-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Константин Иванович Голубев
|
| Сергей Викторович Нарижний
|
| Компенсация морального вреда как способ защиты неимущественных благ личности
-------
Константин Голубев, Сергей Нарижний
Компенсация морального вреда как способ защиты неимущественных благ личности
Рецензенты:
Л. А. Кривоносова, канд. юрид. наук, доцент (СПбГУ),
Г. В. Нинциева, канд. экон. наук, профессор (СПбГУЭиФ)
© К. И. Голубев, С. В. Нарижний, 2004
© Изд-во «Юридический центр Пресс», 2004
//-- Уважаемый читатель! --//
Перед Вами 3-е, исправленное и дополненное, издание книги из серии научно-практических трудов, объединенных общим названием: «Теория и практика гражданского права и гражданского процесса».
В 1995–1996 годах вступили в силу первая и вторая части нового Гражданского кодекса Российской Федерации. Уже накоплена определенная практика его применения, изданы учебники и комментарии. Однако несомненная польза оперативных изданий зачастую обесценивается неизбежным в таких случаях поверхностным подходом. И тогда потребности живой практики, являющей нестандартные ситуации, и вызов пытливого ума, стремящегося проникнуть в самую суть явлений, понять их истинное значение и взаимосвязь, вызывают к жизни работы, представляющие собою исследования более глубокого и фундаментального уровня. Этой цели и служит предлагаемая Вашему вниманию серия. Замысел ее создания порожден широтой и разнообразием проблем, с которыми сталкиваются и теоретики, и практики. Работы, публикуемые в данной серии, представляют собой основательное, но отнюдь не абстрактно-академическое освещение актуальных проблем гражданского права и гражданского процесса, коммерческого права, семейного права, арбитражного процесса и других цивилистических отраслей.
Авторами книг настоящей серии являются преподаватели ведущих вузов России и другие известные ученые, обладающие большим опытом научных исследований в области цивилистики. В создании серии также принимают участие судьи, работники правоохранительных органов, адвокаты, работники юридических служб предприятий и других сфер юридической деятельности, обладающие не только богатым опытом применения норм материального и процессуального права, но и способностями к научной интерпретации результатов этой деятельности.
С учетом этих требований формировался и состав редакционной коллегии, которой предстоит принимать решение о публикации.
Настоящая серия основывается на действующем законодательстве, практике его применения с учетом текущих изменений и перспектив развития. В необходимых случаях авторы обращаются к опыту зарубежного законотворчества, цивилистической практике с тем, чтобы представить отечественную правовую систему в ее соотношении и взаимодействии с иными правовыми системами и международным правом.
Книга посвящена институту личных неимущественных прав и компенсации морального вреда. Это серьезная, интересная и значимая работа, сконцентрированная на анализе конкретных норм и теоретических положений. После второго издания этой книги (2001 г.) в российском законодательстве произошли существенные изменения. Введены в действие новые Гражданский процессуальный, Уголовно-процессуальный кодексы, Кодекс РФ об административных правонарушениях, Трудовой кодекс РФ. В третьем издании настоящей книги авторами учтены связанные с этим серьезные изменения законодательства, относящиеся к институту компенсации морального вреда.
Кроме чисто познавательного аспекта анализ избранной темы имеет цель облегчить путь практике применения действующего законодательства, относящегося к институту компенсации морального вреда. При этом авторы четко определили свою позицию по многим вопросам, не нашедшим до настоящего момента единого решения. Избирая свою позицию, они отдают предпочтение интересам человека, общества, практике надлежащего применения правовых положений. Думается, что для читателей будет небезынтересно вместе с авторами окунуться в историю возникновения понятия морального вреда, его формирования и правового закрепления.
Надеемся, что найдем в Вас взыскательного читателя, для которого труды настоящей серии послужат достойной пищей для ума, а также ценным инструментарием, позволяющим отыскать свой путь к юридической истине.
Редакционная коллегия
Октябрь 2003 г.
Введение
Законодательное оформление системы прав человека относится к числу основных характеристик развития общества и выступает как одно из проявлений институционализации более общей его характеристики – гуманизации социальных отношений. При этом следует отметить, что вопрос защиты прав и свобод человека становится актуальным лишь с переходом от традиционного общества к гражданскому, совпавшим по времени с формированием либеральных теорий. Причем процесс этот сопровождается не только изменением подхода к человеку и его правам, но и трансформацией ряда идей, которые легли в его основу.
Например, одна из основных идей древнегреческой философии – о «естественных правах» человека [1 - См., напр.: Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 160.] – получила широкое распространение в либеральных теориях. Но в Древней Греции она относилась к свободным людям – гражданам полисов, мыслители же XVIII в. использовали ее как предпосылку всеобщего равноправия и базис социально-политических движений. Кроме того, она стала идеологическим основанием первых законодательных актов времен возникновения либерализма. Например, Декларация прав человека и гражданина, принятая Учредительным собранием Франции в 1789 г., провозглашала: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах… Цель любого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». [2 - Декларация прав человека и гражданина 1789 г.: история и современность //Советское государство и право. 1989. № 7. С. 47; Вопросы государства и права во Французской буржуазной революции XVIII в. М., 1940. С. 151.]
В наше время идеи гуманизации нашли отражение в ряде международных документов, участником которых является Россия как правопреемник СССР. Прежде всего – это Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Международный пакт о гражданских и политических правах (1966 г.), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966 г.). [3 - Международные пакты о правах человека: Сборник документов. СПб., 1993.] Идеи гуманизации социальных отношений находят место и в современном российском законодательстве. Так, Конституция РФ провозглашает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью; признание, соблюдение и защита прав и свобод гражданина – первейшая обязанность государства (ст. 2). А в ст. 7 Конституции РФ говорится о России как о социальном государстве, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека.
Одно из характерных проявлений гуманизации общества – признание прав человека на неимущественные блага, что, в частности, нашло отражение в вышеназванных международно-правовых актах. К числу основных способов защиты неимущественных благ личности относится право на денежную компенсацию морального вреда (физических и нравственных страданий), причиненного посягательством на такие блага. Как сама возможность материальной компенсации морального вреда, так и использование данного института для защиты неимущественных благ – достаточно новые для России явления, хотя во многих государствах они давно и эффективно действуют. В данной работе исследуются сущность и особенности неимущественных благ в Российской Федерации, а также специфика их защиты путем компенсации морального вреда.
//-- * * * --//
Авторы выражают признательность руководству и сотрудникам издательства «Юридический центр Пресс» за плодотворную совместную деятельность.
Глава 1
Неимущественные блага и их типология
1.1. Институционализация неимущественных благ как проявление гуманизации общественных отношений
Развитие общества сопровождается институционализацией такой характеристики, как гуманизация социальных отношений. Прежде всего данный процесс находит отражение в становлении и развитии законодательно оформленной системы прав человека. В то же время следует различать понятие гуманизации и человеческое отношение собственника к работнику в конкретных случаях. Вне всякого сомнения, примеров гуманного отношения к рабам и в Древнем Египте, и в Древнем Риме найдется множество, но это не снимает вопроса об априорном неравноправии людей на протяжении многих веков существования человечества.
В этом отношении показательно, что такие известные мыслители прошлого, как Платон и Аристотель, воззрения которых во многом нашли отражение в теории либерализма, не только лояльно относились к неравноправию, но и отстаивали весьма недемократические идеи, чем вызывали жесткую критику. Так, К. Поппер одну из книг своего известного труда «Открытое общество и его враги» посвятил преимущественно критике теории государства Платона. [4 - Поппер К. Р. Открытое общество и его враги: В 2 т. М., 1992. Т. 1.] Тем не менее можно согласиться с авторами, [5 - Арендт Х. Традиции и современность (К истории политических идей) // Советское государство и право. 1991. № 3. С. 124–133; Липаева В. В. Социология права в поисках новой парадигмы // Государство и право. 1992. № 7. С. 19–24; Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Дисс… докт. юрид. наук. СПб., 1994.] которые считают, что основы современной европейской политико-юридической науки сложились именно в Древней Греции и Древнем Риме. При всем том, несмотря на критические замечания, [6 - Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. С. 117.] высказанные в отношении исследования Л. Г. Моргана [7 - Морган Л. Г. Древнее общество. Л., 1935.] и концепций, опирающихся на это исследование, [8 - Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 28–178.] а также на наличие отдельных фактов защиты неимущественных прав и благ на самых ранних этапах развития цивилизации, очевидно, что реально вопрос защиты прав и свобод человека [9 - Тейлор Э. Б. Антропология. Введение к изучению человека и цивилизации. Пг.; М., 1924. С. 302–303.] в его современном понимании становится актуальным лишь с переходом от традиционного общества к гражданскому, от общественной формы собственности к частной, с развитием рынка и капиталистических общественных отношений.
Вся история человечества связана с историей становления и развития общественных отношений, общественного производства. Таким образом, когда мы рассматриваем общественные отношения, прежде всего следует иметь в виду их взаимосвязь с развитием производительных сил, которые отражают определенную ступень развития цивилизации, уровень ее взаимодействия с природой.
Возникновение общественных отношений связано с первобытнообщинным способом производства, когда человек не мог иметь своих персональных интересов, представлял собой органическое целое с общиной, в которой существовал, и, соответственно, в социальном плане более походил на животное. С появлением общественного способа добывания средств существования и совершенствованием орудий труда человек начинает ощущать все меньшую зависимость от природы. Общественное производство предоставляет возможность существенно увеличить отдачу от труда и со временем становится самостоятельной сферой деятельности. Совместная трудовая деятельность изменяет образ жизнедеятельности благодаря росту отдачи от усилий каждого члена коллектива и появлению прибавочного продукта, который может использоваться для более эффективной деятельности общины во враждебной природной среде с целью выживания и развития. Таким образом, участие человека в коллективной трудовой деятельности приобретает все большее значение, вызывая существенные изменения в общественных отношениях.
Общественное производство на этом этапе характеризуется общинной формой совместной трудовой деятельности. Отношения между людьми также регулируются условиями общины, целью коллективного выживания. В некоторых древних обществах развитие государственных хозяйств разрушало общину. Но с исчезновением таких государственных хозяйств «непременно рано или поздно организуются общины, потому что сельское хозяйство не может в древности существовать без той или иной формы кооперации». [10 - История древнего мира. Т. 2: Расцвет древних обществ. М., 1983. С. 18. (Цит. по: Щербина В. Ф., Цветаев В. М. Экономические отношения: история и современность. Л., 1987. С. 110.)] Особую роль в развитии цивилизации играет возникновение форм собственности, тесно связанное со ступенями общественного разделения труда. Первоначально разделение труда определялось двумя факторами: потребностями общины и способностями отдельных людей. На этом этапе оно не могло привести к резкому выделению членов общины, т. е. община продолжала оставаться субъектом, концентрирующим и отражающим общие интересы.
Дальнейшее общественное развитие привело к углублению разделения труда – отделению скотоводства от земледелия, а затем – к возникновению ремесла. При этом произошел переход от добывания средств существования к производству, что значительно увеличило прибавочный продукт и стимулировало развитие отношений, связанных с его распределением. До этого времени общественные отношения в значительной степени являлись экономическими, а все виды социальной жизни были вписаны в материальную деятельность. Но это были не экономические отношения автономных индивидов, а, скорее, связи единого целого, общины, каждый член которой являлся ее органической частью. Однако постепенно формировались предпосылки для выделения потребностей и интересов индивида, отличных от общины. Развиваясь, эти особенности вели к автономности человека, а в итоге – к разрушению общины. Существенным этапом этого процесса является возникновение социального принципа разделения труда, в то время как первоначальное разделение труда было связано с естественными различиями между членами общины. Постепенно происходило закрепление за определенными людьми именно их видов деятельности.
В результате человек перестает быть тождественным всему обществу, а становится представителем одной из социальных групп. Аналогичные процессы параллельно идут и в отношениях между общинами. Развитие товарно-денежных отношений, разделения труда, обмена между отдельными родовыми общинами привело к формированию племен. Дальнейшее социальное развитие связано с родоплеменной формой общественной жизни. Рост производства, образование прибавочного продукта и вооруженные конфликты между племенами создают предпосылки для возникновения зависимости одних людей от других. Так появляются отношения рабовладения.
Таким образом, на данном этапе общественное развитие сопровождается углублением неравенства между людьми. При рабовладении неравенство достигает той степени, когда единственным источником существования одной группы людей являются результаты труда другой социальной группы.
В то время как на заре цивилизации каждый человек являлся органической частью общины и был равен остальным ее членам, при рабовладении и феодализме место человека в обществе, его права и обязанности, способ получения средств существования определялись уже принадлежностью к определенной социальной группе правящего или эксплуатируемого классов. [11 - Щербина В. Ф., Цветаев В. М. Экономические отношения: история и современность. С. 108.] Интересно, что общинные отношения, предполагавшие признание человека равноправным членом коллектива, никогда не переставали существовать. А феодальный уклад целиком был основан на общинном образе жизни. Каждый крестьянин являлся членом соседской общины и имел соответствующие права и обязанности. Именно как член общины крестьянин вступал в отношения с феодалом и другими членами общества. Основные же черты общественных отношений между различными социальными группами, прежде всего между основными классами в докапиталистическую эпоху, основаны на неэкомическом принуждении и, соответственно, неравноправии.
Правящий класс в докапиталистическую эпоху также не являлся суммой автономных индивидов, а имел свою организационную структуру, систему взаимоотношений и, соответственно, прав. Так, в рабовладельческом обществе социальные права и возможность присвоения труда рабов имели лишь граждане, принадлежавшие к соответствующему эксплуататорскому слою. Наиболее ярко это видно на примере Древней Греции и Древнего Рима с их законодательством, обязывающим граждан участвовать в общественно-политических и военных делах, совместном владении землей, рабами. [12 - Волкова С. В. Древнегреческий полис: идеи, реальность. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1998.] Права свободных граждан, таким образом, определялись принадлежностью к тому или иному социальному слою и, очевидно, должны были соответствовать общему интересу данного слоя.
С развитием феодализма происходила дальнейшая дифференциация прав различных социальных групп. При этом лишь класс крупных собственников на землю имел основные социальные права. Реальной возможностью развития индивида и правом на таковое обладали только представители высших социальных групп, причем в различной степени, в зависимости от положения в общественной иерархии. Характерно, что даже крупнейшие феодалы не были официальными собственниками земли, формально таковым был исключительно монарх и только за ним признавался весь объем прав. Остальные же получали землю и соответствующие права от вышестоящего сеньора.
Существование социальных систем, предполагающих неравноправие и неэкономическое принуждение, опиралось на объединение эксплуататорских слоев в государство и закрепление их прав в официальном законодательстве. Постепенно государство начинало выполнять все больше функций, непосредственно не зависящих от экономической жизни. Оно приобретало надстроечный характер, становясь буфером в социальных отношениях, аппаратом насилия господствующей социальной группы. При этом правящие социальные слои преимущественно использовали неэкономические методы, опираясь на насилие и ограничение прав и свобод граждан. И даже товарно-денежные отношения в докапиталистическую эпоху обычно применялись в рамках неэкономической эксплуатации. [13 - Поршнев Б. Ф. Очерк политической экономии феодализма. М., 1956. С. 90–91; Щербина В. Ф., Цветаев В. М. Экономические отношения: история и современность. С. 137.]
Постепенно докапиталистические институты государства и права становятся все более формальными и неудобными для всех слоев общества. Зарождающиеся капиталистические отношения требуют расширения прав граждан, предоставления широких гражданских прав и свобод новым социальным группам. Развитие цивилизации, совершенствование общественного производства, установление товарно-денежных отношений, углубление разделения труда предполагают существенное преобразование институциональных условий существования человека.
Таким образом, общественный прогресс сопровождается как ростом производительных сил, так и трансформацией социальных отношений, системы управления социально-экономическими процессами. На первых этапах цивилизации общественное развитие обязано преимущественно деятельности высших социальных групп. Именно они имеют достаточно широкие личные права и возможности как для собственного, так и общественного развития. Постепенно все более заметной становится роль народных масс. Хотя уже при рабовладении непризнание за рабом элементарных человеческих прав и незаинтересованность его в результатах труда не только продемонстрировали свою антигуманную сущность и экономическую неэффективность, но в конечном итоге привели к крушению рабовладельческих государств. Причем еще при существовании рабства появились признаки тенденции к расширению прав и свобод людей в виде колоната, отпуска рабов на волю. Феодализм существенно расширил гражданские права, стимулировал дальнейшее развитие законодательства, регулирующего деятельность государства, феодалов, общины.
При феодализме начинает формироваться принципиально новая модель общественных отношений. С одной стороны, развитие товарно-денежных отношений и частной собственности приводит к отделению непосредственного производителя от собственности на средства производства. С другой стороны, не имеющие частной собственности граждане получают значительные личные права и свободы, которые уже сопоставимы с правами высших социальных групп (хотя первоначально и не равны им, например, в области избирательного права). Постепенно ускоряются процессы ослабления феодальной зависимости, расслоения крестьянства, укрепления городов, добивающихся все большей автономности, бегства в них крестьян. Причем, как отмечает А. Я. Гуревич, «именно в городах в наибольшей мере получила развитие человеческая личность, конкретная человеческая индивидуальность». [14 - Гуревич А. Я. Категория средневековой культуры. М., 1984. С. 222, 224.] При этом отношения между социальными группами приобретают форму связей собственников товаров (будь то средства производства, финансы или рабочая сила). Человек, не имеющий средств производства и средств существования, может приобрести их на рынке у собственника, но для этого он должен быть свободен. Точно так же должен быть свободен и предприниматель-собственник, продающий средства для существования рабочего и его семьи, организующий производство и осуществляющий прием на работу. Специфическими особенностями формирующегося общества являются углубление товарно-денежных отношений, превращение их в основную форму социальных отношений, исчезновение неэкономического принуждения.
Субъекты рыночного капиталистического производства самостоятельно могут вступать в товарно-денежные отношения, в которых они свободны и независимы. Причем, неизбежно вступая в такие отношения, человек автоматически становится субъектом общественного производства. Таким образом, он освобождается от необходимости быть членом определенной формальной общности людей.
В то же время совокупность индивидуальных интересов и потребностей человека в условиях рынка реализуется в зависимости от принадлежащих ему факторов производства посредством товарно-денежных отношений. Соответственно, отношения между людьми становятся зависимыми от потребностей производства в определенных факторах и от силы положения владельцев данных факторов. В этом смысле все члены общества взаимосвязаны, взаимозависимы и одновременно противостоят друг другу.
Отделение непосредственных производителей от средств производства и развитие товарно-денежных отношений порождают принципиально новые общественные отношения. Если в докапиталистических обществах осуществление общественных отношений происходило посредством традиционных норм, государственного регулирования, то теперь все более очевидным становится влияние законов товарного производства, отражающих интересы развития производительных сил. [15 - Хайдеггер М. Вопрос о технике // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 45–66.] Иными словами, участвуя в общественном производстве в роли собственника определенных факторов производства, человек вовлечен в протекание объективных экономических процессов. Характерно, что даже если в определенный промежуток времени индивид успешно воспользуется своей свободой и принадлежащими ему факторами производства для достижения личных целей, то это свидетельствует лишь об осознанном или бессознательном его подчинении внешним для него законам развития производства.
При этом в ходе развития цивилизации человек создает все более совершенные средства производства. Это дает ему ощущение независимости от природы с точки зрения получения средств существования. В то же время, получив ощущение независимости от природы, человек становится все более зависимым от тех сил, которые он для этой цели создал. Наиболее отчетливо это проявляется в углубляющемся разрыве человека с природой и отчуждении людей друг от друга.
В условиях углубляющегося разделения труда каждый производитель совершенствуется как представитель определенного вида деятельности, что все больше отдаляет производителей друг от друга, делая их все более безразличными друг другу. Одновременно углубляющееся разделение труда усиливает взаимозависимость отдельных производителей. Однако это взаимозависимость взаимобезразличных производителей.
Таким образом, результаты отчуждения труда как нельзя лучше демонстрируют сущность процесса расширения прав и свобод индивида. В результате человек оказывается противостоящим самому себе как субъекту общественного производства и члену общества.
Наиболее адекватное выражение эта модель нашла в идеях теории либерализма и концепции так называемого «открытого общества», [16 - Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. Т. 2.] где в основе общественных отношений лежат, прежде всего, абстрактные законодательные нормы, а люди, соответственно, строят свои взаимоотношения на основе письменных норм.
В этих условиях особое значение отводится идее самоценности каждого отдельного человека. В свою очередь, ее реализация потребовала признания формального равенства людей перед законом. Признание в теории либерализма самоценности и автономности каждого индивида, равноправия граждан является принципиальным моментом с точки зрения идеи гуманизации социальных отношений.
До XVI в. основанием социальных учений была каноническая доктрина (теологический взгляд на мир). Среди тех, кто первым отошел от этой позиции, следует назвать Н. Макиавелли, [17 - Макиавелли Н. Государь. М., 1990.] Ж. Бодена [18 - Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Средневековье. СПб., 1994. Т. 2. С. 320–321.] и Т. Гоббса, [19 - Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. М., 1964. Т. 2.] ставших предшественниками теории либерализма. В то же время основой общественной жизни в их теориях выступало государство, призванное сдерживать природный анархизм народа.
В качестве одного из оснований либерализма следует отметить теорию естественного права, которая появилась еще в древнегреческой философии. [20 - См., напр.: Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 160.] Но в Древней Греции она относилась к свободным людям – гражданам полисов, мыслители же XVIII в. использовали ее как предпосылку всеобщего равноправия и базис социально-политических движений.
Развитие теории естественного права в средние века связано в первую очередь с именем Г. Гроция, [21 - Гроций Г. О праве войны и мира. Репринт с изд. 1956 г. М., 1994; Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2: Средневековье. С. 321–322.] включавшего в него право на жизнь, достоинство и собственность личности. По мнению Г. Гроция, «естественное право» имеет в качестве цели соображения полезности и поддержания согласия среди граждан, тогда как «гражданское право» зависит от решений людей и гражданской власти.
В дальнейшем теория естественного права становится идеологическим основанием первых законодательных актов времен возникновения либерализма. Например, Декларация прав человека и гражданина, принятая Учредительным собранием Франции в 1789 г., провозглашала: «Цель любого политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». [22 - Декларация прав человека и гражданина 1789 г.: история и современность // Советское государство и право. 1989. № 7. С. 47; Вопросы государства и права во Французской буржуазной революции XVIII в. М., 1940. С.151.]
В работе «О праве войны и мира» Г. Гроций изложил свой подход к наказанию, которое должно иметь не карательный, а корректирующий характер. Иными словами, наказание призвано предотвращать будущие ошибки, а не карать за совершенные. Само же наказание должно быть пропорциональным серьезности преступления и полезным для исправления преступника. При этом автор предлагал использовать институт денежной компенсации морального вреда за правонарушения в отношении неимущественных прав и благ граждан. Так, рассматривая «причинение ущерба чести и доброму имени, например, нанесением ударов, оскорблением, злословием, проклятием, насмешкой и другими подобными способами», он говорил о необходимости возмещения «причиненного вреда путем признания своей вины, оказания знаков уважения, удостоверения невинности и тому подобными способами. Хотя и деньги при желании потерпевшего тоже могут оплатить такого рода причиненный достоинству ущерб, потому что деньги есть общее мерило полезности вещей». [23 - Гроций Г. О праве войны и мира. С. 425.]
Общепризнанными родоначальниками теории либерализма, «классическими выразителями правовых представлений буржуазного общества» [24 - Маркс К. Теории прибавочной стоимости // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. С. 371.] являются Дж. Локк и Ш. Монтескье. Эти мыслители, признавая автономность человека от государства, отмечали, что для общества опасна, прежде всего, неограниченная государственная власть, которая неизбежно приводит к возможности злоупотреблений. Реализацию своих общественно-политических идей они предполагали осуществить при помощи государства, основанного на принципе разделения исполнительной, законодательной и судебной властей. В таком случае, в отличие от абсолютистской теории государства Т. Гоббса, правительству передается лишь часть естественных прав, с тем чтобы оно могло более эффективно защищать остальные права (право собственности, право на свободу слова, право на свободу совести и др.). [25 - Локк Дж.: 1) Опыт о человеческом разуме // Избранные произведения: В 2 т. 1960. Т. 1. С. 57–730; 2) О государственном правлении // Там же. Т. 2. С. 3–139; 3) Письма о веротерпимости // Там же. С. 185–258; Монтескье Ш. 1) Размышления о величии и падении римлян // Избранные произведения. М., 1955. С. 49–159; 2) О духе законов // Там же. С. 159–734.] Как писал А. Шопенгауэр, государство есть не что иное, как «охранительное учреждение, ставшее необходимым вследствие тех бесчисленных посягательств, которым подвергается человек и которые он в состоянии отражать не в одиночку, а в союзе с другими людьми». [26 - Шопенгауэр А. Избранные произведения. М., 1992. С. 139–140.]
Соответственно, целью государства должно быть расширение свободы индивидов через установление общеобязательных нормативов поведения. По словам Гегеля, «идея права есть свобода, и истинное ее понимание достигается лишь тогда, когда она познается в ее понятии и наличном бытии этого понятия». [27 - Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 59.] Таким образом, особое место в трудах классиков теории либерализма занимает идея обеспечения прав и свобод граждан. При этом либералы понимали под «свободой человека в обществе» то, что «он не подчиняется никакой другой законодательной власти, кроме той, которая установлена по согласию в государстве, и не находится в подчинении чьей-либо воли и не ограничен каким-либо законом, за исключением тех, которые будут установлены этим законодательным органом в соответствии с оказанным ему доверием». [28 - Локк Дж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Соч.: В 3 т. М., 1998. Т. 3. С. 274.] Это определение отличается от понятия «естественной свободы человека», заключающегося в том, что человек «свободен от какой бы то ни было стоящей выше его власти на земле и не подчиняется воле или законодательной власти другого человека, но руководствуется только законом природы». [29 - Там же.] Кроме того, следует обратить внимание на подход Ш. Монтескье к анализу категории «свобода». По его мнению, с одной стороны, свобода выражается в государственном строе и осуществляется посредством разделения и взаимного уравновешивания властей, а с другой, – свобода осуществляется в ее отношении к гражданину и реализуется в безопасности и уверенности гражданина в безопасности. [30 - Монтескье Ш. О духе законов. С. 317.]
Определяющую роль в формировании идеологии либерализма сыграли основатели утилитаризма – Д. Юм [31 - Юм Д.: 1) Трактат о человеческой природе // Юм Д. Сочинения: В 2 т. Т. 1. С. 77–788; 2) Исследование о принципах морали // Там же. С. 209–368; 3) Эссе // Там же. С. 571–797.] и И. Бентам. [32 - Бентам И. Избранные сочинения. Т. 1: Введение в основания нравственности и законодательства. Основные начала уголовного кодекса. СПб., 1867.] Согласно этой концепции интересы общества сводятся к арифметической сумме интересов индивидов. Тем самым признавалась априорная ценность каждого индивида. Это, в частности, подразумевало, что цели государства не могут превалировать над устремлениями его граждан.
Значительную роль в формировании идеологии либерализма сыграла философия И. Канта и его принцип «категорического императива», требующий от индивида руководствоваться в своей жизни правилом, которое человек хотел бы видеть в качестве всеобщего закона поведения. При этом в теоретических воззрениях И. Канта [33 - Кант И. 1) Основы метафизики нравственности. Критика практического разума. Метафизика нравов. СПб., 1995; 2) Критика чистого разума. М., 1994.] человек предстает как свободная личность, несущая моральную ответственность перед самим собой. Другие же члены общества не имеют права на насилие по отношению к нему. Иначе говоря, он не может служить реализации каких-либо внешних по отношению к нему целей, включая цели достижения общественного блага. В результате этических рассуждений в философии И. Канта возникает в значительной мере юридическое понятие «правовой порядок». [34 - См.: Право. Свобода. Демократия (Материалы «Круглого стола»). Выступление Э. Ю. Соловьева // Вопросы философии. 1990. № 6. С. 6.] По мнению И. Канта, «гражданское состояние, рассматриваемое только как состояние правовое, основано на следующих априорных принципах: 1) свободе каждого члена общества как человека; 2) равенстве его с каждым другим как подданного; 3) самостоятельности каждого члена общности как гражданина». [35 - Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 79.] Другими словами, понятие свободы как признанной автономии личности он разделил на три взаимосвязанных типа норм: 1) права человека; 2) законодательные гарантии равенства; 3) демократические права. При этом в соответствии с идеями И. Канта и всей классической философии основной задачей права как особой нормативной системы является обеспечение понимаемого именно таким образом «правового порядка». [36 - См.: Право. Свобода. Демократия (Материалы «Круглого стола»). Выступление Э. Ю. Соловьева. С. 6.]
Развитие теории либерализма нашло практическое воплощение и теоретическое развитие в трудах отцов-основателей Соединенных Штатов Америки – Б. Франклина, Т. Джефферсона и др. Интересно, что Т. Джефферсон, считая, что каждому человеку присуще врожденное нравственное чувство, видел гарантию сохранения демократической формы правления в праве народа на восстание, если, по мнению общества, имеет место нарушение принципов свободы. Впервые в наиболее полном виде главные принципы либерализма нашли свое воплощение в основных нормативных актах именно в законодательстве Соединенных Штатов – в Декларации независимости (1776 г.) и Конституции (1787 г.). [37 - Конституция США. СПб., 1992; Мишин А. А., Власихин В. А. Конституция США: политико-правовой комментарий. М., 1985.]
Особо следует отметить французскую Декларацию прав человека и гражданина 1789 г., [38 - Декларация прав человека и гражданина 1789 года: история и современность // Советское государство и право. 1989. № 7. С. 44–54; 55–59; Вопросы государства и права во Французской буржуазной революции XVIII в. М., 1940. С. 151–153.] ибо она стала определенным итогом предыдущего теоретического и практического опыта разработки и использования либеральных идей. Декларация отразила результаты обоснования и государственного закрепления основных прав и свобод человека, в том числе в Англии, в Билле о правах (1689 г.) и Петиции о правах (1628 г.), а также в американской Декларации независимости (1776 г.) и Конституции (1787 г.). При составлении французской Декларации авторы опирались на теории естественного права, общественного договора и национального суверенитета.
Уже первая статья Декларации утверждает, что люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. В следующей статье сформулирована цель государства как политического союза – обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека (свободы, собственности, безопасности, сопротивления угнетению). При этом понятие «свобода» определяется как возможность делать все, что не вредит другому. Следовательно, осуществление естественных прав каждого человека подразумевает лишь те границы, которые обеспечивают другим членам общества пользование этими же правами. Соответствующие границы могут быть установлены только законом (ст. 4). Причем закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества (ст. 5). Таким образом, устанавливаются право на все, не запрещенное законом, и свобода не делать то, что не предусмотрено законом.
Ряд статей предусматривает меры по личной неприкосновенности и безопасности граждан. В соответствии со ст. 7 никто не может подвергнуться обвинению, задержанию или заключению иначе как в случаях, предусмотренных законом, и в формах, им предписанных. Также никто не может быть наказан иначе как в силу закона, изданного и обнародованного до совершения правонарушения (ст. 8). Другими словами, преступлений и наказаний, не предусмотренных законом, существовать не может. Особо подчеркивается презумпция невиновности. Причем согласно ст. 9, так как каждый считается невиновным, пока не установлено обратное, то в случаях, когда признается нужным арест лица, «любые излишне строгие меры, не являющиеся необходимыми, должны строго преследоваться законом». Отдельно выделены статьи, гарантирующие свободу совести (ст. 10) [39 - В соответствии со ст. 10 «никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественный порядок, установленный законом».] и устанавливающие свободу слова и ее границы (ст. 11). [40 - В соответствии со ст. 11 «свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценных прав человека; каждый гражданин поэтому может высказываться, писать и печатать свободно, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом».] Заслуживает внимания роль, отводимая человеку в обществе, которая характеризуется следующим положением: «Лишь невежество, забвение прав человека и пренебрежение к ним являются единственными причинами общественных бедствий и пороков правительства». [41 - Декларация прав человека и гражданина 1789 года: история и современность. С. 47.] В целом отношение либеральной теории к правам и свободам человека нашло выражение в ст. 16: «Общество, где не обеспечено пользование правами и нет разделения властей, не имеет Конституции».
Первые идеи, отражающие экономические основы теории либерализма, мы находим в меркантилизме, представители которого разрывали связь с господствовавшими до XVII в. концепциями «справедливой цены», осуждением ростовщичества, оправданием регламентации хозяйственной жизни, ориентацией на натуральное хозяйство, с идеями необходимости придерживаться норм общественной морали в бизнесе. Меркантилисты пытались освободить купца от некоторых ограничений конкуренции, оправдывая его спекулятивные и ростовщические доходы, допуская торговлю товарами любого качества, особенно на внешнем рынке. [42 - Всемирная история экономической мысли: В 6 т. М., 1987. Т. 1. С. 378–427.] Еще большую степень свободы и уменьшение ограничений для экономических субъектов отстаивали физиократы (Ф. Кенэ, А. Тюрго), [43 - Кенэ Ф. Избранные экономические произведения. М., 1960. Тюрго А. Р. 1) Избранные экономические произведения. М., 1961; 2) Избранные философские произведения. М., 1937.] которые требовали расширения сферы конкуренции, свободы внешней и внутренней торговли.
Наиболее адекватным экономическим обоснованием либерализма является классическая школа политической экономии (А. Смит, Д. Рикардо). [44 - См., напр.: Рикардо Д. Начала политической экономиии и налогового обложения // Сочинения. М., 1955. Т. 1; Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962.] Именно в ней мы обнаруживаем учение о модели поведения человека как «homo economicus», который, преследуя свои приватные интересы, наиболее эффективно служит общественным целям благодаря существованию объективного закона «невидимой руки рынка». В качестве необходимого условия для экономического развития классическая школа предусматривала свободу движения рабочей силы, свободу торговли землей, отмену государственной регламентации промышленности, внутренней и внешней торговли, устойчивость денежного обращения.
Дальнейшее развитие либеральная теория получила в концепции факторов производства Ж. Б. Сэя, утверждавшего, что все владельцы факторов производства получают в ходе экономической деятельности выражение истинной стоимости этих факторов. Согласно этой теории производство само порождает доходы, поэтому совокупный спрос и совокупное предложение в экономической системе балансируются автоматически и не требуют вмешательства государства в воспроизводственный процесс. [45 - Сэй Ж. Б. Трактат политической экономии. М., 1896.]
Либеральные традиции классической школы политической экономии продолжили неоклассики – К. Менгер, Ф. Визер, Е. Бем-Баверк (австрийская школа), А. Маршалл, Ф. Эджуорт, А. Пигу (кембриджская школа), У. Джевонс, Л. Вальрас, В. Парето (математическая школа), Дж. Кларк (американская школа). Представители неоклассической школы предприняли попытку рассмотрения законов оптимального режима функционирования фирмы в условиях конкуренции и определения принципов равновесия этой социальной системы. Неоклассики предполагали, что любой человек стремится максимизировать свой доход (или полезность) и минимизировать затраты (или усилия). В своем анализе они опирались на понятие предельной величины, выражающей результат от последней дополнительной единицы потребления продукта (предельная полезность) или затраты производственного фактора (предельная производительность). На основе анализа этих предельных величин неоклассики сформулировали теорию общего равновесия, согласно которой в условиях чистой конкуренции обеспечиваются справедливое распределение доходов и наиболее эффективное распределение ресурсов. Таким образом, неоклассическая теория предполагает возможность достижения социально-экономического оптимума в обществе, основанном на либеральных принципах, поскольку каждый член общества получает доход, определяемый количеством принадлежащих ему экономических ресурсов (факторов производства), востребованных общественно-экономическим процессом. [46 - Всемирная история экономической мысли. Т. 2. С. 104–158.]
В то же время внутри самого либерального течения формируется совершенно новая идеология. Этот переворот связан прежде всего с деятельностью Дж. С. Милля. [47 - Милль Дж. Ст. 1) Основы политической экономии. Соч.: В 3 т. М., 1980; 2) Размышления о представительном правлении (Перепечатка с изд. Яковлева. СПб., 1863). Boston. 1993.] С одной стороны, ученый разделял основные положения либеральной доктрины, будучи приверженцем утилитаризма и представителем школы Д. Рикардо, но, с другой, – рассматривая преимущества представительной формы правления, возлагал на государственные органы новые задачи, которые отрицаются классическим либерализмом. Так, по его мнению, правительство должно брать на себя все возможные функции, которые необходимы для реализации интересов общества.
Такой подход стал основой формирования неолиберального течения общественной мысли, предполагающего расширение государственного вмешательства в социально-экономические процессы. Необходимость такового обосновывается тем, что правовая свобода, не подкрепленная наличием экономических ресурсов у индивида, теряет свое значение. В этом отношении характерным является понимание свободы, «уважение к которой общество обязано обеспечить», Э. Дюркгеймом, считавшим, что «можно быть свободным только в той мере, в какой другой удерживается от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом для порабощения моей свободы, и только социальный образец может воспрепятствовать этому злоупотреблению силой». [48 - Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990. С. 7.] Анализируя приведенную цитату, [49 - Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. С. 184.] можно прийти к выводу о подобии взглядов ее автора идеологии классиков либерализма. Однако далее Э. Дюркгейм продолжает: «Известно теперь, какая сложная регламентация необходима, чтобы обеспечить индивидам экономическую независимость, без которой их свобода лишь номинальна». [50 - Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. С. 7.] Отход от принципов классического либерализма означал стремление к большему экономическому равенству индивидов, что якобы являлось необходимым условием реализации принципа свободы. Классический же либерализм предполагал, что именно свобода является самоценной.
В качестве теоретических результатов неолиберального течения следует отметить теорию «государства всеобщего благоденствия», одним их основателей которой является Дж. Гэлбрейт. [51 - Гэлбрейт Дж. К. 1) Новое индустриальное общество. М., 1969; 2) Экономические теории и цели общества. М., 1979.] Сторонники этого направления во многом опирались на политико-экономические идеи родоначальника макроэкономики Дж. М. Кейнса, [52 - Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. М., 1978.] доказывавшего необходимость государственного вмешательства в экономику с целью ее бескризисного развития.
Кроме необходимости обеспечения полной занятости ресурсов и полного объема производства, следует отметить еще одну причину, которую называют для оправдания расширения вмешательства правительства в социально-экономические процессы, – это способность рыночного механизма обеспечить удовлетворение лишь тех потребностей, которые представлены платежеспособным спросом. Таким образом, рыночный механизм отражает не все общественные выгоды и издержки, связанные с производством, а только их часть. [53 - Хайман Д. Н. Современная микроэкономика: анализ и применение: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 298–322; Доллан Э. Дж., Линдсей Д. Рынок: микроэкономическая модель. СПб., 1992. С. 90–102.]
В настоящее время экономический прогресс и общественное благоденствие в широком смысле слова во все большей мере зависят от уровня развития человеческих ресурсов. Соответственно возрастающее значение приобретает сфера социально-культурных услуг, и, значит, во все большей мере не находят отражения реальные потребности общества в таких общественных благах, как образование, здравоохранение и т. д. С целью их удовлетворения и, в конечном итоге, обеспечения устойчивого экономического роста возникают основания для перераспределения средств и ресурсов посредством государственного вмешательства в социально-экономические процессы. Прежде всего это находит воплощение в развитии систем социального обеспечения населения, подготовки и переподготовки кадров. Характерными в данном отношении являются показатели объема перераспределения национального дохода через государственный бюджет (от 1/3 до 1/2) [54 - Мартынов В. Основные закономерности развития капиталистического мира // Вопросы экономики. 1980. № 3. С. 95.] и уровень затрат на социальные программы в развитых странах (например, в США – около 20 % ВНП). [55 - Макконел К. Б., Брю С. Л. Экономикс: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 285.] Фактически этот процесс отражает усиление влияния идей гуманизации как на уровне общественно-экономических теорий, так и в реальной жизни в виде расширения гарантий реализации прав граждан.
В значительной мере близкие к либеральным подходы лежат в основе концепции ордолиберализма немецкого ученого В. Ойкена. [56 - Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995.] По его мнению, невмешательство государства в экономику в условиях господства монополий, экономических кризисов, инфляции, диспропорциональности развития ведет к упразднению системы чистой конкуренции и захвату реальной власти «властными группировками», а в результате – к анархии и тоталитаризму. С точки зрения В. Ойкена, государственное вмешательство в социально-экономические процессы необходимо с целью создания и поддержания «конкурентного порядка». В связи с этим В. Ойкен критиковал политику К. Аденауэра как политику laissez-faire. В то же время министр экономики Л. Эрхард всегда ссылался на Ойкена как на мыслителя, предвосхитившего с научной точки зрения его политику. [57 - Там же. С. 26.]
Тем не менее ряд ученых продолжает традицию классического либерализма. Весьма характерно, что в настоящее время их называют консерваторами и неоконсерваторами, так как их сторонники отстаивают так называемые традиционные ценности западной цивилизации. Наиболее известными среди них являются Ф. Хайек [58 - Хайек Ф. А.: 1) Дорога к рабству. М., 1992; 2) Общество свободных. Лондон, 1990; 3) Пагубная самонадеянность. М., 1992.] и М. Фридман. [59 - Фридман М. Капитализм и свобода. Нью-Йорк, 1982.] В то же время, несмотря на декларируемую на Западе приверженность принципам либерализма, выразившуюся, например, в присуждении Нобелевских премий Ф. Хайеку (1974 г.) и М. Фридману (1976 г.), современные социально-экономические системы все дальше удаляются от либеральной модели. Это, безусловно, отражает реальные приоритеты современного человека. Правила игры в открытом обществе требуют от него выполнения неприятных, но обязательных правил: он должен существовать в условиях конкуренции, затрачивая при этом собственные усилия, смиряясь со значительным неравенством в доходах.
Таким образом, индивидуумы объективно заинтересованы в получении льгот или гарантий, ослабляющих влияние рынка. И, хотя расширение государственного вмешательства ведет ко все большему искажению систем рыночного ценообразования и распределения ресурсов, именно по этому пути идет большинство индустриально развитых стран.
Говоря о месте либеральных теорий в современной жизни, следует отметить, что в настоящее время более отчетливо проявился ряд проблем, априорно существовавших в системе социально-политического устройства. Наиболее характерным является то, что государственное вмешательство в экономику стимулирует превращение выборов в органы государственного управления в процесс торгов. Избирателям фактически даются взятки в виде привилегий за поддержку определенных политических групп, чтобы последние могли получить в национальных парламентах численный перевес. Фактически в современных законодательных органах демократических стран большинство, чтобы остаться большинством, должно покупать поддержку избирателей, давая им различные привилегии, т. е. участвовать в процессе перераспределения экономических ресурсов. Таким образом, существующая в настоящее время форма правления находится в зависимости от различных групповых интересов.
В результате появляются превращенные формы органов власти, осуществляющие, соответственно, искаженные функции по сравнению с предусмотренными первоначальной моделью. Так, одной из функций законодательной власти является выработка условий деятельности правительства. Парламент призван ограничить деятельность правительства общими правилами, но не оказывать на него давление, превращая свои решения в законы. В настоящее время законодатели зависят от итогов выборов, а фактически – от популярности представляемых ими партий и осуществляемых ими оперативных функций. Кандидаты в депутаты законодательного органа в борьбе за голоса избирателей вынуждены предлагать им определенные блага, и они же должны устанавливать границы власти правительства. Но эти функции взаимно исключают друг друга. Голосующие фактически покупают услугу со стороны кандидата в законодательный орган, а не выражают доверие его уму и честности. В то же время попытки учесть интересы максимальной части электората приводят к стремлению перераспределять все больше средств через централизованный бюджет, что, в свою очередь, еще больше обостряет проблему распределения ресурсов. [60 - Хайек Ф. А. Общество свободных.]
Достаточно остро обозначилась еще одна проблема, тесно связанная с предыдущей. Это укрепление власти управляющих. Как известно, независимо от смены правящих партий административно-управленческий аппарат остается неизменным. Причем, имея прямой доступ к принятию социально-экономических решений, бюрократия может эффективно отстаивать свои групповые интересы. Частично эта проблема нашла отражение в теории «революции управляющих». [61 - Кравченко А. И. Социология труда в XX веке: Историко-критический очерк. М., 1987.] Очевидно, с усложнением общественной системы и, соответственно, управлением обществом, рядовой избиратель все меньше понимает сущность и законы его функционирования. Возрастание роли околоправительственных группировок на фоне усложнения общественной системы усиливают роль исполнительной власти, бюрократии. В результате контроль над социально-экономической жизнью во все большей мере оказывается в руках ограниченной группы людей.
Расширение экономических функций правительства привело к еще одной весьма существенной проблеме как для него, так и для всего общества. Оказалось, что правительство, будучи зависимым от общественного мнения, является самым уязвимым из работодателей. При этом профессиональные объединения стали приобретать все большую власть. Это связано еще и с тем, что зачастую государство занимается непосредственным управлением экономикой в монопольных отраслях. Соответственно профессиональные объединения получают возможность шантажировать и власть, и общество, имея реальную возможность парализовать общественную жизнь.
Таким образом, все более отчетливые формы приобретает проблема групповых интересов. Она становится тем острее, чем меньше люди понимают несовпадение суммы групповых интересов с интересами общества в целом. Интерес членов группы заключается в том, чтобы цены ее услуг на рынке определялись бы ценностью всей агрегированной суммы услуг, предоставляемой данной группой потребителю, а не ценностью для потребителя последней единицы товара, как это имеет место на конкурентном рынке. [62 - Макконел К. Б., Брю С. Л. Экономикс. Т. 2. С. 31–43; Хайман Д. Н. Современная микроэкономика: анализ и применение: В 2 т. Т. 1. С. 160–170.; Доллан Э. Дж., Линдсей Д. Рынок: микроэкономическая модель. С. 118–123.] Да, при достижении своих целей они удовлетворяют потребность, но по цене выше той, что могла бы существовать. Иными словами, происходит перераспределение богатства в пользу организованных групп.
Кроме того, опасность групповых интересов заключается в том, что существующие группы, опасаясь ослабления своей власти, будут стремиться сохранить ситуацию на рынке неизменной. А для этого неизбежно сопротивление любым нововведениям, поскольку они наносят ущерб чьим-то интересам. В обществе, где все интересы организованы в определенные замкнутые группы, это привело бы к консервации существующей ситуации и прекращению социально-экономического развития. При реализации такой модели неизбежно была бы создана устойчивая структура, которую не удалось бы изменить никакими политическими или экономическими методами (своего рода оптимум по Парето). При этом следует обратить внимание на точку зрения, допускающую возможность создания таким образом совершенного сбалансированного общества, так как силы одних заинтересованных групп уравновесятся силами других. Но в этом случае необходимо учитывать отсутствие прямой корреляции степени организации и общественной важности интереса. Зачастую именно деструктивные, антиобщественные интересы объединяются более успешно.
Эти проблемы обостряются в связи с укреплением влияния в обществе теорий о том, что поскольку представительная власть избрана народом и опирается на его авторитет, то она может принимать любые решения, которые сочтет нужным. Это может привести к тому, что формально ограниченный законом парламент превратится в самостоятельное самодостаточное орудие управления.
Тенденция гуманизации социально-трудовых отношений нашла свое воплощение не только в политических концепциях и правовых системах, но и в теориях, относящихся непосредственно к социально-экономическим отношениям. Во многом этот процесс является отражением специфики современного этапа общественно-экономического развития. Изменения в уровне развития производительных сил неизбежно приводят к соответствующим преобразованиям во всех сферах общественной жизни. Сегодня уже недостаточно говорить об эффективном использовании ресурсов. Насущной является задача по перестройке общественных отношений, стиля жизни с целью мобилизации человеческого фактора для ускорения перехода к производству новых поколений благ и параллельного восстановления природных систем.
Среди наиболее впечатляющих последствий развития общественного производства – растущее высвобождение человека из непосредственного участия в производстве товаров и услуг, высокие темпы замещения живого труда новейшей техникой. Еще одна черта современности – расширение опосредованных видов труда, связанных с выполнением контрольных, управляющих и логических функций все более высокого уровня с принятием ответственных решений, с обслуживанием и созданием все более сложной техники. При этом роль человека выражается не столько в непосредственном участии в обработке предметов труда, сколько в творческой переработке информации с целью повышения интенсивности и эффективности обмена веществ между человеком и природой. Увеличивается значение интеллектуальных функций труда, происходит их сближение с исполнительскими функциями. Благодаря использованию электронной автоматизации коренным образом изменяется характер разделения труда внутри предприятия (ускоряется интеграция различных звеньев производственного процесса). При этом значительно возрастает цена ошибки, а эффективность каждого работника зависит от эффективности всех остальных.
Особенностью современного этапа развития общественного производства является не просто связь производительности труда и качества продукции с квалификацией работников, но и принципиально новое значение фактора надежности персонала. Современное производство в принципе не может функционировать без достаточно высокого уровня технической культуры персонала. Незначительные ошибки в деятельности персонала могут привести к неизмеримым материальным потерям и огромным человеческим жертвам. Так, по оценкам академика В. А. Легасова, совпавшим с результатами, полученными учеными НАСА, по причине ошибок обслуживающего персонала происходит свыше 60 % аварий. [63 - Цит. по: Олдак П. Г. Формирование современного экономического мышления. Новосибирск, 1989. С. 40.] С учетом этого в качестве основного пути снижения вероятности аварий специалисты рекомендуют с большей полнотой учитывать человеческий фактор. [64 - Мунипов В. М. Эргономика (техника и человеческий фактор) // США. 1986. № 10. С. 99.]
В настоящее время существенно изменяется профессионально-квалификационный состав работников, что вызвано технологическим прогрессом, структурной перестройкой экономики, переменами в организации производства, характере потребления. Прежде всего это выражается в опережающем росте квалифицированных категорий специалистов за счет полуквалифицированных и неквалифицированных. Все это вызывает неуклонный рост затрат на образование. Весьма показательны такие факты, как уровень затрат на образование в странах Запада (6–9 % от национального дохода) [65 - Марцинкевич В. И. Образование и потребности экономики // ЭКО. 1985. № 3. С. 126.] и превосходство темпов роста затрат на подготовку рабочей силы над темпами роста национального дохода в 1,5–2 раза. [66 - Кольчугина М. Буржуазные оценки эффективности образования // Вопросы экономики. 1981. № 9. С. 127.]
Таким образом, налицо существенные изменения народнохозяйственной структуры и курса национальных экономик на развитие информационного сектора и наиболее полное использование потенциала человеческого фактора. Вышесказанное нашло отражение в современных социально-экономических доктринах. Так, ранее основным фактором развития признавалось накопление капитала в виде материальных средств производства, причем труд в отраслях материального производства считался производительным, а в нематериальной сфере – непроизводительным. Современное положение в общественном производстве привело к коренному пересмотру этой позиции: на первое место выходит накопление знаний, что нашло отражение и в перестройке структуры народнохозяйственных комплексов – росте сферы образования, науки, наукоемких отраслей.
Наиболее отчетливо роль человеческого фактора проявляется в деятельности первичного звена экономики – на уровне отдельной фирмы. Как оказалось, люди готовы пожертвовать многим ради социальных институтов, реализующих их нематериальные устремления. В связи с этим в управлении современным производством особое внимание следует обращать на утверждение в самом процессе труда гуманистических ценностей (свободы, самореализации, уважения к личности). Опыт успешно действующих компаний показывает, что эффективность фирмы напрямую связана с созданием условий для наиболее полного использования способностей каждого работника, формированием атмосферы корпоративной культуры, что можно выразить идеей взаимного обогащения. [67 - Нейсбит Дж., Эбедин П. Перестройка корпорации // США. 1986. № 12. С. 79.] По мнению американских специалистов, «чем больше отдачи от корпорации получит персонал, тем больше он отдаст ей своих способностей и человеческого капитала в целом». [68 - Там же.] Таким образом, особенности современного этапа привели к принципиальному изменению системы научного управления производством и персоналом. Причем можно заметить, что по своей сути это изменение напоминает развитие общественных отношений (от традиционного до постиндустриального общества) и соответствующих социальных теорий.
Основателем научного менеджмента принято считать Ф. Тейлора. [69 - Тейлор Ф. 1) Научные основы организации промышленных предприятий. СПб., 1912; 2) Научная организация труда. М., 1924; 3) Усовершенствованная система сдельной оплаты. СПб., 1914.] Разработанная им система («классическая теория научного менеджмента») отражает требования крупного промышленного производства. Она предполагает, что работник ленив, безынициативен и руководствуется простейшими животными инстинктами. Следовательно, рост производительности труда и повышение темпов производства достижимы лишь путем принуждения, посредством стандартизации орудий, условий и методов труда. Тейлор, исходя из предпосылки о неспособности рабочего понять сложный механизм современного производства и рационально организовать свой труд, возложил эту роль, а также ответственность за рост производства и увеличение прибыли на администрацию. В соответствии с его теорией именно управленческий аппарат должен обеспечить максимальную стандартизацию деятельности рабочего, уделяя особое внимание подбору подходящего человека для каждой работы, выработать конкретные инструкции, точно предписывающие все рабочие движения, порядок и способы применения стандартизированных инструментов и материалов.
В итоге, используя сдельную систему оплаты труда и стандартизированные условия труда, Тейлор предполагал добиться «принудительного сотрудничества» рабочих. Рассматривая данную теорию, следует отметить, что ее автор был прежде всего техническим специалистом и исследовал особенности управления на уровне цеха или предприятия, т. е. не мог, да и не имел цели выработать общие принципы научного управления.
Другой известный специалист в области управления А. Файоль, [70 - Файоль А. Общее и промышленное управление. М., 1923.] занимая несколько десятилетий высший пост в крупной компании, попытался сформулировать общие принципы организации. По мнению Файоля, управлять – значит вести предприятие к его цели, извлекая максимальную возможность из всех имеющихся ресурсов (интересно, что это определение почти равнозначно современной трактовке предмета изучения экономической теории). Соответственно основной задачей признавалось определение и создание общей структуры предприятия в соответствии с конкретными целями, определение места и функций каждого ее элемента. При этом управление подразделялось на шесть функций: 1) техническая деятельность, 2) коммерческая, 3) финансовая, 4) защитная, 5) бухгалтерская, 6) администрирование. В то же время Файоль не разделял четко управление и администрирование и часто использовал администрирование (под которым подразумевалось воздействие исключительно на персонал, не влияя напрямую на средства производства) в смысле управления и наоборот.
В отличие от Тейлора, Файоль не рассматривал управление как функцию, присущую исключительно администрации. По его мнению, она имеет место на всех ступенях организации, причем, чем выше служебный уровень, тем выше значение административной функции. Обращая особое внимание на социально-психологическую модель работника, Файоль наибольшее значение придает образу руководителя, у которого он в первую очередь выделяет волевые черты. Однако, по его мнению, значение личных качеств существенно падает по мере снижения ранга, замещаясь качествами функциональными. Но и они распределяются по-разному в зависимости от положения работника. Так, из отмеченных шести функциональных способностей, присущих руководству, за рабочим признаются только четыре: среди них 85 % – технические и лишь 5 % – административные.
Существенное влияние на развитие управленческой науки оказал немецкий социолог М. Вебер, [71 - Вебер М. 1) О некоторых категориях понимающей социологии // Избранные произведения. М., 1990. С. 495–545; 2) Основные социологические понятия // Там же. С. 602–638; Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. New York. 1947.] предложивший модель «идеального типа» организации. В «идеальном типе» М. Вебер учитывает лишь формальные принципы деятельности организации, не обращая внимания и даже пытаясь избавиться от неизбежно возникающих неформальных отношений, которые могут как повышать, так и понижать эффективность. Предполагается, что построенный таким образом «идеальный тип» будет иметь следующие основные характеристики: процесс достижения целей должен быть разбит на ряд простейших операций, каждую из которых призван выполнять отдельный специалист; каждый нижестоящий руководитель подчиняется вышестоящему и отвечает перед ним за свои действия; вся деятельность организации основана на системе стандартных правил принятия решений, не допускающих отклонения поведения служащих от общих целей организации; существует беспристрастное принятие решений, исключающее из административной деятельности фаворитизм и несправедливость.
Как и у родоначальников классической школы менеджмента, у Вебера организация состоит из точно состыкованных безличных элементов. Индивид в этой системе существует изолированно от других и должен быть идеально приспособлен к ним посредством формальных рычагов. Модель человека в такой схеме предполагает его эгоистичность, леность, склонность к ошибкам в работе и обману.
Необходимость более полного использования человеческого фактора и упрощенное представление о человеке в классической школе менеджмента обеспечили ей значительное число противников. Одно из основных направлений критики – необходимость гуманизировать социально-трудовые отношения, обращать внимание на каждого конкретного человека. Новое направление как раз и получило название теории «человеческих отношений». [72 - Вильховченко Э. Д. 1) Критика современной теории «человеческих отношений» в промышленности. М., 1971; 2) Новые формы капиталистической эксплуатации. Теория и практика: критический анализ. М., 1985.] Ее представители говорят о гуманном отношении к подчиненным, об исследовании мотивов поведения работников, их чувств, об уважении к каждой личности.
Одним из пионеров данного направления считается М. П. Фоллет. [73 - Follett M. P. Dynamic Administration. New York-London. 1942.] По ее мнению, для эффективной деятельности организации недостаточно простого повиновения со стороны управляемых, необходимо интегрирование деятельности всех звеньев, включая участие рабочих в управлении. Фоллет отмечает, что в любом случае все работники самостоятельно решают, как выполнять приказы. Следовательно, наиболее эффективными эти решения будут при создании атмосферы «общности и гармонии интересов», основываясь на реальном представлении всех рабочих и служащих в управлении.
Общепризнанным основателем теории «человеческих отношений» считается американский социолог Э. Мэйо. [74 - Mayo E. The Social Problems of an Industrial Civilization. Boston. 1945.] В основном Мэйо известен экспериментами по исследованию факторов, влияющих на рост производительности труда, проводимых в конце 1920-х – начале 1930-х годов на заводах фирмы «Уэстерн электрик компани» в г. Хотторн (США). Автор пришел к выводу, что наиболее важными являются не материальные, а психические и социальные факторы и, в первую очередь, фактор социального статуса рабочего, реализуемый посредством участия в деятельности трудовых групп. По мнению Мэйо, дезинтеграция общества, разделение людей, уничтожение культурных традиций являются следствием развития индустриального общества и, в свою очередь, сами порождают углубление и обострение общественных конфликтов. Таким образом, стабилизация общественного развития зависит от руководителей фирм, которые призваны ориентироваться в своей деятельности прежде всего на управление персоналом, а не техникой, на создание ощущения осмысленной жизни для индивида и атмосферы сотрудничества между людьми.
Можно сказать, что школа «человеческих отношений» наметила путь на либерализацию теории управления. Среди идей, взятых ею на вооружение, следует отметить: групповые решения, просвещение работников, сотрудничество с профсоюзами, паритетное управление. Гуманизация отношений на производстве, по замыслу авторов, призвана была обеспечить социальный мир в обществе, повысить эффективность производства и способствовать построению «общества всеобщего благоденствия».
Последователи Э. Мэйо большое значение придавали разработке теории мотивации. Действительно, исследование проблем мотивации заслуживает внимания уже по той причине, что определенный способ мотивации является неотъемлемой частью всей социальной системы.
Одна из наиболее известных концепций мотивации принадлежит А. Маслоу. [75 - Мескон М. Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М., 1992. С. 366–370; Санталайнен Т., Воутилайнен Э., Поренне П. и др. Управление по результатам. М., 1988. С. 364–365; Уотермен Р. Фактор обновления. М., 1988. С. 126.] По его мнению, потребности можно разделить на базисные (пища, безопасность и т. д.) и производные (потребность в справедливости, порядке). Причем если базисные потребности предполагаются неизменными, то производные могут меняться.
Кроме того, базисные потребности автор представляет в виде иерархии, первые ступени которой занимают материальные (первичные), а последующие – духовные (вторичные). Этим подчеркивается влияние на поведение человека прежде всего потребностей более низких уровней, и лишь после их удовлетворения насущными становятся потребности высших уровней. Вместе с тем А. Маслоу не абсолютизировал это правило и не считал его верным для всех случаев. Он признавал различия в поведении людей, находящихся в одинаковых условиях, и наличие определенной степени индивидуальности потребностей. В целом же иерархия потребностей, по теории А. Маслоу, выглядит следующим образом:
1) физиологические и сексуальные потребности, включая потребности в воспроизводстве, пище, жилище, одежде и т. д.;
2) безопасность, в том числе потребность в защите от любой агрессии со стороны окружающего мира, и уверенность в завтрашнем дне;
3) социальные потребности, заключавшиеся в принадлежности к определенной социальной группе и во взаимодействии с другими людьми, входящими в нее;
4) потребности в уважении со стороны окружающих и самоуважении;
5) самовыражение и реализация своих возможностей.
Среди современных последователей доктрины «человеческих отношений» наиболее известны Ф. Херцберг и Д. Макгрегор. Теория Ф. Херцберга [76 - Херцберг Ф., Майнер М. У. Побуждение к труду и производственная мотивация // Социологические исследования. 1990. № 1. С. 122–131; Мескон М. Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М., 1992. С. 366–370; Санталайнен Т., Воутилайнен Э., Поренне П. и др. Управление по результатам. С. 364–365.] в основном посвящена исследованию мотивации поведения индивида. Автор выделяет две группы факторов. Первая группа – это «мотиваторы», т. е. факторы, вызывающие удовлетворенность работой, связанные с содержанием труда и обусловленные внутренними потребностями в самореализации. Это такие факторы, как:
– достижения (квалификация) и признание успеха;
– работа как таковая (интерес к работе и заданию);
– ответственность;
– продвижение по службе;
– возможность профессионального роста.
Другая группа – «гигиенические» факторы, т. е. факторы, вызывающие неудовлетворенность трудом и связанные с недостатками работы и внешними условиями. К ним Херцберг относит:
– способ управления;
– условия труда;
– межличностные отношения на рабочем месте;
– заработок;
– неуверенность в стабильности работы;
– влияние работы на личную жизнь.
Оба набора факторов, по мнению автора, действуют в разных шкалах: «мотиваторы» – от «0» и выше, «гигиенические» – от минуса до «0».
Дальнейшее развитие модели поведения работника осуществил Д. Макгрегор, [77 - McGregor D. The Human Side of Enterprise. New York. 1960.] выделив два подхода к организации управления и, соответственно, две модели поведения человека. Согласно теории «Х» работник ленив, не любит свою работу и не желает трудиться. В таком случае руководитель должен заставить людей делать то, что необходимо для успеха производства, основываясь на методах поощрения, наказания и жесткого контроля за поведением людей.
В теории «У» предполагается, что люди могут стремиться к повышению эффективности своего труда, т. е. хотят заниматься тем видом деятельности, который создавал бы условия для проявления интеллектуальной активности и предоставлял бы возможность «морального выбора». В таком случае обязанности руководителя, в первую очередь, сводятся к созданию условий, необходимых для проявления инициативы, привлечения персонала к решению стоящих перед производством проблем, согласования целей работников и целей предприятия.
На роль преемника достижений как классической школы, так и теории «человеческих отношений» претендует направление, которое можно назвать «эмпирической школой». Значительная часть представителей этой школы являются лидерами крупнейших компаний и их усилия во многом направлены на выработку рекомендаций, имеющих прикладное, практическое значение. Они стремятся к созданию комплексной теоретической основы, применимой к современному производству и охватывающей все функции управления. Одним из наиболее известных представителей данного направления является П. Друкер. [78 - Drucker P. F. The Practice of Management. New York. 1954.] По его мнению, руководитель производства – одна из ключевых фигур в обществе. Он призван не только создать из имеющихся ресурсов гармоничное производство. Его задачей является также создание условий для перспективного развития предприятия (организации) посредством формирования производственного коллектива, выработки системы мотиваций и связей, управления продвижением кадров. При этом в качестве одного из оснований развитой рыночной экономики П. Друкер выдвигает требование демократизации управления.
В определенном смысле синтезом классической школы менеджмента и теории «человеческих отношений» является школа «социальных систем». [79 - Гвишиани Д. М. Организация и управление. М., 1972. С. 380–429.] Для данного подхода характерно исследование социальных организаций как комплексных систем с рядом составляющих их частных подсистем. Среди подсистем обычно выделяются индивид, формальная структура, неформальная структура, группы, групповые отношения, статусы, роли, окружение. При этом целью является достижение гармонии потребностей и целей индивида с требованиями организации.
В основу данного направления легли идеи Т. Парсонса [80 - Американская социология. Перспективы, проблемы, методы. М., 1972; Посконин В. В. 1) Социально-политическая теория Т. Парсонса. Ижевск, 1994; 2) Правопонимание Т. Парсонса. Ижевск. 1995.] и Р. Мертона. [81 - Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1994.] Значительную роль Т. Парсонс отводит набору функциональных проблем, решение которых обязательно для любой системы, в частности: проблемам адаптации системы к внешним объектам, целедостижения, интеграции (поддержания «гармонического» бесконфликтного отношения между элементами системы) и проблеме воспроизводства структуры и снятия напряжений. Соответственно, на уровне социальной системы функцию адаптации обеспечивает экономическая подсистема, функцию целедостижения – политическая, функцию интеграции – правовые институты и обычаи, функцию воспроизводства структуры – система верований, мораль и органы социализации (включая семью и органы образования).
Каждая из систем рассматривается как направленная на выполнении одной из функций, от которых зависит сохранение границ более широкой системы. Результаты деятельности каждой подсистемы могут быть рассмотрены как вход в более широкую систему. В свою очередь, каждая подсистема зависит от результатов деятельности остальных подсистем, интерпретируемых как вход в данную подсистему. Причем особенностью сложных систем является то, что взаимообмен осуществляется не прямо, а опосредованно, с помощью обобщенных эквивалентов или символических посредников. У Парсонса социальная организация предстает как некая социальная система, созданная для достижения определенной цели, как совокупность действий и взаимосвязей. В соответствии с этим для эффективности организаций более высокого уровня необходимо, чтобы интересы частных коллективов были отнесены к уровню системы более общей, чем интересы частного случая или коллектива.
Таким образом, теория «социальных систем» отмечает неизбежную ограниченность свободы для отдельного индивида в любой социальной организации. Причем, если индивид стремится к «самоактуализации», автономности и расширению личной свободы, то он неизбежно окажется в состоянии конфликта с организацией и в итоге – во фрустрации. Следовательно, конфликт неизбежен и закономерен, но цель – не устранение, а максимальное сглаживание его силы путем попыток примирить интересы индивида и интересы организации. На самого Парсонса значительное влияние оказали работы американского институционалиста Дж. Коммонса. [82 - Commons J. R. The Economics of Collective Action. Madison, 1970.] Дж. Коммонс видел основу для прогресса в институционализации общества и социальных конфликтов посредством установления системы права, законоположений и норм, регулирующих социально-трудовые отношения и определяющих взаимодействие, права и обязанности участников производства. При этом он отстаивал необходимость влияния надстроечных элементов и, в первую очередь, юридической базы на экономический рост. Особо следует отметить практическую деятельность Дж. Коммонса по реализации своих идей. Так, широкую известность получило его сотрудничество с правительством и профсоюзами, он фактически являлся идеологом Американской федерации труда, участвовал в разработке целого ряда документов в области трудового законодательства и социального страхования.
В процессе развития общества все заметнее проявляется такая его характеристика, как гуманизация социальных отношений. Институционализацию этой особенности социального прогресса достаточно четко можно видеть на различных уровнях общественной системы. Прежде всего, речь идет об уровне общественной идеологии и в этом отношении, соответственно, о формировании и развитии теории либерализма. На уровне социально-экономических отношений, отражающих особенности производства, наиболее показательным является существенное изменение подхода к управлению людьми, необходимое для достижения наиболее эффективных экономических результатов. В то же время можно заметить, что изменения в теории менеджмента подобны процессу развития общественных отношений в целом и могут быть рассмотрены как проявления тенденции гуманизации общественных отношений.
Очевидным проявлением процесса гуманизации общественных отношений является все большее расширение числа благ, которыми может пользоваться индивидуум в обществе. При этом наряду со всевозможными видами имущественных благ все большую роль в жизни человека начинают играть различные нематериальные блага, такие, как жизнь и здоровье, честь и достоинство, неприкосновенность частной жизни, право свободного передвижения, право на имя, право авторства и т. д. Количество таких благ в современном обществе неуклонно возрастает, что одновременно сопровождается все большей их дифференциацией. Государство способно как регулировать, так и стимулировать данный процесс благодаря возможности законотворческой деятельности, поскольку нематериальные блага становятся принадлежностью личности от рождения или в силу закона.
Вместе с тем в силу определенной специфики нематериальных благ все большее значение приобретает необходимость их эффективной защиты. Современным законодательством России в качестве одного из основных способов защиты нематериальных благ личности предусматривается возможность денежной компенсации морального вреда (физических или нравственных страданий), причиненного действиями, нарушающими личные неимущественные права гражданина либо посягающими на принадлежащие ему другие нематериальные блага (ст. 151 Гражданского кодекса РФ).
С другой стороны, при ущемлении практически любых прав гражданина – как неимущественных, так и имущественных – он претерпевает моральные страдания. Однако в силу особенностей действующего законодательства моральный вред, причиненный нарушением имущественных прав личности, возмещается только в случаях, прямо предусмотренных законом (п. 2 ст. 1099 ГК РФ). Зачастую противоправное действие (бездействие), нарушающее имущественные права человека, одновременно посягает и на его нематериальные блага (например, кража чужого имущества с незаконным проникновением в жилище). С учетом данного обстоятельства правильное понимание существа, специфики, разновидностей нематериальных благ во многом предопределяет и обоснованность предъявления гражданского иска о компенсации морального вреда.
1.2. Понятие неимущественных благ и их типология
Под благом в широком смысле можно понимать все, что в той или иной степени является полезным для человека с его точки зрения. Другими словами, в том случае, когда мы используем категорию «благо», речь идет об отношении человека к определенному материальному или нематериальному объекту. Очевидно, что люди живут не только в материальном мире и для них представляют ценность не только вещественные предметы, хотя многие нематериальные блага также имеют некое материальное воплощение. Например, фотографии человека хранятся исключительно как память о нем. В то же время возможность пользоваться благом зависит от его доступности, что, в частности, находит отражение в отношениях между людьми по поводу определенных благ.
При этом первый тип благ, о котором обычно и идет речь, можно назвать имущественным. Данный тип благ, объединяющий, прежде всего, вещественные блага, находящиеся в собственности граждан и юридических лиц, достаточно широко исследован. В то же время с развитием цивилизации можно отметить становление институтов другого типа благ, которые можно назвать неимущественными. Это могут быть как материальные (т. е. имеющие вещественное содержание, например, здоровье как целостность организма человека, окружающая среда), так и нематериальные (например, имя) блага. Строго говоря, жесткой границы между этими типами благ не существует, и отнести конкретное благо к одному из них часто можно лишь со значительной долей условности. Данная классификация отражает исторический характер категории «благо», проявляющийся в возникновении все новых благ обоих типов. И прежде всего это относится к неимущественным благам.
Именно этому классу уделяется в настоящее время все более пристальное внимание. Понятие неимущественных благ заняло прочное место во многих международных документах, посвященных правам человека, в том числе во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о политических правах, Международном пакте о гражданских и политических правах.
Международный пакт о политических правах утверждает: право каждого человека на физическое и психическое здоровье (ст. 12); право на участие в культурной жизни, пользование результатами научного прогресса, пользование защитой моральных и материальных интересов, возникающих в связи с любыми научными, литературными или художественными трудами, автором которых он является (ст. 15). [83 - Международный пакт о политических правах // Международные пакты о правах человека: Сборник документов. СПб., 1993.] В соответствии с Международным пактом о гражданских и политических правах каждый ребенок должен быть зарегистрирован немедленно после его рождения и должен иметь имя (ст. 24); никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию (ст. 7); содержаться в рабстве (ст. 8); подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным или незаконным посягательствам на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции либо незаконным посягательствам на его честь и репутацию (ст. 17); декларируются права на жизнь (ст. 6); на свободу и личную неприкосновенность (ст. 9); на свободу передвижения и выбора местожительства (ст. 12); на свободу мысли, совести и религии (ст. 18). [84 - Там же.]
Все более серьезно относятся к этому вопросу многие общественные науки. Так, лауреатом Нобелевской премии по экономике в 1991 г. стал американец Рональд Коуз за исследование трансакционных издержек и прав собственности. Между тем первая статья Р. Коуза «Проблема социальных издержек» появилась еще в 1960 г., однако признание его теория получила лишь в настоящее время. Идеи Коуза касаются вопросов внешних эффектов (externalities) – результатов производства или потребления блага, воздействие которого на третьих лиц, не являющихся ни продавцами, ни покупателями, никак не отражено в цене этого блага. [85 - Коуз Р. Проблема социальных издержек // Фирма, рынок и право. М., 1993.] В связи в этим Р. Коуз проанализировал целый ряд реальных судебных процессов, имевших место в Англии. В результате он пришел к выводу, что отрицательные внешние эффекты возникают при конкуренции между различными вариантами использования ресурсов, если право собственности на каждый из этих вариантов не закреплено. Таким образом, если закрепить право собственности на объекты, порождающие отрицательные внешние эффекты, и создать рынок для обмена этими правами, имеющий незначительные операционные издержки, то рыночный механизм может привести стороны к эффективному соглашению. Если фирма имеет легальное право загрязнять окружающую среду, то страдающие от этого граждане могут купить у фирмы право на загрязнение или на какую-то его часть. Если же жители некоторого района имеют право на экологически чистую окружающую среду, то фирма может купить у них право на определенное ее загрязнение. При этом следует отметить, что подход Р. Коуза имеет смысл, если в сделку вовлечено незначительное число участников и могут быть просто установлены источники загрязнения. Однако он неприемлем к таким проблемам, как загрязнение Черного моря или появление озоновых дыр в атмосфере, решение которых требует политических шагов.
Особое внимание уделяется защите неимущественных благ в сфере трудовых правоотношений. Это связано с тем, что работодатель очевидно является более сильной стороной. Таким образом, наемный работник, даже в условиях формального равноправия сторон как при заключении трудового соглашения, так и во время своей трудовой деятельности находится в опасном положении с точки зрения соблюдения его неимущественных благ. Реальная защита наемного работника может основываться лишь на законодательном ограничении власти работодателя в общегосударственном масштабе путем закрепления в Гражданском кодексе. Так, по мнению А. Менгера, наемный работник превратится из простой рабочей машины в равноправную личность, «имеющую возможность требовать уважения и внимания к своим высшим личным интересам» лишь при внесении в законодательство следующей нормы: «Всякий ущерб, нанесенный чьим-либо имущественным интересам, равно как и вред, причиненный чьим-либо личным благам, налагают на виновника обязанность возместить убытки, причем безразлично, произошел ли ущерб при исполнении условий договора, или же вследствие недозволенного действия». [86 - Менгер А. Гражданское право и неимущественные классы населения. СПб., 1906. С. 167.]
Интересно, что в современных школах менеджмента также уделяется особое внимание неимущественным благам. В значительной степени именно неимущественные факторы применяются как для мотивации повышения эффективности труда работника на первичном уровне экономики – отдельном предприятии, используя новейшие методы социально-психологического воздействия, так и для достижения социального мира в обществе в целом. Таким образом, все большую роль в общественной жизни играют теории социального управления: «человеческих отношений», «промышленной демократии», «постиндустриального общества» и др. [87 - См., напр.: Мескон М. Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента; Кравченко А. И. Социология труда в ХХ веке: Историко-критический очерк; Гвишиани Д. М. Организация и управление.]
Значительное место отводится неимущественным благам и общей экономической теории. Надо отметить, что Р. Коуз не является ни единственным, ни первым, кто рассматривал проблемы неимущественных благ в экономической жизни. В связи с тем, что экономический анализ в основном нацелен на исследование агрегированных показателей, он объективно рассматривает упрощенную модель поведения человека. В ее основе лежит неоклассическая модель экономического человека, эволюционировавшая под влиянием прежде всего английской классической школы, маржинализма и кейнсианства. [88 - См., напр.: Автономов В. С. Модель человека в экономической науке. СПб., 1998.] Современная экономическая теория фактически является теорией рационального выбора вообще, идет ли речь о принятии решения иметь детей, [89 - Хайман Д. Н. Современная микроэкономика: анализ и применение: В 2 т. Т. 1. С. 85.] политическом выборе, или спросе на безопасность. [90 - См., напр.: Доллан Э. Дж., Линдсей Д. Рынок: микроэкономическая модель. С. 114, 360.] В значительной мере именно с вопросами неимущественных благ связаны многие современные проблемы экономической теории: подвижность и несовместимость предпочтений, альтруистическая мотивация, выбор в условиях неопределенности. Весьма существенное место занимают проблемы неимущественных благ и в альтернативных направлениях экономической мысли: посткейнсианстве, институционализме, социоэкономической (гуманистической) школе и др. [91 - См., напр.: Автономов В. С. 1) Человек в зеркале экономической теории (очерк истории западной экономической мысли). М., 1993; 2) Модель человека в экономической науке. СПб., 1998.]
Как уже отмечалось, определить границу между имущественными и неимущественными благами весьма сложно. Там не менее можно попытаться выделить ряд признаков неимущественных благ. [92 - См., напр.: Малеина М. Н. Защита личных неимущественных прав советских граждан. М., 1991. С. 6–9.]
Можно отметить их неэкономический характер, т. е. отсутствие точного, а часто и приблизительного денежного эквивалента. Проблема оценки данной категории благ осложняется значительным различием приоритетов людей и сложностью организации рынков неимущественных благ. Хотя в последнее время появляется все больше предпосылок для развития и таких рынков. Уже становятся привычными словосочетания «рынок информации», «рынок органов для трансплантации», «рынок загрязнений» и др.
Еще одной особенностью данных благ является их невещественный характер. Иными словами, большинство из них (за исключением здоровья, окружающей среды) не имеют материальных свойств, например, имя, честь, достоинство.
Отличительной чертой в большинстве случаев является неотделимость их от личности конкретного человека (индивидуальный облик). Кроме того, можно отметить такую характеристику, как переменный характер содержания одного и того же блага. Действительно, большинство неимущественных благ не являются постоянными во времени: изменяются здоровье, окружающая среда, индивидуальный облик и многие другие блага.
Примерный объем нематериальных благ можно найти в Конституции РФ и Гражданском кодексе РФ. Согласно п. 1 ст. 150 ГК жизнь, здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом. Особо следует отметить, что указанный список благ не является однозначно зафиксированным и не должен толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод личности (п. 1 ст. 55 Конституции РФ). В случаях и в порядке, предусмотренных законом, личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежавшие умершему, могут осуществляться и защищаться другими лицами, в том числе наследниками правообладателя (п. 1 ст. 150 ГК). В соответствии со ст. 151 ГК, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Как видим, законодатель использует термин «нематериальные блага» в значении «неимущественные блага». Безусловно, можно сделать и так. Но тогда следует иметь в виду, что категория «нематериальные блага» включает в себя кроме действительно нематериальных также и материальные блага (т. е. имеющие вещественное содержание, например, здоровье и целостность организма человека, окружающая среда). Хотя можно предположить, что законодатель имел в ввиду слово «нематериальный» в значении «неоценимый в материальном, в том числе денежном выражении». Тогда слова «нематериальные» и «неимущественные» являются синонимами. В этом случае в лексическом плане используемая терминология выглядит более корректной. Однако в данном варианте отсутствует термин для неимущественных, но вещественных благ, таких, как здоровье и целостность организма.
Среди особенностей неимущественных благ непосредственно в законе (ст. 150 ГК) выделены их нематериальный характер, неотчуждаемость и непередаваемость иным способом. Причем, как отмечалось выше, понимание характеристики «нематериальный» осталось нераскрытым. Учитывая неотчуждаемость и непередаваемость, можно предположить, что законодательство не допускает использования неимущественных благ в качестве объектов купли-продажи, мены, дарения, ренты, аренды, найма, займа, кредита. Исключением из общего правила являются личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежавшие умершему, которые могут осуществляться и защищаться другими лицами, в том числе наследниками правообладателя. В данной норме некоторые ученые усматривают прецедент отчуждения личных неимущественных благ непосредственно от человека. [93 - См., напр.: Шелютто М. Л. Гражданско-правовая защита деловой репутации юридических лиц. // Журнал российского права.1997. № 12. С. 34.] Отмечается возникновение особого случая, вступающего в противоречие со смыслом ряда правовых норм. Прежде всего это возможность защиты прав, которые в настоящее время никому не принадлежат. Соответственно, поднимается вопрос об их существовании как таковых. Например, Б. З. Пурцхванидзе отмечал, что умерших невозможно ни унизить, ни оскорбить. [94 - Пурцхванидзе Б. З. Охрана чести и достоинства в советском уголовном праве. Автореф. дисс. … докт. юрид. наук. М., 1961. С. 12.] Узаконенная возможность осуществления и защиты неимущественных прав после смерти их обладателя третьими лицами позволила даже сделать предположение, о возможности существования некоторых нематериальных благ в отрыве от личности после смерти человека в усеченном объеме. [95 - Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития // Закон. 1995. № 10. С. 103.] Тем более, что существует мнение о возможности нанесения оскорбления умершему. [96 - Ной И. С. Охрана чести и достоинства в советском уголовном праве. Саратов, 1959. С. 17–18. (Цит. по: Марогулова И. Л. Защита чести и достоинства личности. М., 1998. С. 39).] Однако неясно основание, в соответствии с которым третьи лица получают право на защиту неимущественных благ, принадлежавших умершему. В связи с тем, что мнение покойного в настоящий момент неизвестно, это право можно подвергнуть сомнению. Кроме того, представляется сомнительным право третьих лиц на подобную защиту, если правонарушение не затрагивает непосредственно права таких лиц.
Заслуживает внимания оригинальный подход М. Н. Малеиной к понятию «неимущественные блага». Она разделяет нематериальные блага (жизнь, здоровье, честь, имя и др.) и личные неимущественные права, объектами которых нематериальные блага не являются (право авторства, право на авторское имя и др.). [97 - Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития. С. 105.] По ее мнению, в ст. 150 ГК РФ «сосредоточены общие нормы, касающиеся неимущественных прав гражданина по поводу нематериальных благ, результатов интеллектуальной деятельности и других объектов». В связи с этим предлагается ст. 151 ГК РФ («Компенсация морального вреда») включить в гл. 2 («Возникновение гражданских прав и обязанностей. Осуществление и защита гражданских прав»), где раскрываются способы защиты гражданских прав.
Несомненный интерес представляет и предложение М. Н. Малеиной о переносе норм о неимущественных правах юридических лиц, содержащихся в ст. 54 ГК РФ («Наименование и место нахождения юридического лица»), ст. 139 ГК («Служебная и коммерческая тайна»), ст. 152 ГК («Защита чести, достоинства и деловой репутации») и ст. 19 ГК («Имя гражданина»), содержащую нормы о нематериальных благах физического лица, в гл. 8 ГК РФ («Нематериальные блага и их защита»). [98 - Там же.]
Вряд ли следует оспаривать право вышеназванных авторов на свой собственный подход к данным проблемам. Однако вряд ли имеет смысл и соглашаться с ними. Ибо, как мы выяснили, под благом в широком смысле обычно понимают все, что является таковым для человека. При использовании категории «благо» речь идет непосредственно об отношении самого человека к определенному материальному или нематериальному объекту. Блага же могут быть имущественными и неимущественными. Причем совокупность неимущественных благ, исключая здоровье и благоприятную окружающую среду, представляет собой нематериальные блага. Иными словами, категория «неимущественные блага» шире категории «нематериальные блага», поскольку к неимущественным относятся блага, которые обеспечивают здоровье и целостность организма, а также благоприятную окружающую среду.
В настоящее время существует ряд подходов к классификации институтов неимущественных благ. В основе каждого из них лежит определенное, свойственное их авторам понимание соответствующих благ и цели их исследования. Таким образом, многие точки зрения на этот вопрос являются внутренне непротиворечивыми и заслуживают внимания. Обратимся к некоторым из них, предварительно заметив, что многие авторы выделяют, прежде всего, неимущественные права. Это обусловлено особенностями понимания ими категорий «неимущественные блага» и «неимущественные права».
По смыслу действующего законодательства (ст. 150 ГК), как уже отмечалось, понятием «неимущественные блага» охватываются и неимущественные права. В то же время встречается точка зрения, не совпадающая с такой трактовкой указанных категорий. В соответствии с ней выделяются нематериальные блага (жизнь, здоровье, честь, имя…) и личные неимущественные права, объектами которых нематериальные блага не являются (право авторства, право на авторское имя и др.). [99 - Там же. С. 104.] Причем, судя по всему, «неимущественные блага» и «нематериальные блага» в этом случае используются как синонимы.
М. Н. Малеина говорит о возможности нескольких подходов к неимущественным правам. [100 - Малеина М. Н. Защита личных неимущественных прав советских граждан. С. 11–16.] Например, по отношению к имущественным правам, выделяются:
1) связанные с имущественными правами, если при их реализации они могут выступать в качестве предпосылки возникновения имущественных прав (авторство);
2) не связанные с имущественными правами, если они не состоят в одном сложном правовом отношении с имущественными правами.
В зависимости от структуры связи участников рассматриваются:
1) абсолютные права и правоотношения, в которых лицу противостоит неопределенный круг лиц;
2) относительные права и правоотношения, в которых лицу противостоят определенные лица.
По принадлежности конкретным субъектам могут быть личные имущественные права, принадлежащие:
1) гражданину;
2) организации.
В зависимости от целевой установки речь идет о личных неимущественных правах:
1) обеспечивающих физическое благополучие личности (например, право на жизнь);
2) формирующих индивидуальность (например, право на имя);
3) обеспечивающих автономию личности (например, адвокатская тайна);
4) права на интеллектуальную и другую деятельность.
Одна из наиболее полных классификаций предложена также М. Н. Малеиной. [101 - Там же.] Она рассматривала права, обеспечивающие физическое благополучие личности:
– право на жизнь;
– право на здоровье (охрану здоровья);
– право на здоровую окружающую среду.
Права, формирующие индивидуальность личности:
– право на имя;
– право на индивидуальный облик;
– право на честь и достоинство.
Права, обеспечивающие автономию личности в обществе: право на адвокатскую тайну; право на тайну нотариальных действий; право на банковскую тайну; право на врачебную тайну; право на тайну усыновления; право на тайну переписки, телефонных переговоров и телеграфных сообщений; право на неприкосновенность жилища; право на неприкосновенность документов личного характера.
Неимущественные права авторов интеллектуального творчества, производителей товаров и услуг: неимущественные права авторов произведений науки, литературы и искусства; неимущественные права авторов открытий, изобретений, рационализаторских предложений, промышленных образцов; право на товарный знак лиц, занимающихся индивидуальной трудовой деятельностью.
Взяв за основу данную классификацию, можно рассмотреть перечень нематериальных благ, приведенный в ст. 150 ГК. Первыми названы блага, обеспечивающие физическое благополучие личности (жизнь, здоровье, личная неприкосновенность), далее – блага, формирующие индивидуальность личности (достоинство личности, честь и доброе имя). Следующими названы блага, обеспечивающие автономию личности в обществе (неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна). Причем иное понимание категорий «неимущественные права» и «неимущественные блага» дает возможность М. Н. Малеиной отметить юридическую некорректность того, что «в едином перечне рядом с нематериальными благами предусмотрены права: право на имя; право на авторство; право свободного передвижения; право места пребывания и жительства». [102 - Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития. С. 102.] Таким образом, по ее мнению, возникает необходимость изменения текста соответствующей статьи, с тем, чтобы в группу нематериальных благ, способствующих индивидуализации личности, внести «имя», одновременно исключив право на имя. Так как к группе нематериальных благ, обеспечивающих автономию личности в обществе, относится свобода места нахождения, предлагается не дублировать это благо соответствующим правом, а учитывая, что право авторства возникает по поводу результатов интеллектуальной деятельности, рекомендуется не включать его в статью «нематериальные блага».
К перечню благ и прав, приведенному в ст. 150 ГК РФ, можно подойти с точки зрения их возникновения (с рождения или в силу закона). Так, к благам, принадлежащим гражданину с момента рождения, относятся, например, здоровье, неприкосновенность жизни и др. Неимущественные права авторов произведений науки, литературы, искусства возникают в силу объективного выражения результата интеллектуальной деятельности. В отношении некоторых благ (и прав) до сих пор отсутствует единый взгляд на момент их возникновения. Например, поскольку достоинство рассматривается как самооценка личностью своих качеств, свойств, мировоззрения, отдельные исследователи считали, что это благо (и соответствующее право на него) возникает с достижением ребенком определенного возраста), когда он осознал себя как личность. Судя по всему, Конституция РФ (ст. 17) расценивает человека как субъекта права с момента рождения.
Н. Д. Егоров [103 - Егоров Н. Д. Гражданско-правовое регулирование общественных отношений. Л., 1988.] выделяет:
1) Права на неимущественные блага, воплощенные в самой личности:
– право на имя;
– право на товарный знак;
– право на честь и достоинство;
– право на собственное изобретение.
2) Право на личную неприкосновенность и свободу.
3) Право на неприкосновенность личной жизни:
– право на личную документацию;
– право на тайну личной жизни;
– право на тайну личного общения;
– право на неприкосновенность жилища.
Положив в основу свой подход к институту компенсации морального вреда, Е. А. Михно [104 - Михно Е. А. Компенсация морального вреда во внедоговорных обязательствах. Дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 101.] предлагает следующую классификацию неимущественных прав.
1. Причинение физического вреда, в том числе:
– право на жизнь;
– право на здоровье.
2. Вторжение в частные дела, в том числе:
– право на тайну личной жизни;
– право на тайну переписки;
– право на неприкосновенность документов личного характера;
– право на свободу передвижения и выбор места жительства.
3. Присвоение имени и использование имени в целях получения выгоды:
– право на имя;
– право на индивидуальный облик.
4. Публичное разоблачение фактов, которые могут быть достоянием узкого круга, в том числе:
– право на адвокатскую тайну, банковскую тайну, тайну усыновления, врачебную тайну; тайну нотариальных действий.
5. Незаконное использование изобретений, патентов, товарных знаков, в том числе:
– авторское право;
– патентное право;
– право на товарный знак.
6. Распространение сведений, которые показывают истца в ложном свете.
Среди существующих точек зрения хотелось бы выделить подход О. А. Пешковой, [105 - Пешкова О. А. Ответственность и защита при причинении вреда неимущественным правам и нематериальным благам граждан и юридических лиц. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Волгоград, 1998. С. 15.] в основе которого лежит анализ именно неимущественных прав и нематериальных благ. Таким образом, по ее мнению, неимущественные права и нематериальные блага можно классифицировать следующим образом.
1. По принадлежности субъектам:
а) физическим лицам;
б) юридическим лицам.
2. В зависимости от целевой установки:
а) блага, направленные на физическое благополучие;
б) на формирование индивидуальности;
в) права, обеспечивающие автономию субъекта;
г) права, направленные на охрану интеллектуальной и иной деятельности.
При этом автор справедливо отмечает, что блага, направленные на физическое благополучие, могут иметь место лишь когда речь идет о физическом лице, остальные же права и блага относятся как к физическим, так и юридическим лицам.
Имеют место попытки анализа отдельных групп неимущественных благ. Например, Г. Б. Романовский исследует следующую группу прав и благ, называя ее правом на неприкосновенность частной жизни: банковскую тайну, врачебную тайну, тайну нотариальных действий, право на адвокатскую тайну, тайну усыновления, тайну исповеди. [106 - Романовский Г. Б. Конституционное регулирование права на неприкосновенность частной жизни. Дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 117.]
Исходя из данной нами трактовки неимущественных благ для последующего их анализа можно предложить следующую типологию.
Неимущественные блага, связанные непосредственно с личностью:
– жизнь и здоровье;
– честь, достоинство и деловая репутация;
– неимущественные права и блага, обеспечивающие автономию личности в обществе (право на свободу и личную неприкосновенность, права, связанные с неприкосновенностью частной жизни).
Неимущественные права и блага, связанные с социально-экономической деятельностью:
– неимущественные права и блага, связанные с имущественными правами (неимущественные права авторов произведений науки, литературы и искусства, авторов открытий, рационализаторских предложений, право на товарный знак);
– неимущественные права и блага, связанные с правом на труд (право на труд, право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, право на установленную законом продолжительность рабочего времени, право на отдых и т. д.).
Особенности защиты вышеуказанных типов неимущественных благ путем денежной компенсации морального вреда, причиненного противоправным посягательством на эти блага, требуют детального анализа, чему и посвящена третья глава книги.
Глава 2
Институт компенсации морального вреда
2.1. Исторические особенности становления института компенсации морального вреда в России и за рубежом
В древние времена отсутствовало строгое разграничение между гражданским и уголовным правом, и зачастую наказание, накладываемое на виновного в виде штрафа, взыскивалось полностью или частично в пользу потерпевшего. Такое взыскание, в случае его наложения за посягательство на неимущественные права личности, очевидно, можно рассматривать и как денежную компенсацию за физические и нравственные страдания, причиненные пострадавшему. В дальнейшем, с развитием правовой мысли и постепенным разделением гражданского и уголовного процесса, материальная компенсация моральных страданий потерпевшего стала регулироваться нормами гражданского права. При этом законодательства некоторых стран стали предусматривать для потерпевших от преступлений возможность предъявления гражданского иска о компенсации моральных страданий (наряду с имущественным ущербом) и при производстве по уголовному делу. Однако в последнем случае такая компенсация уже не отождествлялась с уголовным наказанием, а фактически являлась формой гражданско-правовой ответственности за причинение вреда гражданину.
Взыскание материальной компенсации за причиненные душевные переживания не является чем-то принципиально новым для законодательства как нашей страны, так и зарубежных стран. [107 - Нарижний С. В. Компенсация морального вреда: уголовно-процессуальный аспект. Дисс… канд. юрид. наук. СПб., 1999.] Во многих странах этот институт давно предусмотрен и является неотъемлемой частью их правовых систем. Как известно, институт компенсации морального вреда является прежде всего предметом правового регулирования нормами гражданского права. Однако совершенно очевидно, что подавляющее большинство случаев противоправных посягательств на нематериальные блага граждан образуют и состав уголовно-наказуемых деяний, что, по всей видимости, предопределило тесную связь защиты идеальных благ человека и с уголовным судопроизводством.
Еще на заре правовой истории общеобязательные нормы предусматривали возможность компенсировать неосторожные или умышленные телесные повреждения и даже смерть определенным возмещением убытков. [108 - Дробышевский С. А. Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции. Дисс… канд. юрид. наук. СПб., 1994.] При этом римское право мало считалось с моральным вредом. В нем под вредом понимался «всякий имущественный ущерб, который кто-либо претерпевает в силу какого-нибудь события… Юридическим основанием обязанности возмещения вреда служит или договор, или правонарушение… Обязанность возместить вред от правонарушения предполагает виновность действующего… Возмещение вреда производится уплатой денежной суммы, на которую увеличилось бы имущество потерпевшего, если бы вредоносное событие не наступило, или если бы обязательство было (своевременно) выполнено». [109 - Сальковский К. Институции. Основы системы и истории римского гражданского права. Киев, 1910. С. 312, 313, 320.] Иными словами, в основном возмещению подлежал вред, который имел точный денежный эквивалент.
Однако уже в римском праве, традиционно делавшем акцент на защите имущественных прав граждан, намечалась тенденция и к защите нематериальной сферы жизни человека: жизни, здоровья, чести, достоинства. Установленные еще Законами XII таблиц вознаграждения: за сломанную кость свободного человека – 300 ассов, раба – 150 ассов, за причинение обиды (нанесение побоев, оскорбительных ударов, без ранения) – 25 ассов и т. д. были несомненной попыткой не только, выражаясь современным языком, возместить вред здоровью, но и материально компенсировать причиненные потерпевшему страдания. [110 - Памятники римского права. М., 1997. С.11; Римское частное право / Под ред. проф. И. Б. Новицкого и проф. И. С. Перетерского. М., 1994. С. 526–527.] За нарушение чужих неимущественных прав на виновного налагался денежный штраф, который шел целиком в пользу пострадавшего. Широкое распространение денежных выплат в пользу пострадавших играло несомненно прогрессивную роль, выступая в качестве замены существовавшего института кровной мести. «Законы XII таблиц сохраняют принцип талиона лишь при телесных повреждениях и то только тогда, когда стороны не договорятся о штрафе в пользу потерпевшего, причем штраф уже и в этом случае признается официальной заменой частной расправы». [111 - Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. СПб., 1995. С. 127.]
Общеизвестно, что судопроизводство стран Западной Европы складывалось под значительным влиянием римского права. Его несомненные черты наследует, например, Салическая правда, устанавливающая, в частности, так называемый вергельд, который выплачивался виновным лицом в качестве выкупа за нанесенную потерпевшему обиду и распределялся так, что две трети его шли в пользу обиженного, одна треть – в пользу графа-судьи. Такса вергельда зависела от тяжести правонарушения, общественного положения обидчика и обиженного. [112 - Там же. С. 168.]
В Уголовно-судебном уложении императора Карла V, принятом в Германии в 1532 г., более известном как «Каролина», упоминается Schmerzensgeld, существующий под этим же названием и в настоящее время институт денежного вознаграждения за боль и страдания. Размер Schmerzensgeld’a определяется судьей в зависимости от степени причиненной боли. [113 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. М., 1996. С. 24–25.] По Кодексу 1877 г. потерпевшему от некоторых преступлений (именно оскорбление чести и телесное повреждение) было предоставлено право заявить требование о буссе, т. е. в уголовном суде требовать денежное вознаграждение с виновного в пользу потерпевшего, с установленным законом максимумом. [114 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2 т. СПб., 1996. Т. 2. С. 74.] Одновременно в немецком законодательстве появляются ростки государственной заботы о лицах, незаконно привлекавшихся к уголовной ответственности, в частности, о тех, кто неправомерно был лишен свободы. Принятый в Пруссии в 1776 г. закон гласил, что, если лицо задерживалось, а потом оправдывалось, «ему должны быть не только полностью возвращены понесенные издержки, но и выплачена денежная сумма в качестве определенной компенсации в соответствии со всеми обстоятельствами дела из фондов суда таким образом, чтобы оправданному лицу мог быть возмещен ущерб, который он понес». [115 - Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. Тверь, 1993. С. 14.] В дальнейшем данное положение нашло свое продолжение в § 847 Германского гражданского уложения, регламентирующем денежную компенсацию за страдания, явившиеся следствием как причинения вреда здоровью, так и незаконного лишения свободы. Под лишением свободы в данном случае понимались ограничение физической свободы, заключение в тюрьму или надевание наручников. [116 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. М., 1997. С. 13.]
Еще задолго до революции 1789 г. во Франции встречались судебные решения, определявшие потерпевшему денежное вознаграждение за моральные страдания. Статья Гражданского кодекса, явившегося одним из завоеваний революции, о том, что всякое деяние, причиняющее другому вред, обязывает того, по чьей вине вред произошел, к удовлетворению, была истолкована судами в смысле возмещения вреда экономического и неэкономического. Обычными случаями возмещения нравственного вреда были: оскорбление и клевета в устной и письменной форме, вторжение в чужое жилище, причинение вреда здоровью, незаконное лишение свободы. За смерть родных могли искать возмещения морального вреда родители, дети, братья и сестры. При этом не было необходимости в том, чтобы они являлись наследниками в имуществе, достаточно было доказать наличность действительного вреда. Нравственный вред служил основанием для выступления потерпевших в качестве гражданских истцов не только в гражданских, но и в уголовных делах. [117 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 31–32.] «…Французское законодательство предоставляет потерпевшему от преступления искать вознаграждения, по его усмотрению, или в порядке гражданского, или в порядке уголовного суда, но без права изменения раз выбранного порядка». [118 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. С. 75.]
Страной, наиболее усвоившей принцип возместимости морального вреда, является Англия. «Английское право при возмещении вреда не делает никакой разницы между вредом материальным и нематериальным. За всякий вред полагается вознаграждение, если он действительный и серьезный…» [119 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 18.] Положения англосаксонской правовой системы можно обнаружить в законодательствах многих государств. Это связано с тем, что Англия была крупнейшей колониальной державой.
Вариации определений того, что подразумевается в нашем законодательстве под моральным вредом, в правовых системах Англии и США (также накопивших немалый опыт в данной области) многочисленны – «psychological injury» (психический вред), «psychiatric injury» (психиатрический вред, «nervous shock» (нервный шок, нервное потрясение), «ordinary shock» (обыкновенный шок, обыкновенное потрясение). [120 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 11.] Для компенсации психического вреда, причиненного преступлением, в большинстве случаев потерпевший может не предъявлять иск в порядке гражданского судопроизводства, а прибегнуть к схеме, специально предусмотренной законом для компенсации вреда, причиненного преступлением. В Англии такая Тарифная схема впервые начала действовать с 1 августа 1964 г., подвергаясь при этом периодическому обновлению. В настоящее время действует схема 1994 г. В ней подробно описаны условия выплаты компенсации, которая, однако, может быть произведена в случаях причинения не любого психического вреда, а только «лишающего жизненной активности» (подразумеваются снижение трудоспособности или способности к обучению, разрыв или значительная утрата социальных связей и сексуальные расстройства) на срок более шести недель с момента происшествия. Психический вред должен проявляться в конкретных психических и физических симптомах: беспокойство, напряжение, бессонница, возбуждение, чувство неуверенности, агорафобия, постоянное чувство вины, мысли о самоубийстве, а также в облысении, астме, экземе, недержании мочи, псориазе. Степень тяжести психического вреда зависит от продолжительности периода утраты жизненной активности. При этом отдельные виды вреда разбиты на 25 групп, в каждой из которых предусмотрен единый размер компенсации. Нижний предел компенсации составляет 1 тыс. фунт. стерл. Компенсацию по этой схеме может получить заявитель, которому причинен физический или психический вред, прямо связанный с насильственным преступлением, что требует доказанности наличия умысла или грубой неосторожности причинителя вреда в отношении причинения смерти или вреда здоровью другого лица. К таким преступлениям, в частности, относятся: поджог, отравление, сексуальные преступления (изнасилование, кровосмесительство, противоестественные половые сношения – мужеложство и лесбиянство, непристойное нападение). Каждое заявление рассматривается на основе фактических обстоятельств каждого конкретного дела специальной Комиссией по вопросам компенсации вреда, причиненного преступлением. [121 - Там же. С. 23–26.]
Оказание помощи жертвам преступлений в Великобритании является составной частью уголовной политики государства. Примечательно, что даже если преступник и не будет установлен, потерпевший имеет право на возмещение причиненного вреда за счет средств государства. В 1988 г. Министерством внутренних дел Великобритании были изданы специальные инструкции, предусматривающие различные размеры денежных компенсаций в зависимости от тяжести причиненного потерпевшему телесного вреда. [122 - Безнасюк А., Абабков А. Государственная защита лиц, содействующих уголовному судопроизводству // Российская юстиция. 1997. № 8. С. 39.]
Параллельно с совершенствованием правовых норм, направленных на защиту нематериальных благ жертв преступлений, набирал силу процесс формирования института возмещения как имущественного, так и неимущественного вреда и жертвам системы правосудия, особенно когда это было связано с незаконным лишением человека свободы. К началу XX в. во многих странах Европы, в том числе в Италии, Франции, Португалии, Швейцарии, Англии, было предусмотрено возмещение вреда нравственного характера, причиненного человеку в связи с его незаконным привлечением к уголовной ответственности.
Российское законодательство также имеет свою непростую и отличающуюся определенной степенью преемственности историю становления института компенсации морального вреда.
Обращаясь к истории права древнерусского государства, следует отметить, что уже с момента его создания и на протяжении всего периода развития защите нематериальной сферы жизни человека, в том числе путем наложения денежных взысканий в пользу пострадавших от преступлений, уделялось немало внимания. Как и в римском праве, о чем говорилось выше, тенденция к созданию системы штрафов в пользу потерпевшего или его родственников, в случае смерти последнего, сыграла свою позитивную роль, выразившуюся в постепенном вытеснении обычая личной расправы с преступником со стороны пострадавших. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что если компенсация морального вреда в правовых системах многих стран является способом правовой защиты личных нематериальных благ, то в русском праве с самого начала сказывается его определенный самобытный характер, выразившийся в установлении денежных вознаграждений за посягательства не только на нематериальные блага, но и на довольно широкий круг имущественных прав граждан.
В дошедших до наших дней договорах, ставших первыми письменными источниками древнерусского права, которые заключили с греками князь Олег в 911 г. и князь Игорь в 945 г., имеется ряд норм, относящихся к гражданскому и уголовному праву и регулирующих наказания за уголовные преступления, связанные в том числе с выплатой материального вознаграждения. Статья 4 договора 911 г. (соответствующая ей ст. 13 договора 945 г.), регламентирующая ответственность за убийство, предусматривает, в частности, в случае бегства убийцы, при наличии у последнего имущества, обращение его в пользу родственников убитого. В случае же отсутствия имущества надлежало производить поиски виновного и при обнаружении предавать его смерти. Статья 5 договора 911 г. и ст. 14 договора 945 г. предусматривали денежное взыскание за причинение телесных повреждений. Денежное взыскание за имущественные преступления было установлено в ст. 6 договора 911 г. [123 - Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. С. 625–626; Салтыкова С. Зарождение древнерусского права // Российская юстиция. 1997. № 1. С. 60.]
Первый отечественный кодекс – Русская Правда предусматривает целый ряд статей, направленных на защиту жизни, здоровья, чести, а также имущественной сферы жизни человека. При воровстве, незаконном пользовании чужой вещью помимо возмещения имущественного ущерба устанавливалось особое денежное вознаграждение «за обиду». Например, в ст. 34 Пространной редакции Русской Правды говорится, что в случае кражи коня, оружия или одежды кроме возвращения похищенного виновный платит собственнику еще и 3 гривны за обиду. [124 - Российское законодательство Х—ХХ веков. В 9 т. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М., 1984. С. 66.] Немало внимания уделяется материальной ответственности за посягательство на честь и достоинство человека, например, за такое, как рвание усов и бороды как символов мужественности или за удар необнаженным мечом. Статья 2 Краткой редакции Русской Правды в случае нанесения телесных повреждений предоставляет потерпевшему альтернативу: либо самому мстить обидчику, либо, в случае отказа от мести, получить с последнего 3 гривны за обиду. [125 - Там же. С. 47.] Большое значение имеет имущественная компенсация родственникам убитого. Русская Правда ограничивает власть родственников погибшего над убийцей путем предоставления возможности замены кровной мести выкупом. Убийца мог уладить дело с родственниками убитого, заплатив названную ими сумму (головщину). Если виновный оказывался несостоятельным, последние могли наказать его по своему усмотрению, но не имели права лишить жизни. Население местности, где проживал убийца, ручалось за него. Однако если тот все-таки уклонялся от ответственности, общество (вервь) выплачивало взыскиваемую сумму родственникам убитого (в этом случае на вервь могла быть наложена и княжеская вира). [126 - Там же. С. 64; Бородин С. В. Ответственность за убийство: квалификация и наказание по российскому праву. М., 1994. С. 194.]
Русская Правда в ее Пространной редакции на протяжении нескольких веков оставалась общим законом, определяющим принципы отечественного судопроизводства. Даже в XV—XVI вв. суды нередко назначали стародавние виры и «продажи», а также «поток и разграбление» (отобрание всего имущества осужденного и «выбития его вон из земли»). Так, в Двинской уставной грамоте 1397 г. одним из основных видов наказания является «продажа» (денежный штраф) в пользу пострадавшего или его родственников. [127 - Российское законодательство Х—ХХ веков. В 9 т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Российского централизованного государства. М., 1985. С. 181–182.] Белозерская уставная грамота 1488 г. за убийство разбойничьими шайками устанавливает смертную казнь, а за иные формы лишения жизни – денежные взыскания. [128 - Там же. С. 194; Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV—XVII вв. М., 1995. С. 100.]
Изданный в 1497 г. Судебник Ивана III, ставший первым кодексом общерусского права централизованного государства, предусматривал наряду со смертной казнью взыскание головщины из имущества убийцы. В Судебнике Ивана IV (1550 г.) также есть положения о возможности предъявления гражданского иска за убийство. [129 - Российское законодательство X—XX веков. Т. 2. С. 55–56, 107–108.] Оба Судебника включают и целый ряд статей о взыскании за бесчестье, т. е. о выплате в пользу обиженного определенной денежной суммы, при этом размер суммы зависит от того, к какому сословию принадлежит пострадавший. [130 - Там же. С. 54–62, 97–120.] Судебники 1497 и 1550 гг. сохраняют и принципы распространенного в русском праве положения, согласно которому «неправомерное обогащение влекло за собой троекратную регрессную выплату». [131 - Рогов В. А. История уголовного права… С. 104.]
Российское законодательство XVII в. продолжило традиции, по которым при совершении имущественных преступлений пострадавшему выплачивается сверх суммы причиненного собственно имущественного ущерба дополнительное денежное вознаграждение. Так, Соборное уложение 1649 г. в ст. 210 гл. X, в частности, предусматривает: «А буде кто чье стадо конское или иные животины с своея, или с чюжия земли взгонит к себе во двор насильством безвинно… будет он которую животину уморит голодом или убьет, и на нем за ту животину велеть доправити указную цену вдвое, и отдати исцу…» [132 - Российское законодательство X—XX веков. В 9 т. Т. 3: Акты Земских соборов. М., 1985. С. 138.] В Уложении, сохранившем идеи всесторонней защиты прав личности, только определению «размера бесчестия» было посвящено семьдесят три статьи, что, однако, объясняется и тем, что сословная дифференциация достигла в нем высших для средневековья значений. В зависимости от звания и сана ответственность за оскорбление определялась в размере от 1 до 400 руб. Социальное положение человека влияло и на размер денежной компенсации за причинение телесных повреждений. [133 - Там же. С. 106–112.] Таким образом, в отечественном праве при компенсации за моральные издержки, связанные с посягательством как на материальные, так и на нематериальные блага, прослеживалась четкая тенденция к максимальному фиксированию размера причитающихся выплат. «Нельзя предоставить судье каждый раз решать самому о размере бесчестья по индивидуальным обстоятельствам дела: он должен иметь, по мысли прежнего законодателя, таблицы и таксы. Пусть эти таблицы и таксы произвольны, но они устанавливают известный внешний порядок, внешнюю градацию». [134 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 38.]
В качестве наказания за убийство Уложение 1649 г. предусматривало наряду со смертной казнью взыскание в государеву казну половины имущества убийцы, при этом вторая половина имущества отдавалась по их просьбе жене, детям и роду убитого. [135 - Соборное уложение 1649 года. Текст и комментарии. Л., 1987. С. 129–131, 382–393.] Следует отметить, что другой характерной чертой того времени, связанной с защитой человека от посягательств на его физическое и духовное состояние, является как присуждение компенсационной денежной выплаты потерпевшему, так и распределение этой выплаты между потерпевшим и государством.
Правила о взыскании за «бесчестье» в общих чертах действовали и в XVIII в., дополненные при Петре I законами об оскорблении чести в Уставе воинском (1716 г.) и Морском уставе (1720 г.), в манифесте Екатерины II о поединках, а затем в большинстве перешли в отдел «О вознаграждении за обиды личные имуществом» Свода законов Российской империи. В соответствии с содержащимися в нем положениями, например, за обиду словом и на письме» городскому обывателю уплачивается столько, сколько тот платит за этот год в казну и в городской доход. [136 - Свод законов Российской империи. Законы Гражданские. Часть первая. Т. 10. СПб., 1835. С. 104.]
В дальнейшем возмещение вреда стало регулироваться Законом от 21 марта 1851 г. [137 - Полное собрание законов Российской империи. Собр. второе. XXVI. Отд. 1. СПб., 1852. С. 210–224.] Однако в нем отсутствовали какие-либо четкие общие нормы, предусматривающие возможность материальной компенсации морального вреда в качестве одного из способов защиты гражданских прав личности. В законе можно найти только относительные, частные аналоги института компенсации морального вреда, которые, разумеется, не могли охватить все возможные случаи его причинения, например, предусмотренное ст. 667–669 (первая часть десятого тома Свода законов Российской империи) взыскание с виновного в пользу пострадавшего от обиды или оскорбления специального платежа, строго зафиксированного в размере от 1 до 50 руб. и заменяющего уголовное наказание, или ст. 678 (там же), обязывающей судей, постановивших неправосудный приговор, возместить неправильно осужденному материальный ущерб, а также выплатить ему определенную в законе сумму денег. В то же время при причинении вреда здоровью человека, совершении убийства прослеживалось отсутствие четких и недвусмысленных норм, предусматривающих компенсацию именно физических и психических страданий, что делало крайне затруднительным для потерпевших от этих преступлений или их родственников получение с виновного лица материального удовлетворения за перенесенные ими страдания.
В законе говорится «о вреде и убытках» от деяний преступных (ст. 644) и непреступных (ст. 684). При этом не ясно, подразумевается ли под вредом, подлежащим возмещению, вред только имущественного характера или данный термин можно трактовать шире.
Важно видеть, что действующее законодательство не запрещало компенсации неимущественного вреда. Причем, выделяя вред от деяний преступных и непреступных, законодатель говорит о «вреде и убытках». Таким образом, один из использованных терминов, а именно «вред», может быть понят как умаление не только имущественных благ, но и благ неимущественных. Указанный термин следовало рассматривать в значении возмещения имущественного вреда лишь в случае, если бы это предусматривалось особой нормой. Но и в отношении экономических преступлений, и при нанесении вреда здоровью, и в других случаях закон, предусматривая различные формы возмещения вреда, нигде не говорит о том, что ответственность этим и ограничивается. Следовательно, потенциально Закон 21 марта 1851 г. открывал дорогу для функционирования института компенсации неимущественного вреда.
Мнения правоведов того времени по данному поводу разделились. Например, П. Н. Гуссаковский в связи с этим отмечал, что стремление путем денежного вознаграждения доставить возможное удовлетворение лицам, потерпевшим нравственный вред, неизбежно приводит к явно несообразному положению, в силу которого означенное вознаграждение должно соизмеряться не с важностью вреда и даже не со степенью участия злой воли в совершении деяния, причинившего вред, а с большей или меньшей состоятельностью пострадавшего. [138 - Гуссаковский П. Н. Вознаграждение за вред // Журнал Министерства юстиции. 1912. № 8. С. 35.] Противником материальной компенсации морального вреда был также и Г. Ф. Шершеневич, утверждавший: «Нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть результат буржуазного духа, который оценивает все на деньги, который считает все продажным». [139 - Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Вып. 3. М., 1912. С. 683.] Иной точки зрения придерживался С. А. Беляцкин, который, будучи сторонником идеи компенсации морального вреда вообще, полагал, что законодательство дореволюционной России не препятствовало возмещению неимущественного вреда. «Пусть даже законодатель не задавался серьезно мыслью о нематериальном вреде, а сосредоточивал внимание главным образом на имущественном ущербе ввиду большинства случаев именно такого ущерба. Но раз закон не выразил категорического веления по этому предмету, он, по меньшей мере, развязал руки практике». [140 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 44–45.]
Тем не менее достаточно продолжительное время в России господствовала точка зрения, опиравшаяся на традицию классического римского права. Интересно, что в 1905 г. в России был разработан проект нового Гражданского уложения, в котором нашла отражение тенденция, проявившаяся в законодательстве ряда других стран, по формированию института защиты неимущественных благ. В то же время, приветствуя решимость авторов проекта «примкнуть к институту, имеющему громадное общественное и юридическое значение», С. А. Беляцкин отмечал, что «они значительно сузили точку зрения, не решившись сойти с казуистической почвы». [141 - Там же. С. 67.]
Действительно, проект предоставлял право на компенсацию неимущественного вреда в весьма ограниченном числе случаев. Так, в соответствии со ст. 2626 «в случаях причинения обезображения или телесного повреждения, равно как и в случаях лишения свободы или нанесения оскорбления, суд может назначить пострадавшему денежную сумму по своему усмотрению, принимая во внимание, была ли со стороны виновного обнаружена злонамеренность и другие обстоятельства дела, хотя бы пострадавший не понес никаких убытков (нравственный вред)». Предполагалось, что такое же право будет иметь женщина, «с которой совершено любодеяние», и девица, «обольщенная обещанием на ней жениться, если виновный не исполнит своего обещания». Заслуживает внимания попытка авторов проекта распространить деятельность институтов защиты неимущественных благ на общественные отношения, связанные с имущественными отношениями, для чего вводилась ч. 2 ст. 1655, по которой «должник, умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший обязательства, может быть присужден к возмещению и других, кроме указанных выше (имущественных), убытков, хотя бы они заключались не в имущественном, а в нравственном вреде, и не подлежали точной оценке». [142 - Там же.]
Идея составителей проекта 1905 г. по введению в Гражданское уложение института компенсации нравственного вреда была не только ограничена незначительным числом случаев, но и особыми условиями, необходимыми для реализации указанного права, а именно: «злонамеренность виновного» (ст. 2626); неисполнение обязательства «умышленно или по грубой неосторожности» (ч. 2 ст. 1655). Тем не менее данный проект так и остался на бумаге, действовал же Закон от 21 марта 1851 г.
Следует отметить, что хотя не сразу и с большими сложностями, но в судебной практике к началу ХХ в. стали предприниматься попытки легализации принципа возмещения морального вреда. В 1909 г. по делу Дамбы (№ 46) Сенат развил теорию возмещения нематериального вреда в связи с увечьем, дав толкование понятию вреда, причиненного лицу человека увечьем, понимая под ним всякий вред, всякое зло, которым подвергся потерпевший. Далее Сенат разъяснил, что при исчислении размера вознаграждения суд не только вправе, но и обязан принять во внимание наряду с материальным ущербом и другие вредные, не менее тяжкие и нередко непоправимые последствия увечья, как то: расстройство здоровья, физическое уродство, большая или меньшая беспомощность потерпевшего и вообще более или менее серьезное ухудшение в условиях его дальнейшей жизни. [143 - Там же. С. 53.]
После революции 1917 г. отечественная правовая система претерпела кардинальные изменения, но вплоть до 1990 г. в гражданском законодательстве отсутствует как сам термин «моральный вред», так, соответственно, и нормы, предусматривающие его компенсацию. Несмотря на это в 20-е годы, после принятия Гражданского кодекса РСФСР 1922 г., среди юристов возникли споры по поводу допустимости возмещения морального вреда. С одной стороны, например, А. Зейц категорически отвергал саму возможность компенсации морального вреда в советском обществе. [144 - Зейц А. Возмещение морального вреда по советскому праву // Еженедельник советской юстиции. 1927. № 47. С. 1465.] В свою очередь, Б. Утевский полагал, что и ст. 403 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 44 УК РСФСР, принятого 22 ноября 1926 г. (о наказании в виде возложения обязанности загладить причиненный вред) давали основание для возмещения не только материального, но и морального вреда. С его точки зрения, в ст. 403 ГК имущественный вред противопоставлялся вреду, нанесенному личности, [145 - В частности, в ст.403 ГК РСФСР указывалось: «Причинивший вред личности или имуществу другого обязан возместить причиненный вред» (Гражданский кодекс РСФСР. М., 1950. С. 146).] а кроме того, по мнению автора, нет никаких оснований ограничивать понятие «личность» только физической неприкосновенностью, поскольку данное понятие носит скорее нематериальный характер, охватывая духовную, моральную сферу человека. [146 - Утевский Б. Возмещение неимущественного вреда как мера социальной защиты // Еженедельник советской юстиции. 1927. № 35. С. 1084.] Сторонниками принципа возмещения морального вреда в то время были также И. Брауде, [147 - Брауде И. Возмещение неимущественного вреда // Революционная законность. 1926. № 9–10. С. 1929.] Б. Лапицкий, [148 - Лапицкий Б. Вознаграждение за неимущественный вред // Сборник Ярославского университета. Ярославль, 1920. Вып. 1. С. 107–134.] К. М. Варшавский. [149 - Варшавский К. М. Обязательства, вытекающие вследствие причинения вреда другому. М., 1929.] Однако эти суждения практически никак не повлияли на судебную практику тех лет, отказывавшуюся удовлетворять иски о защите нематериальных благ путем взыскания денежных сумм. Разумеется, и по уголовным делам потерпевшие от преступлений были лишены возможности предъявить иск в связи с причиненным им моральным вредом.
После принятия в 1964 г. нового Гражданского кодекса РСФСР, в ст. 1 которого было сказано, что ГК РСФСР «регулирует имущественные и связанные с ними неимущественные отношения», дискуссии о возможности материального возмещения морального вреда возобновились. [150 - Гражданский кодекс РСФСР. М., 1988. С. 7.]
В. А. Тархов высказал мысль о том, что иногда неправильно указывают, будто наше законодательство (действовавшее в тот период времени) не допускало имущественной ответственности за неимущественный вред, поскольку из текста закона нельзя сделать определенного вывода, допускается ли такое возмещение, или нет. Автор полагал, что сложившаяся ситуация отражает толкование судебной практики, которая с самого начала отрицательно относилась к возмещению морального вреда, а затем такое мнение не без борьбы укрепилось и в литературе. [151 - Тархов В. А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов, 1973. С. 139.]
На схожих позициях по этому вопросу тогда стояли такие авторы, как Н. С. Малеин, [152 - Малеин Н. С. Возмещение вреда, причиненного личности. М., 1965. С. 18–19.] Ю. Х. Калмыков, [153 - Калмыков Ю. Х. Возмещение вреда, причиненного имуществу. Саратов, 1965. С. 22.] Л. А. Майданик и Н. Ю. Сергеева, [154 - Майданник Л. А., Сергеева Н. Ю. Материальная ответственность за повреждение здоровья. М., 1968. С. 17.] М. Я. Шиминова, [155 - Шиминова М. Я. Имущественная ответственность за моральный вред // Советское государство и право. 1970. № 1. С. 121.] С. Н. Братусь, [156 - Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976. С. 202.] А. М. Белякова. [157 - Белякова А. М. Имущественная ответственность за причинение вреда. М., 1979. С. 10.]
Хотелось бы подчеркнуть, что в сложившихся обстоятельствах законодательство, регулирующее уголовное судопроизводство, тем не менее создавало больше возможностей для материальной компенсации моральных переживаний, нежели действовавшее тогда законодательство гражданское.
Во-первых, принятый 27 октября 1960 г. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР впервые в российском законодательстве легализовал термин «моральный вред». [158 - Если быть совсем точным, то термин «моральный вред» впервые был использован в ст. 24 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, принятых Верховным Советом СССР 25 декабря 1958 г.] В ст. 53 данного Кодекса, в частности, говорится: «Потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред». [159 - Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР. М., 1996. С. 32.]
Во-вторых, принятый одновременно с Уголовно-процессуальным Уголовный кодекс РСФСР, как и прежний УК РСФСР 1926 г. (ст. 44), в качестве одного из видов наказания предусматривал возложение обязанности загладить причиненный вред (ст. 32). В данной статье, в частности, указывалось: «Исполнение обязанности загладить причиненный вред состоит в непосредственном устранении причиненного вреда своими силами, или в возмещении материального ущерба своими средствами…» [160 - Уголовный кодекс РСФСР. М., 1990. С. 25.] Иными словами, можно говорить об очевидном противопоставлении имущественному ущербу других видов вреда. Поскольку о возмещении имущественного ущерба говорится отдельно и при этом в тексте статьи не указывается прямо, об устранении каких видов причиненного вреда идет речь, можно сделать вывод, что здесь имеются в виду два других вида вреда – физический и моральный, из числа упоминавшихся в ст. 53 УПК РСФСР. [161 - См., напр.: Ной И. С. Вопросы теории наказания в советском уголовном праве. Саратов, 1962. С. 103.] При этом бесспорно, что при совершении таких преступлений, как клевета или оскорбление, из трех легализованных в уголовном судопроизводстве видов вреда – имущественного, физического или морального – потерпевшему причиняется только последний. Одновременно в санкциях соответствующих статей Уголовного кодекса РСФСР (ч. 1 ст. 130 и ч. 1 ст. 131) в качестве одного из видов наказания за данные преступления было предусмотрено возложение обязанности загладить причиненный вред. В данном случае подлежал заглаживанию именно моральный вред, и у виновного лица не было особых препятствий, чтобы загладить его и в материальной форме (выплата денег, покупка подарка или путевки в санаторий для потерпевшего). Кроме того, применение при вынесении приговора ст. 43 УК РСФСР (назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом) теоретически создавало условия для компенсации потерпевшим морального вреда практически по любому преступлению.
В гражданском законодательстве только в Законе СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г. впервые было четко указано на возможность материальной компенсации морального вреда и впервые был использован данный термин. [162 - Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 26. Ст. 492.] При этом термин «моральный вред» в Законе расшифрован не был. Общая норма для компенсации морального вреда была установлена только в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятых Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г. и введенных в действие на территории Российской Федерации с 3 августа 1992 г. Статья 131 данного закона гласит: «Моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемых судом независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда». [163 - Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик. Новосибирск, 1993. С. 77.] Соответственно впервые законодательно было раскрыто и содержание термина «моральный вред»: это «физические или нравственные страдания». Данное определение было сохранено и в ст. 151 Гражданского кодекса Российской Федерации, однако в ней была значительно сужена сфера объектов, при посягательстве на которые можно претендовать на денежную компенсацию моральных страданий. Моральный вред стал подлежать безусловной компенсации только при нарушении неимущественных прав гражданина и посягательстве на иные нематериальные блага. Во всех других случаях обязанность денежной компенсации должна быть прямо предусмотрена законом.
В то же время необходимо отметить, что до 1 июня 2002 г. [164 - Дата введения в действие Уголовно-процессуального кодекса РФ.] уголовно-процессуальное законодательство никак «не отреагировало» на вышеуказанные значительные изменения, происшедшие в законодательстве гражданском. Формулировки ст. 29, 54 УПК РСФСР, регулирующие процедуру предъявления гражданского иска в уголовном деле, продолжают предусматривать возможность взыскания в уголовном процессе только материального ущерба. Другое дело, что судебная практика начиная уже с 1992 г. пошла по пути удовлетворения в уголовном процессе исков о компенсации морального вреда потерпевшим. В данном случае судьями была допущена очевидная аналогия с возмещением материального вреда. Постановлениями пленумов Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» [165 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 4. С. 15.] и от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» [166 - Там же. 1996. № 7. С. 7.] была подтверждена возможность такого подхода к данной проблеме.
В настоящий момент ст. 42, 44 УПК РФ прямо предусматривают для потерпевшего возможность предъявления гражданского иска о компенсации мрального вреда при производстве по уголовному делу. Таким образом, можно говорить о том, что потерпевшему от преступлений имеют возможность компенсировать причиненный им моральный вред двумя путями: они могут предъявить соответствующий иск о компенсации морального вреда как в порядке гражданского судопроизводства, так и в уголовно-процессуальном порядке.
2.2. Формирование института компенсации морального вреда в российской федерации
Итак, реальная возможность материальной компенсации морального вреда в нашей стране [167 - Подробнее см.: Жуйков В. Возмещение морального вреда // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 11. С. 1–16.] впервые была предусмотрена Законом СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г., введенным в действие с 1 августа 1990 г. [168 - Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 26. Ст. 492.] (ст. 39).
В законодательстве Российской Федерации эта возможность также нашла подтверждение. Прежде всего аналогичная норма была предусмотрена новой редакцией ст. 7 ГК РФ (ч. 7), принятой Законом РФ от 21 марта 1991 г., и ст. 62 Закона РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г., введенного в действие с 8 февраля 1992 г. [169 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 7. Ст. 300.]
В соответствии со ст. 62 Закона РФ «О средствах массовой информации» «моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный ущерб, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом».
Таким образом, в первую очередь право на компенсацию морального вреда было предоставлено гражданам, пострадавшим от деятельности средств массовой информации. Иными словами сфера действия данного института ограничивалась исключительно отношениями между гражданином и юридическим лицом (средством массовой информации), причинившим гражданину неимущественный вред.
Следует обратить внимание на то, что указанный Закон дает следующее определение средств массовой информации (ст. 2): периодическое печатное издание (газета, журнал, альманах, бюллетень, иное издание, имеющее постоянное название, текущий номер и выходящее в свет не реже одного раза в год); радио-, теле-, видеопрограмма, кинохроникальная программа (совокупность периодических аудио, аудиовизуальных сообщений и материалов, имеющая постоянное название и выходящая в свет не реже одного раза в год); иная форма периодического распространения массовой информации.
Следующий шаг в развитии института компенсации морального вреда был сделан с принятием 19 декабря 1991 г. Закона РФ «Об охране окружающей природной среды», [170 - Там же. № 10. Ст. 457.] введенного в действие с 3 марта 1992 г. В соответствии со ст. 89 этого Закона «вред, причиненный здоровью граждан в результате неблагоприятного воздействия окружающей природной среды, вызванного деятельностью предприятий, учреждений, организаций или отдельных граждан, подлежит возмещению в полном объеме. При определении размера вреда учитываются: степень утраты трудоспособности потерпевшего, затраты на лечение и восстановление здоровья, затраты на уход за больным, иные расходы, в том числе упущенные профессиональные возможности, затраты, связанные с необходимостью изменения места жительства, профессии, а также потери, связанные с моральными травмами, невозможностью иметь детей или риском рождения детей с врожденной патологией. Возмещение вреда здоровью граждан производится на основании решения суда по иску потерпевшего, членов его семьи, прокурора, уполномоченного на то органа государственного управления, общественной организации (объединения) в интересах потерпевшего. Сумма денежных средств за причиненный вред здоровью граждан взыскивается с причинителя вреда, а при невозможности его установления – за счет средств соответствующих государственных экологических фондов».
В результате введения данного Закона возможность компенсации морального вреда (названного в Законе «потерями, связанными с моральными травмами») была предоставлена гражданам, здоровье которых пострадало в результате неблагоприятного воздействия окружающей природной среды.
Причем особо следует отметить, что указанный Закон, допуская возможность выдвижения иска в защиту прав гражданина членами его семьи, прокурором, уполномоченным на то органом государственного управления, общественной организацией или объединением, учитывая вред, вызванный деятельностью предприятий, учреждений, организаций и отдельных граждан, предусматривая взыскание денежных средств за причиненный вред с причинителя вреда, а при невозможности его установления – с соответствующих государственных экологических фондов, значительно расширил сферу общественных отношений, в которой действует институт компенсации морального вреда.
Еще один шаг в становлении института компенсации морального вреда был сделан с принятием 7 февраля 1992 г. Закона РФ «О защите прав потребителей», [171 - Там же. № 15. Ст. 766.] введенного в действие с 7 апреля 1992 г.
В соответствии со ст. 15 данного Закона «моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом) или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца) на основании договора с ним, прав потребителя, предусмотренных законами и правовыми актами РФ, регулирующими отношения в области защиты прав потребителей, подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. Размер возмещения вреда определяется судом. Компенсация морального вреда осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков».
Таким образом, в сферу действия института компенсации морального вреда попадают нарушения договорных отношений. Причем касается это исключительно отношений между конкретным гражданином-потребителем и гражданином, являющимся изготовителем (исполнителем, продавцом), или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца). В то же время, несмотря на достаточно широкую сферу деятельности, указанный Закон не охватывает даже всех договорных отношений с участием граждан.
Дальнейшая институционализация права на компенсацию морального вреда в Российской Федерации связана с постановлением Верховного Совета РФ № 3301–1 от 14 июля 1992 г. «О регулировании гражданских правоотношений в период проведения экономической реформы», в соответствии с которым Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик, утвержденные 31 мая 1991 г. (далее – Основы), применяются на территории Российской Федерации за исключением положений, устанавливающих полномочия Союза ССР в области гражданского законодательства, и в части, не противоречащей Конституции Российской Федерации и законодательным актам Российской Федерации, принятым после 12 июня 1990 г. [172 - Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик, утв. 31 мая 1991 г. // Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. № 26. Ст. 733.]
В ч. 6 ст. 7 Основ, имеющей название «Защита чести, достоинства и деловой репутации», расположенной в гл. 1 «Основные положения», содержится норма, предоставляющая право гражданину или юридическому лицу, «в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением».
Соответственно возникли более широкие возможности по использованию института компенсации морального вреда для защиты чести, достоинства и деловой репутации. Ранее в соответствии с Законом СССР «О печати и других средствах массовой информации» (ст. 39), ст. 7 ГК (в ред. от 21 марта 1991 г.) и Законом РФ «О средствах массовой информации» (ст. 62) указанное право имели лишь граждане, понесшие моральный (неимущественный) вред в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство.
Еще более широкий спектр отношений охватывается ст. 131 Основ, помещенной в гл. 19 «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения», в соответствии с которой моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, должен возмещаться причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемом судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. Соответственно ст. 131 Основ предусматривает право на компенсацию морального вреда гражданину во внедоговорных отношениях, расширяя сферу действия института компенсации морального вреда по сравнению с ч. 6 ст. 7 Основ.
Как можно видеть, в качестве обязательного основания ответственности за моральный вред п. 6 ст. 7 Основ называет распространение сведений, не соответствующих действительности и при этом порочащих честь, достоинство или деловую репутацию, а ст. 131 Основ – неправомерные действия при наличии вины причинителя. На эти особенности обратил внимание В. Т. Смирнов, отметив, что причинение морального вреда умалением таких благ, как честь и достоинство является частным случаем деликта, а возмещение морального вреда – мерой гражданско-правовой ответственности. Поэтому, по его мнению, применение ст. 7 Основ в части возмещения морального вреда должно опираться на общий принцип деликтной ответственности – принцип презюмируемой вины причинителя, если иное не указано в законе. При этом В. Т. Смирнов доказывает правильность своей точки зрения и в случае признания правонарушения, предусмотренного ст. 7 Основ, «специальным» деликтом, не подпадающим под общее правило об обязательствах из причинения вреда, изложенных в гл. 19 Основ, ибо положение о презюмируемой вине ответчика закреплено в Основах в качестве общего принципа гражданско-правовой ответственности (п. 4 ст. 6 Основ). Иначе говоря, честь и достоинство гражданина обеспечиваются повышенной защитой в отличие от его жизни и здоровья. Но с этим, полагает В. Т. Смирнов, нельзя согласиться ввиду несоответствия указанного положения духовному состоянию нашего общества. [173 - Обсуждение Основ гражданского законодательства. «Круглый стол» журнала «Правоведение». Ч. 2. Выступление В. Т. Смирнова // Правоведение. 1992. № 2. С. 107.]
Подобную позицию занимает и А. В. Шичанин. [174 - Шичанин А. В. Проблема становления и перспективы развития института возмещения морального вреда. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1995. С. 26.] Тем не менее, несмотря на серьезность приведенных доводов, с ними можно согласиться лишь как с предложениями по совершенствованию законодательства. Толкование же соответствующих норм Основ вряд ли может опираться на анализ духовного состояния современного общества. А если исходить из буквы закона, то как раз обнаружатся более строгие начала для возмещения морального вреда при повреждении здоровья или причинении смерти гражданину, чем при умалении его чести и достоинства.
Очередным шагом в развитии института компенсации морального вреда стали «Правила возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей» (далее – Правила), введенные в действие с 1 декабря 1992 г. [175 - Правила возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей // Российская газета. 1992. 26 янв.; Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 2. Ст. 71; Собрание законодательства РФ. 1995. № 48. Ст. 4562.] (утв. постановлением Верховного Совета РФ от 24 декабря 1992 г., с изм. и доп., внесенными Федеральным законом от 24 ноября 1995 г.). Эти правила распространяют свое действие на правоотношения, имевшие место до введения Федерального закона РФ «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» от 24 июля 1998 г. [176 - Федеральный закон РФ «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» // Собрание Законодательства РФ. 1998. № 31. Ст. 3803.]
Статья 8 Правил среди видов возмещения вреда особо отмечает моральный ущерб. Об обязанности работодателя возместить потерпевшему, получившему трудовое увечье, моральный ущерб в денежной или иной материальной форме независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда говорится в ст. 25 Правил. Кроме того, в соответствии со ст. 30 работодатель обязан возместить семье, потерявшей кормильца вследствие трудового увечья, моральный вред в денежной или иной материальной форме независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. В то же время руководитель может быть освобожден от ответственности, если докажет, что вред причинен не по его вине (ч. 2 ст. 3). Однако это не относится к причинению вреда здоровью работника при исполнении им трудовых обязанностей источником повышенной опасности. Согласно ч. 1 ст. 3 Правил в этом случае работодатель обязан возместить вред в полном объеме (т. е. включая моральный ущерб), если не докажет, что вред возник вследствие непреодолимой силы либо умысла потерпевшего.
Таким образом, на момент принятия Правила явились значительным шагом в направлении укрепления положения работника в современном обществе. И здесь необходимо особо отметить предоставление возможности требовать компенсации морального ущерба тем, кто работает на оборудовании, являющемся источником повышенной опасности. Работник фактически получил льготную страховку на случай производственной травмы, ибо компенсация морального вреда в случае причинения работнику трудового увечья источником повышенной опасности должна была осуществляться независимо от вины работодателя, в то время как всем прочим гражданам – лишь при наличии вины причинителя вреда, поскольку ст. 131 Основ предусматривала возможность возмещения морального вреда только при наличии вины. [177 - Следует заметить, что с 1 января 1995 г. право на компенсацию морального вреда, причиненного источником повышенной опасности независимо от вины причинителя вреда, получили все граждане, поскольку ст. 151 ГК РФ не содержала требования об обязательной виновности действий причинителя вреда (в дальнейшем это нашло отражение и в положениях ст. 1100 ГК РФ).]
Такой подход к проблеме был зафиксирован и Пленумом Верховного Суда РФ в п. 36 постановления от 28 апреля 1994 г. № 3 «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья». Пленум отметил, что в соответствии с ч. 1 ст. 3, ст. 25, 30 Правил предприятие обязано возместить потерпевшему работнику моральный вред, причиненный источником повышенной опасности (имеется в виду вред, причиненный работнику в связи с исполнением им трудовых обязанностей, причем источником повышенной опасности, принадлежащим работодателю) независимо от своей вины.
В качестве следующего этапа формирования института компенсации морального вреда следует отметить Закон РФ «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г., введенный в действие с 1 января 1993 г. [178 - Закон РФ «О статусе военнослужащих» // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 6. Ст. 188.]
Часть 5 ст. 18 указанного Закона содержит норму, в соответствии с которой государство гарантирует военнослужащим возмещение морального и материального ущерба, причиненного противоправными действиями должностных лиц органов государственной власти и управления, органов местного самоуправления, органов военного управления, предприятий, учреждений, организаций и общественных объединений, а также других лиц в результате: незаконного привлечения к уголовной или иной ответственности; незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу; незаконного осуждения; незаконного снижения в должности или воинском звании; несоблюдения условий контракта; незаконного лишения прав и льгот. По решению органов государственной власти и управления, органов местного самоуправления, командиров (начальников) в пределах их компетенции или суда восстанавливаются права военнослужащих и возмещается ущерб за счет виновных или республиканского бюджета Российской Федерации.
Таким образом, данный Закон распространил сферу деятельности института компенсации морального вреда на отношения граждан, являющихся военнослужащими, и государства в лице его органов и должностных лиц. Следовательно, военнослужащие получили дополнительные права по сравнению с прочими гражданами общества. Причем особо необходимо отметить тот факт, что указанная норма позволяла военнослужащим выдвигать требование компенсации морального вреда при несоблюдении условий контракта и незаконном лишении прав и льгот, т. е. в случаях имущественного вреда. [179 - После принятия нового Закона РФ «О статусе военнослужащих» от 27 мая 1998 г. возмещение морального вреда и убытков, причиненных военнослужащим государственными органами и органами местного самоуправления, производится в соответствии с федеральными законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации (ч. 5 ст. 18 нового Закона), т. е. на общих основаниях.]
Очередным шагом в становлении института компенсации морального вреда в Российской Федерации явилось введение в действие в 1995–1996 гг. Гражданского кодекса РФ. Упоминание о моральном вреде содержится в ст. 12, 151, 152, 1099–1101 ГК РФ. В соответствии со ст. 151, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При этом ст. 151 была помещена в гл. 8 «Нематериальные блага и их защита» разд. 1 «Общие положения», в то время как в Основах общая норма о возмещении морального вреда (ст. 131) расположена в гл. 19 «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения». Таким образом, если Основы рассматривали институт компенсации морального вреда в связи с правонарушением (вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения), то Гражданский кодекс РФ делает упор на вид нарушаемых прав (неимущественные блага). Когда же нарушены имущественные права гражданина, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда лишь в случаях, предусмотренных законом. В качестве примера наряду с уже упоминавшимся Законом РФ «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г., можно отметить и Закон РФ «О защите прав потребителей» от 7 февраля 1992 г.
В Гражданском кодексе РФ отдельно выделена ст. 152, посвященная одному из видов нематериальных благ – защите чести, достоинства и деловой репутации. В соответствии с п. 5 указанной статьи «гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением», а п. 7 распространяет сферу действия настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно и на защиту деловой репутации юридического лица.
Под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, в соответствии с постановлением Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 18 августа 1992 г. «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» (в ред. постановлений Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 21.12.93 г., № 6 от 25.04.95 г.), следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу. Сообщение таких сведений лицу, которого они касаются, не может признаваться их распространением. Порочащими называются также не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту или другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т. п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию граждан или юридических лиц.
Обращает на себя внимание использование в ст. 152 ГК РФ термина «возмещение», встречавшегося в ст. 131 Основ, но замененного в ст. 12, 151 ГК РФ на более точный термин «компенсация». Таким образом, возникают дополнительные вопросы по поводу способа защиты чести, достоинства и деловой репутации граждан в виде «возмещения морального вреда», предусмотренного в ст. 152 ГК РФ. В этом смысле наиболее вероятным будет предположение, что законодатель использовал термин «возмещение» в отношении морального вреда лишь как синоним термина «компенсация», чтобы не перегружать конструкцию рассматриваемой статьи. Следовательно, можно предположить, что законодатель не предусматривал в этом случае некоего «возмещения морального вреда», отличного от «компенсации морального вреда», и вопрос снимается сам собой.
Таким образом, в ходе становления института компенсации морального вреда сложилась ситуация, когда его функционирование определяется несколькими законодательными актами, введенными в действие в различные сроки. Задачи обеспечения правильного и единообразного применения законодательства, регулирующего компенсацию морального вреда, наиболее полной и быстрой защиты интересов потерпевших, по мнению Верховного Суда РФ, призвано было выполнить постановление Пленума Верховного Суда № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда». [180 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 9–11.]
Пленум указал на необходимость в первую очередь выяснять характер взаимоотношений сторон (договорные, деликтные), рассматривать, какими правовыми нормами они регулируются, допускает ли законодательство возможность компенсации морального вреда по данному виду правоотношений, и если такая ответственность установлена, когда вступил в силу законодательный акт, предусматривающий условия и порядок компенсации вреда в этих случаях, а также когда были совершены действия, повлекшие причинение морального вреда.
Особое внимание Пленум уделил случаю, когда моральный вред нанесен до введения в действие законодательного акта, предусматривающего право потерпевшего на его компенсацию, а нравственные или физические страдания истец испытывает после вступления этого акта в законную силу. Так как по общему правилу действия закона во времени, согласно п. 1 ст. 54 Конституции РФ, закон, усиливающий ответственность по сравнению с действовавшим на время совершения противоправных действий, не может иметь обратной силы, Пленум счел невозможным предоставление права на компенсацию морального вреда в таких случаях. Однако если противоправные действия (бездействие) ответчика, причиняющие истцу нравственные или физические страдания, начались до вступления в силу закона, устанавливающего ответственность за причинение морального вреда, и продолжаются после введения этого закона в действие, то моральный вред подлежит компенсации.
Следует отметить весьма существенное разъяснение Пленума о нераспространении исковой давности на требования о компенсации морального вреда, поскольку они вытекают из нарушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ (п. 2 ст. 43 Основ – по правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., п. 1 ст. 208 первой части ГК РФ – по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995 г.).
Существенным является вопрос о компенсации морального вреда, если в законе отсутствует прямое указание о таковом для данных правоотношений, как, например, в сфере трудовых правоотношений. В этом случае согласно п. 3 ст. 1 Основ к правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., могла быть применена ст. 131 названных Основ, регулирующая ответственность за нанесение морального вреда, так как трудовым законодательством отношения по компенсации морального вреда не урегулированы. Указанное положение применимо и к трудовым отношениям, возникшим после 1 января 1995 г., если рассматриваемые противоправные действия работодателя нарушают нематериальные блага (ст. 151 ГК РФ).
В последнее время категория «моральный вред» стала упоминаться в целом ряде законодательных актов. В Уголовном кодексе РФ говорится о добровольном заглаживании морального вреда как об обстоятельстве, смягчающем наказание (п. «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ), а также как об одном из условий освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием и примирением с потерпевшим (ст. 75, 76 УК РФ). Кроме того, о моральном вреде и его компенсации идет речь в ст. 42, 44, 133, 136 УПК РФ, в ст. 3 Семейного кодекса РФ, в ч. 4 ст. 3, ст. 21, 22, 237, ч. 7 ст. 394 Трудового кодекса РФ, в ч. 3 ст. 4.7 Кодекса РФ об административных правонарушениях.
2.3. Институт компенсации морального вреда в Российской Федерации в современных условиях
В Конституции Российской Федерации говорится, что Россия есть демократическое федеративное правовое государство и отмечается, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. При этом государство берет на себя обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 1, 2). О возможностях реализации и защиты целого ряда конституционных прав граждан более детально говорится, в частности, в Гражданском кодексе РФ.
Так, неимущественные права граждан и другие их нематериальные блага в соответствии со ст. 150 ГК РФ защищаются в случаях и в порядке, предусмотренных ГК РФ и другими законами, а также в тех случаях и тех пределах, в каких использование способов защиты гражданских прав (ст. 12 ГК) вытекает из существа нарушенного нематериального блага и характера последствий этого нарушения. Согласно же ст. 12 ГК РФ защита гражданских прав может осуществляться следующими способами: признания права; восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признания оспоримой сделки недействительной и применения последствий ее недействительности, применения последствия недействительности ничтожной сделки; признания недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления; самозащиты права; присуждения к исполнению обязанности в натуре; возмещения убытков; взыскания неустойки; компенсации морального вреда; прекращения или изменения правоотношения; неприменения судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону; иными способами, предусмотренными законом.
В то же время в гл. 8 ГК РФ («Нематериальные блага и их защита») включена ст. 151, предоставляющая гражданину право на компенсацию морального вреда, причиненного посягательством на неимущественные права и другие нематериальные блага гражданина, а также в иных случаях, предусмотренных законом. Тем самым на законодательном уровне особо подчеркнуто, что институт компенсации морального вреда является фактически основным способом защиты нематериальных благ личности. Прежде всего это обстоятельство важно для правильного понимания основного предназначения данного института и его особой роли в современном отечественном законодательстве.
2.3.1. Понятие морального вреда
Говоря о моральном вреде, прежде всего следует обратить внимание на само понятие вреда. В цивилистической литературе под вредом понимается «всякое умаление охраняемого правом блага, имущественного или неимущественного». [181 - Смирнов В. Т., Собчак А. А. Общее учение о деликтных обязательствах. Л.,1983. С. 17.] Отмечается также, что вред является социальным понятием и его можно определить «как последствие посягательства на общественные отношения, как последствие нарушения охраняемых законом прав и интересов государства, организаций или граждан». [182 - Малеин Н. С. Возмещение вреда, причиненного личности. М., 1965. С. 5.] По мнению ряда авторов, в данной категории усматривается наличие одновременно социального и правового аспектов. С одной стороны, каждое нарушение социальных норм отрицательно влияет на общественные отношения, т. е. приносит социальный вред. Но, с другой стороны, не всякое нарушение закона влечет за собой вред с юридической точки зрения. Противоправные действия нарушают одновременно и нормы объективного права, и субъективные права граждан и юридических лиц. Поэтому вред как последствие гражданского правонарушения рассматривается как нарушенное субъективное гражданское право. Причинить вред – значит нарушить субъективное право лица или организации. Вместе с тем гражданско-правовой вред – это социальное понятие, так как нарушение субъективного права лица сопровождается нарушением объективного права, нарушением установленных и защищаемых законом общественных (гражданско-правовых) отношений. [183 - См., напр.: Шичанин А. В. Проблема становления и перспективы развития института компенсации морального вреда. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. С. 6; Малеин Н. С. Возмещение вреда, причиненного личности. С. 7.]
В настоящее время упоминание о моральном вреде содержится в ст. 12, 151, 152, 1099–1101 ГК РФ. В соответствии со ст. 151 ГК, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. Следовательно, на законодательном уровне термин «моральный вред» расшифровывается как физические или нравственные страдания.
Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» разъяснил, что под моральным вредом следует понимать нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т. п.), или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности), либо нарушающими имущественные права гражданина. В частности, согласно указанному постановлению моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др. [184 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 9.]
Нетрудно заметить, что в данном постановлении раскрывается содержание преимущественно только одного из двух подвидов морального вреда – «нравственных страданий». При этом, судя по всему, в качестве синонима для «нравственных страданий» вводится и новый термин «нравственные переживания». В связи с этим можно сделать вывод о том, что тем самым предполагается необходимость осознания потерпевшим умаления своих прав и возникновения негативных самооценок.
Явный приоритет, отдаваемый при расшифровке понятия «моральный вред» нравственным страданиям над физическими, можно отметить и во взглядах ряда ученых, занимающихся исследованиями в области компенсации морального вреда. Например, по мнению Е. А. Михно, «моральный вред есть отрицательные последствия нарушения имущественных или неимущественных благ, выразившиеся в душевных страданиях или переживаниях. Иными словами, основанием для денежной компенсации морального вреда является правонарушение, в результате которого лицо претерпело эмоциональный урон. Физические страдания как правовая категория в понятие морального вреда не могут быть включены. Они приобретают юридическую значимость для возложения гражданско-правовой ответственности за причинение морального вреда лишь постольку, поскольку вызывают нравственные страдания». [185 - Михно Е. А. Компенсация морального вреда во внедоговорных обязательствах. Дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 45.] Аналогичной точки зрения придерживается и А. В. Шичанин. [186 - Шичанин А. В. Проблема становления и перспективы развития института компенсации морального вреда. С. 17.]
Однако акцент на нравственных страданиях может привести к неоднозначному пониманию как самой категории «моральный вред», так и существа института морального вреда, поскольку такие страдания являются только одной из двух разновидностей морального вреда. Нельзя забывать, что согласно ст. 151 ГК РФ понятие «моральный вред» предполагает наличие факта нравственных или физических страданий. Другими словами, потерпевший может считаться понесшим моральный вред, если он претерпел нравственные страдания в виде негативных изменений душевно-психологического функционирования организма или физические страдания в виде негативных изменений биологического функционирования организма. Таким образом, о наличии морального вреда можно говорить, если последствия действий правонарушителя осознаются потерпевшим как негативные изменения в душевно-эмоциональном (социальном), психическом или физическом состоянии или он претерпевает физические страдания.
По этому поводу интересно проследить взгляды М. Н. Малеиной. В № 5 за 1991 г. «Вестника Верховного Суда СССР» она отмечает, что «иногда понятия “неимущественный” и “моральный вред” считают тождественными и используют в качестве синонимов», но это не совсем удачно, «ибо неимущественный вред выражается в причиненных нравственных переживаниях (собственно моральный вред) и физических страданиях. Моральный вред может заключаться в страхе, унижении, беспомощности, стыде, в переживании иного дискомфортного состояния в связи с утратой родных, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением сведений, не соответствующих действительности, временным ограничением или лишением каких-либо прав и др. Физический вред выражается в причинении физической боли… Часто нарушение права сопровождается и моральным, и физическим вредом». В связи с этим предлагается не противопоставлять их, а последовать примеру стран, где «компенсируются оба вида неимущественного вреда». [187 - Малеина М. Н. Компенсация за неимущественный вред // Вестник Верховного Суда СССР. 1991. № 5. С. 27–29.] Однако в 1995 г. М. Н. Малеина, рассматривая компенсацию морального вреда как один из способов защиты неимущественных благ, полагает, что термин «моральный вред» раскрывается в законе как физические или нравственные страдания. С учетом этого высказывается предложение: «Поскольку “нравственный” и “моральный” выступают как синонимы, более удачно было бы использовать в законодательстве термин “неимущественный вред”. Кроме того, “неимущественный вред” может сочетать физические и нравственные страдания… Поэтому правильно рассматривать неимущественный вред как физические и (или) нравственные переживания, а не как исключающую их альтернативу». [188 - Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития // Закон. 1995. № 10. С. 103.]
Толкование закона как предполагающего «альтернативу» физических и нравственных страданий выглядит недостаточно убедительно. Ведь словосочетание «физические или нравственные страдания» вовсе не предполагает наличия лишь одного из них и вполне может означать достаточность хотя бы одного из них для утверждения о наличии морального вреда. Вместе с тем трудно согласиться и с предложенными доводами в пользу введения нового термина «неимущественный вред».
Необходимо заметить, что в ряде отраслей права упоминается о трех основных разновидностях вреда. Так, согласно ст. 53 УПК РСФСР и ст. 248 КоАП РСФСР вред может быть «имущественный, физический и моральный». Соответственно если ввести термин «неимущественный вред», то он фактически должен объединить в себе вред «физический» и «моральный». Но насколько это удобно с точки зрения возмещения вреда, которое, как известно, является основной целью гражданско-правового регулирования?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо, прежде всего, правильно понимать и разграничивать каждый из трех вышеприведенных видов вреда. Наиболее простым здесь является понятие «имущественный вред», означающее отрицательные последствия правонарушения, которые носят стоимостной характер и могут быть оценены в денежном выражении.
Понятие «физический вред» – более сложное. Очевидно, что это вред неимущественный. В то же время он, отражаясь в негативных изменениях в организме человека, несомненно, является материальным (т. е. «вещественным»). Причем физический вред или вред здоровью (любые негативные изменения биологической целостности организма под влиянием внешних факторов) может, в свою очередь, привести к отрицательным последствиям в виде имущественного и морального вреда.
Предположим, что в результате совершенного преступления произведена ампутация ног (физический вред). Одним из последствий данного увечья будет причинение несомненного имущественного вреда пострадавшему, связанного с утратой потерпевшим заработка (дохода), который он имел либо определенно мог иметь, а также дополнительно понесенных расходов, вызванных повреждением здоровья (расходы на лечение, дополнительное питание, приобретение лекарств, протезирование, приобретение специальных транспортных средств). Как уже отмечалось, ст. 12 ГК РФ предусматривает «возмещение убытков» в качестве одного из способов защиты гражданских прав. А ст. 15 ГК РФ называет убытками расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрату или повреждение его имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода). Таким образом, имущественные убытки, причиненные в вышеприведенном случае, должны возмещаться в соответствии с положениями ст. 1085 ГК РФ, регулирующей возмещение вреда, причиненного повреждением здоровья, и помещенной в § 2 («Возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина») гл. 59 («Обязательства вследствие причинения вреда») Гражданского кодекса РФ.
Вместе с тем в момент получения травмы и в процессе лечения работник испытывает физические страдания. Кроме того, душевно-эмоциональное восприятие работником своей социальной и физической неполноценности вызывает нравственные страдания. В целом оба эти вида страданий могут быть квалифицированы как моральный вред. Подобную точку зрения высказывал Н. С. Малеин, понимавший под моральным вредом «неимущественный вред, выражающийся в причинении потерпевшему нравственных или физических страданий». [189 - Малеин Н. С. Гражданский закон и права личности в СССР. М., 1981. С. 163.] Аналогичной позиции придерживается А. М. Эрделевский: «В совокупности нравственные и физические страдания составляют моральный вред, который при наличии других необходимых условий должен быть компенсирован в денежной форме». [190 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 9.] Соответственно у потерпевшего есть все основания требовать на основании ст. 151, 1099–1101 ГК РФ и компенсации причиненного ему морального вреда (физических и нравственных страданий).
Таким образом, понятие «неимущественный вред» неизбежно, по характеру возмещения такого вреда, помимо физических и нравственных страданий (морального вреда), будет включать в себя и вред здоровью (физический вред), который возмещается по иным правилам, нежели вред моральный. Замена термина «неимущественный вред» на «моральный вред» исказит правильность понимания целого ряда других терминов, используемых в современном законодательстве и, соответственно, потребует достаточно серьезной корректировки действующего законодательства, прежде всего гл. 59 ГК РФ («Обязательства вследствие причинения вреда»). На наш взгляд, цель в данном случае явно не будет оправдывать средства, затраченные для ее достижения.
Существует и другое предложение относительно введения нового термина, который обозначил бы то, что сейчас понимается под моральным вредом. «Поскольку… моральный вред находит выражение в негативных психических реакциях потерпевшего, правильнее было бы использовать понятие “психический вред”». [191 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда. М. 1996. С. 11.] На данном предложении хотелось бы остановиться подробнее.
Прежде всего необходимо учитывать смысл, вкладываемый законодателем в понятия «нравственные» и «физические» страдания, которыми определяется моральный вред. Ранее уже отмечалось, что в своем постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. Пленум Верховного Суда РФ фактически рассматривает первый вид страданий в качестве синонима понятия «нравственные переживания». Вместе с тем если попытаться обобщить разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, касающееся нравственных переживаний, имея в виду, что под переживанием в психологии понимается «любое испытываемое субъектом эмоционально окрашенное состояние», [192 - Краткий психологический словарь. М., 1985. С. 238.] то нравственные переживания можно назвать отрицательными эмоциями, возникающими в человеческой психике. [193 - Слово «психика» происходит от греческого psychikos – душевный и определяется как системное свойство высокоорганизованной материи, заключающееся в активном отражении субъектом объективного мира (там же. С. 265).] Единственное условие – нравственный характер отрицательных эмоций – выполняется в подавляющем большинстве случаев, поскольку этическими нормами, в той или иной степени, регулируется весь спектр общественных отношений, и посягательство, нарушающее нормы писаного права, одновременно нарушает и нравственные принципы, сложившиеся в обществе. По-видимому, можно говорить если не о тождественности терминов «психические страдания» и «нравственные страдания», то уж, во всяком случае, о том, что второе понятие полностью охватывается первым, поскольку нравственные страдания не могут существовать вне области человеческой психики.
Несколько иначе обстоит дело с пониманием физических страданий. Хотя в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. и говорится о физической боли от причиненного вреда здоровью, однако только в контексте нравственных переживаний, явившихся следствием этой боли. Необходимо учитывать, что в этом случае помимо психических страданий (нравственных переживаний) имеют место и собственно физические страдания, по сути и являющиеся той самой физической болью. В связи с отсутствием официальных комментариев в теории под видами физических страданий предлагается, например, понимать боль, удушье, тошноту, головокружение, зуд и другие болезненные симптомы (ощущения). [194 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 130.] Вполне очевидно, что все эти болезненные ощущения будут отражаться в сознании пострадавшего и вызывать самые различные психические переживания: страх и озабоченность за свою жизнь и здоровье, беспокойство за исход лечения, горе из-за утраты какого-то органа, чувство ущербности и социальной неполноценности. Другими словами, физическим страданиям почти всегда сопутствуют страдания психического характера. Однако поскольку в сознании будут отражаться не просто какие-то события, а болезненные симптомы или, по-другому, физические страдания, то последние изначально живут своей самостоятельной жизнью и тем самым, в отличие от страданий (переживаний) нравственных, никак не подпадают под категорию психических страданий. Не случайно слово «переживания», сочетаясь со словом «нравственные», не сочетается, однако, со словом «физические». Следовательно, можно утверждать, что термин «психические страдания» не включает в себя категорию «физические страдания» и, соответственно, понятие «психический вред» не в состоянии полностью охватить оба вида страданий, которыми характеризуется моральный вред в отечественном законодательстве. А из этого, в свою очередь, следует несостоятельность предложения об использовании нового понятия “психический вред” для определения физических и нравственных страданий.
Этот вывод представляется закономерным, если вспомнить, что за рубежом, упоминая о вреде, причиняемом здоровью, разделяют понятия «психический» и «физический», о чем, кстати, косвенно упоминает и сам автор вышеуказанного предложения. Так, в Англии и США аналогом нашего морального вреда, в частности, является «психологический вред» (psychological damage), который определяется как «физические и психические страдания» (physical and mental sufferings), причем под психическими страданиями англо-американская судебная практика понимает негативные эмоциональные реакции (emotional reactions). [195 - Эрделевский А. М. Моральный вред и компенсация за страдания. М., 1998. С. 2.]
Можно также сослаться и на Декларацию основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью, принятую резолюцией 40/34 Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1985 г., в которой, например, идет речь о финансовой компенсации жертвам, которые в результате тяжких преступлений получили значительные телесные повреждения или существенно подорвали свое психическое или физическое здоровье. [196 - Щерба П. С., Зайцев О. А. Охрана прав потерпевших и свидетелей по уголовным делам. М., 1996. С. 56–57.]
Таким образом, если ограничиваться только изменением названия того, что сейчас понимается в гражданском праве под физическими и нравственными страданиями, то для этой цели вряд ли будут приемлемы такие термины, как «неимущественный вред» или «психический вред». Думается, что понятию «моральный вред» в его сегодняшнем понимании более соответствует название «нематериальный вред», поскольку им можно охватить оба вида страданий, характеризующих моральный вред, и при этом данный термин не будет включать в себя понятие «вред здоровью» (телесный вред). Однако весьма сомнительно, что слово «нематериальный» является более удачным по сравнению со словом «моральный», которое уже весьма прочно укоренилось в отечественном праве.
Особого внимания заслуживает признание в качестве морального вреда переживаний в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий. Так, в уже упоминавшемся постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» указывается, что моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий.
Следовательно, если последствия морального вреда (нравственные или физические страдания) приведут в дальнейшем к негативным изменениям в состоянии здоровья гражданина, то эти вновь возникшие последствия также должны рассматриваться как составляющие элементы нанесенного морального вреда. Например, это может быть развившееся состояние депрессии в результате производственной травмы и потери трудоспособности, которое также должно быть учтено в качестве морального вреда.
В целом следует говорить о двух аспектах проявления реакции на критическую ситуацию. Прежде всего это инстинктивная реакция, проявляющаяся в виде эмоций. В целях идентификации восприятия человеком определенных событий можно воспользоваться классификацией основных эмоций: радость, гнев, удивление, отвращение, страх, грусть. Прочие эмоции можно представить как производные указанных базовых эмоций. Как одно из наиболее очевидных внешних проявлений эмоций можно отметить выражение лица. Вообще же, в литературе отмечается более 20 000 описаний выражения лица. Базовые эмоции имеют свое характерное мимическое выражение, регистрируемое, например, при помощи деления лица на три зоны горизонтальными линиями (глаза и лоб, нос и область носа, рот и подбородок). Такая методика получила достаточно широкое распространение в медицинской (патопсихологической) практике. А в настоящее время встречаются попытки использования ее и в обычных ситуациях общения. [197 - Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1996. С. 99.]
Неспособность человека овладеть процессом, адаптироваться к изменившейся ситуации может вызвать более глубокие последствия на психическом уровне в виде неврозов и невротических реакций, [198 - См., напр.: Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. М., 1980.] которые могут привести и к физическим поражениям и, соответственно, к физическим страданиям (головные боли, боли в желудке, гипертония и т. д.). А указанные последствия, в свою очередь, вызовут нравственные страдания от углубления ощущений социальной и физической неполноценности. Проблема определения первопричины физического или психического заболевания является весьма важной для целого ряда сфер жизни человека – социальной, правовой, медицинской. В настоящее время все большее распространение получает исследование с позиции так называемого «посттравматического синдрома», позволяющее с большей степенью вероятности сделать вывод о первопричине описанного в специальном сборнике заболевания. [199 - DSM 4. New York; Paris, 1996. P.498–500.]
Таким образом, физический вред может проявиться в поражении организма, физических и нравственных страданиях (на первом этапе), а также в физических и нравственных страданиях, явившихся результатом психофизических негативных изменений в организме, вызванных первоначальными нравственными страданиями (на втором этапе).
Следовательно, моральный вред может существовать в виде:
– физических страданий (первичных и вторичных, как следствие нравственных страданий);
– нравственных страданий (первичных и вторичных, как следствие уже существующих нравственных и физических страданий); и возникает по причине:
– причинения неимущественного вреда гражданину;
– причинения имущественного вреда гражданину;
– причинения вреда третьим лицам.
Особое внимание следует обратить на взаимосвязь понятий «моральный вред» и «неимущественный вред». Очевидно, что моральный вред является разновидностью неимущественного вреда. В то же время моральный вред может быть результатом нарушения как неимущественных, так и имущественных прав.
Специфика взаимосвязи имущественного и неимущественного вреда состоит в том, что причинение неимущественного вреда может вызвать имущественный ущерб. Так, гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию (о чем идет речь в ст. 152 ГК РФ), может быть вынужден сменить место жительства, понеся при этом имущественные убытки. [200 - См., напр.: Сергеев А. П. Право на защиту репутации. Л., 1989. С. 17.]
Что же касается взаимосвязи понятий «моральный вред» и «имущественный вред», то наличие имущественного вреда, очевидно, может вызывать нравственные страдания. [201 - См., напр.: Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 30.] Вместе с тем, как уже отмечалось, в соответствии с действующим законодательством моральный вред, явившийся следствием причинения имущественного вреда, подлежит компенсации только в случаях, предусмотренных законом (ст. 151, п. 2 ст. 1099 ГК РФ). В то же время и в деликтных, и в договорных отношениях компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда, т. е. не может быть поставлена в зависимость от размеров последнего (п. 3 ст. 1099 ГК РФ).
Однако далеко не всегда можно говорить непосредственно о моральном вреде вследствие нарушения имущественных прав гражданина. Фактически подразумевается, что факт умаления имущественных благ осознан гражданином и, отразившись в его сознании, вызывает физические и (или) нравственные страдания. Причиной же страданий обычно является не отсутствие определенных имущественных благ само по себе, а изменение социального положения или самооценки человека вследствие умаления имущественных благ. Как уже было отмечено, интерес человека не может иметь непосредственно имущественную направленность. Интерес заключается не в самих по себе имущественных благах и даже не в праве собственности на них, но в отражении этого факта в общественных отношениях, общественном и индивидуальном сознании, в осознании возможности использования собственности для получения иных благ.
Вот как, например, заместитель Председателя Верховного Суда РФ В. Жуйков описывает круг вопросов, которые следует выяснить для оценки морального вреда при причинении имущественного вреда: «Какое имущество повреждено и его значение для потерпевшего, причем не столько с точки зрения цены… сколько с точки зрения важности для удовлетворения его потребностей… когда и при каких обстоятельствах произошло повреждение имущества (одно дело, когда, например, поврежден автомобиль, на котором потерпевший ехал днем в городе, где он живет, и совсем другое, когда это произошло ночью при дальней поездке в отпуск, командировку и т. п.); какие последствия в сфере нравственных или физических страданий наступили для потерпевшего (например, в результате повреждения автомобиля он лишился возможности регулярно ездить на работу и вынужден испытывать неудобства и терять время в поездках на городском транспорте с многочисленными пересадками, либо потерпевший, ехавший на автомобиле в отпуск, лишился возможности нормально отдохнуть, или потерпевший в результате повреждения его автомобиля не успел попасть на похороны близкого человека, на которые он ехал)». [202 - Жуйков В. Возмещение морального вреда // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 11. С. 16. Следует иметь в виду, что в вышеприведенной цитате комментируется ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, действовавших на территории Российской Федерации до 1 января 1995 г.] В приведенной цитате фактически описывается неимущественный вред, наступивший вследствие имущественного вреда и вызвавший, в свою очередь, физические и (или) нравственные страдания. Иными словами, неимущественный вред может быть результатом правонарушения как в отношении непосредственно неимущественных благ, так и в отношении имущественных благ.
Таким образом, моральный вред может иметь место одновременно с имущественным. А кроме того, моральный вред, причиненный нарушением личных неимущественных благ, может в будущем отразиться в определенных имущественных потерях, например, при потере кормильца. Для такого случая гражданское законодательство определяет условия и круг лиц, имеющих право на соответствующее возмещение (ст. 1088 ГК РФ). В то же время предусматривается и способ определения размера указанного вреда, подлежащего возмещению (ст. 1089 ГК РФ).
2.3.2. Общие условия гражданско-правовой ответственности за причинение морального вреда
Очевидно, что хотя человек довольно часто вынужден претерпевать физические или нравственные страдания, однако далеко не во всех случаях он имеет право на компенсацию морального вреда. Данное право предполагает наличие необходимых, обусловленных действующим законодательством оснований. В наиболее общем виде основания ответственности за причинение вреда (в том числе и морального) изложены в ст.1064 ГК РФ. В соответствии с указанной нормой лицо, причинившее вред личности или имуществу гражданина, а также имуществу юридического лица, обязано возместить таковой в полном объеме. Лицо, причинившее вред, может быть освобождено от возмещения вреда, если докажет, что он причинен не по его вине. Соответственно можно выделить следующие общие условия, при которых возможна компенсация морального вреда:
1) наличие морального вреда;
2) неправомерное действие, нарушающее неимущественные права личности;
3) причинная связь между неправомерным действием и моральным вредом;
4) вина причинителя вреда.
Таким образом, одним из оснований ответственности является существование морального вреда (физических и нравственных страданий) как такового. По нашему мнению, любые неправомерные действия в отношении гражданина являются источником причинения морального вреда. Очевидно, в этом случае происходит умаление общепризнанных прав человека, по меньшей мере ухудшающее его социальный статус. В свою очередь, само по себе осознание снижения социальной самооценки вследствие правонарушения в отношении гражданина, даже при прочих равных условиях, обязано быть признанным обществом в качестве достаточного основания для утверждения о наличии морального вреда. Следовательно, неотъемлемой частью законодательства должна быть норма, утверждающая презумпцию морального вреда. Иначе говоря, в случае совершения любых неправомерных действий в отношении гражданина он должен признаваться понесшим моральный вред. Единственным исключением может стать ситуация, когда причинитель вреда сумеет доказать неспособность пострадавших осознать умаление их прав и вследствие этого отсутствие последствий правонарушения в виде физических и нравственных страданий. Это может иметь место, например, в отношении психически больных.
Как известно, презумпция морального вреда прямо не предусмотрена в отечественном законодательстве. [203 - В связи с этим хотелось бы заметить, что, например, в США в случаях умышленного, особо оскорбляющего вторжения в чье-либо душевное и эмоциональное спокойствие пострадавший для получения денежной компенсации не обязан подтверждать свои душевные переживания какими-либо объективными данными (см.: Trindade F. A. Mental distress. Oxford Jornal of Legal Studies. 1986. V. 6. N 2. P. 221–225; Robert T., Cheng D. Business and Law. West Publishing Co., 1984. P. 47).] Однако исследователи отмечают, что на практике суды фактически применяют презюмирование морального вреда, устанавливая факт неправомерного действия, предполагают и моральный вред, им причиненный, рассматривая далее только вопрос о размере его компенсации в денежной форме. [204 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 76.]
В связи с этим представляет интерес решение, принятое Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда РФ.
Р. и А-вы обратились в суд к правительству Москвы и департаменту финансов г. Москвы с иском о компенсации морального вреда, причиненного им незаконным отказом комиссий по вопросам регистрации граждан по месту пребывания и по месту жительства в г. Москве в регистрации по месту жительства в г. Москве (что подтверждено вступившим в законную силу решением Тверского районного суда г. Москвы от 4 марта 1999 г.).
Решением Тверского районного суда г. Москвы от 14 сентября 1999 г., оставленным без изменения судебной коллегией по гражданским делам Московского городского суда, в иске было отказано.
Президиум Московского городского суда оставил без удовлетворения протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ об отмене указанных судебных постановлений.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 28 ноября 2000 г. аналогичный протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ удовлетворила и судебные постановления отменила, указав следующее.
Отказывая в иске, суд первой инстанции исходил из того, что истцы не представили доказательств причинения морального вреда упомянутыми действиями комиссии по вопросам регистрации граждан по месту пребывания и по месту жительства в г. Москве.
С таким выводом согласиться нельзя.
В силу ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
К нематериальным благам относится, в частности, право свободного передвижения и выбора места жительства (ч. 1 ст. 150 ГК РФ).
Вступившим в законную силу решением суда установлено совершение в отношении Р. и А-вых неправомерных действий, нарушающих их право свободного передвижения и выбора места жительства (нематериальные блага), выразившихся в незаконном отказе в регистрации по месту жительства в г. Москве.
В таком случае причинение морального вреда предполагается (выделено нами. – К. Г., С. Н.) и подлежит доказыванию размер компенсации этого вреда, так как в соответствии с ч. 2 ст. 151 ГК РФ при определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства, степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред.
Следовательно, довод надзорной инстанции о том, что компенсация морального вреда по общему правилу допускается при наличии вины причинителя, а в ходе судебного разбирательства не было установлено ограничения каких-либо прав истцов в связи с отсутствием регистрации в г. Москве, в частности, ограничения трудовых прав, а также прав на получение медицинской помощи и жилой площади, необоснован.
Таким образом, неправильное применение судом материального закона повлекло вынесение по делу незаконного решения.
Поэтому Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ решение Тверского районного суда г. Москвы, определение судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда отменила, а дело направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции. [205 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 3. С. 6–7.]
Вместе с тем, на наш взгляд, в настоящий момент существуют два достаточно серьезных обстоятельства, которые являются серьезным препятствием для презюмирования морального вреда, подлежащего денежной компенсации.
Во-первых, как известно, по общему правилу, денежной компенсации подлежит лишь моральный вред, связанный с посягательством на неимущественные права личности. Такой моральный вред может быть презюмирован лишь после того, как в судебном заседании будет четко определено, какие именно неимущественные права гражданина были нарушены конкретным противоправным действием (бездействием). Например, в приведенном случае из судебной практики факт нарушения неимущественных прав (право свободного передвижения и выбора места жительства) истцов был установлен предшествующим вступившим в законную силу решением Тверского районного суда г. Москвы от 4 марта 1999 г.
Во-вторых, действующее гражданско-процессуальное законодательство может быть понято как требующее от потерпевшей стороны для признания права на компенсацию морального вреда доказать наличие такового, ибо в соответствии с ч. 1 ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений, если иное не предусмотрено федеральным законом. При этом в исковом заявлении, подаваемом в суд, должно быть, в частности, указано: в чем заключается нарушение либо угроза нарушения прав, свобод или законных интересов истца и его требования; обстоятельства, на которых истец основывает свои требования, и доказательства, подтверждающие эти обстоятельства; цена иска, если он подлежит оценке (ч. 1 ст. 131 ГПК РФ). Одновременно к исковому заявлению должны быть, в частности, приложены документы, подтверждающие обстоятельства, на которых истец основывает свои требования (ст. 132 ГПК РФ).
По рассматриваемому вопросу в постановлении Пленума Верховного Суда № 10 от 20 декабря 1994 г. разъясняется, что суд обязан выяснить: чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) они нанесены, степень вины причинителя вреда, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме или иной материальной форме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора. [206 - Там же. 1995. № 3. С. 9.]
Таким образом, пострадавшей стороне следует обосновывать факт наличия морального вреда (физических или нравственных страданий, причиненных посягательством на неимущественные права гражданина) для признания права на его компенсацию. Очевидно, что лишь в исключительных случаях противоположная сторона сможет опровергнуть данное утверждение, например, как уже отмечалось, в отношении психически больных.
Одним из обязательных условий наступления ответственности за причинение морального вреда является противоправность, что означает противоречие между действиями ответчика и существующими правовыми нормами. Причем в отношении морального вреда речь идет лишь о нарушении личных неимущественных прав либо других нематериальных благ (ст. 151 ГК РФ).
Когда же нарушены имущественные права гражданина, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда лишь в случаях, предусмотренных законом. В качестве примера здесь можно отметить Закон РФ «О защите прав потребителей» от 7 февраля 1992 г. В соответствии со ст. 15 указанного Закона моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом) или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца) на основании договора с ним, прав потребителя, предусмотренных законами и правовыми актами Российской Федерации, регулирующими отношения в области защиты прав потребителей, подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. При причинении имущественного вреда и в деликтных, и в договорных отношениях моральный вред возмещается независимо от имущественного вреда и не может быть поставлен в зависимость от его размеров.
Необходимым условием возникновения обязательства по возмещению вреда является и наличие причинной связи между противоправным действием и возникновением вреда. При отсутствии таковой ответственность не наступает. [207 - Малеин Н. С. Возмещение вреда, причиненного личности. С. 47.] Причинная связь между моральным вредом и совершенным правонарушением не всегда так очевидна, как это может показаться на первый взгляд.
Предполагая, что фактически любым противоправным деянием потерпевшему причиняется моральный вред, под последним подразумеваются прежде всего душевные страдания, причиненные правонарушением непосредственно. Однако в некоторых случаях при решении вопроса о размере компенсации может возникнуть вопрос и о причинении уже упоминаемого так называемого вторичного или опосредованного морального вреда, наличие которого может повлиять на увеличение размера взыскиваемой денежной суммы. Не так просто доказать, что возникшее у потерпевшего заболевание и появившиеся вместе с ним физическая боль и нравственные переживания по поводу болезни связаны именно с нравственными страданиями от совершенного правонарушения. Вполне вероятно, что в этом случае могут потребоваться заключения судебно-медицинской, судебно-психиатрической, судебно-психологической экспертиз.
В связи с этим особого внимания заслуживают современные исследования в психологии по изучению так называемого посттравматического синдрома. К настоящему времени уже издано четыре сборника, где описываются психические заболевания, в том числе явившиеся результатом попадания человека в травматическую ситуацию. [208 - DSM 4. New York; Paris, 1996. P. 498–500.] Эти сборники составлены и используются для обоснования диагноза ведущими психологами, психиатрами и психотерапевтами мира. Преимущество данного направления заключается в упрощении доказательства связи правонарушения и заболевания, ибо уже сам по себе диагноз посттравматического синдрома позволяет утверждать наличие такой связи.
Еще одним обязательным условием наступления ответственности за причинение морального вреда является вина причинителя. Несмотря на отсутствие в современном гражданском законодательстве четкой классификации видов вины необходимость этого очевидна. [209 - Из содержания гл. 59 ГК РФ («Обязательства вследствие причинения вреда») можно сделать вывод, что гражданское законодательство выделяет вину в форме умысла и неосторожности.] В частности, степень вины причинителя вреда в соответствии с положениями ст. 151, 1101 ГК РФ является одним из критериев для определения размера компенсации морального вреда. Соответственно необходимо иметь четкое представление о формах вины и ее подвидах, чтобы правильно их определять в каждом конкретном случае. Для этого можно воспользоваться более детальной классификацией форм вины, имеющейся в законодательстве об уголовных правонарушениях.
Вина, т. е. психическое отношение причинителя вреда к своим противоправным действиям и их последствиям, может проявляться в форме умысла и неосторожности.
В первом случае в качестве подвидов умышленной формы вины рассматриваются прямой и косвенный умысел. «Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления». В случае же косвенного умысла имеет место сознательное допущение этих последствий либо безразличное к ним отношение (ст. 25 УК РФ).
В соответствии с положениями ст. 26 УК РФ преступлением, совершенным по неосторожности, признается деяние, совершенное по легкомыслию или небрежности. Совершая преступление по легкомыслию, виновный предвидит возможность наступления общественно опасных последствий своего поведения, но самонадеянно рассчитывает на их предотвращение. А при небрежности он не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий, хотя должен был и мог их предвидеть.
В то же время в гражданском законодательстве (ст. 1100 ГК РФ) предусматривается ряд особых случаев, когда компенсация морального вреда возможна независимо от вины его причинителя. Детальный разбор случаев такой компенсации приводится ниже.
2.3.3. Особые случаи ответственности за моральный вред
Из положений ст. 151, п. 2 ст. 1099 ГК РФ следует, что особым случаем ответственности за причиненный моральный вред является допустимость компенсации морального вреда, причиненного нарушением имущественных прав личности, поскольку такая компенсация возможна только в случаях, прямо предусмотренных законом. Выше уже говорилось о том, что примерами таких законов являются Закон РФ «О защите прав потребителей» (ст. 15), [210 - Закон РФ «О защите прав потребителей» // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 15. Ст. 766; СЗ РФ. 1996. № 3. Ст. 140.] Закон РФ «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г. (ч. 5 ст. 18). [211 - Закон РФ «О статусе военнослужащих» // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 6. Ст. 188.]
Действующее гражданское законодательство, кроме того, позволяет выделить еще два особых случая денежной компенсации за причиненный моральный вред:
1. Взыскание компенсации за моральный вред независимо от вины причинителя вреда.
2. Взыскание компенсации за моральный вред не с причинителя вреда, а с лиц, несущих по закону материальную ответственность за его действия.
Рассмотрим оба случая более подробно.
1) В отступление от общего правила, в соответствии с положениями ст. 1100 ГК РФ компенсация морального вреда может иметь место и независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда:
– вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности;
– вред причинен гражданину в результате его незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ;
– вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию;
– в иных случаях, предусмотренных законом.
Вред считается причиненным источником повышенной опасности в случаях, когда он возник вследствие деятельности юридических лиц и граждан, связанной с повышенной опасностью для окружающих (использование транспортных средств, механизмов, электрической энергии высокого напряжения, атомной энергии, взрывчатых веществ, сильнодействующих ядов и т. п.; осуществление строительной и иной, связанной с нею деятельности и др.). Владелец источника повышенной опасности обязан возместить причиненный вред, если не докажет, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего (п. 1 ст. 1079 ГК РФ).
Владельцы источников повышенной опасности солидарно несут ответственность за вред, причиненный в результате взаимодействия этих источников (столкновения транспортных средств и т. п.) третьим лицам. Вред же, причиненный в результате взаимодействия источников повышенной опасности их владельцам, возмещается на общих основаниях (п. 3 ст. 1079 ГК РФ).
Интерес представляет второй случай, когда компенсации независимо от вины причинителя подлежит моральный вред, связанный с незаконной деятельностью правоохранительных органов и причиненный незаконным осуждением, незаконным привлечением к уголовной ответственности и незаконным применением в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконным наложением административного взыскания в виде ареста или исправительных работ. Причинение гражданину моральных страданий в вышеуказанных случаях связано с нарушением прежде всего таких основополагающих прав личности, как свобода и личная неприкосновенность.
Думается, что данный вред может быть компенсирован не только путем подачи иска в гражданском процессуальном порядке. В данном случае, если руководствоваться прежде всего интересами реабилитированных лиц и применять аналогию с процедурой возмещения материального ущерба, причиненного незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, такой моральный вред целесообразнее компенсировать в стадии исполнения приговора по уголовному делу, в порядке, предусмотренном ст. 369 УПК РСФСР. [212 - Подробнее см. раздел 3.3.1 настоящей книги.] Именно на этот порядок при возмещении материального вреда ориентирует и ныне действующее постановление Пленума Верховного Суда СССР № 15 от 23 декабря 1988 г. «О некоторых вопросах применения в судебной практике Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. (также действующего. – К. Г., С. Н.) «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей». [213 - Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 341.]
Защите чести, достоинства и деловой репутации посвящена отдельная статья Гражданского кодекса РФ (ст. 152). Особо следует отметить важное процессуальное значение п. 1 ст. 152 ГК РФ, возлагающего обязанность доказательства истинности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию граждан, на сторону, их распространившую. Тем самым фактически утверждается презумпция добросовестности юридического и физического лица в глазах общества и закона и предусматривается процедура защиты их прав. Причем, если действия лица, распространившего порочащие сведения, содержат признаки преступления, предусмотренного ст. 129 или 130 УК РФ (клевета или оскорбление), пострадавшая сторона, кроме предъявления иска о защите чести, достоинства или деловой репутации в порядке гражданского судопроизводства, вправе обратиться в суд с заявлением о привлечении виновного к уголовной ответственности.
Следует иметь в виду, что приведенный в ст. 1100 ГК РФ перечень случаев компенсации морального вреда независимо от вины причинителя вреда не является исчерпывающим, поскольку в самой статье имеется оговорка о том, что такая компенсация возможна и в иных случаях, предусмотренных законом.
2) В соответствии с общими положениями о возмещении вреда, которые распространяются и на правила компенсации морального вреда (п. 1 ст. 1099 ГК РФ), в целом ряде случаев денежная компенсация за причиненный моральный вред подлежит взысканию не с самого причинителя вреда, а с других лиц, которые в силу закона несут материальную ответственность за ущерб, нанесенный причинителем вреда. Если обратиться к статьям, регламентирующим общие положения о возмещении вреда (1068–1079 ГК РФ), а также к некоторым другим нормативным актам, можно выделить следующих субъектов, которые могут нести гражданско-правовую ответственность по гражданским искам о компенсации морального вреда:
а) родители (усыновители) или опекуны малолетних – несовершеннолетних, не достигших четырнадцати лет (п. 1 ст. 1073 ГК РФ);
б) образовательное, воспитательное, лечебное или иное учреждение, обязанное осуществлять надзор за малолетним, либо лица, осуществляющие такой надзор на основании договора, если малолетний причинил вред в то время, когда находился под вышеуказанным надзором (п. 3 ст. 1073 ГК РФ);
в) родители (усыновители) или попечители несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, когда у последних нет доходов или иного имущества, достаточного для возмещения вреда (ст. 1074 ГК РФ);
г) воспитательное, лечебное учреждение, учреждение социальной защиты населения или другое аналогичное учреждение, в котором находился несовершеннолетний в возрасте до восемнадцати лет, нуждающийся в опеке или попечении, и которое в силу закона является опекуном или попечителем такого несовершеннолетнего, причинившего моральный вред (п. 2 ст. 1073, п. 2 ст. 1074 ГК РФ);
д) опекун или организация, обязанная осуществлять надзор за гражданином, признанным недееспособным, если вред причинен последним;
е) юридическое лицо или гражданин – в случае причинения морального вреда его работником при исполнении трудовых (служебных, должностных) обязанностей (ст. 1068 ГК РФ);
ж) государство (соответствующие финансовые органы, которые могут выступать от имени казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации) – в случае причинения морального вреда гражданину в результате незаконных действий (бездействия) должностных лиц государственных органов (ст. 53 Конституции РФ, ст. 1069–1071 ГК РФ);
з) средства массовой информации – в случае распространения ими не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших потерпевшему иной неимущественный вред (ст. 62 Закона РФ «О средствах массовой информации»);
и) владелец источника повышенной опасности – в некоторых случаях причинения вреда источником повышенной опасности, который эксплуатировался другим лицом по воле его владельца (ст. 1079 ГК РФ).
Нетрудно заметить, что на последние два случая, а также на случай ответственности государственной казны за вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ (частный случай – п. «ж», предусмотренный п. 1 ст. 1070 ГК РФ), распространяются оба особых условия гражданско-правовой ответственности за причинение морального вреда: денежная компенсация взыскивается независимо от вины причинителя вреда и с лиц, несущих гражданско-правовую ответственность за действия последнего.
2.3.4. Критерии определения размера компенсации морального вреда
Одним из самых дискуссионных вопросов, вызывающих повышенный интерес юристов, продолжает оставаться проблема выработки четких критериев определения размера компенсируемого морального вреда. Представляется далеко не случайным, что, говоря о взыскании денежной суммы за причиненный моральный вред, законодатель в ныне действующем Гражданском кодексе РФ употребляет термин «компенсация» как наиболее точно отражающий суть данного явления. Термин же «возмещение», использовавшийся, например, в ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик и более присущий взысканиям за причиненный материальный вред, предполагает выплату стоимостного эквивалента причиненного ущерба. При этом совершенно очевидно, что при денежной оценке морального вреда принцип эквивалентности явно не срабатывает: физические и нравственные страдания не имеют стоимости, несоизмеримы с благом, которое может быть предоставлено взамен, и поэтому невозместимы. Таким образом, в строгом смысле слова, можно вести речь лишь о материальной компенсации за перенесенные страдания, что в итоге и нашло отражение в законодательстве. [214 - См.: Мазалов А. Г. Гражданский иск в уголовном процессе. М.,1977. С. 32; Эрделевский А. М. О размере возмещения морального вреда // Российская юстиция. 1994. № 10. С. 17; Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 17; Малеин Н. С. Гражданский закон и права личности в СССР. С. 165–166.]
Невозможность точной оценки причиненных душевных страданий во многом обусловливает известную еще с прошлых веков доктрину о том, что при определении размера денежного вознаграждения свободное и справедливое судейское усмотрение является неотъемлемой составной частью института компенсации морального вреда. Так, в английском праве в начале XX в. данный принцип обосновывался тем, что при компенсации морального вреда суд считается с конкретными данными, конкретной справедливостью, средствами сторон и многими другими обстоятельствами. Соответственно если бы на этот предмет существовали заранее установленные критерии, обязательные для суда, то богатый человек мог бы сделаться всеобщим мучителем, подобно некоему знатному римлянину, имевшему обыкновение ходить вокруг форума и бить по щекам каждого встречного, в то время как раб с кошельком следовал за ним, расплачиваясь за удары по установленной в законе таксе. [215 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. С. 19–20.]
Современное законодательство России, создав институт материальной компенсации морального вреда, во многом восприняло указанную идею свободного усмотрения, не установив никаких реальных минимальных и максимальных ограничений денежной суммы, которая может быть взыскана в качестве компенсации за причиненные физические и нравственные страдания.
Однако нынешнее состояние зарубежного законодательства в этой части, направленность некоторых векторов его развития, непосредственные традиции отечественного права не дают бесспорных оснований рассматривать идею свободного усмотрения в качестве базового принципа при определении размера компенсации морального вреда. Даже разбирая приведенный пример со знатным римлянином с современных позиций, следует признать его определенную неудачность. Древнеримское право, особенно на ранних стадиях развития, не знало четкого разделения судебного процесса на гражданский и уголовный, и поэтому денежная компенсация обиженному являлась одновременно и своеобразным наказанием обидчика. Современное же законодательство позволяет привлечь такого богатого человека не только к гражданско-правовой ответственности (в виде взыскания денежной компенсации в пользу пострадавшего), но и к ответственности уголовной за причиненные побои (в соответствии с российским законодательством на основании ст. 116 УК РФ он мог бы быть подвергнут наказанию вплоть до трех месяцев лишения свободы).
В настоящее время исследователи отмечают явную тенденцию к определенному упорядочиванию размера денежных сумм, взыскиваемых за причиненный моральный вред. Так, в Великобритании, о чем уже говорилось выше, введены специальные таблицы для определения размеров компенсации морального вреда, причиненного умышленными преступлениями. В США в случае смерти потерпевшего от преступления его наследникам может быть выплачена денежная компенсация, однако в размере, ограниченном 250 тыс. долл. [216 - Бородин С. В. Ответственность за убийство… С. 196.] Кроме того, американское законодательство устанавливает максимальный предел суммы, подлежащей выплате гражданину, незаконно содержавшемуся под стражей. Аналогичные ограничения существуют и в законодательстве Японии. [217 - Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. С. 97.] Хотя в англоамериканском праве для вреда, причиненного по неосторожности, определение денежного взыскания не упорядочено, необходимость подчиняться прецедентам при решении вопроса о наличии оснований ответственности фактически приводит к тому, что судья принимает во внимание и размер компенсации морального вреда, присужденный ранее в подобном деле. В Германии выработанное судебной практикой предписание ориентирует судей на ранее вынесенные судебные решения по делам, связанным с сопоставимыми правонарушениями. [218 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 127.] Перечень примеров можно продолжить.
Обращаясь к отечественному опыту, нельзя не вспомнить нормы прежнего российского законодательства, традиционно пытавшегося упорядочить денежные суммы, взыскиваемые за причиненный моральный вред, о чем уже говорилось в первой главе настоящей работы.
Вместе с тем нельзя утверждать, что современное российское законодательство совсем не предусматривает никаких критериев для оценки причиненного морального вреда. Об общих критериях, которые должен принимать во внимание суд при определении размера компенсации морального вреда, говорится в ст. 151 и 1101 ГК РФ. Частично эти критерии носят дублирующий характер, и если попытаться свести их воедино, то можно выделить следующие:
1) степень вины причинителя вреда;
2) характер и степень физических и нравственных страданий, которые должны оцениваться с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего;
3) требования разумности и справедливости;
4) иные заслуживающие внимания обстоятельства.
Данный перечень необходимо дополнить еще двумя общими для всех видов вреда критериями, предусмотренными ст. 1083 ГК РФ и допустимыми при оценке морального вреда: это степень вины потерпевшего и имущественное положение гражданина, причинившего вред.
В первом случае, при грубой неосторожности потерпевшего, содействовавшей возникновению или увеличению вреда, в зависимости от степени вины потерпевшего и причинителя вреда, размер компенсации должен быть уменьшен (п. 2 ст. 1083 ГК РФ).
Во втором случае за исключением ситуаций, когда вред причинен действиями, совершенными умышленно, суд может уменьшить размер компенсации морального вреда с учетом имущественного положения причинителя вреда (п. 3 ст. 1083 ГК РФ). Отсюда следует, что данный критерий может применяться только по делам о правонарушениях с неосторожной формой вины. Кроме того, в этом случае, в отличие от предыдущего, определяя размер денежной компенсации, суд вправе учесть имущественное положение виновного, но вовсе не обязан это делать.
Если говорить в целом, то нельзя не отметить, что все вышеперечисленные критерии носят весьма общий и обтекаемый характер и в случае необходимости предоставляют практически неограниченный простор свободному усмотрению судьи, не скованному никакими верхними или нижними пределами присуждаемой денежной компенсации.
Указанная ситуация, установленная нормами закона, неминуемо стала порождать явно несправедливые с точки зрения как пострадавших, так и здравого смысла судебные решения. Например, при прочих равных условиях (равной степени вины причинителя вреда, отсутствии существенных индивидуальных особенностей потерпевшего и других заслуживающих внимания обстоятельств) пострадавший от преступления, связанного с нарушением его авторских прав, получает большую денежную компенсацию, чем потерпевший от преступления, результатом которого стала утрата им зрения или слуха. [219 - Там же. С.132.]
Не имея каких-либо реальных ограничений размера присуждаемой денежной суммы и даже самого приблизительного ее базисного уровня, судьи, чтобы создать хоть какое-нибудь единообразие в принимаемых ими решениях, вынуждены, по мере имеющихся возможностей, обращать внимание на размер компенсаций, ранее взысканных ими или другими судьями по аналогичным категориям дел. Иными словами, хотел того законодатель или нет, он в настоящее время фактически толкает судебную практику на путь формирования своеобразной системы судебных прецедентов для использования ее при определении размера морального вреда, подлежащего взысканию.
Конечно, можно уповать на то, что судебная практика в конце концов выработает повсеместно более или менее стабильные размеры денежных компенсаций морального вреда, причиненного при схожих обстоятельствах и по аналогичным категориям преступлений. Но при этом нельзя забывать, что прецедентное право в англо-американской правовой системе формировалось даже не десятилетиями, а столетиями, в то время как история компенсации морального вреда в современной России не насчитывает и десяти лет. Кроме того, не секрет, что тщательность анализа работы наших судов оставляет желать лучшего. Это сказывается и в отсутствии сколько-нибудь серьезной и доступной всем судьям систематизации судебной практики в части размера компенсируемого морального вреда.
Зачастую даже судьи, работающие в одном суде, за моральный вред, причиненный одинаковыми преступлениями, совершенными при схожих обстоятельствах, взыскивали компенсации, превышающие одна другую в несколько десятков раз.
Например, согласно приговору [220 - Как известно, компенсация за моральный вред, причиненный преступлением, может быть взыскана как в порядке гражданского судопроизводства, так и в уголовно-процессуальном порядке (ст. 42–44 УПК РФ), при вынесении обвинительного приговора по уголовному делу.] Гатчинского городского федерального суда Ленинградской области от 11 сентября 1997 г. с Кабак В. С., осужденного по ч. 1 ст. 264 УК РФ, в пользу потерпевшего Серикова С. В. в счете компенсации причиненного преступлением морального вреда был взыскан 1 млн неденоминированных рублей. [221 - Архив Гатчинского городского суда Ленинградской области за 1997 г. Дело № 1–150.] А в соответствии с приговором этого же суда от 19 февраля 1997 г. с Григорьева А. Н., также осужденного по ч. 1 ст. 264 УК РФ, в пользу потерпевшего Милюкова С. Н. в качестве компенсации за причиненный моральный вред было взыскано 30 млн неденоминированных рублей. [222 - Там же. Дело № 1–479.]
При этом в результате совершения указанных однотипных преступлений обоим потерпевшим был причинен тяжкий вред здоровью, т. е. телесные повреждения, относящиеся к одной и той же категории. Как следует из материалов дел, у потерпевших нет ярко выраженных индивидуальных особенностей и в их действиях отсутствовала грубая неосторожность, которая могла бы содействовать возникновению или увеличению вреда. При таких обстоятельствах превышение размера одной компенсации над размером другой в несколько десятков раз исходя из принципов правосудия трудно назвать разумным. А с точки зрения потерпевших (прежде всего, Серикова С. В., получившего значительно меньшую компенсационную выплату) такое превышение явно будет и несправедливым.
Если, наряду с вышесказанным принять во внимание инфляцию и периодические денежные реформы, объясняющиеся нестабильностью нашей экономики, то можно смело утверждать, что упорядочивание денежной оценки взыскиваемого морального вреда путем хаотического формирования неофициальной системы судебных прецедентов будет продолжаться еще не одно десятилетие.
Таким образом, нет ничего удивительного в том, что почти сразу же после введения в наше законодательство института компенсации морального вреда учеными-юристами стали предлагаться более строгие критерии его денежной оценки. Необходимо заметить, что данные критерии в той или иной степени связаны с уголовным правом, что, по всей видимости, не является случайным. Во-первых, санкции статей Уголовного кодекса наиболее объективно отражают степень тяжести того или иного преступления. Во-вторых, преступления составляют львиную долю среди всех правонарушений, совершение которых может повлечь компенсацию причиненного морального вреда.
Так, В. Я. Понариным, специализирующимся в сфере уголовного судопроизводства, были предложены два метода оценки морального вреда: «поденный» и «посанкционный». [223 - Понарин В. Я. Защита имущественных прав личности в уголовном процессе России. Воронеж, 1994. С. 84–86.]
При использовании первого из них предлагается принимать во внимание количество дней в году и учитывать долю ежемесячного заработка (дохода) виновного, приходящегося на один день. Соответственно если суд придет к выводу о необходимости взыскания с ответчика суммы денег в размере семнадцатидневного дохода, то, зная его доход, приходящийся на один день, легко определить и общую сумму денег, подлежащую взысканию с виновного в качестве компенсации морального вреда. Однако, по мнению самого автора, уязвимость этого метода состоит в том, что он не связан тесно с самим деянием, его правовой оценкой и вызванными им последствиями. А обеспечение требования справедливости при взыскании денежных сумм с подсудимых, обладающих разными доходами, отмечаемое автором в качестве достоинства метода, одновременно является и его существенным недостатком: этот метод неприменим при взыскании морального вреда за умышленные преступления (составляющие бо́льшую часть всех преступлений), поскольку в этом случае в соответствии с требованиями п. 3 ст. 1083 ГК РФ суд не имеет права учитывать имущественное положение причинителя вреда.
Суть предлагаемого В. Я. Понариным «посанкционного» метода сводится к установлению денежной компенсации за причиненный моральный вред в зависимости от размера санкции статьи Уголовного кодекса, применяемой к подсудимому. Во внимание берется только один вид возможного наказания – лишение свободы, выраженное в месяцах. При этом предлагается за каждый месяц лишения свободы взыскивать с виновного один минимальный месячный размер оплаты труда. Например, если за определенное преступление предусмотрено наказание в виде лишения свободы от одного до трех лет, то размер взыскиваемого морального вреда должен находиться в пределах от 12 до 36 минимальных месячных размеров оплаты труда.
Однако и данный метод не лишен недостатков. Прежде всего представляется недопустимой жесткая зависимость конкретного денежного взыскания от точного размера наказания в виде лишения свободы. Нельзя забывать, что вышеперечисленные критерии, установленные гражданским законодательством для определения размера взыскиваемого морального вреда, значительно отличаются от критериев, которые в соответствии с ч. 3 ст. 60 УК РФ необходимо учитывать при назначении наказания виновному. Исходя из этих требований при назначении уголовного наказания учитываются характер и степень общественной опасности преступления, личность виновного, в том числе обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи. Как можно убедиться, серьезным фактором, влияющим на размер наказания, являются данные, характеризующие личность виновного, которые в то же время практически не должны учитываться при определении размера компенсации морального вреда. [224 - Исключение составляет только уже упоминавшийся факультативный фактор в виде учета имущественного положения причинителя вреда, применяемый, однако, только по усмотрению суда и только по делам с неосторожной формой вины.] Из сказанного напрашивается естественный вывод о том, что размер денежной компенсации моральных страданий не должен напрямую зависеть от размера конкретного уголовного наказания и мог бы определяться на основании критериев, имеющихся в гражданском законодательстве, но с учетом ограничений, создаваемых, в свою очередь, максимальным и минимальным сроками лишения свободы, установленными санкцией соответствующей статьи Уголовного кодекса.
Далее, чтобы использовать «посанкционный» метод в большем количестве случаев, В. Я. Понарин предлагает приравнивать назначенное наказание в виде исправительных работ к наказанию в виде лишения свободы из расчета день за день. Данное предложение вызывает некоторое недоумение, поскольку уголовным законодательством давно предусмотрено такое приравнивание (ч. 3 ст. 50, ч. 3 ст. 72 УК РФ), однако при этом к одному дню лишения свободы приравниваются три дня исправительных работ. По-видимому, учет этого соотношения будет уместен и при определении размера взыскиваемого морального вреда.
Третий момент, на который хотелось бы обратить внимание: В. Я. Понарин, в общем-то, справедливо указывает, что статьи Уголовного кодекса, объективно отражая степень содеянного виновным, позволяют с помощью посанкционного показателя обеспечить аутентичное соотношение между взыскиваемой суммой и размером причиненного морального вреда. Но эта аутентичность в некоторых случаях срабатывать не будет, поскольку степень содеянного виновным не всегда выражается только объективными обстоятельствами дела. В ряде статей Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации предусмотрено усиление наказания за преступления, совершенные неоднократно или при наличии прежних судимостей.
Например, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью карается наказанием от двух до восьми лет лишения свободы (ч. 1 ст. 111 УК РФ), а за аналогичное преступление, но совершенное неоднократно или лицом, ранее совершившим убийство, предусмотрено наказание от пяти до двенадцати лет лишения свободы (п. «в» ч. 3 ст. 111 УК РФ). Иными словами, в этом случае данные, относящиеся только к личности преступника, заведомо поднимают верхний и нижний пределы размера компенсации за причиненный моральный вред. Как уже отмечалось, это недопустимо с точки зрения норм гражданского законодательства (ст. 151, 1101 ГК РФ), которыми должен руководствоваться суд при компенсации морального вреда в уголовном процессе. [225 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 7. С. 7.] Таким образом, если данные о личности преступника предусмотрены в диспозиции статьи уголовного закона в качестве квалифицирующих признаков, влияя тем самым на размер наказания, определение размера компенсации морального вреда должно производиться с учетом уголовного наказания, предусмотренного за аналогичное деяние, но не содержащего такого квалифицирующего признака.
И последнее обстоятельство, на котором хотелось бы остановиться при рассмотрении «посанкционного» метода. Данный метод предполагает определение размера компенсации морального вреда по всем видам преступлений, хотя после введения в действие с 1 января 1995 г. ст. 151 Гражданского кодекса РФ моральный вред, связанный с посягательством на имущественные права граждан, компенсированию практически не подлежит. [226 - Исключение, как уже отмечалось, составляет ст. 15 Закона о защите прав потребителей от 07.02.92 г. (в ред. Федерального закона от 09.01.96 г.).] Автором не разработаны варианты компенсации моральных страданий, когда преступное посягательство носит комбинированный характер, нарушая, помимо имущественных прав граждан также и их неимущественные права (кража личного имущества с незаконным проникновением в жилище, угон автомобиля с применением насилия и т. д.). Совершенно очевидно, что в указанных случаях санкции статей Уголовного кодекса (для вышеприведенных примеров это санкции п. «в» ч. 2 ст. 158 и ч. 4 ст. 166 УК РФ) не будут объективно отражать ни степень опасности совершенного преступником посягательства на нематериальные блага потерпевшего, ни, соответственно, размер компенсируемого на основе этих санкций морального вреда. Следовательно, если преступление носит указанный комбинированный характер, определять размер взыскиваемого морального вреда необходимо исходя из размера наказания, предусмотренного только за соответствующее преступление против неимущественных прав личности. Так, при компенсации морального вреда, причиненного грабежом с применением насилия, неопасного для жизни и здоровья потерпевшего, следует исходить из размера наказания, предусмотренного за причинение побоев (ст. 116 УК РФ).
Во многом лишенной указанных недостатков представляется методика определения размера компенсации морального вреда, предложенная специалистом в области гражданского права А. М. Эрделевским. [227 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 133–140.] Основа этой методики, так же как и «посанкционного» метода В. Я. Понарина, заключается в соотношении размеров санкций различных статей Уголовного кодекса, как наиболее объективно отражающих соотносительную значимость охраняемых этими статьями благ. При этом автор вводит некий базисный уровень размера компенсации морального вреда, определенный применительно к страданиям, испытываемым потерпевшим при причинении тяжкого вреда здоровью, совершенного с особой жестокостью, издевательствами или мучениями. Этот уровень предлагается установить в размере 720 минимальных размеров оплаты труда (далее – МРОТ). Обосновывая данный размер, автор исходит из того, что 720 МРОТ – это заработок гражданина за десять лет при размере месячного заработка 6 МРОТ и именно такой среднемесячный заработок в настоящее время в наибольшей степени стимулируется нашим налоговым законодательством.
Применяя указанный базисный уровень и соотношение максимальных размеров санкций статей Уголовного кодекса, автор разрабатывает таблицу размеров компенсации презюмируемого морального вреда применительно к различным видам посягательств на нематериальные блага личности. При этом, учитывая, что не все виды правонарушений влекут уголовную ответственность, размер компенсации презюмируемого морального вреда для не являющихся преступлениями правонарушений принимается равным размеру компенсации того же вреда для видов преступлений, влекущих, по мнению разработчика, сходную глубину страданий. Так, презюмируемый моральный вред при нарушении имущественных прав потребителей, а также причинение морального вреда незаконными действиями и решениями органов власти и управления приравниваются к презюмируемому моральному вреду при уголовно наказуемом обмане потребителей.
В соответствии с таблицей базисный уровень, например, просто за причинение тяжкого вреда здоровью будет 576 МРОТ, а например, за подмену ребенка – 360 МРОТ.
Далее, руководствуясь критериями, предусмотренными гражданским законодательством, предлагается уже применительно к конкретному правонарушению определять размер компенсации действительного морального вреда. При этом, по мнению автора, действительный размер может превышать презюмируемый не более чем в четыре раза, однако без ограничений размера в сторону уменьшения.
Для облегчения учета критериев компенсации морального вреда А. М. Эрделевский рекомендует использовать разработанную им специальную формулу:
D = d × fv × i × с × (1 – fs) × p.
Буквами латинского алфавита в ней обозначены:
D – размер компенсации действительного морального вреда;
d – размер компенсации презюмируемого морального вреда;
fv – степень вины причинителя вреда, предлагаемая в пределах О < fv < 1;
i – коэффициент индивидуальных особенностей потерпевшего, при этом < 1 <2;
с – коэффициент учета заслуживающих внимания фактических обстоятельств, предлагаемый в пределах от 0 до 2 включительно;
fs – степень вины причинителя, при этом 0 < fs < 1;
р – коэффициент имущественного положения причинителя вреда, который, естественно, должен приниматься во внимание только при совершении правонарушения по неосторожности и который, по мнению составителя формулы, должен быть помещен в пределы от 0,5 до 1 включительно.
Для коэффициента, отражающего степень вины причинителя вреда, автор предлагает использовать следующие значения: 0,25; 0,5; 0,75 и 1 для, соответственно, простой неосторожности, грубой неосторожности, косвенного умысла и прямого умысла.
Для коэффициента, отражающего степень возможной вины потерпевшего, автор предлагает значение 0,5 при грубой неосторожности потерпевшего, а при наличии любого вида умысла – равным 1, что равносильно отказу в компенсации морального вреда в соответствии с п. 1 ст. 1083 ГК РФ.
На наш взгляд, вместо имеющегося ныне практически ничем не ограниченного свободного усмотрения суда при определении размеров компенсации морального вреда в вышеприведенной методике проявляется противоположная крайность.
Представляются излишними и не всегда обоснованными предпринимаемые автором этого метода попытки чрезмерной детализации критериев компенсации моральных страданий. Например, предлагаемая дифференциация значений степени вины причинителя вреда явно дублирует уже существующее в Уголовном кодексе разделение большинства преступлений против личности в зависимости от формы вины. Так, размеры наказаний за умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести (ч. 1 ст.112 УК РФ) и за причинение такого же вреда, но по неосторожности (ч. 3 ст. 118 УК РФ) отличаются весьма ощутимо: в первом случае – до трех лет лишения свободы, а во втором – до трех месяцев ареста. Разумеется, так же ощутимо должен различаться и размер взыскиваемого морального вреда в каждом из этих случаев. Обращаясь к расшифровке формулы А. М. Эрделевского, нетрудно заметить, что если ему еще как-то удалось предложить фиксированные значения для различных степеней вины причинителя вреда и потерпевшего, то для учета индивидуальных особенностей потерпевшего и заслуживающих внимания обстоятельств причинения морального вреда никаких конкретных значений предложить не удалось, за исключением придуманной им самим же «вилки» этих значений от 0 до 2. Как бы в оправдание автор отмечает, что каждому виду правонарушений свойственны характерные именно для этого вида особенности и обстоятельства. К этому можно добавить, что и преступления одной видовой принадлежности могут быть совершены при весьма различных обстоятельствах, которые абсолютно по-разному могут повлиять на психику пострадавших, у каждого из которых при этом могут оказаться свои особые индивидуальные особенности. Поэтому представляется практически невозможным установить какие-либо общие коэффициенты индивидуальных особенностей потерпевшего и заслуживающих внимания фактических обстоятельств дела даже в пределах одного вида преступлений, не говоря уже об учете их внутривидовой индивидуализации.
Одновременно попытка введения указанной формулы, на наш взгляд, явно необоснованно и до предела сузит прерогативы суда при определении размера компенсации по конкретному делу, и тем самым его роль будет сведена во многом к выполнению чисто бухгалтерской функции. Здесь представляется уместным провести аналогию с механизмом определения наказания, в том числе в виде денежного штрафа, по уголовным делам, когда законодатель устанавливает только верхние и нижние границы наказания, оставляя окончательное определение его размера на усмотрение суда. Суд при этом, естественно, исходит из установленных уголовным законом (ст. 60 УК РФ) критериев определения размера наказания, но никак не из формулы, хотя бы и разработанной на основе этих критериев. При этом вряд ли кто-либо будет утверждать, что справедливое и законное определение размера уголовного наказания менее важно, нежели правильное определение размера компенсации морального вреда. Так почему же, предоставляя судье право назначать уголовное наказание в пределах, установленных санкцией соответствующей статьи Уголовного кодекса, нельзя предоставить ему аналогичное право определять размер компенсации морального вреда в границах, производных от верхнего и нижнего пределов уголовного наказания? При этом, как предлагает В. Я. Понарин, размеры соответствующих границ можно соотносить с верхним и нижним пределами размера уголовного наказания в виде лишения свободы из расчета 1 МРОТ за один месяц лишения свободы. Хотя с учетом некоторой экономической обоснованности размера базисного уровня, предложенного А. М. Эрделевским, один месяц лишения свободы, по-видимому, лучше соотносить с шестью минимальными размерами заработной платы. Последний показатель легко высчитать, если 720 МРОТ (размер предлагаемого базисного уровня) разделить на 120 месяцев (максимальный размер наказания, установленный за причинение тяжких телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах).
При таком подходе размер денежной компенсации за моральные страдания, причиненные, в частности, преступлением, предусмотренным ч. 1 ст. 264 УК РФ, будет находиться в границах от 3600 руб. до 14 400 руб., [228 - Санкция ч. 1 ст. 264 УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 6 месяцев до 2 лет (24 месяцев). Умножение 600 руб. (сумма шести минимальных размеров оплаты труда) на указанное количество месяцев и создает границы размера денежной компенсации за моральный вред, причиненный преступлением, предусмотренным ч. 1 ст. 264 УК РФ.] что, например, будет полностью исключать приведенную выше ситуацию из судебной практики, когда размеры денежных компенсаций по уголовным делам, предусмотренным ч. 1 ст. 264 УК РФ, отличались друг от друга в тридцать раз.
Если попытаться подвести некоторые итоги вышесказанному, то, очевидно, в целом следует согласиться с идеей об ограничении размеров компенсации морального вреда, используя для этого санкции статей уголовного закона. Соответственно указанная компенсация должна находиться в пределах денежных сумм, соотносимых с максимальным и минимальным размерами уголовного наказания (в виде лишения свободы или исправительных работ [229 - Как минимум, одно из этих наказаний предусматривается санкциями практически всех статей Особенной части УК РФ. Кроме того, законом предусмотрено приравнивание этих наказаний друг к другу: одному дню лишения свободы соответствуют три дня исправительных работ (п. «в» ч. 1 ст. 71 УК РФ).]), предусмотренного уголовным законодательством за соответствующий вид преступлений. При этом следует иметь в виду два существенных момента.
Во-первых, если данные о личности преступника (в случае причинения морального вреда преступлением) предусмотрены в диспозиции статьи уголовного закона в качестве квалифицирующего признака, определение размера компенсации морального вреда должно производиться с учетом уголовного наказания, предусмотренного за аналогичное деяние, но не содержащего такого квалифицирующего признака.
Во-вторых, если преступлением одновременно нарушены и имущественные, и неимущественные права потерпевшего, определение размера компенсации за моральный вред должно производиться исходя из наказания, предусмотренного только за соответствующее преступление против неимущественных прав личности.
Конкретный же размер компенсации за причиненный преступлением моральный вред должен определяться в соответствующих границах уже с учетом критериев, установленных гражданским законодательством в ст. 151, 1083, 1101 ГК РФ.
2.3.5. Совместное причинение морального вреда: долевая или солидарная ответственность
Анализ современной судебной практики компенсации морального вреда, причиненного совместными действиями нескольких лиц, показывает, что в настоящее время наметилась устойчивая тенденция к применению долевой ответственности к сопричинителям такого вреда. Однако с точки зрения действующего гражданского законодательства такие решения представляются достаточно спорными.
Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ своим определением изменила приговор суда в части солидарного возмещения морального вреда, причиненного осужденными, один из которых покушался на жизнь потерпевшего, а другой совершил в отношении того же потерпевшего квалифицированное хулиганство. Верховный Суд посчитал, что в данном случае моральный вред должен компенсироваться в долевом порядке, поскольку при решении вопроса о его компенсации суду надлежало исходить из степени вины каждого из причинителей вреда. [230 - Определение Судебной коллегии Верховного Суда РФ № 77–097–22 по делу Николаенко А. и Николаенко И. // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. № 4. С. 21.]
В соответствии с приговором Гатчинского городского федерального суда Ленинградской области от 10 сентября 1997 г. с Воскресенского Н. В. и Федорова А. В., осужденных по п. «б» ч. 2 ст. 131 и п. «б» ч. 2 ст. 132 УК РФ, в счет компенсации причиненного морального вреда в пользу потерпевшей было взыскано 10 млн руб. солидарно. Однако своим определением от 28 декабря 1997 г. Судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского областного суда данный приговор в части решения по гражданскому иску изменила, взыскав с каждого из осужденных по 5 млн руб. в счет компенсации морального вреда. [231 - Архив Гатчинского федерального городского суда Ленинградской области за 1997 г. Дело № 1–1265.]
Батченко С. А., Хворот А. Н. и Золотухин Г. А. по приговору Николаевского федерального суда Волгоградской области от 30 мая 1996 г. были осуждены по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР. При этом с каждого из них в пользу потерпевшего было взыскано по 2 млн руб. в счет компенсации причиненного морального вреда. [232 - Архив Николаевского федерального районного суда Волгоградской области за 1996 г. Дело № 1–22.]
Все три приведенных примера демонстрируют отчетливо наметившуюся в последнее время в практике судов всех уровней вполне определенную тенденцию, направленную на применение долевой ответственности при совместном причинении морального вреда. В частности, из 20 изученных нами уголовных дел, по которым моральный вред потерпевшему причинялся совместными действиями нескольких преступников, в 9 случаях (45 %) суд принимал решение о взыскании соответствующей денежной компенсации с осужденных лиц в долевом порядке. Ученые, специализирующиеся в области гражданского права, отмечают, что такая практика не соответствует требованиям закона. [233 - См., напр.: Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 119–121.]
Применение в указанных случаях долевой ответственности находится в очевидном противоречии с действующим гражданским законодательством, и вот почему. Действительно, в п. 2 ст. 1101 ГК РФ указано, что размер компенсации морального вреда определяется судом, в частности, в зависимости от степени вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда. Тем не менее ни в самой ст. 1101, ни в регулирующем компенсацию морального вреда § 4 гл. 59 ГК РФ ничего не упоминается об ответственности за совместно причиненный моральный вред. Вместе с тем из положений п. 1 ст. 1099 ГК РФ следует, что основания и размер компенсации гражданину морального вреда определяются правилами гл. 59 и ст. 151 ГК РФ. Это, в частности, означает, что при компенсации за совместно причиненный моральный вред применимы нормы § 1 указанной главы Гражданского кодекса, определяющие общие положения ответственности за причинение вреда. [234 - См. также: Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда // Законность. 1997. № 5. С. 36–37.] По общему правилу, содержащемуся в ст. 1080 ГК РФ, лица, совместно причинившие вред, отвечают перед потерпевшим солидарно. Предусмотренное этой же статьей отступление от этого правила, с возложением на сопричинителей вреда ответственности в долях, возможно только при соблюдении двух условий: при наличии заявления потерпевшего и в его интересах.
Таким образом, все сказанное не позволяет с полной уверенностью утверждать, что положение п. 2 ст. 1101 ГК РФ относится именно к случаям причинения морального вреда, аналогичным трем приведенным. Мало того, в тексте ст. 1101 вообще говорится только о степени вины причинителя, а не каждого из сопричинителей морального вреда. Все это позволяет сделать вывод, что данный критерий определения размера взыскиваемой компенсации морального вреда может относиться к двум другим предусмотренным законом обстоятельствам:
1) причинитель вреда, возместивший совместно причиненный вред, вправе требовать с каждого из других причинителей вреда долю выплаченного потерпевшему возмещения в размере, соответствующем степени вины этого причинителя вреда (п. 2 ст. 1081 ГК РФ);
2) при грубой неосторожности самого потерпевшего, содействовавшей возникновению или увеличению вреда, в зависимости от степени вины потерпевшего и причинителя вреда размер возмещения должен быть уменьшен (п. 2 ст. 1083 ГК РФ).
Теперь, уже с учетом изложенного, хотелось бы еще раз обратиться к трем вышеприведенным делам из современной судебной практики компенсации морального вреда, причиненного несколькими лицами. Для первого из этих случаев ответственность в долях за причиненный моральный вред еще как-то можно попытаться обосновать тем, что, хотя она и была возложена за фактически единое преступное посягательство на потерпевшего, совершенное совместными действиями двух лиц, но эти действия все-таки были квалифицированы разными статьями Уголовного кодекса. Однако два последних примера вызывают полное недоумение. Достаточно очевидно, что в обоих случаях вред потерпевшим был причинен совместными действиями, соответственно, двух насильников и трех хулиганов, осужденных по одинаковым статьям уголовного закона. Применение долевой ответственности при таких обстоятельствах не будет оправданным даже с учетом п. 2 ст. 1101 ГК РФ, поскольку суд, взыскав с каждого из осужденных одинаковый размер компенсации морального вреда, тем самым никак не выделил степень вины кого-либо из них.
При этом совершенно ясно, что по всем трем делам при возложении долевой ответственности за причиненный моральный вред не было выполнено ни одно из двух условий, предусмотренных для наступления такой ответственности п. 2 ст. 1080 ГК РФ. Во всех делах отсутствовало заявление потерпевшей стороны с просьбой применить долевую ответственность к виновным. Ну, а преимущества солидарной ответственности перед долевой достаточно очевидны.
Солидарная ответственность причинителей вреда предполагает, что потерпевший вправе требовать возмещения причиненного вреда как от всех причинителей совместно, так и от любого из них в отдельности, причем как полностью, так и частично (п. 1 ст. 323 ГК РФ). Если потерпевший не получает полной компенсации от одного из сопричинителей вреда, он имеет право требовать недополученное от остальных сопричинителей вреда, при этом они остаются обязанными до тех пор, пока обязательство не будет исполнено полностью (п. 1 ст. 323 ГК РФ).
Применение же долевой ответственности явно ущемляет права потерпевшего, резко уменьшая его шансы своевременно и в полном объеме компенсировать причиненный преступлением моральный вред, например, вследствие имущественной несостоятельности одного из ответчиков.
Представляется, что для решения этой проблемы необходимо как минимум, соответствующее разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, в котором было бы четко указано, что лица, совместно причинившие моральный вред, несут перед потерпевшим ответственность по правилам, установленным ст. 1080 ГК РФ.
Одновременно, применительно к п. 2 ст. 1101 ГК РФ, при определении размера денежной компенсации морального вреда степень вины причинителя вреда должна учитываться в случае регрессного требования одного из причинителей вреда, возместившего совместно причиненный вред, к другим причинителям вреда (п. 2 ст. 1081 ГК РФ), а также в случае наличия в действиях потерпевшего грубой неосторожности, содействовавшей возникновению или увеличению вреда (п. 2 ст. 1083 ГК РФ).
2.3.6. Проблемы обеспечения гражданского иска о компенсации морального вреда
По заявлению лиц, участвующих в деле, судья или суд может принять меры по обеспечению иска. Обеспечение иска допускается во всяком положении дела, если непринятие мер по обеспечению иска может затруднить или сделать невозможным исполнение решения суда (ст. 139 ГПК РФ). Достаточно очевидно, что основной мерой по обеспечению иска о компенсации морального вреда является наложение ареста на имущество, принадлежащее ответчику и находящееся у него или у других лиц (п. 1 ч. 1 ст. 140 ГПК РФ).
Исполнимость решения суда о взыскании денежной компенсации за причиненный моральный вред во многом зависит от мер, принятых судом по обеспечению ранее предъявленного соответствующего гражданского иска. Общеизвестны крайне низкие показатели реального исполнения решений судов о возмещении ущерба. В этих условиях повышение значения своевременности наложения ареста на имущество должников, безусловно, является важным средством нормализации положения в этом вопросе. Например, в судах Российской Федерации в первом полугодии 1997 г. по исполнительным листам о взыскании ущерба, причиненного преступлениями, по сравнению с аналогичным периодом 1996 г., реальные взыскания судебных исполнителей в относительном исчислении повысились с 19,0 до 29,7 %. Этому, в частности, способствовало более активное принятие мер к обеспечению иска в стадии судебного разбирательства путем наложения ареста на имущество. [235 - Исполнительное производство в судах Российской Федерации (первое полугодие 1997 года) // Российская юстиция. 1997. № 12. С. 51.]
Вместе с тем необходимо учитывать, что такая эффективная мера по обеспечению предъявленного иска, как наложение ареста на имущество или денежные суммы, принадлежащие ответчику или находящиеся у него или у других лиц (п. 1 ст. 134 ГПК РСФСР), была рассчитана в первую очередь на обеспечение исков о возмещении имущественного ущерба. [236 - На момент принятия продолжающего действовать Гражданского процессуального кодекса РСФСР (11 июня 1964 г.) возможность материальной компенсации морального вреда, как известно, отечественным законодательством не предусматривалась.] Однако в случае применения такой меры по обеспечению гражданского иска о компенсации морального вреда нельзя оставлять без внимания как явную специфичность такого вреда, так и условия, сопровождающие его компенсацию.
Во-первых, в определении размера денежной суммы, которую истец просит взыскать с ответчика, он ничем не ограничен, поскольку в гражданском процессе размер государственной пошлины по делам о компенсации морального вреда крайне незначителен (приравнивается к оплате исковых заявлений неимущественного характера – 10 % от минимального размера оплаты труда) и не зависит от размера иска. [237 - Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 11.] В уголовном же процессе истец вообще освобожден от уплаты какой-либо пошлины по заявленному им гражданскому иску. Соответственно денежная сумма, которую истец просит взыскать в качестве компенсации за причиненные моральные страдания, определяется им весьма произвольно и в большинстве случаев в сторону явного завышения величины этой суммы. [238 - См. об этом: Жуйков В. Возмещение морального вреда // Там же. 1994. № 11. С. 14.]
Во-вторых, согласно ст. 151, 1101 ГК РФ размер компенсации морального вреда определяется судом, т. е. законодатель фактически отказался от прямого регулирования его конкретного размера, оставив решение вопроса на усмотрение суда. Это представляется достаточно очевидным, поскольку какой-либо базовый или ориентировочный размер компенсации законом не установлен, как не существует и общей единицы измерения или эквивалента между перенесенными страданиями и денежной единицей. Таким образом, до вынесения судебного решения окончательного размера компенсации морального вреда не существует. Следовательно, мнение истца о размере компенсации, выраженное им в исковом заявлении, не может считаться ценой иска, на которую в целях обеспечения последнего необходимо ориентироваться при определении количества имущества, подлежащего аресту. [239 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 121–122; Резник Г. Неимущественный иск не подлежит обеспечению имущественным арестом // Российская юстиция. 1994. № 6. С. 10.]
В связи с этим среди юристов даже развернулась достаточно острая дискуссия о допустимости вообще наложения ареста на имущество для обеспечения исков о компенсации морального вреда. Поводом для такой дискуссии стало определение Свердловского народного суда г. Москвы от 19 октября 1993 г. о наложении ареста на имущество известного музыканта Петрова Н. А., выступавшего в роли соответчика в деле по иску фирмы «Ю. С. С. Ю. Артс Групп, Инк.» С. Шарпа, Т. Дэла о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда в размере 1150 млрд рублей (неденоминированных).
Определением Судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 16 ноября 1993 г. указанное определение народного суда было отменено со снятием ареста, наложенного на имущество Петрова Н. А. Данное решение было обосновано тем, что моральный вред, хотя и определяется в конкретной денежной сумме, но признается вредом неимущественным и поэтому такая мера обеспечения иска, как наложение ареста на имущество, недопустима.
Постановлением президиума Московского городского суда от 25 мая 1994 г. определение кассационной инстанции оставлено без изменения, а протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, в котором ставился вопрос о его отмене, – без удовлетворения. При этом в постановлении, в частности, было отмечено, что обеспечение иска в виде ареста на имущество применяется по требованиям, носящим имущественный характер. [240 - Мосгорсуд отклонил протест заместителя Председателя Верховного Суда // Российская юстиция. 1994. № 8. С. 37–41.]
12 августа 1994 г. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ определение коллегии по гражданским делам и постановление президиума Московского городского суда отменила, указав, что вышеприведенные выводы кассационной и надзорной инстанций противоречат закону. Так, закон не устанавливает применение мер по обеспечению гражданского иска только при наличии определенных требований, например, имущественных: о характере требований закон вообще не упоминает и с ним не связывает возможность или невозможность применения мер по обеспечению иска. Статья 133 ГПК РСФСР, действовавшего в тот момент, устанавливает только условия, при которых обеспечение иска допускается: если непринятие мер может затруднить или сделать невозможным исполнение решения суда. Отсюда был сделан следующий вывод: «…Обеспечение иска о возмещении морального вреда, хотя этот вред действительно является неимущественным, возможно, поскольку в случае его удовлетворения исполнение решения состоит во взыскании денежных сумм, которое может быть, при определенных обстоятельствах, обращено и на имущество должника». [241 - Российская юстиция. 1994. № 10. С. 38.]
Такую точку зрения по данному вопросу с аналогичной в целом аргументацией разделяет целый ряд научных и практических работников, специализирующихся в сфере права. [242 - См. напр.: Падва Г., Короткова Е. Обеспечение исков, вытекающих из личных неимущественных отношений // Российская юстиция. 1994. № 3. С. 43–44; Треушников М. Обеспечение неимущественного иска имущественным арестом возможно // Там же. № 10. С. 39; Жуйков В. Возмещение морального вреда. С. 14]
Однако, по-видимому, нельзя не прислушаться и к доводам придерживающегося прямо противоположных взглядов Г. М. Резника. Им, в частности, отмечается: «При отсутствии цены иска (о чем в нашей работе говорилось чуть выше. – К. Г., С. Н.) и символической госпошлине заявление произвольных, гигантских, буквально с потолка взятых сумм компенсации морального вреда – закономерность. Считать возможным обеспечение подобных исков имущественным арестом – значит толкать к произволу». [243 - Резник Г. Неимущественный иск не подлежит обеспечению имущественным арестом // Российская юстиция. 1994. № 6. С. 11.] Данный вывод автор иллюстрирует достаточно яркими примерами из судебной практики, когда в целях обеспечения исков о компенсации морального вреда, ориентируясь на явно завышенные «потолочные» суммы, предлагаемые истцами в своих заявлениях, суды явно необоснованно и достаточно серьезно ущемляли права и интересы гражданских ответчиков. По уже упоминаемому делу пианиста Петрова Н. А. в связи с заявленной, просто астрономической суммой компенсации морального вреда (1150 млрд руб.) было, по существу, арестовано все его имущество, включая приватизированную квартиру, дачу, две автомашины, вклады. Суды, фактически блокируя нормальную работу учреждений, налагали арест на расчетные счета средств массовой информации, даже на банковский счет благотворительного фонда. При этом нередко в удовлетворении таких, зачастую многомиллионных, исков в итоге вообще было отказано, или иск удовлетворялся на многократно меньшую сумму. [244 - См.: Резник Г. Имущественный арест по неимущественному спору: за и против // Российская юстиция. 1995. № 1. С. 11, 30.]
Таким образом, вполне закономерно, что заместитель Председателя Верховного Суда РФ В. М. Жуйков, стоящий на позициях допустимости наложения ареста на имущество по иску о компенсации морального вреда, все-таки посчитал необходимым отметить, что предъявление исков о возмещении морального вреда в огромных, явно не соответствующих обстоятельствам дела, размерах и наложение арестов на имущество ответчиков, равное по стоимости этим размерам (а им чаще всего может оказаться все имущество), может привести к злоупотреблениям истцов своими правами. Поэтому судья, решая вопрос об обеспечении таких исков, должен проявлять большое внимание ко всем деталям дела, разумность в принятии решения и строго соблюдать всю процедуру вынесения определений, которые обязательно должны быть мотивированными. Представляется, что при разрешении ходатайств истцов об обеспечении исков о возмещении морального вреда, предъявленных в явно завышенных и нереальных размерах, судьям следует разъяснять истцам возможные последствия таких процессуальных действий на случай отказа в исках: право ответчика потребовать от истца возмещения убытков, причиненных ему мерами по обеспечению иска, допущенными по просьбе истца. Судья также вправе потребовать от истца предоставления обеспечения возможных для ответчика убытков (в ныне действующем ГПК РФ указанные последствия предусмотрены ст. 146. – К. Г., С. Н.). Обеспечение иска в подобных случаях может быть произведено судьей не в полном размере, о котором просит истец, а лишь в той части, в какой судья признает это необходимым. [245 - Жуйков В. Возмещение морального вреда. С. 14–15.]
Хотя последняя из приведенных рекомендаций несколько озадачивает, [246 - Обеспечение иска о компенсации морального вреда не в объеме, просимом истцом, а в той части, в какой судья признает это необходимым может быть истолковано как предрешение выводов суда (см. об этом: Резник Г. Имущественный арест по неимущественному спору: за и против. С. 30).] по-видимому, все они могут быть использованы для защиты законных интересов гражданских ответчиков от мер по обеспечению неоправданно завышенных исков о компенсации морального вреда.
Глава 3
Особенности защиты различных типов неимущественных благ и институт компенсации морального вреда
3.1. Защита жизни и здоровья
3.1.1. Защита права на жизнь
Право на жизнь является одним из основных естественных прав человека. Провозгласив в Конституции Российской Федерации человека высшей ценностью и возложив на государство обязанность признания, соблюдения и защиту его прав и свобод (ст. 2), включая и право на жизнь (ст. 20 Конституции РФ и ст. 150 ГК РФ), законодатель, к сожалению, однозначно не установил моменты возникновения и прекращения правоспособности гражданина. В ст. 17 Конституции РФ говорится: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения». С некоторой степенью вероятности можно предположить, что в данном случае имеется в виду физическое появление человека на свет. Хотя, например, в соответствии с п. 3 ст. 3 Семейного кодекса РФ «признание брака недействительным не влияет на права детей, родившихся в таком браке или в течение трехсот дней со дня признания брака недействительным». Иными словами в этом случае за еще не появившимся на свет ребенком зарезервированы его будущие права.
Еще более неудачно подходят к этой проблеме Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан. [247 - Ведомости Совета народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 33. Ст. 1318; Собрание Законодательства РФ. 2000. № 49. Ст. 4740; 13.01.2003. № 2. Ст. 167.] Статья 36 указанных Основ предоставляет каждой женщине «самостоятельно решать вопрос о материнстве» в виде права на «искусственное прерывание беременности», которое «проводится по желанию женщины при сроке беременности до 12 недель, по социальным показаниям – при сроке беременности до 22 недель, а при наличии медицинских показаний и согласия женщины – независимо от срока беременности». Причем искусственное прерывание беременности проводится в рамках программ обязательного медицинского страхования (т. е. за счет государственного бюджета) в учреждениях, получивших лицензию на указанный вид деятельности, врачами, имеющими специальную подготовку». Таким образом, право человека на жизнь и, следовательно, все прочие права в продолжение 12 недель зависят от желания женщины; 22 недель – от желания женщины и социальных показаний; а вплоть до последнего момента появления гражданина на свет – от желания женщины и медицинских показаний.
В настоящее время существует ряд точек зрения на право женщины на искусственное прерывание беременности. [248 - Медицина и права человека. М., 1992.] В то же время этот вопрос однозначно был решен еще в клятве Гиппократа на рубеже V и IV вв. до н. э.: «…не допущу и беременных женщин до аборта», [249 - Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1. Античность. М., 1994. С. 89.] а также практически всеми основными мировыми религиями. [250 - Медицина и права человека.] Впервые же в мире официальное разрешение на аборт было введено 16 ноября 1920 г. в послереволюционной России «с целью разрушения традиционной семьи и религии». [251 - Коммерсантъ DAILLY. 1994. 2 дек.; Романовский Г. Б. Конституционное регулирование права на неприкосновенность частной жизни. Дисс… канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 19.]
Более здраво и логично определен в современном законодательстве второй предел физического существования человека, а именно, однозначное определение момента смерти содержится в Законе РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» от 22 декабря 1992 г. [252 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 2. Ст. 62] Статья 9 данного Закона говорит об определении наступления смерти на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга (смерти мозга), установленной в соответствии с процедурой, утвержденной Министерством здравоохранения РФ. Тогда, если имеются бесспорные доказательства факта смерти, зафиксированного консилиумом врачей-специалистов, допускается возможность изъятия органов и (или) тканей у трупа для трансплантации. При этом в диагностике смерти в случае предполагаемого использования в качестве донора умершего запрещается участие трансплантологов и членов бригад, обеспечивающих работу донорской службы и оплачиваемых ею.
В то же время, в связи с важностью данного вопроса представляется необходимым включение трактовки понятия смерти в более доступный гражданам нормативный акт. Наиболее верным было бы принятие специального закона о смерти, который регламентировал бы и процедуру факта ее установления квалифицированным специалистом.
Еще одной важной проблемой является периодически поднимаемый вопрос о праве человека на добровольный уход из жизни и на помощь ему в этом со стороны (эвтаназия). [253 - См., напр.: Малеина М. Н. 1) Защита личных неимущественных прав советских граждан. М., 1991. С. 11–16; 2) О врачебной тайне // Советское государство и право. 1981. № 8. С. 36.] Не затрагивая медицинской специфики этой проблемы, следует отметить практическую невозможность определения границ желания человеком смерти. Таким образом, любая помощь ему в этом, как конкретными действиями, так и бездействием, может быть однозначно расценена как причинение смерти или доведение до самоубийства (ст. 105, 110 УК РФ).
Причем об этом же говорит и многовековая история развития цивилизации. Общепризнанным источником, концентрирующим этические воззрения человечества по многим вопросам, является клятва Гиппократа, составленная на рубеже V и IV вв. до н. э. и являвшаяся образцом гуманного отношения к людям для множества поколений. Но, судя по всему, многие ее нормы оказываются недостижимыми до сих пор, ибо еще в Древней Греции врач клялся: «Никому не поднесу лекарства смертоносного, даже если об этом попросят, также не дам такого совета другому». [254 - Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1. Античность. С. 89.]
Как уже отмечалось, уголовная ответственность предусмотрена за ряд правонарушений в отношении права на жизнь, среди них:
а) умышленное убийство, в том числе при отягчающих обстоятельствах (ст. 105 УК РФ);
б) убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ);
в) убийство, совершенное в состоянии аффекта (ст. 107 УК РФ);
г) убийство, совершенной при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ст. 108 УК РФ);
д) причинение смерти по неосторожности (ст. 109 УК РФ);
е) доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ).
Причем важность данного права для нормальной жизни общества столь значима, что, например, за совершение убийства при отягчающих обстоятельствах законом предусмотрено наказание вплоть до смертной казни. [255 - Отягчающими обстоятельствами согласно ч. 2 ст. 105 УК РФ могут, в частности, быть случаи, когда совершается убийство: двух или более лиц; лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности; с особой жестокостью и др.] О смертной казни как об исключительной мере наказания за особо тяжкие преступления против жизни говорится и в Конституции РФ (ст. 20). В то же время в указанной статье имеется оговорка «впредь до ее отмены», т. е. законодатель не был уверен в абсолютном праве общества лишать человека жизни, предполагая возможность отмены указанной меры наказания. Действительно, этот вопрос не является простым, ибо, очевидно, само общество, его состояние во многом определяют уровень и характер преступлений. Так насколько логичным и справедливым будет лишение человека жизни (т. е. того, что не может быть возвращено в случае пересмотра приговора, да и дано не обществом)?
Кроме того, согласно ч. 2 ст. 20 Конституции РФ возможность применения наказания в виде смертной казни связывается с предоставлением обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. Как известно, до 1 января 2003 г. суд присяжных действовал только в девяти субъектах Российской Федерации. [256 - Постановление Верховного Совета РФ от 16 июля 1993 г. № 5451/1–1 «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации “О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях”» // Российские вести. 1993. № 157; см. также: Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». № 181-ФЗ от 27 декабря 2002 г. // Российская газета. 2002. 31 дек. – Согласно данному Закону окончательно на всей территории Российской Федерации суды присяжных должны начать действовать с 1 января 2007 г.] Соответственно Конституционный Суд РФ своим постановлением от 2 февраля 1999 г., по сути, объявил в стране мораторий на вынесение смертных приговоров до тех пор, пока в действующее законодательство не будут внесены изменения и дополнения, обеспечивающие на всей территории России реализацию права обвиняемого в преступлении, за совершение которого возможно назначение наказания в виде смертной казни, на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. [257 - Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 постановления Верховного Совета РФ от 16 июля 1993 г. «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях» в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан // Российская газета. 1999. 10 февр.]
В случае, когда гражданину угрожают посягательством на его жизнь, очевидно, что он испытывает нравственные страдания. Таким образом, при подобном правонарушении потерпевший имеет несомненное право на компенсацию причиненного ему морального вреда. Кроме того, компенсация морального вреда должна иметь место и в случае нарушения указанного права в отношении других лиц, ибо при наступлении смерти человека, его близкие, безусловно, испытывают нравственные, а зачастую и физические страдания, которые стали следствием утраты кого-либо из своих родственников. Другими словами, родственникам погибшего причиняется моральный вред в результате умаления их неимущественных благ и прав, связанных с возможностью общения с близким им человеком.
Подобное разъяснение содержится в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда», согласно которому моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников. [258 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 9.] В этом отношении нельзя не отметить нечеткость вышеуказанной формулировки. Прежде всего неясно, какую степень родства имеет в виду законодатель. Также ничем, разве только желанием установить хоть какой-нибудь более-менее определенный круг лиц, невозможно объяснить и отсутствие в современном законодательстве права на компенсацию морального вреда у близких покойному людей (например, супруга по гражданскому, официально не зарегистрированному, браку) и наличие такового для того, кто, может быть, никогда не видел умершего, но формально является его родственником. Думается, что признание гражданина субъектом права на компенсацию морального вреда в каждом конкретном случае должно быть предоставлено суду.
3.1.2. Право на защиту здоровья
Согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (в том числе жизнь и здоровье). В частности, моральный вред может заключаться в нравственных (и в физических также. – К. Г., С. Н.) страданиях в связи с невозможностью продолжать активную общественную жизнь, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью (а следовательно, и нравственных переживаниях также. – К. Г., С. Н.), связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий.
Особое значение имеет для человека конституционное право на охрану здоровья (ст. 41 Конституции РФ) и тесно связанное с ним право на благоприятную окружающую среду (ст. 42 Конституции РФ). Здоровье, как и жизнь, зафиксированы в ст. 150 ГК РФ в перечне нематериальных благ, принадлежащих гражданину от рождения, неотчуждаемых и непередаваемых иным способом.
В качестве гарантии реализации данного права Конституция РФ в ст. 40 предусматривает оказание медицинской помощи в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов и других поступлений. Также предполагается параллельное развитие государственной, муниципальной и частной систем здравоохранения, поощрение деятельности, способствующей укреплению здоровья человека, развитию физической культуры и спорта, экологическому и санитарно-эпидемиологическому благополучию; запрещается сокрытие фактов и обстоятельств, создающих угрозу для жизни и здоровья людей. Кроме того, в соответствии со ст. 42 каждый имеет право на достоверную информацию о состоянии окружающей среды и на возмещение ущерба, причиненного его здоровью или имуществу экологическим правонарушением.
Меры по реализации рассматриваемого права предусмотрены целым рядом нормативных актов, главным из которых являются Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан. [259 - Ведомости Совета народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 33. Ст. 1318; Собрание законодательства РФ. 2000. № 49. Ст. 4740; 13.01.2003. № 2. Ст. 167.] Данные Основы устанавливают общую модель охраны здоровья граждан, опираясь на следующие принципы: соблюдение прав человека и гражданина в области охраны здоровья и обеспечение связанных с этими правами государственных гарантий; приоритет профилактических мер в области охраны здоровья граждан; доступность медико-социальной помощи; социальная защищенность граждан в случае утраты здоровья; ответственность органов государственной власти и управления, предприятий, учреждений и организаций независимо от формы собственности, должностных лиц за обеспечение прав граждан в области охраны здоровья.
Правовые, экономические и организационные основы медицинского страхования населения в Российской Федерации определяет Закон РФ «О медицинском страховании граждан в Российской Федерации» от 28 июня 1991 г. [260 - Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР Верховного Совета. 1991. № 27. Ст. 920.] (с изменениями на 22 мая 2002 г.). Закон нацелен на усиление заинтересованности и ответственности населения и государства, предприятий, учреждений, организаций в охране здоровья граждан в новых экономических условиях. В соответствии со ст. 15 («Права и обязанности страховой медицинской организации») страховая медицинская организация имеет право «предъявлять в судебном порядке иск медицинскому учреждению или (и) медицинскому работнику на материальное возмещение физического или (и) морального ущерба, причиненного застрахованному по их вине».
Оказание психиатрической помощи в Российской Федерации основывается на Законе РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» от 2 июля 1992 г. [261 - Там же. 1992. № 33. Ст. 1913.] (с изменениями на 10 января 2003 г.).
Значительная роль в системе права на охрану здоровья принадлежит законодательным актам, нацеленным на охрану окружающей среды. Так, еще 14 июля 1982 г. был принят Закон РСФСР «Об охране атмосферного воздуха». В настоящее время этот Закон утратил силу в связи с изданием Федерального закона РФ «Об охране атмосферного воздуха» от 4 мая 1999 г. [262 - Собрание законодательства РФ. 1999. № 18. Ст. 2222.] Новый Закон устанавливает правовые основы охраны атмосферного воздуха и направлен на реализацию конституционных прав граждан на благоприятную окружающую среду и достоверную информацию о ее состоянии.
19 декабря 1991 г. был принят Закон РСФСР «Об охране окружающей природной среды». В настоящее время этот Закон также утратил силу в связи с принятием Федерального закона «Об охране окружающей среды» от 10 января 2002 г. [263 - Там же. 2002. № 2. Ст. 133.] Согласно ст. 79 («Возмещение вреда, причиненного здоровью и имуществу граждан в результате нарушения законодательства в области охраны окружающей среды») нового Закона вред, причиненный здоровью и имуществу граждан негативным воздействием окружающей среды в результате хозяйственной и иной деятельности юридических и физических лиц, подлежит возмещению в полном объеме. Определение объема и размера возмещения вреда, причиненного здоровью и имуществу граждан в результате нарушения законодательства в области охраны окружающей среды, осуществляется в соответствии с законодательством.
Значительную роль в системе законодательных актов, предусматривающих меры по охране здоровья, играет Семейный кодекс РФ. [264 - Там же. 1996. № 1. Ст. 16.] В числе прочего Семейный кодекс устанавливает право ребенка на защиту жизни и здоровья (ст. 56), обязанность родителей заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей (ст. 63), порядок отобрания ребенка при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью (ст. 77), а также усыновления (ст. 127) и опеки (попечительства) (ст. 147).
Ряд мер по защите здоровья граждан предусмотрен Законом РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. (с изменениями на 25 июля 2002 г.). Так, ст. 4 указанного Закона запрещает использование в теле-, видео-, кинопрограммах, документальных и художественных фильмах, а также в информационных компьютерных файлах и программах обработки информационных текстов, относящихся к специальным средствам массовой информации, скрытых вставок, воздействующих на подсознание людей и (или) оказывающих вредное влияние на их здоровье.
Кроме того, ст. 49 указанного Закона гарантирует государственную защиту здоровья и жизни журналисту в связи с осуществлением им профессиональной деятельности как лицу, выполняющему общественный долг. С точки зрения декларирования свободы слова и информации эта норма, безусловно, весьма важная. Однако возникает вопрос о том, как именно государство намерено выполнять свои гарантии, а также как соотносится это с конституционным равноправием и правами на жизнь и охрану здоровья всех граждан. Иначе говоря, не собирается ли государство предусмотреть некие особые условия для деятельности журналистов? Но если это не содержится в указанном Законе, не следует ли ожидать нового нормативного акта, посвященного реализации соответствующих мер? По всей видимости, это является маловероятным. Таким образом, ст. 49 Закона РФ «О средствах массовой информации» представляется достаточно декларативной.
Большое значение имеют меры по созданию благоприятных условий для проживания человека. Так, например, Жилищный кодекс РСФСР (с изменениями на 31 декабря 2002 г.) в ст. 29 признает нуждающимися в улучшении жилищных условий граждан: имеющих обеспеченность жилой площадью на одного члена семьи ниже официально установленной нормы; проживающих в жилом помещении (доме), не отвечающем установленным санитарным и техническим требованиям; проживающих в квартирах, занятых несколькими семьями, если в составе семьи имеются больные, страдающие тяжелыми формами некоторых хронических заболеваний, при которых совместное проживание с ними в одной квартире невозможно; проживающих в смежных неизолированных комнатах по две и более семьи при отсутствии родственных отношений.
Само пользование жилым помещением связано с рядом требований к нанимателю, нацеленных на создание нормальных условий для проживания окружающих. Если же наниматель, члены его семьи или другие совместно проживающие с ним лица систематически разрушают или портят жилое помещение, или используют его не по назначению, либо систематическим нарушением правил проживания делают невозможным для других проживание с ними в одной квартире или одном доме, а меры предупреждения и общественного воздействия оказались безрезультатными, производится выселение виновных по требованию наймодателя или других заинтересованных лиц без предоставления другого жилого помещения (ст. 98 Жилищного кодекса РСФСР).
Эта тема поднимается в Правилах предоставления услуг местными телефонными сетями (утверждены постановлением Правительства РФ от 24 мая 1994 г. № 547). Согласно им пользователь обязан не допускать использование телефонного аппарата для преднамеренного причинения другим пользователям беспокойств, а также для создания пользователю телефонного аппарата, работающего по спаренной схеме, затруднительных условий для нормального пользования местной телефонной связью.
Особую тему представляет круг проблем, связанных с охраной здоровья в сфере трудовых правоотношений. Здесь следует выделить два направления: охрана труда и возмещение вреда, причиненного работникам повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей. Эти вопросы в той или иной мере затрагиваются во многих актах трудового законодательства. Так, в Трудовом кодексе РФ самое пристальное внимание уделяется вопросам обеспечения прав работников на охрану труда, особенностям регулирования труда отдельных категорий работников, защите их трудовых прав.
Согласно ст. 8 Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» от 24 июля 1998 г. [265 - Там же. 1998. № 31. Ст. 3803.] возмещение застрахованному морального вреда, причиненного в связи с несчастным случаем на производстве или профессиональным заболеванием, осуществляется причинителем вреда.
Из положений ст. 151 ГК РФ следует, что по общему правилу моральный вред (физические и нравственные страдания) подлежит денежной компенсации в случае посягательства на неимущественные права и другие нематериальные блага гражданина. Как уже отмечалось, моральный вред может заключаться в нравственных (и в физических также. – К. Г., С. Н.) переживаниях в связи с невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью (а следовательно, и нравственных переживаниях также), связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий.
Совершенно очевидно, что как в случае посягательства на здоровье человека, так и в случае угрозы такого посягательства гражданин испытывает нравственные и физические (во втором случае – только нравственные) страдания. Таким образом, пострадавшие от подобных посягательств имеют право требовать компенсации причиненного им морального вреда. Кроме того, на компенсацию причиненного морального вреда, по нашему мнению, могли бы претендовать и близкие родственники (и, возможно, не только родственники) пострадавших лиц, ибо при нанесении вреда здоровью человека его близкие, очевидно, испытывают нравственные (психические) переживания, видя его страдания и сталкиваясь с затруднением общения с ним, т. е. фактически в результате умаления своих неимущественных благ и прав.
Отдельно следует выделить ряд правонарушений, посягающих на здоровье человека, за которые предусмотрена уголовная ответственность:
а) причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ);
б) причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 112 УК РФ);
в) умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ);
г) нанесение побоев, а равно насильственное причинение физической боли (ст. 116 УК РФ);
д) истязание, т. е. систематическое нанесение побоев и иных насильственных действий, причиняющих физическую боль (ст. 117 УК РФ);
е) причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью по неосторожности (ст. 118 УК РФ);
ж) угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119 УК РФ; здесь очевидно наличие страданий только нравственного характера, связанных со страхом за свою жизнь и здоровье);
з) принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации (ст. 120 УК РФ);
и) заражение венерической болезнью или ВИЧ-инфекцией (ст. 121, 122 УК РФ);
к) незаконное производство аборта (ст. 123 К РФ);
л) неоказание помощи больному (ст. 124 УК РФ);
м) оставление в опасности (ст. 125 УК РФ).
Потерпевшие от подобных преступных посягательств имеют возможность реализовать свое право на компенсацию причиненного им морального вреда, заявив соответствующий гражданский иск в порядке гражданского судопроизводства или при производстве по уголовному делу, возбужденному в связи с совершенным преступлением (ст. 42, 44 УПК РФ, постановление Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. [266 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 11.]). В последнем случае решение о компенсации морального вреда может быть принято судом при постановлении приговора по уголовному делу.
3.2. Защита чести, достоинства и деловой репутации
В соответствии с Конституцией РФ достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для его умаления (ст. 21), а также каждый имеет право на защиту своей чести (ст. 23). Таким образом, право на защиту чести и достоинства является конституционным правом граждан, а деловая репутация организаций – одним из условий их успешной деятельности. Это обязывает суды при рассмотрении споров о защите чести и достоинства глубоко анализировать все обстоятельства каждого дела данной категории.
В то же время понятия «честь», «достоинство» и «деловая репутация» не определены в современном законодательстве, в связи с чем возникает необходимость сформулировать их хотя бы в наиболее общем виде.
В целом различные источники сходятся на том, что под честью можно понимать общественную оценку человека, под достоинством – его личную самооценку, а под деловой репутацией – общественную оценку деловых качеств человека. [267 - См., напр.: Марогулова И. Л. Защита чести и достоинства личности. М., 1998. С. 10–11; Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. М., 1997. С. 95; Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1990.]
В Гражданском кодексе РФ отдельно выделена ст. 152, которая специально посвящена защите чести, достоинства и деловой репутации. Согласно п. 1 ст. 152 ГК РФ каждый гражданин имеет право требовать по суду опровержения получивших распространение сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. В соответствии с п. 5 указанной статьи «гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением», а п. 7 распространяет сферу действия настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно и на защиту деловой репутации юридического лица.
Под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, в соответствии с постановлением Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 18 августа 1992 г. «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства гражданина, а также деловой репутации гражданин и юридических лиц» (в ред. постановлений Пленумов Верховного Суда РФ № 11 от 21.12.93 г., № 6 от 25.04.95 г.) следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в служебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу. Сообщение таких сведений лицу, которого они касаются, не может признаваться их распространением. Порочащими называются также не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту или другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т. п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию граждан или юридических лиц.
Охрана чести и достоинства граждан предусмотрена различными отраслями российского права. Особые меры предусмотрены в действующем законодательстве по защите чести и достоинства детей. В ст. 54 Семейного кодекса говорится о праве ребенка на воспитание своими родителями, обеспечение его интересов, всестороннее развитие, уважение его человеческого достоинства. Уточняя пределы родительских прав, ст. 65 того же Кодекса говорит о том, что родители не вправе причинять вред физическому и психическому здоровью детей, их нравственному развитию. Способы воспитания детей должны исключать пренебрежительное, жестокое, грубое, унижающее человеческое достоинство обращение, оскорбление или эксплуатацию детей.
Специальное упоминание о государственных гарантиях защиты чести и достоинства отдельных социальных групп содержится в ст. 49 Закона РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 г. (в отношении журналистов), ст. 5 старого Закона РФ «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г.
Поддержание на высоком уровне деловой репутации как гражданина, так и организации необходимо вне зависимости от общественно-политического устройства государства и конкретной социально-экономической ситуации в стране. Особое значение этот вопрос имеет в условиях рыночной экономики, когда от мнения о человеке в обществе зависит не только его эмоциональное самоощущение, но и реальное экономическое благополучие. В еще большей степени это касается организации, сама возможность существования которой зависит от представления о ней как администрации других организаций (спонсоров, поставщиков, кредиторов и проч.), так и рядовых граждан (клиентов, потребителей), т. е. общества в целом. Проблема защиты репутации является актуальной для всех стран. [268 - О защите репутации за рубежом см., напр.: Комаров А. С. Ответственность в коммерческом обороте. М., 1991. С. 39.] Возможность защиты деловой репутации – неотъемлемая часть правовой системы правового государства, которым названа Российская Федерация в ст. 1 Конституции РФ.
Наиболее общее понятие защиты репутации предполагает, прежде всего, охрану права лица на то, «чтобы сведения о его поведении соответствовали действительности». [269 - Сергеев А. П. Право на защиту репутации. Л., 1989. С. 4.] В настоящее время гражданско-правовая защита деловой репутации опирается на ст. 152 ГК РФ («Защита чести, достоинства и деловой репутации»). В соответствии с ней гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением (п. 5 ст. 152), причем, «правила настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица» (п. 7 ст. 152). Следовательно, возникает проблема толкования указанной нормы, связанная с возможностью понимания ее, как допускающей компенсацию морального вреда юридическому лицу, в отношении которого распространены сведения, порочащие его деловую репутацию.
Трудно однозначно сказать, что именно имел в виду законодатель в данной норме. Тем не менее современное законодательство понимает под моральным вредом физические или нравственные страдания. Об этом говорит п. 1 ст. 151 ГК РФ, предусматривающий денежную компенсацию, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом. В порядке разъяснения существа рассматриваемого института Пленумом Верховного Суда РФ в постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. было указано, что под моральным вредом следует понимать «нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага, или нарушающими его личные неимущественные права, либо нарушающими имущественные права гражданина». [270 - Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 9.] Очевидно, что данное определение неприменимо по отношению к юридическому лицу, ибо невозможно вести речь об испытываемых им физических или нравственных страданиях.
Кроме того, действующее законодательство требует от потерпевшей стороны для признания права на компенсацию морального вреда доказать наличие такового, ибо в соответствии с ч. 1 ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений, если иное не предусмотрено федеральным законом. Аналогичная позиция содержится и в постановление № 10 Пленума Верховного Суда от 20 декабря 1994 г., обязывающего суд выяснить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) они нанесены, степень вины причинителя вреда, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме или иной материальной форме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора. Таким образом, ответ, казалось бы, очевиден, ибо о каких физических или нравственных страданиях может идти речь, если пострадавшим является юридическое лицо? Следовательно, определение морального вреда как физических или нравственных страданий не дает возможности юридическому лицу предъявить суду доказательства таковых.
Иными словами, по действующему законодательству гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, имеет право на опровержение таких сведений, возмещение убытков и морального вреда, причиненных их распространением (п. 5 ст. 152 ГК РФ). Юридическое же лицо, в отношении которого распространены не соответствующие действительности сведения, порочащие его деловую репутацию (п. 7 ст. 152 ГК РФ), защищается посредством обязательства опровержения таких сведений и возмещения убытков (п. 5 ст. 152 ГК РФ). Иными словами, правила по защите деловой репутации применяются путем, соответствующим конкретному виду лица. [271 - См., напр.: Шелютто М. Л. Гражданско-правовая защита деловой репутации юридических лиц // Журнал российского права. 1997. № 12. С. 41; Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 98.]
В то же время имеет место и другое понимание рассматриваемого вопроса, а именно, выдвигаются предложения более широкого применения института компенсации морального вреда. Наиболее радикальной является идея о необходимости обязательного предоставления законом «такого способа защиты, как компенсация морального вреда в случае нарушения любых неимущественных прав юридического лица». [272 - Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития // Закон. 1995. № 10. С. 103.] По мнению А. В. Шичанина, «Нарушение договорных обязательств; разглашение коммерческой тайны; незаконное пользование товарным знаком юридического лица и другие правонарушения, влекущие причинение морального вреда юридическому лицу, могут остаться вне сферы правового регулирования механизма защиты личных и имущественных прав, так как не попадают под распространение сведений, порочащих деловую репутацию». [273 - Шичанин А. В. Проблемы становления и перспективы развития института возмещения морального вреда. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1995 С. 18.] Поэтому автор предлагает закрепить право юридического лица на защиту деловой репутации в следующей редакции: «Нарушение личных неимущественных прав и благ юридического лица распространением сведений, порочащих его деловую репутацию, доброе имя, а равно иным способом, подрывающим деловую репутацию юридического лица, подлежит компенсации на условиях возмещения морального вреда гражданину». Аналогичную точку зрения высказывает и Е. А. Михно. [274 - См.: Михно Е. А. Компенсация морального вреда во внедоговорных обязательствах. Дисс… канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 55] Причем А. В. Шичанин не рассматривает других способов защиты неимущественных прав юридического лица. Следовательно, можно предположить, что основным способом возмещения вреда от перечисленных автором правонарушений и предотвращения их в будущем предлагается именно компенсация «на условиях возмещения морального вреда гражданину».
В то же время А. В. Шичанин и Е. А. Михно ссылаются на В. Т. Смирнова, предлагавшего под моральным вредом понимать «всякие отрицательные последствия нарушения личных неимущественных прав организации, потенциально связанные с умалением ее имущественной сферы». [275 - Смирнов В. Т. Обсуждение Основ гражданского законодательства. Круглый стол журнала «Правоведение». Ч. 2. Выступление Смирнова В. Т. // Правоведение. 1992. № 2. С. 107.] Но у В. Т. Смирнова речь идет исключительно о «неимущественных правах организации», потенциально связанных с умалением ее «имущественной сферы», а не о каком-либо еще вреде. Таким образом, предложенное определение включает лишь экономические убытки, явившиеся следствием умаления неимущественных прав организации.
Сторонники компенсации морального вреда юридическому лицу подчеркивают внешнее подобие умаления деловой репутации гражданина и юридического лица, хотя и отмечают при этом неспособность организации испытывать нравственные или физические страдания. Следовательно, это все-таки исключает применение такого способа защиты неимущественных прав юридического лица, как компенсация морального вреда.
Вместе с тем несомненно, что объективные последствия нарушения деловой репутации могут негативно отразиться на коммерческой или иной деятельности организации. Однако такие последствия вряд ли будут связаны с умалением только имущественной сферы юридического лица, ибо итогом могут быть отрицательные последствия для функционирования организации, не связанные с имущественными убытками. Например, следствием пропагандистской кампании против учебного заведения (в виде негативной информации о преподавательском составе, материальной базе или отсутствии лицензии) может быть снижение его престижа в обществе, ведущее к действительному уменьшению талантливых абитуриентов и, соответственно, снижению перспектив развития. А дискредитация правительства или органов правопорядка может создать атмосферу недоверия к ним со стороны общества, что затруднит их деятельность и окажет дестабилизирующее воздействие на ситуацию в стране. Таким образом, имело бы смысл ввести денежную компенсацию указанного вреда, что сыграла бы, с одной стороны, компенсационную роль (улучшив в первом случае пошатнувшееся положение учебному заведению), а с другой стороны, превентивную – для предотвращения подобных правонарушений.
Таким образом, имеет смысл дополнить институт защиты деловой репутации юридического лица: «Организация (юридическое лицо), в отношении которой распространены сведения, порочащие его деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и денежной компенсации нематериального вреда, причиненных их распространением».
Подводя итог, можно отметить, что в соответствии с действующим законодательством юридическое лицо лишь в случае распространения сведений, порочащих его деловую репутацию, может претендовать на защиту в виде опровержения таких сведений и возмещения убытков, причиненных их распространением (ст. 152 ГК РФ). Думается, однако, что этого явно недостаточно для полноценной защиты такого нематериального блага, как деловая репутация, поскольку при этом не будет обеспечиваться полнота возмещения всех видов вреда. Иначе говоря, юридическое лицо должно иметь право требовать возмещения не только текущих убытков (например, вследствие снижения объема продаж в настоящий момент), но и возможных денежных потерь в будущем (например, при необходимости изменения скомпрометированного названия и проведении новой рекламной кампании). Что же касается компенсации морального вреда юридическому лицу, то вводить подобную терминологию представляется недопустимым. Сегодня все признают, что юридическое лицо не может испытывать физических или нравственных страданий.
Проблема толкования данного вопроса не нова, она в значительной мере перешла из ранее действовавших нормативно-правовых актов, в частности, из толкования соответствующих статей Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятых 31 мая 1991 г. В этом отношении законодатель проявил ничем не оправданную преемственность. В Основах функционирование института компенсации морального вреда регулировали ст. 7 и 131. В соответствии со ст. 131 «моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемых судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда». Данное определение морального вреда, совпадающее с определением, приведенном в ст. 151 ГК РФ, не вызывает сомнения в вопросе о том, что лишь гражданин имеет право на компенсацию морального вреда. В то же время согласно ч. 6 ст. 7 Основ «гражданин или юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением».
Таким образом, существует возможность понимания данной нормы как позволяющей юридическому лицу требовать возмещения убытков и морального вреда в особом случае его причинения (при распространении сведений, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию). Хотя более убедительно выглядит приведенное выше толкование аналогичной нормы в Гражданском кодексе РФ, не допускающее рассмотрение юридического лица в качестве субъекта института компенсации морального вреда. Тогда ч. 6 ст. 7 Основ следует понимать как предоставляющий право гражданину, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением; а юридическому лицу, в отношении которого распространены сведения, порочащие его деловую репутацию, требовать возмещения убытков, причиненных их распространением. [276 - См., напр.: Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 94.]
Тем не менее, указанная норма понималась и иным образом. [277 - Жуйков В. Возмещение морального вреда // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 11. С. 8; Смирнов В. Т. Обсуждение Основ гражданского законодательства. Круглый стол журнала «Правоведение». Ч. 2. Выступление Смирнова В. Т. // Правоведение. 1992. № 2. С. 107; Шелютто М. Л. Гражданско-правовая защита деловой репутации юридических лиц. С. 40.] В. Т. Смирнов, отмечая невозможность применения характеристики морального вреда, имеющейся в ст. 131 Основ, к юридическому лицу, полагает, что ч. 6 ст. 7 Основ предоставляет им «право на возмещение морального вреда… при умалении их чести, достоинства или деловой репутации». Поэтому он предлагает воспользоваться вышеизложенным определением морального вреда. [278 - Смирнов В. Т. Обсуждение Основ гражданского законодательства. Круглый стол журнала «Правоведение». Ч. 2. Выступление Смирнова В. Т. С. 107.] Отвергая возможность компенсации морального вреда юридическому лицу в соответствии со ст. 151 ГК РФ, несмотря на аналогичное определение морального вреда в ст. 131, М. Л. Шелютто утверждает, что в ч. 6 ст. 7 «было прямо закреплено равное право гражданина и юридического лица… требовать возмещения морального вреда. Положение ч. 6 ст. 7 Основ не допускало толкований, хотя и противоречило легальному определению морального вреда». [279 - Шелютто М. Л. Гражданско-правовая защита деловой репутации юридических лиц. С. 40.]
Все проблемы должны были бы разрешиться после принятия постановления Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 18 августа 1992 г. «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» и уже упоминавшегося постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда». Действительно, первое из них позволило снять вопрос, возникавший при анализе Основ о возможности применения понятий «честь» и «достоинство» по отношению к юридическим лицам. По этому вопросу в п. 5 указанного постановления было разъяснено, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, а юридическое лицо – сведений, порочащих его деловую репутацию. Но в то же время п. 11 того же постановления повторил уже знакомую формулировку Основ: «Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию, а также юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением».
Дополнительные доводы в пользу такого толкования можно получить и из постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г., в соответствии с которым «правила, регулирующие компенсацию морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случае распространения таких сведений в отношении юридического лица». Причем именно приведенное разъяснение Пленума Верховного Суда РФ дало дополнительное основание для возникновения точки зрения о возможности компенсации морального вреда юридическому лицу. [280 - См., напр.: Михно Е. А. Компенсация морального вреда во внедоговорных обязательствах. Дисс… канд. юрид. наук. С. 45.]
В то же время работники юридического лица, в отношении которого распространены не соответствующие действительности сведения, порочащие его деловую репутацию, имеют право требовать компенсации морального вреда в соответствии со ст. 151 и 152 ГК РФ. Но лишь при условии объяснения факта физических или нравственных страданий, т. е. если распространение не соответствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию юридического лица, причинило вред чести, достоинству или деловой репутации граждан – работников данной организации.
Достаточно часто могут возникать ситуации, когда и юридическое лицо, и граждане, его составляющие, одновременно являются пострадавшими. В таком случае возникает необходимость предъявления нескольких исков по одному факту распространения сведений. При условии их удовлетворения и юридическое лицо, и граждане получают право требовать опровержения таких сведений, а, кроме того, юридическое лицо – возмещения убытков (ст. 151 ГК РФ), а физические лица – компенсации морального вреда, явившихся результатом распространения ложной информации (ст. 151, 152 ГК РФ).
Особо следует отметить важное правовое значение п. 1 ст. 152 ГК РФ, возлагающего обязанность доказательства истинности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию граждан, на сторону, их распространившую. Тем самым фактически утверждается презумпция невиновности юридического и физического лица в глазах общества и закона и предусматривается процедура защиты их прав.
Причем, если лицо распространило заведомо порочащие сведения, его действия будут образовывать состав преступления, предусмотренного ст. 129 и 130 УК РФ (клевета и оскорбление). Таким образом, пострадавшая сторона, кроме предъявления иска о защите чести, достоинства или деловой репутации в порядке гражданского судопроизводства, вправе обратиться в суд с заявлением о привлечении виновного к уголовной ответственности.
Как можно заметить, у юридического лица по сравнению с гражданином меньше гражданско-правовых способов защиты своей деловой репутации. Так, если неправомерно распространенная информация соответствует действительности, например, составляет коммерческую тайну, то в этом случае гражданско-правовая защита предусмотрена лишь для пострадавшего физического лица (ст. 151 ГК РФ). Таким образом, возникает проблема расширения возможностей защиты нематериальных благ организации. В данном случае установление для юридического лица права на денежную компенсацию за причиненный нематериальный вред было бы вполне оправданным. Однако вряд ли имеет смысл решать эту проблему посредством расширения сферы деятельности института компенсации морального вреда. Представляется необходимым закрепить защиту неимущественных прав как граждан, так и юридических лиц в гл. 8 ГК РФ, предусмотрев и способы их защиты, характерные для каждого вида лиц. Соответственно не будет возникать необходимость защиты названия или коммерческой тайны юридического лица под видом защиты репутации. [281 - О таких случаях упоминает М. Н. Малеина (см.: Малеина М. Н. Нематериальные блага и перспективы их развития. С. 103).]
В этом смысле может быть полезен зарубежный опыт. В ряде стран фирма, заявляющая о причинении ей убытков, сама должна доказывать их размер. Когда это сделать невозможно, фирма имеет право требовать компенсацию в определенном размере, установленном законодательством этих стран. [282 - Пешкова О. А. Ответственность и защита при причинении вреда неимущественным правам и нематериальным благам граждан и юридических лиц. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Волгоград, 1998. С. 16.]
В качестве оригинального исторического примера законотворчества в этой сфере следует упомянуть Закон СССР «О защите чести и достоинства Президента СССР». [283 - Известия. 1990. 23 мая.] Так, названный Закон, например, предполагал, что после вступления в законную силу обвинительного приговора суда в отношении конкретного лица (лиц), допустившего оскорбление Президента СССР или клевету в отношении него, на средство массовой информации, опубликовавшее материал, оскорбляющий Президента СССР или содержащий в его адрес клевету, налагается по решению суда штраф в размере до 25 тыс. руб. Деятельность средства массовой информации, повторно распространившего материалы, оскорбляющие Президента СССР или содержащие клевету в отношении него, может быть прекращена по решению суда.
Приведенный в качестве примера Закон касается весьма важной и актуальной проблемы: являются ли особые меры по охране чести и достоинства отдельных лиц нарушением конституционного принципа равенства граждан перед законом и судом. В этом отношении следует иметь в виду, что факт умаления чести, достоинства или деловой репутации высших должностных лиц в государстве, особенно получившей общественную известность, имеет не рядовое значение. Безусловно, нарушение прав, имеющее место в данном случае, относится к конкретному физическому лицу. В то же время подобное деяние подрывает авторитет органов власти, создает атмосферу недоверия граждан к государству, расшатывает согласие в обществе. На наш взгляд, в целом по этому вопросу можно согласиться с И. Л. Марогуловой, считающей, что для вывода о неконституционности особых мер по защите чести, достоинства или деловой репутации высоких должностных лиц в государстве нет оснований. [284 - Марогулова И. Л. Защита чести и достоинства личности. С. 28.] Хотя вряд ли этот вывод можно сделать из того, что «исключительные случаи» предусмотрены самим законом и спор заключается только в их толковании». [285 - Там же.] Очевидно, что само по себе существование законодательной нормы не может быть оправданием ее конституционности. Особо следует отметить другую сторону названной проблемы – это необходимость создания эффективного механизма по контролю за деятельностью государственных чиновников, не допускающего создания зон, не достижимых для общественной критики, и предотвращающего тенденции по созданию бюрократической самодостаточной системы.
Одной из важнейших проблем, связанных с защитой чести, достоинства и деловой репутации, является вопрос о согласовании данного права с конституционным правом на свободу слова, высказывания мнения и получения и передачи информации (ст. 29 Конституции РФ). Согласно одному из основных нормативных актов, регулирующих право на свободу слова, – Закону РФ «О средствах массовой информации» поиск, получение, производство и распространение массовой информации, учреждение средств массовой информации, владение, пользование и распоряжение ими, изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация технических устройств и оборудования, сырья и материалов, предназначенных для производства и распространения продукции средств массовой информации, не подлежат ограничениям, за исключением предусмотренных законодательством о средствах массовой информации. Статья 4 того же Закона не допускает использования средств массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны, а также для распространения передач, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости. Кроме того, ст. 50 названного Закона устанавливает порядок распространение сообщений и материалов, подготовленных с использованием скрытой аудио– и видеозаписи, кино– и фотосъемки, что допускается в случаях: если это не нарушает конституционных прав и свобод человека и гражданина; если это необходимо для защиты общественных интересов и приняты меры против возможной идентификации посторонних лиц; если демонстрация записи производится по решению суда.
3.3. Защита неимущественных прав и благ, обеспечивающих автономию личности в обществе
3.3.1. Защита права на свободу и личную неприкосновенность
Статья 22 Конституции РФ прямо говорит о том, что каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов. Данная конституционная норма нашла свое отражение в ст. 94, 108 Уголовно-процессуального кодекса РФ, принятого 18 декабря 2001 г. и введенного в действие с 1 июля 2002 г. [286 - До приведения уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации в соответствие с положениями Конституции РФ, т. е. до 1 июля 2002 г., действовал прежний порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступлений (п. 6 разд. второго Конституции РФ). На досудебных стадиях производства по уголовному делу арест гражданина санкционировался прокурором, а его задержание было возможно на срок до 72 часов (ст. 90, 96, 122 УПК РСФСР).]
Незаконное лишение человека свободы, несомненно, является одним из наиболее серьезных посягательств на неимущественные права личности, и не случайно целый ряд норм, направленных на защиту этого конституционного права, предусматривается уголовным законодательством.
Статьей 126 УК РФ предусмотрена ответственность за похищение человека. Незаконное лишение человека свободы, не связанное с похищением, влечет уголовную ответственность на основании ст. 127 УК РФ. Здесь следует иметь в виду, что если человек лишился свободы в результате незаконных действий органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда, то уголовная ответственность наступает на основании ст. 301 УК РФ (незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей) и ч. 2 ст. 305 УК РФ (вынесение заведомо незаконного приговора к лишению свободы).
Разновидностью неправомерного лишения свободы является и незаконное помещение гражданина в психиатрический стационар. Не случайно, что и за данное деяние предусмотрена уголовная ответственность (ст. 128 УК РФ).
Если человек был лишен свободы или его свобода была ограничена в связи с совершенным против него преступлением, потерпевший вправе предъявить к виновному лицу гражданский иск о компенсации причиненного морального вреда как в порядке гражданского судопроизводства, так и в уголовно-процессуальном порядке (ст. 42, 44 УПК РФ). В последнем случае – для того, чтобы решение по иску было принято судом при вынесении приговора по уголовному делу. При этом, если виновным лицом является должностное лицо государственных (как правило правоохранительных) органов, ответственность по таким искам несет государство (ст. 53 Конституции РФ, ст. 1069 ГК РФ).
Кроме того, в ряде случаев государство берет на себя ответственность за вред (в том числе и моральный), причиненный незаконными действиями своих правоохранительных органов и независимо от вины должностных лиц этих органов. В соответствии с положениями п. 1 ст. 1070 ГК РФ вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, возмещается за счет казны Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом, – за счет казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования в полном объеме независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда в порядке, установленном законом. Возможность компенсации морального вреда независимо от вины причинителя вреда в вышеуказанных случаях незаконного уголовного преследования прямо предусмотрена ст. 1100 ГК РФ.
Вопрос об ответственности государства следует рассмотреть подробнее, поскольку в настоящее время существует немало проблем, связанных с реализацией гражданином, пострадавшим от судебно-следственных ошибок, указанного права на компенсацию причиненного ему морального вреда.
Прежде всего нельзя не отметить, что ответственность государства, предусмотренная п. 1 ст. 1070 ГК РФ, наступает в большинстве случаев (кроме случаев незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ) за вред, причиненный в сфере уголовного судопроизводства. И это не случайно: уголовный процесс, безусловно, является той областью общественных отношений, где законом допускается наиболее серьезное вторжение государства в личную жизнь граждан.
Характеризующие уголовно-процессуальную деятельность отношения власти и подчинения неразрывно связаны с возможностью применения определенных мер государственного принуждения к лицам, не исполняющим требования закона или для предупреждения такого неисполнения. Среди других отраслей публичного права уголовный процесс выделяется достаточно широким набором способов государственного принуждения, зачастую связанных с существенными ограничениями прав и свобод личности, прежде всего права на свободу и личную неприкосновенность.
Вместе с тем уголовное судопроизводство, как и любая другая сфера деятельности человека, не застрахована от возможных ошибок. Это во многом связано и с тем, что эвристическая, в значительной части, деятельность по раскрытию и расследованию преступлений невозможна, если не позволить ищущему рисковать, принимать решения в условиях недостаточной информационной определенности. [287 - Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. М., 1991. С. 109.] С одной стороны, возможные ошибки в наибольшей степени могут отразиться на правах и законных интересах лиц, вовлекаемых в орбиту уголовного судопроизводства в качестве обвиняемых (подозреваемых, подсудимых, осужденных). А с другой стороны, именно в отношении этих лиц в уголовном процессе возможно применение наиболее суровых мер принуждения, таких, например, как задержание по подозрению в совершении преступления (ст. 91 УПК РФ), заключение под стражу (ст. 108 УПК РФ).
Ошибки при осуществлении правосудия дорого обходятся как отдельной личности, так и обществу в целом. Нарушение справедливости в той сфере, где она должна быть в первую очередь, негативно влияет на душевное состояние человека, порождает неуважение к закону и должностным лицам, серьезно подрывает общественные ценности и престиж государства.
Реальное законодательное воплощение принципа ответственности государственной казны перед лицами, пострадавшими от правосудия, произошло в нашей стране чуть менее двух десятков лет назад. 18 мая 1981 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей». Этим Указом было утверждено Положение «О порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда». [288 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1981. № 21. Ст. 741.] Нормы указанных правовых актов были конкретизированы в Инструкции по применению Положения «О порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда», утвержденной Минюстом СССР, Прокуратурой СССР, Минфином СССР 2 марта 1982 г. [289 - Бюллетень нормативных актов министерств и ведомств. 1984. № 3. С. 3–10.]
Далее были внесены соответствующие изменения в ст. 447 ГК РСФСР, фактически провозгласившие государство субъектом ответственности за ущерб, причиненный незаконным уголовным преследованием: «Вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, возмещается государством в полном объеме независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда в порядке, установленном законом».
Разумеется, ни в Указе и Положении от 18 мая 1981 г., ни в Инструкции от 2 марта 1982 г. не упоминается о материальной компенсации морального вреда, поскольку законодательством нашей страны, как известно, вообще не предусматривалась возможность такой компенсации на момент принятия указанных нормативных актов. Тем не менее ст. 10 Положения от 18 мая 1981 г. и п. 22 Инструкции от 2 марта 1982 г. предусматривают иные способы заглаживания морального вреда, причиненного гражданину незаконным уголовным преследованием.
Так, в случае постановления оправдательного приговора, прекращения уголовного дела за отсутствием события преступления, за отсутствием в деянии состава преступления или за недоказанностью участия гражданина в совершении преступления органы дознания, предварительного следствия, прокуратуры или суд, помимо разъяснения этому гражданину порядка восстановления его нарушенных прав и возмещения иного ущерба, обязаны также по его просьбе в месячный срок письменно поставить в известность о своем решении трудовой коллектив или общественные организации по месту жительства.
А если сведения об осуждении или привлечении такого гражданина к уголовной ответственности, применении к нему в качестве меры пресечения заключения под стражу были опубликованы в печати, то по требованию этого гражданина, а в случае его смерти – по требованию родственников, органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры либо суда соответствующие редакции в течение одного месяца обязаны сделать об этом необходимое сообщение. Если редакция газеты, журнала или иного печатного органа не опубликует такое сообщение, то заинтересованные лица могут обратиться в суд в порядке, предусмотренном гражданским законодательством.
Казалось бы, с 3 августа 1992 г., с момента распространения на территории Российской Федерации действия Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятых Верховным Советом СССР 31 мая 1991 г., реабилитированные граждане вправе были рассчитывать и на денежную компенсацию душевных мук, причиненных незаконным уголовным преследованием. Статья 131 Основ позволила возмещать моральный вред, причиненный гражданину неправомерными действиями, в денежной или иной материальной форме, при наличии вины причинителя вреда. А в ч. 2 ст. 127 Основ были во многом продублированы положения ст. 447 ГК РСФСР: в перечень оснований, дающих реабилитированному право на возмещение причиненного ущерба, было только дополнительно включено незаконное применение в качестве меры пресечения подписки о невыезде. Однако попытки реабилитированных граждан получить из государственной казны материальную компенсацию за несомненно причиненные им моральные страдания не находили особой поддержки в судебных инстанциях. Только с 1 марта 1996 г., с принятием части второй Гражданского кодекса РФ, а именно его ст. 1100, лица, подвергнувшиеся незаконному уголовному преследованию, получили конкретную и бесспорную материально-правовую базу для компенсации со стороны государства и своих моральных переживаний.
Правоприменительная практика показывает, что суды в конечном итоге отказывали «жертвам правосудия» в удовлетворении исков о компенсации морального вреда, причиненного им в период с 3 августа 1992 г. по 29 февраля 1996 г. [290 - См. напр.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 1. С. 13; 1996. № 10. С. 1–2.]
Отказывая реабилитированным гражданам в компенсации причиненных им моральных страданий, судьи мотивировали свои решения прежде всего тем, что ч. 2 ст. 127 Основ делает ссылку на специальный законодательный акт, в данном случае на Указ и Положение от 18 мая 1981 г., которые не содержат норм, предусматривающих возможность материальной компенсации морального вреда. Такой подход к проблеме, однако, разделяется далеко не всеми юристами. Учитывая, что на требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется, изложение иных точек зрения по этому вопросу представляется достаточно актуальным и по сей день.
Во-первых, из разъяснений, содержащихся в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г., следует, что «на требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется, поскольку они вытекают из нарушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ». [291 - Там же. 1995. № 3. С. 10.]
Во-вторых, именно с начала 1990-х годов в судах существенно возросло количество вынесенных оправдательных приговоров, а соответственно, стало и больше лиц, которые могли бы претендовать на материальную компенсацию перенесенных ими моральных страданий. Только по делам с дознанием и предварительным следствием в 1993–1994 гг. в судах Российской Федерации было оправдано 6256 человек. [292 - О работе судов Российской Федерации в 1994 году // Российская юстиция. 1995. № 6. С. 49.] Наверное, нет особой необходимости убеждать кого-либо в том, какие сильнейшие муки и переживания испытывают граждане, ставшие жертвами судебных или следственных ошибок. Для таких людей компенсация причиненного им морального вреда зачастую оказывается намного важнее, нежели возмещение имущественного ущерба.
Многомесячное, а нередко и многолетнее необоснованное пребывание человека под стражей, помимо острейших переживаний нравственного характера, почти всегда сопряжено для него и с огромными физическими страданиями, являющимися следствием не выдерживающих никакой критики условий содержания в следственных изоляторах. Общеизвестно, что в следственных изоляторах Российской Федерации не обеспечивается даже элементарный жизненный уровень, необходимый для поддержания здоровья. Большинство следственных изоляторов размещено в зданиях дореволюционной постройки, требующих незамедлительного ремонта и реконструкции. Число содержащихся в камерах обычно в несколько раз превышает санитарные нормы, отчего арестованные вынуждены спать по очереди, на полу, часто без постельных принадлежностей. Все это ведет к конфликтам, сопровождающимся драками и получением увечий. Перенаселенность камер, естественно, сопровождается антисанитарией, в результате чего в СИЗО свирепствуют эпидемии и инфекционные заболевания. На очень низком уровне находится и медицинское обслуживание заключенных. [293 - Подробнее об этом см.: Стецовский Ю. Содержание под стражей: право и прокурорская тактика // Российская юстиция. 1994. № 2. С. 17; Мельниковский М. Нормализовать обстановку в следственных изоляторах // Российская юстиция. 1995. № 9. С. 42; Михлин А. 1) Обеспечение свободы совести осужденных // Там же. 1996. № 6. С. 53; 2) Пути нормализации ситуации в следственных изоляторах // Там же. 1997. № 1. С. 45–47; Балакшин В. Срок содержания подсудимых под стражей ограничен и для суда // Там же. 1996. № 9. С. 15; Налимов В. О предельном сроке содержания обвиняемого под стражей // Там же. 1998. № 8. С. 41; Москалькова Т. Н. Честь и достоинство: Как их защитить? М., 1992. С. 103–105.] Не случайно, по данным Г. Ф. Хохрякова, 30–35 % лиц, освобождающихся из мест лишения свободы, нуждаются в специальном психологическом или психиатрическом вмешательстве для восстановления механизмов приспособления, которые оказались ослабленными или нарушенными. [294 - Хохряков Г. Ф. Парадоксы тюрьмы. М., 1991. С. 4.]
Конечно, практически невозможно возместить невиновному человеку перенесенные им в таких условиях нравственные и физические страдания. Тем не менее денежная компенсация этих страданий, в том числе и за моральный вред, причиненный в период с 3 августа 1992 г. по 29 февраля 1996 г., была бы в высшей степени оправданной, ведь речь идет о тысячах реабилитированных в указанный период людей.
В связи с этим несомненного внимания заслуживает точка зрения А. М. Эрделевского, который неоднократно высказывал свое несогласие со складывающейся судебной практикой, отмечая при этом следующее.
Согласно ч. 2 ст. 127 Основ вред подлежит возмещению независимо от вины должностных лиц соответствующих органов в порядке, установленном законодательными актами. С учетом ст. 131 Основ моральный вред должен подлежать возмещению при наличии вины должностных лиц в порядке, установленном законодательными актами. Далее ученый вполне справедливо отмечает, что эта норма не требует «специального порядка» или «порядка, специально установленного», а требует лишь, чтобы соблюдался тот порядок, который установлен законодательными актами. В свою очередь, п. 1 Положения от 18 мая 1981 г. реабилитированным, помимо восстановления различных прав и возмещения имущественного вреда, предусматривается также и компенсация иного ущерба. Отсюда делается вывод, что п. 1 этого Положения в части возмещения иного, т. е. неимущественного, ущерба имел своего рода резервный характер, так как на момент утверждения Положения от 18 мая 1981 г. отечественное законодательство не предусматривало возможности материального возмещения морального вреда. В период же действия Основ, по мнению А. М. Эрделевского, порядок возмещения реабилитированным морального вреда законодательством определен был – это общий исковой порядок. Возмещение производится государством из средств государственной казны (ч. 2 ст. 127, ч. 3 ст. 25 Основ); гражданин обращается в суд с требованием (иском) о возмещении морального вреда в соответствии с нормами ГПК РСФСР; суд в установленные этим же Кодексом сроки определяет размер возмещения морального вреда в денежной форме (ст. 131 Основ) и выносит решение в порядке гражданского судопроизводства. Упоминание же в ч. 2 ст. 127 Основ о порядке, установленном законодательством, объясняется тем, что особая процедура была установлена Положением от 18 мая 1981 г. именно по возмещению имущественного ущерба. [295 - См.: Эрделевский А. М. 1) Ответственность за причинение морального вреда // Российская юстиция. 1994. № 7. С. 37–38; 2) Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 81–82.]
К сказанному хотелось бы добавить, что Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик являются по своей сути материально-правовым, а не процессуальным законом, и, соответственно, ч. 2 ст. 127 Основ устанавливает в первую очередь материально-правовую ответственность за вред (причем как материальный, так и моральный – какие-либо изъятия в статье отсутствуют), причиненный незаконным уголовным преследованием. Упоминание же в данной норме закона о «порядке, установленном законодательными актами», по нашему мнению, относится прежде всего к процедуре возмещения вреда. Таким образом, отказывая в вышеприведенных случаях в компенсации морального вреда, суд фактически ссылался не на отсутствие гражданско-правовых оснований для такой компенсации, а на отсутствие процессуальных механизмов реализации материальных прав гражданина. Такой отказ представляется абсолютно недопустимым, поскольку в случае отсутствия закона, регулирующего спорное правоотношение, гражданское судопроизводство должно применять закон, регулирующий сходные отношения (ст. 10 ГПК РСФСР, ст. 11 ГПК РФ), т. е. аналогию закона. Отсюда напрашивается вывод о том, что для компенсации морального вреда может быть использован не только общий исковой порядок, но и Указ, и Положение от 18 мая 1981 г. [296 - Следует заметить, что Указ и Положение от 18 мая 1981 г. могут применяться по аналогии только в тех случаях, когда определение размера взыскиваемого ущерба отнесено к компетенции суда. Это связано с тем, что ст. 131 Основ предполагает возможность определения размера компенсации морального вреда только в судебном порядке (подробнее см. в разд. 3.5 настоящей главы).]
После принятия в 1993 г. Конституции РФ [297 - Как известно, ст. 52, 53 Конституции РФ предоставляют каждому право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.] вполне закономерными видятся и последующие изменения в гражданском законодательстве, существенно расширившие сферу ответственности государства за вред, причиненный государственными органами, органами местного самоуправления, а также их должностными лицами. Указанный вред, причиненный гражданину или юридическому лицу, в соответствии с положениями ст. 1069 ГК РФ подлежит возмещению за счет казны Российской Федерации, казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования. Тем не менее перечень оснований, по которым «жертве правосудия» можно возместить вред независимо от вины соответствующих государственных органов и их должностных лиц, остался прежним, т. е. аналогичным перечню, содержащемуся в ч. 2 ст. 127 Основ. Такими основаниями являются:
а) незаконное осуждение;
б) незаконное привлечение к уголовной ответственности;
в) незаконное применение в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде;
г) незаконное наложение административного взыскания в виде ареста или исправительных работ.
Этот же перечень был полностью продублирован и в ст. 1100 ГК РФ, установившей основания компенсации морального вреда независимо от вины причинителя вреда.
Однако, после введения в действие с 1 марта 1996 г. ст. 1100 ГК РФ и появления у реабилитированных граждан, теперь уже бесспорного, права на компенсацию причиненных им моральных страданий, возникла масса новых проблем как материально-правового, так и процессуального характера, связанных с компенсацией морального вреда «жертвам правосудия». Среди таких проблем в первую очередь хотелось бы выделить вопрос об условиях, наличие которых необходимо для появления у реабилитированного права на компенсацию морального вреда.
До 1 июля 2002 г., т. е. до начала действия нового Уголовно-процессуальный кодекса РФ, содержащего специальную главу, посвященную вопросам реабилитации (гл. 18), эта проблема, на наш взгляд, выглядела следующим образом. [298 - Рассмотрение этой проблемы сначала во временных рамках с 1 марта 1996 г. до 1 июля 2002 г. представляется нам достаточно актуальным. С одной стороны, как известно, исковая давность не распространяется на иски о компенсации морального вреда. А с другой стороны, за указанный период времени незаконным уголовным преследованием моральный вред был причинен достаточно большому числу граждан, которые могут и в настоящее время претендовать на компенсацию такого вреда.]
В соответствии со ст. 2 Указа от 18 мая 1981 г. право на возмещение ущерба, причиненного гражданину незаконным уголовным преследованием, возникает у последнего при условии постановления оправдательного приговора или прекращения уголовного дела за отсутствием события преступления, за отсутствием в деянии состава преступления, а также за недоказанностью участия гражданина в совершении преступления. Тем самым законодателем был установлен исчерпывающий перечень ситуаций, допускающих возмещение ущерба, причиненного реабилитированному. Однако незаконными действиями правоохранительных органов причиняется ущерб, в том числе и моральный, не только в вышеуказанных случаях полной реабилитации гражданина, но и при его частичной реабилитации. К таким случаям, по-видимому, можно отнести:
1) изменение квалификации содеянного на статью закона, предусматривающую менее тяжкое преступление с назначением по ней нового, более мягкого наказания;
2) оправдание (прекращение дела) в части предъявленного обвинения;
3) назначение судом наказания, которое не поглощается сроком предварительного заключения;
4) замена наказания более мягким в процессе исполнения приговора (в надзорных инстанциях), когда новое наказание уступает размеру (тяжести) уже исполненного.
В литературе неоднократно высказывались предложения о распространении сферы действия Указа и Положения от 18 мая 1981 г. и на вышеуказанные случаи. [299 - См., напр.: Ярошенко К. Б. Жизнь и здоровье под охраной закона. М., 1990. С. 140–141; Москалькова Т. Н. Честь и достоинство: как их защитить? М., 1992. С. 113–116; Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. Тверь, 1993. С. 43.] Однако все попытки частично реабилитированных граждан на основании этих нормативных актов возместить причиненный им ущерб в конечном итоге оказывались безрезультатными. [300 - См., напр.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1991. № 3. С. 14–15; Бюллетень Верховного Суда РФ. 1993. № 1. С. 5.] В связи с этим, Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении № 15 от 23 декабря 1988 г. «О некоторых вопросах применения в судебной практике Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей» в частности, разъяснил: «…изменение квалификации содеянного на статью закона, предусматривающую менее тяжкое преступление с назначением по ней нового, более мягкого наказания либо снижение меры наказания без изменения квалификации не являются основанием для возмещения ущерба в соответствии с Указом от 18 мая 1981 г.» [301 - Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 341.]
Представляется, что в случаях денежной компенсации морального вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, применение вышеприведенных ограничений недопустимо, поскольку Указом и Положением от 18 мая 1981 г., как известно, материальная компенсация морального вреда не регламентируется.
Кроме того, компенсация нравственных страданий лицу, реабилитированному частично, на наш взгляд, является справедливой и с морально-этической точки зрения. Бесспорно, подсудимому далеко не безразлично, за какое преступление он будет осужден: за групповой разбой или укрывательство данного преступления, за изнасилование или за причинение потерпевшей только легкого вреда здоровью. Соответственно трудно вообразить, какие душевные муки и страдания испытывает обвиняемый (подсудимый) между предъявлением ему обвинения в совершении умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах, за которое предусмотрено наказание вплоть до смертной казни, и до его осуждения за причинение смерти по неосторожности, максимальное наказание за которое – три года лишения свободы.
Таким образом, материально-правовым основанием компенсации морального вреда, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов, независимо от вины причинителя вреда, прежде всего являются положения ст. 1100 ГК РФ. А в перечень указанных в этой статье случаев, предусматривающих возникновение права на такую компенсацию, думается, вполне укладываются вышеприведенные примеры частичной реабилитации гражданина. Конечно же, незаконным будет осуждение лица в совершении умышленного убийства, если в дальнейшем кассационная инстанция изменяла этот приговор и переквалифицировала действия осужденного на совершение убийства при превышении пределов необходимой обороны, с соответствующим снижением размера наказания. Если подсудимый по многоэпизодному делу в итоге был оправдан по одной из статей предъявленного ему обвинения, то предшествующее привлечение его к уголовной ответственности по этой статье также будет незаконным.
Важным здесь представляется правильное понимание термина «незаконный», используемого законодателем. Во многих случаях причинения вреда действиями правоохранительных органов должностные лица этих органов, тем не менее, осуществляли свою деятельность строго в соответствии с законом. Наверное, по этому поводу следует согласиться с точкой зрения Б. Т. Безлепкина: «…термин “незаконный” в данном случае следует понимать в том смысле, что привлечением к уголовной ответственности невиновного, его заключением под стражу, и осуждением всегда нарушаются законные субъективные права и интересы данного гражданина». [302 - Безлепкин Б. Т. Судебно-правовая защита прав и свобод граждан в отношениях с государственными органами и должностными лицами. М., 1997. С. 91.]
В случаях незаконной деятельности органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (имевших место в период с 1 марта 1996 г. до 1 июля 2002 г.), которые прямо не предусмотрены ст. 1100 ГК РФ, моральный вред пострадавшим должен компенсироваться в соответствии с требованиями ст. 1069, п. 2 ст. 1070 ГК РФ, т. е. истец должен доказать вину соответствующих должностных лиц. При этом следует иметь в виду, что п. 2 ст. 1070 ГК РФ предусматривает несколько отличный от других порядок возмещения вреда, причиненного при осуществлении правосудия. Такой вред подлежит возмещению только в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу.
Крайне важным представляется смысл, заложенный законодателем в используемый в п. 2 ст. 1070 ГК РФ термин «осуществление правосудия». Если под данным термином понимать правоприменительную деятельность судьи, осуществляемую в процессуальном порядке, то можно предположить, что любые действия судьи в ходе производства по уголовному делу в суде являются осуществлением правосудия. Следовательно, если при осуществлении такой правоприменительной деятельности судьей были допущены какие-либо ошибки (не подпадающие под перечень случаев, указанных в ст. 1100 ГК РФ), что повлекло серьезное ущемление прав и законных интересов гражданина, последний не имеет никаких шансов возместить причиненный ему вред (в том числе и моральный), если за совершение таких ошибок судья не был привлечен к уголовной ответственности и осужден на основании приговора суда. Например, даже когда уголовное преследование в отношении судьи прекращено по нереабилитирующим основаниям, гражданин, пострадавший от уголовно-наказуемых действия судьи, все равно не будет иметь права на возмещение со стороны государства причиненного ему вреда.
Кроме того, следует иметь в виду, что судья, в силу особой специфики его профессиональной деятельности, не застрахован от совершения не наказуемых в уголовном порядке ошибок, которые, тем не менее, могут повлечь причинение серьезного материального и морального вреда гражданам, вовлеченным в орбиту уголовного судопроизводства. Если термин «осуществление правосудия» применительно к п. 2 ст. 1070 ГК РФ понимать в вышеуказанном широком смысле, получается, что в этих случаях государство не будет возмещать вред, причиненный такими неправильными или ошибочными действиями судьи. Однако это входит в явное противоречие со ст. 53 Конституции РФ, согласно которой каждый имеет право на возмещение вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) должностных лиц органов государственной власти.
Конституционным Судом РФ 25 января 2001 г. было вынесено постановление, в котором, в частности, анализируется используемое в п. 2 ст. 1070 ГК РФ понятие «осуществление правосудия» применительно к гражданскому судопроизводству. Вместе с тем в указанном постановлении по этому поводу дается и более широкое понимание данного термина: «…под осуществлением правосудия понимается не все судопроизводство, а лишь та его часть, которая заключается в принятии актов судебной власти по разрешению подведомственных суду дел, т. е. судебных актов, разрешающих дело по существу (выделено нами. – К. Г., С. Н.). «Осуществление правосудия» здесь расшифровывается применительно ко всему судопроизводству в целом, а не только к гражданскому процессу. Соответственно такое понимание данного термина применимо и к уголовному судопроизводству. [303 - О применимости такого понимания «осуществления правосудия» к уголовному судопроизводству см. также: Казанцев В. Гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный действиями судьи // Российская юстиция. 2002. № 2. С. 12.]
В резолютивной части постановления Конституционного Суда от 25 января 2001 г., в частности, говорится о том, что положение, содержащееся в п. 2 ст. 1070 ГК РФ, в его конституционно-правовом смысле и во взаимосвязи со ст. 6 и 41 Конвенции по защите прав человека и основных свобод не может служить основанием для отказа в возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в иных случаях (а именно, когда спор не разрешается по существу), в результате незаконных действия (или бездействия) суда (судьи), в том числе при нарушении разумных сроков судебного разбирательства, – если вина судьи установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением. Думается, что аналогичным образом должен решаться и вопрос о возмещении вреда, причиненного уголовно ненаказуемыми действиями судьи в уголовном судопроизводстве (учитывая приводимое выше толкование понятия «осуществление правосудия»). При этом, разумеется, подлежит возмещению только вред, причиненный виновными действиями судьи.
Введение в действие с 1 июля 2002 г. нового Уголовно-процессуального кодекса РФ уже на законодательном уровне в некоторой степени способствовало решению ряда проблем, связанных с возмещением ущерба (в том числе и компенсацией морального вреда) реабилитированным гражданам. Вместе с тем не только не была решена часть ранее существовавших проблем, но и одновременно возник целый ряд новых вопросов, связанных с компенсацией вреда, причиненного гражданину при производстве по уголовному делу. Среди таких проблем хотелось бы выделить следующие.
1. Вопрос о соотношении гражданско-правового и уголовно-процессуального перечней оснований возникновения права на компенсацию причиненного правоохранительными органами морального вреда независимо от вины причинителя вреда
Согласно положениям ст. 1100 ГК РФ гражданско-правовыми основаниями возникновения права на компенсацию причиненного правоохранительными ораганами морального вреда независимо от вины причинителя вреда являются:
– незаконное осуждение;
– незаконное привлечение к уголовной ответственности;
– незаконное применение в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде;
– незаконное наложение административного взыскания в виде ареста или исправительных работ.
Как уже отмечалось, из содержания ст. 1100 ГК РФ следует, что приведенный в ней перечень оснований компенсации морального вреда, осуществляемой независимо от вины причинителя вреда, не является исчерпывающим.
Уже упоминавшаяся гл. 18 («Реабилитация») нового Уголовно-процессуального кодекса РФ открывается ст. 133, которая носит название «Основания возникновения права на реабилитацию». Из содержания ч. 1 указанной статьи следует, что право на реабилитацию включает в себя, в частности, устранение последствий морального вреда. При этом вред, причиненный гражданину в результате уголовного преследования, возмещается государством в полном объеме независимо от вины органа дознания, следователя, прокурора и суда. Согласно ч. 2 ст. 133 УПК РФ право на реабилитацию, в том числе право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием, имеют:
1) подсудимый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор;
2) подсудимый, уголовное преследование в отношении которого прекращено в связи с отказом государственного или частного обвинителя от обвинения;
3) подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование в отношении которого прекращено по следующим основаниям:
– отсутствие события преступления;
– отсутствие в деянии состава преступления;
– отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению;
– отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления в действиях члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы, судьи, следователя, адвоката;
– отсутствие согласия соответственно Совета Федерации, Государственной Думы, Конституционного Суда РФ, квалификационной коллегии судей на возбуждение уголовного дела или привлечение в качестве обвиняемого члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы, судьи;
– непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления;
– наличие в отношении подозреваемого или обвиняемого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо определения суда или постановления судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвинению;
– наличие в отношении подозреваемого или обвиняемого неотмененного постановления органа дознания, следователя или прокурора о прекращении уголовного дела по тому же обвинению либо об отказе в возбуждении уголовного дела;
– отказ Государственной Думы Федерального Собрания РФ в даче согласия на лишение неприкосновенности Президента РФ, прекратившего исполнение своих полномочий, и (или) отказ Совета Федерации в лишении неприкосновенности данного лица;
4) осужденный – в случаях полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ;
5) лицо, к которому были применены принудительные меры медицинского характера, – в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении данной меры.
В результате сравнительного анализа содержания ст. 1100 ГК РФ и ч. 2 ст. 133 УПК РФ нетрудно заметить, что новый уголовно-процессуальный закон существенно расширяет перечень оснований компенсации вреда (в том числе и морального) реабилитированным лицам независимо от вины причинителя вреда.
Так с 1 июля 2002 г. право на компенсацию вреда получили подозреваемые, уголовное преследование в отношении которых прекращено по основаниям, указанным в п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК РФ. [304 - Следует иметь в виду, что по основаниям, предусмотренным ст. 1100 ГК РФ, право на компенсацию морального вреда имели только подозреваемые, в отношении которых незаконно избиралась мера пресечения в виде содержания под стражей или подписки о невыезде.] Иными словами, исходя из положений п. 1 и 2 ч. 1 ст. 46 УПК РФ, право на возмещение вреда получили лица, в отношении которых были возбуждены уголовные дела по основаниям и в порядке, предусмотренном гл. 20 УПК РФ и лица, которые задерживались по подозрению в совершении преступления в порядке, предусмотренном ст. 91 и 92 УПК РФ, при условии, что в дальнейшем уголовное преследование в отношении них было прекращено на основании п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК РФ.
Кроме того, согласно п. 5 ч. 2 ст. 133 УПК РФ с 1 июля 2002 г. право на возмещение вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, получили также лица, к которым были применены принудительные меры медицинского характера, – в случае отмены незаконного или необоснованного постановления суда о применении данной меры.
Вместе с тем нельзя не заметить, что в приведенном в ч. 2 ст. 133 УПК РФ перечне оснований возмещения морального вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, отсутствует ряд таких оснований, которые в то же время предусмотрены ст. 1100 ГК РФ. Так, в указанном перечне почему-то не упоминаются осужденные, в отношении которых в кассационном порядке полностью или частично был отменен не вступивший в законную силу обвинительный приговор суда и уголовное дело было прекращено по реабилитирующим основаниям, указанным в п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24, п. 1, 4, 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ.
Не предусмотрена и компенсация вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, в случае прекращения уголовного преследования в отношении подсудимого на основании п. 4 и 5 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, т. е. при наличии в отношении подсудимого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо определения суда или постановления судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвинению, а также при наличии в отношении подсудимого неотмененного постановления органа дознания, следователя или прокурора о прекращении уголовного дела по тому же обвинению либо об отказе в возбуждении уголовного дела.
Вышеуказанное несоответствие положений ст. 1100 ГК РФ и ч. 2 ст. 133 УПК РФ может иметь весьма серьезные последствия. В ст. 4 Федерального закона «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» от 18 декабря 2001 г. сказано о том, что действующие на территории Российской Федерации федеральные законы и иные нормативные акты, связанные с Уголовно-процессуальным кодексом РФ, подлежат приведению в соответствие с УПК РФ. Впредь, до приведения в соответствие с УПК РФ, указанные федеральные законы и иные нормативные акты применяются в части, не противоречащей УПК РФ (выделено нами. – К. Г., С. Н.). Отсюда следует, что не нашедшие своего отражения в ч. 2 ст. 133 УПК РФ, но содержащиеся в ст. 1100 ГК РФ нормы, предоставляющие реабилитированному право на возмещение причиненного незаконным уголовным преследованием вреда, независимо от вины причинителя вреда, после введения в действие УПК РФ применяться не должны.
Таким образом, сложилась довольно странная ситуация. Во-первых, материально-правовой закон (ГК РФ) фактически корректируется нормами процессуального закона (УПК РФ). Во-вторых, абсолютно непонятно, почему оправданный или осужденный, в отношении которого по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, полностью или частично отменен вступивший в законную силу обвинительный приговор суда и уголовное дело прекращено, может претендовать на возмещение причиненного ему вреда независимо от вины причинителя вреда, а осужденный, реабилитированный по тем же основаниям, но в стадии кассационного разбирательства дела, должен пытаться возместить причиненный ему вред в общеисковом порядке, доказывая вину конкретных должностных лиц. [305 - Учитывая положения п. 2 ст. 1070 ГК РФ, в подавляющем большинстве таких случаев в возмещении вреда будет отказано, поскольку вина судьи в вынесении незаконного приговора, затем отмененного в кассационном порядке, должна быть установлена вступившим в законную силу приговором суда.]
Думается, что выходом из сложившейся ситуации может служить только соответствующее изменение ч. 2 ст. 133 УПК РФ и включение вышеуказанных случаев незаконного уголовного преследования в перечень оснований, дающих реабилитированным право на возмещение государством вреда независимо от вины причинителя вреда.
2. Проблемы компенсации морального вреда лицам, реабилитированным частично
С принятием Уголовно-процессуального кодекса РФ в вопросах возмещения вреда реабилитированным лицам сделан значительный шаг вперед. Впервые на законодательном уровне легализована возможность возмещения вреда лицам, реабилитированным частично.
Частичную реабилитацию прямо предусматривает п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК РФ. При этом такая реабилитация возможна только в случае частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Выше нами уже отмечалась сложившаяся парадоксальная ситуация, когда не только частичная, но и полная отмена обвинительного приговора суда, не вступившего в законную силу, т. е. в кассационном порядке, с прекращением дела по указанным основаниям, не предполагает возникновения права на возмещение вреда независимо от вины причинителя вреда.
Вместе с тем ч. 3 ст. 133 УПК РФ гласит: «Право на возмещение вреда в порядке, установленном настоящей главой, имеет также любое лицо (выделено нами. – К. Г., С. Н.), незаконно подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу». Представляется, что данная норма вполне позволяет другим лицам, реабилитированным частично, также претендовать на возмещение причиненного им вреда.
Как известно, мерам процессуального принуждения посвящен целый раздел в УПК РФ (Раздел IV. Меры процессуального принуждения). Указанный раздел содержит три главы, регламентирующие задержание подозреваемого, меры пресечения и иные меры процессуального принуждения. К последним отнесены: обязательство о явке, привод, временное отстранение от должности, наложение ареста на имущество, денежные взыскания, налагаемые судом на участников уголовного судопроизводства. Таким образом, если гражданин был незаконно задержан, или в отношении него была незаконно избрана любая из предусмотренных УПК РФ мер пресечений, или он подвергся иным вышеприведенным мерам процессуального принуждения, он вправе требовать возмещения причиненного ему материального и морального вреда в особом порядке, установленном гл. 18 УПК РФ. Это, в частности, предполагает возмещение вреда со стороны государства, в полном объеме, независимо от вины причинителя вреда.
Кроме того, к мерам процессуального принуждения, по всей видимости, следует отнести освидетельствование (ст. 179 УПК РФ), обыск, выемку (ст. 182–184 УПК РФ), наложение ареста на почтово-телеграфные отправления (ст. 185 УПК РФ), контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ), проведение стационарной судебно-психиатрической экспертизы (ст. 203 УПК РФ), получение образцов (крови, спермы и т. п.) для сравнительного исследования (ст. 202 УПК РФ). Незаконное проведение указанных следственных действий может серьезным образом ущемить право гражданина на свободу, неприкосновенность частной жизни, личную неприкосновенность. Поэтому причиненный гражданину в этих случаях вред (материальный и моральный) также должен компенсироваться в порядке, предусмотренном гл. 18 УПК РФ.
Если попытаться проанализировать вышеуказанные меры уголовно-процессуального принуждения на предмет возможности их применения к участникам уголовного процесса, то нетрудно заметить следующее. Помимо подозреваемых, обвиняемых и подсудимых мерам уголовно-процессуального принуждения могут быть подвергнуты и другие участники уголовного судопроизводства. Так, к потерпевшему, свидетелю и другим участникам уголовного судопроизводства могут быть применены обязательство о явке, привод, денежное взыскание (ч. 2 ст. 111 УПК РФ).
Согласно положениям ст. 115 УПК РФ арест может быть наложен не только на имущество подозреваемых и обвиняемых, но также и на имущество лиц, несущих по закону материальную ответственность за их действия (например, на имущество родителей несовершеннолетних детей, владельца источника повышенной опасности).
Обыск или выемка могут быть произведены при наличии достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела (ст. 182–183 УПК РФ). Из этого следует, что данные следственные действия могут быть произведены в отношении практически неопределенного круга лиц.
Из положений ст. 185–186 УПК РФ также вытекает, что в отношении практически любого гражданина могут быть произведены следственные действия в виде наложения ареста на его почтово-телеграфные отправления, а также осуществлен контроль и запись его переговоров. Так в ч. 1 ст. 186 УПК РФ сказано: «При наличии достаточных оснований полагать, что телефонные или иные переговоры подозреваемого, обвиняемого и других лиц (выделено нами. – К. Г., С. Н.) могут содержать сведения, имеющие значение для уголовного дела, их контроль и запись допускаются при производстве по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях…»
Следует иметь в виду, что далеко не все вышеприведенные случаи незаконного уголовно-процессуального принуждения предусмотрены ст. 1100 ГК РФ, предполагающей компенсацию морального вреда независимо от вины причинителя вреда. Однако, думается, они вполне укладываются в упоминаемые в данной статье «иные случаи, предусмотренные законом». В данной же ситуации таким законом и является УПК РФ.
В то же время практически сразу после принятия УПК РФ специалисты обратили внимание на явную неоднозначность формулировки его ч. 3 ст. 133. Так, Т. Москалькова отмечает, что характер причинения вреда лицам, незаконно подвергнутым мерам процессуального принуждения в ходе производства по уголовному делу, и правовые последствия наступившего вреда не имеют ничего общего с реабилитацией лиц, невиновно подвергнутых уголовно-процессуальным репрессиям. Характер уголовно-процессуальных отношений, возникающих при участии этих лиц, их правовое положение, последствия причиненного им вреда, содержание принуждения и причинно-следственные связи между действием и вредом, процессуальные акты, подтверждающие этот вред, совершенно иные, чем при участии обвиняемого (подозреваемого) или осужденного, ошибочно попавшего в жернова судебно-следственной машины. [306 - Москалькова Т. Новые подходы к содержанию института реабилитации в УПК РФ 2001 года // Уголовное право. 2002. № 2. С. 72.]
Следует согласиться и с мнением Б. П. Безлепкина о том, что, например, требование компенсации за моральный вред, возникший вследствие незаконного освидетельствования, не имеет отношения к категории невиновности, а следовательно, и к институту реабилитации в уголовном процессе. Этот же автор, одновременно выдвигает, по нашему мнению, верное предположение, согласно которому в главу о реабилитации включена общая норма (ч. 3 ст. 133 УПК РФ), к реабилитации отношения не имеющая. [307 - Безлепкин Б. П. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РФ. М., 2002. С. 168.]
Системный анализ ст. 133 УПК РФ позволяет найти ряд фактов, подтверждающих данное предположение Б. П. Безлепкина. В ч. 3 данной статьи, по всей видимости, не случайно говорится о праве на возмещение вреда, а не о праве на реабилитацию, которое трактуется законодателем несколько шире. Согласно ч. 1 ст. 133 УПК право на реабилитацию включает в себя право на возмещение имущественного вреда, устранение последствий морального вреда и восстановление в трудовых, пенсионных, жилищных и иных правах. Кроме того, если в ч. 1 и 2 ст. 133 УПК в связи с правом на реабилитацию говорится о возмещении вреда, причиненного уголовным преследованием, то в ч. 3 ст. 133 говорится о наличии права на возмещение вреда у лиц, незаконно подвергнутых мерам процессуального принуждения.
Вместе с тем представляется недостаточно ясным вопрос о порядке возникновения у этих «любых лиц», незаконно подвергнутых мерам процессуального принуждения при производстве по уголовному делу, права на возмещение причиненного им вреда. Уголовно-процессуальным кодексом РФ такая возможность регламентируется только для реабилитированных граждан. В ч. 1 ст. 134 УПК РФ (признание права на реабилитацию) говорится: «Суд в приговоре, определении, постановлении, а прокурор, следователь, дознаватель в постановлении признают за оправданным либо лицом, в отношении которого прекращено уголовное преследование, право на реабилитацию. Одновременно реабилитированному направляется извещение с разъяснением порядка возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием». Иначе говоря, процессуальными актами, предоставляющими право на реабилитацию, являются оправдательный приговор или соответствующее постановление (определение) суда, прокурора, следователя, дознавателя о прекращении уголовного преследования по реабилитирующим основаниям. При этом в данных документах делается запись о праве на реабилитацию, и, кроме того, реабилитированному направляется извещение, где разъяснен порядок возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием.
Достаточно очевидно, что для лиц, о которых идет речь в ч. 3 ст. 133 УПК РФ, указанный порядок признания права на возмещение вреда не применим. Эти лица реабилитированными как таковыми не являются, поскольку вышеприведенные процессуальные документы в отношении них вынесены быть не могут. Таким образом, надо полагать, что в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 133 УПК РФ, незаконность применения мер процессуального принуждения в отношении «других лиц» будет определяться в судебном порядке в случае обращения таких лиц с соответствующими заявлениями в суд. В части компенсации морального вреда таким лицам это вполне соотносится с ч. 2 ст. 136 УПК РФ, согласно которой иски о компенсации реабилитированным морального вреда в денежной форме предъявляются в порядке гражданского судопроизводства. [308 - В части возмещение имущественного вреда лицам, о которых говорится в ч. 3 ст. 133 УПК РФ, на практике могут возникнуть серьезные проблемы. Процедура возмещения имущественного вреда таким лицам, согласно положениям ст. 135 УПК РФ, носит не только судебный порядок. Однако изучение данного вопроса не входит в сферу исследования настоящей работы.]
3. Вопрос об обстоятельствах, исключающих возможность возникновения права на реабилитацию
В ч. 4 ст. 133 УПК РФ приводится перечень случаев, на которые не распространяются правила ст. 133. К таким случаям законодатель относит применение в отношении лица мер процессуального принуждения или постановление обвинительного приговора, которые в последующем отменяются или изменяются ввиду:
– издания акта об амнистии;
– истечения сроков давности;
– недостижения возраста, с которого наступает уголовная ответственность, или в отношении несовершеннолетнего, который хотя и достиг возраста, с которого наступает уголовная ответственность, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими в момент совершения деяния, предусмотренного уголовным законом;
– принятия закона, устраняющего преступность или наказуемость деяния.
Можно согласиться с уже высказанной точкой зрения, что данный перечень является неполным. Сюда же предлагается включить и случай прекращения уголовного дела в соответствии со ст. 26 УПК РФ в связи с изменением обстановки, когда лицо или совершенное им деяние перестали быть общественно опасными. [309 - Москалькова Т. Новые подходы к содержанию института реабилитации в УПК РФ 2001 года. С. 70.] Кроме того, по нашему мнению, в этот перечень следовало бы включить и случаи прекращения уголовных дел по основаниям, предусмотренным ст. 25 (в связи с примирением сторон) и 28 (в связи с деятельным раскаянием) УПК РФ.
С другой стороны, представляется совершенно справедливым замечание о том, что понятие «реабилитированный» включает в себя лицо, которое не было причастно к совершению преступления. Нормами же УПК РФ возмещение вреда предусмотрено и в отношении лиц, которые совершили преступление, но уголовное дело в отношении них прекращено по нереабилитирующим основаниям: в случае, если по делам частного обвинения потерпевший (он же одновременно частный обвинитель) не явился без уважительных причин в суд (п. 2 ч. 2 ст. 133); ввиду отсутствия заявления потерпевшего по делам частного и частно-публичного обвинения (п. 3 ч. 2 ст. 133); ввиду отсутствия согласия суда на возбуждение уголовного дела или на привлечение в качестве обвиняемого члена Совета Федерации и депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации; Генерального прокурора Российской Федерации, Судьи Конституционного Суда Российской Федерации, Верховного Суда Российской Федерации, Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, судьи Федерального суда общей юрисдикции и Федерального арбитражного суда, иных судей, депутата законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта Российской Федерации, следователя, адвоката, прокурора (п. 3 ч. 2 ст. 133); ввиду наличия в отношении подозреваемого или обвиняемого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо определения суда или постановления судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвинению, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено ввиду его смерти, и т. д. (п. 3 ч. 2 ст. 133 УПК РФ). Такой подход к институту реабилитации не основан на принципе справедливости, нормах нравственности и морали, противоречит международным актам и зарубежной практике. [310 - Там же. С. 72.]
В соответствии с Указом от 18 мая 1981 г. единственным обстоятельством, исключающим для полностью реабилитированного гражданина возможность возмещения причиненного ущерба, является самооговор. Часть 3 ст. 2 данного Указа гласит: «Ущерб не подлежит возмещению, если гражданин в процессе дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства путем самооговора препятствовал установлению истины по делу и тем самым способствовал наступлению указанных в части первой настоящей статьи последствий (в виде незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу. – К. Г., С. Н.)». [311 - Бюллетень текущего законодательства за апрель—май 1981 г. М., 1981. С. 4–5.]
В п. 3 Инструкции от 2 марта 1982 г. данное обстоятельство было более детализировано. Во-первых, было указано, что наличие в действиях гражданина самооговора устанавливается органами дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда. И, во-вторых, было признано, что самооговор не является обстоятельством, исключающим право на возмещение ущерба, когда он явился следствием применения к гражданину насилия, угроз и иных незаконных мер. [312 - Бюллетень нормативных актов министерств и ведомств. 1984. № 3. С. 3–4.]
В дальнейшем, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 23 декабря 1988 г., по поводу последнего уточнения дополнительно было разъяснено, что при самооговоре факт применения насилия, угроз или иных незаконных мер должен быть установлен следственными органами, прокурором или судом. Кроме того, в данном постановлении было дано толкование термина «самооговор», под которым предложено понимать «заведомо ложные показания подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, данные с целью убедить органы предварительного расследования и суд в том, что именно им совершено преступление, которое он в действительности не совершал». [313 - Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 341.]
На первый взгляд, может показаться, что проблема самооговора не имеет особого отношения к компенсации реабилитированным морального вреда, поскольку такая компенсация, в отличие от возмещения имущественного ущерба, не регулируется нормами Указа от 18 мая 1981 г. и Инструкции от 2 марта 1982 г. Была также высказана точка зрения о том, что положение о самооговоре, содержащееся в ст. 2 Указа от 18 мая 1981 г. и ограничивающее право на возмещение ущерба гражданину, подвергнувшемуся незаконному уголовному преследованию, не подлежит применению, поскольку ст. 53 Конституции РФ и п. 1 ст. 1070 ГК РФ устанавливают право на возмещение государством вреда без подобных ограничений. [314 - Конституция РФ. Комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина. М., 1994. С. 281; Комментарий к Гражданскому кодексу РФ (Части второй) / Под ред. О. Н. Садикова. М., 1996. С. 664.] В Уголовно-процессуальном кодексе РФ самооговор также не указан в качестве препятствия для возмещения вреда, причиненного реабилитированному. Это послужило поводом к утверждению о том, что вред в таких случаях подлежит возмещению на общих основаниях. [315 - См., напр.: Багаутдинов Ф. Н. Обеспечение имущественных прав личности при расследовании преступлений. М., 2002. С. 220.] Вместе с тем по данному поводу Т. Москалькова вполне справедливо отмечает, что такой подход к решению проблемы самооговора противоречит международным договорам Российской Федерации и предшествующей устоявшейся российской практике. Статья 3 Протокола 7 к Конвенции против пыток и других жестоких и унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г. [316 - ВВС СССР. 1987. № 45. Ст. 747.] устанавливает право жертв судебной ошибки получать «компенсацию согласно закону или практике соответствующего государства, если только не будет доказано, что в обнаружении этого обстоятельства полностью или частично виновно оно само». [317 - Москалькова Т. Новые подходы к содержанию института реабилитации в УПК РФ 2001 года. С. 71.]
Кроме того, нисколько не утратила своей актуальности и позиция А. М. Эрделевского, изложившего свое видение данной проблемы, которое, по нашему мнению, заслуживает самого пристального внимания. Прежде всего ученый отмечает, что в период действия ГК РСФСР в ст. 2 Указа от 18 мая 1981 г. и применительно к случаям самооговора был конкретизирован вытекавший из смысла ст. 458 ГК РСФСР вывод: если умысел потерпевшего содействовал возникновению или увеличению вреда, то в возмещении вреда должно быть отказано (хотя прямо ст. 458 ГК РСФСР устанавливала в качестве основания для уменьшения размера возмещения или отказа в таковом грубую неосторожность потерпевшего). В настоящее время п. 1 ст. 1083 ГК РФ непосредственно устанавливает, что вред, возникший вследствие умысла потерпевшего, возмещению не подлежит. Отсюда делается соответствующий вывод о применимости этого правила и к случаям причинения вреда реабилитированному вследствие самооговора последнего. Иными словами, в случае наличия в действиях реабилитированного лица самооговора в совокупности с правилами ст. 1070 ГК РФ предлагается применять в качестве общей нормы и ст. 1083 ГК РФ, устанавливающую основания отказа в возмещении вреда или уменьшения его размера. [318 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 86–87.]
Действительно, из приведенного выше определения самооговора, данного Пленумом Верховного Суда СССР, следует, что самооговором являются как раз умышленные действия, направленные на убеждение правоохранительных органов в том, что именно оговоривший себя совершил преступление, которого он в действительности не совершал. Тем самым такой человек сознательно обрекает себя на те лишения, которым подвергаются лица, подозреваемые (обвиняемые) в совершении преступлений.
Разумеется, применительно к ст. 1083 ГК РФ необходимо иметь в виду, что не всякий самооговор может служить основанием для отказа в возмещении ущерба, причиненного реабилитированному. Не случайно, как в Указе от 18 мая 1981 г. и Инструкции от 2 марта 1982 г., так и в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 23 декабря 1988 г. проблеме самооговора уделяется достаточно пристальное внимание. В указанных документах, в судебной практике, в исследованиях ученых уже имеются определенные наработки и обобщения, касающиеся условий признания самооговора обстоятельством, влекущим отказ в возмещении ущерба реабилитированному. Думается, что накопленный опыт вполне можно использовать и для решения вопроса о допустимости компенсации реабилитированному морального вреда.
Следует сказать, что самооговор обвиняемого (подсудимого) – далеко не новое явление в истории уголовного судопроизводства. При этом с фактами самооговоров на предварительном следствии и в суде приходится сталкиваться намного чаще, чем можно себе представить. [319 - Подробнее об этом см.: Петрухин И. Л. Самооговор // Советская юстиция. 1970. № 13. С. 11; Рахунов Р. Д. Признание обвиняемым своей вины. М., 1975. С. 38–39; Ларин А. М. Презумпция невиновности. М., 1982. С. 81–82.] Причины самооговора могут быть самыми разными. Например, Р. Д. Рахунов предположил следующую классификацию причин ложного самооговора:
а) стечение обстоятельств, убеждающих честного человека считать себя виновным в деянии, которого он не совершал или которое не содержит состава преступления;
б) корыстные и другие эгоистические соображения, которые побуждают обвиняемого взять на себя чужую вину;
в) болезненная психика, толкающая обвиняемого на путь признания;
г) юридическая некомпетентность, приводящая к тому, что обвиняемый, не оспаривая факта, признает себя виновным в таком противоправном деянии, которого он в действительности не совершал;
д) самооговор под влиянием угроз, внушения и других форм воздействия и принуждения. [320 - Рахунов Р. Д. Признание обвиняемым своей вины. С. 40.]
Нетрудно заметить, что значительная часть указанных причин самооговора отнюдь не связана с каким-то сознательным желанием человека оговорить себя и убедить правоохранительные органы в том, что именно он совершил преступление, которого в действительности не совершал. Соответственно Указ от 18 мая 1981 г., Инструкция от 2 марта 1982 г., постановление Пленума Верховного Суда СССР от 23 декабря 1988 г. предусматривают несколько условий признания самооговора в качестве обстоятельства, исключающего возмещение ущерба реабилитированному.
В первую очередь оговаривающее себя лицо должно давать показания или делать заявление умышленно, заведомо сознавая их ложность.
Другим условием, позволяющим признать самооговор обстоятельством, исключающим возмещение ущерба, причиненного реабилитированному, является добровольность его соответствующих показаний и заявлений. Согласно п. 3 Инструкции от 2 марта 1982 г. самооговор, явившийся следствием применения к гражданину насилия, угроз и иных незаконных мер, не исключает возмещения ущерба. Наиболее серьезной и трудноразрешимой проблемой здесь является возможность установления следственными органами, прокурором или судом факта насилия, угроз или иных незаконных мер.
Как правило, заявления о применении таких способов получения показаний делаются подсудимыми в ходе судебного разбирательства. По сложившейся практике во многих таких случаях суды вызывают и допрашивают в качестве свидетелей оперативных работников милиции и следователей об обстоятельствах получения ими показаний у подсудимого (на тот момент подозреваемого или обвиняемого) на предварительном следствии. Однако мало кто сомневается в практической бесполезности подобных допросов, поскольку ответы таких свидетелей предугадать нетрудно: показания такой-то давал добровольно, никакого физического или психического давления на него не оказывалось.
Главным средством выявления насилия, используемого на допросах, и связанного с ним вынужденного самооговора должно служить расследование по возбужденному по этому поводу уголовному делу. Постановление (определение) о прекращении такого уголовного дела по нереабилитирующим основаниям или вынесение по нему обвинительного приговора, несомненно, будет, наряду с очевидным доказательством вины соответствующего должностного лица, бесспорным фактором, препятствующим отказу в возмещении вреда, причиненного оговорившему себя лицу.
По-видимому, целесообразно внести необходимые изменения в уголовно-процессуальное законодательство, обязывающие суд выносить и направлять в прокуратуру частное определение (постановление) по каждому факту заявления подсудимого о применении к нему незаконных мер в целях получения признания вины. Вместе с тем важной превентивной мерой против необоснованных заявлений подсудимых (обвиняемых) о принуждении их к даче признательных показаний явилось бы привлечение таких лиц к уголовной ответственности за оговор заведомо невиновных работников правоохранительных органов. [321 - Следует заметить, что довольно часто подсудимые используют заявления о якобы применении к ним незаконных методов допроса для того, чтобы объяснить изменение своих первоначальных показаний, когда в ходе предварительного следствия по тем или иным причинам (влияние сокамерников, родственников и др.) подсудимый решил попытаться избежать уголовной ответственности. Особенно это проявляется после окончания предварительного следствия, когда обвиняемый (подсудимый), ознакомившись со всеми материалами дела, полагает, что имеющихся в нем доказательств его вины недостаточно и рассчитывает на вынесение оправдательного приговора в связи с недоказанностью его вины.] Думается, что в случае, когда такие заявления подсудимый делает по ходу своих показаний, следовало бы получать от него еще и соответствующее отдельное заявление, в котором он предупреждался бы об уголовной ответственности за заведомо ложный донос.
Применительно к положениям п. 1 ст. 1083 ГК РФ достаточно спорным выглядит высказанное Л. А. Прокудиной мнение о том, что самооговор ни при каких обстоятельствах не должен исключать права реабилитированного на возмещение ущерба. Мотивируется это тем, что признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения только при его подтверждении совокупностью имеющихся доказательств по делу. Отсюда делается вывод, что если гражданин был привлечен к уголовной ответственности только на основании его самооговора, а затем этот человек был реабилитирован, то можно говорить об ошибке следователя, привлекшего гражданина к уголовной ответственности необоснованно, без достаточных к тому оснований. [322 - Прокудина Л. А. Возмещение ущерба, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов. С. 29.]
Однако такой подход к проблеме представляется несколько упрощенным. Прежде всего необходимо отметить, что в большинстве случаев после предъявления человеку обвинения сбор доказательств по делу не заканчивается. Человек может стать обвиняемым и вдобавок оказаться под стражей в самом начале предварительного следствия, когда проверка уже имеющихся доказательств его вины и сбор новых еще только начинается. При этом первоначально собранные доказательства могут в силу разных причин оказаться негодными, а новых может и не прибавиться. Вместе с тем, как показывает практика, любое обвинительное заключение, помимо признательных показаний обвиняемого, всегда содержит хотя бы косвенные доказательства его вины. Другое дело, что в случае отказа подсудимого от ранее данных им признательных показаний, оставшихся косвенных доказательств может оказаться недостаточно для того, чтобы положить их в основу обвинительного приговора.
Кроме того, сознательно и добровольно оговаривая себя, человек не только умышленно подвергает себя лишениям, связанным с уголовным преследованием, но и препятствует нормальной деятельности правоохранительных органов, направленной на быстрое и полное установление истины по делу. Поэтому возмещать ущерб обвиняемому при таких обстоятельствах было бы противоестественно. [323 - Понарин В. Я. Защита имущественных прав личности в уголовном процессе России. Воронеж, 1994. С. 127.]
4. Проблема определения размера компенсации морального вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием
Из положений, содержащихся в ст. 151, 1099–1101 ГК РФ, следует, что определение размера компенсации морального вреда реабилитированному осуществляется по общим критериям, установленным для определения размера такой компенсации вообще. Разумеется, не может быть учтена только степень вины причинителя вреда, поскольку в данном случае компенсация морального вреда допускается и при отсутствии такой вины. При оценке морального вреда, причиненного гражданину незаконным уголовным преследованием, необходимо учитывать:
– характер и степень физических и нравственных страданий, исходя при этом из фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего;
– требования разумности и справедливости;
– иные заслуживающие внимания обстоятельства.
Как отмечалось в предыдущей главе, перечисленные критерии носят весьма общий и обтекаемый характер и в случае необходимости предоставляют практически неограниченный простор свободному усмотрению судьи, фантазия которого не сковывается никакими верхними или нижними пределами присуждаемой денежной суммы. Думается, нет смысла в очередной раз перечислять все те негативные моменты, которые порождает такое свободное судейское усмотрение. Одновременно по поводу определения размера компенсации морального вреда, причиненного потерпевшему от преступлений, нами высказывалось предложение о целесообразности установления верхнего и нижнего пределов размера такой компенсации, соотносимых с соответствующими границами наказаний, предусмотренных за тот или иной вид преступлений. Это предложение представляется не менее актуальным и для случаев компенсационных выплат реабилитированным. Разумеется, что границы таких выплат должны определяться иным способом. Введение разумных ограничений на размеры денежных компенсаций, выплачиваемых реабилитированным за причиненный моральный вред, представляется оправданным по нескольким причинам.
Как известно, наряду с возможностью выплаты реабилитированному лицу денежной компенсации независимо от вины причинителя вреда (п. 1 ст. 1070, ст. 1100 ГК РФ), еще одной особенностью возмещения вреда таким лицам является возложение этой обязанности на государство. Представляется, что для нашей страны, не первый год испытывающей серьезные экономические трудности, определение размера выплачиваемой реабилитированному денежной компенсации с помощью ничем не ограниченного судейского усмотрения является непозволительной роскошью. Возможно, вопрос обоснованного расходования государственных средств и моральные страдания невиновно осужденного гражданина являются и несопоставимыми понятиями. Но почему бы не затронуть и эту тему, являющуюся не более приземленной, чем тема денежной оценки такой, по большому счету неоценимой и несовместимой с деньгами, категории, как душевные страдания.
По этому поводу хотелось бы привести некоторые примеры из опыта зарубежных стран. В Польше, согласно уголовно-процессуальному законодательству, гражданин имеет право получить «вознаграждение за испытанную несправедливость». Но по сложившейся практике оно должно быть умеренным, присуждаться с учетом финансового положения государства и не может составлять неосновательного обогащения. Даже такие благополучные в экономическом отношении страны, как ФРГ, Япония, Франция не стесняются более четко регулировать размеры выплачиваемых «жертвам правосудия» компенсаций. Так, в ФРГ вообще установлен жестко фиксированный размер компенсации – 10 марок за каждый день, проведенный в заключении. В Японии компенсация за незаконное нахождение под стражей, учитывающая в том числе и душевные страдания, должна исчисляться суммой не менее 200 иен и не более 400 иен за каждый день, проведенный под арестом. В соответствии же с французским законодательством, каждый такой день должен оцениваться в размере не менее 0,25 франка. [324 - См.: Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. С. 97–98; Москалькова Т. Н. Честь и достоинство: как их защитить. С. 126–127.]
Вместе с тем установление нижнего предела взыскиваемой с государства денежной суммы будет служить реабилитированному гарантией получения хотя бы минимального, но вполне определенного размера компенсации, что отнюдь не гарантируется нынешними законодательными нормами.
Необходимо также отметить, что установление верхней границы компенсации, присуждаемой лицу, незаконно подвергнувшемуся уголовному преследованию, не может, в принципе, сказаться на полноте возмещения морального вреда. Ведь совершенно очевидно, что какая бы огромная сумма не была выплачена пострадавшему, она все равно не возместит перенесенных им душевных мук, а только в какой-то мере их загладит.
Кроме того, упорядочивание размеров компенсационных выплат, несомненно, будет способствовать установлению более справедливого отношения государства к каждому из своих граждан. При неограниченном судейском усмотрении возникает сколько угодно ситуаций, когда, например, незаконно находившийся на подписке о невыезде гражданин, в итоге получает намного большую компенсационную выплату, нежели оправданный гражданин, проведший аналогичный период времени в следственном изоляторе.
При незаконном применении к гражданину в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде определение размера компенсационной выплаты, думается, не должно представлять особой сложности. Главное, это установить размер компенсации за один день содержания под стражей и один день нахождения на подписке о невыезде. Такой размер не следовало бы делать фиксированным, поскольку индивидуальные особенности пострадавшего (прежде всего, наличие или отсутствие у него прежних судимостей, возраст, состояние здоровья), условия содержания в камере и т. д. могут быть различными. Эти предусмотренные ст. 151, 1101 ГК РФ обстоятельства в рамках установленной «вилки» и должны учитываться судом при определении окончательного размера компенсации.
5. Вопрос о процессуальном порядке компенсации морального вреда «жертвам правосудия»
Непосредственно возмещению морального вреда реабилитированным лицам посвящена ст. 136 УПК РФ. Данной статьей предусматривается несколько форм возмещения морального вреда. Прежде всего хотелось бы остановиться на неденежных формах такого возмещения.
Согласно ч. 1 ст. 136 прокурор от имени государства приносит официальное извинение реабилитированному за причиненный ему вред. По данному поводу сразу возникает ряд вопросов. Во-первых, каким образом такое извинение будет приноситься прокурором в случае прекращения уголовного преследования (по реабилитирующим обстоятельствам) на стадии предварительного расследования? Будет ли это извинение письменным или устным? Во-вторых, при оправдании подсудимого должен ли прокурор дождаться вступления приговора в законную силу или должен принести такое извинение сразу в зале суда после провозглашения приговора? Однако в последнем случае принесение такого извинения может оказаться явно преждевременным, если такой приговор будет отменен в кассационном порядке. Пока эти вопросы остаются без ответа.
Часть 3 ст. 136 гласит: «Если сведения о задержании реабилитированного, заключении его под стражу, временном отстранении его от должности, применении к нему принудительных мер медицинского характера, об осуждении реабилитированного и иных примененных к нему незаконных действиях были опубликованы в печати, распространены по радио, телевидению или в иных средствах массовой информации, то по требованию реабилитированного, а в случае его смерти – близких родственников или родственников либо по письменному указанию суда, прокурора, следователя, дознавателя соответствующие средства массовой информации обязаны в течение 30 суток сделать сообщение о реабилитации».
Таким образом, обязанность соответствующих средств массовой информации сделать сообщение о реабилитации гражданина возникает только в случае проявления необходимой инициативы реабилитированным, а в случае смерти последнего – его родственниками или по письменному указанию суда, прокурора, следователя, дознавателя.
Частью 4 ст. 136 предусматривается, что по требованию реабилитированного, а в случае его смерти – его близких родственников или родственников суд, прокурор, следователь, дознаватель обязаны в срок не позднее 14 суток направить письменные сообщения о принятых решениях, оправдывающих гражданина, по месту работы, учебы или по месту жительства.
Нетрудно заметить, что для направления указанных письменных сообщений, как и в предыдущем случае, необходима соответствующая инициатива реабилитированного, а в случае его смерти – его близких родственников.
По поводу исков о компенсации за причиненный реабилитированным моральный вред в денежном выражении достаточно четко и недвусмысленно говорится в ч. 2 ст. 136. Данной нормой предъявление таких исков предусматривается только в порядке гражданского судопроизводства.
С учетом положений ст. 135 УПК РФ, регламентирующей возмещение реабилитированным имущественного вреда, напрашивается очевидный вывод о том, что уголовно-процессуальным законом изначально предполагаются различные механизмы возмещения реабилитированным имущественного и морального вреда.
Процедура, предусмотренная ст. 135, носит достаточно многоступенчатый характер и предусматривает как судебный так и внесудебный порядок возмещения имущественного ущерба.
Согласно ч. 1 ст. 134 одновременно с признанием за оправданным или лицом, в отношении которого прекращено уголовное преследование, права на реабилитацию, что должно быть отражено в соответствующем приговоре или постановлении (определении), реабилитированному направляется извещение с разъяснением порядка возмещения вреда, связанного с уголовным преследованием.
После получения указанного извещения, на основании положений ч. 2 ст. 135 ГПК РФ, реабилитированный в течение сроков исковой давности, установленных ГК РФ, вправе обратиться с требованием о возмещении имущественного вреда в орган, постановивший приговор и (или) вынесший определение (постановление) о прекращении уголовного дела, об отмене или изменении незаконных или необоснованных решений. Если уголовное дело прекращено или приговор изменен вышестоящим судом, то требование о возмещении вреда направляется в суд, постановивший приговор.
Не позднее одного месяца со дня поступления требования о возмещении имущественного вреда судья, прокурор, следователь или дознаватель определяют его размер и выносят постановление о производстве выплат в возмещение этого вреда (ч. 4 ст. 135 УПК РФ).
Требование о возмещении имущественного вреда разрешается судьей в порядке, установленном ст. 399 УПК РФ для разрешения вопросов, связанных с исполнением приговора (ч. 5 ст. 135 УПК РФ).
Согласно требованиям ч. 6 ст. 135 УПК копия вышеуказанного постановления вручается или направляется реабилитированному, а в случае смерти последнего – его наследникам, близким родственникам, родственникам или иждивенцам.
Из вышеизложенного следует, что внесудебный механизм предусмотрен для возмещения имущественного вреда лицам, реабилитированным на досудебных стадиях производства по уголовному делу. Должностные лица правоохранительных органов (прокурор, следователь или дознаватель), вынесшие соответствующее постановление о прекращении уголовного преследования, по требованию реабилитированного должны также определить размер имущественного вреда и вынести постановление о производстве выплат и возмещении этого вреда.
Судебный порядок возмещения имущественного вреда реабилитированному предусмотрен для случаев его реабилитации в суде. Однако процедура возмещения имущественного вреда в этом случае будет не в порядке гражданского судопроизводства, а в рамках производства по уголовному делу – согласно процедуре, предусмотренной ст. 399 УПК РФ, т. е. в порядке исполнения приговора.
Вряд ли кто-нибудь будет сомневаться в том, что такое различие механизмов возмещения имущественного и морального вреда создает дополнительные трудности для реабилитированных граждан в их попытках возместить причиненный им вред. Люди, которые и без того пострадали от правоохранительной и судебной систем, должны тратить дополнительное время и душевные силы, участвуя в параллельных процессах по возмещению им имущественного и морального вреда.
Созданный при помощи нового уголовно-процессуального законодательства механизм возмещения вреда реабилитированным трудно назвать оптимальным также и по некоторым другим причинам.
Во-первых, решение о возмещении реабилитированному имущественного ущерба и определение его размера законом возлагаются на прокурора, следователя, дознавателя, принявших решение о реабилитации. А это в большинстве своем как раз те самые должностные лица, которые ранее подписывали постановления о привлечении этого гражданина в качестве обвиняемого или ходатайство о его аресте. «Практические работники подчас… находятся в плену первоначальных показаний гражданина о признании его в совершении преступления, вписывающихся в рабочую версию. Впоследствии же, когда версия не подтверждается, гражданин реабилитируется, работники правоохранительных органов обвиняют граждан в попытке запутать следствие, отказывая им в возмещении ущерба (например, под предлогом самооговора. – К. Г., С. Н.)». [325 - Прокудина Л. А. Возмещение ущерба… С. 26.]
Во-вторых, по вышеуказанной причине представляется спорным и предложение о том, чтобы при прекращении дела судом второй инстанции размер вреда определял суд, постановивший приговор. Исследователями отмечается, что необъективизм, предвзятость при вынесении определения о возмещении ущерба бывали вызваны и тем обстоятельством, что выносились они тем же судом, который постановил обвинительный приговор в первой инстанции. [326 - Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. С. 63.]
В-третьих, следует отметить, что внесудебный порядок восстановления нарушенных имущественных прав реабилитированного противоречит ст. 46 Конституции РФ, гарантирующей каждому гражданину судебную защиту его прав и свобод. [327 - Здесь необходимо отметить, что согласно ст. 137 УПК РФ постановления прокурора, следователя, дознавателя о производстве выплат по возмещению реабилитированному ущерба могут быть обжалованы в порядке, установленном главой 16 УПК РФ, которая предполагает и судебный порядок рассмотрения таких жалоб (ст. 125 УПК РФ).]
Ранее учеными уже неоднократно высказывалось мнение о том, что процедура возмещения вреда реабилитированным должна от начала до конца регулироваться нормами уголовно-процессуального законодательства и осуществляться посредством продолжения производства по уголовному делу, в рамках которого причинен вред обвиняемому, т. е. являться логическим продолжением основного дела. [328 - См., напр.: Понарин В. Я. Защита имущественных прав личности…С. 131; Кокорев Л. Д. Три кита правосудия // Юридический вестник. 1992. № 11; Комарова Н. А., Сидорова Н. А. Судебная этика. СПб., 1993. С. 35–36.]
Такое решение стало бы, на наш взгляд, наиболее приемлемым, но в нынешней правовой ситуации вряд ли осуществимым практически. Для того чтобы возмещение вреда реабилитированному стало логическим продолжением производства по уголовному делу и проходило бы в рамках уголовного процесса, по делам, прекращенным на досудебных стадиях, размер компенсации за причиненный моральный вред должен был бы определяться не судом, а органами предварительного следствия и прокуратуры. Однако такое возмещение, с учетом известной специфики и сложности определения размера компенсации за такой вид вреда, не будет основано на законе, так как войдет в противоречие, в частности, со ст. 151, 1101 ГК РФ, в соответствии с которыми только суд может возложить обязанность денежной компенсации морального вреда и определить ее размер.
Поскольку компенсация морального вреда реабилитированным может осуществляться только в судебном порядке, более удобным для граждан и эффективным для правосудия стало бы возмещение всех видов вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием, в рамках одного судебного разбирательства. [329 - Об этом также см.: Левинова Т. Возмещение морального вреда незаконно привлеченным к уголовной ответственности // Российская юстиция. 2000. № 9. С. 40.] Это позволило бы сэкономить время и душевные силы людям, и без того настрадавшимся от правоохранительной и судебной систем, а также способствовало бы оптимизации правосудия.
При прекращении уголовного дела по реабилитирующим основаниям в стадии предварительного следствия вопрос о компенсации причиненного пострадавшему вреда следовало бы решать в районном суде по месту производства предварительного следствия (дознания). В случае вынесения оправдательного приговора в суде первой инстанции этот вопрос должен решаться этим же судом. А при прекращении дела в суде второй инстанции этот же суд должен вынести решение и о возмещении реабилитированному причиненного вреда, в том числе и морального. Процессуальный порядок такого возмещения, по-видимому, мог бы быть аналогичным порядку, предусмотренному ст. 399 УПК РФ.
Согласно ч. 1 ст. 134 УПК РФ суд в приговоре, определении, постановлении, а прокурор, следователь, дознаватель в постановлении должны признать за оправданным либо лицом, в отношении которого прекращено уголовное преследование, право на реабилитацию и направить ему извещение с разъяснением порядка возмещения связанного с таким преследованием вреда. Однако судебно-следственная практика показывает, что указанные должностные лица в большинстве случаев не выполняют указанное требование закона. [330 - Такая традиция фактически сохранилась со времени действия УПК РСФСР, когда вопреки требованиям статьи 58–1 этого Кодекса должностные лица правоохранительных органов крайне редко разъясняли реабилитированному порядок восстановления его нарушенных прав. Например, согласно проведенного в 1998 г. анонимного анкетирования работников правоохранительных органов (дознавателей, следователей и судей) Гатчинского района Ленинградской области только 15,2 % опрошенных должностных лиц доводили до сведения «жертв правосудия» содержание указанной ст. 58–1 УПК РСФСР.] Поэтому, нелишним будет вписать в соответствующие статьи Уголовно-процессуального кодекса, содержащие перечень прав подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, и потенциальное право последних, в случае возможной реабилитации, на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда.
6. Проблема определения надлежащего ответчика, который должен представлять интересы государства по делам о возмещении вреда, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов
Вследствие несовершенства и несогласованности действующего законодательства на практике возникло немало трудностей при определении органа, обязанного представлять интересы государственной казны по делам о возмещении вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием. На основании ч. 1 ст. 1070 ГК РФ вред, причиненный гражданину незаконным уголовным преследованием, возмещается за счет казны Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом, – за счет казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования. В соответствии со ст. 1071 ГК РФ в указанных случаях от имени казны выступают соответствующие финансовые органы, если в соответствии с п. 3 ст. 125 ГК РФ эта обязанность не возложена на другой орган, юридическое лицо или гражданина.
В постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ № 6/8 от 1 июля 1996 г. «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» по этому поводу отмечается: «В случае предъявления гражданином или юридическим лицом требования о возмещении убытков, причиненных в результате незаконных действия (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или должностных лиц этих органов, необходимо иметь в виду, что ответчиком по такому делу должна признаваться Российская Федерация, соответствующий субъект Российской Федерации или муниципальное образование (статья 16) в лице соответствующего финансового или иного управомоченного органа… При удовлетворении иска взыскание денежных сумм производится за счет соответствующего бюджета, а при отсутствии денежных средств – за счет иного имущества, составляющего соответствующую казну». [331 - Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1996. № 9. С. 3.]
В обзоре судебной практики Верховного Суда РФ за первый квартал 1997 г. было сказано, что при рассмотрении дел о возмещении вреда, причиненного гражданину или юридическому лицу, ответственность за который установлена ст. 1069, 1070 ГК РФ, надлежащими ответчиками являются Министерство финансов РФ, если вред подлежит возмещению за счет казны Российской Федерации, управление финансов субъекта Российской Федерации, если вред должен возмещаться за счет казны субъекта Российской Федерации, либо финансовый отдел муниципального образования, если вред возмещается за счет казны этого образования. При этом в решении об удовлетворении иска должно быть сделано указание, что соответствующая сумма возмещения взыскивается за счет средств казны Российской Федерации (казны субъекта Федерации, казны муниципального образования), а не за счет средств самого финансового органа. [332 - Там же. 1997. № 8. С. 20.]
Вместе с тем Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ отменила постановление судьи, которым на финансовый отдел администрации района была возложена обязанность возместить ущерб двум гражданам в связи с незаконным привлечением их к уголовной ответственности. В определении Судебной коллеги, в частности, указано, что в соответствии со ст. 53 Конституции РФ ущерб, причиненный незаконными действиями органов государственной власти и их должностных лиц, возмещается государством. Однако в силу ст. 12 Конституции РФ органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти. На этом основании со ссылкой на ст. 1070 ГК РФ при новом рассмотрении суду рекомендовано выяснить, на какой орган федерального казначейства должно быть возложено возмещение причиненного заявителям вреда (определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ № 2-Д96–18 по делу Киселева и Ноженко). [333 - Там же. С. 17.] Высказанная Верховным Судом РФ по данному делу позиция позволяет сделать вывод о том, что возложение при реабилитации гражданина материальной ответственности на орган местного самоуправления противоречит закону.
12 февраля 1998 г. Министерство финансов РФ издало приказ № 26 «О порядке организации и ведения Министерством финансов Российской Федерации работы по выступлению от имен казны Росийской Федерации, а также по представлению интересов Правительства Российской Федерации в судах». Этим приказом на управления федерального казначейства Главного управления федерального казначейства Министерства финансов Российской Федерации по республикам (кроме Республики Татарстан), краям, областям, автономным областям, округам и г. Санкт-Петербургу возложены организация и ведение в судах работы по выступлению от имени казны Российской Федерации на основании доверенности, выданной Министерством финансов Российской Федерации каждому управлению федерального казначейства.
Однако после вступления в силу с 1 января 2000 г. Бюджетного кодекса РФ (далее – БК РФ) возникли новые сложности с определением надлежащего органа, уполномоченного выступать в судах от имени казны Российской Федерации. Согласно п. 1 и 10 ст. 158 БК РФ в суде от имени российской казны по искам о возмещении вреда, причиненного незаконными решениями и действиями (бездействием) соответствующих должностных лиц и органов по ведомственной принадлежности, выступает главный распорядитель средств федерального бюджета, т. е. определенный ведомственной классификацией расходов федерального бюджета орган государственной власти Российской Федерации, имеющий право распределять средства федерального бюджета по подведомственным распорядителям и поручителям.
Отсюда был сделан вывод, что по делам, связанным с незаконными действиями органов внутренних дел, прокуратуры, судов и должностных лиц этих органов, представлять российскую казну в суде будут соответствующие главные распорядители средств федерального бюджета – Министерство внутренних дел РФ, Генеральная прокуратура РФ, Судебный департамент при Верховном Суде РФ. Такой вывод нашел свое отражение и в появившейся судебной практике. [334 - Булыгин Р. Представление интересов казны Российской Федерации по делам о возмещении вреда // Российская юстиция. 2001. № 11. С. 49–50.]
Однако Верховный Суд РФ в своих решениях не согласился с таким пониманием вышеуказанных норм Бюджетного кодекса РФ.
Так, решением Кировского районного суда г. Ярославля от 23 января 2001 г. с Судебного департамента при Верховном Суде РФ за счет средств казны РФ из средств федерального бюджета РФ в пользу Л. взыскано 20 тыс. руб. в счет компенсации морального вреда, причиненного незаконным осуждением.
Судебная коллегия по гражданским делам Ярославского областного суда 26 марта 2001 г. это решение оставила без изменения.
Президиум Ярославского областного суда 22 августа 2001 г. из мотивировочной части решения Кировского районного суда от 23 января 2001 г. исключил указание о том, что Судебный департамент при Верховном Суде РФ является надлежащим ответчиком по делу, и резолютивную часть решения изложил в следующей редакции: «Выплатить Л. компенсацию морального вреда в сумме 20 тыс. рублей за счет казны Российской Федерации из средств федерального бюджета, выделенных Судебному департаменту при Верховном Суда РФ как главному распорядителю бюджетных средств», в остальной части решение оставил без изменения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ, по протесту заместителя Председателя Верховного Суда РФ, 25 января 2002 г. отменила решение Кировского районного суда г. Ярославля, определение судебной коллегии по гражданским делам Ярославского областного суда и постановление президиума Ярославского областного суда, при этом указав, в частности, следующее.
Согласно ст. 1070, 1071 ГК РФ, приказу Минфина России от 12 января 1998 г. № 26 по делам о взыскании денежных средств за счет казны Российской Федерации от ее имени должно выступать Министерство финансов РФ в лице Главного управления федерального казначейства. Кроме того, Бюджетным кодексом РФ регулируются правоотношения между субъектами этих правоотношений в процессе составления проектов бюджетов, их утверждения, формирования доходов и осуществления расходов бюджетов всех уровней (ст. 1 БК РФ). Перечень участников бюджетного процесса приведен в ст. 152 БК РФ. Физические лица в этом перечне не указаны, они не являются участниками бюджетного процесса, и нормы Бюджетного кодекса РФ к правоотношениям, в которых одной из сторон выступают граждане, не применимы. [335 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. № 7. С. 4–5.]
Другой пример. А. обратился в суд с иском к Министерству финансов РФ и Генеральной прокуратуре РФ о компенсации морального вреда в связи с незаконным применением к нему меры пресечения в виде заключению под стражу.
Решением суда, оставленным без изменения последующими судебными инстанциями, в иске к Министерству финансов РФ отказано, компенсация морального вреда взыскана с Генеральной прокуратуры РФ по тем основаниям, что Генеральная прокуратура РФ является главным распорядителем средств федерального бюджета органов прокуратуры, самостоятельно распределяет бюджетные средства по подведомственным получателям этих средств, что предусмотрено ст. 158 БК РФ.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ с таким выводом не согласилась, указав, в частности, следующее.
Норма ст. 1070 ГК РФ конкретно определяет, за счет какой казны производится возмещение вреда, в частности, в случае незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу. Данная норма именно для таких случаев предусматривает ответственность казны Российской Федерации, т. е. ст. 1070 ГК РФ является специальной нормой, поэтому ст. 158 БК РФ применяться не должна. [336 - Определение № 30В01–2 // Там же. 2001. № 12. С. 18–19. По данному вопросу см. также: Там же. 2001. № 10. С. 23–24.]
3.3.2. Защита неимущественных прав, связанных с неприкосновенностью частной жизни
Следует заметить, что право на свободу и неприкосновенность частной жизни является неотъемлемой частью правовых систем стран, имеющих демократическую форму правления. В частности, в США особое значение придается так называемому «прайвеси». «Некоторые американские юристы определяют прайвеси как право человека контролировать “свое жизненное пространство” и “свою личность”, имея в виду право быть свободным от необоснованных арестов, задержаний, обысков и изъятий имущества, документов и тому подобное, право контролировать информацию о самом себе, право отдельных лиц, или групп, или ассоциаций самим решать когда, каким образом, в какой мере и какая информация о них может быть сообщена другим; право жить так, чтобы органы власти и посторонние лица не вмешивались без достаточного на то основания в личные дела». [337 - Николайчик В. М. США: полицейский контроль над обществом. М., 1987. С. 4.]
В то же время из всего комплекса прав, гарантирующих неприкосновенность частной жизни, в Конституции США, прежде всего, следует выделить четвертую поправку. Она гласит: «Право на охрану личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков или арестов не должно нарушаться, и ордера на обыск не будут выдаваться без достаточных оснований, подтвержденных присягой или торжественным обещанием. Такие ордера должны содержать подробное описание места обыска, а также подлежащих аресту лиц или имущества». Вместе с тем IX поправка утверждает, что перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, охраняемых народом». [338 - Конституция США. СПб., 1992.; Мишин А. А., Власихин В. А. Конституция США: политико-правовой комментарий. М., 1985.]
Конституция Российской Федерации в ст. 23, 24, 25 достаточно подробно определяет институт неприкосновенности частной жизни. Так, согласно ст. 23 каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, а также право на тайну переписки и телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, ограничение которого допускается только на основании судебного решения. Запрещен сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия (ч. 1 ст. 24 Конституции РФ). В то же время органы государственной власти и органы местного самоуправления, их должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомиться с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом (ч. 2 ст. 24). В соответствии со ст. 25 Конституции РФ жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения.
Таким образом, Конституция РФ допускает возможность ограничения права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений только на основании судебного решения, а проникновение в жилище против воли проживающих в нем лиц возможно не иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения. Учитывая, что Конституция РФ имеет высшую юридическую силу и прямое действие, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении № 13 от 24 декабря 1993 г. «О некоторых вопросах, связанных с применением статей 23 и 25 Конституции РФ» разъяснил, что материалы, подтверждающие необходимость ограничения соответствующих прав, представляются судье уполномоченными на то органами и должностными лицами в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством и Законом РФ «Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации». По результатам рассмотрения материалов судьей выносится мотивированное постановление о разрешении провести оперативно-розыскные или следственные действия, связанные с ограничением права на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений или с проникновением в жилище, либо об отказе в этом. Если судья не дал разрешения на проведение указанных действий, уполномоченные на то органы и должностные лица вправе обратиться по тому же вопросу в вышестоящий суд. [339 - Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1995. С. 564–565.]
С 1 июля 2002 г. судебный порядок наложения ареста на почтово-телеграфные отправления, их просмотр, выемка, контроль и запись переговоров (при производстве по уголовному делу) регулируются ст. 165, 185, 186 УПК РФ.
Конкретизация права на неприкосновенность частной жизни также содержится в федеральных законах «О связи» от 16 февраля 1995 г. [340 - Собрание законодательства РФ. 1995. № 8. Ст. 600. – С 1 января 2004 г. ФЗ «О связи» от 16 февраля 1995 г. признан утратившим силу в связи принятием ФЗ «О связи» от 7 июля 2003 г. (Российская газета. 2003. 10 июля). Новый закон вводится в действие с 1 января 2004 г. Гарантиям тайны связи посвящена ст. 63 («Тайна связи») этого Закона.] и «О почтовой связи» от 17 июля 1999 г. [341 - Российская газета. 1995. 16 авг.] В качестве субъекта, обязанного хранить тайну связи, законодательство называет всех работников связи. Выдача информации о почтовых отправлениях, телефонных переговорах, телеграфных и иных сообщениях, а также сами эти отправления и сообщения могут быть выданы только отправителям и адресатам или их законным представителям. Прослушивание телефонных переговоров, ознакомление с сообщениями электросвязи, задержка, осмотр и выемка почтовых отправлений и документальной корреспонденции, получение сведений о них, а также иные ограничения тайны связи допускаются как исключение лишь на основании судебного решения.
В качестве одной из наиболее общих гарантий права на неприкосновенность частной жизни в Российской Федерации можно отметить положение ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, не допускающее при осуществлении правосудия использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.
Одной из составных частей права на неприкосновенность частной жизни является право на адвокатскую тайну. В ч. 1 ст. 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» указывается, что адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю. [342 - Собрание законодательства РФ. 2002. № 23. Ст. 2102.] В соответствии с ч. 2 ст. 8 указанного Закона и п. 3 ч. 3 ст. 56 УПК РФ адвокат не подлежит допросу в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием юридической помощи. Следует отметить, что аналогичным образом и защитник подозреваемого, обвиняемого не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с участием в производстве по уголовному делу (п. 2 ч. 3 ст. 56 УПК РФ).
В гражданском процессе не подлежат допросу в качестве свидетелей представители по гражданскому делу или защитники по уголовному делу, делу об административном правонарушении – об обстоятельствах, которые стали им известны в связи с исполнением обязанностей представителя или защитника.
Некоторой гарантией права не неприкосновенность частной жизни должна быть ст. 19 Закона РФ «Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации», запрещающая «использовать конфиденциальное содействие на контрактной основе… депутатов, судей, прокуроров, адвокатов, несовершеннолетних, священнослужителей и полномочных представителей официально зарегистрированных религиозных организаций». [343 - Там же. 1995. № 15. Ст. 1269.] Хотя эта норма не полностью решает проблему, ибо содержит оговорку «на контрактной основе».
Что касается срока хранения адвокатской тайны, то поскольку специальной нормой в законе это не предусмотрено, следовательно, этот срок является неограниченным.
Право на тайну сведений при осуществлении нотариальных действий (право на нотариальную тайну) также следует отнести к правам на неприкосновенность частной жизни. Назначенный на должность нотариус произносит присягу, изложенную в ст. 14 Основ законодательства Российской Федерации о нотариате, обещая обязанности нотариуса «исполнять в соответствии с законом и совестью, хранить профессиональную тайну, в своем поведении руководствоваться принципами гуманности и уважения к человеку». [344 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 10. Ст. 357.] В то же время, если против нотариуса возбуждено уголовное дело в связи с совершением нотариального действия, «суд может освободить нотариуса от обязанности сохранения тайны» (ч. 2 ст. 16).
Согласно закону лицами, обязанными хранить нотариальную тайну, являются нотариусы и должностные лица нотариальной палаты, которым нотариус в соответствии со ст. 28, обязан представлять сведения о совершенных нотариальных действиях, иные документы, касающиеся его финансово-хозяйственной деятельности. Вместе с тем нотариальная тайна не является абсолютной, законом предусмотрен ограниченный перечень случаев передачи нотариусом информации, относящейся к его работе. Нотариальная палата, например, вправе передать полученную информацию учреждениям, осуществляющим страхование деятельности нотариуса (ст. 28).
Кроме того, сам нотариус в случаях, предусмотренных законодательными актами Российской Федерации, обязан представить в налоговый орган справку о стоимости имущества, переходящего в собственность граждан, необходимую для исчисления налога с имущества, переходящего в порядке наследования или дарения (ст. 16).
Еще одним правом на неприкосновенность частной жизни является право на тайну сведений, составляющих банковскую тайну. Согласно Федеральному закону «О банках и банковской деятельности» от 2 декабря 1990 г. (с изменениями на 21 марта 2002 г.) [345 - Собрание законодательства РФ. 1996. № 6. Ст. 492.] кредитная организация и Банк России гарантируют тайну об операциях, счетах и вкладах своих клиентов и корреспондентов. Лицами, обязанными соблюдать банковскую тайну, являются все служащие кредитной организации, обязанные хранить тайну об «операциях, счетах и вкладах ее клиентов и корреспондентов, а также об иных сведениях, устанавливаемых кредитной организацией» (ст. 26). Но здесь же имеется оговорка о непротиворечии Федеральному закону. Эта же статья допускает выдачу кредитной организацией справки по операциям и счетам юридических лиц и граждан достаточно широкому кругу лиц. Так, в отношении юридических лиц и граждан, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, – судам и арбитражным судам (судьям), Счетной палате Российской Федерации, органам государственной налоговой службы и таможенным органам Российской Федерации в случаях, предусмотренных законодательными актами об их деятельности, а при наличии согласия прокурора – органам предварительного следствия по делам, находящимся в их производстве. Кроме того, такие справки в отношении указанных юридических лиц и граждан могут также выдаваться органам внутренних дел при осуществлении ими функций по выявлению, предупреждению и пресечению налоговых преступлений. В отношении физических лиц справки по счетам и вкладам выдаются судам, а при наличии согласия прокурора – органам предварительного следствия по делам, находящимся в их производстве. Аналогичное правило предусмотрено и для Банка России, и для аудиторских организаций.
Сохранению банковской тайны призван способствовать ряд требований к деятельности налоговых органов. Так, ст. 7 Федерального закона «О налоговых органах Российской Федерации» [346 - Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета. 1991. № 15. Ст. 492; № 46. Ст. 4537.] обязывает должностных лиц налоговой службы сохранять в тайне сведения о вкладах граждан и организаций.
Право на налоговую тайну также должно быть отнесено к правам на неприкосновенность частной жизни. О защите данного права речь идет в ст. 21, 32, 82, 102 Налогового кодекса РФ. При этом ст. 82 Налогового кодекса обращает внимание на недопустимость при осуществлении налогового контроля сбора, хранения, использования и распространения информации о налогоплательщике, полученной в нарушение положений Конституции Российской Федерации, настоящего Кодекса, федеральных законов, а также в нарушение принципа сохранности информации, составляющей профессиональную тайну иных лиц, в частности, адвокатскую тайну, аудиторскую тайну.
Важной составляющей права на неприкосновенность личной жизни гражданина является право на врачебную тайну. Необходимость сохранения врачебной тайны появилась уже в клятве Гиппократа на рубеже V и IV вв. до н. э.: «А если доведется услышать и увидеть по долгу профессии или вне ее в моих отношениях с людьми нечто, что не подлежит разглашению, о том сохраню молчание и как священную тайну уберегу». [347 - Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1. Античность. С. 89.]
В настоящее время Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан [348 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 33. Ст.1318; Собрание законодательства РФ. 2000. № 49. Ст. 4740; Собрание законодательства РФ. 13.01.2003. № 2. Ст. 167.] устанавливают право пациента на сохранение в тайне информации о факте обращения за медицинской помощью, о состоянии здоровья, диагнозе и иных сведений, полученных при его обследовании и лечении (ст. 30, 61).
Субъектами хранения врачебной тайны в ст. 61 Основ названы все лица, которым она стала известна при обучении, исполнении профессиональных, служебных и иных обязанностей. В то же время Основы (ч. 4–5 ст. 61) допускают в ряде случаев предоставление сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина или его законного представителя:
– в целях обследования и лечения гражданина, не способного из-за своего состояния выразить свою волю;
– при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и поражений;
– по запросу органов дознания и следствия, прокурора и суда в связи с проведением расследования или судебным разбирательством;
– в случае оказания помощи несовершеннолетнему в возрасте до 15 лет для информирования его родителей или законных представителей;
– при наличии оснований, позволяющих полагать, что вред здоровью гражданина причинен в результате противоправных действий.
С другой стороны, гражданин имеет право на получение информации о своих правах, обязанностях и состоянии своего здоровья, а также на выбор лиц, которым в интересах пациента может быть передана информация о состоянии его здоровья. Что касается лиц, не достигших возраста 15 лет, и граждан, признанных в установленном законом порядке недееспособными, то информация может быть передана их законным представителям. Причем информация о состоянии здоровья не может быть предоставлена гражданину против его воли (ст. 30, 31 Основ). В качестве одной из мер соблюдения врачебной тайны ст. 49 при оформлении листка нетрудоспособности не требует указания конкретного диагноза заболевания, а ставит этот вопрос в зависимость от согласия пациента.
Семейный кодекс РФ также содержит понятие «врачебная тайна». Так, результаты обследования лица, вступающего в брак, названы в ст. 15 «медицинской тайной», которая может быть сообщена лицу, с которым оно намерено заключить брак, только с согласия лица, прошедшего обследование. Но если одно из лиц, вступающих в брак, скрыло от другого лица наличие венерической болезни или ВИЧ-инфекции, последний вправе обратиться в суд с требованием о признании брака недействительным (ст. 27–3 Семейного кодекса РФ).
Еще одним законом, регулирующим право на врачебную тайну, является Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». [349 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 33. Ст. 1913.] Статьи 8 и 9 данного Закона запрещают требовать сведения о наличии у гражданина психического расстройства, фактах обращения за психиатрической помощью и лечении в учреждении, оказывающем такую помощь, а также иные сведения о состоянии психического здоровья, которые являются врачебной тайной, кроме случаев, установленных законами Российской Федерации.
Согласно ст. 139 Семейного кодекса Российской Федерации тайна усыновления ребенка охраняется законом. Лицами, обязанными хранить эту тайну, являются: судьи, вынесшие решение об усыновлении ребенка, или должностные лица, осуществившие государственную регистрацию усыновления, а также лица, иным образом осведомленные об усыновлении.
Причем для обеспечения тайны усыновления по просьбе усыновителя законодательство (ст. 135 Семейного кодекса РФ) допускает изменение даты рождения усыновленного ребенка, но не более чем на три месяца, а также место его рождения. Изменение даты рождения усыновленного ребенка допускается только при усыновлении ребенка в возрасте до года. Об изменениях даты и (или) места рождения усыновленного ребенка указывается в решении суда о его усыновлении.
В то же время по данному вопросу существует мнение, делающее исключение из общего правила для самого усыновленного. С этой точки зрения, усыновленному предлагается предоставить право знать истину о своем происхождении, родителях, первоначальном имени и т. п. после достижения совершеннолетия. [350 - См., напр.: Малеин Н. С. Охрана прав личности советским законодательством. М., 1965. С. 54; Малеина М. Н. 1) Защита личных неимущественных прав советских граждан. М., 1991. С. 86; 2) Личные неимущественные права граждан. М., 2001. С. 177.]
Тайна исповеди, несомненно, относится к правам личности на частную жизнь. [351 - См., напр.: Романовский Г. Б. Конституционное регулирование права на неприкосновенность частной жизни. Дисс… канд. юрид. наук. С. 117.] Конституция РФ (ст. 28) гарантирует каждому гражданину право выбирать, иметь, распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними. В соответствии со ст. 3 Федерального закона РФ «О свободе совести и религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г. (в ред. федеральных законов от 26.03.2000 г. № 45-ФЗ, от 21.03.02 г. № 31-ФЗ, от 25.07.02 г. № 112-ФЗ) [352 - Собрание законодательства РФ. 1997. № 39. Ст. 4465; 2000. № 14. Ст. 1430.] гарантируются свобода совести и свобода вероисповедания, в том числе право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. При этом ст. 6 среди признаков религиозного объединения называет: вероисповедание; совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; обучение религии и религиозное воспитание среди последователей.
Непосредственно гарантия тайны исповеди может опираться на то, что в соответствии со ст. 3 указанного Закона священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые ему стали известны на исповеди. Подобная норма содержится и в новом Уголовно-процессуальном кодексе РФ. Согласно п. 4 ч. 3 ст. 56 УПК РФ священнослужитель не подлежит допросу в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными на исповеди.
Право на тайну исповеди нашло свое отражение в ст. 19 Закона РФ «Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации» (в ред. федеральных законов от 30.12.99 г. № 226-ФЗ, от 07.11.2000 г. № 135-ФЗ), [353 - Там же. 1995. № 15. Ст. 1269; 2000. № 46. Ст. 4537.] запрещающей «использовать конфиденциальное содействие на контрактной основе… священнослужителей и полномочных представителей официально зарегистрированных религиозных организаций». (Хотя эта норма еще больше осложняет проблему, ибо содержит оговорку «на контрактной основе».)
Неотъемлемой частью прав личности на частную жизнь является право на имя, индивидуальный облик и другие личные характеристики. В соответствии с Международным пактом о гражданских и политических правах каждый ребенок должен быть зарегистрирован немедленно после его рождения и должен иметь имя (ст. 24). Статья 150 ГК РФ относит право на имя к нематериальным благам, принадлежащим гражданину от рождения, неотчуждаемых и непередаваемых иным способом. Еще более полно раскрывает содержание данного блага ст. 19 ГК РФ, в соответствии с которой понятие «имя» включает фамилию, собственно имя и отчество. Гражданин вправе переменить свое имя в порядке, установленном законом. Имя, полученное гражданином при рождении, а также перемена имени подлежат регистрации в порядке, установленном для регистрации актов гражданского состояния (ст. 47 ГК РФ). При ошибочных записях в книгах актов гражданского состояния предусмотрена процедура их исправления (ст. 262 ГПК РФ). Изменение имени и фамилии ребенка может быть также произведено по просьбе родителей, что предусмотрено ст. 59 Семейного кодекса РФ.
Думается, что данное право недостаточно защищено современным законодательством. Согласно этому праву любое использование (в том числе в коммерческих, политико-агитационных и других целях) имени, индивидуального облика, голоса и других внешних качеств гражданина без его согласия должно быть признано незаконным. В частности, нарушением должно быть признано: создание и применение в коммерческих, развлекательных и иных целях кукол и двойников граждан, использование для этих целей голоса как непосредственно самого индивида, так и в исполнении другого гражданина, использование для этих целей имени известных в обществе личностей, в том числе и сама по себе запись голоса без согласия гражданина должна производиться лишь в предусмотренных законом случаях.
Указанные права и блага защищаются в случаях и в порядке, предусмотренных Гражданским кодексом РФ (ст. 12) в виде: признания права; восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признания оспоримой сделки недействительной и применения последствий ее недействительности, ничтожной сделки; самозащиты права; присуждения к исполнению обязанности в натуре; возмещения убытков; взыскания неустойки; компенсации морального вреда; прекращения или изменения правоотношения; иными способами, предусмотренными законом.
Поскольку в случае умаления названных неимущественных благ гражданин может испытывать нравственные и физические страдания, ему должно быть предоставлено право на компенсацию морального вреда. Соответственно и Пленум Верховного Суда РФ в постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» разъяснил, что нравственные или физические страдания, причиненные действиями, посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага, включая право на пользование своим именем, является моральным вредом. В частности, согласно указанному постановлению, моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др. [354 - Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1995. № 3. С. 9.]
Одной из проблем является неизбежность разглашения сведений о частной жизни гражданина в ходе судебного разбирательства. Согласно ст. 241 УПК РФ разбирательство дел во всех судах – открытое, за исключением случаев, предусмотренных настоящей статьей.
Закрытое судебное разбирательство допускается на основании определения или постановления суда в случаях, когда:
1) разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны;
2) рассматриваются уголовные дела о преступлениях, совершенных лицами, не достигшими возраста шестнадцати лет;
3) рассмотрение уголовных дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности и других преступлениях может привести к разглашению сведений об интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства либо сведений, унижающих их честь и достоинство;
4) этого требуют интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников или близких лиц.
Использование для вышеуказанных случаев термина «допускается» предполагает, что судья может, но вовсе не обязан слушать такие дела в закрытом судебном заседании. Следовательно, выбор типа заседания и круга лиц, на нем присутствующих, в определенной мере зависит от субъективного мнения судьи.
3.4. Защита неимущественных прав и благ, связанных с имущественными правами
Как уже отмечалось, в соответствии со ст. 1099 ГК моральный вред, причиненный действиями (бездействием), нарушающими имущественные права граждан, подлежит компенсации в случаях, предусмотренных законом. В связи с этим, прежде всего, следует отметить Закон РФ «О защите прав потребителей», принятый 7 февраля 1992 г. и вступивший в действие с 7 апреля 1992 г.
В соответствии со ст. 15 данного Закона моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом) или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца) на основании договора с ним прав потребителя, предусмотренных законами и правовыми актами Российской Федерации, регулирующими отношения в области защиты прав потребителей, подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. Размер возмещения вреда определяется судом. Компенсация морального вреда осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков.
Таким образом, в сферу действия института компенсации морального вреда попадают нарушения договорных отношений. Причем касается это исключительно отношений между конкретным гражданином-потребителем и гражданином, являющимся изготовителем (исполнителем, продавцом), или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца). В то же время, несмотря на достаточно широкую сферу деятельности, указанный Закон не охватывает даже всех договорных отношений с участием граждан.
Еще одним нормативным актом, предусматривавшим денежную компенсацию морального вреда при нарушении имущественных прав граждан, является Закон РФ «О статусе военнослужащих» от 22 января 1993 г. введенный в действие с 1 января 1993 г. и действовавшим до 27 мая 1998 г., т. е. до принятия нового Федерального закона «О статусе военнослужащих». Часть 5 ст. 18 старого Закона содержала норму, в соответствии с которой государство гарантировало военнослужащим возмещение морального и материального ущерба, причиненного противоправными действиями должностных лиц органов государственной власти и управления, органов местного самоуправления, органов военного управления, предприятий, учреждений, организаций и общественных объединений, а также других лиц в результате: незаконного привлечения к уголовной или иной ответственности; незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу; незаконного осуждения; незаконного снижения в должности или воинском звании; несоблюдения условий контракта; незаконного лишения прав и льгот. Иными словами, указанная норма позволяла военнослужащим выдвигать требование компенсации морального вреда при несоблюдении условий контракта и незаконном лишении прав и льгот, т. е. в случаях имущественного вреда.
Однако та роль, которую играют имущественные права, и особенно право частной собственности, в жизни общества и в общественных отношениях, [355 - Кряжев Е. В. Правовые аспекты охраны труда в Российской Федерации: состояние и перспективы. Дисс… канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 67.] требует более полного их анализа с учетом возможной компенсации морального вреда за соответствующие правонарушения.
Большое значение прав собственности подчеркивали многие мыслители. Один из наиболее важных этапов исследования роли данного права в жизни человека пришелся на период возникновения теории либерализма. В связи с этим среди основоположников либерализма необходимо отметить, прежде всего, Дж. Локка, в произведениях которого заложены основы правовых представлений теоретиков капитализма. Теория собственности у Локка тесно связана с трудом, который не только является первоначальным источником собственности, но и лежит в основе стоимости (в значении «потребительная стоимость») произведенных человеком продуктов. [356 - Локк Дж. Сочинения в трех томах. Т. 3. М., 1985. С. 274.] Связывая возникновение собственности с трудовой деятельностью и полезностью производимого продукта, [357 - Всемирная история экономической мысли: В 6 т. Т. 1. С. 416–417.] рассматривая значение свободы и рыночных институтов, Локк фактически признавал за правом собственности как непосредственно материальные, так и нематериальные функции. Причем именно под влиянием работ Дж. Локка составители французской Декларация прав человека и гражданина 1789 г. включили право частной собственности в перечень естественных и неотъемлемых прав человека наряду со свободой, безопасностью и сопротивлением угнетению. [358 - Декларация прав человека и гражданина 1789 года: история и современность. // Советское государство и право. 1989. № 7. С. 47.]
Среди отечественных ученых, рассматривавших значение прав собственности, хотелось бы отметить И. А. Ильина, который, обосновывая частную собственность, показывал ее необходимость для человека, ее жизненную целесообразность и духовную верность. Он обращал внимание на те существенные свойства человека – естественные, инстинктивные и духовные, – в силу которых частную собственность нужно принять, признать, утвердить и оградить. [359 - Ильин И. А. Путь духовного обновления. Собр. соч.: В 10 т. Т. 1. М., 1993. С. 264.]
Исследуя происхождение собственности, И. А. Ильин указывал, что для поддержания физического существования человека необходимо заниматься «вещами, приспосабливать их к своим потребностям, посвящать им свое время, отдавать им свой труд (телесно-мускульный, нервно-душевный и созерцательно-духовный), совершенствовать их, вкладывать в них себя и свои ценности, как бы “облекаться” в них – словом, превращать их в объективное выражение и продолжение собственной личности». [360 - Там же. С. 267.] По мнению русского философа, человек должен как бы вкладывать свою жизнь в жизнь вещей, что является и неизбежным от природы, и драгоценным в духовном отношении, а потому представляет собой естественное право человека. Именно в этом и состоит право частной собственности, которое соответственно должно ограждаться законами, правопорядком и государственной властью.
При этом он вовсе не стремился одобрить и оправдать всякое распределение имущества и богатства, подчеркивая, что институт частной собственности может быть необходим, целесообразен и верен; но наличное распределение имущества может быть неверным и жизненно нецелесообразным. И. А. Ильин отстаивал точку зрения, в соответствии с которой деление на сверхбогачей и нищих или на монопольных работодателей и беззащитных наемников не является неизбежным спутником частной собственности. Ученый предполагал возможность создания такой социальной системы, где вещи принадлежали людям с такой полнотой, исключительностью и прочностью, которая вызывала бы в душе каждого полную и неистощимую волю к творческому труду.
В демократическом мире, особенно после экономического кризиса 30-х годов XX в., широкое признание получила идея о том, что личная и экономическая свобода – категории независимые. В соответствии с этим подходом принято считать, что личная свобода – категория политическая, а материальное благополучие – экономическая. Следовательно, можно предположить, что социально-политические права граждан не зависят от типа преобладающей в нем экономической системы. С этим вряд ли можно согласиться. Дело в том, что экономическая свобода является частью общей свободы. [361 - Фридман М. Капитализм и свобода. Нью-Йорк, 1982; Хайек Ф. А. Общество свободных. Лондон, 1990.]
Кроме того, экономические свободы – необходимое, хотя и недостаточное условие личной (в том числе политической) свободы. Действительно, не известно ни одного общества, которое отличалось бы большой степенью личной (в том числе политической) свободы и не основывалось бы в экономической сфере на рыночных отношениях. Однако частная собственность и рыночные отношения не являются достаточными условиями, что можно видеть на примере фашистской Германии.
В связи с этим особого внимания заслуживает проблема координации усилий индивидуумов, неизбежно возникающая в обществе со значительной степенью разделения труда. Известно два основных метода координации действий индивидуумов: первый – централизованное управление, опирающееся на насилие, а второй – их добровольное сотрудничество, реализующееся в форме договорных рыночных отношений. Функционирование рыночных отношений предполагает, что если действия вступающих в сделку индивидуумов добровольны, то выгоду из нее извлекают оба контрагента. Однако рыночный способ координации действий индивидуумов может обеспечить наиболее эффективное и добровольное сотрудничество только в условиях чистой конкуренции. В этом случае индивид будет вступать в сделку только при условии получения выгоды. Если же его не устраивают ее условия, он может вступить в другую альтернативную сделку или производить товар сам.
Однако для существования самой рыночной системы необходимо выполнение по крайней мере двух основных требований. Во-первых, это наличие частной индивидуальной собственности, ибо только она делает конкретных людей носителями частных интересов. А во-вторых, отсутствие принуждения, т. е. свобода в решении вопроса о вступлении в сделку.
Важно обратить внимание на тот факт, что в условиях чистой конкуренции свободу покупателя будет расширять наличие значительного числа продавцов, свободу продавца – наличие значительного числа покупателей, а свободу рабочего – наличие значительного числа предпринимателей. Основная же роль правительства будет сводиться к законодательным функциям по регламентации рыночных отношений. Рынок, обеспечивая решение широкого круга проблем на основе договоренностей между сторонами, позволяет значительно ограничить масштабы государственного вмешательства во все сферы жизни. При этом появляется возможность реализовать на деле систему наиболее полного представительства интересов всех членов общества, ибо все граждане смогут сделать свободный выбор в соответствии со своими предпочтениями. Если же условия рыночной конкуренции выполнены, но государство не доверяет функционированию рыночной системы, то в этих обстоятельствах индивидуум лишается возможности пользоваться своей свободой.
Весьма важно и то, что экономическая власть в таких условиях может быть в достаточной степени рассредоточена, в отличие от политической, когда очень сложно представить себе несколько центров политической жизни в стране или несколько различных лидеров нации. Экономическая сфера, таким образом, может стать серьезным противовесом политической, а не укреплять ее, как это имеет место в случае с концентрацией экономической и политической власти. Подобная система дает возможность существованию в обществе различных социально-политических течений, ибо их представители получают не только возможность физического существования, но и допуск к средствам пропаганды своих взглядов.
Следовательно, можно сделать вывод о том, что нарушение имущественных прав неизбежно вызывает вред в виде нарушения неимущественных прав, выражающийся, в частности, в физических страданиях при невозможности обеспечить удовлетворение зачастую даже первичных потребностей, а также и в нравственных страданиях в результате осознания невозможности воспользоваться провозглашаемыми правами в отсутствие материальных средств, при ограничении своей свободы, в отсутствие понимания даже формального неравноправия, при ощущении незащищенности себя и своей семьи, конфликтах в семье.
Данная позиция находит подтверждение и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда», в соответствии с которым под моральным вредом следует понимать нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага, или нарушающими его личные неимущественные права (в том числе право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности), либо нарушающими имущественные права гражданина. В частности, согласно указанному постановлению моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с невозможностью продолжать активную общественную жизнь, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий и др.
Наиболее явственно существо данного вопроса видно рассматривается рассмотрении правонарушений, за которые предусмотрена уголовная ответственность согласно ст. 158–200 УК РФ, ибо, как правонарушения против собственности (гл. 21 УК РФ), такие, как кража, мошенничество, присвоение или растрата, грабеж, разбой, вымогательство и другие, так и преступления в сфере экономической деятельности (гл. 22 УК РФ), например, воспрепятствование законной предпринимательской деятельности (ст. 169 УК РФ), незаконное использование товарного знака (ст. 180 УК РФ), заведомо ложная реклама (ст. 182 УК РФ), незаконное получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну (ст. 183 УК РФ) и т. д., вне всякого сомнения, нарушают, наряду с имущественными, также и неимущественные права юридических и физических лиц.
Причем несколько статей Уголовного кодекса РФ посвящены правонарушениям в сфере интеллектуальной собственности, в частности, уже упоминавшиеся ст. 180 («Незаконное использование товарного знака»), ст. 183 («Незаконное получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну»), что подчеркивает ту важную роль, которую играет этот вид собственности в современном обществе. Основным нормативно-правовым актом, регулирующим отношения в данной сфере, является Гражданский кодекс РФ. Так, ст. 138 ГК РФ признает исключительное право гражданина или юридического лица на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или услуг (фирменное наименование, товарный знак, знак обслуживания и т. п.). Кроме того, ст. 139 ГК РФ определяет понятие «служебная и коммерческая тайна» и предоставляет право на ее защиту.
Важное значение имеет охрана интеллектуальной собственности в условиях становления и развития товарно-денежных отношений, что требует все более пристального внимания к этой проблеме в настоящее время. [362 - Троян В. Н., Леонов И. Ф., Матвеева Т. И. Концептуальные вопросы комплексной защиты коммерческой тайны и интеллектуальной собственности Санкт-Петербургского университета // Вестник СПбГУ. Сер. 5: Экономика. 1995. Вып. 1. С. 14–20; Ефимова Е. Г., Сутырин С. Ф. Защита товарного знака в условиях формирования российского рынка // Там же. Вып. 2. С. 24–29; Леонов И. Ф., Матвеева Т. И. Вопросы организации и управления правовой охраны интеллектуальной собственности в университетах США // Там же. 1996. Вып. 1. С. 39–46; Матвеева Т. И., Леонов И. Ф., Матвеев А. А. Современные концепции правовой охраны интеллектуальной собственности в Российской Федерации // Там же. С. 44–51.]
Существует несколько предложений по типологии интеллектуальной собственности. Часто под интеллектуальной собственностью подразумевается совокупность литературной (художественной) и промышленной собственности. Однако, безусловно, следует согласиться с мнением о том, что понятие интеллектуальной собственности шире по объему, чем понятия литературной (художественной) собственности и промышленной собственности. [363 - Сергеев А. П. Права интеллектуальной собственности в РФ. С. 19.]
В наиболее общем виде ее можно представить как две сферы прав: право на промышленную собственность и авторские права на произведения науки, литературы и искусства. [364 - См.: Матвеева Т. И., Леонов И. Ф., Матвеев А. А. Современные концепции правовой охраны интеллектуальной собственности в Российской Федерации. С. 44–51.] Согласно данному подходу к промышленной собственности относятся объекты, являющиеся продуктом умственной деятельности и используемые в любых отраслях промышленности и торговли, а к авторскому праву (копирайту) – объекты, являющиеся продуктом умственной деятельности и используемые для интеллектуальных потребностей человека в науке, литературе, искусстве, архитектуре и т. п. Иными словами, объектами промышленной собственности считаются преимущественно результаты научно-технического творчества, а объектами авторского права – результаты литературно-художественного и научного творчества и произведений искусства.
Далее авторы конкретизируют свой подход и предлагают более широкую дифференциацию интеллектуальной собственности в зависимости от вида творческой деятельности. [365 - Там же. С. 45–47.] В этом случае к такому виду интеллектуальной собственности, как промышленная собственность, они относят следующие результаты научно-технического творчества: изобретения; полезные модели; промышленные образцы; товарные знаки; знаки обслуживания; фирменные наименования; наименования мест происхождения товаров; пресечение недобросовестной конкуренции. Соответственно из авторского права полностью исключены технические результаты, а названы лишь произведения литературно-художественного и научного творчества. Другими словами, объектами авторского права являются: литературные произведения в виде периодики, поэзии, прозы и т. п.; научные труды в виде статьи, обзора, книги, тезисы докладов, учебных программ, курса лекций и т. п.; музыкальные произведения; хореографические произведения; произведения прикладного искусства; художественные произведения, как двухмерные, так и трехмерные, независимо от содержания и назначения; фотографические произведения; карты и чертежи; программное обеспечение для ЭВМ и базы данных; интегральные микросхемы и др.
Кроме того, авторы предлагают рассматривать еще два вида интеллектуальной собственности: прав, в области смежных с авторским правом, являющихся результатом исполнительской деятельности, и ноу-хау (секреты производства) как результат любого вида деятельности. Таким образом, к правам, смежным с авторским правом, они относят: звукозаписи (фонограммы на дисках или магнитной ленте); теле– и радиопередачи; авторское исполнение, в том числе как непосредственно актерская игра, так и декламация, пение и т. п.; ораторское исполнение, в том числе лекторское и т. п.; типографская аранжировка публикаций; аранжировка музыкальных произведений; режиссерское исполнение и т. п. А права на ноу-хау предполагают охрану технических, технологических, производственных, коммерческих, организационно-управленческих объектов.
Наиболее точным представляется подход к типологии интеллектуальной собственности, предлагаемый А. П. Сергеевым. В этом случае предлагается рассматривать четыре основных института интеллектуальной собственности: авторское право, патентное право, законодательство о средствах индивидуализации участников гражданского оборота и производимой ими продукции, законодательство об охране нетрадиционных объектов интеллектуальной собственности. [366 - Сергеев А. П. Права интеллектуальной собственности в РФ.]
При этом институт авторского права и охраны смежных прав регулирует отношения, возникающие в связи с созданием и использованием произведений науки, литературы и искусства (авторское право), фонограмм, исполнений, постановок, передач организаций эфирного и кабельного вещания (смежные права). Основным нормативным актом в этой сфере является Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» от 9 июля 1993 г. [367 - Российская газета. 1993. 3 авг.] (в ред. федеральных законов от 19.07.95 г. № 110-ФЗ, от 18.12.01 г. № 177-ФЗ, от 30.12.01 г. № 196-ФЗ).
Патентное право, главным источником которого является Патентный закон РФ, принятый 23 сентября 1992 г. и вступивший в силу 14 октября 1992 г., регулирует имущественные, а также связанные с ними неимущественные отношения, возникающие с созданием и использованием изобретений, полезных моделей и промышленных образцов. Как и авторское право, оно имеет дело с охраной и использованием нематериальных благ, являющихся продуктом интеллектуального творчества.
Деятельность института охраны средств индивидуализации участников гражданского оборота и производимой ими продукции, прежде всего, основывается на Законе РФ «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров», принятом 23 сентября 1992 г. и вступившем в действие с 17 октября 1992 г. [368 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 42. Ст. 2322.] (с изменениями на 24 декабря 2002 г.). Настоящим Законом и принимаемыми на его основе законодательными актами республик в составе Российской Федерации регулируются отношения, возникающие в связи с регистрацией, правовой охраной и использованием товарных знаков, знаков обслуживания и наименований мест происхождения товаров.
Причем в отношении объектов охраны средств индивидуализации участников гражданского оборота и производимой ими продукции следует подчеркнуть, что они одновременно являются и потенциальным источником дохода, стимулируя увеличение спроса на определенный товар в случае роста числа его приверженцев, и предметом гордости производителя, свидетельством его достойного места в обществе. Об этом также упоминает А. П. Сергеев, отмечая, в частности, что ставшее популярным фирменное наименование, приносит не только немало дивидендов предпринимателю, но и «заслуженное уважение в обществе, и признание его заслуг. Поэтому право на фирму должно рассматриваться и как важное личное неимущественное благо». [369 - Сергеев А. П. Права интеллектуальной собственности в РФ. С. 29.]
Согласно предложенной типологии к объектам права на охрану нетрадиционных объектов интеллектуальной собственности относятся: научные открытия и рационализаторские предложения, селекционные достижения, секреты производства, топологии интегральных микросхем т. д. Отношения в этой области регулирует в основном Положение об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях, утвержденное Советом Министром СССР от 21 августа 1973 г. Охрана служебной и коммерческой тайны в России основывается на ряде статей нескольких нормативных актов. Прежде всего это ст. 139 ГК РФ, определяющая понятие служебной и коммерческой тайны и способы ее защиты. Кроме того, особенности данного института отражены, и в других, уже упоминавшихся нормативно-правовых актах, в числе которых: федеральные законы «Об информации, информатизации и защите информации»; «Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации»; «Об оперативно-розыскной деятельности»; Закон РФ «О частной детективной и охранной деятельности»; постановление Правительства РСФСР от 5 декабря 1991 г. № 35 «О перечне сведений, которые не могут составлять коммерческую тайну» и др.
В соответствии со ст. 138 ГК РФ использование результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, которые являются объектом исключительных прав, может осуществляться третьими лицами только с согласия правообладателя. Кроме того, ст. 139 ГК РФ не только определяет понятие «служебная и коммерческая тайна», но и предоставляет право на ее защиту. Причем согласно указанной статье лица, незаконными методами получившие информацию, которая составляет служебную и коммерческую тайну, обязаны возместить причиненные убытки. Такая же обязанность возлагается и на работников, разгласивших служебную и коммерческую тайну вопреки трудовому договору, и на контрагентов, сделавших это вопреки гражданско-правовому договору. Таким образом, ГК РФ предоставляет потерпевшему право на возмещение убытков, не указывая, о каких именно убытках идет речь, что вполне правомерно может быть понято как полное возмещение всех убытков – и первичных, и последующих.
В то же время Пленум Верховного Суда РФ в постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» разъяснил, что право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности относятся к личным неимущественным правам. В частности, согласно указанному постановлению, моральный вред может заключаться в нравственных переживаниях в связи с временным ограничением или лишением каких-либо прав и др. В соответствии с действующим законодательством (ст. 151 ГК РФ), если гражданину причинен моральный вред действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. Таким образом, вновь возникает проблема защиты неимущественных прав, принадлежащих юридическому лицу (о чем уже шла речь в данной главе), ибо законодательство предусматривает возможность денежной компенсации за нарушение неимущественных благ только для гражданина.
3.5. Защита неимущественных прав и благ в сфере трудовых отношений
Как уже отмечалось, развитие общества сопровождается институционализацией такой характеристики общественного развития как гуманизация социально-трудовых отношений. Тенденция гуманизации социально-трудовых отношений нашла свое воплощение как в политических концепциях и правовых системах, так и в теориях, относящихся непосредственно к экономическим отношениям. И прежде всего здесь следует отметить теорию менеджмента. Подобные идеи были близки уже некоторым первым школам менеджмента. [370 - См.: Форд Г. Моя жизнь, мои достижения. М., 1989.] Однако реальное обращение к ним [371 - См., напр.: Мескон М. Х., Альберт М., Хедоури Ф. Основы менеджмента. М., 1992; Кравченко А. И. Социология труда в ХХ веке: историко-критический очерк. М., 1987; Гвишиани Д. М. Организация и управление. М., 1972.] в конце 1920-х годов, когда само развитие производства потребовало серьезного отношения к человеческому фактору, связано с экспериментами Э. Мэйо, в результате которых исследователь пришел к выводу о том, что наиболее важными являются не материальные, а психические и социальные факторы, и в первую очередь – фактор социального статуса рабочего, реализуемый посредством участия в деятельности трудовых групп. Э. Мэйо явился основоположником школы «человеческих отношений».
Вместе с тем интерес работника и собственника или менеджера не совпадают. Это связано с тем, что работник объективно является средством достижения целей собственника и аппарата управления. Таким образом, в той или иной форме будет иметь место конфликт интересов. Как решать эту проблему – зависит от этапа развития общества и производительных сил. Причем нет никакой гарантии от появления теорий управления людьми, основанных на психологической манипуляции, воздействии на подсознание [372 - Самыгин С. И., Столяренко Л. Д. Психология управления. Ростов н/Д, 1997.] (например, при помощи нейролингвистического программирования) или предполагающих тоталитарный контроль за поведением в любой момент времени, т. е., исключающих саму идею гуманизма. Например, в России начала 1920-х годов существовал целый ряд школ управления и, в частности, социально-психологическое направление. [373 - Лавриков Ю. А., Корицкий Э. Б. Проблемы развития теории управления социалистическим производством. Л., 1989. С. 272.] Но ко времени появления на Западе теории Э. Мэйо в России не только было уничтожено большинство научных школ, но и право их основателей на жизнь было поставлено под вопрос.
Для обеспечения реальной гуманизации трудовых отношений одним из основных требований является создание соответствующей правовой базы. Насколько это важно в сфере трудовых отношений, подчеркивал еще в конце XIX – начале XX вв. ректор Венского университета А. Менгер, отмечавший, что в первобытном обществе не существовало общепризнанного правового порядка и за личностью не признавалось никаких правовых полномочий. Таким образом, «сильные и власть имущие всегда одерживали верх. В настоящее время тоже можно еще убедиться на опыте всех государств, что интересы классов, располагающих властью, превращаются после конфликтов в права». [374 - Менгер А. Гражданское право и неимущественные классы населения. СПб., 1906. С. 65.]
В связи с этим представляет интерес книга А. Менгера «Гражданское право и неимущественные классы населения», [375 - Там же.] в которой анализировался проект Гражданского уложения Германской империи с точки зрения возможности достижения равноправия всех членов общества и гуманизации социальных отношений. В ней А. Менгер подчеркивал, что без принудительного закона, исключающего свободное усмотрение договаривающихся сторон, ответственность работодателя могла быть приведена в жизнь только в весьма тесных пределах, так как он является сильнейшей стороной в экономическом отношении и почти всегда уничтожал бы эту ответственность посредством тех или иных пунктов договоров. Поэтому, даже в условиях отсутствия рабской или крепостной зависимости наемные работники не только обязаны напрягать свою рабочую силу по приказанию хозяина, но «они бывают вынуждены довольно часто ради его выгоды подвергать опасности свое самое драгоценное личное достояние: свою жизнь, здоровье, работоспособность, даже честь и требования нравственности». [376 - Там же. С. 167.]
Возможность реальной защиты наемного работника может основываться лишь на законодательном ограничении власти работодателя в общегосударственном масштабе путем закрепления этого ограничения в соответствующих нормативно-правовых актах, в частности, в Гражданском кодексе. Для этого рекомендуется обязать работодателя возмещать убытки во всех тех случаях, когда по его вине причинен ущерб рабочему, состоящему у него на службе. Причем «всякий ущерб, нанесенный чьим-либо имущественным интересам, равно как и вред, причиненный чьим-либо личным благам, налагают на виновника обязанность возместить убытки, причем безразлично, произошел ли ущерб при исполнении условий договора, или же вследствие недозволенного действия». [377 - Там же.] По мнению ученого, только туда, когда права нанимателя будут ограничены ради охраны высшего личного достояния работника, трудовой договор сбросит с себя последние остатки рабства, приобретет поистине гуманный характер и перестанет походить на отдачу в аренду мертвого имущества. Таким образом рабочий превратится из простой рабочей машины в равноправную личность, имеющую возможность требовать уважения и внимания к своим высшим личным интересам.
А. Менгер дает возможность посмотреть на проблему и с другой стороны. Он замечает, что «трудовой капитал народа превосходит по своему значению его вещное имущество и что поэтому охрана этого капитала мерами публичного и частного права составляет одну из насущных общественных нужд». [378 - Там же. С. 163.]
Сегодня проблема гуманизации трудовых отношений в России является особенно актуальной. [379 - Шкатулла В. Гуманизация трудовых отношений: осознанная необходимость // Человек и труд. 1997. № 2. С. 94–96.] Специфика настоящего времени поставила наемного работника в достаточно сложные условия. Действительно, сегодня в связи с падением производства и занятости возросла реальная власть собственников и руководителей всех уровней. Появились предприятия различных организационно-правовых форм, руководители которых игнорируют законодательство о труде Российской Федерации, препятствуют созданию профсоюзов. Данные процессы осложняются пассивностью как самих рабочих, которые часто не знают своих прав, боятся их отстаивать, не способны к самоорганизации, так и государственных органов, не оказывающих им в этом вопросе серьезной помощи. [380 - Воронцова А. Предприятия малого бизнеса и соблюдение прав работников // Там же. 1998. № 6. С. 57–58; Луговой А. Защитить человека труда может только закон // Там же. 1997. № 3. С. 87.] Нельзя не согласиться с Н. Седовой в том, что отпущенные «вожжи государственного управления» в социально-трудовой сфере «были тут же подхвачены администрациями, которые в настоящее время практически бесконтрольны». [381 - Седова Н. Достижим ли баланс интересов работников и работодателей // Там же. 1997. № 6. С. 86–87.]
Защита неимущественных прав и благ наемного работника в этом случае может осуществляться посредством института компенсации в денежной форме морального вреда (физических или нравственных страданий), что получило широкое распространение в ряде стран. Правда, что касается вопросов, с которыми сталкиваются наемные работники в России и на Западе, то их объем и острота, конечно, несопоставимы. В то же время ряд проблем, получивших широкий резонанс за рубежом весьма актуален и для России. Среди них можно отметить, в частности, пресечение сексуальных «приставаний» (понимаемых в широком смысле: мужчины к женщине, женщины к мужчине, гомосексуальные «приставания») и моббинг (психологический террор в отношении отдельных работников или их групп как со стороны начальства, так и коллег по работе). [382 - Киселев И. Я. Зарубежное трудовое право. М., 1998. С. 104–106; Киселев И. Я. Трудовое право стран Запада на рубеже XXI в. // Государство и право. 1996. № 1. С. 115.]
В то же время институт компенсации морального вреда, в том числе в сфере трудовых отношений, на протяжении всей истории России имел как своих сторонников, так и противников. Так, по мнению Л. И. Петражицкого, «институт этот представляет собой плутократическое право, так как он обременяет граждан пропорционально их бедности, т. е. обратно пропорционально их богатству, и в то же время ведет к неравенству сумм возмездия прямо пропорционально богатству потерпевшего». [383 - Петражицкий Л. И. Возмещение нематериального вреда с точки зрения социальной политики // Право. 1900. № 16. С. 8.] Возражая на это, С. А. Беляцкин отмечал, что «на деле возмещение присуждается вовсе не богатым заказчицам платья… а изувеченному рабочему, писателю, артисту, эксплуатируемому антрепренером… По преимуществу, право возмещения морального вреда есть право униженных и оскорбленных, изувеченных, обезображенных и соблазненных, право эксплуатируемых писателей, артистов и служащих». [384 - Беляцкин С. А. Возмещение морального (неимущественного) вреда. М., 1996. С. 59–60 (СПб., 1913).]
С 3 августа 1992 г. в соответствии с постановлением Верховного Совета РФ от 14 июля 1992 г. «О регулировании гражданских правоотношений в период проведения экономической реформы» на территории Российской Федерации было распространено действие Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, [385 - Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. № 26. Ст. 733.] согласно ст. 131 которых моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Таким образом, с этого времени российское гражданское законодательство допускает применение института компенсации морального вреда, в том числе при правонарушениях в сфере трудовых отношений.
В настоящее время вопросы компенсации морального вреда, как известно, регулируются ст. 12, 151, 152, 1099–1101 ГК РФ. В соответствии со ст. 151 ГК, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При этом указанная статья расположена в гл. 8 «Нематериальные блага и их защита» разд. 1 «Общие положения», а аналогичная ст. 131 Основ была расположена в гл. 19 «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения». Таким образом, если Основы рассматривали институт компенсации морального вреда, возникающий при правонарушении (вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения), то Гражданский кодекс РФ делает упор на вид нарушаемых прав (неимущественные блага). Когда же нарушены имущественные права гражданина, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда лишь в случаях, предусмотренных законом. Примером такого закона, в частности, является Закон РФ «О защите прав потребителей» [386 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 15. Ст. 766.] от 7 февраля 1992 г. Следовательно, работники, в течение нескольких месяцев не получающие заработную плату, права на компенсацию морального вреда не имеют, ибо в этом случае нарушается их имущественное право. И здесь необходимо отметить, что законодательство, действовавшее до введения Гражданского кодекса РФ, предусматривало для гражданина более широкие возможности в сфере компенсации причиненного ему морального вреда.
По сравнению с Кодексом законов о труде РФ в ныне действующем Трудовом кодексе РФ вопросам компенсации морального вреда уделено значительно больше внимания. [387 - В КЗОТ РФ о компенсации морального вреда упоминалось только в ч. 5 ст. 213.] О компенсации морального вреда упоминается в ст. 3, 21, 22, 237, 394 ТК РФ.
В ч. 4 ст. 3 ТК РФ говорится: «Лица, считающие, что они подверглись дискриминации в сфере труда, вправе обратиться в органы федеральной инспекции труда и (или) в суд с заявлением о восстановлении нарушенных прав возмещением материального вреда и компенсации морального вреда».
В ст. 21 ТК РФ, в перечне основных прав и обязанностей работника, предусмотрено его право на возмещение вреда, причиненного работнику в связи с исполнением им трудовых обязанностей, и компенсацию морального вреда в порядке, установленном Трудовым кодексом РФ, иными федеральными законами.
В свою очередь, в ст. 22 ТК РФ среди основных прав и обязанностей работодателя упоминается его обязанность возмещать вред, причиненный работникам в связи с исполнением ими трудовых обязанностей, а также компенсировать моральный вред в порядке и на условиях, которые установлены Трудовым кодексом РФ, федеральными законами и иными нормативными правовыми актами.
Несомненный интерес представляют положения ст. 237 ТК РФ («Возмещение морального вреда, причиненного работнику»), которая гласит: «Моральный вред, причиненный работнику неправомерными действиями или бездействием работодателя, возмещается работнику в денежной форме в размерах, определяемых соглашением сторон трудового договора. В случае возникновения спора факт причинения работнику морального вреда и размеры его возмещения определяются судом независимо от подлежащего возмещению имущественного ущерба».
Из содержания статьи следует, что если в трудовом договоре предусмотрена компенсация морального вреда, причиненного работнику нарушением его как неимущественных, так и имущественных прав, такой вред подлежит компенсации в обоих случаях. Речь может идти лишь о споре по поводу самого факта причинения морального вреда и его размерах. Иными словами, федеральным законом (нормами ст. 237 ТК РФ) фактически предполагается компенсация морального вреда, причиненного посягательством на имущественные права личности (при условии, если это отражено в трудовом договоре). Данное обстоятельство вполне согласуется с положением п. 2 ст. 1099 ГК РФ о том, что моральный вред, причиненный действиями (бездействием), нарушающими имущественные права гражданина, подлежит компенсации в случаях, предусмотренных законом. Например, если в трудовом договоре будет предусмотрена возможность компенсации морального вреда, причиненного задержкой выплаты заработной платы, работник вполне может претендовать на такую компенсацию.
Содержание ч. 7 ст. 394 Трудового кодекса РФ почти полностью повторяет содержание ч. 5 ст. 213 КЗОТ РФ. «В случае увольнения без законного основания или с нарушением установленного порядка увольнения либо незаконного перевода на другую работу суд может по требованию работника вынести решение о возмещении работнику денежной компенсации морального вреда, причиненного ему указанными действиями. Размер этой компенсации определяется судом».
Очевидно, что и в прямо не предусмотренных вышеуказанными нормами Трудового кодекса РФ случаях, когда моральный вред причиняется посягательством на какие-либо неимущественные права личности в сфере трудовых отношений, такой моральный вред на основании норм Гражданского кодекса РФ также должен подлежать компенсации.
Эту проблему затронул Пленум Верховного Суда РФ, который в постановлении № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» отметил, что отсутствие в законодательном акте прямого указания на возможность компенсации причиненных нравственных или физических страданий по конкретным правонарушениям не всегда означает, что потерпевший не имеет право на возмещение морального вреда. В частности, в сфере трудовых отношений суд вправе обязать работодателя компенсировать причиненные работнику нравственные, физические страдания как в связи с незаконным увольнением, переводом на другую работу, так и в связи с необоснованным применением дисциплинарного взыскания, отказом в переводе на другую работу в соответствии с медицинскими рекомендациями и т. п. Указанное положение применимо к трудовым отношениям, возникшим как после 3 августа 1992 г., так и после 1 января 1995 г. (дата введения в действие части первой ГК РФ), так как названными выше незаконными действиями работодателя нарушаются личные неимущественные права работника и другие нематериальные блага (ст. 151 ГК РФ). [388 - Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 3. С. 10.]
Таким образом, в соответствии с действующим законодательством, если работнику причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. В сфере трудовых отношений права работника, перечислены в Конституции РФ и Трудовом кодексе РФ. Гарантии трудовых прав содержатся в целом ряде статей Конституции РФ (ст. 15, 30, 37, 39, 41, 43, 45). Основные положения конституционного права на труд воспроизводятся в ст. 2–4, 21, 22 ТК РФ. Исходя из этого, можно выделить ряд неимущественных прав и других нематериальных благ, [389 - Эрделевский А. М. Компенсация морального вреда в России и за рубежом. С. 178–179.] в случае умаления которых работник вправе требовать компенсации причиненного ему морального вреда.
Прежде всего это непосредственно право на труд, которое может нарушаться в виде незаконного отказа в приеме на работу, незаконных увольнения, перевода на другую работу или отстранении от работы (о чем идет речь в ч. 7 ст. 394 ТК РФ). Вне всякого сомнения, подобное событие является причиной нравственных, а часто и физических страданий. Например, исследования, проведенные в США, показали, что увеличение безработицы на 1 % вызывает рост самоубийств на 4 %, убийств – на 5,7 %, рост числа душевных заболеваний – на 3 %, рост общей смертности – на 2 %. [390 - Дубак А. А. Психологические последствия нарушений законов о труде и проблема сохранения личности // Трудовое право. 1998. № 3. С. 94–100; Пельцман Л. Стрессовые состояния у людей, потерявших работу // Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 1. С. 67; Бондаренко Г. В. Социологические и организационно-правовые проблемы труда работника милиции в крупном городе. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1994. С. 6.]
Весьма часто встречаются правонарушения в виде несоблюдения условий труда для всех работников вне зависимости от организационно-правовой формы предприятия, а также особых условий для отдельных категорий предусмотренных трудовым законодательством. Первый шаг в этом направлении сделан с появлением указанного права в Правилах возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей. [391 - Правила возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей (Утверждены постановлением Верховного Совета РФ от 24 декабря 1992 г. с изменениями и дополнениями, внесенными Федеральным законом от 24 ноября 1995 г. № 180-ФЗ) // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. № 2. Ст. 71; Собрание законодательства РФ. 1995. № 48. Ст. 4562.] Они распространяют свое действие на правоотношения, имевшие место до введения в действие Федерального закона «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» от 24 июля 1998 г. [392 - Собрание законодательства РФ. 1998. № 31. Ст. 3803.] В соответствии с ч. 3 ст. 8 данного Закона возмещение застрахованному морального вреда, причиненного в связи с несчастным случаем на производстве или профессиональным заболеванием, осуществляется причинителем вреда.
Думается, что более активное использование предоставленных возможностей по возмещению работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, подвигло бы работодателей к более активному внедрению безопасных технологий, ужесточению правил использования оборудования, что, несомненно, связано с более внимательным отношением к проблемам персонала и к роли человека на производстве.
Исходя из существа права на труд можно выделить еще несколько основных неимущественных прав личности, нарушение которых может служить основанием для компенсации морального вреда. Прежде всего это право на труд в условиях, предусмотренных законодательством. Указанное право теснейшим образом связано с рассмотренным правом на возмещение ущерба, причиненного повреждением здоровья в связи с работой. Но еще до наступления реальных негативных последствий для здоровья работник должен иметь право на компенсацию морального вреда в случаях необеспечения надлежащих условий труда. Это может выражаться в несоблюдении здоровых и безопасных условий труда; в отсутствии учета и расследования несчастных случаев на производстве; в невыдаче специальной одежды, средств индивидуальной защиты, обезвреживающих средств, а также молока и лечебно-профилактического питания. В подобных случаях работник может испытывать физические и нравственные страдания в виде ощущения физического дискомфорта, опасения за свое здоровье, конфликтов в семье, состояния незащищенности и ущербности. Следовательно, представляется необходимым обеспечить возможность возмещения морального ущерба за соответствующие правонарушения.
Важнейшую роль, особенно в условиях рыночной экономики, играют гарантии по трудоустройству. Статья 64 ТК РФ запрещает необоснованный отказ в заключении трудового договора. В ст. 3 ТК РФ содержится запрет на дискриминацию в сфере труда: «Каждый имеет равные возможности для реализации своих трудовых прав. Никто не может быть ограничен в трудовых правах и свободах или получать какие-либо преимущества независимо от пола, расы, цвета кожи, национальности, языка, происхождения, имущественного положения, возраста, места жительства, отношения к религии, политических убеждений, принадлежности или непринадлежности к общественным объединениям, а также от других обстоятельств, не связанных с деловыми качествами работника».
Гражданин может не только оспорить нарушение своих прав, но и предъявить иск о компенсации причиненного ему морального вреда, ибо соответствующие правонарушения, вне всякого сомнения, могут вызвать физические и нравственные страдания, выражающиеся в ощущении беззащитности, неполноценности, в семейных конфликтах.
Важнейшую роль в трудовом законодательстве играют гарантии по продолжительности рабочего времени, установленные федеральным законодательством, и право на отдых. Нарушение указанных прав может выражаться в увеличении продолжительности рабочего времени свыше установленного законодательством, в незаконном непредоставлении перерывов для отдыха и питания, выходных дней, ежегодного оплачиваемого отпуска либо предусмотренных дополнительных отпусков.
Среди еще не названных других прав, нарушение которых может повлечь появление права на компенсацию морального вреда, следует отметить: право на вознаграждение за труд, без какой бы то ни было дискриминации и не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда, право на социальное обеспечение, а также право на защиту от безработицы. Причем наряду с тем, что указанные права предполагают выплату денежных средств, их можно рассмотреть и как нематериальные, ибо их умаление проявляется не просто в снижении уровня благосостояния, но и в нравственных и (или) физических страданиях от ощущения незащищенности, конфликтах в семье.
Законодательное закрепление всего комплекса трудовых и связанных с ними прав имеет огромное значение, ибо именно возможность их реализации является основой удовлетворения как материальных, так и большинства нематериальных потребностей граждан в цивилизованном обществе. Нарушение этих прав, безусловно, вызывает как физические, так и нравственные страдания, которые могут выражаться в разладе в семье, ощущении неполноценности, ущербности, незащищенности себя и своих близких.
Как известно, ныне действующее гражданское законодательство (п. 2 ст. 1099 ГК РФ) допускает компенсацию морального вреда, причиненного действиями (бездействием), нарушающими имущественные права гражданина, но в случаях, прямо предусмотренных законом. Таким образом, в качестве укрепления положения наемного работника в современном российском обществе и с целью формирования более гуманных социальных отношений, на наш взгляд, представляется необходимым внесение в современное трудовое законодательство изменений, которые бы предусматривали возможность компенсации морального вреда в случаях любых правонарушений вне зависимости от имущественного содержания нарушенного права.
Между тем если при наличии вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием или иным повреждением здоровья, связанным с исполнением им трудовых обязанностей, он может получить информацию и помощь о праве на компенсацию морального ущерба от целого ряда государственных органов и общественных организаций, то в иных случаях это выглядит гораздо более проблематичным.
Принимая во внимание экономическое положение в стране, правовую ситуацию и слабую активность граждан, вряд ли можно предположить, что сами работники будут активно добиваться защиты своих прав. В то же время защита здоровья населения, а также внедрение более гуманных (а в конечном итоге, более эффективных) методов управления требуют более широкого использования института компенсации морального ущерба за нарушения в области установленных законодательством условий труда. В этом направлении необходима активизация позиций государственных органов по надзору и контролю за трудовым законодательством, органов занятости, а также общественных организаций и, прежде всего, профсоюзов, прямая обязанность которых представлять и защищать права работников. Представляется, что основными истцами будут работники, не знавшие о своих правах или не имевшие возможности в порядке личной инициативы добиваться их защиты, например, из опасения испортить отношения с руководством. В случае оказания реальной помощи и поддержки со стороны государственных органов и общественных организаций значительно возрастет количество работников, отстаивающих свои права. А это может быть стимулом для использования методов управления персоналом, более полно учитывающих человеческий фактор.
Исследования показали, что коллективно-договорные процессы (как на предприятиях, так и на более высоком уровне) не воспринимаются рабочими в качестве эффективных методов разрешения социально-трудовых проблем. Вместе с тем индивидуально-договорные отношения с работодателями устраивают лишь небольшую часть трудящихся, которые в состоянии самостоятельно отстаивать свои интересы. В результате работники готовы добровольно передать свои права в решении социально-трудовых проблем любой стороне (государству, администрации, профсоюзам), способной обеспечить им минимально необходимый уровень социальных и экономических благ. Некоторое предпочтение при этом все же отдается государству. [393 - Седова Н. Достижим ли баланс интересов работников и работодателей // Человек и труд. 1997. № 6. С. 86–87.] Государство же, в свою очередь, все больше уходит от выполнения необходимых функций в социально-трудовой сфере. При этом оно не выполняет даже те обязанности, которые возложены на него законодательством. Так, ранее надзор и контроль за соблюдением законодательства о труде, в том числе за соблюдением норм по охране труда, осуществляли правовая и техническая инспекция профсоюзов. В соответствии с Указом Президента РФ от 4 мая 1994 г. «О государственном надзоре и контроле за соблюдением законодательства РФ о труде и охране труда» [394 - Собрание законодательства РФ. 1994. № 2. Ст. 78.] осуществление надзора и контроля за соблюдением законодательства о труде и охраной труда было возложено на Федеральную инспекцию труда при Министерстве труда РФ (Рострудинспекцию). Однако при этом возникли серьезные проблемы финансирования ее деятельности. [395 - Луговой А. Защитить человека труда может только закон // Там же. 1997. № 3. С. 88.] Совершенно очевидно, что в таких условиях невозможно ожидать и ее эффективного функционирования.
Неудивительно, что одной из характерных тенденций, присущих сегодняшней сфере социально-трудовых отношений, является рост нарушений прав работников. Например, согласно проведенным исследованиям, обычным явлением стали отсутствие на предприятиях правил внутреннего трудового распорядка, положений об оплате труда, несвоевременная выплата заработной платы, отсутствие средств индивидуальной защиты, невыполнение особых мер по охране труда женщин и т. д. Причем это относится и к совместным предприятиям (в том числе к таким известным, как «Кока-кола»), на которых, несмотря на использование зарубежных технологий, условия труда не всегда соответствуют санитарно-гигиеническим нормам. [396 - Воронцова А. Предприятия малого бизнеса и соблюдение прав работников // Там же. 1998. № 6. С. 57–58.] Рост нарушений законов и нормативно-правовых актов об охране труда сопровождается значительным увеличением производственного травматизма и профессиональных заболеваний. [397 - Збышко Б. Охране труда требуется новая законодательная база // Там же. 1997. № 2. С. 103.]
В этом плане хотелось бы обратить внимание на международный опыт решения ряда указанных выше проблем. Сегодня отмечается жесткий контроль государства за налогами и бухучетом, однако соблюдать трудовые нормы оно никого не принуждает, вплоть до того, что работника кадровой службы на новой работе могут не спросить, знает ли он Трудовой кодекс. [398 - Ипатова Ю, Фуколова Ю. Трудный кодекс // Секрет фирмы. 2003. № 2. С. 55.] Проблема осложняется так называемой оплатой «черным налом», что делает работника заложником не только администрации, но и государственного аппарата. Сложившаяся ситуация, очевидно, устраивает как предпринимателей, так и чиновников. Особенно, если учесть количество таких заложников. По расчетам Госкомстата, в 1999 г. работодатели выплачивали «в конверте» 34 % зарплат. В 2000 г. доля теневой зарплаты выросла до 35 %, в 2001 г. – сократилась до 32 %. В 2002 г., по оценке Экономической экспертной группы, доля теневой зарплаты составила до 27–28 %. [399 - Ведомости. 2003. 13 февр.]
Следует помнить, что рабочие многих стран добивались имеющихся у них прав в жесткой и продолжительной борьбе. Зато сейчас благодаря существующему законодательству рабочее движение приняло официальные институциональные формы. В то время как роль профсоюзов на Западе становится все менее значимой, в законодательном порядке возрастает значение представительных органов работников в фирмах. Что касается России, то положительное значение имело бы создание законодательной базы для организации и функционирования органов общественной самодеятельности на предприятиях, [400 - Силин А. Участие рабочих в управлении предприятиями: на Западе и в России // Человек и труд. 1997. № 8. С. 87–89.] с тем чтобы эти органы могли заниматься и вопросами соблюдения прав работников вместо продемонстрировавших свою неэффективность профсоюзов или совместно с ними.
В качестве еще одного из способов защиты прав наемных работников можно отметить создание специальных трудовых судов, которые занимались бы разрешением конфликтов в данной сфере общественных отношений, что также имеет место в ряде стран. [401 - Киселев И. Я. 1) Организация и деятельность трудовых судов: зарубежный опыт. М., 1996. 2) Зарубежное трудовое право. М. 1998. С. 176–177.] Деятельность трудовых судов обычно основана на трипартизме, рассмотрении дел коллегией в составе профессионального судьи и двух непрофессиональных судей, выдвигаемых профсоюзами и организациями предпринимателей. Такой суд, в состав которого, кроме судьи, являющегося специалистом в области трудового права, входят непрофессиональные судьи – специалисты и практики, хорошо ориентирующиеся в вопросах трудовых отношений, более квалифицированно рассматривает дела, связанные с трудовыми спорами. Думается, что в настоящее время назрела необходимость создания подобных судов и в России.
Заключение
Институционализация неимущественных благ является одним из наиболее значимых проявлений процесса гуманизации социальных отношений. Причем идеи о необходимости защиты неимущественных благ появились еще в Римском праве, оказавшем значительное влияние на законодательства многих стран, включая и Россию. На наш взгляд, для анализа современного состояния неимущественных благ в России их можно разделить на неимущественные блага, связанные непосредственно с личностью (жизнь и здоровье; честь, достоинство и деловая репутация; неимущественные права и блага, обеспечивающие неприкосновенность личности), а также неимущественные права и блага в сфере социально-экономической деятельности (связанные с правом собственности, и неимущественные права и блага в сфере трудовых отношений).
Одним из основных способов защиты неимущественных благ как в России, так и во многих странах мира является институт компенсации морального вреда. В России первые его ростки можно обнаружить уже в X в., на заре становления российской государственности. В то же время сам термин «моральный вред» впервые появляется в отечественном законодательстве лишь в 1961 г. (ст. 53 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР) в качестве одного из оснований для признания лица потерпевшим от преступления. Возможность же материальной компенсации морального вреда впервые законодательно была закреплена только в 1990 г. в ст. 39 Закона СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г. К этому же времени, соответственно, относятся начало формирования механизма компенсации указанного вреда и определение условий (оснований ответственности) за его причинение.
Ведущей формой защиты неимущественных прав и других нематериальных благ личности институт компенсации морального вреда стал с 1 января 1995 г., т. е. с момента введения в действие части первой Гражданского кодекса РФ. В гл. 8 данного Кодекса, посвященную нематериальным благам и их защите, была включена ст. 151, в соответствии с которой гражданин получил право на компенсацию морального вреда, причиненного посягательством на его неимущественные права и другие нематериальные блага. При нарушении имущественных прав личности такая компенсация стала возможной только в ограниченном количестве случаев, прямо предусмотренных законом. Поэтому правильное понимание специфики и всего многообразия нематериальных благ, которыми обладает и может обладать гражданин, является ключом к успешной реализации права на компенсацию морального вреда, причиненного посягательством на такие блага, и, соответственно, к их эффективной защите.
Приложения
Нормативные акты
Постановления Пленумов Верховного Суда Российской Федерации
Судебная практика
Конституция Российской Федерации
(Извлечение)
//-- Статья 2 --//
Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства.
//-- Статья 6 --//
1. Гражданство Российской Федерации приобретается и прекращается в соответствии с федеральным законом, является единым и равным независимо от оснований приобретения.
2. Каждый гражданин Российской Федерации обладает на ее территории всеми правами и свободами и несет равные обязанности, предусмотренные Конституцией Российской Федерации.
3. Гражданин Российской Федерации не может быть лишен своего гражданства или права изменить его.
//-- Статья 15 --//
1. Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации.
2. Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы.
3. Законы подлежат официальному опубликованию. Неопубликованные законы не применяются. Любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения.
4. Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.
//-- Статья 17 --//
1. В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией.
2. Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения.
3. Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.
//-- Статья 19 --//
1. Все равны перед законом и судом.
2. Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности.
3. Мужчина и женщина имеют равные права и свободы и равные возможности для их реализации.
//-- Статья 20 --//
1. Каждый имеет право на жизнь.
2. Смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливаться федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей.
//-- Статья 21 --//
1. Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления.
2. Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам.
//-- Статья 22 --//
1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность.
2. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов.
//-- Статья 23 --//
1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени.
2. Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения.
//-- Статья 24 --//
1. Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются.
2. Органы государственной власти и органы местного самоуправления, их должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом.
//-- Статья 25 --//
Жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения.
//-- Статья 26 --//
1. Каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность. Никто не может быть принужден к определению и указанию своей национальной принадлежности.
2. Каждый имеет право на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества.
//-- Статья 27 --//
1. Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства.
2. Каждый может свободно выезжать за пределы Российской Федерации. Гражданин Российской Федерации имеет право беспрепятственно возвращаться в Российскую Федерацию.
//-- Статья 28 --//
Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними.
//-- Статья 29 --//
1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова.
2. Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства.
3. Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.
4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.
5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается.
//-- Статья 30 --//
1. Каждый имеет право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов. Свобода деятельности общественных объединений гарантируется.
2. Никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем.
//-- Статья 31 --//
Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование.
//-- Статья 32 --//
1. Граждане Российской Федерации имеют право участвовать в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей.
2. Граждане Российской Федерации имеют право избирать и быть избранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме.
3. Не имеют права избирать и быть избранными граждане, признанные судом недееспособными, а также содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда.
4. Граждане Российской Федерации имеют равный доступ к государственной службе.
5. Граждане Российской Федерации имеют право участвовать в отправлении правосудия.
//-- Статья 37 --//
1. Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию.
2. Принудительный труд запрещен.
3. Каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации и не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда, а также право на защиту от безработицы.
4. Признается право на индивидуальные и коллективные трудовые споры с использованием установленных федеральным законом способов их разрешения, включая право на забастовку.
5. Каждый имеет право на отдых. Работающему по трудовому договору гарантируются установленные федеральным законом продолжительность рабочего времени, выходные и праздничные дни, оплачиваемый ежегодный отпуск.
//-- Статья 41 --//
1. Каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов, других поступлений.
2. В Российской Федерации финансируются федеральные программы охраны и укрепления здоровья населения, принимаются меры по развитию государственной, муниципальной, частной систем здравоохранения, поощряется деятельность, способствующая укреплению здоровья человека, развитию физической культуры и спорта, экологическому и санитарно-эпидемиологическому благополучию.
3. Сокрытие должностными лицами фактов и обстоятельств, создающих угрозу для жизни и здоровья людей, влечет за собой ответственность в соответствии с федеральным законом.
//-- Статья 42 --//
Каждый имеет право на благоприятную окружающую среду, достоверную информацию о ее состоянии и на возмещение ущерба, причиненного его здоровью или имуществу экологическим правонарушением.
//-- Статья 43 --//
1. Каждый имеет право на образование.
2. Гарантируются общедоступность и бесплатность дошкольного, основного общего и среднего профессионального образования в государственных или муниципальных образовательных учреждениях и на предприятиях.
3. Каждый вправе на конкурсной основе бесплатно получить высшее образование в государственном или муниципальном образовательном учреждении и на предприятии.
4. Основное общее образование обязательно. Родители или лица, их заменяющие, обеспечивают получение детьми основного общего образования.
5. Российская Федерация устанавливает федеральные государственные образовательные стандарты, поддерживает различные формы образования и самообразования.
//-- Статья 44 --//
1. Каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества, преподавания. Интеллектуальная собственность охраняется законом.
2. Каждый имеет право на участие в культурной жизни и пользование учреждениями культуры, на доступ к культурным ценностям.
3. Каждый обязан заботиться о сохранении исторического и культурного наследия, беречь памятники истории и культуры.
//-- Статья 52 --//
Права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба.
//-- Статья 53 --//
Каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.
См. Указ Президиума ВС СССР от 18 мая 1981 г. № 4892-X «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей»
Гражданский кодекс Российской Федерации
//-- Статья 12. Способы защиты гражданских прав --//
Защита гражданских прав осуществляется путем: признания права;
восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения;
признания оспоримой сделки недействительной и применения последствий ее недействительности, применения последствий недействительности ничтожной сделки;
признания недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления;
самозащиты права;
присуждения к исполнению обязанности в натуре;
возмещения убытков;
взыскания неустойки;
компенсации морального вреда;
прекращения или изменения правоотношения;
неприменения судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону;
иными способами, предусмотренными законом.
Глава 8. Нематериальные блага и их защита
//-- Статья 150. Нематериальные блага --//
1. Жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбора места пребывания и жительства, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом. В случаях и в порядке, предусмотренных законом, личные неимущественные права и другие нематериальные блага, принадлежавшие умершему, могут осуществляться и защищаться другими лицами, в том числе наследниками правообладателя.
2. Нематериальные блага защищаются в соответствии с настоящим Кодексом и другими законами в случаях и в порядке, ими предусмотренных, а также в тех случаях и тех пределах, в каких использование способов защиты гражданских прав (статья 12) вытекает из существа нарушенного нематериального права и характера последствий этого нарушения.
//-- Статья 151. Компенсация морального вреда --//
Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред.
//-- Статья 152. Защита чести, достоинства и деловой репутации --//
1. Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности.
По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти.
2. Если сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, распространены в средствах массовой информации, они должны быть опровергнуты в тех же средствах массовой информации.
Если указанные сведения содержатся в документе, исходящем от организации, такой документ подлежит замене или отзыву.
Порядок опровержения в иных случаях устанавливается судом.
3. Гражданин, в отношении которого средствами массовой информации опубликованы сведения, ущемляющие его права или охраняемые законом интересы, имеет право на опубликование своего ответа в тех же средствах массовой информации.
4. Если решение суда не выполнено, суд вправе наложить на нарушителя штраф, взыскиваемый в размере и в порядке, предусмотренных процессуальным законодательством, в доход Российской Федерации. Уплата штрафа не освобождает нарушителя от обязанности выполнить предусмотренное решением суда действие.
5. Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением.
6. Если установить лицо, распространившее сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, невозможно, лицо, в отношении которого такие сведения распространены, вправе обратиться в суд с заявлением о признании распространенных сведений не соответствующими действительности.
7. Правила настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица.
Глава 59. § 4. Компенсация морального вреда
//-- Статья 1099. Общие положения --//
1. Основания и размер компенсации гражданину морального вреда определяются правилами, предусмотренными настоящей главой и статьей 151 настоящего Кодекса.
2. Моральный вред, причиненный действиями (бездействием), нарушающими имущественные права гражданина, подлежит компенсации в случаях, предусмотренных законом.
3. Компенсация морального вреда осуществляется независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.
//-- Статья 1100. Основания компенсации морального вреда --//
Компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда:
вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности;
вред причинен гражданину в результате его незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ;
вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию;
в иных случаях, предусмотренных законом.
//-- Статья 1101. Способ и размер компенсации морального вреда --//
1. Компенсация морального вреда осуществляется в денежной форме.
2. Размер компенсации морального вреда определяется судом в зависимости от характера причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, а также степени вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда. При определении размера компенсации вреда должны учитываться требования разумности и справедливости.
Характер физических и нравственных страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего.
Семейный кодекс Российской Федерации
//-- Статья 30. Последствия признания брака недействительным --//
1. Брак, признанный судом недействительным, не порождает прав и обязанностей супругов, предусмотренных настоящим Кодексом, за исключением случаев, установленных пунктами 4 и 5 настоящей статьи.
2. К имуществу, приобретенному совместно лицами, брак которых признан недействительным, применяются положения Гражданского кодекса Российской Федерации о долевой собственности. Брачный договор, заключенный супругами (статьи 40–42 настоящего Кодекса), признается недействительным.
3. Признание брака недействительным не влияет на права детей, родившихся в таком браке или в течение трехсот дней со дня признания брака недействительным (пункт 2 статьи 48 настоящего Кодекса).
4. При вынесении решения о признании брака недействительным суд вправе признать за супругом, права которого нарушены заключением такого брака (добросовестным супругом), право на получение от другого супруга содержания в соответствии со статьями 90 и 91 настоящего Кодекса, а в отношении раздела имущества, приобретенного совместно до момента признания брака недействительным, вправе применить положения, установленные статьями 34, 38 и 39 настоящего Кодекса, а также признать действительным брачный договор полностью или частично.
Добросовестный супруг вправе требовать возмещения причиненного ему материального и морального вреда по правилам, предусмотренным гражданским законодательством.
5. Добросовестный супруг вправе при признании брака недействительным сохранить фамилию, избранную им при государственной регистрации заключения брака.
//-- Статья 56. Право ребенка на защиту --//
1. Ребенок имеет право на защиту своих прав и законных интересов.
Защита прав и законных интересов ребенка осуществляется родителями (лицами, их заменяющими), а в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, органом опеки и попечительства, прокурором и судом.
Несовершеннолетний, признанный в соответствии с законом полностью дееспособным до достижения совершеннолетия, имеет право самостоятельно осуществлять свои права и обязанности, в том числе право на защиту.
2. Ребенок имеет право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей (лиц, их заменяющих).
При нарушении прав и законных интересов ребенка, в том числе при невыполнении или при ненадлежащем выполнении родителями (одним из них) обязанностей по воспитанию, образованию ребенка либо при злоупотреблении родительскими правами, ребенок вправе самостоятельно обращаться за их защитой в орган опеки и попечительства, а по достижении возраста четырнадцати лет в суд.
3. Должностные лица организаций и иные граждане, которым станет известно об угрозе жизни или здоровью ребенка, о нарушении его прав и законных интересов, обязаны сообщить об этом в орган опеки и попечительства по месту фактического нахождения ребенка. При получении таких сведений орган опеки и попечительства обязан принять необходимые меры по защите прав и законных интересов ребенка.
//-- Статья 63. Права и обязанности родителей по воспитанию и образованию детей --//
1. Родители имеют право и обязаны воспитывать своих детей. Родители несут ответственность за воспитание и развитие своих детей. Они обязаны заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей.
Родители имеют преимущественное право на воспитание своих детей перед всеми другими лицами.
2. Родители обязаны обеспечить получение детьми основного общего образования.
Родители с учетом мнения детей имеют право выбора образовательного учреждения и формы обучения детей до получения детьми основного общего образования.
//-- Статья 77. Отобрание ребенка при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью --//
1. При непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится.
Немедленное отобрание ребенка производится органом опеки и попечительства на основании соответствующего акта органа местного самоуправления.
2. При отобрании ребенка орган опеки и попечительства обязан незамедлительно уведомить прокурора, обеспечить временное устройство ребенка и в течение семи дней после вынесения органом местного самоуправления акта об отобрании ребенка обратиться в суд с иском о лишении родителей родительских прав или об ограничении их родительских прав.
Закон Российской Федерации «О средствах массовой информации»
//-- Статья 62. Возмещение морального вреда --//
Моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом.
Закон Российской Федерации «О защите прав потребителей»
//-- Статья 15. Компенсация морального вреда --//
Моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом) или организацией, выполняющей функции изготовителя (продавца) на основании договора с ним, прав потребителя, предусмотренных законами и правовыми актами Российской Федерации, регулирующими отношения в области защиты прав потребителей, подлежат компенсации причинителем вреда при наличии его вины. Размер компенсации морального вреда определяется судом.
Компенсация морального вреда осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков.
Постановление № 11 Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» от 18 августа 1992 г. (в ред. постановления Пленума 11 от 21 декабря 1993 г. с изменениями и дополнениями, внесенными постановлением Пленума № 6 от 25 апреля 1995 г.)
Обсудив материалы проведенного совместно с Генеральной прокуратурой Российской Федерации изучения судебной практики по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц. Пленум Верховного Суда Российской Федерации в целях обеспечения правильного и единообразного применения законодательства, регулирующего данные правоотношения, постановляет дать судам следующие разъяснения:
1. Обратить внимание судов на то, что право граждан на защиту чести, достоинства, деловой репутации является их конституционным правом, а деловая репутация юридических лиц – одним из условий их успешной деятельности. Это обязывает суды при рассмотрении споров о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц глубоко анализировать все обстоятельства каждого дела данной категории.
2. Под распространением сведений, порочащих честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, о котором указывается в ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, следует понимать опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидеопрограммам, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, изложение в судебных характеристиках, публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в иной, в том числе устной, форме нескольким или хотя бы одному лицу. Сообщение таких сведений лицу, которых они касаются, не может признаваться их распространением.
Порочащими являются также не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т. п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию гражданина или юридического лица.
3. В порядке, определенном ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, не могут рассматриваться требования об опровержении сведений, содержащихся в судебных решениях и приговорах, постановлениях органов предварительного следствия и других официальных документах, для обжалования которых предусмотрен иной установленный законами порядок.
4. Иски по делам данной категории вправе предъявить юридические лица и граждане, которые считают, что о них распространены не соответствующие действительности порочащие сведения.
При распространении порочащих сведений в отношении несовершеннолетних или недееспособных иски о защите их чести и достоинства в соответствии со ст. 48 ГПК РСФСР могут предъявить законные представители. По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти (ч. 2 п. 1 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации).
5. Пунктами 1 и 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации установлено, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, а юридическое лицо – сведений, порочащих его деловую репутацию. При этом законом не предусмотрено обязательного предварительного обращения с таким требованием к ответчику, в том числе и в случае, когда иск предъявлен к средству массовой информации, распространившему указанные выше сведения.
Гражданин, в отношении которого средствами массовой информации опубликованы сведения, ущемляющие его права или охраняемые законом интересы, а также юридическое лицо, если опубликованные сведения порочат его деловую репутацию, имеют право на опубликование своего ответа в тех же средствах массовой информации (пп. 3, 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации).
6. Ответчиками по искам об опровержении сведений, порочащих честь и достоинство или деловую репутацию, являются лица, распространившие эти сведения.
Если иск содержит требование об опровержении сведений, распространенных в средствах массовой информации, в качестве ответчиков привлекаются автор и редакция соответствующего средства массовой информации. При опубликовании или ином распространении таких сведений без обозначения имени автора (например, в редакционной статье) ответчиком по делу является редакция соответствующего средства массовой информации. В случае, если редакция средства массовой информации не является юридическим лицом, к участию в деле в качестве ответчика должен быть привлечен учредитель данного средства массовой информации.
По искам об опровержении порочащих сведений, изложенных в служебных характеристиках, ответчиками являются лица, их подписавшие, и предприятие, учреждение, организация, от имени которых выдана характеристика.
7. В силу ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике независимо от того, предъявлен ли иск о защите чести, достоинства, деловой репутации либо о возложении на средство массовой информации обязанности опубликовать ответ истца на публикацию. Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений лицом, к которому предъявлен иск.
8. В случае, когда действия лица, распространившего порочащие другое лицо сведения, содержат признаки преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 130 или ст. 131 УК РСФСР, потерпевший вправе обратиться в суд с заявлением о привлечении виновного к уголовной ответственности, а также предъявить иск о защите чести и достоинства или деловой репутации в порядке гражданского судопроизводства.
Отказ в возбуждении уголовного дела по ч. 1 ст. 130 и ст. 131 УК РСФСР, прекращение возбужденного уголовного дела, а также вынесение приговора не исключают возможности предъявления иска о защите чести и достоинства либо деловой репутации в порядке гражданского судопроизводства.
9. Наличие обстоятельств, которые в силу ст. 57 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» могут служить основанием для освобождения от ответственности редакции, главного редактора, журналиста за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан, а также деловую репутацию граждан и юридических лиц, не исключает возможности рассмотрения судом иска юридического лица или гражданина об опровержении таких сведений.
При этом к участию в деле должны быть привлечены граждане и организации, от которых поступили такие сведения и которые должны доказать, что они соответствуют действительности. На редакцию средства массовой информации в случае удовлетворения иска может быть возложена обязанность сообщить о решении суда и в случае, если имеются основания, исключающие ее ответственность.
10. На требование о защите чести, достоинства, деловой репутации, заявленное в порядке пп. 1–3, 5–7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, исковая давность в силу ст. 208 первой части этого же Кодекса не распространяется.
11. В силу пп. 5, 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию, а также юридическое лицо, в отношении которого распространены сведения, порочащие его деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных их распространением. Компенсация морального вреда виновным должностным лицом или гражданином либо средством массовой информации определяется судом при вынесении решения в денежном выражении.
При определении размера такой компенсации суд принимает во внимание обстоятельства, указанные в ч. 2 ст. 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации.
Если не соответствующие действительности порочащие сведения были распространены в средствах массовой информации, суд, определяя размер компенсации морального вреда, вправе также учесть характер и содержание публикации, степень распространения недостоверных сведений и другие заслуживающие внимания обстоятельства.
При этом следует иметь в виду, что моральный вред, хотя он и определяется судом в конкретной денежной сумме, признается законом вредом неимущественным и, следовательно, государственная пошлина должна взиматься на основании подп. «д» п. 1 ст. 3 Закона Российской Федерации «О государственной пошлине», а не в процентном отношении к сумме, определенной судом в качестве возмещения понесенного истцом морального вреда. Требование о возмещении морального вреда может быть заявлено самостоятельно, если, например, редакция средства массовой информации добровольно опубликовала опровержение, удовлетворяющее истца.
12. В случае, когда вместе с просьбой о защите чести, достоинства гражданина либо деловой репутации гражданина или юридического лица заявлено требование о возмещении убытков, причиненных распространением порочащих сведений, суд разрешает это требование в соответствии с пп. 5, 7 ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации.
13. При удовлетворении иска суд в резолютивной части решения обязан указать способ опровержения порочащих сведений, признанных не соответствующими действительности, и при необходимости изложить текст такого опровержения, где должно быть указано, какие сведения не соответствуют действительности, когда и как они были распространены, а также определить срок (применительно к установленному ст. 44 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации»), в течение которого оно должно последовать.
14. При неисполнении решения по делу о защите чести и достоинства, а также деловой репутации в установленный судом срок он в соответствии со ст. 406 ГПК РСФСР вправе наложить на нарушителя штраф, взыскиваемый в доход государства. При повторном и последующих нарушениях сроков, устанавливаемых судом для исполнения решения, штраф может быть применен неоднократно, причем уплата штрафа не освобождает должника от обязанности выполнить решение суда об опровержении порочащих истца сведений.
15. В связи с принятием данного постановления постановление Пленума Верховного Суда СССР «О применении в судебной практике статьи 7 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик о защите чести и достоинства граждан и организаций» от 2 марта 1989 г. с последующими изменениями и дополнениями на территории Российской Федерации не действует.
Постановление № 10 Пленума Верховного Суда Российской Федерации «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» от 20 декабря 1994 г. (с изменениями и дополнениями, внесенными постановлениями Пленума № 10 от 25 октября 1996 г., № 1 от 15 января 1998 г.)
Обсудив материалы проведенного изучения судебной практики по делам о компенсации за нанесенный моральный вред, Пленум Верховного Суда Российской Федерации отмечает, что многообразие законодательных актов, регулирующих отношения, связанные с причинением морального вреда, различные сроки введения их в действие, а также принятие первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, которая вводится в действие с 1 января 1995 г., порождают вопросы, требующие разрешения.
В целях обеспечения правильного и единообразного применения законодательства, регулирующего компенсацию морального вреда, наиболее полной и быстрой защиты интересов потерпевших при рассмотрении судами дел этой категории Пленум Верховного Суда Российской Федерации постановляет дать следующие разъяснения:
1. Учитывая, что вопросы компенсации морального вреда в сфере гражданских правоотношений регулируются рядом законодательных актов, введенных в действие в разные сроки, суду в целях обеспечения правильного и своевременного разрешения возникшего спора необходимо по каждому делу выяснять характер взаимоотношений сторон и какими правовыми нормами они регулируются, допускает ли законодательство возможность компенсации морального вреда по данному виду правоотношений и, если такая ответственность установлена, – когда вступил в силу законодательный акт, предусматривающий условия и порядок компенсации вреда в этих случаях, а также когда были совершены действия, повлекшие причинение морального вреда.
Суду необходимо также выяснить, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) они нанесены, степень вины причинителя, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме или иной материальной форме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора.
2. Под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т. п.) или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права в соответствии с законами об охране прав на результаты интеллектуальной деятельности) либо нарушающими имущественные права гражданина.
Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий, и др.
При этом следует учитывать, что ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик установлена ответственность за моральный вред, причиненный гражданину неправомерными действиями, и в том случае, когда в законе отсутствует специальное указание о возможности его компенсации.
Статьей 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, которая введена в действие с 1 января 1995 г., указанное положение сохранено лишь для случаев причинения гражданину морального вреда действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага. В иных случаях компенсация морального вреда может иметь место при наличии указания об этом в законе.
3. В соответствии с действующим законодательством одним из обязательных условий наступления ответственности за причинение морального вреда является вина причинителя. Исключение составляют случаи, прямо предусмотренные законом. Например, когда:
вред причинен жизни или здоровью гражданина источником повышенной опасности;
вред причинен гражданину в результате его незаконного осуждения, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ;
вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию (ст. 1100 второй части Гражданского кодекса Российской Федерации, введенной в действие с 1 марта 1996 г.).
4. Рассматривая требования потерпевшего о компенсации перенесенных им нравственных или физических страданий, следует иметь в виду, что вопросы возмещения морального вреда, в частности, регулируются: ч. 7 ст. 7 Гражданского кодекса РСФСР (в редакции Закона от 21 марта 1991 г.); ст. 62 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. «О средствах массовой информации», введенного в действие с 8 февраля 1992 г. (с 1 августа 1990 г. действовала ст. 39 Закона СССР от 12 июня 1990 г. «О печати и других средствах массовой информации»); ст. 89 Закона Российской Федерации от 19 декабря 1991 г. «Об охране окружающей природной среды», введенного в действие с 3 марта 1992 г.; ст. 13 Закона Российской Федерации от 7 февраля 1992 г. «О защите прав потребителей», введенного в действие с 7 апреля 1992 г. (ст. 15 того же Закона, действующей с 16 января 1996 г.); ст. ст. 7, 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, принятых 31 мая 1991 г., действие которых распространено на территории Российской Федерации с 3 августа г 1992 г.; ст. ст. 25, 30 «Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей», принятых 24 декабря 1992 г. и введенных в действие с 1 декабря 1992 г.; ч. 5 ст. 18 Закона Российской Федерации от 22 января 1993 г. «О статусе военнослужащих», введенного в действие с 1 января 1993 г.; ст. ст. 12, 150–152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, введенными в действие с 1 января 1995 г.; ст. ст. 1099–1101 второй части Гражданского кодекса Российской Федерации, введенной в действие с 1 марта 1996 г.; частью 5 статьи 213 КЗоТ РФ (в редакции Федерального закона, принятого Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации 21 февраля 1997 г. № 59-ФЗ и вступившего в силу с 20 марта 1997 г.).
Однако отсутствие в законодательном акте прямого указания на возможность компенсации причиненных нравственных или физических страданий по конкретным правоотношениям не всегда означает, что потерпевший не имеет права на возмещение морального вреда. Например, в соответствии с п. 3 ст. 1 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик к трудовым отношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., может быть применена ст. 131 названных Основ, регулирующая ответственность за нанесение морального вреда по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, поскольку отношения, связанные с компенсацией морального вреда, не урегулированы трудовым законодательством. В частности, суд вправе обязать работодателя компенсировать причиненные работнику нравственные, физические страдания в связи с незаконными увольнением, переводом на другую работу, необоснованным применением дисциплинарного взыскания, отказом в переводе на другую работу в соответствии с медицинскими рекомендациями и т. п.
Указанное положение применимо и к трудовым отношениям, возникшим после 1 января 1995 г., так как названными выше незаконными действиями работодателя нарушаются личные неимущественные права работника и другие нематериальные блага (статья 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации).
5. Правила, регулирующие компенсацию морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случаях распространения таких сведений в отношении юридического лица (п. 6 ст. 7 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик по правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., п. 7. ст. 152 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995 г.).
6. Если моральный вред причинен до введения в действие законодательного акта, предусматривающего право потерпевшего на его компенсацию, требования истца не подлежат удовлетворению, в том числе и в случае, когда истец после вступления этого акта в законную силу испытывает нравственные или физические страдания, поскольку на время причинения вреда такой вид ответственности не был установлен и по общему правилу действия закона во времени закон, усиливающий ответственность по сравнению с действовавшим на время совершения противоправных действий, не может иметь обратной силы (п. 1 ст. 54 Конституции Российской Федерации).
Однако, если противоправные действия (бездействие) ответчика, причиняющие истцу нравственные или физические страдания, начались до вступления в силу закона, устанавливающего ответственность за причинение морального вреда, и продолжаются после введения этого закона в действие, то моральный вред в указанном случае подлежит компенсации.
7. На требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется, поскольку они вытекают из нарушения личных неимущественных прав и других нематериальных благ (п. 2 ст. 43 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик по правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., п. 1 ст. 208 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995 г.).
8. При рассмотрении требований о компенсации причиненного гражданину морального вреда необходимо учитывать, что по правоотношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., компенсация определяется судом в денежной или иной материальной форме, а по правоотношениям, возникшим после 1 января 1995 г., только в денежной форме, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. Исходя из этого, размер компенсации зависит от характера и объема причиненных истцу нравственных или физических страданий, степени вины ответчика в каждом конкретном случае, иных заслуживающих внимания обстоятельств, и не может быть поставлен в зависимость от размера удовлетворенного иска о возмещении материального вреда, убытков и других материальных требований. При определении размера компенсации вреда должны учитываться требования разумности и справедливости.
Степень нравственных или физических страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств причинения морального вреда, индивидуальных особенностей потерпевшего и других конкретных обстоятельств, свидетельствующих о тяжести перенесенных им страданий.
9. Суд вправе рассмотреть самостоятельно предъявленный иск о компенсации причиненных истцу нравственных или физических страданий, поскольку в силу действующего законодательства ответственность за причиненный моральный вред не находится в прямой зависимости от наличия имущественного ущерба и может применяться как наряду с имущественной ответственностью, так и самостоятельно.
Применительно к ст. 29 УПК РСФСР потерпевший, то есть лицо, которому преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред (ст. 53 УПК СФСР), вправе предъявить гражданский иск о компенсации морального вреда при производстве по уголовному делу.
10. При рассмотрении дел о компенсации причиненных нравственных или физических страданий необходимо учитывать, что моральный вред признается законом вредом неимущественным, несмотря на то, что он компенсируется в денежной или иной материальной форме. Учитывая это, государственная пошлина по таким делам должна взиматься на основании подп. «д» п. 1 ст. 3 Закона РСФСР «О государственной пошлине», предусматривающего оплату исковых заявлений неимущественного характера.
При этом следует также иметь в виду, что в предусмотренных законом случаях истцы освобождаются от уплаты государственной пошлины (например, пп. 4, 8 ст. 80 ГПК РСФСР, ч. 3 ст. 16 Закона Российской Федерации «О защите прав потребителей»).
Компенсация за моральный вред, причиненный публикацией статьи, содержащей сведения, полученные в результате служебной деятельности, но не соответствующие действительности и порочащие честь и достоинство гражданина, правомерно возложена на автора публикации и редакцию средства массовой информации
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 1. С. 19–20)
Шорохов обратился в суд с иском к редакции газеты «Трибуна» и старшему помощнику прокурора г. Сыктывкара Ч. о компенсации морального вреда, причиненного ему публикацией статьи «Грязь на белых халатах» в газете за 27 марта 1993 г., в сумме 20 млн руб.
Истец сослался на то, что изложенные в статье автором Ч. сведения не соответствуют действительности и порочат его честь и достоинство, в связи с чем ему причинен моральный вред.
Представитель редакции газеты «Трибуна» иск не признал.
Решением Сыктывкарского городского народного суда от 29 сентября 1994 г. (оставленным без изменения определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Республики Коми) в пользу Шорохова в возмещение причиненного морального вреда взыскано с редакции газеты «Трибуна» 5 млн. руб., с Ч. – 1 млн руб.
Президиум Верховного Суда Республики Коми и Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ протест заместителя Генерального прокурора РФ об отмене судебных постановлений оставили без удовлетворения.
Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте поставил вопрос об отмене всех судебных решений и направлении дела на новое рассмотрение.
Президиум Верховного Суда РФ 10 июля 1996 г. протест оставил без удовлетворения по следующим основаниям.
В соответствии с ч. 7 ст. 7 ранее действовавшего ГК РСФСР и ст. 62 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. «О средствах массовой информации» (Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 7. Ст. 300) моральный (неимущественный) вред, причиненный гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство гражданина либо причинивших ему иной неимущественный вред, возмещается по решению суда средством массовой информации, а также виновными должностными лицами и гражданами в размере, определяемом судом.
Как видно из материалов дела, Сыктывкарский городской народный суд решением от 11 ноября 1993 г. удовлетворил иск Шорохова к Ч. и редакции газеты «Трибуна» о защите чести и достоинства, признав не соответствующими действительности изложенные в названной публикации сведения о том, что перерегистрация малого предприятия (МП) «Сана» в АО «Сана» была произведена с целью избавления Шорохова от других учредителей, а коммерческая операция МП «Сана» с объединением «Овен» преследовала цель перепродажи по повышенной цене марли Сыктывдинской районной больнице, главным врачом которой являлся Шорохов. Редакция газеты была обязана опубликовать опровержение.
Указанное решение вступило в законную силу, было исполнено.
При таких данных суд пришел к правильному выводу о том, что в результате распространения в данной статье не соответствующих действительности сведений, порочащих честь и достоинство истца, ему был причинен моральный вред, подлежащий компенсации автором статьи и редакцией газеты «Трибуна».
При определении размера компенсации морального вреда суд учел разъяснения, содержащиеся в п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан и организаций» (в редакции постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 1993 г.), и обоснованно исходил из характера и содержания публикации, степени распространения сведений, порочащих честь и достоинство истца, его репутации и других заслуживающих внимания обстоятельств, связанных с распространением названных сведений.
С утверждениями в протесте о том, что Ч., выступая в газете с данной публикацией, действовала как работник прокуратуры и в соответствии с п. 3 ст. 40 Закона Российской Федерации «О прокуратуре Российской Федерации» (действовавшего на время возникновения спорных правоотношений) не может нести ответственность за опубликованные сведения, полученные в результате служебной деятельности, нельзя согласиться.
Согласно п. 3 ст. 40 названного Закона, отмена или изменение решения, принятого прокурором, сами по себе не влекут его ответственности, если они не явились результатом преднамеренного нарушения закона либо недобросовестности.
Названная норма к возникшим правоотношениям неприменима. В данном случае вопрос об ответственности не связан с отменой или изменением принятого Ч. решения, а вытекает из факта публикации в газете сведений, хотя и полученных в результате служебной деятельности, но не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство гражданина.
В таком случае ответственность по ст. 7 ГК РСФСР наступает независимо от того, каким образом эти сведения получены и в связи с чем они распространены.
Поскольку сведения были облечены в форму литературной статьи, автор статьи Ч. наряду с редакцией газеты обоснованно, с учетом разъяснения, данного в п. 6 названного постановления Пленума Верховного Суда РФ, привлечена по делу в качестве ответчика.
Ссылка в протесте на ст. ст. 1069, 1070 части второй Гражданского кодекса РФ в обоснование вывода о том, что ни Ч., ни органы прокуратуры Республики Коми не могут быть признаны надлежащими ответчиками, необоснованна.
Согласно ч. 2 ст. 1070 части второй Гражданского кодекса РФ, вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконной деятельности органов прокуратуры, не повлекший последствий, предусмотренных п. 1 этой статьи, возмещается по основаниям и в порядке, установленном ст. 1069 Кодекса.
Статья 1069 ГК РФ, предусматривая возмещение государственными органами вреда, причиненного в результате незаконных действий, возлагает эту ответственность на казну Российской Федерации (казну субъекта РФ или казну муниципального образования).
Однако публикацию Ч. своей статьи в средстве массовой информации нельзя признать вытекающей из характера деятельности органа государственной власти, в котором она работала. Поэтому судебные инстанции, не усматривая оснований для возложения в данном случае ответственности за моральный вред на прокуратуру г. Сыктывкара, правомерно возложили эту ответственность на автора публикации и редакцию соответствующего средства массовой информации.
Если моральный вред причинен до введения в действие законодательного акта, предусматривающего право потерпевшего на его компенсацию, требования истца не подлежат удовлетворению
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 2. С. 8–9)
Воронежский областной суд осудил Прокофьеву и Соколову по ст. 17 и п. «г» ст. 102 УК РСФСР, Фролова по п. «г» ст. 102 УК РСФСР, всех – к длительному сроку лишения свободы и постановил компенсировать моральный вред в пользу потерпевшей Филякиной С. – матери погибшей, с Фролова – 10 млн рублей, с Прокофьевой – 10 млн рублей, с Соколовой – 5 млн рублей.
Фролов признан виновным в совершении убийства с особой жестокостью Филякиной, а Прокофьева и Соколова – в соучастии в убийстве с особой жестокостью Филякиной.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ приговор оставила без изменения.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене судебных постановлений в части решения о компенсации морального вреда.
Президиум Верховного Суда РФ 2 июля 1996 г. протест удовлетворил, указав следующее.
Пленум Верховного Суда РФ в п. 6 постановления № 10 от 20 декабря 1994 г. «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» разъяснил, что, если моральный вред причинен до введения в действие законодательного акта, предусматривающего право потерпевшего на его компенсацию, требования истца не подлежат удовлетворению, в том числе и в случае, когда истец после вступления этого акта в законную силу испытывает нравственные или физические страдания, поскольку на время причинения вреда такой вид ответственности не был установлен и по общему правилу действия закона во времени закон, усиливающий ответственность по сравнению с действовавшим на время совершения противоправных действий, не может иметь обратной силы (п. 1 ст. 54 Конституции Российской Федерации).
Пункт 4 данного постановления Пленума содержит перечень таких актов, регулирующих вопросы компенсации морального вреда, и все они изданы и вступили в силу после 17 октября 1989 г. – момента гибели дочери гражданского истца по настоящему делу.
В связи с этим решение суда о компенсации Филякиной морального вреда в виде взыскания с осужденных денежных сумм не основано на законе, и приговор в этой части подлежит отмене, а гражданский иск – оставлению без удовлетворения.
Решение районного суда по иску об изменении даты и формулировки причин увольнения и компенсации морального вреда признано законным
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 1. С. 1)
Маясов обратился с иском к рыбхозу «Павловский» акционерного общества (АО) «Рязань-рыбпром» об изменении даты и формулировки причин увольнения, взыскании оплаты за время вынужденного прогула и компенсации морального вреда, ссылаясь на следующие обстоятельства.
Работая в рыбхозе в качестве технического руководителя по трудовому договору, заключенному на неопределенный срок, 10 мая 1995 г. он подал заявление об увольнении с работы по собственному желанию и после истечения двухнедельного срока предупреждения с 25 мая 1995 г. прекратил работу. Трудовую книжку администрация рыбхоза отказалась выдать ему на руки, а направила ее по почте, поэтому Маясов получил ее лишь 1 марта 1996 г. с записью о его увольнении с 30 июня 1995 г. по п. 8 ст. 33 КЗоТ РФ (за совершение по месту работы хищения государственного имущества).
В связи с задержкой выдачи трудовой книжки он не смог представить ее по новому месту работы – АОЗТ «НИНОН», и, по этой причине с ним расторгли трудовой контракт, заключенный 5 июня 1995 г. Из-за неправомерных действий администрации он испытал глубокие нравственные страдания и расценил причиненный ему моральный вред в 50 млн рублей.
Рязанским районным судом Рязанской области иск удовлетворен, на администрацию рыбхоза возложена обязанность внести изменения в трудовую книжку об увольнении истца с 25 мая 1995 г. по ст. 31 КЗоТ РФ (по собственному желанию), а также взыскана компенсация морального вреда в сумме 15 млн рублей.
Президиум Рязанского областного суда это решение отменил и дело направил на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене постановления президиума с оставлением в силе решения районного суда.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 20 мая 1997 г. протест удовлетворила, указав следующее.
Как установил суд, 10 мая 1995 г. Маясов обратился к директору рыбхоза с заявлением об увольнении по собственному желанию и в соответствии со ст. 31 КЗоТ РФ после истечения двухнедельного срока предупреждения об увольнении вправе был прекратить работу (что он и сделал), а администрация обязана выдать ему трудовую книжку и произвести с ним расчет. Поэтому Маясов после расторжения с ним в силу требований закона трудового договора, заключенного на неопределенный срок, не мог быть уволен по иным основаниям, в частности по п. 8 ст. 33 КЗоТ РФ. Тем более, как правильно сослался суд в решении, вина его в совершении по месту работы хищения государственного имущества не установлена ни приговором, ни постановлением компетентного органа о наложении административного взыскания или о применении меры общественного воздействия.
При разрешении вопроса о компенсации морального вреда суд обоснованно учитывал фактические обстоятельства его причинения, индивидуальные особенности Маясова и другие конкретные обстоятельства, свидетельствующие о тяжести перенесенных им по вине ответчика страданий.
Таким образом, решение районного суда по иску Маясова об изменении даты и формулировки причин увольнения и компенсации морального вреда законно и было неправильно отменено судом надзорной инстанции.
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1997 г
Как разъяснено в п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. «О некоторых вопросах применения законодательства о компенсации морального вреда», отсутствие в законодательном акте прямого указания на возможность компенсации причиненных нравственных или физических страданий по конкретным правоотношениям не всегда означает, что потерпевший не имеет права на возмещение морального вреда. В частности, суд вправе обязать работодателя компенсировать работнику нравственные, физические страдания в связи с необоснованным применением дисциплинарного взыскания. Указанное положение применимо и к трудовым отношениям, возникшим после 1 января 1995 г., так как названными выше незаконными действиями работодателя нарушаются личные неимущественные права работника и другие нематериальные блага (ст. 151 первой части ГК РФ).
Постановлением президиума областного суда было отменено решение суда от 26 августа 1996 г. о взыскании с работодателя суммы в возмещение морального вреда, причиненного необоснованным применением к работнику дисциплинарных взысканий, по тем мотивам, что компенсация морального вреда по трудовым правоотношениям возможна лишь в случае незаконного увольнения, тогда как по делу оспаривалась правомерность наложения дисциплинарного взыскания.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила указанное надзорное постановление и оставила в силе решение суда, указав, что доводы президиума о возможности компенсации морального вреда только в случае незаконного увольнения не соответствуют требованиям закона, действовавшего на момент возникновения спорного правоотношения.
Определение 4В97пр-168
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. № 4. С. 23)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1998 г
Согласно ч. 3 ст. 51 Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением трудовых обязанностей, при невыплате сумм возмещения вреда в установленный срок работодатель обязан выплатить пеню в размере одного процента от невыплаченной суммы возмещения вреда за каждый день просрочки.
Ш. обратилась в суд с иском к предприятию о взыскании задолженности по возмещению вреда в связи с потерей кормильца, а также пени за просрочку платежей в установленный срок. Решением суда (оставленным без изменения кассационной инстанцией) с ответчика взыскана в пользу Ш. задолженность по платежам в сумме 9 809 462 руб. и пеня в размере 33 203 285 руб. Президиум Верховного Суда субъекта Российской Федерации постановления судов первой и кассационной инстанций в части взыскания пени отменил с вынесением нового решения об отказе в иске. При этом надзорная инстанция исходила из того, что выплаты не производились в установленный срок не по вине предприятия, а из-за отсутствия федерального финансирования и средств у предприятия.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила судебные постановления в части разрешения требований о взыскании пени и дело в этой части направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции, указав следующее.
В соответствии с п. 1 ст. 401 ГК РФ лицо, не исполнившее обязательство либо исполнившее его ненадлежащим образом, несет ответственность при наличии вины (умысла или неосторожности), кроме случаев, когда законом или договором предусмотрены иные основания ответственности. Исходя из положений ст. 330 ГК РФ необходимым условием взыскания пени также является наличие вины должника в неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательства.
Между тем суд первой инстанции не установил причины, по которым ответчик своевременно не выплачивал истице суммы по возмещению вреда. Отсутствие же финансирования ответчика со стороны государства само по себе не может служить основанием для освобождения ответчика от обязанности выплачивать истцу суммы возмещения вреда здоровью в установленные сроки. Кроме того, разрешая спор, суд не дал правовой оценки тому обстоятельству, что размер пени оказался больше чем в три раза самой задолженности по выплатам. Между тем в соответствии со ст. 333 ГК РФ, если подлежащая уплате неустойка (штраф, пеня) явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства, суд вправе уменьшить неустойку.
Определение № 74В-98–16
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 3. С. 23)
Действие закона Российской Федерации «О защите прав потребителей» распространяется и на международные воздушные перевозки
(Извлечение)
Гнутов обратился в суд с иском к авиакомпании «Сахалинские авиатрассы» о возмещении материального ущерба и компенсации морального вреда. При этом он ссылался на то, что, приобретя в кассах авиакомпании билеты, он с семьей 22 июня 1996 г. вылетел в г. Пусан, а 29 июня 1996 г., прибыв в аэропорт для обратного вылета в г. Южно-Сахалинск, узнал, что его рейс отменен. Вылететь в г. Южно-Сахалинск он смог лишь 2 июля 1996 г., но уже из г. Сеула, куда ему пришлось добираться на такси.
По мнению Гнутова, ему причинен материальный ущерб, состоящий из стоимости не исполненной авиакомпанией услуги, неустойки, стоимости дороги от г. Пусана до г. Сеула и других транспортных расходов. Причиненный ему моральный вред истец оценил в 20 млн рублей.
Дело неоднократно рассматривалось различными судебными инстанциями.
Решением Южно-Сахалинского городского суда (оставленным без изменения судебной коллегией по гражданским делам Сахалинского областного суда) исковые требования Гнутова удовлетворены частично: в пользу истца взыскано 2 514 716 руб. в счет возмещения имущественного ущерба, в удовлетворении остальных требований отказано.
Заместитель Генерального прокурора РФ в протесте, внесенном в Судебную коллегию по гражданским делам Верховного Суда РФ в связи с отсутствием кворума в президиуме Сахалинского областного суда, поставил вопрос об отмене судебных постановлений в части отказа в удовлетворении иска Гнутова о возмещении морального вреда как вынесенных с неправильным применением норм материального права.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 28 августа 1998 г. протест удовлетворила, указав следующее.
В силу ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Отказывая истцу в удовлетворении требований о компенсации морального вреда, суд первой инстанции ссылался на то, что такая возможность не предусмотрена ни договором, ни правилами международных воздушных перевозок пассажиров, багажа и грузов, ни Варшавской конвенцией для унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок, от 12 октября 1929 г., а Закон Российской Федерации от 7 февраля 1992 г. «О защите прав потребителей» (с изменениями и дополнениями), устанавливающий такую возможность, спорные правоотношения не регулирует.
С этим выводом согласиться нельзя.
Согласно ст. 9 Федерального закона от 26 января 1996 г. «О введении в действие части второй Гражданского кодекса Российской Федерации» в случаях, когда одной из сторон в обязательстве является гражданин, использующий, приобретающий, заказывающий либо имеющий намерение приобрести или заказать товары (услуги) для личных бытовых нужд, такой гражданин пользуется правами стороны в обязательстве в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации, а также правами, предоставленными потребителю Законом Российской Федерации «О защите прав потребителей».
Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 постановления № 7 от 29 сентября 1994 г. «О практике рассмотрения судами дел о защите прав потребителей» (с изменениями и дополнениями), к отношениям, регулируемым данным Законом, в частности, относятся отношения, вытекающие из договоров перевозки граждан, их багажа и грузов.
Таким образом, возможность применения Закона Российской Федерации «О защите прав потребителей» не ставится в зависимость от вида перевозки. Его действие распространяется и на международные воздушные перевозки.
В соответствии со ст. 2 упомянутого Закона нормы международного договора применяются, если они устанавливают иные правила о защите прав потребителей, чем те, которые предусмотрены данным Законом.
Варшавская конвенция для унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок, от 12 октября 1929 г., на которую ссылался суд, устанавливает лишь некоторые правила (как следует из ее названия и содержания) и не регулирует все без исключения отношения между перевозчиком и потребителем транспортных услуг, в том числе и в части возможности компенсации морального вреда.
Закон Российской Федерации «О защите прав потребителей», предусматривающий компенсацию причиненного потребителю морального вреда, в этой части не противоречит нормам международного права, а дополняет их, устанавливая меры дополнительной правовой защиты интересов пассажиров. Действие названного Закона в части возмещения морального вреда должно распространяться на правоотношения, возникшие между сторонами по этому делу.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ судебные решения в части отказа в удовлетворении иска о возмещении морального вреда отменила и дело в этой части направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 5. С. 8–9)
Ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, несет владелец источника повышенной опасности (ст. 1079 ГК РФ). Взыскание сумм в возмещение морального вреда и материального ущерба производится раздельно согласно соответствующим нормам ГК РФ
(Извлечение)
Мичуринским городским судом Тамбовской области 19 июня 1997 г. Смагин осужден по ч. 1 ст. 264 УК РФ со взысканием с него в пользу потерпевшей Ивановой в возмещение морального вреда и материального ущерба 10 млн рублей.
Смагин признан виновным в том, что 21 февраля 1997 г., управляя принадлежащим кооперативу «Горизонт» автомобилем, нарушил Правила дорожного движения и причинил пешеходу Ивановой тяжкий вред здоровью.
В кассационном порядке приговор не обжаловался.
Председатель Тамбовского областного суда в протесте поставил вопрос об отмене приговора в части гражданского иска и направлении дела в этой части на новое судебное рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства.
Президиум Тамбовского областного суда 30 марта 1998 г. протест удовлетворил, указав следующее.
Виновность Смагина в совершении преступления судом установлена. Его действиям суд дал правильную юридическую оценку.
Вместе с тем в силу п. 6 постановления Государственной Думы Федерального Собрания от 24 декабря 1997 г. «Об объявлении амнистии» Смагин от уголовного наказания освобождается. Приговор же в части гражданского иска подлежит отмене, поскольку к участию в деле не был привлечен кооператив «Горизонт» как владелец автомашины – источника повышенной опасности, который в соответствии со ст. 1079 ГК РФ несет обязанность по возмещению вреда, причиненного при управлении этой автомашиной.
Суд, взыскав с осужденного в возмещение морального вреда и материального ущерба 10 млн рублей, не разграничил эту сумму, в то время как в данном случае взыскание регламентируется различными нормами ГК РФ.
С учетом изложенного дело в части гражданского иска направлено на новое судебное рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 5. С. 23–24)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1998 г
По приговору суда постановлено взыскать с осужденного 12 320 руб. в возмещение материального ущерба и 100 тыс. рублей в счет компенсации морального вреда.
Кассационная инстанция приговор в части компенсации морального вреда отменила и дело направила на новое рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства, указав следующее.
Как видно из дела, Р., сын убитой, на предварительном следствии признан потерпевшим и гражданским истцом. Тогда же им был заявлен гражданский иск о взыскании с виновного ущерба (стоимость похищенных и невозвращенных золотых изделий).
Требование же о компенсации морального вреда самостоятельно потерпевшим не заявлялось, искового заявления в деле нет, его копия осужденному не вручалась и отношение осужденного к взысканиям не выяснялось.
Определение № 11–098–150 по делу Большакова
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 7. С. 16)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1998 г
На требования о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, в том числе связанного с исполнением им трудовых обязанностей, исковая давность не распространяется.
Решением суда П. отказано в иске к акционерному обществу о возмещении ущерба, причиненного повреждением здоровья. Кассационная инстанция решение суда отменила и дело направила на новое рассмотрение. Президиум областного суда определение суда кассационной инстанции отменил и оставил в силе решение суда первой инстанции по тем основаниям, что правоотношения по возмещению вреда здоровью, причиненного работнику увечьем, связанным с исполнением им трудовых обязанностей, регулируются трудовым законодательством. Поэтому президиум считал, что вывод суда первой инстанции о пропуске истцом без уважительных причин срока давности является правильным.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила постановление президиума областного суда, оставив в силе определение кассационной инстанции по следующим основаниям.
В соответствии со ст. 1 Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, утвержденных постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 24 декабря 1992 г. (в редакции Федерального закона от 24 ноября 1995 г.), [402 - Утратили силу на основании ст. 29 Федерального закона от 24 июля 1998 г. № 125-ФЗ.] отношения по возмещению вреда, причиненного работнику увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением им трудовых обязанностей, регулируются Гражданским кодексом Российской Федерации и упомянутыми Правилами. Согласно ст. 208 ГК РФ, ст. 14 названных Правил на требование возмещении вреда, причиненного работникам увечьем, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, исковая давность не распространяется.
Определение № 89В98пр-10
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 7. С. 17–18)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1999 г
Вопрос: Относятся ли суммы, присуждаемые потерпевшему в качестве компенсации морального вреда, связанного с утратой последним здоровья, к видам возмещения вреда и подлежат ли они согласно п. 2 ст. 855 ГК РФ списанию со счета должника по исполнительным документам в первоочередном порядке?
Ответ: Состав и объем выплат, подлежащих взысканию в пользу потерпевшего в случае причинения последнему вреда здоровью, регламентируется ст. ст. 1085, 1099 ГК РФ, а также ст. 8 Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, утвержденных Постановлением Верховного Совета РСФСР 24 декабря 1992 г.
Так, согласно данной норме Правил возмещение вреда состоит в выплате потерпевшему денежных сумм в размере заработка (или соответствующей его части) в зависимости от степени утраты профессиональной трудоспособности вследствие данного трудового увечья; в компенсации дополнительных расходов; в выплате в установленных случаях единовременного пособия; в компенсации морального вреда.
Эту же концепцию возмещения вреда, причиненного повреждением здоровья, воспринял и ГК РФ, предусмотрев в ст. ст. 1085 и 1099 положение о том, что взысканию в указанном случае подлежит утраченный потерпевшим заработок, который он имел или мог иметь, дополнительно понесенные расходы, вызванные повреждением здоровья, а также иные выплаты, установленные законом.
В качестве таких выплат и выступают в соответствии со ст. ст. 151, 1099 ГК РФ и ст. 8 упомянутых Правил суммы, присужденные потерпевшему в качестве компенсации морального вреда.
Следовательно, суммы, назначенные для компенсации морального вреда за утрату здоровья, подлежат согласно п. 2 ст. 855 ГК РФ списанию со счета должника по исполнительным документам в первоочередном порядке.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 10. С. 15)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1999 г
//-- За невыполнение обязательств гражданским законодательством предусмотрена возможность взыскания с должника неустойки. Ее размер может быть уменьшен судом только в случаях и по основаниям, перечисленным в ст. 333 ГК РФ. --//
17 декабря 1973 г. Тешлеев, работая чабаном в совхозе «Марийский» Карачаевского района, при выполнении трудовых обязанностей по вине работодателя получил увечье, вследствие чего был признан инвалидом III группы. На основании решения рабочего комитета совхоза от 27 мая 1977 г. ему выплачивалось возмещение вреда, причиненного здоровью.
Прокурор Карачаевского района в интересах Тешлеева обратился в суд с заявлением о взыскании с совхоза «Марийский» задолженности, образовавшейся в связи с невыплатой с мая 1995 г. возмещения вреда, и пени за невыплату возмещения вреда в установленный срок.
Дело неоднократно рассматривалось судами.
Решением Карачаевского районного суда (оставленным без изменения Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Карачаево-Черкесской Республики) требования удовлетворены частично: с совхоза «Марийский» в пользу Тешлеева взыскано возмещение вреда единовременно в сумме 2 943 808 руб. и ежемесячно, начиная с 1 мая 1997 г., в сумме 146 561 руб., а также пени в сумме 5000 руб.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ удовлетворила протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, внесенный в порядке надзора, об отмене судебных постановлений, указав следующее.
В решении суд первой инстанции сослался на то, что прокурором были заявлены требования о взыскании возмещения вреда в сумме 2 943 808 руб. и пени в сумме 9 016 951 руб., с которыми полностью согласился истец, при этом исходил из расчета, представленного суду ответчиком.
Между тем прокурором были заявлены требования в интересах Тешлеева в большем объеме, а ссылка суда в решении на то, что истец Тешлеев согласился уменьшить размер заявленных требований, не соответствует материалам дела. Как видно из объяснений истца в судебном заседании, он не согласился с представленным ответчиком расчетом и суммой среднего заработка, исходя из которой был определен размер возмещения вреда.
Согласие же участвующего в деле прокурора на уменьшение размера требований, на что суд указал в решении, не основание для изменения предмета иска, поскольку в силу ст. 34 ГПК РСФСР право изменения предмета или основания иска предоставлено только истцу. Прокурор же по данному делу субъектом спорных материальных отношений не являлся и не занимал в процессе положение стороны, поэтому в соответствии со ст. ст. 34, 41, 165 ГПК РСФСР он не вправе изменять требования, заявленные в защиту прав и охраняемых законом интересов других лиц. Кроме того, в материалах дела нет письменного заявления об изменении предмета иска.
В нарушение требований ст. ст. 50, 141 ГПК РСФСР суд не определил полный объем юридически значимых по делу обстоятельств и не предложил сторонам представить необходимые для правильного разрешения спора доказательства.
В соответствии со ст. ст. 1085, 1086 ГК РФ и ст. 12 Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, утвержденных Постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 24 декабря 1992 г., размер возмещения вреда определяется в процентах к заработку потерпевшего до трудового увечья либо до утраты им трудоспособности, соответствующих степени утраты им профессиональной трудоспособности.
Справка о заработке потерпевшего за двенадцать месяцев работы, предшествовавших повреждению здоровья, а также заключение врачебно-трудовой экспертной комиссии (ВТЭК) о степени утраты им профессиональной трудоспособности в материалах дела отсутствуют.
При этом указание в решении на признание ответчиком иска в части возмещения вреда здоровью не может служить основанием для освобождения суда от обязанности непосредственного исследования данных о действительных размерах заработка, так как истец возражал против взятой ответчиком при расчете возмещения вреда суммы его среднемесячной заработной платы до наступления увечья и, соответственно, размера общей суммы задолженности и пени в связи с невыплатой возмещения вреда. Ответчик же признал иск не в той сумме, которую просил взыскать Тешлеев, а согласно составленному им же расчету подлежащих выплате истцу сумм. Кроме того, признание иска ответчиком не было оформлено судом, как того требует ст. 165 ГПК РСФСР: в протоколе судебного заседания отсутствует подпись под его заявлением об этом.
При таких обстоятельствах в силу ст. ст. 192, 197 ГПК РСФСР суду необходимо мотивировать свой вывод о причитающихся истцу выплатах в счет возмещения вреда и привести соответствующие расчеты, чего сделано не было.
Нельзя согласиться также с выводом суда об основаниях уменьшения подлежащей взысканию с ответчика пени за невыплату сумм возмещения вреда. Удовлетворяя частично эти требования, суд в решении указал на тяжелое материальное положение ответчика.
Между тем в ст. 51 упомянутых Правил не предусмотрено оснований для уменьшения подлежащей взысканию пени при невыплате сумм возмещения вреда в установленный срок.
Согласно ст. 333 ГК РФ подлежащая уплате неустойка (штраф, пеня) может быть уменьшена судом, если она явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства. Других оснований уменьшения размера ответственности работодателя за несвоевременную выплату сумм возмещения вреда законом не установлено.
Поэтому судебные постановления подлежат отмене, а дело – направлению на новое рассмотрение.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 10. С. 22–23)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за 1999 г
Приговор в части возмещения материального ущерба и компенсации за моральный вред в кассационном порядке отменен и дело в этой части направлено на новое рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства, поскольку вопреки требованиям ст. 29 УПК РСФСР гражданский иск с момента возбуждения уголовного деда и до начала судебного следствия не был предъявлен.
Органами следствия и судом не устанавливались размеры причиненного материального ущерба. Документов, подтверждающих этот ущерб, в деле нет. Судом не мотивирована взысканная сумма компенсации морального вреда. Кроме того, в приговоре не указано, на кого возложена обязанность возместить ущерб и компенсировать моральный вред (осужденный – несовершеннолетний).
Определение № 44–099–37 по делу Тарасова
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 1. С. 12–13)
Согласно ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Решением суда (оставленным без изменения последующими судебными инстанциями) удовлетворена жалоба Т. в части признания незаконным отказа центра занятости населения в постановке Т. на учет по безработице (отказ мотивирован отсутствием в паспорте Т. отметки о регистрации в городе на момент обращения в центр занятости населения). Требование Т. о компенсации морального вреда, причиненного незаконным отказом в признании ее безработной, оставлено без удовлетворения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила судебные постановления в части отказа в компенсации морального вреда и дело в этой части направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции, указав следующее.
Законом Российской Федерации от 19 апреля 1991 г. «О занятости населения в Российской Федерации» (в ред. Федерального закона от 20 апреля 1996 г. № 36-ФЗ с последующими изменениями и дополнениями) предусмотрено право граждан на признание безработными, определены правовые, экономические и организационные основы государственной политики содействия занятости населения, в том числе гарантии государства по реализации конституционных прав граждан Российской Федерации на труд и социальную защиту от безработицы. Статус безработного предусматривает не только выплату пособия, но и поиск подходящей работы. Для правильного разрешения требования о компенсации морального вреда суду следовало обсудить вопрос, не нарушено ли необоснованным отказом Т. в признании ее безработной конституционное право на труд – личное неимущественное право гражданина.
Определение № 4В-99пр-105
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 1. С. 13)
//-- Определяя размер возмещения в связи в повреждением здоровья, суд должен проверить, не имеет ли истец права на бесплатное лечение --//
Куксенок К. В. обратился в суд с иском к Амосову Д. Е. о взыскании возмещения вреда в связи с повреждением здоровья и взыскании сумм в возмещение морального вреда.
Обстоятельства дела таковы. Куксенок К. В., будучи работником ГАИ, получил телесные повреждения при оказании ему неповиновения ответчиком. В результате он испытывает физические и нравственные страдания, необходима пластическая операция по восстановлению формы носа. В возмещение морального вреда просит взыскать 10 млн. руб. и расходы по оплате необходимой пластической операции.
Всеволожский городской суд решением от 22 марта 1996 г. иск удовлетворил.
В кассационном порядке дело не рассматривалось.
В протесте председателя Ленинградского областного суда ставился вопрос об отмене решения суда как вынесенного с нарушением требований закона.
Согласно разъяснению, данному в п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г., размер компенсации зависит от характера и объема причиненных истцу нравственных или физических страданий, степени вины ответчика в каждом конкретном случае, иных, заслуживающих внимания обстоятельств.
Как видно из материалов дела, разрешая спор в части возмещения морального вреда, суд ограничился краткими объяснениями сторон и обозрением копии приговора по делу, не поставив на обсуждение сторон всех вопросов, имеющих значение для дела.
Взыскивая возмещение в связи с повреждением здоровья, суд не проверил, не имеет ли истец права на бесплатное лечение, что является существенным моментом для разрешения спора.
На основании изложенного, 9 августа 1996 г. президиум Ленинградского областного суда постановил: решение Всеволожского городского суда от 22 марта 1996 г. отменить, дело направить на новое рассмотрение в тот же суд.
(Юридическая практика. 1996. № 3(6). С. 7–8)
//-- Отказ в иске о взыскании морального вреда по делу о возмещении материального ущерба, причиненного ДТП, не основан на законе --//
Куц В. З. обратился в суд с иском к Жаркову И. Е. и Кудрину А. В. о взыскании в возмещение материального ущерба 1534 долл. США, 1014 шведских крон, 162 840 руб., обосновав свое требование тем, что по их вине произошло дорожно-транспортное происшествие, в результате чего поврежден принадлежащий ему автомобиль, стоимость восстановительного ремонта которого и составила сумму иска.
За причиненные ему нравственные страдания просил взыскать с них и моральный вред в сумме 3 млн. руб.
Решением Октябрьского суда г. Мурманска от 17.10.95 г. в пользу истца с Жаркова взыскано 7 737 793 руб. В остальной части иска Куцу В. З. (о взыскании ущерба с Кудрина А. В., о взыскании материального и морального вреда с Жаркова И. Е.) отказано. В соответствии со ст. 454 ГК РСФСР организация и граждане, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих (владельцы автомобилей), обязаны возместить вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего.
Как установлено в судебном заседании, в ночь с 9 на 10 июля 1995 г. на проспекте Ленина произошло столкновение автомобиля «Вольво-360», под управлением Жаркова И. Е., с автомобилем «Рено-11», которым управлял Куц В. З. Автомобилю последнего причинены технические повреждения.
Исследовав собранные по делу доказательства, суд пришел к правильному выводу о том, что причиненный Куцу В. З. вред подлежит возмещению ответчиком, поскольку он является виновным в совершении дорожно-транспортного происшествия – не пропустил двигавшийся по главной дороге автомобиль истца.
Наличие своей вины в ДТП не оспаривал в судебном заседании и ответчик, подтверждалась она и материалами ГАИ.
Требования истца о возложении материальной ответственности и на владельца автомобиля «Вольво», которым Жарков управлял по доверенности, выданной ему Кудриным А. В., суд правильно оставил без удовлетворения, ибо в данном случае под владельцем источника повышенной опасности следует понимать гражданина, осуществляющего эксплуатацию этого источника в силу выданной ему доверенности на управление транспортным средством, каковым и являлся Жарков.
Определяя подлежащий возмещению ущерб, суд учитывал стоимость восстановительного ремонта, исчисленного экспертами в валютном выражении (1534 долл. США, 1014 шведских крон).
Устанавливая эквивалент этой суммы, суд правильно, в соответствии со ст. 317 ГК РФ, учитывал официальный курс соответствующей валюты, который определяется Центральным Банком Российской Федерации, поэтому принимать во внимание ставки других банков, в том числе и Сберегательного, у суда оснований не имелось, в связи с чем доводы, изложенные в жалобе истца, в этой части следует признать несостоятельными.
Вместе с тем Судебная коллегия не может согласиться с решением суда в части отказа Куцу В. З. в иске о взыскании морального вреда.
Отказывая ему в иске, суд сослался на ст. 151 ГК РФ, которая предусматривает возможность такого взыскания лишь для случаев причинения гражданину морального вреда действиями, нарушающими его неимущественные права.
Между тем продолжала действовать и ст. 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик, регулирующая ответственность за нанесение морального вреда по обязательствам, возникшим вследствие причинения вреда, к чему относится и вред, причиненный источником повышенной опасности.
В связи с этим суду надлежало с учетом фактических обстоятельств причинения вреда оценить степень нравственных и физических страданий потерпевшего и в зависимости от установленного определить размер подлежащего возмещению и морального вреда.
(Юридическая практика. 1996. № 3(6). С. 19–20)
//-- За вред, причиненный здоровью, компенсация морального вреда осуществляется за счет владельца источника повышенной опасности, если последний не докажет, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего --//
Приговором Кронштадского районного суда г. Санкт-Петербурга от 28 февраля 1996 г. Кульбацкий был осужден по ч. 2 ст. 114 УК РСФСР к одному году исправительных работ по месту работы с удержанием 20 % заработка в доход государства ежемесячно.
Взыскано с Коммунального отдела администрации г. Кронштадта в пользу потерпевшей Субботиной в счет возмещения материального ущерба 12 млн 485 тыс. 550 руб.
С осужденного Кульбацкого в пользу той же потерпевшей Субботиной в счет возмещения морального ущерба взыскано 10 млн. руб.
Определением Судебной коллегии по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда от 26 марта 1996 г. приговор в отношении Кульбацкого в части взыскания с Коммунального отдела администрации г. Кронштадта в пользу Субботиной 12 млн 485 тыс. 550 руб. отменен и дело в этой части передано на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства. В остальной части приговор оставлен без изменения.
По приговору вина осужденного Кульбацкого установлена в том, что он причинил потерпевшей менее тяжкие телесные повреждения по неосторожности при следующих обстоятельствах.
14 июня 1995 г. около 23 час. 30 мин., будучи в состоянии алкогольного опьянения, выполняя обязанности дежурного по спасательной станции, которая является структурной единицей Коммунального отдела администрации г. Кронштадта, Кульбацкий проявил небрежность в обращении со штатным сигнальным пистолетом МК-201, принадлежащим Коммунальному отделу администрации г. Кронштадта, произвел из него выстрел сигнальной ракеткой в сторону городского пляжа, попав в ногу малолетней Смирновой, чем причинил ей менее тяжкое телесное повреждение. Вина осужденного Кульбацкого в совершении указанного преступления установлена подробно приведенными в приговоре доказательствами. Юридическая квалификация его действий по ч. 2 ст. 114 УК РСФСР является обоснованной.
В протесте ставится вопрос об отмене приговора суда и определения Судебной коллегии с передачей дела на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства в части взыскания с осужденного за моральный вред в сумме 10 млн руб. в связи с возложением данного взыскания на ненадлежащего гражданского ответчика.
31 июля 1996 г. Президиум Санкт-Петербургского городского суда, проверив материалы уголовного дела и обсудив доводы протеста, указал следующее.
В соответствии со ст. 445, 454 ГК Российской Федерации в редакции Закона от 15 января 1990 г., ст. 151 ГК Российской Федерации в редакции Закона от 1 января 1995 г. (часть I ГК РФ), ст. 1100 ГК Российской Федерации в редакции Закона от 22.12.95 (часть II ГК РФ), постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья» от 28 апреля 1994 г. – за вред, причиненный здоровью, компенсация морального вреда осуществляется за счет владельца источника повышенной опасности, если последний не докажет, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего. В данном случае при рассмотрении уголовного дела установлено, что вред здоровью потерпевшей был причинен по вине владельца источника повышенной опасности. Однако требования закона судом во внимание приняты не были.
При рассмотрении вопроса о взыскании морального вреда суду необходимо учесть требования закона, привлечь в качестве гражданского ответчика надлежащих лиц и вынести правильное решение.
На основании изложенного, руководствуясь ст. 378 УПК Российской Федерации, Президиум постановил: приговор Кронштадтского районного суда г. Санкт– Петербурга от 18 февраля 1996 г. и определение Судебной коллегии по уголовным делам Санкт-Петербургского городского суда от 26 марта 1996 г. в отношении Кульбацкого в части взыскания с него в пользу Субботиной 10 млн. руб. отменить, дело в этой части передать на рассмотрение в порядке гражданского судопроизводства.
(Юридическая практика. 1996. № 3(6). С.32–34)
//-- Отказ в выплате сумм в возмещение вреда здоровью не является основанием для компенсации морального вреда, поскольку указанными действиями ответчика были нарушены имущественные права истца по возмещению вреда здоровью --//
Нормам закона, предусматривающим возможность компенсации морального вреда, обратная сила не придана.
Косарев обратился в суд с иском к Мурманской арктической нефтегазоразведочной экспедиции о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья, и компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что, будучи в трудовых отношениях с ответчиком, в 1981 г. при выполнении работ получил травму позвоночника, в связи с чем до 1996 г. получал возмещение вреда, причиненного повреждением здоровья. Однако с января 1996 г. выплаты прекращены. Истец просил произвести перерасчет сумм возмещения вреда, а также компенсировать моральный вред.
Выборгский городской суд 13 июня 1996 г. взыскал с ответчика в пользу Косарева единовременно 11 млн 441 тыс. 892 руб., ежемесячно 1 млн 262 тыс. 469 руб., начиная с 1 мая 1996 г. до изменения минимального размера оплаты труда в централизованном порядке, в счет возмещения вреда, причиненного здоровью, 11 млн руб. в счет компенсации морального вреда, госпошлину, расходы по оплате помощи адвоката.
В кассационном порядке дело не рассматривалось.
Протест прокурора Ленинградской области, в котором ставился вопрос об отмене решения суда в части компенсации морального вреда, как вынесенного с нарушением требований материального закона, был удовлетворен Президиумом Ленинградского областного суда.
Из материалов дела следует, что несчастный случай с Косаревым произошел на производстве 16 декабря 1982 г.
Норма закона, предусматривающая возможность компенсации морального вреда, введена Основами гражданского законодательства Союза ССР и республик только 3 августа 1992 г. С 1 января 1995 г. действует ст. 151 ГК РФ. Обратная сила указанным нормам закона не придана.
Утверждение суда о том, что Косарев продолжает нести нравственные и физические страдания, вызванные несчастным случаем, имевшим место в 1981 г., не подтверждены доказательствами. Доводы, изложенные Косаревым в объяснениях на протест о том, что именно отказом в выплате сумм в возмещение вреда ему причинен моральный вред, не основаны на законе и не являются основанием для компенсации морального вреда, поскольку указанными действиями ответчика были нарушены имущественные права истца по возмещению вреда здоровью.
Изложенные обстоятельства послужили основанием для отмены решения Выборгского городского суда в части взыскания с ответчика морального вреда. Дело направлено на новое рассмотрение.
(Юридическая практика. 1996. № 1(8). С.17–18)
//-- Государственная пошлина по делам о взыскании компенсации морального вреда взимается в размере, предусмотренном для оплаты исковых заявлений неимущественного характера --//
Член ЖСК-49 Мелихова пользовалась однокомнатной кооперативной квартирой № 85 в доме 27 по пр. Науки в Санкт-Петербурге. 31 октября 1989 г. Мелихова умерла. 21 июня 1990 г. нотариальная контора выдала сестре умершей – Игнатович свидетельство о праве на наследство по закону на пай в ЖСК-49 в сумме 1888 руб. Размер пая был определен на основании справки кооператива от 13 марта 1990 г.
Игнатович обратилась в суд с иском к ЖСК-49 о взыскании 2415 руб. 17 коп., что являлось, по ее мнению, действительной стоимостью паенакопления. 2 июля 1991 г. Игнатович умерла. Ее сын Игнатович Е. Е., вступивший в дело в качестве правопреемника, поддержал иск матери, в дальнейшем просил взыскать с ответчика с учетом инфляции 3 млн 608 тыс. 926 руб. и компенсацию морального вреда в размере 5 млн руб.
ЖСК-49 этот иск не признал и предъявил к Игнатовичу Е. Е. встречный иск о взыскании с Игнатовича Е. Е. 1971 руб. в счет амортизационных отчислений на физический износ квартиры и капитальный ремонт дома с применением индексации.
Дело неоднократно рассматривалось в судах.
Калининский районный суд Санкт-Петербурга решением от 17 июня 1996 г. взыскал с ЖСК-49 в пользу Игнатовича Е. Е. 1638 руб. – паенакопления с учетом индексации, с Игнатовича Е. Е. в пользу ЖСК-49 1941 руб. – взносы на капитальный ремонт дома и износ квартиры и госпошлину 97 руб., а с зачетом присужденной Игнатовичу Е. Е. суммы – 400 руб. В иске о взыскании компенсации морального вреда Игнатовичу Е. Е. было отказано.
Одновременно суд взыскал с Игнатовича Е. Е. в доход государства госпошлину 161 тыс. 947 руб.
Судебная коллегия по гражданским делам Санкт-Петербургского городского суда определением от 7 октября 1996 г. оставила без изменения решение народного суда.
В протесте, принесенном в Президиум Санкт-Петербургского городского суда, поставлен вопрос об отмене судебных постановлений в части удовлетворения первоначального и встречного исков и в отношении взыскания с Игнатовича Е. Е. в доход государства госпошлины.
30 декабря 1996 г., проверив материалы дела, Президиум признал протест подлежащим удовлетворению по следующим основаниям.
Из материалов дела видно, что член ЖСК-49 Мелихова пользовалась кооперативной квартирой 24 года 2 мес. С 1 сентября 1965 г. по 31 октября 1989 г. балансовая стоимость предоставленной Мелиховой квартиры составляла 2859 руб. 20 коп. Из этой суммы, составляющей размер пая Мелиховой на момент сдачи дома в эксплуатацию, кооперативом обоснованно, в соответствии с Постановлением СМ РСФСР от 26 февраля 1975 г. № 140 «О размерах взносов членов жилищно-строительных кооперативов на проведение капитального ремонта кооперативных домов» и инструкцией «О порядке сбора и использования взносов членов жилищно-строительных кооперативов на проведение капитального ремонта кооперативных домов», утвержденной приказом Министра жилищно-коммунального хозяйства РСФСР от 18 октября 1978 г. № 465, удержаны амортизационные отчисления на физический износ квартиры в сумме 483 руб. 82 коп. из расчета 0,7 % годовых и задолженность Мелиховой по взносам на капитальный ремонт дома в сумме 476 руб. 90 коп. из расчета 1,1 % годовых.
Таким образом, наследуемое паенакопление Мелиховой А. Ф. на 31 октября 1989 г. составляло 1898 руб. 48 коп. (2859 руб. 20 коп. – 960 руб. 72 коп.).
Кооператив выплатил наследникам Мелиховой А. Ф. паенакопление полностью и даже с превышением: 12 декабря отдельным поручением перевел на лицевой счет Игнатович в Сбербанке 1804 руб. 04 коп. (л. д. 67, 96), а 671 руб. 07 коп. уплатил Игнатовичу Е. Е. 18 апреля 1993 г. по судебному решению.
При таких обстоятельствах у суда не было оснований для удовлетворения иска Игнатовича Е. Е.
Нельзя согласиться также с решением суда в части взыскания с Игнатовича Е. Е. в пользу кооператива денежных сумм в счет взносов на капитальный ремонт дома и износ квартиры, так как эти суммы кооперативом ранее уже были вычтены из паенакоплений Мелиховой.
Государственная пошлина по делам о взыскании компенсации морального вреда взимается на основании п. 3 ст. 4 Закона РФ «О государственной пошлине», предусматривающего оплату исковых заявлений неимущественного характера – 10 % от минимального размера оплаты труда для граждан.
При подаче искового заявления о взыскании компенсации морального вреда Игнатович Е. Е. не был освобожден от уплаты пошлины, поэтому в связи с отказом в удовлетворении этого требования с Игнатовича Е. Е. подлежит взысканию в доход государства пошлина в размере 7590 руб.
(Юридическая практика. 1997. № 1(8), С.18–19)
//-- Спор о размере сумм, подлежащих выплате в возмещение неполученной заработной платы, не является доказательством причинения морального вреда --//
Альтовский обратился в суд с иском к АООТ «Приорат» о взыскании заработной платы и компенсации морального вреда. Истец указал, что 31 ноября 1995 г. он был принят на работу на должность главного механика с окладом 400 тыс. руб., уволен с работы с 27 февраля 1996 г. и полагает, что администрацией предприятия ему неправильно начислялась заработная плата за указанный период, незаконно не оплачен учебный отпуск с 22 января 1996 г. по 5 февраля 1996 г. Альтовский считает, что указанными действиями ему причинен моральный вред, который он оценивает в 50 млн руб.
Решением Гатчинского федерального городского суда от 12 марта 1997 г с АООТ «Приорат» в пользу Альтовского взыскана начисленная, по своевременно не выплаченная заработная плата с учетом индексации в размере 838 тыс. 211 руб., моральный вред – 1 млн руб.
В остальной части иска Альтовскому отказано.
В кассационном порядке дело но рассматривалось.
Рассмотрев 24 октября 1997 г. дело по протесту Председателя Ленинградского областного суда, Президиум удовлетворил протест и отменил решение суда, как вынесенное с нарушением норм материального права.
Согласно ст. 198 КЗоТ РФ «Студентам и учащимся, успешно обучающимся в заочных высших и средних специальных учебных заведениях, на период выполнения лабораторных работ, сдачи зачетов и экзаменов ежегодно предоставляется отпуск на первом и втором курсах – 30 календарных дней, на третьем и последующих курсах – 40 календарных дней…
За время отпусков, предоставляемых в связи с обучением в вечерних и заочных высших и средних специальных учебных заведениях, за работниками сохраняется заработная плата».
Основанием для предоставления отпусков является справка – вызов учебного заведения, обязательная для администрации.
В материалах дела имеется справка Санкт-Петербургского университета экономики и финансов, подтверждающая факт участия Альтовского с 22.01.1996 г. по 5.02.1996 г. в лабораторно-экзаменационной сессии.
Однако указанному обстоятельству суд оценки не дал.
Удовлетворяя требования Альтовского о компенсации морального вреда, суд сослался на ст. 151 ГК. РФ. При этом судом не учтено, что истцом заявлены требования материального характера, в материалах дела отсутствуют доказательства причинения Альтовскому физических и нравственных страданий действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие ему другие нематериальные блага.
Отказывая Альтовскому в удовлетворении требований о взыскании заработной платы исходя из должностного оклада 400 тыс. руб., суд сослался на штатное расписание АООТ «Приорат», в котором указан должностной оклад главного механика 200 тыс. руб.
При этом не дана оценка другим доказательствам, имеющимся в материалах дела, в частности, заявлению Альтовского о приеме на работу с резолюцией руководителя о приеме его на работу с окладом 400 тыс. руб.
При таком положении решение суда не может быть признано законным.
При новом рассмотрении суду следует учесть изложенное, тщательно исследовать фактические обстоятельства дела, предложить АООТ «Приорат» представить дополнительные доказательства установления Альтовскому должностного оклада в размере 200 тыс. руб. и в зависимости от добытых доказательств разрешить спор.
(Юридическая практика. 1998. № 1(12). С. 8–9)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за I квартал 2000 г. по гражданским делам
Ответы на вопросы
Вопрос: Подлежит ли взысканию с наследников лица, причинившего моральный вред, компенсация морального вреда по иску родственников погибшего гражданина, смерть которого наступила по вине наследодателя – причинителя вреда?
Ответ: Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания), то в соответствии с п. 1 ст. 151 ГК РФ на причинителя вреда судом может быть возложена обязанность по выплате денежной компенсации указанного вреда.
Согласно действующему гражданскому законодательству в порядке наследования переходят как права, так и обязанности наследодателя.
Поэтому если причинитель морального вреда, обязанный компенсировать упомянутый вред в денежной форме, умер, то его обязанность по выплате денежной компенсации за причиненный моральный вред, как имущественная обязанность, переходит к его наследникам. Наследники должны выплатить данную компенсацию в пределах действительной стоимости перешедшего к ним наследственного имущества (ст. 553 ГК РСФСР 1964 г.).
При этом претензия к наследникам причинителя вреда о выплате компенсации морального вреда должна быть предъявлена в течение шести месяцев со дня открытия наследства (ст. 554 ГК РСФСР 1964 г.).
Вопрос: Переходит ли к наследникам право требовать взыскания компенсации морального вреда в случае смерти истца, которому непосредственно причинен моральный вред?
Ответ: Согласно ст. 151 ГК РФ компенсация морального вреда производится в случае причинения гражданину морального вреда действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом.
Право требовать взыскания компенсации морального вреда связано с личностью потерпевшего и носит личный характер. Поэтому данное право не входит в состав наследственного имущества и не может переходить по наследству. Если гражданин, предъявивший требование о взыскании компенсации морального вреда, умер до вынесения судом решения, производство по делу подлежит прекращению на основании п. 8 ст. 219 ГПК РСФСР.
В том случае, когда истцу присуждена компенсация морального вреда, но он умер, не успев получить ее, взысканная сумма компенсации входит в состав наследства и может быть получена его наследниками.
(Бюллетень Верховного Суда РФ 2000. № 9. С. 12)
//-- Достаточным основанием для возложения ответственности по возмещению третьему лицу вреда на владельцев двух источников повышенной опасности является сам факт причинения вреда в результате взаимодействия этих источников повышенной опасности --//
//-- (Извлечение) --//
Супруги Г. обратились в суд с иском к ОАО «Сергиевскавтотранс» и Л. о возмещении материального ущерба и компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что 9 декабря 1996 г. в результате столкновения автомашины КамАЗ, принадлежащей ОАО «Сергиевскавтотранс» и управляемой Ю., и автомашины ВАЗ-2108, управляемой Л., погиб их сын А., ехавший в данной легковой автомашине. Истцы просили взыскать материальный ущерб в сумме 2170 руб. 52 коп., затраченных на погребение, и компенсировать моральный вред по 25 тыс. рублей в пользу каждого из них.
Сергиевский районный суд Самарской области 10 июня 1999 г. иск о возмещении материального ущерба удовлетворил полностью, а требование о компенсации морального вреда – частично: с ОАО «Сергиевскавтотранс» и Л. солидарно взыскал в пользу Г. 2170 руб. 52 коп. в счет возмещения материального ущерба, в счет компенсации морального вреда – по 15 тыс. рублей в пользу каждого истца.
Определением судебной коллегии по гражданским делам Самарского областного суда от 21 июля 1999 г. был снижен размер компенсации морального вреда и уточнена резолютивная часть решения с ОАО «Сергиевскавтотранс» и Л. в пользу Г. взыскано в возмещение материального ущерба по 1085 руб. 26 коп. с каждого, в качестве компенсации морального вреда – с каждого ответчика каждому истцу по 5 тыс. рублей.
Постановлением президиума Самарского областного суда от 4 ноября 1999 г. отклонен протест прокурора области.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ от 21 апреля 2000 г. оставила без удовлетворения протест заместителя Генерального прокурора РФ об отмене судебных постановлений.
Президиум Верховного Суда РФ 1 ноября 2000 г. аналогичный протест заместителя Генерального прокурора РФ оставил без удовлетворения, указав следующее.
Как установлено по делу, 9 декабря 1996 г. в 18 час. 20 мин. в п. Сургут на улице в результате столкновения автомобиля КамАЗ, управляемого Ю., и автомобиля ВАЗ-2108, управляемого Л., погиб пассажир автомобиля ВАЗ-2108 А., водителю Л. и другому пассажиру Б. причинены соответственно тяжкие телесные повреждения и телесные повреждения средней тяжести.
Причиной столкновения стало то, что около автобусной остановки с правой стороны по ходу движения автомобиля КамАЗ в нарушение Правил дорожного движения на проезжую часть выбежала пешеход К., создав помеху для движения КамАЗа. Водитель Ю. во избежание наезда на пешехода К. выехал на полосу встречного движения, где и произошло столкновение с автомобилем ВАЗ-2108.
Ю. не располагал технической возможностью избежать наезда на пешехода К. путем экстренного торможения. Состав преступления в действиях Ю. отсутствует. В отношении К. уголовное дело прекращено вследствие акта амнистии, хотя она нарушила требования пп. 4.3, 4.5 Правил дорожного движения и в ее действиях установлен состав преступления, предусмотренный ч. 2 ст. 268 УК РФ.
В соответствии со ст. 1064 ГК РФ вред, причиненный личности или имуществу гражданина, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред.
Лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине. Законом может быть предусмотрено возмещение вреда и при отсутствии вины причинителя вреда. Такая ответственность владельцев источников повышенной опасности предусмотрена ст. 1079 ГК РФ.
Согласно п. 1 ст. 1079 ГК РФ юридические лица и граждане, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих (использование транспортных средств и т. д.), обязаны возместить вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего.
Пункт 3 названной статьи предусматривает, что владельцы источников повышенной опасности солидарно несут ответственность за вред, причиненный в результате взаимодействия этих источников (столкновение транспортных средств и т. п.) третьим лицам, по основаниям, предусмотренным пунктом 1 данной статьи.
Несмотря на то, что действия водителей Л. и Ю. в момент столкновения автомобилей не были противоправными и они к уголовной или административной ответственности не привлекались, поскольку не нарушали ни норм уголовного, ни норм административного закона, владельцы автомобилей несут ответственность за вред, причиненный третьим лицам в результате взаимодействия источников повышенной опасности, в данном случае – смерть А.
Изложенный в протесте довод о том, что причинная связь между действиями Л. и Ю. и наступлением вреда отсутствует, не соответствует материалам дела, которыми факт гибели сына истцов в результате столкновения двух автомобилей подтвержден с достоверностью.
Как разъяснено в п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 апреля 1994 г. «О судебной практике по делам о возмещении вреда, причиненного повреждением здоровья», при причинении вреда другим лицам владельцы источников повышенной опасности, совместно причинившие вред, несут перед потерпевшими солидарную ответственность. Исходя из этого разъяснения, суд сделал правильный вывод о том, что достаточным основанием для возложения ответственности по возмещению вреда на владельцев двух источников повышенной опасности является сам факт причинения вреда в результате взаимодействия этих источников повышенной опасности. Л., как и ОАО «Сергиевскавтотранс», является причинителем вреда, а то, что он сам пострадал от столкновения, не может быть признано юридически значимым обстоятельством по данному делу.
Не основан на нормах гражданского законодательства и довод протеста о том, что для Л. – водителя автомобиля ВАЗ-2108 выезд на встречную полосу движения автомобиля КамАЗ, вызванный неправомерным поведением пешехода К., может быть расценен как непреодолимая сила. Действия пешехода и действия водителя транспортного средства не являются непреодолимой силой, понятие которой дано в подп. 1 п. 1 ст. 202 и в п. 3 ст. 401 ПС РФ.
Судебные постановления соответствуют нормам материального права, оснований для их отмены не имеется.
(Бюллетень Верховного Суда РФ.2001. № 4. С. 4–5)
//-- В случае причинения вреда несовершеннолетними в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет надлежащими ответчиками, по общему правилу, являются непосредственно они. Если же возникнет необходимость по основаниям, предусмотренным ст. 1074 ГК РФ, в дополнительной ответственности родителей, то соответчиками в суде выступают причинитель вреда и его законный представитель --//
//-- (Извлечение) --//
16 июня 1998 г. П. (19 января 1981 г. рождения), управляя по доверенности мотоциклом марки «Урал» (принадлежащим его матери К.), совершил наезд на Д., ехавшего на мотоцикле «ИЖ». В результате столкновения Д. причинены легкие телесные повреждения, а его мотоцикл разбит и восстановлению не подлежит. Постановлением следователя от 1 июля 1998 г., хотя и отказано в возбуждении уголовного дела, установлена вина П. в дорожно-транспортном происшествии.
Д. предъявил в суд иск к матери виновного – К. о возмещении ущерба в размере остаточной стоимости мотоцикла 2200 руб. и компенсации морального вреда – 20 тыс. рублей.
К. признала иск в части возмещения материального ущерба, а в отношении компенсации морального вреда считала необоснованным.
Октябрьский районный суд Самарской области взыскал с К. в пользу Д. в возмещение ущерба 2200 руб., судебные расходы 1900 руб., расходы по оплате адвоката 500 руб., компенсацию морального вреда 5 тыс. рублей.
В кассационном порядке дело не рассматривалось.
Президиум Самарского областного суда решение районного суда в части компенсации морального вреда отменил и по этому поводу принял новое решение об отказе в иске Д.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене судебных постановлений в связи с неправильным применением и толкованием норм материального права и нарушением процессуального закона.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 31 марта 2000 г. протест удовлетворила по следующим основаниям.
В соответствии со ст. 1074 ГК РФ несовершеннолетние в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет самостоятельно несут ответственность за причиненный вред на общих основаниях.
В случае, когда у несовершеннолетнего в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет нет доходов или иного имущества, достаточных для возмещения вреда, вред должен быть возмещен полностью или в недостающей части его родителями (усыновителями) или попечителем, если они не докажут, что вред возник не по их вине.
Обязанность родителей по возмещению вреда, причиненного несовершеннолетними в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, прекращается по достижении причинившим вред совершеннолетия, либо в случаях, когда у него до достижения совершеннолетия появились доходы или иное имущество, достаточное для возмещения вреда, либо когда он до достижения совершеннолетия приобрел дееспособность.
Таким образом, суд при подготовке дела к судебному разбирательству должен был разрешить вопрос о составе лиц, участвующих в деле, в частности, обсудить вопрос о привлечении к участию в деле в качестве ответчика П., поскольку на его мать К. ответственность по возмещению вреда, причиненного им, могла быть возложена при отсутствии у него доходов или имущества либо их недостаточности для возникновения вреда и только на период до достижения П. совершеннолетия.
К. участвовала в деле в качестве ответчика как владелец источника повышенной опасности, но при этом суд не учел, что согласно п. 1 ст. 1079 ГК РФ обязанность возмещения вреда возлагается на гражданина – причинителя вреда, который владеет источником повышенной опасности на праве собственности, праве хозяйственного ведения или праве оперативного управления либо на ином законном основании (на праве аренды, по доверенности на право управления транспортными средствами, в силу распоряжения соответствующего органа о передаче ему источника повышенной опасности и т. п.). В данном случае причинитель вреда – П., владеющий источником повышенной опасности по доверенности.
Возлагая обязанность возмещения вреда на К., суд сослался на то, что она признала иск в части, однако требования удовлетворил в полном объеме. При этом суд не учел, что в случае причинения вреда несовершеннолетним в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет надлежащим ответчиком по общему правилу является это лицо непосредственно. Если же возникнет необходимость в дополнительной ответственности родителей, то соответчиками в суде выступают причинитель вреда и его законный представитель. Судебное решение при наличии необходимых оснований выносится в отношении того и другого. Однако это обстоятельство суд оставил без внимания. По данному делу вопрос об ответственности причинителя вреда П. не исследовался и решения в отношении него не вынесено.
Президиум Самарского областного суда, отменяя решение в части взыскания компенсации морального вреда с К. и отказывая Д. в удовлетворении иска в этой части, в постановлении указал, что законом не предусмотрена обязанность родителей по компенсации морального вреда, причиненного действиями их несовершеннолетних детей.
Такое толкование ст. 1074 ГК РФ ошибочно, так как эта норма расположена в § 1 гл. 59 ГК РФ, регулирующем общие положения о возмещении вреда, и, следовательно, регулирует правоотношения, возникающие при причинении всякого вреда, как имущественного, так и морального.
Поэтому судебные постановления нельзя признать законными, в соответствии со ст. 330 ГПК РСФСР они подлежат отмене, а дело – направлению на новое рассмотрение.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. № 4. С. 4–5)
//-- Привлечение к участию в деле Судебного департамента при Верховном Суде РФ в качестве ответчика и возложение на него обязанности по компенсации истцу морального вреда за незаконное осуждение не основано на законе --//
//-- (Извлечение) --//
Л. обратился в суд с иском к Министерству финансов Российской Федерации и Управлению федерального казначейства Министерства финансов Российской Федерации о компенсации морального вреда, причиненного незаконным осуждением, в сумме 100 тыс. рублей.
Суд привлек к участию в деле в качестве соответчиков Министерство внутренних дел Российской Федерации и Судебный департамент при Верховном Суде РФ.
Решением Кировского районного суда г. Ярославля от 23 января 2001 г. с Судебного департамента при Верховном Суде РФ за счет казны Российской Федерации из средств федерального бюджета Российской Федерации в пользу Л. взыскано 20 тыс. рублей, в остальной части иска отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Ярославского областного суда 26 марта 2001 г. решение оставила без изменения.
Президиум Ярославского областного суда 22 августа 2001 г. из мотивировочной части решения Кировского районного суда от 23 января 2001 г. исключил указание о том, что Судебный департамент при Верховном Суде РФ является надлежащим ответчиком по делу, и резолютивную часть решения изложил в следующей редакции: «Выплатить Л. компенсацию морального вреда в сумме 20 тыс. рублей за счет казны Российской Федерации из средств федерального бюджета, выделенных Судебному департаменту при Верховном Суде РФ как главному распорядителю бюджетных средств», в остальной части решение оставил без изменения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 25 января 2002 г. протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ, в котором ставился вопрос об отмене судебных постановлений в связи с неправильным применением норм материального права и существенным нарушением норм процессуального права, удовлетворила по следующим основаниям.
Согласно ст. 1070 ГК РФ вред, причиненный гражданину в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности, незаконного применения в качестве меры пресечения заключения под стражу или подписки о невыезде, незаконного наложения административного взыскания в виде ареста или исправительных работ, возмещается за счет казны Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законом, – за счет казны субъекта Российской Федерации или казны муниципального образования в полном объеме независимо от вины должностных лиц органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда.
В силу ст. 1071 ГК РФ в случаях, когда причиненный вред подлежит возмещению за счет казны Российской Федерации, от имени казны выступают соответствующие финансовые органы.
Приказом Минфина России от 12 февраля 1998 г. № 26 «О порядке организации и ведения Министерством финансов Российской Федерации работы по выступлению от имени казны Российской Федерации, а также по представлению интересов Правительства Российской Федерации в судах» на управления федерального казначейства Главного управления федерального казначейства Минфина России по республикам (кроме Республики Татарстан), краям, областям, округам возложены организация и ведение в судах работы по выступлению от имени казны Российской Федерации на основании доверенности, выданной Министерством финансов Российской Федерации каждому управлению федерального казначейства.
Таким образом, по делам о взыскании денежных средств за счет казны Российской Федерации от ее имени должно выступать Министерство финансов Российской Федерации в лице Главного управления федерального казначейства.
Поэтому привлечение судом к участию в деле Судебного департамента при Верховном Суде РФ в качестве ответчика и возложение на него обязанности по компенсации истцу морального вреда за незаконное осуждение нельзя признать правильным.
Кроме того, при решении этого вопроса суд не учел, что Бюджетным кодексом Российской Федерации регулируются правоотношения между субъектами этих правоотношений в процессе составления проектов бюджетов, их утверждения, формирования доходов и осуществления расходов бюджетов всех уровней (ст. 1 Бюджетного кодекса Российской Федерации).
Перечень участников бюджетного процесса приведен в ст. 152 Бюджетного кодекса Российской Федерации. Физические лица в этом перечне не указаны, следовательно, они не являются участниками бюджетного процесса, и нормы Бюджетного кодекса Российской Федерации к правоотношениям, в которых одной из сторон выступают граждане, не применимы.
Суд также не учел, что в соответствии со ст. 110 Федерального закона от 27 декабря 2000 г. № 150-ФЗ «О федеральном бюджете на 2001 год» исполнение решений судов по искам к казне Российской Федерации возложено на Министерство финансов Российской Федерации (а не на главных распорядителей средств федерального бюджета) и осуществляется за счет ассигнований, предусмотренных на эти цели данным Федеральным законом.
При таких обстоятельствах все состоявшиеся по делу судебные постановления подлежат отмене как незаконные.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ решение Кировского районного суда г. Ярославля, определение судебной коллегии по гражданским делам Ярославского областного суда и постановление президиума Ярославского областного суда отменила и дело направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. № 7. С. 4–5)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 2001 г. по уголовным делам
//-- По смыслу ст. 151 ГК РФ при решении вопроса о компенсации морального вреда суд должен принимать во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. --//
Установлено, что во время избиения Д. своей сожительницы М. последняя нанесла ему удар кухонным ножом в левую часть груди, причинив своими действиями тяжкий вред здоровью. От полученных телесных повреждений потерпевший спустя несколько дней скончался.
По приговору суда М. осуждена по ч. 4 ст. 111 УК РФ со взысканием с нее в пользу бюро судебно-медицинских экспертиз областного отдела здравоохранения 3204 руб., в пользу матери потерпевшего 70 тыс. рублей в счет компенсации морального вреда и 5655 руб. в счет возмещения материального ущерба.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ изменила приговор: переквалифицировала действия М. с ч. 4 ст. 111 на ч. 1 ст. 114 УК РФ и исключила указание о взыскании с осужденной в пользу бюро судебно-медицинских экспертиз 3204 руб.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об изменении судебных решений по делу: исключении указания о взыскании с нее в пользу матери потерпевшего 70 тыс. руб. в счет компенсации морального вреда.
Президиум Верховного Суда РФ удовлетворил протест по следующим основаниям.
Обосновывая свое решение о взыскании с осужденной в пользу матери потерпевшего компенсации морального вреда, суд первой инстанции в приговоре сослался на то, что он учитывает характер причиненных потерпевшей физических и нравственных страданий, степень вины осужденной и ее материальное положение.
Суд надзорной инстанции после переквалификации действий М. на ч. 1 ст. 114 УК РФ своего решения по поводу взыскания с нее компенсации морального вреда не принимал.
По смыслу же ст. 151 ГК РФ при решении вопроса о компенсации морального вреда суд должен принимать во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства.
Как установлено по делу, осужденная нанесла потерпевшему удар ножом, защищаясь от его нападения, в целях самообороны.
Инцидент между осужденной и потерпевшим произошел по вине самого потерпевшего.
При таких обстоятельствах с учетом материального положения осужденной, которая не работает, одна воспитывает несовершеннолетнего сына как одинокая мать, получая пособие на ребенка в размере 116 руб. 89 коп., из приговора исключено указание о взыскании с М. 70 тыс. рублей в счет компенсации морального вреда.
Постановление № 868п2001
по делу Маныч
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. № 8. С. 18)
Из обзора судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 2001 г. по гражданским делам
Согласно ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Гражданин обратился в областной суд с заявлением о признании не действующим и не подлежащим применению закона субъекта Российской Федерации и взыскании компенсации морального вреда.
Областной суд, признав положения этого закона противоречащими федеральному законодательству, отказал гражданину в части взыскания компенсации морального вреда, указав следующее.
Статья 1099 ГК РФ, устанавливающая общие положения компенсации морального вреда, при определении оснований и размера такой компенсации отсылает к правилам главы 59 и ст. 151 ГК РФ.
Согласно ст. 151 ГК РФ компенсация морального вреда предусмотрена в случае, если нарушены личные неимущественные права либо совершены действия, посягающие на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом.
В обоснование своих требований о компенсации морального вреда по данному делу заявитель сослался на то, что в связи с изданием обжалуемого нормативного акта его предпринимательская деятельность была приостановлена и он не получил предполагаемого дохода, т. е. нарушены его имущественные права.
Поскольку ст. 151 Кодекса не предусматривает компенсации морального вреда при нарушении имущественных прав граждан, в рассматриваемом случае она не может применяться.
Действующее же законодательство не устанавливает взыскания компенсации морального вреда при нарушении прав граждан принятием нормативного акта, противоречащего федеральному законодательству.
Определение № 6-Г02–1
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2002. № 8. С. 20)
//-- Требование истицы о компенсации морального вреда, причиненного незаконным арестом и заключением под стражу ее мужа, подлежит удовлетворению --//
//-- (Извлечение) --//
Л. обратился в суд с иском к прокуратуре Брянской области о возмещении материального вреда в сумме 29 тыс. рублей и компенсации материального вреда в сумме 100 тыс. рублей, ссылаясь на то, что 13 мая 1999 г. был незаконно задержан и три месяца незаконно содержался в местах лишения свободы, в результате чего ему причинен материальный ущерб и моральный вред, ухудшилось состояние здоровья и пострадала его репутация.
7 февраля 2000 г. он умер, после чего в дело вступила его жена Ш., которая просила признать незаконными действия работников милиции и прокуратуры, признать Л. жертвой ареста и заключения под стражу, признать факт нарушения ее права на уважение семейной жизни, взыскать с прокуратуры РФ, МВД России и Министерства юстиции РФ по 1 млн рублей, а также компенсацию морального вреда в размере: 40 тыс. рублей – с Генеральной прокуратуры РФ, 40 тыс. рублей – с МВД России, 20 тыс. рублей – с Министерства юстиции РФ.
Заочным решение Советский районный суд г. Брянска от 15 октября 2001 г. иск удовлетворил частично, признал незаконными действия работников Советского РОВД г. Брянска, изолятора временного содержания г. Брянска и бездействие работников прокуратуры Советского района г. Брянска; признал, что было допущено нарушение права Ш. На уважение семейной жизни; с Министерства финансов РФ за счет казны Российской Федерации в пользу истицы взыскал компенсацию морального вреда в сумме 10 тыс. рублей, а в остальной части иска отказал.
Судебная коллегия по гражданским делам Брянского областного суда 15 ноября 2001 г. заочное решение в части компенсации морального вреда отменила, а в остальной части оставила без изменения; по делу вынесла новое решение об отказе Ш. в иске о компенсации морального вреда.
Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте поставил вопрос об отмене кассационного определения в части отмены заочного решения и вынесения нового решения и об оставлении в силе заочного решения.
Президиум Брянского областного суда 7 августа 2002 г. протест удовлетворил, указав следующее.
Отмену заочного решения в части компенсации истицы морального вреда и вынесение нового решения об отказе в этой части иска кассационная инстанция мотивировала тем, что моральный вред был причинен не истице, а ее мужу, но в связи с его смертью не может быть компенсирован; возмещение же вреда за нарушение права на уважение семейной жизни законом не предусмотрено.
Между тем с этим выводом согласиться нельзя, поскольку он основан на неправильном толковании и применении норм материального права.
Как видно из дела, Л. вместо однофамильца был незаконно задержан работниками Советского РОВД г. Брянска по подозрению в совершении убийства и помещен в изолятор временного содержания. Три месяца он незаконно находился под стражей в следственных изоляторах г. Брянска и г. Коломны Московской области, что причинило моральный вред как ему, так и его жене.
Однако судебная коллегия областного суда не учла эти обстоятельства, а, отказывая в иске о компенсации морального вреда, сослалась на отсутствие закона, регулирующего данные правоотношения.
Между тем согласно ч. 1 ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 20 декабря 1994 г. № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» разъяснил, что под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, неприкосновенность частной жизни и т. п.).
Суд первой инстанции правильно признал, что Ш. незаконными арестом мужа и заключением его под стражу был причинен моральный вред, который подлежит компенсации.
При таких обстоятельствах у кассационной инстанции не имелось предусмотренных ст. 306 ГПК РСФСР оснований к отмене решения в частности компенсации морального вреда.
Учитывая, что материалами дела подтверждено нарушение права Л. на уважение частной и семейной жизни, закрепленное ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 23 Конституции Российской Федерации, умалено достоинство ее личности, которое в соответствии со ст. 21 Конституции Российской Федерации охраняется государством, вынесенное кассационной инстанцией решение об отказе ей в иске о компенсации морального вреда подлежит отмене, а заочное решение – оставлению в силе как доказанное и обоснованное.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 1. С. 23–24)
//-- В случае нарушения нематериальных благ незаконными действиями государственных органов причинение морального вреда предполагается и доказыванию подлежит лишь размер денежной компенсации --//
//-- (Извлечение) --//
Р. и А-вы обратились в суд к правительству Москвы и департаменту финансов г. Москвы с иском о компенсации морального вреда, причиненного им незаконным отказом комиссий по вопросам регистрации граждан по месту пребывания и по месту жительства в г. Москве в регистрации по месту жительства в г. Москве (что подтверждено вступившим в законную силу решением Тверского районного суда г. Москвы от 4 марта 1999 г.).
Решением Тверского районного суда г. Москвы от 14 сентября 1999 г., оставленным без изменения судебной коллегией по гражданским делам Московского городского суда, в иске отказано.
Президиум Московского городского суда оставил без удовлетворения протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ об отмене судебных постановлений.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ 28 ноября 2000 г. аналогичный протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ удовлетворила и судебные постановления отменила, указав следующее.
Отказывая в иске, суд первой инстанции исходил из того, что истцы не представили доказательств причинения им морального вреда упомянутыми действиями комиссии по вопросам регистрации граждан по месту пребывания и по месту жительства в г. Москве.
С таким выводом согласиться нельзя.
В силу ст. 151 ГК РФ, если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.
К нематериальным благам относится, в частности, право свободного передвижения и выбора места пребывания и жительства (п. 1 ст. 150 ГК РФ).
Вступившим в законную силу решением суда установлено совершение в отношении Р. и А-вых неправомерных действий, нарушающих их право свободного передвижения и выбора места жительства (нематериальные блага), выразившихся в незаконном отказе в регистрации их по месту жительства в г. Москве.
В таком случае причинения морального вреда предполагается и подлежит доказыванию размер компенсации этого вреда, так как в соответствии с п. 2 ст. 151 ГК РФ при определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства, степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред.
Следовательно, довод надзорной инстанции о том, что компенсация морального вреда по общему правилу допускается при наличии вины причинителя, а в ходе судебного разбирательства не было установлено ограничения каких-либо прав истцов в связи с отсутствием регистрации в г. Москве, в частности, ограничения трудовых прав, а также прав на получение медицинской помощи и жилой площади, необоснован.
Таким образом, неправильное применение судом материального закона повлекло вынесение по делу незаконного решения.
Поэтому Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ решение Тверского районного суда г. Москвы, определение судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда отменила, а дело направила на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 3. С. 6–7)
Некоторые вопросы судебной практики Верховного Суда РФ по гражданским делам
Вопросы гражданского права
Присужденная истцу компенсация морального вреда, не полученная им в связи со смертью, входит в состав наследственного имущества и может быть получена наследниками.
Решение суда о взыскании в пользу К. компенсации морального вреда вступило в законную силу, но исполнено не было в связи со смертью истца. Наследник получил свидетельство о праве на наследство по закону, согласно которому в состав наследственного имущества включена сумма компенсации морального вреда.
Определением суда наследник признан правопреемником К., и ему выдан исполнительный лист о взыскании в его пользу неполученной наследодателем суммы компенсации морального вреда.
Президиум областного суда отменил определение и в удовлетворении заявления наследника о признании его правопреемником и выдаче исполнительного листа отказал.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отменила постановление президиума областного суда, указав следующее.
Отменяя определение суда первой инстанции и отказывая в удовлетворении заявления о признании наследника правопреемником и выдаче исполнительного листа, суд надзорной инстанции исходил из того, что право требования компенсации морального вреда неразрывно связано с личностью потерпевшего и в соответствии со ст. 383 ГК РФ переход к другому лицу таких прав не допускается даже на стадии исполнения решения.
С данным выводом суда согласиться нельзя.
В силу ст. 151 ГК РФ компенсация морального вреда взыскивается в случае причинения гражданину морального вреда действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом.
Действительно, право требовать взыскания компенсации морального вреда связано с личностью потерпевшего и носит личный характер. Поэтому данное право не входит в состав наследственного имущества и не может переходить по наследству.
Однако в том случае, когда истцу присуждена компенсация морального вреда, но он умер, не успев получить ее, взысканная сумма компенсации входит в состав наследственного имущества и может быть получена его наследниками.
(Бюллетень Верховного Суда РФ. 2003. № 6. С. 19)
Об авторах
//-- Константин Иванович Голубев --//
//-- Доцент, докторант кафедры экономической теории и социальной политики экономического факультета Санкт-Петербургского государственного университета --//
Окончил экономический факультет СПбГУ в 1987 г., аспирантуру СПбГУ – в 1992 г.
Защитил кандидатскую диссертацию, посвященную роли социально-психологических факторов в управлении.
Автор более 20 научных работ, в том числе двух монографий.
Сфера научных интересов – проблемы гуманизации социальных отношений.
//-- Сергей Викторович Нарижний --//
//-- Судья Ленинградского областного суда --//
Окончил юридический факультет СПбГУ в 1988 г., аспирантуру СПбГУ – в 1999 г. С 1988 по 1992 г. работал следователем. С 1992 г. работает судьей.
В 1999 г. защитил кандидатскую диссертацию, посвященную проблемам компенсации морального вреда.
Неоднократно публиковался в журналах «Российская юстиция», «Вестник Санкт-Петербургского государственного университета».