Текст книги "Анархист"

– Наша фирма работает с 2001 года, домофон «Централ» очень надежная система, но ее прошивка, – тушил пожар в зародыше Дмитрий, вспоминая все, что осталось в уме с тех пор, когда искал в интернете коды для отключения магнитных замков, – несколько устарела. за очень небольшую единовременную плату мы предлагаем модернизированную версию – домофон с видеокамерой 0,1 люкс и беспроводной связью. для старшего по подъезду монитор и настройка бесплатно.

Пламя не успело разгореться,

– Так от меня что требуется, молодой человек?

– Я собственно почему сразу к вам обращаюсь, Роза Маратовна, – Дмитрий умудрялся улыбаться при серьезном выражении лица, – вы человек знающий, а мне сначала надо промониторить, так сказать, общественное мнение, а то пойду по квартирам, а гражданам совсем не интересно мое предложение. я сейчас в подъезд входил, мужчине такому невысокому, предложение озвучил, так он в такой резкой форме отказался, будто я у него взаймы попросил: рявкнул, сел в черный Фольксваген, ни адью, ни до свиданья. Вы, если знаете, скажите, он из какой квартиры, чтобы мне туда не соваться.

– Это вы с Вадимом скорее всего встретились, он из 74 квартиры. Но он всегда вежливый, хотя и лишнего слова от него не вытянешь. Он здесь квартиру снимает, может, поэтому не заинтересовался.

– А остальные, как вы думаете, заинтересованы в видеокамере. Она очень нужна, Роза Маратовна! Вы дежурную часть смотрите, помните, сколько раз она помогала в задержании всяких преступников?

– Так пускай полиция и платит за их установку!

– Очень разумное замечание! вам бы в депутаты хотя бы местного уровня!

– Ой, да бросьте, – дама расплылась как блин на сковородке.

– Но, – с улыбкой, но твердо продолжил Дмитрий, – без помощи граждан полиция это как валуев без глаз и без ушей.

– Верно, верно, – закивала Роза Маратовна, возможно уже представляя себя в думских кулуарах вместе с именитым боксером.

Кабанов же напрягал мозги, как ретироваться, не вызвав подозрений – нужная информация получена, оставалось пара деталей.

– А давайте как сделаем, мадам, – Кабанов сделал вид будто на него упало яблоко, – вы с людьми поговорите, а я на следующей неделе, скажем, в среду в это же время загляну к вам.

– Ох, хитрец! – покачала головой мадам. – Ну ладно, договорились. Как старшей по подъезду придется взвалить на себя еще и проблему безопасности.

Прощаясь, Дмитрий вызвал лифт. Роза Маратовна проследила, как менеджер по домофонам шагнул в кабину, состроила улыбку на прощанье. Дмитрий улыбнулся в ответ, нажал кнопку первого этажа. Двери съехались, «менеджер» вытер пот со лба.

На первом этаже, подождав когда лифт захлопнется, Кабанов прислушался к звукам. Дом жил своей жизнью, никто не бродил по лестницам, не подглядывал из щелей. Выдохнув остатки паранойи, Дмитрий ступил на лестницу. Подошвы кроссовок без шума давили на бетон, мышцы ног радовались разминке, раздувались под джинсами. На седьмой этаж Кабанов взлетел почти не запыхавшись – что значит курить бросил! Дверь в квартиру 74 самая обыкновенная – железная с глазком. Кабанов оценил замок – ничего сверхсложного: верхний накладной Эльбор, нижний врезной Гардиан 50. Посмотрел стыки двери с проемом – ни волосков, ни пластилина. Объект паранойей не страдал, метки не ставил. Кабанов попытался не развивать мысль, но снова ступил на лестницу и продолжил упражнения на ноги. На площадке 12 этажа вдохнул-выдохнул, огляделся. Межэтажное окно мутное, во внутренней фрамуге пара стекол отсутствует. К верхней части перил приторочена банка с окурками, на лестнице пепел. Двери как двери, в одной подобие видеоглазка, но даже если так вряд ли запись ведется постоянно. В целом неплохо – пусто, тихо, никто не гавкает. Дмитрий потрогал замок на решетке у щахты лифта. Замок без ржавчины и простой, несколько движений закаленной проволокой – путь в лифтовую, оттуда на крышу свободен. «Спокойней, – подумал Дмитрий, – не надо торопить события».

– Штампы и стереотипы.

Махно как на пружинах двигался по подвалу. Низкие потолки не мешали ни ему, ни Олегу. Зато подвал был очищен от мусора, добавлено освещение и модернизирована вентиляция. Спортивных снарядов не было, они и не требуются в процессе тренировок. Требуется сила удара, помноженная на скорость, реакция, способность подчинить страх холодной ярости.

– Их создают и поддерживают для управления массой. Они просты и незатейливы, воспринимаются легко – тебе уже все прожевали, только глотай. – Махно отклонился от удара, предплечьем сбил руку Олега и тем же предплечьем ударил парня в лицо. Ровным голосом продолжал:

– Очки – значит, начитанный, значит, умный. Большой и толстый – сильный и здоровый. Гомик – слабак и трус. Борода, кавказец – ваххабит и террорист. Первичную информацию мы воспринимаем в основном глазами. – Махно усмехнулся, парируя удар. – Критическое мышление сейчас не в почете – надо напрягаться, а это вредно для здоровья, спать мешает.

Он пошел в атаку, заставляя Олега отступать к стене. Олег пригнулся и борцовским приемом перебросил учителя через себя.

– Неплохо. – похвалил Махно, поднимаясь. Учебный бой без правил продолжался.

– Важнейшим искусством для нас является кино. Помнишь? Дедушка Ленин был гением. Злым или добрым, как сказал бы другой гений – все относительно. Заметь, снова штамп. Но сейчас верный. А ведь тогда звуковых фильмов не было. – Махно наметил удар правой, но сделал хук левой. Кулак ушел в пустоту – Олег заметно прогрессировал.

– Кино, зрительные образы – самый мощный способ зомбирования. Думаешь, почему в Германии сначала всем радиоприемники раздали, а затем первыми в мире телевидение сделали массовым? И это в конце тридцатых! А сейчас – телевизоры только в утюги не вставляют, интернет, мобильная связь. Одним словом медиаконтент! Правильно сказал?

Олег кивнул.

– Экраны забирают души простейших. «Дайте мне средства массовой информации, и я из любого народа сделаю стадо свиней!» – кто сказал, знаешь?.

– Геббельс.

– Молодец. Человек – животное, проклятое сознанием. Сознание – это вселенная. Цель каждой вселенной взорвать себя, чтобы возродиться. Сознание развивалось миллионами лет, миллиарды вселенных взрывались за это время. Но в индивидуальном порядке. Сегодня вселенные как штамповки, одинаковые до последней звезды. Человек любит прежде всего и только себя. Человек требует признания. Жрать, что дают, катиться вниз проще. С экранов тебе показывают то, что ты хочешь видеть – такого же как ты. Подмена понятий. Герои – щекастые, с пивными животами, с двойными подбородками, или скуластые дохляки в обтягивающих джинсах с мотней до колен. Героини – силиконовые красотки и непременно стервы. Вот так миллионами лет развивалось сознание, чтобы в итоге бездарно себя погубить.

Схватка продолжалась, пот заливал глаза, Махно пропускал удары, не чувствуя боли, продолжал:

– Страх-уважение-подобострастие. Только так! Уважаешь за что? За то, что не можешь сделать сам. Но уважать дохляка, хоть он и лучше в чем-то, для русского – это как через себя переступить. Не бывать этому. Мы уважать будем того, кто лучше и того, кто может задницу надрать. А отсюда прямая дорога к подобострастию, к культу личности. Уж если Я кого буду уважать, то это непременно должен быть богочеловек, хотя в Бога никто не верит. Все поголовно больны стокгольмским синдромом. – Махно поймал летевший в лицо кулак, сжал, глядя Олегу в глаза, процитировал: «Если русским предоставить выбрать себе предводителя, они выбирают самого лживого, подлого, жестокого, вместе с ним убивают, грабят, насилуют, впоследствии сваливают на него свою вину. Спустя время церковь провозглашает его святым». Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.

Резким движением Махно согнул руку парня в локте, зашел ему за спину. Шея Олега попала в капкан, ухо ощутило горячее дыхание:

– Чем скошенней подбородок, тем сильнее его поднимают. Комплексы маленького человека независимо от роста. Комплекс раба в стране, объявленной империей. Понты дороже денег Царь-пушка не стреляет, зато самая большая. Оттуда же – на миру и смерть красна. А попробуй так, когда уверен, что не узнает никто о геройстве. Такое возможно от такой величины собственного достоинства, а хотя бы и самолюбия, что лучше перестать быть, чем быть, сознавая позор. Но это уже, как говориться, из другой оперы.

Тренировка по рукопашному бою закончилась, учеба продолжалась. Разматывая бинты с ладоней, Махно говорил:

– Цель оправдывает средства. Опять штамп, пригодный для изображения злодеев. Насколько цель оправдывает унижение собственного достоинства. Иначе: насколько достижение цели возвысит тебя, чтобы были оправданы унизительные методы ее достижения. Человек любит только себя. Все действия на собственное благо. Послушай разговор любого – в каждой фразе, в каждом предложении – самолюбование. Человек рождается и умирает в одиночку, любит только себя и поэтому он никому не нужен.

Махно посмотрел на ученика и улыбнулся:

– И кому нужен такой человек? Человек – это вселенная, его гены – звезды. Надо так прожить, чтобы звезды никогда не гасли. Давай, теперь твоя очередь быть учителем.

Вид у Олега был явно недоумевающий. Открывая бутылку «Нарзана», молодой человек спросил:

– А как же родители, отдающие жизнь за своих детей? Без всякого самолюбования.

– Я, вроде, только что ответил на этот вопрос, но ты меня не услышал. Скажу по-другому: родитель видит в детях свое продолжение. Поэтому отдаст настоящую жизнь за жизнь будущую. Так понятно.

– Значит, человек все-таки кому-то нужен, значит, для вселенной важны звезды.

Махно посмотрел на парня. Да, Олег, это и есть смысл жизни белкового тела под названием человек. Но тело, к счастью или к несчастью, обремененное сознанием, а значит, смысл обрастает проблемами, как корабль ракушками, и решать проблемы лучше по-сталински.

– Значит, так и есть, Олег. – улыбнулся Махно. – Что по ДНК нашел?

Олег еще глотнул минералки и начал:

– Про ДНК в интернете полно информации. Как я понял, спецлужбы давно используют ДНК-анализы в своих целях. Пятна крови, слюна на окурках, найденных на месте преступления, волосы становятся железным доказательством. Скорее всего, у заключенных давно собирают образцы в базу. И проведение анализа, оказывается, не так дорого сейчас. А по ДНК, оказывается, не только преступников находят, еще про предков узнают, про болезни…

Вадим слушал известные факты. Известные не только из того же источника – всезнающего теоретически интернета, а еще из уст сокамерников, спалившихся в результате экспертиз на ДНК.

Они переодевались, когда Махно завел разговор:

– Вот еще что, Олег. Никогда не спорь! Спор – отрыжка тщеславия. Ты никого не переубедишь, потому что помнишь – человек любит только себя. Даже если ты убедишь оппонента, приобретешь врага. Любой спор можно выиграть независимо от объективной правоты.

– Каким образом?

Махно ударил в лицо. Не сильно, но чувствительно, Олег сплюнул кровью на доски, сваленные в углу.

– Не ждал? Плохо. Жизнь даже не ринг, даже не бои без правил. Жизнь – это диверсия против тебя. Чтобы не говорили физическое воздействие – вот главный аргумент в любом споре. Любой спор только тогда чего-нибудь стоит…

– Когда умеет защищаться. – продолжил Олег слегка измененную фразу классика.

Махно кивнул.

– Ладно, иди, на выход Олег, я догоню.

Когда Олег, сложив тренировочный костюм в сумку, вышел, Махно достал пузырек с «Но-шпой». Таблетки ссыпал в карман, промыл «Нарзаном» пузырек, помахал, избавляясь от лишней влаги. Аккуратно краем пузырька снял кровавый плевок с доски, закрыл образец крышкой.

Они ужинали в комнате Игоря. Пока ели молчали, завершив скромную трапезу, Махно начал разговор:

– В жизни должна быть цель. Любая – плохая, хорошая, только тогда жизнь имеет смысл. А что у тебя за жизнь! Молишься, поклоны бьешь, овощи выращиваешь. День за днем. Сам в растение превратился. Для чего так жить?

– Твоя цель месть. – не то спросил, не то утвердил Игорь, убирая тарелки со стола.

– А чем не цель? – слегка прищурился Вадим. – Принцип талиона – квинтэссенция справедливости. Опять же, золотое правило этики: не поступай с другим так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. А поступил, сам виноват.

– Нет, Вадим, золотое правило гласит: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Совсем не обязательно отвечать на зло.

– Да, добрый мой друг, пусть зло остается, увеличивается, умножается.

Игорь отнес тарелки в раковину, вернулся за стол.

– Хорошо, допустим, ты отомстил, твой враг исчез. Неужели твоя жизнь изменится настолько, что навсегда станешь счастливым? Несколько дней, и снова то же окружение, те же проблемы. Это в лучшем случае, а если поймают, снова тюрьма.

– Вот представь, у тебя в животе осколок, ты мучаешься, знаешь – нужна полостная операция, не самая сложная. Чик – и готово, и ты снова радуешься жизни, ты выздоровел.

Он действительно болен, подумал Игорь, и не в животе дело.

– Раньше твоей целью было справедливое счастливое общество.

– Я понял простую вещь. – у Махно на лбу обозначились вены, на скулах заиграли желваки. – Счастье и справедливость не уживаются. Общество не доросло до всеобщего уважения. А отдельный человек счастлив в меру своей чмошности. «Все что бог не делает, к лучшему». Вот так уговаривают себя слабаки. Вместо борьбы признание слабости.

Махно неожиданно замолчал, затем продолжил:

– И ведь какая вещь – даже самый последний петух на зоне и тот счастлив получается. Защитный механизм срабатывает. Если совсем невмоготу, взял повесился и свободен! Ан нет, терпит, надеется, анус расслабляет, ночью минуты урывает, когда никто его не чморит, и чувствует себя почти счастливым. Получается парадоксальная вещь: пока живешь – счастлив! Даже страдая – счастлив. А помрешь, ничего не надо, хотя, вроде, по-вашему там для страдальцев теплое место приготовлено. Только не стремятся туда слабаки – страшно, вдруг там ничего нет!

– Самоубийство – грех.

– Что за религия у вас рабская – даже над собственной жизнью не властны. Для порабощения она и придумана, чтобы раб не мог уйти от хозяина. Вы и называете себя «рабы божьи».

Игорь вздохнул:

– Ты стал совсем недобрым.

Махно сверкнул глазами.

– Что такое доброта? Без сюсюканий отбрось всю шелуху! Сбрось очки серобуромалиновые! Настоящая доброта – это, прежде всего, уважение к человеку! Любому! Другу, врагу! Уважение – гораздо более сложный комплекс нежели то, что зовется бабушкиным словом «доброта». Уважать – значит признавать право на собственную жизнь. И признавать право бороться за нее. А добрыми могут быть и идиоты и трусы. Добрым быть просто – для этого ничего не надо делать, только подставляй щеку, не противодействуй злу. Если не сумасшедший, то только трус на словах будет славить такую теорию. Трусость порождает лицемерие и ненависть. Следи за логикой: ваша религия добра порождает ненависть.

Игорю стало смешно над такой неуклюжей казуистикой. Такую логику можно в момент состряпать:

– Христианство учит любить, сострадать. Любовь заложена в человеке для продолжения рода. Без сострадания человек перестанет быть человеком, человечество просто вымрет в жестоких схватках. Следи за логикой: религия добра направлена на развитие человечества.

– На развитие попов она направлена. – сказал Махно. – Я смотрю, церквей в городе начали строить, как будто в них когда столпотворение было. Не лучше ли на эти деньги новые больницы построить, например, а в старые оборудование современное закупить?

– Не будет церквей, мечети вырастут. Вера православная для сплочения нужна.

– То-то одни старушки сплачиваются в церквях ваших. Это в мечетях мужики бородатые сплачиваются, как их праздник, проехать невозможно – сидят на дорогах целым войском, молятся.

– Все еще устроится, – тихо сказал Игорь. – Русская земля сама решит, какие молитвы Господу важнее.

– Пока она решать будет… – отмахнулся Махно, не договорил, сменил тему: – Ты когда, Гарий, в себя придешь? Уже не знаю, как достучаться до мозга твоего! Хватит винить себя! Отмотал ты свой срок уже. Жить надо!

– Я живу. Таков мой выбор. – ответил Игорь и тоже поспешил сменить тему: – А что за парень с тобой? Я его сегодня за тебя принял со спины. Окликаю, он обернулся, лицо знакомым показалось. И тут ты со склада выходишь. Вы там продукты разгружали?

– Парень – это моя работа, Гарий. Лицо, говоришь, знакомым показалось.

Махно ухмыльнулся.

– Это тебе показалось.

– Привет, ты чего такой?

– Какой? – буркнул Караваев, пожимая руку.

– Смурной. Так раньше говорили.

Они встретились у Караваевского подъезда, накрапывал дождик, вечер, вот тот точно был смурной.

– Пошли в мою машину сядем.

Устроившись в Альмере, Юрий приспустил стекло, закурил.

– Вчера износ заявляли. Выехал с ГБР. Девчонка 18 лет домой шла, за ней в подъезд ублюдок зашел. В лифте нож к животу, вывел на площадку верхнего этажа. Там за горло схватил: "снимай джинсы или соси". Девка стала снимать джинсы, он ей туда пальцами лезет. Внизу зашумел кто-то. Этот упырь снова нож достает: "телефон, деньги давай!" та из сумки айфон, деньги с кредиткой, на радостях еще и пин-код настоящий рассказывает. Жулик съебывает, девчонка из дома "02" – "меня изнасиловали". Дежурный пишет конечно "вызывает такая-то". Комитетских, ясное дело, даже тревожить не стали. Я девчонке по чесноку все объяснил: проникновения не было, следов спермы нет, одежда не порвана, будет настаивать, только нервы себе истреплет,  в комитет два раза в день будет бегать, а дело по попытке не возбудят. Мне уже все начальники названивают: "что там? не изнасиловали? ну и слава богу! с разбоя на грабеж уговори!" как же им лучше износ, чем разбой. Разбой за нашим следствием пойдет. А мне как в глаза девчонке смотреть? "давайте, девушка, про нож вспоминать не будем – нас большие начальники заругают, лишнее ОПД придется заводить. Напишем, испугалась, телефон с деньгами сама отдала". Следователя подвозят. Фомину. помнишь такую? в последнее время мнит о себе ты не представляешь. губы толстые, глаза выпученные, кобура на ляжке – комиссарша! руками водит – руководитель следственной группы – поквартирный, свидетели, ломбарды, судимых отработай. Вынь и положь до 22-х, а то она не успеет за ночь дело подготовить. Выясняется, у потерпевшей – главное, следователь, кошелка недавняя, никогда жулика не коловшая, ее не стесняется терпилой называть, – так вот у девчонки документов на телефон нет. Начинает квакать: "не возбужу, материалом останется!" Я уже на взводе, потерпевшая в слезах: чуть не изнасиловали, мало того уговаривают показания изменить, еще и дело не возбуждают. А Маша наша еще подливает: "на карту банковские документы нужны!" типа, на чье имя карточка выпущена. Я девчонку в сторонку отвожу, шепчу: говори все как было. Фомина сдается, пишет постановление о возбуждении, допрашивает на месте, потом, разумеется, Пантелею стучит. Тот меня рапортом по твоему Нестерову загружает.

– Нестеров по делу проходит? По этому?

– Подожди, дойдем еще. Ночью мне дежурный опер из города названивает – Дима Фанаев. Помнишь это чмо рябое? Из следователей убежал, теперь ОПД проверяет, заключения начальству пишет: "Работа ведется с грубыми нарушениями…" Сам, падла, с кресла жопу не поднимает. Звонит в 2 часа ночи: "что сделано по разбою? сколько судимых отработано, сколько ломбардов проверено, где фоторобот, номер карточки известен… как не нашел? что я Ахмедханову докладывать буду? через два часа перезвоню, чтобы недостатки исправил!"

Утром Зайсун собирает, как обычно, дежурную смену. Фомина губами шлепает: я все сделала, поручения напечатала, все подшила, но рапортов мало – судимых всего пять отработано, справки по ломбардам без ксерокопий приемных журналов и так далее, сам знаешь. Пантелей по правую руку подпердывает – типа, дежурный опер во всех грехах виноват: и разбой возбудил и отписаться не смог. Зайсун: как судимых отрабатывал, сколько в отдел доставил? в подъезде ни у кого видеорегистраторы не стоят? наличие камер по маршруту отхода проверял? Мои рапорта в клочья, уголовное дело швырнул – время до 12 дня, чтобы все переделал! Фомина на гавно исходит, на губах пена, меня материт. Я до обеда по ломбардам ксерокопии снимаю, парней попросил рапорта по судимым напечатать. Так до двух с выпученными бяшками и скакал. Бумаги принес, Фомина уже час как в прокуратуру укатила. Я плюнул, телефон отключил, домой спать. И представляешь, не могу уснуть! Вот скажи, для чего я работаю? Для того, чтобы уголовные дела бумагой набивать, а сверху каждый умник еще дрючит проверками! Я живого жулика забыл когда видел.

– Ничего не изменилось.

– А чего изменится? на дворе второй десяток третьего тысячелетия: компьютеры, спутники-шпионы, нанотехнологии, по выключенному сотовому можно разговоры прослушивать, не то что передвижения отследить, а сама система как была лицемерной, так и осталась. Начальники снизу вверх рапортуют какие они молодцы, как за дело болеют, аж портупея не сходится. Вроде за народ, а на самом деле за кресла держатся, не дай бог чего! а если и чего, то главное по бумагам, чтобы видно было – сделано больше чем даже можно. Бумажная система. Не написал бумагу, значит, не работал! зарплату подняли, начальникам волю дали награждать. Они себя и премируют из наградных фондов – по всем бумагам борьба с преступностью прет на 100 процентов. Я как-то прикинул: в отделе минимум 300 полицейских, это без следствия. Из них от силы 50 с народом общается, жуликов руками щупает. 30 участковых и 20 оперов. Остальные – секретари, учетчицы, тыловики, ответственные за спецтехнику, ответственные за протоколы, еще куча ответственных, дознаватели. И везде начальник, замы-хуямы – все  по отделу бумаги из одного кабинета в другой переносят с таким видом, как будто без них Земля остановится. Фу! выговорился, вроде полегчало.

– Помнишь, я говорил: опер тот же преступник, только со знаком плюс. Только потенциальный убийца может ловить убийц. Не то чтобы раньше трава зеленее, но еще десять лет назад опера соответствовали: ноги, кулаки, голова, дружба и стакан водки для снятия стресса – те же грабители и разбойники. А сейчас опера, извини, на расхитителей и наркоманов больше смахивают. Домой обедать на иномарках ездят, стрессы в Таиландах снимают и начальству жопы вылизывают.

– Нечего извиняться, так и есть.

– По моему вопросу чего? Пантелей каким боком?

– Да! – Караваев достал из кармана листок, разгладил на колене. – Я и сам в тархуне был – ты просишь человека пробить, а он в фсбэшном списке. Давай колись, у тебя что на него?

– Ничего пока. Семейные дела – клиентка сожителем интересуется.

– В частные детективы перешел?

– Типа того. Так что там, чем его фэйсы заинтересовали.

– Значит так. Неделю назад на городской свалке КАМАЗ взорвали. Водителя оглушили, мешок на голову, в полукилометре связанного под елочкой положили. Кто, сколько, приметы – ничего не запомнил. Только в карман записку положили "не дадим загрязнять город радиоактивными отходами! это предупреждение!" и знак хиппи вместо подписи – типа, мир, дружба, фестиваль. при чем здесь радиация, не понятно, отходы самые обыкновенные. но КАМАЗ так взорвали, кабина метров на сто отлетела, в километре осадки в виде говна. Вот такие "зеленые"! – Караваев хохотнул. – Точнее, коричневые хиппи-терроисты.

– А Нестеров причем.

– Откуда я знаю? Фэйсы список прислали. Отработать лиц, ранее состоявших либо имевших отношение к неформальным группам. Без всяких уточнений. Главное, проверить жив-нет, образ жизни, все такое и где был на момент взрыва. В этом списке и есть твой "махновец".

– Как ты его назвал?

– Вот, держи, с его резюме выписал. "Немой", "Махновец", судимости, адрес, номер машины. Из связей только "Вальтер". слышал про такого?

– Известная личность. – Дмитрий посмотрел караваевские каракули. – Вальтер по этому адресу точно не живет. Весь поселок давно снесли.

Про то, что и адрес Нестерова устарел, Дмитрий не упомянул – все-таки козырь в рукаве.

– Это понятно. Данные по прописке. Я про него и не указывал, рапорт левый написал, типа проверил, все нормально, с криминалом связей не имеет. Сам знаешь, было бы чего серьезное, они бы сами проверили.

– Они чего из другой системы? Так же свалили рутину.

– Хрен знает, у них работы поменьше и почище, зарплата побольше, почему бы и не поработать. Я тебя попрошу, если выяснишь чего эдакое подозрительное, не забудь пиригласить.

– Само собой.

– И чего так всполошились? Даже если и банда зеленых какая, взорвали мусоровоз, никто же не пострадал. Хотя, – Караваев сдвинул брови, – знаешь, что думаю про твоего Нестерова? По-любому с кем-то дела делает. Смотри, сидит человек 20 лет, ни с кем с воли не общается, выходит и сразу не самую старую иномарку покупает. С какой-такой пенсии или накоплений? статьи у него не барыжные, заначки не могло быть. И по роже смотри, – он ткнул в – это же маньяк. Такие в учебниках истории изображались – народовольцы или кто там в царя бомбы кидал.

Махно приехал к Вальтеру в девятом часу вечера. Фольксваген, как обычно, оставил на соседней улице, к дому шел прогулочным шагом, наблюдая за обстановкой. Ничего не обычного, хотя чего он ожидал, всякий раз наведываясь к старому корешу: оперов в кустах, небо в крестах? Кусты в пыли, в небе заря догорает, дорога в ямах, потресканный тротуар с выщербленным бордюром. Никому ничего не надо. И операм делать больше ничего что ли, как следить за пенсионером Терновским. Хотя могли бы поинтересоваться, как умудряется Валерий Анатольевич, получая пенсию в 6 тысяч рублей, проживать в двухэтажном домике в престижном райончике. Не те времена. Махно нажал кнопку на антивандальной панели. Видеокамера над воротами шевельнулась, луч солнца мазнул медью по линзе. Махно повернулся, посмотрел в объектив, представляя кто сейчас за монитором – Гера или сам Вальтер. Кто бы ни был, замок щелкнул, дверь открылась.

За воротами чудеса дизайного ландшафта. Блестит гранит дорожки, изумрудные ряды испанской плитки в окаем синего водоема, фонтан посередке. Осталось карпов запустить. Махно представил Вальтера в соломенной шляпе, с удочкой, а во рту косячок. Рыба клюет, а старик медленно так вытягивает. Ага, потом на уши рыбе присядет, пару баек споет и отпустит. Нет, решил Махно, не стоит про карпятник заикаться – рыбу жалко.

Гранитная дорожка привела к мраморным ступеням. Еще издали Махно заметил оружие. В углу между крыльцом и стеной отливала серебром сабля.

– Фу ты, – сплюнул Махно, – совсем плохой стал. Хорошо тачанки не мерещатся.

Он взял мачете, прикинул баланс. Шашка не шашка, а секир башка без проблем. Так с мачете и зашел в дом.

Вальтера нашел на втором этаже в дальней комнате. Тот стоял в центре со скрещенными на груди руками. Коротко взглянув на полоску стали, снова обратил взор на стену. Махно последовал взгляду. «Допыхался», но сказал другое:

– Там вроде ромашку баба в ствол вставляла?

– Нет, так вернее будет.

На стене висела картина, переделанная из легендарной фотографии. Девушка-хиппи вставляет в дуло винтовки листок конопли.

– Я специально заказал, чтобы так было. – Вальтер по-птичьи склонил голову, любуясь творением.

– Знаешь, я только сейчас понял значение своей версии, так сказать. Этот как его…

– Символизм.

– Ага! – Вальтер посмотрел на дружка. Светло-синие, почти белые глаза плескались в мутной красноватой оболочке.

«Как с таким дело иметь, подумал Махно, шухер начнется, а он цветочками от ментов станет отбиваться».

– Попробуй повоюй, когда накуренный. Бежишь с автоматом наперевес, и вдруг мышцы от смеха сводит! Или мысли в башке друг на друга прыгают и каждую, понимаешь, развить надо. Или это, – Вальтер так увлекся, что, казалось уже не замечал гостя, – видишь, как на тебя пуля летит, вращается. За мгновенье до смерти представляешь, как она в лобешник стукает – взрыв, разноцветье, все что знаешь о смерти в долю секунды вспоминаешь. И тут бац – реально в мозг залетела – темнота, ни боли, ни страха. Интересно, что там?

Вальтер замолчал с глубокомысленным видом.

Махно покачал головой. Осталось Боба Марли вместо иконы повесить и всем добра желать.

– Вот и я про то, Анатолич! Как ты на дело пойдешь? Ты же в пацифиста превращаешься! – Махно направил мачете на дружка. – Толерантностью заболел?

– Толерантность – это трусость, возведенная в ранг добродетели. Пацифист и трус не одно и то же.

«Занимательно сказал, подумал Махно, неужели сам придумал или вычитал где? Пристрастился к книгам, смотри!»

– Кстати, чего у тебя во дворе холодное оружие валяется? У вас здесь Мексика уже?

– Не Мексика, но уже не та Россия. Горы ближе стали. – туманно пояснил Вальтер. – А таких мотыг американских сейчас в каждом хозмаге.

У Вальтера в руках откуда ни возьмись оказался косячок и спички. Вор прикурил, затянулся пахучим дымом. Махно с интересом считал секунды, глядя на раздутую грудь. 65, силен курилка! Вальтер медленно выдохнул, глотнул воздуха и сказал:

– Я махновец, у тебя спросить хотел, вот война, не дай бог, начнется, воевать за Россию пойдешь?

Вадим, не мигая, смотрел на старого травокура. С подковыркой вопрос задал, какого ответа ждет? Я же русский, за родину-мать! Умрем, но не сдадимся! А родина оказалась другой, другие теперь в ней люди. Поля, реки, леса, небо остались те же, а народ изменился. Народ перестал быть народом, стали сословия, и даже внутри них каждый стремится утвердиться за счет другого. И опять же кому нужна Россия? Кто нападет? Тупые американцы? Зачем им наша страна, с таким умным населением? С прогнившими трубами, буровыми за Полярным кругом, неуправляемым народом да еще за океаном? Нет, американцами пугают, чтобы от своих бед отвлечь. А реально территория наша нужна только Китаю. Самое большое количество танков, самая большая армия. Для чего? С Индией воевать? Там своего миллиарда хватает. Китаю нужен Дальний Восток до самого Урала. Война, конечно, не так как в кино показывают: 4-00, неожиданный налет, вся бронетехника сожжена, два миллиона красноармейцев взяты в плен. Не так все это будет. Война станет очевидной самое меньшее недели за две до начала. Переброска войск, техники, горючего и так далее. И гражданам станет ой как понятно, когда засуетятся товарищи из родного военкомата – уточнения, перепись, обязательства о явке. Но до ополчения не дойдет, все решится раньше. Это вермахт шапками и трупами закидали, а миллиард китайцев не запугаешь ни казаками, ни дикими дивизиями, ни надувными танками. И на ядрёные ракеты уповать не надо. Радиус поражения у бомб не особо великий, чтобы неприятеля в раз уничтожить. Не успеют много мужиков призвать, физически не успеют, как танки Поднебесной Сибирь на гусеницы станут наматывать. И дизель у них не замерзнет! Пол-России оттяпают, тогда начнется суета в европейской части. Пожалуют из военкомата в сопровождении господ полицейских: – собирайся, Нестеров, родину защищать! Что им ответить? Конечно, господа военные, щекастые и здоровенные, пойдемте, очень хочу защищать чиновников, собственность депутатскую, банки частные от орды китайской. А может послать их подальше, уйти в леса, напомнить всем властям «идет война народная», используя опыт въетконговцев и белорусских партизан вместе взятых. И тогда государство перестанет существовать. Как государству наплевать на граждан, так и граждане будут спасать государство.