Текст книги "Мегрэ ищет голову"

Жорж Сименон
«Мегрэ ищет голову»

Глава 1
Находка братьев Нод

Ночное небо едва начинало бледнеть, когда над палубой баржи показалась голова Жюля, старшего из двух братьев Нод. Вслед за головой появились плечи и вся его высокая, нескладная фигура. Он провел рукой по белесым растрепанным волосам, оглядел шлюз и набережные – Жемап по левую руку, Вальми по правую, – и лишь через несколько минут, за которые он успел выкурить сигарету, поеживаясь от свежести занимавшегося утра, на углу улицы Реколе в маленьком баре зажглась лампа.

В сумеречном свете фасад казался еще желтее, чем обычно. Хозяин бара Пополь, непричесанный, без воротничка, вышел на тротуар открыть ставни.

Нод спустился по сходням и, закуривая вторую сигарету, направился к бару. Когда его брат Робер, такой же высокий и худой, вынырнул, в свою очередь, из люка, в освещенном окне бара он увидел Жюля, облокотившегося на стойку, и хозяина, который подливал струйку спиртного ему в кофе.

Робер, по-видимому, ждал своей очереди. Теми же движениями, что у брата, он закурил сигарету. Когда старший вышел из бара, младший спустился с баржи, и они встретились посреди набережной.

– Я заведу мотор, – обронил Жюль.

Нередко они за весь день обменивались всего десятком фраз в этом роде. Их баржа называлась «Два брата». Они были женаты на сестрах-близнецах, и обе семьи жили на борту.

Робер занял место брата в баре Пополя, пропитанном крепким запахом спирта и кофе.

– Славный денек! – сказал Пополь, низенький толстяк.

Нод вместо ответа только взглянул в окно на начинавшее розоветь небо. Первыми в городском пейзаже оживали печные трубы; шифер и черепица крыш, так же как камни мостовой, были еще затянуты от холода последних часов ночи тонким слоем изморози, только начинавшим исчезать.

Послышалось покашливание дизеля. Позади баржи появились клубы черного дыма. Нод бросил монету на оцинкованную стойку, молча коснулся фуражки и снова перешел набережную. У шлюза появился служащий в форме. Где-то далеко, на набережной Вальми, были слышны шаги, но никого еще не было видно. Детские голоса доносились из внутреннего помещения судна, где женщины готовили кофе.

Снова появился на палубе Жюль, перегнулся на корме через борт, и по его нахмуренным бровям брат угадал, в чем дело. Они погрузили в Бовале тесаный камень, и им, как всегда, навалили несколько тонн лишних. Уже накануне, выходя из бассейна Ла-Вилетт в канал Сен-Мартен, они зачерпывали ил со дна.

Обычно в марте воды в канале хватало, но в этом году два месяца не было дождей, и приходилось быть осторожным.

Открылись ворота шлюза. Жюль встал к рулевому колесу, Робер спустился убрать швартовы. Винт пришел в движение и, как этого опасались оба, поднял со дна густую грязь.

Навалившись всем телом на багор, Робер старался оттолкнуть нос судна от берега. Вал, казалось, вращался вхолостую. Привыкший к подобному, шлюзовщик терпеливо ждал, похлопывая себя руками, чтобы согреться.

Раздался толчок, потом тревожный треск сцеплений, и Робер Под повернулся к брату, который заглушил мотор.

Ни тот, ни другой не понимали, что происходит. Винт не мог коснуться дна, так как его защищала выступающая часть руля. Должно быть, он в чем-то запутался, может быть, в старом канате, который лежал на дне канала. В этом случае им придется порядком повозиться, чтобы избавиться от него.

Робер направился на корму и багром старался достать до винта в помутневшей воде. Жюль пошел за багром поменьше. Его жена Лоране высунула голову из люка:

– Что случилось?

– Неизвестно.

Они принялись молча орудовать баграми вокруг остановленного винта.

– Нашел?

– Вроде…

– Кабель?

– Не знаю.

Жюль Нод зацепил что-то своим багром, через несколько мгновений предмет подался, и на поверхности воды появились новые пузырьки воздуха.

Он медленно поднимал шест, и когда вытащил крюк – показался странный пакет, обвязанный бечевкой.

Это была человеческая рука, полностью, от плеча до кисти. В воде она утратила свой естественный цвет и окостенела, как снулая рыба.

Депуаль, бригадир третьего полицейского участка, что на набережной Жемап, заканчивал свое ночное дежурство, когда в дверном проеме появилась долговязая фигура старшего брата Нод.

– Я стою выше шлюза Реколе с баржой «Два брата». Когда мы завели мотор, винт заело, и мы вытащили мужскую руку.

Депуаль уже пятнадцать лет служил в 10-м округе, и его реакция на сообщение была характерна для любого полицейского.

– Мужскую? – спросил он недоверчиво.

– Да, мужскую. Она поросла черным волосом и…

Из канала Сен-Мартен периодически вытаскивали мертвые тела, причиной находки почти всегда было движение судовых винтов. Чаще всего это были целые трупы, среди них нередко попадались мужчины: старый нищий, например, свалившийся в пьяном виде в канал, или субъект, пришитый соперничающей бандой.

Тела, разрубленные на части, попадались не так уж и редко – раза два-три в год в среднем, но, насколько мог вспомнить Депуаль, это всегда были женщины. В девяти случаях из десяти – проститутки самого низкого пошиба. «Убийство на почве садизма» – указывалось тогда в полицейских донесениях.

Полиция хорошо знала фауну квартала, всегда имела свежие списки темных и подозрительных личностей, и обычно достаточно было нескольких дней, чтобы арестовать виновного, если речь шла о грабеже или вооруженном нападении. Но очень редко ей в руки попадались убийцы такого сорта.

– Вы ее принесли? – спросил Депуаль.

– Руку-то?

– Где вы ее оставили?

– На набережной. Нам можно отчаливать? Нас ждут на Арсенальной набережной.

Не отвечая, Депуаль закурил, позвонил в дежурную часть полиции о случившемся, а затем набрал номер квартиры Магрена, квартального комиссара:

– Простите, что разбудил. Речники только что вытащили из канала руку… Нет, мужскую… Я тоже так подумал… Как?.. Да, он здесь. Сейчас спрошу.

Он повернулся к Жюлю, не выпуская трубки:

– Долго она, если судить по виду, пробыла в воде?

Нод-старший почесал в затылке:

– Смотря по тому, что вы называете долго.

– Очень разложилась?

– Не могу сказать. Думаю, пролежала дня два-три. Депуаль повторил в трубку:

– Два-три дня.

Потом все слушал, катая карандаш, распоряжения, которые ему давал комиссар.

– Можно нам идти в шлюз? – повторил Нод, когда Депуаль положил трубку.

– Пока нельзя. Комиссар сказал, что к барже могли пристать другие части тела, и мы рискуем их потерять, если вы уплывете.

– Но не могу же я там торчать вечно! Позади нас уже собралось четыре баржи.

Дежурный позвонил по другому номеру и ждал ответа.

– Алло!.. Виктор?.. Я тебя разбудил?.. А, ты уже завтракаешь? Тем лучше! У меня для тебя есть дельце.

Виктор Кадэ жил неподалеку, и редкий месяц проходил без того, чтобы его не пригласили на канал для выполнения служебных обязанностей. Этот человек извлек со дна Сены и парижских каналов огромное число всевозможных диковин, включая и человеческие тела.

– Сейчас! Только помощника предупрежу. Было семь утра. На бульваре Ришар-Ленуар г-жа Мегрэ, как всегда свежая и благоухающая, готовила на кухне завтрак, в то время как ее муж еще крепко спал. На набережной Орфевр в 6 утра на дежурство заступили Люкас и Жанвье, и первый из них выслушал по телефону донесение о находке в канале Сен-Мартен.

– Любопытно! – пробормотал он, адресуясь к Жанвье. – Из канала вытащили руку, и это не женская рука.

– Мужская?

– Какая же еще?

– Могла быть и детская.

Такой случай тоже был, единственный раз.

– Доложим шефу?

Люкас взглянул на часы и, поколебавшись, отрицательно покачал головой:

– Не горит. Дадим ему хоть выпить кофе. Без десяти восемь перед баржей «Два брата» собралась уже целая толпа, и постовой удерживал любопытных на известной дистанции от предмета, лежавшего на плитах набережной и накрытого куском брезента. Надо было провести через шлюз лодку Виктора Кадэ, которая подошла теперь к набережной.

Кадэ был человек гигантского роста, и его водолазный скафандр казался сделанным по особому заказу. Помощник его, напротив, был маленький пожилой человек, который все время жевал табак и длинными струйками сплевывал в воду темную слюну.

Он прикрепил лестницу, наладил помпу и завинтил огромный медный шлем на голове Виктора.

Две женщины и пятеро детей, все светлоголовые, почти альбиносы, стояли на корме «Двух братьев»; одна из женщин была беременна, другая держала на руках грудного младенца.

Солнце заливало здания набережной Вальми, и свет его был так ясен и весел, что невольно хотелось спросить, почему у этой набережной такая мрачная слава. Конечно, краска на домах была старая, белый и желтый цвета стерлись, но в это мартовское утро вид их был чист, как на картине Утрилло.

Позади «Двух братьев» выстроились еще четыре баржи, с бельем на веревках, с детьми, которых тщетно пытались утихомирить. Запах смолы перебивал менее приятный запах канала.

В четверть девятого, когда Мегрэ закончил вторую чашку кофе и собирался закурить трубку, раздался звонок Люкаса.

– Говоришь, мужская рука? – Мегрэ тоже был удивлен. – Больше ничего не нашли?

– Водолаз сейчас за работой. Надо побыстрее разгрузить шлюз, не то образуется пробка.

– Кто пока ведет следствие?

– Жюдель.

Этот инспектор 10-го округа звезд с неба не хватал, но был старателен, и на него на первых порах можно было положиться.

– Отправитесь прямо туда, шеф?

– Да, это ведь не так далеко от меня.

– Кому-нибудь из нас приехать?

– Кто сейчас на месте?

– Жанвье, Лемэр… Минутку! Вот и Лапуэнт пришел.

Мегрэ помедлил с ответом. Солнце заливало комнату, окно было приоткрыто. Может быть, в этом деле нет ничего особенно загадочного, тогда пусть им и дальше занимается Жюдель. По началу еще трудно судить. Будь то рука женщины, Мегрэ мог бы поклясться, что все остальное будет как обычно. Но раз речь идет о мужской руке, возможно всякое. И если дело окажется стоящим и Мегрэ возьмется за него сам, от его теперешнего выбора будет отчасти зависеть дальнейший ход розыска, потому что комиссар привык заканчивать расследование с тем инспектором, с которым его начинал.

– Пришли Лапуэнта.

Последнее время он работал с этим инспектором: его молодость, энтузиазм, растерянность при сознании допущенного промаха забавляли Мегрэ.

Был конец марта. Два дня назад официально началась весна, она чувствовалась так сильно, что Мегрэ чуть было не вышел без пальто.

На бульваре Ришар-Ленуар он сел в такси. Прямого автобуса не было, а ехать в метро в такую погоду не хотелось. Как Мегрэ и ожидал, он приехал к шлюзу Реколе раньше Лапуэнта. Над черной водой канала склонился инспектор Жюдель.

– Нашли еще что-нибудь?

– Пока нет, шеф. Виктор сейчас осматривает днище баржи, чтобы убедиться, что к нему ничего больше не пристало.

Прошло еще десять минут – за это время прибыл на маленьком черном «пежо» Лапуэнт, – прежде чем светлые пузырьки воздуха возвестили наконец о предстоящем появлении Виктора.

Его помощник бросился отвинчивать медный шлем скафандра. Водолаз тотчас же закурил, огляделся и, узнав Мегрэ, фамильярно взмахнул рукой в знак приветствия.

– Ничего нового?

– В этом секторе ничего.

– Баржа может отправляться?

– Уверен, теперь она подцепит разве что ил со дна.

Услышав это, Робер Нод крикнул брату:

– Заводи мотор!

Мегрэ повернулся к Жюделю:

– Они оставили свои показания?

– Да, и подписали их. К тому же они еще дня четыре будут разгружаться у Арсенальной набережной.

Это было двумя километрами ниже, между площадью Бастилии и Сеной.

Низко сидящее в воде судно не сразу удалось оттолкнуть от берега, но наконец оно вошло в шлюз, и ворота Сомкнулись.

Толпа зевак стала расходиться. Остались лишь те, кому уж вовсе нечего делать – они, видимо, проведут здесь весь день.

Виктор не снимал своего резинового одеяния.

– Другие части, если они есть, надо искать выше по течению, – заметил он. – Ноги, туловище, голова тяжелее руки, значит, их меньше снесло вниз.

О каком течении говорил Виктор? Плававший на поверхности канала мусор был неподвижен.

– Ясно, такого течения, как в реке, тут нет, но при каждом шлюзовании незаметный ток воды все же возникает по всей длине бьефа, – пояснил водолаз.

– Значит, нужно искать до соседнего шлюза?

– Дело начальства платить, а ваше – приказывать, – изрек Виктор между двумя затяжками.

– Много времени это займет?

– Смотря по тому, где я найду остальное. Если оно, разумеется, в канале.

В самом деле, разве нельзя было одну часть тела бросить в канал, а другую еще куда-либо – на пустырь, например?

– Продолжайте.

Кадэ подал помощнику знак причалить лодку повыше и приготовился снова надеть шлем.

Мегрэ отвел в сторону Жюделя и Лапуэнта. Зеваки почтительно поглядывали на маленькую группку должностных лиц.

– Пошарьте на всякий случай по окрестным пустырям и верфям.

– Я ждал только ваших инструкций, чтобы начать, – сказал Жюдель.

– Сколько у вас людей?

– С утра двое, после обеда трое.

– Постарайтесь выяснить, не было ли в последние дни в этих местах каких-либо драк; может быть, кто-нибудь слышал крики или призывы о помощи.

– Хорошо, шеф.

Мегрэ оставил полицейского стеречь руку, которая по-прежнему лежала на плитах набережной, накрытая брезентом.

– Идем, Лапуэнт.

Он направился к угловому бару ярко-желтого цвета и вошел в застекленную дверь под вывеской «У Пополя». Несколько рабочих в спецодежде закусывали у стойки.

– Что будем пить? – поспешно спросил хозяин.

– У вас есть телефон?

В тот же миг Мегрэ заметил аппарат на стене, возле самой стойки. Кабины не было, а комиссар не хотел звонить при людях.

– Пошли отсюда.

– Вы ничего не выпьете?

У хозяина был обиженный вид, и Мегрэ пришлось пообещать:

– Скоро увидимся.

Вдоль набережной выстроились одноэтажные домишки, большие доходные дома, мастерские, огромные бетонные здания, занятые конторами.

– Поищем бистро с телефонной кабиной.

Они зашагали по тротуару. На той стороне канала был теперь виден полицейский участок с его голубым фонарем и выцветшим флагом на темном фоне массивной больницы Св. Людовика.

Они прошли метров триста, прежде чем им повстречался грязноватый бар. От двери вниз вели две каменные ступеньки. Пол был покрыт темно-красными плитками, как в марсельских домах.

В баре никого не было, если не считать большого рыжего кота, лежащего около печи. Он лениво встал, подошел к приоткрытой двери и исчез.

– Есть тут кто? – окликнул Мегрэ.

Слышно было только тиканье стенных часов. В комнате стоял сильный запах спирта, вина и кофе.

В задней комнате зашевелились. Усталый женский голос ответил:

– Сейчас!

Зал с низким, закопченным потолком и почерневшими стенами был погружен в полумрак, который прорезывали два-три солнечных луча. На стене, на картонной табличке, корявыми буквами было выведено: «Закуска в любое время». И на другой табличке: «Еду можно приносить с собой».

В этот час дня подобные призывы, очевидно, никого не соблазняли, и Мегрэ с Лапуэнтом были, должно быть, первыми. Телефонная кабина находилась в углу. Мегрэ ждал хозяйку, чтобы зайти туда.

Когда они ее увидели, она закалывала последние шпильки в очень темные, почти черные волосы. Худая, неопределенного возраста, лет, пожалуй, сорока или сорока пяти, с угрюмым лицом, она вышла к ним, шаркая войлочными туфлями:

– Что вам угодно?

Мегрэ взглянул на Лапуэнта.

– У вас хорошее белое вино?

Она пожала плечами.

– Два белого. И телефонный жетон.

Он прикрыл за собой дверцу кабины и вызвал канцелярию прокурора, чтобы сделать устное донесение. Трубку взял товарищ прокурора. Он также выразил удивление, услышав, что найденная в канале рука принадлежит мужчине.

– Водолаз продолжает поиски. Он считает, что остальное должно находиться выше по течению. Я лично хочу, чтобы доктор Поль как можно быстрее исследовал найденную руку.

– Вам можно позвонить туда, где вы сейчас находитесь? Я попытаюсь немедленно его найти и сообщу вам.

Мегрэ прочел на телефоне номер, назвал его и вернулся к стойке, на которой стояли два полных стакана.

– Ваше здоровье! – обратился он к хозяйке. Та, казалось, не расслышала. Она смотрела на них не слишком приветливо и ждала их ухода, чтобы вернуться к своим делам.

Наверное, она была когда-то красива. Во всяком случае, молода, как все. Теперь ее глаза, рот, все тело выражали усталость. Может быть, она больна и ждет приступа? Некоторые люди, зная заранее, когда они почувствуют боль, приобретают такое выражение лица, скрытное и напряженное, как у наркоманов, ожидающих очередной дозы.

– Мне должны позвонить, – предупредил Мегрэ. Конечно, это было место общего пользования, как все бары и кафе, значит, в своем роде безликое.

– У вас неплохое вино.

Это была правда. Большинство парижских бистро хвастают «местным вином», которое на деле чаще всего оказывается разливным вином из Берси. Это, напротив, имело свой специфический аромат. Комиссар попытался определить, из какой оно местности.

– Сансер? – спросил он.

– Нет. Оно из деревни в окрестностях Пуатье. Так вот почему оно имело привкус кремния!

– У вас там родственники?

Она не ответила. Мегрэ восхитило ее умение сохранять спокойствие и молча смотреть на них с ничего не выражающим лицом. Кот подошел к ней и потерся о ноги, на которых не было чулок.

– Ваш муж?..

– Как раз уехал за вином.

«Уехал за вином» – это было все, что она захотела сказать. Поддерживать разговор было не так просто, и Мегрэ уже знаком попросил снова налить стаканы, когда раздался телефонный звонок.

– Да, это я… Вы нашли Поля?.. Он свободен?.. Через час?.. Хорошо, буду там.

По мере того как он слушал дальше, лицо его все больше хмурилось. Товарищ прокурора сообщил, что вести дело поручено следователю Комельо, заклятому врагу Мегрэ, самому догматичному и велеречивому чиновнику прокуратуры.

– Он требует, чтобы вы непременно держали его в курсе дела.

– Понятно.

Это означало, что каждый день Комельо будет ему звонить не менее пяти-шести раз и каждое утро Мегрэ придется являться в кабинет Комельо с докладом.

– Что ж! Будем стараться, – вздохнул он.

– Я не мог ничего сделать, комиссар. Он единственный незанятый следователь…

Солнечный луч в кафе слегка изменил направление и падал теперь на стакан Мегрэ.

– Ну пошли! – буркнул он, вытаскивая деньги. – Сколько с меня?

По дороге он спросил Лапуэнта:

– Ты приехал на машине?

– Я оставил ее возле шлюза.

Щеки Лапуэнта от вина слегка порозовели, глаза заблестели. Еще издали они увидели на берегу группу зевак, следивших за водолазом. Когда Мегрэ и инспектор подошли, помощник Виктора показал им новый пакет на дне лодки, более объемистый, чем первый.

– Нога со ступней, – бросил он, сплюнув в воду. Упаковка пострадала меньше, чем в первом пакете, и Мегрэ не испытывал желания разглядывать ее вблизи.

– Может, вызвать фургон? – спросил он у Лапуэнта.

– Наверное, найдется место сзади, в багажнике. Это был не самый приятный выход из положения, но они не хотели задерживать врача, с которым должны были встретиться в Институте судебной медицины. Это светлое, современной архитектуры здание находилось на берегу Сены, недалеко от места впадения канала.

– Так положить? – спросил Лапуэнт.

Мегрэ промолчал, и инспектор, преодолевая отвращение, отнес в багажник один сверток за другим.

– Попахивает? – спросил комиссар, когда тот снова подошел к краю воды.

Лапуэнт в ответ только сморщил нос.

Доктор Поль, в белом халате и резиновых перчатках, курил сигарету за сигаретой. Он утверждал, что табак – один из самых надежных антисептиков, и ему случалось выкуривать по две пачки «Галуаз» в ходе вскрытия.

Он работал увлеченно и даже весело, склонившись над мраморным столом, окутанным клубами дыма.

– Разумеется, пока не могу сказать ничего окончательного. Во-первых, я хотел бы видеть все тело, а не только одну ногу и руку; во-вторых, нужно сделать ряд анализов, прежде чем что-либо утверждать.

– Возраст?

– Насколько можно судить, – от пятидесяти до шестидесяти, пожалуй, ближе к пятидесяти. Поглядите на эту руку. Она широкая и сильная; ей безусловно знаком физический труд.

– Рука рабочего?

– Скорее, крестьянина. И, однако, могу держать пари, что эта рука уже много лет не бралась за орудия труда. Этот человек не очень следил за собой, как вы можете видеть по ногтям, особенно на большом пальце.

– Бродяга?

– Не думаю. Повторяю: прежде чем дать заключение, я должен видеть все тело.

– Давно он мертв?

– Я думаю, дня три, не больше. Пожалуй, даже меньше. Не торопите меня, потому что вечером или завтра я, может быть, скажу вам совершенно другое.

– Но это случилось не прошлой ночью?

– Нет. Может быть, в предыдущую.

Мегрэ и Лапуэнт курили тоже, стараясь, по мере возможности, не задерживать взгляд на мраморном столе. Доктор же, очевидно, получал удовлетворение от своей работы, манипулируя инструментами с ловкостью фокусника.

Он уже намеревался переодеться в свой обычный костюм, когда Мегрэ пригласили к телефону. Звонил Жюдель с набережной Вальми.

– Нашли туловище! – доложил он возбужденным тоном.

– А голову?

– Нет еще. Виктор говорит, что это самое трудное. Голова тяжелей всего и глубже погрузилась в ил. Он нашел также пустой портфель и дамскую сумочку.

– Возле туловища?

– Нет, на значительном расстоянии. Похоже, они не имеют к нему никакого отношения.

Виктор уверял, что каждый раз при погружении в канал он может вытащить оттуда столько всякой всячины, что ее хватит для целого лотка на барахолке. Например, перед тем, как найти туловище, он вытянул наверх металлическую кровать и два ведра.

Доктор ждал, все еще не снимая перчаток.

– Новое? – спросил он.

Мегрэ кивнул и спросил Жюделя:

– Сумеете переправить находку сюда?

– Конечно.

– Жду. Побыстрее, доктор Поль спешит. Они постояли возле порога, где легче дышалось и откуда они могли видеть непрерывное движение по Аустерлицкому мосту. На той стороне Сены разгружались у Главных складов баржи и небольшое морское судно; в это утро в воздухе Парижа было нечто молодое и радостное – начиналась новая весна, и люди становились оптимистами.

– Татуировки и шрамов нет?

– На том, что я осмотрел, нет. Я сказал бы, что у него кожа домоседа.

– Он, кажется, здорово волосат.

– Да. Пожалуй, я могу описать вам тип людей, к которому он принадлежит. Темноволосый, не очень высокий, скорее даже низкорослый, но кряжистый, с сильными мышцами и темными волосами на руках, ногах и груди. Французские деревни производят много таких молодцов, дюжих, своевольных и упрямых. Любопытно было бы посмотреть на его голову.

– Если ее найдут!

Через четверть часа двое полицейских принесли туловище, и доктор Поль чуть ли не потирал руки, подходя к мраморному столу, как столяр-краснодеревщик к верстаку.

– Итак, подтверждается: это не профессиональная работа, – пробормотал он. – Я хочу сказать, что тот, кто расчленил тело, не был ни мясником, ни специалистом с бойни. И еще меньше хирургом! Кости пилил обычной пилой. Для прочего, кажется, употребил большой разделочный нож, какие бывают в большинстве кухонь. Это, должно быть, потребовало немало времени. За дело принимались в несколько приемов. Он сделал минутную передышку.

– Посмотрите-ка на эту волосатую грудь…

Мегрэ и Лапуэнт мельком взглянули на стол.

– Заметной раны нет?

– Я ничего не нашел. Бесспорно лишь, что человек этот не утонул.

Это было почти смешно – мысль, что человек, разрезанный на куски, мог утонуть в канале.

– Сейчас я займусь внутренностями, особенно содержимым желудка. Вы остаетесь?

Мегрэ сделал отрицательный жест. Он не слишком любил такие зрелища и поэтому торопился пропустить стаканчик – уже не вина, а чего-либо покрепче, чтобы избавиться от отвратительного привкуса во рту.

– Минутку, комиссар… Ну, что я вам говорил? Видите эту светлую полосу и эти синеватые пятнышки на животе?

Мегрэ, не глядя, сказал:

– Да.

– Это шрам от давней операции. Аппендицит.

– А пятна?

– Это самое любопытное. Не могу ручаться, но я почти уверен, что это следы от охотничьей дроби. Это подтверждало бы, что человек некогда жил в деревне; был он крестьянином или полевым сторожем – этого я не знаю. Очень давно, должно быть лет двадцать назад, если не больше, в него попал заряд дроби. Я насчитал семь… нет, восемь одинаковых следов, расположенных в виде дуги. Мне случилось однажды видеть нечто похожее, но тогда рисунок не был таким правильным. Надо будет это сфотографировать для моего архива.

– Вы мне позвоните?

– Вы будете у себя?

– Да, на службе, а обедать буду скорее всего на площади Дофины.

– Я сообщу, что обнаружу.

На улице, залитой солнцем, Мегрэ вытер платком лоб. Лапуэнт не мог сдержаться и то и дело сплевывал: у него тоже был мерзкий привкус во рту.

– Я велю продезинфицировать багажник, как только мы вернемся, – объявил он.

Прежде чем сесть в машину, они зашли в бистро и выпили по стопке виноградной водки. Напиток был таким крепким, что Лапуэнт ощутил тошноту и поднес ко рту руку, испугавшись, что его вырвет. Потом ему стало легче, и он пролепетал:

– Извините меня.

Когда они вышли, хозяин бара сказал клиентам:

– Эти тоже жмуриков опознавать приходили. Все они заглядывают сюда такие.

Он-то сам к таким вещам привык: кабачок его находился как раз напротив Института судебной медицины.