Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 2"

Позднее, когда настала эпоха бурного роста индустриализма, сопровождавшегося ослаблением свободы торговли и принятием большинством развитых стран покровительственных тарифов, Энгельс стал более благосклонно относиться к протекционистской политике как инструменту ускоренной индустриализации. Он положительно отзывался о покровительственных тарифах, использованных правительствами США и России для решения задач догоняющего развития. Но и здесь были необходимы существенные оговорки: «Покровительствуя одной отрасли промышленности, вы прямо или косвенно наносите вред всем остальным». «Самое худшее в протекционизме – это то, что, раз он введен, от него нелегко избавиться»[222]222
  Энгельс Ф. Протекционизм и свобода торговли // Соч. Т. 21. С. 378, 380.


[Закрыть]. Протекционизм идет рука об руку с монополистическими тенденциями в производстве и дестимулирует стремление национальной экономики к росту конкурентоспособности[223]223
  См.: Там же. С. 383–384.


[Закрыть]. Особенно опасен, по мнению Энгельса, протекционизм в странах, чьи конкурентные преимущества связаны с дешевизной рабочей силы.

Итак, мы можем зафиксировать по крайней мере три вывода по вопросу об отношении марксизма к глобализации.

Глобализация – прогрессивная тенденция, а, как писал Энгельс, «против экономических фактов ничего не поделаешь»[224]224
  Энгельс Ф. Письмо Н.Ф. Даниельсону, 15 марта 1892 г. // Соч. Т. 38. 1965. С. 265.


[Закрыть]. Глобализация – один из «железных законов» общественного развития.

Протекционизм реакционен. Хотя он может рассматриваться как инструмент экономической политики на отдельных этапах развития производительных сил, проведение протекционистской линии вопреки общему тренду и логике развития производительных сил не соответствует ни духу, ни букве марксизма.

В глобализации, в формировании мирового рынка видели подтверждение правоты марксизма как в смысле направления социального развития ко все большему обобществлению, так и с точки зрения обострения внутренних противоречий капитализма.

К глобализации апеллировали ранние марксисты для доказательства правоты буквы своего учения. Энгельс утверждал, что тенденция к понижению заработной платы, не прослеживаемая в развитых странах, происходит в масштабах всей мировой капиталистической системы (хотя оставался открытым вопрос, можно ли колонии, находящиеся на докапиталистических стадиях развития, включать в этот анализ). В. Ленин именно в глобализации мирового рынка видел наступление «высшей и последней стадии капитализма», когда до предела обостряются непримиримые противоречия между империалистическими державами: «Это обострение противоречий является самой могучей двигательной силой переходного исторического периода, который начался со времени окончательной победы всемирного финансового капитала»[225]225
  Ленин В.И. Империализм, как высшая стадия капитализма // Поли. собр. соч. Т. 27. С. 422.


[Закрыть]. Р. Люксембург подчеркивала, что революционный кризис связан с формированием международного рынка[226]226
  См.: Люксембург Р. Социальная реформа или революция. М.: Госполитиздат, 1959.


[Закрыть].

Оставался открытым вопрос, ведет ли глобализация к обострению капиталистических противоречий или к их смягчению. В начале XX века в связи с мировой войной и революционными потрясениями в Европе и Азии казалось, что эти противоречия обостряются, что они дестабилизируют капиталистическую систему до такой степени, что она скоро рухнет, неспособная справиться с порожденными ею процессами.

Проблема отношения к глобализации активно муссировалась в СССР в 1920-х годах, когда на повестку дня встал вопрос о перспективах пролетарской революции и социализма в стране и мире. Когда большевики брали власть, они рассчитывали на начало мировой революции, создание мирового коммунистического хозяйства. В него должны быть вовлечены если не все, то, по крайней мере, некоторые из наиболее передовых стран, где в соответствии с марксистской доктриной пролетарская революция назрела. На практике события разворачивались иначе. СССР остался единственной страной с коммунистической партией, находящейся у власти и претендующей на строительство новой, социалистической системы. Предстояло определиться относительно его политической судьбы, принципов функционирования советской экономики.

Принятие ленинского тезиса о монополии внешней торговли в совокупности со сталинской линией на ускоренную индустриализацию стало непростым выбором. К таким действиям подталкивала логика индустриального мира, логика догоняющей индустриализации. Идея протекционизма была господствующей в мире с конца XIX до середины XX века. Как представлялось большевистским лидерам, единственная страна социализма не может допустить послабления в контактах с враждебным миром. Но была и другая сторона вопроса, на которую указывали некоторые экономисты и политические лидеры. В. Базаров – видный марксист, левый социалист – обращал внимание на то, что закрытие внутреннего рынка от ввоза импортных продуктов из капиталистических стран, стремление построить автаркическую экономику приведут к тому, что отечественные производители будут изготавливать «продукцию очень высокой себестоимости и очень низкого качества»[227]227
  Базаров В. Принципы построения перспективного плана // Плановое хозяйство. 1928. № 2. С. 49.


[Закрыть].

С вопросами глобализации тесно связана и концепция «перманентной революции», разработанная Л. Троцким в 1905–1929 годах. Он пытается примирить реальное развитие событий с классической марксистской доктриной: победу «пролетарской революции» в отсталой крестьянской стране с отсутствием мировой революции и мировой системы коммунизма. Дело не столько в доктрине, сколько в вопросах практического характера: может ли утвердиться социалистическая система в одной стране? какова будет ее хозяйственная система? каковы возникающие в этой ситуации риски? Причем в отличие от «красных профессоров» из сталинского окружения Троцкий не мог позволить себе ограничиться терминологическими манипуляциями (например, объявить Россию страной со «средним» уровнем развития капитализма).

Для Троцкого социалистическая (коммунистическая) система должна демонстрировать не только социально-политическое, но и технологическое превосходство, обеспечивать более высокий уровень развития производительных сил. В мире, где явно обозначились тенденции к глобализации (или, по принятой тогда терминологии, интернационализации), это требует включения страны в мирохозяйственные связи[228]228
  «Переход власти из рук царизма и буржуазии в руки пролетариата не отменяет ни процессов, ни законов мирового хозяйства. Правда, в течение известного времени после Октябрьского переворота экономические связи Советского Союза с мировым рынком ослабели. Но чудовищной ошибкой было обобщать явление, которое представляло собой лишь короткий этап диалектического процесса. Мировое разделение труда и сверхнациональный характер современных производительных сил не только сохраняют, но будут удваивать и удесятерять свое значение для Советского Союза по мере его экономического подъема» (Троцкий Л. Перманентная революция. 2-е изд. Cambridge, МА: Iskra Research, 1995. С. 220).


[Закрыть]. Но в других странах сохраняется капиталистический режим, они враждебны СССР и вряд ли будут способствовать укреплению советского государства. Это противоречие ставит перед СССР два альтернативных варианта: или страна политически эволюционирует в направлении капитализма и станет органичной частью его мировой системы, или она будет изолирована от мирохозяйственных связей, экономически деградирует и рухнет.

«Интернационализм не есть отвлеченный принцип, но лишь теоретическое и политическое отражение мирового характера хозяйства, мирового развития производительных сил и мирового развития классовой борьбы. Социалистическая революция только начинается на национальной почве. Но она не может на ней закончиться… Оставаясь и далее изолированным, пролетарское государство в конце концов должно было бы пасть жертвой этих противоречий», – писал Троцкий[229]229
  Троцкий Л. Перманентная революция, С. 231, 217, 218. Ср. также: «Слабость советского хозяйства… – в его нынешней, послеоктябрьской изолированности, т. е. в невозможности для него пользоваться ресурсами мирового хозяйства» (Троцкий Л. Перманентная революция. С. 221).


[Закрыть]. Такое развитие событий было неприемлемо для теоретика и практика коммунистической революции. Он пытался найти выход в теории «перманентной революции». Но она была крайне уязвимой и с теоретической, и с практической точек зрения (чем, естественно, не преминуло воспользоваться сталинское руководство). На простой вопрос: что делать, если мировой революции не будет, у Троцкого не было убедительного ответа. Оставался только общий вывод: «Острые кризисы советского хозяйства являются напоминанием о том, что производительные силы, созданные капитализмом, не приурочены к национальным рынкам и могут быть социалистически согласованы и гармонизированы только в международном масштабе. Другими словами, кризисы советского хозяйства являются не только недомоганиями роста, своего рода детскими болезнями, но и чем-то неизмеримо более значительным – именно суровыми одергиваниями со стороны международного рынка» [230]230
  Там же. С. 222.


[Закрыть].

История СССР подтвердила прогнозы Троцкого. Хотя, как это обычно бывает, кризис наступил позднее, чем ожидалось, и принял формы, существенно отличные от описанных. Но суть кризиса оказалась именно такой, какой ее видел теоретик «перманентной революции»: малая включенность в мировой рынок, наличие жестких институциональных барьеров для использования передовых технологий, нарастающее отставание СССР от капиталистического мира, затем крах «реального социализма». Другое дело, что в отличие от ожиданий Троцкого крах этот произошел уже на новой стадии развития производительных сил, когда сменились тенденции развития материальной базы общества. На индустриальной фазе СССР мог успешно адаптировать новые технологии и сокращать свое отставание от Запада. Это продолжалось вплоть до начала 1960-х годов[231]231
  Тезис Троцкого используется некоторыми левыми в качестве обоснования причин краха «реального социализма»: «Неимоверно прославленный тезис В. Ленина о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране оказался на поверку грубой ошибкой, которую исправила сама жизнь, называемая в марксистском научном обиходе объективной реальностью… Его ошибка… подтвердила истинность предвидений Маркса во всемирном масштабе» (Дегтярев А. Предисловие к последнему русскому изданию XX века // Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Вагриус, 1999. С. 6).


[Закрыть].

С аналогичными проблемами столкнулись позднее многие страны с низким уровнем экономического развития, пытавшиеся в XX веке (и особенно во второй его половине) решать проблемы индустриализации, встав на путь «социалистической ориентации». Их руководство полагало, что наличие «наиболее передовой» общественной системы позволит сконцентрировать ресурсы, получить поддержку СССР, создать автаркическое хозяйство и на этой базе совершить скачок. Практика опровергла подобные надежды. Большинство этих стран так и не смогли вырваться из бедности, другие, более того, деградировали.

Изменились и теоретические представления об эффективных моделях «экономики развития». До последней трети XX века в экономической науке доминировали марксистские или неомарксистские представления о способах решения проблемы отсталости, основанные на закрытии национальной экономики от иностранной конкуренции, централизации ресурсов в руках государства, их перераспределении в приоритетные сектора. Только в последние десятилетия широкое распространение получили взгляды, согласно которым открытая внешнеэкономическая политика, линия на интеграцию в структуры мирового рынка – важнейший фактор успешного экономического роста[232]232
  См.: Sachs J., Warner A. Economic Growth and the Process of Global Integration 11 Brookings Papers on Economic Activity. 1995. № 1; AslundA., Warner A. EU Enlargement: Consequences for the CIS Countries. A paper presented to the conference «Beyond Transition: Development Perspectives and Dilemmas». Warsaw: CASE, 2002.


[Закрыть].

В этом пункте имеет место разрыв идеологии коммунистических партий (как в России, так и в других странах) с духом и буквой марксизма. Левые оказались в первых рядах антиглобалистского движения, вышедшего на политическую арену в 1990-е годы. Интернационализация политических сил – господствующая в мире доктрина, на деле обеспечивающая социально-экономический прогресс в постиндустриальном мире, основана на либеральной идеологии. Левые же силы более комфортно чувствуют себя в индустриальном мире с его крупными производственными формами и закрытыми национальными экономиками. Отсюда и их позиция по отношению к глобализации [233]233
  См.: Зюганов Г. Глобализация: тупик или выход? // Правда. 2001. 27–28 марта; Он же. Глобализация и судьба человечества. М.: Молодая гвардия, 2002.


[Закрыть].

Хотя в общем-то позиция современных коммунистов по отношению к глобализации достаточно противоречива. С одной стороны, они не могут не признать объективный характер процесса, предсказанного Марксом. Они гордятся прогнозами основоположника. С другой стороны, им трудно признать, что политические и экономические последствия глобализации связаны с ослаблением социальной борьбы в рыночных демократиях. Начинается поиск новых интерпретаций процесса, естественно, они пытаются провозглашать, что сейчас разворачивается «плохая» глобализация – империалистическая, противоречащая интересам большинства населения мира и особенно угрожающая России. Однако возможна и другая глобализация – «правильная», которая будет осуществляться в условиях социализма в интересах всего человечества. Как видим, здесь открыто проявляется конфликт между Марксовой методологией исторического анализа и подходом, основанным на незыблемости догм «светской религии».

В своей борьбе с глобализацией коммунисты порывают с сутью марксизма, признающего наличие универсальных, объективных тенденций. Глобализация является сегодня одной из таких тенденций. Она противоречит левым настроениям и политическим предпочтениям, но от этого не перестает быть объективным процессом, характеризующим современный этап развития производительных сил.

Марксизм и современные марксисты

В современном мире официальный марксизм, представленный левыми политиками и теоретиками, чувствует себя некомфортно. Рухнуло то, что на протяжении десятилетий выступало пусть и не до конца убедительным, но наглядным подтверждением исторической правоты «революционного марксизма» – мировая коммунистическая система. Долгосрочные тенденции развития мира противоречат изначальным (равно как и вульгаризированным) положениям марксизма – во всяком случае в том виде, в котором он воспринимался левыми на протяжении последних ста-двухсот лет. Действительно, в непростое положение попали официальные марксистские теоретики: многие фундаментальные тенденции мирового развития не укладываются в прокрустово ложе левой идеологии. Ясно, что для объективного анализа надо разделить методологию и веру. А сделать это трудно. Отсюда догматизм, невозможность полноценного анализа с использованием марксистской методологии.

Оказавшись в такой ситуации, «официальные марксисты» трансформируют свои взгляды по-разному: одни просто-напросто вульгаризируют доктрину в угоду политической практике (и тогда вслед за нападками на глобализацию они демонстрируют откровенный национализм и ксенофобию), другие, напротив, предлагают содержательные интерпретации современного исторического прогресса. Если первый подход является чисто политическим и не имеет отношения к проблематике научной статьи, то второй заслуживает краткого рассмотрения.

Можно выделить три варианта интерпретации современных тенденций в логике марксистского анализа. Ортодоксальные марксисты пытаются доказать, что базовые прогнозы классиков (не только Маркса, но и Ленина) оказались верны и обнаруженные ими тенденции продолжают действовать в полной мере. Другие авторы пытаются расширить, универсализировать марксистские социальные прогнозы. Третьи стремятся переинтерпретировать марксизм, вернуться к его изначальным гуманистическим и демократическим традициям. Эти три подхода, конечно, взаимосвязаны, характерные для них элементы можно найти в работах одних и тех же авторов.

Несмотря на существенные изменения в мире, произошедшие за последние сто лет, среди марксистов до сих пор встречаются ортодоксальные теоретики, по мнению которых «капитализм продолжает демонстрировать те же симптомы кризиса – эксплуатация, дискриминация, загрязнение окружающей среды, войны и враждебность»[234]234
  Sherman Н. Reinventing Marxism. Baltimore; L.: The John Hopkins University Press, 1995. P. 12.


[Закрыть]. Подобный подход характерен и для руководства нынешней КПРФ. Признавая ряд новых тенденций в развитии современных производительных сил, Г. Зюганов настаивает на том, что фундаментальные прогнозы, содержащиеся в работах Маркса и Ленина, продолжают реализовываться на практике. Это касается двух основных тенденций развития современного мира. Зюганов настаивает на актуальности ленинской интерпретации современного капитализма (империализма) как высшей стадии капитализма, как паразитического и загнивающего общества. Тезис о «высшей фазе» в принципе не нуждается в доказательствах, поскольку новейшая фаза всегда может интерпретироваться как высшая по отношению ко всем предыдущим. А «паразитизм» и «загнивание» выводятся из современных процессов глобализации, которые ведут к усилению эксплуатации менее развитых стран. В этом тезисе российские коммунисты повторяют размышления Р. Люксембург о капитализме, требующем «третьих лиц» или внешних рынков, которые могут эксплуатировать развитые капиталистические страны[235]235
  Этот тезис принимают «зеленые», традиционно занимающие левые позиции. Так, Б. Коммонер (первый кандидат в президенты США от партии «зеленых») утверждал, что «предсказание Маркса о прогрессирующем обнищании рабочего класса при капитализме не сбылось, потому что капиталисты все это время эксплуатировали природу, и сейчас, когда природные ресурсы уже совсем подойдут к концу, тут-то обнищание и начнется» (www.prompolit.ru/132718).


[Закрыть].

Вместе с тем выдвигается тезис о том, что модернизация и гуманизация капитализма объяснялись влиянием СССР и его союзников. Только из-за глобального противостояния капитализма и коммунизма первый адаптировался к вызовам времени, демократические и социальные тенденции приобрели большой вес в капиталистических странах. Теперь же, после краха мировой системы социализма, капитализм вновь будет возвращаться к привычным способам эксплуатации труда и природных ресурсов[236]236
  См.: Зюганов Г. Глобализация: тупик или выход? С. 10, 14, Дегтярев А. Предисловие к последнему русскому изданию XX века. С. 7. В рассуждениях о решающей роли Советского Союза в повышении гибкости и трансформации капитализма остается, однако, открытым вопрос, почему капитализм активно трансформировался в политическом и социальном отношениях уже при жизни Маркса и Энгельса, задолго до возникновения «реального социализма»?


[Закрыть]. А пока существует эксплуатация, будет существовать и марксизм как учение о социалистической альтернативе капитализму[237]237
  См.: Gorz A. Farewell to the Working Class. L.: Pluto Press, 1982; Bookchin M. Anarchism, Marxism and the Future of the Left. Edinburgh; San Francisco: A. K. Press, 1999; Munch R. Marx@2000: Late Marx Perspectives. L.; N.Y.: Zed Books, 2000. Ch. 4.


[Закрыть]. Укажем на то обстоятельство, что здесь имеет место отход от исходной Марксовой философии истории, предполагающей, что анализ развития общественных отношений должен опираться на выделенные тенденции развития производительных сил. Характер материальной базы общества трактуется очень широко. Фактически признается, что один и тот же тип капиталистических производственных отношений порождается производительными силами, радикально отличными от тех, которые были характерны для капитализма XIX века. Если на ранних стадиях доктрина Маркса столкнулась с проблемой существования радикально различных способов производства на одинаковом технологическом фундаменте, то теперь ситуация противоположная. Благодаря ускорению технического прогресса происходит динамичное развитие производительных сил, за которыми по идее должна следовать кардинальная трансформация общественных отношений. Признавая этот очевидный факт, марксист попадает в логическую ловушку, из которой нельзя выбраться, не отказавшись от одного из двух постулатов классиков. Нужно выбирать: или философия истории, или теория классовой борьбы и революции.

Если придерживаться Марксовой теории исторического прогресса, то надо признать, что капитализм трансформировался, причем произошло это без обострения классовой борьбы и революции. Более того, даже крушение «реального социализма» следует объяснять в этой же логике: советская система была порождением индустриального строя, и ее крах был связан с неспособностью экономических и политических институтов (производственных отношений) этой системы адаптироваться к вызовам времени. Общественные структуры развитых рыночных демократий оказались более гибкими.

Если же стоять на позиции классовой борьбы и революции, то придется отказаться от историко-экономического метода анализа, считая, что «никакого качественного перелома в развитии мирового империализма за последние сто лет не произошло»[238]238
  Зюганов Г. Глобализация: тупик или выход? С. 14.


[Закрыть]. Разумеется, сторонники марксизма как «светской религии» не могут позволить себе отказаться от важнейшего компонента учения. Тем самым левые марксисты закрывают возможности исследования и прогноза перспектив развития современных рыночных экономик, вынуждены делать упор на нарастание противоречий капитализма и приближение подлинного социализма.

Разрыв между марксизмом как историко-философской доктриной и теорией классовой борьбы явно прослеживается в наблюдаемом в последнее время разделении двух основных направлений марксизма – (анти)научного и критического. Первое создает закрытую систему, основанную на метафизике и диалектическом материализме, второе – более открытую плюралистическую систему, характеризуемую демократическим эгалитаризмом[239]239
  См.: Ryan М. Marxism and Deconstruction: A Critical Articulation. Baltimore, MA: John Hopkins University Press, 1982. P. XIII–XIV.


[Закрыть]. Первое начинает восприниматься все более скептически – как неспособное нарисовать адекватную картину будущего, альтернативного капитализму. Отсюда вывод: следует отказаться от использования марксизма как теории будущего. Однако все, что касается критики капитализма, для второго направления не только сохраняет свою ценность, но и становится все более значимым[240]240
  Cm.: Marxism Beyond Marxism / S. Makdisi, C. Casarino, R. Karl (eds.). N. Y.; L.: Routledge, 1996; Munch R. Marx@2000: Late Marx Perspectives. Ch. 1.


[Закрыть]. На самом же деле марксизм как историко-философская доктрина, позволяющая прогнозировать общественное развитие, оказывается ущербным только тогда, когда исследователь пребывает в узких рамках веры в «социалистический выбор», – этой альтернативы динамика производительных сил действительно не гарантирует. Однако если выйти за пределы левой ортодоксии, то выясняется, что прогностический потенциал теории Маркса остается весьма значительным.

Другая, более тонкая попытка адаптировать наследие Маркса к реалиям второй половины XX века связана с выведением Марксовой традиции анализа на международный уровень. Активные усилия в этом направлении предпринял И. Валлерстайн, позиция которого опирается на открытое признание тенденции к глобализации. Он доказывает, что в марксизме должна быть скорректирована одна из составляющих метода исследования социально-экономических процессов: речь идет о выборе уровня анализа. Еще в XVI веке мир стал интегрированной социально-экономической системой. Анализ мирового развития, основанный на исследовании феномена развития отдельных, вырванных из глобального контекста стран, непродуктивен. В мире есть богатое, сильное «ядро» и бедная, экономически слабая периферия. Та или иная страна способна изменить свое положение в мировой системе, перебраться из периферии в «ядро». Но это мало что меняет в глобальном мире.

Тем самым противоречия между реальными траекториями национального развития и прогнозами Маркса не принципиальны. Пусть десятилетиями сотни миллионов людей жили при социально-экономической системе, которую ее лидеры нарекли социализмом, мировое хозяйство все равно оставалось капиталистическим. «Если мы говорим о стадиях – а мы должны говорить о стадиях, – то это должны быть стадии развития социальных систем, рассматриваемых как тотальность. В XIX и XX веках была лишь одна мировая система – мировая капиталистическая экономика»[241]241
  Wallerstein I. The Rise and Future Demise of the World Capitalist System: Concepts for Comparative Analysis // Comparative Studies in Society and History. 1974. Vol. 16. № 4. P. 390.


[Закрыть]. Как считает Валлерстайн, капитализм наделен большей внутренней энергией и устойчивостью, чем предполагал Маркс, но внутренние противоречия этой формации неизбежно приведут к взрыву, переходу к социалистической системе и созданию мирового правительства.

Схожие рассуждения типичны для многих современных левых марксистов, в том числе российских. Ключевая проблема для них – доказательство того, что основное направление развития капитализма остается таким же, как описал Маркс, что он лишь недооценил адаптивные способности капиталистического строя. Но весь адаптационный потенциал этого строя не выходит за рамки национальных границ; капитализм в мировом масштабе недалеко ушел от системы, описанной классиками: «Те пороки реального капитализма, от которых он стремился убежать, вдруг вновь встретились ему на пути, причем в еще более тяжелых и уже глобальных формах. Буржуазное общество на рубеже второго и третьего тысячелетий оказалось гораздо ближе к образцу естественного, несколько эмоционально, хотя и предельно точно прозванного “диким” капитализма, который с неопровергнутой математической точностью описали Маркс и Энгельс, нежели к тем деформированным западным рабочим движением и воздействием несовершенного “реального социализма” вариантам, которые вызывали восторг ревизионистов»[242]242
  Дегтярев А. Предисловие к последнему русскому изданию XX века. С. 8–9.


[Закрыть].

Оценивая состояние современной мировой общественно-экономической системы, Валлерстайн отмечает: «Я не думаю, что она просуществует долго… Когда ее противоречия не позволят ей дальше функционировать, будет бифуркация, последствия которой невозможно предсказать… Историческая система, как и все исторические системы (соответствующие историческим стадиям Маркса), имеет не только начало (генезис), но… и конец. И только тогда будет ясно, какой станет следующая система, которая будет ее преемником»[243]243
  Wallerstein /. World System versus World-systems // The World System: Five Hundred Years or Five Thousand? / A. Frank, B. Gills (eds.). L.; N. Y.: Routledge, 1993. P. 295–296.


[Закрыть]. Тем не менее главная проблема таких прогнозов в условиях сегодняшнего экономического роста состоит в том, что современники не могут проверить их точность.

Если принять на вооружение подобную систему аргументов, то нелогичной оказывается та борьба, которую современные левые силы ведут против процессов глобализации. Ведь из такой логики следует, что глобализация является важнейшим фактором революционизации общества, слома капиталистической системы. Специфика современного этапа развития левых движений – расхождение Марксовой теории и политической практики коммунистических партий, в которых все более усиливаются националистические настроения в ущерб традиционному марксистскому интернационализму.

Подмена анализа национальных экономик оценкой всемирной экономической динамики неадекватна базовым принципам Марксовой методологии. Выстроенная Марксом схема мирового развития жестка, но убедительна («более развитые страны показывают менее развитым лишь картину их собственного будущего»[244]244
  Маркс К. Капитал. T. 1 // Соч. T. 23. C. 9.


[Закрыть]), в интерпретации же Валлерстайна и других левых исследователей она становится мягкой, пластичной. Отказ от анализа национальных траекторий влечет за собой отрицание возможности использовать опыт социально-экономического развития более развитых стран при оценке перспектив более бедных. В отличие от многих построений Маркса, которые проходят тест Поппера на фальсифицируемость[245]245
  См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Феникс; Международный фонд «Культурная инициатива», 1992.


[Закрыть], картина мира, представленная Валлерстайном, позволяет легко объяснить, включить в себя любое развитие событий.

Анализируя современные тенденции общественного прогресса, левые марксисты не могут обойти вниманием вопрос о судьбах СССР и «мировой системы социализма». Здесь налицо три принципиальных подхода.

Один связан с отказом признать опыт СССР и его союзников социалистическим. Социализм должен был бы являть собой сочетание экономической и политической демократии, что с очевидностью отсутствовало в советской системе. Поэтому опыт СССР, по мнению левых, не доказывает неверность идей Маркса – в СССР им никогда не следовали. Наоборот, анализ советского опыта демонстрирует критический потенциал марксизма как инструмента интерпретации не только капиталистических, но и других классовых отношений, в том числе такого уникального явления, как Советский Союз[246]246
  См.: Sherman Н. Reinventing Marxism. Р. 210–211.


[Закрыть]. В этой же логике советскую систему нередко характеризуют как разновидность государственного капитализма, признаки которого в СССР стали проявляться с какого-то момента его истории (здесь оценки находятся в диапазоне 1960-1980-х годов). Несоответствие провозглашенных целей и действительности привело к кризису системы[247]247
  См.: Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием; политэкономия государственного капитализма // За и против. Издание Союза марксистов. 2000. № 1 (34); Sherman Н. Reinventing Marxism. Р. 6.


[Закрыть]. Крах СССР оказывается одним из звеньев кризиса и будущего краха капитализма.

В некоторых вариантах этой теории «реальный социализм» называют особой формацией, где общественные отношения структурировались по оси власти, сравнивают с деспотиями Месопотамии, Древнего Египта и других стран Востока, которые сам Маркс характеризовал как «азиатский способ производства»[248]248
  Миронов В. Марксизм в разломе эпох // Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Вагриус, 1999. С. 12. Сопоставление экономической системы советского коммунизма с восточными деспотиями, хотя и без термина «азиатский способ производства», можно встретить и в работах правых либералов (см., например: Гайдар Е. Государство и эволюция. М.: Евразия, 1995. С. 12). Правда, здесь анализ ведется не в терминах «общественных формаций», а опыт Востока приводится лишь для иллюстрации.


[Закрыть]. Этот вывод, будучи последовательно проведенным, предполагает отказ от тезиса о взаимосвязи общественных отношений и производительных сил, т. е. коренной пересмотр важнейшего компонента марксистской доктрины. Хотя, разумеется, это не более чем аналогия. Для марксиста с гораздо большим основанием советская система является разновидностью общества времен развитого индустриализма, и в этом смысле гораздо более естественны ее сравнения с Германией первой половины XX века.

Еще одно объяснение причин краха СССР связано с тезисом о том, что страна двигалась по социалистическому пути развития, однако натолкнулась на естественное препятствие – национальную (или региональную) ограниченность. Развивая идеи Троцкого о «перманентной революции», сторонники этой позиции утверждают, что социализм не может существовать в одной отдельно взятой стране, поскольку товарно-денежные отношения все равно должны здесь сохраняться – по крайней мере для взаимоотношений с другими странами. Социализм может устойчиво существовать лишь в глобальном масштабе[249]249
  См.: Якушев Д. О прошлом и будущем социализма. Причины появления «теории» государственного капитализма // Марксизм и современность. 2000. № 2–3 (16–17).


[Закрыть].

Наконец, кризис социализма объясняют его внутренним перерождением, возникновением неэффективной, неправильной модели. «В конце XX века произошло не крушение социализма как такового, а распад одной из его конкретно-исторических форм, оказавшейся излишне монополизированной и догматизированной и потому плохо приспособленной к решению задач в условиях стремительных мировых перемен»[250]250
  Зюганов Г. Глобализация: тупик или выход? С. 22.


[Закрыть]. Правда, здесь никак не обосновываются причины такого развития событий. К этому объяснению примыкают и рассуждения западных сторонников «демократического социализма», в соответствии с которыми «не вполне правильный» советский социализм начал было двигаться в направлении демократических реформ при М. Горбачеве. Но это движение было прервано государственным переворотом, организованным обуржуазившейся элитой[251]251
  См.: Kots D., Weir F Revolution from Above. The Demise of the Soviet System. L.; N. Y: Routledge, 1997.


[Закрыть].

Отталкиваясь от своей интерпретации общественных формаций, левые марксисты склонны отождествлять наступление постиндустриального общества с коммунизмом – разумеется, не немедленно, но в конечном счете. Это приводит к серьезной трансформации доктрины. Выделяются три типа формаций: экономические, основанные на собственности (рабовладение, феодализм, капитализм), азиатские – на власти, а также коммунистическая, базирующаяся на информации[252]252
  См.: Миронов В. Марксизм в разломе эпох. С. 18.


[Закрыть]. Недостатком этого тезиса является отсутствие достаточных обоснований для радикального отделения постиндустриального общества от других стадий современного роста.

* * *

Сегодня, имея за плечами опыт XX века и абстрагируясь от идеологического противостояния левых марксистов и правых либералов, можно попытаться оценить, подтвердила ли жизнь законы исторического развития, сформулированные Марксом. Он выделил характерные для современного ему экономического роста изменения в производстве и социальной структуре, указал на динамичный характер общественной эволюции, продемонстрировал, что социально-экономическая структура не остается неизменной, находится в постоянном развитии.

Это подтвердил опыт XIX и XX веков. Маркс выявил роль производства, роста технологических возможностей как динамичного фактора, который оказывает огромное влияние на развитие общества. Он продемонстрировал, что между производственными отношениями и развитием производительных сил есть обратная связь, что возможны ситуации, когда сложившиеся производственные отношения становятся тормозом развития производства. Современные неоинституционалисты называют такие ситуации «институциональными ловушками».

В то же время Маркс переоценил возможность прогнозировать развитие общества в условиях современного экономического роста, не понял, да и не мог понять, располагая доступной ему информацией, какими непредсказуемыми и резкими могут быть изменения, казалось бы, устойчивых, проверенных опытом тенденций, характерных для стран-лидеров. «Гений Маркса, секрет притягательности его идей лежит в том, что он был первым, кто сконструировал социальные модели, ориентирующиеся на долгосрочное развитие. Но эти модели были слишком простыми и неизменными. Им придали силу закона и начали использовать как готовые автоматические объяснения процессов, протекающих в любом месте и в любом обществе… Именно это ограничило эффективность использования наиболее сильных средств анализа социальных процессов в течение последнего века»[253]253
  Braudel F History and the Social Sciences. Economy and Society in Early Modem Europe. L.: Routledge & Kegan Paul, 1972. P. 38, 39.


[Закрыть]. Основоположник марксизма был убежден, что закономерности, которые он наблюдал с середины XIX века в Англии, «носят всеобщий характер и в дальнейшем не только сохранятся, но и будут усиливаться» [254]254
  «Если бы Энгельс и Маркс подождали десять лет – до того времени, когда признаки экономического прогресса и существенного роста реальной заработной платы станут очевидны, трудно предположить, что “Положение рабочего класса в Англии” и “Коммунистический манифест” были бы написаны» (Hayek F Capitalism and the Historians. Chicago: The University of Chicago Press, 1954. P. 91).


[Закрыть].

В этом заключается одна из важнейших проблем, ограничивающих использование Марксова аналитического инструментария. Сложность кроется здесь в самой природе феномена экономического роста. Это незавершенный, продолжающийся процесс динамичных и глубоких преобразований, не имеющий прецедентов в мировой истории. Для него характерны масштабные изменения того, что кажется прочно устоявшимся. Поэтому ни один из законов, описывающих характерные для роста тенденции, нельзя признать вечным и абсолютным.