   Князь
   Летопись Мидгарда

   Андрей В. Болотов

Часть I
Падение города-миротворца

Глава I

   Молодой человек, наслаждаясь веявшим с моря легким бризом, поднимался по проторенной им самим кривой и узкой тропе на вершину высокого утеса. Оттуда он, едва ли не каждый день, острым и немного сумрачным взором озирал открывавшиеся с высоты горизонты. Казалось, будто лишь бескрайние морские дали с одной стороны и бесконечные пески пустыни – с другой, окружали этот утес и, приютившееся недалеко у его подножья, поселение, но молодой человек, глядя на синие и белые глади вод и песка, видел гораздо больше. Он знал, что далеко на севере, над некогда прекрасными островами Краеугольного архипелага, бушует, непрекращающаяся годами, яростная гроза; на юго-востоке, за редкими оазисами, вокруг которых теснятся мелкие поселения, притаился богатейший и великолепнейший город Халиф-ар-Сад – легендарная столица страны песков Сандаана; далеко-далеко на северо-западе, за морем и таинственным зеленоватым туманом располагается огромный, полный загадок и интриг, материк Мидгард; а мир в целом, несмотря на кажущееся спокойствие, стоит на грани великих потрясений.
   Теплые, ласкающие солнечные лучи и шум прибоя, разбивающего слабые волны о подножие утеса, действовали умиротворяюще, однако молодой человек выглядел весьма напряженным. Он приходил сюда отнюдь не в поисках успокоения, а лишь для того, чтобы подумать над чем-то очень его заботившим. Впрочем, сегодня его размышления были прерваны, раздавшимся ниже по тропе шорохом. Это зашелестели, под руками кого-то раздвигавшего их, листья густого кустарника.
   Молодой человек обернулся и увидел, как к нему приближается мальчик с необычного цвета, почти зеленой с синеватыми оттенками, кожей и желтыми с вертикальными зрачками глазами. Этот, отдаленно напоминавший огромную змею, мальчик появился в поселении недавно, приплыв с беженцами с одного из островов Краеугольного архипелага, и за то недолгое время, что он провел здесь, успел обзавестись недоброй славой. Подробностей молодой человек, сам мало общавшийся с поселенцами в силу почти безвылазной работы в лаборатории, не знал, но и заговорить с ним не торопился. Какое-то время он просто наблюдал за мальчиком, а тот, в свою очередь не испытывая тяги к общению, молча, вглядывался в горизонт в северном направлении.
   – Скучаешь по дому? – скорее заключил, чем спросил, молодой человек, понимая, что мальчик смотрит в сторону архипелага.
   – Нет, – отозвался тот. – Скучаю по тому, каким дом был раньше.
   – Понимаю, – проговорил молодой человек.
   И перед мысленным взором его предстали образы того, что теперь представляли из себя некогда райские острова Краеугольного архипелага: непрекращающийся ни на минуту холодный дождь, превративший все в грязь и лужи; яростные порывы ветра, за годы рассыпавшие, до этого стоявшие веками, строения; круглосуточная непроглядная тьма, озаряемая лишь частыми вспышками молний, сжигающих даже насквозь вымокшие деревья, и страшный, пронизывающий до костей холод.
   Эти картины представлялись настолько живо, что казалось, будто на несколько мгновений заменили собою реальность, и молодой человек словно ощутил на себе тяжелые дождевые капли и, заставлявший содрогаться от леденящего озноба, ветер. Он был на одном из этих островов, когда кризис Краеугольного архипелага еще только начинался, он видел как яркий тропический остров превращается в месиво холодных серых тонов, и не понаслышке знал, о чем сожалеет его маленький собеседник.
   – А где ваш дом? – в свою очередь поинтересовался мальчик. – Вы не похожи на коренных Сандаанцев.
   И мрачные картины островов сменились в воспоминаниях молодого человека на образы цветущих долин, густых лесов, прохладных рек и высоких гор далекого Мидгарда. Впрочем, ненадолго.
   – У меня больше нет дома, – ответил он, почему-то отгоняя столь приятные образы.
   – Как это? – не понял мальчик.
   Молодой человек еще раз взглянул на него. Длинные и жесткие русые волосы, зеленая с синевой кожа, вытянутое, почти змеиное, лицо и вертикальные зрачки отдающих зеленью желтых глаз, в купе с замеченным при разговоре чуть раздвоенным языком, делали мальчика очень похожим на змею или ящерицу. Он был изгоем здесь, как молодой человек в родном Мидгарде, и именно он задавал молодому человеку вопрос, над которым, отчасти, тот и сам, едва ли не каждый день, размышлял на этом утесе.
   – В этом мире слишком много тайн, – наконец, вздохнув, ответил он. – И, кажется, от одной из них пострадали мы оба.
   Мальчик удивился еще больше.
   – Вам что-то известно о кризисе Краеугольного архипелага?
   И вновь на молодого человека накатили образы воспоминании. Он видел перед собой огромный круглый зал главного храма архипелага, в котором боги трех пантеонов устроили свои конклав; видел в высшей степени благородного лорда, закутанного в черный плащ с вышитым на нем гербом Талара – уравновешенными весами в виде буквы «Т»; видел, как тот уверенным шагом выходит в центр залы и, распахивая плащ, преклоняет пред богами колено, а затем… буквально, сгорает в ярчайшем белом зареве; видел его прах посреди залы и видел его, нетронутый даже яростью богов, меч.
   Да, молодому человеку было многое известно, но говорить об этом он не хотел. Тем более кстати оказался новый шум на тропе. Это поднималась на утес девушка: смуглая, с яркими рыжими волосами, в которых порой словно вспыхивали языки алого пламени, и синими глазами, будто излучавшими мягкое голубое свечение. То была Адалинда – одна из служительниц Исиды в местном храме.
   – Радж! – воскликнула она, оказавшись на вершине и бросившись к мальчику. – Я же говорила не уходить далеко от храма. Ты здесь не в безопасности.
   И только убедившись в том, что мальчик в порядке, девушка обратила внимание на стоявшего чуть поодаль молодого человека.
   – Господин Сильвестр, и вы здесь! Какая удача! – обрадовалась она.
   – Я вам нужен, сестра? – удивился молодой человек. Обычно люди из храма обращались прямо к его наставнику.
   – Да. Дело в том, что в храме закончились кое-какие лекарства, а мастер Зир не может их приготовить… из-за него, – девушка кивнула на мальчика. – Забавная ситуация, вообще-то, но ваш мастер так не считает. Поэтому я и искала вас, господин Сильвестр. Не могли бы вы приготовить для нас лекарства?
   – Конечно, сестра Адалинда! Как пожелаете, – согласился молодой человек, впрочем, не вполне понимая, почему его мастер отказался от работы. – Я скоро спущусь.
   – Благодарю вас, – улыбнулась девушка и взяла Раджа за руку. – А вот с желаниями, – она снова кивнула на мальчика, – при нем стоит быть осторожнее.
   И вновь Сильвестр не понял, что имела в виду Адалинда, а она с Раджем уже двинулась вниз по тропе. Через несколько шагов мальчик на мгновение обернулся и наивно спросил у оставшегося позади молодого человека:
   – Вы ведь раскроете эту тайну, правда? Тайну, жертвой которой стали острова Краеугольного архипелага?
   Сильвестр в последний раз взглянул на открывающиеся с высоты утеса горизонты и, поворачиваясь, дабы последовать за Адалиндой и Раджем, тихо произнес:
   – Я продал бы душу за то, чтобы познать тайны этого мира.
   И стоило ему это сказать, как глаза Раджа полыхнули мистическим зеленым огнем.

   ***
   Фауст проснулся. Какое-то время он продолжал неподвижно лежать в своей постели боясь упустить из памяти и толику столь яркого и отчетливого сновидения, но, наконец, поднялся и с неизменной для себя тщательностью, стараясь не упустить ни малейшей детали, записал свой сон в толстую тетрадь, всегда лежавшую на его прикроватной тумбе. Конечно, он не смог воспроизвести всех имен и названий, но образы и чувства были еще свежи в памяти молодого ученого, как и последняя фраза. «Я продал бы душу за то, чтобы познать тайны этого мира», – записал Фауст в своем дневнике сновидений, и добавил собственный комментарий: «не знаю моя ли это была мысль, подсознанием помещенная в сон, или того человека, которого я в этом сне видел, но одно я знаю точно – я всецело разделяю это желание».
   В продолжение всего дня Фауст мысленно возвращался к своему сновидению, и оно придавало ему сил и уверенности, ведь сегодня для Фауста был очень важный день – сегодня, молодой ученый, со студенчества изучавший сновидения, годами анализирующий свои сны и сны родных, друзей, добровольцев, мог, наконец, получить признание и финансирование своих исследований от Академического совета. К этому дню он готовился очень давно, в свой доклад и презентацию в Академии Фауст вложил всю свою страсть ученого, изложил в нем все свои весьма остроумные и интересные исследования, поделился довольно смелыми ожиданиями, но… наткнулся на холодную и суровую реальность.
   – Бесперспективны!? Бесперспективны, говорите вы? – возмущался он только-что вынесенному его исследованиям вердикту Академического совета. – Но ведь едва ли не все науки обязаны снам. Месроп Маштоц создал армянский алфавит по подсказке ангела во сне; открытия математика Сриниваса Рамануджане принадлежат индуистской богине, писавшей уравнения в его снах; Фредерик Бакинг во сне открыл инсулин; Фридрих Кекуле увидел во сне молекулу бензола, а периодическая таблица Менделеева, как и история ее открытия, известна всему миру. И вы говорите бесперспективны? Простите, если утомил вас перечислением всех этих удивительных случаев, но я хотел лишь подчеркнуть, что сновидения внесли свой вклад в науку и могут сделать это вновь. А значит, у моих исследований есть перспективы! И не малые.
   Но горячности и смелым амбициям молодого Фауста противостояла спокойная и рассудительная серьезность членов Академического совета.
   – Тем не менее (и ты сам это заметил), – начал один из них в ответ на тираду Фауста, – все перечисленные люди были учеными, и все они были одержимы проблемой каждый в своей области, одержимы настолько, что, в конце-концов, находили ее решение. Да, во сне. Но никто из них не изучал собственно сновидений, потому, что человек одержимый сновидениями найдет во сне, – он пожал плечами, – лишь сновидения. Прости Фауст, но я вынужден повторить: твои исследования бесперспективны.
   Фауст покинул Академию оглушенный, словно ему отвесили тяжелую оплеуху. Он шел по влажным после дождя улицам серого города, ни на что и ни на кого вокруг не обращая внимания. Он был подавлен и не заметил даже как ноги сами привели его к медицинскому институту, где он преподавал, работал и в одном из помещений которого, арендованном им специально для этих целей, проводил свои исследования сновидений. Теперь все это было ему уже не нужно: годы исследований ушли впустую, надежды обратились в прах, а планов на будущее не было. Абсолютно потерянным бродил ученый по своему кабинету с невидящим взором и отсутствующими мыслями, как вдруг, голову его посетило страшное в своей решительности намерение: «Мир сновидений – все для меня! Что ж, туда и отправлюсь!».
   Дать себе отчет в дальнейших своих действиях Фауст вряд ли бы сумел. Он вышел куда-то из кабинета, вернулся, держа в руках пузырьки и пакеты с какими-то растворами, что-то вколол себе шприцем, что-то установил в капельницу и, наконец, лег на кушетку. Все это с механическим отсутствием каких-либо эмоций, будто то была дежурная процедура, а не опасное и рискованное погружение в состояние искусственной комы.
   – Я продал бы душу за то, чтобы познать тайны этого мира, – повторил Фауст фразу, записанную утром в дневник сновидений, погружаясь в очередной сон. Только в этот раз, он засыпал не на ночь, а на целые годы. С риском никогда больше не проснуться.

Глава II

   Первым, что увидел перед собой Фауст, был потолок. Не белый с чуть потрескавшейся штукатуркой потолок его кабинета в мединституте, а даже с виду тяжелая плита желтоватого песчаника. Впрочем, он не спрашивал себя: «Где я?» или «Почему песчаник?», – Фауст только видел, но мыслей никаких у него при этом не возникало. Потолок, стены, дверь… В дверь кто-то тихонько постучался, а спустя мгновение, она стала медленно открываться и, во все расширяющемся проеме, наконец, показалась головка рыжеволосой девушки. «Адалинда!», – вспыхнула наконец искра в сознании Фауста. – «Я сплю!», – понял он, и, последовавшее за этим чувство резкого падения, погрузило его во мрак.
   Зато, потревоженный коротким вскриком Адалинды, проснулся Сильвестр.
   – В чем дело? Что случилось? – забеспокоился молодой человек, поднимаясь с массивного сундука в собственной лаборатории, на котором и задремал после работы.
   – Вы… вы парили над сундуком в воздухе, – наконец справившись с потрясением, пробормотала девушка.
   Сильвестр засмеялся.
   – Вам, наверное, показалось, сестра Адалинда, – поспешил он ее успокоить, – из-за дыма.
   Сильвестр всю ночь готовил в этом помещении лекарства для храма, а под утро уснул, позабыв его проветрить, таким образом, помещение и впрямь было сильно задымлено, и Адалинда успокоилась, списав увиденное, на обман зрения. Молодой алхимик, тем временем, уже копошился в другом конце комнаты, возле стола с перегонными кубами, ретортами и мензурками. Он укладывал склянки с приготовленными ночью зельями в короба обложенные для мягкости сеном.
   – Все лекарства готовы, – по ходу дела говорил он, – и я сам отнесу их в храм, если вы еще немного подожде…
   Он не закончил предложение, а руки, до того быстро и уверенно укладывающие зелья, вдруг остановились в воздухе. Сильвестр замер. Адалинда, вновь встревоженная столь резкой переменой в поведении молодого алхимика от суетливости к полному ступору, попыталась его окликнуть, но Сильвестр не отвечал. С двумя склянками в каждой руке стоял он над алхимическим столом, будучи не в силах пошевелиться, а взгляд его, тем временем, с невероятной быстротой скользил по столбцам и строкам висевшей над столом таблицы.
   «Периодическая система химических элементов!» – пронеслась в его голове мысль, определенно ему не принадлежавшая. – «Полная! И даже дополненная. Черт, да здесь более двухсот элементов!».
   – Все хорошо? – предприняла еще одну попытку «вернуть» Сильвестра Адалинда, на сей раз, сопровождая свои слова робким прикосновением к плечу алхимика.
   И даже столь легкого касания оказалось достаточно для того, чтобы вновь отправить Фауста в забытие. Одна из склянок выскользнула из дрогнувшей руки Сильвестра и разбилась.
   – Да, да. Все в порядке, – наконец отозвался он, не вполне отдавая себе отчет в том, что не понимает причин внезапного ступора и удивления давно знакомой таблице, а, всего лишь, пытается придумать этому рациональное объяснение: – я просто… заметил ошибку в одной из своих новых формул.
   И все же молодой алхимик был явно смущен случившимся и поторопился избавиться от неприятного ощущения.
   – Ну вот! Все готово, – закончил он сборы. – Мы можем идти.
   Но пусть от дома мастера-алхимика Зира до храма Исиды было не далеко, за время пути Сильвестр не единожды терялся в событиях, что не осталось незамеченным Адалиндой. Ее спутник пропускал мимо ушей некоторые вопросы и рассказы, часто переспрашивал, отвечал невпопад и вообще, временами, будто вовсе отсутствовал разумом и душой, а когда Адалинда обратила на это его внимание, не нашел ничего лучше, чем сослаться на то, что просто не выспался.
   Фауст гостил в сознании Сильвестра все чаще, а провалы становились все реже и короче. Два разума сливались воедино: Фауст как бы подменял собою Сильвестра, впитывая его воспоминания, его знания об этом мире, саму его жизнь, не замечая, как теряет все тоже самое, но свое. Сильвестр же, постепенно растворяясь в Фаусте, терял власть над собой и уступал ему место. Продолжая свой путь через поселок, в котором прожил уже почти три года, он часто оглядывался, а порой останавливался и с непонимающим видом осматривался вокруг, будучи уже не в силах отделить интерес Фауста к этому месту от собственной к нему привычки.
   Сильвестр и Адалинда приблизились к храму Исиды – матери и царицы богов восточного пантеона. Великолепная пирамида, из гладко вытесанного песчаника с золотой фигурой расправившей крылья женщины на вершине, была вторым по значимости святилищем Исиды на Сандаане, после храма в Халиф-ар-Саде. Впрочем, теперь, когда все внимание богов, и не только восточного пантеона, приковали к себе острова злосчастного Краеугольного архипелага, храмы, перестав служить резиденциями богов, стали временными приютами для беженцев все с тех же островов.
   Сильвестр и Адалинда вошли внутрь. Далеко впереди, в темноте освещенного лишь свечами центрального помещения храма, Верховная жрица в роскошном одеянии из воздушных белоснежных тканей и золотых украшений и несколько почти обнаженных сестер самого высокого ранга, проводили ежедневный ритуал поклонения богине вокруг алтаря перед ее пустующим троном. Остальные служительницы Исиды, тем временем, корпели над десятками беженцев, размещенных в части боковых и задних помещении храма. Присоединилась к ним и Адалинда.
   К тому моменту, когда Сильвестр и Адалинда входили в храм, молодой алхимик уже начал терять власть над собственным телом. Он стал часто спотыкаться, от судорожного подергивания мышц зазвенели в коробе склянки, а на лице отразился страх перед тем, что с ним происходит и выступил холодный пот, который он даже не мог отереть, потому как руки перестали его слушаться.
   Когда Сильвестр с трудом разжал кулак, передавая короб с лекарствами жрицам, он был мало отличим от больных и несчастных беженцев, во множестве здесь присутствующих. А большинство беженцев пребывало в ужасном состоянии. Слишком долго они оставались на холодных, сырых и грязных землях архипелага, до последнего затягивая свой отъезд, и теперь, кашель, хрип и стоны несчастных оглашали стены приютившего их храма.
   Сильвестр не мог дольше оставаться в храме: он был очень напуган своим состоянием. Однако, на пути к выходу, за полу его одеяния схватился всеми брошенный бледный старик. Почему-то все сестры проходили мимо него, не понимая чего он хочет.
   – Одеяло. Пожалуйста, дайте мне еще одно одеяло, – вполне понятно и отчетливо попросил старик.
   Сильвестр, одной непослушной рукой поддерживая другую, исполнил просьбу несчастного, затем дал старику немного согревающего отвара и, торопясь уйти, быстро сказал несколько успокаивающих слов в ответ на его благодарность.
   – Ты знаешь язык Ньёрдлунда? – услышал он, вновь задержавший его бегство, вопрос Адалинды, удивленно наблюдавшей эту сцену с другими сестрами. И только теперь Сильвестр догадался, почему старика никто не понимал: тот говорил на мало известном языке, живущих обособленно от остального мира, северных кланов.
   – Видимо да, – в свою очередь удивился своим познаниям Сильвестр, странным и пугающим голосом, будто одному эхом вторил другой.
   «У сновидения есть свои преимущества», – пронеслась в его голове не вполне понятная мысль. – «Какое еще сновидение? Какие преимущества?».
   И на лице молодого алхимика вновь отразился страх, а взгляд его бешено запрыгал вокруг. Сильвестр «слушал» свои слова и мысли и не мог определить, которые из них его, и вообще, принадлежат ли они ему.
   – Ты в порядке? – сама потеряв счет тому, насколько часто сегодня задавала она ему этот вопрос, взволнованно спросила Адалинда, беря его за руку и стараясь поймать взгляд. Однако, на этот раз ответа не последовало: Сильвестр потерял сознание.
   Его отнесли в дом мастера Зира, но ни зелья алхимика, ни молитвы и уход Адалинды и верховной жрицы не могли справиться с неизвестным недугом, постигшим Сильвестра. Ему становилось только хуже. Впрочем, постепенно боль Сильвестра становилась болью Фауста.
   – Зуб даю, это Радж во всем виноват, – отчаянно сжимая кулаки, проговорил мастер Зир, беспомощно наблюдая за страданиями своего ученика. – Это из-за него в поселении творятся все неприятности.
   – Он лишь исполняет желания, и делает это помимо своей воли, – вступилась за Раджа Адалинда.
   – И ты сама можешь видеть как это опасно! – заметил молодой жрице Зир, указывая на разбитого конвульсиями ученика, а затем, обращаясь к верховной, рассказал и свою историю: – Не далее как вчера, уж не стану говорить из-за чего, жена в сердцах бросила мне «Что-б тебе пусто было!», – говорил почтенный алхимик. – Паршивец видимо оказался где-то рядом, и после этого все сосуды, будь то мензурка или кружка, чем бы я не пытался их наполнить, будь то зелье или эль, все время оказывались порожними. А я алхимик, черт возьми! Мензурки и зелья моя работа и мой заработок. Хорошо, что у меня был запас зелья развеивания злых чар, так и то я боялся взять в руки, думая, что оно испарится, пока, наконец, не закашлялся от ссохшегося от жажды горла и не убедил жену, будто это лекарство от кашля. Слава богам, обошлось!
   – Сами виноваты! – снова вмешалась Адалинда. – Все это ваши собственные желания, и они должны быть произнесены вслух, чтобы исполниться. Если Радж действительно связан с болезнью господина Сильвестра, во что я отказываюсь верить, не иначе как кто-то из поселенцев пожелал ему зла.
   – Довольно, сестра! Мы это уже обсуждали, – осадила Адалинду верховная жрица. – Жители поселения уже вынесли свое решение: способности Раджа непредсказуемы, опасны и не поддаются ни его, ни нашему контролю. Он должен быть изгнан.
   – Но куда он пойдет, ваше святейшество? – возмутилась Адалинда, и чем больше она распалялась, тем более ярким становилось свечение ее огненно рыжих волос и горящих синим пламенем глаз. – Возможно, Радж последний из своего народа и если будет изгнан… Ваше святейшество, пустыня убьет его!
   – А если его не изгнать, вместо пустыни тоже самое, рано или поздно, сделает кто-то из жителей поселения, – жестко ответила верховная жрица. – В любом случае мальчик погибнет, Адалинда, но так мы хотя бы спасем от греха чью-то душу. – Она возложила руку на плечо отчаявшейся и поблекшей Адалинды и указала на извивавшегося от боли в постели Сильвестра. – Подумай, что сделают с Раджем, если этот молодой человек умрет? – и, пожав плечами, добавила: – Вероятно, ракшасам больше нет места в этом мире.
   В комнате повисла гнетущая тишина. Лишь треск костей и хруст сухожилии, напрягавшего кажется каждый мускул, молодого алхимика, и страх наблюдавших за всем этим мастера алхимика Зира, его жены, верховной жрицы и Адалинды наполняли комнату, когда вдруг раздался слабый голос.
   – Вообще-то, есть одно место, – проговорил, недавно очнувшийся и слышавший часть разговора, Сильвестр, – Талар.
   Чета Зир и Адалинда бросились к нему, а верховная жрица задумалась.
   – Да, пожалуй, это единственное место, где примут даже ракшаса, – подтвердила она с интересом поглядывая на молодого алхимика. – Надо же… Талар! Великий город порядка и Равновесие Мидгарда. Откуда тебе известно о нем, Сильвестр?
   – Это мой дом, – ответил он. – И я отведу туда Раджа, только скажите: почему вы вините его в моей болезни?
   – Потому, что он из народа ракшасов, – пояснила Адалинда. – Древнейшего народа, проклятого самым неожиданным способом исполнять, произнесенные вслух, желания. Скажи, ты что нибудь желал в его присутствии?
   Но молодой алхимик вновь потерял сознание. С мыслью «О боги! Я продал душу!», Сильвестр окончательно погрузился в сон Фауста, а тот, занял и тело и разум алхимика, полностью подменив собою. И теперь, когда он очнется, лишь одно будет отличать Фауста от настоящего Сильвестра, но… он позабудет, что спит.

Глава III

   Обморок Сильвестра незаметно перешел в освежающий и здоровый сон, а проснулся молодой алхимик отдохнувшим и бодрым. На утро ничто больше не напоминало о боли и страхах прошедшего дня, и даже обеспокоенности вчерашним состоянием не было: лишь странная, непонятно откуда взявшаяся, уверенность в том, что теперь все так, как и должно быть. А значит, отменять или откладывать поездку в Талар, решение о которой было принято в горячке таинственного недуга, Сильвестр не собирался.
   Мастер-алхимик Зир принял Сильвестра в подмастерья около трех лет назад. Парнишка весьма благородной внешности и изысканных манер, прибывший с первыми беженцами Краеугольного архипелага, уже тогда имел немалые познания в алхимии, быстро и охотно учился, с удовольствием экспериментировал, но постоянно уходил в себя и погружался в глубокие раздумья, мало общался, уклонялся от расспросов, а когда речь заходила о его семье и о его прошлом, становился особенно хмурым и замкнутым. Сильвестр был для мастера Зира неразрешимой загадкой, но одно тот знал наверняка уже тогда – этот парнишка не задержится в поселении надолго: он из другого круга.
   И вот настала та пора, когда Мастер Зир, – досадуя на Раджа за то, что тот появился в их поселении; на себя за то, что ополчился на Раджа; на Сильвестра за то, что от него уходит, – помогал ученику со сборами. Сестра Адалинда, пришедшая навестить молодого алхимика и осведомиться о его здоровье, с удивлением узнав о внезапном исцелении и даже начавшейся подготовке к путешествию, тоже убежала собирать Раджа. Впрочем, через пару часов она вернулась, задумчиво уселась на сундук в лаборатории Сильвестра и, минуту спустя, твердо изъявила свое намерение:
   – Я пойду с вами! – не предполагающим возражений тоном сказала она. – Хочу лично убедиться в том, что Радж будет хорошо принят в Таларе.
   Однако никто и не думал ей перечить: общество молодой и заботливой служительницы Исиды, весьма сведущей во врачевании, обещало быть не только приятным, но и полезным, даже не смотря на то, что дорога, хоть и дальняя, лежала через оживленные и охраняемые торговые пути и была довольно безопасной. На этом варианте и решено было остановиться. В своем стремлении поскорее спровадить ракшаса, поселенцы даже не стали дожидаться каравана из Халиф-ар-Сада, который мог бы доставить путников в портовый город Минаб, и самостоятельно снарядили им пару верблюдов в дорогу.
   Сильвестру, Адалинде и Раджу предстояло несколько дней пути через пустыню Сандаана до портового города Минаба, где они сядут на первый же корабль, отплывающий в Маринополис – одно из семи королевств Мидгарда, – а оттуда, немного отдохнув после двухнедельного плавания, почтовым дилижансом еще за пару недель доберутся до Талара – конечной их цели. Далекое путешествие предстояло совершить этой троице, но никто из поселенцев не пожелал им счастливого пути, опасаясь, как бы и это пожелание не обернулось во вред проклятием народа ракшасов.
   Сильвестр, несмотря на статус подмастерья, был довольно искусным алхимиком. Его, предусмотрительно изготовленные, снадобья позволяли не только на удивление легко переносить жар пустыни, но и защищали от прочих неприятностей пути. А так как путешествовали втроем, а не с целым караваном, то и способности Раджа провоцировать на неприятности было некому. Таким образом, пустыню между поселением и городом Минаб путники преодолели довольно скоро и без особых трудностей, не испытав ни сложностей палящего зноя, ни опасностей зыбучих песков и песчаных бурь.
   Адалинда, в свою очередь, оказалась очень приятной, нужной и интересной спутницей. Прекрасная служительница Исиды, она многое знала, и за время путешествия по однообразной и скучной пустыне поведала Сильвестру и Раджу немало чудных истории о джиннах, ифритах, магах и чародеях-дервишах. А оказавшись на корабле «Красный гриф», рассекающем волны, бывшего таким же скучным и однообразным как пустыня, моря, девушка рассказала своим спутникам легенду о сотворении мира, великом титане Кроносе и проклятиях первородных.

   ***
   «Когда-то очень давно, когда пространство еще не наметило границ и даже время еще не начало свой бег, в непрекращающейся борьбе существовало лишь два состояния – хаос и порядок. Без каких-либо целей и мотивов, просто по сути своей, они во всем противодействовали друг другу: хаос усмирялся порядком и порядок разбивался хаосом. Однако и в этом была своя закономерность и так продолжаться не могло. Однажды, хаос навсегда разбил порядок и развеял бесчисленное количество его осколков в бесконечном хаосе времени, пространства и измерений, до того созданных их борьбою. И тогда, вокруг каждого осколка порядка стали зарождаться миры со своими правилами, законами и… порядками.
   Так появился и наш мир. День и ночь, земная твердь и морская пучина, животные, рыбы и птицы, даже чудовища: все было сотворено с определенной целью и пребывало в гармонии. Так что семь первородных народов: титаны, боги, индиго, инферналы, серафимы, ракшасы и эльфы, – жили в столь прекрасном мире, что казалось будто хаос, присутствующий во всей остальной вселенной, отсутствовал здесь вовсе. То была первая эпоха молодого мира, продлившаяся почти шесть тысяч лет – счастливая, беззаботная, мирная; всего тогда было в довольстве, но как и все сущее, эпоха эта имела свой конец.
   Случилось так, что Кронос, – один из титанов, – нашел в глубокой темной пещере таинственную пирамидку из неизвестного кристально чистого и прозрачного материала и, взяв ее, обрел невиданное могущество. То был осколок порядка – родитель мира. И с его помощью Кронос творил необычайные вещи: взмахом руки возводил он города, сдвигал горы и поворачивал реки. Он привел свой народ к довольствию и процветанию, но, внеся изменения в идеальный порядок, привлек в мир хаос: климат, ранее бывший везде умеренным, стал где-то нестерпимо жарким, а где-то леденяще холодным; небо, бывшее всегда ясным, время от времени стало затягиваться грозовыми тучами; моря, бывшие всегда спокойными, порою стали раздираться яростными бурями; а народы, бывшие дружными и мирными, стали подвержены страстям.
   Так началась вторая эпоха – самая непродолжительная в истории, но страшнее которой ни до, ни после не было. Первыми, обуреваемые завистью к своему возвысившемуся сородичу, мир нарушили титаны. Могучий Тифус и его приверженцы, обвинив Кроноса в нарушении первозданного порядка, потребовали отдать осколок им. И началась Великая Вражда. И в мире воцарился хаос. Война титанов распространилась на все остальные народы, поселив раздор в каждом из них. Лишь боги избегли хаоса братоубийств и кровосмешений, всем своим народом встав на одну сторону – за Кроноса. Но чем дольше длилась война, тем более обезумевшим становился мир. Даже животные и чудовища сходили с ума: именно те времена породили кентавров и мантикор, грифонов и минотавров, сфинксов, химер, ехидн и прочих противных порядку существ.
   Великая Вражда длилась несколько веков и продолжалась бы столько же, но убийство, собственноручно совершенное Кроносом в одном из сражений, наконец, открыло ему глаза на происходящее. С полным ужаса взором стоял он над телом только что сраженного Тифуса, затем оглядел усеянное трупами поле боя. И вид того, как сородичи убивают друг друга, как клюют тела павших стаи кровожадных грифонов, как упиваются смертью уродливые упыри и тени. словно стер туманную пелену с его глаз, и он все понял. Он понял, что виной всему осколок порядка; что все хотят овладеть его могуществом, но порядок не должен принадлежать никому и в то же время всем. Осколок нужно оставить в покое, потому что любое вмешательство в порядок привносит хаос.
   Кронос решил навсегда спрятать осколок и положить конец этой ужасной войне. Он созвал представителей всех семи первородных народов, чтобы объявить о своем решении и на глазах у всех в последний раз воспользовался могуществом осколка порядка. Он открыл в земле страшную бездну Тартара, – место все еще лишенное измерении, пространства и времени; абсолютную пустоту, – чтобы бросить туда осколок. Но титаны, дольше всех находившиеся во власти хаоса, уже стали его рабами, они окончательно обезумели и бросились вслед за осколком в уже закрывающуюся бездну Тартара, оказавшись в его вечной неволе. Так исчез вожделенный всеми осколок, так исчез могучий народ и так закончилась Великая Вражда, ознаменовав окончание эпохи кровопролития. Но проклятье хаоса навсегда закрепилось за каждым из участвовавших в ней народов.
   К началу третьей эпохи – эпохи раздела нового мира, продлившейся чуть более двух тысяч лет и ознаменовавшейся истреблением чудовищ Великой Вражды, расселением народов по континентам и длительной борьбе за власть на крупнейшем из них – Мидгарде, – могучих титанов попросту не стало. Большая часть их немногочисленных потомков, – гномов и танов, – без конца враждующими кланами живут и поныне в холодных горах и пустошах Ньёрдлунда. Их народ не множится, ибо не мыслит себе жизни без войны, и народившееся потомство, почти всегда, равно жертвам их распрей. Кроме того, они, как и их предки, испытывают безумную тягу к преобразованию существующих в природе порядков, изобретая удивительные и опасные вещи. При помощи шестерней и пара гномы научились оживлять самые разнообразные конструкции из дерева и металла, а таны, каким-то противоестественным образом объединяют свои изобретения с магическими заклинаниями. Рассказывают, будто давным-давно, еще в те времена, когда гномы и таны сосуществовали в относительно мирных отношениях, два этих народа совместными усилиями создали настоящий летающий город для первых потомков серафимов. Впрочем, вряд ли кто-то из ныне живущих видел этот город, и сейчас он – лишь легенда.
   Прекрасные шестикрылые серафимы были прокляты постоянно испытывать сильные желания, искушения и страсти, и жить в вечной борьбе с ними или в вечном их рабстве, ибо не могли найти равновесия. Их потомками стали народы, сохранивших свет и крылья прародителя, ангелов, избравших воздержание, и, истлевших телом и душой, демонов, поддавшихся соблазну. Поначалу и те и другие жили вместе на парящем городе, но две ветви, бывшего когда-то единым, народа скоро стали абсолютно непохожи и даже противны друг другу, и ангелы прогнали демонов. Оставшиеся на земле демоны, постоянно предаваясь наслаждениям, греху и пороку, очерствели и перестали удовлетворяться собственными потребностями. Теперь, они находят удовольствие в том, чтобы вводить во искушение и во грех других существ: слабые демоны, – черти и бесы, – вселяются и одерживают власть над уязвимой жертвой, через нее удовлетворяя голод, жажду, алчность, гнев и похоть; а сильные, – дьяволы, – принимая чужой облик, обманом и хитростью, искушая и соблазняя, подталкивают к пороку даже лучших из смертных, чтобы насладиться их чувствами вины, отчаяния и грехопадения. Что до ангелов, то со временем они, закаленные вечной борьбой с искушением, стали холодными и ко всему равнодушными существами, а их рассудительность, расценивающая последствия каждого их шага и помогающая в их борьбе с соблазном, за века сделала их провидцами. Впрочем, зная будущее, они, в силу все того же равнодушия, никогда не пробовали его изменить даже в лучшую сторону.
   Благородные и величественные эльфы, некогда бывшие мудрейшим народом, лучше всех понимающим суть и порядок этого мира, поддавшись хаосу и вступив в Великую Вражду, навсегда утратили свою мудрость и познали вечный раскол. Их потомки: рибхукшаны, – живущие в густых лесах, лунные эльфы, – ищут мудрость в гармонии с природой и сейчас являются самым мирным и дисциплинированным народом; ырки, – мистические темные эльфы, – считают, что мудрость заключена в знаниях, и за века накопили их столько, что теперь боевому искусству ырок завидуют военачальники едва ли не всех народов, а творимое ими волшебство поражает даже чародеев гильдии магов; сикомэ, – воинственные горные эльфы, – уверены, что мудрость заключается в силе и, пожалуй, единственные превосходят ырок в ратном деле, а в физической подготовке им и вовсе нет равных.
   Удивительный народ света, – индиго, – оказался обречен на то, чтобы никогда больше не чувствовать сожаления и горя, что поначалу было воспринято ими за великое благо, но, со временем, отсутствие сострадания, чувства вины и мук совести ожесточило их и сделало народом хладнокровных предателей и убийц, очень быстро и почти полностью истребившим себя самого. А близкий им народ тепла, – инферналов, – оказался обречен на невозможность быть счастливым. Счастье сжигало их изнутри и постепенно убивало, но, разумеется, никто от него не отказывался, и этот народ в третью эпоху тоже быстро поредел. Все народы людей – это их потомки, а чистокровные представители инферналов и индиго теперь рождаются лишь раз в эпоху, неся в мир то, что сами испытать не могут.
   Могущественные боги, менее всех подвергшиеся хаосу, в отличие от остальных первородных и их потомков, имеющих смертные тела и бессмертные души, являются существами абсолютно бессмертными. Они прокляты дожить до следующего явления в мир царства хаоса, ибо привыкнув к вечной жизни, боги окажутся слепы к приближающейся погибели, которой суждено ознаменовать разрушительный конец старой и кровопролитное начало новой эпохи. Впрочем, третья эпоха миновала, а четвертая – миротворческая эпоха Талара – продолжается уже полторы тысячи лет, но боги продолжают здравствовать и многим кажется, что они избегли проклятия хаоса вовсе.
   И, наконец, ракшасы, в противоположность богам, прокляты быть телом и душою смертными. Они могут прожить тысячи лет, но если умирают, то полностью и навсегда – без надежды на какое бы то ни было загробное существование. Впрочем, никому из ракшасов не удавалось прожить так долго, ибо главным их проклятьем является способность помимо собственной воли исполнять желания. Ею они повсюду сеют хаос, за что и подвергаются жестоким гонениям где-бы не объявились. Когда-то давно на них даже была объявлена охота: ракшасов нещадно уничтожали или насильно ставили над ними всевозможные магические опыты, в безуспешных попытках избавить их от проклятья, также обычно завершавшихся смертью. Потомками народа ракшасов, но не прямыми, а созданными в результате упомянутых опытов, стали джинны и ифриты – волшебные существа способные по собственной воле направлять случайные заклинания: джинны – благословения, а ифриты – проклятия. Сами же ракшасы, с конца третьей эпохи и до сих пор, считались вымершими.
   И все же, несмотря на проклятия хаоса, в мире стал устанавливаться новый порядок, уже с учетом проклятых первородных и появившихся новых народов. Постепенно и очень медленно, но жизнь в мире налаживалась. Только Кронос все еще не находил себе места в нем: он, как и все титаны, был одержим осколком порядка. И вот однажды, Кронос попросил богов приковать себя адамантовыми цепями к горам неподалеку от того места, где был погребен осколок порядка, с тех пор называемый «Волей Кроноса», дабы быть достаточно близко к нему, чтобы не сойти с ума, и достаточно далеко, чтобы удержаться от соблазна вернуть его себе. Считается, будто именно на этих цепях, спустя столетия, были возведены стены Талара, а где-то под самим городом находятся останки титана и осколок порядка, благодаря которому Талар смог стать, и по сей день является, оплотом мира во всем Мидгарде».

   ***
   За такими вот историями и легендами путники незаметно для себя преодолевали свой путь. Сильвестр и Радж все сильнее привязывались к Адалинде, а она, без сомнения чувствуя это, отвечала им взаимностью. Так, отношения между молодой жрицей Исиды и молодым алхимиком из дружеских становились все более и более романтическими, а путешествие все более и более приятным.
   Огненно рыжие волосы Адалинды и ее синие, будто излучавшие мягкое голубое свечение, глаза становились все ярче и все больше походили на не обжигающий пламень: девушка становилась все прекрасней, но, вместе с тем, от чего-то грустной.
   – Силва…, – решилась было она что-то сказать, но тот мягко остановил ее.
   – В стенах Талара проклятия хаоса не имеют силы, Ада, – напомнил он, давно догадавшись, что Адалинда принадлежала к тому самому народу инферналов. – Там ты сможешь быть счастливой.
   Тем не менее, было ясно, что его самого гложет некое беспокойное чувство и с каждым днем, приближающим путников к заветному городу, оно только нарастает. Впрочем, говорить об этом Сильвестр не хотел, а Адалинда не расспрашивала, понимая, что все и без того станет ясно, когда они окажутся в Таларе. Тем более, что впереди уже виднелись далекие клубы зеленоватого тумана, а вскоре, появились и очертания, раскинувшегося во всю ширь горизонта, материка Мидгард.

Глава IV

   Мидгард – центр мира и самый крупный его материк, в самой середине которого, в свою очередь, располагается княжество Таларское и город Талар, являющийся политической и экономической основой материка. Территория этого княжества находится в окружении семи королевств Мидгарда, возникших еще в третью эпоху, и непосредственно граничит с пятью из них. Давным давно, каждое из этих королевств желало присоединить земли Талара к своим владениям, но из-за их огромной стратегической важности никому не удавалось этого сделать. Если какое-то королевство осаждало Талар, остальные тут же ополчались против агрессора, не желая его усиления. Если же одно из королевств угрожало другому, князья Таларские, в свою очередь опасавшиеся сильных противников, оказывали поддержку обороняющимся. Таким образом, со временем за Таларом закрепилась репутация хранителя равновесия между королевствами Мидгарда, и на материке на многие сотни лет установился мир, давший начало новой – четвертой – эпохе. А к правителям Талара, в случае возникновения конфликтов, за советом стали обращаться и из заморских стран и даже сами боги.
   Сильвестр, будучи уроженцем Мидгарда, хорошо знал его историю и географию, а также был знаком с особенностями каждого из семи королевств и Таларского княжества. Например королевство Маринополис, в одном из портов которого бросил якорь «Красный Гриф», благодаря самому большому и удобному побережью, а также наибольшей близости к Ньёрдлунду и Сандаану, являлось центром морской торговли. Его одноименная столица давно растянулась почти во всю территорию королевства, не поглотив только несколько деревень на юго-западной и северо-восточной границах. Этот крупнейший и богатейший город представлял собой многоуровневую пирамиду, в которой вся ширь береговой линии была занята сплошь доками, причалами, лодочными стоянками, товарными складами и постоялыми дворами, а жилые районы и административные здания располагались гораздо дальше и выше, вершину же пирамиды венчали особняки местной аристократии и королевский дворец.
   Несмотря на громадные размеры, в Маринополисе, как и в любом другом портовом городе, царила преступность и коррупция, что, в купе с ни на минуту не прекращающимся шумом и гамом разномастной толпы, делало город, по крайней мере нижние его уровни, не самым приятным и безопасным местом. Поэтому Сильвестр, Адалинда и Радж не стали здесь задерживаться. На наемном экипаже добрались они до западной окраины Маринополиса и, переночевав в наиболее приличном постоялом дворе, на утро присоединились к пассажирам почтового дилижанса, направлявшегося в Талар.
   Трое путешественников, в силу опасной особенности Раджа, держались обособленно от остальных пассажиров дилижанса, стараясь как можно меньше разговаривать с ними и не привлекать к себе излишнего внимания. Это было не так уж сложно, учитывая тот факт, что Адалинда и Радж оказались в Мидгарде впервые и теперь с увлечением смотрели в запыленные окна, более заинтересованные тем, что находилось снаружи дилижанса, чем внутри его. Сильвестр тоже посматривал в окно, но, в отличие от своих спутников любовавшихся новым для себя пейзажем, состоявшим из гор, лугов и мельниц, он не мог не отметить увеличившееся количество патрулей на знакомых дорогах. Строгость стражи на подъездах к деревням и селам тоже настораживала, впрочем дилижанс проезжал мимо большинства из них, даже не останавливаясь для выгрузки и приема посылок и почты, ведь теперь это делалось только в городах.
   Возможно для тех, кто никогда не бывал в Мидгарде раньше, как Адалинда и Радж, или тех, кто жил здесь постоянно, как другие пассажиры дилижанса, эти меры не представлялись чем-то странным, но для Сильвестра, вернувшегося на родину после трех лет на чужбине, в них явственно чувствовались изменения в сторону недоверия, подозрительности и даже опаски в отношениях между королевствами. И это чувство лишь подтвердилось, когда почтовый дилижанс был остановлен отрядом людей в военных мундирах. Это произошло при въезде в какую-то мелкую деревушку в горах, название которой Сильвестр не помнил и которую объехать-то было нельзя из-за недавно возведенного частокола, перекрывающего дусдандский перевал в месте где Маринополис граничил с королевством Дусданд.
   Стража выстроилась у двери дилижанса, один из офицеров отворил ее и просил всех пассажиров по очереди выйти на солнечный свет и ответить на несколько вопросов о своей персоне и цели пересечения границы. Скрывать троице путников было нечего, опасности они из себя не представляли и подобная процедура не должна была оказаться для них проблемой. Впрочем, до Сильвестра, Адалинды и Раджа, путешествовавших в самом конце вагона дилижанса, очередь не дошла вовсе.
   Во время дежурного опроса дусдандской стражи в деревенской часовне зазвонил колокол, призывавший местных жителей оторваться от работы и отправить служение своим богам. От звона колокола Сильвестра вдруг разбила мелкая конвульсивная дрожь, появилось двоение в глазах, застучали зубы и резко разболелась голова. Какое-то время Сильвестр держал себя в руках, не подавая виду о своем недомогании, потом закачался взад-вперед, все еще сдерживаясь, и наконец, будучи не в силах больше терпеть, сделал отчаянно резкое движение рукой в сторону раздражавшего его колокола, словно отмахиваясь от чего-то.
   В тот же миг колокол буквально сорвало с часовни и тот, упав наземь, перекатился через улицу и раздавил хлипкий деревянный амбар напротив. Таким образом у стражи появились заботы поважнее дежурного опроса, а дилижанс, пассажиры которого оказались обеспечены темой для разговора на ближайший час, получил разрешение продолжить свой путь. И только остававшиеся на момент падения колокола в дилижансе, Сильвестр, Адалинда, Радж и средних лет воин в доспехах с неизвестной символикой, такой же нелюдимый и неразговорчивый, как и их троица, знали наверняка причину падения колокола.
   Адалинда, которой недомогание Сильвестра напомнило о постигшем его на Сандаане недуге, заметно заволновалась, несколько раз осведомилась о самочувствии своего спутника, и даже после того как он ее успокоил на этот счет, долгое время не сводила с него пристального взгляда. Болезнь болезнью, а необычные явления заставляли о себе задуматься. Впрочем, нелюдимый войн, ставший свидетелем того же явления, казалось не придавал произошедшему никакого значения. Или же только делал вид, что ему все равно, но нет-нет да и поглядывал задумчиво в сторону Сильвестра. Как бы то ни было он не стал распространяться по поводу произошедшего. Не стал он и встревать в беседу остальных пассажиров дилижанса, обсуждавших несчастный случай в деревне, хоть и знал чуть больше, чем они. Да и Сильвестру он расспросами не докучал. Таким образом, убедившись, что с Сильвестром все в порядке, а покой их нарушать никто не собирается, Адалинда вскоре тоже успокоилась и они с Раджем вновь углубились в созерцание красот природы Мидгарда.
   Так миновали они перевал Дусданда и, наконец, пересекли границу Таларского княжества. Дилижанс выехал на тщательно вымощенную дорогу, рассекающую широкую равнину и уходящую вдаль настолько, насколько хватало глаз. Это было Малое торговое кольцо, окружающее собою весь Талар. Оно соединяло в себе все торговые пути Мидгарда, облегчая торговлю между королевствами не граничащими друг с другом напрямую. Кроме того, если за проезд через свои территории по Большому кольцу, охватывающему весь материк, за исключением непроходимых гор Ургуро, каждое королевство назначало свой налог, то за пользование дорогами Малого кольца князья Талара никаких пошлин не взимали, что делало их еще более выгодными для торговых караванов. А раз в год, на Таларской равнине близ южного тракта, по которому и ехал сейчас почтовый дилижанс, проходила знаменитая Мидгардская ярмарка, на которую съезжались купцы и покупатели со всех семи королевств.
   Отсюда открывался потрясающий вид: широкая равнина, перечеркнутая синей полоской реки; редкие холмики, живописные ветряные и водяные мельницы с лепящимися к ним маленькими фермами и злаковыми полями; и наконец, прекрасный город вдалеке со стенами и башнями из белого камня, возвышающийся меж двух горных вершин – все это Талар. Здесь долгое путешествие Сильвестра, Адалинды и Раджа подходило к концу.
   Дилижанс подъехал к южным вратам города Талар, где был встречен отрядом городской стражи для проведения обычной здесь процедуры: каждый, входящий в город, должен был вписать свое имя в волшебную книгу «Привратник Талара», в последствии, из новых записей, разговоров, слухов, сказаний и легенд, самостоятельно дополняющую информацию о каждом, кто когда-либо посещал этот город.
   «Сестра Адалинда, служительница Исиды девятого таинства» – первой вписала свое имя прекрасная спутница Сильвестра, а следом за ней вписал свое и Радж: «Раджеш Кафф, беженец с островов Краеугольного архипелага».
   И врата гостеприимного города незамедлительно отворились перед обоими. Сильвестр же отчего-то медлил.
   «Сильвестр Рашуа, княжич Таларский и лорд Д’Этто. Старший сын и наследник покойного великого князя Максимилиана Таларского» – наконец вписал он свое имя в книгу, весьма далекими от решительных, движениями пера. И шагнул в открывшиеся и перед ним врата Талара с нескрываемым облегчением, что не соответствовало громкости указанного в книге имени. Как будто бы могло быть иначе…

Глава V

   Вслед за Сильвестром в город вошел офицер встречавших их стражников.
   – Следуйте за мной, ваше высочество, – сказал он, обращаясь к Сильвестру.
   Офицер проводил Сильвестра и его спутников к карете с гербами Талара, – уравновешенными весами в виде золотой буквы «Т» на серебряном поле, – и отвез их прямиком в Белую башню – жилище правителей Талара.
   Это огромной высоты здание, выстроенное прямо в центре города между двумя высокими горными пиками и превышающее их, можно было видеть из любой точки города, а оттуда, с самого верха ее, можно было обозревать едва ли не все княжество целиком. Кроме смотровой площадки, на верхних этажах башни располагались знаменитые на весь Мидгард библиотека, богатейший архив и реликварий Талара.
   Адалинда и Радж были не мало удивлены и взволнованны честью оказаться здесь, а Сильвестр, напротив, был спокоен как никогда за все время их путешествия, будто все его волнения остались далеко позади или приблизились настолько, что вынуждали полностью собраться. И как оказалось верным был второй вариант, потому как миновав очередную комнату башни, сопровождавший их офицер, коротко сказав что-то находившемуся здесь камердинеру, распахнул перед Сильвестром, Адалиндой и Раджем двери обширной и прекрасной тронной залы. Войдя, он отступил в сторону, пропуская всю троицу вперед, и громко провозгласил:
   – Его высочество Сильвестр Рашуа, княжич Таларский и лорд Д’Этто, вернулся!
   Это сообщение произвело на собравшихся в тронной зале огромный эффект: Бенедикт Тит – архивариус Талара и ближайший советник покойного лорда Максимилиана, – резко поднялся с кресла регента, поставленного перед пустующим троном князя Талара; молодой человек, сидевший рядом с ним и оказавшийся младшим братом Сильвестра – виконтом Себастьяном Таларским, – бросился обнимать брата; Адалинда и Радж, больше всех пораженные вестью, ошарашенно перешептывались немного в стороне; а весьма разнообразные реакции присутствовавших в зале аристократов, посольств семи королевств и чиновников Талара слились в какой-то невообразимый гомон.
   – Тихо! – наконец призвал всех успокоиться Бенедикт Тит и, когда в тронной зале воцарилась тишина, довольно холодно обратился к Сильвестру. – Зачем ты вернулся?
   – Чтобы занять свое место, архивариус – в противовес холодному тону Бенедикта и не желая называть его регентом, просто и уверенно ответил Сильвестр, кивком головы указывая на пустующий высокий трон.
   В зале вновь начались волнения высокопоставленных особ.
   – Тихо! – громче и более властно повторил свой призыв регент и, восстановив порядок, продолжил свой разговор с Сильвестром. – Великий князь Максимилиан, твой отец, погиб насильственной смертью и не был отмщен. По законам Мидгарда ты не можешь наследовать своему отцу, пока не выплатишь долг крови.
   – Мой отец погиб от рук богов, – напомнил в ответ Сильвестр, – которые сами призвали его, дабы выслушать мнение владыки Талара по поводу кризиса Краеугольного архипелага. В истории Мидгарда не было еще случаев, когда долг крови имел бы отношение к бессмертным. Может ли быть долгом обязательство, которое заведомо невозможно исполнить? Является ли смерть от рук богов убийством или сие есть судьба? В законе ничего не значится на этот счет.
   – И тем сложнее ситуация: на тебе неоплатный долг крови, а сама твоя жизнь – помеха законности наследия трона твоим братом. Тебе не хуже всех нас известно об этом, Сильвестр, и вряд ли я ошибусь, если выскажу предположение о том, что именно осознание этого факта побудило тебя бежать три года назад. Так я перефразирую свой вопрос: не зачем, а почему ты вернулся? Что изменилось?
   Вся эта ситуация очень не нравилась Сильвестру: в присутствии Себастьяна и Бенедикта, разговаривал он преимущественно с последним, а значит, хоть тот и был всего лишь регентом и хранителем трона, у него было больше власти, чем у сыновей покойного правителя. Но пока-что приходилось с этим мириться.
   – Вероятно, изменилось мое отношение к пресловутому долгу крови, – по прежнему с достоинством отвечал Сильвестр. – Я больше не считаю себя обязанным его выплачивать.
   И снова в тронной зале возроптали послы и аристократы, а удивленный наглостью Сильвестра регент воскликнул:
   – Неужели ты думаешь, будто мы можем самовольно взять и отменить в отношении тебя древний закон Мидгарда? Это только уронит, и без того уже заметно павший, авторитет Талара в семи королевствах.
   – Отнюдь, – перекрывая своим голосом недовольство собравшихся в тронной зале, отозвался Сильвестр, – я так не считаю. – И весьма значительным тоном добавил: – Поэтому я и вернулся. Я созову совет семи королей Мидгарда, поставлю перед ними этот вопрос и, если они освободят меня от весьма спорного долга крови, взойду на трон своего отца.
   Молчание повисло в огромной зале после этих слов старшего сына князя Максимилиана. Совет семи королей был традицией пожалуй более древней, чем даже долг крови, который здесь поминали с таким трепетом. Вот только совет этот собирался лишь дважды за всю эпоху, но зато решение, принятое им, всегда было непреложным и действительно могло вернуть Сильвестру право на трон.
   – А пока, архивариус, – продолжал Сильвестр тоном истинного правителя, – распорядитесь приготовить покои для меня и моих спутников.
   Сказав это, он развернулся и вышел из тронной залы. Адалинда и Радж, мало что понявшие из всего услышанного, последовали за ним. Немногим позже, уже в коридоре ведущем к жилым покоям, к ним присоединился догнавший брата Себастьян. Послы и вельможи остались в тронной зале обсуждать случившееся, а Бенедикт Тит, жестом подозвав к себе крепкого телосложения, ужасающе бледного блондина, который леденящим взором ничего не выражающих синих глаз провожал братьев Таларских и идущих следом за ними девушку и мальчика, сказал:
   – Планы меняются, Хейнрик. Все произойдет быстрей и проще, чем мы рассчитывали.

   ***
   Сильвестр, Адалинда и Радж впервые за долгое время провели ночь в роскошных и уютных покоях Белой башни, а не в придорожном трактире, каюте корабля или вовсе закутавшись в плащ на холодной земле у костра. Служительнице Исиды и Ракшасу было дозволено оставаться здесь ровно на столько, сколько они пожелают, но Сильвестру вскоре предстояло покинуть Талар и отправиться в еще более продолжительное путешествие, поэтому, в отличие от своих спутников, с самого утра отправившихся на прогулку в город, он решил сполна насладиться отдыхом.
   Весь Талар уже был в курсе того, кто именно приехал прошлым вечером в город, но к ракшасу, тем не менее, не было проявлено никакого предубеждения. Связано ли это было с Сильвестром, возвращение которого оказалось более громким и волнующим событием, или просто в этом городе, за долгие века давшим кров беглым джинам, повсеместно истребляемым сиренам и гарпиям, гонимым ведьмам и прочим изгоям, отвыкли удивляться любым чужеземцам, но Радж, так или иначе, был здесь очень хорошо принят. Лишь два требования предъявлял город ко всем желающим в нем остаться: не мешать жить другим и вносить в эту жизнь свой посильный вклад. С первым помогла аура порядка Талара: до сих пор успешно справлявшаяся даже с жаждой крови вампиров и ликантропией оборотней, она и с проклятием первородного народа ракшасов обещала справиться. Со вторым Раджу помог младший брат Сильвестра – княжич Себастьян, – предложив устроить казавшегося крепким мальчика в подмастерья к местному кузнецу.
   Таким образом, Адалинда довольно скоро успокоилась относительно будущего Раджа и смогла полнее озаботиться проблемами другого своего спутника. Вернувшись из города и рассказав о том, как хорошо приняли Раджа, девушка принялась выспрашивать у Сильвестра подробности того, чему накануне стала свидетельницей в тронной зале Белой башни. И Сильвестр, который сам хотел просить Адалинду об одной, тесно связанной с этой историей, услуге, рассказал ей все.
   – Три года назад, – начал он свое повествование, – распространился слух, будто на Краеугольном архипелаге были обнаружены обильные месторождения ртутного серебра, до тех пор считавшегося несуществующим материалом. Среди алхимиков он почитался такой же легендой, как философский камень. Он способен разделять смертные и бессмертные сущности, а так как боги имеют только бессмертные, оружие из ртутного серебра, в теории, может оказаться для них смертельным.
   Слухи оказались правдой. Несколько самородков этого материала действительно были найдены на островах архипелага, и пару образцов даже привезли в Талар. Боги всех трех пантеонов незамедлительно отправились на острова. Они прожили очень длинные жизни и потому не страшатся смерти, но возможный разлад, который существование подобного оружия может поселить среди них самих и смертных народов, весьма обеспокоил их. И они поставили перед собой вопрос, могущий повлиять на очень многие судьбы: стоит ли допустить существование оружия, способного поразить самих богов, или же нужно уничтожить Краеугольный архипелаг и навсегда избавить мир от искушения владеть такой властью.
   Боги – существа вечные, но они не всемогущи и не всеведущи; они не могут знать будущего, но имеют достаточно времени, чтобы обдумать решение любой проблемы. И они принялись рассматривать все варианты возможного развития событий для обоих вариантов, вплоть до изменения направления морских и воздушных течений и перемены климата, если они решат затопить Архипелаг, и даже войны смертных и бессмертных народов, если они этого не сделают, не замечая при этом, что присутствие столь многих могущественных сущностей в одном месте само собой уже стало губить архипелаг бесконечными грозами и бурей, а в других местах, оставшиеся без покровителей смертные, начали творить беспорядки и совершать безумства.
   Князья Таларские издревле славились своими дипломатическими и миротворческими способностями; их часто призывали для решения всевозможных разногласии, и в этот раз, к их мудрости обратились сами боги. Они призвали великого князя Максимилиана, – моего отца, – на Краеугольный архипелаг, дабы услышать его мнение относительно их соображении по этому вопросу, а я, как наследник и ученик, отправился с ним.
   По приезде на острова мы узнали, что как раз накануне нашего прибытия, с ртутным серебром провели ряд экспериментов и выяснили, что материал не поддается ни ковке, ни плавке, ни алхимической перегонке, ни даже магическому разложению, ибо смертные, даже при случайном прикосновении к нему, надолго теряли сознание, а при длительном воздействии впадали в беспробудный летаргический сон. Казалось, будто одно появление князей Таларских уже решило все проблемы, ведь если материал не поддается обработке простым смертным, то сделать из него оружие могут лишь сами боги, а значит, ртутное серебро не представляет для них угрозы до тех пор, пока они сами не обратят его себе во вред.
   С хорошим настроением шли мы с отцом в зал, где совещались боги, думая легко вернуть помыслы богов к насущным делам смертных. Войдя, я и наша свита, как велит этикет, остановились недалеко от входа, а отец, один, прошел в середину залы. Ничто не предвещало печального исхода, но когда князь Максимилиан отбросил в сторону полу своего плаща и в знак почтения опустился на одно колено пред собранием богов, невообразимая волна палящего гнева, обжигая, разлилась по всей зале. Даже находясь довольно далеко от неведомо почему распалившихся богов, – эпицентра этой волны, – я, вместе со всей свитой, был сбит ею с ног и ощутил ее жар. Ошарашенный и напуганный, вновь и вновь падая, я пытался подняться и броситься к отцу, чей сгорающий силуэт еще виднелся в этом палящем свете, но крепкие руки гвардейцев из нашей свиты ухватили меня и поволокли вон из зала. Последнее, что я увидел покидая это место, был меч, лежавший в кучке пепла, до того бывшей моим отцом.
   Страшная картина божественной ярости и гибнущего в ней отца еще долго преследовала меня, и только бежав на соседний остров, я и мои спутники стали понемногу успокаиваться, но… всем вдруг стало ясно, в какой ужасной ситуации я оказался. Мало того, что я потерял отца, так по древнему закону Мидгарда на старшего сына, погибшего насильственной смертью родителя, возлагается долг крови – отомстить или заставить служить себе убийцу. В случае с богами, оба варианта одинаково пропащи.
   Для другого, это возможно было бы меньшей проблемой, но я – наследник Талара, и вместе со мной в почти безвыходной ситуации оказывалось целое княжество и, больше того, весь Мидгард. Предо мной встала крайне сложная дилемма: либо попытаться выплатить долг крови, что скорее всего приведет меня к гибели от рук богов, а неоплатный долг, в свою очередь, ляжет на моего брата; либо погибнуть каким-либо другим способом, что сотрет мой долг крови и тогда мне сможет наследовать брат; либо… оставить все как есть, и тогда миру на Мидгарде, постепенно, но неминуемо, придет конец.
   Успех первого варианта, и это было заведомо ясно, невозможен; второй был пожалуй лучшим, но уж очень не хотелось умирать; а третий вариант всего лишь обещал дать дополнительное время на поиски более приемлемых вариантов. Его я и выбрал. Я бежал в Сандаан, где провел почти три года, пока ты и Радж не предоставили мне повод вернуться.
   Так закончил свой рассказ Сильвестр и на какой-то период в его покоях воцарилось молчание. Будучи так близко к человеку, оказавшемуся одним из вершителей судеб мира, Адалинда попросту растерялась и не могла ничего сказать, словно опасаясь, как бы какое-то ненароком оброненное слово, пусть даже в утешение, не стало в свою очередь судьбоносным.
   – Сожалею брат, – нарушил тишину, вошедший никем не замеченным, слышавший всю историю и заметивший растерянность девушки, Себастьян, – но и мне нечем тебя утешить, ибо все это печальная правда. Боги, занятые собственным кризисом на Краеугольном архипелаге, совсем отвернулись от смертных и не отвечают на их молитвы; авторитет Талара, после гибели отца и твоего исчезновения с неоплатным долгом крови, пал; семь королей отказываются признавать регентство и, так как у меня, как младшего сына, нет права наследовать отцу при жизни старшего, заявляют свои права на трон Талара и ссорятся между собой. – Он подошел к окну и, посмотрев на город, устремил взгляд вдаль, за его стены. – Талар в упадке, – вздохнув, продолжил говорить Себастьян. – Недоверие и вражда поселились в Мидгарде и ни одно из его королевств другому больше не союзник. Рибхукшаны Селенвуда жалуются на наращивающую военную мощь Титанию, Маринополис не может справиться с организованной преступностью в своей столице, послы Халдора тревожатся отсутствием вестей с родины и грешат на Маунгат, а те в свою очередь имеют претензии к сикомэ Ургуро, которые гонят великанов со своих гор в земли гномов. Королевства увеличивают количество патрулей и стражи, закрывают многие дороги на своих границах, ужесточают досмотр караванов и больше не заключают разбойников под стражу, а сразу казнят, как по законам военного времени. Кажется, будто напряжение, повисшее в воздухе, вот-вот разразится чем-то ужасным и, кто знает, возможно после многих сотен лет мира, в Мидгарде разразится новый период войн.
   – Именно так, – горько подтвердил Сильвестр. Казалось, будто брат озвучил его собственные тревожные мысли и опасения, испытанные им на пути в Талар. – Поэтому я и вернулся. Как видишь, отсрочка не пропала даром и я нашел четвертый вариант решения своей дилеммы.
   – И если тебе удастся привести его в исполнение, мы сможем избежать множества неприятностей. Скажу честно, бремя власти, почти полностью взятое на себя Бенедиктом, тем не менее, давит и на мои плечи. Меня не готовили к такой ответственности, а после твоего исчезновения я и думать боялся о том, что мне предстоит стать владыкой Талара и миротворцем Мидгарда. Была бы моя власть законной или нет, я стал бы слабым правителем и не смог бы вернуть нашему княжеству его былой авторитет и славу. Поэтому я надеюсь на тебя, Силва. Наследие нашего отца и судьба Мидгарда в твоих руках.
   – И я не подведу, – пообещал растроганный Сильвестр, обнимая брата и крепко пожимая ему руку. – А теперь к делу. Первое с чем нужно будет разобраться по возвращении титула, это кризис Краеугольного архипелага, – он на мгновение задумался, а затем обратился к брату, – поэтому я хочу, чтобы ты, Себастьян, отправил кого-нибудь на острова узнать, по какой причине не завершается кризис, казавшийся исчерпанным с открытием невозможности обработки ртутного серебра смертными. Это опасная задача и поручить ее нужно кому-то проверенному и достойному.
   – У меня есть такой на примете, – сказал Себастьян. – Сейчас-же распоряжусь.
   – Еще кое-что, Себастьян, – остановил брата Сильвестр. – Я прошу тебя предоставить Адалинде неограниченный доступ к библиотеке и всем нашим летописям и архивам, для поиска информации об отцовском мече, а также поспособствовать ей в этом.
   – Разумеется, – согласился тот. – Что нибудь еще?
   – Пока нет, Себастьян. Спасибо.
   Себастьян вышел, а Сильвестр с Адалиндой остались одни.
   – Ада, – обратился к девушке молодой княжич, – я понимаю, что тебя больше ничего не держит в Таларе и все-же прошу дождаться моего возвращения. Этот меч… Не думаю, что он очень важен, просто я не нашел лучшего предлога сказать, как я хочу чтобы ты осталась. – Сказав это он заметно смутился и, чтобы скрыть смущение, тут же продолжил тему, только что признанную им не важной. – Он появился у моего отца незадолго до нашей поездки на Краеугольные острова. Около пятидесяти дюймов длинной, с тяжелой рукоятью из обсидиана и прямым легким лезвием с резьбой, выполненным из настолько чистого металла, что бликует казалось бы даже в полной темноте.
   Но девушка, услыхав первую часть слов Сильвестра, уже приблизилась к нему, в смущении продолжавшему описывать меч, и вложила свои ладони в его.
   – Притворюсь, будто всецело занята твоим поручением, – мило улыбнувшись, согласилась она остаться.
   Сильвестр обнял Адалинду, и ее волосы вспыхнули оранжевым, а глаза синим, пламенем, заливая теплом и светом все помещение, однако, ослепленная счастьем пара, даже не заметила этого.
   До самого своего отъезда из Талара Сильвестр не расставался с Адалиндой, все приготовления к путешествию делая вместе с ней, и чем ближе становился час разлуки, тем меньше хотелось ему уезжать. Но назначенный для отъезда день настал. Сильвестр, в дорожном костюме с развивающимся за спиной теплым плащом и длинным мечом на поясе, под уздцы вывел могучего коня в полном походном снаряжении через восточные ворота Талара.
   Он планировал через Маунгатское государство добраться до крайнего восточного королевства Халдор, а от туда, по дорогам большого торгового кольца, двинуться на запад и, миновав маленькое королевство сикомэ в горах Ургуро, выйти к огромной Титании, занимавшей все западное побережье Мидгарда. Затем ему оставалось бы посетить только принадлежавшие рибхукшанам леса Селенвуда на юге материка и через Маринополис и Дусданд вернуться в Талар.
   Будучи наследником Талара, Сильвестр был хорошо обучен фехтованию, знал несколько полезных заклинании и умел определять воздействие ядов и чар, а будучи учеником алхимика Сандаана, умел приготовлять зелья на любые случаи жизни. Он как никто был подготовлен к подобному путешествию, но даже ему оно сулило много сложностей на пути. Мидгард большой и опасный материк. Кто знает, какие страшные существа повылезли из своих нор, не боясь больше оставивших эти места богов, и на какие гнусности способны его народы в эти смутные времена.
   Как раз об этом и напомнил, напоследок, своему брату Себастьян:
   – Наследник Талара должен созвать совет королей лично, но я все же разошлю гонцов с вестью о твоем намерении и просьбой всячески содействовать тебе в пути. Уверен, большая часть населения Мидгарда будет рада твоему возвращению и поддержит твои начинания, однако, будь осторожен, твоя смерть тоже многих устроит. В некоторых королевствах посчитали единственным выходом из сложившейся ситуации, назначить награду за твою голову. Это неофициальная награда. Она назначена не королями, а частными лицами, которые таким образом хотят возвратить спокойствие Мидгарду. Но от этого только хуже, ведь охотники за головами в погоне за наградой не примут в расчет даже новых обстоятельств, связанных с созывом совета семи королей. Будь предельно осторожен!
   Сильвестр кивнул. Он тепло распрощался с братом, Адалиндой, Раджем и всеми теми из жителей Талара, кто вышел проводить наследника и верил в него.
   – Первым днем зимы все семь королей Мидгарда будут здесь, – уверенно пообещал Сильвестр, садясь в седло.
   Он пришпорил могучего скакуна и помчался на восток. Быстро удаляющийся конь со своим всадником еще долго виднелись вдалеке на равнине Талара, и Адалинда оставалась у ворот до тех самых пор, пока они вовсе не скрылись из виду. Но не только служительница Исиды до последнего наблюдала за удаляющимся Сильвестром: на обзорной площадке Белой башни было еще двое.
   – Мне нужно чтобы семь королей в полном составе прибыли в Талар, – твердо сказал Бенедикт Тит, глядя на исчезающего вдали всадника. – Отправляйся вслед за Сильвестром и проследи, чтобы никто не причинил ему вреда, до тех пор, пока он не созовет всех.
   – Слушаюсь, ваше превосходительство, – отозвался Хейнрик и, поклонившись регенту Талара, двинулся к ведущей вниз лестнице.
   – А когда будете в Титании, – добавил Бенедикт, на миг заставив того остановиться, – убеди своего короля принять зов на совет. Иначе он нам все испортит.

Глава VI

   На землях Талара Сильвестр чувствовал себя спокойно и уверенно, а вот когда он пересек границу с королевством Маунгат, настало время задуматься об осторожности. В сущности, это было мирное королевство с десятком живописных сел и деревень, двумя крупными городами Воат и Угвур, и красивой, почти нетронутой природой, при этом будучи весьма богатым на ресурсы, за счет разработки арендуемых у соседнего королевства Халдор горных месторождении. Поводом для беспокойства являлось то, что королевство это было гномье, а потомки древних титанов не могут себе представить жизнь без борьбы. Впрочем, в отличие от своих северных сородичей, ведущих непрекращающиеся клановые войны у себя в Ньёрдлунде, Маунгатские гномы и таны вели борьбу политическую, ведь Маунгат – единственное в Мидгарде королевство, где королями становились не по праву наследия, а путем избрания жителями страны на всеобщем голосовании, и титул получали не пожизненно, а лишь на десять лет.
   Подсчитав время прошедшее с последних выборов местного короля, Сильвестр убедился в правильности своих опасении: новые выборы должны состояться зимой этого года, а значит, предвыборные дрязги между двумя самыми влиятельными семействами гномов Маунгата вот-вот начнутся. Как это обычно здесь и бывало, за полгода до решающего голосования, семьи Аурингов из Воата и Агрунгов из Угвура, разделят королевство на два лагеря во всем, просто из духа противоречия, враждебных друг другу. Если остальные королевства в этот период не будут влезать в дела Маунгата и не станут ставить перед ним каких-то серьезных вопросов, то все выльется в мелкие стычки на рынках и драки в тавернах, но если это все же случится, никто не сможет предугадать, чем все закончится. Даже возможность междуусобной войны, в такой ситуации, никто бы не исключил. А само возвращение наследника Талара в Мидгард уже представляло собой самый что ни на есть серьезный вопрос, и впутывать в его решение Маунгат могло оказаться небезопасной затеей как для Сильвестра, так и для будущего королевства гномов.
   Въезжать в город Воат, где находился нынешний король Маунгата из семейства Аурингов, затемно, не имея ясного представления о положении дел в королевстве, казалось Сильвестру не благоразумным. Поэтому он остановился в одном из придорожных трактиров неподалеку от города, дабы переждать до утра и, заодно, прислушаться к разговорам других посетителей.
   Здесь присутствовали не только маунгатские гномы из города и окрестных деревень, но и торговцы из соседних королевств Халдора, Дусданда и, судя по своеобразному говору, даже несколько путников из Талара. Все они путешествовали по разным делам, остановились здесь по разным причинам и говорили на разные темы. Говорили о великанах, гонимых ургурскими сикомэ со своих гор и вынужденных спуститься в Маунгат, где весьма досаждали жителям окрестностей Угвура; говорили о том, что из-за осмелевших волков лучше не приближаться к границам с Халдором; о том как прекрасна королева рибхукшан Селенвуда, о возвращении старшего княжича Таларского, о кризисе королевской власти в Маринополисе, говорили обо всем на свете, но о внутренних беспорядках, интригах, заговорах и прочих неприятностях в Маунгате, обычно сопровождавших предстоящие выборы, ничего пока слышно не было. Однако, обманывать себя иллюзиями легкого исхода своего предприятия Сильвестр не спешил, ведь именно его появление могло спровоцировать в королевстве гномов многие беды, но хотя бы начаться решение его вопроса должно было в спокойной обстановке.
   Без каких-либо препятствий и затруднений въехал Сильвестр на следующее утро в гномий город Воат, расположенный на западном склоне покатой горы Мау и застроенный ровными рядами живописных домов с маленькими дверьми и низкими окнами. Городская ратуша, один из здешних постоялых дворов и смотровые башни по периметру городских стен были здесь самыми высокими зданиями, но даже они не насчитывали более четырех этажей, так что ничто не заслоняло находившийся в восточной части города, на самой вершине горы, роскошный особняк Аурингов – родовое гнездо древнейшей фамилии Воата и резиденцию нынешнего короля Маунгата.
   Получить аудиенцию у Ауринга не составило для Сильвестра особого труда: имя князей Таларских, несмотря на упадок авторитета, все еще способно было запросто открывать пред его носителем большинство дверей, доступ за которые для другого был бы весьма затруднителен. Однако, как и ожидалось, простым и непринужденным оказалось лишь начало беседы высокородных особ, когда же Сильвестр изложил суть приведшего его в Маунгат дела, возникло напряжение.
   Король Маунгата, патриарх рода Аурингов и едва ли не самый старый гном в стране, быстро осознал, чем грозит его королевству намерение Сильвестра созвать совет Мидгарда: сразу два сложных вопроса «откликнуться ли на зов?» и «поддержать ли наследника Талара?», в ответ на которые невозможен компромисс, неизбежно должны были разделить народ Маунгата на два враждебных друг другу лагеря. И, как на зло, все это в преддверие королевских выборов.
   – Быть королем в нашей стране, значит быть скорее победителем в своеобразном соревновании, нежели повелителем государства, и этот титул у нас налагает больше обязанностей, чем дает власти, – произнес благообразный и весьма ветхий король Маунгата в ответ на просьбу Сильвестра явиться на совет семи королей Мидгарда и снять с него долг крови. – Я всего только голос нашего народа, а все решения принимает он сам путем всеобщего голосования или советом избранных им представителей. Все это занимает уйму времени, порождает множество ссор и разногласии и сеет между нами раздор. Не благоразумно и даже опрометчиво с твоей стороны, Сильвестр, обращаться с такой просьбой к Маунгату. Тем более сейчас, ведь мы оба понимаем, чем это чревато.
   – Я весьма сожалею, ваше величество, и поверьте, будь у меня возможность отложить этот совет на более поздний срок, я бы сделал это, – учтиво ответствовал Сильвестр, – но Талар в упадке, и как бы мы ни старались поддерживать порядок в отдельных королевствах, вместе с ним в упадок придет весь Мидгард. Лишь укрепив город-миротворец, мы можем надеяться на восстановление пусть шаткого, но равновесия на материке. Кроме того, сейчас мне важно лишь ваше согласие явиться в Талар, а убедить вас поддержать меня в столь серьезном вопросе как отмена долга крови, я постараюсь непосредственно на совете, так что этот вопрос не должен повредить вашему королевству, государь.
   – Ты не понял Сильвестр, – усмехнулся старый король, – мне придется провести голосование по тому вопросу, который ты надеешься решить в совете семи королей, и мои уста там, лишь провозгласят то, что мой народ решит уже здесь.
   Наследник Талара всерьез и надолго задумался: задержка, и должно быть длительная, его явно не устраивала.
   – Что ж, ваше величество, – наконец проговорил он, – в таком случае проведите голосование, как того велит ваш порядок. Однако, мне важно также ваше личное отношение к данному вопросу. Я был бы гораздо более спокоен если бы знал, что действующий государь Маунгата поддерживает меня, ведь тогда, вероятно и большая часть руководимой им страны окажется на моей стороне.
   – Ха-ха-х-кх-х, – снова засмеялся старик и закашлялся в густую бороду. – Меня забавляет твоя наивность в политических реалиях нашей страны Сильвестр, впрочем как и твоего отца, и мне всегда в вас это нравилось. Но ты, опять же, должен понимать, что если мое мнение и мнение представителя Агрунгов разделятся, – а они разделятся, уж ты мне поверь, – мнение народа в свои черед разделится надвое и тогда, даже один единственный голос может оказаться решающим.
   Эти слова в конец разочаровали Сильвестра, однако король еще не закончил.
   – И все же я согласен и поддержу тебя, – решил Ауринг. – Мне очень не хочется покидать свое королевство накануне очередных выборов, чему изрядно порадуется мой конкурент, однако, мой долг как нынешнего короля заботиться об интересах государства прежде, чем о собственных, а ты, Сильвестр, прав: лишь восстановление твоих прав на трон Талара вернет в Мидгард былую размеренность и спокойствие, так нужные Маунгату.
   Сильвестр был очень признателен благородному королю Аурингу и, оставшись в особняке на ужин, поведал ему о дальнейших своих планах. Король подтвердил слова Себастьяна о том, что из соседнего королевства Халдор уже пару месяцев не поступает никаких известий, а узнав, что Сильвестр будет возвращаться через Угвур, сказал:
   – Пожалуй, утром я отправлю в Угвур к Агрунгам курьера с просьбой хотя бы по вопросу совета семи королей и твоего престолонаследия согласиться со мной. Учитывая то, что их согласие и этот совет позволят Агрунгам на какое-то время выпроводить меня из страны и дадут им преимущество в подготовке к выборам, дайте боги, на сей раз они проявят благоразумие. Но, на твоем месте, я бы не слишком на это рассчитывал. В любом случае, мой курьер дождется тебя в Угвуре и сообщит об их решении, а я, чтобы не терять времени, завтра же начну приготовления к голосованию.
   Сильвестр еще раз поблагодарил доброго короля Ауринга за ответ и гостеприимство, а наутро, тепло с ним распрощавшись, отправился дальше на восток, в морозные горы Халдора.
   Покидая город он не знал, что следом за ним в Воат приехал Хейнрик. Могучий альбинос, подкупив кого-то из слуг короля, разузнал о давешнем разговоре его величества с наследником Талара и, после непродолжительных раздумий, пустил своего коня на северо-запад в Угвур, обогнав по пути королевского посыльного.

Глава VII

   Пока Сильвестр двигался в направлении следующего в его списке королевства – Халдор, далеко позади, в Таларе, Адалинда занималась поисками информации о загадочном мече, выдержавшем пламя божественного гнева. Служительница Исиды провела в библиотеке Белой башни уже достаточно много времени, перерыла гору книг и свитков об оружии, кузнечном и ратном деле, истории войн и одним богам известно о чем еще, но не нашла ничего даже близко похожего на описанный Сильвестром клинок. Маленькие скрюченные гоблины со светящимися в темноте, как у кошек, глазами, работавшие в библиотеке Талара, продолжали подносить ей все новые и новые тома, однако Адалинда уже отчаялась найти что-нибудь намеренно и продолжала листать страницы надеясь лишь на счастливый случай.
   – Надо полагать, вы ищете что-то конкретное, сестра? – раздался в абсолютной тишине, если не считать тихо копошащихся в темноте гоблинов и шелеста переворачиваемых Адалиндой страниц, голос с уже знакомыми ей холодными нотками.
   На миг погрузившаяся в чтение какой-то, оказавшейся весьма занимательной, истории, девушка от неожиданности вздрогнула, подняла голову и увидела рядом с собою регента Талара – Бенедикта Тита. Он повел в воздухе рукой и вокруг девушки, до этого читавшей лишь при тусклом свете одной единственной свечи и своих сияющих волос, загорелись тысячи свечей в десятках люстр и сотнях подсвечников. Напуганные непривычным обилием света, гоблины, шурша и недовольно шепчась, поторопились скрыться в более темных уголках огромной библиотеки, оставляя Адалинду наедине с регентом. Она не успела хорошенько рассмотреть его тогда, в тронном зале, а после – не сталкивалась с ним. Сейчас же она отметила, что лысый череп, высокий морщинистый лоб, четкая линия густых бровей, глубоко посаженные умные глаза, тонкие губы и длинная тонкая шея – придавали этому человеку несколько противоречивый образ мудрой и волевой, но в тоже время скрытной и внушающей опасения персоны. К тому же, сам Сильвестр очевидно не симпатизировал бывшему архивариусу. Но оставить вопрос без ответа было бы, по меньшей мере, невежливо. И девушка сказала правду:
   – Да, ваше превосходительство, я ищу информацию о церемониальном мече, с которым лорд Максимилиан отправился на Краеугольный архипелаг.
   – Вот оно что?! – произнес регент неопределенным тоном. – Что ж, в таком случае я вас разочарую: в библиотеке нет ни строчки об этом оружии. Я сам занимался подобными поисками несколько лет назад, когда нашел в старейшей и давно заброшенной секции нашего реликвария этот меч, завернутый в чрезвычайно ветхую тряпицу с непонятными рисунками и символами.
   Адалинда молчала. Она не знала можно ли верить регенту или же он таким образом пытается отвадить ее от порученных ей Сильвестром поисков. Но следующие слова Бенедикта, как бы невзначай брошенные им напоследок, ошарашили и озадачили ее еще больше.
   – Единственное, что могу сказать по поводу этого меча, – произнес регент уже поворачиваясь в сторону выхода из библиотеки, – так это то, что случайно прикоснувшись к его лезвию, я на некоторое время потерял сознание. – И даже не обернувшись посмотреть какой эффект оказали на девушку его слова, добавил: – Странно, не правда ли?
   В довершение всего, уходя, он щелкнул пальцами и весь свет, кроме свечи Адалинды и ее, впрочем тоже потускневших, волос, погас, оставляя девушку в сумраке обрушившихся на нее мрачных мыслей.

   ***
   В то же время, Сильвестр, пересекая границу Маунгата и Халдора, догнал почтовый дилижанс, на котором он со спутниками приехал в Талар, и решил снова присоединиться к нему, благо их маршруты, до поры, совпадали. Из прежних пассажиров в дилижансе находился только воин в доспехах с изображением неизвестного Сильвестру герба, не показавший виду что узнал его. Зато новые пассажиры, из Талара и Маунгата, очевидно были рады тому, что сопровождать дилижанс будет еще один человек при оружии, да еще верхом. И не зря, ведь стоило им оказаться на землях Халдора как стало ясно: в королевстве что-то не так.
   Халдор казался заброшенным. Самые плодородные луга у подножий местных гор выглядели запущенными; деревни, мимо которых проезжал дилижанс, оказывались безлюдными; дороги и поля в глубине страны были припорошены легким слоем снега с ближайших горных вершин и не имели на себе никаких отпечатков, словно человеческие ноги и колеса повозок давно не попирали эти земли. Все выглядело так, будто все живое, кроме стай волков, осмелевших настолько, что бродили прямо по дорогам и даже заходили в деревенские дома, и птиц, без опаски клевавших злаковые в полях, здесь вымерло или в одночасье исчезло.
   Безлюдье и тишина оказывали свое гнетущее воздействие на пассажиров дилижанса и, когда тот добрался до стен замка Эджхолд, встретившего путников таким же мрачным ощущением безжизненности, как и все вокруг, и наглухо запертыми вратами, оставаться здесь на ночь ни у кого не было желания. Но и пускаться в обратный путь по оледеневшим горным дорогам в полной волков кромешной тьме тоже было затеей рискованной, так что путники решили развести пару костров и заночевать на конюшнях близ стен замка.
   Сильвестр пребывал в полном отчаянии: к началу зимы ему нужно было собрать в Таларе всех королей Мидгарда, но, мало того, что ситуация с королем Маунгата до сих пор оставалась неоднозначной, так теперь еще и в Халдоре нет ни самого короля, ни кого бы то ни было, чтобы расспросить о том, что, собственно, в этом королевстве произошло. Такими проблемами был он озадачен, прогуливаясь возле ворот и стен Эджхолда, пока другие пассажиры дилижанса готовили на огне скромный ужин. С досады он ударил запертые врата замка и стоило ему лишь коснуться их, как скрипнула и повернулась на петлях прорубленная во вратах маленькая дверца для стражи. Из-за нее никто не показался, но открытый проем словно манил внутрь и Сильвестр поддался зову.
   Оказавшись во внутреннем дворе замка, украшенном сотнями статуй мрачных горгулий, Сильвестр отметил все тоже отсутствие людей, тишину и, заставивший его плотнее закутаться в плащ, пробирающий до костей холод, создаваемый гулявшим и завывавшим по всему замку сквозняком. На длинных дубовых столах в помещениях замка стояли покрытые инеем продукты и замерзшее вино в наполненных до краев бокалах. Сильвестру сделалось не по себе, когда он представил, как мирно трапезничающие, ничего не подозревающие люди вдруг отчего-то исчезают. В масштабах целой страны. В одно мгновение.
   Наконец, Сильвестр добрался до тронного зала Эджхолда. Здесь его встретила та же угнетающая картина, разве что в дальнем конце погруженной во мрак залы, на покрытом льдом и снегом каменном троне, недвижно восседал, расправив в стороны большие белоснежные крыла, тот кого он искал – король-ангел Халдора, имя которого непроизносимо ни для одного из языков других народов. Как и трон, на котором он сидел, ангел был покрыт слоем снега и льда. Он был чрезвычайно бледен и не казался живым, но…
   – Я ждал тебя, Сильвестр Таларский! – произнес он, разнесшимся по всей зале громоподобным голосом, когда тот подошел ближе.
   И следом за этими словами, в зале послышался звон льдинок, падающих на каменный пол с крыл быстро набирающего румяность и живость ангела. Он взмахнул крылами, стряхивая с себя остатки льда и снега, и, в то же время, единым порывом зажигая все камины в стенах, люстры на потолках и канделябры на столах, преображающие помещение и наполняя его красками так же быстро, как преобразился сам правитель Халдора. Сильвестр наблюдал за всем этим с поразительным хладнокровием. Он знал, что в Халдоре, – богатом и мирном королевстве, не жаждущем перемен и преобразований, ибо жители его больше всего ценили непоколебимую стабильность во всем, – правит ангел – представитель народа чересчур равнодушного, чересчур рассудительного, чересчур безразличного, что от него никогда не стоило ожидать чего-то непредсказуемого, ибо даже зная будущее наперед, благодаря своему дару предвидения, они всегда продолжают «плыть по течению». Таким образом, ангел Халдора казался идеальным для этого королевства государем, однако то, что Сильвестр успел здесь увидеть, красноречиво свидетельствовало об обратном.
   – Что здесь произошло? – зная, что к требованиям этикета ангелы также безразличны, как и ко всему остальному, и потому опустив приветствие, поинтересовался Сильвестр.
   – Я понял, что Мидгарду конец, когда твой отец отправился советником на Краеугольный архипелаг, взяв с собой церемониальный меч, – отвечал ангел по прежнему громким и чистым, но лишенным чувств и эмоций голосом. – И я защитил своих подданных. Их забрали в свой облачный город мои собратья. Жители Халдора живы, здоровы и находятся в безопасности. Большей безопасности, нежели жители остальных королевств Мидгарда.
   Сильвестр был весьма озадачен: ответ ангела затрагивал важные для него темы и порождал слишком много новых вопросов. Но он понимал, что беседа будет не из душевных: ангелы в разговоре напоминали големов – изобретения танов, бесчувственные и бездушные машины, зачарованные отвечать лишь на правильно сформулированные вопросы в рамках заранее вложенных в них знаний.
   – Что ты знаешь об этом мече? И о каком «конце Мидгарда» ты говоришь? – начал Сильвестр, пожалуй, с самых важных вопросов.
   – Клинок был выкован одним из первых народов по просьбе самого Кроноса сразу после окончания Великой Вражды. Он был задуман как церемониальный меч для ритуала, который так никогда и не был проведен. Меч был погребен где-то в Таларе и навсегда забыт, а три года назад извлечен из небытия истории, и теперь, грозит гибелью всему Мидгарду и населяющим его народам.
   – Почему же ты отправил свой народ в облачный город только теперь, спустя целых три года?
   – Потому что ты вернулся на материк, – как обычно, бесцветным тоном, ответил ангел. – Теперь все придет в движение.
   – Но ведь вы, – ангелы, – никогда не оказываете влияния на будущее, – заметил Сильвестр.
   – Мы не меняем лишь того, что может изменить цепь ключевых, необходимых к свершению событий. Уход халдорцев никак не повлияет на грядущее, и потому я решил поступить так, как поступил.
   – Но как погибнет Мидгард? – продолжал свои вопросы Сильвестр. – Из-за чего это произойдет?
   – Прямой ответ на этот вопрос повлияет на цепь событий, поэтому я вынужден оставить его без ответа. Я не могу сказать тебе как погибнет Мидгард или как на это повлияет меч, – в сущности он уже сыграл свою роль, – но скажу, что вижу Мидгард лишь до середины зимы. У него нет будущего.
   – Тогда почему ты все еще здесь? – задал очередной вопрос Сильвестр. – Почему ты остался?
   – Потому, что я один из семи, – просто ответил ангел. – Я тебе нужен.
   – Но поддержишь ли ты меня?
   – Разве ты еще не понял, Сильвестр? Это уже не будет иметь значения.

   ***
   Сильвестр вернулся в конюшни под стенами Эджхолда, но до конца ночи так и не сомкнул глаз, размышляя над тем, что сказал ему правитель Халдора. Протяжный вой волков, завывание холодного ветра и тревожная мысль о том, что вероятно поручение данное им Адалинде может оказаться небезопасным, не давали ему заснуть. Теперь меч не казался ему таким уж неважным.

Глава VIII

   На утро дилижанс двинулся в обратный путь – в Маунгат, – но не по той дороге, что привела их из Воата, а по той, что соединяла Эджхолд с Угвуром. Как и было оговорено с королем Аурингом, его курьер ждал Сильвестра в таверне у восточных ворот этого города и сообщил ему неожиданное и приятное известие: Агрунги, к всеобщему удивлению, поддержали решение правителя Маунгата по вопросам совета семи королей и долга крови наследника Талара.
   А дело было вот в чем: незадолго до приезда королевского курьера в фамильный особняк Агрунгов, там уже побывал Хейнрик.
   – Не буду ходить вокруг да около, – быстро добившись аудиенции у главы семейства Агрунгов, сразу перешел к делу посланец регента Талара, – скажу прямо: скоро сюда прибудет курьер его величества короля Ауринга с просьбой поддержать его решение в вопросе об отмене возложенного на Сильвестра Таларского долга крови. Так вот я хочу, чтобы вы ответили согласием.
   – Исключено, – категорично ответил глава Агрунгов, ни на минуту не задумавшись.
   Хейнрик ухмыльнулся. Такая реакция была более чем предсказуема и ответ он подготовил заранее.
   – Вы уверены? – с оттенком дерзости уточнил Хейнрик. – Отсутствие действующего правителя Маунгата в предверии королевских выборов было бы вам только на руку. К тому же, – теперь в его голосе можно было заметить жестокие нотки, – позволю себе усомниться в том, что старик вообще вернется. Так готовы ли вы променять реальный шанс заполучить корону, на сомнительное удовольствие в очередной раз, просто из духа противоречия и в ущерб собственным интересам, стать оппонентом короля? – Он снова ухмыльнулся. – Не думаю. Поэтому я спрошу еще раз: «поддержите ли вы решение Ауринга?», но теперь, – с чувством превосходства над собеседником добавил он, – прежде чем ответить, хорошенько подумайте о том, дух каких перемен витает в воздухе над Мидгардом, осведомитесь у капитана вашей разведки с кем, собственно, изволите разговаривать и стоит ли отнестись к моим словам со всем вниманием.
   Глава семейства Агрунгов, – второе после действующего короля лицо в Маунгате, – был поражен вызывающим поведением Хейнрика и испытывал огромное желание поставить наглеца на место. Но, так как начальник разведки действительно находился сейчас в его свите, на всякий случай, подозвал того к себе и тихо спросил:
   – Кто этот человек и как он смеет разговаривать со мной в таком тоне?
   – Это Хейнрик Эван, ваша светлость, – наклонившись к Агрунгу, также шепотом, ответил капитан разведки. – Он не человек. Его раса зовется индиго и…
   – Мне известно кто такие индиго, – нетерпеливо прервал его Агрунг, жестом призывая говорить короче и по существу.
   Капитан виновато поклонился и продолжил:
   – Так же он является наиболее влиятельным из генералов армии Титании и, в последнее время, правой рукой регента Талара. Ходят слухи о тайном союзе между Бенедиктом Титом и его величеством Редвальдом, правителем Титании. Если позволите выразить мое личное мнение, ваша светлость, то сейчас нам не стоит иметь такого врага как он и, тем более, как те люди, которым он служит. Лучше согласиться с ним, отпустить его величество Ауринга в Талар и, в его отсутствие, сосредоточиться на предстоящих королевских выборах. А когда вы, наконец, станете правителем Маунгата, обличенным всею полнотой власти, мы подумаем, что можно сделать с последствиями предпринятого нами теперь шага. Какими бы они ни были.
   И глава Агрунгов, скрипя сердце, согласился.

   ***
   Таким образом, Сильвестр покидал Угвур добившись своих целей: короли Маунгата и Халдора будут присутствовать на совете. Теперь его путь лежал на запад – в горы Ургуро. Дилижансу было бы рискованно двигаться через узкие и извилистые горные тропы народа сикомэ, поэтому на границе Маунгата и Ургуро его пути с наследником Талара разошлись: дилижанс через окраиные территории Талара направился в Титанию, а Сильвестр углубился в изрытые пещерами горные хребты Ургуро.
   Впрочем, Сильвестр не остался один. Неразговорчивый и нелюдимый воин неожиданно вызвался какое-то время сопровождать его, сказав, что где-то в этих горах находится храм ордена, членом которого он состоит. К удивлению Сильвестра, этот воин, назвавшийся Годфридом, оказался не столь уж неразговорчивым, как ему все время казалось.
   – Мы – орден хранителей храма бога-человека, – рассказывал он, по пути, Сильвестру о своем ордене. – Мы считаем, что тело человека есть священный храм, в котором живет истинный бог – его дух; а не те бессмертные существа из чистой энергии, собравшиеся сейчас на Краеугольном архипелаге. И мы защищаем сей храм от всяческой скверны, будь то одержимость демоном или злыми чарами, колдовство вуду, проклятье ликантропии или порфирия венценосных, более известная как вампиризм.
   Перечисляя все эти виды скверны, Годфрид как-то уж слишком пристально следил за Сильвестром, будто надеялся заметить какую-то его реакцию или изменение в поведении, но тот оставался самим собой и, ведя под уздцы своего коня, спокойно продолжал идти по извилистой горной тропе. Тогда Годфрид напомнил Сильвестру о событии случившемся в дилижансе на границе Маринополиса и Дусданда и об эпизоде с сорвавшимся с часовни колоколом.
   – Случалось ли с вами нечто подобное раньше? – спросил следом за этим напоминанием Годфрид. – И что вы тогда чувствовали?
   Сильвестр остановился. Он вдруг начал понимать к чему клонит его спутник, но было уже поздно. Годфрид по своему расценил его остановку и, прежде чем Сильвестр открыл рот, чтобы уверить храмовника в том, что ничем таким он не одержим, со словами: «Простите, княже, но это для вашего же блага», – бросил в лицо Сильвестру щепотку какого-то порошка, в одно мгновение погрузившего его в забытие.
   Очнулся Сильвестр будучи прикованным к каменной плите в круглом темном помещении. По каждую из четырех сторон плиты стоял человек в длиннополой рясе с глубоким капюшоном, полностью скрывавшим лицо своего носителя, и свечой в руках, а чуть дальше, у самых стен помещения, тонули в темноте над чашами для курения благовоний, четверо рыцарей в полном боевом снаряжении.
   Заметив, что Сильвестр пришел в себя, четверо храмовников в рясах одновременно развернулись и передали свечи четырем рыцарям, подпалившим ими какие-то ароматные травы и осветившим ими жесткие черты своих угрюмых лиц. Затем, так же одновременно вернувшись на свои места, храмовники воздели над наследником Талара руки и принялись, нараспев, читать какие-то заклинания. Яркие искры срывались с их пальцев, освещая голые стены комнаты, и складывались над телом пленника в огненную пентаграмму.
   Должно быть все это являлось каким-то ритуалом экзорцизма, но Сильвестр не считал себя одержимым и пытался сказать об этом храмовникам, однако не смог. Видимо порошок все еще продолжал действовать, а огненная пентаграмма, тем временем, сформировавшись полностью, впилась в грудь Сильвестра сильно напрягшуюся от резкой боли, и он увидел перед собою яркий свет, затем отчетливо стала вырисовываться чистая белая комната, странная мебель, склонившийся над ним человек в белом одеянии и послышалось одно единственное слово – «Фауст».
   Видение длилось лишь мгновение, потом Сильвестр вновь очнулся. Он все еще не мог говорить, но зато отлично видел замешательство на лицах откинувших капюшоны храмовников. Они отошли к двери и о чем-то тихо совещались. Наконец, один из них вернулся к столу и расстегнул ремни вокруг запястий и щиколоток Сильвестра, а два рыцаря, поддерживая его, еще не способного передвигаться самостоятельно, под руки, отвели в одну из келий храма.
   Спустя несколько часов, полностью оправившийся от действия порошка Сильвестр, к своему удивлению обнаруживший, что дверь кельи не заперта, спустился в помещение ниже, где его уже ждал ходивший из стороны в сторону Годфрид и спокойно сидевший в глубоком кресле седовласый старик, оказавшийся грандмастером ордена. Увидев Сильвестра, Годфрид поспешил принести ему свои извинения по поводу одурманивания и похищения, объясняя их подозрением в одержимости, на что княжич Таларский довольно резко ответил:
   – Вы даже не дали мне возможности убедить вас в обратном. Я не одержим.
   – О нет, Сильвестр, ты одержим – вмешался грандмастер, ошарашив такой вестью наследника Талара и, в ответ на застывшее в его глазах безмолвное требование объясниться, продолжил. – Но это не демон и, кажется, вообще ничто из того, что нам известно. Это сущность не из нашего мира, она не агрессивна, не паразит и, кажется, не стремится вредить ни тебе, ни посредством тебя, но, тем не менее, она чужда всему, что есть в нашем мире. Ее не должно здесь быть.
   – Вы уверены? – растеряно спросил Сильвестр, все еще не до конца веря в факт своей одержимости. Но вспоминая события произошедшие с ним перед отъездом из Сандаана, был вынужден принять это. – И что же мне делать?
   – Я не знаю, – коротко ответил грандмастер ордена, задумчиво почесывая подбородок. Но Сильвестр продолжал буравить его вопросительным взглядом и тот пояснил: – В отличие от одержимости бесом или каким-либо заклятием, когда одержимый становится безвольной марионеткой одержащего, но и тот и другой остаются в какой-то мере отчужденными друг от друга единицами, то в твоем случае, вы одно целое. Сущность, овладевшая тобой, подменила тебя настолько полно, что считает себя тобою и на данный момент ты – это не ты.
   Сильвестр посмотрел на грандмастера, как на юродивого, но тот лишь снисходительно ухмыльнулся и продолжил.
   – Тебе может казаться, будто в тебе ничего не изменилось, но когда-то, возможно недавно, с тобой произошло нечто необъяснимое: болезнь, странные видения, провал в памяти; и поверь, с тех пор ты больше не Сильвестр, княжич Таларский, а нечто, нам неведомое, из иного мира, считающее себя им.
   – Так что мне делать? – повторил свой вопрос Сильвестр.
   – Я не знаю, – повторил в свой черед грандмастер. – С настолько тесной одержимостью мы сталкиваемся впервые и обряд экзорцизма в данном случае приведет к смерти. Будь ты кем-нибудь другим, я бы без сомнений и угрызений совести допустил подобную жертву, однако, учитывая то, что ты считаешь себя Сильвестром Таларским и зная твою миссию и ценность для всего Мидгарда… – Грандмастер поднялся с кресла, тем самым показывая, что разговор подошел к концу, – ты можешь идти. – И прежде, чем самому покинуть комнату, добавил: – Но прежде, чем ты уйдешь, по опыту своему скажу: какой бы ни была одержимость, ни к чему хорошему она не приведет. Если вдруг заметишь или хотя бы заподозришь, что вокруг тебя творятся трагические события, ты знаешь как их прекратить.
   Теперь Сильвестр мог уйти, но, все же, провел ночь в храме ордена, обдумывая новую невероятную и пугающую весть, посланную ему судьбой, а на утро отправился по указанной храмовниками дороге дальше, в горы Ургуро, искать поселения народа сикомэ.

Глава IX

   Горы Ургуро располагались к северу от княжества Таларского и тянулись до самого моря, представляя из себя сложную систему гор с редкими равнинами, еще более редкими водоемами и множеством пещер. Большая часть местной живности жила в огромных пустотах и бесконечных лабиринтах под землей, а на поверхности жителей было не много: в основном гигантские птицы рух, циклопы и сикомэ.
   Сикомэ – довольно многочисленный народ, живущий и на поверхности, и в подземельях, – по праву сильнейшего считались хозяевами этих гор, но право свое им постоянно приходилось отстаивать. Самым страшным врагом сикомэ являлись хищные птицы рух, гнезда которых располагались под самым солнцем на вершинах гор и скал. Они воспринимали как пищу любое движущееся в горах существо и поживиться время от времени сикомэ не гнушались тоже.
   Что до циклопов, то эти одноглазые чудовища громадного роста, не совсем верно названные гномами Маунгата великанами, предки которых были порождены еще во времена Великой Вражды, но не были уничтожены богами после, потому как имели разум и не представляли серьезной угрозы другим смертным народам, были в общем-то мирными и безобидными существами, пасущими коз в низинах гор и равнинах между ними. Однако их глупость и неуклюжесть постоянно досаждали соседям; и сикомэ Ургуро с гномами Маунгата без конца гоняли их с одних земель на другие.
   Под землей же сикомэ вели нескончаемые войны с многочисленным народом подслеповатых троглодитов. Происхождение этого народа, похожего на больших прямоходящих ящериц, никому не было до конца известно, но поговаривали, будто они были рождены недрами самих гор еще в первую эпоху и потому считают пещеры своими и только своими священными территориями. Не появляясь никогда на поверхности, троглодиты не терпели никого под землей, и на сикомэ, построивших в пещерах огромные города, их ненависть распространялась в первую очередь.
   Впрочем, могучий народ из числа эльфийских потомков, при таком количестве врагов, окружающих их буквально отовсюду, умудрялся относительно спокойно жить и развиваться в горах Ургуро, а их королевство долгое время продолжало считаться одним из сильнейших на Мидгарде.
   Основой доминирования народа сикомэ в горах Ургуро являлось своевременное обнаружение ими угроз, поэтому долго искать представителей этого народа Сильвестру не пришлось, они нашли его сами. Вооруженный отряд из шести крепких сикомэ с песочного цвета толстой кожей и почти без растительности на мускулистых, испещренных шрамами телах, окружил наследника Талара в горном ущелье.
   – Кто ты и куда держишь путь? – спросил один из них.
   – Я – Сильвестр Рашуа, княжич Таларский и лорд Д’Этто, – представился Сильвестр, – иду туда, где находится ваш правитель, чтобы призвать его на совет семи королей Мидгарда в Талар. Отведите меня к нему!
   Недолго посовещавшись, сикомэ, очевидно, решили исполнить просьбу Сильвестра.
   – Иди за мной, – коротко сказал все тот же сикомэ и Сильвестр, ничего не опасаясь, так как представители этого народа, помимо физических характеристик, славились своим понятием чести, пошел вслед за ним.
   Шли они не долго. Как оказалось, отряд сикомэ повстречался Сильвестру только потому, что он очень близко подошел к их поселению, обустроенному в недрах огромной пещеры. Освещение здесь поддерживалось не факелами и чашами с горящим маслом, а какими-то ярко светящимися минералами, неравномерно врезанными в стены. Вода, хитрыми приспособлениями, подводилась из подземных источников и пещерных озер, а природные пустоты пещеры использовались для складов, загонов, арен, костровищ и прочих объектов общинного быта и групповых сборищ. Жилые же помещения представляли собой выдолбленные прямо в массиве горных пород комнаты и даже целые комплексы в несколько этажей, отделенные от основных пустот тонкой стеной с прорезанными в ней оконцами.
   К одному из таких комплексов, наиболее заметному и ярко освещенному, вели Сильвестра. Это было что-то вроде местного дворца, в одном из множества неожиданно просторных помещений которого, наследника Талара приветствовал вождь народа сикомэ, более крепкий и бледный, чем остальные его сородичи и со страшным шрамом, рассекающим его лицо сверху вниз через глаз и щеку. Этот шрам, много лет назад в процессе выполнения им обряда инициации, оставила будущему вождю своим когтем гигантская птица рух. За этот след, напоминающий ему о том, как он стал мужчиной и войном, его назвали Арнмод, что на языке сикомэ значило «сила орла».
   Теперь Арнмод в богатых одеждах из шкур восседал на высоком троне из белоснежной кости, к обеим сторонам которого цепями были прикованы два массивных пещерных зверя. То были дикие мантикоры – отдаленно похожие на Сандаанских львов, но с громадными крыльями, как у летучей мыши, и скорпионьим жалом вместо хвоста. Они являлись одними из самых смертоносных и страшных чудовищ подземного мира и, приходилось признать, рядом с ними каждый, в том числе без того грозный вождь сикомэ, казался гораздо внушительнее и опаснее.
   Убедившись в том, что гость находится под должным впечатлением, вождь поинтересовался о цели визита княжича Таларского и тот повторил свою просьбу о присутствии вождя сикомэ на совете семи королей в Таларе.
   – И почему я должен сделать это? – спросил Арнмод.
   Сильвестр вздохнул. Он знал, что сикомэ, ко всему и вся подходившие с позиции силы и выносливости, потребуют от него какого-либо проявления этих качеств, прежде чем позволят что-то просить или требовать. Так оно и оказалось.
   – В нашем народе просить имеет право лишь тот, кто доказал свою силу, – подтвердил догадку Сильвестра вождь.
   – И как же мне это сделать? – в свою очередь поинтересовался Сильвестр.
   Вождь сикомэ довольно осклабился. Сикомэ часто развлекались охотой на рухов в горах, сражениями на аренах и мелкими стычками с циклопами, не совсем верно называемыми в Маунгате великанами, но наблюдать чужеземцев, пытавшихся справиться с испытаниями его народа, было пусть редким, зато самым любимым из развлечений в этом подгорном поселении.
   – У народа сикомэ предусмотрено четыре испытания, посредством которых они проявляют свою силу и выносливость, – начал Арнмод объяснять Сильвестру обряд инициации, издревле принятый его народом. – Испытание воздухом и светом, в коем необходимо выследить гигантскую птицу Рух и добыть яйцо из ее гнезда на скале; испытание землей и тьмой, в коем нужно сразить противника во тьме на дне глубочайшей из пещер; испытание огнем и железом, в коем испытуемый должен отыскать жерло вулкана или лавовый поток и закалить в их огне железную заготовку; и, наконец, испытание водой и холодом, в коем нужно найти очень редкий цветок ундины, растущий лишь на дне пещерных озер. – Арнмод улыбнулся, но даже улыбка его из-за шрама выглядела устрашающе. – Выбирай любое!
   – У меня нет времени, так что… какое из них быстрее? – приятно удивил присутствующих здесь сикомэ своим бесстрашием наследник Талара.
   – Значит землей и тьмой, – решил Арнмод.
   – Что-ж, – спокойно пожал плечами Сильвестр. – Кто будет моим противником?
   – Тот, чьей услуги ты просишь, – вновь искривились в довольной улыбке губы вождя. – Стало быть я.
   Откладывать проведение испытания, в силу заявленной Сильвестром нехватки у него времени, не стали. Вождь, Сильвестр и едва ли не все население подгорного города, по извилистым подземным ходам двинулись к месту проведения испытания землей и тьмой – самую глубокую из известных сикомэ пещер, оказавшуюся огромной пустотой, где-то далеко под землей. Несмотря на освещение ее множеством светящихся минералов, здесь не было видно ни противоположного конца пещеры, ни ее сводов, но собралось довольно много сикомэ, разве что детей нигде не было видно: должно быть, в это время, они закалялись изнурительными тренировками в горах на поверхности.
   «Что-ж, хоть не ударю в грязь лицом перед молодым поколением», – про себя решил Сильвестр, но принимая от кого-то меч и спускаясь в довольно большое углубление посреди этой громадной пещеры, долженствующее стать ареной, словно бы очнувшись, подумал: – «О чем это я? Выжить бы!»
   Действительно, любое из испытаний сикомэ было смертельно опасно или, по крайней мере, чревато получением серьезных травм (не даром все они были покрыты шрамами), а уж биться в кромешной тьме с одним из них, при том, что этот народ на весь Мидгард славен боевой подготовкой, и вовсе казалось самоубийством. Но что-то не давало сердцу Сильвестра биться чаще от волнения и страха, ни тогда – во время выбора испытания, ни сейчас – непосредственно перед его началом, благодаря чему он уже снискал к себе уважение среди народа сикомэ вообще и будущего противника в частности. Арнмод спрыгнул в углубление-арену, встал против Сильвестра и освещавшие пещеру минералы погасли, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. Испытание землей и тьмой началось.
   Даже двигаться в такой темноте было сложно, а какое-либо действие, тем более сражение, не представлялось Сильвестру возможным. Он наугад взмахнул мечом в ту сторону, где должен был находиться вождь сикомэ, и тот отразил удар. На мгновение вспыхнувшая от скрестившихся клинков искра, осветила небольшое пространство вокруг противников и погасла, создав ощущение еще большей тьмы. Но за тот короткий миг, что она горела Сильвестр успел заметить начало ответного движения противника и выставил меч в сторону, в свою очередь успешно парировав удар. Новая искра, новый замах Арнмода и удар во тьме снова отражен. И снова, и снова – словно вспышки молнии, освещали арену то и дело вспыхивающие в скрещенных клинках искры: Сильвестру удалось отразить целую серию выпадов, проявляя чудеса наблюдательности и реакции. Но этого было мало, рано или поздно более опытный противник найдет брешь в обороне, и Сильвестр отступил, позволив арене вновь погрузиться в ничем не озаряемую тьму.
   «Если мы долгое время не наносим удары, то ничего, кроме как прислушаться и довериться интуиции, нам не остается, поэтому первый удар всегда самый опасный, знать бы куда бить. Однако, если этот удар будет отражен, возникнет искра и каждый из противников успеет увидеть начало, но лишь начало, следующего движения друг друга, а остальное придется угадывать уже по нему», – лихорадочно соображал Сильвестр, в то же время прислушиваясь к возможным перемещениям противника в темноте. – «Тогда, если быстро изменить свое движение сразу после удара, то инстинкты противника не успеют переключиться со зрения и догадки на слух и интуицию, и он не сможет отразить удар».
   Основываясь на этих соображениях, Сильвестр сделал выпад в сторону раздавшегося неподалеку шороха. Как и следовало ожидать, удар был отражен, а возникшая искра, на короткое время осветившая небольшое пространство, предательски подсказала вождю сикомэ следующее движение наследника Талара, но, стоило искре угаснуть, как тот изменил свой замах на колющий удар и… пронзил пустоту. Арнмод не стал блокировать его удар, а просто отступил.
   «Глупец!» – наградил себя нелестным эпитетом Сильвестр. – «Вождь сикомэ гораздо опытнее меня в бою и, к тому же, лучше меня знает особенности таких поединков, ведь он ни раз наблюдал и, должно быть, сам участвовал в них. Наивно с моей стороны было пытаться поймать его на столь очевидную…» – и его вдруг осенило. – «Точно! Очевидную. Конечно, сложно надеятся только на слух и интуицию, но если все, что здесь есть, так это только тьма, а единственный источник света, как оказалось, способен предать, то надеяться на зрение – худшая ошибка, какую только можно допустить. Вот почему Арнмод не поддался на мою уловку! Он не переключается со зрения и догадки на слух и интуицию, а держит глаза закрытыми и постоянно использует последнее».
   Сильвестр закрыл глаза.
   «Что-ж, доверюсь-ка и я своему внутреннему чутью и голосу», – решил он.
   И этот вывод предрешил исход всего поединка. Стоило наследнику Талара обратиться к своим внутренним ресурсам, как все его чувства обострились. Он без труда мог определить источник малейшего шума и его местоположение, а его реакция позволяла играючи уходить даже от самых сложных ударов вождя сикомэ, после пары безуспешных выпадов, ставшего серьезнее относится к сражению и явившего наследнику Талара все свое боевое умение. В какой-то момент, Сильвестру даже показалось, будто сквозь веки он, как сквозь завесу, но, тем не менее, вполне отчетливо, видит все пространство арены и своего противника. После этого лишь одной серии тщательно выверенных ударов хватило для того, чтобы выбить оружие из рук вождя сикомэ и повергнуть его наземь.
   Сраженный Арнмод, опираясь на одну руку, поднял другую и щелкнул пальцами. По всей пещере вновь стали загораться светом минералы, являя пораженным взорам собравшихся сикомэ их опровергнутого вождя и, приставившего к его шее острие меча, Сильвестра: наследник Талара победил. Он отвел клинок и подал недавнему противнику руку.
   – Ты победил, – тоже не без удивления признал свое поражение вождь сикомэ. – Не знаю как тебе это удалось, – мы годами оттачиваем искусство сражения в темноте, – но ты прошел испытание землей и тьмой и теперь можешь требовать от меня чего угодно.
   – Я уже сказал, чего я хочу, – коротко напомнил Сильвестр. Он и сам был впечатлен тем, что ему удалось совершить, но, в то же время, был и напуган, промелькнувшей на какой-то миг мыслью, что новая способность может быть связана с его одержимостью. Впрочем, он не стал забивать себе голову, снова размышляя над словами безумцев из ордена Храма бога человека, и поспешил отвлечься разговором с вождем сикомэ. – Мне нужно, чтобы вы присутствовали в Таларе на совете семи королей.
   – И я буду там, – с достоинством пообещал Арнмод. – Но я наслышан о твоем долге крови, княжич Таларский, так позволь спросить, почему ты прямо не просишь поддержать тебя в этом вопросе, а лишь призываешь на совет?
   И наследник Талара показал, что ни одни только сикомэ имеют понятие о достоинстве и чести.
   – Потому, что только этого я и могу просить – лишь твоего присутствия, – ответил Сильвестр. – И ты поступишь по чести – ты явишся на совет. Однако было бы нечестно указывать тебе, какое решение там принять. Ты выслушаешь меня, обдумаешь мои слова и поступишь как всегда – по чести.
   Вождь сикомэ в знак уважения поклонился наследнику Талара и они обменялись крепким рукопожатием. Здесь Сильвестр свои дела закончил и, разделив ужин с новым товарищем, скоро покинул подземный город. На очереди было посещение крупнейшего государства Мидгарда – Титании. Сикомэ, наиболее безопасными тропами, проводили Сильвестра до границы гор Ургуро с этим королевством и там расстались, но запомнили они наследника Талара надолго.

   ***
   Тем временем в Таларе, Адалинда, измучившая себя тревожными догадками и подозрениями относительно сказанного ей регентом в библиотеке, наконец решила довериться брату Сильвестра, княжичу Себастьяну, и все ему рассказала. Она рассказала все о чем думала последнее время, включая даже то, что судя по словам Бенедикта Тита и памятуя об описании Сильвестром свойств ртутного серебра, меч, который был у князя Максимилиана во время смерти, был выкован именно из этого материала. Таким образом получалось, что только из-за него погиб отец Сильвестра и Себастьяна, и только из-за него до сих пор продолжался кризис на Краеугольном архипелаге, ведь само существование этого меча являло собой олицетворение той проблемы, которую боги пытались решить.
   Выслушав Адалинду, Себастьян поник головой и в задумчивости отвернулся. Девушке показалось, что рой лихорадочных мыслей, который наполнял ее разум, пытавшийся постичь всю глубину предательства Бенедикта Тита, поселился и в голове Себастьяна, однако молодой княжич отнесся к ее словам довольно критично.
   – Что бы вы сейчас ни подумали, сестра Адалинда, вы во многом ошибетесь, – только и сказал ей Себастьян. – Его превосходительство Бенедикт Тит всегда был и остается верен Талару и Мидгарду.
   Эти с уверенностью сказанные слова, указывали на полное доверие Себастьяна Бенедикту и поколебали уверенность Адалинды в собственных выводах.
   «Неужели он, – ближайший советник великого князя Максимилиана, – действительно умышленно и хладнокровно его подставил?», – растерянно думала девушка. На мгновение у нее возникли сомнения, но она не захотела вновь погружаться в омут беспокойных догадок и бездоказательных подозрении, в котором уже провела так много времени. – «Есть лишь один способ узнать наверняка», – решила она.
   И Адалинда направилась прямо к регенту. Она без стука вошла в кабинет Бенедикта и, с ходу, начала свой допрос.
   – Ведь это вы вручили князю Максимилиану тот церемониальный меч, с которым он отправился на архипелаг, не так ли? – без предисловий спросила она, не давая регенту времени приготовиться к столь серьезному разговору, дабы лишить его возможности обдумать доводы в свою защиту. Но регент даже не думал отрицать и отпираться.
   – Да, это так, – спокойно подтвердил он.
   Это признание и тон, которым оно было произнесено буквально обескуражили Адалинду.
   – Но тогда, – потеряв былую решительность, продолжала она, – знали ли вы, что этот меч выкован из ртутного серебра, и что князя Максимилиана ждет неминуемая гибель, если он явится с ним к богам?
   – Да, сестра Адалинда, – все также хладнокровно ответил Бенедикт, делая шаг в ее сторону и заглядывая ей прямо в глаза. – Я знал это.
   Получив столь ясное признание, девушка, разбитая дрожью призрения и страха, попятилась к двери. Ее пугала откровенность предателя, обрекшего на смерть своего князя.
   – Что-ж, – нетвердым голосом произнесла она, продолжая медленно отступать от надвигавшегося регента по направлению к выходу, – хорошо, что вы не отрицаете этого. Спустя годы лицемерной лжи всему Талару и Мидгарду вы, наконец, явили свое истинное лицо. И я сейчас же расскажу об этом всем.
   Свою угрозу Адалинда не преминула привести в действие. Добравшись до двери и нащупав за спиной ручку, девушка отворила ее и крик «стража» разнесся по этажам Белой башни, одновременно с неутешительной мыслью пронесшейся в голове самой Адалинды: «Бойся он огласки, не открылся бы мне».
   Бенедикт Тит, словно в ответ на ее мысли, усмехнулся.
   – А мне больше нет нужды скрываться, – подтвердил догадку девушки регент. – И кстати, – добавил он, отмечая тревожное нетерпение Адалинды, – стража не придет. Видите ли, сестра, за эти три года я постепенно увольнял стражников Талара и ставил на их место верных мне солдат Титании. Вся нынешняя стража Талара подчиняется только мне и откликается только на мой зов.
   Это было последней каплей. На лице отчаявшейся Адалинды одновременно отразилась целая гамма чувств: трепет перед злым гением, страх перед убийцей и отвращение к предателю. Она было развернулась, чтобы убежать, но властный взмах руки Бенедикта Тита захлопнул перед ней дверь.
   – Зачем вам все это? – дрожащим голосом спросила девушка, обессиленно стекая у запертой двери на пол. – Ведь князья Таларские доверяли вам! Не в меньшей мере чем от них, от вас зависела судьба Мидгарда, а вы его предали!
   – Ошибаешься! – ответил Бенедикт, нависая над девушкой, – Мидгард не зависит и никогда не зависел ни от меня, ни от князей Таларских, ни от города-миротворца. Все это иллюзия за века созданного народами Мидгарда шаткого порядка. Думаешь хоть кого-то устраивает нынешнее положение? Нет! Титания жаждет новых земель, Маунгат не прочь арендуемые у Халдора месторождения сделать своими, короли Маринополиса и Дусданда жадно облизываются, глядя на территории друг друга, но никто ничего не предпринимает потому, что таков якобы порядок. – Бенедикт опустился на корточки рядом с Адалиндой. – И, отвечая на твой вопрос, скажу: мне осточертел этот однообразный и скучный лицемерный мир! Я думал вернуть романтику и непредсказуемость до-таларских времен, путем подрыва авторитета города-миротворца и союза с Титанией, но похоже сделаю даже больше – я воскрешу эпоху мифов и легенд. Видишь ли, – и он протянул все еще ничего не понимающей Адалинде чрезвычайно ветхую тряпицу с потрепанными краями, испещренную множеством знаков и символов, в которых та узнала древнюю письменность титанов, перевести которую ныне мог лишь правящий князь Талара. – После гибели князя Максимилиана, я получил доступ к некоторым его документам и, наконец, смог прочесть эти письмена. Я предполагал, что эта тряпица, в которую был завернут меч из ртутного серебра, содержит нечто крайне важное, но чтобы настолько… – Бенедикт Тит дал Адалинде исписанный лист бумаги. – Это перевод. Прочти его! – И спустя пару минуту, убедившись по округлившимся от ужаса глазам Адалинды и вырвавшимся из ее уст тихим словам «вы не посмеете», в том, что она ознакомилась с содержимым, заключил: – Теперь ты понимаешь, зачем все это, не так ли?
   Регент поднялся и распахнул дверь своего кабинета.
   – Стража, – раздался по этажу на сей раз зов Бенедикта и, когда в кабинет вошли солдаты, регент, кивая на застывшую с не мигающим взглядом Адалинду, распорядился: – уведите ее и заприте! Мальчишку ракшаса тоже, но держать их в разных покоях! Если вернется Хейнрик или Сильвестр, немедленно доложить об этом мне, как и о прибывающих королях! Это все. Выполняйте!

Глава X

   Титания – самое большое и густонаселенное королевство Мидгарда, находившееся на полном самообеспечении и независящее от торговли, раскинулось между горами Ургуро на юге и лесами Селенвуда на севере и занимало всю западную часть материка. Это прекрасное королевство с живописными лесами, невысокими горными цепями и извилистыми реками, управлялось непоседливым, алчным и заносчивым государем, постоянно имевшим разногласия со всеми своими соседями, включая Таларское княжество, и необоснованными притязаниями на их земли, несмотря на то, что на собственных территориях этого государства располагались десятки мелких деревень и поселений и два крупных города, названых в честь двух величайших титанов древности – Тифусбург и Кроносберг.
   Титании принадлежали самые обширные и плодородные территории материка, а армия этого королевства являлась самой многочисленной и обученной во всем Мидгарде. Если какому-то королевству и была выгода от дальнейшей потери влияния Таларом и обострения отношений между остальными королевствами, так это Титании, потому что из любого конфликта эта страна обещала выйти победителем. Поэтому именно здесь Сильвестр с наибольшей вероятностью мог встретить охотников за своей головой, о которых упоминал Себастьян, и именно поэтому от посещения Титании он ожидал наибольших сложностей.
   Спустившись с гор Ургуро, Сильвестр оказался неподалеку от Тифусбурга и поиски короля Титании решил начать с него, потому как Тифусбург и Кроносберг были равнозначны по своему статусу и король имел резиденцию в каждом из них, не отдавая предпочтения ни одному из них и, время от времени, перемещая между ними весь свои двор и свиту.
   Короля в Тифусбурге не оказалось, зато там был его наместник. Продержав Сильвестра какое-то время в приемной, камердинер, наконец, пустил наследника Талара в кабинет наместника и тот сказал, что его величество король Титании, в данный момент, охотится в лесу между двумя городами, так и называемом Охотничьими угодьями, а после, сразу отправится в Кроносберг. Также он заметил, что если Сильвестр торопится поговорить с ним, то он мог бы дождаться короля в хижине егеря на холме посреди леса, куда охотники обычно съезжаются в конце дня, дабы похвастаться своими трофеями и уже вместе поехать в город.
   Так Сильвестр и поступил. Отыскать хижину егеря в лесу оказалось не легко, но более неприятным, чем долгие поиски, для Сильвестра стало ощущение того, что его обманули. За все то время, что он провел в лесу в поисках хижины, он не встретил ни одного охотника, ни одной гончей, ни одного, вообще, указания на то, что охота действительно имеет место быть. Но хижину Сильвестр, все же, нашел. Это была полуразвалившаяся постройка из уже отсыревшего дерева, когда-то возможно бывшая хижиной егеря, но теперь она таковой явно не являлась и казалась непригодной даже как временное жилище. Тем не менее, близился вечер, и в оконце хижины вдруг загорелся свет.
   Сильвестр осторожно отворил скошенную и страшно заскрипевшую при этом дверь хижины, и вошел внутрь. В небольшом и захламленном помещении сидел в лохмотьях обросший, высокий, худой и жилистый человек, поднявший голову и с любопытством взглянувший на вошедшего.
   – Вы местный егерь, – сам себе не веря, поинтересовался Сильвестр.
   – Егерь? Пусть так, – усмехнулся этот человек. – Что привело вас сюда?
   – Охота его величества, – сказал Сильвестр. – Но, думается, меня намеренно ввели в заблуждение.
   – Охота? – снова усмехнувшись, переспросил егерь. – Не бывает здесь никакой охоты. Разве что вы имеете ввиду казни, для которых используется этот лес, но тогда охота будет за вами.
   Сильвестр вздохнул. Себастьян предупреждал его, что в Мидгарде найдутся люди желающие наследнику Талара смерти и наместник, видимо, оказался таковым.
   – Что конкретно вы имеете ввиду, говоря о казни? – спросил он егеря, почему-то заинтересовавшись человеком в лохмотьях и пока не чувствуя никакой для себя угрозы. Сильвестр прошел в глубь помещения и сел напротив него.
   – Вы боитесь оборотней? – вопросом на вопрос ответил егерь. – Говорят есть люди способные приручить оборотня даже в ночь его луны.
   – Оборотней? – переспросил теперь уже Сильвестр. – «Так вот оно в чем дело!» – подумал он. – «Лес оборотней значит», – а ответил: – Не знаю, я из Талара, там оборотни защищены от своего проклятья, а с дикими я никогда не встречался.
   – Из Талара говорите, – понимающе покачал головой егерь. – Когда-то и мой путь лежал именно туда.
   И егерь предался воспоминаниям.
   – Когда я был ребенком, то жил в одной деревеньке на островах Раскола. Все ее жители до ужаса боялись оборотней и постоянно носили обереги в виде волчьего когтя. Однако мать, укладывая меня в постель, всегда снимала с меня этот амулет, чтобы я не поранился. И однажды, я спросил ее: «ведь оборотни днем не опасны?», «Нет сынок», – ответила она. «А в ночь своей луны выходят на охоту?», – снова спросил я. «Точно, Вульфрик», – был ее ответ. «Тогда почему мы носим обереги днем, а на ночь снимаем?». В тот вечер мать мне не ответила, но я и сам все понял. Пару недель спустя, я сбежал из деревни оборотней, обманывавших путников и боявшихся самих себя и друг друга, чтобы жить нормальной жизнью в Таларе. А обосновался здесь: за убийство пленившего меня черного друида, совершенное не нарочно под своей луной, сделался палачом на службе его величества.
   Снаружи смеркалось и он поднял взгляд, наливающихся кровью глаз, на Сильвестра, по мере этого рассказа, медленно поднявшегося и пятившегося к выходу. Оборотень оказался внутри хижины, а не снаружи, как он поначалу подумал.
   – Так вот, я – оборотень, – подтвердил уже очевидное Вульфрик. – А тот, кто вас сюда послал, определенно очень хочет вашей смерти, потому как именно этой ночью я наиболее опасен, ибо луна будет в той фазе, в которой была в ночь моего обращения. Моя луна. Беги человек из Талара и постарайся оказаться как можно дальше, когда мое превращение завершится.
   Предложение было излишним: Сильвестр уже вскочил на, беспокойно рывшего землю копытом, коня и пришпорил так, что, почуявший опасность, скакун молнией сорвался с места, унося и себя и наездника подальше от хижины в лесу. Однако фора оказалась слишком мала и, четверть часа спустя, позади раздались звуки погони. В обличии громадного волка, выследивший беглецов по запаху, за ними широкими прыжками уже несся оборотень. Спятивший от животного страха конь Сильвестра во весь опор мчался сквозь лес, не обращая внимания на ломавшиеся и рассекающие в кровь кожу как скакуна, так и наездника, жесткие ветви деревьев. Такой скорости, вероятно, хватило бы для бегства от обычного волка, но преследователем был монстр. Как бы быстро не бежал конь Сильвестра и как бы умело не уклонялся от хищного волчьего броска за деревьями, исход этой гонки был предрешен заранее.
   Очередной прыжок и оборотень, своим телом разнеся в щепы сухой пень, за которым скакун Сильвестра пытался укрыться от броска, ударом тяжелой лапы по крупу, наконец, свалил коня. Упавший с него Сильвестр, прокатившись по земле, спиной врезался в дерево и с большим трудом, спотыкаясь, поднялся на ноги. Удар оборотня рассек мышцы одной из задних ног коня, но тот, брыкаясь и лягаясь, продолжал сопротивляться, тем самым отвлекая хищника и предоставляя Сильвестру драгоценное время, коим он и поспешил воспользоваться. Сильвестр отбежал в сторону, но снова споткнулся о какую-то корягу и кувырком покатился под гору. Уже готовый растерзать коня оборотень повелся на шум падения Сильвестра и, видимо решив, что раненое животное никуда не денется, бросился за новой жертвой. Громадными прыжками он в считанные секунды настиг Сильвестра у подножия горы, но у того оставалась еще какая-то пара мгновений форы и он успешно их использовал, забившись в узкую расщелину между каменной скалой и крепким вековым дубом.
   Оборотень, узкой мордой и длинной лапой, пытался зацепиться за Сильвестра в расщелине, но совсем немного не доставал, впрочем, так наследник Талара оставался в ловушке. Выигранное время было на руку Сильвестру, ведь на рассвете оборотень вновь обратится Вульфриком, но изо всех сил вжиматься в расщелину каждый раз, когда прохаживающийся из стороны в сторону перед его ловушкой оборотень, время от времени, бросался на него и силился достать когтистой лапой, с каждой попыткой приближаясь к цели – было невыносимо. Налитые кровью чудовищные глаза, острые, словно сандаанские кинжалы и того же размера, клыки и когти, стоящая дыбом шерсть над непробиваемой толстой шкурой и хищная ярость, разбуженная не голодом, а кровожадностью, находившиеся на расстоянии ладони, любого были способны довести до отчаяния.
   «В следующий раз не стану на ночь глядя разговаривать с незнакомцами в лесу», – задним умом подумал Сильвестр, готовясь к очередной попытке оборотня выковырять его из укрытия. Но что-то вновь отвлекло волка. Это показался на взгорье, с которого упал Сильвестр, его прихрамывающий, но живой конь. Оборотень на миг растерялся, какую из двух жертв, раненую или загнанную в ловушку, добивать. И погнался за более крупной.
   Сильвестр долгое время не решался покидать своего укрытия, но, понимая, что при любом исходе погони за конем, оборотень вернется сюда за ним, наконец вышел, и, как можно скорее, но в то же время будучи постоянно настороже, стал выбираться из леса. Спустя некоторое время, которое тянулось как никогда долго, Сильвестр увидел перед собой край леса – полосу пространства в сотне шагов перед собой, за которой было заметно светлее, чем в этом, неоднократно проклинаемом им, месте. Наследник Талара ускорил свой шаг, но позади вдруг послышался волчий вой, заставивший его со вздохом обернуться. Как и следовало ожидать, из-за деревьев показался оборотень. Догнал он коня или нет оставалось загадкой, но сейчас он тоже заметил Сильвестра и, постепенно переходя с шага на бег, бросился за ним.
   Из последних сил Сильвестр преодолел остаток леса, а оказавшись на его опушке, вдруг остановился. Он всмотрелся в невысокие горные вершины на востоке, а затем, сделав два-три глубоких вдоха, резко развернулся и, от души, врезал кулаком уже бросившегося на него волка. Удар пришелся зверю прямо в челюсть и оказался такой силы, что отбросил, издавшего короткое поскуливание, громадного зверя в сторону. Оборотень кубарем скатился в овраг, оказавшийся неподалеку и, в тот же миг, из-за гор взошло солнце. Сильвестр подошел к краю оврага и со словами: – Без обид! Это тебе за моего коня, – протянул руку, уже выбиравшемуся оттуда в своем истинном обличии Вульфрику.

   ***
   В то же утро, упустивший Сильвестра из виду где-то в горах Ургуро Хейнрик прибыл в резиденцию короля Титании в Кроносберге, дабы справиться там о наследнике Талара и, если он еще не объявлялся, проинструктировать его величество о том, как просит отреагировать на идею Сильвестра собрать совет семи королей Бенедикт Тит.
   – Ваше величество, вскоре к вам явится Сильвестр Таларский… – поклонившись королю, начал было он, узнав от придворных, что наследник Талара, пока-что не объявлялся. Но тот прервал его.
   – Не беспокойся, Хейнрик, – явно довольный собой, сказал король Редвальд. – Этот вопрос уже решен.
   – Что?! – забеспокоился бледный генерал, подозревая, что опасения регента Талара сбылись и король Титании, мог ненароком испортить все их планы. – Что вы сделали, ваше величество?
   – Не я, а мой наместник в Тифусберге. Вчера он прислал мне курьера с известием о том, что отправил Сильвестра прямиком в Охотничьи угодья, а значит к этому моменту, наследник Талара уже должен быть мертв. О-о-о, как же мне надоело соседствовать с двумя ветвями жалких эльфийских потомков и этим чистоплюйским городом-миротворцем! Бенедикт обещал мне империю и вот теперь ничто не мешает…
   – Что?! – гневно воскликнул, в свой черед перебивая его величество, Хейнрик. И даже сам король испугался ярости индиго, чего, впрочем, никто не заметил, благо со своим генералом он всегда беседовал наедине. Но Хейнрик продолжал изливать на государя свои гнев и тот начал понимать, что упреки действительно заслужены. – Вы хоть понимаете, что если оборотень убьет Сильвестра, то его неоплатный долг крови – основа всего, на чем до сих пор строился наш план, – исчезнет, а новый возляжет уже на его брата. Виконт Себастьян устроит настоящую облаву на ваши Охотничьи угодья, да что там, он весь лес сожжет, но уничтожит оборотня и станет законным князем Таларским. Не то чтобы стоило опасаться Себастьяна, но сам факт законной власти в городе-миротворце приведет к объединению остальных королевств против любой в его сторону агрессии и тогда, плакала ваша империя.
   Король Редвальд кусал себе губы от осознания того, как он в действительности оплошал.
   – Ваша недальновидность, государь, грозит сорвать все наши планы, – добил его последним упреком Хейнрик, и направился к выходу. – Я еду туда. И будем надеяться он еще жив.
   Но приоткрыв дверь тронной залы, он тут же ее захлопнул. Быстрым шагом он вернулся к его величеству и, наскоро что-то ему прошептав, укрылся за высокой спинкой трона.
   – Введите, – громко распорядился король Титании.
   Двери тронной залы вновь открылись и камердинер его величества объявил о прибытии наследника Талара. Сильвестр решительно вошел в залу. Измученный, в изодранной одежде, весь в порезах, царапинах, синяках и кровоподтеках, да еще в сопровождении выглядевшего столь же убого Вульфрика, он хотел было, не стесняясь в выражениях, высказать королю все, что думает о его королевстве и подданных в целом и наместнике Тифусбурга в частности, но, весьма неожиданные слова его величества: – Я знаю, зачем ты пришел, Сильвестр, и готов откликнуться на твой зов, – оказались превосходным извинением.
   Когда наследник Талара и оборотень покинули тронную залу, Хейнрик выбрался из своего укрытия.
   – Что-ж, – сказал он, – слава богам, обошлось. Однако нам тоже пора выдвигаться, ваше величество. Сосредоточьте все войска на границе с Таларским княжеством, чтобы они были готовы выступить на город-миротворец по первому моему зову! А когда закончите с этим, сразу же отправляйтесь на совет. Там и родится империя.

Глава XI

   В тот же день, не желая задерживаться в стране, где его, пусть по словам короля опрометчиво и своевольно, но все же, приговорили к смерти, Сильвестр отправился в дальнейший путь – в Селенвуд, лесное королевство рибхукшан. А так как между двумя мужчинами, схлестнувшимися друг с другом в каком-либо сражении, по окончании его, часто устанавливается взаимное уважение и даже крепкая дружба, то Сильвестр, правда предварительно уточнив, что тот может контролировать свои превращения всегда, кроме ночи своей луны, предложил Вульфрику пойти с собою, на что оборотень с радостью и признательностью согласился, ведь конечной целью маршрута был Талар, до которого, в свое время, грезивший о нормальной жизни Вульфрик так и не добрался.
   По настоянию наследника Талара, король Титании отпустил оборотня и разослал повсюду курьеров с распоряжением не препятствовать Сильвестру и Вульфрику в пути и позволить им пересечь границу. Так Сильвестр и его новый спутник без помех пересекли земли Титании и даже не заметили как плавно обычные леса на окраине этого государства сменились волшебной красоты рощами Селенвуда. Невероятно высокие вековые деревья, казалось, кронами своими подпирающие небесный свод, словно живые, встретили путников шелестом желтых листьев, красными устилая им путь. Это напомнило Сильвестру о том, что осень давно вступила в свои права и первый день зимы становился все ближе: время уходило, а на совет нужно было призвать еще трех королей Мидгарда.
   Тем более приятным стал прием, оказанный наследнику Талара народом рибхукшан, вышедших ему навстречу целой делегацией во главе со своей непревзойденной красоты королевой Орхиделией, длинные светлые волосы которой, тянулись до самых пят ее и были настолько воздушными, что, время от времени, одна за другой пряди ее воспаряли чуть ввысь и саму их обладательницу постоянно держали в паре дюймов над землей. Прямо по воздуху ступала королева рибхукшан к Сильвестру и Вульфрику, сразу очарованным ею.
   Впрочем и остальные представители этого народа отличались завидной красотой: все как один, высокие и стройные, с длинными лоснящимися волосами и глубоким взглядом, как звезды блестящих, глаз редкого смешанного цвета. Доброта же и гостеприимство оказались под стать их внешности. Рибхукшаны жили в полной гармонии с природой и словно излучали ауру некой благости, от которой вокруг становилось легко и приятно, а когда их процессия проходила мимо дерев с покрасневшей или пожелтевшей листвой, те мгновенно наливались свежей зеленью и становились прежними лишь тогда, когда рибхукшаны отходили достаточно далеко. Даже дома этого народа были собственноручно возведены лесом Селенвуда: стволы и ветви сразу нескольких деревьев, когда-то давным давно сплелись между собою таким причудливым образом, чтобы создать стены и кров для каждого из домов своих благодарных жителей. И как в горах Ургуро, стране сикомэ, – родичей рибхукшан от единого предка, – здесь не было места огню: все освещалось постоянными спутниками рибхукшан – маленькими волшебными феями и пикси.
   Однако, каким бы торжественным ни был прием, сразу после пира по случаю его прибытия в Селенвуд, наследник Талара изъявил королеве рибхукшан свое желание поскорее отправиться в путь к двум оставшимся королям. Но прекрасная королева, светло улыбаясь, сказала, что заранее отправила в Маринополис и Дусданд своих посланников и те уже вернулись с ответом: оба короля скоро тоже прибудут в Селенвуд.
   – Ты проделал долгий путь, Сильвестр, и свершил трудное дело, – говорила королева Орхиделия приятным обволакивающим голосом. – Теперь отдохни.
   – Но я должен лично призвать каждого из семи королей? – напомнил ей Сильвестр правило созыва совета.
   – Да, но не важно сделаешь ты это здесь или в их собственных владениях, – снова улыбнулась она, и у Сильвестра исчезло всякое желание ей перечить. – Скоро короли будут здесь, ты исполнишь эту маленькую формальность и мы все вместе отправимся в Талар, дабы вернуть законного князя городу-миротворцу, а всем жителям Мидгарда – мир и гармонию.
   Эти слова окончательно убедили Сильвестра и он, с отвыкшим от такого обращения Вульфриком, даже прослезившимся от доброты рибхукшан, остался в Селенвуде. Неделю спустя, туда же прибыли правители соседних королевств Маринополиса и Дусданда. Сильвестр, как и сказала Орхиделия, исполнил маленькую формальность, лично пригласив обоих королей на совет, а те с готовностью приняли приглашение. Убеждать и уговаривать никого не пришлось. Король Дусданда правил самым небольшим королевством на Мидгарде, к тому же весьма зависимым от торговли и с четырех сторон окруженным более сильными и богатыми соседями, а правитель Маринополиса испытывал серьезный кризис власти в собственных владениях из-за набирающих силу и никому не подчиняющихся преступных групп: обоим королям было крайне важно сохранить мир на Мидгарде, потому что иначе, в случае какого-либо конфликта, их королевства оказались бы в самом невыгодном и уязвимом положении.
   Как бы то ни было, все наконец собрались и можно было выдвигаться, но, на утро в день отъезда процессии трех королей Мидгарда и наследника Талара, в леса Селенвуда со стороны Титании въехал отряд рибхукшан-разведчиков со срочным донесением королеве, а со стороны Дусданда – курьер с Краеугольного архипелага, потребовавший немедленной встречи с княжичем Таларским.
   Курьер поведал Сильвестру о том, что кризис на Краеугольном архипелаге не закончился лишь потому, что меч, принесенный туда лордом Максимилианом, оказался выполнен из чистейшего ртутного серебра. Однако теперь, выяснилось, что выкован он был тысячи лет назад и ныне не может быть повторен, поэтому скоро кризис должен завершиться. Что же до разведчиков, то их донесение заключалось в том, что после визита Хейнрика Эвана, – правой руки Бенедикта Тита и, по словам местных жителей, одного из генералов армии короля Редвальда, – в Титанию, войска этого государства в полной боеготовности сосредоточились на границе с Таларским княжеством.
   Эти новости заставили Сильвестра и присутствующих королей глубоко задуматься.
   – Если между королем Титании и регентом Талара, действительно существует сговор, – высказал общие опасения Сильвестр, – то они могут воспользоваться советом семи королей Мидгарда в недобрых целях.
   – Все же, – заметил король Дусданда, – мы не знаем наверняка так ли это.
   Король Маринополиса с ним согласился.
   – Это немыслимо! – воскликнул он. – Совет семи королей священен для Мидгарда. Никто не посмеет посягнуть на его членов или начать войну во время его заседания. А готовность армии Титании, скорее всего, простая предосторожность. Будь в моем распоряжении достаточно войск, я, пожалуй, поступил бы так же. К сожалению все мои силы сосредоточены на поддержании порядка в Маринополисе, да и на те я уже не могу полностью положиться.
   Сильвестр горько улыбнулся наивности правителя Маринополиса. Сам то он знал гораздо больше. Он уже догадался по тому, что меч отца оказался выкован из ртутного серебра, об измене Бенедикта Тита, из рук которого отец этот меч получил.
   «Человек способный на такое предательство, способен на любую мерзость. И в его руках сейчас Ада и Радж?», – тревожно подумал он, однако сделал над собой усилие, чтобы вернуться мыслями из Белой башни Талара обратно в леса Селенвуда, и вслух сказал:
   – Как бы то ни было, теперь с моей стороны было бы эгоистично и опрометчиво вести ваши величества на совет семи королей Мидгарда, могущий оказаться ловушкой. Я больше не вправе требовать от вас ехать со мною в Талар.
   Короли Дусданда и Маринополиса переглянулись. Они все еще сомневались в истинности грозившей опасности, но и рисковать им явно не хотелось.
   – Однако, – взяла слово королева Селенвуда, – если этого не сделать, то долг крови по-прежнему будет являться помехой твоему восхождению на трон Талара, вся власть останется в руках регента, королевства Мидгарда продолжат распри, а армия Титании продолжит быть угрозой. Не говоря уже о том, что остальные короли находятся сейчас на пути в Талар и, если там их действительно ждет ловушка, а их государства первыми окажутся под ударом, это все равно непоправимо изменит баланс сил на материке. При любом раскладе Бенедикт Тит останется в выигрыше, но, доведя дело совета семи королей до конца, мы хотя бы вынудим всех игроков раскрыть свои карты. – Королева рибхукшан гордо поднялась со своего места. – Я готова рискнуть, – объявила она о своем решении, – тем более, что этот риск сравним с риском остаться в стороне.
   Пристыженные столь ясными доводами и твердой решимостью королевы Орхиделии, правители Маринополиса, Дусданда и даже сам Сильвестр, пришли к выводу, что как такового выбора у них действительно нет, и приняли решение отправляться в Талар немедля, как и планировалось в начале дня. Вульфрика и курьера своего брата Сильвестр попросил отправиться вперед, дабы разведать обстановку и защитить Адалинду и Раджа, если тем будет угрожать опасность, а сам в окружении трех королевских особ и их свиты, медленно двинулся вслед за ними, с беспокойством предчувствуя трагическую развязку, уготованную всему Мидгарду регентом Талара.

Глава XII

   К концу последнего месяца осени в Талар начали прибывать короли Мидгарда. Первым объявился ангел Халдора. Плавно спустившийся с неба и сложивший за спиной свои белоснежные крылья, он был встречен у стен города-миротворца лично Бенедиктом Титом, с поклоном протянувшим ему книгу-привратник Талара.
   – Ты ведь понимаешь, – одарил регента безразличным взглядом ангел, – что я предвижу все, что ты задумал.
   – Разумеется, – хладнокровно ухмыльнулся тот, будучи прекрасно осведомлен о твердой приверженности ангелов принципу невмешательства. – Но ты ведь понимаешь, что не поддашься соблазну это изменить?
   И, вместо ответа на этот, бывший риторическим и в то же время дерзким, вопрос, ангел, приняв из рук довольного собою регента Талара перо, вписал свое непроизносимое имя в книгу.
   Следующими, приблизительно в одно и тоже время, но через разные врата, прибыли со своими свитами старый король Ауринг из Маунгата, могучий вождь сикомэ Арнмод со стороны гор Ургуро и заносчивый правитель Титании Редвальд с запада, также оставляя свои имена в книгах Талара. Последними, в ночь на первый день зимы, в город-миротворец явились правители Селенвуда, Маринополиса и Дусданда, в сопровождении самого наследника Талара.
   Ночь все вновь прибывшие провели в покоях Белой башни, а большую часть последующего дня, прогуливаясь по его огромным залам и мирно беседуя между собой. Основной темой этих бесед являлся, разумеется, предстоящий совет семи королей Мидгарда, однако, поднимались и другие насущные вопросы: похищение всех жителей Халдора ангелами, предстоящие выборы короля в Маунгате, сомнения в верности Талару его регента, боеготовность армии Титании и многие другие. Сильвестр же, невольно привлекавший к своей персоне всеобщее внимание и, вынужденно перекидываясь то с одним, то с другим королем или его приближенным вскользь брошенным словцом, повсюду искал глазами Адалинду и Раджа. Но их нигде не было видно, а отлучиться он, – основа предстоящего совета, – не мог, зато в окружающей толпе он, наконец, заметил своего брата Себастьяна, и жестом подозвал его к себе.
   – Адалинда и Радж, – спросил его Сильвестр, кратко поделившись с братом своими подозрениями насчет Бенедикта Тита и предстоящего совета. – Как они?
   – Они в полном порядке, не волнуйся, – умеряя беспокойство Сильвестра, ответил Себастьян. – Каждый в своих покоях, к тому же, при тщательной охране, которая никого к ним не подпускает. Все в порядке.
   Однако, слова Себастьяна не успокоили, а наоборот взволновали наследника Талара. Судя по тому, что Ада и Радж не вышли к нему, их, скорее всего, держат в заложниках, а не охраняют. Сильвестр было направился к лестнице, ведущей в сторону покоев Адалинды, чтобы, невзирая на последствия, прояснить эту ситуацию, но был остановлен, разнесшимся по зале, голосом Бенедикта Тита.
   – К проведению совета семи королей Мидгарда все готово, – объявил этот голос, а потом, обращаясь прямо к Сильвестру, Бенедикт спросил: – Когда прикажете начинать, ваше высочество?
   Наследник Талара, ненадолго задумавшись, прикусил губу и, бросив короткий взгляд вверх по лестнице, убрал руку с перил. Он развернулся и решительно двинулся в сторону тронного зала, увлекая за собой всех остальных.
   – Давайте поскорее покончим с этим лицемерием, – сказал он так, чтобы его мог слышать только регент.
   – Как вам будет угодно, княже, – отозвался тот, преждевременно величая Сильвестра еще не обретенным титулом.
   Первыми в тронную залу вошли регент и княжич Себастьян, занявшие свои кресла перед пустующим троном князей Таларских, семь королей Мидгарда, рассевшихся за круглым столом в центре залы, и Сильвестр, севший в кресло, поставленное напротив мест брата и регента, но через королевский стол от них. Затем, рассредоточившись по краям залы, расселись по креслам и стульям королевские свиты, послы и наиболее благородные вельможи, а остальные, – мелкие аристократы и чиновники, – стоя, прижались к стенам. Стражники Талара с равным интервалом выстроились между участниками совета и всеми остальными, а Хейнрик Эван наглухо запер двери залы. Совет семи королей Мидгарда начался.
   Первым выступал Сильвестр, который кратко напомнил собравшимся о сложившейся, после гибели великого князя Максимилиана от рук богов, ситуации с наследованием Таларского трона и сформулировал вопрос совету семи королей таким образом:
   – Готовы ли вы, государи королевств Мидгарда, в отношении одного частного случая пересмотреть древний закон и отменить возложенный на наследника Талара долг крови, дабы вернуть за века сложившийся на материке порядок?
   Обсуждение поставленного вопроса семью королями Мидгарда, как и ожидалось, не заняло много времени. Зная о нем заранее, решение было уже всеми обдуманно и отвечало общей цели большинства – спокойствию на материке. Поэтому, несмотря на упорство короля Титании и даже зная о его войсках сосредоточенных на границе Таларского княжества, остальные правители Мидгарда, уверенные, что тот не посмеет ими воспользоваться, если у Талара будет законный князь, единогласно изъявили свою волю. Шесть из семи голосов владык Мидгарда объявили о своем согласии снять долг крови с Сильвестра, и этого было достаточно.
   – За сим, – провозгласила королева Селенвуда, вставая со своего места и обводя взглядом собравшихся в тронной зале, – мы объявляем Сильвестра Рашуа Таларского свободным от долга крови и законным князем Талара!
   Следом за ней поднялись остальные пятеро, проголосовавших за право Сильвестра занять трон, королей Мидгарда и, не сговариваясь, с уважением поклонились новому князю города-миротворца. Сильвестр, пребывая уже в новом качестве законного правителя Талара, ответил достойным королям, почтительным и благодарным поклоном. Теперь, слово было за, лишавшимся таким результатом совета всех полномочии и привилегий, регентом, и он, как и предполагалось, раскрыл свои карты.
   – Как эффектно и благородно, – в свою очередь поднявшись, усмехнулся Бенедикт Тит, – но, боюсь я не могу позволить тебе взойти на трон, Сильвестр.
   В зале началось шевеление, почуявшей неладное, толпы.
   – Стража, – властно воскликнул Сильвестр, – арестовать его!
   Но ни один из присутствующих стражников Талара даже не подумал исполнить этот приказ и не двинулся с места.
   – Одно из преимуществ регента, – пояснил, видя недоумение Сильвестра, Бенедикт, – возможность лично формировать состав стражи. Сестра Адалинда тоже была удивлена.
   Князь Талара, разъяренный этими словами, было бросился к регенту сам, но, не успел он обойти стол семи королей, как прекрасная королева рибхукшан Орхиделия неожиданно упала на пол, сотрясаясь в ужасных судорогах.
   – Другое преимущество, – холодно пояснил и это страшное происшествие безжалостный Бенедикт, – доступ к чарам книг-привратников. И этим преимуществом я тоже позволил себе воспользоваться, чуточку изменив наложенное на книги заклинание таким образом, что все короли вписавшие в них свои имена были смертельно прокляты, а сигнал для срабатывания проклятия – отданный за Сильвестра, голос на совете семи королей. Прошу прощения за то, что не предупредил заранее, – издевательским тоном добавил он, – но все короли Мидгарда должны умереть на этом совете.
   Волнения среди послов и аристократов стали нарастать, однако стража держала их в стороне, пресекая любые попытки бежать или вмешаться. Лица пяти королей, даже ангела Халдора, исказились от нестерпимой боли и страха смерти, а Сильвестра от бушующей ярости. Правитель Титании же залился злорадным смехом.
   – Ха-ха-ха, – смеялся ущербный король, глядя как остальные венценосные особы умирают, корчась в агонии и захлебываясь собственной слюной и кровью. – Гениально, Бенедикт, – радовался Редвальд, – одновременно лишить головы все королевства Мидгарда! Теперь, захватить власть над ними будет еще проще!
   Тем временем, Бенедикт Тит, развернулся и, взмахом руки отбросив в сторону свое кресло, стал подниматься к трону лордов Талара, а достигнув последней ступени, но прежде, чем усесться на заветный трон, обернулся, обвел взглядом всех присутствующих и, передразнивая формулировку совета, объявившего Сильвестра князем Таларским, громогласно провозгласил:
   – За сим я, Бенедикт Тит, объявляю Себастьяна Таларского императором первой Мидгардской империи!
   Сильвестр, было вновь бросившийся на Бенедикта, замер, а регент Талара опустился на одно колено на помосте возле трона и смиренно склонил голову перед Себастьяном, медленно поднявшимся со своего кресла и двинувшимся по ступеням к трону.
   – Себастьян, – пробормотал ошарашенный таким поворотом событий Сильвестр. – Как же так, брат мой?
   – Удивлен, Силва? – с чувством собственного превосходства ухмыльнулся тот, усаживаясь на трон своего отца. – Ты с такой готовностью поверил моим словам о том, будто я стал бы слабым правителем, что было даже обидно. Впрочем, это все время играло мне на руку, ведь ни ты, ни король Редвальд, ни кто либо-другой ни на минуту не заподозрил во мне амбиции.
   – Неужели все это сделал ты? – все еще будучи не в силах собраться с мыслями, говорил Сильвестр.
   – Что сделал? – забавляясь растерянностью старшего брата, уточнил Себастьян. – Погубил отца? Да. Пошатнул авторитет Талара? Тоже я. Подставил тебя? Да! Все это сделал я.
   – Но зачем, брат? Если для тебя так важен трон Талара…
   – Мне нет дела до Талара, – резко перебил брата Себастьян, – мне нет дела до равновесия на Мидгарде, напротив, огнем и мечом я собираюсь подчинить его себе, создать единый Мидгард. И, поверь, сделаю это. – Он поднялся с трона и с высоты помоста, обводя всех присутствующих взглядом, произнес. – Я, Себастьян Таларский, первый император Мидгардской империи, сегодня даю вам выбор: признать мою власть и присягнуть мне в верности, – он выдержал напряженную паузу, – или погибнуть.
   При этих словах ряды Таларской стражи обернулись в сторону бледной от гнева и страха толпы первых лиц семи королевств Мидгарда и одновременно обнажили клинки.
   – Что это значит, Бенедикт? – раздался в умолкшей зале голос короля Титании Редвальда, пожалуй, не меньше Сильвестра удивленного тем, какой оборот принял совет семи королей. – Вы… вы обманули меня!
   Но его удивление длилось не долго. Повинуясь знаку Бенедикта Тита, к правителю Титании приблизился Хейнрик Эван.
   – Да, ваше величество, все верно, – ответил своему бывшему господину он, и вонзил ему между ребер кинжал. – Вас тоже обманули.
   Повелитель Титании мгновенно обмяк, рухнул на пол и, медленно истекая кровью, испустил дух среди остальных королей Мидгарда. В тронной зале, оглушенной столь многими и столь жестокими смертями, обрушенными на нее вероломными и безжалостными Бенедиктом Титом и Себастьяном Таларским, повисло гробовое молчание. Но вскоре оно взорвалось, восставшими и, обнажив клинки, бросившимися на стражу послами и аристократами. В зале воцарился настоящий хаос поля кровавой брани. В свою очередь опомнившись от потрясения, Сильвестр бросился на Себастьяна и Бенедикта Тита, но Хейнрик, уже расправившийся с королем Титании, успел встать между ним и целью.
   – Я уничтожу вас, – прорычал Сильвестр, вынужденный скрестить мечи с бледным генералом, спокойно восседавшему на троне Себастьяну и стоявшему рядом с ним Бенедикту.
   – Ты? – презрительно усмехнулся Бенедикт. – Наследник абсолютного мира, учившийся сражаться деревянным мечом и владеющий лишь бытовыми заклинаниями, остановишь нас? Не думаю! Сила твоего рода в профилактике и дипломатии, но в готовой разразиться в Мидгарде войне тебе не на что надеяться.
   – А на что надеешься ты, жалкий червь, предавший своих князей и весь мир? – гневно выкрикнул Сильвестр, теснимый напором Хейнрика все дальше и дальше от трона.
   – Если подумать, то я не предавал своих князей, а выбрал служение одному из них в ущерб остальным, – заметил Бенедикт.
   – Даже с армией Титании вам не удастся подчинить себе Мидгард, – продолжал говорить Сильвестр. – Повсюду вы будете встречены огнем и мечом последователей и наследников тех, кого сегодня убили.
   Очередной удар Хейнрика свалил Сильвестра с ног и тот выронил меч.
   – Я давно не надеюсь только на армию Титании, – ответил Себастьян, со страшным безразличием предвосхищая гибель брата. – С тех самых пор, как ты вернулся на материк, мои планы значительно изменились. Благодаря тебе, теперь у меня есть все необходимое для ритуала, но… – Хейнрик занес меч над головой обезоруженного противника, – ты этого уже не увидишь.
   И в тот самый момент, когда всем участникам этого действа все казалось конченым, в тронную залу, сорвав тяжелые двери с петель, ворвался громадный волк-оборотень. В два прыжка преодолел он расстояние между входом и Хейнриком, отбросил того в сторону сокрушительным ударом могучей лапы и, забросив Сильвестра себе на спину, умчал из залитой кровью тронной залы, а скоро покинул и пределы города.
   Себастьян отнесся к бегству Сильвестра с таким же безразличием, как к угрозе его скорой смерти. С пугающим равнодушием осмотрев залу, полную трупами всех семи королей Мидгарда, их посольств, дворов и свит, и залитую их кровью, он сказал только:
   – Ну что-ж, начнем, – и, двинувшись вон из залы, принялся раздавать своим подчиненным приказания. – Хейнрик, переведи жрицу куда-нибудь поближе к моим покоям! Ракшас пусть выкует мне кинжал из ртутного серебра! Кусок руды возьмите в реликварии! Его должно хватить.
   – Мой повелитель, мальчишка еще не опытен в кузнечном деле, – на всякий случай заметил Хейнрик.
   – Плевать! Пусть это будет самый невзрачный нож самой грубой работы, лишь бы острый, – решил Себастьян. – После, от мальчишки можно избавиться. А вы, Бенедикт, велите рабочим начать раскопки! Я и так слишком долго ждал.

Глава XIII

   Оказавшись далеко за пределами города, Вульфрик, возле конюшен какой-то фермы, сбросил со своей спины Сильвестра и принял человеческий облик. Встав на ноги и даже не поблагодарив оборотня за спасение, неудавшийся князь Таларский схватился за голову и в отчаянии принялся ходить взад-вперед, словно сошел с ума или напряженно о чем-то думал. Он лично привел всех этих людей в Талар и они погибли в страшной резне тронной залы города, до сих пор считавшегося миротворческим. Он привел всех прямо на бойню, хоть и подозревал о ловушке. Возможность остаться в стороне, когда у них был такой выбор, теперь виделась гораздо менее роковой ошибкой, а раскрытые Бенедиктом карты не соответствовали масштабам разразившейся трагедии, понесенным жертвам и нависшей над Мидгардом угрозе: один из рода князей Таларских угрожал всем жителям материка самой страшной за многие века войной.
   Впрочем, винить себя не было времени. Нужно было срочно взять себя в руки, разобраться с последствиями роковой ошибки и призвать Бенедикта Тита, Хейнрика Эвана и Себастьяна Таларского к ответу за все совершенные ими преступления. Но как это сделать? Все королевства Мидгарда обезглавлены, сбор ополчения – мера долгая и вряд ли возымеет результат против обученной армии Титании во главе с генералом Хейнриком Эваном. И Сильвестр решился на отчаянный шаг: пора и богам искупить свою вину и попустительство.
   Наконец поблагодарив оборотня за помощь и попросив его разослать во все королевства весть о случившемся в Таларе, Сильвестр вскочил на самого крепкого скакуна в конюшне и направил его на юго-восток. За все время пути он загнал в мыло не одну пару коней, меняя скакуна в каждой встречной конюшне, но преодолел расстояние между Таларом и портами Маринополиса в самый короткий срок. В порту он, угрожая оружием капитану «Красного грифа», заставил его отшвартоваться и немедленно отплыть на Краеугольный архипелаг. А там, когда корабль бросил якорь в нескольких милях от островов, опасаясь подходить ближе из-за бушующих вокруг них яростных волн и штормовых ветров, Сильвестр на хлипкой лодке, ежесекундно рискуя быть опрокинутым, добрался до того самого острова, на котором высадился с отцом чуть более трех лет назад.
   Оказавшись на острове, Сильвестр, не теряя времени, направился прямо к Парфенону, не обращая внимания на друидов, ведунов, жрецов и прочих служителей богов на своем пути, а также отбиваясь от местных гвардейцев, пытавшихся его остановить. Наконец, бывшего явно не в себе гостя, обезоружили и скрутили, но тот прокричал:
   – Я – новый князь Талара! Я требую права говорить с богами!
   И наполнивший весь коридор голос, бывший везде и раздававшийся ниоткуда приказал:
   – Пропустите его!
   Повинуясь этому голосу, стражники Парфенона отпустили Сильвестра и он беспрепятственно преодолел остаток пути, а войдя в залу собрания богов, бесстрашно прошел прямо в середину ее, где когда-то лежал прах его отца, теперь, должно быть, развеянный по всей зале, и, до сих пор, лежал церемониальный меч из ртутного серебра. Сильвестр обвел взглядом несколько десятков человекоподобных энергетических сущности, именуемых бессмертными богами, и рассказал им о постигшем Мидгард несчастье.
   – Этот меч, – не страшась повторить судьбу отца, поднял Сильвестр лежавший у его ног, клинок, – выкованный из ртутного серебра, вручил моему отцу его советник Бенедикт Тит с целью вашими руками избавиться от князя Талара и посеять смуту на материке. Достигнув этой цели, он, на сей раз уже моими стараниями, заманил в ловушку и жестоко убил всех королей Мидгарда. И все это, как оказалось, по указанию моего родного брата – Себастьяна Таларского. Я был слеп и допустил этому случиться, но не позволю продолжаться. Сейчас мой брат готовится к чему-то настолько страшному, перед чем, в деле порабощения Мидгарда, даже сильнейшая на материке армия Титании отступает для него на второй план. Мы уже непростительно подвели Мидгард, – резюмировал свои слова новый князь Талара, – однако я призываю вас вмешаться в дела смертных, чтобы не позволить моему брату свершить самое ужасное из его деяний, каким бы оно ни было.
   Боги какое-то время никак не реагировали на произнесенную Сильвестром речь, но он знал, что эти существа, умеющие общаться без слов, сейчас активно обсуждают между собой все им сказанное.
   – Самое страшное, что может произойти, не произойдет, – наконец, раздался в зале такой же голос, наполняющий собою все пространство, какой слышал Сильвестр на подходе сюда. – После несчастного случая с князем Максимилианом, погибшим из-за нашей несдержанности, мы выяснили, что за меч лежит сейчас перед нами. Он был выкован тысячи лет назад народом ракшасов по просьбе великого Кроноса и был предназначен для ритуала, призванного вернуть осколок порядка из небытия Тартара. Проведение этого ритуала, действительно, оказалось бы трагедией настолько страшной, как ты говоришь, но…
   – Ритуал?! – прерывая голос богов на середине фразы, воскликнул Сильвестр, вспоминая, что за мгновение до того, как в тронный зал ворвался спасший его оборотень, Себастьян упомянул о каком-то ритуале, надежды на который превышали веру в армию Титании. – Расскажите мне об этом ритуале поподробнее!
   И боги исполнили его просьбу.
   – Ритуал открытия врат Тартара требует высвобождения огромного количества энергии, возможного лишь при мгновенном и чистом отделении бессмертной сущности от смертной оболочки. Эта процедура, стократ превышающая возможности обычного жертвоприношения, практикуемого некоторыми дикими племенами и колдовскими школами для своих заклинаний, требует применения особого инструмента и, разумеется, особенную жертву. Таковой может статься только представитель первородного народа. Однако, титанов, эльфов и серафимов больше нет; ракшасы (даже если бы они еще существовали) и боги не подходят, так как первые – абсолютно смертны, а вторые – абсолютно бессмертны, и не имеют второй составляющей; остаются только индиго и инфернальны, но они рождаются лишь раз в эпоху и неизвестно живут ли их представители в наши дни. Кроме того, принести индиго или инфернала в жертву можно с помощью любого оружия, но необходимую для открытия Тартара чистоту разделения смертного и бессмертного может обеспечить только оружие выкованное из ртутного серебра. Таким образом, единственный меч, пригодный для проведения ритуала, как оказалось, был создан тысячи лет назад и находится сейчас здесь, у нас, а выковать новый ныне не представляется возможным, ибо на это способны лишь боги, но ни один из нас не пойдет на столь безрассудный шаг, и ракшасы, которые как известно давно вымерли.
   «Ракшасы?!» – воскликнул про себя Сильвестр, сердце которого сжалось от осознания всей глубины и серьезности своего упущения. – «Как я мог об этом не подумать? Сущность ракшаса, как и бога, едина, а это значит, что он может браться за ртутное серебро без угрозы потери сознания. Себастьян сделал Раджа подмастерьем кузнеца, а в реликварии Талара хранится образец ртутного серебра с Краеугольного архипелага. Он собирается выковать новый клинок!».
   Сильвестр, опираясь на отцовский меч и сотрясаясь от ощущения своего бессилия, опустился на пол и поник головой.
   – О боги, вы и правда слепы! – произнес он. – В Таларе есть все для ритуала: индиго и инфернал для принесения в жертву; ракшас и руда ртутного серебра для ковки нового клинка; и на все способный Себастьян для того, чтобы вскрыть врата Тартара. – Он поднял голову и вновь обвел богов тяжелым взглядом. – Вы понимаете, что это значит?!

   ***
   Обратно в Талар Сильвестр возвращался уже по воздуху, поддерживаемый силой богов. Весьма живописны были проносившиеся под ним бурный океан, с медленно плывущим по нему назад в Маринополис «Красным грифом»; пенистые волны, разбивающиеся о скалы Халдора, и покрытые снегом горные вершины этого королевства; город Воат с высоты птичьего полета – все это было прекрасно и захватывало дух, но помыслами Сильвестр был уже в Таларе и не обращал на красоты природы никакого внимания. Тем более, что когда боги оставили позади последнюю горную цепь Маунгата, отделявшую их от Талара и стали понемногу спускаться, сквозь облака уже можно было различить далекие от красот, сотворенных природой, ужасы творимые смертными. Вокруг города-миротворца рождалась война, которой вскоре суждено было охватить весь Мидгард.
   Сверху Сильвестру и богам хорошо было видно, как Талар со всех сторон окружают плохо организованные толпы разномастных воинов, от взводов солдат в полном обмундировании, до сборищ, вооруженных чем попало, ополченцев. Эти реакционные силы были второпях собраны наследниками и последователями королей Мидгарда, погибших на совете, и опрометчиво брошены на осаду Талара. Успевшие расположиться внутри и вокруг города, войска Титании, превосходящие противника численностью и выучкой, без труда сдерживали их натиск и, при первой удачной возможности, грозили одной успешной контратакой разбить все, что смог собрать для своей защиты Мидгард.
   Таким образом, лорд Талара и боги трех пантеонов подоспели как раз вовремя и вступили в бой. Кометами срываясь с вечернего неба вниз, боги врезались в стены Талара и разрушали их с такой легкостью, будто те были сделаны из песка. В образовавшиеся проемы, вдохновленные неожиданной и столь мощной поддержкой, незамедлительно бросались войска народов Мидгарда и битва, огнем и мечом, страхом и кровью, скоро переместилась на улицы города. На этом Талар, объятый пламенем войны, перестал быть городом-миротворцем.
   Оставшиеся с Сильвестром боги, яркими звездами, подобно ударам молнии, вонзились в землю в самом центре Талара. Почувствовав твердую почву под ногами и сориентировавшись в пространстве, Сильвестр осмотрелся и понял, что находится на разобранной и перерытой площади Талара, под всем пространством которой, как оказалось, был сокрыт круглый обсидиановый диск с письменами на мертвом языке титанов. То были врата Тартара, а на другой стороне площади, в каких-то двух десятках шагов от самого Сильвестра, стояли Себастьян Таларский, Бенедикт Тит и Хейнрик Эван, крепко державший за локоть пытавшуюся вырваться Адалинду. Сильвестр дернулся в их сторону, но в руке Себастьяна блеснул невзрачный нож, мгновение спустя прижатый к шее девушки.
   – Почему ты не провел этот ритуал раньше? – прорычал, вынужденный остановиться, Сильвестр. – У тебя ведь был меч! Только не говори, что сжалился над индиго Хейнриком. Ты предал своего отца! У тебя нет жалости.
   – Ну конечно, нет, – ответил Себастьян. – Просто тогда у меня не было документов отца, чтобы расшифровать записи о ритуале на тряпице, в которую меч был завернут. Поверь, я не задумываясь использовал бы Хейнрика для ритуала и был потрясен, когда понял какую упустил возможность. Однако, все к лучшему, ведь вскоре объявился ты и предоставил мне все необходимое. И даже замену моей жертве! – не упустил возможности для издевки самопровозглашенный император. – Видимо нам самой судьбою было суждено поучаствовать в этом вместе, брат.
   – Хейнрик, – с трудом остановив новый порыв броситься на Себастьяна, обратился Сильвестр к одному из его помощников. – И ты служишь этому господину? Он был готов убить тебя!
   – Я индиго, – напомнил в ответ Хейнрик, пожимая плечами. – Я поступил бы также.
   – Так поступи сейчас! – вскричал Сильвестр. – И будешь прощен.
   – Хорошая попытка, милорд, – усмехнулся Хейнрик, – но помогать властвовать над миром для меня честь большая, нежели прощение.
   И после этих слов своего генерала, Себастьян, хищно ухмыльнувшись в лицо князю падшего Талара, пронзил несчастную Адалинду ножом из ртутного серебра. Как бы быстры ни были боги, они не успели помешать Себастьяну этого сделать. Каких-то дюймов не хватило им для того, чтобы дотянуться до его руки, занесшей над жертвой клинок, и остановить удар, а когда тот достиг цели, от Адалинды расплылась волна чрезвычайной мощи, отбросившая существ из чистой энергии, даже тех, которые сражались в городе, на несколько миль прочь. Впрочем, минуту спустя они вернулись, но от тела Адалинды, сброшенного на раскопанные врата Тартара, прямо в объятия, бросившегося туда-же и успевшего подхватить ее, Сильвестра, распространилась еще одна волна. Обсидиановые врата Тартара, с одной стороны испытывающие на себе мощь осколка порядка, а с другой – мощь разделения смертной и бессмертной сущности инфернала, подались трещинами и к очередному возвращению богов разверзлись. Вырвавшийся оттуда осколок порядка, скользнул в руку, широко раскрывшего глаза от осознания своего триумфа Себастьяна Таларского. И третья волна, окончательно опустошившая погибшую Адалинду, вновь отшвырнула богов прочь, помешав им перехватить осколок.
   Вокруг Себастьяна, завладевшего «Волей Кроноса», в одно мгновение создалось поле какой-то мутной энергии. Внутри этого поля воспарили в воздух тяжелые камни и плиты, ранее покрывавшие площадь, а невесть откуда взявшийся волк-оборотень, бросившись на Себастьяна, замер в прыжке этим полем остановленный. Казалось, будто материя и время действуют в этом поле по правилам иным, нежели в остальном мире и полностью подвластны владельцу осколка. Копья и стрелы подоспевших отрядов ополчения зависали в воздухе в нескольких шагах от него, войны, оказывавшиеся в области действия поля, беспомощно повисали в воздухе и даже боги не могли прорваться сквозь эту силу. Взмахом руки отшвырнул Себастьян беспомощного оборотня в стену одного из близлежащих домов, в одно мгновение под взглядом его состарились и рассыпались в прах несчастные ополченцы, а еще одно движение рукой расширило поле в направлении этого взмаха и кто-то из богов, пытавшихся добраться до Себастьяна, замер в воздухе, легко остановленный им.
   Теперь Себастьян Таларский казался всемогущим и неуязвимым, а раздавшийся из разверзшихся врат Тартара шум и подземные толчки, предвещали скорое явление миру древних титанов. Но Сильвестру было на все это глубоко плевать. Он медленно выпустил тело Адалинды из рук своих наземь, также медленно поднялся и, обнажив отцовский меч из ртутного серебра, все с той же суровой медлительностью двинулся на убившего ее брата. Для него не существовало сейчас ничего, кроме намеченной жертвы: ни мельтешащие повсюду войны обеих армии, ни летающие вокруг стрелы, ни взрывы испускаемых богами и немногочисленными магами молний – он просто и непреклонно шел к Себастьяну. Наконец, среди всего этого хаоса, они встретились взглядами. Сильвестр с отчаянным криком человека, алчущего мести, бросился на брата и сделал выпад, а тот, улыбнувшись так же хищно, как при убийстве Адалинды, вытянул руку в сторону Сильвестра и… к удивлению своему обнаружил, что поле осколка порядка на того не подействовало. Шум битвы резко приглушился, а вид ее помутнел: для Сильвестра из-за действия поля, а для Себастьяна из-за острой боли от нанесенной ему раны. Непонятным образом Сильвестру удалось проникнуть сквозь неприступную защиту осколка порядка и вонзить клинок в тело брата. Удар пришелся в плечо и рана была не опасна, а сила «Воли Кроноса» не позволила своему владельцу даже потерять сознание от прикосновения ртутного серебра, но это было и не важно, ведь теперь самопровозглашенный император оказался во власти неудавшегося лорда Талара.
   Пылая жаждой мести, Сильвестр занес меч над головой Себастьяна, трясущегося скорее даже не от страха смерти, а от ярости, обиды и непонимания того, как простому смертному удалось преодолеть силу «Воли Кроноса», непреодолимую даже для богов и титанов. Впрочем, отношениям Сильвестра и Себастьяна вновь не довелось закончиться гибелью одного из них. Когда лорд Талара уже был готов обрушить свой меч на голову брата, очередной подземный толчок огромной силы сбил его с ног, а воспользовавшийся этим Себастьян бросился прочь. Землетрясение разрушило основание Белой башни Талара и та, медленно накреняясь, стала падать. Надежно защищенный силой осколка порядка, Себастьян избрал для бегства путь в сторону падающей башни, надеясь, что тогда-то брат точно не рискнет пойти за ним, однако Сильвестр, вновь наплевав на собственную безопасность, бросился в погоню прямо под тень вот-вот готовой раздавить его башни.
   – Сильвестр, – порывисто и резко вытащила его из под массы падающего здания, какая-то сила, оказавшаяся одной из богинь. – Ты должен жить! Теперь Мидгард навсегда изменится и ему нужен кто-то, способный из утраченного мира создать новый. Я – Исида, устами всех уже погибших, в том числе и жрицы своей – Адалинды, приказываю тебе жить! Мы – боги, сдержим титанов и жертвой своею запечатаем Тартар, но у Мидгарда должен остаться кто-то после нас. Кто как не князь Талара сможет погасить пламя войны и объединить под своим знаменем разрозненные ею народы?
   – Оглянись! – вскричал Сильвестр, широким и отчаянным жестом охватывая все пространство вокруг себя. Полное трупов поле боя, лежащий в руинах Талар, гудящий воем выбирающихся титанов разлом Тартара и даже показавшийся оттуда исполинский кулак одного из представителей этого древнего народа: все это имел ввиду Сильвестр своим словом и жестом. – Осколка порядка, на котором держался мир в Мидгарде больше нет, а один из рода князей Таларских предал его.
   – Ты правда считаешь, что мировой порядок держится на каком-то куске хрусталя, пусть даже обладающего огромной силой? – удивилась Исида. – Нет! И не на Таларе и его князьях и даже не нас. Вы только люди, а мы только боги. Порядок судьбы и хаос случая нам не подвластны, а именно они правят миром. Подумай над этим, Сильвестр, и прощай!
   Сказав это, Исида вернулась к остальным богам трех пантеонов и те, столкнув выбравшегося из Тартара титана обратно, ринулись в разлом. Оказавшись внутри, они выстроились кольцом и, отбиваясь от напиравших титанов, направили всю свою мощь на врата, закрывая их изнутри. Спустя несколько минут, разлом был запечатан вновь и теперь уже навсегда, погребая в своих бездонных недрах и принесших себя в жертву богов, и так и не познавших свободы титанов.
   Тем временем битва между ополчением королевств Мидгарда и, изрядно потрепанными вмешательством богов, войсками Титании, переместилась в западную часть разрушенного Талара, а затем и вовсе за его стены. Получившие осколок порядка Себастьян Таларский, Бенедикт Тит и Хейнрик Эван временно отступали, чтобы реорганизовать войска в Титании и обрушится на уже беззащитный Мидгард с новыми силами.
   Вместе со сгинувшими в небытие богами и павшим городом-миротворцем, четвертая эпоха мира подошла к концу, уступая место, грозившей разразиться второй Великой Враждой, пятой эпохе. А последний князь Талара, остался один в окружении трупов и руин.

Часть II
Вторая Великая Вражда

Глава XIV

   Пять лет минуло с тех пор как великий город-миротворец Талар был разрушен, врата Тартара разверзнуты и запечатаны вновь, боги сгинули в его бездонных недрах, а осколок порядка был освобожден и присвоен Себастьяном Таларским, провозгласившим себя императором Мидгарда. За это время жизнь на материке разительно изменилась.
   Беженцы из падшего Талара, среди коих было множество нуждавшихся в убежище изгоев, лишившись укрытия и дома, разбрелись по миру. Страшные в своей жажде крови вампиры, опасные своей мощью ведьмы, убийственные в ночь своей луны оборотни и многие другие, вновь оказавшиеся во власти своих проклятий, существа были вынуждены искать себе новое пристанище. Выжить в одиночку было очень сложно и изгои селились неподалеку от населенных пунктов или объединялись с себе подобными, возрождая традиции культов, лежбищ, стай и шабашей. Многие старались противиться своему проклятию и продолжать жить так, как жили в Таларе, но природа, рано или поздно, брала вверх над выдержкой и проливалась кровь, что в свою очередь приводило к ответным мерам: так появились ведьмаки – охотники на выходцев из Талара, называемых отныне одним единственным словом – «нечисть».
   Впрочем, все это было лишь мелочью происходившей на фоне более глобальных событии, изменивших политическую карту Мидгарда. Королевство Дусданд перестало существовать вовсе, будучи, вместе с землями Таларского княжества и лежавшим в руинах городом-миротворцем, поглощено Титанией, переименованной в Мидгардскую империю. Новый король Маунгата из семейства Агрунгов, отстраняясь подальше от грозной империи, владеющей уже доброй третью материка, присвоил оставленные своими жителями земли соседнего королевства Халдор, а спустившиеся с гор Ургуро племена сикомэ, в свою очередь спасавшиеся от наступавших с запада и юга имперских войск, с боями завоевали часть Маунгата вместе с городом Угвур.
   Рибхукшаны Селенвуда, искушенные в магии и защищаемые самим лесом, выстояли против первого натиска армии Себастьяна, однако ничем не смогли помочь Дусданду и после его поражения оказались в окружении. Единственным свободным направлением оставалось море, но за ним, прямо напротив Селенвуда, были разбросаны острова архипелага Дикие земли, в разное время бывшие колониями Титании и Сандаана, а четыре века назад объявившие о своем суверенитете. Этот архипелаг принадлежал таинственному народу ырок и ходили слухи о том, что император Себастьян ведет с ними переговоры о сотрудничестве и возможном их вступлении в последнюю войну на Мидгарде. Если обладающие страшными знаниями ырки присоединятся к империи, Селенвуд будет обречен.
   Пожалуй, последней надеждой рибхукшан в таком случае оставалось отделенное от Селенвуда лишь Дусдандским перевалом важное торговое королевство Маринополис, связующее Мидгард с Ньёрдлундом и Сандааном и единственное еще не затронутое противостоянием с Мидгардской империей, но и там после гибели короля произошли большие перемены. Власть над городом-государством Маринополис оказалась в руках преступной хунты, которая, по слухам, была не прочь вступить в состав империи Себастьяна Таларского, но на правах автономии.
   Переговоры между Мидгардской империей, Маринополисом и Дикими землями обещали завершиться в ближайшие месяцы, но уже сейчас мало кто сомневался в их исходе, долженствующем вынести смертный приговор Селенвуду. А после, подавив островок сопротивления внутри уже завоеванных земель, Себастьян несомненно двинет имперские армии дальше на восток, в терпеливо ожидающие своей участи Маунгат и Халдор, на том завершая дело покорения Мидгарда.
   Впрочем, свободные народы материка еще не утратили надежду на благоприятный исход противостояния императору, ведь всем было известно о том, что он обладал артефактом невероятной силы – осколком порядка, известным также как «Воля Кроноса», и, с его помощью, мог бы давно и с легкостью завершить начатое, но вместо этого отчего-то полагался лишь на мощь армии Титании и политические средства. Никому не было доподлинно известно почему император медлит, зато во всей массе порожденных этим обстоятельством слухов, на ряду с именем самого Себастьяна Таларского всегда упоминалось еще одно имя – имя великого князя Таларского, Сильвестра Рашуа, его брата.
   После памятной битвы при городе-миротворце князь падшего Талара пропал. Целых пять лет о нем не было никаких известии, кроме упоминаний несколькими участниками той самой битвы о том, что Сильвестру все же удалось преодолеть мощь осколка порядка и даже ранить Себастьяна. Именно эти слухи возродили надежду в сердцах лишившихся своих королей народов Мидгарда после Таларской битвы, и именно эти слухи поддерживали теперь дух рибхукшан окруженного Селенвуда, ведь эти слухи говорили о том, что Себастьян и Сильвестр выжидают удобный момент и, когда тот настанет, преимущество окажется на стороне князя Таларского, ибо он будет знать, что император его боится.
   Действительно, отступивший из Талара в Титанию для реорганизации своих войск после атаки богов, Себастьян пребывал в состоянии чрезвычайной ярости. Когда к нему с донесением о понесенных потерях и нынешнем состоянии армии приблизился один из офицеров, император воздел в его сторону руку и тот, в считанные секунды состарившись, высох, осыпался и гремя костьми рухнул на пол.
   – Эван, – ужасающе тихо позвал Себастьян.
   – Да, мой повелитель, – опасливо приближаясь, отозвался Хейнрик.
   – Я хочу знать… – начал было так же тихо император, но вдруг, до хруста сжав кулак с осколком порядка, вскричал: – как ему это удалось?! – Он сделал паузу, чтобы справиться с гневом, но продолжил с еще заметной нервозностью. – Делай что хочешь: объедь по его следу весь Мидгард, убивай, пытай, но узнай как! А еще лучше, просто найди его и принеси мне его голову!
   Генерал Хейнрик Эван приложил все усилия для того, чтобы выяснить как Сильвестру удалось преодолеть мощь «Воли Кроноса», но не смог, как впрочем не смог найти и самого князя Таларского. Таким образом, слухи во многом оказались правдой и теперь весь Мидгард интересовал лишь один вопрос «где же Сильвестр?», ибо другой вопрос «когда же настанет тот самый момент, когда братья Таларские вновь сойдутся в бою?», был лишь вопросом времени.

Глава XV

   В то время пока император Себастьян решал судьбу Мидгарда, ведя переговоры с Дикими землями и Маринополисом, далеко на северо-западе, в землях именуемых Расколом за огромный пролив со скалистыми берегами, образовавшийся на месте, в котором раскололся надвое некогда цельный материк, объявился чернокнижник по имени Фауст.
   Несколькими днями ранее он приплыл на подгнившей лодке с одного из небольших островков Раскола, называемых его осколками, и высадился на западной половине расколотого материка, полностью принадлежавшей мрачному, крупному и крайне опасному сообществу некромантов.
   Это страшное и многочисленное общество магов смерти, в третьей эпохе являлось частью еще более крупного образования – гильдии магов, – которому принадлежал весь тогда еще цельный материк, и занималось исследованиями в области бессмертия, вечной жизни и возвращения из мертвых. Но однажды, в конце эпохи, некроманты создали заклинание, перспектива использования которого обеспокоила все остальные школы Гильдии, и совет архимагов, несмотря на то, что некроманты сами отказались от мысли использовать это заклинание, постановил изгнать их из состава гильдии, а на их школу наложить вечный запрет.
   Часть некромантов смирилась с решением совета и, для того чтобы остаться в Гильдии, была вынуждена переключиться на другие исследования, но таковых оказалось немного. Большая часть некромантов взбунтовалась и началась страшная в своей разрушительности война магов, известная в истории также, как и будущее название материка, к расколу которого она привела.
   Восточная сторона материка осталась под властью гильдии магов, но западную некромантам удалось отбить и сделать своим новым домом. Там, спустя годы, маги смерти возвели огромный мрачный замок из черного камня, нарекли его Некрополем и продолжили в нем свои исследования граней жизни и смерти.
   Именно туда и направлялся теперь чернокнижник в черном костюме из плотной ткани с толстыми кожаными пластинами и глубоким капюшоном. Капюшон полностью скрывал лицо чернокнижника, а толстая перчатка его левую руку, в правой же он держал в ножнах меч с тяжелой обсидиановый рукоятью.
   Он миновал утопающую в зеленоватом мареве тумана и ужасно смердящую долину умертвий, расположенную вдоль длинной и необычайно спокойной реки Стикс, по которой в некрополь доставлялись тела мертвецов для исследовании, затем уверенно и смело двинулся по петляющей тропе к возвышавшемуся в черных скалах мрачному Некрополю, а достигнув цели, сразу потребовал встречи с тремя старейшинами царства некромантов.
   Имя этого чернокнижника было здесь уже, очевидно, известно. К нему отнеслись с явным уважением, поспешили исполнить его требование и уже скоро чернокнижник предстал перед старейшинами некромантов – великими двухтысячелетними магами, последними из тех, кому лично довелось поучаствовать в войне Раскола.
   – Фауст, – глухим голосом произнес один из них – жилистый патриарх вампиров Кайн. – Мы о тебе наслышаны. Но зачем ты здесь? – спросил он, и с оттенком язвительности в голосе добавил: – Неужели князья Таларские, некогда укрывавшие моих сородичей в городе подавляющем саму их сущность, ныне сами нуждаются в убежище?
   И Сильвестр откинул за спину капюшон, открыто и прямо встречая неприязненный взгляд древнейшего из вампиров.
   – Раз уж вам известно кто я, – сказал он, – то и о цели моего визита, вы, должно быть, догадываетесь. Я не нуждаюсь в убежище, но ырки Диких земель вот-вот примут сторону моего врага в Мидгардской войне, а во всем мире есть лишь три силы сравнимые с силой темных колдунов этого народа – это силы чародеев Сандаана, волшебников гильдии магов и изгнанных из состава гильдии некромантов. Но так как я, подобно вам, был изгнан из гильдии, а Сандаан находится слишком далеко, остается лишь одна сила, к помощи которой я могу прибегнуть. Это ваша сила! И я нуждаюсь в ней, дабы было что противопоставить императору, когда мы сойдемся в последней битве.
   – А что помешает нам сдать тебя ему? – после секундного раздумья коротко спросил другой старейшина – костлявый архонт смерти Мортус с черной, как уголь, кожей и мутными белыми глазами без зрачков.
   Сильвестр ухмыльнулся.
   – Вам помешает крепость вашего братства, – без тени сомнения ответил он. – Вы никогда не сдадите своего, а я – один из вас.
   – Покажи нам свою руку, – попросил третий старейшина – полуразложившийся, но каким-то образом поддерживающий в себе жизнь, король-лич по имени Зигфрид, имевший один нормальный человеческий глаз, а другой из тлеющего адского уголька, парящего в пустой глазнице.
   И Сильвестр выполнил его просьбу. Он снял с левой руки перчатку и закатал рукав до локтя, обнажая голую кость, вместо живой плоти обтянутую холодной призрачной дымкой, повторяющей форму руки. Все трое старейшин с интересом воззрились на его призрачную руку, а лич, наконец, спросил:
   – Как это случилось?
   И Сильвестр сполна удовлетворил его любопытство.

   ***
   После всего, что случилось пять лет назад в Таларе, Сильвестр, опустошенный духовно и физически, скитался по северу Мидгарда, затерявшись в толпе таких же потерянных жителей материка. Не многие из простого люда знали князя Таларского в лицо, а его отчаяние в тех обстоятельствах, когда боги исчезли, город-миротворец пал, а правители семи королевств разом погибли, не бросалось в глаза – в отчаянии были все. Однако, ему было несколько хуже, чем остальным, ведь он во многом винил себя. Лица семи королей Мидгарда, десятков аристократов с совета в Таларе и сотен солдат с битвы на его улицах то и дело всплывали в памяти Сильвестра, а образы Себастьяна, с хищным взглядом занесшего нож над Адалиндой, и самой девушки, испускающей дух у него на руках, и вовсе преследовали его призраком во внутреннем взоре. Неудавшийся лорд Талара боролся с помешательством и вряд ли мог бы сказать, что именно толкнуло его сесть на паром в Раскол и под именем Фауста поступить в академию магии, но оказавшись там добился серьезных успехов.
   Обычно маги проводят в академии десятки лет, прежде чем могут похвастаться владением сколь-нибудь серьезными заклинаниями, а Сильвестр в первые же годы заработал себе славу весьма способного чародея. Он поражал своих учителей прекрасным внутренним контролем, способностью к сверхконцентрации и неиссякаемым запасом энергии, благодаря которым он добивался потрясающих результатов буквально во всем, несмотря даже на то, что широта его интересов распространялась едва ли не на все школы магии. Впрочем, все это было для него лишь ширмой. На самом деле Сильвестр был одержим одной единственной идеей – вернуть к жизни всех, кто по его вине погиб.
   Как бы ни был Сильвестр в те дни безумен, он, где-то в глубине души, догадывался, что его бредовое намерение не найдет в академии, почти две тысячи лет назад изгнавшей некромантов, понимания и отклика, и тщательно скрывал свои собственные исследования в запретных секциях библиотеки и заброшенных лабораториях, за обычными для всех учеников занятиями. Все остальные его успехи служили лишь для того, чтобы получить доступ к башне знаний на острове Эа, куда допускались только маги, достигшие определенного умения и ранга, и в библиотеке которой до сих пор хранились записи исследовании древних некромантов.
   Новые интересы сильно увлекли Сильвестра и со временем привели его в чувства, а мысли о мертвых заставили задуматься о тех, что были еще живы. Он стал интересоваться новостями из Мидгарда, узнал о поисках Хейнрика Эвана, о переговорах Бенедикта Тита с ырками Диких земель, о трудном положении Селенвуда и многом другом, включая и то, какие надежды на него возлагались. Сильвестр задумался о возвращении на материк и открытом противостоянии тирании своего брата Себастьяна.
   Впрочем, отказываться от своей затеи с воскрешением он тоже не спешил, тем более, что спустя три с половиной года обучения в академии магов, получил таки доступ к заветной башни и ее богатой библиотеке. Как и в библиотеке Талара, здесь хозяйничали своры маленьких любителей книг и полумрака – гоблинов. Эти противные создания, вечно мешающиеся под ногами, посапывая стоящие за спиной во время чтения и пугающие неожиданным шорохом в темноте, были единственными существами способными ориентироваться в таком обилии разных документов и отыскать книги и свитки на нужную тему. Еще одним плюсом этого народца было то, что они не распространялись о том, кто чем интересуется, благодаря чему Сильвестр по прежнему тайно, изучал магию смерти еще почти целый год. И вот однажды, основываясь на прочитанном в десятках древних книг по некромантии, Сильвестр решил провести ритуал собственного изобретения.
   Он достал из лаборатории демонологов скелет маленького существа, ошибочно принятый им за жертвенную кошку, и на крыше одной из башен академии приступил к ее оживлению. Длинное заклинание собранное из нескольких старинных формул, не глубокий надрез ритуальным кинжалом ладони левой руки, уроненная на скелет капля крови и, мгновение спустя, Сильвестр испустил вопль нестерпимой боли. Плоть отделялась от его руки, словно растворяемая в кислоте, и оседала на скелет из лаборатории демонологов, постепенно превращая руку Сильвестра в голую кость, а скелет в похожее на мартышку существо, но с рогами, копытцами, кошачьими глазами, раздвоенным язычком и небольшими обожженными крыльями за спиной.
   Четверть часа и ритуал был завершен, ценою руки, но успешно. Правда результаты заставили Сильвестра озаботиться о последствиях. Некромантия в академии была запрещена под страхом смерти, но избавиться от возвращенного с того света демона у Сильвестра попросту нехватило духу, тот долгое время казался сильно напуганным и абсолютно беспомощным; он был вынужден заново учиться ходить, летать и говорить. Зато когда демон окреп, Сильвестр не пожалел, что оставил его в живых: быстрый, скрытный, с магическими способностями и чрезвычайной хитрый бес по имени Тецкатлипок или просто Тц оказался весьма ценным и полезным союзником, за спасение ставшим верой и правдой служить Сильвестру.
   Кость своей руки Сильвестр обработал составом нерушимой крепости и спрятал за длинным рукавом и перчаткой, оправдывая их постоянное ношение сильным ожогом, однако бесконечно скрывать оживленного беса в академии магов Сильвестр не мог. Какое-то время он успешно выдавал его за искусственно созданного гомункула, но скоро, кто-то из преподавателей демонологии узнал в нем, погибшего в результате грубой ошибки при призыве, демона. В Гильдии грозил разразиться настоящий скандал: впервые за тысячу лет ученик ее академии был уличен в некромантии. И Сильвестр, зная что это преступление карается смертью, не стал дожидаться суда и бежал из академии и Гильдии.

   ***
   Эта история принесла чернокнижнику Фаусту известность среди некромантов задолго до его появления в Диких землях, но услышать ее из собственных уст Сильвестра и воочию увидеть результат его колдовства было очень важно для старейшин. Призрачная рука подтверждала истинность слов лорда Талара о его принадлежности к братству некромантов, что в глазах старейшин было поводом к доверию, однако, не настолько, чтобы принять его призыв к выступлению против могущественного союза ырок Диких земель и Мидгардской империи.
   – Как ты выбрался из академии и покинул территорию гильдии магов? – задал Мортус вопрос, пожалуй все еще настораживающий всех старейшин. – В последний раз, когда некроманты покидали Гильдию раскололся целый материк, но тогда нас было много, а ты сумел бежать один. Как?
   Сильвестр пожал плечами.
   – Мне помогли, – просто ответил он, словно говорил о чем-то скучном и будничном, – Люсиль и Мефала.
   Но эти имена заставили трех старейшин встрепенуться от удивления, а адский глаз короля-лича при их упоминании загорелся алым пламенем. Когда-то его подарила личу одна из названных Сильвестром демониц.
   – Люсиль и Мефала? – переспросил он. – Сестры-королевы Ада?!
   И Сильвестр поведал старейшинам продолжение своей истории.

   ***
   Покинуть академию магов и тем более миновать территории Гильдии для человека уличенного в некромантии действительно было практически невозможно, и Сильвестр, за годы учебы хорошо изучивший огромное здание академии, укрылся в одной из заброшенных лаборатории крайне редко посещаемого крыла, но проблема бегства таким образом продолжала иметь место. Нечего было и думать с помощью обмана, чар, силой или скрытно преодолеть обширные территории Гильдии, где каждый шаг обещал встречу с обученным магом. Поэтому Сильвестр сразу прибег к крайнему средству.
   – Тц, – обратился он к Тецкатлипоку, – ведь вы, демоны, любите заключать разного рода сделки, не так ли?
   – Обожаем, – подтвердил бес. – Мы будим в уязвимом человеке желания и страсти, а затем, приходим на помощь, чтобы удовлетворить их в обмен на то, что нам нужно. Порой люди обращаются к нам сами и тогда выполнить их требования может быть крайне затруднительно, но чувства наших должников, их тревога, стыд, вина, беспокойство с лихвой окупают затраченные усилия, не говоря уже о том, что мы требуем чего-то взамен и всегда такого, с чем трудно расстаться или попросту невыполнимо.
   – А может ли кто-то из твоих сородичей помочь нам выбраться отсюда?
   Тецкатлипок задумался.
   – Пожалуй, – наконец ответил он. – Существует древняя система порталов, с помощью которой можно попасть куда угодно. Гномы и таны, когда-то создавшие эти порталы, рассорились и позабыли о них, а ангелы никогда ими и не пользовались, ибо портал в парящий город и с него создать нельзя, да и на землю они, за редким исключением, не спускаются. Ныне эти врата, по имени единственного народа знающего об их существовании и пользующегося ими, называться демоническими. Однако, не каждому демону дано право пройти через них. Лишь несколько архидьяволов с самой вершины нашей иерархии могут активировать врата, соответственно, лишь эти несколько архидьяволов могут помочь нам выбраться с Раскола, но, как я уже сказал, потребуют что-то взамен.
   Сильвестр ухмыльнулся.
   – Думаю я смогу предложить хорошую цену, – сказал он. – Призови их!
   – Да, мой князь, – с готовностью отозвался Тц и, пальцем начертив на стене лаборатории неровный круг, принялся быстро вписывать в него какие то слова и фигуры, сопровождая свои действия шепотом заклинаний. Каждая из этих фигур в ответ на свое заклинание мгновенно вспыхивала алым огнем и тут же гасла, а когда угасла последняя, таким же пламенем зажегся обрамляющий их круг. Тогда бес разомкнул границу круга, стерев малую его часть, и из него вырвался густой столб дыма, в котором, по мере его рассеивания, стали угадываться фигуры двух доверительно облокотившихся друг на друга спиной к спине женщин.
   В отличие от Тецкатлипока, похожего на обезьянку, Люсиль и Мефала имели человеческое обличье, но волосы из огня, изящно изогнутые рожки на головах, опаленные крылья за спиной и длинные, тонкие и чрезвычайно подвижные остроконечные хвосты, – все отличительные черты демонов, от низших бесов до верховных архидьяволов, – присутствовали и у них.
   – Мы почувствовали твое возвращение, братец Тец, – произнесла одна из демониц, исчезая в пламени, из-за чего ее сестра чуть не упала, и, мгновение спустя, в пламени же появляясь возле беса и трепля его, как кошку, за ухом. – Ты погляди, сестра, и правда живой! А это кто с тобой? – обратила она внимание на Сильвестра. И, вновь исчезнув в пламени, объявилась уже нос к носу с лордом Талара, едва ли не соприкоснувшись с ним. Демоница кончиком хвоста провела между своим и его лицом, сдвинув прядь волос Сильвестра с его лба и ее пылающие огнем глаза встретились взглядом с его глазами. Демоница была невероятно прекрасна, но волосы ее и глаза напоминали лорду Талара Адалинду, а вместе с ней и ее смерть, и события приведшие к ней и последовавшие за нею. Поэтому взгляд Сильвестра остался холодным, а демоница, не найдя отклика своему очарованию, но продолжая смотреть в глаза лорду Талара, отступила. – Какой серьезный!
   – Отстань от него, Мефала, – раздался приятный обволакивающий голос другой демоницы, медленным изящным шагом приближавшейся к ним, попутно вырисовывая на полу лаборатории узоры твердым как метал кончиком хвоста. – Ты своим напором любого отпугнешь. – И обращаясь к Тецкатлипоку сказала: – Рада твоему возвращению, Тц. Представь нам своего спасителя!
   Тецкатлипок поклонился своим королевам, самым древним из демонов и последним представительницам первого поколения этого могущественного народа, рожденным еще в начале третьей эпохи, и поспешил исполнить их просьбу.
   – Ваши величества… – начал было он, но Сильвестр представился сам.
   – Мое имя Сильвестр Рашуа, князь Таларский и лорд Д’Этто, и я прошу вас, королев Ада, предоставить мне доступ к демоническими вратам, – не откладывая, сообщил Сильвестр демоницам чего хочет.
   Дерзкая Мефала и томная Люсиль переглянулись.
   – Стало быть, призвал ты нас не потому что соскучился!? – обращаясь к Тецкатлипоку поинтересовалась Мефала, манерно изображая обиду.
   Тц виновато пожал плечами.
   – Что-ж, – протянула тем временем Люсиль. – И что ты, князь падшего Талара и давно забытого Д’Этто, можешь предложить взамен за право пользоваться нашими вратами? Если все, что я о тебе знаю правда, то твой брат тебя предал, отец погиб по его воле, а любимая девушка от его руки; твои земли в запустении, а город в руинах; имя свое ты скрываешь, тело искалечено некромантией, а кое-какие источники из Храма бога-человека указывают на то, что и с душой твоей не все ладно – боюсь у тебя не осталось ничего, что имело бы для нас хоть какую-то ценность, а услуги без платы демоны не предоставляют.
   – Ничего личного, – вставила Мефала, – традиции. Жаль что братец Тец не объяснил тебе этого раньше, но, в любом случае, приятно было…
   – Я верну вам небесный город, – спокойно перебил ее Сильвестр.
   Сестры вновь переглянулись.
   – А князь-то не промах, – после минутного молчания заметила сестре Мефала.
   – Не шути так с нами, Сильвестр, – сказала Люсиль и вся томность в ее голосе куда-то исчезла. – Единственный соблазн, который демоны тысячелетиями не могут удовлетворить – это вернуть Эдем. Но таков порядок: ангелы живут на небесах, а демоны – на земле и в той полости под землей, именуемой адом, в которой мы отдыхаем от тяжких земных трудов. Мы не можем этого изменить.
   – Так было раньше, – подтвердил Сильвестр, – однако теперь, осколок порядка не принадлежит миру и скоро все правила, установленные после окончания первой Великой вражды, будут нарушены. Вы, как прямые потомки первородных, должны были уже почувствовать это.
   – Пусть так, – согласилась Люсиль, – но я все еще не до конца понимаю, как именно ты можешь помочь нам вернуть небесный город?
   – Как и тысячи лет назад, сейчас в мире зарождаются две силы, – за и против обладателя осколка порядка, – которым суждено столкнуться в новой Великой вражде. Когда это произойдет, мир навсегда изменится, но он будет таким, каким эти силы его создадут. Я представляю одну из этих сил, – сказал Сильвестр, – и, с вашей помощью, могу постараться изменить мир так, чтобы это было выгодно вам.
   – И почему мы должны принять твою сторону? – спросила Мефала.
   – Потому, – ответил Сильвестр, – что мой брат вам небесный город не предлагал.
   Сестры-королевы Ада в очередной раз переглянулись.
   – А князь-то не промах, – повторила Мефала, подмигивая сестре.
   – Да будет так, – кивнула Люсиль, а Мефала щелкнула хвостом, словно кнутом, и в стене лаборатории разверзлась пылающая щель. – Идем! – пригласили они за собой Сильвестра. – Мы научим тебя пользоваться вратами.

   ***
   На этом месте лорд Талара закончил свой рассказ старейшинам некромантов.
   – Что-ж, Сильвестр, – произнес король-лич Зигфрид, – ты поведал достаточно, позволь и нам кое в чем тебе признаться…
   – Если вы о том, что прежде чем искать союза с ырками Диких земель, император призывал в союзники магов Гильдии и некромантов, то не утруждайтесь, – прервал Зигфрида Сильвестр. – Мне об этом известно. Вы отказали, и это еще одна причина, по которой я обратился к вам. Впрочем, отдавая должное академии магов, многому меня научившей, гильдия тоже отказала в помощи императору.
   – Откуда ты знаешь об этом? – спросил неприятно удивленный осведомленностью лорда Талара патриарх вампиров Каин.
   – В бытность мою учеником академии магов, я интересовался происходящими на Мидгарде событиями, визит имперского посольства во главе с Бенедиктом Титом к архимагам Гильдии наблюдал лично, а в последний год новостями меня снабжал еще и Тецкатлипок. Что ни говори о бесах, а шпионы и разведчики они превосходные.
   – Но знаешь ли ты, чего именно хотел от нас император? – уточнил архонт смерти Мортус.
   – Воскресить титана Тифуса, я полагаю, – спокойно ответил Сильвестр. – Себастьян много времени проводит у его кургана.
   Трое старейшин обменялись озадаченными взглядами.
   – Именно так, – подтвердил Каин. – И пусть без нашей помощи и помощи магов гильдии это займет у императора больше времени, но силой осколка порядка он поднимет Тифуса из могилы, а с таким союзником твоя способность противостоять «Воле Кроноса» перестанет быть для него проблемой. Почему тебя это не беспокоит?
   Сильвестр запустил призрачную руку в складки своего костюма и вынул оттуда прихваченный из башни знаний Гильдии старинный свиток пергамента, перетянутый черной лентой со своеобразным вензелем в виде буквы «Z».
   – Потому, что у меня для вас кое-что есть.
   – Что это? – поинтересовался Зигфрид и его тлеющий глаз снова загорелся, словно он узнал в этом свитке нечто давно знакомое.
   – Та магия, – отозвался Сильвестр, – за одну мысль о приведении которой в исполнение вы были изгнаны из академии. – Он приблизился к трону короля-лича и с поклоном вручил ему свой дар. – И судя по вензелю на ленте, – добавил князь Таларский, – это ваше, Зигфрид.
   – Неужели, – с трепетом принял король-лич протянутый ему Сильвестром свиток. – «Голиаф»! Мое величайшее творение и апогей могущества некромантов! И ты позволишь нам им воспользоваться?!
   – Разумеется, – сказал Сильвестр. – Если вы присоединитесь ко мне.
   Зигфрид решительно сжал свиток в кулаке, поднялся со своего трона и, сделав шаг по направлению к князю Талара, вернул ему поклон.
   – Ты несомненно поразил меня своим рассказом, Сильвестр Таларский, – с чувством произнес древний лич, – у тебя сильные союзники, могущественное оружие и перспективный план… можешь на меня рассчитывать!
   Патриарх вампиров в знак согласия с Зигфридом молча кивнул со своего трона, а архонт смерти сделал какой-то неопределенный жест рукой. Но их реакция не особо волновала Сильвестра, для его целей достаточно было поддержки короля-лича – самого могущественного и влиятельного из старейшин некромантов.
   – Благодарю вас, ваше величество, – поблагодарил короля-лича Сильвестр. – Вы знаете где взять необходимые для заклинания компоненты, не так ли? Встретимся на месте!
   И, поклонившись другим двум старейшинам, развернулся к выходу. Однако, не успел он сделать и несколько шагов, как дверь залы отворилась и вошедший некромант с заметным волнением в голосе доложил:
   – Делегация магов Гильдии требует аудиенции совета старейшин.
   Кайн, Зигфрид и Мортус переглянулись. Визит представителей Гильдии в Некрополь был событием неслыханным и сами старейшины растерялись, будучи застигнуты врасплох такой неожиданностью.
   – Пригласите их, – предложил Сильвестр. – Нам ведь известно зачем они пожаловали.
   Действительно, когда маги Гильдии вошли и с взаимной холодностью обменялись со старейшинами некромантов церемонным приветствием, первыми словами их главного – архимага Жофэра – было:
   – То, что вы держите в руках, магистр Зигфрид, было украдено из нашей башни знании. И мы хотим это вернуть.
   – Вообще-то, – холодно возразил король-лич, – этот свиток, спустя тысячи лет, наконец возвращен истинному его владельцу. О какой краже может идти речь?
   – Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, Зигфрид, – уже жестче сказал Жофэр. – Из-за этого свитка однажды уже разгорелась война. Ему не место в руках некроманта. Вы должны вернуть его нам!
   – Иначе что? – вызывающе спросил Мортус.
   В зале возникло напряжение, но Зигфрид жестом призвал всех успокойся.
   – А в чьих руках ему место? Зачем вам свиток? – спросил лич мага. – Собирать пыль на полках вашей библиотеки? Или на сей раз вы хотите его уничтожить? В любом случае позвольте вам напомнить, что война уже идет, а Гильдии, как и нам, известно, чем занимается на Мидгарде император и какую силу он собирается пробудить, чтобы в этой войне использовать. Вы отказали ему в помощи, честь вам за это и хвала, однако, вы должны понимать, что ни наш, ни ваш отказ не остановит Себастьяна: с осколком порядка он, рано или поздно, поднимет Тифуса и колдуны ырок не хуже нас помогут ему в этом. И что тогда?
   – Вы не хотите войны между нами, мы тоже, но как вы остановите ту войну, что таится на Мидгарде? – подхватил Кайн речи Зигфрида. – Отняв у нас свиток? Но то чего вы так опасались, пытаясь запретить нам воспользоваться им, уже происходит и происходит без нашего вмешательства, а чтобы это остановить, как ни парадоксально, настала пора нашему заклинанию быть использованным. И если Гильдия считает также, будет все же лучше если используем его мы, а не маги две тысячи лет не имевшие дел с некромантией.
   Жофэр в глубоком раздумье кусал губы. Доверять свиток с заклинанием «Голиаф» некромантам ему очень не хотелось, но будучи одним из архимагов Гильдии он присутствовал на встрече с посольством императора Себастьяна и действительно знал о его планах. Более того, как проницательно заметил Кайн, после визита Бенедикта Тита Гильдия сама намеревалась использовать «Голиаф», но Жофэр разделял беспокойство некромантов по этому поводу и понимал, что они справятся с этим лучше.
   – Вы хоть понимаете какую мощь пробудит использование этого заклинания? – спросил он, этим вопросом на мгновение откладывая уже принятое решение.
   – Разумеется, – усмехнулся лич, – ведь я его создал. Но не меньшую мощь пробудит император, и потому «Голиаф» – единственное, что сможет его остановить.
   Жофэр нервно сглотнул, все еще не решаясь высказать то, на что уже почти решился.
   – Что-ж да будет так, – наконец проговорил он к удивлению сопровождавших его магов. – Как уполномоченный делегат от руководящего совета архимагов Гильдии, заявляю: вы, маги Некрополя, можете оставить свиток с заклинанием «Голиаф», дабы использовать его против императора; но при одном условии – свиток должен находиться под постоянным наблюдением магов Гильдии, а его использование проходить под их контролем.
   Зигфрид с достоинством поклонился.
   – Вы мудрый маг, Жофэр, – сказал он. – Я принимаю ваши условия и почту за честь, если вы лично окажетесь среди магов Гильдии, которые будут сопровождать нас на Мидгард.
   Архимаг, в свою очередь, отблагодарил короля-лича за столь лестные слова поклоном, явно недовольный случившимся Мортус скривил лицо, а Сильвестр, неожиданно заполучивший в союзники еще и гильдию магов, напротив, будучи весьма доволен таким поворотом, вновь направился к выходу из залы.
   – Один вопрос, Фауст, или Сильвестр, не знаю как тебя теперь называть, – остановил его Жофэр, в то же время отправляя кого-то из магов своей свиты с докладом архимагам Гильдии о решении заключить союз с Некрополем. – Что за сила позволила тебе противостоять «Воле Кроноса» и можем ли мы в этой войне рассчитывать на нее вновь?
   – Буду честен, архимаг, этого я не знаю, – ответил князь Таларский и, продолжив свой путь, добавил: – Как раз собираюсь выяснить.

Глава XVI

   Прежде чем выяснить, что за сила помогла ему противостоять мощи древнего артефакта, Сильвестр думал навестить старого друга, поэтому, когда Некрополь остался немного позади, Сильвестр остановился в мрачном и сыром пролеске, огляделся по сторонам и, никого не обнаружив, громко, но коротко, свистнул. В ответ на этот зов, рядом с князем Талара раздался слабый треск и в пяти шагах от него в снопе искр появился Тецкатлипок. Маленький демон на четвереньках пробежал разделявшее его с хозяином расстояние и по одежде Сильвестра взобрался к тому на руку.
   – Ты нашел его? – спросил Сильвестр, продолжив свой путь к юго-восточному берегу земель некромантов.
   – Да, милорд, – ответил бес, – деревня действительно на острове, как мы и предполагали, но не на том, на который мы бежали через демонические врата, а на соседнем.
   – Хорошо, – похвалил беса Сильвестр. – Теперь лети на Мидгард, разведай обстановку в империи! Если Зигфрид прибудет в Талар или наступление на Селенвуд произойдет раньше, чем я рассчитывал, найди меня! Если же нет, продолжай сбор информации и жди! Я отправлюсь к ыркам на Дикие земли, затем вернусь на Мидгард и через Маринополис, Халдор и Маунгат прибуду в горы Ургуро. Там и встретимся.
   – Слушаюсь, княже, – отозвался Тц.
   И бес, получивший новое задание, сорвался с руки князя Таларского, парой взмахов обожженных крыл поднялся в воздух и, с легким треском рассыпавшись искрами, исчез. Сильвестр же продолжил свой путь на юго-восток и вскоре уперся в высокий обрыв над скалистым проливом. Двигаясь вдоль скал, он не без труда отыскал ветхую лодку, на которой несколькими днями ранее приплыл с одного из осколков Раскола, и теперь отплыл на ней уже к другому осколку.
   Море между двумя половинами материка и его островами всегда было спокойным и для Сильвестра не составило труда преодолеть его даже на столь ненадежном суденышке, а добравшись до восточного острова, он вытащил лодку на песчаный берег, миновал пляж и, немного побродив по дикому лесу, наткнулся на ухоженную тропинку, которая, спустя некоторое время, привела его к довольно большой и оживленной деревне.
   Кому-то другому расположение этой, с виду обычной, деревни могло показаться странным, но Сильвестр, очевидно, заранее знал о ее существовании и ожидал ее здесь найти. Тем не менее, для князя Таларского эта деревня тоже была весьма любопытной и он внимательно в ней осмотрелся, но поселение, расположенное посреди леса, расположенного, в свою очередь, на острове посреди моря, между территориями гильдии магов и землями некромантов, оказалось (за исключением все того же неподобающего расположения) вполне обычным.
   Сбитые из дерева дома и сараи, склады и амбары; выложенные камнем мельница на холме и кузница в низинке; небольшие, но аккуратно возделанные земледельческие поля на севере от деревни, и обилие крупного и мелкого скота на пастбищах к югу – являли собой картину, неожиданно для таких мест, пасторальную, спокойную и мирную. Под стать оказались и люди эту картину оживлявшие. Дети помладше в испачканных широких рубашках и потертых штанах резвились во дворах, ребята постарше помогали взрослым в полях и на пастбищах, а сами взрослые, помимо полевых работ, занимались, в зависимости от пола, готовкой и стиркой или разделкой добытых на охоте туш животных и подготовкой рыболовных снастей.
   Единственным, что в этой деревне могло показаться действительно странным, был нездоровый культ волка, заметный здесь буквально всюду. Каждый житель деревни, без исключения, носил на шее амулет в виде волчьего клыка или когтя, единственная в деревне таверна называлась «Волчий бог», а на решетках неизвестно для чего предназначенных железных клеток, видневшихся за некоторыми деревенскими постройками, были выкованы изображения оскаленной морды этого зверя. Впрочем, эта странность лишь убедила Сильвестра в том, что он прибыл именно туда, куда ему было нужно.
   – Эй, малыш! – обратился он к одному из детей, игравших на деревенской площади в кости, – где мне найти Вульфрика?
   И он не ошибся. Это была та самая деревня, о которой упомянутый оборотень когда-то рассказал Сильвестру. Все ее жители были подвержены проклятию ликантропии, но после падения Талара именно она становилась самым удобным и безопасным местом для всех оборотней мира, а значит, именно сюда должен был вернуться после Таларской битвы давний знакомец Сильвестра Вульфрик. Так оно и оказалось. Лорду Талара сразу указали дом достойного оборотня.
   – Княже, – едва отворив дверь своего скромного жилища, бросился обнимать Сильвестра Вульфрик. – Стало быть, вы правда живы!
   Он заметно изменился за прошедшие годы. Некогда высокий и сухощавый оборотень охотничьих угодий Титании, в деревне оброс жирком, набрал вес и превратился в гору мышц. Если уже пять лет назад в образе волка он представал всерьез пугающим и могучим зверем, то страшно было даже представить, в какого разрушительного монстра он должен был обращаться теперь.
   – Я тоже рад видеть тебя, Вульфрик, – искренне порадовался встрече Сильвестр. – Я всегда буду благодарен тебе за помощь, оказанную мне, и за смелость, проявленную в борьбе с моим братом.
   – Да что там, – смутился великан, пропуская князя Таларского в свое скромное жилище.
   И они в приятной беседе поведали друг другу о том, что с ними произошло после памятной битвы при Таларе. Сильвестр вкратце повторил сказанное ранее некромантам, а Вульфрик рассказал свою историю.

   ***
   Очнувшись в разрушенном городе-миротворце, оборотень по удаляющимся звукам битвы понял, что сражение переместилось за стены города и, стало быть, войска Титании отступали. От сильного удара спиной, после того как Себастьян швырнул его о стену, у Вульфрика ныло все тело, но он, пусть и с трудом, поднялся на ноги. Талар утопал в облаках пыли, лужах крови и стонах боли. Вокруг мельтешили солдаты ополчения. Те, что были ранены легко, оказывали посильную помощь тем, кому повезло меньше и стаскивали в кучи трупы тех, кому помочь было уже невозможно. Вульфрику казалось, будто он видел и Сильвестра, возведя очи горе, прижимавшего к себе бездыханное тело рыжеволосой девушки, но то был лишь короткий миг, после которого Вульфрик вновь потерял сознание.
   Снова очнувшись, Вульфрик обнаружил, что Талар, за исключением оставленных в нем тел умерших, опустел. Волочащимся шагом направился он за стены города, где еще стояли лагерем несколько отрядов ополчения Мидгарда и там узнал, что войска Титании действительно отступили, но преследовать их никто не решился. Вмешательство богов в битву при Таларе образовало бреши в рядах армии новоявленного императора Себастьяна, но даже несмотря на понесенные потери, она все еще значительно превосходила наскоро собранное ополчение народов Мидгарда и стоило императору реорганизовать свои войска, оставшееся без поддержки богов ополчение не продержалось бы в открытом бою и часа. Поэтому, вместо того, чтобы гнать дезорганизованные войска Титании, ополченцы Мидгарда предпочли усилить собственные позиции и отступили в противоположную сторону, а потом и вовсе разошлись по своим королевствам.
   Вульфрик же остался с жителями Талара, собравшимися на обширной равнине вдоль южной дуги Малого торгового кольца. Все это были отчаявшиеся и лишившиеся жилья беженцы и утратившие последнее укрытие изгои. Первые дни они провели на Таларской равнине вместе, постепенно вынося свои пожитки из городских развалин, но со временем стали понемногу разбредаться в поисках нового места жительства.
   Следующие несколько месяцев Вульфрик скитался по лесам и горам Таларского княжества, понимая, что в деревнях может быть опасен для жителей, однако, выживать в одиночку на просторах природы становилось с каждым днем все сложнее. И он присоединился к стае оборотней павшего Талара.
   Стало проще, но продолжалось это недолго. Сначала жизнь усложнили отряды охотников за нечистью, образованные в ответ на зверства некоторых других групп Таларских изгоев, а потом в княжество вернулись войска императора. В отличие от ведьмаков, Себастьян не собирался истреблять бывших жителей города-миротворца, напротив, он, зная насколько могущественны некоторые из них, стремился привлечь их на свою сторону, а те, в надежде на жизнь, без гонений, легко поддавались его уговорам.
   Так вся стая Вульфрика, предпочитая меньшее (с их точки зрения) зло большему, в обмен на защиту от ведьмаков перешла на службу к императору, и только Вульфрик, собственными глазами видевший все преступления Себастьяна, не смог этого сделать. Вновь ощутив на себе все тяготы одинокого выживания, он, наконец, принял единственное остававшееся ему решение – вернуться домой, в деревню оборотней на небольшом острове Раскола, где, как оказалось, очень многое со времен его бегства изменилось, но только в лучшую сторону. Там он и жил в покое и довольствии уже чуть более трех лет.

   ***
   За воспоминаниями и рассказами Сильвестр и Вульфрик не заметили как на улице стало смеркаться, а со двора начали доноситься странные звуки. Князь Таларский с интересом выглянул в окно и увидел как из некоторых домов выходят с факелами жители деревни и провожают с полдюжины одетых в одно исподнее людей к, замеченным им еще днем, железным клеткам. Поймав вопрошающий взгляд своего гостя, Вульфрик предложил тому выйти и посмотреть на еженощный обряд местных оборотней, принятый лишь несколько лет назад.
   Когда Сильвестр и Вульфрик вышли из дома, каждого из полудюжины оборотней уже заперли в отдельную клетку, а спустя четверть часа началось их превращение. Страшно и неестественно изгибаясь, доселе мирные и спокойные деревенские жители, становились огромными хищными зверьми, в необузданной ярости мечущимися внутри своих клеток. Железные решетки были призваны сдерживать оборотней в ночи их луны от кровопролития, но никак не могли справиться с их буйством. Кидаясь на решетки своих клеток мощные звери прогибали их прутья, один из оборотней опрокинул свою клетку, а еще одному удалось даже сорвать с петель дверцу и выбраться.
   Вырвавшийся оборотень, пылая яростью, рыча и скаля клыки, обвел звериным взглядом собравшуюся толпу людей и, безошибочно выбрав единственно среди них не являвшегося оборотнем, двинулся на Сильвестра. Вульфрик хотел было прикрыть его собой, но тот был уже не таким беззащитным, каким виделся оборотню пять лет назад. Князь Таларский спокойно отстранил Вульфрика правой рукой, а левую в перчатке протянул в сторону приближавшейся оскаленной волчьей морды, при этом открыто глядя прямо в залитые кровавой пеленой глаза зверя. Громадный оборотень вытянул шею в направлении призрачной руки, принюхался, затем, скорее испуганно, нежели с угрозой, оскалился и вдруг, ощетинившись вставшей дыбом шерстью, поджал хвост и отступил. Еще через мгновение он развернулся и, быстро засеменив, исчез в темноте. Он бежал в сторону леса, однако никто даже не подумал его догнать или остановить, напротив, все жители деревни оборотней, исключая разумеется запертых в клетках, стали расходиться по домам.
   – Ничего страшного, с острова никуда не денется, – пояснил Вульфрик такую реакцию жителей деревни и тоже двинулся в сторону дома. – Убьет какого-нибудь зверя в лесу и все на этом. Утром наши егеря найдут и заплутавшего оборотня и его жертву, мясо убитого животного пустят на жаркое или похлебку, шкуру на одежду, а кости на плуги, украшения или кухонную утварь.
   – А те что в клетках? – спросил Сильвестр, удивляясь, как продуманно в этой деревне мирное существование оборотней, в остальном мире считающихся чудовищами.
   – Побьются в прутья решетки пока не устанут, а утром будут обессиленными и зверски голодными, но зато без крови на устах.
   Сильвестр понимающе хмыкнул и они с Вульфриком вернулись в дом. Настало время князю Талара перейти к главной цели своего визита, но став свидетелем того, сколько спокойна и размеренна стала жизнь оборотня, он засомневался, стоит ли своей просьбой отрывать от нее Вульфрика и возвращать его из повседневностей быта в гущу событий и пламень войны.
   – Друг мой, – все же начал он, – я искал тебя с вполне определенной целью: призвать на войну против императора. Однако, видя в каком достойном мире ты живешь, засомневался. Я бы все отдал за то, чтобы иметь то, что имеешь сейчас ты и жить так, как ты здесь живешь. Поэтому я не стану, как намеревался, просить тебя и твою стаю присоединиться ко мне, а всего лишь напомню, что где-то там, далеко, готовится война, каких тысячи лет никто не видывал. То война Мидгарда, и я искренне надеюсь что Раскол она не затронет, однако и быть полностью в этом уверенным я не могу. Подумай об этом! Если захочешь убедиться в том, что этой деревне – единственному островку покоя и мира для оборотней, – ничего не угрожает, или, если это не так, то защитить его, просто найди меня. Завтра я отправлюсь на Дикие земли, ближайшие месяцы проведу в скитаниях по свободным еще королевствам Мидгарда, затем через горы Ургуро и Таларские земли пойду на помощь рибхукшанам Селенвуда, чем и начну открытое противостояние Себастьяну.
   Вульфрик не ответил. Вообще, после этих слов ни он, ни Сильвестр больше не возвращались к разговору о предстоящей Мидгарду войне, но князь Талара догадывался, что после его ухода, оборотень будет думать только о ней и об угрозе, которую она из себя представляет миру. Ему было немного совестно за это, и все же… так было нужно.
   Остаток ночи Сильвестр провел в деревне оборотней, а на утро отправился в дальнейший путь.

   ***
   Тем временем в Мидгарде, на мысе Курган Тифуса, названном так в честь некогда погребенного там титана, император Себастьян Таларский принимал двух ближайших своих сторонников: Бенедикта Тита, вернувшегося после длительного отсутствия с Раскола, чтобы сообщить об отказе магов и некромантов присоединиться к империи; и Хейнрика Эвана, до сих пор выполнявшего приказ императора, данный ему долгих пять лет назад.
   – Говори, Хейнрик, – распорядился Себастьян, стоя над пространной ямой с исполинскими костями погибшего тысячи лет назад титана. Раскопки давно были завершены и сейчас император сосредоточивал на останках титана мощь осколка порядка, отматывая для них время, дабы вернуть Тифуса к жизни, но пока единственным результатом было то, что кости, окаменевшие за годы проведенные под землей, стали немного светлее и мягче.
   – Кажется, я наконец наткнулся на разгадку тайны той силы, что преодолела мощь «Воли Кроноса», повелитель, – сказал бледный генерал, выступая на шаг ближе к императору.
   Себастьян оторвался от своего занятия и, повернувшись к Хенрику, полностью сосредоточил на нем все свое внимание, показывая тем самым, что данный вопрос для него пожалуй даже важнее, чем воскрешение титана.
   – Продолжай!
   Хейнрик поклонился.
   – Я не единожды повторил путь Сильвестра по семи королевствам Мидгарда, посетил Сандаан, отыскал возницу дилижанса, на котором ваш брат пять лет назад прибыл в Талар, а оказалось, что когда я потерял его из виду в горах Ургуро, Сильвестр был похищен орденом хранителей Храма бога-человека, дабы провести над ним ритуал экзорцизма.
   – Одержимость? Демон!? – на мгновение задумался Себастьян. – Нет, не может быть. Ни одно существо из нашего мира не способно совладать с мощью осколка порядка.
   – Так и есть, повелитель, – подтвердил Хейнрик. – Ритуал не удался. По словам храмовников, (а так как вы дозволили мне применять пытки, их словам можно верить) Сильвестр одержим сущностью неведомой нашему миру. Все чего им удалось добиться могущественным обрядом, обычно легко вырывающим скверну из одержимых, слово «Фауст».
   – Фауст? – вмешался в разговор Бенедикт Тит. – Это имя одного из учеников академии магов Раскола. Того самого, что недавно бежал из Гильдии, будучи уличенным в некромантии. Вы могли слышать о нем: весть о его успехе в опыте с воскрешением просочилась уже далеко за пределы Раскола. Но чего за пределами Раскола еще не знают, так это то, что после бегства Фауста маги провели ревизию артефактов, оставшихся от древних некромантов, и недосчитались свитка с заклинанием «Голиаф», которое никогда не было применено, но в теории способно поднять титана.
   Император перевел взгляд на Бенедикта.
   – Ты хочешь сказать, – стараясь сохранять спокойствие и потому четко проговаривая каждое слово, начал он, – что мой брат некоторое, впрочем довольно продолжительное, время находился у тебя прямо под носом и ты не распознал его? А теперь заявляешь, что у него есть то, ради чего собственно затевались наши переговоры с Гильдией и Некрополем и благодаря чему мой враг может заполучить в союзники титана раньше, чем тоже самое сделаю я?!
   Себастьян резко повернулся к Бенедикту Титу спиной, словно не желая больше разговаривать с тем, кто так подвел его, и молча продолжил распределять силу осколка порядка по останкам Тифуса.
   – Повелитель, – виновато и нерешительно начал оправдываться бывший регент Талара. – Самые могущественные из колдунов и шаманов ырок Диких земель вскоре прибудут в Тифусбург, дабы помочь вам с воскрешением. Дело пойдет значительно быстрее. Что до Сильвестра, то сюда он не сунется, – это глупо, – а где находятся останки другого титана всем нам прекрасно известно. Прикажите устроить засаду в Таларе и мы разом решим все проблемы!
   – Я готов, – поддержал идею Бенедикта Хейнрик.
   – Нет, – охладил их пыл император, продолжая отматывать время для костей Тифуса. – Не нужно. Даже если Сильвестру удастся поднять Кроноса, то будут лишь движущиеся кости великого титана. Для моего Тифуса из плоти и крови это не противник. Меня больше интересует то заклинание брата, о котором я действительно слышал раньше – то, которым он воскресил беса и из-за которого потерял руку. – Император на минуту умолк, а потом, не оборачиваясь, распорядился: – Бенедикт! Сейчас же возвращайся на Раскол, в Гильдию и Некрополь! Не думаю что магов будет сложно уговорить принять мой союз после того как Некрополь встал на сторону Сильвестра, впрочем, если среди некромантов есть кто-то, еще не согласный с решением их старейшин, я хочу чтобы он тоже служил мне!
   – Слушаюсь, повелитель, – поклонился Бенедикт Тит.
   – А ты Хейнрик, – продолжал Себастьян, – отправишься к ыркам. Если где и есть информация о сущностях не из нашего мира, то только в их шатрах-курильнях.

Глава XVII

   Пока Бенедикт Тит и Хейнрик Эван готовили свои корабли к отплытию на Раскол и Дикие земли, Сильвестр, воспользовавшись демоническими вратами, уже покинул одно из этих мест и прибыл на другое.
   Архипелаг Дикие земли, названный так из-за опасных для судоходства скалистых берегов, а так же из-за непригодных для посевов болотистых почв и неподходящих для строительства и жилья сырых лесов на его островах, целиком и полностью принадлежал таинственному и скрытному народу ырок. Главным образом потому, что выжить в столь суровых условиях постоянной сырости, кишащих повсюду ядовитых змей, назойливых насекомых и гигантских рептилии, кроме самих ырок, вряд-ли кто-то бы смог. Впрочем, попытайся кто изжить ырок с их островов, ему пришлось бы здорово потрудиться, ведь ырки, тысячелетиями собиравшие всевозможные знания, владели боевыми искусствами и заклинаниями неизвестными другим народам и являлись весьма страшным противником для любого захватчика. Пожалуй, при желании они и сами могли бы завоевать себе территорию получше, но Дикие земли им даже нравились. Единственными территориями, которые являлись для них столь же привлекательными как свои собственные, были леса Селенвуда, но народ рибхукшан, ими владевший, не уступал ыркам в плане военного потенциала. В одиночку ырки никогда не овладели бы Селенвудом и, скорее всего, обещая им именно эти земли своей будущей империи, Себастьян привлек их на свою сторону.
   Главным становищем народа ырок на Диких землях было крупное поселение Ыркистан, сокрытое где-то в тропических лесах на самом большом острове архипелага. Однако, даже зная где оно находится, отыскать его оказалось весьма непросто. Сильвестр, продираясь сквозь густые заросли джунглей, сводивших с ума удушающей духотой, тяжелой сыростью и постоянно державшими в напряжении незнакомыми звуками, медленно продвигался к центру острова, но за несколько дней пути не заметил ни следа присутствия ырок в этих местах. Пока, наконец, не наткнулся на одинокого охотника этого народа у поросшей мхом скалы возле небольшого водоема со стоячей зеленой водой, где тот вероятно устроил привал.
   Молодой ырка – сухощавое существо невысокого роста с пепельно серой кожей, маленькими острыми зубами и почти полностью лишенным растительности телом, одетое в странную одежду из черной ткани, похожую на набедренник, нагрудной перевязью соединенный с ошейником, в свою очередь переходящим в капюшон, – до сих пор очевидно никогда не пересекался с чужеземцами. Завидев Сильвестра, он на мгновение растерялся, не зная как поступить, и, видимо так ничего и не придумав, быстро схватил свое оружие и поспешил скрыться в густых джунглях сразу за скалой. Однако Сильвестр, долгое время потративший на поиски и не желавший так просто упускать единственный их результат, метнулся в след за убегающим ыркой и, догнав, схватил того за плечо. Воспринявший это действие за проявление агрессии, ырка мгновенно растворился в темной вспышке и Сильвестр сразу понял, что его ждет.
   Стиль ведения боя ырок, объединяющий в себе древние боевые искусства и тонкую магию, заключался в быстром исчезновении в темном облаке и молниеносном ударе при неожиданном появлении где-нибудь в стороне от противника. Но как бы скор ни был этот удар, Сильвестр, наученный народом сикомэ полагаться на интуицию, вовремя повернувшись в нужную сторону, успел вынуть часть своего меча из ножен и отразить смертоносный выпад кинжала ырки. А когда тот вновь испарился в темной вспышке, Сильвестр снизу-вверх взмахнул своей призрачной рукой и ее волшебный двойник, выросший прямо из под земли, выхватил ырку из небытия и, прежде чем исчезнуть, швырнул его оземь.
   – Мне всего-лишь нужно поговорить с… – хотел было объясниться Сильвестр, приближаясь к поверженному ырке, но, не успел он сделать и пару шагов, как в него едва не вонзилась волшебная стрела, пущенная откуда-то со стороны. Охотник ырок был не один.
   Сильвестр, с трудом уклонившийся от волшебной стрелы, осмотрелся по сторонам и заметил в тени деревьев колдуна ырок. Он был одет и выглядел в точности как охотник, однако вместо кинжала и лука, имел при себе только лишенную каких-либо отличительных черт тряпичную куклу на поясе и длинную металлическую спицу в руке. И на кончике этой спицы уже собиралась энергия для нового волшебного снаряда. Сильвестр взмахом призрачной руки сбил колдуна с ног и метнулся к нему, дабы помешать сотворить еще какую-нибудь магию, но, прежде чем он успел приставить к горлу колдуна острие своего меча, тот вонзил спицу в правую руку своей куклы. Из тельца набивного тряпичного человечка потекла струйкой кровь, а Сильвестр, вдруг ощутил как его рука стала ватной и ее пронзила острая боль. Он выронил меч, но левой рукой уже сжал шею ыркского колдуна вуду и прижал его к дереву. Призрачная рука Сильвестра несла с собой холод и страх смерти; маг затрепетал от одного ее прикосновения, не говоря уже о том, что она его душила. Впрочем, руки ырки оставались свободными и он вновь вонзил спицу в руку колдовской куклы вуду, на сей раз левую, но теперь мера своего действия не возымела: призрачная рука Сильвестра магию вуду не ощутила вообще. Задыхаясь, колдун продолжал колоть спицей куклу, не понимая почему не срабатывает его магия, но с каждой попыткой терял силы; в глазах колдуна стало темнеть, а сил на то, чтобы, отчаявшись в кукле вуду, уколоть самого Сильвестра уже не осталось.
   – Довольно! – воскликнул только что пришедший в себя ырка-охотник, звуком своего голоса останавливая Сильвестра, едва не убившего его сородича. – С кем тебе нужно поговорить?
   Князь Талара убрал руку с горла колдуна-ырки и тот, скользнув по стволу дерева наземь, закашлялся.
   – С вашим шаманом, – коротко ответил он.

   ***
   Колдун и охотник, немного оправившись после стычки с Сильвестром, отвели победителя, впрочем нехотя и со стыдом, словно были его пленниками, в Ыркистан. Главное поселение ырок находилось прямо посреди почти нетронутых джунглей и представляло собой нечто вроде намного преувеличенного во всех отношениях палаточного лагеря. Из-за сырости Диких земель ырки жили в шатрах и юртах из змеиных кож и шкур местных рептилий, их же мясо коптили на огне для сохранности от червей, а за водой ходили к близлежащим водоемам; словом, вели походный, если не сказать дикий, образ жизни, с той лишь разницей, что на постоянной основе.
   Впрочем, только так на островах Диких земель, наверное, и можно было выживать, а ырки прожили здесь так долго и так хорошо приспособились к этим суровым джунглям, что даже не замечали неудобств. По периметру Ыркистана располагались их жилые юрты, всегда сухие и теплые, а в шатрах ближе к центру поселения скрывались кузницы, алхимические лаборатории, швейные мастерские и множество других хозяйственных объектов, включая даже бассейны до краев наполненные еще живой и трепыхающейся рыбой. В самом же центре Ыркистана находились три шатра наиболее важного для ырок значения: первые два – жилища шамана и вождя, в тоже время исполняющие функции храма и ратуши, а третий – зал общих собраний, предназначенный для проведения советов, празднеств и обрядов.
   Поселение ырок выглядело завораживающе в игре пляшущих света и тени, порождаемых горячим пламенем огня, который ырки, в отличие от других эльфийских потомков, с удовольствием использовали для освещения, сушки и обогрева своего жилища. Сами ырки на дальних своих родственников, – сикомэ и рибхукшан, – похожи были разве что остроконечными ушами, но не более: из-за жизни в условиях постоянной сырости, их тела оказались абсолютно лишенными волосяного покрова; из-за отсутствия солнечного света, их кожа со временем приобрела пепельно серый оттенок; а из-за обильного потребления богатой фосфором рыбы и жесткого мяса рептилии, их глаза стали светиться в темноте мистическим зеленым светом, зубы заострились, а кости стали четче выдаваться под кожей. Тем не менее, несмотря на ужасные условия жизни (коих они впрочем не замечали) и пугающий облик, ырки являлись самым образованным и знающим народом мира, а у их шамана, – мудрейшего среди ырок, – можно было надеяться получить ответ на любой интересующий вопрос. Вот только для Сильвестра ырки были, или скоро должны были стать, врагами.
   Колдун и охотник народа ырок, повсеместно замечая на себе любопытные взгляды сородичей, провели Сильвестра сквозь Ыркистан до самого жилища шамана и вместе с ним вошли внутрь шатра, устланного шкурами и сильно задымленного курящимися на костяных треногах благовониями. Внутри, прямо напротив входа, поджав под себя ноги, восседал на богатых коврах щуплый, морщинистый и бородатый ырка с закрытыми глазами.
   – Я ждал этого гостя, – открывая глаза и плавно, без помощи рук, поднимаясь, произнес шаман, роста весьма низкого даже для ырок. В то же время в руку его скользнул посох, настолько поразительной работы, что казался парализованной, но живой, змеей. Опираясь на этот посох, шаман приблизился к трем гостям и, близоруко осмотрев Сильвестра, сказал приведшим его ыркам: – Спасибо, что проводили его ко мне. А теперь оставьте нас!
   Сильвестр удивился.
   – Вы ждали меня? – спросил он, когда колдун и охотник, низко поклонившись шаману, покинули шатер.
   – Разумеется, – ответил старый ырка по имени Алвис, что на языке этого народа значило «всезнающий». Он посохом приподнял портьеру, жестом приглашая лорда Талара войти в одно из помещений своего шатра, и пояснил: – Чуть более пяти лет назад, во тьме, я увидел странника из мира грез и с тех пор ждал его.
   – Меня? – уточнил еще раз Сильвестр.
   Шаман уселся на ковер небольшой уютной комнатки и своеобразными пасом повел рукой в воздухе. Следом за этим движением в комнате образовалось облачко гладкой дымки, в которой, словно в огромном глазу, виднелся Сильвестр в той самой комнате шатра, но откуда-то сбоку. Шаман издал щелкающий звук и из тени комнаты прямо на его посох порхнула маленькая летучая мышь, а вид в облаке, тем временем изменился, как изменился вид из глаз этой мыши.
   – Мы, ырки, живем далеко от событий, но они не проходят мимо нас, – сказал шаман, поглаживая своего питомца. – Наши тотемы, незримыми шпионами, снуют по Мидгарду, и мы взираем на него их глазами. Мы интересуемся всем и многое знаем. – Шаман вновь провел по воздуху рукой и, когда шпионское око исчезло, спросил: – Скажи, Сильвестр, каким именем ты назвался на Расколе, в академии магов Гильдии?
   – Фауст, – коротко отозвался Сильвестр.
   – Да! Это имя неспроста пришло тебе в голову, ибо это твое истинное имя. Ведь именно его ты услыхал во время ритуала экзорцизма в Храме ордена бога-человека и именно слова грандмастера этого ордена о твоей одержимости привели тебя ко мне, не так ли? Ты хочешь узнать кем ты одержим, но суть в том, что это настоящий Сильвестр Таларский одержим тобою, Фаустом. Это трудно, но ты должен понять, что ты – есть Фауст, сущность не из нашего мира, овладевшая телом, разумом, воспоминаниями и самой жизнью Сильвестра, запертого сейчас где-то на границе мира грез. Поэтому на тебя не влияют законы и порядки нашего мира, поэтому ты можешь достичь могущества еще невиданного здесь и многократно превышающего даже мощь «Воли Кроноса», а все что может сейчас истинный Сильвестр, так это, словно сон, видеть происходящее твоими глазами, как я вижу глазами моего тотема-летучей мыши.
   Выслушав шамана, Сильвестр глубоко и надолго задумался. Понять все услышанное действительно было сложно, но еще сложнее оказалось это принять. Даже несмотря на то, что подобное он уже слышал от грандмастера упомянутого шаманом ордена. Впрочем, сейчас князь Талара постарался сосредоточиться на том, что могло послужить его нынешним целям, а именно, противостоянию империи.
   – Как достичь могущества, о котором вы говорите? – задал он пожалуй самый важный на данный момент вопрос. – Могущества, способного противостоять императору и артефакту, которым он обладает?
   – Ты уже знаешь как, – ответил Алвис. – Вспомни свою дуэль с Арнмодом – ныне покойным вождем сикомэ, – когда ты перестал полагаться на зрение и доверился чему-то более глубокому, когда ты закрыл глаза и смог видеть сквозь веки. Это и есть путь достижения твоего могущества. Отринь то, что досталось тебе от Сильвестра и еще связывает нашими правилами, прими тот факт, что ты Фауст – чистый дух – и тогда, стоит тебе только представить будто у тебя нет тела, и ты избавишься от его оков, получишь доступ к почти безграничной мощи духа и сможешь объять ею едва ли не целый мир. Но не переусердствуй! Стоит телу Сильвестра по-настоящему исчезнуть, стоит его воспоминаниям окончательно пропасть, стоит перестать ему видеть сон и твоя связь с нашим миром прервется. Дух Фауста покинет наш мир и проснется в своем. Или погибнет вместе с Сильвестром.
   Князь Таларский вновь погрузился в раздумья, но для тщательного осознания и принятия слов шамана требовалось явно больше времени, чем то, которым располагал сейчас Сильвестр.
   – Почему вы вообще рассказываете мне все это? – спохватился он. – Разве вы не вступили в союз с империей, разве мы с вами не враги?
   – Разве враги друг другу, даже не знающие один другого, солдаты на смерть сражающихся армии? – вместо ответа поинтересовался Алвис и сам же на него ответил: – Нет! Так и я тебе не враг (я был против этого союза), но я не пощажу тебя, если мы встретимся в битве. Впрочем, этого не произойдет, ибо войско нашего народа поведет за собою вождь, а я останусь править Ыркистаном.
   В отличие от королевств Мидгарда, власть в каждом из которых целиком и полностью принадлежала единственному правителю, а советники и министры реальной власти не имели; и в отличие от Гильдии и Некрополя Раскола, в которых большинство важных решений принимались коллегиально советами архимагов и старейшин, у ырок существовало разделение власти. Вождь, как военачальник и защитник народа ырок, в любом вопросе имел решающее слово, однако, больше всего на свете ырки ценили и уважали знания, а самым осведомленным и мудрым среди них являлся шаман, слово которого – закон, поступить наперекор которому, значит подвергнуть сомнению ценность знаний. Таким образом, вождь, в подавляющем большинстве случаев, лишь провозглашал волю шамана. До тех пор как первое посольство императора прибыло на Дикие земли.
   Столь серьезный вопрос, как вступление целого народа в войну за морем, в Ыркистане, как подобает, был всесторонне обсужден власть имущими – шаманом и вождем. Но, как ни старался Алвис отговорить вождя от вступления в войну на Мидгарде, предложение совместной осады Селенвуда и обладание им по окончанию Мидгардской войны было слишком соблазнительно, и вождь его принял.
   – А почему вы были против союза с Себастьяном, – спросил Сильвестр. – И почему, опять же, вы рассказали мне о том, как достичь могущества способного ему противостоять? Ведь я обращу это могущество против императора и его союзников; вашего народа это тоже коснется.
   Шаман покачал головой, показывая, что не все в этом деле так просто.
   – Себастьян действует слишком смело и опрометчиво, он собирается пробудить силы, о которых имеет весьма смутные представления, и я опасаюсь, как бы его безрассудство не привело к чему-то, еще более ужасному. Что до тебя, Фауст, то ты появился в тот самый момент, когда жизнь Сильвестра, существование Талара и будущее Мидгарда оказались в страшной опасности, по большей части, из-за того же Себастьяна. И я ни за что не поверю, будто два брата из великого рода князей Таларских получили в свое распоряжение две величайшие силы, – осколок порядка и одержимость гостем из иного мира, – без каких-либо на то причин. Нет! За этим должно, просто обязано, стоять нечто, чего мы пока не в силах распознать или вовсе превышающее наше понимание. И это нечто, учитывая ту мощь, которой вы с братом обладаете, может быть крайне опасным и привести к катастрофическим последствиям. Будь моя воля и будь у нас на это время, я предложил бы исследовать столь странное и опасное совпадение, но это, к сожалению, невозможно, а раз уж брата твоего Себастьяна призвать к осторожности я тоже не имею возможности, мне остается лишь надеяться, что чем больше ты будешь знать о природе своей силы, тем более предсказуемыми будут ее проявления и с тем большей осторожностью ты будешь ею пользоваться.
   Сильвестр внимательно смотрел на шамана Алвиса, пока тот говорил, чтобы составить себе мнение о нем и решить, можно ли ему доверять. Результат видимо оказался положительным, пространный ответ шамана тоже удовлетворил Сильвестра и он, сказал:
   – Что-ж, если ырки вы не намерены попытаться меня пленить или убить, то я хотел бы получить еще кое-какую информацию об истории моего рода. И для этого мне понадобится доступ к знаменитым хранилищам знаний ырок.

   ***
   Из-за жаркого и влажного климата Диких земель, книги и свитки в Ыркистане, даже находившиеся в просушиваемых помещениях, быстро приходили в негодность и для сохранности своих знаний ырки изобрели весьма оригинальный способ. Знания в виде образов и воспоминаний они, с помощью несложного ритуала, помещали в маленькие камешки, откуда, в случае надобности, извлекали их с помощью обряда курения. Камни знаний просто клали на любую поверхность прямо перед собой или держали на ладони и, сосредотачивая на нем все свое внимание, воскуряли смесь сухих местных трав. Во время курения на чтеца, ибо здесь этот процесс тоже называли чтением, накатывал легкий дурман, в котором камень и раскрывал заключенные в нем знания, в виде все тех же образов и воспоминаний.
   Для чтения камней в Ыркестане находилось несколько специальных шатров-курилен, однако Алвис, опасаясь провоцировать остальных ырок на агрессию к тому, с кем им вскоре предстояло воевать, предложил Сильвестру заниматься поиском информации в его шатре. Сильвестр согласился и последующие несколько недель провел в одном из покоев шатра шамана, изучая, с его позволения, знания ырок о целых поколениях князей Таларских и об истории города-миротворца, которая тесно переплеталась с летописями остальных семи королевств Мидгарда.
   Сильвестр сам наверняка не знал, что именно он ищет, однако отложил несколько камней и кисет сухих трав в свою походную суму, будучи уверен, что информация содержавшаяся в них ему еще пригодится. То были список жителей Талара, неведомо каким образом скопированный ырками из книг-привратников, и древняя карта мира, на которой Раскол еще не был разбит на части и назывался континентом Гондван, а города-миротворца еще и в помине не было на карте Мидгарде.
   Впрочем, не только чтением занимался Сильвестр в шатре шамана ырок. Периоды работы с камнями знаний перемежались у него с размышлениями над словами Алвиса и, устав наблюдать размытые образы и воспоминания, некогда вложенные в камни ырками, он откидывался прямо на устилавшие пол шатра ковры и старался представить себе, будто тело его отсутствует.
   Вообразить полное отсутствие тела и манипулировать неким чистым духом, да так, чтобы изменения отразились в реальности, оказалось задачей не из легких, а порой, Сильвестру казалось, что это вовсе не укладывается в рамки его понимания и попросту невозможно. И тогда, он решил вернуться к тому, что однажды уже получалось. Так, время от времени закрывая глаза, Сильвестр силился увидеть что-либо сквозь веки, и, благодаря остаточному действию дурманящих трав или настойчивости, с которой князь Талара подходил к этому занятию, ему это удалось, а спустя еще несколько безуспешных попыток, сменявшихся периодами усердной работы с камнями знаний, стало получаться с завидным постоянством.
   Довольствуясь малым, Сильвестр не стал сразу приступать к более сложным упражнениям, а постарался закрепить успех. Через пару дней зрение сквозь веки стало для него обычным делом. Несколько позже к этому прибавилась способность даже с открытыми глазами видеть сквозь предметы и живую плоть, охватывать внимательным взором целые мили пространства, а затем и вовсе уноситься взглядом в облака и озирать округу с высоты птичьего полета. Скоро его зрение и слух стали существовать будто бы отдельно от тела и могли оказаться где угодно и рассмотреть и расслышать что угодно, не взирая на расстояния и препятствия.
   Как то раз, используя очередной перерыв между чтениями, Сильвестр решил попрактиковаться в использовании своей новообретенной способности и взглядом побродить по Ыркистану. Он лег на ковер на полу шатра, взором своим вылетел из него, и витая между деревьями и юртами поселения ырок, вдруг заметил у входа в шатер вождя светлую шевелюру никого иного как Хейнрика Эвана. От неожиданности взгляд Сильвестра резко вернулся в библиотеку, но, в одно мгновение сосредоточившись, он вновь повторил тот же путь, влетел вслед за Хейнриком в жилище вождя и всеми силами пожелал, чтобы и тело его оказалось там же.
   – Князь?! – ошарашенно воскликнул Хейнрик, возгласом своим сообщив появившемуся из ниоткуда Сильвестру о том, что перемещение получилось.
   – Именно, – отозвался тот, в данный момент, очевидно, не придавая должного значения своему достижению. Оказавшись лицом к лицу с одним из убийц Адалинды и приспешников своего брата, он потерял голову от ярости и, обнажив отцовский меч из ртутного серебра, бросился на Хейнрика.
   Бледный генерал по-прежнему превосходил князя Таларского в искусстве фехтования, да и жажда мести не была последнему лучшим союзником. Хейнрик с легкостью отражал все удары Сильвестра, а одним точным выпадом в контратаке грозил уже пронзить ему грудь, но Сильвестр, с ужасом понимая, что от этого удара ему не уйти, вдруг непостижимым образом разделился от пояса и выше, и клинок Хейнрика прошел меж двух зеркальных половинок тела князя, не причинив ему вреда. Вновь ошарашенный генерал отступил, а князь Таларский, вернувшийся в нормальное состояние, но будучи удивлен не меньше противника, не успел воспользоваться его замешательством.
   – Довольно, – охладил без того уж угасающий пыл бойцов, громкий и властный голос вождя ырок. – Ваша война на Мидгарде, а на землях Ыркистана проливать кровь имеют право только ырки.
   Хейнрик послушно убрал оружие в ножны и поклонился вождю в знак уважения к его власти. Но Сильвестр еще медлил. Он попробовал повторить только-что спонтанно получившийся трюк, разделив свою руку, и это удалось ему с неожиданной легкостью. Теперь он жаждал опробовать его в бою.
   – Фауст, – обратился к нему, явившийся на шум в шатре вождя, шаман Алвис. И Сильвестр, впервые услышав этому имени отклик в душе, будто оно действительно принадлежало ему, встрепенулся. – Вижу ты начал осваиваться с новыми силами. Так неужели ты не сможешь такой малости, как до поры сдержать свой гнев?
   Действительно, раз нащупав верный путь, князь Таларский теперь легко справлялся с управлением своими способностями и погасить обжигающее его изнутри чувство ярости оказалось так же неожиданно просто.
   – Зачем ты явился в Ыркистан Хейнрик? – видя, что Сильвестр убирает меч и быстро успокаивается, обратился шаман теперь уже к бледному генералу. – Кажется мы уже отправили на помощь императору наших лучших колдунов и обговорили с империей сроки нашего вступления в осаду Селенвуда. Все договоренности остаются в силе и исполняются. Чего еще хочет от нас твой император?
   Хейнрик выступил на шаг вперед и преклонил перед вождем и шаманом ырок колено.
   – Ничего сложного, ваше высокопреосвященство, – поспешил успокоить шамана Хейнрик. – Его императорское величество Себастьян Таларский выражает народу ырок признательность за союз и просит, в качестве жеста доброй воли, всего лишь допустить его посла, то бишь меня, до хранилищ камней знаний Ыркистана. Кроме того, мой повелитель желает получить голову своего брата. Его императорское величество не предполагал, что я встречу Сильвестра здесь, но раз уж это так, – Хейнрик не скрывая спокойной злобы взглянул на князя Талара, – я прошу вас, правители Ыркистана, удовлетворить желание моего господина и отправить ему голову князя Таларского. Это укрепит наш союз и сделает императора лично вам обязанным.
   Шаман и вождь ырок переглянулись.
   – Что-ж, передай своему повелителю, что мы тоже благодарны ему за выгодный союз, – сказал после недолгой паузы вождь. – Что касается камней знаний, то запрета на их чтение мы никогда не накладывали и ты волен ознакомиться с содержанием любого из них.
   Хейнрик Эван с благодарностью поклонился, но прежде чем он собрался напомнить о второй своей просьбе, заговорил Алвис.
   – Разве что ты ищешь информацию о сущностях не из нашего мира, – сказал он, догадавшись с какой целью прислал своего генерала император, не знавший о присутствии в Ыркистане самого Сильвестра. – Если это так, то позволь сэкономить твое время и сказать, что в наших камнях ты ее не найдешь. Несомненно, когда-нибудь наши знания пополнятся этой информацией, но записаны они будут с Фауста, ибо он – первая подобная аномалия и нам только предстоит узнать, на что он способен и в чем его слабости. Что же до желания твоего господина, которое сделает не обязательным для тебя, Хейнрик, чтение наших камней, – продолжал Алвис, не обращая внимания на исказившееся от недовольства лицо бледного генерала, – то голову князя Талар…
   Но Сильвестр, несмотря даже на то, что за время своего пребывания в Ыркистане успел проникнуться симпатией к мудрому шаману ырок, все же не стал рисковать и, воспользовавшись уже опробованным способом перемещения своего тела в пространстве, исчез.
   Вождь ырок, заметив исчезновение Сильвестра, выразил неподдельное удивление, а шаман Алвис, сдержанно улыбнувшись, оборвал фразу на полуслове. Хейнрик, выругавшись, смерил правителей Ыркистана гневным взором и, с безуспешно скрываемым недовольством, распрощавшись с ними, уже скоро покинул Дикие земли.
   – Не стоило так обращаться с послом императора, Алвис, – заметил вождь, когда бледный от природы и от ярости Хейнрик ушел. Он провел в воздухе рукой и в появившемся гладком мареве показал шаману мыс Курган Тифуса с высоты птичьего полета, полный ровными рядами многотысячной и явно хорошо дисциплинированной армии императора. – Скоро эти легионы вместе с нашими колдунами и войнами выступят на Селенвуд. Рибхукшаны уже изнемогли в окружении и падут от одного лишь звука нашего марша. За Селенвудом последуют Маунгат и Халдор, войска которых я даже не могу показать для сравнения, потому что их попросту нет. И стоит ли после этого напомнить о титане, который вот-вот воскреснет и тоже окажется на стороне императора? – Вождь взмахом руки убрал шпионское око своего тотема и, уже глядя прямо на шамана, завершил все сказанное словами: – Если ты продолжишь сомневаться в правильности моего решения и союза с зарождающейся империей, то я, в свою очередь, начну сомневаться в твоей мудрости, Алвис, ибо отчетливо вижу расстановку сил на Мидгарде. И мы на стороне сильных.
   Шаман пожал плечами.
   – Я лишь опасаюсь, что погубив всех врагов на Мидгарде, император возьмется за союзников. Что до расстановки сил, скажу только, что если бы слабые никогда не противились сильным, не было бы борьбы и слабые не становились бы сильными. Я покоряюсь твоему решению, вождь, хоть и не разделяю его, и вот за это ты вправе усомниться в моей мудрости.

   ***
   Примерно в это же время, на землях Раскола, Бенедикт Тит, после неожиданного отказа гильдии магов от союза с империей и еще более неожиданного известия о их союзе с некромантами, общался с советом старейшин Некрополя. Аудиенции он добился не сразу, потому как в некромантской общине полным ходом шла подготовка к отплытию на Мидгард, но и добившись ее оказался недоволен результатами встречи.
   – Меня зовут Бенедикт Тит, – представился он, когда был допущен до совета старейшин. – Я здесь от имени его величества императора Мидгарда Себастьяна Таларского и…
   – Мы знаем кто ты такой, – прервал Бенедикта Зигфрид. – И мы уже отказали твоему господину.
   – Да, но после этого, как нам стало известно, приняли сторону его противника и, тем самым, стали врагами империи, – заметил Бенедикт и, будучи возмущен длительным ожиданием и неуважительным к себе отношением, добавил: – А врагов своих император не пощадит.
   – Так ты угрожаешь нам? – уточнил король-лич, недобро сверкнув угольком тлеющего глаза и подаваясь немного вперед на своем троне.
   – Предостерегаю и призываю к благоразумию, – пояснил Бенедикт, бесстрашно делая шаг на встречу старейшинам, и громко, чтобы его слышало как можно больше народу, добавил: – И хочу чтобы каждый некромант Некрополя знал, что если среди них найдутся несогласные с решением старейшин, они будут приняты империей.
   – Убирайтесь! – процедил сквозь клыки и зубы Каин. – Мне не по душе все князья Талара, за былую их готовность потакать тем из моих сородичей, что не смирились со своей природой, однако, коль уж стоит выбор кого из братьев Таларских поддержать, я выберу того, против которого имею лишь застарелые обиды, ибо предатели вроде вас и Себастьяна будут мне противны всегда. Среди некромантов вы таковых не найдете.
   – Что-ж, если это ваше последнее слово… – протянул Бенедикт и, когда Зигфрид кивнул, Каин высокомерно вскинул голову, а Мортус, как и после разговора с Сильвестром, ограничился неопределенным жестом, ушел.
   Однако, возвратившись на свой корабль Бенедикт решил повременить с отплытием на случай если все же в Некрополе найдутся предатели и, как оказалось, не зря. Всего лишь через пару часов ожидания, со стороны топей мертвецов появилось темное облако. Оно окружило собою весь корабль, медленно сжалось, стало более густым и, наконец, материализовалось на палубе в темную фигуру архонта смерти. Мортус шаркающей походкой приблизился к Бенедикту и протянул ему свою костлявую черную руку.
   – Когда мои братья некроманты потерпят поражение, я хочу оказаться на другой стороне, – сухо произнес он.
   Но Бенедикт Тит не торопился пожимать его руку.
   – Старейшина Кайн ясно дал понять, что среди некромантов нет предателей, – сказал Бенедикт. – Почему я должен верить вам?
   – Я могу уничтожить свиток «Голиаф» или выкрасть его для вас, – прозвучало весьма заманчивое предложение; но Бенедикт отверг его.
   – Императору нет дела до «Голиафа»! В нем наши противники видят пустую надежду. Когда она себя не оправдает, империи это будет только на руку.
   – Тогда, – задумался Мортус, – что я могу для вас сделать?
   – Его величеству нужно созданное Сильвестром заклинание, – ответил Бенедикт, в свой черед протягивая руку. – Достаньте его! И будете вознаграждены.
   И стороны скрепили договор рукопожатием.
   – Примите этот дар императора в знак оказываемого вам доверия, – сказал напоследок Бенедикт, вручая Мортусу грубой работы кинжал из ртутного серебра, некогда выкованный ракшасом Раджем. – И постарайтесь его оправдать.

Глава XVIII

   После Ыркистана Сильвестр собирался посетить еще Маринополис, Халдор и Маунгат, однако, провел на Диких землях гораздо больше времени, чем рассчитывал. Кроме того, встреча с Хейнриком Эваном означала, что императору вскоре станет известно о том, что Сильвестр вступил в контакт с ырками и начал овладевать силами своей одержимости. После этого Себастьян, не желая дальнейшего роста сил противника, несомненно ускорит дело покорения Селенвуда и если Сильвестр продолжит придерживаться намеченного пути по землям Мидгарда, на помощь рибхукшанам он вряд-ли поспеет.
   С другой стороны, теперь даже демонические врата не нужны были Сильвестру для мгновенного перемещения на большие расстояния: он легко справлялся с этим своими силами. И все же, для подмоги Селенвуду нужно было еще многое сделать и Сильвестр не стал рисковать, откладывая с этим. Он сразу переместился в горы Ургуро, где назначил встречу Тецкатлипоку и оказался там примерно в то же самое время, когда основные силы союза Гильдии и Некрополя садились на корабли из Раскола, войска ырок готовились к отплытию на Мидгард и осаде Селенвуда, а Бенедикт Тит и Хейнрик Эван еще только возвращались морем к императору на мыс «Курган Тифуса».
   Сильвестр переместился в самую восточную оконечность Ургуро, подальше от оккупированных империей земель, и стал думать как ему связаться с Тецкатлипоком, который должен был ждать его где-то в здешних горах. Князь Таларский попробовал представить себе маленького демона и увидеть его глазами, чтобы понять где тот находится и найти его; и пусть не сразу, но Сильвестру это удалось.
   Пред взором его, опасливо прячущимся за выступом скалы и лишь изредка оттуда выглядывавшим, открылась картина длинной процессии, движущейся между гор. Толпы солдат в доспехах империи продвигались в сторону бывшей Титании, ведя за собою закованных в цепи чудовищ. Целые выводки ужасающих мантикор, множество могучих и рослых, но неуклюжих, циклопов, орды полуслепых троглодитов из самых недр гор, кто на привязи, кто в оковах, и даже гигантские птицы рух в огромных клетках, были в этой процессии.
   «Тц, найди меня!» – обеспокоенный увиденным, про себя проговорил Сильвестр и мысленно поместил эти слова в голову демона. – «Я буду ждать под скалой, похожей на клюв хищной птицы».
   И спустя пару часов, Тецкатлипок явился на зов князя Таларского.
   – Что ты видел, когда я позвал тебя? – сразу же спросил Сильвестр. – Что это за процессия? Для чего империи эти монстры?
   – Мантикоры, циклопы, троглодиты, были даже рухи… И это далеко не первая партия! Кроме них я видел в Титании древних василисков и ядовитых виверн, привезенных из Диких земель, и своры вурдалаков, без ведома некромантов вывезенных из топей мертвецов. Себастьян собирает монстров отовсюду, дабы обратить их на служение своей империи. Кого-то дрессируют, кого-то подчиняют своими чарами колдуны ырок, а кого-то достаточно будет просто разъярить и выпустить во время боя из клетки: каждое из этих существ – огромное подспорье для армии вашего брата, – дал подробный ответ Тц, впрочем немало удивленный способностью Сильвестра видеть его глазами и разговаривать с ним на расстоянии. – Но как вы…
   – Потом, – прервал его, услышавший достаточно, Сильвестр. – Мне нужно торопиться в Селенвуд, а ты лети в город Угвур, к сикомэ, и передай…
   – Но, мой князь, – в свою очередь перебил Сильвестра Тецкатлипок. – По пути к вам я заметил пограничный отряд сикомэ. Они остановились прямо там, – он указал на юго-запад, – на небольшой пустоши за той горой. С кем нибудь из них передадим ваше сообщение и отправимся в Селенвуд с остальными. Видят боги (точнее видели бы, не сгинь они в Тартаре, ну да не важно), что там вам без помощи не обойтись. Несколько недель назад имперские войска на границах Селенвуда стали уплотняться. Я хотел сообщить вам об этом, но не знал где вы в этот момент находитесь и отправился в конечную точку обозначенного вами пути – сюда, в Ургуро, – чтобы двинуться в обратном вам направлении и не разминуться, а потом…
   И пока Тц продолжал тараторить о том, о чем и так можно было догадаться и теперь уж не было важным, Сильвестр двинулся в сторону указанной им стоянки сикомэ.
   – А как прошел ваш визит на Дикие земли? – наконец закончил демон рассказ о своем пребывании на Мидгарде, но тут же переключился на приключения Сильвестра. – Узнали, что хотели?
   – О да! – ответил тот. – Пожалуй даже больше, чем рассчитывал.
   И Сильвестр поведал соскучившемуся по общению демону о своих странствиях с того самого момента как расстался с ним в землях некромантов. Он рассказал о своих встречах с Вульфриком на осколке Раскола, с Хейнриком Эваном и предводителями народа ырок на Диких землях; о поисках информации в камнях знаний и о экспериментах с новообретенными способностями. А кода и Сильвестр закончил свой рассказ, они уже обогнули гору и вышли на пустошь, к разбившим там лагерь сикомэ. Пограничный отряд этого воинственного народа встретил Сильвестра и Тецкатлипока угрозой оружия, но молодой предводитель отряда быстро унял своих подчиненных.
   – Отставить! – распорядился он властным тоном привыкшего повелевать сикомэ. – Я знаю этого человека! Это князь Таларский, Сильвестр Рашуа, пять лет назад одолевший вождя Арнмода в испытании землей и тьмой. Он достойный друг сикомэ и злейший враг нашего врага – императора Мидгарда, вероломно убившего среди прочих королей и нашего вождя. – После этих слов своего предводителя войны сикомэ опустили оружие и каждый, в знак уважения к Сильвестру и светлой памяти вождя Арнмода, склонил голову и ударил себя кулаком в грудь, а сам предводитель приблизился к князю Талара и представился: – Мое имя Арнлейф, что значит «наследник орла» – я сын великого вождя Арнмода и он завещал мне уважать князя Таларского. Мидгард давно ждал вашего возвращения, княже, и теперь, если вы намерены бросить вызов империи, я сам и весь мой отряд в полном вашем распоряжении.
   – Что-ж, Арнлейф, если твои слова не просто любезность, то я весьма признателен за них и почту за честь принять командование твоим отрядом! – ответил князь Таларский, довольный настроем сикомэ и польщенный речью их молодого вождя. – Ты достойный сын своего отца и я был бы рад встретиться с тобой при других обстоятельствах, однако сейчас не до славословии; нам надо торопиться. Отправь кого-нибудь в Угвур с приказом всем сикомэ выдвигаться к замку Эджхолд, подальше от границ с империей, и, невзирая на возможные протесты и сопротивление короля Маунгата, дожидаться нас у его стен. Остальные пойдут за мной в Селенвуд.
   – В Селенвуд? – усомнился в правильности такого решения Арнлейф. – Но там сейчас сосредоточена большая часть имперских сил! Будь с нами сейчас весь мой народ, нам все равно не победить в сражении за Селенвуд!
   – Победа нам и не нужна, – коротко пояснил Сильвестр. – Нам нужно только вывести из Селенвуда рибхукшан и сохранить как можно больше из их числа для грядущих битв.

   ***
   Немногим позже, на мысе «Курган Тифуса» речь также зашла об осаде Селенвуда. Недавно вернувшиеся Бенедикт Тит с Раскола и Хейнрик Эван с Диких земель, только что поведали императору о результатах своих поездок, по большей части неутешительных.
   – Стало быть, Сильвестр, он же Фауст, начал постигать свою неведомую и могучую силу, преданность ырок вызывает сомнения, Гильдия и Некрополь объявили мне войну и только один из некромантов изъявил желание служить мне, – выслушав их, бесцветным тоном произнес император, неизменно работавший над воскрешением Тифуса. – Хорошо что я не стал дожидаться вашего возвращения и ускорил дело осады Селенвуда, пока военное преимущество еще на нашей стороне. Плохо то, что маги Гильдии приняли сторону Сильвестра. Я надеялся им хватит мудрости поддержать меня или хотя бы сохранить нейтралитет, но нет… – он прервался и обернулся к Бенедикту и Хейнрику, напряженно покусывая губу, и тем стало ясно, что теперь-то император всерьез раздосадован действиями своего брата. – Что-ж, – немного погодя, продолжил Себастьян, – радует, что ырки пока за нас, но как долго они будут мне верны теперь сказать сложно. Нельзя допустить, чтобы потомки эльфов объединились против меня – это большой риск, а значит рибхукшан необходимо уничтожить до того как ырки решат переметнуться. Отправляйтесь в Селенвуд! Ты, – посмотрел он на Хейнрика, – сушей, а ты, – его взгляд переместился на Бенедикта, – морем. Берите командование осадой на себя и не церемоньтесь! Спалите эти чертовы леса дотла! Никому не давайте пощады! – сурово распорядился Себастьян и добавил: – Что до ырок, то их отряды можно не беречь.
   А когда Хейнрик с Бенедиктом отправились выполнять приказ, Себастьян повернулся к уже обрастающему плотью Тифусу и, с силой направив на него новую волну обращающей время вспять энергии, пробормотал про себя:
   – Довольно игр! Союзы сформировались и война вступила в решающий этап. Берегись теперь, Сильвестр! Скоро я обрушу на тебя и всех тех, что имели глупость примкнуть к тебе, свою мощь.

Глава XIX

   Сильвестр, сопровождаемый демоном и отрядом из сотни с небольшим сикомэ, миновал горы Ургуро без каких-либо неприятностей, чему поспособствовали знание этих мест Арнлейфом и разведка с воздуха Тецкатлипоком. Когда же путники вошли на территорию бывшего княжества Таларского, вести за собой отряд настала очередь князя, но он с трудом узнавал земли, титул повелителя которых носил. Некогда цветущее княжество ныне пребывало запустении: поля давно не сеялись и заросли сорняком, лесными тропами не пользовались и они сделались непроходимыми, мосты и переправы пришли в негодность и местами порушились и даже деревни, встречавшиеся на пути, в большинстве своем были полностью разорены и заброшены, причем, судя по всему, виною тому стали не имперские захватчики, а годы противостоянии Таларских изгоев и ведьмаков.
   Двигаться через Талар, ставший пожалуй не менее диким, чем Дикие земли оказалось даже сложнее, чем уклоняться от встреч с имперскими патрулями в горах Ургуро. Впрочем, здесь посты и гарнизоны солдат Себастьяна тоже встречались, но на равнине и в лесах обходить их было легче, к тому же, в Ургуро имперцы искали и пленили опасных монстров, что требовало богатой экипировки, а здешние, бедно вооруженные солдаты, лишь усмиряли беспорядки, время от времени причиняемые местными ведьмаками и изгоями в еще не брошенных поселениях и лесных лагерях.
   Князю Таларскому было очень тяжело видеть во что превратилось отцовское наследство, а когда он добрался до самого города-миротворца, точнее до того, что от него осталось, сердце Сильвестра и вовсе защемило ледяными оковами. Город лежал погребенный в собственных руинах и выглядел мрачным и запустелым: лишь стаи животных – и птиц-падальщиков крутились вокруг и над местами кровавой битвы, прошедшей здесь пять лет назад, но еще не ставшей историей, ибо еще так свежи были кошмарные воспоминания о ней. Отряд Сильвестра вошел в павший город и медленно двинулся сквозь его останки, словно в знак почтения к этому памятнику, прекратив все разговоры. Жуткая тишина воцарилась вокруг, лишь карканье ворон и отдаленное рычание и поскуливание, видимо дерущихся, диких псов или койотов слышалось здесь.
   В такой гнетущей атмосфере отряд Сильвестра преодолел уже половину города, когда вдруг наткнулся на кучи свежевырытой земли, а потом и на огромные, в ширь и глубь, ямы. Производившие эти раскопки существа, – человекоподобные, но сильно сгорбленные, передвигающиеся на четвереньках и с ужасными, в пол морды, зубами, – завидев Сильвестра и его спутников, бросились врассыпную и скрылись в руинах; однако не бежали совсем, а, поблескивая глазами из-за углов и теней, дожидались ухода побеспокоивших их путников. Этими существами были вурдалаки, но не те дикие падальщики, которые во множестве водятся в топях мертвецов западного Раскола, а тренированные вурдалаки некромантов, используемые ими для добычи и очистки костей из под земли. Эти вурдалаки, должно быть, были посланы сюда старейшинами Некрополя сразу после их беседы с Сильвестром для того, чтобы выполнить всю грязную работу к прибытию основных сил некромантов, а значит, те должны были объявиться здесь со дня на день. Но ждать их у Сильвестра не было времени.
   И все же он решил дать своему отряду отдохнуть и на сутки задержался в Таларе. Вечер и ночь Сильвестр и его спутники провели спокойно, если не считать воя койотов где-то вдалеке и шорохов, издаваемых работавшими даже ночью вурдалаками, поблизости; на следующий день маги и некроманты не появились, на что, впрочем, князь Таларский не слишком-то и рассчитывал, зато посреди второй ночи его поднял чем-то встревоженный часовой.
   Сикомэ, которому было приказано в случае малейшего подозрения на угрозу будить вождя или князя, первым разбудил сведущего в магии Сильвестра и указал ему на странное бледное свечение в небе неподалеку, быстро падающее вниз. Но, князь Талара, даже сверхъестественный взор которого не мог сфокусироваться на мчавшемся с большой скоростью и излучавшим свет объекте, оказался не в силах объяснить его природу, и отправил часового будить Арнлейфа и искать Тецкатлипока, чтобы вместе с ними отправиться к месту падения загадочного объекта и уже на месте понять, что он из себя представляет.
   Свечение оставило после себя, пусть и не надолго, едва заметную белесую полосу в небе, и этого оказалось достаточно для того, чтобы князь Талара, вождь сикомэ и демон легко смогли отыскать место его падения, коим сталось местечко на южной окраине города. Упавший с неба объект пробил крышу одного из немногих уцелевших там после Таларской битвы строении и с такой силой врезался в землю, что образовал вокруг небольшую воронку и, тем самым, обвалил на себя остатки здания.
   Сильвестр взмахом руки разобрал завал, а Тецкатлипок, щелкнув пальцами, осветил падший с неба объект и вздрогнул: прямо посреди воронки под завалом лежал искалеченный и быстро блекнувший ангел.

   ***
   Сильвестр, Арнлейф и Тецкатлипок отвели падшего ангела в свой лагерь, но ничем кроме укрепляющего зелья сейчас они ему помочь не могли.
   – Миру грозит страшнейшая со времен Великой Вражды война, маги объединяются с некромантами, мертвые возвращаются с того света, ангелы падают с небес… – беспокойно принялся перечислять Тецкатлипок, пока Сильвестр поил ангела зельем и с помощью Арнлейфа укладывал его на мягкое ложе. – Что все это значит?
   – То, о чем я говорил твоим королевам, – отозвался Сильвестр. – Мир меняется.
   – Скорее сходит с ума, – безрадостно заметил Арнлейф.
   – Как бы то ни было, дольше оставаться здесь мы не можем, – сказал Сильвестр. – Утром мы со всем отрядом отправляемся в дальнейший путь к Селенвуду, а тебе, Тц, придется остаться с ним.
   Князь Таларский кивнул на пребывавшего в ужасном состоянии и без чувств ангела, а Тецкатлипок запротестовал.
   – Вы верно шутите, мой князь? Наши народы не жалуют друг друга, и я сильно сомневаюсь, что ангел обрадуется, если первым кого он увидит, когда придет в себя, окажется демон, – резонно заметил Тц.
   Сильвестр не согласился.
   – Он пал потому, что в чем-то изменился, – пояснил князь. – К этому должен был привести какой-то интерес, стремление к переменам, наказание за что-то… Неважно! Потому что все это не характерно для бесстрастных ангелов. Значит этот, – он снова указал на ангела, – пал жертвой страстей, а лучшего гида в этой области, чем демон, представить сложно.
   Тецкатлипок самодовольно ухмыльнулся, но по всему было видно, что он все еще сомневается в правильности решения Сильвестра, и тот продолжил тоном не терпящим возражений:
   – Когда ангел очнется, просто введи его в курс земной жизни, порасспроси о небесном городе и дождись сил Гильдии и Некрополя: если не на крыло, то на ноги они его поставят быстро. Затем передай магам и некромантам, чтобы поторопились с раскопками и перевезли останки Кроноса к Эджхолду! И только потом догоняй нас! Не раньше!
   И, по тону Сильвестра понимая, что он принял окончательное решение и продолжать упираться бессмысленно, Тецкатлипок согласился остаться.

   ***
   На утро Сильвестр с отрядом сикомэ, оставив в лагере ангела и демона, двинулся дальше. Остаток пути они прошли быстро и без задержек, потому как все отряды имперских войск с южной части Талара были перетянуты на осаду Селенвуда. Через пару дней в небе на горизонте стало заметно алое зарево сражения над королевством рибхукшан и Сильвестр, осмотрев при помощи своих новых способностей округу, но, для верности данных, отправив вперед разведчиков, приказал всем ускорить шаг. Еще через сутки отряд Сильвестра остановился неподалеку от границы Таларского княжества с Селенвудом и стал ожидать возвращения разведчиков, а когда те, наконец, вернулись, князь сравнил их наблюдения со своими.
   Чародеи рибхукшан, подпитываемые силой волшебных рощ, окружили Селенвуд мощным защитным куполом, который, до недавних пор, превосходно выполнял свою задачу. Однако, совсем недавно, когда ырки Диких земель примкнули к императору и присоединились к осаде Селенвуда, купол стал давать сбои.
   От изливаемой на него силы заклинаний колдунов ырок по всему диаметру купола начали возникать бреши, в которые незамедлительно бросались толпы солдат императора, что, само по себе, не было проблемой: неизвестно сами рибхукшаны убивали вражеских войнов или за них это делал лес, но ни один из вошедших в Селенвуд солдат императора оттуда больше не вышел. Проблемой было то, что давший брешь и утративший стабильность купол, рибхукшаны вынуждены были снимать, разумеется, предварительно установив под ним новый – более крепкий, но меньших размеров. И раз за разом территория, удерживаемая рибхукшанами, уменьшалась.
   Впрочем, так могло бы продолжаться еще очень и очень долго и, даже с помощью магии ырок, империя потеряла бы множество солдат и времени, прежде чем окончательно сломить сопротивление рибхукшан но, очевидно, императору надоело ждать и пару дней назад в ставки морского и сухопутного командования осадой от него прибыли Бенедикт Тит и Хейнрик Эван с приказом сжечь лес.
   С того дня войска империи стали бросать в возникающие в куполе бреши факелы, метать пропитанные горящей смолой снаряды и волшебные огненные шары. Рибхукшаны не успевали тушить охвативший их леса пожар и были вынуждены создавать все новые и новые купола, все более и более сужая их площадь, и, спасаясь от огня, углубляться все дальше в лес. Но каждый новый купол недолго сдерживал наращивающий мощь натиск огня и магии и теперь рибхукшаны могли надеяться продержаться в лучшем случае пару недель.
   – Мы их последний шанс на выживание, – сказал, завершая свой доклад, возвратившийся одним из первых разведчик сикомэ. – Но я не представляю, как мы можем им помочь.
   – А что насчет путей подхода? – спросил Сильвестр.
   – Со стороны Мидгардской империи, то есть бывших Титании и Талара, сосредоточены бессчетные массы имперских войск, – откликнулся другой разведчик. – Пройти там нет никакой возможности.
   – Со стороны бывшего Дусданда, надо полагать, такая же ситуация, – поинтересовался Сильвестр и, когда третий разведчик кивнул, продолжил. – Однако в горах, в районе дусдандского перевала, негде сосредоточить большие войска и слишком мало места для маневра, следовательно, там в имперском окружении должно быть слабое место, не так ли? Если мы ударим по нему со стороны Талара, а рибхукшаны начнут давить со стороны Селенвуда, у нас есть шансы на успех.
   – Но это слишком очевидная брешь, – заметил Арнлейф. – К тому же путь лежит через узкое ущелье, весьма удобное для западни, да и о союзе империи с Маринополисом забывать не стоит, ведь их воины могут легко запереть нас в этом ущелье, зайдя с тыла. А нам, в отличие от рибхукшан, помощи ждать уже неоткуда.
   – Все так, – подтвердил Сильвестр, – и все же это единственный путь, которым мы можем воспользоваться, но если рибхукшаны отступят еще хоть немного, войска императора плотнее сожмут кольцо и даже эта возможность будет потеряна. Боюсь у нас нет выбора и придется рискнуть.
   – Даже если так, – все еще сомневался Арнлейф, – то мы сможем продавить этот участок окружения лишь с помощью рибхукшан, но как предупредить их об этом?
   – Решение этой проблемы я беру на себя, – сказал Сильвестр и, закрыв глаза, взором своим полетел в Селенвуд, а достигнув рибхукшан, мысленно прокричал им: «Помощь идет с востока. Выдвигайтесь к перевалу на Дусданд». А вернувшись в лагер, приказал сикомэ: – Выдвигаемся!
   И отряд сикомэ, повинуясь приказу князя Таларского направился к перевалу в то же самое время, когда на мгновение растерявшиеся и недоуменно переглядывающиеся рибхукшане, решили довериться обещавшему надежду на спасение неведомому голосу в своих головах и двинулись туда же, но со своей стороны. По пути Сильвестр еще ни раз осматривал окрестности своим сверхъестественным взором, но не замечал никаких признаков засады, а впрочем, он допускал возможность того, что с силами осколка порядка императору не составит труда в любой момент перебросить войска в их тыл. Но раз решив рискнуть, отступать уже не собирался. Мощным броском, возглавляемый Сильвестром, отряд сикомэ преодолел длинное узкое ущелье, добрался до перевала Дусданд и вступил в неравную схватку с превосходящими силами противника.
   Битва была жаркой, но короткой. Сикомэ на деле показали, почему представители их народа считаются одними из лучших в мире бойцов. Несмотря на значительное численное превосходство, зажатые горами перевала, имперские войска очень сильно просели под натиском сикомэ и были вынуждены отступить к Селенвуду, но когда оттуда хлынули тысячи рибхукшан, последний шанс имперцев на победу, заключавшийся в том, чтобы выйти на более открытый участок и задавить сикомэ числом, провалился. Сохранившие позиционное и получившие численное превосходство, эльфийские потомки с двух сторон зажали имперские войска в горах и с легкостью довели начатое до победного конца.
   Впрочем, радоваться этой маленькой победе было еще слишком рано. Чтобы бежать из Селенвуда навстречу неожиданно явившемуся спасению, рибхукшане были вынуждены снять защитный купол и теперь все войска империи, доселе давившие на Селенвуд с запада и севера, уже должны были заполонить собою оставленные рибхукшанами земли и вот-вот ринуться в погоню за беглецами. Необходимо было срочно отступать к землям свободных народов – Маунгату и Халдору, куда вражеские войска вряд-ли осмелились бы вторгнуться без личного приказа императора, – и все это прекрасно понимали.
   На удивление хорошо дисциплинированные рибхукшаны быстро выстроились вокруг князя Таларского и несколько поредевшего отряда сикомэ и, повинуясь распоряжению своих лидеров, вместе с ними скорым маршем двинулись к заканчивающемуся ущельем выходу из перевала. Но не успели они пройти и половину пути, как подверглись нападению, но не со стороны Маринополиса или Селенвуда, что предполагали и с тревогой ожидали Арнлейф и Сильвестр, а с неба.
   Многочисленная стая птиц Рух, закованная в украшенную гербами Себастьяна броню из легкого, но прочного металла – мифрила, – закружила над Сильвестром и его спутниками. Время от времени, несколько птиц срывались вниз, хватали кого-либо из толпы и, взмывая обратно ввысь, швыряли несчастных в их, оставшихся на земле, товарищей.
   Рибхукшаны и сикомэ поспешно рассредоточились и, убрав мечи и копья, взялись за длинные луки, но, как бы сильно и точно не стреляли представители обоих родов эльфийских потомков, Рухи были для них слишком быстры и ловки, а простых стрел оказалось недостаточно для того, чтобы пробить кольчуги небесных хищников. Все грозило закончиться сокрушительным разгромом, если бы подмога не появилась столь же неожиданно, как до того явился враг.
   Сначала вернулся Тецкатлипок.
   – Кажется я вовремя, – сказал он, подлетая к Сильвестру и поражая волшебной стрелой одну из, в очередной раз пикировавших, птиц, в то время как сам князь Талара смертоносным магическим лучем, выпущенным из призрачной руки, умертвил другую. Ваш приказ выполнен, княже! Некроманты начинают отправку останков Кроноса к Эджхолду и выдвигаются туда сами. А еще, пока я ждал некромантов, пришли также и они.
   В более подробном объяснении эти слова не нуждались, потому как в этот самый момент со скалистых выступов перевала и вершин ущелья появились морды громадных волков и раздался их грозный вой. Дожидаясь когда Рухи начнут атаку, оборотни бросались на них со скал, цеплялись клыками в незащищенные части их тел и рвали когтями их крылья, заставляя упасть и добивая уже на земле.
   Встретив такой отпор, Рухи, наконец, отступили, но задачу свою они выполнили – они задержали беглецов ровно настолько, чтобы с запада подоспели войска империи, а с юго-востока силы преступной хунты Маринополиса. Рибхукшане, сикомэ, оборотни и Сильвестр с Тецкатлипоком оказались в ситуации, в которой несколько часов назад пребывали разгромленные ими имперские отряды. На двух флангах завязался бой, а в небе вновь показалась заметно поредевшая стая Рухов, но на сей раз привела с собою нового врага – птицу прекрасного синего оперения, переливающегося электрическими зарядами, и еще больших размеров.
   Повинуясь крику этой птицы, вокруг нее необычайно быстро собрались плотные грозовые тучи, а могучий взмах ее крыльев породил молнию, направленную прямо в Вульфрика, десятками валившего бойцов Маринополиса недалеко от ущелья. Тц создал волшебный щит и едва успел прикрыть им оборотня, а тот, разъяренный грозившей ему мгновение назад гибелью, бросился, уклоняясь от очередных молний, карабкаться по скале, чтобы достать эту птицу и уничтожить как всех предыдущих. Увидев это, Арнлейф что-то закричал, а когда понял, что в запале ярости Вульфрик его не слышит, взмахнул кнутом и, едва успев кончиком его обвить заднюю лапу оборотня, одернул того назад. Вульфрик сорвался со скалы, рухнул на землю и грозил уже растерзать помешавшего ему сикомэ, когда тот, явно до-смерти напуганный, но не оборотнем, сказал: – Это птица грома – царь и бог всех Рухов. Сейчас этот противник нам не по силам, надо бежать!
   Действительно, уже в следующий миг птица грома, уклоняясь от направленной в нее Тецкатлипоком магической стрелы, обратилась в гигантских размеров шаровую молнию, без малейшего для себя вреда поглотила заряд пущенный в нее демоном и с ужасающей скоростью направилась в сторону Сильвестра и всего его воинства, грозя испепелить большую часть его своим жаром. После нескольких безрезультатных попыток Сильвестра, Тецкатлипока и рибхукшан-чародеев сбить своей магией этот палящий шар, предложенное Арнлейфом бегство, оставалось единственной надеждой на выживание. Но бежать было некуда: со всех сторон их теснил противник.
   И когда, положение, за отсутствием каких-либо вариантов действии, из безвыходного сделалось катастрофическим, а гибель, за отсутствием времени что-либо предпринять, казалась неизбежной, Сильвестр, закрыв глаза, представил, что время вокруг него сильно замедлилось, а тело стало размываться, растягиваться и проникать каждого, кто его окружал, пока все до единого, – тысячи рибхукшан, сотня сикомэ, несколько десятков оборотней и Тецкатлипок, – не оказались им затронуты. Тогда князь Таларский представил себе халдорское нагорье и… резко открыл глаза.

   ***
   – Что он сделал?! – в неудержимом порыве гнева, круша и швыряя все на своем пути, вскричал император Себастьян, когда, двумя неделями позже, Хейнрик и Бенедикт, загнав лошадей, примчались к нему из дусдандского перевала и доложили о случившемся. – Переместил целое войско?! Даже я, со всей мощью осколка порядка, не силах свершить подобное! – Он, молча, поднял голову, устремил взгляд в небо и, немного успокоившись, сказал: – Как бы то ни было, Селенвуд, наконец, пал. Объявите всеобщий сбор! Чтобы все мои войска: из Ургуро, Маринополиса, Диких земель; все чудовища, наемники, Таларские изгои, – собрались на плато титанов! Через месяц я лично проведу им смотр. И мы двинемся на Маунгат и Халдор.

Глава XX

   Приготовившиеся было к смерти рибхукшане, сикомэ и оборотни неведомым образом очутились на халдорском нагорье, весьма озадаченные произошедшим, но невредимые, в безопасности и среди союзников. Со всех сторон их окружал огромный палаточный лагерь. Прямо под стенами замка Эджхолд расположились пришедшие из Угвура сикомэ, а немногим ниже, на широком склоне, обустроились недавно прибывшие маги и некроманты Раскола. Все здесь пребывало в движении: одни радовались счастливому избавлению, другие удивлялись неожиданному появлению из ниоткуда целого народа. И только виновник всего этого переполоха словно отсутствовал. Тело Сильвестра то появлялось, то исчезало, будучи не в силах зацепиться за этот мир, а в его взоре не отражалось никаких чувств, кроме, пожалуй, легкого и несколько равнодушного замешательства.
   – Сильвестр! – приблизился к нему, продравшись сквозь толпу, король-лич Зигфрид. – Услышь мой голос, Сильвестр! – говорил он, перемежая свои слова с бормотанием каких-то заклинании, от которых всех поблизости стало клонить в сон, и потрескиванием костей своей полуразложившейся руки, поначалу в такт мерцаниям тела князя Таларского, а потом, постепенно замедляя их звучание. И мало-помалу, частота мерцании Сильвестра снизилась, тело его стало обретать плотность, а скоро и в глазах его появилась осмысленность. – Ты чуть было не покинул наш мир, Сильвестр, – сказал Зигфрид, убедившись, что больше князю исчезновение не грозит.
   – Зато вывел рибхукшан из Селенвуда, – заметил Сильвестр, окончательно пришедший в себя.
   – Тем не менее, это очень странно для смертной оболочки, – не успокаивался Зигфрид. – Впрочем, не страннее вашего здесь появления. Не объяснишь ли, как это произошло?
   Тем временем, сикомэ уже бросились к друзьям и родственникам, а рибхукшане и оборотни начали обустраивать временное жилище на нагорье. Сильвестра же Зигфрид повел к стоянке союза Гильдии и Некрополя, где тот, наконец, ответил на его вопрос, рассказав старейшинам и архимагам все о своем визите к шаману ырок и о том, что произошло в дусдандском перевале, а они, в свою очередь, ввели князя Таларского в курс дел под Эджхолдом.
   Оказалось, что король Агрунг, завидев приближающиеся отряды сикомэ и испугавшись, что те идут на Эджхолд войной, дабы отнять его, как ранее отняли Угвур, запер врата замка и выставил на стенах многочисленную стражу. Когда прибыли некроманты и маги, страх Агрунга только увеличился, а на все попытки сикомэ и союза Раскола вступить в переговоры, которыми они хотели обьяснить свое здесь присутствие, отвечал категорическим отказом, устами глашатая с крепостной стены, или вовсе отмалчивался. И это несмотря на то, что собравшихся под стенами Эджхолда сил было достаточно не только для длительной осады замка, но и для взятия его приступом, а они тем не менее не проявляли агрессии и даже пропускали продовольственные обозы из Воата и близлежащих деревень.
   – Я поговорю с ним, – решил Сильвестр.
   – Гномы Агрунга не откроют тебе, – напомнил шаман.
   – А я не стану их спрашивать, – самоуверенно отозвался Сильвестр
   Он прошел через весь лагерь, приглашая за собой лидеров сикомэ, рибхукшан, оборотней и союза Раскола, вместе с ними приблизился к вратам Эджхолда и, возложив на них руку, произнес:
   – Отворитесь пред своим лордом!
   И врата повиновались. Каким-то непостижимым образом, словно они вовсе не были заперты, ворота Эджхолда распахнулись перед Сильвестром и пропустили его, со всеми спутниками, внутрь. Оторопевшие было от такого коварства собственного убежища, маунгатские гномы довольно быстро оправились и окружили вторгшихся в Эджхолд лидеров осаждающего войска, но Сильвестр вновь громко и властно произнес: – Стража!
   И сотни каменных статуй высоких войнов, коими был украшен весь внутренний двор замка, вдруг сбросили с себя вековое оцепенение, отсалютовали Сильвестру и, ожидая дальнейших его указаний, замерли с оружием на изготовку, чем вселили страх в сердца гномов Маунгата.
   – Проводите меня к своему королю, – обратился тогда Сильвестр к оцепеневшим гномам. – Иначе я пройду сам.

   ***
   Его величество Агрунг встретил незваных гостей в тронном зале. Сидя на престоле, который пятью годами ранее занимал ангел Халдора, король обвел прибывших недовольным взглядом.
   – Моя разведка хорошо служит мне и я знаю, что привело вас сюда, – начал он. – Да, вы собрали под одним знаменем магов и некромантов, оборотней и два рода эльфийских потомков, но все это народы слишком немногочисленные, тогда как армия императора, состоит из объединенных войск Титании и Маринополиса, – двух самых густонаселенных королевств старого Мидгарда, – усиленна ырками Диких земель, монстрами со всего мира и даже беженцами из Талара, среди коих, кстати, есть и оборотни, и некроманты. Она как минимум втрое превышает ваши силы. И в бой ее поведет настоящий титан, а не мозаика из костей Кроноса, которую начали выкладывать под Эджхолдом ваши некроманты! – Явил свою осведомленность Агрунг. – Да и где вы примете бой? Вы надеетесь на крепость этого замка, но увы, он слишком мал и, даже если я отдам его вам, все войска в нем не поместятся и вам придется встретить врага за его стенами, а в открытом сражении шансов победить империю у вас нет. Как, впрочем, их нет вообще. А Эджхолд я не отдам! И гномы Маунгата вас не поддержат. Уходите!
   Но Сильвестр не стал напоминать, что одолев армию союзников, Себастьян попросту раздавит оставшихся в одиночестве гномов. Не стал он напоминать и о том, что по законам Маунгата даже король не имеет права принимать подобные решения самостоятельно, не прибегая к всеобщему голосованию. Сильвестр вообще не стал ни возражать, ни спорить.
   – Назови мое полное имя, – только и произнес он.
   – Сильвестр Рашуа, князь Таларский, – немного удивился столь странной просьбе Агрунг.
   – Нет, – сказал Сильвестр, доставая из походной сумы один из камней знаний ырок, прихваченных на Диких землях, – то титул моего отца Максимилиана. Я же так и не смог по настоящему стать князем Талара, поэтому мой титул остался прежним, а титул старшего сына нашего рода – лорд Д’Этто. И земли, право владения которыми дает этот титул, находятся прямо здесь. – Он подбросил камень в воздух и тот завис, поддерживаемый магией Сильвестра в центре залы. Затем Сильвестр щелчком пальцев подпалил горсть трав из кисета и погрузил в дурман всех присутствующих, явив им знания камня в виде слегка размытого образа старинной карты мира. – Этот замок, построенный более трех тысяч лет назад, стоял здесь еще до заселения местных земель халдорцами и назывался замком Д’Этто. И теперь, когда новые владельцы – халдорцы – так кстати покинули эти земли, я предъявляю свои права на них и требую освободить древнее наследие моих предков.
   – Ни за что! – отмахнулся от наваждения король, разрушая видение. – Стража! Выпроводите этих наглецов! – А когда королевская стража, очевидно не предупрежденная стражниками у ворот о живых статуях, сомкнулась вокруг Сильвестра и его союзников, добавил, обращаясь к ним: – Если хотите забрать у гномов последнее их убежище на Мидгарде – вам придется сделать это силой!
   – Что-ж, – произнес Сильвестр, нахмурив брови. – Вы, наверное, помните, что опыт возврата наследства дипломатичным путем у меня выдался весьма неудачным, поэтому на сей раз я церемонится не стану. Стражи замка Д’Этто, услышьте меня! Ваш лорд вернулся и призывает вас!
   Эти слова будто бы вдохнули в холодные стены замка жизнь. Эджхолд встрепенулся и сотни статуи воинов со двора и горгулии, украшающих едва ли не все помещения, ниши в стенах и парапеты замка, ожили. По всему Эджхолду маунгатские гномы сразу взялись за оружие и, испуганно переводя взгляд с одного каменного противника, неожиданно объявившегося в их тылу, на другого, приготовилась к обороне. Но статуи лишь спустились со своих постаментов и вновь замерли, не проявляя никаких признаков агрессии. Они ждали дальнейших указании хозяина замка.
   – Вы, должно быть, помните, что за стенами Эджхолда ждет еще одно войско, а теперь знаете, что одного лишь моего слова достаточно для того, чтобы замок послушно отворил перед ним врата, – сказал Сильвестр затрясшемуся от страха и негодования королю Агрунгу. – Так что мое право владения не обсуждается! Теперь, ваше величество, если не возражаете, обсудим будущее маунгатских гномов, а вариантов в нем немного: либо они остаются здесь и помогают нам в борьбе с империей, либо… убираются на все четыре стороны.
   Его величество горделиво вскинул голову.
   – Мы уедем, – не задумываясь решил он. – Я не собираюсь рисковать своим народом в безнадежной борьбе с империей.
   – Вы не имеете права решать подобный вопрос самовольно! – воскликнул, наконец, кто-то из маунгатцев. – Как же голосование?
   Однако королю, очевидно, был важен не столько народ, сколько титул, но и тот оказался для него не дороже жизни.
   – К черту голосование! – огрызнулся Агрунг. – Я еду в Ньердлунд. А вы поступайте так, как сочтете нужным. Но знайте, тех кто не последует за мной скоро ждет незавидный конец!

   ***
   Не все гномы Маунгата последовали за своим королем, но те что остались не сильно увеличили армию Сильвестра и, собравшийся на следующий день совет ее лидеров, был вынужден признать, что каким бы трусливым ни оказался король Агрунг, во многом из того, что касалось соотношения войск и шансов на победу в противостоянии с империей, он был прав.
   – Вспомните, какой беспорядок внесло в наши ряды нападение Рухов, – сказал один из предводителей рибхукшан – генерал Гладолий. – Теперь у нас есть горгульи, но они слишком тяжелы и медлительны и даже Рухам долго противостоять не смогут, а когда к тем присоединятся мантикоры, виверны и прочие летучие твари – наши войска будут обречены на поражение. Тем более что, как и сказал Агрунг, встретить противника нам предстоит вне стен Эджхолда, прямо под открытым небом.
   – Заметьте, – вставил другой рибхукшанин – чародей Мак, – Гладолий не упомянул еще о птице грома, хотя я сильно сомневаюсь в том, что он, как впрочем и все мы, забыл о столь грозном противнике.
   Несомненно, и с этим все согласились, рассчитывать на победу в этой войне без поддержки с воздуха было немыслимо.
   – Тц, – обратился тогда Сильвестр к демону, – похоже настало время исполнить обещание, данное Люсиль и Мефале. Найди облачный город!
   Тецкатлипок несколько опешил. Эта задача на практике обещала оказаться гораздо сложнее, чем то прозвучало на словах.
   – При всем уважении, княже, – заметил он Сильвестру, – но мы, демоны, не одну тысячу лет ищем этот город, однако так и не добились успеха. Как же мне найти его в столь сжатые сроки?
   – С помощью ангела и этой карты, – ответил Сильвестр, отдавая Тц камень знаний и немного трав из кисета, уже послуживших делу возвращения замка Эджхолд законному владельцу и теперь обещавшего оказаться полезным в поисках небесного города. – На этой карте показаны все воздушные течения. Думаю я не ошибусь, предположив что течения над Расколом, Дикими землями, Сандааном и Ньердлундом проверять не стоит: ангелы несомненно где-то здесь над Мидгардом. Возьми с собой падшего ангела, если он уже достаточно окреп, и начните поиски с неба над Таларом, где он упал. Далее двигайтесь вдоль воздушных течении, указанных на карте. Будем надеяться, с этой информацией вам удастся его найти. А мы, тем временем, – обернулся Сильвестр к лидерам оборотней, эльфийских потомков и союза Раскола, – займемся подготовкой войск и укреплением замка. – Мэтр Кобальт, – обратился он к предводителю оставшихся в Эджхолде маунгатских гномов, – расскажите нам об устройстве замка и на что, по вашему мнению, в первую очередь стоит обратить внимание!

Глава XXI

   Подготовка к предстоящей битве шла полным ходом: стены замка Эджхолд укреплялись руками гномов и защищались чарами рибхукшан; люди – беженцы из Талара и Дусданда – вместе с оборотнями сооружали валы и рвы на горном склоне, маги и некроманты собирали останки Кроноса и наполняли их своей магией, а сикомэ обучали всех желающих владению оружием, боевым приемам и воинским построениям.
   Поначалу все пребывали в приподнятом настроении. Еще бы! Впервые со времен падения Талара и гибели семи королей Мидгарда у них появилась надежда на счастливый исход противостояния императору Себастьяну и его войскам. В Эджхолд стали стягиваться не вставшие на сторону империи Таларские изгои и недовольные правлением хунты жители Маринополиса. Однако, вместе с вновь прибывавшими союзниками прибывали и разные слухи об имперской мощи, а чем ближе становился час последней битвы, тем более тревожной и напряженной становилась атмосфера в лагере Сильвестрова воинства.
   Страх пред скорой битвой, понимание того, что далеко не все останутся в живых и ощущение того, что за победу, даже если она будет достигнута, придется заплатить столь дорогую цену, что радоваться ей будет крайне не просто – гнетущими настроениями сквозили вокруг замка. Сильвестр очень отчетливо чувствовал все это при обходе лагеря под Эджхолдом, но ничего не мог сделать для того, чтобы поднять боевой дух своего войска, тогда как брат его, император Себастьян Таларский, даже отсутствуя, ниспровергал сей дух донельзя. По всему лагерю Сильвестра шептались о мощи императора.
   – Кажется вокруг него само бытие перестает существовать, – говорил кто-то, прибывший из Маринополиса. – Понятия времени и пространства ничего для него не значат. Вес, плотность, сама материя нарушает для него свои законы. Один мои приятель рассказывал, будто пять лет назад император, возвращаясь в Титанию из под Талара, встретил сопротивление со стороны наместника Кроносберга. Так император прошелся по полному солдат укрепленному городу словно прогуливался по цветущем саду! Стрелы останавливались в десяти шагах от него и опускались к его ногам; войны, приближаясь к нему, беспомощно повисали в воздухе пока он не отходил достаточно далеко. Он проходил над глубокими рвами и сквозь толстые стены, беспрепятственно и неумолимо двигаясь ко дворцу, и вынул скелет наместника из его тела, не повредив ни того, ни другого. Ужасная смерть!
   Сильвестр распорядился пресечь подобные разговоры и, на случай если деморализация войск происходила намеренно, отделить отряды Дусданда и Маринополиса от основных сил – рибхукшан, сикомэ, магов, некромантов, гномов и оборотней. Однако, мера своего действия не возымела: всем и без напоминании было известно о силе императора и осколка порядка, да и Тецкатлипок все не возвращался, а значит проблема воздушных войск не была решена. Боевой дух продолжал падать. Сам Сильвестр поддался общему настроению, но все же для него, как для человека ответственного за судьбы тысяч существ составлявших его войско, наиболее угнетающим было сознание того, что многие из них не выживут.
   После очередного обхода замка и лагеря Сильвестр вернулся в свои покои и, тяжело вздохнув, закрыл глаза. Он перенесся взором через весь Мидгард: из восточного его края – Эджхолда, в западный конец – на мыс Курган Тифуса, и нашел там своего брата, в центре группы колдунов ырок занятого воскрешением титана, что уже явно близилось к концу, ибо руки и ноги первородного исполина уже начинали подергиваться и, пусть глаза его еще оставались закрытыми, теперь он казался скорее спящим, нежели мертвым. Одним усилием воли Сильвестр материализовался возле Себастьяна и тот, будто почувствовав присутствие брата, медленно обернулся.
   – Я пришел убить тебя, брат, – делая шаг навстречу Себастьяну произнес Сильвестр, – пока война еще не началась.
   – Не получится, – коротко ответил Себастьян, улыбаясь. – Мы это уже проходили, помнишь? Каждый раз когда кто-то из угрожает жизни другого происходит нечто мешающее завершить начатое – ворвется оборотень, обрушится башня… сама судьба не хочет нам смерти. – Он раскинул в стороны руки, открывая для удара грудь, и самоуверенно добавил: – Попробуй, если не веришь!
   Сильвестр не заставил себя уговаривать. Он обнажил меч и собрался было вонзить в незащищенное тело Себастьяна, но… в момент, предшествующий удару, земля затряслась и площадка, на которой находились братья раскололась надвое, отстранив их друг от друга и разделив широкой расщелиной. Во время этого землятресения Сильвестр с трудом удержался на ногах, а когда восстановил равновесие и вновь взглянул на брата, то увидел поднимавшегося за его спиной исполинского титана.
   – Вот видишь, – спокойно произнес Себастьян, пока титан за его спиной заносил над братьями свой огромный кулак, – не судьба.
   И кулак Тифуса страшно сотряс землю, опустившись на место, где мгновение назад находился Сильвестр. Но тот успел переместиться обратно в Эджхолд. Титан разжал кулак и повернул руку, чтобы Себастьян мог встать на его ладонь, а когда тот сделал это, гигантская рука подняла императора ввысь. Себастьян свысока осмотрел свои грозные войска, собравшиеся на плато титанов, и, заклинанием усилив голос, прокричал: – Выступаем!
   Гул многотысячного войска и громоподобный рев титана, слышные на многие мили вокруг, отозвались на его призыв к войне.
   – Я иду, брат, – про себя добавил Себастьян, самодовольно ухмыляясь.

   ***
   День великой битвы нещадно приближался вместе с продвижением к Эджхолду армии Себастьяна. Бессчетные силы империи скорым маршем двигались через Мидгард к заветной цели своего повелителя – господству над народами и землями материка. Проблемы его противника, тем временем, оставались не решенными: от Тецкатлипока, отбывшего за подмогой в затерянный облачный город, не было никаких вестей, некромантам все еще не удалось поднять Кроноса и, как следствие, продолжал падать боевой дух всего войска.
   Сильвестр каждое утро устанавливал мысленную связь с Тц, но его глаза видели вокруг лишь толщу густых облаков и порой, как напоминание о стремительно утекающем времени, огромное движущееся пятно имперской армии на очертаниях Мидгарда далеко внизу. Затем Сильвестр шел к некромантам, однако и тем нечем было порадовать князя Таларского.
   Они собрали останки древнего титана, скрепили их мощными заклятиями и обильно смазали зельем нерушимой крепости, но сама магия «Голиафа», способная вдохнуть жизнь в эти кости, требовала слишком много энергии. Сотни вампиров, личей и адептов смерти наполняли Кроноса своими силами, но процесс шел слишком медленно и оставалось лишь надеяться на то, что он завершится вовремя. Немудрено поэтому было то, что всю армию Сильвестра одолевали нехорошие предчувствия и пораженческие настроения. Конечно они еще не перешли ту грань, когда начинается дезертирство и перебежничество, но, оставаясь без поддержки с воздуха и прикрытия титана против армии, обладающей и тем и другим, накануне крупнейшей битвы последних тысячелетий, были уже близки к этому и поговаривали о сдаче без сопротивления.
   Впрочем, до этого дело не дошло. Как только первые ряды вражеской армии подошли настолько близко, что стали видны с башен Эджхолда, войска Сильвестра, словно вопреки упадническим настроениям последних дней, собрались с духом и обрели непоколебимую твердость. «Врагу нужна война? Что-ж, он ее получит!» И будто в ответ воспрявшим духом защитникам Эджхолда улыбнулась судьба: некромантам наконец удалось поднять Кроноса. Заклинание «Голиаф» оказалось не так совершенно как возможности осколка порядка и поднятому с его помощью титану требовалось постоянное вливание больших объемов энергии, но, тем не менее, теперь он был вполне боеспособен.
   Для контроля над «Голиафом» оказалось достаточно всего лишь трех старейшин некромантов, словно марионеткой способных управлять исполинским титаном со значительного расстояния, однако для поддержания необходимого уровня энергии требовалось еще несколько десятков магов и некромантов. Располагать их на Халдорском нагорье, среди прочих войск, было бы опрометчиво, ведь в гуще битвы они стали бы легкой мишенью, а защитники Эджхолда не могли себе позволить так просто потерять пока единственный противовес имперским силам. И Сильвестр распорядился увеличить число некромантов занятых в подпитке «Голиафа», но поместить их в более безопасной позиции, а именно на стенах Эджхолда, под прикрытием маунгатских арбалетчиков, магов, рибхукшан-лучников и защитой рибхукшан-чародеев.
   Таким образом, проблемы боевого духа и «Голиафа» разрешились сами собой и как нельзя кстати, но оставалась еще одна – поддержка с воздуха. Впрочем, и эта проблема вскоре начала процесс своего разрешения.
   – Тц нашел город ангелов! – однажды утром сообщил лидерам своего войска Сильвестр. – Я немедленно отправляюсь туда! Сделайте все, чтобы продержаться до моего возвращения!
   И он покинул Эджхолд, когда вражеские войска находились лишь в паре дней пути от него. Однако теперь даже внезапная отлучка лорда Талара, – сердца сопротивления императору, – не сказалась на боевом настрое его войск, ибо уже ни раз Сильвестр своим появлением на поле боя решал его исход.

   ***
   Сильвестр переместился на облачный город даже раньше, чем туда приземлились Тецкатлипок и падший ангел. На огромном куске горы, некогда поднятом в воздух союзом магии и технологии гномов и танов поныне парящим за облаками высоко над землей, располагался небольшой но очень красивый город. Изначально он назывался Асгард, а большая часть его жилищ и хозяйственных помещений находилась в недрах горы, однако позже, когда потомки титанов преподнесли этот город в дар потомкам серафим, те переименовали его в Эдем и кроме множества слоев помещений внутри самой горы выстроили новый город на ее поверхности. Чистые мощеные улочки, уютные дома, аккуратно постриженные газоны сочной зеленой травы и изящные скульптурные композиции фонтанирующие свежей, прохладной и кристально чистой водой создавали ощущения мира и спокойствия в новом городе. И становилось ясно, почему демоны буквально грезили возвращением в это место.
   – Над какими землями мы сейчас пролетаем? – первым делом спросил Сильвестр, когда Тц благоговейно, ибо за тысячи лет был здесь первым демоном, коснулся поверхности города.
   – Над центральной частью гор Ургуро, – несколько отрешенно ответил Тц, зачарованно озираясь в столь прекрасном месте. – И воздушные течения очень кстати гонят город в сторону Халдора: не потеряем время пока вы будете уговаривать ангелов вернуть нам – демонам – право на жизнь в этом городе. Хотя, если честно, боюсь это может затянуться на столько долго, что мы успеем сделать круг над всем Мидгардом. А то и не один.
   – А какой у них теперь выбор? – пожал плечами Сильвестр. – Ты ведь уже знаешь как найти город. Теперь, для того чтобы сохранить местоположение Эдема в тайне от демонов ангелам придется убить тебя, а пока они этого не сделали, советую усложнить им задачу и поскорее призвать сюда их величества Люсиль и Мефалу.
   Совет немного запоздал: незваных гостей заметили. В одно мгновение Сильвестра и Тецкатлипока и падшего ангела окружила толпа ангелов Эдема и некогда похищенных из Халдора людей, впрочем, к удивлению лорда Талара, никто из них даже не попытался помешать бесу дочертить на мостовой магический круг. Ангелы оставались бесстрастными даже тогда, когда пред взорами собравшихся явились королевы демонов Люсиль и Мефала. Лишь среди зашевелившихся халдорцев было заметно явное любопытство и волнение: должно быть они всерьез заскучали в царстве вечного покоя и безмятежности. Что же до вновь прибывших демониц, то стоило только Мефале обвести критическим взором площадь, на которой они с сестрой оказались, как она недовольно протянула:
   – Да-а-а… я была права: милорд не промах, отдаю должное, слово сдержал, но… сестренка, нам действительно нужен этот скукоград с занудогорожанами? – Она исчезла во всполохе пламени и, объявившись за спинами ангелов и халдорцев, принялась по хозяйски разгуливать по городу, время от времени исчезая, чтобы осмотреться где-то в другой его части. – Нет, нет, нет… – бормотала она, возвращаясь и вновь исчезая. – Тут все надо переделать! Все правильно до безобразия, чисто до тошноты, тихо до безумия, но, – наконец резюмировала она, объявившись рядом с сестрой, – если постараться, местечко перспективное.
   Люсиль сдержанно улыбнулась и, изящно вышагивая, двинулась сквозь расступавшиеся перед ней ряды ангелов и халдорцев.
   – А ну-ка, малахольные мои, – томно произнесла она, легким чарующим движением своего хвоста скользнув по щеке кого-то из ангелов, – проводите-ка дам к лицам компетентным по политическим вопросам.
   Ни один из ангелов не двинулся с места, чтобы выполнить просьбу королевы демонов, но и помешать ей, когда та, тысячи лет назад жившая в Эдеме и все еще отлично помнившая его устройство, уверенно двинулась к храму света, никто не попытался. Сильвестр, в очередной раз отметив безразличие и заторможенность ангелов, последовал за Люсиль и Мефалой. Удивительно, но даже в само сердце Эдема – храм света, целиком выстроенный из чистейшего хрусталя, излучающего в высь яркое белое сияние, – три демона, падший ангел и князь Таларский вошли не встретив ни малейшего сопротивления. Там их встретили два древних архангела, имена которых, непроизносимые другими народами, на языке демонов звучали как Люцифер и Мефистофель.
   – Ты только глянь, Люсиль! – воскликнула Мефала, по своему обыкновению исчезая в пламени и появляясь возле Люцифера. – А в Эдеме-то до сих пор наша родня заправляет! – Она прильнула к архангелу, приобнимая его рукой и хвостом, и, игриво заглянув в глаза, спросила: – Как живете-то так долго, не развлекаясь? Давно уж и помереть можно было, со скуки-то? Нет? Ну ладно, вижу как были овощами, так и остались. Мы тут сами пирушку в честь воссоединения семьи организуем. Ты хоть скучал по мне, кузен?
   – Оставь, сестра, – без строгости осадила Мефалу Люсиль. – Не забывай, мы здесь по делу.
   И она, нарочито официальным тоном, не лишенным при этом колкостей, приступила к переговорам с архангелами о возвращении демонов в Эдем. Но Люцифер и Мефистофель были неприступны. Нет, они не отказывали демонам прямо, однако, все их слова были лишены какой-либо конкретики, они повторяли ничего не значащие пустые фразы, обходили ключевые моменты требовании Люсиль и Мефалы и вообще, будучи довольно многословны для ангелов, умудрялись при этом ничего не сказать и всегда возвращать разговор в его начало. Люсиль все это порядком раздражало, а Мефалу напротив, эта ситуация очень веселила, и она не упускала возможности, время от времени, поиздеваться над кузенами, передразнивая их, уже ставшие предсказуемыми, ответы. Люцифер и Мефистофель же продолжали гнуть свою линию, внешне при этом сохраняя полное бесстрастие.
   – Даже каменные горгульи Эджхолда выглядят живее, чем эти архангелы, – шепнул Тц на ухо Сильвестру. – Да и сообразительнее наверно.
   Однако князь Талара не спешил вмешаться в беседу ангелов и демонов, он просто наблюдал. Если раньше ангелы были непоколебимы в своем принципе невмешательства в события, но открыто и уверенно говорили о их определяющем влиянии на будущее, то теперь ангелы явно темнили; их принцип невмешательства сменился принципом умолчания, а непоколебимость нерешительностью. Казалось, будто они вообще боятся предпринимать какие-либо действия или что-то решать, но Сильвестр не мог понять почему. Пока его взгляд вдруг не скользнул по лицу пришедшего вместе с ним падшего ангела: на нем, лишь на секунду, но все-ж промелькнула тень какой-то эмоции; и то была странная смесь презрения и сожаления.
   – Вы утратили дар предвидения, не так ли? – наконец догадался Сильвестр. – И, кажется, я знаю почему это произошло. Ангел Халдора как-то сказал мне, что видит будущее лишь до падения города-миротворца и предсказал миру конец. Но он ошибся! Он не видел будущего после падения Талара и освобождения осколка порядка лишь потому, что с тех пор мы стали вольны сами определять свое будущее и устанавливать свои порядки. Единственный среди вас, кто это почувствовал, – он указал на падшего ангела, – был поводимому оскорблен вашим лицемерным желанием продолжать жить так, будто ничего не случилось, не замечать произошедших с вами перемен и ни во что не вмешиваться. И он покинул вас, чтобы начать жить в соответствии с новым временем и новыми своими ощущениями, рискнув при этом сделать шаг в пропасть.
   – И не смотря на всю ту боль, что принесло мне падение, – подтверждая догадку Сильвестра, проговорил падший ангел, до сих пор ни с кем не перекинувшийся ни словом, – я считаю, что оно того стоило.
   Мефала хотела было, что-то съязвить и на его счет, но Люсиль одернула сестру, а Сильвестр продолжил.
   – Я понимаю, вам тяжело. Впервые за тысячи лет вы не знаете наверняка какие последствия будет иметь тот или иной шаг и боитесь абсолютно всего, но раз так, позвольте нам, здесь присутствующим и уже умеющим делать выбор, дать вам совет: рискните! Сделайте первый шаг в пропасть неизвестного. Тем более, что мы прибыли предоставить вам для этого возможность. Итак! Объединитесь ли вы вновь с демонами и поможете ли вы мне во Второй Великой Вражде, сражаясь так, чтобы союз ангелов и демонов в этой битве привел к воскрешению великой славы народа серафим?

Глава XXII

   Тем временем войска империи вплотную приблизились к халдорскому нагорью, где были встречены готовым к смертельной битве строем армии Сильвестра. Две многотысячные массы, растянувшиеся на многие мили вокруг, стали друг против друга, ожидая сигнала к началу эпохального боя и, пока он не был дан, оценивающим взором созерцая противника.
   Наконец, повинуясь жесту императора Себастьяна, вперед, через расступившиеся пред его громадой ряды солдат, выступил исполинский Тифус. Титан повел головой и широко раскрыл пасть в беззвучном боевом кличе. Казалось, будто не раздалось ни звука, но все стекла замка Эджхолд разлетелись вдребезги, часть каменной кладки дала глубокие трещины, мелкие камешки обратились в пыль, а из носа и ушей некоторых солдат, как с той так и с другой стороны, потекла тонкой струйкой кровь. Этот рев ознаменовал начало сражения и две яростные волны, на которые были похожи ринувшиеся друг на друга армии, схлестнулись в беспощадной битве.
   Преимущество имперских войск сделалось очевидным с первых же минут сражения. Казалось бы, расположившиеся на вершине нагорья, окруженного рвами, окопами и баррикадами с торчащими отовсюду кольями, войска Сильвестра находились в более выгодном положении, нежели армия императора Себастьяна, однако численное преимущество последней сводило эту выгоду к минимуму, не говоря уже об обилии в имперских войсках громадных горных циклопов и летающих тварей, для которых все укрепления защитников Эджхолда вовсе не представляли помех.
   Войска Сильвестра боролись изо всех сил: оборотни схлестнулись с оборотнями, маунгатские гномы сражались с циклопами, сикомэ противостояли стаям мантикор и целым ордам троглодитов, маги и некроманты схватились в чародейской битве с колдунами Диких земель, а рибхукшаны вместе со сборным ополчением сдерживали натиск остальных ырок и солдат старой Титании. Но стаи оборотней на службе у императора были настоящими хищниками, а волки Вульфрика мирными деревенщинами; гномы Маунгата и сикомэ привыкли сражаться с выпавшим на их долю противником, но только дикими, а здесь обитатели гор были хорошо вооружены и закованы в прочные доспехи; маги и некроманты постигали магию как науку и искусство, а колдуны ырок привыкли использовать ее как оружие и в бою превосходили противника примерно столь же, сколь тренированные войска Титании превосходили простых ополченцев: неудивительно, что по всем фронтам армия Сильвестра уступала империи.
   Впрочем, основными боевыми единицами в этой войне являлись титаны, а в их сражении между собой пока сохранялось равенство. Два древних исполина, возвращенные к подобию жизни искусством некромантов и силой осколка порядка, сотрясая своими тяжелыми шагами землю, сошлись на поле боя, отвешивая друг другу не менее тяжелые удары. Ведомые волей императора и старейшин некромантов, Тифус и Кронос вновь, как и тысячи лет назад, сражались в Великой Вражде, не обращая внимания на ведущих свою войну где-то далеко внизу, у них под ногами, существ нового мира.
   Что же до мантикор, рухов и прочих летающих тварей империи, то тяжелые и неповоротливые горгульи Эджхолда ничего не могли им противопоставить и воздушная битва, как и предполагалось, была проиграна даже не начавшись.
   И все же, несмотря на большие потери и явное превосходство армии противника, защитники Эджхолда не сдавались. Повсеместно отступали, все теснее прижимаясь к замку, но не сдавались. В конце концов, их ряды под стенами Эджхолда сомкнулись столь плотным строем, что волны атакующего противника, раз за разом врезаясь в него, неизменно разбивались. Кроме того, отступив настолько близко к замку, защитники Эджхолда оказались надежно защищены от атак с воздуха: чародеи и лучники рибхукшан, ведя плотный огонь с крепостных стен, держали летающих тварей империи на значительном расстоянии от замка и защищающих его войск.
   В таком закрытом ключе сражение могло бы продолжаться еще довольно долго, но задержка обороняющимся была только на руку. Однако, надежда защитников Эджхолда на возвращение Сильвестра с подмогой не спешила себя оправдать, тогда как войска императора продолжали наращивать давление, а над полем боя засияла искрящим синим оперением птица грома.
   Грозовые тучи по воле царя рухов быстро затянули собою небо над всем Халдором и наполнили своим зарядом крыла могучей птицы, готовой одним ударом поразить всю, так удобно зажатую между войсками империи и стенами замка, армию защитников Эджхолда.

   ***
   В то же самое время, но немногим выше затянувших небо над Эджхолдом туч, князь Таларский окружил себя мощными защитными чарами и сорвался вниз с парапета небесного города. Как некогда боги, он, яркой звездой раздирая небеса, устремился к земле и, вонзившись прямо в гущу сражения, явил свою мощь войскам обеих армии. Ударная волна от его падения разметала множество вражеских войнов вокруг, внеся замешательство в их ряды, а следом за Сильвестром, прорываясь сквозь облака и тучи, уже спускались на собственных крыльях десятки ангелов Эдема, как мечами, вооруженные кристаллами испускающими лучи палящего света.
   Все это произошло очень быстро и как раз вовремя для того, чтобы ангелы, соединив клинки света, успели отразить смертоносный удар молнии, уже направленный птицей грома в защитников Эджхолда. Еще мгновением спустя, рядом с Сильвестром приземлились Тецкатлипок и королевы демонов – Люсиль и Мефала. А потом и вся громада Эдема, на удивление обеих армии, плавно опустилась над Эджхолдом, едва ли не коснувшись своим основанием верхушек его башен. Из небесного города в полосах света стали появляться, когда-то таким же образом похищенные, люди халдора и, все как один, присоединились к армии защитников Эджхолда.
   Воодушевленная возвращением своего лидера и долгожданной подмогой, армия Сильвестра с новыми силами ринулась в бой и смогла отбросить противника подальше от замка. Сражение приняло новый оборот и теперь велось примерно на равных: ангелы свели на нет воздушное превосходство империи, а халдорцы – численное. Что до демонов и самого Сильвестра, то каждый из них стоил десятков бойцов и против них императору пришлось отправить в бой свою личную гвардию во главе с генералом Хейнриком Эваном. Элитные войска империи остановили рост преимущества армии Сильвестра в этой битве, но также и предоставили самому князю Таларскому шанс лицом к лицу сойтись с одним из злейших врагов.
   Воспользовавшись приемом, подобным тому, что использовали в своем боевом стиле ырки, Сильвестр исчез в сгустке тьмы и, пронесшись сквозь вражеские ряды, набросился на Хейнрика. Тот легко отразил первый удар и между ними завязалась очередная яростная схватка. Противники были достойны друг друга: Сильвестр научился использовать свои способности и даже в хаосе окружающей со всех сторон битвы, оглушающей взрывами и ослепляющей вспышками огня и молний, мог сосредоточить все свои чувства на дуэли с Хейнриком, в совершенстве парировать его удары и наносить казалось бы смертельные удары самому, однако, отточенные до совершенства боевые рефлексы генерала имперской армии ни в чем не уступали способностям Сильвестра, его защита была столь же идеальна, а удары столь же опасны. Они были могучи и равны, подобно двум титанам сражавшимся вдали, и ни одному не удавалось склонить чашу весов в свою пользу.
   Впрочем, Сильвестр и Хейнрик только начали свой бой, а Тифус и Кронос сражались уже давно и ни один не имел преимущества до тех пор, как Кронос вдруг без видимой причины оступился. Одним коленом обрушился он наземь, раздавив при этом немало союзных войск, затем поднялся, но движения его отчего-то утратили четкость и сделались заторможенными. Тифус неожиданно обрел преимущество и стал обрушивать на ослабевшего Кроноса один за другим сокрушительнейшие удары многопудовых кулачищ. Древние кости Кроноса скрипели и трещали под тяжестью такого напора, но он почему-то не отвечал и не защищался, а только отступал.
   Ему явно требовалась помощь. Но кто из ныне живущих имел достаточно сил, чтобы вмешаться в битву титанов? Очевидно, лишь братья Таларские, однако титан Себастьяна в помощи не нуждался, а Сильвестра от них отделяло довольно большое расстояние, вокруг мелькали тела тысяч бойцов и шумела яростная битва, а прямо перед ним находился один из сильнейших войнов Мидгарда: Сильвестру было не до титанов.
   – Я в замок, мой князь! – промчался мимо него, до того сражавшийся неподалеку, Тецкатлипок. – Что-то случилось со старейшинами.

   ***
   Тецкатлипок, уклоняясь от острых когтей рухов и ядовитых жал мантикор, несся над полем битвы в сторону Эджхолда. Он очень торопился, потому как Кронос не мог больше сдерживать Тифуса, а если вражеский титан возьмется за другие войска Сильвестра, то с таким трудом достигнутое равенство сил будет утрачено. Кроме того, слабость Кроноса могла означать лишь одно – кто-то мешает некромантам поддерживать контроль над заклинанием «Голиаф», а значит, в Эджхолд каким-то образом пробрался враг.
   Так оно и оказалось. Однако враг объявился не снаружи, а изнутри. Архонт смерти Мортус с отрядом верных ему некромантов предал совет старейшин. Он прекратил контроль над «Голиафом» и атаковал Кайна и Зигфрида. Оступившийся из-за этого Кронос послужил сигналом к бою верным Мортусу некромантам и те, перестав посылать титану свою силу, в свой черед атаковали недавних союзников.
   Оставшиеся верными Сильвестру и старейшинам некроманты, защищаемые магами Гильдии и чародеями-рибхукшан, вступившими в бой с предателями, с большим трудом, но все же удержали энергетический канал с титаном, однако его мощность заметно и непоправимо упала. Впрочем и с той силой, приток которой к Кроносу еще обеспечивали некроманты, один Зигфрид справится не мог. Он не оставлял попыток восстановить контроль над «Голиафом» пока Кайн в страшном магическом поединке сражался с Мортусом, но даже великий старейшина некромантов – древний король-лич, – был не в силах в одиночку справиться со столь сложным заклинанием, и Кронос продолжал проседать под мощным напором Тифуса, медленно угасая и вновь превращаясь в груду безжизненных костей некогда великого титана.
   – Как ты посмел предать нас?! – рычал тем временем патриарх вампиров Кайн, обрушивая на Мортуса страшную мощь давно не виданной в Мидгарде магии крови.
   – Как только вы признали равного нам некроманта в не прожившем и века Сильвестре Таларском и вступили в союз с изгнавшей нас гильдией магов, – ответил Мортус, распахивая свою черную мантию и обращая против магии крови дыхание самой смерти. – Я не мог стерпеть такое унижение!
   – Он оказался способен вернуть к жизни не только существа, но даже целые народы! – имея ввиду воссоединение ангелов и демонов, прорычал Кайн, взрываясь очередной порцией энергии крови. Он достойный некромант, а ты… союзу с ним ты предпочел службу его младшему брату? Ты противоречишь сам себе!
   – О-о-о нет, – протянул Мортус, закутываясь в полы мантии и исчезая, благодаря чему уклонился от объявшего все помещение выброса всепожирающей мощи древнего вампира. – Я служу не жалкому смертному, а более древним чем сам мир Порядку и Хаосу. У столь могущественного артефакта как осколок порядка должна была быть причина, по которой он избрал своим владельцем Себастьяна. – И, объявляясь позади Кайна, в одном лишь шаге от Зигфрида, Мортус, голосом гулко раздавшимся под сводами башни, добавил: – Впрочем, признаю что и Сильвестр фигура для планов осколка значимая. Но его сопровождает Хаос и находиться рядом с ним опасно. – Он схватил занятого контролем над «Голиафом» Зигфрида, вонзил костлявую руку меж его голых, полуразложившихся ребер и, порывшись внутри, вынул оттуда лист измятой бумаги с записанным на нем воскрешающим заклинанием Сильвестра. – Так и знал, что он доверил его тебе, Зигфрид!
   Именно в этот момент в окно башни влетел Тецкатлипок.
   – Что тут у вас происхо… – сходу поинтересовался было он.
   Но не успел демон закончить вопрос, как Мортус, прикрываясь Зигфридом, метнул в него кинжал из ртутного серебра, мощным магическим импульсом сбил с ног Кайна, затем отбросил в сторону самого лича и со словами: – По старой дружбе я сохраню вам обоим жизни, однако на вашем месте я бы не рассчитывал на то, что они продлятся долго, – покинул башню, обернувшись облаком густого черного дыма.
   Несчастный Тецкатлипок, первым примчавшийся на помощь к старейшинам некромантам, будучи сражен кинжалом из ртутного серебра, мгновенно обмяк и упал, медленно истекая кровью. Кайн и Зигфрид с трудом поднялись с пола и бросились к нему, но уже ничем не могли помочь: ртутное серебро разорвало заклинание связывающее маленького демона с духом Сильвестра, и он вновь умирал. А мгновение спустя, где-то вдалеке раздался страшный грохот. Это окончательно пал и всей своей тяжестью обрушился наземь Кронос, также утративший связь со своими заклинателями.

   ***
   Одновременно с этими событиями, на поле боя близ Эджхолда, Сильвестр продолжал свою дуэль с Хейнриком. Противники были равны и настолько искусны, что ни один из них не мог нанести другому удара, ибо было ясно – первый удар, достигший цели, с высокой долей вероятности станет смертельным. Любая ошибка могла стоить в этом поединке жизни, однако Сильвестр и Хейнрик, прекрасно это понимая, были непогрешимы в обороне. Их бой казался образцом фехтовального искусства, но, рано или поздно, кто-то в нем должен был потерпеть поражение.
   Оба противника прекрасно понимали, что только лишь защищаясь выйти победителем из этого поединка не получится, но чтобы усилить нападение и перейти в атаку нужно было пожертвовать надежностью своей обороны. И Сильвестр решился на это первым. Во время очередного выпада Хейнрика он не стал отступать, парировать или уклоняться, а наоборот сделал шаг навстречу противнику и, во время этого движения, клинком успел отвести чуть в сторону орудие врага, все же скользнувшее по его плечу и вспоровшее кожу. То был весьма рискованный прием обороны, однако именно благодаря ему Сильвестр получил возможность нанести ответный удар, а Хейнрик утратил все шансы на то, чтобы его блокировать.
   Клинок из ртутного серебра пронзил грудь Хейнрика и, когда в глазах индиго стала затухать жизнь, по полю боя пронеслась, разметая всех и вся на своем пути, волна могучей энергии, вполне достаточной для того, чтобы вновь открыть врата Тартара не будь они очень далеко и заперты богами изнутри. Сильвестр вынул меч из груди поверженного противника, но не успело умирающее тело индиго пасть наземь, как князь Таларский вонзил в него свою призрачную руку. Одновременно с этим вторая волна мощи распространилась по полю боя и совпала с грохотом, сотрясшего землю, падения обессиленного Кроноса.
   Разделавшийся со своим противником Тифус издал победный рев, обваливший одну из стен Эджхолда и вновь вызвавший кровотечение из носов и ушей солдат. Казалось, будто теперь ничто не помешает титану сокрушить армию защитников Эджхолда и сам замок, но опустошенное тело Хейнрика, наконец, упало наземь, а третья волна его души оказалась крепко сжата в призрачной руке Сильвестра.
   Давление этой силы оказалось столь разрушительным, что даже пропитанные составом нерушимой крепости кости руки князя Таларского начали трескаться, а призрачная оболочка ее стала блекнуть и быстро исчезать. Однако прежде, чем рука Сильвестра сломалась окончательно, он успел направить всю эту энергию в сторону древнего титана. Снаряд неимоверно мощной силы, со свистом разрывая воздух, пронесся над полем битвы и, вонзившись в грудь титана, взорвался третьей и последней волной души индиго. И Тифус, так недавно воскрешенный могуществом осколка порядка, снова испустил дух, сраженный этой силой, и замертво пал подле только-что поверженного Кроноса.

   ***
   Ситуация на поле боя коренным образом изменилась. Войска защитников Эджхолда воодушевленные тем, что Тифус и Хейнрик были повержены, по всем фронтам стали давить деморализованные по той же причине силы империи. Однако, вопреки всем ожиданиям, Себастьян, лишившийся одновременно и титана, и главнокомандующего своей армии, не стал отводить войска, а бросал в уже безнадежный для него бой все новые и новые силы. Зная своего брата, имевшего обыкновение тщательно и досконально обдумывать свои поступки прежде, чем их совершать, Сильвестр сразу заподозрил неладное.
   «Себастьян ужасно хладнокровен и жесток, но отнюдь не глуп», – размышлял он про себя, наблюдая как все новые и новые неорганизованные волны имперских войск насмерть разбиваются о ряды защитников Эджхолда. – «Он не стал бы столь бездумно отправлять своих солдат на бессмысленную бойню. Нет! Он сознательно жертвует своими войсками, преследуя некую страшную цель. Вот только какую?».
   На ответ этому вопросу Сильвестра натолкнул посыльный некромантов, как раз в тот момент прибывший к нему из Эджхолда. Правда сначала он доложил лишь о предательстве Мортуса и смерти Тецкатлипока, и горестная весть заставила Сильвестра на время отвлечься от мыслей о враге и задуматься о друге.
   «Так вот почему с моей руки спала призрачная оболочка», – про себя подумал он, глядя на обломки кости, которыми продолжалась его рука от локтя. – «Случись это хоть немного раньше и моя рука не выдержала бы достаточно долго мощь души Хейнрика, Тифус бы остался жив и, как знать, чем бы тогда для нас все обернулось. Но маленький демон даже невольно и на пороге смерти сыграл свою немаловажную роль в этой войне и оказал своим союзникам неоценимую помощь».
   – Тецкатлипок был всем нам верным товарищем и я не пожалею остатков руки для того, чтобы воскресить его вновь, – уже вслух произнес Сильвестр.
   – Боюсь ничего не выйдет, милорд, – скорбно склонив голову, ответил на это посыльный. – Он был сражен кинжалом из ртутного серебра и старейшины говорят, что тело его больше не примет душу. К тому же, – наконец поведал он то, от чего мысли Сильвестра вновь вернулись к страшной и загадочной цели императора, а по телу забегали мурашки, – Мортус украл все записи о вашем заклинании.
   «Вот оно!», – с ужасом отметил про себя Сильвестр и, немедленно связавшись с командирами своей армии, мысленно произнес: «Прикажите всем войскам отступать!», – и, понимая, что такое распоряжение может встретить неприятие у окрыленных успехами на поле боя солдат, весьма обеспокоено добавил: «Немедленно!». А про себя уже во всю ругал свою недальновидность: «Нужно было сразу уничтожить это заклинание! Как мог я не предвидеть такого ему применения?! Теперь, даже победой своей мы обрекли себя на поражение!».
   Примечательно, что немногим ранее примерно та же мысль пронеслась и в голове Себастьяна, когда в стане имперских войск Мортус протянул ему заклинание Сильвестра.
   – С помощью этого заклинания из поражения своего мы выйдем победителями, – озвучил эту мысль он, принимая из рук Мортуса свиток и одаряя того своей хищной улыбкой. – А тебе, в качестве благодарности за оказанную услугу и искупления за предательство моего дорогого брата, я дарую право первым опробовать действие этого ритуала. На себе.
   Император сделал призывной жест рукой и стая гулей послушно поднесла к его ногам обглоданный скелет недавно павшего война. Однако Мортус не просто так являлся старейшиной некромантов и сразу понял, чем может быть чревата для заклинателя попытка воскрешения с помощью этого ритуала взрослого война, если уж воскрешение маленького беса стоило создателю заклинания руки. В ужасе отпрянул Мортус от скелета и попытался улизнуть, обратившись облаком темного дыма, но Себастьян, словно непроницаемой сферой, окружил его силой осколка порядка и архонт смерти, будучи не в силах преодолеть эту силу, лишь беспомощно бился о стенки невидимой преграды.
   – Я ведь должен убедится, что это именно то заклинание, – заметил ему Себастьян, когда тот примирился с невозможностью бегства.
   И Мортус, понимая что деваться ему некуда и только подчинившись императору остается шанс выжить, сбиваясь от страха, прочел над скелетом заклинание Сильвестра. И результат не заставил себя ждать. Плоть архонта смерти тут же стала кусками отрываться от его тела, причиняя немыслимую боль, а затем, превратившись в кровавое месиво стала оседать на скелет, формируя вокруг него уже новое тело. Спустя четверть часа адских мук для архонта и тягостного ожидания для императора, перед последним предстало два ужасных монстра: белоснежный, без малейших следов плоти, но живой, скелет Мортуса, окруженный черной сущностью его души, и безобразный зомби, собранный из кусков чужой плоти, нелепо облепивших его обглоданные кости.
   Себастьян казался очень довольным.
   – Превосходно, – только и сказал он, и тут же обратился к обновленному некроманту. – Мортус!
   – Да, повелитель, – отозвался тот, глухим голосом донесшимся откуда-то из пустоты за костьми его челюстей.
   – Начинай приносить в жертву дезертиров и пленных, – приказал Себастьян, – и подними их плотью павших!
   И в считанные часы армия императора пополнилась сотнями возвращенных с того света войнов. Самых сильных из павших с обеих воюющих под Эджхолдом сторон. Только Хейнрика, заколотого мечом из ртутного серебра, вернуть Себастьяну не удалось. Зато удалось в деле увидеть свои новые войска, потому как далеко не все войны Сильвестра подчинились приказу об отступлении и, движимые желанием добить врага, сами пришли на убой отряду смертоносной нежити.

   ***
   Отступая к замку, Сильвестр распорядился сжечь как можно больше трупов, однако битва под Эджхолдом унесла слишком много жизней и оставила на поле боя слишком много павших, что было на руку императору и предвещало поистине великие беды всем остальным. Поэтому, на утро следующего дня, Сильвестр со стен Эджхолда и Себастьян из своего лагеря, наблюдая как стаи плотоядных вурдалаков в предрассветном мареве тумана сновали по полю боя и пожирали тела убитых, думали с разным настроением, но об одном и том же: «Когда вурдалаки обглодают кости умерших, оставшиеся в живых солдаты империи будут принесены в жертву, дабы их плотью поднять павших. И тогда, превратятся одни в одушевленный скелет, а другие в бездушных зомби. И не будут ведать они ни усталости, ни боли, ни страха, ибо не дано им умереть дважды. И не будут знать они ни пощады, ни жалости, ибо обратят пленных и павших себе в пополнение. И пройдут они маршем живых мертвецов по миру, ибо никто не сможет их остановить».

Часть III
Апокалипсис

Глава XXIII

   Битва под Эджхолдом, завершилась полной и безоговорочной победой империи. Тот призрак триумфа, за который тысячи войнов Сильвестра отдали в той битве свои жизни, развеялся во прах стоило лишь императору Себастьяну явить первые плоды своего мнимого поражения. Небольшой отряд скелетов-призраков, немногим позже прозванный «Дикой охотой» за свою свирепость и легкость добытой им победы, ведомый самим Мортусом играючи растерзал целую армию, которая, ослушавшись приказа Сильвестра не вступать в бой, выступила на лагерь императора с целью добить, казалось бы побежденного, противника.
   Оказавшись свидетелем столь страшного разгрома Сильвестр с горечью закрыл глаза и пред мысленным взором его пронеслись гнетущие картины предстоящего Мидгарду будущего – сплошь унылые руины и пустоши, заполоненные лишь легионами живых мертвецов и постепенно вымирающими от отсутствия съедобной плоти падальщиками. На этом князь Таларский, скрипя сердце, смирился с потерей материка, на котором издревле поддерживали мир и порядок его предки, и, не став дожидаться новой атаки имперских сил, с весьма немногочисленными остатками своих войск покинул Эджхолд на небесном городе Эдеме.
   А будущее, предвиденное Сильвестром Мидгарду, незамедлительно стало наступать. Из павших солдат двух армии Себастьян поднял войско, какого еще не видывал свет. Стаи призрачных и мертвых птиц рух парили рядом с вороньем в сумрачном небе, под которым император без малейшей жалости вырезал живых людей, ырок и чудовищ, чтобы их плотью поднять падших. Даже титанов он поднял вновь ценою жертвы тысяч существ, продолживших служить империи уже в виде скелетов с тлеющими в их пустых глазницах остатками души.
   В своем безумии Себастьян дошел до того, что скоро на всех завоеванных империей землях Мидгарда по-настоящему живых существ осталось во много раз меньше, чем живых мертвецов. Без конца множа число нежити, император вырезал население сел и деревень, монстров гор, лесов и пещер, а затем, настал черед последнего свободного королевства – Маринополиса. Многие его жители успели покинуть свои жилища и десятки кораблей спешно отплыли на Сандаан, Ньердлунд и уже ставшие пригодными для жизни острова Краеугольного архипелага, спасаясь от легионов империи; но тех кто сглупил или рискнул остаться ждала незавидная участь присоединиться к без того уже несметной армии мертвых.
   Так Себастьян, наконец, объединил все земли Мидгарда, но сделал это в опустошающей войне, и все его народы, но в жизни после смерти. Единый народ лишенный чувств, потребностей, желании; и единый материк, лишенный облагораживающих его рук живых существ и понемногу возвращавшийся к первозданной дикости, стали являть собой абсолютный, но какой-то кладбищенский, порядок. Действительно, в очень короткие сроки весь Мидгард стал похож на одно огромное кладбище, и называть его стали соответствующе – мертвым материком.
   На этом, казалось бы, в истории противостояния братьев Таларских можно было ставить точку, ведь Себастьян добился всего, чего хотел, хоть и в извращенной до крайности форме, а Сильвестр уже вряд ли мог что-то с этим поделать. Впрочем, в руках у Сильвестра оставался еще один из камней знаний ырок, а в нем находилась копия списка жителей Талара, некогда снятая с книги-привратника. И вот что заинтересовало князя Таларского в этом списке еще во время его пребывания на Диких землях и очень кстати вспомнилось теперь: там были указаны три невероятно древние ведьмы, которые, судя по всему, жили в городе-миротворце с самого дня его основания, и называла их книга-привратник не иначе как дочери судьбы. Эти ведьмы являлись самыми древними из ныне живущих в мире существ и что-то подсказывало Сильвестру, что они могут знать ответы на многие вопросы, в том числе, возможно, и на самый актуальный в данный момент, а именно: «Как вернуть жизнь Мидгарду?». Однако, этих ведьм еще нужно было найти, а для этого, в свою очередь, вернуться на мертвый материк. Что Сильвестр и сделал, вскоре в одиночестве покинув Эдем.
   Небесный же город, высадив князя Таларского на безжизненных пустошах Мидгарда, отправился на юг, к островам Диких земель, где две королевы демонов, лидеры народов ангелов, рибхукшан и сикомэ, а также немногочисленных магов, некромантов и оборотней вступили в переговоры с весьма поредевшим народом ырок и, напомнив его представителям сколько душ они потеряли в битве под Эджхолдом и скольких из них для своих гнусных целей умертвил император после нее, склонили Ыркистан к сотрудничеству.
   Образовавшийся новый союз поставил себе целью отыскать способ борьбы с нежитью Себастьяна, однако это оказалось сложнее, чем можно было себе представить, тем более, что данные камней знаний ырок оказались в этом отношении чрезвычайно бедны. Поэтому, приняв в свои чертоги остатки народа ырок, Эдем вскоре оставил опустевший архипелаг Дикие земли позади и отправился на Раскол, для того чтобы продолжить поиски в библиотеках Некрополя и гильдии магов.
   С тех пор о братьях Таларских, небесном городе, судьбе Мидгарда и легиона нежити во всем остальном мире долго ничего не было известно. Первое время население Сандаана, Ньердлунда и островов Краеугольного архипелага с напряжением и опаской поглядывали на запад, но время шло, а ничего страшного не происходило. Впрочем, отправляться на запад за новостями ни у кого желания не возникало. Мир просто сжался: жители Сандаана, Ньердлунда и Краеугольного архипелага наладили между собой торговые и дипломатические отношения, а все что находилось западнее просто объявили мертвым и утратили к тому интерес. Таким образом, жизнь на двух континентах и архипелаге, ранее остававшихся в стороне от войны на Мидгарде, несколько лет шла в спокойном и размеренном русле, пока однажды отголоски той войны не докатились и до них. Все вновь пришло в движение, и от берегов мертвого материка в сторону Сандаана, Ньердлунда и Краеугольного архипелага отплыли сотни судов с черными флагами. Флотилия мертвых наступала.

Глава XXIV

   Несмотря на то, что для жителей востока промежуток времени между переселением Маринопольцев и известием о наступлении нежити выдался спокойным и безоблачным, а о событиях на западе никто не имел ни малейшего понятия, именно там происходили все ключевые в судьбе этого мира события. И произошло их за это время немало.

//-- *** --//
   Оставив Эдем со всеми своими соратниками, Сильвестр сразу приступил к поискам трех древних ведьм, и начать он решил с Талара. Дело в том, что в камне, оказавшемся в его руках, был пусть и весьма искусно воссозданный, но всего лишь скопированный список волшебной книги-привратника. Чудо ыркского шпионажа содержало информацию обо всех жителях города-миротворца едва ли не за за все годы его существования, однако Сильвестр заметил, что она была не полной. В камне содержались лишь те данные, которые жители и гости Талара вносили в книгу сами при входе в город, а Сильвестру, как князю Таларскому, было прекрасно известно, что книга-привратник из слухов, легенд и сказании, звучавших в городе и по всему княжеству, постоянно дополняла информацию о каждом существе оставившем запись на ее страницах. За тысячи лет своего и их существования книга-привратник несомненно должна была узнать о ведьмах хоть что-то помимо их древности и странного происхождения, и Сильвестр, двигаясь по землям мертвого материка в сторону лежавшего в руинах города, хотел выяснить что именно.
   Сильвестр покинул Эдем, когда тот пролетал над сожженными лесами Селенвуда, и, проводив взглядом небесный город, продолживший свое движение на юг, в сторону архипелага Дикие земли, пошел в противоположную ему сторону. Земли Мидгарда, которые пересекал он на своем пути к Талару, полностью соответствовали новому названию материка: смерть царила здесь всюду.
   Пепелище Селенвуда вдоль и поперек испещренное следами костяных ног скелетов прошедших здесь и унесших с собою трупы павших во время осады войнов рибхукшан и империи; залитые давно запекшейся кровью окрестные поселения, жители которых поголовно вырезались для оживления этих трупов; разрытые курганы и могильники на окраине Талара с разбросанными вокруг них, и видимо непригодными для воскрешения, полусгнившими останками – все это видел на своем пути Сильвестр, но уже ничего не был способен почувствовать. Его сердце ожесточилось за годы унесших десятки тысяч жизней кровопролитных сражений и он стал настолько черствым, что даже страшная участь Мидгарда мало волновала его мысли и чувства; лишь сознание того, что не все еще кончено двигало им. И Сильвестр продолжал свой путь к павшему городу-миротворцу.
   В Таларе, судя по характерным следам костяных ног вокруг его разрушенных стен, нежить также успела побывать, однако Сильвестр без тени страха вошел в город. Для него, даже потерявшего руку, но зато в совершенстве овладевшего силами своей одержимости и имевшего при себе отцовский меч из ртутного серебра, мелкие отряды нежити не представляли серьезной опасности, а крупных их скоплении, судя по отсутствию вороньих стай в небе над городом, поблизости не было.
   Второй раз со времен падения города-миротворца князь Таларский вернулся на его руины и, в отличие от первого раза, когда Сильвестр во главе отряда сикомэ спешил на помощь рибхукшанам Селенвуда, сейчас он никуда не торопился. Медленно шел он по развалинам, всего лишь несколько лет назад бывшего великим и прекрасным, города, шумного и оживленного, но война, мародеры и время не пощадили Талар. Теперь вокруг царила тишина, сквозь некогда мощенные улочки росла густая и высокая трава, в высохших фонтанах и тени разрушенных здании обосновались дикие звери, а на полуобвалившихся крышах башен свили свои гнезда птицы: жилище разумных народов, когда-то давным-давно отвоеванное у природы, постепенно возвращалось в ее лоно, ныне даруя прибежище лишь животным и птицам.
   Город был почти подчистую разграблен мародерами, а многое из того, что они не взяли, за долгие годы успело сгнить под разрушительным влиянием дождей и ветров, однако Сильвестр не отчаялся найти одну из семи книг-привратников и приступил к поискам. Взором своим пронзал он толщу кирпича и камня, но скоро понял, что волшебную книгу таким образом может и проглядеть. Тогда взмахом руки стал он поднимать тяжелые каменные плиты и древесные балки, из которых некогда были построены врата Талара, и разгребать завалы близ городских стен, где когда-то находились сторожки привратников, но у трех из семи ворот его ждало лишь разочарование. Только с четвертой попытки, у западных ворот, подвергшихся самым серьезным повреждениям, удалось Сильвестру найти искомое.
   Книга-привратник Талара была волшебной и от полного уничтожения ее защитили могущественные чары древних магов, однако последние годы не пощадили ничего в этом городе и Сильвестр нашел книгу уже изрядно потрепанной. Обложка из жесткой кожи местами потрескалась, часть страниц отсутствовала вовсе или пребывала в таком состоянии, что прочесть на ней что-либо не было возможно и будь это обычная книга у Сильвестра возникли бы проблемы, но книга-привратник была заколдована таким образом, что всю информацию из нее можно было получить даже останься в ней только один пригодный для чтения лист.
   Сильвестр открыл книгу на лучшим образом сохранившемся развороте и провел над ней ладонью. Страницы разворота тут же очистились от нанесенных на них записей и оказались совершенно пустыми.
   – Поведай мне все, что тебе известно о дочерях судьбы! – произнес Сильвестр, вновь проводя рукой над раскрытой книгой. И та повиновалась князю Таларскому. На ее опустевших страницах вновь появились письмена, но не стертые Сильвестром, а совсем новые.
   «Пистис, Элпис и Агапэ», – значилось в этих письменах, – «три сестры, дочери Судьбы и Случая. Их имена переводятся на язык Мидгардских народов как Вера, Надежда и Любовь. Впервые занесены в книгу-привратник в день основания Талара, но упоминания о них известны из мифов и легенд много ранее. Рождены задолго до первородных народов и, судя по всему, существовали в этом мире всегда».
   И это было все что содержалось в книге-привратнике о трех ведьмах. Как ни старался Сильвестр вытянуть из книги больше информации ничего у него не вышло. И Сильвестр задумался: «Быть может стоит еще раз посетить Дикие земли и покопаться в камнях знании ырок?». Впрочем, рядом с ним находилась библиотека, не так давно тоже хранившая не мало знании, и начать он решил с нее. Сильвестр поднялся на уцелевшую часть городской стены, направил взор в центр Талара, на основание развалин Белой башни, и прошелся взглядом по всей ее длине.
   Своей громадой павшая башня пересекала весь город, но Сильвестра интересовала лишь та ее часть, в которой находилась библиотека, а так как библиотека располагалась на одном из верхних этажей башни, то теперь ее останки должны были находиться где-то возле городских стен, причем, учитывая высоту башни и размеры города, вероятно даже с внешней их стороны.
   Так оно и оказалось. Этаж библиотеки рухнул недалеко за стеной города и, будучи одним из самых верхних этажей башни, подвергся наиболее страшным повреждениям. Две трети его площади были покрошены в пыль и мелкие осколки еще при падении и ударе, а оставшаяся треть наполовину ушла в землю, теперь аркой покрывая все то немногое, что осталось от библиотеки Талара.
   Вряд-ли в таких развалинах что-то могло сохраниться, ведь даже волшебная книга-привратник не устояла без вреда перед разрушительным влиянием стихии и времени, а библиотечные книги, в большинстве своем, волшебными не являлись; но пусть даже сомневаясь в результате, Сильвестр довел дело до конца.
   В кладке башенных стен было довольно много крупных отверстии и через одно из них Сильвестр проник внутрь. Он ожидал увидеть хаос разбросанных повсюду сгнивших книг и отсыревших свитков, поваленных стеллажей в густой паутине и в щепы сломанных шкафов, однако, к удивлению своему, обнаружил книги и свитки аккуратно разложенными на полках столь же аккуратно расставленных шкафов и стеллажей. Да, библиотечный этаж был разрушен, но сама библиотека явно не была заброшена: кто-то старательно восстановил ее.
   Сильвестр сделал несколько шагов вглубь библиотеки и провел рукой по корешкам ряда книг на ближайшем к нему стеллаже; на его пальцах не осталось ни пылинки, хотя в воздухе, тускло освещаемом лучами дневного света, продирающимися сквозь отверстия в стенах башни, пыли было предостаточно.
   «Значит те, кем была восстановлена библиотека, до сих пор находятся здесь и тщательно за ней ухаживают», – подумал Сильвестр. И будто в подтверждение его догадки где-то поблизости раздался слабый шорох. Сильвестр повернулся на звук, однако не заметил ничего, что могло бы его издать, но спустя несколько мгновений шорох повторился. Сильвестр вновь обернулся, щелкнул пальцами и в его ладони загорелся яркий свет озаривший собою едва ли не всю библиотеку, а главное, несколько гоблинов, кто с полу, кто со стеллажей, с любопытством следивших за не званным гостем. Маленькие любители книг бросились в рассыпную напуганные ярким светом, но успокоившийся Сильвестр уже сжал ладонь в кулак и свет погас, а когда глаза князя Таларского вновь привыкли к полумраку библиотеки он уже и без света мог различить очертания вернувшихся гоблинов.
   Вид этих маленьких, противных и надоедливых, но вместе с тем добрых и наивных существ, не знающих мира за пределами их библиотеки, очень обрадовал Сильвестра, ведь помимо того, что они были одними из немногих живых на мертвом материке, они также были мастерами в деле поиска нужной информации в книгах. Поэтому, не долго думая, Сильвестр подозвал к себе гоблинов и, когда те робко и нерешительно приблизились, попросил их дать ему книги, из которых можно было бы узнать хоть что-либо о Судьбе, Случае, Вере, Надежде и Любви, но, казалось бы простая просьба, привела гоблинов в замешательство. Некоторое время они лишь озадаченно переглядывались между собой, а потом, один из гоблинов подошел к Сильвестру, встал рядом и широким жестом маленькой ручонки обвел всю библиотеку разом. И Сильвестр его понял: Судьба, Случай, Вера, Надежда и Любовь являлись настолько широкими понятиями, что были богато представлены в каждой из этих книг.
   – Что-ж, – поблагодарил он гоблинов, – хорошо хоть не отправился в Дикие земли для того, чтобы понять очевидное.
   После этого Сильвестр покинул Талар и с тех пор отрешенно бродил по Мидгарду. Он избегал крупных скоплении нежити, благо над таковыми в небе всегда кружили вороны, но часто сталкивался с мелкими ее отрядами и весть о князе Таларском, одиноко бродившем по дорогам и тропам Мидгарда, не единожды доходила до императора Себастьяна, Бенедикта Тита и Мортуса, однако, как бы они не ломали голову на счет причины такого поведения Сильвестра, им не дано было догадаться, что он всего-лишь надеялся и верил в то, что судьба или случай наведут его на убежище трех древних ведьм – Пистис, Элпис и Агапэ.

Глава XXV

   Пока Сильвестр бродил по землям Мидгарда, а отряды нежити рыскали по его просторам в поисках выживших – немногочисленных дезертиров имперских войск, которым посчастливилось бежать из армии Себастьяна, когда тот начал резню своих же войск, и жителей сел и деревень, которым удалось убежать или спрятаться, когда нежить пришла в их дома, – в становище основных сил императора, расположившихся в захваченном Эджхолде, происходили следующие события: Себастьян все больше и больше устрашался результатов своих действий, а «Дикая охота» во главе с Мортусом становилась все более и более неуправляемой.
   – Почему вы медлите, ваше величество? Зачем вам эти беглецы? – время от времени донимал расспросами императора Мортус. – Рано или поздно они сами вымрут в лесах и пещерах, в которых скрываются. Для наших легионов несколько сотен, или может быть тысяч, их трупов без надобности. Наша цель за морем! Там где еще теплится жизнь.
   Однако Себастьян не жаждал вступать в новую войну. Дело в том, что когда-то он желал объединить все земли и народы Мидгарда под своей властью и, несмотря на неимоверную сложность предприятия, достиг своей цели, но при этом уничтожил и то, и другое. Он не гнушался чрезмерной жестокости и грандиозных потерь и льстил себе тем, что все это было проявлением твердости и силы, но в результате единый Мидгард стал называться мертвым материком, его народы объединились под властью императора лишь в легионах нежити, а из живых под началом Себастьяна осталось не более двух сотен душ – немногочисленные придворные, личная гвардия и старый Бенедикт Тит. Постепенно, затуманенный амбициями, взор императора стал проясняться и Себастьян начал понимать, что не к этому он стремился. В нем стало возникать отвращение к своей армии и делам собственных рук, но произошло это слишком поздно: теперь Мидгард целиком и полностью принадлежал мертвым, а Себастьян просто не торопился подарить им весь остальной мир, страшась остаться в нем последним из живых.
   – Ты слышал те же доклады что и я, Мортус, – отвечал в таких случаях император, – потому как тебе, отчего-то, сообщают все известия и отовсюду, причем порой даже раньше, чем мне, или вопреки моим указаниям. Мне это не нравится, учти, но сейчас не об этом! Ты знаешь что Сильвестр что-то ищет на Мидгарде, а так как он единственный, кому по силам одолеть меня, я ничего не стану предпринимать пока не буду знать наверняка, что именно он ищет и что замышляет.
   На самом деле Себастьяну было глубоко безразлично, чем в это время занят его брат; он только стремился сдержать нежить на Мидгарде, но та начинала осознавать свою силу и это обстоятельство внушало Себастьяну изрядное беспокойство. Некоторое время назад ему стало казаться, будто Мортус обладает в легионах нежити едва ли не большей властью, чем он сам – император; и это подозрение не было лишено оснований.
   Когда Себастьян заставил архонта смерти применить заклинание Сильвестра, тот лишился своей плоти и превратился в скелет, клубящийся черной дымкой остатков души. Страдания, которые при этом испытал Мортус, были неимоверны, но когда боль утихла и все закончилось он, будучи искушенным некромантом, не мог не оценить преимуществ новой формы своего существования.
   Как архонт смерти он обладал огромным могуществом и прожил более двух тысяч лет, однако был все же смертен, а с заклинанием Сильвестра Мортус, сохранив свое могущество, наконец, усомнился в своей смертности. Предводительствуя «Дикой охотой», сражаясь и обращая в нежить свои несчастные жертвы, он раз за разом убеждался в том, что даже самый ничтожный из смертных, подвергшись заклинанию Сильвестра, становился неуязвимым в бою. И наконец в голову его закралась мысль: «А способен ли сам император уничтожить тех, кого сотворил?».
   Эта мысль все глубже и глубже впивалась в разум Мортуса, и чем чаще он размышлял над нею, тем с меньшей охотой подчинялся Себастьяну. Мортус стал выражать недовольство его действиями, не соглашаться с его планами и нарушать его приказы, а отсутствие каких-либо действенных мер против этого со стороны императора делало Мортуса лишь смелее и увереннее.
   Вскоре Мортус стал действовать абсолютно своевольно, отдавать за спиной Себастьяна собственные распоряжения и прибирать к рукам власть над легионами мертвых. И пусть все это не бросалось в глаза, а происходило медленно и неприметно, приближенные императора – его двор и гвардия, – без того живущие в постоянном напряжении от столь страшного соседства, с завидной чуткостью уловили суть происходящего и им везде стали чудится угрожающие оскалы и кровожадные взоры нежити. Не упустил ни одного из этих обстоятельств и Себастьян. В отличие от придворных и гвардейцев, он не боялся за свою жизнь – осколок порядка был ему надежной защитой, – но, не будучи глупцом, он все же предвидел, что со дня на день Мортус открыто выйдет из повиновения.
   И это действительно произошло. Однажды вечером, когда Себастьян в одной из башен Эджхолда размышлял о том, как поступить ему с Мортусом и всей нежитью, со внутреннего двора замка донеслись звуки непродолжительной борьбы. Шум почти сразу стих, а крики захлебываясь или с мычанием, в зависимости от того перерезали ли жертве горло или просто закрывали рот, умолкли. Себастьян сразу понял что половина его людей уже мертва и их тела сейчас, должно быть, орошают своей кровью клыки вурдалаков, а другая половина будет умерщвлена чуть позже, чтобы их плотью поднять первую, но, будучи к этому готов, ни на мгновение не испугался. Несколько минут спустя, в соседнем с императорскими покоями помещении, гремя костьми, раздались шаги скелетов и шарканье зомби, а еще через мгновение, дверь, разделяющую обе комнаты, сорвало с петель.
   В покои императора, в сопровождении «Дикой охоты» и своры вурдалаков, используемых нежитью в качестве охотничьих псов, вошел, толкая перед собой едва живого от страха Бенедикта Тита, сам Мортус. Сделав несколько шагов, он с силой ткнул Бенедикта и тот рухнул на колени прямо посреди комнаты. Левой рукой Мортус молча схватил старого архивариуса и бывшего регента Талара за волосы и одним лишь движением другой руки отсек ему голову.
   – Этого даже в нежить обращать не станем, – презрительно произнес он, пиная тело Бенедикта на съедение вурдалакам, а голову швыряя бесстрастно наблюдавшему за всей сценой императору.
   Себастьян брезгливо отстранил подальше от себя голову погибшего столь отвратительной смертью пособника и с поразительным хладнокровием обратился к Мортусу:
   – Меня тоже попытаешься убить?
   Клубящийся тьмой скелет противно заклокотал, что должно быть заменяло ему смех, но понять что именно развеселило его – непоколебимая смелость императора или заданный им вопрос, – понять было невозможно.
   – О нет, я не убью вас, ваше величество, – отсмеявшись ответил Мортус. – Не смогу. Как вы сами не раз отмечали, одолеть вас может лишь Сильвестр Таларский, однако… – он сделал паузу и неприятный звук, раздающийся откуда-то из пустых челюстей скелета, повторился, – одолеть нас – мертвых – не сможете ни вы, ни он, ни кто либо еще. Заклинанием вашего брата вы создали то, с чем не в силах справиться, и я подумал: «Если вы не можете управлять нами, зачем вы нам?».
   Говоря это, Мортус почти вплотную приблизился к Себастьяну, но на лице императора не дрогнул ни единый мускул, напротив, он сделал ответное движение навстречу скелету и, глядя прямо в пустые его глазницы, вызывающе спросил:
   – Почему ты так уверен в том, что я не могу с тобой справиться?
   – О, я не сомневаюсь в вашем могуществе, ваше величество! – сказал Мортус. – Вы настолько сильны, что можете само время повернуть вспять и вернуть к жизни умершего даже многие тысячи лет назад, что вы и проделали с титаном Тифусом. Казалось бы, что может помешать вам сделать тоже самое со всеми нами: вернуть плоть одним и вернуть в могилу других? При условии что вы найдете труп, с которым я поделился плотью, и отмотаете наши часы на то время, когда мы не были едины, это могло бы сработать. Однако представьте, какой это немыслимый труд – проделать тоже самое для всех нас! – не говоря уже о том, что для воскрешения некоторых существ, как например титанов, потребовались тысячи жертв. А дело ведь еще и в том, что заклинание Сильвестра не просто убивает и не совсем воскрешает: оно непостижимым образом разрывает плоть и душу на мириады кусочков и собирает их вновь, разделяя между двумя существами, которые с тех пор не живут и не умирают. Это удивительная магия, ваше величество (я искренне восхищен вашим братом!), но она несет на себе печать хаоса, и что-то мне подсказывает, что даже осколку порядка не обратить ее действие.
   Себастьян внимательно выслушал пространный ответ Мортуса и к сожалению своему вынужден был признать его правоту: он и сам не однократно приходил к тем же выводам.
   – И все же вас можно убить, – заметил Себастьян, – ведь убил же ты Тецкатлипока.
   – Да, это так, – согласился Мортус, и с заметной долей иронии добавил: – вашим подарком. Оружие из ртутного серебра пока единственное, что смогло сразить подобного нам, однако таковых, насколько мне известно, всего два и оба находятся в руках Сильвестра и его союзников. Даже если допустить ваше воссоединение с братом, двумя клинками, при всем вашем и Сильвестра могуществе, не повергнуть двух титанов, целые орды мертвых монстров и не имеющие числа легионы нежити.
   Все это тоже было верно и у Себастьяна больше не осталось доводов в этом споре, а Мортус, не дождавшись новых возражении императора, после непродолжительного молчания произнес:
   – Смиритесь, ваше величество! Нас никому не остановить и потому мы в вас больше не нуждаемся. Убить вас я не могу, как не в моей власти вас изгнать, но я надеюсь, что вы покинете нас сами, потому как служить вам и выполнять ваши приказы здесь больше никто не станет. Ваша империя умерла, а у легионов мертвых отныне новый властелин.

   ***
   И Себастьян ушел. Он покинул Эджхолд в тот же вечер, миновав внутренний двор замка, где вурдалаки заканчивали обгладывать кости его гвардейцев, а придворных уже начинали резать под звуки заклинания Сильвестра. Себастьян испытал немалое облегчение, покинув смердящий нежитью замок, и двинулся вниз по склону халдорского нагорья, но не имел ни малейшего представления куда держать путь дальше, ведь живых на Мидгарде осталось немного и все они почитали его как врага, а повсюду за пределами мертвого материка его ожидало лишь презрение и ненависть. Так и бродил Себастьян с тех пор неприкаянным по Мидгарду и, сам того не зная, подобно Сильвестру отдался на волю судьбы и случая.
   А Мортус тем временем вступал в свой новый титул повелителя нежити.
   – Рубите леса, закладывайте корабли и постройте флот достойный легионов мертвых! Скоро мы отправимся за море, – распорядился он уже на следующий, после изгнания Себастьяна, день. И глядя со стен Эджхолда как толпы нежити разбредаются в разные стороны, чтобы приступить к выполнению приказа, а стаи рухов и прочих монстров разлетаются в отдаленные уголки Мидгарда, чтобы донести этот приказ до остальных, проговорил: – Весь мир лежит теперь у наших ног и мы примем это подношение. Но до тех пор, мне нужно еще кое-что сделать.
   И Мортус во главе отряда «Дикой охоты» отправился на запад, чтобы сесть на корабль в старой Титании и отплыть на Раскол, в Некрополь.

Глава XXVI

   Примерно в то же самое время, только далеко на юго-западе, в зависшем над джунглями Ыркистана небесном городе Эдеме, происходил совет лидеров свободных народов. Маги и некроманты Раскола, рибхукшаны Селенвуда, ургурские сикомэ, маунгатские гномы, халдорцы, оборотни, ангелы и горстка беженцев из Маринополиса – собрались на островах архипелага Дикие земли для того, чтобы объединившись с остатками народа ырок найти способ борьбы с нежитью. Сюда же прибыли и демоны. Большая часть этого древнего и немногочисленного народа, пребывая в человеческом обличии среди людей, с ними же и была уничтожена, когда орды нежити пополняли свои ряды в поселениях Мидгарда, но остальные, прослышав о местонахождении своих королев, сумели добраться до Диких земель. Вслед за ними прибыло на острова еще несколько сотен выживших со всех уголков мертвого материка; и представители столь многих народов, все как один, навалились на залежи камней знаний ырок и приступили к поискам информации, способной помочь им в деле борьбы с нежитью. Однако, так и не добились результатов, что наконец побудило лидеров каждого из этих народов собраться в храме света небесного города, чтобы решить: «Что же делать дальше?».
   – Итак, что мы знаем о нежити? – открыл совет шаман ырок Алвис.
   Вождь, до конца веривший в союз с империей, погиб в битве под Эджхолдом, так и не увидев к чему этот союз привел его народ. С тех пор шаман единолично правил ырками.
   – Все тоже, что и раньше, – коротко отозвался предводитель рибхукшан – генерал Гладолий.
   Еще один лидер этого народа, верховный чародей Мак, был убит в Эджхолде кем-то из слуг Мортуса, когда пытался защитить некромантов, питавших силой «Голиафа», от предателей.
   – Все что нам известно, известно лишь благодаря Сильвестру и Тецкатлипоку. Если убить существо, которому дана плоть, то погибнет и скелет этой плотью пожертвовавший. То есть, если уничтожить например титана, то вместе с ним погибнет и тысяча солдат, из плоти которых он был сотворен. Однако, сразить титана невероятно сложно, если вообще возможно, и проще было бы уничтожить ту тысячу солдат; проблема в том, что нет никакой возможности выяснить, какие именно из солдат костяного легиона отдали свою плоть титану. Кроме того, мы не знаем сработает ли это в обратную сторону, то есть умрет ли существо из плоти, если сразить скелет эту плоть отдавший. Но даже если и так, все это не важно пока единственным известным средством способным сразить нежить остается оружие из ртутного серебра, из коего мы имеем всего-навсего один жалкий кинжал, – весьма подробно высказался Мефистофель.
   Теперь он тоже в одиночку правил ангелами. Его брат, светоносный Люцифер – могущественнейший из архангелов, один на один схватился с птицей грома и сразил ее, но лишь ценою своей жизни. Он погиб от полученных ран и ожогов немногим позже своего врага. Впрочем, жертва Тецкатлипока и Люцифера, не пропала даром: их смерти послужили делу сближения ангелов и демонов, крепко соединив в общей скорби два, много лет враждовавших, но некогда единых, народа.
   – И мы это уже неоднократно обсуждали, а ничего нового с тех пор не произошло, – недовольно буркнул Кайн.
   Каждый из находившихся здесь, в храме света, предводителей потерял в Эджхолдской битве многих из числа своего народа, в том числе родственников и близких друзей, но только представитель некромантов, только их, – Кайна и Зигфрида, – близкий друг оказался предателем. Мортус – один из трех старейшин некромантов, – стал виновником гибели многих, о ком сейчас жалели собравшиеся, и способствовал становлению господства нежити на Мидгарде. Поэтому Кайну было неудобно находится среди предводителей свободных народов: древний вампир благородных кровей чувствовал свою вину за преступление собрата; ему было стыдно.
   – Я давно твержу вам, что в камнях знаний ырок нам не найти ничего полезного для нашей цели, – громко объявил Зигфрид, тоже чувствовавший себя некомфортно после предательства Мортуса, однако не в такой степени как Кайн. – Шпионы ырок ловки, но не вездесущи, а сами ырки не всеведущи. Их знания широки, но не глубоки. В них есть подробная информация о том где, когда, с использованием выдержек из каких книг Сильвестр создал свое заклинание и на ком его опробовал, но нет ни текста самого заклинания, ни даже содержания тех книг, которыми он пользовался для его создания: эти знания быть может хороши для составления летописи, но никак не годятся для изобретения контрзаклинания.
   – Немного резкое высказывание для того, в чьих руках некоторое время находились все собственноручные записи Сильвестра и само его заклинание, – огрызнулся было задетый критикой знаний своего народа Алвис, – но все же, я вынужден с ним согласиться: мы собираем информацию обо всем на свете, но не углубляемся в нее до тех пор, пока не возникнет такая необходимость. Некромантия не исключение. Нам известно многое об этой науке и у нас достаточно камней знаний с полными текстами довольно редких трактатов по некромантии, но все равно мы уступаем некромантам Некрополя, поскольку они занимаются лишь этой наукой, а для нас она одна из многих. Однако, не забывайте, что маги Гильдии вообще не занимались магией смерти без малого два тысячелетия, а Сильвестр создал свое заклинание пользуясь именно книгами оставшимися в башне Гильдии на острове Эа.
   – Да, но мы нашли их все, – заметил архимаг Жофэр. – Все книги, по некромантии, имеющиеся в Гильдии и академии. Мы изъяли их из наших библиотек сразу после бегства Сильвестра и многие оказались испещрены его пометками. Гильдия всегда с изрядным опасением относилась к любым проявлениям некромантии, поэтому мы озаботились заклинанием Сильвестра еще до отъезда союза магов и некромантов на Мидгард. И книги, и пометки, были тщательно нами исследованы, однако ни воссоздать заклинание, ни тем более найти что-либо способное его обратить нам не удалось.
   – Вообще не понимаю, к чему вы затеяли весь этот спор, – вмешался в разговор могущественных чародеев Вульфрик. – Ведь даже Сильвестр, создавший это заклинание, не знает как его обратить, хотя ему прекрасно известно и само заклинание и содержание тех книг, которыми он пользовался, и уж тем более тех заметок, которые оставил в них сам.
   После этих слов в кристаллическом зале храма света ненадолго воцарилось молчание. Всем присутствующим было неприятно осознавать, что все их усилия тщетны, время потрачено впустую, а план дальнейших действий попросту отсутствует. Вульфрик только подчеркнул это.
   – И все же, я предлагаю обсудить необходимость покинуть Дикие земли и отправиться на Раскол, дабы продолжить наши изыскания там, – наконец негромко проговорил Зигфрид, задетый упреком Алвиса, однако в повисшей тишине был хорошо услышан всеми. – Разумеется мы прочтем камни знаний ырок содержащие редкие трактаты по некромантии, но в Некрополе находится самая богатая библиотека по этой теме, а в Гильдии остались книги, которые использовал Сильвестр. Возможно, объединив всю имеющуюся у нас информацию, мы чего-то достигнем. Кроме того, маги, без малого два тысячелетия не занимавшиеся некромантией, могли пропустить в книгах и записях Сильвестра что-то действительно важное, да и сам Сильвестр, создавая свое заклинание мог допустить какую-нибудь ошибку, которой мы, если ее отыщем, смогли бы воспользоваться. Будет не лишним если на содержимое тех книг и пометок взглянут опытные некроманты.
   Это предложение многих не обрадовало. Все беженцы Мидгарда и войны всех народностей, пережившие битву под Эджхолдом, за время пребывания на островах Диких земель успели наладить здесь кое-какой быт и, не смотря на ужасный климат, были рады насладится, пусть не комфортом, но покоем, в дали от угрожавших миру событии. Лидеры свободных народов хорошо знали и понимали это, но вариант, предложенный Зигфридом, оставался, пожалуй, единственным, который еще подталкивал к действию, а не к пассивному ожиданию чуда или смерти.
   – Для этого нам нужно будет собрать всех на Эдеме, – немного поразмыслив, сказал молодой вождь сикомэ Арнлейф, в бою под Эджхолдом снискавший славу достойную его отца.
   – Не обязательно, – заметил человек по имени Дариус – халдорец, избранный земляками и беженцами других Мидгардских земель в качестве своего представителя на этом совете. – Достаточно отправить на поиски только два небольших отряда – по одному на каждую библиотеку. Незачем тревожить всех.
   – Исключено! – не согласился лидер немногочисленной когорты маунгатских гномов Кобальт. – Небесный город, пожалуй единственное место в мире, куда легионам нежити не по силам добраться. На такую высоту, какую может набрать Эдем, не способны взлететь даже твари, имеющиеся в распоряжении мертвецов, чего не скажешь об их способности переплыть или перелететь море. Если мы отправим поисковые отряды на небесном городе, то оставшиеся здесь окажутся беззащитными перед возможным нападением врага.
   – Можно отправить их любым другим способом, например через демонические врата, – предложила Люсиль. Мефала согласно кивнула. – Однажды мы уже помогли таким образом Сильвестру; нас не затруднит это повторить. Да и маги наверное смогут создать нечто вроде портала.
   – Тоже нет, – отклонил казалось бы стоящее предложение Мефистофель. – Каким бы способом мы не отправили поисковые отряды, они рискуют не добраться до цели или угодить в ловушку, о чем остальные никогда не узнают и будут терять время, без толку ожидая их возвращения. А время для нас очень ценно, ведь никто не знает когда мертвым станет мало Мидгарда и они отправятся за море. По той же причине двух отрядов, каковы бы они ни были по численности, слишком мало для быстрого исследования материалов двух крупных библиотек. Нам нужны все.
   И никто не нашелся, что возразить на это архангелу. Несмотря на то, что его народ утратил свой дар видения будущего, в рассудительности ему по-прежнему было трудно отказать. Больше никто не высказал ни предложений, ни возражений и совет окончательно принял решение: Эдем летит на Раскол и никто не останется на Диких землях.
   Такое решение лидеров Эдема, как и следовало ожидать, было встречено без особого энтузиазма среди всех народов, которые действительно успели плотно осесть на островах архипелага и не горели желанием покидать эти неуютные, но спокойные, места. Однако, напоминание о том, что небесный город является сейчас самым безопасным местом в мире и, хотят они того или нет, с ними или без, он улетит на Раскол, свело на нет все недовольство беженцев. Что, впрочем, не заставило их поторопиться. Сколько бы не твердил Дариус беженцам, что не нужно все подряд брать с собой на Эдем, они, уже однажды лишившиеся крова и хлебнувшие горя, не хотели расставаться со скромным скарбом обжитых на Диких Землях шатров и пытались затащить на небесный город едва ли не все, что только имелось в Ыркистане, чем значительно задерживали отправку.
   Опытные войны, привыкшие к походному образу жизни, в этом смысле оказались гораздо покладистее и собрались довольно быстро, при этом успев с пользой опустошить погреба и кладовые, а также кузнечные и алхимические мастерские ырок, перенеся все найденные там продукты, снадобья и оружие на Эдем. Только после этого они смогли помочь своим лидерам отобрать среди вещей беженцев действительно необходимое и, вопреки всем возражениям последних, отсеять совсем ненужное.
   Все эти хлопоты заняли неожиданно много времени и только спустя месяц после заседания совета, вынесенное на нем решение было, наконец, приведено в исполнение. Союз свободных народов покинул Дикие земли и отправился на Раскол.

   ***
   Несмотря на то, что по воздуху можно было двигаться напрямик, Эдем находился в пути несколько месяцев. Небесный город за тысячи лет своего существования никогда не был столь густо населен, как во время этого путешествия, что заметно отразилось на скорости его полета. Кроме того, пролетая над Мидгардом, было решено поднять город как можно выше, дабы избежать ненужных столкновении с мертвыми птицами рух и прочими летающими в здешних облаках тварями легионов нежити, что обеспечило безопасность населения города недосягаемой высотой его полета, но замедлило движение необходимостью соблюдать осторожность в мощных воздушных потоках таких высот.
   Эдем начал снижение лишь преодолев территории бывшей Титании и вновь оказавшись над открытым морем, однако, как оказалось, набрал такую высоту, что снижение продолжалось вплоть до берегов на южной оконечности западного Раскола, оставив чуть позади даже его острова-осколки. Это были владения некромантов; и скоро небесный город заскользил по сумрачному небу прямо над ними.
   Некромантов всегда было немного и, после визита к ним князя Таларского, почти все они покинули свои земли, отправились на Мидгард и участвовали в битве под Эджхолдом. Поэтому, помимо обычной для владений некромантов мрачности, эти земли выглядели теперь запустелыми и покинутыми, а немногочисленные остатки их хозяев со смешанными чувствами созерцали родные просторы с балконов и парапетов небесного города.
   Спустя еще несколько дней полета Эдем, наконец, преодолел северный конец долины умертвий и достиг черных скал, среди которых возвышался мрачный замок некромантов – Некрополь. Еще на подлете некроманты заметили странные блики между скал и с неясной тревогой напрягли глаза, силясь разобрать от чего они исходят, а когда небесный город подошел ближе и замок показался в просвете между скал, в глазах некромантов читалась уже не тревога, но гнев: Некрополь пылал.
   Снизу доверху объятый пламенем, горел дом некромантов и у всех, кто созерцал это с обзорных площадок Эдема (не только у некромантов) руки и челюсти, словно само собой, свело яростной судорогой. Нежить и, очевидно, Мортус их опередили, но, что самое ужасное, они оставили Мидгард и перебрались за море, а значит, сбываются самые страшные опасения; значит на очереди Сандаан, Ньердлунд и острова Краеугольного архипелага; значит миру грозит смерть.
   Первым среагировал на пожар в своих владениях король-лич. Обратившись облаком темного дыма, Зигфрид сорвался с одной из башен Эдема и полетел в Некрополь, держа путь к залу совета старейшин. Остальные некроманты бросились за ним разом с десятков парапетов, но, приблизившись к замку, разделились и направились в библиотеки, архивы и лаборатории; к ним присоединились несколько ангелов, демонов и способных к полету магов. Лишь Кайн отчего-то медлил. С минуту стоял он с холодным ничего не выражающим лицом на балконе башни, затем резко повернулся спиной к пылавшему Некрополю и двинулся прочь, вглубь Эдема.
   Тем временем Зигфрид буквально пронзил собою стену Некрополя и в клубах огня, дыма и пыли встал посреди зала совета старейшин, на одном из трех тронов в котором сидел, наслаждаясь всепожирающим пожаром, темный скелет Мортуса.
   – Что ты сотворил с нашим домом, негодяй?! – воскликнул Зигфрид, с легкой хромотой на полуразложившуюся ногу двигаясь к Мортусу и гневно сверля его своим адским глазом, пылающим, пожалуй, даже ярче, чем пламя пожара. – Как ты вообще посмел вернуться сюда?
   – Зигфрид! – поприветствовал его Мортус, поднимаясь с трона и спускаясь по широким ступеням перед ним навстречу древнему личу. – Я тоже удивлен видеть тебя здесь, ведь Некрополь нам больше не нужен; весь Мидгард сейчас похож на владения некромантов в лучшие их дни, а скоро и весь мир будет принадлежать мертвым. Присоединяйся ко мне, и в мире воцарится смерть.
   – Ни за что, Мортус, – ни секунды не думая, решительно отклонил предложение Зигфрид. – Ты как был ограниченным архонтом смерти, так им и остался; ты не понимаешь сути некромантии. Это наука и даже искусство преодоления смерти, а не распространения ее, ибо все, рано или поздно, умирает и помогать смерти ни к чему. Каждый дурак может убить, а даровать жизнь дано не всякому и мы, – истинные некроманты, – учимся сохранять, продлевать и возвращать жизнь. Я сделаю все чтобы остановить тебя, потому что если в мире не останется жизни… наш промысел угаснет.
   – Что-ж, я и не надеялся на то, что ты согласишься, – ничуть не расстроился Мортус. – Поэтому позаботился о том, чтобы по мере сил поспособствовать угасанию вашего промысла заранее и спалить все библиотеки, мастерские и лаборатории Некрополя, лишить вас жилища и даже надежды, – челюсти скелета свелись в странно напоминающем издевательскую ухмылку оскале, – ведь вы надеялись отыскать здесь нечто, что поможет справиться с заклинанием Сильвестра и его творениями, не так ли?
   Короля-лича затрясло от бешенства.
   – Ты поплатишься за все гнусности, что совершил! – процедил он сквозь зубы.
   – Ха-аха-ха, неужели? – засмеялся Мортус, глядя на то как хромой Зигфрид ускорил шаг. – Неужели так давно это было? Я одолел вас обоих – тебя и Каина – и с тех пор стал только сильнее; один старейшина для меня не противник.
   – Ты предал нас! Напал исподтишка, когда мы были заняты контролем «Голиафа» и уязвимы, – справедливо возразил Зигфрид. Он наконец пересек длинную залу и теперь лишь с полдюжины шагов отделяли его от Мортуса. – Посмотрим насколько ты храбр в честном бою.
   И молния холодной чистой энергии, сорвавшись с костлявых пальцев короля-лича, с треском понеслась в сторону клубящегося тьмой скелета. Мортус, не без труда, блокировал атаку и ответил не менее мощным магическим зарядом, однако Зигфрид даже не отразил, а скорее поглотил его и, преобразовав темную магию архонта смерти в нечто более чистое и сильное, отправил обратно во врага. Заряд казался столь сильным, что Мортус и не пытался отразить его, напротив, обратившись облаком темного дыма и разорвавшись на части, он уклонился от атаки. И завязался страшный магический поединок.
   Быстро перемещаясь каждой из своих частей по залу совета старейшин, Мортус с неимоверной скоростью осыпал Зигфрида волшебными стрелами, искрами и молниями одновременно с нескольких сторон. А король-лич то исчезал, то появлялся, уклоняясь от атак противника, столь мощных, что дробили в пыль мраморные полы и стены, или поглощая наиболее слабые из них. Несмотря на то, что часть снарядов Мортуса все же достигала цели и причиняла немыслимую боль, Зигфрид продолжал терпеть и по-возможности накапливать энергию, будучи уверен в том, что сложный множественный контроль и быстрый темп атаки противнику не удастся поддерживать слишком долго.
   Так оно и оказалось! Скоро скорость и количество посылаемых в Зигфрида снарядов заметно снизилось, а частей Мортуса в зале совета старейшин осталось всего лишь три. В этот момент Зигфрид выпустил из левой руки три мощных сгустка энергии и те, словно живые, стали преследовать пытавшиеся укрыться от них обрывки Мортуса.
   Чтобы избежать большей части неминуемо предстоящих ему повреждении, архонт смерти был вынужден воплотиться в одной из своих частей целиком и два снаряда Зигфрида развеялись в воздухе, как и две части Мортуса, но зато третий достиг цели и с такой силой вонзился в грудь Мортуса, что его скелет отшвырнуло через всю залу и буквально вколотило в стену. А с правой руки Зигфрида уже сорвался сияющий луч огромной силы, озаривший собою все вокруг и еще глубже загнавший Мортуса в кладку стены. Несколько секунд изливал таким образом лич накопленную за время поединка энергию, а когда перестал, то был абсолютно уверен в своей победе. Выжить после такого могли разве что титаны и боги, но и те понесли бы серьезные повреждения, а от скелета Мортуса, какой бы магией он ни был создан, должен был остаться лишь прах.
   Зигфрид отвернулся от своей жертвы и, хромая, побрел к тому отверстию, через которое прилетел в зал совета старейшин, однако, прежде чем обратиться в дым и вернуться на Эдем, какой-то звук позади заставил его обернуться. Из дыры в противоположной стене послышалось движение.
   – Похоже бой будет не так честен, как ты рассчитывал, Зигфрид? – заметил Мортус, к великому разочарованию лича абсолютно невредимым выбираясь из глубокого отверстия в стене и становясь на груду осколков кирпича и штукатурки под ней. – Признаться, тебя я опасался больше всех после братьев Таларских, – сказал он, c внушающей страх решимостью двигаясь в сторону Зигфрида; и тот невольно отступил. – И все же я неуязвим! Даже для тебя – поборовшего смерть короля-лича… И что ты теперь намерен делать?
   С этими словами Мортус вновь метнул в Зигфрида темную молнию, но на сей раз король-лич не стал даже пытаться оказывать сопротивление, он недвижно стоял, пораженный всей тщетностью приложенных усилий, и был бы сражен, если бы неожиданная алая вспышка не погасила смертоносный заряд.
   – Уравнять шансы, – холодно ответил за Зигфрида Кайн, как раз вовремя появившийся в дверном проеме полуразрушенной в поединке залы. В руке его тускло поблескивал кинжал из ртутного серебра, чтобы забрать который из хранилищ Эдема он и задержался. Мортус отступил, хорошо понимая, чем грозит ему это оружие в руках старейшин, а Кайн, сурово надвигаясь на него, задал ему его же вопрос: – И что ты теперь намерен делать, трус?
   Мортус издал противный скрежещущий звук, заменявший ему смех, обратился облаком дыма и, пролетев над головой Зигфрида, вылетел в разлом в стене за его спиной. Кайн не погнался за ним, опасаясь попасть в ловушку или же в погоне потерять кинжал. Вместо этого, он приблизился к разбитому неудачей королю-личу, возложил руку на его плечо и сказал:
   – Вернемся на Эдем, мой друг! Здесь нам уже ничего не спасти, а отомстить мы еще успеем.

   ***
   Зигфрид, Кайн, некроманты и все те, кто вместе с ними покинул Эдем, чтобы спасти содержимое библиотек Некрополя, вернулись на небесный город. Вернулись ни с чем, так как пожар, охвативший замок, начался именно с библиотек, мастерских и лаборатории, полностью выгоревших задолго до прибытия Эдема. Ни одного свитка, ни единой записи сохранить не удалось.
   Виновник всего этого – Мортус, – после неудачной попытки Зигфрида расправиться с ним, покинул Некрополь абсолютно невредимым. Со своим личным отрядом он беспрепятственно (потому как кинжал из ртутного серебра в этот момент находился у Кайна в догорающем замке некромантов) пролетел мимо небесного города и отправился на Мидгард, однако, на Расколе оставалось еще полным-полно нежити и они по-прежнему представляли угрозу. Поэтому, как только последние некроманты вернулись на Эдем, маги, весьма озабоченные судьбой Гильдии и академии, потребовали возможно скорее взять курс на восточный Раскол. Оборотни, чья деревня находилась по пути, горячо поддержали их требование, а учитывая то, что после постигшей Некрополь трагедии башня на острове Эа оставалась последним хранилищем знании, в котором еще можно было отыскать нечто способное помочь в борьбе с нежитью, возражений не было вовсе.
   И небесный город поплыл по направлению к землям магов, сделав крюк в сторону одного из осколков Раскола. Летел Эдем довольно быстро и несколько дней спустя, зеленым пятнышком на горизонте, показался нужный остров, а еще немногим позже стало различимым и маленькое поселение в самой середине его, окруженное крохотными полями и парой невысоких холмов. Заметив свою деревню, Вульфрик уже не сводил с нее глаз, но ничего хорошего или хотя бы утешительного увидеть ему не удалось: лопасти мельниц на холмах были сломаны и неподвижны, поля стоптаны множеством ног, а в самом поселении не было видно ни одной живой души и ни одного невредимого строения. Сердце Вульфрика словно сжала холодная рука, и каждый из оборотней на Эдеме почувствовал тоже самое.
   Скоро небесный город оказался прямо над деревней, но ни у одного из оборотней уже не возникало желания спуститься туда и подвергнуть свои истерзанные сожалением и скорбью сердца еще большим мукам. Без того было ясно, что место, которое было домом их народу, теперь стало ему кладбищем.
   Немного погодя, Эдем оставил деревню позади и Вульфрик, бросив последний скорбный взгляд на нее, собирался уже отвернуться как вдруг, в проеме одного из домов ему привиделась какая-то тень. Оборотень подался немного вперед, вновь, на сей раз с надеждой, пригляделся, убедился, что ему это не показалось, и решительно спрыгнул с парапета Эдема на крону высокого дерева у самого края леса. В пару прыжков спустился он на землю и, попутно обращаясь огромным волком, бросился в сторону деревни оборотней. Но стоило ему добраться, как призрачная надежда на то, что кому-то в деревне удалось выжить пошла прахом: из покосившихся дверей и разбитых окон навстречу Вульфрику устремились лишь живые мертвецы, среди которых, впрочем, были его соседи оборотни, но и они, ошалевшие от боли и страха при обращении заклинанием Сильвестра, встретили его отнюдь не с радушием.
   Нежить с остервенением набросилась на новую жертву, однако Вульфрик оказался не так прост, как его несчастные сородичи. Ударом тяжеленной лапы он крошил кости скелетов на осколки и рвал плоть зомби на куски, но не успевали кости разбитого скелета рассыпаться, а плоть разодранного зомби коснуться земли, как неведомая сила собирала и склеивала куски мертвецов обратно в цельное тело. И даже Вульфрик, громадный и могучий как медведь, дрогнул, словно бы только в этот момент по-настоящему понял насколько совершенную магию сотворил Сильвестр и насколько катастрофические масштабы придал ей Себастьян.
   Толпа живых мертвецов стала обступать попятившегося оборотня со всех сторон, а вылезший из покосившегося сарая близ сломанной мельницы горный циклоп, собранный из чьей-то чужой плоти, угрожающе навис над ним поверх более мелкой нежити. Вульфрик приготовился было к смерти и ужаснулся перспективе пополнить собою толпу окружившей его нежити, но был спасен подоспевшими на помощь соратниками с Эдема.
   Прознав про опрометчивый поступок Вульфрика, остальные оборотни ринулись к нему на помощь и прибыли как раз вовремя для того, чтобы отбить его у мертвецов. А затем Жофэр, Алвис, Кайн, Зигфрид, Мефистофель, Люсиль и Мефала во главе небольшого отряда некромантов, магов и трех ветвей эльфийских потомков, перебрасывая друг другу кинжал из ртутного серебра, легко разбили заполонившую деревню оборотней нежить.
   Итоги этого боя победители расценили двояко: с одной стороны они расправились, причем окончательно, с отрядом живых мертвецов, пусть не из числа основных сил, но довольно крупным, и убедились в реальности того, что нежить можно убить; с другой – становилась очевидной их полная зависимость от кинжала, даже в столь незначительном сражении.
   – Нам нужно больше средств для борьбы с ними, – холодно и недовольно резюмировал Кайн, пронзая кинжалом последнего зомби на усеянном костьми и мертвой плотью поле боя. И он был бы недоволен еще больше, если бы мог видеть с каким равнодушием, далеко в Титании, Мортус прошел мимо рухнувшего к его ногам скелета, из плоти которого был создан заколотый Кайном зомби. – Надо поторопиться к острову Эа.
   – Возвращаемся на Эдем! – согласился Зигфрид.
   Впрочем, поторапливать кого-либо не было нужды. Каждому, даже оборотням, хотелось поскорее покинуть заваленную трупами нежити деревню, и Эдем, зависший над краем леса, смог продолжить свои полет спустя лишь четверть часа после призыва Зигфрида.

   ***
   Тем временем на восточный Раскол опустился туман и остаток пути до острова Эа Эдем плыл почти вслепую и очень медленно, зато когда туман рассеялся оказалось, что небесный город достиг цели своего полета, но вместе с туманом растаяла и последняя надежда свободных народов найти что-либо могущее поспособствовать их борьбе с нежитью. Огромный остров Эа, площадью в десятки миль, бесследно пропал. Вместе с башней архимагов Гильдии.
   Первыми опустевшему заливу неприятно удивились маги, а когда Жофэр схватился за голову и запричитал: «Нет, нет, нет… Этого не может быть! Этого не должно было случиться!», суть и тяжесть трагедии стала доходить и до остальных.
   – Что все это значит? – сурово поинтересовался Кайн, глядя на то как массивные волны бушуют на месте, где когда-то находился не малых размеров остров.
   – Это заклятие… – начал было Жофэр, но сорвался и снова стал убиваться: «Я даже не предполагал, что оно действительно существует и сработает на присутствие нежити!», и лишь столкнувшись с холодным взглядом первого вампира продолжил. – Это заклятие было наложено на остров Эа сразу после войны Раскола, чтобы защитить башню и хранившийся в ней свиток с заклинанием «Голиаф» от попыток некромантов вернуть его. Сомневаюсь, чтобы вы, – против кого оно и было задумано, – знали о нем, – сказал он Кайну и Зигфриду. – А я, родившийся более полутора тысяч лет после Раскола, и вовсе считал это заклятие мифом.
   – Переходи сразу к сути, – попросил Зигфрид.
   – Если острову Эа будет угрожать опасность вторжения, с которой маги не смогут справиться, – вняв просьбе, перешел сразу к сути Жофэр, – остров защитит себя сам. Он исчезнет и будет скитаться по времени и пространству до тех пор, пока не посчитает, что опасность миновала.
   Немногие выжившие после нападения нежити маги, которых жители Эдема чуть позже отыскали на руинах академии Раскола, подтвердили слова своего архимага. Они рассказали, что как только нежить показалась у берегов восточного Раскола и направилась через залив к острову Эа, тот, дабы избежать судьбы впоследствии постигшей Некрополь, просто исчез.
   – И когда он появится вновь? – спросил Мефистофель у Жофэра, когда спасенные маги были переправлены на Эдем.
   Архимаг Гильдии неопределенно пожал плечами.
   – Не стоит этого ждать, – ответил вместо него шаман ырок Алвис. – Остров может появиться через пару мгновении или месяцев, а может только через тысячу лет. Эта магия – переходная ступень от искусства первородных до знании современных народов; она не конкретна и потому не предсказуема. Остров может решить что опасность миновала если живые мертвецы покинут пределы одного только Раскола, а может удовлетвориться лишь полным уничтожением нежити во всем мире.
   – Значит мы потерпели поражение?! – с неясной интонацией то ли вопроса, то ли утверждения произнесла Люсиль.
   И всеми вдруг на минуту овладело чувство потерянности и безысходности.
   – Еще нет, – отказался поддаваться всеобщему настроению Зигфрид, направляя взгляд пламенеющего адского глаза на юго-восток. – Но теперь нам остается надеятся лишь на Сильвестра и на то, что чем бы он ни занимался на Мидгарде – это спасет нас.
   – Тогда наша задача предоставить Сильвестру достаточно времени для выполнения его замысла, – поддержал лича Кайн. – А для этого нужно всеми силами задержать экспансию нежити на восточные континенты.
   Лидеры свободных народов посмотрели друг на друга и стало ясно: сдаваться, несмотря на постигшую их на Расколе неудачу, никто все же не собирается.
   – Что-ж, – наконец объявил их общее молчаливое решение Мефистофель, – на восток!

Глава XXVII

   Тем временем Сильвестр, не ведая какие надежды возлагают на него жители Эдема, продолжал праздно шататься по мертвым землям Мидгарда. Он делал это уже очень долгое время, ничего особенного не происходило, а постоянное одиночество и вездесущий запах тлена опустошали голову.
   Дни Сильвестра стали похожи один на другой. Время от времени он видел вдалеке исполинскую тушу воскрешенного плотью титана, стаю летучей нежити в облаках, группу монстров в лесах и даже замечал иногда струйку дыма из редкого лагеря беженцев где-нибудь в горах, но так как избегал показываться и тем, и другим (ибо эта встреча не была бы судьбой или случайностью, на которые он так рассчитывал), эти события тоже не становились для него чем-то особенным. Все казалось ему однообразным и повторяющимся.
   Вскоре он стал ловить себя на том, что не помнит как оказался в том или ином месте, а пытаясь припомнить что он делал вчера или неделю назад, вспоминал лишь какие-то обрывки произошедшего, но, если бы его спросили, не смог бы сказать какое событие за каким следовало или какому предшествовало. В сознании его все перемешалось и начали появляться провалы, как много лет назад в западном поселении Сандаана. Единственная мысль, еще крепко сидевшая в его голове, была мыслью о трех ведьмах – Пистис, Элпис и Агапэ, – но вот их то встретить ему и не удавалось. И он продолжал идти «куда глаза глядят» по Мидгарду, а те словно застлал туман. Сильвестр бродил будто во сне и, судя по его неясности и прерывистости, Фауст обещал вот-вот проснуться.
   Когда же ощущение того, что время на исходе, переросло из простого предчувствия в нечто, напоминающее напряженное ожидание скорого и неминуемого конца, Судьба или Случай, наконец, явили себя. На просторной равнине между гор и рек, ранее принадлежавших весьма оживленному королевству Дусданд, а теперь, как и все прочее на Мидгарде, мертвецкой пустоте и насквозь продувающим ветрам, Сильвестр повстречал никого иного, как своего брата Себастьяна.
   Себастьян, пораженный неожиданной встречей, как вкопанный, остановился, а Сильвестр, не имевший представления об изгнании императора из легионов нежити и обладавший в тот момент отнюдь не ясным рассудком, вовсе не поверил своим глазам. Словно в дурмане прошел он мимо видения своего брата, едва не коснувшись его плечом, и так, наверное, и ушел бы дальше, не осознав никогда реальности встречи, но не успел он отойти и на дюжину шагов, как Себастьян, не оборачиваясь, тихо его окликнул.
   – Брат…

   ***
   В сражении братьев Таларских рушились окрестные горы, кипели близлежащие реки и на многие мили вокруг тряслась земля. С того мгновения как Сильвестр обернулся на оклик Себастьяна и встретился с ним взглядом, они оба не сделали ни одного движения, но им этого и не требовалось: братья Таларские за годы противостояния обрели такую мощь, что она распространялась далеко за пределы их тел и была способна причинить немыслимые разрушения по одной лишь их воле. Их бой сопровождался страшным шумом разбуженных сил стихии, но сами братья ни до, ни после сражения не обмолвились ни словом, ибо Сильвестр не находил подходящих слов для того, чтобы выразить брату всю свою ярость и негодование, а Себастьян прекрасно понимал, что никаких слов оправдания все равно не будет достаточно.
   Воля Сильвестра обрушивала на Себастьяна пласты земли и горные валуны; мощный шквалистый ветер метал в него вырванные с корнем вековые деревья и громадные каменные глыбы, подхватываемые со всех краев долины, а земля, раскачиваясь будто морские волны и взметаясь ввысь, обрушивала на него тонны почвы, травы и щебня. Но Себастьян, памятуя об их встрече незадолго до битвы под Эджхолдом и будучи уверен в том, что и теперь брату, при всем его желании, не удастся довести дело до убийства, спокойно оборонялся и просто ждал, когда же тот успокоится. Силой осколка порядка он создал вокруг себя защитное поле и вся ярость разбуженной Сильвестром стихии его миновала. Земля, ходившая ходуном повсюду вокруг, под его ногами оставалась спокойной, а порожденный полем встречный поток, не менее мощного, чем у брата, ветра, создавая завихрение, отклонял все летевшие в Себастьяна снаряды.
   Этот странный бой без слов, без движений, без шанса на победу и без риска потерпеть поражение был абсолютно лишен смысла и потому продолжался не долго. Земля и ветры успокоились, отдаленный шум в горах поутих, а от реки в долине снова повеяло прохладой. Братья отвели взгляд друг от друга и глаза Себастьяна невольно опустились вниз, в то время как Сильвестр возвел свои очи горе. В том числе и буквально, потому как взгляд его пришелся на снежные пики высоких гор, и землетрясение в горах ли потревожило их, привлек ли бой братьев Таларских взор судьбы или это произошло случайно, но на одной из далеких вершин Сильвестр заметил три едва различимые фигуры, вскоре совсем растаявшие. Должно быть они наблюдали за поединком, а теперь, когда он закончился, вернулись в свое укрытие, но, так или иначе, это было именно то, чего Сильвестр так долго ждал. И он двинулся в сторону этих гор, а Себастьян, на некотором отдалении, но не скрываясь, последовал за ним, не вполне отдавая себе отчета в том, зачем и почему он это делает.
   Они шли целых три дня и две ночи, за все время пути не перекинувшись ни единым словом. Сильвестр даже ни разу не взглянул на брата, хотя порой резко останавливался и озирался вокруг, словно не понимая где находится, но и тогда, случайно натыкаясь на него взглядом, смотрел будто сквозь или мимо. И Себастьян было решил, что Сильвестр совсем позабыл о нем и не замечает его присутствия, ибо вновь впал в состояние полузабытия, в котором пребывал на момент их встречи в долине; но ошибся. Вечером третьего дня, когда братья, наконец, наткнулись на занесенную высокогорными снегами пещеру с пляшущим огоньком костра внутри и обнаружили в ней трех женщин с разным цветом волос, первым вопросом, который задал им Сильвестр, было:
   – Почему мы не можем убить друг друга?
   – Потому что негоже брату поднимать руку на брата, – ответила одна из этих женщин. – Впрочем, одному из вас все-ж суждено погибнуть от руки другого, но не из вражды, а во имя благой цели.
   – Благая цель была бы достигнута убей я его до Таларской битвы! – огрызнулся Сильвестр. – Чуть меньшим благом стала бы его смерть накануне битвы под Эджхолдом, но Судьбе то было не угодно. Теперь поздно… – он с двояким чувством злости и сожаления взглянул на Себастьяна, – его смерть уже ничего не изменит.
   Три ведьмы переглянулись между собой.
   – А почему ты решил, что погибнуть должен он?
   Эти слова буквально поразили Сильвестра. Очевидно перед ним находилась именно та троица, которую он так долго искал, но сказанное ими было определенно не тем, что он ожидал услышать. Себастьян же не мог и предположить, пред лицем насколь древних существ он оказался и какими знаниями могут они обладать, однако услышанное произвело должное впечатление и на него. Поэтому следующие вопросы братьев оказались само-собой разумеющимися.
   – Кто вы? – спросил Себастьян трех загадочных женщин.
   – Что это значит? – потребовал у них объяснений Сильвестр.
   Слепая Пистис, с глазами занавешенными ее собственными длинными черными волосами, светлая Элпис, с казалось бы излучающими белый свет кудряшками и синий глазами, и пламенно-рыжая Агапэ, почему-то напоминающая Сильвестру Адалинду, а Себастьяну их мать, тоже давно умершую, представились двум братьям. Затем Пистис выступила вперед, почти вплотную приблизилась к Сильвестру и, сквозь ниспадавшие на лицо волосы, весьма странно прозвучавшим голосом, проговорила:
   – А твой вопрос, Сильвестр, требует более пространного ответа.

   ***
   «Вам, как и многим живущим в этом мире, должно быть, известна история о том, как Хаос разбил Порядок, однако, мало кто знает, что задолго до их появления существовали Судьба и Случай и все происходило по их только воле, таинственной и до сих пор никому не ведомой. Но однажды, по несчастливой случайности, Судьба дала жизнь двум нашим братьям, которых вы знаете как Хаос и Порядок. Хаос разбил Порядок на неисчислимое число крошечных осколков и вокруг каждого из них образовался целый мир. Таким образом, весь Порядок оказался заключен в маленькие осколки внутри этих миров, а весь Хаос остался снаружи и были они разделены лишь тоненькой, по меркам вселенной, прослойкой миров, как стеклянный шар отделяет свое содержимое от всего внешнего. Пока они разделены – все хорошо и спокойно, народы живут так, как пожелают и лишь Судьба и Случай незримо им сопутствуют. Но стоит им вновь сойтись – несчесть то количество бед, которое обрушится на мир освободивший осколок Порядка и впустивший в себя Хаос.
   В Первой Великой Вражде Хаос не имел воплощения. Он прорвался извне, из пустоты между мирами и проявился в войнах, кровосмешении, братоубийствах. Множество бед познал от него наш мир, однако стоило Кроносу догадаться, что именно привлекает хаос, а затем успокоить и сокрыть осколок порядка, как все закончилось и Хаос удалился.
   На сей раз дело обстоит иначе. Все, что имело место в верхних слоях мироздания, так или иначе, должно было произойти и в нижних (это один из немногих законов Судьбы и Случая который нам удалось познать), поэтому, стоило Себастьяну лишь задуматься о пробуждении осколка порядка, как Хаос воплотился в тебе – в его брате. Теперь он пришел не извне, а изнутри – в виде Фауста, – жителя одного из параллельных нашему миров, где Хаос прорвался и борется с Порядком, также как у нас.
   Мы говорим это к тому, Сильвестр, что не будь тебя, все бы просто повторилось. Война, какой бы ужасной и кровопролитной она ни была, всегда являлась средством передела мира, поэтому, как бы эгоистичны, низки и жестоки ни были намерения Себастьяна, он, сам того не зная, оказал бы Мидгарду огромную услугу. Кровопролитной войной он бы вынудил разрозненные Первой Великой Враждой народы объединиться в общей ненависти к нему, а разделенные между семью королевствами земли, мир между которыми поддерживался лишь иллюзией согласия и известным как город-миротворец символом, собрать в единую империю. Что он, впрочем, и сделал, но, не будь тебя, на этом бы все и закончилось. Как бы долго и жестоко Себастьян после этого ни правил, ему было бы достаточно лишь умереть, чтобы привести наш мир, или хотя бы Мидгард, к истинному единству, какое мы знали только до Первой Великой Вражды. Носитель порядка и сам осколок были бы вновь упокоены, а вызванный ими хаос канул бы обратно в пустоту между мирами. Но все пошло прахом, потому как на сей раз у Хаоса оказался носитель и пока он жив, Хаос не уйдет, даже если осколок порядка упокоится вновь.
   Ты недостаточно серьезно отнесся к известию о своей одержимости, а она никогда не ведет ни к чему хорошему; ты пренебрег советом грандмастера Ордена храма бога человека, а он сказал тебе как поступить если тебя будут сопровождать беды; ты продолжил думать, будто все что ты делаешь происходит по твоему собственному разумению и инициативе, а на деле ты даже собою не был. Ты был Фаустом, спящим где-то в иных мирах и наблюдающим сон. А ты, Сильвестр, когда ты еще мог видеть сны, разве действовал в них сознательно? Нет! И Фауст, при всем своем желании, тоже не смог; он был ведом Хаосом. И это Хаос творил и продолжает творить его руками все беды в нашем мире, а венцом этих бед стало заклинание тобою созданное; заклинание, из-за которого судьба нашего мира висит на волоске.
   Мы – Вера, Надежда и Любовь – дочери Судьбы и Случая, их младшие дети, были помещены в этот мир раньше первородных народов, дабы сохранить его, ибо единственные неподвластны Порядку и Хаосу, нашим старшим братьям, а лишь Судьбе и Случаю, нас породившим. Мы неразрывно связаны с этим миром и пока в нем есть жизнь, будем живы и мы; пока жива хоть одна из нас, вернутся к жизни две другие и возродится жизнь в мире. До сих пор не было такой беды, что всерьез угрожала бы нам. Даже Первая Великая Вражда, сколь бы катастрофически ужасной она ни являлась, не была способна уничтожить в мире жизнь, но теперь… Теперь создано заклинание на это способное. И оно с ужасающей скоростью уничтожает все живое в нашем мире, а когда все живое кончится, умрем и мы, и мир вместе с нами».

   ***
   – Что-ж, – проговорил Сильвестр, после недолгой, но напряженной тишины, возникшей в пещере после того как ведьмы закончили говорить. – Если опустить ту часть, в которой вы весьма прозрачно намекаете на конец света, то, исходя из всего остального вами сказанного, для того чтобы жизнь в мире вернулась в прежнее русло должны быть выполнены три условия. Во-первых, порядок должен быть разбит…
   Сильвестр сделал нарочитую паузу, ожидая подтверждения или опровержения; и Агапэ кивнула.
   – Да, – сказала она. – Первозданный Хаос не уничтожил Порядок, а лишь разбил его и, сколь уж в вас воплотилась их суть, то и ты должен разбить своего брата.
   – А так как разбить можно разве что лишив всех надежд, то ничего в моих целях не изменилось: я должен каким-то образом уничтожить целую армию нежити. И это второе условие.
   Очередная пауза и еще один утвердительный кивок; на сей раз от Элпис.
   – И наконец, – продолжил Сильвестр, – третье условие: у Хаоса не должно остаться носителя.
   – Именно, – подтвердила Пистис. – И это ответ на твой вопрос. Теперь, как ты верно заметил, смерть Себастьяна действительно ничего не изменит, но твоя… все еще может.
   Стоило Пистис произнести последние слова, как пламя костра в пещере бешено заколыхалось и ослепительно вспыхнуло, а когда огонь успокоился, Себастьян и Сильвестр в свете его ровного горения остались одни. Пистис, Элпис и Агапэ бесследно исчезли, оставляя братьев Таларских наедине с тягостными мыслями о только что услышанных откровениях трех загадочных дочерей Судьбы и Случая.

Глава XXVIII

   В то время пока братья Таларские общались с ведьмами где-то в горах Дусданда, немногим восточнее, в Маринополисе, происходило массовое отплытие нежити на Сандаан, Ньердлунд и Краеугольный архипелаг. Сотни судов отчаливали из портов Маринополиса и уносили на своих палубах тысячи живых мертвецов: от мелких, но многочисленных троглодитов, до великанов циклопов. Корабли сопровождали целые стаи рухов, чуть меньше мантикор, и множество более мелких летучих тварей.
   Количество покинувших берега Мидгарда войск было весьма велико. Судам нежити было тесно в морских просторах, а существа в воздухе почти полностью заслонили собою небо; и все же, большая часть легионов нежити осталась на мертвом континенте. Титаны оказались слишком крупны и тяжелы для переправки морем, а общее количество нежити слишком велико для того, чтобы целиком поместиться на суда.
   Впрочем, какие бы организационные проблемы не стояли перед легионами нежити из-за их количества и особенностей отдельных ее членов, они не были слишком серьезными и не грозили повлиять на результат. Уже отправленных войск, бессмертных и неуязвимых, должно было вполне хватить для завоевания еще не познавших мощь нежити земель, однако, Мортус все же решил переправить и титанов, и все остальные войска. Но позже. С помощью порталов, которые со стороны Мидгарда откроет он сам, а со стороны Сандаана, Ньердлунда и островов, откроют, по прибытии, войска отправленные морем и воздухом.
   Более серьезные проблемы по организации своих дальнейших действий испытывали лидеры свободных народов на Эдеме. Задержавшись в деревне оборотней и восточном Расколе, они значительно отстали от Мортуса по времени, а кроме того, прекрасно понимали, что у него достаточно сил, чтобы разом нанести удар по всем трем направлениям: Сандаану, Ньердлунду и островам Краеугольного архипелага. В отличие от Мортуса и его легионов, народы Эдема позволить себе разделиться не могли, поэтому, перед их лидерами встал очевидный вопрос: «Какие земли нужно попытаться защитить в первую очередь?».
   – Защитить? – с горькой иронией переспросил Вульфрик, сразу как только Зигфрид озвучил тему заседания совета. – Давайте смотреть правде в глаза: все на что мы способны так это только задержать врага и выиграть немного времени для того, чтобы сохранить часть населения, какого бы мы ни выбрали, места, на Эдеме. Нам не одолеть врага, потому как это не кучка рядовой нежити в деревне оборотней, а целое войско, среди бойцов в котором есть воскрешенные существа не уступающие нам по своей мощи. Это и ангелы, и демоны, и некроманты, и оборотни, и ырки, и одним богам известно кто еще (не будь они в Тартаре)! Ах да, – припомнив, хлопнул он себя огромной ладонью по лбу, – титаны… Сожалею, но такой бой нам, перебрасывая друг другу ножик, не выиграть.
   – Со всем прискорбием вынужден согласиться, но и спасти всех, при всем желании, мы тоже не сможем; Эдем и так перенаселен, – заметил Дариус.
   – Думаю с этим проблем не будет: мало кто выживет, – мрачно пошутил Кайн, но тут же исправился, – к сожалению, разумеется. Однако, если в ближайшее время мы не решим куда лететь, можем пропустить нужное воздушное течение и рискуем не успеть спасти вообще хоть кого-нибудь.
   Эти слова вернули собравшихся к первоначальному вопросу.
   – Верно, – согласился Зигфрид. – Не хотелось бы вновь наблюдать картину, свидетелями которой мы стали на Расколе. Итак, ваши предложения!
   В зале храма света повисло довольно продолжительное молчание. Какое бы решение не приняли члены этого совета, оно почти наверняка обрекало две оставшиеся территории на погибель. Принять такое решение было очень тяжело.
   – Думаю, – наконец негромко начал Мефистофель, – никто не станет спорить, что острова Краеугольного архипелага являются наименее густонаселенной из рассматриваемых нами территории, не имеют никаких укреплении и находятся на самом близком расстоянии от портов Маринополиса. Острова обречены и мы это знаем. Поэтому, чтобы хоть как-то продвинуться в нелегком выборе, я предлагаю исключить Краеугольный архипелаг из списка наших вариантов.
   Так прозвучал смертный приговор островам архипелага, но Мефистофель был прав. Все присутствующие, не без чувства стыда и вины, опустили головы и архангел озвучил их молчаливой согласие постановкой уже нового вопроса:
   – Сандаан или Ньердлунд?
   Количество вариантов уменьшилось, а сложность вопроса лишь возросла.
   – Что-ж, – обведя тяжелым взглядом всех лидеров Эдема, задумчиво произнес Зигфрид, когда молчание вновь затянулось, – если нет никаких предложении, давайте попробуем определить какие плюсы и минусы имеют Сандаан и Ньердлунд в плане ведения войны, подобно тому как проделал это Мефистофель по отношению к островам, и может быть тогда придем к какому-нибудь решению. Но советую поторопиться, иначе, как заметил Кайн, мы рискуем упустить течение и тогда не поможем уже никому.
   – Города Ньердлунда представляют собой настоящие крепости, военные механизмы на их стенах способны дать отпор превосходящим силам противника и даже его воздушным единицам, а внутри имеются массивные и хорошо укрепленные цитадели, которые способны выдержать длительную осаду если враг прорвет первую линию обороны. В кузнечном деле, зодчестве и алхимии народам гномов и танов нет равных и в обороноспособности их городов можно не сомневаться, – сам будучи гномом, выступил с оценкой Ньердлунда Кобальт. – Кроме того, географически Ньердлунд находится дальше от Маринополиса, нежели Сандаан, и часть пути вражескому флоту придется плыть по льдам, а значит наши шансы успеть туда вовремя выше.
   Жофэр весьма скептически усмехнулся.
   – Гномы и таны уже не те что раньше, как и их мастерство, – пояснил он свое отношение ко всему только-что сказанному. – В постоянных междуусобицах они закостенели и порастеряли все, что досталось им от предков: знания, таланты, изобретательность. Судя по всему, – Жофэр посмотрел прямо на Кобальта, – о рассудительности и здравом смысле можно сказать тоже самое. – Лидер гномов хотел было возмутиться, но Жофэр жестом остановил его. – Из какого бы прочного камня ни были построены ваши стены, мэтр Кобальт, они не выдержат продолжительной магической атаки или натиска титана; как бы высоки они ни были, они не выше полета рухов, ангелов, да и всякого способного летать существа, коих в войске противника тьма. Чем вы их остановите? Жалкими балистами и оставшимися от предков пушками? На простое изменение угла наклона этих громоздких орудии уходит несколько драгоценных секунд, а один поворот на постаменте требует минуту, в то время как за полетом врага не уследить и глазом. Опытных же чародеев, вы очевидно собираетесь побороть снадобьями алхимиков; не говоря уже о том, что все вражеские единицы неуязвимы и бессмертны. Сожалею, мой друг, но все укрепления гномов и танов, несмотря на кажущуюся прочность, абсолютно бесполезны против любого противника кроме тех же гномов и танов и, не располагайся ваши города на крайне суровом и далеком континенте, давно были бы завоеваны. Зато Сандаан… – Жофэр выдержал короткую паузу, словно смакуя те речи, которые собирался произнести в пользу этого континента. – Магов востока всегда с неподдельным уважением поминали в стенах академии Раскола. Их заклинания столь гениально просты и могущественны, что каждый, кто хоть немного изучал труды Сандаанских чародеев, не мог не проникнуться их завораживающей магией и не задаться вопросом: «Каким остроумием, воображением и изобретательностью должны обладать волшебники, это придумавшие».
   – Сандаан – территория бескрайних пустынь и немногочисленных оазисов, – все же выступил с критикой этого варианта Кобальт. – Вокруг самого большого из них тысячи лет назад была возведена столица Сандаана Халиф-ар-Сад, которая, несмотря на сказочную красоту и богатство, за все время своего существования ни разу не подверглась нападению. Однако это объясняется не надежностью города и искусством восточных магов, а скорее словами Жофэра, справедливыми и в данном случае: «он располагается на крайне суровом и далеком континенте». Как бы то ни было, отсутствие внешних угроз расслабило Халиф-ар-Сад и сейчас это, пожалуй, самый незащищенный город в мире: его стены легко преодолеть с помощью приставной лестницы, циклопы способны перебраться через них без каких-либо приспособлении, а титан так и вовсе может их перешагнуть. Кроме того, если Жофэр считает, что укрепленные здания городов Ньердлунда из огромных каменных монолитов не устоят перед атаками магов, то скорее декоративные, нежели надежные, строения Сандаана, в которых больше штукатурки, нежели камня, будут попросту стерты в пыль. И если уж гномы и таны погибнут под обломками замков и цитаделей, до последнего надеясь на спасение, то население Халиф-ар-Сада будет вырезано прямо на его улицах без каких-либо шансов уцелеть.
   Так были высказаны мнения по поводу двух оставшихся вариантов, однако ситуация прояснилась не до конца и сделать единственно верный выбор все еще было непросто.
   – Селенвуд вообще не имел стен, – наконец задумчиво произнес лидер рибхукшан Гладолий, – но чародеи нашего народа очень долго защищали лес от сил империи. Даже когда к тем присоединились войны и колдуны ырок, оборону Селенвуда им удалось прорвать далеко не сразу.
   – Тогда как войны моего народа, – вставил свое слово вождь сикомэ Арнлейф, – даже без помощи магии легко овладели укрепленным городом маунгатских гномов Угвуром.
   – О том я и говорю, – кивнул Жофэр. – Бездушные цитадели, какими бы надежными они ни казались, падут, если их защитники будут полагаться только на толщину и крепость стен; волю живого существа, защищающего свой дом, родню и близких, сломить гораздо сложнее и, полагаясь лишь на себя, оно способно организовать такую оборону, что ее надежность превзойдет любую цитадель.
   Даже Кобальт был вынужден признать истину в этих словах архимага, но на всякий случай напомнил:
   – Тем не менее, Некрополь и Гильдия Раскола пали.
   – Некромантов в Некрополе оставалось совсем не много, – возразил Зигфрид. – Большая часть из нас отправилась на Мидгард и защищала Эджхолд.
   – Магов в Гильдии осталось больше, но самые могущественные и способные из них исчезли вместе с островом Эа, а нежити противостояли лишь ученики академии, – в свой черед пояснил падение Гильдии Жофэр. – Думаю у Сандаана таких проблем не возникнет.
   – Значит Сандаан? – вопрошающе оглядел всех собравшихся Зигфрид.
   – Отнюдь, – сказал Мефистофель, когда все уже почти согласились. – Если Жофэр прав и Сандаан сможет продержаться достаточно долго, то у нас есть шанс успеть в оба места, но начать, в таком случае, нужно с Ньердлунда.
   Этот вариант устроил всех членов совета (по большей мере потому, что снимал с них часть ответственности за принятие решения) и, как только согласие каждого из них было озвучено, Мефистофель поспешил на самый верх храма света, в зал навигации, чтобы распорядиться взять курс на Ньердлунд у ближайшего подходящего течения.

   ***
   Небесный город вошел в нужный воздушный поток и направился в сторону Ньердлунда, доверяя Сандаан собственным силам как раз в тот момент, когда армада нежити, медленно плывшая под черными парусами, стала видна с его берегов. Жители западных поселении и портового города Минаб, благо среди них было немало переселенцев из Маринополиса имевших представление о приближавшейся угрозе и передавших охвативший их страх остальным, отбросили все мысли о героическом противостоянии врагу и поспешили покинуть свои дома.
   Жители поселении собрались и выступили на восток довольно быстро, а вот у городских жителей возникли проблемы: столпотворения у ворот Минаба то и дело создавало заторы и отступление сильно затягивалось. Жителям Минаба требовалось больше времени и маги Сандаана, о которых столь лестно отзывался на Эдеме Жофэр, позаботились о том, чтобы его предоставить.
   Старший маг Минаба – очень худой и сухощавый, дочерна загорелый старик с короткой белоснежной бородкой, одетый лишь в чалму и пестрые шаровары – приказал пяти волшебникам помоложе взорвать в нескольких местах городские стены, дабы ускорить отступление горожан. Сам старик, с остальными учениками, поспешил в обратную сторону – к берегу – и остановился лишь на краю небольшой песчаной косы, врезавшейся в море. Корабли нежити были уже настолько близко, что можно было разглядеть скелетов правящих снастями; и ветер благоприятствовал им.
   Старик, не оборачиваясь, сделал знак ученикам и те полукругом стали позади него. Затем, каждый из семи учеников вонзил свои посох в песок и, закрыв глаза, сжал древко обеими руками. Старший маг Минаба присел на краю косы и, тоже прикрыв веки, положил правую ладонь на песок, а когда ощутил едва заметное его движение от учеников к себе, то открыл глаза, сделал несколько волнообразных движении ладонью по песку и, захватив горсть, поднялся. Он что-то прошептал над песком в руке и развеял его вокруг себя. Изменивший направление ветер тут же подхватил песок и мягко уронил его в море. Пенистая вода вокруг косы вдруг завертелась и забурлила, а ветер стал заметно усиливаться. Маг поднес руку, в которой недавно находился песок, к груди, сжал в кулак и изо всех старческих сил напряг, а потом резко выбросил вперед, попутно разжимая кулак. И вода от берегов косы, повинуясь жесту старика, двинулась в указанном им же направлении – в сторону вражеского флота.
   Поднявшаяся волна, гонимая ветром и силой магов Минаба, удаляясь от косы, постепенно расширялась, набирала мощь и высоту, а когда достигла цели, десятки кораблей противника сгинули под тоннами воды обрушенными ею обратно в море. И все же, ко дну пошли далеко не все суда противника: те корабли, что были уже достаточно близко к берегу, и те, что были еще достаточно далеко в открытом море, избегли разрушительной силы стихии; первые, волна, еще не вошедшая в силу, лишь развернула, а последние, уже бывшая на исходе, только отбросила назад. Впрочем, цель старшего мага Минаба была достигнута: враг, пусть не надолго, но задержан.
   Возвращаясь с косы в город, маги подожгли порты Минаба, взрывами соорудили на улицах несколько баррикад и, наконец, присоединились к остальным его жителям у городских ворот. Они оставили город последними, шли в самом хвосте колонны, направлявшейся в Халиф-ар-Сад, были постоянно настороже и, время от времени, призывали остальных поторопиться. Воздушные силы нежити, сдерживаемые лишь встречным ветром, внушали магам опасения и вполне могли нагнать беглецов. И гонимые страхом жители Минаба, со вскоре присоединившимися к их колонне жителями поселении, прекрасно понимая, что уцелевшие корабли, несмотря на сожженные порты, скоро причалят в Минабе, да и бессмертная нежить с потопленных кораблей рано или поздно достигнет берега, шли с такой скоростью, на какую только были способны. Но армия живых мертвецов, вопреки опасениям беглецов, не торопилась гнаться в погоню.
   Тьма летучих тварей нежити, добравшись до Минаба, не полетела дальше, а приземлилась на его стенах, словно собиралась охранять город. Затем, в берега Минаба, не заботясь о целости бортов, врезались корабли полные разномастной нежити, которая, выбравшись на берег, быстро расползлась по городу в поисках его возможно попрятавшихся жителей. И лишь убедившись в том, что город абсолютно пуст, маги и некроманты из числа нежити приступили к созданию портала – пространственных врат такого размера, что в них мог свободно пройти даже титан. Сила, выпущенная при этом в мир, заставила небо поалеть как от восхода солнца, но только сразу над всем континентом.
   – О боги, на что вы покинули нас, – тревожно прошептал первый маг Минаба, догадавшись, что означает свечение в небе.
   Тем временем через портал хлынул неистощимый поток легионов нежити с Мидгарда и вся она, вместе с титаном, маршем живых мертвецов двинулась на Халиф-ар-Сад. Тьма летающей нежити снялась со стен Минаба и, заполонив собою небо, закружила над наземными силами, сопровождая их, как стервятники сопровождают голодных хищников. Единым фронтом надвигалась смерть на Сандаан, и лишь рухам оказалось трудно поддерживать неторопливый темп похода; они устремились вперед.
   Колонна жителей Минаба и западных поселении уже приближалась к столице, когда за спинами бредущих в хвосте магов послышалось хлопанье тяжелых крыльев огромных хищных птиц. Завидевшие врага Сандаанцы, несмотря на усталость после долгого, почти без привалов, пути, рассредоточились и бросились бежать, а волшебники постарались прикрыть их от налетевшего врага, подняв песчаную бурю. Эти меры отвадили птиц и позволили колонне сократить расстояние до Халиф-ар-Сада почти вдвое, но когда на горизонте уже показались золотые купола столичных дворцов, буре скрывавшей беглецов от глаз рухов пришел конец. В воздухе Сандаанской пустыни вдруг резко похолодало и поначалу робкие капли дождя скоро ударили ливнем, вбивая пески поднятые бурей обратно в землю.
   Когда пески улеглись, а видимость заметно улучшилась рухи вновь бросились на бегущих Сандаанцев, но вместе с тем и открыли волшебникам противника, сумевшего справиться с их магией. Царем над стаей рухов парила поднятая из мертвых птица грома. Она расправила крылья, издала страшный скрежещущий крик и тучи над нею стали быстро сгущаться в темно-серую грозовую массу, поблескивавшую электрическим зарядом, но прежде чем птица грома извлекла из нее первую молнию, внезапный вихрь из тяжелого мокрого песка, воздуха и дождя, созданный первым магом Минаба, закружил и обрушил грозную птицу наземь. Это остановило ее, прекратило дождь и развеяло тучи, но было ясно, что ненадолго.
   Как бы то ни было, небоеспособностью птицы грома нужно было воспользоваться для того, чтобы успеть довести Сандаанцев до столицы, тем более что часть джиннов, ифритов, чародеев-дервишей и магов Халиф-ар-Сада, выстроившихся по всему периметру города в полумиле перед его стенами и, очевидно, готовивших какое-то заклинание, уже помогала магам Минаба и своей магией прикрывала колонну из жителей западного Сандаана от остальных рухов.
   Скоро колонна беглецов, с на удивление небольшими потерями, достигла Халиф-ар-Сада и укрылась за его стенами, а идущие в хвосте маги Минаба, поравнявшись с рядами столичных волшебников, остались было помогать им отражать атаки рухов, но один из дервишей сказал:
   – Уходите в город! Вы хорошо потрудились, но дальше им не пройти.
   Послушно отступив, маги Минаба обернулись и увидели, что чародей-дервиш, отправивший их в город, с неимоверной скоростью завертелся на месте и вокруг него поднялся вихрь песка. Постепенно разрастаясь, столб вихря скоро сильно расширился, а высотой своей соединил небо и землю. Маги с интересом огляделись и увидели, что таких вихрей вокруг Халиф-ар-Сада поднимаются уже десятки, а когда все дервиши обратились вихрями, выстроившиеся между ними с равным интервалом джинны, ифриты и маги, сотворив заклинание подобное тому, что использовал первый маг Минаба на песчаной косе, подняли ввысь огромные волны песка. И случилось невероятное. Все вихри дервишей слились в единый невероятных масштабов смерч и Халиф-ар-Сад оказался прямо в центре его, от земли до самого неба надежно огражденный от внешнего мира.
   Теперь маги Минаба со спокойным сердцем направились в город, укрепления которого казались более похожими на высокий и прочный забор, нежели на крепостные стены. Будь это единственная защита Халиф-ар-Сада он бы несомненно пал, как и предполагал на Эдеме Кобальт, но маги Сандаана воздвигли именно такую защиту, на которую надеялся Жофэр.
   Подошедшие к Халиф-ар-Саду легионы нежити остановились перед непреодолимым барьером из тонн бешено вращавшегося песка. Искусство всех магов нежити, несмотря на все их мастерство и могущество, было посрамлено столь совершенной магией Сандаана. Грозовые ливни, вызываемые птицей грома оказались недостаточно сильны, для того чтобы прибить к земле такую массу песка, и недостаточно обширны, для того чтобы охватить площадь вокруг смерча целиком. Даже титан оказался не в силах преодолеть столь мощную защиту: стоило ему подойти к вращающейся стене песка, как она заворачивала его в сторону и сбивала с ног.
   Жители Сандаана оказались очень надежно защищены, но и деваться им было больше некуда. Они были загнанны в крайней юго-восточной точке континента и стоило барьеру пасть, они оказались бы в ловушке. Теперь им оставалось только держаться и надеяться на чудо.

   ***
   Эдем, тем временем, приближался к западному краю Ньердлунда. Где-то здесь располагался город гномов Тронстром, но из-за густого снегопада и сильно ограниченной видимости обнаружить его долго не удавалось. Только снизив высоту и скорость полета, до весьма рискованных в случае нападения, небесный город, наконец, наткнулся на искомый Тронстром.
   Это произошло случайно. Эдем едва не налетел на полуобвалившуюся вершину центральной башни цитадели гномов, и не будь этого, пролетел бы мимо, приняв массивные темные строения внизу за простые камни, обильно усыпанные снегом. И ошибка была бы вполне оправданной, потому как строения эти имели столь серьезные повреждения, что даже не будь они наполовину утоплены в снегу, казались лишь грудой местами отесанного камня.
   Останавливаться здесь и спускаться ниже народы Эдема не решились. Как и в случае с деревней оборотней, здесь все было ясно с первого взгляда: город гномов пал и, судя по количеству выпавшего на его руины снега, с тех пор прошло уже не мало дней. Уцелевшие, если они и были, вряд ли смогли бы продержаться в суровых условия Ньердлунда, так долго, а если и смогли, то лишь единицы, и времени на их поиски у Эдема не было.
   – Неужели снова опоздали?! – сжав кулаки с досады и горести так, что ногти до крови вонзились в кожу, проговорил Вульфрик, провожая взглядом то, что осталось от Тронстрома. Находившийся рядом с ним Кобальт промолчал, но даже молчание его показалось Вульфрику более скорбным, нежели любое другое проявление траура.
   Эдем продолжил свой полет к восточному городу Ньердлунда, – принадлежавшему народу танов Тронхейму, – в надежде поспеть туда раньше живых мертвецов, несмотря даже на то, что они опережали небесный город на несколько дней пути. Дело в том, что армия нежити была слишком велика и большая часть ее состояла из пеших войск: она не могла двигаться через плотные цепи гор на севере континента. Для того, чтобы добраться до Тронхейма нежити нужно было вернуться на низменные равнины на юго-востоке, где они должно-быть и высадились, а затем, вместе с постепенным подъемом уровня равнин, двигаться на северо-восток до самого фьорда, который был очень глубок и пересекал почти весь континент, лишь на самом краю его, на севере, упираясь все в те же горные цепи. Через фьорд была лишь одна переправа – древний костяной мост, достаточно прочный и широкий для того, чтобы на нем без особого труда могли разъехаться четыре, а то и все пять, повозок, однако, для того чтобы переправить целую армию, пусть и через столь крупный и удобный мост, все равно нужно было потратить много времени. Поэтому Эдем, продвигаясь к Тронхейму напрямик через горы, имел все шансы догнать войска нежити и даже опередить их над фьордом. Но произошло это немногим ранее.
   Эдем летел над самым краем горной цепи, не слишком удаляясь на север, дабы иметь возможность увидеть вражескую армию заранее, а не вылететь на нее неожиданно у самого фьорда, и на третий день полета увидели, благо снегопад прекратился или вовсе не начинался в этой части Ньердлунда, движущееся далеко внизу, по правую от Эдема сторону, темное пятно.
   Что-то сразу насторожило Мефистофеля в построении этого пятна и он отдал приказ о снижении небесного города. Эдем снизился, но продолжал двигаться строго на восток, не сближаясь с вражеским войском, впрочем, этого оказалось достаточно для того, чтобы рассмотреть вражеские ряды и понять, что же в них не так.
   В арьергарде армии нежити шел громадный титан, чуть впереди грузно вышагивали великаны и прочие существа крупного размера, а авангард войска полностью состоял из многих тысяч воскрешенных жертв из числа павших в предыдущих битвах народов, как обычно прикрываемых с воздуха стаями рухов и мантикор. Неожиданным оказалось то, что в самом центре этого построения тащилось множество, почти без сил, но все еще живых, пленных гномов.
   – Живы! – обрадовался было Кобальт, но остальные лидеры Эдема, озабоченные нетипичным поведением нежити, не спешили разделить его радости.
   – Почему? – забеспокоился Кайн. – Зачем им столько живых пленников? Почему они не умертвили половину из них и не подняли жертвой другой половины, как поступали раньше?
   – Какая разница, – воскликнул Кобальт. – Они живы и это главное! Мы должны спасти их!
   – Нет! – резко отрезал Мефистофель. – Мы не станем рисковать Эдемом и его населением и мы не станем вступать в бой с этим войском! Мы не можем…
   – Они обречены, – не слушая гнома и архангела, продолжал размышлять вслух Кайн. – Но почему еще живы? Что на сей раз задумал Мортус?
   – Боюсь, мы оба знаем ответ, – глухим от волнения голосом ответил Зигфрид. – Ты помнишь за что мы были изгнаны из Гильдии? Для какого существа изначально задумывался «Голиаф»?
   Первородный вампир вздрогнул.
   – О чем вы? – вмешался Жофэр.
   – Они хотят вернуть к жизни самое страшное из существовавших в этом мире чудовищ, – пояснил Зигфрид. – Оно было рождено во время Первой Великой Вражды и уничтожено немногим после ее окончания; уничтожено богами со всем его потомством, как слишком опасное для смертных народов.
   – Что это за существо? – среди всеобщего напряжения спросил Вульфрик.
   – Скоро вы сами его увидите, – вместо ответа сказал Кайн. – Мы приближаемся к фьорду.
   Действительно, небесный город уже оставил войско нежити далеко позади, а впереди показалась широкая черта знаменитого Ньердлундского фьорда, через который была перекинута, казавшаяся с такого расстояния тоненькой, ниточка костяного моста. С приближением к ней Эдема, ниточка эта увеличилась в размерах, но главное, с высоты стало видно, что мост – это всего лишь кончик хвоста какого-то исполинского создания, остальной скелет которого целиком лежал по левую сторону фьорда. За века проведенные там, останки этого существа ушли наполовину в землю, а остальная половина поросла мхом, кустарником и местами даже соснами, делавшими их похожими на гору, мало отличимую от настоящих. По обеим сторонам этой горы, раскинулись два, похожих друг на друга и тоже заросших всевозможной растительностью, холма; и только сверху в них угадывался скелет невероятного размера крыльев.
   – Дракон… – едва слышно прошептала Люсиль, наконец догадавшись о каком существе идет речь.
   – Дракон?! – на выдохе повторила не поверившая своим ушам Мефала. – Крылатая огнедышащая тварь, в тысячу раз крупнее и яростнее рухов?
   Люсиль обреченно кивнула, а остальные примкнули к бортам парапета, дабы оценить размеры древнего чудовища.
   – Подумать только, – произнес Алвис, измеряя взглядом неполностью видные на поверхности земли останки дракона. – В камнях знании было множество легенд об этом создании. По одной из них весь этот фьорд образовался под драконом от его падения и едва не расколол Ньердлунд надвое. Но… – он обернулся к остальным, – у нас ведь не будет ни оружия, чтобы убить его, ибо удар нашего кинжала, да и меча Сильвестра, для него что ногтем коснуться; ни щита, чтобы спастись, ибо на своих крыла он будет способен подниматься на такие высоты, каких и Эдему не достигнуть.
   Лидеры всех свободных народов обреченно переглянулись.
   – Вообще-то, – пробормотал Арнлейф, – есть один вариант, а впрочем…
   Он замолчал не решаясь высказать свою идею и при этом взгляд его со странным выражением преждевременной вины скользнул по Кобальту, однако Мефистофель подбодрил молодого вождя сикомэ.
   – Говори!
   – Нет, боюсь это даже обсуждать не стоит. Просто мелькнула мысль, что если пленные гномы обречены, то было бы неплохо, чтобы они умерли, не добравшись до фьорда и останков дракона.
   – Да как ты смеешь, – возмутился Кобальт.
   – Нет, – решительно отверг предложенную Арнлейфом возможность Мефистофель. – Если уж я не рискну Эдемом для спасения пленных, то тем более не стану этого делать для их убиения.
   – Значит будем придерживаться первоначального намерения, – решил Зигфрид. – Поспешим в Тронхейм, заберем кого сможем и уберемся как можно дальше отсюда.
   На этом решении, во избежание новых ссор и напряженных ситуации, было решено остановиться. Небесный город миновал глубокую расщелину фьорда и, спустя еще сутки полета, достиг Тронхейма. Послами в город танов с Эдема отправились Кобальт, Кайн и Мефистофель, однако встречены они были не лучшим образом: ярл танов оказался твердолобым глупцом, решившим что нашествие нежити на Ньердлунд – это отличный шанс проявить стойкость и героическую суть его народа и, к тому же, доказать превосходство танов над уже разгромленными гномами. Больше того, он обвинил всех кто укрылся на Эдеме в трусости из-за того, что они не решаются дать нежити открытый бой.
   – Не путай храбрость с безрассудством, ярл, а трусость со здравым смыслом, – попытался образумить его Мефистофель. – Выступить против превосходящих сил противника в защиту родины – это бесспорно храбрый поступок; и потому, упрекнув нас в трусости, ты серьезно ошибся, ибо все мы доказали свою храбрость, защищая Мидгард в битве под Эджхолдом. Но со времен той битвы все разительно изменилось: теперь враг не просто во много раз превосходит нас численно, он неуязвим и бессмертен, а каждая жертва с нашей стороны сказывается прибавлением к его численности. Если ты хочешь открыто сразиться с таким врагом, то прежде подумай, какой будет из тебя герой, если умерев, ты встанешь на сторону врага и начнешь убивать друзей?
   – Им не нужны ни земли, ни рабы, ни ценности, они идут умерщвлять живое, а в такой битве победа – это остаться в живых, – внес свою лепту Кайн. – И это не трусость; в войне с нежитью это пока единственный способ ведения борьбы.
   – Я был бы рад, если бы моему народу выпала такая возможность, но она досталась вам, – бросил напоследок Кобальт, – а вы ее столь безрассудно отвергаете.
   Однако упрямого ярла танов было не переубедить и послы Эдема собрались уходить, но прежде, чем окончательно покинуть Тронхейм, Кобальт, Кайн и Мефистофель, в обход воли ярла, объявили всему населению города о надвигающейся опасности и выразили готовность принять на Эдем всех, кто того пожелает. Едва ли сотня танов взошла на Эдем после этого и, отчаявшись уговорить остальных, лидеры свободных народов были вынуждены покинуть не оправдавший их ожиданий Ньердлунд и направить небесный город на Сандаан, жители которого обещали оказаться более благоразумными.
   А спустя трое суток, не более, следом за Эдемом в последнее земное убежище живых – Халиф-ар-Сад – направился и воскрешенный нежитью дракон, в одиночку уничтоживший Тронхейм и весь воинственный народ танов, имевший глупость в нем остаться.

Глава XXIX

   Эдем, затерявшись в холодных ветрах у берегов Ньердлунда, потратил больше недели на то, чтобы добраться до островов Краеугольного архипелага, зато там небесному городу удалось поймать быстрое воздушное течение и всего лишь за три дня преодолеть оставшуюся половину пути до Сандаана.
   Халиф-ар-Сад все еще держался, несмотря даже на то, что с помощью порталов на Сандаан уже прибыли все войска нежити с Ньердлунда, включая титана (так что под Халиф-ар-Садом их было уже два), и сам Мортус с Мидгарда.
   – Я же говорил, что если в мире и есть место, кроме Эдема, в котором смогут сдержать натиск легионов нежити, то это столица Сандаана, – напомнил Жофэр, с интересом и удовольствием созерцая воздвигнутый местными магами стихийный барьер.
   Впрочем, вскоре стала очевидна вставшая перед Эдемом проблема: небесный город, на какую бы высоту он ни поднимался, тоже не мог пробраться сквозь ужасающий смерч, охраняющий Халиф-ар-Сада от вражеского нашествия. Никакой возможности связаться с укрывшимися в городе Сандаанцами так же не было, а значит, затея по их спасению на этом терпела крах.
   – До тех пор как барьер спадет мы вряд-ли сумеем приблизиться к городу, – сказал Мефистофель, когда ему доложили о том, что выше небесный город взлететь уже не может, – а после, когда нежить прорвется, будет крайне рискованно для Эдема.
   – Вопрос в том, прорвется ли? – заметил Зигфрид, с заметным уважением глядя на дело рук магов Сандаана. – Выглядит весьма внушительно.
   – Думаешь долго они смогут поддерживать столь мощный стихийный барьер? – с профессиональным интересом спросил лича Жофэр.
   Зигфрид задумчиво пожал плечами.
   – Это требует постоянной подпитки, дабы сохранить размер и скорость вращения смерча, и постоянного контроля, дабы смерч не двигался. Затраты энергии и концентрация необходимые для поддержания подобного барьера должны быть поистине колоссальны. Питать его должно быть во много раз сложнее, нежели поддерживать жизнь в «Голиафе», а это очень изнуряет. Если в Халиф-ар-Саде достаточно сильных магов для того, чтобы время от времени сменять друг друга (а это, очевидно, так, иначе они не продержались бы и до нашего прибытия), то они могут держать барьер вечно, однако, сомневаюсь, что их настолько много, чтобы иметь возможность отдыхать достаточно долго для полного восстановления сил. Сомневаюсь я и в том, что провизии одного города, пусть и столицы, будет достаточно для того, чтобы кормить население всего континента в течение продолжительного времени, а пополнить запасы им неоткуда. Рано или поздно маги, поддерживающие барьер, зачахнут, а вместе с ними… – король-лич недоговорил, однако этого и не требовалось. На лице Жофэра проскользнула тень разочарования. – Но даже если я ошибаюсь и в Халиф-ар-Саде больше магов, чем я предполагаю, – продолжил Зигфрид, – если его оазисы способны дать достаточно пищи и барьер продержится еще долгие годы, так и что? Что им делать дальше?
   – А что будем делать дальше мы? – вопросом на вопрос ответил Мефистофель. – Продолжать скрываться и выживать. Век за веком, если потребуется, пока нами или кем-то из наших потомков не будет найден способ борьбы с нежитью.
   – Или пока нежить не доберется до нас, – мрачно вставила Мефала.
   – Постойте-ка! Вы что хотите предоставить Сандаанцам выживать в этой войне самостоятельно? – поинтересовался Кайн, догадавшись к чему ведут все эти разговоры.
   – Возможно, – ответил Мефистофель. – Ты ведь сам сказал: единственное, что мы можем в этой войне, так это выживать. У Халиф-ар-Сада с этим, кажется, дела обстоят неплохо. Не будь у основания смерча такого скопления нежити (будто со всего мира набежали), я бы рискнул предположить, что они защищены не хуже, чем мы.
   – Не поспоришь, – согласился Зигфрид. – Особенно если учесть, что Эдем теперь не в безопасности из-за дракона.
   – Хм… – вновь загорелись интересом глаза Жофэра, – а устоит ли магия Сандаана против мощи дракона?
   На сей раз ответить ему никто не успел. Эдем тряхнуло от пиков башен до самого основания и тень древнего чудовища накрыла небесный город сверху.
   – Помяни черта… – нервно усмехнулась Мефала.
   Колебания от мощного толчка воздуха, произведенного взмахом драконьих крыльев, еще не утихли, а сам дракон, сделав круг над городом, уже снизился и приблизился к нему настолько, что можно было почувствовать жар, исходивший от брюха огнедышащего зверя. Еще мгновение и дракон уже не летел, а просто парил. Его громадная туша почти бесшумно кружила над Эдемом, внушая страх и трепет без исключения каждому, своей кровавой чешуей и хищными глазами, будто изваянными из неподвижного янтаря. Но нападать дракон не спешил.
   – Почему он не атакует? – тихо спросил Кайн, словно опасаясь, как бы его не услышал дракон.
   – Оценивает силу добычи, – так же тихо отозвался Вульфрик. – Тысячи лет был мертв. и еще не вполне сознает свою мощь. Не знает что боги оставили нас, а все что осталось от народа титанов сейчас на его стороне.
   – Интересно, – задумчиво пробормотал Зигфрид, – а о бессмертии своем он уже догадывается?
   – Это наш шанс, – первым понял мысль короля-лича Жофэр. – Обрушим на него всю мощь, на какую только способны! Попробуем отпугнуть и использовать время, пока он не опомнится, для того чтобы скрыться.
   Наконец, дракон, сложив крылья, тяжело опустился на западной стороне верхней площадки Эдема, вызвав новое, еще большее, сотрясение города и даже заметно накренив его. Однако там, не званного гостя уже спешили встретить хозяева небесного города. Едва ли не все боеспособное население Эдема высыпало в тот момент на верхнюю площадку, чтобы отстоять свое последнее прибежище: некроманты возглавляемые Кайном и Зигфридом, Жофэр с магами Гильдии, Мефистофель с отрядом ангелов и демоны во главе с Люсиль и Мефалой; на крышах близлежащих к месту приземления дракона зданий собрались люди, гномы, сикомэ, ырки, оборотни в человеческом обличии и вообще все, кто мог удержать в руках лук и стрелы; там же находились чародеи рибхукшан, дабы своей магией защищать остальных. И вся эта масса обрушила на исполинского монстра такой шквал волшебных снарядов, стрел и арбалетных болтов, что тот попятился, впрочем, скорее от неожиданности, нежели от боли. Стрелы и болты попросту отскакивали от бронированной драконьей шкуры и только магия причиняла зверю неудобства – больно жгла и слепила вспышками.
   Как бы то ни было, Дракон продолжал отступать, ошарашенный сопротивлением жителей Эдема, но когда он добрался до края площадки и одна из задних лап его соскользнула, все тело дракона словно содрогнулось изнутри и он, выбросив морду вперед, излил на теснившую его в пропасть массу народа страшную волну всеиспепеляющего пламени.
   Тем из магов и некромантов, что были помогущественнее удалось ускользнуть от огня, обратившись в дым и вылетев из зоны поражения; лучники на крышах и в окнах здании успели спрятаться за стенами, все равно получив серьезные ожоги, но тем, кто находился прямо на площадке, казалось, грозила неминуемая смерть. Отряды находившиеся наиболее близко к дракону сгорели сразу и, не успей чародеи рибхукшан выставить магический щит между зверем и остальными защитниками Эдема, число жертв могло бы быть во много раз больше.
   Щит рибхукшан неожиданно стал решающим фактором в сражении с драконом. Он не только спас от верной гибели многих из жителей Эдема, но также отразил часть пламени обратно в извергавшего его непрерывной струей зверя. Глаза дракона обожгло жаром его собственного огня и он ослеп.
   Не зная еще своей неуязвимости и бессмертия, дракон очень испугался, потеряв зрение; вдобавок Зигфрид, Кайн, Алвис и Жофэр, объединив усилия нанесли ему сокрушительный магический удар, весьма чувствительный даже при всей прочности брони и громадных размерах чудовища. Вновь попятившись, дракон с силой оттолкнулся от верхней площадки небесного города и, к неописуемому облегчению его жителей, улетел.
   – Давайте не будем теперь выяснять ответ на мой вопрос относительно того устоит ли магия Сандаана против этого монстра, а просто поскорее уберемся отсюда, – предложил Жофэр лидерам Эдема среди всеобщего ликования.
   Но радость жителей небесного города оказалась недолгой, а поступить так, как предложил Жофэр, оказалось невозможно. Толчок улетающего дракона придал небесному городу ускорение и тот оказался в опасной близости к окружавшему Халиф-ар-Сад смерчу. Эдем с непреодолимой силой стало затягивать в ужасающий круговорот песка, а в догонку, изрыгая пламя, уже несся так скоро прозревший дракон.

   ***
   Дракон не решился последовать за небесным городом в круговорот ужасного смерча, но не применул напоследок обдать его своим огненным дыханием. Эдему, унесенному вращением, это вреда не причинило, однако температура пламени дракона оказалась так высока, что песок в смерче мгновенно расплавился и, успев остынуть в воздухе, осыпался на землю дождем мелкого стекла.
   Жители Сандаана, укрывшиеся в Халиф-ар-Саде, удивленные невиданным прежде явлением подняли головы вверх и где-то там, далеко у самой вершины воронки смерча, увидели вспышки пламени снаружи ее и кружимую песками гору Эдема внутри. Маги Сандаана были весьма озадачены и не знали как поступить, а дракон тем временем прекратил бесполезные попытки спалить небесный город огнем и спустился ниже. Он остановился где-то у середины песчаного барьера, завис воздухе и, широко размахивая огромными крылами, погнал в его сторону мощные потоки воздуха.
   Халиф-ар-Сад обдало несколькими волнами песка, а смерч задрожал и изогнулся, поддавшись напору поднятого крылами дракона шквального ветра. Маги Сандаана пытались удержать смерч, но для того чтобы выровнять его нужно было немного отступить назад, а маги не могли этого сделать, ведь тогда смерч снес бы стены Халиф-ар Сада. Кроме того, дракон продолжал сдувать центр воронки и в это слабое место ворвались стаи рухов вместе с птицей грома, чародеи нежити во главе с самим Мортусом и отряд павших под Эджхолдом ангелов, среди которых выделялся своей свирепостью Люцифер.
   На мгновение дезориентированные, столкновением с пусть даже ослабевшей частью смерча, они скоро приходили в себя и бросались в атаку на укрывшихся в Халиф-ар-Саде жителей Сандаана. Птица грома, по своему обыкновению, затянула небо над городом грозовыми тучами, поливая его улицы холодным дождем и, время от времени, молниями обрушивая здания на головы его жителей, а остальная нежить просто стремилась умертвить как можно больше живых.
   В городе началась паника. Ифриты и джинны, забросив поддержание барьера и до пояса обратившись в вихрь, взлетели ввысь и вступили в бой с прорвавшимся противником. Ифриты – проклинающие потомки ракшасов – внесли хаос и неразбериху в ряды врага, заставляя их сталкиваться друг с другом в полете и даже атаковать друг друга; а Джинны – благословляющие – защищали своих собратьев ифритов в воздухе и оставшихся на земле магов, создавая между ними и противниками защитные поля, с успехом блокировавшие вражеские атаки и усиливавшие союзные.
   В то время как в воздухе над Халиф-ар-Садом разгоралась эта битва, смерч выше точки, в которую дракон гнал воздух, рассеялся. Эдем оказался на свободе, но из-за потрепанной смерчем башни храма света (в которую, к тому же, теперь без конца били все молнии из туч птицы грома) не мог улететь, да и бросить теперь Сандаанцев одних не мог тоже. Пока отряд гномов Кобальта и несколько ангелов старались привести Эдем в движение, все население небесного города, способное вести сражение в воздухе, поспешило поддержать соратников из Сандаана в бою. Однако подмога прибыла не в один только лагерь: нежить тоже получила мощное подкрепление в виде ворвавшегося в небо над Халиф-ар-Садом дракона, а сквозь ослабевший и ставший заметно более низким барьер смерча спешили прорваться в бой титаны.
   Барьер, еще не пускавший титанов и прочую нежить в Халиф-ар-Сад, держался из последних сил не вовлеченных в бой магов Сандаана, но, увидев в небе столь грозного противника как дракон, первые маги Минаба и Халиф-ар-Сада, и архимаг всего Сандаана были вынуждены перенести все свое внимание и силы на него. Три сильнейших мага востока на заговоренных коврах поднялись в воздух и дали бой исполинскому чудовищу.
   Их сражение было недолгим, но яростным и стремительным. Уклоняясь на быстро летающих коврах от пламени, маги заставляли дракона испепелять собственные же войска и даже сбить, поливавшую все вокруг дождем и молниями, птицу грома. Затем трое магов увлекли древнего монстра поближе к земле и оттуда, по воле первых магов Минаба и Халиф-ар-Сада, ввысь взметнулись два высоких столба грязи. Словно щупальца они крепко обвились вокруг крыльев чудовища и резко одернули назад, чуть-чуть не позволив схватить отвлекающего его архимага Сандаана. Огненным дыханием дракон иссушил одно из щупалец, но, отвлекшись, пропустил мощнейшую атаку архимага и не смог удержаться в воздухе на одном крыле.
   Дракон пал наземь и верховные маги, опутав его путами грязевых щупалец, обрушили на голову страшного врага башню одного из дворцов Халиф-ар-Сада. Пик башни пронзил насквозь морду дракона и, спустя несколько мгновении, тот перестал трепыхаться. Воспользовавшись временной небоеспособностью дракона, ангелы Эдема, прикрываемые от атак остальной нежити магами Раскола сверху и магами Сандаана снизу, поднимали в небесный город укрывшихся в центре Халиф-ар-Сада сандаанцев.
   Как раз в это время два исполинских титана наконец прорвались сквозь песчаный барьер и вступили в бой, растаптывая врагов находившихся внизу и хватая громадными ручищами тех, кто сражался в воздухе. Слишком много магов оказалось вовлечено в сражение, а смерч угасал вместе с уменьшением количества поддерживавших его волшебников. Скоро он должен был пасть совсем и тогда, в Халиф-ар-Сад грозила ворваться неисчислимая и неистребимая армия нежити.
   Впрочем, большая часть выживших сандаанцев уже была переправлена на Эдем, а остальных, как раз в тот момент когда титаны прорвались сквозь барьер, поднимали туда ангелы; и лидеры небесного города поспешили отдать своим бойцам и магам Сандаана распоряжение отступать. Бой на земле теперь грозил неминуемым поражением, а в воздухе еще можно было побороться. К тому же, если бы гномам Кобальта и ангелам удалось увести Эдем подальше от сражения и поднять его выше, все еще могло бы сложиться удачно, но… на земле уже зашевелился дракон.

   ***
   Заклинание Сильвестра Таларского вновь явило свое совершенство, оказавшись настолько сильным, что, сращивая кости и склеивая плоть дракона, разъедало даже металл башенного пика и дробило камень, из которого была построена вершина самой башни, до сих пор торчавшая в морде зверя. Дракон вот-вот должен был проснуться и вернуться в бой, познав свое бессмертие, но до тех пор, у Эдема было немало других противников.
   Рухи, павшие ангелы Люцифера, маги и некроманты нежити во главе с Мортусом продолжали угрожать последним из живых, пытавшихся спастись на Эдеме, а те изо всех сил боролись за выживание. И какое-то время весьма успешно. Войск, способных сражаться в воздухе, при всей их многочисленности, у врага было все же меньше, чем наземных сил, а среди защитников Эдема было немало могущественных существ и битва в воздухе оказалась им по силам. Выстроившись плотным кольцом и перебрасывая друг другу кинжал из ртутного серебра, они раз за разом отбрасывали назад атакующего противника, насмерть сражая тех, что приближались слишком близко.
   Но и защитники Эдема не избегли потерь. Натиск врага был слишком силен, а численное преимущество его слишком велико и кольцо обороняющихся все время сужалось. Скоро бой переместился непосредственно на территорию небесного города и здесь схватились самые сильные противники.
   По всему городу раздавались треск и взрывы магических снарядов, слышались звуки рушившихся зданий и предсмертные крики, но наиболее жаркий бой развернулся все же на южном крае Эдема, где столкнулись в принципиальной схватке против Мортуса Кайн и Зигфрид, Люсиль и Мефала обрушили свой гнев на могущественную птицу грома, а Мефистофель оказался вынужден дать бой брату.
   – Люцифер, послушай, – не желая биться с братом, прокричал Мефистофель. – Я знаю, что в каждом создании нежити сохраняется частичка души, я вижу ее в твоих глазах и ты сам знаешь, что она есть. Ты чувствуешь ее! Она замутнена яростью, с которой тебя насильно вернули с того света, но ты сильный, брат мой, ты можешь погасить эту ярость.
   На мертвенно сером лице Люцифера не отразилось ни малейшего изменения, однако, оказавшись лицом к лицу с братом, он почему-то не спешил нападать и даже позволил тому высказаться, что для кровожадной нежити было крайне странно.
   – Зря стараешься, ангел, – прошипел Мортус, с крайней осторожностью сражаясь неподалеку с Зигфридом и Кайном, в руках которого тускло поблескивал кинжал из ртутного серебра. – Та нестерпимая боль, которую испытывает существо, подвергшееся заклинанию Сильвестра, погружает скелетов им созданных в такую ярость, что они, в свою очередь, готовы бездумно рвать в клочья любое существо, в котором еще теплится жизнь. А зомби, возвращаясь с того света, собранными из кусков чужой плоти испытывают столь сильный шок, что он полностью лишает их собственной воли. До сих пор из всех, кто подвергся этому заклинанию, лишь я сохранил волю и разум. Все остальные беспрекословно подчиняются мне.
   Сказав это, пылающий тьмой скелет Мортуса повернулся к застывшему Люциферу и, кивая в сторону Мефистофеля, приказал: «Уничтожь его!». Люцифер коротко вздрогнул, словно очнувшись, его глаза, до того пустые и белесые, налились кровью и он ринулся в атаку. Но Мефистофель лишь оборонялся.
   В то же время сестры демоницы подали знак некромантам и Кайн бросил им кинжал. Увидев это, Мортус осмелел и обрушил шквал атак на вампира и лича, а те, лишившись единственного оружия способного его сразить, оказались вынуждены полностью сосредоточиться на обороне. Зато Люсиль и Мефала, с виду прекрасные, но внушавшие страх в бою, получив кинжал, легко разделались с птицей грома.
   Мефистофель тем временем продолжал отражать атаки Люцифера и не позволял себе наносить ответные.
   – Ошибаешься, – обращаясь к Мортусу, сказал он. – Сильвестр рассказывал мне о том, как напуган был после воскрешения Тецкатлипок, которого ты хладнокровно убил после совершенного тобою же гнусного предательства, но Сильвестру удалось его успокоить и привести в чувства. Бес не только избавился от страха и не стал кровожадным монстром, он полностью вернул себе волю и стал самим собой, каким был до смерти. Люцифер, – обратился теперь к брату Мефистофель, – я верю, что и ты сможешь это сделать.
   И архангел развел в стороны руки, открывая грудь под удар брата. Надеялся ли Мефистофель на то, что Люцифер остановит свой выпад или жертвой своей хотел образумить брата, было неясно, однако взоры всех противников в тот миг, тянувшийся казалось целую вечность, устремились на эту пару. И когда стало ясно, что удар Люцифер уже не остановит, его мечу света преградила путь, вооруженная кинжалом из ртутного серебра, рука Мефалы.
   Одна из двух сестер королев демонов, казавшаяся легкомысленной и дерзкой, но являвшаяся одним из самых древних и могущественных существ в мире, она, словно фурия, набросилась на Люцифера и оттеснила его от оторопевшего от такого вмешательства Мефистофеля. Впрочем, Люцифер похоже оторопел не меньше, кровавая пелена вдруг спала с его глаз и он почти не сопротивлялся, лишь отражая мечом молниеносные выпады демоницы. Мефала продолжала теснить павшего ангела до самого края Эдема, самозабвенно осыпая его ударами кинжала и не обращая внимания на крики пытавшихся остановить ее Люсиль и Мефистофеля, но… добравшись до обрыва, Люцифер и Мефала стали слишком близко друг к другу и она напоролась на клинок света.
   Две фигуры, падшего архангела и королевы демонов, как одно существо сорвались с края Эдема и повергли всех, там находившихся, в состояние глубокого шока. Первым оправился испытавший наименьшее потрясение Мортус. Воспользовавшись ситуацией он атаковал Кайна и Зигфрида и с ужасными ранами поверг их наземь. Тогда на гнусного предателя и убийцу обрушили всю свою ярость брат и сестра павших – Люсиль и Мефистофель, но Мортус, прекрасно понимая, что кинжал из ртутного серебра упал вместе с Мефалой, даже не трудился отражать атаки архангела и королевы демонов: они не причиняли ему никакого вреда. Скоро Мортус поверг и этих двух противников, но, когда клубящийся тьмой скелет собирался окончательно разделаться с ними, за его спиной выросла тень.
   Павший ангел Люцифер на гнилых и окровавленных крыльях возвышался над Мортусом, а в руках его лежало бездыханное тело Мефалы. Мортус обернулся, не чувствуя угрозы, но Люцифер вынул из хладных рук мертвой демоницы кинжал из ртутного серебра и с чувством скорби, но не из-за того, что собирался сделать, а из-за того, что не смог предотвратить, вонзил его в самый центр грудной клетки Мортуса.
   Один за другим Кайн, Зигфрид, Люсиль и Мефистофель стали приходить в себя. Увидев тело сестры, Люсиль бросилась к нему и, опустившись рядом, со слезами на глазах прижала к себе. Несколькими мгновениями позже она заметила потерянно стоявшего неподалеку Люцифера и метнулась в его сторону, собираясь сделать с ним нечто, чего еще сама не придумала, но непременно жестокое и мучительное, однако тот, в знак траура опустился перед скорбящей сестрой на колено, а Мефистофель отвел ее в сторону и прижал к себе. Зигфрид подошел к мучимому страшным чувством вины Люциферу, взял из его ослабших рук кинжал и тихо, чтобы не нарушить горе Люсиль, сказал:
   – Нужно помочь остальным. Самых сильных врагов мы одолели… не без тяжелых потерь к сожалению, – добавил он, с глубоким сожалением глядя на тело Мефалы. – Но без кинжала нашим союзникам не справиться и с самым слабым противником.
   Однако они забыли о самом страшном из своих врагов и тот не преминул о себе напомнить. Над южным краем небесного города медленно поднялась голова, а затем и все туловище громадного дракона. Кайн и Зигфрид отступили было немного назад, но Люсиль, освободившись от объятий Мефистофеля, молча подошла к королю-личу, забрала у него кинжал и решительно двинулась на древнего монстра.
   – Его не сразить кинжалом! Куда ты? – попытался остановить ее Зигфрид, но она только отмахнулась.
   – Отправлю эту зверюгу в ад, – грозно, но еще со следами слез горести в голосе, сказала Люсиль. – Сестре на потеху.
   Люцифер, движимый желанием искупить вину двинулся за ней, а за ним все же выступили вперед и остальные.
   – Что-ж, – проговорил Зигфрид, – так или иначе дракону нужно дать бой. Ни улететь от него, ни скрыться мы не можем.
   Но не успела отважная пятерка подняться в воздух и приготовиться к смертельной битве с древним чудовищем, как все небо вдруг разорвало тонкими серебряными нитями. И случилось чудо.

Глава XXX

   Незадолго до разразившейся над Халиф-ар-Садом битвы, далеко на Мидгарде, в брошенной тремя ведьмами и задуваемой холодными ветрами пещере на вершине одной из гор Дусданда, возле слабого костра сидели братья Таларские. Они находились там с тех самых пор как разговаривали с Пистис, Элпис и Агапэ, и ни разу оттуда не выходили. Себастьян и Сильвестр обладали достаточным могуществом, чтобы не нуждаться ни в воде ни в пище, ни во сне, да и огонь в костре могли поддерживать вечно. Как боги восседали они в пещере на вершине горы, не особо тревожась о судьбах простых смертных. Впрочем, не совсем так. Судьбы смертных их не тревожили лишь постольку, поскольку все их помыслы были направлены на то, чтобы понять, как уничтожить легионы бессмертных.
   Почти все это время два брата со сложной судьбой не разговаривали друг с другом. Лишь однажды Себастьян сделал одну, впрочем слабую, попытку.
   – Если тебя это утешит, Силва, – сказал он; и Сильвестр вздрогнул: так громко и неожиданно прозвучал голос Себастьяна в давно молчавшей пещере, – можешь считать меня разбитым. Мортус восстал против меня и нежить больше не подчиняется мне. Все чего я добивался вышло не так, как я хотел, но и того я теперь лишен. Я разбит, раздавлен и не имею абсолютно никакого понятия, что делать и как жить дальше.
   – А Фауст скоро проснется, – после некоторой паузы все же поддержал разговор Сильвестр, но не удержался и недовольным, жестким сарказмом продемонстрировал презрение к брату. – Стало быть носитель порядка разбит, а носитель хаоса скоро исчезнет… Что-ж, дело за малым: осталось всего лишь уничтожить несколько десятков тысяч живых мертвецов расползшихся по всему миру.
   После этого в пещере вновь надолго воцарилась тишина и братья Таларские ничем ее не нарушали. День за днем проводили они в абсолютном молчании, даже не вздыхая. Порой они вообще не двигались, подобно статуям уставившись недвижимыми глазами с не мигающими веками на яркое пламя слабенького костра. Дни проносились мимо братьев как часы, а может быть минуты, но вокруг так ничего и не менялось, пока, наконец, в неизменное постоянство внутри пещеры не забрел случайный зомби.
   Труп какого-то крестьянина, воскрешенный с помощью заклинания Сильвестра, заслонил собою кусочек света, лившийся снаружи через вход в пещеру, и, тем самым, привлек к себе внимание братьев. Это был самый обычный зомби: он не понимал кто или что он такое, где и зачем он находится; его просто взяли и насильно вырвали из небытия, налепили на его останки клочки чужой плоти и, вдохнув подобие жизни, бросили в умирающий мир. Напуганного, безвольного и потерянного. Даже неуязвимый и бессмертный благодаря заклинанию, этот крестьянин казался настолько незлобивым, не жестоким, да и попросту жалким, что сразу становилось ясно почему он не сражается сейчас на Сандаане, Ньердлунде или где-нибудь еще. Даже простые беженцы, наткнись он на них, легко смогли бы улизнуть от этого недоразумения.
   Себастьян щелкнул пальцами и зомби, не успев сделать и пары шагов вглубь пещеры, истлел на глазах.
   – Ты не сможешь убить его, – бесцветным тоном заметил Сильвестр. И действительно, из кучки пепла на каменном полу пещеры уже складывались очертания обещавшего вот-вот восстановиться зомби.
   – Зато могу переместить в какую-нибудь скалу среди моря, – ответил Себастьян, потирая пальцы перед новым щелчком. – Или каменный мешок в недрах земли. И замуровать там на целые тысячелетия.
   – Не стоит, – остановил его Сильвестр. – Этот крестьянин стал таким по нашей вине. Возьми мой меч и подари ему покой, а впрочем… Переместить, ты сказал?
   Себастьян озадаченно кивнул, а Сильвестра очевидно посетила некая важная мысль.
   – Возьми мой меч, – повторил с некоторой долей возбуждения Сильвестр.
   Себастьян, которым начало овладевать любопытство, послушно взял меч из ртутного серебра, а Сильвестр засучил рукав и обнажил свою покалеченную руку.
   – Когда я скажу, уколи меня мечом в эту руку!
   Себастьян снова молча кивнул. Получив согласие, Сильвестр закрыл глаза и представил как рука его становится ватной и в ней словно роятся мурашки, затем, когда рука уже почти не чувствовалась, он представил как она начинает размываться, заполняя собою все большее пространство внутри пещеры, пока наконец не достигла поднявшегося с пола зомби.
   «Давай!» – услышал в своей голове Себастьян, хотя отчетливо видел, что губы Сильвестра не шевелились. Но команда повторилась и он уколол остаток руки брата мечом из ртутного серебра.
   Перед мысленным взором Сильвестра предстала белая комната с непонятной мебелью, которую он однажды уже видел, когда храмовники проводили над ним ритуал экзорцизма. В комнате что-то запищало и над лежавшим без движений Сильвестром склонились две фигуры: рыжая девушка, до боли напоминающая Адалинду, и человек средних лет в тонком белоснежном одеянии.
   «Пожалуй не стоит ему после столь долгого сна так резко просыпаться», – словно из под воды донеслись до сознания Сильвестра слова этого человека. – «Колите транквилизатор, но постепенно уменьшайте дозу, затем переходите на менее действенные успокоительные». «Хорошо, доктор», – так же глухо прозвучал ответ рыжей девушки. Потом она наклонилась над Сильвестром, улыбаясь похлопала его по груди, и сказала: «Потерпите немного, Фауст, скоро вы к нам вернетесь».
   Сильвестр очнулся на холодном полу пещеры. За все время его отключки Себастьян не сводил с него глаз и, заметив, что брат пришел в себя, спросил:
   – Что это было?
   Сильвестр поднялся и огляделся по сторонам. У входа в пещеру неподвижно лежал зомби.
   – Кажется я знаю как истребить легионы нежити, – отозвался Сильвестр.

   ***
   – Помнишь как я переместил рибхукшан Селенвуда из дусдандского перевала под Эджхолд? – спросил Сильвестр брата и, когда тот утвердительно кивнул, продолжил. – В тот день я словно бы растворился, стал бесплотным, размытым, но зато находился повсюду в огромном радиусе и будто проник собою каждого из своих союзников. Я стал их частью, а все они вкупе составляли часть меня. Стоило мне после этого только пожелать оказаться в другом месте и вместе со мной туда переместились все остальные. Нечто подобное я проделал сейчас с этим зомби. Рукой своей я полностью пропитал его и, слегка уколов мне руку, ты в то же время насмерть пронзил и его. Так можно сразить всю нежить в мире разом.
   Себастьян внимательно выслушал Сильвестра и весьма скептически усмехнулся.
   – Помнится в тот раз мне доложили, что после своего фокуса ты едва совсем не исчез из этого мира, а ведь пространство, в котором ты тогда «растворился» ничто, по сравнению с географией присутствия нежити. Да и количество перемещенных в тот раз войнов не сравнить с количеством ныне существующей нежити. Теперь тебе придется охватить весь мир, заглянуть в самые потаенные его уголки и коснуться каждого мертвеца в мире. Это невозможно!
   – С тех пор я стал сильнее, – возразил Сильвестр, – и ты отдашь мне осколок.
   – Кроме того, сомневаюсь, что на сей раз будет достаточно простого укола в руку, – задумчиво продолжал Себастьян, взглядом указывая на безжизненного зомби и пропустив было слова Сильвестра мимо ушей, но вовремя спохватившись. – Постой, что ты сказал?
   – На сей раз ты поразишь меня насмерть, – ответил Сильвестр на первую часть слов брата. – Ты слышал дочерей судьбы: они сказали, что один из нас должен умереть для достижения великой цели и сказали, что это будешь не ты… – Сильвестр усмехнулся, – вариантов остается немного. И да, ты не ослышался, мне потребуется осколок порядка.
   Себастьян, с сомнением посмотрев на брата, немного отступил.
   – Послушай! – обратился к брату Сильвестр, видя его недоверие и нерешительность. – В одиночку я смогу очистить от полчищ мертвых разве-что Мидгард, но с помощью осколка порядка я охвачу весь мир. Разумеется это лишь предположение и до конца быть уверенными в успехе мы не можем, но ты сам сказал: разбит… раздавлен… Тебе больше ни к чему этот осколок, ну а я… Я и все мои силы – есть Фауст; когда он проснется, я лишусь сил и, вероятно, жизни, однако до тех пор у меня есть шанс воспользоваться ими, чтобы исправить наши с тобой общие ошибки. Спустись с горы и посмотри, что мы сотворили с наследием нашего отца и всем миром, если не помнишь этого, но поторопись и решайся!
   Себастьян размышлял не долго и спускаться с горы ему не потребовалось. Он прекрасно помнил, во что превратил земли родного Мидгарда и творцом какой чудовищной угрозы миру стал. Он приблизился к Сильвестру на то расстояние, на которое немногим ранее отступил, и протянул брату руку с крепко сжатым в ней осколком.
   – Мы ведь не выживем после претворения в жизнь этой затеи, верно? – сказал он, разжимая ладонь и переводя взгляд с соскальзывавшего в руку Сильвестра осколка на его глаза. – По крайней мере у меня такое чувство. А впрочем, ради чего нам теперь жить? Хоть умереть попытаемся с пользой.
   – Бей, когда я скажу, брат, – сказал Сильвестр, вместо ответа крепко пожимая руку Себастьяна поверх запястья.
   И Сильвестр вновь растворился в пространстве. На сей раз полностью и через осколок порядка. Тело Сильвестра потеряло плотность, затем стало нечетким и расплывчатым, немногим позже его размыло вовсе и оно превратилось в нечто, напоминающее сильно сконцентрированную массу необычайно тонкого и легкого вещества, в рассеянном виде способного заполнить собой огромное пространство. Однако, густое облако этого вещества не рассеялось, а наоборот, стало быстро втягиваться в древний артефакт, повисший в воздухе посреди пещеры.
   До сих пор бывший абсолютно прозрачным, осколок порядка помутнел и стал лучиться мягким серебряным светом, усиливавшимся по мере поглощения осколком вещества, а когда все оно оказалось внутри его и он упал на пол пещеры, на осколок нельзя было смотреть без рези в глазах. Однако сила сияния продолжала нарастать и, наконец, достигнув своего пика, сияние это взорвалось, погрузив пещеру и пространство на много миль вокруг нее в волну плотного серебряного света.
   Когда волна света немного рассеялась, Себастьян посмотрел на лежавший на полу осколок порядка и увидел как тот пульсирует во все стороны все новыми и новыми, но более слабыми, волнами света, да и волны были скорее не волнами, а пучками тонких серебряных нитей.
   Себастьян вышел из пещеры и взглянул на небо. Мириады нитей, едва заметных, да и то лишь тогда, когда от них отражался свет, устремлялись вдаль во всех направлениях, и Себастьян понял, что все это – его брат.
   – Получилось, – прошептал он с прорвавшимся в голосе чувством гордости. – Остается надеятся на то, что хватит сил завершить начатое.
   Себастьян вернулся в пещеру и стал ждать. Серебрянные нити, тем временем, с невероятной скоростью пронзали небо, ныряли вниз к земле, пронзали стены заброшенных и разрушенных строении, толщу гор и вод, освещали самые темные уголки мира, повсюду обнаруживая нежить и наполняя ее своим сиянием. Хаотичная сеть тонких серебряных нитей в считанные минуты оплела весь мир своей паутиной и не упустила ни одного живого мертвеца. Дракон над Халиф-ар-Садом и Эдемом стал одним из последних существ, которых пропитала сущность Сильвестра.
   «Бей!», – наконец услышал Себастьян его голос у себя в голове.
   Себастьян занес над головою меч и что было сил ударил по осколку порядка. И этот удар, удар клинком выкованным из ртутного серебра достиг каждого существа нежити в мире. Разом, все как один, где бы они ни находились, живые мертвецы, под час уже занесшие руку для смертельного удара, рухнули, чтобы уже не подняться. Пал даже громадный дракон. И все это длилось лишь миг.
   Выполнив свою задачу, Сильвестр и вся его сила, вместе с силой осколка порядка, почти мгновенно вернулась туда, откуда была распространена. Но скорость, с которой это произошло, и сила, которая была в этом задействована, вызвали необычайно страшный взрыв в месте своего возвращения.
   «Получилось?», – мысленно вопросил Себастьян, когда древний артефакт разорвался в клочья под давлением вернувшейся в него силы и раздался разрушительный взрыв.
   «Мы сделали это, брат!», – прозвучал ответ Сильвестра в момент, предшествующий их смерти.
   Кайн, Зигфрид, Мефистофель, Люсиль, все защитники Эдема и жители Сандаана еще не успели оправиться от чудесного избавления и приступить к празднованию победы, а далеко на Мидгарде, под обломками брошенной тремя ведьмами и задуваемой холодными ветрами пещеры, на вершине одной из гор Дусданда, возле слабого, но неугасаемого, костра и разбросанных повсюду кусочков осколка порядка, уже бездыханные, лежали трупы братьев Таларских.

   ***
   Фауст проснулся. Долгое время он не мог пошевелиться: все его тело сильно затекло и вызывало неприятные ощущения при одной лишь мысли о движении; даже глаза его какое-то время оставались прикрыты тяжелыми веками. Он не знал где он? Жив ли? Но одно ему было совершенно ясно: он уже не в холодных горах Дусданда.
   Наконец, тяжелые веки поддались его усилию, задрожали и он смог открыть глаза. И первое что увидел перед собою Фауст было красивое лицо склонившейся над ним рыжеволосой девушки на фоне ровного белого потолка и слепящего света яркой лампы.
   – Адалинда! – удивился Фауст, с трудом выдавливая это имя из еще не вполне слушавшихся голосовых связок. – Я умер и попал в рай?
   Откуда-то сбоку послышался короткий сдержанный смешок.
   – Смотри-ка, – раздался оттуда-же мужской голос. – Столько лет провел в коме, а проснулся и туда же: кадрить молоденьких медсестер.
   Девушка смущенно улыбнулась.
   – Меня зовут Светлана, господин Фауст, – сказала она. – Я медсестра, а вы в больнице. Вы помните, что с вами произошло?
   Фауст не ответил. Перед глазами пронесся взрыв в пещере. Он еще путал свою реальность с реальностью Сильвестра, однако постепенно сознание его прояснялось. Он приподнялся на локтях, что удалось ему не без усилии и всего лишь на секунду, но прежде чем рухнуть обратно на больничную подушку, успел сообразить, что находится в больнице при медицинском институте; по всей видимости в палате для коматозников.
   – В вашей карте написано, что вы сами погрузили себя в кому, – не дождавшись ответа Фауста, произнес все тот же голос сбоку, как оказалось принадлежавший врачу, приблизившемуся к Фаусту и просветившему ему зрачки маленьким фонариком. – Мы с сестрой так долго наблюдали вас, что позволили себе навести о вас справки и выяснили, что вы занимались изучением сновидений и их практическим применением. Это так?
   – Верно, – подтвердил Фауст, начиная проводить четкую грань, разделявшую его истинные воспоминания и то, что на самом деле ими не являлось.
   – Ну так что, помните что вам снилось? – спросил врач, очевидно ничего серьезного своим осмотром не обнаружив.
   – Еще как! – усмехнулся Фауст, прокручивая в голове события приключившиеся в его сновидении с Сильвестром. – Будто только-что вышел из кинотеатра: так свежо и ярко впечатление.
   – Ну что-ж, когда-нибудь непременно расскажете, – сказал врач, быстро что-то начеркав в медицинской карте Фауста и направившись к двери палаты. – А пока, извините, меня ждут другие пациенты?
   – А я совсем не прочь послушать, – улыбнулась Светлана, меняя Фаусту капельницу с физраствором.
   Как оказалось, доктор назначил Фаусту довольно длительное восстановительное лечение в амбулатории и продолжительный курс реабилитации, так что, пока Фауст набирал утраченный за годы неподвижного лежания в больничной постели вес и заново учился ходить, он успел записать свое удивительное сновидение в тетрадь и попутно поведать его содержание благодарной слушательнице.
   Вообще, за время лечения Фауст и Светлана очень сблизились, а записей в тетради накопилось на целую книгу. Вот только книга эта долгое время не была издана. Дело в том, что Фауст считал ее не завершенной: уж больно конец был безрадостным и скомканным. И лишь через двадцать лет, когда Фауст и Светла уже давно и счастливо жили в браке, ему, наконец, приснился сон, позволивший закончить начатую книгу.

   ***
   С тех пор как легионы нежити пали, в мире Сильвестра прошло много времени и на местах упокоения мертвецов успели прорасти леса и появиться оазисы, однако уцелевшие во Второй Великой Вражде народы начали свое возрождения вместе и с самого центра мира.
   Во сне Фауст увидел восстановленный Талар, утопающий в лучах летнего солнца, и неподвижно зависшую над ним громаду Эдема. Множество людей и гномов суетились на оживленных улицах обоих городов, издали похожих вместе на песочные часы, а оборотни, вампиры, ведьмы и многие другие представители так называемой нечисти, в лучших традициях старого Талара, не скрываясь, жили среди них.
   Ангелы и демоны тоже, как в стародавние времена, стали жить вместе, а на хрустальном троне в башне света Эдема гордо восседали правитель ангелов и королева демонов. Мефистофель и Люсиль, некогда соединенные общим горем, а ныне общим счастьем в виде трех прекрасных детей – шестикрылых серафим, – витавших рядом с венценосными родителями, в полном согласии правили небесным городом и двумя воссоединившимися народами.
   В зеленых парках, выросших на местах погребений жертв Таларской битвы, престарелые Алвис, Арнлейф и Гладолий рассказывали молодым рибхукшанам, сикомэ, ыркам и новому поколению истинных эльфов об эпохе Второй Великой Вражды, а над ними возвышались заново отстроенные башни, в которых была создана новая гильдия и академия магов, где волшебники разных школ и народов, вместе с некромантами, занимались исследованиями под дружным руководством Жофэра и Зигфрида.
   Там же была организованна и новая библиотека. В нее свезли уцелевшие книги со всех земель мира, кроме так и не объявившегося острова Эа, что, несомненно, стало большой утратой. Зато три ведьмы – Пистис, Элпис и Агапэ – принесли в библиотеку последнюю из уцелевших книгу-привратник старого Талара, с тех пор называемую книгой судеб и дополненную ранее неизвестной историей об искупительной жертве братьев Таларских.
   Действительно, долгое время о причастности Сильвестра и Себастьяна к чудесному избавлению от нашествия нежити всего-лишь догадывались, зато теперь, спустя годы, их историю знал каждый. И стар, и млад знал, кому обязан своей жизнью, а многим следующим поколениям об этом будет еще долго напоминать, возведенная высоко в горах Дусданда, исполинская статуя, прислонившихся спина к спине, братьев Таларских.
   Пройдут года, народы вновь разойдутся по миру и заселят далекие континенты, забудутся боль и страх, угаснет горечь утрат, но имена Сильвестра и Себастьяна Таларских, как до них Кроноса и Тифуса, будут помнить вечно.

   ***
   Фауст проснулся, осторожно, чтобы не разбудить Светлану, встал с постели, зажег свет в соседней комнате и завершил свою книгу. Затем он вернулся в спальню, поцеловал жену и, прежде чем снова заснуть, улыбнулся пронесшейся в его сознании мысли о том, что Сильвестр и Адалинда после смерти все же воссоединились в нем – Фаусте – и Светлане.

Князь Летопись Мидгарда Андрей В. Болотов

Часть I Падение города-миротворца