Песнопения Сирина
Кто, панцирь отчуждения порушив,
Не испросив, ко мне заходит в душу?
Как из острога – почему – спеша,
Ему навстречу ринулась душа?
Пахнуло степью вольною, полынью,
Пророчеством, ожившею былиной.
Божок мирских забот во мне притих,
Как только зазвучал духовный стих.
Протяжный плач, и ветер в нём, и осень,
И долгий взгляд в глазах слегка раскосых,
В нём и пастуший слышится рожок,
И колокол, молящийся Восток…
Слепой певец, свои познавший корни,
О! Как он зряч в своём труде упорном!
Не лицедейство, а добытый хлеб
Он делит с нами – плод пытливых лет.
В нём – душ далёких предков благородство,
И барства нет ничуть, и нет холопства,
Достоинство смиреньем уравняв,
Дарует нам исконный русский нрав.
От времени рассохшуюся лиру
Душою оживляет дивно Сирин.
Святой и очищающий восторг
В сердца вселяет нам не сам ли Бог?!
Очищенье
Сирин перелистывает ноты,
Нас ведя в минувшие века.
Предков наших о душе забота
Тоже нам становится близка.
Мир преображают песнопенья —
Он уже нам кажется иным,
Будто чудо чистого прозренья
Истиной даровано слепым.
Исцеленье дарится калекам,
Светится в распевах мудреца
Божья искра в духе человека
И гуманность в промысле Творца.
Сирин, будто став за нас в ответе,
Промывая нам глаза души,
Жизнь таким вдруг озаряет светом,
Что уже не можется грешить.
Лики Сирина
В искусстве – слепое уродство:
Так больно ушам и глазам!
И сердце устало бороться…
Где песен былых благородство? —
Для душ утомлённых бальзам.
Настроив на истину лиру,
Ища к нашим душам пути,
Как пастырь заблудшим и сирым
Отправился праведный Сирин
Свет божьего слова нести.
Той истине – вера порукой!
И вновь возрождают нам храм
Добытые в творческой муке
Какие красивые звуки! —
Услада уставшим ушам.
С их пеньем ничто не сравнится —
От радости брызнет слеза.
Не из-под рублёвской ли кисти? —
Какие красивые лица! —
Услада уставшим глазам.
Не грех поклониться нам будет
Певцов матерям и отцам,
Когда в нас все доброе будят
Какие красивые люди! —
Отрада уставшим сердцам.
Глас небесный
Что за праздник? Что за праздник?
Звон колоколов!
Будто зазвучали сразу
Тыща голосов.
Медь большого прогремела,
Малых серебро.
И душа сама запела.
Светится нутро.
Что же хочет, интересно,
Тысячами лет
Передать нам глас небесный:
Зов, укор, привет?
Головы поднялись кверху.
Воспарился дух.
С любопытством или верой
В храм святой идут?
Разливается по венам
Жизненный покой:
Хорошо хоть на мгновенье
Стать самим собой.
Голосит на нотах разных
Колокольный вал.
Что за праздник? Что за праздник?
Божий день настал!
Азан
Ночь прощается с Кабулом,
Нарождаются лучи,
С минарета звонко будит
Правоверных азанчи.
В звуках зычного азана —
Заклинанье от беды,
Боль и скорбь Востока, раны
И надежды бедноты.
Просьбы жаркие к Аллаху
Отпущения грехов,
Песнь о предках, что во прахе,
И к молитве первый зов.
Ветерок подул в оконца,
Свет неярких звёзд потух.
И – служитель культа Солнца —
Свой азан поёт петух.
Минарет
Первый луч прикоснулся к глазам.
Держит сон ещё сладкий и липкий,
Но звучит уже зычный азан
К омовению сердца молитвой.
Зов к молитве – как песня души
О величьи творца мирозданья.
Минареты, как карандаши,
Продолжают о вечном сказанье.
Успокоился старый пират:
Став купчиной, жизнь переиначил.
Зацепившись за месяц, стоят
Минареты – застывшие мачты.
Азанчи посылает свой зов
Сотни лет в небо – нету ответа.
В честь покинувших Землю богов
Минарет – смутный облик ракеты?
Видно, был не единожды крах,
Человечество в прах растирая, —
Мы грустим о златых временах,
Мы скорбим о потерянном рае.
Не случается жизнь без грехов —
Такова человека природа.
Минареты – от гнева богов
Сквозь раскаянье громоотводы.
Сто загадок таит Будды след.
Будоражит нас зов Атлантиды.
Колокольня стоит, минарет
На руинах дворца Артемиды…
Восточная фреска
Воздух – вакуум,
Солнце – рентген,
И земля, как цемент,
Горы – в камне верблюды,
А над всем минарет,
И опять минарет,
Словно коконы,
В ткани обернуты люди.
Заунывный азан,
Хохот злой ишака,
И насквозь пропылившийся ветер.
Вол, дувал и соха —
Весь портрет кишлака —
Летаргия минувших столетий.
Соната Моцарта
Вызывая карусель эмоций,
Радуясь, ликуя и звеня,
Потрясает семилетний Моцарт
Сорокатрёхлетнего меня.
Души наши голубями взмыли,
Только что склонённые ничком.
И манжеты – ангельские крылья —
Вспархивают над живым смычком.
Мальчик, милый! Выстрадав бессмертье,
Как же бескорыстно ты горел,
Если даже через два столетья
Нынешние радости прозрел!