Текст книги "Мир чеченцев. XIX век"

³⁰⁹ Хоруев Ю.В. История печати на Тереке (1863–1907). Автореф. дис…канд. ист. наук. – Махачкала,1966. – С. 9–10.

³¹⁰ Мининков Н.А. Методология истории. – Р н/Д.,2004. – С.173.

³¹¹ Авраменко А.М., Матвеев О.В., Матющенко П.П., Ратушняк В.Н. Об оценке Кавказской войны с научных позиций историзма // Кавказская война: уроки истории и современность. – Краснодар,1995. – С.24.

³¹² Мининков Н.А. Методология истории. – Р н/Д.,2004. – С.187.

³¹⁴ Невская Т.А. Проведение Столыпинской аграрной реформы на Северном Кавказе (1906–1917). Дис…докт. ист. наук. – СПб.,1998. – С.11.

³¹⁵ Тайсаев К.У Этнография традиционного спорта у народов Северного Кавказа. Дис. докт. ист. наук. – М.,1997. – С.6.

³¹⁶ Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. – М.,1994. -

С.12.

³¹⁷ Крайнюченко П.В. Рыбные промыслы на Юге России во втор. пол. XIX – начале XX века. Дис. канд. ист. наук. – Р н/Д.,1998. – С.33.

Глава II
Государственное управление. Вторая половина XIX века

1. Права и обязанности власти и населения

В последнее время в современной западной и отечественной историографии активно развивается «новая история империй». В отличие от «старой», где основное внимание уделялось понятию империализма и милитаризма, в центре исследования нового направления находится взаимодействие национального и имперского. Приоритетными стали такие темы, как история элит, административное управление окраинами, взаимоотношения центра и периферии. Повышенное внимание к этим сюжетам во многом объясняется самим феноменом империй, объединявших в течение длительного времени огромные территории, населённые различными по своей культуре народами¹. Важнейшей функцией империи в процессе расширения ее территории, включения в свой состав инокультурных компонентов является поиск оптимального режима их интеграции в общеимперский организм. Правительство стремилось сохранить здесь существовавшие до вхождения в состав России местные законы, учреждения, культуру. Как правило, избирался адаптивный способ управления территориями, осторожное и гибкое сочетание сохраняемых традиционных для автохтонного населения норм и порядка жизнедеятельности сложившейся системы отношений с военизированной и жесткой административной системой².

Империя – это сложносоставное государство, в котором метрополия, так или иначе, отличается от периферии, а отношения между ними задаются метрополией и воспринимаются периферией как оправданное или неоправданное неравенство, субординация и эксплуатация. В ходе исследований выяснилось, что эти вопросы – одни из ключевых в изучении империй. Ментальное, смысловое значение империи порождается не только военно-политической экспансией, являющейся ее обоснованием и катализатором в аспекте реально-политическом, но и «имперской идеей» – продуктом мифологического сознания. Этнокультурные мифы начинают строить черты концепта, иногда они принимают рациональную оболочку, утрачивая самодостаточность и, все отчетливее соединяются с историей, в качестве ее первоначала. Мессианская ориентация, универсализм представлений о судьбе русского народа и государства предполагают именно имперский способ достижения цели – совершенного миропорядка. Из глубин общественного сознания рождается представление о неизбежности имперского пути России, об естественно – историческом характере возрастания ее пространств и народов. Н.А. Бердяев, например, писал о том, что «мессианская идея, заложенная в сердце русского народа, была плодом страдальческой судьбы русского народа, его взысканий Града Грядущего»³.

Однако в Европе о России складывалось прямо противоположное мнение, зачастую редко подкрепленное весомыми доводами, но полное необъяснимого страха перед могущественной, постоянно расширяющейся и «непонятной» страной, отличной от всего мира и живущей только по своим правилам. В конце 1903 года на Западе появилась статья Дайси с мрачными взглядами на состояние России. По мнению публициста «…русские остаются нецивилизованным народом с варварской моралью. Неспособность русских к учению приводит к тому, что представители образованных народов набираются почти исключительно из евреев. Ведя постоянные завоевания, Россия не прививает покоряемым племенам высокие культурные идеалы, потому что сама воплощает бескультурье: моральная тьма русского правления непрерывно распространяется по всему земному шару»⁴.

Общественное сознание весьма часто к признакам империй относит факторы господства и подчинения, насилия и подавления. В более широком и методологическом плане стоит вопрос о взаимодействии центробежных и центростремительных тенденций в историческом развитии. С этой точки зрения история всех империй являлась классическим проявлением подобного взаимодействия на стадиях формирования, эволюции и распада. История империй включает в себя и вопрос о национальных отношениях, ибо едва ли не главная проблема всякой империи – это проблема национальная, этническая, очень часто – конфессиональная⁵.

Решение национальных проблем в значительной мере зависит от обоснованного государственно-правового регулирования этой сферы жизнедеятельности общества и, поскольку межнациональные отношения – это разновидность общественных отношений, их регулирование осуществляется на основе тех общих положений, которые используются при регулировании общественных отношений в целом. Вместе с тем, специфика этих отношений (их духовная, территориальная и другая направленность) требуют при подходе к ним особой осторожности, деликатности, как со стороны законодателя, так и со стороны правопреемника. А в условиях многонационального государства значимость рационального правового регулирования этих отношений многократно усиливается, что обуславливает необходимость создания постоянного совершенствования теоретической концепции, позволяющей согласовывать национальные и государственные интересы на том или ином этапе развития общества. Из многочисленных государственных учреждений в Российской империи не было единого органа власти, ответственного за выработку и осуществление политики в национальных окраинах. Как правило, для решения конкретных вопросов в разное время создавались различные высшие комитеты и совещания⁶.

Национальный вопрос, понимаемый как состояние межнациональных отношений, всегда имеет конкретно-историческое содержание, включающее совокупность национальных проблем, среди которых можно выделить: национальное неравноправие, неравенство уровней экономического и культурного развития различных народов, атмосферу национальной розни и вражды и др.⁷. Политическим идеалом устройства империи было установление, насколько это возможно, одинакового строя жизни подданных империи – прообраза, модели унифицированного сообщества народов в «должном состоянии мира». Оптимальный путь строительства империи – мирный.

Социальное устройство Российской империи было уникальным. В условиях империи «корпоративность» и «коммунальность» как принципы русской жизнедеятельности не подавляли самобытность нерусских народов, поскольку в Российской империи в полиэтническом сообществе ни одна из религиозных и этнических групп (в т. ч. и русские) не могла монополизировать и осуществлять власть только в соответствии с собственными интересами. Тождество принципов становилось основой диалога культур и вместе с тем этнических конфликтов⁸. Российское государство свои функции осуществляло не столько в отношении подданных, сколько в отношении корпоративных объединений разного вида, занимавших собственное место в социальной иерархии: родовыми корпорациями, посадскими общинами, купеческими сотнями, крестьянскими, казачьими, горскими общинами и т. п. Государство своими законодательными актами закрепляло корпоративное устройство социального организма⁹.

Российская империя являлась уникальным государством в истории человеческой цивилизации. Растянувшись главным образом по широте, она вобрала в себя всю восточную часть Европы и северную часть Азии. Ее территория составляла 42 % площади этих двух материков. Она занимала 1/22 долю всего земного шара и около 1/6 части поверхности суши. Площадь территории равнялась 19 709 224 кв. версты (22 430 004 кв. км.). Население России к концу царствования Николая II достигло 170 млн. человек¹⁰. В 1888 году в газете «Северный Кавказ», с цензурными сокращениями была опубликована статья В. Немирович – Данченко, в которой он охарактеризовал расширение империи со своей точки зрения: «Странствуя по России, я всегда поражался нашею страстью лезть вширь и даль, совсем не думая о том, чтобы сначала по-человечески устроиться у себя дома. В самом деле, по карману ли нам расползаться так, думая об отдаленных экспедициях, присоединениях и присовокупленьях, когда у самих в доме холодно и голодно, и стены сквозят, и кровля разваливается, и в выбитые стекла свободно дует обмораживающий ветер. Как бы мы посмотрели на человека, который, оставив свое жилье в невозможном положении, стал бы захватывать все больше и больше земли у окружающих и, нисколько не думая о ее обработке, все бы пыжился да ширился… А там, где мы тратимся широкою рукою, – крепостях и военных сооружениях, на что идет большая часть наших доходов, чего мы достигли? Кавказ управляется в каком-то угаре, в вечном колебании между теми и другими системами, без всяких руководящих начал и при полном отсутствии общей государственной идеи. Для меня Кавказ не чуждый край, я там родился и вырос и потом не раз и подолгу посещал его. Я знаю, что мои наблюдения дадут повод некоторым упрекнуть меня в желании бросить тень на наше положение в этом крае, но молчать о сложившейся ситуации я тоже не могу.»¹¹.

Российская экспансия на Кавказ была предопределена экономическими и идеологическими интересами, а также соображениями безопасности¹². После завершения войны на Кавказе с 1870 по 1880 год по данным Ставропольской казенной палаты, излишки доходов от Северного Кавказа составляли 16 млн. рублей, т. е. в среднем 1,6 млн. рублей в год. Тем не менее, налоговые сборы неуклонно продолжали увеличиваться. С 1887 по 1905 гг. сумма налогов выросла с 228,1 до 678,8 тыс. рублей, то есть увеличилась за эти годы почти в три раза. В переводе на землю подымная подать в Терской области достигла в 90-х гг. до 70 коп. за десятину, а в это время во внутренних губерниях страны она была не более 17 коп., или в 4 раза меньше. По мере расширения аппарата колониального управления все более возрастали сборы: дорожные, квартирные, воинские и другие. С 1892 по 1904 год они увеличились почти в 2,5 раза, достигнув огромной суммы – 3,9 млн. рублей. Очень выросли также недоимки – от 245,8 тыс. в 1896 до 623,7 тыс. рублей в 1905 г., т. е. увеличились за десять лет более чем в два раза¹³.

Кавказская война (1817–1864 гг.), продолжавшаяся 47 лет, была связана с присоединением Чечни, Дагестана и Северо-Западного Кавказа к царской России в ходе её борьбы против турецкой и иранской экспансии, поощряемой Англией и другими западноевропейскими державами. Но её истоки следует искать в середине XVI века, когда Россия приступила к серьёзным внешним территориальным завоеваниям. Пётр I был первым из российских царей, кто по-настоящему оценил стратегическое и экономическое значение Кавказа в деле создания и укрепления Российской империи. Именно в эпоху Петра I Россия в борьбе за Северный Кавказ стала серьёзно и активно вступать в военные конфликты с Турцией, Ираном и горцами. Активизация колониальной экспансии России в XVIII веке стала возможной благодаря росту её военного и экономического потенциала.

Локальный уровень формирующегося геополитического пространства Северного Кавказа был обусловлен промежуточным положением местного населения между воюющими державами, что заставило их занимать более или менее четкие политические позиции. Северный Кавказ представлял собой крайне важный стратегический узел, т. к. народы, его населяющие, обладают огромной социальной динамикой, древнейшими геополитическими традициями¹⁴. Покорение северо-кавказских земель оказалось для России делом чрезвычайно сложным и длительным. Такого сопротивления, какое оказали русским войскам горцы, российским правителям ещё не приходилось встречать при подчинении тех или иных территорий¹⁵.

Расширение пространства империи и включение в её состав стратегически важных областей было психологическим императивом для русского дворянина, императивом, не требующим, как правило, морального оправдания. В «Русской Правде» декабриста П.И. Пестеля преобладают два важных тезиса по поводу положения на Кавказе: во-первых, «буйство и хищничество», представляющие опасность для сопредельных областей, и, во-вторых, экономическая нецелесообразность существования плохо хозяйствующих горцев в потенциально богатом крае. Пестель предлагал разделить кавказские народы на два разряда, мирных и буйных. Первых предполагалось оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силой переселить во внутренние губернии России, раздробив их малыми количествами, по всем русским волостям. Также предполагалось раздать русским переселенцам отнятые у прежних «буйных жителей» земли…¹⁶

У другого автора декабристской конституции – Никиты Михайловича Муравьева, либерала и гуманиста, подход к национальному строительству вполне соответствует основополагающему постулату Пестеля «Все племена должны быть слиты в один народ»¹⁷.

Записки о кавказских делах, написанные различными людьми, раскрывали суть происходившего во время Кавказской войны и, возможно, заставляли задуматься над альтернативными путями решения конфликта. Некоторые авторы осмеливались выражать замечания по поводу политики, проводимой на Кавказе, которые явно не соответствовали официальным взглядам. Один из таких документов был составлен флигель-адъютантом князем Г.Г. Гагариным (1810–1893). Он принимал участие в Кавказской войне и составил собственное представление об этом крае и его жителях. В 1844 году он написал письмо военному министру князю А.Ч. Чернышёву, которого знал лично, с изложением своих мыслей и оценок по поводу политики России в отношении народов Кавказа. В письме Г.Г. Гагарин рассматривал целесообразность присоединения Кавказа к России и то, какие экономические выгоды может извлечь государство, обладая этим краем. Здесь же Гагарин даёт нелестный отзыв о русской администрации в крае, считая многих чиновников виновными в том, что горские народы считали для себя большим злом находиться в их подчинении. С письмом князя ознакомился лично Николай I, о чём в своём ответе уведомил его (Гагарина) военный министр А.И. Чернышёв¹⁸. Приведём небольшую выдержку из письма Гагарина: «.Я часто спрашивал себя: с какой целью наши первые завоеватели проникли в этот лабиринт бездонных пропастей и скал? На это возражают обыкновенно: горец разоряет равнину и заслуживает наказания. Положим так. Но что значит грабительство редких набегов, воровство лошадей и скота в сравнении с грабительством наших собственных чиновников, которые беспощадно и безнаказанно грабят во все стороны? Правосудие, кажется, требовало, чтобы с них начать. При всём недостатке к нам уважения и доверчивости не можем ли мы привязать к себе кавказские племена, заставив их найти собственную очевидную выгоду в нашем владычестве.»¹⁹. Князь Г.Г. Гагарин стремился представить Кавказ в роли колонии Российской империи, которая приносила бы экономические выгоды. Г.Г. Гагарин явно желал, чтобы край был бы не объектом растрат России, но источником её обогащения, как, например, Индия для Англии. Рассматривая эту сторону вопроса, он писал: «…Находясь между двумя морями, Кавказ по самому положению своему, не создан ли для произведения и вывоза? Огромные предприятия, руководимые правительством или преданные частным обществам под надзором правительства, занимали бы и содержали целые населения.»²⁰.

Главной и наиболее прочной опорой государственного единства Ф.Ф. Кокошкин считал осознание всем населением общности его политических интересов. «Для того чтобы такое сознание могло развиваться и крепнуть, – писал он, – не нужно ни этнографической, ни культурнобытовой однородности всего государства, но необходимо, чтобы интересы одних его частей не приносились в жертву интересам других, чтобы объединение было выгодно для всех и чтобы оно не препятствовало широкому удовлетворению местных нужд. А там, где местные нужды могут быть удовлетворены лишь путем местного законодательства, правильное отношение между государством и его частями может быть достигнуто лишь установлением автономии, и она в этом случае является необходимым средством для сохранения и упрочения государственного единства». По мнению Ф.Ф. Кокошкина, как бы ни была широка автономия какой-либо подчиненной области, законодательная власть русского монарха стояла выше этой автономии, и в этом заключалось достаточное обеспечение преобладания общерусских интересов, над какими бы то ни было местными, партикуляристическими стремлениями. Таким образом, автономия в России всегда играла особую роль, поскольку служила своеобразным способом сохранения ее единства²¹.

Идея разделения России на самоуправляющиеся области вовсе не была такой уж неожиданной и в среде русских консерваторов. Нечто подобное предлагал в своих дневниковых записях и Меньшиков, указывавший на то, что в идеале еще при Александре II следовало бы разделить Россию на самоуправляемые области по образцу Соединенных Штатов. «На месте царя, – писал Меньшиков, – я строго отделил бы царские обязанности, от не царских. Разделил бы Россию на сто автономных земель – штатов и возложил бы на них всю ответственность за их судьбу. На себя возложил бы только защиту государства, но зато работал бы как неукротимый лев в погоне за добычей». А другой националист, Строгонов, советовал «расчленить территорию империи на более мелкие административные единицы, предоставить местным органам большую инициативу, сократить штаты чиновников, выдвинув молодых и перспективных начальников взамен старых»²².

По сравнению с присоединением к России Закавказья включение в состав Российской империи Северного Кавказа имело свои особенности. Царизм не опасался здесь прямого иностранного вмешательства и надеялся быстро подчинить своему владычеству разобщённое и политически расчленённое до крайней степени местное население. Поэтому на Северном Кавказе более резко выявлялся завоевательный характер политики царизма и принимал более грубые формы колониальный произвол царской администрации²³. Россия, заинтересованная в утверждении за собой земледельческих окраин и выгодного владения ими, пополнения народонаселения, создания новых отраслей труда в народном хозяйстве и внедрения новых технологий в обрабатывающей промышленности, считала, что наилучшим средством для этого является их колонизация, по возможности, одновременно военная и земледельческая. Это, в свою очередь, порождало экспроприацию земель у местного населения, что неизбежно вело к возникновению конфликтных ситуаций²⁴.

Военные поселения на Кавказе не составляли округов и создавались как отдельными селениями, так и при постоянных штаб – квартирах полков и батальонов. Первые подчинялись командирам ближайших линейных батальонов, вторые – командирам тех полков и батальонов, «коим штабы принадлежат». Для «непосредственного надзора» в поселения назначались смотрители из обер-офицеров. Поселяне рассматривались законодателями не как собственники, а только как пользователи всем тем, что они получили при водворении. Только в 1839 году, по настоянию Е.А. Головина, наконец был введен принцип добровольности при переводе в военное поселение на Кавказе. По – видимому, императора убедили слова Е.А. Головина, что «оставление выслуживших 25 лет солдат на Кавказе противу желания их, может иметь и на молодых солдат невыгодные впечатления и породить в них уныние, представляя в будущем всегдашнюю разлуку с родиною». При водворении каждый поселянин получал пару волов, корову и 6 овец; земледельческие орудия, а также семена и домашнюю утварь стоимостью 320 рублей. В поселениях при штаб-квартирах эта цифра составляла 160 рублей. В течение полутора лет, которые отводились для налаживания хозяйства, поселяне и их семьи получали казенный провиант. Кроме того, во время работ на строительстве домов, расчистке и вспашке полей они получали мясную и винную порции. Был декларирован принцип лишения звания «военный поселянин» только по суду²⁵.

К середине 1840-х годов руководство убедилось в бесплодности попыток расширить и укрепить сеть военных поселений на Кавказе. В январе 1846 года было высочайше повелено «зачислить в казачьи поселения находящихся вблизи их военные поселения на Кавказе». Сравнивая военные поселения на Кавказе с поселениями и округами пахотных солдат в других регионах страны, необходимо отметить их значительные отличия. Во-первых, поселения создавались не во внутренних губерниях, а на окраинах и были призваны играть роль опорных пунктов при колонизации края. Во-вторых, учитывая эту особенность, правительство освободило военных поселян от уплаты оброка или продовольственного снабжения войск. Следовательно, в сословной стратификации государства они ближе всего находились к казачеству. Не случайно, что некоторые военные поселения на Кавказе со временем были присоединены именно к казачьим станицам. В-третьих, поселялись отставные нижние чины, а не регулярная армия или крестьяне. В-четвертых, поселения на Кавказе довольно быстро возникали и также быстро ликвидировались, т. е. не отличались стабильностью функционирования, как в других регионах страны. История военных поселений свидетельствует, что руководство достаточно четко контролировало обстановку в крае. Можно предположить, что государственная система не утратила возможностей определенных корректировок и совершенствования методов управления в рамках самодержавия²⁶.

Повышенная нестабильность и конфликтогенность присоединённого к Российской империи региона во второй половине XIX – начале XX века была обусловлена сочетанием следующих основных факторов: 1) инерцией и последствиями Кавказской войны (эта война, как и любая другая, помимо непосредственных трагических итогов, имела и более отдалённые негативные следствия – она на многие годы породила отчуждённость и недоверие между бывшими противниками); 2) конфессиональными, культурными, психоментальными различиями между коренным населением региона и представителями метрополии; 3) столкновением на Кавказе интересов России с интересами других государств, например, Турции, не терявшей надежд на укрепление своего влияния в регионе, направлявшей сюда своих эмиссаров для антироссийской агитации и деятельности; 4) неразрешённостью земельного вопроса, крайне обострённого ввиду недостатка плодородных земель, необоснованным привлечением властями в край значительного числа переселенцев из центральных губерний, конфискацией в пользу казны лесов и земель, часть которых была отведена русским офицерам, местной знати и, главным образом, казачьим войскам; 5) внутриполитической нестабильностью в самой России, любое усиление социально-политического напряжения в центре империи (например, события 1905–1907 гг.) неминуемо откликались волнениями на периферии, в частности – на Кавказе)²⁷. Политика инкорпорации земель в состав России столкнулась с различной степенью экономического, политического и культурного развития народов. Инкорпорация понимается в данном случае как более полное объединение под началом центральной власти, включение национальных окраин в единую систему правления, характерную для внутренних губерний России²⁸.

Европейский пример формирования государства – нации не имеет объективных оснований для утверждения в России. Насильственные методы в политике царского правительства встретили отпор со стороны кавказских горцев. Можно выделить некоторые направления в политике самодержавия в национальных районах: во-первых, унификация системы управления; во-вторых, формирование государственного языка в стране и вытеснение, в связи с этим из школ, прессы, местных языков и замена их русским; в-третьих, конфессиональные ограничения²⁹. Религия сохраняла своё значение в качестве главного критерия отличия русских от «инородцев». Считалось, что тип вероисповедания говорит многое об основных качествах народа и позволяет предсказать его поведение. Русская «цивилизация», обычно считавшаяся отсталой по сравнению с Западом, воспринималась «передовой» по отношению к «диким» кавказским горцам³⁰. Инородцы и иностранцы являлись особыми категориями жителей Российской империи. Неравенство прав подданных империи и иных категорий лиц, к коим относились инородцы и иностранцы, было достаточно велико. Так называемое исключительное положение обязывало административную власть (государственные учреждения) устанавливать определенные пределы гражданской свободы. Ограничению подлежал целый ряд прав и свобод. Увеличивались сроки задержания и заключения под стражу. Ограничивалась свобода передвижения и т. д.³¹.

Государство состоит из народа и ведётся правительством; и правительство призвано жить для народа и черпать из него свои живые силы, а народ должен знать и понимать это, и отдавать свои силы общему делу. Обычное государство разрешает: думай сам, веруй свободно, строй свою внутреннюю жизнь, как хочешь; тоталитарное государство требует: думай предписанное; строй свою внутреннюю жизнь по указу³². Народ – не любое соединение людей, а соединение многих людей, связанных между собой согласием в вопросах права и общностью интересов³³. Главная задача любого государства – обеспечение достойного человеческого существования своих граждан. Объективное существование государства как политической формы организации общества и машины для подавления воли отдельных индивидов предполагает ограничения их прав, так как невозможно добиться должной реализации прав одновременно всех лиц и прав государства³⁴. «Национальная политика» в Российской империи была полностью подчинена интересам государства, осуществлялась в целях обеспечения государственной безопасности – как внутренней (сохранение стабильности и порядка), так и внешней³⁵.

В жизни любого государства могут возникнуть такие моменты, когда спокойствие признается недостаточным и поэтому, в основном восполняется временными исключительными мерами. Сущность последних заключается в расширении пределов власти административных учреждений и в ограничении гражданских свобод. Однако в России эти чрезвычайные меры становились на окраинах постоянным атрибутом властных структур, что только частично снимало напряжение в обществе, но порождало глухое и нарастающее сопротивление, которое выливалось в целую череду актов неповиновения, выраженных в разных формах, вплоть до крупных восстаний и требований отделения от государства.

В дореволюционной России широко практиковалось предоставление законодательством особых полномочий отдельным органам административной власти. Из всех чрезвычайных полномочий, предоставляемых исключительным законодательством администрации, на практике наиболее важное значение имели: право издания в порядке охраны обязательных постановлений; право административной высылки и ссылки, и, наконец, право производства арестов, обысков и выемок в порядке охраны общественного спокойствия³⁶. Полицейское начальство на Кавказе все время добивалось узаконения применения телесных наказаний. В 1888 г. оно добилось даже «одобрения» их общественным приговором представителей ряда селений. Для убеждения народа в обоснованности применения телесных наказаний царская администрация прибегала к использованию религии и ее служителей. Начальник Грозненского округа в 1896 г. писал начальнику Терской области о том, что применение наказания розгами будто бы согласуется с правилами шариата и адата³⁷.

Группа членов третьей Государственной Думы умеренно-правого направления (националисты), считала необходимым признание бесцельного притеснения инородческих элементов на окраинах, безусловно, вредным, высказывалась за предоставление хозяйственного самоуправления инородцам на окраинах…³⁸. До 1906 года «инородцы» не имели законной возможности представлять на имперском уровне свои интересы. В связи с созданием российского парламента впервые регионы и народы страны получили выборное представительство, Государственная дума стала важнейшим фактором развития политической культуры народов Российской империи и способствовала формированию новых политических элит. С появлением Государственной думы политическая жизнь Российской империи приобретает новое, достаточно четкое оформленное региональное измерение. Проблемы национального равноправия гражданских свобод, вопросы, связанные с региональным демократическим самоуправлением, дискриминацией по религиозному признаку, все эти позиции отстаивали в Думе депутаты Т.Э. Эльдарханов (I и II созыв), И.П. Покровский (II и III созыв), М.А. Караулов (II и IV созыв) от Терской области; И.И. Гайдаров (III созыв), М.М. Далгат (IV созыв) от Дагестанской области и Закатальского округа.

Ярким представителем молодой горской интеллигенции явился депутат Т.Э. Эльдарханов. По своим взглядам он был близок к кадетам, открыто поддерживал в Думе их законопроект о гражданском равенстве и совершенно не желал никаких кровопролитий, и смуты. В III Думу, благодаря активной контр агитации администрации, Т.Э. Эльдарханов не прошел на выборах. Хотя ввиду своей малочисленности депутаты от Северного Кавказа не могли кардинальным образом влиять на ход парламентских дискуссий и результат голосования, их важнейшей заслугой стало привлечение внимания к проблемам северо-кавказских народов³⁹.

Бывший туркестанский генерал-губернатор Субботич, исходя из своего личного опыта деятельности в условиях чрезвычайных правовых режимов, отмечал: «Из своей административной службы я вынес на этот счет одно только впечатление: всякое чрезвычайное положение, кроме вреда для местного населения, для государства и для власти, ничего более не приносит. Оно дает простор произволу, оно вызывает чрезвычайное озлобление. Оно толкает всякого, даже самого благонамеренного обывателя в ряды недовольных. Оно ужасно еще и тем, что дает страшную силу в руки низших агентов администрации.»⁴⁰.

Гегель определяет государство, как осуществление нравственной идеи. Нравственная идея, представляющая высшее сочетание свободы с разумным порядком, составляет природу государства, или внутреннюю цель, которую оно осуществляет в своём устройстве. Нравственный закон, вообще, есть предписание делать добро. Этот закон, освящаемый религией, истекает из разумной природы человека. Коренное различие состоит в том, что нравственный закон обязывает, а не принуждает; государственный закон обязывает и принуждает. Нравственным же называется только то действие, которое исполняется свободно, а не то, которое вынуждают исполнять. Очевидно, следовательно, что государственный закон не может быть основан на чистом нравственном законе⁴¹. Необходимо понять, что справедливость не даётся в готовом виде, и не водворяется по рецепту, а творчески отыскивается, взращивается самой жизнью. Представителям различных народов Российской империи от законов следовало требовать: 1. Чтобы они не устанавливали несправедливых привилегий – бесправия, угнетения, уравнения. 2. Чтобы установленные привилегии заведомо не попирали справедливость. 3. Чтобы вводились такие способы применения права (в управлении, самоуправлении и суде), которые гарантировали бы ограждение от произвольного и не предметного применения закона⁴².