Текст книги "Макбет"

Макбет повернулся назад:

– Вот папаша тебе достался, Флинс! Кремень!

Флинс пожал плечами:

– Одним хочется командовать и принимать решения, а другим – нет. Чего тут удивительного?

– Ничего удивительного, – согласился Банко, – но если хочешь чего-то достичь, то, бывает, требуется что-то в себе изменить.

– А сам-то ты много в себе изменил? – сердито спросил Флинс.

– Нет, я был, как ты, – признался Банко. – За меня решали другие, а я и рад был. Но сейчас мне жаль, что в те времена никто не сказал мне, что мое мнение ничем не хуже. А иногда даже лучше. А если ты лучше соображаешь, то обязан быть лидером – это твой долг перед обществом.

– А ты, дядя, согласен? Неужели можно взять и измениться? И стать лидером?

– Понятия не имею, – ответил Макбет. – Мне кажется, некоторые рождаются лидерами и способны кого угодно повести за собой. Комиссар Дункан – из таких. Они заражают тебя своими идеями, и за них ты готов в огонь и в воду. Но есть среди моих знакомых и такие, у кого нет ни лидерских способностей, ни дара убеждения – ими движет лишь стремление пробиться наверх и стать начальником. Возможно, они довольно сообразительные, им не откажешь в обаянии, однако в людях они совершенно не разбираются. Просто потому, что людей они не видят. А видят и понимают они только самих себя.

– Ты сейчас о Дуффе? – улыбнулся Банко.

– Дуфф – это кто? – оживился Флинс.

– Да какая разница, – ответил Макбет.

– Ну ладно тебе, дядя, давай же, выкладывай! А то я так и не научусь ничему.

Макбет вздохнул:

– С Дуффом мы подружились еще в детдоме, а потом дружили и в Полицейской академии. Сейчас он возглавляет Отдел по борьбе с наркоторговлей. Впрочем, будем надеяться, что со временем он изменится.

– Вот уж вряд ли, – рассмеялся Банко.

– Отдел по борьбе с наркоторговлей… – проговорил Флинс. – У него еще шрам такой здоровенный на лице?

– Ага, – подтвердил Банко.

– А откуда у него шрам?

– Он с ним родился, – ответил Макбет. – Вот и академия. Давай, учись хорошо.

– Ладно, дядя Макбет, постараюсь.

Дядей Флинс стал называть Макбета еще в детстве, а сейчас обращался так скорее в шутку. Однако теперь, когда Макбет проводил взглядом бегущего к воротам Полицейской академии парнишку, на душе у него потеплело.

– Хороший мальчик, – сказал он.

– Тебе бы детей завести, – откликнулся Банко, выруливая на дорогу, – это подарок на всю жизнь.

– Знаю, но для Леди уже поздновато.

– Так найди кого-нибудь помоложе. Твоего возраста.

Макбет задумчиво смотрел в окно.

– Знаешь, когда я сейчас увидел на светофоре красного человечка, я подумал о смерти, – сказал наконец он.

– Ты подумал про Кавдора, – предположил Банко. – Кстати, Ангус как увидел Кавдора в петле, так замер и смотрел на него – долго-долго. Я спросил, о чем он думает.

– О Боге?

– Нет. Он сказал, что не понимает, почему богатые и привилегированные накладывают на себя руки. Пусть, мол, Кавдор и потерял работу, и, возможно, его даже ненадолго посадили бы, но ведь он уже накопил достаточно, чтобы безбедно прожить до самой смерти. Пришлось мне объяснить, что дело в том, что Кавдор чувствовал себя проигравшим. И понимал, что будущее совсем не такое, каким он себе его представлял. Поэтому главное – не ожидать от жизни чересчур многого, двигаться медленно и не стать успешным слишком рано. Подниматься наверх, но не спеша.

– Ты убеждаешь своего сына, что ему достаточно стать юристом – и его жизнь будет лучше твоей.

– С сыновьями все иначе. Они – продолжение твоей собственной жизни. Они обязаны двигаться наверх.

– Нет, не про Кавдора.

– Ты о чем?

– Я подумал не про Кавдора.

– А про кого тогда?

– Про одного из байкеров там, на дороге. Он был… красным. С ног до головы в крови.

– Выбрось из головы.

– Его кровь была холодной.

– Холодной? О чем ты?..

Макбет глубоко вздохнул:

– Это двое парнишек около Форреса… Они сдались. Но Дуфф все равно выстрелил в одного из них – в того, который был в шлеме Свенона.

Банко покачал головой:

– Так я и знал, что дело нечисто. А со вторым байкером что?

– Он был свидетелем, – лицо Макбета исказила гримаса, – они просто сбежали с вечеринки, и на нем была белая рубашка и белые брюки. Я вытащил кинжал, и он принялся молить меня о пощаде – он сразу догадался, что его ждет.

– Тебе не обязательно рассказывать, что там случилось.

– И вот я стою сзади – и не могу. Держу кинжал, а сам как парализованный. Потом я посмотрел на Дуффа, а он лицо руками закрыл и рыдает, прямо как ребенок. И тогда я ударил.

Где-то вдалеке завыла сирена. Пожарная машина. «Какой, к черту, пожар в такой ливень?» – подумал Банко.

– Может, потому что его одежда уже была мокрая – не знаю, – продолжал Макбет, – но кровь окрасила его полностью. И рубашку, и брюки. Он так лежал на асфальте – руки вниз и слегка в стороны, как тот красный человечек на светофоре. Тот, который говорит: стой! Стой, не ходи туда…

Они молча проехали мимо въезда в расположенный под зданием Главного управления гараж. Места там принадлежали начальникам отделов и другим высокопоставленным чинам. Банко свернул на парковку позади здания, остановил машину и заглушил двигатель. По крыше барабанил дождь.

– Ясно, – сказал Банко.

– Что тебе ясно?

– Дуфф знал, что если вы арестуете Свенона, то судить его будет самый жадный судья-взяточник в городе, где все куплены с потрохами, и сколько тогда дали бы Свенону? Года два? Ну, может, три. А может, и вообще оправдали бы. Так что мне все ясно.

– Ты серьезно?

– Да. А если бы свеноновские холуи дали свидетельские показания против Дуффа, то сколько бы дали ему? Двадцать лет? Двадцать пять? Своих надо защищать – никто, кроме нас, этого не сделает. И еще кое-что, поважнее: у нас новый комиссар полиции, и народ в этом городе вновь готов поверить в силу закона и порядка. Еще один полицейский скандал все испортил бы. Нужно видеть все в перспективе. Иногда, Макбет, жестокость служит добру.

– Может, и так.

– Макбет, дружище, да выбрось ты это из головы!

Ручейки воды, стекавшие по лобовому стеклу, превращали здание Главного управления в кривое подобие самого себя. Макбет и Банко сидели в машине и не торопились выходить, словно пытаясь переварить сказанное.

– Дуфф должен быть тебе признателен, – проговорил Банко, – если бы не ты, ему бы самому пришлось потрудиться. И об этом знали вы оба. Зато сейчас у каждого из вас имеется оружие, которое вы при необходимости сможете использовать друг против друга. Террористический баланс. Если бы не он, люди давно перестали бы спокойно спать по ночам.

– Мы с Дуффом – не то же самое, что США и СССР.

– Да неужели? В академии вы были неразлейвода, а сейчас даже и не здороваетесь почти. Что случилось-то?

Макбет пожал плечами:

– Да ничего особенного. Мы с самого начала были разными. Он – Дуфф, семья его в свое время чем только не владела, а такое не забывается. Язык, манеры. Из-за этого в интернате он стал отщепенцем и поэтому ухватился за меня. Мы с ним были той еще парочкой – с такими шутить не стоит. Потом, в Полицейской академии, он со временем примкнул к себе подобным. Как лев из зоопарка, которого вдруг выпустили в саванну. Он поступил в университет, получил дополнительное образование, начал встречаться с девушкой своего круга. Они поженились. Потом у них дети пошли. Наши пути просто-напросто разошлись.

– А может, тебя просто достало, что он высокомерный урод, который думает только о себе?

– Дуфф не такой, каким кажется. В академии мы с ним поклялись друг другу, что будем бороться с мерзавцами. Банко, Дуфф и впрямь хочет, чтобы жизнь в этом городе изменилась.

– Ты поэтому его спас?

– Дуфф молодец и вкалывает много, а скоро еще и Оргпрест возглавит – это каждому понятно. Ну подумаешь, ошибся, погорячился – неужели портить из-за этого карьеру тому, кто желает нам всем добра?

– Потому что не в твоем духе убивать беззащитных.

Макбет пожал плечами:

– Может, я тоже изменился.

– Люди не меняются. Но ты посчитал это своим солдатским долгом – сейчас я это понимаю. Ты, я и Дуфф – в этой войне мы воюем на одной стороне. Вы здорово сократили жизнь двум Северянам, но продлили жизни нашим детям, которые теперь не попробуют наркоту. Долг-то ты выполнил, но радости от этого мало – недаром тебе в светофоре мерещатся мертвецы. Знаешь, Макбет, ты лучше меня.

Макбет криво усмехнулся:

– В огне войны ты, старина, можешь разглядеть больше, чем я. По крайней мере, ты меня простил – и от этого мне уже легче.

Банко покачал головой:

– Да какое там разглядеть! Я просто размышляю вслух, а сам все время сомневаюсь.

– Сомневаешься? Ну да. А вот бывает иногда, что сомнения, того и гляди, сожрут тебя?

– Нет, – Банко посмотрел в окно, – не иногда. Они вообще все время меня гложут.

Выйдя с парковки, Банко и Макбет направились к входу, расположенному позади здания, возведенного на востоке Третьего округа двести лет назад. В былые времена здесь располагалась тюрьма – поговаривали даже, что там пытали и казнили. Те, кто засиживался здесь до ночи, утверждали, будто вечером в кабинетах тянет холодом и слышатся приглушенные крики. Впрочем, по словам Банко, все это были проделки немного чокнутого завхоза: ровно в пять вечера тот выключал отопление, а когда видел, что кто-то уходит, не погасив лампу, то принимался кричать.

В толпе безработных мужчин Макбет заметил двух женщин, явно восточного происхождения, – те внимательно приглядывались к прохожим. Раньше городские проститутки собирались на улице Приветливой, позади здания Железнодорожной компании, но потом власти города выгнали их оттуда, и рынок разделился. Некоторые – кому позволяла красота – теперь искали клиентов в казино, а всем остальным пришлось остаться на улице, но теперь они работали бок о бок с защитниками закона и порядка. К тому же полиция, следуя требованиям политиков и журналистов, время от времени «очищала» улицы от продавщиц «секс-услуг» и проводила массовые аресты, так что теперь те иногда совершали недолгие вылазки в другие части города, что, впрочем, всех устраивало, ведь проститутки всегда возвращались на прежнее место. Кроме того, значительную часть клиентов составляли сотрудники Главного управления. На предложения девушек Макбет так долго отвечал вежливым отказом, что те уже давно оставили его в покое. Поэтому, когда эти две женщины направились к ним с Банко, Макбет принял их за новеньких. Иначе он запомнил бы их. Местная клиентура требовательностью не отличалась, однако даже по их меркам дамы были удивительно непривлекательными. Макбет никогда не умел определять возраст у выходцев с Востока, но, сколько бы лет ни было незнакомкам, эти годы не прошли для них даром. Их выдавал взгляд – холодное равнодушие таких глаз не позволяет тебе проникнуть внутрь, и, сколько ни вглядывайся в них, увидишь лишь собственное отражение. Ко всему прочему, проститутки были одеты в дешевые пальто и казались горбатыми, но даже не это приковывало взгляд, а какая-то странная гримаса на их лицах. Одна из женщин открыла рот и обнажила десны, из которых торчали редкие почерневшие зубы.

– Вы уж простите, дамы, – опередил ее Макбет, – мы бы с удовольствием, но у меня ужасно ревнивая жена, а вот у него – жуткая болезнь, причем передается она как раз половым путем.

Банко промычал что-то себе под нос и покачал головой.

– Макбет! – сказала одна из них неожиданно тоненьким голоском с удивительным заикающимся акцентом.

– Банко! – проговорила другая. Тот ж акцент, тот же голос.

Макбет остановился. Волосы падали на лица женщин, видимо, так те пытались скрыть изъяны, однако посреди лица у обеих торчали не по-восточному длинные красные носы.

– Вы знаете, как нас зовут? – удивился Макбет. – Чем мы можем вам помочь?

Не ответив, женщины молча кивнули в сторону. И там, в тени переулка, Макбет разглядел третью фигуру, разительно отличавшуюся от двух стоящих перед ним незнакомок. Третья женщина – если это вообще была женщина – оказалась высокой и широкоплечей, какими бывают лишь охранники, в наряде леопардовой расцветки, подчеркивающем ее формы. Так продавец подделок выпячивает мнимые достоинства своего товара. Однако Макбет знал, чем она на самом деле торгует – во всяком случае, чем торговала прежде. И о сомнительных достоинствах ее товара он тоже знал. В этой женщине все казалось гигантским – рост, фигура, выпяченная грудь, хищные красные ногти на мощных пальцах, выпученные глаза, яркий, почти театральный грим и кожаные сапоги на тонюсенькой шпильке. Но поразило Макбета кое-что другое: она ничуть не изменилась. Будто все эти годы прошли для нее совершенно незаметно. Она сделала два огромных шага, похоже, этого было достаточно, чтобы перейти улицу.

– Господа, – проговорила она таким звучным басом, что Макбету почудилось даже, будто стекла на окнах зазвенели.

– Стрега, – ответил Макбет, – давненько не виделись.

– Это точно. Ты тогда был совсем мальчишкой.

– Значит, ты меня помнишь?

– Старший инспектор Макбет, я помню всех моих клиентов.

– А эти двое кто?

– Мои сестры, – улыбнулась Стрега, – мы к тебе от Гекаты с поздравлениями.

Заметив, что при упоминании о Гекате Банко машинально сунул руку под пиджак, Макбет остановил его.

– С какими еще поздравлениями?

– Ты возглавишь Оргпрест, – ответила Стрега, – славься!

– Славься, славься! – повторили за ней сестры.

– Ты о чем это? – Макбет пристально смотрел на безработных на другой стороне улицы. Когда Банко схватился за оружие, они явно оживились.

– Один умер, умрет и второй, – проговорила Стрега, – таков закон джунглей. А чем больше умрет, тем больше лакомых кусков останется. А кто получит их, умри вдруг комиссар Дункан?

– Эй, – Банко шагнул к ней, – если Геката так угрожает, то…

Макбет вновь удержал его. Он видел, как трое мужчин на противоположной стороне внимательно следили за ними и приготовились к нападению. Они стояли поодиночке, но все были одеты в серые плащи.

– Пусть говорят, – прошептал Макбет.

Стрега улыбнулась:

– Никаких угроз. Геката не собирается ничего предпринимать, он просто сообщает тебе о своих наблюдениях. Он полагает, что следующим комиссаром полиции станешь ты.

– Я? – Макбет расхохотался. – Следующим будет заместитель комиссара, а зовут его Малькольм. А теперь все, проваливайте.

– Геката никогда не ошибается, – ответил трансвестит, – и тебе об этом известно. – Стрега стояла прямо перед Макбетом, и тот подумал, что она по-прежнему выше его.

– А скажи-ка, – продолжала она, – красотка из казино не подсовывает тебе никакого зелья?

Банко заметил, как Макбет напрягся, и подумал, что Стреге повезло – Макбет явно считал ее женщиной. Макбет усмехнулся и собирался было ответить, но передумал. Переступил с ноги на ногу. Вновь открыл рот. Но и на этот раз не проронил ни звука. Затем он резко развернулся и зашагал к входу в Главное управление.

Гигантша проводила его взглядом.

– Ну, а ты, Банко, хочешь знать, что тебя ждет?

– Нет! – Он развернулся и направился следом за Макбетом.

– Или твоего сына, Флинса?

Банко остановился.

– Хороший мальчик, трудолюбивый, – продолжала Стрега, – Геката обещает, что если Флинс и его отец будут играть по правилам, то со временем мальчик тоже дорастет до комиссара полиции.

Банко повернулся и уставился на нее.

– Подниматься наверх, но не спеша. – Сказав это, она коротко поклонилась, улыбнулась и подхватила сестер под руки. – Пошли, сестренки.

Банко смотрел им вслед, пока их удивительная троица не скрылась за углом. На этой улице они казались до крайности неуместными, и Банко даже засомневался, что вообще видел их.

– В наше время столько психов по улицам разгуливает, – сказал Банко, догнав Макбета в холле перед проходной.

– В наше время? – Макбет во второй раз нетерпеливо нажал на кнопку лифта. – Психов в этом городе всегда хватало. А ты заметил, что дамочки явились с защитниками?

– Невидимая рука Гекаты?

Двери лифта открылись.

– Дуфф! – Макбет отступил в сторону. – Ну, как ты…

– Привет, Макбет, привет, Банко, – бросил им Дуфф и быстро направился к выходу.

– Ух ты, – удивился Банко, – чего это он разнервничался?..

– Вот что значит быть начальником, – улыбнулся Макбет. Он вошел в лифт и нажал кнопку подвального этажа. Гвардейский этаж.

– Ты заметил, что у Дуффа всегда скрипят ботинки?

– Это потому, что он носит обувь на размер больше, – ответил Макбет.

– Это еще зачем?

– Без понятия. – В эту секунду к лифту подбежал охранник. Макбет придержал закрывающиеся двери.

– Звонили от комиссара, – запыхавшись, сказал охранник, – велели тебе зайти к нему, как только придешь на работу.

– Ладно, – Макбет отпустил двери.

– Неприятности? – спросил Банко, когда двери закрылись.

– Видимо, да, – и Макбет нажал кнопку с цифрой «пять», чувствуя, как саднит рана на плече.

Глава 5

Леди прошлась по игровому залу. Свет огромных хрустальных люстр мягко растекался по темным столам красного дерева, за которыми играли в блек-джек и покер, тонул в зеленой фетровой обивке, на которой сегодня вечером будут весело подпрыгивать фишки, и поблескивал на позолоченной рулетке, минаретом возвышавшейся посередине стола. Хрустальные люстры были изготовлены по заказу и представляли собой уменьшенные копии огромной – весом четыре с половиной тонны – люстры из дворца Долмабахче в Стамбуле, а шпиль люстры по форме напоминал рулетку. На каждой люстре имелась веревка, привязанная другим концом к перилам мезонина, так что каждый понедельник люстры спускали вниз и чистили. Леди знала, что большинство гостей не обращают внимания на подобные мелочи. Например, на крошечные, едва заметные лилии, вышитые на толстых темно-красных коврах, купленных в Италии и обошедшихся в целое состояние. Но она сама знала – знала, что шпили на люстрах похожи на рулетку, и знала, почему на коврах вышиты лилии. Для нее этого было достаточно. Потому что все это принадлежало ей.

Она прошла мимо крупье, и те машинально выпрямились. Они прекрасно работали, быстро и аккуратно, с игроками разговаривали вежливо, но твердо, руки и волосы у них выглядели безупречно, а униформа казино «Инвернесс» – красная с черным, которую каждый год шили по индивидуальному заказу для каждого из них, – сидела как влитая. И что самое главное, все они были честными. Это были не просто ее догадки – об этом Леди говорили ее собственные глаза и уши. Она видела это в их взглядах и выражении лица, судила по тому, напряжены они или расслаблены, и вслушивалась в их голоса. Леди обладала врожденной чуткостью, которую унаследовала от матери, а та – от бабки. Но если тех двоих такая обостренная чувствительность с возрастом привела к безумию, то Леди воспользовалась ею как оружием для разоблачения тех, кто был с ней нечестен. Благодаря ей Леди выбралась из юдоли скорби и добилась того, что имела. Обходя подобным образом казино, она преследовала две цели. Во-первых, так она держала подчиненных в напряжении, необходимом для того, чтобы казино «Инвернесс» считалось более достойным, чем «Обелиск». А во-вторых, так она разоблачала тех, кому было что скрывать. Ведь люди как мокрая глина: даже если ты был честен и неподкупен вчера, бывает, что сегодня мотивы, причины и слова толкают тебя на поступки, которые прежде казались немыслимыми. Да, лишь одно в человеческом сердце неизменно – жадность. Леди знала и это. Ее собственное сердце тоже было таким, и жила она, то проклиная, то благодаря его, сердце, принесшее ей великое богатство и лишившее ее самого главного. И тем не менее именно такое сердце билось у нее в груди, а ведь сердце не поменяешь и не остановишь, так что остается только повиноваться ему.

Она кивнула знакомым, собравшимся за игорным столом. Постоянные гости. У каждого из них имелись свои причины для игры. Были среди них те, кому хотелось рсслабиться после тяжелого дня на работе, и те, чья жизнь была такой спокойной, что им не хватало адреналина. А некоторые не работали и не волновались, зато были при деньгах. Совсем неимущие отправлялись в «Обелиск», где тех, чьи ставки превышали пятьсот крон, кормили безвкусным, зато бесплатным ужином. Некоторым идиотам казалось, будто рано или поздно они непременно выиграют – главное, не сдаваться и продолжать игру, правда, таких становилось все меньше и меньше, но полностью они так пока и не вымерли. А еще были такие, благодаря которым – хотя ни один владелец казино в этом ни за что не признался бы – казино были обязаны своим существованием. Те, кто не мог удержаться. Те, кто, сами того не желая, приходили сюда каждый вечер, чтобы рискнуть всем, что у них было. Те, кто завороженно смотрел на шарик, прыгающий возле позолоченной рулетки, словно крошечный земной шар, который не может избавиться от силы солнечного притяжения. Это солнце вдыхало в них жизнь, но оно же, следуя неумолимым законам физики, сжигало их. Подсевшие. Те, за чей счет Леди жила.

Кстати, о зависимости. Леди посмотрела на часы. Девять. Рановато, но Леди все равно хотелось, чтобы посетителей было побольше. Ее осведомители из «Обелиска» сообщали, что ее клиенты по-прежнему перебегают туда, даже после того, как она обновила здесь интерьер, сделала ремонт в номерах и поменяла меню. Некоторые утверждали, будто ее казино чересчур дорогое и что теперь, когда открывшийся три года назад «Обелиск» стал более дешевым конкурентом, Леди следовало бы снизить цены, пусть даже и в ущерб качеству – «Инвернесс» в любом случае будут считать лучшим казино в городе. Но такие советчики плохо знали Леди. Они не понимали, что главное для нее – не результат, а само осознание собственного превосходства. Быть лучше «Обелиска» недостаточно, лучшими среди всех – вот каким надо оставаться. «Инвернесс» и она, Леди, его неотъемлемая часть. Сюда стекались богачи и политики всех мастей, звезды кино и спорта, писатели, красотки, богема и интеллектуалы, и все они подходили к столу Леди, кланялись, целовали ей руку, подобострастно улыбались, когда она снисходительно разрешала им сыграть в кредит и угощала «Кровавой Мэри» за счет заведения. Доходы, убытки – какая разница, обычный поганый бордель – это удел «Обелиска», а те, кто считает иначе, пусть проваливают, не для них в казино «Инвернесс» начищают хрустальные люстры. Из настоящего хрусталя. Впрочем, что-то менять все равно придется. Кредиторы уже давно задают вопросы. И им не понравилось, когда она заявила, что казино «Инвернесс» нужна не дешевая выпивка, а новые люстры, еще больше и роскошнее.

Однако сейчас Леди волновалась не из-за казино. А из-за тех, кого считала зависимыми. И оттого, что Макбет еще не пришел. Задерживаясь, он всегда предупреждал об этом. И он явно еще не отошел после погони за Свеноном. Сам Макбет об этом не говорил, но Леди все видела. Порой его мягкосердечие удивляло ее. Она сама видела, как он убивает – с холодной рассчетливостью, быстро и умело, а потом улыбается без малейшего сожаления.

Но сейчас, насколько Леди могла судить, все сложилось иначе. Убитый был беззащитным. И хотя Леди порой не понимала, что именно мужчины, подобные Макбету, вкладывают в понятие чести, она знала, что как раз такие случаи выбивают у него из-под ног почву. Она прошлась по залу, поймав на себе взгляды двух сидевших у бара мужчин. Оба были моложе нее. Но ни один из них ее не интересовал. Она всегда стремилась быть желанной, но сейчас желавшие ее вызывали у нее отвращение. Все, кроме одного. Сперва она сама удивлялась оттого, что мужчине удалось полностью завладеть ее разумом и сердцем. И нередко Леди задавалась вопросом, почему она, прежде не знавшая любви к мужчине, полюбила именно его. Она предполагала, что разгадка кроется в его собственных чувствах – он любил в ней то, что других мужчин отпугивало. Силу. Волю. Ум, который превосходил их собственный и который она не желала скрывать. Полюбить такую женщину способен далеко не каждый. Она остановилась у большого окна, выходящего на Площадь рабочих, и посмотрела на Берту, старенький локомотив, стороживший вход в здание вокзала. Дорогу на болото, за долгие годы засосавшее многих. Может, он…

– Любимая…

Сколько раз она слышала, как он шепчет это ей на ухо? И тем не менее каждый раз казался ей первым. Раздвинув ее длинные рыжие волосы, он прижался губами к ее шее, и Леди почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. Она вела себя непрофессионально и знала, что двое парней в баре наблюдают за ними. Но ей было все равно. Он пришел.

– Где ты был?

– Обустраивался в новом кабинете. – Он обнял ее за талию.

– В новом кабинете? – Ее пальцы скльзнули по его руке. По шрамам. Как он говорил, шрамы появились оттого, что он кололся в темноте, не видя собственных вен, поэтому ему приходилось нащупывать место старого укола и колоть в ту же точку. А когда проделываешь подобное на протяжении многих лет, да еще и время от времени заносишь в ранку инфекцию, то руки твои выглядят так, будто ты перелезал через колючую проволоку. Но новых ранок она не находила. Уже много лет. И порой ее охватывала по-детски наивная надежда, что он раз и навсегда исцелился.

– Эти ваши стойла внизу? Вы что – называете их кабинетами?

– Нет, на четвертом этаже, – ответил Макбет.

Леди резко повернулась:

– Что?!

В его темной бороде блеснула улыбка:

– Перед тобой сейчас стоит новый начальник Отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Ты серьезно?

– Да, – рассмеялся он, – ты сейчас прямо как я в кабинете Дункана.

– Любимый, я просто… я просто рада. Ты же это заслужил! Я все время это говорила! Я всегда говорила, что ты достоин большего, чем сидеть в этом вашем подвале.

– Да, дорогая, говорила, и не раз. Но, кроме тебя, так никто не считал, – и Макбет вновь засмеялся.

– Но сейчас ты и правда поднялся! Вон из подвала! Надеюсь, ты и зарплату потребовал достойную.

– Зарплату? Нет, это у меня совершенно из головы вылетело, я только и попросил, чтобы Банко стал моим заместителем, и они оба согласились. Но это же безумие…

– Безумие? Как раз наоборот – с их стороны было очень мудро назначить именно тебя.

– Да нет, я не об этом. По дороге в Управление ко мне подошли три сестры, послал их Геката, и они напророчили, что эту должность получу именно я.

– Напророчили?

– Ага!

– Они просто знали заранее, вот и все.

– Нет. Когда я вошел к Дункану в кабинет, он сказал, что принял решение за пять минут до моего прихода.

– Хм… Просто волшебство какое-то.

– Они, скорее всего, просто были под наркотой, вот и болтали что ни попадя. Но они сказали, что потом я стану комиссаром. А еще знаешь что? Дункан предложил отпраздновать мое назначение здесь, в «Инвернессе»!

– Подожди-ка, что ты сказал?

– Он хочет устроить праздник прямо здесь! Какая реклама тебе, а? Сам комиссар полиции на празднике в твоем казино!

– Нет, я про сестер. Они сказали, что ты станешь комиссаром?

– Да, но не забивай себе голову всякими глупостями, любимая. Я предложил Дункану остаться здесь на ночь, чтобы он и все остальные, кто живет за городом, переночевали в отеле наверху. У тебя сейчас много свободных номеров, поэтому…

– Конечно, это мы устроим, – она погладила его по щеке. – Я вижу, ты рад, дорогой, но ты что-то бледный.

– Не знаю, – Макбет пожал плечами, – может, заболел. Сегодня смотрю на светофор, а мне мертвецы мерещатся.

Леди взяла его под руку:

– Пойдем, мальчик мой. У меня есть как раз то, что тебе сейчас нужно.

– Да, ты меня вылечишь, – улыбнулся он.

Они медлено прошли через казино и поднялись наверх. Леди знала, что из-за высоких каблуков со стороны кажется, будто она на полголовы выше Макбета. Знала, что ее тело, элегантное вечернее платье и величественная походка приковывают к себе взгляды всех собравшихся здесь мужчин. Знала, что в «Обелиске» ничего подобного они не увидят.

Дуфф лежал на широкой двуспальной кровати, уставившись в потолок, на хорошо знакомую трещину в штукатурке.

– Потом, после совещания, Дункан отвел меня в сторону и спросил, не расстроился ли я, – громко прговорил он, – он сказал, мы оба знаем, что я был самым очевидным кандидатом на должность начальника отдела.

От большой трещины в стороны расползались более мелкие, образуя случайный узор, однако, когда Дуфф прищуривался, этот узор складывался в четкий рисунок. Вот только он никак не мог разглядеть, что же там нарисовано.

– И что ты ответил? – послышалось из ванной, где лилась вода. Даже сейчас, когда он прекрасно знал ее тело, она непременно сперва прихорашивалась. И его это вполне устраивало.

– Я ответил, что да, расстроился. Он ведь сказал, что назначает Макбета, потому что тот чужой, не нашего круга, и получается, что я остался за бортом как раз потому, что с самого начала поддерживал Дункана.

– Верно. И что он…

– Дункан сказал, что имеется и еще одна причина, но при остальных он не хотел о ней говорить. Что захват Свенона можно считать лишь отчасти удачным, так как сам Свенон ускользнул. И что мне сообщили об операции довольно давно и у меня было достаточно времени, чтобы доложить обо всем комиссару. Что Управление целый год вело слежку, а я так хотел потешить свое самолюбие, что чуть не пустил под откос всю работу. И что Макбет и гвардейцы спасли положение. И что, выбери он меня, а не его, это в такой ситуации вызвало бы подозрения. Ну, по крайней мере, он бросил мне этот кусок.

– Он отдал тебе Отдел по расследованию убийств – это же отлично?

– Отдел по борьбе с наркоторговлей больше моего, но, по крайней мере, теперь я не буду ходить у Макбета в подчиненных.

– А кстати, кто же все-таки уломал Дункана?

– В смысле?

– Кто из начальства поддержал кандидатуру Макбета? Дункан из тех, кто слушает чужие советы, он любит обсуждать и всегда ищет поддержки у других.

– Поверь мне, любовь моя, никакого лобби у Макбета нет – да он вообще вряд ли знает, что означает это слово. Единственное, чего ему хочется в этой жизни, – это ловить плохих парней и ублажать свою королеву игровых автоматов.

– А кстати… – Она появилась на пороге ванной в прозрачном нижнем белье, которое скорее подчеркивало, чем скрывало все ее прелести.

Дуффу многое в ней нравилось, порой он даже не мог решить, что именно, но за что он действительно боготворил ее, так это за молодость. В пламени расставленных на полу свечей ее глаза, красные губы и белые зубы влажно блестели. Однако сегодня вечером всего этого было ему мало. Он еще не пришел в себя. После случившегося сила, которую он ощущал в себе утром, покинула его. Впрочем, не исключено, что это можно исправить.

– Снимай это, – скомандовал он.

Она рассмеялась:

– Я только что это надела.

– Это приказ. Стой там и раздевайся. Медленно.

– М-м… Ну, не знаю. Приказы обычно звучат немного иначе.

– Инспектор Кетнес, я, как лицо вышестоящее, приказываю вам повернуться ко мне спиной, через голову снять то, что на вас надето, нагнуться и положить руки на дверные косяки.