Работа не шла. Герои не торопились двигаться к назначенному финалу, отмалчивались, либо вели себя неестественно и натужно, вынуждая то и дело рвать распечатанные листки и гонять по экрану текст вверх или вниз. Примета была плохая. Значит, или они задумали выйти из игры, или их подлинная история была гораздо реальнее и интереснее выдуманной мною. В такие минуты стоило оставить персонажей в покое, дать им расслабиться и зажить естественной жизнью. Жаль только, что естественная жизнь побуждала их обходиться без душевных страданий, надуманных испытаний и бесконечных философских рассуждений. Но это я поправлю. Просто они еще не знают, что задумал автор на последующих страницах их истории.
Голова гудела. Кажется, я начинал понимать причины благосклонного отношения ко мне соседки. Я умел слушать. Она уложилась в пятнадцать минут и удалилась, порядком ослабив мой интеллектуальный иммунитет.
Я печально посмотрел на маленький экран старого и ленивого электронного приятеля, сохранил текст и отправился на кухню, имитируя по дороге легкую оздоровительную гимнастику. В открытое окно заглядывало солнечным глазом московское лето. На жестяном оконном отливе балансировал толстый и глупый голубь. Внизу хлопнула дверь подъезда. Спугнув неопрятную птицу, я выглянул в окно и увидел уходящего через двор «быка». Слегка расставив руки и покачиваясь из стороны в сторону, как матрос кругосветки, он дошел до приткнувшихся у сквера автомобилей, открыл дверь чуть поцарапанного «пассата» и, не прогревая мотор, уехал. Я посмотрел на часы. Почти двенадцать. Что-то непостижимое происходило на моих глазах. Я вернулся в комнату, вытащил из принтера белый лист и начертил таблицу из четырех колонок. В первой колонке написал «Действующие лица» и перечислил всех пятерых, которых встречал несколько раз: Алексей, «бык», «сыщик», «бизнесмен», «франт». Во второй колонке написал: «новости» – и пометил, что сегодня видел Алексея, а в двенадцать часов дня из квартиры вышел «бык». В третьей колонке, которую я назвал «внешний мир», я написал слова: «бык», «франт», «сыщик» и «бизнесмен». Четвертую колонку я озаглавил «квартира» и добавил только одно слово – «Алексей». Мои герои отошли в сторону и замерли в тумане. Ничего. Я рассчитывал на этот туман. Он должен был постепенно сгуститься, сконденсироваться и опуститься на мозговые извилины росой идей и разгадок. По крайней мере, раньше всегда происходило именно так.
Значит, пока я пытался завести с Алексеем разговор, в его квартире находился этот «бык»? Может быть, даже лежал в это время на постели и курил, сбрасывая пепел в чашечку из-под кофе? Хорошо еще, что в голове соседки не появились мысли о притоне мужчин неадекватного поведения. Точно бы уже бежала в жилищную контору или к участковому. Звонок в дверь прервал размышления. Я щелкнул замком и увидел в дверях встревоженную Евдокию Ивановну. Она втиснулась в узкий коридор, приложила палец к губам и прошипела:
– Слышь? А если Лешка этот… голубой? Ну, которые мужик с мужиком…
– Да что вы, Евдокия Ивановна? – успокоил я соседку. – Конечно, нет. Те и выглядят по-другому, и повадки у них другие. Юрист он, скорее всего. Только пьющий. Советы дает людям, помогает в чем-то. Или врач. Да не волнуйтесь вы так. Я сам все узнаю и вам расскажу. Хорошо?
Если когда-нибудь человечество встанет перед проблемой собственной идентификации, то есть отличия людей «натуральных» от «искусственных», оно с удивлением обнаружит, что каждая «натуральная» особь несет в себе определенное количество машинных черт. Не все наши действия контролируются сознанием. Порой нас подчиняют себе вовсе неведомые, но надежнейшие алгоритмы. Вы идете вечером из магазина домой и с удивлением обнаруживаете, что уже стоите у дверей собственной квартиры, но не помните, как прошли последние четыреста метров. Передвигаетесь по улицам города и не замечаете лиц людей, проходящих мимо. И они не замечают вас. Мы – машины. Олицетворенный безучастный вселенский конвейер человечества движется сквозь время. Поскрипывают совершенные сочленения, смазывающиеся суперсмазкой с исключительными присадками. Подрагивают окуляры с точнейшей наводкой на резкость. Бесшумно творит процессор с плавающей тактовой частотой. Перерабатываются тысячи видов топлива в камере внутреннего сгорания. Что еще? Может быть, не механизмы в будущем будут обеспокоены доказательством причастности к мыслящей субстанции, а именно люди вынуждены доказывать, что они являются людьми? Или категория «люди» имеет смысл только как обозначение более совершенных механизмов, созданных незримым создателем? Вы спросите: «А как же душа»? А никак. Всего лишь очень приличное программное обеспечение.
Я снова обреченно бросаю работу, предоставив героям самостоятельно разбираться друг с другом в файлах старого четырехгигабайтного диска и в моей подкорке неизвестного мне объема. Я мастерю на кухне нехитрый холостяцкий обед, используя в качестве основных продуктов питания холестерин, клетчатку, кофеин и целую пригоршню подозрительных «Е». Зажигаю спичку и загоняю в легкие по бронхам едкий дым. Смотрю в зеркало и вижу нечто, не подлежащее описанию из-за обреченной однозначности медицинских терминов. Мой затылок чешется, как чесался затылок у Ньютона перед падением на него яблока, но я стою не под яблоней, а под двумя этажами пятиэтажного дома, и моя голова не выдержит последствий подобного озарения. Я разжигаю костер гастрита в многострадальном желудке, заливаю его минеральной водой, бросаю в коридоре матрас на пол и ложусь головой к входной двери. В дверную щель сквозит запах распустившихся кошек. Изредка кто-то проходит, пробегает или прошаркивает по лестнице. Где-то устало тявкает насильно уединенная собака. Я слушаю. Я перестаю быть машиной для перегонки жизненной браги в литературный спирт. Я прихожу в себя после длительной и неконструктивной филологической спячки. Я кот, который сидит у заветной норки и прислушивается к шороху безмятежной мыши. Их уже несколько человек в этой квартире, или способность видеть и понимать покинула меня навсегда. Я жду.