«Снова вечер холодный, ясный…»

 

Снова вечер холодный, ясный,

и рука моя вновь горит.

«Нет любви, подари хоть ласку,

хоть мгновенный взгляд подари…»

 

 

Ходят тени по бледной стене…

Облака проплывают мимо…

Очень, думаешь, весело мне

здесь с тобой грустить о любимом?

 

 

…Вот и не о чем нам говорить.

Что-то нынче и звезды неярки.

Ничего я не стану дарить,

мне самой-то нужны подарки!

 

«Они наказаны за дело…»

 

Они наказаны за дело.

Нельзя вперед глядеть, любя.

Он для нее жалел себя,

она для всех себя жалела.

 

 

И слишком просто и возможно

казалось взять, казалось пасть.

Самолюбивых, осторожных

не жег огонь, щадила страсть.

 

 

И не уступят никогда,

и никогда не будут слабы,

но боль, которая должна бы

зажить до свадьбы, навсегда,

не заживет и после свадьбы

средь душных стен и медных лбов.

И поделом. Пора им знать бы,

как люди платят за любовь!

 

Братские могилы

 

Молча их в могилы зарывали

с лучшими товарищами вместе.

Мертвые ночами не вставали

из земли, напоминать о мести.

 

 

Но весною пестрыми цветами

братские могилы зарастали.

По холмам с кленовыми крестами

шорохи степные пролетали.

 

 

Оттого ли, что у всех, быть может,

где-то также милые зарыты,

воскресали в памяти прохожих

имена и лица не забытых.

 

 

Будто бы со свежими цветами

из земли они рождались снова,

и звучал родными голосами

тихий шорох ковыля степного,

 

 

на стеблях качались и гляделись

вслед войскам, идущим по России,

завещая жизнь за них доделать

и докончить их дела земные.

 

Сверстникам

«Через остатки рухнувших громад…»

 

Через остатки рухнувших громад,

сквозь отзвуки стихающего боя,

уйдет в века четвертая зима,

и унесет войну она с собою.

 

 

Еще не смолкнут дальние бои,

а люди счастье в гости заторопят.

Придут домой ровесники мои,

ребята, побывавшие в Европе.

 

 

Вернутся, может быть, под отчий кров

и те, кого считали мертвецами,

и женщины мужьям обмоют кровь

и дети познакомятся с отцами.

 

 

Шагнувши через груды мертвых тел,

утративши привычно дорогое,

увидят люди, что они не те,

и счастье тоже новое, другое.

 

 

Другое счастье, полное тревог,

глубоких ран, и памяти о старом:

недаром столько пройдено дорог

и крови столько пролито недаром…

 

«…А я была в мои пятнадцать лет…»

 

…А я была в мои пятнадцать лет

девчонкою доверчивой и милой,

носила очень прямо свой берет

и за «люблю» – пощечиной платила,

 

 

жила средь школьных дел и мелочей,

в сюрпризах и восторгах ежедневных

и знала из «ботаники» своей,

что хлеб не вырастает на деревьях.

 

 

Так жили мы, своим не веря снам,

среди ничем не тронутых досугов,

и стала нам не матерью война,

но беспощадным и суровым другом.

 

 

Мы выросли в сраженьи двух миров,

Мы выросли, нам всем почти не двадцать,

И нас учила жить большая кровь,

И боль потерь, и даль эвакуаций…

 

«…Лежит никем не пройденный еще…»

 

…Лежит никем не пройденный еще

далекий, вольный путь, конца не видно,

и в первый раз мне розовости щек

и молодости – в первый раз не стыдно.

 

 

Мы заслужили радость и любовь,

у нас по праву – юность и надежды,

мы будем жить, и мы настроим вновь

чтоб было вдвое более, чем прежде.

Мы не свернем с проторенных путей,

горячей кровью сверстников залитых.

Мы будем жить. И мы родим детей,

чтоб было вдвое больше, чем убитых.

 

 

Друзья, какой далекий путь лежит.

Цветы и солнце. Грезы и ненастья…

Мы будем жить. Мы долго будем жить

и мы его узнаем, наше счастье.

 

 

Большое счастье, полное тревог,

глубоких ран и памяти о старом.

Недаром столько пройдено дорог

и крови столько пролито недаром.

 

«Не будь, о ветер, так упрям…»

 

Не будь, о ветер, так упрям…

Устали мы, но путь наш прям, –

по засыпающим лугам,

где липнет мокрый снег к ногам,

по рекам сонным и седым,

сквозь легкий светлый снежный дым,

по черным дремлющим лесам,

туда, к огням и голосам,

туда, где жизнь, любовь и труд,

где люди нашей песни ждут.

По уголкам родной земли

смотрели, слушали и шли,

и милой родины краса

слепила жадные глаза.

Но как я рассказать смогу

про цвет ромашки на лугу?

Где слово верное найду

про дождь в саду, про пчел в меду,

про пенье ветра у дверей,

про смех счастливых матерей,

когда дитя едва-едва

лепечет первые слова,

про человеческую смерть,

небесный свод, земную твердь…

 

 

Повсюду песни легкий след,

но песни нет – и счастья нет…

 

 

Не будь, о счастье, так сурово,

откройся мне, скупое слово!

…Не будь, о ветер, так упрям!

 

«А я сегодня на год постарела…»

 

А я сегодня на год постарела.

Не пела песен, не пила вино.

В печи солома тихо догорела,

по звонким стеклам дождь стучит в окно,

 

 

огарок свечки пламя выпрямляет,

и вянут листья над святым углом.

Сама себя я нынче поздравляю,

стихи себе дарю и бью челом.

 

 

О прошлом я теперь уже не помню.

Легко забыть и вспоминать – грешно.

Подольше бы не видеть никого мне,

подольше… ни у сердца, ни у ног!

 

 

Не горестно теперь мне и не трудно,

гляжу на небо и люблю траву.

Зовите же упрямой и беспутной

за то, что не по-вашему живу.

 

 

Ведь знаю я, хоть с нового рассвета

все будет так, как нынче и вчера,

но песня прежняя еще не спета,

и прежняя не кончена игра.

 

Деревня Н. Березовая
29 августа 1945