Текст книги "Последнее слово девятого калибра"

Глава 3

– Андрюха, нужно что-то придумать!! Андрюха, нельзя просто так сидеть!!

– Ты встань, походи, – посоветовал Недоступ, рассматривая свои ногти при свете солнечных лучей, бьющих через окно.

Если несколько минут назад дверь гулко отдавала звуками ударов, то потом стала потрескивать. Сейчас же она глухо кряхтела, собирая всю свою дубовую мощь для того, чтобы не рассыпаться. Уже становилось ясно, что слом произойдет именно в том месте, где прошлась автоматная очередь. Сыщики сидели чуть в стороне, поэтому пули не могли задеть их. Андрей сначала боялся рикошета, но потом, увидев, с каким сочным присвистом стены всасывают пули, успокоился. Верхний этаж дома был построен из калиброванного бруса и снаружи выложен кирпичом. Поэтому на месте впивающихся пуль лишь осыпалась штукатурка, обнажая скелет бруса. «Зачем калиброванный брус закладывать кирпичом?» – еще одна не самая важная мысль. в те минуты посетившая Андрея.

– Но нужно же что-то делать, Андрюха! – Искаженное лицо Бортникова было устремлено в сторону старшего оперативника. – Они же убьют нас! Позвони в ближайший райотдел! Позвони нам в Управу!

Недоступ сидел и молчал. Сообщив Выходцеву о себе, он сделал лучшее, что мог сделать в сложившейся ситуации. Выходцев сработает лучше всех тех, кому сейчас призывал позвонить Бортников. Андрей знал, что им на выручку если уже не мчатся, то собираются это сделать в ближайшие минуты. Выходцев сделает все возможное. Главное, что следователь сам спешит сюда. В этом Андрей был уверен. Поэтому он резко встал и с силой отшвырнул от лежащего на комоде телефона Бортникова. Тот уже совсем обезумел от безысходности и не мог взять в толк, почему Недоступ держит телефон включенным, оставаясь на связи с каким-то Выходцевым, вместо того чтобы поднимать на уши всю московскую милицию.

А Недоступ сидел и думал. Только он искал не спасения. Андрей понимал, что его нет. Он вспоминал, сколько долларов оставалось к сегодняшнему утру на лицевом счете его мобильного телефона. И тут он вспомнил, что не более семи-восьми.

Дверь сломают гораздо быстрее, чем приедет Выходцев. Андрей это понимал. Еще минута – и ее уже не будет в проеме. Минута… Как много для того, чтобы многое сказать. Выходцев может услышать на целую минуту больше. А потом связь отключится, потому что иссякнут доллары. Но эта минута… Какая разница, в котором часу этого февральского утра его кинут в ванну с известью? Зато Выходцев будет на целую минуту больше слышать то, что сейчас происходит в доме Лисса.

«А вдруг у Бориса сядет аккумулятор?!»

Бортников едва не обезумел от ужаса, когда увидел, как Недоступ выбивает из-под двери палку.

– Что ты делаешь, сука?! Они убьют нас! Уйди от двери!! Наши уже рядом!!

Андрей знал, что «наши» могут оказаться около дома Лисса не ранее чем через минуту. И то при удачном раскладе. Умертвят же их обязательно, и гораздо раньше. Но сначала, конечно, поговорят. Поэтому и хотел сыщик эту минуту подарить следователю. Подойдя к телефону, он тихо спросил:

– Боря, ты на связи?

Потом положил трубку так, чтобы она не бросалась в глаза, и направился к двери.

Увидев этот маневр, Бортников вцепился в куртку Недоступа мертвой хваткой. Не без труда стряхнув его с себя, Андрей положил ладонь на его искаженное лицо и с силой толкнул в угол комнаты. Слушая за спиной грохот от падения тела, старший опер на мгновение представил, как его жена Маринка суетится над купленным в гастрономе тортом, и выбил ножку стула из-под двери…

– Сядь за руль, Антон! Гони на Рублевское шоссе! Умеешь водить?!

Струге ежился от холода у водительской дверцы и непонимающим взглядом смотрел на Выходцева.

– Боря, я умею водить. Я не знаю, где Рублевское шоссе!

– А-а-а!.. – Следователь, не отрывая трубку от уха, оттолкнул Антона и сам уселся за руль.

Через мгновение «Волга», заурчав еще не остывшим двигателем, рванула от гостиницы «Уют». Управляясь, как фокусник, одной рукой, Выходцев лавировал в потоке транспорта, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. У Кольцевой за «Волгой» пристроился «Форд» ГИБДД и теперь следовал за ней, как на буксире.

– Давай, давай! – поощрял Борис Сергеевич, глядя, как в группу преследования включается еще и «девятка». – Чем больше соберетесь, тем лучше. Антон, возьми рацию. От моего имени сообщи о вооруженном нападении на сотрудников милиции. Адрес – улица Часовая, дом двадцать восемь! Немедленно туда все патрули!

Мозг Выходцева захлестывал адреналин. Отдавать можно любые команды, другое дело, какие команды будет отдавать тот, кто принял это сообщение. Как бы то ни было, Струге был уверен в том, что после такого известия в эфире все машины московской милиции, что будут в радиусе пяти километров от эпицентра события, незамедлительно последуют к указанному адресу.

– Держись, Андрюха, держись… – шептал следователь, слушая в трубке странные звуки от ударов.

Он не отрывал трубку от уха, и судья никак не мог понять, что происходит. Лишь в одно мгновение Выходцев ожил и заорал, как при пожаре:

– Да, да!!! Андрей, я на связи!!

Едва ножка вылетела из-под двери, та качнулась и приотворилась в сторону комнаты. Еще мгновение – и мощный удар вбил ее внутрь окончательно.

Бортников продолжал лежать в углу. Сначала он скулил, а теперь, увидев своими широко распахнутыми голубыми глазами входящих вооруженных людей, замолк. Взгляд в его сторону парня с выбившимися из-под резинки волосами был страшен. Его волосы растрепались во время борьбы с дверью, а бугрящиеся мышцы и вздувшиеся вены на шее приводили Бортникова в ужас. Он замер, как под гипнозом.

Недоступ же прошел к стулу и устало сел. Хотелось перекреститься, но он чувствовал, что это неуместно. Ему, как и Бортникову, было страшно. Страшно умирать в день, когда тебе исполняется двадцать девять лет. Слегка искривив губы в усмешке, он поднял взгляд на Лисса. Но едва их глаза встретились, как Бес с силой ударил его по голове прикладом автомата. Недоступ слетел со стула и откатился к стене. Первое время он плохо понимал, что происходит. Он слышал крик Бортникова, похожий на гортанные рыдания, прерываемые смачными ударами, чувствовал, как в голове то и дело вспыхивают миллионами огней вспышки праздничного салюта…

Понимая, что его забивают, Недоступ закрыл голову руками и отшатнулся к стене. Крики Бортникова казались ему с каждой минутой все безнадежнее. Во время командировки в Чечню Андрей попал в плен под Ведено. В землянке вместе с ним находились двое молодых солдат и какой-то строитель из Волгограда. Понимая, что за строителя и офицера можно получить какие-то деньги, а за солдат – нет, «чехи» периодически избивали тех до полусмерти. Ломали пальцы, отстреливали их из пистолетов, резали ножницами по металлу. И, когда им отрезали во дворе головы, словно баранам, они оба страшно кричали. Недоступ никогда не забудет эти нечеловеческие крики. Он, сходя от этих криков с ума, лежал в землянке и думал о том, что солдаты кричат одни и те же слова. «Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!» И потом, когда один из боевиков славянской национальности затолкал ногами в землянку одну из голов, Недоступ дал себе слово – если судьба уготовила ему подобную участь, он ни за что не закричит. Он подумает о чем-нибудь приятном. О Маринке, о ротвейлерах, которых любил с детства, о чем-нибудь еще, слишком далеком от лезвия ножа, начавшего резать его плоть…

Но его освободили через двое суток. Что стало с тем строителем, Андрей не знал и уже никогда не узнает. Но он очень хорошо помнил, какой смертью умерли двое солдат. И сейчас, когда Бортников, видя направленный в его голову пистолет Лисса, закричал: «Я не хочу умирать!!!», Недоступ опять вспомнил те пять суток, которые старался забыть все последние шесть лет…

– Заткнись, Бортников!.. – рявкнул он, преодолевая страшную боль в висках. – Заткнись, мать твою…

Перевалившись через бок, Недоступ с трудом привалился к стене спиной и пробормотал рассеченными до зубов губами:

– Лисс, давай поторгуемся…

Тот ожидал всякого. Он предполагал, что мент понял о том, что этот дом и обнаруженные останки связаны, но открытие, что этому капитану известно его имя, повергло Михаила Юльевича в шок. Теперь он уже не торопился убивать этих милиционеров. По крайней мере – вот этого…

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Отпусти его… – Недоступ с трудом качнул подбородком в сторону Бортникова. – Он все равно не при делах. Пустышка…

Лисс улыбнулся:

– Ты мне и так все расскажешь. – Он повернулся к Бесу.

Тот подошел и с размаху ударил металлическим прикладом по лежащей на полу ладони Недоступа.

Боль молнией пронзила мозг капитана. Стиснув зубы, чтобы не закричать, он заставил себя посмотреть на раздробленную кисть…

Хорошо бы было сейчас улыбнуться, как в фильме, и сказать: «Разве так бьют?» – но он не мог этого сделать. Боль судорогой свела челюсти, и тело, вопреки воле хозяина, забила мелкая дрожь.

Лисс подошел к Недоступу и поднял вверх его окровавленный подбородок.

– Говори, пидор, иначе я от вас по куску рвать буду. Бес!

Тот подошел к Бортникову и опустил приклад на голень опера. Дикий крик взвился в маленькой комнате.

– Ладно, ладно!.. – Недоступ старался говорить как можно громче. – Ты увяз, Лисс. Все знают, что ты убил в гостинице судью. Ты укрываешь свой след в деле МТЗ… Что ты еще хочешь знать? Рассказать, как ты выстрелил в номере в Феклистова?

Лисс играл желваками на скулах. Дело еще хуже, чем он предполагал. Значит, появление в доме этих двоих – не случайность, а часть комбинации Выходцева?

– Тебя Выходцев сюда послал?

– У Выходцева свои дела, у меня – свои. – Капитан с трудом выпрямил свое непослушное тело и прикоснулся к разбитым губам. – Зачем ты убил Феклистова, Лисс?

– А кто тебе сказал, что это я убил? А, покойник?

– Я не покойник. Я новорожденный…

– Тогда можешь считать себя умершим при родах. Почему вы у себя, в мусарне, считаете, что это я убил?.. Говори, сука!!

– Ну, Лисс… Это ведь ты был в номере судьи Струге… Это ведь судья Струге должен был подтвердить твое алиби? А почему сам стрелял? Не доверяешь своим отморозкам?

Недоступ через силу улыбнулся:

– Не доверя-я-яешь… А кто тогда убил, Лисс, если не ты? Вот этот педрила с хвостиком? Скажи мне хоть перед смертью…

– Ошибся, сыскарь, – усмехнулся тот.

– Да? Случается, – быстро согласился Андрей.

– Случается, что и старуха венчается. – Лисс принял игру и наслаждался ею. – А ты не скажешь перед смертью, зачем Феклистову нужны были эти бумаги? Он ведь их все равно к делу не подошьет?..

– Ну, тогда почему ты так беспокоишься и валишь всех подряд, если дело обстоит именно так? Тебе юрист рассказал о вновь открывшихся обстоятельствах?

Лисс усмехнулся:

– После оправдательного приговора никакие вновь открывшиеся обстоятельства не имеют места быть, мент! Просто очень не хочется, чтобы когда-то вспомнили мое имя вкупе с именем Бава…

В углу раздался голос Бортникова:

– Ребята, сейчас сюда приедут…

– Молчи, идиот!!! – Недоступ, рванувшись в сторону напарника, потерял равновесие и уткнулся лицом в пол. – Заткнись, кретин!.. Что ты говорил, Лисс?

– Сейчас сюда наши приедут! – продолжал орать Бортников. – Я ничего не знаю!! Уходите, мы ничего своим не скажем! Мы вообще не помним, как вы выглядите!!

– Ой, дура-а-ак… – Недоступ лежал и смотрел на лужу крови, расплывавшуюся под его лицом.

– Ну-ка обыщите их! – Лисс в одно мгновение понял, в чем дело. – Быстро их прошмонайте!!

После этого «шмона» Недоступ опять услышал звон в ушах и увидел перед глазами разноцветный салют…

– Что-то здесь не то… – Михаил Юльевич пожирал комнату глазами.

– Так в какой момент нахождения в номере Струге ты умудрился убить судью, Лисс? Когда? Скажи напоследок…

Лисс нашел то, что искал. Подойдя к лежащему телефону, он тупо посмотрел на значок в табло. «Снятая трубка с маленького телефончика…» Не раздумывая, он подошел к Бортникову и ткнул ему пистолет под правую ключицу и нажал на спусковой крючок. Тело Бортникова дернулось, как от мощного пинка, и свалилось в угол.

Андрей мгновенно вспомнил ногу боевика, обутую в американский армейский ботинок. Ногу, закатывающую в землянку голову солдата. Голова была раздувшаяся, словно шар… К мертвым губам прилипли комки сырой грязи, а в левой белесой брови запуталась сухая чеченская травинка…

Лисс качал головой, показывая Недоступу телефон:

– Ты хотел, чтобы твой Выходцев все слышал? Каждый шорох? Пожалуйста.

И он направил пистолет в сыщика.

Глава 4

Антон даже сквозь рев мотора услышал в трубке телефона, что прижимал к уху Выходцев, треск.

– Твою душу мать!! – закричал Борис, добавляя газу и без того работающему на пределе двигателю. Машина, мигая проблесковым маячком, мчалась по дороге, оставив за спиной судьи и следователя жилой массив. «Волгу» бросало из стороны в сторону по обледеневшей трассе, и только высшие силы позволяли Выходцеву управлять ею одною рукой.

Через мгновение, когда звук мотора слегка затих, следователь переключал передачу – в трубке раздался второй, похожий на первый, звук.

Струге увидел, как обмяк его друг…

«Волга», двигаясь уже без подачи топлива, неслась по трассе с почти затихшим двигателем.

Это не могло продолжаться вечно. Струге тряхнул следователя за плечо, заставляя прийти в себя. Машина остановилась, и двигатель, дыша, как загнанная собака, работал на холостых оборотах.

Откинув дверцу ногой, Выходцев медленно вышел из салона. Антон смотрел на его седоватые, разлетающиеся на ветру волосы и понимал, что случилось что-то страшное, но что именно, он не знал до сих пор. С того самого момента, когда в гостинице «Уют» в кармане следователя раздалась телефонная трель, тот словно отключился от бытия. Выходцев полностью перенес все свое существо на ту сторону телефонной связи. Он ушел туда быстро, а возвращался оттуда невероятно долго и тяжело…

– Наверное, теперь можно мне все рассказать. – Струге поднял воротник пиджака, тщетно стараясь укрыться от февральского ветра.

– Их убили…

Из остановившихся, ревущих сиренами машин посыпались сотрудники ГИБДД.

– Документы, уроды! Опереться на машину, руки на капот!

Как много их было… Выходцеву мгновенно стало нехорошо, когда он подумал о том, как бы могли развиваться события, если бы эти шестеро или семеро милиционеров с автоматами пять минут назад оказались на улице Часовой. В доме, в котором сейчас находился Андрей Недоступ.

– Вы что, номера не видите? – глухо спросил Борис Сергеевич, даже не поворачивая головы.

– Видим, что номера какие-то бакланские! – среагировал один из королей дорог.

– Боря, мы же их перевесили… – вздохнул, уклоняясь от колючего снега, Антон Павлович. – Твои – в багажнике.

Через минуту все выяснилось. Один из экипажей по просьбе следователя отправился в сопровождение, и сейчас, сидя за рулем «Волги» следственного отдела прокуратуры Москвы, Антон едва поспевал за оборотистым «Фордом». Судья понимал, что случилось страшное, но не понимал – с кем и по какому поводу. Через несколько минут все станет ясно и без помощи оглушенного Бориса, так что не было причин раздражать его вопросами.

Странное зрелище предстало их взору. Опешившие от неожиданности гаишники выскочили из «Форда», на ходу перезаряжая автоматы. А удивляться было чему. Ворота двадцать восьмого дома по улице Часовой были распахнуты настежь, и посреди них, словно пьяный мужик, стоял джип «Шевроле». Обе передние дверцы машины были распахнуты, и два тела – водитель и пассажир, свисали с сидений. В лобовом стекле, словно просверленные буравчиком, зияли два маленьких отверстия. Они находились как раз на уровне подголовников кресел. Кровь, стекая из отверстий меж глаз, пролилась на укатанный снег.

Чуть поодаль от ворот, в десяти метрах, на дороге лежали осколки автомобильного стекла и яркие куски пластмассовых фонарей. Предположить, что здесь произошло, было нетрудно. Антон сразу представил себе такую картину: распахиваются ворота, и из них выезжает автомобиль «Х». Его водитель, завидев реальную опасность, выворачивает руль и уходит вправо от основной дороги, в глубь построек. За ним следует джип, пассажирам которого везет меньше. То есть совсем не везет. Времени на маневр, подобный первому автомобилю, у него уже нет, и он, даже не выехав из ворот, становится мишенью. Как в тире. Два выстрела неизвестного стрелка (или – стрелков), и дело сделано. О профессионализме стрелявшего можно судить по тому, на какое расстояние успела уехать на полном ходу первая машина. На десять метров. Секунда, разделяющая первые два выстрела и последующие. Автомобиль понесло – вот след юза по дороге. Это и помешало стрелку проделать с пассажирами автомобиля «Х» то же, что и с пассажирами «Шевроле». Однако попасть он все-таки успел. Первым выстрелом был разбит фонарь – его осколки ближе к воротам…

На осмысление этой ситуации Антону понадобилось несколько секунд. Столько же потратил Выходцев с милиционерами, чтобы успеть скрыться в дверях дома. У соседних домов стали собираться люди. Судя по их одеждам и стоящим во дворах машинам – не простые люди. Состоятельные, а потому – боящиеся выстрелов и насилия. С ними будет разговаривать легче всего. Бывший следователь прокуратуры Струге знал это очень хорошо.

Однако пора в дом…

Борис рыскал среди замысловатой архитектуры дома в поисках… В поисках кого? Антон этого пока не знал.

– Матерь!! Божья!!! – с какими-то странными паузами раздался на втором этаже крик одного из гаишников.

Все, не сговариваясь, рванулись на этот крик с такой яростью, словно хотели спасти тех, кого спасти уже было невозможно…

В маленькой угловой комнате, смежной залу, лежало два человека. Одного из них Антон видел впервые. С лицом, забрызганным кровью, он сидел у стены, широко расставив ноги. Вывернутые вверх ладони лежали на коленях. Так умирает от выстрела человек, выстрела не ожидавший…

Вглядываясь в лицо второго, Антон почувствовал, как у него сжимается сердце. Он узнал Андрея Недоступа сразу, но смотрел в его лицо с таким вниманием, словно надеялся рассмотреть в его чертах еще не отошедшую жизнь. Он знал его всего несколько дней. То время, пока Выходцев шел по следу Лисса. Струге видел этого оперативника каждый день, общался, делился сигаретами и каждой минутой неудач и успехов поисков. И сейчас этот молодой крепкий парень сидел у стены, привалившись к ней боком. Изуродованная правая рука была откинута в сторону. Разбитое лицо и застывшая, повисшая на губе тонкая нитка крови…

Не нужно было его трепать за плечи и призывать к жизни, что пытался сделать сейчас Выходцев. Недоступ был мертв.

Антон присел перед ним и попытался догадаться о последних мыслях этого человека.

О чем он думал в последние секунды своей жизни?

– Еще никто из их родных не знает… – прошептал один из сержантов.

Выходцев оторвался от плеч Недоступа и сел рядом с ним.

– Это Лисс, Антон. Он убил Андрея и его напарника. Он же убил и тех, кого обнаружили в лесополосе, неподалеку отсюда. Андрей шел на простой поквартирный обход, а пришел в дом того, кого мы ищем. Я слышал, как их убивали, судья. – Выходцев качнул головой в сторону Бортникова.

За окном ревели моторы. Это не успели на помощь Недоступу несколько машин его коллег. Как их было много…

Если бы они приехали на пять минут раньше…

Яростный крик одного из милиционеров остановил судью и следователя почти на пороге дома.

– Он жив!! Один из них жив!!!

КТО?!

Струге и Борис мчались наверх, сбивая дыхание…

Кто?!

Вопрос, приводивший обоих в состояние транса!

КТО из двоих?!

Вбежав в кабинет Лисса первым, Выходцев остановился… Дыша подсвистом прокуренных легких, он тупо смотрел, как несколько гаишников возятся с одним из тел. Струге стоял в коридоре – ему не хватало в проеме двери места, и наблюдал за лицом Выходцева.

Кто? – вот вопрос, который мучил его. Ему было мерзко признаться самому себе в том, что среди двоих убитых парней более всего он желал воскрешения одному. А Выходцев стоял и смотрел внутрь.

– Он будет жить! – пообещал кто-то из глубины комнаты.

– Очень хорошо… – Выходцев отшатнулся назад и остановился напротив огромной вазы в углу коридора. – Значит, одним горем меньше…

Струге не сводил с него глаз.

– Значит, кому-то в этой жизни не придется страдать… – тихо проговорил он и вдруг изо всех сил, разбивая кулак в кровь, врезал по стоящей в углу вазе.

Та рассыпалась на сотни осколков и словно испарилась из бытия. Она только что была – огромная и красивая. Где она теперь и во что превратилась? В тлен, в жалкие осколки, разбросанные по паркету. И ее уже никогда больше не будет на этом свете.

Милиционеры молча смотрели на осевшего на пол следователя прокуратуры из комнаты. Они не могли понять, как такое радостное известие может вызвать столько горя…

Лисс обезумел. Человек со здоровым, не загнанным рассудком не будет с такой легкостью убивать всех, кто может хотя бы на йоту ослабить его позицию. Но понимал ли этот человек, что этими убийствами он исключил для себя вероятность остаться в живых?