«Знаю тебя, Добрянский, со слов Петьки Голдыша, сознавшегося в убийстве и указавшего на тебя, как на участника этого преступления, заявляя, что ты даже задушил старика собственным своим ремнем, вот этим самым, который у меня в руках».

«Врет Голдыш! ремень не мой, а его; Петька пригласил меня и товарищей на кражу, но не на убийство. Когда мы вошли в квартиру старика, то Петька, не говоря нам ни слова, молотком ударил старика по голове и вслед за этим, сняв с себя ремень, затянул им шею старика», показал Добрянский.

«Кто же участвовал в этом убийстве и как были распределены роли при совершении этого преступления?»

«Повторяю вам, что мы шли на кражу, а не на убийство. Когда Голдыш убил старика, то Ванька Халомидник играл в это время на гармонике, я стоял на цинке (на стороже) и не входил в квартиру, Ванька Нос держал старику руки, а Петька душил ремнем. Петька говорил, что старик любил по вечерам играть на гармонике и играли, чтобы не слышно было бы стона, ибо по соседству была жилая квартира».

Закончив допрос Добрянского, я по телефону сообщил участковому приставу о задержании убийцы, повинившегося в преступлении, причем просил задержать Голдыша, зная в то же время, что тот скрылся в день обнаружения убийства. В тот же день мною было установлено негласное наблюдение за квартирою Голдыша, где проживала его сожительница Екатерина Макарова. Агент, следовавший за Макаровой, доложил мне, что она ходила на почту и спрашивала на свое имя письмо до востребования, которого в то время еще не было. Перехватив письмо Макаровой, я узнал, что Голдыш проживает в г. Аккермане у своего дядьки. По телеграфу было сообщено местной полиции о задержании его. На другой день после задержания Добрянского, мне удалось арестовать и Ваньку Носа (Шевченко), разгулявшего <ся> в одном из трактиров. Шевченко сознался в убийстве Синицына, заявив, что у покойного оказалось за пазухою 300 руб. и они поделились по 75 руб. на человека, хотя, как он узнал от товарищей, Голдыш их надул, ибо у него видели более двухсот рублей денег.

Немало труда составляло задержать Ваньку рябого-Халомидника, которого я не знал в лицо и который никогда не попадался ко мне. Разыскав одного воришку, знавшего Халомидника, я сумел сманить его на свою сторону всевозможными обещаниями, предварительно купив ему костюм за 6 р. 50 к. и подарив свои старые сапоги. Воришка этот сообщил мне, что Халомидник ночевал в ночлежном приюте в карантине и спал в том месте, где ложатся рабочие-угольщики, почему я просил указать его. Получив согласие и, переодевшись в костюм грязного чернорабочего, загримировавшись, я намазал черным зубным порошком себе лицо, шею и руки, дабы быть похожим на рабочего-угольщика и, взяв с собою револьвер, отправился в карантин на ночлег; это было приблизительно около 11 часов вечера.

Придя в приют в сопровождении указчика-вора, мы улеглись на грязные матрацы в том самом месте, где прошлую ночь провел Халомидник. Настроение духа было убийственное, насекомые в громадном количестве не замедлили нанести мне визит и посетить мою голову и тело. Недоверие к соседу возрастало. А вдруг приятель мой изменил мне и предупредил своих товарищей в приюте, сообщив, кто я? Конец будет, уложат на месте и концы в воду.

Нервы страшно расшатались, мурашки по телу пробегали в помощь грызущим меня насекомым; я невольно положил руку в карман, взяв револьвер за рукоятку, и прислушивался к каждому шороху; часы пробили 2 часа, слышу стук сапог и чей-то разговор. Сосед мой, приподняв голову, присматривается к идущему к нам человеку и, незаметно толкая меня, говорит: «Он». Дав возможность Халомиднику улечься на матрац и услышав храп его, последовавший через несколько минут, я осторожно встал с своего места и вышел с указчиком на улицу. Подозвав постового городового и войдя обратно в приют, арестовал Халомидника, доставив его в участок.

«Счастье ваше, что вы захватили меня сегодня, а то завтра я собирался оставить Одессу навсегда. Задержал меня фальшивый паспорт, который должен быть готов только завтра. Знаю, что вы арестовали меня за убийство. Когда был задержан Кузька, то я знал, что он выдаст своих сообщников, сознаюсь и я в убийстве Синицына, но только скажите мне, кто вам сообщил, что я ночую в этом приюте и за сколько вы купили мою голову; пусть мои товарищи отблагодарят шпиону».

Конечно, я Халомиднику не дал никакого ответа, зная, что моего указчика убили бы товарищи, а между тем, он пригодится мне и в других случаях. После задержания Халомидника пришлось три дня подряд побывать в бане, дабы избавиться от той грязи и насекомых, которые не оставили меня в приюте.