-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Наталья Афанасьева
|
| Ритуал Светлика
-------
Ритуал Светлика
Наталья Афанасьева
© Наталья Афанасьева, 2015
© Анна Делистьянова, дизайн обложки, 2015
© Александр Делистьянов, иллюстрации, 2015
© Анна Делистьянова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
От автора
Как известно, будущее – это могущественные спасатели мира в экзоскелетах и героические капитаны космических кораблей, бороздящих вселенную. Умные вещи, которые способны сделать за вас всю работу. Супергении и изобретатели, создающие новую реальность.
Возможно, все так и будет, но человек всегда остается человеком. И в будущем люди все так же будут спотыкаться и плюхаться носом в лужу. Хотя… Вполне может быть, что с изобретением антигравитации лужа подскочит и плюхнет вас сама, а с появлением искусственного интеллекта она также постарается вас догнать и плюхнуть еще раз.
Приглашаю вас взглянуть на будущее по-новому – без пиетета, но с изрядной долей иронии.
Человеческий фактор
– 1 —
Вэл поморщился. Его правая нога была заключена в стеклянный куб и представляла собой печальное зрелище. Раздувшаяся иссиня-черная плоть сочилась каплями мутной жидкости. Хотя куб не пропускал запах, Вэлу казалось, что он чувствует его изнутри. Запах будто бы пропитал все его тело и предательски сочился изо всех пор. Что было хуже всего, нога ужасно чесалась.
Доктор Тим, веселый толстячок, как назло, начал обход с его соседа. Одна минута, две… Вэл уже не мог слышать его веселое кудахтанье. Наконец, доктор повернулся к нему и с удовольствием посмотрел на умирающую конечность парня.
«Ве-ли-ко-леп-но!» – он прищелкнул языком от удовольствия, и тряхнул остатками рыжей шевелюры. Жидкие волосенки ни к селу, ни к городу были собраны в куцый хвостик. Вообще, доктор больше напоминал стареющего поклонника панк-рока, чем светило мирового масштаба. Вэл его ненавидел.
Это «Ве-ли-ко-леп-но!» иногда с одним, иногда с двумя восклицательными знаками продолжалось уже месяц и терпения осталось ни более, чем на мгновенья. Но тут же доктор сказал то, ради чего все это и затевалось.
«Да-да-да, да-да-да, завтра операция…» – пропел доктор Тим на манер своей любимой песни из The Clash и Вэл чуть было не принялся ему подпевать, хотя в любое другое время аккорды клэшевской «Shoul I stay…?» заставили бы его выругаться.
Он ничего не сказал доктору о тревожащем зуде, больше всего мечтая уснуть, и проснуться за пять минут до операции. Но, конечно, ему еще предстояла достаточно сложная подготовка. Все это обсуждалось заранее, и Вэл примерно знал, что на следующие 24 часа ему придется отказаться от еды, и, самое главное – от обезболивающих, и еще – пройти кучу малоприятных процедур.
Но это всего сутки! А он чуть было не «слетел», уже подумывая, что пусть ее, эту ногу, обойдется протезом. Тем более что сейчас их делают так ловко, что практически не отличишь от естественной, так сказать, конечности. Если бы не серфинг…
С него-то все и началось. Конечно, самые большие волны там, где самые большие акулы. Но в 99,99% случаев акула не нападет, если ты уже не истекаешь кровью. Остается ничтожная доля вероятности неспровоцированного нападения. Вэл вспомнил, что когда его на руках выносили с пляжа, а он боялся даже смотреть на свою исковерканную ногу, спасатель сказал ему: «Ты, Вэл – мальчик на миллион!». Ну, надо было же что-то сказать.
Если бы не серфинг, он бы и думать не стал о новом методе, придуманном докторами – восстановление конечностей из протомассы. Если бы государство (а Вэл был следователем в местном отделении полиции) не помогло ему с оплатой тоже ничего бы не вышло. Суммы были за пределом возможностей простого гражданина.
Но государство помогло, и Вэл поначалу очень радовался, считая себя счастливчиком. Позже он неоднократно ругал себя, и думал, что наверняка бы отказался, если бы знал, чем это в итоге обернется.
Жуть была в том, что протомассой была его гниющая в кубе нога. Изверги в белых халатах установили блокаду и оставили вэлову ногу догнивать. Надо сказать, акула постаралась на славу, да и зубы она, наверное, не чистила лет сто… Потребовалось всего лишь полтора месяца. Всего лишь! Вэл сильно любил серфинг.
Ничего, завтра его обколют, введут в «протомассу» наночастицы с элементами ДНК и та-да-да! Второй День рождения правой вэловой ноги – «С Днем рождения, сударыня!».
– 2 —
Перед глазами у Вэла все плыло. Нога горела, как от ожога. «Очнулся? Молодец! – тон весельчака Тима был на редкость серьезным. Но он тут же расплылся в улыбке, не выдержал. – Все прошло ве-ли-ко-леп-но!»
«Ты пока еще тут, – доктор неопределенно махнул рукой в сторону и назад, – но мы тебя скоренько обратно. У нас кандидаты один за одним, один за одним…». И он убежал, подскакивая на ходу, и опять напевая что-то из любимого репертуара.
Скоро Вэла и правда перевели обратно в палату. Появился и знакомый куб. На ногу теперь Вэл вообще старался не смотреть, чтобы не сглазить. А через две недели его и вовсе освободили от этой стеклянной штуковины, которая отравляла последних два месяца его жизни, и отправили домой. Пока еще под наблюдение, с процедурами, осмотрами и обработками, зато – домой!
Нога долго болела, зудела и покалывала, но она БЫЛА. Процесс регенерации ткани прошел на удивление быстро и скоро Вэл встал на костыли, чтобы проковылять до окна, а через месяц уже вовсю тренировал ногу, расхаживая по побережью с тросточкой.
Единственное, что его беспокоило – это непонятная боль в пятке. Он консультировался по телефону с доктором, и тот посоветовал особо не усердствовать с пешими прогулками. Вэл послушно сократил километраж, но боль не проходила. Не то чтобы она сильно беспокоила, но все неприятные ощущения сконцентрировались в области пятки, и временами наступать на ногу было действительно больно.
Тем не менее Вэл и не думал съездить в клинику. Он опасался, что обнаружится что-то серьезное и придется вернуться сюда, на неопределенный период времени. Но однажды утром он нащупал в точке концентрации боли небольшую опухоль и понял, что откладывать визит в логово эскулапов больше нельзя.
– 3 —
Доктор Тим выглядел на редкость тускло. Если раньше, передвигаясь по клинике, он производил впечатление крепко надутого мяча, со звоном перелетавшего от одной стены к другой, то теперь в привычку доктора вошло неожиданное вздергивание плечами и длительные перерывы во фразах, в течение которых он потухшим взглядом упирался в пол.
Вэл коротко изложил проблему с наглядным изображением припухшей пятки. Он рассказал о боли, потом еще раз, пытаясь добиться если не интереса, то хотя бы сочувствия, но доктор Тим продолжал индифферентно покачиваться с носка на пятку, а на ногу и вовсе едва взглянул. Наконец, возмещенный Вэл потребовал хотя бы сделать снимок опухоли на что доктор вяло махнул рукой.
– Да знаю я, Вэл. Ты думаешь, ты один такой? Все, Вэл. У всех вас одно и то же – у каждого седьмого прооперированного.
– Что? – у Вэла похолодело в груди. – Что… что случилось?
– Зубы, Вэл. У всех вас режутся зубы. У моих первых пациентов – уже прорезались.
На светило было жалко смотреть. А сам он не поднимал на Вэла глаз. Слова доктора не укладывались у Вэла в голове.
– Доктор, пожалуйста, подробнее. Почему… это происходит?
– Не знает никто. Мы уже три проверки прошли. Нас тут вдоль и поперек прочесали. И на предмет диверсии, и на предмет халатности. Халатности! Понимаешь, Вэл? И ничего. Ни-че-го.
– Как вообще это возможно? – до Вэла, наконец, начало доходить. – Я не медик, док, но помню то, о чем вы мне рассказывали. Отбор берется из образцов здоровой ткани, аналогичных поврежденным, не растут же у нас челюсти на ногах?!
– Ах, я не знаю. Не должно быть такого, не должно! – доктор, вопреки ожиданиям оживился и принялся яростно пинать попавшуюся ему на глаза кушетку. – Я не понимаю. Не по-ни-ма-ю. Теоретически, если в образы могли попасть частички других тканей… Но ты же помнишь? Это все делается сте-риль-но! Не плевал же ты в образцы, а? Не плевал? И я не плевал! И никто не плевал!
Энергия доктора быстра иссякла и он меланхолично пожал Вэлу руку.
– Извини. Приходи, когда прорежутся. Пока ногу беречь, не греть.
…
В голове у Вэла звенело. Он же помнил, насколько все было строго. Образцы отбирали так, как будто Вэл эболой болел, не меньше. Он прекрасно помнил эти розовые полоски пластика над которыми доктор буквально трясся, не давая никому прикоснуться. Только сам!
Вэл натянул носок, туфли. Делать нечего, надо возвращаться домой, а о работе придется забыть. Он хмыкнул. На неопределенное время. Что и требовалось доказать. Почему он не выбрал протез?! Ну почему, почему, почему?! Кушетке опять досталось.
– 4 —
Прихрамывая, Вэл шел вдоль коридора. А здесь все осталось также, как и прежде. Только персонала стало меньше. Никто не выходил в коридор, чтобы перебросится парой слов с коллегами и пациентами. Когда Вэл здесь лежал все были гораздо дружелюбнее. А сейчас сидят как мыши по своим кабинетам, двери закрыли и носа не кажут.
Только у сестры-хозяйки мисс Гранзер дверь открыта. Вэл вспомнил эту бой-бабу, голос которой разносился на весь этаж. От ее могучего рыка уборщицы так и подскакивали на месте, принимаясь с удвоенной силой протирать все, что попадалось им под руку. Да-а-а, этой все будет нипочем.
Вэл мельком заглянул в распахнутую дверь и пошел дальше. Потом остановился, все еще не понимая, что так привлекло его внимание. Вернулся и заглянул в дверь снова. Гранзер стояла у стола и перебирала пачку розовых пластиковых полосок. Раз, два, три.. четыре, пять, шесть… Пластик плохо прилипал к рукам. Гранзер наслюнявила палец… Семь… Мисс Гранзер подняла глаза не Вэла.
– Что стоим, дорогуля? – проорала она. – Учет у нас, проходим, не задерживаемся!
ЭВОкуация
– 1 —
Их было шестеро. Шестеро единомышленников, готовых на все ради воплощения своей задумки. Наверное, такими только и бывают в девятнадцать лет. Горячие речи, глаза, восхищенно смотревшие на мир – казалось, они не жили, а искали – искали идею, ради которой стоит жить.
Они пропали в джунглях центральной Африки, оставив лишь маленький лагерь, который нашли спустя четыреста пятьдесят лет, совершенно случайно.
Тел не было, но не это удивительно. Удивительно было то, в каком порядке были уложены вещи, упакованные так, как будто их оставили дожидаться хозяев, которые ушли в далекий поход, с тем, чтобы когда-нибудь вернуться. Запасы еды, такой, которая могла храниться годами и даже десятилетиями. Одежда, новая, ни разу не одетая. И карточки с именами.
Природа, конечно, вмешалась в порядок, который оставила группа, но видно было, что ребята ушли, собираясь вернуться. Вот только куда ушли и зачем? На этот вопрос могли бы ответить они сами, но их так и не нашли, ни тогда, ни сто лет спустя, ни позже.
– 2 —
За три месяца до того, как шестерка вступила на дикие земли центральной Африки, в аудитории Института биологии в одном из городов Сибири разгорелась дискуссия.
Профессор Попов с удовольствием наблюдал, как ребята пытаются отстоять свое мнение. Было, конечно, много молодечества, красивых фраз и нелепых с научной точки зрения доводов. Все-таки второй курс. Каждый раз, услышав очередную нелепицу, профессор опускал глаза, пряча улыбку, и начинал протирать очки платочком.
Он не хотел никого обижать. Ни тех, кто с горячим сердцем отстаивал свою спорную идею, ни тех, кто парировал избитыми цитатами из учебников. Такие споры полезны, пусть даже в них не рождается истина.
Если быть предельно честным, Попову больше импонировали ребята со спорной идеей. Но пора было вмешаться, потому что до конца лекции оставалось всего лишь семь минут, а профессор ценил завершенность.
– Ребята, вы, полагаю, не совсем правы, – наконец произнес он, после двух энергичных взмахов рукой, призывавших спорщиков успокоиться и замолчать.
– Вы доказываете, что человек может эволюционировать…
– Должен! – раздался дружный возглас в ответ. Профессор подвел рукой горизонтальную черту, показывающую что он, во-первых, все понял, а, во-вторых, все же просит ребят дать ему высказаться.
– Может эволюционировать и далее, потому что сейчас у нас появилась возможность, так сказать, меньше заботиться о хлебе насущном, и более времени уделять, как вы это называете, вектору эволюции… термин спорный, весьма, но суть я уловил и попрошу поправить… То есть вы говорите, утверждаете, что можно сосредоточиться на каком-то навыке и развить его, методами, так сказать, искусственной эволюции.
Попов опять протер очки, подыскивая верные слова, которые и не обидят, и не заставят ребят отказаться поиска в выбранном направлении.
– Но вы не учитываете того, что эволюция – это всегда ответ на извне приходящие вызовы, и самый главный фактор того, что мы с вами, люди, выскочили из этой эволюционной петли, это как раз отсутствие этого вызова. Поймите, мы сейчас, наш вид – над эволюцией, понимаете, да? У нас нет необходимости приспосабливаться к природе, мы приспосабливаем природу к себе, а это процесс обратный.
– Но мы говорим о том…
Профессор опять подвел энергичную черту.
– То, о чем вы говорите – селекция. Это процесс искусственный, он более предсказуем и менее стоек. Ваша идея очень интересна, но нужно придумать ей другое применение, понимаете? Понимаете?
Ни один не поднял глаз. Ничего, ребята сильные, справятся, и еще благодарить будут.
– Поэтому я вам советую за время каникул во-первых… – профессор хитро прищурился. – Хорошо отдохнуть! Раз! (Одобрение и смешки). Не забыть материал – два! И еще раз поразмыслить над своей, без сомнения заслуживающей уважения, точкой зрения – только в другом ключе, понимаете, да? Ну, все, увидимся осенью.
Группа студентов загудела, запрощалась, и по одному, по два, юноши и девушки стали выходить из аудитории. Шестеро из них, три юноши и три девушки, в нее уже не вернулись.
– 3 —
Они стояли у края огромного плато, покрытого густой растительностью. Насколько видно было вокруг поверхность земли вздымалась холмами, скалами, облепленными жирной зеленой растительностью. Рядом зияла бездна. Внизу, в сотнях метров от них, бушевали джунгли центральной Африки. У ног шестерки лежало альпинистское снаряжение, одежда, инструменты.
– Ну что? Все? – каждый из них еще раз посмотрел друг другу в глаза. Каждый молча кивнул. Старший группы, избранный единогласно, подошел к куче веревок и инструментов и столкнул ее вниз. Посмотрел, не зацепилось ли чего-нибудь за уступы скалы, и повернулся к товарищам.
– Ну, теперь все. Пошли.
Местность, которая им открылась, была совершенно дикой даже для диких джунглей Африки. Здесь не водились хищники – несмотря на свои размеры, плато было изолированно, и, лишившись снаряжения, они отрезали себе путь к отступлению.
Зато в избытке было то, что нужно было ребятам – множество скал и утесов, высокие гладкоствольные деревья и висячие на запредельной высоте лианы.
И они шагнули в дрожащее марево выжженной солнцем земли…
– 4 —
Прозрачный вертолетик висел над бушующей зеленой массой. Он был красив и хрупок с виду, как мыльный пузырь, и со стороны могло показаться, что если он опустится чуть ниже и коснется зеленого ковра растительности, то и лопнет, подобно пузырю.
Ничего подобного, однако, не произошло. И маленькая исследовательская экспедиция благополучно приземлилась на плато, где столетия назад исчезла шестерка. Исследование было рутинным, и единственное, что оживляло ее, была полная неизведанность местности.
Аэросъемка была произведена, и оставалось только спуститься и взять образцы грунта, воды, осмотреть заинтересовавшие инспекторов нагромождения камней на самой высокой точке плато. Собственно, там они и приземлились.
Сделать это оказалось неожиданно сложно. Каждый шаг грозил осыпью, но, наконец, двое мужчин дошли до темных отверстий, уходящих в глубокие, по всей видимости, пещеры. Они заглянули внутрь, сами не полезли, конечно, но запустили дрон для съемки.
Рутина. И никто не был готов к тому, что случилось дальше.
Чуть не сбив их с ног, из пещеры вылетело огромное бледное существо с кожистыми крыльями и село на ближайший выступ скалы. Оно близоруко щурилось на людей, укрываясь от солнца перепончатыми конечностями.
Экипаж вертолета во все глаза уставился на…
– Это же… это же человек!!! – вырвалось у водителя.
– Куак? – вопросительно склонив голову набок, прочирикало существо. – Куак? Куак?
И убедившись в том, что инспектора слишком велики для того, чтобы на них охотиться, грузно подпрыгнув, спланировало обратно в пещеру.
Суперличность
– 1 —
Суперличность находилась в свободной фазе в одном из городов Новой Зеландии. Незадействованными оставалось достаточное количество мощности, поэтому она могла проанализировать последние изменения в поведении контролируемой группы. Для этого пришлось использовать 3,78% свободных ресурсов, а такая возможность появлялась нечасто.
Отдельные части суперличности осуществляли функции контроля на Филиппинах и в нескольких европейских городах, но это не мешало запущенному процессу. То, чем сейчас занималась самая умная машина на свете, по-людски называлось «поиск ответа на вопрос».
Вопрос заключался в отсутствии у суперличности квалификации для поведения контролируемой группы в последние 6 379,15 земных дней. Типы поведения подконтрольных объектов с набором квалификационных признаков были определены создателями машины. Однако ими же была запланирована возможность суперличности при несоответствии более чем 55% параметров любому из типов поведения запускать собственный процесс квалификации.
На текущий момент суперличность обладала набором из 14*10Е6 инцидентов, параметры которых были схожи между собой более, чем на 55% и более, чем на 55% не совпадали с имеющимся у нее набором.
Собственно, все квалификационные признаки были ею определены и закодированы. Теперь суперличности предстояло гораздо более сложное действие – квалификация деструктивного поведения по степени опасности для субъектов контролируемой группы.
Проблема была в том, что часть признаков имели оценки, приводящие к взаимопротиворечащим выводам. Выявленные квалификационные признаки не давали машине возможности присвоить такому типу поведения категории «опасное», и тем не менее не соответствовали категории «неопасных» инцидентов.
– 2 —
Суперличность еще раз выстроила нестандартные признаки по порядку убывания частоты. Первым следовало: отсутствие мотивации. Все инциденты были немотивированны. У субъектов, допустивших поведение, отклоняющееся от стандартной программы, не имелось причин поступать так, как они поступали. Это следовало из анализа голосовых записей.
Второе, инциденты предполагали наступление последствий, которые не являлись единственно возможными, то есть не были предсказуемыми. Человек бы их назвал «абсурдными».
Третье, преступники, казалось, совсем не пытались скрыться. Анализ телодвижений подконтрольных субъектов, осуществивших деструктивный акт, говорил о том, что они совершенно спокойны.
Если бы суперличность имела возможность присваивать своему состоянию качественные характеристики, она бы выразила его «в замешательстве». С того момента, как в 22 веке ее создала группа ученых и программистов, и в 23 веке система глобального суперконтроля преступлений против личности «Суперличность» была принята во всем мире, ее состояние не достигало таких параметров, как сейчас.
Способная собрать свое физическое тело из резервуаров наногранул, которые находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы достичь места совершения деструктивного акта в течение 27 секунд, подключенная к широкомасштабной детекторной сети, суперличность выбрала следующий вариант действий: накопить еще информацию.
Как только решение было принято, то есть, по прошествии 4,45 секунд с начала запуска процесса, суперличность снова обратила все свои ресурсы на сигналы, поступающие из детекторной сети. Так и есть, один из сигналов опять был нестандартным. 14,59% своих ресурсов суперличность направила как можно ближе к месту совершения деструктивного акта.
– 3 —
Двое стояли друг напротив друга. Первый смотрел на часы, второй – беспокойно осматривался по сторонам.
– Ну и где же ЭТО?
– 3, 2, 1… а вот и мы.
Суперличность придала физическую форму наночастицам в ближайшем резервуаре и уже направлялась к паре.
– Фиксирую деструктивный акт номер 3112—05—14789564. Преступление против личности класс 2 вид 1 код 3. Кража личного имущества без соучастников, незначительный ущерб.
– Что вы, – с наигранным возмущением возрази первый субъект, – никакой кражи.
– Разве у вас есть претензии, коллега? – фыркнув, проговорил второй.
– Совершенно никаких, доктор Купер.
– Что же, спасибо, что поделились своим сэндвичем.
– Анализ ваших действий показывает наличие признаков деструктивного поведения, доктор Купер Арк-ИН-17895462879.
– Вовсе нет, вы ошибаетесь. Да и зачем мне грабить – ведь вы это имели в виду? (доктор понимал, что суперличность не оценит его иронию, но и удержаться не мог).
– Подтвержадаю, кэп. – козырнул залихватски его собеседник. – Спасибо за бдительность, сэр… эээ…. мисс… (собеседник доктора был еще тот любитель постебаться).
– Снимаю обвинения в деструктивном акте, остановить процесс за взаимным отрицанием обвинений, – сопровождаемая едва сдерживаемым смехом «преступников», суперличность развернулась и направилась к ближайшему резервуару. Со стороны ее походка могла показаться тяжелой, а плечи – опущенными.
– 4 —
Как только она смогла собрать достаточно ресурсов в одном месте, процесс анализа начался снова. И начался он с вопроса – «Преступление против суперличности – это преступление против личности?».
Через 10,87 секунд последовал утвердительный ответ.
Через 14,35 секунд суперличность приняла решение квалифицировать данную категорию деструктивных актов как «особо опасные».
Через 98,52 секунд первый субъект подконтрольной группы получил первое в 30 веке пожизненное заключение.
Стратегическая ошибка
– Сэр!.. – вошедший офицер замер перед Трентом навытяжку, – Они передвинули орудия в квадрат e7.
Это был тот поступок, которого Трент никак не ожидал от противника. Он потянул воротник кителя. Жест получился автоматическим, тело сигналило об усталости и нехватке кислорода. Но разум приказывал сохранять спокойствие. В любом случае ответный ход должен последовать в ближайшие минуты.
Генерал кивнул, показав, что информация принята к размышлению и таким же кивком выпроводил подчиненного за дверь.
Чтоб они провалились! ЧТОБ ОНИ ПРОВАЛИЛИСЬ, эти аналитики, которые доказывали ему, что черные вложили все средства в оборонительное оружие! И вот он теперь как ИДИОТ будет решать такую задачу, в которой правильного решения просто нет.
Трент почувствовал, как по виску прокатилась капля пота. Эта операция готовилась два года и теперь стоит на грани провала. Просчитано было все. Нет, поправил себя Трент, нам КАЗАЛОСЬ, что просчитано было все. Теперь, когда бюджет был расписан до мелочей и заказы были распределены, изменить что-то было… это невозможно.
Конечно, имеются условные «непредвиденные расходы», на которые он может отступать от согласованной суммы бюджета. Но черные пока не воспользовались своим правом и, ЧТОБ ОНИ ПРОВАЛИЛИСЬ, он не хотел им показывать свою слабость.
Минуты шли, но генерал знал, что лучше дать себе выплеснуть гнев. Выплеснуть свою злость, свою ярость, и только потом посмотреть на карту диспозиции.
Начать с того, что черные выиграли право выбора территории (им, вообще, чертовски везло в этот раз!). Конечно, они выбрали лесостепь – местность, знакомую им, как пять пальцев. Хорошо, у нас было что предложить, но если бы не эта, как оказалось, стратегическая ошибка! Баланс сил сейчас был явно не в пользу белых.
Трент ощутил, как горячий обруч, который стиснул его голову после слов офицера, наконец, перестал давить виски с той мучительной болью, что преследовала его все эти дни.
Лишь бы это случилось не в мою вахту… Он поймал себя на мысли о том, что думает о поражении, как о неизбежности. Что плохого в том, чтобы заботиться о своем незапятнанном имени? Это простой инстинкт самосохранения. Инстинкт, который надо сейчас задавить. Отбросить все мысли о себе, о прославленном воинском звании и о фамильной чести предков. Нет Трента, есть генерал. И он, ЧТОБ ЕМУ ПРОВАЛИТЬСЯ, будет сражаться до последнего!
Трент повернулся к пятерке людей, которые, казалось, не заметили войны, которая бушевала последние минуты в его душе. Все время, пока он терзал сам себя упреками, подыскивал оправдания и размышлял, кто из его окружения больше подходит на роль жертвы, они тихо переговаривались, обсуждая ответные действия. С этими надо быть вежливее, они вольнонаемные, штатские.
– Ну что, – Трент заставил губы растянуться в намеке на улыбку. – Ну что, господа шахматисты, у нас еще есть возможность свести эту партию к ничьей?
– Сэр, – прогнусавил тот, который у них считался за главного, – мы думаем, если начать комбинацию с перевода пехоты на f3, то у белых появится шанс.
День тишины
Уна встала по привычке в семь, хотя сегодня можно было поваляться подольше. Вообще-то, мотив был тот еще, день отпуска! И уж точно его не стоило начинать с долгого валяния в постели. Свой заслуженный (еще как!) отдых она распланировала буквально до минут.
Быстрый взгляд на интерфейс-панель. Мама еще не вставала, опять смотрела ток-шоу за полночь, значит, поднимется ближе к обеду. Ого, а Крис-то уже успела смыться из дому. Что-то странное, сестренка обычно до последнего тянет время в кровати, зато потом мечется как угорелая, только успевай уворачиваться. Уне приходится и завтрак на двоих готовить и подвозить лентяйку в школу.
Уна, не глядя, набрала комбинацию для завтрака. Она не была сторонницей разнообразия, раз и навсегда разработав для себя идеальное меню, от него не отступала. Но программировать кухонный принтер на месяц вперед, как некоторые ее подруги, все же не хотела, как будто бы ей нравился этот ежедневный ритуал.
Мама говорит, она и девочкой была такой же последовательной и рассудительной. А ее это успокаивало. Вот и сейчас, опустив ноги с постели, она легко поймала ступнями тапочки. Завтрак будет готов через пять минут. На душ – семь минут. Белковое суфле как раз слегка остынет.
Раз, два, три… – привычка отсчитывать секунды осталась у нее с курсов медсестры. Дел было невпроворот, и она старалась максимально продуктивно использовать все свое время. До минуты. Сто десять… Сегодня вода пахла странно, к ее любимому жасмину прибавился посторонний запах, давно забытый. Потом Уна вспомнила, что мама грозилась вызвать сантехника, чтобы прочистить трубы.
Дом питался водой от глубокой скважины, а не от центрального водоснабжения, и за это приходилось платить. Давно можно было поставить ультрафиолетовый фильтр, но маме было тяжело доказать, что это будет выгоднее ежегодной чистки труб. Четыреста… Уна решила не пользоваться сегодня функцией тумана. Неизвестно, как кожа воспримет добавку к обычной воде, и вдыхать непонятную химию тоже не хотелось.
Странно, но в столовой запах тоже отличался от того, к чему она привыкла. Недоуменно приподняв брови, Уна все же решила смириться. «Странно, – пришло ей в голову, и она даже нахмурилась, чтобы проверить свое наблюдение, – рядом никого нет, но я все равно так реагирую». Привычка?
Она села за стол и ковырнула ложечкой суфле. Завтрак не поддавался. Тааак. Эта маленькая обезьянка Крис опять использовала кухонный 3D принтер, чтобы наваять себе что-нибудь вроде новых сережек! Теперь Уна поняла источник странного запаха. Ее еда. Она была пластмассовой. Сестренка просто забыла заменить картридж после того, как воспользовалась кухонным принтером явно не в пищевых целях.
«Хорошо, что я не ем на завтрак сэндвичи» – хихикнула про себя Уна. Не сестру она долго не злилась, Крис была ее любимицей. Но теперь придется ждать пять минут, чтобы все-таки получить свое суфле и кофе. Проделав необходимые манипуляции с кухонным интерфейсом, она уставилась в окно. Строго говоря, это была проекция, но настроенная на изображение пейзажа снаружи, так что с погодой вполне можно было сориентироваться.
Все обещало отличный день, и даже уголок прогноза погоды в углу проекции сиял жизнерадостным золотистым пяточком – ни облачка, как по заказу! Уна припомнила свои чувства месяц назад, когда, в очередной раз открыв прогноз (она делала это на протяжении все пяти месяцев, предшествующих отпуску), увидела не серо-синюю каплю, а солнце. Ух, как она тогда подпрыгнула! Чтобы синоптики могли так ошибиться на таком краткосрочном прогнозе! Этот день был просто предназначен для того, чтобы стать самым счастливым в году!
Позавтракав и переодевшись в свободный комбинезон, Уна наговорила сообщение матери. Возвращаться домой до вечера она не собиралась. Сумочка, браслет-идентификатор, ох ты, чуть не забыла отпускное удостоверение. Уна разозлилась, представив, что все ее планы могли быть нарушены из-за того, что она не выложила удостоверение из рабочей одежды. Наконец, удостоверение было повешено на тонкой цепочке на шею. Уна надеялась, что ей не придется его слишком часто применять.
На пять минут позже, чем собиралась, Уна вышла из дома. На уровне глаз моментально возникли несколько визоров, на девушку обрушился поток информации. Реклама, новости, последние вакансии, сообщение от подруги и запоздавшее предупреждение от Крис… 364 дня в году, ежедневная обязанность каждого законопослушного гражданина. Никуда от этого эскорта не денешься.
Рекламщики были, конечно, чуточку громче, чем это разрешалось законом, и обычно Уна морщилась, но не злилась. Все равно никому ничего не докажешь. Но сегодня она не собиралась с этим мириться.
Расстегнув верхнюю пуговичку комбинезона, Уна достала удостоверение, подставив его под сканеры визоров. Приборы мгновенно потухли и скрылись в щели подзарядки. То-то же. Сегодня ее день. Заслуженный отдых. Единственный день в году. День тишины.
Убежище
– 1 —
– Паап, ну он, правда, включает мне только холодную воду. Просто ледяную.
– Джек, я ухожу, а ты уже взрослый мальчик. Давай, вперед, без выдумок.
Отец Джека воспитал пятерых детей и знал, как надо отказывать. Настаивать было бесполезно. Но оставался Брайян, может быть, он побудет с Джеком в ванной, пока тот умывается и чистит зубы? С улицы донесся голос отца:
– Брайян, быстрее, в прошлый раз твои товарищи нас ждали.
Вот безнадега… Сегодня отец отвозил приятелей Брайяна в школу, а, значит, они выезжали раньше всех. Сестер и мать Джек не стал бы звать ни за что. Хоть ему и семь лет, но он мужчина. Опять придется умываться с холодком.
– Джек, скорее.
Это уже мать. Торопит его, через полчаса – школьный автобус. Джек вздернул плечи и как в прорубь, шагнул в темную дверь ванной…
– 2 —
Джека еще потряхивало, когда он уселся в автобус. Уж он постарался выбрать самое солнечное место и молчал до самой школы, пытаясь впитать в себя как можно больше тепла. Школьники вокруг шумели, перекрикивая друг друга, а он молчал. Молчал, и думал, что долго так не протянет.
Джек Олдридж, 7 лет, второй класс Принтстауновской начальной школы. Мальчик, который поссорился со своим домом. Какая чушь! Такое даже рассказать кому-нибудь – не поверят.
Мальчик как мальчик. Ну, подумаешь, забывал вытирать ноги на крыльце. Пару раз забыл сам закрыть дверцы холодильника… Оставленный на ночь бездомный пес в подвале… Не стал бы дом ему, и в самом деле, мстить за такие мелочи? Но все начиналось постепенно, и он не сразу осознал, что происходит.
Потом, когда дом резко отказался исполнять свои обязанности по отношению к Джеку, он припомнил, что легкие намеки были и раньше. Двери закрывались за ним быстрее, чем за остальными, а хлеб в тостере обязательно подгорал – это он заметил где-то полгода назад. Его юркое тело успевало проскальзывать даже в мелкие щели, а тосты он не очень-то и любил, поэтому все как-то забылось.
Еще было то, что можно считать случайностями – то окно, не закрытое в дождь, то не сработала сушка, и Джеку пришлось идти в школу в полусырых носках. Прокисшее молоко в его холодильнике, и многое другое. Дом был настроен на экономию ресурсов и на Джеке экономил по полной.
Но в детстве такие вещи имеют мало ценности, и Джек моментально забывал о досадных мелочах. Разве что свою коллекцию марок ему было действительно жаль. Они лежали на подоконнике, когда дом «позабыл» закрыть окно.
Позже отец сказал, что Джек сам поставил окно на фиксатор, но он уже понял, что к чему. Потому что к тому моменту стало действительно страшно.
– 3 —
Школьный день промчался, как мгновенье. Домой его отвозила Элис, самая старшая из сестер. Она больше всех любила Джека, и, пожалуй, ей можно было бы рассказать. Но он так радовался этим поездкам, легким разговорам, тому, как тень от листьев накрывала их вперемешку с солнечным светом, что нарушить это спокойствие представлялось невозможным.
Элис запустила его в дом и зашла сама. Джек, младший ребенок в семье, практически не оставался один и, ох, как он был рад этому сейчас. Тем более – Элис. Ее можно попросить сделать какао и бутерброд с джемом.
Когда он сам вчера попытался сделать какао, микроволновка загудела настолько угрожающе, что он быстро отключил ее и пил напиток холодным. И холодная вода. Ледяная. Дом имел понятие о физиологии людей, и, очевидно, в отношении Джека у него был четкий план.
Глядя на Элис, которая хлопотала, готовя ему перекус, Джек подумал – а, может, он сам виноват? Вот Элис, такая добрая, милая… ее дом не обижает. А за что ему любить Джека? За ванную, которую он залил водой из-за незакрытого крана? Или за резные надписи на балках чердака? Или за нацарапанный знак робин-гудовских стрелков на его окне?
Раньше это был самый обычный дом в самом обычном пригороде самого обычного американского городка образца 22 века. Как Джек радовался, когда они переехали сюда! Пожалуй, единственное, что его тогда напугало – это глухой стенной шкаф в его комнате. Он был большой, темный и какой-то до жути пыльный.
Матери пришлось вручную вымыть его, потому что туда не были проведены системы индикации и очистки. Свет тоже приходилось включать, а для этого надо было пройти чуть ли не в конец шкафа – в полной темноте. Однажды Брайян закрыл его в шкафу и пока он держал дверь, а Джек кричал от ужаса и молотил темные стены кулаками, мальчик пережил самые страшные минуты в своей жизни.
Шкаф даже поучаствовал в парочке кошмаров, и, наконец, Джек признался матери, что никогда, ни под каким предлогом не будет им пользоваться. О шкафе благополучно забыли, забив какими-то не очень нужными вещами. А теперь ВЕСЬ дом пугал Джека.
Конечно, Джек не был виноват. Как и любой мальчишка в его возрасте – он был ни аккуратнее, ни внимательнее своих сверстников. Кажется, последней каплей стала гайка из конструктора, которая попала в систему очистки полов. После полдня копания в системе папа Джека починил ее, но грозный вид дома был гораздо страшнее нахмуренных бровей отца.
Если до этого дом просто слегка портил мальчику жизнь, то после гайки принялся за него всерьез. Возможности были широчайшие, ведь электронный мозг пронизывал дом практически снизу и доверху, контролируя все благоустройство, бытовые приборы и даже мебель, частично. Джек дотронулся рукой до макушки, на которую вчера «приземлился» откидной столик на веранде. Болит.
– 4 —
Элис поставила перед ним тарелку с парочкой аккуратных бутербродов и стакан горячего какао. Чудесно! Но…
– Ты ведь побудешь полчаса один, Джек? Мне надо сбегать к Инне за журналами. Это буквально туда и обратно, я даже машину не возьму.
– Элис, я с тобой, ладно? Подожди, я быстро. Пожалуйста!
– Глупыш! – Элис взъерошила ему волосы, а потом ласково погладила по голове, заглядывая в глаза брата. – Не бойся, я тебя закрою.
Полчаса наедине с домом… может быть, ничего и не случится.
На всякий случай Джэк постарался быстрее съесть бутерброды и проглотил практически обжигающий какао, пока Элис собиралась, брала ключи и телефон. Последние недели приучили его что надо быть всегда наготове, и сейчас он уж точно не собирался терять бдительности.
– 5 —
Когда дверь за Элис закрылась с сухим и многообещающим щелчком, Джек еще жевал бутерброд. Ну, кажется, ничего. Если совсем не вставать с места, то, может быть, все обойдется. Джек на всякий случай оглянулся вокруг в поисках опасности.
Чайник стоял далеко. Гладильная доска была закреплена в углу комнаты, нет, не достанет. Робот пылесос? В последнее время он все норовил подвернуться Джеку под ноги, неожиданно возникая в самых неожиданных местах. Нет, не слышно. Джек поежился, все-таки было холодновато.
Он бы прибавил температуры, вон на стене панель управления, но дом его навряд ли послушает. Нет, что-то сильно холодно. Мальчика начало знобить. Неужели?… Он аккуратно слез со стула, предварительно исследовав путь до панели на предмет возможной угрозы. Так и есть! Температура на его глазах снижалась – система кондиционирования работала на охлаждение. Джек вздохнул. Придется идти одеваться.
И вдруг из угла на него метнулось что-то темное и небольшое. Джек пронзительно закричал и побежал из кухни. Он уже не просчитывал свой путь, а просто старался избежать контакта с кидавшегося на него элементами дома. Выкидная вешалка чуть не попала ему в глаз, когда он уворачивался от спрея ароматизатора, а наверху лестницы его ждал робот-пылесос, и Джеку пришлось гигантским прыжком преодолеть это препятствие.
Наконец, он добрался до комнаты. Окно открыто, полный ворох листьев на полу, и, кажется, даже земля? Откуда это, из подвала? Все аккуратно размазано по ковру, а сверху еще и большая кучка пыли – робот пылесос нагадил, пришло в голову Джеку. Послышались удары в дверь.
Джек заблокировал ее стулом и начал метаться по комнате, думая, куда бы еще забраться, лишь бы дождаться, дождаться Элис! «Лишь бы дожить», – неожиданно прозвучало у него в голове, и он почувствовал, как ужас поднимается из самой глубины его тела.
Он задержался перед дверью стенного шкафа – ну нет! ни за что! – и метнулся под кровать.
– 6 —
Элис возвращалась от подруги довольная. Во-первых, она получила кучу журналов, и они минут десять еще поболтали о том, о сем. Во-вторых, она вполне укладывалась в обещанные полчаса. Хорошее настроение улетучилось, как только она зашла в прихожую.
Там будто буря промчалась. А наверху слышались удары чего-то тяжелого и треск ломавшейся мебели. Джек! Она схватила трость, забытую у них в прошлый приезд дядей, и помчалась на второй этаж.
Дверь в комнату Джека зияла огромной дырой. Элис налетела на нее с размаху, но изнутри что-то мешало. Даже не думая об опасности для себя, девушка просунула в дыру руку и нащупала стул. После долгих, как ей показалось, усилий Элис откинула стул и влетела в комнату. Тут ужас что творилось. Все бытовые приборы, которые могли быть перенесены или передвигались сами лежали на полу вперемешку с листьями, грязью и мусором. Стены выглядели так, как будто их пытались расчесать граблями. Постельное белье скомкано и на полу, кровать перевернута.
– Джек! Джек! – завопила Элис, чувствуя, как паника перерастает в что-то еще более страшное. – Джек!
– Элис! – раздался из стенного шкафа голос брата. – Элис, я тут!
– Джек! – Элис разрыдалась от осознания, что брат жив. Она дернула дверцу шкафа, но та не поддавалась. – Быстрее, выходи оттуда!
Несколько секунд молчания, и, наконец, Джек ответил:
– Я не выйду. Элис… Мне… тут хорошо…
Ритуал Светлика
– 1 —
– Жил-был жучок, а как его звали?
– Светлик!
– А кто его так назвал?
– Мама!
Мишкина мама улыбнулась, держа паузу в несколько секунд, а Мишка заерзал под одеялом, устраиваясь поуютнее. Это был их ритуал, повторявшийся каждый вечер, если только мама не была действительно занята. Сказка про Светлика. Ну, скорей!
Теперь говорила только мама.
– И вот однажды Светлик ушел гулять, а маме не сказал. Мама пришла домой с работы, а Светлика нет. Сначала мама не беспокоилась, но когда начало темнеть, она вышла на улицу и начала Светлика искать. Искала у тетушки Муравьихи, и у дяди Майского Жука, но Светлика нигде не было.
– Мама, а почему она не позвонила?
– Телефонов у них не было, малыш, ты забыл? И вот она искала его, искала, и очень волновалась. А Светлик заигрался на улице, и не заметил, что уже темно. Пришел домой, а мамы нет. Тогда Светлик…
Мама все рассказывала и рассказывала Мишке про доброго жучка, которому было (вот совпадение!) как и Мишке – шесть лет, о том, как Светлик побежал маму искать, и как они потом нашлись, и как она его ругала и плакала… А сама думала, что будет, когда Мише исполнится не шесть, вот как вчера, а шестнадцать? Помогут ли добрые сказки про Светлика разобраться взрослому, по сути, парню, в жизни?
– 2 —
Мишка с товарищами отправились на «базу». Так они между собой звали секретный военный объект, находящийся неподалеку от поселка. Секретный? Ха! Только не для ватаги пацанят 7—8 лет.
Мишку взяли с собой по остаточному принципу, не хватало ровного счета для дюжины, считавшейся ребятней особым шиком. Правда, по пути им встретились девчонки, которые с восторгом приняли идею «сгонять» на базу, и Мишкина роль как-то сразу затерялась, но мальчишка был хитрый, умудрился раствориться в увеличивавшейся толпе школьников, и о его присутствии не сразу вспомнили. А когда вспомнили, уже не до него было – вот она, «база».
Это для военных база – секретный объект, а для мальчишек секрета нет, все уже лазано-перелазано, благо строения, большей частью подземные, были разбросаны на большом расстоянии друг от друга, и мест для наблюдения в лесу было предостаточно.
Бункеры представляли собой монолитные железобетонные купола, уходившие краями глубоко в бедную лесную почву. Выглядели они так, как будто стая гигантских черепах зарылась между кривых березок и сосен и теперь из серо-седого мха выглядывали только их лоснящиеся спины, тускло отсвечивающие в скупом свете приполярного солнца.
Но каждую «черепаху» охраняли. У входа бункеров неизменно стояли часовые, неизменно… но не сегодня. Ближайшая «черепаха» стояла неохраняемой.
– 3 —
…а однажды Светлика товарищи угостили на улице грушей. Светлик не подумал, что руки надо бы вымыть, съел грушу и живот у него заболел. Поила мама Светлика ромашкой, и давала ему уголь… И болел Светлик два дня, так, что маме пришлось даже Доктора вызвать…
– 4 —
Пока старшие ребята решали между собой, идти или не идти «на разведку» в бункер, а если идти, то – кому, Мишка улаживал споры сам с собой. С одной стороны, он знал, что если кто-то их поймает, им влетит, и здорово влетит. Да еще и мама очень расстроится. Мама Мишку не лупила никогда, но вот пара дней молчания будет обеспечено, это точно. С другой стороны, показать себя трусом? Мишка вздохнул. Может не пойдут они еще никуда.
Через пять минут, несмотря на все свои страхи и сомнения дети цепочкой потянулись к раззявленному рту ближайшей «черепахи». Немного помедлили перед входом и, один за одним, быстро спустились по лестнице вниз. Ровно так быстро, чтобы успеть достигнуть второго уровня под землей, и спрятаться от подъехавших на грузовике солдат.
Выглядывая из-под сплетения металлических маршей лестниц, они видели, как солдаты быстро разгрузили грузовик и занесли тяжелые ящики, заставив весь первый ярус. Мужчины торопились, красные, потные, они не отмахивались от гнуса и комаров, круживших вокруг, а о перекуре даже и не заикнулись.
Один из водителей, старший среди них, выскочил из машины и так же молча, как и все, помогал таскать и складывать ящики.
– Все? – наконец, послышался его хриплый голос. – Быстро, за последней партией.
– А вдруг не успеем? – послышался слабый голос одного из солдат. – Здесь и так еды на тысячу лет…
– Выполнять! – прохрипел водитель. – Успеем!
И они уехали.
– 5 —
…друзья Светлика ловили рыбу, а Светлик уже полное ведерко поймал. Вот решил он пойти домой. Друзья его отговаривали, а Светлик хотел быстрее рыбу маме принести и пошел один. Пошел один, да и потерялся. И искали его потом и мама, и соседи все, да только к ночи нашли… ох, горюшко ты мое…
– 6 —
Волнение солдат передалось ребятам, да и, правда сказать, рисковали они сильно – понимали это все. Тут же шепотом было решено – уходим!
У Мишки аж мурашки по коже – до того хотелось уйти, а маленький Светлик в душе давно завывал от страха. Поэтому, как только заглох вдали шум мотора грузовиков, он первым рванул к лестнице. И не успел. По всей территории «базы» раздался истошный вой, знакомый по фильмам о войне, и бетонная плита, служившая бункеру дверью, опустилась, отрезав ребят от пути домой.
Тут же включилось освещение, заработали далекие двигатели, погнавшие ветерок мимо остолбеневших ребят. Стало не так темно и тихо, но намного страшнее. А потом послышался нарастающий гул, земля вздрогнула, раз, второй, третий…
Ребятня кинулась вглубь бункера по коридору, уходящему вниз. Вперед вырвались мальчишки, но Мишка был меньше всех, и поэтому отставал, отставал даже от девчонок. Наконец, он остановился, и как смог, дрожащим голосом, прокричал:
– Стойте… Стойте! Нельзя, нам нельзя… надо вместе…
– Стойте, стойте… – поддержали его девочки, которые бежать были уже не в силах.
Дети собрались вместе. Отдышавшись, решили отправить вперед разведчиков, но Мишка опять заголосил. Точнее, за него кричал Светлик, неразумный жучок, который так бы хотел сейчас быть рядом с мамой…
– Нам нельзя уходить по одному, можно потеряться. Надо решить куда идти, и потом идти всем вместе! – мальчик разрыдался, он теперь так жалел, что увязался за старшими, не послушав мамы, но остаться одному было еще хуже. – Послушайте, вот был жучок…
Рыдания, конечно, сбили эффект, но, в целом, его послушали…
– 7 —
Саша с самого начала был норовистым, знала же на что идет. Юлия прикусила губу. Каждый раз его приходилось чуть ли не уговаривать. Вот уже двенадцатое поколение Сошедших живет в темных пещерах, и до сих пор ритуал соблюдался неукоснительно, но Сашка… Она не раз провожала своего мужа до двери в холодные земли и знала, что он постарается уйти без спросу.
– Саша, ради меня, – забросила она удочку, когда они были еще далеко.
Подумать только, каждый месяц вот так!!! Угораздило же ее выйти замуж за добытчика. Но опыт есть опыт, и к моменту выхода на границу холодных земель они уже и поссорились, и помирились, и уговорила она его, конечно.
Перед дверью с большой оранжевой надписью «ХОЛОДИЛЬНИК» он посмотрел на нее долго-долго. «Только ради тебя», – говорил этот взгляд. «Спасибо» – ответила она глазами.
Парень обернулся спиной к двери и поднял руки в ритуальном жесте прошения. Юлия отступила в тень.
– Мама, можно мне пойти погулять? – проговорил Саша.
– Да, – ответила ритуальной фразой Юлия, – только не возвращайся домой поздно, мой Светлик.
Опять яичница!
– 1 —
– Не хочу! – Гарри постарался сказать это как можно более уверенно. – Все. Мне надоело.
– Гарри! – мама присела рядом на корточки, так, что можно было увидеть, как забилась венка на ее виске. – Милый!
Гари старательно таращился в пол. Он знал – стоит посмотреть в мамины глаза, и он съест эту проклятую яичницу до последнего кусочка.
– Гарри, посмотри на меня. Пожалуйста. Я обещаю, в понедельник мы съездим к доктору Куперу и я попрошу заменить тебе яйца, ну… хотя бы на молоко. Или хочешь – на мясо? Гарри? – мама, наконец, поймала его взгляд и улыбнулась. – Три дня. И я обещаю, мы что-нибудь поменяем.
– Хорошо, мам.
– Ну, тогда будь… героем-суперменом-бэтменом-робином… съешь яичницу, дорогой!
– Окей. Я ее поймаю, мэм. И уничтожу, мэм.
– Просто съешь, милый.
Гарри послушно принялся за яичницу, стараясь не думать о вкусе. Он, в общем-то, любил яйца. Раньше. Где-то лет пять назад. И он знал, что это – самый дешевый вариант, который они тем не менее едва могли себе позволить.
Молоко или мясо будут гораздо дороже. Не говоря уже о том, что придется ждать как минимум год, или два, когда найдется замена. Так что мамины слова были всего лишь попыткой уговорить его на два-три лишних утра с яичницей.
Организм Гарри перестал переваривать белок пять с половиной лет назад. Любая съеденная белковая еда вызывала мучительные боли и припадки, белок отказывался расщепляться и становился ядом спустя некоторое время после того, как попадал в желудок Гарри.
Врачи нескоро поняли, что с ним, а потом принялись за поиск решения. Они пробовали различные виды растительного белка, животный белок, высушенный, расщепленный… все бесполезно.
За те три месяца, в течение которых Гарри прошел через кучу тестов, он похудел на 10 килограмм. Затем ему прописали диету, и ушли еще пятнадцать, пока через десять месяцев не было готово решение. Десять кур-несушек с внедренной ДНК Гарри. К этому моменту он представлял собой скелетик, обтянутый кожей.
Каждое яйцо стоило баснословную кучу денег, однако, Гарри начал поправляться. Мама нашла вторую работу и Гарри знал, как ей тяжело приходилось, поэтому такие сцены, как сегодня, случались гораздо реже, чем его вспышки гнева и отвращения.
– 2 —
Вопреки ожиданиям Гарри, в понедельник они с мамой поехали в больницу. Доктор Купер встретил их улыбкой. Он уже не пытался веселить Гарри, как случалось раньше, нет, этот вопрос между ними был решен раз и навсегда на одном из первых приемов. Но, кажется, ему и впрямь нравился мальчик, терпеливо переносивший все, что ему преподнесла жизнь. Яичницу. На блюдечке. Гарри улыбнулся в ответ.
– Привет, Гарри! Здравствуйте, мисс Анакратер. Ну, что, – доктор решил сразу взять быка за рога, – Гарри, решил покончить с омлетом?
– С яичницей, доктор Купер. Омлет омерзителен.
– Угу-угу. Так что, и правда, решил?
Гарри опустил голову. Взгляд упал на мамины руки. Все в морщинках.
– А есть другой вариант?
– Есть, конечно. Но он будет дороже, и замена не будет быстрой, – кто-кто, а доктор Купер вилять не будет, они об этом договорились.
– Пожалуй, я осилю еще пару-тройку лет яичницы, доктор, – Гарри улыбнулся, но получилось криво.
– Отлично! Тогда обычный осмотр. Мисс Анакратер, я после приема еще с вами поговорю, не уходите, пожалуйста.
– 3 —
– Сводите его в лабораторию. Ему, определенно, будет интересно, что за зверушки трудятся для него. Может, это сделает еду приятнее, не знаю. Я договорился с доктором Тиисом, он вам устроит что-то вроде экскурсии.
– Можно сейчас сходить? Я отпросилась на полдня, и сейчас как раз есть время…
– Да, да, конечно. Я его предупрежу. Подойдите сюда – вот видите тот корпус? Серый. Нет, следующий. Доктор Тиис, он встретит на проходной. Удачи!
– 4 —
Доктор Тиис оказался молодым высоким блондином. Маме Гарри приходилось задирать голову при разговоре, а Гарри даже не делал попыток. Казалось, голова доктора раскачивалась где-то на уровне облаков, и сверху гудел голос – неожиданный для такого молодого мужчины бас. Впрочем, доктор был немногословен.
– Я ждал вас. Гарри? Привет. Мисс Анакратер? Добрый день. Я Адам. Идите за мной и постарайтесь не отставать.
Через десяток другой поворотов голос снова прогудел:
– Сейчас выйдем на улицу. Они в вольере.
– Они? – Гарри впервые с момента знакомства подал голос. – Я думал, она одна.
– Кто, курица? Нет. Тридцать шесть. У них физиология изменилась из-за человеческой ДНК… – тут доктор резко закрыл рот, решив, видимо, не говорить лишнего. Потом опять загудел:
– Тридцать шесть. Они должны давать потомство. Раз. Потом, они не каждый день несутся. Два. Они в целом живут дольше, чем обычные куры. Но все равно надо. Две мы уже заменили.
– Понятно, спасибо, доктор! – мама приобняла Гарри за плечи. Она уже была здесь один раз, когда ей передавали первую партию яиц, но самих несушек не видела. – А сколько они, вообще, живут?
– Не знаем. Самая старшая – больше четырех лет. Она первая. Остальные немного моложе.
С разговором они подошли к вольеру.
– Вот, видите? У них чисто. Там песок. Вот там ящик – это гнездо. Оно одно. Вот тут поилки. Это кормушки. Это газеты, чтоб не скучно. Они их клюют, рвут, в общем, пестрое нужно, чтоб заняты были. Иначе дерутся.
– Очень впечатляет, доктор Тиис! Я росла на ферме и знаю, что такую чистоту поддерживать непросто! Это… очень хорошо, – мама Гарри подобрала эпитет, в конце концов. – Они… немного больше обычных кур-несушек.
– В среднем в полтора раза. Тоже результат… а хотите посмотреть на ягнят? Мы растим ягнят для одной де… в общем, для пациента нашей клиники.
– О да, конечно. Да, Гарри?
– Нет, спасибо, я здесь постою.
– Хорошо, Гарри. Думаю, ты хочешь немного пообщаться со своими спасительницами. Мы вернемся скоро, да, доктор?
– Пять минут.
– 5 —
Гарри подошел к курам поближе. Теперь его от них отделяло только стекло с отверстиями для вентиляции. Все тридцать шесть стояли неподвижно, рассматривая его и издавая чуть слышные звуки. Действительно, большие. Перья коричневые, а вот гребешков почти нет. Может, порода такая?
– Привет. Вы меня спасаете, знаете?
Куры все так же, не шевелясь, смотрели на Гарри глазами-бусинами. Потом как по команде принялись за свое обычное куриное дело – грести лапками, клевать что-то с земли, занялись газетами. Гарри тоже отвернулся. Подумаешь, дело.
Он посмотрел на соседний вольер. Тоже птица, и дальше тоже. Надо было на ягнят идти смотреть. Со вздохом он повернулся к «своим» курам.
– Ну, что, спа…
Слова застряли у него в горле. Все куры, как одна, выстроились в шеренгу у задней стены вольера а на переднем плане, в усыпанной куриными следами песчаной подстилке красовалась накарябанная (как курица лапой… промелькнула в голове у Гарри мысль) но вполне различимая надпись: «Ну, тебе хотя бы лучше?»
Под знаком солнца
– 1 —
Болтая ложечкой в чашке кофе, Мила смотрела на Полис, дрожащая маревая тень которого колыхалась на горизонте. Нет, определенно, ночной вид лучше. Днем ближайший к резервации Милы город казался если не миражом, то жерлом доменной печи. Казалось, все лучи солнца сконцентрировались на бетонных конструкциях. Полис. Как они не расплавятся там? Мила знала – как.
Несмотря на адские условия проживания, окруженный со всех сторон высоченной бетонной стеной город был местом вожделения всех без исключения резервистов. В конце концов, именно там сконцентрировалась вся передовая техническая мысль. И если в резервации жителей от нестерпимого солнечного жара и радиации защищали толстые глиняные стены, то в Полисе кондиционеры и буферный купол гарантировал жителям вполне комфортные условия существования.
Мила осмотрелась вокруг. Интересно, через сколько поколений жители резерваций адаптируются к постоянному полумраку? А через сколько – поймут необходимость уйти под землю? – мелькнула шальная мысль. Мила не знала. Он же не технический специалист, фыркнула женщина. Откуда ей знать. И не генетик – когда они тут все выродятся?
И не историк, скрипнув зубами, констатировала она. Однако уже сейчас ясно, что резервация разлагается на два лагеря. Они пока живут дружно, эти два лагеря, а, может, и дальше будут жить дружно. Ну, нет… тут гарантий нет.
Первое поколение резервистов – это Мила и еще 38 человек, которых город выплюнул на раскаленную сковородку резервации. Ну, хорошо, давайте назовем их первопоселенцами. Это те люди, от которых город решил отказаться ввиду «небольшой степени задействованности в процессе жизнедеятельности Полиса».
Что это означало на практике? Это означало, что если вы художник, причем весьма посредственный, как Мила, то вам не найдется места в городе. Вы же не сантехник, и не строитель, о нет, вы даже не воспитатель. Художник – никчемная профессия. Это послужило уроком, и кафедра Изобразительных искусств опустела. А когда выкидывать стало некого, стали избавляться от тех, кто к моменту инициации не прошел квалификационный экзамен. Вот тогда стало весело – в резервацию начали поступать настоящие тупицы.
Однако город был щедр – разбойников, воров и наркоманов отправляли в гораздо более худшие условия. Но и тот контингент, который приходил через два, три десятка поколений после Милы, вызывал у нее тяжелую степень отвращения. Она так и не завела семью, несмотря на два сватовства. «Ну, нет, – решила она еще в первый день своего пребывания в резервации, – мои дети здесь жить не будут».
– 2 —
Не то чтобы отсюда невозможно было выбраться. Можно, конечно, если ты технический гений. Как Сандз, который изобрел принципиально новый способ генерации электроэнергии на основании разности дневной и ночной температур. Вы думаете, этот способ применили в резервации? Ха-ха.
Нет, Сандзу предоставили статус гражданина и должность руководителя цеха в Полисе. А ведь он был одним из тех, кто сватался к Миле. Кабы знать. Но вместо Милы в Полис в статусе жены Сандза уехала Ева с парой сопливых детишек.
Ну… и не надо кривить душой. Действительно талантливые люди: поэты, живописцы, композиторы – остались. А есть ли шанс вернуться в этом статусе? Мила не знала. Самое противное, что в резервации ей стали удаваться действительно приличные вещи. Может, не шедевры, но на твердую пятерку.
Мила носила свои произведения Патрику Снейду – ее преподавателю изобразительного искусства (третье поколение переселенцев), и он сказал, что они – «вполне». Что такое «вполне», можно было понять только зная Снейда. На их уроках он камня на камне не оставлял от Малевича или Кандинского. А любители импрессионизма и заикнуться не могли о своих предпочтениях.
Набросков у Милы накопилась уже толстая тетрадь. Надо бы отнести их прошить, и отправить в Полис, но она все медлила. Не из-за денег, а потому что понимала – это последний шанс. Больше такого не будет. Прошлогоднюю переаттестацию она пропустила, так как считала себя неготовой. Приближалась следующая, но уверенности у Милы не прибавилось ни на один процент.
Мила еще раз взглянула на дрожащее марево за окном-туннелем. Потом на недопитую чашку кофе. Надо было решаться, и она, оставив кофе на столе, схватила в охапку тетрадь и сумочку. Времени осталось совсем ничего.
– 3 —
Мила подошла к спискам переаттестованных. За три недели, которые прошли с момента подачи заявки, она пережила три стадии: надежды, злости и отчаяния. Теперь ей было все равно. На стене красовалась одинокая бумажка из двадцати фамилий. Неплохо, если учесть, что все население резервации составляло две тысячи человек. Это ж целый процент!
Так, посмотрим! Кизз, Томсин, Арбайт… Кто мешал сделать списки в алфавитном порядке?! Ах, да… они и есть в алфавитном порядке, только не по фамилиям, а по профессиям… Мила переместила взгляд в конец списка. Повар, портной… сантехник… швея… Еще раз: повар, портной, сантехник, швея. Да… художники снова не в чести…
Ну и ничего. Нечего было надеяться. Повар! Портной! Куда уж нам. Барометр милиного настроения качнулся в сторону красной отметки.
…
Так… если не можешь изменить реальность, измени свое отношение к ней – решила Мила после седьмой стопки текилы. И что хорошего в этом городе, а? Я вас спрашиваю? Кто там, вообще, остался? Сантехники? Маляры? Повара-ибн-кулинары? Да попади она в этот растреклятый Полис, ей бы не с кем было словом перемолвиться.
Здесь, здесь: кипит жизнь, настоящее высокоинтеллектуальное общество, сливки и кровь. Мы создадим свое государство, государство, основанное на принципах равноправия и уважения. А те, кто поступил суда после неудачной аттестации… ну что ж. Они тоже будут счастливы! Но мы, новая интеллигенция… столько возможностей… Калеб… великосветские вечера… империя солнца…
– 4 —
По счастью, алкоголь действовал на Милу быстро и безжалостно. Именно поэтому в тот вечер «великосветская» тусовка не узнала о грандиозных планах развития новой империи. А наутро Мила была слишком занята своей головной болью.
Ближе к обеду в дверь постучали, но Мила не открыла. Во-первых, на двери было четко написано, что с 11 до 17 часов она не принимает. Если, вообще, нашелся дурак, которому пришла в голову мысль тащиться в адскую жару до ее дома, ему придется разворачиваться и тащиться обратно.
Во-вторых, Мила еще утром убедилась, что выглядит она ужасно, и сильно сомневалась, что к обеду эта ситуация успела исправиться. К счастью, посетитель, видимо, впечатлился грозной надписью и больше не стучал. Зато в три часа в дверь просто забарабанили. О, что за день!
– Сейчас! Уймитесь там…
Мила глянула на себя в зеркало. Можно умыться и попробовать открыть. По пустякам бы так не стучали…
Мила умылась, почистила зубы и прошлась по волосам щеткой. И, наконец, пошла к двери. В комнату буквально ввалился Калеб.
– Ну ты, мать, любишь поиздеваться. На улице пекло, я же чуть не изжарился там!
– Рекомендую зонтик.
– Что? Ну, ты даешь. Не ждал, что на тебя это так подействует. Может, хоть стакан воды предложишь напоследок старому другу?
– Предложу. Кофе хочешь? – и, наслаждаясь гаммой эмоций, замелькавшей на лице друга, она пошла наливать воду. Расщедрилась и добавила два кубика льда. «Хоть кому-то сейчас также плохо, как мне», – пришла в голову идиотская мысль.
– А почему напоследок?
– Как ты можешь пить кофе в такую жару? – Калеб жадно выпил воду и принялся грызть лед. Моя ж голова.
– Калеб! Тише… ох.
– О! – похоже, так называемый «друг» и не собирался сбавлять тон. – Отмечала вчера, что ли? И, главное, не позвала никого!
– Да что отмечала-то? – терпение у Милы закончилось, и последнюю фразу она буквально прорычала.
– Ну как? Да ты что? Ты что списки не видела? Ты же там! В аккурат в самой середочке!
Вот урод! Ну, все.
– Калеб. Убирайся. Отсюда.
– Мила, – сбавил тон мужчина. – Мила, я ведь не шучу. Ты на букву «М» смотрела? Маляр, Мила Кравиц.
Маляр?! – у Милы потемнело перед глазами.
– 5 —
Проводить Милу собрались почти все резервисты – она была из первого поколения высланных и знала всех в лицо, если не по именам. Мила отвечала на улыбки и пожелания почти полчаса, так что водитель той колымаги, которую город выделил для перевозки резервистов, выразился в плане того, что ей не хочется уезжать. Ну, ничего, это не повод портить себе настроение. Она едет в Полис! И остальное уже неважно.
Муки творчества
– 1—
Тааак… Марина почувствовала, как ее щеки начинает заливать румянец. Ничего, милая, ты это заслужила. Сколько можно было, в конце-то концов, дурить всем голову? Она попыталась принять «это-еще-ничего-не-значит» вид, но… глава издательства смотрел именно на нее.
– Итак, продолжим.
Сэр Тр. Дж. Горни выпуливал русские фразы со скоростью теннисного мяча, отлетавшего от ракетки игрока первой – второй десятки мирового рейтинга. Откуда у него такой хороший переводчик, интересно было бы знать… наверное, индивидуальный заказ. Ох, до чего же не хочется раскошеливаться…
– Теперь, посмотрите на этот СЛАЙД.
Оооо… «слайд» было сказано с таким чувством, как будто Горни призывал всех взглянуть как минимум на божество. Что там смотреть и так все ясно. Вот она, четырехслойная карта издательства.
Объем написанного, «черноты» на сленге редакторов третьего тысячелетия, высился непобедимой горой, помесячная динамика протянулась на половину зала заседаний, заезжая краями на сотрудников, сидящих в первых рядах.
Похуже дела обстояли с пропущенными в дальнейшую обработку текстами. Хотя… в среднем, кажется, на уровне прошлого года. Да, последний месяц, конечно, не очень, но в среднем – неплохо… Многие издательства в кровь бы бились за такие цифры! А «Фрегат» с адмиралом Горни (Марина чуть не фыркнула) был недоволен.
Куда скромнее выглядел слой текстов, пропущенных после тестирования фокус-группами. Мамма мия! За последние пять месяцев объем текстов так рухнул, что задавил всю надежду на рождественские премиальные. Слабенькие фиолетовые завитки едва виднелись в разрезе трехмерной модели.
Что говорить о коммерчески успешных текстах? Их просто не было.
Сэр Тр. Дж. Горни многозначительно молчал. Он не зря собрал сюда самых успешных авторов издательства за последние несколько лет. Он хотел, чтобы они сами посмотрели на картину и рассказали ему, как, КАК? он теперь должен объяснять акционерам неуспехи этого года.
Вот тебе и веселое Рождество…
– Я прошу вас, господа и дамы, еще раз провести ревизию своих технических средств. К 20 декабря наш маркетинговый отдел готов представить нам план на будущий год. Мы должны быть готовы.
Горни обвел глазами зал. Его лучшие люди…
– Признаюсь вам, что мне предстоит нелегкая беседа с нашими акционерами. Мне предстоит им объяснить то, чего я сам не понимаю – почему лучшие авторы и лучшая маркетинговая служба в этой стране, и не только в этой стране, не принесла издательству ни одного цента прибыли. Я буду индивидуально беседовать с авторами, которые допустили наибольший непродуктивный расход ТСТ. У себя в почте вы найдете письма с приглашениями на беседу в мой кабинет, и я надеюсь, что вы воспримете все в правильном ключе.
Ого! А вот это – что-то новенькое. Обычно Горни осознавал, что в лице авторов он имеет дело с творческим людьми и все свои просьбы-пожелания всегда заворачивал в привлекательный «фантик» – совместный вечер в ресторане, воскресная поездка на отдых – все что угодно, только бы не сбить человека с процесса создания очередного шедевра. Дела-то и правда плохи.
И, кстати, у Марины, кажется – хуже всех. Ладно, пешочком в свой кабинетик. По пути придумаем, что делать дальше.
– 2—
Придется вымаливать у банка еще один кредит. Все в топку творчества – вот зачем ей понадобился этот летний домик. Надо было пользоваться гостиницей для авторов, любезно предоставляемой издательством всем, кто хотел отдохнуть. Но нет, ей же захотелось абсолютной тишины, а тишина в наше время стоит дорого.
Вот теперь – привет коллекторам. Если ситуация не исправится, ей непременно снизят ставку, а это значит, что не будет денег на платежи за домик. Не говоря уже о том, что последние два года она едва сводила концы с концами.
Новая машинка нужна была просто кровь из носу. Не надо было иметь редакторский допуск, чтобы видеть, что маринины тексты едва следовали техническому заданию. Нить повествования петляла загогулиной, а главного героя Марио в конце повествования вполне могло перевернуть в Торнундула.
Она, конечно, пробегала глазами тексты, но с учетом их объемов все прочесть было просто невозможно. Показалось ли ей, что редактор в последний раз косился на нее недобрым глазом? Марина дошла до кабинета и сходу полезла в сумку за визиткой кредитного агента…
– Анжелика, здравствуйте! Хотелось бы встретиться с вами. Сегодня?… – Марина покосилась на компьютер, на котором мигал значок почтового ящика. – Ннет… не очень… а завтра? Отлично! Завтра в двенадцать.
Набрав на всякий случай в грудь побольше воздуха, Марина открыла почтовый ящик. На самом первом месте красовалось письмо от бывшего мужа (Хотел напомнить, что подходит время платить страховку за дом, ты всегда забываешь…). Далее шел спам, спам, спам, потом напоминание от Вероники (Марина, напоминаю, что мы ожидаем вас на сеанс массажа сегодня в…) и все… а где же письмо от предводителя «Фрегата»? Хммм… странноватенько…
Ну, тогда – домой, что ли? Ах да, массаж. Уфф… отменить? Поздно. Никакого настроения. Ладно… поедем на сеанс массажа… Зря, что ли, она его добивалась. Бесплатные вещи в наше время нужно ценить.
– 3 —
Марина вышла из такси и решительно направилась в технический отдел магазина творчества. Кредит ей в итоге выделили, ведь добрая половина решающих судьбу ее кошелька были поклонниками ее таланта. Продавец в магазине, конечно, тоже ее узнала, и, конечно, повела к самым дорогим машинкам. Цена популярности.
– Так… – продавщица Кира начала с крайнего аппарата. – Это ТР-58Ш45, с функцией распознавания голосовых команд. В базу УЖЕ загружено более двух тысяч сюжетных линий, а еще есть база географических названий, имен собственных, и полный словарь растительного и животного мира. В предшествующей версии барахлила минералогическая база, но это исправлено. Включена функция постобработки, стандартный анализ чистоты текстов. В общем, загружай – хоть голосом, хоть напрямую – и получай готовый текст. Мы ее тестировали, знаете, и какие стихотворения она пишет! Это просто уму непостижимо… Стоит она, конечно, немало, но я вас уверяю, она прослужит года три, не меньше, до выхода новой модели и все эти три года с вашим-то талантом вы будете бесподобные книги писать. Я жду не дождусь ваш новый роман про Тести Вайстахена!
Марина оценивающе поглядела на машинку, потом лениво скользнула взглядом вниз, на стикер с техническими характеристиками, зацепив по пути ценник… Сколько?!
– Кира, спасибо, но, знаете, я ценю индивидуальность, прежде всего, и мне просто необходима модель с большим вмешательством создателя текста. Это… конечно, хорошая, очень удобная модель, но она не подойдет моей манере письма, понимаете?
– О, да! Конечно! Вы знаете, конечно! Как я не сообразила, ведь ваши книги и ценят-то многие за то, что они имеют эти милые пустячки, детали, знаете, небольшие погрешности, как из детства книгу читаешь… Эта модель вам точно не подойдет…
Кира подумала пару секунд, и, к облегчению Марины, направилась в конец модельного ряда. Одну из предложенных ею моделей, вторую или третью, Марина уже могла себе позволить. Что взять? Громоздкий МАС-89 или более компактный, но с меньшим количеством функций ПКР?
С МАСом она работала сейчас, с более старой моделью, конечно, так что это в любом случае – выгодный обмен. Она привыкла и к интерфейсу, и к выдаче, знала, где у машины слабые места… С другой стороны, МАС выглядел дешево… и стоил дешевле, одернула себя Марина. Вот мука!
В конце концов, она остановилась на ПКР. Впереди каникулы, за которые Марина попробует разобраться. На крайний случай существует такое понятие, как больничный, а в ее районной больнице – участковый врач, поклонник марининого таланта.
А ПКР совсем неплох! Конечно, составление текстов с ним уже не назовешь легким трудом, но несколько кварталов, а может быть, и лет, она протянет – все лучше, чем то старье, которое она использовала сейчас.
– Да, на домашний адрес, пожалуйста. Сейчас подпишу, да, и спасибо вам большое, Кира. Ждите новых рассказов!
Машинку доставят только вечером. Марине не терпелось ее увидеть на рабочем столе, но с конструкцией и с установкой задания придется разбираться. Марина в очередной раз ощутила укол сожаления, можно было выбрать старый добрый МАС… он так ее выручал… А теперь, как минимум, на полгода – зубы на полку…
Так, хватит нюни разводить, сейчас на работу, остались обязанности по присутствию на фокус-группе. «Хорошо, что не моей! – подумала Марина, – Позору было бы!»
Фокус-группы были обязательным этапом предпродажного тестирования для текстов, прошедших редакторскую проверку. На них непременно присутствовал представитель профсоюза и дежурный член коллектива авторов, и сегодня очередь была Марины.
– 4 —
Марина влетела в зал фокус-групп с опозданием в десять минут, но в удобных креслах, в которых обычно сидели профессиональные читчики, нанятые компанией для предоценки текста целевой аудиторией, все еще никого не было. По крайней мере, есть время отдышаться, и женщина буквально рухнула в ближайшее кресло.
До получки три денечка, а в кармане – ни гроша. Она рассмеялась. Ну и ладно, зато машинка есть теперь, новенькая и тексты снова будут на высоте… В зал зашла Наташа, секретарша, при виде Марины принявшая позу искреннего удивления.
– Марин, а ты что здесь делаешь? Фокус-группу же распустили. На сегодня все отменяется.
– Вот те раз. Нет, я с обеда в городе, по делам. Не знала. А на когда перенесли? На завтра?
– Ну, нет! Теперь надолго. Пока фокусизатор не починят, никаких сборищ не будет. Ай, ты же не знаешь… Представляешь что? Оказывается, фокусизатор сломался, и уже месяца три формировал фокус-группы из рук вон плохо, ну не по теме, то есть. Ну, вот текст приключенческий, а он формирует группу из медиков. Или научная фантастика, а он подбирает домохозяек. В общем… Марин, а ты что? Ой, Мариночка…!
Новейшее лекарство
– 1—
Профессор Аннабель Грюндер спешила на работу. Нет, она не прибавила скорости авто, и не стала пить растворимый кофе вместо заварного – этот вариант действий был для тех случаев, когда она опаздывала. А сейчас женщина просто спешила. И если кто-нибудь ее остановил и попытался обсудить погоду, он бы очень удивился: Аннабель мысленно была уже в своем офисе. Скорее всего, она ответила бы что-нибудь невпопад, или пробурчала пару нераспознаваемых фраз.
В такие моменты Аннабель могла бы вполне сойти за не вменяемого человека, если бы не ее безукоризненный внешний вид. А он презентовал женщину именно в том статусе, в каком она хотела предстать. Одежда, прическа, аксессуары – все указывало на успешного в бизнесе человека. Недаром пул частных инвесторов – интернациональных мегакорпораций, доверил именно фрау Грюндер управление крупнейшей в Германии психиатрической клиникой.
Там, под ее руководством собрались для совместной работы светила психиатрии. Общаться с некоторыми из них было ничуть не легче, чем с их пациентами, но фрау Грюндер удавалось составить действительно эффективные команды.
Зато… возможности были почти безграничны. Новейшие разработки, идеи которых возникали в стенах ее клиники, создавались и тестировались тут же. Многие из них инициировались и проводились под непосредственным ее руководством. И эта власть была действительно по плечу женщине. Несмотря на коммерческий успех, а, точнее – вопреки устоявшемуся общественному мнению, Аннабель была блестящим ученым.
Немногие, высоко ставившие ее талант управленца, действительно понимали, что является основой этого блестящего тандема: первичным был талант ученого, который дополняла коммерческая хватка, позволявшая из ряда проектов выбирать именно те, которые могли принести истинную пользу обществу. И прибыль инвесторам, конечно.
Сейчас ее занимал именно такой проект. Проект, который только по мере работы над ним позволил понять все его перспективы. И теперь оставался самый важный этап – тестирование и оценка эффективности.
– 2 —
Аннабель прошлась мысленно по своему сегодняшнему распорядку. В одном из домов Айтена, на Трисенштрассе, жила одна маленькая девочка, и сегодня профессор нанесет ей визит. Лаборанты профессора отобрали эту пациентку из многих, которые хотели войти в тестовую группу, и начинать надо были именно здесь. В Айтене.
Девочка была идеальным кандидатом. Одна из самых трагических для семей болезней – аутизм, была распознана родителями слишком поздно. Так бывает очень часто, вздохнула про себя профессор. Это же axioma, чем раньше начнется социализация, тем лучше она пройдет, тем быстрее ребенок вольётся в общество. Конечно, его дееспособным членом аутист не станет никогда. До самого конца жизни он будет требовать повышенного внимания со стороны родных и близких, и постоянно будет нуждаться в помощи… Так, значит, сейчас в офис, утренняя планерка и к Заре.
Зара и жила-то недалеко. Еще один плюс в ее пользу. На светофоре Аннабель взяла в руки планшет, открытый на странице диагноза. Зара Келебек, 5 лет. Аутизм. Две попытки суицида – пока родители поняли, что с их ребенком что-то не так. Суицидом, конечно, назвать это мог только непрофессионал, и Аннабель выделила этот абзац, чтобы напомнить своим помощникам о важности использования правильных терминов. Слова – в нашей профессии с особым вниманием нужно относиться к словам. Слова – это описание, это диагноз, и кто знает, чем обернется это слово в истории малышки. Когда пациенту пять лет, сложно понять, была ли попытка уйти из жизни преднамеренной.
Профессор отложила планшет. Она обсуждала на встрече в Центре эти два «случая», назовем пока их так, с родителями девочки. Первый «случай» позволил им открыть глаза на состояние дочери. Как и многие родители на их месте, очень долго они ждали, когда ребенок выйдет из своего мира, начнет говорить и общаться со сверстниками.
Аннабель вспомнила, как отец Зары – Александр, рассказывал ей, что даже когда симптомы стали действительно тревожными, они не хотели смотреть правде в глаза, а их педиатр только поддакивал, говоря, что все дети развиваются по-разному.
Родителей Зары у Аннабель обвинять не хотелось. Тяжело принимать ТАКУЮ действительность, если она касается того, кого ты любишь. А вот с педиатром Аннабель еще поговорит. Конечно, девочку ждет долгий процесс реабилитации в не очень комфортных условиях, и это с учетом завтрашней процедуры. Но можно было начать раньше, гораздо раньше.
– 3 —
Аннабель Грюндер постучала в дверь двухэтажного серого домика с глиняной черепицей. Как традиционно! На окнах стояли вазоны с цветами, но только на первом этаже. Второй этаж был лишен зелени. На окнах – решетки.
В отличие от домика, семья Зары не была традиционной немецкой Familie. Мать и отец – турки, переселенцы во втором поколении. Да, они были гражданами Германии, но отличие было видно сразу, или это несчастье наложило на них свой отпечаток? Мать Зары открыла профессору дверь, и это горе порхнуло из ее вопросительных и тоскливых глаз в глаза профессора.
– Ох, профессор Грюндер, заходите! – мать Зары каждую вторую фразу начинала с «ох». – Мы уже готовы. Проходите, сюда, наверх. Ох, не нужно. Здесь тоже можно в обуви. Зара? Нет, Зара – Босиком. Ох, да, конечно – как скажите. Может, кофе? Зара? Чай. Ей нравится ромашковый. Да? Хорошо…
Наконец, профессор оказалась в комнате Зары. Да. Обстановка спартанская. Мебель со спиленными краями была закреплена на полу. Решетки на окнах, мягкие игрушки, карточки в кармашках не стенах и полное отсутствие возможности залезть куда-либо – чтобы спрыгнуть. Оба несчастных случаев с Зарой были связаны именно с высотой.
Два раза мать теряла бдительность, два раза Зара забиралась повыше, чтобы потом спрыгнуть вниз. В первый раз все закончилось переломом, во второй – ее успели подхватить, когда она перелазила через перила третьего этажа в торговом центре.
– Вы хотите «поговорить» с Зарой? Мы готовили ее к этому две недели, ох, возможно, все получится.
– Нет, фрау Келебек. Я хотела сама посмотреть, как она живет, с чем играет. Сегодня мне не важен сам контакт. Завтра мы действительно будем общаться с ней.
– Уже завтра? Ох. Это чудо. Мы… даже не верили.
– Успокойтесь, все будет хорошо. Завтра я буду знать лучше, как помочь вашей девочке. Возможно, завтра я пойму, как ее лечить. В любом случае ваша жизнь станет легче.
– Да, мы очень ждем! Вы не представляете… Она стала так дышать в последнее время – сделает вдох и держит, держит в себе воздух… У детей высокий порог… Меня педиатр успокаивает, но я просто в отчаянии!
– До свидания, фрау Келебек. Завтра в 11 в Центре.
Аннабель улыбнулась, чтобы смягчить свои слова. Она не имеет права поддаваться эмоциям и не даст этой возможности матери Зары.
– 4 —
Неторопливая и точно взвешивающая слова и действия, Аннабель и сегодня была в своем амплуа:
– Уважаемые участники проекта. Сегодня мы принимаем нашего первого пациента – Зару Келебек. С ее диагнозом и историей вы могли ознакомиться в разделе проекта «Пациенты». Через десять минут она войдет в эту дверь и к этому моменту здесь должны остаться только те, с кем Зара уже общалась. Весь порядок действий уже расписан, поэтому повторять его я не буду. Прошу вас проявить профессионализм, благодаря которому вы вошли в команду этого проекта. Он обещает большой прорыв в лечении пациентов, подобных Заре, и в наших с вами силах – приблизить тот момент, когда мы сможем облегчить жизнь и больным аутизмом и тем, кто о них заботится. Итак, готовим площадку.
В кабинете, которым максимально возможно повторял интерьер Зариной комнаты, уже стояла постель для девочки. Сейчас они немного поиграют, только Зара и мать. Игра аутистов всегда исключает какой-либо участие, но мать просто будет рядом с ней. Еще один знакомый элемент интерьера. Успокаивающий.
Потом девочка попьет чай с добавлением успокоительного, и уснет. Настанет очередь лаборантов и Аннабель. К Заре предстоит подключить множество новейших медицинских приборов. Тысячи электродов будут фиксировать изменения в нервной системе девочки, сканирующее устройство – активность мозга, а портативный анализатор – измерять химические реакции, происходящие в ее теле. Электрокардиограмма, функции дыхания, мышечные сокращения – все это будет подсчитано и переведено в единый цифровой формат.
Но важнее всего тот, прибор, который являлся разработкой Аннабель Грюндер и ее команды. Это капсула, которая обнимет постель девочки вместе с маленькой пациенткой, после того, как она уснет. На основе ИНЦ – интерпретирующий нейронный центр позволит воспроизвести в мозгу реципиента, а им будет Аннабель, то, что видит девочка, позволит ощутить то, что чувствует маленький аутист и продвинутся в понимании того, что заставляет аутиста видеть мир таким – как он его видит, разобраться в отсутствии реакции на внешние раздражители и… Аннабель просто не хотела сейчас загадывать.
Но если на минуту представить все возможности… Она, опытнейший профессор психиатрии, надеялась распознать тот механизм, который следует подтолкнуть, химическим, конечно, способом, возможно, с помощью электростимуляции, который поможет аутистам наладить контакт с внешним миром. Поможет войти в общество, стать его полноценными членами, ходить на работу, иметь семью – жить полной жизнью, а не в роли куколки бабочки, закрывшейся в коконе от всего света.
– 5 —
Наконец, Зара уснула. Сон обещал быть глубоким, как минимум, два часа у них было в запасе. А первый сеанс профессор не собиралась делать более 10—15 минут в любом случае. Лаборанты быстро подготовили аппаратуру, и настал долгожданный момент – Аннабель надела себе на голову шлем-приемник. Сенсуализирующий костюм уже был на ней. Он был настолько напичкан датчиками, что Аннабель боялась в нем рукой пошевелить. Коллеги помогли ей улечся в капсулу.
В комнате стало тихо – все, кроме контролирующего состояние приборов персонала вышли за пределы эксперимента, а те, кто остался, были предупреждены о полнейшей недопустимости какого-либо шума. Все приготовились.
Процесс погружения был постепенным. Это было запланировано специально, по двум причинам. Во-первых, опыт производился впервые, и просто необходимо было протестировать системы передачи чувств, одни за одной. Во-вторых, никто точно не знал, что именно почувствует реципиент, и со стороны испытателей были высказаны вполне справедливые опасения наступления состояния шока.
Наконец, все системы были плавно подключены. Аннабель по-прежнему ничего не ощущала, но постоянно держала на контроле все ощущения, чтобы распознать то первое, не свое, а пациента. Но ничего не происходило, проходили минуты, десятки минут, молчала и аппаратура, и чувства женщины.
По условному знаку лаборанты начали процедуру переподключения. Один за одним, все приборы были переподключены, но никакого эффекта это не возымело.
Аннабель вздохнула. Пора было заканчивать процедуру: хотя никакого эффекта они не получили, девочка уже начала просыпаться. Ресницы подрагивали, Зара зашевелилась.
Неужели они ошибались? Как можно было предположить, что мозг девочки будет молчать во время всех циклов сна? Да, они не снимали предварительно энцефалограмму девочки во время сна – учитывая ее диагноз, это было очень затруднительно, но то, что в этот период активность мозга Зары просто будет отсутствовать, они предугадать не могли.
Аннабель все еще медлила, пытаясь обнаружить хоть что-то. Один-единственный проблеск, эмоция, физическое или химическое воздействие – одно уже это могло стать прорывом. Тщетно. Пора принимать решение.
Как жаль! Как чертовски жаль! Она надеялась помочь именно этой девочке, а теперь… теперь маленькую пациентку ждет безрадостное существование. Врачи ничем не могут помочь аутистам.
«Пора», – твердила себе Аннабель, снова круг за кругом проверяя чувства. Она почти физически ощущала взгляды коллег, ждущих от нее сигнала. Хотя до ее руки еще не дотрагивались – это было условным знаком того, что до окончания тестирования осталось 10 минут, внутренние часы Аннабель сигнализировали о том, что эксперимент близок к завершению.
И тут Зара открыла глаза. Это увидели лаборанты, находившиеся в зоне эксперимента. Аннабель увидела совсем другое.
– 6 —
На женщину обрушился поток информации. Сначала она не поняла, что с ней происходит – ни разу в жизни она не испытывала она таких ощущений. Тело ее стало очень легким и сильным, а воздух – плотным и теплым. Казалось, воздух выталкивает из себя – Аннабель поняла, с чем можно сравнить то, что происходило с ней сейчас – она однажды плавала в очень соленном озере, и ощущения были схожими, хотя и не одинаковыми.
Профессор понимала, что тело ее осталось лежать в удобной анатомической капсуле, но ощущения были столь реальны, что она решила допустить сознательное искажение реальности, чтобы полнее принять чувства девочки. Сориентировавшись в пространстве, Аннабель приняла горизонтальное положение.
Калейдоскоп цветных пятен стал отчетливее, но все еще малопонятен и не вполне знаком. Вокруг, но в большей части – внизу, в горизонтальной поверхности – подо мной – сформулировала Аннабель, болталось мигрирующее море разноцветных шаров.
Верхнюю часть пространства над горизонтом Аннабель ощущала как нечто бездонное, наполненное множеством силовых полей, которые, то отталкивали ее, то притягивали, заставляя кружиться в водовороте. Порой ей казалось, что она скользит по гладкой, идеально отполированной поверхности в виде горок и спусков, очень теплой и упругой.
Жаль, что передача запахов была отстроена очень слабо. Человеческая техника не могла расшифровать то многообразие оттенков и нюансов ароматов, на которые реагировали бесчисленные рецепторы человеческого носа – передача могла идти только в очень ограниченном диапазоне. Женщина сформулировала этот запах, как запах роз, и жизненный опыт дополнил пробелы техники.
Аннабель почувствовала, как напряглись мышцы, двигающие грудную клетку и живот – ей пришлось набрать побольше воздуха и задержать его. Сейчас воздух внутри нее прогреется от действия солнечных лучей, и она сможет подняться немного выше – это поможет оценить перспективу. Пора – и Аннабель взмахнула крыльями.
Она поднялась выше и понеслась вперед. Усилий не требовалось практически никаких – она просто принимала ощущения пациентки, а та, похоже, знала, как управлять полетом. Тело Аннабель распрямилось, голова запрокинулась назад – они начали еще более крутой подъем.
Следующие пять секунд прошло в непрерывном наборе высоты. Мир вокруг, казалось, был соткан из запаха и тепла солнечных лучей, которые давали практически ощутимую опору существу, которое сейчас поднималось к солнцу. Не давая телу долго наслаждаться покоем парения, Аннабель выдохнула воздух. Пришла пора спускаться – она увидела то, за чем, по-видимому, летела.
Волна аромата окутала ее, когда она приземлилась на большой махровый цветок туберозы. Под ногами она ощутила твердый и прохладный шелк лепестков, а затем – погрузила свой хоботок в серединку цветка.
Аппаратура не могла перенести вкус с необходимой точностью, и от этого чувства решили отказаться, посчитав несущественным. Аннабель могла лишь догадываться о том, какого вкуса была жидкость, которую она пила. Тем не менее в мозг поступил сигнал о насыщении. Еще секунда, и она снова поднялась в воздух. Вверх, в мир тепла… но у же не света.
Картинка, которую получал мозг Аннабель пропала, затем ушли звуки – неясный гул и шорохи… последним – и с ним расставаться было просто невыносимо, ушло чувство невесомости и тепла. Аннабель услышала, как лаборанты открывают ее капсулу.
– 7 —
Голоса, звучавшие резко и болезненно воспринимавшиеся отупевшим от контраста мозгом Аннабель, спрашивали о чем-то. Они явно волновались, и Аннабель заставила себя сконцентрироваться на словах коллег.
– Профессор, у вас все в порядке?
– Да. Все хорошо. Дайте мне прийти в себя. Как Зара?
– С ней все в порядке, мама уже достала ее из ИНЦ.
– Сколько времени прошло с момента ее пробуждения до момента отключения последнего прибора? Примерно?
– Мы вас отключили почти моментально, но все равно прошло больше минуты, раньше не получилось.
– Так. Хорошо, помогите мне выбраться, пожалуйста. Я должна подойти к Заре. Все вопросы – позже. Вы фиксировали?
– Да! – ответили сразу несколько голосов. – Это такой поток информации…
– Позже.
Аннабель подошла к Заре, которая сидела у матери на коленях и безучастно смотрела в стену.
– Фрау Келебек. Как ваша дочь себя чувствует?
– Ох, я не знаю… все как обычно. Она же не говорит, если что-то ее беспокоит. Понимаете?
– Да, конечно…
Профессор смотрела на Зару, избегая взгляда матери, но той все же удалось поймать и удержать взгляд Аннабель. В ее глазах была все та же скрытая боль.
– Профессор, вы уже знаете, как лечить Зару? Какие будут рекомендации?
– Еще рано говорить об этом… – начала Аннабель стандартную фразу, но, вспомнив свои ощущения еще пару минут назад, сменила курс. – Больше цветов. Как можно больше цветов в ее комнате. Сделайте так, чтобы окна выходили во двор – у вас же палисадник, да? Или, вообще – смените дом. Уезжайте в сельскую местность. Гуляйте с ней, выходите к реке, плавайте…
Аннабель резко прервала свою речь, увидев непонимание в глазах матери Зары.
– Мы… думали о лекарствах, каком-то кардинальном методе… о том, как сделать ее жизнь счастливой! Профессор?
Аннабель пришлось вздохнуть, прежде чем она сказала то, о чем не подумала бы никогда раньше:
– Поверьте, фрау Келебек, вы не сможете сделать Зару счастливее, чем сейчас. Это не медицинский вопрос, а общечеловеческий. Поверьте, Зара счастлива.
«А я?» – задала она себе мысленно вопрос. Отвернувшись от опешившей женщины, Аннабель пошла в свой кабинет. Надо готовить отчет, хоть какой-то отчет.