Причерноморье в Средние века (сборник)
под ред. С. П. Карпова

   Памяти Андрея Леонидовича Пономарева (1957–2014)

   Выполнено по программе реализации научного проекта «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанной Российским научным фондом (№ 14-28-00213)
   © Коллектив авторов, 2015
   © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015

Введение

   Настоящий том очередного, 9-го выпуска сборника «Причерноморье в Средние века», выполненный по программе реализации научного проекта «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанной Российским научным фондом (№ 14-28-00213), посвящается памяти видного отечественного ученого, активного участника осуществления проекта Андрея Леонидовича Пономарева, безвременно скончавшегося 2 октября 2014 г.
   По уже сложившей традиции нашей научной школы главный акцент в этом коллективном труде сделан на изучении новооткрытых и малоисследованных источников самого разного типа: от книг финансового делопроизводства и нотариальных актов до памятников материальной культуры, нумизматики, иных артефактов прошлого. В центре внимания авторов – история Средневекового Крыма и Северного Причерноморья, итальянских факторий, Золотой Орды и Крымского ханства, Понта и Малой Азии. Вместе с тем, в книге уделено немало место истории науки, архивным материалам, освещающим труды экспедиций и отдельных ученых, занимавшихся исследованием прошлого этого региона, все части которого были тесно связаны между собой в ходе исторического развития. Именно задача верификации знаний, достоверной исторической реконструкции сложных и нередко запутанных событий и поворотов в судьбах стран, городов и народов на берегах Великого, как его тогда назвали, моря была основополагающей для этого научного коллектива. В его составе сотрудники Лаборатории истории Византии и Причерноморья МГУ, историки и археологи Крыма, архивисты.

   С. П. Карпов

Introduction

   Te 9th issue of the miscellany “Te Black Sea Region in the Middle Ages”, prepared within the framework of the scientifc project “Black Sea and the Mediterranean World in the System of Relations of Russia, East and West in the Middle Ages” supported by the Russian Science Foundation (№ 14–28–00213), is dedicated to the memory of a prominent Russian scholar and active participant of the project Andrey Leonidovich Ponomarev, who died prematurely on October 2, 2014.
   According to the tradition of our scientifc school the main emphasis in this collective work is placed on the study of diferent types of newly discovered and unexplored sources: fnancial records, books of notarial acts, artefacts, coins and other monuments of the past. Te authors’ general scope pertains to the history of medieval Crimea and Northern Black Sea Coast, the Italian factories, the Golden Horde and the Crimean Khanate, the Pontus and Asia Minor. A lot of attention is dedicated to the history of science, archival materials, and the works of expeditions and of individual scientists engaged in the historical research of this region – all parts of which were closely connected through the course of history. Te fundamental tasks of the research team were to verify information and to create an accurate historical reconstruction of the complex (and ofen confusing) events and turns in the destiny of the countries, cities and nations on the shores of “the Great Sea”, as it was then called. Te team is composed of members of the Centre for the History of Byzantium and the Black Sea Region at Lomonosov Moscow State University, of Crimean historians and archaeologists, and of archivists.

   S.P. Karpov

С. П. Карпов
Итальянские морские республики и Золотая Орда. Кризис 1343–1349 гг. [1 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: В статье рассматриваются истоки глубокого политико-экономического кризиса, поразившего весь Евразийский материк в середине XIV столетия. Начавшись с, казалось бы, незначительного эпизода межэтнического конфликта в Тане (Азове) в 1343 г., он привел к конфронтации итальянских морских республик – Генуи и Венеции – с Золотой Ордой, а затем и к войне самих этих республик между собой. Пружины и динамика развития кризиса, дипломатические усилия по его преодолению, военные события и экономические изменения во всем Причерноморье анализируются автором на основе комплексного привлечения всех доступных ему источников.

   Summary: Tis article discusses the origins of a deep political and economic crisis, that afected the entire Eurasian continent in the middle of the 14th century. What began as seemingly minor episodes of inter-ethnic confict in Tana (Azov) in 1343, led to a confrontation between the Italian maritime republics (Genoa and Venice) and the Golden Horde, and then to a full-scale war between these republics. Te author, on the basis of a comprehensive examination of all the available sources, analyses the springs and dynamics of this crisis, the diplomatic eforts undertaken to overcome it, and the military events and economic changes that occurred throughout the Black Sea region as a consequence.

   Ключевые слова: Тана (Азов, Азак), кризис, Золотая Орда, хан, Византия, морские республики, Венеция, Генуя, Каффа, Причерноморье, Латинская Романия, навигация, галеи, торговля, налоги, купцы, нобилитет, фактории, консулы, магистраты, послы, архивы, нотарии, войны, осада, эпидемии, чума.

   Keywords: Tana (Azov, Azak), crisis, Golden Horde, khan, Byzantium, maritime republics, Genoa, Venice, Cafa, Black Sea region, Latin Romania, navigation, galleys, commerce, taxes, merchants, nobility, settlements, consuls, magistrates, ambassadors, archives, notaries, war, siege, epidemics, plague.

   Конфликт, начавшийся инцидентом в Тане в 1343 г., был частью глобальной кризисной ситуации середины XIV столетия. Тектонические процессы большого масштаба намечались как на Западе, так и на Востоке. Социальные потрясения вскоре коснутся всех крупных государств Европы и Азии. Первые раскаты грома уже слышны с начала 40-х годов. Византийская империя с 1341 по 1347 г. охвачена тяжелейшими междоусобными войнами, следствием которых было, в первую очередь, разорение балканских и окончательная утрата многих малоазийских территорий. С 1337 по 1355 г. они велись и в Трапезундской империи, достигнув апогея в 1341–49 гг. Сам Трапезунд становится жертвой туркменских набегов в 1341 и 1348 гг. Смерть последнего из могущественных ильханов, Абу Саида, в 1335 г. знаменовала период смут и в этом крупнейшем государстве Востока, контролировавшем южный торговый путь из Европы на Ближний Восток и в Среднюю Азию – Китай. В 1338 г. венецианцы, а в 1344 г. – генуэзцы (после разгрома их фактории) покидают Тавриз, столицу и главный торговый центр ильханов. Первые признаки нестабильности ощущаются и в Золотой Орде, но там смута начнется позднее, со смертью Бердибека в 1359 г. Депрессивные тенденции проявляются и в экономике итальянских морских республик. Вся Западная Европа еще до Черной смерти и катастроф середины века начинает ощущать демографический спад. Наступивший глобальный кризис, одним из стартовых событий которого было падение Таны в 1343 г., предельно обострил все негативные тенденции в социально-экономическом и политическом развитии Западной, Южной и Восточной Европы, Ближнего Востока, быть может, меньше сказавшись лишь на некоторых странах и регионах Центральной и Северной Европы [2 - См. об этом подробнее: Карпов С. П. Кризис середины XIV в.: недооцененный поворот? // Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики / Отв. ред. акад. Г. Г. Литаврин. СПб., 1999. С. 220–238; Idem. Black Sea and the Crisis of the mid XIVth Century // Tesaurismata. 1997. T. 27. Р. 65–77.].
   Детальное изучение кризиса 1343–1349 гг. по всем доступным источникам все еще не проведено, несмотря на многочисленные публикации, так или иначе касающиеся этой темы и цитируемые ниже. Поэтому мы и сочли необходимым постараться дать системную реконструкцию этого важнейшего события, произошедшего на стыке Азии и Европы, в самом сердце Золотой Орды и на самом далеком форпосте итальянской колонизации.
   Именно в Тане постепенно накапливавшиеся трения венецианцев с татарами из-за уплаты налогов и обстановка взаимного недоверия создавали почву для взрыва, который мог произойти неожиданно [3 - В постановлении венецианского Сената этот инцидент так и характеризуется – «occasione casus inopinati»: Archivio di Stato di Venezia, Senato, Misti (далее – SM), XXII, f. 58v (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXΙΙ (1344–1345) / A cura di E. Demo. Venezia, 2007 (далее – SMR), XXII, N 455) – 20/XI 1344.] и по самому незначительному поводу. Так и случилось в сентябре 1343 г. [4 - Дата инцидента приведена в нотариальных актах генуэзского нотария Томмазо Казановы: ASG. Notai, 232, f. 36v, 95v. См.: Карпов С. П. Кризис Таны 1343 г. в свете новых источников // ВВ. 1994. Т. 55 (80). Ч. 1. С. 121–126; Idem. Génois et Byzantins face à la Crise de Tana de 1343 d’après les documents d’archives inédits // Byzantinische Forschungen. 1996. Bd. 22. S. 33–51 (с публикацией источников).]
   То, что произошло в Тане в сентябре 1343 г., с разной степенью подробности и достоверности описано венецианскими, генуэзскими, византийскими и иными историками и хронистами. Пожалуй, наиболее полное описание содержится в хронике швейцарского минорита Иоханна из Винтертура, куда оно попало, наверняка, из уст или записей очевидца [5 - Свидетельств о пребывании самого Иоханна на Востоке не обнаружено. См.: Die Chronik Johanns von Winterthur (Chronica Iohannis Vitodurani) / Hrsg. F. Baethgen, C. Brun. Berlin, 1924. (MGH, Scriptores; N.S. T. 3). P. XIX. Возможно, он воспользовался какими-то материалами своего Ордена, занимавшегося активной проповеднической деятельностью во владениях Золотой Орды. Ср. аналогичный случай при описании мученичества в Сарае минорита Стефана из Венгрии (1334 г.): ibid. P. 147.]. Не приводя названия Таны, а лишь говоря о ней как о «приморском месте» (circa loca eciam maritima), хронист сообщает, что некий богатый и могущественный язычник (paganus) в ярости ударил знатного венецианца кулаком или плетью [6 - Известно имя этого ордынца – Ходжа Омар, Choacaamar в венецианской транскрипции: ASV. Senato, Misti (далее – SM), XXII, f. 27v–28r (SMR, XXII, N 205; 207). А. П. и В. П. Григорьевы отождествляют его с полководцем Марходжой русских летописей, участником похода под Торжок в 1316 г.: Григорьев А. П., Григорьев В. П. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции. СПб., 2002. С. 79–80. Отождествление не бесспорное, учитывая значительный разрыв двух событий по хронологии (1316 и 1343 гг.). М. Г. Сафаргалиев и Ю. В. Селезнев считают, что он был наместником хана – даругой: Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций: (Из опыта образования и распада империй X–XVI вв.). М., 1996. С. 369; Селезнев Ю. В. Элита Золотой Орды: Научно-справочное издание. Казань, 2009. С. 208 (Селезнев называет его «Хазамер» и ошибочно относит эпизод в Тане к 1347 г.). По мнению В. Л. Мыца, он был ордынским должностным лицом – таможенником (Мыц В. Л. Художественный образ хана Узбека на фреске Амброджо Лоренцетти «Мученичество францисканцев» // Золотоордынская цивилизация. 2013. № 6. Казань, 2013. С. 138). Постановления венецианского Сената именуют его просто «Saracenus».]. Когда же тому представилась возможность отомстить за обиду, он вместе с другими венецианцами напал на дом татарина и убил его и его домочадцев. Опасаясь нападения татар на Тану, венецианцы предложили генуэзцам действовать совместно, намереваясь вернуть татарам их имущество и трупы убитых, дабы избежать ответных действий «язычников». Однако генуэзцы отклонили их предложение и, воспользовавшись случаем, напали на татар, захватили столько имущества, сколько поместилось на их судах, а затем отплыли на родину. Тем временем татары, собравшись в большом числе, потребовали от венецианцев выдачи убийцы, а когда те отказались это сделать, напали на венецианцев, убив 60 человек. Те, в свою очередь, с помощью греков, завязали сражение, в котором погибло, как писал хронист, 2000 язычников [7 - Die Chronik Johanns von Winterthur. P. 219. 11–220.2.]. В описании явно прослеживаются антигенуэзские мотивы (возможно информатор был из венецианского лагеря?) и искажение действительности в том, что касается быстрой эвакуации всей генуэзской фактории. Значительные цифры потерь генуэзцев в Тане в результате нападения ордынцев [8 - См.: Карпов С. П. Кризис Таны…; Idem. Génois et Byzantins face à la Crise de Tana…] опровергают это, хотя самовольные действия части генуэзских купцов и патронов кораблей, вопреки интересам и безопасности генуэзской фактории в Тане, исключить нельзя.
   Близкое к этому описание встречается в венецианской хронистике. Анонимный хронист середины XIV в. (т. н. Хроника Энрико Дандоло) и историк начала XV в. Антонио Морозини, например, писали, что венецианский нобиль (имя его авторы не называют) претерпел оскорбление от одного сарацина и ночью, ворвавшись в его жилище вместе с компанией, изрубил его и всю его семью. Началась смута, и те, кто прибыл на галеях и кто смог, бежали на суда, бросив товары и терпя убытки. Также поступили и некоторые генуэзцы, понеся урон. Некоторые из них смогли спастись на венецианских галеях [9 - Cronica di Venexia detta di Enrico Dandolo, origini – 1362 / A cura di R. Pesce, presentazione di A. Caracciolo Aricò. Venezia, 2010. Р. 122–123; Il Codice Morosini. Il mondo visto da Venezia (1094–1433) / Edizione critica, introduzione, indice e altri apparati di A. Nanetti. 4 tomi, con fac-simile della carta nautica di Francesco de Cesanis datata 1421. Spoleto, 2010. T. I. P. 60–61; Te Morosini Codex / Ed. by M. P. Ghezzo, J. R. Melville-Jones, A. Rizzi. Vol. I: To the Death of Andrea Dandolo (1354). Padova, 1999. P. 110.].
   Венецианский историк, канцлер Крита, Лоренцо Моначи (1375–1429) всю вину за происшедшее возлагает на дерзкого татарина, давшего пощечину представителю рода Чиврано и убитого мечом на месте. Последствием стало то, что татары собрались вместе, напали на «латинян», бежавших на корабли и оставивших на берегу убитых, раненных, пленных, а также товары и имущество. Но почти сразу же венецианцы попытались примириться с ханом, чему мешали генуээзцы, блокировавшие доступ в Черное море и принудившие венецианцев торговать там только через генуэзскую Каффу, испытывая значительные неудобства и траты. Именно конфликт в Тане открыл путь к новой войне двух морских республик и ее автор объясняет ограничительной политикой и гордыней генуэзцев [10 - Laurentii de Monacis Veneti Cretae cancellarii Chronicon de rebus Venetiis ab u. c. ad annum 1354, sive ad conjuracionem ducis Faledro. Accedit ejusdem Laurentii Carmen de Carolo II, Rege Hungariae / Omnia ex mss. editisque codicibus eruit, recensuit, praefationibus illustravit Fl. Cornelius. Venetiis, 1758. P. 207–208.].
   В результате, писали хронисты, навигация в Тану оказалась прерванной на пять лет, притом в условиях, когда действовал папский запрет на торговлю с Александрией, что делало ущерб еще более ощутимым. И первое, что предприняли венецианцы, было заключение соглашения с мамлюкским султаном о разрешении торговать в его владениях [11 - Cronica di Venexia… Р. 123; Il Codice Morosini… T. I. P. 61; Te Morosini Codex… P. 110.]. Торговля в Тане была столь значимой, что при ее прекращении потребовался компенсаторный механизм.
   Осведомленный флорентийский хронист Джованни Виллани добавляет, что в ходе столкновения пострадали и иные «латинские» купцы, включая флорентийцев. 60 западноевропейских купцов оказалось в татарском плену, где они провели более двух лет. Потери венецианцев при этом составили, по его оценкам, более 300 тысяч флоринов, а генуэзцев – 350 тыс. [12 - Iohannis Villani Florentini Historia universalis // RIS. 1728. T. 13. Col. 907–908.] Позднее Сенат оценит прямые зарегистрированные потери купцов от инцидента в Тане в 166 215 дукатов [13 - ASV. SM, XXIX, f. 49r (SMR, XXIX, N 418) – 27/II 1360.]. К этому, конечно, добавлялся урон от потери недвижимости.
   Опосредованно указанные цифры подтверждаются сведениями о потерях отдельных купцов, содержащимися в уникальных материалах фонда Grazie Большого Совета Венеции, где специальные судьи комиссии по помилованию выносили вердикты по петициям, утверждавшиеся затем Кварантией и Большим Советом [14 - См. об этом суде: Favaro E. Cassiere della bolla ducale Grazie-Novus Liber (1299–1305). Venezia, 1962.]. Грациано Наваджеро был ограблен на 400 дукатов и потерял в Тане от нападений «сарацинов» еще 2000 дукатов [15 - ASV. Grazie, XI, f. 1v – 11/III 1345. Потери были столь существенны для его бюджета, что единственным средством поддержания его семьи стало предоставление ему одной из невысоких должностей, дабы он мог жить на получаемый оклад. Это, между прочим, косвенно свидетельствует о притягательности Таны как места прибыльных инвестиций в 30-е – нач. 40-х гг. XIV в.]. В числе потерпевших «в Романии» в 1343 г. упомянута и семья да Мосто [16 - ASV. Grazie, X, f. 83r – 27/II 1345.]. Владелец торгового судна Лоренцо Морозини, закупивший в Тане кожи и осетров на 3000 дукатов, потерял весь груз в ходе конфликта [17 - ASV. Grazie, X, f. 33v – 27/III 1344. В качестве возмещения власти Венеции предоставили ему на год в управление подестат города Эмоны (ныне Новиград/Cittanova, Истрия).2]. Все товары торговой компании семейства Виадро также погибли в Тане [18 - ASV. Grazie, X, f. 42v – 26/V 1344.]. Купец Дзанино Больду вложил в торговлю с Таной все свое состояние (столь она была прибыльной и привлекательной), но потерял все во время смуты. Чтобы возместить потери многодетного отца (у него было 5 детей), власти Венеции предоставили ему с рассрочкой уплаты на 5 лет одну из старых галей коммуны [19 - ASV. Grazie, X, f. 16r – 1/XI 1343.]. Из-за огромных долгов, обременявших его в результате ограбления в Тане, Больду, нарушая запрет торговли лесом с мамлюкским Египтом, отправился в Александрию. Сбыв там лес, он не ограничился этим, но и саму галею продал двум генуэзцам. За все это он был оштрафован и умильно просил о сложении штрафов высшие власти Венеции, которые из сострадания простили ему большую часть взысканий (из 34,5 лир гроссов и 500 лир пикколи за персональное нарушение он должен был после помилования уплатить лишь 15 лир гроссов) [20 - ASV. Grazie, XI, f. 17v – 15/VI 1345.]. Решение о предоставлении в кредит галеи было принято также и в отношении дважды потерпевшего урон (сначала во Фландрии, а после переселения оттуда в Тану – в этой фактории) отца четырех детей и патрона судов Луки Марина [21 - ASV. Grazie, X, f. 26r – 20/II 1344.].
   Венецианская республика всегда принимала во внимание тяжесть ущерба, понесенного купцами в Тане и, когда могла, по петициям купцов предоставляла им освобождение от каких-либо штрафов, взысканий или, как мы видели, предоставляла на какой-то срок выборные магистратуры с определенным жалованием. Она, впрочем, не предоставляла прямых компенсаций или займов потерпевшим. Еще один характерный пример находим в материалах Grazie. Венецианский нобиль Андреоло Веньер пострадал от инцидента в Тане. Желая каким-то образом компенсировать свой урон, он отправился в Романию на невооруженном корабле и закупил там кожи-бокараны для реализации в Венеции. Сделка успеха не принесла. Продал он свой товар с убытком, да еще и был оштрафован на сумму его стоимости, 25,54 лиры гроссов (255,4 дуката) за то, что перевозил дорогостоящий груз на невооруженных судах. Из милости и во внимание к его положению, судьи и Кварантия отменили большую часть штрафа, оставив выплату лишь его десятой части, 25 дукатов, как символическое наказание за нарушение закона [22 - ASV. Grazie, XI, f. 51v – XI 1345.].
   Генуэзский хронист Джорджо Стелла скупо сообщает, что из-за столкновения с татарами генуэзцы и венецианцы были изгнаны из Таны и потеряли все свое имущество, причем ущерб генуэзцев и их людские потери были значительны [23 - Georgii Stellae Annalles // RIS. T. XVII/2. P. 138.].
   Вполне информированный византийский историк, экс-император Иоанн VI Кантакузин, не расходится по сути с описаниями западноевропейцев. Случилось так, пишет он, что какой-то венецианец вступил в спор c неким «скифом» (татарином). Дело дошло до убийства. Татары вступились за соплеменника, а латиняне – за своего, и началось общее побоище между ними; многие из латинян были убиты, татар же – вдвое больше. Затем латиняне вернулись на корабли, а «скифы» не могли этого сделать, так как не владели искусством навигации, и осадили Каффу, крепость (фрурию), построенную генуэзцами на морском побережье «Скифии». Осада длилась безрезультатно 2 года, были значительные потери жителей от сражений и материальные издержки латинян. Несмотря на слабость тогда еще не вполне отстроенных стен, защитники отважно сражались, генуэзцы потратили немало средств от торговли на наемников и понесли значительные убытки [24 - Ioannis Cantacuzeni Historiarum libri IV / Ed. J. Schopen. Bonnae, 1832. T. 3. P. 191–192.]. Другой византийский историк, Никифор Григора, переместил происшествие в Тане в рассказ об обосновании генуэзцев в Каффе, строительстве их фактории в результате недавних договоров с ханом – правителем «Скифии» и росте присущей латинянам гордыни, повлекшей к войне. Один из генуэзцев, как пишет Григора, оскорбил словами на площади некоего «скифа». Тот ударил его кнутом и был зарублен мечом. На площади произошла большая сумятица (θόρυβος). Глава «скифов» исполнился гневом, считая произошедшее нарушением его суверенных прав, и потребовал, чтобы латиняне покинули город, что те отказались делать, с оскорблениями отослав посла назад. В ответ хан осадил город (разумеется, Каффу) и безуспешно вел войну, ибо генуэзцы укрепили город, снабжали его по морю и, вдобавок, дестабилизировали торговлю татар хлебом, вызвав его нехватку, а также брали полон в принадлежащих татарам приморских местах. Так осаждавшие превратились в осажденных [25 - Nicephori Gregorae Byzantina historia / A cura L. Schopeni. Bonnae, 1830. T. 2. P. 683.16– 687.17.]. Таким образом, Григора точно излагая мотивы действий сторон, смешивает события в Тане и последующую осаду Каффы.
   Венецианский хронист Пьетро Джустиниан (как и Антонио Морозини) сообщает, что кризис разразился, когда в Тане находились прибывшие туда 10 торговых галей Венеции, капитаном которых был Николо Беленьо [26 - Venetiarum Historia vulgo Petro Iustiniano Iustiniani flio adiudicata / A cura di R. Cessi e F. Bennato. Venezia, 1964. P. 226.]. По документам Сената мы знаем об отправке в Тану из Венеции 22 июля 1343 г. этого каравана из 7 аукционных галей и двух галей, снаряженных самой коммуной. Однако к каравану могли присоединяться и другие, в том числе – невооруженные, суда. К 22 ноября 1343 г. все эти корабли уже вернулись в Венецию, причем в постановлениях Сената отмечено, что они претерпели значительный ущерб [27 - ASV. SM, XXI, f. 28r–29v, 44r, 46v, 76v, 77v, 83v (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXI (1342–1344) / A cura di C. Azzara e L. Levantino. Venezia, 2006 (далее – SMR, XXI), NN 234–249, 380, 392, 602, 611–612, 657) – 19/IV, 7/VII, 12/VII, 19/VII, 22/ XI, 1/XII, 30/XII 1343. На галеях «линии» из Таны перевозилось серебро и дорогие ткани, по поводу исчисления и взимания фрахта с которых между купцами и патронами разгорелся немалый спор, рассматривавшийся и Большим Советом, и Сенатом: ASV. Maggior Consiglio, Spiritus, f. 136r – 4/I 1344; ASV. SM, XXI, f. 75v (SMR, XXI, N 595) – 18/XI 1343; Balard M. La Romanie Génoise (XIIe – début du XVe siècle). Roma-Genova, 1978. T. II. P. 645.].
   Итак, в сентябре 1343 г. сравнительно большой венецианский флот, а также и генуэзские суда, стояли на рейде Таны близ устья Дона. Николо Беленьо был опытным капитаном. Он водил в Тану караван судов до 1333 г. [28 - ASV. Avogaria di Comun, 3641, Raspe, 1, f. XXXIVr-v – 24/I–11/II 1334.], был и позднее связан с торговлей в Причерноморье [29 - ASV. Commemoriali, III, f. 202v (I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti / A cura di R. Predelli. Venezia, 1878. T. 2, III, N 571) – 17/V 1342.]. Являясь капитаном, Беленьо, возможно, пытался остановить разразившийся конфликт, приказав казнить на свой галее захваченного «сакерия» (мародера?), за что по возвращении в Венецию держал ответ перед судом и, после длительных дебатов, был приговорен к штрафу в 200 лир и запрету в течении 5 лет избираться консулом Таны [30 - ASV. SM, XXII, f. 26r (SMR, XXII, N 191–192) – 27/V 1344. Изначально члены Совета испрошенных выражали сомнения в его виновности. Решение о суде над ним было принято большинством только в 1 голос (при 39 «за», 38 «против» и 8 воздержавшихся). В качестве наказания предлагались штрафы от 100 до 5000 дукатов. Сенаторы выбрали среднее.].
   Пьячентинский историк и нотарий Габриеле Муссо сообщает, что Тана, находившаяся на подвластной татарам территории, которую посещали многочисленные итальянские купцы, из-за некоего инцидента была осаждена и захвачена (obsessa et hostiliter debellata) напавшими на нее татарами. В ходе боя многие венецианцы были убиты или получили ранения [31 - Например, баллистарий галей Таны Джованни Канадза был тяжело ранен в голень и не мог долгое время участвовать в навигации: ASV. Grazie, X, f. 38v – 2/V 1344.]. Пострадали от ограблений и попали в плен венецианцы, путешествовавшие по суше по татарской территории по ранее казавшимся безопасными торговым путям. Один из них, нобиль Николетто Дольфин, рассказывал позднее, что его захватили далеко от Таны, отняли все товары, как его собственные, так и принадлежавшие другим людям, ограбили до рубашки, связали и увели в Орду, где содержали нагим в тесном помещении. Купец испытывал голод. С большим риском для жизни ему удалось бежать, добраться до своих и взять у них заем 12 лир гроссов для выплаты помогшим ему освободиться и на путевые расходы до Венеции. Возвратившись, он просил, ради хоть какой-то компенсации, учитывая и службу Республике его отца, предоставить ему торговые привилегии по закупке 1200 модиев соли и ее доставке с Сардинии до Риальто, получил их, но не смог ими воспользоваться [32 - ASV. Grazie, X, f. 42v – 26/V 1344.]. Изгнанные из Таны христианские купцы нашли свое убежище за стенами Каффы, которая затем подверглась трехлетней осаде, пережить которую помогало снабжение города всем необходимым кораблями с моря [33 - Tononi A.G. La Peste dell’anno 1348 // Giorna le Lig ustico. 1884. Vol. X I. P. 144–145.].
   Муссо не вполне точно описал обстоятельства конфликта и изгнания венецианцев и генуэзцев из Таны, но верно отразил возникшую после 1343 г. ситуацию. В осаждавшем Каффу войске, продолжает историк, вспыхнула эпидемия, уносившая тысячи жизней, и всякое лечение оказывалось безуспешным перед этой небесной карой. Тогда обессиленные осадой татары стали забрасывать в город трупы зараженных, стремясь вызвать среди осажденных болезнь. Те выкидывали их в воду. Зараженными, по словам Муссо, оказались и воздух, и земля, и вода. Это описание забрасывания трупов при помощи катапульт не встречает подтверждения в других источниках (Муссо не был тогда в Каффе и опирался на рассказы очевидцев, возможно, живописуя ужасающими деталями свое повествование), однако сам контакт с Ордой, где свирепствовала эпидемия, не мог не способствовать распространению чумы и в Каффе, и в других городах Северного Причерноморья. Муссо отмечает, что чума свирепствовала на Востоке в Китае, Индии, Персии, Мидии, Армении, Грузии, Месопотамии, Нубии, Эфиопии, Туркомании, в Египте, среди арабов и греков и на всем Востоке до 1348 г. Зараженные чумой моряки принесли ее во все посещавшиеся ими порты, прежде всего – в Геную и Италию [34 - Ibid. P. 145–146.]. Другие хронисты, как, например, венецианец Карольдо, связывают распространение чумы из Татарии, затем Греции, с товарами, привезенными оттуда в Венецию через Константинополь [35 - Caroldo Giovanni Giacomo. Istorii Veneţiene. Vol. III. De la alegerea dogelui Andrea Dandolo la moartea dogelui Giovanni Delfno (1343–1361) / Ediţie îngrijită de Ş. V. Marin. Bucureşti, 2010. Р. 28.].
   Осведомленный генуэзский хронист Джорджо Стелла описывает осаду Каффы несколько иначе. Он не упоминает о забрасывании трупов, но пишет об использовании татарами 12 стенобитных и метательных машин, наносивших большой урон оборонявшимся. Лишь благодаря смелой ночной вылазки генуэзцам удалось сжечь эти машины и убить более 5 тысяч противников [36 - Georgii Stellae Annalles // RIS. T. XVII/2. P. 139.]. Несмотря на явные преувеличения в исчислении потерь, хронист показывает момент перелома в ведении осады.
   Чума и людские потери в войске прекратили осаду Каффы. Но значительное число венецианцев и генуэзцев, ранее находившихся в Тане и на территории Орды, попало в плен к татарам и содержалось в Сарае и других городах. Условия их содержания были, тем не менее, сносными – хан не отрезал себе возможностей последующей договоренности с морскими республиками [37 - Morozzo Della Rocca R. Notizie da Cafa // Studi in onore di A. Fanfani. Vol. 3. Medioevo. Milano, 1962. N 7. P. 285–286 (список некоторых имен купцов, оказавшихся в плену).]. Среди них были купцы, давно торговавшие в Орде, хорошо ее знавшие и представлявшие интересы своих партнеров в Венеции и Генуe, как, например, Николо Гата, фактор знаменитого Пиньола Дзукелло [38 - Lettere di mercanti a Pignol Zucchello (1356–1350) / A cura di R. Morozzo Della Rocca. Venezia, 1957. P. 16–21, 118–119; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 285.], Алоизио Квирини [39 - ASV. SM, XXII, f. 18r (SMR, XXII, N 108–109) – 22/IV 1344.] и многие другие [40 - См., напр.: Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 285.].
   Не все имущество венецианцев было потеряно, несмотря на то, что в нападении на факторию и в военных действиях против нее участвовали все «сарацины и татары, проживавшие в Тане». Капитану галей удалось отплыть, взяв на борт часть товаров и имущества венецианцев и других латинян, и прибыть в Венецию [41 - Venetiarum Historia vulgo Petro Iustiniano… P. 226.]. Значительная часть купцов с товарами оставалась в Константинополе, и в начале 1344 г. Сенат решил послать туда 2 галеи для поддержки торговли в Романии или вывоза товаров. Все это свидетельствовало как о значительности объема торговли с Таной, так и о сохранявшейся надежде возобновить доходный viagium, на желание купцов «ire ad Tanam vel in Romaniam», несмотря на то, что, как сказано в документе, «via Tane expiraverit propter casum occursum» [42 - ASV. SM, XXI, f. 85r (SMR, XXI, N 673) – 12/I 1344.].
   Прямые последствия от начавшегося конфликта с Ордой оказались весьма болезненными для морских республик, да и для всей Европы. В Италии и в Византии стала ощущаться нехватка хлеба и соленой рыбы, привозимой из Причерноморья, важного элемента рациона питания. Быстро удвоились цены на специи и шелк, возросла стоимость рабов, возникли проблемы с экспортом товаров, прервались налаженные связи с рынками Поволжья, Прикаспия, Персии, Средней Азии, Индии и Китая, проходившие через Тану и Каффу. В. Гейд справедливо отмечал первостепенную роль Таны в этой коммерции [43 - См.: Heyd W. Histoire du commerce du Levant au moyen âge. Leipzig, 1886 (réimpr. 1923). T. 2. P. 188–189.].
   Венеция медленно втягивалась в кризис, собирая информацию об истинном положении дел. Один из гонцов, несший сообщение о произошедшем, был убит [44 - ASV. Grazie, X, f. 48v – 21/VI 1344. В документе упомянут погибший «in expedicione novitatis Tane» сын престарелого Марко Самитарио.]. Лишь 25 октября 1343 г. Сенат на основании полученных сведений назначает комиссию для изучения инцидента. Ей поручалось в недельный срок проанализировать всю информацию о конфликте и дать письменные предложения Сенату [45 - ASV. SM, XXI, f. 71r (SMR, XXI, N 573); Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 267–268.]. В состав комиссии были включены весьма авторитетные лица. Трое из пяти (Марко Лоредан, Марко Джустиниан и Андреазио Морозини) были прокураторами Св. Марка и выполняли позднее посольские функции при заключении союзной унии с Генуей против Орды. Теперь угроза была осознана. И вместо положенного дня для следующего заседания по этому вопросу, определенному Сенатом как «следующий четверг», т. е. 1 ноября 1343 г., Сенат собрался раньше, уже 30 октября, и детально обсуждал сложившуюся ситуацию.
   Стало известно, что в ходе произошедших в Тане беспорядков покидавшие ее венецианцы забирали (а возможно, и грабили) имущество соседей, как западноевропейцев, так и «сарацинов». Узнав об этом, Сенат принял специальное постановление, обязывавшее венецианцев в течение 8 дней после объявления об этом публичных глашатаев письменно указать находившуюся в их руках чужую собственность и способ ее приобретения. Сбором этих сведений занималась оффиция экстраординариев, а уклонившихся от исполнения ждал штраф в 50 % от стоимости незаявленного, треть из которого, по традиции, причиталась доносителю. Подобные предписания направлялись всем венецианским «ректорам» Заморья и прежде всего – байло Константинополя, который должен был учитывать и находившееся в пути имущество [46 - ASV. SM, XXI, f. 71v (SMR, XXI, N 578–579) – 30/X 1343.]. 15 января 1344 г. было постановлено, чтобы записанное у экстраординариев имущество татар было передано им в течение 15 дней [47 - ASV. SM, XXI, f. 88v (SMR, XXI, N 689). Устанавливался штраф при неисполнении в срок в размере ¼ заявленной стоимости.]. Венецианцы стремились достичь примирения с ханом и возвратить захваченную в результате конфликта собственность. В постановлении Сената 1349 г. указана стоимость конфискованных или находившихся в руках у венецианцев товаров. Она составила 3700 дукатов, но это была лишь малая толика от понесенного ими ущерба [48 - ASV. SM, XXV, f. 19v (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXV (1349–1350) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2006, далее – SMR, XXV, N 148) – 15/V 1349.].
   Первой реакцией Венеции после получения известия о «novitiates’ было решение Сената об отправке писем хану, даруге Таны и кади ради получения информации о венецианцах и их имуществе, оставшихся во владениях Орды [49 - ASV. SM, XXI, f. 72r (SMR, XXI, N 580) – 30/X 1343.]. Предложение немедленно отправить посольство к хану для урегулирования конфликта, спасения попавших в плен и, при благоприятном исходе, восстановления венецианских прав и привилегий, не было принято из-за нереалистичности [50 - ASV. SM, XXI, f. 72r–73r (SMR, XXI, N 581) – 30/X 1343.]. Восторжествовало другое мнение: продолжать собирать всю информацию о случившемся от моряков генуэзских судов и от возвращающихся через Константинополь венецианских галей, а также от байло Константинополя. К тому же, поездка в Тану зимой представлялась сенаторам малоосуществимой. Они продлили еще на месяц деятельность избранной комиссии «мудрых» [51 - ASV. SM, XXI, f. 73v (SMR, XXI, N 581–582) – 30/X 1343.]. Именно эти «мудрые» и предложили отправить в Орду «сухим путем», через Львов, нунциев для выяснения обстоятельств и получения охранных грамот для большого посольства. 3 ноября 1343 г. эти «мудрые» от лица Республики заключили контракт с нунциями – Николетто ди Райнерио и Дзанакки Барбафелла. Нунциям предписывалось без промедления следовать в Тану, а оттуда к ставке хана, добиваясь подорожных для послов. Один из них, в случае успеха, должен был дожидаться их прибытия в самой Тане [52 - ASV. Commemoriali. IV, f. 54v (Diplomatarium Veneto-Levantinum sive acta et diplomata res Venetas Graecas atque Levantis illustrantia. Pars 1: a. 1300–1350 / Ed. G. M. Tomas. Venetiis, 1880 (далее – DVL), I, N 139. P. 266–267; Волков М. О соперничестве Венеции с Генуей в XIV в. // ЗООИД. 1860. Т. 4. С. 185–188 (№ II); I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2. IV, N 96). Нунциям выделялось относительно скромное содержание на все их расходы – 400 дукатов; в случае пребывания в Тане нунций получал по 4 дуката в месяц. Пометы о выплатах нунциям: ASV. Commemoriali, I V, f. 55v (I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2. IV, N 99).]. Вероятно, надежды на благоприятный исход и желание хана примириться были еще велики.
   В ноябре, когда стала ясна причастность венецианцев к произошедшим в Тане эксцессам, Сенат создал специальную комиссию из высших магистратов республики для расследования дела и арестов повинных в смертоубийствах, разрешив применять пытки при дознании [53 - ASV. SM, XXI, f. 74v (SMR, XXI, N 591–592) – 10/XI 1343. Ожидание новых известий из Причерноморья побудило назначить очередное заседание Сената по этому вопросу на 30 декабря: ASV. SM, XXI, f. 82r (SMR, XXI, N 855) – 21/XII 1343.]. Большой Совет создал специальную судебную коллегию из трех членов для ведения дознания. В постановлении отмечалось, что обычные судьи не могли этим заниматься из-за разветвленных родственных связей среди патрициата, в состав которого входили и подозреваемые в эксцессах Таны. Дожу и малому Совету разрешалось выносить приговоры и налагать штрафы по вердикту этих судей [54 - ASV. Maggior consiglio (далее – MC), Spiritus, f. 135 (старая нумерация: 134) r-v – 16/XI 1343.]. Позднее, когда следствие уже завершалось, Большой Совет отметил, что если строго применять правила исключения родственников, почти никого не останется в коллегии, и решил исключать при рассмотрении дел в Сенате только ближайших родственников обвиняемых или причастных к сделкам с ними – отцов, сыновей и братьев [55 - ASV. MC, Spiritus, f. 137 (136) v – 18/III 1344.]. Но даже родственники двух из трех назначенных Большим Советом судей-аудиторов оказались участниками сделок с обвиняемым Николетто Чиврано. Несмотря на это, аудиторам разрешили вести процесс [56 - ASV. MC, Spiritus, f. 137 (136) v – 18/III 1344.], ибо непричастных найти было почти невозможно – такова была коммерческая интеграция венецианского патрициата и степень его вовлеченности в коммерцию в Тане.
   Дело продвигалось медленно, и работа комиссии Сената продлевалась до 15 января [57 - ASV. SM, XXI, f. 79r (SMR, XXI, N 623) – 11/XII 1343.], а затем и до 15 марта 1344 г. [58 - ASV. SM, XXI, f. 92r (SMR, XXI, N 715) – 23/II 1344.] 30 марта 1344 г. Сенат, наконец, предъявил обвинения в умышленном убийстве «сарацин» в собственном доме Петраке Контарини, Марино Соранцо и двум сансерам: Андреа из Пармы и Абраму из Кремоны и слуге Грациано Дзордзи по имени Moramus. Поскольку обвиняемых не было в Венеции, но против них были собраны весомые доказательства вины, публичные глашатаи должны были призвать их или их адвокатов явиться на суд в Венецию в течение 8 дней. В случае их неявки суд должен был состояться и при их отсутствии. В сыск по тому же обвинению был объявлен Гвидо Авонал, ранее судимый за другое убийство и изгнанный из Венеции. Забота о его оповещении возлагалась на подеста Тревизо, близ которого он, видимо, и обитал [59 - ASV. SM, XXII, f. 12v (SMR, XXII, N 55) – 30/III 1344. Срок работы судебной коллегии по этому делу был продлен еще на месяц, до конца апреля: ibid.].
   Чтобы создать более благоприятный фон грядущих переговоров с ханом, процесс по делу Андреоло Чиврано был ускорен, но завершился, после дискуссий, достаточно мягким приговором – самого его изгнали на 5 лет из Венеции, с запретом на этот срок участвовать в мореплавании, а на вечные времена – появляться в районах Черного моря. Подобные же наказания, с чуть меньшими сроками изгнания из Венеции (от 1 до 4 лет), получили и 8 его подельников, пятеро из которых были венецианскими нобилями, двое – сансерами и постоянными жителями Таны и один – слугой нобиля Дзордзи [60 - ASV. SM, XXII, f. 27v–29r (SMR, XXII, N 205–222) – 1/VI 1344.]. Сенат выражал готовность возместить ущерб по требованию Джанибека [61 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 268–269.].
   В ходе длительного рассмотрения «дел Таны» к концу декабря 1343 г. стало ясно, что путь туда для венецианцев в обозримом будущем закрыт. И после долгой ламентации о том, что богатство и процветание Венеции зиждилось трудом и морской торговлей ее граждан в странах Заморья, и об особой прибыльности посещения Причерноморья и Таны и невозможности этого впредь, Сенат просил папу, направив к нему послов, ради поддержания Республики, временно разрешить ее купцам торговать в Египте, что было запрещено всем католикам папскими буллами [62 - ASV. SM, XXI, f. 83v (SMR, XXI, N 657) – 30/XII 1343. 5 января 1344 г. «комиссия» послам к папе была утверждена Сенатом: ibid., f. 83v (SMR, XXI, N 667). Булла Климента VI с согласием на отправку в течение 5 лет 4 нав и 6 галей в Александрию и земли «султана Вавилонии»: DVL, I, N 144. P. 277–278 (27/IV 1344).]. Венеция искала альтернативы Тане. Тем не менее, от идеи отправки к хану послов не отказались [63 - ASV. SM, XXI, f. 88r (SMR, XXI, N 691) – 15/I 1344. 5 февраля было постановлено подождать с решением об отправке послов до середины месяца, когда будут получены новые данные и начнется навигация караванов галей: ASV. SM, XXI, f. 90v (SMR, N 703). 14 февраля решение вопроса было вновь перенесено на вторник, 17: ASV. SM, XXI, f. 91v (SMR, N 709).]. Сначала за подорожными через Львов, как указывалось, отправляют Николетто ди Райнерио и Дзанаки Барбафеллу [64 - ASV. SM, XXI, f. 72r (SMR, XXI, N 580) – 30/X 1343; ASV. Commemoriali, IV, f. 54v–55r (DVL, I, N 139, P. 266–267) – 1343.11.03; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 268.]. Их возвращения и прихода новостей от байло Константинополя ждали долго: именно на основании полученной от них информации предстояло решать вопрос о посольстве [65 - ASV. SM, XXI, f. 92r (SMR, XXI, N 717) – 23/II 1344. Перенос принятия решения о посольстве на 8 марта. ASV. SM, XXII, f. 1r (SMR, XXII, N 1) – 2/III 1344: были получены письма из Константинополя и переданы для изучения «мудрым» по делам Таны в течение 8 дней. Дальнейший перенос обсуждения из-за неясности дел Таны до 15 марта: ASV. SM, XXII, f. 3r (SMR, XXII, N 14) – 6/III 1344. 15 марта в Венеции узнали, что нунции находились уже в Кракове, и Сенат надеялся на получение более точной информации от них или от прибывших из Каффы моряков генуэзских галер и предполагал возможность принятие решения до конца марта: ibid., f. 5r (SMR, XXII, N 27; DVL, I. P. 321) – 15/III 1344. 30 марта Сенат дал поручение «мудрым» представить суждение об отправке послов в Орду для освобождения венецианцев и их имущества и для заключения возможного договора к 7 апреля. Выборы послов были назначены на 16 апреля. Предложение о немедленной отправке послов, так как «дела Таны тяжелы» и опасны для положения Венеции, не было принято: ibid., f. 13r (SMR, XXII, N 58). 28 апреля 1344 г. Сенат вновь продлил сроки изучения дела о положении плененных в Тане венецианцев до конца мая: ASV. SM, XXII, f. 19v (SMR, XXII, N 126).].
   21 февраля 1344 г. Сенат счел полученную информацию достаточной для введения запрета всем гражданам Республики посещать территории Орды, включая Каффу [66 - ASV. SM, XXI, f. 92v (SMR, XXI, N 719). Примечательно, что в этом постановлении Каффа рассматривается как часть Орды. Это создаст юридический прецедент для будущих споров с генуэзцами и, в свою очередь, станет камнем преткновения в установлении точного и автономного статуса самой венецианской Таны (см. также: ASV. SM, XXII, f. 58r-v (SMR, N 454) – 20/XI 1344). О предписании галеям Романии не посещать «запрещенные места» из-за событий в Тане см.: ASV. SM, XXII, f. 24v–25r (SMR, N 173, 179) – 20/V 1344.].
   Хронология получения информации Сенатом, ее изучения и принятия решений показывает тщательность сбора информации и неторопливость действий. Обозначаются в итоге два направления: одно – дипломатические усилия к возможному урегулированию, готовность на уступки хану, другое – к блокаде Северного Причерноморья и приостановке торговли венецианцев в Орде, дабы избежать дальнейших потерь и опасностей. Альтернативой было усиление коммерции через Кипр – Александрию, при слабой надежде на «reformatione viagii Trapesunde» [67 - ASV. SM, XXII, f. 2r (SMR, XXII, N 5) – 2/III 1344; ibid. f. 14v–15r (SMR, XXII, N 72–73, DVL, I. P. 275–276) – 15/IV 1344.]: там полыхала гражданская война [68 - См. подробнее: Карпов С. П. История Трапезу ндской империи. СПб., 2007. С. 173–176 и др.].
   22 апреля в Венецию стали доходить сведения о бегстве или об освобождении ханом части венецианцев Таны, и патроны идущих в Константинополь галей получили предписание брать их на борт, где бы они их ни встретили [69 - ASV. SM, XXII, f. 18r (SMR, XXII, N 108) – 22/IV 1344. Правда, запрещалось перевозить их товары, золото и серебро.].
   28 апреля Сенат уже знал об итогах визита нунциев в Орду. Они были приняты ханом Джанибеком, всесильной ханшей Тайдулой и «баронами» и представили им письма. Стало точно известно, что часть венецианских купцов еще оставалась в плену, предполагалось, что ордынцы изъявляли намерение заключить с венецианцами новый договор. Охранной грамоты послам от хана, однако, привезено не было. Вместо нее ди Райнерио привез письмо, написанное по-татарски, которое в Венеции не смогли прочесть. Лишь позднее венецианские послы в Каффе поймут его содержание и пришлют перевод в Венецию: оно содержало лишь угрозы и требование выдачи хану всех виновных в убийствах в Тане [70 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 269; Doc. 6. P. 285.].
   Было решено отправить двух послов к Джанибеку ради заключения нового договора и освобождения пленных. На дары хану было ассигновано 2500 дукатов (в 15 раз больше, чем, например, на традиционные дары трапезундскому василевсу). Для сообщения хану об отправке послов (и для получения пайдзы) в Орду предварительно направлялся специальный нунций. Отдельным предписанием экстраординариям и байло в Константинополе поручалось выяснить сумму ущерба венецианцев и передать ее послам (вероятно, в надежде на компенсацию) [71 - ASV. SM, XXII, f. 19v–20r (SMR, XXII, N 128–130; DVL, I. P. 321–322 – c неверной датой 24/IV) – 28/IV 1344. Послам предусматривался немалый оклад за счет коммуны: по 600 дукатов за 8 месяцев (по истечении 8 месяцев – по 3 лиры гроссов, т. е. всего по 30 дукатов), если отправятся в ставку хана. Оклад сокращался до 300 дукатов, если послы не смогут посетить «императора».]. Послы к хану получили подробнейшую инструкцию. Прибыв в ближайший к месту назначения порт Черного моря, они должны были сначала ждать охранных грамот, привезенных нунцием. Получив оные, они должны были отправиться в ставку хану и, после обычных дипломатических процедур и заверений в благорасположении, любви и вере в ханское правосудие, выразить сожаление в произошедшем из-за «происков врага рода человеческого». Далее следовало пространное рассуждение о том, что один не должен отвечать за другого и о том, что венецианские купцы, прибывая в его государство, затратив большие труды и средства, способствовали славе и процветанию его «империи». Ущерб венецианцев от конфликта, как утверждалось, был велик. Многие, в том числе – нобили, погибли. Послы должны были прежде всего просить об освобождении пленных и возмещении их имущества, а также о восстановлении существовавших ранее привилегий. Предусматривалась возможность просить произвести компенсацию из сумм налога, выплачиваемого хану венецианцами. Если бы это удалось, соответствующие суммы следовало направить в Венецию для распределения между потерпевшими. В случае переговоров о возмещении ущерба, нанесенного татарам, послы имели право говорить о компенсации по своему разумению. Если же хан отвергнет все предложения, послы должны были вернуться в Венецию, собрав всю возможную информацию. Для перевозки послов снаряжалась специальная галея, которую послы могли задержать в Тане на 40 дней, но только при известии, что Джанибек не переправился на левый берег Волги. Надежды на восстановление фактории в Тане не умирали, и свидетельством тому было решение повысить собираемые там консулом налоги с 13 до 20 сольди (т. е. до 1 %). Налог вводился до полного погашения посольских расходов и почти весь он (17 из 20 сольди со 100 лир) должен был переводиться в Венецию. Разумеется, при условии восстановления торговли в Тане [72 - ASV. SM, XXII, f. 20v–21r (SMR, XXII, N 135–141; DVL, I. P. 323–325) – 1/V 1344. Решение об избрании супракомита галеи для перевозки посольства: ibid., f. 21r (SMR, XXII, N 148) – 10/V 1344.]. Республика всерьез надеялась на возмещение ущерба и даже создала для его оценки и составления реестра специальную комиссию 5 «мудрых» с запретом включать в ее состав непосредственно пострадавших и их родственников [73 - ASV. SM, XXII, f. 21v (SMR, XXII, N 147; DVL, I. P. 325–326) – 10/V 1344. Комиссии был определен краткий срок работы – до конца мая. Также: ASV. Cinque Savi alla mercanzia, 22 bis, f. 26v (об отстранении от рассмотрения дел экстраординария Пьетро Морозини, пострадавшего в Тане). Избрание комиссии 5 «мудрых» по делам Таны: ASV. SM, XXII, f. 22v (SMR, N 152) – 10/V 1344. Дополнительное избрание двух «мудрых» для определения ущерба: ASV. SM, XXII, f. 22v (SMR, XXII, N 157) – 15/V 1344.]. В специальном поручении послам от 5 июня 1344 говорилось о готовности венецианских властей изучить все долговые претензии татар к венецианцам и поручалось собрать и передать долговые иски венецианцев татарам для последующего рассмотрения Сенатом и взаимного урегулирования через консула Таны [74 - ASV. SM, XXII, f. 30v–31r (SMR, XXII, N 243–244).]. Для отправки послов должна была снаряжаться специальная галея, на которой строжайше запрещалось перевозить серебро и коммерческие грузы, нарушая торговое эмбарго [75 - ASV. SM, XXII, f. 20v–21r (SMR, N 135–141); DVL, I. P. 325–1/V 1344; ASV. SM, XXII, f. 21v (SMR, N 148) – 10/V 1344; ASV. SM, XXII, f. 26v (SMR, XXII, N 195) – 31/V 1344.].
   Почти сразу же после эвакуации из Таны в 1343 г. многие жители как венецианской, так и генуэзской факторий оказались в Каффе. Между двумя республиками сразу же начались переговоры о совместных действиях. Болонский хронист отмечает совместную договоренность прекратить посещение Таны ради нанесения экономического урона татарам. Тогда последние сами будут вынуждены отправляться для торговли в Венецию или Геную [76 - Corpus Chronicorum Bononiensium. T. II // RIS. T. XVIII/1. Fasc. 9–11. 1914. P. 612–613.]. Конечно, это были наивные представления, не учитывающие сам экономический строй Золотой Орды. И распространены они были скорее среди самих купцов, чем у государственных властей. Тем не менее, и власти понимали необходимость совместных действий.
   В июне 1344 г. в Венецию прибыло генуэзское посольство Бенедетто Финамора и Коррадо Чигала ди Креденца с целью заключить договор о совместных действиях [77 - Caroldo Giovanni Giacomo. Istorii Veneţiene. Vol. III. Р. 9.]. От лица дожа Симона Бокканегра генуэзские послы вручили властям Венеции петицию. Генуя предложила совместно добиваться в татарской ставке возвращения пленных, а при возможности – возмещения ущерба и возобновления выгодных торговых отношений [78 - ASV. Commemoriali, IV, f. 61v (DVL, I, N 146. P. 278–279; Волков М. О соперничестве… N 3; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, I V, N 125).]. Внимательно выслушав и одобрив предложения в целом, Сенат обратился к их тщательному рассмотрению и оформлению в виде договора [79 - ASV. SM, XXII, f. 31v (SMR, XXII, N 248) – 9/VI 1344.]. Его текст и условия были одобрены Сенатом 12 июня, несмотря на недоверие к прежним соперникам. Подписание договора было делегировано генуэзскому послу и синдику Коррадо Чикала, а также венецианскому синдику и прокуратору Марко Лоредану [80 - ASV. Senato, Sindicati, I, f. 40r-v – 17/VI 1344.]. Договор об «унии» с генуэзцами был нотариально оформлен 18 июня и вступал в силу с 1 июля 1344 г. на год или менее, если конфликт будет урегулирован раньше [81 - ASV. SM, XXII, f. 32r-v (SMR, N 253–260) – 12/VI 1344; ASV. Senato, Sindicati, I, f. 40r-v – 17/VI 1344; ASV. Commemoriali, I V, f. 61v–63r (DVL, I, N 148. P. 279–284; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, IV, N 128) – 18/VI 1344; Morozzo Della Rocca R. Notizie… Р. 294.]. Обе стороны обязывались не торговать в Газарии, особенно в портах восточнее Каффы и в Тане, а если хан выдвинет претензии на Каффу – отвергнуть любое соглашение с ним. В числе условий было и обязательство не предпринимать односторонних действий, заключая с татарами мирный договор. Генуэзцы предложили отправить совместное посольство к хану с общими инструкциями и пригласили венецианских посланников в Каффу, откуда и можно было, получив от хана охранные грамоты, прибыть в его ставку. Целью общего посольства было освобождение пленных, компенсация ущерба через их погашение квотами уплачиваемого татарам налога (коммеркия), переговоры о взаимном погашении долгов итальянских и татарских купцов. Генуэзцы опасались, что хан потребует от них возвращения Каффы как предварительного условия переговоров и надеялись на дипломатическую поддержку Венеции, объявляя, что такое условие неприемлемо для обеих сторон. В свою очередь генуэзцы обещали всяческую информационную поддержку и защиту законных прав венецианцев. Речи о Тане пока не шло. Обе стороны не были уверены в возможности ее возвращения. Зато гостеприимство и помощь венецианским послам в Каффе гарантировались. Решением Сената предусматривалась отправка генуэзских представителей на готовящейся к отплытию в Тану венецианской галее с послами [82 - ASV. SM, XXII, f. 32v (SMR, XXII, N 261) – 17/VI 1344; ASV. Commemoriali, IV, f. 61v–63r (DVL, I, N 148, P. 279–285; Волков М. О соперничествею… N 5; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, IV, N 128) – 18/VI 1344.].
   Переговоры с татарами о мире порождали у венецианских купцов надежды на быстрое урегулирование конфликта. Сам Сенат в июле 1344 г. дозволял Совету XII в Константинополе, капитану и патронам принять решение о навигации в Тану регулярного конвоя галей «линии», если будет заключен договор с ханом [83 - ASV. SM, XXII, f. 41r (SMR, XXII, N 324) – 20/VII 1344.]. В июне 1344 г., как сообщает все тот же Иоханн из Винтертура, 40 венецианских купцов (очевидно, вопреки запрещению Сената) отправились на корабле в Северное Причерноморье, но были захвачены татарами. Часть из них принуждали отречься от веры в Христа, предав отказавшихся мучительной смерти, часть оказалась в плену. Это породило всплеск негодования венецианской знати и решение о посылке флота против татар [84 - Die Chronik Johanns von Winterthur. P. 237.9 – 244.7.].
   Отсутствие viagium Tane галей «линии» тяжело сказывалось на венецианской торговле в целом, нарушало ее баланс и, при сложной ситуации в Трапезунде и Константинополе, фактически ограничивало доставку восточных товаров (прежде всего – специй) через черноморские порты. Венецианцы сокрушались по поводу отсутствия вояжа в Тану, отмечал хронист Пьетро Джустиниан [85 - Venetiarum Historia vulgo Petro Iustiniano… P. 226–227.]. Джорджо Дольфин писал о полной остановке навигации из-за инцидента в Тане [86 - Dolfn Giorgio. Cronicha de la nobilcità de Venetia et dela sua provintia et destretto. Origini – 1458 / A cura di Angela Caracciolo Aricò. Introduzione di A. Caracciolo Aricò. Trascrizione e note di Chiara Frison. Venezia, 2009. T. 2. Р. 23.]. Венецианские купцы, торговавшие ломбардскими сукнами, не могли доставлять их в Тану, а из-за кризиса Таны они не были проданы и в Константинополе. Терпя убыток, их возвращали назад, в Венецию, и единственное, что Республика могла сделать, – отменить ввозные пошлины на эти возвращенные товары [87 - Так судьи поступили, например, с сукном, принадлежавшим купцу Джаноно Культрарио: ASV. Grazie, XI, f. 59r – 22/I 1346.]. Как отмечалось, Республика предприняла в 1344 и 1345 гг. особые дипломатические шаги, направив послов к папе с просьбой смягчить запрет торговать с мамлюкским Египтом, и к султану – с просьбой создать для венецианских купцов благоприятные условия. Оба посольства увенчались успехом, и в 1345 г. 2 больших торговых галеи отплыли в Александрию. Таким образом, почти сразу после кризиса в Тане начала проявляться тенденция венецианской политики к созданию альтернативных терминалов торговли с Востоком.
   Послами Венеции в Орду были избраны Марко Рудзини и известный дипломат Джованни Стен. После заключения «унии» с Генуей поручение послам было изменено, и они отправились в Каффу. Они прибыли туда во второй половине августа 1344 г. [88 - ASV. SM, XXII, f. 58r-v (SMR, N 454; DVL, I. Р. 329–330) – 20/XI 1344; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 270.], тут же послав двух братьев-миноритов за подорожными [89 - ASV. SM, XXIII, f. 10r (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIII (1345–1347) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2004, далее – SMR, XXIII, N 70) – 26/V 1345; Morozzo Della Rocca R. Notizie… NN 1, 6.]. Сохранившиеся и опубликованные Р. Мороццо делла Рокка донесения этих венецианских послов позволяют детально реконструировать весь ход последующих событий и переговоров [90 - ASV. Secreta. Dispacci antichi di ambasciatori, rettori ed altre cariche e lettere antiche, B. 1, N 3 bis; ASV. Secreta, Miscellanea atti diplomatici e privati, 15, N 505. Публикация: Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 1–10. Р. 277–295. Публикация Р. Мороццо делла Рокка, к сожалению, содержит большое число погрешностей и опечаток, что, подчас затрудняет понимание текста.]. 10 сентября минориты отправились к хану в сопровождении двух послов «Ратаны» (Аратны, султана Сиваса в Анатолии), выразившего согласие быть посредником между Джанибеком и христианами. Один из послов Аратны умер по пути, в Солхате, и вся миссия вновь вернулась в Каффу, ради получения более точных сведений о происходивших событиях. Венецианским послам удалось заручиться поддержкой как посланцев султана Сиваса, так и местного ордынского начальника, давшего нунциям письмо к хану. Стен в своем донесении Сенату сообщает также о желании купцов Солхата и всех местных татар поддерживать прерванные конфликтом мирные отношения. 26 сентября нунции вновь отправились в путь, а 1 октября отбыли из Солхата к ставке хана [91 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 1. Р. 277–279. Возможно, ради продолжения посольства султана Сиваса генуэзцы отправляли в Синоп галею, чтобы доставить оттуда некоего Ходжу Омара. Источник сообщает лишь о его дружеском расположении к итальянцам, но не называет его титула. Можно предполагать, что это был либо представитель Сивасского султаната Аратны, либо Синопского эмирата. См.: ibid. N 3. P. 278.].
   К октябрю 1344 г., несмотря на продолжающуюся блокаду Каффы, ситуация смягчилась. Осада, видимо, была вскоре снята, а удачная вылазка генуэзцев заставила татар временно отступить от стен города [92 - Stellae Georgii et Iohannis. Annales Genuenses / A cura di G. Petti Balbi // RIS. T. XVII, parte 2. Bologna, 1975. P. 139; Nicephori Gregorae Byzantina historia… T. II. P. 686; Sorbelli A. La lotta tra Genova e Venezia per il predominio del Mediterraneo // Memorie della R. Accademia delle scienze dell’Istituto di Bologna. Classe di scienze morali, serie I, Sezione di scienze storico-flologiche. 1910–11. T. 5. P. 92–93.]. Венецианские послы в Каффе получали информацию об открытии торговых путей от Солхата к Поволжью, о прибытии в Сарай большого количества шелка, о специях в Ургенче, а также о благорасположении местных правителей и населения. Купцы Солхата (иудеи и армяне), доставившие эти сведения, видимо, продолжали в ограниченных масштабах поддерживать торговлю между Каффой и Солхатом. Кроме того, часть пленников смогла бежать от татар или уже была отпущена. Венецианские послы с достоверностью знали лишь о том, что Марино Бальби и его сын находились в заключении [93 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 4. P. 278–279.]. В любом случае, полного разрыва связей с Ордой не было, и на время создалась иллюзия возможного соглашения, к чему как венецианцы, так и генуэзцы, несомненно, стремились. Между тем, хан ввел эмбарго на торговлю с западноевропейцами, что касалось прежде всего снабжения Каффы зерном. Его в Каффе пока хватало, но прогноз роста цен был неутешительным. Хан собирал войско, готовясь к захвату Каффы, и намеревался с основной армией переправиться через Волгу.
   Сообщения освободившихся из татарского плена генуэзцев, прибывших в Каффу в марте 1345 г., а также данные, собранные посланной для разведки генуэзской галетой, свидетельствовали о подготовки войска эмира Могул-буги к осаде города [94 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 7. P. 286. Вероятно, Могул-буга являлся в те годы беклербеком, т. е. главой в сословии военной знати Орды. См.: Трепавлов В. В. Беклербек в структуре монгольской и тюркской государственности // Золотоордынское обозрение. 2014. № 2 (4). С. 21–34; Сабитов Ж.-М. Эмиры Узбек-хана и Джанибек-хана // Золотоордынское обозрение. 2014. № 2 (4). С. 120–134.]. Эти сведения вскоре подтвердились. Весной 1345 г. войско Могул-буги обложило Каффу и пыталось – правда, безуспешно, – взять ее [95 - ASV. SM, XXIII, f. 25r (SMR, XXIII, N 215; DVL, I. P. 334) – 19/VII 1345.]. Для блокады Каффы с моря в портах Каламиты и Солдайи, а также на Северном Кавказе, в Зихии, татарами оснащался и флот численностью до 30 судов, включая 9 галей. Однако разведывательный рейд генуэзской галеи под командой Федерико Пиккамильо вдоль берегов «Готии» показал, что они были плохо оснащены и не представляли большой угрозы для Каффы. Гораздо большими неприятностями грозила продовольственная блокада. Как сообщил Пиккамильо, Херсон, откуда Каффа получала зерно морем, был по приказу хана оставлен жителями, чтобы зерно из его порта не поступало в Каффу [96 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 7. P. 288.]. В свою очередь, генуэзцы Каффы подготовили много небольших 20–60-весельных галиот для корсарских действий против татар вдоль крымского побережья, что вызывало определенную озабоченность у венецианских послов ввиду возможного обострения ситуации [97 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 8. P. 289–29/III 1345.]. Вместе с тем опасались совместных действий против Каффы Орды и Синопского эмирата. Дабы избежать неожиданного нападения известного своими пиратскими акциями эмира, генуэзцы отправили к Синопу разведывательную галиоту и готовились при необходимости послать весь свой флот для разгрома синопцев в море [98 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 9. P. 289–5/IV 1345.]. Эта угроза, видимо, не осуществилась.
   Минориты-посыльные венецианских послов в Каффе побывали в ставке хана в Сарае, испрашивая у хана подорожных для послов. Долгое время, с октября по декабрь 1344 г. от них не было никаких известий и, наконец, прибыв в Солхат 26 декабря, они со смертным страхом сообщали послам в письме от 29 декабря лишь о факте своей поездки в Сарай, об отъезде оттуда 2 декабря и об отказе хана дать послам подорожные, обеща я рассказать все подробнее после прибытия в Каффу вместе с ханским послом к Аратне, отправлявшимся через Каффу. В другом письме минориты завуалированно написали о прямой угрозе Каффе и необходимости заботиться о ее защите, а также о смертельной опасности для послов ехать к хану. Венецианские послы отмечали, что причиной конфликта был не инцидент в Тане, начатый убийством Хаджи Омара (Acamar), а желание Джанибека захватить Каффу. Они предостерегали Синьорию от коварства хана, желавшего столкнуть две республики, и предполагали, что им не удастся заключить с ханом договор до конца июля, конца срока договора об унии с Генуей, советуя продлить этот договор до марта следующего года. Соглашение с ханом, по мнению послов, было бы возможно в двух случаях: если Каффа не будет взята, и тогда хан пошел бы на мирное урегулирование на их условиях, или если бы удалось до марта прийти к соглашению с ханом о передаче ему Каффы, освобождении всех пленных итальянцев, частичной или полной компенсации ущерба, и разрешении венецианцам торговать в Каффе, как это ранее делали генуэзцы. Если Синьория сочтет нужным, чтобы послы оставались в Каффе и далее стремились к переговорам с ханом, они предлагали, чтобы из Венеции была прислана галея, на которой они смогли бы отправиться к Тане, а оттуда – к хану, получив от него надежных заложников. Доставить это письмо Синьории должен был переводчик посольства некий Мартин, отправленный через Болгарию или Румынию. Очевидно, он справился с поручением – письмо дошло до адресатов [99 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 6. P. 281–285–26/I 1345.]. Весной 1345 г., однако, осада Каффы, как отмечалось выше, возобновилась [100 - Об этом также: ASV. Commemoriali, IV, f. 98r (I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, IV, N 172) – 15/VIII 1345; Clément VI (1342–1352). Lettres closes, patentes et curiales intéressant les pays autres que la France / Publiés ou analysées d’après les registres du Vatican par E. Déprez et G. Mollat. Paris, 1961. T. II. N 847. P. 107–108–18/XII 1345; Ioannis Cantacuzeni Historiarum libri IV / Ed. J. Schopen. Bonnae, 1832. Vol. 3. P. 192.].
   Ситуация осложнялась плохим соблюдением договора между генуэзцами и венецианцами. Спор между правительствами Генуи и Венеции вызывало уже само определение статуса Каффы и правомерность включения ее в запретную для торговли с Ордой зону. Если генуэзцы считали Каффу территорией коммуны Генуи, то венецианцы указывали на договорный характер генуэзского поселения на татарской территории, уплате коммеркиев хану и наличие в Каффе ханских чиновников (тудуна и др.), обладавших правом суда над всеми жителями, кроме генуэзцев, и сбора, как и в Тане, традиционного 3 % коммеркия со всех товаров в пользу ханской казны [101 - ASV. SM, XXII, f. 58r-v (SMR, N 454) – 20/XI 1344; Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 10. P. 291–292–22/X 1344.]. Сенату было известно, что 22 августа генуэзская галея отправлялась в Чембало с грузами сукна и сахара, 24 августа в Каффе был объявлен запрет на торговлю с Ордой. Между тем, Рудзини и Стен обнаружили, что генуэзская галера грузилась в Чембало и иных запрещенных местах [102 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 270; ASV. SM, XXII, f. 58r-v (SMR, XXII, N 454) – 20/XI 1344; ASV. SM, XXII, f. 72v (SMR, XXII, N 550) – 24/I 1345.]. Наиболее интенсивная торговля между Каффой и Ордой велась через Солхат, сансеры которого постоянно и беспрепятственно вели свои операции на рынке Каффы. Генуэзские суда перевозили в различные порты Орды, прежде всего – Азовского моря, сукно, хлопок, камлоты, закупая зерно, кожи, беличьи шкурки. Объяснения, что это делалось ради снабжения населения Перы и Каффы, не было принято венецианскими послами, ибо они установили факт вывоза продуктов не только в генуэзские фактории, но также в Трапезундскую империю и Византию. 22 октября 1344 г. венецианские послы выразили при свидетелях официальный протест по поводу нарушений условий договора консулу Каффы и послам генуэзской Коммуны в Каффе, не принятый генуэзцами [103 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 10. Р. 289–293.]. Убедившись в безнадежности предотвратить контрабандную торговлю генуэзцев с Ордой, послы предложили Синьории принять предложение генуэзцев для венецианских купцов торговать в Каффе, дабы не потерять вовсе своих позиций в этом регионе [104 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… N 5. Р. 279–281 – дек. 1344; N 8. P. 288–289 – 29/III 1345.]. Синьория направила в Геную 20 ноября нотария Главной курии Николино ди Фраганеско с подробными инструкциями [105 - ASV. SM, XXII, f. 58r-v (SMR, XXII, N 454) – 20/XI 1344.]. Долгое время Фраганеско не мог получить от генуэзцев никакого внятного ответа вследствие произошедшего там переворота [106 - ASV. SM, ХXII, 72v (SMR, XXII, N 550) – 24/I 1345. 23 декабря 1344 г. дож-пополар Симоне Бокканегро был вынужден сложить свои полномочия, и к власти в Генуе пришли нобили, выдвинувшие своим кандидатом Джованни ди Мурта, компромиссную фигуру между враждующими фракциями: Negri T. O. de. Storia di Genova. Firenze, 2003. P. 457–458. Оба дожа, заметим, были сторонниками соглашения с Венецией.]. Нунцию предписывалось добиваться от нового дожа Джованни ди Мурта письменных инструкций для генуэзцев Каффы прекратить торговлю с Ордой, которые, как предлагала Венеция, можно было бы отправить к месту назначения и с венецианскими, и с генуэзскими кораблями [107 - ASV. SM, ХXII, f. 73v (SMR, XXII, N 559) – 7/II 1345.]. Фраганеско получал добрые заверения, генуэзский дож соглашался с венецианскими предложениями по запрету торговли с Ордой, информировал Венецию о мерах по борьбе с пиратством, что одобрялось и поддерживалось Венецией [108 - ASV. SM, ХXII, f. 80r (SMR, XXII, N 605–606) – 4/III 1345; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 270–271.]. 19 февраля 1345 г. Джованни ди Мурта отправил венецианскому дожу подробный ответ, извиняясь за его задержку, вызванную смутами в Генуе. Он выражал сожаления по поводу нарушений условий унии генуэзцами и направил предписания оффициалам Каффы с требованием произвести расследование и наказать виновных, подтвердив намерение Генуи незыблемо соблюдать соглашение об унии [109 - ASV. Commemoriali, IV, f. 77r-v (DVL, I, N 152. P. 287–289; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, I V, N 152; Desimoni C. Intorno alla impresa di MegolloLercari in Trebisonda, lettera di Bartolomeo Senarega a Giovanni Pontano // ASLSP. 1877–84. T. XIII, fasc. 3. Р. 534–536; Волков М. О соперничестве… N 4. С. 189–193, с русским переводом. Приводит, однако, неверную дату: 1344 г., следуя венецианскому календарю, начинавшему год с марта; Golubovich G. Biblioteca Biobibliografca della Terra Santa e dell» Oriente Francescano. T. IΙ. Quaracchi, 1913. P. 195–196).]. Эти заверения, впрочем, не были реализованы.
   1 июля 1345 г. истекал срок действия заключенной унии. Реальных результатов она не дала, венецианские послы и к маю 1345 г. не попали в ставку хана, и Сенат связывал дальнейшее продление унии и совместные действия с новой ожидаемой информацией «из Романии» [110 - ASV. SM, XXIII, f. 7r (SMR, XXIII, N 39) – 19/V 1345.]. Между тем, генуэзцы продолжали товарообмен с татарами на Черном море, сбывая хлопок и ткани за зерно и шкуры. Кроме того, они посещали порты Азовского моря, извлекая из торговли там значительные выгоды и пользуясь тем, что хан смотрел сквозь пальцы на подобную практику, несмотря на формальный запрет («illeque funt furtive funt contra voluntatem domini Imperatoris»). Генуэзцы Каффы, как и генуэзское правительство, объясняли нарушения запрета невозможностью существования города без такого обмена, но открыто не поощряли торговли своих граждан в иных областях под юрисдикцией Орды, кроме Каффы. Венецианские послы в Каффе советовали своему правительству либо выйти из соглашения и разрешить гражданам Венеции торговать в Орде, дабы не стеснять себя односторонними ограничениями к их ущербу, либо требовать строгого исполнения запретов генуэзской стороной. Ожидая возможного соглашения с ханом, послы предлагали, чтобы венецианские купцы прибывали в Каффу и, в случае соглашения с ханом, отправились бы в его земли, а в случае провала переговоров – торговали бы в самой Каффе вместе с генуэзцами. В землях Северного Причерноморья было много зерна, но хан запрещал генуэзцам вывозить его, и те делали это тайно и воровским способом («de nocte et furtive») [111 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 5. P. 279–281; N 6. P. 285.]. Генуэзцы Каффы, отвечая на формальный протест венецианских послов, обвиняли в таких же нарушениях венецианцев и направили соответствующий документ Синьории. Венецианские послы отрицали достоверность обвинений, сделанных в общем виде, и требовали точной спецификации проступков и нарушений [112 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 10. P. 293–295–22/X 1344; N 8. P. 288–29/III 1345.].
   Генуэзцы, по свидетельству венецианских послов, были готовы к соглашению с татарами при условии оставления за ними Каффы и отпуска из плена генуэзских купцов. Что касается компенсаций за урон (обычное требование итальянских морских республик при конфликтах), то в этом случае такое требование даже не выдвигалось. Напротив, генуэзцы сами были готовы на подобную компенсацию татарам. В отличие от них, венецианские послы по инструкции Синьории и Сената не имели права заключать соглашения с ханом без возмещения имущества, захваченного у венецианцев, – в возможность чего они не верили, предлагая своему правительству продлить соглашение с генуэзцами и действовать с ними сообща. Сами они были готовы отправиться летом к хану морем через Тану, если Венеция пришлет в Каффу галею. Послы информировали Республику, что хотя в Ургенче было действительно много специй, торговые пути в «Срединной империи» были в плохом состоянии (очевидно, речь шла об уровне их безопасности) [113 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… Doc. N 7. P. 286–287. А. П. Григорьев в этой связи ошибочно полагает, что в мае 1345 г. венецианцы назначили 3 венецианских граждан для управления факторией в Тане. На самом деле в соответствующем постановлении Сената речь шла об избрании в Венеции комиссии из 5 членов тремя турами голосования для изучения ситуации вокруг Таны. См.: ASV. SM, XXIII, f. 8v (SMR, XXIII, N 59, DVL, I. P. 333) – 22/V 1345; Григорьев А. П., Григорьев В. П. Ярлык Джанибека от 1347 г. венецианским купцам Азова (Реконструкция содержания) // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. СПб., 1995. Вып. XV. C. 41; они же. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции. СПб., 2002. С. 83.].
   Между тем, генуэзцы предложили венецианцам на равных с лигурийскими гражданами условиях участвовать в торговле в Каффе и продлить унию [114 - ASV. SM, XXIII, f. 7r (SMR, XXIII, N 39) – 19/V 1345; ibid., f. 8v (SMR, XXIII, N 59) – 22/V 1345; f. 10v (SMR, XXIII, N 76) – 31/V 1345; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 27 1.]. 4 июня Венеция в принципе одобрила эти условия и решила направить в Геную для их конфирмации своего нунция. 2 июля для заключения договора был назначен и генуэзский синдик [115 - ASV. Commemoriali, IV, f. 86v (DVL, I, N 157. P. 299; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, I V, N 164).], а 21 июля – венецианский, Марко Дандоло, неоднократно выступавший с предложениями в Сенате по делам Таны [116 - ASV. Commemoriali, IV, f. 87r (DVL, I, N 157. P. 299 (публикация фрагмента); I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, IV, N 167).]. При этом Республика св. Марка учитывала сообщения послов в Каффе и всю историю «унии», так и не приведшей к желаемому результату – совместному договору с ханом [117 - ASV. SM, XXIII, f. 11r-v (SMR, XXIII, N 81–83).]. 19 июля Сенат принял решение о продлении унии при условии свободной торговли венецианцев и генуэзцев в Каффе и в регионах Романии западнее Каффы, то есть вне владений Орды. В том же случае, если генуэзцы будут вести торговлю на территории Орды, то же автоматически разрешалось и венецианцам [118 - ASV. SM, XXIII, f. 25r (SMR, XXIII, N 215) – 4/VII 1345; ibid. f. 25v (SMR, XXIII, N 217) – 21/VII 1345: дополнение о праве венецианских купцов реализовать свои товары, оставшиеся в Каффе после истечения унии, свободно и без уплаты налога. В Сенате возникла дискуссия о том, можно ли считать единичные случаи торговли в Орде нарушением условий унии. Более жесткое решение об ограничении права послов трактовать это не было принято, но именно автор этого предложения, нобиль Марко Дандоло был назначен венецианским синдиком для подписания договора об унии. Утверждение условий заключения унии: ibid., f. 26r (SMR, XXIII, N 219) – 22/VII 1345.]. 22 июля синдиками двух коммун был подписан акт продления унии до 1 апреля 1346 (как ранее советовали послы в Каффе). В договоре предусматривался запрет одностороннего заключения мира с Джанибеком, без участия другой стороны, разрешалась торговля как генуэзцев, так и венецианцев в Каффе и западнее нее, но вне владений хана, венецианцам предоставлялось право беспошлинно торговать и пребывать в Каффе, арендовать там склады и помещения, а затем свободно вывезти закупленные товары и после истечения срока унии. Стороны договорились, что в Каффе будет венецианский консул для суда и надзора за венецианцами, а для разбора споров между венецианцами и генуэзцами создавалась особая согласительная комиссия. Нарушающим условия унии грозила конфискация имущества, а в случае невыполнения договора в целом виновная сторона должна была уплатить штраф 10 тысяч дукатов и возместить убытки с процентами [119 - ASV. Commemoriali, IV, f. 88r–89v (DVL, I, N 161. P. 300–305; Волков М. О соперничестве… N 6. C. 204–216; I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti. T. 2, IV, N 169). Со стороны генуэзцев синдиками были Бенедетто да Финаморе и Коррадо ди Креденца, со стороны Венеции – Марко Дандоло.].
   Для покрытия расходов Синьория вводила налог – коммеркий в 1,5 % со стоимости товаров для своих купцов, торговавших в Каффе [120 - ASV. SM, XXIII, f. 26v (SMR, XXIII, N 224) – 23/VII 1345.], предусматривая даже возможность захода конвоя галей «линии» в Каффу в 1345 г. [121 - ASV. SM, XXIII, f. 27r (SMR, XXIII, N 225) – 23/VII 1345.]
   Ничего не добившись, венецианские послы вернулись в Венецию из Каффы летом 1346 г., затратив на свою миссию 25 месяцев, как значится в уникальном документе фонда Grazie. В этом постановлении было предусмотрено выплатить им по 30 сольди гроссов (15 дукатов) в месяц каждому за срок, превышающий первые 8 месяцев (за которые, по условиям, им причиталось по 300 дукатов, т. е. по 37,5 дукатов в месяц, если они не попадали в ставку хана) [122 - ASV. Grazie, XI, f. 93r – 5/VIII 1346. Между тем, в решении Сената о посольстве от 29 апреля 1344 г. предусматривалась выплата 3 лир гроссов (т. е. 30 дукатов) в месяц каждому на срок после первых 8 месяцев. Так как поездка в ставку не состоялась, можно было предполагать, что и в этом случае оклад сокращался вдвое, т. е. до 15 дукатов, что мы и видим реализованным в документе Grazie, где об этой выплате сказано еще как о милости, учитывающей трудности посольства и обиды, которые послы претерпели от татар (да и от генуэзцев, добавим мы): «… cum gravaminibus et infrmitatibus personarum suarum et cum obsidione, oppressione et insultibus Tartarorum aliisque multis in comodis et sinistris…». Ср.: ASV. SM, XXII, f. 20r (SMR, XXII, N 71).].
   12 ноября, получив новые известия из Каффы, Сенат избрал комиссию трех «мудрых» и поручил им подготовить предложения до ближайшего понедельника (14 ноября) [123 - ASV. SM, XXIII, f. 40v (SMR, XXIII, N 338).]. По совету «мудрых» было принято решение отозвать послов до конца марта, когда кончался срок «унии» с генуэзцами, если не будет явной возможности мирного договора сторон с Джанибеком, на что, как считали, мало шансов [124 - ASV. SM, XXIII, f. 41r (SMR, XXIII, N 343) – 14/XI 1345; Morozzo Della Roc ca R. Noti zie… P. 272–273.].
   Тем не менее, в апреле 1346 г. часть пленных венецианцев (или все они, кто не погиб еще от разразившейся чумы) смогла вернуться на родину, и Сенат поручил экстраординариям включить сведения об их потерях в общий список ущерба [125 - ASV. SM, XXIII, f. 50v (SMR, XXIII, N 472) – 19/IV 1346.]. Р. Мороццо делла Рокка предполагает, что вернулись все оставшиеся в живых – ибо позднейших требований о выдаче пленных Венеция не выдвигала. Это могло произойти и в результате обмена пленных после неудачной для татар осады Каффы [126 - Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 273–274.].
   24 апреля 1347 г. Сенат снял запрет для венецианцев торговать зерном во владениях «императора Джанибека», что свидетельствовало как о достигнутых с правителями Орды договоренностях, так и о нужде Венеции в хлебе, доставляемом из Черного моря из-за большого недорода в Западной Европе [127 - ASV. SM, XXIV, f. 11r (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIV (1347–1349) / A cura di E. Orlando. Venezia, 2007 (далее – SMR, XXIV), N 97) – 24/IV 1347; Morozzo Del la Rocca R. Notizie… P. 274. Сенат принимал в 1347 г. чрезвычайные меры по доставке зерна в Венецию из Южной Италии и из Константинополя ввиду непомерной дороговизны его в Венеции: ASV. SM, XXIV, f.3 2r–33r, 45r (SMR, XXIV, N 304–313, 410) – 22–23/VIII, 3/XI 1347.].
   19 июня 1347 г. венецианский Сенат уже получил информацию о том, что генуэзцы заключили мир и соглашение с ханом Джанибеком [128 - ASV. SM, XXIV, f. 18v (SMR, XXIV, N 159); ASV. Senato, Sindicati, I, f. 48r – 13/VII 1347; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 275.]. Еще 16 мая 1347 г. купец из Кандии сообщал об этом, информируя, что много судов направилось в Тану [129 - Lettere di mercanti a Pignol Zucchello… N 36; Morozzo Della Rocca R. Notizie… P. 274.] и произошло некоторое падение цен. Сенат решил не ждать, и уже 19 июня было принято решение о немедленной отправке двух послов в Орду. Их миссию должна была предварить посылка нунция из Константинополя за подорожными охранными грамотами. Выбрать нунция поручалось венецианскому байло в Константинополе. Послы должны были прибыть в Тану, Воспоро (Керчь) или другой пункт Азовского моря, где их ждал бы получивший подорожные нунций. Послы отправлялись «на перекладных»: до Рагузы – на одной из лигний, далее – на патрульной галее Гольфа вплоть до соединения с венецианским военным флотом на Леванте, участвовавшим в антитурецком крестовом походе, а затем – на специально отряженной капитаном этого флота галее до Таны или Воспоро. На кораблях, на которых путешествовали послы со скарбом и дарами, запрещалось перевозить товары, купцов или вообще посторонних лиц, под угрозой высокого штрафа, а экипаж, прибыв в Тану, не имел права выходить на берег. В состав посольства входили казначей-нотарий со слугой, священник, повар, 4 слуги и 2 оруженосца. Это была торжественная и представительная миссия, так и именуемая в самом постановлении Сената. Для покрытия ее расходов Сенат увеличил традиционно взимаемый в Тане налог с купцов на 65 %, доведя его до 1 % со стоимости товаров. Задача послов заключалась в возвращении конфискованных в Тане и на дорогах Золотой Орды товаров венецианцев, в восстановлении прежних привилегий венецианской торговли, прежде всего – льготных налогов (коммеркиев). Допускалось погашение венецианских потерь за счет передачи Республике поступлений от коммеркиев в ханскую казну и взаимная компенсация ущерба татар и венецианцев по договоренности. Более того, желая прочнее закрепиться в Приазовье перед лицом генуэзских соперников, Венеция просила хана о передаче ей еще одной фактории – Воспоро (Керчи), на которую давно уже с вожделением взирали венецианцы, понимая ее стратегическое значение в Керченском проливе. Ради достижения целей послам разрешалось закупить дары хану на сумму до 2000 дукатов [130 - ASV. SM, XXIV, f. 18v–19v (SMR, XXIV, N 159–172) – 19/VI 1347. 30 июня оклад послов был увеличен с 400 до 500 лир ад гросси и выплата продлена с 4 до 5 месяцев их службы. Кроме того, им была назначена премия в 100 дукатов в случае посещения хана: SM, XXIV, f. 24v (SMR, XXIV, N 235) – 30/VI 1347.].
   Послами были избраны Джованни Квирини и Дзоффредо Морозини [131 - ASV. Senato, Sindicati, I, f. 48r – синдикат послам 13/VII 1347, предусматривающий также ведение переговоров о компенсации ущерба пострадавшим венецианцам.]. Дзоффредо Морозини был ранее избран патроном Арсенала. В виде исключения ему было дано разрешение занять должность патрона не через 3 дня после избрания, а после возвращения из Таны. Временно же его должность патрона Арcенала поручили исполнять его братьям Урсино или Пьетро [132 - ASV. MC, Spiritus, f. 156 (155) r – 15/V 1348.]. Послы должны были отправиться из Венеции 18 июля и по пути, прибыв в Константинополь, выполнить дипломатические поручения при дворе Иоанна VI Кантакузина и Иоанна V Палеолога. В самой же Тане им поручалось, уже как частным лицам, позаботиться о взыскании закупленного, но не доставленного венецианским купцам из-за кризиса Таны шелка [133 - ASV. SM, XXIV, f. 26r (SMR, XXIV, N 244–246) – 14/VII 1347.] и бумазеи [134 - ASV. SM, XXIV, f. 26v (SMR, XXIV, N 249) – 17/VII 1347.]. Переговоры обнадеживали, и для исчисления понесенных в Тане потерь (для последующих представлений хану о компенсации) Сенат создал специальную комиссию «мудрых» [135 - ASV. SM, XXIV, f. 115r (SMR, XXIV, N 995) – 27/I 1349.].
   26 декабря 1347 г., наконец, хан Джанибек пожаловал венецианским послам алотамговый ярлык. Произошло это не в Тане, а в Гюлистане, на средней Волге, куда ханский двор, видимо, откочевал при эпидемии чумы. Полную реконструкцию текста, исходя из практики монгольской канцелярии, предприняли А.П. и В. П. Григорьевы [136 - Григорьев А.П., Григорьев В. П. Ярлык Джанибека от 1347 г. венецианским купцам Азова (Реконструкция содержания) // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. СПб., 1995. Вып. XV. С. 36–83; они же. Коллекция… С. 78–121.].
   Новый ярлык был дан в ответ на просьбы венецианской коммуны и ее заверения в осуждении виновника ссоры 1343 г. Хан простил обидчиков, предоставил им новую территорию, но повысил коммеркий с 3 до 5 % (редкий случай, когда венецианцы согласились с умалением ранее данной привилегии). Впервые четко определялась площадь предоставляемого участка: 100 на 70 пассов [137 - 1 венецианский пасс = 234,2 см (Schilbach E. Byzantinische Metrologie. München, 1970. S. 45). Площадь участка составляла, таким образом, 38 395 кв.м.]. Венецианцы получали отдельный от генуэзцев участок территории в Тане [138 - DVL, I, N 167. Р. 312.]. Большинство условий прежних пожалований подтверждалось (право отдельного проживания от генуэзцев и наличие собственной охраны, совместный суд консула и местного эмира-даруги в случае конфликта венецианцев и татар, освобождение от налогов на драгоценные металлы и фиксация портовых сборов и др.). Специально оговаривался запрет берегового права, а также отказ от применения репрессалий к родственникам виновных в финансовых и иных нарушениях. Венецианцы всегда настаивали на обязательстве хана не применять права марки к гражданам Республики, и в данном случае добились такого подтверждения. Важным условием, фиксирующим сложившиеся отношения, был оговоренный ханом запрет чинить ущерб мусульманским («сарацинским») купцам и паломникам на борту венецианских судов, а также в прибрежных портах. Вероятно, это отражало заинтересованность хана не только в поддержке хаджа в недавно мусульманизированной стране, но и в средиземноморской торговле с использованием венецианских судов. Еще одной мерой защиты местной торговли со стороны хана было введение непомерно высокой заградительной пошлины на покупку сырых шкур (50 и 40 % от стоимости, в зависимости от типа) [139 - DVL, I, N 167. P. 311–313.].
   По условиям заключенного с Джанибеком договора, стороны могли произвести «взаимозачет» сумм понесенного ущерба. Например, находившаяся в руках венецианцев собственность татарских подданных хана составила 3700 дукатов и подлежала распределению между потерпевшими ущерб венецианскими купцами [140 - ASV. SM, XXV, f. 19v (SMR, XXV, N 148) – 15/V 1349.]. Комиссия экстраординариев так и предлагала сделать в 1350 г., ссылаясь на отсутствие в договоре упоминания о компенсации ущерба и о согласии на то, по словам послов, ханских «баронов». Сенат, однако, не спешил с этим, отложив решение на 2 месяца после прибытия в Венецию галей «линии» [141 - ASV. SM, XXVI, f. 22r (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXVI (1350–1354) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2008, далее – SMR, XXVI, N 175) – 30/ IV 1350.]. Дело тянулось, и еще в 1359 г. комиссия экстраординариев должна была выслушивать петиции купцов по этому вопросу [142 - ASV. SM, XXIX, f. 29r; 33r; 34 r (Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIX (1359–1361) / A cura di L. Levantino. Venezia, 2012. N 272; 319; 329) – 14/X 1359; 1/XII 1359; 19/XII 1359: продление работы комиссии до конца января 1360 г.].
   Возобновление навигации галей «линии» в Тану, после перерыва с 1343 г. по апрель 1348 г., отмечено в Хронике Антонио Морозини. В 1348 г. капитаном трех венецианских галей был назначен Марко Морозини. Вероятно, на его судах в Византию и Газарию отправились послы Дзоффредо Морозини и Джованни Квирини, которые и заключили благоприятный для Республики мир с татарами [143 - Il Codice Morosini, I. P. 65; Te Morosini Codex. Vol. I. P. 116. Хронист называет условия договора «patibelissimi e honor de la Dogal Signoria».]. Между тем, свирепствовавшая в 1348 г. эпидемия чумы поставила под угрозу саму регулярную летнюю навигацию галей «линии» на Кипр, в Александрию и Романию. 21 июля 1348 г. решение о посылке туда галей было забаллотировано в Сенате [144 - ASV. SM, XXIV, f. 85v–86r (SMR, XXIV, N 754–764).].
   Первой заботой по восстановлению фактории для Венеции оказалось взимание налогов с торгующих в Орде. Предписание о назначении мытарей было дано уже 9 февраля 1348 г. капитану галей Романии, если его корабли отправятся к Азовским берегам, благо на то будет разрешение собранного в Константинополе совета [145 - ASV. SM, XXIV, f. 62r (SMR, XXIV, N 557).]. В 1348 г. венецианские послы, совместно с капитаном галей Романии и венецианскими купцами, избрали консулом Таны на месте, ради блага обустройства фактории, нобиля Марко Контарини, который пробыл в занимаемой должности 4 месяца, без 6 дней, содержал при себе 2 слуг, от 2 до 5 коней и пресвитера-нотария. Компенсацию за все свои траты он получил уже после возвращения в Венецию. И сумма эта составила 80 дукатов (по 20 в месяц). Примечательно, что источник называет его консулом, а не вице-консулом, несмотря на то, что избирался он не в Венеции, а в самой Тане и правил ограниченный срок, гораздо меньше, чем предусматривал обычный консульский мандат [146 - ASV. Grazie, 12, f. 37r – 1/III 1349.]. Преемником Контарини стал избранный также в Тане Пьетро делла Фонтана. Источник отмечает, что ему выпало править зимой 1348/49 г., когда в Тане происходили некие novitates, из-за чего консулу пришлось держать 4 коня, вместо положенных двух [147 - ASV. Grazie, 12, f. 55v – 20/VIII 1349.]. Вероятно, была необходимость перемещений или представительства перед лицом хана и его чиновников. Ситуация в Тане оставалась сложной, Сенат получал оттуда много писем, внимательно следил за событиями и продлевал специальный мандат «мудрых», которым поручалось готовить решения по делам Таны [148 - ASV. SM, XXIV, f. 110v (SMR, XXIV, N 950) – 3/I 1349.].
   В январе 1349 г. было решено избрать консула с регулярными полномочиями, заботой о постройке домов, сравнительно высоким окладом – 700 дукатов в год. Свита консула состояла из 5 слуг и 2 нотариев, один из которых входил в число слуг и, видимо, выполнял поручения текущего делопроизводства, а другой являлся священником и был канцлером фактории, слугой консула не являясь. На покрытие расходов был увеличен налог с купцов в Тане до 1 % со стоимости товаров (вдвое, по сравнению с докризисным периодом) [149 - ASV. SM, XXIV, f. 114v–115r (SMR, XXIV, N 990–992; DVL, I. P. 340–341) – 21/I 1349.].
   Ситуация в отношениях генуэзцев с татарами продолжала оставаться напряженной и в 1347–1349 гг. Джанибек осуществлял все новые попытки захватить Каффу, а материальные возможности ее обороны у каффинцев были на пределе: дожу Джованни ди Мурта посылались петиции бюргеров Каффы, предупреждающие об опасности уменьшать число защитников и экономить даже на оплате стражей городских ворот. Авторы петиции просили прислать в Каффу отсутствовавшего там тогда епископа и назначить главу фактории в Чембало (оборонявшего генуэзскую Газарию с Запада и снабжавшую ее продовольствием) [150 - Petti Balbi G. Cafa e Pera a metà del Trecento // RESEE. 1978. T. XVI, N 2. P. 217–228 = Petti Balbi G. Una città e il suo mare: Genova nel Medioevo. Bologna, 1991. P. 172–185. Дата петиции не может быть установлена с точностью – в ней отсутствует эсхатакол. Однако упоминание дожа ди Мурта, чумы и повторной осады Каффы позволили автору датировать ее 1347–49 гг. Тем самым это первое надежное свидетельство о генуэзской фактории в Чембало (ранее таковым считали 1357 г.).]. Конфликтность отношений с венецианцами вела подчас к враждебным действиям и стычкам на море кораблей двух республик [151 - См., напр.: Corpus Chronicorum Bononiensium. T. II… Р. 613.].
   Опустела и Тана. Ее покидали купцы и избранный консулом, видимо, в 1349 г., Леонардо Бембо мотивировал свое досрочное возвращение войной и тем, что почти все купцы уехали оттуда. Он был оправдан высшими венецианскими оффициями [152 - ASV. Grazie, XII, f. 100r – 18/VI 1351.].
   Конфликт, порожденный столкновением на рынке Таны в 1343 г. постепенно сменился неустойчивым миром обеих республик с Ордой. Однако он же усилил соперничество между самими республиками и привел их в скором времени к длительной и безрезультатной войне 1350–1355 гг., одним из главных мотивов которой был контроль за самым близким к ордынским столицам портом и городом – Азаком/Таной в устье Дона [153 - См. особо: Волков М. О соперничестве… С. 151–236; Heyd W. Histoire du commerce… T. I. P. 502–509; T. 2. P. 187–291; Sorbelli A. La lotta… P. 87–157; Скржинская Е. Ч. Петрарка о генуэзцах на Леванте // ВВ. 1949. Т. 2. С. 245–266; Она же. Барбаро и Контарини о России. Л., 1971. С. 34–38; Kyrris C. John Cantacuzens and the Genoese 1321–1348 // Miscellanea Storica Ligure. Milano, 1963. Т. III. P. 9–48; Idem. John Cantacuzenus, the Genoese, the Venetians and the Catalans (1348–1354) // Atti del I Congresso Storico Liguria-Catalogna. Bordighera, 1974. P. 188–210; Surdich F. Genova e Venezia fra Tre e Quattrocento. Genova, 1970; Медведев И. П. Договор Византии и Генуи от 6 мая 1352 г. // ВВ. 1977. Т. 38. С. 161–172; Balard M. La Мег Noire et la Romanie Génoise (ХIIIe – XVe ss.). L., 1989. ΝN 2, 5; Papacostea Ş. La Mer Noire carrefour des grandes routes intercontinentales 1204–1453. Bucureşti, 2006. P. 132–201.].

Архивные источники:

   ASG. Notai antichi, 232.
   ASV. Avogaria di Comun, 3641, Raspe, 1.
   ASV. Commemoriali, III, I V.
   ASV. Grazie, X, XI, XII.
   ASV. Maggior Consiglio, Spiritus.
   ASV. Senato, Misti, XXI, XXII, XXIII, XXIV, XXV, XXVI, XXXIV.
   ASV. Senato, Sindicati, I.
   ASV. Secreta, Dispacci antichi di ambasciatori, rettori ed altre cariche e lettere antiche, B. 1.
   ASV. Secreta, Miscellanea atti diplomatici e privati, 15.
   ASV. Cinque Savi alla mercanzia, 22 bis.

Опубликованные источники:

   Скржинская Е. Ч. Барбаро и Контарини о России. Л., 1971.
   Caroldo Giovanni Giacomo. Istorii Veneţiene. Vol. III. De la alegerea dogelui Andrea Dandolo la moartea dogelui Giovanni Delf no (1343–1361) / Ediţie îngrijită de Ş. V. Marin. Bucureşti, 2010.
   Clément VI (1342–1352). Lettres closes, patentes et curiales intéressant les pays autres que la France / Publiés ou analysées d’après les registres du Vatican par E. Déprez et G. Mollat. Paris, 1961. T. II.
   Corpus Chronicorum Bononiensium. T. II // RIS. T. XVIII/1. Fasc. 9–11. 1914.
   Cronica di Venexia detta di Enrico Dandolo, origini – 1362 / A cura di R. Pesce, presentazione di A. Caracciolo Aricò. Venezia, 2010.
   Desimoni C. Intorno alla impresa di Megollo Lercari in Trebisonda, lettera di Bartolomeo Senarega a Giovanni Pontano // ASLSP. 1877–84. T. XIII. Fasc. 3. Р. 4 9 7–53 6.
   Die Chronik Johanns von Winterthur (Chron ic a Iohannis Vitodurani) / Hrsg. von F. Baethgen in Verbindung mit C. Brun. Berlin, 1924. (MGH, Scriptores; N.S. T. 3).
   Diplomatarium Veneto-Levantinum sive acta et diplomata res Venetas Graecas atque Levantis illustrantia. T. 1: a. [154 - 1]300–1350 / Ed. G. M. T omas. Venetiis, 1880.
   Dolfin Giorgio. Cronicha de la nobilcità de Venetia et dela sua provintia et destretto. Origini – 1458 / A cura di A. Caracciolo Aricò. Introduzione di A. Caracciolo Aricò. Trascrizione e note di Ch. Frison. Venezia, 2009. T. 2.
   Golubovich G. Biblioteca Bio-bibliograf ca della Terra Santa e dell’Oriente Francescano. T. IΙ. Quaracchi, 1913.
   I Libri Commemoriali della Repubblica di Venezia. Regesti / A cura di R. Predelli. Venezia, 1878. T. 2.
   II Codice Morosini. Il mondo visto da Venezia (1094–1433) / Edizione critica, introduzione, indice e altri apparati di A. Nanetti, 4 tomi, con fac-simile della carta nautica di Francesco de Cesanis datata 1421. Spoleto, 2010.
   Ioannis Cantacuzeni Historiarum libri IV / Ed. J. Schopen. Bonnae, 1832. T. 3.
   Laurentii de Monacis veneti Cretae cancellarii Chronicon de rebus Venetiis ab u. c. ad annum 1354, sive ad conjuracionem ducis Faledro. Accedit ejusdem Laurentii Carmen de Carolo II, Rege Hungariae / Omnia ex mss. editisque codicibus eruit, recensuit, praefationibus illustravit Fl. Cornelius. Venetiis, 1758.
   Lettere di mercanti a Pignol Zucchello (1356–1350) / A cura di R. Morozzo della Rocca. Venezia, 1957.
   Nicephori Gregorae Byzantina historia / A cura L. Schopeni. Bonnae, 1830. T. 2.
   Stellae Georgii et Iohannis. Annales Genuenses / A cura di G. Petti Balbi // RIS. T. XVII, parte 2. Bologna, 1975.
   Tononi A. G. La Peste dell’anno 1348 // Giornale Ligustico. T. XI. 1884. P. 139–152.
   The Morosini Codex / Ed. by M. P. Ghezzo, J. R. Melville-Jones, A. Rizzi. Vol. I: to the Death of Andrea Dandolo (1354). Padova, 1999.
   Venetiarum Historia vulgo Petro Iustiniano Iustiniani f lio adiudicata / A cura di R. Cessi e F. Bennato. Venezia, 1964.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXI (1342–1344) / A cura di C. Azzara e L. Levantino. Venezia, 2006.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXΙΙ (1344–1345) / A cura di E. Demo. Venezia, 2007.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIII (1345–1347) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2004.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIV (1347–1349) / A cura di E. Orlando. Venezia, 2007.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXV (1349–1350) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2006.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXVI (1350–1354) / A cura di F. Girardi. Venezia, 2008.
   Venezia-Senato. Deliberazioni miste. Registro XXIX (1359–1361) / A cura di L. Levantino. Venezia, 2012.
   Iohannis Villani f orentini Historia universalis // RIS. T. 13. 1728.

Научная литература:

   Волков М. О соперничестве Венеции с Генуей в XIV в. // ЗООИД. 1860. Т. 4. С. 151–236.
   Григорьев А. П., Григорьев В. П. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции. СПб., 2002.
   Григорьев А. П., Григорьев В. П. Ярлык Джанибека от 1347 г. венецианским купцам Азова (Реконструкция содержания) // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. СПб., 1995. Вып. XV. C. 33–87.
   Карпов С. П. История Трапезундской империи. СПб., 2007.
   Карпов С. П. Кризис Таны 1343 г. в свете новых источников // ВВ. 1994. Т. 55 (80). Ч. 1. С. 121–126.
   Карпов С. П. Кризис середины XIV в.: недооцененный поворот? // Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики / Отв. ред. акад. Г. Г. Литаврин. СПб., 1999. С. 220–238.
   Медведев И. П. Договор Византии и Генуи от 6 мая 1352 г. // ВВ. 1977. Т. 38. С. 161–172.
   Мыц В. Л. Художественный образ хана Узбека на фреске Амброджо Лоренцетти «Мученичество францисканцев» // Золотоордынская цивилизация. 2013. № 6. Казань, 2013. С. 138.
   Сабитов Ж. – М. Эмиры Узбек-хана и Джанибек-хана // Золотоордынское обозрение. 2014. № 2 (4). С. 120–134.
   Трепавлов В. В. Беклербек в структуре монгольской и тюркской государственности // Золотоордынское обозрение. 2014. № 2 (4). С. 21–34.
   Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций (Из опыта образования и распада империй X–XVI вв.). М., 1996. C. 280–526.
   Скржинская Е. Ч. Петрарка о генуэзцах на Леванте // ВВ. 1949. Т. 2. С. 245–266.
   Balard M. La Mer Noire et la Romanie Génoise (ХIIIe – XVe ss.). L., 1989.
   Balard M. La Romanie Génoise (XIIe – début du XVe siècle). Roma – Genova, 1978. T. I–II.
   Favaro E. Cassiere della bolla ducale Grazie-Novus Liber (1299–1305). Venezia, 1962.
   Heyd W. Histoire du commerce du Levant au moyen âge. Leipzig, 1886 (réimpr.: 1923). T. 2.
   Karpov S. P. Black Sea and the Crisis of the mid XIVth Century // Thesaurismata. 1997, T. 27. Р. 65–77.
   Karpov S. P. Génois et Byzantins face à la Crise de Tana de 1343 d’après les documents d’archives inédits // Byzantinische Forschungen. 1996. Bd. 22. P. 33–51.
   Kyrris C. John Cantacuzenus and the Genoese 1321–1348 // Miscellanea Storica Ligure. Milano, 1963. Т. 3. P. 9–48.
   Kyrris C. John Cantacuzenus and the Genoese, the Venetians and the Catalans (1348–1354) // Atti del I Congresso Storico Liguria-Catalogna. Bordighera, 1974. P. 188–210.
   Morozzo Della Rocca R. Notizie da Caf a // Studi in onore di A. Fanfani. Vol. 3: Medioevo. Milano, 1962. P. 267–295.
   Negri T. O. de. Storia di Genova. Firenze, 2003.
   Papacostea Ş. La Mer Noire carrefour des grandes routes intercontinentales 1204–1453. Bucureşti, 2006.
   Petti Balbi G. Una città e il suo mare. Genova nel Medioevo. Bologna, 1991.
   Schilbach E. Byzantinische Metrologie. München, 1970.
   Sorbelli A. La lotta tra Genova e Venezia per il predominio del Mediterraneo // Memorie della R. Accademia delle scienze dell’Istituto di Bologna. Classe di scienze morali, serie I, Sezione di scienze storico-f lologiche. 1910–11. T. 5. P. 87–157.
   Surdich F. Genova e Venezia fra Tre e Quattrocento. Genova, 1970.

А. Л. Пономарев
Крымское ханство и консулат Каффы в 1466 г. (870/871 г. х.): Власть и деньги [155 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: На основе анализа документального и нумизматического материала удается ответить на разнообразные вопросы, стоящие в крымской нумизматике. Монетная реформа, инициированная в генуэзской Каффе в 1466 г., привела к переходу Крыма на систему из трех основных номиналов – акча, данг и пул. Открылись подробности борьбы за ханский престол, развернувшейся в Крыму в том же 1466 г. после кончины Хаджи Гирея. Новые данные позволяют говорить об усилении с середины 1460-х годов роли генуэзской Каффы не только в финансовой жизни Крыма, но и в его внутриполитических процессах.

   Summary: On the basis of a thorough analysis of relevant documentary and numismatic material, a variety of questions concerning the numismatics of the Crimean region have been answered. Te monetary reform initiated in Genoese Cafa in 1466 had resulted in the adoption in the Crimea of a monetary system based on three major denominations – Akcha, Dang, and Pool. Tis study also reveals some important details on the struggle for the throne of the Khanate of Crimea in the same year afer the death of Haji Giray. New data suggest that from the mid-1460’s Genoese Cafa strengthened its role in the fnancial life of the Crimea, and also in its internal political processes.

   Ключевые слова: денежное обращение, Крым, Каффа, акча, данг, пул, Хаджи Гирей, Нур Давлат, монетная реформа, нумизматика, генуэзско-татарские отношения.

   Keywords: currency, Crimea, Cafa, Akcha, Dang, Pool, Haji Giray, Dawlat Nur, monetary reform, numismatics, Genoese-Tatar relations.

   Научная традиция, складывавшаяся начиная с XIX в., заносит события и процессы, связанные с существованием в Причерноморье поселений генуэзцев, сразу в несколько направлений историографии. Политическая и торговая активность западноевропейского купечества (генуэзцев не в последнюю очередь) безоговорочно воспринимается как часть экономической истории Средневековья. Причастность итальянских республик к Крестовым походам не только делает ее частью этого многогранного движения, но и расширяет его хронологические и территориальные рамки. Вездесущность негоциантов позволяет включать события, к которым они были причастны, и в историю Византии или Кипра, и в историю турецких и мамлюкских султанатов, и в историю Золотой Орды.
   Способности, которые демонстрировали Генуя или Венеция, в одиночку тягавшиеся с Арагонским королевством и Османским султанатом, поработившие Кипр и не раз ставившие на колени византийских и трапезундских императоров, не могли не наложить отпечаток на трактовки их отношений с Золотой Ордой – «Империей Узбека». Вольно или невольно история генуэзского консулата Каффы, восстанавливаемая по фрагментам, сопоставлялась с живописаниями, известными из сочинений Иоанна Кантакузина и Леонтия Махеры и повествующими о том, насколько ничтожным стало положение Палеологов и Лузиньянов, когда генуэзцы укрепились в Пере или аннексировали Фамагусту.
   История денежного рынка и монетного производства Каффы имеет к данному тезису непосредственное отношение. До тех пор, пока мы смотрим на генуэзцев как на колонизаторов и захватчиков, диктовавших свои условия татарским ханам, мы вправе трактовать нумизматику генуэзской Каффы по О. Ф. Ретовскому, для которого «главной стороной» двуязычных монет Каффы была сторона генуэзская, и для которого эти деньги являлись генуэзско-татарской монетой [156 - Как отражение такой позиции в быту и литературе за указанной монетой закрепилось латинское слово «аспры», не имеющее, впрочем, отношения к аутентичному названию денег. У западноевропейцев «asper» обозначало без различия любую мелкую серебряную монету православных или мусульманских государей – византийских и трапезундских императоров, османских и прочих турецких владетелей, болгарских и грузинских царей и, конечно же, татарских ханов. В отличие от нумизматов XIX в., опиравшихся на документы, в которых генуэзцы постоянно употребляют «asper», те, кто называет татарскую монету по-турецки – «акче», ни на какие свидетельства не опираются вовсе. Особенно в этом преуспел Е. Ю. Гончаров, которому для его «открытия» (см.: Гончаров Е. Ю. Немного про акче: Как назывались монеты в Золотой Орде XV в. // Всероссийская нумизматическая конференция, 17-я. Тезисы докладов и сообщений. Москва-Пущино, 22–26 апреля 2013 г. М., 2013. С. 55–56) документы вовсе не нужны. Не нужны не только уже известные латинские, в которых объяснено, что аспры – это данги, но и давно известные ярлыки ханов, где в дангах определены ставки налогов (см. ниже, с. XXX). К удивительному для любого нумизмата откровению «раз у турок в Османском султанате монета называлась „акче“, значит и в Золотой Орде у татар тоже были „акче“» (нечто вроде: «раз у русских в Литовском княжестве монета называлась „гроши“, значит и в княжестве Московском тоже чеканили „гроши“, а вовсе не „денги“»), он добавил еще и откровение филологическое. Оказывается запись «Peccunia = Sím = Nagt vel acça» в татаро-персидско-латинском словаре XIV в. (Drimba V. Codex Comanicus. Bucureşti, 2000. P. 88) вовсе не объяснение того, что татарское «акча, acça», как и ныне, обозначает собирательное понятие «деньги» (лат. «pecunia», англ. «money»). Наоброт, латинское «pecunia» – должна быть «монета, coin», потому что у разных турок серебряная монета называлась «акче». Впрочем, у Е. Ю. Гончарова может быть весомое оправдание, если в его экземпляре «Codex Comanicus’ не хватает листа 46, где черным по белому написано: «Moneta = Sím = Nagt».].
   Действительность была несколько иной. При безусловно имевшем место упрочении положения консулата, в первую очередь, при отделении Крымского ханства [157 - Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма: хронология смуты 1420-х годов в счетах генуэзского казначейства Каффы // Золотоордынское обозрение. Казань, 2013. № 2. С. 158–190).], исповедуемые коммерсантами бесконфликтность и невмешательство (переступив через которые генуэзцы и потеряли Каффу) были необходимым условием успешной экономической деятельности, признание суверенитета татарского правителя – залогом безбедного существования консулата [158 - Как иначе строились взаимоотношения генуэзцев с местной властью там, где они чувствовали себя хозяевами и могли диктовать свои условия, см. например: Карпов С. П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. М., 1990; Близнюк С. В. Цена королевских войн на Кипре в XIV–XV вв. // ВВ. 2000. Т. 59. С. 86–96; Она же. От праздника к войне // ВВ. 2009. Т 68. С. 91–107.]. Немаловажным компонентом являлось состояние денежного рынка: только при существовании здоровой финансовой системы торговцы и банкиры могли воспользоваться плодами своего пребывания за тысячи километров от Родины. В условиях централизованного татарского государства XIV в. забота о денежном хозяйстве возлагалась на принимающую сторону – его владетелей, и специальная статья договора, а в действительности – ярлыка, который выдал в 1387 г. от имени Токтамыша генуэзцам Кутул Буга (предок будущих ордынских и крымских ханов), фиксирует его обязанность по обеспечению Причерноморья звонкой монетой [159 - Basso E. Genova: un impero sul mare. Cagliari, 1994. P. 279; ASG. San Giorgio, Sala 34 (далее – SG, 34). Negoziazioni e trattati, 2728. Doc. 27.].
   С обособлением Крыма от Золотой Орды в 1420-е гг. генуэзцы почитают за благо (или же вынуждены) взять чекан монеты под собственный контроль, и массовые эмиссии Каффы времен Давлат Берди и Улуг Мухаммеда наполняют базары Степи десятком миллионов монет. Они становятся основой обращения, и даже при последовавшем в 40-е гг. возрождении собственно татарского чекана с именем Хаджи Гирея, монета, чеканенная в Каффе, сохраняет свои позиции на денежном рынке. Двуязычные деньги обращаются совместно и являются точно такой же монетой ханства, как и чисто татарские; противопоставлять их нет никакой возможности. Соответственно, «генуэзско-татарские аспры» Ретовского в действительности – не что иное, как ординарные данги, данги татаро-генуэзские, хотя и отчеканенные в Каффе, но все-же данги.
   История монетного производства в период очередной смуты, охватившей Крым в 1466 г., предоставляет нам информацию, которая помогает понять механизм и принципы взаимоотношений ханства и консулата, татар и генуэзцев. Несмотря на то, что толчок к созданию предлагаемой работы дал всего лишь неатрибутированный нумизматический материал, при его освоении стали известны разные неведомые до того страницы политической и экономической истории Крыма. Все это позволяет понять, каково было положение западноевропейцев в Золотой Орде, на какой основе строились взаимоотношения Республики и ханств. Множество условий, которым должны были следовать латиняне – невмешательство и подчинение, самодостаточность и укрепление обороны оказались завязаны в один крепкий узел событиями 1466 г., к которым форпост христианского мира на Леванте оказался причастен, и которые повлекли за собой заметные изменения в статусе самого генуэзского консулата.
//-- * * * --//
   Начало изучения того нумизматического материала татарских государств, который связан с существованием в Крыму генуэзского консулата Каффы, было положено в трудах членов Одесского общества истории и древностей. Главнейшей же вехой в их изучении стали работы О. Ф. Ретовского, обобщившего накопленные за XIX в. знания, работы, которые больше века являются если не единственным, то наиболее компетентным источником референций для историков и антиквариев [160 - Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты // Археологическая комиссия. Санкт-Петербург. Известия… СПб., 1906. Вып. 18. С. 1–72, 6 с. табл.; Он же. Новые генуэзско-татарские монеты // Археологическая комиссия. Санкт-Петербург. Известия… СПб., 1914. Вып. 51. С. 1–16, 1 с. табл.]. Отдельные попытки ресистематизировать, пополнить компендиум О. Ф. Ретовского, пересмотреть атрибуции ученого [161 - Lunardi G. Le monete della repubblica di Genova. Genova, 1975; Еманов А. Г. Начало работы монетного двора в Кафе // Всероссийская нумизматическая конференция, 4-я. Дмитров, 22–26 апреля 1996 г. Москва, 1996. С. 45–46; Бочаров С. Г. Генуэзско-татарские медные монеты Каффы // Stratum plus. 1999. № 6. С. 130–136; Евдокимов В. Н. Нумизматика генуэзской Каффы. [Toronto], 2002.], не могут сравниться с серьезнейшим переосмыслением типологии, истории чекана и развития денежного обращения Улуса Джучи в целом, имевшим место за последние два десятилетия в науке.
   Проблемы атрибуции и датировки монетных эмиссий Каффы, с которыми столкнулся О. Ф. Ретовский, существуют и поныне. Ученые и коллекционеры до сих пор не знают, когда или, хуже того, при каком хане, были выпущены те или иные разновидности двуязычной монеты, ибо анализ одной лишь типологии бессилен найти, например, среди эмиссий данги наследников Хаджи Гирея. Оставаясь в рамках типологии О. Ф. Ретовского, они вынуждены исповедовать устаревшее и устоявшееся заблуждение, будто простые чиновники, назначаемые из Генуи, – консулы, подобно королям или дожам смели безнаказанно метить монету своими инициалами [162 - См.: Пономарев А. Л. Крамольное золото генуэзской Каффы // Всероссийская нумизматическая конференция, 17-я. Москва – Пущино, 22–26 апреля 2013. М., 2013. С. 70–71.], и присваивать даты, сопоставляя имеющиеся на монетах сиглы с именами известных консулов.
   Несмотря на отсутствие дат на дангах Каффы, можно заметить, что редукция арабской легенды на татарских аверсах до «султан законный» (как и последующее превращение легенды в псевдографику) характерна для более поздних выпусков. Связывать редукцию лишь с тем, что параллельно падала культура производства и деградировала техника чекана, по видимости, не следует. Наоборот, нужно рассматривать указанную особенность как результат сознательной, причем, если судить по многочисленности монеты, многолетней практики. Сохраняя тамгу на аверсе, монетный двор Каффы уже этим подтверждал пригодность своей монеты для обращения на крымских территориях, но редуцируя и искажая легенды, он преследовал какие-то иные цели. Подобную «маскировку», конечно, хочется трактовать как жест, демонстрирующий независимость генуэзцев от хана, но их мотивы могли быть и иными – непонятные нам финансовые предосторожности генуэзцев, провоцируемые неустойчивостью властных отношений в Крыму. К подобному приему здесь уже прибегали в 1436 г., когда взамен монеты с именем Улуг Мухаммеда и титулом миланского герцога стали бить данги с нечитаемым аверсом и легендой «Civitas Cafe» на реверсе.
   Из подобного ряда монет выпадает лишь единственная эмиссия Каффы, которой и посвящена часть предлагаемой публикации. На поверхности лежат ее очевидные отличия от остальных типов: арабская легенда с вполне читаемым именем хана на аверсе и четырехлепестковый картуш вокруг генуэзского замка на реверсе (по итальянски – «castello genovese», один из символов самой Генуи) [163 - Устоявшийся в обиходе со времен О. Ф. Ретовского обычай называть генуэзский замок «порталом» следует считать разговорным просторечием. Собственный символ сами генуэзцы всегда называли «il castello genovese». Появление «замка» на монете Генуи восходит к тем временам, когда в Европе самой авторитетной монетой стали турские денье и гроши, украшенные другим замком – турским (le châtel tournois). Использование русскими нумизматами XIX в. слова «портал» в качестве термина, описывающего изображение на татаро-генуэзских монетах, восходит к одному из значений слова «janua» в классической латыни. Впечатленные известной всем омонимией (ведь Генуя на латыни тоже «Ianua»), они пренебрегли средневековым значением «замок», хотя именно в замках, а отнюдь не на порталах бывают башни.], в то время как на других монетах, стандартных дангах эпохи Хаджи Гирея, использовались ромбический и круглый картуши (ср. например, рис. 1a). Бытование указанного типа также не совсем обычно: в отличие от прочих двуязычных дангов, он нерегулярно встречается в кладах, содержащих монеты Менгли Гирея, отчеканенные после падения Каффы (например, лишь 10 экз. в Кырк-Ерском кладе 2002 г. [164 - Майко В. В. Кырк-Ерский клад городища Чуфут-Кале в юго-западном Крыму. Киев, 2007. № 1046–1049, 1050–1053, 1263–1264.]), и до половины монет данного типа, ставших мне известными из недавних находок, происходят из комплексов, в которых они составляли заметную долю. Показательнее же всего метрологические характеристики. В то время как и татарские, и двуязычные данги следуют весовому стандарту в 1/5 мискаля (0,655 г), утвердившемуся в Крыму и в Золотой Орде в середине 1430-х годов и просуществовавшему, минимум, до XVI в. (ср. рис. 6), монеты с четырехлепестковым картушем весят в полтора раза больше, около 1 г.
   За последние десять лет на аукционах, форумах и других электронных ресурсах появилось немало подобного серебра. К четырем десяткам экземпляров, собранных О. Ф. Ретовским [165 - Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты… № 175–204.], добавилось еще семьдесят монет. Объем доступного материала достиг отметки, которая позволяет, устанавливая связи между штемпелями, восстановить последовательность их использования, определить объем и динамику производства [166 - Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. М., 2011. С. 141–156; Он же. Продуктивность монетных дворов древности: анализ динамической выборки // Экономическая история: Ежегодник, 2011/2012. М., 2012. С. 653–672.].
   Из признаков, широко датирующих эмиссию данного типа серебра, следует сразу назвать перечеканы NB&c 104997, 105113, 105223 [167 - Электронные версии описания и изображений монет, упоминаемых ниже, доступны по адресу: «www.nomisma.biz/moneta/», дополненному указанным номером базы данных «Nomisma Byzantii etc» (NB&c).] на османских акче второго султаната Мехмеда II (855–886 г. х.). К. К. Хромов, который более десяти лет проявляет интерес к монетам Каффы, мог бы датировать эмиссию с четырехлепестковым картушем уже давно, поскольку в его руках оказался экземпляр данного типа, у которого на аверсе вместо имени Хаджи Гирея находилось имя его сына – Нур Давлата, севшего на трон в 1466 г. (871 г. х.). Мог бы, но не смог – не только потому, что не знал о штемпельных связях между эмиссиями Нур Давлата и Хаджи Гирея. Дело в том, что практикуемый К. К. Хромовым подход к генуэзскому материалу изначально принял гипертрофированные формы, не предполагающие внимания к штемпелям. Критерием подлинности для украинского нумизмата стал компендиум О. Ф. Ретовского вековой давности, и он тогда же объявил фальшивками не только два типа татаро-генуэзской монеты с именем Бек Суфи, ряд дангов Давлат Берди и Улуг Мухаммада. «Фальшивкой» прозван отсутствующий у О. Ф. Ретовского, но опубликованный Г. Шломберже еще в 1878 г. [168 - Schlumberger G. Numismatique de l’Orient Latin. Paris, 1878. Tabl. 18.2 (ср.: Künker, Auktion 178: 8728; NB&c 105718). Вес этой монеты, что показательно, также около 1 г.] чисто генуэзский тип монеты Каффы. Руководствуясь теми же ощущениями, нет никаких препятствий для того, чтобы зачислять в сегодняшние фальшивки также имитации татаро-генуэзской монеты, неминуемо появлявшиеся на средневековом рынке.
   Известность К. К. Хромова среди украинских коллекционеров привела к тому, что те готовы отстаивать мысль о том, что перечекан на татарских дангах является признаком фальшивости [169 - Им следовало бы удивиться, почему, например, двуязычный данг Каффы был перечеканен на куда более экзотической монете – ордынском данге Керим Берди (ср. NB&c 104769 и 106700).], а если искомая «фальшивка-перечекан» Бек Суфи – насквозь гнилая и ороговевшая (NB&c 104846), и вдобавок, обрезана под вес русских денег, подобное состояние служит для них лишь доказательством изощренного мастерства и изворотливости врагов коллекционера. Расхождения же с прорисями О. Ф. Ретовского выдаются за недостатки современного «творчества».
   Среди «фальшивок Хромова», откомментированных на zeno.ru и вводящих в заблуждение коллекционеров на соответствующей странице его сайта [170 - http://www.hordecoins.folgat.net/S_galGH_fakes-Cafa.htm.], отмечен и упомянутый выше тип серебра Нур Давлата. Чтобы объяснить его размещение там, нужно не только приписать «умельцам» желание и способность наводить поштучно разнотипную патину на изделия, изготовленные отнюдь не в товарных количествах [171 - Два штемпеля аверса этого типа практически идентичны: фактически, это один штемпель, немного подправленный в процессе производства. Из пяти известных мне экземпляров данного типа три были проданы на аукционах Elsen (Jean Elsen & ses fls SA), 80:1175 (12.06.2004), Baldwin’s, 45:1735 (03.05.2006) и Peus (Dr. Busso Peus Nachf., Münzhandlung), 380–381:1177. Как раз экземпляр с аукциона Peus вместе с оставшимися двумя был объявлен фальшивкой на сайте К. Хромова hordecoins. folgat.net вместе с другими типами двуязычной монеты, неизвестными его содержателю по работе О. Ф. Ретовского (NB&c 105128, 104814, 105129, 105422, 105423).]. Если бы К. К. Хромов имел в своем распоряжении соответствующий материал и мог провести пристальное сравнение штемпелей, он должен был бы настаивать, что в замысел «коммерсантов» входило также создание штемпелей, не отличимых по рисунку и выработке от оригинальных (см. рис. 4). Требуется также объяснить, почему мнимые изготовители фальшивок, зная литературу, познав типологию и разбираясь в штемпельном анализе лучше, чем сам украинский нумизмат, освоив тонкости не только готической, но и арабской каллиграфии, обладая ювелирными навыками и неограниченными техническими возможностями, обратились к постыдной эксплуатации сегмента рынка, на порядки уступающего рынку античной или российской монеты как по обороту, так и по ценам. Это весьма необычно для «коммерсантов». Парадоксально, но если К. К. Хромов и далее продолжит рассуждать о фальшивости, ему придется признать, что лучший специалист по генуэзской монете из имеющихся на Украине – не он, а эти самые «коммерсанты».
   Здесь надо особо отметить, что неведомые «имитаторы» должны были либо на десятилетие опередить развитие украинской и мировой науки, либо, помимо палеографических, художественных и технических способностей, обладать незаурядным даром предвидения. Другими причинами нельзя объяснить, почему при чекане «фальшивых» дангов Бек Суфи, «выявленных» в 2004 г., использованы матрицированные штемпели, ибо в то время об использовании матриц на монетных дворах Крыма [172 - Матрицирование штемпелей активно использовалось в практике Крыма. Лучше всего об этом говорит обнаруженный Ю. В. Зайончковским крымский данг Дервиша, отчеканенный двумя полностью идентичными штемпелями именной стороны (NB&c 108133). См. также: Пономарев А. Л. Хан Крыма Бек Суфи, его законные данги и лже-Едигей // Нумизматические чтения 2013 года. Материалы докладов и сообщений. М., 2013. С. 76–84.] никто не догадывался (да и не нужны они для штучных подделок). Той же способностью придется объяснять появление монет с легендой «COMVNE IANVE IN CAFE», не известной ни К. К. Хромову, ни О. Ф. Ретовскому, но подтвержденной последующими находками типа, зафиксированного у последнего лишь с фрагментом легенды. Ни пишущий эти строки, ни, тем более, украинский специалист десять лет назад не могли атрибутировать характерную медь Каффы с тамгой-вилкой (это сделано только в настоящей работе); а без знания датировки этой меди, нельзя догадаться, что штемпельные связи серебра Нур Давлата, якобы, нафантазированного крымскими умельцами, нужно имитировать именно с нею (даже если вам случилось раздобыть оригинальный штемпель монетного двора Каффы!). Можно сказать, что поиск фальшивок в чекане Каффы превратился уже в навязчивый синдром, и К. К. Хромов, полагая, что для их «производства» у злоумышленников нет иного пути, кроме как искать образцы на его сайте, начал «модифицировать» размещаемые там изображения монет.
   Дабы укрепиться в сказанном окончательно, необходимо сказать, что датировка указанных медных и серебряных монет обусловлена не только тем, существуют или нет их штемпельные связи с эмиссиями Нур Давлaта. Она основана на сведениях, содержащихся в рукописи казначейства Каффы 1466 г., хранящейся в далекой Генуе; извлечь из нее дату для «фальсификации» может только профессионал, обученный латыни и чтению средневековой скорописи. Однако, никто из соотечественников, работавших с массарией Каффы 1466 г. – ни С. П. Карпов, ни С. В. Близнюк, ни я сам, – навыками, необходимыми для чекана дангов (резьба по металлу и т. п.), не владеет, да и в активности на нумизматических рынках Крыма замечен не был…
//-- * * * --//
   Несмотря на узкие хронологические рамки темы и отсутствие письменных памятников, сосредоточенных на финансовых и денежных проблемах, которое для золотоордынской нумизматики является нормальным состоянием, сведения, имеющие отношение к денежному делу Крыма в конце правления Хаджи Гирея, все же сохранились. Этим мы обязаны в первую очередь уже неоднократно привлекавшимся для освещения нумизматической истории Золотой Орды записям казначеев Каффы [173 - Пономарев А. Л. Чьи на Руси деньги? Финансовый кризис в Золотой Орде 1380–1381 гг. по данным бухгалтерской книги генуэзского казначейства в Каффе (Феодосия) // Труды Международных нумизматических конференций «Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XV вв.», (I MHK – Саратов, 2001; II МНК – Муром, 2003). М., 2005. С. 47–49; Ponomarev A. L. Monetary Markets of Byzantium and the Golden Horde: State of Afairs According to the Account Books of the Genoese Treasurers of Cafa, 1374–1381 // Море и берега. К 60-ти летию Сергея Павловича Карпова. М., 2009. С. 595–612.]. Однако первым по хронологии, причем опубликованным еще на заре изучения генуэзской колонизации Причерноморья, стоит документ из другого фонда Генуэзского архива. Он представляет собой мандат на должность и получение стипендии, выданный в июне 1464 г. некоему Ансальдо Миконо, который вместе со своим подмастерьем направлялся на службу в Каффу [174 - Vigna A. Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell» Ufcio di S. Giorgio (1453–1475) // ASLSP. Genova, 1871. T. 7/1. P. 302, doc. 639: «… conduximus ad stipendium mensuale summi unius dilectum nostrum Ansaldum de Micono fabrum aurifcum et idoneum ad cecam quotiens expediet ac probum in aliis negotiis, cum uno famulo idoneo cum stipendio dicti summi mensualis, ita quod pro se et famulo, qui sit idoneus, habeat summos duos… Datum Ianue MCCCCLXIIII die XXVIII iunii» («… препровождаем на ежемесячную стипендию в один соммо любезного нам Ансальдо де Миконо, золотых дел мастера, пригодного для работы на монетном дворе, на который направляется, выдающегося и прочими умениями, вместе с обученным слугой со стипендией в один соммо, так, чтобы на себя и слугу, который пригоден [для ремесла] получал два соммо… Дано в Генуе в год 1464, в день 28 июня»).]. Целенаправленная вербовка специалистов различных профессий в метрополии позволяла генуэзцам поддерживать военную и хозяйственную инфраструктуру в консулате Каффы и репродуцировать там культурную среду, привычную западноевропейцам, поскольку местными силами консулат не мог обеспечить ни первое, ни второе, ни третье. Административное планирование стало особенно заметно после того, как Каффа перешла под управление Банка св. Георгия. В компетенцию попечителей Банка входило не только формирование административно-судебного, финансового и военного аппарата колоний, но и подбор специалистов, всегда готовых за немалые, по лигурийским понятиям, деньги (6 лир, без малого 5 флоринов) послужить Республике в Крыму. Туда текли ткачи и бомбардиры, цирюльники и скорняки, кузнецы, стеклоделы, мастера по литью бомбард; коммуна оплачивала художников и органиста, и даже писарь курии, Костантино де Сарра, писавший на досуге хронику Каффы, получал пособие свечами [175 - ASG. SG, 34. 590/1256. Massaria Cafe (далее – MC) 1470, f. 87r [24.12.1470]: «Item die ea pro brandonis duodecim videlicet sex pro cofero | et sex pro magistro Constantino de Sarra qui sibi | dantur pro scribendo cronicam annuatim | ponderatis tochetis 25½ ad asperos 11 pro tocheto | pro capsia Lazari Cattanei 58 asperos 280».]. Но у Ансальдо Миконо была специфическая профессия – он был ювелиром, компетентным в монетном деле, и именно для работы на монетном дворе был направлен.
   Судить о его статусе и, как следствие, о тех обязанностях, которые на него возлагались, позволяет размер его стипендии. Она была определена в 400 «аспров», т. е. дангов, что лишь немного уступает стипендии в 450 дангов, назначавшейся в 1420-е годы Пьетро Ронко, который прозывался «чиновником монетного двора» – «ofcialis cecce» [176 - Vigna A. Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell» Ufcio di S. Giorgio (1453–1475) // ASLSP. Genova, 1871. T. 7/1. P. 302, doc. 639: «… conduximus ad stipendium mensuale summi unius dilectum nostrum Ansaldum de Micono fabrum aurifcum et idoneum ad cecam quotiens expediet ac probum in aliis negotiis, cum uno famulo idoneo cum stipendio dicti summi mensualis, ita quod pro se et famulo, qui sit idoneus, habeat summos duos… Datum Ianue MCCCCLXIIII die XXVIII iunii» («… препровождаем на ежемесячную стипендию в один соммо любезного нам Ансальдо де Миконо, золотых дел мастера, пригодного для работы на монетном дворе, на который направляется, выдающегося и прочими умениями, вместе с обученным слугой со стипендией в один соммо, так, чтобы на себя и слугу, который пригоден [для ремесла] получал два соммо… Дано в Генуе в год 1464, в день 28 июня»).] и занимал по табели о рангах (согласно зарплате, рассчитанной на него и подмастерье) шестое место в иерархии Каффы – впереди капитанов бурга и антибургов, множества прочих военных и гражданских стипендиатов. Конечно, система управления в 1460-е годы была уже несколько иной, нежели в 1420-е годы, монетное производство теперь сдавалось на откуп, как и множество различных налогов. Но откупщик был лишь кредитором и бенефициарием, не обязанным разбираться в технологиях или делопроизводстве монетного двора. Реальным распорядителем мог быть только компетентный специалист, способный направлять и контролировать жизненно важное для фактории и региона производство. Ансальдо Миконо, действительно, был специалистом высшего разряда – не просто ювелиром, не только золотых дел мастером, но мастером пробирным.
   В самой Каффе его присутствие прослеживается лишь с 12 ноября 1465 г. [177 - ASG. SG, 34. 590/1256. Massaria Cafe (далее – MC) 1470, f. 87r [24.12.1470]: «Item die ea pro brandonis duodecim videlicet sex pro cofero | et sex pro magistro Constantino de Sarra qui sibi | dantur pro scribendo cronicam annuatim | ponderatis tochetis 25½ ad asperos 11 pro tocheto | pro capsia Lazari Cattanei 58 asperos 280».], но это не должно вызывать у нас никакого удивления. О том, что назначения в Генуе происходили задолго до вступления в должность, хорошо известно по мандатам консулов Каффы, давно опубликованным А. Винья. Проволочки с отбытием чиновников и стипендиатов случались регулярно. Ансальдо почти наверняка прибыл в Крым вместе с новоназначенным консулом Джованни Ренци да Кабелла [178 - Этот консул (Iohannes Rentius de Cabella, 12.12.1465–11.01.1467) был не нобилем из рода Кабелла, имевшим двойное имя, а всего лишь ремесленником (artifex) по фамилии Ренци. Он принадлежал к партии гибеллинов (albus) и, судя по прозванию, лигурийское местечко Кабелла было его малой родиной: «… Et primum in Dei nomine elegerunt: Consules massarios et provisores Cafe. Gregorium de Reza coloris nigri mercatorem… Iohannem Rentium de Cabella, album artifcem…» (Vigna A. Codice diplomatico… T. 7/1. P. 184–185, doc. 583). Вместе с Джованни в Каффу прибыли стипендиаты – его сын Маттео Ренци де Кабелла и Лоренцо Ренци де Кабелла, наверняка, его родич. Имя последнего ясно показывает, что трактовки «Rentius’ как уменьшительного от «Laurentius», необходимые для того, чтобы у консула появилась фамилия «Cabella», несостоятельны. ASG. SG, 34. 590/1248. MC 1466, f. 244r, 257r. Ср.: Tacchella L. Tre Cabellesi consoli in Crimea nel sec. XV // Storia dei Genovesi. Genova, 1991. T. 11. P. 445–465.]. Примечательно же другое: одновременно с ним стипендиатами Каффы становятся еще шесть других ювелиров [179 - В массарии фигурируют как стипендиаты коммуны: Franciscus de Amigloda, Iohannes de Sancto Romulo, Christophorus de Sancto Romulo, Ambrosius de Russiliono, Lancelotus Bederinus, Baptista Bederinus, Guliermus Bonicius, Ansaldus de Michono и подмастерье последнего. Они приступали к своим обязанностям по прибытию, не дожидаясь, пока 12 декабря 1465 г. вступят в должнось консул и старшие оффициалы (ASG. SG, 34. 590/1264. Massaria Cafe 1465, f. 224r, 237v, 245v etc.).]. И это – не результат стремления Банка гарантировать населению Крыма избыток предметов роскоши. Даже «златокузнец» не является точным синонимом «aurifaber», ювелир же – лишь одна из возможных дефиниций профессии «faber». Как и Ансальдо Миконо с его подмастерьем, шестеро новеньких прибыли для работы на монетном дворе.

   Рис. 1. Серебряные монеты Каффы сер. 1460-х – сер. 1470-х годов
   a) Хаджи Гирей, данг «круг-круг», ок. 870 г. х. (NB&c 108710);
   b) Хаджи Гирей, акча, 870 г. х. (NB&c 108285);
   с) Нур Давлат, акча, 871 г. х. (NB&c 104814; Elsen, 80:1175);
   d) Менгли Гирей, данг «круг-круг», после 872 г. х. (NB&c 104746)

   В предшествующие годы Каффа обходилась всего двумя местными мастерами [180 - Пьетро де Ассерето (Petrus de Axereto faber) стипендия была назначена на месте, в Каффе, 16 мая 1465 г., а Каспару де Ассерето (Caspar de Axereto faber) – 13 июня (ASG. SG, 34. 590/1264. MC 1465, f. 233v, 237r).], и увеличение их числа вчетверо говорит о запланированных если не в 1464, то в 1465 г. изменениях в деятельности монетного двора. Результат призыва на службу бригады столичных ювелиров становится очевиден, если сравнить выработку эмиссии с четырехлепестковым картушем и внешний вид дангов с картушами «круг-круг» (рис. 1a, b). Комбинация «круг-круг» появилась в результате последовательных изменений в облике двуязычных дангов Хаджи Гирея. За годы его власти на смену ранней эмиссии с двумя ромбическими картушами пришла монета с картушем «ромб» на аверсе и «круг» на реверсе, и за нею последовало сочетание «круг-круг», внутри которого можно выделить штемпели с точечными картушами и последовавшие за ними – с картушами линейными. Эти последние (рис. 1a) настолько неказисты, что мастерство их создателей впору сравнивать с поделками имитаторов джучидской монеты.
   Понять хотя бы отчасти, насколько серьезны были намерения попечителей Банка и администрации Каффы, позволяет счет из массарии Каффы, открытый 11 сентября 1466 г. [181 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 80v.] Хотя в его заглавии есть слова «Расходы монетного двора…» («Expense ceche…»), речи о тратах, связанных с чеканом монеты, там нет. В этот день казначеи начинают выплаты каменщикам и камнерезам, плотникам и грузчикам, которые строили новый монетный двор, судя по всему, с июня месяца [182 - См. ниже прим. 38.]. Его местоположение рядом с центром деловой активности – базаром можно определить по позднейшему свидетельству, сообщающему, что конвент францисканцев церкви Девы Марии на базаре получил арендную плату за принадлежащий ему участок, занятый монетным двором [183 - ASG. SG, 34. 590/1255. МС 1470, f. 61r. [15.02.1470]: «Item die 15 Febrarii pro fratribus Sancte | Marie de bazalli et sunt pro terraticho | ceche anni unius fnitis primo Ianuario | proxime elapsi et dictis pro Petro de Alegro | emptore salse quatuor pro centenario | de 264 – asperos 100» («Затем в день 15 февраля братии Святой | Марии на базаре [как арендную плату] за участок | монетного двора в течение одного года, оканчивающегося с наступлением ближайшего 1 января, | и указанным [братьям] со [счета] Пьетро де Алегро, | откупщика четырехпроцентного налога на солонину | на [листе] 264–100 аспров»).]. Выдача денег производилась по представлении своеобразных докладных записок, вкладывавшихся в книгу казначеев, но не сохранившихся. Суммы, обозначенные при данной выдаче, не столь значительны: меньше 600 дангов (в лучшем случае это оплата 100 трудодней), потребовавшихся для возведения каменной постройки с воротами, украшенными каменной резьбой с гербами. Завершение «отделочных» работ в неделю, последовавшую за 11 сентября, потребовало еще 200 дангов. Не стоит полагать, что 800 дангов, т. е. 4 сума – сумма незначительная, и подозревать неполную отчетность: в прежние годы не просто дом, а дом на дворцовой площади продавался за 12 соммо 33,5 саджо [184 - ASG. SG, 34. 590/1226. МС 1381, f. 283r.]. Настоящие траты пришлись на закупку инструментов и оборудования: Никколо Докто, назначенный администрацией распорядитель строительства, закупавший все на средства Грегорио Дельпино, откупщика монетного двора в 1466 г., представил расписок более чем на 12 тыс. дангов. Их откупщику вернули, оформив как долг, переведя в пассив массариев следующего года службы.

   Счет «Expense cece que nunc fabricatur» (ASG. SG. 34. 590/1247. MC 1466, f. 80v)

   Строительство монетного двора в сочетании с озабоченностью квалификацией мастеров и неожиданным увеличением их числа должно подсказать нам, что целью попечителей Банка было отнюдь не улучшение условий труда. Создание комфортных условий для функционирования откупа, приносившего в казну сотню-полторы рублей [185 - В 1470 г. откуп был продан Джованни ди Дзоальи (Iohannes de Zoagli) за 33500 аспров (ASG. SG, 34. 590/1254. MC 1470, f. 134r). В четырех фрагментах массарии 1466 г., которые известны, счета откупов и откупщика монетного двора Грегорио Дельпино не сохранились. Однако то, что на счет Хаджи Улу, посланца хана (т. е. в пользу хана), поступило в 1466 г. от Грегорио Дельпино 34100 аспров, должно говорить об откупе более высоком, чем в 1470 г. (ASG. SG, 34. 590/1264. MC 1466, f. 19r). Сp. ниже прим. 37.], также нельзя рассматривать как заветную цель метрополии. Масштаб задачи был иной. Скупые свидетельства этому можно найти в самой массарии, но судить о ней лучше мы можем, разгадав, что представляли собой двуязычные монеты Каффы с замком в четырехлепестковом картуше на реверсе.
   Их кардинальное отличие от предшествующих дангов XV в. было отмечено выше. Ординарные данги в Орде и в Крыму чеканились по весу 0,655 г, но еще О. Ф. Ретовский отмечал, что двуязычная монета с четырехлепестковым картушем много тяжелее – по его свидетельству, их вес варьирует в пределах 0,95–1,27 г [186 - Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты. C. 48.]. После того, как была прослежена приверженность монетчиков к простейшим дробям при выборе стопы [187 - О принципах выбора стопы, о том, насколько просто выражаются законные веса татарской монеты через татарские же меры веса см.: Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем…], стандарт данной эмиссии можно реконструировать просто как треть дирхема – 1,0915 г (четыре дирхема по 3,2745 г были равны трем генуэзским саджо по 4,366 г) [188 - Известный мне вес 13 экземпляров (0,78; 0,92; 0,97; 0,98; 1,00; 1,00; 1,01; 1,01; 1,02; 1,02; 1,04; 1,09; 1,09 г) допускает, что за стандарт веса была взята 1/300 генуэзской лиры, 1,048 г. Нельзя не заметить, конечно, что тяжелейший данг Гиреев легче любого из акча (ср. рис. 6).]. Трактовать монету 1466 г. как данги с пробой, упавшей на треть, невозможно не только потому, что отличий в качестве их серебра не наблюдается. Этот тип не столь уж редко (среди 100 монет нашлось 4) перечеканивался на османских акче. О последних же известно, что они были дороже дангов. Курс османского акче в 1466 г. бухгалтеры определяли как «120 за сум» [189 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 187r.], тогда как курс данга составлял «202 за сум». Разумеется, о том, что из дорогой турецкой монеты кто-то пожелал сделать дешевые данги достоинством 1/202 сума, речи быть не может. С маржой меньше 40 % акче на данги поменял бы любой меняла. Налицо появление в Крыму второго номинала серебряной монеты, причем соотношение его весового стандарта со стандартом данга почти точно соответствует разнице котировок акче и данга к суму (оно совпало бы абсолютно, если бы в суме считали не 202, а 200 дангов) [190 - Столь ничтожную разницу легко было компенсировать на монетном дворе путем ничтожного изменения пробы или платы за чекан.]. Не связать новоявленный номинал с турецким акче было бы странно, и легко можно понять, почему татары не могли не позаимствовать имя для своей новой монеты у турок. Естественно, в татарском варианте оно звучало как «акча»: в корпусе татарского языка слово «акче» не зафиксировано. Появление в 1466 г. 1-граммовых акча, несомненно, должно огорчить тех «экспертов», которые выдают предшествовавшие им данги за акче.
   Политическая и военная экспансия османов, взявших в 1453 г. Константинополь и ликвидировавших в 1461 г. Трапезундскую империю, сопровождалась и экономической экспансией. Османская монета была общепризнана, проникала на все рынки Черноморья, поэтому неудивительно, что администрация Каффы и попечители Банка св. Георгия посчитали целесообразным введение новой монеты, соотносившейся со старой в несложной пропорции «5 к 3». Однако серебряная монета, выпускавшаяся в Каффе, не была лишь монетой самого консулата. Она была монетой Крымского ханства – и не только потому, что у нее был татарский аверс. Хан своей властью узаконивал ее пригодность для всего государства, этот же хан, как верховный сюзерен генуэзского консулата, владел правами монетной регалии. За то, что он дозволил генуэзцам чеканить монету, они обязаны были вернуть ему сеньораж. Тот составлял в сумме откупа на чекан заметную долю: Хаджи Гирею причитались 100 сумов = 20200 дангов [191 - ASG. SG, 34. 590/1264. MC 1466, f. 19r. [19.08.1466]: «+ die 19 Augusti 1466 Agiolo Tartarus nuntius et sindicus d. Impe | ratoris Agigarei missus Chafam ad exigendum | pensionem seche que solvit summos centum in | anno prout pro compositione facta cum dicto d. Im | peratore continentur debet pro Gasparo Iudice | bancherio diferente Baptista Sidrach de 100 asperos 3500» («В день 19 августа 1466. Хаджи Улу татарин, посланник и синдик государя Импе-| ратора Хаджи Гирея, присланный в Каффу для того, чтобы получить | плату за содержание монетного двора, который платил 100 соммо в | год, как определено в соглашении, заключенном с указанным государем Императором, получил от Гаспара Джудиче | банкира через Баптисту Сидрака со счета на листе 100–3500 аспров»).], то есть фактически половина платы, за которую казначеи продавали право чекана двуязычной монеты на монетном дворе Каффы. Так что появление нового номинала в консулате, и соответственно, в ханстве, не могло произойти без согласования с ханом. Ведь даже для того, чтобы заложить новый монетный двор, генуэзцам потребовалось послать в Кырк Ер посольство за разрешением [192 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 75v [14.06.1466]: «Expense Campanie debent… | Item 14 Iunii pro Baptista de Martiros misso ad | dominum Imperatorem Chelcheris cum duobus orogu | xiis causam obtinendi cecham et extraсtam victia | lium [sic] quam obtinut [sic] et pro expensis per eum in dicto | itinere factis et primo pro mercede ipsius asperos 200 | pro duobus oroguxiis asperos 140 pro consteo littere Imper | atoris asperos 40 pro expensis in itinere factis asperos | 40 in summa pro dicta capsia de 41 asperos 420» («[Счет] расходов на Поле дебетует … | также 14 июня за Баттисту де Мартирос, посланного к | государю Императору в Кырк-Ер вместе с двумя оргу– | зиями, чтобы получить [право на] монетный двор…»).].
   О масштабе задуманных перемен говорит и возобновление чекана медных пулов [193 - Какое название было у медной монеты в Крыму, загадки не представляет. Названия разнобразной мусульманской меди – фельс, фулус, пул восходят к римскому «follis» и византийскому «φόλλις». Именование же генуэзской меди как «follero» было предложено Б. Кёне в 1857 г., когда нумизматика Каффы находилась еще в пеленках, и апробировано О. Ф. Ретовским. Оправданием им служит то, как флорентинец Пеголотти называет золотоордынскую медь в своей «Prattica della mercatura» (Pegolotti F. B. La prattica della mercatura. Cambridge (Mass.), 1936. P. 25): «E spendesi alla Tana una moneta, che è tutta di rame sanza argеnto, che s’appella folleri…» («И используют в Тане монету, которая целиком из меди безо всякого серебра, называемую „фоллеро“…»). Однако «follero» из лингва-франка западноевропейских торговцев Леванта – отнюдь не какая-то новая монета, а все тот же самый «follis». Языковые процессы привели к тому, что в средневековой латыни существительное мужского рода «follis» стало склоняться не по смешанной разновидности III склонения, а по согласной. Обусловленные этим фонетические изменения у филологов носят название «ротацизма» – конечный согласный основы «s» меняется на «r». Поскольку же в итальянском языке падежные окончания отсутствуют, «follis» превращается в слово, где к основе добавлено окончание, обозначающее в итальянском мужской род: «follaro / follero». То есть Пеголотти честно перевел на свой итальянский татарское название монеты «пул». Называть или не называть пулы Каффы «фоллеро» зависит только от того, считаете ли вы, что настоящее название иоахимсталеров и прочих западноевропейских талеров – русское «ефимок», а мусульманских акче и прочих номиналов – итальянское «аспр».]. Последним, кто обратил на них внимание, был, видимо, тот же К. К. Хромов. Однако сказать больше того, что разные типы меди были выпущены в 1430–е–1450-е годы, ему не удалось [194 - Хромов К. К. Новое в изучении медных генуэзско-татарских монет города Каффы XV века // Труды III Международной нумизматической конференции «Монеты и денежное обращение в Монгольских государствах XIII–XV вв.» Старый Крым, 3–9 октября 2004 г. М., 2005. С. 6–8.]. Причина его неудачи понятна. Несмотря на свой многолетний стаж коллекционера-исследователя, украинский нумизмат до сих пор неаккуратен в поштемпельном анализе [195 - На актуальность проблемы указывает и прошлогодняя публикация (Хромов К. К. О хронологии правления Давлат Берди хана в Крымском улусе по нумизматическим данным (последние джучидские серебряные монеты Крыма) // От Онона к Темзе. Чингисиды и их западные соседи. М., 2013. С. 378–416). Зафиксировав среди эмиссий Давлат Берди, произведенных в Крыму, как кажется автору, в 824825 гг.х., 33 сочетания реверса и аверса, К. К. Хромов ошибся в восьми случаях. Он не установил, что штемпель аверса из № 1 – позднейший, поэтому монета представлена как чекан Давлaт Берди 824 г. х., а не гибрид с реверсом от Бек Суфи. То, что в № 18–19 аверсы гибридов перепутаны с реверсами – не слишком критично. То, что № 27–28 – монеты с именем соперника Давлaт Берди в борьбе за престол, вероятно, Ярхаса (на их аверсе легенда «»), – отнесены к чекану Давлaт Берди, согласимся, странно. Прискорбно то, что идентичные штемпели аверса (в № 2 и 7, № 26 и 29), а также реверса (в № 3 и 5) трактуются как разные. Действительно, нумизматическая, а по сути, источниковедческая часть работы ошибок, подобных указанным, содержать не должна. Даже испорченная полиграфией, она – единственное, к чему можно будет обращаться в последующем, ибо фактология событий 1420-х годов, на которой К. К. Хромов попытался, в очередной раз и не первый, построить хронологию власти в Крыму, окончательно устарела накануне появления его статьи в свет. Как раз этой теме был посвящен доклад, прочитаный мной и прослушанный им 18 марта 2013 г. в Казани на 3-м Международном золотоордынском форуме (одноименную публикацию см.: Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма…).], и даже те связи между медными и серебряными эмиссиями, которые заметил О. Ф. Ретовский [196 - «Главная сторона совершенно та же, как у монет, описанных выше под № 175–180 и, как мне кажется, она даже чеканена тем же самым штемпелем…» (Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты. № 260). Ср.: Numismatica Fiorentina. Аsta 1126, lot 5088; museum-of-money.org/view/genuezsko-krymskiy_period_1396_1471/8/.], не говоря уже о связях с акча Нур Давлата, которые К. К. Хромов почитает фальшивыми, не помогли ему сказать действительно новое слово в изучении медных татаро-генуэзских монет города Каффы XV в. Появление в Каффе новых медных пулов одновременно с серебряными акча определяет замысел администрации как многостороннюю реформу денежной системы, по сию пору не обнаруженную историками. Обильная генуэзская эмиссия начала 870-х гг.х. и, потенциально, легализация турецкого акче как законного средства платежа, объясняют, почему налоги стало возможно устанавливать и в дангах, и в акча. Не случайно, что в ярлыке Менгли Гирея, выданном вскоре после описываемых событий, 30 сентября 1468 г., мы находим первое письменное упоминание о татарских акча: среди прочих ставок налогообложения указано, что «… с крупной соли (следует взимать) две деньги, а с горькой соли пять денег; с лошади семь акча, с коровы пять денег, с барана одну деньгу» [197 - Березин И. Н. Ярлыки крымских ханов Менгли-Гирея и Мухаммед-Гирея // ЗООИД. Одесса, 1872. Т. 8, отд. 2: Прибавление к сборнику материалов. С. 13.].
   На рис. 2 представлены реконструкция штемпелей и последовательность их использования на монетном дворе Каффы. У каффинских акча Хаджи Гирея легко заметить две особенности оформления – на аверсе этих монет изображена тамга двух видов (с горизонтальной чертой сверху и без нее), а на реверсе после названия города «Cafa» помещены различные сиглы (BGL, BG, dS, dH (?), II, BS). Помимо этого на монетах присутствуют дифференты неизвестного назначения (различные сочетания точек вокруг тамги на аверсе, а также звезда, крестик, ромбик и точка под изображением замка на реверсе), применявшиеся, на мой взгляд, не бессистемно, а в определенные отрезки времени. Выдавать сиглы и дифференты за типологические признаки невозможно и не нужно. Другие отличия, учет которых позволяет верифицировать последовательность штемпелей, связаны с индивидуальностью почерка и с композицией арабской легенды.
   При соблюдении обычных правил построения сетки штемпельных связей и учете указанных особенностей оформления образуется вполне строгий порядок применения сигл, присутствующих на реверсе. За использованной первой «BLG» следует «BG», далее употребляются сиглы «II» в готическом начертании, схожем с сегодняшним «YY», и завершает последовательность «BS». Место в сетке двух групп штемпелей с сиглами «dS» и сиглами не до конца ясного начертания (это может быть и та же «dS», и «dH») задает палеография татарского аверса. Хотя данные группы не связаны с прочей последовательностью напрямую, исполнение харфов, позиционирование легенды и начертание тамги указывают, что монеты с сиглами «dS/dH» появились вскоре после тех, которые имеют сиглы «BG», и в начальный период использования сигл «II».

   Табл. 1. Конкорданции номеров штемпелей, реконструированных на рис. 2, с типологией О. Ф. Ретовского

Рис. 2. Реконструкция штемпелей и штемпельные связи эмиссий меди и серебра Каффы 1466 г. (870–871 г. х.) (При сомнении в тождестве или точности рисунка О. Ф. Ретовского, представленная у него прорись трактовалась как отдельный штемпель)

Рис. 2b. Реконструкция штемпелей эмиссий меди и серебра Каффы 1466 г. (870–871 г. х.)

Рис. 2c. Реконструкция штемпелей эмиссий меди и серебра Каффы 1466 г. (870–871 г. х.)

   Рис. 2d. Реконструкция штемпелей эмиссий меди и серебра Каффы 1466 г. (870–871 г. х.)

   Как было замечено в начале, все эти сиглы не могут быть инициалами консулов просто по определению – данный чиновник не мог метить монету своим именем. То, что среди сигл на акча 1466 г. выпуска нет инициалов консула этого года Джованни Ренци, или то, что в ограниченной по сроку эмиссии мы имеем сразу пять-шесть сигл, еще раз говорит о том, что не в консулах дело. Хотя определить безапелляционно значение сигл на акча Каффы сейчас нельзя, расширить круг лиц, которые наверняка не могут быть связаны с ними, возможно.
   В самой Генуе инициалы различных персоналий регулярно появлялись на монетах. Они могли быть двойными в том случае, если за ними скрывался правитель-дож, и тогда на монете появлялась первая буква его имени и первая – фамилии. В Каффе упоминание дожей на дангах не практиковалось, да и в 1466 г. было не их время: государями генуэзцев в очередной раз были миланские герцоги, сначала Франческо Сфорца, умерший 8 марта, затем его сын Галеаццо Мария. Ни одну из указанных сигл объяснить именами суверенов нельзя. Инициалы появлялись на генуэзских монетах и в другом качестве: это были инициалы монетариев, на которых лежала ответственность за чекан. Благодаря такой практике всегда было ясно, кому надо предъявлять претензии к качеству монеты. Практика предполагала маркировку, и для маркировки было достаточно одной начальной буквы от имени мастера; двойной же инициал появлялся на монете как сочетание имен двух сотоварищей по должности на монетном дворе.
   Предположить маркировку акча по этому сценарию также невозможно: тех имен мастеров, которые трудились под началом Ансальдо Миконо (Франческо, Джованни, Кристофоро, Амброджо, Баттиста, Гулельмо и Ланчелото) достаточно лишь для того, чтобы их инициалы могли составить две сиглы, «BGL» и «BG». Кроме прочего, в реальности они были рабочими, а не ответственными начальниками. Нельзя приспособить также имена чиновников 1466 г., которые имели хоть какое-то отношение к финансам и, сверх ожиданий, могли оказаться причастны к маркировке монеты. Это массарии (Calocius de Ghizulfs, Gregorius de Recia, Gentile de Camilla) и члены финансовой оффиции Каффы (Christophorus Narixius, Abrahe de Vivaldis, Melchio Iudex, Iulianus de Flischo, Simon de Carmadino, Lazarus Cataneus, Gregorius de Pinu). Даже простейшее предположение – что за инициалами скрываются откупщики монетного двора (superstantes seche) – абсоютно неприемлемо, поскольку для 1466 и 1467 г. их имена известны (Gregorius de Pinu и Georgius de Prerio).
   Таким образом, имена всяческих генуэзских оффициалов и стипендиатов не могут объяснить нам сиглы на акча и пулах Каффы 1466 г. Выражаясь иначе, лица, причастные (и потенциально причастные) к производству монеты в то время, свою ответственнось на ней не обозначали. Мы можем трактовать сиглы на акча и далее как инициалы лишь в том случае, если скажем, что за ними скрывались лица из последней категории, имевшей хоть какое (а вернее, самое непосредственное) отношение к монете, отчеканенной на монетном дворе Каффы. Речь идет о заказчиках монеты. То есть, остается предполагать, что искомые инициалы на акча Хаджи Гирея и Нур Давлата появлялись вследствие того, что граверы создавали штемпели под конкретный договор на поставку монеты из серебра, переданного на монетный двор [198 - Записи о подобных заказах, выполненных самой администрацией Каффы, сохранились в Массарии 1470 г. См. например, ASG. SG, 34. 590/1256. MC 1470, f. 64r [30.04.1471]: «… Comune Ianue in Cafa… Item 30 Aprilis pro Cocos iudeo racio contractorum | asperorum 70000 pro proventibus sive denuo kunimenti | ipsorum asperorum 70000 habitorum ab ipso termino 30 Novembris | proxime venturi de 71 asperos 91210 vigore contractis | secum facti usque 3 Mai anni elapsi | de 70 de quo constat apodixia manu Sisti | Centurionis etc 48 asperos 21210». – Ответная запись в приходе счета Кохоса более прозрачна: ASG. SG, 34. 590/1256. MC 1470, f. 48r [30.04.1471]: «Item 30 Aprilis in damno kunimenti ipsorum asperorum | 70000 in comune Ianue in Cafa 69 asperos 21210» («Также 30 апреля в убыток от чекана своих 70000 аспров на [счет] коммуны Генуи в Каффе [на листе] 69 – 21210 аспров»). Ср. ниже прим. 92.]. Рынок благородных металлов был отнюдь не хаотичен в Средневековье: скупкой сырого металла занимался или сам монетный двор, или посредники, аккумулировавшие его до объемов, позволявших монетариям начинать производственный цикл. Нас поэтому должны в первую очередь заинтересовать банкиры Каффы к которым, помимо прочего, стекалась чужеземная монета (поскольку ее обмен на местную был одной из функций банков). Эти предприниматели могли располагать (и располагали) значительными – десятками и сотнями тысяч дангов – суммами в серебре, которое монетарии могли принять в работу. Кроме того, кредитование торговли, которым банки как раз и занимались, требовало наличности, и именно через кредит банкир мог без проблем реализовать выполненный монетчиками заказ. В 1466 г. в Каффе практиковало минимум четыре банкира (Abrahe de Vivaldis, Lazarus Cataneus et socius, Gaspal Iudex), еще один, Gregorius Rubeus оставил банковское дело в 1465 г. и стал заниматься откупами, в частности, монетного двора.
   Три из пяти-шести имеющихся сигл включают инициал «B», поэтому полагать, что между ними нет ничего общего, трудно. Еще труднее сказать, что за «BGL» и «BG» не стоят одни и те же лица. Пытаясь идентифицировать их имена, необходимо понимать, что искать постоянного заказчика монеты с именем, начинавшимся на «B», вовсе не обязательно. Дело в том, что заглавный инициал «B» использовался в делопроизводстве казначейства Каффы для обозначения интересующего нас рода занятий. Когда писарь массарии ставил его после личного имени (Gaspal Iudex B., Lazarus Cataneus et socius B.) он просто приводил сокращение слова «bancherius». То есть за сиглами «BG» должно стоять «banchum Gaspalis», а за родственными ей «BGL» – «banchi Gaspalis et Lazari». Несмотря на то, что имя компаньона Ладзаро Каттанео (естественно, тоже банкира) в сохранившихся счетах массарии 1466 г. нигде не раскрывается, существование акча с сиглами «BS» дает нам подсказку и надежду определить, кому пошел заказ на акча Нур Давлата.
   Дело в том, что круг горожан, авторитетных и компетентных для того, чтобы участвовать в управлении консулатом в качестве членов Совета и оффиций, был не безграничен. Компетенция в финансовых делах была естественным требованием для членства в финансовых оффициях (Ofcium memorum, Ofcium monete), и именно в силу этого среди чиновников, перечисленных выше, фигурируют два известных нам банкира – Абрахе де Вивальди и Ладзаро Каттанео. Но кроме них, еще одним многолетним членом финансовой оффиции служил генуэзец с именем, начинавшимся на «S» – Симоне де Кармадино. Предположив, что он был неназванным компаньоном Ладзаро Каттанео, мы получим объяснение сиглы «BS».
   Причастность банкиров к заказам на монету Каффы объясняет нам часть сигнатур. Но ведь нужда в монете была не только у банкиров, но и у власти! Такой властью могла быть как генуэзская администрация (ср. прим. 43, 91), так и крымские владетели. На мой взгляд, странное появление строчного «d» среди прочих инициалов связано с тем, что за ним стояло не личное имя: «dS» обозначало очередного заказчика акча – солхатского бея Мамака, который был «господин (повелитель) Солхата», «dominus Sorcati». Ведь в отличие от «bancherius’ «dominus’ сокращалось писарями и нотариями стандартно, до строчного «d.», даже когда оно прилагалось в значении «государь» к титулу или имени хана. Однако ассоциация сигл с поставщиками серебра подразумевает, что самые объемные заказы на монетный двор шли от кого-то, кто обозначен на монете инициалами «II». Судя по количеству штемпелей, его потребности в монете (а равно его обеспеченность серебром) превосходили потребности любого из упомянутых банкиров или бея Солхата. Можно было бы искать среди жителей Каффы пару каких-нибудь богатеев [199 - Десятью штемпелями реверса можно было отчеканить порядка 200 тыс. монет; для этого бы потребовалось более 1500 сумов, более 300 кг серебра.] – например, откупщиков, чьи имена начинались на «I», – если бы не то обстоятельство, что в средневековой латыни, и в латыни генуэзцев в частности, c заглавной буквы, подобно личным именам, писались так называемые «nomina sacra». К ним, в отличие от «dominus», всегда относился титул «Imperator». Несмотря на то, что будет рассказано ниже о событиях 1466 г., я не рискую сказать, что это был крымский хан (т. е. «Император») с именем, начинавшимся на «I» [200 - Данные сиглы, как показывает рис. 2, присутствуют на монетах, которые следует относить к правлению Хаджи Гирея (его имя указано на их аверсе). Возможность того, что в последовавшую за смертью хана смуту в Каффе практиковался «посмертный» чекан, требуется доказывать специально.], а предпочитаю думать, что сиглы «II» были сокращением латинской формы стандартного титулования правителей «

», присутствующего на аверсе татарской монеты не только времен Гиреев. Таким образом, сиглы «II» на реверсе означают, что «султан законный», «Imperator Iustus» был заказчиком этих татаро-генуэзских акча [201 - Настаивать на том, что для сигл в легенде реверса татаро-генуэзской монеты использовался один-единственный принцип маркировки, будет на мой взгляд, ошибочно. На дангах Хаджи Гирея и его сыновей встречаются сиглы, выглядящие как «IZ, CRG, IRG, CGG, CGS, C, AC, IC, bI, PI, I», а на предшествовавшей эмиссии 1430-х годов – «B, d, D, ALI»; их еще предстоит интерпретировать.]. Хаджи Гирей, действительно, как будет рассказано несколько ниже, заказывал монету у генуэзцев.
//-- * * * --//
   Главной особенностью чекана 1466 г., является, конечно же, не то, что на монетах имеются сиглы, а то, что серебряный и медный чекан объединяются в одной последовательности использованием общих штемпелей. Само по себе это явление не является уникальным: монетчики различных держав, в том числе и Золотой Орды, а также самой Каффы, в прошлом прибегали к приему, прямолинейно декларировавшему обеспеченность меди наравне с серебром. Для нас важнее то, что начало (вернее, возобновление) медного чекана, совпало с интродукцией акча.
   В XV в. возрения татарских финансистов на монетную политику претерпели коренные изменения. Выражалось это в том, что монетные дворы, активно чеканившие пулы при Токтамыше и достаточно активно в первую четверть XV в., фактически прекратили выпуск медной монеты. Буквально по пальцам можно пересчитать типы пулов, как сейчас представляется, выпущенных от Волги до Дуная в полвека, последовавших за смертью Идегея и сыновей Токтамыша, за отделением Крыма и Болгара. Для самого Крыма нумизматами выявлена лишь медная эмиссия с датой 823 г. х., осуществленная либо Бек Суфи, либо Улуг Мухаммадом [202 - Этот анонимный тип с датой 823 г. х., написанной прописью, В. П. Лебедев предположительно отнес к чекану Бек Суфи, поскольку данги последнего с этой датой также известны (Лебедев В. П. Корпус монет Крыма в составе Золотой Орды (сер. XIII – нач. XV в.) // Вестник Одесского музея нумизматики. Одесса, 2000. Вып. 2. С. 21, 33; № M56). О том же, что в этом году в Крыму пребывала орда Улуг Мухаммада, известно по ярлыку, выданному дароге Керчи в апреле 1420 г. (Березин И. Н. Тарханные ярлыки крымских ханов // ЗООИД. Одесса, 1872. Т. 8, отд. 2: Прибавление к сборнику материалов. С. 5; Григорьев А. П. Золотоордынские ярлыки: поиск и интерпретация // Тюркологический сборник, 2005: Тюркские народы России и Великой степи. М., 2006. С. 112–114).]; один немногочисленный и второй редчайший тип меди отчеканили генуэзцы в Каффе в 1425 г. [203 - Эта медь с джучидской тамгой на аверсе имеет штемпельные связи с дангами Улуг Мухаммада (Ретовский 1906.59), которые при первой публикации типа не были выявлены (напр. NB&c104974 и NB&c105641; ср.: Евдокимов В. Н. Нумизматика генуэзской Каффы. No. 49). Соответственно, указанные пулы – эмиссия Улуг Мухаммеда.] После этого на десятилетия наступает затишье и лишь в конце царствования Хаджи Гирея мы снова видим на рынке новые пулы.
   Фактическое отсутствие меди (число находимых пулов даже трудно сравнивать с валом гирейских и позднеордынских дангов) указывает на то, что государство избавило себя от забот по насыщению рынка разменной монетой. Населению оставили право довольствоваться завозными турецкими мангирами и застрявшими в обращении ордынскими пулами XIV – начала XV в. Обыватели приписали им никем не гарантированный и неизвестный нам курс по отношению к дангу, лишь бы иметь возможность совершать каждодневные покупки, ходить в харчевни и посещать бани.
   Ситуация, к которой подданые ханов за поколения полностью адаптировались, ставит перед исследователем денежной системы логичный вопрос: а были ли те выпуски меди, которые мы знаем, мероприятием, перед которым стояла цель обеспечить рынок фракциями для размена серебра? По меньшей мере для одного случая я могу сказать, что это было не так: медные «фолларо» с генуэзским замком и тамгой-вилкой Давлат Берди появились по нужде с номиналом в полданга [204 - ASG. SG, 34. 590/1264. MC 1424, f. 159v. См. ниже, примеч. 54. Указанный тип известен давно и широко, еще до работ С. Г. Бочарова и К. К. Хромова. Уже при первой публикации монет Каффы он был отмечен Мурзакевичем (Мурзакевич Н. М. Медные монеты города Кафы // ЗООИД. Одесса, 1853. Т. 4. Табл. 9.1; Schlumberger G. Numismatique de l’Orient Latin… Tabl. 17.33; Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты… Табл. 6.258).]. Номинал большинства прочих эмиссий, по-видимому, останется загадкой: он может оказаться теми же полданга, если в медь были заложены кредитные функции «военных денег», а может быть и в разы меньше, если это были всего лишь донативы, предназначенные для церемониальных раздач. Чекан же меди в Каффе, потребовавший 15 штемпелей аверса, в сжатые сроки давал консулату количество пулов, достаточное для того, чтобы наполнить десяток тысяч среднестатистических «кошельков», что недалеко от оценки численности всего дееспособного мужского населения консулата [205 - Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным бухгалтерской книги Массарии – казначейства за 1381–1382 гг. // Причерноморье в Cредние века. М.; СПб., 2000. Т. 4. С. 317–442.]. Значит, если одинокие штемпели меди, выпущенной, возможно, в 1430–1440-е гг. в Ордабазаре, означают разовое действие, уместное в случае как «военных денег», так и донатив, то эмиссия меди Каффы, растянувшаяся на месяцы в конце правления Хаджи Гирея, имеет совсем иное объяснение. Размер подобной изолированной эмиссии и ее тесные штемпельные связи с одним-единственным типом серебра не позволяют повторять вслед за С. Г. Бочаровым или К. К. Хромовым, что чекан растянулся «на десятилетия». Принимая в расчет, максимум, двухнедельный срок службы штемпеля [206 - Такой расчет будет, скорее всего, завышен. О двухнедельном ресурсе нижних штемпелей по серебру говорит их число, определенное для эмиссии времен Бек Суфи (822–824 г. х.) За два с небольшим года монетный двор Крыма задействовал примерно 57 штемпелей реверса (Пономарев А. Л. Хан Крыма Бек Суфи, его законные данги и лже-Едигей…).], можно утверждать, что производство требовало нескольких месяцев, и даже если предполагать активное матрицирование штемпелей – порядка года. Впрочем, это будут опять лишь максимальные цифры, ориентированные на занятость единственного чеканщика, тогда как указано, число известных поименно и нанятых для работы на монетном дворе Каффы ювелиров в 1465–1466 г. возросло до восьми.
   Из-за того, что акча и данг были независимы (не были фракциями друг друга) и котировались в соотношении «5 к 3», рыночные операции ожидали изменения. Покупатель, отдавший акча за товар, стоивший данг, или отдавший два данга за товар ценой в акча должен был получить сдачу. Эта проблема была несколько иной, нежели при операциях с дангом и ничем не обеспеченной мелочью. Дело было в том, что сдача, которую покупатель должен был получить в этом случае, была не следствием того, что он ограничил себя в количестве покупаемой снеди, а следствием того, что он в реальности переплачивает за товар, и переплачивает, заметим, в полноценной монете. Сдача в таком случае становилась компенсацией, но компенсация полноценного серебра ничем не обеспеченной медью должна была казаться несправедливостью и каждый раз вызывать душевный дискомфорт. Проблема была новой, потому что ее вызвало появление нового монетного номинала, обеспеченного, как и данг, гарантиями государства. Но поскольку синхронно (и впервые за сорок лет!) в Каффе начали чеканить медь, становится ясно, что эти пулы и входили в программу решения этой проблемы. Они были одновременно фракциями и акча, и данга, поэтому теперь на сдачу с узаконенного серебра покупатель получал медь – причем со стоимостью, впервые за долгие десятилетия прокламированной властью.
   Номинал монеты, достаточный для того, чтобы совместить на рынке данг и акча, определяет указанное соотношение «5 к 3». Для размена требовалась монета, чья стоимость равнялась ⅓ данга и 1/5 акча или же более мелкой кратной фракции. Каким же был номинал у медных «фолларо»: ⅓ данга или меньше? Появление на нумизматическом рынке еще одного неопубликованного ранее типа татаро-генуэзской монеты дает ответ на этот вопрос. Прошлогодний лот 428709 аукциона Violity (NB&c 106505; ср. также 104972) представляет собой монету диаметром 11 мм и весом всего 0,4 г, исполненную в стиле, характерном для последних эмиссий Каффы. В целом она выглядит как уменьшенная копия данга, и ее можно было бы принять за 2/3 данга (разница между акча и дангом), если бы не низкое качество серебра, из которого она сделана. Оно заставляет считать ее редким и маловостребованным номиналом в треть данга. Таковой известен также в чисто татарском исполнении: биллонная монета Нур Давлата аналогичного веса и размера (10–11 мм; 0,4 г) была недавно опубликована [207 - Бойко-Гагарин А. С. К вопросу о фальшивых монетах в Крымском ханстве во второй половине XV–XVI вв. // Восточная нумизматика в Украине: Ч. 3. Киев, 2013. С. 90, рис. 3.6). Состав металла, на который нет указаний в самой публикации, автор сообщил мне в личном письме. Тамга с этой монеты, идентична тарак-тамге на монете Ибрагима (см. рис. 7.2); также см. NB&c 106952; zeno.ru:59295.]. В таком случае для пулов Каффы остается ниша стоимости в 1/6 данга, и его номинал в серебряном исчислении, 0,16 г, оказывается в пределах того доверия, которое средневековый менталитет отпускал медной монете [208 - Медные пулы, эквивалентные 0,26 г серебра, в государстве Тимуридов никакого неприятия у обывателей не вызывали: «Шесть или девять пу-ли составляют один цзя-цзи-мэй (мири – А.П.)» («Си юй фань го чжи» в переводе Б. И. Панкратова // Страны и народы Востока. Петербургское востоковедение. СПб., 1998. Вып. 29. С. 250). В то же время выпуск в 1425 г. в Каффе медных полданга с номиналом 0,47 г серебра не прошел гладко: «Multe facte per spectabilem dominum Petrum de Flisco consulem Cafe etc… Recepimus… | Item die 22 Ianuariis [1425] in Antonio de Savignono cavale | rio in quadam multa facta de quodem qui | renunciabat seu refutabat peccunia de medio | aspro nuper facta etc et de eo in capsia in 56 | asperos 50» («[Счет] штрафов, наложенных светлейшим господином Пьетро Фьески консулом Каффы и прочая… Кредитован… | 22 января [1425 г.] со счета кавале– | рия Антонио ди Савиньоно из штрафа, наложенного на лицо, | которое отвергало и отказывалось от монеты в поласпра, сделанной ныне и т. д., и поступившего с его счета на счет кассы на листе 56, | в размере 50 аспров») (ASG. SG, 34. 590/1264. MC 1424, f. 159v).].
   Многоплановость предпринятых монетчиками действий говорит о продуманности замысла. Но следует отметить, что генуэзские финансисты думали в первую очередь об интересах собственно консулата. Типология медных пулов должна служить тому свидетельством. С генуэзским реверсом двух типов (св. Георгий и замок в четырехлепестковом картуше) сочетаются три типа аверса – два татарских (тарак-тамга Крыма и тамга-вилка) и один генуэзский – замок в круглом точечном картуше. С последним аверсом используются лишь штемпели, на которых изображен св. Георгий (с нимбом и без, влево и вправо). Монеты с замком на аверсе по хронологии были первыми из пулов, выпущенных в 1466 г. на монетном дворе Каффы. То, что на них отсутствует ханская символика, с одной стороны подтверждает известный по джучидским эмиссиям XIV в. факт, что монетная регалия верховного правителя, право ас-сике, предписывавшее размещать на монете его имя, не прилагалась к медной монете в обязательном порядке. Отсутствие имени хана и ханской властной символики, с другой стороны, является показателем того, что данная монета не рассматривалась как ханская, не была обязательна для приема его поддаными, и соответственно, появилась лишь как внутренняя монета Каффы. Приступая к реформе разменной монеты, генуэзские финансисты задействовали монетный коктейль из прошлого, существовавший на рынках Каффы. О том, что это был не воровской промысел чеканщиков, а акция, спланированная официально, говорит и многочисленность монет, и динамика процесса. Если ранние пулы Каффы с изображением св. Георгия на коне (рис. 2: 72–77; cf870b) чуть ли не наполовину являются перечеканом, то для прочих типов меди использование старой монеты – исключение. В качестве многих заготовок для чекана послужили турецкие мангиры Мехмеда II. На монетах нередко нет даже отпечатка нижнего штемпеля, а только аверс с генуэзским замком. Подобный односторонний перечекан сродни контрамаркированию, и его называют «надчеканкой большой портал», что ошибочно уже вдвойне. Под псевдонадчеканку попадают даже неизвестно откуда взявшиеся пулы Крыма 743 г. х. с двуглавым орлом [209 - NB&c 105245, 105271, 108134. Нелишне будет отметить, что использование штемпеля с генуэзским замком для одностороннего чекана говорит нам о том, что он был верхним (шибалом); из этого нетрудно установить, какие из остальных штемпелей серебряно-медной эмиссии были верхними, а какие – нижними (см. рис. 2a).].
   Последовавшее за тем появление пулов с двоякой, татарской и генуэзской, символикой свидетельствует о том, что ханские финансисты признали необходимость и пользу новой медной монеты, получившей гарантии власти, а ханство в целом присоединилось к начинанию консулата. Об этом же говорят и другие, не менее весомые свидетельства.
   В записи от 19 августа 1466 г., отмечено, на первый взгляд, пустяшное событие: казначеи выдали 23 аспра на постой татарину Хаджи Улу, который прибыл для того, чтобы получить на монетном дворе монету [210 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 77r [19.08.1466]: «Item ea pro alapha dato Agiolo Tartaro qui venit ad accipiendаm monetam ceche asperos 23 et pro nuncio qui aportavit equum parte flii Imperatoris asperos 30 in summa pro dicta capsia de 52 asperos 53» («Также тогда же за алафу, выданную Хаджи Улу татарину, который прибыл для того, чтобы получить на монетном дворе монету, 23 аспра…»). Содержание размером в 23 данга, предоставленное Хаджи Улу, – не столь уж малые деньги. В месячном исчислении это почти 700 дангов, то есть больше, чем стипендия капитана бурга Каффы. Одного этого было бы достаточно для признания высокого статуса посланника, даже если бы не было известно, что Хаджи Улу был послом, которого Хаджи Гирей уполномочил тогда же получить с генуэзцев причитающийся ему сеньораж от чекана монеты (pensio ceche).]. Но давайте разберемся, почему и как такое могло произойти? Хаджи Улу был доверенным лицом Хаджи Гирея, не раз проявлявшимся в бухгалтерии генуэзцев: он регулярно приезжал к ним с поручениями и старого хана, и Нур Давлата. Если в этот раз он приехал забрать отчеканенную в Каффе монету и получил прокорм как посланец государя, значит, заказчиком монеты выступал сам Хаджи Гирей. Тогда сразу встает два вопроса: первый – разве хан не мог отчеканить эти деньги на собственном монетном дворе в Кырк-Ере? Более чем вероятный ответ на него, раз уж заказ поступил в Каффу, – нет, не мог. Тогда какую монету татарский хан заказал генуэзскому откупщику Грегорио Дельпино? Если в этот раз Хаджи Гирею понадобились двуязычные акча, тогда для чего ему нужна была его собственная монета, безо всяких генуэзских символов? Какие деньги увез из Каффы Хаджи Улу – акча с четырехлепестковым картушем на реверсе (вспомним о заказчиках и сиглах «II»), или что-то другое? По видимости, ответ дает типология монет Хаджи Гирея.

   Рис. 3. Чекан различных номиналов монеты 871 г. х. общими штемпелями
   a) акча, Хаджи Гирей, Кырк-Ер, 871 г. х. (серебро; 1,02 г); (NB&c 07143);
   b) пул, Хаджи Гирей, Кырк-Ер, 871 г. х. (медь; 1,25 г); (NB&c 107144);
   с) данг, Хаджи Гирей, Кырк-Ер, 871 г. х. (серебро; 13,5 мм); (NB&c 108143);
   d) акча, Нур Давлат, Крым, 871 г. х. (серебро; 0,9 г; 14 x 15 мм); (NB&c 108194)

   Среди известных и описанных еще О. Ф. Ретовским монет Хаджи Гирея числится тип дангов, который определялся как чекан Кырк-Ера 867 г. х. Первоначально мое внимание к нему привлекло то, что наряду с серебряной монетой существуют и медные пулы, отчеканенные теми же штемпелями аверса, хотя их реверс отличается по типу. Заподозрить ошибку атрибуции заставила находка уникальной серебряной монеты, которая отличалась от дангов и своим полуторным весом (0,9 г), и тем, что ее реверс был не только того же типа, что у медных пулов, но и того же самого штемпеля [211 - Изображенные на рис. 3a, b монеты были обнародованы на «Портале нумизматики и истории Крыма» (coins.ucoz.ru/forum/57–1385–1); серебряное акча пока уникально, медные пулы этого типа неоднократно публиковались. М. М. Чореф считал произвольной трактовку К. К. Хромовым как даты «858» символов, выглядящих как «۸۸۷» и «۸۸۸۷» на двух известных штемпелях данной меди Хаджи Гирея, и предлагал ограничиться следующим: «… эти монеты являлись биллонными отбеленными или амальгамированными акче и могли быть выпущены в период с 858 по 871 г. х., т. е. с момента поступления в обращение монет с аналогично оформленным аверсом до прекращения эмиссии от имени Хаджи Гирая I». Не считать трактовку К. К. Хромова произвольной трудно, поскольку он интерпретировал дату, перевернув цифры; однако в последней работе, посвященной крымской меди, приведенное утверждение о серебрении, являющееся для М. М. Чорефа главным аргументом для того, чтобы не считать эти монеты особым номиналом, опровергается. См.: Хромов К. К. Медные монеты Хаджи-Гирея // Нумiзматика i фалеристика. Киев, 1997. № 3. С. 25–26; Чореф М. М. К вопросу о возможности медного чекана в Крымском ханстве в XV в. // Бахчисарайский историко-археологический сборник. Симферополь, 2008. Вып. 3. С. 270, рис. 1–7; Бойко-Гагарин А. С. К вопросу о фальшивых монетах в Крымском ханстве… С. 83, рис. 3.3).]. Могло померещиться, что за три года до каффинских новаций, в 867 г. х., Хаджи Гирей предвосхитил их в Кырк-Ере. Казалось бы, налицо те же самые приемы, которые практиковались при реформе в Каффе: вдруг появились пулы (опять-таки, отчеканенные общими с серебром штемпелями), появился и новый серебряный номинал, соответствующий по весу османскому акче. Однако сравнение с теми деньгами, на которых не может быть даты 867 г. х., – монетой Нур Давлата, чье правление началось в 871 г. х., – заставляет забыть о сепаратной кырк-ерской реформе и о датировке указанных монет Хаджи Гирея 867 г. х. Дата на монетах Хаджи Гирея и Нур Давлата выполнена абсолютно идентично, и то, что почиталось за вычурную цифру «6», лежащую на боку, представляет собой семерку, слившуюся с единицей. Тот же знак, который трактовали как «7», оказывается просто предлогом «ба», как и привычный для нумизматов арабский «фи» имеющим в русском языке значение «в», то есть, «в 871 [году]».
   Поскольку жизнь Хаджи Гирея прервалась на второй неделе 871 г. х., дальше неминуемо возникает вопрос, когда, и, самое главное, где успели отчеканить монету с его именем и этой датой. Ведь Хаджи Улу забирал монету (которую не стали или не могли отчеканить в Кырк-Ере) в седьмой день очередного и легко предсказанного граверами года – 7 мухаррама 871 г. х. (19 августа 1466 г.) Понятно, что для использования технических мощностей Каффы особых препятствий не было – следовало лишь под заказ, за которым Хаджи Улу и был послан, снабдить Ансальдо Миконо с товарищами набором татарских штемпелей с датой наступающего года.
   Как бы кто не расценивал возможность производства на генуэзском монетном дворе дангов и акча с указанием в качестве места чекана Кырк-Ера или Крыма [212 - Мне она представляется вполне реальной также в силу того, что для последнего типа каффинской монеты 873–880 гг.х. (1468–1475 гг.) обнаружилось всего-навсего 20 штемпелей аверса и 13 штемпелей реверса (их признак – сиглы «AC, IC, bI, PI, I»). При подобном выходе монеты откуп монетного двора примерно за 30 тыс. дангов в год себя окупить не мог. См. ниже с. XXX.], нельзя не увидеть того, что ханы восприняли идеи, положенные в основу реформы, начатой при Джованни Ренци, и присоединились к ней. Результатом и сведетельством этому, как указано, стало появление второй группы каффинских пулов, на аверсе которых размещена тарак-тамга. В рамках реформы появляются затем и кырк-ерские пулы и акча Хаджи Гирея. Квадратный картуш вокруг тамги позволял его подданым легко отличать акча, которые были в полтора раза тяжелее дангов, от последних. Чекан меди штемпелями по серебру практикует впоследствии Нур Давлат (ср. NB&c 108155 и 108106), и, как мы увидим далее, не только Гиреи признают, что рынку потребны новые номиналы.
   Реорганизация денежной системы в конце правления Хаджи Гирея была исключительным и неповторимым событием в финансовой жизни Крымского ханства. Она коснулась медной монеты, которой власть давно перестала интересоваться. Исключительность мероприятия позволяет предположить, что и другое событие в жизни разнородной меди, остававшейся на рынках с незапямятных времен и стихийно циркулировавшей без всяких гарантий со стороны государства, совпало по времени с появлением акча и также было частью проведенной реорганизации.
   В крымских находках нередко встречаются надчеканки (так называемые «ромашка», «хвостатая» [213 - Чореф М.М. К вопросу о возможности денежной эмиссии в государстве феодоритов // Ῥωμαῖος: сборник статей к 60-летию проф. С. Б. Сорочана. (Нартекс. Byzantina Ukrainensis; 2). Харьков, 2013. С. 377, рис. 4.3–7.], а также тамга-вилка) проставленные на уже «облысевших» пулах и мангирах неправильной формы, и единственное, что о них можно было сказать – то, что они поздние. Эти надчеканки не могли быть мероприятием по стабилизации курса пулов [214 - Нужда в подобной операции реализуется, вдобавок, при падении покупательной способности серебряной монеты в кризисных обстоятельствах (ср.: Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем… С. 308–314).], ибо власть, отказавшаяся от чекана меди, за этот курс не была обязана отвечать. Значит, надчеканки использовались по второму возможному для них сценарию – с их помощью создавали новый номинал, причем из подручного материала. Именно такую операцию (односторонний перечекан), как описано выше, произвели в Каффе, когда было принято решение о выпуске новой меди. При допущении, что надчеканки появились синхронно с ней, уравнивать непрезентабельные контрамаркированные пулы и мангиры со специально созданными фракциями явно не следует; наоборот, нужно предусмотреть кратность между ними. Тогда появляется выбор: пулы с надчеканкой были 1/12 либо 1/24 от данга. Последняя величина чрезвычайно ничтожна (1/5000 жалованья рядового стипендиата Каффы), и сравнив ее с номиналом турецкой меди, достаточным для обслуживания розничного рынка – мангира достоинством в 1/16 акча, т. е. примерно 1/12 данга, – подобный номинал можно не рассматривать.
   В результате мы получим равенство, которое должно почти полностью описать соотношение деноминаций, возникшее после появлении второго номинала серебряных денег Крыма: 3 акча = 5 дангов = 30 новых пулов = 60 контрамаркированных старых пулов [215 - Ср.: Чореф М. М. К вопросу о возможности медного чекана в Крымском ханстве в XV в…].
//-- * * * --//
   Помимо двух групп медных пулов, связанных с акча Каффы штемпельными связями и потребностями обращения (генуэзский тип со св. Георгием и татаро-генуэзский с тарак-тамгой), давно, с самого рождения нумизматики генуэзской Каффы, известна и третья. Объяснить ее появление в рамках типологии О. Ф. Ретовского и на уровне тех знаний, которыми историки до сих пор располагали, невозможно. Вопреки всякой логике, на монете нет, казалось бы, неизбежной для чекана эпохи Гиреев «тамги Гиреев». Вместо нее изображена двуногая тамга-вилка – геральдический символ, которым в середине века пользовались Саид Ахмет II и Кичи Мухаммад, позднее – ханы Большой Орды Махмуд и Ахмет, а также недолгое время Мустафа, сын Гияс ад-Дина. Появление на монете Каффы символа, принадлежавшего соперникам и недругам крымских Гиреев, не укладывалось ни в какие реконструкции политической истории. Как бы широко не датировались указанные монеты, несуразность приходилось замалчивать. Между тем именно эти пулы, отчеканенные с использованием двух, скорее всего, матрицированных [216 - Аверс монеты, представленной на рис. 4b неотличим от аверса пула на рис. 5d; однако, если у первого штемпеля нет закраин и круглый линейный картуш отсутствует, то на втором картуш имеется.], аверсов, возможно датировать точнее, чем ранее отмечено для эмиссии в целом – точнее, чем «конец царствования Хаджи Гирея». Не хуже штемпельных связей с двуязычными акча Нур Давлата или бухгалтерскими свидетельствами о производственной активности атрибуция каффинских пулов с тамгой-вилкой определяет время и параметры реформы.

Третий император

Для чекана двуязычных акча Нур Давлата был использован штемпель реверса с сиглой «BS» (тип cf870a). Этот же штемпель был употреблен для чекана меди с «тамгой Гиреев» на аверсе (тип cf870c.1), которую следует также приписать этому сыну Хаджи Гирея. Но кроме этого с тем же самым штемпелем реверса сочетается один из двух аверсов каффинской меди, несущих на себе тамгу-вилку со звездой (тип cf871a) [217 - Данный тип также известен с публикации Н. М. Мурзакевича, обнаружившего медный чекан генуэзской Каффы (Мурзакевич Н. М. Медные монеты города Кафы… Табл. 9.2; Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты… № 260).].

   Рис. 4. Серебряные и медные монеты Каффы, отчеканенные осенью 1466 г. с использованием одного и того же штемпеля реверса (рис. 2.55):
   a) акча (серебро); Нур Давлат, Каффа, 871 г. х. (NB&c 105422);
   b) пул (медь); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (Artemide Aste, 24:769; NB&c 105755; zeno.ru:67434);
   c) пул (медь; 1,30 г, 17 мм); Нур Давлат, Каффа, 871 г. х. (NB&c 105404; zeno.ru:52830).

   Независимо от того, что означают сиглы, и независимо от того, что чеканилось раньше – пулы или акча, чекан от имени Нур Давлата и чекан с тамгой Джучида, которая, по логике вещей, должна отражать его сюзеринитет над Каффой, по технологическим признакам смыкаются во времени. Существование еще одного хана, помимо двух сыновей Хаджи Гирея, прошлые реконструкции событий той междоусобицы 871 г. х. не предусматривали еще и потому, что никаких датировок указанных медных монет Каффы не существовало. Задумаемся: для того, чтобы выработать ресурс шести штемпелей реверса с замком (нижних), трех месяцев явно не требовалось, поскольку на менее пластичной меди этот ресурс меньше, чем при чекане серебра, поскольку штемпели служили и для чекана акча [218 - См. выше прим. 52.]. В таком случае интересующий нас персонаж, потенциальный конкурент Нур Давлата в борьбе за трон, развернувшейся в ханстве после смерти Хаджи Гирея, мог обладать властью месяц-другой до того, как Нур Давлат утвердился на троне, а генуэзцы, признав его ханом, стали чеканить монету с его именем. Чужая тамга не могла появиться после победы Нур Давлата; однако допустимо также и то, что выпуск пулов и акча с сиглами «BS» происходил параллельно [219 - Последняя возможность не была учтена при рассмотрении чекана 1466 г. в работе «Ибрагим, сын Махмудека…». Соответственно, датировка акча Нур Давлата там соответствует дате его утверждения на престоле.]. Насколько это было приемлемо с учетом политических реалий смуты, мы увидим ниже. Пока же замечу, что использование невыработанных штемпелей по серебру для чекана меди (по остаточному принципу) выглядит традиционно и правдоподобно, тогда как обратное использование представляется сомнительным даже без того, что сказано выше о связи сигл с заказчиками акча, представить которых заказчиками пулов я затруднюсь.
   Описание смуты 871 г. х., о которой упоминается в синхронной переписке между консулом Каффы и попечителями Банка св. Георгия [220 - Vigna A. Codice diplomatico… T. 7. Fasc. 1. P. 487, doc. 774.], известно лучше по позднейшим восточным хроникам. В историографии трактовка происходившего той осенью никакой интриги не содержит. Напомню, что события, последовавшие за смертью Хаджи Гирея, выглядят как банальная феодальная история: после смерти Хаджи Гирея беи избирают ханом его старшего сына Нур Давлата [221 - Cообщение Мухаммада Ризы о том, что после смерти Хаджи Гирея ханом стал Менгли Гирей, историография изначально расценила как ошибочное (Березин И. Н. Тарханные ярлыки крымских ханов… С. 5).]. Младший, шестой сын, Менгли Гирей выступает против него, ненадолго захватывает столицу, и проиграв, укрывается в Каффу. Через полтора года беи, недовольные заискиваниями Нур Давлата перед Большой Ордой, изгоняют его и избирают ханом Менгли Гирея [222 - Małowist M. Kafa – kolonia genueńska na Krymie i problem wschodni w latach 1453–1475. Warszawa, 1947. P. 276–280; Гайворонский О. Повелители двух материков. Киев, 2010. Т. 1. С. 39–41.]. Ясно, что появление монет Каффы с негиреевской тамгой никак не укладывается в подобную реконструкцию истории. Решить, то ли реконструкция была ошибочной, то ли нумизматические свидетельства никчемны, позволяет находка новых документов, повествующих о крымских событиях осени 1466 г. Новые, они, конечно, относительно: это очередная массария Каффы, на сей раз 1466 г. [223 - Рукопись числится в описях как «MC 1466», хотя открыта книга была 12 декабря 1465 г. и закрыта 11 декабря 1466 г.]
   Она рассказала несколько иную историю. Хаджи Гирей, о котором в Каффе знали 25 августа как о здравствующем императоре, скончался, по видимости, именно в означенный день. Прямых указаний на это в записях бухгалтеров нет: ведь как ни странно, никакого гонца от татар с первостатейной новостью генуэзцы в Каффе не принимали. Почему так случилось, объясняет другая странная история. На следующий день, 26 августа, массарий Калочио Гизольфи и два члена финансовой оффиции (все – члены Совета восьми) должны были отправиться в Солдайю для раздачи жалованья гарнизону [224 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 77r, 78r.]. Судя по тому, что подорожные были получены, они туда, действительно направились. Но в Солдайю они не доехали: запоздавшее жалованье стипендиаты смогли получить лишь через месяц, 25 сентября [225 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 55r.]. Отсутствие верхушки администрации было неприемлемо в случае чрезвычайных событий, а смерть государя была именно таким событием. Скорее всего, как раз отправившиеся в Солдайю чиновники, встретив в пути нарочного из Солхата, который вез консулу, массариям и Совету печальную весть, возвратились с дороги и первые принесли в Каффу известие о кончине Хаджи Гирея. Предоставление подарков или денег татарским гонцам, которые принесли консулу и Совету новости из Солхата или Орды, было стандартной практикой в Каффе [226 - Подробно об отражении политического этикета и церемониала в записях бухгалтеров Каффы см.: Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма…]. Но вознаграждать членов администрации за то, что они сами себе доставили вести, было бы как-то странно, поэтому новость о смерти хана и прошла мимо счетов казначейства.
   Известие о провозглашении сына Хаджи Гирея новым ханом приходит в Каффу, по видимому, 6 сентября вместе со скакуном, присланным в подарок консулу. Уже 8-го числа избранные Советом послы Кристофоро Нариче и Андреа Фатинанти направляются к новому хану за подтверждением прежних соглашений и привилегий [227 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 77r [06.08.1466]: «Item 6 Septembris pro beveragio dato illi qui conduxit | equum donatum a novo Imperatore pro Lazaro | Cattaneo et socio bancherio de 133 asperos 30… Item ea die [08.09.1466] pro preciis… [следует длинный список цен и подарков – А.П.] missis | novo Imperatore flio quondam domini Agigarei cum Xristoforo | Narixio et Andrea Fatinanti oratoribus creatis | ad vixitandum dominum Imperatorem pro frmanda pace | ac pactus inter nos et Sua Maiestate… asperos 9151» («Также 6 сентября за напитки, предоставленные тому, кто привел | коня, подаренного новым императором… Также в тот же день [08.09.1466] за цену [следует длинный список цен и подарков – А.П.] … посланных | новому Императору, сыну покойного государя Хаджи Гирея, с Кристофоро | Нариче и Андреа Фатинанти, ораторами, назначенными | для посещения государя Императора с целью подтверждения мира | и соглашения между нами и Его Величеством… – 9151 аспр».]. Куда они едут, в Солхат или Кырк-Ер, не говорится (в первом варианте хан был избран не 4, а 5 сентября). Кто из сыновей Хаджи Гирея был избран, также не упоминается, однако это становится ясно из последующего развития событий.
   Те же самые послы возвращаются 26 сентября в Каффу, поскольку на этот раз они не смогли добраться в Кырк-Ер к еще одному, новоизбранному (очевидно, не позднее 23 числа) императору. Причина, по которой они вернулись, проста: степь наполнена отрядами «других Императоров» [228 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 84v [29.11.1466]: «Item ea pro diversis expensis factis per Xristoforum Narixio | et Andrea Fatinanti oratores ad dominum | Imperatorem Nordolat in prima vice quia ad ipsum | Imperatorem accederun [sic] non potuerunt proper per | turbationem campanie que ab aliis Inperatoribus | Tartaris erat occupata de quibus expensis | constat per eorum racionem prоductam et aprobattam | per magnifcum dominum consulem dominos massarios etc delato prius | iuramento per me notarium que racio inflata est | in summa pro dictis Xristoforo et socio oratoribus de | 51 asperos 2924» («Также в тот же день за разные расходы, сделанные Христофоро Нариче | и Андреа Фатинанти, ораторами, посланными к государю | Императору Нур Давлату в первый раз, поскольку не могли к самому | Императору прибыть из-за | беспорядков в Поле, которое было захвачено другими татарскими Императорами | (о каковых расходах | свидетельствует составленная ими смета, одобренная | господином консулом и господами массариями и т. д., представленная | с принесением присяги мне, нотарию, и присовокупленная [к счету]), | в сумме [дебетованы] упомянутый Христофоро со товарищем, ораторы, со | [счета на листе] 51–2924 аспрами».]. Кристофоро и Андреа повторно, и теперь уже удачно, отправляются в путь в Кырк-Ер 30 сентября, но явно не к Менгли Гирею, поскольку тот в предшествующую ночь, уже проиграв трон, укрывается в Каффе. На его имя казначеи открывают отдельный счет, и много месяцев бывший «Император», именуемый теперь просто «султан», раз в два дня получает свои суточные [229 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 85r.]. Бегство Менгли Гирея упростило ситуацию; собравшись с силами, Нур Давлат и «третий Император» выясняют, кто из них будет править ханством, между 16 и 20 октября [230 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 82r [25.10.1466]: «Item ea pro zentoni cremexi peciis due emptis | ad asperos 750 singula pecia quem dono date | fuerunt duobus Imperatoris fratribus qui cum magnis | exercitibus venierunt contra Sulchatum et dictus pro | Laudisio predicto de 133 asperos 1500» («Также за две штуки алой тафты, купленных | по 750 аспров за каждую штуку, которые были принесены в дар | двум братьям Императора, отправившимся с большим | войском против Солхата…»). – Из Каффы в Геную 20 октября ушло письмо администрации, отвечая на которое, протекторы отмечают, что в тот момент «… Поле еще не было замирено, и было ясно, что у вас, прежде всего, были законные основания для опасений ввиду положения нового Императора…» («Cum accepissemus, dilecti nostri, litteras vestras scriptas anno proxime lapso die 20 Octobris, tempore Сampania nondum pacata erat, et in principio status novi Imperatoris legitimas causas metuendi vos habuisse apparebat…» – Vigna A. Codice diplomatico… T. 7. Fasc. 1. P. 487, doc. 774).]. Эти рамки определяют три записи: в первой говорится о двух оргузиях, посланных в сторону Солхата для того, чтобы «разузнать о войсках двух Императоров, которые пришли со всеми своими воинами», в двух других – о прибытии посла Нур Давлата Джегатая и о клятве верности, которой хан и генуэзцы, наконец-то, смогли скрепить соглашение, оговоренное в начале месяца. Смута заканчивается замирением соперничавших партий, и Нур Давлата, избранного сепаратно, теперь утверждают все беи. После этого в Каффу 28 октября прибывает все тот же «Хаджи Улу с товарищем», чтобы заново «сообщить новость об избрании Нур Давлата, сына покойного государя Хаджи Гирея, новым Императором…» [231 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 80r [16.10.1466]: «Item 16 Octobris pro oroguxiis duobus missis iterum | usque Sulchatum ad intelligendum exer | citum duorum Imperatorum qui cum tot milli | tibus venerunt et dictus pro dicta capsia | de 55 asperos 40» («Также 16 октября двум оргузиям, посланным в поездку | к Солхату с целью разузнать о вой– | сках двух императоров, которые пришли со всеми [своими] вои| нами… 40 аспров»).]. Через три недели массарий Калочио Гизольфи уже может послать попечителям Банка св. Георгия известие о полном прекращении междуусобицы [232 - «… Supervenerunt alie littere prestantis Calocii de Guisulfs scripte die 19 Novembris, in quibus signifcatur proceres Schitarum ad obedientiam novi Imperatoris devenisse, Сampaniam pacatam esse et bonam spem haberi posse quod omnes turbationes post obitum Agicarei cessare deberent…» («… Помимо того прибыли другие письма любезного Калоччио Гизольфи, написанные 19 ноября, в которых отмечается, что знать Скифии отдалась под власть нового Императора, что Поле замирилось, и что есть добрая надежда на то, что все неурядицы, последовавшие за смертью Хаджи Гирея, должны прекратиться…»).]. Достигнутое меж татар согласие скрепляется брачными узами – Нур Давлат берет в конце ноября в жены племянницу Мамака Ширина, дочь уже покойного Тимур Ходжи [233 - Постановление Совета о посылке эксений по случаю этого события было принято 1 декабря (ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 94v).].
   Из записей массариев, из маршрутов гонцов и послов видно, что третий хан, ни разу не упомянутый по имени, опирался на Солхат. Солхат уже не был столицей ханства, но он был центром Ширинского бейлика, и ширинский бей Мамак во время смуты находился там. Именно к нему направлялись послы и подарки в эти два месяца, поскольку он, а не его ставленник, был реальной силой (по той же причине русские источники, описывая Великую Замятню, легко обходятся без упоминания хана, но говорят о Мамае) [234 - Например, в тот же день 16 октября 1466 г., когда были посланы подарки братьям Нур Давлата, отправившимся в поход на Солхат, когда в сторону Солхата были посланы другие оргузии-разведчики, консул посылает в Солхат к Мамаку еще двух оргузиев. «Item 16 Octobris pro scotis equorum ipsius factis | usque eo cero [sic] quo venit asperos 30 et pro orogu | xiis duobus videlicet Caragham et socio heri missorum | per magnifcum dominum consulem Sulchatum ad dominum Mamach asperos | 16 in summa pro dicta capsia de 55 asperos 46» (ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 81r).].
   Направление предпринятому архивному поиску дало убеждение в том, что нумизматический материал дает историку правдивую информацию о течении политической истории. В результате, как мы видим, оказалось, что время эмисии медных монет Каффы с негиреевской тамгой, устанавливаемое исходя из показаний нумизматики, совпадает с периодом, когда не просто в Крыму, а под боком у генуэзцев – в Солхате – появился один из Джучидов, провозглашенный частью племенной знати ханом. Подобное совпадение нельзя считать случайным, и поэтому нумизматические данные позволяют сделать еще один шаг – определить, кто был этим ханом.
   Тамга-вилка, присутствующая на медной монете Каффы, выпуcкавшейся в сентябре-октябре 1466 г. (рис. 4b, 5с, d,), примечательна тем, что ее украшает дифферент в виде звезды. Ни Хаджи Гирей, ни его сыновья не использовали на своей монете тамгу-вилку. Зато, как говорилось, она хорошо известна на монетах Давлат Берди, Улуг Мухаммада, Саид Ахмета, Кичи Мухаммада и его наследников. Однако у этих ханов тамга может быть украшена одной или несколькими точками, но никогда – звездой. Тамга-вилка со звездой известна лишь на дангах Каффы Улуг Мухаммада 828 г. х.; на другом типе его двуязычной монеты 827 г. х. звездой же дополнена джучидская тамга с полумесяцем, хорошо известная историкам по лапидарию Каффы (рис. 5a, b) [235 - Яровая Е. А. Геральдика генуэзского Крыма. СПб., 2010. С. 135–138; Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты… Табл. 1.43, 60; Он же. Новые генуэзско-татарские монеты… Табл. 1.43–47. Датировка упомянутых типов (NB&c 105332, 105742) объяснялась в докладе «Двуязычные данги татарского „Императора“», прочитанного мной в Государственном Эрмитаже в сентябре 2012 г. на конференции «Два века мусульманской нумизматики в России. Итоги и перспективы». Публикация материалов конференции, содержащих и эту работу, и обсуждаемый ниже доклад Р. Ю. Ревы, А. А. Казарова и Ю. В. Зайончковского «Монеты хана Ибрахима», все время откладывается. О хронологии правлений Улуг Мухаммада см.: Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма…]. Повторение оригинальной тамги на меди Каффы не может быть поэтому случайным: если оно даже не было призвано напомнить горожанам, что некогда Улуг Мухаммад был сюзереном Каффы, то нам оно должно прямо указать на родство со старым ханом.

   Рис. 5. Тамга-вилка со звездой на монетах Каффы
   a) данг; Улуг Мухаммад, Каффа, 828 г. х. (серебро); (NB&c 105332);
   b) данг; Улуг Мухаммад, Каффа, 827 г. х. (серебро); (NB&c 105742);
   c) пул (1/6 данга); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (медь); (NB&c 105123; Хромов 2005a. № 2.1.1);
   d) пул (1/6 данга); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (медь); (NB&c 105222; Хромов 2005a. № 2.2.2).

   Потомки Улуг Мухаммада, жившие в 1466 г., естественно, известны: его сын Махмуд был казанским ханом в 1455–1467; в московском уделе Городце-Мещерском с 1452 г. сидел другой сын – Касим. У Махмуда же были уже взрослые сыновья, которые, как и Касим, стали в 1467 г. оспаривать казанский трон. Старшего звали Халиль, а младшего – Ибрагим.
   Ибрагим подходил на роль крымского претендента, в частности, потому, что был младшим сыном Махмуда. Следует помнить, что в ту эпоху младшие татарские царевичи регулярно пребывали при дворах московских и литовских князей или крымских ханов [236 - Напр.: «А коли мой недруг Ахмат царь пойдет на меня на Менгли-Гирея царя, и тобе моему брату великому князю царевичев своих Даньяра и Муртазу на Орду отпущати» (Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 41: Памятники дипломатических сношений Древней России с иностранными державами. Ч. 1. СПб., 1884. С. 12 и др.).]. Политическая практика делала из них не только заложников, обеспечивавших дружеские отношения с татарскими ордами, но и династическую «узду». Приживала-аманат в удобный момент мог превратиться в претендента на ханский престол и даже действительно его получить. О превращении, напоминающем события 1466 г., в истории самого Крымского ханства давно известно. Один из «царевичей» [237 - «… Прислал еси ко мне своего посла Довлетека мурзу, а говорил ми от тебя Довлетек о том, чтобы яз звал к собе Зенебека царевича твоего для дела…». В 1477 г. Иван III отправляет посольство к Джанибеку, который успел стать ханом Крыма (Памятники дипломатических сношений… С. 9, 13–14). Исследователи так и не смогли определить генеалогию этого хана; ничто не указывает на принадлежность к Гиреям, с большей долей вероятности он мог происходить из исчезнувшей орды Сеид Ахмета, с меньшей – из стана конкурентов Гиреев за власть над Cтепью, ханов Большой Орды. Родословие и судьбу Джанибека, на мой взгляд, надо объяснять теми же причинами, что и в случае «третьего императора», и не считать его вовсе потомком Кичи Мухаммада. К этому побуждает и то, что за спиной хана Джанибека, как и других крымских ханов, стоял Эминек – сын, брат и соратник ширинских «делателей королей» Тегине и Мамака.] Менгли Гирея, Джанибек, становится крымским ханом в 1476 г. Моментальное развитие событий в 1466 г. не дает оснований считать, что за сыном казанского хана специально послали на Волгу; возможно, при дворе покойного Хаджи Гирея он был эмиссаром потенциального союзника в борьбе с сыновьями Кичи Мухаммада.
   Теоретически, монгольским ханом мог стать любой из Чингизидов. Практически претендовать на престол Золотой Орды мог только потомок Джучи. Теоретически ханом Крыма мог стать любой из Джучидов. Практически ими становились представители только той ветви Тукатимуридов, которая издавна осела в Крыму. О том, что провозглашение Таш Тимура ханом в конце XIV в. было не случайным событием, говорит вся последующая история Крыма. Не только его сыновья Бек Суфи и Давлат Берди были милы сердцу крымских беев [238 - Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма…], его племянник Улуг Мухаммад был им тоже не чужой [239 - Сабитов Ж. М. Рецензия на новый перевод Муизз ал Ансаб // Золотоордынская цивилизация. Казань, 2010. Вып. 3. С. 242–243; История Казахстана в персидских источниках. Т. 3: «Му‘изз ал-ансaб» (Прославляющее генеалогии). Алматы, 2006. Л. 28б; Гаев А. Г. Генеалогия и хронология Джучидов // Древности Поволжья и других регионов. Нижний Новгород, 2002. Вып. 4. Т. 3. С. 36–38; Мустакимов И. А., Баязитова Р. К политической биографии Улуг-Мухаммад-хана // Гасырлар авазы = Эхо веков. 2005. № 2. С. 205–216. В последней работе дана историографическая справка о том, кто из историков считал Улуг Мухаммада внуком Уруса, пра-правнуком Уруса, сыном Джелал ад-Дина, наконец, как сейчас установлено, правнуком Тулек Тимура – сыном Ичкили Хасана, брата Таш Тимура.]. Внук Таш Тимура Хаджи Гирей был призван ими из Литвы на ханство, его правнуков Нур Давлата, Менгли Гирея и Айдара те же беи не раз подымали на белой кошме.
   Но этот общеизвестный список – далеко не полный. В нем не хватает и Касима бин Мухаммада, и Мухаммада бин Саид Ахмета, которых Мамак до того подсаживал на крымский престол [240 - Поскольку это отдельная и обширная тема, событиям, инициированным так называемой «Guerra di Agigarei» 1455 г., будет посвящена специальная работа.]. В нем нет и сына Хаджи Гирея Келдыша, «халифа на час», бежавшего с трона, на который его посадила партия противников Менгли Гирея, скорее всего, 23 июня 1468 г. [241 - ASG. SG, 34. 590/1251. Маssaria Cafe 1468, f. 49r [27.06.1468]: «Item et fuit ante pro pichis 17 quarta unius panni | turchini lagritis duobus nunciis Inperatoris | qui non dederunt sicut Cheldis qui electus | fuerat Imperator fugam acceperat ad racionem | asperos 23 singulo picho pro dicta de 35 asperos 530» («Также, а было ранее, за 17 с четвертью пик турецкого сукна, | врученных посланцам Императора, | каковые не передали [ему подарка] поскольку Келдыш, которого избрали | Императором, удрал, по цене | 23 аспра за каждую из упомянутых пик, на [листе] 35–530 аспров»). Когда было это «ранее» (ведь 27 июня пришлось на понедельник), и с какого дня нужно отсчитывать правление Менгли Гирея, указывает счет монетного двора Каффы в другой массарии. Генуэзцы уплачивают хану 24000 дангов сеньоража за период с 24 июня 1468 г. по 23 июня 1470 г. (ASG. SG, 34. 590/1255. MC 1469, f. 62r).] Все это добавляет немало для понимания пристрастий племенной знати. Даже воцарение Менгли Гирея в 872 г. х. без одобрения Мамака наверняка бы не случилось: именно он был во главе трех тысяч всадников, пришедших в конце мая к стенам Каффы с требованием отпустить будущего хана, которого генуэзцы посадили под арест, блюдя лояльность к Нур Давлату [242 - ASG. SG, 34. 590/1228. Маssaria Cafe 1468, f. 71r [28.05.1468]: «Item et fuit ante pro castratis quindecim largitis | domino Mamach et aliis dominis in diversis partitis | qui venerunt cum equis 3000 in circha ad | requirendum soltanum pro dicta de 45 asperos 900» («Также, а было ранее: за пятнадцать валухов, предоставленых | в несколько приемов господину Мамаку и другим господам, | которые пришли с 3000 (или около того) конницы, чтобы | потребовать [к себе] султана [Менгли Гирея – А.П.] с указаннного счета [расходов на Поле – А.П.] на 45 листе – 900 аспров»). Ibid, f. 69r [25.05.1468]: «Item 25 Maii pro Ioihic Rubeo qui arestavit | soltanum quando cepit fugam…» («Также 25 мая Йочику [?] Рубео, который арестовал султана, когда тот попытался бежать…»). Возможное произношение имени (если понимать Rubeus как «русский») – «Ёжик».]. Эта демонстрация силы вынудила латинян пустить дела на самотек, и в конце концов, принять после 24 июня своего бывшего узника как своего нового государя.
   Я думаю, что династической принадлежности десятка правителей Крыма, чьи имена были известны и стали известны, достаточно для осознания того, что преданность крымской ветви Тукатимуридов была частью идеологии и политических идеалов племенной знати Крыма: в 1466 г. Мамак мог прочить в ханы только одного из них. Династические мотивы нельзя никак сбрасывать со счетов, если мы захотим объяснить, почему позднее касимовские татары легко приняли Нур Давлата как собственного правителя, почему Нур Султан, вдова Халиля, на которой по обычаю женился его брат Ибрагим, после смерти последнего вышла замуж за Менгли Гирея. Начиная с этого, третьего по счету брака ногайской принцессы взаимосклонность Казани и Бахчисарая ни у кого уже сомнений не вызывает.
   Детализация событий осени 1466 г. и выяснение позиции, которую занимали генуэзцы в дни смуты, позволяет, на мой взгляд, решить и заданный ранее вопрос – что чеканили раньше, акча Нур Давлата с сиглами «BS», или же пулы Ибрагима с этими же сиглами? Позиция генуэзской администрации (как бы мы ее не называли – нейтралитетом, двуличием, предусмотрительностью, осторожностью), ее параллельные контакты с Кырк-Ером и Солхатом избавляют нас от необходимости считать, что серебро стали чеканить штемпелями «BS», созданными изначально для меди. Уже в начале октября положение Нур Давлата было достаточно прочным, чтобы можно было сказать о том, что чекан каффинской монеты двух претендентов происходил, в крайнем случае, параллельно. То есть, датировать появление акча Нур Давлата нужно не ноябрем – декабрем (после выпуска пулов Ибрагима), а сентябрем – октябрем 1466 г. Такая датировка одновременно будет и объяснением того, почему столь редки татаро-генуэзские акча Нур Давлата.
   Прекращение чекана акча, сворачивание производства монеты в Каффе с воцарением Нур Давлата отражается в полной мере в падении интереса к откупу монетного двора. На очередном аукционе, состоявшемся 5 января 1467 г., побеждает упоминавшийся уже непримечательный «burgensis Cafe» Джорджо де Прерио, предложивший всего-навсего 7700 аспров [243 - ASG. SG, 34. 590/1249bis. MC 1467, f. 107r.]. Столь низкая сумма показывает, что надежд отчеканить более 40 тыс. дангов у торговавшихся было мало; кроме того, низкий старт аукциона доказывает, что Нур Давлат и генуэзцы сошлись на том, что прежняя договоренность с Хаджи Гиреем, согласно которой за право содержания монетного двора в Каффе хану причиталось 100 соммо, не соответствует реалиям времени. Но даже пониженный откуп 1467 г. предполагает, что какая-то, и явно уже не двуязычная, монета чеканилась. То есть, раз выпуск двуязычных акча Нур Давлата случился осенью 1466 г., мы должны спросить себя, какую же, все-таки, монету стал чеканить генуэзский монетный двор после того, как сын Хаджи Гирея справился со смутой? Возможность использования его мощностей для выпуска дангов и акча Хаджи Гирея с датой 871 г. х. была оговорена выше, и, помимо скудости двуязычных монет Нур Давлата в находках, настаивать здесь на том, что подобная практика была не единичным случаем, позволяет еще одно обстоятельство.
   Ритм чекана и выплата сеньоража хану восстановились с воцарением Менгли Гирея в 1468 г. (см. прим. 89). Предприниматели, получавшие от консула откупа на чекан за 25–40 тыс. дангов, должны были их оправдывать. За семь лет, оставшихся до падения Каффы в 1475 г., им нужно было окупить вложение почти 200 тыс. дангов. Сделать это можно было, лишь взимая плату за чекан. Плата составляла 25 % и, в крайнем случае, много больше – 40 % (обычная практика при немедленной поставке, фактически, покупке серебра) [244 - Попечители Банка св. Георгия отправляют 4 декабря 1465 г. консулу Каффы инструкции (Vigna A. Codice diplomatico… T. 7. Fasc. 1. P. 359, doc. 670), в которых, помимо прочего, есть слова: «Miramur scripseritis nobis in commendationem illorum ofcialium monete qui de proprio providerunt ne massaria ihiuuiret [kuniret – А.П.], et ex alia parte scriptum est quod funt ihiuimenta [kunimenta – А.П.] ad XXV usque in XXXX pro cento. Si sic est nobis molestissimus est. Itaque mandamus sub pena solvendi de proprio quatenus non patiamini feri ihiuimenta [kunimenta – А.П.], nisi cum deliberationibus et solemnitatibus oppotunis et pro necessitatibus urgentissimis que postea per nos mereantur approbari…» («Доставляет удовольствие написанное нам в донесении тех членов финансовой оффиции, которые предусмотрели, чтобы массария не производила чекан монеты за счет собственных средств, ведь с другой стороны было написано, что за чекан монеты берется от 25 до 40 процентов. Если это действительно так, нас это огорчает сверх меры. Поэтому повелеваем под угрозой штрафа из собственных средств, чтобы никто не смел производить чекан кроме как по соответствующему распоряжению и утверждению в случае неотлагательной нужды, что впоследствие нами должно быть одобрено…»). Ср. выше прим. 44.]. Соответственно, оценивать выход монеты с монетного двора Каффы в 1467 и 1468–1475 гг. нужно хотя бы на уровне 800 тыс. дангов. После этого у нас появляется две возможности: первая – настаивать на том, что производительность 20 штемпелей аверса, которые использовались после отказа от акча, вдруг оказалась в два, даже в три раза выше [245 - Вероятнее, в три, поскольку отмеченные откупа превосходили 30 тыс. дангов; см. выше прим. 31. На реверсе последних дангов Каффы сиглы «AC, IC, bI, PI, I»; см. рис. 1с.], чем было прежде. Вторая же и, на мой взгляд, реальная – считать, что «Крым», обозначенный на татарских дангах и акча Нур Давлата и Менгли Гирея как место чекана, отнюдь не анахронизм – Старый Крым (Солхат), а действительно «Крым». Ведь Каффа, где генуэзские мастера били для заказчиков различные типы монеты, как всем известно, находилась в Крыму.

Серебро хана Ибрагима

   Возвращаясь к чистой нумизматике от описания политических событий, указывающих на то, что именно племянник Ибрагим, а не однажды неудачник дядя Касим, стал очередной надеждой Мамака в 1466 г., необходимо сказать, что монеты не только с тамгой, но и с именем Ибрагима бин Махмудека были отчеканены в Орде и Ордабазаре. Они известны давно. Когда А. К. Маркову пришлось определять этот тип век назад, он не должен был сомневаться ни минуты: ханов по имени Ибрагим историки знали и знают только двоих, и хотя находка была сделана в Сибири, в какой-нибудь сотне километров от Тюмени, никаких ассоциаций с тюменским ханом Ибрагимом, более известным как Ибак, она не вызвала [246 - Аргентовский Ю. А. Археологические находки в дюнах близ деревни Могилевой Кондинской волости Шадринского уезда // Записки Уральского общества любителей естествознания. Екатеринбург, 1912. Т. 31. Вып. 1. С. 39–40.]. Конечно, это было связано с тем, что хранитель восточной коллекции Эрмитажа и автор ее каталога имел представление о том, что в Сибирском ханстве чекан монеты не практиковался [247 - Более того, трех десятков монет, известных нумизматам к 2006 г. в находках с территории ханства, явно недостаточно даже для того, чтобы сказать «здесь было слаборазвитое денежное обращение» (ср.: Бустанов А. К. К вопросу о денежном обращении в Сибирском улусе в XIV–XVI вв. // Международная нумизматическая конференция «Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XV вв.», 5-я (Волгоград, 2006). Труды… Москва, 2008. С. 162–166). На территории Восточной Европы в бóльших количествах находят ранневизантийскую медь, что никому не дает, однако, оснований предполагать, что там она служила деньгами.]. Атрибуция А. К. Маркова, как ясно из предшествующего повествования, была, по большому счету, правильной. Неправильным было лишь естественное для того времени определение типа как казанской эмиссии, ибо о судьбе Ибрагима до вступления в 1467 г. на трон сведений не было, а денежное обращение этого ханства еще не получило своего объяснения.
   Альтернативным толкованием типа мы обязаны интересу к истории Сибири А. Г. Нестерова, который, не мог не предположить их связь с сибирским Ибрагимом, оперируя только сведениями о сибирских находках [248 - Нестеров А. Г. Монеты Ибрахим хана // Уральский следопыт. 1990. Вып. 12. С. 29–30; Он же. Монеты Сибирских Шейбанидов. Восток – Запад: Диалог культур Евразии // Проблемы истории и археологии. Казань, 2001. Вып. 2. С. 274. Автор сообщил там о второй находке монет с именем Ибрагима, совершенной в 1979 г. у дер. Юрты Инкинские Колпашевскго р-на Томской обл.]. Данный методологический недочет и фактологические промашки исследователя взялся ликвидировать новосибирский нумизмат Р. Ю. Рева в соавторстве с А. А. Казаровым и Ю. В. Зайончковским. В какой-либо ангажированности заподозрить их нельзя: развитие нумизматики за последние годы ясно говорит против казанского происхождения этой эмиссии. Денежное обращение ханства при внуке Улуг Мухаммада уже было интегрировано с русским, и иной по весу, облику, фактуре (не говоря о типе) монеты появиться там не могло. Поскольку третьей «альтернативы» в виде «третьего императора» у соавторов не было, им оставалось лишь идти по «сибирскому следу в джучидской нумизматике». Благо, активность поисковиков с металлодетекторами привела к тому, что на электронных торгах за последние три года был продан [249 - Лоты 303177, 736833, 601777, 676038, 565199, 600078 украинского аукциона Violity были найдены в Крыму, в Винницкой и Тернопольской областях Украины. Из еще четырех монет, публикуемых соавторами, продажа которых мной не зафиксирована, три найдены также под Винницей и одна – под Черкасами. Неясное мне число экземпляров, найденных под Винницей, происходит из одного клада. На российских же площадках или форумах других монет обсуждаемого типа не появлялось. За 2013 г. на аукционе Violity были проданы очередные лоты (1274211, 1448520, 1465210) с монетами Ибрагима, найденными в Крыму. Еще на одном экземпляре, выявленном недавно В. Кравцовым в кубанских находках, как и на лотах 303177, 1274211, проставлена надчеканка «Аллах».] ряд монет Ибрагима, отчеканенных в Орде и Ордабазаре. Они и легли в основу прочитанного Р. Ю. Ревой в сентябре 2012 г. на конференции в Эрмитаже доклада «Монеты хана Ибрахима» и позволили подготовить публикацию, которая могла дать действительное представление об этих монетах [250 - Мне следует отдать должное и поблагодарить Р. Ю. Реву за предоставленный им, но, как сказано ранее, до сих пор не опубликованный текст статьи. С его стороны это была даже не любезность, а необходимость следовать собственным принципам, которые, как и у скульпторов, ведут к тому, что отсекая все лишнее, нумизмат-историк не может не найти идеальную форму.]. Долгий разбор тех ошибок и несуразностей, которые привели соавторов к заключению, будто указанные монеты биты от имени сибирского хана Ибака, повторять нужды нет; он приведен в «Золотоордынском обозрении» [251 - Пономарев А. Л. Ибрагим, сын Махмудека: вхождение во власть и кошельки // Золотоордынское обозрение. 2014. № 1. С. 128–163; № 2 (в печати).]. Здесь достаточно будет сказать, что их выводы основаны на неприемлемых положениях о том, что места чекана монет должны отстоять от ареала их обращения на тысячи километров, о том, что использование десятка штемпелей, связанных в одной сетке и изготовленных по шаблону, нужно разделять годами и десятилетиями. Основой же ошибочной датировки и атрибуции Ибаку этой эмиссии является произвольный постулат, гласящий, что монеты пониженного веса, не имеющего никаких аналогий в джучидском чекане, должны быть последними дангами Золотой Орды.
   Вес монет с именем Ибрагима, действительно, является надежным показателем их принадлежности. Он ставит их вне рамок тех денежных систем, которые знали лишь данг, битый по норме 1/5 дирхема. Последний стандарт, как говорилось, появился в 1430-е годы, и его придерживались и Гиреи, и Кучук Мухаммад с потомками. Судить о крымской монете, даже в отсутствие специальных публикаций, позволяют метрологические данные сборов, представленные О. Ф. Ретовским и В. П. Лебедевым [252 - Специальных исследований по метрологии крымского или ордабазарского чекана пока не проводилось, здесь приходится пользоваться данными, приводимыми в работах О. Ф. Ретовского и В. П. Лебедева (Retowski O. Die Münzen der Girei // Московское Нумизматическое общество. Труды… M., 1901. Т. 2. Вып. 3. С. 276–299; Лебедев В. П., Клоков В. Б. Денежное обращение Сарая и его округи после 1395 г. // Древности Поволжья и других регионов. Нижний Новгород, 2004. Вып. 5. T. 4. С. 23–75. На с. 65, рис. 15 авторы приводят метрологию учтенных ими монет.], а о том, что вес 0,655 г был также последним стандартом монеты кучуковичей, говорит недавняя публикация, рассматривающая единственную эмиссию 890-х годов, которую следует относить к собственно ордынскому чекану [253 - «Если допустить, что все монеты Муртазы были выпущены по одной весовой норме (что, вообще говоря, не обязательно), то можно предположить, что ее значение составляло около 0,65 г» (Казаров A. А., Студицкий Я. В., Рева Р. Ю. Монеты хана Муртазы, сына Ахмада (80–90 годы XV в.) // От Онона к Темзе. Чингисиды и их западные соседи. М., 2013. С. 344).]. Вес монеты Ибрагима с двойной тамгой (0,61 г; см. рис. 9) соответствует этому стандарту, но кроме того, она была перечеканена на каком-то более раннем данге. На реверсе (например, внутри тамги-вилки) проглядывают прежние детали легенды, а на «2–3 часа» видны вдавленные точки от кругового картуша, каковой на монетах самого Ибрагима не использовался. Это – известный брак производства, следы, появляющиеся на (материнской) монете после холостого соударения штемпелей. Считать поэтому данный уник чем-то иным, кроме данга, невозможно, а его уникальность следует объяснять незначительным объемом прокламативной (даже в силу оригинального оформления) эмиссии.
   То, что остальные монеты Ибрагима существенно легче и принадлежат к другой совокупности, сомнению не подлежит – средний вес для 8 экземпляров составляет всего 0,4338 г. О применении какой весовой нормы должна свидетельствовать эта цифра? Хотя выборка, расширенная до 15 экз. за счет монет этого же стандарта чекана из эмиссий Каффы, Нур Давлата и Ахмета (см. ниже), все равно остается небольшой, и в силу этого средняя ошибка определения веса высока (μ=0,02 г), эмиссию с модальным весом 0,432 г нельзя все же ассоциировать ни с половиной акче (тем более с дангом), ни с половиной данга [254 - О принципах выбора стопы, о том, насколько просто выражаются законные веса татарской монеты через татарс кие же меры веса см.: Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем… С. 68–79 и др.]. Нельзя просто потому, что значения веса, соответствующие полданга и полакче, 0,546 и 0,327 г, находятся далеко за пределом вероятности 99,96 %, который принят в статистике как пороговый (максимум и минимум определяет отклонение в 3μ от расчетного значения моды, т. е. искомый законный вес с указанной вероятностью находится в интервале Mo±3μ, 0,371– 0,493 г).
   Ближе всего к имеющемуся у нас будет рациональный для татар стандарт в 2/3 от веса данга, т. е. 0,4366 г. Поэтому мы в праве сказать, что наряду с выпуском акча по стопе 180 монет из сума (196,47 г; 60 дирхемов), дангов по стопе 300 монет из сума, для монеты Ибрагима была использована стопа 450 монет из сума (или 750 из 100 дирхемов по 3,2745 г). То есть, ее и аналогичные серебряные фракции чеканили по указанному выше весу 0,4366 г [255 - В генуэзских мерах стопа была 10 монет из саджо 4,366 г.]. Состояние известных «ибрагимок» намного лучше, чем у упоминавшихся ранее фракций Каффы в треть данга, поэтому надо полагать, что качество серебра «ибрагимок» соответствовало качеству дангов. Тогда перед нами – еще один суплементарный номинал монеты Крымского ханства, равный разнице между акче и дангом, т. е. 2/3 данга, 2/5 акче, наконец, 4 пулам. Отказаться от него в пользу номинала 1/3 данга или же предусмотреть последний как альтернативный можно будет лишь тогда, когда появятся подтверждения тому, что качество серебра в монете было понижено до 400–500 ‰ [256 - Такую пробу допускает удельная плотность 9,16 г/куб. см, определенная В. П. Лебедевым для монеты хана Ахмета типа, о котором речь идет ниже (Лебедев В. П., Клоков В. Б. Денежное обращение Сарая и его округи… С. 37).]. Пока же визуальные оценки владельцев ряда монет склоняются к тому, что серебро «ибрагимок» вполне высокого качества.

   Рис. 6. Описание распределения весов с помощью суммы нормальных законов:
   a) Крымское ханство, Менгли Гирей, 872–903 г. х. Индекс корреляции 0,9921; Mo = 0,618 г; σ = 0,0591 г; μ = 0,0047 г; 158 экз.
   b) Крымское ханство, 871 г. х. Индекс корреляции 0,9851; Mo = 0,432 г; σ = 0,0793 г; μ = 0,0205 г; 15 экз. (вес 0,24 г принят как вес монеты, утратившей 10 % фрагмент и весящей сейчас 0,22 г)

   Таким образом, считать за Р. Ю. Ревой, который не знает о том, где, кем и когда был принят пониженный стандарт чекана, будто вес «дангов Ибака» является «неоспоримым» указанием на их позднейшее происхождение, нельзя. Нельзя не только потому, что ничего подобного в регулярном чекане ханств последней трети XV в. не существует. Относить их выпуск на 1480-е годы можно только в том случае, если не знать о появлении в ханстве акча и других номиналов, призванных упростить расчеты в денежной системе, и не знать, что в Крыму в 1466 г. был хан-претендент из рода Улуг Мухаммеда, опиравшийся на Ширинов. Не следует забывать и о том, что топонимика приднепровских земель, на которых помещают Ордабазар историки и нумизматы из-за обилия в низовьях Днепра специфических монетных типов, неотделима от Ширинов, донеся до нас имя Тегине бея, родоначальника династии и отца Мамака [257 - Река Тягинка, Тягинская переправа, Тягинское городище рядом с селом Тягинка Бериславского района Херсонской области (Князьков Ю. П. О местонахождении «Тавани» и Таванской переправы в XV–XVII вв. // Придніпровський науковий вісник. 1997. № 2 (13). С. 7–17).]. Но поскольку читатель уже осведомлен о многом, он поймет, что стандарт «ибрагимок» служит лишним доказательством тому, что их выпуск осуществили в сентябре-октябре 1466 г. на территории, подконтрольной Мамаку и его креатуре. Новация не получила широкого распространения и продолжения, и это говорит нам о том, что дополнительные серебряные номиналы оказались для рынка излишними и ненужными.
   Шести штемпелей аверса с именем Ибрагима и шести реверсов (хотя явно должны найтись и другие) было предостаточно для того, чтобы обеспечить работу монетного двора почти два месяца, пока «третий император» не уступил Нур Давлату. Штемпельный анализ в данном случае имеет огромное значение, он позволяет нам обнаружить и другие монеты 1466 г. [258 - Я подозреваю, что «сходство стиля» монет Ибрагима и Муртазы, приводимое в качестве аргумента для датировки, появилось из-за того, что за имя Муртазы первоначально было принято слово «верховный» на аверсе монет Ахмета (рис. 7: 13–20). В упомянутой выше публикации монет Муртазы ничего схожего по оформлению с монетами Ибрагима мне обнаружить не удалось.] Наблюдение же, говорящее о том, что монеты изготовлены изолированными штемпельными парами, не должно вселять в кого-либо уверенность в том, что их чекан не связан во времени, ибо штемпели сделаны «под копирку» (в крайнем случае можно подумать, что для разметки использовался шаблон). Штемпель аверса ордабазарской монеты появился в результате перегравировки сработавшегося собрата (рис. 9, 7.1, 7.3). Перегравирован был штемпель, использованый для чекана монеты с двумя тамгами на реверсе (Р. Ю. Рева ошибочно называет ее последней, посмертной и, вдобавок, казанской эмиссией 1496 г. Ибака). Матрицирование либо использование шаблона для нанесения легенды в данном случае маловероятно, поскольку в центре нового штемпеля рисунок полностью повторяет старый, тогда как по краям он вырезан примерно, и уже с искажениями. Так случается из-за того, что именно расположенная с краю часть штемпеля сбивается в первую очередь [259 - Похоже, что у штемпелей данной эмиссии пропадал даже обычный для джучидского серебра картуш и закраины, предохранявшие поле с легендой от завальцовки при соударения штемпелей; надписи были гравированы в край шибала (ср.: NB&c 07219).] (как у нас), и потенциальная наметка для перегравировки исчезает. Перегравировки, деградация стиля, накопление искажений в титуле «султан» позволяют установить последовательность появления / использования штемпелей (см. рис. 7).
   Четвертый по порядку использования штемпель аверса (рис. 7.7) сочетается как с реверсом, на котором монетный двор указан как «Орда», так и с реверсом, где написано «Ордабазар». Ничтожность отличий последних штемпелей аверса (разнится начертание «алиф» в «султане» и «нун» в «хане»; рис. 7.7, 10, 11) указывает, естественно, на то, что место и время их использования не отличались. Особенно показательна последняя из приведенных на рис. 8 перегравировок штемпеля, на котором название монетного двора, строго говоря, нечитаемо из-за того, что харфы в слове «Орда» искажены до неузнаваемости или гравированы зеркально. Вряд ли стоит предполагать, что подобный штемпель выбрали как образец через много лет, а не приспособили непосредственно в текучке производства.

Рис. 7. Штемпели и штемпельные связи монет Ибрагима (серый контур обозначает предположительную реконструкцию; серой заливкой отмечены элементы, критичные для распознания перегравировки)

Рис. 8. Перегравировка штемпелей монет Ибрагима и Ахмета (прорисовки штемпелей монет из верхнего ряда наложены на изображения в нижнем ряду)

Общий аверс, перегравировки и правка прямо указывают на то, что штемпели работали на одном монетном дворе, и противопоставлять поэтому чекан Ибрагима в Орде и в Ордабазаре нет причин [260 - Противопоставлять сами топонимы «Орда» и «Ордабазар» нужды нет также. Принимая, что Орда была не только ставкой и не только войском, а все-таки особым видом поселения, понять разницу, на мой взгляд, можно лучше, рассматривая «базар» как хозяйственную часть этого организма, а согласно военной терминологии, «обоз». В качестве места чекана понятие «Ордабазар» фигурирует на монетах и других кочевников, например, государства туркмен Кара-Коюнлу.]. Более того, на 99,99 % ясно и то, что штемель с правильной легендой (на реверсе монеты – двойная тамга) появился первым, ибо, скорее, он был перегравирован в штемпель с ошибочным написанием литер, нежели наоборот. О первичности говорит и вес монеты: он соответствует стандарту данга, от которого было легче отказаться в пользу нового веса, нежели вдруг ввести заново. На реверсе более поздней монеты – уже очевидная легенда «Чекан Ордабазара» вокруг тамги-вилки. Поскольку аверсы созданы на одном месте, становится понятным, какой и как на монете с двумя тамгами обозначен монетный двор. Необходимо обратить внимание на то, что слева от тамги-вилки и в подножии тарак-тамги выгравированы «алифы». Тогда станет понятно, что вторым написан «вав», исполненный в угловатой манере, а вовсе не «

» или «

» как видится Р. Ю. Реве. Из-за непрочекана на монете не видно половины букв, но прочесть «

» мы можем, поскольку внизу должно быть написано именно «

». Столь же просто прочесть на ней и обычное именование Орды (

): ведь мы видим именно эту татарскую форму названия на других монетах Ибрагима того же монетного двора, с аналогичной передачей «вав» – и с задранным вверх «хвостом», и с незакрытым «очком» (ср. рис. 7.4, 8, 9) [261 - Первоначальная атрибуция одного из соавторов, Ю. В. Зайончковского (zeno. ru:93272), совпадающая с данной, отражения в подготовленной публикации не получила.].

   Рис. 9. Предполагаемая реконструкция данга Ибрагима с двойной тамгой

   Поскольку представленная на рис. 7 последовательность устанавливается по малому числу экземпляров, ее можно было бы подвергать сомнению, если бы не связь между монетами Ахмета и Ибрагима, определяемая тем, что их ордабазарские реверсы являются клонами. Она без вариантов говорит о практической единовременности эмиссий. Не зная о том, что в 1466 г. в Крыму был третий «Император» мы должны были бы датировать эту эмисиию единственным периодом, когда Ахмет и Ибрагим (в данном случае – тюменский) могли владеть одной и той же ордой – 1481 г. [262 - Парунин А. В. К вопросу об обстоятельствах смерти хана Большой Орды Ахмата в 1481 году // Золотоордынская цивилизация. Вып. 3. Казань, 2010. С. 170.]
   В этом году Шибанид Ибак-Ибрагим на пять дней овладел ордой Ахмета, убил его самого и повел захваченный ордобазар в Тюмень не грабя [263 - ПСРЛ. Т. 37. Устюжские и Вологодские летописи. Л., 1982. С. 95.]. При такой датировке эмиссия Ахмета, оторванная и метрологически, и хронологически от прочих выпусков серебра, обрела бы крайне интригующие очертания, поскольку она не могла не предшествовать эмиссии с именем Ибрагима. Ведь до того, как Ибак захватил орду Ахмета, тот стоял на Угре, и мы должны были бы сказать, что как раз там, на русских землях, и были выпущены странные монеты, чей стандарт, заметьте, вполне сопоставим с весом московских денег. Однако после этого пришлось бы долго объяснять, почему все подобные монеты, и «ибрагимки», и «ахметки» происходят из поднепровсих находок. Обьяснять и придумывать, как тюменский Ибак, ведя ордобазар в Сибирь, шестью штемпелями (т. е. минимум два месяца пути) чеканил монету московского стандарта, и как после этого все эти чужеродные деньги, говоря словами Р. Ю. Ревы, были «вынесены» напрочь в крымские земли – то ли из русских пределов, то ли из Сибири.

   Таблица 2. Реконструкция легенд на монетах Ибрагима бин Махмудека и Ахмета; конкорданции с работой «Монеты хана Ибрахима» (РКЗ)

   Представленный на рис. 7 и рис. 8 материал доказывает, что, действительно, сюзеринитет Ибрагима и сюзеринитет Ахмета над каким-то Ордабазаром стыковались в какой-то момент времени. Территориальное распределение находок, определяющее расположение искомого Ордабазара, и известия о полуторагодичной крымской смуте, начавшейся со смертью Хаджи Гирея, предполагают следующее развитие событий.
   Зима 1466 г. была спокойной, и Хаджи Гирей кочевал в Подунавье [264 - ASG. SG, 34. 590/1268. MC 1466, f. 167r [01.02.1466]: «+ die prima Febrarii 1466. | Rolandus de Guizardis missus ad Imperatorem | usque ad fumen Illicis debit pro capsia Xristofori Narixie | et sunt de quibus debit reddere racione de 44 asperos 900» («+ В день первый февраля 1466. | Роландо де Гвичардо, посланный к Императору | к реке Илличе дебетован из кассы Кристофоро Нариче… – 900 аспрами»).]. Но в апреле 1466 г. Ахмет отправился в поход, и крымские силы летом 1466 г. не могли не направиться в Поле, если даже генуэзцы по требованию Хаджи Гирея посылают ему одну из своих бомбард [265 - ASG. SG, 34. 590/1247. MC 1466, f. 73r [11.05.1466]: «Item 11 Maii pro Tatarihuch oroguxio misso domino | Imperatori cum litteris impertantibus [sic] et signifcanti | bus adventum alterius Imperatoris cum magno | exercitu festinantis contra ipsum…» («Также 11 мая Татарчуку оргузию, посланному к государю | Императору с письмами, доставленными из-за рубежа и уведомляю– | щими о приходе другого Императора, спешащего с большим | войском против него…»). – Ibid, f. 75v [10.06.1466]: «Item 10 Iunii… pro curru uno misso ad portandum [sic] ad ipsum | dominum Imperatorem bombardam per eum requisitam | asperos 100…» («Также 10 июня… за одну повозку, отправленную для перевозки к самому | государю Императору бомбарды, им запрошенной, | 100 аспров…»). – Ibid. [16.06.1466]: «Item 16 Iunii pro oroguxio uno misso domino Imperatori ad | signifcandam sibi nova duorum fratrum Imperatorum | Tartarorum venietium contra ipsum que nova habita fuit de Tana asperos 70…» («Также 16 июня одному оргузию, посланному к государю Императору, чтобы | сообщить ему новость о двух братьях Императорах | татар, идущих против него (каковая новость получена | была из Таны), 70 аспров…»).]. Конечно, войска должны были покинуть его для того, чтобы Нур Давлaт мог взойти на престол Крыма (видимо именно старший сын Хаджи Гирея и возглавлял поход, и именно ввиду его отсутствия интриги Менгли Гирея оказались успешны) и для того, чтобы писарь массарии мог написать, что «два императора со всеми своими воинами» сошлись в битве под Солхатом. Разгоревшееся в Крыму противоборство было на руку Ахмету, и предположение о том, что он равнодушно наблюдал за ослаблением закоренелого врага, куда более гипотетично, нежели обратное. Даже не зная хода всех событий осени 1466 г., мы знаем их результат: наследнику Хаджи Гирея, воцарившемуся после смуты Нур Давлату, не остается ничего другого, как заискивать перед Ахметом [266 - Гайворонский О. Повелители двух материков… Т. 1. С. 40–41.]. Усиление Большой Орды нельзя не измерять размером территорий, которые та контролировала. Захват приднепровского Ордабазара в момент, когда не только Нур Давлат, но и Мамак Ширин собрал свои силы под Солхатом, даст нам как раз ту временную точку, которая свяжет выпуск «ибрагимок» и «ахметок». Он избавит нас также от необходимости придумывать ни к чему более не применимые (и в других случаях никогда ранее не применявшиеся) объяснения тому, как появилось, как было «вынесено» с Волги на Днепр и как ходило по рынкам Причерноморья успевшее уже стать для коллекционеров легендой, вожделенной «последней эмиссией Золотой Орды», и впрямь необычное серебро – «псевдоданги псевдо-Ибака».
//-- * * * --//
   Для того, чтобы ответить на разнообразные вопросы, потребные для выяснения того, почему акча – «аспры» с четырехлепесковым картушем – так непохожи на другие, и что представляют собой анонимные и неатрибутированные пулы – «фолларо» Каффы, пришлось изучить, привлечь и затронуть намного более широкий материал, нежели сам татаро-генуэзский чекан. Благодаря этому открылось множество деталей и принципиальных для истории джучидских государств фактов. Среди них, конечно, не только определение неизвестного эмитента джучидской монеты – Ибрагима бин Махмудека. Документальное подтверждение нашло существовани трех других джучидов (Касима, Келдыша и Мухаммада бин Саид Ахмета), которых, учитывая характер власти в раздираемой междуусобиями Cтепи, нельзя не причислить к правителям Крымского ханства. Фигуры ширинских беев, стоящие за событиями разных лет, указывают нам, с какого государственного устройства началось восхождение Гиреев к вершинам абсолютизма. Датировку и объяснение нашли татаро-генуэзские монеты, обозначившие переход Крыма на систему из трех-пяти денежных номиналов; другие нумизматические сюжеты, намеченные выше, еще предстоит развивать.
   Беспристрастный нумизматический материал и неангажированные свидетельства бухгалтеров обрисовали нам финансовую и политическую ситуацию, существовавшую на полуострове и в ханстве, когда консулом Каффы был ремесленник Джованни Ренци. Он справился с поручением, которое давали его администрации попечители Банка св. Георгия: «Особенно нам приятно узнать из донесения последнего посланного к сиятельнейшему государю Хаджи Гирею переводчика, что его дела идут счастливейшим образом и его владычество, по обычаю, питает благосклонность к этому городу; для сохранения чего и в будущие дни, мы настаиваем, вам следует применить со своей стороны все умение и заботу, о чем подробнее говорится в других наших поручениях» [267 - «Plurimum nobis placuit quod per relationem interpretis ultimate transmissi ad Serenissimum dominum Agicarei Imperatorem intellexeritis res suas feliciter procedere et dominationem suam in solita benevolentia erga illam urbem perseverare, circa quam conservandam et in dies augendam oneramus vos omne studium ac diligentiam vestri parte adhibeatis, ut latius in aliis commissionibus nostris continentur» (Vigna A. Codice diplomatico… T. 7. Fasc. 1. P. 443, doc. 670).]. «Умелая и заботливая» политика генуэзцев в дни смуты привела к тому, что к признанию Каффы финансовым центром Крыма добавилось ясное понимание того, что Каффа – заводь политической стабильности. Это был еще один шаг в долгой истории татаро-генуэзского симбиоза. Мощные стены Каффы стали гарантом не только спокойствия самих генуэзцев, но и гарантом стабильности уже во всем ханстве. Латиняне были не только финансовыми советниками, банкирами и торговцами: уважая выбор татарской знати, они служили «законному Императору» гвардией [268 - ASG. SG, 34. 590/1255, f. 70v [09.03.1470]: «Item die 9 Мarcii pro ducatis septuaginta | quinque soluptis sociis vigintiquinque qui | missi fuerunt hodie ad requixicionem | dicti Imperatoris in Chercheris videlicet pro expensis | ipsorum sociorum mensium trium ad racionem de | ducatorum trium pro singulo in summa pro capsia Simonis | de Carmedino ad asperos 75 ducatus 1 de 47 | – asperos 5626» («Также в день 9 марта за семьдесят | пять дукатов, уплаченных двадцати пяти социям, которые | были посланы сегодня в Кырк-Ер по запросу | упомянутого Императора, а именно за расходы | самих социев в течение трех месяцев из расчета по | три дуката на каждого, в сумме из кассы Симоне | де Кармадино по курсу 75 аспров за 1 дукат со [счета на листе] 47 | – 5626 аспров»).], служили и тюремщиками беглых «султанов», покуда знать не решала, что заключенный должен стать «Императором». Татары же принимали позицию генуэзцев как данность и готовы были ею пользоваться.

Источники

   История Казахстана в персидских источниках. Т. III: «Му‘изз ал-ансaб» (Прославляющее генеалогии). Алматы, 2006.
   Памятники дипломатических сношений Древней России с иностранными державами. Ч. 1. СПб., 1884. (Сборник Императорского Русского Исторического Общества; Т. 41).
   ПСРЛ. Т. 37. Устюжские и Вологодские летописи. Л., 1982.
   «Си юй фань го чжи» в переводе Б. И. Панкратова // Страны и народы Востока. Петербургское востоковедение. СПб., 1998. Вып. 29.
   Pegolotti F. B. La prattica della mercatura. Cambridge (Mass.), 1936.

Литература

   Аргентовский Ю. А. Археологические находки в дюнах близ деревни Могилевой Кондинской волости Шадринского уезда // Записки Уральского общества любителей естествознания. Екатеринбург, 1912. Т. 31. Вып. 1.
   Березин И. Н. Тарханные ярлыки крымских ханов // ЗООИД. Одесса, 1872. Т. 8, отд. 2: Прибавление к сборнику материалов.
   Близнюк С. В. Цена королевских войн на Кипре в XIV–XV вв. // ВВ. 2000. Т. 59. С. 86–96.
   Близнюк С. В. От праздника к войне // ВВ. 2009. Т 68. С. 91–107.
   Бойко-Гагарин А.С. К вопросу о фальшивых монетах в Крымском ханстве во второй половине XV–XVI вв. // Восточная нумизматика в Украине: Ч. 3. Киев, 2013.
   Бочаров С. Г. Генуэзско-татарские медные монеты Каффы // Stratum plus. 1999. № 6. С. 130–136.
   Бустанов А. К. К вопросу о денежном обращении в Сибирском улусе в XIV–XVI вв. // Международная нумизматическая конференция «Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XV вв.», 5-я (Волгоград, 2006). Труды… Москва, 2008. С. 162–166
   Гаев А. Г. Генеалогия и хронология Джучидов // Древности Поволжья и других регионов. Нижний Новгород, 2002. Вып. 4. Т. 3.
   Гайворонский О. Повелители двух материков. Киев, 2010. Т. 1.
   Гончаров Е. Ю. Немного про акче: Как назывались монеты в Золотой Орде XV в. // Всероссийская нумизматическая конференция, 17-я. Тезисы докладов и сообщений. Москва – Пущино, 22–26 апреля 2013 г. М., 2013. С. 55–56.
   Григорьев А. П. Золотоордынские ярлыки: поиск и интерпретация // Тюркологический сборник, 2005: Тюркские народы России и Великой степи. М., 2006. С. 112–114.
   Евдокимов В. Н. Нумизматика генуэзской Каффы. [Toronto], 2002.
   Еманов А. Г. Начало работы монетного двора в Кафе // Всероссийская нумизматическая конференция, 4-я. Дмитров, 22–26 апреля 1996 г. Москва, 1996. С. 45–46.
   Казаров A. А., Студицкий Я. В., Рева Р. Ю. Монеты хана Муртазы, сына Ахмада (80–90 годы XV в.) // От Онона к Темзе. Чингисиды и их западные соседи. М., 2013.
   Карпов С. П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. М., 1990.
   Князьков Ю. П. О местонахождении «Тавани» и Таванской переправы в XV–XVII вв. // Придніпровський науковий вісник. 1997. № 2 (13). С. 7–17.
   Лебедев В. П. Каталог монет Крыма в составе Золотой Орды (середина XIII – начало XV вв.) // Вестник Одесского музея нумизматики. Одесса, 2000. Вып. 2.
   Лебедев В. П., Клоков В. Б. Денежное обращение Сарая и его округи после 1395 г. // Древности Поволжья и других регионов. Нижний Новгород, 2004. Вып. 5. T. 4. С. 23–75.
   Майко В. В. Кырк-Ерский клад городища Чуфут-Кале в юго-западном Крыму. Киев, 2007.
   Мурзакевич Н. М. Медные монеты города Кафы // ЗООИД. Одесса, 1853. Т. 4.
   Мустакимов И. А., Баязитова Р. К политической биографии Улуг-Мухаммад-хана // Гасырлар авазы = Эхо веков. 2005. № 2. С. 205–216.
   Нестеров А. Г. Монеты Ибрахим хана // Уральский следопыт. 1990. Вып. 12.
   Нестеров А. Г. Монеты Сибирских Шейбанидов. Восток – Запад: Диалог культур Евразии // Проблемы истории и археологии. Казань, 2001. Вып. 2.
   Парунин А. В. К вопросу об обстоятельствах смерти хана Большой Орды Ахмата в 1481 году // Золотоордынская цивилизация. Вып. 3. Казань, 2010.
   Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным бухгалтерской книги Массарии – казначейства за 1381–1382 гг. // Причерноморье в Cредние века. М.; СПб., 2000. Т. 4. С. 317–442.
   Пономарев А. Л. Чьи на Руси деньги? Финансовый кризис в Золотой Орде 1380–1381 гг. по данным бухгалтерской книги генуэзского казначейства в Каффе (Феодосия) // Труды Международных нумизматических конференций «Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XV вв.», (I MHK – Саратов, 2001; II МНК – Муром, 2003). М., 2005. С. 47–49.
   Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. М., 2011.
   Пономарев А. Л. Продуктивность монетных дворов древности: анализ динамической выборки // Экономическая история: Ежегодник, 2011/2012. М., 2012. С. 653–672.
   Пономарев А. Л. Крамольное золото генуэзской Каффы // Всероссийская нумизматическая конференция, 17-я. Москва – Пущино, 22–26 апреля 2013. М., 2013. С. 70–71.
   Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма: хронология смуты 1420-х годов в счетах генуэзского казначейства Каффы // Золотоордынское обозрение. Казань, 2013. № 2. С. 158–190.
   Пономарев А. Л. Хан Крыма Бек Суфи, его законные данги и лже-Едигей // Нумизматические чтения 2013 года. Материалы докладов и сообщений. М., 2013. С. 76–84.
   Пономарев А. Л. Ибрагим, сын Махмудека: вхождение во власть и кошельки // Золотоордынское обозрение. 2014. № 1. С. 128–163; № 2 (в печати).
   Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарские монеты // Археологическая комиссия. Санкт-Петербург. Известия… СПб., 1906. Вып. 18. С. 1–72, 6 с. табл.
   Ретовский О. Ф. Новые генуэзско-татарские монеты // Археологическая комиссия. Санкт-Петербург. Известия… СПб., 1914. Вып. 51. С. 1–16, 1 с. табл.
   Сабитов Ж. М. Рецензия на новый перевод Муизз ал Ансаб // Золотоордынская цивилизация. Казань, 2010. Вып. 3. С. 242–243.
   Хромов К. К. Медные монеты Хаджи-Гирея // Нумiзматика i фалеристика. Киев, 1997. № 3.
   Хромов К. К. Новое в изучении медных генуэзско-татарских монет города Каффы XV века // Труды III Международной нумизматической конференции «Монеты и денежное обращение в Монгольских государствах XIII–XV вв.» Старый Крым, 3–9 октября 2004 г. М., 2005. С. 6–8.
   Хромов К. К. О хронологии правления Давлат Берди хана в Крымском улусе по нумизматическим данным (последние джучидские серебряные монеты Крыма) // От Онона к Темзе. Чингисиды и их западные соседи. М., 2013. С. 378–416.
   Чореф М. М. К вопросу о возможности медного чекана в Крымском ханстве в XV в. // Бахчисарайский историко-археологический сборник. Симферополь, 2008. Вып. 3.
   Чореф М. М. К вопросу о возможности денежной эмиссии в государстве феодоритов // Ῥωμαῖος: сборник статей к 60-летию проф. С. Б. Сорочана. (Нартекс. Byzantina Ukrainensis; 2). Харьков, 2013.
   Яровая Е. А. Геральдика генуэзского Крыма. СПб., 2010.
   Basso E. Genova: un impero sul mare. Cagliari, 1994.
   Drimba V. Codex Comanicus. Bucureşti, 2000.
   Lunardi G. Le monete della repubblica di Genova. Genova, 1975.
   Małowist M. Kaf a – kolonia genueń ska na Krymie i problem wschodni w latach 1453–1475. Warszawa, 1947.
   Ponomarev A. L. Monetary Markets of Byzantium and the Golden Horde: State of Af airs According to the Account Books of the Genoese Treasurers of Caf a, 1374–1381 // Море и берега. К 60-ти летию Сергея Павловича Карпова. М., 2009. С. 595–612.
   Retowski O. Die Münzen der Girei // Московское Нумизматическое общество. Труды… M., 1901. Т. 2. Вып. 3. С. 276–299.
   Schlumberger G. Numismatique de l’Orient Latin. Paris, 1878.
   Tacchella L. Tre Cabellesi consoli in Crimea nel sec. XV // Storia dei Genovesi. Genova, 1991. T. 11. P. 445–465.
   Vigna A. Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell» Uf cio di S. Giorgio (1453–1475) // ASLSP. Genova, 1871–1879.

С. В. Близнюк
Венецианские мигранты и иммигранты на Кипре в XIII–XV вв. [269 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: В работе анализируются данные о поселении венецианцев на Кипре во времена правления династии Лузиньянов.

   Zusammenfassung: Die Kreuzzüge sind die größte Migration der Europäer in den Orient im Laufe der mittelalterlichen Geschichte. Es handelte sich dabei nicht nur um die Erschließung der Territorien durch die Kreuzfahrer, sondern auch um das Eindringen in die reichsten Märkte des Orients (besonders von den italienischen Kaufeuten). Die Methoden des Eindringens waren unterschiedlich: militärische Eroberung, diplomatische Verträge, Teilnahme an Kriegsallianzen, Erschließung der lokalen Märkte, Eindringen in die lokale Wirtschaf u.s.w. Die Pisaner nahmen aktiv an den ersten Kreuzzügen teil und bekamen dafür ihre Dividenden: die Handelsprivilegien und das Recht auf Gründung von Faktoreien in den eroberten Ländern. Die Genuesen und besonders die Venezianer blieben zuerst zurückhaltend und warteten die Ergebnisse der Kriegshandlungen ab. Doch während Genua seine Kolonien und Faktoreien gründete, die von den aus dem Mutterland gesandten und der Zentralverwaltung vollständig untergeordneten Beamten geleitet wurden, nutzte Venedig auch die Privataktivitäten seiner Staatsangehörigen, ihre Kontakte mit den lokalen Herrschern, ihr Eindringen in die lokale Wirtschaf und die Einschließung der Agrarperipherie aus, um den Grad des Einfusses der Republik zu erhöhen und gleichzeitig um die Staatsausgaben für die Erschließung der neuen Territorien zu verringern. Gesamte Inseln und Gebiete wurden einzelnen Familien zur Verwaltung übergeben. Alle administrativen Aufgaben und alle Investitionen wurden ihnen übertragen. Die Republik gewann dabei die Steueraufommen «ergebener Töchter und Söhne», die jeweils neu geöfneten Häfen and Märkte, gute Handelspositionen für ihre Bürger und Kaufeute, sowie auch die Möglichkeit, auf sie einzuwirken und ihnen Bedingungen zu diktieren. Die Republik des Heiligen Markus förderte die Aktivität der Bürger und ihre Migration in den Orient, weil sie eigene Gewinne davon zog. Die venezianischen Zuwanderer rechneten ihrerseits auf die Unterstützung und die Hilfe der Republik in Konfiktsituationen.
   Die Genuesen und die Venezianer gaben manchen lokalen Familien einige Bürgerrechte, um die lokale Bevölkerung auf ihre Seite zu ziehen. Im Königreich Zypern wandte Venedig alle Methoden außer der militärischen Eroberung an. Die Eroberung der Insel dauerte lange, nämlich einige Jahrhunderte. Venedig war immer vorsichtig und sehr diplomatisch in der Erreichung seiner Ziele. Die ersten Siedlungen der Venezianer entstanden in Zypern noch im 12. Jhr. Als jedoch das französische Haus der Lusignan an die Macht kam, verlor die Adriatische Republik für lange Zeit die Privilegien, die sie in byzantinischer Zeit auf der Insel genossen hatte. Mit der Übernahme der Regierung durch die Lusignan begann die Auswanderung der venezianischen Bevölkerung aus Zypern. Eine Urkunde aus dem Jahre 1201 erwähnt einige Bürger der Republik, die um 1170 in Paphos lebten, 1201 die Insel aber wieder verließen und nach Venedig zogen. Bis etwa 1240 wurden viele casali, Häuser, Magazine, Ländereien, Mühlen, Gärten und Weinberge, Lagerhäuser und Bäder, die im frühen 13. Jhr. Venezianern gehörten, dem Bischof von Limassol, dem zypriotischen König, den Templern oder den Johannitern und anderen Besitzern übertragen. Die Enteignung des venezianischen Besitzes auf der Insel war die Folge der Politik der zypriotischen Könige des 13. und der ersten Hälfe des 14. Jahrhunderts, die dem Vordringen der westeuropäischen Staaten in die agrarische Wirtschafsstruktur des Königreiches entgegenwirken sollte. Außerdem orientierten sich die Lusignan im 13. Jhr. in erster Linie auf Genua. Deshalb bekam Venedig die Privilegien auf Zypern fast ein Jahrhundert später als Genua. Die Zeit des Königs Peters I. Lusignan war der Wendepunkt für die Venezianer. Der König benötigte dringend Geld, Schife und Krieger für seinen Kreuzzug gegen Ägypten. Am Königshof gab es viele Fremde zu sehen, darunter auch viele Venezianer. Ihre Dienste wurden sehr großzügig bezahlt. Ebendann drangen einige venezianische Familien, besonders die Cornaro, in die Agrarwirtschaf von Zypern ein. Nach dem Ende des Krieges zwischen Genua und Zypern 1373–1374 hatte das Königreich nur einzigen starken Verbündeten – Venedig. Die Adriarepublik nutzte diese Situation geschickt aus und machte allmählich die zypriotischen Könige fnanziell von sich abhängig. Die Zahl der venezianischen Bevölkerung auf der Insel wuchs immer weiter an. Die Eheschließung Jakob II. und Caterina Cornaro bedeutete de facto Anknüpfung des Königreiches an Venedig. Nach dem Tod des Königs 1472 übernahmen die Cornari die Königskrone von Zypern. 1489 wurde die Insel ins System der venezianischen Besitzungen im Orient aufgenommen. Das war der letzte Schritt zur Unterwerfung der Insel.

   Ключевые слова: Венеция, Кипр, крестовые походы, Генуя, короли, миграция, венецианцы, Корнаро, аграрная политика, колониальная политика, экономика.

   Stichwörter: Venedig, Zypern, Kreuzzüge, Genua, Könige, Migration, Venezianer, Cornaro, Agrarpolitik, Kolonialpolitik, Wirtschaf.

   Крупнейшая за всю средневековую историю миграция европейского населения на восток имела место в эпоху Крестовых походов. Ей сопутствовало не только освоение завоеванных территорий рыцарями-крестоносцами, но и внедрение на богатейшие рынки Востока европейского, и в первую очередь итальянского, купечества. Постепенно рыцарский, франкский, элемент уступал позиции элементу купеческому, итальянскому. Как результат, европейская миграция на восток оказалась по преимуществу городской – ремесленной и купеческой. Среди мигрантов легко различить две категории: «иммигрантов» и сезонных мигрантов. В первой демографической волне, соответственно, преобладают мигранты, которые переселялись в новые земли навсегда или надолго, во второй – те, кто прибывал на Восток временно по коммерческим делам. За счет таких мигрантов, несомненно, увеличивалась численность населения в крупных портовых городах в сезон торговой активности – с весны по осень.
   Методы освоения рынков и внедрения на Восток у разных европейских наций были различными. Пизанцы, которые активно участвовали в первых крестовых походах, получили в завоеванных землях свои дивиденды в виде торговых привилегий и права основывать фактории. Генуэзцы и, особенно, венецианцы сначала как бы стояли на рейде в ожидании результатов военных операций. Убедившись в благополучном исходе Первого крестового похода, и те, и другие поспешили получить свою долю завоеванного, ссужая деньгами, предоставляя суда и поставляя живую силу новым правителям Латинского Востока.
   Подходы Лигурийской и Адриатической республик к колонизации Леванта и, как следствие, темпы, динамика и структура миграционных процессов, были различными. Генуя ориентировалась на создание колоний и факторий, которыми управляли назначенные из метрополии чиновники, полностью подчиненные ей, а Венеция, помимо завоевания колоний (Крит, Эвбея) или обустройства факторий (Бейрут, Тир, Акра, Фамагуста и др.) с назначенным штатом чиновников, для повышения степени влияния Республики и одновременно сокращения государственных затрат при освоении территорий охотно использовала личную активность своих граждан, их контакты с местными правителями, их вовлеченность в местную экономику и освоение аграрной периферии, наконец, выгоды от оказания личных услуг сюзеренам Востока. Колониальная империя Адриатической республики включала целые области и отдельные острова, находившиеся под управлением отдельных семей (Санудо на Наксосе, Корнаро на Кипре). Именно на них прежде всего изначально перекладывались административные расходы, которые генуэзцы тщились сократить в своих колониях в XV в. за счет их продажи банку св. Георгия. Устраняясь от прямого администрирования, Венеция обретала налоговые поступления, «верных дочерей и сыновей», постоянно открытые порты и рынки в этих областях, благоприятные условия жизни, деятельности и торговли для своих граждан, сохраняла возможность не только влиять на них, но и диктовать им условия. Республика св. Марка всячески поощряла личную активность своих граждан и их миграцию на Восток, извлекая из этого собственные выгоды. Со своей стороны венецианские мигранты и эмигранты могли всегда рассчитывать на поддержку и помощь родины в конфликтных ситуациях, и как минимум, на сочувствие той части местной элиты, которой были дарованы частичные права гражданства (и Генуя, и Венеция прибегали к подобной политической ассимиляции представителей автохтонного населения, оформляя их статус как «белых генуэзцев» или «белых венецианцев»).
   История Кипра сохранила множество сведений о рассматриваемых процессах. При династии Лузиньянов Венеция использовала все возможные методы проникновения на Кипр (кроме открытого военного завоевания, от чего не удержалась Генуэзская республика). Процесс этот был длительным и растянулся на несколько столетий. В достижении своей цели Венеция всегда была очень осторожна и проявляла порой чудеса дипломатии.
   Первые поселения венецианцев на Кипре появились еще в то время, когда остров принадлежал Византии. Согласно хрисовулу Иоанна II Комнина, венецианцы получили право свободного входа в города и порты Кипра и свободы торговли уже в 1126 г. В 1148 г. этот договор был подтвержден Мануилом I Комнином [270 - Tafel G., Tomas G. M. Urkunden zur älteren Handels und Staatsgeschichte der Republik Venedig. Wien, 1856. Bd. I. S. 114–124; Dölger F. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches. Bd. II. München; Berlin, 1965 (2. Auf.). N 1365; Hill G. History of Cyprus. Vol. I. Cambridge, 1948. P. 306; Heyd W. Histoire du commerce du Levant au Moyen Âge. T. I. Leipzig, 1885. P. 359; Близнюк С. В. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре, 1192–1373. М., 1994. С. 35.]. К началу XIII в. венецианские поселенцы владели землями в районе Лимассола, Пафоса и Никосии. Это известно из описи венецианских владений на Кипре, составленной Джакомо Фрайраго в 1230–1240-е гг. [271 - Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις Βενετῶν στὴν Κύπρο // Σύμμεικτα. Τ. 5. 1983. Σ. 303–332.] Только в Лимассоле, который в XII–XIII вв. был главным портом Кипра, у венецианцев было 40 станций. Существование собственной станции само по себе свидетельствует об активном развитии торговли венецианского купечества в фактории, ибо она представляла собой тип караван-сарая большого размера. Станция была как местом стоянки купцов и лошадей, так и местом складирования и хранения товаров [272 - Близнюк С. В. Мир торговли… С. 36, N 27; Balard M. Il paesaggio urbano di Famagosta negli anni 1300 // Storia dei Genovesi. T. 5. Genova, 1985. P. 285; Balard M. Famagouste au début du XIVe siècle // Fortifcations, Portes de villes, places publiques dans le monde Méditerranéen / Publ. par J. Heers. Paris, 1987. P. 287.]. Поэтому масштаб венецианских владений впечатляет: 40 станций – 40 складов – 40 постоялых дворов! Это было следствием того, что в Лимассол прибывало большое число сезонных мигрантов, т. е. купцов. Ведь именно для них и обустраивались такие станции – постоялые дворы. Помимо этого, венецианцы построили в городе госпиталь для приема бедных людей и два гостевых дома. В дополнение к ним в Лимассоле и его округе граждане Республики владели 97 домами, построили 8 церквей, баню (balneum), приобрели земельные владения (posessiones) [273 - Точный подсчет земельных владений не представляется возможным, ибо в описи термин, обозначающий этот вид собственности, употребляется во множественном числе.], 12 участков для выпаса скота (pastrum, pastreo, pastreto, pastretho), 20 фруктовых садов, виноградники, две мельницы, целые деревни-казалии (8) и даже один остров, на котором располагалось сразу 12 домов [274 - Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις… Σ. 309–314 (§ 2-87).]. В названные 97 домов мы включили также курии (дворы). Курия объединяла несколько построек на сравнительно небольшом участке земли. Как правило, на территории курии располагалось сразу несколько домов (от 2 до 24, согласно описи). Однако составитель описи далеко не всегда дает точное описание курии. Поэтому количество домовладений венецианцев в Лимассоле реально могло быть больше. В некоторых случаях прямо сказано, что венецианцы владеют не только постройками, но и землей под ними: «… станций четыре, которые расположены на земле венецианцев (stantiones IIII, que sunt supra terra Venetorum)» [275 - Ibid. Σ. 311 (§ 31); Σ. 311 (§ 26) («terra ilius zardini fuit Venetorum»).]. Вся названная недвижимость требует постоянного ухода, содержания, а значит, инвестиций, управления и даже обработки, если это плодоносящая земля. Какую прибыль приносила венецианцам их собственность в Лимассоле, к сожалению, из описи понять нельзя. Лишь трижды составитель описи отвечает на данный вопрос: один сад приносил 100 белых безантов прибыли в год [276 - Ibid. Σ. 313 (§ 59).]; дом – 200 безантов [277 - Ibid. Σ. 311 (§ 29).]; баня – 1000 безантов [278 - Ibid. Σ. 312 (§ 57).]. Следовательно, какая-то группа венецианцев должна была переселиться на остров и жить здесь постоянно, хотя бы для того, чтобы управлять всей названной собственностью.
   Если человек приобретал дом и обзаводился хозяйством, речь может идти, без сомнения, о достаточно длительном проживании (для кратковременного пребывания, как мы видели, в городе было достаточно гостиниц и постоялых дворов-станций). Вместе с домо– и землевладельцем-переселенцем, скорее всего, жили его семья и слуги. Если принять среднюю численность семьи в 3,5–4 человека, то получится, что в округе Лимассола постоянно проживало около 340–390 венецианцев. Исчисленная цифра параллельно подтверждается наличием восьми церквей, построенных венецианцами. Среднестатистический городской приход включал 30–50 человек, т. е. как минимум 250–400 венецианцев должны были быть постоянными прихожанами этих церквей. Имели венецианцы в Лимассоле даже свое кладбище (cimiterium) [279 - Ibid. Σ. 312 (§ 56).]. Именно венецианцы, скорее всего, были теми латинянами, которые с восторгом встречали на Кипре в 1191 г. Ричарда Львиное Сердце [280 - Guillaume de Tyr. Historia rerum in partibus Transmarinis gestarum a tempore successorum Mahumeth ab anno Domini 1183 ad annum 1277, edita a venerabili Tyrensi archiepiscopo // Recueil des Historiens des Croisades. Historiens Occidentaux. T. II. Paris, 1859. P. 167–168; Amadi F. Chronique de Chypre / Publ. par R. Mas Latrie. Paris, 1891 (repr.: Amadi F. Cronaca di Cipro. Introduzione di S. Beraud. Nicosia, 1999). P. 80; Hill G. History of Cyprus… Vol. I. P. 318; Jacoby D. Te Rise of a New Emporium in the Eastern Mediterranean: Famagusta in the Later Tirteenth Century // Μελέται καὶ ὑπομνήματα. T. I. 1984. P. 147; Richard J. La situation juridique de Famagouste dans le royaume des Lusignans // Πρακτικὰ τοῦ A΄ Διεθνοῦς Κυπριολογικοῦ Συνεδρίου. Τ. 2. Nicosia, 1972. P. 221; Близнюк С. В. Мир торговли… С. 37.]: ведь Венеция была единственной нацией, получившей здесь привилегии от Комнинов. В описи Джакомо Фрайраго названы и те способы приобретения гражданами Республики недвижимости на острове, которые практиковались на момент ее составления. Возможна была покупка земли [281 - Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις… Σ. 312 (§ 60, 65, 67).], но в большинстве случаев землю получали по наследству или в качестве приданого [282 - Ibid. § 4, 5, 9, 20, 21, 29, 61, 8, 25, 28, 33, 35, 64, 68, 94–96.]. Передача земли по наследству (т. е. ею как минимум должны были владеть два поколения семьи) является еще одним доказательством того, что уже в конце XII – начале XIII вв. на юге острова постоянно проживала довольно значительная группа венецианских мигрантов, которых нельзя причислить к «сезонным». Они занимались не только и не столько торговлей, но и сельским хозяйством: выращивали виноград, фрукты и зерновые культуры, для переработки которых строили мельницы. Одновременно они не утратили связь с соотечественниками, прибывавшими на остров по торговым делам: обустраивали их быт, создавали им комфортные условия торговли. В этом заключалась другая их важнейшая функция – социальная.
   В Никосии владения венецианцев были намного более скромными. Там они имели всего лишь один дворец с курией, 5 домов, 2 мельницы и 3 участка возделываемой земли [283 - Ibid.]. Город Пафос не представлял для венецианцев большого интереса. Там составитель описи называет только одну церковь с ее владениями, предназначавшуюся, видимо, главным образом, для временных или сезонных мигрантов. Однако само наличие на Пафосе венецианской церкви прямо указывает на проживание там граждан Республики, хотя в городе, как мы знаем из документов, было лишь 2 дома, принадлежавших венецианцам. Следовательно, большинство прибывало в Пафос на короткое время и, не имея собственного жилья, останавливалось на постоялых дворах или в домах горожан. Лишь одного из владельцев двух домов мы можем назвать по имени: это некий Андреа Рамиго, за которым были закреплены и какие-то земельные владения [284 - Ibid. § 99–100.]. Вероятно, он стал постоянным жителем острова, хотя и сохранил за собой венецианское гражданство. Во всяком случае, в описи он назван не civis, а habitator Пафоса. О его венецианских корнях можно судить по тому, что его собственность попала в венецианскую опись [285 - Близнюк С. В. Мир торговли… С. 36–37.]. По описи можно заметить еще одну небезынтересную деталь: в числе первых мигрантов из Венеции оказываются, как правило, представители незнатных семей.
   С приходом к власти Лузиньянов венецианцы потеряли почти все свои приобретения на острове. Начинается процесс репатрииции: венецианцы постепенно покидают негостеприимное королевство. В одном из документов 1201 г. названы имена нескольких граждан Республики, которые в последней четверти XII в. жили на Пафосе, а к 1201 г. уже оставили остров и вернулись назад в метрополию [286 - Morozzo della Roca R., Lombardo A. Documenti del commercio veneziano nei secoli XI–XIII. Vol. I. Torino, 1940. P. 445. N 455.]. На протяжении последующего столетия венецианское правительство не раз безуспешно пыталось преодолеть кризис в отношениях с кипрским королевством. Все как один источники XIII в. свидетельствуют о резком сокращении деловой активности венецианцев на Кипре и, как следствие, сокращении численности венецианского населения на острове. Торговые практики XIII в. говорят о том, что остров не представлял особого интереса для венецианских купцов и, следовательно, товарооборот между двумя государствами не мог быть значительным. В венецианской торговой практике об острове говорилось лишь в связи с Монпелье, Манфредонией и Константинополем, но не с Венецией или Акрой [287 - Близнюк С. В. Мир торговли и политики… С. 39–40; Jacoby D. Te Rise of a New Emporium… P. 146; Jacoby D. A Venetian Manual of Commercial Practice from Crusader Acre // I communi italiani nel Regno crociato di Gerusalemme. Genova, 1986. P. 412–414; Racine P. Note sur trafc veneto-chypriote à la fn du Moyen-Âge // Byzantinische Forschugen. Bd. 5. 1977. P. 308–309.]. В другой, пизанской, торговой практике Кипр вообще не упоминается [288 - Lopez R. S., Airaldi G. Il più antico manuale italiano di pratica della mercatura // Miscellanea di studi storici. 1983. P. 99–134; Jacoby D. Te Rise of a New Emporium… P. 146.]. Кипрские порты остались лишь местом кратковременной стоянки (2–4 дня) для венецианских кораблей, следовавших в Сирию и Египет: торговля с Бейрутом или Александрией, не в пример кипрской, год от года становилась все активнее, о чем свидетельствуют венецианские статуты середины XIII в., постановления Большого Совета, касающиеся отправки конвоев галер в названные области, поставки венецианскими купцами на рынки Ближнего Востока тканей, металлов, строевого леса и других товаров [289 - Tiriet F. Délibérations des Assemblées vénitiens concernant la Romanie. T. I. Paris, 1958. N XLVIII. P. 38; Tafel G., Tomas G. M. Urkunden… Bd. III. S. 430; Cessi R. Deliberazioni del Maggior Consiglio di Venezia. Bologna, 1931–1950. Vol. II. P. 68, 72; Vol. III. P. 32, 103, 111; Heyd W. Histoire du commerce du Levant… T. I. P. 304.].
   На Кипре лишь некоторым венецианцам удалось сохранить за собой свои дома, доставшиеся им в наследство с византийских времен. Однако, как показало будущее, воспользоваться ситуацией передела собственности сумели наиболее дальновидные представители венецианской знати, заложившие на острове именно тогда будущее своей экономической базы. Общеизвестно, что в 1470-1480-е гг. Кипр стал фактически королевством семьи Корнаро. Но самое ранее свидетельство о владении фамилией Корнаро недвижимостью на Кипре и об их интересе к острову относится к первой половине XIII в. Тогда Аурио Корнаро (Aurius Corner) [290 - Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις… Σ. 315 (§ 95).] приобрел в Никосии несколько домов, которые ранее принадлежали одному его незнатному соотечественнику. Значит, уже в 40-е годы XIII в. Корнаро устанавливают связи с королями Кипра и явно оказывают им определенные услуги, ибо без этого приобретение кипрской недвижимости было невозможно. Корнаро оказались одними из немногих представителей венецианской знати, которые уже при первых Лузиньянах проявили заинтересованность не только в приложении торгового капитала, но и в обретении земельных владений на Кипре.
   Законодательство Кипра, как сказано, не позволяло иностранцам покупать и продавать земли, виноградники и деревни, строить на острове дома без позволения короля. Всем иностранцам без исключения было запрещено огораживать стеной свои улицы или кварталы в кипрских городах (как это практиковалось ранее в Иерусалимском королевстве) [291 - Jacoby D. L’évolution urbaine et la fonction méditerranéenne d’Acre à l’époque des croisades // Città portuali del Mediterraneo / Ed. E. Poleggi. Genova, 1989. P. 102–106.], и тем более строить на острове свои крепости [292 - Bans et ordonances des rois de Chypre / Publ. par Comte Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Lois. T. II. Paris, 1842. P. 255; Diplomatarium Veneto-Levantinum, sive acta et diplomata res venetas, Graecas atque Levantis illustrantia / Publ. par G. M. Tomas, R. Predelli. Vol. II. Venezia, 1889. P. 60–61; Близнюк С. В. Мир торговли… С. 33.]. Эти принципы строго соблюдались применительно к любому иностранному государству или иностранному подданному вплоть до середины XIV в. Перелом наступил лишь после кипро-генуэзской войны 1373–1374 гг., которая вовлекла королевство в круг сложнейших финансовых и долговых проблем. До этого же времени любой иностранец получал право владения землей в королевстве только за особые услуги монарху. Соответственно, экспроприация уже имевшейся венецианской собственности в первой половине XIII в. была основой политики Лузиньянов, препятствовавших проникновению иностранных государств в аграрную экономику королевства и не допускавших широкой колонизации острова итальянскими морскими республиками. Короли отказывали в предоставлении фьефов или бенефициев иностранным гражданам, отвергая просьбы даже самогό римского папы [293 - Близнюк С. В. Мир торговли… С. 33–38.]. Согласно названной описи, новыми владельцами недвижимости, ранее принадлежавшей венецианцам, стали сам король, епископ Лимассола, тамплиеры и госпитальеры, а часть владений король передал своим вассалам (rex accepit et dedit militi cuidam) [294 - Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις… § 7, 13, 16, 35, 42, 51, 56, 57.]. Тогда же один дом в Лимассоле оказался в руках генуэзцев; другой дом, курия и сад – у пизанцев; третий дом с двумя станциями – у провансальцев. Но права свободной купли-продажи земли и другой недвижимости на Кипре у иностранцев не было. Вероятно, в 1246 г. венецианцы получили от короля Генриха I денежную компенсацию за потерянную недвижимость. О выплате тогда некой компенсационной суммы упоминает договор между двумя государствами от 1302 г. [295 - Близнюк С. В. Мир торговли… С. 35, 38; Mas Latrie L. Nouvelles preuves d’histoire de Chypre // Bibliothèque de l’Ecole des Chartes. T. 33. 1872–1874. P. 54–55.]
   В XIII в. Лузиньяны в своей внешней политике ориентировались, прежде всего, на Геную. Венеция получила торговые привилегии на острове почти на столетие позже своей основной соперницы, Лигурийской республики, лишь в 1306 г. Только с начала XIV в. обе итальянские морские республики были поставлены в равные условия конкуренции на кипрском рынке. Гуго IV Лузиньяну удивительным образом удавалось сохранять баланс между иностранными купцами в его королевстве. Между тем, постепенно политический вектор кипрского государства все более смещался в сторону Венеции. Кипр вместе с Венецией был активным и постоянным участником «Священной лиги» против турок, организованной папой Иоанном XXII в 1334 г. [296 - Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза: новая философия крестоносного движения // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 7 СПб., 2009. С. 174–201.] Военный альянс, несомненно, сближал оба государства. В то же время чрезмерные амбиции и претензии Генуи на первенство и на кипрском рынке, и при дворе кипрских монархов все сильнее раздражали киприотов. Венеция, успешно осваивавшая в XIII–XIV вв. рынки Сирии и Египта и постепенно утвердившая почти монополию на снабжении Европы специями и предметами роскоши, не могла не воспользоваться благоприятной ситуацией на Кипре, чтобы увеличить здесь свое присутствие: на рынке, при дворе, в городской инфраструктуре и, что особенно нам интересно, в сельском хозяйстве.
   До тех пор пока кипрские короли ставили серьезные препятствия иностранцам в получении земли на острове, венецианцы долго здесь не задерживались. Так, в начале XIV в. из 19 венецианских нобилей, находившихся в Фамагусте, только Лоренцо Бариксано определен как «habitator», т. е. лицо, относительно постоянно проживавшее на Кипре. Он и его знатный соотечественник Джакомо Ломбардо вели торговлю в Фамагусте в период 1300–1301 гг. [297 - Lamberto di Sambuceto. Notai Genovesi in Oltremare. Atti rogati a Cipro / A cura di V. Polonio. Genova, 1981. (Collana Storica di fonti e studi; T. 31). Doc. 1, 84, 89, 90, 140, 141, 164, 191, 201, 317, 393; T. 32. Doc. 37, 48.] Однако в августе 1301 г. и они, видимо, покидают Фамагусту, так как в документах последующих лет их имена больше не встречаются, и остается вести речь только о временных, сезонных мигрантах.
   Если в начале XIV в. мы едва насчитаем десяток знатных венецианских семей, занятых торговлей в Фамагусте, то с 1330-х гг., когда начинается регулярная навигация конвоев венецианских галер на остров, 43 знатных рода борются на аукционе за право взять в аренду (т. н. incanti) военно-торговые корабли, направлявшиеся на Кипр [298 - Lamberto di Sambuceto. Notai Genovesi in Oltremare. Atti rogati a Cipro / A cura di V. Polonio, R. Pavoni, M. Balard. Genova, 1981–1987. (Collana Storica di fonti e studi; T. 31, 32, 39, 49); Pietro Pizolo, notaio in Candia (1300) / A cura di S. Carbona. Venezia, 1978. Doc. 129. P. 63–64; Близнюк С. В. Мир торговли… С. 158–159.]. В нотариальных актах Никола де Боатериса 1362–1364 гг. упоминаются 24 аристократические венецианские фамилии, выходцы из которых заняты торговлей на Кипре [299 - Nicola de Boateriis, notaio in Famagusta e Venezia (1355–1365) / A cura di A. Lombardo. Venezia, 1973. (Fonti per la storia di Venezia; Sez. III: Archivi notarili).]. К 1340-м гг. венецианцев в Фамагусте становится так много, что это начинает вызывать раздражение у местных жителей, которое иногда выливается в конфликты. Так, в 1349 г. в городе произошло антивенецианское выступление, и Республика обвиняла короля Гуго IV в попустительстве зачинщикам беспорядков и даже подозревала его в симпатиях к ним [300 - Tiriet F. Regestes des délibérations du Sénat de concernant la Romanie. T. I. Paris, 1958. P. 68. N 234; Hill G. History of Cyprus… Vol. II. P. 286–287; Edbury P. Cyprus and Genoa: Te Origins of the War of 1373–1374 // Πρακτικὰ τοῦ Δευτέρου Διεθνοῦς Κυπριολογικοῦ Συνεδρίου. Vol. II. Nicosia, 1986. P. 114; Близнюк С. В. Мир торговли… С. 56.].
   Перелом в политике Лузиньянов наступил во время правления Пьера I. Король, одержимый идеей крестового похода против Египта, остро нуждался в помощи европейских государств, прежде всего, в деньгах и во флоте. Именно в его правление услуги иностранцев, появившихся при дворе, щедро оплачиваются деньгами из королевской казны или землями. Среди этих иностранцев было много венецианцев, и особенно активными были Корнаро и Гримани. Выходцы из названных аристократических родов Марко и Марино Корнаро, Пьетро Гримани участвовали во всех военных экспедициях кипрского короля и являлись капитанами галер [301 - Machairas L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle / Ed. by R. M. Dawkins. Vol. I–II. Oxford, 1932. § 167, 190, 200.] даже тогда, когда Венецианская республика перестала поддерживать крестоносные проекты короля. Следовательно, они служили кипрскому королю как частные лица и находились при дворе Пьера I Лузиньяна, по меньшей мере, на протяжении нескольких лет c 1365 по 1368 г. За свои услуги они, несомненно, были щедро вознаграждены. Именно тогда Корнаро одними из первых удалось глубоко внедриться в аграрную экономику Кипра. В документе 1368 г. встречается первое упоминание владения Корнаро казалией Пископи [302 - Mas Latrie L. Histoire… T. II. P. 289.] на юге острова, в которой раскинулись богатейшие плантации сахарного тростника.
   После кипро-генуэзской войны 1373–1374 гг., спровоцированной в значительной степени венецианцами, но не участвовавшими, однако, в ней, у Кипра не осталось другого сильного союзника и кредитора, помимо Венеции. Последняя умело воспользовалась ситуацией и год от года все больше ставила королевство в зависимость от себя. В качестве кредитора выступала и сама Республика, и ее граждане как частные лица (особенно Корнаро и Брагадин) [303 - Mas Latrie L. Documents nouveaux servant de preuves de l’histoire de l’île de Chypre sous le règne des princes de la maison de Lusignan // Mélanges historique. T. 4. 1882. P. 379, 396–397; Mas Latrie L. Histoire… T. II. P. 289; Tiriet F. Regestes… T. II. P. 240. N 2139; T. III. P. 177. N 2894; P. 208. N 3000.]. Численность венецианского населения, постоянно проживавшего на острове, увеличивалась. К концу XIV в. венецианцы смогли не только вернуть право владения землей, потерянное в первой половине XIII в., но также значительно укрепить и расширить свои привилегии. Это видно из претензий, постоянно предъявляемых гражданами Республики св. Марка королю. Претензий, переходящих порой в невыполнимые требования. В XV в. венецианцев на Кипре становится так много, столь расширяются их земельные владения на острове, что киприоты начинают подозревать Венецию, а более всего семейство Корнаро, в желании аннексировать весь остров. В 1447 г. слухи об этом активно муссировались не только на Кипре, но и на Родосе. Республике пришлось оправдываться, ссылаясь на нелепость молвы [304 - Tiriet F. Regestes… T. III. P. 140. N 2753.].
   De jure венецианцы держали землю в королевстве на правах аренды [305 - Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 371.] или как фьефы от короля, за что должны были платить в казну ренту. На деле же король, постоянно нуждавшийся в деньгах, неизменно прибегал к финансовой помощи венецианцев, проживавших в его королевстве, и в счет погашения кредитов полностью освобождал их владения от всех налогов. Еще в 1368 г. Федерико Корнаро, дав в долг королю Кипра 60 тыс. дукатов, получает освобождение от всех налогов за Пископи [306 - Mas Latrie L. Histoire… T. II. P. 289.]. В XV в. Корнаро являются крупнейшими землевладельцами и производителями сахара на острове. Их годовой доход только от одной казалии Пископи составлял 10 тыс. дукатов [307 - Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 396–397.]. В XV в. между Корнаро и королем не раз возникали споры из-за воды, орошавшей плантации [308 - В 1468, 1471, 1472 гг. – Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 396–397.]. Ситуация тем более пикантна, что единственным монополистом в торговле сахаром на Кипре был объявлен сам кипрский король. Однако долги заставляли монарха сдавать свои привилегированные позиции, а значит, соглашаться на перераспределение торговых доходов от сахара в пользу других участников рынка. Таковыми в первую очередь оказывались венецианцы и братья Ордена госпитальеров. Периодически король расставался с доходами от своих сахарных плантаций в счет погашения долга Республике св. Марка или ее гражданам. В 1429 г. послы короля Януса просят Венецию предоставить ему ссуду, за которую в качестве залога предлагают весь урожай сахара острова Кипр [309 - Tiriet F. Regestes. … T. II. P. 240. N 2139.]. В 1454 г. король Жан II обязуется отправить в Венецию 60 кантаров сахара в счет погашения старых долгов. Так же в счет долга венецианцы получают от короля одну казалию и одну красильню в Никосии, приносившую 14 тыс. белых безантов в год [310 - Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 379.]. Следующими в руках венецианцев могли оказаться лучшие земли королевского домена: Морфу и Лефка [311 - Ibid. P. 382.].
   Наряду с королем и венецианской фамилией Корнаро крупнейшим собственником сахарных плантаций на Кипре был Орден госпитальеров. Его владения располагались в Колосси, недалеко от Лимассола [312 - Bliznyuk S. V. «La dolce vita» dei Genovesi a Cipro nel XV sec. // Le vie del Mediterraneo: idee, uomini, oggetti (secoli XI–XVI) / A a cura di G. Airaldi. Genova, 1998. P. 117–126; Близнюк С. В. Сладкая жизнь генуэзцев на Кипре в XIV–XV вв. // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 2. М., 1995. С. 37–57.]. Однако и сахар госпитальеров венецианцы постепенно прибрали к рукам, вместо короля став к середине XV в. фактически монополистами в производстве и продаже кипрского сахара. В конце 1440-х – 1460-е гг. весь урожай, собранный госпитальерами в казалии Колосси, скупал венецианец Джованни Мартини [313 - Mas Latrie L. Histoire… T. III. P. 88.]. Согласно конвенции с Великим магистром Ордена госпитальеров 1464 г., Джованни покупал у госпитальеров в Колосси в год 800 центинариев сахара по 25 дукатов за центинарий [314 - Ibid.], т. е. на 20 тыс. дукатов. А в инструкциях венецианского Сената послу Бернардо Контарини, отправленному к королю Кипра в 1452 г., прямо говорится о венецианцах, которые распоряжаются сахарными плантациями в Колосси [315 - Tiriet F. Regestes. … T. III. P. 177. N 2894; Mas Latrie L. Documents nouveaux… T. II. P. 374.]. Наиболее доходную отрасль кипрского сельского хозяйства и рынка венецианцы строго защищали. Даже в случае объявления эвакуации всех граждан Республики с Кипра, на Корнаро в Пископи и венецианцев в Колосси эти требования не распространялись [316 - Ibid.].
   В XV в. Венеция претендует на полное освобождение ее граждан от каких бы то ни было налогов на основании договоров о свободе торговли и передвижения, заключенных в XIV в. Т. е. торговые привилегии, гарантированные Республике в XIV в., в следующем столетии стали трактоваться столь широко, что распространились и на держателей земли. В XV в. венецианцы вторгаются в аграрную экономику острова и ведут активную колонизацию кипрской деревни. Они вторглись в ту область, которую кипрские короли XIII–XIV вв. всегда охраняли и, как мы видели выше, не допускали проникновения в нее иностранцев. Вероятно, Лузиньяны всегда понимали, что контроль над земельным фондом государства – залог их независимости и власти. Венецианская свобода могла слишком дорого стоить кипрским монархам, поэтому короли XV в., насколько это было в их силах, также пытались если не запретить, то, по крайней мере, ограничить расширение земельных владений венецианцев на острове, регламентировать их права, обозначить их обязанности. В 1388 г. король Жак I не позволил венецианцу Андреа Микьеле, назначенному папой Клементом VII архиепископом Кипра, высадиться на остров под тем предлогом, что древний обычай королевства запрещает венецианцам или генуэзцам занимать епископскую кафедру. Позднее, основываясь на том же законе, Жак I восстал против прибытия на остров генуэзских прелатов [317 - Rudt de Collenberg W. H. Le déclin de la société franque de Chypre entre 1350–1450 // Κυπριακὸς λόγος. T. 46. 1982. P. 72 (Рюдт де Колленберг ссылается в данном случае на документ, хранящийся в Ватиканском архиве).]. Между киприотами и венецианскими землевладельцами неоднократно и, кажется, часто стихийно вспыхивали конфликты, требовавшие вмешательства правительства Республики св. Марка. Так, в 1436 г. королю Жану II было сообщено, что венецианцы похищают рабов (сервов), работающих на плантациях, «презирая всякий закон». В ответ на вполне естественное негодование со стороны киприотов венецианский Сенат запретил патронам кораблей принимать на борт похищенных под угрозой возмещения убытков и штрафа в 100 золотых дукатов за каждого увезенного раба [318 - Tiriet F. Regestes… T. III. P. 54. N 2422.]. В 1455 г., наоборот, пришло время Венеции быть недовольной киприотами. Ее правительство заявило протест тому же Жану II в связи с тем, что казалия Пископи, владение Корнаро, подверглась нападению неизвестных киприотов, была разрушена и разграблена, а работники и сервы были замучены или похищены. Республика потребовала от короля возмещения всех убытков в пользу пострадавшего Джованни Корнаро [319 - Ibid. P. 208. N 3000.]. «Вечно пострадавшим» был также кредитор Жана II гражданин Венеции Николо Брагадин, блюдя интересы которого Республика не раз оказывала давление на короля, требуя немедленного возвращения долгов [320 - Ibid. P. 121. N 2677; P. 177. N 2894; P. 208. N 3000.].
   Между тем король не мог допустить обострения отношений с Венецией, он смертельно боялся, что она объявит экономический «бойкот» Кипру и эвакуирует граждан Республики с острова. Королевская казна, рынок и экономика его королевства, собственное положение Жана как монарха во многом зависели от венецианских капиталов и кредитов. Венеция прекрасно осознавала свою силу, умело и беззастенчиво пользовалась ею, намеренно усугубляла ситуацию и, опутывая монарха долгами, цинично играла на королевских бедах. Малейший намек на эмбарго делал Лузиньяна исключительно сговорчивым. В 1448 г. посол короля Жана II не только просит Венецию отказаться от эвакуации, но и обещает протекцию территорий, которые эксплуатируют ее граждане на острове [321 - Ibid. P. 145. N 2775.].
   Вдумаемся: «протекция эксплуатируемых венецианцами территорий»! Именно из-за обретения земель, которых, судя по всему, к середине XV в. граждане Республики св. Марка имели уже немало, и проводится политика «кнута и пряника» в отношении Лузиньянов. В 1464 г. венецианский Сенат запрещает гражданам Республики, которые стали кредиторами кипрского короля, собирать налоги за земли, фьефы или другое имущество, принадлежавшее их соотечественникам на Кипре, в счет погашения королевских долгов [322 - Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 390.]. Значит, землевладельцами на острове были уже далеко не только Корнаро. Значит, таких венецианцев, земле– и домовладельцев в кипрском королевстве, было уже много, и следовательно, Венеция последовательно проводила политику колонизации Кипра. Становится очевидным ее конечное желание подчинить себе остров, подчинить не военной силой, а опираясь на мигрантов и кипро-венецианцев, или «белых» венецианцев. Ради поставленной цели она могла быть не только требовательной и грозной, но и «великодушной» одновременно. Республика могла «прощать» долги, выступать посредником в переговорах Кипра с другими государствами [323 - Ibid. P. 370.], быть последней надеждой киприотов в попытках отвоевать у генуэзцев Фамагусту [324 - Tiriet F. Regestes… T. II. P. 179. N 1759, 1762; T. III. P. 21. N 2275.], словом, – «другом», всегда готовым выслушать и придти на помощь. Используя свое политическое и экономическое влияние или давление на короля, Республика св. Марка обеспечивает максимальные льготы, фактическую неприкосновенность венецианских территорий на острове. Тем самым она выводит их из-под власти короля и закономерно, что в 1443 г. Жан II признает право венецианцев владеть казалиями и землями на всем острове, а в 1454 г. освобождает всех граждан Республики от любых налогов на Кипре [325 - Ibid. T. III. P. 103. N 2613; Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 380.].
   Итак, организация хозяйств по-новому [326 - Пьер Расин даже называет их методы ведения хозяйства «методами великой капиталистической культуры» (méthodes de la grande culture capitaliste), см.: Racin P. Note sur trafc… P. 329.], налоговые льготы, неограниченные возможности использования международного рынка позволили Венеции, прежде всего, венецианским аристократическим фамилиям Корнаро, Брагадин, Квирини, Мартини, получать значительные прибыли от кипрской экономики, усилить политическое влияние на кипрских правителей, играть заметную роль в политической жизни королевства в конце XIV–XV в. Может показаться, что венецианцы претендуют на исключительные позиции в королевстве и требуют от короля невозможного. Но, как известно, политика – искусство возможного. Именно тот вес, который диаспора венецианских мигрантов и иммигрантов приобрела в королевстве, сделал возможным кардинальное политическое решение: брачный союз венецианки Катерины Корнаро и Жака II Лузиньяна, обязанного венецианцам своим приходом к власти. Этот союз фактически означал аффилирование королевства с Адриатической республикой. После смерти короля в 1472 г. Корнаро сразу же примерили на себя корону Кипрского и Иерусалимского королевств, а некоторые венецианские нобили обрели титулы, доступные ранее только представителям местной аристократии. Например, в 1474 г. королева Кипра Катерина Корнаро жалует своему кузену Джорджо Контарини фьеф и титул графа Яффы [327 - Mas Latrie L. Documents nouveaux… P. 443–448.], а родственник Джорджо Паоло Контарини становится капитаном Кирении [328 - Ibid. P. 441–442.]. Однако, превращение Кипра в приватное королевство нобилей Корнаро не входило в планы Республики. Могущественные и влиятельные родственники королевы были убиты, а сама она отстранена от власти. В 1489 г. остров был включен в состав венецианских владений на востоке [329 - Близнюк С. В. 1489 г. Чей Кипр: венецианский или египетский // Вестник МГУ. Серия «Востоковедение». 2010. Вып. 3. С. 42–57.]. Растянувшееся на века подчинение острова завершилось; начался новый этап миграции и новый этап освоении Кипра венецианцами.

Источники

   Amadi F. Chronique de Chypre / Publ. par R. Mas Latrie. Paris, 1891 (repr.:
   Amadi F. Cronaca di Cipro. Introduzione di S. Beraud. Nicosia, 1999).
   Bans et ordonances des rois de Chypre / Publ. par Comte Beugnot // Recueil des Historiens des Croisades. Lois. T. II. Paris, 1842.
   Diplomatarium Veneto-Levantinum, sive acta et diplomata res Venetas, Graecas atque Levantis illustrantia / Publ. par G. M. T omas, R. Predelli. Vol. II. Venezia, 1889.
   Guillaume de Tyr. Historia rerum in partibus Transmarinis gestarum a tempore successorum Mahumeth ab anno Domini 1183 ad annum 1277, edita a venerabili Tyrensi archiepiscopo // Recueil des historiens des croisades. Historiens occidentaux. T. II. Paris, 1859.
   Lamberto di Sambuceto. Notai Genovesi in Oltremare. Atti rogati a Cipro / A cura di V. Polonio, R. Pavoni, M. Balard. Genova, 1981–1987. (Collana Storica di fonti e studi; T. 31, 32, 39, 49).
   Machairas L. Recital Concerning the Sweet Land of Cyprus Entitled Chronicle /Ed. by R. M. Dawkins. Vol. I–II. Oxford, 1932.
   Nicola de Boateriis, notaio in Famagusta e Venezia (1355–1365) / A cura di A. Lombardo. Venezia, 1973. (Fonti per la storia di Venezia; Sez. III: Archivi notarili).
   Pietro Pizolo, notaio in Candia (1300) / A cura di S. Carbona. Venezia, 1978.

Литература

   Близнюк С. В. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре, 1192–1373. М., 1994.
   Близнюк С. В. Сладкая жизнь генуэзцев на Кипре в XIV–XV вв. // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 2. М., 1995. С. 37–57.
   Близнюк С. В. Кипр и турецкая угроза: новая философия крестоносного движения // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 7. СПб., 2009. С. 174–201.
   Близнюк С. В. 1489 г. Чей Кипр: венецианский или египетский // Вестник МГУ. Серия «Востоковедение». 2010. Вып. 3. С. 42–57.
   Balard M. Il paesaggio urbano di Famagosta negli anni 1300 // Storia dei Genovesi. T. 5. Genova, 1985. P. 277–291.
   Balard M. Famagouste au début du XIV -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

siècle // Fortif cations, Portes de villes, places publiques dans le monde Méditerranéen / Publ. par J. Heers. Paris, 1987.
   Bliznyuk S. V. «La dolce vita» dei Genovesi a Cipro nel XV sec. // Le vie del Mediterraneo: idee, uomini, oggetti (secoli XI–XVI) / A a cura di G. Airaldi. Genova, 1998. P. 117–126.
   Cessi R. Deliberazioni del Maggior Consiglio di Venezia. Bologna, 1931–1950.
   Dölger F. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches. Bd. II. München; Berlin, 1965 (2. Auf.).
   Edbury P. Cyprus and Genoa: The Origins of the War of 1373–1374 // Πρακτικὰ τοῦ Δευτέρου Διεθνοῦς Κυπριολογικοῦ Συνεδρίου. Vol. II. Nicosia, 1986.
   Heyd W. Histoire du commerce du Levant au Moyen Âge. T. I. Leipzig, 1885.
   Hill G. History of Cyprus. Cambridge, 1948. Vol. I.
   Jacoby D. The Rise of a New Emporium in the Eastern Mediterranean: Famagusta in the Later T irteenth Century // Μελέται καὶ ὑπομνήματα. T. I. 1984. P. 143–179.
   Jacoby D. L’évolution urbaine et la fonction méditerranéenne d’Acre à l’époque des croisades // Città portuali del Mediterraneo / Ed. E. Poleggi. Genova, 1989. P. 102–106.
   Jacoby D. A Venetian Manual of Commercial Practice from Crusader Acre // I communi italiani nel Regno crociato di Gerusalemme. Genova, 1986.
   Lopez R. S., Airaldi G. Il più antico manuale italiano di pratica della mercatura // Miscellanea di studi storici. 1983. P. 99–134.
   Mas Latrie L. Nouvelles preuves d’histoire de Chypre // Bibliothèque de l’Ecole des Chartes. T. 33. 1872–1874.
   Mas Latrie L. Documents nouveaux servant de preuves de l’histoire de l’île de Chypre sous le règne des princes de la maison de Lusignan // Mélanges historique. T. 4. 1882.
   Morozzo della Roca R., Lombardo A. Documenti del commercio veneziano nei secoli XI–XIII. Vol. I. Torino, 1940.
   Παπαδοπούλου Ε. Οἱ πρῶτες ἐγκαταστάσεις Βενετῶν στὴν Κύπρο // Σύμμεικτα. Τ. 5. 1983. Σ. 303–332.
   Racine P. Note sur traf c veneto-chypriote à la f n du Moyen-Âge // Byzantinische Forschugen. Bd. 5. 1977.
   Richard J. La situation juridique de Famagouste dans le royaume des Lusignans // Πρακτικὰ τοῦ A΄ Διεθνοῦς Κυπριολογικοῦ Συνεδρίου. Τ. 2. Nicosia, 1972.
   Rudt de Collenberg W. H. Le déclin de la société franque de Chypre entre 1350–1450 // Κυπριακὸς λόγος. T. 46. 1982.
   Tafel G., T omas G. M. Urkunden zur älteren Handels und Staatsgeschichte der Republik Venedig. Wien, 1856.
   Tiriet F. Délibérations des Assemblées vénitiens concernant la Romanie. Paris, 1958.
   Tiriet F. Regestes des Délibérations du Sénat de Venise concernant la Romanie. T. I–III. Paris, 1958–1961.

С. Г. Бочаров
Фортификационные сооружения генуэзского Воспоро в XIV–XV вв. [330 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: На основании аналогий из генуэзской фортификации крымских городов Каффы, Солдайи, Чембало и анализа крепостного ансамбля самого Воспоро можно заключить, что крепостные сооружения этого города возводились в два этапа. Цитадель строится во второй половине 60-х гг. XIV в., а в середине 80-х – 90-х гг. XIV в. она усиливается оборонительной линией и рвом. Одновременно появляется внешнее оборонительное кольцо, крепостная линия и городской ров.

   Summary: Based on the analogy of the Genoese fortifcations in the Crimean cities of Cafa, Soldaia, and Cembalo, as well as on the analysis of the serf ensemble Vosporo itself, the author comes to the conclusion that the city fortifcations there were built in two phases. Te citadel was built in the second half of the 1360’s, and in the mid-1380s–90s it was amplifed by a defensive line and a moat. At the same time, the outside defensive ring, the fortress line, and the city moat were constructed.

   Ключевые слова: Крым, генуэзцы, Воспоро (Керчь), фортификации, археология.

   Keywords: Crimea, Genoese, Vosporo (Kerch), fortifcations, archaeology.

   Историческая топография крымских средневековых городов – один из основных разделов их истории. Рост территории, планировка и застройка города, крепостное строительство, размещение общественных, культовых, ремесленных и жилых зданий связаны с природно-ландшафтными особенностями, а также с политическими и социально-экономическими процессами. Вопросы изучения исторической топографии крымского города Воспоро (Боспора) XIII–XV вв. до настоящего времени не привлекали внимание исследователей.
   Изучение генуэзских городов крымского побережья, в особенности Каффы и Воспоро, затруднено тем, что они были населены и в позднейшее время. Градостроительная структура и основные архитектурные ансамбли генуэзского времени еще сохранялись в османский период. Однако в конце XVIII в., с присоединением Крыма к России, были разработаны новые генеральные планы застройки для Феодосии (Каффы) и Керчи (Воспоро), в ходе реализации которых произошло уничтожение исторического пейзажа этих средневековых городов.
   Основываясь на сопоставлении трех категорий источников: археологических, письменных и картографических, мы попытаемся реконструировать фортификационные сооружения генуэзского Воспоро – резиденции консула, единственного городского центра Восточного Крыма на Керченском полуострове.
   Для XIII–XV вв. письменными и археологическими источниками фиксируется быстрый рост населения как в городе Воспоро, так и в его округе. Появляются новые селения по берегу Керченского полуострова, которые обслуживали каботажное плавание и были отмечены на картах-портоланах. Разведочные исследования свидетельствуют о наличии на побережье Черного и Азовского морей поселений и могильников этого времени [331 - Бочаров С. Г. Заметки по исторической географии генуэзской Газарии XIV–XV веков (Керченский полуостров) // 175 лет Керченскому музею древностей. Материалы международной конференции. Керчь, 2001. С. 157–161; Он же. Поселения Крымского побережья XIII–XV вв. Данные карт-портоланов и археологическая ситуация // Этнические, демографические и духовные взаимоотношения Северного и Западного Причерноморья в античную эпоху, византийский период и средневековье. Материалы 11-го заседания Совместной комиссии по исследованиям в области истории, археологии, этнографии и фольклора НАНУ и Академии Румынии. Симферополь, 2008. С. 12–14; Бочаров С. Г., Коваль В. Ю. Поселения крымского побережья в системе международной торговли Руси и Средиземноморья. Археологические свидетельства // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. Великий Новгород; Старая Русса, 2011. Т. 2. С. 127; Они же. Карты-портоланы и археологическая ситуация на крымском побережье в контексте византийско-генуэзской черноморской торговли // Тезисы докладов XIX Всероссийской научной сессии византинистов «Российское византиноведение: традиции и перспективы». М., 2011. С. 46–49.].
   При реконструкции фортификационных сооружений использовались материалы археологических раскопок городской территории XIV–XV вв. [332 - Блаватский В. Д. Раскопки Пантикапея в 1934 г. // МИА. 1957. № 56. С. 251–252; Зеест И. Б., Якобсон А. Л. Раскопки в Керчи в 1963 г. // КСИА. 1965. № 104. С. 62–69; Якобсон А. Л., Зеест И. Б. Отчет о раскопках в Керчи в 1963 г. // Архив ИИМК. Ф. 35. Оп. 1, 1963. Д. 196; Макарова Т. И. Средневековый Корчев (по раскопкам 1963 г. в Керчи) // КСИА. 1965. № 104. С. 70–76; Она же. Археологические данные для датировки церкви Иоанна Предтечи в Керчи // СА. 1982. № 4. С. 91–105; Она же. Боспор– Корчев по археологическим данным // Византийская Таврика. Киев, 1991. С. 121–147; Она же. Археологические раскопки в Керчи около церкви Иоанна Предтечи // МАИЭТ. 1998. Вып. 6. С. 345–362.], которые дополняют планы Керчи и ближайших окрестностей города последней четверти XVIII – начала XIX вв. [333 - «План города Керчь в полуострове Крыме между Чернаго и Азовскаго морей занятаго российскими войсками июля в 2 день 1771 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22012); «Карта части полуострова Крыма с показанием границ и прилежащих выгонов и дач городов Еникале и Керчи… снята 1772 году, октября 30 дня» (Отдел рукописей РНБ. Фонд Эрм. 232. Л. 14); «Карта генеральная, часть Азовского и Черного моря, сочиненная в 1773 году» (Отдел рукописей РНБ. Фонд Эрм. 232. Л. 16); «План города Керчи в каком оный состоянии найден по занятии российскими войсками… сочинен 1774 году генваря 31 дня» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22013); «Карта с поназванием границ отведенных у татар и города Еникала и Керчь… сочинена 1774 году» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 4. Д. 429); «Карта пролива Черного и Азовского морей с показанием на полуденном берегу лежащих при проливе городов Керчи и Еникале, написана между 1773 и 1774 гг.» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 1. Д. 27); «План Керченской крепости с показанием форштата и ближней ситуацией 1787 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22014); «Генеральной план Керченской крепости с показанием на оном сколько ныне поставлено и в каких местах по крепости артиллерийских орудий… сочинен марта 10 дня 1807 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22016); «План города Керчи сочинен при Черноморском депо карт в 1812 году флота капитан-лейтенантом Будищевым» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 1. Д. 27); «Генеральный план Керченской крепости с около лежащим местоположением скопирован октября 23 дня 1824 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22017). Прорисовки двух планов, 1774 и 1824 гг., хранящихся в РГВИА, были опубликованы: Михайлова М. Б. Основные этапы формирования Керчи в XVIII–XIX вв. // Архитектурное наследство. 1976. № 25. С. 51. Рис. 1, 2.]
   В результате сопоставления различных картографических материалов нами был составлен план крепостного ансамбля генуэзского Воспоро (Рис. 1). В своем завершенном виде он состоял из цитадели (А), крепостной линии цитадели (В), оборонительного рва цитадели, внешнего оборонительного кольца (С), внешней оборонительной линии (D), крепостного рва (Рис. 1, 3–6, 8, 9). Крепостной полигон имеет сложную многогранную форму с четко выраженными оборонительными рубежами.
   Средневековый город и его крепостные сооружения располагались в пределах центральной площади (бывшая Привозная) современного города Керчь – в пространстве между улицами Адмиралтейский проезд, Димитрова и Театральная, на выдающемся в море небольшом мысу и равнинном прибрежном участке, под восточным склоном горы Митридат (Рис. 2). Рельеф крепостной площадки практически ровный, перепад высот между северной и южной частями крепостного полигона максимум 3,0 м.

Рис. 1

Рис. 2

Рис. 3

Рис. 4

Цитадель (А) располагалась на небольшом мысу, выдающемся в море (Рис. 1, 3). Площадь укрепленной территории около 0,32 га. Общая длина крепостных стен 207 м. В цитадели было пять башен и пять куртин. Две башни круглые, полностью закрытые: А1 (диаметр 7,5 м, высота 13,2 м) и А4 (диаметр 7,5 м, высота 12,9 м). Еще две башни приморского фасада трехстенные (А2 и А3), открытые с тыльной стороны. Башня А2 прямоугольной формы (длина северной стены 6,0 м, южной – 3,2 м и восточной – 8,1 м, высота 14,9 м), башня А3 также прямоугольной формы (длина северной стены 3,2 м, южной – 4,2 м и восточной – 6,9 м, высота 14,9 м). Пятая башня, А5, защищавшая цитадель со стороны суши, была почти квадратной в плане, четырехстенной (размер по внешнему контуру – 6,5×7,8 м, высота 13,9 м) (Рис. 1, 3, 5, 6).

Рис. 5

Рис. 6

   Рис. 7

   Куртина приморского фасада АI (Рис. 1, 3, 5, 6) между башнями А1 и А2 – самая протяженная в цитадели (длина 75,0 м, высота 9,2 м) и имеет сложную конфигурацию – образует четыре излома, форма которых обусловлена кривизной береговой линии. Между башнями А2 и А3 расположена самая короткая куртина АII (длина 5,0 м, высота 9,2 м), соединившая оба строения по прямой. Последняя, третья, куртина приморского фасада цитадели АIII имеет один изгиб, ее длина 39 м, высота 9,2 м. Со стороны суши цитадель защищали две куртины. Куртина АIV между башнями А4 и А5 длиной 23 м, высотой 10,3 м, образует излом рядом с башней А5. Между башнями А1 и А5 находится прямолинейная куртина АV, длиной 45 м, при высоте стен 10,3 м.
   В 2 м севернее башни А5 в куртине АV расположены единственные ворота в цитадель (1). Ширина проема 1,8 м (Рис. 1, 3, 5, 6).

Рис. 8

Рис. 9

   Рис. 10

   Какой-либо информации о цитадели Воспоро в письменных источниках XIII–XV вв. выявить не удалось. Согласно позднему описанию Эвлии Челеби (1666–1667 гг.), ворота 1 – «это маленькие железные ворота, выходящие на запад» [334 - Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666–1667 гг.) / Перевод Е. В. Бахревского. Симферополь, 1999. С. 98.]. Картографические материалы свидетельствуют, что цитадель имела плотную застройку, в которой четко выделяются пять кварталов (Рис. 5, 6). Во внутреннем пространстве цитадели Эвлия Челеби в середине XVII в. отмечает двадцать домов, одну квартальную мечеть, продовольственный склад, оружейный склад (арсенал) и цистерну для воды [335 - Книга путешествия… С. 98.].
   Крепостная линия цитадели (В) (Рис. 1, 3, 4, 8, 9). Со стороны суши западный участок стены цитадели был усилен еще одной крепостной оборонительной линией (условно названной крепостной линией В). Крепостная стена имела один барбакан (В1), прикрывавший ворота цитадели (1) и башню А5, и две куртины – ВI и BII. Единственный барбакан крепостной линии В1 имел в плане прямоугольную форму (его общий размер 11,0×19,0 м). Северная часть барбакана вынесена в напольную сторону на 11,0 м от линии куртины ВII (Рис. 1, 3, 4). Южная часть вынесена на 5,5 м от линии куртины ВI – в виде прямоугольного выступа, скошенного на стыке с этой куртиной. Куртина ВI, прямая в плане, соединила барбакан В1 и куртину СVII, ее длина 24,0 м. Куртина ВII имеет единственный изгиб в северной части и проходит на протяжении 41,0 м от барбакана В1 к куртине СI. В центральной части барбакана В1 находились внешние ворота цитадели (2), которые располагаются в 6,5 м западнее ворот 1, ширина проема 1,9 м. Обе оборонительные линии напольной стороны цитадели, расположены практически параллельно. Общая длина переднего оборонительного рубежа – 79 м. Расстояние между куртиной ВI и куртиной цитадели АIV составляет 6,2 м, между куртиной BII и куртиной АV – 3,6 м. Высота барбакана и двух куртин крепостной линии В одинакова – 7,2 м.
   Оборонительный ров цитадели усиливает комплекс оборонительных сооружений цитадели со стороны суши, по контуру повторяет начертание крепостной линии В, его протяжённость около 79 м (Рис. 1, 5, 6). Ров вырыт в земле: с востока стенами рва служили куртины крепостной линии В, с запада – специальная каменная кладка. Дно рва было земляным. Его ширина от 5,4 до 12,4 м. Глубина рва от 3,0 до 3,5 м. Заполнялся ли ров цитадели водой, неизвестно. Но, судя по незначительному перепаду высот между глубиной рва и уровнем морских вод Керченского пролива, такая возможность допустима.
   Внешнее оборонительное кольцо (С) располагалось на равнинном прибрежном участке, под восточным склоном горы Митридат, примыкая с запада к цитадели (Рис. 1, 3, 4, 8, 9). Крепостное кольцо длиной около 617 м (без учета стен цитадели) укрепляло приморскую часть города на протяжении 157 м и опоясывало город со стороны суши на протяжении 440 м. В крепостное кольцо вели ворота со стороны суши (3) и калитка (4) со стороны гавани (Рис. 1). Общее количество башен – три, семь куртин. Все башни закрытые, первая – прямоугольная в плане, надвратная (С1), представляет собой монументальное сооружение размером 9,4×14,9 м и высотой 14,0 м. Это самая массивная прямоугольная башня, построенная генуэзскими фортификаторами в Крыму. Наиболее близка к ней по размеру надвратная башня А16 приморского участка цитадели Каффы, но конструктивно они отличаются. Башня С1 в Воспоро выполнена в виде одного объема, в то время как башня А16 в Каффе представляла собой сложное фортификационное сооружение, где основания двух отдельных башен были соединены в верхней части между собой общими боевыми площадками [336 - Бочаров С. Г. Фортификационные сооружения Каффы (конец XIII – вторая половина XV вв.) // Причерноморье в Средние века. СПб., 1998. Вып. 3. С. 86. Рис. 1, 5.]. Вторая башня С2 внешнего оборонительного кольца – квадратная в плане, размер 8,1×8,2 м, высота 15,4 м. Форма башни С3 в плане близка к прямоугольной трапеции (протяженность стен 4,2, 6,9, 7,2, 8,4 м, высота 14,1 м). Башня С3 установлена в месте стыковки куртин приморского и сухопутного фасадов внешнего оборонительного кольца.
   Куртина СI – самая длинная, ее протяженность 182 м, высота 9,1–9,4 м; она соединяла башни А1 и С1, имела шесть в разной степени выраженных изломов, защищая город и со стороны моря, и со стороны суши (Рис. 1, 3, 8, 9). Куртина СII находилась между башнями С1 и С2, ее длина 60 м, высота стен от 8,8 до 9,4 м. В плане куртина имела три излома оборонительной линии. Стена крепости СIII, протяженностью 107 м и высотой 8,6–9,4 м, имела два изгиба и проходила между башней С2 и куртиной СIV. Куртина СIV представляет собой отдельный фортификационный узел. Она вынесена на 8,0–10,0 м в напольную сторону относительно соседних куртин и опоясывает византийскую церковь Иоанна Предтечи XI в. (Рис. 7). Более того, в своей восточной части куртина имеет полукруглый в плане участок, повторяющий контуры абсиды этой церкви (Рис. 1, 4, 8, 9). Длина куртины 51 м, высота стен 8,6–9,4 м. Следующая куртина СV прямолинейная и соединяет куртину СIV с башней С3, ее длина 39,0 м, высота 8,4 м. Последние две куртины СVI и СVII – приморского фасада внешнего оборонительного кольца. СVI – прямая стена протяженностью 54,0 м и высотой 9,4 м между башнями С3 и утолщением куртины (С4) у ворот 4. Между утолщением стены С4 и А4 находится куртина СVII, которая в плане имеет один излом с входящим углом, ее длина 83,0 м. Высота стен 9,4 м.
   Единственные крепостные ворота (3) были устроены в прямоугольной башне (С1), ширина проема 2,4 м (Рис. 1, 3, 8, 9). Эвлия Челеби их описывает так: «Со стороны суши находятся большие ворота, выходящие на запад… Эти ворота также двойные. А между створками этих двойных ворот, с внутренней стороны, находится мраморное изображение льва» [337 - Книга путешествия… С. 97.]. Приморская калитка (4) находилась в северо-восточной части куртины СVI, в 1,5 м от места стыковки куртин СVI и СVII. Калитка была усилена прямоугольным выступом С4 (длина 9,0 м, толщина 4,5 м), который был пристроен к внутренней стороне куртины СVI (Рис. 1, 4, 8, 9). Высота стен прямоугольного воротного выступа С4 на 0,8 м выше уровня стен прилегающих куртин и составляет 10,2 м. Турецкий путешественник дает следующее описание калитки (4): «Маленькие железные ворота, выходящие на море, смотрят на восток. Через эти ворота не проедет арба, это очень маленькие отстроенные ворота… С левой стороны от… тариха на квадратной мраморной доске изображение [существа] на четырех ногах, с крыльями и верблюжьей головой. Поистине, это удивительное и странное изображение верблюда. Ворота эти двойные, так как они находятся у берега моря» [338 - Книга путешествия… С. 97.]. Видимо, Эвлия Челеби описал генуэзские строительные плиты, украшавшие ворота, декорированные изображениями льва и, вероятнее всего, крылатого тельца (или грифона?). Вполне возможно, что главные ворота генуэзской крепости носили имя свв. Апостолов или св. Марка, символом которых выступал лев.
   Внешняя оборонительная линия (D) протяженностью около 490 м с одним барбаканом D1 и пятью куртинами повторяет пространственное начертание куртин крепостного кольца С со стороны суши и отстоит от них на расстоянии 5,0–8,0 м (Рис. 1, 3, 4, 8, 9). Внешняя оборонительная линия начинается от башни цитадели А1 и заканчивается у башни С3 внешнего оборонительного кольца создавая дополнительную защиту крепостным сооружениям с напольного пространства. Единственный барбакан D1 усиливал оборону квадратной башни C2 внешнего оборонительного кольца, он трехстенный, открыт в сторону города, прямоугольный в плане, размером 4,5×14,9 м, при высоте 6,5 м. Примечательно, что фортификаторы не усилили барбаканом наиболее уязвимую точку внешнего оборонительного кольца – надвратную башню С1. Куртины внешней линии D были пристыкованы к внешним углам башни, с которой можно было вести фланговый обстрел только пространства между куртинами оборонительного кольца и крепостной линии D. Пространство крепостного рва перед линией D становилось уязвимым для обороны.
   Из пяти куртин внешнего оборонительного кольца D куртина DI самая протяженная – 111,0 м. Между башней А1 и башней С1 она четыре раза меняет направление (высота 5,9–6,1 м). Куртина DII расположена между башней С1 и барбаканом D1, ее длина 76,0 м, при высоте стен 6,1 м (Рис. 1, 3, 4, 8, 9). Эта куртина на своем протяжении трижды меняет направление, образуя изломы оборонительной линии. Стена DIII между башней С2 и куртиной СIV выстроена с одним углом, ее длина 104,0 м и высота 6,0–6,1 м. Куртина DIV (длина – 76 м, высота стен 6,0 м) вынесена на 7,0 м в напольное пространство, так же как и прикрываемая ею куртина СIV. Куртина DV длиной 41,0 м и высотой 5,9–6,1 м имеет в плане один изгиб и стыкуется с южным углом башни С3.
   Крепостной ров протяженностью около 420 м, глубиной около 5,5–6,0 м, был вырыт в земле, повторяя конфигурацию внешней крепостной линии D (Рис. 1, 8, 9). Он начинался от восточной части куртины DI и заканчивался у башни С3, полностью защищая город со стороны суши. С одной стороны его стенами были куртины этой крепостной линии, с другой стороны – однорядная каменная кладка на известковом растворе. Ширина рва на различных участках колеблется от 7,1 до 11,0 м (Рис. 1, 3, 4). Несмотря на существенный, достигавший 3 м, перепад уровня дна в противоположных концах сооружения, ров такой глубины мог заполняться водой. Эвлия Челеби сообщает: «… от одного моря до другого прорублен ров. В этом рву во время неверных протекала морская вода, тогда он был заполнен» [339 - Книга путешествия… С. 97–98.].
   Площадь городской территории, защищенной крепостными стенами – 3,2 га. О внутренней застройке внешнего оборонительного кольца есть более поздние и точные сведения, которые содержит топографическое описание, составленное при занятии Керчи российскими войсками в 1771 г. В городе и цитадели (Рис. 8, 9) располагалось около 50 домов с маленькими дворами, одна баня, один колодец в замке и девять – в городе (но все в плохом состоянии); греческая церковь (Иоанна Предтечи) (Рис. 7); три мечети; отсутствовали цейхгаузы и магазины (Рис. 10) [340 - Топографическое описание доставшимся по мирному трактату от Отоманской порты во владение Российской империи землям 1774 года // ЗООИД. 1868. Т. 7. С. 192–193.].
   Генуэзские города и фактории крымского полуострова (Gazaria) переходят под протекторат Османской империи летом 1475 г., в результате успешных действий военной экспедиции под руководством Гедик-Ахмет паши [341 - Vasiliev A. A. Te Goths in the Crimea. Cambridge (Mass.), 1936. Р. 262; Cazacu M., Kevonian K. La chute de Cafa en 1475 à la lumière de nouveaux documents // CMRS. 1976. Vol. 17/4. Р. 496.]. Территории Горного Крыма и Керченского полуострова входят в состав турецкого санджака (livâ) Кефе [342 - Veinstein G. From the Italians to the Ottomans: Te Case of the Northern Black Sea Coast in the Sixteenth Century // MHR. 1986. Vol. 1. № 2. Р. 223.]. Центр генуэзских владений Восточного Крыма, резиденция консула, город и крепость Воспоро (Vosporo) [343 - Heyd W. Historie du Commerce du Levant au Moyen-âge. Leipzig, 1886. T. II. Р. 185; Maggiorotti L. A. Architetti e architetture militari. Roma, 1933. Vol. I. Р. 255–257; Balard M. La Romanie Génoise (XIII – début du XVe siècle). Roma – Genova, 1978. T. I. Р.443–444.] получает другое имя – Керчь и становится центром одного из шести административных округов (kazâ) Кефейского санджака [344 - Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay C. Le khanat de Crimée au début du XVIe siècle. De la tradition mongole à la suzeraineté ottomane d’après un document inédit des Archives ottomanes // CMRS. 1970. Vol. 13/3. Р. 326–327; Veinstein G. Réalités et problèmes de l’implantation Ottomane au Nord de la mer Noire (XVIe siècle) // İkinci Tarih boyunca Karadeniz Kongres. Samsun, 1990. Р. 585, 587.] (Рис. 10). Выстроенные генуэзцами в XIV в. крепостные сооружения были настолько мощными, что прослужили османам без всякого изменения еще три века [345 - Бочаров С. Г. Топография османской Керчи XVI–XVIII вв. // Археологические записки. Ростов-на-Дону, 2005. Вып. 4. С. 145–151.]. Даже в XVII в. европеец Эмиддио Дортели д’Асколи (1634 г.) высоко оценивает фортификацию города: «Это не очень большая, но сильная крепость, со стенами и рвами, хорошо содержимая, так как стоит на пути московских казаков, которые не раз пытались забраться в нее, но напрасно – их всегда отражали» [346 - Описание Черного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио Дортели д’Асколи // ЗООИД. 1902. Т. 24. С. 122.].
   Окончательно крепостные сооружения XIV–XV вв. исчезнут после 1821 г., когда по новому генеральному плану уже российской Керчи [347 - Михайлова М. Б. Основные этапы формирования Керчи… С. 52.] была проведена полная перестройка города, в ходе которой снесены все средневековые строения (исключение составила только церковь Иоанна Предтечи).
   При рассмотрении фортификационных сооружений генуэзского Воспоро хотелось бы отметить несколько моментов. Цитадель укреплена значительно сильнее внешнего оборонительного кольца (Рис. 1, 3–6, 8, 9). При общей протяженности стен цитадели 207 м она усилена пятью башнями, то есть в среднем одна башня приходится на 41 м крепостной стены. У внешнего оборонительного кольца (C) при длине стен 617 м количество башен – всего 4, примерно одна башня на 154 м. Внешнее оборонительное кольцо было слабым крепостным объектом. Два уязвимых места, где углы куртин СI и СIII вынесены в напольное пространство, не были укреплены башнями, башня С3 не вынесена за линию приморского фасада куртины СVI (Рис. 1, 3, 4). Тем не менее, генуэзские фортификаторы устранили эти уязвимые пункты возведением внешней оборонительной линии (D), полностью дублируя крепостное кольцо со стороны суши.
   Воспользовавшись «Великой замятней» в Золотой Орде, генуэзцы расширяют свои владения в Крыму за счет ордынских территорий. Первой отправной точкой этих событий стало установление контроля над главной гаванью Юго-Западного Крыма – Чембало. В 1357 году в Чембало уже находится генуэзский консул Симоне дел Орто, под руководством которого, видимо, начинаются фортификационные работы по строительству каменной цитадели в городе [348 - Heyd W. Histoire du commerce du Levant… T. II. Р. 210; Skrzinska E. Inscriptions latines des colonies génoises en Crimée // ASLSP. 1928. Vol. 56. Р. 129–130; Balard M. La Romanie Génoise… T. I. Р.157.]. Второй отправной точкой стал захват итальянцами в 1365 г. второго по величине крымского порта Судака – Солдайи и 18 селений его сельской округи и последующее возведение цитадели в городе [349 - Петров Н. И. Греческое рукописное евангелие XI века // Записки Императорского русского археологического общества. СПб., 1886. Т. I. С. 180; Pistarino G. I Gin dell’Oltremare. Genova, 1988. Р. 214; Basso E. La colonizzazione Genovese nel Mar Nero nel tardo medioevo: aspetti etnici e sociali // I problemi del Mar Nero nel passato e nel presente. Genova, 1992. Р. 41; Бочаров С. Г. Заметки по исторической географии генуэзской Газарии XIV–XV вв. Консульство Солдайское // АДСВ. Екатеринбург. 2005. Вып. 36. С. 282–294.]. Вскоре, видимо, во второй половине 60-х гг. XIV в., во владение Генуэзской республики переходит Воспоро, где также начинается строительство каменной цитадели (Рис. 1, 3–5).
   Захват подчиненных Золотой Орде территорий с 1365 г. в течение двадцати последующих лет осложнит отношения генуэзских официалов с золотоордынскими властями Солхата. Финалом этого противостояния стала Солхатская война – военный конфликт 1385–1387 гг. между Крымским Улусом Золотой Орды и главным генуэзским владением на полуострове – Каффой [350 - Basso E. Il «bellum de Sorchati» ed i trattati del 1380–1387 tra Genova e l’Ordo d’Oro // Studi Genuensi. Genova, 1991. N. S. Vol. 8. Р. 11–12; Bocharov S. Te 1365–1387 Confict between Genova and the Golden Horde and its Refection in the Genoese Fortifcation of Crimea // Ethnic Contacts and cultural exchanges North and West of the Black Sea (between the Greek Colonization and the Present). Yassi, 2005. Р. 19–21; Бочаров С. Г. Солхатская война и ее отражение в фортификации Каффы // История и культура средневековых народов Степной Евразии. Материалы II Международного конгресса археологии Евразийских степей. Барнаул, 2012. С. 113–116.]. Эта война закончилась полной победой коммуны Каффы. На Крымском побережье Черного и Азовского морей создается система городов, крепостей и селений, подчиненных Генуе, которая получила название Генуэзская Газария [351 - Карпов С. П. Латинская Романия. СПб., 2000. С. 12.] и охватывала всю береговую черту, включая города Солдайю, Чембало (Балаклаву) и Воспоро (Керчь). Золотоордынские и Византийские владения на полуострове были отрезаны от морских гаваней, а, как следствие, отрезаны и от получения крупных доходов от морской торговли, которая становится монополией генуэзцев. Строительство внешнего оборонительного кольца с передовой линией (D) и крепостного рва крепости Воспоро (Рис. 1) может быть отнесено к середине 80-х гг. XIV в. и связано с событиями Солхатской войны.
   Последовательность возведения различных крепостных линий, по нашему мнению, такова. Первоначально, во второй половине 60-х гг. XIV в., возводится цитадель Воспоро (Рис. 1, 5, 6). В середине 80–90-х гг. XIV в. фортификационные сооружения города приобретают свой завершенный вид. В пользу версии одновременности строительства сразу пяти узлов обороны города (крепостной линии цитадели (В), рва цитадели, крепостного кольца (С), внешней оборонительной линии (D), городского рва) свидетельствует взаимосвязь этих отдельных фортификационных составляющих и включение элементов одной крепостной линии в структуру другой фортификационной линии, формирующие в итоге единый оборонительный ансамбль (Рис. 1, 8, 9). Так крепостная линия (В) и ров цитадели пристыкованы к куртинам СI и CVII крепостного кольца (Рис. 1). Куртины внешней крепостной линии DI и DII подведены к двум внешним углам башни С1, при этом башня не усилена барбаканом. Заканчивается внешняя крепостная линия стыковкой куртины DV с южным углом башни С3 и, как в предыдущем случае, башня С3 не дублируется барбаканом (Рис. 1). Внешнее оборонительное кольцо (В) и внешняя оборонительная линия барбаканов (С) в Каффе строятся с 1383 г. по 10-е гг. XV в. [352 - Бочаров С. Г. Фортификационные сооружения Каффы… С. 90, 91, 95.] Оборонительное кольцо (С) и внешняя оборонительная линия (D) Воспоро выстроены аналогично с внешним оборонительным кольцом (В) и внешней оборонительной линией (С) Каффы. Возможно, их проектировал один военный архитектор. В таком случае фортификационные линии Воспоро были построены в середине 80–90-х гг. XIV в.
   Крепостной ансамбль Воспоро имеет площадь 3,52 га – третью по величине в сравнении с другими генуэзскими укрепленными городами Крымского полуострова (Каффа – 82,0 га, Солдайя – 18,81 га, Чембало – 3,46 га). Тем не менее, такой незначительный по площади город получает самые мощные крепостные сооружения (Рис. 1, 8, 9). Если организация внешнего периметра обороны Воспоро совершенно идентична внешней обороне Каффы (состоит из внешнего оборонительного кольца, усиленного крепостной линией с барбаканами и рвом), то усиление цитадели с напольного пространства по такому же принципу – отдельной крепостной линией со рвом – аналогов в крымском фортификационном строительстве не имеет.
   Необходимость строительства беспрецедентно мощного крепостного ансамбля для защиты столь малого города можно объяснить его стратегическим положением на берегу Керченского пролива. Крепость Воспоро контролирует основную морскую торговую магистраль в Тану (золотоордынский Азак), единственную в северопричерноморском регионе опорную базу Венецианской республики – главного противника Генуэзского государства.

Список иллюстраций

   Рис. 1. Фортификационные сооружения Воспоро. Общий план.
   Рис. 2. Местоположение генуэзской крепости в центральной части города Керчь. Вид с юго-запада.
   Рис. 3. Фортификационные сооружения Воспоро. Общая реконструкция.
   Рис. 4. Северная часть фортификационных сооружений Воспоро. Горизонтальная проекция. Реконструкция.
   Рис. 5. Южная часть фортификационных сооружений Воспоро. Горизонтальная проекция. Реконструкция.
   Рис. 6. Церковь Иоанна Предтечи. Вид с юго-востока.
   Рис. 7. Цитадель Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 8. Цитадель Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 9. Фортификационные сооружения Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 10. Фортификационные сооружения Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 11. Фортификационные сооружения Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 12. Фортификационные сооружения Воспоро. Реконструкция.
   Рис. 13. Керчь (Воспоро) в османский период. А – цитадель. В – город. С – западный участок предместья. D – северный участок предместья. 1 – стены цитадели, 2 – ров цитадели, 3 – главные городские ворота, 4 – крепостной ров, 5 – мечеть Баязида Вели, 8 – мечеть Ходжи Синана, 9 – мечеть Мустафы Челеби, 6, 7, 10, 11 – мечети, 12 – греческая церковь Иоанна Предтечи, 13 – Текке дервишей, 14–19 – колодцы, 20–22 – фонтаны, 23 – крепостная калитка, 24–25 – каравансараи, 26 – водопровод, 27 – рыбные склады, 28 – рыночная площадь, 29 – ветряные мельницы.

Источники

   Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666–1667 гг.) / Перевод Е. В. Бахревского. Симферополь, 1999.
   Описание Черного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио Дортели д’Асколи // ЗООИД. 1902. Т. 24.
   Петров Н. И. Греческое рукописное евангелие XI века // Записки Императорского русского археологического общества. СПб., 1886. Т. I.
   Топографическое описание доставшимся по мирному трактату от Отоманской порты во владение Российской империи землям 1774 года // ЗООИД. 1868. Т. 7.
   Cazacu M., Kevonian K. La chute de Caf a en 1475 à la lumière de nouveaux documents // CMRS. 1976. Vol. 17/4.
   Basso E. Il «bellum de Sorchati» ed i trattati del 1380–1387 tra Genova e l’Ordo d’Oro // Studi Genuensi. Genova, 1991. N. S. Vol. 8.
   Skrzinska E. Inscriptions latines des colonies génoises en Crimée // ASLSP. 1928. Vol. 5 6.

Литература

   Блаватский В. Д. Раскопки Пантикапея в 1934 г. // МИА. 1957. № 56.
   Бочаров С. Г. Фортификационные сооружения Каффы (конец XIII – вторая половина XV вв.) // Причерноморье в Средние века. СПб., 1998. Вып. 3.
   Бочаров С. Г. Заметки по исторической географии генуэзской Газарии XIV–XV веков (Керченский полуостров) // 175 лет Керченскому музею древностей. Материалы международной конференции. Керчь, 2001. С. 157–161.
   Бочаров С. Г. Заметки по исторической географии генуэзской Газарии XIV–XV вв. Консульство Солдайское // АДСВ. Екатеринбург. 2005. Вып. 36. С. 282–294.
   Бочаров С. Г. Топография османской Керчи XVI–XVIII вв. // Археологические записки. Ростов-на-Дону, 2005. Вып. 4. С. 145–151.
   Бочаров С. Г. Поселения Крымского побережья XIII–XV вв. Данные карт-портоланов и археологическая ситуация // Этнические, демографические и духовные взаимоотношения Северного и Западного Причерноморья в античную эпоху, византийский период и средневековье. Материалы 11-го заседания Совместной комиссии по исследованиям в области истории, археологии, этнографии и фольклора НАНУ и Академии Румынии. Симферополь, 2008. С. 12–14.
   Бочаров С. Г. Солхатская война и ее отражение в фортификации Каффы // История и культура средневековых народов Степной Евразии. Материалы II Международного конгресса археологии Евразийских степей. Барнаул, 2012. С. 113–116.
   Бочаров С. Г., Коваль В. Ю. Поселения крымского побережья в системе международной торговли Руси и Средиземноморья. Археологические свидетельства // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. Великий Новгород; Старая Русса, 2011. Т. 2.
   Бочаров С. Г., Коваль В. Ю. Карты-портоланы и археологическая ситуация на крымском побережье в контексте византийско-генуэзской черноморской торговли // Тезисы докладов XIX Всероссийской научной сессии византинистов «Российское византиноведение: традиции и перспективы». М., 2011. С. 46–49.
   Зеест И. Б., Якобсон А. Л. Раскопки в Керчи в 1963 г. // КСИА. 1965. № 104.
   Карпов С. П. Латинская Романия. СПб., 2000.
   Макарова Т. И. Средневековый Корчев (по раскопкам 1963 г. в Керчи) // КСИА. 1965. № 104. С. 70–76.
   Макарова Т. И. Археологические данные для датировки церкви Иоанна Предтечи в Керчи // СА. 1982. № 4. С. 91–105.
   Макарова Т. И. Боспор – Корчев по археологическим данным // Византийская Таврика. Киев, 1991. С. 121–147.
   Макарова Т. И. Археологические раскопки в Керчи около церкви Иоанна Предтечи // МАИЭТ. 1998. Вып. 6. С. 345–362.
   Михайлова М. Б. Основные этапы формирования Керчи в XVIII–XIX вв. // Архитектурное наследство. 1976. № 25.
   Bennigsen A., Lemercier-Quelquejay C. Le khanat de Crimée au début du XVIe siècle. De la tradition mongole à la suzeraineté ottomane d’après un document inédit des Archives ottomanes // CMRS. 1970. Vol. 13/3.
   Balard M. La Romanie Génoise (XIII – début du XVe siècle). Roma – Genova, 1978. T. I.
   Basso E. La colonizzazione Genovese nel Mar Nero nel tardo medioevo: aspetti etnici e sociali // I problemi del Mar Nero nel passato e nel presente. Genova, 1992.
   Bocharov S. The 1365–1387 Conf ict between Genova and the Golden Horde and its Ref ection in the Genoese Fortif cation of Crimea // Ethnic Contacts and cultural exchanges North and West of the Black Sea (between the Greek Colonization and the Present). Yassi, 2005. Р. 19–21.
   Heyd W. Historie du commerce du Levant au Moyen-âge. Leipzig, 1886. T. II.
   Maggiorotti L. A. Architetti e architetture militari. Roma, 1933. Vol. I.
   Pistarino G. I Gin dell’Oltremare. Genova, 1988.
   Vasiliev A.A. The Goths in the Crimea. Cambridge (Mass.), 1936.
   Veinstein G. From the Italians to the Ottomans: The Case of the Northern Black Sea Coast in the Sixteenth Century // MHR. 1986. Vol. 1. № 2.
   Veinstein G. Réalités et problèmes de l’implantation Ottomane au Nord de la mer Noire (XVIe siècle) // İkinci Tarih Boyunca Karadeniz Kongresi (Samsun, 1–3 Haziran 1988). Bildirileri. Samsun, 1990.

Архивные источники

   «План города Керчь в полуострове Крыме между Чернаго и Азовскаго морей занятаго российскими войсками июля в 2 день 1771 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22012).
   «Карта части полуострова Крыма с показанием границ и прилежащих выгонов и дач городов Еникале и Керчи… снята 1772 году, октября 30 дня» (Отдел рукописей РНБ. Фонд Эрм. 232. Л. 14).
   «Карта генеральная, часть Азовского и Черного моря, сочиненная в 1773 году» (Отдел рукописей РНБ. Фонд Эрм. 232. Л. 16).
   «План города Керчи в каком оный состоянии найден по занятии российскими войсками… сочинен 1774 году генваря 31 дня» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22013).
   «Карта с поназванием границ отведенных у татар и города Еникала и Керчь… сочинена 1774 году» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 4. Д. 429).
   «Карта пролива Черного и Азовского морей с показанием на полуденном берегу лежащих при проливе городов Керчи и Еникале, написана между 1773 и 1774 гг.» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 1. Д. 27).
   «План Керченской крепости с показанием форштата и ближней ситуацией 1787 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22014).
   «Генеральной план Керченской крепости с показанием на оном сколько ныне поставлено и в каких местах по крепости артиллерийских орудий… сочинен марта 10 дня 1807 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22016).
   «План города Керчи сочинен при Черноморском депо карт в 1812 году флота капитан-лейтенантом Будищевым» (РГАВМФ. Ф. 1331. Оп. 1. Д. 27).
   «Генеральный план Керченской крепости с около лежащим местоположением скопирован октября 23 дня 1824 года» (РГВИА. Ф. 846. Д. 22017).
   Якобсон А. Л., Зеест И. Б. Отчет о раскопках в Керчи в 1963 г. // Архив ИИМК. Ф. 35. Оп. 1, 1963. Д. 196.

Р. М. Шукуров
Персидская подпись Антония в греческом акте 1374 г. [353 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14-28-00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: Статья посвящена прочтению арабографичной подписи под исповеданием веры некоего Антония, бывшего мусульманина, обратившегося в православие.

   Summary: Te article ofers a reading of the Arabo-graphic signature in the profession of faith of a certain Antonios, who converted from Islam to Greek Orthodoxy.

   Ключевые слова: Византия, документы Константинопольского патриархата, обращение в христианство мусульман, персидская палеография.

   Keywords: Byzantium, documents of the Patriarchate of Constantinople, Muslim conversion into Christianity, Persian palaeography.

   Исповедание веры некоего Антония из бывших мусульман (ἐκ Μουσουλμάνων) издавалось Францем Миклошичем и Йозефом Мюллером и недавно подробно обсуждалось Иоганном Прайзером-Капеллером и Екатерини Мициу [354 - Miklosich F., Muller J. Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana. T. 1. Vindobonae, 1860. T. 1. P. 550–551 (no. CCXCIII); Preiser-Kapeller J. Conversion, Collaboration and Confrontation: Islam in the Register of the Patriarchate of Constantinople (14th century) // International Review of Turkish Studies. 2011. Vol. 2. P. 68; Mitsiou E., Preiser-Kapeller J. Übertritte zur byzantinisch-orthodoxen Kirche in den Urkunden des Patriarchatsregisters von Konstantinopel (mit 10 Tafeln) // Sylloge Diplomatico-Palaeographica, I / Ed. Ch. Gastgeber, O. Kresten. Wien, 2010. P. 240, plate 5.]. Судя по документу, Антоний сначала перешел из мусульманства в католицизм («προσῆλθον… τῇ ἐκκλησίᾳ τῶν Λατίνων»), а позднее – в православие. В феврале 1374 г., по требованию константинопольского патриарха Филофея Коккина и Синода, он письменно подтвердил свое отречение от латинской веры и свою принадлежность к православию. Документ написан на греческом языке от первого лица. От имени Антония сообщается, что прежде он богохульствовал (βλασφημοῦσι) в отношении происхождения Святого Духа. Теперь же он, заявляя о своей вере в Единого Бога, анафематствует и отвергает все обычаи (τὰ ἔθιμα) латинян и подтверждает, что Великая Церковь Божья является кафолической и апостольской, о чем он и составил настоящее исповедание (ὁμολογίαν ἐποιησάμην).
   Документ завершается грекоязычным подтверждением Антония: «Собственноручно подписываю это на языке и буквами, которые я понимаю» (καὶ οἰκειοχείρως αὐτὴν ὑπογράφω τῇ γλώττῃ καὶ τοῖς γράμμασιν, οἷς ἐπίσταμαι). Мициу и Прайзер-Капеллер издали факсимиле арабографичной подписи Антония следующей сразу за этими словами, которая не воспроизводилась Миклошичем и Мюллером. Как издатели акта, так и недавние его исследователи затруднились дать прочтение и перевод подписи Антония. Миклошич и Мюллер лишь обозначили подпись в сноске как «Persice: Anton musulman…» [355 - Miklosich F., Muller J. Acta et diplomata graeca… P. 551*.], что, как мы увидим ниже, мало соответствует истинному смыслу фразы.
   Судя по факсимиле, изданному Мициу и Прайзером-Капеллером, арабографичная подпись Антония записана в двух строках; она составлена на персидском языке, как верно отметили издатели, и прочитывается следующим образом (см. илл. 1):

В этой персидской фразе две орфографические ошибки, две каллиграфические и одна перечеркнутая описка в начале второй строки. В нормализованном виде фразу следует читать следующим образом:

Подпись переводится следующим образом «Андун. Мусульманин почил [во мне], я уверовал сердцем своим в Бога». При этом «Андун» тут является арабографичной передачей имени «Антоний». Следует отметить, что эта транслитерация имени довольно неточна и показывает слабое знание греческого самим Антонием.

   Илл. 1. Персидская подпись Антония (по Mitsiou E., Preiser-Kapeller J. Übertritte zur byzantinisch-orthodoxen Kirche. Taf. 5).

   На следующей строке под персидской фразой следует ее греческий перевод: «ταῦτα λέγουσι τῇ τῶν ἑλλήνων γλώττῃ· ὁ ἀπὸ τῶν Μουσουλμάνων ποτέ Ἀντώνιος» («на языке эллинов сказано так: Антоний, который [был] некогда из мусульман»).
   Судя по персидской подписи, как представляется, Антоний понял процедуру подтверждения его православия в константинопольском синоде как констатацию своего отречения не от латинской веры, но от мусульманства. Ясно также, что персидский язык Антония, хотя и довольно примитивен, был ему родным, в то время как начертания персидских слов и многочисленные огрехи в письме характеризуют его как малограмотного человека. Использование персидского в подписи вполне понятно: с двенадцатого века и далее это был язык большинства городских мусульман в Анатолии, многие из которых были иранцами по крови или иранизированным тюрками [356 - О роли персидского языка в Анатолии см., например: Hillenbrand C. Ravandi, the Seljuk Court at Konya and the Persianisation of Anatolian Cities // Mésogeios. 2005. T. 25–26. P. 157–169; Ateş A. Hicri VI–VIII. (XII–XIV.) asırlarda Anadolu’da Farsça eserler // Türkiyat Mecmuası. 1945. C. VII–VIII/2. S. 94-135.]. Можно также предположить, что с большой долей вероятности Антоний изначально принадлежал к западноанатолийским мусульманам из Эгеиды, где было много латинян и где он и мог принять латинский вариант христианства.
   Ясно также, что существовал определенный языковой барьер между Антонием и греками Константинопольского патриархата, организовавшими эту процедуру подтверждения православия. Совершенно очевидно, что текст всего исповедания веры был составлен отнюдь не Антонием, но греческим писцом, который не знал персидского и неправильно перевел подпись Антония. Тем не менее, можно предположить, что Антоний, будучи в то время, скорее всего, жителем Константинополя, практиковал по всей вероятности двуязычие, зная наряду с родным персидским / тюркским и разговорный греческий. Однако он не знал греческой грамоты и совершенно не умел читать и писать по-гречески, что эксплицитно констатируется в документе («подписываю это на языке и буквами, которые я понимаю»). Случай Антония еще раз демонстрирует, что византийские тюрки-иммигранты не могли разом перестать говорить на родном языке и являлись носителями и проводниками иноязычия в византийском языковом пространстве.
   Подобные исповедания веры новокрещенцев весьма многочисленны в византийской традиции. Хорошо известны и те из них, которые давались выходцами с нехристианских территорий и бывшими мусульманами. Тут в первую очередь следует вспомнить известный акт патриарха Луки Хрисоверга (1157–1170), согласно которому к публичному исповеданию веры была принуждена большая группа греков-репатриантов и бывших агарян [357 - PG. T. 119. Paris, 1864. Col. 785; Grumel V., Darrouzès J. Les regestes des actes du patriarcat de Constantinople. Vol. 1. Fasc. II–III: Les regestes de 715 à 1206. Paris, 1989. № 1088.]. Возможно, схожая процедура была организована в связи с массовым крещением анатолийских тюрков в Византии в 1264/1265 гг. – это были подданные султана Изз ал-Дина Кайкавуса II, оставшиеся в империи после бегства их сюзерена в Крым. В последнем случае процедура обращения в православие и исповедания истинной веры проходила в Св. Софии [358 - Baybars al-Mansuri al-Dawadar. Zubdat al-fkra f ta’rikh al-Hijra. History of the Early Mamluk Period / Ed. D. S. Richards. Beirut & Berlin, 1998. P. 93–94.]. Крещение было непреложным условием для натурализации иностранцев-нехристиан в Византии. Это был первый и, пожалуй, самый важный шаг для иностранцев на пути их превращения в подданных византийского императора. Церковные и имперские власти чрезвычайно ревниво относились к религиозному благочестию недавних иммигрантов, иллюстрацией чего и является обсуждавшийся выше документ.

Литература

   Ateş A. Hicri VI–VIII. (XII–XIV.) asırlarda Anadolu’da Farsça eserler // Türkiyat Mecmuası. 1945. C. VII–VIII/2. S. 94–135.
   Baybars al-Mansuri al-Dawadar. Zubdat al-f kra f ta’rikh al-Hijra. History of the Early Mamluk Period / Ed. D. S. Richards. Beirut & Berlin, 1998.
   Grumel V., Darrouzès J. Les regestes des actes du patriarcat de Constantinople. Vol. 1. Fasc. II–III: Les regestes de 715 à 1206. Paris, 1989.
   Hillenbrand C. Ravandi, the Seljuk Court at Konya and the Persianisation of Anatolian Cities // Mésogeios. 2005. T. 25–26. P. 157–169.
   Miklosich F., Müller J. Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana. T. 1–6. Vindobonae, 1860–1895.
   Mitsiou E., Preiser-Kapeller J. Übertritte zur byzantinisch-orthodoxen Kirche in den Urkunden des Patriarchatsregisters von Konstantinopel // Sylloge Diplomatico-Palaeographica, I / Ed. Ch. Gastgeber, O. Kresten. Wien, 2010. P. 233–288, mit 10 Tafeln.
   Preiser-Kapeller J. Conversion, Collaboration and Confrontation: Islam in the Register of the Patriarchate of Constantinople (14th century) // International Review of Turkish Studies. 2011. Vol. 2. P. 62–79.

М. А. Рябова
Счетные книги братьев Соранцо в Венецианском архиве: основные проблемы изучения, история рукописей [359 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: Статья посвящена проблемам изучения бухгалтерских книг, созданных венецианской торговой фирмой братьев Соранцо в первой половине XV в. и известных под заглавиями «libro real nuovo» и «libro vechio real». Несмотря на обилие в них количественных данных (в том числе и по истории Причерноморья), эти источники относительно редко используются учеными из-за неполноты текста libro vechio real и компилятивного характера libro real nuovo. М. А. Рябова предлагает программу исследований, направленную на уточнение аномальной природы счетных книг, их назначения и обстоятельств создания, а также ограничений, налагаемых перечисленными факторами на возможности их анализа. На первом этапе реализации этого замысла рассмотрению подвергается судьба рукописей, которые содержат бухгалтерские записи фирмы, прежде всего – более обширной libro real nuovo.
   Книга была составлена в период между 1434 и 1445 гг., во время сложного судебного разбирательства, проходившего в венецианской магистратуре giudici di petizion. Будучи предъявленной в качестве письменного доказательства, она попала в архив учреждения, располагавшийся во Дворце Дожей. После упразднения Венецианской республики в 1797 г. и Наполеоновской реформы 1807 г. содержимое фонда оказалось перенесено в здание упраздненного монастыря Сан-Джованни-ин-Латерано, где оно и находилось вплоть до 20-х гг. XIX в., когда созданный незадолго до того Главный архив области Венето объединил прочие документальные собрания региона. При этих перемещениях фонд giudici di petizion утратил порядка 12 % единиц хранения, однако манускрипт libro real nuovo, вероятно, остался невредимым. Основываясь на указаниях журнала «Archivio veneto», автор статьи связывает изъятие рукописи из фонда судебных бумаг с масштабной реорганизацией подразделения, произведенной между 1868-м и 1871-м гг. От физического уничтожения счетную книгу спасли ее неверная атрибуция банку Соранцо и своевременный всплеск научного интереса к венецианским финансовым учреждениям. Затем архивист Франческо Греголин поместил манускрипт в коллекцию, впоследствии названную его именем, которая продолжает служить текущим местом хранения рукописи. В заключение автор делает вывод о том, что дальнейшее углубление источниковедческой характеристики книг Соранцо может быть полезно не только в рамках изучения бухгалтерских документов, но и для исследований по истории венецианской торговли в целом.

   Summary: Te article poses some problems related to the study of two preserved Soranzo ledgers, composed in Venice during the 15th century by the homonymous trading company, and known generally as Libro real nuovo and Libro vechio real. Despite being rich in valuable quantitative data, the account books have rarely been used by historians due to their fundamental defciencies: while Libro vechio real is incomplete, Libro real nuovo is famous for its anomalous nature and questionable reliability. Te author of the article proposes a research program aimed at clarifying the ledgers’ particularities, their uses and the circumstances behind their production, as well as their information potential for scientifc analysis. To begin with, the author traces their manuscripts’ relocations, especially that of the more important Libro real nuovo. Tis account book was compiled between 1434 and 1445, during a complex litigation at the Venetian court of Giudici di petizion. Having been introduced as a piece of evidence, the ledger was subscribed by a judge and later deposited at the Doge’s Palace with other judicial archives. Afer the fall of the Republic in 1797 and the Napoleonic reforms of 1807, the fles were transferred to the closed convent of San Giovanni in Laterano and kept there until the 1820s, when the newly founded General Archive of Veneto incorporated other institutions of its kind. In the course of these transportations, approximately 12 % of the Giudici di petizion folders went missing, but Libro real nuovo has remained intact. Taking into consideration the instructions of the “Archivio Veneto”, the author associates the withdrawal of this account book from other judicial papers with a massive rearrangement, conducted between 1868 and 1871. Te ledger was delivered from the threat of extermination by its invalid attribution to the Soranzo Bank and by the welcoming outburst of scientifc interest in Venetian fnance. Shortly thereafer, Francesco Gregolin placed the manuscript into a miscellany, subsequently named afer him, which continues to serve as the place of its location today. It is concluded that a further source-study of this material may be of use not only for accounting studies, but also for the general history of the Venetian trade.

   Ключевые слова: торговая фирма братьев Соранцо, бухгалтерские книги, рукописи, Венецианская Республика, Венецианский архив, giudici di petizion, собрание Ф. Греголина.

   Keywords: Soranzo fraterna, ledgers, accounting, manuscripts, Venetian Republic, Venetian archive, Giudici di petizion, miscellanea Gregolin.

   Заметным достижением отечественной историографии последних десятилетий стало внедрение в исследования, посвященные средневековому Причерноморью, междисциплинарного подхода, опирающегося на использование тех типов источников, которые ранее считались нетрадиционными, например, документов бухгалтерской отчетности. Так, в трудах С. П. Карпова, А. Л. Пономарева и М. М. Шитикова самые современные методы обработки и анализа данных применяются для изучения массарий генуэзских колоний Перы и Каффы, а также счетной книги Джакомо Бадоэра, венецианского купца в Константинополе (1436–1439 гг.) [360 - Из обширной библиографии этих авторов назовем лишь некоторые работы: Шитиков М. М. Венецианское купечество в первой половине XV века в его торговых сношениях с Византией // Ученые записки МГПИ. 1965. № 237. С. 85–137; Он же. Константинополь и венецианская торговля в первой половине XV в. по данным книги счетов Джакомо Бадоера (Деловые круги Константинополя) // ВВ. 1969. Т. 30. С. 48–62; Он же. Накладные и транспортные расходы и уровень прибыли венецианского купечества в Византии в первой половине XV в. (по данным книги счетов Джакомо Бадоера) // Ученые записки МГПИ. 1969. № 294. C. 225–249; Он же. Торговля продовольствием в Константинополе и его окрестностях в первой половине XV в. (по данным книги счетов Джакомо Бадоера) // АДСВ. Вып. 8. Свердловск, 1972. С. 120–127; Он же. Торговля сукном в Константинополе и его окрестностях в первой половине XV в. (По данным книги счетов Дж. Бадоера) // АДСВ. Вып. 10. Свердловск, 1973. С. 283–288; Карпов С. П. Налогообложение итальянской торговли и объем товарооборота в городах Южного и Юго-Восточного Причерноморья (XIV – середина XV в.) // ВВ. 1986. Т. 47. С. 17–23; Он же. Работорговля в Южном Причерноморье в первой половине XV в. (преимущественно по данным массарий Каффы) // ВВ. 1986. Т. 46. С. 139–145; Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным массарии – бухгалтерской книги казначейства за 1381–1382 гг. // Причерноморье в Средние века. Вып. 4. М., 2000. С. 317–443; Он же. Путеводитель по рукописи массарии Каффы 1374 г. Liber massariae Cafae tempore regiminis egregii viri domini Iulliani de Castro consulis Cafae MCCCLXXIV nunc indicatus et a pluribus mendis purgatus // Причерноморье в Средние века. Вып. 6. М.; СПб., 2005. С. 43– 138; Он же. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. М., 2012 (2 изд.). С. 555–564 (Гл. 4.3. Перпер и ставрат на денежном рынке Балкан в XIV–XV вв. Ставраты в счетах Джакомо Бадоэра).]. Гораздо меньше внимания советские, а затем и российские ученые уделяли бухгалтерским записям, созданным примерно в тот же период соотечественниками Бадоэра, базировавшимися на родине. К таковым относятся, прежде всего, журналы Андреа Барбариго, помеченные буквами «А» (1431–1440 гг.) и «В» (1440–1449 гг.), и соответствующие им «главные книги» [361 - ASV. Archivio Grimani e Barbarigo (Raccolta Grimani-Barbarigo). Busta 41 (zornal A, mastro A); 42 (zornal B, mastro B).], а также две рукописи фратерны Соранцо, или торговой фирмы братьев Донадо, Джакомо, Пьеро и Лоренцо Соранцо, сыновей Веттора из прихода Сан-Самуэле, обозначаемые обычно как libro real nuovo (1406–1434 гг.) и libro vechio real (1410–1416 гг.) [362 - ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 14. Libro real nuovo. Libro vechio real.]. Хотя для обеих компаний приоритетными были иные направления деловой активности, справедливой является высказанная С. П. Карповым еще в 1990 г. в мысль о том, что в документах фратерны Соранцо и подобных ей предприятий должны содержаться интересные сведения о причерноморской торговле [363 - Карпов С. П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. М., 1990. С. 15.].
   Если говорить об Андреа Барбариго, его контакты в этом регионе исчерпывались несколькими операциями, совершенными в 1431–1434 гг. через агентов Бартоломео Вердьери и Никколо ди Джованни Контарини [364 - Согласно «книге А», Никколо Контарини привез для Барбариго рабов, переданных его брату в Модоне, и получил в Кандии партию мальвазии, впоследствии реализованную в Каффе (см.: ASV. Archivio Grimani e Barbarigo. Busta 41. Mastro A. F. 1 («Debitori e credetori trati de libro biancho picholo X»); 4 («Ser Nicholo Contarini el natural che fo de ser Zane»); 5 («Teste umane de mia raxon»); 9 («Viazo dala Tana recomanda a ser Nicholo Contarini fo de ser Zane»); 147 («Utele i dani»)). Бартоломео Вердьери занимался сбытом киновари, на две трети принадлежавшей Барбариго и на одну – Веттору Капелло; она была продана в Тане некоему Джакомо де Финети, однако плату за товар Барбариго смог получить только в 1434 г. по решению суда (Ibid. F. 1 («Debitori e credetori trati de libro biancho picholo X»); 3 («Uteli e dani»); 9 («Viazio dala Tana recomanda a ser Bortolamio Verdieri»); 32 («Chassa de contanti»); 35 («Ser Iachomo de Fineti marchadante ala Tana»); 106 («Ser Francesco Balbi e fradelli per lo bancho»)).]. Вопреки эпизодическому характеру трансакций, они заслуживают рассмотрения из-за набора сопутствовавших им обстоятельств, которые включали, помимо прочего, захват генуэзцами двух венецианских галей в акватории Черного моря, судебную тяжбу Барбариго с купцом из Таны в магистратуре giudici del mobile, а также задержки в осуществлении выплат и поступлении информации, мешавшие надлежащему балансированию счетной книги [365 - Проблемы, возникавшие у Барбариго при ведении торговли с Таной, затрагивал Ф. Лэйн в своей фундаментальной монографии: Lane F. C. Andrea Barbarigo, Merchant of Venice (1418–1449). Baltimore, 1944. P. 61, 66, 71, 182, 187.]. Перечисленные осложнения, в совокупности с малопредсказуемой прибылью [366 - Так, доход от партии вина стоимостью 136 дукатов составил 9 дукатов (~6,6 %), от рабов – 11 дукатов на 110 (10 %). Операции с киноварью принесли Барбариго прибыль в 100 %, но для ее взыскания потребовались срок длиной в три года и судебный процесс.], заставили осторожного венецианца прервать связи с итальянскими колониями в Причерноморье: за исключением двух небольших счетов на Тану, начатых в 1431 г., эти поселения не упоминаются в качестве конечных пунктов поставок в книгах Барбариго, описывающих девятнадцатилетний период его деятельности.
   Компания братьев Соранцо имела более узкую специализацию, чем фирма Барбариго, и занималась в основном импортом левантийского хлопка, а потому география ее торговых контактов не столь разнообразна: в то время как агенты Барбариго присутствовали в 29 точках Западной Европы и стран Востока, большинство «путевых счетов» libro real nuovo (34 из 49) открыто на различные города Сирии и Палестины. Тем не менее, с венецианской Таной фратерна поддерживала настолько регулярные отношения, насколько это было возможно в обстановке первых десятилетий XV в., когда колония неоднократно захватывалась татарами [367 - См., например: Скржинская Е. Ч. История Таны (XIV–XV вв.) // Барбаро и Контарини о России. М., 1971. С. 39–40; Doumerc B. Les Vénitiens à La Tana au XVe siècle // Le Moyen Âge. 1988. T. 94. Fasc. 3–4. P. 364–365.]. В бухгалтерских книгах фирмы зафиксированы операции на Тану, совершенные через агента Пьеро Контарини в 1406–1407 гг. [368 - Libro real nuovo. F. 1d («Debittori e chrededori tratti del l’estrato fato per ser Iachomo Boltremo»); 3s («Ser Andrea de Priolli e fradelli»); 7s («Viago dala Tana rechomandado a ser Piero Chontarini»); 63d («Utelle e dano che apartien a ser Donado Soranzo e fradelli»).], а также с помощью Пьеро ди Томмазо Соранцо, кузена участников фратерны, в 1408–1409 гг. [369 - Ibid. F. 4s («Ser Fantin Morexini»); 13d («Viazo dala Tana rechomandado a ser Piero Soranzo»); 14s («Arzento in solldini»); 23s («Chassa de chontadi»); 62s («Chassa de chontadi»); 63d («Utelle e dano che apartien a ser Donado Soranzo e fradelli»).], и при посредничестве братьев Веттора и Бенедетто Соранцо [370 - Скорее всего, имеются в виду сыновья Джованни Соранцо из прихода Сант-Анджело, братья Габриэле, создателя банка Соранцо, и дядья Кристофоро, руководившего финансовым учреждением после 1410 г. См.: ASV. Miscellanea Codici, I. Storia veneta, 17. Barbaro M., Tasca A. Arbori de’ patritii veneti. Reg. VII. Carte 37; Mueller R. C. Te Venetian Money Market: Banks, Panics, and the Public Debt, 1200–1500. Baltimore; London, 1997. P. 175, 641–642, 645–646.] в 1413–1414 гг. [371 - Libro real nuovo. F. 34d («Ser Nichollo Chocho e ser Antonio Miorati»); 38s («Viazo dela Tana rechomandado a ser Vetor Soranzo»); 44d («Schiave II mandade ed achatade per ser Vetor Soranzo»); 45s («Ser Andrea de Priolli e fradelli»); Libro vechio real. F. 27 («Ser Andrea de Prioli»); 30 («Ser Nicolo Choco e ser Antonio Miorati»); 36 («Viazo dala Tana recomanda a ser Vetor Soranzo»); 44 («Schiave dala Tana»).] Кроме того, из записей libro real nuovo следует, что в организацию экспедиции к Тане был вовлечен в 1426 г. Лоренцо Соранцо [372 - Libro real nuovo. F. 124s («Ser Lorenzo Soranzo nostro in spizilitadi»); 129d («Ser Zan Urssini e fradelli»).], один из совладельцев фирмы, от собственного имени («in proprio» / «in specialità») вступивший в партнерство с Марином и Даниэле Соранцо [373 - Марин и Даниэле Соранцо, сыновья Никколо Соранцо из прихода Сант-Анджело, не состояли в сколь-нибудь близком кровном родстве ни с сыновьями Веттора из Сан-Самуэле, ни с банкирами Соранцо. Марин, однако, был женат на Таддее Соранцо, дочери банкира Кристофоро ди Габриэле. См.: Barbaro M., Tasca A. Arbori de’ patritii veneti. Reg. VII. Carte 59.].
   Итак, сыновья Веттора Соранцо из прихода Сан-Самуэле, в целом не стремившиеся диверсифицировать географию поставок, сотрудничали с представителями других ветвей своего рода в предпринимаемых теми попытках закрепиться на причерноморском направлении торговли. Наличие в книгах счетов на Тану усиливает странность общей картины коммерческих связей фратерны, в которой постоянный товарообмен с двумя городами Сирии, Хамой и Дамаском, дополняют эпизодические упоминания Александрии, Кипра и западноевропейских портов (Лондона, Брюгге и Севильи), при полном отсутствии сведений о сделках, заключенных в иных опорных пунктах Венецианской Романии, государствах Италии, Константинополе и на других рынках. Сосредоточенность братьев Соранцо на закупках в одном регионе, не вполне благоразумная с точки зрения распределения рисков, может быть результатом случайного стечения обстоятельств, приверженности семейной традиции или применения осознанной бизнес-стратегии. Однако существует также гипотеза, объясняющая специфику данных libro real nuovo аномальной природой этого источника. Как установил в 1952 г. экономист Томмазо Дзерби, счетная книга является компиляцией, подготовленной на основе бухгалтерских документов фратерны по случаю судебного процесса, проходившего в магистратуре giudici di petizion [374 - Zerbi T. Le origini della partita doppia. Gestioni aziendali e situazioni di mercato nei secoli XIV e X V. Milano, 1952. P. 373.]. Точное назначение этого сборника и критерии помещения в него отдельных материалов неизвестны, хотя было бы естественно, если бы они определялись потребностями тяжбы. Вполне вероятно, что libro real nuovo отражает не всю совокупность совершенных фирмой операций, а лишь ту их часть, которая казалась создателю книги актуальной в рамках судебного разбирательства. В особенности это относится к деятельности братьев Соранцо «in proprio», т. е. финансируемой ими из личных средств каждого, а не из общей кассы фратерны. Подобная активность освещается неравномерно: доходы и расходы Донадо, старшего брата, перечислены максимально подробно, а для вышеупомянутого партнерства Лоренцо с Марином и Даниэле Соранцо указано только конечное сальдо счета на Тану.
   Потенциальная неполнота информации, сообщаемой в libro real nuovo, затрудняет комплексное изучение торговой фирмы Соранцо и механизмов ее функционирования. Применительно к интересующему нас вопросу было бы сложно рассуждать о месте причерноморского направления в сети торговых контактов, описанной лишь фрагментарно. Несмотря на проблемы, возникающие при признании особенностей источника, противоположная позиция, игнорирующая открытие Томмазо Дзерби, не выглядит продуктивной. Скажем, историка Йон-Кук Нама, написавшего монографию о торговле хлопком, следование ей привело к выводу о том, что в Венеции XV в. сформировался новый тип ведения бизнеса – моноориентированная купеческая компания [375 - Nam J.-K. Le commerce du coton en Méditerranée à la fn du Moyen Age. Leiden; Boston, 2007. (Te Medieval Mediterranean. Peoples, Economies and Cultures, 400–1500; Vol. 68). P. 117–118.]. Поскольку данное утверждение подкрепляется всего лишь двумя примерами, одним из которых является фратерна Соранцо, а другим – фирма Альвизе Базеджио и Паоло Карольдо, действовавшая во второй половине века, едва ли оно может считаться полностью доказанным. Вместе с тем, анализируя сведения libro real nuovo о движении цен на хлопок, накладных и транспортных расходах, объеме импорта, норме прибыли и прочих аспектах торговли, Йон-Кук Нам демонстрирует богатый потенциал использования счетной книги в исследованиях по экономической истории. Часто обращение к записям фратерны не имеет достойной альтернативы, поскольку от первых десятилетий XV в. не сохранилось материалов венецианского происхождения, сопоставимых с ними по обилию количественных данных.
   Таким образом, наиболее актуальной задачей, связанной с изучением бухгалтерских документов фирмы Соранцо, оказывается уточнение пределов, в которых аномальная природа libro real nuovo может влиять на объективность ее содержания. Для того, чтобы в дальнейшем оперировать данными книги с большей свободой, необходимо вернуться на этап ее источниковедческой характеристики и восполнить существующие пробелы, опираясь на методы внешней и внутренней критики. Среди вопросов, требующих прояснения, следует назвать датировку и авторство libro real nuovo; суть юридического конфликта, давшего повод к ее созданию; ход и результаты судебного процесса; позицию, занимаемую в тяжбе составителем; первоначальное назначение компиляции и принципы отбора счетов; происхождение записей и степень их переработки при помещении в книгу; особенности системы учета, порожденные обстоятельствами возникновения регистра, и прочее. Часть ответов может быть обнаружена в самом тексте источника, другая – получена путем его сравнения с libro vechio real, уцелевшим отрывком второй из книг фратерны. Создатель libro real nuovo практически полностью продублировал ее в своем сборнике, поэтому она мало добавляет к его содержанию и редко вызывает интерес историков. Тем не менее, именно libro vechio real позволяет реконструировать отношение счетовода к редактированию исходных материалов. Наконец, в тех случаях, когда бухгалтерских записей недостаточно, должны привлекаться дополнительные источники, в частности, торговые письма участников компании и документы судебного процесса Соранцо в магистратуре giudici di petizion.
   Однако прежде, чем приступить к реализации намеченной программы исследований [376 - Выполнение поставленных задач начато автором настоящей работы в статье, опубликованной в журнале «Средние века»: Рябова М. А. Судебный процесс братьев Соранцо по данным счетных книг их фирмы // Средние века. 2014. Т. 75. № 3–4. С. 264–289.], целесообразно будет рассмотреть судьбу самих рукописей, сохранивших для нас бухгалтерскую отчетность фирмы Соранцо. Как правило, при анализе счетных книг происхождение манускриптов не имеет особого значения – ведь едва ли найдутся охотники фальсифицировать текст, несущий в себе столь мало сенсационности. Иначе обстоит дело с бумагами Соранцо, изучение которых отягощено грузом нерешенных источниковедческих проблем (см. выше), а также несоответствиями в истории ввода книг в научный оборот [377 - Профессиональное сообщество впервые познакомилось с libro real nuovo в монографии Витторио Альфиери (1863–1930), опубликованной в 1891 г. (Alferi V. La partita doppia applicata alle scritture delle antiche aziende mercantili veneziane. Torino; Roma; Milano; Firenze; Napoli, 1891). Ее автор, преподаватель бухгалтерского учета в техническом училище г. Перуджи, не имевший подготовки историка, впервые приехал в Венецию несколькими месяцами ранее с целью повышения квалификации. К сожалению, В. Альфиери не уточнял, где и каким образом ему удалось обнаружить рукопись; его коллеги считали по умолчанию, что к тому моменту она уже находилась в Венецианском архиве. Дочь исследователя Томмаза Альфиери, напротив, утверждала, будто манускрипт был найден на заброшенном чердаке Ка’Фоскари (Paris A. Un proflo di Vittorio Alferi. Introduzione all’Opera // Alferi V. La partita doppia applicata alle scritture delle antiche aziende mercantili veneziane. Roma, 1994 (2 ed.). P. XXXIV). Оценку правдоподобия данной версии см. ниже.]. Небольшое отступление архивоведческого характера не только предотвратит сомнения в подлинности libro real nuovo, но и позволит очертить круг фондов, в разное время служивших для рукописей фратерны местом хранения. В этих подразделениях Венецианского архива логично будет вести поиски дополнительных материалов, имеющих отношение к фирме Соранцо. Природа libro real nuovo подразумевает связь счетной книги с двумя группами документации: хозяйственной, созданной братьями в их повседневной деятельности, и судебной, возникшей во время тяжбы. Значительная часть того и другого комплекса оказалась утрачена, остальное рассеяно между несколькими архивными фондами. Реконструкция перемещений, которым подвергались бухгалтерские книги, помогает собрать кусочки этой головоломки воедино и понять, какие из ее элементов потеряны для нас безвозвратно, – подобно, например, недостающим листам libro vechio real. Еще одним стимулом для применения к книгам Соранцо архивоведческого подхода является наличие в затронутых нами собраниях – а именно, фонде giudici di petizion и коллекции Греголин – источников по истории Причерноморья, до недавних пор неизвестных современной науке. Многие из них проделали примерно тот же путь, что и рукописи фратерны, и были отчуждены от массива родственных им документов в силу сходных обстоятельств. Благодаря этому, соображения о принципах формирования и внутренней структуре соответствующих фондов могут пользоваться востребованностью и в более широком контексте архивных изысканий, не обязательно ограниченных бумагами братьев Соранцо.
//-- * * * --//
   В настоящее время счетные книги фратерны Соранцо, известные в научной литературе как libro real nuovo («новая главная книга») и libro vechio real (или libro real vechio, т. е. «старая главная книга»), хранятся в Государственном архиве Венеции, среди рукописей знаменитой коллекции Греголин, названной так по имени составителя – архивиста второй половины XIX в. Франческо Греголина. Помимо бухгалтерских записей, коллекция содержит рисунки и разнообразные документы за период с середины XIV в. по 1797 г., в том числе официальную и частную переписку, договоры купли-продажи и аренды, соглашения о выплате приданого, доверенности и завещания [378 - См. описания коллекции в путеводителях по Венецианскому архиву: Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia. Indice generale, storico, descrittivo ed analitico. T. 2. Archivi dell’amministrazione provinciale della Repubblica Veneta. Archivi delle rappresentanze diplomatiche e consolari. Archivi dei governi succeduti alla Repubblica Veneta. Archivi degli istituti religiosi e archivi minori. Roma, 1940. P. 262; Archivio di Stato di Venezia. A cura di M. F. Tiepolo e G. Migliardi O’Riordan // Guida generale degli Archivi di Stato. T. I V. Roma, 1994. P. 1133.]. Происхождение большинства их неизвестно, но природа некоторых писем подразумевает, что первоначально они должны были относиться к фондам прокураторов св. Марка, глав Совета Десяти и государственных инквизиторов. Установить, кто и когда изъял эти документы, не представляется возможным, однако едва ли справедливо целиком приписывать их перемещения произволу Франческо Греголина, как это делает, например, Ричард Мак-Кинни, критикующий предшественника за небрежность и излишние амбиции [379 - Шотландский специалист характеризует Ф. Греголина как «… амбициозного архивиста, чья попытка реорганизовать собрание писем была одновременно решительной, произвольной и незавершенной» (MacKenney R. Letters from the Venetian Archive // Bulletin of the John Rylands University Library of Manchester. 1990. Vol. 72. P. 133).]. Нельзя забывать, что на протяжении XIX в. материалы Венецианского архива неоднократно подвергались конфискациям, которые итальянская наука красноречиво именует «австрийскими грабежами» («depredazioni austriache») [380 - Краткое изложение истории конфискаций см.: Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia. Indice generale, storico, descrittivo ed analitico. T. 1. Archivi dell’amministrazione centrale della Repubblica Veneta e archivi notarili. Roma, 1937. P. 4–5; Guida generale… T. I V. Р. 871–872; Preto P. Cecchetti, Bartolomeo // DBI. Vol. 23. Roma, 1979. P. 227–230. См. также текст статьи в электронной версии словаря на сайте издательства «Институт Итальянской энциклопедии» (Istituto dell’Enciclopedia Italiana), URL: http:// www.treccani.it/enciclopedia/bartolomeo-cecchetti_ (Dizionario-Biografco) / (дата обращения: 11.12.2014). Более подробные сведения об этих событиях см.: Gar T. Nuova serie di codici trasmessi a Vienna dalla Biblioteca di Brera in Milano, l’anno 1837 // ASI. 1843. T. 5. P. 453–470; Idem. Nuova serie di codici mandati a Vienna dalla direzione della Biblioteca di Brera il 22 febbraio 1842 // Ibid. P. 471–476; Cecchetti B. Della dispersione di documenti veneziani e di alcuni archivii del Veneto // Atti dell’I.R. Istituto veneto di scienze, lettere ed arti. 1865–1866. Ser. III. T. 11. P. 432–453; Dandolo G. Il benedettino Beda Dudik all’Archivio Generale di Venezia: memoria documentata. Venezia, 1866; Sagredo A. Spogliazioni austriache nella città di Venezia // ASI. 1866. Ser. III. T. 4. Parte 2. P. 164–172; Delle depredazioni austriache negli Archivi di Venezia: relazione e documenti / A cura di A. Berti et al. Venezia, 1866; Cérésole V. À propos de l’article XVIII du Traité de Vienne du 3 ottobre 1866. La vérité sur les déprédations autrichiennes à Venise. Trois lettres à M. A. Baschet. Venise, 1867; Sagredo A. Scioglimento e termine della vertenza del Regno d’Italia coll’Impero d’Austria sulla restituzione dei monumenti storici e artistici italiani, tolti nella Venezia e in Lombardia // ASI. 1868. Ser. III. T. 8. Parte 2. P. 191–194; Cecchetti B. Appunti sulla restituzione degli oggetti d’arte e d’antichità, e dei documenti, fatta dal Governo Austriaco all’Italia nel mese di settembre 1868 // Ibid. P. 195–200; Gar T. Cenno sui documenti restituiti dall ’Austria al l ’Archiv io genera le di Venezia // Atti dell’I.R. Istituto veneto di scienze, lettere ed arti. 1868–1869. Ser. III. T. 14. P. 190–197; Cavazzana Romanelli F. Gli Archivi della Serenissima. Concentrazioni e ordinamenti // Venezia e l’Austria. Atti del convegno internazionale di studi storici (Venezia, 28–31 ottobre 1997) / A cura di G. Benzoni e G. Cozzi. Venezia, 1999. P. 291–308; Cavazzana Romanelli F., Rossi Minutelli S. Archivi e biblioteche // Storia di Venezia. L’Ottocento e il Novecento / A cura di M. Isnenghi e S. Woolf. Vol. 2. Roma, 2002. P. 1081–1122.]. По крайне мере дважды, в 1805 и 1866 гг., жертвами этих мероприятий становились вышеупомянутые фонды глав Совета Десяти и государственных инквизиторов [381 - К сожалению, полных реестров вывезенного не существует. Примерный список по состоянию на 1807 г. подготовил Карло Антонио Марин; его выводы суммирует Бартоломео Чеккетти в докладе 1866 г. (Cecchetti B. Della dispersione di documenti veneziani… Р. 451). Перечень буст и фильц, изъятых Бедой Дудиком 22–23 июля1866 г., в том же году опубликовал Агостино Сагредо (Sagredo A. Spogliazioni austriache… Р. 169–170).], сначала утратившие сотни единиц хранения, а затем постепенно возвращавшие их [382 - Реституция архивных материалов была предусмотрена статьей 18 Венского мирного договора от 3 октября 1866 г. и итало-австрийской конвенцией от 14 июля 1868 г., однако совершалась не в полном объеме. Окончательное решение вопроса произошло по итогам Первой мировой войны, в соответствии со ст. 191–196 Сен-Жерменского трактата и с Венской конвенцией от 4 мая 1920 г. (Da Mosto A. L’Archiviodi Stato di Venezia… T. 1. P. 4; Guida generale… T. IV. P. 872).]. В подобной обстановке отдельные письма и посольские донесения, даже если они не подлежали отправке в Вену, с легкостью могли затеряться и быть впоследствии обнаружены Ф. Греголином. К сожалению, закономерный вопрос о том, в какой мере коллекция состоит из разрозненных документов, более или менее случайно попавших в его руки, а в какой – из материалов, подобранных в соответствии с определенным замыслом и специально изъятых из фондов, пока не имеет обоснованного ответа, во многом из-за недостаточной изученности методологических взглядов Франческо Греголина, его научного вклада и деятельности в качестве сотрудника Венецианского архива.
   Главным инструментом для работы с коллекцией является рукописный инвентарь [383 - ASV. Miscellanea Gregolin. Inventario manoscritto sec. XIX. 246 (ex 201 II). См. также отсканированные изображения страниц инвентаря на сайте информационной системы архива: Miscellanea Gregolin. Inventario manoscritto sec. XIX. 246 (ex 201 II) // Guida on-line SiASVe, Sistema informativo dell’Archivio di Stato di Venezia. URL: http://www.archiviodistatovenezia.it/siasve/cgi-bin/pagina.pl?Tipo=riprodinventario& Chiave=182 (дата обращения: 11.12.2014).], подготовленный в конце XIX в. либо ее непосредственным создателем, либо одним из его ближайших сотрудников. Несмотря на многочисленные поправки, внесенные за прошедшее столетие, этот каталог изобилует ошибками и неточностями. Достаточно сказать, что в нем описаны пятьдесят пять папок, или буст (итал. busta), в то время как коллекция насчитывает, по данным ревизии 2007 г., шестьдесят одну [384 - Точное число буст в коллекции Греголин было установлено Моникой дель Рио в ходе сбора данных для проекта «Информационная система Государственного архива Венеции» (Guida on-line SiASVe, Sistema informativo dell’Archivio di Stato di Venezia). См. карточку фонда в электронном каталоге проекта: Miscellanea Gregolin, sec. XIV – 1797 // Guida on-line SiASVe. URL: http://www.archiviodistatovenezia.it/ siasve/cgi-bin/pagina.pl?Tipo=fondo&Chiave=7353 (дата обращения: 11.12.2014). Ранее считалось, что их 58, и именно эта цифра приводится в печатных изданиях путеводителей по архиву (Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 2. P. 262; Guida generale… T. IV. P. 1133).]. Тем не менее, инвентарь дает представление об использованных Ф. Греголином принципах классификации архивных материалов: в зависимости от жанровой принадлежности и содержания они делятся на категории, внутри каждой из которых документы расположены по хронологии, именам создателей или географическому происхождению. Обозначения тематических разделов («письма государей и других особ», «политические письма, адресованные послам, ректорам и прочим», «частная переписка по политическим вопросам», «частная переписка, представляющая некоторый интерес» и т. д.) могут показаться современному исследователю не вполне корректными, а порой откровенно дезориентирующими, хотя к категории «торговые записи» (registri commerciali, бусты № 13–15), куда входят фрагменты счетных книг, это относится в последнюю очередь. Судя по всему, автора инвентаря мало интересовало ее содержимое: приложив значительные усилия для каталогизации писем, он не стал перечислять бухгалтерские документы, включенные в каждую из буст раздела, а обозначил только пределы их датировок [385 - В указаниях датировок, впрочем, присутствует изрядная доля путаницы. Так, в оглавлении каталога приводятся хронологические рамки 1416–1585 гг. для бусты № 13, 1406–1565 гг. для бусты № 14 и 1462–1606 гг. для бусты № 15 (ASV. Miscellanea Gregolin. Inventario manoscritto sec. XIX. 246 (ex 201 II). F. 1v), а на 16-м листе, без номеров буст, – 1406–1606 гг. для первой, 1416–1585 гг. для второй и XV–XVI вв. для третьей (Ibid. F. 16r).]. Именно поэтому в первоначальной версии справочника отсутствовали упоминания о бумагах фратерны Соранцо, и краткая запись о существовании этого источника [386 - Запись, которая имеется в виду, гласит: «b(usta) 14 = libri commerciali Soranzo» (Ibid. F. 16r).] была сделана уже в XX в., после того как стала очевидной его ценность для специалистов по экономической истории. Есть также основания полагать, что Ф. Греголин и его коллеги неверно идентифицировали бухгалтерские книги, поскольку заглавие, выполненное на обложке libro real nuovo почерком XIX в., указывает на принадлежность рукописи банку Соранцо – финансовому учреждению, действовавшему в период с 1370-х гг. по 1455 г. под руководством Габриэле ди Джованни Соранцо, а затем его сына Кристофоро и внука Бенетто [387 - Barbaro M., Tasca A. Arbori de’ patritii veneti. Reg. VII. Carte 37–41; Ferrara F. Gli antichi banchi di Venezia // Nuova antologia di scienze, lettere ed arti. 1871. Vol. 16. Fasc. 1 (gennaio). P. 185–191; Idem. Documenti per servire alla Storia dei Banchi veneziani // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 110–155; Mueller R. C. Te Venetian Money Market… P. 156, 166, 174–175, 182, 20 0 –211, 640–647.]. Банкиры Соранцо, будучи во многих отношениях более заметными персонажами венецианской истории, чем сыновья Веттора Соранцо из Сан-Самуэле, не состояли с ними в близком родстве и не принимали прямого участия в создании счетных книг фратерны. Возможно, ошибочная атрибуция бухгалтерских записей стала одной из причин того, что в коллекции Греголин они хранятся отдельно от прочих бумаг братьев Соранцо. Libro real nuovo и libro vechio real были помещены составителем в бусту № 14, вместе с небольшой тетрадью, известной под названием книги Гримани (mastro Grimani) и никак с ними не связанной [388 - ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 14.]. Напротив, в соседней, тринадцатой, бусте находится книга писем фратерны (libro delle lettere) – сборник с копиями 25 посланий, отправленных Джакомо Соранцо в 1418–1420 гг. различным адресатам в Венеции, Сирии, Лондоне и Брюгге [389 - ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 13.]. В регистрах такого рода фиксировались важнейшие управленческие решения, принятые участниками торгового предприятия, а потому они были незаменимы в случае судебной тяжбы и, по сути, входили в состав комплекса бухгалтерской отчетности [390 - Alferi V. La partita doppia applicata… P. 43.]. Наконец, в бусте № 8 можно обнаружить примерно два десятка писем, полученных Донадо Соранцо от его агентов в Дамаске, Бейруте, Акре и Триполи [391 - ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 8.]. Разрозненность упомянутых материалов свидетельствует о непростой архивной судьбе источников, характеризующих деятельность фратерны. Общую картину дополняют два немаловажных факта: наличие еще одной подборки писем Донадо Соранцо в «Коллекции документов, не принадлежащих ни к одному из архивов», созданной вскоре после коллекции Греголин [392 - ASV. Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio (1274–1816, con documenti in copia da l 1090). Busta 8. Описание коллекции см.: Da Mosto A. L’Archiviodi Stato di Venezia… T. 2. P. 261; Guida generale… T. IV. P. 1129, – и в проекте SiASVe: Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio, 1274–1816 // Guida online SiASVe. URL: http://www.archiviodistatovenezia.it/siasve/cgi-bin/pagina.pl? Tipo=fondo&Chiave=13905 (дата обращения: 11.12.2014). См. также рукописный индекс коллекции (ASV. Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio. Indice manoscritto sec. XX. 236 (ex 205 II)) и его отсканированную версию на сайте архива: Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio. Indice manoscritto sec. XX. 236 (ex 205 II) // Guida on-line SiASVe. URL: http://www.archiviodistatovenezia.it/siasve/cgibin/pagina.pl?Tipo=riprodinventario&Chiave=207 (дата обращения: 11.12.2014).], и отсутствие у книг Соранцо так называемого алфавита – указателя счетов, помогавшего ориентироваться в бухгалтерских записях. Учитывая его необходимость для повседневного использования счетной книги, можно предположить, что он существовал в виде отдельной тетради, подобной сохранившимся в собрании Гримани-Барбариго, и был утерян во время одного из перемещений, которым подвергались регистры братьев Соранцо.
   Реконструкция судьбы упомянутых рукописей в период между их созданием и включением в коллекцию Греголин относится к неординарным исследовательским задачам, не имеющим однозначного решения при современном состоянии источниковой базы. В то же время, соображения о природе libro real nuovo, высказанные Томмазо Дзерби в середине XX в., позволяют сформулировать ряд предположений по поводу предшествующего местонахождения этого манускрипта. Напомним, итальянский экономист впервые связал его возникновение с потребностями судебного процесса, проходившего в магистратуре giudici di petizion и затронувшего интересы непосредственных участников фратерны, их сестры Марколины и ее мужа Луки Донадо, а также монастыря Сан-Лоренцо, в котором приняли постриг по меньшей мере две женщины из семьи Соранцо. Согласно гипотезе Т. Дзерби, «новая главная книга» была составлена одним из братьев Соранцо – скорее всего, Пьеро или Лоренцо – в целях документального подтверждения собственной позиции [393 - Zerbi T. Le origini della partita doppia… P. 373.], а потому логично было бы считать первоначальным местом ее хранения архив giudici di petizion.
   В пользу этой версии свидетельствует запись, сделанная на последнем заполненном листе libro real nuovo рукой судьи Бартоломео Марчелло: «† Ih(es)us. Ego Bartolameus Marcello s(ubscrip)s(i) iudex petitionum in 1445 a die 6 aprilis» [394 - ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 13. Libro real nuovo. F. 168d.]. Т. Дзерби видит в ней визу, наделяющую счетную книгу статусом письменного доказательства и санкционирующую ее приобщение к материалам дела [395 - Zerbi T. Le origini della partita doppia… P. 375.]. Хотя подобный вариант истолкования нельзя отбросить, он не вполне соответствует принятому в учреждении порядку документооборота: передача в архив актов, подтверждавших правоту каждой из сторон, не требовала специального разрешения судей, а, наоборот, являлась обязанностью участников процесса. Истец должен был представить доступные ему бумаги вместе с ходатайством о возбуждении дела (итал. «domanda» / лат. «petitio»), ответчик сопровождал ими защитительную речь (итал. «risposta»). Регистрацией поступлений занимались нотарии, заносившие их в специальную книгу и обходившиеся, как правило, без дополнительного визирования документов [396 - Cassandro G. I. La curia di petizion e il diritto processuale di Venezia. Venezia, 1937. Р. 210.]. Учитывая отсутствие судейских помет на рукописи libro vechio real, имевшей, вероятно, общую судьбу с libro real nuovo, остается предположить одно из двух: либо в случае с бухгалтерскими записями фратерны стандартный порядок предъявления суду письменных актов оказался нарушен (например, «новая главная книга» составлялась непосредственно в ходе разбирательства и привлекалась в качестве аргумента уже после процедуры публикации процесса [397 - Процедура публикации состояла в том, что один из судей оглашал в присутствии сторон исковое заявление и защитительную речь; с этого момента участники процесса не должны были вводить в него новые доказательства (Cassandro G. I. La curia di petizion… P. 201–202).]), либо рассматриваемой визе следует придавать совершенно иное значение. Будучи расположенной в верхней части первого из пяти незаполненных листов libro real nuovo, она могла указывать на окончание текста книги и препятствовать добавлению в него новых счетов.
   Так или иначе, в апреле 1445 г. бухгалтерские документы братьев Соранцо находились в руках судей по петициям, после чего они, видимо, поступили в архив магистратуры, объединенный с бумагами других гражданских судов первой инстанции в общий фонд, который располагался во Дворце Дожей и вследствие этого получил название «archivio delle scritture vecchie di palazzo» [398 - Guida generale… T. IV. Р. 870, 987.]. Изложение истории собрания проливает дополнительный свет на перемещения счетных книг, обусловленные его дальнейшими трансформациями. К сожалению, точное определение времени и причины устранения регистров из судебного архива едва ли возможно, поскольку задолго до начала деятельности Франческо Греголина неоднократно возникала перспектива их изъятия. С 1671 г. фонд состоял в ведении «блюстителей и исполнителей законов» (conservatori ed esecutori delle leggi), особых должностных лиц, осуществлявших контроль над нотариатом и судебными чиновниками и как минимум дважды, в 1672–1673 гг. и в 1770-х гг., инициировавших масштабные реорганизации вверенного их попечению собрания документов [399 - Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 1. P. 79; Guida generale… T. IV. P. 870, 986–987, 1062–1063; Bellabarba M. Le pratiche del diritto civile: gli avvocati, le «Correzioni», i «conservatori delle leggi» // Storia di Venezia. Vol. 6. Dal Rinascimento al Barocco. A cura di G. Cozzi e P. Prodi. Roma, 1994. P. 795–824. См. также соответствующий фонд (ASV. Conservatori ed esecutori alle leggi, 1554–1797, con documenti in copia dal 1399) и его профиль на сайте информационной системы архива: Conservatori ed esecutori alle leggi, 1554–1797 // Guida on-line SiASVe. URL: http:// www.archiviodistatovenezia.it/siasve/cgi-bin/pagina.pl?ChiaveAlbero=6662&TuttoAper to=1&Tipo=fondo&Chiave=6662 (дата обращения: 11.12.2014).]. Цели и методы проведения этих акций никогда не становились предметом специального изучения, а значит, стремление к очищению фонда от избыточной массы накопившихся в нем письменных свидетельств может на данном этапе рассматриваться в качестве вероятной мотивации «блюстителей». В то же время, принадлежность к венецианской политической культуре должна была удерживать этих чиновников от излишне радикальных преобразований, и им вряд ли следует приписывать покушение на сохранность бухгалтерских книг фратерны. Учитывая, что материалы, отсеянные из судебного архива в XVII–XVIII вв., были утрачены, регистры братьев Соранцо почти наверняка оставались в нем и в 1797 г., когда прекратила существование Венецианская республика. Документальным подтверждением этого факта наука, впрочем, не располагает, так как наиболее ранний из дошедших до нас инвентарей – «Catastico nuovo delle vecchie scritture del palazzo», созданный в 1773–1779 гг., по итогам очередной реорганизации [400 - Доступен для консультаций в копии: ASV. Giudici di petizion. Inventario dattiloscritto (inv. 418).], – является весьма суммарным описанием. Не упоминая отдельных источников, он отражает структуру фонда, аналогичную современной: как и теперь, акты распределяются по сериям согласно их формальному типу, вне зависимости от содержания бумаги и ее связи с конкретным процессом. Специальная серия для письменных доказательств не предусмотрена, поэтому можно только догадываться, в каком из разделов находились счетные книги фратерны.
   Благодаря своей лаконичности, инвентарь XVIII в. использовался архивистами на протяжении длительного промежутка времени. Именно на него опирался Андреа да Мосто при составлении соответствующего раздела в путеводителе 1937 г. [401 - Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 1. P. 92.], что породило целый ряд неточностей, поскольку к началу XX в. данные реестра стали во многом расходиться с содержанием фонда. Сравнение части, посвященной документам giudici di petizion, с современными описаниями, прежде всего, каталогом, подготовленным в марте 2012 г. [402 - ASV. Giudici di petizion. Elenco dattiloscritto 2012 (funzionale alle richieste informatizzate). Текст также размещен на сайте архива: Giudici di petizion // Guida on-line SiASVe. URL: http://www.archiviodistatovenezia.it/siasve/documenti/giudici_ petizion.pdf (дата обращения: 11.12.2014).], по случаю внедрения в Государственном архиве Венеции системы электронного заказа, позволяет обнаружить в этом разделе собрания крупные лакуны. Целые серии («Nomina ordinari», «Scriver in corte», «Citazioni» и проч.) оказались почти полностью утрачены, других («Frammenti antichi appartenenti a serie diverse», «Pergamene», «Commissarie»), напротив, не существовало во время функционирования магистратуры. Изменения в составе фонда, выявленные в результате подобного сопоставления, отражены в таблице № 1 (см. приложение). Новые серии обязаны своим возникновением деятельности архивистов, пытавшихся классифицировать судебные записи, в то время как появление лакун связано, очевидно, с перемещениями материалов. Согласно статистическим выкладкам, опубликованным Бартоломео Чеккетти и Франческо Греголином в 1866 г., к этому времени в наличии оставались 2312 единиц хранения [403 - Cecchetti B., Gregolin F. Titoli e note cronologiche degli archivii dell’ex Repubblica Veneta e dei governi successivi. Venezia, 1866. P. 23.] из 2632, указанных в инвентаре XVIII в., то есть около 87,8 % от общего числа регистров, фильц и буст. Поскольку в настоящий момент фонд насчитывает примерно 2298 единиц, можно утверждать, что бóльшую часть потерь он понес вследствие перипетий первой половины XIX в., последовавших за вторжением в область Венето наполеоновских войск.
   После роспуска Большого совета 12 мая 1797 г. и упразднения прочих государственных учреждений Венецианской республики их архивы оказались подчинены правопреемникам – органам новой администрации, более озабоченным текущими управленческими задачами, чем хранением массы бумаг, утративших свое прикладное значение [404 - Cadorin G. Archivi pubblici e privati. Degli archivi veneti generali // Venezia e le sue lagune. Vol. 2. Parte 2. Appendici. Venezia, 1847. P. 4; Guida generale… T. IV. P. 871.]. За спасение исторического наследия Светлейшей взялись немногочисленные энтузиасты архивного дела, добивавшиеся сосредоточения разрозненных фондов в рамках единого собрания. Австрийские власти утвердили план его создания в 1804 г. [405 - Guida generale… T. I V. P. 872–873.], однако первые реальные шаги в этом направлении были предприняты в 1807 г., в краткий период, когда Венеция входила в созданное Наполеоном Итальянское королевство. В соответствии с представлениями эпохи об оптимальной организации архива, материалы распределялись между тремя центрами, соотносившимися с тремя ветвями государственного управления: бумаги «политического» характера, т. е. законодательные и дипломатические, переносились в помещение скуолы Сан-Теодоро, фискальные документы и прочие материалы, имевшие отношение к казенному имуществу, отправлялись в палаццо близ церкви Сан-Проволо, а для судебных записей предназначалось здание ликвидированного в том же году монастыря Сан-Джованни-ин-Латерано [406 - Cadorin G. Archivi pubblici e privati… P. 4–5; Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 198; Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 1. P. 4; Guida generale… T. I V. P. 873.]. После возвращения Венеции под австрийское господство в 1814 г. Якопо Кьодо, временно возглавлявший архив Сан-Теодоро, обратился к императору Францу I с ходатайством о слиянии трех хранилищ. В ответ на его просьбу высочайшими рескриптами от 13 декабря 1815 г. был создан Главный архив области Венето (Archivio generale veneto), объединивший, пусть только на бумаге, вышеупомянутые учреждения [407 - Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 198; Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 1. P. 4; Guida generale… T. IV. P. 873.]. Разместить их фонды предполагалось изначально в монастыре Сан-Дзаккариа, однако уже после того, как туда были перевезены некоторые документы, создатели нового института отказались от этой идеи [408 - Guida generale… T. IV. P. 873.]. В конце концов они остановили свой выбор на комплексе зданий в сестьере Сан-Поло, ранее принадлежавших францисканскому монастырю Санта-Мария Глориоза деи Фрари, а также братствам Св. Антония и Флорентинцев [409 - Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia… T. 1. P. 4; Guida generale… T. IV. P. 873.]. В период с 1817 по 1822 гг. архив поглотил не только содержимое наполеоновских хранилищ Сан-Теодоро и Сан-Проволо, но и значительное число материалов, рассеянных между канцеляриями различных органов власти, с одним заметным исключением в виде фонда нотариальных актов [410 - Guida generale… T. IV. P. 873–874.]. Несколько позднее, около 1828 г., собрание пополнили документы судебных магистратур [411 - Cadorin G. Archivi pubblici e privati… P. 5.].
   Таким образом, за промежуток времени продолжительностью около двадцати пяти лет бумаги судей по петициям успели дважды, если не трижды, поменять свое местонахождение: сначала они были отправлены из Дворца Дожей в центральную часть сестьере Кастелло, а после этого – за Большой канал, в район Сан-Поло. Вместе с тем, изъятие из фонда счетных книг фратерны Соранцо едва ли произошло при подготовке этих перемещений. Хотя было бы разумно устранить бухгалтерские записи из судебного архива Сан-Джованни-ин-Латерано, на практике транспортировка документов осуществлялась в столь сжатые сроки, что ее организаторы почти наверняка не имели возможности сортировать перевозимые материалы. Вариант, в котором книги оказались бы потеряны по небрежности и обнаружены при слиянии хранилищ, неправдоподобен: как показывает судьба утраченных серий фонда, источники, покинувшие его при подобных обстоятельствах, имели крайне мало шансов уцелеть физически. Вероятнее всего, в первой трети XIX в. рукописи libro real nuovo и libro vechio real путешествовали по Венеции вместе с судебными документами, и благодаря этому они, в конце концов, попали в архив Фрари. Их дальнейшие перемещения определялись непрерывными усилиями сотрудников нового учреждения по упорядочению поступивших к ним актов. Как известно, основой первоначального устройства архива являлся «систематический план», разработанный его первым директором, вышеупомянутым Якопо Кьодо (1759–1842), и подразумевавший такое расположение фондов, которое воспроизводило бы визуально логические взаимосвязи венецианской системы государственного управления [412 - Cadorin G. Archivi pubblici e privati… P. 5–30; Guida generale… T. I V. P. 875.]. Проект во многих аспектах отличался схематичностью, поэтому преемники Я. Кьодо отказались от его полной реализации, однако отраженное в нем представление об иерархии значимости источников сохраняло актуальность вплоть до рубежа XIX–XX вв. В этот период специалисты по архивному делу считали бухгалтерские и финансовые документы наименее ценными и нередко выбраковывали их, освобождая пространство для хранения других материалов [413 - Guida generale… T. IV. P. 874.]. Видимо, счетные книги братьев Соранцо стали жертвой одной из подобных «чисток», грозивших им уничтожением. Согласно «Хронике Главного архива Венеции», публиковавшейся в журнале «Archivio veneto», бумаги судей по петициям были подвергнуты реорганизации в конце 1860-х гг. [414 - Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 200–201.], а в первом квартале 1871 г. их затронули меры по консолидации и «рациональному размещению» судебных архивов [415 - Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. Parte 2. P. 446.]. Вряд ли будет ошибкой предположить, что к моменту завершения указанных акций бухгалтерские книги успели покинуть фонд. Парадоксально, но от гибели рукописи могла спасти их неверная атрибуция: именно на рубеже 60-х и 70-х гг. XIX вв. активизировалось изучение венецианских банков, и в свет вышли первые работы, упоминавшие о финансовом учреждении, созданном представителями рода Соранцо. В 1868–1869 гг. поисками банковских документов [416 - В официальных бумагах ученый определил сферу своих интересов следующим образом: «Banchi veneti di scritta e banco publico (bancogiro); prestiti publici, amministrazione della Zecca veneta come banco» (Ammissioni alla sala di studio (1868–1870) // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 213).] в Венецианском архиве занимался Элиа Латтес (1843–1925), преподаватель Королевской научно-литературной академии в Милане [417 - Mimmo M. G. Lattes, Elia // DBI. Vol. 64. Roma, 2005. P. 29–31. См. также текст статьи в электронной версии словаря на сайте издательства «Институт Итальянской эн цик лопедии», U R L: ht tp://w w w.trecca ni.it/encicloped ia /elia-lat tes _(Diziona rio-Biografco)/ (дата обращения: 11.12.2014).]. Опубликованные им постановления Сената включали и те, которые непосредственно регулировали деятельность трех поколений банкиров Соранцо: Габриэле и его братьев [418 - Lattes E. La libertà delle banche a Venezia dal secolo XIII al XVII secondo i documenti inediti del R. Archivio dei Frari. Milano, 1869. P. 39–44 (Doc. IX–XI).], его сыновей Кристофоро, Джорджо и Маттео [419 - Ibid. P. 55–56 (Doc. XVI).], а также внука Бенетто [420 - Ibid. P. 73–74 (Doc. XXVI).]. В историографическом разделе своей книги Э. Латтес говорил о выводах предшественников с крайним неодобрением, называя их «баснями и вздором» [421 - Полное название раздела звучит следующим образом: «Favole e spropositi generalmente accettati come storia delle Banche e dei Monti della Republica di Venezia» (Ibid. P. 1–11).]. Один из критикуемых авторов, известный экономист Франческо Феррара (1810–1900) [422 - Водовозов В. В. Феррара, Франческо // ЭСБЕ. Т. 35a. С. 606; Faucci R. L’economista scomodo. Vita e opere di Francesco Ferrara. Palermo, 1995; Idem. Ferrara, Francesco // DBI. Vol. 46. Roma, 1996. P. 474–484. См. также текст статьи в электронной версии словаря на сайте издательства «Институт Итальянской энциклопедии», URL: http:// www.treccani.it/enciclopedia/francesco-ferrara_(Dizionario-Biografco)/ (дата обращения: 11.12.2014).], воспринял близко к сердцу замечания в адрес написанного им предисловия к сборнику трудов по истории денежного обращения [423 - Ferrara F. Della moneta e de’suoi surrogati. Introduzione // Biblioteca dell’economista. Seconda serie. Trattati speciali. Vol. 5. Moneta e suoi surrogati. Torino, 1857. P. V–CCCXXVI.] и выступил с ответной статьей [424 - Idem. Gli antichi banchi di Venezia // Nuova antologia di scienze, lettere ed arti. 1871. Vol. 16. Fasc. 1 (gennaio). P. 177–213; Fasc. 2 (febbraio). P. 435–466.]. Признав справедливость утверждения Э. Латтеса о том, что его старшие коллеги систематически пренебрегали средневековыми источниками, ученый выразил намерение восполнить данный пробел. «Побуждаемый его [Э. Латтеса] прекрасным примером, – поясняет Ф. Феррара, – я испытывал бы чувство вины перед приверженцами экономической науки, если бы, проживая в Венеции, не поспешил воспользоваться бесчисленными сокровищами, коими изобилует необъятный архив прославленного города, и полнейшей свободой, предоставляемой в наше время всякому, у кого возникнет потребность обратиться к ним, а также благожелательным и деликатным вниманием, с каковым досточтимые хранители этих сокровищ встречают вас и оказывают вам содействие» [425 - Ibid. P. 179.]. Действительно, имя Франческо Феррары присутствует в списках допущенных в читальный зал архива за 1870–1871 гг. [426 - Ammissioni alla sala di studio (1868–1870) // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 219; Ammissioni alla sala di studio nel primo trimestre 1871 // AV. 1871. T. 1. Parte 2. P. 448–449.]; итогом его изысканий стала, с одной стороны, вышеупомянутая статья в «Новой антологии литературы, наук и искусств», а с другой – подборка документов по истории венецианских банков, вошедшая в первый том журнала «Archivio veneto» [427 - Ferrara F. Documenti per servire alla Storia dei Banchi veneziani // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 106–155; Parte 2. P. 332–363.]. Обе публикации доносят немало сведений о банке Соранцо, выделяемом автором в качестве одного из наиболее значительных финансовых учреждений XIV–XV вв. Сообразовываясь с приведенными фактами, можно предложить следующий вариант развития событий, обусловивших дальнейшую судьбу счетных книг. При сортировке судебных бумаг в поле зрения архивистов попали бухгалтерские записи, показавшиеся им неуместными в контексте общего содержания фонда. Была установлена их принадлежность семейству Соранцо, которое вызывало определенный интерес у посетителей архива, поэтому рукописи пришлось сохранить и после их изъятия из материалов giudici di petizion. Не исключено, что они демонстрировались Э. Латтесу и Ф. Ферраре, когда те наводили справки о банке Соранцо, однако исследователей, хорошо владевших материалом, не ввела в заблуждение ошибка атрибуции, совершенная их предшественниками, и бухгалтерские книги не рассматривались ими в числе источников по истории банковского дела. Вероятность знакомства Ф. Феррары с записями фратерны Соранцо придает новый смысл одной из версий их происхождения, известной со слов Томмазы Альфиери. Дочь Витторио Альфиери, впервые проанализировавшего libro real nuovo, считала, будто ее отец обнаружил рукопись книги не в Венецианском архиве, а на чердаке Ка’Фоскари [428 - Paris A. Un proflo di Vittorio Alferi… P. XXXIV.] – здания, служившего помещением для Высшей торговой школы, впоследствии преобразованной в университет Ка’Фоскари. По любопытному стечению обстоятельств, пост директора этого учебного заведения занимал в период 1868–1900 гг. не кто иной, как Франческо Феррара [429 - Водовозов В. В. Феррара, Франческо. С. 606.]. Утверждение, не вызывавшее до сих пор доверия, обретает, таким образом, правдоподобное объяснение: высокий статус Ф. Феррары позволил бы ему позаимствовать у сотрудников архива манускрипт, не имевший в их глазах особой ценности, и в таком случае «новая главная книга» могла находиться в здании Ка’Фоскари в 1891 г., когда доступ к ней получил В. Альфиери.
   Впрочем, возможность подобного сценария не означает его соответствия действительности. Поскольку рассказ дочери В. Альфиери не подтверждается замечаниями самого ученого [430 - Alferi V. La partita doppia applicata… P. 42, nota 1.] и прямо противоречит воспоминаниям его современников [431 - Luchini E. Storia della ragioneria italiana. Milano, 1898. P. 60 (со ссылкой на Пьетро Ригобона).], мы придерживаемся того мнения, что счетные книги Соранцо не покидали архива, а были изъяты из фонда судей по петициям в начале 1870-х гг. и вскоре после этого переданы в коллекцию, формируемую Франческо Греголином. Опубликованные источники не приводят сведений о роли архивиста в перемещениях рукописей, так как политика тогдашней дирекции не была направлена на акцентирование индивидуального вклада каждого из сотрудников. Не случайно авторы первого выпуска «Хроники» заявляли: «… там, где имеет место исполнение долга, мы не поднимаем вопроса о личных заслугах, об «открытиях» и проч. <…> Восхваления, высказанные в журналах и книгах, излишни, когда речь идет лишь о констатации того, что какой-то служащий зарабатывал в огромной государственной мастерской свой хлеб насущный, а не принимал ее за институт благотворительности, подобно человеку, неспособному к труду» [432 - Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 199.]. Иными словами, выявление лиц, занимавшихся реорганизацией конкретных разделов собрания, и деталей этого процесса оказывается сопряжено с изучением так называемого «Archivietto», в отношении которого Венецианский архив выступает фондообразователем [433 - Guida generale… T. I V. P. 1032.], и личных бумаг отдельных специалистов. До тех пор, пока данную задачу не удастся реализовать, рассказ о судьбе рукописей Соранцо будет разумно ограничить приведенными выше рассуждениями.
//-- * * * --//
   Итак, своим текущим местонахождением счетные книги Соранцо обязаны сложным перипетиям формирования архива Фрари. В результате непрерывной систематизации материалов, проводившейся в соответствии с меняющейся концепцией этого учреждения, «портфолио» фирмы Соранцо распределилось между тремя собраниями: фондом giudici di petizion, коллекцией Греголин (Miscellanea Gregolin) и, в меньшей степени, «Коллекцией документов, не принадлежащих ни к одному из архивов» (Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio). Вероятнее всего, первоначально все эти источники хранились среди бумаг судей по петициям, образуя доказательную базу процесса братьев Соранцо. После очищения фонда от массы лишних, с точки зрения архивистов, свидетельств, в нем остались лишь записи сентенций по делу и сопровождающие их копии наиболее важных документов. Впрочем, мы допускаем, что какие-то из бумаг Соранцо могли не покинуть собрание, а попасть в одну из трех серий, созданных в XIX в. из разрозненных рукописей: «Frammenti antichi appartenenti a serie diverse» (1290–1613 гг.), «Miscellanea» (XIV–XVIII вв.) и «Pergamene» (1300–1793 гг.); в будущем эти подразделения необходимо будет подвергнуть тщательному рассмотрению. Важнейшая часть наследия фратерны – манускрипты двух счетных книг – перешла в коллекцию Греголин, вместе с «книгой писем» Джакомо Соранцо за 1418–1420 гг. и двумя десятками посланий, адресованных Донадо Соранцо его торговыми агентами. К сожалению, во время перемещений libro vechio real утратила не менее 17 листов; учитывая скептическое отношение историков XIX в. к бухгалтерским записям, шансы на их обнаружение весьма призрачны. Наконец, некоторое количество писем фратерны и фрагмент счетной книги Лоренцо Приули, агента братьев Соранцо в Сирии, пополнили собой «Коллекцию документов, не принадлежащих ни к одному из архивов», возникшую примерно в одно время с коллекцией Греголин, но еще менее изученную. В дальнейшем, анализируя перечисленные материалы как единый комплекс, автор настоящей работы надеется получить более целостное представление о фирме Соранцо и решить многие источниковедческие проблемы, связанные с аномальной природой libro real nuovo, открыв тем самым новые перспективы для ее использования в исследованиях по истории средневековой торговли, в том числе причерноморской.

Приложение

Таблица № 1. Состав фонда Giudici di petizion в Государственном архиве Венеции

Архивные фонды

   ASV. Archivio Grimani e Barbarigo (Raccolta Grimani-Barbarigo). Busta 41.
   ASV. Archivio Grimani e Barbarigo (Raccolta Grimani-Barbarigo). Busta 42.
   ASV. Giudici di petizion. Elenco dattiloscritto 2012 (funzionale alle richieste informatizzate).
   ASV. Giudici di petizion. Inventario dattiloscritto (inv. 418).
   ASV. Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio (1274–1816, con documenti in copia dal 1090). Busta 8.
   ASV. Miscellanea di carte non appartenenti ad alcun archivio. Indice manoscritto sec. XX. 236 (ex 205 II).
   ASV. Miscellanea Codici, I. Storia veneta, 17. Barbaro M., Tasca A. Arbori de’ patritii veneti. Reg. VII.
   ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 8.
   ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 13.
   ASV. Miscellanea Gregolin. Busta 14.
   ASV. Miscellanea Gregolin. Inventario manoscritto sec. XIX. 246 (ex 201 II).

Литература

   Водовозов В. В. Феррара, Франческо // ЭСБЕ. Т. 35a. СПб., 1902. С. 606.
   Карпов С. П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII–XV вв.: проблемы торговли. М., 1990.
   Скржинская Е. Ч. История Таны (XIV–XV вв.) // Барбаро и Контарини о России. М., 1971. С. 30–65.
   Alf eri V. La partita doppia applicata alle scritture delle antiche aziende mercantili veneziane. Torino; Roma; Milano; Firenze; Napoli, 1891.
   Ammissioni alla sala di studio (1868–1870) // AV. 1871. T. 1. Parte 1. P. 211–221.
   Ammissioni alla sala di studio nel primo trimestre 1871 // AV. 1871. T. 1. Parte 2. P. 448–449.
   Archivio di Stato di Venezia / A cura di M. F. Tiepolo e G. Migliardi O’Riordan // Guida generale degli Archivi di Stato. T. IV. Roma, 1994. P. 857–1147.
   Bellabarba M. Le pratiche del diritto civile: gli avvocati, le «Correzioni», i «conservatori delle leggi» // Storia di Venezia. Vol. 6. Dal Rinascimento al Barocco / A cura di G. Cozzi e P. Prodi. Roma, 1994. P. 795–824.
   Cadorin G. Archivi pubblici e privati. Degli archivi veneti generali // Venezia e le sue lagune. Vol. 2. Parte 2. Appendici. Venezia, 1847. P. 3–30.
   Cassandro G. I. La curia di petizion e il diritto processuale di Venezia. Venezia, 1937.
   Cavazzana Romanelli F. Gli Archivi della Serenissima. Concentrazionie ordinamenti // Venezia e l’Austria. Atti del convegno internazionale di studi storici (Venezia, 28–31 ottobre 1997) / A cura di G. Benzoni e G. Cozzi. Venezia, 1999. P. 291–308.
   Cavazzana Romanelli F., Rossi Minutelli S. Archivi e biblioteche // Storia di Venezia. L’Ottocento e il Novecento / A cura di M. Isnenghi e S. Woolf. Vol. 2. Roma, 2002. P. 1081–1122.
   Cecchetti B. Appunti sulla restituzione degli oggetti d’arte e d’antichità, e dei documenti, fatta dal Governo Austriaco all’ltalia nel mese di settembre 1868 // ASI. 1868. Ser. III. T. 8. Parte 2. P. 195–200.
   Cecchetti B. Della dispersione di documenti veneziani e di alcuni archivii del Veneto // Atti dell’I.R. Istituto veneto di scienze, lettere ed arti. Ser. III. T. 11. 1865–1866. P. 432–453.
   Cecchetti B., Gregolin F. Titoli e note cronologiche degli archivii dell ’ex Repubblica Veneta e dei governi successivi. Venezia, 1866.
   Cérésole V. À propos de l’article XVIII du Traité de Vienne du 3 ottobre 1866. La vérité sur les déprédations autrichiennes à Venise. Trois lettres à M. A. Baschet. Venise, 1867.
   Cronaca dell’Archivio Generale di Venezia // AV. 1871. T. 1. P. 198–210; 446–447.
   Da Mosto A. L’Archivio di Stato di Venezia. Indice generale, storico, descrittivo ed analitico. T. 1. Archivi dell’amministrazione centrale della Repubblica Veneta e archivi notarili. Roma, 1937. T. 2. Archivi dell’amministrazione provinciale della Repubblica Veneta. Archivi delle rappresentanze diplomatiche e consolari. Archivi dei governi succeduti alla Repubblica Veneta. Archivi degli istituti religiosi e archivi minori. Roma, 1940.
   Dandolo G. Il benedettino Beda Dudik all’Archivio Generale di Venezia: memoria documentata. Venezia, 1866.
   Delle depredazioni austriache negli Archivi di Venezia: relazione e documenti / A cura di A. Berti et al. Venezia, 1866.
   Doumerc B. Les Vénitiens à La Tana au XV -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

siècle // Le Moyen Âge. 1988. T. 94. Fasc. 3–4. P. 363–379.
   Faucci R. Ferrara, Francesco // DBI. Vol. 46. Roma, 1996. P. 474–484.
   Ferrara F. Della moneta e de’suoi surrogati. Introduzione // Biblioteca dell’economista. Seconda serie. Trattati speciali. Vol. 5. Moneta e suoi surrogati. Torino, 1857. P. V–CCCXXVI.
   Ferrara F. Documenti per servire alla Storia dei Banchi veneziani // AV. 1871. T. 1. P. 10 6 –155; 332 –3 6 3.
   Ferrara F. Gli antichi banchi di Venezia // Nuova antologia di scienze, lettere ed arti. 1871. Vol. 16. Fasc. 1 (gennaio). P. 177–213; Fasc. 2 (febbraio). P. 435–466.
   Gar T. Cenno sui documenti restituiti dall’Austria all’Archivio generale di Venezia // Atti dell’I.R. Istituto veneto di scienze, lettere ed arti. 1868–1869. Ser. III. T. 14. P. 190–197.
   Gar T. Nuova serie di codici trasmessi a Vienna dalla Biblioteca di Brera in Milano, l’anno 1837 // ASI. 1843. T. 5. P. 453–470.
   Gar T. Nuova serie di codici mandati a Vienna dalla direzione della Biblioteca di Brera il 22 febbraio 1842 // ASI. 1843. T. 5. P. 471–476.
   Lane F. C. Andrea Barbarigo, Merchant of Venice (1418–1449). Baltimore, 1944.
   Lattes E. La libertà delle banche a Venezia dal secolo XIII al XVII secondo i documenti inediti del R. Archivio dei Frari. Milano, 1869.
   Luchini E. Storia della ragioneria italiana. Milano, 1898.
   MacKenney R. Letters from the Venetian Archive // Bulletin of the John Rylands University Library of Manchester. 1990. Vol. 72. P. 133–143.
   Mimmo M. G. Lattes, Elia // DBI. Vol. 64. Roma, 2005. P. 29–31.
   Mueller R. C. The Venetian Money Market: Banks, Panics, and the Public Debt, 1200–1500. Baltimore; London, 1997. (Lane F. C., Mueller R. C. Money and Banking in Medieval and Renaissance Venice; Vol. II).
   Nam J.-K. Le commerce du cotton en Méditerranée à la f n du Moyen Age. LeidenBoston, 2007. (The Medieval Mediterranean. Peoples, Economies and Cultures, 400–1500; Vol. 68).
   Paris A. Un prof lo di Vittorio Alferi. Introduzione all’Opera // Alf eri V. La partita doppia applicata alle scritture delle antiche aziende mercantili veneziane. Roma, 1994 (2 ed.). P. XXXIII–XXXVI.
   Preto P. Cecchetti, Bartolomeo // DBI. Vol. 23. Roma, 1979. P. 227–230.
   Sagredo A. Scioglimento e termine della vertenza del Regno d’Italia coll’Impero d’Austria sulla restituzione dei monumenti storici e artistici italiani, tolti nella Venezia e in Lombardia // ASI. 1868. Ser. III. T. 8. Parte 2. P. 191–194.
   Sagredo A. Spogliazioni austriache nella città di Venezia // 1866. ASI. Ser. III. T. 4. Parte 2. P. 164–172.
   Zerbi T. Le origini della partita doppia. Gestioni aziendali e situazioni di mercato nei secoli XIV e XV. Milano, 1952.

Е. А. Хвальков
Документы венецианских нотариев Таны Никколо де Варсиса и Бенедетто де Смеритиса 1428–1454 гг

   Резюме: Статья посвящена анализу нотариальных актов, составленных в Тане венецианскими нотариями Никколо де Варсисом и Бенедетто Смеритисом в 30-е гг. XV в., в т. ч. их общему описанию, различным внешним характеристикам, языку и формуляру.

   Summary: Te article analyses the Venetian notarial acts drawn up in Tana by Nicolaus de Varsis and Benedictus Smeritis in the 1430s, and includes their general description, their external characteristics, their language and legal form.

   Ключевые слова: Тана, Венеция, Северное Причерноморье, нотариальные акты, Никколо де Варсис, Бенедетто Смеритис

   Keywords: Tana, Venice, Northern Black Sea region, notarial acts, Nicolaus de Varsis, Benedictus Smeritis.

   Одной из основных факторий в Северном Причерноморье для Генуи и единственной для Венеции была Тана. Изучение различных аспектов истории венецианских и генуэзских факторий Таны, облика города, быта и нравов его обитателей, социальной структуры и торгового значения позволяет реконструировать историю международных политических, экономических и культурных связей Северного Причерноморья с Русью, Западной Европой, Византией, Золотой Ордой, Средней Азией и Ближним Востоком. Исключительно важны в этом отношении данные венецианских и генуэзских источников, по преимуществу источников документальных. Эти материалы позволяют как реконструировать историю итальянских левантийских (и, в частности, причерноморских) факторий, так и закрыть многие белые пятна в истории Руси, Византии, кочевников Причерноморья и воссоздать этнический и социальный состав населения факторий, историю мореплавания, международных связей и отношений Византии, Руси, Золотой Орды, персидской державы ильханов и Западной Европы. Изучение документальных источников, происходящих из Причерноморья, неизбежно приводит к изучению различных вопросов из истории Византии, Балкан и Руси.
   Одним из важнейших типов документальных источников по истории европейского средневековья (и в том числе – по истории Причерноморья) являются нотариальные акты, составленные в причерноморских факториях. Реконструкция социальной истории на документальном материале нотариальных актов – традиционная тема исследования. Нотариальные акты, составленные в венецианских и генуэзских факториях давно и не без основания привлекают внимание исследователей, являясь одним из основных источников по экономической, политической и социальной истории Причерноморья [434 - См., на пр.: Карпов С. П. Венецианская Тана по акта м ка нцлера Бенедет то Бьянко (1359–60 гг.) // Причерноморье в средние века. Вып. 5. М.; СПб., 2001. C. 9–26; Он же. Источники по истории Причерноморья и Древней Руси в итальянских архивах // Вестник МГУ, сер. История. 1994. № 1. C. 3–16; Karpov S. P. Génois et Byzantins face à la Crise de Tana de 1343 d’après les documents d’archives inédits // Byzantinische Forschungen. Bd. 22. 1996. P. 33–51.]. Значительная часть этих источников еще не опубликована и не исследована.
   В целом на данный момент выявлено 1194 венецианских акта, составленных в Тане тридцатью четырьмя известными по имени нотариями Республики св. Марка [435 - Карпов С. П. Венецианская Тана по актам канцлера Бенедетто Бьянко (1359–60 гг.) … С. 10.]. Предметом настоящей работы послужили акты венецианских нотариев Никколо де Варсиса и Бенедетто Смеритиса, составленные в Тане. Они ранее не публиковались и не становились темой специальных штудий.
   Имбревиатуры нотариальных документов, составленных по преимуществу в Тане в 1430–1440 гг. нотариями Никколо де Варсисом и Бенедетто Смеритисом, хранятся в Государственном архиве Венеции в фондах Notarili Testamenti (далее – NT) и Cancelleria Inferior, Notai (далее – CI) [436 - Автор выражает искреннюю благодарность акад. РАН проф. С. П. Карпову, выявившему документы в Венецианском архиве, за все предоставленные в распоряжение автора фотокопии архивных материалов, а также Б. А. Макееву за проверку транскрипций документов.]. В Cancelleria Inferior после смерти и прекращения деятельности публичных нотариев в обязательном порядке поступали книги имбревиатур составленных ими документов [437 - Карпов С. П. Документы по истории венецианской фактории Тана во второй половине XIV в. // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 1. М., 1991. С. 192.].
   Исследуемые в данной работе нотариальные документы представляют собой три комплекса:
   1) Busta 917, включающая в себя один картулярий Бенедетто Смеритиса, в котором находятся имбревиатуры завещаний, составленных им в Тане с 22 июля 1432 г. до 6 апреля 1436 г. (далее следуют завещания, составленные в Константинополе и Александрии, которые не подвергаются здесь анализу как источник) [438 - ASV. NT. Cart. 917 (Benedictus Smeritis).]. Практика выделения завещаний самим нотарием в отдельный картулярий была достаточно распространена в Венеции [439 - Талызина А. А. Завещания Кристофоро Риццо, составленные в Тане (1411–1413) // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 5. М.; СПб., 2001. С. 27.].
   2) Busta 231, включающая в себя один картулярий Никколо де Варсиса, содержащий имбревиатуры разных документов, составленных им в Тане со 2 мая по 9 октября 1436 г., а также имбревиатура одного документа, составленного им ранее в Константинополе (25 марта 1435 г.) и вложенный в картулярий пергаменный инструмент от 17 августа 1445 г. [440 - ASV. CI. Cart. 231 (Nicolaus de Varsis).].
   3) Busta 750 с документами Никколо де Варсиса, содержащая одни только завещания, расположенные без хронологической последовательности и номинально включающая четыре картулярия (поскольку в Венецианском архиве они объединены под одним номером, а границы картуляриев не совпадают с хронологическими границами, то далее мы рассматриваем этот комплекс как один картулярий) [441 - ASV. NT. Cart. 750 (Nicolaus de Varsis).]. Документы датируются разным временем от 19 августа 1428 г. до 7 октября 1439 г. Мы не разделяем их здесь и рассматриваем эти документы как целостный комплекс по следующим причинам. Во-первых, они образуют качественное единство – в этот комплекс входят исключительно завещания. Во-вторых, они хранятся компактно в одной папке и, возможно, были объединены самим нотарием. Наконец, в-третьих, их объединяет сплошная нумерация листов внутри папки, от 1 до 45. Следует добавить, что в Cart. 750 вложена имбревиатура документа, составленная 19 августа 1428 г., до первого приезда Варсиса в Тану [442 - ASV. NT. Cart. 750. № 297. Fol. 9r.].
   Существует два принципа публикации нотариальных документов. Первый из них – публикация всех документов из фондов одного или нескольких нотариев. Второй – публикация выборки документов разных нотариев, составленных в определенном месте на ограниченном хронологическом срезе, всех имбревиатур за определенный временной промежуток. В нашем случае получается, что до некоторой степени эти два принципа совпадают. С одной стороны, нам неизвестны другие венецианские документы, происходящих из Таны за промежуток между 1428 и 1440 гг. [443 - Генуэзские документы из Таны вообще крайне редки: самый хронологически близкий к нашему периоду акт нотария Джованни Пинетто из Каффы, в котором Тана просто упоминается, датируется 1428 г.] Хронологически документам Смеритиса и Варсиса предшествуют акты нотариев 1420-х гг. Леонардо Вольпе (1424), Лоренцо Микьеля (1424) и Амброджо ди Сан-Витале (1426–1427); в период, следующий за 1430-ми гг. в Тане работали венецианские нотарии Анджело Нигро (1441–1444) и Пьетро Пеллакан (1446–1452). Таким образом, акты Варсиса и Смеритиса, очевидно, являются единственными дошедшими до нас нотариальными документами венецианского происхождения из Таны за 1430-е гг. С другой стороны, практически все документы выбранных нами нотариев Никколо де Варсиса и Бенедетто де Смеритиса составлены в Тане; несколько документов Варсиса составлены в Константинополе по дороге в Тану и на Риальто, но имеют к истории Таны тех лет непосредственное отношение. Несколько актов Смеритиса составлены в Константинополе и на галеях Александрии.
   Исследуемые документы Никколо де Варсиса представляют собой имбревиатуры актов, записанные в двух папках (ASV. CI. Busta 231; ASV. NT. Busta 750) на бумаге, причем в b. 231 вложен более поздний инструмент (подлинник документа), написанный на пергамене. От Смеритиса сохранился один картулярий (ASV. NT. Busta 917), в котором шесть листов занимают имбревиатуры завещаний. Не исключено, что часть страниц в некоторых местах могла быть утеряна. Сохранность дошедших до нас имбревиатур Никколо де Варсиса удовлетворительна, но весьма далека от идеальной. В конце b. 750 присутствуют значительные повреждения от влаги, сильно затрудняющие чтение. Акты Бенедетто де Смеритиса сохранились значительно лучше; проблемы в чтении связаны главным образом не с сохранностью, а с почерком. В документах Варсиса строки идут горизонтально, поля средние, расстояние между строками – примерно полторы ширины строки; у Смеритиса оно меньше, примерно одна ширина строки или даже меньше. В пергаменном инструменте Варсиса нет, вопреки ожиданиям, тенденции экономить материал – поля шире, а расстояние между строками больше, чем в написанных на бумаге имбревиатурах. Документы обоих нотариев написаны беглым нотариальным курсивом XIV–XV вв. Впрочем, при этом надо отметить, что у Никколо де Варсиса имеются черты позднеготического итальянского письма. К таким чертам можно отнести четко выписанные инициальные буквы («E» в «Ego», «P» в «Preterea», «I» в «In» и, особенно отчетливо, закрытое готическое «C» в начале формулы «Cum vite sue terminum»), оформление некоторых других заглавных букв, некоторые зачины, двойное Т в слове «testes», готическое s в конце некоторых слов («ad presens’ – в контракции «ad pns», ut supra – в контракции «uts»), готическое волнистое «i» встречается как в начале слова, так и в середине и иногда оно настолько сильно выписано, что становится почти неотличимым от «z» [444 - Следует помнить, что в случае с готическим «i» нотарий руководствовался не только соображениями каллиграфического характера. «I» и «z» в ряде случаев были фонетически неразличимы; в начале слова перед гласной они, например, обозначали одинаковый аффрикат.]. Почерк Варсиса – аккуратный, регуляризированный (особенно – в инструменте), в некоторых словах наблюдается тенденция к обособлению первой буквы слова, но иногда одно слово неоправданно и вопреки правилам латинской орфографии разбивается на два. В b. 750 Варсиса вложены два акта, написанные другой рукой; в них почерк в одном случае крупнее, чем у Варсиса, в другом случае буквы более вытянуты; в обоих случаях почерк значительно хуже почерка нотария. Корабельные писцы (скрибы) часто служили помощниками нотариям и иногда сами имели нотариальное образование, но Варсис, видимо, чаще всего не пользовался их услугами, или же (если допустить, что все его акты написаны не его рукой) прибегал к услугам только одного писца. Картулярий Бенедетто де Смеритиса также написан одной рукой. Его почерк значительно хуже, небрежнее и, что более всего затрудняет чтение, значительно мельче; вместе с тем, вряд ли можно назвать его более индивидуализированным. У обоих нотариев встречаются имбревиатуры, написанные одним почерком, но с совершенно очевидным различным написанием слов на одном листе, что позволяет предполагать, что в таких случаях мы имеем дело с основным текстом и более поздней припиской, сделанной тем же человеком. Имбревиатуры изобилуют контракциями. Оба нотария пользуются стандартными контракциями; они всегда сокращают слоги с «n» и «r», падежные окончания и пр. Впрочем, у Смеритиса значительно больше контракций, чем у Варсиса; кроме того, они менее понятны и менее регулярны, а временами не вполне традиционны. Заглавные буквы у обоих нотариев выделяются, но весьма стихийно и, чаще всего, не при написании личных имен. Иногда, хотя и весьма редко допускается слитное написание нескольких слов. Первая буква акта (инициал In в инвокации) бывает вынесена на поля и значительно больше других. Иногда (хотя и весьма редко) имеет место тенденция к обособлению первой буквы слова. Выносные части букв «l», «b», «v» обычно довольно длинные. Дата и место у обоих нотариев присутствуют во всех документах и выписаны в начале каждого акта то словами, то цифрами. У Варсиса в документах меньшей значимости (прокурациях и пр.) дата иногда может заменяться на «eodem die». В первом картулярии Варсиса имбревиатуры вписаны с соблюдение хронологического порядка (если не считать того, что даты на нескольких из них выписаны нечетко). Во втором картулярии, который принадлежит руке Варсиса лишь отчасти, хронологическая последовательность не соблюдается. Хронологическое расположение актов в рамках комплекса завещаний Варсиса (NT, b. 750) не соответствует даже делению на картулярии; некоторые документы, принадлежащие другому периоду, вложены между страниц; сами имбревиатуры, которые изначально принадлежали картуляриям, игнорируют в своем расположении всякую хронологию. Картулярии 231 и 917 целостны – имбревиатуры начинаются на одной странице и заканчиваются на другой и в них прослеживается некоторая хронология. В картулярии Смеритиса имбревиатуры расположены одна за другой и даже полностью соблюдают хронологический порядок (при этом временная дистанция между ними бывает равна году или даже больше). Из всего этого можно сделать вывод, что отсутствие в ряде случаев в b. 750 хронологической последовательности объясняется тем, что нотарий оставлял место для будущих имбревиатур. Принцип, по которому нотарий группировал свои записи b. 750 внутри каждого фактического картулярия, в целом понятен: он исходил из того, что картулярий будет пополняться имбревиатурами новых документов и в расчете на них оставил ряд листов незаполненными, а некоторые другие исписывал лишь частично.
   Приводим схему расположения листов в ASV. NT. Cart. 750:

   14 июня 1436 г. (на диалетто)

   f. 3r – 3v – 10 июня 1436 г.
   f. 4–9 ноября 1430 г.
   f. 5–8 июня 1436 г.
   f. 6r – 6v – 14 августа 1430 г.
   f. 7–8 августа 1430 г.
   f. 8–6 марта 1437 г.
   f. 9r – 19 августа 1428 г.
   f. 9v – 28 октября 1438 г.
   f. 18v (1) – (2) – 23 января 1435 г.
   f. 18v (2) – 19r (3) – 24 апреля 1436 г.
   f. 19r (3) – 19v (4) – 29 апреля 1436 г.
   f. 19v (4) – 20r – 22 мая 1436 г.
   f. 20r-v – 28 мая 1436 г.
   f. 21r – 1 июня 1436 г.
   f. 21r-v – 4 мая 1436 г.
   f. 21v – 22r – 14 июня 1436 г.
   f. 22r – 1 июля 1436 г.
   f. 22r – 17 июля 1436 г.
   f. 22v – 29 мая 1436 г.
   f. 23r – 1 июня 1436 г.
   f. 23v – 24r – 21 сентября 1436 г.
   f. 24r-v – 28 июля 1437 г.
   f. 24v – 20 августа 1437 г.
   f. 25r —?? сентября 1438 г.
   f. 25r – 17 декабря 1437 г.
   f. 26r – 1 января 1438 г.
   f. 26r – 7 октября 1439 г.
   f. 26r – 1 августа 1430 г.
   f. 26r-v – Сентябрь 1430 г.
   f. 26v – 19 сентября 1430 г.
   f. 27r – 5 ноября 1430 г.
   f. 27r-v – 2 ноября 1430 г.
   f. 27v – 28r – 11 января 1430 (=1431) [445 - Поскольку год в Венеции начинался 1 марта, январь и февраль 1430 г. по венецианскому календарю соответствуют январю и февралю следующего, 1431 г. по современному календарю.] г.
   f. 28r-v – 3 января 1430 (=1431) г.
   f. 28v – Приписка 15 июля 1443 г.
   f. 28v – 16 января 1430 (=1431) г.
   f. 28v – 23 января 1430 (=1431) г.
   f. 29r – 4 февраля 1430 (=1431) г.
   f. 29r – 12 апреля 1431 г.
   f. 29v – 8 июля 1431 г.
   f. 29v – 4 августа 1431 г.
   f. 30r – 17 сентября 1431 г.
   f. 30r-v – 9 сентября 1431 г.
   f. 30v – 2 октября 1431 г.
   f. 30v – 31r – 19 октября 1431 г.
   f. 31r – 7 октября 1432 г.
   f. 31v – 4 февраля 1434 г. Риальто
   f. 44r (not. n/n) – 7 мая 1454 г.
   f. 44r (not. n/n) – 44v – 15 мая 1454 г.
   f. 44v – 45r – 4 января 1436 г. (=1437)
   f. 45r – 14 октября 1454 г.

   Поскольку проанализировать интенсивность составления актов можно только статистически, b. 917 Смеритиса не позволяет этого сделать в силу немногочисленности материала и его большого временного разброса, а b. 231 Варсиса – в силу его (материала) неоднородности. Статистику составления актов по годам и месяцам можно подсчитать только для относительно обширного и однородного массива типичных документов – завещаний, то есть для b. 750 (в тех случаях, когда в скобках число завещаний приводится в формате x+y, x – число завещаний за месяц сказанного года в b. 750, а y – в b. 231, где также есть несколько завещаний того же периода):

   1428 г.: август (1).
   1430 г.: август (3), сентябрь (2), ноябрь (3).
   1431 г.: январь (4), февраль (1), апрель (1), июль (1), август (1), сентябрь (2), октябрь (2).
   1432 г.: октябрь (1).
   1435 г.: январь (1).
   1436 г.: апрель (2), май (4+1), июнь (7+2), июль (2), сентябрь (1).
   1437 г.: январь (1), март (1), июль (1), август (1).
   1438 г.: сентябрь (1), октябрь (1), декабрь (1).
   1439 г.: январь (1), октябрь (1).
   1454 г.: май (2), октябрь (1).

   Итак, источники показывают, что пик деятельности нотария по составлению завещаний приходился на май – июнь и на осенние месяцы.
   Степень отредактированности записей Варсиса в целом невысока, налицо многочисленные небрежности, исправления, зачеркивания, вставки между строк и вынесение целых фраз на поля [446 - Такие «сноски» нотарий зачастую оформляет следующим образом: ставит косой крест в том месте, где была пропущена фраза, а затем выносит на поля три косых креста и пропущенную фразу.], чего нотарий не мог позволить себе в инструменте (единственный доступный нам инструмент Варсиса – тому пример). Как правило, длинные акты Варсиса более аккуратно оформлены, чем краткие записи. Завещания, составленные Смеритисом, примерно одинаковы по длине и составлены одинаково неразборчивым почерком. Следует, однако, заметить здесь индивидуальные особенности нотариев, которые, возможно, свидетельствуют или о различии их характеров, или о разнице в опыте и стаже, или о том и о другом. Почерк в актах Варсиса несколько лучше почерка актов Смеритиса. Однако Варсис более рассеян и склонен допускать многочисленные ошибки и погрешности, а затем возвращаться к ним и исправлять их. Смеритис представляется более опытным и, главное, более уверенным в себе нотарием, который оставляет за собой право писать имбревиатуры актов небрежно, неразборчиво; в то же время, он почти никогда не допускает формальных ошибок или, по крайней мере, не считает нужным их исправлять, что тоже может, наряду с определенной небрежностью и скорописным характером почерка, свидетельствовать о долговременной привычке к подобной работе. В документах Варсиса дата и место в актах упоминаются практически всегда. Нотариальная скрепа, представляющая собой вертикально вытянутый ромб, увенчанный крестом и разделенный на четыре части, в левой и правой из который, соответственно, латинские буквы «n» и «d», проставлена на инструменте и четырех наибольших по размеру и наиболее важных по содержанию имбревиатурах b. 231 и во многих местах b. 750. Скрепа Смеритиса, представляющая собой напоминающую лезвие протазана фигуру из соединенных треугольника и четырех кругов по его сторонам, стоит на всех его имбревиатурах. Подписи свидетелей чаще всего внесены их рукой, а имена продублированы рукой нотария в конце документа. Исключение составляют завещания от 2 ноября 1430 г. [447 - ASV. NT, b. 750, f. 27r–27v.] и 19 октября 1431 г. [448 - ASV. NT, b. 750, f. 30v–31r.], во втором из которых, очевидно, подпись одного из свидетелей (Джакомо Томе) была внесена не той же рукой, которой внесены его подписи в прочих местах. Кроме того, обе подписи в данном завещании явно начертаны одной рукой, и это приводит нас к выводу, что их мог вписать нотарий или его писец; в противном случае нам пришлось бы допустить, что у одного и того же Джакомо Томе почерк менялся каждый год. Кроме того, иногда нотарий вписывал трех свидетелей, хотя на документе стоят подписи только двух [449 - ASV. NT. Cart. 750, f. 24v; этот случай – не единичный, то же в f. 29r и в некоторых других.].
   Язык документов обладает характерными для сходных документов стилистическими особенностями: повторы и постоянные отсылки к сказанному выше или ниже. Не давая подробного лингвистического анализа текстов, следует отметить, что акты Варсиса и Смеритиса написаны канцелярским языком на латыни с использованием некоторых итальянизмов (кроме нескольких имбревиатур, написанных на венецианском диалекте). Сильное влияние итальянских диалектов на латынь становится общей чертой, характерной для языка всех итальянских нотариев уже с середины XIV в. [450 - Талызина А. А. Венецианский нотарий в Тане Кристофоро Риццо (1411–1413) // Причерноморье в средние века. Вып. 4. СПб., 2000. С. 22.] Язык профессиональной деятельности Варсиса и Смеритиса подвергся не самому сильному влиянию диалетто, однако его латынь далеко не безупречна, в связи с чем можно говорить о языковой интерференции – влиянии родного языка на канцелярский. В текстах имбревиатур часты ошибки: несогласованность падежных форм, употребление одного падежа вместо другого (чаще всего, нотарии путают аккузатив с дативом или аблативом в единственном числе), неправильное предложное управление. Орфография актов не упорядочена. Хотя часто приходится сталкиваться с совершенно нетипичными ошибками (вплоть до употребления аккузатива вместо генитива и наоборот), можно все же сказать, что некоторые ошибки и неправильности в латыни обоих нотариев вполне стандартны и предсказуемы. Появление буквосочетания «ch» вместо «с» связано с утратой в итальянских диалектах фонетического соответствия букве h; при этом одно и то же слово (имя собственное или нарицательное) может употребляться как в классическом, так и в диалектном варианте (напр., «diaconus» и «diachonus», «Constantinus» и «Сhonstantinus», «Caterina» и «Katerina», «Chaterina»). В герундиях иногда «-nd-» заменяется на «-nt-» по типу 3-го склонения. Оба нотария путают (причем весьма нерегулярно) ti и ci, а также c и z (Marci – Marzi). Нередко происходит смешение дентальных (quitquid вместо quidquid). В некоторых позициях o и u в рукописях нотариев не представляется возможным различить. Разное написание одних и тех же имен у Варсиса и Смеритиса (впрочем, как и у большинства других нотариев) – скорее норма, чем исключение. Поиск графического выражения для звуков, наличествующих в итальянском, но отсутствующих в латыни, налицо и в других случаях (nautilicare – nautilizare, cancelarius – chanzelarius). Не регулярно чередование «-tio-» и «-cio-» (probacionem – probationem, sententias и sentencias). Встречается как утрата двойных согласных (симплификация геминат: tollendi – tolendi, appellandi – appelandi), так и их введение, не предусмотренное правилами латинской орфографии (геминация: reddigendum вместо redigendum, reccipiendi вместо recipiendi, trigessimo вместо trigesimo). В текстах обоих нотариев встречается эпентеза – появление лишних букв (solempnitas вместо sollemnitas, legiptimus вместо legitimus), а также замена «s» на «x» в интервокальной позиции – Baxilius вместо Basilius, Trivixanus вместо Trivisanus. Гиперкоррекции, равно как и употребления числительного unus в роли неопределенного артикля обнаружено не было. Часто бывают несогласованы предлоги и падежи; например ad presens вместо ad presentem. Иногда имеет место смешение склонений (чаще всего 2-го и 4-го, хотя встречаются и другие варианты). Иногда Варсис и Смеритис правильно склоняют существительные и прилагательные, хотя Смеритис изредка путает во втором и третьем склонении падежи или, вернее, функции аблатива и датива. Падежные формы часто бывают несогласованны (см. выше «ad presens existens»; также «dare… per suum maritare»). Оба нотария постоянно путают спряжения (destringare). Варсис употребляет абсолютные причастные (presentibus testibus) и инфинитивные (fuit contentus habuisse et recepisse) обороты, у него встречаются инфинитивы в роли дополнений. Встречается также типичное для канцелярского языка этого времени употребление инфинитивов в роли существительных (pro suo maritare). И все же он предпочитает инфинитивным оборотам придаточные предложения. Под влиянием венецианского диалекта изменяются, хотя нерегулярно, корни некоторых лексем (abere, avere, havere). Влияние диалетто прослеживается и в том, что фамильное имя часто дается в неизменяемой форме (хотя преномен у лиц итальянского происхождения почти всегда склоняется). В именах или прозвищах нередки уменьшительные суффиксы (Nicoloxius, Agnexina). Самым ярким примером языковой интерференции можно считать следующее: Варсис для обозначения числа «19» употребляет в рамках написанного на диалетто документа итальянизм «decemnovem» вместо латинского «undeviginti» [451 - ASV. NT. Cart. 750, f. 23v–24r.] (однако при этом он выписывает его по правилам латинской орфографии и подчиняет латинской парадигме склонения – вместо diciannove, как было бы по-итальянски). В целом можно констатировать, что, поскольку венецианские нотарии XV в. составляли документы как на латыни, так и на диалетто, то грани между родным языком и языком, использовавшимся в профессиональной деятельности, могли стираться [452 - Прокофьева Н. Д. Акты венецианского нотария в Тане Донато а Мано (1413–1419) // Причерноморье в средние века. Вып. 4. СПб., 2000. С. 41.].
   Нотариальные документы относятся к частным актам, содержание которых – сделка между субъектами, опосредованная нотарием – лицом, наделенным публичной властью. В Венеции XIV–XV вв. высокая степень упорядоченности делопроизводства проявлялась на всех уровнях: от частноправового акта до материалов государственных ассамблей [453 - Талызина А. А. Типология и эволюция формуляра документов по истории навигации «галей линии» в Венеции // Причерноморье в средние века / Под ред. С. П. Карпова. Вып. 3. СПб., 1998. С. 165.]. Для того, чтобы нотариальный документ имел юридическую силу, он должен был быть составлен по определенным правилам, хотя они и были не столь жесткими, как может показаться. Типичное в содержании акта проявляется через его форму. Под формой нотариального акта понимается общая структура документа, на которую накладывается определенный набор более или менее стандартных формул, проявляющих содержание сделки. Противопоставление формы и содержания в известной мере условно, ведь форма, будучи не самодовлеющим элементом, а выражением содержания, не является абсолютно неизменной, зависит от нотария и меняется в зависимости от конкретных обстоятельств фиксируемой актом сделки.
   Нотариальный документ является отражением экономической и социальной жизни – он фиксирует имевшие место соглашения между людьми. Кроме того, он является продуктом правовой жизни, так как фиксация сделки производится в соответствии с определенными более или менее строго соблюдаемым нормами, возникающими как результат юридической практики или устанавливаемыми законодательно органами публичной власти, что дает возможность использовать нотариальный документ в судебном разбирательстве. Поэтому один из первых шагов в работе с нотариальными актами – это формальное исследование документов. Форма нотариального акта важна для нас в двух отношениях: как элемент, определяющий принадлежность документа к категории нотариальных актов и дающий возможность классифицировать их и идентифицировать его, и как отображение уровня и характера развития права на данном срезе. Анализ формуляра включает в себя определение компонентов нотариальной формы, выявление системы нотариально фиксируемых ситуаций и их соотношения с типами сделок, анализ юридических формул, выявление составителя и контрагентов сделки.
   Формулы актов традиционно принято делить на значимые и ритуальные. Значимые формулы отражают содержание характера сделки и типа акта и, соответственно, более подвержены трансформации. Ритуальные не несут смысловой нагрузки и являются данью традиции, будучи употребляемы для придания документу значительности (особенно много ритуальных формул в актах освобождения рабов; впрочем, и многие формулы завещаний могут рассматриваться как ритуальные). Считается (правда, это было достоверно доказано применительно к другим типам документов – к документам, касающимся навигации галей линии), что венецианский документ был предельно формализован, поэтому подчас незаметные изменения формы могли быть отражением специфики содержания, а малейшие модификации формуляра документов могли отражать как процедурные нововведения, так и более серьезные изменения ситуации в целом, напр. служить, в случае с торговой навигацией, своеобразным индикатором конъюнктуры рынка и пр. [454 - Талызина А. А. Типология и эволюция формуляра… С. 165.] Поверхностный взгляд на исследуемые здесь документы, в особенности на завещания и прокурации, не выявляет, однако, никаких четких связей между употреблением той или иной юридической формулы и существенным изменением содержания. Проведенный нами анализ позволяет утверждать, что нам не следует воспринимать вариативность формы разных завещаний (равно как и прочих исследованных нами нотариальных актов) как значимые. Тем, как дает нотарий, например, в прокурации более сжатую или расширенную формулу не определяется расширение или сужение, например, объема передаваемых полномочий.
   Мы также пытались выделить типологию формул и построить гипотезу относительно того, почему одни клиенты нотария оказались гораздо «разговорчивее» других. Однако никакой социальной типологии формул, выявлено не было. Разговорчивость или немногословность документа определяется, главным образом, его значимостью: так, завещания оказываются пространнее долговых расписок или манумиссиев и т. д. Единственный вывод содержательного характера, на который нас натолкнул анализ внешней стороны актов и вариаций формы документа – это разница то ли между характерами двух нотариев, то ли между их степенью опытности и стажем, о чем речь уже шла выше. Личность нотария, несомненно, влияет на форму документа – формуляр завещаний и прочих документов варьирует, но можно выделить несколько определенных схем, одну из которых предпочитает нотарий. Так, нам удалось выделить, что завещания Смеритиса в очень высокой степени унифицированы; кроме первого завещания, прочие составлены по единому образцу. Акты Варсиса значительно более разнообразны с формальной точки зрения, порой даже при большем временном разрыве между ними. Это, видимо, означает, что для Смеритиса (видимо, более опытного нотария) была характерна большая стандартизация.
   Документы начинаются со стандартной инвокации (In nomine Dei Eterni; In nomine Domini; In nomine Domini nostri Yhesu Christi; In Eiusdem nomine; Yhesus), кроме кратких прокураций, вводимых сразу словами committens committo. Дата выписана полностью в формате год – месяц – день – индикт; иногда только словами, иногда римскими или арабскими цифрами без всякой системы предпочтений в употреблении. При восстановлении хронологии документов следует помнить, что год в Венеции начинался с 1 марта; соответственно «14 февраля 1439 года» в нотариальном акте обозначает, что документ был составлен 14 февраля 1440 г. по нашему исчислению. Место составления документов упоминается почти всегда [455 - В большинстве случае это Тана; см. выше.]. Prologus (объяснение причины) наиболее полно представлен в завещаниях и всегда предшествует intitulatio (напр., cum vita et mors… ego, Iacobus…). В intitulatio завещаний почти всегда присутствует (в развернутой или сокращенной формуле) указание на здравый ум в разной форме, которая вряд ли может быть значимой и указывать на разную степень психической адекватности. В основной части актов (сompletio) употребляются характерные для того или иного типа документа юридические формулы (например, для завещаний характерно завершение распоряжением о не упомянутом выше выморочном имуществе). Чаще всего они развернутые, хотя иногда и Варсис, и Смеритис сокращают формулы (напр. «Residuum etc.», «Preterea etc.», «Si igitur etc.»), а несколько раз – даже собственное именование [456 - ASV. CI. Cart. 231, f. 6r.]. В некоторых местах b. 231 [457 - ASV. CI. Cart. 231, f. 2r, 2v, 3r.], а также и во многих других присутствует sanctio. Corroboratio (подписи свидетелей и нотариальная скрепа) следуют непосредственно за основной частью, после чего нотарий еще раз упоминает свидетелей в самом конце документа.
   Завещание имело законодательную силу, только если оно было составлено в присутствии двух свидетелей. В крайнем случае, завещание мог составить и не нотарий, но документы, оформленные таким образом в нарушение установленного порядка, не имели юридической силы и должны были пройти потом процедуру аутентификации. Такие документы есть в b. 750, состоящей целиком из завещаний. При составлении завещаний свидетели есть всюду во всех имбревиатурах, в b. 231, состоящей из разных актов – эпизодически (ведь, например, в прокурациях на получение жалованья они необязательны).
   Что касается клиентуры (субъектов сделок), а также в целом лиц, упоминаемых в актах, то они стандартно идентифицируются через имя собственное, фамильное имя, выражение «сын покойного Х», приход и пр., хотя для нотария не обязательно было всегда одинаково называть одно и то же лицо, прибегая к единообразному обозначению преномена и патронима; для него была намного важнее такая идентификация, которая была бы понятна и достаточна для общества, в рамках которого он работал, и для властей, к которым могли обращаться его клиенты. Таким идентификатором могла служить редкая или единственная в фактории должность (консул, жезлоносец), «национальность» или характерное прозвище. Как уже было сказано выше, дополнительную проблему создает использование экспрессивных суффиксов (Nicolaus – Nicoloxo / Nicoloxio), потому что под разными именами мог фигурировать и один и тот же человек, и два разных.
   Как правило, документы составлены от лица клиентов – например, завещателей. Некоторые завещания (чаще всего – если речь идет об умерших завещателях, которых представляют свидетели) составлены от лица нотария, а завещатель упоминается в них в третьем лице [458 - Напр.: ASV. CI. Cart. 231, f. 2r и некоторые другие.]. Можем ли мы определить, сколько завещаний составлялось людьми, действительно близкими к смерти? Казалось бы, все просто. Нотарий, видимо, вносил имбревиатуру в картулярий уже после оформления документа; а это значит, что число имбревиатур документов, в которых завещатели упоминаются как уже умершие, меньше или равно числу завещаний, составлявшихся при смертельной опасности и, чаще всего, сопровождавшихся скорой смертью завещателя. Во всем комплексе завещаний Варсиса (Cart. 750) таких завещаний, в которых завещатель упоминается как уже умерший, насчитывается 9 из 50, то есть 18 % от общего числа завещаний [459 - ASV. NT. Cart. 750, f. 22r, 23v – 24r, 24v, 25r, 27r-v, 31v, 44r, 44r-v, 44v – 45r.]. Однако слово «quondam», стоящее перед именем завещателя, бывает обманчиво. Порой оно означает лишь то, что он умер на момент внесения имбревиатуры в картулярий (которое, вероятно, могло иметь место через некоторое время после составления акта). То, что дата составления завещания застает клиента нотария живым видно из того, что в своем завещании, составленном 4 января 1436 г. (=1437) [460 - ASV. NT. Cart. 750, f. 24v.], Бартоломео Россо упомянут как «quondam»; однако в ноябре 1437 – апреле 1438 г. он участвует в Тане в кладоискательской экспедиции Иосафата Барбаро [461 - I viaggi in Persia degli ambasciatori veneti Barbaro e Contarini / A cura di L. Lockhart, R. Morozzo della Rocca, M. F. Tiepolo. Roma, 1973. Р. 69–70; Скржинская Е. Ч. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971. C. 115, 138.]. Возможно, этот случай не вполне показателен, т. к. данная имбревиатура по сути представляет список с заранее составленной завещателем на диалетто схеды. Впрочем, кажется, и многие из обычных имбревиатур были внесены в картулярий постфактум, после смерти клиента нотария.
   Ряд завещаний в b. 750 содержит приписки. Дело в том, что иногда душеприказчики-фидеикомиссары отказывались исполнять возложенные на них обязанности. Об этом следовало заявить властям фактории и нотариально оформить отказ [462 - ASV. NT. Cart. 750, f. 19r (3) – 19v (4).]. Впрочем, здесь, как и в случае с завещаниями, допускалось исключение, когда фидеикомиссар заявлял об отказе в присутствии двух свидетелей, а затем отказ заверялся нотариально. Так, например, нобиль Эрмолао Пизани отказался исполнять обязанности фидеикомиссара в присутствии Бенедетто Нигро и Бартоломео Россо, а подтвердил свой отказ у нотария только через 4 дня [463 - См.: ASV. NT. Cart. 750, f. 27v–28r.]. Иногда в завещаниях также бывают косвенно отражены судебные тяжбы [464 - ASV. NT. Cart. 917, f. 1; ASV. NT. Cart. 750, f. 30r.] и различные сделки, связаные с недвижимостью. Так, например, упоминается о том, что Антонио Кресконо, сын покойного Мускула, из Неаполя, держит от сарацина Касима Сафира в залоге (составлявшем 4080 либров) землю с мастерскими и складами [465 - ASV. NT. Cart. 917, f. 1.].
   Как правило, венецианские имбревиатуры отличаются от инструментов отсутствием оригинальных подписей свидетелей и нотария, а практика ставить подпись под каждой имбревиатурой более характерна для нотариев Тосканы. В то же время, во многих исследованных здесь документах есть и оригинальные подписи свидетелей и нотария, и нотариальная скрепа. Эти имбревиатуры по форме и содержанию близки к инструментам и имели, по сути, равную с ним юридическую силу.
   Часть завещаний в b. 750 составлена не нотарием, а самим завещателем в присутствии свидетелей, а затем аутентифицирована. Эти документы могут представлять собой как вложенные в картулярий, так и скопированные в него рукой нотария тексты на латыни или на диалетто и являются любопытным источником по юридической грамотности завещателей и знанию ими формуляра.
   Классификация нотариальных актов традиционно опирается на типы сделок, фиксируемых этими актами [466 - Кононенко А. М. Проблемы классификации западноевропейского частного акта // Проблемы источниковедения западноевропейского средневековья. Л., 1979. С. 123.]. Задачей исследователя зачастую становится выявление связи между абстрактными ситуациями (которым должны соответствовать юридические формулы) и типами реальных сделок, для чего необходимо бывает на основе более или менее репрезентативной выборки установить степень такого соответствия. Обычно в смешанных картуляриях типа b. 231 (прочие мы здесь не рассматриваем, так как они целиком состоят из завещаний) встречается значительное количество типов документов: фиксация торговых операций – закупки и продажи товаров и прочие договоры купли-продажи, продажа недвижимости, продажа с передачей прав, продажа и освобождение рабов [467 - Часто это бывает скрытый выкуп; кроме того, рабы были обязаны оставаться домашними слугами на определенный срок.], продажа паев, торговые поручения (comissiones, missio, поручительства), торговые соглашения и контракты (соглашения, societas, commenda), дарение недвижимости во исполнение определенных условий, прокурация, свидетельские показания, долговые обязательства, расписки в получении долга, продажа части корабля, заем, камбий, погашение долгов, брачные контракты и расписки в получении приданого, завещания, договор о найме на службу, обещания, соглашение о предоставлении услуги – найм и фрахт домов, судов, слуг, третейские соглашения, инвентари имущества.
   Довольно странно, что даже в b. 231 набор типов актов весьма ограничен – это 6 прокураций общего характера, 9 прокураций на получение жалованья [468 - Баллистариям выплачивали жалованье нерегулярно (кроме того, правительство республики пыталось переложить эту обязанность на консулов и байло, как в Трапезунде – см. ниже), поэтому частый сюжет прокураций – поручение получить от коммуны жалованье за сколько-то месяцев.], 3 завещания, 2 манумиссии, 1 акт о продаже раба, 1 документ, содержащий и долговую расписку, и прокурацию на получение жалованья. Удивляет отсутствие прочих типов документов (камбия и пр.). Исследованные прежде А. А. Талызиной и Н. Д. Прокофьевой комплексы актов предшествовавших нотариев в Тане отличаются куда большим разнообразием. Типология исследованных нами документов наводит на определенные выводы. Наши данные подтверждают, что нотариат вытеснялся из сферы заключения торговых сделок частными записями, действовавшими внутри компаний, сохраняя свое значение главным образом для фиксации гражданских дел: составления завещений, оформления дарений, приданого и т. д. По этой причине сам по себе материал нотариальных актов является недостаточным для полноценных выводов по экономической истории, будучи при этом ценнейшим источником по социальной истории.
   Следом за внешним и формальным анализом основного источника настоящей работы следует поднять один из самых трудных вопросов: о репрезентативности дошедшего до нас материала. Насколько типичны эти документы и отражают ли они в полной мере деятельность наших нотариев в Тане? Как сохранившееся количественно и качественно соотносится с реально бывшим? А также: в каком именно отношении источник репрезентативен, а в каком – нет?
   Ясно, что мы не располагаем полным корпусом документов Варсиса и Смеритиса. Нам доступна весьма ограниченная выборка, причем большая часть ее – это завещания (bb. 917, 750). Конечно, малые выборки больше подвержены произволу случайности. Но других источников у нас нет, это – все, что до нас дошло. Какие факторы повлияли на сохранность актов? Во-первых, часть нотариальных актов могла не сохраниться по объективным причинам: пожары, вода, грызуны и потери при переездах были всегда врагами любых документов. Кроме того, документы воспринимались нотариями и их писцами как обуза, занимающая вечно дефицитное место. Наложило свой отпечаток и османское завоевание – сохранились только те документы, что были отправлены в метрополию. Во-вторых, ряд сделок в XV в. уже не требовал участия нотария, чьи услуги могли заменяться составлением документов для внутреннего пользования. Это также надо учитывать при оценке выборки. Сколько же актов могли бы составить нотарии в случае 100 % сохранности этих документов? Вряд ли представляется возможным подсчитать соотношение количества сохранившегося нотариального материала к гипотетическому количеству общего объема актов, но трудно оспорить тот факт, что гипотетическое число документов одного нотария должно измеряться десятками за год и сотнями – за рассматриваемый период. Для сравнения можно привести сохранность нотариального наследия Ламберто де Самбучетто [469 - См.: Balard M. Gênesetl ’Outre-Mer. Lesactes de Cafa du nota i re Lamber to di Sambuceto, 1289–1290. Paris; La Haye, 1973.], который работал в Каффе сравнительно небольшой промежуток времени по сравнению, скажем, с рассматривавшимися нами нотариями, но от которого дошло значительно больше актов.
   Итак, прежде всего: что из составленных нотариями актов до нас могло не дойти? Это, в первую очередь, большинство нотариальных документов Варсиса и Смеритиса, происходящих не из Таны (каковые, несомненно, были: у нас есть акты из Константинополя, с Риальто). Мы оставляем в стороне эти акты. Во-вторых, это большой массив нотариальных актов, составленных в Тане. Теоретически, нотарии были обязаны фиксировать в имбревиатурах все сделки, и очевидно, что не все из составленных ими документов до нас дошли. В-третьих, наконец, нотарий занимался делопроизводством курии консула, но дошедшие до нас акты ничего не могут поведать об этой стороне его деятельности кроме того, что она имела место.
   Поскольку никакого критерия выделения завещаний Никколо де Варсисом в b. 750 не обнаружено, следует предположить, что самим нотарием картулярий b. 231 воспринимался как смешанный, из чего можно было бы сделать три вывода. Во-первых, записи в него должны были бы вноситься случайным образом, когда нотарий по тем или иным причинам не мог их внести в специальный картулярий (в b. 231 действительно много актов, составленных в разных местах – частных домах и пр.). Во-вторых, это означало бы, что он несколько более репрезентативен, чем прочие комплексы. Механизм случайного отбора приводил бы к тому, что в картулярий вносились записи актов разного характера, что позволяет судить о качестве сделок и о типичных случаях. Наконец, в-третьих, это навело бы нас на мысль, что на основании соотношения актов в b. 231 мы можем (хоть и очень приблизительно) судить о гипотетическом количестве актов вообще. Однако если мы сравним ранее исследовавшиеся выборки, происходящие из Таны (акты Моретто Бона, Кристофоро Риццо, Донато а Мано), с картулярием № 231 (1436 г.), то выяснится, что состав последнего весьма нетипичен (классификация документов в нем приводится выше).
   Более того, вызывает сомнения даже репрезентативность самой b. 750 в отношении одних только составленных Варсисом завещаний. Казалось бы, самой продуктивной основой для реконструкции общества Таны является представительный ряд многочисленных однотипных актов, специально выделенных нотарием и позволяющих избежать оперирования несопоставимыми документами. В случае с Никколо де Варсисом и Бенедетто Смеритисом такими актами являются завещания, составляющие большую часть всех дошедших до нас документов этого нотария. Bb. 750 и 917 действительно представляют собой комплекс однородных источников. Опираясь на эту выборку, мы могли бы попытаться решить вопрос о гипотетическом количестве если не всех документов, то, по крайней мере, всех завещаний. Практика выделения завещаний самим нотарием в отдельный картулярий была достаточно распространенной в Венеции [470 - Талызина А. А. Завещания Кристофоро Риццо… С. 27.]. На эту же мысль наводит и то, что в комплексах нотариальных актов Кристофоро Риццо и Донато а Мано мало или даже почти нет завещаний. Выходит, нотарии и правда имели обыкновение выносить завещания в отдельный картулярий. Очевидно также, что b. 750 носит специальный характер. Это должно было бы привести нас к утешительному выводу, что b. 750 хранит все завещания, составленные Никколо де Варсисом в 1430-е гг. Но, к сожалению, это не так. Если бы Варсис выносил все завещания в отдельный картулярий, то их место было бы в b. 750 или в одном из утерянных картуляриев. Но в b. 231 (смешанный картулярий 1436 года) имеется три завещания [471 - ASV. CI. Cart. 231, f. 2r–3r; 6v–7v; 8v–9v.], что составляет 13,63 % от общего числа документов. Итак, не все завещания Варсиса попали в b. 750 или в др.; более того, даже вычислить приблизительное соотношение сохранившегося и не дошедшего до нас не представляется возможным. Если бы мы даже предположили, что Варсис не выделял завещания в отдельный картулярий только лишь в 1436 г., которым датируются завещания в b. 231, то, исходя из допущения, что процентное соотношение завещаний к прочим актам во все годы оставалось более или менее стабильным, можно было бы экстраполировать соотношение типов актов в b. 231 на все акты вообще. Но и тут мы потерпим неудачу – в b. 750 есть несколько завещаний именно 1436 г. Еще менее репрезентативной представляется выборка актов Смеритиса: если допустить, что b. 917 включил в себя все завещания, составленные нотарием, то придется утверждать, будто Смеритис за четыре года составил шесть завещаний, причем три из них – за последний год, что совершенно неправдоподобно.
   Вопрос аутентичности имбревиатур картулярия и соответствия их инструментам мы решить также не сможем. Конечно, при желании нотарий мог подделывать имбревиатуры, но, не располагая инструментами, мы не можем ни сопоставлять с ними массив имбревиатур, ни, соответственно судить об аутентичности картуляриев. Единственный дошедший до нас инструмент – более поздний, чем основной массив его b. 231. Он явно вложен в картулярий позже и никак не связан со всем остальным массивом, а его имбревиатура нам неизвестна, поэтому и его мы сличить не можем. Впрочем, решая вопрос о репрезентативности документов, мы не должны смущаться тем, что некоторые из них могут быть фиктивными [472 - Под фиктивными в данном случае понимаются не собственно подложные акты, а такие в которых использовавшаяся форма не отражала (или лишь отчасти отражала) реальную цель составления акта, а камуфлировала какую-либо другую сделку. Так, например, видя документ об освобождении раба pro remedio et salutate anime, мы имеем основания полагать, что таким способом отпускающая сторона камуфлировала выкуп. За составление же собственно ложных документов нотарий строго наказывался по закону.]. Важно лишь, чтобы данные фиктивных актов не находились в вопиющем противоречии с данными реальных – тогда все же социальная реконструкция на их основе будет правомерна. Если это так, то отсутствие, скажем, должной искренности в намерениях субъектов сделок не ведет автоматически к отрицанию их принадлежности к определенным социальным группам.
   На основе сказанного выше мы можем констатировать, что дошедшая до нас выборка недостаточно репрезентативна для того, чтобы извлекать из нее данные статистического характера, причем эта недостаточность не количественная (мы располагаем весьма значительным массивом документов), а качественная. Во-первых, нотариальные акты представлены почти одними завещаниями [473 - Представляется, что нельзя делать из немногочисленности торговых сделок среди изученных нами нотариальных актов далеко идущие выводы, так как она может быть объяснена не столько снижением торгово-экономического значения Таны, сколько тем, что в XV в. нотариат постепенно вытеснялся из сферы заключения торговых сделок частными записями, действовавшими внутри компаний, сохраняя свое значение лишь для фиксации гражданских дел: составления завещений, оформления дарений, приданого и т. д.] (за исключением b. 231). Во-вторых, репрезентативность выборки по существу очевидно сложнее доказать, чем опровергнуть. Но другими нотариальными источниками по истории Таны за 1430-е гг. мы попросту не располагаем, поэтому, отмечая их недостатки, необходимо подчеркнуть большое значение и ценность их сведений [474 - Чурсина С. А. Акты генуэзских нотариусов как источники для изучения средневековой торговли // Ученые записки / Ярославский пед. ин-т. Вып. 76. Ярославль, 1970. С. 66–67.]. В пользу значимости наших источников можно сказать еще и то, что сохранность документов, возможно, отчасти пропорциональна их важности (во всяком случае – в глазах людей того времени). Сверх того, пожалуй, наши источники статистически репрезентативны в смысле отображения активной части общества, что проверяется сопоставлением картуляриев между собой, а также с актами других нотариев и с прочими источниками («Путешествие в Тану» Иосафата Барбаро, постановления Сената, счетные книги и пр.).
   Итак, основным источником, на основе которого мы пытаемся исследовать общество Таны, являются нотариальные акты. Акты могут сопоставляться между собой по разным параметрам, сразу отвечая на многие вопросы, казалось бы, не входившие в основную задачу составителей документа, т. е. давая объективную картину, не зависящую от субъективных намерений нотариуса и участников сделки. Но главное, что этих актов много. Общеизвестно, что для периода XIV–XV вв. только одна нотариальная контора города Пизы оставила после себя больше документов, чем их сохранилось для всей Древней Руси за тот же период [475 - Уваров П. Ю. Французское общество XVI века: Опыты реконструкции по нотариальным актам. М., 2004.]. В XX веке историки по достоинству оценили этот тип документов и каждое новое поколение исследователей открывает для себя новые грани в этих поистине неисчерпаемых источниках.
   Достоинства нотариальных актов для написания социальной истории общеизвестны: с одной стороны нотариус описывал богатство реальной жизни, что отличает его от автора нарративного источника, с другой – он стремился к формализации разнообразия индивидуальных случаев, что значительно облегчает обработку нотариальных актов. В то же время нотариальная практика свидетельствует об изначальном, идущем изнутри источника (а не только от намерений исследователя) стремлении упорядочить действительность, присваивая отдельным индивидам имена нарицательные, точнее социальные имена, кого-то именуя «нобилем», кого-то «купцом», кого-то «мудрым мужем». К этому нотария вынуждал сам формат документа, требующий идентификации субъектов сделки и, следовательно, указания на их социальный статус, причем роль этого «нотариального принуждения» была весьма существенной. Иначе говоря, в нотариальном акте зашифрована информация о социальной структуре, общественных ценностях и индивидуальных особенностях человека. Нотариальная практика, конечно, социально окрашена. Это не всегда значит, что она несет на себе отпечаток «объективной» социальной иерархии или же что она сама эту иерархию творит, но, во всяком случае, взаимосвязь этих двух явлений очевидна. При том, что, как было показано выше, наша выборка вряд ли может считаться репрезентативной, в каждом конкретном случае наиболее ценную для нас информацию содержали не статистические обобщения, а исключения, некоторые выпадающие из нормы казусы. Причем они интересны не только сами по себе, но и могут пролить свет как на обычно сокрытые стороны социальной практики, так и на индивидуальный жизненный опыт отдельных лиц. Казусы могут послужить основой для создания специфических описаний общества в целом. Один из наиболее широко применяющихся в исследованиях такого рода методов [476 - См.: Уваров П. Ю. Французское общество…] – выявить таких людей, о которых известно из разных актов больше, чем о прочих, и на основе этого реконструировать их биографии, которые затем станет возможно соотнести с обществом в целом. Присуще ли, например, разным документам или поступкам этих лиц некое стилистическое единство, угадывающееся в манере его поведения; стоит ли за некоторой неординарностью его сохранившихся нотариальных актов личностная или ситуационная неордин арность? Какую биографическую картину можно построить на основе наших источников по каждому из них? Эти и другие вопросы, вероятно, задает себе каждый исследователь социального, обращающийся к материалам документов.
   Не вдаваясь подробно в историю нотариата и его сущность как правового феномена, следует сказать несколько слов о статусе венецианских нотариев на Леванте. Вступая в нотариальную коллегию, венецианские нотарии не всегда имели возможность найти себе место в Венеции и отправлялись практиковать на Левант, зачастую совмещая свою работу с другими должностями и священным саном, а потом (нередко уже в преклонных годах) возвращались на родину. В заморских факториях функции нотария были значительно шире, чем в метрополии – в них входило не только составление частных актов, но и участие в управленческой деятельности администрации фактории, оформлении актов официального делопроизводства курии, протоколов судебных разбирательств и пр. Юридическое образование и глубокие знания в области римского права находили себе применение в судебных делах. Должность нотария могла совмещаться с другими административными постами в факториях. Согласно постановлению Сената Венеции от 8 февраля 1333 г., при консуле Таны должен был официально состоять лишь один нотарий, исполнявший также функции священника [477 - Tiriet F. Régestes des délibérations du Sénat de Venise concernant la Romanie. T. 1. Paris; La Haye, 1958. N 28. P. 28.]. Венецианский нотарий обычно имел сан пресвитера (в то время как генуэзский мог быть только мирянином). Это закономерно вытекало из разницы в отношениях обеих республик с Церковью. Генуэзское духовенство было целиком подконтрольно папе, в то время как духовенство Венеции зависело в значительно меньшей степени от римской курии и в значительно большей – являлось частью государственной машины. В свете этого становится ясным, почему Венецианская республика, стремясь сократить затраты на содержание факторий, склонялась к тому, чтобы функции отправления богослужения, делопроизводства и нотариальной практики соединялись в одних руках. Итак, нотариями в венецианских факториях могли быть священники, чаще всего таковые и встречались в Тане, поскольку они могли совмещать в одном лице несколько необходимых функций (канцлера курии, капеллана, собственно нотария, обслуживавшего частных лиц), что позволяло в аппарате не умножать сущности без необходимости. В Тане венецианцы компактно проживали в рамках одной общины, что определяло особую роль нотария, выполнявшего по отношению к ним, к тому же, и обязанности пастыря. В Тане, как правило, работал только один или, реже, очень немного нотариев. Одной из их задач было составление актов исследуемого нами типа (нотариальных актов для частных лиц), хотя их работа как нотариев не сводилась целиком только к этому; они должны были также заниматься актами официального делопроизводства курии, протоколами судебных разбирательств и пр.
   Какую же ситуацию застали в Тане нотарии? Что представало перед его глазами? С какими материальными и социальными реалиями ему приходилось сталкиваться?
   Прежде всего, следует сказать несколько слов об условиях жизни в Тане. Равнинная местность Придонья пересекается в разных направлениях невысокими отрогами Донецкого горного кряжа, которые местами образуют овраги и неглубокие долины с протекающими по ним речками и ручьями. Временами по берегам реки и в глубине степного пространства возвышаются холмообразные насыпи искусственного происхождения (часто это курганы с погребениями). В сейчас кажущихся пустынными степях располагались многочисленные кочевья [478 - Огородникова В. И. Венецианские кладоискатели XV века в Южном Подонье // ИТУАК. № 53. Год 29-й. Симферополь, 1916. С. 82.]. Тана лежала на левом берегу одного из многочисленных рукавов Дона, в его дельте, окруженная степью и ее обитателями – татарами-кочевниками. В XV в. это было, по-видимому, небольшое поселение, целиком или почти целиком охваченное крепостными стенами [479 - Ковалевский М. М. К ранней истории Азова. Венецианская и генуэзская колонии в Тане в XIV веке // Труды XII Археологического съезда в Харькове (1902 г.). М., 1905. Т. 2. С. 157–162.]. Стены перемежались башнями; по поводу одной из них Барбаро записал свой разговор с купцом-татарином [480 - I viaggi in Persia… Р. 83; Барбаро и Контарини о России… С. 148.]. Венецианцы жили компактно между Джудекой и генуэзским кварталом. В центре квартала находилась площадь, от нее расходились дороги в гору, к еврейскому и к генуэзскому кварталам, к реке. Рядом с факторией находился татарский город, татарские и зихские поселения, греко-русское предместье с православным приходом св. Николая. Охрана города соблюдалась с возможной строгостью. В периоды явной опасности или ее возможности ворота, конечно, стояли запертыми, но и в спокойные дни через них входили и выходили под контролем стражи и, чаще всего, с разрешения консула.
   Скажем далее несколько слов об особенностях администрации венецианской и генуэзской факторий. К сожалению, насколько известно, не сохранилось венецианского устава Таны; но, возможно, его как особого документа, подобного, например, Уставу 1449 г. для генуэзских факторий в Крыму, и не было, а правила городской жизни устанавливались решениями Сената и договорами с татарами об основании и ряде возобновлений фактории. Некоторые черты административного устройства Таны, однако, отражены в упомянутом генуэзском уставе 1449 г.; правила, зафиксированные в середине XV в. для генуэзцев и их фактории в Тане, вероятно, могли соблюдаться – едва ли с большими отклонениями и отличиями – и в венецианской Тане [481 - Барбаро и Контарини о России… С. 44.].
   Венецианский консул Таны (наряду с байло Негропонта и Константинополя, дукой Крита и кастелланами Корона и Модона) исполнял функции таможенного, полицейского и санитарного надзора за навигацией судов линии [482 - Карпов С. П. Порты Пелопоннеса в системе торговой навигации венецианских торговых галей в Черном море (XIV–XV вв.) // СВ. Вып. 59. М., 1997. С. 55.] и обладал, возможно, фактически даже большей властью, чем в других факториях, будучи поставлен лицом к лицу с татарами, турками, племенами Предкавказья. В помощь консулу избирался Совет двенадцати. При венецианском консуле в Тане находился в XIV в. штат из десяти человек [483 - Брун Ф. К. [Рец. на кн.:] Etudes sur le commerce au moyen-âge. Histoire du commerce de la mer Noire et des colonies Génoises de la Krimée, par F. de la Primandaie // ЗООИД. Т. 2. Одесса, 1848. С. 716.]. Основной обязанностью консула была застройка предоставленной татарами земли, укрепление фактории и ее защита от внешних вторжений [484 - Барбаро и Контарини о России; к истории итало-русских связей в XV в. / Вступ. ст., подгот. текста, перевод и комм. Е. Ч. Скржинской. Л., 1971. С. 33.]. Венецианский документ от 21 февраля 1474 г. свидетельствует о том, что и в последующие годы жалованье консула в Тане должно было поступать из сборов с венецианских купцов, торгующих в Газарии [485 - Iorga N. Notes et extraits pour servir à l’histoire des Croisade au XVe siècle. Sér. I. Paris, 1899. P. 211.]. Известны судебные процессы, возбужденные в начале XV в. против консулов, превышавших свои полномочия. Однако за наш период обвинений, подобных предъявленным Эрмолао Валарессо или Даниэлю Лоредану [486 - См.: Карпов С. П. Прест у пления и на каза ние в венецианской Та не. Дело консула Эрмолао Валарессо (1423) // ВВ. T. 69 (94). 2010. С. 32–43; Он же. Следственное дело консула венецианской Таны Даниэля Лоредана (1412) // Причерноморье в средние века. Вып. 8. СПб., 2011. С. 122–138.], неизвестно. Возможно, другие консулы были менее «оригинальны» и не совершали столь вопиющих преступлений. Интересно, что в завещаниях дважды консул называется консулом «Таны и всей империи Газарии». Кроме обычных административных и судебных обязанностей консул должен был хорошо разбираться в делах татарских ханов, враждовавших друг с другом и постоянно менявшихся. По документам нельзя составить полный список консулов Таны, однако мы знаем, что Арсенио Дуодо не был единственным представителем своей фамилии – в 1438 и 1448 гг. консулом Таны был Марко Дуодо [487 - Барбаро и Контарини о России… С. 45.].
   Мы непосредственно рассматриваем деятельность двух нотариев, работавших в Тане в промежутке между 1430 и 1440 гг., а также возвращавшихся туда в последующие годы. Исходя из характера подписи нотариев, мы можем попытаться установить, когда каждый из них появился в Тане и когда покинул ее на основе датировки актов, а также то, какие посты они занимали в фактории. Следует помнить, что по постановлениям венецианского Сената пресвитер-нотарий включался в свиту консула и его труд оплачивался из назначенного консулом оклада. Таким образом, сам консул выбирал канцлера курии, осуществлявшего свои функции на срок мандата консула. Они вместе отбывали к пункту назначения, как правило, на галеях линии, которые зачастую выполняли, помимо торговых, дипломатические и военные задачи.
   На основе документов мы можем судить, что до 1 августа 1430 г. [488 - ASV. NT. Cart. 750, f. 26r.] Никколо де Варсис прибыл в Тану (вероятно, с галеями линии 1430 г.) в качестве нотария и капеллана при венецианском консуле фактории Пьетро Ландо. Надо отметить, что в документах за этот год [489 - ASV. NT. Cart. 750, f. 26v, 27r.] венецианский консул также называется консулом всей империи Газарии (нотарий именуется: «spectabilis et egregii domini Petri Lando per serenissimo Venetie ducale dominio honorabilis consulis Tane et tocius imperii Gazarie capelanus»). В конце 1430 или в первых числах 1431 г. консул Пьетро Ландо умер (11 января 1431 г. датируется имбревиатура завещания, упоминающего консула уже как покойного [490 - ASV. NT. Cart. 750, f. 27v–28r.]), во всяком случае уже 3 января 1431 г. его обязанности, видимо, фактически исполнял вицеконсул Эрмолао Пизани [491 - ASV. NT. Cart. 750, f. 28r-v.]. При этом любопытно, что в протоколе завещания Варсис именует себя капелланом консула (который, видимо, еще был жив), а в corroboratio уже пишет «Ego presbiter Nicolaus de Varsis Venetus notarius et capelanus egregii viri nobili domini Hermolai Pisani Tane vizeconsulis complevi et roboravi». После смерти Ландо по меньшей мере до 9 сентября 1431 г. в Тане не было консула, а Варсис продолжал называть себя капелланом вицеконсула Эрмолао Пизани [492 - ASV. NT. Cart. 750, f. 30r-v.], и далее, вплоть до 7 октября 1432 г. – нотарием и капелланом покойного консула Таны Пьетро Ландо [493 - ASV. NT. Cart. 750, f. 31r.]. Другого наименования нотарий не мог себе дать: в это время (видимо, в 1431–1432 гг.) капелланом Таны был пресвитер Марко Малипьеро (Maripetri); он упоминается как капеллан Таны 7 октября 1432 г. [494 - ASV. NT. Cart. 750, f. 31r.] Вероятнее всего, в 1432 г. Варсис все еще оставался в Тане и выполнял функции нотария наряду сначала с капелланом Марко Малипьеро, а потом – со сменившим его капелланом нового консула Джусто Веньера Бенедетто де Смеритисом, а в 1433 г. отбыл из Таны в Венецию. 4 февраля 1434 г. мы застаем его на Риальто [495 - ASV. NT. Cart. 750, f. 31v.], причем подписывается он просто как венецианский нотарий.
   По всей видимости, Бенедетто де Смеритис прибыл в Тану с галеями линии летом 1432 г., причем он выступает в это время еще только как нотарий, практикующий частным образом. Впервые Смеритис фигурирует как «венецианский нотарий с Джудекки» [496 - Очевидно, слово «Джудекка» здесь обозначает остров в Венеции, а не иудейский квартал Таны.] в имбревиатуре от 22 июля 1432 г. [497 - ASV. NT. Cart. 917, f. 1.] Капелланом консула Таны Джусто Веньера (presbiter Benedictus de Smeritis Venetus notarius ac capellanus spectabilis et generosi viri domini Iusti Venerio honorabili consulis Tane) [498 - ASV. NT. Cart. 917, f. 1.] он стал не позднее 27 декабря 1433 г. (сменив на этом посту Марко Малипьеро) и исполнял обязанности капеллана и нотария при консуле по крайней мере до 6 апреля 1436 г. [499 - ASV. NT. Cart. 917, f. 1, 2–3, 4, 5–6.] 29 апреля и 2 мая 1436 г. он фигурирует в Тане как фидеикомиссар по завещанию некоего Джорджо [500 - ASV. NT. Cart. 750, f. 19r (3) – 19v (4).]. Более того, еще 21 сентября 1436 г. Смеритис по смыслу документа [501 - ASV. NT. Cart. 750, f. 23v–24r.] еще находится в Тане. 13 декабря 1436 г. [502 - ASV. NT. Cart. 917, f. 7–8.] мы обнаруживаем его в Константинополе на должности канцлера байло Константинополя Христофоро Марчелло; эту должность он занимал по крайней мере до 9 августа 1437 г.; и по крайней мере до 10 января 1439 г. (этим числом датируется его последний документ, составленный в Константинополе) он оставался в столице Византии в качестве частнопрактикующего нотария, снова подписываясь как Бенедетто де Смеритис с Джудекки, а 25 января 1440 г. [503 - ASV. NT. Cart. 917, f. 8.]мы застаем его на галеях Александрии.
   У нас нет формальных оснований полагать, что Смеритис исполнял в Тане обязанности канцлера курии, хотя, безусловно, он, как капеллан консула и нотарий, оказывал венецианцам Таны соответствующие услуги. В его собственных документах он ни разу не упомянут как канцлер консула Джусто Веньера. В актах же Никколо де Варсиса от 1436 г. Бенедетто де Смеритис упоминается как бывший капеллан Таны (presbyter Benedictus de Smeritis Sancti Hermie, olim capelanus Tane) [504 - ASV. CI. Cart. 231, f. 7v; NT. Cart. 750, f. 19r (3) – f. 19v (4).], поскольку его сменил Варсис, прибывший вместе с консулом в качестве нотария и канцлера. Впрочем, если принять во внимание то, что канцлером консула Варсис был еще с 1435 г., но, по крайней мере, до конца марта 1436 г. был в Константинополе, а его первые документы за 1436 г., составленные в Тане, датируются 24 апреля 1436 г. [505 - ASV. NT. Cart. 750, f. (2) 18v–19r (3).], то вырисовывается следующая картина. Никколо де Варсис вторично появился в Тане в качестве канцлера курии при консуле Арсенио Дуодо в 1436 г. Зима и начало весны 1436 г. застали Варсиса в Константинополе. Неизвестно, занимал ли он должность канцлера еще с лета 1435 г. и отлучился на зиму в Константинополь или же был выбран новым консулом Арсенио Дуодо в качестве канцлера, но ожидал его зимой в Константинополе. Более вероятным представляется первый вариант, так как еще 6 апреля 1436 г. [506 - ASV. NT. Cart. 917, f. 5–6.] Смеритис еще упоминает Джусто Веньера как консула (значит, следующий консул добрался до Таны уже после этого). Видимо, Арсенио Дуодо, уже будучи назначен новым консулом и отправившись в Причерноморье в 1435 г. вместе с Никколо де Варсисом, задержался в Константинополе с зимы 1435 г. до весны 1436 г. Ф. Тирье оценивает морской путь от Венеции до Таны в три месяца [507 - Balard M. La Romanie Génoise (XIIe – début du XVe siècle). Т. 1. Roma; Genova, 1978. Р. 4 74.], и при условии, что отплытие галей было сильно задержано, они могли в тот год не отправиться в Причерноморье, а консул (вместе со своим нотарием и капелланом Варсисом и зятем Иосафатом Барбаро) – остаться в Константинополе [508 - ASV. Senato, Misti, reg. 59, f. 163v; Tiriet F. Régestes… T. 3. Paris; La Haye, 1961. N 2415.]. Так или иначе, 23 января 1436 г. Варсис составляет в Константинополе завещание [509 - ASV. NT. Cart. 750, f. 18v.], а в прокурации 25 марта 1436 г., также составленной в Константинополе [510 - ASV. CI. Cart. 231, f. 1r, 1v.], ссылается на него [511 - В тексте прокурации, датированном 25 марта 1435 г., явная ошибка, либо дата в этом случае указана не по венецианскому календарю. С учетом венецианского календаря, в котором год начинался с марта, выходит, что Варсис в документе от 25 марта 1435 г. ссылается на документ от 23 января 1436 г., что невозможно; значит, либо оно было составлено 25 марта 1436 г., либо дата дана не по венецианскому календарю.]. Выходит, что новый консул Арсенио Дуодо и его канцлер Никколо де Варсис прибыли в Тану и приступили там к исполнению своих обязанностей между 6 и 24 апреля 1436 г., сменив при этом соответственно Джусто Веньера и Бенедетто де Смеритиса [512 - В том случае, если Бенедетто де Смеритис был канцлером. У нас нет веских оснований отрицать этого, однако в документах Смеритис именует себя только капелланом консула.].
   С 24 апреля по 9 октября 1436 г. Варсис именует себя: «civis et habitator Venetiarum, imperiali auctoritate notarius et spectabilis et generossi viri domini Arsenii Duodo Tane consulis cancelarius» [513 - ASV. CI. Cart. 231, f. 2r и далее, то же и в NT. Cart. 750 за соответствующие даты.]. Он является канцлером курии венецианской фактории и капелланом консула Таны Арсенио Дуодо, называя при этом имя своего покойного отца (quondam Georgii), упоминая о своем венецианском гражданстве (civis Venetiarum) и сообщая характер своей инвеституры от Священной Римской империи (publicus imperiali auctoritate notarius). В другом месте [514 - ASV. CI. Cart. 231, f. 3r.] в документе от 25 июня 1436 г. он также называет себя жителем Венеции (habitator Veneciis), добавляет стандартную для нотариев титулатуру судьи (imperiali auctoritate notarius publicus ac iudex ordinarius) и указывает прямо на уже давно полученную должность канцлера курии (consulis Tane cancelarius). Надо отметить, что в документах из Cart. 750 с завещаниями за этот период он далеко не всегда упоминает о своей должности канцлера, зато в завещании от 14 июня 1436 г. он называет приход, к которому он продолжал быть приписан в Венеции (ecclesie Sanctorum Apostolorum de Venetiis diachonus) [515 - ASV. NT. Cart. 750, f. 21v.]. 6 марта 1437 г. [516 - ASV. NT. Cart. 750, f. 8.] Никколо де Варсис называет себя только нотарием и капелланом Таны. Это, однако, не означает, что на посту канцлера его сменил новоприбывший нотарий, ведь в завещании от 28 июля 1437 г. [517 - ASV. NT. Cart. 750, f. 24r-v.] он снова фигурирует как канцлер консула. Вплоть до 1 января 1439 г. Варсис фигурирует как канцлер курии Таны при консуле Арсенио Дуодо [518 - ASV. NT. Cart. 750, f. 26r.]. В завещании, составленном 7 октября 1439 г. Варсис уже не называет себя канцлером (presbiteri Nicolai de Varsis Venetiarum notarii et ecclesie sanctorum apostolorum diachoni) [519 - ASV. NT. Cart. 750, f. 26r.], и на сей раз это уже дает нам основания предполагать, что на этом посту его сменил другой человек. Что в данном случае обозначает слово «диакон» – вопрос непростой, однако ясно, что это – не священный сан в собственно каноническом понимании, ведь Варсис одновременно и в рамках одного акта называет себя и диаконом, и пресвитером. Вероятно, нотарий имеет в виду то, что, будучи священником, он имеет диаконский бенефиций в Венеции.
   27 августа 1445 г. Варсис снова оказывается в Тане, и снова в качестве канцлера курии теперь уже нового консула фактории Леонардо Веньера: в инструменте, вложенном в первый картулярий, он называет себя «presbyter Nicolaus de Varsis Venetiarum notarius spectabilis et egregii viri Domini Leonardi Venerio Tane consulis chancelarius» [520 - ASV. CI. Cart. 231, пергамен.]. В мае – октябре 1454 г. Варсис снова оказывается в Тане [521 - ASV. NT. Cart. 750, f. 44r–45r.], на сей раз на правах простого венецианского нотария (sanctorum apostolorum et Venetiarum notarius).
   Вариативность формулы самоидентификации нотария позволяет сделать несколько важных выводов. Во-первых (и этот звучит как трюизм), именование нотария (и, шире, всякого человека) в нотариальных актах значительно варьировало. Во-вторых, на основании наших источников нет оснований усматривать никакой четкой взаимосвязи между формулой и правовым статусом человека. Если в одном, скажем, завещании Варсис называет себя iudex ordinarius, а в другом опускает эти слова, то усматривать за этим какой-то глубинный смысл было бы большой натяжкой. Это, скорее всего, просто формула, юридическая фикция (как и указание на характер инвеституры). Кроме того, формулировки самоназвания, скорее всего, подстраивались под то, как именовал себя тот или иной консул в официальных бумагах и транспонировались нотарием на частноправовые акты. Также нет никакого смысла придавать какое бы то ни было значение терминам civis, habitator, когда мы видим их в нотариальных актах. Если в одном месте Варсис называет себя habitator Veneciis, то это отнюдь не означает, что он при этом не был венецианским гражданином. Также, по сути, ничего не объясняет с точки зрения содержательного анализа источника формула ecclesie Sanctorum Apostolorum de Venetiis diachonus [522 - ASV. NT. Cart. 750, f. 18v, 21v.], тем более, что нотарий зачастую по-разному называет себя в рамках одного и того же документа [523 - Напр., ASV. NT. Cart. 750, f. 18v.]. Скорее всего, нотарий просто составлял более пространный, ответственный (вероятно, и лучше оплачиваемый) документ и решил украсить его более полным самоназванием. Эта же тенденция прослеживается и в степени развернутости или сокращенности юридических формул. Несомненно, влияли и какие-то субъективные факторы. В конечном счете, в этом случае можно еще раз констатировать: акты дают возможность понять, что далеко не за каждой формулой зарезервирована какая-либо конкретная и для всех конкретных применений формулы одинаковая социальная реальность, хотя, несомненно, в определенных случаях реальность все же выражается через юридическую форму.

Архивные источники

ASV. Notarili Testamenti. Busta 917; Busta 750
ASV. Cancelleria Inferior, Notai. Busta 231

Литература

   Барбаро и Контарини о России; к истории итало-русских связей в XV в. / Вступ. ст., подгот. текста, перевод и комм. Е. Ч. Скржинской. Л., 1971.
   Брун Ф. К. [Рец. на кн.:] Etudes sur le commerce au moyen-âge. Histoire du commerce de la mer Noire et des colonies Génoises de la Krimée, par F. de la Primandaie // ЗООИД. Т. 2. Одесса, 1848.
   Карпов С. П. Документы по истории венецианской фактории Тана во второй половине XIV в. // Причерноморье в средние века. Вып. 1. М., 1991.
   Карпов С. П. Источники по истории Причерноморья и Древней Руси в итальянских архивах // Вестник МГУ, сер. История. 1994. № 1. C. 3–16.
   Карпов С. П. Венецианская Тана по актам канцлера Бенедетто Бьянко (1359–60 гг.) // Причерноморье в средние века. Вып. 5. М.; СПб., 2001. C. 9–26.
   Карпов С. П. Преступления и наказание в венецианской Тане. Дело консула Эрмолао Валарессо (1423) // ВВ. T. 69 (94). 2010. С. 32–43
   Карпов С. П. Следственное дело консула венецианской Таны Даниэля Лоредана (1412) // Причерноморье в средние века. Вып. 8. СПб., 2011. С. 122–138.
   Ковалевский М. М. К ранней истории Азова. Венецианская и генуэзская колонии в Тане в XIV веке // Труды XII Археологического съезда в Харькове (1902 г.). М., 1905. Т. 2. С. 157–162.
   Кононенко А. М. Проблемы классификации западноевропейского частного акта // Проблемы источниковедения западноевропейского средневековья. Л., 1979.
   Огородникова В. И. Венецианские кладоискатели XV века в Южном Подонье // ИТУАК. № 53. Год 29-й. Симферополь, 1916.
   Прокофьева Н. Д. Акты венецианского нотария в Тане Донато а Мано (1413–1419) // Причерноморье в средние века. Вып. 4. СПб., 2000.
   Скржинская Е. Ч. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971.
   Талызина А. А. Типология и эволюция формуляра документов по истории навигации «галей линии» в Венеции // Причерноморье в средние века. Вып. 3. СПб., 1998.
   Талызина А. А. Венецианский нотарий в Тане Кристофоро Риццо (1411–1413) // Причерноморье в средние века. Вып. 4. СПб., 2000.
   Талызина А. А. Завещания Кристофоро Риццо, составленные в Тане (1411–1413) // Причерноморье в средние века. Вып. 5. М.; СПб., 2001.
   Уваров П. Ю. Французское общество XVI века: Опыты реконструкции по нотариальным актам. М., 2004.
   Чурсина С. А. Акты генуэзских нотариусов как источники для изучения средневековой торговли // Ученые записки / Ярославский пед. ин-т. Вып. 76. Ярославль, 1970.
   Balard M. Gênes et l’Outre-mer. Les actes de Caf a du notaire Lamberto di Sambuceto, 1289–1290. Paris; La Haye, 1973.
   I viaggi in Persia degli ambasciatori veneti Barbaro e Contarini / A cura di L. Lockhart, R. Morozzo della Rocca, M. F. Tiepolo. Roma, 1973.
   Iorga N. Notes et extraits pour servir à l’histoire des Croisade au XV -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

siècle. Sér. I. Paris, 1899.
   Karpov S. P. Génois et Byzantins face à la Crise de Tana de 1343 d’après les documents d’archives inédits // Byzantinische Forschungen. Bd. 22. 1996. P. 33–51.
   Balard M. La Romanie Génoise (XII -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

– début du XV -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

siècle). Т. 1. Roma; Genova, 1978.
   Tiriet F. Régestes des délibérations du Sénat de Venise concernant la Romanie. T. 1. Paris; La Haye, 1958.

А. Г. Цыпкина
Трапезундская научная экспедиция 1916–17 гг. Новые архивные материалы [524 - Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М. В. Ломоносова).]

   Резюме: Статья посвящена изучению истории Трапезундской научной экспедиции, проведенной под руководством академика Ф. И. Успенского в 1916 и 1917 гг. Для реконструкции событий автор привлекает новые материалы из фонда генерал-лейтенанта А. В. Шварца (ГАРФ), сравнивает данные научных отчетов академика Ф. И. Успенского с воспоминаниями известного писателя, археолога по образованию, С. Р. Минцлова и статьями местной газеты «Трапезондский военный листок». Рассматриваются организация экспедиции, особенности управления краем и отношение общества к Кавказскому фронту. Показаны трудности миссии охраны памятников культуры на завоеванной территории, освещен способ работы Трапезундской экспедиции с культурным наследием в условиях Первой мировой войны.

   Summary: Te article addresses the research problems of the Trabzon mission, carried out under F.I. Uspensky during the summers of 1916 and 1917. Te author bases the reconstruction of the pertinent events on new materials from the Fund of Lieutenant General A.V. von Schwartz (State Archive of the Russian Federation), comparing it with the data of F.I. Uspensky’s study and the memoirs of the famous writer (initially educated as an archaeologist) R.I. Mintslov. It also includes the articles of the local newspaper «Te Trebizond War Leafet». Te author further examines the organization of F.I. Uspensky’s mission, the particularities of governing the Trabzon territories, and the public attitude towards the Caucasus front. Te difculty of protecting cultural monuments on the occupied territories became an acute problem for the expedition and the article outlines how Uspensky worked with objects of cultural heritage in the circumstances of the First World War.

   Ключевые слова: архивы, С. Р. Минцлов, Ф. И. Успенский, Трапезундская экспедиция, Трапезондский военный листок, Кавказский фронт, А.В. фон Шварц, Я. И. Кефели, рукописи РАИК.

   Keywords: Archives, S. R. Mintslov, F. I. Uspensky, Trabzon expedition, Russian Archaeological Institute in Constantinople, Trebizond War Leafet, the Caucasus front, A.V. von Schwartz, J. I. Kefeli, RAIC manuscripts.

   В ходе успешной наступательной операции русской армии на Кавказском фронте во время Первой Мировой войны и в ходе Трапезундской операции 5 апреля 1916 г. русской армией был занят г. Трапезунд. Это был один из самых крупных успехов русской армии за годы войны. Общая площадь занятых территорий, согласно записям генерала А. В. Шварца, составляла более чем 2 500 кв. верст [525 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 35.]. Как было принято в то время, на завоеванные территории посылались экспедиции научного характера. На Кавказский фронт в 1916 г. была послана Трапезундская экспедиция, финансируемая Русским археологическим обществом и Императорской Академией наук и состоявшая из руководителя – историка-византиниста Ф. И. Успенского (академик прибыл в Трапезунд 13 мая 1916 г.) [526 - СПФ АРАН. Ф. 116. Оп. 1. Д. 310. Л. 1. Датировка предварительная.], искусствоведа Ф. И. Шмита и художника Н. К. Клуге.
   Наиболее подробным трудом о Трапезундской экспедиции Ф. И. Успенского, освещающим все стороны деятельности экспедиции, остается статья Е. Ю. Басаргиной, которая сделала обзор фондов Санкт-Петербурга, предоставляющих информацию об экспедиции [527 - Басаргина Е. Ю. Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916 г.) // ВИД. Т. 23. 1991. С. 301.]. Там рассмотрены основные результаты работы экспедиции, которые так и не были сведены в монументальное издание; упомянуты все основные проблемы, с которыми столкнулась экспедиция – организация труда, отношения с военным командованием, проблемы с местным населением. Организация жизни в Трапезунде после занятия его русскими войсками рассматривается в статье Х. Д. Акарджи [528 - Акарджа Х. Д. Трабзон становится Трапезундом: превращение османского города в русский во время Первой мировой войны // Русский сборник: исследования по истории России / Ред. – сост.: О. Р. Айрапетов, М. Йованович, М. А. Колеров и др. Т. 8. М., 2010. С. 95–111.]. Археологические раскопки исследователь показывает в религиозном контексте взаимодействия русского и греческого православия, но освещение им отношений между русским, греческим и мусульманским населением требует отдельного рассмотрения. В этой же статье мы подробнее остановимся на отношении экспедиционного начальства с местным военным командованием, организационных проблемах экспедиции и тех сведениях, которые могут добавить воспоминания генерала А. В. Шварца, представителя военной власти, и еще одного участника экспедиции, С. Р. Минцлова, также являвшегося сотрудником Шварца (Ф. И. Успенский пригласил его, как археолога по образованию, проводить раскопки) [529 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея. Берлин, 1925.]. В статье будет дано более полное описание участия С. Р. Минцлова в экспедиции в совокупности с новыми сведениями из газеты «Трапезондский [530 - Написание названия Трапезунда (тур. Трабзон, греч. Τραπεζούς) в форме «Трапезонд», через «о», было широко распространено в русских изданиях той эпохи. Любопытно, однако, что Я. И. Кефели и А. В. Шварц в своих письмах пишут «Трапезунд» (через «у»).] военный листок», которые ранее не приводились исследователями. Надеемся, что в будущем использование «Трапезондской эпопеи» С. Р. Минцлова и ее сравнение с записными книжками Ф. И. Успенского поможет восстановить хронологию экспедиционных археологических работ.
   Несмотря на некоторое количество трудов, опубликованных в основном Ф. И. Успенским, все материалы экспедиции издать не удалось. Кое-что осталось не доведенным до логического конца. Позднее, в 1920-е гг. [531 - Датировка установлена О. В. Селивановой при разборе личного фонда И. Н. Бороздина (АРАН. Ф. 2181).], в неопубликованной статье «Малая Азия и Черноморье», Ф. И. Шмит, русский византинист-искусствовед и археолог, а также сотрудник первой Трапезундской экспедиции Ф. И. Успенского (лето 1916 г.), напишет: «Мы уже немного знаем турецкое искусство Малой Азии – очень немного, очень неудовлетворительно, конечно, но в общих чертах знаем. Надо надеяться, что новая Турция и сама приложит усилия к тому, чтобы сохранить и изучить вещественные памятники прошлого, и допустить к этой работе международную науку» [532 - АРАН. Ф. 2181. Дело со статьей Ф. И. Шмита «Малая Азия и Черноморье». С. 11. Номер дела не может быть указан, поскольку фонд еще не прошел техническую обработку. Благодарим О. В. Селиванову, любезно предоставившую для чтения этот материал.]. Частично это осуществилось: на Западе было издано некоторое количество исследований по этим памятникам [533 - См. сноски в статье: Басаргина Е. Ю. Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916 г.) // ВИД. Т. 23. 1991. С. 296–299; а также: Bryer A., Winfeld D., Balance S., Isaac J. Te Post-Byzantine Monuments of the Pontos. A sourcebook. Farnham, 2002; Bryer A., Winfeld D. Te Byzantine Monuments and Topography of the Pontos. Washington, 1985. 2 vol. (Dumbarton Oaks Studies; 20).].
   Поскольку трапезундские памятники продолжают разрушаться, их описание даже столетней давности представляет научный интерес [534 - Басаргина Е. Ю. Историко-археологическая экспедиция… С. 296.]. Некоторые дополнения к описанию их состояния во время взятия города русскими войсками, обстановки, в которой проходила работа экспедиции, взятые из воспоминаний С. Р. Минцлова и прессы, мы представим в этой статье.
   Описывая Трапезундскую операцию, военный историк Н. С. Новиков писал: «C овладением Трапезондом Кавказская армия, действовавшая на Эрдзинжанском и других направлениях, получала железную дорогу на Эрзерум, которая позволяла организовать подвоз снабжения морем и которой в свое время пользовались для того же турки» [535 - Новиков Н. С. Операции флота против берега на Черном море в 1914–1917. М., 1927. С. 207.]. Однако адмирал А. А. Эбергард, командующий Черноморским флотом, не придерживался этой распространенной точки зрения: он считал, что для возможности организовать правильный подвоз снабжения для армии непосредственно в районе Трапезунда необходимо было устройство военного порта в Платане [536 - Село недалеко от города, примерно в 15 км.] как единственном подходящем месте к западу от Ризе» [537 - Новиков Н. С. Операции флота… С. 207.]. Помимо трений внутри местного командования, «опыт совместных действий на этом фронте показывал, что сухопутное командование не доверяло заверениям морского, что «господство флота на море обеспечивает армию с моря» [538 - Новиков Н. С. Операции флота… С. 208.], хотя эти силы были вынуждены действовать вместе. Несогласие военного начальства сказывалось и на работе экспедиции. Уладить эти сложности было почти невозможно: экспедиция столкнулась с рядом организационных затруднений, присущих в то время, по всей видимости, всему Кавказскому фронту, важность которого явно недооценивалась. Если реконструировать общественное мнение по газетным статьям, должное внимание ему стали уделять не сразу. Некоторые газеты главным фронтом первое время называли Западный, и лишь в день сообщения о взятии Трапезунда это слово – «главный» – исчезает с колонки Западного фронта [539 - См. «Русский инвалид» № 90 от 3 апреля 1916 г.], впрочем, ненадолго. Ставка также демонстрировала невнимательное отношение к Кавказскому фронту. Свидетельства об этом сохранились в фонде А. В. фон Шварца, которые приведены ниже.
   Военный инженер генерал-лейтенант Алексей Владимирович фон Шварц [540 - А.В. фон Шварц (1874–1953), военный деятель, генерал-лейтенант (с 24.08.1917), участник русско-японской войны 1904–1905 гг. и обороны крепости Порт-Артур, в 1914 г. – и. д. коменданта Ивангородской крепости, с 1915 г. – комендант Карской крепости; в 1916 г. – главный руководитель по укреплению Эрзерумского района; с 2.05.1916 – главный руководитель по укреплению Трапезунда, с 23.07.1916 – начальник Трапезундского укрепленного района. После Октябрьской революции продолжил службу у большевиков. Экстраординарный профессор Николаевской инженерной академии, военный руководитель Северного участка завесы и Петро-], начавший свою службу на Кавказском фронте с должности коменданта Карской крепости, был назначен Ставкой следить за военными укреплениями и порядком в Трапезунде, его санитарным состоянием [541 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 88.]. Позже генерал напишет: «Трапезунд сделался с мая месяца 1916 г. тыловой базой правого фланга фронта. Один из древнейших городов малоазиатского побережья, он издавна славился плохим санитарным состоянием, чему способствовали скученность домов на небольшой сравнительно площадке между морем и горой Бос-Тепе, примитивное устройство домов, отсутствие канализации, узкие кривые улицы, водопровод из глиняных труб и два больших старых кладбища в самом центре города. Через Трапезунд проходили все части войск, пополнения, маршевые и прочие команды, прибывшие из России и Кавказа, гурты скота, продовольственный фураж. В нем было сосредоточено большое количество тыловых госпиталей и громадные интендантские склады» [542 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 19–20.].
   Впоследствии генералу А. В. Шварцу удалось улучшить положение города, но его назначение в Трапезунд поначалу было воспринято очень холодно [543 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 81.]. В воспоминаниях его жены Антонины Васильевны, приехавшей туда к мужу в конце декабря 1915 г. [544 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 75. Л. 80. Часть дневника Антонины Васильевны Шварц под названием «Накануне войны» (остальные части хранятся или в той же описи под другими номерами, или в Бахметьевском архиве при Колумбийском университете (США): см. Акарджа Х. Д. Трабзон становится Трапезундом…).], сохранились записи об отношении Ставки к Кавказскому фронту в 1915 г.: «Надо тут отметить, что Ставка относилась по меньшей мере индифферентно к Кавказскому фронту. Вел. Князю приходилось с большим трудом добиваться присылки на Кавказский фронт самого необходимого боевого материала. Вел. Князь даже, по-видимому, старался избегать такого рода обращения, дабы избежать отказа. Вот почему он была так поражен, когда муж (А. В. Шварц – А.Ц.) приехал к нему, и первым его вопросом было: „Как Вас отпустили ко мне?“». Однако, принимая во внимание серьезное положение Карса, по совету А. В. Шварца, было решено немедленно приступить к его переустройству, выписать для него артиллерийское вооружение через Ставку и самой крепости приступить к формированию из новобранцев двух крепостных пехотных полков [545 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 75. Л. 84, от новобранцев – л. 85.]. Его отношения с генералом Н. Н. Юденичем, командующим Кавказской армией, были натянутые: еще в Карсе А. В. Шварц «изменил заведенные порядки, что штаб армии, квартировавший в крепости, распоряжался имуществом крепости совершенно произвольно, не считаясь с комендантом» [546 - Там же. Л. 85.], приказав прекратить подобное [547 - Там же. Л. 86.]. План А. В. Шварца по фортификационному переустройству Карса Великий Князь Николай Николаевич принял, только сказал: «Я совершенно согласен со всем изложенным в докладе, но не вижу, что можно сделать реально по вопросу о немедленном назначении гарнизона, т. к. кроме новобранцев без ружей у меня ничего нет» [548 - Там же. Л. 84.]. Примерно в таком положении был весь Кавказский фронт. В первой половине апреля, на XI заседании Бюро отделения историко-филологических наук 12 октября 1916 г. Ф. И. Успенский рассказывал, что на момент его приезда «все части города, населенные армянами и турками, оказались запустелыми <…>, в чужих домах стали хозяйничать греки, а потом и русские солдаты, преимущественно матросы» [549 - ИИАН. Сер. VI. Т. 11. № 16. 1916. С. 1490.].
   Спустя некоторое время по прибытии в Трапезунд генерал А. В. Шварц начинает формировать команду людей, которые впоследствии будут трудиться над налаживанием жизни в городе и над укреплением тамошней крепости. Среди принятых им на службу оказался известный писатель С. Р. Минцлов [550 - Минцлов Сергей Рудольфович, статский советник (5 класс, при переводе чина в военный этот чин мог соответствовать чину полковника, 6 класс) по министерству земледелия (Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 71), известный писатель, главный редактор газеты «Трапезондский военный листок». В армии ранее не служил и был призван как подпоручик (12 класс), в каковом чине и пребывал до назначения А. В. Шварцем начальником Трапезундского округа (Там же. С. 72). Родился в 1870 г., окончил Александровское военное училище и археологический институт. Ряд лет посвятил на объезд России с целью собирания книг, предметов старины и для археологических исследований и раскопок. Имел одну из интереснейших библиотек, утерянную в годы революции. Ее каталог был опубликован им самим (Опись книгохранилища С. Р. Минцлова. СПб., 1905). Подробнее о службе и карьере Минцлова см. URL: http://www.rulex.ru/01130766.htm (дата обращения: 25.9.2014).], исполнявший должность начальника Трапезундского военного округа, чьи вспоминания помогут нам в этой статье дополнить имеющиеся сведения о Трапезундской экспедиции. «Вы будете нашим историографом. Опишите Трапезонд и все то, что мы будем здесь делать; ничего тайного от Вас у нас здесь не будет. Делайте раскопки здесь, словом, предпринимайте все, что найдете нужным!» – с таким напутствием обратился А.В. фон Шварц к С. Р. Минцлову на одной из первых встреч [551 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 29.]. Таким образом, воспоминания С. Р. Минцлова, вместе с его газетными материалами, могут послужить источником по истории экспедиции и тех условий, в которых она проходила, несмотря на то, что его свидетельства субъективны.
   Вот что пишет С. Р. Минцлов через некоторое время после приезда, 26 мая 1916 г.: «Трапезонд расположен на всхолмленной равнине, длинным горбатым мысом врезающейся в синюю гладь моря. Крытые красной черепицей турецкие дома тесно лепятся один над другим, и издали город производит впечатление почти европейского. В действительности же это лабиринт кривых и узких донельзя улочек». Однако на суше город не так радовал глаз, как издалека: «В мае месяце, когда я приехал в Трапезонд, все кварталы вокруг мечети были совершенно пустынны. Окна и двери домишек были выбиты и распахнуты: дворы были завалены битой посудой, ломаной мебелью и, кое-где, грудами рваных книг и рукописей. Немало дней я посвятил на обход дворов и рытье в кучах хлама, в результате чего оказалась находка нескольких десятков весьма любопытных древних рукописей, писанных на пергаменте и украшенных орнаментами в красках. Кое-что отыскалось и в ворохах рвани, возвышавшейся у башни, близ мечети. Последняя – типичный византийский храм, весь выбеленный и оштукатуренный как внутри, так и снаружи (древний собор был переделан в мечеть после турецкого завоевания – А.Ц.)» [552 - Трапезондский военный листок (далее – ТВЛ). № 18. 1916. 20 ноября. С. 3.].
   С. Р. Минцлов принимает участие почти во всех проводившихся в Трапезонде работах как по налаживанию управления в городе, так и в историко-археологических изысканиях экспедиции. «Трапезондский историограф» [553 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 29; ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11.], сам имевший некоторый опыт работы с рукописями как археограф [554 - В НИОР сохранилось письмо С. Р. Минцлова о «рукописях игуменьи Марии». Он был также действительным членом многих научных обществ: Императорского Русского Археологического О-ва, Императорского Русского Географического О-ва, Императорского О-ва ревнителей Истории, Русского Библиологического Общества, Петроградской и Нижегородской Ученых Архивных комиссий (НИОР. Письмо на бланке от 11 декабря 1917 г., отправлено со станции Кемере, Финляндской жел. д. Ф. 454 С. П. Мельгунова. Картон № 1. Ед. хр. № 15. Л. 1).] и продолжавший интересоваться сбором рукописей (так, неподалеку от Трапезунда он посетил рукописную библиотеку Сумелийского монастыря) [555 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 33.], ко всему прочему был журналистом и основателем газеты «Трапезондский военный листок», издававшейся на месте в 1916–1917 гг., главным редактором которой он был до 1 февраля 1917 г. [556 - Газета продолжала издаваться и некоторое время после революции. С 1 февраля 1917 г. Минцлова на должности главного редактора сменил его зам. Г. И. Иванов; в революционное время газете писал статьи и председатель трапезундского Совета рабочих и крестьянских депутатов А. С. Серебровский. АРАН. Ф. 1595.]
   По распоряжению А. В. Шварца С. Р. Минцлова допускают почти всюду – уникальные условия для работы историографа. С 13 июня 1916 г. С. Р. Минцлов, как археолог по образованию, по приглашению Ф. И. Успенского также участвует в небольших раскопках, проводимых Трапезундской экспедицией [557 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 45.]. Сначала столицу осколка Византийской империи С. Р. Минцлов по-античному ласково будет именовать «черноморской Троей» [558 - Там же. С. 32.] и 1 июня запишет в дневнике: «Византийские храмы мало интересуют меня; интересует другое: осматривая их и мечети, я не раз натыкался на мраморные капители колонн и плиты с орнаментами глубокой древности. Служат они здесь или чашами-водопойками для скота, или же просто заделаны в полы и стены. И гг. византийцы, и гг. турки тащили их из развалин еще языческих храмов, несомненно, в изобилии когда-то украшавших здешние холмы» [559 - Там же. С. 34.]. Но уже через 10 дней из его дневниковых записей становится видно, что автора начинает интересовать не только античное, но и византийское прошлое края.
   Помимо «Трапезондской эпопеи», некоторые сведения об экспедиции может дать и газета «Трапезондский военный листок». Факты, предоставляемые дневником и газетой, немного отличаются друг от друга. По всей видимости, дневник отражал общую атмосферу происходящего и первые личные впечатления С. Р. Минцлова, тогда как газета публиковала данные уже проверенные. Так, отзыв о трапезундской церкви Св. Софии, напечатанный С. Р. Минцловым в газете, более восторженный, чем в дневнике, где он отмечает, что фрески на стенах и пол с остатками мозаики в храме «по качеству своему интереса и важности не представляют» [560 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 35.] (однако участник второй Трапезундской экспедиции Н. Д. Протасов считал, что «вся роспись Св. Софии была выполнена, несомненно, лучшими мастерами своего времени» [561 - Краткий отчет Н. Д. Протасова (в составе отчета Ф. И. Успенского) // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 221. Полное раскрытие, реставрация и описание фресок церкви были осуществлены много позже, в 1957–1962 гг., английской экспедицией «Рассел Траста» во главе с Д. Талбот-Райсом (Карпов С. П. История Трапезундской империи. СПб., 2007. С. 8).]). Часть наиболее интересных исследований по району, помещенных в газете, – как историко-археологических, так и экономико-географических, – в 1917 г. были выпущены отдельным изданием под названием «Сборник статей, опубликованных в газете «Трапезондский военный листок» [562 - Сборник статей, напечатанных в газете «Трапезондский военный листок» за 1916–1917 гг. Трапезонд, 1917.].
   Как было написано в передовице первого выпуска газеты, своей задачей «Трапезондский военный листок» ставил «дать оторванным от родины русским людям возможность быть быстро осведомленными о том, что так остро интересует и волнует теперь всех – о событиях, происходящих на театрах великой войны. «Жизнь города и всего края, его прошлое и настоящее, его легенды и обычаи, воспоминания и записки участников славной Кавказской армии, описание подвигов гг. офицеров и солдат – все найдет место на страницах Листка» [563 - ТВЛ. № 1. 1916. 1 ноября. С. 1.]. Как и во всякой газете, печатались сообщения телеграфных агенств, хроника жизни города, объявления, приказы Начальника Трапезондского укрепленного района генерал-майора А. В. Шварца, официальные сообщения иностранных держав. Конечно, взятие Трапезунда («турецкого нынешнего Тарабазана или Тарабузуна») [564 - Биржевые ведомости. № 15483 от 4 апреля 1916 г.], а также – частично – его история в доступном для неспециалиста варианте освещали и другие газеты того времени (например, «Новое время», «Русские ведомости», «Московские ведомости» или «Биржевые ведомости» [565 - Напр.: Биржевые ведомости. № 15486 от 6 апреля 1916 г. С. 1.]), но более подробное и постепенное освещение событий на местах, в том числе экспедиционных, принадлежало, конечно, «Трапезондскому военному листку».
   Выходила газета довольно часто (№ 1–1 ноября, № 2–3 ноября, № 3–5-го и т. д.). Как в любой газете, в начале, на первом, а иногда и на втором листе шла военная сводка – телеграммы и сообщения с фронтов, потом печатались события и объявления местной важности. Были там и сведения экономического, промышленного характера. Например, газета публиковала статьи о производстве орехов в г. Трапезунде [566 - ТВЛ. № 60. 1917. 8 января. С. 5–6; Сборник статей… С. 116–122.], о распространении разных земледельческих культур [567 - ТВЛ. № 30. 1916. 4 декабря. С. 4; Сборник статей… С. 76–77.], о вывозной торговле Трапезундского порта. Все это перемежалось с историко-географическими наблюдениями о памятниках и «прошлом Трапезонда», на которых в этой статье мы остановимся подробнее.
   Так, уже в шестом номере от 6 ноября 1916 г. [568 - ТВЛ. № 6. 1916. 6 ноября. С. 2.] был напечатан рассказ главного редактора С. Р. Минцлова о поездке в Сумелийский монастырь, которая также частично описана в «Трапезондской эпопее» [569 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 100–107.]. «Знаменитый Инкерманский монастырь в Крыму кажется крошечным, сравнительно с этим чудом света!» [570 - Пунктуация авторская (С. Р. Минцлова).]. Он был богат рукописями. Как рассказывает С. Р. Минцлов, вместе с митрополитом Родопольским Кириллом они осмотрели библиотеку, «содержащую немало древних манускриптов» [571 - ТВЛ. № 6. 1916. 6 ноября. С. 2–3.]. С. Р. Минцлов также описывает недавнее вторжение турок в этот монастырь: «Не в пример своим союзникам, турки вели себя джентльменами: они забрали из монастыря только серебро и наиболее ценные ковры; все же остальное – часть ковров, мебель, драгоценная библиотека – остались нетронутыми. Из библиотеки, впрочем, они взяли одну грамоту какого-то султана, самую древнюю. Ни одной рукописи, ни одной книги они не порвали и решительно ничего не испортили» [572 - Там же. С. 3.]. (Следует отметить, что так было далеко не везде. В номере № 18 барон Н. Н. Ховен, описывая монастырь Св. Иоанна «в нескольких верстах от шоссе между Дживизликом и Хамсикёем», сообщал, что «все ценное из обеих церквей было взято турками, причем монахи особенно жалеют Евангелие, присланное монастырю, по их словам, Петром Великим» [573 - ТВЛ. № 18. 1916. 20 ноября. С. 4.]).
   Трапезундские памятники пострадали не только от времени или турецкой перестройки в свое время, но и от мародерства разными людьми и армиями. С кражей рукописей была целая беда. В записных книжках о храме Св. Софии Ф. И. Успенский оставит следующее свидетельство: «Не менее безотрадное впечатление производит вид Св. Софии. Двери ее также раскрыты, стекла выбиты, она доступна для всякого, ибо нет ни одного представителя мусульманского духовенства, ни русских священников <…> Также необходимо принять меры по поводу закрытия мечети <…> При посещении обнаружена мерзость запустения <…> Здесь оказались разбросаны по полу обрывки бумаги и рукописей, целого архива книг и разных духовных записей» [574 - СПФ АРАН. Ф. 116. Оп. 1. Д. 310. Лл. 1–2.].
   Случаи кражи ковров приведены как в Отчетах экспедиции, так и в «Трапезондской эпопее» С. Р. Минцлова. Как пишет Ф. И. Успенский, несмотря на ввод русских войск в Трапезунд, «трудно было бы утверждать, что и после русского занятия города не продолжались в нем грабежи (теперь уже русскими солдатами. – А.Ц.) особенно мечетей с их богатыми коврами. Неоднократно, когда мы входили в разграбленную мечеть, местные греки доводили обязательно до нашего сведения, что три дня назад «οἱ στρατιῶται» ворвались и вынесли из мечети оставшиеся в ней ковры» [575 - Отчет акад. Ф. И. Успенского // ИИАН. Сер. VI. № 16. 1916. С. 1468.]. История была странная: «По занятии края было приказано, якобы во имя предупреждения грабежей, взять из мечети ковры и доставить их в штаб корпуса, который и должен был отослать их для аукциона в Тифлис. Надо знать, что ковры во многих мечетях были гигантские, и притом старинные, т. е. являвшиеся драгоценностью в полном смысле слова. Приказ был выполнен, но когда Ф. И. Успенский приехал в штаб – не то что драгоценных, а ни одного сколько-нибудь приличного ковра он не нашел, хотя число их соответствовало описи. И не в рясах бывают чудотворцы!» [576 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 71.] – с иронией пересказывает С. Р. Минцлов. Число жалоб, поступавших в русскую администрацию о грабежах, довольно значительно, и далеко не во всех случаях виновной была русская армия. Например, Ф. И. Успенский предполагает, что кража ковров была на совести греческого населения, расхищавшего имущество в оставленных бежавшим турецким населением домах [577 - Отчет акад. Ф. И. Успенского // ИИАН. Сер. VI. № 16. 1916. С. 1473.].
   Развалы распотрошенных рукописей находились также рядом с другим собором, главной мечетью города – Орта Хиссар. В 1917 г. местное греческое население начинает интересоваться и ими. Из-за своих занятий этими архивами, представлявшими для разрешения споров местного населения исключительную важность, экспедиция также оказалась в центре конфликта между греческим и мусульманским населением [578 - Отчет Н. Д. Протасова // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 229.].
   Немного таинственное описание посвящено интерьеру собора Богородицы Златоглавой, в котором, по преданию, греки «перед падением города замуровали где-то в стене обширную библиотеку, состоявшую из древних манускриптов» [579 - ТВЛ. № 30. 1916. 4 декабря. С. 3.]: «На древних, христианских хорах, в вечных полусумерках навалены груды сундуков с восточными документами и книгами; на сводах над ними висят головами вниз сотни летучих мышей; при появлении человека они срываются и начинают черкать вокруг него воздух» [580 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 44.].
   И в то время как Ф. И. Успенский, согласно отчету, аккуратно раскладывает древние рукописи по ящикам, коих набралось около двухсот [581 - Отчет акад. Ф. И. Успенского от 26 октября 1916 г. // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 230–231.], и составляет описание самой церкви [582 - Отчет акад. Ф. И. Успенского // ИИАН. Сер. VI. № 16. 1916. С. 1473–1476.], С. Р. Минцлов недоумевает о роде его деятельности и оставляет об академике такие записи: «<В соборе> ежедневно по нескольку часов просиживает Ф. И. Успенский; по его словам, он наслаждается внутренним видом собора, тишиной и прохладой. Что он там еще сверх того делает – не знаю, т. к. за месяц наслаждения в мечети все осталось нетронутым: не сняты деревянные настилы на полах, нигде не оскоблена штукатурка и не обнаружены фрески, словом, ничего он не коснулся совершенно» [583 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 44 (пунктуация оригинала).]. Ф. И. Успенский собирает не только рукописи: его заботят и простые делопроизводственные документы местных жителей: судебные и губернские дела, таможенные, банковские; земельные описи, которые не имели для экспедиции никакого научного значения, но являлись важными для бежавшего турецкого населения [584 - Отчет А. Е. Крымского // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 214–215.]. Как показал горький опыт, эта предосторожность не была излишней. С. Р. Минцлов оставляет свидетельство о том, как некто Мелик-Парсаданов, командир телеграфной роты, решил устроить генеральную чистку бывших тюрем, обращенных в казармы, и «весь архив края и суда за все время владычества здесь турок были вывалены в овраг и преданы сожжению; сколько тут погибло важных и ценных материалов – это теперь вопрос уже праздный!» [585 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 42.]
   Через некоторое время рукописи начинает разыскивать и передавать Ф. И. Успенскому и сам С. Р. Минцлов [586 - Там же. С. 73.]. Видимо, ему что-то удалось подобрать интересное, потому что найденные Минцловым рукописи академик хранил там же, в мечети Орта Хиссар [587 - Отчет акад. Ф. И. Успенского // ИИАН. Сер. VI. № 16. 1916. С. 1491.].
   В «Трапезондской эпопее» от 24 сентября 1916 г. сообщается, что «ключи от всех 12 храмов, превращенных в мечети» Ф. И. Успенский оставляет С. Р. Минцлову, как подчиненному А. В. фон Шварца. О состоянии этих мечетей летом 1917 г. можно прочесть в отрывках из отчетов профессоров Н. Д. Протасова и А. Е. Крымского. «По возвращении в Трапезунт в нынешнем году, – пишет Н. Д. Протасов, – я нашел раскрытыми и доступными для всякого прохожего пять мечетей-церквей, и из них две обращенными в отхожие места и только две сохранившие запоры. Ни одного ключа не передано мне от управления начальника района, так как все находились у частных лиц и только один – у комиссара полиции… По поручению Кавказского наместника я передал ключи генерал-майору Шварцу, но это нисколько не обеспечило ни сохранности запоров <…>, ни целости содержимого в архивах» [588 - Краткий отчет Н. Д. Протасова // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 229.]. Мечеть Орта-Хиссар была превращена сначала в лазарет, потом в казармы, «оказалась невыносимо грязна и полна мириадами блох» [589 - Отчет А. Е. Крымского // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 216.], а «сколько при это было растаскано книг и испорчено рукописей и актов, никто не может учесть» [590 - Краткий отчет Н. Д. Протасова // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 229–230.].
   По чьей вине появилась такая «мерзость запустения» [591 - СПФ АРАН. Ф. 116. Оп. 1. Д. 310. Лл. 1–2.] (С. Р. Минцлов покинул Трапезунд 9 марта 1917 г. [592 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 190.], почти сразу после отречения Николая II), неизвестно. Это могло быть следствием как эпохи другого правительства, так и безвременья. В своем докладе на заседании Отделения исторических наук и филологии 17 января 1918 г. Ф. И. Успенский отмечает, что «в Трапезунте произошла перемена в составе администрации», и «с новыми лицами нужно вновь налаживать отношения и знакомить их с задачами и целями экспедиции, которые для них мало понятны. Но что всего важней, это громадная перемена в положении русского командующего класса. Русская администрация потеряла значительную долю авторитета, вместе с тем на место ослабевшей русской власти поднялось значение местной, именно вырос авторитет греческого митрополита, который употребил свое влияние во вред нашим научным интересам» [593 - Отчет о занятиях в Трапезунте летом 1917 г. Ф. И. Успенского // ИРАН. Сер. VI. № 5. 1918. С. 207–208.]. Однако это была точка зрения Ф. И. Успенского. Митрополит Трапезундский Хрисанф (Филиппидис) [594 - Уроженец Фракии, Хрисанф (в миру Харилаос Филиппидис, 1881–1949) окончил Халкинскую семинарию, затем учился в Лейпциге, Лозанне и Вене. В 1913–1938 гг. митрополит Трапезундский (с 1922 г. в вынужденной эмиграции); в 1938–1941 гг. – Архиепископ Афинский, предстоятель Элладской Православной Церкви.] был видным ученым, написал исследование по Трапезундской Церкви [595 - Χρύσανθος, μητρ. Τραπεζοῦντος. Ἡ Ἐκκλησία Τραπεζοῦντος // Ἀρχεῖον Πόντου. Τ. 4–5. Ἀθῆναι, 1933 (repr.: 1973).] и, конечно, не мог относиться с равнодушием к судьбе трапезундских исторических памятников.
   Но если Ф. И. Успенский более интересовался рукописями, то С. Р. Минцлов сильнее всего переживал за раскопки. Вполне возможно, что именно по его предложению сносятся лачуги вокруг мечети, бывшей Богородицы Златоглавой, «теснящие ее и сень над гробницей мусульманского святого» [596 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 45.]. Изначально Ф. И. Успенский на это не соглашался, но в качестве утешения в июне 1916 г. предложил С. Р. Минцлову искать мощи св. Евгения в одноименной церкви: «Она на отлете, за городом, там нас никто не увидит» [597 - Там же. С. 46.], – с его точки зрения, турки должны были видеть, что русские, вошедшие в Трапезунд, «святыни их уважают, ни михрабов, ничего не трогали» [598 - Там же. С. 45.]. «Эх, не там, где надо, мы возимся!» – сожалеет С. Р. Минцлов [599 - Там же. С. 46.]. А Ф. И. Успенский, считавший св. Евгения патроном города, некоторое время проводит в поиске иконы св. Евгения. Как запишет в дневнике С. Р. Минцлов, «Успенский весьма негодовал на греков: «Помилуйте! – говорил он, поминутно разводя по своей привычке руками, – я весь город перерыл и исходил в поисках иконы св. Евгения. Нет ее нигде! А ведь это патрон, паладин города. Всё эти господа позабыли, одна нажива у них на уме!» [600 - Там же. С. 36.].
   В «Трапезондском военном листке» С. Р. Минцлов оставит положительное воспоминание о раскопках в церкви Св. Евгения – описание открытого чудесного каменного пола: «По снятии досок, под ними оказалась разноцветная мозаика, византийских времен. Ближайшая к алтарю часть ее сохранилась недурно, в алтаре же и во входной половине под досками обнаружилась одна земля. Судя по полу, собор пережил на своем веку четыре эпохи: первую, период расцвета и богатства, когда его устраивали руки художника; вторую – когда храм начал беднеть и попечители его могли производить починки чудесного пола только заплатами, из местного мрамора; в третьем периоде культ св. Евгения, видимо, настолько упал, что заплаты на художественном полу находили возможным накладывать из самых простых, известковых плит. В четвертом периоде изуродованные остатки древнего великолепия на четыре с половиною столетия скрылись от глаз людей под досками и циновками мусульман» [601 - ТВЛ. № 18. 1916. 20 ноября. С. 3.].
   В СПФ АРАН также хранится письмо С. Р. Минцлова Ф. И. Успенскому с отчетом о проделанных археологических работах, скорее всего, как раз в бывшей церкви Св. Евгения: «У северной стены ничего не оказывается: работу довели до грунта. В левом приделе как раз на самой середине, под царскими вратами, лежала на глубине ¼ аршина квадратная песчаная плитка и над ней, в углублении в (…) [602 - Одно слово неразборчиво.] размером лежало несколько истлевших косточек, кусочки стекла и прилагаемые предметы. Кости были прикрыты доской, следы которой ясно сохранились на плите. Закрывать до Вашего осмотра я не хотел; время еще оставалось и потому против алтаря, снаружи, я хотел прорыть траншейку, но сразу же наткнулся на щебень, вынесенный, очевидно, из храма и однородный с тем, что мы находили в нем; под щебнем, на глубине всего полуаршина лежал скелет, весь истлевший, ногам на северо-восток, видимо, брошенного без всякого ритуала человека. При нем нашлись куски трубки и железное кольцо. Грунт над ним все еще мягкий, рушенный, и, вероятно, найдется другое, настоящее и более древнее погребение» [603 - СПФ АРАН. Ф. 169. Оп. 1. Д. 6. Л. 31.]. Предположительно это письмо можно датировать июнем 1916 г., так как под 22 июня 1916 г. Ф. И. Успенский напишет в записной книжке: «На том месте, где начал делать раскоп С. Р. Минцлов, нашел следующее: разбросанные кости, богатую и неубранную могилу, разбитый череп и все это наверху <…> Приняты меры, чтобы вперед этого не было. Могилу зарыли. Но с той поры нельзя давать ему копать без меня» [604 - СПФ АРАН. Ф. 116. Оп. 1. Д. 310. Л. 91об.].
   Мы не знаем, какие именно важные дела отвлекли редактора от археологических работ, но подобный факт напоминает нам о том, как жаловался генерал А. В. Шварц на нехватку рабочих рук и на то, что одному человеку приходилось давать несколько должностей [605 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 26.]. С. Р. Минцлову, действительно, удалось побывать в Трапезунде в совершенно разных амплуа. В цитировавшемся выше письме с описанием погребения от 1916 г. (более точная дата не стоит) Ф. И. Успенскому, после описания раскопок и найденного погребения, он напишет: «С завтрашнего дня, к сожалению, должен буду прекратить работу, так как мне поручен отъезд и изучение района радиусом на 12 верст вне Трапезунда» [606 - СПФ АРАН. Ф. 169. Оп. 1. Д. 6. Л. 31об.].
   Не посвященный в другие стороны деятельности Ф. И. Успенского (например, в то, что экспедиция казалась ему продолжением миссии РАИК, а миссию РАИК Ф. И. Успенский считал наиболее близкой к миссии Православного Палестинского общества, в задачу которого входило и налаживание общего языка между народами) [607 - Акарджа Х. Д. Трабзон становится Трапезундом… С. 107, сн. 40.], не желавшего осложнять отношения с местным населением, С. Р. Минцлов не любил и не понимал политическую осторожность академика: «Раз идет вопрос о науке – всё остальное должно отметаться без разговоров» [608 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 45.]. И как он «ни уговаривал Ф. И. Успенского предпринять настоящие, полные раскопки в храме, <тот> не согласился, ссылаясь на недостаток времени и рабочих рук», и археологам пришлось перейти к обследованию алтарной части. Сожалея о несделанном, С. Р. Минцлов делает вывод, что именно «раскопки этого места – площади – вокруг собора Богородицы Златоглавой и, наконец, всего внутреннего пространства величавых развалин дворца Комненов, должны занять первую очередь в плане работ археологического исследования Трапезонда» [609 - ТВЛ. № 18. 1916. 20 ноября. С. 3.].
   Впрочем, к раскопкам сени рядом с Собором Богородицы Златоглавой все-таки вернулись пару месяцев спустя. Запись С. Р. Минцлова от 24 сентября 1916 г. гласит: «По общему настоянию, А.В. фон Шварц приказал сломать около собора турецкие домишки и арена для будущих археологических разысканий свободна. Среди расчищенного места, против алтаря, одиноко стоит теперь древняя сень; на капителях четырех колонн ее видны орнаменты и, если вглядеться, заметно, что среди них имелись кресты, частью сбитые молотками завоевателей. <…> Могилу вскрыли; она оказалась выложенной плитами белого мрамора, сверху лежал костяк турецкого погребения; под ним, на большой глубине оказался скелет более древний; кости последнего находились в беспорядке, свидетельствовавшем, что эту могилу обшаривали чьи-то руки» [610 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 130.].
   В дневнике С. Р. Минцлова также сохранилось небольшое общее описание собора Богородицы Златоглавой: «На хорах, устроенных турками над главным алтарем, местами видны мозаичные орнаменты на стенах и их начала срисовывать старшая дочь моя. Следов митрополичьих гробниц в храме не сохранилось; во дворе около него имеются два колодца, один обширных размеров, приспособленный для омовений правоверных перед молитвами» [611 - Там же. С. 44–45.]. По всей видимости, зарисовки именно дочери С. Р. Минцлова хранятся в Ф. 169 из СПФ АРАН [612 - СПФ АРАН. Ф. 169. Оп. 1. Д. 8; См. также: Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916 г.) // ВИД. Т. 23. 1991. С. 301.]. К сюжету археологических работ в соборе Богородицы Златоглавой С. Р. Минцлов вернется еще пару раз в газете «Трапезондский военный листок» с уже проверенными временем сведениями, но по-прежнему будет указывать на необходимость продолжения там раскопок.
   В газете от 6 ноября 1916 г., в скромной колонке «По городу», сообщается о «замощении улицы на месте сломанных ветхих лачуг, окружавших древний собор Богородицы Златоглавой», где «во времена Трапезондской империи площадь служила кладбищем для императоров и знати города; уцелевшая близ восточной стены храма сень на четырех колоннах служила усыпальницей кому-то из сильных мира сего. Кто был похоронен в облицованной белым мрамором могиле под нею – неизвестно, но существует предположение, что в ней покоился прах императора Трапезонда Алексея III» [613 - ТВЛ. № 6. 1916. 6 ноября. С. 3.]. Позднее, в № 30 от 4 декабря 1916 г., С. Р. Минцлов даст более полное описание могилы: «Сломка домов, сдавивших часовню, повела к неожиданному открытию: часовня оказалась древней сенью на четырех колоннах византийской эпохи. <…> Под деревянным надгробием открылась, облицованная белыми мраморными плитами, могила; на небольшой глубине в ней лежал мужской скелет. Осмотр костей и, главным образом, черепа разрешил легенду о юном пастухе: такова участь археологии, призванной заменять фантастические вымыслы действительностью! <…> Скелет помещался не на дне могилы и потому раскопки ея стали вестись дальше; на глубине, приблизительно еще в полусажени открылся второй скелет, лежавший ногами на восток. Кости его были переворошены; видимо, чьи-то руки рылись между ними и тщательно выбирали находившиеся при них драгоценности. В ногах скелета валялся полуразбитый глиняный кувшин, обычной турецкой формы; надо думать, что грабитель, покопавшись в могиле, вымыл в ней руки и затем бросил кувшин, или же забыл его в яме. Кроме кувшина никаких других находок при скелете не отыскалось. Кости, благодаря просачиванью воды из водопроводных труб, были почти черного цвета и несколько перетлели; хорошо сохранился только череп – длинноголового типа, весьма похожий на тот, что был найден в алтаре св. Евгения. И так же, как в том случае, возник вопрос: кто лежал в бело-мраморном склепе под сенью у храма Богородицы? Летописи свидетельствуют, что где-то в тех местах лег на вечный покой император Трапезонда – Алексей III» [614 - ТВЛ. № 30. 1916. 4 декабря. С. 3. Впоследствии Ф. И. Успенскому по византийским источникам удалось установить, что это захоронение императора Алексея IV. См.: Успенский Ф. И. Усыпальница трапезундского императора Алексея IV Комнина // ВВ. Т. 23. 1917–1922. С. 1–14.].
   Наряду с другими авторами, С. Р. Минцлов писал в «Трапезондском военном листке» исторические обзоры прошлого Трапезунда [615 - ТВЛ. № 12. 1916. 13 ноября. С. 4.]. Но газета, естественно, не упускала из виду, кроме дел давно минувших дней, и дела века нынешнего: так, номер от 27 ноября 1916 г. красочно описывает празднование дня Св. Георгия в г. Трапезунде [616 - ТВЛ. № 24. 1916. 27 ноября. С. 3.]. Отдельная статья была посвящена празднику военной кинематографии [617 - ТВЛ. № 30. 1916. 4 декабря. С. 4.].
   Интересуются Трапезундом и другие издания. В одном из ноябрьских номеров «Трапезондского листка» за 1916 г. сообщается о прибытии в Трапезунд «представителя газеты «Новое время», члена Императорского Русского географического и Императорского Московского археологического обществ, А. П. Зотова, совершавшего по поручению редакции путешествие по Черноморскому побережью, для составления издания «Русская Анатолия» [618 - ТВЛ. № 24. 1916. 27 ноября. С. 4.]. Как сообщалось, «в книге будет представлено подробное, иллюстрированное историко-географическо-археологическое описание завоеванных областей Турции: Батум – Ризе – Трапезонд. Выпуском подобного издания редакция «Н. В.», отвечает интересу русского общества к нашим новым владениям» [619 - Там же. Пунктуация оригинала.]. К сожалению, нам пока не удалось установить, было ли выпущено это издание.
   Как воспринимался Трапезунд современниками? Если некоторые надеялись на вхождение Трапезунда в состав России и даже шли слухи о походе на Константинополь, то С. Р. Минцлов вполне мог рассматривать взятие города как временное приобретение России, обращая внимание Ф. И. Успенского на тот факт, что, может быть, лето 1916 г. – единственная возможность Академии наук проводить в Трапезунде раскопки [620 - Это касалось, напр., нежелания Ф. И. Успенского убирать лачуги рядом с церковью Богородицы.]. Не всем нравился подход Ф. И. Успенского. Исследователь византийского искусства Ф. И. Шмит, сотрудник первой Трапезундской экспедиции, выступал против политизации византиноведения Ф. И. Успенским, считая, что оно этим скомпрометировано [621 - Цит. по: Удальцова З. В. Советское византиноведение за 50 лет. М., 1969. С. 23.]. Газеты писали о приближении к Константинополю, даже «Трапезондский военный листок» (газета, находившаяся из всех русских газет ближе всего к фронту) однажды напечатала следующие строки: «Константинополь скоро будет взят» [622 - ТВЛ. № 90. 1916. 12 февраля. С. 3.]. Известно, однако, что когда Ф. И. Успенский жаловался министру народного просвещения на нехватку средств, выделяемых на РАИК, И. Д. Делянов говорил ему: «Вы видите, как мало развито у нас понимание задач византиноведения, попытайтесь сделать что-нибудь с любовью к исторической науке – ведь тогда появится возможность изучать эти памятники» [623 - Басаргина Е. Ю. Русский археологический институт в Константинополе: архивные фонды // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. СПб., 1995. С. 81.].
   Дневник С. Р. Минцлова получился довольно остроумным и едким, но порой автор, кажется, действительно переходит границу, особенно когда речь идет об академике Ф. И. Успенском, который, по словам французского византиниста Г. Милле, «изучил с такой проникновенностью и эрудицией то, что византийская цивилизация нам составила наиболее привлекательного – доктрины и памятники искусства» [624 - Цит. по: Горянов Б. Т. Ф. И. Успенский и его значение в византиноведении // ВВ. Т. 21. 1947. С. 96.]. Так, С. Р. Минцлов рассказывает о том, что «евангельские девы», которых Ф. И. Успенский усмотрел на одной из стен церкви Св. Софии, на поверку оказались бородатыми мужами [625 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 130.]. К счастью, это вовремя удалось заметить. «Неужели он так же составляет свои отчеты?» – иронично интересуется С. Р. Минцлов, в записи от 19 июля 1916 г. подытоживая, что хотя Ф. И. Успенский и «намерен заняться объездом и осмотром древностей в окрестностях Трапезонда, толку из этого, как и из всей его командировки, конечно, никакого нe будет: и древен он, и очень уж привыкли господа тайные советники пользоваться всем готовым!».
   Но «толк» все-таки был: в 1927 г. совместно с В. Н. Бенешевичем была подготовлена публикация найденных в хранилищах Санкт-Петербурга актов Вазелонского монастыря, несомненно, навеянная Трапезундской экспедицией. В 1929 г., уже после смерти Ф. И. Успенского, была издана его монография «Очерки истории Трапезунтской империи» [626 - Успенский Ф. И. Очерки истории Трапезунтской империи. Л., 1929.]. И именно под руководством Ф. И. Успенского РАИК заключил совместный русско-французский договор с греками об издании Афонских актов [627 - Басаргина Е. Ю. Архивные фонды Русского археологического института в Константинополе // ВВ. Т. 55. Ч. 1. 1994. С. 36.] – важном источнике по внутренней истории Византийской империи, которому, к сожалению, не суждено было стать эпохальным. Основательно поставить издание актов в России не удалось (возможно, из-за революции), так что русский том, посвященный Вазелонскому монастырю, остался единственным в своем роде. С 1937 г. афонская серия была продолжена во Франции под руководством византиниста Г. Мийе [628 - Описание современной серии «Archives de l’Athos’ см. на сайте: URL: http://www. orient-mediterranee.com/spip.php?article1005&lang=fr (дата обращения: 24.09.2014).], который, наряду с другими современниками-византинистами, оставлял о деятельности Ф. И. Успенского самые восторженные отзывы [629 - Горянов Б. Т. Ф. И. Успенский и его значение… С. 96.].
   «Трапезондская эпопея» С. Р. Минцлова получила сильный резонанс среди бывших «трапезундцев». Раскритикованный в ней генерал А. В. Шварц в большом возмущении оставит о ее авторе взаимно очень нелестный отзыв как о «субъекте без нравственных устоев» [630 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 9.]. Возможно, не без основания он восклицает в своих заметках, хранящихся ныне в фонде А.В. фон Шварца в ГАРФе: «Если бы Минцлов, будучи ко мне так близок, заметил бы в действиях моих там, в Трапезунде, недостатки, о которых он пишет, то его [631 - Далее зачеркнуто: «естественным побуждением».] естественной обязанностью было бы прямо и честно сказать мне об этом!» [632 - Там же. Л. 7.] Ведь они были почти одного возраста (С. Р. Минцлов был даже старше А. В. Шварца на 4 года) и образования, что могло бы как-то смягчить оценочную характеристику начальства подчиненным. С другой стороны, во вступлении к своей другой книге, «Петербург в 1903–1910 годах», Минцлов напишет: «Я всегда оставался свободным человеком, и мои записи <…> являются точным отражением того, что совершалось перед моими глазами. <…> Поэтому да простит мне читатель быть может излишние резкости» [633 - Минцлов С. Р. Петербург в 1903–1910 годах. М., 2012. С. 7.].
   Кстати, именно генерал А. В. Шварц и был представителем той местной военной власти, которую критиковал и руководитель Трапезундской экспедиции Ф. И. Успенский. В записных книжках ученый отмечает опасность осложнения отношений с местным населением ввиду «неосведомленности начальственных лиц с положением дела и принятии ими таких решений, которые могут раздражить против нас расположенные к нам элементы населения и вызвать впоследствии нежелательные осложнения» [634 - СПФ АРАН. Ф. 116. Оп. 1. Д. 310. Л. 3.].
   Но не всё было в силах генерала А.В. фон Шварца: «Шварц только «строитель укрепленного района» <…> и, хотя независим от генерала Яблочкина, командира 5-го корпуса, но последний здесь на правах генерал-губернатора и частенько-таки сует палки в Шварцовские колеса. Отношения между генералами вежливые, но натянутые, и Шварц спит и видит, как бы ему избавиться от верховной опеки Яблочкина» [635 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 44.]. В записках, сделанных А.В. фон Шварцем в Буэнос-Айресе в 1930 г. и уже частично цитировавшихся нами выше, генерал с не меньшим разочарованием пишет об этом же: «… В городе не было единой власти, и когда я был назначен для организации там крепости, я нашел там Штаб командира 5-го Кавказского Корпуса, который был Старшим; Командира Порта, подчиненного непосредственно Командующему флотом и заведывающего [636 - Так в тексте А. В. Шварца.] этапным пунктом, подчиненного Командующему Армией, коему также подчинялись и Госпиталя и Склады. Позже, когда Штаб 5-го Корпуса ушел, и я был назначен Комендантом Укрепленного Района, все же Порт продолжал подчиняться флоту, а Склады, Госпиталя, Мастерские и Команды Командующему Армией. Ему же подчинялись и организованная генералом Юденичем контрразведка. Я пользовался над ним лишь властью Начальника Гарнизона. Часто поэтому между учреждениями, подчиненными разным Начальникам, возникали недоразумения и трения и приходилось тратить много сил и времени для их улаживания» [637 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Лл. 19–20.]. Последствия для военного времени были порой непоправимы. От 21 октября 1916 г. С. Р. Минцлов оставляет следующую запись, удивляясь тому, что можно, оказывается, голодать и при наличии муки: «Сгнило 120 000 пудов муки, 100 000 пудов ячменя и 60 000 пудов сена», потому что за 7 месяцев никто не удосужился сделать над этими продуктами навеса [638 - Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея… С. 157.].
   Нехватка рабочих рук приводила к тому, что один и тот же человек мог занимать сразу несколько должностей: так было и с С. Р. Минцловым [639 - Там же. С. 132.]. Он был «и Начальником Округа, и Председателем Продовольственного Комитета, и Редактором газеты, и кандидатом в Городские Головы, и естественно должен был сделаться Губернатором <…>, но не один С. Р. Минцлов исполнял сразу несколько должностей… район был большой, дела очень много, а людей было очень мало! Поэтому и приходилось наваливать на одного несколько должностей, все были перегружены, но избегнуть этого было невозможно… И все офицеры Штаба моего и многие инженеры исполняли одновременно по несколько должностей», – пишет А. В. фон Шварц [640 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп 1. Д. 11. Л. 26.].
   Отзыв на книгу С. Р. Минцлова А. В. фон Шварц оставил довольно большой, преследуя цель заступиться за подчиненных и представить события в более приглядном свете. Он исправляет некоторые неточности и недостоверности, допущенные С. Р. Минцловым в отношении выделении средств на Трапезундский укрепленный район [641 - С. Р. Минцлов пишет, что целый миллион рублей был израсходован всего на 25 квадратных верст укреплений (Трапезондская эпопея… С. 235), А. В. фон Шварц с негодованием возражает: на более чем 2500 кв. верст, и не более чем 2 млн рублей, но никак не 10 млн. (ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 35).], но, в первую очередь, занят положительной характеристикой лиц, о которых С. Р. Минцлов оставил не слишком лестные отзывы [642 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11.]. Не менее отрицательный и «достойный», как пишет Я. И. Кефели в письме к А. В. фон Шварцу, отзыв о книге оставил и Кефели, городской голова, в одной из своих статей «С генералом Шварцем в Карсе, Трапезунде и Одессе» [643 - Там же. Д. 40. Л. 9. Кефели Я. И. С ген. А. В. Шварцем в Одессе (осень 1918 – весна 1919) // ВИВ. 1970. № 35–36; 1971. № 37.].
   К сожалению, эти записки (которые служат дополнительным источником по истории Трапезунда в годы Первой мировой войны) опубликовать А. В. фон Шварцу не удалось (здесь эти выдержки, видимо, приводятся впервые) [644 - Фонд А. В. фон Шварца был передан в ГАРФ на хранение в 1994 г., в 1997 г. только составлена опись.]. Сам он писал: «Я предполагал публиковать эти мои записки тотчас по их окончании, но для этого нужно было ехать в Европу, а это до сих пор не осуществилось и не знаю – осуществится ли и когда» [645 - ГАРФ. Ф. Р-10027. Оп. 1. Д. 11. Л. 52.].
   Впрочем, такое отрицательное отношение А. В. Шварца (и других его знакомых) к написанному С. Р. Минцловым было вызвано, в основном, тем, что письма С. Р. Минцлова к нему имели (с точки зрения генерал-лейтенанта) несколько другой характер, чем отзывы в книге: «Глубоко верю, что если бы Вы были в Крыму, то перекопской трагедии не было бы» [646 - Там же. Л. 5.], – пишет Минцлов своему бывшему начальнику 3 декабря 1920 г. из Белграда. Несмотря на критичные оценки (которые тот, впрочем, мог считать не такими обидными, как А. В. Шварц), нужда заставляет С. Р. Минцлова вновь справляться у А. В. Шварца о работе: «Сижу теперь и гадаю на бобах, что делать? Средства подходят к самому концу, и через несколько месяцев придется купить шарманку и ходить по улицам и глотать шпагу – культурнее этого занятия здесь, в Сербии, не подыскать. Нет ли у Вас чего-либо в виду для меня – начиная от литературной части и кончая чем угодно?» [647 - Там же. Л. 5об.]
//-- * * * --//
   В этой статье были рассмотрены условия, в которых проходила Трапезундская экспедиция лета 1916 г. (отношения с военным командованием и властью на местах и вызванные этим затруднения в работе). В качестве новых источников были привлечены воспоминания А. В. Шварца и С. Р. Минцлова, что немного дополняет информацию об экспедиции, представленную Е. Ю. Басаргиной [648 - Басаргина Е. Ю. Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд… С. 295–306.]. Ряд фактов удалось почерпнуть из газеты «Трапезондский военный листок». Почти не привлеченным остается дневник жены А. В. Шварца, Антонины Васильевны, не расшифрованы до конца и не опубликованы записные книжки Ф. И. Успенского, которые, может быть, могли бы помочь восстановить хронологию археологических работ экспедиции. В дальнейшем автор надеется собрать все доступные и неизученные сведения, в том числе те, которые могут быть в фондах ученых секретарей РАИК, поддерживавших связь с Ф. И. Успенским и другими членами экспедиции. Представляется, что публикация оставленных экспедицией описаний памятников средневековья, не потерявших своего научного значения не только для историков, но и искусствоведов [649 - Там же. С. 296.], и их сравнение с другими источниками, является нужной задачей. Автор надеется просмотреть возможные свидетельства в хранилищах Санкт-Петербурга: архивов Военно-морского флота, Российского Государственного исторического архива, Эрмитажа, БАН, Пушкинского Дома и ГАИМК, а также продолжить изыскания уточняющего характера в СПФ АРАН.

Архивные материалы

   ГАРФ. Ф. Р-10027. Шварц А. В.
   ГАРФ. Ф. Р-3316. Оп. 64. Д. 811. Переписка Академии Наук с НКИД по поводу вывезенных из Трапезунда восточных рукописей.
   СПФ АРАН. Ф. 169. Трапезундская экспедиция.
   СПФ АРАН. Ф. 116. Успенский Ф. И.
   АРАН. Ф. 2181. Бороздин И. Н.

Газеты

   Трапезундский военный листок (ТВЛ)
   Биржевые ведомости
   Русский инвалид
   Московские ведомости

Литература

   Абызов Ю. И. Минцлов, Сергей Рудольфович (13.1.1870, Рязань – 18.12.1933, Рига): Библиография // Рижский библиофил. Рига, 2003. [Вып. 1] (цит. по: http://convolut.ru/?p=13, дата обращения: 2.11.2014).
   Акарджа Х. Д. Трабзон становится Трапезундом: превращение османского города в русский во время Первой мировой войны // Русский сборник: исследования по истории России / Ред. – сост.: О. Р. Айрапетов, М. Йованович, М. А. Колеров и др. Т. 8. М., 2010. С. 95–111.
   Басаргина Е. Ю. Историко-археологическая экспедиция в Трапезунд (1916 г.) // ВИД. Т. 23. 1991. С. 295–306.
   Басаргина Е. Ю. Русский археологический институт в Константинополе: архивные фонды // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. СПб., 1995. С. 62–92.
   Басаргина Е. Ю. Ф. И. Успенский: Обзор личного фонда // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. СПб., 1995. С. 45–57.
   Бороздин И. Н. Проблемы научных экспедиций на Восток // Новый Восток. 1925. № 7–8. С. 244–253.
   Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX вв. М., 2008.
   Горянов Б. Т. Ф. И. Успенский и его значение в византиноведении // ВВ. Т. 21. 1947. С. 29–108.
   Каптерев С. Н. Bibliographia Uspenskiana, I–II. Хронологический указатель трудов. Литература об Ф. И. Успенском // ВВ. Т. 1 (XXVI). 1947. С. 270–314.
   Карпов С. П. История Трапезундской империи. СПб., 2007.
   Кефели Я. И. (Осипович Я. О.). С ген. А. В. Шварцем в Одессе (осень 1918 – весна 1919) // ВИВ. № 35–36. 1970; № 37. 1971 (цит. по: http://elan-kazak. ru/?q=arhiv/voenno-istoricheskii-vestnik-izdanie-obshche; http://book.e-reading-lib.org/chapter.php/1008875/25/Volkov_-_1918_god_na_Ukraine. html#n180, дата обращения: 2.11.2014).
   Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея. Берлин, 1925.
   Минцлов С. Р. Трапезондская эпопея // Литература русского зарубежья: Антология. М., 1991. С. 319–323.
   Минцлов С. Р. Статистический очерк трапезондского округа. Трапезонд, 1917 (ноябрь).
   Минцлов С. Р. Петербург в 1903–1910 годах. Рига, 1931; переизд.: М., 2012.
   Новиков Н. С. Операции флота против берега на Черном море в 1914–1917 гг. М., 1937 (2 изд.).
   Ратцигер И. Неизвестные страницы известного геноцида. Трапезунд в 1916 г. // Информационное агентство Regnum. 2010 (http://www.regnum. ru/news/1304554.html, дата обращения: 2.11.2014).
   Сборник статей, опубликованных в газете «Трапезондский военный листок». Трапезонд, 1917.
   Сигбатуллина А. «Trabzonda Rusça gazete» // Проблемы изучения и преподавания тюркской филологии: история, современность, перспективы: Сб. материалов Всеросс. научно-практ. конф. (24–26 мая 2012 г.). Стерлитамак, 2012. С. 251–254.
   Удальцова З. В. Византиноведение в СССР после Великой Октябрьской социалистической революции в 1917–1934 гг. // ВВ. Т. 25. 1964. С. 3–31.
   Удальцова З. В. Советское византиноведение за 50 лет. М., 1969.
   Успенский Ф. И. Вновь найденный пурпуровый кодекс Евангелия // Известия РАИК. Т. 1. 1896. С. 138–172.
   [Успенский Ф. И.] Сообщение и отчет о командировке в Трапезунд. Приложение к протоколу 10 заседания Отделения исторических наук и филологии Имп. Академии наук 21 сентября 1916 г. // ИИАН. Сер. VI. Т. 11. 1916. № 16. С. 1464–1480.
   [Успенский Ф. И.] Сообщение об условиях хранения собранных и оставленных в Трапезунте восточных рукописей. Из протокола 11 заседания Отделения исторических наук и филологии Имп. Академии наук 12 октября 1916 г. // ИИАН. Сер. VI. Т. 11. 1916. № 16. С. 1490–1492.
   [Успенский Ф. И.] Второй отчет о занятиях в Трапезунте и окрестностях Приложение к протоколу 12 заседания Отделения исторических наук и филологии Имп. Академии наук 26 октября 1916 г. // ИИАН. Сер. VI. Т. 11. 1916. № 16. С. 1657–1663.
   Успенский Ф. И. Старинная крепость на устье Чороха // ИИАН. Сер. VI. Т. 11. Петроград, 1917. № 2. С. 163–169.
   Успенский Ф. И. Трапезунтская рукопись в Публичной библиотеке // ИИАН. Сер. VI. Т. 11. 1917. № 10. С. 719–724. (Доложено в заседании Отделения Исторических Наук и Филологии 22 марта 1917 г.; см. также: http://www. mathnet.ru/php/archive.phtml?wshow=paper&jrnid=im&paperid=6087&opti on_lang=rus, дата обращения: 2.11.2014).
   [Успенский Ф. И.] Отчет о занятиях в Трапезунте летом 1917 г. Доклад 17 января 1918 г. в заседании Отд. историч. наук и филологии Академии наук // И РА Н. С е р. VI. № 5. 1918. С. 207–238. (К отчету самого Ф. И. Успенского (с. 207–212) приложены отчеты А. Е. Крымского (с. 212–216), Н. Б. Бакланова (c. 217–218), Н. Макаренко (с. 219–220), Н. Д. Протасова (с. 220–238)).
   Успенский Ф.И. Усыпальница трапезундского императора Алексея IV Комнина // ВВ. Т. 23. 1917–1922. С. 1–14.
   Успенский Ф. И. Трапезунтская империя // Анналы. Ленинград, 1924. № 4. С. 20–33.
   Успенский Ф. И., Бенешевич В. Н. Вазелонские акты. Материалы для истории крестьянского землевладения в Византии XIII–XV вв. Л., 1927.
   Успенский Ф. И. Очерки по истории Трапезунтской империи. Л., 1929; переизд.: СПб., 2003.
   Успенский Ф. И. Как возник и развивался в России Восточный вопрос. Приложение // История Византийской империи. М., 1997. Т. 3. С. 643–823.
   Чистяков О. В. Шварц фон, А. В. // Россия в первой мировой войне. Энциклопедия / Ред. коллегия: А. К. Сорокин, Ф. А. Гайда. Т. 3. М., 2014. С. 620–621.
   Шмит Ф. И. Политика и византиноведение // Сообщения ГАИМК. 1932. № 7–8.
   Bryer A. Continuity and Change. Washington, 1985.
   Bryer A., Winf eld D. The Byzantine Monuments and Topography of the Pontos. Washington, 1985. 2 vol. (Dumbarton Oaks Studies; 20).
   Bryer A., Winf eld D., Balance S., Isaac J. The Post-Byzantine Monuments of the Pontos. A sourcebook. Farnham, 2002.
   Παπουλίδης Κ. Κ. Το Ρωσικό Αρχαιολογικό Ινστιτούτο Κωνσταντινουπόλεως (18 9 4–1 914). Θεσσαλονίκη, 1987.
   Papoulidis K. The Russian Archaeological Institute of Constantinople (1894–1914): Fromits Establishment until Today // Papoulidis K. Ancient and Near Eastern Studies, Perceptions of the past in the Turkish Republic: Classical and Byzantine periods. Peeters, 2010. P. 187–195.
   Pınar Üre. At the Intersection of Science and Politics: Russian Archaeological Institute in Istanbul and the Diplomacy of Archaeology between Russia and the Ottoman Empire, 1894–1914 // LSE Research Day 2011: The Early Career Researcher, 26 May 2011, London School of Economics and Political Science. London.
   Uspensky T. L’institut Archéologique Russe à Constantinople // Revue contemporaine. № 10. 20 octobre 1920. St.-Pétersbourg.

П. А. Фокин, А. В. Белый
Строение тарапанов средневекового городища Кыз-Кермен (Крым, Бахчисарайский р-н): результаты геологического обследования

   Резюме: Геологическое обследование остатков средневековых винодавилен городища Кыз-Кермен выявило связь конструктивных особенностей тарапанов с направлением падения (наклона) слоев известняка, бронирующих плато Кыз-Кермен. Установлены факторы, определяющие разную степень сохранности изученных археологических объектов.

   Summary: Te article describes the geological survey of the remains of medieval winepresses in fort Kız-Kermen, which has revealed a direct relationship between the constructive features of the tarapans and the dipping direction (slope) of the limestone layers, covering the Kız-Kermen plateau. It also includes a discussion of the factors that determine the diferent preservation degrees of archaeological sites under research.

   Ключевые слова: «пещерные города» Крыма, городище Кыз-Кермен, тарапан, известняк, «твердое дно», направление падения слоев.

   Keywords: «cave towns» of the Crimea, Kiz-Kermen protected settlement, wine press, limestone, hardground, bed dipping.

Введение

   Городище Кыз-Кермен по наличию внутрискальных помещений относится к группе так называемых «пещерных городов» – средневековых укрепленных поселений Горного Крыма. Оно располагается на узком, протяженном (130–250 м с запада на восток и около 1500 м с севера на юг) известняковом плато над северным бортом долины р. Кача. С запада, востока и с юга городище ограничено неприступными обрывами, высотой до 40 м, а его северная граница определяется по развалинам оборонительной стены, протянувшейся от обрыва до обрыва в самом узком месте плато (Фото 1). Широкое южное окончание плато не имеет признаков освоения, следы жилых построек усадебного типа располагаются ближе к стене.
   Ранний этап существования Кыз-Кермена (IV–III вв. до н. э. – III в. н. э.) как убежища предполагается по конструктивным особенностям небольших сохранившихся фрагментов ранней оборонительной стены [650 - Белый А. В., Душевский В. П., Мажуко А. С. Девичья крепость. Симферополь, 1999.] и наличию к северу от городища неукрепленного позднеантичного (позднескифского) поселения. Поздний этап существования и расцвет укрепленного поселения приходится на VIII–IX вв., когда стена была восстановлена или перестроена, а на защищенном ею пространстве появились несколько жилых комплексов – усадеб, состоявших из большого двора и изолированно расположенных каменных построек. Упадок Кыз-Кермена, так и не ставшего городом как таковым, и оставление его жителями произошли в IX в. В дальнейшем поселение не возобновлялось.
   Именно с поздним этапом существования городища связано появление винодавилен-тарапанов, вырубавшихся в известняке. Они описаны при археологических изысканиях [651 - Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения юго-западной Таврики. М., 1970. (МИА; № 168). С. 152–154; Белый А. В., Назаров В. В. Раскопки усадьбы на городище Кыз-Кермен. Постройка № 1 // Проблемы истории «пещерных городов» в Крыму. Симферополь, 1992. С. 132–142; Белый А. В., Душевский В. П., Мажуко А. С. Девичья крепость. Симферополь, 1999.] на территории и за пределами городища, в комплексах построек усадеб и вне их, а многочисленность тарапанов указывает на важность виноделия в жизни местного населения в раннем средневековье.

   Фото 1. Городище Кыз-Кермен. Цифрами обозначены комплексы с тарапанами в порядке описания по тексту.

   По-видимому, идея высекания винодавилен в скальной породе подсказывалась сравнительной податливостью известняка и долговечностью каменных сооружений. Кроме того, можно полагать, что какая-то часть органических кислот, содержащихся в виноградном соке, реагировала с известняком и переходила в плохо растворимые соли кальция, что должно было улучшать вкусовые качества производимого вина.
   Всего было обследовано 7 винодавилен: три – на территории усадебной застройки, и четыре тарапана образуют компактную группу у восточного обрыва (Фото 1). Крупная группа винодавилен, расположенная в балке с родником к северо-северо-западу от городища, не являлась объектом исследований: расположение и строение тарапанов там связаны с ориентировкой наклона уступов на склонах балки (преимущественно по падению слоев) и их скученностью.

Строение и образование пород, слагающих плато

Плато бронируется полидетритовыми известняками верхней части датского яруса (инкерманского региояруса) палеоцена. Пласты известняков залегают полого моноклинально, падая под углом около 3° в западном направлении (азимут падения 265–270). Для верхней части известняковой толщи, на которой и располагаются остатки поселения, характерна хорошо выраженная средняя-толстая слоистость, по 0,3–1 м, связанная с цикличностью смены этапов осадконакопления и ненакопления пород.
На этапе осадконакопления обломки остатков организмов, сложенные карбонатом кальция (мшанки, фораминиферы, морские лилии, серпулы; реже – двустворки, морские ежи, гастроподы, брахиоподы и др.; Фото 2) скапливались на дне, образуя тело слоя. Во время прекращения накопления осадка обычно формировалась поверхность перерыва, именуемая «твердым дном» [652 - Барабошкин Е. Ю., Веймарн А. Б., Копаевич Л. Ф., Найдин Д. П. Изучение стратиграфических перерывов при производстве геологической съемки. Методические рекомендации. М., 2002.] или, по аналогии с англоязычной литературой, «хардграундом» [653 - Tucker M. Sedimentar y petrolog y: an introduction of the origin of sedimentary rocks. London: Blackwell Science, 1991 (2nd ed.).]. В нижней части слоя осадка, в результате разложения органических остатков и жизнедеятельности микроогранизмов, иловые воды обогащались углекислым газом, способствовавшим частичному растворению обломков скелетов известковых организмов. При этом возрастала пористость породы, достигая 25–27 %, а иногда и более 30 %.

   Фото 2. Полибиокластовый известняк датского яруса (фото шлифа под поляризационным микроскопом, без анализатора). Различимы остатки: двустворок (ДВ), иглокожих (морских ежей и лилий, ИГ), мшанок (МШ), фораминифер (Ф).

   Вблизи поверхности осадка, на уровне взаимодействия иловых вод с бассейновыми, с уменьшением содержания CO -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

равновесие смещалось в обратном направлении, и часть гидрокарбоната кальция снова переходила в нерастворимый карбонат кальция. Таким образом, осадок в верхней части слоя уплотнялся сильнее за счет усиленной цементации и частичной перекристаллизации карбоната. Кроме того, в кровельной части слоя карбонатным илом из воды сорбировались соединения железа и марганца, придававшие формирующейся породе бежевый, желтоватый или красноватый оттенки. За время перерыва в осадконакоплении на поверхности и в приповерхностной части осадка поселялись зарывающиеся, а затем и сверлящие организмы (разнообразные черви, ракообразные, некоторые двустворки и др. формы), создававшие себе ходы и убежища. Длительность времени ненакопления осадка сказывалась на выраженности, степени уплотнения, интенсивности прокраски и нарушенности твердого дна.
   Наличие слоистости, ее наклон и особенности внутреннего строения слоев находят свое отражение в конструкции и сохранности тарапанов, известных на территории городища.

Описание винодавилен

1. Тарапан на усадьбе в северной части городища

Усадьба, в комплексе которой находится этот тарапан, исследовалась в 1980-х годах А. В. Белым. Сооружение хорошей сохранности (Фото 3, А). Выемка давильни глубиной 12–27 см, почти квадратной формы (2,15×2,2 м), со сторонами, ориентированными близко к основным сторонам света. Ее дно хорошо выровнено. Суслоприемник неправильно-прямоугольной формы, 1,3×0,9 м, глубиной 0,9 м, расположен у южной стороны, со смещением к западу от оси площадки винодавильни. Слив из давильни – отверстие в оформленном бортике, размером 7×12 см, – сдвинут примерно на 40 см к западу от центра стороны. Носик слива разрушился при изготовлении или использовании тарапана; на его месте имеется подпрямоугольная вырубка под вставную деталь. На западной стороне различим невысокий выступающий бортик, шириной около 30 см. К востоку и югу от тарапана имеются водоотводные канавки.

Фото 3. А – тарапан на усадьбе в северной части городища, вид с юга; Б – закарстованная поверхность слоя известняка у восточного обрыва; В – северный тарапан из группы у восточного обрыва, вид с юга; Г – средний тарапан из группы у восточного обрыва, вид с юга; Д – южный тарапан из группы у восточного обрыва, вид с севера; Е – западный тарапан из группы у восточного обрыва, вид с юго-юго-востока; Ж – тарапан в центре плато, вид с севера; З – тарапан на усадьбе у западного обрыва, вид с юго-запада. Длина мерной линейки – 1 м, деления по 10 см.

Тарапан вырублен в толстом (0,9–0,95 м) слое известняка, в кровле которого – бугристая поверхность твердого дна средней стадии развития, с немногочисленными мелкими норами ракообразных и со следами сверления. Толщина зоны умеренной бежевой прокраски и уплотнения – 25–30 см. Площадка давильни практически полностью располагается в ее пределах. Дно суслоприемника заглублено на 3–7 см в подстилающий слой.

2. Комплекс тарапанов у восточного обрыва

Четыре тарапана, сильно разрушенных временем, располагаются компактной группой вне усадеб; возможно, они находились в «общественном пользовании» [654 - Белый А. В., Душевский В. П., Мажуко А. С. Девичья крепость. Симферополь, 1999. С. 30–31.]. Они вырублены в единой, полого-наклонной поверхности слоя известняка, занимающего более низкое стратиграфическое положение, чем описанный выше. Слой мощностью 25–40 см, с выраженной бежевой прокраской на всю толщину. В его кровле – очень неровная, бугристая поверхность твердого дна зрелой стадии развития, с обильными норами талассиноидных раков, диаметром 0,4–2 см, до 4–5 см; по ним сильнее развиты подпочвенно-карстовые явления, с образованием криволинейных, разноориентированных трубкообразных полостей с рыхлым, гумусированным заполнением (Фото 3, Б).

Рис. 1. Разрез через среднюю часть северного тарапана из группы у восточного обрыва.

   Рис. 2. План среднего тарапана из группы у восточного обрыва.

   Давильни тарапанов, глубиной 25, 35–40 см, полностью или почти полностью прорезали толщу этого слоя; в их разрушенных днищах часто выступает сильно бугристая поверхность зрелого твердого дна в кровле нижележащего слоя. Суслоприемники, глубиной 50 см (южный тарапан), 70 см (западный) и около 80 см (северный и центральный) проходят бронирующий слой насквозь и заглублены в подстилающий.
   Худшая сохранность у северного тарапана. Он же расположен ближе всего к бровке плато и вырублен в участке минимальной толщины слоя. Суслоприемник располагается у южной стороны остатков почти квадратной давильни, остатки носика со сливом занимают на стороне центральное положение. Борта давильни сильно разрушены, выемка в скале явно больше первоначальных размеров тарапана (Рис. 1; Фото 3, В).
   Средний тарапан имеет несколько лучшую сохранность (Фото 3, Г). Слив находится на южной стороне почти квадратной давильни (1,87–2×2 м) и смещен близко к ее юго-западному углу (Рис. 2), перемычка южной стороны и восточный бортик сильно разрушены. Суслоприемник скругленно-квадратной формы (0,95×0,95 м) несколько развернут относительно давильни.
   Южный и западный тарапаны ориентированы иначе: суслоприемники располагаются к западу (по направлению падения слоев) от давилен; сливы располагаются примерно по центру западных сторон (Фото 3, Д и 3, Е). Наклон их площадок тот же, что и падение слоев. В целом они сохранились существенно лучше, чем северный и средний, но перемычки со сливами также разрушены. По периметру суслоприемника западного тарапана сохранилась неглубокая выемка для крышки.

3. Тарапан в центре плато

Сохранность тарапана посредственная. Ориентирован он на запад, с симметричным расположением суслоприемника. Его давильня почти квадратной формы (1,8×1,9 м) и глубиной до 35 см в лучше сохранившейся южной части. Перемычка со сливным отверстием разрушена (Фото 3, Ж). Суслоприемник имеет в плане форму прямоугольника со скругленной западной стороной, размером 1,0×1,1 м, глубиной около 85 см. По его периметру местами сохранилась неглубокая, узкая выемка под крышку.
Давильня вырублена в слое известняка толщиной 55–60 см. В кровле слоя – бугристая поверхность твердого дна средней стадии развития, с умеренно развитой прокраской и сравнительно немногочисленными сверлениями и ходами раков, сильно проработанными подпочвенным карстом. Суслоприемник пробит сквозь этот слой и верхнюю часть нижележащего, имеющего в кровле поверхность твердого дна зрелой стадии, с обильными следами сверления и ходами ракообразных. С юго-востока и юга площадка винодавильни опоясана водоотводной канавкой.

4. Тарапан в усадьбе у западного обрыва

Давильня хорошей сохранности, длиной 2,7 м, шириной 1,55–1,75 м и глубиной 35–45 см. Длинная ось тарапана ориентирована на юго-запад (азимут 245), сравнительно близко к направлению падения слоев. Положение слива центральное в короткой, западной стенке давильни (Фото 3, З). По этому бортику и прилегающим бортам давильни проходит косая трещина, с наклоном поверхности в сторону обрыва. Носик слива не сохранился и, вероятно, вывалился по трещине. Судя по расположению суслоприемника, его длина составляла 25–35 см (Рис. 3). Дно давильни ровное, сохраняет угол наклона слоя, с небольшим, полого-воронкообразным понижением вблизи слива.

   Рис. 3. Продольный разрез через тарапан в усадьбе у западного обрыва.

   Суслоприемник в плане почти круглый (83×92 см), с центральным углублением, вырублен в кровле нижележащего слоя на глубину 40–45 см. Дно его находится на 85 см ниже уровня слива.
   Давильня вырублена в слое известняка мощностью 1,0–1,1 м, оформленные бортики заглублены относительно кровли слоя на 7–10 см. В кровле слоя отмечается неровная поверхность твердого дна ранней стадии развития, с умеренным развитием нор ракообразных и слабо выраженной зоной прокраски.

Обсуждение и выводы

Анализируя строение тарапанов и их геологическое положение, можно отметить несколько закономерностей.

1. Сохранность

   Сохранность винодавилен можно связать с несколькими факторами. Во-первых, это – толщина слоя известняка, в котором они вырублены; во-вторых – степень зрелости поверхности твердого дна; и в-третьих – их консервация рыхлыми отложениями. Что касается второго фактора, то увеличение зрелости поверхности перерыва выражается, помимо прочего, в увеличении степени цементации породы (парадоксально, но именно лучшая цементация ускоряет разрушение породы за счет более активного отшелушивания пластинчатого щебня при колебаниях влажности и температуры) и ее пронизанности ходами талассиноидных раков и полостями сверления, тоже ослабляющими породу.
   Тарапаны над восточным обрывом оказались в наименее выгодном положении по всем показателям. Они вытесаны в слое, толщина которого сопоставима с глубиной давилен и который имеет развитую поверхность твердого дна. Обилие ходов ракообразных в слое дополнительно ослабляло известняк (оно же могло приводить к потерям продукции из-за усиленного просачивания сока по ним). Кроме того, у обрыва, расположенного по восстанию слоев, в возвышенной части плато, покров рыхлых осадков, накопившихся после исчезновения поселения, был минимален и прерывист, а значит, и его защитный потенциал был очень невелик. Этими факторами отчасти объясняется плохая сохранность всех четырех объектов комплекса.
   Сравнительно сильная разрушенность западного бортика винодавильни в центре плато, по-видимому, связана с тем, что он был вырублен полностью в зоне уплотнения известняка в прикровельной части слоя, а также с малой толщиной слоя рыхлого покрова над ним.
   Хорошей сохранности тарапана на усадьбе в северной части городища до раскопок способствовал сравнительно толстый (30–40 см) покров рыхлых отложений. В настоящее время тарапан находится на открытом месте, и шелушение известняка на нем активизировалось.
   Выгодные условия для сохранения были и для тарапана у западного обрыва, вытесанного в толстом слое известняка, ниже поверхности твердого дна. И сейчас он находится в залесенной, тенистой части плато, что препятствует резким колебаниям влажности и температуры скалы, обнаженной при раскопках. Угрозу его сохранности представляет развитие трещин отпора: обрыв плато находится всего в 2 м от тарапана.

2. Ориентировка и строение

   Отмечаются две основные ориентировки осей винодавилен относительно направления падения слоев: 1 – по падению слоев и 2 – перпендикулярно ему (т. е., по простиранию слоев). К первой группе относятся 4 объекта: южный и западный тарапаны комплекса у восточного обрыва, давильня в центре плато; к ней же можно отнести и тарапан у западного обрыва, ориентировка которого отклоняется от падения слоев всего на 20–25º. У остальных тарапанов этой группы отклонение не превышает 10º. Для всех этих давилен отмечается симметричное положение сливов на западных сторонах, обращенных по падению слоев.
   Ко второй группе относятся 2 тарапана: в усадьбе на севере городища и северный – в комплексе над восточным обрывом. У них сливы располагаются на южных сторонах, но только у одного – северного в комплексе над обрывом – положение слива центральное. У первого слив смещен относительно площадки давильни к западу, т. е. по падению слоев. Условно к этой группе можно отнести и средний тарапан в комплексе над восточным обрывом, слив которого располагается на южной стороне, почти в юго-западном углу. По-видимому, предполагалось, что асимметричное расположение сливов при меридиональной или близкой к ней ориентировке тарапана должно было облегчить сток отжатого сока в тару, помещенную в суслоприемники.
   Преобладание конструкций первой группы показывает, что при падении слоев на запад создание тарапанов с западным расположением суслоприемников являлось наиболее рациональным и менее трудоемким. Действительно, в процессе их изготовления каменотесы могли легко ориентироваться на глубину выемки от кровли слоя. Сооружение иначе ориентированных (не по уклону поверхности) винодавилен требовало несколько более сложных и точных работ, с использованием приспособлений, исполнявших роль уровня (например, блюда с водой), а также выемки большего объема породы.
   Неудачность южной ориентировки для условий Кыз-Кермена наиболее очевидна для северного тарапана в комплексе давилен у восточного обрыва. Вероятно, его дно, первоначально выровненное с уклоном на юг, но почти совпадавшее с подошвой слоя, начало разрушаться еще на стадии использования, обнажая кровлю нижележащего пласта с западным уклоном, затруднявшую отжим сока. При меридиональной ориентировке симметричная конструкция тарапана, с центральным сливом на южной стороне давильни, осложняла сток сока. После выхода из строя давильня, очевидно, какое-то время использовалась как яма для ломки бутового камня, чем и может объясняться ее очень сильная разрушенность. При наличии в этом комплексе лучше сохранившихся тарапанов более удачной ориентировки несомненно более раннее прекращение использования северного.
   В изменении конструкции и ориентировки тарапанов Кыз-Кермена, от менее удачной меридиональной к оптимальной западной, заманчиво видеть и относительную последовательность их сооружения, однако для окончательных выводов и серьезных обобщений необходимо дальнейшее междисциплинарное исследование родственных артефактов других «пещерных городов» Юго-Западного Крыма: Мангупа, Эски-Кермена, Баклы, где очень близкие по величине и конструкции внутрискальные винодавильни располагаются в сходных топографических и геологических условиях.

Литература:

   Барабошкин Е. Ю., Веймарн А. Б., Копаевич Л. Ф., Найдин Д. П. Изучение стратиграфических перерывов при производстве геологической съемки. Методические рекомендации. М., 2002. 163 с.
   Белый А. В., Назаров В. В. Раскопки усадьбы на городище Кыз-Кермен. Постройка № 1 // Проблемы истории «пещерных городов» в Крыму. Симферополь, 1992. С. 132–142.
   Белый А. В., Душевский В. П., Мажуко А. С. Девичья крепость. Симферополь, 1999. 40 с.
   Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения юго-западной Таврики. М., 1970. (МИА; № 168).
   Tucker M. Sedimentary petrology: an introduction of the origin of sedimentary rocks. London, 1991 (2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

ed.). 260 p.

Андрей Леонидович Пономарев (23.11.1957–02.10.2014)

   2 октября 2014 г. российская гуманитарная наука понесла тяжелую утрату – безвременно и внезапно ушел из жизни даровитый историк и замечательный человек, доктор исторических наук Андрей Леонидович Пономарев.
   Андрей Леонидович родился 23 ноября 1957 г. в Москве в семье выпускников МГУ им. М. В. Ломоносова, физика Леонида Ивановича Пономарева и географа Людмилы Ивановны Пономаревой. После окончания средней школы № 8 в Дубне он поступил на исторический факультет МГУ, где специализировался по медиевистике и защитил в 1981 г. под руководством С. П. Карпова дипломную работу по истории торговли генуэзской Перы на рубеже XIII и XIV вв. Получив хорошую источниковедческую и палеографическую подготовку, в 1981–1989 гг. Андрей Леонидович работал старшим научным сотрудником в отделе редкой книги Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы (ныне ВГБИЛ имени М. И. Рудомино). 24 апреля 1990 г. Андрей Леонидович перешел на работу в Лабораторию по изучению стран Причерноморья и Византии в средние века при кафедре истории Средних веков исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, которая была тогда основана и возглавлена С. П. Карповым. С 2010 г. работал в Лаборатории в качестве ведущего научного сотрудника.
   Андрей Леонидович по природе был увлеченным и самозабвенным исследователем. Какой бы темой он ни увлекся, он отдавался ей целиком: постоянно инициируя обсуждение заботящей его проблематики с друзьями и коллегами, проводя дни и ночи напролет в работе, выпивая при этом несметное количество чашек кофе. Такая увлеченность давала замечательные результаты, а именно, статьи и книги, выполненные на высочайшем научном уровне. В силу своей преданности науке, он был человеком обширных знаний во многих областях – от физики, математики, биологии до археологии, латинской и арабской палеографии, средневековой и современной истории и литературы.
   Его работа во ВГБИЛ результировалась в серии важных публикаций: «Учетный список собрания палеотипов ВГБИЛ» (1986; в соавторстве с М. И. Афанасьевой, Е. А. Коркмазовой, А. Н. Троицким), «Каталог инкунабул московских библиотек» (1988), Каталог немецкоязычных изданий в фондах ВГБИЛ (1992; в соавторстве с Е. А. Коркмазовой), «Katalog der Drucke des XVI. Jahrhunderts aus dem Bestanden der VGBIL» (1996; в соавторстве с Е. А. Коркмазовой). Андрей Леонидович стал большим знатоком библиотечного дела и истории книги.
   Работая в библиотеке Андрей Леонидович не оставлял своих медиевистических и византинистских интересов, на которых он целиком концентрируется с переходом на работу на исторический факультет МГУ в 1990 г. В фокусе исследователя с того времени оказывается история Северного Причерноморья, Поздней Византии, Золотой Орды. Первым значимым результатом явилась его кандидатская диссертация: «Население и топография Каффы по данным бухгалтерской книги Массарии – казначейства за 1381–1382 гг.», которую ученый блестяще защитил в 1999 г. под руководством профессора Сергея Павловича Карпова. Следует упомянуть, что Андрей Леонидович был самым старшим представителем научной школы академика РАН С. П. Карпова, с которым он плодотворно сотрудничал более тридцати лет.
   Уже на ранних этапах медиевистических штудий А. Л. Пономарева проявляется яркая своеобычность его подходов. Андрей Леонидович был из тех исследователей, которые не склонны следовать путями, проторенными другими. Его чрезвычайно индивидуальная, зачастую парадоксальная исследовательская оптика неизменно формулировала новые проблемы и темы. Его здоровый научный скептицизм и исключительная систематичность мышления переворачивали с головы на ноги, казалось бы, уже решенные в науке проблемы, открывая в них новые никем не замеченные аспекты и горизонты. Для решения увиденных им новых задач он вырабатывал и абсолютно новый исследовательский инструментарий, новые аналитические методы. Именно это и предопределило главную значимость научного вклада А. Л. Пономарева: впервые в мировой гуманитарной науке он адаптирует к своему материалу и применяет целую серию методов математического моделирования и инструментов статистического исследования. Вкус к математическим методам в исторических исследованиях вполне объясним обстоятельствами биографии Андрея Леонидовича: его отец, член-корреспондент РАН Леонид Иванович Пономарев, является всемирно известным физиком, а сам Андрей Леонидович, имея склонность к точным наукам, получил среднее образование именно в физико-математической спецшколе, хотя и в ее гуманитарном классе.
   О себе как о «математике» в исторических исследованиях Андрей Леонидович заявил уже в своих ранних работах, публиковавшихся, в частности, в «Информационном бюллетене Ассоциации „История и компьютер“», в серии текстов посвященных критике псевдонаучной «новой хронологии», а также в анализе комплекса источников, датирующих крещение князя Владимира. Им был проведен тщательный и нетривиальный анализ топографии, населения и облика средневековой Каффы XIII–XIV вв. на основе сложнейшего архивного источника – счетных книг этой фактории, массарий, подлинным знатоком которых он стал, подготовив электронные издания и указатели к нескольким томам этих финансовых фолиантов. Однако наиболее ярко математическая составная исследовательской манеры Андрея Леонидовича проявилась в его разработке нумизматического материала, который он использовал как базовый ресурс (наряду и в сравнении с письменными источниками) для реконструкции экономических и социальных процессов. Еще в конце века прошлого вклад А. Л. Пономарева в новую, открытую им науку, квантитативную нумизматику, крупнейший отечественный специалист по археологии и нумизматике Г. А. Федоров-Давыдов оценил как «нумизматику XXI века». Серьезной апробацией этих новых подходов явилась монография А. Л. Пономарева «Деньги Золотой Орды и Трапезундской империи: квантитативная нумизматика и процессы средневековой экономики» (М., 2000). В упомянутом аспекте подходы Андрея Леонидовича могут быть соотнесены с работами американского исследователя Майкла Хенди (1942–2008), который так же, как и А. Л. Пономарев, постулировал исключительную значимость нумизматики и денежной системы для понимания византийской (да и любой другой средневековой) экономики и который, увы, так же как и Андрей Леонидович, ушел из жизни рано. Андрей Леонидович, разделяя базовый подход Майкла Хенди, был точнее, систематичнее и изобретательнее в своей математической и статистической аналитике. Нисколько не умаляя значения работ Майкла Хенди, следует сказать, что Андрей Леонидович открыл принципиально новый этап в изучении византийской экономики. Opus magnum Андрея Леонидовича – его монография «Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв.», в основе которой лежит текст его докторской диссертации, с блеском защищенной в 2010 г. Отталкиваясь от количественных показателей, полученных при анализе монет, и благодаря специально разработанным методам статистического анализа, Андрей Леонидович выводил и описывал сроки и обстоятельства десятков денежных реформ в Византии, Трапезундской империи и Золотой Орде (включая прежде не известные в науке), идеологию финансистов, параметры, стоимость и названия монет, соотношения между денежными номиналами и т. д. Более того, Андрей Леонидович реконструирует содержание процесса эволюции финансовых систем обширного Восточно-Средиземноморского региона, постулирует становление в нем мировой экономической системы, выявляет ее характерные черты и механизмы ее функционирования.
   Многие содержательные выводы, полученные в работах Андрея Леонидовича, базируются на использовании предложенных им математических моделей. Особое место здесь принадлежит методике аппроксимации эмпирического распределения веса монет из рассматриваемой совокупности (например, клада) с помощью наложения двух Гауссовых законов, что соответствует гипотезе о наличии двух совокупностей монет, полученных, например, с помощью двух различных чеканов. Параметры искомых теоретических Гауссовых распределений Андрей Леонидович оценивал на основе метода Монте-Карло, который путем компьютерной генерации случайных значений позволяет выбрать комбинацию оптимальных значений.
   Исследования А. Л. Пономарева представляют интерес и в плане развития современных методов историко-экономического исследования применительно к проблематике медиевистики. Так, рассматривая задачу оценки неравенства в распределении доходов и богатства в Золотой Орде на основе данных о золотоордынских кладах, он перешел к построению кумулятивного распределения числа кладов в зависимости от их размера и выявил закономерность: чем больше величина кладов, тем меньше их число. При этом распределение кладов указывает на две различающихся группы населения: большая группа (две трети жителей) были мелкими собственниками, а во второй группе доминировали владельцы крупных кладов. А. Л. Пономарев применил оригинальную методику оценку неравенства доходов, прослеживая изменения на протяжении целого ряда десятилетий. Приводя сравнения с подобными оценками, сделанными предшественниками по данным о неравенстве доходов в странах средневековой Европы (используя, в частности, индекс Джини), он пришел к неожиданным выводам о достаточно высокой дифференциации доходов населения Золотой Орды.
   Андрей Леонидович проявлял в своей работе не только компетентность в математической статистике, но и знание возможностей естественнонаучных (физико-химических) методов анализа материала монет, делая акцент на природе и результатах процессов, происходящих в структуре поверхностного слоя монет и влияющих на их вес. В своих работах он давал оценки эффективности современных методов, основанных на измерении остаточной радиации, нейтронного анализа в задачах определения химического состава монет.
   В последние годы Андрей Леонидович занял место в ряду крупнейших знатоков нумизматики, денежного хозяйства и в целом экономики Византии мира, Латинской Романии, Трапезундской империи, Золотой Орды. Монография А. Л. Пономарева была отмечена премией Культурного фонда «Метрополи» за лучшую русскоязычную книгу о Византии, которой он удостоился в Вечном Городе, Риме, всего за несколько дней до смерти – 26 сентября 2014 г.
   Научное наследие Андрея Леонидовича Пономарева требует дальнейшего осмысления и изучения. Очевидно, что он в своих подходах к средневековой экономике намного обогнал свое время. Прискорбно сознавать, что Андрей Леонидович ушел из жизни, когда лишь приближался к пику своей научной деятельности; пик теоретических генерализаций, по-видимому, был еще впереди. У него было множество новых идей, многие из них были уже готовы отлиться в законченный текст; он целенаправленно работал над несколькими монографиями. Однако, увы, этим идеям и планам не суждено было сбыться.

   Исторический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова
   Лаборатория истории Византии и Причерноморья
   Редколлегия Византийского временника

Библиография публикаций А. Л. Пономарева

//-- Книги --//
   Афанасьева М., Коркмазова Е., Пономарев А., Троицкий А. Учетный список собрания палеотипов ВГБИЛ. М., 1986.
   Сводный каталог инкунабулов московских библиотек, архивов и музеев / Сост. Н. П. Черкашина и др. М.: ГБЛ, НИО истории книги, редких и особо редких изданий, 1988. 191 с. (Член авторского коллектива).
   Пономарев А. Л., Коркмазова Е. А. Каталог немецкоязычных изданий XVI века в фондах ВГБИЛ. М.: Рудомино, 1992.
   Ponomarev A., Korkmazova E. Katalog der Drucke des XVI. Jahrhunderts aus dem Bestanden der VGBIL. М.: Рудомино, 1996.
   Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным массарии – бухгалтерской книги казначейства за 1381–1382 гг. Автореф. дисс. к. и. н. М., 1999. 22 с.
   Пономарев А. Л. Деньги Золотой Орды и Трапезундской империи: Квантитативная нумизматика и процессы средневековой экономики. М.: Эдиториал УРСС, 2002. 216 с.
   Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. Автореф. дисс. д. и. н. М., 2010. 50 с.
   Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. М.: Изд-во МГУ, 2011. 670 с.
   Пономарев А. Л. Эволюция денежных систем Причерноморья и Балкан в XIII–XV вв. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 2012. 670 с.

Статьи и доклады

   Пономарев А. Л. Об особенностях денежного счета в Золотой Орде (по данным нотулярия Ламберто ди Самбучетто) // ВГБИЛ. Тезисы 3-й научной конференции молодых ученых и специалистов. М., 1983. С. 8–10.
   Пономарев А. Л. Данные комплекса кладов золотоордынских монет XIV в. для проверки роли клада как снимка с обращения и определения экономической структуры общества // ВГБИЛ. Тезисы 4-й научной конференции молодых ученых и специалистов. М., 1986. С. 16–21.
   Пономарев А. Л. Владельческие конволюты – объект статистического исследования // ВГБИЛ. Тезисы 5-й научной конференции молодых ученых и специалистов. Москва. М., 1988. С. 33–37.
   Пономарев А. Л. О возможностях идентификации печатной продукции XVI в. через показатели технического исполнения: (К обоснованию методики составления печатного каталога изданий XVI в., хранящихся в ВГБИЛ) // Там же. С. 30–33.
   Близнюк С. В., Богданова Н. М., Пономарев А. Л., Шукуров Р. М. История Византии в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова, 1980–1990 гг. // Византиноведение в СССР: состояние и перспективы исследований. М., 1991. С. 9–35.
   Пономарев А. Л. Численность купечества и объем торговли генуэзской колонии в Пере в 1281 г. (по данным картулярия Габриэле де Предоно) // XVIII международный конгресс византинистов, Москва. Резюме сообщений. М., 1991. С. 913–914.
   Близнюк С. В., Богданова Н. М., Пономарев А. Л., Шукуров Р. М. XVIII Международный конгресс византиноведческих исследований // Вестник Московского университета. Серия 8: История. 1992. № 4. С. 56–76.
   Бибиков М. В., Карпов С. П., Богданова Н. М. и др. XVIII Международный конгресс византинистов // ВВ. Т. 54. 1993. С. 207–219.
   Пономарев А. Л. Право и рождаемость как факторы феодализации земель // Информационный бюллетень Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при отделении истории РАН. Т. 8. М., 1993. С. 44–48.
   Пономарев А. Л. Монетное обращение Золотой Орды в XIV в. (Методика анализа) // Причерноморье в Средние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 2. М., 1995. С. 131–155.
   Пономарев А. Л., Сериков Н. И. 989 (6496) – год крещения Руси: (Филологический анализ текстов, астрология и астрономия) // Причерноморье в Cредние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 2. М., 1995. С. 156–185.
   Пономарев А. Л. Когда Литва летает, или почему история не прирастает трудами А. Т. Фоменко // Информационный бюллетень Ассоциации История и компьютер. Т. 18. М., 1996. С. 127–154.
   Пономарев А. Л. «Чего нет, того не сосчитать?», или сколько в Византии чеканили денег // Математические модели исторических процессов. Москва, 1996. С. 224–235.
   Пономарев А. Л. «Кого нет, того не сосчитать?», или сколько в Византии было знати и купцов // Там же. С. 236–245.
   Ponomarev A. Internet against historical sensation generated by mathematicians: On reexamining Ptolemaeus’ «Almagest» // Data Modelling, Modelling History. 11 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Conference of the Association for History and Computing. Мoscow, 1996. P. 41– 4 3.
   Карпов С., Макеев Б., Пономарев А., Талызина А. Опыт реконструкции средневековых архивов Причерноморья, XIII–XV вв.: Транскрипция и моделирование нотариальных источников // Информационный бюллетень РФФИ. Т. 5. 1997. № 6. С. 62.
   Пономарев А. Л. О некоторых результатах знакомства с «Ответом на статью А. Л. Пономарева» // Информационный бюллетень Ассоциации История и компьютер. Т. 20. 1997. С. 181–184.
   Пономарев А. Л. О пользе описания распределения качественных признаков показательным законом // Информационный бюллетень Ассоциации История и компьютер. Т. 21. 1997. С. 47–49.
   Пономарев А. Л. О чем свидетельствуют новые датировки Птолемея // Информационный бюллетень Ассоциации История и компьютер. Т. 22. М., 1997. С. 156–158.
   Пономарев А. Л. Считая сосчитанное: Проверка корректности нового статистического закона распределения качественных признаков результатами президентских выборов // Круг идей: Традиции и тенденции исторической информатики / Под ред. Л. И. Бородкина, И. Ф. Юшина. М., 1997. С. 297–309.
   Пономарев А. Л. Хочешь быть глобальным историком? Будь им! // Знание – сила. 1997. № 10. С. 104–109.
   Пономарев А. Л. Денежный рынок Трапезундской империи в XIII–XV вв. // Причерноморье в Cредние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 3. СПб., 1998. С. 201–239.
   Пономарев А. Л. Когда Литва летает, или почему история не прирастает трудами А. Т. Фоменко // История и антиистория. М., 2000. С. 191–217.
   Пономарев А. Л. О некоторых результатах знакомства с «Ответом на статью А. Л. Пономарева» // Там же. С. 221–224.
   Пономарев А. Л. О чем свидетельствуют новые датировки Птолемея // Там же. С. 240–244.
   Пономарев А. Л. Население и территория Каффы по данным массарии – бухгалтерской книги казначейства за 1381–1382 гг. // Причерноморье в Cредние века. Т. 4. М.; СПб., 2000. С. 317–442.
   Пономарев А. Л. Этносы и конфессии средневекового Крыма: Измерение симбиоза // Новые информационные ресурсы и технологии в исторических исследованиях и образовании. Сб. тез. конф. М., 2000. С. 156–158.
   Пономарев А. Л. Клады, контракты, репарации – статистика доходов в Средние века // Экономическая история – 2002 г. М., 2004. С. 561–579.
   Bliznyuk S. V. Die Genuesen auf Zypern. Franckfurt a. M., 2004. (Указатель к книге).
   Пономарев А. Л. Путеводитель по рукописи массарии Каффы 1374 г. (Liber massariae Caf ae tempore regiminis egregii viri domini Iuliani de Castro consulis Caf ae MCCCLXXIV nunc indicatus et a pluribus mendis purgatus) // Причерноморье в Cредние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 6. СПб., 2005. С. 41–138.
   Пономарев А. Л. Чьи на Руси деньги? Финансовый кризис в Золотой Орде 1380–1381 гг. по данным бухгалтерской книги генуэзского казначейства в Каффе (Феодосия) // Труды Международных нумизматических конференций Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XV вв. (I MHK – Саратов, 2001; II МНК – Муром, 2003). М., 2005. Т. 1. С. 47–49.
   Ponomarev A. Witnesses of crisis and the reform: The Genoese treasurers of Caf a in the late fourteenth century // International Conference in Memory of Dr. Milko Mirchev. Numismatic, Sphragistic and Epigraphic Contributions to the History of the Black Sea Coast. Summaries. Varna, 2005. P. 21.
   Пономарев А. Л. Денежный рынок Балкан в XIV–XV вв.: перпер и ставрат // ВВ. Т. 66. 2006. С. 60–92.
   Пономарев А. Л. Хитрости средневековья: чекан «аль-марко» и законы Гаусса // Информационный бюллетень Ассоциации История и компьютер. Т. 34. М.; Тамбов, 2006. С. 132–134.
   Пономарев А. Л. Чекан «аль-марко»: закон Гаусса и хитрости средневековых финансистов // Город и степь в контактной евро-азийской зоне. 3-я международная научная конференция посвященная 75-летию Г. А. Федорова-Давыдова. М.; Тамбов, 2006. С. 214–215.
   Ponomarev A. Crisis of coinage or coinage of the crisis (1300–1350) // Proceedings of the 21 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

International Congress of Byzantine Studies (London 21–26 August 2006). London, 2006. P. 116.
   Ponomarev A. Seigniorage, barred culling and wisdom of «Al Marco» coinage // Studii şi cercetări de numismatică. T. 13. 2006. P. 293–310.
   Ponomarev A. Silver in, silver out: Principles for calculating outf ow of a medieval currency // Istituto Internazionale di Storia Economica «F. Datini». Relazioni economiche tra Europa e mondo islamico, secc. XIII–XVIII. Prato, 2007. Vol. 2. P. 1008–1026.
   Вин Ю. Я., Захарова А. В., Карпов С. П. и др. XXI Международный конгресс византийских исследований в Лондоне (21–26 августа 2006 г.) // ВВ. Т. 67. 2008. С. 291–300.
   Пономарев А. Л. Кризис, которого не было: Денежно-финансовая система Византии в конце XIII – середине XIV в. Ч. 1 // ВВ. Т. 67. 2008. С. 17–37.
   Ponomarev A. The Genoese treasurers of Caf a – witnesses of the Golden Horde crisis and Byzantine reform // Acta Musei Varnensis. Vol. 7. 2008. N 1. P. 427–445.
   Пономарев А. Л. Двойной стандарт чекана как инструмент финансовой политики средневековых государств // Причерноморье в Средние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 7. М.; СПб., 2009. С. 133–163.
   Пономарев А. Л. Кризис, которого не было: Денежно-финансовая система Византии в конце XIII – середине XIV в. Ч. 2 // ВВ. Т. 68. 2009. С. 25–47.
   Ponomarev A. Monetary markets of Byzantium and the Golden Horde: State of af airs according to the account books of the Genoese treasurers of Caf a, 1374–1381 // Море и берега. К 60-ти летию Сергея Павловича Карпова. М., 2009. P. 595–612.
   Пономарев А. Л. Денежная политика Трапезундской империи // Вестник Московского университета. Серия 8: История. 2010. № 2. С. 21–41.
   Пономарев А. Л. Первые деньги Золотой Орды // Вестник Московского университета. Серия 13: Востоковедение. 2010. № 3. С. 59–83.
   Пономарев А. Л. Серебряный перпер: Эволюция денежной системы Византии при последних Палеологах. Ч. 1 // ВВ. Т. 69. 2010. С. 76–94.
   Пономарев А. Л. Караты, дукаты и динары Иоанна V Палеолога и Иоанна VI Кантакузина // Причерноморье в Средние века / Под ред. С. П. Карпова. Т. 9. М.; СПб., 2011. С. 139–168.
   Пономарев А. Л. Ключи к джучидскому чекану: Токта, год хиджры 710 // Нумизматика Золотой Орды. № 1. 2011. С. 49–28.
   Пономарев А. Л. Курс дангов Токтамыша и надчеканки на его пулах // Всероссийская нумизматическая конференция, 16-я. СПб., 2011. С. 74–75.
   Пономарев А. Л. Русский рубль и татарский сум в системе мер средневековья // Научный Татарстан: Гуманитарные науки. 2011. № 2. С. 175–186.
   Пономарев А. Л. Серебряный перпер: Эволюция денежной системы Византии при последних Палеологах. Ч. 2 // ВВ. Т. 70. 2011. С. 51–65.
   Пономарев А. Л. «Солхатская война» и «император» Бек Булат // Материалы второй Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды», посвященной памяти М. А. Усманова. Казань, 2011. С. 18–21.
   Пономарев А. Л. Барикат и ярмак: зарождение денежной системы в Северном Причерноморье XIII в. // Нумизматика Золотой Орды. № 2. 2012. С. 49–28.
   Пономарев А. Л. Двуязычные данги татарского «императора» // Международная научная конференция «Два века мусульманской нумизматики в России: Итоги и перспективы»: Тезисы докладов. СПб., 2012.
   Пономарев А. Л. Продуктивность монетных дворов древности: анализ динамической выборки // Экономическая история – 2011/2012 г. М.: РОССПЭН, 2012. С. 653–672.
   Пономарев А. Л. Крамольное золото генуэзской Каффы // Всероссийская нумизматическая конференция, 17-я: Тезисы докладов. М., 2013. С. 70–71.
   Пономарев А. Л. Первые ханы Крыма: Хронология смуты 1420-х годов в счетах генуэзского казначейства Каффы // Золотоордынское обозрение. 2013. № 2. С. 158–190.
   Пономарев А. Л. Хан Крыма Бек Суфи, его законные данги и лже-Едигей // Государственный Исторический музей. Нумизматические чтения 2013 г. Материалы докладов и сообщений. М.: Триумф принт, 2013. С. 76–84.
   Пономарев А. Л., Зайончковский Ю. Генуэзская надчеканка «законный» Ибрагим, сын Махмудека: вхождение во власть и кошельки // Золотоордынское обозрение. Казань, 2014. № 1(3). С. 128–162; № 2(4). С. 191–225.

Список сокращений

   АДСВ – Античная древность и средние века
   АРАН – Архив Академии наук (Москва)
   ВВ – Византийский временник
   ВИВ – Военно-исторический вестник
   ВИД – Вспомогательные исторические дисциплины
   ГАИМК – Государственная Академия истории материальной культуры
   ГАРФ – Государственный Архив Российской Федерации
   ЗООИД – Записки Одесского общества истории и древностей
   ИИАН – Известия Императорской Академии Наук
   ИИМК – Институт истории материальной культуры
   ИРАН – Известия Российской Академии Наук
   КСИА – Краткие сообщения Института археологии
   МАИЭТ – Материалы по истории археологии и этнографии Таврии
   МИА – Материалы и исследования по археологии
   НАНУ – Национальная академия наук Украины
   НИОР РГБ – Научно-исследовательский отдел рукописей в Российской
   Государственной библиотеке им. В. И. Ленина
   ПСРЛ – Полное собрание русских летописей
   РАИК – Русский Археологический Институт в Константинополе
   РГАВМФ – Российский государственный архив военно-морского флота
   РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив
   РНБ – Российская национальная библиотека
   СА – Советская археология
   СВ – Средние века
   СПФ АРАН – Санкт-Петербургский филиал Архива Академии наук
   ЭСБЕ – Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона / Под ред.
   И. Е. Андреевского, К. К. Арсеньева, Ф. Ф. Петрушевского и др.
   ASG – Archivio di Stato di Genova
   ASI – Archivio storico italiano. Firenze
   ASLSP – Atti della Società Ligure di Storia Patria. Genova
   ASV – Archivio di Stato di Venezia
   AV – Archivio veneto
   CMRS – Cahiers du monde Russe et Soviétique
   DBI – Dizionario Biograf co degli Italiani
   MGH – Monumenta Germaniae Historica
   MHP – Monumenta Historiae Patriae
   MHR – Mediterranean Historical Review
   NB&c – Nomisma Byzantii etc. (www.nomisma.biz/moneta/…)
   PG – Patrologiae cursus completus. Series Graeca / Ed. J. P. Migne. Paris, 1857–1866. T. 1–161
   RESEE – Revue des études sud-est européennes
   RIS – Rerum Italicarum scriptores

Причерноморье в Средние века (сборник) под ред. С. П. Карпова

Введение

Introduction

Архивные источники:

Опубликованные источники:

Научная литература:

Третий император

Серебро хана Ибрагима

Источники

Литература

Источники

Литература

Список иллюстраций

Источники

Литература

Архивные источники

Литература

Приложение

Архивные фонды

Литература

Е. А. Хвальков Документы венецианских нотариев Таны Никколо де Варсиса и Бенедетто де Смеритиса 1428–1454 гг

Архивные источники

Литература

Архивные материалы

Газеты

Литература

П. А. Фокин, А. В. Белый Строение тарапанов средневекового городища Кыз-Кермен (Крым, Бахчисарайский р-н): результаты геологического обследования

Введение

Строение и образование пород, слагающих плато

Описание винодавилен

1. Тарапан на усадьбе в северной части городища

2. Комплекс тарапанов у восточного обрыва

3. Тарапан в центре плато

4. Тарапан в усадьбе у западного обрыва

Обсуждение и выводы

1. Сохранность

2. Ориентировка и строение

Литература:

Андрей Леонидович Пономарев (23.11.1957–02.10.2014)

Библиография публикаций А. Л. Пономарева

Статьи и доклады

Список сокращений

Причерноморье в Средние века (сборник)
под ред. С. П. Карпова

Е. А. Хвальков
Документы венецианских нотариев Таны Никколо де Варсиса и Бенедетто де Смеритиса 1428–1454 гг

П. А. Фокин, А. В. Белый
Строение тарапанов средневекового городища Кыз-Кермен (Крым, Бахчисарайский р-н): результаты геологического обследования