Текст книги "Вот и управились к празднику (сборник)"

Операция

Путь был не близкий. На тряском, грохочущем вездеходе водитель и три пассажира свернули с Белозиминского тракта, проехали километров двадцать по заросшему лесом болоту и выкатились на шумный, полноводный берег реки, наконец-то заглушив мотор. Солнце уже садилось за горы, утопая в багровом закате. В отрадной тишине, сливаясь со звоном в ушах, сначала робко загудели неуклюжие весенние комарики, но вскоре они нависли тучами и облепили пришлых людей.

Николай, старший лесоинспектор местного лесничества и организатор этой поездки, вытащил из старенького потертого рюкзака плотницкий топор и стал поторапливать любующихся природой спутников:

– Так, мужики! Быстренько, пока не стемнело, делаем балаган. Приготовить ужин можно и в темноте.

Прибывшие, отмахиваясь от назойливого гнуса, срубили несколько молодых березок, приставили их к могучим кедрам и сцепили поверху толстой еловой перекладиной, выпиленной из сваленного ураганом дерева.

– Готово! – удовлетворенный слаженной работой, Виктор воткнул топор в сухую валежину и присел на нее.

Сюда, на берег реки Зимы, он попал впервые. Работая учителем в школе, по выходным дням часто бродил с удочкой у реки неподалеку от города: ловил чебаков, иногда лещи попадались. А здесь, как рассказывал Николай, его ждала настоящая сибирская рыбалка: хариусы, ленки, таймени.

У лесоинспектора в этих местах были свои служебные дела. Добраться сюда ему было не просто, вот и подобрал себе нужную команду с надежным транспортом.

Подошел Николай, окинул взглядом сделанную спутниками работу и сплюнул в сердцах:

– Хоть маленько соображать надо, зачем елку на перекладину положили? Сучья торчат – весь брезент поиздерем. Березку вон срубите.

– Чего разоряться из-за пустяков? Сейчас исправим, – попытался оправдаться Анатолий и, сутуля суховатую спину, быстро скрылся за деревьями. Вчетвером они прислонили к березовой перекладине с десяток жердей. Сверху накрыли их брезентом.

– Вот, блин, досада, – разочарованно сказал Владимир, держа в руках кусок изопревшего брезента.

Николай почесал затылок от досады. Невысокий и плотный, с приметной раскосинкой в глазах, он был человеком внутренне собранным, в тайге во всем любил порядок и точность, а с прихваченным брезентом как-то сплоховал.

– Надо что-то думать, а то придется как той лисе под бороной от дождя прятаться.

Анатолий обернулся к забрызганному болотной грязью тягачу:

– Сейчас! Поправим и это дело! – достал из ржавого ящика кусок алюминиевой проволоки, расплющил молотком на гусенице один конец и сделал в нем ушко, второй конец аккуратно заточил напильником. – Вот и игла! – хмуря брови и морща тонкий нос, он вдел в ушко обрывок грязной капроновой нити, бывшей тут же, в тягаче, и, поскоблив жиденькую бороденку, приступил к штопке тента. Вскоре его накинули на подготовленный каркас, а сверху наложили тонких березовых жердей.

– Гляди, мужики, а балаган-то ничего получился, теперь и ночевать можно, – похвалил своих спутников Николай.

Виктор развел костер, пламя взметнулось над сухим хворостом, с хрустом пережевывая ломкие сучья. Белесый дымок потянулся к реке, стелясь низко вдоль берега.

Анатолий осматривал тягач. От разгоряченного двигателя шел едкий запах сгоревшего масла, гусеницы забиты травой и мхом. К технике он относился очень серьезно. Постоянно терзаемый охотничьей страстью, он томился в городе, работая и мечтая о новых лесных путешествиях. Пусть сейчас не охотничий сезон, но появилось свободное время, как зверь из капкана снова вырвался он в лес, звавший и бередивший душу. Вырвался в очередной раз, чтобы отмерить сотни верст по тайге, болотам, горам в поисках новых впечатлений, чтобы потом с успокоенной душой вновь вернуться к своей работе. При такой жизни надежная техника – первоочередная забота путешественника.

Пока он чистил тягач, Николай сходил к реке, принес ведро холодной мутной воды, подвесил над костром на свежесрубленный березовый таганок. Вскоре вода закипела на жарком пламени, напитываясь горьковатым, смолистым дымом. По верхушкам сосен еле слышно зашумел ветер. Костер, приветливо потрескивая, постреливал угольками. Гудели комары, но возле жаркого костра не лютовали уже так, как прежде.

Четверо, обжигаясь, глотали горячий взвар из здешних трав, неторопливо разговаривали.

– Что на завтра? Вы с Петровичем идите-ка вниз по реке, – прожевывая домашний пирожок с капустой, советовал Николай Владимиру, – а мы с Толяном вверх пойдем. Смотрите где заводи, там и пробуйте рыбачить. Хариус здесь берется, но особенно ленка много. Только изловить его трудно.

Солнце скрылось. На небосклоне потухли розовые всполохи. Быстро стемнело. Путники залезли в спальники, брошенные поверх толстого слоя пихтовых лап. После города радовало все: и запах тающего снега с прелью прошлогодней листвы, и тишь необычайная. Исчезли нудно гудевшие комары. Вокруг дремал безмолвный лес, охваченный дымкой тумана. Где-то вдали, изредка нарушая тишину, ухал филин, в траве шуршали мыши. Медленно плыли облака. Между лохматых шапок кедров и пихт светили яркие майские звезды. От реки тянуло холодом.

Громко зевнув, распахнул спальный мешок Анатолий и, чувствуя, что друзья тоже не спят, сказал громко:

– Что-то не спится, может, пойти мышь побросать?

– Ночь для воровства и любви: если этими делами не занимаешься, то лучше лежи и помалкивай, – проворчал Николай.

– Правильно, – зевнул Виктор, натягивая на свою кудрявую шевелюру спортивную шапочку. На его круглой простодушной физиономии отражались блики разгоревшегося пламенем костра. Запаковав широкие молодецкие плечи в спальный мешок, он притих, будто задумался, и вдруг громко захрапел, заглушая монотонный шум реки.

Владимир лежал тихо и не мигая смотрел в небо на проплывавшие облака, на яркие звезды, струившие на землю нежный свет и тихую задумчивую ласку. На душе было радостно и тепло. Уставшее тело расслабилось, и только все казалось, что по животу ползает клещ, но тревожить уснувших друзей и суетиться из-за своих смутных подозрений под этим вечным, ласковым небом очень уж не хотелось.

Вопреки вечерним приметам, утро выдалось ярким и солнечным. Наспех позавтракав, Владимир с Виктором взяли снасти и двинулись в путь. Береговая тропинка, покорно повторявшая причудливые извивы лесной речки, до чистого песка была выбита людьми и зверями. Воздух был прозрачен и свеж, приветливо белели березы. Под их корой уже начиналось движение жизнетворного сока. Раскидистые ели источали едва уловимый, но стойкий смолистый аромат. Кусты ольхи вдруг плотной стеной перекрыли путь, оборвав тропу. Зеленела черемуха, расцветали синие и серебристо-сиреневые подснежники. Вокруг слышалось порхание рябчиков, на мху пестрели их оброненные рыжеватые перышки.

Зима в том году была снежная, и половодье подняло уровень реки, подтопив тропу.

– Ни стежки ни дорожки, – ворчал Виктор, продираясь вдоль кустарника. – Один сплошной кочермажник.

Двое двинулись вдоль берега в поисках места, где можно бросить удочку. Наконец они выбрались на галечную косу, где река делала крутой поворот, а под противоположным берегом было широкое и тихое разводье. Передергивая широкими плечами и сутулясь, Владимир мелкими шажками осторожно прощупывал ненадежный берег. В рюкзаке у него лежало несколько обманок. Этих искусственных мух он изготовил сам по образцу, подаренному тофами на Агульском озере.

Первый же заброс оказался удачным. Поплавок быстро поплыл по стремнине и резко ушел под воду. Подсечка. На конце удилища – тяжелые рывки. Сердце радостно екнуло, глаза заблестели, засветились азартом. Из воды выскочил серебристо-черный хариус и забился на леске, бешено пытаясь освободиться.

– Ого! – крикнул Виктор. – Красавец! Сантиметров двадцать будет!

– Да поболее! – Владимир с интересом рассматривал свою первую добычу.

Второй заброс, третий – безрезультатно.

– Да! Хариус – это тебе не чебак, – грустно вздохнул он. – Его не прикормишь. За ним по реке походить придется.

– По этим дебрям много не находишь, – Виктор поглядел вдаль, – все удочки переломаем.

– А что делать? Придется приспосабливаться к местности.

– Есть! – радостно воскликнул Владимир и резко подсек.

Поплавок взлетел над водой и… повис на натянутой леске.

– Ешш твою! Надо же, такая мушка была!

– Тяни потихоньку, – посочувствовал Виктор, – может, отцепится.

– Бесполезно. Тут коряг не только на берегу, но и в воде множество.

Сделав несколько безуспешных попыток отцепиться, Владимир оторвал мушку.

– Пошли дальше, здесь мы всю рыбу перепугали, – досадливо проговорил Виктор и сделал несколько шагов в сторону.

– Ух ты! – вдруг вскрикнул он.

Подошел напарник.

– Что случилось?

– Гляди!

Приятели застыли на месте, разглядывая сухую осоку: возле берега в прошлогодней траве на кочке стоял, раскрыв хищную пасть, капкан.

Виктор покачал головой, нахмурился, лицо его побагровело. Он поднял сухую ветку и ткнул в заржавленный пятачок. Сухо лязгнув металлическими челюстями, капкан закрылся. Между кочек в коричневой болотной грязи виднелся четкий отпечаток резинового сапога.

– Неужели в этой глуши есть еще кто-то кроме нас? – глядя сквозь березняк, удивился Владимир.

– Как видишь!

– Но ведь до дороги километров двадцать непролазной болотины, а до ближайшего поселка километров пятьдесят, не меньше.

– Кто-то ондатру здесь промышляет, – сиплым голосом проговорил Владимир, разглядывая большими зелеными глазами свежие погрызи тальника. Ему вдруг стало грустно.

– Говорят, здесь и бобры еще водятся. Теперь им хана.

– Это точно – хана, – сплюнул Виктор и тихо выругался: – Нет, ну надо же! Такая глухомань, и сюда добрались браконьеры.

Преодолев очередной завал, они вышли к протоке. Здесь берег, заросший высокими кочками, переходил в болото. Рыбаки осторожно перебрались вдоль него по старым нависшим березам и попали на новую протоку. Здесь тоже был погрызенный тальник.

Виктор остановился, вытер спортивной шапкой пот с раскрасневшегося лица, зачерпнул пригоршню холодной речной воды и с жадностью выпил.

– Не заплутать бы нам в этих протоках, – кивнул товарищу.

– Да, вот так речка, сплошные завалы да кочки, – со вздохом опустился на сухую колоду Владимир.

Более дикого места они не могли вообразить, но то настроение, что было с утра, напрочь испортилось из-за капкана. Рыбаки вышли к залому, перегородившему реку. Владимир огляделся по сторонам:

– Давай на ту сторону рванем, – сказал, – там, кажется, берег почище.

Виктор согласился с ним и первым начал переправляться по бревну. Шумно бурлила вода. Встретив препятствие, она тужилась, давила на него всей мощью, ревела, пытаясь снести преграду. Балансируя на бревне и выгибаясь коромыслом, Виктор уже подходил к середине потока, как вдруг залом задрожал под ногами, несколько древесных стволов с шумом вырвались из глубины и быстро понеслись по течению.

Виктор побледнел, прыгнул на соседнее бревно и бросился к берегу.

– Успел! – с облегчением выдохнул Владимир и осторожно пошел следом за ним, ощупывая ногами отшлифованные стволы деревьев, омываемые бурлящей водой. Ему казалось, что река вот-вот сбросит его в воду и понесет. Краем глаза он видел, как Виктор, оскалив зубы, наблюдал за его переходом.

Противоположный берег только у заломов был чистым, и когда путники двинулись дальше, они опять наткнулись на высокие болотные кочки да на ощетинившиеся вывороченными корнями поваленные бурей деревья.

Наконец вышли на большой плес. Виктор потрепал по плечу напарника:

– Красотища-то какая. Тут и ленок должен быть.

– Сейчас поглядим, – Владимир стал настраивать удочку.

Им удалось поймать несколько хариусов, потом клев прекратился. Две кряквы в сине-серых переливах оперенья, раскинув крылья и вытянув шеи, сделали разворот над рекой и упали в прыщеватую от кочек протоку.

Солнце перевалило за полдень.

– Ну что, в обратную сторону подаваться будем? – молодцевато поводя широкими плечами, спросил Виктор.

– Пошли!

Раскатав бродни и смотав удочки, они двинулись к табору. В зарослях тальника переговаривались поползни, пищали синицы. Солнце стояло еще высоко, легкий ветерок шевелил пышные макушки кедров, было жарко не столько от солнечных лучей, сколько от испарений тающей земли.

На таборе дымился костер. В прокопченном ведре стояла готовая уха.

– Вы где пропадали? – спросил Николай. Раздетый по пояс, он сидел на свежеспиленной березовой чурке, подставляя солнцу белую спину. Они с Анатолием уже сколотили стол из привезенных досок и заготовили впрок дров, вырубили мелкие кусты ольхи, расчистив небольшую поляну.

– Ну и стол смастерили! – удивился Владимир, разглядывая наспех сбитые доски.

– Почти как настоящий.

– Хоть кривоват, но сделан с душой, – подмигнул Николай.

– Что так долго шлялись? Рыбу, наверное, не могли донести, – съязвил Анатолий, перебирая старую порванную сеть.

– Ну что ж, неплохо, неплохо, – разглядывая добычу, похвалил вернувшихся рыбаков Николай, – с десяток хвостов поймали, да все калиброванные, одного размера.

– Неплохой хариус, – взглянув на добычу, скромно оценил ее Анатолий, почесывая бородку.

– А я, смотри, что поймал, – и он поднял с земли лохматую еловую ветку с капканом на изломе.

– О! – по-детски наивно и удивленно раскрыл глаза Виктор. – Мы такой же видели, настороженный стоял.

Николай поднялся с чурки, матюгнулся:

– Далеко?

– Тут рядом, – махнул рукой Владимир.

– Сняли?

– Нет, только захлопнули.

– Вот скоты, житья не дают зверям, – возмутился Николай, – а видели кого?

– Только следы резиновых сапог.

– Что же вы капкан-то не сняли? – рассердился Николай. – Сходите, снимите. Все какое-то наказание браконьеру будет.

Виктор поморщился: костер, дымящаяся уха… Да и ноги от сапог еще не отдохнули.

– Ладно, сходим, – сказал Владимир.

Через полчаса они вернулись с пустыми руками. Николай с Анатолием без них за стол не сели. Наваристая уха стыла в стороне от костра.

Николай пристально взглянув на их смущенные лица, спросил:

– Ну и что?

– Нету, – развел руками Виктор.

– Может, не нашли?

– Место нашли, только капкана уже нет.

Николай придвинул к костру ведро с ухой, раздраженно бормоча:

– Что за наваждение? Кто-то следит за нами. Почему не подходит? Что за человек? Похоже, не очень добрый.

Четверо сели за сколоченный стол, не торопясь, хлебали наваристую, пропахшую таежным дымом уху. Черпая большой, изгрызенной по краям, деревянной ложкой, Виктор рассказал про большой плес. Анатолия это место заинтересовало:

– Слышишь, Коля, а у меня две сети ленковых есть, завтра сходим, поставим. Что им в тягаче гнить? Пусть хоть помокнут.

Владимир первым услышал шум шагов и обернулся. Из кустов неожиданно вывалился мужик высокого роста, в бродовых резиновых сапогах, в камуфляжном костюме и такого же цвета кепке.

– Здорово! – громко произнес он, присаживаясь на корточки возле костра и прикуривая от горящей ветки. На руках его виднелись глубокие ссадины.

– Ты откуда взялся? – не отвечая на его приветствие и глядя на него в упор, спросил Виктор.

– Я? С Белой Зимы пришел.

– Пешком?

– Да нет, по дороге на попутке доехал. А здесь по болотам своим ходом. Рыбачу я тут.

– Видели мы, как ты рыбачишь, – зло произнес Николай.

Мужик понял, о чем идет речь, но попытался уйти от разговора на эту тему:

– Хариус, ленок немного попадаются. Я тут уже с неделю живу.

У Николая лицо напряглось и потемнело:

– Капканы твои?

– А ты кто такой, чтобы требовать ответа? – глубоко затянулся гость.

– Я – старший лесоинспектор, – важно изрек Николай и, кивнув на интеллигентного Виктора, солгал для пущей острастки браконьера: – А это районный прокурор!

Чины сидящих у костра, кажется, не произвели на гостя никакого впечатления. Даже скрюченные изработанные пальцы, которыми он придерживал окурок, перестали подрагивать.

– Мы – люди с понятием! – чуть приметно усмехнулся он. – Ясное дело – простого мента на такой технике через болота не повезут. Нет браконьеров злей, чем егеря. Сами что хочут то и мочут, всю родню свою браконьерскую покрывают, еще и начальников возят развлекать охотой.

Рыбаки у костра почувствовали себя вдруг очень неловко. У Николая от возмущения отпала челюсть, он поднялся, грозно нависая над пришлым мужиком, теряясь, чем ответить на явное, вызывающее нахальство:

– Да ты думаешь, что ты мелешь? – просипел. – Да мы тебя вместе с твоими капканами сейчас бросим в вездеход и сдадим куда надо…

– А кто сказал, что капканы мои? – поднял спокойные глаза мужик.

– Ну и сволочь же ты. Уходи отсюда, глядеть на тебя тошно.

– Эхма! – вздохнул мужик. – Отчего мы, русские, такой поганый народ? – Он раздавил окурок о голяшку своего сапога, бросил его на пылающие угли, встал молча и, опустив голову, исчез в чаще.

– Ну и нахал! – удивился Николай, на миг потеряв дар речи.

– Зачем ты так с ним? – смущенно проговорил Владимир.

– А как еще? – раздраженно ответил Николай. – Ты думаешь, он что-то понял? Бесполезно. – Инспектор встал, сердито стряхнул с рукава желтый мох и пошел к реке.

Владимир, скинув бродни, повесил ближе к костру намокшие за день портянки. Анатолий, гремя ключами, молча возился возле тягача. Виктор как-то незаметно исчез из лагеря во время разговора с гостем. Вскоре он вернулся, окинул понимающим взглядом смущенно молчавших друзей и спросил громко:

– Где Николай?

– Сеть пошел ставить, – неохотно отозвался Анатолий, позвякивая ключами.

– Темнеть начинает, не успеет?!

– Успеет. Тут всего-то пара километров.

Солнце скатывалось за горы, от реки потянуло прохладой, на тайгу опускались сумерки. Николай нашел большую, тихую заводь, аккуратно поставил сеть и, прорубая топором тропу, двинулся в обратный путь. Вдруг топор, вывернувшись из руки, отскочил от спружинившей березки, и резкая боль в колене остановила лесоинспектора. Перед глазами поплыли круги. Он со стоном опустился на землю, осторожно закатал штанину брюк: алая кровь потекла на сочный зеленый мох. Сбоку в колене зияла глубокая рана.

Николай оторвал рукав рубахи, скрутил жгут и остановил кровь. Зажимая рану рукой, попробовал встать – не получилось. В потемневших от боли глазах поплыли кедры, небо, болото, пересохло в горле. А до табора было километра полтора непролазной тайги. Тучи комарья гудели над ним, лезли в глаза. Быстро стемнело.

Николай включил электрический фонарик, из остатков рубахи наложил тугую повязку. Но стоило ослабить жгут, и кровь потекла с прежней силой. Он попробовал кричать, но голос, казалось, утонул в монотонном гуле реки.

На какое-то время он забылся, а когда пришел в себя, то увидел перед собой в свете фонаря знакомого мужика.

– Что разлегся? – хрипло спросил он.

– Да вот авария, – спокойно сказал Николай. – Тропу чистил, березку рубанул, а она гнилая оказалась, топор со всего размаха в колено.

Мужик молча присел, взял фонарь из его рук, осмотрел ногу:

– А я смотрю, фонарь горит. И все на одном месте. Думаю, кто-то клад нашел, что ли… Вдруг помощь нужна.

– Тебя как зовут?

– Санькой кличут.

– А меня Николаем! Помоги мне, Александр, подняться. Все занемело, и промерз я до костей.

Вдвоем они сделали несколько шагов, и Николай в бессилии опустился на гнилую колодину. Фонарь едва светился на севших батарейках. Он выключил его и, сунув в карман, посмотрел на склонившегося над ним Александра:

– Не дотащишь ты меня!

– Да, тяжелый, – согласился тот. – Надо мужиков звать… Ты посиди, я мигом.

– Передай им, чтобы аптечку мою захватили… И бутылку водки.

На таборе Анатолий, швыркая горячий чай, травил анекдоты. Вдруг к костру выскочил тот самый мужик, встречу с которым никто из сидящих не хотел вспоминать. Тяжело дыша, опустился у огня, снял с головы камуфлированную кепку, вытер взмокший лоб и сипло проговорил:

– Колька ногу топором разрубил!

– Как! – вскочил Виктор.

– Собирайтесь, его тащить надо сюда.

Анатолий, порывшись в кабине тягача, достал аптечку. Владимир подбросил в костер дров, чтобы в темноте издалека было видно пламя. Захватив фонари, трое друзей ступили в темноту следом за незнакомцем. Вдруг он резко обернулся и взревел, хватаясь за голову:

– Е-мое, забыл… Он же водку просил прихватить.

Анатолий сунул аптечку Виктору и бросился обратно к табору.

С трудом, стараясь не отставать друг от друга, они пробирались сквозь лесные дебри. Владимир, прихватив заряженное охотничье ружье, шел замыкающим, настороженно поглядывая на идущего впереди. Они с трудом поспевали за ним, спотыкаясь о кочки и валежины.

Виктор думал со страхом: «Как тут человека понесем: то кочки, то коряги». В полной темноте, перекликнувшись пару раз, подошли к Николаю. Он сидел на той же сгнившей, наполовину вросшей в землю колодине под пихтой. Штанина брюк была закатана выше колена, из-под грубой повязки сочилась кровь.

– Водку давайте и светите сюда, – спокойно сказал Николай, не отвечая на пустяшные вопросы друзей и сбрасывая черную от крови повязку.

Два фонаря осветили залитое кровью колено. Раскрыв балетку, служившую ему аптечкой, Николай достал вату, пинцет. Обмыл водкой кровь возле раны, достал шприц, отломал ампулу, набрал содержимого в шприц и, не торопясь, аккуратно обколол почерневшую кожу вокруг раны.

– Ну вот, новокаинчик ввели, – прошепелявил засохшими от напряжения губами и тихо попросил: – Витя, принеси воды, голова кружится.

– Может, водки хлебанешь? – предложил Анатолий.

– Это совсем ни к чему, – скривил губы Николай. Взяв бутылку, полил на зияющую рану, простонал от боли, но, сжав зубы, полил еще. Темно-красные сгустки крови потекли на землю.

Тяжело дыша, подошел Виктор с помятой алюминиевой фляжкой в руке. Николай схватил ее и жадно напился студеной воды.

– Аж зубы ломит, – сказал одобрительно и, отхлебнув еще пару раз, вернул фляжку. Разорвал герметичный пакет, достал хирургические нитки, иглу. Отвел руки в сторону:

– Полей-ка, Толя. Из бутылки.

Николай не спеша вытер мокрые от водки пальцы, решительно и резко выдохнул:

– Ну, начнем!

Игла с хрустом вошла в кожу, потом еще раз. Николай перевязал нитку двумя грубыми узлами. Зияющая, кровоточащая рана уменьшилась, сузилась. Резко локтем он сбросил зеленую кепку – пот застилал глаза, тек по щекам, мешал видеть рану.

Сантиметр за сантиметром ложились швы. Рана стягивалась.

После пятого шва Николай откинулся на ствол ели:

– Вода еще осталась?

– Да-да, – засуетился Виктор, подавая флягу.

Отдохнув, Николай наложил еще три шва. Прижег рану смоченной йодом ватой. Разорвал большой перевязочный пакет и старательно, с усилием, перемотал колено.

– Толя, посвети в лес… Срубите-ка мне вон ту березку!

Виктор с Владимиром, вытащив из-за пояса ножи, срубили березку и обстрогали сучки. Получился походный шест. Анатолий помог другу подняться. Николай встал на одной ноге, вытянулся всем своим затекшим от долгого сидения крепким телом, вдохнул полную грудь сырого речного воздуха и, одной рукой опираясь на шест, другой обхватив за плечо товарища, на несгибающейся ноге сделал первый, пробный шаг. Потом остановился, обернулся к Александру:

– Спасибо, друг, спас ты меня, подходи завтра, поговорим.

Четверо добрались до табора за полночь. Николай снял сапоги и обессиленно упал поверх спального мешка. Трое быстро наломали сухих веток, бросили их на не остывшие еще угли. Взметнувшееся к черному небу пламя осветило балаган и поляну.

Николай приподнялся на локте, сбросил рубашку, брюки, ослабил окровавленный бинт, вздохнул тоскливо:

– Хотел до заката вернуться, а получилось за полночь. Толя, осмотри меня, по-моему, по мне клещ ползает, – тряхнул головой и стал чесать затылок.

Анатолий при свете фонаря внимательно осмотрел товарища.

– Ага, точно есть один. Второй. А этот уже успел впиться, паразит.

Он аккуратно отцепил мизерные хищные щупальца и бросил клеща в пламя костра. Владимир с Виктором тоже осмотрели друг друга и сняли с себя по несколько клещей. Анатолий же, внимательно осмотрев Николая и его одежду, насобирал с десяток кровососов.

– Они что, на запах крови ползут? – удивленно спросил Виктор. – Что их на тебе столько? У меня всего два.

– С травы наползли, пока я под елкой сидел, – ответил Николай. – От этой заразы нигде не спрячешься… Найдут, не то что вы. Человека нет – сидите себе спокойно, байки травите…

– Мы и не подумали, что такое может случиться, – виновато пробормотал Виктор. – Ты частенько в лесу задерживаешься.

– Если бы не Санька, мог навсегда здесь задержаться, – хмуро проговорил Николай и, язвительно добавив: – с такими друзьями, – осторожно повернулся на бок.

Владимир долго смотрел на бесконечно звездное небо. Проплывающие облака тревожили душу щемящей тревогой и беспокойством: редко приходилось ему переживать в один день столько радостей и печалей, восторгов и досады. Веки сомкнулись, и сон остановил неторопливые, заторможенные мысли его. Ночь прошла спокойно.

Утром Николай размотал пропитавшийся кровью бинт и, не обращая внимания на сочувствующие восклицания окружающих, молча протер йодом шов, наложил свежую повязку.

– Так-то вроде бы и нормально, – сказал задумчиво и как-то с ленцой, глядя в сторону. – Внутри не дергает, температуры вроде нет, только кровь понемногу все еще сочится.

– Может, вену где повредил? – обеспокоенно спросил Владимир.

– Кто его знает? Все может быть, – скрипя зубами, он поднялся и добавил: – Давайте домой собираться… Вова, с Петровичем сходите, снимите сеть, а мы с Толей тут приберемся.

Вскоре двое брели по тайге. Они задержались на том месте, где нашли ночью друга. Помятая трава местами темнела от крови. Среди нее валялись куски разбросанной ваты. Вокруг был вытоптанный мох.

В сети трепыхались два ленка.

– Я же говорил, что рыба здесь есть, – обрадовался Виктор. – Если еще ночь постояла бы…

– Теперь не до рыбалки, – рассудил Владимир. – В город быстрее надо. Главное, друга спасти, а рыбу и потом поймать можно.

Неожиданно раздался крик журавлей. Они были совсем рядом, за перелеском на болоте. Так хотелось увидеть их весенний брачный хоровод. «Некогда, да и не стоит беспокоить осторожных птиц, уставших от перелета», – с грустью подумал Владимир.

Подходя к табору, они с Виктором увидели вчерашнего знакомого. Тот сидел напротив Николая и о чем-то оживленно беседовал с ним. Не было в лице гостя вчерашней хмурости и настороженности. Он был прост и приветлив.

Владимир заметил, что у Александра необычайные сине-голубые, широко открытые глаза, лет ему не так много, как показалось вчера: всего лишь слегка за тридцать.

Рыбаки повесили на дерево сырую сеть, вытряхнули из сумки пару пойманных ленков, поздоровались с Александром.

– У нас тут продуктишки кое-какие остались, – громко сказал Николай. – Возьми, пригодятся.

– Сгодятся, – кивнул тот. – Я еще недельку порыбачу – и домой.

– Семья-то есть?

– Все есть: и жена и дети, и голова вроде бы светлая, и руки откуда надо растут. Работы нет в поселке, вот и промышляю тайгой, – хмуро ответил он.

– Времена, конечно, суровые, но капканы ты брось, – снова строго посмотрел на него Николай. – Весна, молодняк нарождается, а ты их в капканы. Или, не дай Бог, мать попадется – весь выводок загубишь.

– Жалко, конечно, – невозмутимо кивнул Александр. – Своих детишек тоже кормить надо: водки я не покупаю, когда в семье нужда.

На этот раз перевел разговор на другое Николай. Заговорил веселей, не то в шутку, не то всерьез:

– Вчера нашел меня в крови, испугался, наверное: помру – на тебя подумать могут?

Александр спокойно затянулся дымком, посмотрел на кончик сигареты и решительно мотнул головой:

– Нет! Бес-то, конечно, шепнул из-за плеча: окочурится инспектор, глядишь, до зимы сюда не принесет нелегкая ни одного блатного начальника.

– Ну и что? – насмешливо кивнул ему Николай.

– А стыдно стало, – серьезно ответил Александр и бросил окурок в огонь – Встретились бы так же вот бурят с бурятом или татарин с татарином, и совсем другой разговор у них бы получился. А мы все друг другу глотки рвем. Посмотрел вчера, как ты корчишься от боли, и подумал: все вы, конечно, сволочи, но все равно, я не буду носить на душе грех, что своего, погибающего, в тайге бросил. И других грехов на мне много.

– Ну ты уж полегче, – попытался пристрожиться Николай. – Философ что ли?

– Почему философ… Плотник я, бульдозерист, столярить могу. Живу здесь один, всякие мысли в голову лезут.

Взяв у Анатолия пакет с продуктами, гость засуетился:

– Щас, мужики, я рыбки вам в дорогу принесу. Я мигом, подождите, – глаза его заблестели, засветились изнутри.

Вскоре он вернулся с целым пакетом соленого хариуса. Был там и один ленок.

– Ну! Тут без бутылки не обойдешься, – Виктор полез в рюкзак.

Распили бутылку под малосольный ледяной хариус.

Разговорились.

– Так ты здесь частенько бываешь? – заинтересованно спросил Анатолий.

– Бываю! – пожал плечами Александр. – Хорошо здесь. – Глаза его снова засветились, щёки разрумянились. – В прошлом году ночью, смотрю, зверь на той стороне реки ходит по кустарнику. Вроде как лось. И мне туда в зимовье надо. Только я по залому полез, а он вдруг как рявкнет. А ночь лунная была… Как хватил я оттуда кружным путем, не помню, как до зимовья добежал. Закрыл дверь, не спал всю ночь, думал, придет.

Александр из хмурого, молчаливого типа стал превращаться в обыкновенного парня, заскучавшего по общению с людьми, открытого и добродушного. Глаза его заблестели, щеки зарумянились, на лбу выступили капельки пота.

Николай встал.

– Ну что, пора нам трогать, а то как начнем вспоминать, не переслушаем друг друга до вечера.

Он достал из кабины тягача обрывок бумаги, карандашом написал несколько строк, протянул Александру:

– Будешь в городе, заходи!

Со звонким гулом и лязгом, в которых после нежных звуков весеннего леса было что-то дерзкое и демонстративно нахальное, взревел тягач. У дымящего костра одиноко сидел Александр и смотрел вслед отъезжающим. Тягач дернулся и остановился вдруг. Распахнулась дверца кабины, Николай выбросил на землю пару капканов и пригрозил пальцем. Александр понял его и улыбнулся. Тягач снова дернулся было с места и опять остановился. На этот раз, будто забыв что-то в лагере, на землю спрыгнул Анатолий, подбежал к рассеянно глядевшему на него Александру, сунул ему в нагрудный карман камуфляжной куртки толстую свертку, хлопнул по плечу, заскочил в кабину, и тягач резво рванул с места.

Виктор оглянулся на быстро удалявшийся табор. Возле костра стоял Александр и с недоумением рассматривал деньги, вынутые из кармана.

Поползли болотные километры, снова стало радостно на душе, как в день прибытия в эти заповедные и не такие уж безлюдные места. И казалось рыбакам, что, несмотря на досадное происшествие, рыбалка все же удалась. Шарахались на поворотах по сторонам деревья, летел от гусениц рваный рыжий мох.