Люблю некрасова

 

Когда

       страдают люди,

                          что им

слова напрасные,

штык, не иглу им, – дыры штопать.

Люблю Некрасова.

 

 

Когда обида жжет и губит –

ударь, не спрашивай.

Беду и боль душа не любит.

Люблю Некрасова.

 

 

Когда страда – не ожидают

ни сна, ни праздника,

горшки не боги обжигают.

Люблю Некрасова.

 

 

И как ни красьте стих дешевый

словами красными,

люблю! Вы слышите, пижоны?

Люблю Некрасова!

 

Спор об искусстве

1

 

Не ври, не ври, здоров, не болен

свою судьбу благодари,

ешь хлеб и мясо. Будь доволен,

и лишних слов не говори.

 

 

Люби жену. Лови ночами

ее дыхание у щек.

И так, в терпенье и в молчанье

будь жив: чего тебе еще?

 

 

Эпохе под ноги травою

стелись, перемогая боль.

Зачем так горько и тревожно

искусство плачет над тобой?

 

 

Его бессмысленная сила

вдали от рабства и от зла

так высоко тебя носила

и никуда не унесла…

 

 

Под лязг железный, звон кандальный,

сквозь стон отцов и сыновей

поет нежданно и скандально

смешная птица – соловей.

 

2

 

Смотри, здесь корень чуда,

здесь чуда корешок.

Не говори: все худо! –

все будет хорошо!

 

 

Скажи, художник,

всем ли дается унести

свою большую землю,

как яблоко в горсти?

 

 

С ней говорить и слушать,

переливать в тиши

в ее большие уши

тревожный гул души.

 

 

В ее большие руки,

свисающие вниз,

дать найденные руды

с железом мысли в них.

 

 

В ее большие губы,

твердящие азы,

вложить жестокий,

грубый, карающий язык.

 

 

Вот над землею милой

румянится заря.

Неужто это мимо?

Неужто это зря?

В ее большие груди

Влить молоко любви.

Иначе мы не люди.

А надо быть людьми.

 

3

 

Давайте делать жизнь

по своему подобью,

на части разложив,

упрямо и подробно.

 

 

Из подлых мелочей,

нам захламивших душу,

из мыслей-малышей,

дрожащих, только дунешь.

 

 

Сгорая и боля,

из старого, родного,

истлевшего белья

давайте делать снова.

 

 

Горит наш детский рай,

трещат его основы,

в который это раз

всё начинаем снова?

 

 

Давайте делать так,

товарищи-поэты,

на мужества костяк

наращивая это.

Кладя любовь и мысль

(в начале было слово),

давайте делать мир

в который раз – и снова!

 

Тактика

 

Расправив крепкие зады

и мускулы литые,

выходят стричь свои сады

садовники лихие.

 

 

А потерять на этом деле

голову – обидно.

Я наклонюсь – на бренном теле

голову – не видно.

 

 

Они минуют мой баштан,

и в яркой оболочке

опять мотается башка

на тонком стебелечке!

 

Виталию брохштуту

 

Пижон с глазами тоскующими

в заломленной шляпе серой,

скажи мне, скажи, какую еще

мы выдумаем химеру?

 

 

Погневаемся, поплачемся ль,

а все себя не обманем:

собой мы, собой расплатимся

за тихий кукиш в кармане.

 

 

Миры, созревая, рушатся,

мгновенье равняя с веком,

летим мы, летим и кружимся,

как листья слетают с веток,

 

 

лежим, шуршим, пожелтевшие,

а рядом чернеют комли,

и дерево облетевшее

стоит и о нас не помнит.

 

Биография

 

Ко мне пришли друзья с таранками,

с раздутой сумкой на боку.

Дарили дерзкими талантами

и дули пиво на бегу.

Вот так мы жизнь свою печатаем

и неумело издаем…

Во всех углах, где мы печалимся,

смеемся, спорим, устаем,

на всех путях – покрытых гравием,

и тех, где сломит ногу черт, –

подстерегает биография:

все изменяется, течет…

 

 

Я ехала к тебе на поезде,

снега на горочки легли…

Я ехала к тебе на поиски

в решетки спрятанной любви.

Тогда все было только начато

в земном приветливом раю…

Я ехала к тебе. Я начисто,

в трудах писала жизнь мою.

 

 

И завтра, может быть, в вагончике

путем знакомым покачу.

Забьется жизнь моя в агонии,

ударит вечность по плечу…

Пока – антракт. На пену дунули –

и пьем. Зажгли нас – мы горим,

и если думается – думаем,

а если видим – говорим!

 

Леше Пугачеву

«Встревожено…»

 

Встревожено,

встревожено,

как на ладонь

положено,

движеньями

предсмертными

дрожат

его предсердия,

нагое,

откровенное,

ногами

окровавленное:

топтали –

не затоптано,

«так-так», –

бормочет, теплое,

и синие

сосудики

вспухают

красной

сутью…

 

 

«А, Вы опять рисуете?

Рисуйте, рисуйте…»

 

«Вчерашняя прачка…»

 

Вчерашняя прачка

и праведница,

за песни запрячу

я краски лица.

 

 

Все дружбы и драки

дробя и двоя,

тревожит и дразнит

гитара твоя.

 

 

Рожденные ползать

взлетают – и вниз,

где подлая польза

взывает: вернись!

Где в тесных коробках

напичкан, набит,

тупой и короткий

свирепствует Быт.

 

 

Где жизнь как пригожий,

приманчивый грош…

Но вот ты приходишь,

гитару берешь…

 

 

От рук твоих диких,

от злого плеча

стучат ее деки

и струны кричат!

 

 

Где пляшем, где плачем,

где песни поем,

и чем мы заплатим,

узнаем потом.

 

 

Опальный, опасный

взлетает огонь,

а пастыри – паству

блюдут из окон.

 

 

Карболкой заляпана,

гаснет луна.

Как бомба,

Земля

под ногами

у нас!