«Кругом шумят сады…»
Кругом шумят сады,
морской прибой высок,
мы вышли из воды,
мы бросились в песок.
На коже солнца боль,
блаженна и груба,
и волн пахучих соль
осталась на губах.
В прозрачной синеве
сияют и гремят
их музыка и свет,
тепло и аромат.
Их пеньем юг согрет,
у них свои права,
они тепло и свет,
им не нужны слова.
А нам слова нужны:
мы не назвать должны
любовию – любовь.
Нам нужно много слов.
«Большая дорога. Сияющий снег…»
Большая дорога. Сияющий снег.
Далеко-далеко идет человек.
Я счастье свое тебе брошу под ноги.
Я молча уйду с твоей чистой дороги.
В печали застыну, как в белом снегу.
Но разве я этим тебе помогу?
«Желтеют листья, всходит озимь…»
Желтеют листья, всходит озимь
и год спускается во тьму,
но я запомню эту осень,
сестру терпенью моему.
Так беспощадны и так кратки,
с печатью знанья и конца,
горят трагические краски
ее отважного лица,
так страстно продолжает повесть,
конец которой всем знаком,
удар дождей ее и посвист
багрово-золотых знамен.
«Все та же комната: те же стены, и те же окна…»
Все та же комната: те же стены, и те же окна,
все та же, все та же комната.
Все те же стены, и те же окна, и тот же
несчастный дождь.
Все та же боль, как детский плач, как зимний
дождь, как утро без счастья, боль знакомая, –
и это правда. Лишь это – правда, а все
остальное ложь.
Сейчас я встану! Сейчас очнусь, отгоню!
Сейчас, сейчас это кончится!
Заговорю, засмеюсь, работать стану, поеду, поем,
и нехотя, медленно, постепенно снова жить
мне захочется:
телу – тепла и ласк, и лепета, хлеба –
зубам, мысли – мозгам, а поэту – о, поэту – поэм!
Зачем я живу, еще буду жить? Зачем моя боль?
Зачем моя радость и мужество?
Зачем держусь, и опять держусь, и делаю
жизнь по складам,
зачем любить мне, еще любить и опять любить,
и опять смеяться и мучиться,
раз это ложь, все это – ложь? А правда
осталась там,
все в той же комнате…
«Никогда, никогда, никогда…»
Никогда, никогда, никогда
не отнимешь поля от хлебов.
Никогда, никогда, никогда
не разрознишь деревья с листвой.
Никогда, никогда, никогда
волк не станет кормиться травой.
Никогда, никогда, никогда
не насытишь словами любовь!
Если б море утратило дно,
если б в кровь обратилось вино,
если б мы с тобой стали одно,
пусть единственный раз, все равно,
без борьбы, без тоски, без стыда!
Никогда! Никогда! Никогда!
«Ты ушел далеко и надолго…»
Ты ушел далеко и надолго,
и не взял с собой, и нельзя с тобой.
Но без ведома и без надобы
тихо следую твоим следом я.
Ты почуешь дуновение странное,
но не видь, не знай, что – прохладой в зной –
на твой жаркий день опустилась тень
от большого и жестокого странствия.
«Прощальные каракули…»
Прощальные каракули…
Плыви, плыви, кораблик!
Там облачка обманные,
там звезды колесом…
Плыви, кораблик маленький,
за синий горизонт!
Прощайте, лето быстрое
и тихая зима,
и ты, моя забывчивая,
веселая земля!
Прощайте, реки гладкие
и пенные моря!
Лети, моя Галактика,
к потерянным мирам!
Лети, лети, скитайся,
тай
на заре
из глаз.
Пускай со мной сквитаются
там,
на Земле,
у нас…
Но знаю, рано, поздно ли,
объятием
отчаянным,
земля моя со звездами,
опять к тебе
причалю я.
Уже на борт карабкаюсь…
Лети, лети, кораблик.
«На улице покой ненастья…»
На улице покой ненастья,
печаль дождя – и это значит,
что без страданья и без счастья
мой Новый год сегодня начат.
Не то, чтоб нежность или ревность:
забыта мной былая глупость,
боль стала тише, радость реже,
раздумья глуше…
Стыд – все глубже!
Нет, не любимый, не любовник –
вся суть моя, как дух без тела,
томилась долго, билась больно,
оторвалась и улетела.
А я путей твоих не вижу,
а я забот твоих не знаю.
Я не умею стать поближе.
Я только женщина земная.
«Не хотелось мне день начинать…»
Не хотелось мне день начинать
с его стуком, движеньем, едою.
Не хотелось мне день начинять
суматохою и ерундою.
Но, конечно, настал и гроши
мне подал, и засохшую булку
все за то, что не смею грешить,
не хочу отступиться от буден.
И на волю не вырвется бунт,
присмиревший, подернутый тиной,
и не скажет, мгновению: «Будь
песней, выдумкой, книгой, картиной!»
«Ах, сила бродит, сила бродит…»
Ах, сила бродит, сила бродит,
не расточить, не подарить,
а годы вроде, время вроде
совсем другое говорит.
Несу по жизни руки, ноги
и тело глупое несу.
На верной и прямой дороге
я заблуждаюсь, как в лесу.
И безрассудно жжет, не грея,
то нетерпение и блеск,
когда впотьмах уронишь гребень –
и мигом вырастает лес.
Когда меж делом, между речью,
заслышав басенку одну,
из рукава достанешь речку,
нырнешь с разбега – и ко дну!