Отдельные сохранившиеся стихи

(1944–1949 гг.)

Поэзия

 

Жизнь лишь тогда, когда Она опять

дежурит по ночам у изголовья.

А мы не знаем, как Ее назвать.

Не памятью. Не мукой. Не любовью.

 

 

И сердце с миром затевает спор,

и ждет Ее, ликуя и стихая,

и вот Она, неназванная скорбь,

приходит и становится стихами.

 

Гроза

 

О, ночь вдыхают. Влагу пьют.

Был вихрь. Дрожа, пылали зори.

В моем раскрытом жадно взоре

они нашли себе приют.

 

 

Для новой жизни рождены,

ему являлись постепенно

земной простор, морская пена

и человеческие сны.

 

 

Так я встречала жребий мой,

мои непрожитые годы,

мою желанную свободу,

свободу от себя самой.

 

Предчувствие

 

Не может быть, чтоб стих мой был мне дан

взамен страстей, взамен земного счастья.

Он тих и сер, как невская вода

в любимом городе, где родилась я.

 

 

Не слышу я ни райских голосов,

ни звука лир, ни воинских преданий,

нет у меня ни алых парусов,

ни чудных стран, ни пестрых одеяний.

 

 

И не встают большие города,

не гонит корабли попутный ветер.

Лишь сердце есть. И сердце мне не даст

легко дышать и вольно жить на свете.

 

 

В нем та тоска на много тысяч лет,

которую не вылечишь стихами.

Ему любовь – как вам – насущный хлеб,

взамен которого протянут камень.

 

 

И если я так часто весела,

люблю, смеясь, не плачу при разлуке, –

простите мне! Еще не дожила

до первого костра, до крестной муки.

 

Октябрь 1944

Отрывки из поэмы

Первый отрывок

 

Я тебя никогда не любила.

Я тебя за два дня позабыла.

И за то, что ты мне подчинялся,

и за то, что ты дерзким остался,

и за то, что похож ты немало

на того, кого прежде я знала.

 

 

Ты меня очень быстро измучил,

ты мне сам, ты мне первый наскучил,

и своей неожиданной страстью,

и моей надоевшею властью!

 

 

Знайте вы, которые

                   влюблены.

Все дороги – торные

                     до весны.

Я из вас не выберу

                        никого.

Мой огонь не выгорел

                       для него.

 

 

А как бы я выжила,

понять мудрено,

когда бы услышала

шаги за спиной.

Взглянула бы в стороны,

взглянула назад,

увидела б черные

родные глаза.

Восторги и жалобы

и радость – мала.

Плечами пожала бы

и руку дала.

 

 

Сказала бы: «Боже мой,

мы снова друзья», –

и, может быть, может быть,

ошиблась бы я.

 

Второй отрывок

 

Прощай! Мы с тобой не дети,

и кончилось так – неспроста.

И ты предо мной не в ответе,

и я пред тобою чиста,

 

 

прости мне былые причуды

наивных и радостных дней,

и то, что я плакать не буду,

хоть, может быть, станет больней.

 

 

Беде не поможешь слезами,

а разве лишь тем, что на миг

взгляну я чужими глазами

на радость и горе двоих,

 

 

а если я что-нибудь вспомню,

скорей постараюсь забыть.

Отжить еще надо свое мне,

мне надо свое отлюбить,

 

 

мне надо до старости выжить,

до старости – с милым вдвоем,

мне надо увидеть поближе

упрямое счастье мое.

 

 

И только хочу я упорно,

чтоб так же мы были чисты,

чтоб был он такой непокорный,

такой же любимый, как ты.

 

Третий отрывок

 

Воскресить бы славные останки

и прийти в любые времена.

Побежать по зелени вакханкой,

русской девой плакать у окна,

в тишине ленивого гарема

погрузиться в тихий водоем,

позабыть про медленное время

с молодым патрицием вдвоем,

сесть на троне юной королевой,

похищенной ездить по морям,

молча слушать мерные напевы

за глухой стеной монастыря,

любоваться нищенской подачкой

в закопченной комнате, в углу,

а назавтра гордою полячкой

танцевать мазурку на балу.

Клеопатрой увлекать с собою

человечьи судьбы и дела,

Жанной Д’Арк ворваться в гущу боя,

чтобы пуля сердце обожгла,

даже пусть русалкой или ведьмой,

даже Лорелеей на скале,

испытать, узнать бы, посмотреть бы

все, что было, есть и будет на земле.

 

 

…Я всегда хочу невозможного,

а оно – всегда невозможно.

Мое сердце, вечно тревожное,

не умеет жить осторожно.

 

 

Что же мне прикажете делать с ним,

если век для него – минута!

Может быть, ему хватит смелости

на всю жизнь? Вот и все, как будто.

 

 

Нет, еще! Когда небо в пламени,

когда веет тихонько ветер,

когда близится утро раннее,

очень хочется жить на свете!

 

1944

«Я боюсь, что, полюбивши…»

 

Я боюсь, что, полюбивши,

разлюблю свои привычки,

эти ласковые утра

среди солнца и цветов,

 

 

разлюблю бродить по лужам,

пить сосульки ледяные

и бежать с горы высокой,

чтоб захватывало дух,

 

 

разлюблю не спать ночами

с недочитанною книгой,

и пленительные звуки

дальней музыки ловить,

 

 

и всегда хотеть чего-то,

и по-детски грезить часто

о каких-то недоступных

и неведомых краях…

 

 

И останутся лишь взгляды,

только ласки и объятья.

Что же, разве это счастье?

Не любить бы мне вовек!