Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 2"

С учетом перечисленных выше факторов и ограничений можно попытаться сформулировать контуры практической политики, которые обеспечивали бы в настоящее время решение задач догоняющего развития.

Традиционно политика догоняющего развития предполагает выполнение государством специфических функций, которые, собственно, и делают возможным преодоление разрыва с более развитыми странами. Вопрос о роли государства всегда вызывает особенно острые дискуссии, поскольку всегда выходит за рамки теоретической полемики и непосредственно отражает политическую борьбу, которая ведется во всяком обществе, осознающем проблему своей отсталости и не желающем смириться с подобным положением дел. По нашему мнению, базовые ориентиры (методологические принципы) исследования данной проблемы содержатся в работах А. Гершенкрона, хотя они (эти ориентиры), естественно, должны претерпеть существенную трансформацию, чтобы стать приложимыми к проблемам развития современного общества.

Гершенкрон выделяет два аспекта деятельности государства в догоняющем обществе – «негативный» и «позитивный»[123]123
  См.: Gerschenkron А. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. P. 19.


[Закрыть]. Если первая группа факторов создает общую основу для структурной трансформации и ускоренного экономического роста, то вторая представляет собой набор социально-экономических обстоятельств, трансформирующих рост из потенциального в реальный.

«Негативная» роль государства состоит в ликвидации препятствий к экономическому росту: создание благоприятной среды, снятие институциональных ограничений, обретение страной политической стабильности. Конкретный набор действий зависит от обстоятельств исторического развития страны, от наличия или отсутствия факторов, сковывающих экономическое развитие на данном уровне развития производительных сил. Причем очень часто речь идет об обстоятельствах, ранее созданных самим же государством[124]124
  Например, к «негативным» предпосылкам роста относятся аграрная реформа в Германии или великие реформы Александра II, дополненные финансовыми реформами Александра III.


[Закрыть].

К «позитивным» предпосылкам относится комплекс специальных мер по стимулированию ускоренного развития. Они не менее разнообразны и по сути выступают как определенные институты, обеспечивающие экономический рост. В разных странах и в разные эпохи важнейшими для роста институтами могли быть инвестиционные банки (в Германии) или прямое государственное участие в экономической жизни (в России конца XIX – начала XX века).

Разграничение «позитивных» и «негативных» факторов принципиально важно для понимания особенностей выполнения государством своей роли в различных экономико-политических обстоятельствах. Набор мер, который характеризуется как «негативный», вполне сопоставим как в странах – пионерах экономического роста, так и в странах догоняющего развития (разумеется, речь идет о сопоставимости применительно к одному и тому же этапу развития общества и научно-технического прогресса). Государство должно обеспечивать базовые предпосылки для роста, навсегда ликвидировав те препятствия, которые стоят на пути экономического прогресса.

Другое дело – «позитивная» роль. Она, по Гершенкрону, в разных странах при решении ими схожего круга задач (скажем, индустриализации) чрезвычайно различалась. Государство не сыграло существенной роли в обеспечении роста в странах – пионерах индустриализации; его значение было ограниченным при догоняющей индустриализации Германии и Японии; и, наконец, государственное вмешательство было исключительно важно для России первой половины XX века, как впоследствии и для новых индустриальных стран Азии.

С чем же связана значительная позитивная роль государства в решении задач догоняющего развития? Возможны два варианта ответа на этот вопрос. Гершенкрон, основываясь исключительно на опыте индустриализации, объяснял ее уровнем отсталости страны: чем сильнее отсталость, тем активнее должно вмешиваться государство непосредственно в хозяйственный процесс. По мере преодоления отсталости роль государства может несколько ослабевать, оно, скажем, уступает место банкам, как это было в относительно более развитой Германии[125]125
  См.: Gerschenkron A. Europe in the Russian Mirror. P. 123.


[Закрыть]. Другой ответ на вопрос о масштабах государственного вмешательства связан с опытом последних десятилетий XX века; он позволяет предположить, что роль государства в немалой степени зависит и от этапа общественно-экономического развития, существенно различаясь в индустриальном и постиндустриальном мире. На этой стороне дела остановимся подробнее.

Отличие позитивной роли государства в индустриальном и постиндустриальном мире связано в первую очередь с характером производительных сил той или иной эпохи. Их качественное различие, о котором шла речь выше, предопределяет расхождение (точнее, противоположность) принципов поведения государственной власти в области решения задач технологического прорыва. В индустриальном обществе центральным вопросом государственной политики является концентрация ресурсов на прорывных направлениях технического прогресса, мобилизация всех сил и средств, доступных данному обществу Принципиально иной уровень технологической неопределенности делает такого рода политику в постиндустриальном обществе невозможной и неэффективной. Вместо концентрации ресурсов главной задачей становится обеспечение максимальной адаптивности общества и каждого экономического агента, создание такой политической и правовой среды, в которой все они ориентированы на активное выявление и максимально полное удовлетворение интересов и потребностей своих контрагентов (друг друга).

Определим набор экономико-политических условий, способствующих решению задач догоняющего развития в постиндустриальном обществе. Иными словами, речь пойдет о некотором перечне позитивных аспектов государственной политики в современном мире.

Политический режим. Прежде всего встает вопрос об обеспечении политической стабильности и адекватности политического режима стоящим перед данной страной задачам. Экономистами и политологами подробно проанализирована связь между социально-экономическим и политическим развитием[126]126
  См.: Huntington S. The Third Wave; Vanhanen T. Prospects for Democracy: A Study of 172 Countries. L.; N. Y.: Routledge, 1997; May В. Экономическая реформа сквозь призму конституции и политики. М.: Ad Marginem, 1999.


[Закрыть]. Но, по-видимому, существует также связь между уровнем социально-экономического развития общества и политическим режимом, наиболее благоприятным для преодоления разрыва с наиболее развитыми странами. Иными словами, тип решаемых задач связан определенным образом с этапом (уровнем) социально-экономического развития, и поэтому политический режим, оптимальный для догоняющей индустриализации и постиндустриализации, должен различаться.

Если индустриальный прорыв отсталых стран требовал авторитарных режимов, способных сконцентрировать силы и средства на приоритетных направлениях, то постиндустриальный прорыв возможен лишь в условиях устойчивой демократии. В работах последнего десятилетия было показано, как и почему экономический рост формирует общую основу для утверждения политической демократии и гражданских свобод[127]127
  См.: Kuznets S. Modem Economic Growth. Rate, Structure, and Spread. New Haven; L.: Yale University Press, 1966. P. 445^153; Huntington S. The Third Wave. P. 61–63.


[Закрыть]. Однако в обществе, развитие которого основано на движении информационных потоков и индивидуализации потребностей, не менее важна и обратная связь: для современного экономического роста нужны соответствующие политические предпосылки – институты, гарантирующие свободу (политическую, интеллектуальную) и собственность (опять же не только и даже не столько на материальные продукты, сколько интеллектуальную собственность).

Обеспечение адаптивности общества предполагает раскрытие творческой активности всех агентов и вряд ли достижимо при подавлении их инициативы – как экономической, так и политической. Свобода творчества, свобода информационных потоков, свобода включения индивидов в эти потоки является важнейшей предпосылкой прорыва. Необходимо создание политических и экономических условий, благоприятных для развития в стране интеллекта. Перефразируя известный штамп советских времен, можно сказать, что свобода превращается в непосредственную производительную силу общества. В настоящее время (на современном этапе развития производительных сил) связь адаптивности и либеральной демократии выглядит достаточно очевидной.

Еще одно политическое обстоятельство, которое должна обеспечивать власть и которое является важным при любом типе догоняющего развития, состоит в поддержании консенсуса (единства взглядов) по базовым принципам и ориентирам развития между основными группами и социальными слоями, особенно в рамках политической, хозяйственной и интеллектуальной элиты страны. Речь идет о необходимости формирования и поддержания общности представлений элиты о желательных направлениях и перспективах национального развития.

Собственность. Формирование адекватной системы отношений собственности является еще одной фундаментальной задачей власти. Применительно к постиндустриальному обществу речь должна идти о гарантиях прав частной собственности, что непосредственно связано с обеспечением условий для творческой личности. Это общее утверждение должно находить реализацию в ряде конкретных аспектов функционирования отношений собственности.

Особую сложность здесь представляют проблемы функционирования и обеспечения прав интеллектуальной собственности. Распространено предположение о том, что обеспечение строжайшего соблюдения прав интеллектуальной собственности является одним из главных условий постиндустриального прорыва. Вместе с тем есть и работы, отстаивающие противоположный тезис: быстрый рост в мире постиндустриальных ценностей требует максимально полного снятия ограничений на движение информации, а значит, и отказа от права частной собственности на продукты интеллектуального труда[128]128
  См., например: Kinsella N. Against Intellectual Poverty // Journal of Libertarian Studies. 2001. Vol. 15. № 2.


[Закрыть].

Пока эта дискуссия носит умозрительный характер и нуждается в дополнительном серьезном исследовании и обсуждении. В данной статье мы можем лишь обозначить эту проблему, но никак не разрешить ее. (Да и вообще она вряд ли имеет теоретическое решение, а требует исследования практического опыта успешной догоняющей постиндустриализации, которого еще нет.) Пока же можно допустить, что для стран – пионеров постиндустриализации защита прав интеллектуальной собственности была весьма важна (или даже играла критическую роль), тогда как для догоняющего развития значительную роль играют простота и максимальная доступность информационных ресурсов (сведений о новых явлениях и технологиях), тем более что сроки эффективного использования нового знания резко сокращаются.

Экономическая свобода. Политическая свобода в постиндустриальном мире неотделима от свободы экономической. Статистическим показателем, более или менее адекватно отражающим уровень экономической свободы, может служить бюджетная нагрузка в ВВП. Вывод о необходимости обеспечения достаточно низкой бюджетной нагрузки (порядка 20–25 % бюджета расширенного правительства в ВВП) для достижения высоких темпов роста остается предметом дискуссии с точки зрения как адекватности его измерения, так и применимости данного индикатора в динамическом анализе (ускоряется ли рост при снижении бюджетной нагрузки?)[129]129
  См.: Илларионов А. Экономическая свобода и благосостояние народов // Вопросы экономики. 2000. № 4; May В. Либерализм всерьез и надолго // Эксперт. 2000. № 11; Фридман Л., Видясов М., Мельянцев В. Государственные расходы (потребление) и экономический рост. М.: РЭШ, 1998.


[Закрыть]. Анализ существующего (хотя и достаточно ограниченного) опыта развития постиндустриального мира позволяет сделать пока лишь два вывода.

Во-первых, для решения задач догоняющей постиндустриализации бюджетная нагрузка должна быть, по-видимому, ниже, чем у стран-пионеров. В этом состоит существенное отличие от догоняющей индустриализации, для которой характерна более высокая концентрация ресурсов в бюджете именно догоняющих стран. Более низкая бюджетная нагрузка корреспондирует с высокой технологической и экономической неопределенностью: относительно большие ресурсы должны оставаться в руках частных субъектов экономической жизни.

Во-вторых, бюджетная нагрузка является проблемой не только количественной, но и структурной. Важны не только цифры, характеризующие масштабы государственного вмешательства, но и направления использования этих средств. Так, более развитая система образования выступает важнейшим фактором постиндустриализации, а это требует соответствующих государственных расходов.

Заимствование институтов. Догоняющее развитие предполагает формирование новой системы институтов. Сложность, однако, состоит в невозможности прямого и однозначного заимствования институтов, сформировавшихся в странах-пионерах. Некоторые из этих институтов играют универсальную роль, т. е. важны для устойчивого функционирования любого развитого общества. Но далеко не все они способны играть однозначно позитивную роль в преодолении разрыва в социально-экономическом развитии. В ряде случаев институт, доказавший свою эффективность в развитом обществе, может быть тормозом на пути ускоренного развития отсталой страны. И напротив, вроде бы устаревшие институты подчас играют роль фактора, ускоряющего рост. Наконец, далеко не всегда институты, вроде бы способные обеспечить экономический рост, приживаются в иной социальной или культурной среде.

В общем плане можно разграничить: (1) институты, важные для устойчивого функционирования экономики в современном обществе; (2) институты, характерные для развитого общества, но препятствующие решению задач догоняющего развития; (3) институты, отсутствующие в передовых странах, но обеспечивающие решение задач догоняющего развития. Это разграничение весьма условно. На разных этапах развития и в разных странах значение отдельных институтов может быть прямо противоположным. Наиболее яркими примерами являются частная собственность и конкуренция, ограничение которых было типично для догоняющего развития в эпоху зрелого индустриализма, тогда как в постиндустриальном обществе гарантии частной собственности и стимулирование конкуренции оказываются (или могут оказаться?) важными факторами прогресса.

Существует еще одна особенность формирования институциональных предпосылок догоняющего развития, на которую обратил внимание Гершенкрон применительно к России эпохи ускоренной индустриализации. Он отметил возможность использования старых социально-экономических форм при вкладывании в них нового содержания. В качестве примера такой политики приводится роль русской общины в сравнении с аналогичными институтами в странах более ранней индустриализации. Сравнивая политику А. Тюрго и С. Витте, Гершенкрон замечал, что первый вел решительную борьбу с наследием коллективных форм ведения хозяйства в деревне, тогда как второй активно использовал их в интересах индустриализации. Сохранение общины в предреволюционной России действительно вызывало удивление и нередко интерпретировалось как дань важному элементу культурного наследия страны, доминирование в ней «духа общинное™». На самом же деле община как налоговая ячейка общества являлась инструментом перераспределения финансовых ресурсов из сельского хозяйства в промышленность через государственный бюджет[130]130
  См.: Gerschenkron A. Continuity in History and Other Essays. P. 274.


[Закрыть]. Эта линия была продолжена и в рамках сталинской коллективизации. Определенную роль здесь, разумеется, играли и традиции бюрократического государства, которое привыкло решать свои финансовые проблемы через простые институты. В пользу этого вывода свидетельствует и использование аналогичного по своей налоговой сути института – колхозов – в сталинском СССР. Впрочем, пока еще нет достаточных оснований для однозначного вывода об универсальном характере этого феномена применительно к догоняющему развитию в других обстоятельствах [131]131
  Можно также добавить, что использование старых форм в новых условиях является не столь уж редким феноменом в экономической истории и связано не только с решением задач догоняющего развития. Скажем, хорошо известен пример ранних Стюартов, которые в начале XVII века пытались возродить в Англии практику принесения рыцарской присяги новому монарху, видя в этом источник дополнительных и независимых от парламента финансовых ресурсов.


[Закрыть].

Структурная политика. В постиндустриальном мире конкуренция вновь становится значимым фактором экономической жизни, из чего следует вывод о необходимости ограничения роли индивидуальных хозяйственных решений государственной власти (т. е. прямого вмешательства государства в хозяйственную жизнь) и повышении роли решений универсальных. Государство должно прежде всего обеспечивать возможность отдельных хозяйственных агентов принимать решения и нести ответственность за результаты их реализации. Иными словами, оно должно жестко поддерживать единые правила поведения.

Индивидуальные решения представляются особенно опасными на начальных стадиях выработки стратегии ускоренного экономического роста. В настоящее время практически невозможно определить реальные сравнительные преимущества данной страны. С высокой степенью вероятности решения по поддержке (даже моральной) отдельных секторов будут оказывать тормозящее воздействие на национальную экономику. Ведь в сложившейся экономической структуре наиболее влиятельными и финансово состоятельными являются, как правило, сектора традиционной экономики, вероятность нахождения которых на острие прорыва мала. Но именно они и обладают наиболее значимым лоббистским потенциалом и смогут навязать государству свои интересы в качестве национальных приоритетов.

Речь не о том, что наиболее эффективные сегодня, в сегодняшних обстоятельствах сектора являются источниками заведомо неэффективных решений. Однако очевидно, что самое простое решение для них – получение политической ренты для сохранения благоприятных условий своего функционирования на протяжении максимально длительного времени. Государство может поддержать их, что приведет к консервации сложившейся структуры и снижению адаптивного потенциала экономической системы. Напротив, если государство сможет максимально устраниться от прямой поддержки отдельных отраслей и секторов, оно подтолкнет их к поиску новых решений, новых эффективных сфер приложения капитала.

Подчеркнем еще раз: целесообразен отказ от индивидуальных решений, устанавливающих приоритеты для отраслей и предприятий. Но отказ от поддержки отдельных секторов и фирм вовсе не отрицает целесообразности поддержки, скажем, экспорта несырьевых товаров (или машиностроительной продукции), т. е. поддержки тех, кто способен демонстрировать свои конкурентные преимущества на внешнем рынке, тем самым доказывая свою эффективность на основе объективных критериев[132]132
  Отдельный вопрос – формы и механизмы этой поддержки. Разумеется, речь не должна идти о прямой бюджетной помощи или иных формах нерыночной конкуренции.


[Закрыть].

Отказ от отраслевых приоритетов не означает отказа от приоритетов при принятии экономико-политических (и в том числе бюджетных) решений в принципе. Многочисленные исследования свидетельствуют о важности вложений в человеческий капитал и особенно в образование и здравоохранение. Этот фактор был весом и в период индустриализации, а в современных условиях его значимость становится просто исключительной. Способность государства сконцентрировать ресурсы на развитии образования и здравоохранения выступает одним из важнейших факторов ускорения социально-экономического развития в постиндустриальную эпоху. Причем государственное участие в этом деле играет немалую роль, поскольку в относительно отсталой стране возможности частных инвестиций в образование являются довольно ограниченными.

В заключение этого раздела обратим внимание на два обстоятельства.

Во-первых, некоторые элементы политики догоняющего развития в постиндустриальную эпоху напоминают политику стран – пионеров экономического роста. И это неудивительно, поскольку в настоящее время вновь резко возрастает неопределенность экономического и технологического прогресса. Это объясняет и схожесть практических рекомендаций, в центре которых вновь оказываются адаптивность частных агентов, отказ от излишней централизации и ограничение прямого вмешательства государства в хозяйственную жизнь. Хотя в одном отношении ситуация все-таки существенно отличается от ситуации XVI–XVIII веков: мы знаем об этой неопределенности, тогда как на заре промышленной революции мало кто о ней мог даже догадываться.

Во-вторых, принципиальное значение, как и триста лет назад, приобретает адаптивный потенциал системы по сравнению с любыми ее количественными характеристиками. А это предъявляет важные и довольно специфические требования к принципам политической и экономической организации общества, решающего задачи сокращения разрыва со странами постиндустриального мира.

Контуры политики догоняющей постиндустриализации применительно к современной России

Определяя стоящую перед современной Россией задачу как догоняющую постиндустриализацию, мы создаем лишь общую основу для формирования стратегии социально-экономического прорыва. А это – исключительно сложная проблема, не имеющая к тому же окончательных решений. Точнее было бы сказать, что она может решаться, но теоретически никогда не может быть решена. Зато может быть реализована на практике, если постиндустриальный прорыв будет когда-нибудь осуществлен.

Модели роста. В центре дискуссий о желательной экономической политике стоит вопрос о роли государства. Такая постановка проблемы не только соответствует традиционным российским (и советским) представлениям о важности государства для решения крупных экономико-политических проблем, но и является значимой по существу: как было показано выше, деятельность государства действительно служит одним из главных факторов решения задач догоняющего развития.

В настоящее время существуют четыре подхода к решению задачи достижения ускоренного экономического роста и к определению роли государства в этом процессе.

Во-первых, характерная для левых сил этатистская модель, в соответствии с которой государство является основным хозяйственным субъектом и только оно может взять на себя ответственность за инвестиционные процессы. Предполагается максимальная концентрация финансовых ресурсов в руках государства (прежде всего ренты и экспортной выручки) и перераспределение их в направлении национальных приоритетов. Не менее важен в этой модели протекционизм как способ защиты отечественного производителя от конкуренции более сильных иностранных фирм. Таким образом, эта модель предполагает проведение активной «промышленной политики» в традиционном (отраслевом) значении данного термина.

Во-вторых, повышение инвестиционной (и вообще организаторской) роли конгломератов крупнейших фирм – финансово-промышленных групп (ФПГ) или интегрированных бизнес-групп (ИБГ). Считается, что такие образования обеспечивают концентрацию ресурсов (финансовых, интеллектуальных), а также снижение трансакционных издержек (благодаря объединению финансовых, производственных и исследовательских организаций).

В-третьих, подход, предполагающий резкое сокращение бюджетной нагрузки на экономику, приведение ее в соответствие с параметрами, характерными для стран аналогичного уровня экономического развития (снижение бюджетной нагрузки с 36–38 до 20–22 % ВВП по расширенному правительству).

В-четвертых, рост, основанный на стимулировании предпринимательской деятельности, на активной политике государства но созданию благоприятных условий для инвесторов – как отечественных, так и иностранных. Для этого необходимо формирование адекватной системы институтов, включая соответствующее законодательство и эффективную правоприменительную систему.

Нетрудно заметить, что первые два похода, по существу, могут быть объединены как дирижистские, вторые два – как либеральные. Данные пары внутренне довольно тесно взаимосвязаны, хотя сторонники их в настоящее время ведут активную полемику между собой.

В подобной постановке предлагаемые модели выглядят абстрактно и порождают гораздо больше вопросов, чем ответов. Однако даже в таком виде к ним применимы критерии решения задач догоняющего развития, которые были рассмотрены нами выше. И с этой точки зрения либеральные подходы в большей мере отвечают вызовам постиндустриальной эпохи.

По-видимому, в современных условиях (2002 год) наиболее естественным и возможным подходом к формированию стратегии экономического развития страны будет определенная комбинация второй, третьей и четвертой моделей.

Процесс формирования вертикальных бизнес-групп в России развивается достаточно быстро[133]133
  Подробнее см.: Дынкин А., Соколов А. Интегрированные бизнес-группы – прорыв к модернизации страны. М., 2001.


[Закрыть]. Несомненным достоинством является инвестиционная активность подобных образований, особенно перспектива их вложений в инновационные проекты. Опасность – в формировании субъектов, обладающих мощным политическим влиянием и способных навязывать собственные интересы в качестве национальных. Соответственно перед правительством встает задача – использовать преимущества ИБГ и нейтрализовать их недостатки. Последнее связано прежде всего с необходимостью максимальной активизации усилий по вступлению во Всемирную торговую организацию (как источник противодействия монополистическим тенденциям внутри страны) и активизации антимонопольной политики.

Проблема сокращения бюджетной нагрузки пока не имеет однозначного решения. За период 1999–2001 годов бюджетная нагрузка в ВВП заметно возросла, приблизившись к 39 % по расширенному правительству. Эта тенденция создает условия для дальнейшего снижения налогового бремени, однако возможности этого снижения не реализуются в полной мере. Отчасти такая позиция власти объясняется конъюнктурным характером получаемых доходов (высокими мировыми ценами на товары российского экспорта), отчасти – стремлением поддержать популярность правительства и невысокими темпами структурной реформы бюджетной сферы.

Проведение глубокой реформы бюджетных расходов становится в такой ситуации особенно важным. Здесь нужно ориентироваться на решение двух групп задач:

во-первых, на обеспечение бюджетного маневра в направлении концентрации бюджетных ресурсов в отраслях, которые обеспечивают устойчивое функционирование политических институтов, способствующих минимизации трансакционных издержек (госаппарат, судебная и правоохранительная системы, армия), а также в направлении вложений в человеческий капитал (прежде всего в образование, здравоохранение и науку);

во-вторых, с макроэкономической точки зрения следует ориентироваться на некоторое снижение относительной бюджетной нагрузки (в долях ВВП) при повышении объемов доступных бюджетных ресурсов (что вполне естественно в условиях экономического роста).

Стратегия формирования системы институтов (правил игры), необходимых для догоняющего развития, является справедливой, но весьма общей постановкой задачи. О каких именно институтах должна идти речь? С точки зрения политической, по-видимому, необходимо сохранение демократических институтов и принципов, по крайней мере, зафиксированных в Конституции РФ 1993 года. Речь может идти об институтах, характерных для наиболее развитых стран мира (хотя и с соответствующими поправками на постреволюционные особенности развития страны).

С точки зрения экономической ситуация выглядит гораздо сложнее. Пока нельзя сделать однозначный вывод о том, в какой мере имплантация институтов стран – пионеров постиндустриализации способствовала бы решению задач догоняющего развития России. Во-первых, сами эти институты существенно различаются по странам (если сравнить, например, США и ЕС). Во-вторых, копирование институтов означало бы перенос в догоняющую страну принципов, предполагающих существенное изъятие ресурсов, которые могут быть направлены на решение задач догоняющего развития (прежде всего это касается социальной политики). Однако, в-третьих, адаптация ряда институтов обеспечивала бы интеграцию России с наиболее развитыми странами (скажем, ЕС), что стало бы дополнительным фактором сокращения разрыва.

Экономической политике и в еще большей степени хозяйственной практике только предстоит отвечать на возникающие в этой связи вопросы. В первом приближении можно высказать предположение, что институциональная система современной России может формироваться с учетом опыта ЕС, однако при обеспечении существенно более низкой бюджетной нагрузки. Это позволило бы, с одной стороны, воспользоваться некоторыми преимуществами глобализации и участия в общем европейском рынке, с другой – не допустить избыточного бюрократического (и социального) давления на экономический потенциал страны. Но это предполагает тщательный анализ институциональной системы наиболее развитых стран и разграничение институтов, уместных и неуместных для адаптации в современной России по критерию решения задач догоняющего развития. Достаточно очевидно, что допустима адаптация тех институтов, которые не требуют увеличения бюджетной нагрузки или ограничения возможностей инновационной деятельности частных агентов.

Признавая, что задачи ускоренного роста в реальности могут решаться с помощью комбинации подходов, основанных на адаптации современных институтов при ограничении фактической бюджетной нагрузки на экономику и использовании преимуществ интегрированных бизнес-групп, необходимо еще раз сказать об опасности навязывания стране каких бы то ни было отраслевых приоритетов. Подобные попытки в настоящее время нередко предпринимаются, в том числе и экономистами либерального направления.

Весьма сложной проблемой является формирование государственных мер по стимулированию структурных сдвигов путем воздействия на условия производственной деятельности. Прежде всего это касается валютного курса и тарифов на услуги инфраструктурных отраслей (особенно энергетических). Политика плавного укрепления рубля, так же как и сдерживания роста тарифов, облегчает положение отечественных товаропроизводителей в их конкурентной борьбе за потребителя, но в то же время воспроизводит искусственный разрыв между правилами игры отечественных и зарубежных производителей и ведет к консервации сложившейся структуры, ограничивает стимулы к нововведениям. Самым простым способом разрешения этого противоречия было бы постепенное – по мере роста производительности труда – сближение данных цен со среднемировыми (или достижение сопоставимости с мировыми). По-видимому, в этом направлении ситуация и будет развиваться, поскольку существует объективная тенденция сближения национальных и мировых условий хозяйствования при сохранении достаточного уровня открытости экономики страны.

Несомненным сравнительным преимуществом России является высокий образовательный уровень ее населения, особенно в сопоставлении с уровнем экономического развития страны. Данный фактор важен с точки зрения как достигнутого в прошлые десятилетия уровня образования, так и по причине отчетливо демонстрируемой населением готовности инвестировать в этот сектор значительные частные средства. Социологические обследования свидетельствуют, что россияне готовы инвестировать в образование значительно больше, чем граждане не только стран с аналогичным уровнем среднедушевого дохода, но и стран с гораздо более высоким уровнем доходов.

Развитие системы образования должно находиться под постоянным пристальным вниманием государства – с позиции как бюджетных расходов, так и формирования современных институтов (включая стимулирование частных вложений в образование). Повышение эффективности этого сектора в ближайшее время может стать предметом консолидации национальных усилий.

Не менее важными являются и инвестиции в здравоохранение. Это сложный сектор, в котором могут эффективно работать как государственные, так и частные средства. Его ускоренное развитие необходимо в двух аспектах. Один очевиден, поскольку здравоохранение обеспечивает воспроизводство «человеческого капитала» как ведущего фактора постиндустриального роста. Другой аспект обусловлен технологическими особенностями здравоохранения: этот сектор тесно связан со многими высокотехнологичными секторами промышленности и сферы услуг, а потому вложения в здравоохранение могут генерировать спрос по длинной цепочке сопряженных отраслей. Причем это будет не искусственный спрос, как нередко бывает с государственными приоритетами, а спрос, ориентированный на реальные потребности общества. Можно сказать, что здравоохранение может сыграть ту же роль для постиндустриального роста, что и железнодорожное строительство для индустриального.