Текст книги "Макбет"

Макбет молча смотрел на нее. Он вдыхал ее дыхание, ее ядовитое дыхание, чувствуя, как с каждой секундой оно все сильнее отравляет его.

– Как же ты не поймешь? Ведь если у нас ничего не выйдет, Дункан и тебе голову снимет.

– Все у нас выйдет. Слушай. Сейчас я налью Дункану бокал вот этого бургундского и добьюсь, чтобы его телохранители тоже попробовали этого вина – пусть по крайней мере пригубят! Никакого привкуса они не заметят, разве что в ушах у них будет слегка шуметь. А когда они лягут, то уснут как убитые…

– Да, но…

– Тсс! Ты придешь туда с кинжалом, так что проснуться им ни в коем случае нельзя. Потом ты измажешь их кровью, которая будет на лезвии, а сами кинжалы спрячешь им в кровать. Позже, когда ты разбудишь их…

– Наш план я помню. Но у него есть слабые места и…

– Любимый, это твой план, – она ухватила его за подбородок и укусила за мочку уха, – и он прекрасен! Все поверят, что Геката подкупил телохранителей и что они не уничтожили улики, потому что напились.

Макбет прикрыл глаза.

– Ты можешь рожать только мальчиков, верно?

Леди тихо засмеялась и поцеловала его в шею.

Макбет взял ее за плечи и осторожно отстранился.

– Ты – моя погибель, Леди. Понимаешь?

Она улыбнулась:

– А ты понимаешь, что я отправлюсь за тобой куда угодно.

Глава 8

Ужин проходил в отдельном зале, в ресторане. По правую руку от хозяйки сидел Дуфф, по левую – Дункан. Макбет занял место напротив них, а пару ему составила Кетнес. Дуфф заметил, что и Кетнес, и Макбет разговаривали мало и почти ничего не ели, однако все остальные гости говорили достаточно громко, и перекричать их было непросто. Леди непринужденно болтала с Дунканом, а сам Дуфф молча слушал Малькольма, стараясь не зевнуть.

– Кетнес сегодня такая красивая, правда?

Дуфф повернулся. Леди невинно улыбалась, глядя на него огромными голубыми глазами.

– Да, мэм, почти такая же красивая, как и вы, – ответил Дуфф, чувствуя, что галантности ему явно не хватает.

– Она не просто прекрасна, – продолжала Леди, – мне кажется, чтобы достичь того, чего достигла в вашей профессии Кетнес, надо немалым пожертвовать. Например, семьей. По-моему, она как раз это и принесла в жертву – семью. Как и вы, Дуфф. Верно?

Ее глаза были серыми. Серыми, а не голубыми.

– Если женщина стремится сделать карьеру, она обязательно чем-то жертвует. Как мне кажется, – Дуфф поднял бокал и обнаружил, что тот опять пуст, – семья – это не самое главное. Не для всех. Думаю, вы со мной согласитесь, мэм.

Леди пожала плечами:

– Мы, люди, существа практичные. Выбрав однажды путь, который уже не изменить, мы изо всех сил стараемся защитить свои принципы, чтобы мысли об ошибках не преследовали и не мучили нас. По-моему, это и есть залог счастливой жизни.

– Значит, вы боитесь, что если вы увидите вашу жизнь такой, какая она на самом деле, то будете считать, что совершили ошибки?

– Женщине, чтобы получить все то, чего ей хочется, нужно мыслить и поступать по-мужски и не думать о семье. Ни о своей, ни о чужих.

Дуфф отшатнулся. Он попытался поймать ее взгляд, но Леди наклонилась вперед и разливала гостям вино. А в следующий миг Дункан постучал ложечкой по бокалу и громко кашлянул.

Дункан принялся расточать похвалы хозяйке вечера, угостившей их таким роскошным ужином, и хозяину вечера, благодаря которому они получили возможность здесь собраться, а также упомянул об их общем деле – бороться на благо жителей города. Дуфф же не сводил глаз с Макбета. В конце речи Дункан сказал, что добросердечный Господь послал им прекрасную возможность отдохнуть после непростой рабочей недели и что он искренне советует всем этой возможностью воспользоваться, потому что, вполне возможно, он, их новый комиссар, окажется вовсе не таким добросердечным и в последующие недели отдыхать им не придется.

Дункан пожелал всем доброй ночи и, подавив зевок, поднял бокал за Леди и Макбета. Гости захлопали, а Дуфф подумал, что сейчас Макбет предложит всем выпить за Дункана, ведь тот, как ни крути, комиссар. Однако Макбет сидел молча, бледный и растерянный, словно окаменев. Новый статус, новая должность и новые требования, которым ему придется соответствовать, явно выбили почву у него из-под ног.

Леди привстала, и Дуфф выдвинул ее стул.

– Благодарю за прекрасный вечер, мэм.

– И я вас, Дуфф. Вам дали ключ от номера?

– Спасибо, но я сегодня заночую… в другом месте.

– Вы не поедете в Файф?

– Нет, я переночую у двоюродного брата. Но я приеду сюда завтра утром – заберу Дункана и подброшу его до дома. Мы оба живем в Файфе.

– А во сколько вы хотите за ним заехать?

– В семь. И у меня, и у Дункана дети, и… Ну да, выходные же, полно дел. Ну, вы представляете.

– Вообще-то нет. – Леди улыбнулась: – Ладно, доброй ночи и передавайте привет двоюродному брату.

Гости один за другим покидали бар и игорные столы и разбредались по номерам или разъезжались по домам. Макбет стоял в фойе, пожимая руки и бормоча прощальные слова. По крайней мере, здесь ему не придется вести беседу с оставшимися.

– Похоже, ты и правда приболел, – заявил ему вернувшийся из туалета Банко. Язык у него слегка заплетался. Он положил руку на плечо Макбета: – Ложись-ка спать, а то перезаражаешь тут всех.

– Спасибо, Банко, но Леди еще в баре, гостей развлекает.

– Комиссар уже час как ушел спать, так что и тебе можно. Пойду еще выпью чуток, и мы с Флинсом тоже поедем. И чтобы тебя тут к тому времени не было. Ясно?

– Ясно. Спокойной ночи, Банко.

Макбет посмотрел, как друг, пошатываясь, шагает к бару, а затем взглянул на часы. До полуночи оставалось семь минут. Он подождал еще три минуты, а потом выпрямился и заглянул в зал, где Леди, стоя возле бара, беседовала с Малькольмом и Леноксом. В ту же секунду, будто почувствовав на себе его взгляд, она оглянулась, и их глаза встретились. Леди едва заметно кивнула, и он кивнул ей в ответ. Затем Малькольм сказал ей что-то, она рассмеялась и ответила. Теперь засмеялись ее собеседники. Необыкновенная.

Макбет поднялся наверх и прошел в их с Леди номер. Прижавшись щекой к стене, он прислушался. Из номера телохранителей доносился громкий ровный храп. Макбету показалось, что звучит он почти доверчиво. Он присел на кровать и провел ладонью по покрывалу, так что шелк зашуршал под его грубыми пальцами. Да, она необыкновенная. Ему с ней никогда не сравниться. И, возможно, у них и правда все получится, возможно, они двое, Макбет и Леди, действительно смогут все изменить, спасти город, продолжить начинания Дункана и добиться того, чего никогда не добился бы Дункан. Ведь у них было желание и сила, и они могли завоевать народную славу. Из народа, ради народа и с народом.

Он погладил два лежащих на кровати кинжала.

Если бы власть не обладала столь разрушительной силой, если бы она не отравляла и не развращала, то им и делать ничего не пришлось бы. Если бы Дункан сам был безгрешен, то вопрос звучал бы иначе. И ведь Дункан сам осознавал, что именно Макбету суждено осуществить заветную мечту самого Дункана – вывести город из мрака и спасти от погибели. Ведь Дункан рассудил верно: разве сможет выходец из Капитоля, представитель высшего класса повести за собой рядовых горожан? Нет, лишь один из них поведет их за собой. Дункан может указывать путь, но капитаном собирался сделать Макбета – только у того хватило бы таланта довести корабль до тихой и безопасной гавани и не утопить его. Но Дункан, безусловно, никогда добровольно не посадил бы Макбета в кресло комиссара, пусть и ради всеобщего блага. Дункан, несмотря на все свои добродетели, ничем не отличался от других власть имущих, и собственное честолюбие всегда было для него на первом месте. И вот доказательство: Дункан избавляется от тех, кто может запятнать его репутацию и лишить власти.

Когда они явились к Кавдору, его тело еще не остыло.

Ведь так оно и было? Ну да. Так оно и было. Так.

Стрелка на часах подползла к двенадцати.

Макбет закрыл глаза. Нужен он – Порядок. Макбет медленно сосчитал от десяти до одного. Открыл глаза. Выругался, вновь закрыл глаза и опять сосчитал от десяти до одного. Посмотрел на часы. Он схватил кинжалы и спрятал их в потайные карманы, по одному с каждой стороны. А затем вышел в коридор. Пройдя мимо двери в номер телохранителей, он остановился перед люксом Дункана. Прислушался. Тишина. Он вздохнул. Он заранее продумал самые разные варианты развития событий, оставалось только действовать. Макбет вставил ключ в замочную скважину и на секунду увидел собственное отражение в блестящей латунной ручке. Затем он схватился за ручку и повернул ее. Быстро окинув взглядом номер, он вошел внутрь и прикрыл за собой дверь. Затаил дыхание и вслушался, как дышит тот, другой.

Тот дышал ровно и спокойно.

Совсем как Лориэл, директор детского дома.

Нет, не отвлекайся!

Перед ним был Дункан, это Дункан спал на кровати, закрыв глаза.

Макбет подошел к двери в ванную, включил свет и слегка приоткрыл дверь. Для его цели этого света ему вполне хватит.

Для его цели…

Оказавшись возле кровати, Макбет посмотрел на спящего и ничего не подозревающего мужчину перед ним. Он опять стоит вот так. Даже смешно. Макбет поднял кинжал. Лишить жизни беззщитного – что может быть проще? Решение принято, теперь нужно лишь осуществить его. И разве не убил он беззащитного там, на дороге в Форрес? Разве он уже не запятнал себя? Разве не вернул долг Дуффу, заплаченный той же валютой – кровью? Макбет вспомнил, как расползалась по белой простыне кровь Лориэла, казавшаяся в темноте черной. Так что же останавливает его сейчас? Чем это место отличается от дороги в Форрес – ведь там они с Дуффом тоже подменили улики, чтобы криминалисты не нашли ничего, что противоречило бы придуманной ими истории? А еще у них был уговор никому не рассказывать про то, что случилось в детском доме. Иногда, Макбет, жестокость служит добру.

В луче проникающего из ванной света лезвие кинжала поблескивало.

Макбет опустил кинжал.

У него не было сил.

Но он должен. Должен. Должен себя заставить. Вот только что же ему делать, если даже сейчас, призвав на помощь Порядок, он не в силах ничего сделать?

Он должен воскресить в себе другого, того, кого он так давно похоронил, безумного людоеда, о котором он поклялся навсегда забыть.

Расстегивая молнию на брюках, Банко разглядывал огромный молчаливый локомотив. От ветра Банко немного пошатывался – он слегка перебрал и сам это понимал.

– Папа, пошли! – позвал сзади Флинс.

– А сколько времени, сынок?

– Не знаю, но луна садится.

– Значит, уже за полночь. Этой ночью обещали шторм. – Кобура, висевшая на поясе между первым и вторым отверстиями, мешалась, поэтому Банко снял ее и протянул Флинсу.

Тот с досадой вздохнул:

– Папа, это общественное место! Нельзя…

– Общественный писсуар – вот что это такое, – пробормотал Банко, и в эту же секунду из-за локомотива к нему шагнула какая-то темная фигура. – Флинс, пистолет!

Незнакомец выступил вперед, и луна осветила его лицо.

– А, это ты!

– А это вы… – откликнулся Макбет, – а я вот проветриться вышел.

– И мне тоже проветриться захотелось, – пробормотал Банко. – Нет-нет, Берту я не тронул! Сейчас, когда закрыли церковь Святого Иосифа, это единственная городская святыня.

– Может, ты и прав.

– У тебя все в порядке? – Банко попытался расслабиться. Ему всегда было непросто мочиться, когда рядом чужие, но теперь-то, когда здесь никого, кроме Макбета и его собственного сына, теперь-то что не так?

– Нет, все нормально, – странным делано-равнодушным тоном ответил Макбет.

– Сегодня мне приснились те три сестры, – сказал Банко. – Мы с тобой это не обсуждали, но предсказали они метко, да?

– А-а. Я уж и позабыл о них. Давай об этом как-нибудь в другой раз поговорим.

– Да как угодно. – Банко чувствовал, что струя вот-вот брызнет.

– Кстати, – Макбет словно вспомнил что-то, – я все собирался тебя спросить. Ты сейчас замначальника отдела, но если все сложится так, как сказали сестры…

– Ну?! – Банко потерял терпение, поднатужился, и желание вновь отступило.

– Было бы круто, если ты останешься со мной.

– Комиссар Макбет и его заместитель? Ха-ха, останусь – будь уверен! – Банко вдруг понял, что Макбет не шутит. – Разумеется, мальчик мой, разумеется. Ты же знаешь – я всегда на стороне тех, кто борется во имя добра.

Они смотрели друг на друга. А потом, словно по волшебству, из Банко полилось. Банко опустил глаза – мощная золотистая струя разбивалась о гигантское заднее колесо локомотива и каплями опадала вниз, на рельсы.

– Доброй ночи, Банко. Доброй ночи, Флинс.

– Доброй ночи, Макбет, – в один голос ответили отец и сын.

– Дядя Макбет что, тоже напился? – спросил Флинс, когда Макбет покинул их.

– Напился? Он не пьет, ты же знаешь.

– Знать-то знаю, но он странный какой-то был.

– Странный? – Довольно разглядывая по-прежнему мощную струю, Банко широко ухмыльнулся: – Когда он накидается дури, то не просто странный.

– Не просто?

– Тогда он совсем невменяемый.

Порывом ветра струю вдруг снесло в сторону.

– Шторм, – сказал Банко, застегивая молнию.

Макбет обошел вокруг вокзала. Когда он вернулся к локомотиву, Банко с Флинсом там уже не было, и Макбет направился внутрь, в здание вокзала.

Окинув взглядом бывший зал ожидания, он разделил присутствующих на четыре группы: продавцы, покупатели, и те, и другие одновременно, и те, кому просто нужна была крыша над головой, кто зашел сюда укрыться от дождя. Впрочем, такие вскоре тоже вольются в одну из трех вышеперечисленных категорий… Он и сам пошел в свое время этой дорогой. Обычный, сбежавший из детского дома беспризорник, кормившийся возле лотков Армии спасения, превратился вскоре в наркомана, добывавшего себе на дозу продажей наркоты.

Макбет подошел к полному стареющему мужчине, сидевшему в инвалидном кресле.

– Четверть зелья, – попросил он, и этих слов оказалось достаточно, чтобы пробудить в его теле нечто давно уснувшее.

Инвалид поднял взгляд.

– Макбет! – Его имя он словно выплюнул, так что изо рта полетели брызги слюны. – Я помню тебя, а ты меня. Ты полицейский, а я не торгую дурью. Ясно? Поэтому отвали от меня!

Макбет пошел дальше, к следующему толкачу – мужчине в клетчатой рубахе. Тот был под кайфом и не мог устоять на месте.

– Ты ч-чего, дум-маешь, я идиот? – громко заорал он. – Вообще-то я и есть идиот, иначе бы не торчал тут! Я без дозы через пять часов сдохну, а ты меня сейчас упечешь на сутки! Не-ет, не продам я тебе ни хрена! – Он запрокинул голову, и его хохот эхом откликнулся в сводах вокзала. Макбет зашагал дальше по коридору, слыша, как сзади перешептываются:

– Народ, облава!

– Привет, Макбет, – тихо послышалось вдруг откуда-то сбоку.

Макбет повернулся и увидел парнишку с повязкой на глазу. Тот сидел возле стены, и Макбет подошел к нему и опустился на корточки. Черная повязка немного сползла, и пустой глаз смотрел на Макбета.

– Мне нужна четверть зелья, – сказал Макбет. – Не поможешь?

– Нет, – ответил паренек, – я уже никому не помогу. А ты мне поможешь?

В его взгляде Макбету почудилось нечто знакомое. Он словно гляделся в зеркало, в котором отражалось прошлое. Какого черта, что он тут вообще забыл? Человеческая доброта вытащила его отсюда, а он вновь вернулся? И все ради того, чтобы совершить злодеяние, от которого в ужасе бежал бы даже самый завзятый наркоман? Еще не поздно отказаться. Он может забрать с собой этого паренька в «Инвернесс». Накормить его, вымыть и дать пристанище. И тогда этот вечер будет совсем не таким, как он задумал. Шансы еще есть. Шанс спасения. Для него самого. Для этого парнишки. Для Дункана. Для Леди.

– Вот что, пошли-ка… – начал Макбет.

– Макбет! – Далеким громом прокатилось его имя по коридорам вокзала. – Твои молитвы услышаны, и у меня есть как раз то, чего ты просишь.

Макбет повернулся. Чтобы посмотреть говорившему в глаза, ему пришлось запрокинуть голову.

– Как ты узнала, что я здесь, Стрега?

– У нас повсюду глаза и уши. Вот, сделай милость, тебе подарок от Гекаты.

Макбет опустил взгляд и посмотрел на маленький пакетик, который Стрега положила ему на ладонь.

– Я заплачу. Сколько?

– Заплатишь за подарок? Тогда Геката оскорбится. Доброй ночи! – Стрега развернулась и зашагала прочь.

– Тогда не надо! – закричал Макбет, швырнув пакетик ей вслед, но ее фигура уже растворилась в темноте.

– Если ты сам не хочешь, – заговорил одноглазый, – то давай я…

– Не дергайся! – прорычал Макбет, не двигаясь с места.

– Ты что, решил… – начал было паренек.

– Решил? – переспросил Макбет. – Ничего я не решал. Должен – вот в чем все дело.

Он сделал несколько шагов, подобрал пакетик и вернулся на прежнее место. Одноглазый протянул руку:

– Эй, а мне…

– Пошел к черту, – тихо проговорил Макбет, – и там увидимся.

Сбежав по лестнице вниз, в зловонный туалет, Макбет вышвырнул оттуда сидевшую на полу женщину, надорвал пакетик и высыпал содержимое на столешницу возле раковины. Он положил кинжал плашмя и раздавил кристаллы, а затем лезвием раскрошил их в пыль. Потом он свернул трубочкой купюру и втянул желтоватую пудру сперва одной ноздрей, а после – другой. Действующие вещества с поразительной быстротой преодолели слизистые оболочки и проникли в кровь. Встреча с любовницей – вот на что похоже! Это сравнение пришло Макбету на ум всего за миг до того, как новая кровь добралась до мозга. Это все равно что вновь постречаться с нею – чересчур красивой, чересчур опасной любовницей, которую все эти годы ни на день не состарили.

– Ну? Что я говорил? – Геката показал тростью на один из мониторов.

– Что торчки и высоконравственные болваны очень предсказуемы.

– Спасибо, Стрега.

Макбет вышел на улицу и замер, стоя на лестнице. Перед ним бескрайним океаном раскинулась площадь Рабочих, брусчатка на которой со скрежетом вздымалась и опускалась, а вдалеке плыл «Инвернесс» – пароход, полный музыки и смеха, полный огней, тающих в неспешных водяных воронках. Макбет двинулся вперед. Через темноту. К «Инвернессу». Он парил, его ноги не касались брусчатки. Дверь открылась, и он медленно вплыл в фойе.

Администратор вежливо кивнул ему. Макбет заглянул в зал – Леди, Малькольм и Дуфф по-прежнему сидели в баре и болтали. Он направился к лестнице. Его не покидало удивительное ощущение легкости, он за секунду долетел по коридору до двери в номер Дункана.

Вставив ключ, Макбет повернул ручку двери и вошел внутрь.

Он вернулся. В номере ничего не изменилось. В ванной по-прежнему горел свет, а дверь туда была приоткрыта. Макбет подошел к кровати и, глядя на спящего комиссара, сунул руку в карман куртки и нащупал рукоятку кинжала.

Он поднял руку. Ему стало намного легче. И он прицелился в сердце. Совсем как прежде, когда он примерялся к нацарапанному на стволе дуба сердечку. Как тогда, когда нож воткнулся как раз между двумя именами – «Мередит + Макбет».

– Не спите! Макбет зарезал сон!

Макбет замер. Неужели это комиссар? Или так говорят в нем наркотики?

Он посмотрел на лицо Дункана. Нет, глаза по-прежнему закрыты, а дыхание ровное и спокойное. И в эту самую секунду комиссар проснулся и посмотрел на него.

– Макбет? – и тут он заметил кинжал.

– Мне п-почудились тут какие-то голоса, – пробормотал Макбет, – и я решил проверить.

– Мои телохранители…

– Они х-храпят… Я сам слышал.

Дункан на миг прислушался, а потом широко зевнул.

– Ну и отлично. Пусть себе спят. Я тут в полной безопасности. Спасибо, Макбет.

– Н-не за что.

Макбет побрел к двери. Он больше не парил, но по его телу разлилось чувство радости, да, и легкости. Он был спасен. Комиссар освободил его. Решение принято. Пусть Леди говорит и делает все, что ей вздумается, но на этом все кончено. Пять шагов. Свободной правой рукой он схватился за ручку двери. И заметил в полированной латуни какое-то движение. Свет из ванной падал на массивную дверную ручку, превращая ее в кривое зеркало, в котором Макбет увидел, как комиссар вытащил что-то из-под подушки и направил на него. Пистолет. Пять шагов. Идеально для броска. Послушавшись инстинкта, Макбет резко развернулся и, потеряв равновесие, отправил кинжал в путешествие.

Глава 9

Разумеется, все затеял Дуфф. Это он подошел к тем двум девчонкам и попросился за их столик. Макбет направился к бару взять всем пива, а когда вернулся, Дуфф уже расписывал девчонкам, что они с Макбетом – надежда всего выпускного курса Полицейской академии, что впереди их ждут великие победы и что лучше их парней в городе не найти. Девчонки смеялись, а потом одна из них, Мередит, посмотрела на Макбета, и глаза у нее засияли, но она тотчас же отвела взгляд. Когда бар закрылся, Макбет проводил Мередит до дома, получив в награду номер телефона и дружеское рукопожатие. Дуфф же на следующий день во всех подробностях выложил, как довел вторую девчонку – Риту – прямо до узкой койки в общежитии школы медсестер, где ее и оприходовал.

Вечером Макбет позвонил Мередит и срывающимся голосом пригласил ее поужинать. Он заказал столик в «Лионе» и понял, что совершил ошибку, как только поймал на себе многозначительный взгляд метрдотеля. Элегантный костюм Дуффа оказался велик, и поэтому Макбет вновь нарядился в одолженный у Банко. Правда, этот костюм был на два размера теснее и скроен по моде двадцатилетней давности. К счастью, на Мередит было такое изысканное платье, а ее красота дышала таким спокойствием, что на него самого никто не обращал внимания. Из всего написанного по-французски меню Макбет понял лишь одно – цены. Впрочем, Мередит перевела ему названия и сказала, что таковы уж французы: не желают признавать, что их язык во всем мире давно уже позабыли, а по-английски говорят ужасно и поэтому не желают выставлять себя на посмешище.

– Высокомерные – они очень часто просто неуверены в себе, – сказала она.

– Я, например, тоже вечно в себе сомневаюсь, – подхватил Макбет.

– Нет, я сейчас про твоего друга Дуффа, – возразила Мередит. – А ты почему в себе сомневаешься?

Макбет рассказал о своем прошлом. О детском доме. О Банко и Вере. О Полицейской академии. С этой девушкой ему было так легко, что в какой-то момент ему даже захотелось выложить ей все – даже о Лориэле. Но он, конечно же, сдержался. Мередит выросла в западной части города, а ее родители старались дать детям все, но возлагали на них – особенно на ее братьев – немалые надежды.

– Достаток, привилегии и скука, – подытожила Мередит. – А знаешь, я ведь ни разу в жизни не бывала на востоке, во Втором округе.

Макбет сперва не поверил, а она рассмеялась:

– Правда! Так оно и есть!

После ужина он отвел девушку к реке, и они прошлись по выщербленному асфальту прямо до моста Пенни. А позже, когда он проводил Мередит домой, она вдруг потянулась и поцеловала его в щеку. Вернувшись в общежитие, он наткнулся на Дуффа.

– Выкладывай! – скомандовал тот. – Медленно и во всех подробностях.

Пролетело еще два дня, и они отправились в кино. «Повелитель мух». Домой они возвращались под одним зонтиком, и Мередит взяла Макбета под руку.

– Почему дети бывают такими жестокими и злобными? – спросила она.

– Но если взрослые жестоки, то почему дети должны быть добрыми?

– Но они же рождаются невинными!

– Они невинны и не имеют представления о морали. Взрослые учат детей послушанию, а те вертят ими как хотят. Разве не так?

Возле ее дома они поцеловались. А в воскресенье он повез ее на другую сторону туннеля, прогуляться по лесу. С собой он взял корзинку для пикника.

– Ты и еду умеешь готовить! – восхищенно ахнула она.

– Меня Банко и Вера научили. Мы раньше часто приезжали сюда все вместе.

Потом они поцеловались, ее дыхание стало тяжелым и прерывистым, и он засунул руку ей под платье.

– Подожди… – попросила она.

Он согласился подождать и вырезал на коре большого дуба сердечко, а самым кончиком ножа выскреб в нем их имена. Мередит и Макбет.

– Она готова, – решил Дуфф, когда Макбет, вернувшись домой, рассказал ему обо всем. – Я в среду пойду к Рите, пригласи-ка туда и ее.

Макбет открыл бутылку вина и зажег свечи, так что, когда Мередит позвонила в дверь, все было готово. Вот только сам он совершенно не подготовился к тому, что, как только он впустит Мередит внутрь, она тотчас же засунет руку ему в штаны.

– Н-не н-надо, – выдавил он.

Она изумленно уставилась на него:

– Что-то не так?

– П-перес-стань.

– Почему ты заикаешься?

– Я н-не х-хочу.

Она отдернула руку. По щекам ее румянцем разливался стыд.

Потом они молча выпили по бокалу вина.

– Мне завтра рано вставать, – сказала она, – у нас экзамены скоро, и вообще…

– Да, конечно.

Следующие три недели они не виделись. Он звонил ей, но каждый раз трубку снимала Рита, которая сообщала, что Мередит нет дома.

– А вы с Мередит, значит, больше не встречаетесь, – сказал Дуфф.

– Нет, не встречаемся.

– Вот и мы с Ритой расстались. Ты не против, если мы с Мередит куда-нибудь сходим?

– Ты лучше Мередит спроси.

– Ее я уже спрашивал.

Макбет сглотнул. Его сердце словно сжало железной клешней.

– Да ладно? И что она ответила?

– Она согласилась.

– Вон оно что! И когда вы…

– Вчера. Мы просто поужинали вместе, но… было очень мило.

На следующее утро Макбет проснулся больным и лишь позже понял, что разбитое сердце таблетками не вылечишь. Что нужно просто перетерпеть. И он терпел. Страдал в одиночестве, так что ее имени не узнал никто, кроме старого дуба по ту сторону туннеля. И спустя некоторое время симптомы исчезли. Почти. А потом Макбет понял, что все остальные болтают чушь, утверждая, что человек влюбляется по-настоящему лишь раз в жизни. Однако, в отличие от Мередит, в Леди таились одновременно и болезнь, и лекарство. Она была жаждой и водой. Желанием и его исполнением. И сейчас откуда-то с другого берега океана, с другого берега ночи, до него доносился ее голос:

– Любимый…

Макбет плыл по воде и воздуху, сквозь свет и тьму.

– Просыпайся!

Макбет открыл глаза. Он лежал в кровати. По всей видимости, утро еще не настало, потому что в комнате было темно. Но эта темнота уже стала какой-то зыбкой, сероватой, как бывает незадолго до рассвета.

– Наконец-то! – прошипела она ему прямо в ухо. – Где ты был?

– Где? – Макбет старался удержать отголоски сна. – А разве не здесь?

– Твое тело – да, но я уже несколько часов тебя бужу. Ты словно сознание потерял. Что ты с собой сделал?

Сон еще не до конца покинул Макбета, вот только хороший ли это сон? Или кошмар? Нет, это Макбет забыл. Дункан. Макбет отпустил сон, и воспоминания утонули в темноте.

– Зрачки! – Леди сжала в руках его голову. – Так вот в чем дело! Ты принял зелье!

Он вырвался – подальше от нее, от света.

– Иначе не получалось.

– Но ты все сделал?

– Все?

Она с силой тряхнула его:

– Макбет, любимый, отвечай! Ты совершил подвиг, как и обещал мне?

– Да! – Он застонал и прикрыл лицо рукой. – Нет. Не знаю.

– Не знаешь?!

– Я вижу его тело, а в нем – кинжал, но я не знаю, правда ли это. Может, это все мне просто привиделось.

– Здесь на тумбочке лежит кинжал, но он чистый. А ты должен был убить Дункана и подбросить кинжалы его охранникам, каждому по одному.

– Да, помню.

– Значит, второй кинжал остался там? Да соберись же!

– Не спите! Макбет зарезал сон!

– Ты о чем это?

– Он так сказал. Или мне привиделось.

– Нужно сходить и проверить.

Закрыв глаза, Макбет попытался отыскать сон. Может, в нем кроется и ответ? Лучше уж так, главное – не возвращаться туда. Но сон уже песком просыпался меж пальцев. Когда Макбет вновь открыл глаза, то увидел, что Леди стоит, прижавшись ухом к стене.

– Храпят. Пошли! – и она схватила с тумбочки кинжал.

Макбет глубоко вздохнул. Вскоре настанет день, а дневной свет принесет разоблачение. Он спустил ноги с кровати и заметил, что по-прежнему одет.

Они вышли в коридор и утонули в тишине. Среди гостей «Инвернесса» ранних пташек не было. Леди отперла дверь в номер телохранителей, и они с Макбетом зашли внутрь. Охранники спали, сидя в креслах, но кинжала нигде не было, а их костюмы и рубашки были чистыми, хотя по плану Леди с Макбетом собирались вымазать их в крови.

– Мне все это привиделось, – прошептал Макбет, – пойдем отсюда и давай забудем.

– Нет уж, – фыркнула Леди, бросаясь к двери в номер комиссара. Она переложила кинжал в правую руку, а потом, не раздумывая, распахнула дверь и шагнула внутрь.

Макбет ждал и прислушивался.

Ничего.

Он подошел к двери. Через окно в комнату проникал сероватый свет. Леди замерла возле кровати с кинжалом в руке. Она сжимала рукоятку обеими руками, а в глазах светился ужас.

В кровати лежал Дункан. Его глаза были открыты, и Макбету показалось, будто комиссар смотрит в сторону двери. Повсюду виднелись пятна крови. В крови было все одеяло, валяющийся на одеяле пистолет и сжимающая его рука. И ручка кинжала, торчавшего из горла Дункана.

– Ох, любимый мой, – прошептала Леди, – мой мужчина, мой герой, спаситель мой Макбет…

Макбет открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент тишину воскресного утра разорвал едва слышный звонок. Звонили откуда-то снизу.

Леди взглянула на часы:

– Это Дуфф. Рано он явился! Любимый, ступай вниз и задержи его, а я все тут улажу.

– У тебя три минуты, – сказал Макбет, – и не трогай кровь, она почти запеклась, и на ней видны отпечатки пальцев. Ясно?

Слегка наклонив набок голову, Леди улыбнулась ему.

– О, – обрадовалась она, – наконец-то узнаю тебя.

И Макбет понял, о чем она, потому что наконец-то достиг Порядка.

Стоя перед входом в «Инвернесс», Дуфф дрожал и мечтал вернуться в теплую постель, к Кетнес. Он вновь потянулся к кнопке звонка, когда дверь вдруг открылась.

– Доброе утро. Вход в казино там, сбоку…

– Нет, я заехал за комиссаром Дунканом.

– Ах, ну да, конечно. Проходите – я позвоню и сообщу, что вы пришли. Старший инспектор Дуфф, верно?

Дуфф кивнул. А персонал у них в «Инвернессе» и правда вымуштрован. Он опустился в глубокое кресло.

– Никто не берет трубку, – сообщил администратор, – ни у него в номере, ни у телохранителей.

Дуфф взглянул на часы.

– В каком номере ночует комиссар?

– В 213-м.

– Вы не против, если я сам поднимусь и разбужу его?

– Конечно!

Дуфф уже почти поднялся на второй этаж, когда на него налетел вдруг кто-то хорошо знакомый.

– Доброе утро, Дуфф! – радостно поприветствовал его Макбет. – Джек, сгоняй-ка на кухню и приготовь нам по чашке крепкого кофе.

Администратор скрылся за дверью.

– Макбет, спасибо, но мне нужно забрать Дункана.

– А к чему такая спешка? И вообще, ты чего в такую рань приехал?

– Мы вчера договорились, что приедем домой без опозданий, а я вспомнил, что мост Кеннета закрыт на ремонт, поэтому придется делать крюк и ехать через Старый мост.

– Ладно тебе, расслабься, – рассмеялся Макбет, взяв Дункана под руку. – Не будет же твоя жена ждать тебя с секундомером. Да и выглядишь ты усталым, а тебе ведь еще за руль садиться, поэтому без кофе не обойтись. Пошли, посидим немного.