Текст книги "Основы идеологии белорусского государства"

В то же время, в отличие от средневекового Запада, где феодальное дробление никогда не расценивалось как некая катастрофа, на Руси княжеские усобицы воспринимались общественным сознанием как разрушение единого народа, как братоубийство, как предпосылка гибели земли Русской. Известно, как тяжело переживали современники Киевской Руси, наши далекие предки, распад данного государственного образования. Об этом красноречиво свидетельствуют Русская летопись и другие памятники письменности Древней Руси. Особенно ярко боль за свою родину, осознание единства русского народа представлены в поэме «Слово о полку Игореве», все содержание которого проникнуто идеей единства русской земли, общности исторической судьбы ее народа. Автор «Слова» призывает русских князей прекратить взаимную вражду и объединиться в борьбе с общим врагом. Аналогичные цели преследовали в своей общественной деятельности и творчестве выдающиеся белорусские просветители Ефросиний Полоцкая (1110–1173) и Кирилл Туровский (1130–1182). Без преувеличения, их взгляды составляют один из краеугольных камней понимания истоков и последующей истории становления белорусской общности и национальной государственности.

Из древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве»

Ярославовы все внуки и Всеславовы! Опустите же стяги свои, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо утратите вы дедовскую славу. Своими крамолами начали вы наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобиц ведь пошло насилие от земли Половецкой!… На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела [так автор поэмы описывает битву на реке Немиге 3 марта 1067 г. между тремя сыновьями Ярослава (Мудрого) и Полоцким князем Всеславом (Чародеем). – В. М.]. Немі/ігі/і кровавые берега недобрым посевом были засеяны: засеяны костьми русских сынов.

Источиик: Слово о полку Игореве. М., 1988. С. 102.

Таким образом, Киевская Русь была уже не протогосударством, а первым в полном смысле этого слова государством восточных славян: существовали единая территория, верховная власть, подчиненное ей население, законодательство, судебная практика и системы налогов. В его составе постепенно оказались все восточнославянские княжения, в том числе и располагавшиеся на белорусских землях. Разумеется, каждое из них обладало некоторыми местными особенностями, но они были незначительны по сравнению с общерусской традицией общественно-политической жизни. Именно ею предопределялся общий уклад жизнедеятельности каждого отдельного княжества. И именно в период вхождения белорусских земель в состав государства Русь определилась славянорусская идентичность будущей белорусской общности.

Очевидно, что Древнерусское государство нельзя квалифицировать ни как собственно белорусское, ни как собственно украинское и ни как собственно русское государство: оно было общим государством всех восточных славян. Следовательно, наследниками этого высокоразвитого по средневековым меркам государства являются в равной мере выделившиеся впоследствии из древнерусской народности новые этнические общности – белорусы, русские и украинцы. (Хотя, заметим в скобках, украинский историк М.С. Грушевский и его последователи, желая заявить об особой претензии украинского народа на историческое наследие этого государства, считают, что Киевская Русь изначально была украинским государством, и потому они называют его двойным именем «Украина-Русь» [34].) Другое дело, как пишет белорусский историк Я.И. Трещенок, что древнерусские государственные традиции вообще и региональные традиции западнорусских княжеств в частности явились важнейшим фактором становления нового государственного образования – Великого княжества Литовского, в лоне которого сформировалась белорусская этническая общность [35]. Эта общность продолжала оставаться носителем Древнерусского политического и культурного наследия, которое повлияло на характер возникшей в XX в. белорусской государственности.

Поэтому можно утверждать, что культурно-исторические или, если употребить современное понятие, цивилизационные предпосылки будущей белорусской этнической общности и ее государственности закладывались именно в период Киевской Руси. В этом смысле можно считать, что глубинные корни белорусской государственности уходят в восточнославянское государство Русь.

Великое княжество Литовское, Русское и Жемайтское

Напомним, что непосредственный процесс формирования белорусской этнической общности происходил в XIII–XVI вв., в период существования Великого княжества Литовского. Это означает, что история белорусского народа начинается с момента вхождения западнорусских земель в это средневековое государство. Однако по вопросу о том, являлось ли Великое княжество Литовское собственно белорусским или национальным белорусским государством – и так ставится вопрос! – научные и политические дискуссии не только не утихают, а время от времени разгораются с новой силой.

Ответ на него, хотя и неоднозначен, но все же достаточно очевиден. Великое княжество Литовское – это изначально полиэтническое государство, объединявшее в своем составе население литовских и большей части древнерусских земель от Балтийского до Черного морей, в котором доминирующее положение занимали литовские князья.

Это, однако, нисколько не умаляет значения Великого княжества Литовского в историческом развитии белорусского народа. В рамках данного государственного образования объективно происходил процесс этнической дифференциации его населения, в частности формирования литовской, белорусской и украинской этнических общностей и их самосознания. Как пишет Е. Карский, русские области, вошедшие в состав ВКЛ, потеряли свою политическую самостоятельность, но вместе с тем избавились от постоянных войн и кровопролитий, сопровождавших княжеские междоусобия. С этого времени в русских землях «начинается эпоха более или менее мирного культурного развития, чему много способствовали как свобода от татарской зависимости, страшным гнетом тяготевшей над Восточной Русью, так и вообще человечное отношение к русским литовских князей» [36].

Тем не менее упомянутых обстоятельств недостаточно, чтобы полагать, как это делают некоторые историки и философы, что ВКЛ было собственно белорусское, литовско-белорусское, белорусско-литовское или белорусско-украинско-литовское государство. Очевидно, что прозвучавшие утверждения не соответствуют объективным историческим фактам. Нельзя считать корректной в научном отношении и «договоренность» некоторых белорусских и литовских историков определять ВКЛ в белорусской историографии как белорусско-литовское, а в литовской – как литовско-белорусское государство [37]. Как справедливо отмечалось в одной из дискуссий, это было государство раннефеодального типа и определение его генезиса по национальному признаку неприемлемо, поскольку не вполне корректным является наложение современных понятий этничности и нации на средневековье. Кстати будет заметить, что литовские исследователи и не помышляли соблюдать указанную «договоренность», они вообще не применяют слова «русское», «белорусское» или «украинское» к названию ВКЛ. Так, в изданной недавно фундаментальной работе литовского профессора Э. Гудавичюса по истории Литвы на шестистах восьмидесяти ее страницах ни разу не приводится полное официальное название княжества [38].

Приведенные выше определения Великого княжества Литовского исходят из того, что белорусский, литовский и украинский народы уже в момент образования ВКЛ или, по крайней мере, на каком-то этапе его истории представляли собой самостоятельные субъекты этого государственного образования. Но, как известно, такие утверждения не подтверждаются историческими фактами. Общеизвестно, что на протяжении всей истории ВКЛ правили в нем этнические литовцы. «В политическом смысле, – отмечает известный историк П.Т. Петриков, – и белорусский, и украинский и русский факторы в ВКЛ имели по отношению к его великокняжеской власти зависимое, подчиненное положение» [39]. Примеры же нахождения Льва Сапеги на должности канцлера княжества или занятия белорусами иных, менее значимых государственных должностей общей картины не меняли.

Да, в Великом княжестве Литовском преобладало население, считавшее себя русским, – так называли себя люди православного вероисповедания, которые генетически восходили к населению Киевской Руси. Это подтверждают и источники той эпохи, которые о коренном населении, предках современных белорусов и украинцев, говорят как о русском народе. К примеру, киевский воевода князь К. Острожский (1527–1608) в своем послании епископу Владимирскому 21 июня 1593 г. определяет коренных жителей этой части ВКЛ как «народ тутошний Русский». Термин же «литвины» изначально являлся этнонимом, которым обозначалось население летописной Литвы (Черной Руси), а с образованием ВКЛ он становится политонимом. В этом смысле литвинами являлись предки не только современных белорусов, но и все жители Великого княжества Литовского, т. е. современных и литовцев, и украинцев, и русских (жители тех территорий России, которые входили в состав ВКЛ).

Поэтому нет никаких оснований утверждать, что название «литвины» является «историческим этнонимом белорусов» и что, отказавшись от него, нация «згубіла свае імя, а разам зь ім і гісторыю» [40]. Напротив, отказ от имени «литвины» стал отражением факта формирования в период существования ВКЛ новой этнической общности, самоназвание которой – белорусы — подчеркивает ее генетическое родство с древнерусской народностью. Появление белорусского этноса означало не конец, а начало истории собственно белорусской нации и ее государства.

Далее, использовавшийся в официальных документах ВКЛ язык лишь условно может называться старобелорусским языком. Термин «белорусский язык», как и этноним «белорусы», в то время вообще не употреблялся. Применительно к русскому населению ВКЛ можно говорить лишь о местных диалектах древнерусского языка – северо-западном и юго-западном, проявления которых были несущественным. В качестве государственного в ВКЛ использовался язык, на котором в то время разговаривала образованная часть населения и который современники называли русским языком. В первом артикуле четвертого раздела Статута Великого княжества Литовского, впервые введенного в редакции 1566 г. и повторенного в редакции 1588 г., так определялся язык делопроизводства в литовском государстве: «Писар земски маеть по-руску литерами словы рускими вси листы, выписы и позвы писати, а не иншим езыком и словы» [41].

О старобелорусском языке

Язык, который современные белорусские исследователи называют старобелорусским, а украинские – староукраинским, в киево-русский период истории восточных славян не соотносился ни с каким диалектом. Вбирая в себя элементы разных восточнославянских языковых стихий, он постепенно приобрел наддиалектный характер и в конечном счете стал письменным деловым языком, которым пользовались в различных землях Руси, а затем и в Великом княжестве Литовском. Убедительным подтверждением данного положения является памятник древнерусской литературы XII в. «Слово о полку Игореве». По оценкам исследователей, он вполне мог быть написан и в Киеве, и в Полоцке, и в Турове, и в Чернигове… В то время термин «белорусский язык» вообще не употреблялся, язык же деловой письменности, в том чиле и в период ВКЛ, имел название «руский язык». Таким образом, язык, ныне называемый старобелорусским, в действительности был общелитературным древнерусским языком. Свое прямое продолжение он имел в XIII–XV вв., будучи представленным большим количеством актов, грамот, договоров и статутов. С XVI в. в западнорусских землях стал набирать силу процесс проникновения в деловую письменность латинского и польского языков, что повлекло вытеснение из употребления древнерусского языка, а затем и его официальный запрет в 1696 г. Как отмечает известный белорусский историк языка А. Журавский, ко времени запрета «русского» языка в Речи Посполитой уже и запрещать, по существу, было нечего, разве что кирилловскую графику. Современный белорусский и украинский языки возникли уже в Новое время после перерыва в западнорусских землях письменной традиции на основе обработки живых народных говоров. Прямую же приемственность с древнерусским письменным языком сохранил только современный русский язык.

Исτочники: Слово о полку Игореве. М., 1988. С. 78; Жураўскі, А. I. Псторыя беларускай літаратурнай мовы: у 2 т./ А.І. Жураўскі. Мінск, 1967. T. 1; Жураўскі, А. І. Беларусская мова і дзяржаўнасць у старажытнасці/А.І.Жураўскі // Гуманітарныя і сацыяльныя навукі назыходзеХХстагодцзя. Мінск, 1998. С 450; Яскевіч, А. Падвіжнікі і іхсвятыні: Духоўная культура старажытнай Беларусі / А. Яскевіч. Мінск, 2001. С 113; Псторыя Беларусі: у 6 т. Мінск, 2008. T. 2. С. 91.

Наконец, то, что применительно к ВКЛ называют «белорусским законодательством» есть не что иное, как законодательство Киевской Руси, заимствованное из Русской Правды. Согласно заключению видного исследователя источников древнерусского права СВ. Юшкова, памятники кодификации Московского и Литовского государств были созданы на основе принципов Русской Правды. А некоторые разделы Статутов Великого княжества Литовского 1529 и 1566 гг., которые были приняты до Люблинской унии 1569 г., например закон о копном суде, представляют собой прямые извлечения из Русской Правды [42].

Можно, конечно, рассуждать о том, было ли ВКЛ федеративным государством. Скорее всего, что таковым оно не являлось. Но оно было полиэтническим по составу своего населения государством. Может быть, со временем его население могло бы составить единую нацию, скажем, под названием «литвины» или «литва», но это так и не стало исторически свершившимся фактом. Белорусская же нация, белорусский народ, как и его собственная государственность, – свершившийся факт, но это произошло гораздо позже и уже вне Великого княжества Литовского. Белорусский народ лишь в XX в. завершил свою консолидацию в особую нацию, бесспорным свидетельством чего является обретение им в этом столетии собственной государственности. Однако нет оснований утверждать, что ВКЛ было белорусским национальным государством, поскольку таковое следует связывать с жизнью белорусской нации, предпосылки формирования которой в то время только складывались. Это положение счел необходимым особо подчеркнуть Президент Республики А.Г. Лукашенко в известном докладе «О состоянии идеологической работы и мерах по ее совершенствованию»: «Никому, даже самому ярому националисту, не придет в голову утверждать, что Великое княжество Литовское было самостоятельным белорусским государством» [43].

Все вышеизложенное подтверждает положение о том, что и литовский, и белорусский, и украинский народы в равной мере обладают правом на политическое, социальное и культурное наследие ВКЛ, которое создавалось общими усилиями предков этих народов.

Речь Посполитая

Нет никаких оснований считать, как это делал М.В. Довнар-Запольский и вслед за ним ряд современных исследователей, что Беларусь обладала политической независимостью в составе Речи Посполитой [44]. Во-первых, Великое княжество Литовское, а именно данное государство объединилось с Королевством Польским, и Беларусь – это далеко не одно и то же: Беларусь стала государством только в XX в. Во-вторых, Речь Посполитая изначально замышлялась польской стороной не как федеративное или конфедеративное, а как унитарное государство. Согласно акту, подписанному 1 июля 1569 г. в Люблине, Королевство Польское и Великое княжество Литовское представляют собой одно неразделимое и неотделимое целое с одним народом. Создавался общий сейм, который должен был выбирать короля и Великого князя в одном лице. Заседания сейма должны были проходить на польской земле, созыв отдельных сеймов для ВКЛ и Польши не предусматривался. Узаконивалось осуществленное ранее отторжение в пользу Польши земель Подляшья, Волыни, Подолья и Киевщины. Общей становилась внешняя политика. Поэтому, если подходить с формально-юридических позиций, то говорить о политической независимости Беларуси [читай: Великого княжества Литовского. – В.М.] в составе Речи Посполитой не приходится.

Из Люблинского акта 1569 г.

«Так как королевство Польское и Великое княжество Литовское представляют собою уже одно нераздельное и неотделимое тело, а также не отдельную, но одну общую республику, которая соединилась и слилась в один народ из двух государств и народов, то необходимо, чтобы этими двумя народами на вечные времена повелевала одна голова, один государь, один общий король, избранный общими голосами Польши и Литвы. Место же избрания его в Польше, а на королевство Польское он будет затем миропомазан и коронован в Кракове. Согласно привилегии короля Александра, такому избранию не может препятствовать отстутствие которой-либо из сторон, потому что сами по себе обязаны и ex debito должны быть созываемы для этой цели советы и все чины Короны Польской и Великого княжества Литовского.

Существовавшее до сего в Литве отдельное избрание и возведение на княжение великого князя литовского должно быть отменено так, чтобы впоследствии не было никакого знака или подобия, которое бы указывало или намекало на возведение или посвящение великого князя литовского. Но так как остаются титул и должности Великого княжества Литовского, то избранник при избрании и короновании должен быть тотчас же провозглашен королем польским и великим князем литовским, русским, прусским, мазоветским, жамойтским, киевским, ВОЛЫНСКИМ, подлясским и лифляндским».

Источник: Уния в документах. Минск, 1997. С. 83.

Но Великое княжество Литовское в составе Речи Посполитой не обладало независимостью, даже автономией, и в фактическом отношении. Да, действительно, как это и подчеркивают сторонники тезиса о независимости или автономии княжества, государство Речь Посполитая как одно целое выступало только вовне, тогда как внутри всегда существовало его деление на две неравноправные части, которые назывались Короной (Польшей) и Княжеством (Русской Литвой). Формально каждая из них обладала собственными законами, казной, армией, судами, аппаратом управления. Однако наличие этих внешних атрибутов государственности еще не говорит о фактической независимости или хотя бы автономии ВКЛ в составе Речи Посполитой. Все исследователи признают, что в данном государственном образовании с самого начала проявил себя и неуклонно набирал силу процесс насильственного окатоличивания и ополячивания русского православного населения, который приводил ко все большей зависимости Великого княжества от Польши.

Тем не менее период вхождения белорусских земель в состав Речи Посполитой имел все же исключительно важное значение для самоидентификации белорусов как славяно-русского этноса, для осознания ими своего общерусского происхождения, для своей цивилизационной самоидентификации и последующего политического самоопределения. Решающим обстоятельством в этом процессе было то, что Речь Посполитая как государство менее всего ориентировалась на развитие белорусов в качестве самобытного народа. Более того, оно делало все для того, чтобы стереть из памяти белорусов их славяно-русскую этническую принадлежность. Этот процесс приобрел особенно угрожающий характер после заключения в 1596 г. Брестской церковной унии, поставившей своей целью полное ополячивание и окатоличивание коренного населения.

Именно в это время большинству белорусов, равно как и малороссов, окончательно становится ясно, что для своего самосохранения как общности, для своего дальнейшего исторического развития необходимо вернуться к своим общерусским корням и воссоединиться с русским народом в одном государстве. С этого момента, считает выдающийся русский философ и, кстати будет заметить, наш сотечественник уроженец Витебской губернии КО. Лососий (1870–1965), начинается героическая борьба белорусов и украинцев за сохранение своей русскости и православия [45].

Некоторые современные авторы, пытаясь обосновать позитивное значение Люблинской унии в судьбе белорусского народа, выдвигают положение о пагубных последствиях того, если бы ВКЛ уже в XVI в. было присоединено к Московскому государству. По их мнению, в результате был бы уничтожен самобытный восточнославянский этнос, а значит, не стало бы белорусов как особой этнической общности и не существовало бы ныне белорусской нации. В подтверждение этого они ссылаются на судьбу новгородской культуры, которая якобы была уничтожена в условиях Российского государства [46]. Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения и поэтому однозначного ответа на поставленный выше вопрос не может быть. Безусловно, случись такое, история белорусского народа была бы иной. Но это не дает исследователю права утверждать, что уже сформировавшийся к концу XVI – началу XVII в. белорусский, равно как и украинский, этнос был бы уничтожен. Скорее, напротив, принятием русским царем в 1654 г. титула «Всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец» факт существования Белой Руси как самобытной составной части России получил свое юридическое оформление, что можно рассматривать как политическую гарантию развития белорусского этноса. История Российского государства полна примеров того, что в его лоне не только не исчезали, а напротив, успешно развивали свою социокультурную самобытность и более малочисленные этнические группы и общности. Различные же области России с преимущественно русским населением сохраняют свою индивидуальность в языке (наречии) и обычаях по настоящее время.

В составе Российского государства

Исключительно важный период в развитии белорусской общности связан с вхождением территории ее проживания в состав Российского государства. Это произошло в результате известных трех разделов Речи Посполитой 1772, 1793 и 1795 гг. Для белорусов это было поистине судьбоносное событие. К концу XVIII – началу XIX в. та культура, которая бурно развивалась на белорусских землях во времена Киевской Руси и Великого княжества Литовского, едва теплилась, а западнорусский (старобелорусский) язык после его запрета в 1696 г. польскими властями и вовсе был уже мертв [47]. Под угрозой исчезновения оказался и сам белорусский этнос. Если мысленно представить иной ход событий, результатом которого явилось бы укрепление Речи Посполитой и ее существование по настоящее время, кто бы сегодня помнил о белорусах?

Поэтому с полным основанием можно утверждать, что воссоединение белорусов, равно как и украинцев, с родственным русским народом в одном государстве стало актом спасения самой белорусской общности и последовавшего затем возрождения ее самобытной, славянорусской (славяноправославной) в своей сущности, культуры. Этому процессу был придан намеренный характер после подавления польского восстания 1830–1831 гг., когда правительство стало проводить политику усиления русского влияния на белорусских землях. Важная роль при этом отводилась учебным заведениям. Здесь повсеместно вводилось обучение на русском языке, которое до того осуществлялось на польском. В 1832 г. был закрыт Виленский университет как рассадник антирусских идей и настроений и одновременно открыт Киевский университет, в который были переведены признанные лояльными польская профессура и студенты. Увеличивалось количество светских учебных заведений. Вместо закрытых дворянских институтов и гимназий, в которых обучалась местная шляхта, были учреждены Молодечненская (1864), Полоцкая (1872) учительные семинарии и сеть уездных народных училищ. Кроме того, белорусам была предоставлена возможность учиться в Петербургском и Московском университетах, а также в других учебных заведениях России.

Особое значение имел состоявшийся в 1839 г. Полоцкий церковный собор, который утвердил воссоединение литовско-белорусских униатов с православной церковью. Кстати будет заметить, что массовое возвращение униатов в лоно православия по инициативе низшего униатского духовенства началось сразу же после воссоединения белорусских земель с Россией, а упомянутый собор лишь организационно и юридически оформил фактическое положение.

Такая политика властей встретила неодобрительное отношение со стороны тех, кто считал вошедшие в состав России белорусские земли восточными окраинами («всходними кресами») Польши. Нынешние их единомышленники такого рода действия правительства квалифицируют как русификацию белорусского населения [48]. Однако эта навязываемая ими общественному сознанию оценка есть грубая фальсификация сути осуществлявшихся русским правительством мер. На самом деле это была политика располячивания, освобождения белорусов от все еще продолжавшегося и даже усиливавшегося польско-католического влияния. Если говорить еще более определенно, то это была политика возвращения белорусам богатейшего наследия их же собственной, создававшейся веками культуры, являющейся неотъемлемой частью великой общей культуры трех русских народов. Одновременно это была политика возвращения белорусов в лоно славяно-русской православной цивилизации, в которой они сформировались как этническая общность и только в которой возможно их дальнейшее социокультурное развитие.

Бессмысленно говорить о русификации народа, который по рождению своему, по своей социокультурной сути является славяно-русским народом. Политика возвращения белорусской общности в лоно ее собственной культуры никогда не встречала противодействия со стороны самих белорусов, в то время как проводившиеся местными властями в 1920-х и частично в 1991—1994-х гг. кампании по белорусизации непременно приводили к росту общественного недовольства и выражению протеста [49]. Такие кампании сводились к намеренному конструированию и административному внедрению в различных областях общественной жизни белорусских национальных форм. Однако оборотной стороной такой политики являлось удаление из официального обращения русского языка и, следовательно, отстранение белорусов от общерусского культурного достояния. В последний раз белорусский народ вынужден был выступать против курса на свертывание употребления русского языка в 1995 г. на референдуме, за придание ему равного с белорусским языком статуса: за это высказалось 83,3 % граждан, принявших участие в голосовании [50].

Таким образом, вхождение Белой Руси в состав Российской империи, безусловно, имело исключительно положительное значение для развития белорусского народа и становления его государственности. Именно в этот период впервые в истории белорусов как особой общности сложились предпосылки не для реставрации Великого княжества Литовского (за разговорами об этом всегда скрывалась цель восстановления польского государства в границах 1772 г., т. е. Речи Посполитой), а для создания собственно белорусской государственности. Подчеркиваем: не возрождения Великого княжества Литовского, а рождения собственной национальной государственности – такую перспективу впервые открыла перед белорусами история. Предпосылками для этого явились результаты социально-экономических и политических процессов, происходивших на протяжении XIX – начала XX в. внутри России.

Как известно, здесь вопросы ликвидации крепостного права и охраняющего его царского самодержавия, переустройства жизни на демократических основаниях с самого начала указанного периода выступали как важнейшие общественные проблемы времени. Катализатором же их решения явились революционные события в России начала XX в.