Текст книги "Русские: кто мы?"

До перестройки государственный бюджет СССР принимался и исполнялся без дефицита.

На 1988 год он впервые был принят без превышения доходов над расходами в сбалансированной сумме. Но уже в 1989 году госбюджет СССР был принят с дефицитом около 36 миллиардов рублей, причем в доходную часть бюджета были включены ссуды Госбанка в сумме свыше 64 миллиардов рублей, которые никогда раньше не относились к доходам бюджета. То есть, на самом деле бюджетный дефицит составил 100 миллиардов рублей! Поэтому вскоре потребительский рынок был “взорван”, начались проблемы с продовольственным обеспечением населения.

Государственный внешний долг за годы перестройки многократно увеличился и стал основным средством покрытия бюджетного дефицита. Еще более стремительно рос государственный внутренний долг.

Все планы экономической политики потерпели полное фиаско. Правящая советская элита сама поставила себя под удар децентрализации. Управляемость государством постепенно терялась. Ключевым моментом стал субъективный фактор – неумение М. Горбачева (и его ближайших приятелей) управлять в условиях неожиданных и динамичных изменений. Все это и привело СССР к экономической катастрофе».

Но если у Горбачева была хоть какая-никакая команда, которая должна вместе с ним нести ответственность за развал СССР, то у Ельцина ее не оказалось вовсе («кукловоды», манипулировавшие им, обнаружат себя позже, и сразу предстанут могущественными олигархами, неизвестно какими «пóтом» и «кровью» сколотившими баснословные состояния за ничтожно короткий срок). Единственным человеком, которому он всецело доверял, был его земляк, в недавнем прошлом преподаватель марксистско-ленинской философии в Уральском политехническом институте, с 1991 года секретарь Государственного совета при президенте РСФСР и, одновременно, госсекретарь Российской Федерации Геннадий Эдуардович Бурбулис, о котором сам Ельцин написал следующее: «Бурбулис был самым первым среди новой российской номенклатуры, кто сел в машину “ЗИЛ”[127]127
  В ту пору в разваливающемся Советском Союзе высшие партийные и правительственные чиновники передвигались не на иномарках, а на «Чайках» и более престижных бронированных «ЗИЛах». Эти автомобили получили в народе название «членовозы».


[Закрыть]. У него была многочисленная охрана. И мне кажется, он испытывал особые чувства, когда перед его “ЗИЛом”, мигая и завывая сиренами, мчалась машина сопровождения. Это была типичная любовь провинциала к аксессуарам власти. Бурбулис без приглашения мог прийти на любое совещание, независимо от его содержания и формальной стороны, и сесть по правую руку от президента. Почему для него оказалась так важна эта внешняя, показная сторона власти – для меня до сих пор остается загадкой… Так же просто, как входил Геннадий Бурбулис на любое совещание, он начал входить в меня самого. В личных отношениях наступил какой-то предел».

«Предел» этот, по-видимому, почувствовал и сам Бурбулис, и, дабы не утратить на Ельцина влияния, познакомил его с Егором Тимуровичем Гайдаром, который сразу же очаровал президента еще большей бесшабашностью, чем он сам. Редактор отдела журнала «Коммунист», затем газеты «Правда», экономист по образованию, он вошел в новейшую историю России тем, что по прямому указанию американских специалистов, которых пригласил к себе в качестве советников, энергично взялся за проведение в жизнь реформ, получивших название «шоковая терапия». Это о нем и его методах перевода России с социалистических на капиталистические рельсы Александр Исаевич Солженицын сказал: «Вы свою мать будете лечить шоковой терапией?»

Гайдар рассматривал себя как временщика и не делал из этого тайны. В правительстве необходим был человек, который сочетал бы в себе в равной степени цинизм, беспринципность, алчность и при этом был бы законченным демагогом, чтобы дать старт массовому разграблению России. И такой человек нашелся в лице Анатолия Борисовича Чубайса, «выпорхнувшего» из-под крыла другого демагога – Анатолия Александровича Собчака, которого так обожал слушать в ходе заседаний ВС СССР Горбачев. Это на его совести (если слово «совесть» применимо к Чубайсу) лежит прямая ответственность и за приватизацию[128]128
  Один из внезапно ставших олигархом Каха Бендукидзе, упомянутый выше, скажет по этому поводу в интервью газете «Financial Times» в июле 1995 г.: «Для нас приватизация была манной небесной… Мы купили этот завод (имеется в виду гордость отечественного машиностроения «Уралмаш». – В. М.) за тысячную долю его стоимости. Самое выгодное вложение капитала в сегодняшней России – это скупка заводов по заниженной стоимости». Общий же ущерб, нанесенный России «приватизацией» по Чубайсу, по данным Всемирного банка, в 2,5 раза превзошел ущерб, нанесенный Второй мировой войной всему Советскому Союзу.


[Закрыть], и за залоговые аукционы, когда по дешевке распродавалось «нужным людям» национальное достояние России, созданное несколькими поколениями советских людей.[129]129
  Американский политолог П. Реддвей сказал об этих аукционах в августе 1997 г.: «Эта операция вылилась в крупномасштабную аферу. Помимо того, что пакеты акций продавались по заниженной цене, а победители были заранее предопределены, правительство перевело государственные деньги на счета банков, которым предстояло стать победителями аукционов. Таким образом, банки вверили государству в долг деньги самого государства, а вся сделка в целом обернулась для Кремля не пополнением доходов бюджета, а крупными потерями». Год спустя, в сентябре 1998 г., сам Чубайс признает: «Это было формирование крупного российского капитала искусственным образом. Далеко не безупречным…»


[Закрыть]

С «прихватизации» началось и другое страшное явление, неведомое в нашей стране до прихода к власти гайдаров вкупе с чубайсами, – самая наглая, самая откровенная и ничем не прикрытая коррупция и криминализация жизни. Главарями мафиозных структур стали бывшие номенклатурные, в основном комсомольские работники, которых обошли стороной при дележе общероссийского «пирога» их более проворные коллеги. Ущерб, нанесенный России одним только Чубайсом, не поддается никакому измерению. Цену его преступлениям знают все, включая второго президента России В. В. Путина, который сказал о нем: «Он упертый, такой большевик… да, это правильное определение в его адрес. К сожалению, у него плохая кредитная история. Я имею в виду кредит доверия у населения». Но вот поди ж ты, – тот же Путин назначил его на должность председателя РАО «ЕЭС России», контрольный пакет акций которого находится у государства, а вот средства этой компании Чубайс без всякого согласования с правительством расходовал на что попало – на покупку телеканала РЕН-ТВ, футбольной команды «Сатурн», приобретение офисного здания за 35 миллионов долларов, на баснословные зарплаты и премии менеджерам компании, вдвое, а то и втрое превышающие годовую зарплату президента США. Всего за два с половиной года пребывания в должности руководителя РАО «ЕЭС России» Чубайс ухитрился «надуть» государство на 5 миллиардов долларов, и все-то с него, как с гуся вода[130]130
  Развалив РАО «ЕЭС России», Чубайс пересел в кресло руководителя спешно созданной «под него» и «для него» структуры под названием «Российская корпорация нанотехнологий» («Роснано»). Этой структуре были переданы многомиллиардные транши, к которым в 2009 г., после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС, одним из главных виновников которой был признан Чубайс (что он, к чести его, признал), дополнительно, в виде «утешительного приза», были вручены новые миллирды. Очередной фарс, разыгранный властями в угоду своему любимцу, был тут же понят всеми, кто, как и Чубайс, ни бельмеса не смыслит в нанотехнологиях, и я нисколько не удивился, увидев на частной автомастерской неподалеку от дома, где живу, красочно оформленную вывеску: «Нано мойка».


[Закрыть]. А может, все дело в том, что и Чубайс, и Путин начинали свою политическую карьеру «под крылом» одного и того же деятеля – первого мэра Санкт-Петербурга А. Собчака и знают друг о друге такое, чего не должен знать никто из «посторонних»?

Возникает вопрос: чем объяснить крайнюю спешку, с какой Гайдар, Чубайс и К° принялись терзать и грабить Россию, кидая ее из состояния одного шока в другой? Только ли тем, что они слепо выполняли все указания, исходившие из-за рубежа, в частности, из международных валютных фондов? Не только. Послушаем рассказ писателя, публициста и общественного деятеля Олега Максимовича Попцова:[131]131
  О. Попцов был депутатом Верховного Совета РСФСР при Ельцине, при нем же возглавил Всероссийский государственный телевизионный и радиовещательный комитет (ВГТРК), основал телеканал РТР (ныне «Россия») и возглавлял его до 1996 г., когда за критику Ельцина за развязанную им в Чечне войну был отстранен от должности.


[Закрыть]

«Я часто задумываюсь над ситуацией, сложившейся к началу реформ. Отчасти как наблюдатель тех событий, отчасти как их участник, а отчасти как автор. И вот к каким выводам я прихожу.

На протяжении десятка лет демократы говорили: “У нас нет времени. Либо сейчас, либо никогда”. Были ли они правы? В общем, да. Не верилось, что коммунисты уступили власть без желания ее вернуть. Это желание, полагали демократы, могло возникнуть в любую минуту. Партию не запретили. Суд над ней кончился ничем. Чубайс как-то сказал: приватизацию надо провести так быстро, чтобы никто не успел опомниться. Они пришли на смену мэтрам: Абалкину, Аганбегяну, Шаталину – пророкам перестройки. Но, в отличие от них, они стали не советниками власти, а самой властью. Гайдар как-то сказал: Ельцин дал нам шанс. Этот шанс мог быть мгновенным или долгим – все зависело от них. В определенной степени их гнал страх. Реальность возврата “коммунистического вчера” в определенной степени существовала. Они и резали по живому, наотмашь – так широко и глубоко, чтобы коммунисты, возникни у них желание вернуться, не смогли бы перейти с одного берега на другой.

“У нас нет времени!” – это звучало как внутренний набат. Шоковую терапию в три месяца, приватизацию в пять… Непонятно, откуда взялась эта формула. Но понятно другое: они действительно боялись лишиться власти. И цепко держались за нее. Отсюда, кстати, еще одно любимое занятие Чубайса и К°: пугать общество мнимой угрозой “красно-коричневой чумы”, опасностью наступления “коммуно-фашизма” и, как водится, колбасой за 2-20 по талонам. Панический страх перед возможным возвращением во власть коммунистов толкал их на самые опрометчивые поступки. Вот они и спешили перекорчевать Россию так, чтобы если уж их страхи оправдаются и коммунисты вернутся, они вернутся на развалины».

И еще из рассказа Попцова:

«Мне не очень понятен воинственный антикоммунизм младореформаторов из окружения Ельцина. Это тем более непонятно, что младореформаторы с точностью до мелочей повторили опыт коммунистов, пришедших в октябре 1917 года к власти. Те и другие были убеждены: все, что было до них, было неправильным и потому подлежало уничтожению и забвению.

Это было роковой ошибкой. Будущее выстраивается только на фундаменте прошлого. Когда прошлое уничтожается, будущее проваливается в никуда».[132]132
  В частной беседе со мной тот же Попцов поведал о разговоре, состоявшемся у него в начале 90-х годов с младореформаторами, когда старшее поколение советских людей разом лишилось всех своих сбрежений. «Как вы поступите со стариками?» – спросил Попцов. «А никак, – было ему ответом. – Старики вымрут». На что мудрый Олег Максимович покачал головой и сказал: «Ошибаетесь. Старики никогда не вымрут. Они рождаются, как дети». Сегодня бывшие «младореформаторы» сами перешагнули 50-летний рубеж и скоро станут стариками.


[Закрыть]

Что можно добавить к этому рассказу? Пожалуй, одно: страна, изрезанная по живому вдоль и поперек, не скоро выздоровеет, несмотря на миллиарды долларов, текущие с Запада от продажи туда сырья.

А вот еще одно следствие скоропалительного и непродуманного демонтажа коммунизма. Рассказывает депутат Государственной думы, директор Института диаспоры и интеграции Константин Федорович Затулин:

«В результате упразднения Советского Союза около 50 миллионов советских людей оказались за пределами своих “этнических родин”. Около 30 миллионов русских проживали в то время вне РСФСР, что составляло четвертую часть от 120 миллионов русских россиян. Таким образом, в одночасье русские стали крупнейшим разделенным народом в мире. Сегодня более 25 миллионов человек, чьи исторические корни лежат в России, проживают за ее рубежами в новых государствах. Не менее 20 миллионов из них – русские. Они составляют основную массу того массива, который составляет новую российскую диаспору…

Российские соотечественники в странах СНГ и Прибалтики в значительной части категорически отвергают свое отнесение к “диаспоре”. Особенно подчеркивается, что основная масса русских, оказавшихся за границами Российской Федерации, никуда не уезжала – это прежнее государство “уехало” от них без их согласия. В восточных и северных районах Казахстана, восточных областях Украины, в Крыму русское население расселилось ранее народов, ставших ныне титульными в новых государствах.

Как известно, термин “титульные” закрепился на постсоветском пространстве за нациями, по имени которых были названы союзные республики бывшего СССР. Вычленение “титульных наций” и разделение с ними руководства на местах было важной составной частью так называемого “ленинского решения национального вопроса” в Советском Союзе. На новом этапе, после распада СССР, элита титульных наций, вовлеченная в создание своей, отдельной от Российской Федерации, независимости, стала все более активно вытеснять живущих бок о бок русских из наиболее ответственных сфер государственной и общественной жизни. В рамках этого общего подхода, демонстрируемого с большей или меньшей активностью на различных этапах строительства новых национальных государств, русским предлагается в лучшем случае роль национального меньшинства – статиста в процессе чужого национального самоопределения».

И вот вывод из этих горестных реалий:

«В чем тяжелый урок прошлого для русских и основная слабость их положения за рубежами России? В том, что русские люди без государства не организуются. Они и прежде, еще до советских времен, чрезмерно привыкли полагаться на решения “сверху”, на централизованное начало. Кроме государства, языка и культуры у русского человека в истории никаких безусловных поводов к гордости не было. Именно причастность к большому государству, большим свершениям была важным ресурсом и опорой русского народа».

Никому из бывших партийных бонз, ставших лидерами новоявленных государств, тотчас признанных Западом как суверенные и в этом качестве ставших членами ООН, как, впрочем, никому из тех же бывших партийных бонз в России, объявивших себя демократами, всеми фибрами своих «тонко настроенных» душ ненавидящих коммунизм и коммуняк, – не было никакого дела до простых русских как в самой России, так и, тем более, за ее пределами. «Застряв» в высших эшелонах власти задолго до развала СССР, они маялись извечной болезнью всех властителей, которую я за отсутствием подходящего термина называю «синдромом Маши». Суть этой болезни вот в чем. Из истории Франции мы знаем, что когда Марии Антуанетте, жене короля Людовика XVI доложили, что у крестьян нет хлеба, она посоветовала: «Пусть едят пирожные». Обыкновенно считается, что эти слова Марии Антуанетты вызвали народное негодование: в стране вспыхнула Великая Французская революция, и в 1793 году Мария Антуанетта вместе с Людовиком XVI была обезглавлена. Произошло, по-моему, жуткое недоразумение. Мария Антуанетта вовсе не злобствовала, советуя крестьянам, оказавшимся хлеба, есть пирожные. Просто во дворцах, где она прожила всю свою жизнь начиная с младенчества (Мария Антуанетта, напомню, была дочерью австрийского императора), в случаях перебоев с поставками хлеба ей подавали пирожные. Вот она и решила, что так происходит всюду и со всеми.

«Синдромом Маши» была поражена и семья М. Горбачева. Последний советский премьер-министр Валентин Павлов, фрагмент из книги которого «Упущен ли шанс?» я приводил выше, хорошо знал своего шефа, и вот какой эпизод вспомнил он, сидя в Лефортовской тюрьме «Матросская тишина» за участие в августе 1991 года в ГКЧП:

«Деньги не случайно служат всеобщим эквивалентом, ничто, никакое самое сверхсекретное дело не обходится без финансирования. Поэтому я невольно был посвящен в наиболее деликатные вопросы, касавшиеся закулисной стороны жизни правящей элиты…

В 1989 году по высшим чиновничьим верхам прошел слух о том, что на даче Горбачева в Форосе произошел весьма неприятный инцидент: отвалилась частица какого-то карниза и чуть-чуть зацепила то ли дочку, то ли внучку Михаила Сергеевича, к счастью, не причинив большого вреда здоровью, – кусок глины ведь не выбирает, на чью голову падать. Но эта нелепая случайность сразу же обрела масштаб государственного преступления. Скандал разразился грандиозный. Думаю, девятое управление КГБ, ведавшее охраной генсека, очень интенсивно искало виновников среди штукатуров. Мне стало известно, что некоторые высокопоставленные особы в Москве спешно звонили с соболезнованиями Раисе Максимовне и, проявляя трогательную заботу, интересовались здоровьем пострадавшей.

Я же поначалу никак не мог взять в толк – что за дача в Форосе? Еще студентом доводилось бывать в Крыму, слышал о ливадийской резиденции Романовых, позднее – о даче, построенной для Брежнева, но о правительственной вилле в Форосе – никогда. Спросил у кого-то из своих сотрудников, что за дача? Мне ответили:

– О! Это новая дача, совсем новая! В Форосе такая дача построена!.. – у собеседника слов не хватило, и он только восторженно развел руками. – Минобороны строило, а заказчиком было управление правительственной охраны КГБ.

Заинтересовавшись, я пригласил к себе начальника первого управления Минфина, ведавшего финансированием Министерства обороны, и спросил:

– Что это у тебя за дача в Форосе? Откуда она появилась? Вроде бы через нас она не проходила, я что-то ассигнований на такой объект не помню. Может быть, она до меня прошла, когда я еще в Госплане работал? Но и там я о ней узнал бы…

Дело в том, что мне, как министру финансов, приходилось подписывать бюджеты Министерства обороны и КГБ. Многолетний опыт подсказывал, какие разделы этих бюджетов и смет надо было изучать с особым вниманием, и, конечно, я не упустил бы секретный объект в Форосе. Да и в Госплане, где мне приходилось курировать аналогичные вопросы, я в самом общем виде наверняка услышал бы о необычном, нестандартном строительстве в Крыму.

В ответ на мое недоумение начальник первого управления сказал:

– А вы и не могли ту дачу видеть, она нигде не зафиксирована, нигде не числится. Строили ее военные строители и КГБ, а списали, видимо, в основном за счет жилищного строительства для офицеров».

Вот такие «сюрпризы» устраивает «синдром Маши»: за счет офицеров, за счет крестьян, за счет рабочих. Верно говорится: рыба гниет с головы. В высших эшелонах власти решительно всё, что касается интересов самой этой власти, окутано густым смогом секретности. А когда смердящий запах разложения, достигнув критической концентрации, начинает расползаться по стране, выясняется, что поздно уже что-либо менять: тут требуется или революция, или контрреволюция.

Партийная верхушка Советского Союза, ради сохранения своих привилегий, устроила контрреволюцию. И это произошло в условиях, когда «холодная война» вынуждала правительство направлять все больше средств на разработку и производство новых видов вооружений и все меньше на продукты питания и товары первой необходимости.

Единственные, кто не почувствовал на себе снижение уровня жизни, это властные структуры и многочисленный бюрократический аппарат, без санкции которого в стране не решался ни один вопрос, сколь бы ничтожен этот вопрос ни был. По рукам, как запрещенные листовки, расходились рукописные странички: «Бюрократия – иезуиты государства и его теологи»; «Бюрократия считает себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои “формальные” цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с “реальными целями”»; «Бюрократия имеет в своем обладании государство. Это есть ее частная собственность. Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюдение этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархической организацией, а по отношению к внешнему миру – ее замкнутым корпоративным характером. Открытый дух государства поэтому представляется предательством по отношению к ее тайне…»

Мало кто догадывался, что автором этих «крамольных листовок» являлся не кто иной, как… Карл Маркс: все эти высказывания представляли собой выписки из его работы «К критике гегелевской философии права» и никакого отношения к советской бюрократии не имели, – молодой Маркс обрушивал свой гнев на явление, одинаково распространенное во всем мире и одинаково губящее этот мир.

Вот почему не будет большой ошибкой признать: Советский Союз погубила непомерно разросшаяся к началу 90-х годов ХХ века бюрократия. Та самая бюрократия, которая в современной России, в сравнении с численным составом советской бюрократии, утроилась. И точно так же, как советская бюрократия, считает нынешнюю Россию своей частной собственностью.

Итак, что можно сказать о русских как о самой многочисленной нации бывшего Советского Союза? Они и на своей исторической родине, и за ее пределами оказались брошенными на произвол судьбы и никому не нужными, оказались у разбитого корыта. И если до развала Советского Союза мы еще могли тешить себя иллюзией, что хотя мы и бедны, но зато живем в богатой своими огромными природными ресурсами стране, которыми следует по-умному распорядиться, – то с развалом страны две трети россиян оказались в буквальном смысле слова нищими среди богатств, в одночасье ставших собственностью ничтожно малой толики лиц.

Логическим завершением этой главы могут стать слова Александра Исаевича Солженицына из его интервью «Сбережение народа – высшая изо всех наших государственных задач», которое он дал газете «Московские новости» незадолго до смерти:

«При Горбачеве было отброшено само понятие и сознание государственности. (Отсюда его многочисленные капитуляции и безоглядные уступки во внешней политике, принесшие ему столь шумные похвалы на Западе.) При Ельцине по сути та же линия была продолжена, но еще отягощена безмерным имущественным ограблением России, ее национального достояния, а также беспрепятствием и потакательством государственному хаосу. При Путине, не сразу, стали предприниматься обратные усилия спасения проваленной государственности. Правда, некоторые из этих попыток сначала носили характер скорее косметический, затем стали проявляться чётче». И далее: «Подавить великороссов в пользу других российских наций – была одна из центральных, настойчивых идей Ленина – и он твердо провел ее в форме “ленинской национальной политики”. Она была устойчиво продолжена и при Сталине, несмотря на его лицемерные поздние заявления. (А в нашей сегодняшней конституции слово “русский” вообще отсутствует!) За десятилетия это все накопилось горечью в русском сознании».

Послесловие

Так кто мы, русские? В кого превратились в непростом ХХ веке, соединившем в себе и созидательный прорыв в будущее, и чудовищную трагедию иностранной военной интервенции, Гражданской войны и карательную систему ГУЛАГ, и не имеющий аналогов во всей мировой истории жертвенный героизм, проявленный нашим народом – прежде всего русским народом – в годы Великой Отечественной войны?

Вся совокупность событий минувшего века, включая сталинское определение русских, как «единственного верного союзника русской революционной армии», и ленинское представление о нас как о народе-«держиморде», который в новых исторических условиях обязан соблюдать не только «формальное равенство наций», но и такое неравенство, которое возместило бы «своим обращением или своими уступками по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством “великодержавной” нации», наложившись на исторически сформировавшуюся ментальность, – превратила русских в совершенно особую этническое образование, имеющее слишком мало общего с народами не только Советского Союза, но и мира.

Подмеченное Сергеем Сергеевичем Аверинцевым неприятие нашими предками института власти, которая «оставалась из века в век не столько задачей для рассудка, сколько мучением для совести», и потому побудившая русских «перекладывать чуждое бремя власти на другого, отступаться от него, уходить в ложную невинность безответственности», – вылилось в советское время в резкое осуждение карьеризма во всех его формах и видах.

Нерассуждающее подчинение насилию со стороны власти переродилось в неприязнь ко всякого рода «мудромыслию», а отсюда – к людям умственного труда, к интелигенции, которая вместо того, чтобы «вкалывать», отлынивает от физического труда, занимаясь переливанием «из пустого в порожнее», отчего самое понятие интеллигент долгое время русские употребляли по преимуществу в уничижительном значение.

Отсутствие собственнических навыков превратилось в негативное отношение к богатству, «вещизму», накоплению ради накопления, а поскольку материальное благополучие теснейшим образом связано с деньгами, то – негативное отношение к деньгам. И дело тут не только в том, что, как подметил философ В. Киселев, при Сталине «товарно-денежные отношения были низведены до учетно-регистрационных, а деньги, как и предсказывал Энгельс, к простым квитанциям», – деньги как таковые вызывали у основной массы населения брезгливость, а приобретенные на них ценности воспринимались как проявление мещанства, отсутствие широких взглядов на жизнь и ее главные цели и, в целом, как идиотизм.[133]133
  Об этом – дилогия Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», созданная до войны. Остап Бендер, завладев частью денег Александра Ивановича Корейко, с веселым удивлением скажет: «Вот я и миллионер! Сбылись мечты идиота!».


[Закрыть]

Взвалив на себя ответственность за действия царского правительства, от которого наши предки едва ли не сразу после призыва на княжение «инородца» Рюрика больше других народов и пострадали, на долгие века превратившись в рабов власти (крепостное право, напомню, было отменено в России лишь немногим более полувека ранее Октябрьской революции), русские утратили свою идентичность, растворившись в российском, а затем в советском. Психолог Зинаида Сикевич, исследовавшая настроения людей в зонах этнических конфликтов, пришла к выводу: русские за годы советской власти превратились в «денационализированное ядро советского народа» (курсив мой. – В. М.).

Потому-то именно русские оказались лишены ряда важнейших институтов, которые имелись у других народов СССР. В Советском Союзе существовала Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, но не было Русской. Точно так же существовала Коммунистическая партия Советского Союза, как существовали Украинская, Белорусская, Казахская и другие республиканские коммунистические партии, но не было и до сих пор нет Русской коммунистической партии, хотя есть КПРФ – Коммунистическая партия Российской Федерации. Не было в Советском Союзе и до сих пор нет Русской академии наук, русского радио и телевидения, не было и нет ничего из того, что сохранилось в бывших союзных республиках, а ныне независимых государствах. Как писал после развала Советского Союза бывший советолог, а ныне русист Саймон Диксон, «глубокое отождествление русских с советским режимом поставило их в особенно невыгодное положение… поскольку им за его крах некого винить, кроме себя». Стоит ли удивляться, что социологические опросы, проведенные в начале 90-х годов прошлого века, показали: огромное большинство русских характеризовало свое состояние в изменившейся политической и социальной среде как «угнетенно-ослабленное».

Невосполнимые потери в советские времена понесла, а сегодня попросту исчезла русская культура. Чтобы убедиться в этом, не нужно даже проводить никаких специальных исследований, – достаточно включить любой телевизионный канал, чтобы убедиться: русская культура (я имею в виду, разумеется, не русские пляски под гармошку, не частушки и прочий фолклорный набор) мертва и останки ее вынесены далеко за пределы видимости и слышимости. Вместо нее нас потчуют сплошным доморощенным вестерном, причем вестерном вторичным, подражательным и безвкусным.

Если в советские времена русских отождествляли с российским и советским, то сегодня все больше с европейским. Не очередная ли это западня для нас, русских?

На несходство русских с европейскими народами обращали внимание многие. Так, религиозный философ, правовед и публицист Иван Александрович Ильин, высланный в 1922 году за границу, писал: «Западноевропейское человечество движется волею и рассудком. Русский человек живет прежде всего сердцем и воображением, и лишь потом волею и умом. Потому средний европеец стыдится искренности, совести и доброты, как “глупости”, русский же человек, наоборот, ждет от человека прежде всего доброты, совести и искренности».

Николай Александрович Бердяев обнаружил не одно, а сразу четыре несовпадения между русскими и западноевропейцами. Во-первых, писал он, западная душа более рационалистична, упорядочена, организована разумом, чем русская душа, в которой всегда остается нерациональный, неорганизованный, неупорядоченный элемент. Во-вторых, русские люди более склонны и способны к общению, чем люди западной цивилизации: у русских есть потребность видеть друзей, хороших знакомых, делиться с ними мыслями, спорить. В-третьих, в европейцах поражает их замкнутость, закупоренность в своем типе культуры, отсутствие интереса к другим культурам и способность их понять, чего не скажешь о русских, легко перенимающих все хорошее, что находят у других народов (как, впрочем, и плохое). В-четвертых, заключает Бердяев, русские рассматривают проблему по существу, а западноевропейцы – ее отражение в литературе, то есть обсуждают не суть, а нечто вторичное.

Блестящий анализ несовпадений между русскими людьми и западноевропейцами сделал наш современник, профессор из Вологды Гурий Васильевич Судаков:

«Первое несовпадение – деньги. “Мани” давно покорили индивидуальную и коллективную психологию Запада. Личная мечта любого иностранца – стать богатым, потом еще богаче, затем очень богатым. Не то в России. Мы приучили каждого к ощущению востребованности: моя работа нужна моей стране, поэтому мы работаем не столько ради денег, сколько для высшего блага Отечества. Русскому мало личной выгоды. Он рвется отвечать за всю Россию. Вспомните, как нещадно эксплуатировался этот энтузиазм советским государством. И сегодня эта черта сохраняется в общественном сознании, она – реальность российского менталитета. Семь десятков лет большевистского периода мы не только теряли, но и приобретали. Не будем отрицать это.

Второе. Сегодняшние европейцы (да и американцы) исповедуют индивидуализм. Дитя, выросшее до сознательного возраста, уходит из родительского дома, учится самостоятельно делать свою судьбу. У нас великовозрастные дитяти сто раз причалят за помощью к родительскому порогу (если вообще его покинут), да еще подосадуют, что мало дали, мало помогают. Мы не можем без детей, без родных, не можем без родного коллектива. Коллективизм – наша национальная особенность, и если разобраться, то традиционная, а отнюдь не только наследие советского периода. Общинное существование в условиях нашего нелегкого климата было решающим способом выжить.

Третье. Труд как средство достижения земного, материального благополучия почитается во всем мире. А как у православных? Цитирую епископа Феофана: “Дело – не главное в жизни, главное – настроение сердца, к Богу обращенное”. Забота русского – как душу настроить. Терпение, воздержание, жертвование собой ради других, ради добра – вот нравственные ценности русских, воспетые нашей культурой. У нас считается, что душа крепнет через страдания, и способности человека реализуются также через страдания. Можно ли назвать случайным такое совпадение желаний у двух известных всей России влюбленных, как Пушкин и Анна Керн? Пушкин: “Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать”. Керн: “Я буду жить, любить и страдать”. Один, желая жить, хотел мыслить, другая – любить, но страдать стремились оба. Русские – не самый угрюмый народ на земле. Но протяжные, грустные песни полней всего олицетворяют русскую национальную душу. Вздыхать – наше излюбленное занятие. Если мы когда-нибудь разучимся вздыхать, мы, наверное, задохнемся от переполняющих нас чувств.

Четвертое. Совесть и правда – Бог русских, а покаяние – непременный атрибут бытия. Нравственность – сердцевина любой цивилизации, но русской – особенно. Любая цивилизация – и прежде всего русская, – утратившая нравственность, ослабившая моральные устои, обречена на вырождение. Приметой духовной деградации народа является несопротивляемость насилию. Культура – один из способов обуздания дикости и агрессивности. Вообще, культура, нравственность – одежды на естественной природе человека. Когда ветры страстей срывают их, человек либо действует кулаком, либо берется за нож, а то и автомат. Почему это важно помнить нам, русским? В нашей природе слишком много бурного, эмоционального. Между тем в русской культуре, защищающей нас от самих себя, все обстоит прямо противоположно: смирение, готовность к страданию, мягкость и кротость… Русская натура, утрачивая свою культуру, способна уничтожить не только себя. Вот почему русскому человеку более всего необходимы не дополнительное возбуждение, а воспитание и самовоспитание. Сила народных эмоций (этой взрывчатки достаточно накопилось в нас за последние годы), сопряженная с экстремизмом некоторых политических идей (“последний бросок на Юг”, “хватит русским кормить другие народы”, “пусть эти дерьмократы за все ответят”), способна не только здорово рвануть, но и разнести в клочья все далеко вокруг…