Текст книги "Мир и хохот"

Глава 14

Ближе к вечеру у Аллы уже ютились, кроме Андрея, Ксения с Толей. Нил Палыча простыл и след, и блеск глаз. Лена болела, но все-таки собиралась приехать вместе с Сергеем.

Алла явно и с тоской чувствовала, что снова случилось нечто сверхъестественное. «Опять, опять, – шептала она внутри себя. – Когда же конец?.. Когда мой муж перестанет меня мучить? Неужели я его, в сущности, не знала? Кто он, если так?»

Но все остальные были активно настроены на естественный ход событий: Ксюша – чтоб успокоить Аллу, Толя и Андрей – искренне.

– Мы забыли о том, что мир – это не сумасшедший дом, – важно и даже с торжеством говорил толстячок Толя. – Что разум пока еще имеет права на него. Я говорю про естественный разум, о неестественном молчу – боюсь. Так вот, Андрей, начните вы – вы самый молодой.

– Мне трудно, Станислав мой брат. Я сник от своего же надрыва.

– Хорошо, скажу я. – И Толя посмотрел на темное небо в окне. – Я не исключаю даже вариант летаргического сна или тому подобного… Его подобрали, а потом замяли инцидент. Хотя с трудом верится… На мой взгляд, первая нормальность в том, что произошла путаница. Да, да, допустим, весьма сложная путаница, объяснить которую – сам запутаешься. Андрей и Алла могли, к примеру, ошибиться. Не Станислав был там, а человек, на него похожий. Этот похожий человек украл, скажем, паспорт Станислава, рассчитывая на сходство, но потом попал в обвал: его раздавило и так далее.

– Но почему все исчезло? – мрачно возразил Андрей.

– Андрюшенька, это уже уголовщина или какая-то мафия, – быстро напрягся Толя. – За этим похожим кто-то стоял, паспорт был нужен для некой цели, возможно, был какой-то криминальный клубок, и трупок с паспортом пришлось убрать. Они же все сейчас могут, уголовники… Таким образом, не исключено, что Станислав жив… Логично я объяснил? – И Толя слегка победоносно улыбнулся.

– Слишком логично, – не удержалась Ксюша со смешком.

– Все по здравому смыслу, однако. Одна только неувязочка, – вмешался Андрей. – Ну не могли родной брат и жена ошибиться – лицо же не повреждено. Это надо близнеца, двойника уложить вместо. Что мы, приметы его не знаем на лице – все сразу бросилось в глаза. У здравого смысла здесь нет шансов.

Ксюша тут же высказалась:

– Да какой там двойник! Таким похожим может сделаться только черт.

– Введение черта, конечно, все объясняет, – добродушно буркнул Толя.

– Но версия тоже не ахти: а был ли чертик?

– Ладно, хватит, – раздражилась Алла. – Лучше пойду позвоню Лене – раз больна, пусть побережется, не приезжает.

Лена пришла одна на следующее утро. Ксюша и Толя еще спали. Андрей к ночи уехал домой.

Как только Лена вошла в переднюю, Алла ее тут же спросила:

– Почему ты сразу засомневалась, не поверила в то, что Станислав мертв? Помнишь наш разговор по телефону?

– Потому что это было бы слишком просто. А эта история со Станиславом, Аллочка, проросла корнями в такие глубины, что исход смертию здесь смешон. Какая уж тут смерть, здесь одна тьма, по сравнению с которой и смерть – светлое пятно.

У Аллы навернулись слезы.

– Аллочка, не плачь, ради Бога. Остановись, пожалуйста, остановись!

И Лена обняла Аллу.

– Войди во внутреннюю клеть, в свое высшее Я, ты же знаешь об этом, что и как… Это надежная защита.

– Лена, у меня недостаточно сил!

– Собери волю в единое. Алла, дело в том, что это только начало.

– Начало чего?! Ты знаешь?!

– Это тьма. Пока одна тьма. Я знаю только то, что доступно моей интуиции.

– Конечно. Такие события должны же иметь развязку, пусть на том свете.

– Оставь тот свет. И на этом чудес много. Мы все будем вместе. Придется ждать, что будет дальше. И смотреть на это из внутренней клети. Любые чувства сейчас опасны. Помни, Алла.

Поговорили еще немного, быстро и напряженно. Потом Лена ушла. Ксюша с Толей еще спали…

Дни, как ни странно, продолжались. Прошло меньше недели, как Аллу вызвали по поводу происшествия в морге и на гражданской панихиде в соответствующее учреждение и попросили объясниться. Она написала коротко, но четко: муж исчез тогда-то, в милицию сообщала тогда-то, тело его обнаружилось в морге тогда-то, потом тело с паспортом исчезло. И больше ничего.

Ни о чем большем ее не допрашивали, хотя дикие слухи все росли и росли по Москве, проникая даже в Питер. Были очень вежливы. Офицер, ведущий это дело, был так неестественно спокоен, что Алле стало страшно.

– Это все, – сказал ей только на прощание. Проползли еще четыре дня. И вдруг поздним утром, она была одна, в квартиру кто-то тихо, точно он был с того света, постучался. Никаких звонков, один стук. Три… четыре раза.

– Кто? – спросила Алла.

– По поводу вашего мужа, – был вкрадчивый ответ.

Не раздумывая (пронеслась только мысль: будь что будет), она открыла.

Перед ней стоял невысокенький, плотный человек. Во взгляде его было что-то жуткое, но не агрессивное.

Вошли в гостиную, сели. Жутковатость гостя как-то сочеталась с его явным миролюбием.

– Не знаю, что вам и предложить, если вы о моем муже, – тупо сказала Алла.

– Ничего не надо. Не до того. Не спрашивайте, пожалуйста, о том, как меня зовут и как я вас нашел, откуда я и так далее. Это бесполезно.

Алла молчала.

– Алла Николаевна, вы, конечно, любите своего мужа, и потому спешу вас обрадовать: он жив.

Алла встрепенулась.

– Нет-нет! Морг тоже был. И он, представьте, там лежал. Вы спросите: в качестве кого? На этот вопрос мне трудно будет вам сразу ответить – бух, и ответ готов.

Гость вздохнул.

– Да-да, морг был в его опыте. Но давно прошло время, Алла Николаевна, когда факты были просты, как правда. Сейчас даже факты становятся загадочными… Ну вот, скажу теперь прямо: ваш муж в упомянутом морге был в качестве мертвеца, более точно: он был мертв.

Алла сделала резкое движение. Ей захотелось вцепиться в располневшую физиономию этого точно свалившегося с луны гостя. Его добродушие теперь уже раздражало. «Добрячок-паучок», – мелькнуло в ее уме, зрачки расширились, по рукам прошла дрожь, и она была готова дать пощечину «этой твари», забыв о всех наставлениях Лены.

– Успокойтесь, успокойтесь, будьте добры! – воскликнул гость. – Всего несколько минут терпения. Сейчас все прояснится. Слушайте.

Алла чуть-чуть оцепенела.

– Так вот, Алла Николаевна, ваш муж, Станислав Семенович, попал под троллейбус, после того как вышел из обыкновенного кафе. Насмерть. Болевой шок, наверное. Теперь внимательно слушайте, что было дальше. Меня послала к вам одна организация – скажу сразу, не таясь: не мафия, не бандиты, не ворье, как обычно, а сугубо научная организация, правда не совсем, ну, как сказать, официальная, что ли. Научная – да, на самом высшем уровне современных фундаментальных исследований в сфере физики и космологии. Кое-что к этой характеристике надо было бы добавить, есть у нас люди несколько иного плана.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – резко произнесла Алла. – Не хотите ли вы сказать, что моего мужа воскресили из мертвых?..

– Ни в коем случае! Нет и нет! – всплеснул руками гость. – В наше время не то что мертвых, но и живых не воскресишь… Короче, мы такими проектами не занимаемся.

– А что же вы делаете?

– Мы изменяем прошлое. Всего-навсего. Пока в локальном масштабе. Представьте, ваш муж задержался бы в кафе на минуту, всего на одну минуту, ну задумался бы на мгновение или увидел бы кота, поглазел бы на него чуть-чуть – и все, никакой катастрофы, никакой смерти. Жил бы и жил дальше. Развилка судьбы, понимаете. И мы научились возвращать человека в ту точку, откуда начинается развилка, так чтобы он вошел в лучший из двух возможных вариантов.

В глазах Аллы засветился интерес. Алла вдруг почувствовала, что гость – не монстр, не издеватель, не сумасшедший, за ним стоит что-то жуткое, но важное.

– Вы что же, берете на себя функцию Творца? Не слишком ли?! – проговорила она немного хриплым голосом.

Гость даже обиделся.

– Да разве я похож, Алла Николаевна, на творца Вселенной?! Бог с вами! Мы не творим, а только меняем варианты сотворенного. Мы люди простые и в чем-то сентиментальные. Ну, попал человек под машину, голова отлетела в сторону, умер – ну как не помочь ему? Скажу по секрету: мы люди жалостливые. Возвращаем к исходной точке, меняем направление событий и времени, и все, что было, исчезает. И на уровне факта, и на уровне, естественно, памяти людей. Потому, дорогая Алла Николаевна, когда вы явились за трупом мужа – ни трупа, ни паспорта, ни записи, ни памяти Соколова, любопытный тип, между нами говоря, – от всего этого не осталось ничего. А Станислав Семенович спокойно вышел из кафе на три минуты позже – представьте, действительно бросил задумчивый взгляд на кота. И все изменилось, все пошло как по маслу. Встал, увидел, победил – судьбу, так сказать, и благодаря нам, конечно. Ибо мы познали тайну времени – до некоторой степени, правда. Вы, наверное, знаете – в этом направлении давно ведутся исследования.

Тут в сердце Аллы вошла мысль, что все, возможно, чистая правда. Мысль не укрепилась, но вошла на несколько мгновений.

Помедлив, она задала последний, страшный и мучительный вопрос:

– И что же теперь со Стасиком, где он?

Гость молчал.

– Как вы на него вышли? Почему именно он? Что с ним?.. Что мне делать?

Гость помрачнел.

– Алла Николаевна, что произошло с вашим мужем – вне нашей компетенции. Но произошло нечто из ряда вон выходящее. Его смерть и затем появление из мертвых – только небольшой эпизод из жизни этого абсолютно необычного человека, эпизод из того, что происходит с ним последнее время. Мы отвечаем только за этот эпизод.

– Вы что-то скрываете, может быть, лжете. Где правда? Покажите мне его, в конце концов!

– Мы ожидали такую просьбу. Да, вы можете его увидеть.

– Когда?

– Очень скоро. Только одно условие: не кричать, не звать милицию, не бросаться к нему. Это будет нелепо и бессмысленно.

– Почему?

Гость вздохнул, словно вышедший из воды бегемот.

– Алла Николаевна, ваши друзья, Нил Палыч в частности, ведь предупреждали вас, что ни в коем случае не стоит вам влезать в эту историю. Зачем еще нам вас предупреждать? Все должно разрешиться само по себе, если вообще разрешится… Итак, вы хотите увидеть мужа?

– Живым?

– Именно живым. Несколько дней назад вы видели его мертвым, теперь увидите живым.

Алла расхохоталась.

– Согласна. На ваших условиях.

Сердце ее было полно безумных предчувствий, но в то же время она не очень верила. «Определенно, вся эта нездешняя сволочь хочет свести меня с ума, – подумала она где-то в глубине. – И во всем виноват Нил Палыч».

– Тогда пойдемте со мной, – услышала она, как из сновидения, голос гостя.

– Как, сейчас?

– Сейчас. Не вчера же.

У Аллы вдруг стало легче на душе. «Не убийца все-таки», – обрадовалась она, выходя с гостем на лестничную клетку.

– Это недалеко, – сказал гость.

Они шли рядом, молча. Алле казалось диким и иллюзорным, что вокруг снуют люди и продолжается так называемая жизнь.

Алла вдруг спросила опять:

– Вы можете все-таки ответить, что с ним произошло в целом?

Гость сухо ответил:

– Мы – вы ведь обращаетесь именно к нам – этого не знаем. Мы совершаем чудо в той сфере, которую познали. Но мы не Боги, чтобы познать все. Тем более его случай, совершенно запредельный.

И опять они пошли молча. Обычные улицы. Вышли на бульвар.

– А что за люди несколько иного плана, как вы изволили выразиться, но причастные к вашей организации? – с легкой усмешкой спросила Алла. – Спецслужбы? Небожители? Замаскированные оккультисты?

Гость ничего не ответил и упорно молчал. Как будто ночь опустилась на них – ночь не страха, а тревоги.

Наконец гость, словно ведомый древними жрецами, сам повел Аллу на второй этаж ресторанчика – полузаброшенного, до полоумия неуютного.

– Передохнем здесь, – сказал гость, усаживаясь с Аллой у окна. Что-то заказал.

Алла с неохотой решила подчиниться высшей силе. «Ведь есть Промысел Божий», – подумала она.

Подали салат. Гость поглядывал на часы. И вдруг отрывисто сказал:

– Посмотрите в окно. Направо. Около дерева. Алла взглянула – и всю ее сожгла мысль: «Это конец». Она увидела Стасика, живого Стасика. Да, это был он. Никаких сомнений. Стоял около дерева и чего-то ожидал.

Алла оцепенела, словно в нее вошел камень. Потом хотела крикнуть, но вдруг в уме возникло мертвое, потухшее лицо Станислава – каким оно было там, среди ушедших. Мертвое лицо сдвинулось, стало как маска, наброшенная на ее собственное сознание. И сквозь эту маску она видела теперь живое лицо Станислава: он улыбался, но в никуда. Краем зрения она зафиксировала, что гость быстро сфотографировал ее мужа.

Еще мгновение – и Станислав исчез в подъехавшей машине. Это уже было обыденно, как сама жизнь.

Алла перевела глаза на гостя и молчала.

– Это он, – прошептала она наконец.

Гость протянул ей фотографию, вышедшую из весьма современного, по высшему классу, фотоаппарата. На фотографии был четко виден Стасик, словно он ожил.

– Возьмите на память, – сказал гость. – И больше ни о чем не спрашивайте. Ведь, кажется, все ясно?

Алла встала, покачиваясь.

– Дойдете домой?

– Да.

– Ну и ладушки. А я останусь оплатить заказ. И никаких телефонов, никаких ненужных контактов. Идите.

Алла, ничего не ответив, повернулась и ушла.

Но к дому подходила вся в слезах. Внезапно, поднимаясь по лестнице, она вспомнила слова Лены о внутренней клети, о несокрушимом высшем Я внутри. Затем последовала мгновенная медитация, вхождение туда на мгновение. Но этого было достаточно, чтоб сердце перестало неровно биться. Подходя к своей двери, она опять была вне высшего состояния, но его молниеносное присутствие сказалось. Она устояла.

Открыла дверь, вошла. И снова бездна стала втягивать в себя. Но память о высшем удерживала – удерживала на краю бездны.

Все-таки Алла позвонила Ксюше: приезжай срочно. Отошла от телефона. И внезапно обнаружила себя перед тем самым зеркалом, где возникли видения. Она не вздрогнула, но вместо этого стала танцевать – перед зеркалом, в котором когда-то, совсем недавно, виделись отражения скрытых от мира чудовищ. Аллин танец был полубезумным – но только он и отражался в зеркале. Алла танцевала и посматривала в зеркало: «Где же мой Стасик? Где он? Почему, любимый, ты не танцуешь со мной? Ответь, появись! Появись, ты ведь и мертвый и живой одновременно!»

Но никто, кроме нее самой, не отражался в зеркале.

«Ты хочешь опять сказать мне „До свиданья, друг мой, до свиданья“? Но после этого следует смерть. А ты как-то перешагнул через это? Или мне все это снится, какой поучительный сон тем не менее… Ты меня предупреждаешь, что счастья в любви нет?»

Когда Ксюша, приехав на подвернувшейся машине, вошла (у нее был ключ от квартиры), она остолбенела, увидев танцующую саму с собой Аллу. Она подумала на мгновенье, что сестра сошла с ума, а значит, скоро и ее черед.

Но Алле было не до сумасшествия. Точно, ясно и даже холодно она рассказала Ксюше все. В том числе и о том, что это только эпизод в неописуемом ином кошмаре, который ее гость так и не раскрыл.

Ксюша не отрывала глаз от Аллы. И когда она кончила, их охватил пришедший из глубины и тьмы абсолютный ужас.

Глава 15

Степанушка лежал под деревом. Ветви этого дерева казались ему сошедшими с ума. Впрочем, он не представлял, какой ум может быть у деревьев и как с него можно сойти.

Он стал раздумывать об этом. Ему вдруг почудилось, что ума там нет, но душа, по-своему беспокойная, есть.

Думал он и о том, что хотя у него самого ум есть, но он ему только мешает.

Смутно поразмышлял он и о том, что смерти уже не существует.

И тогда в душе его возникла любовь к муравьям. Они ползли по его телу, но он не чувствовал их телесно.

«Хорошо бы увидеть себя, какой я есть», – лениво решил Степанушка, хотя в общем его устраивало в себе все – и сны, и видения, но особенно собственное сознание, которое он чувствовал почти физически, как свое тело.

«Не надо думать о том, кто я, надо просто им быть», – рассуждал он, нелепо разглядывая облачка в небе.

И благодушно пошел вперед к автобусной остановке. Ведь предстояло свидание с Данилой Юрьевичем (теперь он знал его по отчеству).

В автобусе ему пришло в голову заглянуть в глазки пассажиров, родных, в сущности. Но все упорно отшатывались от его взгляда, хотя в нем было одно благоразумие. Только одна зубастая девочка лет тринадцати показала ему язык, сказав, что он все равно ничего не узнает. Не такая, мол, она, чтобы ее знать.

Но Степан и не хотел никого знать, он просто хотел их всех полюбить, но особой, тяжкой любовью. Увидев, что они не могут любить тяжко, Степан хохотнул, и ему стало жалко всех.

«Как бы этот автобус не провалился куда-нибудь, – прошептал он в себе.

– Все тут сладкие какие-то, особенно жены, хочу, чтобы все они жили».

Автобус и правда кривило.

На верной остановке Степан сошел. Огляделся. Да, вон он, Данила, машет ему рукой.

Степан с радостью бросился к нему.

Данила на этот раз выглядел далеко не мрачным, но еще более загадочным, чем когда сидели у Парфена.

– Хочешь курицу? – спросил Данила.

– Какую?

– Да вон у ларька дают. Недорого. Там и стулья есть. Подумаем.

– Это хорошо. Когда я ем, я люблю думать – для контрасту, для противоречия…

– Ха-ха! – засмеялся Данила и похлопал Степана по плечу.

Когда наконец сели, Степан всмотрелся в Данилу. И увидел сквозь черные черты необыкновенный свет. Не разума свет, а другой, совсем забытый людьми.

– Ох, – сказал Степан, – а книжка-то у тебя какая, про что?

Данила книжку какую-то положил на столик.

– Совсем древняя, Степан, манускрипт это. Прочесть его мало кто может.

– Ну-ну.

Степан оглядел пространство. Оно показалось ему нечуждым. Не было в нем суеты. Около ларька всего три человека, погруженные в себя. Внутри ларька никого не было видно.

– И не надо, чтобы их видели, – проговорил Степан вслух.

Данила согласился.

– Тот, кто увидел мать свою, – тот уже земной. Тот же, кто не видит мать свою, – тот от другого мира, – прошептал Данила, глядя вдаль.

– Ты и душу знаешь, и книги, – ответил Степан. – А как твой Парфен-то поживает?

– Совсем, до конца почти, опознал нелепость мира сего – и притих. Совсем, представь, Степанушка, затих, как мышка. Может, испугался немного. Но это у него пройдет. С ним бывало такое.

Степан вздохнул.

– А етих, ясновидящих, сейчас развелось, отбою нет, – возразил он самому себе. – Были отмеченные даром – ладно, а то многие – с полуталантом, с половинкой…

– Это несерьезно. Что они видят? То, что все равно погибнет…

Степан кивнул головой и спросил, поевши:

– Но ты поведешь меня к кому-нибудь сегодня?

– Отчего не повести? С трудом, но я договорился с одним, – ответил Данила Юрьевич.

И, поразмышляв – каждый по-своему – немного о Первоначале, они тронулись: в метро, в подземку, сияющую роскошью сложных времен, вселяющую бодрость. В глаза пассажирам не вглядывались, но одобряли всех.

Оказались далеко в стороне от центра и пошли пустырями. Пустырь на пустыре.

– Долго ли идти, ноги сломаешь, – ворчал Степан.

– Вон лесок, а вон домик девятиэтажный. Мы почти там.

Постучали в неказистую дверь на третьем этаже.

Из квартиры тотчас выбежал молодой человек. Лохматый, с пронзительно-тревожным взглядом, обращенным внутрь себя.

– Его зовут Митя, – пояснил Данила Степану. Степан согласился.

– Заходите, заходите, только ненадолго, – скороговоркой отметился Митя.

Зашли.

Однокомнатная квартира была почти пустая, но не от бедности, а из принципа.

– Я пустоту люблю, – пояснил Митя, усаживаясь за единственный стол.

– Как и обещал, я принес вам, Митя, копию статьи этой.

И Данила вынул из внутреннего кармана пиджака бумаги.

– Благодарен, благодарен. Очень благодарен. Хотя я статей не читаю. Но эту прочту.

Глаза Мити опять уставились внутрь себя. Потом он заметил:

– Мне бежать скоро надо.

Степан удивился. Бегал же этот молодой человек от самого себя. Очень себя боялся – поэтому. Поглядит сам в себя, увидит что-то в душе – ахнет и побежит. Так и бегает вдоль и поперек. От себя хочет скрыться.

Данила только открыл рот, чтоб объяснить Степану, как Митя тут же его перебил и истерической скороговоркой начал:

– Да я сам все скажу. Мы тут люди свои. Раз вы, Степан, с Данилой Юрьевичем. От себя бегу. Ужасаюсь, знаете, и бегу.

– Да вы вовсе не жуткий, – робко возразил Степан. – Красивый даже.

– Не говорите. Но я сам не пойму, отчего я ужасен. Не пойму, но бегу.

– Вы смерть свою не любите, значит? – осведомился Степан.

– Да нет, при чем здесь смерть. Говорю: себя боюсь. Гляну в себя – увижу огромное, непонятное и еще что-то, даже слов нет выразить. Увижу – и тикать.

– Так от себя же не убежишь, – изумился Степан с добродушием.

– Убежишь, если захочешь. Я не просто ведь бегаю. Могу и присесть.

– И что?

– Глазки закрою – чтобы вовне и вовнутрь не смотреть. Закрою с пониманием, не просто так. И тишина наступает. Себя не вижу. Ничего не боюсь.

– Исступленный вы человек, Митя, – заметил Данила. – Слишком уж в себя не заглядывайте. Может, видите вы там другого, а не себя.

– Хватит, хватит! – чуть не завизжал в ответ Митя. – За статью спасибо. Но не надо в меня тыкать. Я не медведь какой-нибудь в зоопарке.

– Никто в этом не сомневается, – ответил Степан, покачав головой.

– Я знаю только одно, – раскрывал душу Митя, – если я выдержу, не сбегу, а загляну надолго внутрь – меня не будет. Будет тот, кого я не знаю и понять не могу. Мне страшно.

– Это-то понятно, – сочувственно проскулил Степан. – Но почему бежать-то ногами надо, физически?

– Мне помогает. Во время бега я сам не свой делаюсь. В том смысле – что не тянет глядеть в себя, даже после бега, на время, конечно. Потом опять тянет. Порой даже думается стать другим, не похожим ни на что. Ну, я побежал. Вы сидите тут, если хотите. В холодильнике что-то есть поесть. Вот ключ, я прячу под коврик. Все равно все пусто в основном.

– Нет уж, мы тоже убежим. Только в другую сторону.

– Ваш выбор.

– А у вас другие-то методы есть, чтоб не тянуло в себя?..

– Есть, есть. Но не ваше это дело, наоборот. Ну, я побежал.

…Данила и Степан распивали пиво у заброшенной станции метро.

– Хорош, – сказал Степан, отпив.

– Но в жизни может быть опасен. В будущем. Он еще на пути к тому, чтоб его сознание кардинально изменилось в сторону от человеческого. Но это не скоро, думаю. Пока он в дороге.

– Тебе лучше знать, Данила Юрьевич. Но какой же он будет, если глянет в себя навсегда? В себя невидимого до сих пор?

– Этого никто не знает, – сухо ответил Данила. – Бегом – это он шутит почти, я так думаю. На самом деле он знает, как закрыть дорогу в свою бездну, если она уже показалась. Но считаю, все-таки глянет. Глянет, куда он денется.

Степан поглядел вдаль. И увидел, как Митя бежит – бежит в лес. «Далеко пойдет парень», – мелькнула у Степана мысль, и он широко улыбнулся в глаза Даниле, как бы призывая его впасть в сокровенную жизнь.

Внезапно Степан почувствовал свое бездонно-чистое сознание физически, как свое тело. Это с ним бывало иногда. Тогда свое тело, наоборот, он ощущал как мечту, как дымок какой-нибудь. В этом состоянии он и застыл. Данила улыбнулся, все понимающий, и решил помолчать, пока Степан не вернется в ад. Блаженство длилось недолго, и Степан вернулся.

Данила вдруг попросил Степана рассказать о своих метафизических друзьях. «Из интеллигенции, так сказать», – подчеркнул зачем-то.

Степан охотно и с прибаутками поведал. «Друзья они мне, в думах моих они всегда есть», – пояснил он Даниле.

– Хорошо, познакомь меня с ними, – предложил Данила.

Степан согласно откликнулся.

– Поглядел ты немного, Степан, на людей измененных, выходящих за пределы здравого смысла очень и очень далеко, теперь ты покажи своих. Они, я понял, другие, чем мои, и, может быть, мы будем нужны друг дружке.

– Там Стасик исчез, – произнес Степан сурово.

– Это тоже обсудить надо… У меня есть наметки, – отвечал Данила.

Вдали показался Митя. Он бежал обратно.