А ведь всей этой херни могло не быть!
Ни Второй мировой войны, ни коммунистического Китая и Вьетнама, ни Северной Кореи, ни холодной войны, ни Карибского кризиса, ни берлинской стены, ни маккартизма. Ни миллионов жертв.
Понятно, что наверняка была бы какая-нибудь другая херня. Но уж точно не эта, которая вот уже почти сто лет оказывает огромное влияние на ход мировой истории.
Речь идёт об успешной операции Генерального штаба Германии по навязыванию России марионеточного правительства с целью выведения её из войны. Так называемое принуждение к миру.
В мировой истории эта авантюра фигурирует под названиями: «Октябрьская революция в России» или «Октябрьский переворот». И уж совсем цинично по отношению к пролетариату – «Великая пролетарская революция».
Нет ничего хуже, чем незавершённое прошлое. Эта книга – апокриф. Я принципиально отступаю от канонического описания событий того времени. В том числе и от мемуаров. Советских – заведомо лживых. И зарубежных, авторы, которых старательно замалчивают факты, чтобы не стала ясна их неприглядная роль в случившемся.
Используя метод Джоэля Кармайкла – заполняя лакуны, расшифровывая недоговоренности и несуразности в официальной версии событий – я позволяю себе разрушить многолетний миф о том, что возникновение Советской власти было результатом свободного волеизъявления народа. И смею представить себе действительный ход событий. А в допущении, что не все знакомы с историей вопроса, повествование сопровождает глоссарий.
Ориентируясь на клиповость мышления сегодняшнего читателя и восприятие им действительности в медийной форме, форма подачи текста – литературный киносценарий. Жанр выбран самый популярный – политический триллер. И, обязательно, актёр Ди Каприо в роли Ленина.
Будем надеяться, что читателям хватит фантазии представить картинку без принятых в традиционной литературе описаний природы и нервических движений бровей героев.
Действующие лица – Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов, Пинхас Рутенберг, Граф Мирбах, аналитики Генерального штаба Германии, командир оперативной группы гауптман Штольц, американские журналисты Джон Рид, Луиза Брайант и т. д.
И ещё Михаил Терещенко. Мальчик, родившейся «с золотой ложечкой во рту». Наследник одного из крупнейших состояний. Землевладелец, фабрикант, юрист, денди 1900-х, издатель. Владелец самого большого в мире голубого бриллианта и самой большой паровой яхты.
В тридцать лет он волею судеб сначала министр финансов, а затем министр иностранных дел Временного правительства России. Потом будет арест. Тюрьма. Чудом он будет спасён от расстрела. А ведь должен был быть убит. Потому, что перешёл дорогу германскому кандидату на власть в России Ульянову – Ленину. Да-да. Под увеличительным стеклом момент приведения проходимца к власти. Типичная ситуация для десятков и сотен революций, случившихся и случающихся сегодня… Важно, что найденный тогда на свалке кандидат на власть, с которого сдули пыль, почистили, отмыли и пустили в дело, был Ленин.
Потом он с соратниками станет править полученной ими страной. Да так, что охнут в России, а потом в Германии. Да и во всём мире. Увы, до сих пор охают…
Именно эта ситуация – дуэль прожженного политикана Ленина и честного, но, увы, наивного и благородного Михаила Терещенко (о, загадочная русская душа!), не нашедшая до сих пор отражения ни в кино, ни на театре, содержание триллера.
Но, главное, что при всех хитросплетениях политических интриг, в центре повествования глубокая человеческая история о любви и ненависти, о дружбе и предательстве. Ключевое слово – Честь!
А ещё, как и положено, в триллере, будут погони, переодевания, стрельба. Да ещё какая! 152 миллиметровое корабельное орудие крейсера «Аврора»!
Секс? А как же без него! Ленин с госпожой Арманд, Терещенко с дочерью английского посла.
Есть и изнасилование. Юной солдатки женского батальона, стоявшего на охране Зимнего Дворца.
И вообще, вся эта история, как предчувствие изнасилования подонками Великой страны.
Солнечный день. Грохот пулемётов. Под пулями мечутся сотни людей. Женщины, дети, солдаты…
ТИТР: Пятое июля 1917 года
От крупных деталей: крови, лиц в крике, метаний тел камера поднимается вверх, на очень общий план, как на хрестоматийной фотографии Виктора Булла, известной в советской историографии под названием «Расстрел мирной демонстрации рабочих и солдат 4 июля 1917 года», но которая на самом деле по атрибуции должна называться: «Июльский кризис. Попытка государственного переворота1. Провокация большевиков 5 июля 1917 года».
Пулемётчик на крыше бьёт из «Максима» по площади длинными очередями. Расплываясь в кокаиновой улыбке, оглядывается на заказчика – щеголеватого стройного мужчину. Это Гауптман (не кличка, а звание капитана в германской армии).
Пулемётчик снова приникает к прицелу и снова с ухмылкой даёт длинную очередь.
Не видит ни он, ни его сосед за своим пулемётом, как гауптман поднимает парабеллум и стреляет им в затылки. Потом скрывается в чердачном окне.
Спустя два часа к зданию, с крыши которого велась стрельба, подъезжает новый пятидесятисильный «роллс-ройс», типа «Сильвер Гоуст». Из него выходит Терещенко2.
С ним его адъютант – поручик Чистяков.
Полицмейстер вытягивается в струнку. Отдаёт честь. Они вместе начинают подъём по лестнице в доме. Потом через чердачное помещение на крышу.
Пока они поднимаются, проходят все служебные титры фильма. Открывается вид с крыши на площадь. На ней санитарные автомобили, повозки. Сбор раненых и погибших. На этом кадре главный титр фильма.
ТИТР: ОПЫТЫ ПСИХОАНАЛИЗА: БЕШЕНСТВО ПОДОНКА
На крыше эксперты прокуратуры изучают место преступления. Осматривают трупы пулемётчиков. С ними коренастый мужчина в пенсне. Это Рутенберг3.
– Вот огневая позиция, – показывает гостю полицмейстер. – Видимо, кто-то из толпы, а то и сами казаки смогли нейтрализовать обоих пулемётчиков.
– Не порите херню, полковник! – перебивает его Рутенберг. – С площади сюда достать невозможно. И потом, по показаниям медицинского эксперта, оба пулемётчика убиты сзади. Как утверждает эксперт по оружию…
Эксперт добавляет:
– …стреляли из немецкого парабеллума.
– Та же картина на той крыше, – Рутенберг показывает на соседнюю крышу:
– Два пулемётчика и оба в затылок.
Терещенко осматривается, а Рутенберг в это время внимательно рассматривает его.
Это, действительно, довольно экзотичная птица для крыш Петрограда. Такой себе денди с обложки журнала мод. Элегантный светлый костюм английской шерсти. Брюки с божественно отглаженной складкой, башмаки из мягкой кожи. И западня для любой дамы – прядь седых волос спадает на лоб. Говорит он снисходительно-покровительственно, с лёгкой иронией в голосе. И рассматривает место трагедии с любопытством постороннего наблюдателя.
Вот он ловит взгляд Рутенберга, представляется:
– Я Министр Временного правительства Михаил Иванович Терещенко.
– О! Читал о вас месяц тому, – говорит Рутенберг. – Вы тот «…самый юный и в то же время единственный богатый министр во всём правительстве этих министров-капиталистов…»
– Это где же так пишут?
– В «Нью-Йорк Таймс». «Меценат! Внук простого крестьянина, построившего свой капитал на производстве сахара. Владелец самой большой паровой яхты и самого красивого бриллианта…»
– Тут говорят, сто тридцать человек погибло. И раненые…
– Вы плохо информированы для министра. Погибло 216 человек и 812 ранено. Дети, женщины, старики… Могло бы быть меньше, если бы полиция сразу же среагировала.
– Перестаньте! – вмешивается в разговор полицмейстер. – Паника! Давят друг друга. Ну, вы же не представляете, как ведёт себя расстреливаемая толпа.
– Это вы мне рассказывать будете, как ведёт себя расстреливаемая толпа?! Охуеть!
Рутенеберг отходит к чердачному окну, рассматривает следы на раме.
– Кто это? – тихо спрашивает Терещенко у полицмейстера.
– Приятель Керенского. Рутенберг, – тихо отвечает полицмейстер. – Три дня как приехал из Америки и уже, на тебе, заместитель коменданта города. Партийная кличка «Мартын». Тот самый, что со священником Гапоном попал под расстрел девятого января. Потом он задушил священника! Сидел в Крестах. Я молоденький тогда в охране…
Полицмейстер не выдерживает и кричит Рутенбергу:
– Жаль, Пи-н-х-а-с, что я тебя не приколол тогда в девятьсот пятом в Крестах!
Рутенберг подходит к полицмейстеру и вглядывается в лицо:
– Ба! Вахмистр! Да ты карьеру сделал, оказывается… Вона как! А ведь в удачном месте мы встречаемся. Само напрашивается, с крыши тебя сбросить!
Полицмейстер с опаской отходит от края крыши.
– Правильно, вахмистр, делаешь. Берегись меня!
– Я не вахмистр, а полковник.
– Нет, это для гражданина министра ты полковник. А для меня… Ох, помню, кричал «жид на православного священника руку поднял!». Вахмистр ты!
Рутенберг поясняет Терещенко:
– Это же, как судьба сводит! Он, будучи в охране, меня, в кандалах, заколоть хотел. Отбили другие жандармы. А теперь я сбросить его с крыши не моги. Свобода, равенство, братство. «Liberté, Égalité, Fraternité»… Те-те-те!
– Понаехали! Паршивый еврей! – кричит полицмейстер, оказавшись на безопасном расстоянии от края крыши.
– А ты паршивый русский. Что для России вообще опаснее.
– Мне кажется, вы как-то грубы, – пробует Терещенко укорить Рутенберга – Не интеллигентно делаете замечания…
– Это вы мне? Человеку, который едет с другого конца света с надеждой на новую Россию, а тут та же грязь, кровь и бестолковщина. Нет власти!
– Ну, как же?! Мы… Правительство…
– Да, бросьте! Если бы не казаки, большевики уже бы правили бал. И вы, министры, в лучшем случае сегодня бы в тюрьме. А в худшем здесь под стенкой валялись бы. Разорвала бы вас пьяная матросня на части. И ботиночки ваши присвоила бы. И костюмчик. А вы говорите, полиция, власть… Нет в России ни того ни другого!
Внизу площадь полная трупов и раненых. Стоны, крики, носилки, санитарные машины…