Текст книги "Колбаса"
Автор книги: Владимир Дэс
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Владимир Дэс
Колбаса
(моменты нашего времени)
Комическая трагедия
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ХУДОЖНИК.
ЕВА, женщина без пупка.
СУМАСШЕДШИЙ.
ЧИЖИКОВ, сотрудник аппарата Пал Палыча.
ФИКУС.
ДВА ПРОЛЕТАРИЯ.
ПАЛ ПАЛЫЧ, крупный административный деятель.
ЗОЯ, его секретарша.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ, друг Пал Палыча, его предшественник на должности, кавалер редкого ордена.
ПЯТЕРО СОВРЕМЕННЫХ ЛЮДЕЙ.
БАРМЕН.
ПОДРУГА ЗОИ, красивая женщина, в которую влюблен Убийца.
ВЛЮБЛЕННЫЙ УБИЙЦА
МАТРЕНА ИВАНОВНА, работник музея.
МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ С ЖЕЛТЫМИ ЛИЦАМИ.
До действия при закрытой сцене висит большой квадратный плакат:
«Колбаса – один из самых дефицитных продуктов в эпоху развитого социализма».
Действие первое
Сцена первая
Плакат уходит вверх. Сцена раскрывается. Открывается квартира Художника, она же мастерская. Позднее утро. Кругом картины на разных стадиях завершенности.
В углу – небольшая пальмочка. Слева и чуть впереди стоит мольберт, а на нем – огромная картина с одним-единственным деревом. Вверху – скошенные рамы, через них на не совсем чистый пол падает солнечный свет. Справа – стол, заставленный пустыми бутылками.
Из репродуктора звучит песня «Как прекрасен этот мир».
Квартиру прибирает молодая девушка, на ней короткая юбка и небольшой топик. Она негромко напевает, вторя мелодии. Это Ева.
На приставном столике у дивана стоит телефон.
Слева открывается дверь и из проема выходит, потягиваясь, заспанный и помятый Художник, одетый в стеганый халат.
ХУДОЖНИК (оглядев мастерскую), Да-а… погуляли.
Замечает Еву, застывшую при виде Художника в немом благоговении.
ХУДОЖНИК. A-а… ты. Уже прибираешь? Ну, молодец. Иди поцелую.
Она подходит. Делает книксен. Он целует ее в темечко и опять оглядывает мастерскую.
ХУДОЖНИК. Да… погуляли. (Он подходит к огромной картине с одиноким деревом, рассматривает ее с интересом и удивлением.) Что-то больно много тут нарисовано. (И задумчиво.) Всего нового…
Ева подходит и тоже смотрит на картину.
ЕВА. Так на ней же все вчера рисовали.
Художник вопросительно смотрит на Еву.
ЕВА. Вы же сами разрешили. Сказали, что каждый человек в душе художник, надо только разбудить его.
ХУДОЖНИК. Кого?
ЕВА. Художника.
ХУДОЖНИК. Какого еще художника?
ЕВА (терпеливо). Художника, который у каждого в душе.
ХУДОЖНИК. И чего?
ЕВА. Ничего. Вот ваши гости и будили. Дорисовывали вашу картину.
Художник, отойдя шагов на пять, принимается рассматривать картину с новым интересом. Потом пару минут ходит вдоль картины, словно меряет ее шагами.
ХУДОЖНИК. А вообще-то в этом что-то есть. Я ее, пожалуй, выставлю…
ЕВА. Куда?
ХУДОЖНИК. Не куда, а где!
ЕВА. И где?
ХУДОЖНИК. На моей персональной выставке. Купить такую громилу вряд ли кто купит, значит и гонорар делить не придется. А смотреться она будет, особенно если повесить прямо у входа. Авангард, причем больших размеров. (Вдруг он, как будто вспомнив о чем-то важном, бьет себя ладонью по лбу.) Чижиков не приходил?
ЕВА. Никого не было.
ХУДОЖНИК (глянув на часы). Обещал договориться насчет выставочного зала.
ЕВА. Он вчера еще обещал вам фикус.
ХУДОЖНИК. Какой еще фикус? Зачем?
ЕВА. А вы договорились с ним поменять меня на фикус.
ХУДОЖНИК (явно ошарашенный очередной новостью). Тебя – на фикус?
ЕВА. Да.
ХУДОЖНИК. А зачем мне фикус?
ЕВА. Не знаю.
ХУДОЖНИК. А ты ему зачем?
Ева удивленно смотрит на художника, потом со значением оглядывает себя, медленно оглаживает свое тело руками.
ЕВА. Он сказал, что любит меня.
ХУДОЖНИК. Вот идиот!
Ева надувается.
ХУДОЖНИК. Ну полный идиот! Тебя же любить нельзя. Как можно любить кухонную машину? Лучше бы насчет зала договорился. А то выставка на носу, а разрешения на зал до сих пор нет.
Звонит телефон. Ева берет трубку. Слушает. Говорит «да» и кладет трубку.
ЕВА. Чижиков звонил. Сказал, что сейчас фикус привезет.
ХУДОЖНИК. Только фикусов мне сегодня не хватает. (одной рукой держится за голову, другой хватается за сердце.)
В дверь стучат. Потом она со скрапом открывается.
В нее заглядывает взлохмаченная голова с пенсне на носу и с большими тенями под глазами.
ХУДОЖНИК. Ну вот, пожалуйста, полный набор – уже психи в гости ломятся. СУМАСШЕДШИЙ. Я уже не псих, я ваш сосед. Или не узнали?
ХУДОЖНИК. Узнали-узнали. Заходи, не стой в дверях, а то сейчас еще один ненормальный фикус втаскивать будет.
Сумасшедший робко входит. На нем пиджак на голое тело, но на шее бабочка. А еще – шорты и наколенники.
СУМАСШЕДШИЙ (робко). Можно?
ЕВА. Да можно, можно. Входите.
Сумасшедший подходит к Еве, трепетно целует ей руку.
Ева нежно гладит его всклокоченную шевелюру.
СУМАСШЕДШИЙ. Я тут немножко постою у вас? (С опаской косится на Художника.)
Тот машет рукой – стой, мол.
Сумасшедший тут же бухается на колени и, упершись локтями в пол, застывает в весьма недвусмысленной позе. Ева испуганно отскакивает от него.
ХУДОЖНИК. Ты чего? Просился постоять, а сам чего вытворяешь?
СУМАСШЕДШИЙ (выворачивая голову в сторону Художника). Так я и стою. Я же теперь стул. Прошу садиться.
Он на карачках, по-крабьи движется в сторону Художника. Тот прячется за огромную картину с деревом.
ХУДОЖНИК. Спасибо. Я лучше постою.
Тогда Сумасшедший таким же ходом подползает к Еве и просительно смотрит на нее.
Ева, застывшая было со шваброй в руках, осторожно присаживается на его спину. Тот закатывает глаза и блаженно мычит. Художник, видя эту идиллическую картину, выходит, оправляя халат, из-за картины и как ни в чем не бывало подходит к ним, хотя останавливается все же чуть поодаль.
ХУДОЖНИК. Так ты ведь еще неделю назад был премьер-министром.
СУМАСШЕДШИЙ. Да ну его! Надоело. Куда ни приду, как скажу, что я премьер, так сразу бить начинают. Даже в родном сумасшедшем доме мордовать стали. И ладно бы только санитары, это дело давно привычное, а то ведь и свой брат-сумасшедший норовит по морде врезать. Я главврачу пожаловался. Какое у этих идиотов право бить меня, министра? Раньше же министров не били… А он говорит, будто у нас, в нашем сумасшедшем доме, как и по всей стране, теперь воцарилась демократия, поэтому каждый может врезать кому угодно, чем угодно и по чему угодно, в том числе и по министрам.
А почему же тогда, я спрашиваю главврача, того идиота, который уверен, что он молоток, никто не бьет, даже санитары. Так ведь он, отвечает мне главный, пользу приносит: гвозди головой заколачивает, а от твоей премьерской головы что за толк? Вот тебя и лупят. Тогда я и решил стать стулом, хоть какую-то пользу людям приносить. Надоело быть битым министром.
Сумасшедший пружинисто подымается и опускается на коленях и локтях, плавно покачивая Еву.
ХУДОЖНИК. Так бы сразу и объяснил, а то раньше: «Я министр, я премьер!» Ну, думаю, сосед окончательно с ума сошел, раз в министры подался. В наше время не то чтобы министром, даже мэром-то только самый отчаянный согласится стать. А стулом – это хорошо. (Подходит к Сумасшедшему и тоже присаживается на него.) Это ты вовремя решил стулом заделаться, а то вчера у меня гости опять расспорились, кто из них самый гениальный, и, как всегда, все стулья поломали.
Ева возвращается к уборке. Художник поудобнее устраивается на Сумасшедшем, пододвигает к себе столик с телефоном и набирает номер.
За дверью слышится страшный грохот, будто тащат волоком огромный шкаф.
ЕВА. Ой, это он!
ХУДОЖНИК (вскакивая). Кто «он»?
Сумасшедший уползает под стол.
ЕВА. Чижиков.
Открывается дверь, и два Пролетария втаскивают огромную кадку с Фикусом, затянутым марлей. Следом, вьтирая пот и отряхиваясь, входит Чижиков. На нем темный костюм, кроссовки и яркий галстук. Пролетарии вытаскивают Фикус на середину сцены и, опасливо озираясь по сторонам, пятятся к двери.
ПРОЛЕТАРИЙ (Чижикову). Ну, так мы зайдем… как договаривались? ЧИЖИКОВ (нетерпеливо машет им рукой: идите, идите, мол). Зайдете, зайдете.
Пролетарии уходят.
ЧИЖИКОВ (патетически выкидывая руку в сторону Фикуса). Вот! Вчера обещал – сегодня выполнил.
Все медленно подтягиваются к Фикусу, окружая его. Сумасшедший вылезает из-под стола и тоже подходит.
Чижиков жестом фокусника сдергивает с фикуса марлю и все, отпрянув на шаг, застывают.
Фикус, раскачиваясь из стороны в сторону, держит в листьях, как в руках, бутылку и стакан, наполняет стакан и медленно выливает из него в кадку. Тишина, слышны только бульканье и журчанье.
Все поражены, кроме Чижикова.
ЧИЖИКОВ. Это мы его в управлении приучили. Вначале мы выливали остатки от банкетов в кадку. А потом он и сам насобачился. Стащит бутылку – и в кадку. Но когда банкетов нет, сильно с похмелья болеет.
При слове «похмелье» Фикус вздрагивает и весь как бы сжимается.
ЧИЖИКОВ. Вот видите, его даже от слова этого корчит.
ХУДОЖНИК (оглядывая Фикус). А что, он и слова понимает?
ЧИЖИКОВ. Не все, конечно. (Потом, как бы вспомнив, добавляет.) В основном неприличные.
Ева, повернувшись к Фикусу спиной, наклоняется, чтобы поднять стул. Фикус быстро повертывается в ее сторону и смачно хлопает ее листом по заду.
ЕВА. Ой!
ЧИЖИКОВ (Фикусу, агрессивно). Ну, ты, придержи лапы, это тебе не на банкете!
ХУДОЖНИК. Дела-а… (Качает головой и не спеша закуривает сигару).
СУМАСШЕДШИИ. Какой-то ненормальный фикус.
ЧИЖИКОВ. Нормальный он. Просто когда переберет за воротник, то есть в кадку, начинает к дамам приставать, как наш Пал Палыч. (Он оглядывает мастерскую и, заметив пальмочку, показывает на нее и на Фикус.) Ты его подальше от пальмочки ставь. Она у тебя, я смотрю, совсем еще ребенок. А этот старый пень, стыди его не стыди, все к молодым лезет. Все маргаритки у нас в конторе загубил.
Фикус смущенно ежится.
ХУДОЖНИК (отходя от Фикуса). В вашей конторе и саксаул завянет. А с чего ты, Чижиков, взял, что я его у себя оставлю?
ЧИЖИКОВ (удивленно). Как с чего? Ты же вчера ночью в ногах у меня валялся, Фикус выпрашивал. Плакал, кричал, будто все тебя продали, что друзей нет, одни собутыльники. А Фикус, мол, это круто, это самое то, что тебе нужно. Даже Еву обещал мне за него отдать.
При этих словах Фикус распрямляется, а Ева замирает.
ХУДОЖНИК (вопросительно глядя на Еву). Правда?..
ЕВА (кивает). Да, так все и было.
ХУДОЖНИК (смущенно). «Обещал, обещал»… (Впрочем, смущение его быстро проходит, и он обращается к Чижикову уже с напором.) Ты тоже мне выставочный зал обещал пробить, я ведь помню. А то «обещал-обещал»! Гони зал и забирай Еву. А Фикус твой мне и даром не нужен.
Фикус от страха за свою судьбу снова съеживается.
ЧИЖИКОВ. За зал шефу в лапу дать надо.
ХУДОЖНИК. Ну так дай!
ЧИЖИКОВ. Так это же тебе зал нужен.
ХУДОЖНИК. Так это же тебе – Ева нужна.
Ева закрывает лицо руками. К ней на четвереньках подползает Сумасшедший, трется об нее, и она снова садится ему на спину.
ЧИЖИКОВ. Опять обманешь.
ХУДОЖНИК. Сделаешь зал – отдам. Слово даю.
ЧИЖИКОВ. «Слово, слово». Лучше бы сказал, где ее взял. (Мечтательно). Мне бы такую: не ест, не пьет, не ругается, только моет, стирает и готовит целыми днями. И к тому же без пупка. (При этих словах все смотрят на живот Евы.) Вот это девушка, так девушка. Я бы на ней даже женился!
ХУДОЖНИК. Ох, и дурак ты, Чижиков! Я же тебе сто раз говорил, что никакая она не девушка, а робот.
ЧИЖИКОВ. Ну скажи тогда, где ты взял этого робота?
ХУДОЖНИК. «Где взял, где взял»… Книги, Чижиков, читать надо.
ЧИЖИКОВ. Я читал про «Целину» недавно.
ХУДОЖНИК. Про «Целину» это уже давно. В общем, так, Чижиков, вот при Еве говорю… (Машет рукой Еве, та подходит.) Сделаешь зал – отдам ее, а Фикус, так уж и быть, оставлю у себя. (При этом он легонько так подталкивает Еву к Чижикову.) А не сделаешь зал – о ней забудь (отодвигает Еву от Чижикова) и баобаб свой забирай.
ЧИЖИКОВ (тоскливо). Не баобаб, а Фикус. Зал-то не проблема, проблема, где девятьсот тысяч взять на взятку, когда у меня всей наличности сотня, – вот в чем вопрос.
Чижиков достает из кармана бумажку достоинством в сто тысяч рублей. Фикус вырывает у Чижикова купюру, кладет ее на мольберт и, схватив кисточку, начинает что-то на ней малевать.
Все застывают.
Наконец Чижиков подскакивает и срывает с мольберта свою деньгу.
Все подбегают к нему и наклоняются вкруг над бумажкой. При этом Сумасшедший бегает на четвереньках вокруг. Время от времени он пытается вскочить на ноги, но тут же опускается со словами: «А вдруг опять бить будут», и бегает вокруг на четвереньках.
Слышно, как громко ахает Ева.
ХУДОЖНИК. Однако…
ЧИЖИКОВ. Испортил, гад, последние деньги.
ХУДОЖНИК. Дурак ты, Чижиков! Он тебя спас: он тебе вместо ста тысяч нарисовал девятьсот. (Кладет руку на плечо Чижикову.) Иди теперь и смело давай в лапу.
ЧИЖИКОВ. Так таких же денег не бывает.
ХУДОЖНИК. А кто их сейчас разберет? Каждый день что-то вдруг возникает и так же вдруг пропадает. Давно уже все запутались, что есть что.
ЧИЖИКОВ (радостно). А ведь и правда! Если я своему шефу скажу, что это мне из банка первую прислали, он ведь поверит. Он, когда деньги видит, всему верит, все забывает и все разрешает. Побегу. Раньше отдам – раньше получу (и при этом смотрит выразительно на Еву.)
Чижиков, радостный, убегает.
Сцена этим временем сдвигается, и появляется приемная и кабинет начальника Чижикова – Пал Палыча.
Сцена вторая
Приемная Пал Палыча, начальника управления.
В приемной большой стол, сервант и много стульев.
На одном из стульев сидит, подперевшись зонтом, какой-то человек. От долгого ожидания он уже дремлет, то и дело соскальзывая с зонта.
За столом сидит брюнетка лет тридцати.
Это Зоя, секретарша Пал Палыча. Яркая помада. На глазах много туши. Длинные ногти.
На приставном столике телефоны, во множестве, компьютер, факс.
Все телефоны громко трещат. Но Зоя не обращает на них никакого внимания, она разглядывает яркий журнал.
На середине сцены перегородка, отделяющая приемную от кабинета Пал Палыча.
Почти весь кабинет Пал Палыча занимает огромный стол с гигантским креслом на возвышении.
От стола к зрителям тянется в наклон к концу сцены стол заседаний со стульями. Пал Палыча пока не видно – он что-то ищет под столом.
Наконец он поднимается. Удивленно смотрит на зал. Делает серьезное лицо. Нажимает кнопку селектора.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя Никандровна, зайдите.
Зоя складывает журнал и, подтянув юбку кверху, расстегнув пуговицу кофточки, заходит в кабинет к Пал Палычу, вертя в руках свои большие очки.
ЗОЯ. Чего?
Пал Палыч показывает глазами на зрителей. Зоя оборачивается на зрителей и моментально преображается: поправляет юбку, надевает очки, застегивает пуговичку на блузке; выражение лица из развязно-панибратского становится строгим и неприступным.
ЗОЯ. Слушаю вас, Пал Палыч.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя Никандровна, что у нас? ЗОЯ (оглядывая себя). А что у нас?
ПАЛ ПАЛЫЧ. Я в смысле, что у нас сегодня?
ЗОЯ. А что у нас сегодня? Сегодня – ничего. Я занята сегодня.
ПАЛ ПАЛЫЧ (с ударением на имени). Я не в этом смысле, Зоя Никандровна.
Я в смысле, не звонил ли кто-нибудь?
(Опять с ударением в последнем слове.)
ЗОЯ (посерьезнев еще больше). Кто-нибудь, это кто?
ПАЛ ПАЛЫЧ. Ну, кто-нибудь оттуда (он показывает пальцем вверх).
ЗОЯ (тоже показывая пальцем вверх). Оттуда нет, не звонили, но оттуда (тут Зоя показывает пальцем вниз) трезвонят целый день.
ПАЛ ПАЛЫЧ (морщится от этого последнего сообщения, и уже по-свойски).
А ты телефоны отключи, чтобы не звонили оттуда (и он показывает пальцем вниз).
ЗОЯ. Я могу и отключить, а если по отключенному позвонят оттуда (и она показывает пальцем вверх), тогда как?
ПАЛ ПАЛЫЧ (чешет затылок). Да, задача. (И мечтательно.) Вот бы такой телефон, который бы работал только от звонка оттуда (показывает опять вверх.) И чего наши ученые такой ерунды придумать не могут?
ЗОЯ. Ученые, хм… (презрительно кивает), им не до этого, Пал Палыч, они сейчас из ракет тазы делают.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Какие тазы?
ЗОЯ. Обыкновенные, банные.
ПАЛ ПАЛЫЧ (подумав, одобрительно). Ну пусть делают. (И мечтательно.) Наделаются вдоволь, может, и за что-нибудь посложнее возьмутся. (Посмотрев огорчительно на зрителей, потом лукаво на Зою, с сожалением.) Ну ладно, Зоя Никандровна, идите.
ЗОЯ. Хм!.. (Резко развернувшись, подходит к двери.) Тут к вам бывший шеф.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Какой еще бывший шеф?
ЗОЯ. Какой-какой. Семен Михалыч с утра сидит. Все уже разошлись, а он все сидит.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Сказала бы, что меня нет, что я на выездном совещании.
ЗОЯ. Я так и говорила.
ПАЛ ПАЛЫЧ. А он что?
ЗОЯ. А он говорит, что вы талантливый ученик.
ПАЛ ПАЛЫЧ (морщась). Ну ладно, впусти… минут… через десять.
Зоя выходит из кабинета Пал Палыча и садится за свой стол. Поправляет прическу. Поднимает и тут же опускает трубки. Наконец как бы замечает посетителя и говорит, обращаясь в никуда.
ЗОЯ. Пал Палыч сейчас вас примет.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Примет? Ага. Хорошо… (Говорит он это без особого энтузиазма и тут же снова облокачивается на зонт.)
Пал Палыч, оставшись один, закладывает руки за голову. Смотрит в потолок.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Да, наступили времена. Куда что делось? Дни стали смутные и непонятные. Один за одним летят со своих мест друзья-начальники. Таких артистов повыбрасывало из кресел, что диву порой даешься, как это возможно. Вот Семен Михалыч, что сидел в этом кресле до меня. Ушел на повышение. В такое кресло уселся, что, казалось, никакие вихри враждебные его оттуда не выметут. Ан нет, вымели. Хотя он и не то что руками, зубами цеплялся за то свое кресло. И вымели-то кто? Так, физики какие-то, демократы, тьфу, мать их…
Раньше как было: раз пролез в начальники, значит, всю жизнь как в раю, а теперь кругом одна демократия. Даже в столовой надо есть со всеми. Каждая козявка может к тебе подойти и в суп плюнуть. И плюют ведь! Только в этом кресле и чувствуешь себя спокойно. Пока… (Оглядывает свое кресло. Охлопывает. Говорит мечтательно.) Вот бы сделать так, чтобы на всю жизнь в нем остаться. А если очень захотеть? Сильно-сильно? (Он закрывает глаза и покачивается, словно в трансе.) Предположим, мы с этим креслом стали одним целым. (Раскачивается сильнее.) Предположим, я врос в это кресло.
Тут он вздрагивает, широко открывает глаза и удивленно оглядывает себя. Его тело начинает быстро обрастать зелеными побегами. Пал Палыч пугается, пытается встать. Но тут же, что-то сообразив, устраивается поудобнее и начинает хохотать. Все еще смеясь, нажимает клавишу селектора.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя!
ЗОЯ (поняв это как команду «запускать», говорит, обращаясь к журналу у себя в руках). Заходите.
Семен Михалыч, ничуть не удивившись такому странному приглашению, поднимается и шустро проходит в кабинет.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Здравствуй, Паша.
ПАЛ ПАЛЫЧ (удивленно глядя на Семен Михалыча). Здравствуйте.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Что, не узнаешь? Своего-то бывшего шефа? (С этими словами Семен Михалыч тяжело опускается на стул у стола заседаний.)
ПАЛ ПАЛЫЧ. Михалыч! Здравствуй. Извини, подойти не могу. (И уже радостно.) Я тут случайно в кресло врос.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Случайного у нас, Паша, ничего не бывает.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Бывает ли, не бывает, Михалыч, а теперь я в этом кресле навечно. (Он с удовольствием возится в кресле, похлопывает по подлокотникам.) Вот так. И никто теперь меня из него не выковырнет.
Семен Михалыч подходит к Пал Палычу, осматривает его со всех сторон.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Да, Паша, всякого я навидался за свою жизнь. Видел, как горели люди на работе, но чтобы врастали… О таком даже не слышал никогда. (Удивленно качает головой и опять садится на стул.) Да, я вот чего к тебе пришел, Паша. Помнишь орден, который мне перед последним повышением вручили?
ПАЛ ПАЛЫЧ. Как не помнить?! Я же сам ваши наградные документы возил в министерство. Хороший был банкет.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Ага! Вот и хорошо. Видишь ли, Паша, сейчас мне говорят, будто орден этот мой не настоящий. Что нет такого ордена.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Как это нет?
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. А вот так – нет, мол, и все. А раз ордена нет, то и льгот никаких нет. А я ведь уже старый человек, Паша. Как же это ты с орденом-то мне подсуропил?
ПАЛ ПАЛЫЧ (заволновавшись). Семен Михалыч, там, понимаешь, такая петрушка вышла… Когда я документы сдавал, мы, естественно, обмыли в министерстве это дело с начальником наградного отдела. А на твоих листах какой-то идиот селедку порезал. Пришлось перепечатывать. Все, сам понимаешь, были уже… того. (Пал Палыч жестом показывает, до какой степени.) Ну, может, и напутали, когда перепечатывали. Да ты не огорчайся! Орден-то зато был какой красивый, да и поносил ты его всласть. Орденом меньше, орденом больше. У тебя же их полно, Семен Михалыч. Да и куда их носить? Кому они сейчас нужны, кругленькие, сейчас все больше кресты в почете. Отдай ты его лучше внукам, Михалыч, пусть себе играются.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ (кряхтя, поднимается). Внукам, говоришь, отдать? Пусть играются, говоришь? Поня-атно. (Идет к двери, там оборачивается и кланяется.) Спасибо тебе, Пал Палыч, на мудром слове.
Пал Палыч, не обращая уже внимания на Семен Михалыча, снова радостно осматривает себя и вызывает Зою.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Зоя Никандровна, зайдите немедленно!
ЗОЯ (нехотя поднимаясь). Господи, и когда он только угомонится?
Она стремительно входит в кабинет Пал Палыча и в дверях сталкивается с выходящим Семен Михалычем и чуть его не сбивает.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Ох!..
ЗОЯ (поправляя одежду). Ходят тут всякие… мешаются.
ПАЛ ПАЛЫЧ (от радости забыв официальный тон). Зоя, крошка, посмотри-ка, что со мной.
Зоя осторожно подходит, осматривает.
ЗОЯ. Что это вы, Пал Палыч, уж не паутиной ли заросли? (И продолжает осматривать Пал Палыча, дергая его за ростки.)
Семен Михалыч в это время медленно, шаркающей походкой идет через приемную. В это же время открывается входная дверь и вбегает Чижиков, и тоже сталкивается с Семен Михалычем.
ЧИЖИКОВ. Извините. (Разглядев, кого он толкнул, останавливается.) Семен Михалыч, здравствуйте! Как поживаете?
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. А, Щеглов, здравствуй.
ЧИЖИКОВ. Не Щеглов я. Я Чижиков.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Ах да, Чижиков.
ЧИЖИКОВ. Как поживаете, Семен Михалыч?
СЕМЕН МИХАЛЫЧ. Это вы поживаете, а я доживаю, Пыжиков.
ЧИЖИКОВ. Не Пыжиков я, а Чижиков.
СЕМЕН МИХАЛЫЧ Чижиков-Пыжиков… Ну вас всех… (Машет рукой и уходит)
Чижиков пожимает плечами, осторожно крадется к кабинету Пал Палыча и прижимается ухом к двери.
В кабинете Пал Палыча.
ЗОЯ. Совсем как паутина.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Какая паутина, дура?
Зоя надувается.
ПАЛ ПАЛЫЧ (шепотом, жестом подзывая ее поближе). Я это… того… врос в мое кресло. Понимаешь? Корни пустил. Теперь я всегда, вечно здесь сидеть буду. А раз сидеть, так значит, и руководить. Мы теперь с этим креслом одно целое. Вот так-то.
Пал Палыч смеется. Смех его быстро переходит в гомерическое ржание.
Зоя пятится, задом открывает дверь в приемную. Бьет дверью Чижикова, и тот валится на пол.
Зоя подходит к Чижикову, смотрит на него сверху. Тот смотрит вверх, пытаясь заглянуть ей под юбку.
ЗОЯ (никак не реагируя на это). Ну что, слышал?
ЧИЖИКОВ (утвердительно.) Конечно… (резко официально.) Нет.
Пал Палыч в это время звонит всем своим приятелям и знакомым, делится новостью.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Да-да, именно врос. Ха-ха! (Звонит следующему.) Аркадий Николаевич? Привет, Аркаша. Тебя еще не поперли?.. Ха-ха!.. Меня? Да меня теперь снять просто невозможно. Почему? А вот потому! Ха-ха!
ЗОЯ (кивает Чижикову на дверь в кабинет Пал Палыча). Ну, иди уж.
Чижиков робко входит в кабинет.
Зоя садится за телефон и тоже названивает своим подружкам.
ЗОЯ. Жанна? Жанка, с ума сойти! Мой-то боров в свое кресло врос. «В какое, в какое». В служебное! Что будет?! Нет, он говорит, что его теперь никогда не снимут… Чего я расстраиваюсь? Да надоел он мне хуже горькой редьки! Жадный, а требует, как у жены. Думала, может, спихнут скоро и придет на его место молодой, кудрявый, как уже везде. А вот теперь терпи, пока не ссохнет. (Она всхлипывает.)
В это время Пал Палыч, не обращая внимания на Чижикова, продолжает говорить по телефону.
Чижиков, переминаясь с ноги на ногу и скрестив руки на поясе, тупо стоит на одном месте, то опуская голову, то воздевая взгляд к потолку.
Зоя, отзвонив, начинает приводить лицо в порядок перед зеркалом.
Пал Палыч наконец замечает Чижикова.
IIAA ПАЛЫЧ (показывая на себя). Ну, Рыжиков, как я тебе?
ЧИЖИКОВ. Да не Рыжиков я, а Чижиков.
ПАЛ ПАЛЫЧ (не обращая внимания на слова Чижикова). Все. Можешь сказать всем: теперь я ваш вечный начальник. Ты рад?
ЧИЖИКОВ [несколько кисло). Очень.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Так ты чего, Грачев, пришел?
ЧИЖИКОВ. Не Грачев я. Чижиков.
ПАЛ ПАЛЫЧ (не обращая на это внимания, нажимает клавиш селектора). Зоя Никандровна, зачем пришел этот болван?
ЗОЯ. Не знаю. Когда я вышла, он лежал на полу в приемной.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Лежал на полу? (Вопросительно смотрит на Чижикова.)
ЧИЖИКОВ. Я не лежал. То есть… лежал, но это так, как бы и не лежал. Я только слегка прилег. А потом встал и к вам. Я вам деньги принес.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Деньги? Какие деньги?
ЧИЖИКОВ (доставая из кармана бумажку). Новые. Вот. Взаймы.
Подает купюру Пал Палычу. Тот берет, но не удивляется, делает вид, что ему эти купюры уже известны.
ПАЛ ПАЛЫЧ. У меня таких уже полно. (Убирает бумажку в карман.) Не ты один такой шустрый. Ну, иди, иди! (Машет рукой.)
ЧИЖИКОВ. А подписать?
ПАЛ ПАЛЫЧ. Что?
ЧИЖИКОВ. Заявку на зал.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Для чего?
ЧИЖИКОВ. Выставка там будет.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Выставка чего? Если колбасы, то пожалуйста. Колбасу я люблю. (Он мечтательно причмокивает губами.)
ЧИЖИКОВ. Да нет, выставка картин.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Каких еще картин? Нет, не разрешу. Нарисуют всякое, выставят, а ты потом отвечай, почему они неправильно все рисуют.
ЧИЖИКОВ (испугавшись, бегает глазами из угла в угол и наконец находится). Так ведь там и колбаса будет.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Где колбаса?
ЧИЖИКОВ. На картинах колбаса.
ПАЛ ПАЛЫЧ (трогая карман, куда убрал новую деньгу). Ну, если и колбасу нарисуют, тогда пусть показывают. А то я как-то был с одной делегацией во Франции, так в одном музее нас подвели к стене, на ней какой-то маляр забыл квадрат замазать. Нас и поставили перед этим черным квадратом. Так мы и стояли там зачем-то часа два, смотрели на стену эту недокрашенную. И чего, спрашивается, стояли? То ли маляра ждали, когда он этот квадрат замажет, то ли когда нам туда картину повесят. А потом оказалось, что это картина и была. Если такая выставка, то я против, а если колбасу рисуют, то пусть показывают.
И Пал Палыч опять трогает карман, куда положил деньги.
Чижиков шустро подбегает к Пал Палычу, подсовывает бумагу.
Пал Палыч подписывает.
ЧИЖИКОВ. Спасибо, Пал Палыч. Искусство вам этого вовек не забудет.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Иди, иди, Зябликов.
ЧИЖИКОВ (пятясь, аккуратно складывает бумагу). Не Зябликов я. Я Чижиков. Чижиков. Чижиков я.
Пал Палыч отмахивается и вызывает Зою. Чижиков выходит из кабинета, Зоя заходит. Чижиков вприпрыжку перебегает приемную и зазывает кого-то. Входят два Пролетария, робко жмутся.
ЧИЖИКОВ. Я договорился, примет, ждите.
И получив от них пакет с позвякивающими бутылками, исчезает.
Пролетарии робко, почти не дыша, двигаются к двери Пал Палыча.
В кабинете Пал Палыча.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Да, Зоинька, теперь заживем! (Он опять радостно оглядывает себя). А что ты такая грустная?
ЗОЯ. Да-а, Пал Палыч, теперь вы станете знаменитым и бросите меня.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Ну и глупая же ты, Зойка… хотя и хитрая. (Грозит ей пальчиком.)
ЗОЯ. А зачем мне, Пал Палыч, умной быть, когда у меня умный начальник?
И она кокетливо смущается.
ПАЛ ПАЛЫЧ (оглядываясь по сторонам). Ну… иди сюда, иди поближе.
ЗОЯ (потихоньку подходя к нему). Ну что вы, Пал Палыч, вдруг кто войдет? ПАЛ ПАЛЫЧ. Иди, иди, крошка, я тут тебе и подарочек приготовил. (Он достает купюру, которую дал Чижиков.) Новая денежка, девятьсот тысяч одной бумажкой.
Зоя, услышав про денежку, быстро семенит к Пал Палычу, ловко выхватывает у него из руки деньги, но тут же уворачивается и отступает.
Пал Палыч хлопает руками, пытается схватить Зою, но его не пускают ростки.
Зоя прячет деньги за резинку чулка. В этот момент Пролетарии добираются наконец до двери и стучат.
Услышав стук, Пал Палыч становится подчеркнуто серьезным. Зоя тут же хватает со стола блокнот и ручку.
В дверь заглядывают Пролетарии.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Итак, Зоя Никандровна, купите лейку и будете поливать меня, то есть мои побеги, водой. Понятно? И побыстрее, пожалуйста. Денег я вам на лейку дал.
Зоя удивленно смотрит на Пал Палыча.
ЗОЯ. Хорошо, Пал Палыч, я куплю на ваши деньги лейку и буду вас поливать. (И со значением.) Но не больше. (Выходит.)
В дверь робко проскальзывают Пролетарии, топчутся на пороге.
ПАЛ ПАЛЫЧ (грозно). А вам чего?!
ПРОЛЕТАРИИ. Работать хотим.
ПАЛ ПАЛЫЧ (ошарашенно). Так и работайте!
ПРОЛЕТАРИИ. Не можем.
ПАЛ ПАЛЫЧ. А не можете, так и не работайте.
ПРОЛЕТАРИИ. Так ведь есть хочется.
ПАЛ ПАЛЫЧ (торжественно). У нас кто не работает, тот не ест.
ПРОЛЕТАРИИ. Это мы знаем. Но у нас начальника нет, а без начальника мы работать не можем. Давно разучились. Нам бы начальника, хоть какого, хоть бы самого завалящего.
ПАЛ ПАЛЫЧ. А ваши куда подевались?
ПРОЛЕТАРИИ. Поразбежались по митингам, по думам, все чего-то голосуют да против чего-то там протестуют.
ПАЛ ПАЛЫЧ. А сюда зачем пришли?
ПРОЛЕТАРИИ. Нам бы начальника, который бы научил нас. Что делать надо. Мы пришли, чтобы вы нам его дали.
ПАЛ ПАЛЫЧ. Что-о?! Вон! Чтобы я, да что-то дал! (Он пытается вскочить, потом машет рукой на дверь.) Во-он!
Пролетарии, напуганные неожиданным начальственным гневом, пулей вылетают из кабинета.
ЗОЯ (равнодушно взглянув на вылетающих). Что вы там наговорили, олухи?
ПРОЛЕТАРИИ (почесывая бока). Мы только попросили начальника нам дать.
ЗОЯ. Сразу видно – темнота. (Говорит четко, разве что не по слогам.) Здесь никогда никому ничего не дают, не давали и давать не будут. Кто вас сюда послал?
ПРОЛЕТАРИИ (хором). Да тут один. Что же нам теперь делать? Куда идти?
ЗОЯ. Куда, куда… «Санта-Барбару» смотреть… (И отворачивается от них, тем самым показывая, что аудиенция окончена.
Пролетарии, потоптавшись у входа и поняв, что никому они не нужны, кланяясь, уходят. Слышны обрывки фраз из их разговора: «Опять обманули… зря только водку отдали… а есть как хочется… пойдем и правда телевизор смотреть, как в Мексике капиталисты загнивают», уходят.
ЗОЯ (достает из-за чулка купюру, данную ей Пал Палычем, рассматривает ее со всех сторон, мнет, трет, нюхает, рассуждая). Может, фальшивая? (Смотрит на свет.) Да нет, вроде, без Ленина, значит, настоящая.
ПАЛ ПАЛЫЧ (продолжает названивать друзьям-приятелям). Федя, тебя еще не сняли? Хе-хе, ну так скоро снимут… Меня? Меня нет, Не снимут, никогда уже. Я врос… Куда? В кресло, в свое родное кресло. Навечно.
В это время в приемную входит группа молодых современных парней и девушек в красных, желтых, голубых пиджаках, ярких галстуках и строгих прическах.
Они по-деловому начинают двигать мебель, звонить по Зоиному телефону, разговаривать между собой, не обращая внимания на Зою: «Да пришли. Сейчас все перепишем… Лизинг… фьючер… моржа… дисконт… здесь все надо менять… Пахнет, как в погребе». Один заглядывает в кабинет к Пал Палычу, прислушивается, как тот хвалится по телефону, что он врос, и сообщает своим: «Этот старый пень аж от страха в свое кресло врос… А указ о снятии где?..отдайте его вон этой» (и кто-то из них показывает на Зою, застывшую на месте, безмолвную и напуганную, прижавшую к груди какой-то журнал).
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
