Текст книги "Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты"

Зинаида Райх
ПОГАСШАЯ ЗВЕЗДА

Судьба женщины всегда непроста (в силу того что это – женщина). А если на ее пути встретились не один, а два великих человека и она была женой сначала одного, потом другого, то это, можно сказать, судьба труднейшая. А если женщина еще актриса, примадонна театра и, стало быть, находящаяся в эпицентре поклонения, критики, зависти... Так о какой конкретной женщине идет речь? О Зинаиде Николаевне Райх.

Это имя многим молодым незнакомо. Но вспомним блистательные женские фигуры прошлого. В 20 – 30-е годы у всей театральной Москвы на устах было имя Райх. Замечательной артистки. Жены режиссера Всеволода Мейерхольда. Матери двоих детей поэта Сергея Есенина. Согласитесь, само сочетание звезд Есенина и Мейерхольда интриговало. Итак, Зинаида Райх.

Юность Райх

Она родилась 21 июня (3 июля) 1894 года в селении Ближние Мельницы подле Одессы в семье железнодорожника, машиниста. «Мама, – вспоминала Зинаида Райх, – из обедневших дворян, огорчалась: отец появлялся дома чумазым. А он много кем и чем был: и думающим, и читающим, и из первых российских социал-демократов – сам он вышел из обрусевших немцев, рабочий интеллигент. От него повелась моя страсть к книгам, раннее чтение революционных книг, кружки, поиски своего пути, малые напасти – «репрессии» в пору ранней юности. И высылка отца. Из Одессы, где я родилась, попали в Бендеры. И счет не от себя – от людей – это отец открыл...»

В начале века многие интеллигенты бредили революцией. Хотелось перемен, обновления, правды, справедливости, красоты нового мира. Вот и Зинаида была безоглядно втянута в политическую борьбу, за что и была исключена из 8-го класса гимназии в Вендорах. Это ее не остановило. С 1913 года она член партии социалистов-революционеров, а короче, эсеров. Никаких терактов Райх не совершала, а вела в основном пропагандистскую работу.

В качестве курсистки и эсерки (привычное сочетание для того времени) Райх перебралась в Петроград, где работала в «Обществе распространения эсеровской литературы и газет» и одновременно техническим секретарем эсеровской газеты «Дело народа». В газете она и повстречалась с Сергеем Есениным. Есенин той поры – юноша с вьющимися светлыми волосами, аккуратно расчесанными. Любил ходить в синей поддевке, в красной шелковой рубахе и лакированных сапогах. Этакий русский щеголь.

Щеголь-то щеголь, а порой ночевать было негде, своего дома не завел. Работавший в газете журналист Иванов-Разумник познакомил однажды Зинаиду Райх с Сергеем Есениным и его приятелем Алексеем Ганиным и попросил ее устроить их на ночь на стульях в большом зале редакции. Редакционные ночевки повторялись не раз, и Райх шутливо жаловалась своей подруге Мине Свирской: «Вот не знаю, куда твоего воображалу с Алешей устроить. Эти великокняжеские стулья, обитые шелком, под ними разъезжаются».

«Воображала» – это Есенин, который не только ухаживал за Миной Свирской, но и считался одно время ее женихом. А теперь самое время обратиться к воспоминаниям Мины Свирской:

«В ”Общество распространения эсеровской литературы” Есенин стал приходить почти каждый день. Он приходил всегда во второй половине дня. В легком пальтишке, в фетровой несколько помятой черной шляпе, молча протягивал нам руку, доставая из шкафа толстый том Шалова «История раскольнического движения», и усаживался читать... Позже приходил Ганин и тоже усаживался читать. Приходила Зинаида Николаевна. Обсудив текущие дела Общества, мы четверо отправлялись бродить по Петрограду. Получалось так, что обычно мы с Сергеем шли впереди, а Зинаида с Алексеем сзади. Есенин всегда читал стихи... Бывало, Ганин нас окликал. Он называл Сергея – Сергунька. Мы останавливались. Ждали, пока они подходили к нам. Ганин прочитывал строчки своих стихотворений... Между ним и Есениным начинался спор. Зинаида часто высказывала свое мнение... В наши прогулки мы отправлялись в любую погоду. Иногда гуляли под петроградским мелким моросящим дождем, начинали зябнуть, заходили в какую-нибудь чайную, чтобы согреться горячим чаем, который нам подавали в двух пузатых чайниках...»

Судя по всему, Ганин ухаживал за Райх и однажды написал стихи с посвящением «З.Р.». Стихотворение называлось «Русалка». Тогда у Райх были две косы, уложенные вокруг головы, и ее волосы называли «русалочьими». Есенин на стихотворение Ганина отреагировал по-своему: быстро набросал строки и посвятил их «М.С.», то есть Мине Свирской.

Летом 1917 года, когда шла подготовка к выборам в Учредительное собрание, Есенин вбежал в Общество с предложением: «Мина, едемте с нами на Соловки. Мы с Алешей едем». Мина не согласилась: нельзя было бросить работу в Обществе. А Райх отважилась, более того, она выложила на поездку заветную сумму, которую долго собирала. Естественно, у Есенина и Ганина денег не было, была лишь идея поездки. И вот втроем они отправились на Север.

Вспоминает Свирская. По приезде Райх писала какую-то служебную бумагу: «Она дописала и повернула в мою сторону написанную бумагу, указывая на свою подпись: Райх-Есенина. ”Знаешь, нас с Сергеем на Соловках попик обвенчал”, – сказала она».

Редактор газеты «Дело народа» Сергей Постников: «Однажды моя секретарша почему-то не пришла на службу. Пропадала она три дня, а потом явилась и на наши расспросы радостно сообщила, что ездила с Сережей в Шлиссельбург венчаться... Вскоре она ушла из редакции».

Мемуаристов частенько подводит память: Райх уезжала не на три дня, а на большее время, и венчалась она не в Шлиссельбурге, а, согласно сохранившемуся документу, в Кирико-Улитовской церкви Вологодского уезда. Событие это произошло 4 августа 1917 года. Райх – 23 года. Есенину лишь в сентябре исполнится 22.

Еще раз обратимся к воспоминаниям Свирской:

«Зинаида сама стала рассказывать. Ей казалось, что если она выйдет замуж:, то выйдет за Алексея. Что с Сергеем ее связывают чисто дружеские отношения. Для нее было до некоторой степени неожиданностью, когда на пароходе Сергей сказал, что любит ее и жить без нее не может, что они должны обвенчаться. На Соловках набрели на часовенку, в которой шла служба, и там их обвенчали. Ни Сергей, ни Алексей мне об этом ничего не рассказывали».

Вот так бывает нередко у подруг. Свирская должна была стать женою Есенина, а женою стала ее подруга Райх.

Райх и Есенин

Спустя 40 дней после венчания Зинаида Николаевна поместила в «Правде» письмо, что отныне она считает себя «вышедшей из партии социалистов-революционеров». Революционный период для Райх закончился, наступил семейный, и, разумеется, со своими бурями и потрясениями.

Как настоящая женщина, она истово принялась вить семейное гнездо. Тогда ей хотелось простого женского счастья: муж, дети, дом... Несмотря на трудные времена (голод и холод), она делала многое, чтобы в доме было уютно и спокойно. Наняла квартиру на Литейном. Немного обставила ее. Бездомному прежде Есенину поначалу все это нравилось, и он говорил всем и каждому: «У меня есть жена». Александр Блок не без удивления отметил в дневнике: «Есенин теперь женат. Привыкает к собственности».

«В их укладе начала чувствоваться домовитость, – читаем мы в воспоминаниях Свирской. – Приближался день рождения Сергея. Зинаида просила меня прийти. Сказала, что будет только несколько человек – закуски ведь будет очень мало. Я пришла. Электричество не горело. На столе стояла маленькая керосиновая лампа, несколько свечей. Несколько бутылок и какая-то закуска. По тем временам стол выглядел празднично. Были Ганин, Иванов-Разумник, Петр Орешин и еще кто-то... Было очень оживленно и весело. Есенин настоял, чтобы я с ним и с Алешей Ганиным выпила на брудершафт. Мы выпили...»

Потом Есенин пошел провожать Свирскую. Райх обиделась. Обычная житейская ситуация. Но это были лишь самые невинные цветочки в семейной жизни Есенина и Райх. Были и ягодки, и еще какие!

Когда «счастье» отошло в область преданий, Есенин, проходя как-то по улицам с Николаем Никитиным, укажет ему на большой серый дом в стиле модерн и грустно скажет: «Я здесь жил когда-то... Вот эти окна. Жил с женой, в начале революции. Тогда у меня была семья. И был самовар, как у тебя. Потом жена ушла».

Почему ушла? Почему все рухнуло? Причины в самом Есенине. Райх уходить не хотела, да и кто уходит от мужа с двумя детьми (29 мая 1918 года родилась Татьяна, 3 февраля 1920 года – Константин).

Но тихая семейная гавань противопоказана, как правило, поэтам, а таким мятущимся, как Есенин, и подавно. Он входил в моду. Был постоянно окружен друзьями и вел истинно богемный образ жизни: вино, женщины, скандалы...

Спасти Есенина от пьяных загулов пытались Райх и последние есенинские женщины – Айседора Дункан и Софья Толстая, но безуспешно. Дед и отец Есенина были алкоголиками. Плохая наследственность, дурное окружение и собственное безволие поэта подталкивали его вниз, заставляли катиться по наклонной. И вот на душе уже осень, а в гости ходит «Черный человек».

 
...Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх,
Черный человек,
Черный, черный!..
 

Будучи пьяным, Есенин часто «развязывал» руки. Галине Бениславской, своей верной и преданной поклоннице, поэт признавался: «...Я сам боюсь, не хочу, но знаю, что буду бить. Вас не хочу бить, вас нельзя бить. Я двух женщин бил, Зинаиду и Изадору, и не мог иначе, для меня любовь – это страшное мучение, это так мучительно. Я тогда ничего не помню, и в отношении вас я очень боюсь этого. Смотрите, быть вам битой».

Еще одна причина разрыва Райх с Есениным – окружение поэта. Их сын Константин Сергеевич в письме к М. Ройзману от 2 декабря 1967 года так объяснял причины разрыва отца со своей матерью, Зинаидой Николаевной Райх: «Безусловно, судя по рассказам матери и ее подруги – Зинаиды Вениаминовны Гейман, сыграли роль «друзья» отца из группы «Мужиковствующих», неприязненно относившиеся к матери. Она и сама относилась к ним с неприязнью, видя их тлетворное влияние на отца. Видимо, сыграла во всем этом деле роль и нерусская фамилия матери – Райх, которую она получила от своего отца – моего деда. «Мужиковствующие» настаивали на ее (еврейском) нерусском происхождении, в то время как мать у нее была русской (Анна Ивановна Викторова). Отец матери – Николай Андреевич Райх – железнодорожник, выходец из Силезии. Национальная принадлежность его затерялась в метриках прошлого века...»

Если бы Райх смогла отвадить Есенина от его дружков и собутыльников, то не только бы сохранила свою семью, но и сберегла, возможно, Есенина для литературы. Но это было выше ее сил. В поединке жена – друзья победили последние. А они почти все были настроены против Райх. И причина тому постыдная, национальная.

Вот как разнузданно писал о Зинаиде Райх Анатолий Мариенгоф в своих воспоминаниях «Мой век»:

«Это дебелая еврейская дама. Щедрая природа одарила ее чувственными губами на лице круглом, как тарелка. Одарила задом величиной с громадный ресторанный поднос при подаче на компанию. Кривоватые ноги ее ходили по земле, а потом и по сцене, как по палубе корабля, плывущего в качку. Вадим Шершеневич скаламбурил: “Ах, как мне надоело смотреть на райхитичные ноги!”»

Очень красноречивый отрывок, отражающий отношение есенинского окружения к Райх. Не принимал Мариенгоф ее и как актрису. Все в том же хамско-ерническом стиле он писал: «Хорошей актрисой Зинаида Райх, разумеется, не стала, но знаменитой – бесспорно. Свое черное дело быстро сделала: во-первых, гений Мейерхольда; во-вторых, ее собственный алчный зад; в-третьих, – искусная портниха, резко разделившая этот зад на две могучие половинки; и, наконец, многочисленные ругательные статейки...»

От друзей Есенина, подобных Мариенгофу, Райх, в ту пору беременной, пришлось держаться подальше. Она сперва поселилась в убогом гостиничном номере, потом уехала рожать к родителям, которые переселились в Орел.

Возвращаться было некуда: семьи уже не существовало. На какое-то время Райх нашла приют в доме матери и ребенка на Остоженке. Болел Костя. Потом заболела сама Зинаида Николаевна. Чудом выжила. И уже многие годы спустя с ужасом вспоминала «о самом главном и самом страшном в моей жизни – «Сергее»».

В Государственном архиве есть конспективные записи Райх: «Осень 20 г., зима 20 года (частые встречи). Параллели не скрещиваются».

Попытки восстановить отношения были, и даже при Мейерхольде, но прошлое так и не вернулось. 19 февраля Есенин подал заявление на расторжение брака. Развод состоялся по решению нарсуда г. Орла, где жила тогда Райх, 5 октября 1921 года. Дети остались у матери.

Пути Есенина и Райх разошлись. Она, пережив труднейший период жизни, выстояла, проявила незаурядную силу духа и в конце концов нашла свое счастье с другим. А Есенин? Пошел дальше «распылять безрадостные дни» с другими женами и женщинами, постоянно ощущая в своем сердце тоску по Зинаиде Райх – все-таки она его крепко зацепила!..

 
Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили...
 

Обращение «Любимая!» не случайно. Многие современники отмечают, что Есенин любил Райх до самой своей смерти. В стихотворении «Собаке Качалова» (1925) он просил Джима:

 
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.
 

Ох, уж эти поздние раскаяния! Поезд ушел. И можно комкать платок и обливать его слезами. Или писать проникновенные лирические строки, что и делал бедолага Есенин. Райх тосковать было некогда: она ставила детей на ноги. О благородстве ее натуры свидетельствует такой эпизод из воспоминаний Свирской:

«Райх вызвал секретарь райкома комсомола и обвинил в том, что она воспитала своих детей (Таню и Костю) в культе памяти их отца, вот Костя-де создал в школе кружок по изучению Есенина. ”Ну и что же в этом плохого?” – спросила Зинаида молодого совбюрократа в галстучке, который только-только начинал входить в моду. ”Вы что же, считаете Есенина вторым Пушкиным?” – спросил укоризненно молодой деятель. ”Нет, – ответила Зинаида, – я считаю его Есениным”».

Райх и Мейерхольд

После расставания с Есениным Райх не пропала, не затерялась в суете жизни, а нащупала свою дорогу. Осенью 1921 года она стала студенткой Государственных экспериментальных мастерских, которые возглавлял знаменитейший режиссер Всеволод Мейерхольд. Великий реформатор Мейерхольд собрал вокруг себя талантливую молодежь, и, как пишет Константин Рудницкий, «Зинаида Райх сразу почувствовала себя среди своих в этой веселой стае ниспровергателей старого искусства». Ее душа как бы очнулась от тяжелого сна и потянулась навстречу людям.

Ко времени появления Зинаиды Райх Мейерхольд уже расстался со своей первой женой Ольгой Мунт. Красивая и способная ученица сразу покорила сердце мастера. Он был на 20 лет старше ее, и это тоже предопределило особый характер их отношений.

«Сколько ни повидал я на своем веку обожаний, но в любви Мейерхольда к Райх было нечто непостижимое, – писал кинодраматург Евгений Габрилович. – Неистовое. Немыслимое. Беззащитное и гневно-ревнивое... Нечто беспамятное. Любовь, о которой все пишут, но с которой редко столкнешься в жизни. Редчайшая. А если столкнешься, то пробежишь. Да еще посмеешься. И не придет в башку на бегу, что промчался мимо Огромного. Пигмалион – Галатея – вот как бы я определил его суть. Из женщины умной, но никак не актрисы Мастер силой своей любви иссек первоклассного художника сцены. Ее игра в его заключительных постановках была для меня просто чудом...»

Мейерхольд не только женился на Райх, но и усыновил ее детей: Татьяна и Костя выросли под его крылом.

Теперь семейная жизнь Зинаиды Николаевны резко отличалась от того, что было раньше. Там остались тихая и покорная жена и богемные загулы мужа. Появилась настоящая крепкая семья, боготворящий муж, общие интересы: театр, искусство, литература. Именитые гости, друзья.

Если в театре Мейерхольд был требователен, упрям, подозрителен, часто грозен и несправедлив (свойство всех главных режиссеров), то в домашней жизни и с друзьями он был добр, мягок, уступчив, смешлив. И дома не он выполнял роль главы семьи, а именно Зинаида Николаевна. Она царила. Она решала. В театре и в быту Мейерхольд и Райх как бы менялись местами.

Возвращаясь домой после репетиции, возбужденная Райх нередко еще в дверях выпаливала: «Мейерхольд – бог!» Это вовсе не мешало ей через пять минут обругать «бога» из-за какой-нибудь бытовой мелочи: «Всеволод, тысячу раз я тебе говорила!..» И тотчас позаботиться о том, чтобы никто не помешал Мейерхольду отдохнуть и перевести дух. И блаженно поведать домашним: «А как он сегодня орал на меня в театре!» И тут же похвастаться своими актерскими находками.

Это была обычная жизнь двух необычных людей. Может быть, лучшую оценку дал ей Борис Пастернак, потрясенный постановкой «Ревизора» и написавший длинное восторженное письмо Всеволоду Эмильевичу. А в заключение: «Я преклоняюсь перед Вами обоими и пишу Вам обоим, и завидую Вам, что Вы работаете с человеком, которого любите».

О, это было счастливое время, несмотря на весь ужас той эпохи. Творческие и любовные порывы Мейерхольда и Райх были едины, они жили, черпая друг в друге силы для каждого следующего шага вперед.

Муза Каннивез, жена Федора Раскольникова, вспоминала: «В наш предыдущий приезд в Москву мы были приглашены на обед к Мейерхольдам. Они только что вернулись из Парижа. Зинаида Николаевна, оживленно блестя «сплошь» черными глазами, показала мне бархат, купленный в Париже для Маргариты Готье. «Этот черный бархат мне так понравился, что я купила и для себя», – смеялась Зинаида Николаевна. Она казалась очень счастливой – в расцвете своей красоты и радости, наконец, сыграть роль настоящей женщины, влюбленной и несчастной. В овальной столовой за элегантно сервированным столом велась оживленная беседа... Мейерхольд казался довольным и рассказывал о своей трактовке пьесы Дюма, которую он хотел показать без своих обычных «выдумок». В Москве говорили, что Мейерхольду особенно хотелось показать красоту и шарм Зинаиды Райх. Казалось, ничто не грозило этим спокойным собеседникам, с интересом и вдохновением обсуждающим свои идеи и намерения. Никто не подозревал, что близко отсюда в недрах Лубянки уже вставала тень, тень ужаса, муки и смерти...»

В 1928 году Мейерхольд и Райх переехали в кооперативный дом, построенный известным архитектором Рербергом в Брюсовском переулке, близ Тверской. Две небольшие квартиры слили воедино, и получилась одна – четырехкомнатная: кабинет Мейерхольда, гостиная (она же столовая, она же комната Райх, она же и так называемая «желтая комната»), маленькая комнатка Кости, чуть побольше – комната Тани Есениной.

В «желтой комнате» стояли овальный обеденный стол, стулья карельской березы, диван, тахта, дамский письменный стол Зинаиды Николаевны, буфет, трюмо, этажерка, рояль «Бехштейн». На стенах, на бледно-желтом поле, окаймленном тонюсеньким золоченым багетом, висели две картины: огромный портрет Райх, написанный углем Шестаковым, и полотно, подаренное Мейерхольду Фернаном Леже. Все было хорошо и удобно, но без всякой показной роскоши, что дало повод удивиться одному «эстрадному тузу»: «Бедно, бедно живет ваш Мейерхольд!»

Богатство Мейерхольда и Райх было в другом: в интеллектуальном и дружеском общении. В «желтой комнате» не раз сиживали писатели и поэты Андрей Белый, Борис Пастернак, Николай Эрдман, Илья Эренбург, Юрий Олеша, композиторы Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Виссарион Шебалин, кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, художники Кузьма Петров-Водкин, Петр Кончаловский, академик Николай Вавилов, нарком Максим Литвинов, военачальники Михаил Тухачевский и Иван Белов, звезды западной культуры Гордон Крэг и Андре Мальро и другие. Много было молодежи: пианисты Лев Оборин и Владимир Софроницкий, поэты Борис Корнилов и Ярослав Смеляков. Сам Мейерхольд так объяснял разнообразный подбор своих гостей: «Я не люблю людей хороших, я люблю людей талантливых!»

В квартире Мейерхольда и Райх царила атмосфера высокой духовности и артистизма, скрещивались самые разные мнения, старые темы обретали оригинальную трактовку, рождались новые замыслы.