Текст книги "Мой папа – Мюнхгаузен (сборник)"

Юрий Вийра
Мой папа – Мюнхгаузен (сборник)

© Вийра Ю. Б., наследники, 2014

© Лукьянов А. Н., иллюстрации, 2014

© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2015

Machaon®

* * *

Завийральные истории

Костёр в океане

Второго мая мы с папой гуляли во дворе. Смотрю – в траве какие-то жёлтые пятнышки.

– Папа, что это за жёлтые пятнышки?

– Одуванчики, наверно.

И точно – одуванчики, первые цветы! Я так обрадовалась, что даже поцеловала один одуванчик.

Через наш двор протекает река, а в этой реке стоял корабль с чёрными парусами. Мы забрались в него и развели костёр. Сидим, картошку в золе печём, хлеб на прутиках жарим. Вдруг входят двое: у одного правого глаза нет, у другого – левого, и оба трубки курят. Сразу видно – пираты.

– Здесь нельзя костры разводить, – говорят. – Это пороховой погреб.

А там на стене знак был: курительная трубка, перечёркнутая крест-накрест.

Папа им отвечает:

– Что курить нельзя, мы видим, а про костёр нигде ничего не написано.

Пираты махнули рукой:

– Курить можно. Все эти надписи и знаки – ерунда. «Не курить», «Не сорить», «Не прислоняться»… – И вытряхнули пепел из трубок в бочку с порохом.

Получился взрывчик.

Летим мы с папой в небо. Жареный хлеб едим, печёную картошку в ладонях перекатываем, чтобы остыла. Навстречу парашютисты опускаются.

– У вас нет случайно лишних парашютов? – Папа спрашивает.

– Есть, но только один.

– Спасибо, нам и одного хватит – мы не тяжёлые.

Летим. Внизу – Тихий океан, а в океане – другой корабль с чёрными парусами. Опустились на палубу – и сразу в пороховой погреб. Костёр разожгли. Сидим, отдыхаем, яблоки на прутиках жарим. Входят двое: у одного правой ноги нет, у другого – левой. Опять пираты. И тоже курят.

Папа их вытолкал, чтобы взрыва не устроили. Съели мы яблоки, костёр затушили и на палубу вышли, а там – ни души, штурвал сам по себе вертится. Удрали пираты на спасательных шлюпках, испугались, что пороховой погреб от костра взорвётся. Папа встал к штурвалу. Вдруг прямо по курсу всплывает огромная подводная лодка. Папа уважительно сказал:

– Атомная, на ядерном топливе!

На рубку подводной лодки поднялся капитан в чёрной фуражке и скомандовал:

– По «Истребителю подлодок»… пли!

И выпустили в нас торпеду.

Папа удивился:

– Какой истребитель?

Посмотрел на нос корабля, а там надпись: «Истребитель подлодок» и штук десять чёрненьких значков, силуэтов подводных лодок – столько эти пираты подводных лодок потопили.

А торпеда всё ближе и ближе.

Папа говорит:

– Сейчас взлетим. Ты не забыла парашют в пороховом погребе?

– Забыла.

– Тогда прыгаем за борт.

Прыгнули. И прямиком уселись на торпеду. Подводники промахнулись, и она прошла рядом с кораблём. И мы помчались на торпеде вперёд.

Все корабли, даже океанские лайнеры, нам дорогу уступали. Я видела дельфинов, медуз…

Москва – порт пяти морей: Каспийского, Азовского, Чёрного, Балтийского и Белого. Они соединяются между собой реками и каналами. Вот по этим рекам и каналам мы и промчались. И въехали на берег в нашем дворе – топливо в торпеде кончилось. Я хотела собрать букет одуванчиков, но они уже закрылись.

Мама встретила нас вопросом:

– Без приключений вы погулять не можете, да?

Папа пожал плечами:

– Какие приключения?! Костёр жгли, картошку пекли…

– И верхом на торпеде катались, – продолжила мама. – Вас по телевизору по всем программам в новостях показывали. Я уши заткнула, когда вы там горланили на весь мир. Неужели так трудно запомнить мотив?! – И мама запела нежным голосом:

 
– А я иду, шагаю по Москве,
И я пройти ещё смогу
Солёный Тихий океан
И тундру, и тайгу…
 

– Теперь в тундру собираетесь, да, и в тайгу?

Папа успокоил её:

– Нет, мы спать собираемся. Правда, Маша?

Я кивнула – глаза у меня слипались.

Мамонт

Однажды на даче я спросила у папы:

– Папа, а правда, что ты жил ещё тогда, когда Санкт-Петербург назывался не Санкт-Петербургом, а по-другому?

– Да, – ответил папа. – Тогда он назывался Ленинградом.

– Это было очень давно?

– Да, в древности.

– А мамонты тогда ещё водились?

– Мамонты? – Папа сделал серьёзное лицо. – Водились, конечно. И мамонты, и папонты. В непроходимых зарослях папоротника и маморотника.

Я посмотрела на него внимательно:

– Ты шутишь?

– Шучу, конечно. – Папа улыбнулся. – Никаких мамонтов уже и в помине не было. Они вымерли тысячи лет тому назад.

Мне стало жалко мамонтов, и я спросила:

– Все-все?

Папа вздохнул:

– Увы, как это ни печально… Не грусти, пойдём лучше погуляем.

Мы пошли на берег и встретили мамонта.

Он стоял по колено в воде и пил. Огромный, волосатый, похожий на стог сена. Спереди у него торчали два длинных, загнутых кверху бивня, а сзади болтался смешной хвостик – ну точь-в-точь как соломенная метёлка, которой подметают полы. Он пил и пил – и скоро воды в Москве-реке стало так мало, что все камыши оказались на суше. И среди камышей в нескольких шагах от берега спал водяной.

С этим водяным мы были уже знакомы. Когда я не слушалась папу и не хотела вылезать из воды, водяной выглядывал из камышей и грозил мне своим кривым пальцем.

Водяной заворочался и открыл глаза. Увидев, что вытворяет мамонт, водяной замахал на него руками и завопил:

– Кыш! Кыш отсюда!

Мамонт послушался. Зайдя на середину реки, пошлёпал вниз по течению и скоро скрылся за поворотом.

Водяной проводил его взглядом и обернулся к нам:

– Купаться будете?

Папа поёжился:

– Бр-р! Вода, наверно, ледяная.

– Могу подогреть, – предложил водяной.

– Нет, спасибо. Уже скоро семь часов – нам пора на станцию встречать маму.

– А меня с собой возьмёте? – попросил водяной.

– Айда.

Водяной поглядел на своё отражение в воде и спросил у меня:

– А твоя мама не испугается моих рогов?

Я успокоила его:

– Не испугается. Она смелая. Только мышей боится. Но у мышей же нет рогов.

Папа почесал в затылке:

– Мама, может, и не испугается, но на этой электричке обычно приезжает много народу…

Водяной заволновался:

– Что же делать?

И тут мне в голову пришла мысль:

– А давайте наденем на рога мои резиновые сапожки. Все подумают, что это ноги.

– Гениально! – в один голос воскликнули папа и водяной.

Увы, до станции мы в этот раз так и не добрались. С берега пошли на дачу, чтобы взять сапожки, и вдруг увидели в окне маму. Она приехала пораньше, на предыдущей электричке.

Мы с папой стали уговаривать водяного: пойдёмте, познакомитесь, она очень добрая и всегда что-то вкусненькое привозит. Но водяной застеснялся. «Нет, – говорит, – без приглашения я не могу, да и поздно уже». И вернулся в реку.

Мы, конечно, всё маме рассказали: и про мамонта, и про водяного. Она ничуть не удивилась. Спросила только: «А динозавров вы случайно не встречали?» Нет, не встречали. А разве они ещё есть? Папа говорит, что они все давным-давно вымерли. Тогда мама открыла на веранде окно и позвала:

– За-аврик! Ди-ино!

Мы с папой затаили дыхание и замерли, как две статуи. Просидели так очень долго, у меня даже нога онемела, но за окном было тихо, только собаки лаяли в деревне. Уже совсем стемнело, и я немножко боялась.

– Где же твои динозавры? – спросил наконец папа.

Мама развела руками:

– Улетели, наверно.

– Куда?

– В Африку. Они всегда осенью улетают в Африку. Нынче осень ранняя – вот Дино с Завриком и улетели пораньше.

Мама закрыла окно и стала подпрыгивать и помахивать руками, показывая, как динозавры взлетают. Что она дальше говорила, я не помню – я заснула прямо в кресле.

И всю ночь видела во сне мамонта, динозавров и рогатого водяного, как он пришёл к нам в гости и принёс маме венок из кувшинок.

А утром в голове всё перепуталось, и я теперь не знаю, что было на самом деле, а что мне только приснилось.

Келумба-Шалумба

Летом я жила на даче. На даче я жила с папой, мамой и Кешей. Кеша – наш пёс. Он породы чау-чау. Есть овчарки, доги, колли, пудели, доберман-пинчеры, таксы, а Кеша – самый настоящий чау-чау. И язык у него синий, как у всех чау.

Однажды утром мы пошли на станцию провожать маму на работу. Я сидела у папы на шее, а Кеша бежал впереди на поводке и тянул со страшной силой, как трактор.

Проводили маму, помахали электричке рукой и стали думать, куда нам теперь отправиться.

– Давай поедем в Африку? – предложил папа. – Динозавров искать.

– Давай!

Сели на корабль, подняли паруса и поплыли.

Плыли, плыли – и заблудились.

Я залезла на верхушку мачты и стала смотреть во все стороны.

Ничего не видно, никакой земли!

Тогда папа достал свою старинную медную подзорную трубу. Когда она сложена, то помещается в кармане, а если раздвинуть трубу до конца, то удержать её смогут сто человек, такой она станет длинной и тяжёлой.

Посмотрел папа в неё и воскликнул:

– Да вот же она – Африка, в той стороне!

Я посмотрела и тоже увидела Африку: жёлтый песчаный берег, а за ним – пальмы. А вдалеке над густым лесом торчит большущая буква А.

Чуть правее – Ф. Ещё дальше, на горе, – буква Р. Я повернула немножко трубу и нашла остальные три буквы: И, К и крохотную А – её почти не видно, так она далеко.

– АФРИКА!

Но где искать динозавров? Папа подумал, что они скрываются в чаще леса. Он срубил несколько пальм и связал лианами. Получился превосходный плот. На нём мы поплыли по бурной африканской реке.

Кеша сидел на носу плота и гавкал на крокодилов и бегемотов. Папа рулил на корме веслом. А я устроилась между ними: глазела по сторонам и поедала бутерброды с колбасой – мы взяли с собой мой новенький зелёный рюкзачок с бутербродами и пакетом кефира.

Съела все бутерброды, выпила весь кефир, а динозавров всё не было. Папа заволновался:

– Уже час дня! Нужно поскорее найти их – иначе не успеем вернуться и встретить маму на станции. Смотри внимательнее!

За поворотом реки показались хижины какой-то деревни.

– Спросим у местных жителей, – предложила я.

Мы причалили.

Кешу оставили сторожить плот, а сами пошли в деревню.

Постучали в первую хижину… во вторую… в третью… Ни души. Вышли на главную площадь… И здесь никого. Почта закрыта. Библиотека закрыта – на дверях табличка: «Библиотекарь болен». В продуктовом магазине санитарный день. Продавец хозяйственного магазина ушёл на какую-то базу.

Мы стояли посреди пустой пыльной площади и растерянно озирались.

Вдруг над моей головой послышался шорох. Я подняла глаза и увидела африканца. Он прятался на дереве. Огромный и чёрный, как пианино.

На щеках – белые крестики, на лбу – кружок. Можно подумать, что на его лице играли в крестики-нолики. Негр присел и прыгнул вниз.

Я закричала: «Мама!» – и зажмурилась.

Бедная мамочка! Если бы она знала, где её любимая дочь. Она бы в обморок упала.

Когда я наконец открыла глаза, вокруг было темным-темно от местных жителей. Они хмуро разглядывали нас, держа наготове оружие.

Папа поздоровался с ними по-английски, но никто ему не ответил. Наверно, в школе они учили не английский, а какой-то другой иностранный язык. Мама, правда, потом сказала, что всё могло быть наоборот: они-то прекрасно владели английским и просто не поняли папу.

А дальше было вот что. Негры окружили нас. Они размахивали копьями и стрелами.

Вдруг где-то в задних рядах раздался истошный крик:

– Келумба-Шалумба!!!

Все повернули головы и, выпучив глаза, уставились туда. Затем, как по команде, побросали оружие и ничком рухнули в пыль.

Мы с папой тоже поглядели туда: кого они испугались? И ничего особенного не увидели. Всего лишь Кешу, бежавшего к нам по улице. Ему было очень жарко, и синий язык чау-чау свисал почти до самой земли.

Увидев на площади сразу столько людей, Кеша радостно завилял хвостом и бросился обнюхивать лежащих. И лишь потом, когда последний человек был обнюхан, ткнулся преданно в папины колени и лизнул меня в нос.

Папа вспомнил несколько слов по-африкански и попросил всех встать.

«Нет, – сказали они, – мы боимся Келумбы-Шалумбы».

– Какого Келумбы-Шалумбы? – спросил папа.

Вождь племени указал пальцем на Кешу.

Оказывается, они приняли нашего безобидного пса за какого-то злого духа: Келумба-Шалумба по-африкански означает «дух с синим языком».

Африканцы верят, что если этот дух кого-нибудь лизнёт, то человек сразу посинеет и останется таким на всю жизнь.

– Ерунда! – сказал папа. – Вы же видели: он лизнул Машу в нос и ничего с ней не произошло.

В конце концов мы уговорили их встать с земли, а вождь даже осмелился погладить Кешу.

И тут папа взглянул на часы и схватился за голову:

– О боже, уже третий час! Пора возвращаться.

– Но мы же не нашли динозавров?!

Папа махнул рукой:

– В следующий раз.

Увидев на папином лице тревогу, вождь племени спросил, что случилось.

Узнав, что мы опаздываем, вождь успокоил нас:

– О, нет проблем! Лебединая Шея в два счёта довезёт вас до побережья…

А знаете, кого они называют Лебединой Шеей? Никогда не отгадаете.

Динозавра! Да-да, самого настоящего, никакого не вымершего динозавра. Туловище у него – как у огромного тюленя, голова – как у черепахи, а шея – тонкая и гибкая, как у лебедя, только длиннее и без перьев. Позвали динозавра, накинули на его шею петлю из лианы, другой конец привязали к плоту – и мы помчались по реке, как на катере с подводными крыльями…

На станцию успели вовремя, даже чуть пораньше. Там, у перрона, есть два пенька. Я сидела и ждала на одном пеньке, папа – на другом, а Кеша лежал у папы в ногах.

А вечером я напугала папу. Сидела рисовала, а он маме про Африку рассказывал. И вдруг у него глаза полезли на лоб:

– Маша, что с тобой? У тебя нос совсем посинел! И руки!

А мама строгим голосом добавила:

– И кофточка тоже. Это она фломастером измазалась. Неужели нельзя рисовать поаккуратнее?!

– Фу-у! – Папа выдохнул воздух. – Как ты меня напугала! Келумба-Шалумба!

Собеседование

В понедельник я ходила в школу на собеседование – это такой экзамен для поступления в первый класс. Пришла, а там все наши ребята: Вася, Саша, Ваня, Кирилл. У подоконников стоят, причёсанные, в белых рубашках. И родители нарядные. Мама спросила, что на собеседовании делают.

– Просят прочесть какое-нибудь стихотворение… – сказала Васина мама.

– А я знаю наизусть всю сказку Пушкина про царя Салтана! – Вася запрыгал на одной ноге. – «Три девицы под окном пряли поздно вечерком!..»

– Вася, успокойся, – сказала Васина мама. – Ещё дают почитать букварь.

– Букварь – это для малявок! – Вася запрыгал на другой ноге. – Я сейчас «Трёх мушкетёров» читаю!

– Вася, успокойся. Ещё задачу задают: разложить семь яблок на две тарелки…

– Ха! Проще простого! – Вася запрыгал на двух ногах. – Я уже давно всю таблицу умножения выучил: семью семь – сорок девять, семью восемь – пятьдесят шесть…

Тут из класса вышла моя подруга Лиза и тихо сказала:

– Следующий.

Я вошла. Там за столом сидели две учительницы. Они посмотрели мои документы и сказали скучным голосом:

– Рассказывай.

– Что?

– Стихотворение.

– Какое?

– Любое.

Я вздохнула:

– Не знаю.

Учительницы переглянулись:

– Не знаешь ни одного стихотворения?!

Я замотала головой и ещё раз вздохнула.

– НАУЧИМ! – сказали учительницы хором.

– А читать ты умеешь? Почитай с этого места.

Я прочитала в букваре, запинаясь: «У И-ры рас-тут как-ту-сы».

– Что? Что?

– У Иры тут тузы, – неуверенно повторила я.

Учительницы рассмеялись:

– Какие тузы? Червовые или пиковые?

– Не знаю. Об этом, наверно, дальше написано.

– А ты что, играешь в карты?

– Да, с дедушкой… И ругаюсь.

– Ругаешься?! Как?

– Салага, дубина, болван.

– ОТУЧИМ!

Учительницы вывели меня из класса и объявили, что я принята.

Все стали поздравлять, а Вася даже ногой лягнул:

– Поздравляю. Что тебя спрашивали?

– Спросили, играю ли я в карты и какие знаю ругательства.

– И что ты сказала?

– Салага, дубина, болван. И что играю.

– Врёшь?!

А я правда играю с дедушкой в карты. У него весь кабинет ими увешан, а на полках стоят кораллы, раковины, морские звёзды и засушенные тропические рыбы, которые дедушка привёз из экспедиций. Мы играем в Колумба, пересекаем по карте Атлантику или вместе с Чарлзом Дарвином на корабле «Бигль» бороздим воды Тихого океана. И ругаемся, как настоящие «морские волки», якорь тебе в глотку!

Девочка и людоед

Одной девочке исполнилось шесть лет.

– Теперь ты большая, – сказал папа. – Осенью пойдёшь в школу. Для этого тебе надо пройти медицинский осмотр. Вот тут у меня записано, у каких врачей мы должны побывать: хирург, логопед… Кстати, у тебя, по-моему, плохо «р» получается… Стоматолог, ортопед, психо-не-вро-лог, невро-па-то-лог. Сразу и не выговоришь. Начнём с хирурга.

Приехали в поликлинику. Пошли искать кабинет хирурга. А там – очередь, человек сто или даже двадцать пять.

Папа спросил:

– Кто последний?

Одна женщина говорит:

– Я. Но после меня ещё трое занимали. У вас какой номер талона?

Папа удивился:

– Какого талона? Нет у меня никакого талона.

– Тогда вас сегодня не примут. Приходите через неделю, лучше – пораньше, часов в девять. В двенадцать хирург раздаст двадцать талонов на следующий четверг. Тут будет очередь, кто придёт поздно, тому талонов не хватит.

– Значит, к врачу мы попадём только через две недели?

– Да. Если, конечно, к тому времени хирург не заболеет. Или ваша девочка не сляжет. Или, наконец, вы сами какую-нибудь заразу не подхватите. Сейчас столько эпидемий вокруг, апчхи! – Женщина громко чихнула.

В ответ зачихали и закашляли все двадцать пять мам, бабушек и детей. У одной девочки вдруг пожелтели глаза, у другой – лицо пошло красными пятнами. Один мальчик оскалился и укусил за ногу свою бабушку.

– Пап, пойдём отсюда, – попросила девочка.

Они вышли из поликлиники и пошли покупать мороженое. По дороге девочка сказала:

– Не хочу больше идти к этим врачам.

– А знаешь, что делают с детьми, которые не прошли медицинский осмотр? – задумчиво сказал папа.

– Их не уважают, сторонятся, да? – спросила девочка серьёзно.

Папа рассмеялся:

– Почему ты так решила?! Нет, просто не примут в школу.

– И не надо! – сказала решительно девочка. – Буду жить на необитаемом острове в океане, есть каждый день бананы, ананасы, пить кокосовое молоко…

– Оно, между прочим, довольно противное, – заметил папа. – Я пробовал.

– Ничего, привыкну.

И девочка поселилась на необитаемом острове в океане. А там жил людоед. Он схватил её и хотел съесть.

А девочка говорит:

– Не ешьте меня. Я не прошла медицинский осмотр. Вдруг у меня плоскостопие? Или глисты.

Людоед отпустил девочку.

– Вдруг я заразная: у меня желтуха, краснуха и чернуха?

Людоед даже отскочил.

Вскоре он покинул остров. Теперь он работает в школе учителем биологии. Особенно любит рассказывать детям про анатомию человека, про его внутренние органы: печень, сердце, лёгкие…

А девочка приехала в конце лета – и её сразу, без всякого медицинского осмотра, приняли в школу. Ещё бы: столько месяцев прожить на необитаемом острове в океане! Она была такая загорелая, такая сильная!

У неё только спросили: «Как у тебя со зрением?» Девочка усмехнулась, подняла копьё из железного дерева – она пришла в школу с портфелем и копьём – и с другого конца класса пригвоздила к стене муху, жужжащую над головой учителя биологии. И подмигнула ему. Ясно, что по биологии пятёрка ей будет обеспечена.

Бедная Лиза

Два раза в неделю мы ходим заниматься к логопеду. Это такой доктор, который учит правильно говорить. Если вы, например, заикаетесь или не выговариваете букву «р». Там я познакомилась с девочкой Лизой, которая до сих пор не говорит, хотя ей уже три года и три месяца.

Пришли мы с папой к Екатерине Юрьевне – так зовут логопеда, – а они сидят в кабинете, Лиза и её мама с накрашенными глазами.

Екатерина Юрьевна сказала нам:

– Заходите, я сейчас освобожусь. – И спрашивает у Лизы: – У тебя есть подруги?

– Нет, – отвечает Лизина мама. – Лиза любит играть одна.

– А кукла любимая у тебя есть? – спрашивает Екатерина Юрьевна у Лизы.

– У Лизы много кукол и все любимые, – отвечает Лизина мама.

Екатерина Юрьевна заметила, что мы с Лизой смотрим друг на друга, и сказала:

– Девочки, вы можете пойти пока в соседний кабинет и поиграть.

А там у них много игрушек и детских книжек. Мы стали играть в магазин. Я была продавщицей, а Лиза покупала игрушки и книжки. У нас даже был обеденный перерыв, и один раз я закрыла магазин и повесила табличку: «Ушла по-маленькому».

Я спросила у неё:

– Ты почему сюда ходишь?

– Я совсем не говорю, – сказала Лиза.

– Как не говоришь?! Ты же сейчас говоришь?!

– Сейчас – да, а дома – нет. Мама за меня всё время говорит. Спрашивает: «Хочешь конфету?» И сама же отвечает: «Конечно, хочешь – это твоя любимая…» А ты зачем сюда ходишь?

– Я не выговариваю букву «р».

Лиза удивилась:

– Нормальное «р».

Я замялась:

– Понимаешь… здесь, у поликлиники, ларёк со сладостями. Папа всегда что-нибудь покупает. И Екатерина Юрьевна всегда так радуется, когда у меня «р» получается, и «кисулей» называет.

Тут открылась дверь, и Екатерина Юрьевна позвала нас к себе:

– Не скучали? Хорошо поиграли?

– Хорошо, конечно, – ответила Лизина мама. – Лиза любит играть с детьми.

– Нолмально, – сказала я и подумала: «Бедная Лиза».