Текст книги "Русские: кто мы?"

Пятое. Кто счастлив в нашем сегодняшнем неустроенном мире? Психологи установили, что нынешние счастливцы – это люди, независимые от массовых стереотипов, самопобуждаемые. Они просты и естественны, дисциплинированны, честны перед окружающими и перед собой. Это люди творческие вне зависимости от того, чем занимаются. Они ничего не делают напоказ, мало интересуются почестями, наградой им служит положительный результат их работы, а не зарплата. Теперь вспомните, что за образ встает за ними? Это тип русского праведника и образ героя русской классической литературы. И случилось это благодаря подмеченной Карсавиным[134]134
  Русский религиозный философ и историк Лев Платонович Карсавин, в 1922 г. высланный за границу, работал в Париже, был профессором университетов в Каунасе и Вильнюсе, в 1948 г. арестован, содержался в следственной тюрьме в Ленинграде, где у него начался туберкулез, затем отправлен в лагерь для инвалидов Абезь неподалеку от Северного полярного круга в автономной республике Коми и в 1952 г. в возрасте 70 лет умер в лагерной больнице. В одной из статей Карсавин писал: «Русского гораздо меньше, чем европейца, заботит внешняя устроенность быта. Русский хочет жить для идеи и возмущается, когда видит, что европейцы живут для в о к р у г с е б я» (разрядка авт. – В. М.).


[Закрыть] такой сугубо русской национальной черте, как тяга к абсолютному. “Постепеновцем” русский быть не умеет. Он признает только самые высокие планки, которые сразу же и хочет преодолеть.

Шестое. Русские – общительный народ, открытый для других народов. Наши предки, осваивая северные просторы, не заставляли местное население учить русский, а сами изучали карельский, якутский и иные языки. Легко перенимали местные способы ловли рыбы и зверя, обработки шкур, заимствовали ремесла. Окруженные многочисленными большими и малыми народами, русские стремились завязать с ними мирные взаимоотношения, жить в согласии, не разделяя на “это мое”, а “это твое”. Мы – нация, сотканная из противоречий. Не любим технику, металл, нам дороже цветущее дерево и живая лошадь. Но в космосе мы оказались первыми. Потому что очень захотелось. Да и высота планки соблазняла».

Из этого анализа Судаков делает два важных вывода, на которые я прошу читателей обратить особое внимание. Вывод первый: «Каким словом можно обозначить главную национальную черту русских? Пожалуй, одним: нерыночник. Русский национальный характер сформирован не на основе рыночной деятельности. Отсюда и наше принципиальное отличие от людей Запада. Для европейцев главная социальная значимость заключена в деле и богатстве, а потому ведущие ценности для них – свобода и право. Для русского более значимы общество и Родина. Деловитость у нас развита меньше, и потому свой патриотизм мы стремимся реализовать через жертвенность и сотворение блага». Вывод второй: «Перечисленные моральные нормы внеисторичны. Культура, основанная на них, трудно поддается реформированию. Она скорее разрушится, чем изменится. Поэтому кризис ориентации, распад традиционных ценностей чреват разрушением русской культуры и русской нации».

Оказавшись в Вологде, я познакомился с интеллигентнейшим человеком отцом Максимилианом – епископом Вологодским и Великоустюжским. Меня давно занимал вопрос: как сегодня следует понимать одну из основных заповедей Христа – «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лук. 10:27), – если видишь, чувствуешь и знаешь, что сам-то ты отнюдь не являешь образец морали и нравственности? В ответ отец Максимилиан прочитал целую проповедь, которая, полагаю, покажется небезынтересной и моему читателю:

«Мысль моя покажется странной тем, кто полагает, что уж кого-кого, а себя-то они любят. Любить себя всякого и любить себя правильно – это не одно и то же. Большинство людей находится в жалком самообольщении, думая, что любят себя. На самом деле они себя ненавидят. Потому, стремясь делать добро, совершают зло, нанося себе смертоносные язвы.

В чем причина того, что, желая делать добро, люди делают зло? “Причина заключается в том, – пишет святой Игнатий Брянчанинов, вологжанин по происхождению, – что мы правильную любовь к себе заменили самолюбием, которое внушает нам стремиться к безразборчивому исполнению пожеланий наших, нашей падшей воли, руководимой лжеименным разумом и лукавою совестью”.

Увлеченные исполнением греховных прихотей, порабощенные памятозлобием и мщением, завистию и зложелательством, многостяжанием и хищением, чревоугодием и пьянством, люди не любят себя, а удовлетворяют страстям, господствующим над нами. Они ищут спокойствия и счастья, а сами злодействуют против себя. Служа самолюбию, вредят себе и губят себя.

Правильная любовь к себя заключается в точном исполнением животворящих заповедей Христовых. Если не памятозлобствуешь, не мстишь – правильно любишь себя. Если не завидуешь и не желаешь зла ближнему – правильно любишь себя. Если не увлекаешься многостяжанием и не крадешь – правильно любишь себя. Если уступаешь и помогаешь ближнему – правильно любишь себя. Если не потакаешь своим страстям – правильно любишь себя.

Правильно полюбив себя, правильно полюбишь и ближнего твоего. Тогда будет преодолена проклятая разъединенность мира и твердый мир водворится между людьми».

Слова епископа запомнились мне надолго. Ведь антироссиянин, живущий в нас, не только лишил нас возможности трезвого самоанализа, но и права на собственное мнение. И – потянулась цепочка, вроде бы связывающая нас с нашей историей, с нашими предками, а на деле обезличивающая нас, превращающая в некоторое подобие людей, лишенных индивидуальности. Отказавшись от права на собственное мнение, мы отказались от участия в общечеловеческих делах; отойдя от участия в общечеловеческих делах, мы искусственно сузили свои интересы и лишились культурных корней, довольствуясь эрзац-культурой, которая идет к нам с Запада; лишившись культурных корней, мы отгородились глухой стеной от достижений мировой цивилизации. «С социологической точки зрения, – пишет екатеринбуржец Александр Пронин, – мы продолжаем жить в традиционном обществе. Таким обществом в социологии называется родоплеменная патерналистская структура. В таком обществе правят старейшины – авторитетные люди. Традиционное общество не признает прав личности. Здесь требуется одно – беспрекословное подчинение. Здесь “каждый сверчок должен знать свой шесток”. Здесь нет прав (“право сильного” – не право), а есть обязанности и привилегии для тех, кто либо сам приблизился к старейшинам, либо, выражаясь современным языком, стал “дедом”. В чистом виде эту модель мы видим в российской армии и на “зоне”, но она воспроизводится на всех уровнях нашего общества».

Между тем одной из отличительных черт наших предков, отмеченная всеми иностранными путешественниками, была любовь, замешанная на сострадании к слабому и беззащитному, из которой выросла наша великая самобытная культура. Как верно заметил поэт Андрей Вознесенский, «культура замешана на любви». С течением времени эта любовь-сострадание – при самом деятельном участии со стороны власти – стала энергично вытравливаться из нас, а вместо нее подсовываться в качестве единственных настоящих ценностей понятия собственности, денег, рыночных отношений, другого вздора, никакого отношения к духовности не имеющего. В XIX веке носителями изначального чувства любви в России осталось считанное число людей, и среди них Достоевский. «У нас создался веками какой-то еще нигде не виданный высший культурный тип, которого нет в целом мире – тип всемирного боления за всех, – писал он. – Это – тип русский, но так как он взят в высшем слое народа русского, то, стало быть, я имею честь принадлежать к нему. Он хранит в себе будущее России. Нас, может быть, всего только тысяча человек – может, более, может, менее, – но вся Россия жила лишь пока для того, чтобы произвести эту тысячу. Скажут – мало, вознегодуют, что на тысячу человек истрачено столько веков и столько миллионов народу. По-моему, немало…»

Кого сегодня можно причислить к этому высшему культурному типу людей? Власть? Лидеров партий? Новоявленных нуворишей, называющих себя «элитой»? Увы, некого. Высший культурный тип людей в России вымер, как вымерли некогда динозавры. Но зато появились тысячи и тысячи новых людей, для которых единственным смыслом существования стали богатство, собственность, деньги. Именно они навязывают обществу свое представление о том, как нам следует жить и что необходимо делать, что правильно и потому справедливо, а что неправильно и несправедливо.

Что же не слышно голоса нашей интеллигенции, которая не могла в одночасье исчезнуть и которая ярче всего проявляет себя сегодня в провинции (мы зациклились на Москве и Санкт-Петербурге, полагая, что эти города являются хранителями и выразителями русской культуры, хотя и Москва, и Санкт-Петербург уже давным-давно ничего общего с русской культурой, как и с Россией в целом, не имеют). И что делать тем, кто осознает невыносимость существования в навязанной нам модели жизни и ищут выхода из нее?

В древности, когда наши предки еще только приходили к осознанию себя как этническая общность, мы начали не с любви к ближним своим, не с веры в них, не с опоры на них и не с единения с ними, что было бы естесвенно, а с ненависти к своим соплеменникам, в которых только и видели своих главных врагов. Причина возникновения этой ненависти русских к русским, сохраняющаяся поныне, для меня остается неразрешимой загадкой. Казалось бы, что нашим предкам, да и нам, нынешним, было делить между собой, из-за чего ненавидеть друг друга? Из-за земли? Ее у нас всегда было вдоволь и каждый мог взять ее столько, сколько мог обработать. Из-за собственности? Собственность наши предки не признавали, как не признавали они и денег. Из-за природных богатств? Но разве это не наши предки говорили варягам: «Земля наша велика и обильна»? Историк Борис Миронов пишет: «К богатству русский крестьянин вообще относился противоречиво. Он понимал, что деньги могут дать власть, силу, материальное благополучие, но считал, что богатство аморально, так как всегда нажито не по совести и правде, а в ущерб и за счет других». Миронов прав: в подсознании русских крепко засело убеждение – от трудов праведных не наживешь палат каменных. Нечего было нашим предкам ни делить между собой, ни отнимать друг у друга, но вот возненавидели они своих соплеменников лютой ненавистью, и соплеменники ответили им тем же. С этого и начался в нас антироссиянин.

Мы все еще считаем, что мы, русские, единственный в мире праведный народ, живущий в полном соответствии с православной этикой, центральное место в которой занимает признание всеобщей греховности и необходимости смирения и покаяния. На Западе так о нас не думают. Там одна за другой выходят все новые и новые книги о современной России и о нас. Что-то из этих новинок мы не переводим на русский язык и не издаем по причине явной предвзятости их авторов. Что-то издаем. Одна из последних новинок – изданная на русском языке книга Дениэла Ранкура-Лаферьера «Россия и русские глазами американского психоаналитика».

Если отбросить в сторону уже порядком набившие оскомину обвинения русских чуть ли не во врожденном антисемитизме, из этой книги можно почерпнуть немало интересного о нас, современных русских людях. Так, автор считает, что «этнические русские составляют группу, имеющую общие иллюзии, одна из которых – сама Россия». (Вдумайтесь, читатель, в это «открытие» американского ученого: Россия для нас, русских, уже не страна, а – иллюзия.) «На некотором уровне она не доступна чувствам, – уточняет свою мысль Ранкур-Лаферьер, – если только не поверить, что сама земля в пределах границ России и есть Россия, или что находящаяся перед глазами береза – это Россия, или что трехцветный бело-красно-голубой флаг – Россия». Это не более, чем «мишени», говорит автор.

По своему трепетному отношению к «мишеням» русские ничем не отличаются от американцев: «Говорить о значимости этих “мишеней” правомерно только в отношении групп людей, в противном случае мы будет иметь дело лишь с патологией отдельной личности. Человек, склонный к беседе с фонарным столбом, считается душевнобольным. Однако американец, поднимающий руку, чтобы принести клятву верности куску материи с изображенными на них звездами, или русский, встающий на колени, чтобы поцеловать землю, считаются абсолютно нормальными».

Впрочем, на этом сходство русских с американцами заканчивается. Ранкур-Лаферьер цитирует Федора Тютчева о России, которую умом не понять и аршином общим не измерить, и противопоставляет им вирши современного поэта Игоря Губермана, в которых, как ему представляется, выражено стремление рационально объяснить феномен «иллюзии» России:

 
Давно пора, ебена мать,
Умом Россию понимать.
 

«Возможно, – пишет автор, – эта пародия на Тютчева излишне экспрессивна и категорична. Возможно также, что данный образчик фольклора показывает, что понимание России “умом” неизбежно вывело бы на первый план концепцию материнства (“ебена мать”). И здесь можно многое добавить. Во всяком случае, даже человек, случайно оказавшийся в стране националистов, например Солженицын или Шафаревич, не согласятся с Тютчевым и станут ратовать за рациональный подход к пониманию России».

Отличительная черта русских, по мнению американского психоаналитика, – стыд, но стыд особого свойства. Цитирую: «Когда на смену ленинским идеям “интернационализма” и объединения с западным пролетариатом пришла сталинская политика “социализма в одной отдельно взятой стране”, политическая элита СССР вновь поставила перед собой традиционную, националистическую по сути цель “догнать и перегнать” Запад. Как всем хорошо известно, Запад перегнать не удалось. И в постсоветский период Россия опять чувствует себя “не совсем уютно”… Стыд – главная эмоция, испытываемая гражданами современной России. России не только не удалось догнать Запад – она сейчас еще больше отстала от него в социально-экономическом развитии. В стране появилась массовая нищета, наблюдается стремительный рост заболеваемости туберкулезом и СПИДом, медицинское обслуживание находится на примитивном уровне – исключая медицину для богатых, – смертность значительно выросла, продолжительность жизни сократилась и продолжает сокращаться, правительство и частный бизнес коррумпированы, окружающая среда серьезно пострадала в советский период индустриализации и милитаризации и т. д. Обо всем этом хорошо знают и в России, и за рубежом. Также всем известно об участии русских в нарушении прав человека (включая ГУЛАГ и сталинские “чистки”), и это тоже заставляет современных русских испытывать стыд».

То, что русские «главные виновники» всего дурного, что происходило в Советском Союзе (включая ГУЛАГ и сталинские «чистки»), – мотив не новый. Новое в «психоанализе» России и русских другое, а именно. По мнению Ранкура-Лаферьера, русские не просто больная нация (с чем лично я согласен), а неизлечимо больная нация. Автор обнаружил у нас целый «букет» заболеваний. Здесь и нарциссизм («Этнический русский может пересечь одиннадцать временных зон от границы с Беларусью до Тихого океана и тем не менее остаться на Родине. Ни татарин, ни приволжский немец, ни чеченец не могут похвастаться тем же. Поистине, такое различие не может не иметь следствий нарциссического характера)». Мы, продолжает анатомировать нас Ранкур-Лаферьер, мазохисты («Со времен Ивана Грозного русские демонстрировали мазохистскую склонность подчиняться властной “железной руке”»). Мы садисты («Внешний садизм прикрывает или дополняет глубинный мазохизм»). Мы параноики («Паранойя и мазохизм неотделимы друг от друга»). Что касается «русской души», то в ней не разберется ни один психоаналитик, а потому будет лучше, если она навсегда останется тайной для всех, включая русских («Русская душа является загадкой, поскольку это подмененная или находящаяся не в том месте душа. Строго говоря, у самой России не может быть души. А если она и есть, значит, она откуда-то появилась. Но попытка ответить на вопрос: “Откуда она взялась?” – поднимает проблему мазохизма, весьма неприятную, даже пугающую. Может быть, не стоит задаваться такими вопросами? Пусть русская душа так и останется загадкой. Тайна лучше анализа». (Замечу в скобках – загадкой и тайной для западных исследователей; для нас русская душа не такая уж и тайна; советский писатель Василий Семенович Гроссман, например, назвал русскую душу «тысячелетней рабой».)

Сравнивая современный русский бизнес с бизнесом западным, Ранкур-Лаферьер пишет: «Надо признать, что настоящий западный бизнес эффективнее всего работает в условиях капиталистической инфраструктуры, вроде той, что сложилась в развитых странах: стабильный курс валюты, надежные банки, государственное регулирование и т. д. К этому следует добавить наличие рабочей этики, нелюбовь ко взяткам и коррупции и определенное доверие к правительству. Однако в постосоветской России капиталистическая инфраструктура практически отсутствует, рабочая этика проявляется нечасто, а коррупция повсеместна. Неудивительно, что экономика России оказалась в кризисе после распада Советского Союза. Проблема, с точки зрения традиционного русского мазохизма, усугубляется еще и тем, что совершенно не мазохистски настроенные бюрократы, олигархи и отъявленные бандиты слишком хорошо знают, как им действовать ради своей выгоды в хаотической экономической ситуации». Потому бизнес по-русски, заключает Ранкур-Лаферьер, это «спереть ящик водки, продать его, а на вырученные деньги напиться».

Словом, куда ни кинь, всюду клин. И виной всему антироссиянин, прочно засевший в русских. Поэтому нам не следует пренебрегать таким нежелательным для каждого русского развитием событий, как возможный самопроизвольный развал России, о чем говорят многие западные аналитики, и исчезновением русских как нации. Подобный горький сценарий развития событий не исключил и английский публицист русского происхождения Павел (Пол) Хлебников, застреленный в Москве летом 2004 года (убийц до сих пор не нашли, да и, судя по всему, не найдут). Свою книгу «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России» он закончил словами: «В прошлом крупнейшие национальные бедствия – нашествие татаро-монголов, период Смуты, Гражданская война и коллективизация, нацистская оккупация – удавалось преодолеть, потому что страна располагала гигантскими человеческими ресурсами. У страны была мощная и растущая демографическая база и здоровая народная культура, что передавалось из поколения в поколение. Кроме того, на выручку России приходили миллионы скромных героев, помогавших выстоять новому поколению. Но сегодня все иначе. Демографическое будущее представляется туманным. Народ полностью деморализован. Можно сказать, что россияне совершают коллективное самоубийство. Где те богатыри и святые, которые спасут Святую Русь? Конечно, они все еще есть, но они гибнут в безвестности, борясь с непреодолимыми препятствиями. Возможно, России уже не подняться. Ни одной стране, ни одной, пусть даже великой, цивилизации не дано жить вечно. Без сомнения, Россия, как географическое единство, будет существовать еще долго. Константинополь существует по сей день – как место на карте, которое называется Стамбул, – но великая и славная Византийская империя живет только в музеях и учебниках истории. Точно так же и существование России – как народа и культуры – вопрос очень сложный».

Исчезнут Россия и русские, по-видимому, не сразу и не вдруг. Нам, скорей всего, еще предстоит пройти стадию «дешевого рабочего придатка» к своим огромным природным богатствам. В 90-е годы в Америке откровением стали статьи ведущего консультанта Института мировой экономики США Уолтера Мида под общим названием «Не купить ли нам Сибирь?» Сквозным стержнем ученого стал тезис, рефреном переходящий из одной его статьи в другую: «Бездарность власти, не способной управлять богатейшим краем, плачевное состояние всей инфраструктуры региона, кризис в отношениях с Центром и тотальное воровство на всех уровнях экономической жизни, равнодушие местных жителей к попыткам Москвы восстановить свой контроль на местах», – вот что, по мнению Мида, определяет суть современной России и русских.

Как финальный аккорд отходной, исполняемой на Западе по угасающей России и по нашему вымирающему народу, прозвучали слова бывшего премьер-министра Великобритании Джона Мейджора: «Задача России – быть кладовой ресурсов, необходимых развитым странам, а для их сохранения и использования России достаточно и 50 миллионов населения». Еще дальше в вопросе использования русских в качестве дешевой рабочей силы, обслуживающей интересы Запада, пошла предшественница Мейджора на посту премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер: «Россиян следует сократить до 15 миллионов человек, обслуживающих скважины и рудники».

Яснее не скажешь. Собственно, ни на какую иную судьбу мы и не были вправе рассчитывать. При нашем прямом попустительстве антироссиянин сделал все, чтобы покончить с нами как с нацией. Он это и сделал. Что ж теперь-то посыпать головы пеплом и искать виновников нашего конца? Кроме себя нам винить некого. Антироссиянин покончил не только с нами, но и с Россией. Именно антироссиянин, а не татары, латыши, евреи, чеченцы или кто там еще – в поисках виноватых во всех наших бедах мы всегда были и остаемся горазды. Россия как великая многонациональная держава оказалась разрушена нами самими. Вспомните всю нашу многострадальную историю, вспомните, под какими лозунгами готовилась и проходила февральская революция 1917 года, вспомните все перипетии, связанные с Октябрьской революцией и последующими событиями, обошедшимися русским, схватившимися в смертельной схватке с русскими же морем крови. А что взамен? Взамен с нелегкой подачи Ленина мы получили русофобию.

Эта русофобия, подогреваемая национальными элитами, никогда не исчезала на всем протяжении существования Советского Союза. Особенно возмущало эти элиты то обстоятельство, что всё население страны, независимо от национальной принадлежности конкретных людей, за рубежом скопом называли собирательным словом «русские». Для вспышки антирусских настроений часто хватало любого формального повода, как это случилось в 1986 году в Алма-Ате, когда вторым секретарем компартии Казахстана был назначен русский Кебин. Как ответная реакция, этнофобией, как правило на бытовом уровне, была заражена и часть русских.

С развалом Советского Союза мы, русские, озлобились. Озлобились на более удачливых, сумевших приспособиться к изменившимся условиям жизни, озлобились на вождей, а больше всего озлобились на себя, поскольку вновь допустили, что нас, с древнейших времен презиравших любую власть, эта же власть самым бесстыдным образом надула.

Ельцин, напомню, потому вызвал к себе нашу неоглядную любовь, что выступил противником привилегий, которые присвоили себе власть предержащие (о чем лучше всего и полней всего говорила вброшенная от его имени в массы фальшивка под названием «стенограмма выступления» на пленуме ЦК КПСС в октябре 1987 года). На деле он, как и все его предшественники, признавал в разговоре с народом лишь один язык – язык самого грубого насилия, язык страха, язык безропотного послушания (расстрел из танковых орудий здания Верхового Совета РСФСР в октябре 1993 года, две подряд войны в Чечне, закончившиеся тем, что Северный Кавказ и сегодня представляет собой один из самых беспокойных регионов России и постоянно напоминает о себе актами террора в различных городах страны, включая Москву).

Оглядываясь на советское прошлое, нам, по сути, нечего вспомнить положительного, кроме, разве, подвига, совершенного народом в Великую Отечественную войну. Но и этот подвиг, по большому счету, был подвигом всего советского народа, а не одних только русских. Впрочем, в последние годы этот подвиг, если рассматривать его под углом зрения специфически русского патриотизма, понимаемого как подмену нашего врожденного вождизма, находит новое толкование. Сошлюсь в этой связи на книгу радио и телеведущего Владимира Соловьева «Мы и Они»:

«…Мы с вами рождаемся в удивительной стране, которая с момента ее создания была и остается полигоном вечной войны сил добра и зла. Поэтому все, что происходит с нами, неслучайно. Все, что происходит с нашей страной, есть не что иное, как великое предостережение всему человечеству. У нас никогда не бывает полутонов, у нас всегда все навзрыд, на разрыв аорты. Если мы воюем, то сначала страшно проигрываем, а потом говорим: “Да идите вы все!” – и начинаем страшной кровью, в жутких муках побеждать. Побеждать настолько героически, что, похоронив миллионы мальчишек, потом сотнями тысяч совершаем великие победы. И гордимся ими. Нет ни одного народа, который может гордиться чем-то более великим, чем подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. На Земле нет ни одного другого народа, который совершил бы подвиг, сравнимый с этим. Хотя, если вдуматься, становится страшно. Ведь мы тогда победили не только великую машину гитлеровской Германии и немецкий педантизм, но и самих себя. Мы умудрились победить, несмотря на то что вначале сосредоточенно себя уничтожали. Мы гадили и подличали, мы вершили преступления против собственного народа и потом его остатками боролись с захватчиками. И никто не принес народу извинений за тот геноцид, который ему устроили. Никто и никогда. А почему? Да потому, что это все тоже мы. Мы всегда говорим: “Вот, все было не так. Не было никаких репрессий, все было не так. На самом деле был ряд врагов народа. Сталина очернили!”

Сейчас легко об этом говорить. Легко найти пару человек, которые хорошо помнят это время. Легко быть уверенными, что эта пара будет из тех, которые действительно были в лагерях. Вот только они там не сидели, они сторожили. А те, которые сидели, давным-давно умерли. А мерзавцы, которые в блокадном Ленинграде жрали тушенку и стреляли в спину нашим солдатам, чтобы, не дай бог, они не оступили, сегодня по уши в орденах и вовсю травят байки о своим героическом прошлом. Мерзавцы всегда умудряются вершить историю, переписывая ее в угоду себе. Сегодня уже не поймешь и не вспомнишь, что происходило во время чеченской войны. Да и была ли она? И что это было? Да и зачем говорить о неприятных страницах, когда лучше о хорошем потрепаться. Вот, например: “Вы знаете, замечательный ресторан недавно открыл, недалеко отсюда – в Монако. Там такие люди интеллигентные собираются, недавно на яхте даже Роман Аркадьевич приходил. Он был не один, он был с Дашей. Как, вы не знаете, кто такая Даша?! Ну что же вы?” Гламур…»

Если в этих словах и угадано что верно, то это одно: мы не любим и не хотим забивать себе головы вопросами нашего прошлого и нашей судьбы. Всем этим вопросам мы предпочли сегодня гламур, суть – деталям жизни и поведения современных нуворишей, о чем готовы говорить сутками напролет (пищу для таких разговоров нам в изобилии предоставляют средства массовой информации, прежде всего телевидение и глянцевые журналы).

И все же, кто мы, русские, в кого превратились в ХХ веке и какими вошли в век XXI? Удачное определение нашей сути после развала СССР нашел певец Александр Градский. Это с его нелегкой руки придуманное им словечко вошло в нашу лексику и прочно закрепилось в ней, – совки.

Уточним: мы не те совки, которые в виде осколков сохранились в русских после крушения понятия «советский народ». Мы стали совками, на которые вот уже 20 с лишком лет метут в немеряных количества всякий мусор как отечественные ненавистники всего советского, так и разного рода зарубежные психоаналитики. Зачем метут? Чтобы сделать пространство вокруг себя чище? Может быть. А может, просто из чувства брезгливости к нам, кто так и не научился уважать себя, ценить себя, выращивать в себе и лелеять не ту собственность, в которую оборачивается всё вокруг нас, включая нас самих, а собственное достоинство.

Вот и превратились мы в больных люди в больной стране. У патриарха Московского и всея Руси Алексия II, лучше многих политиков и политологов понимавших и особенности русской ментальности, и наш врожденный вождизм, были все основания сказать, обращаясь во время церемонии инаугурации к Ельцину в июле 1991 года:

«В эти минуты, первые минуты первого президента России, я хотел бы обратиться к вам со словом о России. Мой долг патриарха в этот день сказать вам слова о том, какую ношу вы принимаете на себя. Вы приняли ответственность за страну, которая тяжело больна. Семь десятилетий разрушения ее духовного строя и внутреннего единства сопровождались укреплением внешних тяжких обручей принудительной государственности. Три поколения людей выросли в условиях, отбивавших у них желание и способность трудиться.

Борис Николаевич, я напоминаю вам это для того, чтобы терпимость и мудрость никогда не оставляли вас. Прощайте людей. Я говорю не только о ваших политических оппонентах или о сотрудниках, но и обо всех россиянах – их нельзя переделать ни за ночь, ни за пятьсот дней. Больное общество и столь много пережившие люди нуждаются в понимании, любви и терпимости. Поэтому надлежит нам чаще вспоминать слова апостола: “Друг друга тяготы носите и тако исполните Закон Христов”.

На вас выбором народа возложен тяжкий крест. Ответственность же вы несете не только перед народом, но и перед Богом. Вы приняли не честь, не привилегии, но ответственность…»

Надо ли говорить, что ничего из напутственного слова патриарха Ельцин не выполнил? И свидетельством тому – вся новейшая история, начавшаяся с развала СССР и продолжающаяся поныне. Но это уже тема для отдельной книги.