Текст книги "Машина Любви"

Жаклин Сьюзанн
Машина любви

Jacqueline Susann

THE LOVE MACHINE

© А. Е. Герасимов, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

* * *

Кэрол Бьеркман посвящается

Пролог

Человек создал машину

Машина не ведает любви, ненависти и страха; она не подвержена язвам, сердечным приступам и душевным волнениям.

Возможно, человек способен выжить, лишь превратившись в машину.

Некоторым это удается.

Человекообразная машина часто управляет обществом: диктатор – это машина власти. Художник может стать машиной таланта.

Иногда эта метаморфоза происходит незаметно для самого индивидуума.

В первый раз, возможно, она случается, когда человек говорит себе: «Мне больно», а его подсознание отвечает: «Если выбросить из жизни все чувства, боль исчезнет вместе с ними, и я стану неуязвим».

Аманда рассмеялась бы, услышав нечто подобное о Робине Стоуне, – она любила его.

Робин Стоун был красивым мужчиной.

Он умел улыбаться одними губами.

Он умел думать, не испытывая эмоций.

Он умел заниматься любовью с Амандой.

Робин Стоун был Машиной любви.

Часть первая. Аманда

Глава 1

Понедельник, март 1960 г.

В девять часов утра она стояла в льняном платье на ступенях перед «Плазой», дрожа от холода. Костюмерша подошла к Аманде, чтобы поправить складки платья. Фотограф воспользовался паузой, чтобы перезарядить камеру. Парикмахер зафиксировал лаком выбившуюся прядь волос, и съемки возобновились. Толпа любопытных была счастлива – ей удалось увидеть известную фотомодель замерзающей в легком летнем платье на холодном мартовском ветру. Заснеженные холмы Сентрал-парка, напоминавшие о недавней метели, делали зрелище еще более удивительным. Зеваки в теплой зимней одежде не испытывали обычной зависти к продрогшей девушке, которая за одно утро зарабатывала больше, чем любой из них получал за неделю.

Аманда не замечала зрителей. Она думала о Робине Стоуне. Иногда это помогало ей, особенно после чудесной ночи, проведенной с ним.

Сегодня мысли Аманды не утешали ее. Ночью она спала одна. От Робина не было вестей. В субботу он должен был прочитать лекцию в Балтиморе, а в воскресенье – произнести речь на обеде в Филадельфии. «Я начну в семь часов, а к десяти вернусь в Нью-Йорк, – обещал он. – Мы пойдем в „Улан“ и съедим по гамбургеру». Она просидела до двух часов ночи, не снимая макияжа. Он даже не позвонил.

Фотограф закончил съемку. Администратор группы поспешил к Аманде с шубой и термосом. Она зашла в отель и опустилась в глубокое кресло, стоявшее в вестибюле. Отпила кофе. Льдинки в ее венах начали оттаивать. Слава богу, остальные снимки предстояло сделать в помещении.

Она допила кофе и поднялась в люкс, снятый для съемок. Одежда висела в шкафу. С помощью костюмерши Аманда сняла льняное платье и надела «домашние» летние слаксы. Подложила в лифчик подкладки, увеличивающие грудь, проверила макияж. Когда Аманда провела гребнем по своим мягким, густым каштановым волосам, послышался треск электрических разрядов. Вчера она помыла волосы и распустила их – Робину это нравилось. Днем ее ждали трехчасовые съемки для «Олвисо косметикс». Парикмахер, вероятно, изменит прическу. Джерри Мосс настаивал на том, чтобы Аманда собирала волосы на затылке, – по его мнению, тогда фотографии получались более эффектными.

В одиннадцать часов Аманда удалилась в ванную, чтобы надеть свою собственную одежду. Она вынула из сумки футляр с зубной щеткой и пастой. Тщательно почистила зубы. Сегодня она снималась для рекламы летней губной помады «Олвисо». Спасибо Господу за идеальные зубы. Спасибо Господу за волосы. И за лицо. У Аманды были прекрасные длинные ноги, узкие бедра, хороший рост. Только в одном Господь сплоховал. Аманда с горечью посмотрела на подкладки, лежавшие в лифчике. Подумала о женщинах, которые будут рассматривать фотографии, – о секретаршах, домохозяйках, толстоногих пышках. Все они имели груди и принимали это как должное. Аманда была плоскогрудой, как мальчик.

Для фотомодели это оказалось достоинством. Только не в личной жизни. Аманда помнила смятение, охватившее ее, когда у двенадцатилетних подруг стали появляться выпуклости. Она прибежала к тете Розе. Та засмеялась: «Погоди, милая, они у тебя еще вырастут, только бы они не были такими большими, как у меня!»

Но они так и не появились. Когда Аманде исполнилось четырнадцать лет, тетя Роза сказала: «Милая, Господь дал тебе красивое лицо и светлую голову. Важно, чтобы мужчина любил тебя саму, а не твою внешность».

Эти рассуждения казались Аманде разумными, когда она слушала на кухне тетю Розу. Никто из них двоих не предполагал, что Аманда окажется в Нью-Йорке и встретит там тех людей, среди которых протекала теперь ее жизнь.

К их числу относился Певец – мысленно Аманда всегда называла Билли только этим именем. Когда они познакомились, ей было восемнадцать, она недавно начала сниматься. Учась в школе, Аманда слушала его пластинки. В двенадцать лет простояла два часа в очереди, чтобы попасть на концерт, который Билли давал в местном кинотеатре. Аманда была потрясена, увидев его на вечеринке. Еще более невероятным показалось ей то, что он выделил ее среди прочих девушек. «Это была любовь с первого взгляда!» – сказал позже Билли одному репортеру. С этого вечера она стала его постоянной спутницей. Аманда еще не была знакома с таким стилем жизни – премьеры в ночных клубах, лимузин с шофером, свита поклонников, поэты, менеджеры, пресс-секретари. Все эти люди тотчас приняли ее в свою семью. Эффектное ухаживание Билли и внезапное внимание прессы удивили Аманду. Фотографы снимали их, когда Билли держал ее за руку или целовал в щеку. На пятый день после знакомства они оказались в его люксе.

Аманда никогда не видела люкса в «Уолдорф Тауэрс». Она все еще жила в «Барбизоне» – отеле только для женщин. Она замерла в центре комнаты, уставясь на цветы и бутылки со спиртным. Билли поцеловал ее, ослабил галстук и кивнул в сторону спальни. Она послушно пошла за ним следом. Он снял рубашку и расстегнул брюки.

– Ну, детка, раздевайся, – сказал Билли.

Когда Аманда осталась в одних трусиках и лифчике, ее охватила паника. Билли подошел к девушке и начал целовать ее губы, шею, плечи, одновременно расстегивая пальцами лифчик. Он упал на пол. Билли, не скрывая своего разочарования, отступил на шаг назад.

– Господи, детка, надень его обратно. – Он опустил глаза и засмеялся: – Мой приятель сморщился от изумления.

Она надела лифчик, потом – все остальное и убежала из отеля. На следующий день Билли прислал Аманде цветы. Он постоянно звонил девушке, преследовал ее. Она сдалась. Они провели вместе три чудесные недели. Она спала с ним, но лифчика не снимала.

Потом певец улетел на Западное побережье и больше не звонил Аманде. Напоследок он подарил ей для очистки совести норковую шубу. Аманда запомнила, каким изумленным стало лицо Билли, когда он обнаружил, что ему досталась девственница.

Фотографии Аманды, появившиеся в прессе, сделали свое дело – ей позвонили из агентства Ника Лонгворта. Она подписала контракт. Так началась ее карьера фотомодели. Сначала она зарабатывала двадцать долларов в час. Сейчас, по прошествии пяти лет, Аманда входила в десятку ведущих американских фотомоделей. Ей платили шестьдесят долларов в час. Ник Лонгворт заставлял ее изучать журналы мод, учиться искусству красиво одеваться, совершенствовать походку. Она перебралась из «Барбизона» в красивую квартиру, расположенную в престижном Ист-Сайде, где проводила вечера – чаще всего одна. Аманда купила себе телевизор и завела сиамского кота. Она была поглощена работой и изучением журналов…

Робин Стоун ворвался в ее жизнь на благотворительном балу. Аманду с пятью манекенщицами пригласили туда для участия в демонстрации моделей одежды. Входной билет стоил сто долларов. Публика танцевала и развлекалась в Большом зале «Уолдорфа». Там собрались сливки нью-йоркского общества. Одно обстоятельство выделяло это благотворительное мероприятие из череды ему подобных: возглавляла оргкомитет миссис Грегори Остин. Бал миссис Остин освещался не только прессой, но и местной телекомпанией Ай-би-си. Удивляться этому не приходилось: Ай-би-си принадлежала мистеру Остину.

Большой зал «Уолдорфа» был переполнен. Аманда и пять манекенщиц присутствовали на балу в качестве «платных гостей». Они сидели за столом со своими кавалерами, приглашенным Ай-би-си. Мужчины были хороши собой и обладали прекрасными манерами. Сначала они поддерживали светскую беседу, но скоро перешли на обсуждение телепередач. Аманда едва прислушивалась к их беседе. Она тайком поглядывала на столик, за которым сидела со своими друзьями миссис Остин. Аманда узнала Джудит Остин по газетным фотографиям. Девушка обрадовалась, заметив, что ее волосы были того же оттенка, что и у миссис Остин. Аманда решила, что миссис Остин около сорока лет. Изящная, элегантная, сдержанная жена хозяина Ай-би-си была очень красива. Когда Аманда осваивала искусство красиво одеваться, она подражала таким женщинам, как миссис Остин. Конечно, она еще не имела возможности покупать платья, которые носила Джудит, но их копии были ей доступны.

После обеда Аманда отправилась в гардеробную, чтобы подготовиться к показу мод. Возле подиума появились операторы Ай-би-си. Шоу должно было пойти в прямой эфир. Когда Аманда сидела с манекенщицами в комнате, в дверь постучали. Она увидела Робина Стоуна.

Девушки представились ему. Когда Аманда назвала свое имя, он записал его и вопросительно посмотрел на нее. Она улыбнулась:

– Просто Аманда, и все.

Их глаза встретились, и он улыбнулся. Робин шагнул к следующей девушке, чтобы записать, как ее зовут. Аманда не отводила от него взгляда. Он был очень высок. Аманде понравилось, как он двигается. Она несколько раз видела его на телеэкране. Аманда вспомнила, что недавно ему присудили Пулицеровскую премию по журналистике. В жизни он выглядел лучше, чем на телеэкране. У него были густые темные волосы с красивой серебристой проседью. Но сильнее всего Аманду потрясли его глаза. В какой-то миг он оценивающе посмотрел на нее. Затем Робин непринужденно улыбнулся, сверкнув зубами, и покинул гардеробную.

Аманда решила, что он, вероятно, женат на женщине вроде миссис Остин. К окончанию шоу Аманда уже представила себе двух детей Робина, похожих на него.

Когда она переоделась, Робин постучал в дверь гардеробной.

– Привет, мисс Без Фамилии, – усмехнулся он. – Вас ждет мистер Без Фамилии или вы свободны и можете выпить со мной пива?

Она отправилась с Робином в «Пи. Джи.». Потягивая кока-колу, Аманда изумленно наблюдала за ним: Робин оставался абсолютно трезвым после пяти бокалов водки. Она отправилась домой к Робину без единого намека или приглашения с его стороны. Все было сказано пожатием руки.

Она была точно загипнотизирована. Аманда перешагнула порог его квартиры, встала перед ним и начала раздеваться, ни о чем себя не спрашивая. Когда Аманда замерла, не решаясь снять лифчик, Робин шагнул к ней и сам снял его.

– Ты разочарован? – спросила она.

Он швырнул лифчик в дальний угол комнаты. Обнял Аманду, потом, наклонившись, стал целовать ее соски. Впервые мужчина делал с ней это. Дрожа, Аманда обхватила его голову своими руками…

В эту первую ночь Робин овладел ею с нежностью. Потом прижал Аманду к своему влажному телу и спросил:

– Хочешь быть моей девушкой?

Вместо ответа она прильнула к нему еще сильнее. Он немного отстранился. Его ясные голубые глаза изучали ее лицо. Робин улыбнулся одними губами. Глаза его оставались серьезными.

– Никаких обязательств, обещаний, вопросов – с обеих сторон. Договорились?

Она кивнула. Затем он снова начал любить ее одновременно нежно и неистово. Потом, обессиленные и счастливые, они оба лежали на спине. Аманда бросила взгляд на часы, стоявшие на тумбочке. Три часа! Она поднялась с кровати. Робин схватил ее за руку:

– Куда ты?

– Домой…

Он сжал ее запястье. Аманда вскрикнула от боли.

– Когда ты спишь со мной, ты остаешься у меня до утра. Ты не уходишь!

– Но я должна уйти. У меня с собой только вечернее платье.

Он отпустил руку Аманды, встал и начал одеваться.

– Тогда я буду спать у тебя.

– Боишься спать один? – улыбнулась она.

Его глаза потемнели.

– Не говори этого! Я сплю один. Но если я ложусь в постель с девушкой, я сплю с ней!

Они отправились в ее квартиру. Робин снова любил там Аманду. Засыпая в его объятиях, она была так счастлива, что жалела всех женщин, которые никогда не узнают Робина.

С той ночи прошло три месяца, и теперь даже Слаггер, сиамский кот Аманды, признал Робина и ночью лежал у него в ногах.

Робин зарабатывал не очень много и часто уезжал на уик-энды читать лекции, чтобы увеличить свои доходы. Аманда не переживала по поводу того, что они не ходят в «Колони» и «21». Ей нравилось в «Пи. Джи.», «Улане», «Маленькой Италии». Она любила ходить с ним в кино. Безуспешно пыталась понять различие между демократами и республиканцами. Иногда она сидела в «Улане» несколько часов, пока Робин разговаривал о политике с Джерри Моссом. Джерри жил в Гринвиче. Его агентство обслуживало «Олвисо косметикс». Благодаря дружбе Робина и Джерри эта фирма предложила Аманде участвовать в рекламе ее продукции.

Стоя перед зеркалом в ванной, она надела шерстяное платье. Потом вышла в гостиную люкса.

Разборный обеденный стол уже убрали из номера. Фотограф укладывал свои принадлежности в сумку. Его звали Иван Гринберг, он был другом Аманды. Она помахала на прощание рукой ему и людям, убиравшим платья. Потом девушка с длинными золотистыми волосами покинула номер и побежала по коридору.

В вестибюле она нашла телефон и позвонила на коммутатор. Робин ей не звонил. Она набрала его номер и услышала длинные гудки. Аманда повесила трубку. Господи, да где же он?

Глава 2

Он был в Филадельфии, в люксе отеля «Беллвью Стрэтфорд».

Он медленно просыпался, чувствуя, что утро уже кончилось. За окном ворковали голуби. Робин открыл глаза и тотчас вспомнил, где находится. Иногда, проснувшись в каком-нибудь мотеле, он не мог это сделать сразу. Комнаты во всех мотелях выглядели одинаково. Ему приходилось напрягаться, чтобы вспомнить название города и имя девушки, с которой он спал. Но сегодня он был один, и это был не мотель. Старая добрая Филадельфия, обед в честь «Мужчины года». Его поместили в настоящий люкс.

Робин протянул руку к сигаретам, лежавшим на тумбочке. Пачка оказалась пустой. В пепельнице не было ни одного длинного окурка. Робин увидел пепельницу, стоявшую на тумбочке с другой стороны кровати. Там лежали недокуренные сигареты со следами оранжевой помады на фильтре.

Сняв трубку телефона, он заказал концентрированный апельсиновый сок, кофе и пару пачек сигарет. Отыскал в пепельнице самый большой бычок, стряхнул пепел и закурил. В дальней пепельнице лежали более длинные окурки с оранжевой помадой. Он не коснулся их. Поднявшись с кровати, он выбросил содержимое этой пепельницы в унитаз. Глядя на то, как вода уносит окурки, Робин почувствовал, что этим актом он вычеркивает девушку из своей жизни. Кажется, она замужем. Он почти всегда мог понять это по тайной радости, которую испытывала женщина. Эта крошка провела его, возможно, потому, что была весьма высокого класса. Все равно это вариант на одну ночь. Пусть у их мужей болит голова. Усмехнувшись, он посмотрел на часы. Скоро полдень. Он успеет сесть на двухчасовой нью-йоркский поезд.

Сегодня они с Амандой выпьют за здоровье Грегори Остина, человека, избавляющего его от всех этих поездок. Робину было так же трудно поверить в это, как и в то, что Остин сам позвонил ему в субботу, в девять утра. Сначала Робин решил, что его кто-то разыгрывает – председатель правления Ай-би-си звонит какому-то репортеру! Грегори рассмеялся и предложил Робину набрать номер Ай-би-си. Робин сделал это. Грегори снял трубку после первого гудка. Не может ли Робин прямо сейчас приехать к нему в офис? Спустя десять минут Стоун уже появился в кабинете Остина. В полдень Робин должен был уехать на поезде в Балтимор.

Остин сидел один в своем просторном кабинете. Он предложил Робину стать шефом обзора новостей. Он также ждал от Робина свежих идей относительно расширения этого отдела. Робин сможет сам сформировать команду для освещения летних партийных съездов. Эта идея понравилась Робину. Но стать шефом обзора новостей? Название должности показалось ему загадочным. Морган Уайт был президентом редакции новостей. Рэндольф Лестер – вице-президентом. «Что означает этот титул?» – спросил Робин. «Пятьдесят тысяч долларов в год», – ответил Остин. Сейчас Робин получал вдвое меньше. Относительно названия должности Остин высказался следующим образом: «Пусть для начала оно звучит так, а там посмотрим, ладно?»

Начало было впечатляющим. Когда Остин узнал о том, что по контракту Робину предстоит читать лекции еще в течение года, он тут же позвонил в агентство, организующее лекции, а потом дал своему юристу указание заплатить неустойку и аннулировать договор. Остин мгновенно решил эту проблему. Робин должен не появляться на Ай-би-си в течение недели и не говорить никому о своем назначении. Он приступит к работе со следующего понедельника. Грегори Остин сам известит штат о новом назначении…

Робин налил кофе и закурил сигарету. Неяркое зимнее солнце светило сквозь окно гостиницы. Через неделю он начнет работать в Ай-би-си. Робин сделал глубокую затяжку. Выдохнув дым, он почувствовал, что его хорошее настроение улетучивается. Он погасил сигарету. Как зовут эту девушку с оранжевой помадой? Пегги? Бетси? Нет. Билли? Молли? Лилли? Черт с ней! Какое это имеет значение? Он отодвинул от себя чашку с кофе и откинулся на спинку кресла. Однажды, еще учась в Гарварде, он приехал на уик-энд в Нью-Йорк и посмотрел там спектакль «Леди в черном». Героиня постоянно напевала первые строчки какой-то песни и никак не могла вспомнить продолжение. То же самое иногда происходило с ним. Только это были не слова песни, а воспоминание, видение… Он ощущал его, хотя полностью зрительный образ ускользал от Робина. Он был близок к тому, чтобы вспомнить нечто важное, какой-то период счастья со страшным финалом. Это случалось редко. Ночью он испытал подобные мгновения дважды! Первый раз – когда девушка легла с ним в постель. У нее была нежная кожа и потрясающие груди. Он редко обращал внимание на груди. Сосать грудь – это проявление чего-то детского в мужчине. При чем тут секс? Это просто тоска по матери. Мужчина, прильнувший головой к большой женской груди, казался Робину слабым. Он любил ярких светлокожих блондинок – стройных, с упругим телом. Такие девушки его возбуждали.

Но девушка, которая спала с ним этой ночью, была брюнеткой с прекрасными большими грудями. Теперь он это вспомнил. При оргазме он что-то кричал. Но что именно? Обычно, занимаясь любовью с Амандой или какой-то другой девушкой, он не кричал. Робин точно знал, что в этот раз что-то вырвалось из его уст.

Он закурил сигарету и заставил себя подумать о новой работе, которая ждала его. Он получил целую свободную неделю. Ему есть что отметить.

Он взял в руки филадельфийскую газету, которую принесли вместе с завтраком. Увидел на третьей странице себя самого и лысого судью. Прочитал фразу, набранную крупными жирными буквами: «Робин Стоун, лауреат Пулицеровской премии по журналистике, телерепортер и лектор, прибыл в Филадельфию, чтобы поздравить судью Оукса, избранного „Мужчиной года“, и произнести речь на торжественном обеде».

Усмехнувшись, Робин налил себе еще кофе. Он приехал сюда вовсе не потому, что испытывал страстное желание почтить вниманием судью Оукса, о котором прежде и не слышал. Просто организаторы обеда заплатили лекционному агентству пятьсот долларов.

Робин отпил кофе, радуясь тому, что больше не будет читать лекции. Сначала все выглядело заманчиво. Он в течение года готовил выпуски новостей на местной телестудии Ай-би-си. Неожиданно его пригласил к себе Клайд Уотсон, глава лекционного агентства. Эта контора занимала целый этаж в новом здании на Лексингтон-авеню. Клайд Уотсон, восседавший за столом из орехового дерева, напоминал биржевика. Он делал все, чтобы жертва чувствовала себя комфортно.

– Мистер Стоун, почему лауреат Пулицеровской премии занимается новостями на местном телевидении? – с покровительственной улыбкой спросил Уотсон.

– Потому что я ушел из «Новерн пресс ассошиэйшн».

– Почему вы это сделали? Из-за того, что ваши материалы не публиковались в Нью-Йорке?

– Нет. Я не стремился к сотрудничеству с нью-йоркскими газетами. Мне не нужны бесплатные билеты в театры и оплаченные столики в ресторанах. Это не моя среда обитания. Я – писатель. Во всяком случае, считаю себя писателем. Но «НПА» позволяла любому редактору провинциальной газеты кромсать мои статьи. Иногда от них оставались лишь три строчки. Три строчки от колонки, на которую я потратил шесть часов. Писание дается мне нелегко. Эта работа отнимает у меня много сил. Какой-то тип мог отправить в корзину для мусора плод моих шестичасовых трудов…

Робин покачал головой. Казалось, он испытывает сейчас физическую боль.

– На Ай-би-си я занимаюсь анализом новостей, меня никто не редактирует. Я обладаю полной свободой действий.

Теперь Уотсон сопроводил свою улыбку кивком одобрения. Затем сочувственно вздохнул:

– Но за эту работу мало платят.

– Мне хватает на жизнь. Мои потребности весьма скромны – гостиничный номер, бумага для машинки. – Робин лукаво улыбнулся. – Я ворую ее и копирку у Ай-би-си.

– Пишете шедевр?

– Каждый автор так считает.

– Как вам удается выкраивать время для книги?

– Я работаю во время уик-эндов, иногда по ночам.

Сейчас на лице Уотсона не было улыбки. Он решил пустить в ход козыри.

– Вам, наверно, нелегко работать урывками. Нарушается течение мыслей. Не лучше ли оставить на год службу и полностью сосредоточиться на книге?

Робин закурил сигарету. Его взгляд, устремленный на Клайда Уотсона, выражал лишь легкое любопытство. Уотсон подался вперед:

– Вы могли бы читать лекции во время уик-эндов. Я уверен, мы можем запросить за одно выступление пятьсот или даже семьсот пятьдесят долларов.

– О чем я буду говорить?

– Тему выберете сами. Я читал ваши колонки.

Уотсон коснулся рукой папки с вырезками.

– Можете рассказать о забавных происшествиях, которые случались с вами, когда вы были корреспондентом. Добавьте что-нибудь злободневное. Пошутите. Обещаю, на вас будет большой спрос.

– Кто пойдет меня слушать?

– Посмотрите на себя в зеркало, мистер Стоун. Сейчас женские клубы приглашают артистов. Там уже насмотрелись на лысых профессоров и бесполых комиков. Своим появлением вы украсите жизнь провинциальных дам. Военный журналист, лауреат Пулицеровской премии. Вас завалят приглашениями в колледжи и на званые обеды.

– Но тогда у меня не останется времени на книгу.

– Отложите ее пока на полку. Забудьте о ней. Все равно при ваших нынешних темпах пройдут годы, прежде чем вы закончите эту работу. Почитав лекции в течение пары лет, вы скопите достаточно денег, чтобы год писать, не думая о заработке. А там – кто знает? – может быть, вас ожидает еще одна Пулицеровская премия, только уже по литературе. Вы ведь не намерены всю жизнь готовить обзоры новостей на телевидении?

Это звучало заманчиво. Несмотря на тридцать пять процентов комиссионных, удерживаемых агентством из гонораров, Робин охотно подписал контракт. Первая лекция состоялась в Хьюстоне. Пятьсот долларов. Сто семьдесят пять – агентству, триста двадцать пять – Робину. Он прочитал примечание к контракту, отпечатанное мелким шрифтом: расходы на транспорт и гостиницу – за счет лектора. Чистый доход от первой лекции составил тридцать три доллара. Когда Робин попытался расторгнуть договор, Уотсон невозмутимо улыбнулся. Платите неустойку. В течение года Робин летал в самолетах туристическим классом, с трудом втискивая свое тело в узкие кресла и проводя ночи в воздухе среди толстых теток и орущих младенцев. Жил в кошмарных мотелях. Филадельфийский люкс был редким исключением.

Робин обвел взглядом спальню. Прекрасное место для прощального выступления. Слава богу, что все кончено. Больше не будет ни перелетов в туристическом классе, ни пустой болтовни с гостями… Робин мог забыть свою лекцию, так крепко засевшую в его голове, что он, наверно, прочитал бы ее, даже будучи сильно пьяным. Аудитория смеялась в одних местах, хлопала в других – всегда в одних и тех же. В конце концов даже города стали казаться ему одинаковыми. Встречавшая Робина хорошенькая белозубая девушка из оргкомитета по окончании лекции осталась в клубе, чтобы обсудить с Робином творчество Беллоу, Мейлера и других современных писателей. После первого мартини он уже знал, что собеседница намерена забраться к нему в постель.

Робин побывал в сорока шести штатах. И вот теперь он – шеф обзора новостей.

Получив в агентстве несколько гонораров, он снял недорогую квартиру. Однако Робин проводил в ней мало времени. Там стоял письменный стол с большой пачкой бумаги и новой электрической пишущей машинкой, которую он купил вместо крошечной портативной. Работа в Ай-би-си занимала все дневное время, вечера и ночи он проводил с девушками, во время уик-эндов выступал в разных городах с лекциями. Теперь этой жизни пришел конец. Он будет работать на Ай-би-си, не жалея своих сил и экономя каждый цент зарплаты. И в конце концов напишет свою книгу.

Иногда Робин сомневался в своих литературных способностях. Пулицеровская премия еще ни о чем не говорит. Не каждый журналист несет в себе книгу. А он хотел написать книгу. Исследовать влияние войны на карьеры общественных деятелей – взлет Черчилля, появление на политической арене генералов – Эйзенхауэра, Де Голля. После этого он создаст политический роман. Робин мечтал о том дне, когда белые листы превратятся в завершенную рукопись, а книга станет осязаемой реальностью.

Материальный мир мало значил для Робина. Порой, видя, как радуется Аманда новой паре туфель, он удивлялся отсутствию у него самого тяги к обладанию вещами. Наверно, причина заключалась в том, что он никогда не знал нужды. Его отец умер, оставив Китти процентный доход с четырехмиллионного состояния. После ее смерти этот капитал будет поделен между Робином и его сестрой Лайзой. Очаровательная Китти получала в месяц двенадцать тысяч долларов и жила в свое удовольствие. Почему-то мысленно он всегда называл мать «очаровательной Китти». Она была красивой изящной блондинкой – черт возьми, сейчас волосы у Китти, возможно, уже рыжие. Два года назад, когда Китти уезжала в Рим, на голове у нее были светлые «перья». Робин усмехнулся. Для своих пятидесяти девяти лет она выглядела очень хорошо.

Годы детства, а также учебы в колледже были для Робина счастливыми. Его отец дожил до бракосочетания дочери, которое стало в Бостоне крупнейшим событием подобного рода. Лайза переехала в Сан-Франциско. Ее муж, носивший прическу «ежик», был одним из крупнейших на Западном побережье торговцев недвижимостью. Лайза воспитывала двух очаровательных малышей – господи, за пять лет он ни разу не повидал их. Лайзе было… она родилась, когда Робину исполнилось семь лет… значит, сейчас ей тридцать. Благополучная мать. А он по-прежнему холостяк. Ему это нравилось. Может быть, тут сыграл свою роль отец. Однажды он привел двенадцатилетнего Робина на площадку для гольфа.

– Отнесись к этой игре как к школьному предмету, скажем как к алгебре, которую тебе надо освоить. Ты должен стать хорошим игроком, сын. На площадках для гольфа заключено много важных сделок.

– Разве все, чему учится человек, должно помогать ему зарабатывать деньги?

– Да, конечно, если ты хочешь иметь жену и детей, – ответил отец. – В юности я мечтал стать вторым Кларенсом Дэрроу. Но, влюбившись в твою мать, решил заняться корпоративным правом. Я не могу пожаловаться на судьбу. Я стал очень богатым человеком.

– Но ведь тебе нравилось уголовное право, папа.

– Человек, имеющий семью, не всегда волен заниматься тем, чем хочет. На первом месте у него стоит долг перед женой и детьми.

Робин научился играть в гольф. В Гарварде он уже был одним из сильнейших игроков колледжа. Он хотел изучать искусство, а затем пройти курс журналистики. Отец восстал против выбора Робина. Он рассердился, узнав, что Робин читает Толстого и Ницше.

– Это не поможет тебе стать юристом, – заявил он.

– Я не хочу быть юристом.

Отец сердито посмотрел на Робина и вышел из комнаты. На следующий день Китти мягко объяснила сыну, что он должен дать отцу право гордиться им. Робину казалось, что «должен» – это единственное слово, которое он слышит от родителей. Он должен стать хорошим футболистом – это полезно для имиджа будущего адвоката. Он приложил максимум усилий, чтобы стать лучшим защитником гарвардской команды. В тысяча девятьсот сорок четвертом году Робин мог бы заняться изучением корпоративного права, но шла война, и он записался в ВВС, обещав отцу по возвращении домой завершить получение юридического образования. Но все сложилось иначе. Он участвовал во многих боевых действиях, получил звание капитана. Когда Робина ранили, его фото попало на страницы двух бостонских газет – его отец наконец-то мог им гордиться! Ранение было незначительным, но оно усугубило последствия старой футбольной травмы, и Робин надолго застрял в госпитале. Спасаясь от скуки, он начал писать о том, что видел на войне. Потом послал свой очерк другу, работавшему в «Новерн пресс ассошиэйшн». Так началась его карьера журналиста.

После победы его взяли в «НПА» штатным корреспондентом. Конечно, отец и Китти спорили с Робином. Его долг перед отцом – изучать юриспруденцию. К счастью, Лайза познакомилась с Ежиком, и вся семья сосредоточилась на приготовлениях к свадьбе. Спустя пять дней отец умер, играя в сквош. Что ж, такой уход из жизни пришелся бы отцу по вкусу, подумал Робин. Все обязательства перед семьей исполнены, плоть еще крепка.

Робин встал и подвинул сервировочный столик. Он принадлежал самому себе и не имел ни перед кем никаких обязательств. Робин был полон решимости сохранить это положение.

Он прошел в ванную и включил душ. Холодная вода быстро избавила его от легкого похмелья. Черт возьми, он пропустил занятие в гимнастическом зале. Забыл позвонить Джерри Моссу в Нью-Йорк и отменить встречу. Робин усмехнулся. Бедняга Джерри, вероятно, отправился в спортзал один. Джерри ходил туда только потому, что Робин заставлял его делать это. Тридцатишестилетний Джерри не заботился о своей физической форме.

Робин начал напевать. Вернувшись в Нью-Йорк, он сразу же позвонит Джерри и Аманде. Они встретятся в «Улане» и отметят начало его новой работы. Но он не назовет им свою должность – Грегори Остин сам преподнесет новость сотрудникам телекомпании.