– Человеку, а-а, свойственно постоянно стремиться к чему-то новому, к чему-то лучшему, высокому, светлому, – задушевно произнес репортер передачи «Москва – москвичам». – Это отлично известно высококлассным специалистам строительной компании «Седьмое небо». И они изо всех сил стремятся сделать нашу с вами, а-а, сказку – былью…
Разглагольствующий перед телекамерой репортер смотрел не в объектив, а чуточку выше, где размещался экранчик с бегущим текстом. Когда передача выйдет в эфир, наивные зрители будут убеждены, что парень здорово насобачился в произнесении красивых, грамотно составленных фраз. Они также не заподозрят, что данный сюжет значительно обогатил как телекомпанию, так и съемочную группу, мерзнущую на пронизывающем февральском ветру. И никогда не узнают, что на самом деле репортер думает вовсе не о них, телезрителях, а о куда более близких ему вещах. О причитающейся премии от компании «Седьмое небо», о сорвавшейся в загул супруге, о том, что надо бы поскорее спрятаться в машину, пока нос не покраснел, как у горького пьяницы. Красноносых, да и просто сопливых репортеров не жалуют ни начальники, ни жены. Их быстро заменяют новыми – конкурентов хоть отбавляй.
Голос репортера зазвучал в более высокой тональности:
– Успех, а-а, достижение новых целей и новых, а-а, вершин заставляет нас менять стиль и темп жизни. Мы предъявляем, а-а, новые требования к тому, как и где мы обитаем, как проводим свое время…
Репортер покосился на дожидающийся его микроавтобус со включенной печкой и подумал, что пора бы наконец разобраться с времяпровождением супруги. Где сейчас ошивается эта вертихвостка и, главное, с кем?
Репортерская скороговорка сделалась сбивчивой:
– Природа заложила в нас естественное стремление к, а-а, неустанному улучшению нашего земного бытия. Мы постоянно ищем гармонии с окружающим миром, стремимся к комфорту, красоте, изяществу форм и, а-а, содержания. Вот почему спрос на элитные дома компании «Седьмое небо» растет не по дням, а по часам. Человек – это звучит гордо. Человек, ставший клиентом, а-а, компании, может гордиться собой вдвойне.
Заподозрив, что из ноздри вот-вот выскользнет предательская капля, репортер повернулся к камере вполоборота и показал на возвышающееся за его спиной здание:
– Новая квартира в фирменном доме «Кутузов» – это не просто, а-а, символ благополучия. Это в высшей степени удобное жилье, призванное, а-а, максимально удовлетворить насущные потребности каждого индивидуума.
Пока оператор давал крупный план здания, репортер молниеносно достал носовой платок, привел себя в порядок и затараторил с удвоенной энергией:
– Быстро, аккуратно, надежно и, а-а, технологично – вот главные принципы, взятые за основу при возведении здания специалистами «Седьмого неба». Сочетание красоты и интеллекта ощущается с самых первых секунд пребывания в двенадцатиэтажном храме, а-а, комфорта. Автоматические двери на фотоэлементах мгновенно распахиваются при приближении, и взору открывается роскошный холл, отделанный лучшими сортами мрамора. – Несмотря на то, что съемочную группу не пустили даже на порог здания, репортер говорил без запинки, такая уж у него работа была. – Внутренние интерьеры дома соединяют в себе нестандартные, а-а, дизайнерские решения и элегантность классических, а-а, линий и форм, изысканность и одновременно, а-а, атмосферу теплоты и уюта. Звуки струящейся, а-а, в фонтане воды отвлекают от казавшихся еще минуту назад столь важными, а-а, забот и проблем…
В голосе репортера прорезались тревожные нотки, поскольку упомянутые звуки струящейся воды напомнили ему о полутора литрах пива, выпитых перед поездкой. Кое-как закруглившись, он пристроился к заднему скату микроавтобуса и зажурчал, блаженно постанывая.
Выгонят к чертовой матери за такие штучки, беззлобно подумал оператор, сворачивая аппаратуру. Болван. «Акает», пиво глушит, мочится у прохожих на виду. Имеет два предупреждения, а выводов не сделал. Ну и шут с ним. Может, за какой-нибудь молоденькой закрепят. Они, молоденькие, хоть и неопытные, но с пониманием…
Через несколько минут автобус с надписью «Телевидение» укатил в неизвестном направлении, а дом, носящий громкое название «Кутузов», остался стоять там, где однажды возник в соответствии со специальным указом московской мэрии. Стоил он без малого сто миллионов долларов. Так называемой чистой, гм, прибыли принес всем заинтересованным лицам столько же плюс полстолько.
Кто же мог себе позволить проживать в здешних тридцати квартирах площадью до 230 квадратных метров? Кто плевал в эти высоченные потолки за сейфовыми дверями, кто топтал паркетные полы из ценнейших пород дерева, кто взирал сквозь тройные стеклопакеты окон на соседние многоэтажки-замухрышки?
«Кутузов» хранил в тайне и это, и многое другое. По сути, это была крепость, куда более неприступная, чем те замки, в которых прятались от своих вассалов средневековые феодалы. О безопасности и комфорте жильцов круглосуточно заботились дежурные администраторы, службы охраны и эксплуатации, многочисленные секьюрити. Само здание и прилегающая территория контролировались современнейшими системами видеонаблюдения, а также автоматической системой пожаротушения.
No pasaran!
Два тщательно охраняемых подземных этажа, занятые под паркинг автомобилей, были оснащены не только мойками, но и лифтом, позволяющим подняться в холл. Тут же, не выходя из дома, можно было отдохнуть душой и телом в шикарном салоне так называемых SPA-услуг: попариться в любой бане на выбор, омолодиться в косметических кабинетах, погарцевать в фитнес-зале, пожеманничать в парикмахерском кресле. Приверженцы здорового образа жизни непременно заглядывали в фитокафе, а потом уж отправлялись кушать домой, возносясь на свои этажи в бесшумных лифтах, как на крыльях.
Квартиры встречали их налаженным микроклиматом. Тут тебе и система центрального кондиционирования с электронной вентиляцией, и автоматическое пылеудаление, и оптико-волоконная линия доступа в Интернет. Казалось бы, живи – не хочу. Многие так и поступали: как бы не очень хотели, но как бы жили. Зачем? Во имя чего? Спроси их – обидятся. А еще хуже, если пустятся в пространные объяснения, разглагольствуя об общечеловеческих ценностях, базирующихся на рыночных отношениях. Только настоящий рынок вон он – заплеванный, загаженный, набитый поддельными товарами со смазанными этикетками на иностранных языках. Удел жалких, ничтожных людишек, не способных ни льготные квоты отхватывать, ни тендеры выигрывать, ни заниматься чем-либо другим, столь же полезным и приятным одновременно.
«Кутузов» населяли существа иного сорта, способные заплатить за квадратный метр своей территории от четырех до десяти тысяч долларов. Всякую мелочь пузатую сюда даже на пистолетный выстрел не подпускали, мигом заворачивали обратно. Риелторам, продававшим эксклюзивные квартиры, было строго-настрого приказано осуществлять жесточайший фэйс-контроль и не связываться с первым встречным, какие бы деньги тот ни сулил. Получилось нечто вроде элитного клуба с ограниченным доступом. В него входили имущие не только капиталы, но и власть.
Всех и вся имущие. Чаще всего насильственным образом.
Если вас когда-нибудь пригласят в приличное «кутузовское» общество, то не тужьтесь напрасно, дергая на себя бронзовую дверную ручку. Дверь все равно не поддастся, пока вы не представитесь недоверчивому глазку видеокамеры:
– Такой-то, явился к тому-то.
– Подождите, пожалуйста.
Если вы действительно тот, за кого себя выдаете, не пройдет и пяти минут, как пропоет мелодичный гудок, что-то щелкнет, что-то звякнет, дверь мягко распахнется. Останется лишь выдержать неприятную процедуру просвечивания металлоискателями, после чего путь будет свободен. Потыкавшись в разные углы холла, вы обнаружите нишу с кабинами лифтов. Смело выбирайте любую и – в добрый путь. Мягкий толчок, а через несколько секунд: «динь-дилинь, приехали». Не успеешь и опомниться, как ты уже на самом верхнем этаже. Здесь, кстати, размещается только одна квартира, зато самая просторная, самая шикарная во всем доме.
Очутившись внутри апартаментов, старайтесь не слишком пялиться по сторонам. Делайте вид, что у вас тоже хватает комнат и залов, по которым можно бродить с утра до вечера, отдыхая то на диване, то в кресле, то на просторном спальном ложе под королевским балдахином. Притворяйтесь, что у вас точно такие же камины, общим числом три: первый – кремовый с бежевыми прожилками, второй – черно-сизый с мерцающими крапинками, последний – из белого мрамора с фиолетовыми прожилками. Пузатыми вазами с китайскими миниатюрами нас тоже не удивишь, у нас полным-полно таких ваз, просто ставить некуда. И раскидистых, как баобабы, люстр хватает, и бронзовых канделябров (на кой хрен они, кстати говоря, нужны при наличии электрического освещения?). Подлинники мастеров живописи? Видали мы эти подлинники! Красного дерева часы величиной с платяной шкаф? Эко диво, тьфу!
И только очутившись в одной из трех ванных комнат, где никто за нами не подсматривает (хотя кто знает, кто знает…), можно дать волю чувствам, трогая все эти золоченые финтифлюшки да краники, оглаживая кафельные и фаянсовые поверхности. Не та красота, которая спасет мир, но все равно здорово.
Однако по-настоящему дух захватывает в персональном зимнем саду, сооруженном на верхушке «кутузовского» дома. Вот где поистине райский уголок! Попав внутрь, невольно задаешься вопросом, почему господь изгнал из Эдема Адама и Еву, а некоторым их куда более грешным потомкам обеспечил райское существование непосредственно на земле?
В этом божественном оазисе удушливо благоухают тропические цветы, топорщатся манговые заросли, подают жутковатые голоса яркие попугаи. Правда, их приходится держать в клетках, поскольку сад необходимо постоянно проветривать, открывая фрамуги. По этой же причине помещение невозможно оградить от вездесущих московских воробьев, непринужденно купающихся в искусственном озерце или склевывающих диковинных жучков с магнолий.
Но не только воробьям тут раздолье – сад настолько велик, что трудно сказать, то ли он является продолжением апартаментов, то ли сами апартаменты пристроены к саду. Для того чтобы сюда беспрепятственно проникал солнечный свет, добрую треть кровли возвели из высокопрочного стекла. Под полом тянулась целая система насосов, дренажных отводов и трубопроводов. Помимо центрального отопления была задействована установка, отвечающая за воздушный подогрев. Исправно функционировала система полива растений. В растворном узле готовились минеральные удобрения.
Уход за садом осуществляла команда из трех человек, к которой, в случае необходимости, подключались механик или электрик. Но все эти работяги твердо усвоили одно простое правило: не хочешь потерять теплое местечко – не попадайся на глаза хозяину. Стоило персоналу получить сигнал о его приближении, как они моментально испарялись, подобно бесплотным духам.
Он любил находиться в саду в полном одиночестве, особенно когда за стенами его персонального рая бушевала непогода. За прозрачной торцевой стеной вселенский потоп, по стеклянной крыше низвергаются хляби небесные, а он блаженствует в шезлонге, изолированный от любых бед и напастей…
Только не поддавайтесь зависти и избегайте мыслей, будто обладатель сей роскоши вас когда-то где-то как-то обобрал. Ложь. Поклеп. Ну, может быть, ему и пришлось маненько нажучить Иванова с Сидоровым, может быть, даже несколько миллионов таких ивановых с сидоровыми, но ведь не вас лично, правда? Так что восхищайтесь скромным обаянием буржуазии и помалкивайте в тряпочку. Не то…
– Яйца оторву! – прорычал Кочер, мечась по бильярдной.
Углы просторного помещения тонули во мраке. Там, напоминая притаившихся гиппопотамов, тускло лоснились низкие диваны, мерцали бутылки в зеркальных гротах бара, томился в ожидании неизвестно чего черный суперплоский телевизор с чуть ли не двухметровым экраном. В круге света находился лишь громадный стол под зеленым сукном, черный щит с записанным мелом счетом, кийная стойка да открытые ящики на резных ножках, в которых хранились шары, желтоватые, как черепа убиенных младенцев.
Сам Кочер то появлялся на свету, то вновь ускользал в тень. Что-что, а эту тактику он освоил досконально.
– Падла! – возник.
– Паскуда! – пропал.
Хотя Кочер ругался, как пьяный сапожник, был он человеком весьма уважаемым, известным не только в деловых, но и в политических кругах. О его международной корпорации, ворочающей миллионами долларов, писали в прессе и даже вскользь упоминали по телевидению. Именовалась она по-английски «Голден хиллз», а по-русски – «Золотые горы». Никто, кроме Кочера, не знал, откуда взялось это название, а он на эту тему не распространялся. Не объяснять же каждому, что это была дань детству, когда маленький Кочер любил напевать песенку из мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве». Звучала песенка так: «Имел бы я-а златые горы и ре-е-еки по-олные вина-а…» Далее следовала строчка «но крашу, крашу я заборы», которую будущий мультимиллионер интуитивно недолюбливал, а потому замалчивал. И правильно делал. За свою жизнь он не покрасил ни одного забора, даже самого маленького. Его предназначение было иным.
К началу третьего тысячелетия от Рождества Христова Кочер стоял на ногах так прочно, что не повалишь. Начинал он, как многие, с банального кидалова да мочилова, а по прошествии лет его корпорация ворочала мультимиллионными капиталами, и не было в столичном бизнесе места, где бы он не имел своего интереса. Курочка по зернышку клюет, а господину Кочеру, весившему без малого сто кэгэ, таких зернышек требовалось ой как много. И без доступа к государственной кормушке он чувствовал бы себя обделенным.
Путевкой в большую жизнь послужило мимолетное высказывание Чубайса, отозвавшегося однажды о Кочере как о честнейшем предпринимателе, с которым можно иметь дело. Для людей понимающих это означало многое. Правда, Кох и Гайдар забывали упомянуть Кочера в своих высказываниях, но они давно не пользовались тем авторитетом, как на заре перестройки. Кочер запросто обошелся без их рекомендаций, проталкиваясь к «шведскому столу», как шутливо именовали в определенных кругах благодатную ниву приватизации. Урвал кусок здесь, урвал кусок там, перемолол, проглотил, снова хапнул, не позволяя оттеснить себя от дармового пирога – Кочер здорово поднаторел в этой деятельности. Сливки снимали другие, но и такие, как он, внакладе не оставались, энергично работая локтями и челюстями. При этом хорошим тоном считалось не просто жевать, а поддерживать светскую беседу, рассуждая о священных принципах частной (чав-чав) собственности, о либерализации (чав-чав) и интеграции (чав-чав).
Предки Кочера были выходцами из Германии, но он никогда не жалел о том, что родился в России. Правда, страну, считавшуюся его родиной, он не жалел тоже. Нищенствует? И пусть нищенствует. Таково ее историческое предназначение.
Что вы волнуетесь за всяких неудачников, отчитывал Кочер оппонентов в ходе телевизионных дебатов. Ну, вымрет тридцать миллионов, так что же? Они не вписались в рынок. Не думайте об этих лентяях – новое поколение вырастет, предприимчивое, жизнеспособное.
Русские люди страдают по собственной вине, утверждал Кочер. Их никто не оккупировал, никто не покорял, никто не загонял за колючую проволоку. Они сами развязывали войны, сами садились в тюрьму и сами себя расстреливали. Работать до седьмого пота не любили, предпочитая философствовать да пьянствовать. В итоге русский народ лишь пожинает то, что посеял. И поделом. Пусть расплачивается за свое кровавое тоталитарное прошлое. За Родину, за Сталина? Вот и получайте по полной программе, коммуняки хреновы.
Известное выражение «русише швайн» не употреблялось им лишь потому, что это могло вызывать некоторые неприятные ассоциации с фашизмом, мешающие бизнесу. Но думать Кочеру запретить никто не мог, и он думал именно так. Его нельзя было обвинить в том, что он грабит своих. Люди, среди которых он провел всю жизнь, были для него чужими. Не сплошь «швайне», но все равно «русише».
Судя по всему, одна из этих русских свиней чем-то здорово насолила господину Кочеру.
– Убить мало! – проорал он.
Это была последняя вспышка гнева. Запыхавшийся Кочер плюхнулся в кресло, плеснул в бокал коньяка и смочил им пересохшую глотку. Потом набрал на мобильнике нужное сочетание цифр и приложил трубку к уху. Многофункциональный телефон был оснащен не только такими техническими новинками, как цифровая видеокамера или универсальный переводчик, но мог также подключаться к компьютерной системе. Благодаря этому Кочер имел возможность прослушивать разговоры людей, которым он не доверял, то есть практически всех, кому были установлены микрофоны.
Система была дорогостоящей, но себя окупала. Кочер неоднократно убеждался в этом. И сегодня его предусмотрительность дала очередные плоды.
– Ну свинья, вот же грязная свинья, – процедил он, прислушиваясь к происходящему в квартире Каменира. – Самовольничать вздумал? Молоденькой девчатинкой решил побаловаться? Ладно, скоро мы узнаем, действительно ли ты такой прыткий, каким хочешь казаться. Ты у меня поскачешь, старый козел. Я тебя научу соблюдать порядок.
С этими словами Кочер нажал кнопку сброса, после чего сразу же включил вызов начальника службы личной безопасности.
Не прошло и трех секунд, как Ханчев предстал перед боссом, готовый выполнить любой приказ. Мало кто догадывался, что этот франтоватый, низкорослый, по-мальчишески щуплый мужчина с внешностью героя-любовника немого кино опасен, как гремучая змея. Чеченец по отцу, русский по матери, он родился, вырос и жил в Ставрополе, пока не был призван в армию.
Служить Ханчеву выпало на границе с Афганистаном, но погоны он носил недолго. Спутавшись с поставщиками героина, чуть не загремел под трибунал, дезертировал и находился в бегах, пока не завербовался в отряд наемников. Побывал в Афгане, Сирии, Ираке, Ливане и даже в Косове, где, конечно же, занимался отнюдь не миротворческой деятельностью. О своих тогдашних подвигах Ханчев распространяться не любил, а Кочер на этом и не настаивал. С него было достаточно, что его охранник обладает навыками ведения диверсионной и партизанской деятельности. Ханчев разбирался в любых системах слежения, умел обращаться со всеми видами оружия, обладал профессиональной интуицией и был предан хозяину как кавказская овчарка… до тех пор, пока его врожденная кровожадность находилась под контролем, а преданность оплачивалась. Во всяком случае, так полагал Кочер.
– Кажется, возникли проблемы, – пожаловался он, пригубив коньяк.
– Наконец-то, Роберт Оттович, – откликнулся Ханчев.
– Ты рад, что у твоего шефа проблемы?
– Я рад возможности разрешить их наилучшим образом. – Ханчеву была свойственна некая напыщенность, принимавшая порой гротескные формы. Иногда он начинал изъясняться как персонаж индейских романов Фенимора Купера, питавших склонность к цветистым оборотам речи. Вот и сейчас, задумавшись на мгновение, Ханчев решил развить свою мысль. – Езда по ровной дороге приятна и безопасна, но скучна, – произнес он. – Препятствия на пути придают жизни необходимую остроту.
– Да-да, – рассеянно кивнул Кочер, предпочитавший, чтобы все шло без сучка и задоринки.
– Это как хорошая аджика.
– Может быть, но я, честно говоря, совершенно не знаком с кавказской кухней.
– Много потеряли, Роберт Оттович.
– Но приобрел гораздо больше, не так ли?
Ханчев утвердительно наклонил голову и почтительно потупился – поза, позволяющая скрывать истинные чувства. В настоящий момент на губы Ханчева просилась пренебрежительная усмешка. «Почему этот рыжий мудак не перекрасится в какой-нибудь нейтральный цвет? – спросил себя он. – Неужели ему не ясно, что рыжим место на цирковой, а не на политической арене? А эта раздутая, как у жабы шея, в которой утопает крошечный подбородок шефа, – он что, не глядится в зеркало? Если причиной тому базедова болезнь, то нужно срочно лечиться, вместо того чтобы заказывать сорочки с нестандартными размерами воротников».
Пока Ханчев смотрел в пол, ожидая распоряжений, Кочер опять включил телефон, поднес его к уху и поморщился. Звучала музыка, девушка опять повизгивала, а Каменир, надо полагать, получал очередную порцию дармового удовольствия. Но так не бывает. За все приходится платить, буквально за все. Конечно, лучше бы деньгами, но что взять с этого жалкого интеллигента? Что ж, пусть расплачивается как-нибудь иначе. Например, своей бесшабашной головой.
– Помнишь такого – Эдуарда Львовича? – спросил Кочер, сменив телефонную трубку на бутылку «Камю».
– Профессионалы моего класса не страдают склерозом, – пространно ответил Ханчев. – До старости доживают немногие, а те, кому это удается, обладают очень даже хорошей памятью.
Кочер бросил на него острый взгляд:
– Возьми пару ребят и поезжай к дому Каменира, профессионал. Мне нужен не только он, но и его подружка, которая сейчас находится у него в гостях.
– Как она выглядит?
– Понятия не имею. Студентка. Думаю, смазливая.
– Люблю иметь дело со смазливыми студентками, – мечтательно улыбнулся Ханчев, давным-давно не испытывавший тяги к женскому полу. Слишком долго мыкался он по горам и пустыням, сражаясь бок о бок с мужчинами, среди которых было немало арабов. Они-то и открыли Ханчеву весьма специфические способы сексуальной разрядки, которые пришлись ему по вкусу, да, по вкусу. Облизав губы, он поинтересовался: – Куда доставить сладкую парочку? На базу?
– Сюда. – Кочер похлопал рукой по подлокотнику кресла. – Дождитесь темноты и действуйте. Девчонка скорее всего будет в невменяемом состоянии. Я не хочу, чтобы ее видели внизу.
– Мы привезем вам холодильник, – сказал Ханчев. – Большой, вместительный холодильник в фирменной упаковке. Предупредите, пожалуйста, об этом секьюрити.
– Слушаюсь и повинуюсь. – Окружающие полагали, что Кочер начисто лишен чувства юмора, и ему иногда хотелось рассеять это заблуждение.
Мужчины посмеялись. Один – потому что, как ему представлялось, удачно пошутил. Второй – поскольку подыгрывал хозяину.
– Есть хорошие новости, – сообщил Ханчев, продолжая ухмыляться.
– Вот как? – Кочер заинтересованно приподнял рыжие брови.
– Слышали про недавний теракт в ночном клубе, Роберт Оттович?
– Конечно. Все средства массовой информации трубят об этом.
– Так вот, они вышли на след организаторов взрыва.
– Массмедиа? – спросил Кочер.
– Они, – произнес Ханчев с нажимом.
– А! Это действительно приятно слышать. И что же это за след?
– Чеченский, как и следовало ожидать.
– Совсем распоясались, сепаратисты проклятые, – возмутился Кочер. – Ваххабиты, без стыда и совести.
Ханчев тонко улыбнулся:
– Пресс-секретарь ФСБ, выступивший по телевизору, высказался примерно в таком духе, только другими словами.
– Значит, виновные скоро будут пойманы и примерно наказаны.
– Вот именно. Думаю, у чекистов уже есть на примете несколько подходящих кандидатур. Вы знаете, как это бывает.
– Знаю, – согласился Кочер. – Ловят, предъявляют возмущенной общественности, а потом годами мурыжат в Лефортове.
– Собирают доказательства, – поддакнул Ханчев.
– Что ж, пожелаем им удачи в их доблестном труде, – сказал Кочер, сделав маленький глоток коньяка. – А мы давай займемся своими делами. Мне не терпится увидеть новый холодильник. Чем раньше он появится здесь, тем лучше. Только пусть ребята не повредят его по дороге. – Кочер со значением взглянул на подчиненного. – Чтобы ни царапинки, ясно?