– Как-то ночью, – сказал дядюшка Римус, посадив мальчика к себе на колени и задумчиво поглаживая его по волосам, – как-то ночью Братец Опоссум зашёл к Братцу Еноту; опростали они большую миску тушёной моркови, выкурили по сигаре, а потом отправились погулять, посмотреть, как поживают соседи. Братец Енот – всё трусцой да трусцой, Братец Опоссум – вприскочку да вприпрыжку. Опоссум до отвала наелся фиников, а Енот наглотался вволю лягушек и головастиков.
Гуляли они, гуляли. Вдруг слышат – где-то в лесу сама с собой толкует собака.
– Вдруг она кинется на нас, Братец Опоссум? Что мы будем делать? – спросил Енот.
Опоссум только усмехнулся:
– Ну уж я не дам тебя в обиду, Братец Енот. А ты что будешь делать?
– Кто? Я? – сказал Енот. – Пусть попробует, сунется только – все рёбра пересчитаю!
А собака увидала их и не стала тратить времени зря. Она и здороваться не стала. Прямо кинулась на них – и всё тут.
Братец Опоссум в ту же минуту осклабился, рот до ушей, и кувырнулся на спину, будто мёртвый.
А Енот – тот мастер был драться. Подмял под себя собаку и ну трепать. Правду сказать, от собаки не много осталось, а то, что осталось, вырвалось – и наутёк, в самую чащу, будто кто пальнул из ружья.
Вот Братец Енот привёл свой костюм в порядок, встряхнулся, а Братец Опоссум всё лежал как мёртвый. Потом осторожно привстал, огляделся да как бросится бежать, только пятки засверкали.
В другой раз, как повстречались Опоссум и Енот, говорит Опоссум:
– Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?
Но Енот – руки в карманы, здороваться не хочет.
– Ты что ж это нос воротишь, Братец Енот? – спрашивает Опоссум.
– Я с трусами и разговаривать не хочу, – отвечает Енот. – Ступай своей дорогой!
Опоссум разобиделся – страх.
– Кто ж это трус, нельзя ли узнать?
– Да ты, конечно, – говорит Енот. – Очень нужны мне такие приятели, что кидаются на спину и строят из себя мёртвых, чуть дело дойдёт до драки!
Опоссум, как услышал эти слова, ну смеяться, ну хохотать.
– Неужто ты думаешь, Братец Енот, что это я со страху? Не думаешь ли ты, что я испугался несчастного пса? И чего мне было бояться? Я ведь отлично знал, что, если я не слажу с этой собакой, ты-то задашь ей жару. Да я просто лежал и смотрел, как ты треплешь её, и ждал, когда придёт мой черёд позабавиться.
Но Енот только нос наморщил:
– Рассказывай сказки, Братец Опоссум. Как дотронулась до тебя собака, ты сразу кувырнулся и прикинулся мёртвым.
– Так ведь я говорю тебе, Братец Енот, что это совсем не от страху. Я одной только вещи и боюсь на свете – это щекотки. А когда эта собака ткнулась носом мне в рёбра, я рассмеялся, и так разобрал меня смех, что вот не шелохнуть ни рукой, ни ногой! Конечно, её счастье, что я боюсь щекотки, а то ещё минутка, и я разорвал бы её в клочья. Драки я не боюсь никакой, Братец Енот, но щекотка – это дело другое. С кем угодно согласен я драться, но только – чур – без щекотки.
– Вот с того самого дня, – продолжал дядюшка Римус, глядя, как завивается в кольца дымок из трубки, – и до сих пор так боится щекотки Братец Опоссум: тронь его только между рёбер – кидается на спину и хохочет до упаду, так что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой.
– Дядюшка Римус, – спросил Джоэль вечером, когда старик как будто ничем не был занят, – скажи, когда Лис поймал Кролика Чучелом, он не убил его и не съел?
– Разве ж я не рассказывал тебе об этом, дружок? Ну да, я ведь сонный был, и в голове у меня всё спуталось, и мама как раз позвала тебя. О чём же мы тогда толковали? Помню, помню. Ты, никак, и глазки уже трёшь? Нет, плакать по Братцу Кролику погоди. Даром, что ли, он был такой шустрый? Ты послушай, что дальше будет.
Приклеился, значит, Братец Кролик к Чучелку, а Старый Лис ну кататься по земле, ну хохотать.
А потом говорит:
– Сдаётся мне, Братец Кролик, на этот раз я тебя поймал. Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что поймал. Ты всё тут скакал и потешался надо мной, но теперь конец твоим шуткам. И кто просил тебя лезть не в своё дело? И зачем сдалось тебе это Чучелко? И кто это прилепил тебя к нему? Никто, никто в целом свете! Никто не просил тебя, а просто ты сам взял и влепился в это Чучелко! И сам ты во всём виноват, Братец Кролик! Так и надо тебе, так и будешь сидеть, пока я не наберу хворосту и не зажгу его, потому что я, конечно, зажарю тебя сегодня, Братец Кролик.
Так сказал Старый Лис.
А Кролик отвечает так смирно, послушно:
– Делай со мной что хочешь, Братец Лис, только, пожалуйста, не вздумай бросить меня в этот терновый куст. Жарь меня, как хочешь, Братец Лис, только не бросай меня в этот терновый куст.
– Пожалуй, слишком много возни с костром, – говорит Лис. – Пожалуй, я лучше повешу тебя, Братец Кролик.
– Вешай, как хочешь высоко, Братец Лис, – говорит Кролик, – только бы ты не вздумал бросить меня в этот терновый куст.
– Верёвки-то у меня нет, – говорит Лис, – так что, пожалуй, я утоплю тебя.
– Топи меня так глубоко, как хочешь, Братец Лис, – говорит Кролик, – только не бросай меня в этот терновый куст.
Но Братец Лис хотел расправиться с Кроликом покрепче.
– Ну, – говорит, – раз ты боишься, как раз и брошу тебя в терновый куст.
– Где тебе! – говорит Братец Кролик. – С Чучелком-то я слишком тяжёл, не добросишь.
Схватил Лис Кролика за уши да как тряхнёт! Отклеилось, упало Чучелко.
– А вот и доброшу, – говорит Лис.
Как размахнется, как бросит Кролика в серёдку тернового куста, даже треск пошёл. Встал Лис на задние лапы, смотрит, что будет с Кроликом. Вдруг слышит – кличет его кто-то. Глядь – там, на пригорке, Братец Кролик на брёвнышке, нога на ногу, сидит-посиживает, смолу из шерсти вычёсывает щепкой.
Понял тут Лис, что опять остался в дураках. А Братцу Кролику позлить его охота, он и кричит:
– Терновый куст – мой дом родной, Братец Лис! Терновый куст – мой дом родной!
Вскочил и пропал, как сверчок в золе.