-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Павел Федорович Иллюк
|
|  Закованные в железо. Красный закат
 -------

   Павел Иллюк
   Закованные в железо. Красный закат


   Часть 1


   Глава 1. Михаил

   Украина; г. Киев
   Окружная дорога
   27 августа; 15:24

   Огромный черный джип с синими номерами правоохранительных органов, принадлежавший, тем не менее, разведке, уносил Михаила от города на сумасшедшей скорости. Пассажиры держались за все что могли. Слегка полный мужчина на переднем сиденье ухватился за подлокотник и ручку у потолка. Однако, при всем видимом напряжении его мускульной силы не хватало чтоб удержать свою, довольно таки большую, массу неподвижной и он, то и дело, перекачивался из стороны в сторону, то прижимаясь к правой дверце, то практически ударяясь лицом в правое плечо водителя. Вел этот агрегат молодой парень лет двадцати. Не выдавая особого смущения или переживаний, он со стариковским хладнокровием проскакивал в невероятно узких пролетах между машинами, бесконечно обгоняя и притормаживая, или, безудержно набирая скорость, выжимал из машины максимум возможностей. Михаил сбился со счета тем случаям, когда он, вздрагивая, ожидал удара или орал на мальчишку за неоправданный риск. Но парень не видел и не слышал ничего вокруг, кроме того, что было на дороге. Михаил даже попытался однажды остановить его. Соборов схватил парня за плечо и начал орать, придвинувшись почти в упор к нему, чтоб тот остановился. Но вскоре остыл, увидев только бесконечно движущиеся глаза и нерушимую сосредоточенность в них, боец даже не моргнул. Казалось, что он не заметил бы и очереди из пулемета по лобовому стеклу, потому Михаил просто смирился и положился на волю случая.
   Город остался позади. Спустя полчаса, Михаил и военные, которые вывозили его из Киева, оказались на просторном шоссе, и поездка обрела менее авантюрную окраску. Водитель все реже сбрасывал скорость и мчался в левой крайней полосе, еще издалека мигая фарами Мерседесам и БМВ. Многие съезжали вправо нехотя, но всегда делали это, когда огромная, трехтонная черная масса подлетала почти впритык к их дорогущим автомобилям, тут уже было не до принципиальности. Экипаж ехал со средней скоростью в сто двадцать километров в час. Они могли бы выбираться из Киева больше часа, но капитан Михаил Соборов жил почти на окраине. Таким образом, за двадцать минут экипаж отъехал от Киева почти на пятьдесят километров. Это было вне зоны поражения биохимической атаки. Мужчина на пассажирском сидении доложил главнокомандующему о том, что Михаила благополучно вывезли. Он также спросил о родственниках Михаила, что было положено делать в ходе раздельной эвакуации членов одной семьи.
   Соборов заметил, что у толстяка есть военная рация, но тот предпочел говорить по мобильному телефону, что свидетельствовало о том, что суть разговора не предназначалась для слуха Соборова. Возможно, что это касалось Светланы, его молодой жены, которую было обещано вывезти из города. Очевидно, что связи с машиной эвакуации Светланы еще не было. Если ее не будет через десять минут, то Михаил никогда не сможет простить себе, что доверил ее жизнь незнакомым людям и безликой системе, которая всегда ни в чем не виновна. Но пока что надежда была жива, и отчаиваться было рано и глупо. Михаил отдался в руки судьбы и успокоился. Он закрыл глаза и откинулся на огромном заднем сидении. Перед его глазами воле поневоле пролетали образы поглощаемого зеленым отравленным дымом Киева. Почему-то представлялось, что вирус будет именно зеленым, хотя на самом деле, даже в максимальной концентрации, он был бесцветным, и лишь слегка сероватым. Несчастные, беспомощные и перепуганные люди умирали на том же месте, где их заставал вирус или химикат. Кто-то, наверное, пытался убегать, но падал замертво прямо на ходу. Так действовало химическое оружие Серень 400, которым, скорее всего, атаковали уже большую часть мира. Киев спасло то, что он был атакован спустя целых полчаса после атаки США. Точнее Киеву это не помогло, это спасло верхушку власти и военнослужащих, получивших время на эвакуацию. Известно было, что вслед за химической атакой, или может быть даже параллельно, шла биологическая атака вирусом Т9К57, под кодовым названием «Скарабей». Такое имя ему дали за то, что он пожирал даже уже убитую жертву и передавался всеми способами, включая прикосновение. Строк жизни вируса в открытом пространстве составлял более трех месяцев, а вдали от солнечных лучей он был практически бессмертен. Все это Михаил знал, ведь он сам добыл все эти данные, а те, которые добыл не он, добыли члены его команды и осведомители.
   Ужасно и одновременно спокойно было думать об этом. Нельзя было не радоваться своему спасению, но нельзя было не оплакивать тех, кто остался там. Все наверняка умерли. Соседи, друзья детства, мальчишка, который продавал газеты и толстый продавец в хлебной будке, который гордился своим делом и всегда напоминал, что у него самый свежий хлеб в городе. А также знакомые водители маршрутных такси, которые возили Михаила из года в год в институт, а потом, когда он сдавал свой автомобиль на сервис или просто не хотел ехать, они возили его на работу. Он не знал их имен и даже не здоровался, но сейчас всех этих людей было жаль. Спустя пару минут, устав от тяжелых размышлений, которые требовали, чтобы с ними смирились, Михаил уснул. Слишком рано было принимать конец света как должное, слишком трудно было это понять. Последние три ночи Соборов не спал, поэтому стоило ему хоть на миг утратить контроль над собой, и сон сразу же ухватился за свой редкостный шанс.
   Он хотел было спросить у сопровождения, не узнали ли они что-то о Светлане и в тот момент сон оковал его, заметая за собою грань между реальностью и иллюзиями. Михаилу приснилась Светлана. Она как раз должна была отправляться домой, но, по своему обыкновению наверняка решила зайти в несколько мест и купить что-то для ужина. Светлана готовила всегда сама и не покупала готовые продукты, ведь в Украине, где не было, наверное, ни одной службы, которая бы проверяла качество того, что продавали в супермаркетах под видом продуктов питания, нельзя было доверять глазам. Светлана выбирала продукты на стихийных рынках, где оставалась хоть какая-то возможность найти натуральные продукты, которые и видом и содержанием соответствовали тому, чем этот продукт привыкли считать. Михаил видел, как она ходит между рядами деревенских бабушек, которые еще с утра привезли свои скудные урожаи в город. Она выбирала, тщательно осматривая и продукты и продавцов, боясь вновь нарваться на выращенные за неделю на жестоких пестицидах овощи или откормленные на каких-то химических добавках куриц. Через минут пятнадцать Светлана вышла на дорожку, которая вела к дому. Она тихо улыбалась, когда вокруг никого не было, очевидно представляя встречу с Мишей. У нее были прекрасные густые и светлые волосы, которые она мастерски использовала, когда хотела спрятать какие-то свои эмоции. Она опускала голову, будто от тяжелого груза, и пряталась в своих золотистых локонах, отдаваясь мечтам или воспоминаниям, мирская суета никогда не могла поработить света ее души. Они с Михаилом совсем недавно поженились, и теперь она не могла нарадоваться. Все вокруг считали, что они созданы друг для друга. Михаил был красивым мужчиной, со слегка смуглой кожей и спортивной фигурой, типичный мачо, как любили называть его незнакомые женщины, которые остались без его внимания. Светлана была стройной и худощавой женщиной. У нее было невероятно красивое лицо, которое было одновременно и по-детски милым и слегка, по-женски, вызывающим. Мужчины не могли отвести от нее взгляда. А Михаил не мог поверить, что она принадлежит только ему. Все было слишком хорошо, просто невероятно благополучно.
   Когда Света подошла к дому, она услышала странные крики со стороны двора. Повернув голову, она увидела, как люди падают далеко впереди, потом ближе, потом упала ее соседка по этажу, которая была у соседнего подъезда, а потом резкий боль в легких и все… Михаил тут же подбежал и охватил ее. Он пытался привести жену в чувства и одновременно старался понять, что происходит. Через миг он понял, что это химическая атака, но почему тогда он не падает? Почему его не берет? Может это потому, что он в состоянии аффекта? В следующий миг по его глазам пробежала резкая вспышка света. Он одновременно вспомнил черный джип военной разведки и то, как его вывозят из города, и понял, что он не может быть рядом со Светланой. Михаил открыл глаза и проснулся: «Это еще не конец, пролетело в его голове». Он просто спал. Но теперь он мог узнать, что произошло.
   – Вы узнавали, что с моей женой? Ее вывезли? – Михаил схватил толстяка за плечо и резко пододвинулся к нему, пытаясь взглянуть в глаза.
   – Связь с главным бункером оборвалась. После того как вы уснули я не получал никаких указаний и не мог больше связаться, капитан.
   – Где это мы? – их джип был в каком-то лесу. Свет, который пробежал по глазам исходил от прожектора или фонаря. Очевидно, что это была какая-то база, а может просто пункт сбора или дозаправки.
   – Здесь нас ждет группа сопровождения и сутра для вас.
   – Сутра? Зачем? Мы собираемся вступать в бой?
   – Территорию, которая вдали от крупных населенных городов тоже могут патрулировать группы зачистки или своры мепсов. Нужно обезопасить вас.
   Металлическими псами, или мепсами, были генетически модифицированные собаки, оснащенные усиленными металлическими пластинами. Броня была легкой и пробивалась из крупнокалиберного пулемета. О мепсах наши военные узнали из сводок по нападению на США. Это были свирепые твари, которых выпускали на охоту зачищать целые города. Они были размером со свинью, а некоторые не уступали размеру даже льву. Мепсов использовали, как альтернативу рядовым солдатам. Это было вызвано масштабами атак, и нехваткой людей для этих атак. Мепсы были нацелены на уничтожение жителей городов, их транспорта и даже небронированных солдат регулярной армии. Личное стрелковое оружие было против них бессильно. Мепсов обычно пригоняли к большим городам целыми стаями, и выпускали зачищать город. Собаки атаковали всех, кто был на улицах и даже были обучены врываться в квартиры, дома и офисы. Они были бесстрашны и свирепы.
   Михаил откинулся на кресле и начал растирать лицо ладонями, стараясь побыстрей вернуть себе бодрость, и размять лицевые мышцы, которые после глубокого сна делали его речь слегка смешной. На улице уже почти не было света от солнца, лишь далеко на западе, между деревьями, еще было видно освещенную тающими лучами линию горизонта. Теперь стало понятно, что это даже не лес, а просто пролесок, вдоль которого они ехали без фар. Человек, который проверяли их с фонариком, проверял всех кто въезжал в пролесок и передавал по рации о приближении друга или врага. Он наверняка не подошел бы сам к джипу и остался бы где-то между деревьями, если бы машина не остановилась в указанном месте. Все эти шпионские штучки пролетали в голове Михаила чисто механично, когда он пытался оценить ситуацию и понять, частью какого плана он стал.
   Вскоре все его предположения подтвердились, когда их джип остановился возле пяти или шести других. Может быть, дальше во тьме, их было еще больше, но надвигающаяся ночь прятала от глаз любые образы, водитель же, как оказалось, вел с помощью прибора ночного видения. Как только они заглушили мотор, к экипажу подошел воин в сутре. Сутра – это сверхновый скафандр из адамантитового сплава, невероятно дорогая и редкостная броня. Первые чертежи этого оружия попали в руки украинских ученых более семи лет назад от японской разведгруппы. Эти костюмы были ключом в будущее. Непробиваемые для пуль всех калибров, и неразрушимые для взрывных волн, они были не уязвимы. Михаил знал о них достаточно много. Воины, носившие сутры, дрались на мечах, которые владели уникальным энергетическим свойством, способным рассекать адамантит. Михаил прекрасно владел этим скафандром и мечом в частности. Именно из-за его успехов в редком в наше время искусстве владения мечом – Кен-до, его и взяли в, так называемую, разработку спецслужбы. В начале двадцать первого века найти мастера Кен-до, который имел черный пояс и был победителем некоторых всемирных турниров – это была невероятная роскошь для Украины. Михаил был важен, он первопроходец.
   – Номер экипажа? – спросил воин слегка приглушенным голосом из-за множества фильтров скафандра. Он был почти не различим во тьме потому, что костюм практически не отбивал свет.
   – Двадцать третий, киевский экипаж – ответил мальчишка водитель. Михаил запомнил его голос, слишком мальчишеский, он действовал успокаивающе в этой ситуации, казалось, если бы все было плохо, то тут был бы какой-то ветеран, прошедший все горячие точки мира, но за руль посадили едва окончившего академию пацаненка.
   – У вас один спецпассажир. Капитан Михаил Соборов, прошу пройти со мной.
   Миша бросил последний взгляд на своих спутников и вышел из машины. Воин взглянул на Михаила, сверяя его внешность с фотографией.
   – Здравия желаю, товарищ капитан, прошу за мной.
   Михаил слышал едва различимые шумы в суставах скафандра и характерные приглушенные щелчки в электронных мышцах. Через секунду его взяли под руку и повели. Михаил не мог отчетливо видеть во тьме и потому воин в скафандре, где были очки ночного видения, повел его по пролеску. Михаил с трудом различал в кромешной тьме отблески на джипах, которых оказалось намного больше. Если бы эту точку рассекретили, то от всех этих людей, военных, ученых или даже политиков, не осталось бы и мокрого места. Хватило бы одной связки гранат или одного отряда в сутре. Спустя еще пару шагов Михаила остановили. Он услышал, как открывается какая-то дверь, но визуально не мог различить буквально ничего. Вскоре его подвели к ступенькам, и он как слепой щенок неуклюже вскарабкался в какое-то помещение, которое оказалось не более метра – полтора по площади. Изнутри открыли еще одну дверь, что дало понять, что помещение это было создано для того, чтоб свет изнутри фургона не попадал наружу. Михаил оказался в огромном трейлере. Дальше справа стояло две сутры, которые очевидно ожидали своих владельцев.
   – Ваше имя, сер? – к Михаилу подошел парнишка с листом бумаги на планшетке.
   – Капитан Михаил Соборов.
   – Прошу сюда, сер, вы в списке на офицерскую сутру первого класса. Это та, которая стоит справа, вам помогут ее одеть. Прошу поторопитесь.
   Спустя пять минут Михаил уже был одет в прекрасную новенькую сутру, которая была еще и на него приписана, что означало, что этот скафандр отныне принадлежит только ему. Обычно сутру одевают не более чем за минуту. Пусть это и сложно, но умение быстро одевать и снимать скафандр – одно из основных, которому учатся будущие офицеры стального спецназа. Но, тем не менее, Мише пришлось настраивать его под себя хотя бы на глаз потому, что изначально они идут почти не подвижные, рассчитанные на человека со слабо развитой гибкостью суставов. Михаилу же требовались намного более свободные параметры. Пока он готовил свой скафандр, прибыл последний важный владелец сутры. Им оказался молодой парень со странной для военного прической, похожей на прическу Джона Конора из второго «Терминатора». В самом начале Михаил подумал, что это какой-то тяжелый ребенок важной шишки, которого оберегают как президента. Потому, как парень был слишком уж сильно не похож на военнослужащего. У него на шее были татуировки, сам он был худощавым, а в носе была серьга. Однако спустя пару минут Михаил отметил, что парень почти самостоятельно справляется с сутрой, что есть довольно таки не простой задачей. Очевидно, что он уже имел дело с костюмом, поэтому выводы об этом юноше стоило попридержать к лучшим временам.
   Как только Михаил оделся он вышел на улицу. Ему было легко и свободно в скафандре, он ловко воспроизводил и усиливал в десятки раз его действия. Но эта легкость была ощутима только владельцу и мигом улетучивалась, когда приходилось идти по земле или поднимается на ступеньки автотранспорта. К примеру, когда в трехсоткилограммовой сутре спускаешься по ступенькам трейлера, он пошатывается так, что кажется вы на карусели, а ступая на мокрую от дождя землю можно было погрузнуть на несколько сантиметров. Правда существовали уже новые сплавы адамантия и титана, которые, в отличии от сплава адамантия и чугуна, были около ста пятидесяти килограмм веса, что вдвое легче от этих сутр, которые были доступны на данный момент. Но титановые костюмы были намного дороже, а отличались только весом, поэтому их делали исключительно для спецгрупп разведки.
   Сам по себе скафандр сутра походил внешне на робота полицейского, всем известного героя голливудской трилогии, однако отличались намного более высокой динамичностью в движении, не уступавшей в гибкости и скорости гимнасту. Также и сплав был намного прочнее, чем можно было себе даже представить. Особый метал, который был искусственно создан в военных секретных лабораториях, был чрезвычайно прочен и устойчив. Благодаря особому строению молекул, ему удалось придать невероятную плотность, в частности благодаря структурированности формы, позаимствованную у молекул алмаза. Алмазная пыль также была частью сплава.
   – Капитан Михаил Соборов, меня зовут полковник Зорога, я командир отряда стального спецназа «Паладины». Мне поручено руководить спасательной операцией и вам придется мне подчиняться, пока вы не будете доставлены в Западное убежище – к Михаилу подошел мужчина в сутре, и принялся вводить его в курс дела.
   – Нет проблем, но почему Западное? А как же Харьковский бункер?
   – Харьковский Бункер не был тестирован после окончания робот, поэтому статус первого бункера передан Карпатии. Это временная мера, пока главный бункер не будет обжит и проверен спецами. Нам нужно спешить. Отправляйтесь в БМП. Мы едем первыми на расстоянии два километра от остальных машин, чтоб в случае чего принять удар на себя.
   – Хорошо. Я понял.
   Михаил давно увидел два БМП и пять хамеров, которые стояли дальше в пролеске. Теперь, когда у него в распоряжении были сенсоры сутры, он мог по достоинству оценить размеры колоны. Он увидел и обычных бойцов, которые расположились по периметру, а с помощью тепловизора ему открылись и точки снайперов – разведчиков, которые были в радиусе ста метров вокруг колоны. Они не двигались, но тепло от них исходило. Что ж, все было организовано неплохо, и если бы этим ребятам не нужно было драться с другими воинами в сутрах, то тут можно было бы устроить вторую битву у Брестской крепости. Но если бы на колону напал отряд в сутрах, то все эти рубежи он бы прошел на одном дыхании.
   Спустя полчаса обе машины БМП уже ехали на запад. Дорога была свободная от автомобилей, не было ни одного участника движения, а деревни были погружены во тьму. Тепловизоры выхватывали красные точки и силуэты движущихся людей. Сейчас, спустя всего несколько часов после начала атаки, нельзя было помочь этим людям, им необходимо продержатся несколько дней, пока не начнут отправлять спасательные отряды, которые должны были бы приводить людей в бункеры, но все понимали, что это лотерея и многие не выживут. Пока что шла эвакуация тех, кто был в списках важнейших профессий, кто представлял собой хоть какую-то ценность, а просто прийти и рассказать людям про место расположения секретного бункера нельзя.
   В БМП было тесновато. Восемь бойцов в сутрах сидели плечо к плечу друг к другу. Между рядами, практически на ногах лежал двух метровый крупнокалиберный пулемет Владимирова, в народе КПВ, единственное переносное автоматическое оружие, которое еще могло приносить пользу. Он стрелял 14.5 миллиметровыми патронами и предназначался в первую очередь против больших сил мепсов, которые были зашиты в легкую адамантитовую броню. Сутре пулемет не наносил вреда, однако кинетическая энергия пули из КПВ могла замедлить такого бойца. Под шквальным огнем из пулемета практически невозможно было продвигаться в сторону, из которой вели огонь. Также было доказано, что свыше десяти выстрелов из КПВ, выпущенных очередью в одну и ту же точку сенсорных очков, размером в один квадратный миллиметр, могли разогреть состав глазного стекла, и то давало трещину. Однако, в боевых условиях такую точность нельзя было выдать и даже в эксперименте пришлось ставить пулемет на специальные фиксированные опоры, чтоб выстрелы приходились в одну и ту же точку. Но, все же, офицеры прикрывали голову либо предплечьем, либо щитом, чтоб не получать такие неприятные удары, которые оказывали довольно таки ощутимые повреждения человеку, находящемуся в скафандре. Были даже случаи, когда воин в сутре, который пребывал в состоянии усталости и физического истощения или травмы, получал своеобразный нокаут от прицельного огня в голову короткими очередями. Поэтому пулеметчики никогда не отказывались пострелять по противнику в сутре. Вторым стрелковым оружием в отряде была крупнокалиберная винтовка NWS – 20, которая также лежала сейчас у ног в БМП. Она была предназначена для вывода из строя транспорта противника и кратковременного вывода из строя офицерского состава. Опять же, ударная сила пули банально вызывала потерю сознания или легкую дезориентацию, в основном оружие использовали именно против транспорта. В комплекте с винтовкой шло два ствола, один 14.5 миллиметров, а другой 20 миллиметров и носили ее в основном на креплениях за спиной, когда отряд был в рейде и в разобранном виде в остальных случаях. КПВ носили на специальной установке, которая в одном положении удерживала пулемет прижатым к спине, а в другом – поддерживала его под рукой бойца. Это достигалось с помощью перекатывания пулемета на подшипниковом колесе, установленном на правом плече. В общей сложности отряд стального спецназа состоял из пулеметчика, снайпера, трех воинов с повышенными навыками владения двуручными мечами и бойцом массового поражения. Снайпер и пулеметчик из холодного оружия владели небольшим щитом и заостренным дробящим оружием, которым было легко отбросить противника или нанести рваную рану. Такое оружие, как и все другое, было специально оснащено энергетическим веществом Ун, которое могло нанести вред адамантитовой стали. Щиты, которые носились за спиной, были и у остальных. У так называемых Тотусов, бойцов, натренированных на двуручные мечи, прозванных так потому, что их целями была сильно бронированная техника и офицерский состав противника, были всевозможные мечи от мала до велика и даже кинжалы. На латыни слово totus означает весь, вся или все, то есть подразумевается воин, который может все. Виджилант, боец, направленный на толпы мепсов, имеет в арсенале два одноручных меча и самый большой в отряде щит. Он мог драться и в защите, используя еще и огромный одноручный молот в паре со щитом, если ему нужно было отбрасывать волны мепсов, с которыми он физически не успевал расправляться мечами. Слово vigilans пришло с латинского языка и означает «заботливый» или, другими словами, воин, который должен прикрывать товарищей, или заботится о них. Все эти названия были придуманы в ходе глобальных изменений военной тактики, вызванных появлением сутры и мечей с частицами Ун. Старые название не подходили.
   Колона приближалась к Хмельницкому. В черте города наверняка был и вирус, и Сирень 400, также ожидалось встретить группу мепсов, которые были замечены во всех крупных городах.
   – Капитан, в воздухе обнаружен «скарабей» – один их воинов, который следил за показателями на мониторе, доложился командиру колоны полковнику Зороге.
   – А сирень?
   – Сирени не обнаружено.
   – Что на тепловизорах?
   – На расстоянии трехсот метров видны большие группы объектов. Количество объектов свыше тридцати.
   – Тридцать это мало. Разберемся в рукопашную, без шума. Пойдет Сверковский, Дреня и я. Остальные прикрывайте БМП. Мы бы не отказались от капитана первого ранга в офицерской сутре, если вы знаете что-то о бое – можете пойти с нами. Мне за вас ручались, и я многое слышал о вас. Если у вас есть причины не идти, то можете просто отказаться, я не хочу приказывать вам.
   Михаил был не готов к этому. Он ожидал, что на них могут напасть, но помогать целому отряду стального спецназа в бою против кучки мепсов – это было подозрительно и слегка непонятно. Единственная причина подобной просьбы могла заключаться в том, что Зорога был не уверен в своих бойцах. Наверняка так и было, ведь многие не умели досконально обращаться со скафандрами и холодным оружием, и проходили переквалификацию в слишком короткие строки.
   – С удовольствием – слегка преувеличил Михаил, – но с тем условием, что пойду я и один виджилант, больше никто не нужен. Связываться мы могли бы с помощью передатчика в скафандре. Я и виджилант останемся тут, и дождемся колону. Вам же, было бы более разумным ходом, отправится дальше на разведку. Тем более, что два наши БМП могут быть замечены с воздуха, и если мы задержим колону, то можем дождаться организованной атаки.
   – Что ж, пусть будет по-вашему. В таком решении есть смысл. Если вам будет угодно, то оставлю с вами Максима Годэ. Он не военнослужащий, но в свои-то двадцать три уже инструктировал наших бойцов. Может у него проблемы с дисциплиной, но как боец он намного сильней моего виджиланта.
   – Француз что ли? Ладно, мне все равно. Пусть будет по-вашему.
   – Отлично, тогда удачи. Годэ на выход, переходишь под командование капитана Соборова. – Зорога передал приказ и двинулся к БМП. Когда Годэ выпрыгнул из второго БМП, Зорога осмотрел его взглядом, наверняка осматривая скафандр, кивнул и залез в БМП.
   – Капитан? – мальчишка подошел к Михаилу.
   – Имеешь хоть какое-то представление о том, как нужно себя вести в подобных военных операциях?
   – Извините, но я не военнослужащий, но не беспокойтесь, свое дело я знаю. А звание мне обещали выделить в убежище, кажется, буду сержантом.
   – Сержант так сержант. Идем на Юг. Там около тридцати мепсов. – Михаил позвал рукой и продолжил остальные рекомендации уже на ходу, его радовало то, что Зорога слышит их и этот малец, будь он чересчур капризный, постесняется противиться. Михаил не любил делать военные дела со штатскими, а особенно со штатскими двадцати лет отроду. Но он понимал, как редко встречаются нормальные бойцы на мечах и не перебирал.
   – Следи за тылом. Если я смотрю вперед, ты следи за дорогой, чтоб нам не ударили в спину. Так же следи, чтоб не было никого на дороге. Там сейчас должна проехать колонна. Это понятно?
   – Все понял, капитан.
   – В бою особо не рискуй. Если не справляешься – сразу переходи в защиту и отбрасывай.
   – Так точно – нарочито усталым голосом пробубнил французик, как его в уме прозвал Михаил.
   Соборов также отметил про себя, что уже сожалеет, что поддался на предложение Зороги, этот эксперимент может закончиться плачевно. Да и кто такой этот Зорога? Почему Михаил решил, что ему можно доверить свою спину, если он прежде никогда не слышал этой фамилии? Как всегда излишняя доверчивость Михаила привела его в тупик. Разведчик в звании капитана, с опытом боевых операций и разведывательных действий в глубоком тылу врага, по своему обыкновению, как мальчишка доверял своим соотечественникам. Еще с детдома, когда ему казалось, что он один во всем мире и этот мир готов растерзать его на каждом шагу, он мечтал, что когда-то найдет себе друзей и наконец-то его прикроют. Когда Миша оказался в армии, то ему показалось, что он нашел свою семью, а встреча со Светланой окончательно успокоила его и он научился делить на своих и чужих, но теперь он жалел об этом. Мир рушился на глазах, все вокруг падает и разбивается, одно горит, другое взрывается, третье умирает от невидимых для глаза причин. Где тут свои, а где чужие? Михаил смотрел на руины домов, которые подверглись массированному авиаудару, и начинал понимать, что случилось. Нет, он не собирался впадать в панику или кричать в безмолвное небо, он как-то привык уже к мысли, что что-то идет не так, и научился ее просто использовать. Это был просто настораживающий фактор, светодиод где-то в мозгу, который загорался тогда, когда надо было оптимизировать все свои усилия, когда нужно быть здесь, сейчас и полностью, и негде больше. Иначе тебе крышка.
   Они шли уже минут пять. Позади остались импровизированные баррикады из жилых многоэтажных домов. Это было тактическим ходом при химической атаке. Если противник хотел, чтоб жители города не могли уйти из зоны поражения до конца химической или биологической атаки, то нужно было отрезать основные пути отступления. На автомагистралях или развязках устраивали автомобильные пробки или вот такие баррикады из бетона.
   – Они захлопнули двери в газовую камеру, парень, людей просто истребляли – Михаил заметил, что Годэ осматривает поле боя, стараясь понять, почему была произведена авиаатака. Соборову было плевать на его любопытство, но парня это отвлекало, а учить его уму разуму было не вовремя.
   – Слышите лай?
   – Да. Они за вот тем домом. Ты будешь атаковать первым. Одевай щит, и без геройства. Как только они бросятся на тебя, я ударю с фланга. Только не отбрасывай их на меня и не упади, иначе уже будешь бесполезен, они не дадут тебе встать.
   – Откуда вы это знаете? Я таких тварей впервые вижу – очевидно Годэ нервничал. Тепловизоры показывали ему уже довольно таки отчетливые фигуры размером со льва.
   – Ты их еще не видишь… Просто знай, что они ничего тебе не сделают, даже если будут год тебя грызть. Мы встречались уже с ними несколько раз в Африке. Тогда мы решили, что кто-то тестирует новое оружие, но не знали кто. Так что будь уверен, что я знаю на что они способны.
   Они стояли за углом. Михаил выглянул первым, чтоб оценить свору. Свирепые твари без конца дрались между собой, лаяли и рычали. Это были настоящие дикие звери. В белой броне был вожак, который был чуть крупней размерами, он вяло ходил со стороны в сторону и не обращал внимания на своих собратьев и их суетливые занятия, без конца всматриваясь во тьму и нюхая воздух, он, казалось, сейчас учует охотников. На мониторе Михаил видел показатели здоровья членов группы. У французика сердце плясало стэп.
   – Посмотри на них, только не высовывайся сильно. – Михаил уже начинал сомневаться в парне. Он пытался успокоить его, дать привыкнуть к тому, что его ждет, опасаясь, что тот просто броситься убегать, если не будет готов.
   Годэ выглянул и сразу спрятался обратно, прижавшись спиной к стене и закинув голову так, как делают, когда сильней беспокоится уже не возможно и нужно срочно что-то предпринять в направлении более умеренных эмоций. Степ французика переходил на более высокий уровень, и явно мог претендовать на призовые места в соревнованиях областного масштаба.
   – Ладно, забудь, сам управлюсь – Михаил уже хотел идти, мысленно матеря себя за не собранность, которую он проявил там у БТРов.
   – Нет, нет, я в порядке! – Годэ даже выставил руку, как бы останавливая Михаила – я пошел?
   – Мне уже плевать, как хочешь. Только смотри меня не ударь, иначе я тебе башку снесу. Мой тебе совет – бойся меня, а не их, ладно? Это, во-первых, разумно, а во-вторых, очень полезно для твоего здоровья. Понял?
   – Так точно.
   – Просто вбеги в толпу и подержи их пять секунд. Я сразу за тобой. Главное не робей!
   – Я все понял – стэп немного утих, но продолжался. Француз время от времени шумно выдыхал.
   Годэ снял щит и мощный молот. Постоял еще секунду и побежал. Когда толпа из тридцати туш, весом в сто кило каждая плюс броня, увидела его, все сразу рванули как один. Когда на парня набросились, он закричал, как кричат прыгуны на резинках, и в итоге упал под весом, которого не ожидал встретить.
   – Попробуй встать – уже спокойно проговорил Михаил. Он уже пару секунд рубился двумя мечами. Клинки входили в тонкую адамантитовую броню как раскаленный нож в масло, и, по меньшей мере, пять или шесть тварей уже лежало убитыми. Михаил вкладывал в удар огромные усилия. Бил то с разворота, то в прыжке, то раскручивался и веером клинков снова и снова влетал в толпу. На правой руке у него уже висел пассажир и вовсю пытался разодрать адамантит, теряя по зубу в секунду. Позже, такой же клиент вцепился в ногу, но это было даже не ощутимо. Михаил оценил курьезность того, как стокилограммовые твари смешно развиваются как знамена при движении. Он не чувствовал их веса. Почему Годэ все еще лежит?
   – Годе, как ты?
   – Я? Что делать мне? – парень сильно нервничал. Он оцепенел при виде той ярости, которая была на него обрушена. Они пытались прогрызть его всюду. Один даже схватил в пасть голову сутры целиком. Когда он налетел на него, парень инстинктивно закрыл глаза, когда же открыл – было темно даже в режиме ночного видения. Когда перешел в инфракрасное, то все стало красным – у меня что-то с очками, все красное, Капитан.
   – Просто тварь в лицо вцепилась, сбрасывай и поднимайся. – Михаил уже перебил половину своры и говорил с легкой отдышкой. Начинались проблемы с движением, и про прыжки пришлось забыть. Михаил не хотел отбрасывать псов, чтоб они не вздумали убегать, тем более, что рассчитать силу толчка не всегда удается и обычно отбрасывающие движения приводили к тому, что противник улетал на метров пять или шесть. Выйдя из боя мепсы могли сбежать потому, что ими двигал еще и инстинкт выживания как у волков. Нужно было методично их истребить, и не позволить кому-то из псов напасть на колонну незащищенных людей. Один мепс мог легко разодрать даже метал джипа, не говоря уже про пассажиров. А убить такого из стандартных автоматов тоже не вариант. Пришлось бы стрелять из пулеметов, а это – тоже самое, что накрыть поляну и начать жарить шашлыки в клетке со львами. Весь город, если бы в нем еще были группы, прибежал бы на пикник. Но Годэ решил по-своему. Ему показалось, что проще будет встать, если сбросить с себя пару тварей. Он отмахнулся тридцатикилограммовым молотом и два мепса улетело к стене того дома, где секунду назад он пытался утихомириться. Когда Годэ поднялся на ноги – стало еще жестче. Парень оказался не плохим бойцом. Взяв довольно-таки не плохой темп, он сметал по пару мепсов за удар. Ударяя то страшными сокрушительными ударами сверху вниз, то махал молотом, нанося боковые удары, а иногда довольно таки профессионально делал удар с разворота. Умение обращаться со щитом тоже присутствовало, твари то и дело натыкались на блок и скользили в низ. Единственным недостатком была паника, с которой он все это делал. Парень забыл все установки и разбрасывал собак то туда, то сюда, и не все они погибали от ударов. Несколько из них хромая убежали на север, как раз к дороге.
   – Успокойся, хватит – Михаил подбежал и схватил Годэ за руку. Но тот никак не мог успокоиться, и наносил удар за ударом по почти размытому по асфальту мепсу.
   – Да успокойся ты, если хочешь то вернешься потом и продолжишь, он все равно уже никуда не убежит.
   Но парень все никак не мог оправиться и остановиться, молчаливо молотя останки пса, он уже пробил асфальт. Тогда Михаил снял щит и ударил им Годэ, отбрасывая юношу. Только потом тот утихомирился и стал потихоньку приходил в себя.
   – Простите, простите, капитан, простите – бормотал малец, отходя от шока и пытаясь выровнять свое дыхание. Михаил догадывался, что так будет, поэтому теперь он быстро смирился.
   – Пойдем, несколько из них побежали в сторону дороги. Нужно быстро настигнуть беглецов. Я побегу вперед, но смотри мне, чтоб не отставал.
   Михаил побежал к дороге, на север, где их либо уже ждали машины, либо же эти машины должны прибыть с минуты на минуту. Он пару раз звал Максима Годэ и тот отвечал в ответ что-то невнятное, но по отдышке было понятно, что парень бежит следом. Соборов всматривался в основном на редкие кровавые следы. Дикая регенерация закрывала рану и крови из беглецов капало все меньше. Пока что следы вели точно на автоколонну, которую уже было видно, хотя тепловизоры не показывали зверей. Бежать было легко. С асфальта сутра прыгала под два метра, а если постараться, то можно было подпрыгнуть и выше, так что обвалы и груды бетона были скучными преградами. Михаил помнил, как на тренировках они лазили в горах, по отвесной скале. Тогда нужно было вбивать конечности в камень, чтоб зацепится, и это было куда сложней, чем бегать сейчас. Однажды Михаил не заметил разницу в уровнях, потому, что был в очках ночного видения, и случайно зацепил правой ногой небольшой кусок армированного бетона, который частично был зарыт в земле. Движение было мягким, потому булыжник не раскололся, а полетел далеко перед Соборовым. Сутра придает непередаваемое ощущение бесконечной мощи, но вместе с этим ощущением в комплекте идет также безграничное легкомыслие.
   Сутра не делает бойца бессмертным, она лишь дает ему больше шансов выжить, это просто способ, оружие. Те, кто впадает во власть силы этого скафандра, снимаются с должности и идут мыть полы в казармах или умирают. Человек должен оставаться человеком всегда. Михаил хорошо знал это. Тренировки в горах вспомнились ему не зря. Один его товарищ тогда сорвался вниз с огромной высоты. Метров сто не меньше. Даже в полете он твердил в микрофон, что главное выпрямится и упасть на ноги и все будет хорошо, но это было не так. Он действительно умудрился выпрямиться, чем, тем не менее, только повысил скорость своего падения, и упал на ноги. При этом сделал это правильно, на согнутые ноги, позволив мышцам поглотить скорость. Сутра выдержала, магнитные мышцы не оборвались, просто тот парень, по обыкновению, напряг их так сильно, как только смог, инстинктивно полагаясь на эластичность, которая есть у природных мышц тела. Однако сила мышц костюма была куда на много выше, и этой самой эластичностью мышцы не обладали. Если они не могли выполнить приказ, они все равно пытались это сделать, пока не обрывались. В том конкретном случае костюм подчинился и банально остановил падение, а не амортизировал его, тем самым не поглотив огромную инерцию, которая ударила по внутренним органам парня. В результате перелом позвоночника и летальный исход. Мораль такова, что возможности костюма заканчивались там же, где заканчивается мастерство владения им. Легкомыслие – враг воина, который носит это чудо техники… Единственный враг.
   – Бизон, это Змея, вижу двоих металлических псов, направляются к колонне! Бизон, это Змея, как понял? Вижу металлических псов направляющихся к колонне! – в наушнике Соборова прошипел сигнал от колонны. Докладывали спокойным, но торопливым голосом, как всегда подумал Михаил. Он соскучился от этих голосов в наушнике.
   – Змея, я Бизон, вас понял. Не открывайте огонь, повторяю, не открывать огонь! Я уже близко.
   – Вас понял, Бизон, ожидаем ваших действий.
   Михаил перепрыгнул последний фрагмент стены и увидел колону. Около двадцати джипов и пять хаммеров ожидали на дороге. Машины были без света фар. Два мепса медленно шли к ним. Один сильно хромал на заднюю лапу, даже издалека было видно, что она повернута не естественно. Увидев эти следы от дробящего оружия, Михаил припомнил о Годэ. Обернувшись, он заметил, что парень за его спиной в двух метрах. По осанке парня он заметил, что тот слегка не в себе.
   Мепсы были натренированы атаковать мелкие автомобили и держатся подальше от больших. «Даже раненый мепс полезет грызть шины вашему седану, будьте уверены» – так говорил инструктор. Но сейчас псы были ранены и озадачены размерами. Они не могли определить большие перед ними автомобили или маленькие и держались на расстоянии в несколько десятков метров. Удивительная сцена. Длинная колонна из машин, два матерых спецназовца и между ними эти несчастные жертвы, которых тренировали на смертоносных охотников. Действие проходило на пустыре под светом, почти что полной луны. Времени не было, Михаил решился поручить дело парню. Ему нужно знать, что один прокол не делает его бесперспективным, он должен понимать, что он в кругу друзей, которые всегда прикроют и поддержат. Те кто не получает второй шанс или получают его слишком поздно, часто ломаются.
   – Справишься, француз? – Михаил даже повернулся к Годэ, чтоб тот понял, что это не шутка.
   – С удовольствием, товарищ капитан!
   На этот раз боец высвободил более привычное для себя оружие, два меча. В правой руке был меч более похож на огромное мачете, а в левой, как обычно, массовики носили колющий меч на две режущие стороны. Он смотрелся наиболее впечатляюще. Лезвие было как вытянутый треугольник, с медленно сходящимися двусторонними лезвиями. Годэ полностью сосредоточился на двух мепсах. Он какое-то время думал, как завязать бой и заставить их атаковать, чтоб они не начали убегать. Михаил тоже заметил это, но не стал советовать. Годэ вспомнил, что волки всегда атакуют суетливого и раненого зверя. Парень начал пылить ногами и бить ними по земле поднимая клубы пыли. Сработало! Один пес зарычал и начал идти на парня, тот, что был ранен, пошел по кругу, пытаясь зайти за спину, типичная тактика стаи. Максим уже не боялся спугнуть зверя и рванул на рычащую тварь. Тот тоже сделал пару шагов и прыгнул прямо к горлу Годэ. Парень не растерялся, и среагировал, уйдя в сторону и резко ударив рубящим ударом правой рукой. Пес завизжал и упал на землю с перерубленным позвоночником. В этот момент уже второй мепс, неимоверно напрягшись, рванул к Годэ и устремился к ноге. Макс подобрал ногу и псина, промахнувшись, оказалась под ней. Парень ударил в тот же миг со всей силой прямиком в голову. Огромной силы удара не хватило. Адамантитовый шлем пса выдержал, но, все же, погрузившись слегка в землю, немного поддался и нажал на голову. Пес заскулил и отчаянно пытался вырваться. Годэ поймал себя на мысли, что ему даже жаль этого монстра, и он быстро добил его заостренным клинком, та же участь ждала и другого пса.
   – Хорошо, поехали. – Соборов трусцой направился к колоне.
   Остаток пути Михаил и Годэ провели в замыкающем хаммере, который освободили специально для них, оставив только водителя. Шестьсот килограмм плюс водитель и амуниция были достойны такой чести. Мальчишка вырубился почти сразу и, чтоб не слышать его храп, пришлось выключить групповой канал связи. Михаилу показалось, что он остался один в целом мире. Он специально выключил все визуальные фильтры и начал просто всматриваться в темноту. Рев двигателя был почти не слышен из-за отключенных внешних звуковых сенсоров, водитель, который был в очках ночного видения, больше был похож на робота. Колона ехала быстро. Иногда объезжая обвалы или столкнувшиеся автомобили, машины виляли на скорости в сто километров в час. В этой кромешной тьме Михаил всем своим сердцем почувствовал пустоту, которая его окружала. Единственный человек, который мог его одернуть как ребенка от этой пропасти была Светлана. Соборов уже всматривался в эту пропасть бездушной суеты, глупой войны, чужой войны, в которую он как мальчишка влез побуждаемый жаждой славы. Лучше он выбрал бы профессию врача, он стал бы отличным врачом, строгий и собранный, он бы всегда был на чеку, это у него с детдома. Тогда он бы нес жизнь, а сейчас он несет смерть. В его деле есть смысл, но это путь ребенка со свечкой по темному лесу. Потерял свечу – и ты еще одно обреченное приведение. Размышлять больше не было сил, и вскоре Соборов уснул.


   Глава 2. Несокрушимый

   Doom spiro, spero – «Пока дышу – надеюсь»


   I

   Украина; г. Дубно
   Воинская часть 4589
   27 августа 10:00

   По длинному армейскому складу, почти бесшумно, шел человек с большим ящиком. Он был в синей форме, такой как у летчиков, которая одевается спереди и нужно вставлять ноги сразу в штанины, а потом просто застегиваешь молнию и ты уже полностью одет. Это означало, что этот человек работник этого склада. Он был атлетического телосложения, с короткой стрижкой популярной среди служащих в регулярной армии, когда сверху голову покрывает слой коротких волос, а по бокам и сзади она подстрижена самой мелкой насадкой машинки, и кажется, что волосы только на макушке. Этого парня зовут Гавриил, Гавриил Нелевский, но он никогда не слышал своего имени, потому, что с детства он не может ни слышать, ни говорить. Если бы не его отец, уважаемый полковник сухопутных войск, то его мечта служить в армии никогда бы не сбылась. Гавриил всегда хотел служить в армии, его привлекал порядок, смысл жизни воина, который готовится каждый день к защите своей земли от разного рода угроз и своего рода братские отношения среди служащих. Он терпеть не мог конкуренцию между людьми потому, что был убежден, что Бог каждого наделил качеством, в котором ему нет равных, и каждый должен быть на своем месте. В армии же каждому находили применение, пытаясь использовать таланты людей в полной мере. Пусть его жизнь висела на репутации отца и нескольких его должников, он все же был частью этой системы, ему нравилось работать тут.
   В обязанности Гавриила входила чистка оружия, приведение его в должный вид и даже ремонт. Ему пришлось изрядно преуспеть в этом деле, чтоб получить право заниматься чем-то отличным от мытья полов или слежки за сроком годности продуктов питания на складе. И он работал несмотря ни на что. Гавриил видел, как подсмеиваются над ним невежи солдатики, которым подавай веселье, он даже читал по губам некоторые фразы, но это не влияло на него. Он прожил такую жизнь, в которой без смирения ты просто сгоришь изнутри. Тебя уничтожат твои же желания, которые ты никогда не сможешь реализовать, они приведут тебя к злости, ненависти, которые заберут у тебя твою жизнь. Поэтому он работал с удвоенной силой и, в конце – концов, чтение огромного количества литературы по оружейному делу, бесконечная практика и небольшой талант к механике сделали свое дело.
   Как бы там ни было, а Гавриил хотел не этого, он, конечно, старался изо всех сил быть полезным, но в душе он мечтал оказаться на поле боя.
   Когда с базы уходили на задание ребята, Гавриил всегда следил за ними издали, он представлял, что с ними уходит и он. Представлял, что не знает, вернется или нет, что задание невероятно сложное, но его нужно сделать. Например, в какой-то горячей точке, идет международная антитеррористическая акция и сегодня вечером нужно провести операцию, результат которой завтра скажется на будущем тысяч людей. Он обязательно смог бы, обязательно справился бы и отдал свою жизнь, если бы пришлось, ведь не сделай он этого, погибли бы его родные отец и мать, возможно, его будущая жена… Он был простой парень, с простыми мечтами о воинской славе, о важном деле, об участии в чем-то важном. Нет, он не принадлежал к числу тех, кто верил в нерушимую славу своей страны, или ее вождей, которым никогда не интересовался. Нет! Он сознательно мечтал бороться с любым проявлением зла и несправедливости, он жил этим, он дышал этим, он готовился к этому каждый день. Что-то неведомое, какой-то древний воинский инстинкт вел и подстегивал его каждый день.
   Но он не позволял этому желанию захватить все уголки его души. Он слишком хорошо знал, до чего приводит подобная жажда. Когда-то, казалось бы очень давно, еще в юности, он впервые влюбился в одну девочку, которая жила по соседству. Ему было лет тринадцать, а ей на год меньше. Он, конечно же, был знаком с ней еще с детства, но каковым было это знакомство? Кто он был для нее? Молчаливым, закрытым парнем, у которого не было ни друзей, ни особых способностей, парень, который целыми днями проводил за книгами или же в роботе по дому. Несмотря на это, девочка, все же, взялась за роль единственного друга для этого странного человечка. Однажды летом, когда было куча свободного времени, Лена, чисто из любопытства, попросила научить ее языку глухонемых. Она стала первым человеком, который был рядом с Гавриилом так много времени, общался с ним, гулял и даже делился эмоциями. Они смеялись над комичностью попыток Гавриила объяснить то или иное сложное слово, которое он и сам плохо знал. Гуляя по улицам их маленького городка они ели мороженное и рассматривали все вокруг, а когда происходило что-то смешное, или просто любопытное, они многозначительно переглядывались и понимали эмоции друг друга благодаря одним этим взглядам. Иногда они следили за попытками почтальона отдать пенсию бабушке Кате, у которой была огромная овчарка подаренная детьми. Эта овчарка страшно не любила почтальона и всячески препятствовала его работе. Ребята тогда решили, что это из-за запаха спиртного, которым любил баловаться почтовый работник. Последний, кстати, предпочитал не оставаться в долгу и покрывал агрессивного пса всевозможной народной мудростью, которая, очевидно, должна была понизить самооценку овчарки и остудить ее пыл. Со стороны все это смотрелось очень мило, и ребята получали от такой стычки человека и животного массу позитивных эмоций. Особенно радовало время спектакля, оно было довольно таки продолжительным. Старая женщина обладала очень плохим слухом и в тех случаях, когда она уходила на огород, за дом, то совсем не слышала лая овчарки, и почтальон проводил у ее ворот немало времени. Самым любимым занятием для Гавриила было учить Лену языку жестов. Во время таких уроков они погружались в его мир, где не было звуков, и юноша чувствовал это. Они сидели друг напротив друга и могли следить за каждым движением глаз или изменением линий на устах, что передавало те эмоции и ту информацию, которая была доступна Гавриилу. В такие моменты Гавриил постоянно улыбался не в силах сдерживать радости, ведь в его мире тишины и невероятно тонких деталей, которые давали ему представление об тех или иных вещах, поселился еще один человек. Гавриил улыбался, и Лена отвечала ему тем же, хотя и не могла понять тех чувств, которые переполняли ее друга. Скорее она просто не придавала этому какого-то глубокого значения. Даже родители не были так близки с ним, ведь они всегда были заняты, а вечером приходили усталыми. У него были еще учителя, но те просто давали ему знания и совсем не интересовались им как человеком. Да, родители любили его безумно, как и все хорошие родители, но они скорее ждали, когда он станет взрослым и поймет тот мир, в котором живут они, не пытаясь вникнуть в то, что создавало Гавриила как человека. Да и не могли они сделать это полноценно, жесты хороши для общения, но когда разговоры заходили в тупик, то проще всего было просто улыбнуться и уйти. Кто-то всегда выбирал именно этот путь, причем чаще всего его выбирал именно Гавриил. Кто знает, кем бы он вырос, если бы в его жизни не появилась Лена. Она была другом и человеком с другой планеты, буквально из другого мира. Она, сама того не зная, вытащила его из пропасти внутренних миров, которые он уже начинал строить дабы убежать от тех реальных вопросов, которые нависали над ним, от одиночества, от безысходности положения и от неопределенности будущего. Гавриил терял веру, а эта девочка вдохнула ее в него снова, и он доверился ей полностью. Парень увлекся этой дружбой всецело, ему вдруг показалось, что он не чужой в этом мире.
   Но лето длилось всего три месяца, а осень означала, что она идет в школу, а он начинает свои вечерние занятия. Так уж сложилось, что Лена училась днем, в первую смену, а Гавриил во вторую, под вечер. Учителя, которых нанимал отец, могли преподавать только после обеда. В итоге ребята виделись все реже, иногда на каждые выходные, а иногда еще реже. Гавриил хотя и хотел видеться чаще, но по-детски решил, что это не так уж и важно. В этот сложный период он, как и большинство подростков, которые ищут себя, увлекался самыми разными вещами. Для него их было меньше, но все же он пробовал заниматься различными занятиями. В одно время это была живопись, к которой у Гавриила оказались способности, потом это были наука, а потом спорт. Так шел год за годом, но в трудные моменты, когда приходили неудачи или болезни, из глубины подсознания всегда приходил образ Лены, первого и последнего человека, который увидел в нем личность, какой бы она не была.
   Но скоро Гавриилу пришлось узнать, что такое потерять свое счастье, оказаться опять одним против всех. Этим летом ему исполнилось семнадцать лет, а Елене – шестнадцать. Когда она сдала все свои экзамены, закончила другие дела, о которых Гавриил и не знал, они стали видится каждый день. Ходили на озеро и даже записались на кружок рисования, куда очень хотела пойти Лена. Гавриил был, мягко говоря, не в восторге от этой идеи. Он знал, что там он будет как диковинный зверь в зоопарке. Всем захочется проверить, правда ли он глухой, правда ли, что он не может говорить? Жестокие подростки могут даже попытаться нанести ему вред, чтоб услышать, что он скажет или прокричит, такое уже бывало прежде. Но ради Лены и ее умоляющих взглядов он согласился на это и был рад, что поступил так. Девушки и парни, которые ходили в эту школу, были немного другие, они работали над своими холстами, старались угодить учителю или еще кому-то, но им практически не было дела до Гавриила и ему это очень сильно нравилось. Он даже полюбил этих ребят, потому, что они не только смеялись или вели бессмысленные беседы по углам, как это делали его соседи одногодки, они работали, стремились к чему-то кроме веселья. Но больше всего он полюбил этот кружок за то, что отныне он был не разлучен с Леной, даже больше, он тренировался с ней и вне школы. Они пытались изучить многие стили и работы других художников. Для Гавриила этот мир красок был немного знаком, и он чувствовал себя в нем ловко. А Лена была в нем новичком, но от нее исходило нескрываемое любопытство.
   Один из таких вечеров закончился романтическим и незабываемым поцелуем. Гавриил тогда понял, что Лена стала частью его жизни раз и навсегда, и ему дико не хотелось отпускать ее в тот вечер. Он уловил какую-то грусть в ее глазах, видел, что что-то идет не так, чувствовал это, но его собственное счастье затмило все подозрения. Они расстались около полуночи, а на следующий день Гавриил узнал, что Лена уезжает. Мать сказала ему, что видела, как они грузили сумки в машину и уезжают, как она сказала: «скорее всего, на вокзал». По чистой случайности она решила узнать у Гавриила, куда именно они едут, потому, что даже подумать не могла, что сын не в курсе. Вчерашняя тревога снова всплыла в мыслях Гавриила, он быстро оделся и помчался пешком на вокзал. Он бежал в надежде, что Лена не уедет, что она просто провожает кого-то, а перед глазами крутились жесты матери, которые говорили о том, что все ребята уезжают в город на учебу. Что и Лена, наверное, поедет. Но Гавриил никогда не верил в это.
   Он выбежал к путям, где было всего два перрона, вполне справлявшихся с их маленьким городком. Он пробежал глазами по людям и увидел Лену, которая была в очереди к вагону, она не видела его, и он не знал, как поступить. Что сделать? Побежать туда и на глазах у ее родителей обнять ее? Попытаться сказать что-то? Что? Что она для него важней всех? Ох, если бы он понял это тогда и, если бы рванул изо всех сил и попытался что-то объяснить. Но сколько из этого она бы поняла? Гавриил помедлил, он понимал, что происходит что-то очень важное, но не был уверен, что от него что-то зависит. Он помедлил еще миг и, уже казалось, решился подойти и попытаться объяснится, сделал шаг, и в этот миг перед ним промчался большой товарняк. Он все ехал и ехал, в нем было тысяча вагонов как минимум, точнее так казалось Гавриилу. Он видел в короткие миги, когда образовывались пролеты между вагонами, как очередь Лены все уменьшается и уменьшается, люди входили в вагон. Вскоре товарняк наконец-то пролетел мимо, и Гавриил увидел, как проводник, окончив посадку, опускает мостик и готовится закрывать двери. Парень в отчаянии пробежался глазами по окнам и увидел в одном из них Лену. Она смотрела на него, прижавшись лбом к стеклу. Он перепрыгнул через перрон, подбежал к окну, не зная, что сделать, глупо было говорить, что он любит ее, что жить без нее не может, ведь по-сути они не были вместе, и он и сам не знал точно насколько она ему дорога. Он спросил на языке жестов – куда она едет, она ответила, что это переезд, что они уезжают навсегда. Гавриил помедлил, она улыбалась, он глупо улыбался в ответ, они были растеряны, на глаза находили слезы, а на лице была улыбка. Поезд тронулся, и Лена помахала Гавриилу, у нее на глазах выступили слезы, он шел за поездом, который все набирал ход. «Я напишу тебе»– показала жестом Лена, когда Гавриил уже почти бежал, вскоре перрон закончился и Нелевский остановился. Улыбка сошла с его губ, рука перестала махать и опустилась, будто под грузом в несколько тонн. Что-то кричало в нем, он никогда прежде не чувствовал такого, что-то неистово разгоняло сердце и разливало реки огня на него. А позже пришла пустота потом надежда, потом опять боль и так бесконечно. Гавриил стоял на краю перрона еще несколько минут после того, как поезд скрылся из виду…
   Этот случай круто изменил его жизнь. Длительная депрессия привела к череде болезней, потом воскрешение и несколько выводов как результат урока. Любимым девизом для Гавриила стала случайно найденная в интернете фраза: Doom spiro, Sperо – «Пока дышу – надеюсь». Гавриил понял, что с таким девизом отныне он будет непобедим, а чтоб не пропускать счастье ему пришлось под корень сменить свое понимание любви и всего что с ней связано. В частности он понял, что кроме того, чтоб найти любовь ее еще нужно распознать и уберечь. Лена позже написала ему, что не знала, что сказать и как сказать, и обещала, что они обязательно встретятся еще. Тогда начался период переписки, который уже больше не заканчивался. Иногда они встречались в городе и это были самые прекрасные моменты жизни Гавриила. Их любовь и сейчас висит на волоске, испытываемая обстоятельствами и ни он, ни она уже не берутся строить планов, но то счастье, которое они уже отдали друг другу никогда и никто уже не сможет затмить. Гавриил мечтал и много работал над тем, чтоб устроить будущее для него и ее, но у них было еще много преград, да и встречаться они начали все реже. Гавриил понимал, что возможно это конец, но выводов делать не спешил.


   II

   Утро сегодня выдалось пасмурным. На пробежке Гавриил не встретил ни своего соседа по беговой дорожке, бывшего боксера, ни нескольких молодых парней, которые почти всегда выходили на беговые дорожки стадиона. Вскоре начал капать дождь, заставший Гавриила на турнике. Тот стал скользким, и заниматься стало трудней, да и плечи намокали, и было принято решение возвращаться домой, пока дождь не усилился. Тренировка была продолжена дома. Отжимания и отработка ударов, а также, что стало новым увлечением Гавриила, тренировка боя на мечах. Он нашел руководство по неким костюмам на складе, а потом появились сутры, требующие умения драться на мечах. У них их было всего две. Гавриила приписали к ним как мастера по механическим частям, суставам и другим. Тогда – то он и понял, что грядет другой век, век таких вот скафандров, которые сделают стрелковое оружие вчерашним днем, и он начал практиковаться в бое на мечах. Он не знал почему, но что-то говорило ему, что он должен. Нет, у него не было шансов попасть в элитные войска, где нужно координировать действия по рации, но он верил, он все еще верил в чудеса и шел на поводу своих предчувствий.
   Важной составляющей тренировок Гавриила было развитие внимания. Он очень внимательно следил и за тем, чтоб его голова всегда была чиста от мыслей и идей, которые навязчиво роились в мозгу. Он старался быть чистым и открытым для любой информации, которая шла от окружающего мира, и он преуспел в этом. Он был красивым человеком. Он был силен физически и духовно, он был красив умом. Когда такие люди уходят от нас, мы не беспокоимся за них, мы плачем потому, что некому будет нас подстраховать, что не будет того, кто всегда заметит угрозу, кто вытащит из самого ада. О таких людях говорят: «Думай о нем что хочешь, но когда мир начнет рушиться – молись, чтоб он заметил тебя зажавшегося в угол и обделавшегося от страха и вытащил прямиком из того света».
   Гавриилу даже нравилось иногда мечтать о том, что он именно такой человек. Многие, если не все, парни мечтают быть героями, но одни только мечтают, а Гавриил стремился к этому, он набирался сил. Он замечал, что когда ветки деревьев шатаются от сильного ветра, то люди чаще оборачиваются в сторону, с которой дует. Зная о звуке и его свойствах больше чем другой рядовой человек, который с этим звуком знаком с детства, Гавриил понимал, что со стороны ветра приходит больше информации, а значит за этой стороной нужно следить чаще. Он учился читать тени, различать, как они ложатся на землю, от каких предметов или объектов отходят и как искривляются в зависимости от предмета, на который упали и от источника света. Весь мир вокруг него был как на ладони, а он при этом ничего не слышал. Кроме всего прочего он учился чувствовать субъективно, с помощью, так называемого, шестого чувства. Он запоминал, когда ему доверять, а когда нет, пытался изучить. Но вскоре пришел к выводу, что его очень легко спутать с фантазией и что настоящая интуиция приходит сама собой, когда существует реальная угроза.
   После легкого завтрака Гавриил принялся утюжить форму. В результате всех действий в комнате и на кухне образовался бардак, и, в конце – концов, пришлось заняться еще и им. Закончив все приготовления, Гавриил отправился на работу. Он любил приходить пораньше, когда еще не было офицерского состава, который парня недолюбливал. Однако у Гавриила были мощные тылы, да и сам он стал профессионалом, за которым военные части драться должны, а не перебирать. Он мог выточить детали целиком, мог отремонтировать старые, а это тома знаний по металлу, механике и строению оружия. Те, кто вертел носом, были глупыми завистниками, которые не понимали, что все это результат тяжелого труда.
   День выдался на славу. Может Гавриил и любил поработать, но и отдых был ему не чужд, а сегодняшний день не нес ни на его тело, ни на его разум, ни малейшей нагрузки. Поэтому, он на пару со своим наставником, довольно таки пожилым мужчиной, главным военным инженером во всем западном регионе, с головой ушел в развлечения. Как-то так сложилось, что именно сегодня был такой день, в который все вокруг застывает на месте и военная часть застыла. Офицерский состав испарился еще около двенадцати, тренировочная площадка была пуста, в ангарах кто-то был, но кроме звуков речи оттуда ничего больше не исходило. Потому старик и пришел к Гавриилу, очень уж он любил шахматы, а Гавриил любил учиться и преуспевать и к этому дню являлся серьезным соперником. Гавриил любил старика, тот всегда говорил с ним, несмотря на то, что Нелевский не слышал, и парню казалось, что он слышит и понимает, что он нормальный человек, который беседует со своим коллегой. Но без обеда им было не до игры. Поэтому пришлось пойти на старую хитрость, взять старый ящик и отправится на кухню. Если работник склада с ящиком, значит, он работает и совершенно неважно, куда он направляется. На кухне тоже были свои люди, которые не раз исчезали в тенях складских помещений, чтоб отоспаться или просто позвонить девушке. И вот Гавриил и его ящик с обедом уже направляются на склад. День обещает быть приятным.
   – Ты изрядно преуспел в игре, друг мой – спустя несколько часов напряженной игры разорвал тишину Станислав Михайлович. Гавриил заметил, что тот что-то говорит, и вопросительно посмотрел на него. Мужчина, вспомнив об особенности Гавриила, поднял большой палец вверх, вдогонку объясняя мимикой, что он удивлен сильной игрой Гавриила.
   Сам Гавриил был удивлен. Сегодня он чувствовал себя неимоверно хорошо. Много сил и некая легкость в теле, ему даже начало казаться, что он привык ко всем трудностям жизни и достиг гармонии и счастья в ней. Такое иногда бывает, даже глаза, кажется, замечают в несколько раз больше, а разум успевает за множеством деталей, которые прежде могли даже выводить из себя. Ближе к вечеру Станислав Михайлович ушел домой, как и большая часть персонала базы, но Гавриил еще оставался. Ему не куда было идти, и он проверял складские отчеты до позднего вечера.
   В то время как далеко на востоке Михаил Соборов уезжал из Киева, опасаясь от атаки на его город, Гавриил Нелевский мирно рассматривал цифры на своем рабочем месте. Внезапно он заметил суету в коридорах. Люди носились туда и назад. Завопила сирена, но погасла через минуту. Гавриил выбежал в коридор, но там уже никого не было. Он отправился дальше на улицу и увидел страшную картину. В округе базы лежали люди. Кто-то вышел из здания напротив, сделал шаг и упал замертво. «Что происходит?» – кричал разум Гавриила. Из другого здания вышла группа людей в полной боевой готовности и противогазах. Химическая или биологическая атака – это было очевидно! Но на складе Гавриила было лишь оружие, если ему нужно добраться до противогазов, то это означает, что нужно пройти по зараженной территории, через всю базу.
   Тем временем, пока Гавриил соображал, взвод, который выбежал из казармы, уселся в ближайший от них джип и помчался вон к выезду. Через миг джип начал менять направление и, резко повернувши вправо, врезался в бетонный столб. Даже противогазы не помогли им! Но это и не удивительно, они были невероятно старыми, а фильтры были хуже обыкновенной маски.
   Что же теперь делать? – мелькало в голове у Нелевского. И тут вдруг как гром среди ясного неба к нему в голову пришла мысль о сутре. Ведь у него на складе было две сутры, одна офицерская, которую одевать более предпочтительно и вторая обычная. Парень тут же помчался подальше от выхода вглубь склада. Ему, пожалуй, повезло, что на улице было довольно жарко, и воздух банально не двигался, ветра не было, иначе ядовитый газ задуло бы в маленькую дверцу склада и Гавриил бы тут же погиб. Но случай дал ему шанс и он его оценил, воспользовавшись им.
   Еще одни двери остались позади. Нелевский бежал со всех ног к заветной двери в самую «крутую» комнату, как ее называли на базе те, кто о ней вообще знал. В этой комнате были сутры, оружие к ним и вся диагностическая и ремонтная аппаратура, которая прилагается в комплект к такой серьезной и дорогой технике. Эти сутры были тут случайно, они по бумагам уже давно стояли на складе в Луцке, а тут они несколько месяцев служили в тренировочных целях. Но это в теории, на самом деле они просто стояли тут, хотя однажды их применяли двое людей. Костюмы одели и забрали вечером, и спустя сутки вернули. С тех времен они служили любопытству Гавриила, и он утолял его в полной мере, как ребенок, получивший на рождество железную дорогу. Сейчас ему предстояло осуществить свои мечты, одев его, и одновременно окунутся в ад, который ждал его снаружи.


   III

   Украина; г. Дубно.
   Улицы спальных районов и окраины.
   27 августа 17:30

   На улицах было пустынно. Машины стояли где попало, некоторые, потеряв водителя, врезались в столб или стену. Новенький джип БМВ, расплющив передок до неузнаваемости, уперся прямо в фонарный столб и тот согнулся почти на крышу джипа. Ближе к городу ехать стало не возможно. Среди машин не было дороги, Гавриил уперся в пробку. Пришлось покинуть БМП и отправится дальше пешком. От машин еще исходило тепло, с момента, когда на базе начали умирать люди, прошло всего десять минут. Пять минут пришлось потратить на одевание сутры, которая требовала тренировки в этом вопросе. Но теперь Гавриил шагал вполне уверено. Он взял все оружие, которое было доступно, кроме снайперской винтовки, ожидая, что цели на большом расстоянии он все равно не заметит, не имея предварительных данных о них. Итак, в арсенале у него был большой двуручный меч класса Тотус, два меча поменьше класса Виджилант, большой кинжал, похожий на мачете, который крепился на голени и маленький нож для метания и личных целей на левом плече. Из огнестрельного – Гавриил прихватил КПВ с полным походным комплектом, это был перебор, но он не знал о том, что его ждет.
   Подойдя к когда-то людным местам и улицам, превратившимся в одно сплошное кладбище, Гавриила охватила паника и страх. Казалось, что все сговорились и куда – то ушли, в рай или еще куда-то, а Гавриила оставили одного на этой земле, пожинать плоды их поступков. Мозг старался объяснить сложившиеся непонятные обстоятельства, удивительное качество. Могло показаться, что это какой-то глобальный розыгрыш или протест против отсутствия мест для отдыха. Все люди сговорились и решили провести странную акцию. Они улеглись на асфальт где стояли и ждали команды на отбой. Гавриил вглядывался им в лица пытаясь увидеть признаки жизни. Он заглядывал в глаза и быстро отводил взгляд, такой пустоты он еще не видел, в этих глазах уже ничего не было, у них не было даже взгляда. Гавриил почувствовал слабость и легкую тошноту, сердце билось как сумасшедшее, а ноги стали тяжелыми как многотонные бетонные плиты. Он упал на колени и подался вперед, на руки, чтоб не упасть на бок. Это был ужас. Стены домов начали нависать, машины приближаться, перед глазами мелькали лица умерших, хотелось закричать, позвать кого-то, Гавриилу эта роскошь была недоступна. Он не мог понять, что с ним, а потом понял. Перед ним лежала Лена. Сомнений быть не могло…Он попробовал кричать, но так и не понял, что с того получилось. Ему уже возможно некому будет рассказать о том, что он чувствовал в этот день. Внутри что-то порвалось навсегда.
   «Как так?» – мелькало в голове у несчастного человека, который, казалось, остался один на всем белом свете. Он заплакал. В груди что-то пекло, что-то рвалось наружу. Гавриил впал в гнев. Впервые за свою жизнь он впал в ужасный гнев. Силы снова влились в его мышцы. Он сбросил пулемет, взял на руки Лену, и снова упал на колени, снова заплакал, увидев ее. Его начало мучить чувство вины. Он снова поднялся и не сводил с нее уже глаз. Он шел обратно, за город, он клялся себе, что отомстит каждому врагу, который причастен к этому. Гавриил вспомнил о родителях, любовь к ним вернула ему человеческий облик. Он успокоился и силой воли подавил остатки страстей. Позже слезы возвращались, он не думал раньше, что Лена значит для него так много. Она была его единственным другом, его мечтой и надеждой одновременно.
   «Я буду сражаться во имя моей любви к тебе» – это стало его новой целью, жить и сражаться с теми, кто причинил вред самому дорогому для Гавриила человеку.
   Начинало темнеть. Гавриил смирился, что он должен продолжить свой путь. Заложив тело Лены камнями, буквально построив из обломков бетона саркофаг, он взвалил на низенькие стены огромную плиту, которая прежде служила перегородкой для этажей. Крест из металлических прутьев и короткая молитва, вот все, что он мог сделать. К сожалению, все…
   Обессиленный потерей Гавриил отправился в город. Начало смеркаться. Когда он вернулся в тот же район, где нашел Лену, пережитая боль потери с новой силой нахлынула на него, но больше Гавриил не дал этому ходу. Хватит. Нужно было жить дальше. Он ничего не мог изменить, он не мог забыть, не мог даже всецело смириться, и он отдавал себе в этом отчет. Тогда он просто взвалил и этот крест себе на плечи и пошел вперед.
   «Господи, прошу тебя, прости мне, если я своими словами или действиями прежде позорил тебя, прости, что никогда не обращался к тебе с доброй вестью и никогда не благодарил, но сейчас мне нужна твоя помощь. Прошу, позаботься там о Лене, я уже не в силах ей помочь. Прошу укрепи и меня, я не знаю куда идти и что мне делать, я не в силах уже и подняться. Я верю, что слышишь, тот кто есть любовь не бросит меня сейчас. Спаси меня и ее, Отец, любым способом каким захочешь».
   Гавриил молился про себя, стоя на колене и опираясь на меч, как когда-то молились мужчины, которые отправлялись из дома защищать родину. Он стал заложником обстоятельств. Ему предстояло воевать, как он и хотел и вот она парадоксальность нашей жизни, теперь он ненавидел эту войну всем сердцем, как только мог ненавидеть человек такого доброго и чистого сердца как этот.
   Набравшись вдохновения, Гавриил оглянулся по сторонам, вокруг не было никого. На дома падало желтое солнце, уходящего дня. Оно пробиралось сквозь деревья, покачивающихся от ветра, которого Гавриил как и прежде не слышал. На улицах по прежнему лежали люди. Гавриил встал на ноги и осмотрелся. Впереди была улица, ведущая прямиком к центру. Левее была многоэтажка, которую выстроили под офисы несколько лет тому назад. Краем глаза Гавриил уловил, что с третьего этажа этой многоэтажки выпрыгнула фигура человека, и он побежал туда. Перепрыгивая и наступая на прогибавшиеся под ним автомобили, Гавриил за полминуты подбежал к дому. Как только он выбежал из-за угла очередного строения и начал осматриваться, его вдруг охватила тревога, он посмотрел на право. Там был украинский танк, который стоял как раз дулом в сторону Гавриила. Дуло опустилось на сантиметр, и прогремел выстрел. Пусть Гавриил и не слышал звука, но в его голове все равно сильно загудело от столкновения со снарядом. Он летел и летел, пока не ударился спиной о стену, наконец-то, остановившую его. Тяжело поднявшись, Гавриил заметил, что при всей ужасной силе удара сутра не повредилась. Немного поцарапалась краска и теперь посреди грудной клетки, в месте непосредственного столкновения со снарядом, появился блеск вместо незаметного мата. Быстро оправившись от головокружения, Гавриил отпрянул в сторону, от места, где он упал, с трудом успев сделать это до следующего выстрела. Спустя миг прогремел еще следующий залп и от стены полетели осколки, но это уже было не страшно. Нужно было двигаться к танку зигзагом, перекатываясь то влево – то вправо, это первое, что пришло в голову парню. Но перекатившись пару раз, он понял, что башня танка все равно не успевала за ним, и он бросился бежать быстрей, иногда перемещаясь то в одну сторону, то в другую. По тому, как танк подавался назад еще два раза, Гавриил понял, что стреляют наугад. Также пришлось заметить, что пулемета при нем не было, значит, от взрыва, повредило крепеж, который был из обыкновенной стали. В прыжке от танка воин выхватил двуручный меч и, в невероятном для человека прыжке, свалился с огромной силой на танк, впившись мечом в место, где наиболее вероятно был водитель. Вытащив меч, он продолжил рубить танк. Меч входил как в масло. Толстая броня не в силах была остановить сверхактивное покрытие меча – искусственно созданный энергетический элемент Ун. Спрыгнув с танка, Гавриил срезал дуло и еще часть башни. Сначала ему пришло в голову открыть люк и посмотреть есть ли кто живой внутри, но потом он решил просто срубить передок танка, который итак уже пришел в негодность. Кода он пару раз ударил, и от машины начали отваливаться метровые куски, сзади кто-то вышел. Он подходил медленно, занося такой же меч у себя над головой. Увлеченный Гавриил не заметил сперва своего соперника, но того выдали тени. Обернувшись к человеку в черной сутре, где только можно увешанной всевозможными лезвиями и клыками, как в фильмах о викингах, Гавриил опять почувствовал тревогу. Отпрянув назад, он практически спасся от страшного удара. В тот же миг, когда он приземлился, первый воин, появившийся из танка, ударил с замахом по большой дуге. Хотя удар был достаточно внезапный и стремительный, Гавриил успел отпрыгнуть вперед, приземлившись на полуразрушенный танк. Второй воин тут же подпрыгнул и ударил сверху вниз, парни явно не ждали случая, а просто забивали его в угол. Оттолкнувшись резко рукой, Гавриил отлетел на несколько метров и приземлился далеко за танком.
   Гавриил поднялся и встал в боевую позу. Он немного знал о бое на мечах и не намеревался сдаваться без сопротивления, тем более у него была просто феноменальная реакция и чутье. В бою нужно знать и свои преимущества, чтоб враги не могли сломать вас психологически. Нужно хвататься за все, что угодно. «Пока дышу – надеюсь» – прозвучало в мыслях у Гавриила.
   Нелевский уже боялся упустить что-то и осмотрел пространство вокруг себя. Это была площадь, и к домам было довольно далеко, а это значило, что застигнуть его врасплох теперь будет сложней. Парень бросил взгляд на дома напротив, это были старые пятиэтажки восемнадцатого века с узорами вокруг окон. Из одного из окон выпрыгнул третий воин в черной броне. Это было уже слишком, но деваться было некуда. Гавриил взял себя в руки и сконцентрировался, он заставил себя поверить в то, что он может победить. Те двое не нападали, они кружили вокруг как трусливые гиены, предпочитавшие сражаться с максимальным преимуществом. Третий мчался длинными прыжками. Запрыгнув на танк, он высоко взлетел и, выхватив в полете меч, падал на Гавриила. Нелевский откатился в сторону другого воина, который совсем не ожидал этого. Одним ударом он сделал глубокий порез у него на животе, рана сразу залилась темно-серой медицинской пеной, находившейся под давлением в специальных трубках в костюме. Она сохраняла герметичность и заливала рану, если создавался вот такой порез. Пока второй воин корчился от боли, Гавриил кувыркнулся еще раз по земле и, оказавшись позади у жертвы, в одном движении встал и срубил голову противнику. Он был спокоен и уверен, он был прекрасным воином.
   Двое опешивших бойцов переглянулись. Они наверняка общаются и что-то придумают, подумал Гавриил. И он был прав. Они начали бить почти одновременно, держались вдали от Гавриила, пытаясь поранить его кончиками мечей. Он парировал удар за ударом, но их скорость и сила выводила его из равновесия, и приходилось отступать. Нелевский делал шаг за шагом назад, все быстрей и быстрей, двое противников атаковали уже невероятно стремительно и часто, внимания пока что хватало, но чем дольше он дрался в таком темпе крыльев колибри, тем быстрей рос шанс ошибиться. Нужно было изменить свою позицию. Либо подняться, либо отступить, либо войти в здание, где стены создадут преграды для противников, которым будет сложней координировать действия. Если противников несколько, то нужно воспользоваться той возможностью, что они могут помешать друг другу. Но до стен было далеко. Гавриил с неимоверным усилием отбил один за другим удары противников, немного отбросив их назад, потом он бросил меч за спину, и тот примагнитился к креплению, затем выхватил с плеча щит и одноручный меч поменьше.
   Теперь у него появилось преимущество в защите, нужно не медленно убрать одного из них. Заблокировав еще несколько ударов, Гавриил сделал довольно резкий и опасный выпад в сторону противника, атаковавшего справа. Тому с трудом удалось отпрыгнуть довольно далеко назад. Тогда Гавриил переключился на левого. Он парировал удар и отвел его в сторону, что было нелегко, потому, как удар был невероятно сильным, даже учитывая, что Гавриил был в сутре. Хорошо, что он взял офицерский скафандр, в нем мышцы потолще. Отведя удар, Гавриил ударил щитом в корпус, сбивая левого соперника с толку, и, когда тот отшатнулся на какой-то миг, ловя равновесие, парень резко метнулся и ударил сверху вниз в шею. Все было задумало и проделано идеально, но вмешался другой воин, подставив в последний миг щит над товарищем.
   Левый сразу перегруппировался и откатился в сторону. Что ж надо признать, что самообладание у ребят то, что надо. Они тут же отреагировали и разошлись по сторонам. Это было сделано в ответ на защитную позицию Гавриила, которая себя оправдала, они сменили тактику. Против него дрались опытные и тренированные бойцы. Гавриил тоже спрятал щит, как и воин, атаковавший справа. Тут уже не до защиты, когда тебя атакуют с несколько разных сторон, тут либо ты, либо они.
   Первым пошел тот, который зашел справа от Гавриила, это он защищал товарища щитом, и он спрыгнул с дома, атакуя первым, он был смелей и более уверенней. Тот воин, которого Гавриил почти настиг после толчка щитом, был наверняка более подавлен и потому, выжидал. Нужно опять свести их вместе, решил Гавриил. Нужно прикрыться уставшим морально соперником от более сильного, потому, что подавленный воин более медленный и более способный на ошибку. Если же сделать так, чтоб он мешал более сильному, то их суммарное преимущество резко снизится. Гавриил считал на ходу. Он смотрел вглубь поединка, он еще ни разу с начала боя не подумал о победе или поражении, его разум был открыт для любой информации.
   Гавриил взялся за выполнение плана. Он неистово рванул к нападающему, нарочно повернувшись спиной к аутсайдеру и начал молотить со всех сил заставляя того защищаться какой-то миг. Одновременно Гавриил заходил на право, разворачивая соперника, чтоб можно было увидеть атаку аутсайдера. Едва он успел это сделать, как тот подлетел в высоком прыжке и нанес удар. Гавриил отпрянул назад и сразу двинулся в атаку, специально перемещаясь со стороны в сторону, чтоб тот, что посмелей оказывался за спиной у аутсайдера. Смелый попробовал обойти, но не получалось и он откатился назад, пытаясь оценить ситуацию, и уже успел помешать своему товарищу. Оказавшись в западне, аутсайдер не смог отпрянуть назад, наткнувшись на своего же напарника, и получил удар в сердце от Гавриила. Когда смелый встал на ноги и понял, что произошло, когда его напарник, постояв секунду неподвижно, рухнул на землю, поднимая клубы пыли, то и он превратился в жертву. Он опустил меч чуть ниже и стоял неподвижно, переводя взгляд то на нелепо погибшего напарника, то на Гавриила. Он потерял уже второго своего товарища. Пусть с первым он смирился, решив, что Гавриилу повезло, но сейчас он должен был быть в растерянности. За несколько минут из охотника он превратился в жертву, потеряв огромное преимущество.

   Гавриил не собирался давать ему прийти в себя. Перед его глазами вставал образ Лены, которую он потерял, скорее всего, по вине этого человека.
   Сделав шаг, Гавриил, слегка коснувшись земли, взметнулся в воздух на приличную высоту и с огромной скоростью рухнул на землю, нанося страшный удар. Меч на половину погряз в асфальте, но противник кувырком успел отпрянуть влево. Гавриил вытащил меч и, резко кувыркнувшись назад через себя, ушел от удара. Оказавшись правее от врага, который всем весом шел вперед, Гавриил ударил справа, описывающим круг ударом, от которого противник не мог уклониться или уйти. Ему пришлось блокировать удар своим мечем, тем самым, оказываясь уже в защите, а не в атаке. Гавриил нарочно бил легко, подготавливая тело к другой стойке, перейдя в которую он нанес решающий удар сверху вниз по шее наклонившемуся вперед врагу. Голова последнего из них упала на землю.


   IV

   Пулемёт валялся у той стены, в которую Нелевского вколотило снарядом из танка. В тот момент, когда был получен этот удар, пулемет был за спиной и удар пришелся по креплению, не повредив КПВ. Было решено взять его с собой, пока будущее остается слишком не определенным. Солнце уже практически зашло. Между домами было совершенно темно, только небо на западе еще светилось и переливалось то в желтых, то красных цветах. Было красиво, отличный летний вечер для отдыха в удобном кресле с видом на закат. Но скоротать его пришлось по-другому.
   Гавриил на миг остановился и посмотрел туда на запад, ему вдруг стало грустно за той жизнью, которую прежде он не ценил. Эти последние лучи солнца в этот роковой день казались прощанием, будто прошлое, которое мы вполне могли сделать счастливым и комфортным, но не сделали по каким-то причинам, ушло. Оно собрало вещи и забрало с собой городские удобства, изобилие пищи, развлечения и тысячи всевозможных шансов и судеб, оставив только войну, которую так любят люди. Оно ушло, забрав с собой тех простых трудяг, которые ее ценили, а оставило политиков, военных и ученых, которые свою жизнь отдавали чему угодно, но не счастью. Оно ушло и бросило сейчас Гавриилу последний взгляд и вскоре погаснет навсегда. Да, солнце взойдет снова, но оно будет уже другое для всех нас. Гавриилу хотелось верить, что он остался здесь, в этом новом мире ужасов и смерти, жизни со страхом, как миротворец, а не как заключенный. Гавриил принял решение, что отныне он будет находить радость в каждом дне, в каждом удобном случае, маленькие радости – это и есть смысл жизни, пусть даже кажется, что вокруг ад.
   Гавриил шагал на север. Его мучили тяжелые мысли и вопросы. Пока он был занят боем, он забыл обо всем на свете и сейчас он мечтал отвлечься опять. Он взял себя в руки и начал исследовать местность, утопающую во тьме. Он переключал всевозможные зрительные фильтры, то инфракрасное зрение, то тепловизоры. Но вокруг не было ни души.
   Гавриил только что прошел центр городка, и справа от него было одно из самых уютных и старых кафе. Он взглянул на него и воспоминания нахлынули. Образы и почти ощутимое чувство уюта, которое он чувствовал в этом кафе лились одной волной и он ничего не успел сделать. Тут он встречался с Леной в те редкие моменты, когда они были свободны от дел. Лена уже отлично владела языком жестов, и они засиживались до закрытия, обсуждая всевозможные события и общаясь на любые темы. Они любили столик в углу у окна, особенно приятно было сидеть там с чашкой кофе или чая, когда на улице лил дождь. Кафе было слегка ниже уровня мостовой, потому, что располагалось в старом доме, и от земли до окошка было около метра. Люди сновали туда-сюда, пытаясь меньше намокнуть, а у вас в руках был теплый напиток, где-то за спиной светил приятный теплый свет от старой настенной люстры, а глаза не могли оторваться от самого близкого человека в мире. Будут ли еще такие моменты в жизни у Гавриила Нелевского? Лучше не строить особых планов.
   Вдруг, после очередного пролистывания всевозможных визуальных фильтров, Гавриил уловил большое количество тепла на севере. Много живых объектов, возможно несколько десятков. Ускорив шаг, он помчался туда, тем не менее, сохраняя бдительность и смотря под ноги. Неосторожность уже стоила ему части экипировки, и теперь приходилось тащить пулемет в руке. Расстояние, отсчитываемое бортовым компьютером, быстро уменьшалось. Перейдя в инфракрасное зрение, Гавриил мог увидеть зеленую картинку, где было несколько десятков огромных существ, выстроившихся в полукруге перед дюжиной людей. Гавриил не знал, что так они ожидали прибытия своих хозяев, он вообще не знал кто перед ним и на что способны эти звери.
   Итак, ситуация такова – один человек против трех десятков металлических псов в довольно таки упругой броне. Дальше, на большом мосту, устроенном над железнодорожными путями, который выводил на автостраду, всего в пятидесяти метрах, группа людей. Некоторые из них военные или бойцы полицейского спецподразделения, если судить по форме, они заняли периметр вокруг гражданских и целились в зверей. Вопрос в том, почему люди не уходили дальше на север, но это потом. Сейчас нужно было незаметно сместиться в сторону, чтоб на линии огня пулемета были только звери. Гавриил решил пойти левее от них, там была большая перевернувшаяся фура. Можно было не заметно пройти за ней и даже выбраться на прицеп. Людей нужно спасти любой ценой. На мосту есть освещение, видимо какие-то электростанции еще работали в автономном режиме, поэтому драться придется в условиях плохой видимости. Все визуальные фильтры давали слишком плохую картинку.
   Подошва из мягкой резины позволяла двигаться довольно таки бесшумно, но что Гавриил знал о шуме? Поэтому, ему приходилось полагаться на реакцию псов. Когда какие-то из них нервничали – он замедлялся и ждал. Вскоре, благополучно запрыгнув на вполне приличную огневую точку, пришло время повоевать. До ближайших зверьков, размером с взрослую свинью, было метров шестьдесят – семьдесят. Гавриил открыл огонь. Пятеро псов упало замертво сразу, остальные запаниковали и разбежались по сторонам, пытаясь определить источник шума. Пока они это делали еще десяток псов, либо тяжелораненых, либо убитых пулями двадцатого калибра, упало на асфальт. Но остальные уже пришли в себя и обнаружили Гавриила. Прошло всего десять или пятнадцать секунд с начала боя, события разворачивались быстро, и предвидеть их было сложно. Гавриил опасался неизвестного ему противника и пытался убить из пулемета побольше, чтоб не ввязываться в ближний бой. Однако факт того, что их броня легко поддавалась пулеметному огню, уже радовал Гавриила. Вскоре около десятка металлических псов, по которым Гавриил не успевал выстрелить, уже практически залезли к нему на трейлер.
   Стоя на коленях, он бросил пулемет и быстро выхватил щит, тут же выставляя его вперед, чтоб первые из зверей пришлись на него и дали секунду времени, чтоб вытащить меч. Не ожидая, что вес нападающих будет довольно большим, Гавриил не подался вперед, а наоборот отшатнулся назад. Он вытаскивал меч в тот миг, когда во все возможные части его сутры впились разъяренные пасти десятка металлических псов. Гавриил покатился с трейлера на землю. Интересно, как бы он отреагировал, если все это не происходило в полной тишине?
   Оказалось, что его противники не могут причинить ему никакого вреда, кроме как растаскивать его в разные стороны, сковывая передвижение. Гавриил встал, с трудом удерживая равновесие, его растягивали во все стороны, кровь из пасти псов заливала его руки и ноги. Зубы не выдерживали. Пытаясь удержать равновесие, Гавриил отбросил щит и вытащил второй меч. На его левой руке висел один, который развивался на ветру, когда Нелевский двигал этой рукой. Было нелепо драться с ними, чем-то походило на бой с комарами в темноте. Заколов последнего парень поднял щит и пулемет, он отправился к людям на мосту.
   Среди разбитых машин, плотно заваливших большую часть моста, некоторые из которых еще догорали, на прежнем месте стояли люди. Их охраняли двое псов. За спиной у людей была сплошная стена – разбившийся трейлер, вот почему они не могли быстро отступать. Гавриил подошел к ним. Люди, которые стояли на мосту с удивлением смотрели на него, они никогда прежде не видели воина в сутре. А вид у Гавриила был воинственным. На ногах следы от крови из пасти псов, за спиной множество рукоятей мечей и силуэт щита, на плече пулемет.
   Гавриил поприветствовал людей, подняв правую руку, их губы зашевелились, он увидел это, но не слышал. Сперва, нужно расправится с двумя псами, которые трусливо оглядывались по сторонам, не желая атаковать Гавриила. Он положил пулемет и вытащил двуручную катану. Псы бросились на него. Один был разрублен сразу, второму Гавриил подставил левое предплечье. Пес вцепился в адамантитовую броню со всем неистовством. Гавриил воткнул катану, которая находилась в правой руке, в землю, прижал руку с псом к груди и второй рукой обнял его за шею. Следующим резким движением левой рукой от себя он сломал псу шею, вдогонку жестоко деформировав его шлем и, очевидно, череп. Бой закончен.
   Гавриил бросил собаку, и пошел к людям, попутно подобрав щит и меч. Они махали ему и радовались. Местные омоновцы, наконец-то, расслабились и поднялись с колен. Но вдруг они начали показывать руками куда-то за спину Гавриила, омоновцы открыли огонь из автоматов, опустившись на колено, Гавриил отшатнулся вправо, но в его левый бок впился тонкий меч виджиланта. Близко к краю, но все равно рана была ужасной. Гавриил растерялся, но отступать было не куда.
   Левым локтем Гавриил с огромным усилием оттолкнул противника, и сопровождаемый ужасной болью, меч вышел из раны. Легкое головокружение усадило его на колени. Гавриил не почувствовал, но в следующий миг в руку костюм ввел амфитамины, чтоб дать ему силы пережить этот бой. Самочувствие улучшилось и силы прибыли. Тот, что бил не собирался ждать и сразу подошел, чтоб добить Нелевского, но вмешались омоновцы. Гавриил боролся с потерей сознания, хватаясь за реальность. Все плыло у него перед глазами. Где-то, казалось бы, далеко или же во сне, омоновцы палили со всех стволов по воину в черной сутре, кто-то даже выстрелил из подствольного гранатомета, и врага отбросило на пару метров назад. Гавриил терял сознание, тело не слушалось, сердце замедлялось и больно стучало в ушах. В ране жгло медицинской пеной, которая залила ее, но тепло в животе говорило о том, что кровотечение продолжалось. Гавриил не мог понять, почему он не может встать, а дело было в том, что ему повредили нерв, практически разрезав его вдоль пополам, но, не перервав связь.
   Начинался болевой шок и мозг отключался. Вскоре сутра распознала признаки болевого шока и влила в вены Гавриила дозу морфия. Парень пришел в себя, картинка выровнялась, и он видел, как омоновцы в панике выстреливали в черную тень рожок за рожком, одновременно медленно отступая. Двое бойцов подбегали попробовать тащить Гавриила, очевидно надеясь на побег, но триста килограмм было перебором для них. Враг не спешил идти в атаку, он спрятался за щитом и медленно продвигался вперед, это было тактикой. Он не наступал, чтоб омоновцы не начали бежать, он как бы держал их внимание на себе и заодно заставлял сливать на него боеприпасы. Свет фонарей мигнул, и Гавриилу показалось, что это у него в глазах. Он поймал себя на мысли, что возможно вот так вот умрет здесь, а за ним убьют и вон тех людей, жестоко и хладнокровно. «Нельзя этого допустить, нельзя, ты меня еще не победил!» – накручивал себя Гавриил, силясь подняться.



   Глава 3. Приказано выжить

   Не стоит терять время, когда все остальное уже потеряно.


   I

   Украина; г. Дубно
   Мост на выезде из города
   27 августа; 23:45

   Сомнений не было, противник был организован крайне предусмотрительно. Ему не было чуждо ни понятие тактики, ни стратегии, он не был легкомысленным. Воин в сутре вполне мог поднапрячься и пойти в лобовую атаку против шести бойцов ОМОНа, вооруженных автоматами Калашникова, но он предпочитал убрать все факторы риска. Более того он, скорее всего, ожидал скорого «воскрешения» Гавриила, потому, что наверняка знал, что сутра скоро подлечит его, а оставлять такого соперника за спиной – это глупо, пускай как он ранен. Гавриил все еще лежал, пытаясь понять, на что он еще способен и присматривался, аккумулируя силы. Его новый противник отличался от прежних троих. Его костюм был немного другой, он, казалось, был крупнее, а всевозможные заостренные лезвия на голенях и запястьях, а также на шлеме, выглядели как-то особенно внушительно. Видимо так выглядела офицерская сутра неведомых противников.
   Гавриил прикинул свои силы и расстояние, которое ему нужно преодолеть до воина и заранее выбрал оружие. Когда очередь из последнего Калашникова утихла, черный боец, подождав пару секунд, поднялся на обе ноги и спрятал щит за спину. Он даже не собирался идти к беззащитной группе людей, он пристально глядел на Гавриила. Он знает, что тот жив.
   Нелевский понял, что внезапной атаки не получится. Он сначала резко метнулся, пытаясь атаковать врага, но боль быстро остудила его пыл. Легкое головокружение, опять тепло в зоне живота – это кровотечение снова открылось. Перекатившись назад, Гавриил медленно встал. Сердцебиение и дыхание участились, он тяжело дышал и потел. Рука потянулась за мечом, нужно сражаться до конца! Противник стоял смирно, смотря на Гавриила, и пожимал в правой руке меч. У него была прекрасная осанка, что говорило об отличной физической форме, и это давило на психику Гавриила, ему хотелось бы видеть его таким же сгорбленным и страдающим, как и он, но, увы. «Твои ребята тоже были ничего, но это на их судьбу не повлияло» – подбодрил себя Гавриил.
   Он сделал шаг к сопернику, поддерживая боевую стойку. Вдруг откуда не возьмись, прямиком из тьмы, к нему выскочила еще одна фигура в сутре. Гавриил тогда не знал, что это имитационный робот с элементами искусственного интеллекта. Такие роботы были только у офицеров высокого класса, то есть у тех, кто владел сутрой и мечом мастерски и мог координировать не только свои действия, но и смешивать их с действиями машины. Робот ударил Гавриила ногами, оттолкнув обратно на землю, и парню опять пришлось пережить болезненный подъем на ноги. Очевидно, ему не собирались давать шансов.
   Омоновцы стояли и не знали что делать, они понимали, что не могут ничем помочь. Гавриил тоже понимал это, ему к горлу подкатывала тошнота, а глаза то и дело теряли резкость. Нужно использовать их! Он прикажет им уходить, и враги отвлекутся, хотя бы глаза от него отвернут и можно будет попробовать нанести удар. Он показал людям рукой, чтоб те уходили прочь. Еще раз и еще раз. Люди начали отходить, это тут же привлекло внимание офицера, и он повернул голову, робот тупо последовал за его целью. Гавриил и мечтать не мог, что отвлекутся оба, он стиснул зубы, зная, что сейчас будет очень больно, и с максимальной резкостью метнулся к роботу. Тот успел парировать удар, но следующий, который Нелевский умудрился провести с разворота и при этом довольно таки стремительно, пришелся четко по диагонали, от правого плеча до левой почки. На удивление парня крови не было – это был робот, и внутри только блеснули огоньки от коротнувших контактов.
   Воин в черной сутре проследил взглядом, как падает его робот. Это должно бы вывести его из себя. Решив, что Гавриилу незаслуженно повезло, он с яростью помчался на парня. Нелевский парировал тяжелый удар, который разрушил его равновесие, и осел на землю, неудобно раскинув ноги в стороны. Дальше последовал удар сверху вниз, и как раз в этот момент у Гавриила немного помутнело в глазах, но вовремя отпустило, и он успел поставить блок. Гавриил откатился в сторону и поднялся на ноги. На удивление боли не последовало, это адреналин замаскировал ее.
   В метре от парня был кусок бетона с торчавшей из него арматурой. Гавриил схватил этот кусок, размером с хорошую софу, за торчавшие прутья арматуры, и метнул в противника. Потом он довольно шустро выхватил кинжал и метнул его следом. Если противник вздумает разрезать кусок бетона мечом, то он как раз откроется для кинжала, этот трюк Гавриил подсмотрел в каком-то боевике, но вспомнить актеров и сюжет не удалось, да и результат трюка тоже. Времени, чтоб отпрыгнуть у темного не было, расстояние было маленькое, чтоб успеть прикинуть варианты и последствия ухода от столкновения. С другой стороны, он мог бы блокировать брошенный в него валун, чтоб потом толкнуть его обратно, но тогда ничего не будет мешать пронзить его сквозь плиту. Гавриил готовился к любому исходу. Он специально бросил так, чтоб плита закрыла как можно больше пространства от глаз темного, в одной плоскости с противником. И тот клюнул, взмахом меча он разрубил ее пополам, кинжал тут же проскользнул между рассеченными фрагментами плиты и впился в плечо. Это была маленькая победа, которую нужно было попытаться превратить в разгром. Теперь как можно больше ударов нужно наносить именно справа от противника, ему будет тяжело отбивать их, но и нельзя забывать о собственной уязвимости.
   Если бы можно было сравнивать этот бой с партией в шахматы, то Гавриил остался без пешек и офицеров, ему было трудно защищаться, и он не мог действовать решительно, потеряв способность к резким движениям на большие расстояния. У противника ситуация была несколько другая, он также остался без пешек и ему было тяжело защищаться, но в придачу он потерял и коней, которые прикрывали бы сразу несколько направлений вокруг себя. Кинжал сильно повредил ему плечо, впившись в сустав. Но все же движение его ног и туловища ничего не сдерживало.
   Где-то впереди и справа, казалось бы очень далеко, светили три фонаря. Это была тихая летняя ночь, в которую так приятно встречаться со своими друзьями после трудного рабочего дня. В такие вечера Гавриил часто просиживал на ступеньках их загородного особняка, рассматривая в окнах, как жили их соседи. У них всегда были гости, веселье, застолье со сладостями для детей и алкоголем для взрослых. Его же отца всегда не было дома, даже в мирное время он занимался какими-то невероятно важными вещами, для Гавриила отец был героем и объектом подражания, он всегда был востребован, всегда пользовался уважением у всех, где бы он не появлялся. За ним приезжали дорогие черные автомобили с личным водителем, а в гости приходили старики в мундирах увешанных всякими воинскими наградами. Отец был героем и знаменитостью. А однажды он пришел домой очень счастливым и сказал, что его повысили, открыл шампанское, и они праздновали и общались все трое до поздней ночи. После той ночи за отцом перестали приезжать дорогие машины, и в гости к нему ходить тоже перестали. Как позже узнал Гавриил, отец получил невероятно важное задание, которое предполагало его почти тройную игру в разведке. Эта информация досталась ему чисто случайно, когда он чинил полки в воинском архиве. Там было много данных, цена которых Гавриилу была неведома, но которую он по воле случая узнал. Ему запомнилось, что у отца был напарник – Михаил Соборов, который был его связным. Гавриил позавидовал этому не знакомому человеку, который мог видеться с его отцом чаще, чем его родной сын. Как бы там ни было, но после так называемого повышения, принесшее ему понимание о семейном празднике, Гавриил привык в такие вот вечера как сегодня проводить на улице до поздней ночи. Вдыхать теплый и свежий воздух и всматриваться в звезды, а не в едва различимые блики от несущихся на него лезвий меча.
   Нахлынувшие на какую-то сотую долю секунды теплые ассоциации развеяла резкая сводящая боль в боку. Хромая, Гавриил направился к темному воину. Тот прижал руку к телу и, отбросив большой меч, взяв взамен тот, что поменьше в левую руку. Ему было тяжелее, чем Гавриилу потому, что он резко потерял преимущество, он сожалел об этом и наверняка винил себя, а Гавриил знал, что так и есть. Это сыграет с ним плохую шутку, победит только тот, кто дерется до конца, тот, кого нельзя сломать. Всегда один против всех, всегда в меньшинстве, всегда против более сильного противника, он привык уже, что сила решает не все. Чистое сердце и открытый разум, свобода целей, присущая Гавриилу, делали его неуязвимым.
   Нужно было проделать еще один трюк, еще всего один, но откровенно ничего не приходило в голову, а в глазах мутнело все чаще, руки тяжелели. Если он сейчас не добьет вражеского офицера, то тот легко расправится с несчастными людьми даже одной рукой и без оружия. Гавриилу пришел в голову отчаянный план. Бросится на врага и, резко уйдя влево, проехаться на коленях вне поля зрения противника и ударить по ногам. Это будет неожиданно. Решено! Собравшись, Гавриил сжал зубы и побежал. В левом боку резко заболело, и он даже споткнулся, но в конечном итоге, упав на колени и оказавшись за спиной, получилось так, что Гавриил не успел скоординировать движения и ударить по ногам. Опять нахлынула слабость. Он быстро встал, развернул меч острием за спину, и проткнул противника, стоя у него за спиной, вдогонку провернув его. Вся эта комбинация была проведена только на усилиях воли. Были исчерпаны какие-то затерявшиеся в теле ресурсы, на подобии куриного яйца, которое оказалось последним съестным в квартире в пятницу вечером, когда мечтаешь просто упасть и уснуть после работы. Глаза слипаются, но голод мучает сильней, вы быстро поджариваете яйцо, берете его со сковородкой и ставите на подставку на стол. Все действия рассчитаны так, чтоб не терять ни минуты. Попутно вы выключаете газ и вешаете полотенце на ручку от духовки. Все, с газовой плитой покончено и после съеденного яйца, запив его минералкой, можно просто выключить свет в кухне и, прокручивая в мыслях традиционные посиделки с друзьями после работы, грохнутся с порога сразу на кровать. На этой неделе все кончено! Так и сейчас. Гавриил выдавил из себя последнюю жилку, последнюю каплю сил и мечтал теперь лишь об отдыхе.
   Они стояли так, спина к спине еще несколько секунд и первым темный воин, соскользнув с лезвия, упал лицом вниз. Гавриил стоял, пытаясь собраться с мыслями. Перед глазами все плыло. Омоновцы бежали к нему со всех ног на их лицах сияли улыбки и шевелились губы, они видимо кричали ему что-то приятное, но он никогда не слышал ничего приятного и не услышит и сейчас. Опять все поплыло, и Гавриил подался вперед. Он падал и смотрел, как мир замирает. Все сильно замедлилось. Резко стало легче, боль ушла, тело стало легким как перинка, мозг начал работать просто удивительно быстро собирая всю возможную информацию вокруг. Гавриил еще раз увидел лица солдат, которые уже подбежали к нему, они плакали от радости, они наверняка уже сто раз попрощались с жизнью, а он спас их, вытащил из бездны отчаяния и они были ему очень благодарны. Гавриил улыбнулся им в ответ, вдруг подумав, что все хорошо. Ему и вправду стало очень хорошо на какой-то миг. Хотелось верить, что все закончилось. Но спустя миг глаза покрыла темнота…


   II

   Спустя минуту.

   – Кажется дело плохо, его грудная клетка не двигается!
   – Что мы можем сделать, капитан?
   – Я не знаю. Я впервые вижу такой скафандр. Не имею представления, как добраться до человека внутри. – Ответил Капитан Юрий Горейко, бывший спецназовец, а ныне командир местного отряда ОМОНа. Он осматривал скафандр то там, то здесь, ища какие-то зазоры или кнопки, но тщетно.
   Вокруг Гавриила собралась толпа. Какая-то девушка заплакала толи от радости, что все закончилось, толи из-за сочувствия к парню. Правда в наше время в это было тяжело поверить, хотя когда мир рушится люди, отвлекаясь от своих желаний и страстей, могут вспомнить свои человеческие эмоции. Напряжение росло. В эти несколько секунд никто не берется делать выводы, у всех еще есть надежда у кого-то даже вера, которая спустя миг перерастет в надежду, а потом либо погибнет, либо оправдается.
   – Блин, чувак, не умирай! – парень лет пятнадцати с невероятной верой в искрящихся глазах не смог сдержать чувства. – Давай же! Держись!
   – Я не знаю, кто ты, но если ты жив – подай нам знак и мы будем тебе помогать, как сможем, только скажи что делать – капитан сделал попытку поговорить с Гавриилом, он и вправду не знал что делать, но Нелевский был без сознания.
   Спустя минуту сутра распознала остановку сердца, и запустился реанимационный режим. Бортовой компьютер перебрал на себя управление всеми системами. Определившись с протоколом действий в подобных ситуациях, запустился автономный режим работы скафандра. Сначала сутра оттолкнулась от земли правой рукой, чтоб перевернутся на спину. Правая рука была прописана во всех случаях, чтобы не повредить более серьезные раны слева, ведь скафандр мог бы ошибиться в самоанализе, а если правилом прописана только правая рука, то возможное кровотечение слева было бы менее вероятно. Люди окаменели и ждали, что же произойдет дальше. Дальше пошел процесс запуска сердца. Вначале груди поднялись, чтоб с помощью искусственно созданного вакуума наполнить легкие воздухом, таким образом, повторяя действие грудной клетки человека. Дальше разряд, секунда на определение наличия пульса и перезарядки электродов, но пульса не было. Все повторилось снова и снова. В эти моменты грудная клетка резко поднималась, выгибаясь, спина отрывалась от земли, и все могли понять, что происходит. Искусственный, бездушный интеллект скафандра, который даже не осознавал, что он делает, а просто выполнял записанные для него приказы, невольно спасал жизнь человеку. Спустя две минуты сердце все-таки запустилось. Дальше подключился эффект дыхания, грудная клетка сутры работала как прибор искусственного дыхания. На экране, на который не было кому смотреть, вывелась информация, в виде двух колонок с процентами вверху и два таймера. Одна колонка показывала заряд батарей, около 96 % и время – две недели, которое могла работать с теми потерями энергии, которые шли на искусственное дыхание. Вторая колонка показывала 43 % и время чуть больше суток, которая определяла шансы на выживание Гавриила и она постоянно падала.
   Люди молчали и смотрели. Было очевидно, что с человеком внутри что-то не так. Из толпы вышла женщина лет тридцати. У нее были длинные темные волосы и красивое лицо с минимумом косметики. Она вполне могла еще соревноваться с молодыми модницами, но о возрасте говорили складки на лице и взгляд. У нее был строгий классический стиль одежды. Голубая блузка, которая плотно обхватывала торс, подчеркивая бюст, и черная юбка ниже колен, которая также повторяла фигуру. Склонившись к Гавриилу, она присела на колени, не думая об одежде или о колготках, она осмотрела его поближе.
   – Я как врач могу с уверенностью заявить, что человек внутри жив. Этот костюм, скорее всего, поддерживает жизнь в нем с помощью искусственного дыхания, а те движения, что мы видели прежде – это наверняка была удачная попытка перезапуска сердца.
   – Возможно. – Капитан вмешался в возрастающий гам толпы. – Люди, тише, прошу минутку внимания! Всем нам сейчас нелегко. Ни вы, ни я не знаем, что происходит. Мы знаем, что в черте города люди погибают мгновенно, знаем, что существуют эти злобные создания и эти люди в черных костюмах, которые охотятся на нас. Как видите опасностей более чем достаточно. У нас нет времени, чтоб обсуждать, чтобы то ни было, нужно немедленно убираться подальше от города. Предлагаю объединиться, и отправляться во Львов – это самый близкий от нас большой город, возможно, если это война, он еще держится. Пожалуйста, кто пойдет с моим отрядом, прошу мне за спину.
   – Ну, я с вами – врачиха без особых разговоров отправилась к капитану.
   За женщиной последовало большинство остальных людей. Но трое остались. Это были представители так называемой золотой молодежи. Два парня и одна девушка. Они были шикарно одеты с модными прическами и даже сейчас пожевывали жвачку, не изменяя своему стилю. Как всегда те, кто подражает глупее тех, кому они подражают.
   – Слушайте, народ, а с какого вы решили, что нам нужно объединяться? По-моему это просто какой-то псих, который стырил на военном складе вот этот черный костюм, и какую-то бомбу. За ним отправили в погоню этого парня, и он его зарубил. С чего вы в штаны наложили? Фигня это! Все позади, можно идти домой. Лично у меня батя в министерстве работает, он бы мне все сказал если что.
   После такой версии его друзья оживились, у них действительно появилась надежда, что все будет по-старому. Дискотеки, гламурные вечеринки и дорогая одежда. Они ухватились за эту надежду всеми силами и не могли отказаться от этой жизни, она владела ими. Остальным было проще.
   – Не! Все… Мы однозначно в Киев, а вы тут бегайте от теней, ха-ха-ха – друг оратора поддержал своего соплеменника и деловито надел солнечные очки, хотя было темно. Их белокурая девушка вообще сияла от радости, как будто она не посреди поля битвы размером в город, а на стилизованной под конец света дискотеке.
   – Ребята, успокойтесь! Вам тяжело смириться, нам всем тоже тяжело, но необходимо быть осторожными. Масштаб химической атаки должен быть очень большим, возможно это вся страна. Если бы ты был прав, то сейчас над городом летало бы десяток истребителей, за мостом был бы военный штаб, а среди нас бегали ребята из химзащиты. Но их нет! Мы одни тут понимаешь? Я еще раз повторяю – нужно быть осторожными.
   – Ха, ребята, вам лишь бы себе проблем найти. То цены вам растут, то конец света идет, то власти вас имеют. Да успокойтесь уже, жизнь не такое уж дерьмо, как вам кажется. Я еду домой и не собираюсь париться с вами, неудачниками.
   – Этот сопляк мозги наркотой промыл наверно, попросту бред несет. Давайте его оглушим и заберем для его же блага – послышалось из толпы. Это был мужчина сорока лет с угрюмым морщинистым лицом.
   – Да у вас все бред, что не по-вашему, я не собираюсь таскаться по подвалам и прятаться от ваших бесконечных призраков. Все поедем, ребята, еще успеем выспаться. Да, кстати, мы там и за вас словечко замолвим, чтоб вы в подвалах не простудились. Неудачники.
   – Да ну их, пошли уже. Мерин я вон там припарковал.
   – Ребята, постойте, нельзя вот так идти, вы не знаете, что вас ждет. Если придется, то я задержу вас и силой. Но лучше смиритесь с тем, что случилось. Как бы вам и нам не хотелось, но произошло что-то ужасное. Я долгое время служил в спецназе и участвовал в военных операциях и знаю, как реагируют на подобные чрезвычайные ситуации и даже на слухи о них. Я еще раз вам повторяю, что если бы это было локальное ЧП, то тут уже было бы пол Украины военных и медиков.
   – Ничего ты не сделаешь – парень выхватил револьвер и, держась на приличном расстоянии, чтоб его не могли скрутить, пошел в сторону моста, а его друзья побежали вперед с криками «так им» и «держи их шеф».
   – Идиоты – женщина врач не смогла удержаться от комментариев.
   – Да они больные напрочь, не видят что все вокруг уже давно не так.
   – Все они видят, но смириться не могут. Такие думают, что они достигли вершины в этом мире вот и не могут смириться, что упадут с этой вершины. Они без нее жить не могут. Деньги и понты, которые можно купить опять же за деньги – это такой же наркотик, как и героин или марихуана. Только подсаживаетесь вы на иглу из понтов, и социального положения, и спрыгнуть означает упасть куда-то вниз, где как бы хуже. Вот они и цепляются за любую версию, которая продлит их кайф.
   Где-то вдалеке послышались выкрики, хлопанья дверей и потом свист шин. Люди стояли молча и смотрели в ту сторону откуда исходили звуки. Нельзя было рисковать людьми и пытаться остановить этих детей, капитан знал это, но чувствовал, будто он отправил их на смерть, а не они сами ушли туда, во тьму ночи. Но бросаться на револьвер, спасая парочку наркоманов – было бы еще большей глупостью. Сейчас почти все чувствовали, что эти молодые ребята отправляются практически на смерть, и никто уже ничего о них не узнает. Кто-то считал, что поделом им, кто-то жалел за глупость, а кто-то переживал больше за себя.
   В желтом свете фонарей мост казался таким мирным и манящим. Небольшая кучка людей и огонь от какого-то догорающего автомобиля казались почти романтичными, но страх перед тьмой, которая окружала этот оазис жизни, вселял тревогу. Погруженный во тьму город, с очертаниями виднеющихся в лунном свете многоэтажек, казался мертвым. Груды бетона и метала, где никто не живет. Казалось, что люди, жившие прежде в этом городе, сговорившись между собой, решили жестоко пошутить над этой группкой людей. Они выключили свет во всех своих квартирах и следили за реакцией подопытных кроликов. Это действительно было неприродным, и попросту не укладывалось в голове, что весь город канул в царство мертвых, что все произошло так быстро, что даже некому было предупредить.
   Свет десятка мостовых фонарей внезапно мигнул и даже выключился на несколько секунд. Люди замерли в надежде. В такие секунды начинаешь понимать, что для тебя сейчас действительно важно. Например, когда путешествуешь в горах с бутылкой воды, вначале кажется, что тебе жутко не повезло. Солнце въедается в кожу, а особенно в голову, как будто у вас на голове разводят костер. Начинает подташнивать от перегрева, ноги стают тяжелыми и непослушными. Вы идете на краю пропасти, не замечая опасности, кажется, что хуже уже не будет, и можно не беспокоиться об этом. И вот, делая очередной неуклюжий шаг, ваша нога уезжает в пропасть. Сердце замирает на какой-то миг, доза адреналина быстро оптимизирует ваши силы, и вы успеваете, проснувшись от своего внутреннего нытья, скоординировать действия. Спустя доли секунды, казалось бы, ужасный день оказался практически катастрофичным. Вы держитесь за какую-то колючку, ваши ноги висят над пропастью. Сердце вылетает из грудной клетки. В голове идет фраза «еще б всего сантиметр и я был бы трупом». Вы начинаете понимать, что подгорать на солнышке намного лучший вариант, чем лежать где-то там внизу с переломанным позвоночником. Вы уже не хотите ныть. Вам стало лучше, хотя вы и в стократно более плачевном положении, чем прежде. Жизнь наладилась и это парадоксально. Знания в философии, сотни прочитанных книг по генетике и эволюции, знание о космосе и инопланетянах, а также понимание факта не возможности купить в этом году новенький Порше, уже не делают вас несчастным. Оказалось, что все это не важно, сейчас главное просто выжить. Вы начали думать и вспоминать о том, как оказались здесь, уже вспомнили тропу и прикинули, куда вам нужно идти. Вам пришлось оказаться на краю пропасти, а вашим, ни в чем не повинным ногам, пришлось свисать без единой опоры на высоте около пятидесяти метров и вы думаете, что это прекрасно. Вы даже счастливы, потому, что вы можете выбраться отсюда и пожить еще пару дней. Теперь вы знаете, что приносит радость, а что страдания.
   Тьма обрушилась на беженцев. Свет фонарей погас. Это было так неожиданно, что все замерли, где стояли. Они затихли, и даже их дыхания не было слышно. Минуту назад все было ужасно, мир рухнул, а что тогда произошло только что? Вы слепы, не видите куда бежать, луна спряталась за тучи, а где-то из города слышен тяжелый звериный лай и звуки стычки. Где-то дрались металлические псы. Одни из них рычали, другие наоборот скулили от ран, а здесь, на этом мосту, группка людей понимала, что приди они сюда, и все пойдут в расход. Спустя миг фонари загорелись вновь, они еще мигали, но было все видно и от сердца отлегло. Все как-то неожиданно оптимизировались, стали бодрей и начали действовать очень согласованно и быстро.
   – План таков: найти автомобили, которые были бы на ходу и, объехав город, отправится на Юг – капитан начал раздавать приказы.
   – Наша шестерка осталась в начале пробки, перед мостом. Мы с женой и внуком можем взять еще несколько людей.
   – Сколько у вас топлива?
   – Пол бака должно быть, машина хорошая и на ходу – это был пенсионер, они ехали из Ровно с женой и внуком, которого везли домой во Львов.
   – А остальные? Если кто-то на транспорте и он на той стороне моста, то прошу, берите к себе пассажиров и грузимся в машины. Здесь нельзя оставаться ни минуты.
   – У меня Лэнд Ровер, вполне могу взять кроме себя пять человек, если кому-то будет угодно ехать в багажном отделении – вызвался мужчина лет тридцати, в стильной рубашке с длинными рукавами и брюках, которые видимо были из дорогого материала. Мужчина был гладко выбрит и держался до сих пор очень уверенно, не смотря на ситуации, которые выпадало пережить.
   – Я не против! – вызвался пятнадцатилетний подросток – я ехал с самого Киева на Таврии так, что, думаю, в багажнике Лэнд Ровера даже посплю.
   – Даже не сомневайся, чувак, – владелец быстро подружился с парнем и остальными людьми, которые выбрали его – мы уже пойдем?
   – Отправляйтесь. А остальные? Вы откуда?
   – Мы все почти из того маршрутного такси. Когда образовалась пробка мы и застряли тут – это был водитель того самого маршрутного такси, его выдавала форма, которую недавно ввели как обязательную и она была совсем новенькая и даже жаль было, что ее запачкали чем-то черным.
   Там были разные люди. Кто постарше, кто моложе. Была даже одна старенькая бабушка. Эта женщина была на своем загородном участке, где следила за овощами и беседовала с соседними владельцами. Она как раз возвращалась домой. Сегодня к ней должны были приехать дети, и сейчас она лишь надеялась, что они не успели въехать в город. Они должны были вернуться с отдыха в Крыму. Предполагаемым временем приезда было назначено девять вечера, но всякое бывает. Ее сын слишком уж любил погонять и иногда, когда было настроение и свободно на дороге, он проезжал двухчасовой путь почти за час. Сейчас женщина не знала, что случилось с ее сыном, его молодой супругой, дочерью и внуками. Хотелось побежать домой и ждать их, но мертвецы на дорогах и в машине, которых она видела еще, когда смеркалось, ясно давали понять, что она не сделает ни шагу. Вирус скарабей обладал таким качеством, что был смертельным только в большой концентрации и в городе она была. Женщине оставалось только верить и надеяться, что дети живы, со слезами на глазах она смотрела во тьму города. Может другие боялись этой тьмы, а она не боялась, она хотела туда. Но как бы там ни было, а здравый смысл запрещал идти, и она решила отдаться в руки судьбы. Если эти люди не бросят ее здесь, то она поедет с ними. Она не хотела быть им обузой и это еще сильней давило на нее, но мечта увидеть еще раз своих детей, обнять сына и внуков смывала нерушимой волной все предрассудки. Только выжить. Возможно, добравшись до цивилизации, она сможет организовать их поиски или хотя бы дать информацию об их пропаже, а пока что нужно просто идти или ехать, и не важно – куда именно. Она все еще мать и должна держатся. Слезы постоянно накатывались на глаза, но она не смела показывать их, чтоб другие не прогнали бесполезную старуху. Нужно было быть полезным.
   – Сворог и Бенда, отправляйтесь с людьми. Рева и Вольг, найдите три автомобиля побольше. Желательно даже один бус и один внедорожник, там, в пробке, машин валом – скомандовал Горейко.
   В пробке действительно было много автомобилей, которые остались без водителей, ведь всех владельцев загнали в город мепсами, поэтому транспорт они бросили. Иногда, во тьме, люди наступали на трупы разодранных несчастных жертв мепсов, кого-то от этого даже вырвало. Чуть дальше, впереди, зажглись фары двух автомобилей, и от пробки отъехал джип со старенькой Ладой шестеркой. Лэнд Ровер был немного исцарапан, что свидетельствовало о том, что ему пришлось растолкнуть пару автомобилей, но как говорится, цвет краски на скорость не влияет. Не далеко от начала пробки было два буса, которые и стали транспортом для людей. Небольшой внедорожник Тойота, более похожий на семейный паркетник, взял себе капитан. Жаль, но ближе к середине пробки остались мерсы и БМВ, которые было бы слишком тяжело достать. Если бы ребята решились, то пришлось бы около часа расчищать для них путь, а такого времени не было.
   Спустя час машины были на дороге. Ехали без фар, лишь на габаритах. Колона была организована по всем правилам. Фиксированная скорость, всегда либо восемьдесят, либо семьдесят либо шестьдесят. Впереди ехал капитан на Тойоте и водитель в очках ночного видения, дававшие возможность ехать без фар, ведь так было безопасней. За ними везли Гавриила, которого загрузили в бус с невероятными усилиями. Особенно тяжело было тащить его через пробку и пришлось для этого делать настоящие носилки на шесть человек. С собой прихватили также оружие и пулемет Нелевского. Пулемет погрузили в замыкающий колону Ленд Ровер. Людей из него пересадили в бус, а на заднем сиденье посадили Стаса Ревеку, молодого парня, который славился в отряде лучшими показателями в стрельбе. Он с трудом удерживал КВП Гавриила, который дулом торчал из выбитого заднего стекла джипа, а вторым концом всем весом приходился на руки и колено омоновца. Благо подвеска у этого прекрасного джипа была мягкая, и на дороге он неплохо держался, сглаживая маневры и неровности асфальта.
   Они миновали Броды уже более чем полчаса назад. Слева, на востоке, начинало светать, и взгляды всех путешественников устремились туда. С других сторон их ждала лишь тьма. Она подгоняла их сзади и сдерживала спереди, попутно пытаясь, оттеснись справа, со стороны угрюмого и черного запада. Кто помоложе – улыбался, люди готовы были заплакать. Они ехали молча всю ночь, вслушивались во все звуки, которые отличались от рева двигателей, теснились друг к другу, как к родственникам. Когда люди остаются без уверенности в своих силах, то начинают искать союзников, так они подогревают надежду и обретают веру, и она множится с каждой парой рук. Воистину Творец предвидел все.
   Свет все рос и рос, он крался к ним упрямыми лучами, не смотря ни на что. Солнце не заметило их беды и спокойно жило своей жизнью. Наступило раннее утро и, почти сразу, хлынул дождь. Где-то на востоке небо было хорошо освещенным, но самого солнца люди так и не увидели, оно как будто не хотело смотреть на ужасы их маленьких судеб и спряталось за плотными тучами, скрасив свою растянутую в тысячелетия участь одиночеством. А кто из тех, кто был в мифах богами или героями хотел сейчас прийти и разгребать то, что натворили люди? Видим, что никто. Над людьми повисали черные тучи, которые не переставали суетиться под влиянием неровного дыхания ветра. Отдельные их части постоянно меняли свои загадочные очертания, хотя и не открывали ни единого кусочка неба. Тьма даже после ночи оставалась везде, кроме белеющего востока.
   На горизонте вырисовался древний форт. Это был Олеський замок. Он стоял слева от путников, на холме. За его крышами небо было светлым и живым, маня путников как недавно покинувших свой кокон мотыльков в свою, казалось бы, спасительную обитель. Видимо это было в генах, что каменные стены несут защиту, наверняка это след от страхов средневековых войн, живший в умах и рыцарей и бедняков. Он стоял гордо, невзирая на время, казалось стенам этого замка все нипочем. Его стекла зорко смотрели по сторонам, вечно ожидая бесконечных врагов, которые приходили то с запада, то с востока, они уже сбились со счета этим врагам и давно не запоминали их лиц. Этот замок был как старый ветеран, ослабленный годами, покрытый морщинами и болью древних как мир ран, но расчетливый и опытный как старый волк, хранящий последнюю каплю сил для невероятно точного и смертельного удара, обещавшего ему либо тепло жизни испитой из добычи, или принесет смерть. За этот замок длились бесконечные битвы во времена нападений татар, потом за него дрались короли Речи Посполитой и войска Богдана Хмельницкого. Известно, что 17 августа 1629 года, во времена набегов на земли вокруг Олеського замка, во время грозы, в одной из комнат этой цитадели родился будущий польский король Ян III Собеский. В самом начале XIX века замок пережил множество пожаров, потом было землетрясение и полный упадок. В конце XIX века замок начали реставрировать. Во времена Второй Мировой Войны замок служил лагерем для польских военнопленных, но вскоре опять пережил большой пожар и был заброшен. В конце – концов, в 1975 году, он обрел нынешний вид после последней реставрации и превратился в музей. Сейчас, в который раз, воскрешенный из пепла, он снова остался один на один со временем, и этот соперник ему уже не по плечу. Время никуда не спешит, его сокровище неподвластно даже воображению, а оружие как точно брошенный метальный нож самой последней конструкции, который проникает так глубоко как нужно, причем делает так всегда. Только труд и вера могут бороться со временем, это оружие способно отогнать его, но ненадолго.
   С неба на машины рухнул дождь. Он гремел по металлу, обрушиваясь на него огромными каплями. Дождь был не очень плотным и не заливал лобовое стекло, но, упав, капля разливалась на несколько сантиметров. Это завораживало и тревожило, невольно приходило опасение, что стекло не выдержит удара, что, конечно же, было всего лишь плодом воображения. Новый день новой жизни начинался странно. Казалось, менялось все вокруг, и даже природа почувствовала какие-то изменения, но это отразилось лишь на ее настроении. И, слегка нахмурившись, она продолжила свой невероятно глобальный и сложный эксперимент под названием жизнь.
   Каждый, кто сейчас ехал в машинах хватался за то, что мог. У старенькой матери целью были ее дети, она держалась за них с невероятной любовью, на которую способны лишь немногие из нас. Мужчина в дорогой одежде, сидевший за рулем Лэнд Ровера, просто любил жизнь. Он падал и вставал в своей маленькой жизненной истории часто, и привык к новым обстоятельствам, и смирился с ними, он был мастером выживания. Однако справедливо будет признать, что это больше уникальный случай, чем рядовой, основанный на довольно таки тяжелом жизненном опыте, полученном благодаря глубокому анализу, который, в свою очередь, был следствием достаточно высокого интеллекта. Сейчас он уверенно вел свой джип и его вид не выдавал ни беспокойства, ни усталости. Он не выдавал вообще ничего. Его звали Игорь, он был когда-то жутким неудачником, начинавший как игрок в карты и воришка, ворующий дорогие автомобили. Потом был период успехов, потом падений, любви и тюрьмы. Период проблем с бандитами и наркотиками. И когда он уже не знал, кто он и зачем живет, когда грязный и бездомный он сидел где-то возле мусорного бака под дождем, дышал его вонью и боролся с холодом, думая лишь о том с какого дома он, тридцатилетний неудачник мог бы прыгнуть, тогда судьба улыбнулась ему.
   Когда он зашел в магазин купить булочку, на заработанные попрошайничеством монеты, случайно встреченный давний знакомый предложил ему работу на почте какой-то крупной фирмы. Потом оказалось, что друг отмывает деньги мафии, а Игорь, с трудом умеющий читать, подписывал для него бумаги, которые его самого и подставляли. Потом им заинтересовались спецслужбы, он сдал им своего друга и опять оказался никем. Жизнь ломала его еще и еще, он падал и вставал, падал и вставал. Вот еще вчера он был директором крупной и успешной компании, а сейчас, оставшись без своих денег и власти, он уже привык к новым условиям игры и даже умудрялся находить в ней что-то хорошее.
   Впереди, правее от дороги, была автозаправочная станция одной из крупных фирм. Вокруг нее горело ели заметное освещение, а также разноцветные рекламные полосы. Все было тихо и спокойно. Однако стеклянные двери были разбиты.
   – Нам необходимо заправиться, Бэн. Останавливай. – Горейко приказал своему водителю. Остальные участники колоны также остановились. Горейко вышел и помчался к Лэнд Роверу.
   – Рева, сейчас поедите на заправку, смотри в оба, ты наша основная огневая мощь. Игорь, кажется, вас так зовут? Медленно заезжайте задом на заправку, чтоб пулемет смотрел в ее сторону. Сможете?
   – Нет проблем.
   – Остальные следом за джипом, на разведку. Я хочу знать, нет ли там этих собак.
   Омоновцы, кроме Бэна, которого Горейко оставил за рулем Тойоты, перезарядили автоматы и отправились за Лэнд Ровером. Игорь заехал на заправку и, не приближаясь к большому магазину, в котором были также кассы расчета за бензин, остановил Джип по приказу Ревеки. Следом пришли омоновцы. Они присели на одно колено и сквозь мушку прицела осматривали заправку. Сквозь окна ничего нельзя было разглядеть. Горейко в это время с помощью бинокля осматривал другие направления, с которых могли атаковать колонну, но все было спокойно.
   – Все спокойно, капитан – послышалось от Ревы.
   – Движения не наблюдаю – отчитался Сворг, который обошел заправку по периметру.
   – Проверьте, что там внутри. Разбейте для начала окна. Стрелять в верхнюю часть. Береженного Бог бережет.
   – Понял – ответил Вольг, стоявший возле Лэнд Ровера. Он выстрелил одиночным по большому стеклу, которое было от земли до потолка, и оно посыпалось на землю.
   Из зала вдруг послышался громкий лай. Было видно, как внутри разлетаются в разные стороны стеллажи с товарами, а спустя какой-то миг из магазина автозаправки вылетел огромный мепс. Пес лаял и рычал то на Вольга, находившемуся к нему чуть ближе, то на джип с Ревой. Он метался и думал, кого атаковать. Он уже было хотел побежать на Вольга, но потом передумал и начал отступать вовнутрь магазина. Он каким-то звериным чутьем чувствовал опасность. И это было не зря. Спустя секунду прозвучало три коротких очереди от Стаса Ревеки, стрелявшего из джипа. Крупнокалиберные пули разорвали морду пса на части, и он в одни миг замолчал и рухнул на пол. Вокруг него быстро растекалась огромная лужа крови, затекавшая под стеллажи.
   В воздухе застыло молчание. Отряд Горейки впервые успешно вступил в бой с этими тварями. Теперь они стояли и ждали, что будет дальше. Мепс лежал мертвым и больше из магазина никто не выбегал.
   – Вольг, Дигир, проверьте, что там внутри.
   – Слушаюсь.
   – Вас понял.
   Двое омоновцев отправились внутрь, держа магазин на мушке прицела своих Калашниковых. Они медленно вошли в зал, пытаясь не закрывать обзор для Ревы с пулеметом. Под ногами хрустело стекло, выдавая каждый их шаг. Парни быстро осмотрели зал, и, убедившись, что все чисто, принялись за другую комнату. Дверной проем этой комнаты был разворочен броней мепса, а дверь была вогнута от удара изнутри.
   – Давай туда гранату, Вольг.
   Вольг кивнул. Он стал в стороне от проема, а Дигир стал чуть дальше напротив него. Вольг вырвал чеку и бросил гранату. Прошло три секунды и взрыв. Вольг влетел внутрь первым, проверяя ближайший угол слева, и потом тот, что дальше, за ним почти одновременно вбежал Дигир. Комната была пуста.
   – У нас чисто.
   – Вас понял. Соберите какие-то припасы и выходите – скомандовал Горейко. – колона, на заправку. Горейко показал рукой, чтоб все ехали за ним. Двигатели завели и направились к колонкам с бензином.
   – Кто-нибудь знает, как заправлять?
   – Я знаю, если на системе нет кода, то, думаю, получится. Электричество есть, могу посмотреть – прокричал кто-то из буса.
   – Давай – ответил Горейко.
   Парень побежал внутрь. Он застыл возле мепса и аккуратно обошел его, пытаясь не вставать в кровь. В это время Вольг и Дигир набивали пакеты всякими батончиками, печеньем, чипсами и водой. Система на компьютере была запущена, экран горел так, будто кассир только что ушел в туалет. Но сам он, истерзанный и погрызенный лежал на полу. Не вольно отпрянув, парень, вызвавшийся заправить транспорт, взял себя в руки и перевел глаза на экран. Он пытался более не смотреть на пол.
   – Включаю на все колонки девяносто пятый! – прокричал он.
   – Давай!
   Машины заправлялись. Горейко с отрядом беседовал немного дальше, а Дигир стоял с биноклем на дороге. Ребята жевали печенье и запивали водой. Остальную пищу раздали гражданским, что вышли из машин и дышали свежим воздухом на окраине территории заправки.
   Все еще светало, но небо было темным и неприветливым. Дегир осматривался со всех сторон и попутно жевал чипсы. Вдруг, со стороны Дубно, на горизонте начала расти черная тень. Но это никак не могло быть правдой, ведь солнце еще только вставало и тем более оно пряталось за тучами. Дигир наблюдал еще минуту, и в его грудях росла тревога. Тень двигалась не равномерно, она как бы кипела, некоторые ее части то поднимались, то падали как маленькие волны. И тут он понял, что эта тень – это вовсе не тень, а огромная стая мепсов, двигавшаяся на них.
   – Капитан! С севера движется большая стая этих тварей!
   Горейко подбежал к Дигиру и забрал у него бинокль. Другие бойцы пытались что-то рассмотреть, но не могли.

   – Так и есть – пробубнил он. – Все быстро по машинам, немедленно!! Горейко кричал во всю глотку. Омоновцы быстро разбежались по машинам и потихоньку выезжали с заправки. Спустя минуту вся колона уже ехала на трасе.



   Глава 4. В осаде

   Жизнь не любит тех, кто играет роль жертвы

   Украина
   Недалеко от г. Олеск
   Утро

   После странного доклада Ревы, как называли в отряде Стаса Ревеку, упростив его фамилию до одного слога, чтоб было проще общаться в экстренных ситуациях, капитан увидел пятно и на Юге. Оно быстро приближалось. Сначала, как черное море, оно переливалось маленькими волнами, а позже уже начал доноситься шум от сотен прикосновений когтистых лап об асфальт, но до Южной стаи оставалось еще порядочных полтора километра. С севера стая была даже меньше, но все равно их зажимали в ловушку, ведь съехать с трасы не представлялось возможным. Земля на полях размокла, и там не проехал бы и Лэнд Ровер.
   – Едем в замок! – решился спустя несколько секунд размышлений Юрий Горейко. Капитану это решение далось нелегко. Очевидно, что там они будут в безопасности какое-то время, но одновременно – и в западне.
   Водители поспешно повиновались. Они проехали поворот на Олеск, на окраине которого был замок, несколько минут тому назад и сейчас нужно было разворачиваться. И успеть съехать туда до того, как северная стая подбежит к ним. Из машин выжимали максимум, но бус с Гавриилом, старенький Фольксваген, не успевал и отставал.
   – Не растягивай, притормози, чтоб подтянулись с бусом.
   Водитель Тойоты капитана украдкой глянул на него в надежде, что тот передумает, ведь очертания псов уже были видны, а они все еще не доехали даже до указателя на Олеск. Лицо капитана не выдавало волнений по этому поводу и источало из каждого сантиметра просто мегатонны уверенности и твердости и парню осталось лишь повиноваться. Он смотрел то на псов, то на замок, который манил к себе полоской света, падающего между черных туч, и ожидал приказа двигаться. Двигатель тихонько гудел на холостых оборотах. Над замком то проплывали тучи, то из их просветов проливалось несколько лучей солнца, как фонариком освещающих каменную твердыню.
   – Простите, капитан, виноват – послышалось в наушнике объяснение Вольга – резко завернул и попал на обочину, а там земля мокрая, но выбрался.
   – Поехали! Трогай! – слегка тревожно приказал капитан, и паркетник сорвался с пробуксовкой. За ним полетели и остальные.
   За деревьями, буквально в ста метрах от места разворота, был указатель на Олеск. Машины свернули, почти не сбрасывая скорость, и полетели по узкой дороге дальше к замку. Они ехали так несколько минут, затаив дыхание и ожидая, что вот – вот их, настигнут, и разорвут в клочья сотни этих огромных зверей в тонкой, но непробиваемой для обычных автоматов броне. Снова хлынул дождь, и небо, казалось, не собиралось больше показываться никогда, оставив землю людям с тьмой их сердец и без света солнца, которое отныне предназначалось лишь веселым крикам птиц. Из-за очередного поворота их глазам открылся Олеський замок. Небольшой, угрюмый и воинственный, он внушал доверие, несмотря на возраст. Его стены, выстроенные на краю холма, подпирали каменные опоры. На облезлой стене, которая как старый боевой и подлатанный танк, почти лишилась краски, виднелось черное окно, вдавленное в толстые двухметровые стены. Коричневая, выцветшая черепица крыши переливалась от поселившихся на ней лишайников. То – там, то – здесь на ней вылезли разного размера дымоходы, которые противились ветрам как часовые на мачтах военного корабля. Они, казалось, вечно ждут своих врагов, не зная отдыха. Они были живыми и старыми, упрямыми и зоркими, надежными и опытными.
   Дорога пошла по кругу и резко вверх, намекая на последние метры до въезда. С этой стороны, взору людей открылся замок. Он начал рассеивать надежды на защиту множеством окон, и больше походил на жилой дом. Видимо в древности замок окружал еще и высокий мур, но сейчас здесь были эти смешные для военного времени окна посреди пятнистой стены, которая не давала однозначного ответа об ее родном цвете. Дилемму между серым и желтым просто нельзя было решить без учебника истории. Оставалась надежда, что двухметровую высоту эти псы преодолеть не смогут или, что удастся забаррикадироваться. Капитан немного беспокоился об этом, и перед его глазами уже мелькали картины, как разъяренные существа метаются из комнаты в комнату, забирая его беззащитных людей одного за другим, а они лишь кричат потому, что у них нет даже патронов. Но долго думать об этом не было ни времени, ни желания, ни смысла. И Горейко, отмахнувшись от своего воображения, заставил мозг думать о мелочах.
   Они подъехали к тяжелым воротам, за которыми очевидно был небольшой двор и это радовало, потому, что можно было спрятать несколько машин.
   – Не глушить! – проорал капитан в общий канал всем водителям.
   Он выскочил из Тойоты и помчался к воротам. Он пытался двигаться как можно резвее, но ноги засиделись, и он смешно шлепал по бруковке. Массивную ручку он рванул на себя раз пять, но маленькая дверь не поддалась потому, что была заперта со двора.
   – Дигир, ко мне! – Дигир, то есть сержант Дигиров, был единственным спецназовцем, который был не занят делом, и его можно было использовать – полезай туда и открывай, я тебя подсажу.
   Омоновец резво метнулся на ту сторону, и послышались щелчки тяжелого дверного затвора. Ворота раздались в стороны, но не спешили открываться потому, что их кованые завесы, вкрученные в дубовые столбы, попросту не держали ворота на весу. Совместными усилиями ворота растащили, и машины кое – как влетели во двор, все проходило в большой спешке. Капитан и не заметил, точнее не придал особого значения тому, что из замка к ним выбежало несколько мужчин, которые взялись помогать открывать ворота, это были уцелевшие жители Олеска. Сперва Горейко решил, что это его беженцы из Дубно, но, когда ворота вновь заперли и ловко подложили, где нужно, опоры, он понял, что замок уже обжили другие люди. Капитан решил не медлить со знакомством.
   – Меня зовут капитан Юрий Горейко. Мы бежим из Дубно. Кто вы?
   – Мы местные жители, эти твари напали на нас прошлой ночью – ему сразу ответил запыхавшийся после работы с воротами, тощий и измученный мужчина. Но вскоре из толпы вышел другой и продолжил уже более спокойно.
   – Вам невероятно повезло. Город кишит этими зверями и целую ночь они бродили под стенами замка. Все, кто успел спрятаться за этими стенами, счастливчики жившие неподалеку. В первые минуты, когда работали мобильные телефоны, мы узнали, что по подвалам спрятались и другие, но скоро связь пропала, и мы не знаем, что думать. Мы не могли отправиться им на помощь потому, что замок, как я уже говорил, стерегли. Более того мы даже боялись высунуться. Эти огромные львы, или кто бы они ни были, увидев или учуяв жизнь за воротами, начинали налегать на них с невероятной силой и те даже просели на завесах. Поэтому мы спрятались в домах, чтоб не провоцировать их. Слава Богу, что вы с нами, и мы сможем их разбить. Если бы только у нас было оружие прежде, мы смогли бы спасти и наших близких – мужчина не смог больше говорить. Ему к горлу подошел ком, и он боролся с нахлынувшими чувствами, закрыв лицо рукой, и отвернулся.
   – Нет, не спасли бы. Это оружие их не берет. Мы выстреляли почти все до последнего патрона. У нас есть пулемет, но скорее всего там тоже мало боеприпасов. Будем думать, как быть. Кто у вас главный?
   – Мы не выбирали главного. Я был когда-то мэром этого городка, но сейчас я – простой предприниматель… Был… Предпринимателем…
   – Хорошо. Значит, эти люди будут вам доверять.
   – Ревека, Свор и Вольг, быстро на стены с биноклем! Я жду доклада. Остальные люди следуйте в замок. Дверьми не хлопать, говорить только вполголоса! Повторяю, соблюдайте тишину. Как вас зовут – обратился капитан к бывшему меру.
   – Меня зовут Александр Владимирович Заць.
   – Хорошо, расположите всех людей в замке, узнайте, кто и в чем нуждается, и приведите всех в порядок. Я скоро помогу вам в этом. Мы должны быть готовыми уехать в любой момент.
   – Я могу помочь, если нужно – вмешался водитель Лэнд Ровера – можете на меня рассчитывать.
   – Хорошо, Игорь, я уверен, что Александру Владимировичу потребуется ваша помощь.
   Люди заходили в замок, исчезая в темноте дверного проема. Свет не жгли, оставив несколько свечей на возможную ночевку. А висевший в воздухе запах воска остался еще с ночи. Беженцы устало шаркали по старому паркету, который успел покрыться черными полосками от мягкой обувной резины. Тапочки уже никто не одевал. Кто был любознательным, мог по дороге наслаждаться видами пейзажей и портретов различных королей, таких не важных и бесполезных сейчас. Если бы на улице была зима, то они бы наверняка нашли свой конец в камине. И никого из этих несчастных людей не интересовало бы, что один из этих портретов единственное в своем роде изображение того или иного монарха, графа или князя. Все равно тех, кто мог бы подтвердить или опровергнуть, что тот выглядел именно так, уже не было в живых.
   В это время омоновцы взлетели по лестнице и, расположившись в окошках на чердаке, изучали местность. Ревека остался над воротами, где была специальная смотровая площадка с навесом для ночных караульных, отвечавших в давние, не менее беспокойные времена, за безопасность отдыхающих от длинных балов и светских бесед князей. Тогда эти караульные обычно спали на своих постах, если не знали о надвигающейся угрозе заранее. Сейчас же, этим молодым спецназовцам, спать не хотелось. Они охраняли не вельмож, а своих друзей.
   – Капитан – по рации шептал Ревека – вокруг все чисто. На западе, в городской черте, вижу движение, предположительно это не человеческие фигуры, но между домами не разглядел. Дальше, за линией автострады вижу большую стаю волков.
   – Они за линией дороги? Ты уверен? Они сошли с нее?
   – Да, сомнений быть не может. Они в нескольких сотнях метров от дороги, медленно уходят на запад.
   – Похоже, что удача улыбнулась нам. Что у остальных?
   – Плохие новости, капитан, – говорил Арсен, его акцент нельзя было спутать ни с кем другим. – Вижу пять или шесть тварей на востоке, они расположились в небольшом пролеске.
   – Продолжайте наблюдение, ребята. Я хочу знать о каждом шаге в сторону замка.
   Некоторая часть проблем решилась. Нужно успевать замечать свои успехи, чтоб не казалось, будто ты работаешь зря, нужно отдавать себе отчет, когда заканчивается одна задача и начинается другая. Горейко чувствовал, что большой опасности ему удалось избежать, но расслабляться рано потому, что неизвестность может оказаться еще страшней. Он громко и уверенно шагал по коридору, разыскивая, где все остальные. Шум от их приглушенных разговоров отбивался от стен, карабкался по ним и звучал сразу отовсюду. На миг капитан забылся в этих коридорах, расслабился, он перестал думать о делах и отдался страхам и иллюзиям. Вдруг в голове прозвучало, а вдруг я не смогу вывести всех этих людей? Вдруг я уже привел их в западню? А вдруг я войду в комнату, а там уже все мертвы? Выйду на улицу, а там ужа растаскивают на части Реву и остальных ребят, ведь он, поддавшись панике, даже не проверил замок, перед тем как въезжать сюда. Он успокаивал себя, что все предвидеть нельзя, что он мог и ошибиться, но главное, что он не отступал и боролся! Но мысли в голове были неумолимы. Они рвали его сознание на части, набрасываясь то голодом, то тошнотой, то тревогой, то сонливостью. Он сходил с ума? Скорее это просто усталость и напряжение, говорил рассудок.
   Капитан остановился, пот лился по спине и лбу, ноги тяжелели. Он ломался изнутри, опять ломался, как и тогда в Ливии, когда умерли все его ребята. Горейко нащупал рукой стену и прислонился к ней. Глаза закрылись. Его сильно тошнило, но рвоты не было. Собравшись, он вскочил в какую-то комнатку и вырвал за шикарным, а может и не шикарным диваном. Ему казалось, что он вырвал все внутренности, но на полу было чисто потому, что он не ел почти сутки.
   – Слишком быстро, слишком быстрый темп – шептал он, лежа на диване пытаясь попутно утихомирить дыхание.
   Он был мужчиной среднего роста, слегка полный, чем мускулистый, и более упитанный, чем стройный. Его круглое лицо и низкий лоб невероятно гармонично смотрелись с шикарными усами, но в каске эта гармония смывала остатки воинственности. Его можно охарактеризовать, как добродушного украинского прапорщика, который в армию пошел, чтоб не пасти коров остаток жизни, но начинка в нем была достойная генерала. Его недостатком была боль, пережитая в начале его карьеры. Пять ребят, целых пять классных парней, которые годами оттачивали мастерство и готовились служить на благо родины, все легли в одном едином бою. И было это отнюдь не геройски. Тогда их подставило их же руководство, которое слило информацию о маршруте отряда террористам. Парней расстреляли из засады, а его взяли в плен. Он был не виноват, но принял все на себя и вскоре почти спился, потом почти сошел с ума, а теперь вот почти оправился, но все же не до конца. Однако теперь он знал точно, что ему по плечу очень многое, что он может пережить еще больше, чем уже пережил. Он удивлялся иногда удивительному правилу, «стоит тебе пережить один тяжелый день, и ты крепнешь в десятки раз». Сейчас ему было опять тяжело, но его дух уже уловил азарт новой битвы, и смело смотрел вперед. Он быстро оправился от минутной слабости. Нужно было отправляться дальше.
   Юрий сосредоточился над тем, что у него есть, и чего нет. Он позволил себе остаться наедине со своими мыслями на какую-то минутку, и пускай его ждали, но эта минутка воскресит его дух из пепла. Он бросил взгляд на комнату, она была выкрашена в небесный цвет, походивший толи на выцветший голубой, толи, на – специально смешанный светло-голубой. На каких-то замысловатых креслах были не менее замысловатые узоры и разноцветные обивки. В углу стоял камин, украшенный керамической плиткой такого же небесного цвета, как и стены, предположительно, она была разрисованной вручную. На полу, сотканном из гладкого паркета, выложенного елочкой, не лежало ничего кроме скудных отблесков света, что проникал в комнату из маленького окошка. Основной объем впечатлений от комнаты составлял именно этот небесный цвет, исходивший от стен, усиленный светом из окна. Основное впечатление от мебели складывалось от картины на всю стену, и большой софы, которая занимала четверть комнаты. Предназначение комнаты выдавал письменный стол с множеством полочек, выстроенных на нем, и выдвижных ящиков, колонами спускающихся по бокам проема для ног. Стол стоял сразу за софой, слева от окна. Его поставили бы в упор к окну, но все эти нелепые полочки, построенные на нем как отвесные стены большого золотого рудника, закрыли бы большую часть света, попадающего в комнату. Наверняка такие столы предназначались для использования при искусственном свете, но владелец этого видимо любил больше бывать за ним днем. Также он, скорее всего, был левшой, в противном случае стол поставили бы справа от окна, ведь тогда свет не закрывала бы пишущая правая рука.
   Когда Горейко, отвлекшись от нависшей на нем ответственности, и вновь принялся размышлять над ситуацией, то она выдалась ему не такой уж и сложной. У него был транспорт, в котором было по пол бака бензина, если не больше, ведь ночью они заправились. У него было полмагазина патронов к КПВ, а с этим он вполне мог расчистить себе путь от металлических псов, как это делал под Дубно Гавриил. У него было пять опытных бойцов, которые верны ему и вполне могут за себя постоять. Он задумался о Львове и вдруг поймал себя на мысли, что туда ему совсем не хочется. Куда тогда податься? И вдруг в голову пришло воспоминание о встрече со своим старым другом, Владиком Нелевским, который иногда бывал на военной базе в Дубно. Они встретились в центре города, было уже поздно, и Влад, вернувшись из одной из своих командировок, был невероятно уставшим. Он тогда спешил только в одно место, домой, но все ж не удержался и выпил со старым другом чашку кофе. Таким он был, раздавал себя всему миру, а его сын прожил почти без отца и это при– том, что Владислав любил его и страшно скучал всегда. При той встрече, помимо разговоров о семье, Влад еще упомянул, что на западе Украины ведется масштабное строительство. Эта информация была секретной, но по намекам было очевидно, что это бункер, который было необходимо построить из-за какой-то угрозы.
   – Я не могу тебе сказать много, но если мир начнет рушиться – езжай в Карпаты – так сказал ему Влад.
   Что ж, очевидно, что одно из условий выполнено, и мир действительно рушится, а значит ехать нужно именно в Карпаты. Юрий прокручивал в памяти эти слова снова и снова силясь вспомнить, было ли это действительно намеком, или просто слова усталого человека, который мечтал отдохнуть на природе. Прокручивая в памяти разговор, он все же пришел к выводу, что шуток и мечтаний от Влада он никогда не слышал и тот вечер не исключение. В голове начали складываться первые фрагменты головоломки. Видимо военные на высоком уровне предвидели подобные события или хотя бы высокую степень вероятности таких событий, но, побоявшись паники, ждали до последнего, попутно готовясь к худшему. Что ж, это вполне логично, «Никогда бы не поверил, что никакой информации не просочилось, и она просочилась» – говорил с собой Горейко, смотря пустым взглядом на паркет.
   – Карпаты, так Карпаты – сказал он наконец-то голубому камину, который, казалось, смешно пыжился своими рисунками и историей, как это делают, когда прикрывают непонимание.

   Шум от множества голосов летел по длинному коридору, впитывающего все звуки от шагов Юрия Горейки. Отлично положенный паркет из старого, предварительно высушенного дуба, прекрасно прилегал к полу как мрамор, посаженный на цепкий раствор. Из дальнего зала, судя по большому количеству голосов, доносящихся в коридор, слышались некоторые, хорошо различимые, обрывки фраз. Горейко попытался вслушаться, чтоб понять, что его ждет, но признаков какого-то направленного спора не было. Это была просто волна негодования от растерянных людей, которым нужна было то пища, то вода, то какие-то гарантии. Каждая реплика исходила от другого человека, а усталый голос пожилого человека, все пытался их успокоить.
   Горейко, набравшись решительности, надеясь заразить ею остальных, глубоко вдохнул и влетел в комнату. Он немного знал психологию людей еще из спецназа. Сейчас эти люди слишком зациклились на негативе, их охватывала паника, и нужно было быстро вытащить их из этого состояния в реальность. Он выбрал тактику, которая предполагала дать людям что-то одно из того, что они хотели. Дать это нужно было так, чтоб они забыли про все остальные желания, трансформировав все их в одно. Это тактика курящего, который, когда начинает чего-то хотеть, курит сигарету, таким образом, утоляя одно из сильных своих желаний, снижает их общую силу. Это не совсем подходящий метод для умного и сильного человека, но для нескольких десятков растерянных и напуганных людей ничего лучшего не придумаешь.
   – Здравствуйте люди! Меня зовут Юрий Горейко, я капитан взвода ОМОНа. С частью из вас я уже знаком, мы путешествуем из Дубно, с остальными рад познакомиться. Скажу пару слов о том, что я, как и вы, немного растерян из-за того, что происходит, меня также тревожит неизвестность. Скажу вам больше, я думаю, что мы сильно зависим от удачи, а это уже плохо. Но я также знаю, что на данный момент мы в укрытии, пока что нам ничего не угрожает кроме неизвестности. У нас, как я вижу, нет раненых и лежачих, поэтому в нашей ситуации есть много позитивных моментов. Знаю, вы в гневе ведь все, над, чем вы работали, все кануло в Лету, но главное – это наша жизнь и за нее мы будем бороться. Обещаем, что я и мои ребята не бросим ни одного из вас. Нам необходимо держатся вместе!
   – Какой у вас план, капитан, – быстро вставил Игорь, кому как не ему знать, как сложно управлять массой людей. Он очень сильно подыграл и помог Горейку тем, что не дал нескольким бьющимся в истерике женщинам, сеять панику в сердцах у остальных.
   – План есть, он рискованный но…
   – Знаем ваши планы! Вы используете нас всех, и все умрут, никого вам не жаль! Уже науправляли страной, ироды! – толстая тетка лет пятидесяти начала поливать всю комнату своей истерикой и малодушием. А зачем она это делала? Хоть она знает зачем? Что это изменит? Будущее нужно лепить из того, что есть, а не из того, чего нет. А если есть только пару рук, оптимизм, и надежда, то зачем рушить и это? Что ж, воистину малодушие и страх убивают не хуже пули.
   – Да – вмешалась другая женщина – почему мы должны вам доверять? Вы заперли нас тут как скотов, говорите, что так нужно и ничего не рассказываете! – она заплакала.
   – Да хватит вам – в разговор влез уже какой-то мужчина – ребята хотят нам помочь, мы все в одной и той же ситуации.
   Гул от шума и споров продолжался. Горейко не особо печалился по этому поводу, он даже удержал бывшего мера от реплик.
   – Пускай попробуют изменить что-то разговорами и злостью, когда у них не получится, они снова обратят на нас внимание – шепнул он ему на ухо.
   Люди спорили несколько минут. К ним присоединялись все новые и новые участники. Кто-то плакал, кто-то негодовал и злился, кто-то кого-то оправдывал, кто-то кого-то ругал. Какой-то мужчина даже выбежал к Горейку, и начал злиться, в чем-то упрекая его, но перед видом холодного, уверенного и спокойного взгляда тут же остыл, утих и украдкой отправился куда-то в толпу, чтоб более не обращать на себя внимание. Он вынырнул из ада этих споров и грязи, из этой ненависти и отчаяния и вся она разбилась в один миг, наткнувшись на разум и веру, которые предлагал Горейко. Он понял, а если и не понял, то нутром почувствовал, что в его негодовании нет ни капли истины и ему стало стыдно. Вскоре все больше людей разошлись из толпы по комнате, не в силу выслушивать глупые доводы и всю ту грязь, которая полилась из озлобившихся еще при былой жизни людей. Вскоре в споре уже участвовало всего лишь несколько людей, и Горейко понял, что пора.
   – План действительно есть – сказал он просто и спокойно, так, как будто ничего не произошло.
   Он излучал уверенность, хотя в душе сильно переживал, что ничего не получится, сердце билось и хотелось дышать чаще, но этого никто не заметит. Горейко не был прирожденным лидером или героем, но когда было нужно, когда было тяжело, он восставал из пепла первым.
   – Мы отправимся на Юг. Обогнем Львов, который наверняка либо разрушен, либо отравлен, и отправимся в Карпаты. Есть большая вероятность, что там находится бункер. В любом случае в условиях глухой местности мы будем в большей безопасности, чем в окружении городов. Вы можете ехать, а можете не ехать, решать вам. Но я хочу знать, сколько людей поедет со мной.
   – Я с вами – вызвался Игорь и отправился за спину к Горейко и мэру. Он был прекрасной фигурой второго плана в этой партии. Сообразительный и искушенный в психологии, он делал первые правильные шаги, протаптывая дорожку для других.
   В след за ним пошли и другие. Все те, кто ехали из Дубно, семья с двумя детьми и еще много-много других. Заядлые спорщики, укротив, наконец, свою гордыню, тоже решили присоединиться. Многие из этих людей шли на риск, но они просто не знали, что еще они могут сделать. Они взвешивали ситуацию и не видели выхода, потому приходилось доверять этому незнакомому военному. Утешала только ОМОНовская форма и калаш на плече. Это хоть немного их успокаивало. Хотя государство и рухнуло как карточный домик, но его реквизиты еще внушали доверие даже притом, что прежде вызывали больше недоверия. Ведь Украина была далеко не примерной страной, в которой бы произрастало благополучие и здравый смысл. Может сейчас пришло ее время?
   – Что ж, отлично! Готовьтесь в дорогу – вдруг его внимание привлекли люди в одежде официантов – Я вижу среди вас официантов. Тут есть какое-то кафе или ресторан?
   – У нас прекрасный ресторан, был – отозвался парень лет тридцати в белой рубашке и черных брюках, на официанта он был не похож. Видимо это был один из менеджеров или администраторов.
   – У вас хватит еды, чтоб накормить людей?
   – Да, конечно.
   – Я могу рассчитывать, что вы займетесь этим?
   – Хорошо, все равно это лучше, чем просиживать здесь.
   – Прекрасно – Горейко радовался, что все складывается довольно таки неплохо и среди этих людей есть те с кем можно иметь дело. Тем более, что несколько из местных видимо были знакомы с этим парнем и вызвались помогать – часть еды заготовьте в дорогу. Фрукты и полуфабрикаты, все, что в упаковке или сохраняется без холода. Мясное и рыбное можете приготовить все. Его нам все равно далеко не довести.
   – Игорь, – Горейко подозвал к себе водителя Лэнд Ровера – мы уже знакомы и я хотел бы, чтоб вы проследили за продуктовыми запасами, спичками, металлической посудой, в которой можно было бы готовить на костре. В общем, все, что может быть полезно в длительном путешествии – после согласия, Горейко хлопнул его по плечу и отправился к бывшему мэру.
   – Александр Владимирович. Я хотел попросить вас найти пару одеял, ведь ночью может быть довольно таки прохладно. Слаживайте их в коридоре и, если останется место в фургонах, мы возьмем их с собой. В общем, я хотел бы, чтоб вы еще опросили всех людей и выяснили причины, которые мешают кому – то из них отправится в путь, если такие будут.
   – Хорошо, я сейчас же всех опрошу.
   – Ах, да, узнайте, есть ли среди них полицейские, пожарники, бывшие военные, которые могли бы помочь нам в организационных вопросах.
   Также полезными могут быть врачи. Первых отправляйте ко мне, а врачи пусть будут в вашем распоряжении.
   – Хорошо, сделаю все, что смогу.

   Довольный своей работой, Горейко отправился на улицу. В кухнях шли приготовления обеда, Игорь, этот странный человек внушавший доверие, заготавливал съестные припасы, а мэр выуживал пользу из зевак, или вагонов, как называли часто гражданских военные. Горейко немного озадачился своему доверию этому Игорю, у которого вместо фамилии было почетное звание водитель Лэнд Ровера. Он ничего о нем не знал, в общем, парень был очень дисциплинированным и старательным, и невероятно умело балансировал на грани между выскочкой и гением. Горейко остановился на выводе, что свою жизнь он ему не доверит, но многое другое, если присматривать за ним одним глазком, доверить можно. Да и мэр был человеком, очевидно, своим. Малоинициативным и более исполнительным, которым можно было руководить и направлять вполне успешно. Даже администратор местного ресторана вселял оптимистические чувства, однако от этого штиля было еще более тревожно. Общее видимое благополучие наверняка скрывало подводные рифы, которые скрыл прилив страха и безысходности. Наверняка кто-то из этих беженцев вскоре преподнесет сюрприз, но ресурсов, чтоб пережить такой сюрприз хватало.
   – У нас сорок вагонов ребята, точнее сорок два – связался по рации с командой Горейко. – как у вас дела?
   – Запад чисто.
   – Север чисто.
   – На юго-востоке по-прежнему прохлаждается несколько этих тварей. Там далеко в лесу я видел движение, но не уверен кто это, однако ставлю доллар, что там эти твари.
   – Предлагаю бросить кого-нибудь им и смыться за это время – предложил Рэвека – думаю если это будет Арсен, то возможно они даже примут его за своего, если он разденется до гола. У них похожий шерстяной покров.
   – Капитан, думаю, Рэвека может убить их, вызвав взрыв мозга. Он заговорит их до смерти – парировал Арсен.
   – Ну, если никого из вас не бросят туда, то делом чести, пока я не сошел с ума от ваших дурацких шуток, было бы спуститься к ним самому. – Вольг был немного не в юморе, впрочем, в его случае это было нормально. Зато Свор и Бэн валились от смеха.
   – Рад, что вы в хорошем расположении духа, ребята. Свор, отправляйся в замок и следи, чтоб там был порядок. Будешь моими глазами. Если что не так, то сразу сообщай. Бэн, ты идешь осматривать замок. Я хочу, чтоб ты осмотрел все комнаты. Может быть, ты найдешь там что-то ценное. Например, оружие охраны или сигнальные ракеты. Возьми себе провожатых, кто-то из гражданских – либо сторож, либо гид.
   – Так точно.
   – Дигир и Вольг, вы, по – прежнему, следите сверху. Рева на воротах.
   – Принял.
   – Вас понял.
   – Так точно, Кэп.
   – С тем парнем кто-то остался?
   – Да, женщина – врач сидит с ним в белом Фольксвагене.
   Горейко открыл дверцу. Женщина вздрогнула от резкого звука. Она очевидно задремала. Гавриил по-прежнему лежал на полу в багажном отделении в том же положении, в котором его положили.
   – Как он?
   – Без изменений. Лежит и все. Грудная клетка движется, других движений в конечностях или ногах я не замечала.
   – Что ж, будем надеяться, что с ним все хорошо. Очень не хотелось бы, чтоб этот парень погиб. А есть какой-то шанс, что он придет в себя?
   – Скорее всего, что нет. Его рана в очень не удобном месте. Ему осталось около шести часов, и это только в том случае, если кровь остановилась.
   – А если кровотечение не остановилось?
   – Тогда он погибнет спустя час или еще меньше.
   – Значит, спустя час мы будем знать, что с ним.
   – В принципе да. Но если бы мы могли добраться под броню, то я, скорее всего, могла бы ему помочь, если бы имела парочку простых инструментов. Нить, иголку и острый нож. Ну и возможность все это прокипятить. Женщина тяжело вздохнула. Хотя – какая разница. Просто планирую, чтобы не отчаиваться. Я уже осмотрела все и не нашла никаких кнопок, ничего. Кроме этих в шлеме, но мне их не нажать.
   – Сейчас попробую.
   Горейко нажал на кнопки ножом, они втиснулись. Он нажал то на одну, то на вторую. Потом попробовал на обе сразу. Это были кнопки, для листания визуальных фильтров в тех случаях, когда ломалась система голосового управления костюмом. Открывалась сутра только изнутри, но он пробовал еще несколько минут. Потом осмотрел остальные части тела. Мэр отправил к нему несколько людей, местного охранника из ресторана, парня, который только пару дней назад вернулся из армии и бывшего полицейского. Они вместе перевернули Гавриила и осмотрели спину, но ничего не получилось. В одном из зазоров Горейко поломал нож, пытаясь разрезать с виду податливую прослойку. Отчаявшись, они уселись на землю, пытаясь выровнять дыхание. Трое мужчин с удивлением смотрели на Гавриила, точнее на его дивный скафандр и терялись в догадках. Горейко вкратце объяснил им, что это «какой-то скафандр, а внутри свой человек». Фактически Горейко понимал, что за шесть часов доехать до бункера, где не факт, что кто-то есть и, даже если есть, то не факт, что он разбирается в таких скафандрах, не реально.
   – Этому парню возможно уже не суждено проснутся, а я так мечтал поблагодарить его.
   – Не будем отчаиваться, капитан, организм человека иногда выдерживает невероятные нагрузки, поверьте, в нем скрыты колоссальные резервы. Я была свидетелем таких случаев, когда выживали те, кому делаешь операции только потому, что этому обязывает совесть, которая не позволяет просто бросить человека умирать. А иногда умирали те, кто практически ждал выписки из больницы. Так что не стоит хоронить живых – вступилась за Гавриила женщина.
   – Вы местные? – обратился к помощникам Горейко. Они сидели у противоположной стены и в молчании следили за разговором.
   – Да, мы все местные.
   – Среди тех, кто в замке есть механики или инженеры, может еще кто-то, кто мог бы понять, что тут к чему? Мне хотелось бы попробовать все.
   – Есть один парень, который чинит машины, но я не уверен, что он сможет помочь.
   – Приведите его, пожалуйста.
   – Мой дед работал в Львове, в железнодорожном депо. Он старый и плохо видит, но может быть, я подумал, что… – парень понял, что дед скорее всего не поможет, но проникшись жалостью к умирающему Гавриилу, попытался все же что-то предпринять.
   – Веди деда.
   Горейко встал и вышел из фургона. Его опять атаковали его старые страхи. Он пытался отвлечься и пошел наверх, к Дигиру и Вольгу, чтобы осмотреть псов, которые отсиживались в пролеске. Все равно он был бессилен.

   Он слегка приоткрыл глаза. Они быстро привыкли к освещению, потому, что было темно. В углу экрана были его жизненные показатели. Энергии было навалом, а вот жизненные показатели гасли. Ему оставалось чуть меньше пяти часов. Гавриил попробовал поднять голову. Костюм сразу вывел надпись «Отключение автопилота» и голова поддалась. Возможно, что он не смог бы поднять ее своими силами, но костюм умножил его силы в миллионы раз, превратив даже легкий рывок в вполне уверенное движение. Какая-то женщина наклонилась над ним сразу. Она что-то говорила ему, но откуда ему знать, что она хотела. Сбоку были еще люди, все они с недоумением смотрели на него. Он вернул взгляд на женщину, которая явно что-то сильно от него хотела и упрямо добивалась этого. Он немного свел веки, пытаясь навести фокус, потому, что слабость добиралась и до глаз, размывая изображение, за которое он так хватался. Он сдался и опустил голову, пытаясь что-то придумать. В такие моменты тяжело понять, что именно нужно сделать. Хочется отдохнуть, сильная усталость врет, обещая спасение во сне. Он знал это. Ему вспомнились психологические тактики спецназа, о которых он так любил читать. Там было все, что нужно для выживания и ничего лишнего. Никакого вранья, никаких иллюзий и домыслов, никаких предположений. Он обожал эту определенность, и ее простоту, читая все это, он примешивал эти догмы к своему мировоззрению, незаметно становясь сильней. Одна из них гласила «Оказавшись в тяжелом положении, продолжай принимать решения, планируй свое спасение всегда и везде, пытайся устроить свою жизнь любым способом». И он думал из последних сил. Лицо женщины, которая так пыталась ему что-то сказать, держало его внимание и постоянно, то исчезала в мире теней и бликов, то возвращалось к нему, как лучик надежды. Он видел, что она чем-то обеспокоена. «Может снаружи опасность, и она хочет, чтоб он ее спас?» Нет, другие мужчины тогда бы были перепуганы и смотрели по сторонам, но они смотрели только на него. Да и сам он ничего не может уже сделать.
   Вдруг его накрыла мысль, что он умирает. Ему сразу вспомнились родители, которые возможно живы. Они были военными и их вполне могли эвакуировать. Он не хотел умирать, не попрощавшись с ними, или хотя бы не увидев их одним глазом. Вспомнилась могила Лены и вдруг захотелось к ней. Но неизвестность вдруг испугала его. Раньше он думал, что не боится смерти, однако смерть это пустяк, самое страшное в мире чувство, когда знаешь, что ничего нельзя изменить. Оно ужасней всех, от него хотелось избавиться. Гавриил с двойным рвением всматривался в губы женщины, пытаясь прочесть слова. Он заметил, что теряет контроль из-за легкой паники, которая, впрочем, вызвала прилив адреналина, что не так уж плохо. Инстинкт самосохранения, эта замечательная программа, которая в один миг развеивала все иллюзии и занимает в мыслях достаточно много места, чтоб даже страх отступил, заставляя думать. «По крайней мере, я еще жив, а раз я жив, значит у меня есть шанс» – схватился Гавриил за единственный свой козырь. Его знания о психологических тактиках спецназа вступили в силу, еще одна его любовь спасала ему жизнь. Она гласила, что среди тьмы отчаяния и несчастий нужно находить любой проблеск света, который можете найти, потому, что только он способен вам помочь. Подогреваться отчаянием и страхом это – то же самое, что лезть в прорубь, пытаясь спасти обмороженные ноги. Мысли зашевелились в голове и полетели. На лбу даже проступил пот. Гавриил боролся опять и, заметив это, он вспыхнул новыми силами и надеждами. Вся эта борьба заняла от силы тридцать секунд, но он не забудет их никогда. Еще одно правило выживания гласило, что нужно уметь праздновать свои маленькие победы, чтоб не казалось, что вы ни на что не способны. Он боролся за жизнь и это уже хорошо, это уже маленькая победа.
   Сил просто не было, Гавриил накручивал себя, опасаясь снова потерять сознание. Он всмотрелся в движение рук этой женщины, которая уже вспотела, изображая ему что-то. Она сжимала пальцы обоих рук, сводила их кулаками вместе, а потом разводила пальцы и выворачивала их вверх и в стороны, как иногда изображают взрыв. «Что она хочет сказать, что сейчас что-то взорвется и мне надо идти? Нет, я не смогу, вряд ли. Стоп! Она хочет, чтоб я открыл костюм. Может они смогут перевязать рану. Что ж, похоже на то. Нужно попробовать».
   Мысли роились в голове, силы прибыли. Открыть костюм без голосовой команды можно было выполнив запрограммированное действие. Проблема была в том, что каждый мог выбрать свое. Под левой рукой была кнопка, которую можно было нажать правой рукой или, сильно поднатужившись, даже левой. Стандартным действием было завести левую руку за голову и нажать на кнопку. Но этот костюм одевали прежде другие люди и они могли перепрограммировать его, что означало бы, что Гавриилу не выбраться из него без специалиста. Был еще вариант порезать костюм мечом, но об этом не хотелось думать. По крайней мере, пока что. Гавриил поднатужился и завел руку за голову, унылым и слабым движением потянулся к левой подмышке. Сутра то и дело останавливалась, не различая мышечных усилий со стороны Гавриила, однако он таки смог. Нажал на кнопку и в нескольких местах сразу разошлись швы. Все сработало. Множество наслоенных листов можно было отогнуть и вытащить в итоге Гавриила. Ноги открывались отдельно, но туловище было свободно.
   Отпрянувшая от Гавриила врачиха бросилась к ране и начала кричать что-то другим мужчинам, тыкая пальцами то на одного, то на другого и безапелляционно приказывала выполнять какие-то действия. Она раздвинула шлем и посмотрела на Гавриила. Он бросил на нее слабый взгляд и улыбнулся, поняв, что угадал. Теперь можно было отдохнуть. Женщина нервозно гладила его по лбу и вытирала катящиеся слезы. Ее тронула эта улыбка, люди всегда размякают, когда какие-то ожидания оправдываются. А этот парень ей был так симпатичен, он был грозным воином с мальчишеской улыбкой, и она спешила вернуть ему должок за то спасение под Дубно, когда он вернул ей ее будущее и мечты практически на блюдечке. Она копошилась над раной и вспоминала эту улыбку, которая грела ее. Однако теперь есть только дело.
   Гавриил практически сразу отключился. Его глаза, цепляясь со всех сил за реальность, медленно ушли под тяжелые веки. Лицо обмякло, оставив следы от последних эмоций, предварительно исказив их до неузнаваемости. Сначала врачиха даже испугалась, что это остановка сердца, уж слишком резко он вырубился, но вскоре поняла, что ничего страшного не произошло. Спустя несколько минут к ней наведался и Юрий Горейко. Многие из тех, кто был под Дубно, пытались чем-то помочь, столпившись вокруг буса, но вскоре позвали на обед и они ушли. Капитан поднялся наверх, и отпустил ребят пообедать, ведь их ждала долгая дорога.
   К счастью кишечник был не поврежден, хотя меч и опалил его немного. У органических тел было странное свойство, которое защищало их от сверхактивной Уны, способной с легкостью резать метал и камни как масло. Фактически это доказывало наличия энергетической оболочки тела человека. Если бы не эта война возможно наука шагнула бы в невероятную область, открыв новые горизонты и возможности человека.
   Наложив швы, подлатав несколько разрубленных сосудов, женщина закончила. В общем, она была довольна результатом, а это означало, что Гавриила ждало какое никакое, а будущее.

   В следующие полчаса были подготовлены люди. Все столпились во дворе, и Горейко распределял их по машинам. У одного из присутствующих оказался бус Спринтер, оснащенный пассажирскими креслами, он мог взять на борт около двадцати человек. Все складывалось довольно таки хорошо. Свор проверял исправность остальных машин. К капитану, в тойоту, грузили провизию.
   – В Лэнд Ровере поедут Рэвека и Сворог. За рулем Игорь. Вы двое нужны, чтоб переносить пулемет. Если нужно выбивайте окна или люк. Лэнд Ровер едет в центре колоны. Держись в левой полосе, а все остальные водители в правой. Понятно?
   – Так точно.
   – Капитан, с поля к нам мчатся несколько этих тварей – раздалось в рации. Это был Дигир, который остался в дозоре на крыше.
   – Наверное услышали как мы хлопаем дверьми.
   – Ревека Сворог и Бэн – на ворота с пулеметом. Вольг – уводи людей в замок.
   Сам Горейко взметнулся по лестнице и наблюдал за дорогой. Из города к ним мчалось пять псов и еще трое или даже больше из поля. Патронов на них хватит. Вскоре те с города врезались в ворота с разбега, и деревянные ворота сильно подались вперед. Псы яростно лаяли и рычали. У них, казалось, должны были быть недюжинные глотки, чтоб издавать такой оглушающий лай. Ситуация начинала выходить из– под контроля. Ревека уже стоял с пулеметом.
   – Бэн, быстро за руль и подопри ворота вторым фургоном.
   – Понял.
   Спустя несколько секунд ворота уже были надежно подстрахованы почти трехтонным Транспортером. Рева вопросительно глядел на капитана, держа псов на мушке, но капитан медлил. Он ждал, может еще другие прибегут.
   – Вали их – приказал он, наконец.
   Короткие очереди из трех или четырех патронов двадцатого калибра пробивали броню, резко и беспардонно прерывая все яростные потуги псов. Однако Горейко не особо радовался этому. Он смотрел на них и думал о том, что если бы они выехали за ворота хотя бы на пару минут раньше, то эти твари разорвали бы их в клочья. И на что он надеялся, когда планировал проскочить незаметно?
   – Теперь придется ждать минут двадцать. За это время должны прибежать те, кто мог услышать звуки выстрелов. Будем надеяться, что таких нет. Эти ворота меня сильно смущают. Рэвека, иди осмотри их, а я постою на карауле. Вольг, смени Дигира, пусть отдохнет и перекусит. Остальные – отбой.
   Горейко был обеспокоен тем, что их жизнь зависит только от случая. Если парочка таких тварей выскочит из-за дома и Рева не успеет их подстрелить, то им конец. Горейко был бессилен и это его мучило. Он пытался убедить себя, что все не так уж плохо, но факт был фактом. Они как котята, брошенные на четырех полосный автобан. «Что ж, Господи, я бессилен, пусть будет по-твоему». Горейко отдавал в руки Творца лишь некоторые непобедимые ситуации, где его силы были никчемные и смешные. И это была одна из них. Слишком много факторов должно было совпасть, чтоб эти люди могли добраться до бункера, и все их человеку не дано предугадать. Прежние он смог пережить и это внушало доверие и спокойствие. Он смирился с любым будущим. В мыслях всплывали идеи остаться в замке, но треск дубовых ворот, слетающих с петель, живо развеивал их. Это была мнимая безопасность, которая закончится вместе с патронами к пулемету, а их было не больше сотни. Нужно было рисковать, но нужно было также рассказать о риске людям. Их жизнь теперь в их руках пускай доверяют ее ему или оставят себе, но решать вместо них нельзя.
   Горейко стоял перед ними уже не такой уверенный как в первый раз. Он был тверд и решителен, но никого не хотел больше обманывать, выкладывая все на чистоту. Люди слушали молча. Былые склоки остались в прошлом. Горейко хватило чувства юмора приметить про себя, что их злость была от голода, и он пообещал себе кормить их регулярно. Все же его дух, в который раз, воспрянул из пепла. В этот раз он воспрянул еще быстрей, чем прежде. Если другие крепкие парни не падали духом, то Горейку пришлось преуспеть в умении подниматься с колен, и он преуспел.
   – Мы с вами, капитан, мы в одинаковых условиях. Конечно, если кто-то – против – то оставайтесь, но я не могу не рекомендовать отправиться всем вместе на Юг. Как бывший ваш мэр я призываю держаться всем вместе и дальше!


   Глава 5. Хорошие

   Если мир рушится – ищи друзей.


   I

   Карпаты
   Округа бункера
   28 августа; 19:05

   Вечерело. Безоблачное небо обещало звезды и луну. Колонна из множества джипов и автобусов с беженцами, среди которых был и Михаил, остановилась недалеко от Западного убежища. Машины разъехались между деревьев, казалось, что им нет конца, но, тем не менее, с воздуха их было не видно. Высокие карпатские ели плотно сходились над машинами своими старыми ветками. Было запрещено, насколько можно было что-то запретить гражданским, выходить из машин, курить через окно и говорить на повышенных тонах. Спецназовцы, расположившиеся по краю периметра, всматривались между деревьями. Они почти не двигались, стоя плотно прижавшись к деревьям или приседая на корточки. Чуть дальше, во впадинах или зарывшись в гниющую листву, лежали воины в сутрах. Они были первым рубежом обороны, охранявшим гражданских. Когда люди только приехали сюда, лес затих, слышно было лишь скрип высоких стволов елей и шелест листвы, но сейчас уже вновь запели птицы, что означало, что люди тут уже давно и окружение к ним привыкло. Если бы какой-то охотник или грибник гулял по лесу, то он прошел бы просто по спецназовцу и ничего не заметил.
   Был приказ ждать темноты, чтобы не выдать расположение бункера и заодно удостоверится в наличии или отсутствии наземной или воздушной слежки. Конечно руководство не питало надежд, что расположение бункера большой секрет для противника, но бункер был крепостью, которую фактически нельзя взять. А вот люди, нуждающиеся в более чем получасе времени для проникновения в убежище, были достаточно уязвимой целью. В принципе шанс, что противник не знал о бункере, был, и он был даже выше, чем противоположная вероятность, но нужно было перестраховаться. Людьми больше нельзя рисковать ведь скоро их будет уж очень мало. Возможно, что только теперь ценность человеческой жизни начинала приобретать свои истинные очертания.
   Денек выдался солнечным и ясным. Лишь иногда небольшие белые тучи пролетали по небу, подгоняемые сильным, но теплым северо-западным ветром. Было очевидно, что этот ветер принесет в горы тучи побольше. Так всегда бывало. В этих краях небо показывалось очень редко. Тучи и целые циклоны поливали эти земли день изо дня. Они как огромные фуры, которые спешили на Юг, упирались в кончики гор и, подхлестываемые ветрами, не могли двинуться дальше, пока не сбросят большую часть своей ноши. Карпаты жадно обдирали их своей водяной данью, хотя иногда уже и сами не могли всю эту воду использовать во благо. Тогда случались потопы, которые сметали леса, деревни и размывали берега.
   – Первый, это седьмой, Вижу движение на востоке, но распознать не могу – в наушнике Зороги раздался доклад одного из подчиненных.
   – Седьмой, оставаться на позиции. Одиннадцатый и двенадцатый, двигайтесь на запад.
   Сорок человек Зорога расположил по периметру. Остальные десять оставил в центре, они двигались то к одной предполагаемой точке нападения, то к другой. На них были спецназовские плащи, такие как у снайперов, сливающиеся с местностью, и казалось, что движется куст или вовсе легкий ветер сдувает верхний слой листвы.
   У Зороги под командованием было около пятидесяти человек в сутрах, а это большой отряд для стального спецназа, но полковнику не привыкать. Он был, пожалуй, самым опытным командиром подобных операций в Украине. На его счету секретные миссии по всему миру на протяжении пяти лет. Если учесть, что сами сутры взяты на вооружение около шести лет назад в качестве экспериментального оружия, и выпущены в массовое производство всего год назад, то Зорогу можно было считать первопроходцем и ветераном. Эта область военного дела была еще слишком плохо изучена, не было литературы по тактикам ведения боев на мечах и тактик руководства такими отрядами. Еще не было ни позиций в бою, ни точек которые можно было прикрыть огнем. Вся многовековая история ведения войны канула в Лету, и новую печатали такие как Зорога. Ввиду этих обстоятельств он вполне мог ожидать скорого повышения.
   Одним из спецназовцев, которых Зорога расставил по периметру, был Михаил. Он всматривался между деревьев и гнал мысли о Светлане, что постоянно подкрадывались и требовали внимания, но это было не допустимо. Он поддерживал внутреннюю дисциплину даже среди своих размышлений, заставляя себя думать только об окружающей среде. В самом начале он забросал себя листвой, медленно, без шума и резких движений, вблизи казалось, что сонный медведь пытается намазаться грязью и листвой, а издали и вовсе не было ничего заметно. Потом Михаил, как это делают спецназовцы, оказавшиеся в незнакомой местности, настроился на окружающую среду. Когда он полностью привык к окружению, захотелось расслабиться, но это обманчиво и приходилось заставлять себя изучать на память очертания деревьев и даже считать их. Он лежал тут уже второй час, костюм не пропускал холода от мокрой земли, но тело начинало просить смены позиции, чего делать было нельзя. Подавлять подобные желания он уже научился, сейчас было важней не потерять бдительность. Ему хотелось потереть глаза, которые начинали ныть, что обуславливалось еще и слегка затемненным стеклом очков.
   Он уже в который раз пересчитывал деревья и кусты. Он мог видеть около пятидесяти деревьев, если не поворачивать головы. Насчет некоторых он сомневался одно это дерево или несколько. Также он знал, что возле десятого, если считать слева, лежит бревно, похожие бревна лежали возле двадцать третьего и сорок девятого. Он шутливо назвал их Вася, Коля и Витя, потому, что когда он только вышел на позицию, они показались ему сразу же подозрительными. Чуть дальше была неровность, образованная толи поваленным старым деревом, которое обросло мхом, толи старым пнем от такого дерева, заваленного листвой. Он следил за ним краем глаза всегда, потому, что враги в первую очередь спрятались бы именно там. Михаил с легким нетерпением ждал темноты. Он выбрал ее сигналом о конце своих мук и внушал себе, что она принесет ему счастье, и эта мысль поддерживала его в моменты, когда приходило нетерпение. Очень важно ставить себе маленькие и достижимые цели в подобных ситуациях. Эти цели питают ваш дух.


   II

   Бункер «Карпатия»
   Тот же день.

   Сам бункер медленно наливался жизнью. Электрики, механики, служба охраны, организованная из бывших танковых войск и авиации, ставшие резко бесполезными, выполняла самые различные поручения. В будущем этих ребят ждала переквалификация, но сейчас они распаковывали новую технику, проверяли освещение и воздушное наполнении тысяч миниатюрных семейных квартир, расставляли стулья в столовых, собирали постели в казармах, проверяли военную технику в амбарах и перепроверяли склады с провизией. Другие занимались уборкой за ними, собирая обрывки упаковок или пломб. Электрики в большой спешке, из-за поставленных нечеловеческих сроков, перепроверяли основные электрические магистрали. Многие из них любили отключать ввиду неопределенной даты начала эксплуатации бункера, совпавшая с нынешним днем. Электриков ждал огромный объем роботы в многоэтажном спальном квартале. Казарменное электроснабжение было подключено ввиду того, что в бункере уже жил рабочий персонал.
   Одной из важнейших задач был запуск кузни, где предполагалось собирать новые костюмы – сутры, которые стали единственным ключом к будущему. Там кипела наиболее напряженная работа. Инженеры в белых халатах и касках бегали и перекрикивались, рядовые механики перепроверяли ключевые элементы печей, роботов сварщиков и еще миллиона приспособлений. Программисты ломали головы над недоработанным программным обеспечением и их безопасностью. Кроме того с кузней не было связи. Она находилась глубоко под землей, ниже всех отсеков, кроме складов, находившихся на том же уровне, и связь с другими уровнями не получалось установить. Чуть позже выяснилось, что не было проложен кабель. Это означало также и то, что сама кузня не запускалась еще после инсталляции, и это сильно повысило напряжение. Работа с запуском кузни обещала затянуться до утра. Ее огромная площадь в три четверти гектара, почти полностью напичканных электроникой и механизмами, требовала множества сил.
   В общей сложности бункер напоминал многоэтажный дом с огромными замысловатыми ответвлениями, стоянками, нависающими балконами и целыми этажами. Он располагался под горным хребтом вблизи самой большой горы – Говерлы. По сути, некоторые дальние районы планировалось еще достроить и там, но эти планы уже, к сожалению, в прошлом. Если описывать бункер по грубым меркам, то получится, что он построен в три уровня. Первый и самый низкий – складской. Там располагалась кузня, атомная электростанция с батареями, и огромные амбары со всевозможными ресурсами, провизией, оружием и даже самой дорогостоящей техникой. Вверх от склада, на поверхность, вел огромный лифт, способный поместить на себе небольшой истребитель, и самый большой для бункера серпантин. Следующий уровень состоял из двух частей. Одной частью были жилые этажи, где были, если перечислять снизу вверх и по порядку, жилые апартаменты руководства, довольно таки большая больница на триста коек и жилые комнаты, расположены на четырех следующих этажах. В общей сложности комнаты были рассчитаны на две тысячи триста семей. Самым верхним этажом был так называемый хостел, или отель без удобств, где в одной комнате жило много людей. Он был рассчитан на одиночек и случайных беженцев и мог поместить полторы тысячи человек, благодаря двухэтажным кроватям. По сути это была одна огромная комната с небольшими проходами между кроватями, которые едва позволяли разминуться двум людям. Комната была символично разбита гипсокартонными тоненькими стенами на секторы по десять кроватей, но такие стены почти никакой роли не играли. Скоро все эти кровати будут заняты, а сейчас там, в суматохе, сновали рядовые солдаты, развозя та тележках одеяла и подушки. Они еще не успели сделать это и для половины кроватей, ночь обещала быть длинной.
   Следующий отдел второго уровня, построенный на противовес жилому кварталу, включал в себя командный центр, состоящий из нескольких этажей, выше него был корпус обслуживающего персонала и ремесленников, дальше научно инженерный центр, и на самом верху военные казармы для рядовых солдат. Рядом с казармами был еще огромный ангар транспорта, различных боевых машин, вертолетов и другой техники, который размерами не уступал складским помещениям нижнего уровня.
   Самый нижний, складской уровень был самым внушительным строением. Многоярусные, влитые в бетонный пол полки из мощных швеллеров, держали на своих ношах самые разные вещи. Амбар делился на пищевой и обычный отдел. В пищевом – были разные продукты питания, от муки до вяленого мяса. Большая же часть складских помещений занимали всяческие батареи, оружие, боеприпасы, тонны автозапчастей и различных элементов бункера, как например стержни атомной электростанции или моторы водяного и воздушного снабжения бункера. Склад вообще был местом достаточно зловещим. Человек, страдающий даже легкой формой паранойи, сошел бы тут с ума. И все это из-за огромных потолков, которые стояли на сотнях необъятных опор, таявшие где-то вверху во тьме. Свет тут почти не жгли потому, что если бы попробовать включить все осветительные приборы, то на них ушло бы почти двадцать процентов общего объема вырабатываемой электроэнергии. Также было сложно поддерживать температурный режим этих помещений, но задача сильно упрощалась благодаря мощной вентиляции, только вот персоналу приходилось привыкать к прохладе. Главное, что влага рассеивалась.
   Возле амбаров была кузня и электростанция. Она, можно сказать, только на эту кузню и работала, потому что на адамантитовую печь шло около шестидесяти процентов всей вырабатываемой энергии. Над ними располагались кабинеты военного руководства, залы заседаний и главный, так называемый серый кабинет, в котором должен располагаться главнокомандующий бункером. Все чиновники переходили под его руководство. Многие получали соответственные обязанности и занимались организацией жизни в бункере. Однако в случае нашей страны все высшие чины были отданы военным, моментально взявшие на себя всю власть, что было предусмотрено конституцией. Доверие народа к различным депутатам было мизерным, поэтому вряд ли у них были шансы, хотя некоторые уже планировали свои интрижки и выходы к власти.
   Выше, над командным центром, располагались комнаты с компьютерами и людьми в серо-синей форме обслуживающего персонала. Тут вели контроль за различными службами бункера, водоснабжением, электропитанием, различными очистительными системами воздуха и воды, в общем, за всем, что питалось от электроэнергии в этой подземной цитадели. Каждое утро тут проводилось распределение людей, разбегавшихся по бункеру с сотнями заданий. От выполнения их и зависела нерушимость бункера, что казался таким совершенным и независимым. На самом деле его мощь зависела от этих людей.
   Выше, над корпусом обслуги бункера, был научно-инженерный центр. Здесь занимались бесконечной научной деятельностью, пытаясь находить всяческие противодействия вирусам, оружию врага и кризисным секторам бункера, усовершенствуя его.
   Над учеными располагались казармы. Койки, койки и еще раз койки, общий душ, простенький, но большой спортзал, который был сразу за тоненькой стеной и большая столовая в которой, впрочем, было не так уж и много места. К слову сказать, над каждой двухъярусной кроватью был свой турник, специально сконструированный для подобных военных казарм. Таким образом, солдаты могли проще поддерживать свою форму, не мешая друг другу в спортзалах. Беговые дорожки частично заменяли приседания, направленные на усиление мышц и скакалки, в чем-то заменявшие бег.
   Рядом с казармами, всего в нескольких десятках метрах от поверхности, располагалась стоянка транспорта. Сейчас водители пытались расположить транспорт поплотней, чтоб поместилось парочка прибывших БТРов. Ребятам сильно мешали вертолеты, которые занимали много места, но место между ними занимать было строго настрого запрещено. На стоянке было даже три истребителя. Она была очень внушительных размеров. В общей сложности вся конструкция бункера была возведена благодаря некоторым сверхпрочным материалам, которые были созданы всего несколько лет назад. Они были очень легкими, но прочными, хотя и не любили ударов. Что же касаться огромных площадей под землей и в твердой породе, то это заслуга невероятных свойств Уны и адамантита из которых делали резцы для буровых установок. Сейчас бункер, и огромная площадь над ним, бала покрыта Уной, ее нанесли на горы и подвели к человеку, питавшему ее. Если убрать этого человека, активность Уны исчезнет, но место нахождения, так называемого источника, было мало кому известно. Для этой роли подбирались особые люди. Они жили особняком, занимались и делали то, что и остальные, только делали это в пределах одной какой-то комнаты, таская за собой достаточно тяжелый провод. Их было не больше десяти на убежище, зато благодаря им, никакая буровая установка не могла пробиться к бункеру. Когда таким людям надоедала их роль, находили других, было известно, что при психологическом истощении радиус, который могли привести к активности источники, сильно уменьшался. За этим следили специальные люди, которые, также, должны были следить за цельностью щита и латать так называемые дыры. Если Уну не удалось активировать слишком долгое время, то она распадается и превращается в различную материю. Чаще всего это был гелий. Но, пока что, связи были прочными, несмотря на масштабы покрытых площадей.
   Бункер медленно оживал. Люди, бывшие его кровью, разносили по нему свою жизнь. Лепили ее своими руками, облагораживая интеллектом, чувствами и слезами. Они были его жизнью, он существовал для этих людей и был создан для них. Они зажигали свет и пускали по его жилам воду, электричество, воздух и свои слова. Одни из них были усталые, другие бодрые, третьи едва сдерживали слезы, переживая страшные потери. И только благодаря работе, они отвлекались. Они обнимались, плакали, смеялись, чтоб подбодрить себя или своих друзей, радовались, что им удалось спастись от ужасной участи, которая не миновала многих-многих других. Они мечтали об отдыхе или о работе. Что-то планировали, что-то любили, а что-то ненавидели. Они жили, как так, как у них получалось.
   Во многих коридорах уже горело слабое освещение. В столовых подключали последние печи, конечно, что-то пойдет не так, но в общей сложности уже шло приготовление первого обеда. Повара боролись с усталостью и пытались готовить вкусно. Им не хотелось, чтоб кто-то был не доволен, ведь в их новом мире было уже слишком много плохого и хотелось заработать улыбку, способную воскресить их дух. Многие люди, посылаемые в отдаленные уголки бункера, работали с грустью и тяжелым сердцем, если оставались наедине и расцветали на глазах, увидев кого-то другого. Все резко почувствовали зависимость друг от друга, как это было в былые времена, когда выживание одного зависело от выживания целого племени.
   Говорят, что все, что не делается, все к лучшему, что ж, возможно это так? Мир прошлого, направленный на удовлетворение собственных желаний, которые так и не удалось утолить, рухнул и в этом есть что-то символическое. Он рухнул и в буквальном и в переносном смысле, ему больше нет возврата, человечество больше не сможет так оступиться, как оно уже оступилось. Даже если бы этой войны, дерзкой, наглой, бесчеловечной и не произошло, все равно, мир должен был рухнуть. Мир иллюзий, лжи и жадности всегда рушится, его поклонники не всесильны. А ведь вся гуманность, о которой мы слышали по телевизору, все эти громкие слова о демократии и первенстве человеческой жизни шли от тех, кто, уходя с трибун, скрипел зубами, планируя свой новый кусок власти, необходимый ему как инъекция наркоману. Как мы видим теперь, кому-то захотелось слишком уж большой дозы, кто-то позарился на весь мир.
   Кто бы то ни был, но у него есть лицо, руки, ноги, это человек, хотя внутри, под кожей, между суставов, кровяных сосудов и нейронов, к которым претензий нет, сидит маленькая, злобная черная ненасытная дыра. Она стягивает к себе с детства все больше и больше, вначале это были маленькие вещи, потом люди, потом страны, а вот теперь эта черная дыра посягнула на мир. Узнать бы имя этого человека, и встретиться бы с ним с глазу на глаз. Наверняка если выдернуть его из мира его же иллюзий, расколоть, растоптать его самоуверенность, там окажется маленький и робкий человечек, который просто делал то, что ему хотелось. Он будет плакать и жевать сопли, говоря, что не хотел ничего плохого, что он какой-то чуть ли не миссия, спасающий мир. Он будет говорить вам то, что говорил себе годами, оправдывая свою жадность и убивая совесть. Обмануть себя можно, но факт остается фактом, если ты рушишь что-то – ты злодей, если ты защищаешь и строишь – ты человек. Да, да, просто человек, а не святой.

   Наконец свои права предъявила ночь. После того, как люди были размещены в хостеле, где их обследовали врачи, в нижних залах заседаний командного центра началось первое собрание. За большим столом сидело множество офицеров. Сред них были генералы, полковники и все остальные военные, находившиеся на данный момент в бункере. Многим не хватило мест, и они стояли вокруг стола или опираясь спиной на серые стены, валясь от усталости. Главное место и те, что были ближе к нему, пустовали. Очевидно, что этих людей и ждали. Все те, кто сохранил бодрость духа, поглядывали на двери комнаты совещаний, где предположительно и были все первые лица, ожидая, что она вот-вот откроется. Остальные либо спорили о чем-то, либо беседовали с глупыми лицами, очевидно гадая над каким-то непонятным обстоятельством. Другие, кто был поважней и повыше рангом, получившим место за столом, перешептывались с соседями, наводя справки то об одном, то о другом. За столом был и Зорога. Он был бодр и энергичен, несмотря на вторые сутки без сна. Усталость была лишь в его глазах, хотя они оживали мгновенно, когда кто-то тревожил его вопросами, от которых полковник тут же пытался избавиться, чтобы не впутаться в очередную интрижку или демагогию. В них он смыслил плохо потому, что был практиком до мозга костей, потому и стоил на поле боя не менее десятка теоретиков. Он был здоров физически и духовно, его лицо отдавало жизнью, тогда как его коллеги, полысевшие и убитые слабостью от сигарет и выпивки, с трудом волочили языком.
   Вскоре распахнулись двери комнаты совещаний, и в зал въехала инвалидная коляска. За ней вошли шестеро мужчин, тут же рассевшееся на свои места, располагавшиеся в непосредственной близости от места главнокомандующего. Многие не заметили и не расслышали в общем шуме толпы, как в комнате появился главнокомандующий, и продолжали свои усталые и напряженные беседы. Мужчина в инвалидной коляске, оказался главнокомандующим. Он был с виду лет пятидесяти или даже младше. Голову его покрывали седые волосы, зачесанные вперед, они придавали его лицу жесткости и служили контрастным фоном для черной повязки, прикрывавшей левый глаз. Левая сторона его лица была изуродована еще и шрамом, слегка терявшегося из виду из-за налегавшей на него глазной повязки, которая первой бросалась в глаза. У него были ноги, поэтому травма позвоночника была на лицо. На плечах у него были погоны с тремя большими звездами и красной каймой. Это означало, что он прибывал в звании генерал-полковник. Военная форма была гладко выглажена и очень удачно сидела на его атлетической фигуре. Его вид внушал уважение и силу, уверенный и спокойный, даже немного мягкий взгляд, отдавал интеллектом и опытом. Этот человек внушал доверие и своеобразную покорность, которая, тем не менее, не имела ничего общего с жалостью или лицемерной любовью раба. Нет. Смотря на этого человека, вы видели своего наставника, старшего брата или отца, видели воина и защитника, многим заплатившим за тот долг, что взял на свои плечи.
   – Друзья! – прогремел мягким басом главнокомандующий. Его голос не был хриплым или слишком громким, но он прозвучал в ушах у всех – прошу минутку внимания.
   Все резко взглянули на командира, и их взгляд невольно замер на харизматичной и волевой внешности главнокомандующего, оседая то на шраме, то белоснежной голове, то на отдающей морскими легендами глазной повязке. Но основное внимание занимали погоны, приводившие всех в ту форму сознания, что была обусловлена воинской иерархией.
   – Меня зовут Богдан Сергеевич Вирвис. Мне выпала честь быть главнокомандующим нашего нового дома, западного убежища. Мне также выпала честь быть вашим командиром. Этот долг я начинаю исполнять с настоящего момента. Вкратце опишу ситуацию. Во-первых, стоит упомянуть, что я был пятым в списке на эту должность, но произошли кое-какие события, с которыми нам пройдется смириться. Эти печальные события привели к гибели большинства высших воинских и политических чинов. Сегодня утром, по дороге в убежище, были сбиты самолеты президента и министров, которые должны были доставить их в харьковское убежище. Транспорт с высшими воинскими чинами, ехавший по иному направлению с гражданскими, был уничтожен сильно превосходящими силами противника. Можно сказать, что эти люди взяли на себя удар, тем самым выиграв время для остальных. Таким образом, мы с вами оказались в довольно таки шатком положении. С одной стороны оставшиеся военные силы, научные и человеческие ресурсы отлично защищены в трех подземных бункерах, а с другой мы остались без более-менее слаженного руководства и опыта в этом деле. Во всем этом есть как плюсы, так и минусы, но, как бы там ни было, реальность такова, что мы с вами загнаны в угол и путь у нас только один – вперед. Поэтому я и главнокомандующие остальных бункеров, сегодня сошлись на мнении, что новым кодексом нашей жизни будет некий план действий, предусмотренный ведущими учеными, историками, военными и политиками, для ситуаций, когда верхушка власти в стране истребляется врагом. Этот план называется «Феникс». В нем есть множество недоработок, и мы, наверняка, познаем их на практике, но структура власти, распределение обязанностей в бункерах, основы внутренней и внешней политики было решено использовать в реальных условиях. Я и мои коллеги приняли окончательное решение защищать те законы, которые предусмотрены этим планом. Если кто-то из вас против того, что там изложено, должны мне сообщить в ближайшую неделю, если конечно мы ее проживем, и тогда вы сможете покинуть бункер без права возврата. В конце недели, за нарушение новых правил и законов, будут применяться самые строгие наказания. Я уверяю вас, что пока на этой планете есть хоть капелька воздуха, которым можно дышать, я буду соблюдать дисциплину в рядах нашей новой армии, какой малочисленной она бы не была. Если у кого-то депрессия, несварение желудка из-за того, что нет телевидения, спиртного или любимого телешоу, советую как можно быстрей решить эту проблему – по лицам офицеров пробежалась улыбка, все было по-прежнему. Старая добрая дисциплина не давала времени падать духом.
   – Я уверяю вас, это не конец мира! Пока хоть один человек жив, можете быть уверены, что будущее у нас есть!
   Генерал выдержал паузу. Его лицо было совершенно серьезным и спокойным. Этой паузой он отделил вступительную часть своей первой речи от деловой. Он умел говорить речи.
   – Теперь к делу. Согласно плану «Феникс», иерархия власти в стране будет возглавляться советом главнокомандующих. Все виды власти будут сосредоточены в руках этих людей. Будет задействован принцип большинства, то есть все вопросы будут решаться в кругу трех главнокомандующих путем голосования.
   Иерархия в нашем бункере будет возглавляться мной. В моем подчинении будут пять военных корпусов, отдел науки и обслуживания. Также будут сформированы, причем буквально через несколько часов, следующие военные корпуса: Корпус разведки и шпионажа; Корпус внутренней безопасности бункера; информации и связи; отрядов специального назначения и особых операций; техники и снабжения; Отдел науки и обслуживания бункера. На данный момент я уже сформировал командирский штаб. Начальниками корпусов назначены военнослужащие ранга полковник или генерал.
   Теперь о враге. К сожалению, до нас доходят лишь обрывки информации. Есть информация о костюмах, подготовке врагов и их питомцах, но кто они такие достоверно не известно. Есть лишь предположения о том, что это некая террористическая организация, которой удалось сохранить колоссальную секретность при многомиллионном составе. Нам известно, что под натиском сил этой группировки пал весь мир, все страны и народы. От населения нашей страны осталась треть, и еще неизвестно, какая именно судьба ждет жителей деревень и маленьких городков, они не были целью химических и биологических атак. Нашей первой задачей является безопасное наполнение бункера людьми. Этим начнем заниматься со дня на день, как только сформируем руководство и укомплектуем корпуса. Еще хочу добавить, что жизнь на поверхности с сегодняшнего дня закрыта для всех, кроме членов специальных подразделений, разведки и снабжения. Советую как можно быстрей привыкнуть к этому и смириться. Для снятия психологических нагрузок будем проводить различные мероприятия, но пока что соберите свои силы в кулак и не падайте духом, ведь это бесполезно. Все мы кого-то потеряли, все должны от чего-то отказаться, забыть о своих мечтах и планах, ничего не поделаешь. Я еще раз настойчиво рекомендую быстрей смириться с этим фактом.
   Также вам нужно знать, что для военного персонала обязательным являться овладение антистрессовой методикой «Оплот». Я повторяю – это обязательно! Неподчинение будет наказываться дисциплинарными наказаниями. Это делается для вашего же блага, не забывайте.


   III

   Совещание продлилось до утра. Говорил в основном главнокомандующий, но абсолютно новой информации, которая становилась новым фундаментом для мировоззрения людей, было так много, что люди слушали с интересом, и усталость не касалась их. Они видели новый путь, где-то впереди им зажигали свечу, как ориентир в темноте и они шли к ней. Вместе с этой свечей в них загоралась надежда и вера, воскресали силы. Лишь те, кто не мог смириться были обречены на муки, но и им нужно всего лишь сделать это, понять, что либо так, либо никак. Это было так легко и невероятно сложно одновременно. Как забыть о погибшем сыне, как забыть девушку или жену, которую не смогли найти при эвакуации? Но что поделать? Нужно, как говориться, просто поднять воротник и идти дальше, и пусть с неба льет как из ведра, пусть вам холодно и даже некуда идти, а вы просто идите и все. Это просто… Будущее полно сюрпризов, а наши души воскресают от самой маленькой искры, которую иногда даже не успеваешь распознать.
   Ближе к утру Вирвис распустил всех кроме своих секретарей, советников и командиров корпусов, входивших так же в совет. Исполнители же разошлись по своим новеньким комнатам и копили силы в коротком сне, стараясь не думать о том, какая каторга ждет их в эту первую неделю. Среди них был и Михаил. Возбужденный переживаниями о Светлане он даже не мог думать о сне, а выпитая чашка кофе из автомата, стоявших повсюду в длинных коридорах, еще большее натянула нервы. Он мог бы воспользоваться сотнями приемов, чтоб сбросить стресс в кратчайшие строки, но не хотел. Он с ужасом представлял, что его жена, как в том ужасном сне, лежит на пороге его дома и некому даже закрыть ей глаза, он не мог отделаться от этих образов. Он понимал, что бесполезно терзаться, но и хотел наказать себя за то, что он жив и здоров, а ее все нет и нет.
   Ноги невольно довели его до информационного окошка, одного из пяти. Очередь была огромная, и это было обусловлено еще и тем, что самое крайнее, пятое окошко, не работало. Люди подходили к девушкам и спрашивали о своих родственниках или друзьях, те вводили имена в базу данных дважды и смотрели, прибыли ли они в один из бункеров или нет. Тогда люди уходили радостные или грустные, а те, кто еще надеялся, становились заново в очередь. Другие следили за большим монитором, на котором появлялись имена зарегистрированных беженцев сразу же, когда те прибывали. Михаил стоял в одной из очередей и переполнялся той грустью и тревогой, витавшей в этой комнатке, больше похожей на вытянутый короткий вагончик. Комнатушка была настолько короткой, что многие стояли уже в коридоре. Кроме этого она была еще и узкой, и четыре очереди, упираясь в стену, сливались и выходили сквозь открытые нараспашку двери в коридор. И нельзя было понять, кто и к какой из них относится.
   Спустя получасовое ожидание, Михаил, чтоб слегка отвлечься, уставился в монитор и читал все имена подряд. На нем было два окошка. Одно из них было намного больше другого, имена и фамилии там пролетали быстро, но они были большими и хорошо заметными издалека. Потом эти имена помещались в правое окошко, где список был больше, и продвигался медленней, но и имена там были написаны очень мелко. Михаил читал то один список, то другой. Различные замысловатые фамилии почти никогда не повторялись, и он диву давался воображению неведомых предков, которые когда-то решили давать друг другу прозвища и имена. Кофе отпускало, и глаза начинало резать. Эта усталость поселилась в них еще и от почти суточного пребывания в костюме. Он то и дело закрывал и тер их, чтобы сбросить спазмы, резавшие глаза, если всматриваться в мелкий список, но это слабо помогало. В очередной раз, взглянув на монитор, пролетело Светлана Соборова. Он посмотрел не вовремя, и имя скрылось с большого списка. Сперва ему не поверилось, что он увидел именно это имя, в нем проснулась радость, но вспомнив о боли, он успокоился и побоялся разочарования. Он вспомнил о втором списке и начал терпеливо и внимательно всматриваться в каждое имя, боясь ошибиться. И вот вновь: «Светлана Соборова – Зап. Уб.». Это была она и она была в западном убежище, она была здесь! Окрыленный невероятным облегчением, Михаил быстрым шагом отправился к лифту, нужно было добраться к хостелу. Он бы бросился бежать, но этот район бункера был слишком оживлен людьми сновавшими туда-сюда.
   Спустя примерно десять минут он наконец-то добрался на верхний этаж, к хостелам. Там было человек пятьдесят, ждавших своих родных, которые проходили беглый медосмотр и анализы. Не смотря на то, что это был беглый анализ на заразные болезни, не более, все равно он требовал примерно сорок пять минут на человека. При ограниченном количестве врачей это должно было затянуться на пару дней, а ввиду того, что скоро прибудут новые люди, врачей можно было просто пожалеть.
   Михаил нервно всматривался в стеклянную дверь, пытаясь распознать в очередях Свету, но это было практически не реально. Спустя какое-то время он отказался от этой идеи. Его мучила жажда и было немного не комфортно в желудке, к тому же сон нагло и беспардонно, как рэкетир забирающий дань, забрал себе какую-то часть сознания, оставив Михаила и вовсе без ресурсов. Он отошел от такой же усталой толпы счастливчиков, как и та, возле информационных окошек, но глаза этих людей горели, ведь у них все еще было ради кого жить, и стал в сторонке.
   Михаил, валясь с ног от усталости, прислонился спиной к стене. Он всего на миг закрыл глаза и опустил голову на груди. Перед глазами вспыхнул образ Светланы. Теперь она уже улыбалась, обнимала его, а он, обхватив ее талию, просто всматривался в ее глаза. Мечты медленно обрастали деталями и становились все реальней, захватывая все большую часть сознания Михаила. Уснув на какую-то секунду, он отдернулся, резко приходя в сознание и улавливая потерянное на миг равновесие. За короткое время его усталые глаза уже расслабились, и нужно было привыкать к свету. Он инстинктивно осмотрелся по сторонам. Толпа все еще стояла у стеклянных дверей, но от нее уже начали отходить люди, которые сновали туда-сюда по коридору, пытаясь подольше сохранить бодрость. Кое-кто куда-то уходил, кто-то беседовал с кем-то в тенях слабо освещенного коридора. Порой казалось, что весь бункер – это бесконечный коридор, такой себе лабиринт, где чужак не мог определить разницы ни в этажах, ни в корпусах. Абсолютно стандартная расцветка стен, освещения и других элементов интерьера. Врагу было бы сложней находить важные части бункера, когда эти части ничем не отличались с другими. Это могло дать дополнительное время для эвакуации и спасти парочку жизней.
   Михаил ощутимо взбодрился после минутного расслабления. Осматривая коридор, он случайно, абсолютно незаметно для самого себя, выхватил из толпы до боли знакомое лицо. Она стояла, прикрыв рот руками, и смотрела на него. Ее глаза были мокрыми от слез счастья. Светлана не знала жив ли Михаил и вот теперь сбылись те мечты, в которые она боялась верить. Михаил тоже не мог поверить, что все его страхи теперь лишь глупые воспоминания, они все еще держали его, и он не верил своим глазам. Они смотрели друг на друга какой-то миг, совершенно не готовые к такой встрече, а потом бросились в объятья друг к другу. Как описать то, что было в их душе? Как бы они описали это? С чем сравнить оправданную надежду? Они были просто счастливы, они были лучиком света друг для друга даже в этом царстве тьмы, страданий, бед и разрушений. У Михаила катились слезы, а Светлана и вовсе рыдала как маленькая, и скоро, заметив это, Михаилу стало по доброму смешно, и он принялся успокаивать ее.
   Ближе к полудню следующего дня, Михаил проснулся первым от короткого сна. Они со Светланой получили комнату около восьми утра и тут же рухнули спать. Отбросив все тревоги, Михаил буквально упал в глубокий сон, а сейчас проснулся бодрым и полным сил. Все его страхи остались позади и начал свою привычную работу разум. Светлана все еще спала у него на груди и Михаил не смел ее тревожить. Он лежал, обнимая ее, и думал о том, что их ждет. Их комнатка была маленькой, но достаточно уютной. Не было ни сырости, ни холода, температура держалась комфортная, даже воздух из вентиляции подавался уже обогретый, не то, что в коридорах, где постоянно донимали сквозняки. Михаил смотрел мысленно в будущее, и ему в голове никак не укладывалось семейное счастье, он предчувствовал расставание, на душе было тяжеловато, но эта тяжесть была привычной и даже уже родной, она была данью тому опыту, который был за плечами Михаила, интуицией в чистом виде. Когда так на душе, то можно смело ждать посыльного от начальства, который скажет старое доброе: «Нужно идти, времени нет, вас ждут наверху». Михаил уже приготовился к этому, он знал, что так будет, понимал это, и был готов. Но сейчас он тонул в теплоте Светланы, ее нежности и уюте их маленького гнездышка.
   Бункер медленно оживал и приходил в себя. Те, кто еще не ложился, вяло расходились по убежищу, выжатые как лимон, но радостные от выполненного долга. Те, кому удалось немного поспать, говорили громче, выглядели бодрей и ходили быстрей, они были готовыми к работе, а ее было немало.
   Бункер работал как надо. Все системы отлично функционировали, мелких неожиданных неполадок было единицы, и ремонтные службы благодарили Бога за то, что им попался так называемый «удачный механизм». Всегда существуют удачные и неудачные конструкции механизмов, даже тогда, когда в них нет брака. Среди разного рода мастеров существует понятие живой и мертвый механизм, когда в нем есть душа, есть некое настроение, или, другими словами, энергетика. Западный бункер в этом плане имел неплохую энергетику, хотя все это всего лишь суеверия. Ведь если вкладываешь в дело душу, если делаешь его с отдачей и совестью, то и получается неплохое творение, а Западный бункер был построен с душой. И людям жилось тут неплохо.
   Ближе к обеду в сером кабинете главнокомандующего, все еще продолжалось ночное совещание, которое носило то исполнительную, то планирующую, то организационную функцию. Главнокомандующий все также восседал в своем кресле, с безупречной осанкой, ровным и спокойным тембром голоса и нерушимым спокойствием. Вокруг стола сидели командиры корпусов, кто-то стоял у вытяжки, куря очередную сигарету и попивая из большого картонного стакана кофе. Это кофе бесконечно варили в соседнем кабинете секретарши, с расчетом еще и на себя. Они болтали о войне, о своих бедах, курили и также пили кофе. Молодые солдаты бегали с разного рода бумагами, их они носили из кабинета в кабинет, это были распоряжения, приказы, инструкции и другие важные поручения.
   Михаил сидел в конце стола, рядом с Зорогой, ставшим руководителем Корпуса Отрядов Специального Назначения и Специальных Операций, в придачу получив звание генерала. Зорога почти не учувствовал в разговорах, они его не интересовали, он говорил лишь тогда, когда речь шла о его подчиненных и операциях, возлагавшихся на его подчиненных. Ему было проще, чем другим командирам, Главнокомандующий Вирвис был его старым боевым товарищем, хотя и не близким другом, но говорили они на равных и Вирвис не боялся этой близости, он всегда был сильней всех людей, которых встречал и Зорога знал это даже тогда, когда вел себя по – панибратски. Если бы нужно было – Вирвис бы поставил его на место и именно на то место, куда он бы захотел, но он почти никогда так не поступал и всегда выбирал толерантный подход, за что Зорога и уважал его.
   Михаил со скукой осматривал лица генералов и полковников, с безразличием слушал беседы. Он знал, что его место среди всех этих высокопоставленных лиц не случайно. Звание ему давать незачем, информации у него особой нет. В комнате даже не было военнослужащих его ранга. Михаил с иронией и грустью понимал, что для него что-то приготовили, что-то ждет его, что-то особенное. Когда он был моложе, он мечтал о таком, выдумывал в мыслях вот такие ситуации, где ему всегда говорили: «Страна нуждается в вас!» и Михаил гордо с готовностью рвался удовлетворять нацию. Но сейчас все было иначе. Нет, ему не было страшно, просто он знает, что для него важней всего на свете, что он боится потерять, и страна была чуть ниже в иерархии приоритетов.
   – Господа, прошу вас в комнату для совещаний – главнокомандующий кивнул Зороге и Михаилу – остальные свободны, отдыхайте.
   Зорога посмотрел на Михаила и кивнул ему, показывая на дверь, куда поехал на своей тележке Вирвис. Михаил послушно поднялся и пошел. Зорога шел впереди и не видел, как Михаил бросил взгляд на тех, кто уходил прочь из кабинета, ему хотелось быть среди них, и он не мог это отрицать.
   Это был небольшой, но очень уютно и богато обустроенный кабинет. На стенах были красивые дорогие обои и замысловатые светильники, их было достаточно много. На белоснежном потолке были различные узоры и рельефы, придававшие ему благородства. Весь кабинет походил на комнаты дворцов эпохи возрождения, только мебель была более современной и очень удобной. У картины с окном, собственно заменявшая окно как таковое и даже подсвечивалась, стоял небольшой стол, очевидно, предназначенный для главнокомандующего. В центре комнаты были глубокие, низко посаженные кресла, они откидывались, превращаясь в удобные, поглощающие усталость кушетки. Эти кресла стояли вокруг большого черного стеклянного стола, возносящегося всего в тридцати сантиметрах над полом, украшенным прекрасным ковром, который защищал дубовый паркет от всевозможных царапин и создавал драгоценный уют. Правда все это не оказывало особого впечатления на Михаила, он уже давно взял себя в руки и думал о деле.
   – Валерий Николаевич, налей нам чего-то, я видел, как ты дремал за столом, теперь будешь на побегушках. – Подколол старого товарища Вирвис.
   – Служу народу Украины – парировал Зорога и отправился к бару, с ним, очевидно, он был уже знаком. – Капитан, что вы будете?
   – Спасибо, я не пью.
   – Похвально – без намека на лесть заметил Вирвис – Михаил, вам наверняка очень интересно, зачем вы здесь и что вас ждет, но я хотел бы, чтобы мы дождались всех участников этой беседы. Их всего двое и они придут с минуты на минуту.
   – Если опоздают, то я их выпорю – сострил Зорога, хотя это совсем не походило на шутку. Скорее создавалось впечатление, что этих двоих парней и вправду выпорют.
   Вирвис медленно и ловко перенесся из своего самоходного кресла в то, что было у столика. Он впервые за сутки расстегнул верхнюю пуговицу на кителе, и с неоспоримо-очевидным удовольствием откинулся в кресле. В этот момент Зорога управился с выпивкой, ею оказалась обыкновенная кока-кола. Михаил подметил это про себя и Вирвис прочел его взгляд.
   – Лекарства – он многозначительно приподнял кока-колу, оправдывая свой выбор – когда пена уляжется, все решат, что это какой-то коктейль.
   – Он знает твой секрет – вмешался Зорога – теперь придется его убить.
   – Так и сделайте, этот секрет я не смогу носить в себе всю жизнь – парировал Михаил, шутливо вставая с кресла и демонстрируя готовность умереть.
   Все трое засмеялись. Учитывая, что Михаилу приходилось быть в тылу различных террористических организаций и банд, играя роли бандитов, террористов, торговцев оружия и жадных предателей, пустяк с кока-колой казался действительно абсурдным и смешным. Смех довольно резко изменил общую атмосферу в комнате. В этот момент все трое уже были в креслах, достойные, сильные и умные люди. Если бы не война, то эта встреча могла бы быть очень интересной.
   – Я забираю свои слова обратно – пробубнил Зорога, потягивая свою выпивку, которую он делал минуты три не меньше – если эти двое опоздают, я дам им отгул. Очень уж удобное у тебя кресло, Бодя.
   – Шутки шутками, парни, но провернуть то, что мы хотим, будет крайне тяжело. И тяжелей всего будет вам, Михаил.
   – Может мы бы перешли ближе к делу? – не удержался Михаил. В душе ему хотелось закончить с этим, и скорее уже узнать в какой ад его хотят отправить. Более того вся эта обстановка начинала казаться ему уже не такой милой и расслабляющей. Он понимал, что эти ребята ничем не рискуют, а ему как всегда, придется рискнуть всем, что у него есть, а есть не так уж много. Понятно, что им хотелось расслабиться после долгой ночи, но по отношению к нему это было не честно. Хотя терпения, воли и знаний Михаилу еще хватило бы, чтоб сейчас отправится тамадой на свадьбу, все же хотелось уже влиться в работу, чтобы разум не рисовал всевозможные картины ужасного будущего.
   – Михаил, сразу хочу вас предупредить, что у нас есть альтернативные варианты, мы можем выбрать других людей для этого задания. Но вы первый в списке и мы бы хотели, чтоб именно вы занялись этим заданием. Должен заметить, что оно не носит форму приказа по той причине, что без личного согласия и готовности с ним не справится. – Вирвис сделал паузу, изучая реакцию Михаила и ожидая, что бы он включился всецело в разговор.
   – Я это учту.
   – Отлично. Второй момент, который вы должны учесть, состоит в том, что это задание крайне секретно. О нем будет знать всего пятеро людей, включая вас. Такая секретность обусловлена чрезвычайной важностью и сложностью вашей миссии.
   – Мне не привыкать.
   – Хорошо. Итак, миссия крайне амбициозная, и рискованная, мы понимаем это и я еще раз напомню, что вы имеете право принять любое решение по этому поводу. Если в общих чертах, то это троянский конь. Мы хотим внедрить вас в тыл врага и сделать это нужно как можно быстрей. Сейчас они наверняка сильно заняты, у них идет большой расход персонала, огромные потери других ресурсов и, пока они, кем бы они ни были, не станут на ноги, они будут искать побольше союзников. Вы уже пересекались с их организацией. Мы считаем, что террористическая группировка «Хаос», на которую вы почти вышли до этой войны, является одним из многочисленных ответвлений нашего теперешнего врага. Теперь ответьте на вопрос: У вас там есть связи?
   – Да, я был на последнем этапе внедрения. У меня уже был человек, который хотел привести меня к ним. У них там идеология, что-то типа «построим новый мир на руинах старого». Человек, который занимался мной, промывал мне мозги этой идеологией почти три месяца, и мне удалось убедить его, что я полностью охвачен ею. Меня должны были представить их руководству с дня на день.
   – А какая у вас была легенда?
   – Я помогал им в мелких разборках с криминалитетом и других разбойных операциях как наемник. Основная идея моей маски – это простой солдат, который хочет подзаработать. Я сливал им мелкую информацию для затравки, помогал находить поставщиков оружия и наркотиков. В основном они не работали с криминалитетом, а просто отбирали все, что хотели. Я работал с другими парнями, которые были настоящими профессионалами. Мы просто сносили все, что нам попадалось. Не знаю как они, может их тоже внедряли, этого я сказать не могу, но меня такая деятельность устраивала. Короче говоря, внедряясь к ним, я параллельно делал работу полиции, поэтому мне было довольно легко доказать свою преданность.
   – Тот человек, который имел с вами дело, кто он? Что вы можете о нем рассказать?
   – Евгений Святославович Быков, бывший полковник милиции. Ушел в увольнение после травмы. Они поймали одного блатного, а за ним пришли битком набитые оружием братки. Наш полковник выбежал помогать в перестрелке и получил пулю в плечо, прямиком в сустав. В итоге инвалидность и увольнение. Там у них полно таких. Ну а если забыть о прошлом, то он был одним из главных в «Хаосе». Я даже предполагал, что он и есть главный, только прикрывался историей типа он шестерка. Это позволяло ему быть везде и сразу, не боясь за себя. Он выдал себя однажды, сказал, что уходит к начальству, а наши ребята довели его до казино. Так что он важная персона, не сомневайтесь.
   – Каковы были ваши отношения с ним?
   – Не знаю, я никогда не мог бы довериться этому человеку. Он ко всем относился как к сыновьям, а когда кто-то погибал на задании, то казалось, что он даже рад. Да и вообще деньги он любил страшно, больше чем людей. В общем, скверный тип, хотя и умный мужик. Что же касается конкретно меня, то ко мне он относился более жестко, зато я делал для него самые важные задания. Думаю, что он чувствовал, что я его насквозь вижу и за это уважал. Остальные для него были наивными детишками. Пару раз он послал ребят просто насмерть, чтоб прикрыть основные группы. Скользкий тип, с ним невероятно сложно было играть и убеждать его. Он часто задавал провокационные вопросы в самый неудобный момент.
   – Как думаете, вы смогли бы заставить его верить вам еще раз?
   – Не уверен. Пожалуй, шансы равные на любой исход.
   – И все же ваши шансы как минимум втрое выше, чем у других. У вас есть человек, который практически доверял вам. Вы могли бы прикрыться им. У других такой возможности нет.
   – Да, я понимаю.
   – Вам нужно время, чтоб решиться?
   Михаил задумался на миг. Он оторвал глаза от Вирвиса. Перед ним в его мыслях всплыла Светлана, которая будет одинока и несчастна. Неизвестно какая информация о нем будет распространена. Наверняка общая, которая будет ходить в кругу военных, то есть он будет для нее предателем. Какие шансы вернуться оттуда? Если он все сделает верно, то он на годы, а может и до конца своих дней будет в тылу. Даже если каким-то образом нашим удастся победить до конца жизни Михаила, то есть большие шансы погибнуть при штурме, или еще тысячи и тысячи вариантов. Но с другой стороны там он сможет сделать для нее в сотни раз больше чем тут. Как долго продержится бункер? Насколько хватит припасов и человеческих ресурсов? Нет. Он должен. Тяжелая судьба, но он должен.
   – Нет, времени не нужно. Давайте ближе к делу – выдохнул Михаил, это решение камнем легло ему на плечи, он немного засомневался в своих силах и правильности решения, но отступать было уже некуда. Да и более того, он знал, что согласится на все, что угодно на этой беседе. Он понимал, что будет невероятно сложно ведь идет война.



   Глава 6. Шах

   Самая коварная ложь строится на неоспоримой правде.

   «Карпатия»
   30 сентября

   – Капитан, не забывайте, что мы всегда готовы принять вас обратно. Если выполнение задания станет невозможным – возвращайтесь. Однако не забывайте, что вы наш единственный лучик надежды.
   – Я сделаю все, что в моих силах, обещаю вам.
   Вот и прошел месяц подготовки. Тысячи переигранных ситуаций, сотни новых деталей для легенды, которые пришлось изучить, среди них были и ложные и правильные. Ложные всегда цеплялись за правильные, искажая их. Самая коварная ложь строится на неоспоримой правде. Михаил уже не думал об этом задании. Он давно оставил сомнения позади и открыл свое сердце будущему. Тяжесть спала с плеч, и он как на крыльях вылетел из кабинета главнокомандующего. Это была последняя встреча тет-а-тет. Еще было только четыре утра, весь бункер спал, а они уже готовились к самому важному делу их жизни. За этот месяц со Светланой Михаил буквально воскрес. Он свыкся с мыслью о предстоящем деле и давно оставил тревоги позади. Это было его новым делом и ничего больше. Он был уверен в своих силах, он знал, зачем делает все это и он знал, как это делать. За время тренировок он сильно вырос. В учителя ему выбрали ветерана разведки, неунывающего и искусного человека, он был невероятно умен и опытен. Этот человек невольно вернул Михаилу веру в себя. Наверняка он был какой-то легендой шпионских кругов, о подвигах которого, мы и не узнаем никогда. В любом случае Михаилу казалось, что он готов ко всему. Однако было ли это так на самом деле? Или это лишь удачно построенная психологическая защита? Время покажет.
   В лифте Михаил проверил все системы скафандра. Он был в новенькой офицерской сутре, с новеньким комплектом оружия класса Тотус. На планировке снаряжения был соблазн слить на это задание старую или даже потрепанную в боях сутру, так как она все равно достанется врагу вместе с Михаилом, но это могло бы породить лишние подозрения. А если это могло породить подозрения, то этого делать было нельзя. Ведь Соборова итак будут подозревать во всем, чем только можно, и давать лишний повод крайне глупо и опасно. Наверху уже были все члены команды. Из-за крайней секретности операции Михаила никто не провожал, никто не задавал вопросов, никто не желал удачи и не смотрел со слезами на глазах. Для всего бункера это был обычный рейд за ресурсами или какими-то людьми. Усталый часовой осмотрел разрешение и пропустил в ангар с автотранспортом. Старенький дизельный хаммер должен был довести их до самого Крыма. Нужда в таком длинном переезде была обусловлена новыми реалиями военных будней. Все еще неизвестный враг начал контролировать воздух, чем сильно снизил скорость передвижения по стране, поэтому еще неделю назад пришлось прибегнуть к столь длительному и изнурительному переезду. Однако Михаилу это нравилось, день в дороге по своей родной земле еще на пару часов оттянет его суровое будущее. Единственное, что отличало этот хаммер от других – он был полностью отремонтирован всего пару дней назад. Новенькая ходовая и переточенный движок давали парням пару лишних бонусов.
   У так называемой миссии было несколько целей. Одна из них была полностью секретна для всех – это внедрение Михаила в тылы врага. Вторая, которая была на бумагах – это рейд, и третья – это разведывательная миссия, целью которой было найти старый подземный бункер в горах Крыма. Об этом бункере знали и враги. В первые дни войны, когда спутники еще повиновались нашим, была замечена активность в самом бункере. Были даже фото воинов в сутрах. Очевидно, что там была устроена засада, ожидавшая ничего не подозревающих беженцев. По новым данным со спутника, перехваченным три недели назад, удалось узнать, что бункер заселен. Скорее всего, он был перевалочным пунктом. Слабая охрана из обыкновенных солдат, вооруженных стрелковым оружием, которая была прямо как сыр в мышеловке, постоянно на виду, выдавала засаду. Именно разведка и возможный захват этого бункера и было третей целью миссии. Об этой версии знали почти все вышестоящие военные, но никто не говорил об этом думая, что он посвящен в тайну. Некоторая часть информации об этом, так называемом, разведывательном задании была запущена в качестве слухов таким образом, чтоб каждый из военных мог дополнять эти слухи своей информацией, одновременно опровергая одного из своих коллег чем порождая еще больше интереса и вопросов именно к этой версии. Таким образом, тылы миссии и тылы Михаила были прикрыты более чем надежно. Ведь чем больше споров порождает какой-то вопрос, тем дальше от понимания истина.
   Еще более надежно они были прикрыты благодаря удачному стечению обстоятельств. В общей сложности это было трагедией, но в условиях закулисных интриг это сыграло роль прекрасного трамплина. Буквально две недели назад несколько военных без вести пропали и вскоре были запечатлены разведгруппой во вражеском автотранспорте. После этого были рассекречены данные о местоположения Харьковского убежища, которое подверглось небольшому штурму, что могло свидетельствовать о том, что информацию об этом бункере выдали именно предатели. Вслед за этими двумя дезертировало еще несколько рядовых солдат, местонахождение которых уже не удалось узнать. Известно было лишь то, что им удалось украсть несколько карт, указывающих расположения складских помещений и перевалочных пунктов, которые вскоре были ограблены.
   Эти события создали Михаилу некую ширму из паники и серии предательств как бы толкнувшие и его на побег. Этим самым немного сгладив его предстоящее предательство, которое стало бы информационной бомбой, если бы он был на месте первых дезертиров. А теперь он уже навсегда останется в их тени. В любом случае, буквально в последние дни, было решено в первую очередь запустить дезинформацию о том, что Михаил погиб в бою, но параллельно пустить и слух о том, что он предатель. Этот слух предназначался вражеским шпионам, которые возможно находились в бункере. Этот слух должен был немного помочь Михаилу. Когда информация о том, что его считают предателем дойдет до тех людей, которые будут решать вопрос о его чистоте, то это послужит Соборову дополнительной гарантией.
   Парни безмолвно сели в потрепанный джип. Вся правая сторона была прошита пулями крупнокалиберного пулемета. Если бы не было темно, то на изрезанных сиденьях наверняка можно было бы разглядеть засохшую кровь тех бедняг, которые попали под обстрел. Хаммер стоял среди новеньких Сабурбанов, еще месяц назад сверкавшим глубоким черным цветом, увозя важных беженцев из опасных регионов. В одном из них привезли и Михаила. Но сейчас их было сложно опознать. Перекрашенные в камуфляжные цвета, переоснащенные по последнему слову военной техники и вооруженные пулеметами, они выглядели внушающей страх несметной силой. Старенький хаммер, гроза маленьких военных конфликтов начала второго тысячелетия, не отставал и смотрелся как битый временем ветеран.
   Зорога сел за руль. Осмотрелся, привык к креслу, немного качнулся, проверяя, не забыли ли усилить пружины под вес сутр, но хаммер проигнорировал движения Зороги и остался стоять как вкопанный. Михаил уселся на правое пассажирское место. Зорога провернул ключ, и двигатель бодро подхватил обороты. Спустя пару минут потраченных на разогрев двигателя, они двинулись. Михаилу все казалось нереальным, он понял, что до сих пор не верил в то, что они возьмутся за этот план в плотную. Он побаивался этого задания и потому старался поменьше думать о нем всерьез, относясь как к рядовому заданию, но сейчас реальность начала давить на него чуть сильней. Казалось, что все развивается очень быстро, вот они уже двинулись, абсолютно безмолвно. Никого ничего не интересовало, все ехали работать, план действий был просчитан и прорепетирован тысячу раз, все было делом техники. Осознание этого вернуло Михаила в строй. Он был творческой натурой, и мощное воображение иногда создавало ему лишние проблемы своей субъективностью, хотя любой на его месте хоть раз бы засомневался. Соборов вспомнил, что его ждет незабываемое путешествие по Карпатам. На украинском языке этот месяц звучит очень удачно, наиболее удачно – это был – жовтень, что прямо указывало на время, когда деревья меняют свой цвет. Михаил обожал осень, особенно время, когда деревья начинают менять свои цвета. Какие-то из них предпочитали желтый, а какие-то красный, одни выбирали яркость, а другие – контрастность. Казалось, что осень – это время, когда природа показывает лучшую сторону своего характера Джип качнуло на подъеме, и они выехали на короткий серпантин, он шел огромной резьбой к верху из ангара наружу. Михаил включил один из визуальных фильтров, превращающий цвета в тысячи оттенков, различая и придавая невероятной контрастности даже самой маленькой тени в самую черную ночь, и темнота, поглощающая все еще минуту назад, растворилась в сотнях оттенков и цветов. Первым в глаза бросился искусственно созданный водопад, через который они выезжали. Он был создан как ширма для входа в убежище. Водопад питала специально созданная река, но Михаил не знал об этом, он всегда думал, что водопад настоящий. В визуальном фильтре вода водопада выглядела как тысячи иголок, падающих откуда-то с неба, сверкая на свете фар.
   Спустя миг их осветила полная луна. В рации раздался голос диспетчера, который располагал данными о маршруте и последними сводками разведки. Он сообщил, что их путь чист, дал указание по какой дороге ехать предпочтительней и после подтверждения получения информации Зорогой, пожелал удачи и отключился. Они остались совсем одни. Больше никто на них не влиял. Четыре человека пытавшихся изменить историю, при этом были простыми парнями, которых судьба заставила воевать. В ходе тренировки все они довольно близко сдружились, они были лучшими из лучших. Кто-то мог то, а другой мог это. Самым загадочным был Гавриил Нелевский, парень, за голову которого была назначено вознаграждение. Он был легендой, первой живой легендой, единственным воином, кто в одиночку в первые дни войны, не обладая ни опытом, ни навыками, умудрился победить в ближнем бою четырех соперников подряд. Одного за другим. В объявлениях, которые во множестве распространялись до сих пор безликими врагами, он фигурировал как Дубненский воин. Наградой было руководство любым регионом бывшей Украины на выбор – более чем заманчиво. Этот подвиг дал возможность Гавриилу остаться в строю, несмотря на глухоту и немоту. Теперь ему в скафандр встроили специальный фильтр, что трансформировал полученные в радио звуки в визуальные картинки и слова.
   Михаил бросил взгляд в боковое окно, пытаясь распознать стражников, но ничего не увидел. Он смотрел точно туда, где они должны были лежать, он знал место наверняка, но распознать тело человека было просто не возможно. Лишь легкое движение головы стражника, который обратил внимание на хаммер Михаила, выдало его на долю секунды. Спустя минуты они въехали в лес, где не было дороги, но, тем не менее, хаммер шел ровно и гладко как на асфальте. Бункер остался позади. Михаил с грустью провожал очертания горы, под которой находился бункер, где-то в его комнатах мирно спала Светлана. Она так старалась не проспать это утро и проводить Михаила на задание, что заснула, а он не смог позволить себе разбудить ее. Тем более теперь, когда она отвечала за две жизни. Михаил молился, чтоб ребенок простил ему его отсутствие, но отступать было некуда. Кроме всего прочего Михаилу не хотелось лишний раз врать ей, и он с тяжелым сердцем ушел не попрощавшись.
   Впрочем, Михаил был спокоен за судьбу Светланы. Он посмотрел бункер изнутри, познакомился с теми, кто им управляет, и понял, что в этом обществе он хотел бы вырастить своих детей. Люди объединились и сплотились, забыв о себе. Удивительно, но казалось, что Бог своими невообразимыми путями отобрал самых достойных в эти подземные ковчеги. Он знал, что там в этом оплоте, она в большей безопасности, чем на прежних улицах, погрязших в ненависти и зависти городов.
   Через пару часов начало светать, а Михаил все проигрывал в уме будущее задание. Зорога попросил парня пулеметчика сменить его за рулем, и тот вел уже последние полчаса. Он ехал осторожней Зороги, медленней и даже пытался объезжать ямы, но и уверенности ему недоставало. Ощущалось напряжение, хотя не мудрено, ведь летать под сотню по извилистых дорогах, лишь изредка притормаживая на серпантинах, не самое комфортное занятие. Впрочем, ехали с ветерком, прямо на восток, ловя лобовым стеклом первые лучи солнца, которое вяло поднималось из-за сложного, закрытого горами горизонта. Дорога вела их вперед, маленькие городки и деревни, оставшиеся без людей, пролетали один за другим. Они претендовали на тоску и отчаяние в вашем сердце, но Михаил гнал эти чувства.
   – Как дела Миша? – прозвучало в наушнике.
   – Нормально, товарищ генерал.
   – Переживаешь немного?
   – Как и прежде меня немного беспокоит эпизод с Гавриилом.
   – Да уж, намудрили в штабе с ним. Но как бы там ни было, а план вполне жизнеспособный, хотя и фантастический.
   – Меня удивляет, как Нелевский согласился на него. Парень, твой шанс выжить процентов тридцать, не больше.
   – Такой уж он. Я присутствовал на беседе Гавриила и Вирвиса, он согласился сразу, без колебаний. Думаю, что этот парень еще покажет свои козыри, правда Гавриил? – Зорога хлопнул Гавриила по плечу, когда тот не обращая внимания на разговор, рассматривал из окна горы.
   Гавриил поднял согнутую в кулак руку вверх, показывая, что готов на сто процентов.
   – Короче, Миш, прекращай, а то он нас сейчас отметелит и глазом не моргнет – Зорога умел подбодрить. На что Гавриил зашелся смехом, который, впрочем, походил больше на попытку подавить этот смех. Когда все успокоились, Нелевский воспользовался случаем и обратился к Зороге. Он хлопнул его по плече, указал на себя, а потом проделал движения будто у него в руках руль, давая понять, что хочет прокатиться.
   – Видал? А ты беспокоишься о его боевом духе. Андрей, тормози, все равно ты водить не умеешь. Пусть старшие прокатаются.
   Джип остановился от резкого нажатия на тормоза. Впрочем, антиблокировочная тормозная система не дала хаммеру ни малейшей возможности пойти в занос. Джип остановился спустя метров сорок, ведь у него на борту было около полторы тонны груза, и Гавриил успешно перебрался за руль. Резко набрав скорость, он ехал с невероятным азартом.
   – Диву ему даюсь – начал слегка озабоченный и встревоженный Михаил – как он умудряется быть таким? Как робот, ей Богу.
   – Он не обращает внимания на страх, Миша. Бери пример. Сильные люди способны окрасить время в те цвета, которые хотят. Это может быть страх, а может быть смелость, может быть зло, а может быть добро. Кто сможет, посмотрев на этот потрепанный в битвах хаммер, сказать, что эти четверо ребят задумали проникнуть в сердце неизвестного им врага и разрушить его изнутри? Кто способен поверить в такой смелый план? Тот, кто может поверить в себя действительно способен на подобный подвиг, и ему помогают сами небеса, они уважают упорство и отвагу не менее чем все остальные. Можешь быть уверен в этом. А кто помогает тому, кто верит в свою гибель? Глупо верить в негативный исход, он случится так или иначе, задача как раз в том, чтоб его избежать. Страх – это вера наоборот. Страх не способен ни на что кроме как на то, чтоб остановить тебя. Он не даст тебе пищи, не прикроет от пуль, не спасет от пропасти и не убережет от беды. Страх глуп и слеп, а его друзья – грусть и отчаянье и того бесполезнее. Они поворачивают тебя спиной к беде, и делают это часто тогда, когда над тобой уже завис меч и в самый раз принять бой. Но ты уже беззащитен, ведь страх сетью лег на твои руки и плечи. Оружие против страха – вера в победу, но не стоит также рисковать понапрасну. Победа – сестра тщеславия и дочь самоуверенности, но она лучшая в этой семейке. Ее лучшая подруга – отвага, а наставник и учитель – беспристрастность. Держитесь ближе к этой троице, и вы пройдете сквозь тьму и орды врагов. Они в совокупности зовутся верой, подпитывайте их любовью и будите надеждой.
   – Отличные слова, генерал – разорвал вдруг нависшую тишину Андрей.
   – Все верно. Но очень многое поставлено на карту. Ответственность большая. Я сделаю все, что в моих силах, но что если сил окажется не достаточно?
   – Об этом не беспокойся. Сделай все, что в твоих силах и не пытайся прыгнуть выше своей головы, Миша. Ты слишком близко берешь все к сердцу. Лично я в тебе не сомневаюсь, когда перестанешь верить в себя – вспомни, что есть люди, которые будут верить в тебя всегда!
   – Уверен, что мне это пригодится – Михаил улыбнулся и отбросил все тревоги. Тревожиться и сеять сомнения – было нелепо и глупо, это ничего не меняло и никак не помогало, а только рушило уверенность и отнимало драгоценные силы. Он воспользовался минуткой и расслабился, постепенно погружаясь в сон. Он давно допустил ошибку, когда пустил эти тревоги в сердце. Ему вспомнились наставления многих его учителей, учившие его бороться со своими иллюзиями и тревогами, что сеют разрушения и страхи в его сердце. Это было не к лицу воину, и он в который раз отпрянул от них как от огня, вернув в свою душу покой. Нужно просто смириться с тем, что ты не всесилен.
   Ехали уже девять часов подряд. Однажды подзаправились у какой-то разграбленной бензоколонки, так что использовать запасы горючего не пришлось. На пятнадцать минут было разрешено снять шлемы и перекусить, что очень понравилось Михаилу. Его стопперы на шее были плохо подогнанные, и он наконец-то смог это исправить. Было всего час дня, а по настроению можно было предположить, что уже вечер. Разбитая горная дорога вымотала нервы всех пассажиров.
   – Впереди город – задумчиво произнес Зорога. – Андрей, ты помнишь о своем задании?
   – По моим расчетам, нам еще нужно минут двадцать ехать.
   – Все верно. Потом ты идешь впереди на расстоянии пяти миль. Будь острожен. При малейшей опасности падай и связывайся с нами. Все понятно?
   – Так точно – Андрей знал свое попутное задание, как пять пальцев. В идеале знал карту города, знал вид улиц, фотографии домов и даже образовавшиеся еще при биохимической атаке пробки. Все эти данные были получены ранее со спутника и теперь старательно загружены в его память. Поэтому приказ Зороги звучал чистой формальностью, и никаких новых указаний Андрей, в принципе, не получил.
   – Гавриил, далее поведу я, ты же, в случае чего, готовься к бою. Михаила попытаемся поберечь – Зорога движением руки привлек внимание Гавриила и указал на шлем. Тот прочел послание и поднял большой палец вверх, выражая свое беспрекословное согласие.
   – Я прям как президент.
   – Не беспокойся, Миша, скоро головной боли у тебя будет более чем достаточно.
   – О, да – согласился Андрей, дожевывая сухой паек.
   Михаил ел без аппетита. Он вообще был одним из тех, кто мог раз в день покушать и пахать без сна сутки напролет. Он смотрел на небо, где тысячи и тысячи маленьких туч выстроились несчетным фронтом от горизонта до горизонта, и ловил себя на мысли, что он ненормальный, раз сейчас это кажется ему любопытным. Он никогда раньше не видел такие небеса. На голубом и чистом небе везде, куда только достает глаз, небольшими прямоугольниками, квадратами или замысловатыми овалами, высыпали тучи. Над головой они казались большими, а дальше, во всех остальных направлениях, уменьшались и, в конце – концов, сливались в единую кучу на горизонте. Небеса казались огромным ситом, а с другой стороны они походили на черно-белые фильмы о второй мировой войне, когда показывали сцены с сотнями истребителей, которые крыло к крылу летели на бомбардировку.
   – Поехали – в этот раз убийцей тишины выступил Зорога.
   Спустя пятнадцать минут они подъехали к окружной. Зорога притормозил, и Андрей вылетел, помчавшись вперед с невероятной скоростью, как комета, оставляя за собой небольшие клубы пыли.
   – Я в черте города – послушалось в радио – начинаю разведку. Первый квадрат чист.
   – Выезжаю на окружную – ответил Зорога.
   – Второй квадрат чист… Третий квадрат чист – вслед за третьим чистым оказался и четвертый. Все обошлось. Они подобрали Андрея спустя двадцать минут на другом конце города, и помчались дальше.
   Остаток пути проехали спокойно. Были две остановки на дозаправку и перекус. Большую часть дороги вел Гавриил. Он ехал очень ровно и равномерно, не меняя скорости и не виляя машиной, и все очень быстро привыкли к его манере вождения и немаленькой скорости. Андрей проспал часа три или больше, а Зорога скорее всего либо что-то планировал, либо тоже дремал. Михаил же всматривался в окна, получая наслаждения от расслабляющего ритма дороги. Он любил дрогу, любил романтику и неизвестность, что были с ней связаны. Он впитывал в сердце свободу, которая у него еще была, спокойствие и сравнительную безопасность. Этим нельзя разбрасываться во время войны иначе сойдешь сума. Не стоит отказываться от возможности получить заряд позитивных эмоций, не смотря ни на что. Он помнил это еще когда был курсантом в спецназе. Нужно уметь работать, нужно уметь отдыхать и нужно уметь награждать себя за работу.
   Вскоре стемнело, а позже еще и плотно затянуло небо, поэтому ночь оказалась просто таки непроглядной. За руль посадили Андрея. Он вел без фар. Медленно и осторожно он, казалось, крался в тылу врага. Фактически это так и было. Пусть это была территория, где находился один из больших бункеров – убежищ, но все же эта территория никем не контролировалась и не патрулировалась. Тут даже не ходили разведчики из соседнего убежища. Потому, что до него было еще далеко. Спустя пару часов проехали первый указатель на Армянск, что означало въезд на Крымский полуостров. Ехали второстепенными дорогами, очень часто прямо возле моря. Михаил мечтал, будто они с друзьями приехали на отдых. Сейчас отоспятся и с утра на море, знакомится с симпатичными девчонками, играть в волейбол и пить холодное пиво. Сейчас, пропущенное через несколько визуальных фильтров скафандра, оно отдаленно походило на него. Около часа ночи наконец-то добрались до конечного пункта, который был на пляже, спрятанный между гор и даже прикрытый с воздуха огромными отвесными скалами.
   Зорога сразу скомандовал отбой. У Михаила не было вахты, но он не сводил глаз с моря. Оно было прямо перед ним, в метрах двадцати, не больше. Он думал о Светлане, о том, как вернется к ним, как обнимет, получит, наверное, пощечину, но потом будет прощен. Мечты сменяли друг друга. Вскоре его и Андрея разбудил Зорога. Гавриил, очевидно, был уже где-то на улице. Михаил заметил, что не почувствовал смены температуры, хотя хаммер обильно покрылся инеем, что говорило о поддержке костюмом. Михаил осмотрел показатель батарей, и с удовольствием увидел 95 %. Ночь выдалась неожиданно холодной. Также не заметил Михаил как заснул. Сейчас все тело ныло от того, что он заснул сидя в неудобной позе.
   – Пять минут на разминку. Потом инструктаж и выступаем. Не выходить из-под прикрытия скал.
   Соборов и Андрей, который казался разбитым и не выспавшимся, отправились к Гавриилу, уже размахивающему мечом. Увидев их, он приветливо поднял руку.
   – Привет, дружище – радостно приветствовал его в ответ Михаил.
   Спустя пять минут все четверо изрядно поработали, чтоб привести себя в состояние бодрости духа и тела. Было трудно делать это, находясь в костюме потому, как мышцы почти не получали нагрузки, поэтому приходилось упражняться интенсивней. Это было необходимо потому, как все бои были на мечах и от того насколько вы готовы, насколько разогреты ваши связки, зависит ваша жизнь.
   – Итак, приступим – Зорога разложил между сиденьями небольшую карту – наш бункер находится в трех километрах на восток отсюда. До рассвета больше часа, точнее один час и пятнадцать минут. До этого времени мы должны будем незаметно подойти к бункеру и провести разведку, изучить движение охраны, интервалы между отчетностью, это сделаешь ты, Андрей.
   – Так точно.
   – Далее приступаем к выполнению задания. По данным инженерных расчетов существует два входа в бункер. Основной и дополнительный. На парадный вход идут Михаил и Гавриил. Создайте там как можно больше шума, но не углубляйтесь в бункер. Повторяю, в бункер, без моей команды, не входить. Андрей, ты отправишься ко второму входу, но также не входишь. Этот вход расположен прямо из горы. Твоя первая задача – узнать работает ли этот вход, не завалена ли дверь и все. Дальше выбираешь точку повыше и работаешь со снайперской винтовкой, помогая на главном входе. Главная твоя задача – транспорт противника. Стреляй прямо в двигатель, чтобы задержать их и дать нам время перегруппироваться. Как только появится транспорт – я отправлюсь его встречать и попробую увести за собой большую часть подкрепления. На востоке, в пяти километрах, существует заминированная зона, туда я их и заведу. Дальше, если смогу воспользоваться ситуацией, вернусь к вам. А если нет, ты Андрей начинаешь работать один. Далее начинаем радио представление.
   – Вас понял.
   – Все понятно, генерал.
   – Отлично. Берите оружие и идем незамедлительно.
   Хаммер бросили там, где ночевали, и, вооружившись, отправились на восток. Андрей сразу отделился, лишь подняв руку в знак короткого прощания, и побежал чуть быстрее, потому, что ему предстояло пройти на километр больше остальных. По рации никто не говорил, все слишком хорошо знали каждое свое действие. Говорить было попросту не о чем. Даже этот инструктаж носил характер не более чем ритуала, к которому все так привыкли, не более.
   Шли по берегу моря. Оно наполняло все пространство своим оглушающим шумом, что выдавало начинающийся шторм. Вскоре берег начал подниматься над уровнем моря и белый песок сменился камнями, а позже одной однообразной глыбой камня. Подниматься было легко, но задерживались из-за осторожности, которая никогда не бывает лишней. Впереди шел Зорога и осматривал каждый сантиметр, опасаясь мин и растяжек, способных их выдать. Спустя еще несколько минут генерал подал знак и присел, давая понять, что добрались до верхушки горба. Михаил и Гавриил последовали за ним и принялись изучать местность. Слева, то есть с севера, к бункеру шла дорога, по которой стоило ожидать прибытия подкрепления. Она была главной задачей Зороги. Сам бункер был похож на большой земляной погреб с воротами и туннелем, уходившим вниз. На входе стояло двое охранников с обыкновенным стрелковым оружием и два мепса на массивных цепях, закрепленных на бетонных стенах укрытия.
   – Я на месте, запасной выход завален камнями.
   – Это ловушка, как мы и предполагали. Что ж это значит, что подкрепление будет с дороги и никак не иначе. Все идет по плану. Гавриил и Михаил – начинайте. Охрану мочить, есть подозрение, что они с сюрпризом. Переключайтесь на старую довоенную волну, пускай слушают нас. Только смотрите не ляпните. Говорить сугубо фразами из «сценария»!!!
   – Вас понял.
   – Так точно.
   Михаил и Гавриил быстро побежали в сторону бункера. В это время Зорога начал незаметно уходить на север, в сторону дороги, чтоб перехватить первых, кого подобьет Андрей. В нескольких сотнях метрах от бункера стража включила сирену и спустила мепсов. Из земли выскочило несколько пулеметов, которые, не теряя времени, тут же затрещали сотнями выстрелов. Это были огромные пулеметы, они вешаются на современные истребители. Пуля от такого пулемета способна была отбросить воина в сутре на пару метров назад.
   – Ложись – скомандовал Михаил.
   Оба упали и ползли к бункеру, игнорируя бесполезные усилия мепсов, которые пытались укусить их и оттянуть куда-то. Когда добрались до пулеметов, охрана тут же взялась за базуки и гранаты, засыпая парней взрывными волнами. Казалось, что началась вторая мировая. Пулеметы все еще трещали, поливая их спины сотнями крупнокалиберных пуль, они каждый раз рикошетили. Псы уже давно остались позади, нарвавшись на пули собственных пулеметов. Одна за другой взрывались гранаты и ракетницы базук. Выбрав момент, Михаил быстро поднялся на руках и метнулся к пулемету, разрубив его напополам точно вдоль ствола. Второй пулемет уничтожил Гавриил, подставив вплотную к стволу свой щит. Пули разорвали ствол и нарушили механизм пулемета, отбиваясь друг от друга внутрь спускового механизма. Далее оба, как пловцы в синхронном плавании, метнулись к охране. Та, запаниковав, попыталась убегать внутрь бункера и приоткрыла двери, но парни были быстрей. Как только они подбежали к ним, те запустили по воинам кинжалы с покрытием Уны и вытащили мечи. Соборов и Гавриил ловко увернулись от бросков. Хотя расстояние было слишком большим, и Уна, без контакта с человеком, нейтрализовалась в воздухе, потому можно было просто проигнорировать эти кинжалы. У солдат под одеждой виднелась броня, только намного более тонкая и аккуратная, а на лицах были маски, которые на самом деле тоже были частью скафандра. Их скафандры наверняка были слабее, чем скафандры парней, они просто не могли содержать достаточное количество магнитных мышц. Заметив это, Гавриил остановил Михаила, уже собравшегося атаковать, и показал назад, чтобы тот прикрывал ему спину. Михаилу не хотелось, но он повиновался, тем более, что это было разумно.
   Михаил выбежал из прохода и осмотрел дорогу. На ней ехало два довольно больших джипа, но он знал, что в них помещается не более пяти воинов. Итого их было десять. Если повезет и Зорога сможет отвлечь на себя внимание, их станет меньше. Где-то за спиной Михаила прогремел выстрел из крупнокалиберной снайперской винтовки, и первый джип, перевернувшись через себя, упал на крышу и продолжил кувыркаться. В след за ним полетел и второй. Они ехали довольно быстро поэтом сейчас так долго не могли остановиться. Перевернулись они потому, что пуля Андрея угодила прямиком в коленвал мотора, заклинив его, однако инерция от движения внутри мотора настолько велика, что она опрокинула джип. Такое случается и в обыкновенных машинах, если двигатель не срывает с креплений. Если его срывает, то он просто прокручивается под капотом вокруг своей обычной оси движения, попутно ломая и разрывая все вокруг. Но в этих джипах двигатели крепились мощней, и потому инерция передалась всему автомобилю, опрокидывая его.
   Слева, со стороны скал, выбежал Зорога. Он мчался к изувеченным и разлетевшимся на части джипам, из которых вылезали воины. Одного из них он тут же прикончил, когда показался второй, то ударил и по нему.
   – У меня минус два.
   В следующий миг он заметил, что из заднего джипа, находившегося севернее на сто метров, уже выбралась вся команда и теперь они бежали к нему. Зорога бросил свое занятие, по добиванию плохих парней, и побежал на восток, к спасительному минному полю, которое вполне могло, если повезет, оглушить на время его хвост.
   Несложное уравнение привело Михаила к мысли, что к ним сейчас прибудет минимум пятеро противников. Он оглянулся назад, Гавриил сидел на корточках и всматривался в темный проход бункера. Слева в углу лежало четверо воинов, которых он уже очевидно успел сложить на кучу. Он лениво взглянул на Михаила и продолжил следить за бункером, опасаясь атаки изнутри.
   Андрей тем временем раз за разом стрелял по воинам, и они, несколько раз сбитые с ног ударной волной, ползли по земле. Гавриил, получив негласный приказ от Михаила, ушел за двери бункера. По сценарию они должны были сейчас разбивать эти двери мечами, но охрана сама открыла их. Заданием Гавриила – было – как бы уйти в бункер. За это время Михаил должен был договориться с врагом о его сдаче.
   Вражеские солдаты довольно быстро приближались, ползя и извиваясь как змеи, они двигались невероятно ловко и шустро. И вот они уже прямо у ног Михаила. До того как первый из них мог встать, пользуясь прикрытием входа в туннель, Михаил неожиданно для всех их, бросил меч, за ним одноручные мечи и кинжалы. Опешив, враги стояли, и смотрели на него секунд десять, не меньше. Когда один из них подошел ближе, доставая меч, Михаил стал на колени и поставил руки за голову.
   – Меня зовут Михаил Соборов. Евгений Святославович Быков мой друг, и я ваш друг. Я привел вам Дубненского героя и хочу награду. Слышите? Дубненский герой вошел в бункер, я помогу вам его взять.
   В это время Зорога уже подбегал к Андрею. Те трое, что побежали за ним, попали на минное поле. Противотанковые мины последней модели поднимали их в воздух как воздушные мячики, бросая от одной мины на другую. Каждый из бедняг раз пять попал на мину. Воспользовавшись тем, что враг оглушен, Зорога просто прикончил их на месте, не дожидаясь пока те придут в себя. Следя за эфиром, он понял, что начиналась радио игра, в которую поспешил вступать.
   – Ты что это собрался делать, засранец?
   – Пошел ты, Зорога и ваша несчастная армия и ваш убогий бункер. Я ненавидел вас с самого начала. Где теперь ваша демократия, которую вы так достигали тогда, когда я попадал в засады и получал ранения на военных операциях, за которые мне даже никто не платил? Это и есть ваша гребенная демократия? И что теперь? Вы хотите ее вернуть? Нет уж, без меня, я в этом не учувствую – Михаил играл от души, он орал во всю, чтоб все слышали. Враги тоже слушали, потому, что никто ничего не предпринимал.
   – Ты что, предаешь нас? Я не понял… – отчаянно и грустно спросил Зорога.
   – Нет… Я предаю ту систему, частью которой ты являешься, ничего личного.
   – Личного? Пошел ты, ясно? Ты ответишь за это! Сейчас же! – конец связи, Гавриил, Андрей, переходите на запасную волну.
   – Кто ты говоришь в бункере? – спросил один из вражеских солдат, наклонившись над Михаилом.
   – Дубненский герой. Вы назначили за него награду, и я хочу ее.
   – Где он? Позови его.
   – Сначала, дайте гарантии, что я получу награду – играл дальше Михаил.
   – Моя гарантия – это то, что ты до сих пор жив. Бункер завален и вход один, я знаю это, но все еще не убил тебя. Ты поможешь взять его, и тогда я буду тебе верить. Возьми свой меч.
   – Он сильный воин. Я могу не справиться.
   – Мне плевать, пока что ты никто, и если ты сдохнешь, я даже в отчете не укажу такой мелочи.
   Михаила заинтересовало то, как хорошо владели языком его соперники. Был легкий акцент, но, в общем, говорили отлично.
   – Пусть будет по-вашему. Но потом я хочу говорить с полковником Быковым. Он вам за меня голову, свернет.
   – Откуда ты его знаешь, раб? – старший подошел и схватил Михаила за горло.
   – Мы хорошие знакомые, я лишь ждал случая, чтоб вернуться в его отряд. Я давно работаю с ним.
   – Мы поможем тебе, но если что, знай, что ты мне уже не нравишься, и я прикончу тебя сразу, как только ты покажешься мне странным или опасным, или не нужным. Понял? – Михаила пригвоздили к стене и приложили меч к горлу. Но он чувствовал, что с Быковым попал в точку. Возможно он даже его непосредственный командир, поэтому Михаила даже остерегались.
   – Заметано.
   Зорога и Андрей, которые слушали всю беседу, не дожидаясь больше ничего, приступили к плану по освобождению Гавриила.
   – Второй пошел! – второй – это был псевдоним Гавриила.
   Гавриил вылетел из-за дверей бункера и пошел прямо на Михаила. Они отыграли тысячу комбинаций этой ситуации, и, как и в одной из них, Михаил был на коленях. Гавриил с разбегу ударил рубящим ударом, направленным прямо в голову. Не вооруженный ничем Михаил, проскочил между ногами Гавриила, и одним из ножей, которые у него еще были в запасе, порнул его по ноге. Рана была не глубокая, это была царапина.
   В следующий миг вход в бункер начали забрасывать гранатами. Андрей стрелял им прямо в спину из пулемета, и им пришлось укрыться за щитами, чтоб не падать на землю. Отвлеченные огнем, они на миг забыли о Гаврииле, который бежал на них. Он разрубил одного из воинов пополам, и, оттолкнув двоих других, выбежал вон из туннеля. Он не боялся нарваться на выстрел из базуки, который отбросил бы его назад в туннель. По условию этой сцены, правую сторону не обстреливали.
   Все развивалось очень быстро. За какие-то три минуты Михаил успел перейти на сторону врага, потом был разговор по рации, потом последовал выход Гавриила и внезапная бомбежка. Опешившие враги не успевали за событиями и не владели ситуацией, и ради этого сбрасывать темп было нельзя. Двое из них бросились на Зорогу и Андрея. Михаил же, схватив свой меч, побежал за Гавриилом. Главарь врагов побежал за ним. Гавриил уходил к морю чуть медленнее Михаила. Михаил бежал наоборот очень быстро, пытаясь вступить в бой с Гавриилом первым, не давая этого сделать вражескому командиру. Добежав до обрыва, они схлестнулись мечами. Потом еще и еще один удар. Гавриил с силой оттолкнул Михаила, и поспешил нанести добивающий удар, на который Михаил ответил уверенным блоком. От мечей полетели искры. В этот миг к ним подбежал командир. Он сразу напал на Гавриила, пытаясь ударить его в спину, но Гавриил, прыгнув и перекатившись вперед, через Михаила, ушел от удара. Командир бросился вперед, перепрыгивая через Михаила. Поднявшись, и оказавшись у того за спиной, Михаил с трудом отказался от идеи расправиться с ним на месте.
   Гавриил пошел в неистовую атаку, потом, слегка махнув мечом изображая удар, ушел в сторону, и неожиданно выхватив запасной меч, ударил по вражескому командиру, но вовремя поспел Михаил, отталкивая несчастного вперед, и спасая ему жизнь. Гавриил тут же переключился на Михаила, и они начали быстрый обмен ударами, не давая вражескому лидеру вступить в бой со спины Гавриила. Они кружились и извивались, прыгали и уходили от ударов друг друга. Посмотреть было на что, и командиру ничего не оставалось, как только смотреть на представление множество раз отрепетированное специально для него. Все шло по плану, но не хватало Зороги, и его гранатометов. Михаил побаивался, что он не управился с теми двумя или тремя, которые побежали на него. Наконец-то краем глаза он заметил, что один из вражеских солдат быстро направлялся к ним, он нес одного из своих товарищей на спине. За ними не спеша следовали Андрей и Зорога. Подойдя на расстояние выстрела, они продолжили палить из гранатометов. Андрей перезаряжал, а Зорога стрелял. Со стороны казалось, что стрельба не прицельная, но они стреляли по Гавриилу. Один из выстрелов угодил в Нелевского, и тот свалился в море. Высота была приличная, но не смертельная. Увидев это, Зорога и Андрей бросились убегать.
   – Они в меньшинстве, за ними – выкрикнул командир врагов. Он и его товарищ, который сбросил с себя раненого, помчались за генералом и Андреем. Михаил пытался бежать за ними, но, изображая отдышку, время от времени останавливался, и становился на колени.
   – Вставай пес, иначе я убью тебя – проорал на него вражеский командир.
   – Пошел ты! Вас всего двое у меня не такие уж маленькие шансы. Лучше придержи коней, я просто отдышаться хочу. Идите вперед.
   – Нет уж, раб, ты побежишь за своими вонючими дружками как пес! Потому, что я тебе приказал.
   Михаил вытащил меч и приставил его одним молниеносным движение прямиком к горлу несдержанному командиру. Он сделал это так быстро и стремительно, что тот даже не успел отпрянуть. Второй воин также остановился и следил за событиями. Зорога и Андрей, тем временем, успешно уходили к джипу.
   – А теперь слушай меня, козел. Ты отведешь меня к полковнику Быкову, и я получу свою награду, и может быть, даже помилую тебя за твою дерзость. Я давно играю на вашей стороне, идиот, Быков тебе это подтвердит. Возможно я на ней еще дольше твоего – договорив это, Михаил многозначительно опустил меч, показывая, что не желает причинять никому вреда.
   – Я отведу тебя, но молись, чтоб он тебя опознал, иначе смерть будет очень желанной для тебя. Поверь мне, я знаю что говорю.
   – Опознает, можешь не мечтать. И не шути со мной, моя встреча с ним – дело времени. Если ты причинишь мне вред, другие агенты это узнают, и ты крепко пожалеешь.
   – Хватит болтовни, не испытывай моего терпения – сорвался вражеский командир.
   – Я нем как рыба. Только хватит этих угроз. У меня на них аллергия. – Михаил отступил, чтоб не пережать командира, который мог сорваться. Тот просто чувствовал, что не владеет ситуацией и ему это не нравилось. Нужно было создать поскорей иллюзию контроля для него, иначе он мог стать непредсказуемым.
   – Сер, они далеко на западе. Будем продолжать преследование?
   – Нет. Отправляемся на базу. Идем на Север, нас подберут в лесу. Как тебя зовут – обратился он к Михаилу.
   – Михаил.
   – Переключись на частоту 5739. И дай мне доступ к своему скафандру.
   Михаил подчинился. Они шли безмолвно на север. Соборов ничего вокруг не замечал. Он все еще не мог справиться со стрессом, который только сейчас заметил. Его тело было напряжено до придела, и теперь он вошел в состояние медитации, пытаясь заглушить все чувства, и расслабится, ничего не думаю, и ни о чем не беспокоясь. Михаил был спокоен и удовлетворен. Он прокручивал в уме сегодняшнее утро уже в сотый раз пытаясь понять, где они могли проколоться, и не находил. Все прошло очень гладко. Слишком гладко, может быть такое количество удачно сложившихся ситуаций и вызовет подозрение, но тогда можно будет задвинуть теорию о том, что Гавриил умер. О скалах, об которые он разбился или умирает от внутренних кровотечений или даже перелома позвоночника.
   На самом деле Гавриил был жив, Зорога и Андрей тоже. Гавриил успешно топал по дну обрыва. Ему было неловко в воде, он то и дело норовил всплыть на поверхность, если пытался идти быстрей. Скалы, с которых его сбили гранатометом, подходили прямиком к морю и никаких других скал, о которые он мог бы разбиться, там не было. Нога побаливала, но это было пустяком. Он с нетерпением думал о Зороге, который в двух километрах ждал его на берегу, на джипе. Андрея же должны были отправить вслед за Михаилом. Бег и выносливость – были его коньком. Ему необходимо было по мере возможности преследовать транспорт с Михаилом. Особая рация Михаила была еще и маячком, по которому шел Андрей. Этот маячок был невероятно сложным и тонким произведением. Если повезет – его не смогут распознать. Он не подавал никаких сигналов, но, когда шел сигнал от рации, он использовал его, подавая свой, который можно было распознать как шум.
   – Как дела парень? – Зорога спокойно сидел на капоте у хаммера, и ожидал Гавриила – ты долго. Давай быстрей, нужно убираться отсюда.
   Гавриил поднял большой палец вверх и уселся в джип. Им предстоял путь домой и чистая совесть о выполненной миссии.


   Глава 7. Плохие

   Светлое будущее не всегда соткано из света, иногда оно строится на обломках темного прошлого. Правда, кому-то нужно это темное прошлое разрушить.


   I

   Украина п-ов Крым
   31 сентября

   Из-за раненного солдата, который то и дело вздрагивал от боли, шли медленно и молча. Михаила держали в середине колонны, командир шел сзади, а воин, который нес раненого, шел впереди. Михаил заметил, что рана бедолаги приходится как раз на плечо несущему, и толчок от каждого шага причинял ему боль, но товарища это не беспокоило. Он шел ровно и уверенно, поддерживая раненого левой рукой. Погода ухудшалась, и иногда накрапывал дождь, хотя это более походило на мокрый от мелких капель воды воздух, который бывает возле функционирующих городских фонтанов и на пристанях. Время от времени срывался неистовый ветер, он гнал на север маленькие группы тучек. Погода должна была наладиться, потому, что на Юге, Западе и Востоке небо было чистым и безоблачным. Только над головой и чуть дальше, на Севере, куда и направлялся меленький конвой Михаила, небеса затянуло серыми тяжелыми тучами. Казалось, что там, на Севере, нет ничего кроме тьмы и отчаянья, что там заканчиваться известный ему мир, с его правилами и нормами, и начинаться иной, темный и страшный. Он был даже рад, что погода была такой пасмурной сейчас, таким образом она оправдывала тяжесть на его сердце, и эту тяжесть было чуть проще переживать. Он не знал, куда его ведут, встретится ли он с Быковым? Или его просто замучают до смерти, чтобы выведать секретные данные или любую другую важную информацию. Страх перед неизвестностью будоражил воображение, и оно рисовало самые ужасные картины пыток и издевательств, которые только можно было представить. Михаил вспоминал разные истории, их ему поведали вернувшиеся из плена товарищи, или товарищи тех, кто из плена так и не вернулся. Если его ждало это будущее, которое неминуемо вело к скорой смерти, то с ним было очень сложно смириться, и Соборов этого сделать пока не мог. Он надеялся и верил в то, что все будет хорошо, потому, что в поражение и гибель верить бессмысленно.
   В конце – концов, путников подобрал джип. Дорога легла точно на север. Как только закрылась последняя дверца, индикатор сигнала мигнул и цифра возле него, обозначавшая количество собеседников, превратилась в две черточки, что свидетельствовало об отключении Соборова от группового канала связи. По бокам Михаила сидело два бойца, приехавших вместе с транспортом. Командир сидел впереди, а раненого и солдата, который его нес, усадили во второй джип. Вскоре дорога свернула в небольшой еловый лес. Джип несся довольно быстро, поднимая тучи пыли. На небе снова замелькало солнце. Тучи пролетали по небу все быстрей, и каждые пять минут пасмурная погода сменяла солнечную. Однако вскоре, когда джип нырнул на узкую, лесную тропу, по которой до сих пор, наверное, такие широкие машины и не ездили, солнце полностью скрылось за широкими кронами. Ветки деревьев и кустов то и дело скрипели об борта транспорта, отвлекая от раздумий. Спустя минут пятнадцать, проехав множество поворотов, джип наконец-то выехал из леса и поехал по очередной грунтовой дороге.
   Спустя еще минут десять впереди можно было заметить небольшой поселок. Базу выдавало несколько джипов, которые мирно покоились под специальной, светло коричневой маскировочной сеткой. Чуть левее стоял боевой вертолет и еще дальше пассажирский, в нем копался механик.
   При въезде джипы остановил воин в матово-черной сутре, вооруженный массивным пулеметом, закинутым за спину. Он жестом приказал остановиться и отправился проверять пассажиров. Спустя минуту транспорт вновь двинулись дальше в поселок. Михаил про себя заметил то, что в нем не было мирных жителей или военных, все поголовно были спецназовцами в костюмах. Человек пять ждали Михаила на большой площади, которая была образована двумя, пересекающимися здесь широкими дорогами. Когда транспорт остановился, Михаила схватили под руки двое воинов и потащили в центр площади. Там его уже ждали пятеро солдат в странных костюмах, не виданных прежде Михаилом. Это наверняка были более высокие чины или отряд особого назначения.
   – Снимай костюм, украинец – приказал один из пятерых.
   – Сперва представься.
   Воин, который приказывал, медленно поднес к шее Михаила массивный меч, более похожий на богатырский или рыцарский, нежели на утонченные катаны, которые выдавали в Западном бункере.
   – Если я представлюсь и потом отрубаю тебе голову, ты будешь удовлетворен?
   – Вам незачем убивать меня, я ведь сам пришел к вам. Я друг Евгения Быкова, вы должны знать его…
   Михаила прервали мощным пинком в спину. Он бы отлетел на метров два, но двое воинов, сопровождавших его от джипов, удержали Соборова на месте.
   – Снимай!!!
   Михаил понял, что пытаться говорить с ними, было, по меньшей мере, глупо и повиновался. Он произнес код, отдал приказ компьютеру и тот отпустил все замки. Теперь сутру можно было буквально содрать с Михаила как лоску с рыбы.
   – Снимите с него этот хлам.
   В этот короткий миг, когда с Михаилом никто не говорил и не бил, он успел заметить, что пятеро бойцов, стоявших возле говорившего с ним офицера, были одеты в принципиально другие костюмы. Они отличались и от костюмов его конвоя и от тех, что были у бункера-ловушки. Их отличительной чертой были лезвия, которые крепились к задним частям голени и обратным сторонам предплечий, а также небольшие шипы на суставах. Гавриил уже встречался с такими воином возле Дубно, но Михаил видел их впервые.
   – Как вы собираетесь воевать с нами сидя в этих консервных банках? Вы жили в подобном хламе прежде и продолжаете жить сейчас. Ваши лидеры обдирали вас до нитки, они кормили вас ядом, заставляли убивать друг друга, навязывая ненависть и злость к собратьям, а теперь вы боретесь за свое прошлое? Хотите, чтобы оно вернулось? Хотите вновь бояться своих же соотечественников? Хотите, как звери убегать, и преследовать друг друга ради навязанных вам целей? Всех этих автомобилей, домов и тряпок – это вам дороже всего на свете? Тьфу – говоривший плюнул в сторону Михаила – мне противно смотреть на тебя, ничтожество! На колени его!
   – Вы делаете ошибку. Я пришел к вам и привел вам вашего врага, дубненского воина. Я могу быть полезным. Просто дайте мне поговорить с Евгением Быковым, он подтвердит, что я на вашей стороне и был на ней еще до войны.
   – Заткнись! Ты слишком много болтаешь, и это утомляет. Не забывай, что твоя жизнь висит на моем любопытстве и как только оно иссякнет, я убью тебя – офицер с силой схватил Михаила за череп, причиняя страшную боль, но спустя миг, он опомнился и, оттолкнув Соборова, вернулся на свое прежнее место – Так вот, пока что меня интересует дубненский воин, он один из тех, кого можно на пальцах пересчитать, кто смог дать отпор. Он нужен мне. После его смерти ваша жалкая вера в везение, последнее, во что вы еще верите, рухнет окончательно. Но я не вижу его. Ты говоришь, что привел его к нам, но его тут нет. Так как мне к тебе относиться? Может как к грязному лжецу?
   – Постой! Вот он сказал, что знает Быкова, он обещал привести меня к нему. Да и присутствие дубненского воина в бою у бункера я могу доказать.
   – Сержант, вы что-то обещали этому рабу?
   – Я лишь сказал, что отведу, но не обещал.
   – Я что, чего-то не знаю? Кто этот Быков вообще такой?
   – Он Командир первого ранга. Я был в его группе, которая делала зачистку по центральной украинской линии атаки– ответил сержант.
   – А-а-а-а, этот предатель. Он такой же предатель, как и ты, не странно, что вы стремитесь встретиться друг с дружкой, голубки – бос засмеялся и все его подчиненные поспешили его примеру.
   – Если ты сможешь доказать, что дубненский воин был в том бою, у бункера, который вы как слепые котята полезли атаковать несмотря на то, что это была откровенная ловушка, то я оставлю тебе жизнь и даже свяжусь с Быковым, дабы узнать хочет ли он тебя видеть.
   – Кинжал на правой голени. На нем кровь дубненского воина. Вы можете проверить ДНК.
   – Архивир Берхаммер, я видел, как он ударил этим кинжалом одного из своих.
   – А ты, сержант, ты чего это так его защищаешь?
   – Простите, архивир, я не пытался, но он спас мне жизнь, и я, со своей стороны, должен помочь восстановить картину событий.
   – Даже та-ак!! Впечатляет! – Архивир, то есть офицер чье звание было чем-то средним между полковником и генералом, которым являлся Берхаммер, наигранно заплескал в ладоши – поздравляю украинец, к твоим шансам остаться сегодня живим, прибавился один процент, но должен заметить, что остальные девяносто девять все еще у меня. Ладно. Проверьте кинжал и побыстрей.
   Одни из воинов помчался в палатку. Михаил заметил про себя, что они предпочитали жить в палатках, нежели в домах, которые в большом множестве пустовали вокруг этой площади. Михаил огляделся, чтоб посмотреть, где его костюм, и заметил, что его небрежно бросили на землю возле одного из домов. Видимо их абсолютно не интересовали технологии сопротивления.
   – Смотришь на свой костюмчик? Я такой детям на день рождение подарю, может они сделают в нем аквариум.
   Все дружно засмеялись. Только Михаил не смеялся. Он чувствовал, что технология костюмов Берхамера и его отряда действительно сильней.
   – Вы глупцы, и глупцы еще те. Вы думали, что убиваете настоящих воинов Второго Легиона? О! А ты ведь, наверное, даже не знаешь, как мы называемся? Мы – Легион Второго Дыхания или Второй Легион. Второе короче, мы его больше любим. Ну ладно, я люблю историю, но сейчас что-то нет настроения. А что касается костюмов, то вы еще не дрались с нашими воинами. Это были новички, перебежчики и бывшие террористы, которых бросили на передовую. Мы потеряли всего шестерых воинов из нашей регулярной армии, а захватили весь мир. Кстати, по воли случая, одного из них убил ваш дубненский воин. Ах да, не могу упустить случай и не узнать его имя. Как его зовут?
   – Гавриил.
   – О! Я запомню это имя. Я мечтаю сразиться с ним лично.
   – Архивир, кровь принадлежит дубненскому воину.
   – Хм… – вражеский командир задумался – ну что ж, ты сильно укрепил свои позиции, поздравляю. Обещал, значит сделаю. Связь мне с главной ударной группой. Какое твое имя, фамилия, кличка или как там вы называете себя в своем племени?
   – Михаил Соборов.
   Берхаммер отошел в палатку с другим воином. Игра Михаила была сыграна, и пришло время ждать. Михаил оценивал свои шансы высоко, но все же Берхаммер был неожиданной преградой. Было очевидно, что он офицер высокого ранга и скорее всего выше самого Быкова, что было минусом в данной ситуации. Михаил очень надеялся прежде, что тот командир отряда, который встретился ему у бункера, был главным на этой базе. В этом случае, все было бы очевидно, ведь сержант хорошо поддавался Михаилу. Однако нельзя забывать и о том, что Соборову даже в этой ситуации уже удалось многое, в конце – концов, он все еще был жив, с ним разговаривали, а не били или пытали, но все козыри уже были отданы, и крыть больше было нечем. Теперь ход был за судьбой.
   – Я поражен. Друзья, похоже, что у нас тут разыгрывается нешуточное представление! Быков действительно знает этого Михаила Соборова. Что ж мне теперь с тобой делать?
   Михаил молчал и не сводил глаз с болтливого начальника Легиона.
   – Ладно. Он сказал, что приедет за тобой и представь себе, не знаю почему, но я согласился. Пусть теперь он отвечает за тебя. Предатор, привяжи его к бамперу джипа, пусть мерзнет на улице, будем считать это первым испытанием. Что же касается вас, сержант, то вас ждет трибунал, вы отбываете со мной на полюс завтра с утра. Вы потеряли отряд, и я не намерен отчитываться за вас.
   Сержанта разоружили и взяли под руки двое предаторов, как называли в армии Второго Легиона рядовых воинов. Один из обладателей черной шипованной сутры схватил Михаила за одежду и потащил к джипу. Соборов с трудом успел вскочить на ноги, чтобы не тащиться по земле. Его не особо жаловали несмотря ни на что, поэтому хотелось быстрей убраться из мыслей Легионовцев и дождаться Быкова. Он единственный в этом Легионе мог видеть в нем человека, а не раба. Сейчас была только одна опасность – это потерять достигнутый результат.
   Солнце начало палить. Михаил сидел на земле возле джипа, в легкой одежде и практически без обуви. Он все прокручивал и прокручивал в уме ту ситуацию, что сложилась с ним вон там, в центре перекрестка. Воины все еще стояли там полукругом и что-то обсуждали. Это напомнило Михаилу операцию на ближнем востоке, где он в составе группы спецназа, со старыми добрыми Калашниковыми и снайперскими винтовками, проводили операцию по освобождению украинских врачей из рук террористов.


   II

   Бункер Карпатия
   Тот же день

   В это время, далеко на западе, в своей маленькой комнате Светлана Соборова беспомощно сидела на кровати, обессилено бросив руки на колени. Она бы проревела весь день, но у нее уже была работа, и она должна была там быть. Поэтому грусть за Михаилом отразилась лишь на ее внутреннем состоянии. Она ничего еще не ела со вчерашнего обеда. Она просто сидела и думала о том, что жизнь с ней слишком жестока. Она не могла плакать. Ее лицо было серым и грустным. Она снова и снова читала маленькую записку Михаила, где было всего пару слов; «Никому не верь. Я сделал то, что нужно. Люблю тебя и живу только ради тебя. Мы обязательно увидимся вновь. Расти сына и не о чем не беспокойся, ты в безопасности. И не спорь, я знаю, что будет сын. Записку никому не показывай. Прощай и прости меня».
   В мыслях были слова бывших друзей Михаила, которые говорили, что он предатель, они собирались искать его и мстить. А Светлана просто смотрела на этот клочок бумаги и не знала, что теперь делать и как быть. Логикой и умом она не могла понять тех событий, которые роились вокруг нее как улей из сотен пчел. Ей не хватало информации, которую никто не собирался ей давать. Она чувствовала себя очень одинокой, и в этой тьме только эта записка, не смотря на то, что она прощальная, но только она и грела ей сердце. Даже сейчас, когда Михаила нет, даже сейчас только он поддерживает ее.
   Она тяжело вздохнула. Ей было действительно нелегко. Нужно было решить, как относиться к этому повороту событий. В сердце еще была обида из-за того, что Михаил даже не попрощался с ней, и эта обида плела в сердце темные мысли, как большая старая паучища из сказок. В хаосе чувств и мыслей, когда былая любовь и вера в Михаила обещала свет и счастье, а обида и гнев просили мстить и драться, Светлана остановилась на миг в своих мыслях. Она прислушалась к сердцу, и оно просило верить в Михаила. Для этого нужно было отказаться от всех людей, которые считают его предателем, нужно пойти против всех. И Светлана поступила так. Она верила Михаилу и приняла чуточку его ноши на себя. Она не отказалась от него потому, что он был для нее важней всех людей в мире, важней даже победы в войне, важней, чем даже она сама. У нее скоро должен был появиться маленький, и все силы она пообещала дать ему. Ее ждало одиночество и свой маленький бой за счастье, который она обещала выиграть, как учил ее Михаил.
   Уже сейчас за ее спиной шептались. Слух о предательстве Михаила обошел весь бункер за полдня. Друзья отвернулись от нее сразу же. Им было куда интересней обговаривать ее проблемы за спиной, чем поддерживать ее и утешать. Больше всего это чувствовалось в столовой, где собиралось несколько сотен людей. Соборова пыталась теперь обедать за столиком с людьми постарше, которым было плевать на то кто она, и что там происходит в ее жизни, они беспокоились больше о настоящем, пытались шутить и говорили всегда только о том, что происходило в этот конкретный момент. Они могли весь обед обсуждать гречневую кашу, или мечтать о каком-то невероятном десерте. Ни будущее, ни прошлое их не интересовало. Также пыталась теперь жить и Светлана.


   III

   Крым
   Мобильный Лагерь Второго Легиона

   В лагере, где Михаил ожидал встречи с Быковым, начало холодать от приближающейся ночи. Очень скоро тень от леса поползла к лагерю, сливаясь с тенью заброшенных домов. Небо потемнело, и появилась первая звездочка. В это время суток глазам трудней всего отличать свет от тени, все как бы погружается во мрак, скрываясь в его толстых, непроницаемых одеждах. С мраком к Михаилу вплотную приступил и холод. Конечности окоченевали, а земля высасывала из тела все тепло. Михаил не особо боялся холода, но все же перспектива ночи, при нулевой температуре была не самой радостной. Он растирал пальцы и дышал на них, но это не особо помогало. Холодней всего было в ноги, которые были в тоненьких сапогах из ткани, более напоминавшая носки, или балетки, являясь чем-то средним между ними. К сожалению, обычную обувь нельзя было одеть в скафандре.
   Вскоре ночь всецело поглотила горизонт и все вокруг лагеря. Костра никто не разжигал, потому, что это мешало сенсорам, да и не нужен был костер Легионовцам, их сутры обогревали более комфортно и равномерно, чем любой костер. Недалеко в лесу, Михаил уже не мог видеть без очков ночного видения, среди кустов лежал Андрей. Он еще вечером прибыл сюда и сейчас отдыхал. Ему хотелось кушать, и слипались глаза, но он изо всех сил всматривался в очертания лагеря, пытаясь определить и оценить ситуацию. Он пробежал сегодня около двадцати пяти километров и серьезно выдохся из-за этого. Наблюдал Андрей не просто так. Его основным заданием была слежка за Михаилом и, если будет возможным, обеспечивать связь Михаила с бункером. Сейчас он искал признаки условного сигнала, которые должен был подавать изредка Михаил, сигнализируя об успешности или не успешности своего внедрения. Дождавшись его, Андрей, буквально отключившись, уснул крепким сном, спокойный за судьбу товарища. Ближе к ночи пошел дождь, и это сыграло Михаилу добрую службу. Его отвели в один из деревянных домов и развязали. Соборов сразу принялся отжиматься, чтобы согреться. В армии, когда жалуешься на холод, всегда получаешь один и тот же ответ: «двести отжиманий». Любой холод отступает. Слегка согревшись, он свернулся калачиком и сдался в плен сна, забывая все на свете.
   Ночь прошла тихо. В лагере было спокойно, часовые больше не общались, тихо, почти бесшумно, они ходили вдоль периметра лагеря с массивными пулеметами, с достаточно завидной дисциплиной относясь к своему долгу. Однажды Михаил проснулся, как это бывает, когда очень резко засыпаешь. Он принялся определять свое место нахождения, что далось нелегко. Вспомнив все, и поняв, что его невероятные приключения это, к сожалению, не сон, он принялся следить за окном, но наблюдать было не зачем. Ночка выдалась невероятно темной. Соборову с трудом удалось определить, что его дом охраняет один спецназовец, и то только потому, что тот прошел прямо возле окна. Он ходил так тихо, что Михаил отшатнулся от окна от неожиданности, когда там проплыл силуэт стражника. Поняв, что наблюдать особо незачем, капитан попытался уснуть.
   Наступило утро. Шестьдесят семь процентов – это первое, что увидел Андрей. Именно столько заряда осталось в батареях скафандра, что было не странно, ведь он не выходил из него уже вторые сутки, и большая часть энергии ушла на бег и разогрев скафандра ночью. Неба было не видно над головой, да и в лесу было все еще темно. Только далеко впереди, за базой Второго Легиона, небо окрашивалось в теплые цвета, поддаваясь мягкому прикосновению солнечных лучей. Длинные и тоненькие тучи, растянутые по всему небу ветрами, выглядели как толстые фиолетовые веревки, которые со странной целью ночью кто-то натянул. Они были темнее неба, принимавшего голубоватый оттенок. Другая часть горизонта все еще хвасталась одинокими звездочками, в конечном итоге, все равно сливающиеся с поедающим тьму светом солнца, и скрывались в этом свете на остаток дня. Они были похожими на ночных часовых, которые уходили отдыхать, сдавая смену другим представителям светлого войска.
   Оценив ситуацию в лагере, Андрей решил, что либо сейчас, либо никогда. Ему предстояла нешуточная утренняя работа по исправлению нужды, которую в скафандре было сделать довольно сложно. Дальше ему предстояло наслаждаться абсолютно гадким на вкус пайком. Он состоял из сухофруктов, сухих овощей и самых разных необходимых химических и микроэлементов, умудрявшихся сосуществовать в одном и том же месте, похожем на небольшую булку. Ему можно было придать любой вкус, однако наличие усилителей вкуса и ароматизаторов в еде было глупой мерой, и она не приносила никакой пользы. Андрей ел и кривился при каждом укусе. Его друзья давно привыкли и нашли в этой еде даже что-то хорошее, но только не Андрей, он обожал вкусно поесть, вкусно попить и вообще жить не мог без удовольствия от жизни. Он был своего рода баловнем судьбы, везунчиком, который мог не готовиться к решающему экзамену, твердо чувствуя, что ему повезет и ему везло. Но каким бы не был вкус энергетического батончика, Андрей отлично знал, что польза от него невероятно велика, а энергетической отдачи от банальных, правильно скомбинированных, натуральных продуктов, хватит на много километров.
   Небольшая порция эндорфинов, гормонов счастья, выделяющаяся после приема пищи, окончательно расслабила Андрея. На минут пять, попивая сок, он забыл обо всем.
   – Как же я люблю этот скафандр – мечтательно произнес Андрей, запрокидывая голову назад, удобней усаживаясь возле дерева.
   Без шлема и его линз, он едва видел лагерь, который был довольно далеко. Пока что там не было никакого движения и можно было расслабиться. Он сидел с развернутыми солнечными батареями, помещавшихся под защищающие лопатки и почки пластины. Солнца было очень мало, но процентов пять или шесть от полного заряда батарей, Андрею удалось выиграть. Вдруг он краем глаза заметил движение. Увеличивая его, он заметил связанного Михаила, которого выводят из дома. Андрей тут же спрятал батареи и лег на землю, заползая под куст. Вчера он лежал на другом месте, но сегодня сменил позицию, чтобы убрать лишний риск. Это было специальным маневром. Известно, что человек множество информации воспринимает подсознательно, например какое-то движение или блеск. Если стража видела что-то подобное вчера, то сегодня, совпади место, они могли бы что-то заподозрить.
   – Как у них дела? – послышалось в рации хрипение Зороги.
   – Доброе утро, генерал. Михаила только что вывели на улицу, кажется, что у него связаны руки.
   – У нас полчаса. Сообщай мне все что увидишь. Позже мы останемся без спутника. Следующий выход на связь в тринадцать ноль пять.
   – Вас понял. Пока что без изменений. Стоят и разговаривают. Стойте! С него сняли наручники.
   – Надеюсь, что он сейчас отправится пить кофе с ними.
   – Никак нет. Усадили на лавочку.
   – Тоже не плохо. Ты сам то, как? Поспал хоть чуток?
   – Поспал нормально. На батареях семьдесят процентов, так что я готов к бою и обороне.
   – Что это ты не по форме отвечаешь? Расслабился?
   – Виноват, товарищ генерал.
   – Ладно, ладно. Смотри в оба, от тебя много зависит.
   – У них тут вертолеты.
   – Это уже проблема. Проследи пока куда сможешь. Никаких маяков не вешать, ни при каких обстоятельствах. Михаил потом сам свяжется с нами.
   – Вас понял.
   – До связи. Если что увидишь – дай знать.
   Берхаммер вышел из палатки и уселся радом с Михаилом. Он был без шлема, и Соборов мог увидеть того, с кем имеет дело. Берхамер был абсолютно лысым, загорелым мужчиной с татуировкой в форме двух скрещенных мечей на правом виске. Он жадно попивал кофе и всматривался в лес.
   – Ну как? Выспался? Быков выехал за тобой. Он будет тут через два часа. Но нам тут оставаться нет смысла и все потому, что вы уничтожили нашу прекрасную ловушку. Признаться, я никогда в нее не верил, однако если бы мы успели сюда быстрей чем этот несчастный сержант, то все вы были бы мертвы, а кто-то под пытками выдавал нам расположения войск, бункеров, имена своих друзей, родителей, собаки, дату первого сексуального опыта и самые сокровенные свои фантазии и мысли. Но не судьба, что ж, это значит, что еще повоюем. Ладно, мы уезжаем, а ты остаешься. Один. Но только я хочу узнать, чем закончиться эта история, а потому мы привяжем тебя где-нибудь, и заминируем. Ну и еще мой маленький подарок тебе, вот этот прекрасный браслет, это лучший знак дружбы, который я мог найти. ХА-ХА-ХА – Бэрхаммер от души расхохотался – знак дружбы, разве это не смешно? Ха – ХА– ХА…Ладно. Ладно, все, я сама серьезность. Так вот, на этом браслете есть маячок, твое имя и твоя краткая биография, а именно там написано, что ты предатель. Извини, возможно, что тебе больно это слышать… Но, предатель, он и в Африке предатель, понимаешь? Тут уже ничего не поделать. Так вот, если я увижу, что твои предательские координаты начинают меняться раньше чем нужно, то я вернусь и закончу твои жалкие муки, которые ты называешь жизнью. Это понятно?
   – Понятней некуда – буркнул в ответ Михаил.
   – Вот и ладненько.
   Спустя полчаса лагерь был собран. Все палатки и технику погрузили в джипы. Еще раньше, в боевом вертолете, улетел Бэрхаммер, попутно прихватив с собой свой элитный отряд и сержанта, который дослужился до трибунала, и потому, наверное, сегодня выглядел еще более подавленным, нежели вчера. Сейчас же джипы уезжали на север, и готовился взлететь пассажирский вертолет, загруженный солдатами в скафандрах, их в нем поместилось всего четверо. Михаила же приковали к телеграфному столбу и оставили. Андрей, наблюдающий за этой картиной, не решился идти за ним. Оставалось только ждать.
   Спустя полтора часа за Михаилом прибыл вертолет. Это был момент, которого ждал и Михаил и Андрей. Сейчас все должно было решиться. Андрей с напряженностью всматривался в сторону лагеря и сцены, которая начинала разыгрываться там. Еще когда вертолет только начинал садиться, Андрей приготовил пространство перед собой и, уложившись удобней, начал всматриваться в прицел снайперской винтовки. Он не собирался отдавать товарища без боя, даже несмотря на то, что это могло стоить ему жизни и не смотря на то, что ему было разрешено не вмешиваться в случае опасности. Вскоре, как только лыжи вертолета коснулись земли, из него вышел человек в черном пальто. Он, придерживая шляпу, бросился к Михаилу. Это был Быков. Андрей знал его в лицо по фотографиям из архивов. Быков ввел код в замок на поясе с миной и помог Михаилу встать. Он тепло поздоровался с ним и даже обнял, а потом провел в вертолет и они улетели. Андрей с облегчением вздохнул. Его переполняла радость, вызванная тем, что тяжелый камень неопределенности будущего свалился с его плеч. Это было то чувство, которое испытываешь, когда сбывается твоя самая главная мечта. Например, когда идет сессия и остается последний экзамен, успешная сдача которого означает вполне приличную стипендию, и ее можешь потратить только ты. И вот экзамен сдан, проделан огромный труд, ты вылетаешь из аудитории, не замечая ничего. Идешь по лестнице, набираешь номер самого близкого, кто у тебя есть, быстро делишься своим успехом и погружаешься в целый мир, свободный и светлый. Так было и сейчас. Может быть, это чувство было не таким продолжительным, как в студенческие годы, но минутку в этой нирване Андрею удалось побывать.
   Сразу, как только Быков и Михаил сели в вертолет, он оторвался от земли и умчался куда-то на северо-восток. Андрей подождал немного и бросился вслед за ним. Он сумел рассмотреть на вертолете следы от пуль, сфотографировав их и отмерив, расстояние между дырками, он фактически снял с вертолета своеобразные отпечатки, которые могли идентифицировать его в любом месте. Бортовой компьютер создал своеобразную три дэ модель из фотографии и даже записал звук двигателя. Андрей чувствовал себя настоящим сыщиком, который идет по следу убийцы.
   Вертолет улетал очень быстро. Андрей следил за ним до последнего момента. Тот уходил строго на северо-восток, куда-то в центр страны и парню ничего не осталось, как отпустить его, и перейти на более ровный темп. Ему предстояла долгая пробежка.


   IV

   Норвегия
   Бункер Второго Легиона «Валькирия»

   Примерно в это же время, в горы бывшей Норвегии. По прекрасно освещенному коридору одного из бункеров Легиона Второго Дыхания, шел лысый парень, лет двадцати пяти. На правом виску у него была татуировка в виде двух скрещенных мечей, что выдавало его принадлежность к элитному спецназу. У войск элитного спецназа Второго Легиона было два вида воинов. Просто сильные бойцы, у которых была татуировка из одного горизонтального меча, и воины героического класса, которые носили вот такие вот скрещенные мечи. Эта татуировка, как и принадлежность к героическому классу воинов, означала, что у такого бойца повышенное мастерство владения оружием. Парень с этой татуировкой носил небольшую, черную бородку, что в совокупности с лысиной и татуировкой выглядело очень воинственно. Его звали Кристофер Пабер. Легендарный победитель всех турниров. Когда ему было восемнадцать, и он вступил в войска Второго Легиона, он сразу заслужил славу золотого мальчика. Невероятный талант, фанатичное трудолюбие и недюжинные физические кондиции его организма, вывели его в списки элиты буквально за два года. В конце концов, перепробовав кучу видов оружия, он остановился на копье, чем стал еще более неудобным соперником для всех. С того времени он не проигрывал на внутреннем воинском турнире среди военнослужащих ни одного раза. Нужно признать, что он сражался в категории до тридцати лет, ветераны, которые дрались в следующей категории, были для него более серьезными соперниками, но пока что он не знал поражений.
   Как и всегда Кристофер занимался в зале. Инструкторы приводили сюда роту за ротой, отряд за отрядом, но неизменным жителем этих стен был именно Пабер. Это был его мир. Тогда как его друзья проводили свое свободное время среди рабынь, в различных самых невообразимых и неоправданно опасных развлечениях типа рабской арены, где нужно было убить сразу нескольких рабов, Пабер просиживал все это время в спортзале. Именно поэтому у него не было друзей, и именно поэтому он стал лучшим из лучших.
   – Предатор Пабер, тебя вызывает Грандкапитан. Через пять минут жду тебя на семнадцатом уровне.
   Это был Сержант, который руководил отрядом Пабера. Он был неплохим человеком, но Пабер недолюбливал его за пристрастие к наркотикам. Из-за них сержант превращался в настоящую свинью. У всех в этом бункере были какие-то пороки. Кто-то был наркоманом, кто-то жить не мог без убийств, кто-то обожал алкоголь, но ничего подобного не было у Пабера. Он понимал, что сильно отличается от всех своих товарищей и боялся этого отличия, хотя и не знал еще, чем именно он отличается. Несмотря на это он был верен делу Второго Легиона и делал все, что ему приказывали.
   Спустя час после визита Сержанта Кристофер уже сидел в сверхзвуковом самолете, он уносил его отряд в земли, которые некогда носили название Украина. Он сидел, молча, как всегда один, и пустым взглядом всматривался в окно. Под самолетом вяло двигались тучи, и поэтому взгляд было банально не на чем остановить. Приходилось невольно слушать разговоры товарищей.
   – Вчера был на нижних уровнях. Сагур снова проводил турнир на арене.
   – Участвовал?
   – Да. Я победил во всех боях. Три боя и во всех я убил всех троих соперников.
   – Три боя? Молодец. Не выдохся? А сколько соперников было? Какой ранг арены?
   – Второй ранг. Три соперника в одном бою. Не плохо да?
   – Отлично. А почему не продолжал?
   – Да надоело. Я понимаю, что их можно мочить без конца, но всех не перебьешь, всему есть придел. Девять человек за вечер – это мой придел. Больше кайфа уже не получаю, если честно.
   – А откуда были рабы?
   – Да местные, из Швеции. Здоровые ребята, но перепуганные как бабы. Один даже молил не убивать его. Представляешь? Он что не знает правил арены?
   – Ха – ха – ха, что правда просил не убивать?
   – Да, представляешь? Говорил, что у него есть дети.
   – Ненавижу, когда они это делают, время выброшенное впустую. Отгулы итак редко дают, а тут еще и не повеселиться. А ты что сделал? Ах, да и какое оружие?
   – Оружием был двадцатисантиметровый нож. Ну, а рабы естественно врукопашную. А раба я того напоследок оставил. Решил, что помучаю его. Раз он мне так кайф обломал, то можно помучить.
   – Ха-х! Да, точно. Пусть знают, как ныть. Ненавижу нытиков, раз выпало помирать, то хоть подерись за свою жизнь.
   – Это точно. Слушай, Бастердай, а ты ведь бывал на первом уровне арены?
   – На первом? – Бастердай, один из боевых товарищей Пабера, который сидел прямо за его спиной и общался с другим Предатором через проход, замолчал, очевидно, погружаясь в воспоминания – да я был на первом. Все то же самое, только дольше и сложнее в плане выносливости потому, что рабам дают щиты, шлемы и бронежилеты. Но такие арены давно не проводились, насколько я знаю.
   – Мне предлагали выступить через неделю. Жду с нетерпением. Я даже не буду драться эту неделю на втором уровне, чтоб получить как можно больше удовольствие от убийства.
   – Я тоже так делал иногда…
   Пабер сидел и слушал все, о чем говорили его боевые товарищи. Его подташнивало от подобных разговоров, он пытался не вслушиваться, но слова сами въедались в уши. Он не любил подобных вещей, он не получал никакого удовольствия от убийства, и ненавидел себя за это. Все его друзья убивали и говорили об этом с любовью, а он не мог. Он пытался найти в себе эту любовь, пытался полюбить, как он смог полюбить боевые искусства и тренировки, но не мог.
   Самолет летел ровно и очень быстро. Пилот уже начинал снижаться и сбрасывать скорость. Когда самолет приближался к тучам, Кристофер заметил, насколько быстро они летят по тому, как часто начали мелькать тучи под самолетом. Монотонное мелькание туч навевало раздумья, и Пабер снова погрузился в свои мысли.
   Все в его мире жили убийством, даже его отец еще с детства с деталями рассказывал ему, как убивать, но Пабер всегда убегал от таких рассказов. Позже он слушал и пытался переломить себя, но не мог. Он был несчастен из-за того, что так сильно отличался от своих соотечественников. Когда говорили о зачистке какого-то города, Пабер всегда уходил от обсуждения, он считал, что все это не столь важно, что все, что сейчас делается, вся эта война, это лишь путь к светлому будущему, который стиснув зубы необходимо пройти. Он ждал и мечтал с нетерпением, когда начнется строительство нового мира, когда будет придушен последний очаг сопротивления и его великий народ займется построением того мира, который до сих пор не видела эта земля. Он жил этим, это было его мечтой.

   Самолет начал резко сбрасывать скорость. Это был сверхзвуковой пассажирский самолет, рассчитанный на небольшие отряды до тридцати человек, оборудованный и для сбрасывания десанта. Так и в этой миссии было предусмотрено высадка десанта. В сути задания было освобождение нескольких Предаторов, которые были взятии в плен небольшим отрядом военных, вблизи Днепропетровска. Не было известно как, но их схватили и, скорее всего, убили их же оружием. Предположительно воинов сначала оглушили мощным взрывом, или серией взрывов. Пабера же, и его отряд, отправили отомстить и забрать или уничтожить костюмы. Все, что было известно, так это то, что на этой базе было сосредоточенно огромное количество военной техники и припасов. Последняя видеопередача из костюмов показала, что группу зачистки из трех человек расстреляли из танков и гранатометов, а потом, после серии удачных попаданий, связь оборвалось. Обстрел шел около сорока пяти минут, и несколькими удачными попаданий все же удалось оглушить воинов этого патруля.


   V

   Украина
   Военная база на Юге страны

   По воле случая, или злого рока, но около обеда на эту базу прибыл Андрей. Он не знал даже о ее существовании и наткнулся благодаря той самой перестрелке, которую было слышно на многие мили вокруг. Именно Андрей был ключевой фигурой сражения. Солдатам с базы удавалось только сдерживать и отбрасывать противника, но, благодаря вмешательству Андрея вся троица была повержена. Но самое главное сражение ждало всех этих людей в будущем, и Андрей знал это.
   База представляла собой что-то среднее между лазаретом, моргом и церковью. На солдат было трудно смотреть. Усталые, худые и замученные, они уныло стояли в своих дозорах. Из – за боев, и болезней, что сопровождали этих людей на протяжении этого тяжелого месяца, многие из солдат сейчас были в лазарете, и от пяти сотен воинов сейчас в расположении базы было только сорок пять. В основном большая часть солдат была утеряна в безуспешных попытках найти другие очаги сопротивления. Связь наладить не удавалось потому, что все сигналы глушились каким-то оборудованием. Офицеры базы уводили в конвои людей до того момента, пока на базе не осталось менее сотни, и среди них ни одного офицера. Самый высокий по званию тут был Прапорщик Цветаев. Глядя на этого человека Андрею, который носил звание лейтенанта, принимать руководство не хотелось. Прапорщик был полон веры, что может противостоять врагам, а особенно после недавнего боя, когда чудом удалось уничтожить трех врагов в сутрах. Андрей, слушая о подвигах славной бригады солдат, понимал, что прапорщику невероятно повезло. Почему за месяц войны к ним только сейчас пришли воины в костюмах? Невероятное везение. На самом деле Андрей не знал, что это было тактикой Второго Легиона. Вместо того, чтобы вылавливать разбросанных по всей округе людей, они давали им довольно много времени, чтобы собраться в одном месте, а тогда убивали или брали в плен. Эти трое воинов были рядовыми солдатами, о которых говорил Берхаммер. Они были плохо обучены и одеты, и часто буквально жили на амфитаминах, без сна, сутки напролет, выполняя сотни приказов и проходя многие мили. Возможно, что из-за такого положения дел они и проиграли тот бой.
   Андрей повсюду ходил за неунывающим прапорщиком, который хвастался тем, что до сих пор в его отряде отличная дисциплина, что они даже не думали падать духом, что они уже сумели собрать информацию об убитых с утра воинах. В общем, было очевидно, что прапорщик ничего не знал. И Андрей понимал, что он теперь в ответе за жизни этих людей. С одной стороны ему необходимо продолжать идти по следу Михаила, а с другой после недавнего погрома наверняка пришлют группу зачистки, и эта группа уже точно перекосит тут все живое. На базе собралось около тридцати гражданских, которые были такими же счастливчиками, как и все на этой базе, только не знали об этом. Андрей понимал, что жизнь этих людей висит на волоске, а они и не догадываются. Они были как дети, Андрею казалось, что он попал на другую планету. Они буквально ничего не знали, они жили на этой базе иллюзиями, что смогут победить старыми методами, они не знали, что происходит и не знали, что вот также как и их города и деревни, также рухнул весь мир.
   – Извините. Прошу прощения, что перебиваю, но у вас есть транспорт на ходу?
   – У нас есть грузовик, но зачем? Вы намекаете на то, что нам нужно уезжать? Мы должны оставаться на базе, у нас еще много припасов и мы знаем, как сражаться, зачем нам уезжать?
   Андрей не понимал, что с ними и как с ними говорить, когда люди не видят очевидного. Эти люди свято верили, что база – это их единственное спасение, и это выводило из себя, но парень благоразумно сдержал эмоции. Андрей знал, что эта вера держала их все это время, и они не, то чтобы не хотели, они не могли безболезненно с ней расставаться. Но что-то подсказывало ему, что нужно немедленно что-то предпринять. Он нутром чувствовал опасность, ему как зверю хотелось убраться из этой базы, казавшаяся ему ловушкой, или каким-то заповедником, или инкубатором. «Она не должна существовать, не должна» – думал он. «Почему они выжили?» Крутилось в его голове.
   – Вот смотрите – прапорщик привел Андрея в столовую, где сидели все выжившие люди – Здравствуйте люди – все хором, бодро поздоровались с прапорщиком. На их лицах были улыбки. Детишки подбежали к Андрею, и стали с неописуемым восхищением осматривать его костюм, на ходу обсуждая его части между собой. Особенно впечатлены они были при виде огромного пулемета и снайперской винтовки, накрест закрепленные за спиной рядом с мечами. Их размеры просто не укладывались в их воображении, ведь казалось, что такой вес невозможно переносить на себе – видите, Андрей, у нас все тут отлично. А с вашей помощью мы будем непобедимы!
   – Давайте отойдем, прапорщик. – Андрей взял Цветаева под руку, нарочно чуть сильнее, чем нужно, чтобы немного надавить на него. – Поймите, они пришлют сюда отряд, и нам всем конец. Они всегда мстят, и мы не сможем защитить себя и этих людей.
   – Но… Но куда же нам ехать? В Киев?
   – Нет. В Карпатах есть бункер, мы должны направляться туда. Точнее вы. У вас один грузовик так?
   – Да. Но…
   – Послушайте, немедленно готовьте его и грузите гражданских. Никаких вещей, просто немедленно грузитесь и выезжайте! Я укажу маршрут водителю.
   – Но … Но как мы можем бросить базу? Тут боеприпасы, техника!
   – Они бесполезны. Сегодня утром вам просто невероятно повезло. Да и вообще вы мой герой раз все это пережили, но сейчас нужно убираться отсюда, поверьте мне.
   – Хорошо! Решено! Уезжаем. Я вам верю, Андрей. Все! Я пошел поднимать солдат. Ах да! А как вывозить солдат?
   – Им приодеться отправиться пешком.
   – Ну, а раненные? В грузовик?
   – Да, конечно.
   – Хорошо, будет сделано!!! – прапорщик повернулся на каблуках, одновременно отдавая честь, и помчался по коридору.
   Его низенькая и упитанная фигура на коротких ножках выглядела невероятно нелепо в свете того грозного времени, что было за окном. Прапорщик был слишком полон жизни, слишком много в нем было позитивного и даже детского, невероятно, что он смог все это сохранить в такой тяжелой ситуации. Андрей когда – то был таким же, он заметил, что несмотря на то, что он вдвое младше прапорщика, но по сравнению с ним, чувствовал себя намного старше и сильнее, чем Цветаев. Андрей понял, что пережитое не прошло без следа, он сильно изменился. Пускай иногда, кажется, что судьба бережет, но шрамы от ее ударов все равно остаются.
   Грузовик собрали только через час. Прапорщик Цветаев суетился и бегал, отдавал приказы, а потом менял их. Женщины спорили с ним по любому поводу, и он с охотой ввязывался эти споры. Дело шло, но на такую не организованность было тяжело смотреть. Андрей пытался как-то ускорить процесс, но это удавалось с трудом. Наконец грузовик отчалил. Прапорщик начал собирать солдат, выдал им лучшие сапоги, которые были на складе, единственное, что можно было для них сделать, и принялся организовывать минирование складов. Без этого он не хотел уезжать. Андрею все же удалось заставить его отправить большую часть солдат, и теперь на базе суетилось десяток минеров, прапорщик и Андрей. Вдруг над головой слышался гул двигателей самолета. Андрей догадался, что это за ними.


   VI

   В это время, в нескольких километрах от базы, уже высадился Пабер и его отряд. Они собирали парашюты и засовывали их в огромные рюкзаки, прежде служившие для переноски оружия, которое был риск потерять в воздухе. Собрав парашюты, их спрятали, так как все равно следовало вернуться за ними. Рейд был крайне обыденным и не сложным. Уже через час, уничтожив всех, кого смогут найти на базе, они должны были ждать здесь эвакуации. Всего час оставалось всем, кто был на их пути.
   – Сколько топать то?
   – Как всегда три мили. Ближе не сбрасывают же.
   – Хватит болтать, сосредоточились на операции. Пабер, Бастардай и Горвер, заходите с главного входа. Я и Каргер зайдем слева, остальные справа. Понятно? Разделяемся и делаем маневры. Центральная группа замедляйтесь, чтобы мы успели обойти. Не будем идиотами, и сделаем все наверняка. Будущее Второму Легиону!
   – Будущее Второму Легиону – ответила группа – это было боевым кличем.


   VII

   – Все готово, товарищ прапорщик – отчитался рядовой солдат, о работе по минированию складов.
   – Отлично. Собирай людей и уходим. У нас двадцать минут, что бы отойти на два километра. Рядовой, стой, ракеты как сложили?
   – Как вы и говорили, вырыли яму и уложили вверх двигателями.
   – Хорошо. Вот видишь, Андрей, все идет хорошо.
   – Проверили базу? Никого нет? – потревожился Андрей. В той суете, которая господствовала вокруг, он уже ни в чем не мог быть уверенным.
   – Нет никого. Я сейчас, только зайду в кабинет, чтобы сжечь документы.
   Цветаев помчался в кабинет, а рядовой уже строил роту, готовясь уходить. Цветаев влетел в кабинет и бросился к своему креслу за курткой, которая была повешена на спинке кресла.
   – Уже уходим? – Услышал он за спиной, замирая на месте от неожиданности, ведь там никого не должно было быть. Обернувшись, он увидел свою дочь, державшую на руках сына Сережку.
   – Что ты здесь делаешь, Анжелина, я велел тебе ехать в грузовике!
   – Я уже потеряла мужа, и не могу позволить себе потерять тебя.
   – Ты должна была подумать о ребенка, доченька, почему ты не уехала?
   – Я не могу, папа, не могу больше так. Все вокруг умирают, я просто боюсь остаться одна, понимаешь? – она заплакала и села на кожаный диван. Ее сыну было около двух лет. У него были смешные золотистые кудри.
   – Ладно, не плачь, дорогая, что сделано, то сделано.
   – Папа, прости, я знаю, что это глупо, но я просто почему-то не хотела ехать. Просто не хотела и все, понимаешь? Как подумаю об этом грузовике, и сердце замирает. Я не знаю, почему я осталась. Не знаю. Прости меня – она ревела у него на плече и не могла успокоиться. – Я просто боюсь потерять тебя, папа.
   – Ну, все, все. Перестань. Все будет хорошо, мы вместе, мы справимся. Давай успокаивайся и пошли быстрей отсюда. Ну? Все?
   – Пойдем – женщина поспешно избавилась от остатков слез, и поспешила к отцу.
   Цветаева была невероятно красивой женщиной. Она была гордой и сильной, даже ее слезы подчинялись ее воле, и как только настало время, она опять спрятала свои слабости за маской холодной уверенности. Набросив пальто и завязав шикарные густые, отдающие бархатом черные волосы, свободно падающие на ее тонкие плечи, она прижала Сережку к груди и помчалась по длинному коридору за отцом, который спешил забежать в еще какой-то кабинет. Незаметно их довольно спокойная жизнь набрала оборотов, и все погружалось в спешку из хаоса слов и суеты. Что-то нависало над ними и это уже начали чувствовать практически все. Возможно это Андрей поселил в их сердца страх, а возможно они сами чувствовали что-то непреодолимое, что-то темное и безжалостное, что нависало над их будущим.
   – Пошли. Пошли. Сережка, давай к деду на руки, побежали на улицу.
   Скоро прапор забрал внука к себе, потому, как дочери было довольно тяжело бежать с ним на каблуках, а о другой обуви не было времени побеспокоиться. Когда они выбежали на улицу, там уже все были готовы. Солдаты стояли возле своих рюкзаков и молчаливо курили, а нервничающий Андрей ходил туда и назад по плацу, не в силах что-то сделать ни со своей тревогой, ни с длительным отсутствием прапорщика. Хотя прошло всего пять минут, но казалось, что прошло в десять раз больше. Когда прапорщик выбег из здания с женщиной и ребенком, Андрей и вовсе опешил. Он про себя отметил, что от прапорщика можно ожидать чего угодно, и пообещал себе никогда об этом не забывать.
   – Что там за оградой, все чисто? Зови часового.
   – Часовых сняли пять минут назад, все было чисто.
   – Пять минут? Пять минут это много, но нормально, уходим быстрей. Надеюсь, что за пять минут снаружи ничего не изменилось.
   – Я проверю. Не стоит рисковать – вызвался Андрей, и направился на вышки, чтобы осмотреть пространство вокруг базы.
   Если бы часовых сняли чуть позже, то они наверняка бы заметили, как из всех сторон к базе быстро приближается семеро бойцов в черных как крыло ворона сутрах.

   В это время они уже подходили к базе. И началась стандартная перекличка о готовности.
   – Левый фланг на месте.
   – Правый фланг на позиции.
   – Тыл на позиции.
   – В бой. Убивать всех поголовно, это приказ, пленных сегодня не берем.
   Пабер ускорился и помчался впереди. Он хотел закончить со всей этой резней, как можно быстрей. Перед ним был двухметровый забор, но обходить его не хотелось. Пабер выставил вперед плечо, и бетонная ограда разлетелась в щепки, а арматурная основа повисла и согнулась на нем, как сеть. Пабер срезал ее клинком, а затем вставил его обратно в ножны и выхватил из-за спины копье. Его товарищи перелетели забор как коршуны, и помчались к разбегающимся на площади людям. Среди них был какой-то воин, Паберу хотелось сразиться с ним, чтоб не убивать тех, кто был совсем уж неравным соперником, но с ним завязал драку другой спецназовец и поэтому альтернативы не осталось. Кто-то стрелял из Калашникова, кто-то куда-то убегал, какой-то пухлый и смешной коротыш кричал что-то не разборчивое. Кристоферу все это кружилось перед глазами, ком приступал ему к горлу, сердце стучало как сумасшедшее. Он считал это задание идиотизмом и глупой расправой над абсолютно безопасными и беззащитными людьми и одновременно ненавидел себя за эти мысли, внутри него боролось добро и зло, но ни то, ни другое не могло победить. Он попробовал успокоиться и вспомнил о том светлом будущем, которое его ждет, он вспомнил, что сейчас просто необходимо делать то, что приказывают, а потом все образуется. Он закрыл глаза, а потом открыл их, уже полностью взяв себя под контроль.
   Правее он увидел несколько людей, мужчину в военной форме и женщину с ребенком, что убегали в сторону одноэтажного длинного здания. Вскоре они разделились. Мужчина, которым оказался обыкновенный рядовой солдат, помчался куда-то между разного рода строениями в надежде спрятаться и за ним тут же устремился один из товарищей Пабера. Женщина же незаметно вбежала в здание. Пабер осмотрелся и заметил своего товарища, того самого Бестардая, который хвастал своими походами на арену. Бестардай как раз хотел было отправиться за ней, но Кристофер остановил его и пошел сам. Он знал, что тот не убьет ее просто так и не хотел этого допускать.
   Войдя в здание, Пабер оказался в большом коридоре, который уходил на равное расстояние, как на право, так и налево от него. Это была казарма. Глазам сразу представились различные стенгазеты и даже растения на окнах, фотографии бойцов спецподразделений и военной техники смотрелись как кинохроника Второй Мировой. Пабер заметил, что боевого духа подобное никому уже не могло поднять и ему стало еще более грустно от этих мыслей. А особенно от мысли о Второй Мировой войне, от которой тянулась история его народа. Здание начинало давить на него, ему становилось тут не уютно, темно и даже жутковато. Ему казалось, что все, кого он прежде убил, сейчас стояли где-то здесь, и, убегая от его взгляда, они давали понять, что они идут за ним, что они ждут его. Это он и его друзья опустошили все эти дома, все эти казармы, города и целые страны. Груз от таких мыслей был невероятно тяжел, и не оставалось ничего другого, кроме как отбросить их все и идти дальше. Стало неожиданно легче, тьма вновь отступила, и Пабер вспомнил, зачем он здесь. Он взглянул по сторонам, а потом переключил визуальный фильтр на тепловизор, и пошел к одной из комнат по отчетливым красным тепловым следам в форме стопы. По дороге он резко снял с креплений копье и решил для себя, что убьет любого, кто там будет, несмотря ни на что.
   Он распахнул двери, и занес за спину копье, чтоб ударить, но вдруг застыл. Это была женщина, прекрасная, очень красивая женщина с темными, каштановыми волосами, огромными глазами и твердым, смелым взглядом прекрасных, мокрых от слез карих глаз. Она не плакала, она смело смотрела на него, а Пабер не мог пошевелиться от этого взгляда. Вдруг ему все стало ясно. Он понял, для чего он живет, для чего готов умереть сейчас же, без раздумий и сомнений. Боль в груди, которая была рождена бесконечными терзаниями, иссякла, там появилось что-то другое, что-то чего раньше Пабер не знал. Его рука потянулась по старому приказу к Анжелине и ее ребенку. Увидев это, женщина только приблизилась.
   – Ну, давай, убийца, чего ты ждешь? – она почти накинулась сама на это копье.
   Убийца, вот кто он. Простой убийца! Зачем? Зачем убивать вот их? Вот этого малыша и эту прекрасную женщину, зачем их убивать? Чем они мешают светлому будущему то? Пабер выпустил копье, и оно грохнуло на землю. Кристофер и сам опустился на колени, охватывая голову руками, он осознал, что его просто использовали, и обманывали с самого детства, внушая бесполезную ненависть и вражду, не способных сделать никого счастливым, и построить никакого светлого будущего. Он отшатнулся, понимая в какой ужасной компании и ради какого ужасного дела он служил. Почему так произошло? Как он мог допустить это?
   Увидев эту странную картину, Анжелина сначала удивилась, а потом отшатнулась и прижалась к стене, мечтая втиснуться в нее поглубже и спрятать и себя и своего любимого сына, обхватившего ее ногу и тихо всхлипывавшего, пряча глаза от страшного воина. Она не понимала, что происходит, но боялась пошевелиться.
   Пабер посмотрел на нее и поднялся с колен. Теперь она его смысл жизни, и он без сожалений подарит ей свою жизнь, ведь тот, кто защищает вот это маленькое создание со смешными золотистыми кучерявыми волосами и маленькими, не способными причинить вред ручками, не может быть хуже тех, кто убивает ради забавы. Он спасет ее от любых бед, закроет ее собой от любых ударов и ненастий. Ему хотелось быть с ней всегда, он не мог отвести взгляда от ее глаз, и это чувство крепло и крепло. Если его сила и была для чего-то нужна, то именно для этого. Он смотрел ей прямо в глаза и понимал, что уже не принадлежит самому себе, но это было все равно лучше чем то, что у него было прежде. Пабер выставил руку вперед, показывая, что не стоит его бояться.
   Кристоферу хотел еще что-то сказать, но он ужасно говорил на русском. Да и не знал он, что говорить. Он для этой женщины убийца, который выкосил ее народ ни за что ни про что. Он просто поднял копье и ушел. Он будет идти за ней, даже если она будет его гнать, он станет ее рабом и сделает все, что угодно, только бы она его смогла простить, а если не сможет, то пронесет эту любовь до конца своих дней, как крест.
   Он вышел на улицу. Теперь все казалось ему совсем другим. Он четко видел ситуацию. Почти весь его отряд собрался на плаце у горы трупов, которые они туда зачем-то собрали. Они стояли в кругу и издевались над воином в костюме, это был Андрей. Они отобрали у него оружие и били его в рукопашную и ногами, отбивая от одного солдата к другому, а он быстро метался между ними как мяч. Если он падал, его подбивали ногами, или отталкивали руками. Игра состояла в том, что если Андрей падал, то кто-то из участников проигрывал товарищам выпивку или что-то в этом роде.
   Пабер выхватил копье и занес его за спину для удара.
   – Ей, ребята, Пабер похоже хочет его убить. Эй, Пабер, хочешь убить его? Только не убивай сразу, отрубай нам что-то, дружище, давай, ты в этом мастак. Ха-ха-ха.
   Пабер шел без слов. Оставалось метров десять до группы. Он не отвечал и это всех насторожило. Те, что были спиной к Кристоферу – обернулись и с недоумением смотрели на него, ожидая, что будет. Было бы лучше разогнаться, но Пабер не хотел, чтоб они разбежались, он подошел ближе, и одним широким движением срубил голову сразу двум воинам, ударив четко по линии от одной шеи до другой с невероятной скоростью и точностью. Он дрался впервые с вдохновением, он дрался за действительно светлое будущее.
   – Ох, ничего себе. Расходимся – ослышалось по рации.
   – Пабер, ты что, сошел с ума? Ты что творишь???
   – Этот псих мне никогда не нравился. Он нас всех тут замочит.
   – Что у вас там происходит? – ослышался голос Сержанта. В рации началась каша из слов и криков. Все говорили одновременно. И Кристофер выключил ее.
   Воин, которого били прежде, отполз. Андрей пытался незаметно убраться оттуда. Его меч был в стене впереди. Он захватит его и уйдет. На этой базе уже никого не осталось в живых, и Андрею не было смысла тут оставаться.
   Пабер рассчитал момент и метнулся к одному из соперников. Он высоко полетел и упал прямо возле одного из Предаторов. Кристофер сделал одно обманное движение, которое невозможно было проигнорировать, это был размашистый удар сбоку, что шел с такой скоростью, что спастись можно было, только заблокировав его. Не дожидаясь даже пока прикоснутся оружия, Пабер сменил направление копья, развернувшись на левой ноге вокруг своей оси, и просто невероятным ударом разрубил Предатора на две половину.
   – Во, попали. Да он – псих! Он с ума сошел – орал кто-то из Предаторов.
   Пабер метнулся к другому, потом к третьему. Двое, которые остались, были теми бойцами с арены, что донимали его всю дорогу своими историями. Они попробовали атаковать вместе. Один ударил сверху вниз, а второй приготовился ударить вслед за ним, надеясь, что Пабер, поставит блок, и останется беззащитным на миг. Прочитав ситуацию сразу же, Пабер уже был готов. Он уже просчитал пять или шесть вариантов развития событий и каждый, из которых заканчивался для него благополучно, в итоге выбрав самый простой. И все это пока меч одного из воинов летел в воздухе над головой Пабера. Кристофер быстро кувыркнулся на земле, уходя правее, и выпрямившись, одной рукой послал копье прямо в живот одного и соперников. Расстановка сил сложилась таким образом, что уйдя вправо, Пабер выключил из уравнения второго воина, которому теперь мешал тот Предатор, которого ударил Пабер.
   Воин скорчился от боли, и открылся, Кристофер немедля закончил с ним.
   В живых остался только Бастердай. Он бросил меч и, упав на землю, начал умолять не убивать его. Он просил и ныл, но Пабер не слушал рацию, хотя и легко догадался, чего именно хотят он него. Он вспомнил слова этого Бастардая, которые тот произнес в самолете:
   «Ха-х! Да, точно. Пусть знают, как ныть. Ненавижу нытиков, раз выпало помирать, то хоть подерись за свою жизнь». Какой же все-таки ироничной может быть жизнь…
   Тело Бестардая рухнуло на землю. Пабер не мог отпустить его назад, убивать рабов на арене и по всему миру, что ему так нравилось.
   – Что там у вас такое? Пабер, ты почему вырубил рацию? О чем они говорят? Чтоб вас, если это шутка, то я кого-нибудь разжалую в повары. У них тут пол базы уезжает на запад. Ладно, потом догоню. Я иду на базу, ждите. Спустя минут пять Сержант и его напарник, прибыли на базу. Но их ждала та же участь, что и остальных. А именно прохлада метала от копья Пабера. Когда все закончилось, Кристофер упал на колени и застыл. Он тяжело дышал и не мог уже ни о чем думать. Он невероятно устал от всего этого, он устал метаться между добром и злом, устал искать его, устал убеждать себя, что нужно искать, он устал от всего. Он ничего не хотел, кроме как просто отдохнуть. Он взглянул в небо и следил за каплями дождя, которые летели на его очки. Он умолял небеса избавить его от этих мук, и умолял себя не обманываться верой в небеса. Он разрывался на части, но уже как то не так. Он уже не мог разрываться на части, так как раньше, от него уже почти ничего не осталось, он поломан и изранен изнутри, как клочья одежды, свисающие с человека, на которого напала свора голодных уличных псов. Он уже не человек, он – этот воздух, это небо, он эти капли дождя, эти деревья, этот асфальт, и эти здания, он целый мир и никто. Он просто устал, невероятно сильно устал.
   – Пойдем, сейчас все взорвется – это был Сережка. Он тянул Кристофера за шлем, пытаясь помочь ему встать, но ничего не получалось. Анжелина бежала к сыну, чтобы забрать его, она боялась Пабера и не знала, на что он способен.
   – Пойдем, дядя. Пойдем же.
   Кристофер взглянул на мальчика и расплакался. Мальчик был так искренен и так честен с ним, он хотел помочь ему, хотя и не знал кто он. Он не боялся его, не пытался поучать или жалеть, он просто искренне хотел помочь ему, несмотря ни на что. Просто потому, что они люди, просто потому, что им угрожает опасность. Кристофер плакал и был счастлив, что он может плакать, что в его сердце опять было тепло и уютно, что он может благодарить жизнь за то, что в ней есть что любить, и в его голове есть светлые мысли. Ему казалось, что где-то в его грудях заводится второе сердце, сердце его души. И его удары были мощнее прежнего. Мальчик тащил его за шлем и плакал. Анжелина, которая увидела всю картину расправы из окон казармы, подбежала и схватила Сережу. Она хотела отбежать, но заметила, что Пабер всхлипывает от слез. Ей стало жаль его. Не зная зачем и почему, но она переборола страх, поставила Сережу на землю и пошла к Кристоферу. Что-то тянуло ее к нему, и она еще больше боялась этого.
   – Пойдем, слышишь? Сейчас все тут взорвется. Пойдем быстрей. Сейчас будет взрыв, понимаешь? Бум! – Она попыталась показать это.
   Кристофер понял. Он взял себя в руки, поднялся на ноги, взял копье и зашагал. Он помахал головой, показывая, что понял и зашагал с ними на Запад. Ему пришло в голову, что он может унести их быстрей. Он аккуратно взял на руки Анжелину и малыша, с трепетной осторожностью рассчитывая силы, чтобы не придавить их. Анжелина с опаской отнеслась к этому, но когда Пабер помчался, ей осталось только схватить его за шею, и пытаться удержаться самой, и удержать Сережку. У них было всего несколько минут, чтоб убежать как можно дальше, ведь обломки от зданий, как и выстреливающие в огне пули, могли достать их очень далеко. В это время, в противоположном направлении, плелся Андрей. Он был невредим, но несколько ударов оставили его с легкой головной болью, однако подаренный судьбой второй шанс на жизнь был куда более важным событием.




   Часть 2


   Глава 1. Два фронта


   I

   Украина, Карпаты
   6 декабря; 13:00

   Отсутствие очевидной возможности для выживания – это еще не причина погибать.

   По узкой горной дороге шел отряд из пятерых человек в сутрах. Их скафандры только недавно перекрасили в зимний камуфляж, в котором было три цвета. Ввиду того, что зима еще не всецело взялась обустраивать свой офис, который после нелегких сражений в спешке оставила осень, на холодном металле костюмов спецназовцев доминировал темно – серый цвет. Белого на них было мало, так как и во внешней среде его было немного, ведь снег еще не успевал накапливаться. Он таял на открытом пространстве каждый день, когда земля прогревалась в обеденном солнце. Но в лесах, в тенях гор и на обочинах дорог, которые вплотную приступали к отбрасывающим тень холмам и горам, все же лежали грязные сероватые кучи снега. Отряд шел медленно и молчаливо. Это был рядовой разведывательный рейд, осматривавший территорию дальше двадцатикилометровой отметки, которая патрулировалась регулярными разведывательными группами из небронированных групп спецназа.
   Пятеро ребят молчаливо шли под нависшей над дорогой скалой. Вчера ночью они добрались до места, где были замечены человеческие фигуры на снимках беспилотных разведывательных самолетов, но нашли только пустые деревенские дома, мумифицировавшиеся от холода трупы отравленных людей, и кучу грязи, в которую превратились карпатские села. Вообще-то в этой зоне почти всех людей удалось эвакуировать. Те, кто остался в домах в основном были беженцами из других регионов страны, или даже других, соседних государств. Чаще всего такие люди погибали от вируса, его они находили именно в помещениях, где он мог продержаться довольно долго. На свежем воздухе и под лучами ультрафиолета он быстро разрушался.
   Дорога начала уходить вниз по склону. Ребятам открылся вид на Карпаты во всей их красе. Два больших горных хребта снижали свою высоту и упирались в еще один, верхушка которого была покрыта снегом. Вид таких громадин завораживал. Сегодняшний день, что невероятная редкость для этих мест, выдался ясным, несмотря на довольно таки богатую на осадки пору года. Внизу, слева от отряда, был глубокий обрыв, уходящий на широкую равнину, где виднелись крыши домов поселка Белые Ославы. Вчера ребята были чуть севернее, в поселке Черный поток, а точнее на хуторе, который недалеко от него.
   Погода ночью была плохой, и синоптики даже объявили штормовое предупреждение, поэтому из бункера был приказ дожидаться утра. Стоит заметить, что обычно отряду всегда давали отдохнуть, не пускаясь в опасный ночной поход, даже если нет никакого штормового предупреждения.
   Благополучно переночевав ночь на мрачном хуторе, разведгруппа двинулась в путь с первыми лучами солнца. Когда уходишь из вот таких вот брошенных деревень, где живет лишь разрушение, болезнь и чьи-то погибшие мечты, любая другая местность, кажется куда более приветливой. Деревья, небо, даже земля, казалось, пахли жизнью, и сердце человека тянулось к этой жизни, особенно после ночи возле парочки разлагающихся мумий. Кем бы ты ни был, пекарем или спецназовцем, но тьма от смерти, висящая в воздухе, будет давить на тебя. Выбитые окна осунувшихся домов, еще сохраняли былой жилой вид, пропускали сквозь дом свет садящегося солнца. После его лучей в этом доме уже никто не зажжет свет, никто не мелькнет тенью у окна, делая одно из многочисленных дел, никто не растопит в печи, и из дымохода не пойдет бодрой струйкой серый дымок. Этого не будет в этой деревне еще много-много лет. Да и сама деревня до того времени уже наверняка превратиться в воспоминания. Самое интересное, что подсознательно даже желаешь ей этого. Хочется, чтобы природа, вечно живая и вечно неунывающая, поглотила все эти дома, заборы, автомобили и многочисленный хлам, накопившийся вокруг обители человека. Лучше уж природа, чем пустота.
   Давно отбросив мрачные мысли, связанные с мертвой деревней, солдаты разведгруппы наслаждались видами Карпатских гор, шумом маленьких ручейков, и величием огромных, вечно зеленых елей. Легкий, незаметный ветерок покачивал верхушки этих громадных деревьев, и наверняка гнал откуда-то с северо-запада очередную армаду туч. Парни уже сошли с дороги и быстро спускались по склону к очередной заброшенной деревне. Оставаться на дорогах было опасно, и потому их путь, как и обычно, лежал вдалеке от любых троп или путей сообщения. Слева от отряда возвышался массивный холм, подножие которого раньше, видимо, служило жителям для заготовки зимних запасов сена. Его собирали в маленькие стога.
   – Свеча, обойди деревню – скомандовал командир отряда, Степан Пула.
   – Вас понял.
   Отряд остановился в нескольких метрах от небольшого населенного пункта. Командир разведгруппы не решился вести бойцов сквозь деревушку без предварительного осмотра, это была возможность угодить в засаду.
   Дальше, за деревней, была видна верхушка одной из гор. Она была укрыта снегом, который уже не таял. Когда в Карпатах стояла вот такая вот ясная погода, а верхушки гор укрывались снегом, то Карпаты становились похожими на величественные Альпы или даже Кордильеры. Обычно тонущие в тумане, тучах и бесконечных старых лесах, зимой Карпаты обретали какую-то чистоту и привлекательность. Да, им не хватало умопомрачительных вершин, и огромных каменистых валунов, ведь Карпаты в большей своей части покрыты деревьями, но это не мешает им время от времени будоражить воображение своим величием. Особенной отличительной чертой этих гор есть их заселенность. Среди всех этих бескрайних холмов, обрывов и гор, постоянно проскакивают небольшие деревушки. А иногда эти деревушки растягиваются вдоль дороги на многие мили. Дома в таких деревнях устраивают у подножия гор, и, таким образом из одной стороны они упираются в нависающие скалы и дикие леса, а с другой их притесняет дорога. Когда-то по этих извилистых асфальтированных тропах, иначе и не назовешь, проезжало довольно таки много машин, автобусов и даже многотонных фур. Они еще более уплотняли и без того скудное жилое пространство местных жителей, теснящихся подальше от шоссе. Такие деревни иногда растягивались длинной змейкой на пять или даже больше километров, представляя собой две шеренги домов вдоль дороги.
   – Движения в деревни не наблюдаю.
   – Хорошо. Дожидайся нас – ответил Пула.
   – Вас понял, ожидаю вас.
   Отряд двинулся сквозь очередной населенный пункт. Впереди он вновь наткнулся на дорогу, по которой шел всего пять минут назад. Она проследовала вдоль спуска одного их горных хребтов, и пошла в обход следующего, который был на пути у спецназа. Командиром отряда было принято решение пойти через горы, симметричным путем вчерашней дороги, ведь идти именно тем же было рискованно. Если враг уже действовал на этой территории, то он наверняка будет продвигаться не по дорогам, а по горам, а это уже означает, что у него есть вполне неплохая возможность найти шестидесятикилометровый след, который остается в мокрой, рыхлой земле от трехсоткилограммового скафандра, и устроить в любом удобном месте засаду. Таким образом, перейдя через дорогу и широкую мелкую горную речушку, парни оказались у подножия горы и принялись подниматься по довольно таки крутому подъему. Им приходилось постоянно хвататься за деревья, опасаясь поскользнуться на мягкой, уезжающей из-под ног земле. Единственное что помогало – это именно деревья и их мощные корни толщиной с руку, которые не удержались под землей и теперь служили ступеньками. Эта местность была привычна для ребят в ровно такой же мере, как и такие рейды вообще. Если не было рейдов, то были тренировки, если не было тренировок, то были организационные задания по сборке припасов. В любом случае было что делать и куда идти. Многие считают, что бойцы спецподразделений – это такие глупые биороботы с неисчерпывающимся здоровьем и фанатичной любовью к разбиванию кирпичей. На самом деле это просто трудяги, и ничего более. За всей этой их крутостью стоит бесконечный труд, пот от труда и кровь от труда. Поэтому в бою у них часто нет ни крови, ни пота, которые, тем не менее, есть у их врагов.


   II

   Украина
   Окраина г. Днепропетровск
   13: 25 тот же день

   Далеко от Карпат, почти в центре бывшей Украины, на берегах делящей ее реки Днепр, когда-то был город Днепропетровск. Рядом с этим городом стоял лагерь Второго Легиона, в котором на данный момент служил Михаил Соборов – тайный агент из Западного Бункера бывшей Украины. Сейчас, пока его друзья далеко на Западе пробирались сквозь лесные чащи в своих рейдах, или планировали свои боевые ходы в душных комнатах бункера, он стоял на окраине Днепропетровска и всматривался в очертания города.
   В основном город остался не тронутым, но можно ли его назвать городом теперь? Пустые дома, брошенные машины, асфальт, рекламные бигборды, магазины, театры и кинотеатры, школы, больницы, все это резко утратило свое значение. Если пройтись по улицам и осмотреть дома, то казалось, что все по-старому. Магазины еще не утратили свой блеск, их витрины были довольно чисты и за стеклом стояли манекены с одеждой. Возле театров были рекламные щиты с объявлениями о намеченном на завтра, или послезавтра представлением. Однако представлений уже никогда не будет, а магазины никто не посетит. Возможно, туда и забредет парочка уцелевших беженцев, которые с украдкой переночуют там и переоденутся, прихватив с собой дармовые вещи, но былых покупок этим стенам уже не видать.
   На коротких перекурах, выпадавших Михаилу Соборову между моментами его бесконечной работы в отряде Быкова, он наблюдал за возвышающимися многоэтажными домами спальных кварталов Днепропетровска, которые были видно с его базы. Соборов смотрел, и часто задумывался о судьбе всех этих городов, поселков и населенных пунктов. Ждет ли их какое-то будущее, или только разрушение?
   Опорный пункт Второго Легиона, в котором работал Михаил, был укреплен чуть Южнее Днепропетровска, и город было видно из далека. В этом пункте находилось около сотни бойцов, постоянно прибывающих и убывающих на свои бесконечные разведывательные и карательные миссии. Иногда они приводили несколько несчастных беженцев и тех увозили куда-то. Но Михаил пока не знал куда точно. Знал лишь, что есть бункеры, уже захваченные Легионом, но где именно они были, Михаилу было не известно. Работал Михаил на складе, куда привозилось награбленное добро, а также был кем-то вроде бригадира среди пленников. В то время, когда они прибывали, Михаил должен был проследить за их состоянием здоровья, что означало оценить его одной из трех оценок, определить в импровизированную тюрьму и объяснить как они должны себя вести. Единственное, что смог сделать для пленников Михаил, это выбить для них домик, который прежде служил рыболовецкой хижиной. Как-никак, а в доме было теплее, чем за колючей оградой, пусть даже без отопления.
   Других должностей Соборову еще не доверяли, но он рассчитывал на это. Он также знал, что дальше на западе, в лесу, его ждут свои, очередные связные, пришедшие после Андрея и ждали любой информации, которую Михаил оставит им в условном месте. Михаил ходил туда только раз, когда искал связную группу, и больше не пытался. Он знал, что за ним идет слежка от самого Быкова. Он хорошо помнил, насколько осторожен этот человек, и насколько сильно он боялся рисковать. Это было грамотно с его стороны, однако Быков недооценивал Соборова. Да он был осторожен, но это было больше его стратегией, чем осознанным, вызванным конкретной нуждой, действием, и Михаил просто ждал, когда Быков расслабиться, и опять начнет ему доверять. Конечно, проверки и осторожности не закончатся никогда, однако их плановость делала их не такими уж непредсказуемыми и опасными, как могло бы показаться на первый взгляд. Михаил даже подозревал конкретных людей, которые неустанно за ним следили и проявляли всевозможный интерес. Это были приближенные Быкова, в число которых нужно было попасть и Михаилу.
   Пока Соборов проверял состояние троих пленных, на базе началось оживление. Михаил как раз возвращался от хижины, когда чуть дальше на севере, начали появляться маленькие фигурки самолетов. В черте Днепропетровска было несколько полос, пригодных для посадки сверхзвуковых самолетов. У Михаила резко ускорилось сердцебиение, было очевидно, что что-то намечается, а это означало, что скоро придет время его выхода на сцену, когда нужно будет что-то сделать. До лагеря оставалось метров тридцать, или чуть больше, когда на аэродром прибыло четыре или даже пять больших пассажирских вертолетов. Спустя минуту, из штаба сразу уехал весь транспорт, включая БМП, который вообще никогда прежде еще не использовался. Михаил молчаливо наблюдал за той суетой, что воцарилась в лагере. Начали устанавливать большое количество палаток казарменного типа, а из стороны авиадрома все прибывали и прибывали солдаты. Водители делали уже пятую или шестую ходку, привозя в основном оборудование и оружие, захватывая по несколько солдат, предназначенные для разгрузки. Все бойцы были в скафандрах, а еще больше их шло в лагерь пешком. Воины шли медленным шагом вразвалочку, беспорядочно разбившись на мелкие группки, что могло свидетельствовать только о том, что они не спешили, а это уже было хорошей новостью для Соборова. У него было время подумать и во всем разобраться. Когда последняя группка прибыла в лагерь, Соборов насчитал около шестисот солдат. Вместе с регулярным полком, сейчас на базе было свыше семисот воинов в сутрах. Это была огромная сила, способная зачистить половину Европы, причем не более чем за две недели. Долго думать не приходилось, очевидно, что целью были Бункеры. Но который из них? Плохой новостью было также то, что казармы для новоприбывших были построены на пути к лесу, это означало, что какая-то пара из семисот глаз вполне имела большие шансы в очень неудачный момент взглянуть на него сквозь тепловизор, и увидеть там странную красненькую фигурку Соборова, прячущего записку под одним из деревьев. Поэтому ночью было рискованно идти, очень рискованно, ведь спрятаться от тепловизионных фильтров было невозможно. Однако с другой стороны пока что у Соборова не было даже с чем идти.
   О прибытии новых войск отряд связной разведгруппы вполне догадался сам, а другой информации у капитана не было. Нужно было немедленно попытаться что-то раздобыть. И идти нужно непременно к Быкову, потому, что с другими на подобные темы ему было даже, не то что нежелательно, а и опасно говорить. Однако Быков благоразумно избегал Соборова, предоставив его своим шестеркам, опасаясь любой ответственности. У Быкова всегда были козлы отпущения. Но даже в таких условиях идти нужно было все равно к нему.
   Михаил направился прямиком в палатку Быкова. У него было полно вопросов к нему, однако использовать их в качестве основной темы для разговора, вскользь выуживая информацию о прибывшей армии, было опасно. Быков был тем еще змеем, и легко читал истинные мотивы любого разговора, да и слишком очевидным было бы внезапное интервью, поэтому действовать нужно было более хитро, и в тоже время прямо.
   – Евгений Святославович, разрешите обратиться.
   – А-а-а, Мишка, конечно, входи, к чему такие вопросы? Да и вообще по чаще бы заходил, а то ушел с головой в работу, понимаешь – Быков врал, он избегал Михаила всегда и везде, – всю роботу не переделаешь – добавил он, и полез под стол, вытаскивая наполовину заполненную бутылку коньяка.
   Михаил вдруг понял, что Быков, если и ждал визита от Михаила, то он должен был произойти именно сегодня. Михаил понял, что этой ситуацией он всецело не владеет, так как он сам уже часть чужого плана. Ему следовало бы догадаться, но риск дело благородное.
   – Да тут такое дело, в общем, я на счет работы и пришел. Я ведь не бухгалтер, вы понимаете? Мне все эти бумажки уже вот где – Михаил резким движением показал на горло, он играл злость и гнев, эмоции, которые было сложно сыграть, но они казались откровением для других людей потому, что в гневе тяжело следить за словами. Дальше Михаил резко успокоился, как бы испугавшись своих собственных эмоций, и натянул на лице искусственную улыбку. Он играл свою лучшую роль. – Я не могу больше быть пастухом для этих рабов! Я вижу, как в бой уходит отряд за отрядом, а я все пишу свои бумажки. Я Воин! Понимаете? Меня учили сражаться, и я люблю это, люблю! А сегодня, я вижу, как прибывают сотни этих сопляков, многим из которых и двадцати еще нет, а я, боевой офицер с большим опытом сижу за столом с карандашом.
   – Миша, ты же понимаешь, что никто не доверит тебе прикрывать свою спину ни в одном из намеченных боев? Буду с тобой откровенен, и это только ввиду того, что я знаю, что ты чувствуешь, потому, что и я сам через это прошел, тебя ждет тяжелый путь. Запомни – у тебя нет никого кроме меня, а я не могу стопроцентно положиться ни на кого кроме тебя, и еще нескольких человек. Так что слушай, что я говорю, и у тебя все будет хорошо. И говорю я тебе: потерпи. Просто подожди. Скоро все уляжется, и эти земли будут наши. Вся бывшая Украина станет нашей провинцией, и мы построим тут новую, могущественную страну, в которой будем руководить. А эти пускай умирают. Тебе незачем идти с ними потому, что им на тебя плевать, у тебя есть только я, твой единственный друг, поэтому попридержи коней и побереги себя, мне нужны твои умения и силы в будущем. Будь умнее, Миша. Вот… – Быков замялся, он неожиданно проникся к Михаилу и говорил, как казалось искренне. Быков пододвинулся к Соборову и позвал его, продолжая шепотом – Уже завтра, еще до наступления ночи, будут уничтожены два больших бункера, Харьковский и Южный. Да ты уже и сам, наверное, догадался, ты же не дурак.
   – Да, были подозрения. А как же Западный?
   – Сил маловато для трех бункеров. Западный бункер для нас пока что не достижим. Тяжело подобраться, и слишком много горных работ. Но не беспокойся, скоро и он будет у нас в руках, как и вся эта земля.
   – Поскорее бы – Соборов был ошеломлен. Он не догадывался прежде, что это подготовка атаки на сразу два бункера, не смотря на очевидность таких планов. Конечно, он не подал виду, хотя в какой-то момент ему казалось, что сердце выпрыгивает из груди. – Честно говоря, не особо понимаю, как они собрались пройти энергетические щиты. Никакие бурмашины его не прорежут.
   – Ну, всего я тебе не могу сказать, однако будь уверен, в нужный момент от щита ничего не останется. А теперь, Миша, когда ты знаешь, что я тебе доверяю, будь добр доверять и мне. Жди моего приказа и тихо-смирно делай то, что говорят, и ты дождешься своего времени.
   – Можете в этом не сомневаться, Евгений Святославович. Будьте уверены, вы можете на меня рассчитывать.
   – Замечательно. Рад это слышать. Ах да, если хочешь, то можешь пойти на прочесывание леса. Он мне давно не нравился, зуб даю, что там сидит парочка крыс. Вот я и решил прочесать его, благо человеческих ресурсов и времени теперь хватает. Пойдешь в качестве переводчика. Если кого-то найдут, то ты там уж постарайся, чтоб парней живьем взяли, а то ведь зарубают, да и дело с концом.
   – С удовольствием. К кому обратиться?
   – Иди в офицерскую палатку, я сообщу о тебе.
   – Хорошо. А костюм мне дадут?
   – Боюсь, что нет. Но там будет шесть сотен парней, так что можешь быть уверен, что домой тебя проводят – Быков рассмеялся.
   – Де нет, я за себя не переживаю, просто соскучился уж. Ну да ладно.
   Михаил вышел из палатки полностью ошеломленный. Завтра состоится атака на два крупных бункера, спустя час будет организовано прочесывание леса, где возможно найдут следы его связных, а у него нет и минуты, чтоб обдумать свои действия. Соборова охватила паника, которая, впрочем, была хорошо спрятана от ненужных глаз. Он шел на автопилоте к палатке капитанов, а потом понял, что как только он ввяжется в рейд, то возможности предупредить ребят у него уже не будет, что означало, что действовать нужно немедленно.
   Михаил повернулся на ходу, и ушел в сторону хижины с рабами. Он еще не знал, что именно он должен делать, но нужно было предупредить связных о надвигающейся опасности. Он просто шел в том направлении, которое мог оправдать, если его спросят, почему он не направился к палатке капитанов сразу же после приказа Быкова. Михаил не знал, следят ли за ним его неутомимые тени, цепные псы Быкова, и думал, как ему сбросить возможный хвост, наличие которого определить ему, кстати, было нелегко.
   Михаилу нужно было одно, а именно добраться до того места, что скорее всего было под наблюдением снайпера, а это окраина лагеря, которая сейчас полным ходом обустраивалась новоприбывшими солдатами. Там было тяжело затеряться по той простой причине, что все воины были одеты в костюмы, а Михаил его получить не мог, хотя с другой стороны хвост тоже был бы заметен.
   Зайдя в столовую, Михаил взял себе чашку чая, и немедленно выпил за ближайшим столиком. Палаточная столовая была первой попыткой определить хвост, однако из нее был только один выход, а это означало, что хвост не обязательно будет входить. Но была одна возможность, предполагавшая мнимую встречу Михаила с связными здесь, в столовой. Хвост мог пойти именно по этому следу и не удержался бы, чтобы не войти внутрь и не проверить наличие собеседников у Михаила. Но пока что никто не входил. Прошло около минуты, и в столовую вошло двое товарищей, сразу направившихся к повару, попутно что-то нетерпеливо обсуждая, а следом вошел третий человек, который пытался идти вместе с болтливыми, однако явно не принадлежал к их компании. Его выдавала напряженность и целеустремленность, а также неподвижный, но и не усталый взгляд. Обычно солдаты и офицеры идут на обед как на отдых, и пытаются отвлечься от всех дел с первой же доступной им минуты, но этот, очевидно, пришел сюда не за отдыхом.
   Однако как узнать, не очередной ли это фанатик трудоголик, только и думающий, что о работе, или все же это и есть хвост? Михаил следил за ним краем глаза, готовясь перевести его на настенные часы, удобно для него располагавшиеся сразу за спиной подозреваемого. Предполагаемый хвост стал в очередь к повару. Он пробежался неудачно наигранным взглядом по столовой, как бы ища знакомых, но сделал это слишком быстро, ведь нельзя изучить лица более чем тридцати человек, многие из которых сидели спиной к нему, за секунду. Зато на Михаиле, который был ему абсолютно незнаком, он задержал взгляд на добрые полторы или две секунды. Потом, очевидно получив то, что хотел, он спокойно отвернулся и приступил к изучению меню. Это был он. Однако еще была одна проверка, которой Михаил хотел подвергнуть горе шпиона. Как только пришла его очередь, и парень принялся заказывать, Михаил резко поднялся, и ушел из столовой. Просто уйти, не сделав ни глотка, и бегом броситься за Соборовым он, конечно же, не мог, это было слишком уж явно и такая слежка, невольно превращаясь в конвой, уже не имела никакого смысла, поэтому у Михаила было несколько секунд, чтобы уйти от столовой как можно дальше.
   Михаил пошел по окраине лагеря, медленно раскуривая сигарету. Он не курил прежде, но начал это делать с того момента, когда его внедрили потому, что курение оправдывало его наблюдение и нахождение во многих местах. Сам же он терпеть не мог сигарет и сигаретного дыма в частности. Он медленно шагал вдоль лагеря, и потягивал папиросу. Иногда он проверял наличие хвоста, но за ним уже никто не шел. Тогда Михаил отправился дальше. Он не успел придумать никакого объяснения для своего похода, кроме как перекур. Если сейчас его кто-то спросит, о причине его пребывания здесь, то придумывать и отговариваться придется на ходу. Но у него не было мотивов быть здесь, и это сильно тревожило. Басни о ностальгии за простыми боевыми солдатскими буднями, были оставлены на крайний случай, однако Михаил сильно сомневался, что образ мечтателя ассоциируется с ним, и понимал всю несостоятельность подобной версии.
   В конце концов, он добрел до края лагеря, увеличившегося в несколько раз, разросшись почти до леса. Уже было натянуто несколько палаток, и место для еще одной как раз очищали. Михаил вытянул очередную сигарету и поймал себя на мысли, что он уже терпеть их не может, однако курение прекрасно вписывалась в его маску ностальгирующего вояки. Соборов нашел глазами опушку, где залегал снайпер. Она была на довольно таки высоком холме, который имел небольшую, свободную от деревьев поляну, где и находился снайпер. До него было около полтора километра, однако он отлично видел все, что происходило в лагере, и вполне мог распознать даже лицо Михаила. Опушку из лагеря было практически не видно, потому, что высокие деревья скрывали ее, но Михаил знал, что она там. Он долго и неустанно смотрел в сторону опушки, а потом начал указывать глазами на Днепропетровск. Условным сигналом в такой ситуации была расстегнутая верхняя пуговица, и Михаил ее расстегнул. Две расстегнутые пуговицы означали нужду во встрече, а одна – надвигающуюся опасность. Он хотел сказать своим, чтоб они уходили в город, где их, скорее всего, не найдут. Дополнительно он губами произнес «у-хо-ди-те». Это было довольно таки понятное, хорошо читаемое по губам слово. Не дожидаясь ответа, в надежде, что его увидели, Михаил направился к офицерской палатке.
   В палатке шел инструктаж на трудно различимой для Михаила латыни. Он уже сильно продвинулся в изучении этого языка, но беглую речь понять было довольно сложно. Впрочем, для него все было ясно и так как никакой важной роли Михаил, по сути, не играл в этом рейде, его персоной не интересовался никто. Он спокойно стоял у входа и наблюдал за офицерским составом, расположившийся на сидячих местах. Кроме него у крайней стены стояло еще много служащих в обычной форме, что было для Михаила хорошей новостью, ведь он теперь будет не так сильно заметен среди одетых в сутрах воинов, и сможет раствориться в безликой массе небронированной пехоты.
   Спустя несколько минут офицерский состав отправился к солдатам, которых быстро построили в большую шеренгу и повели в лес. Для поискового рейда взяли около пятисот солдат, они, растянувшись вдоль деревьев, легко покрывали все пространство, что принадлежало лесу.
   – Пошли! – скомандовали все командиры, и солдаты медленно двинулись в лес.
   Соборов шел вне шеренги, а позади солдат, остальные воины из легкой пехоты, также шли позади. Среди них был и преследовавший Соборова здоровяк, который в этот раз предпочел не проявлять к Михаилу никакого интереса, хотя и шел всего в двадцати метрах от него. Лес был мокрым, заснеженным и крайне неуютным. Отовсюду капала талая вода, ноги погружались в тающий, почти превратившийся в воду снег, а потом еще и грузли в гниющей, мокрой листве. Однако тут Михаил чувствовал себя боле комфортно, чем в лагере, ему было куда более спокойно и легко преодолевать физический дискомфорт, чем действовать в условиях жесткого психологического напряжения. Поэтому сейчас он отдыхал. Тогда как остальные пятьсот человек внимательно всматривались в очертания деревьев, Михаил точно знал, что как минимум километр никаких следов они не увидят, а вот тогда уже возможно придется хитрить, как-то отвлекать внимание, если кто-то что-то заподозрит, но пока что можно было расслабиться.
   Больше всего Михаила интересовало, как он сможет передать связным ту информацию, что у него была, и это было достаточно сложно. Особенно его беспокоили строки, ведь завтра эта информация будет уже возможно бесполезна, ведь просто-напросто ничего уже не успеют сделать. Еще одним моментом было то, что Михаил не знал точное расположение группы, она могла уйти в Днепропетровск, а могла остаться. Если они ушли, то Михаилу уже ничем не удастся им помочь, а если нет, то все равно старое место, где он мог оставить записку, теперь было не достижимо для связной группы. Оставался еще один вариант, который нужно будет проиграть Михаилу сегодня вечером, по возвращению в лагерь.


   III

   Бункер «Карпатия»
   6 декабря 14:56

   В то время, пока Михаил и его новые друзья прочесывали пустой лес, в западный бункер поступила первая информация от наблюдающей группы.
   – Богдан Сергеевич, можно к вам? – к Вирвису зашел низенький, практически лысый мужчина лет сорока, он был в гражданском костюме, хотя на самом деле был военнослужащим. Это был начальник корпуса разведки.
   – Слушаю вас, полковник.
   – Поступили данные от связной группы. В генеральный штаб Второго Легиона прибыло большое подкрепление.
   – Большое это сколько?
   – Примерно шесть сотен человек. Все в сутрах, хорошее вооружение. В общем, абсолютно и полностью готовы к бою.
   – Хм… – Вирвис явно был озадачен такими цифрами – ошибки быть не может?
   – Никак нет. Цифра, если вы об этом, точная.
   – Должен заметить, что это неожиданная цифра, и это если не выражаться. Информация получена наблюдателями, или кротом?
   – Наблюдателями, товарищ Генерал. Крот на связь выйти никак не мог, как доложили связные. Он лишь предупредил их об опасности и ушел.
   – Какой опасности?
   – Лес, в котором были парни, решили прочесать, но они вовремя убрались оттуда.
   – Он еще может передать нам хоть что-то? Связные остались поблизости, надеюсь?
   – Да, предусмотрены другие варианты выхода на связь. И связные еще действуют в этом районе. Думаю, если за кротом не будет слежки, он вполне может выйти на связь.
   – Хорошо. Присаживайтесь, необходимо решить, что делать с той информацией, которая у нас уже есть. И не забывайте, что вся наша информация получена сугубо от наблюдателей.
   Вирвис вызвал секретаря и приказал собрать начальников корпусов на совещание. Совету предстояла тяжелая и напряженная работа.


   IV

   В это время севернее от бункера шел отряд разведгруппы. Неожиданно для себя они преодолели большую часть дороги уже к трем часам дня, и, наслаждаясь прекрасной погодой, шагали вдоль одной из многочисленных горных рек, бывшей для них как магистраль. Иногда они шли по колени в ледяной воде, и было довольно не привычно не ощущать при этом никакого изменения температуры, ведь скафандр не допускал ее внутрь. Командир отряда знал, что скафандр потратил большое количество энергии на обогрев за эти несколько дней пути, а особенно за ночь на морозе, и приказал подзарядить скафандры на ходу. Ребята напоминали шершней, с открытыми крыльями, которые почему-то решили пройтись на задних ногах. Из-за того, что пришлось освободить спину, все оружие несли в руках. Конечно веса не чувствовалось, однако на комфорт ходьбы это повлияло. Действительно, батареи скафандра были заряжены на 60 %, а это довольно таки туго учитывая то, что в эти дни войны в воздухе всегда висела неизвестность и если была возможность подзарядиться, упускать ее было нельзя. Также это касалось и питания самих солдат, не важно, насколько ты голоден, если ты не знаешь, что сможешь перекусить через два или три часа, сделай это сейчас. Питание слишком важная составляющая жизни организма, прямо пропорционально влияющая на жизнь человека, на его силы, работоспособность и умственную активность.
   В горах начало резко темнеть примерно к четырем часам дня, а в полпятого все вокруг уже погрузилось в серые сумерки. До бункера оставалось совсем мало. Отряд двигался в ломаном ритме, когда пять минут солдаты бегут рысью, а потом пять минут отдыхают на пешем ходу. До бункера оставалось километров десять.
   – Еще чуток поднажмем, ребята, и мы дома.
   – Надеетесь, что нам дадут целый вечер, командир?
   – Не знаю. Не каркай ты. Я с сыном хочу посидеть, он со дня на день должен начать говорить, у меня прямо предчувствие.
   – Отлично. А мне бы отоспаться. Завтра наверняка опять отправят куда-то.
   – Свеча, а ты что делать будешь?
   – Не знаю. Наверное, тоже завалюсь спать.
   – Нет желания выпить пивка?
   – Я б с удовольствием, но я свою норму еще на прошлой неделе выпил, на день рождения Летуна.
   – Да ладно, не обидим. Мы с ребятами сегодня решили устроить вечер киносеанса, обещали прийти девушки.
   – Это ж что еще за девушки?
   – Девушки, что надо, правда, парни?
   – Да.
   – В общем, девчонки из продовольственной группы. Выращивают грибы, и всякую живность.
   – Надеюсь, что они к нам не в рабочей одежде придут и со всеми сопутствующими атрибутами, типа запаха.
   – Не-т, ты что. Хорошие девочки, я сам выбирал и знакомился.
   – Да, ты выберешь, так выберешь – вмешался третий солдат – помню последних твоих хороших девочек.
   – Вы б выспались, парни, завтра ведь опять погонят и не посмотрят ни на что – вмешался четвертый боец.
   – Не каркай, может, еще и отгул дадут.


   V

   Опорный пункт Второго Легиона
   Окраина г. Днепропетровск

   В это время, в военном лагере возле Днепропетровска, ближе к пяти часам вечера, Михаил наконец-то вернулся из рейда. Следов его связных никто не заметил, и это уже радовало. Он быстро помчался к себе в небольшую отдельную палатку, в которой ему даже выделили стол, для ведения записей и лэптоп. Соборов быстро оторвал небольшой кусочек бумаги, и принялся аккуратно выводить слово за словом.
   Дописав все, он помчался к домику с гражданскими, которые были его прикрытием, а настоящей его целью был второй тайник, находящийся в округе дома. Михаил сбавил темп, когда вспомнил, что у дома стоит стражник, не нужно было обращать на себя внимание. Михаил подумал о том, что было бы неплохо избавиться от него для безопасности своих ребят, которые должны прийти за запиской.
   – Привет, солдат. Как служба?
   – Нормально – буркнул в ответ ему стражник. Михаилу не доверяли в лагере, как и всем, кто был связан с Быковым.
   – Курить хочешь? – Михаил закурил.
   – Не откажусь. У меня свои есть, но спички отсырели – как бы там ни было, но от компании солдат не мог отказаться, он прикурил и немного развеселился – Ага, спасибо.
   – Да не за что. Эх, хорошо вот так посидеть, покушал, напился чайку и на перекур. Это мой личный традиционный обряд.
   – Да уж, а я из-за этих новоприбывших еще не обедал.
   – Серьезно? Это ж как так?
   – А вот так, позвонил сержант, сказал израсходовать сухой паек, говорит, что все заняты, и подменить на посту меня некому.
   – Да куда ж они денутся? На минутку перекусить, можно было бы пойти. А когда ночная смена придет?
   – Еще три часа ждать.
   – Может быть, что придет позднее, ведь все заняты в лагере.
   – Да у меня еще и изжога разыгралась, если не успею на ужин, то ночь буду мучиться.
   – Да, хреново – Михаил понимал, что ему повезло – я б помог, но у меня работы еще полно.
   – Да уж, знаем мы ваши дела – солдат насупился на Михаила и ситуация начала отклоняться от нужного направления.
   – Ну, ты ж понимаешь, не сделаю – с меня кожу снимут. Хотя ты знаешь, ладно, но только ни слова обо мне, понял? Иди. Я буду тут до конца смены, а ты взамен завтра сам их кормишь целый день, договорились?
   – Не вопрос, спасибо тебе. Зря о вас, перебежчиках, столько дерма говорят. Выручил. Спасибо тебе еще раз – солдат помчался к лагерю.
   Михаил с облегчением пошел к реке, где была пристань, на берегу возле которой, лежала перевернутая лодка, а еще чуть дальше, у большой лозы, была полусгнившая деревянная лавочка. Под этой лавочкой, в щель одной из ее ножек и нужно было поставить записку. Соборов пошел к реке. Солнце уже почти скрылось, но света от его лучей еще хватало на то, чтобы вполне хорошо видеть все вокруг. Михаил побросал по воде жабки несколько раз, потом сделал вид, что пытается починить лавочку, и спрятал в нее записку. Вдруг перед ним зашевелились кусты, и он невольно отпрянул, но тут же спохватился, догадавшись, что это свои. Разглядеть кого-то было просто нереально, он знал, что где то в метре перед ним лежит спецназовец в полном боевом комплекте и трехсоткилограммовом костюме, однако не мог ничего различить. Он смотрел и не знал, что ему делать. Вдруг из кустов вылетела маленькая записка, а рука, бросившая ее, спряталась обратно в темноту и хаос веток. Соборов спрятал свою записку, одним движением аккуратно подняв ту, что предназначалась ему, и вскоре покинул пристань. Позже он прочел записку, где было написано: «Проверить точку № 2 в 6:00 утра».


   VI

   Бункер «Карпатия»
   Спустя несколько минут

   Разведданные от Михаила сразу же поступили в Западный бункер. Совещание, которое шло уже более четырех часов, давно уже зашло в тупик. Много было предложений, много отчаянья, много гнева и нервов. Не менялся только Вирвис. Казалось, что изменить его настроение или повлиять на дух было невозможно.
   – Друзья, какие еще предложения у вас есть? Давайте начнем заново. Валерий Александрович, прошу, повторите нам, что мы имеем на данный момент? Какая информация у нас есть? Мы должны составить план действий как можно скорее, желательно до полуночи – зал затих.
   – Ну. Мы знаем количество сил противника, который базируется два километра южнее Днепропетровска. Это число составляет примерно семьсот человек. Нам известно, что все солдаты экипированы скафандрами сутра и боевым оружием, оснащенным сверхактивной субстанцией Ун. Также нам известны направления ударов – это Харьковский и Крымский бункеры. Мы еще знаем, что координаты нашего бункера также известны врагу. Следующая важная информация касается того, что в описании атаки на бункеры были упомянуты бурмашины, что может свидетельствовать о том, что какая-то часть атак придется сразу на внутренние части бункеров.
   – Спасибо. Итак, давайте заново, что из этого следует? – Вирвис обратился опять в зал. Начальники корпусов, изрядно вымотанные за весь день, вспотевшие от горячего кофе, который они пили, казалось бы, без конца, были в тяжелых раздумьях. Воздух был белым от сигаретного дыма. С места поднялся Зорога и приступил делиться теми же умозаключениями, которые были обговорены уже в сотый раз.
   – Ну, в первую очередь понятно, что противник разделит силы на оба бункера, то есть количество каждого из отрядов будет равна примерно тремстам человек, с учетом тех, кого оставят в лагере.
   – Думаете, что они оставят в лагере сто человек? Это слишком много – вмешался начальник КТС, корпуса техники и снаряжения – это огромная огневая мощь для бойцов в сутре.
   – Сколько, по-вашему, людей может оставить враг в генеральном штабе? – вмешался Вирвис.
   – Думаю, что не более двадцати человек, ну если там будут высокие чины, то двадцать пять или тридцать – это потолок.
   – Да, но мы знаем, что они прочесывали лес, а это неспроста. Они могут ждать атаки, раз у них есть подобные подозрения – говорил один из высоко поставленных офицеров.
   – Разумно, но если они захотят перестраховаться, то не оставят в генштабе высокопоставленных лиц, а отправят их в один из бункеров, таким образом освободив несколько десятков воинов из охраны генштаба для атаки.
   – То есть вы считаете, что охрана будет, еще может быть даже меньше?
   – Нет, им нужен опорный пункт, в котором можно будет перегруппироваться, значит, там оставят человек двадцать, не меньше. И парочку офицеров, которые возможно будут координировать действия.
   – Кто что думает по этому поводу? Я имею виду – координирование действий? Если еще кто не понял, то мы рассматриваем целесообразность нападения на генеральный штаб. Сколько от этого пользы?
   – Польза есть, но больше ее будет, если попробовать отбить хотя бы Крымский, ближайший от нас бункер – в разговор вмешался пожилой офицер, генерал, начальник корпуса Внутренней безопасности бункера – генштаб нам ничего не дает.
   – Как это не дает? Вы представляете себе, что означает уничтожение опорного пункта или генштаба, если он происходит до начала атаки? Это внесет в их ряды немалое замешательство и панику. Думаю, мы должны разделить свои силы на эти направления.
   – Нет! Это не допустимо. Вполне возможно, что мы ошибаемся насчет численности охраны опорного пункта, если она окажется выше, то наши воины попадут либо в засаду, либо будут вынуждены отступить. В любом случае, мы уже никак не сможем их использовать в этот решающий момент!
   По залу прокатилась целая волна возгласов. Часть выступала за разделение войск бункера, а другие предпочитали этого не делать.
   – Тихо, господа, тихо. Не нужно поднимать шум. – Вирвис поднялся из кресла на руках, и при виде этого все затихли. Многие просто из уважения к главнокомандующему, которому подобные вещи давались с огромным трудом. Ноги не слушались Вирвиса уже многие годы, и он стоял, с трудом удерживаясь, однако на его лице осталось былое спокойствие, а глаза также мирно и уверенно смотрели на всех. – Ну что мы имеем с того, что отправим сотню наших солдат к Крымскому бункеру? Будет это сотня или восемьдесят человек, или семьдесят, это уже не так важно. Численность обороны Крымского бункера составляет около шестидесяти солдат стального спецназа. В суме с нашими бойцами это все равно мало. Мы должны предпринять атаку на опорный пункт и осуществить это еще до того, как транспорт врага прибудет к нашим бункерам. Это даст нам хотя бы психологическое преимущество.
   – Да, но если так, то нам необходимо немедленно отправлять войска, мы не можем знать точно, когда враги начнут свою атаку.
   – Будем работать с тем, что есть, а дальше уже по обстоятельствам. Не вижу смысла пускаться в гадания, так мы ничего не добьемся. Зорога, соберите всех людей, которые есть у вас в корпусе и приготовьте их к отбытию. Кстати, сколько их у вас?
   – Примерно сто, или может быть сто десять человек, но многие в рейдах.
   – Сколько находятся хотя бы в стокилометровом квадрате от бункера?
   – Сотня будет точно, главнокомандующий.
   – Хорошо. Отбери тридцать самых опытных, чтоб были наготове. Два взвода спецназовцев отправь прочесывать главное, Северо-Восточное направление, а также Юго-Восточное. Есть большая возможность, что там засада. Если собьют наши вертолеты – все, никуда мы не успеем. Разведгруппы из легкой пехоты отправляй по более широкому радиусу. – Вирвис курсором показывал на карте, которая была на сенсорном экране, на его столе, а проектор проецировал с нее изображение уже на большую, общую карту.
   – Вас понял, разрешите выполнять?
   – Иди. По выполнению доложить мне лично.
   Зорога вылетел из кабинета, попутно прихватив с собой Юру Горейко, заведовавшего всеми операциями, которые проводились бойцами бункера.


   VII

   Спустя несколько минут на личную рацию капитана разведывательного отряда, Степана Пулы поступил приказ, в один момент изменивший все его планы и планы его людей.
   – Всем стоп. Внимание, ребята. Привал пять минут. Снимаем шлемы, едим быстро сухой пай, пьем, сколько влезет, справляем нужду и слушаем детали операции.
   – Блин – послышалось в рации. Все ребята невольно повиновались. Они молча жевали сухой паек, попутно прощаясь со своими планами на вечер.
   – Значит так. Завтра намечается вражеская, массовая атака на Харьковское и Крымское убежища. Наша задача, расчистить коридоры для вертолетов, по предполагаемым маршрутам полета. Ожидается, что с вполне большой вероятностью, скорее даже наверняка, на этих направлениях засели снайперы и базутчики, которые должны будут сбивать завтра наш транспорт. Наша задача найти их и уничтожить. Основную поисковую силу составляет легкая пехота вместе с резервными силами внутренней безопасности, мы же ударная группа. Как только они находят – мы идем и уничтожаем. Все понятно?
   – Да.
   – Да.
   – Да.
   – Понял.
   – Все просто. Сейчас едим, и все остальное, потом добираемся до бункера, где садимся в транспорт и выезжаем за двадцатикилометровый периметр, который определен как чистый от врага. Потом выходим и идем за поисковой группой. Ждем, когда появится цель. Еще всем сейчас при мне выпить таблетку номер 6.
   – О, не-е-т, у меня после нее пучит.
   – Терпеть не могу эту гадость, потом три ночи еще не сплю.
   – Отставить разговоры. Пейте, если не хотите уснуть. Всех проверю. Итак, вопросы? Хорошо. Открыть рот. Хорошо. Надеваем шлемы и выходим. Всем – полная готовность.
   Спустя час джип с отрядом командира Пулы и Свечи высадили в глухом лесу. В инфракрасном фильтре была видна цепочка из поисковой группы, прочесывавшей лес по большому коридору. Некоторые карабкались на горы, где потом устраивали снайперские гнезда, и осматривали леса с помощью мощных тепловизионных установок.
   – Командиру ударной группы, это полковник Свелепов, я командую этой поисковой операцией. Ваш позывной – злой слон, как поняли?
   – Понял вас, мой позывной злой слон.
   – Хорошо. Если что-то заметите, сообщайте, вы подключены к общему каналу, как и все ваши бойцы. Позывной командного центра – ленивый орел, как поняли?
   – Вас понял. Позывной командного центра – ленивый орел.
   – Смотреть в оба, капитан! – рация личной связи с полковником отключилась, и ребята попали в общий канал связи, где им пришлось слушать доклады сотен бойцов легкой пехоты. На Южно – Восточном направлении было уже обнаружено первую засаду, но она состояла из не бронированных диверсионных групп и с ним расправились на месте. Еще было трое снайперов, которые стали добычей второй ударной группы, шедшей южнее.
   – Это командир Веселый, вызываю злого слона.
   – Я злой слон, слушаю вас, командир.
   – Квадрат 16, в двух километрах от вас замечен небольшой отряд противника. Человек пять, не меньше. Снаряжение – скафандры сутра. Удачи парни и осторожней, очевидно, что это их основной пункт. Они только что появились, что может означать, что спустя небольшое количество времени они уже разойдутся кто куда, и это уже крайне не желательно. Уничтожьте их.
   – Вас понял. Приступаю. Конец связи.
   – Не слабо. Пять на пять. Я думал, что мы будем действовать более надежно – занервничал воин виджилант, который носил кличку Пионер, за то, что всегда действовал по статуту, даже в обычной обстановке.
   – В чем дело? Пять на пять – это нормально. Завтра наши будут драться с расчетом сто пятьдесят на триста. Хочешь с ними? Свеча, идешь по северной дуге, Пионер, обходишь справа, остальные идем в лоб. Без моей команды ничего не предпринимать.
   – Вас понял.
   Павел Свеча, рядовой солдат стального спецназа, который совсем недавно получил скафандр и место в отряде, быстро и аккуратно, не поднимая шума, пробирался сквозь деревья, обходя недавно прибывших в лес солдат Второго Легиона. Он пытался сосредоточиться только на задании, собрался духом и готовился вступить в бой. Сердце просто таки вылетало из грудной клетки. Адреналина было более чем достаточно, что создавало в мыслях небольшой хаос, который имел некоторое сходство с рабочим беспорядком. Все было сейчас наготове, опыт, способы и методы ведения боя, тактики, советы, отдельные фразы инструкторов и собственные выводы, все было готово к применению и лежало перед глазами, нужно было лишь быстро и точно выбирать между ними. А для этого, необходимо любой ценой освободить сознание от раздумий.
   Тепло мотора – единственное, что более-менее отчетливо видел Свеча. Скафандры противников были в режиме температурной невидимости, когда внешние листы скафандра подгоняются под температуру окружающей среды с помощью специальной сетеподобной системы. Эта система была достаточно уязвима из-за сравнительно длительного периода времени, которое уходила на изменение температуры листов адамантитовой стали. Поэтому часто, когда боец двигался, его тело вырабатывало температуру быстрее, чем система охлаждения успевала ее снижать, что еще более усугублялось из-за неравномерности нагревания разных частей тела. Другим минусом было достаточно серьезное энергопотребление. Так что отказываться от тепловизоров, будучи на дальней дистанции от врага было не совсем оправданным, и Свеча не отказывался. Время от времени тела, или части тел противников, которые возились возле джипа, вырывались из темноты, окрашиваясь в желтый или даже оранжевый цвета.
   – Свеча, что у тебя?
   – Выставили часовых по периметру, так что я лежу на земле, боюсь, чтоб не увидели на тепловизоре. Двое возятся с вещами.
   – Тебя поняли. Следи за температурой тела. Когда уравновесится – постарайся подойти поближе. Мы тоже подходим, но еще не видим точку из-за холма.
   – Вам понял, ожидаю приказа.
   – Пионер, ты где?
   – Обошел справа. У меня тоже часовой, жду, пока пропотею.
   – Хорошо. Ориентировочно до приказа пять минут. Наблюдайте. О конкретных личных целях сообщу с минуты на минуту.
   – Вас понял.
   – Так точно.
   Пула вышел на холм спустя обещанные две минуты. Его взору представился джип, трое охранников, на расстоянии около двадцати метров от него, один был в джипе, на переднем водительском сиденье, а еще один, забравшись на толстую ель, пытался натянуть камуфляжный навес между деревьями. Проще было бы просто накрыть джип, но эти парни почему-то решили накрыть половину леса.
   – Внимание, ленивый орел, это злой слон. Вызываю ленивого орла.
   – Что там у вас, капитан?
   – Они натягивают большой навес. Есть подозрение, что это только разведгруппа, которая готовит лагерь для большего отряда.
   – Опишите ситуацию детальней, капитан.
   – Они натягивают большой камуфляжный навес между деревьями, хотя могли бы накрыть только джип.
   – Вас понял, ожидайте приказа.
   Зорога, с привычным для него временным безразличием к абсолютно всем земным проблемам, как к глобальным, так и более мелкого масштаба, развалился в кресле и изучал абсолютно гладкий, белый потолок. В этот момент к нему подошел Горейко и доложил о ситуации.
   – Пускай работают. У меня сейчас нет людей, чтобы отправлять их на подкрепление.
   – А если это их подкрепление перегруппируются? Тогда их уже можно будет и не отыскать.
   – Так или иначе, коридора должно хватить вертолетам. Ваша задача – сделать так, чтобы в четырех километровой полосе, до самого конца Карпат, не было ни души, вот и все. У тебя хватит людей, Юра?
   – Ну, маловато, но хватает.
   – Действуй. И пускай атакуют немедленно, если в округе не замечено этого самого подкрепления.
   – Не замечено.
   – Тогда пусть поторопятся. Если этот навес действительно готовили под большой лагерь, то это делалось для светового дня, а не для ночи, а это означает, что не обязательно подкрепление прибудет сейчас. Короче, Юра, тебе не в первой, действуй.
   – Вас понял.
   Горейко поспешно вылетел из зала и помчался отдавать приказ. Вокруг него повсюду были военные офицеры, которые, как и он сам, решали свои срочные вопросы.
   – Злой слон, прием.
   – Злой слон, слушаю вас, ленивый орел.
   – Приступайте к ликвидации противника. Удачи вам парни, конец связи. Жду доклада о выполнении.
   – Вас понял, приступаю к ликвидации противника.
   – Свеча, Пионер, работайте со своими целями сразу, как только мы влезем в бой, и возьмем на себя внимание. Атакуем синхронно.
   – Вас понял.
   – Есть.
   Пула и двое бойцов, шедшие следом за ним, приняли положение, лежа, и поползли к лагерю. Как только они приблизились к часовому на расстояние в десять метров, все трое вскочили, и помчались в атаку. В самом начале капитан бросил световую гранату, чтоб выиграть несколько секунд.
   Граната взорвалась и Свеча с Пионером, который залег чуть Южнее, помчались на своих противников, уже покинувших свои позиции, и готовились вступить в бой с капитаном. Они случайно поймали световую вспышку, и сейчас, шатаясь, пытались прийти в себя. Свеча успел подойти к противнику довольно близко, но того предупредили из машины, Свеча слишком поздно это понял и эффект неожиданности был утерян. В это время Пионер отрапортовал об удаче.
   – У меня минус один.
   – Давай к джипу, займись водителем.
   Свеча вступил в бой. Противник рванул на него без раздумий, немедленно придя в себя. Павел ожидал, что спасать утраченный момент приодеться ему, но противник резко перехватил инициативу. Они схлестнулись мечами. Удар последовал за ударом. Свеча понял, что противник очень хорош в фехтовании. Его серия ударов, которую уже, казалось бы, удалось прочитать, продолжилась неожиданной связкой, заставившей Свечу просто таки панически вертеться и блокировать удары. Ища возможные варианты сбросить темп битвы, парень попытался воспользоваться деревом, чтобы перевести дух, но враг и не подумал обходить его и дожимал Свечу изо всех сил. Он ударил по одному дереву едва различимым, очень быстрым и резким ударом, и оно накренилось в сторону джипа.
   – Дерево – проорал капитан во всю глотку, эта привычка осталась у него еще из прошлого, когда рация не всегда была у отряда, а шум от пуль заполонял все вокруг.
   От неожиданности Свеча попятился.
   – А-а-а! – из микрофона Пионера послышался крик – твари, кап…
   – Пионе-е-е-р! – Капитан проорал в ответ.
   Резкая потеря сигнала могла свидетельствовать только о том, что парню отрубили голову или повредили шлем. Число участников эфира на мониторе скафандра из пятерки превратилось в четверку. Сообразив, что произошло, Свеча разозлился. Адреналин пробудил его от легкого замешательства, навязанное ему противником. Он сконцентрировался, и решил, во что бы то ни стало победить в этом бою. По рации еще что-то кричали про месть и другое, но Свеча был глух и нем, он смотрел только на своего противника. Они стояли так несколько секунд, но эти секунды были особенными, за это время один уже победил другого, воспрянув из пепла. Когда избавляешься от страха, тревоги, давления или хаоса мыслей, то кажется, что тебе открылся целый новый мир. Свеча заметил дождь, который обильно поливал все вокруг, он заметил разрезанное по диагонали дерево, которое было между ним и его противником, и самого противника. Свеча интересовался им, он не ждал ни победы, ни поражения. Он думал, как выжить, не более. Противник первым пошел в атаку. На какой-то миг Павел снова потерял самообладание, но потом взял себя в руки.
   На него полетел меч. Свеча знал, что это далеко не первый и не второй удар, поэтому решил не вступать в ближний бой, он начал навязывать противнику другую манеру, которую он наверняка не любил. Каждый раз, когда тот атаковал, Свеча отступал, не давая противнику начать свою мясорубку. Противник, чувствовавший свое преимущество, начал нервничать и буквально бросаться на Павла. И парень подыграл ему. Свеча вспомнил старинную мудрость: «Если ты сильнее – притворись слабым, если слабый – притворись сильным». Она должна была сработать.
   Враг в очередной раз напал на Павла. Парень упал на землю и сразу, не дожидаясь, когда его попытаются добить, откатился в сторону и встал. Противник как раз ударил пустую землю, наклонившись вперед. Его меч глубоко вошел в землю, и Свеча одним размашистым ударом разрубил противнику левую часть грудной клетки. Он действовал не точно и не собранно, второпях, и поэтому не смог попасть по шее, однако рана все равно получилась страшной. Враг качнулся, и упал на колени. Он тряхнул головой, пытаясь понять, что происходит, и попытался встать, но это не удалось ему даже на половину, и он, резко ослабнув, мешком рухнул на землю. Свеча рухнул на колени следом за ним. Он пытался отдышаться и собраться с мыслями.
   – Капитан, у меня минус один – задыхаясь, выдавил Свеча.
   Но ответа не последовало. Павел встал и пошел к лагерю. Глянув на джип, он заметил, что там тихо и нет никакого движения. Тогда Свеча, наконец, вспомнил о датчике участников группы. Он метнулся глазами к нему, и не поверил своим глазам. Никого не было на связи. «Может неполадки с рацией» – промчалось в голове.
   Почувствовав нарастающую тревогу, Свеча замедлился и насторожился. Он согнулся и подкрадывался максимально бесшумно, попутно внимательно всматриваясь в темноту. Вокруг джипа медленно таял дым, исходивший из использованной чуть раньше дымовой гранаты. Видимость в инфракрасном спектре, как и в ночном видении, была очень слабой, и пришлось перейти на тепловое виденье, что было риском оказаться застигнутым врасплох, ведь от этого фильтра можно было спрятаться. Как только Павел включил тепловизор, ему открылась вся картина происходящего. Правее от джипа было два красных пятна, отдаленно напоминающих человеческие фигуры. Это были убитые или раненные. Прямо перед джипом лежало еще двое, и двое других дальше, за машиной. В шести или семи метрах перед самим Павлом, стояло две фигуры. Оба были, очевидно, раненные потому, что один стоял, опираясь на плечи другого. Голова раненного бойца была бессильно опущена, а ноги не слушались. Другой был ранен в ногу, на ней было большое красное пятно, хорошо видное в тепловизионном фильтре.
   Павел стоял и смотрел на своих противников, а они смотрели на него. Спустя миг тот, кто держал своего товарища, бросил его, и тот мешком упал на землю. Сам же воин достал меч, и вышел вперед к Свече. Он почти не опирался на ногу и был очень уязвим. Недолго думая лейтенант бросился на противника, добивая его в порыве ярости. С большой силой заблокировав слабый удар нападающего, Свеча отбросил его ногой перед собой. Удар скользнул по туловищу с искрами. Вражеский боец потерял равновесие, и в попытке поймать его, неудачно развернулся спиной к Свече. Секунды хватило, и Павел тут же нанес удар. Враг застыл, скользнул на мече и свалился на землю. Свеча глянул на раненого, тот поднялся на ноги, опираясь на джип. Не раздумывая, Свеча пошел на него. В его глазах горел гнев и ярость, мысль об убитых товарищах наносила все больше боли, и в глазах темнело. Он не контролировал себя, не контролировал события, он был заложником своих чувств.
   – Умри наконец-то! – Свеча пронзил противника в уже раненный прежде живот, подойдя к нему на расстояние вытянутой руки. А тот, теряя сознания и быстро ослабевая, наклонился к нему и почти незаметно ткнул парня в живот. Он еще раз напрягся, но ноги отказали ему, и он сполз на землю.
   – Это злой слон, вызываю командный центр.
   – Злой слон, слушаю вам. Почему капитан Пула не отвечает? Что там у вас происходит?
   – Все мертвы. Противник уничтожен.
   – Как!! Все мертвы? Повторяю вопрос, в отряде кроме тебя, сынок, кто-то еще есть?
   – Все погибли – страшная слабость резко сковала Свечу. Пальцы ослабли, и меч скользнул по ним на землю. Ноги подкосились, и Павел упал на колени.
   – Кто докладывает?
   – Лейтенант стального спецназа Павел Свеча. Я ранен…
   Павел глянул на свой живот, и из него торчала ручка ножа, вокруг которого сочилась кровь и пена. Нужно было вытянуть нож, чтобы пена залила рану и дыру в скафандре. Павел поднапрягся, но пальцы не хотели сжиматься вокруг него, тогда он поднял другую руку и сжал рукоять обеими руками. Он резко дернул, но нож вышел только наполовину. Страшная боль вырубила его тут же, и он упал на бок. Голос полковника продолжал орать в рации, но уже обращался к кому-то другому. Пена из раны все еще шла, и нож медленно двигался под ее давлением. Еще немного и он выпал совсем, рану залило, но Свеча уже этого не видел.
   Дождь усилился, и лес обрел покой. Вечно зеленые, столетние ели сейчас слегка шевелились, также, как и минуту назад, когда под их огромными, покрытыми мхом ветками, умирали, такие сильные, такие ловкие и умные люди. Иногда срывался холодный и быстрый ветер, словно врываясь в чужие жилища, он продолжал извещать о прибытии туч или смене погоды, но никто не обращал на его суетливый труд никакого внимания. Еще минуту назад вокруг были удары мечей, выкрики ненависти или боли, а сейчас воцарился тот покой, который был тут тысячи лет, и будет тут и впредь.



   Глава 2. Игра мышцами

   Если стал частью нежелательных для тебя обстоятельств – постарайся просто пережить эти обстоятельства.


   I

   Бункер «Карпатия»
   7 декабря; 05:00

   Пять часов утра. Через час они войдут в вертолет и на свой страх и риск помчатся на одно из самых отчаянных и тяжелых заданий в своей жизни. Вертолет сядет где-то неподалеку от цели, они побегут, и с этого момента их жизнь будет висеть на волоске. Все закрутится так быстро, что не успеешь глазом моргнуть. Даже не будет времени, чтобы вспомнить о том, кто ты, чтобы подумать о том, что ты хочешь. Гавриил знал это чувство. Он ехал в большом лифте в транспортный ангар с другими парнями. Он знал о предстоящем задании по уничтожению опорного пункта, знал о том, что потом нужно будет лететь к Крымскому бункеру, это если они выживут, или хотя бы долетят до этого опорного пункта, ведь их могут сбить где угодно.
   Гавриил стоял в полном обмундировании у самой стены. В лифте, кроме него, было около тридцати также экипированных бойцов. Все ехали молча и неподвижно, как роботы, или статуи в музеях, те из статуй, которые вызывали восхищение. Стражи будущего, вот кто они. Но самим им хотелось только одного, чтобы то, что они видят сейчас, все эти коридоры, друзья, незнакомые им люди в бункере и вообще все вокруг, увидеть бы хотя б еще раз. Лифт медленно сбросил скорость, и двери распахнулись. Вокруг сновали ребята из внутренней безопасности. Они были без скафандров, но, тем не менее, казалось, что они живут у Бога за пазухой. Им не нужно идти в тот ад, куда нужно идти Гавриилу. Боялись все. Гавриил чувствовал это. Они знали, что идут в бой против элиты, которую победить крайне тяжело. Многие были даже не готовы к такому противнику, но выбирать не приходилось. Шли строем. Если обычно, когда идешь на хорошо спланированные задание, кто-то мог даже опоздать, кто-то еще успевал побежать выпить кофе или покурить, то сейчас все наоборот пытались быть дружнее, действовать сообща и стремились не отрываться от общей группы. Страх двигал многими из бойцов, это просто таки висело в воздухе, и Гавриил чувствовал это. Ему, правда, уже открывшему для себя циничное отношение к опасности, оберегавшее нервы, все это было чуть дальше от сердца, но даже он, лучший фехтовальщик и дуэлянт, не мог оставаться равнодушным.
   Впереди их уже ждал Зорога, он тоже был в скафандре и в полном боевом снаряжении. Гавриил быстро промчался глазами по бойцам, которых было двадцать девять, что значило, что Зорога и был тридцатым.
   – Парни. Слушайте внимательно. Сейчас ждем окончательного приказа и вылетаем. Как бы там ни случилось, но в шесть ноль – ноль мы должны вылететь из бункера.
   – Итак, теперь по порядку. В шесть ноль-ноль садимся в вертолет. Летим на низкой высоте по коридору, который вчера обеспечили нам наши ребята. Должен заметить, что это далось дорогой ценой, ведь мы потеряли вчера четырех прекрасных бойцов. Земля им пухом. Сегодня имеем прекрасную возможность отомстить за их жизни. На данный момент коридор держат силы легкой пехоты, но все же возможность того, что нас собьют, полностью не исключена. Так что если вертолет взорвется, или будет подбит снайпером, то знайте, что падать придется не высоко. Так что сгруппировались, как на учениях, и приземляемся себе спокойно. Задание будет провалено, но важней, чтоб вы в этой ситуации не покалечились по глупости. Приземляйтесь и ждите дальнейших указаний. Если все же удается вылететь из Карпат, то считайте, что мы в Днепропетровске. Прикрывают нас на истребителях, так что там неожиданностей быть не должно. Высадка будет в лесу, это в двух километрах от лагеря противника, который подходит к лесу почти впритык. Дальше действуем по моему приказу. На месте придется пробираться через лес, так что есть идем осторожно, следим за тепловым спектром.
   Дальше расскажу про лагерь. Из леса мы попадаем на жилые палатки. Они будут пустые, но не исключено, что кто-то может в них быть. Дальше за ними центральные палатки офицеров, столовая и офицерские спальные палатки. Окопов нет, землянок тоже никаких нет. Враги полагаются на мощную охрану. Охрана действительно не плохая. Нас ждет около тридцати бойцов элитных подразделений. Некоторые из вас, а точнее половина из вас, никогда еще не встречалась с такими. Отличительная черта – черный цвет скафандров и режущие лезвия на некоторых суставах. Предпочтительней атаковать таких воинов вдвоем. Чтоб вы поняли, с кем вам придется драться, то можете представить себе, что ваш противник это Гавриил Нелевский, которого вы все хорошо знаете с тренировок, ну или я, или еще вот Дима Гайда. Вот примерно такого класса противники вас ждут. Так что уничтожайте их при первой возможности, потому, что второй они вам не дадут. На нашей стороне хорошая профессиональная наглость и эффект неожиданности, так что все таки козыри есть и у нас.
   Идем дальше. Что касается мепсов, то их наличие не предполагается. Скорее всего, что ни одного из них мы не встретим. Именно поэтому в отряд отобраны только бойцы класса Тотус. Ну, еще вот пару хороших виджилантов, таких как Годэ и вот еще Сережка. – Зорога показал на одного из своих хороших знакомых, – ребята, главное не переживайте, все у нас получится. Идем по лесу, потом нападаем одним фронтом, и быстро зачищаем лагерь. Противник будет рассредоточен по всему этому лагерю, так что в принципе численный перевес будет у нас за счет быстрой атаки. Ах да, что касается офицерских палаток, то пытайтесь их удерживать, чтоб никто их там не сжег или не бросил в них гранату. Возможно, что нам удастся выведать какие-то данные.
   Дальше. Севернее есть домик с гражданскими, которых Второй Легион готовил в качестве рабов. Они не наша забота. Там есть разведгруппа, они этим занимаются. Итак, взгляните еще раз на примерную карту лагеря, изучите расположение палаток и основные точки, которые будут охраняться. К слову скажу, что остальная часть охраны будет находиться либо в казармах, либо по периметру лагеря.
   Пока Зорога рассказывал за спиной у спецотряда шел другой инструктаж. Гавриил оглянулся и увидел около семидесяти человек в сутрах. Он и не предполагал прежде, что в бункере есть так много бойцов стального спецназа. Все они слушали какого-то офицера, который был без шлема. Гавриил знал, что они отправляются в помощь Крымскому бункеру. Их инструктаж был довольно коротким. Потом их построили в колонну, и повели к вертолетам. Грохот от их шагов был таким сильным, что даже Зорога затих и ждал, когда они пройдут. Они шагали почти в ногу, и от их тяжелых шагов зашевелилась даже вода в стакане. Все, кто был сейчас в ангаре, провожали их взглядом. Такое зрелище огромной мощи захватывало дух. Невольно в груди просыпалась гордость, а в горле зарождался крик. Ребята из легкой пехоты, которые обслуживали транспорт так и делали, они кричали что есть духу, гордые за своих товарищей.
   – Врежьте им, парни!
   – Задайте этим гадам жару! – орала толпа.
   Они верили в победу, и правильно делали, ведь верить в поражение бессмысленно. Когда вертолеты с Крымским подкреплением отбыли, в ангаре вновь воцарилась тишина. Зорога рассказал еще какие-то детали операции, ответил на несколько вопросов и ушел куда-то, приказав дожидаться его возвращения. Воины присели у стены и молчаливо ждали. Кто-то остался у стола с картой, и о чем-то говорил, кто-то планировал какое-то конкретное задание, которое положил на отдельные пары бойцов или отряды Зорога. Такие товарищи всегда грели сердце, они не были одержимы эмоциями, относясь к грядущей смертельной опасности наиболее приемлемо – нейтрально. Сама по себе, нависающая опасность значения не имеет, если не пытаешься найти для себя благоприятный выход. Остальные бойцы просто потупили голову и ждали, определившись со своим планом действий. Гавриил был среди последних. Он знал, что на этом этапе, когда ты уже часть операции, когда ты уже знаешь, что ты отвечаешь за то или за это, прикрываешь чью-то спину, то страх отступает. Ты уже не принадлежишь себе, ты понимаешь, что единственное, чего тебе действительно нужно хотеть – это выполнить приказ. И все. Больше ничего тебя не беспокоит, ничего не волнует потому, что от того, как ты внесешь свой в клад в одно общее дело, зависит и твоя жизнь и твое будущее, и будущее еще многих тысяч людей. Но так, как тебя научили относиться к своей работе хладнокровно, то ты понимаешь, что беспокоиться бессмысленно. Ты сидишь и ждешь, наслаждаясь тем, что ты можешь думать о том, о чем хочешь, можешь еще одну минутку делать то, что тебе хочется.
   Время пролетело незаметно. Было еще несколько инструктажей, для конкретных отрядов и наконец-то начали открывать крышу ангара. Она раздвигалась, наверное, целую минуту. Офицеры внутренней безопасности нервничали из-за этого, ведь дверь должна открываться быстрей, чтоб не подставляться для атаки с воздуха. Оказалось, что влажность уничтожила один из двигателей, и все это в такой важный момент. Тяжелые створки ангара открывал только один мотор и был риск, что он сгорит, но все обошлось. Ребят наконец-то посадили в транспорт, и он начал подниматься. В воздухе, над вертолетами, уже кружило два истребителя, которые вылетели первыми, еще намного раньше, с другого секретного аэродрома.


   II

   Округа Днепропетровска
   Опорный пункт ВЛ
   7 декабря; 05:27

   В это время в лагере, где в глубоком тылу действовал Соборов, начинались первые приготовления. Михаил проснулся рано. Он почти не спал, а когда уснул, было уже около трех ночи. В пять он проснулся и оделся, не зажигая света, чтоб не обращать на свою палатку внимания. Он пошел к домику с заложниками. Стража спала, что было на руку Михаилу. Он бросился к лавочке, и в нужном месте уже была записка из зеленой бумаги. Внутри была надпись: «В полдень будет атака. Вам нужно притвориться заложником. Остальные рекомендации потом». Михаил намочил бумажку и растер ее пальцами до вязкой субстанции, после чего бросил в реку, предварительно разделив комок от растертой бумаги на несколько фрагментов.


   III

   Украина г. Змиево, что вблизи г. Харьков
   Тот же день

   Пока Гавриил Нелевский летел со своими друзьями на атаку опорного пункта Второго Легиона, находящегося в центре страны, Михаил Соборов продумывал свои действия, а Павел Свеча боролся за свою жизнь в операционной, в войну вмешался еще один герой. Бесшумно пробираясь в тенях домов, Кристофер Пабер следил за группой разведки Второго Легиона, которая брела между домами, осматривая город. Пабер пытался понять какова цель их визита. Если бы отряд был направлен на очистку города, то послали бы не больше трех человек, а в этом было десять. И каждый нес на спине огромный рюкзак с палатками, батареями и техникой. Они собирались разбивать здесь большой лагерь. Пабер знал, что недалеко от них есть бункер, он также был здесь именно из-за этого бункера. Вскоре отряд разведки выбрал место для опорного пункта. Решили взять здание, что было большой редкостью, ведь ненависть солдат Легиона Второго Дыхания к любым признакам цивилизованного мира была крайне велика. Они предпочитали жить вне призраков погибающего от их руки народа. Палатка и открытое поле – было для них наибольшим благом. Прожившие столетия в подземных бункерах, они считали открытое пространство раем. Однако сейчас разведка выбрала большое здание посреди площади. Это было что-то типа театра или кинотеатра, Пабер не мог разобрать, он не любил историю поверхности, считая ее сборищем ошибок. Он наблюдал за тем, как идут работы, как его бывшие товарищи распределяют обязанности, расставляют охрану и занимают здание.
   Местность, которую они выбрали, была сильно забросана мусором, поэтому несколько бойцов взялись его отсюда выносить, поскольку им была нужна именно эта большая площадь, с множеством мест для техники и палаток. Змиево, будучи давно заброшенным своими прежними хозяевами, спрятавшимся в Харьковском убежище, было разграблено мародерами, разбойниками и мепсами. Многочисленный мусор, прежде служивший предметами обихода, вроде мебели, или техники была кем-то сложена в небольшие кучки, которые пытались поджечь, но многое в этих кучках просто не могло гореть. Пабер исследовал одно их таких мест и вскоре понял, что таким образом люди пытались спастись от мепсов, создавая между ними и собой заслон из огня. Однако понял он это, когда нашел останки этих людей. Их затея провалилась, когда горючие материалы закончились. Мир, раскинувшийся сейчас вокруг, придя на замену старому, отнюдь не стал лучше. Он стал, разве что, честнее, хотя правила сохранились – выживает сильнейший. Змиево было довольно таки мрачным сейчас. Пустые дома, сквозняки, гоняющие над дорогами пыль и песок, засыпающий эти дороги, а также множество озлобленных животных. Собак в бункер не пускали, поэтому покинутые своими хозяевами, и лишенные их любви, вчерашние питомцы стали злобными и дикими, а те, которые не приспособились – становились жертвами первых. Но сюда они не сунуться. Звери хорошо чувствовали, с каким человеком они могут справиться, а с каким нет. Звери чувствуют страх потому, что знают о нем все. Тот, кто умеет напугать – умеет и бояться. Ошибочно полагать, что зверь рассчитывает свои силы, зная, какими возможностями он располагает. Зверь лишь бросаться в бой, когда чувствует опасность, превозмогая страх яростью, и гневом. Люди также могут превозмогать страх злостью и яростью, но кроме этого могут превозмогать его и иначе. Иной человек броситься в бой со львом, и его назовут смельчаком, не смотря на то, что он погиб, а другой, рассчитав свои силы и окружение убежит, и спасется, но его посчитают трусом по сравнению с тем, что бросился в атаку. На самом деле первый, почувствовав оцепенение при виде льва, смог преодолеть свой страх лишь с помощью агрессии, которая никаких преимуществ не дает, а другой, смело взглянув в глаза правде понял, что со львом ему не управиться и остался жив. Первый умер со страхом, но толпа запомнила его как героя, а второй спокойно ушел от опасности, но был осмеян.
   Насмотревшись, Кристофер ушел подальше от площади и размышлял. Пробираясь по заваленным проулкам, между старыми строениями, он был незаметен среди ящиков, сгоревших машин и мусора. Он направлялся в большой спальный район, где в одном из многоэтажных зданий пряталась Анжелина с ее сыном. Они пришли сюда уже давно. Пабер пообещал ей, что найдет бункер и отведет ее туда, но пока что возможности не было. Он брел от дома к дому, от машины к машине, сквозь узкие проулки и магазины, которые он уже много раз посещал в поисках еды. Ему из головы не шло то, что между этой разведгруппой и бункером наверняка есть связь, и он вдруг понял, что это разведка местности. Это значило, что уже сегодня тут будет большой батальон стальной пехоты. Наверняка на это задание элиты не отправят, хотя небольшой взвод должен быть для охраны офицерского состава. Они будут в таких же костюмах, как и Пабер и это не шло ему с головы. Он не хотел больше сражаться вообще, но идея, которую он пытался гнать, давила на него и требовала внимания.
   Он поднимался по ступенькам на девятый этаж четырнадцатиэтажного дома, невольно планируя то, во что еще даже не мог поверить. Мысли сами роились в голове и моделировали все его действия, но это были лишь фантазии, в реальности все будет сложней. Есть правило ошибки воображения: «Если тебе кажется, что будет сложно, знай, что будет в два раза сложней». Обычно так и бывало, и об этом не стоит забывать.
   На девятом этаже Пабер оказался перед дверью нужной квартиры. Он постучал сначала один раз, но громко, чтобы обратить внимание, а потом ударил еще несколько раз с нужным интервалом между каждыми двумя ударами. Это было шифром. Дверь открыли изнутри. В них стояла Анжелина в зимней спортивной куртке и теплых лыжных штанах, но даже в этой нелепой одежде она показалась Паберу очень привлекательной. Анжелина отошла от двери и побрела в квартиру. Они с Пабером говорили очень редко, она побаивалась его и пыталась по возможности избегать, навязывая ему натянутые отношения. Однако она хорошо знала, на что он пошел ради них, и понимала, какую роль Пабер играл в ее жизни и жизни ее сына. Ведь он был достаточно надежной защитой, он знал, как выжить, и отказываться от такой помощи было глупо. Главное, что утешало Анжелину, это было то, что Пабер пытался им помочь.
   Кристофер пошел на кухню, снял шлем и поставил на полу меленькую газовую горелку, которую он нашел в туристическом магазине. Он сидел на полу и думал, как ему быть. Анжелина о чем-то говорила с Сережкой, который тяжело выговаривая слова, расспрашивал ее о разных вещах. В остальных частях дома было тихо, нигде не души. За окном вставало солнце. День обещал быть солнечным, но тучи, неподвижно зависшие на Западе, оставляли за собой право вмешаться в планы на, впрочем, невозможный пикник. В пустом, заброшенном дворе время от времени скрипели качели от порывистого холодного ветра.
   – Анжелина, можно тебя на минутку? – Пабер подошел к их комнате и позвал женщину за собой.
   – Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Я думаю, что на Харьковское убежище готовится нападение, и оно, скорее всего, произойдет сегодня. Это сильно меняет наши планы, ведь если им удастся его уничтожить, то я не смогу тебя туда отвести. Мы в безопасности, но оставаться безучастным нельзя.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Я могу выиграть время, для сил сопротивления, а может быть и сделать еще больше.
   – Ты хочешь сам их там перебить? Это безумие и самоубийство. – Анжелина, которая до сих пор играла роль непоколебимой и невозмутимой женщины, отреагировала на слова Пабера немедленно. Она поняла, что может остаться без его помощи, и не хотела этого.
   – Нет, конечно, у меня есть план. Я одет также как и они, а это лучший пропуск, какой только можно придумать. Я проберусь в лагерь и попробую нарушить их планы каким – либо образом. А потом вернусь.
   – Ты не обязан это делать. У них не обязательно удасться захватить Харьковский бункер.
   – Если они уже готовятся, то все просчитали, а это означает, что бункер обречен. Теперь я понял, что за вибрацию я слышал в городе, это бурмашины, они глубоко, очень глубоко, но они подбираются к бункеру. У этого убежища нет шансов.
   – Поступай, как знаешь. – Анжелина отвернулась, чтоб уходить, но Пабер остановил ее.
   – Постой. Если я не вернусь, ты должна знать, что делать.
   – Вернешься и расскажешь – ее голос дрожал, и она поспешила скрыться, боясь показать свою слабость. Она поняла, что Кристофер стал для нее намного ближе, чем она предполагала, но она не хотела этого показывать.
   Кристофер тоже заметил это, он был рад узнать, что он не безразличен Анжелине, но все же ему казалось бессмысленным бояться выяснения отношений с ее стороны. Он был практичен и не понимал подобных вещей, однако ему было приятно. Он чувствовал, что в нем видят не только сторожевого пса. Немного перекусив, он собрался и ушел в город.


   IV

   Вблизи Днепропетровска
   Лес, возле Опорного пункта ВЛ

   Тем временем два тяжелых военных вертолета летели над верхушками Карпатских елей. Впереди было еще несколько горных хребтов, облетев которые они смогли бы оказаться в более безопасном пространстве. Пилот повернул влево, и вертолет с Гавриилом и его товарищами, оказался над небольшой речкой. Все ждали, что будет. Они летели, опасаясь, что их подобьют уже около получаса, но пока что все шло благополучно.
   Вертолеты обогнули очередную скалу и повернули направо. Гавриил, который на секунду заметил второй вертолет, что как раз вылетал из-за горы, поразился тому, насколько они малы по сравнению с этими величественными пейзажами, и, тем не менее, казалось, что от них зависит все на свете. Впереди их ждало открытое пространство, куда только доставали глаза. Горы заканчивались. Как только вертолет вылетел из черты Карпат, над ними с грохотом промчались два истребителя, прикрывавшие их на этом этапе пути. Гавриил сидел смирно и уже не смотрел в окно, мало интересуясь мелькающим там пейзажем, он не слышал о чем идет разговор, однако по общему оживлению понял, что карпатский отрезок дороги закончился. Теперь оставалось просто ждать. Гавриил расслабился, отпустил от себя все свои переживания и страхи и уснул. Ему ничего не снилось, мозг просто отключился, и он погрузился во тьму, в которой не было времени. Он, то просыпался, то опять погружался в сон, пока Зорога не начал готовить всех к высадке. Они летели уже четыре часа и все мечтали покинуть тесный и шумный вертолет.
   – Высадка через пятнадцать минут – вылетело на экране Гавриила, которому робот переводил слова в текст.
   Гавриил привел себя в порядок, представил себе все то, что ему нужно будет сейчас сделать, вплоть до деталей. Потом он проверил обмундирование, все ли оружие держится на своих местах, не выскакивают ли мечи при движении, а также запустил сканирование скафандра. Проделав это все, у него почти не осталось времени. В рации шел оживленный разговор, но Гавриил не следил за ним потому, что читать так быстро было довольно таки сложно. Рация Зороги молчала, а другие его не волновали. Он отлавливал некоторые слова, чтоб понять, о чем вообще идет беседа, но все касалось технических вопросов, не касающихся Нелевского.
   Вертолеты коснулись лыжами земли, и все бойцы организованно покинули их. Все бежали в лес, чтоб укрыться за деревьями. Как только последний боец покинул транспорт, вертолеты сразу оторвались от земли и полетели прочь. Высадку произвели намного дальше, чем предполагалось в начале. Это было сделано потому, что разведгруппа, которая была здесь уже длительное время, заметила оставленных вчера в лесу солдат Второго Легиона, которые залегли в чаще. Эти засады состояли из легкой пехоты, то есть не бронированных сил. Скорее всего, это были снайперы или разведчики в камуфляже, которым нужно было лежать где-то под деревом в грязи и снегу, ожидая возможного нападения и в случае чего передать информацию на базу. Если бы разведгруппа не заметила вчера, как эти часовые готовят свои засады, то сегодня наверняка задание было бы провалено. Гавриил не знал деталей, но он видел, как из отряда ушло трое снайперов, у которых были старые винтовки с глушителями. Он, как и остальные ребята просто ждали приказа, лежа на гниющей листве. До Нового года было всего две недели, а с неба чаще падал дождь, чем снег.
   Уже был полдень и как раз начали взлетать вертолеты и самолеты с бойцами Легиона. Один за другим, они поднимались в небо и исчезали в разных направлениях. Все складывалось хорошо. Как только они отлетят на порядочное расстояние, нужно будет атаковать опорный пункт.
   Часовых еще не трогали, ведь если сделать это преждевременно, то эффект неожиданности будет утерян. Нужно было ждать, чтоб в решающий момент действовать более неожиданно. Все залегли далеко в лесу, ожидая приказа. С неба время от времени падали редкие снежинки, костюмы отряда специального назначения погрузились в мокрый грунт. Каждый боец, под инструктажем офицеров, накрылся специальным камуфляжным плащом, который скрывал угловатые формы мечей и огнестрельного оружия, крепящегося к спине.


   V

   Где-то в небе Украины
   Самолет Второго Легиона

   В то время как возле опорного пункта Зорога и его лучшие воины готовились атаковать, а возле Харькова, в городке Змиево, в игру спешил вступить независимый игрок, Кристофер Пабер, в одном из самолетов Легиона, ничего не подозревая, мирно беседовали высшие офицеры.
   – Архивир Берхаммер? Возле вас не занято?
   – По-вашему, Архивир Шмиц, я могу претендовать на все эти четыре места сразу?
   – Все шутите. Что ж, я тогда присяду. Уверен, спустя ровно две минуты сюда придет и Архивир Юрген.
   – Я не против.
   – Беспокоитесь, мой друг? – Архивир Шмиц был старше Берхаммера. Его голову покрывала белоснежная седина, а лицо было слегка пухлым и имело нездоровый красноватый оттенок, который свидетельствовал о его пристрастии к алкоголю. Брехаммер не любил его. Если бы не алкоголь, то он мог бы уже быть Магнусом или даже Легитимусом, следующим уровнем власти, но он не хотел этого. Берхаммер был честолюбив, и уважал амбициозность и силу во всех ее проявлениях, тогда как Шмиц просто доживал свою жизнь.
   – Нет. Послушайте, вы хотите поговорить о чем-то конкретном?
   – Да. Нас с Юргеном беспокоит возможность того, что нас просто собьют. Вы уверены, что эта возможность исключена.
   – Нас прикрывают два десятка истребителей и стелсы в стратосфере. Этого вам достаточно? Приглашали бетмена и супермена, но они решили играть против нас.
   – Ха-ха-ха…Спасибо, рассмешили старика. Всегда забываю, что мы играем на плохой стороне. Правда все это временно, не так ли?
   – Придет время, когда мы построим новый мир. В этом нет сомнений.
   – Скажите, вам не кажется, что интерес Фрегидмура к Украинским бункерам слишком высок? Точнее, неоправданно высок? – Шмиц знал, что Берхаммер считает также и пытался льстить ему.
   – Украинские бункеры опасны своими размерами и свежестью технологий. Они оплот всех возможных восстаний, но мы покончим с ними еще до вечера, будьте уверены.
   – Не знаю, не знаю. Наша цель, этот Крымский бункер, довольно таки слабо укреплен, и число армии в нем не велико. А вот Харьковский бункер – это совсем другое. Не зря командование этим бункером отдали Архивиру Базиусу. – Берхаммер ненавидел Базиуса, потому, что тот был его преградой для карьерного роста. Шмиц хорошо знал об этой ненависти и нарочито выводил из себя Берхаммера.
   – Уверен, что Фрегидмур сделал правильный выбор – парировал провокацию Шмица Берхаммер. Он терпеть не мог Шмица, который только и ждал, когда Берхаммер потеряет самообладание.
   Как раз в этот момент в кресло рядом с Берхаммером со всего ходу рухнул Архивир Юрген. Он был мужчиной в расцвете сил, с аккуратно уложенными черными, как крылья ворона волосами, и бледным белым лицом, которое никак не подходило к его жизнерадостному характеру весельчака.
   – Шмиц, я был в баре, и не смог отыскать даже бутылки пива, так что приготовься к судному дню. Сегодня тебе придется пожить в ужасном аду трезвенника.
   – Очень смешно, Юрген. Однако хороший офицер идет в бой со своим талисманом. Будь уверен, я подготовился к любым неприятностям.
   – Что ж, сдаюсь. Ваша, Архивир, военная грамотность и расчетливость более не вызывает у меня никаких вопросов.
   – Так– то! – ответил Шмиц, и засмеялся хриплым тяжелым смехом, на который Юрген ответил не однозначной улыбкой. Юрген предпочитал компанию Берхаммера, который был ему как старший брат. Юрген был для Берхаммера отличным исполнителем, а Берхаммер для него – мозгом и щитом, бравшим на себя всю ответственность.
   – Ладно. Послушайте план. Фригидмур определился со временем и порядком действий. Сегодня утром поступили указания. Командовать атакой на Крымский бункер буду я. Также в моей компетенции внешняя атака, которая обрушится на ворота бункера. Вы, Шмиц, идете с подземными силами. К бункеру уже подогнали стаю мепсов, вы ведете их, а также пятьдесят бойцов стальной пехоты. Вам нужно будет действовать быстро. Окно, которое будет создано нашими агентами, будет коротким. Скорее всего, вам нужно будет пройти сквозь зону щита за минут пять не больше. Потом щит наверняка возобновится. Вы, Юрген, помогаете мне наверху и потом внутри бункера, когда мы прорвемся. Ваша же, Шмиц, главная цель в это время – это нижние этажи, где, скорее всего, располагается командный центр. Все командование операцией будет осуществляться опорным пунктом, который будет следить за синхронностью действий. Нельзя допустить, чтоб бункеры смогли вывести вспомогательные силы друг для друга. Кстати, Юрген, вашей первой задачей при посадке будет осуществление прикрытия нашего временного лагеря. Нам известно, что наши диверсионные группы в Карпатах были уничтожены, а это значит, что следует ждать подкрепления из Западного бункера. Так что не так уж и легко нам будет, уважаемый Шмиц – съязвил Берхаммер.
   – Да уж, вот сюрприз так сюрприз. Только удара в тыл нам не хватало – заныл Шмиц – может, стоит что-то предпринять по этому поводу?
   – Что именно? У нас триста бойцов, а по данным агентов Западный бункер владеет не более чем пол сотней воинов в сутрах. У них нет шансов. Мы раздавим их. И вы, Юрген, должны подготовиться к этому. Даю в ваше распоряжение сотню бойцов. Вы должны прикрывать меня, пока мы не войдем в бункер. Тогда следуйте за мной. Это лишь предварительный инструктаж, а на месте действовать только по моей команде. Это понятно?
   – Вам карты в руки, Берхаммер, считайте я ваш личный раб – Шмиц наигранно расплылся в неуместной улыбке.
   – Без вопросов, шеф. Покажем им мышкину мать.
   – Мило. Архивир, вы откуда услышали это словечко? – Шмиц расплылся в улыбке.
   – Поговорка такая у русских была.
   – Очень смешная. Однако все же мы не в России. И, кстати, не мышкину, а кузькину мать.
   – Невероятно! Может вы, Шмиц, русский шпион? – Юрген разошелся в хохоте. Он обожал подкалывать Шмица, которого было невероятно тяжело обидеть.
   – Нет, что вы. Я бы не смог, я слишком открытый человек. Просто неплохое знание истории этих мест. Поэтому я здесь.
   – Я отойду – Берхаммер встал и ушел. Он хотел подумать и все хорошенько спланировать. Его товарищи, похоже, не собирались принимать участие в мыслительной деятельности, и их легкомыслие злило Архивира.


   VI

   г. Змиево
   7 декабря; 14:48

   Около трех часов дня. Уже полчаса как в Змиево сели самолеты и вертолеты. Бойцов привели к опорному пункту, и они разгружали множество вещей, которые они приносили из транспорта. Кристофер Пабер следил за всем этим издалека с помощью снайперской винтовки. Зданием была большая православная церковь. На чердаке, где прятался Пабер, недоставало крыши, и деревянная ее основа светила как ребра. Повсюду был голубиный помет, перья и сами голуби, многие месяцы, обживавшие это место в качестве убежища.
   Кристофер ждал, когда офицерский состав отправится в главное здание, но пока что они руководили рядовыми солдатами, обустраивая лагерь. Спустя еще минут пятнадцать площадь перед зданием кинотеатра наконец-то обрела более – менее обжитый вид. Натягивались палатки, раскладывались припасы, а офицеры скрылись в главном здании. Это означало, что Кристоферу пора идти. Он разобрал винтовку, и отправился вниз, по старой деревянной лестнице, построенной еще давным – давно. О колоссальном строке службы этой лестницы говорили замысловатые формы перил, каждая секция которых немного отличалась от другой, намекая на ручную работу. Стертые края по середине каждой ступеньки грозились оказаться скользкими. Лестница жутко скрипела под весом сутры, и Пабер был готов в любую минуту лететь вниз, провалившись между ступенями. Хорошо было, что лагерь ВЛ находился достаточно далеко, и этих ужасных скрипов никто не слышал.


   VII

   г. Днепропетровск

   У Днепропетровска парни лежали в мокрой листве уже много часов, а их рация молчала уже не менее получаса, все ждали команды. В лесу было тихо. Ни птиц, ни ветра, ничего. Будто бы все вокруг затаилось и ждет, будто деревья превратились в мертвые голограммы, ничего из себя не представляющие и не реагирующие ни на что. Жизнь, какой она должна быть в этом лесу, прекратилась. Звери чуяли надвигающуюся бурю, чуяли смерть, которая зависла на кончиках мечей воинов, и спрятались. Липкая, грязная листва, перегнивающая во влаге теплой зимы, прилипала ко всему, к чему притрагивалась, особенно после того, как ее разворошили трёхсоткилограммовыми тяжелыми шагами. Небо было видно, но на нем не было ничего примечательного. Свинцово – синее, оно затянулось тучами от горизонта до горизонта, продвигая армаду повисшей в воздухе воды куда-то в нужном ему направлении. Бойцы лежали так, и каждый думал о чем-то своем. Кто-то с нетерпением ждал приказа, чтобы избавиться от тревоги, кто-то боялся умереть, кто-то боялся противника. Может быть, кто-то из них сейчас мечтал быть в другом месте, а не здесь, но выбора не было.
   – Ребята, готовность первой степени – раздался голос Зороги.
   – Снайперы, работаем с часовыми – это был приказ одного из офицеров.
   – Есть.
   – Вас понял – снайперы приступили к своей части задания.
   – Первый готов – поступил отчет от одного из снайперов.
   – Вторая цель уничтожена.
   – Третья цель уничтожена.
   – Четвертая цель уничтожена.
   – Все часовые уничтожены, товарищ генерал.
   – Внимание, парни. Все вперед – скомандовал Зорога.
   Все тридцать бойцов стального спецназа вскочили на ноги, и помчались сквозь лес. Если бы кто-то наблюдал в это время за лесом, то ему показалось бы, что они возникли неоткуда, настолько незаметно было их пребывание. Они двигались быстро и бесшумно. Бежали мимо деревьев, перепрыгивали огромные пеньки, прокладывали себе путь сквозь кустарники и молодняк, издавая лишь легкие шлепки от шагов. Если бы в лесу кто-то был, то ему бы показалось, что сквозь него несется парочка диких вепрей, не более того.
   На краю леса отряд остановился. Командование рассматривало в бинокли ситуацию в лагере противника, некоторые отряды пошли в обход опорного пункта Легиона, некоторые, немногочисленные группки собирали информацию о невидимых из леса зонах. Шло поспешное планирование операции в ее деталях. У воинов еще было несколько минут, пока в лагере не станет очевидным потеря внешнего рубежа обороны. Гавриил читал спешные переговоры командования на своем экране, пробегавшие у него в виде бегущей строки. Командиры нервничали, они должны были за несколько минут определиться с своими обязанностями.
   – Беру левый фланг, и караул – бегло сказал одни.
   – Отставить, атакуем все вместе, потом разделяемся.
   – Вас понял.
   – Вижу большую группу на карауле в центре.
   – Гайда, займёшься центром, когда дам команду. – Командовал Зорога.
   – Вас понял.
   – Генерал, снайперы на позиции, ваши указания?
   – Левое крыло, доложить о готовности.
   – Левое крыло в сборе.
   – Общая готовность. – Это была последня проверка, все нервничали.
   – Первый отряд готов.
   – Второй готов.
   – Снайперы готовы.
   – Третий отряд готов.
   – Четвертый готов.
   – Пятый на месте, готовы выступать. – отчитался один из командиров, последнего, немного задержавшегося в чаще леса отряда.


   VIII

   г. Змиево

   Тем временем, когда Гавриил и его отряд готовились атаковать Днепропетровский опорный пункт, а Берхаммер со своими людьми подлетал к Крымскому бункеру, в Харьковский лагерь пробирался Кристофер Пабер. Он уже видел палатки, и мечущихся среди них бойцов. Его интересовали элитные подразделения, но он их еще не видел. Перед тем, как войти в сам лагерь, нужно было определить, есть ли среди его обитателей воины в такой же броне или нет. В прицел снайперской винтовки были видны бойцы в костюмах элитных сил стальной пехоты, однако мелкие различия, которые отличали его подразделения от подразделений более общего назначения, определить нужно было вблизи. Пабер шел открыто и вразвалочку, и с лагеря его уже можно было заметить. Часовые обратили на него внимание, но вскоре отвернулись, что сильно порадовало Пабера. Он почувствовал себя спокойнее. Теперь он был невидим для рядовых солдат, которые принимали его за своего. Оставалось опасаться лишь элитные подразделения, которые могли заметить различия.
   Кристофер вошел в лагерь, и брел между палаток. Он был очень похож на бойцов Легиона, однако его немного выдавало отсутствие основного оружия. Свое любимое копье он оставил в квартире с Анжелиной. Ведь это было очень редкостное оружие даже среди элитных подразделений, которое могло его выдать. Перед ним мелькали воины, они носили разные предметы, или медленно прохаживались по своим неведомым делам. Кристофер шел медленно. Он вел себя уверенно и незаметно, не вертел головой, шагал аккуратно, но в тоже время расслабленно. Однако внутри его головы шла напряженная работа. Он пытался собирать информацию на ходу. Оценивал устройство лагеря, пытаясь определить местонахождение офицерского состава, и одновременно искал элитные подразделения, пытаясь заметить их первым. Боец из такого подразделения неожиданно появился справа, он сопровождал какой-то массивный ящик, размером с автомобиль, его несли двое обычных бойцов. Он показывал им жестами, куда идти и куда ставить. Спустя миг он скрылся за одной из бежевых палаток, однако Паберу хватило времени, чтоб заметить характерный знак двух скрещенных мечей на шлеме, что был и у него. Это означало, что Пабер в безопасности и имеет доступ к любому помещению в лагере.
   Скоро он вошел в то большое здание, в котором предположительно разместилось командование. На первом этаже был большой отряд элитной стальной пехоты, таких же сильных бойцов, какими были и ребята из его прошлого отряда. Их было много, не менее пятидесяти человек. Пабер был рад, что они заняты инструктажем, для них его вел какой-то офицер. Таким образом, Кристофер смог остаться незамеченным, быстро промчав к лестнице на второй этаж. Возле лестницы он вскочил в одну из комнат, где валялось снаряжение. Там был настоящий бардак и хаос. Кто-то носился с ящиками, кто-то выбирал себе гранаты или еще какое-то оружие. Кристофер принялся выбирать в одном из ящиков слепо-шумовые гранаты, которые использовали при взятии заложников. Он присел на корточки и осматривал ящик, на самом же деле подсматривая за ходом инструктажа. Он хотел дождаться, когда проводивший инструктаж офицер отправится в комнату командования. Тогда можно было пройти за ним и убрать всех, кто там окажется. Обычно такие инструктажи были уже вторыми или третьими, а в случае атаки на бункер, они вообще касались каких-то мелких деталей, так как основную часть установок солдаты уже давно получили.
   Так было и в этот раз. Офицер быстро договорил и ушел прочь. С ним было еще двое сопровождающих, которые вели с ним беседу, что было видно по жестам. Как только они взошли на первый лестничный пролет, Пабер направился за ними. Он шел медленно, а его сердце набирало темп. До сих пор все задание казалось простым, однако теперь, когда хлынул адреналин, и чувства начали выходить из-под контроля, Пабер ощутил всю опасность.
   Второй этаж представился большим коридором, по сторонам от которого были комнаты. Три офицера дошли до конца коридора и скрылись за большими двойными дверями. По бокам этих дверей стояло двое стражников. Остальная часть коридора была пуста.
   Кристофер уверенно направился в комнату командования, где скрылись офицеры. Он знал звания одного из них, это был Архивир, что давало Паберу некоторые преимущества.
   – По какому вопросу – часовые остановили Пабера жестом.
   – Последние разведданные для Архивира. Пропустите, Предатор, это не может ждать. – Предаторами были бойцы самого низкого звания в армии Второго Легиона. Пабер был того же звания, однако они повиновались и пропустили его.
   Пабер вошел в комнату. Она была довольно большая. В самой комнате у большого бильярдного стола, стояло семь офицеров. Трое из них были Архивирами, и четверо остальных были Грандкапитанами. Как только Кристофер сделал шаг в комнату, все внимание было обращено на него. Он медленно закрыл дверь, на ходу планируя атаку и пытаясь справиться с волнением.
   – Вы к кому, Предатор? По какому вопросу?
   – Последние разведданные, Архивир. – Пабер говорил на ходу, направляясь в сторону стола.
   Офицеры настороженно переглянулись. Было очень странно, что Предатор настолько спокойно чувствует себя в кабинете, тогда как он должен буквально каждый шаг делать с разрешения. Пабер все подходил к офицерам, и они с недоумением смотрели на него. Один шаг за другим. В воздухе повисло напряженное молчание. Пабер нервничал и мечтал лишь об одном, чтоб подойти поближе к столу и там уже уничтожить всех. А офицеры в это время с недоумением ждали. Все это длилось секунды три, не больше, однако эти секунды запомнятся Кристоферу как три часа. Подойдя ближе, он резким движением выхватил два коротких одноручных меча, и сразу, как только лезвия покинули ножны, направил их в две цели перед ним. Головы Архивира и его помощника покатились вниз. Следом он уничтожил еще одного врага, а потом еще одного.
   – Не-е-ет! – вскрикнул какой-то Грандкапитан, стоявший в это время за столом.
   Пабер вскочил на стол, и в ходе умопомрачительного сальто поразил и этого врага. Потом он закончил еще с одним офицером, который только и успел выхватить меч. Шестого Пабер остановил, когда тот бросился к двери, отправив ему вслед кинжал. Седьмой лежал на полу, трясясь от страха, он молил о пощаде, но Кристоферу это великодушие было не по карману. Слишком много эти люди сделали против человечества и жизни, и слишком опасны они были. Если бы Пабер знал, что хоть один из них отступит от своего пути, то он наверняка бы помиловал его, однако это не тот случай.
   Все были уничтожены. Кристофер вытер мечи о шторы на окнах и вставил их в ножны. Потом он перешагнул через какой-то труп и направился к двери. Стража была на месте, хотя и не обращала на него никакого внимания. Кристофер плотно закрыл за собой дверь и спокойно ушел по коридору. Он спустился по лестнице и оказался на первом этаже, где его бывшие товарищи из элитного подразделения, ничего не подозревая, безразлично смотрели на него, отдыхая перед атакой. На улице все также суетились воины, которые даже не смотрели в сторону парня. Кристофер прошел между палатками и скрылся среди домов городка.


   IX

   Опорный пункт Второго Легиона
   Округа г. Днепропетровск

   – В атаку! – прокричал Зорога.
   Часовые, которые следили за лесом, на миг застыли и растерялись. Когда деревья, казалось, превратились в широкую линию из бежавших на них воинов в серо-черно-белых сутрах. Пока они приходили в себя или вытаскивали мечи, их уже смели несколькими жесткими ударами. Все бойцы украинского отряда шли одним фронтом. Они углублялись в лагерь, снося на своем пути все и вся. Спустя минуту загремели пулеметы и снайперские винтовки. По лагерю, наконец-то, прокатился сигнал тревоги, и основной отряд охраны выскочил из своей палатки. Именно им предназначались тяжелые выстрелы пуль двадцатого калибра. Несколько бойцов, получивших такие пули, были сбиты с ног, но быстро поднялись, прикрываясь щитами. Они среагировали довольно поздно, и отряд Зороги уже был практически в центре лагеря.
   Среди воинов, которые как раз вышли к казармам с элитным подразделением Легиона был и Гавриил. Он не смотрел никуда, кроме как на своих противников. Рядом с ним были его друзья, которые неслись со всех ног на укрывавшихся за щитами врагов. Снайперы утихли, когда на линии огня оказались украинцы. Гавриил первый бросился в толпу из двадцати человек. Пока они прятались за своими щитами, они были совсем беззащитны перед ударами Нелевского. Гавриил убрал двоих, прежде чем кто-то успел поставить блокирующий удар, или ударить в ответ. За ним на элитников налетели и товарищи Гавриила. Их было человек десять. Остальные в это время подтягивались со сторон, или вели свой бой с другими Легионовцами.
   Бой перешел в напряженную схватку. Бойцы Второго Легиона наконец взяли себя в руки и действовали уже намного более слаженно и уверенно. Атака захлестнулась, и преимущество, которое было обеспеченно внезапностью, быстро таяло. Гавриил краем глаза заметил, что уже второй его товарищ упал на землю. Против самого Гавриила дралось сразу трое противников. Он грамотно оттащил бой подальше от общей драки, чтоб не получить удара в спину. Трое его противников пытались обойти его со спины, однако он умело руководил своим положением в пространстве, и им никак не удавалось этого сделать. Легионовцы били все чаще и чаще, они добились неплохой синхронности в действиях, ударяя по Гавриилу все быстрей и хитрей, однако он справлялся. Он просто отпустил свой разум, доверившись ему всецело, и был одной живой реакцией. Он даже сам начал нагнетать темп, почувствовав в себе вдруг силы. Его били раз, второй третий, он отбивал и тут же наносил удар следом. Это было так неожиданно и стремительно, что темп атаки Легионовцев начал угасать. Они были медленней и слабее его. А он был сильнее как минимум психологически. Легионовцы, от неожиданного натиска от бойца, который был в меньшинстве, начали даже пятиться от Гавриила. А он все атаковал и атаковал, нагнетая темп до такой степени, что клинки просто таки мелькали в воздухе. Вдруг представилась возможность, и один из врагов упал, от страшной раны в грудь. Двое из оставшихся попытались проигнорировать это событие, и продолжали драться, еще более наседая на Гавриила. Изучив по нескольким ударам однообразие атак противников, Гавриил сумел приспособиться к ним и нанес очередную стремительную атаку из пяти или шести ударов. Результатом атаки оказался поверженный враг. Третий, последний соперник, от такой неожиданности попятился и, не заметив за собой стола, споткнулся и упал. Гавриил не упустил этого момента.
   Выйдя из-за палатки он увидел, как нескольких его товарищей, дерущихся спиной к спине, зажимали в кольцо. Правее, в десяти метрах от Гавриила было еще две стычки. Преимущество, которое было в начале боя, угасло и на душе сделалось тяжело. Гавриил поспешил вступить в бой. Сперва он выручил двух товарищей, зажатых в кольцо из пятерых Легионовцев, ударив тем в спины, а потом бросился на помощь и другим своим друзьям. Скоро на помощь пришли снайперы, они бросили свои огневые позиции и вступили в ближний бой по команде Зороги.
   Битва была выиграна. Где-то еще добивали или пытались взять в плен последних противников, но в основном все было позади. Гавриил, буквально покрытый чужой кровью, был невредим. Он стоял среди кучи противников, и смотрел в небо. Сердце выскакивало из груди, а глаза ничего не видели. Адреналин наконец-то взял верх над сознанием. У Нелевского всегда было так, в бою он держал все свои чувство под контролем, а уже потом приходили все страхи и переживания.
   – Вот ты где! Рад, что ты жив, брат – это был Зорога. Он по– дружески похлопал Гавриила по плечу и помчался дальше. Гавриил только кивнул. Он тоже был рад увидеть Зорогу, который всегда был в одном и том же настроении – отличном.
   Победа далась великой ценой. Из тридцати бойцов в отряде невредимыми из него вышло десять, и вдвое меньше раненых. К опорному пункту подлетели вертолеты, на один из них посадили раненых. Второй вертолет ждал выживших, они еще должны были успеть сегодня к Крымскому убежищу. Гавриил проверил список тех, кто был жив. Среди них был Макс Годэ, его любимый спарринг партнер среди виджилантов, Дмитрий Гайда, Зорога и многие другие. Большинство из тех, кого Гавриил чаще всего видел на тренировках – выжили. Однако были и те, кого он хотел увидеть в списке, но не смог.


   X

   П-ов Крым

   У Крымского убежища в это время сели первые самолеты с бойцами Второго Легиона. Информация о том, что все высшее руководство по атаке на Харьковский бункер уничтожено, а также о том, что стерт с лица земли весь опорный пункт, буквально застигли врасплох Берхаммера. Он не знал, как ему быть и что делать. Продолжать ли атаку, или же ждать, когда возобновится руководство Харьковской атакой. Нужно было связаться с Фригидмуром.
   – Быстро организуйте связь с Фрегидмуром. – проорал Берхаммер на кого-то из Грандкапитанов. Он был вне себя от ярости.
   Вокруг метались бойцы, в суете подготавливая небольшой опорный пункт. Они буквально носились от самолетов, до палаток, таская на себе огромные рюкзаки, предусмотренные для скафандров. Эти рюкзаки одевались на плечи, но чтобы удержать равновесие боец должен был сильно нагибаться вперед, и это не смотря на вес самого скафандра и его мощи. Где-то чуть дальше, Шмиц и Юрген выстраивали свои отряды. Спустя минут десять удалось достать из самолетов оборудование и поймать спутник. Фрегидмур находился на северном полюсе, в глубине под ледниками, поэтому связаться с ним без помощи спутниковой связи было нельзя.
   – Архивир Берхаммер? Мы слышали о происшедшем. Как вы можете это объяснить?
   – Я не знаю что случилось, Магнус Дилон. Как мне быть?
   – В Харьковской атаке налажено руководство. Ничего тяжелого в этой операции нет, и с ней справится даже Грандкапитан. Продолжайте руководство атакой по намеченной схеме. Второй такой возможности, какая будет сегодня, мы можем не иметь. Через пять часов наши агенты убьют людей – источников, питающих Уновские защитные щиты, и наши бурмашины смогут проникнуть внутрь убежищ. Действия должны быть синхронны. Не забывайте, что в восемь часов вечера щит исчезнет, вы должны быть готовыми. Однако не показывайте этого внешне. Пусть ваши солдаты ведут себя беспорядочно.
   – Вас понял. Магнус Дилон, простите, я правильно понял, что несмотря ни на что атака на Харьковское убежище состоится?
   – Да, мы должны атаковать. Пока, что формируется руководство. Если иерархия власти будет построена, то атака состоится. До связи – связь прервалась.
   Берхаммер был рад тому, что атака будет продолжена, а еще больше его радовала смерть его конкурента, Архивира Базиуса, которая открывала Берхаммеру путь к званию Магнуса. Теперь все удачи и заслуги от всех операций на территории бывшей Украины принадлежали только ему.


   XI

   В это время из Днепропетровска тяжелый транспортный вертолет, способный впрочем летать на солидный скоростях, нес остатки отряда Зороги на помощь осаждаемому Крымскому убежищу. В вертолете, который направлялся к Крымскому убежищу, сидело десять усталых и измученных парней. Кое-то дремал. Среди них был и Гавриил. Усталость сильно влияла на боевой дух. Каким бы крутым парнем ты не был, но если тебя покидают силы, ты обязательно затоскуешь. Главное не бояться этого, не пытаться бороться с усталостью или накручивать себя, это только усугубит положение. Вместо этого нужно экономить свою энергию и помогать телу накапливать силы. Умение бойца спецназа – это не только знания об оружии и методах убийства, это еще и умение следить за собой и умение чувствовать свои способности. Важно также успевать реагировать на смену обстоятельств, подстраиваясь к ним. «Утром вы были сильны и использовали эту силу, а сейчас вы слабее, попробуйте использовать слабость и восстановите силы» – так учил многих из этих ребят старик инструктор. Внезапно из кабины пилота вышел Зорога.
   – Ребята, отличная новость. Отряд из Харьковского убежища отважился на атаку. Они взяли лагерь в кольцо и ударили с разных сторон. Больше половины армии врагов побеждены, а остальные неожиданно сдались в плен. Говорят, что руководство у них никакое. Дисциплины ноль, как только наши напали, весь лагерь впал в панику. Так что у нас есть большой шанс.
   Зорога договаривал среди выкриков радости спецназовцев. Неожиданная весть подняла настроение. Парни вскочили было, от чего шатнуло вертолет, но маты пилота быстро вернули их на свои места. Зорога уселся возле Гавриила, и откинул голову назад, пытаясь расслабиться.
   – Представляешь? Они просто сдались! Невероятно.
   Гавриил лишь поднял большой палец вверх. Он тоже был рад, однако не мог до конца поверить в то, что случилось. Он, как и Зорога, не знали, что бойцы Легиона банально не получали приказов от своего начальства, потому и сдались. Они просто-напросто не знали, что им делать. Настоящий же герой этой битвы остался за кадром. Однако и руководство Харьковского убежища не пасло задних в этой ситуации. Атака на превышающие силы противника была смелым ходом. Они с трудом набрали триста бойцов, использовав для атаки даже курсантов, которых пустили в бой отдельным отрядом. Харьковское убежище было самым большим в Украине, именно благодаря этому им хватило сил.


   XII

   Уже было темно. На Крымский полуостров пришел ранний зимний вечер. Берхаммер медленно готовился к атаке. Он не хотел ошибиться, отрабатывая шаг за шагом. Он зашел к себе и позвал всех своих офицеров. Архивира Шмица он направил в туннель, где бурмашины уже напоролись на защищенные Уновским щитом породы, не поддающиеся никаким резцам. От таких стен, как и от мечей, и щитов, покрытых подобной энергией, отдавало мягким, и еле различимым белым свечением, иногда отдающим блеск. Архивир Дюрген организовывал оборонительный рубеж, который предназначался ожидаемому с Западного бункера подкреплению. Минеры уже подготавливали снаряды для огромного входа. Вход был закамуфлирован. Ворота этого входа были металлическими. Поверх метала, были наложены каменные плиты, они визуально делали их частью горы. Однако все же Легионовцы как-то обнаружили этот вход.
   – Берхаммер, мы готовы – это был Шмиц.
   – Мы тоже – доложился Дюрген.
   Берхаммер надел шлем и вышел к своему отряду, что должен был ворваться через главный вход. Было без трех минут восемь. Берхаммер жестом отправил джипы с взрывчаткой к воротам. Этими машинами руководили дистанционно потому, что ожидался очень сильный взрыв. Именно из-за этой причины сам Берхаммер и все его люди расположились в километре от ворот.
   Беспилотные джипы мчались к входу в бункер. Часы медленно тикали, приближая большую стрелку к двенадцати. Еще тридцать секунд, и щит должен упасть. Сердце у Берхаммера билось все быстрей. Его солдаты по команде приняли положение, лежа, чтоб мощная взрывная волна не разрушила их строя. Еще пять секунд. Джипы были в сотне метров от ворот.
   – Начали! – скомандовал Шмицу Берхаммер.
   Джипы с взрывчаткой, наконец, настигли ворота и прогремел невероятный взрыв. Освещенный мощными прожекторами вход в бункер спрятался в дыму и пыли, которую подняла взрывная волна. Через несколько секунд на Берхаммера и его людей посыпался каменный дождь от разлетевшихся на части булыжников.
   – В атаку! – проорал он своим людям.
   Они сорвались с места и помчали к бункеру. Пробежав метров сто, Берхаммер начал замечать, что ворота остались невредимы, однако он решил, что другая часть, которая пряталась в пыли, была уничтожена.
   – Берхаммер. Уновский щит остался не поврежденным.
   – Это как так? – Берхаммер почуял, наконец, неладное.
   – Он не исчез. Бурмашины стерли на ноль резцы об Уну.
   – Не может быть! – Берхаммер присмотрелся к воротам, они были нетронуты. Он выхватил из-за спины снайперскую винтовку и выстрелил по ним. Он каменных плит не отвалилось ни кусочка. Это значило, что ворота все еще под щитом.
   – Всем стоять. Шмиц, выбирайся оттуда, тут пахнет засадой. – У Берхаммера в голове пролетало множество самых удивительных и невероятных предположений, но ни одно из них никак не клеилось с теми событиями, что происходили сейчас.
   – Архивир Берхаммер, вас вызывает Фрегидмур. – связной сообщил Архивиру.
   – Соедини меня.
   – Берхаммер, как идет атака?
   – Щит не исчез, Магнус Дилон. Мы не можем войти.
   – Сворачивайте лагерь и убирайтесь оттуда. Попытаем счастья в другой раз.
   – Я думаю, что мог бы организовать осаду, Магнус.
   – Нет! Верните людей в расположение Норвежского убежища. Вся наша армия у Харьковского убежища разбита. Вы в опасности. Вас могут атаковать сразу несколько бункеров. Уходите оттуда, мы должны перегруппировать наши силы. Не будем более рисковать.
   – Вас понял.
   – Когда отправите людей – отправляйтесь во Фрегидмур. У нас есть к вам вопросы, Архивир.
   Связь прервалась. Берхаммер был вне себя от злости. Его мечта только что была у него в руках, а теперь он остался ни с чем. Он с ненавистью смотрел на бункер, и его нерушимые ворота, чувствуя свое бессилие. Он был зол и раздавлен одновременно. Спустя миг он смирился, с трудом беря себя в руки. Берхаммер вложил винтовку в крепление на спине, и начал готовить отправку солдат.
   Спустя двадцать минут отряд, который в это время ждал в одном из поселков неподалеку от Крымского убежища, с недоумением смотрел, как самолеты Второго Легиона один за другим взмывают в небо. Они были далеко, но шум их двигателей разливался на многие мили вокруг.



   Глава 3. Открыть карты

   Иногда выбора нет и приходиться мириться с тем, что есть.


   I

   г. Фригидмур
   8 декабря; 09:07

   Крепость Фрегидмур. На следующий день после провала атак на украинские бункеры, в огромном подземном, выстроенном глубоко под ледниками Антарктиды городе, шло заседание высших чиновников и офицеров. Это было воистину потрясающее воображение сооружение. Особая конструкция позволяла распространять звуки из трибуны во все уголки этого зала, даже без помощи электроники. Перед трибуной, минуя небольшую площадку, где был массивный герб Второго Легиона, полукругом немного возвышавшийся над землей, стояли ряды сидений для слушателей. Это были постепенно возвышающиеся вверх, к потолку, ступенчатые ряды с очень удобными и многофункциональными креслами. Мест в сенате было настолько много, что они могли помещать в себе даже низшие военные чины. Все, кто был старше сержанта, имели право присутствовать при заседаниях. Однако у каждого были свои права, и далеко не все имели право участвовать в обсуждении тех или иных вопросов. Принцип распределения власти в нации Легиона Второго Дыхания строился на беспрекословном повиновении. Уход от этого принципа любым из возможных способов незамедлительно карался и считался предательством в независимости от мотивов, которые побуждали провинившегося человека к тем или иным решениям.
   Идея Легиона состояла в том, что высшую власть над многими и многими людьми может иметь только человек, освободившийся от всех оков и предрассудков. Этот человек должен был являться абсолютным воплощением разума, логики и ответственности в чистом виде. Без эмоций и даже личных предпочтений или желаний. Это был высший человек. Свободный человек. Звание главы Легиона звучало как Либервир. Все звания во Втором Легионе писались с большой буквы потому, что после присвоения их они уже считались именем человека, его долгом, ответственностью, целью и вообще воплощали все, на что он должен быть способен. Человек, который получал какое-то звание, становился полностью зависим от того, что это звание ему разрешало или запрещало. Звание Либервира означало «свободный человек». Оно лишало владельца всех обязанностей и прав, давая ему бесконечную власть над любыми отраслями жизни своей страны и подданных вообще. Это было идеей, но на самом деле Либервир являлся лицом сената, который хоть и не мог действовать без соглашения Либервира, но и не мог его уничтожить, так как Либервир был опорой армии и народа, которым с детства внушалось беспрекословное доверие к нему.
   Следом за Либервиром в иерархии власти шли Магистры. Они относились к законодательной власти. В их обязанности также входило организация отношений в обществе, внешняя политика, контроль деятельности всех низших воинских и правительственных чинов, а также нормирование и координирование самой законодательной базы. Магистры были ограничены в своих возможностях только тем, что должны были одерживать поддержку у других Магистров и в том числе одобрение Либервира.
   Следующими по рангу были Лексттерминусы. Это слово совмещало в себе понятия цели и закона, что подразумевало и саму устремленность Лексттерминуса к закону. Это прямые подчиненные Магистров. Все, что утверждалось в сенате, сразу же переходило в руки Лексттерминусов, которые были ответственными за исполнение всех законов в Легионе. Их подчиненными – помощниками были Легитимусы. Слово легитимус с латыни можно перевести как «законный». Их еще называли дети закона. По сути это было промежуточное звание от исполнительной ветки власти, которой была армия, к защищающей закон власти. Легитимусы должны были доказать на своем посту, что они перешли в эту ветвь власти не случайно. И если так происходило, то в кратчайшие строки они становились Лексттерминусами. Если же они никак не проявляли себя, то им суждено было остаться в этом звании фактически навсегда. Мало кто смог доказать свою способность возвыситься к Лексттерминусу позднее чем после полугодовой службы на посту Легитимуса. Многие Легитимусы стремились обратно в армию, и руководили войсками, пользуясь полномочиями Магнуса.
   Вслед за защитниками закона шли военные. Высшим чином среди военнослужащих были Магнусы. Они руководили отрядами стальной пехоты свыше тысячи человек. Однако ввиду того, что надобность в отрядах такой численности была не велика, Магнусы в основном занимались планировочной и контролирующей деятельностью в штабах. Из-за малой востребованности Магнусов многие из них стремились в сенат, куда можно было попасть только через Легитимуса и Лексттерминуса.
   Самой же востребованной ролью в армии были Архивиры. Это были уникальные военнослужащие, которые способны руководить отрядами любой численности до тысячи. Это звание было довольно не трудно получить. Нужно было лишь неплохо владеть мечом, а также иметь способность к организаторской деятельности. Не смотря на сложность руководства такими большими отрядами, которые были в расположении Архивиров, основная часть умственной деятельности ложилась на Магнусов, что превращало Архивиров в основном в исполнителей. Благодаря новейшим технологиям, позволявшим осуществлять радио и видеосвязь на больших расстояниях, с Архивиров также снималась большая часть ответственности за масштабные военные операции.
   Вслед за Архивирами шли Грандкапитаны. Это звание было создано в помощь Архивирам. Никакой другой деятельности, кроме как выполнение приказов Архивиров, они не вели. Основная же часть организаторской деятельности в армии по укреплению лагерей, контроле над оборудованием и состоянию человеческих ресурсов вообще, лежала на Командирах. До рабочих рук, то есть рядовых воинов, волю Командиров доносили Сержанты, которые отвечали за дисциплину, боевой дух и здоровье рядовых солдат. Рядовыми солдатами в Легионе Второго Дыхания являются Предаторы. Это слово означало хищник. Они носили роль простейших исполнителей той воли, которая доходила к ним от вышестоящих офицеров, защитников власти и магистров.
   Таким образом, в Легионе путь к верхушке власти лежал только через армию. Альтернатив этому пути не было. Единственные кто были вне этого пути, это бойцы элитных войск. Это была особая форма исполнительной власти. Непосредственным защитником и руководителем элитных войск был Либервир, то есть главный лидер народа Второго Легиона. Либервир мог назначать бойцов элитного подразделения на любой воинский чин по своему усмотрению и в любой последовательности. Многие, кто носил звание Грандкапитана, или даже Архивира, мечтали попасть в элитные войска. В элитных войсках основное звание аннулировалось, и боец начинал новую жизнь, со звания Предатора. Любой воин элитных подразделений, находясь в любом из званий, мог претендовать на звание Легитимуса, то есть защитника закона, следующей после сенаторов ветви власти. Элитные войска были основной опорой Либервира, а также гарантией его власти. Либервир управлял элитными войсками на свое усмотрение. Многих Архивиров из элитных войск боялись даже Магистры из сената. Примером был даже Берхаммер, который был приближенным лицом Либервира.
   На данный момент Либервир Второго легиона, Гавелий, как раз выслушивал множество мнений, исходивших от сенаторов и военных по поводу провала украинской кампании. Он сидел в просто таки огромном кресле, напоминающем трон. Перед ним был небольшой стол со встроенным сенсорным дисплеем. Чуть левее от стола стояла трибуна ораторов. Сами же сенаторы располагались по центру рядов, прямо напротив Либервира. Армейские слушатели и защитники власти сидели по бокам, разделенные сенаторскими местами.
   Сейчас на трибуне стоял старик, который в нервной и эмоциональной манере обливал грязью Магнусов элитных войск, отвечавших за организацию всей этой кампании. Либервир в любимой для него манере, развалившись в своем кресле, сидел, подпирая голову рукой. Он был одет в прекрасную белую сутру без шлема, что свидетельствовало о его солидарности с армией.
   Украинская кампания легла на плечи именно элитных войск потому, что командованию Второго Легиона три бункера, которыми располагали украинцы, представлялись большой опасностью. Война с Украиной могла перейти в партизанскую, что было не допустимо.
   Зал сената был не заполнен и на треть. Кроме Магистров в нем были Магнусы, Архивиры и парочка Грандкапитанов – карьеристов, что без разбора лезли на любое заседание, пытаясь приглянуться кому то из сенаторов в роли шестерки. Сенат не любил военных, а военные не любили сенат. Корнем этой вражды было то, что сила Либервира, которой располагал Гавелий, базировалась на элитных войсках, а сами элитные войска практически уже слились с основной армией, оставив сенат без поддержки. Это было побочным эффектом той экспериментальной системы власти, которая была создана много лет назад. А также этому способствовали грамотные усилия Либервира Гавелия, который мечтал забрать остатки власти у сената. Борьба за власть была положена в основу идеи общества Легиона, она делила силы самого легиона надвое. Тем самым ослабляя его. Сама система была рождена дилеммой, ведь абсолютная власть в стране не может быть по плечу одному человеку, и тем же временем большой сенат не может принимать экстренных решений ввиду своей не способности к объединению. Таким образом, Либервиру было дано преодолевать споры в сенате, выбирая оптимальный путь решения проблемы из нескольких возможных. Однако сильный и достаточно разумный Либервир вполне мог поставить на колени сенат, но и сенат, будь он дружным и сплоченным, мог превратить Либервира в марионетку. Каждый стремился к своей цели, и это порождало бесконечную борьбу.
   – … я считаю – продолжал старик – что власти Магнусов элитных подразделений пора положить конец! Они доказали, что не способны грамотно координировать действия армии! Планирование операций необходимо отдать в руки сената! Это необходимо сделать как можно скорее, пока война не затянулась и наши многочисленные враги, разбросанные на огромных расстояниях, не объединились против нас.
   На эти слова магистры выкрикивали фразы согласия и восторга. Говоривший был членом правления сената. Эти старики, которые входили в состав правления, помнили еще создателя идеологии Второго Легиона, Либервира Вария. Они считали себя законными наследниками его власти и готовы были посвятить свою жизнь достижению этой власти.
   – … Магнусы, руководившие атакой на Харьковский и Крымский бункеры, должны быть разжалованы и изгнаны из армии! Потеря трех сотен Предаторов и офицеров – это ощутимо большой ущерб для нашего войска, которое должны держать в своих руках буквально весь мир! Будущее наших планов ставится под угрозу, когда армией правят настолько безграмотные люди!
   – Хватит. – Гевелий пододвинул к себе микрофон и остановил магистра. Оглушительный звук его голоса, прозвучавшего из сотен динамиков по всему залу, мог прервать самого одержимого оратора – мы не будем сейчас никого судить или казнить. Это может сделать трибунал в том случае, если вина Магнусов или Архивиров будет доказана. Мы здесь собрались для того, чтоб услышать отчеты и узнать детали операции. Можете считать это началом расследования. К слову скажу, что я не согласен с тем, что власть над армией нужно отдать до сих пор не знающим битв Магистрам. В ваше время войны не было, уважаемые. Но я согласен с тем, что если в действиях Магнусов будет найден прокол, они должны понести наказание и я не буду этому противиться. Итак, господа, давайте послушаем доклад Архивира Берхаммера.
   Либервир откинулся обратно в своем троне, убрав микрофон в сторону, что означало, что обсуждать он ничего не хочет. Скрипя зубами, магистр покинул трибуну и нехотя отправился на свое место. Трибуну занял Берхаммер. Он был одет в свою боевую сутру, хотя и стоял без шлема. Выступления воинских чинов в сенате в сутре уже давно стало традицией. Считается, что так воин показывает, что он здесь временно, и готов в любой момент вернуться на поле боя к своим друзьям. Таким образом, офицеры показывали свое отречение от власти и верность долгу. В большинстве случаев это было всего лишь способом манипуляции мыслями гражданских и рядовых Предаторов. Однако в случае идеалиста Берхаммера – это было именно тем отречением от власти, которое и лежало в основе традиции. Берхаммер доложил обо всем, что с ним случилось, и отправился на свое место. Вопросов к нему не было потому, что абсолютно все понимали, что собственной инициативы Архивир практически не мог проявить. И поэтому Магистры сената искали изъяны именно у Магнусов, пытаясь эту ситуацию обыграть с выгодой для себя.
   В общих чертах заседание закончилось ничем. Было решено создать комиссию для расследования того провала, случившегося вчера у Днепропетровска и Харькова. Однако еще вечером прошлого дня Либервир Гавелий организовал личное расследование по этому вопросу. Многие доверенные только ему люди обладали множеством способов и знаний в закулисных играх. Гавелий был воином, но и политическая игра была ему не чужда, поэтому он окружал себя самыми разными людьми с самыми разными способностями.
   Когда Гавелий вернулся в свой кабинет, который заменял ему дом и рабочий кабинет, у дверей этих огромных апартаментов его ждала не только верная стража, но еще и один из его разведчиков из внутренней службы безопасности.
   – Есть что-то? – Гавелий прошел мимо разведчика к двери, не глядя, бросив ему пару слов.
   – Это, как вы сказали, «Что-то», будет очень любопытно вам, господин. Я даже остановил расследование, решив, что все решения по его поводу отныне стоит принимать только вашему величеству.
   – Ах ты, хитрый змей, ты вечно пытаешься мне льстить. – Гавелий уколол старого знакомого в шутку. Он довольно таки ценил Лексттерминуса Гариду, которым являлся разведчик – все равно я не подарю тебе ни одной страны, ты мне больше нужен тут.
   – Какая жалость, я рассчитывал на Центральную Америку, мне нравится вода и тепло. Пожалуй, это потому, что во Фрегидмуре их никогда не было и не будет. – Гарида говорил на ходу, пока они с Гавелием шли в дальний кабинет, где никто не мог их слышать. Как только двери закрылись, разговор продолжился. Последним временем вся деятельность Либервира и Гариды, с его командой, была направлена против сената.
   – Провал у Крымского бункера, мой господин, дал нам подсказку. – Лексттерминус умело замолчал, манипулируя любопытством Гавелия.
   – Не томи, прохвост, говори дальше!
   – Так вот, стало очевидным, что уновский щит не мог продолжать работать, если бы агенты в бункере уничтожили источник. Разрабатывая эту линию, мы пришли к человеку, который был ответственным за эту работу. Им оказался некий Лексттерминус Онкорд. Когда мы вплотную взялись за него, то оказалось, что он двойной агент, был завербован нашими силами в далеком прошлом, когда еще даже не было даты начала войны. Его настоящее имя Владислав Нелевский, он украинский разведчик, принявший нашу сторону. Так вот, он отвечал за агентурную сеть, которая существовала во всей Украине, и в бункерах в частности. Эти люди работали на него, и именно они должны были уничтожить источники щитов.
   – Насколько я знаю, завербованных агентов тщательно проверяют, и раз он дошел до звания Лексттерминуса, то в его верности нет сомнений. Может быть, агентов просто вычислили? – предположил Гавелий.
   – Боюсь, что это он позаботился о том, чтоб агенты бездействовали. Более того, нам кажется, что агенты вообще существуют только на бумаге. Думаю, что он вообще не разрабатывал никакого диверсионного движения в тылу украинских войск. Мы считаем, что он играет двойную роль.
   – Невероятно. Но как ему доверили эту должность? Кто это сделал?
   – Мы тоже поинтересовались этим вопросом, и узнали, что тут замешаны члены правления сената. Именно они утвердили Нелевского в звании Лексттерминуса, и буквально провели по воинским чинам. Тогда это было нормой, что все буквально хватали звания через день, но только не к двойным агентам. К ним присматривались лучше. Нелевский обошел наше ведомство, и мы не вели его дела.
   – То есть это заговор Магистров?
   – Не знаю. Я лишь уверен в том, что Нелевского слишком хорошо опекали, а теперь он подставил армейское руководство, что на руку сенату. Совпадение ли это?
   – Не думаю.
   – Однако это глупый шаг, ведь мы все знаем.
   – Не совсем. По документам Нелевского не существует. Та информация, которую мы получили, идет из уст доверенных мне лиц. Сейчас Владислав Нелевский существует как Лексттерминус Оккорд.
   – Тогда откуда вы знаете, что Оккорд и Нелевский – это одно, и тоже лицо?
   – По его ДНК. Наш агент взял образец его слюны в ресторане правления и сверил его с ДНК двойного агента Владислава Нелевского, это мы легко могли узнать по нашим агентским базам данных, которые формировались еще до войны. Эти ДНК совпадают.
   – Значит сенат в наших руках – Гавелий вскочил с кресла при этой мысли.
   – В принципе да.
   – Данные, которые у вас есть по двойным агентам, они общего назначения? Или эта информация обитает только в рамках разведывательной службы?
   – Эта информация доступна только нам.
   – Значит, ничего не получится, и придать из гласности нет смысла… – Гавелий шагал по своему огромному кабинету, украшенному позолоченной лепниной, мраморным полом, на котором был прекрасный ковер. Он глубоко погрузился в размышления – сенат легко отмахнется от этих доказательств и даже обвинит нас в провокации.
   – Вполне возможно. Сенат хорошо знает, что разведка, как и вся армия, только в ваших руках. Поэтому все те, кто не знает правды, нам не поверят.
   – Если ми начнем открытую войну против сената, и обнародуем наши результаты, то члены правления наверняка обвинят нас в фальсификации этой информации, ссылаясь на мою власть над военными службами. Таким образом, мы останемся без той малой поддержки среди Магистров, которая у нас есть, и сами же приведем сенат к объединению против нас. Этого нельзя допускать – Гавелий прогуливался по кабинету, озвучивая свои мысли.
   – Вполне очевидно, господин.
   – Если это все часть их плана, то я снимаю шляпу. Они хотели воспользоваться моей же властью против меня. И ради этого они пожертвовали Украиной. А есть возможность, что Нелевский работает один?
   – Сомневаюсь. Без поддержки сената он до сих пор был бы не более чем Грандкапитаном. Кроме этого есть еще одно доказательство.
   – Какое?
   – Сегодня из Фрегидмура ушел пакет информации о наших базах, масштабах работ, оружии, планах, истории и даже биографиях наших нынешних высокопоставленных чинах, начиная с Архивиров, заканчивая вами.
   – Ха-ха-ха… Просто поразительно – Либервир разошелся в диком хохоте. Он просто не мог уже спокойно слушать обо всем том, что ведал ему Гарида. Гавелий падал в отчаянье. Ему нужно было рушить и строить заново мир, а его собственный сенат спешил разорвать его же на части. Он дрался на всех фронтах и уже медленно забывал ради чего – просто поразительно. Они готовы пойти на все, ради власти.
   – Думаю, что это уже личная инициатива Нелевского. Он наверняка предположил, что мы можем его раскрыть, и потому рискнул. Он отправил информацию за несколько пучков. Путаясь зашифровать ее под спутниковые видеозвонки, которые регулярно происходят между бункерами во время обмена информации по военным операциям. Однако помехи во время этих звонков, вызванные лишними данными, с объемом которых просто не справлялся канал, привели нас к первопричине этих помех. Мы заметили, что объем передаваемой информации невероятно велик для видеозвонка и проверили содержимое. Конечно, мы не знаем, кто отправитель – это невозможно установить. Когда список подозреваемых начал превышать три сотни, мы прекратили поиски. Однако в свете последних событий Нелевский является самым главным из них.
   – Это он. Сомнений быть не может. Думаешь, нам нужно его убрать?
   – Думаю, что он опасен для дальнейших боевых действий. Если мы сейчас его не остановим, то дадим возможность играть открыто, и он будет, прикрываясь сенатом, который нам никогда не поверит, информировать своих о каждом шаге наших войск.
   – Есть идеи? – Гавелий неожиданно вернул себе свое былое любопытство.
   – Его нужно убрать. Благо он сам дал нам повод, когда отправил информацию своим. Мы можем упрекнуть сенат в том, что они не заметили предателя среди своих людей. Таким образом, мы аннулируем все шансы их нынешнего плана, который направлен на взятие под свою власть элитных воинских частей. Однако по названых вами же причинах, настоящего их плана мы раскрывать не должны, чтоб не скомпрометировать их. Нелевский, неожиданно для нас, сыграл на все три стороны, кроме своей собственной. Он подставил нас, и сенат смог обвинить армию в некомпетентности, и тут же скомпрометировал сенат, отправив разведданные в открытое пользование. Попутно он выиграл время для своей страны, снабдил ее информацией и продолжил противостояние сената и Либервира в нашей стране. Он смог все. Однако за это ему придется пожертвовать жизнью.
   – Да. Таких разведчиков нам не хватает. Однако мне все же кажется, что ему невероятно повезло. Кстати, ты говорил, что источник – отправитель разведданных определить было невозможно, как теперь ты собираешься доказывать причастность Оккорда-Нелевского к этому?
   – Думаю, что нам нет нужды оставаться честными. Мы найдем способ доказать, что Оккорд – шпион.
   – Как вы будете его брать? Хотелось бы, чтоб это было, как можно более открыто.
   – Нелевский ушел из Фригидмура сегодня ночью. Он бродит где-то в Антарктиде, пытаясь удрать.
   – Невероятно. Почему ты молчал об этом?
   – Ну, вы не спрашивали. Тем более что я знал, что наш разговор придет к именно этому завершению, так как не сомневался в вашей мудрости, мой Либервир.
   – Не люблю, когда ты так делаешь. – Либервир было накинулся на Гариду с сумасшедшим от ярости взглядом, но потом отступил и опять погрузился в раздумья. – Значит, он сделал все, что мог и ушел. Почему он поступил так глупо? Мы ведь можем найти его по сигналу из скафандра! Что-то не вяжется. Он ведь явно рассчитывал на то, что мы не узнаем, что он автор того шпионского сигнала, зачем же выдавать себя этим побегом?
   – Сигнала нет. Он уничтожил маяк.
   – Тогда как вы собираетесь его искать?
   – Он ушел под прикрытием разведывательной экспедиции. Он наверняка готовился к этому все это время, проявляя интерес к жизни ледника. Среди ученых он пользовался уважением за ум и любопытство. Думаю, скоро он попытается отделиться от экспедиции и уйти.
   – Я бы спросил, почему ты еще здесь и не пытаешься ему помешать, но у тебя всегда все под контролем. Ну, так какой же план? – Гавелий устал удивляться расчетливости Гариды.
   – Пока он в экспедиции – он еще ничем себя, по сути, не скомпрометировал. Как только он отделится – мы его возьмем. Наши люди уже идут по следу ученых.
   – А что, если он не отделится?
   – Подождем до вечера, если этого не случится, мы возьмем его и так. Однако хотелось бы, чтоб побег стал еще одним доказательством его предательства, которое ударит по сенату.
   – Неплохо. Я согласен с тобой полностью. А как насчет случайностей? Бури не намечается? Он мог бы сослаться на какие-то причины.
   – Нет. Погода на нашей стороне. Если он побежит – это будет очевидной изменой.
   – Что ж, отлично. Жду от тебя информации. Кстати попытайся привести Нелевского живым, чтоб мы его допросили.
   – Разумеется, Либервир. – Гарида закрыл папку и ушел.


   II

   Вечером, того же дня, Владислав Нелевский, движимый одной единственной мечтой – увидеться со своим сыном хотя бы еще один раз в жизни, собирался в опасный и далекий путь. Он был один в своей палатке. На нем был скафандр, который он предусмотрительно зарядил на полную мощность. Перед ним лежал небольшой рюкзак с провизией, ножом, огнивом, медикаментами, специальным алюминиевым одеялом, хорошо сохранявшее тепло, фонариком и другими приспособлениями. Он был достаточно сильно заметен, поэтому стоило дождаться ночной темноты. Сейчас было еще рановато, и сумерки зимней ночи еще выдавали очертания предметов и тел в снежной пустыне. Погода была отличной. Владислав, чисто с человеческой точки зрения, был рад этому, но метель дала бы его побегу отличную маскировку. Из-за хорошей погоды его путь к северному побережью, где в пещере его ждала маленькая подлодка третьего рейха, отбуксированная ним туда месяц назад, должен был проходить только в ночное время. Днем, когда сумерки выдавали его очертания, необходимо было закапываться в снег.
   Нелевский ждал. Он сидел в позе по-турецки в своей маленькой разноцветной палатке и не спускал взгляда с рюкзака. Как долго он мечтал об этом дне, когда врал, притворялся, играл роль за ролью, пробирался в секретные лаборатории, куда у него не было допуска. Ему приходилось туго. Много раз его неоправданный интерес к разного рода вещам и информации, вызывали ненужное любопытство к его персоне, однако каждый раз ему удавалось уходить от ответственности. Сколько раз он заводил знакомства с людьми, с которыми ему не хотелось даже дышать одним и тем же воздухом. Сколько бездушных улыбок было натянуто на его лице, сколько льстивых слов он выдумал ради цели, которая оправдывала все это. Было время, когда Нелевский терял веру в свое дело, тогда перед его глазами вставал образ Гавриила, его единственного сына и ребенка. Теперь Владислав знал, что для него важней всего в его жизни, и мечтал сказать об этом сыну, который всю жизнь оставался без его внимания. Однако хватит ли ему сил? Он задавал себе этот вопрос, но ответ был не важен потому, что все равно стоило попытаться.
   Наконец стемнело. Шум в лагере утих. Все ученые разбрелись по своим палаткам. Кто-то беседовал при свете лампы, и их фигуры тенями виднелись сквозь тонкие стенки палаток. Нелевский вышел из своего убежища, схватил массивные лыжи, и пустился в путь. Он тащил за собой придуманное им же приспособление, прятавшее следы. Это были дополнительные палки от лыж, которые связали крест-накрест и обмотали палаткой. Так присыпался рыхлый снег на следы от лыж, таким образом, маскируя их. Дул небольшой ветерок, и к утру, он должен был сгладить следы окончательно.
   Прошло около часа. Нелевский уже задыхался. Он бежал все это время со всех сил, чтоб скрыть свои очертания из поля зрения как можно быстрей. Теперь нужно было отдышаться. Он остановился и присел на корточки, выравнивая дыхание. Сердце билось как сумасшедшее.
   Пока Владислав Нелевский мчался по снежной пустыне Антарктиды, из Фригидмура вылетела группа захвата. У них был приказ взять Нелевского живым.
   Отдышавшись, Владислав взвалил рюкзак на плечи, и пошел дальше. Его разведывательная сутра была более легкой, чем боевая, но все же продвигаться на лыжах было тяжело. Сейчас сила скафандра играла небольшую роль, и мало чем помогала. До подводной лодки было около трех дней пути, и стоило рассчитывать свои силы. Невольно Нелевского охватило забытое вдохновение и чувство свободы. Последний раз он был так счастлив тогда, когда был еще дома и еще не работал двойным агентом.
   Вдруг где-то из-за спины начал слышаться шум винтов вертолета. Нелевский остановился и прислушался. Шум все рос и приближался. Надежда еще грела его сердце, но тревога и отчаянье были уже у стен его души. Он бросился изо всех сил вперед. Недалеко, в двадцати километрах отсюда, было побережье. Там можно было спрятаться или даже погрузиться в воду, где его было бы невозможно найти. Нелевский схватился за эту надежду и помчал. Звук от вертолета внезапно начал слабеть. Очевидно, что его искали, но не могли найти. Они метались по ночной Антарктиде в поисках отчаянного украинского шпиона, а он все мчался, выбиваясь из сил к побережью.
   Спустя несколько минут вертолет приблизился очень быстро. Свет от его прожекторов коснулся Нелевского и ушел дальше на север, а потом вернулся и уже не упускал его из виду. Вертолет завис, и из него выскочили пятеро солдат элитных войск. Они были на лыжах и вскочив на снег, сразу бросились за Владиславом.
   Он попытался уйти. Нелевский, задыхаясь от сумасшедшего темпа, все мчал к своей мечте. Оставалось еще километров двенадцать, но шум от лыж его конвоя был уже за спиной. Оглянувшись, Владислав Нелевский признал поражение. Вокруг была лишь пустыня, и нигде не было спасения от приближающихся врагов. Он остановился, и чуть не упал на снег от усталости, давно потеряв свою физическую форму, и высокий темп сразу напомнил об этом.
   В голову пришла ужасная мысль, он вытащил кинжал. Это было правильно, но все его существо противилось этому шагу. Он занес кинжал над головой, направив острие в центр черепа. Благодаря невероятным свойствам уны этот кинжал с легкостью и без каких-то усилий пронзит и метал шлема и череп, даже под собственным весом. Нелевский попытался решиться на это, однако подобное казалось не возможным. Он знал, что этот день когда-то настанет, но сейчас смириться с такой мыслью было невозможно. Вдруг Нелевский понял, что не сделает этого, и он засмеялся. Его лицо заливал пот, а сердце все еще выскакивало из грудной клетки. Вдруг что-то произошло, и он упал на землю. В ушах звенело, а мир вокруг казался отдаленным, и ненастоящим, а похожим на сон. Его схватили под мышки и потащили в садящийся неподалеку вертолет. Кто-то схватил его лыжи и рюкзак, а чуть правее шел боец с огромной снайперской винтовкой, которая и была причиной кратковременного нокаута.
   Нелевский понимал наивность своего плана, но его глаза все смотрели в пустоту из снега и тьмы, и он ничего не мог с собой поделать. Его ждал ад из пыток и допросов, или очередная чужая игра. В любом случае неизвестность дарила ему лишь тревоги и страхи, но это было более чем привычно…


   III

   Бункер «Карпатия»
   30 декабря

   Спустя несколько недель, проведенных на койке после ранения в Карпатских горах, Павел Свеча наконец-то вышел из больницы. Он с трудом шагал из-за боли, которая проявляла себя каждый раз, когда Свеча тащил за собой левую ногу. Нога слушалась, только боль не давала нормально идти, и приходилось опираться на трость. У него в распоряжении был целый день. Вначале парень отправился в свою новую комнату, ему ее выделили на период реабилитации. Он сидел на аккуратно застеленной кровати, смотрел на пустые и дотошно ровные, однотонно светло-коричневые стены, и не знал чем ему заняться. Спустя пятнадцать минут, такое прожигание времени стало невыносимым и, медленно поднявшись, Свеча покинул комнату, предварительно заперев дверь на ключ.
   В бункере были доступные несколько видов развлечений, которые были иногда просто необходимы для души. Существовал довольно таки большой бесплатный кинотеатр. Туда-то Свеча и направился. На входе его ждала женщина с небольшим электронным блокнотом. Она записывала имена идентификационный карточек всех, кто посещал кинозал. Таким образом, вычислялись прогульщики занятий в школе, и бездельники, убегающие от работы. Внутри была группа солдат, сидевшая в пустом зале через кресло друг от друга. Шел какой-то документальный фильм о космосе. В кинотеатре в основном крутили документальные фильмы. Большинство голливудских и отечественных фильмов были признаны как навязчиво пропагандирующие какую-то точку зрения, и их показывали только в кинотеатрах для взрослых. Он начинал работу вечером, после восьми часов. Свеча, измотанный болью в боку, упал на ближайшее к проходу кресло. Он попытался вникнуть в суть передачи, но не смог и вскоре уснул под монотонный голос ведущего, погрузившего его воображение в бескрайнюю тьму космоса.
   Проснувшись, Свеча заметил, что диктор все еще продолжает свой рассказ, причем тема изменилась не существенно. Оглянувшись, Свеча заметил, как позади него сидело двое школьников, с открытыми ртами буквально поглощающие информацию с экрана. Это было так искренне, что Свече вдруг показалось, что он глуп, раз не нашел для себя ничего среди этих планет, звезд и метеоритов. Он встал и пошел, тем более что его уже давно осаждал голод.
   Наконец-то мечта о парочке кусков жареной свинины, доступные для любого жителя дважды в неделю, должна была осуществиться. Получив неожиданную пользу от своей травмы, которая подарила парню его порцию пюре и тушеного мяса, минуя очередь, Свеча направился к ближайшему свободному столику. К сожалению, мечта о жареном стейке рухнула и Свеча несколько секунд смотрел на тушеные кусочки свинины, пытаясь смириться с этим новым условием. Оказалось, что жареная пища была запрещена несколько дней назад ввиду того, что при жарке разрушалось на пятнадцать процентов больше энергетически ценности продуктов, чем любая другая термическая обработка. Из-за тотальной экономии запасов пришлось исключить этот метод готовки.
   Попробовав новую еду, Свеча уже не смог остановиться пока не закончил. После больничной диеты, простое пюре с маслом казалось утонченным ресторанным блюдом. Спустя несколько минут после приема пищи он еще сидел и наслаждался приятным ощущением сытости и попивал компот. Через полчаса его ждала встреча с военным психологом, он должен был решить годиться ли Павел для возвращения на службу. Нужно было идти.
   Справившись с тестом за двадцать минут, Свеча ждал в коридоре. Рядом с ним было еще несколько, в отличие от Павла, сидевшие в военной форме. Свече не терпелось вернуться в строй. Он с наслаждением сидел в компании своих боевых товарищей, и ловил себя на мысли, что все то, что случилось с ним сегодня днем, не стоило того, что давала ему армия. Все другое казалось ему унылым и серым.
   – Павел Свеча, прошу в кабинет – доктор на миг выглянул из кабинета и позвал парня. Свеча повиновался и отправился внутрь.
   – Как дела, парень? – доктор был в хорошем расположении духа.
   – Вполне нормально. Не терпится вернуться в строй – незамедлительно ответил он.
   – Да, не сомневаюсь. Нам всем будет спокойнее, когда ты будешь где-то там снаружи. Тебя ждет награда, как я слышал.
   – Так точно. Медаль героя-защитника.
   – Ты ее заслужил. Слушай, а как твоя рана? Разве тебе можно уже в бой?
   – Врачи сказали, что нужно не меньше месяца на реабилитацию, но в военном госпитале обещали подлечить за две недели. Есть особая методика, когда путем щадящих нагрузок… – Свеча хотел было рассказал доктору о своих планах, но тот перебил.
   – Отлично! Но я думаю, что стоит все же перестраховаться и подождать месяц другой, а там будет видно.
   – То есть, вы не даете мне добро на возвращение в спецназ? Но вы психолог, а судите о физической травме – Павел внезапно начал выходить из себя, он встал и сильно повысил голос.
   – Ну, я должен считаться с мнением своих коллег – невозмутимо ответил доктор.
   – Послушайте, просто дайте мне положительные рекомендации, а я уже сам решу, что я могу, а что нет. Ладно?
   – Я бы рад, поверь мне, но не могу. Извини.
   – И что теперь?
   – Встречаемся и беседуем раз в неделю. Если я решу, что тебе ничего не мешает вернуться, то ты вернешься, обещаю. Если не доверяешь мне – можешь обратиться к другому врачу.
   – Достали меня эти ваши правила. Мои друзья там уми… – Свеча оборвался на полуслове, чтоб сдержать слезы. Он взял себя в руки и продолжил спокойней – я могу идти?
   – Вот тебе направление, ты можешь попробовать найти себе другую работу. Приходи ко мне завтра. От тебя требуется желание разобраться в себе, чтоб освободиться от негативных стремлений. Но главное отдыхай. Работать будем вместе, сам же ты пытайся находить что-то хорошее вокруг себя. Абстрагируйся от своих негативных мыслей.
   – Да уж, постараюсь – Павел схватил папку и решительно ушел из кабинета. Он злился на доктора, хотя и понимал, что тот должен действовать по правилам.
   В отделе кадров, как не странно, не было никакой очереди. Павел вошел и увидел молодую симпатичную девушку в темно-зеленой военной форме. Она безразлично спросила у него имя и вернула взгляд в свой монитор. Данные о Павле были доступны ей почти сразу, как только врачи заполняли его электронную карточку. После нескольких секунд, потраченных ею на бесконечные манипуляции с мышкой, она, наконец, повернулась к Свече.
   – Есть только две вакансии. Одна гражданская, по выдаче продовольственных карточек, а вторая военная, по выдаче обмундирования на складе. Какую вакансию вы выбираете? – она замолчала и уставилась на Павла. Он не мог представить себе день, всплошную наполненный общением с незнакомыми людьми, а потому решение было простым.
   – Давайте склад.
   Спустя миг девушка в сумасшедшем темпе что-то набирала на клавиатуре. Потом, как результат ее труда, из принтера появился листок бумаги формата А5, что нес на себе всего несколько предложений. Девушка быстро добавила печать и подпись, и вручила бумажку Павлу.
   – Начинаете завтра с восьми утра. Удачи – она натянула улыбку, и, не дожидаясь ответа, вернулась к своим делам.

   Павел вышел из кабинета, уставившись в свое направление. Он медленно шагал, ошарашенный той скоростью, с которой только что была решена его судьба. Мечты о возвращении в армию, казалось, улетали от него на сверхзвуковом самолете, даже не оставив записки.
   – Вот, что вы со мной сделали, просто выбросили на какой-то склад. Так мне, дураку, и надо. А я еще, размахивая там этим дурацким мечом, молился, чтоб у меня все получилось, чтоб только не провалить задание. Глупец, наивный ребенок! – пробубнил Свеча, все также таращась на свою бумажку. Он не мог и не хотел поверить в то, что ему нужно просто подождать, чтоб прийти в норму, он не мог остановиться. В его сердце была лишь тьма. Ему хотелось мстить, хотелось стереть с лица земли всех, кто был причастен к этой несправедливости. В своем воображении он уже сотни раз разорвал этот жалкий кусочек бумаги, и не только его. Но когда волна ненависти почти захлестнула его, он неожиданно пришел в себя, вернувшись к норме. В его сердце была рана, но она еще была не смертельной.
   В душе у Павла Свечи поселился по-настоящему бронебойный цинизм, в котором парень нашел спасение. Спустя несколько шагов, когда Свеча вышел из-за поворота в коридор, он оказался в большой толпе. Люди суетились и вели себя очень оживленно. Они разбились на маленькие компании, и что-то обсуждали. Кто-то шутил, кто-то был серьезным, а кто-то безразличным. Общее приподнятое настроение, исходило отовсюду, и невольно захватило и Павла. Забыв о своих собственных делах, он погрузился в ненавязчивый и заманчивый в тоже время ажиотаж. Парень хотел было что-то спросить, но тут вдруг распахнулись большие, двустворчатые двери, и какой-то мужчина в очках пригласил всех входить. Толпа начала погружаться в манящий их дверной проход, Павла подтолкнули, и он решил, что лучший ответ он получит внутри.
   Внутри их ждало большое помещение, построенное как концертный зал, только множество рядов сидений, обходили трибуну с трех сторон. Оно было не достроено, но это касалось только отделки стен. Рассевшись, люди все еще болтали о своих делах. Было много смеха, шуток, все общались и гудели, как рой весенних пчел. Спустя пять минут на сцену выехал на своей тележке главнокомандующий Вирвис, а за ним пришли еще какие-то незнакомые люди.
   – Друзья – Вирвис перебил все разговоры – Во-первых, поздравляю всех вас с наступающим Новым Годом. Обещаю, что мы что-то обязательно придумаем, чтоб этот праздник был и в нашем убежище – толпа радостно подхватила слова главнокомандующего.
   – Сегодня, – продолжал Вирвис, как многие из вас знают, мы впервые проведем урок истории. Это будет проводиться и в будущем, в качестве развлекательно-познавательных мероприятий. Сегодня же мы выбрали такое большое помещение для первой лекции не зря. На этой лекции, многие из вас смогут узнать лицо нашего врага, который загнал нас с вами под землю и который, по неизвестным нам причинам, пытается нас уничтожить. Когда мы получили эту информацию, мы поняли, что она не может оставаться секретной, поэтому мы будем делиться ею с вами. Сейчас, когда нас всех так мало, когда от каждого зависит общее будущее, мы должны быть умнее и сильнее чем когда – либо прежде. А так, как знание – это сила, мы будем передавать вам все знание, доступное нам. Отныне и в будущем каждый вечер, в этом и других помещениях будут проводиться лекции по самым разным наукам. Они будут проходить в специальной доходчивой манере. Это будут методы выживания, общая медицина, секреты здоровья, знания о природе, ее устройстве, устройстве космоса, также будет много истории, в том числе и военной. Абсолютно все, кто будет в силах после рабочего дня прийти на лекции, может приходить, так, как вход будет абсолютно свободным. Ну что ж, теперь передаю слово нашему преподавателю истории, который поведает нам всем тайну нашего врага.
   Вирвис улыбнулся и отправился в зал. Ему помогли спуститься по ступенькам, а в это время на сцену вышел мужчина с бесформенной прической и больших очках. У него в руках было множество листов бумаги, на которых, очевидно, и была лекция. Он осмотрелся, поздоровался с залом, помахав людям, и отправился к небольшому столу. Присев на его краешек, он последний раз взглянул на свои записи и приступил.
   – Итак, недавно нами была получена невероятно интересная и удивительная информация о нашем враге. Оказывается, название той силы, которая сейчас поставила на колени весь мир, звучит как Легион Второго Дыхания. В народе, иметься ввиду народ чужаков, его еще называют Второй Легион. Численность этого народа превышает пять миллионов, и военные составляют три миллиона из этих пяти. У этого народа удивительная история. Начну с самого начала.
   Все мы знаем и помним о Второй Мировой Войне, которая была начата Германией, во главе с Гитлером, и им же проиграна в 1945 году. Когда война уже близилась к концу, и Гитлер понимал, что шансы на победу падают, он отправил подводные лодки со своими лучшими инженерами и военными в Антарктиду. Заданием этой операции было построить крепость для Гитлера и верхушки власти Третьего Рейха, на случай, если Берлин будет взят. Еще одной целью этой экспедиции было создание неприступной лаборатории для проведения различных опытов и исследований в безопасности. Пилоты Третьего Рейха облетели участок Антарктиды примерно в шестьсот тысяч квадратных километров, сбрасывая через каждые тридцать километров вымпелы. Та область, которая была захвачена таким путем, получила название «Новая Швабия». Туда вывозились лучшие ученые и техника. Известно, что во льду были построены пещеры, а может даже целые группы пещер, где и расположилась элита Третьего Рейха. К слову сказать, один из генералов, который отвечал за работы в Новой Швабии, сказал однажды фразу: «Я горжусь, что смог построить для моего Фюрера неприступную крепость». Таким образом, можно предположить, что основная часть крепости действительно находится в леднике. Это также объясняет почему о Новой Швабии забыли после окончания войны. Это случилось потому, что никаких наземных сооружений в Антарктиде нет.
   Таким образом, тысячи ученных и военных оказались в глубоком подполье. С этого момента и начинается история Легиона Второго Дыхания. Когда война закончилась, офицеры, которые находились в тот момент в ледяной крепости, попытались взять под контроль всю колонию, но против них неожиданно выступили ученные. Это было обусловлено тем, что военные пытались вступить в войну, которая все еще длилась на востоке, с Японией, а ученые хотели остаться в стороне от догорающей войны. Ученым удалось организовать бунт среди рядовых солдат, и генералы Новой Швабии отступили. Эта борьба ученых и военных пылает в рядах Второго легиона до сих пор.
   Итак, уйдя в подполье, было решено вести партизанскую войну против основных врагов Германии. Высшей целью стало освобождение своей родной страны, которую поделили между собой страны-победители. Однако эта цель оказалась недостижимой. Проблемы, которые появились у этого народа, оказались невероятно тяжелыми для преодоления. Во-первых – отсутствие организации среди его членов, во-вторых – скудность ресурсов, основной из которых – пища. Когда первые проблемы были решены, легион Второго Дыхания, который на тот момент своего существования носил название Освободители Германии, начал готовить различные теракты и операции на территории своих главных врагов. Тогда оказалось, что подобные действия было некому выполнять. У военных не было никакого опыта в диверсионных операциях. Это были ветераны Второй Мировой Войны, но у них не было ни знания языков, ни особых человеческих качеств для столь сложных операций. Многие планы провалились сразу же. Одна из подводных лодок была затоплена, когда нарвалась на американский флот. Эти неудачи заставили Освободителей Германии приступить к поиску альтернативных путей. Они пользовались услугами наемников, подкупали чиновников разных стран, грабили банки, военные склады и воровали детей, которые должны были стать их новым народом.
   На этом этапе бывшие ярые националисты преобразовались. Их более не интересовали расовые предпочтения, а те, кто стремился к этим застарелым устоям, даже уничтожались. Национализм был признан лишь идеей, способной объединять и вдохновлять людей, не более того. А в ситуации, когда народ Освободителей Германии был буквально вне закона, когда у него не хватало человеческих и технических ресурсов, любые зомбирующие идеи только мешали.
   В этот период освободители отказываются от множества догм Третьего рейха. Останавливают различные разведывательные операции, которые начал Гитлер, в частности по изучению легенд и мифов, а также поиску магических артефактов. Освободители уходят от идеи по захвату мира, они привыкают к той жизни, которая есть у них. К этому времени упала Берлинская стена, и фактически германия была освобождена и объединена.
   Лишенные цели Освободители впали в глобальный для их небольшого народа кризис. Некоторые из них пытались вернуться в Германию, но их отвергли даже те, кто еще до войны был их подчиненными. Освободители Германии, по сути, перестали существовать, ведь даже их название теперь было бессмысленным. В это время, когда начинается определение целей, резко набирает популярности один генерал по имени Варий. Он предлагает свою особенную и кардинально отличающуюся от всех остальных, захватывающую теорию. Эта теория нового общества предполагала абсолютно новое социальное устройство, которое, конечно же, дарило каждому светлое будущее. Варий подарил своим соотечественникам, которые чувствовали себя отвергнутыми, забытыми и преданными своим же народом, невероятную цель, по захвату мира. Он расписал в красках судьбу каждого, кто пойдет за ним. Обещал, что каждый человек будет правителем целой страны. Такие слова, на фоне общей депрессии и упадка, не могли не прижиться в умах порожденных войной людей.
   Варий получил свою власть, и его теория высшего общества, которая подразумевала преимущество его народа над всеми остальными, были реализованы в жизнь. Таким образом появился Легион Второго Дыхания. В отличии от Третьего Рейха, у него было преимущество в том, что каждый член этого народа был на вес золота. Всем внушалась дружба и взаимопомощь. Наверное, благодаря этому Варий и смог покорить сердца людей. Они чувствовали себя не забившимися в нору крысами, а властителями мира, которые со временем подарят остальному миру спасение. Именно такой была цель Легиона Второго Дыхания с самого начала. Разрушить плохой мир, и построить на его руинах новый. Это им практически удалось.
   К слову сказать, все, кто поверил тогда в Вария, уже либо ветхие старики, либо мертвецы. Даже сам Варий мертв, а его дело все живет и, к сожалению, процветает. Удивителен тот факт, что те, кто рассчитывал на правление миром, прожили свою жизнь во имя недоступного им самим будущего. В этом и коварство любой идеологии, которая заставляет человека тратить свою жизнь зря. В любом случае они неплохо потрудились. Пещеры превратились в многомиллионный город Фригидмур, который медленно ушел вглубь материка, в его твердые породы. А сам мир опустошен вирусом, и мечами войска этого народа. Месть, которую они передали с кровью своим наследникам, заставляет их рушить наши дома, убивать наших родных и близких. Я видел, как умирают от вируса дети, и меня не обмануть никакой высшей целью, надеюсь и вас тоже.
   В зале поднялся гул, люди выкрикивали нелестные фразы в сторону Легиона, но как только Вирвис попросил их успокоиться, они повиновались.
   – Около двух тысячного года, было начато распространение специальных установок, которые должны были в нужный момент освободить вирус, выпустив его в окружающую среду. Попутно велись генетические разработки особого войска из непобедимых зверей. Ими оказались всем нам известные металлические псы. Однако спустя несколько лет стало очевидным, что мепсы не способны выполнять те задачи, которые рассчитывалось на них положить. Это ставило под угрозу всю войну. Малочисленность Легиона Второго Дыхания, даже не смотря на быстро вербующихся из всех точек земли бандитов и наемников, была непреодолимой преградой. Именно в это время японские инженеры создают прототип скафандра сутра. Одним из первых об этом чуде техники узнает некий Архивир Гавелий. Он заинтересовался этой разработкой, не смотря на ее не совершенность, которая была обусловленная множеством недоработок. Сам Гавелий увлекался восточными единоборствами, и возможность реализовать свои знания в этой области в реальном бою полностью захватили его мысли.
   Тогда его инициатива была отвергнута и сенатом Второго Легиона, и доживающим свои последние дни Либервиром Варием, идеологом и отцом всего Легиона Второго Дыхания. Упрямый Гавелий, все же продолжил втайне наблюдать за разработками в области сутр. Тогда и начинается рост его популярности среди военных. Он был разведчиком и начал использовать ресурсы разведывательных служб на свое усмотрение. Вскоре его раскрыли, но он был готов. Он предложил Варию пари, которое выиграл. Гавелий пообещал в одиночку уничтожить целую группу до зубов вооруженных бандитов, которые промышляли в это время в центральной Африке. В итоге Гавелий вернулся с победой. Он в одиночку расправился с более чем сотней вооруженными калашниками, базуками и пулеметами бандитами, и вернулся домой невредимым. Тогда и была определена тактика войны, а Варий, который в муках умирал от рака, назначил Гавелия на пост Либервира, и вскоре скончался.
   Дальше вы знаете. В примерно одно и то же время, во всех уголках мира, был выпущен вирус, под названием Т9К57, который убил большую часть населения планеты. Большие города подверглись также химическому загрязнению веществом Сирень 400, которое крайне токсично и невосприимчиво к агрессивности окружающей среды. Как нам известно, Сирень не нейтрализуется ни одним из природных факторов, таких как холод, или вода. Остатки армии разных стран уничтожили многотысячные стаи металлических псов, а те отряды военных, которые справились с мепсами, были добиты подразделениями стальной пехоты легиона Второго Дыхания. Мир был уничтожен быстро и беспощадно. Однако не весь. Мы с вами надежда на светлое будущее.
   На данном этапе война перешла в партизанскую, и как мы знаем – это худший из вариантов развития событий для Второго Легиона. Как показал недавний наш успех возле Харьковского и Крымского бункера, в результате которого было взято в плен боле двух сотен вражеских солдат и столько же боевых сутр, мы вполне способны дать отпор.
   Скорее всего, на этом этапе партизанской войны будут задействованы методы психологической атаки. Возможно появятся провокаторы, которые будут пытаться заставить вас перейти на сторону Второго легиона, обещая светлое будущее, может быть это будут листовки, которые будут разбрасывать как во времена Второй Мировой Войны, или какой-то другой способ, однако я надеюсь на ваше благоразумие. Я думаю это не очень повлияет на нас потому, что все мы потерпели множество бед со стороны Второго Легиона. Наши родные и близкие пали от мечей их воинов, от их свирепых зверей и смертоносных химически – биологических атак. Не думаю, что найдутся те, кто сможет это забыть. Я вот потерял на этой войне своего родного брата, двоюродного брата и сестру, а также родителей моей жены и моих… – преподаватель остановился на миг.
   – Я… – он снова не мог справиться с вдруг нахлынувшими чувствами. Сняв очки, протерев глаза, он взял себя в руки. – Я хорошо знаю, на какой из сторон добро, а на какой зло. Я знаю, что никто из моих родных не заслужил смерти, и они ничем не мешали никакому из возможных вариантов будущего. Они вообще никому не мешали. Но их убили, и сделали это подло, коварно и в нечестном бою. Это глобальный геноцид, не более, не менее. Геноцид, начатый озлобленным, самонадеянным и безразличным ко всем кроме себя народом. Я это знаю. Должны знать и вы.
   В зале поднялся гул. Люди выкрикивали что-то, на сцену вышел какой-то человек и объявил об окончании лекции. Преподаватель, который только что выступал, к этому времени ушел в зал, и сел в первом ряду. На сцену снова выезжал Вирвис, однако Свеча уже не слушал его слов. Пораженный тем, что он узнал о Легиона Второго Дыхания, который до сих пор был призрачным и неизвестным для него врагом, он всецело погрузился в свои мысли. Раньше он предполагал, что где-то все же остался цивилизованный мир, что где-то еще идет война. Предположить же, что весь мир перешел в партизанскую войну против пятимиллионного народа, он прежде не мог. Да и есть ли еще где-то противостояние, или нет?
   После лекции Свеча побрел в свою комнату и, рухнув на постель, тут же уснул.



   Глава 4. Путь к победе

   Нет смысла падать духом, ведь рано или поздно придется вставать.


   I

   Карпатские горы
   31 декабря

   Наступало утро. Лучи солнца робко освещали небо за горами, но о его восхождении говорило лишь слегка проясневшее небо на востоке. Остаток небосвода все еще был во тьме. Он был полностью усеян яркими звездами, как всегда бывает в сильные морозы. Гавриил в эту ночь был в дозоре. Несмотря на свои заслуги и огромное уважение среди офицеров и жителей бункера, он, как и все обычные бойцы, отбывал свою службу рядового солдата. Однако это было место его мечты еще с детства, поэтому ничто не вызывало у него грусти или дискомфорта. Он был спокоен и даже немного романтически настроен из-за вчерашнего снегопада, выпавшего как раз очень кстати, ведь наступило тридцать первое декабря, и бункер ждал Новый Год. Гавриилу и еще немногим парням, выпало увидеть зимнюю поверхность во всей ее красе. Деревья оделись в пушистый, и легкий снег. Небеса медленно заливались светом, деревья поскрипывали, толи от изменения температуры, толи от веса снега. Гавриилу казалось, что он попал в одну из новогодних сказок, или в прекрасную праздничную открытку с покрытыми снегом елками и лесными зверушками, которые, казалось, тоже готовились к празднику.
   В такие моменты невольно подбиваешь итоги прошедшего времени. Гавриил вспоминал все то, что случилось с ним в этом году, и поражался тому, сколько удалось пройти. Более того, ему казалось сейчас, что он был абсолютно не готов к этому пути, ни к одному из испытаний. Сначала, скучная и серая жизнь складского рабочего в армейском арсенале, а потом резкий скачок, и ему уже нужно спасать свою жизнь. А дальше события закрутились так, что не было времени даже подумать. Задание за заданием, бой за боем и каждый – не на жизнь, а на смерть. Гавриил думал о том, что ему помогало все это время, и понимал, что если бы он задержался хоть в одном из событий, если бы он беспокоился и переживал, он не смог бы с полной отдачей сражаться в каждом из своих нелегких поединков. Он просто плыл по течению, пытался стать лучше, научиться новому, процветал духовно и физически, и неожиданно оказался готовым к невероятным приключениям, из которых каждый раз выходил победителем. Нелевский никогда прежде не был таким сильным, каким он был сейчас. Однако он отдавал себе отчет в том, что таким его сделали его слабости.
   Для многих в бункере он был легендой, его считали действительно крутым парнем, надеждой и опорой всех жителей убежища. Он ловил восхищенные взгляды новичков, который попадали в его отряды, и чувствовал уважение от более опытных солдат. Они не понимали, откуда у него все это. Как он достиг такого невероятного результата, и сбрасывали это на счет мистического таланта. Однако никто из них не знал, сколько лет он провел в интернете и библиотеках, на дождливых беговых дорожках и в душной комнате своей квартиры оттачивая свое мастерство. Сколько раз он в отчаянии смеялся над самим собой, когда у него что-то не получалось, как ненавидел и мучился из-за своего волчьего характера, сделавшего его одиночкой. Как обижался на судьбу, которая не дала ему слуха и речи. Сколько раз, следуя указаниям очередного учебника, он пытался выполнить какое-то движение и оно не получалось. Может сотню или тысячу раз? Как много раз он отчаивался и бросал тренировки, лишаясь надежды достичь нужной физической кондиции? Однако проходило время, и он просто делал то, что ему нравилось. Он научился медленно расти и процветать, не летя сломя голову за результатом. Этот стариковский вывод дался ему ценой многих подъемов и падений, которые стерли его мечты в неосязаемую и манящую цель. Эта цель была светом его жизни. Она двигала им, она была самобытна и недостижима ни для одной из бед или напастей. Она была бессмертна. Это было секретом Гавриила Нелевского. Его упорство.
   Единственная прекрасная вещь, которую действительно сделал Гавриил – это то, что он так и не остановился, так и не сдался. Больше он уже не сдастся никогда. Молчаливый, умный, подготовленный и непобедимый. Более того, со временем Гавриил превратился в весельчака. Это было неожиданностью для него самого, и теперь он не упускал возможности подмигнуть какой-то девушке, или подбодрить приветствием какого-нибудь рядового солдата, с угрюмым лицом отбывающего свой караул. Везде, где он появлялся, странным образом расцветал смех, мир и благополучие. Он отгонял грусть своей добродушной улыбкой, или сметал все опасности своим мечом.


   II

   «Карпатия»

   Пока Гавриил отбывал службу среди заснеженных карпатских лесов, Павел Свеча медленно собирался на свой первый рабочий день. Его мало волновало стечение обстоятельств, которое привело к совпадению его первого рабочего дня и тридцать первого декабря. Ему казалось, что это совпадение, как и вся его жизнь – это жестокая насмешка над ним самим. Вообще его уже мало что волновало.
   Встав с кровати, он наступил на левую ногу, и потянул не разогретые раненные мышцы живота, и тут же рухнул обратно в постель. От боли его лицо, и грудь покрылись потом, а в голове закружилось. Он хотел забыть о ране, но этого делать было нельзя, нужно было помнить о ней постоянно, что сильно злило Свечу.
   – Ну, давай, добивай меня, несчастная дырка – выругал он и без того ноющую рану.
   Боль была настолько сильная, что ему показалось, будто внутри все порвалось. Свеча медленно приподнялся на локтях, и это дало свои результаты, боли не последовало. Он медленно взглянул на место, где только недавно были швы, но все было в норме. С облегчением, что удастся избежать внеочередной встречи с врачами, относившихся к нему как к поломанному внедорожнику, в котором нужно поковыряться, чтоб он опять поехал, Павел пошел к небольшому шкафу купе, где в основном были пустые полки. С момента травмы его светлые волосы отросли, а на лице проступила щетина, и он начал походить на скандинавского байкера.
   Спустя полчаса, вооружившись своим новым грустным другом – черной тростью, он направился на нижние этажи склада. Завтракать ему не хотелось, да и вообще настроен он был крайне скверно. В лифте он с циничным отвращением слушал радостные рассказы своих соседей. Вскоре все вышли на ранних этажах и еще какое-то время Свеча ехал один. Он смеялся в душе над своей неудачливостью, представляя, что никто кроме него не едет ниже потому, что там нормальным людям делать буквально нечего.
   – Ну, это вообще прекрасно – двери открылись, и взору Павла представилась непроницаемая тьма огромного склада. Впереди, спустя метров десять, горела маленькая настенная лампочка, а еще дальше, метров через тридцать, или больше, был еще какой-то источник света. На этом все. Остальное было во тьме.
   Добравшись до первой лампочки, Свеча задрал голову вверх, и попытался увидеть потолок, но он был скрыт во мраке. Говорили, что тут потолки в пятнадцать метров высотой, а подпирают их покрытые адамантитовой коркой, огромные столбы. Теперь это казалось правдой. Неожиданно во тьме он заметил накрытый брезентом, наполовину разобранный танк, левее стеллажи были заложены знакомыми ящиками с автоматами Калашникова, на правых же полках были ящики с гранатами, дальше что-то воистину огромное, размером с автомобиль, покоилось на второй полке, которая, казалось, не могла бы удержать такой вес, хотя она держала.
   Доковыляв до маленькой будки, где сидел распорядитель склада, парень услышал тихий храп. Он подобрался поближе, заглянул в окошко и увидел там абсолютно седого, маленького старичка, мирно похрапывавшего на кресле, сложив у себя на животе руки.
   – Эй, дед – попробовал разбудить его Свеча. Однако храп не прекратился.
   – Дееееед! Вставай, работяга! – Свеча уже почти орал в маленькое окошко, просунув в него голову. – Вставай, чтоб тебя – парень заколотил в решетку палкой, и уже фактически орал на весь склад.
   Дед открыл глаза, так, будто и не спал, сдвинул брови и обиженно посмотрел на Павла, резко поднялся с кресла и направился к двери. Выйдя в коридор, он подошел к Свече практически вплотную, и сердито уставился ему в глаза. Свеча замер, в недоумении следя за странным седым стариком. Спустя миг, получив то, что хотел, дед расплылся в улыбке и, в конце концов, расхохотался.
   – Испугался, да? Испугался старого деда? – старик чуть ли не катался по полу со смеха. – Ну и потешил ты старика. Я таких воинов еще не видел, чтоб вот так вот замирали перед седым стариком.
   – Не вижу ничего смешного. – Павлу хотелось послать наглеца подальше, но какое-то время, вспомнив о собственном достоинстве и возможности, что дед действительно не в себе, он сдержался.
   – А это что такое? Дай посмотреть! Всегда хотел вот такую трость! – старик показывал на палку Павла, и буквально расплывался в глупой детской улыбке.
   – Еще чего? – Свеча нахмурился, нависая над надоедливым старцем, давая одновременно понять, что старик перегибает палку. Однако одного взгляда в, по-детски светящихся, глазах старика хватало, чтоб смыть с сердца всю обиду и воинственный настрой. – Ты что, правда, хочешь эту палку?
   – Хочу! Если она мне не понравится, я тебе ее верну! Обещаю! – в доказательство, дед положил на сердце руку.
   Свеча дал старику палку, опираясь на правую ногу. А тот, схватив ее обеими руками, начал носиться вокруг Свечи с криками: «еххуу, ура». Он был прямо как ребенок. Спустя пять секунд он резко остановился, с отвращением посмотрел на трость и вернул ее Павлу.
   – Нет. Она мне ни к чему. Мне всего-навсего семьдесят три, могу и так обойтись – старик деловито вернулся в свою маленькую кабинку.
   – Чего стоишь? Входи, это теперь твой новый рабочий кабинет.
   – Мы что, в этой конуре будем вдвоем работать?
   – Нет, я буду ходить и все проверять, а ты, бедняжка, будешь сидеть здесь и страдать, записывая все, что я тебе скажу и набирать информацию в этот пластмассовый ящик пандоры – дед смешно толкнул ноутбук.
   Старик вдруг посмотрел на Павла уже по-другому. Свеча заметил силу в его глазах, которые, казалось, сканировали его. Когда старик сказал, что Свеча будет страдать, он почувствовал будто это неспроста. Это было насмешкой и в тоже время сочувствием. Только теперь Свеча присмотрелся к деду. У него был здоровый оттенок лица. Руки были плотные и мускулистые, как у шестнадцатилетнего. Никакого намека на старость, кроме смешного скрипящего голоса, и седых волос, не было. Дед был в прекрасной форме, и это было невероятно.
   – Слушай, можешь постоять там с этим выражением лица еще пятнадцать минут? Я сбегаю за фотоаппаратом – сострил старик.
   Опомнившись, Свеча шагнул в комнату. Это была маленькая железная будка, в которой стоял какой-то старый электрический обогреватель, стол с настольной лампой, небольшая стопка папок, которые обходились без полок, стулом и маленькая кровать, застеленная красным в клеточку пледом. В комнате было довольно таки чисто, но как-то по-своему. Казалось, ты приехал к своей старой бабушке в деревню, которая как раз в меру своих сил прибралась к приезду. Старик сидел в своем крутящемся на оси кресле, свесив ноги с него. Они доставали до пола только носками, что прямо говорило о небольшом, и даже маленьком росте старичка. Пока Павел оценивал комнату, старик не сводил с него глаз, молчаливо рассматривая его и изучая. У него в глазах был не поддельный интерес, причину которого Павел разгадать не мог.
   – Садись, чего стоишь?
   – Куда? Тут один стул – в недоумении ответил Свеча, осматриваясь вокруг и одновременно в бессилии разводя руками.
   – На кровать садись. По-твоему сидеть можно только на стуле? – старик опять сдвинул брови, но сразу прояснел.
   – Слушай, старик… – Свеча уже начинал злиться – Выбирай тон, ладно? Иначе у нас ничего не получится.
   – Ух ты какой, я между прочим тебе в деды гожусь, а ты меня запугивать взялся – старик немедленно изменился в лице, и обиженно опустил глаза, и казалось, готовился заплакать. Свеча даже пожалел на миг, что огрызнулся, но тут дед опять неожиданно прояснел, хлопнул в ладоши, потянулся и сразу развел руки в стороны, приговаривая при этих комических действиях.
   – Ну, чему быть, того не миновать, а двум смертям не бывать – былая грусть канула в прошлое и казалось, больше никогда не вернется.
   Дальше старик начал быстро вводить Павла в курс дела, рассказывая ему о его работе. Он с какой-то секретной энергией для его лет метался по комнате как юла, сносил на стол папки с записями, и потом сразу же уносил их на место. При этом он без конца что-то рассказывал, и даже требовал у Свечи повторять вслух то, что он просил его запомнить. В конце – концов, дед ушел, и Свеча с облегчением откинулся на спинке кресла, пытаясь прийти в себя и разложить по полочкам тонны информации, что в него загрузил этот неистовый и слегка сумасшедший дед. Вокруг воцарилась тишина, и Павел, наконец, мог немного расслабиться.


   III

   Горы Норвегии
   Тот же день

   В это время, далеко на Севере Европы, среди белоснежных и крутых норвежских гор, брела длинная черная цепочка мепсов, сопровождаемая небольшой группкой людей. Собранных по всей Норвегии и Швеции псов уводили в убежище из-за неожиданно разгулявшейся зимы, которая принесла в эти земли самые свирепые за последние десять лет морозы. Руководство Второго Легиона просто боялось, что многотысячные отряды мепсов могут банально замерзнуть в заброшенных городах. Кроме того среди псов неожиданно появилась невиданная раньше болячка, которая косила их один за другим. Нужно было дать ученым время разобраться в этой проблеме, пока она не переросла в эпидемию.
   Среди отряда, сопровождающего псов, был Михаил. Он то и время растирал окоченевающие на морозе руки. С гор постоянно сдувало снег, он падал за шиворот, или больно ударялся в лицо и глаза. Порывы ветра продували насквозь. Не спасали ни толстые лыжные куртки, ни пледы, что удалось прихватить в поселке вчера по пути. Михаил медленно брел, выбиваясь из сил по глубокому снегу. Тропа уже была проложена в снегу, однако ее высокие края осыпались, и идти все равно было нелегко. Говорили, что впереди теряли одного мепса в час. Они просто до смерти выдыхались прокладывать путь в полуметровом снегу, и это даже не смотря на двойную норму питания, что их снабжали солдаты. Солдат было видно издалека. На их спинах были огромные, размером с небольшой шкаф, свертки с припасами. Там была в основном еда или аппаратура для связи. Кроме всего прочего эти солдаты, одетые в белоснежные сутры, подгоняли замерзающих мепсов длинными плетями, которые то и дело молнией пролетали над их головами, издавая резкий и страшный хлопок, слышный даже Михаилу, шедшего позади всей колоны. Сейчас он как раз был на верхушке, а мепсы длинной цепочкой спускались вниз. Соборову представилась вся картина их отряда, как на ладони. Он невольно замер, засмотревшись на бесконечную, уходящую далеко вперед черную вьющуюся колонну. Эту змею, то там, то здесь, оживляли резко, как электрические искры коротнувших проводов, проносящиеся над нею черные длинные плети.
   Соборов с трудом выдерживал невероятные нагрузки. Он и отряд Быкова, как и все остальные перебежчики, и наемники, брели к норвежскому убежищу пешком. На них не хотели тратить даже топлива. Только за вчерашний день в ходе этого изматывающего путешествия, погибло пятеро. Всего, за пять дней в морозной Норвегии, на тот свет отправилось пятнадцать человек. Соборов замерзал, он уже частично потерял способность трезво мыслить, что означало, что мозгу крайне не хватает энергии. Глаза также видели хуже. Он брел, как во сне, медленно, шаг за шагом пробираясь вперед. В его мыслях не было ни намека на отчаяние или побег. Он был подготовлен и к такому. Соборов хорошо знал, на что способен его организм и это был еще не предел. Проще всего ему было думать о Светлане. Мысли о ней грели его и давали неосязаемую и невидимую силу проходить преграду за преградой. Он мечтал о возвращении, когда все закончиться. Мечтал увидеть сына. Он представлял себе, как все люди выходят из бункера, а вокруг них светло и тепло. Это обязательно должно быть лето. Деревья покрыты зеленой листвой, а небо голубое и усеянное мирными медленными белыми тучами. Все радуются и смеются. Дети бегают уже по траве, а не бетонному полу бункера, старики благодарят Бога, а молодые обнимаются и целуются. Среди всей этой толпы, как и тогда в бункере, он неожиданно встретит самые родные на свете глаза, простившие ему все, как всегда.
   – Быстрее, быстрее! До убежища осталось несколько часов! Вечером здесь будет такая буря, что от вас останутся лишь пару маленьких сосулек, глупцы. – Мечты Михаила прервал неистовый крик Сержанта Волвара, самого дикого Сержанта во всем Втором Легионе. Это был высоченный и могущественный воин. Его воинственному и слегка звериному виду отлично подходил грубый и крикливый голос, который сейчас ворвался в Соборова через наушник. Волвар был прекрасным представителем всех дрессировщиков, служивших во Втором Легионе. Они все были свирепыми и дикими, как викинги. Он предпочитал подхлестывать не только своих псов, но и людей.


   IV

   «Карпатия»
   Серый кабинет

   Пока Михаил Соборов из последних сил брел по горам Норвегии, а Павел Свеча знакомился со своим странным коллегой по рабочему месту, на совете у главнокомандующего Западным бункером, Вирвиса, шло заседание высших воинских чинов. В первую очередь нахлынули тысячи вопросов, которые требовали немедленного решения на самом высоком уровне. Они касались проблем с энергообеспечением бункера, сложностью разведывательных операций, которые проходили в полном неведении из-за тотального контроля в воздухе и на земле. Также обсуждались проблемы с костюмами, которых катастрофически не хватало, и еще проблемы с реформированием армии.
   В ходе обсуждения проблем армейской структуры, было решено ее полностью изменить. Теперь армия состояла из постоянных отрядов, в которые входило семь человек. В них были защитники, атакующие бойцы, а также пулеметчик и снайпер, исполняющие также роли защитников. Атакующими были Тотусы – бойцы, владеющие двуручными мечами. Их силы были направлены против офицерского состава Второго Легиона. Это были лучшие фехтовальщики отряда. Защитниками были владельцы массивных щитов, они могли прикрывать атакующих товарищей от мепсов и пуль крупнокалиберных орудий. Бойцом смешанного типа был Виджилант, который был один в отряде и дрался двумя одноручными мечами. Его основной характеристикой была ловкость. Они с легкостью уничтожали многочисленные стаи мепсов, а также неплохо вели бой с офицерским составом Второго Легиона. Виджилант выигрывал тотусу в скорости и точности, поэтому в случае должного умения мог отлично справляться с ними. Поэтому Виджиланты успешно вели защитный бой против офицеров, благодаря удвоенному шансу парирования атак. Однако в атаке они проигрывали из-за того, что их мечи короче. Хотя самые талантливые и ловкие Виджиланты умели избегать этого недостатка. Несмотря на выбранную классическую структуру, командирам отрядов было дозволенно определять роли бойцов самостоятельно в зависимости от их сильных сторон. Каждый отряд имел собственное название, выбранное им, или данное начальством.
   – Хорошо! Друзья, я рад, что мы пришли к этому соглашению – вмешался в возрастающий шум, исходящий от возбужденной толпы, Вирвис. – Если отряды будут знать, что положиться они могут на конкретного человека, отвечающего за конкретную роль и действие, то их собственная отдача на их «рабочем» участке возрастет. Честно говоря, я видел только такой выход для нас с вами, однако все же не мне решать за всех. Дальше я хочу, чтоб мы приступили к еще одному обсуждению. Лично для меня в этом вопросе все также ясно, как и в предыдущем, но опять же, решать нужно вместе потому, что исполнять это нам пройдется тоже всем вместе.
   Мы должны отправить свой разведывательный отряд для поиска союзников. Все мы помним, что с нами приключилось буквально две недели тому назад, когда мы не знали, как защищать себя. Ясно, что отсидеться нам не удастся, поэтому мы должны найти иной путь к победе, кроме как бездумная защита. Сейчас этот же вопрос решается и в других бункерах Украины, но каждый решает в меру своих возможностей. А я думаю, что нам необходимо эти возможности найти.
   – Сколько человек вы предлагаете отправить в это задание? – спрашивал начальник Корпуса Внутренней Безопасности бункера.
   – Я считаю, что послать нужно сформированный нами элитный отряд из семи человек. Там должны быть лучшие.
   – Элиту? Вы предлагаете отослать наших инструкторов и лучших воинов, как Гавриил Нелевский, который может поднять дух сотен других, если просто будет на поле боя, в поход на другой конец света? Это слишком!
   – Знаю, что это кажется глупостью, ведь мы остаемся без нашего лучшего оружия, однако… – Вирвис многозначительно выдержал паузу, чтоб подготовить уши людей к главному. – Однако союзники – это наш единственный шанс, и поэтому это наша главная, стратегическая цель. А главными целями должны заниматься лучшие. Может, вы можете предложить что-то другое? Какой путь вы предлагаете нам?
   – Наша главная цель – это выжить и сохранить наших людей для лучших времен.
   – Другими словами, Вы предлагаете ждать? Но, как долго мы можем ждать? Год, два, три? А главное чего именно? Каков шанс чего-то там дождаться? – Спросил Вирвис.
   – Ни для кого не секрет, что Украина до войны была далеко не самой могущественной страной не только Европы, но и мира в целом, с чего вы взяли, что искать союзников должны мы? Вполне возможно, что другие, более сильные страны, уже ищут нас и вскоре найдут? – один из старших советников Вирвиса был явно не готов к такой тактике.
   – Если вы правы, то зачем нам эти семеро людей, если завтра нас найдет могущественный союзник? Мы можем ждать и без них.
   – Да, но… – он был в замешательстве – это как пальцем в небо. Какой шанс, что они что-то найдут? Это безумие. Семеро людей, против целого мира – это как искать иголку в стоге сена.
   – Я согласен с вами, но мы должны двигаться в этом направлении. Наши радисты будут посылать радиосигналы с поверхности, а наш отряд должен отправиться искать союзников другими способами. Я хочу выставить этот вопрос на голосование. Но помните, что вы выбираете между путем слепой защиты, причем мы еще не знаем, от чего нам придется защищаться, и путем к победе. К чему мы стремимся? Сегодня мы узнаем. Лично я считаю, что если мы будем верить в бесперспективность и беспросветность нашего существования в будущем, то нет никакого смысла прятаться и защищаться вообще. Лучше уж просто выйти и сдаться на волю врага.
   Мы с вами пытаемся выжить, но сейчас нужно выяснить, пытаемся ли мы победить, или мы уже сдались, и просто мечтаем протянуть пару дней на свободе. Прошу вас, кто голосует за то, чтоб основной целью бункера выбрать путь к победе и искать союзников? – Вирвис первым поднял руку.
   – Что ж, единогласно. Теперь самое время приступить к планировке маршрута.
   Все без исключения приступили к планированию маршрута. Логика Вирвиса и его харизма сделали свое дело. Заряженные его энергией и верой, все приступили к делу, даже сомневающийся прежде начальник корпуса ВББ.


   V

   Гавриил как раз спал в своей комнате, когда его многофункциональные часы завибрировали. С трудом открыв глаза, он взглянул на них и увидел на экране имя «генерал Зорога». Это означало – что отдых после целой ночи в дозоре окончен. Он поднялся, кое-как надел форму, и побрел по коридорам, досыпая на ходу. Гавриилу, при всей его любви к армейскому стилю жизни, в голову не приходило, что почти накануне Нового Года, в обед тридцать первого декабря, его могут по какой-то причине побеспокоить, и это после ночного караула. Войдя в кабинет Зороги, он увидел своих старых друзей. Такого же заспанного и хмурого Диму Гайду, который только и кивнул ему, а также вечно бодрого и энергичного Макса Годэ, который где-то нашел фиолетовый и довольно таки массивный синяк под левым глазом. Зорога о чем-то шептался с Горейко. И вообще никто ничего не говорил. Упав в большое кресло, Гавриил опять погрузился в полудрем. Потом в кабинет вошел Валентин Павлов, он был еще одним Тотусом, кроме Гайды и Гавриила. Сразу за ним был лысый Сабом, учитель и тренер всех здесь присутствующих, Сергей Волнорезов, который тоже дрался в классе Тотус. Чуть позже пришли «танки», то есть бойцы со щитами – это были – полковник Анатолий Нечасов, непобедимый властелин щита, как его называли, а также Иван Червоный, молодой и талантливый боец, дравшийся в классе защитников. Это были лучшие из лучших, и Гавриил сразу понял, зачем они здесь. Предстояло какое-то сложное и опасное задание.


   VI

   «Карпатия»
   Вечер Нового Года

   Наступил вечер тридцать первого декабря, Новый Год. Усталый и хмурый, Павел Свеча брел по коридорам спального этажа в свою комнату. Он запер за собой дверь и упал на кровать. Сначала ему казалось, что он просто валится с ног, но как только голова коснулась подушки, усталость сняло рукой. Вид абсолютно гладкого белого потолка надоел Павлу спустя пять секунд. Он закрыл глаза и провалился во тьму своих переживаний. Ему снова и снова вспоминались его друзья, погибшие в том бою. Они были его семьей после того, как он потерял всех остальных. Он надеялся на их поддержку и получал ее, он верил в армию, свое руководство, свое оружие и мастерство и был готов умереть за это. Он был почти уверен, что умрет в одном из боев, но этого не случилось. Жизнь предпочла оставить его израненного, разбитого и лишенного всяких целей и стимулов. Он чувствовал себя полуживым мешком с костями, который куда-то ходил, зачем-то ел, но никуда уже не стремился. Он остановился. Ему было очень плохо. Одинокий, лишенный возможности делать то, что он любит и выброшенный на обочину теми, за кого он готов был умереть. Ему отказали даже в ускоренном реабилитационном цикле, который поднял бы его на ноги за несколько недель. Проблема была в психике, в его голове. Свече хотелось мстить всем вокруг. Он гнал эти мысли, но только они еще двигали им, ничего другого не осталось. Это был финиш того старого Павла Свечи, который жил на этой земле прежде.
   В беспамятстве, всецело поглощаемый своими же мыслями и переживаниями, он встал, обулся и вышел из квартиры. Он хлопнул дверью, не закрывая ее, мечтая, что его кто-то ограбит и подтвердит его теории о том, что мир погружается в ад. Ему казалось, что он все понял, что мир, в котором живут другие, и в котором жил прежде он сам – это сплошная ложь. Мир, где нет счастья и радости – вот где мы живем.
   Шаркая больной левой ногой, он шел по главному перекрестку бункера. Это было будоражащее воображение схождение в одну точку четырех массивных пешеходных лестниц к большому грузовому лифту, и нескольким более мелким. Эти лифты ездили по главной вертикальной шахте бункера, что останавливалась на отдельных остановках как маршрутное такси. Лифт стоял около пятнадцати секунд, а потом ехал дальше. В каждом из корпусов люди пересаживались на лифты поменьше, и путешествовали между этажами этих корпусов. Возле этих лифтов, всячески украшенных дождиками и рисунками, в честь Новогодних праздников, и собралось множество людей. Звучала музыка старых добрых Океанов и других украинских исполнителей начала двадцать первого века. Свеча поинтересовался в честь чего столпотворение, и оказалось, что здесь выдавали талоны для разных спиртных и других напитков, что было очень даже кстати для настроения Павла. Он протиснулся мимо нескольких недовольных граждан, обойдя их без очереди, и взял несколько талонов на пиво. Ничего другого намеренно не присутствовало в ассортименте.
   Звучали объявления, что в зале совещаний намечается концерт в честь Нового Года, и даже представление от нескольких мастеров боя на мечах, но единственное, что еще интересовало Павла – это был кафетерий. Он даже радовался, что все будут на празднике, потому, что ему хотелось посидеть в тишине.
   Кафетерий действительно оказался наполовину пустым. А те, кто в нем были – делились на таких же любителей выпивки как Свеча, и девушек, которые бегали повсюду с алюминиевыми лестницами, и развешивали повсюду надувные шарики. Также они растягивали везде гирлянды и разноцветные пушистые дождики.
   Свеча заказал первую бутылку пива, и отправился на крайний столик у выхода. Он уселся спиной ко всему кафетерию и опять погрузился в свои тяжелые мысли. Вскоре он заметил шумную компанию, сидевшую правее от него. Они громко смеялись, выкидывали глупые пошлые шутки и даже цеплялись к официанткам. Допив свою бутылку пива, Свеча отправился за следующей, но по пути, ему пришлось пройти мимо той самой шумной компании. Он заметил, что сидевшие за этим столиком были не военными. Свеча с презрением посмотрел на них, а потом отвел взгляд. Это были молодые, сильные люди, выбравшие непонятный лишенный смысла путь в понимании Свечи. Заметив его, компания тут же притихла. Все уставились прямо на Павла. Вдруг кто-то что-то сказал и все залились смехом. От внезапно взорвавшегося хохота Свеча даже вздрогнул.
   – Ведите себя, пожалуйста, тише – обратился к компании Павел.
   Он явно сдерживал свое волнение и злость, что было заметно. Его лицо покраснело, а голос задрожал. Он чувствовал такую злость, что у него темнело в глазах, а сердце неистово стучало. Он разорвал бы их на части, если бы не травма. Компания затихла, но гнилая улыбка не ушла с их лиц. Они явно упивались тем накалом, который воцарился вокруг. Для них это было приключение, хотя они понятие не имели, что делали.
   Взяв вторую бутылку, Свеча направился к своему старому столику. Ему хотелось пойти таким путем, чтоб обойти своих новых знакомых, но пока он заказывал напиток, отдавал жетон и общался с кассиром, вокруг него расставили свои лестницы девушки, закрыв все проходы, кроме того самого, где он неминуемо должен был встретиться с неприятной для него компанией. Последив несколько секунд за девушками, что украшали пространство над прилавком, Свеча не понимал, как девушки разбирают, что кто из них говорит, они просто болтали одновременно. Они, то что-то говорили, то взлетали на лестницы, и прикрепляли очередную висюльку или гирлянду.
   Не зная страха, но чувствуя неладное, Свеча все же побрел в сторону вскрикивающих и хохочущих хулиганов. Когда Павел подошел поближе, все затихли. Не обращая внимания на них, Свеча попытался пройти мимо, однако спустя секунду оказался на полу, чем спровоцировал очередной взрыв смеха. Ему сделали подножку. Вставать было нелегко. Рана болела, и особенно тяжело было скрыть эту боль. От усилий Павел даже покрылся потом.
   – Выродки – огрызнулся Свеча.
   Он подошел к их столу, взял в руки какой-то салат, и погрузил его на голову самому ближнему к нему лысому мужчине, пришедшего от этого в шок. Друзья хулигана засмеялись еще громче, что немного разрядило обстановку. Свеча тоже засмеялся, а потом взял вторую миску, и вылил содержимое еще одному из обидчиков прямо на голову. Вспыхнувшая от гнева, вся шестерка налетела на калеку с кулаками, Павел врезал одному, и попытался уклониться от какого-то удара, но боль свалила его на землю. Увидев, что Павел лежит на земле, заливаемые яростью, товарищи не могли остановиться. Они колотили его ногами, и однажды даже угодили по раненому животу, от чего у Павла потемнело в глазах. Из-за этого Свеча пришел в слепой гнев, адреналин скрыл боль и Павел поднялся на ноги под тумаками врагов, укрывая лицо и живот руками. Когда представился момент между ударами соперников, Павел решился атаковать в ответ. Он ударил одного из компании, и в тот же миг получил мощный удар по подбородку. Этот удар снова повалил его на пол.
   Вдруг, откуда не возьмись, в толпу дерущихся, влетела маленькая белоголовая фигурка, с фантастической силой начавшая разбрасывать их во все стороны. Один из них от толчка улетел метров на два. Второй, который бросился на коротышку, вообще скрылся из виду, как только белоголовый воин коснулся его. Оставшиеся на ногах противники предприняли отчаянную попытку напасть одновременно, но приблизившись к таинственному незнакомцу, повалились на пол. Они вставали и куда-то улетали, сметая своими спинами столы, и вскоре вовсе перестали подниматься и атаковать, оставаясь разбросанными и разбитыми лежать в разных частях кафетерия.
   У Свечи до сих пор все крутилось перед глазами, он посмотрел на маленькую фигурку, и попытался различить черты его лица. Тот начал к нему приближаться, и парень просто опешил, когда увидел, что это ни кто иной, как тот самый сумасшедший старик со склада. Дед аккуратно, но сильно потянул, и Свеча уже волочился на плечах у семидесятилетнего, седовласого коротышки. Дед усадил Павла на стул, улыбнулся добродушной улыбкой так, будто они только что созерцали рождение Иисуса Христа, а не разрушили кафетерий и шайку угрюмых верзил вместе с ней.
   – Все будет, хорошо. Подожди, я сейчас все улажу со службой безопасности и вернусь – пробормотал старик. Свеча уже ничего не мог думать, он просто ждал, что будет дальше. Старик подбежал к полицейским из службы безопасности, которых вызвал официант. Они как раз допрашивали девушек, а те уже указывали на Свечу. Старик заговорил, и спор между службой безопасности и официантами начал утихать. Свеча продолжал тупо следить за этой сценой, разминая больной подбородок, казавшийся тяжелым как силикатный кирпич. Внезапно все затихли, говорил только старик, а после его слов, что было вообще удивительно ввиду строжайшего отношения к любым дракам, вся компания начала смеяться. Они просто хохотали, старик тоже не отставал от них. Потом бойцы из СББ соскребли поверженных хулиганов с пола и куда-то увели. Про Свечу все забыли. Дед помог поднять пару столиков и отправился к кассиру. Спустя минуту он вернулся с огромным куском торта. Когда старик уселся за стол, его плечи возвышались над ним всего в нескольких сантиметрах. Налетев на торт, как ребенок, он выглядел невероятно мило и смешно.
   – Ммм! Это просто нечто! Ты должен попробовать! – старик отломил кусок торта, и протянул его на чайной ложке к Павлу, продолжая неподдельно добродушно улыбаться.
   – Нет, спасибо. – Свеча отмахнулся. – Слушай, как ты это сделал?
   – Что? А-а, ты про драку? Просто когда-то увлекался Айкидо. Года два или три занимался.
   – Невероятно! Они просто таки летали через весь кафетерий.
   – Ты заметил? А я думал, что ты прохлаждаешься после нокдауна.
   – Признавайся, сколько тебе лет? Никогда не поверю, что тебе семьдесят три.
   – Мне семьдесят три, и тут без вариантов. Хотя я думаю, что семьдесят два, потому, что когда я остался без родителей, меня воспитывал неизвестно кто. Среди таковых были и цыгане, и еще кто-то, и, в конце – концов, я попал в детдом, где каким-то мистическим образом определили мой возраст. Хотя я думаю, что один два года – это не так уж принципиально.
   – Ого. Тяжелое детство у тебя, старик.
   – Почему?
   – Ну, как почему. Ты ведь, наверное, мечтал о родителях и собственном доме.
   – А какой смысл мне мечтать о них?
   – Ну, как какой смысл, это же природа. Все скучают о своих родителях.
   – Я скучал иногда, но эти тяжелые мысли мешали мне жить, и я решил не скучать.
   – Жить? Как ты мог жить, если у тебя не было родителей, и тебя воспитывают в детдоме, куда ты попал от цыган?
   – А что, разве нельзя в этом случае полноценно жить? Кто-то запрещает?
   – Ты точно псих, дед.
   – А я думаю, что псих ты, потому, что выбрал удел мучений – неунывающе возразил дед.
   – Выбрал? Да они повсюду, посмотри сам. Везде одни мучения. Как их можно выбирать или не выбирать?
   – Ну, я вот выбрал жизнь такую, какую захотел, например. М-м-м, это просто поразительный торт. Возьми кусочек, не пожалеешь – дед опять расплылся в улыбке и потянулся через весь стол к Павлу с кусочком торта на чайной ложечке.
   – Не хочу я твой торт, лучше бы ты мне пива взял, или дал свой жетон.
   – Вот также ты отказался от настоящей жизни, как сейчас отказался от торта – вдруг серьезно заявил старик, отмеривая паузы между словами плавными движениями поднятой вверх чайной ложки.
   – Что за глупости? Я просто не люблю сладкое. Старик, ты не в себе.
   – Это просто сравнение, друг мой. Ты ведь сейчас сделал выбор, не так ли? Вот также ты делаешь выбор каждый раз, когда решаешь, что с тобой будет в будущем. Будешь ли ты счастлив, или наоборот.
   – Хочешь сказать, что я выбираю хорошо мне или плохо? Ха-ха-ха, что за абсурд. – Свеча расхохотался, отчего синяк под его левым глазом стал выглядеть особенно неуместно – нет, старик, невозможно это выбирать. Я просто живу, и эта жизнь делает со мной все, что хочет, к сожалению.
   – Может с тобой она действительно делает все, что хочет, а со мной нет.
   – Если бы ты знал, сколько я всего пережил, ты бы сейчас говорил совсем иначе. Кому-то посчастливилось прожить жизнь хорошо, а кому-то просуществовать ее.
   – Посчастливилось? А минуту назад мне тоже посчастливилось? Выходит, что я патологический везунчик, у которого даже не было родителей. Абсурд.
   – Ну, ты же там, какой-то айкидоист, бывает и такое.
   – А ты кто? – вдруг спросил старик.
   – Я? – Павел задумался. – Я просто исковерканный жизнью неудачник.
   – Слушай, они этот торт стопроцентно приправили усилителями вкуса. Просто невероятный тортик. М-м-м! – старик облизал ложку и закрыл глаза от удовольствия – жаль, жаль, конечно, что ты исковерканный жизнью неудачник, но если мы на минутку забудем о том, что ты исковерканный жизнью неудачник и подумает о том, что ты намерен делать дальше, ты не будешь против?
   – Если мы еще и забудем о той иронии, которая была в твоем голосе, то можно подумать. Хотя это бессмысленно.
   – Почему бессмысленно? Стой, дай угадаю, потому, что все будет ужасно? – старик расхохотался.
   – Я этого не говорил – однако Павел понимал, что старик попал в точку.
   – Знаешь, таких как ты на этой земле было миллионы и миллиарды, и еще столько же будет. Редко кто не падает в депрессию. И я падал. Но знаешь, что происходило рано или поздно? Мне приходилось вставать на ноги опять. Поэтому я решил, что падать духом бессмысленно, ведь все равно приходится идти дальше.
   – Я уже не знаю, куда и зачем мне идти.
   – Это единственная правда, которую ты сегодня сказал. И самое интересное, что ты подтвердил то, что каждый из нас выбирает, каков будет его удел. Может, ты стоишь именно перед этим выбором? Когда нужно решить, идти ли дальше к победе или поддаться легкости поражения?
   – Я бы с радостью пошел к победе, но у меня для этого ничего нет. Мои друзья и родственники мертвы, я, скорее всего, никогда не вернусь в армию. Да и не хочу уже после того, как они меня бросили в тяжелую минуту. Все, все ради чего я жил – все рухнуло, осмотрись вокруг.
   – Хм… Я слышал, что в ходе атаки Легиона рухнула телебашня в Киеве, если ты жил ради нее, то ты идиот. Ты уж извини за откровенность. А что касается твоих друзей и родственников, то они просто закончили свой жизненный путь. То, что ты считал, что они должны закончить его на день или два позже – это лишь твои собственные заблуждения. Или ты, может быть, не знал, что люди умирают, и что умирают абсолютно все люди? Может ты и сам собрался вечно жить? Что ж, должен развеять твои мечты, запомни: «Мы все умрем!» – старик резко поднял руки и крикнул на весь кафетерий, отчего на него обратили внимание официанты, но деду было плевать.
   – У тебя все так просто. Умер тот да этот, ну и пусть. Так не должно быть.
   – Нет, не сложно и не просто, все просто иначе, чем ты привык думать. Ты всю свою жизнь готовил и настраивал себя к тому, что если твои близкие умрут, ты должен будешь реветь и плакать примерно три года, чтоб все было по принятым человечеством правилам. Ты запрограммировал себя так, однако разве в этом есть хоть доля смысла? Разве твои близкие, которых ты любил и которые любят тебя, ждут от тебя этого? Им это нужно? Им вообще нужно, чтоб ты падал духом, пил пиво и до конца своей жизни ревел за ними? Или ты просто нашел повод ничего не делать?
   – Нет, но… – Свеча замялся, думая, чем парировать логику старика.
   – Вот только не надо этих «но». Если есть, что ответить, то отвечай, а врать незачем. То, что цель твоей жизни утрачена – это следствие несостоятельности этой цели, и ничего больше.
   – Может, ты мне скажешь, ради чего стоит жить?
   – Прежде, чем спрашивать, ради чего тебе жить, стоит осознать тот факт, что противоположное состояние вещей неприемлемо! – старик улыбнулся и подчеркнул свои слова поднятым вверх большим пальцем.
   – Похоже на рекламу зубной пасты – ответил, спустя секунд пять, Павел.
   – Ха-ха-ха, смешно, мне нравится, правда! Это смешно! – старик заходился в тихом хохоте. – Смейся на здоровье. Может, это и было на что-то там похоже, но смысла сказанного мной это не меняет. Все люди ходят, и думают в чем смысл жизни. Кто-то сказал, что смысл жизни в красоте, кто-то – что в деньгах, третий ищет счастье в силе, четвертый во власти. Все они жить не могут без своих смыслов жизни, как и ты без своих, что рухнули. Самое парадоксальное во всем этом то, что сам поиск смысла жизни, и вопросы, связанные с этим поиском являются лишними. Они не обоснованы потому, что отсутствие жизни – это неприемлемая альтернатива, а значит жизнь превыше любого смысла и целей. Тот, кто отказывается от нее, как раз отказывается потому, что думает, будто потерял этот призрачный смысл, хотя никогда его и не имел.
   – Если смысла жизни нет, то ради чего мне жить? Зачем все это? – Павел развел руками.
   – Просто живи – эта позиция, есть начало начал. Делай то, что любишь, и что тебе нравится. Какая-то призрачная программа жизни, что мы все создаем у себя в мозгу – не более, чем иллюзия. Лучшая цель в мире – это сама жизнь. Все остальное – это лишь ее краски.
   – Хм. Хочешь сказать, что можно прожить без денег, работы, семьи? Но зачем такая жизнь?
   – Если сейчас ты не можешь иметь много денег, семьи или любимой работы – то это еще не означает, что твоя жизнь окончена. Тут главная ошибка твоего мировоззрения. Для тебя на первейшей ступени важности стоят составные части жизни, каких огромное множество, а должен стоять сам факт твоего существования. Вот смотри, часы на стене позади тебя состоят из стрелок и механизма. Представь, что часы это жизнь. Человек, не разбирающийся в часах, то бишь, в нашей миниатюрной модели жизни, скажет, что самое важное в них – это стрелки. Тот, кто знает о часах больше – скажет, что превыше всего сложный и точный механизм, а третий решит, что без циферблата она будет бесполезны. Кто из них будет прав?
   – Все ошибаются.
   – Верно! Жизнь теряет значение без ее составляющих частей, но в тоже время сами составляющие части не являются ею по отдельности. Только в совокупности и своем многообразии они составляют ее в одно целое – дед договорил и погрузился в свой любимый шоколадный торт небольшой ложечкой.
   – Понимаю – Павел улыбнулся – но, что делать, если моя жизнь осталась без стрелок или даже механизма? Нельзя же довольствоваться тем, что есть.
   – Нельзя, но и отказываться от нее глупо. Поэтому нужно найти недостающие детали и не важно, когда это произойдет. Планируй свою победу несмотря ни на что и мечтай о ней. Никогда не планируй поражения, а только учитывай его вероятность и пытайся избежать. Если тебе чего-то не хватает, то не стоит отчаиваться, нужно стараться достигнуть недостающего, но и не забывать, что это не самое важное. Разбойники и бандиты делают на этом этапе главную ошибку. Посвящают свою жизнь этим деталям – они часто теряют саму жизнь, что есть попросту глупо.
   – Иногда сил просто не хватает, чтоб находить недостающее.
   – Бывает и такое. Когда сил нет, нужно сделать что-то маленькое и приятное для себя, а не падать духом и отчаиваться. Это может быть что угодно. Кто-то покупает шоколадный батончик, кто-то идет к друзьям, а кто-то читает грустную книгу. Нужно уметь пополнять свои душевные силы и стремиться к маленькому и легко достижимому счастью.
   – Спасибо тебе. – Павел улыбнулся. Этот седовласый старик спас его сегодня и Свече казалось, что не только от хулиганов.
   – Этот торт хорош, но так много мне не осилить. Подожди, я принесу нож и все же поделюсь с тобой – дед мигом смотался к кассиру, взял нож, чайную ложечку и вернулся обратно. – Вот, держи.
   – Ладно, сдаюсь, попробую – Свеча отломил кусочек и положил в рот. Торт действительно был изумительно вкусным.
   – Рад, что тебе понравилось. Наслаждайся. Кстати, я слышал, что сегодня намечается концерт, пойдем?
   – Ты, что собираешься туда? Дед, ты просто непредсказуем.
   – Ну а что? Что с того, что я старый? Мне нравятся концерты, только если они не глупые.
   – Что ж, пойдем, раз хочешь. – Свеча расхохотался от души. Давно он так не смеялся. Смотря на этого седого старика, он не мог поверить, что тому будет интересно пойти на концерт.
   Спустя несколько минут, они уже ехали в битком набитом лифте, где старик был самым низеньким и мелким, что ему явно не нравилось. Он хмурил брови и вообще выглядел, как обиженный ребенок, но как только они добрались вверх, старик сразу прояснел и избавился от былых угрызений. Когда они попали в зал, там еще только собирался народ. Первым выступил Вирвис, он был на своей неизменной повозке, которая, впрочем, никак не влияла на его праздничное настроение. Потом начали выступать певцы и танцоры. На первом выступлении дед отбрасывал шуточки и хлопал в ладоши, но уже на втором он мирно уснул, потеряв какой-то интерес к выступлению. Громкая музыка и самые различные ритмы, и выкрики, ничем не мешали ему. Казалось, что его решение делать то, или другое, было сильней любых других обстоятельств. Если он хотел спать – музыка переставала существовать. Павел медленно начинал вникать в новую для него жизненную позицию.
   Остаток вечера Свеча провел на концерте, вбирая его светлую и праздничную энергию и просто радуясь жизни. Он следил за красивыми девушками, которые танцевали самые разные танцы, смеялся над шутками, и отдыхал. К середине концерта в зал вошли Гавриил, и другие его товарищи. Они уселись прямо перед Павлом, и забрали внимание всех окружающих, которые принялись расспрашивать легендарных воинов о различных вещах. Свеча мечтал оказаться когда-то среди них. Он с тихой радостью в сердце представлял, как однажды будет сражаться в одном отряде с этими великими воинами, он как ребенок махал в этом сне своим мечом снова, пробираясь сквозь толпы врагов со своими непобедимыми друзьями, он снова мечтал. Вдруг кто-то из парней оглянулся и увидел возле Павла старика.
   – Эй, ребята, да это же старик Август.
   – Я не сомневался, что он не пропустит праздника. Эй, старик, просыпайся.
   – Никто не разбудит его, если он сам этого не захочет – возразил кто-то.
   – А-ну, не трогайте деда! А то мы с ним вас всех тут проучим – в шутку возразил парень моложе, который сидел чуть дальше.
   – Скорее он сам нас всех уложит – ответил другой. Все дружно засмеялись. Павлу Свече тоже было смешно потому, что он хорошо понимал, о чем идет речь. Внезапно, ему показалось, что мир вокруг него просветлел и стал куда более приветливым, и родным ему. Старик был прав, мир может быть прекрасным.



   Глава 5. Вестники надежды

   Неизвестности не существует ведь будущее соткано из наших дел.

   Бункер «Карпатия»
   2 февраля; 09:01

   Прошел месяц после Нового Года, а погода, забыв о том, что по календарю февраль месяц, уже второй день поливала Карпаты плотными дождями. Гавриил и его товарищи грузили джипы рюкзаками с провизией, оружием и техникой, которая обеспечивала самые разные отрасли жизнедеятельности. Они готовились к своей длительной экспедиции. Гавриил нес большой рюкзак, весом около восьмидесяти килограмм, и его ноги, одетые в мощные сапоги скафандра, погружались в мокрый грунт по косточки. Уже все было на машинах, однако начальство все еще не получило разведданных. Парни должны были отправиться в путь еще с рассветом, но теперь на часах было уже девять часов утра. Горейко лично проверял, как идут приготовления, разводил руками, а Зорога и вовсе еще не появлялся сегодня на глаза отряду. Поэтому будущее экспедиции было покрыто непроницаемым мраком и парни, которые лениво грузили транспорт, глубоко в душе рассчитывали, что скоро придет приказ об отбое, и все придется разгружать.
   Группа не знала, но вся задержка была связана с тем, что караул, выставленный за двадцатикилометровой зоной, как раз в направлении движения колонны отряда, не подавал никаких признаков жизни. Радиосвязь с ними отсутствовала. Зорога отправил на разведку ближайшую ударную группу поддержки, и сейчас ждали результатов, которые должны были прийти с минуты на минуту.
   Отряд Гавриила назвали «Молот» – это был первый отряд типа «клетка», который был создан после реформы. В отряде было семь человек. Командовал отрядом опытный полковник и отличный воин, Анатолий Нечасов. Сейчас он в кругу бойцов, среди которых был и Гавриил Нелевский, беседовал и гадал о том, что могло произойти такого, чтоб задержать ход операции, готовившейся почти месяц. Эта операция была разведывательного характера. Решение о ее проведения было принято еще на заседании перед Новым Годом и в ходе планировки, был определен маршрут команды, лежавший никуда иначе, как на территорию бывших Соединенных Штатов Америки. Два других бункера – Харьковский и Крымский, также пришли к этой тактике, следуя примеру Карпатского бункера. Вообще, в последнее время авторитет Западного бункера, что отныне принято называть бункер «Карпатия», сильно вырос. А главнокомандующий этим бункером, Вирвис, стал примером и лидером для других своих коллег, поэтому решения, принятые в Карпатии неминуемо отражались на решениях других бункеров. Таким образом, Харьковский бункер отправлял сегодня же разведывательный отряд, собранный из своих лучших сил, на восток, по направлению к Китаю и Японии, а Крымский – должен был изучить ситуацию в Европе. Главная задача всех этих экспедиций – поиск союзников. Эта задача стала главной стратегической целью на пути к свободе Украинских земель и народа в частности.
   – Генерал Зорога, получен отчет от вспомогательной разведгруппы, все в порядке. Все живы и здоровы.
   – Почему они не отвечали на запросы с центра? – разгневанно завопил Зорога, который места себе не находил из-за внезапно возникшей проблемы. Задача отряда «Молот» планировалась целый месяц и была очень рискованной и опасной затеей, а началась она с проблем там, где их даже не думали искать, под самим боком. Зорога сильно нервничал по этому поводу.
   – Они отправили радиста искать способ связаться с нами потому, что их эфир глушили. Это, наверное, какой-то новый тип заглушки. Отчеты от нашей вспомогательной группы также не шли с той территории, с которой не шел и сигнал внешнего отряда. В общем, все проверено, путь чист и свободен.
   Спустя полчаса отряд «Молот» уже ехал в сторону румынской границы. Колона состояла из трех джипов, битком набитых людьми и припасами. Изначально экспедиция должна была состоять их семерых членов отряда, но, столкнувшись с некоторыми проблемами, пришлось отправить с ними еще опытного пилота, технического эксперта и врача. Таким образом, всего было десять участников.
   Дождь усилился. Гавриил с грустью смотрел на то, как родная земля провожает его в этот опасный путь. Он смотрел из заднего сиденья семиместного джипа на своих друзей, и замечал, что каждый из них также погружен в свои собственные мысли. Они, молча, смотрели в окна, и лишь изредка, как бы напоминая, что это не сон, покачивали головами, когда машина налетала на кочку, или попадала в яму. До этого момента ему не верилось, что эта сумасшедшая экспедиция начнется. Кончено, надобность в ней была стопроцентно оправдана, все этапы тщательно спланированы дотошными, и хорошо обученными престарелыми генералами, однако каждый понимал, что вероятность успеха в этой операции равна вероятности провала. Поэтому невольно в сознании всплывает все то, что ты можешь потерять. Как всегда, эти вещи прежде были незаметны. Например, радость общения с теми прекрасными друзьями, которых неожиданно нашел на этой войне Гавриил. Большая часть из них потеряла из-за войны всех родных и близких, поэтому все боевые товарищи были очень дружны. А когда были сформированы отряды – клетки, где каждый из членов прикрывал другого, ценность этой дружбы и взаимопонимания возросла втрое. Поэтому ребята никогда не начинали конфликты. С профессиональной мудростью они решали все несогласованности и разногласия с уважением и разумом до той поры, пока их не осталось вовсе. В таком подходе была необходимость, ведь дело касалось жизни.
   Месяц, данный им на подготовку и обучение, пролетел как два дня. И теперь, как и тогда, когда пришлось провожать на его невероятное задание Михаила, все вокруг казалось нереальным. Будто кто-то запустил неведомый механизм, что несет тебя по опасному и неизвестному пути, а ты только и можешь, что смотреть. Вот в такие моменты жизнь чувствуется во всей ее красе. Чтобы там не говорили, а мы не знаем, что с нами будет через один миг. Вот он уже прошел, а мы и не заметили. По сравнению с ним, мы уже в будущем, оно определено нашими поступками, но как знать, как поступить в следующий миг, тем более, когда буквально из-за каждого угла может вылететь враг? Можно попробовать гадать, но это бесполезно, настраиваешься на одно, а происходит что-то совсем другое, поэтому настраиваться нельзя. Нужно просто плыть по течению. Главное, думал Гавриил – выжить и помочь выжить своим товарищам, которые завтра или уже спустя пять секунд, помогут ему. И – найти союзников, что помогут остаткам его народа спастись от врага, вот и все. Это все, что он мог. Он не мог победить всех, не мог угадать, что будет через секунду, но он знал, что случись что-то непредсказуемое, и он будет готов. Почему он это знает? Потому, что в сомнениях и страхах пользы нет, тогда как в вере в лучшее она есть.
   У подножия одной из горы джипы резко свернули в лес и затормозили. Пассажиры тут же вышли, оперативно забрали рюкзаки с вещами, попрощались с водителями и ушли в горы. Гавриил шел позади, и помогал пилоту, что постоянно скользил вниз, не особо умея еще управляться с равновесием в скафандре. На верхушке ребята остановились и осмотрели в бинокль прилегающие леса. Многие дни заливаемые дождями Карпаты тонули в мрачности тяжелых свинцовых туч, что, казалось, поедали их верхушки. Небо сливалось на горизонте с горами, приняв свой темно – серый, тоскливый оттенок. Говорят, что у природы нет плохой погоды, и это правда, но людям почему-то казалось, что сегодня для радости причин меньше чем обычно. Правда это никак не касалось отряда «Молот», ведь им наводить порядок в душе ничем не менее важное занятие, чем чистить свое оружие, от которого зависит их жизнь. В общей сложности в подобных условиях дождь был хорошей маскировкой. Во – первых, он создавал шум и можно было идти более менее раскованно, говоря в полный голос, а во – вторых он быстрее прятал следы, размывая края следа, особенно учитывая то, что шли с горы и потоки местами были довольно таки большими. Спустившись чуть ниже, отряд направился в одну большую расселину, созданную ручьем дождевой воды, внизу стекавшейся в реку. Здесь было очень скользко. Камни стояли не надежно, и время от времени кто-то падал, правда, никакой реакции это ни ук ого не вызвало. Разве что пару шуток от Маклаута, или Годэ. Держаться приходилось за ветки черных и мокрых деревьев. Сбросив свою листву много месяцев назад, деревья спали, превратившись в черных призраков. Издалека, особенно, при виде молодняка или кустов, казалось, что жизнь покинула эти деревья, однако она жила где-то глубоко под корой. Черные и угловатые, они скверно влияли на настроение, особенно для впечатлительных людей с обильно развитым воображением.
   – Вон там, командир. – Макс Годэ первым увидел небольшой аэродром, на нем должны были быть самолеты пожарных служб, тут они стояли еще до войны. Эти самолеты были предназначены для тушения внезапных пожаров в румынских Карпатах.
   – Отлично. Маклаут и Красный, вы в разведку. – Маклаутом командир отряда Нечасов назвал Валентина Павлова, который получил эту кличку за любовь ко всяческим выкрикам после победы в бою. А Красным в отряде называли Ивана Червоного, за его фамилию. Такие псевдонимы сильно упрощали процесс общения в радио эфире, и командовании отрядом вообще.
   – Вас понял.
   – Вас понял – отчитались бойцы и начали медленно спускаться с довольно таки крутой горы. Делать это нужно идя боков, ставя стопу перпендикулярно направлению спуска, иначе легко можно уехать вниз, и ничего вас не остановит, тем более учитывая вес скафандра. Иногда, оказываясь перед особенно крутыми и голыми от деревьев местами, парни вбивали ноги глубоко в грунт, создавая для себя что-то на подобии ступенек. Спешить было нельзя, но двигались в порядочном темпе.
   Спустя получасовое наблюдение за маленьким аэродромом и прилегающими окрестностями, Нечасов все же решился отправить ребят вовнутрь. После благополучного исследования зданий аэродрома, вся группа наконец-то выдвинулась из лесной засады. В быстром бегу преодолев открытое пространство между лесом и взлетной полосой, люди укрылись в ближайшем ангаре с самолетами. Главный пилот и техник – электроник, которые еще и неплохо разбирался в программировании, принялись за свою часть роботы.
   – Как мы и предполагали, у них тут CL – 215. Это канадский самолет фирмы Кэнэдэр, что выпустили еще в 1967 году. Грузоподъемность три с половиной тонны. Дальность полета этого самолета составляет около двух тысяч километров. Он нам подходит. Единственное, что не совсем уместно, так это цвет самолета. Они применялись для тушения пожаров, поэтому он желто-красный. Однако если используем его только для того, чтоб перебраться через горы, то не привлечем к себе внимание. – Отчитался перед Нечасовым пилот.
   – Хорошо. Готовьте его к взлету.
   – Горючее слито, так что мне нужно пару парней для помощи.
   – Гавриил и Гайда, переходите в расположение Владимира – отреагировал командир. Он был явно обеспокоен внешним рубежом, который хоть и был под присмотром, но все же внезапное нападение было возможно, поэтому Ничасов хотел быстрее убраться из ангаров.
   Уже давно перемахнуло за полдень. Завести самолет еще не представлялось возможным. Возникла проблема с заправкой. Из-за этого пилоту и потребовалась помощь Гавриила и Дмитрия Гайды. Он забрал их на улицу и повел к старенькому советскому ЗИЛу, что являлся когда-то бензовозом на этом аэродроме. У него была классическая, синяя кабина с закругленными краями, что выдавало его модель и возраст. Окна кабины Зила потускнели от сумасшедшего строка службы бензовоза, начавшегося еще с советских времен. Однако, по сравнению с остальными частями машины, они еще хорошо выглядели. Крылья Зила сгнили почти до капота, свисая ржавыми огрызками к колесу, оно не только спустило, но еще и потрескалось, пересохнув под лучами солнца. Задние колеса также поддались времени. Их догнивающие от ржавчины обода лежали на резиновой прослойке, что когда-то была шиной. Сам бак также был покрыт ржавчиной. Гавриил и Гайда подошли к бензовозу и на какое-то мгновение замерли перед видом этой реликвии.
   – А другой машины нет? – вдруг оборвал тишину Дмитрий Гайда, который несмотря ни на что был настроен абсолютно спокойно. После этих слов Гавриил с надеждой уставился на пилота.
   – К сожалению нет. Думаю, что на аэродроме была другая машина, подвозившая топливо из баков к самолетам, однако персонал наверняка воспользовался ею, чтоб убраться отсюда. Других версий у меня нет.
   – Мы хоть половину бака довезем до ангара?
   – Я проверял, внутри бензовоза абсолютно сухо, а он тут стоит не один месяц под дождем. Думаю, нам повезло. Хотя не знаю, как отреагирует корпус бака на вес.
   – Сколько нужно?
   – Общий объем баков CL-215 составляет четыре тонны, но нам хватит и половины.
   – Хорошо. Что нам делать?
   – Баки находятся в сто пятидесяти метрах отсюда. Они закопаны в земле. Я их также проверил, и кажется, топливо в них вполне пригодно.
   – Значит, придется толкать – на такой ответ пилот кивнул и развел руками.
   Гайда вцепился руками в передний бампер и рванул. Прогнивший метал заскрипел, потом согнулся и, в конце концов, фрагменты бампера остались в руках у Гайды, а он упал на землю под действием инерции.
   – Пережал – сухо возразил Гайда.
   В это время Гавриил сбегал к ангару и принес с собой огромную цепь. Каждое звено этой цепи было с кулак размером. Он ловко нырнул под кабину и прицепил цепь к чугунной оси. Другой конец Нелевский обмотал вокруг корпуса, перебросив импровизированную чугунную петлю через плечо. Потянув изо всех сил, Гавриил понял, что его собственного веса не хватает, чтобы вырвать вцепившийся в асфальт бензовоз. Он вытащил меч, и сделал в бетоне две ямки для ног, что позволяло лучше сцепиться с поверхностью. Устроившись удобней, он попытался еще раз. Медленно прибавляя усилия, чтоб не оторвать ничего на этот раз, бензовоз наконец-то удалось сдвинуть. Сзади его подталкивал Гайда, но все равно сгнившие и сваренные ржавчиной оси автомобиля с трудом слушались. Тащить было нелегко, однако уже спустя пятьдесят метров ЗИЛ поехал легче.
   Через час удалось заправить самолет, который еще и пришлось выталкивать своими силами, потому, что проводить заправку внутри ангара пилот запретил. Настал волнительный момент, когда нужно было заводить двигатели. Если этого сделать не удастся, то парням придется топать многие сотни миль через горы пешком. Ведь шанс найти транспорт невероятно мал. Из-за этого момента было много споров во время планировки задания, однако в конечном итоге, пожертвовав временем, выбрали более безопасный вариант пешего марша.
   Пилот попытался завести машину, но лопасти на двигателях лишь немного сдвинулись и всякие действия тут же прекратились. Он попытался еще раз. На этот раз двигатели прокрутились несколько раз и медленно остановились. Вся группа с надеждой смотрела на этот массивный желто-красный самолет и в глубине души молилась, чтоб эти ленивые лопасти все же закрутились. Спустя минуту пилот снова попытался, и двигатели неожиданно, резко набрав обороты, перешли в быстрый и равномерный ритм. Самолет был готов к отлету. Забросив быстро вещи, команда расположилась внутри. Пилот и помогающий ему техник, работали в кабине. Они вывели самолет на взлетную полосу, и спустя некоторое время, детище фирмы Кэнэдэр благополучно оторвалось от земли.
   – Итак,»Молот», на следующем этапе поработать придется уже нам. Пройдемся еще раз по нашему плану. – Нечасов призвал всех поближе, и, разложив на полу карту, начал описывать план их действий.
   – Примерно через два с половиной часа мы сядем на маленькой бетонной дороге, в десяти милях от Бухареста. Нашей следующей точкой после посадки будет аэропорт в Отопене. Как вы знаете, в этом аэропорту в довоенные времена было конструкторское бюро. В расположении этого бюро был сверхзвуковой пассажирский самолет ТУ-144д. Он и есть наша с вами цель. Если техник и пилот одобрят его для перелета, то наша с вами задача выполнена. Дальше необходимо прочесать Бухарест. Есть небольшая возможность, что там остались выжившие. Мы просто должны осмотреть город, раз находимся в такой близи от него. Есть вопросы? – Нечасов подождал и продолжил. – Если вопросов нет – тогда отбой. Набирайтесь сил.
   Гавриил попытался отдохнуть, однако легкое волнение не давало возможности это сделать. Тогда он начал изучать пространство внутри самолета. Сидел он на довольно таки удобных, с приятным углом наклона задней спинки, зеленых мягких сиденьях. Правее была кабина пилота. Двери туда были не закрыты, и Гавриил решился заглянуть. Самолет разрезал белоснежные облака, врезавшиеся в стекло кабины. Пилот туда даже не смотрел, ведь это лобовое стекло было тут только для взлета и посадки. Он в основном изучал показатели многочисленных приборов, которых Гавриил даже не брался изучать и понимать. Вся панель перед пилотом была покрыта этими приборами, они то мигали, то двигались, то подсвечивались. Одни были электронными, другие давали информацию с помощью стрелочек. Насытившись видом кабины, Гавриил вернулся в салон самолета. Он заметил, что над их головами, на задней спинке сидений, лежали красные сумки с неизвестным содержимым. Еще выше над сумками были полочки для негабаритного груза. Под ногами, на сером полу, повсюду виднелись черные заглушки, под которыми наверняка были шахты в нижние технические помещения. Оглянувшись в сторону хвостового помещения, Гавриил заметил по краям стен, сразу там, где заканчивались сиденья пассажиров, два огромных желтых, овальных приспособления. Скорее всего, это были баки для воды, часть которых пришлось вот так вот выставить в салон. Над этими желто-золотыми баками были колена, изогнутые под углом в девяносто градусов, сильно напоминавшие вентиляционные шахты в больших помещениях. Однако странные провода, выходящие из этих жестяных приспособлений, ставили под вопрос их истинное предназначение. Дальше, за баками, пол салона приподнимался на тридцать сантиметров, если не больше, и уходил в узкое хвостовое помещение, что сейчас было пустым. Стены этого пустующего помещения были веселого лимонного цвета. Насмотревшись на самолет, и поддавшись влиянию миролюбивой обстановки, Гавриил успокоился и уснул.
   – Десять минут до посадки, всем подъем – скомандовал Нечасов.
   Этот приказ бесцеремонно разбудил Гавриила от его снов, разрывая их резким и жутким уколом, спроецированным оповещающей системой скафандра, что срабатывала после поступления звукового сигнала от командира. Открыв глаза, Гавриил прошелся взглядом по команде, она была также погружена в свои личные размышления и дремоту, как и Нелевский. Гайда, скрестив ноги и вытянув их через проход, потупил взгляд, сложив на груди руки, и рассматривал что-то на полу. Маклаут следил за тем, как реагирует его сутра на движения руки, сжимая и разжимая пальцы. Сам Нечасов, прихватив с собой Ивана Червоного и Максима Годэ, самых молодых бойцов отряда, им было от силы двадцать три года, рассказывал им о том, что находится в рюкзаках. Делал он это, пользуясь общим радио эфиром, поэтому стало понятно, что он собирается оставить парней на аэродроме, когда остальная часть отряда отправится в город. Сергей Волнорезов, или как его называли в отряде Сабом, за то, что он был мастером по Таэквон-до, где учителя называли именно сабомом, разминал плечи и руки, пытаясь привести себя в порядок. Гавриил подхватил его движения, и спустя минуту разминались уже все, кто остался на сиденьях, включая доктора.
   Такой стиль взаимоотношений, когда все понимали что нужно делать без слов, был характерным для отряда «Молот». Здесь все были профессионалами, насколько можно быть таковыми в нынешних условиях вообще. Возможно на такую обстановку повлиял Гавриил, который был одной из центральных фигур отряда и одновременно не мог ни слышать ни говорить. А может быть, что ребята просто отлично понимали, что и когда нужно делать. Даже их тренировки проходили в основном в работе, а не болтовне, как это часто рисуют в фильмах. Конечно, шутки касательно каких-то особенностей характера были и в этом отряде. Например, Макс Годэ был очень независимым и самоуверенным, хотя и достаточно веселым и позитивным парнем. Однако за его молодость, не сочетавшуюся с той важной позицией, на которую претендовал Годэ в различных разговорах и взглядах, его постоянно преследовал Маклаут. Сам Маклаут, или Валентин Павлов, был представителем старой школы, подразумевающей прохождение через дедовщину. Маклаут не сразу умудрился попасть в спецназ и прошел путь до прапорщика ВМС и только потом сдал экзамен в спецвойска. Он очень не любил, когда смазливый и вечно радостный Годэ лез в разговоры старших, и срывался на него как пес на кота. Особенно жарко от этих разборок было в самом начале, когда отряд «Молот» был только сформирован. Однако после нескольких десятков поражений от Годэ Маклаут наконец-то сдался и признал, что парень занимает свое место не зря. Но все же их взаимоотношения строились на конкуренции противоположных взглядов на мир. Годэ считал Маклаута неотесанным дикарем, а Маклаут пытался выставить Годэ в качестве неопытного разнеженного гражданской жизнью салаги. Место салаги в отряде на самом деле принадлежало Ивану Червоному. Он попал в отряд случайно, когда его талант к бою на щитах заметил Зорога. Парень был еще курсантом и многое не знал до сих пор. Однако бой, в котором он поучаствовал в составе элитного подразделения, разбившего опорный пункт Второго Легиона у Днепропетровска, показал огромный потенциал Красного, как бойца.
   Гайда и Сабом были инструкторами боевых искусств. Сабом до войны вел секцию Таэквон-до и параллельно обучал бойцов спецотрядов милиции. Гайда же был инструктором по Айкидо. Он был самым авторитетным в плане познаний в боевых искусствах среди членов отряда. Еще до войны он владел самой старой школой Айкидо и тренировал известных спортсменов и кинозвезд для фильмов. Также он был владельцем второго дана, что было серьезным достижением. По характеру Дмитрий Гайда был неунывающим молчуном, он почти никогда не вступал ни в какие споры, но всегда приходил на помощь, если видел кого-то в беде. Он не упускал возможности лишний раз поздороваться, весело подмигнуть или расспросить как дела, за что ребята отвечали ему дружбой. Гайда дружил со всеми, но ни с кем еще никогда не спорил и не ссорился. Сабом, или Сергей Волнорезов, был наоборот горячим парнем. Правда он никогда не ссорился с товарищами по отряду, однако никогда и не упускал возможности продемонстрировать свою силу. Он обожал боевые искусства и оживал всегда, когда речь заходила о превосходстве одного вида единоборств над другими, и в тоже время был безразличным ко всем другим проблемам на этой земле. Казалось, он не заметил войны и продолжал жить в любимом для себя русле. Он был резок и непослушен. Когда что-то шло не так, Волнорезов нервничал и отчаянно сопротивлялся любым своим проблемам, обрушивая на них шквал своих эмоций и сил. Он был антиподом Дмитрия Гайды, который либо обходил свои проблемы и неприятности, либо предупреждал их, либо смирялся. Гайда олицетворял в себе образ мастера из Шаолинского монастыря.
   Самолет начал заходить на посадку. Все пристегнулись и ждали. Дорога оказалась чистой от автомобилей, только в конце, как говорил пилот, была небольшая пробка. Самолет качнуло от соприкосновения с землей, а потом снова подняло в воздух. Однако на следующий раз пилот все же сработал точнее, и машина начала сбрасывать скорость, остановившись спустя минуту в десяти метрах от той самой пробки, в которую опасался попасть пилот.
   Парни выбрались из самолета, и начали осматриваться. Иван Червоный осматривал северное направление в прицел снайперской винтовки. В это время, Нечасов и Гайда, которые ему помогали, осматривали другие направления в бинокль.
   – Вроде все тихо. Начинаем двигаться к аэропорту. Гайда, пойдешь впереди. Остальные хватайте рюкзаки, и пошли за мной. Техник, самолет подготовлен?
   – Заминировал. Детонация произойдет от радиосигнала, так что можно уходить. С аэродрома мы сможем достать его.
   – Отлично. Пока что взрыв может обратить на нас лишнее внимание. Все, пошли. Бегом марш.
   Все ребята из отряда взвалили на спину огромные рюкзаки и трусцой побежали по полю в сторону аэропорта, который был в пяти милях. Небо над Румунией было пасмурным, в точности таким же, как и над Карпатами. Дул довольно сильный ветер, приводивший в движение подсохшую полевую траву высотой до колен. Шум ветра, врывающегося в уши на открытом пространстве, был почти забытым для Гавриила ощущением. Правда он был практически не ощутим, из-за пяти сантиметрового слоя метала, которым была сутра. Он не влетал в глаза, вызывая слезы, не охлаждал до потери ощущений уши, но все же улавливался каким-то шестым чувством. Его энергия свободы и бесстрашия кружила вокруг, оживляя желтую траву и спящие деревья. Заброшенные автомобили, оставленные у самолета, сэкономившему отряду огромное количество сил и времени, застряли где-то в воображении и напоминали о тех хозяевах, что, скорее всего, так и остались внутри. Они были приведениями. Заброшенные, забытые и бездейственные. Прикованные к месту навсегда, они, казалось, молили о том, чтоб кто-то вызвался стать их водителями и вернул им радость существования. Картина этой маленькой лесной бетонной дорожки застряла в памяти Нелевского. Он невольно воображал, как люди, попавшие в эту пробку, пытались организовать свои усилия, что-то понять и найти выход из неведомой ситуации, скорее всего связанной с началом войны. Нашли ли они этот выход? Найдут ли выход его друзья, и он в частности? И вообще, что ждет их впереди? Неизвестность ждала на каждом шагу.
   – Вижу аэропорт – отчитался Гайда. Его фигурка впереди отряда тут же упала на траву.
   Остальные, пригнувшись, подбежали к нему и тоже легли на землю. Нечасов принялся осматривать аэропорт. Обычно он не жалел времени на разведку, и разрешал какие-то действия только тогда, когда был уверен в безопасности.
   – Годэ, обойдешь аэропорт слева. Только пригнись и не высовывайся особо. – После приказа Макс тут же двинулся в путь. – Маклаут, иди справа. Сабом, иди с Маклаутом. Когда осмотрите все, доложитесь.
   – Вас понял.
   Парни отправились обходить аэропорт. Вскоре они добрались туда и принялись осматриваться. Не заметив на территории аэропорта движения, Маклаут доложился Нечасову, и он сразу отправил заведомо приготовленного для этого Сабома, осматривать западную сторону аэропорта. Это заняло довольно таки много времени потому, что аэропорт был внушительных размеров. Во время Второй Мировой Войны этот аэропорт был в использовании ВВС Германии, а после перешел во владения ВВС Румынии. Долгое время он был одним из самых больших аэропортов этой страны. Ближе к семидесятым годам двадцатого века, в связи с ростом гражданских авиаперевозок, второй аэропорт Бухареста, находившийся в Банизе, перестал справляться с возрастающими потребностями населения. Из-за этого в Отопене, на месте военной базы, был построен гражданский аэропорт. Длина его взлетной полосы была увеличена до трех с половиной километров, и на тот момент являлась самой большой в Европе.
   И теперь была необходимость провести разведку вокруг этого огромного строения. Дожидаясь докладов, Нечасов сам не упускал бинокль, высматривая возможных жителей аэропорта. Спешить было нельзя. Хотя желание быстрей закончить с этим этапом путешествия было велико, но Нечасов был слишком ответственным командиром, чтоб поддаваться желаниям. Отлеживаясь в траве, Гавриил думал о том, что сегодня он в основном дремал то в самолете, то в ожидании вот таких разведывательных операций, что всегда обходили его стороной. Возможно, он бы справился с ними даже лучше чем кто-то другой, но отсутствие возможности сделать четкий и быстрый доклад, делали его плохим разведчиком. Зато в бою Гавриил был ведущим бойцом, на него равнялись и под него подстраивались усилия всего отряда.
   – Наблюдаю Западную сторону. Движения или признаков жизни нет. – Это был отчет Сабома, который наконец-то обошел аэропорт.
   – Тебя понял. Продолжай наблюдение. – Начасов все никак не хотел идти, снова и снова прочесывая сквозь линзы бинокля окна смотровых вышек и других зданий. Спустя еще минут пятнадцать он наконец-то вновь вышел на связь. – Отчитайтесь.
   – У меня все чисто, движения не наблюдаю – отозвался добрым приятным голосом Сабом.
   – Со времени начала наблюдения ничего подозрительного не заметил – отчитался Маклаут.
   – Все чисто. Аэропорт ждет нас с распростертыми объятьями, Кэп – Годэ как всегда не удержался от своих шуточек.
   – Ну, смотрите мне. Все кто расположился по периметру – ждите нашей команды. Мы войдем и проверим все внутри, тогда войдете вы. Все кто в моей группе, бегом марш.
   Гавриил и остальные поднялись с земли, схватили рюкзаки, и направились следом за Нечасовым, снявшего щит и меч с креплений и шедшего впереди. Когда подошли к трехметровому сетчатому металлическому забору, Нечасов разрубил в нем проход, и позвал всех. Группа осторожно пробралась внутрь. Взору представилась взлетная полоса и здания, которые были еще далеко и казались очень маленькими. Правее от людей был тоненький островок с травой, уходивший далеко вперед. На этом островке расположенные в ряд стояли высокие столбы, на верхушках которых была какая-то причудливая аппаратура. Они были раскрашены в красно-белые горизонтальные полоски, видимо, обеспечивающие их повышенную заметность. Гавриилу хотелось узнать их предназначение, но расспрашивать в эти напряженные минуты о подобных вещах было не уместно.
   Чуть левее от людей в ряд стояло три самолета. Это были огромные пассажирские лайнеры, которые было странно видеть вот так вот в одном месте как на стоянке. За ними стоял еще один ряд таких же больших межконтинентальных самолетов.
   – Надеюсь, что в случае неудачи с ТУ 144 хоть один из них сможет взлететь. – Отозвался пилот, показывая на самолеты.
   Весь горизонт за стоянкой заняли здания аэропорта. Это были многоэтажные окрашенные в разноцветные полосы дома, какие-то замысловатой формы огромные сооружения без окон, а еще дальше волнистые крыши больших ангаров. Совсем скоро очертания этих зданий поглотит ночь, что уже и так сильно усложняла обзор, сливая между собой линии.
   – Пилот, доктор и техник, вы останетесь с вещами. Остальные за мной.
   Нечасов предусмотрительно оставил не боевых участников группы у ближайшего самолета вместе с вещами, освободив тем самым руки для остальных бойцов. Все отправились к призрачным зданиям аэропорта, помещения которых необходимо было исследовать. Окна в них не светились, освещение на улице тоже отсутствовало, поэтому уже пришлось пользоваться фильтрами ночного зрения и тепловизорами. Впереди была первая дверь. Она была открыта. Члены отряда неплохо знали это здание по чертежам и 3D моделям, которые предоставили им программисты Карпатии, однако входить внутрь было жутковато. Ребята шли по пустынному коридору, заглядывая в пустующие комнаты, предназначенные для решения тысяч задач, что возникали у персонала аэропорта. Гавриил выключил однажды все визуальные фильтры, и оказалось, что в коридорах абсолютно темно. Не видно было буквально ничего. Это было жуткое место.
   Еще при планировке этого этапа предполагалось, что есть большая вероятность встретить в заброшенном аэропорту людей, но кроме разложившихся трупов еще никого не нашли. Было страшновато смотреть на сидячих в креслах, одетых в униформу людей, превратившихся в высохшие скелеты. В одной из таких комнат, куда зашел Гавриил, он увидел сидячего к нему спиной в офисном кресле человека. Тот был одет в черный пиджак, а на голове все еще были аккуратно уложенные волосы. Он казался живым. Будто он просто мирно работал на своем компьютере, пока к нему вдруг не вломились. Нелевский смотрел на него, зная, что тот мертв, но не мог оторвать глаз. Тело не отдавало тепла, и находилось здесь в полной темноте, однако просто так вот уйти Гавриил не мог. Он подошел, развернул его на кресле, и, убедившись, что вместо лица кости черепа, наконец-то успокоился и ушел, закрыв за собой дверь. Если бы он этого не сделал, его бы мучили сомнения, что тот человек, возможно, был жив, таким он казался со спины.
   Осмотр комнат занял не менее получаса. Никто уже не ожидал найти в этом саркофаге никого, кроме крыс и высыхающих останков. Внезапно, за одной из дверей, парни увидели большое помещение с множеством переплетающихся механизмов, напоминающих смесь между беговыми дорожками и американскими горками. На этих машинах ездили вещи пассажиров самолетов, которые в то время, пока их сумки проезжали километры на этих конвейерах, сами проходили таможенные контроль. В одном месте сумки были сброшены с конвейера на землю, и образовали большую кучу. Видимо механизм продолжал работать уже после того, как его некому было обслуживать. Один из чемоданов раскрылся потому, что не был обвязан специальной страховкой, и его содержимое распласталось по полу.
   – Смотрите! Кто-то вернулся из теплых краев – Иван Червоный поднял с пола соломенную шляпу и всемирно известные гавайские бусы и навешал все это на себя. Может быть, бусы и неплохо смотрелись на нем, однако соломенная шляпа на покрытом в камуфляжные, зелено-черные цвета шлеме, с его темными матовыми глазницами, и слегка выпирающими очертаниями фильтров, смотрелась крайне нелепо и смешно. При виде этого зрелища, Дмитрий Гайда, быстрый на любые шутки, не задержался с реакцией.
   – В наши времена все это смотрится деморализующе, ведь враг, который рассчитывает на то, что ты будешь морально подавлен общей обстановкой сдастся сразу, если поймет, насколько велик твой боевой дух, великий воин. – Он с издевкой поклонился Красному, который в ответ еще больше выпрямился, сделав грудь колесом, и деловито поставив руки в боки.
   – Ну, хватит этого цирка, идем дальше – вмешался Нечасов, впрочем, тоже насладившийся комичностью ситуации, созданной неожиданным актерским талантом и смекалкой Ивана Червоного.
   Следующим помещением был главный холл, который одновременно был и залом ожидания, вместилищем касс и кафетерием. Сразу в глаза бросились остатки света солнца, что врывались внутрь через огромные окна этого помещения, заменяющие ему одну из стен и растянувшиеся от пола до пяти, или больше, метрового потолка. А позже, когда глаза привыкли к изменениям света, и их взгляд коснулся пола, открылась истинная природа вещей. Весь пол был покрыт жертвами, скорее всего химической, а может и биологической атаки. Они были повсюду. Кто-то остался в креслах зала ожидания, кто-то упал на столик в кафетерии, а большая же часть была на полу. Они растянулись в сторону выхода, находившегося чуть левее от четырех парней, застывших при виде этой ужасной картины. Люди видимо пытались выбраться из здания, однако многие даже не добрались до дверей.
   – Это уже не аэропорт, это саркофаг. – Мрачно заметил Иван Красный.
   – Братская могила. – Подтвердил Гайда.
   – Здесь делать уже нечего. Никаких признаков жизни. Не будем больше терять времени. Идем к самолетам. – Нечасов может и был поражен картиной, но ответственность перед живыми не давала ему времени для чувств – Маклаут, Сабом и Годэ, осторожно входите на территорию. Ждем вас у ангаров. Как поняли?
   – Вас понял – отчитались парни почти одновременно.
   – Если встретите кого-то – попытайтесь сохранить незаметность и сразу доложитесь. Ну, все, пошли отсюда. – Вздохнув, Нечасов хлопнул по плечу Гайду, и первым вышел через дверь. Бойцы последовали за ним.
   – М – да. Вот это махина. – Поделился впечатлениями Иван Красный, войдя в ангар.
   Самолет был утонченной белой стрелой, среди общего мрака казавшейся чем-то светлым и прекрасным. Он был сильно похож на истребителя, но только намного больше в размерах. Сзади самолет, казалось, лежал на земле, стоя на низеньких колесах, а передняя же часть сильно устремлялась вверх, упираясь на длинные передние шасси, расположенные далеко за кабиной. Сама кабина, как голова прекрасного лебедя, была опущена, что сразу напоминало всем хорошо известный Конкорд. Такая функция у носовой части была предусмотрена именно тем, что в нормальном положении она была устремлена под большим углом вверх, и производить посадку без возможности видеть взлетную полосу, было не возможно. Поэтому при произведении посадки носовая часть опускалась вниз на специальном механизме. Сейчас самолет стоял именно в такой позиции, с опущенным носом, что выдавало его сходство с белоснежным лебедем. Казалось, что он совсем не обеспокоен событиями во внешнем мире, и все его мысли, если бы они могли быть у самолета, устремлены в небеса. Самолет был воистину лицом и обликом гениальности человеческого разума, и те силы, что были вложены в него, мистическим образом передавались любому, кто мог созерцать это.
   – Что я могу сказать, самолет на удивление в прекрасном состоянии. В баках было топливо, и мы уже заводили двигатели, но сразу заглушили, чтоб ничего из склада не засосало в турбины. Можно выводить его наружу и пытаться взлетать.
   – Нет. Выводить не стоит. Заправляйте самолет в ангаре, как можно более осторожно. Мы здесь, возможно не одни. Я не поверю, что войска Второго Легиона оставили столицу без присмотра. Слишком опасно давать им возможность заметить нас. Сначала необходимо прочесать Бухарест, а потом уже все остальные дела. Пока нас не будет – проверьте как можно боле тщательно самолет, нам на нем долго лететь.
   Нечасов отошел от пилота и направился к основной группе. Гавриил уже устал ждать. Постоянно меняющаяся обстановка сильно давила на него и на всех остальных. За каждый углом можно было ожидать засады, в каждую минуту, даже со стороны проверенных направлений, могли выскочить враги. Такая тотальная тревога и еще предстоящий рейд в город нещадно били по психическим силам. Кушать и снимать шлем было нельзя потому, что был риск заражения. Последний раз ели еще утром. В костюме была возможность пить из трубочки, что подходила в шлем, прямо к губам, но резервы бачков иссякали. По мере того, как двухлитровые мешки с водой таяли, инстинктивно хотелось экономить еще больше и больше. Вообще воды было уже менее литра. Вся эта ситуация грозила обезвоживанием. Конечно, Нечасов немедленно отреагировал бы, и отправил бы отряд пополнять запасы, но это могло означать еще больше опасности от прогулок по неизвестной местности. Про нарастающее чувство голода говорить вообще не приходилось. Весь отряд был в состоянии повышенной готовности с самого утра, и силы шли как на физические действия, так и на колоссальные психические нагрузки, поглощающие основную часть энергетических ресурсов.
   Важным козырем против таких психологических нагрузок, что имели способность к постоянно постепенному нарастанию, и, в конце концов, приводили к стрессовому состоянию, была специальная методика по сбрасыванию стресса. Когда боец чувствовал, что перенапряжен, и у него была хоть минутка, хоть пятнадцать секунд, когда он был в безопасности, он входил в это состояние. Такое состояние было основано на отключении всех напряженных участков организма, давая ему возможность проводить свою деятельность без влияния внешних факторов.
   Гавриил закрыл глаза. Он знал, что когда он досчитает до пяти, то его тело полностью расслабится с его разрешения. Он досчитал, и превратился в маленькую точку в своем сознании. Мышцы тела начали расслабляться одна за другой, от чего тело начало терять равновесие, но это было знаком того, что вход в расслабляющую методику проходит хорошо. Отпустив тело полностью, и лишив свой разум любой деятельности, тело Гавриила постепенно, за какие-то короткие пять шесть секунд нашло свою, правильную точку равновесия. Он почувствовал, как началось движение в скованном спазмами кишечнике, как заныли перенапряженные мышцы спины и шеи. Следом за ними расслабились окаменевшие плечи и потом мышцы лица. Мышцы ног были почти безучастны, они лишь иногда напрягались, ловя равновесие тела. Спустя минуту в таком состоянии, обострилось восприятие окружающего мира. Звуки усилились, что свидетельствовало об улучшении кровоснабжения головного мозга, ощущение кончиков пальцев, а потом и кожи всего тела возросли, и Гавриил невольно нашел те участки, которым было неудобно, подправив свою стойку. Обоняние стало тоньше, и он почувствовал своеобразный запах из фильтров, что прежде не замечал. Эта методика была упрощенной техникой от методики Ключ, впервые начавшая применяться в русском спецназе, а позже обрела большую популярность и у гражданских. Однако в версии, что учили в Стальном спецназе, она была упрощена до простого расслабление и умения убирать контроль над телом на определенный период времени. Простота и отсутствие особых требований к стойке, положению, внешним условиям и практическому опыту делали ее универсальным вспомогательным средством для повышения трудоспособности и боевого духа бойцов.
   Спустя шесть или семь минут Гавриил открыл глаза. Они медленно привыкли к свету нескольких небольших переносок, питавшихся от больших аккумуляторов, и спокойно скользили взглядом по окружающих парня вещах. Тело будто просыпалось ото сна. Мозг работал с новой силой и скоростью, от былого стресса не осталось и следа.
   – Так, парни, внимание – Послышался в наушнике голос Нечасова, что призывал всех поднятыми вверх руками, махая ими в свою сторону. – Гавриил Нелевский, Дмитрий Гайда, Сабом, Маклаут и я идем в город. Макс и Иван, вы остаетесь со вспомогательным отрядом. Ваша главная цель – обеспечить безопасность доктора, техника и пилота. Все остальные цели – второстепенные. Если есть малейшая возможность, что вас будут атаковать, вы должны сразу же уводить людей в самое безопасное место, что сможете найти. Попутно сразу же доложитесь мне, все понятно?
   – Понятно, Кэп – отозвался Иван. Годэ предпочел просто поднять большой палец вверх.
   – Годэ, доложи, как понял задачу?
   – Вас понял, командир.
   – Смотри мне.
   Началось. То, чего все в глубине души боялись больше всего, должно было начаться с минуты на минуту. Что ждет их в городе? Отряд вышел за рубеж аэропорта, и бесшумными черными тенями двинулся на Юг, где должен был находиться погруженный во мрак ночи Бухарест. Конечно же, никаких признаков жизни не было. Не светились рекламные щиты, не было и разрозненных свечений из окон, прилегающих к кольцевой дороге домов, ресторанов или СТО. Просто тьма, и все. Вскоре очки ночного зрения начали выхватывать из тьмы очертания этих самых домов и ресторанов, а также очертания автомобилей, которые были в какой-то застывшей беспорядочности сосредоточены в нескольких местах открывшихся для глаз участков дороги. Подойдя поближе, Гавриилу представился вид огромной аварии, созданной большой фурой, перевернувшейся набок поперек дороги. С одной и другой стороны в фуру, очевидно, сразу врезались множество других автомобилей. Одни были с разбитыми в пух и прах передками, другие и вовсе смяты в гармошку от удара не только впереди стоящие автомобили, но и от ударов сзади. Несколько автомобилей пришлось обходить уже на обочине. Они туда вылетели, пытаясь обойти аварию. Возле одного такого старенького Пежо, на спине лежал человек. Двери его автомобиля были открыты, и он, похоже, смог выбраться, однако помощи не последовало. В других машинах людей не было вовсе, а в остальных они так и остались сидеть на своих сиденьях. Гавриил пытался не вникать в судьбы этих людей, что рисовало ему его мощное воображение. Это всегда было болезненно представлять, последние мысли этих людей, боль от ран или крики отчаяния. Особенно больно было представлять глаза тех, кто умирал от неизвестной им причины, за несколько секунд, в полном неведении и непонимании лишаясь жизни. Наверное, это было очень страшно, ощущать одновременно бессилие и надежду на спасение, гаснувшую как залитый водой костер. Очень быстро.
   Пробку обошли молча. Каждый из воинов отряда сейчас жил своим воображением, вдыхая эту общую тьму и смерть глазами и мыслями, одновременно пытаясь от этого избавиться.
   – Нам повезло больше. Наверное, стоит этим везением воспользоваться. – Заметил вдруг Гайда. Его слова резко оторвали всех от картины масштабной аварии, одновременно разряжая обстановку.
   Спустя минут пять уже была преодолена кольцевая дорога, и бойцы благополучно вошли в город.
   – Смотрите, отличный хаммер! Большая удача найти такую машину – Сабом подбежал к последней модели гражданского хаммера и поспешил забраться внутрь, вначале хладнокровно выбросив оттуда труп водителя.
   – Дорога сплошь и рядом в пробках и авариях, как ты собрался тут ехать? – возразил на это Нечасов.
   – Ну и пешком обходить весь город – занятие не из приятных. – Сабом провернул ключ, и двигатель послушно завелся. – Думаю, что нас не оштрафуют, если мы прокатаемся по тротуару.
   – Идея не плохая. Ладно. Но крышу придется срезать.
   – Эх, надо так надо – сдался Сабом.
   Срезав крышу, парни забрались в джип. Места было достаточно для всех. Нечасов, как и подобает командиру танка, осматривал окрестности сквозь вырезанный участок крыши. Сабом медленно ехал без фар по пустынным улицам. Спустя минут пятнадцать, что прошли в полном молчании, причиной которого был непроницаемый мрак и пустота города, Сабом включил проигрыватель и оттуда начала тихонько доноситься музыка. Это была группа Радиохед, еще больше подчеркивавшую нереальность и печальность общей обстановки, но музыку никто не выключил. Проезжали улицу за улицей, дом за домом. В баке было еще достаточно топлива, поэтому об этом не беспокоились.
   – Ладно, с этим районом все ясно. Давай в центр.
   Сабом, как и все остальные, неплохо ориентировался в городе, что было частью подготовительной программы. Спустя пятнадцать минут здания начали меняться. Они стали меньше и старее, что свидетельствовало о начале старого города. Под колесами застучала брусчатка, а на домах начала появляться лепнина и другие достопримечательности шестнадцатого века. Над головами возникли провода трамваев и троллейбусов, но дома все также были погружены во мрак. Стекла окон были еще чернее, чем стены. Сбросившие листья деревья были единственными жителями этого города.
   – Стой! – Вдруг скомандовал Нечасов – глуши мотор и музыку свою вырубай.
   Он спрыгнул с джипа и застыл. Никто из группы не посмел ему мешать. Вдруг они и сами прислушались к странным звукам что, то появлялись, то таяли в тишине.
   – Это лай – заметил вдруг Гайда.
   – Сомнений нет. В городе мепсы. – подтвердил Нечасов.
   – Что будем делать? – решился спросить Сабом. Гавриила тоже интересовал этот вопрос, поэтому он был рад, что Сабом его задал. Присутствие мепсов означало, что жителей в городе, скорее всего, нет, а это означало, что миссия отряда «Молот» в этом городе исчерпана. Но последнее слово было за Нечасовым.
   – Нужно проверить. Вдруг мы можем кого-то найти. Дальше пойдем пешком. Сабом, возьмешь пулемет.
   Отряд двинулся дальше в путь пешком. Пытались идти как можно тише и ближе к заборам или зданиям, чтоб их силуэты не выделялись из общей обстановки. Бухарест оказался большим и очень красивым городом. Уже больше пяти минут отряд шел по Проспекту Победы. Их взгляду представились дома и памятники старого города. Среди которых иногда появлялись напоминающие о действительном времени рекламные щиты и витрины магазинов. Справа бойцам представился вид Палаца Культуры Бухареста, где проходили основные культурные мероприятия города. Он был построен в более современном стиле, однако также приковывал взгляды прохожих. Улицы были погружены во мрак и тишину, и только нарастающий шум от неистового лая, все более и более громкого, доносился издалека.
   Сердце невольно начинало биться все сильней. Шум рос и рос, и он исходил из доброй сотни глоток. Адреналин прибывал в кровь, и былая усталость осталась в прошлом. Невольно прибавили шагу. Хотелось покончить со всеми этими тревогами как можно быстрей. Ситуация накалялась. Единственное на что уходило внимание, это на тщательный осмотр улиц и кварталов, которые прилегали к Проспекту. Каждый забор, каждая дверь, каждое окно, насколько позволял темп, поддавались тщательному осмотру. Достопримечательности города оставались вне внимания. Следующие пятнадцать минут прошли в бесконечном прочесывании взглядом темных углов и других источников опасности, таких как скопления автомобилей или витрины магазинов.
   – Вон они. – Нечасов присел за углом ближайшего поворота направо.
   Взгляду отряда представилась широкая аллея, что вела к большому зданию с множеством окон и замысловатому симметричному фасаду с различными выступами и резкими углами. По центру аллеи были симпатичные, полуразрушенные клумбы, а ближе к самому зданию толпились в ужасном хаосе множество мепсов.
   – Не думаю, что там всего сотня. Не менее трех. – Заметил Сабом.
   Вдруг, почти сразу после его слов, абсолютно неожиданно и бесшумно, из-за угла, что был в пяти метрах от отряда, вышел мепс. Он сначала мирно нюхал землю, а потом поднял голову и заметил застывших от этого зрелища парней. Оскалив ужасную, исковерканную в множестве битв пасть, пес неистово залаял. Он был больше любого из людей. Нечасов выхватил свой молот и побежал на пса. Тот не отступил и уклонился от первого удара, но следующий, который пришелся прямо по голове, отбросил его в сторону. Пес заскулил, попытался подняться на дрожащих лапах, но силы покидали его и он рухнул замертво. Гавриил уже понял, что ничего не обойдется просто так, и вытащил меч. На них бежала вся огромная стая псов.
   – Отступать не будем – скомандовал Нечасов. – Сабом, давай за пулемет.
   Сабом выбежал на середину аллеи, стал на колено и начал стрелять из пятидесятого калибра. Мепсы, по которым попали пули, падали замертво. Передняя линия повалилась один за другим. Оглушительный шум выстрелов залил всю округу, и больше ничего не было слышно. Когда смотришь на эту картину через тепловизор, то, кажется, что мепсы неожиданно взрывались и брызги их теплой крови представлялись вспышками. Товарищи тех, кто умер от двадцатимиллиметровых пуль, зацеплялись за своих погибших и падали, потом их затаптывали те, кто бежал следом, не давая подняться. Однако пулемет не остановил их. Расстояние быстро сокращалось, а их казалось и не стало меньше.
   – Прекратить огонь. Идем врукопашную.
   Нечасов поднял свой массивный щит, что закрывал его от плеча до колена, и огромный, размером с табуретку молот, на конце которого были внушающие страх зубья. Он бежал трусцой, и ребята, вытащив свои мечи, медленно последовали за ним в атаку. Когда огромная толпа приблизилась к Нечасову, он силой ударил ногой об асфальт, и нога села плотней, потом стал на колено и закрылся щитом. Правую руку он занес за спину, чтоб убить самого первого мепса, что на него нападет. Со стороны казалось, что он ничего не боится, однако он просто знал, что мепсы не могут причинить ему вреда.
   Наконец первые псы подбежали к Нечасову. Один из них взмахнул в воздух и полетел за спины своих товарищей, пораженный страшным ударом молота командира. За ним такая же судьба ждала еще одного, но уже следующая волна накрыла Нечасова с головой, и он пропал из виду. Следуя инстинктам, большая часть стаи накинулась на защитника, в надежде быстро с ним расправиться. Обвешенный псами, он размахивал своим молотом, пытаясь освободиться от запрыгивающих ему буквально на плечи псов. Кто-то из псов вцепился ему в руки, кто-то в выступы наплечников, кто-то пытался сорвать с руки щит, а кто-то атаковал ноги. В этот момент, наконец, подоспели остальные члены группы. Они убивали короткими одноручными мечами псов, что даже не обращали на них внимания, слепо атакуя Нечасова.
   Однако другие из них, что подбегали от здания Парламента, были явно нацелены на других членов отряда. Гавриил, который первым их заметил, хлопнул по плечу Гайду, и они оба пошли вперед. Гавриил шел левее, а Гайда правее. Когда большая группа, состоявшая не мене чем из сотни мепсов, настигла их, они начали ловко выкручиваться, и уворачиваться от их атак, попутно нанося смертельные удары. Мепсы не успевая хвататься за части их тел, либо промахиваясь, либо неуклюже пролетали мимо. Вскоре под ногами стало мягко и неудобно от трупов, а Гавриил все продолжал свой смертельный для его врагов бой. Он отпустил разум и отдал тело в руки реакции, что с невероятной скоростью принимала различные умопомрачительные решения, превращая их в пируэты и удары с разворота. Он все уворачивался и бил, одного за другим. Казалось, что его нельзя убить. Он был похож на живую мясорубку. Попадая на ножи этой мясорубки, враги разлетались в клочья и падали ему под ноги. Гавриил уже плохо видел из-за заливающей крови глаза. Эта кровь, конечно же, принадлежала мепсам. Под его ногами хрустели кости поверженных животных.
   Вдруг, мепсы перестали атаковать. От здания парламента начали приближаться десять или больше человеческих силуэтов. Гавриил оглянулся, Гайда заканчивал с последней тройкой псов, Нечасов, Сабом и Маклаут еще разбирались с остатками основной группы мепсов. Гавриил нажал на кнопку тревоги, что была у него на левом запястье под специальной крышечкой. Эта кнопка была доступна всем, она посылала сигнал на большое расстояние и предназначалась для тех случаев, когда радиосвязь была недоступна. Получив этот сигнал от Гавриила, воины взглянули вперед и увидели причину тревоги, которой был десяток бойцов Второго Легиона. Закончив быстрее с мепсами, запыхавшиеся они подошли вперед. Бежать было уже некуда.
   – Все назад. Атакуете после меня, как всегда. – Скомандовал Нечасов. – Главный Тотус, как всегда Гавриил, остальные прикрываем.
   Он пытался быстрей восстановить дыхание. Командир просто стоял, спустив щит на землю и опустив молот, пытаясь выровнять дыхание. Он отдыхал, не смотря на то, что на него бежала толпа врагов, что было очень профессионально. Остальные тоже готовились к предстоящему бою. Может быть, со стороны могло показаться, что они в растерянности думают что делать, на самом деле они набирались сил. Когда враги подошли ближе, Нечасов схватил щит и помчал со всех ног на них. Остальные побежали следом.
   Нечасов с разгону врезался в толпу, попутно пытаясь ударить одного из врагов, но удар отпарировали. За ним в бой вступили и другие. Не ожидавшие такой атаки, воины Второго Легиона уже в первую секунду потеряли двоих. Гавриил атаковал в своей любимой манере. Сначала он оставался за спиной у товарищей, а потом, когда те вступали в бой, выбегал и ударял с фланга, или даже с тыла. Этот маневр уровнял расстановку сил. Опешившие враги попытались перегруппироваться, рассыпавшись в стороны, и отряду «Молот» пришлось также разбить ряды. Каждый получил по сопернику. Гавриил напал на ближайшего к нему врага, что тут же перешел в защиту. Он пытался парировать атаки Гавриила, и стремительно отступал. От одного мощного удара, соперник Нелевского сильно опустил меч и в следующий же миг Гавриил молниеносным ударом снес ему голову. Гавриил уже вошел в азарт битвы, и начал быстро искать другую цель. Он заметил Нечасова, который никак не мог победить своего соперника. Он бил своим молотом, но тот либо уклонялся, либо, отлетая на несколько метров, сразу вставал и продолжал бой. Однако как бы там ни было, но он справлялся. Другие члены отряда тоже добивали своих противников. Гавриил мог помочь им, и легко убрать врагов ударом в спину, он даже думал об этом, но рука не поднималась. Тем более что друзья уже практически победили в своих дуэлях. В следующие пять секунд бой закончился. Последним добил своего противника Нечасов.
   – Все живы? – сразу спросил он, потеряв ровность дыхания.
   – Нормально – ответил Сабом. Остальные тоже были в норме.
   – Уходим отсюда. Все на аэродром.
   Оглянувшись на поле битвы, где повсюду валялись тела мепсов и бойцов Второго Легиона, Гавриил побежал за своими друзьями. Они бежали трусцой к хаммеру, движимые одной единственной мечтой – как можно быстрее убраться из этой мертвой бетонной громадины, ранее именуемой городом. Гавриил бежал последним, время от времени оглядываясь назад. И тут вдруг, вот так вот оглянувшись, он заметил несколько силуэтов, что догоняли отряд «Молот». Гавриил остановился и тут же послал сигнал тревоги.
   – Всего пятеро. – Нечасов отреагировал мгновенно. – Используем прыжок за спины. Гавриил, ты атакуешь. За мной.
   Он решительно направился в сторону противника. Сразу за ним бежал Маклаут, а остальные двигались рядом с Нечасовым. Когда воины схлестнулись в бою, Маклаут быстро присел, и бегущий позади него Гавриил, воспользовавшись Маклаутом как ступенью, взметнулся высоко в воздух. Движение, усиленное мощью электронно-магнитных мышц, придало Гавриилу такое ускорение, что он взлетел метров на пять, не меньше. Сразу скрывшись вверху во тьме из поля зрения противника, Гавриил сделал сальто и приземлился за спинами отряда Второго Легиона. Занятые сражением с Нечасовым, Гайдой, Маклаутом и Сабомом, они даже не заметили, как за их спинами уже был крайне решительно настроенный Нелевский. Одним движением, сразу после приземления, Гавриил полоснул их смертельным ударом по спинам. Третий, успев заметить краем глаза что-то неладное, умудрился заблокировать молниеносный удар Гавриила, однако Гайда тут же добил его. Четвертый и пятый к этому моменту уже были повержены Сабомом и Нечасовым.
   – Уходим, быстрее. – Нечасов снова помчал прочь из города.
   Усталые, вымотанные за день и задыхающиеся от сумасшедшего ритма, в котором прошли последние пятнадцать минут, они все же предпочитали убираться из города, чем отдыхать. Бежали трусцой, пытаясь удержать дыхание в одном ритме и сохранить силы. На здания уже никто не обращал внимания, машины перепрыгивали, или оббегали. Что-то гнало их прочь, какое-то древнее звериное чутье, заложенное человеку природой в генах. Это был опыт предков, что научились различать, когда вокруг вдруг сгущались незримые и непреодолимые тучи. Это была чистая интуиция, однако в панику никто не впадал, хотя страх и был. Встретившись с большими силами противника, парни почувствовали себя уязвимыми. Еще минусом было то, что об их присутствии знал уже, наверное, весь город. Все карты были против них.
   Неожиданно Нечасов начал замедляться. Он смотрел вперед, вытянув шею, и вскоре все смогли заметить причину его волнения. С Севера, где стоял их хаммер, на ребят бежало пара десятков мепсов, а за ними семь или восемь бойцов Второго Легиона.
   – Маклаут, давай пулемет. – Нечасов был готов вступить в бой. Это уже все поняли.
   Он не хотел отступать и менять направление потому, что это могло дать противнику время сосредоточить свои силы, чего они, к счастью не делали. Небольшие группки Легиона для отряда «Молот», были вполне посильной задачей. Маклаут прицельным огнем прошелся несколькими очередями по мепсам, и до отряда не добежал ни один.
   – К бою. Готовьтесь. Используем прыжок, но теперь двое. Гавриил и Гайда, вы атакуете.
   Схлестнувшись с противником, отряд «Молот» перешел в защиту. Гавриил и Гайда, воспользовались спиной Маклаута, что продолжал осторожно стрелять по противникам, разбивая их строй крупнокалиберными пулями. Пока Гавриил и Гайда проделывали свой любимый маневр, Нечасову и Сабому пришлось очень не сладко. Их атаковало сразу несколько противников, а отступать назад, где как раз делали свой трюк парни, было нельзя. Первые удары Нечасов пережил проще, воспользовавшись щитом, а вот Сабома начали оттеснять сразу трое бойцов Легиона, и он отчаянно пытался поймать равновесие, и в тоже время уклоняться от ударов. Все развивалось очень быстро. В следующий миг, противников Сабома атаковал Маклаут, наконец, бросивший свой пулемет, и бой на этой позиции выровнялся. Оказавшиеся за спинами врагов, Гавриил и Гайда, быстро свели соотношение сил к равенству, и благодаря этому Нечасов перешел в атаку. Спустя несколько секунд бой был закончен. В общей сложности на него пошло две минуты, или немногим больше.
   – Бегом марш.
   Отряд, проигнорировав радость победы и усталость, снова помчался прочь. Они бежали сквозь тьму, подгоняемые отдаленным лаем и невидимой опасностью, что наверняка скрывал мрак. Их не касалась гордость за свои победы, это было неважно именно потому, они могли сохранять трезвость ума. Очень часто, многие молодые бойцы, одержав несколько побед невольно, даже без своего ведома на то, поддаются тщеславию и начинают считать себя неуязвимыми. Однако для этого существует простая тренировка, когда тебя один за другим атакуют свежие и сильные противники. Рано или поздно ты выдыхаешься, начинаешь получать все больней и больней. А в спецназе это заканчивается и вовсе только тогда, когда все твое лицо в крови, или когда ты уже лежишь на полу. В такие моменты хорошо начинает думать голова, когда пытаешься понять, почему ты едва можешь встать на ноги. И рано или поздно боец приходит к выводу, что получил он потому, что расслабился в банальной ситуации, поддавшись легкомыслию. Поэтому сейчас никто не думал о том, какой он крутой или какой сильный, все это было не важно, сейчас нужно было просто выжить.
   Скоро на обочине, наконец-то, начали выделяться очертания брошенного парнями хаммера. Они только ускорили шаг, когда увидели его. Возможность вскоре немного перевести дух подействовала как психологический допинг.
   Влетев в джип, Маклаут в мгновение ока завел мотор. К этому моменту остальная часть отряда тоже забралась внутрь. Последним занял свое место Нечасов.
   – Поехали! – Скомандовал он, тревожно оглядываясь по сторонам.
   Маклаут переключил привод на передок, зажал ручной тормоз и, развернув хаммер на месте, помчался прочь. Он летел мимо деревьев, что росли вдоль тротуара, почти задевая их зеркалами, но это было несущественной опасностью.
   – Прочь из машины – внезапно скомандовал Нечасов через минут пять сумасшедшей езды по тротуару.
   Несмотря на большую скорость, беспрекословно повинуясь, все тут же выскочили прочь, раскатываясь в стороны от машины как большие металлические шарики. Именно на них стали похожие бойцы отряда «Молот», сгруппировавшись специальным образом, что было отрепетировано на многих тренировках. Спустя секунду после команды Нечасова, в джип влетела ракета из базуки, и он, переворачиваясь и горя, помчался прочь вперед. Из тьмы начали вырастать тени множества бойцов Второго Легиона. Их было человек пятнадцать или двадцать.
   – Все ко мне! – Нечасов сильно волновался и кричал. Он был не готов, однако скоро он возьмет себя в руки – в лобовую нам их не взять.
   – Что будем делать? – первым кто потерял самообладание в отряде, был Маклауд. И этот случай был не исключением.
   Нечасов молчал. Он судорожно перебирал варианты развития событий, нервно пожимая рукоять своего молота. На него давила ответственность ужасным грузом. Врагов было так много, что победить их в открытом бою и на открытом пространстве было действительно невозможно. Они бы просто окружили ребят и изрубили их на месте. Нужно было придумать что-то сейчас, немедленно, тут же. Но ничего, буквально ничего не приходило в голову. Все мысли кружились вокруг только одного – вокруг того, что рейд, который в «Карпатии» называли рейдом надежды сейчас, прямо сейчас может провалиться. И это произойдет не как не иначе, как по его вине.
   – Что будем делать, командир?
   Гайда, который в отряде обычно был зерном здравого рассудка, сейчас тоже начинал волноваться. Он видел приближающихся все ближе и ближе воинов Второго Легиона и даже его начинала охватывать легкая паника. Внезапно Нечасов начал приходить в себя. Он отбросил все страхи и сомнения. И просто попытался что-то предпринять в этой, казалось бы, безвыходной ситуации. Идея, что пришло ему в голову, показалась самой удачной среди тех, которая предлагала обстановка.
   – Быстро! Все за мной! – он подхватил опущенный прежде щит и помчался в ближайший подъезд дома. – Гавриил, Гайда, устройтесь сразу за дверями. Попробуем устроить им засаду. Пропустите несколько человек мимо себя, а потом атакуйте. Мы же набросимся на тех, кто убежит вовнутрь.
   Так и сделали. Гавриил спрятался справа за дверьми, а Гайда слева. Остальные же поднялись чуть выше на лестничную площадку и ждали нападения. Все замерли, прислушиваясь, как бешено стучат их сердца и как усиливается топот ног противника. Волнения, страх, огромная доза адреналина – все это мешало сосредоточиться и думать.
   Внезапно в дверной проем подъезда действительно влетело несколько врагов. Гавриил и Гайда пропустили их, но следующие мимо них живыми не прошли. Потом кто-то схватил Гавриила сначала за руку с мечом, а потом за шею и вытащил на улицу. Гайда не успел ничего сделать. Ребята просто смотрели как Гавриила затаскивают в толпу разъяренных бойцов Второго Легиона. Не веря, что это происходит с их товарищем, казалось, что там, на улице уже нет возможности выжить ни для кого, даже для него.
   – Все за мной! Нечасов поднял щит и помчался в проход. Он пытался, он хотел спасти Гавриила. Он неистово кричал, поднимая боевой дух отряда, уже висевший на волоске. Он врезался щитом в противника, который пытался попасть в подъезд и с силой вытолкнул его обратно на улицу. Гавриил постоянно уворачивался, парировал или чудом избегал очередных ударов, пытаясь отступать. Как только Нечасов с другими вылетел на улицу, выталкивая на своем огромном щите парочку бойцов Второго Легиона внимания к Гавриилу немного поубавилось. Пятеро бойцов, что остались с ним неистово атаковали один за другим. Они наносили удары, а Гавриил все отступал и отступал. Но шансов для контратаки ему не представлялось. Он боролся не только с врагами, но и с нахлынувшей на него тревогой и паникой. Пытаясь взять под контроль чувства, но ничего не получалось. Времени просто не хватало для того чтоб хоть над чем-то сосредоточиться. Мечи, один за другим, а то и одновременно все пятеро, летели в его направлении, и нужно было что-то предпринимать. Он схватил второй меч, который давал ему преимущество в парировании и пытался отбивать некоторые удары. Он метался со стороны в сторону, таким образом, не давая себя окружить. Внезапно, отступая назад, он наткнулся на выступающий высоко из – под земли бордюр и почти потерял равновесие. Быстрым кувырком через спину, он успел избежать нескольких ударов. Враги побежали на него тут же, в какой – то момент, взяв себя в руки, у Гавриила как бы прояснилось все. Толи адреналин перестал приводить его мысли в хаос, толи просто уравновесились чувства, но он начал видеть ситуацию иначе. Чуть дальше за спинами бойцов Второго Легиона его друзья сражались в толпе среди врагов. И ему хотелось быстрее попасть к ним. Пятеро противников теперь казались ему не такой уж страшной проблемой. Он уже справлялся с подобными задачами и должен справиться сейчас. Гавриил внезапно побежал на врагов, а они этого не ожидали. После обманного движения вправо он резко ушел влево. Пока противники рассекали мечами воздух, он уносил жизнь одного из них. Их осталось четыре. Не теряя преимущества, Гавриил быстро перешел в атаку на еще одного противника, что в это время стоял к нему боком, тот успел парировать удар. Однако Гавриил ожидал этого парирования и даже рассчитывал на него. Поэтому следующий его удар был по неприкрытому корпусу врага. Скорость с которой атаковал Гавриил просто не помещалась в сознании противника. И они проигрывали. Они не ожидали такой вспышки силы в их сторону, просто напросто не ожидали. Они пытались что-то предпринять, чтоб вернуть свое былое превосходство. Но Гавриил уже взял ситуацию в свои руки. Еще один противник попытался уходить от пируэтов и умопомрачительных сальто Нелевского, приходившего в ярость. Но, вскоре он потерял сознание и умер, даже не успев заметить удара, пронзившего ему сердце. Гавриил уже не думал о своих противниках, он даже уже не думал о себе. Все его мысли были с друзьями, что пытались выжить чуть дальше от него. И эти двое перепуганных противника были для него временной преградой. Он ударил сверху вниз, а потом резко как юла крутанулся на пятках и распорол живот одному из двоих бойцов Второго Легиона. Следующего соперника ждала та же участь. Он упал замертво от удара вдоль туловища.
   Гавриил помчался к своим друзьям. К счастью, они тоже побеждали в своих битвах. Все-таки уровень и мастерство, которые были у этих парней, давали о себе знать. Гавриил лишь слегка помог им выровнять равновесие сил. А потом и добить оставшихся врагов. Битва закончилась так же стремительно, как и началась. Вспышкой, яркой вспышкой. Она ударила по отряду «Молот» и тут же погасла, поглощаемая свирепым сопротивлением бойцов этого элитного подразделения. Обессиленный Макклауд упал на колени, бросив на землю меч, пытался отдышаться. Темп битвы этого дня абсолютно выбил его из сил.
   Они так и стояли, смотря друг на друга. Гавриил смотрел на них, а ребята смотрели на него, не веря, что эта битва так быстро закончилась. Несколько минут назад они думали что погибнут, а сейчас все вот так решилось неожиданно в их пользу.
   – Молодец, что выжил – только и выговорил Нечасов. Да и на сантименты никто и не рассчитывал, и это было просто не нужно. Этих несколько слов уже не соответствующих уставным приказам было достаточно, чтоб понять, что чувствовал командир.
   Гайда безмолвно подошел к Гавриилу и крепко схватил его за шею, дружелюбно подтягивая к себе. Гавриил устало повесился ему на плечо и так они пошли дальше на север, к аэропорту. Парни еще некоторое время оглядывались, но потом они поняли, что их никто не преследует. Они справились с неожиданной задачей, которую вообще не должны были встретить здесь. Ночь полностью поглотила Бухарест. Дома уже казались не такими враждебными в свете тысячи звезд и огромной луны заливающей светом улицы. Они даже начали обращать внимание общую обстановку и атмосферу улиц. Заброшенные автомобили, негорящие фонарные столбы, пустые черные окна, отбивающие временами лунный свет, а также ухоженные газоны. Жителей не было и никто, очевидно, не собирался больше возвращаться сюда. Город казалось жил своей жизнью. Бетонные джунгли из витрин магазинов, автомобилей, асфальта, бесконечных стен, домов, архитектурных произведений искусства, были никому не нужны. Они были брошены людьми здесь. Теперь это был – кусок поля, на котором возвышались странные бетонные памятники ушедшей в прошлое цивилизации. Они напоминали Стоунхендж, в будущем наследники этой земли будут думать, зачем люди использовали те или иные вещи. Зачем им были нужны все эти автомобили, различная одежда, здания. Возможно, уже никто в будущем не вспомнит, что такое кинотеатр или дом культуры. Никто не поинтересуется, кому посвящен тот или иной памятник и какое событие запечатлено на той или другой мемориальной доске.
   Вскоре отряд набрел на неплохой автомобиль, что был на обочине. Пассажиров и водителя не было. Они сели туда и поехали. Большой груз экипажа в сутрах посадил митсубиси на землю. Оно скрипело дном об асфальт тротуара. Ехать быстро было не возможно. Впереди тротуар и дорога, все было завалено, беспорядочно перевернутыми и перегоревшими автомобилями. Ребята вышли из автомобиля, зачем-то закрывая двери, так, как будто бы кто-то мог украсть их машину.
   Их взгляду представилась старая добрая пробка на кольцевой дороге, однако все мысли уже были далеко в аэропорту.
   – Макс, как там у вас – Нечасов обращался к Годэ.
   – Мы готовы взлетать.
   – Самолет вывели на улицу?
   – Нет, – вы же запретили – ответил Максим Годэ – и приказали ожидать вашей команды.
   – Выводите самолет, взлетаем немедленно. Мы будем через пять минут.
   – Вас понял. Исполняю.
   Бойцы шли по полю и любовались видом засыпанного звездами неба. Они время от времени оглядывались, однако позади все было тихо и спокойно. Как и впереди и по сторонам. Все было даже слишком спокойно. Никому не нужное пространство, за которое прежде готовы были убивать и грабить, земля стоила тысячи и тысячи долларов, а сейчас они были абсолютно бесполезны. И даже стоили меньше чем место в каком-то глухом лесу, где никто не мог вас найти, и где было бы сравнительно более безопасно.
   Скоро показался аэропорт. Его очертания, пропущенные через фильтры очков ночного видения, были в зеленых тонах. Основная часть пространства вокруг аэропорта была непроглядной тьмой. Парни время от времени отключали фильтры и смотрели без них. Луна, заливавшая землю ярким светом, неплохо освещала все вокруг.
   Прошли мимо забора. Самолет уже медленно выезжал на взлетную полосу. Рядом с ним ходила маленькая фигурка Годэ и Ивана Червоного.
   – Ну, вот, похоже, мы выбрались – не удержался от комментариев Сабом.
   – Не каркай – сказал Нечасов.
   Спустя полчаса все были в самолете. Сидений было очень мало потому, что Ту 144д предназначался для испытаний в условиях невесомости. Поэтому большая часть салона самолета была заполнена самыми разными приборами, располагавшимися вдоль стен. Силы и желания разбираться в их предназначении ни у кого не было. Парни просто рухнули в несколько кресел, что были возле кабины пилота, и пытались расслабиться. Адреналин, что они получили за сегодня, все еще ходил по их сосудам. Однако его концентрация падала, и сердце выходило на нормальный темп. Никто еще не мог поверить, что он в безопасности. Однако сил не было, и ребята просто отпустили ситуацию. Нечасов тоже сидел радом с ними и молчал.
   Самолет заревел, и пилот начал выводить его на взлетную полосу. За окошком замелькали столбы. Гавриил сидел у крыла, ему было хорошо заметно, как самолет ускоряется. Потому что сравнительно с крылом трещины на взлетной полосе, а также осветители, которые, тем не менее, сейчас были выключены, мелькали все быстрее и быстрее. Спустя какое-то время они начали сливаться в одну сплошную линию. Ребята ощутили легкое изменение равновесия, что свидетельствовало о том, что самолет был в воздухе.
   Пилот должен был лететь над водой, чтоб их было сложней заметить на радарах, которые возможно были в этом регионе. Из Бухареста пилот сразу же направился к Средиземному морю, а оттуда они полетят дальше на запад, к Тихому океану. Уже через несколько часов они будут на месте. Друзья, в полумраке салона, принялись на скорую руку отчищать скафандры от прилипшей к ним крови.
   – Всем отбой. Ребята, мы должны скорее отдохнуть. Не стоит надеяться, что завтра будет более легкий день. Набирайтесь сил. Спасибо всем за сегодня. Мы отлично поработали. – Сказал Нечесов.
   – Да, друзья, мы молодцы – подхватил Гайда.
   Сабом похлопал в ладоши и откинулся на спинке кресла. Остальные тоже подхватили волну аплодисментов, предназначаемую друг другу.
   Гавриил поймал себя на мысли о том, что он счастлив. Сейчас он действительно был счастлив. Хотя ничего особенного не изменилось и утром его положение, может быть, было даже более удачным и благополучным. Он был не таким усталым и не таким вымотанным, но сейчас он чувствовал себя сильнее. Минуту назад он почти попрощался со своими друзьями и со своей жизнью, все закрутилось так быстро. Этот сумасшедший день наконец-то закончился.
   Сейчас можно было наслаждаться тем временем, что им удалось выиграть. В спецназе существует такое понятие – боец не может выиграть бой, он может выиграть только время. Никто и никогда не должен думать о победе над каким-то конкретным врагом, каждый должен думать только о том, как выиграть как можно больше времени. Тот, кто выигрывает больше всего времени, тот и остается победителем, а награда ему – жизнь.
   Гавриил открыл шторку окошка. Под самолетом мелькали волнами воды Средиземного моря. Существовала большая вероятность, что за ними стремится какой-то истребитель, или что их могут сбить с помощью ракет. Однако здесь уже нельзя было ничего предпринять. Поэтому Гавриил просто расслабился. Он не владел ситуацией, и пришло время положиться на свою судьбу. Его глаза закрылись, тяжелые веки даже не давали шанса на то, что он еще сегодня что-то может сделать. Тело было тяжелым. Он расслабился и провалился в сон.


   Глава 6. По следам прошлого

   «Делай проще, глупец» – принцип британских SAS


   I

   Самолет отряда «Молот»
   Атлантический океан
   Вблизи побережья Северной Америки
   3 февраля; раннее утро

   – Все подъем. Все вставайте. Макклауд, вставай. Сабом, быстрее. Гайда, Макс, хватит спать!
   Нечасов ходил по салону и всех будил. Он подходил то к одному, то к другому. Хватал их за плечи или толкал, чтоб просыпались. Молотовцы медленно открывали глаза и приходили в себя. Проверяли показатели датчиков на своих шлемах. Старались быстрее привыкнуть к обстановке, сбросить оковы короткого сна, явно не хватившего им для полноценного отдыха.
   – Отряд, мы уже почти у побережья, но еще есть время, чтоб привести себя в порядок. Я проверил, в уборной есть вода. Можете умываться, но главное, отмойте свои скафандры после вчерашней битвы. Они почти полностью покрыты кровью. Если представится случай, и мы встретим возможных союзников, то лучше бы нам выглядеть более цивилизованно и серьезно. Маклауд, ты первый. Напоминаю, до высадки десять минут, поторопитесь! Бегом, бегом!
   Гавриил с трудом понял, о чем идет речь. Когда он проснулся, Нечасов уже вовсю раздавал приказы. И речевой конвертер, встроенный в шлеме Гавриила, пронес мимо его заспанных глаз большую часть разговора. Весь этот разговор конвертер превращал в маленькую бегущую строку, расположенную в левом углу экрана его шлема. Поэтому, он еще до конца не проснувшись, не заметил первую ее часть. Гавриил открыл шторку иллюминатора. Нелевскому посчастливилось порадоваться солнечным светом. Однако это был свет уходящего дня. Уже второй день отряд» Молот» никак не мог угнаться за солнцем, постоянно высаживаясь на вражеской территории в сумерках уходящего дня. Самого солнца не было видно, потому что самолет летел строго на запад. Единственное, чем пришлось довольствоваться – бескрайним видом далеко уходящего за горизонт океана, сливающегося с небом.
   – Прием пищи – скомандовал Нечасов.
   Когда Гавриил последним вышел из ванной комнаты, в проходе между сидениями стоял командир. В одной руке у него был энергетический батончик, а в другой – бутылка с водой. Все напряженно жевали, и Нелевский присоединился к ним. Времени на завтрак было очень мало. И спустя какие-то две три минуты ребята, одев вновь шлемы, вернулись обратно в кресла. Через несколько секунд пилот совершил крутой маневр и развернул самолет обратно на восток, предварительно сильно снизив скорость и высоту.
   – Можем начинать. Пилот и техник успешно вышли из кабины пилота и схватили свои рюкзаки.
   – Отряд, внимание! Каждый берет свой рюкзак, вытаскивает страховочную веревку и пристегивает ее к карабину на поясе – Нечасов проделывал все эти действия, комментируя их, а отряд дружно повторял их за командиром. – Проверяем рюкзаки. Рюкзак не промокаемый, сохраняет внутри воздух, действуя как поплавок. Без него вы просто пойдете ко дну.
   Проверив каждого бойца, Нечасов отправился к хвостовой части самолета и все пошли за ним. Он вытащил меч и как будто консервным ножом вырезал в полу большое отверстие. Ударом ноги кусок металла упал в быстро мелькающую под самолетом воду.
   – Гавриил, ты первый. Нечасов отошел в сторону и рукой подталкивал Нелевского к дыре в полу.
   Воображение Гавриила уже немного подготовило его к виду ожидаемого зрелища. Однако на краю дыры Гавриил невольно замер. Вид блестящей и мелькающей в сумасшедшей скорости воды настораживал все инстинкты. Перешагнув через свой страх, Гавриил шагнул вперед. От ужаса глаза невольно закрылись, захотелось закричать. Гавриил сгруппировался и, обняв свой рюкзак, полетел вниз. Спустя доли секунды, после сильного шлепка об воду, Нелевский усилием воли открыл глаза. После первого шлепка удары повторялись, мир вокруг кружился. В одно мгновение Гавриил практически впритык видел море, а в следующий момент видел тучи на небе. Это казалось ненормальным. Внезапно в голову пришла мысль, что, что – то пошло не так, потому что шлепки в воду продолжались и даже ускорялись. Ему показалось что он, возможно, зацепился за самолет. От этой мысли мышцы тела напряглись до предела, сердце сначала замерло, а потом будто сорвалось с цепи от новой дозы адреналина. Но, спустя секунду, ситуация резко изменилась и Гавриил начал быстро идти под воду. Обрадовавшись, что шлепки и удары прекратились, Гавриил взял себя в руки и дрожащими руками полез по страховочному тросу, который связывал его с рюкзаком, на поверхность. Вынырнув из океана, он начал искать глазами самолет. Тот уходил на восток, а из него выпрыгивали остальные члены команды. Тогда Гавриил наконец-то понял, что за бесконечные шлепки случились с ним мгновение назад. Его друзья также как и он шлепались об поверхность океана, будто камешек, брошенный под острым углом в воду. Они жабкой прыгали по поверхности воды не в силах остановиться. А за ними несся огромной гирей их рюкзак. Команду разбросало на километровом отрезке, и собираться вновь пришлось долго.
   – Вот это прыжок! – Максим Годэ видимо получил не меньше впечатления от прыжка, чем Гавриил.
   – Да, это просто сумасшествие – Макклаут не разделял его хорошего настроения.
   – Они там с ума посходили, эти генералы. Я думал, что мне конец – голос Сабома вообще дрожал как при охлаждении. Его охватила легкая паника и шок. Высадка была более чем экстремальная.
   – Ух – Нечасов дышал так часто и громко, что казалось, его сейчас схватит инфаркт – староват я для такого. Ладно. Все живы? Отлично. Движемся на запад.
   Остаток пути к берегу прошли более благополучно. Плыть было нелегко, это забрало много сил и времени, поэтому, когда парни добрались до берега, то тут же рухнули на землю отдыхать. Море выдалось спокойным сегодня. Маленькие волны спустя равные промежутки времени тихо прибывали к берегу, а потом вода уходила обратно в океан.
   – Через пару часов начнет темнеть. Было бы неплохо дойти до ближайшей лесополосы, что на северо-западе отсюда – Гайда неожиданно вспомнил о плане быстрее, чем Нечасов, что было большой редкостью.
   – Не гони лошадей, дай отдышаться – завопил Маклаут, не восстановившийся после вчерашнего вечернего боя в Бухаресте, где ему выпало попотеть.
   – Он прав – вмешался, наконец, Нечасов – нужно идти. Сегодня поспим дольше, но сейчас задерживаться нельзя.
   Все молчаливо, переламывая себя, схватили сумки и побрели болотистой местностью к лесу. Идти продолжали даже тогда, когда стемнело. За весь путь никто не выронил и слова. Все держали ритм и экономили силы. Гавриил постоянно поглядывал на свой голосовой конвертер, опасаясь не пропустить команд от командира отряда, но ничего не было. Такой ритм немного притуплял чувства, погружая в легкую дремоту. Особенно это усиливалось из-за скафандра, который скрывал такие влияния внешней среды как температуру, ветер, влажность, запахи, оставляя бойцам только зрение. Гавриил пользовался тепловизором, переключаясь, время от времени на очки ночного видения. В лесу было спокойно. Внезапно лес закончился, и перед отрядом появилось открытое пространство. Чуть дальше, погруженные во мрак ночи и выхватываемые из него лишь нечетким изображением в очках ночного видения, были домики. Еще дальше на востоке виднелись очертания Чарльстона.
   – Присматриваемся к городу пять минут, и идем к прилегающим к нему частным домам. Оттуда проведем дальнейшую разведку – ввел всех в план действий командир.
   – Ночуем в городе? – интересовался врач.
   – Да. Там больше шансов спрятаться. Однако при малейшей вероятности присутствия бойцов Легиона уходим обратно в лес. Антон, Владимир и Сергей, вы останетесь здесь с вещами, когда мы уйдем в город.
   – С вещами так с вещами, у меня претензий нет – врача звали Антон Николаевич Солоша. Он всегда был в хорошем настроении, всегда со всеми соглашался и никогда не упускал возможности чему-то порадоваться. Радовался он всегда и всему, чем заслужил любовь и симпатию у остальных ребят. Когда кто – то получал травму, он всегда находил слова, чтоб успокоить и с неизменным позитивом брался за лечение. Техник, наоборот, был человеком скрытным и молчаливым, но когда дело касалось программирования или вообще электроники, он немедленно расцветал. Мысли о чем-то научном и технологически сложном питали его неведомой энергией, как и его таинственный ноутбук, с которым он не расставался. Пилот же был человеком, о котором мало что можно было сказать. Суровый профессионал, который много повидал и ничему не удивлялся. Он существовал только тогда, когда поблизости был самолет или еще какая-то техника, которая летала или ехала, в остальных случаях он превращался в безмолвную тень, не мешавшую и не причинявшую никаких забот или неприятностей. Это был человек с жесткой и бескомпромиссной самодисциплиной и не вызывающего сомнения профессионализма. Будучи мастером своего дела, он хорошо понимал, насколько много нужно знать вещей, чтоб владеть той или иной ситуацией. Именно это понимание давало ему осознанное стремление к дисциплине, подразумевающей абсолютное подчинение тем людям, которые что-то смыслили в своей сфере.
   Пять минут прошло. Никакого движения в окрестностях города не замечали ни в одном из световых или тепловых спектров. Техник даже просканировал радио эфир города и еще какие-то только ему понятные излучения, которые могла давать мощная техника, если бы она была в городе. Ничего не нашли и отряд «Молот» пошел в непосредственную разведку на местности.
   Первое, что бросилось в глаза Гавриилу, когда подошли к первым коттеджам, это отличие всех строений от европейских и Украинских. Здесь все дома были похожи друг на друга в своем минимализме. Они были больше просто домами, чем жильем в нашем понимании. Все дворы были убраны, заборы выкрашены. Почти все они были на одно лицо. Наши же всегда были завалены всяким хламом, который копили на черный день или просто боялись выбросить. Наверное, эта любовь к мусору и ненужным вещам, эта жалось к неодушевленным предметам, и отличала нас от американцев, выбрасывающих все и вся, что только можно. Приятней всего было идти по гладким дорогам. Машины были аккуратно припаркованы так, будто хозяева только что приехали. Однако ни в одном из окон не светилось.
   – Похоже, здесь все вымерли точно так же, как и у нас – заметил Годэ.
   – Да уж, веселого тут мало – подтвердил его настроение Гайда.
   – И что будем делать?
   – Будем надеяться, что остались заселенные города – ответил Нечасов.
   – Да их тут сотни и тысячи.
   – Похоже, застряли мы тут. Никакой связи с бункером. Может мы будем тут месяц прочесывать город за городом, а наших уже разобьют? – Маклаут как всегда поддавался эмоциям при первом удобном случае.
   – Не разобьют – это раз. И месяц мы тут сидеть не будем – это два. Обследуем пару городов и нападем на какой-то след, по которому и пойдем. Много ты смыслишь в разведке.
   – Первый город еще даже не обследовали, а ты уже раскис, слабак, – Годэ не упускал возможности упрекнуть Маклаута.
   – Спасибо, что напомнил о своем существовании, жабоед, поймаю тебе лягушку в ближайшем пруду – огрызнулся Маклаут.
   – Сам ты жабоед. У меня мать украинка, а отец француз. Правда, я его так и не видел за свою жизнь.
   – И как же так? Без отца рос? – поинтересовался Сабом.
   – Нет. Вот что умела моя мамка, то это находить кавалеров. После разбитого в Париже сердца, она еще больше преуспела в этом искусстве, и вскоре у нее появился муж, а у меня спонсор всех моих желаний.
   – Это как?
   – Он был депутатом в Верховной раде, вот как. Думаешь, почему я в бункере? Благодаря усилиям моего отчима. Я его, конечно, не очень любил, но за его щедрость можно было забыть о том, что он мне не отец. Он то меня и засунул в суворовское, чтоб я был подальше от него.
   – Вот как, не знал.
   – Наполовину жабоед – это, все равно, жабоед – не отступал Маклаут.
   – Хватит, смотрите лучше по сторонам – вмешался Нечасов, который терпеть не мог любые ссоры и психологический дискомфорт в отряде. Он постоянно думал о том, как получше мобилизовать силы, как умнее использовать ресурсы отряда, чтоб никто не пострадал. И когда кто-то начинал рушить атмосферу взаимопомощи, он невольно приходил в ярость. Все это знали и уважали это стремление, однако Маклауту никак не удавалось сдержать себя в некоторых ситуациях.
   – В этой пробке есть неплохие автомобили, и они не заблокированы. Уверен, что в вон том форде будет достаточно топлива – предложил Сабом, когда вдали начала виднеться большая пробка на перекрестке при выезде на автостраду.
   – Не думаю, что удастся его завести. Это новое поколение, нужна карточка водителя.
   – Никаких автомобилей, мы не знаем, что нас ждет в городе. Пойдем медленно и тихо – Нечасов в одни миг разбил все надежды парней.
   – Ну, вот, до полночи будем бродить.
   Рейд затянулся. Весь город был погружен во мрак. От Бухареста он отличался более скромной архитектурой и простотой. Также это более современные методы постройки кварталов с расчетом на широкую, четырех полосную проезжую часть, чего не встречалось в центре Бухареста. Забрев в один из районов они увидели большие офисные здание, которые должны были быть отличной точкой для обзора. Прочесав два первых этажа и найдя на них только пыль и трупы погибших от вируса клерков и менеджеров, выше шли, уже не разведывая комнату за комнатой. В этот раз Гавриилу оказалось проще воспринимать картины пола разложившихся мертвецов с их белеющими костями. Толи усталость давалась в знаки, толи выработалась какая-то привычка, но более они уже не казались ему чем-то сверхъестественным. Подобное зрелище вызывало у него только желание отвести взгляд на что-то более существенное.
   – Вирус и здесь посвирепствовал.
   – Возьми пробы для ученных – обратился Нечасов к Гайде, который наткнулся на лестничной площадке на пару бездыханных тел.
   Подъем был довольно не простым. В здании было около пятидесяти этажей. На самом последнем, были просторные помещения, принадлежавшие какой-то неизвестной фирме с приятной эмблемой. Большая комната, предназначенная для заседаний, содержала в себе огромный черный стол, окруженный удобными запыленными креслами. Две трети стен были окнами, встроенными от пола до потолка. Несколько из этих окон были выбиты, и в зал залетал ветер. Он покрывал вещи инеем от надвигающегося ночного заморозка.
   – Осмотрим город отсюда. Маклаут и Годэ, проверьте крышу.
   Нечасов нарочно ставил этих двоих в пару всегда, когда была возможность сделать это без риска попасть в сверх неординарную ситуацию. Он пытался создать все условия, чтоб Маклаут и Годэ нашли общий язык.
   Гавриил смотрел сквозь множество визуальных фильтров сутры, увеличивал изображение, фотографировал встроенным компьютером некоторые элементы, а потом исследовал их с помощью многократного увеличения, предоставляемого компьютером сутры, но ничего особенного не нашел.
   – В доках чисто? Самая большая вероятность найти кого-то есть именно там. Будь это Второй Легион или беженцы.
   – Нет, командир, в доках ничего не видно. Все тихо.
   От мысли, что парни одни в этом огромной городе призраке ставало жутко. Казалось, он поглотил их в свой мрачный медленно разрушаемый ветром и водой мир. Не хотелось оставаться в комнатах всех этих чужих заброшенных квартир, не хотелось прикасаться к чужой одежде, казалось сохранявшей еще тепло владельца. Диваны и кресла в прихожих действовали так же отталкивающе. Может давалась в знаки излишняя чувствительность воображения Нелевского, а может дело было в какой-то незримой энергетике этих мест, но он чувствовал все это, хотя и не придавал подобным вещам большого значения. Вся внешняя среда была лишь окружающими его декорациями, она не обязательно должна была иметь влияние на него. Он рано понял это, и благодаря этой позиции смог сохранить былой позитивный настрой и высокий боевой дух. Ему даже нравилось держать себя в руках при всей той мрачности и бездыханности окружающего мира. Не было никакой нужды брать близко к сердцу судьбы всех этих миллионов и миллиардов погибших людей. Переживания ничего не дают и ничего не меняют, а значит, раз в них нет пользы, они должны быть бесцеремонно и немедленно отброшены.
   – Нечасов, это вспомогательная группа, внимание. Вы нас слышите? – Внезапно в эфир ворвался голос пилота, оставшегося в лесу вместе с техником и врачом.
   – Вас слушаю, что произошло?
   – Недалеко отсюда, в парке на Севере от города, засечена фигура человека. Его тепловой силуэт мелькнул там и мы чудом его заметили, а потом все опять погрузилось во мрак.
   Вас понял. Отправляйтесь на север города, мы будем ждать вас там и потом продолжим разведку вместе.
   – Принял. Выдвигаемся на север.
   Отряд «Молот» поспешно покинул здание и направился к национальному парку. Кто знает, что их ждет, разочарование или неожиданный успех? Может они встретят врага или беженцев? А может им повезет и они найдут целый отряд союзников? Гадать бесполезно, нужно идти, рисковать и искать.


   II

   Подземный город «Фригидмур»
   Тот же день

   В это время, далеко на южном полюсе, где-то в недрах покрытой снегом и льдом Антарктиды жил своей странной жизнью Фригидмур. Его люди сновали по туннелям и улицам этого подземного чуда техники, они делали какие то дела, чем то интересовались и к чему– то стремились. У каждого была своя жизнь. Вокруг их окружали дорогие материалы, из которых был выстроен город. Все было залито светом спрятанных в стены ламп и специальных автономных осветительных приборов. Большинство стен были гладкими и сияющими чистым и стильным белым цветом. В Фригидмуре были собранны лучшие идеи и инженерные решения. Все, от опор потолка до коробок помещений было сделано из строительных материалов нового поколения. В городе существовала специальная служба, которая постоянно следила за тем, чтоб город усовершенствовался и улучшался. Была также группа дизайнеров и художников, делающих очертания города более миловидными и соответствующими какому-то одному стилю.
   Большая часть города была построена в стиле модерн и походила на огромный летающий корабль изнутри. Раздвигающиеся при приближении массивные двери, наличие специальных роботов, которые сновали по городу, исполняя ту или иную функцию, делали город похожим на декорации к фильму «Звездные войны». Главное и единственное отличие – тут все было настоящим. Здесь были даже настоящие сады, расположенные прямо посреди улиц. Вокруг этих садов и фонтанов находились удобные мягкие скамеечки для отдыха. Они были покрыты дорогим кожзаменителем и, сидевший в них человек, просто таки таял в комфорте и удобстве. А под его ногами, спустя трехметровый пол, существовал совсем другой мир. Сотни и тысячи рабов, голых и босых, завернутых в какие-то тряпки, что были прежде одеждой, работали тут под плетями надсмотрщиков. Многие из тех, кто жил этажом выше даже не знали, что происходит под их ногами. Рабы работали в огромных прачечных, они сдавали кровь для городской больницы до истощения, служили даже мышечной силой, приводящей в движение огромную динамо машину, служившей вспомогательным источником энергии. Многие и многие из этих людей остались без сил, порабощенные и униженные. Под их ногами вырабатывал тепло и энергию огромный реактор, работающий по соседству с мощными автоматизированными системами водо– и воздухо – снабжения…
   В одном из районов первого, так называемого белого этажа Фригидмура, в шикарных апартаментах располагался глава и руководитель этого города. Либервир Гавелий расхаживал по своему огромному кабинету, в изобилии украшенном произведениями искусства и дорогим антиквариатом, разбавленным современной электронной техникой, ожидал очередной беседы. Спустя несколько минут в его кабинет вошел Архивир Берхаммер, являющийся одним из самых приближенных друзей Либервира. Гавелий любил Берхаммера как брата, и всегда обсуждал с ним самые темные и хитрые свои планы, чувствуя в нем родную душу.
   – Здравствуй, великий лидер Легиона – поприветствовал Гавелия Берхаммер, попутно поклонившись ему. Архивир был в праздничной форме, на его груди красовалось множество наград.
   – Перестань мой друг, я не жду от тебя никаких поклонов и формальностей. Главная награда для меня – это встреча с тобой. Гавелий подошел к Архивиру и остановил его от поклона.
   – Для меня не меньше радости встретиться с тобой. Мой друг – Берхаммер, наконец, улыбнулся и друзья обнялись. Они были знакомы еще с военной академии, после чего их пути разошлись. Один стал великим вождем для целой страны, а второй стал не менее великим, но все же простым воином.
   – Как у тебя дела? Есть просьбы или пожелания?
   – Нет, разве что второй шанс по захвату Украинских бункеров – Берхамера перекосило от воспоминания о провале возле Харькова и в Крыму.
   – У тебя будет шанс, поверь мне. Но сейчас у нас есть дела поважнее.
   – Какие?
   – Одним словом – сенат. Они наступают мне на пятки, подставляют моих лучших людей и даже ухитряются за моей спиной руководить заданиями спецподразделений.
   – Неужели все так плохо?
   – Все не совсем так, как нужно нам. Сенат становится все сильней и это для нас равносильно палке, вставленной в колеса. Мы должны что-то предпринять.
   – Что ты предлагаешь? Можем собрать их вместе и просто перерезать их, ты только прикажи.
   – Нет, к сожалению, у сената огромная поддержка народа. Пусть народ ничего не может предпринять, но они гарантия безопасности сената и мы должны с этим мириться.
   – Друг, не принимай мои слова как сомнения в твоем здравомыслии и объективности твоей оценки ситуации, но неужели мы не можем действовать параллельно с сенатом? Сейчас довольно таки сложная ситуация, несколько стран находятся с нами в состоянии партизанской войны, которую мы никак не можем закончить так быстро, как бы нам хотелось, а ты предлагаешь открыть еще один фронт внутри нашей же страны. Мне хотелось бы знать насколько все серьезно, прежде чем пускаться во все тяжкие, ведь сенат это не игрушки.
   – За что я тебя люблю Берхаммер, так это за то, что ты никогда не искал возможности выслужиться передо мной. Никогда не падал на колени и не исполнял любые мои прихоти, как это делают все эти грязные лицемеры. Очень здраво, что ты пытаешься найти альтернативные пути, друг мой. Я ценю это.
   – Ну, так посвяти, братец, какая такая напасть заставляет тебя идти на такие шаги.
   – Напасть такая, что сенат уже вступил с нами в войну. Кстати именно ты невольно стал их первой жертвой. Мне пришлось долго заминать это дело с украинским сопротивлением, поэтому данный разговор происходит только теперь, спустя месяц. Ты еще не знаешь, что именно сенат устроил это.
   – Каким образом – Берхаммер внезапно оживился и заинтересовался.
   – У них был свой человек. Он устроил провал для того, чтоб сенат смог упрекнуть нас в некомпетентности. Им это с успехом удалось и мне стоило больших жертв вернуть равновесие сил между армией и законодателями.
   – Как? Зачем? Нет, ну я понимаю зачем, но разве они могут пойти на такое ради власти?
   – Не то, что могут, друг мой, они уже пошли на это. Самое страшное то, что они как дети устраивают свои игры, не понимая, насколько серьезной является ситуация. Ведь теперь, когда украинские бункеры оказались без агентурной сети наших шпионов, нам нужно огромное количество времени, чтоб внедрить таких людей туда. Ведь без этого уновские щиты нам не преодолеть. Или же рассчитывать на какие-то научные открытия, что еще более длительный и нереальный вариант. Мы в тупике и этот тупик создали наши же люди. Это ужасно, друг мой.
   – А я думал, что проблемы с кадрами только в моей группе. Что ты предлагаешь, Гавелий? – Берхаммер был поражен.
   – Человек, который работал прежде на сенат, теперь работает на нас. Мы перевербовали его и внедрили обратно в среду Магистров. Его зовут Владислав Нелевский, а псевдоним, которым наградили его магистры, звучит как Лексттерминус Оккорд. Точнее теперь он уже Магистр.
   – А ты уверен, что он теперь работает на вас?
   – Нет, я знаю, что он работает не на нас. Но я также знаю, что он никогда не работал и на магистров. Он всегда действовал только в интересах своей страны.
   – Тогда почему ты ему доверяешь? Как можно его использовать?
   – Мы убедили его в том, что нам нужна его помощь взамен он получает жизнь. Однако нам нужно не его услуги, а чтоб он скомпрометировал магистров. Когда связь Магистра Оккорда с Украинским сопротивлением будет доказана, мы сможем раскрыть все карты и обвинить большую часть сената в предательстве. И народ нас поддержит.
   – Отличный план, нам даже не нужно контролировать этого Оккорда.
   – Да мы и не смогли бы этого делать. Удивительно, но нам нужно, чтоб он нас предал. Однако есть еще вторая сторона медали. Оккорд слишком осторожен и умен. Он отличный игрок и прекрасно рассчитывает свои силы. Более того, он верен только своему народу. Нам никак нельзя устраивать с ним игру на время потому, что время играет против нас.
   – Что ты предлагаешь?
   – Понимаешь, у нас нет выбора. Нам нужно уничтожить сенат любой ценой. Других вариантов нет. Либо мы, либо магистры и их шестерки Лесттерминусы. Другого варианта нет. Мои преданные люди в сенате сообщают, что пока мы воюем по всему миру, небольшая группа магистров, состоящая в комитете правления магистров, собирает на нас разные данные. Этих материалов полно ведь ты сам знаешь, что война дело грязное, это не математика где вывод означает сочетание величин. Тут иногда нужно схитрить, отступить, а магистры все эти маневры переворачивают против нас. Они ждут, когда война закончится и тогда, предъявив документы доказывающие множество наших псевдо преступлений, они уничтожат нас, захватив власть во всем мире. Власть, которую мы принесем им на блюдечке. Поэтому нельзя, чтоб до конца войны сенат остался в том составе, в котором он есть сейчас.
   – Я с тобой полностью согласен. С чего начнем?
   – Есть разные способы, многие ниточки в наших руках. Но от тебя требуется найти человека, который может приглянуться Нелевскому. Ты же был в Украине и встречал там рабов. Мне нужен не глупый, желательно военный, которого мы подбросим Нелевскому. Встретив своего сородича, Оккорд, т. е. Нелевский, может начать действовать пусть даже руками этого человека. Однако он не должен знать, что мы помогаем ему.
   – Хм, подумаю. Хотя ты знаешь, есть один. Да, я уверен. Их целая группа. Служили у Днепропетровска. Я сегодня же узнаю, выжил ли хоть кто-то из группы этих предателей и тогда вернусь к тебе.
   – Отлично, брат, мы должны что-то предпринимать. И наши действия окупятся успехом, я уверен. А теперь, иди. Когда найдешь кандидатуру сразу ко мне.
   – Будет сделано.


   III

   Северная Америка
   Окраина национального парка Франсис Марион вблизи города
   Чарльзтаун
   Тот же день

   Пока силы Легиона таяли в бесконечной борьбе за власть, бесстрашный отряд состоящий из бойцов элитного подразделения стального спецназа «Молот» и вспомогательной группы, пробирались сквозь заросли Национального заповедника Франсис Марион. Они шли на маячок надежды, который чудом вырвался из тьмы ночи на короткий миг. Все уже устали и держались из последних сил.
   – Я как чувствовал, что никакого сна сегодня не будет – Маклаут в очередной раз разорвал тишину первым. Однако в этот раз многие были рады тому, что хоть кто-то выразил свое мнение, совпадающее с мнением большинства.
   – Может ты экстрасенс? – Нечасов тоже был на приделе сил, но терпел. Хотя его терпение было не безграничным. – Давай ты закроешь глаза, а я ударю тебя. А ты сможешь угадать, куда я буду бить?
   – Никак нет – Маклаут тут же сдал позиции.
   – Хотя ты прав, извини. Я обещал всем сон. И если вы хотите, мы можем плюнуть на то, что спустя пару шагов от нас, возможно, находится наш ключик домой. Можем расположиться прямо тут и поспать. А завтра начнем все заново, хотя искать уже возможно будет некого.
   – Простите, командир – Маклаут пытался оправдаться – я не хотел жаловаться. Думаю, не стоит упускать возможность быстрее вернуться домой.
   – Другие считаю также?
   – Все в норме, Кэп – Годэ умудрился не потерять своего чувства юмора.
   – Давайте найдем их и будем убираться отсюда – Гайда не удивил своим здравомыслием.
   Двинулись дальше. Вспомогательная группа вообще не подавала признаков жизни, они просто плелись в середине колонны и молчали. Национальный парк оказался обыкновенным лесом. Животных почти не было. Заметили несколько белок и встревоженных птиц, которые перелетали с ветки на ветку где-то над головами во тьме.
   – Я что-то вижу. Нечасов присел, а потом и вовсе лег. Отряд последовал его примеру.
   – Вон там, прямо перед нами за бревном есть человек. Он каким-то образом умудряется маскировать тепловой сигнал. Мне не понятно как, но есть возможность, что это сутра. Сабом ты обойдешь справа, Гайда – ты слева. Ни в коем случае не атаковать. Нужно взять его живым. И смотрите мне без звука.
   Нечасов почти шептал в радио эфире, боясь спугнуть неизвестного человека, который был в метрах двадцати от отряда. Гавриил подполз ближе к командиру, чтоб вовремя броситься в атаку на неведомого противника, если он бы оказался таковым. Гайда и Сабом почти сразу перешли в режим тепловой невидимости, и Гавриил уже не мог определить их места нахождения. Оставалось просто ждать, когда поступят отчеты от парней.
   – Я на месте – первым отчитался Гайда.
   – Я тоже. За бревном, но никаких признаков жизни не вижу.
   – Вас понял – Нечасов приступал к руководству. – Берем его в кольцо. Медленно и осторожно!
   Начасов начал двигаться вперед. Он аккуратно ступал не землю. Чтоб не сломать сухую ветку под ногами. Остальные двигались следом, но сохраняя расстояние. Вспомогательная группа осталась с вещами, заблаговременно зная свою роль. Спустя минуты три или четыре Нечасов был у пня. Из-за деревьев выглянули бесшумные, как тени фигурки Сабома и Гайды. Они осторожно и медленно, не издавая ни звука, вытянули свои мечи и приготовились. На земле, за массивным необъятным столбом дерева, упавшего уже очевидно довольно таки давно, о чем свидетельствовал плотный слой мха на его коре, лежал кто-то или что-то, накрытое большим толстым одеялом. Это было не простое одеяло. Оно выравнивало свою внешнюю температуру до температуры окружающей среды, при этом сохраняя внутреннее тепло. Именно благодаря нему, тела человека, который, скорее всего, был внизу, видно не было.
   Нечасов осторожно сделал шаг вперед, пытаясь сдернуть одеяло. Внезапно, из – под него вылетела фигурка человека. Тишину разрезали шипящие щелчки от очереди из автомата, снаряженного глушителем. Никто не успел ничего понять и, пока отряд пытался это сделать, за их спинами прозвучало три взрыва. Осколки от гранат прошлись по спинам скафандров. Человек, который выскочил из – под одеяла уже начал было убегать. Первым сообразил Гавриил, он проигнорировал взрыв и помчался за убегающим. Однако яркая вспышка, яркого света буквально разрывающая глаза остановила его. Нелевский сперва попытался проигнорировать сильную боль, но спустя пару шагов, боль захватила все мысли, и он беспомощно присел на землю, хватаясь за шлем. Ему хотелось потереть глаза, но это было не возможно. Благодаря Гавриилу, который закрыл собой вспышку свето-шумовой гранаты, Годэ и Иван Червоный, бежавшие следом, оказались в безопасности от ее действия.
   – Что это было? – Сабом и Гайда тоже получили вспышку, которая привела в негодность прибор ночного видения.
   – Свето-шумовая – Нечасов тоже мучился.
   – Еще бросал, но мы уклонились от вспышки. Хитрый, гаденыш, – Годэ бежал следом за неизвестным бойцом.
   – Где вы?
   – Уходит на запад, преследуем. Он тут все знает, не можем пока что догнать. – Иван Червоный начинал терять ровность дыхания – быстро бегает.
   – Брать только живым! Ни в коем случае не атаковать. Он без костюма, а это значит, что он считает нас противником. Если не сможете взять – лучше отпустите.
   – Вас понял. Сложно за ним следить, он носит за спиной антитепловое одеяло, поэтому пользуемся только инфракрасным зрением.
   – Идем за ними – Нечасов, как и остальные, уже немного отошли от вспышки. Они подняли и неровным шагом побежали на запад Максим Годэ был самым ловким и быстрым бойцов в отряде, поэтому он бежал впереди, упрямо преследуя мерцающую между деревьями тень. Беглец бежал ровно и ритмично, вовремя перепрыгивал бревна и пни, что свидетельствовало о том, что он также был в очках ночного видения. Еще это говорило о его отличной физической форме и грамотности в военном деле. Он очень грамотно использовал деревья так, чтоб бегущий позади не видел его спины. Бегун владел ситуацией и Годэ это чувствовал, хотя и не собирался сдаваться.
   Внезапно впереди начала вырисовываться небольшая гора размером с пятиэтажный дом. Под ней была расщелина, в которую и нырнул беглец. Годэ еще издалека понял, что в той норе ему не протиснуться.
   – Оставайтесь у норы, я пойду через верх – проорал он бегущему позади Ивану.
   Сам Годэ с разбегу взлетел на гору. Вокруг разлетелись щепки от разрушенного камня. Еще и еще врезаясь в гору мощными пальцами в адамантитовых перчатках, Годэ спустя минуту уже был наверху. Спрыгнув вниз, он быстро нашел выход из пещеры, и стал сбоку. Слышались шаги в воде. Идущий остановился на выходе и подождал. Годе перешел в режим тепловой невидимости, чтоб неведомый и очень осторожный противник не смог его заметить. Спустя секунд пятнадцать, которые прошли в полной тишине, из трещины, наконец, появилась фигурка головы в очках ночного зрения и какой-то черной маске. Годэ сразу же схватил человека за одежду неумолимой хваткой сутры. Тот повис на руке, но уже в следующий миг, его молниеносная реакция привела его в полную готовность. Годэ оком не успел моргнуть, как по его животу начало скользить острие огромного охотничьего ножа. Однако они не наносили вреда Максиму. Потом беглец, все еще весящий на руке у Годэ начал впритык расстреливать его из небольшого автомата с глушителем. Пули были бронебойными потому, что от скафандра полетели искры. Обычные патроны не могли испортить даже краску. Выстрелив половину рожка в голову Максиму, всячески прятавшемуся от пуль, человек подергался и успокоился. Годэ тоже начал приходить в себя. Он думал, как поступить. Максим неплохо знал английский и попытался что-то сказать.
   – Мы возможно не враги с тобой. Успокойся – Максим поставил беглеца на землю, но не отпускал.
   Нависло неловкое молчание. Годэ все еще держал беглеца за одежду мертвой хваткой. Тот постоянно оглядывался и нервничал. Его грудная клетка выдавала сильное волнение, хотя чуть позже он все-таки принял судьбу и сдался. Годэ принялся рассматривать парня с ног до головы. На нем была маска спецназа, и вся остальная одежда, от обуви до бронежилета, была позаимствована у спецслужб. На ремне весело множество гранат. В кобуре на бедре был пистолет, на плече висел М4 с глушителем, из которого он и пытался прострелить шлем Максиму. За спиной был рюкзак и дробовик, каким выбивают замки в дверях те же спецслужбы. На голени висел большой кинжал, и чуть поменьше – вдоль пояса. На глазах у человека были очки ночного видения. Вообще он был экипирован очень грамотно и предусмотрительно. Несколько лет назад мог бы с таким обмундированием длительное время выживать в любой горячей точке мира, но только не сейчас. Все это оружие было просто таки бесполезным и с натяжкой подходило только для охоты. Причем охотиться он мог среди африканской саванны, против прайда львов у озера, начиненного крокодилами. Там бы он выжил, но не в мире сверхпрочных материалов адамантитовой стали.
   – Кто вы? – Наконец спросил человек у Максима с явно выраженным английским акцентом. Он не был американцем, и это даже порадовало Годэ.
   – Сейчас все узнаешь – Максим не знал, как точно строить разговор. Нужно ли признаваться о том, откуда они или сначала стоит выяснить кто этот человек.
   – Поймал? – Нечасов уже был у горы. – Где вы?
   – Лезьте через гору. Мы здесь.
   Спустя секунду после этих слов начали раздаваться звуки от дробящегося от ударов сутры камня. Весь отряд карабкался сейчас вверх. Восхождение отряда на гору происходило по определенной системе. Первый боец залезал на двухметровую высоту и зависал на месте. Следующий прыгал и лез по нему, оставаясь чуть выше и так до того момента, пока все не будут у верхушки. Тогда воины почти одновременно оказывались на вершине и могли целым отрядом вступать в бой, а не по – одиночке.
   – Кто ты? – Как только Нечасов спрыгнул вниз, он подошел к человеку и с ходу начал его расспрашивать. Сам беглец наверняка ничего не заметил, однако вся группа услышала в голосе усталого и вымотанного командира нотки надежды, любопытства и волнения. Он надеялся на то, что этот человек поможет найти союзников.
   – Мне нет нужды представляться. Если хотите – сделайте это первыми и я, возможно, отвечу вам тем же – ответил человек в маске, в голосе которого не было и намека на страх.
   – Техник, вы глушите возможные жучки? – Нечасов не хотел рассказывать потому, как боялся, что перед ним разведчик, который находится на связи со своими.
   – Минуточку – техник присел на землю, вытащил свой ноутбук, быстро прошелся по клавишам, покрытыми толстой эластичной пленкой, защищающей их от мощных пальцев скафандра, и одобрительно поднял большой палец вверх – все под контролем, если при нем рация или другое устройство – то оно глушится.
   – Я командир элитного подразделения стального спецназа. Это мой отряд – Нечасов повел рукой в сторону парней – мы прибыли из Украины с разведывательной миссией. Главная задача миссии – поиск союзников в войне со Вторым Легионом. А вы кто такой?
   – Вторым Легионом? – задумался человек. – Я даже не знал, что их так называют. Я Тайгер Фрик, случайно оказался в США когда все началось. Мы были на съемках передачи о выживании в условиях дикой природы. А когда закончили съемки и вернулись в город, то нашли только горы трупов.
   – Тайгер Фрик? – Маклаут неожиданно завелся, в его голосе звучала радость удивления – это же ведущий моей самой любимой телепередачи о выживании. Я ваш фанат!
   – Ты можешь его узнать? – Нечасова обрадовала эта новость, ведь если его лицо было кому-то знакомым, то не было нужды опасаться его, и можно было доверять.
   – Даже я его узнаю, он классный ведущий. Любил его передачи – Оказалось, Сабом тоже знал Тайгера Фрика.
   – Ну, тогда я снимаю маску и закончим с этой нависшей неловкостью – Тайгер Фрик снял сначала очки ночного видения, а потом и маску спецслужб – он стоял в темноте, ничего не видя и смотрел на парней. Это был белый человек лет тридцати пяти, с волосами немного ниже ушей, живым пытливым взглядом, приятными чертами лица и независящей ни от чего на свете улыбкой.
   – Сомнений нет! Это он! Вот это да! – Маклаут был вне себя от радости.
   – Да точно. Невероятно. – Сабом тоже был поражен. Ведь шанс встретить такого человека среди миллионов квадратных миль казалось ничем иным как провидением судьбы.
   – Что ж, вам повезло, а вот мне, похоже, остается только довериться вашим словам – пошутил Тайгер.
   – Значит можно расслабиться и отдохнуть. До рассвета осталось несколько часов, и мы сильно устали. Не терпится обо всем вас расспросить, Тайгер, но нам нужно немного поспать. Вы не знаете места, где это можно было бы сделать?
   – В полумиле отсюда есть охотничий домик. Я не хотел бы там оставаться потому, что нашел там следы медведя. И поспать бы не удалось. Еще я опасался, что там вирус. Но теперь я думаю можно поспать и там.
   – Да, было бы отлично. Показывайте дорогу.
   Отряд двинулся на север. Тайгер Фрик шел впереди, а «Молот» и вспомогательная группа позади. Когда все попали в домик, Нечасов разрешил быстро перекусить и скомандовал отбой. Было три часа ночи. Все сильно устали и провалились в сон сразу же, как только представилась возможность. Первыми караулили Максим Годэ и Иван Червоный, избежавшие поединка в Бухаресте, а за ними пилот и врач. Первые лучи солнца пришли в лес вместе со стуком дятлов по деревьям и запахом жареной оленины, которого Тайгер Фрик поймал с рассветом и готовил прямо в хижине в камине.
   – Что это так пахнет? – Первым проснулся Гайда.
   – Сработала одна из ловушек, поставленных вчера еще до заката. Этот олень еще молодой, но мне давно не удавалось нормально покушать, поэтому перебирать не приходится.
   – Да, мы тоже второй день перебиваемся энергетическими батончиками.
   – Энергетические батончики? – Тайгер засмеялся – мне вчера пришлось довольствоваться личинками, найденными в том трухлявом дереве, рядом с которым я спал. Сил идти в Чарльстон и искать еду не было. Да и делать это ночью я всегда опасаюсь.
   – Да уж, лучше б уж энергетический батончик – Гайда и Тайгер дружно засмеялись, а потом затихли вспомнив об остальных ребятах, мирно досматривавших свои сны на деревянном полу хижины.
   Гайда вышел на улицу и поразился красоте раскинувшейся вокруг него природы. Тут было ничем не хуже чем в родных Карпатах, однако деревья были более старыми. Под деревьями лежало много листья. Оно не шуршало из-за сильной влажности. Возможно, на днях тут лежал снег, но теперь была временная оттепель. В это время в доме началось оживление, вызванное запахом свежего жареного мяса. Тайгер Фрик извинялся за это, оправдываясь, что готовить на улице было бы слишком опасно ввиду заметности огня, но его никто не слушал, все тянулись к мясу, забывая, что на них еще шлемы. Маклаут вспомнил о нескольких пакетиках кофе, хитростью полученных им в столовой и принялся искать их в рюкзаке. Остальные ребята расспрашивали на ломаном английском о том, как Тайгеру удалось поймать оленя, на что тот дружелюбно и детально отвечал точными и интересными рассказами. Сам Тайгер, долгое время не встречавший людей в этой глуши был рад появлению новых друзей и с удовольствием общался со всеми. Он был рад, что смог поймать этого оленя, тем самым сделав что-то полезное для своей новой команды.
   Спустя минут пятнадцать все уже были на ногах. Нечасов, предварительно внимательно осмотрев окрестности, и разведав довольно таки большую зону вокруг домика, разрешил умываться.
   Маклаут нашел снег, который залежался в подножия одного огромного валуна. Этот снег растопили и использовали воду для умывания. Вскоре был готов и олень. Парни расположились на пнях на улице потому, что для такой большой команды в хижине не хватало места. К счастью для остальных Сабом чувствовал себя неважно. Давалась в знаки физические и психические перегрузки. Поэтому, быстро схватив маленький кусочек мяса, он отправился на большое дерево в качестве часового. Впрочем, он и там мог наслаждаться беседой с помощью радио эфира.
   – Ну, так поведайте нам свою историю, Тайгер. Только не спешите, не все из нас хорошо понимают английский. – Обратился Нечасов к Фрику. Все дружно жевали жестковатое мясо оленя.
   – Хотите длинную или короткую версию?
   – Ну, оленины еще много, так что дайте длинную.
   – Я бывший военный. Служил в британских SAS, но внезапная травма поставила крест на моей военной карьере. После года реабилитации, я вернулся к своему давнему увлечению. Участвовал в экспедициях, ставил рекорды, поднимался на вершину Эвереста и был во множестве других экспедиций. Такая деятельность привела меня на телевидение. Один английский телевизионный канал предложил съемки в телепередаче о выживании. Дело пошло, и мы объехали весь мир в поиске интересных сюжетов, сняв множество серий передач. Так вот, на съемках одной из таких передач мы и оказались по воле случая в центре событий. Когда мы возвращались в ближайший населенный пункт, вблизи канадской границы, то заметили, что что-то идет не так. Оттуда доносились крики и очень громкий лай. Мы тогда еще подумали, что в городе пожар или что-то в этом роде и бросились на помощь. Это было ошибкой, за которую пришлось дорого заплатить. В городе оказались странные создания, размером со льва в металлической броне и обладающие огромной силой.
   – Мы называем их Мепсы – это сокращенно от металлический пес. Они являются генетически модифицированными представителями собачьих. Хотя там мало что осталось от друзей человека – перебил Тайгера Нечасов, пытаясь помочь ему в описании неведомых для него тварей.
   – Вот как, впрочем, я предполагал что-то подобное. Мы вошли в город, и нам представилась сцена жестокой расправы. Люди беспорядочно разбегались во все стороны, и каждого из них настигал этот страшный зверь. Мы сразу поняли, что никакой возможности сражаться с ними у нас нет, и попытались убежать. В тот день мы потеряли одного из членов нашей группы, однако мы даже не представляли себе возможным вернуться за его телом. Нам с трудом удалось убежать самим. Дальше несколько дней, мы брели на юг. Повсюду вокруг встречая заброшенные города и поселки. Позже мы наткнулись на большую группу людей и военных, которые образовались из беженцев Нью-Йорка. Эти люди хотели дать отпор неизвестному врагу. Военные распределяли оружие, учили людей обороняться. Помню, тогда все еще были полны веры и надежды в то, что они смогут защитить свою землю. Они были очень самоуверенны, признаться, и я поддался общему настроению.
   Вскоре эти, как вы говорите, мепсы, сами нашли нас. Но мы были готовы. Мы открыли по ним огонь и перебили бы всех, но внезапно появились бойцы в вот таких же, как и у вас костюмах. Это была не битва, а бойня. Я видел, как погибают женщины и подростки, как их убивают эти несколько неуязвимых бойцов. Я не мог ничего, буквально ничего предпринять. Тогда группа выживших, в числе которых посчастливилось оказаться и мне, воспользовались моментом и отступили прочь.
   Спустя какое-то время мы довольно таки неплохо организовались. С нами были члены моей бывшей съемочной группы. Отличные смышленые ребята, к слову сказать. Еще у нас был опытный боевой командир, и несколько морпехов. Всего отряд состоял из пятнадцати человек. Мы собрали из ближайших городов оружие и двигались на восток в поисках других выживших. Время от времени, нам необходимо было пополнять запасы еды, и этого нельзя было сделать нигде лучше, чем в супермаркетах. Но это в свою очередь означало, что нужно идти в город. В одном из таких городов мы нарвались на засаду из нескольких бойцов Второго Легиона, как вы сказали и большой группы мепсов. Убраться из города удалось всего пятерым. Один из нас был сильно ранен. К слову сказать, выжившие были вовсе не гениями и героями. Нам просто повезло, что противник был занят нашими товарищами. И мы убежали. Очень скоро раненный морпех погиб. Остальные трое парней были со мной еще целый месяц. Один умер от переохлаждения, второй заболел какой-то непонятной мне болезнью и погиб. В тот день мы были в небольшом городке. Он вышел на улицу из одного из зданий и упал замертво, мы решили, что лучше его не обследовать. Таким образом нас осталось двое. Мой напарник, который был прежде оператором в нашей съемочной группе, умер от обезвоживания, когда мы с ним брели по Техасу. Вот такая история. Теперь, как видите, Тайгер Фрик ничем уже никому не может помочь.
   – Как я понял, вы были на Севере, на Востоке и на Юге. А как же западное побережье?
   – Я обошел и объехал всю Америку и нигде не нашел очагов сопротивления. Однажды мне пришлось три дня просидеть в подвале одного из городов, где оказалось большая группа Второго Легиона, которую я сначала не обнаружил. Я думал, что умру от обезвоживания. Почти везде и всегда я встречал их. Иногда это были многочисленные взводы, а иногда группы из трех – четырех человек. Я видел однажды огромную свору мепсов. Это было около двух недель тому назад. Я встретил их в штате Джорджия, возле Мейкона, совсем рядом на Востоке. Они двигались на Север, поэтому я отправился на Запад к побережью. Прежде я встречал их еще больше. Все большие города, Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес и множество других уничтожены с помощью ядерного оружия. Встреченные мною военные знали место расположения нескольких убежищ в центре страны, в Колорадо, Канзасе, Вайоминге, на Плато Андуэрдс и в округе Хьюстона.
   Кроме их я исследовал даже места расположения тех бункеров, которые были только слухами. Один из них был недалеко от Вашингтона, стратегический бункер для военных и членов правления страны, был у убежища на Севере, возле Олбани, куда должны были перевозить беженцев из Нью-Йорка и Бостона. Везде были следы Второго Легиона. Спустя многодневные наблюдения за местностью, я всегда обнаруживал либо конвой, выходящий сквозь замаскированные в горе двери, то вертолеты, взлетавшие из внезапно образовавшейся дыры в земле.
   – Почему вы решили, что это не американские спецслужбы?
   – Возле одного из бункеров я заметил отряд, вводивший внутрь этого бункера людей. Эти люди явно были либо заложниками, либо рабами. Их руки были связаны за спинами, а у конвоя на огромных цепях бегали эти мепсы. У того отряда я заметил характерные черты костюма. Шипы на суставах, характерные угловатые листы дополнительной брони на плечах и своеобразные шлемы. Такие же воины были у всех остальных убежищ и бункеров.
   – Выходит, что все Соединенные Штаты захвачены. Но как же это возможно, что более сильная и могущественная страна повержена, тогда как более слабая спаслась? – спросил Сабом.
   – Да, это странно – задумался Тайгер Фрик.
   – Видимо именно благодаря тому, что большую часть своих сил они бросили на самые развитые страны мы и выжили. – Предположил Нечасов. – В общем ситуация ясна. Тут нам искать нечего. Страна разгромлена. Тайгер, есть хоть какая-то возможность найти силы сопротивления?
   – Думаю я не один выживший. Люди наверняка где-то остались, но найти их будет невероятно сложно. Я обошел все военные базы и бункеры, которые знал из слухов, или военных карт, найденных мною в самых разных местах.
   – Удивительно также и то, что вы смогли выжить тут. – Удивился Гайда.
   – Как не странно, мне было проще выживать в одиночку, чем когда со мной была целая команда. За месяц, что я живу один, я ни разу не попадал в неприятности.
   – Ситуация плачевная – Нечасов был в глубоком раздумье.
   – Выходит, что мы зря сюда приехали – заметил Годэ, дожевывая свой кусок.
   – Хорошо, что хотя бы сэкономили время и не искали союзников. Благодаря Тайгеру мы сэкономили уйму времени и сил. – Поправил его Нечасов.
   – Скажите, Тайгер, на что вы рассчитывали? Какой был ваш дальнейший план действий.
   – В какой-то момент я уже перестал верить во что-то и планировать. Все люди, каких я находил, погибали вокруг меня. Все планы рушились один за другим. Однако позже я решил выжить ради одной цели – найти свою семью. Знаю, что для этого очень мало шансов, но все же оно того стоит. Если мне придется потратить на это всю жизнь – я сделаю это. Я не могу просто сдаться пока они, возможно, где-то ждут меня, надеясь и рассчитывая на мою помощь. Поэтому я собирался найти способ вернуться в Англию.
   – И как именно?
   – Вначале я рассчитывал на путешествие по океану. Я даже нашел парочку книг по этому делу и, когда выдавалась свободная минутка, читал о разных судах и способе управлять ими. У меня в рюкзаке отличный планшет со сборником самых разных руководств и инструкций. Без этого мне иногда было бы туго. Так вот, я исследовал оба побережья, как западное, так и восточное. Все порты надежно охранялись. Абсолютно все. Я решил ждать, может в этом плане что-то измениться.
   – Допустим, вы бы добрались домой. Что тогда? У вас есть друзья или может данные о местах, где находятся убежища и бункеры?
   – Возможно. – Неоднозначно ответил Тайгер.
   – Извините, конечно, но можно поточнее? – переспросил Нечасов.
   – Я не могу вам вот так взять и сказать. Возможно, что со временем я буду уверен в вас больше, но теперь предпочту перестраховаться. Извините.
   – Понимаю. А если мы отвезем вас в Англию? Покажите?
   – Думаю, что покажу.
   – Откуда такая уверенность?
   – Дело в том, что все офицеры SAS держаться друг за друга всегда. Даже те, кто выбыл из спецслужб, могут рассчитывать на некоторую помощь специальной организации. Эта организация была основана ветеранами. Они помогают калекам, безработным, а также дают некоторую информацию. Довольно расплывчатую, но все же дающую возможность в критической ситуации найти недоступный многим выход.
   – Например?
   – Например, тайники с оружием, припасами, тайные квартиры и домики в глухой местности, где можно переждать гражданскую войну или неожиданное вторжение. Где можно спрятать жену и детей. В числе таких мест есть зоны, где, так сказать «возможно» существуют тайные государственные укрытия.
   – И вы знаете о таких местах? – обрадовался Нечасов.
   – Знаю.
   – Что ж. В таком случае дело за нами.
   – Парни, я верю вам, но просто взять и открыть карты я не могу. Поймите правильно.
   – Да все нормально, давайте вообще забудем об этом немного напрягающем моменте и дальше попробуем работать как команда. – Предложил Нечасов, воспользовавшись своим организаторским талантом.
   Действительно, Тайгеру Фрику было достаточно рискованно открывать карты. С его стороны члены отряда «Молот» были не совсем однозначными союзниками. Они могли быть еще и переодетыми бойцами Второго Легиона. Хотя Фрику и хотелось верить им, но парочку козырных карт он предпочел оставить только себе. Его жизнь здесь, среди безмолвных деревьев, заброшенных городов, повсюду ожидавшей его опасности была похожа на жизнь героя Вила Смита в фильме «Я легенда». И, как и в том фильме, Тайгер Фрик больше всего мечтал найти других выживших людей и свою семью в частности. Его грела только эта цель. Он мог сдаться, ведь у него было для этого миллион поводов, почему же он выбрал одну шаткую надежду в качестве своего вдохновения? Потому, что в отчаянии, грусти, печали и терзаниях нет смысла. Они пусты и разрушительны и Фрик знал это. Поэтому он предпочитал любить жизнь всегда и во всем. Кто знает, может именно благодаря этому он выжил спустя столько опасностей? Неведомая судьба как на крыльях пронесла его мимо непобедимых противников, невидимых глазам болезней и прочих опасностей, вручив прямо в руки его новым друзьям. Верить в это или нет – вопрос не нужный и неуместный. Ответ и факт веры в какие-то мистические силы ничего не меняет. Верить нужно в достижение цели. А цель уже каждый выбирает для себя. Тайгер стремился к позитивному и благополучному исходу во всех своих начинаниях, и если для этого нужно было перестраховаться – он перестраховывался. Все остальные цели для него были лишь средством.
   Владимир, какой аэродром вы бы посоветовали? – Нечасов хотел скорее приступить к новой задаче по перелету в Англию.
   – Есть искушение попытать счастья в ближайшем аэропорту в Чарльстоне, но лететь на гражданском пассажирском самолете не хочется.
   – Было бы неплохо найти для перелета похожий сверхзвуковой самолет.
   – Да. Очень жаль, что пришлось сбросить ТУ 144 в океан.
   – Ну, мы не могли позволить себе садиться в неразведанном аэропорту. Это было чересчур рискованно. – Напомнил Нечасов.
   – В таком случае, самый ближайший к нам, более подходящий вариант, находится в Штате Джорджия, городе Саванна. Там находится офис и площадка для самолетов компании Гольфстрим. Думаю, мы сможем там найти их детище, Гольфстрим G650. Это самолет бизнес класса, предназначенный в основном для сильных мира сего. Его скорости в девятьсот километров в час для нас вполне достаточно. Более того он легок в управлении и мал. Но самый главный плюс этого варианта в том, что это недалеко от нас.
   – Это означает, что идти нужно на юг. Но как я вам говорил, оттуда идет большая группа мепсов. Их ведут несколько отрядов Второго Легиона. Человек тридцать, не меньше. Нельзя идти им на встречу. Да, они двигаются медленно и поэтому я легко смог уйти от них незамеченным, но идти туда им на встречу – это глупо. Мы не можем знать, пойдут ли они в центр страны или наоборот направятся на побережье. Мы можем только предполагать – заметил Тайгер Фрик, недавно путешествовавший по Югу США.
   – Таким образом, лучший вариант – это дорога по морю – подхватил Нечасов – тем более, мы знаем, что местные доки не охраняются.
   – Очень странно – вернулся в беседу Тайгер – все доки, которые я только встречал, а их было немало на моем пути, всегда были под наблюдением.
   – Там точно чисто. Я следил за доками полчаса, не меньше – вмешался Годэ.
   – Значит это ловушка.
   – Взрывчатка? – предположил Гайда.
   – Гадать бессмысленно. Пойдем и проверим – Нечасов был полон решительности, он поднялся с места и пошел в хижину.
   Собрались за минут пятнадцать. Знакомый путь прошел довольно быстро, и отряд снова оказался в городе призраке Чарльстауне. Говорят, что в этом городе, а точнее в одном из его районов, вырастали целые семьи лучших грабителей банков и налетчиков. Они передавали свои знания от отца к сыну и обобрали больше банков, чем все остальные грабители, вышедшие из других городов. Но это могли быть лишь слухи, не более того.
   – Иван, бери снайперскую винтовку и отправляйся на вон то здание – Нечасов показал на многоэтажку, которая была недалеко от доков – Гайда, обойди с другой стороны. Гавриил, пойдешь с Гайдой.
   – Вас понял. – Гайда с Гавриилом сбросили рюкзак на пол и побежали следом за Иваном, который вскоре исчез, поглощенный подъездом большого дома.
   – Годэ и Маклаут, сегодня не ваш день. Осмотрите доки с моря. Прыгайте в воду, и идите по дну вдоль пристани. Остальные – за мной.
   Началось длительное и тщательное наблюдение за объектом, на который планировалось вторжение. Гавриил невольно пришел к мысли, что его основная задача в этом рейде было наблюдение за домами и машинами. Он уже практически изучил разнообразие стилей и методов строения, и начинал даже разбираться в них и различать типы здания и их главное предназначение. Время шло медленно. В доках было тихо. Погода была довольно таки приятной и солнечной. Ветра не было. Все кроме Гавриила слышали ровный шум океана, волны которого разбивались о борта кораблей и пристань. Небо было чистым, без единой тучи. Оно заливалось светом солнца, которое только – только начало уходить на запад. В небе кружило несколько одиноких птиц, однако к самим докам они не подлетали, будто ощущая ту пустоту, которая шла от города.
   – Доложите обстановку – Нечасов прервал молчание. Парни сразу же сообщили о том, что они видят. Все было чисто. – Годэ, Маклаут, что видите?
   – Движения не наблюдаю. Следов присутствия людей тоже не видно. Множество судов затоплено. Однако несколько рыболовецких суден находится на плаву.
   – Отлично. Но, не совсем. Наверняка они заминированы, или что-то в этом роде.
   – Начинаем движение к докам. Годэ и Маклаут, дожидайтесь команды.
   Спустя минут пятнадцать обыск закончился. Все строения были осмотрены. Засады, к счастью не было. Парни стояли у рыболовецких суден на пристани. Не хватало только Нечасова и техника, который плавали вокруг больших лодок, осматривая днище.
   – Днище в порядке – Нечасов, наконец, выбрался на пристань. Годэ, легким движением руки помог ему забраться наверх.
   – Вот эта лодка новее и лучше – техник тоже уже был со всеми.
   – Нужно осмотреться внутри, наверняка где-то растяжка или бомба – предложил Нечасов.
   Начался длительный обыск судна. Гавриил постоянно держался рядом с кем-то, кто мог говорить. В таких вот ситуациях как сейчас он чувствовал себя ненужным и бесполезным. Хотя и помнил, что это временные ощущения.
   – Вот она – послышался голос Годэ. Вся команда тут же отправилась к носовой части.
   – Удивительно, спрятали у якоря. Хитро. Знали, что обыскивать будут в основном двери, на наличие растяжек, и руководящие элементы в капитанской рубке.
   – Да. Сработано не плохо.
   – Разминировать то хоть можем? – спросил Тайгер Фрик.
   – Можем.
   Всезнающий техник уже был готов приступить к работе. Он покопался в проводах и довольно таки скоро вытащил бомбу из проема, выбросив ее, в конце концов, в воду. Как и всегда, как только его дело было сделано, он молчаливо отошел, спрятал свои инструменты и принялся ждать, что будет дальше. Команда смотрела на него в недоумении.
   – Ну что. Все? – спросил, наконец, Годэ.
   – Ну, а на что это похоже? Конечно все.
   – Да этот парень гений – Маклаут подошел к технику и дружески хлопнул его по плечу.
   – Отлично. Отправляемся.
   Некоторое время еще потеряли на то, чтоб разобраться в управлении рыболовецкой шхуной. Довольно таки сильно на этот процесс повлиял Тайгер Фрик, он сам стал за штурвал и вел судно до самой Саванны. Дорога заняла более чем пять часов. Однажды пришлось пришвартоваться в одной из небольших гаваней и заправиться топливом, которое еще нужно было выкачать из одной из лодок. К этому времени над океаном нависла ночь. Шли по звездам. Однако ближе к самому концу пути небо затянуло прилетевшими с востока тучами, и небосвод скрылся из виду отряда. Судя по скорости и рассчитанному расстоянию, до Саванны оставалось полчаса, когда вдруг началась сильная гроза. Поднялись довольно таки большие волны и судно начало относить к берегу. Тайгер еще какое-то время боролся, но, в конце концов, было решено пристать к берегу и остаток пути преодолеть пешком.
   Пять часов, которые ушли на дорогу, послужили не плохой возможностью для отдыха. Не спали только Тайгер Фрик, Нечасов и техник, пытающийся поймать какой-то спутник большую часть пути. Однако его попытки закончились неудачей.
   Высадившись на берег, к городу Саванна пошли пешком. Очередная разведка заняла много часов. Начинало светать, хотя этого почти не было заметно, потому, что все небо было погружено во мрак из-за непроглядных туч. Казалось, что Америка не хочет отпускать парней, пытаясь задержать их хоть на минутку.
   – Вот он – Пилот, наконец, увидел очертания аэропорта. От его шлема и плеч разлетались в стороны большие брызги дождевой воды, ливнем падающей с неба.
   Вода заливала очки, и изображение постоянно плыло. Иногда срывался сильный ветер, который еще сильней разгонял дождевые капли, и они со звуком разбивались о сутру и рюкзак.
   – Мы сможем взлететь в такой шторм? – спросил Нечасов.
   – Нет, но нам еще нужно осмотреть самолет и разведать аэропорт, мы можем воспользоваться этим временем.
   – Хорошо.
   Нечасов раздал приказы, и половина отряда разошлась кто, куда вокруг аэропорта для наблюдения. Погода не собиралась улучшаться. Гавриил, как и всегда, лежал возле Нечасова и парней из вспомогательной группы и со скукой рассматривал аэропорт. Внезапно в одном из окон он заметил движение.
   – Вижу движение – доложился Годэ.
   – Я тоже – Нечасов, рассматривающий очертания аэропорта в массивный многофункциональный бинокль тоже заметил движение. – Продолжаем наблюдение.
   Вскоре стало понятно, что аэропорт охраняют не меньше чем пятеро бойцов Легиона. Это было мелочью для воинов «Молота».
   – Начинаем. Войдем с севера под прикрытием этого большого строения. Годэ и Маклаут – оставайтесь на своих позициях и ждите приказа.
   – Вас понял.
   – Понял, кэп.
   Гавриил, Сабом, Нечасов и Гайда быстро побежали к аэропорту. Нечасов разрубил сетку ограждения и прижал ее к полу. В образовавшуюся дыру вбежали остальные. Нужно было быстро преодолеть открытое пространство между ближайшим домом и забором.
   – Вон в те двери.
   Отряд вбежал в строение. На улице послышался лай. Нечасов переключился на тепловизор и осмотрелся. Сквозь стены начали проявляться тепловые силуэты псов и нескольких людей. Их было трое.
   – Сейчас войдут. Когда в доме окажется последний – атакуем.
   Ребята спрятались в тенях длинного коридора. Кто-то зашел в кабинет, кто-то стал за дверью. Вскоре в дом ворвалось пятеро псов. Они лаяли и бегали по следам запаха по коридору. Один из них, заметив Гайду, стоявшего за дверью, на всем ходу развернулся и заскользил по плитчатому полу, заваливаясь на бок. Он был огромным и часто ударялся об стены коридора, от чего в гипсокартоне оставались большие дыры. Когда он почти набросился на Гайду, из-за двери одного из кабинетов выскочил Нечасов. Он изо всей силы ударил Мепса молотом по позвоночнику. Пес заскулили и упал. У него двигались только передние лапы, он пытался что-то предпринять, но все тщетно. Нечасов быстро добил мепса. Дальше по коридору тоже послышались скулящие звуки погибающих псов. Их лай резко угас как бы поглощенный тьмой коридора. Бойцы Легиона стояли на улице и не решались входить.
   – Ну-ка выйди на минутку и сразу назад. Пусть подумают, что ты один – Нечасов приказывал Гайде.
   Парень выбежал на улицу так, будто пытался удрать из здания куда подальше, но увидев троих бойцов Легиона, резко развернулся и помчал вовнутрь. Соперники выхватили мечи и побежали следом. Когда они вошли в здание, их судьба уже была предрешена. Самого последнего вбежавшего, Гайда со спины разрубил пополам. Еще одного Нечасов вдавил в стену своим молотом, а третий и вовсе ничего не успел понять. Его встретил внезапно появившийся Гавриил, превращая одного бойца Легиона сразу на два.
   – Еще двое. Пойдем по улице – Нечасов вышел во двор и все поспешили догнать его. – Иван, Годэ, Маклаут – входите на территорию с юга. Только соберитесь вместе.
   – Вас понял.
   – Я на Юге, жду остальных – отчитался Годэ.
   Во дворе было пусто. Пока ребята были в доме, дождь резко прекратился, однако, тяжелые черные тучи, с большой скоростью проносившиеся над головами, не собирались никуда исчезать.
   – Вон там – двое пытаются спрятаться. Вижу в тепловом спектре – Гайда заметил две красно-желтые фигуры, заседающие на корточках за стенами ангара.
   – Одного попытаемся взять живым, понятно? Гавриил, только ты одного убираешь, остальные пятеро защищаемся – понятно? – Таинственный план Нечасова поставил всех в тупик, но парни согласились. Никто не знал, зачем нужен пленник.
   За дверями ангара было двое. Гавриил тихо и бесшумно подошел к тепловой фигуре, которая была за тонкой металлической стенкой. Противник сидел, прижавшись к стене и это было удачей. Нечасов и остальные трое парней тихонько подошли к дверям. Они были готовы ворваться внутрь, как только Гавриил сделает свое дело. Нелевский вытащил меч, прицелился и пронзил стену ангара, вонзаясь в ничего не подозревающего врага. Гавриилу было неприятно бить вот так вот спину, однако не он решал, как быть. Как только Гавриил убрал одного из врагов, остальные трое бойцов быстро вырубили в дверях дыру и влетели внутрь. Завязался бой. Нечасов дрался один.
   – Берем живым. Приготовьтесь, я оттолкну на вас, вы должны поймать его за руки.
   Нечасов дрался с ничего не подозревающим противником, умело разворачивая его спиной к своему отряду. Затем, парировав щитом один из ударов, он мощным ударом молота откинул бойца прямо на Гайду с Сабомом. Парни сразу схватили его под руки и повалили на пол. Отбежавший вскоре Гавриил вывернул ему руку так, чтоб кисть не могла удерживать меч. Противник был обезоружен.
   – Снимай костюм и останешься живым – попытался Нечасов сказать пленнику. Потом он попробовал на нескольких других языках, которые знал, но ничего не произошло.
   Над всеми нависла тишина. Парни переглядывались, не зная, что делать, а Нечасов ждал и думал. Внезапно сутра противника открылась.
   – Разденьте его. – Обрадовавшись, скомандовал Нечасов.
   Парни раздели Легионовца, стащив с него костюм. Потом его связали и оставили сидеть на бетонном полу. Он дрожал от холода, но молчал. В его глазах был заметен страх и слабость. Пилотом скафандра оказался худощавый мужчина с бледным усталым лицом. Его руки были костлявые, а под глазами были мешки.
   – Они там все такие? – Подумал вслух Гайда.
   – Как наркоманы – заметил Сабом.
   – Техника сюда. Остальные осмотрите аэродром. Гайда, отдаю отряд под твою ответственность.
   – Вас понял – Гайда сразу принялся организовывать свою группу для дальнейшего осмотра окрестностей.
   Спустя минут пять прибыла вспомогательная группа. Пилот сразу принялся осматривать маленький самолет, рассчитанный на несколько десятков пассажиров, а врач – замерзающего легионовца.
   – Техник, можешь перезагрузить скафандр?
   – Вы хотите его применить?
   – Да, это маленький подарок Тайгеру Фрику, пусть знает, что мы ему доверяем.
   – Я могу вырубить всю электронику, потом сотру операционную систему и загружу нашу.
   – Отлично, приступайте. Кто-нибудь, найдите этому слизняку одеяло, я обещал ему жизнь.
   Все приготовления к полету шли своей чередой. Ничего не могло встать на пути отряда «Молот». Пилот был вполне удовлетворен найденным в ангаре Гольфстримом G650. Осмотр самолета, и его подготовка к полету может быть и могла занять несколько часов, но больших проблем с ним не было. На этом самолете вполне можно было достичь Англии.



   Глава 7. Превыше всего

   Не стоит рассказывать победителям о своих трудностях.


   I

   Утро; 5 февраля
   Воздушное пространство вблизи западного побережья Великобритании

   – На горизонте побережье. Приготовьтесь.
   Пилот выглянул из-за двери кабины всего на миг. Он стащил с одного уха наушник и объявил о приближении самолета к бывшей Англии. С правого борта самолета были видны расплывчатые, однотонно-фиолетовые очертания французского берега. Оно было тоненькой, почти неуловимой для глаза полоской на горизонте. С одной стороны его поедало небо, размывая очертания такими же темными тучами, а с другой – бесконечное движения океана превращало очертания берега в мираж. Однако не французская земля интересовала пассажиров скоростного пассажирского самолета Гольфстрим 650.
   Бойцы отряда «Молот» принялись отстегивать от походных рюкзаков одну из частей, представляющую собой второй рюкзак с парашютом. Во время прыжка рюкзаки одевают перед собой, а парашюты на спину. Работали в тишине. Проверяли, как пристегнут парашют, насколько хорошо натянуты плечики и удобно ли доставать до кольца, отвечающего за открытие парашюта. На левое запястье все одели разноцветные высотомеры с большими шкалами и стрелкой. Они обеспечивают лучшую видимость циферблата в условиях свободного падения, когда нет времени всматриваться в более мелкие цифры. У самого скафандра была встроена система цифрового определения высоты, строящаяся на принципе времени и заведомо известных данных о скорости, с которой падает тело и лазером, определяющим высоту. Однако они были тестированы еще до войны и результаты успешных испытаний существовали только на бумаге. Проверять эту систему в такой ответственный момент на себе никто не хотел и, потому пришлось довериться старым добрым приборам.
   – Мы выглядим, как толстые китайские панды – пошутил Годэ.
   – Нет, это больше напоминает черепашек ниндзя.
   – А я бы не отказался сейчас от пиццы – заметил Макклаут.
   – Двойной сыр и салями – подхватил мечты о пицце Годэ.
   – А мне всегда нравилась паприка – поделился своими предпочтениями Гайда.
   – Паприка? С этим маленьким зеленым перцем? Ты шутишь! Ее не возможно есть – Годэ схватился за шлем.
   – А он представил себе, что ему принесли рис. Что ты хочешь от этих айкидоистов – Сабом презрительно зашатал головой. – Единственное, что они умеют – это обманывать самих себя.
   – Зря ты так много тренировался в разбивании головой кирпичей, никакой фантазии у тебя не осталось – парировал Гайда.
   – Ха-ха-ха. Сабом, по-моему, пахнет небольшой дуэлью – Иван Червоный захохотал.
   – С тобой? Не хочу объяснять потом причину твоей внезапной кончины.
   – У-у-у… Какой крутой парень – Гайда прямо таки заходился смехом, он много раз побеждал Сабома и знал, что бояться там особо нечего. Любой, кто знал привычки Сабома, мог легко победить его, поскольку тот держался только благодаря нескольким фокусам и неплохим трюкам.
   – Парни, лучше сыграйте в шашки, а силы поберегите для наших узурпаторов – подметил Годэ.
   – Должен заметить, что мы их уже немало положили.
   – Да, мы крутые парни. Не так ли?
   – Ура – все в один голос произнесли неизменный боевой крик, наверное, всех славян, которые когда-то жили на востоке Европы или Азии.
   Ребята встали в круг и поставили одну руку на другую. Так всегда делали, когда собирались отправляться в бой или для поднятия боевого духа.
   – Что произойдет? – прокричал во всю глотку Годэ.
   – Враг умрет – в один голос ответили остальные.
   – Кто выживет? – снова прокричал Годэ.
   – Все! – ответил отряд.
   – Кто мы?
   – Братья!
   Ребята обнялись за плечи, и похлопали друг друга по шлемам, подбадривая и подготавливая к бою. Среди них был и Гавриил. Он не кричал потому, что не мог, но то тепло, которое он чувствовал к своим друзьям, ту ответственность и радость быть в этой команде, можно было ощущать в одном его присутствии. Его душа кричала со всеми, глаза намокали от слез, и сердце билось быстрей, пусть даже он ничего не слышал, но отчетливое на экране «братья» было для него более чем достаточно.
   – Рад, что ничто не влияет на ваш боевой дух, ребята, – Нечасов подошел к парням, и те объятьями приняли его в свой, напоминающий спортивный, круг. Так поступали спортсмены перед выступлением, обговаривая тактику. – Высадка через три минуты. Все готовы?
   – Так точно!
   – На сто пятьдесят процентов, командир – как всегда с творческим подходом ответил Годэ. Нечасов позволял только ему вести себя иногда не по уставу потому, как понимал, что Годэ был не приучен к дисциплине, и ему хватало того, что было сейчас.
   – Рад слышать. Думаю, все будет нормально.
   Командир пошел к дверям и открыл их. Он изо всех сил вцепился в стену, чтоб не упасть вниз, после чего, даже деформировался метал, и выглянул наружу. Нечасов смотрел так около минуты, пытаясь изучить обстановку. Пилот снизился и пошел на маневр, попутно сбросив скорость. Нужно было сделать круг, чтоб исследовать местность.
   – Слишком низко, не могу так долго держать – пожаловался пилот.
   Раз он так говорил, значит, действительно не мог, и Нечасов это знал. Он еще плохо изучил ближайший лес, располагающийся чуть восточнее, и что-то внутри заболело при мысли о высадке, но это было субъективным чувством. Нечасов вернулся в салон. Он уже хотел было скомандовать высадку, но передумал. Его явно тревожил неисследованный лес, где могла быть засада. Нельзя было допускать высадку на мало разведанную территорию, однако уже сделали три круга и никаких следов пребывания врагов в радиусе десяти миль не нашли. Только горы и степи, но все равно Нечасов был не спокоен.
   – Давай еще кружок над лесом – скомандовал он.
   – Топлива мало. Если еще кружок сделаем, то самолет не дотянет до океана, и упадет еще на суше. Взрыв будет слишком заметен.
   – Ладно, чтоб его. Поднимай. Всем приготовиться к прыжку – Нечасов сдался. В замысле было избавиться от самолета после прыжка. Он должен был на автопилоте долететь до океана и утонуть.
   Парни подошли к двери, которую командир на время закрыл, чтоб пилоту было проще поднять самолет. Сделав пару витков, Гольфстрим был на трехкилометровой высоте. Если бы прыжок происходил без костюмов сутр, то ребятам уже нужны были бы кислородные маски и утепленная одежда, но костюм все это заменял. Первым у двери молчаливо и безучастно стоял Гавриил. Он абсолютно ни о чем не думал, был расслаблен и спокоен. На него нашла какая-то странная дремота, он чувствовал себя в безопасности. Все те победы и успехи, сопутствовавшие ему и его отряду на их пути, казались закономерными. Нелевский отпустил ситуацию, прокрутив в уме еще раз прыжок, и просто ждал команду.
   – Пошел – Нечасов хлопнул Гавриила по плечу.
   Гавриил перекрестился и полетел вниз. Некоторое время было тяжело выровняться. Он летел на спине, пытаясь перевернуться на живот. Самолет быстро уменьшался в высоте, что могло свидетельствовать об огромной скорости падения. Следом за Нелевским никто не прыгал, все ждали, пока он отдалится подальше потому, что парашюты для воина в трехсоткилограммовом костюме были довольно таки большими. Гавриил летел в одиночку. Ему, наконец, удалось выровнять прыжок, и теперь он мог смотреть на землю. Высота начала приближаться к нужной для открытия парашюта. Внизу открывалась потрясающая картина холмистого Дортмура – национального парка Англии. Особенно известным Дортмур был благодаря Стоундхенджу – таинственному сооружению возведенному предками именно в этих землях. Чуть выше впереди, над Гавриилом было черное небо открытого космоса. Казалось, что он совсем рядом, но на самом деле это было не так, и до черноты космического вакуума еще были множество километров. Гавриил нащупал кольцо открытия парашюта и вдруг заметил внизу движение. Из леса на поляну выбежало несколько людей и остановилось. За ними выбежали еще и еще другие люди. Они все выбегали… Гавриил перестал считать. Он как будто отпрянул ото сна. Он был так спокоен до сих пор, так самонадеянно наслаждался пейзажами и вдруг внизу рухнули все его иллюзии. Пути назад не было. Внизу его ждала уже целая тьма солдат, заполонивших огромное пространство и разбегающихся в стороны, наверняка пытаясь сразу взять Гавриила в окружение, как только он коснется земли. Нелевский еще какое-то время надеялся, что внизу беженцы, уцелевшие жители или даже будущие союзники, но эти надежды рухнули, когда из леса выбежала большая свора мепсов.
   Гавриил замер, а падение все продолжалось. Он абсолютно не ожидал этого, не был готов совершенно. В какой-то миг он сдался, ему стало грустно. Никакого героизма не было, пустое отчаяние. Как быстро все может рухнуть? Он летит в открытом воздухе подгоняемый предательским притяжением земли прямо в руки, сильно превосходящим силам противника. Это конец. Гавриилу стало вдруг все равно. Однако в следующий миг в сердце появилась надежда, и хотя она тут же погасла при виде пяти десятков снаряженных сутрами воинов, что было хорошо видно при увеличении изображения, все-таки от этой надежды была польза. Гавриил поднял щиток на левом запястье и передал сигнал тревоги. Потом он взялся за кольцо, и пробежала мысль, что проще было бы на всей скорости свалиться вниз и погибнуть на месте, но он не мог вот так сдаться.
   Усилием воли, вопреки всем желаниям и надеждам, Гавриил дернул за кольцо и парашют мягко раскрылся. Ему хотелось падать вечно и никогда не опускаться на землю, но это было иллюзией. Раскрывшийся парашют, слегка дернул Нелевского, быстро сбрасывая набранную ним в падении скорость. Внизу все роились десятки противников и множество мепсов. Он развернул парашют, чтоб убрать купол в сторону и посмотрел на самолет. Оттуда никто не прыгал. Гавриил знал, что это правильно и что никто ему не смог бы помочь, но в глубине души он все же мечтал, что его друзья последуют за ним.
   – Стоп – Нечасов сам того не желая остановил Гайду, готовящегося последовать за Гавриилом.
   – В чем дело?
   Нечасов молчал. Он смотрел на поступавшее из видеокамеры Гавриила изображение и не знал, как ему быть. Они все выбегали, а он неумолимо падал к ним в руки, а Нечасов, человек, который должен был это предвидеть и обезопасить своих людей, ничего не может уже сделать.
   Ему хотелось броситься вниз, не смотря ни на что, умереть вместе с этим молчуном, которого любили буквально все в бункере. Его называли сыном Зорога и Вирвис. На его плечах лежала ответственность за остальных, и он мог спасти их. Цена этого спасения была огромной, Нечасов не мог попрощаться с Гавриилом, никак не мог. Ему было очень тяжело, сердце колотилось, в животе разлилось тепло и начало тошнить. Он судорожно просчитывал варианты и ничего не получалось. Никак нельзя было спускаться.
   – Нельзя прыгать.
   – Почему?
   – Там Легион. Сильно превосходящие силы, нам не справиться.
   – Что? А Гавриил? – Гайда опешил, он вдруг понял к чему все идет, но не мог и не хотел в это верить.
   – Что значит превосходящие? Нечасов, ты что творишь! – Сабом, единственный, кто был близок в возрасту Нечасова, перешел грань уставных отношений.
   – Мы не можем рисковать – тихо ответил командир, в его голосе не было сил.
   – Ну-ка пропусти – Сабом отодвинул Гайду и принялся открывать двери.
   – Нельзя – Нечасов схватил его и оттолкнул. Сабом начал сопротивляться. Другие парни влезли во внезапную схватку и пытались развести дерущихся в стороны.
   – Мы не можем его бросить, он один из нас – стоял на своем Сабом.
   – Может, все же, как в былые времена разобьем их? – подумал Годэ, он тоже не знал, что он должен делать. Он чувствовал что ситуация безнадежна, но не хотел и не мог просто ждать.
   – Нельзя! – Нечасов уже кричал, он выходил из – под контроля. Он тоже не был готов к этой ситуации, он ведь был просто человеком, который ошибается, несмотря даже на последствия – мы не можем рисковать операцией и своими жизнями.
   – У меня есть право распоряжаться своей жизнью как я захочу – Сабом оказался очень упрям. До сих пор с ним не было никаких проблем, но сейчас он не хотел сдаваться.
   – Их там полсотни, не меньше, понимаешь это? Ничего нельзя сделать! Ни-че-го – Нечасов повторил слогами.
   – Сабом, хватит. Мы вернемся за ним. Может быть, он выживет – не веря в свои слова, вдруг подумал Годэ.
   – Да, он крутой малый, он справится – подхватил Червоный. Но в его голосе не было ни веры, ни надежды.
   Пилот смотрел из кабины на всю эту картину. Ему нужны были немедленно указания о том, как быть дальше, но он понимал, что сейчас не время для этого.
   – Да пошли вы – сорвался Сабом, он заплакал и упал на колени. Нечасов присел возле него. Они с Сабомом так и сидели, обнявшись не в силе что-то сделать.
   – Он бы прыгнул за любым из нас – подумал вслух Гайда.
   – А мы сидим здесь как трусы.
   – Он бы прислушался к здравому смыслу, и вы это знаете – ответил Годэ.
   – Может я и не смог уберечь его, но я не дам погибнуть вам, парни – Нечасов был тверд, но полностью разбит. – Это будет на моей совести, мне с этим жить. Видит Бог, я бы прыгнул за ним следом, но от наших жизней зависят сотни и тысячи людей. Мы должны продолжить выполнение миссии. Пилот, уноси нас на восток.
   – Вас понял.
   – Ну, все, Сабом, хватит, не плач, он еще наверняка сражается лучше, поверь в него, пусть его рука будет твердой.
   – Может его возьмут в плен? Мы потом нашли бы его – подумал Червоный.
   – В плену его замучают до смерти. Мы однажды напали на лагерь Легиона, где проводили допросы, там была жуткая картина. В Легионе нет людей, там одни звери – рассказал Гайда.
   – Ну, все, хватит. Если бы тут был Гавриил, он не дал бы вам раскисать. Хватит, перестаньте – Годэ пытался всех привести в чувства.
   – Есть еще видеокартинка? – спросил Червоный.
   – Пропала несколько секунд назад. Расстояние слишком большое – мрачным голосом ответил командир.
   Нависло молчание. Никто не знал как себя вести. Не знали, что нужно делать и говорить в таких случаях. Сабом тоже утих. Он просто сидел на полу, бросив руки на раскинувшиеся под пассажирскими креслами ноги, и тупо смотрел в пол. Макклаут сидел в кресле, погруженный в тяжелые мысли. Нечасов встал и ушел к пилоту. Тайгер Фрик последовал за ним. Он отбросил свои сомнения и рассказал ему местоположение бункеров и убежищ, направляя пилота к наиболее пустынным местам, где падения Гльфстрима будет менее заметно.

   Самолет уходил прочь из небосвода. Гавриил падал вниз. Внезапно в голове пронеслась одна единственная мысль, которая изменила все его будущее. Это был вопрос, «А что если я смогу выжить?». Нелевский вцепился в нее, как падающий в пропасть цепляется за любой выступ на своем пути. Он бегло осмотрел вокруг все участки земли, куда бы он мог долететь, планируя с помощью парашюта. Земля внизу была, в общей сложности, равниной с множеством больших холмов. Спастись бегством было не возможно, и Гавриил тут же отбросил этот вариант. Ему нужно было сражаться, чтоб выжить, никакой другой альтернативы совместимой с жизнью не было. С этой точки зрения нужно было найти место, где у Гавриила было бы хоть какое-то преимущество. Чуть дальше прямо перед ним посреди равнины стояла высокая скала метров пятнадцать в высоту. По форме она напоминала высокий замок из средневековья. Черные и гладкие, почти под прямым углом расположенные стены этой скалы были тем самым преимуществом, которое и искал Нелевский. Эти стены состояли из огромных валунов, сложенных вместе друг на друга и обветренных на пустыре, что придало им гладкость. Взобраться по таким стенам было трудно, и хотя в горе было множество расщелин, но взбираться по них мог одновременно только одни человек. Таким образом, вся эта толпа внизу не сможет попасть к Гавриилу одновременно. Даже если они смогут соорудить ступеньки, то у Нелевского будет легкое преимущество во времени.
   Гавриил, обретший вновь веру в светлое будущее, твердой рукой потянул за стропы, и парашют повел его к спасительной скале. Вокруг нее было немного Легионовцев, а это значило, что им еще придется собираться вместе, на что уйдет какое-то время. Гавриил сначала хотел сесть сразу на вершину, однако в случае промаха его шансы взобраться наверх были бы мизерными, и он решил со всего размаху врезаться в стену около вершины и, ухватившись за выступ, благополучно забраться наверх. Он так и сделал. Один лишний виток помог ему сбросить высоту. Порывов ветра не было, и Нелевский уверенно шел на скалу. Она все увеличивалась и увеличивалась и уже начала занимать весь кругозор Гавриила. Прежде с воздуха он не замечал, что настолько она велика, но теперь это казалось лишь приятным бонусом. Спустя короткое мгновение Нелевский со всей скоростью врезался в стену. Он плохо рассчитал свою траекторию и попал как раз на то место, где не было выступов, за которые можно было бы ухватиться. Не теряя самообладания из-за этой неудачи, Нелевский силой ударил по камню, и тот развалился, образовав в месте удара выступ. Гавриил схватился за него и повис на одной руке. Парашют также коснулся скалы и зацепился за один из ее краев, в большом множестве находившихся у вершины. Если бы только Гавриилу удалось приземлиться, если это можно было так назвать, чуть выше, он без труда бы забрался наверх. Три четверти этой стены было почти гладким камнем с несколькими расщелинами, а выше были даже площадки и множество других выступов, по которым взобраться было бы втрое проще.
   Гавриил, немного раздосадованный тем, что своими же руками сделает противнику ступеньки к себе наверх, начал вгрызаться в скалу и подниматься выше. Ему сильно мешал рюкзак и стропы парашюта, но терять время на них не хотелось. У него была одна мечта – добраться до вершины и ждать врага там. Вдруг порыв сильного ветра поднял парашют и понес его за собой, Гавриил с трудом удержался, он вытащил кинжал и срезал стропы, отпуская его прочь. Все шло совсем не так гладко, как он предполагал, но так было всегда. Чтобы ты не планировал, помни, что будет вдвойне сложней.
   Взобравшись наверх, Гавриил сразу осмотрел подножие скалы. Под ней уже были бойцы Легиона. Они осматривали подъем и ожидали других, постоянно подбегающих к ним товарищей. Почти везде, куда доставал глаз была холмистая местность в основном свободная от деревьев. Под самой скалой, внизу, от порывов ветра, внезапно появившегося из неоткуда, волнами колыхалась невысокая трава. Чуть дальше от скалы был небольшой обрыв подходящего к ней холма. За ним до самого горизонта развернулась покрытая желтоватой травой равнина. То там, то здесь на ней были легкие неровности, однако заметны они были лишь издалека. Небо на востоке, куда улетел Гольфстрим, было покрыто тучами. Ветер дул именно оттуда не смотря на то, что обычно он дул как раз с запада, откуда прибыл Гавриил. На западе же, наоборот, оно было голубым и приветливым. Однако сильный ветер наверняка скоро принесет и сюда черные восточные тучи.
   Нелевский осмотрел вершину. Она была по большей мере плоской, однако множество выступов, неровностей и трещин выглядели не очень приветливо. Гавриил достал меч и срезал несколько больших вершин, за которые можно было оступиться. Рюкзак он затолкал в щель, чтоб тот не путался под ногами. Настало время битвы. Переживет ли он ее? Гавриил воткнул меч в камень, рядом с собой и встал на колени. Закрыв глаза, он попытался расслабиться и успокоиться, взяв под контроль свои чувства, и таким образом освободив разум. Он смотрел на восток, откуда на него летели черные тучи и толпища врагов. Внезапно далеко на горизонте сверкнуло несколько ярких молний, тонкими нитями они били с неба по земле. Гавриил подумал, что сейчас именно тот момент, когда стоит помолиться. Он не был так уж религиозен, но в Бога верил.
   «Господи, если тебе угодно, чтоб я жил – помоги мне сегодня. Сделай так, как лучше для меня» – Он отчетливо произнес эти слова в своем уме, встал на ноги, проверил костюм, размял плечи и приготовился к битве.
   Внизу, у подножия скалы толпились люди. Вдруг несколько из них запрыгнули в расщелину и начали подъем. Гавриил стал в центре очищенной им площадки и смотрел на край скалы, откуда должны были появиться враги. Он все ждал, а они все не появлялись и не появлялись. Он боялся даже моргнуть. Не слыша никаких звуков, ему приходилось полагаться только на глаза. Он постоянно вертел головой и осматривал край горы, боясь упустить, когда оттуда появится враг. Он нарочно стал так, чтоб тот край, к которому он был спиной, находился немного дальше. Гавриил полагался на разум в ровной степени, как и на силу.
   Вдруг рука коснулась края горы, и за ней в прыжке появился противник. Гавриил уже подбежал к нему, но тот успел подготовить оружие и парировать первый удар Нелевского. Гавриил сделал несколько ложных выпадов и пронзил противника. За ним появился другой, завязался бой. Нелевский победил и его. Внезапно сзади он почувствовал какое-то движение, обернувшись, он увидел троих врагов. Они тут же бросились на него. Одного Гавриил столкнул ногой вниз и тот упал с пятнадцатиметровой высоты прямо на спину. Наверняка это было довольно таки болезненно, несмотря на костюм. Двое остальных пытались оттеснить Гавриила к краю, но получили несколько рассекающих ударов, после чего Нелевский хладнокровно добил их.
   Никто более не появлялся. Гавриил упал на колени, поставил перед собой меч и попытался как можно быстрей восстановить дыхание, ускоренное от волнения и темпа битвы, и набраться сил. Почувствовав от скалы легкую вибрацию, он понял, что скоро появятся новые враги. Он встал на ноги и поднял меч. В следующий миг, вокруг него возникло пять или шесть противников одновременно. Они запрыгнули нарочито вместе, чтоб получить над Нелевским численное превосходство. Времени считать врагов, не было. Гавриил начал вворачиваться и парировать атаки противников. Он вдруг усомнился, что переживет этот бой и его охватила паника, но летящие со всех сторон мечи быстро остановили любые эмоции. Гавриил отбросил страхи и тревоги, они мешали ему. Он все уклонялся и парировал, ускоряясь и ускоряясь. Разум был чист от любых мыслей, он только реагировал и отдавал приказы телу. Он стоял в центре, а его со всех сторон окружали враги, один за другим, а то и по несколько сразу бьющих его мечами. Гавриил все ускорялся и ускорялся, в нем просыпалась сила, в сердце рос гнев и львиная ярость. Внезапно, когда он стал действовать уже быстрее, чем его противники, Нелевский будто взорвался. Он нанес удар одному, затем другому, потом третьему. Отбил легкий неуверенный выпад еще одного соперника и тут же жестко контратаковал его. Поверженные легионовцы упали замертво. Оставшихся Гавриил прикончил тут же, он почувствовал, как в нем растет уверенность и боевой запал, прежде он никогда не был так готов к битве как теперь.
   Стоящие внизу враги, насмотревшись на падающих с вершины трупы товарищей, вдруг одним скопом пошли в атаку. Они все взбирались и взбирались наверх. Одних Гавриил убивал еще до того, как они добирались до него, других сбрасывал вниз, а третьих уничтожал на верхушке.
   Темп был настолько высок, что Нелевский окончательно выдохся. Он убил уже, по меньшей мере, двадцать противников, а они все прибывали и прибывали. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Гавриил дрался из последних сил. Он все еще побеждал соперников, и они один за другим сыпались вниз, но его удары обмякли, увороты стали медленней, а парирования не всегда останавливали удар, а лишь давали ему скользить подальше от тела Нелевского. Если бы костюм не придавал Гавриилу сил, он бы давно уже не мог драться. Руки стали тяжелыми, мышцы горели жаром, пот заливал глаза. Иногда запотевали очки, и тогда было особенно тяжело. Магниты и системы внутренней терморегуляции не справлялись с тем теплом, которое вырабатывало тело Гавриила. Полагаться приходилось на мелькающие вокруг тени.
   Внезапно гроза, сверкающая прежде молниями далеко на востоке, прилетела к скале Гавриила. Нелевский увидел, как совсем близко от его скалы, у другой, такой же высокой, блеснула мощная вспышка. Грома он не слышал, однако понимал, что он есть. Хлынул дождь. В таких случаях говорят, что непогоду привезли с собой. В этом случае можно было сказать то же самое, вот только тучи двигались не с запада, а с востока. Вчера на побережье Америки они полдня провозились с Гольфстримом под таким же проливным дождем. Странно, но сейчас бы падать снегу, ведь по календарю была еще зима, однако у погоды были свои взгляды.
   На скале стало скользко. Небо потемнело, а сил было совсем не много. Гавриил уже перестал считать, как у него открывались вторые третьи и пятые вторые дыхания. Ему, то ставало легче, то снова усталость валила его с ног, а бой все шел. Враги все появлялись и появлялись без остановки. Очередной соперник внезапно, не успел Гавриил отойти от предыдущей схватки, накинулся на него со спины. Чудом краем глаза заметив его тень, Гавриил выставил за спину меч, и противник, опрометчиво занесший над головой оружие, напоролся на него. Резко обернувшись, Гавриил полоснул его вдоль корпуса, прекращая его муки. Враг упал в небольшую щель. Окинув взглядом вершину, Гавриил, наконец, заметил кучи трупов, что успели скопиться на ней. В короткой передышке он пытался привести в порядок дыхание и немного отдохнуть. Он рухнул на колени и потом на руки. Воздуха не хватало, все тело пульсировало от перенапряжения и дикого сердцебиения. Однако Гавриил был рад, что он все еще жив. Вдруг он поймал себя на мысли, что отдыхает уже несколько секунд и ничего не происходит. Никто не нападает на него, и никто не атакует, никто не выпрыгивает и не пытается его убить. Он оглянулся, и действительно, вершина была пуста. Рядом снова сверкнула молния, дальше еще одна. Дождь даже не думал останавливаться. Но больше Гавриила беспокоило то, что остановились атаки. Теперь он не знал уже, что ему ожидать.
   Он приподнялся и тут же несколько сильных ударов свалили его на землю. Он едва не вылетел за приделы вершины своей скалы. Гавриил дополз в центр и поднялся снова. В него опять выстрелили из крупнокалиберной снайперской винтовки, и попали точно в голову. Жесткий нокдаун свалил его с ног и загнал в щель. В голове звенело, все вокруг плыло. Мир раскачивался по сторонам. Гавриил встал на колени и попытался прийти в себя, но ничего не получалось. Все будто происходило где-то далеко, замедленно и он чувствовал себя зрителем, который не способен что-то сделать. Из-за края выскочил противник, его двоящийся силуэт подбегал к Гавриилу, а он тупо смотрел на него, не в силах что-то предпринять. Слева выскочил еще один, справа тоже. Гавриил не владел собой, и он лишь поворачивал голову со стороны в сторону в то время, как первый соперник уже занес над ним меч. Последовал удар. Нелевский машинально поднял тотус, как называли двуручные мечи в Карпатии, но сила удара противника была больше, и Гавриил упал на землю. Враг занес свой меч снова, а его товарищи готовились заколоть Нелевского. Прейдя немного в себя, он с силой ударил по выступу в скале, и костюм отъехал дальше, скользя по мокрой горе. Мечи ударили по голому камню. Это действие причинило Гавриилу сильную боль в голове, но мысли прояснились. Он встал, зажмуривая глаза от, казалось бы, разрывающей голову боли, и приготовился к бою. Тогда ему в плечо врезалась еще одна пуля, но вреда не причинила. Вспомнив о снайпере, Гавриил опустился на колено.
   Соперники атаковали тут же. Гавриил откатился в сторону и пронзил снизу одного из них. Потом он резко встал, и ударил второго сильным пинком в живот, от чего тот улетел вниз. В тот же момент горе снайпер угодил по своему товарищу в голову, спутав его с Гавриилом. Тот был близко к краю и мощная кинетическая энергия двадцатимиллиметровой пули унесла его прочь со скалы. Атаки снова прекратились. У Гавриила звенело в голове. Он припал к земле и попытался справиться с болью. В ушах слышалось его собственное сердцебиение. Все замерло. Он сидел так уже минуту, но Легион не атаковал. Гавриил стал на колени и начал ждать. Он почти не держался на ногах. Сил не было совсем. Тело не слушалось, и Нелевский опасался, что отключится. Сердце все никак не сбрасывало темп, оно стучало и стучало, донося кислород к истощенным внутренним органам. В таком темпе им банально не хватало воздуха на все те граничащие с жизнью нагрузки, что на них обрушились. Мышцы задеревенели от наполнившей их молочной кислоты. Особенно это чувствовалось на пояснице, бедрах и грудных мышцах. Ноги, когда на них встаешь, начинают трястись и трудно даже удерживать равновесие. Гавриил был крайне истощен.
   Прошло около пяти минут, но на скалу никто не лез, Гавриила не атаковали. Нелевский вернул себе трезвость ума, и привык к боли. К нему вновь вернулись силы, хотя было понятно, что надолго их не хватит. В легких сильно болело, забитые мышцы с трудом слушались, а голова продолжала раскалывалась. Гавриил ползком добрался до края скалы и посмотрел вниз. Закрывающие небо черные непроглядные тучи, растянувшиеся на сотни миль вокруг, и плотный дождь заставили напрягать глаза. Внизу было уже очень мало противников. Они стояли группами на приличном расстоянии друг от друга, им уже не хватало людей, чтоб стать в кольцо поплотнее. Гавриил понял, что они ждут подкрепления. Он насчитал не больше десятка человек, стоящих вокруг его убежища. Остальные либо сидели не в силах подняться, либо лежали. Им тоже досталось.
   Внезапно на Севере появились две странные точки, что все увеличивались. Скоро стало понятно, что это вертолеты. Гавриил увеличил изображение и увидел два боевых Черных Ястреба, рассчитанных на ведение боя, а не перевозку пассажиров. Это обрадовало Нелевского. Больше всего он боялся видеть пассажирский транспорт с подкреплением, это означало бы конец для него. Но у Легиона видимо просто не осталось людей в этом регионе и они решили попытаться сбить Нелевского с вершины или хотя бы оглушить его бомбежкой.
   Гавриил начал искать способы пережить надвигающуюся на него опасность. Внезапно для себя он открыл, что его уже более не смущает это, он не чувствует страха или печали, его не смущает ужасный ливень, и сверкающие молнии. Он понял, что его задача проста, и она превыше всего. Нужно просто выжить среди всей той непроглядной тьмы и ужасов, сгущающихся вокруг него. Нелевский просто работал над этим, появлялась проблема – он ее решал. Никаких переживаний, он был чист от злости, ненависти и даже гнева.
   Осмотрев площадку, он обнаружил большую трещину. Выбросив оттуда тело легионовца, застрявшее там, Гавриил прыгнул в щель сам.
   Вертолеты были уже совсем близко. Нелевский выглянул наверх. Из – под крыльев Черных Ястребов заблестели вспышки выстрелов из пулеметов. Пулеметами пилоты только нащупывали цель, позже нужно было ожидать и ракетные удары. Крупнокалиберные пули начали врезаться в камень, от чего тот затрещал и начал рассыпаться. По вершине скалы быстро прошлись четыре пулеметных очереди. Когда они подошли к Гавриилу, тот спрятал голову в ущелье и прикрыл ее рукой. Одна пуля угодила в плечо, не причинив вреда, вторая ударила в запястье. Рука, по которой попала пуля начала гудеть от забоя. Третья пуля пришлась по ноге, и ту забило дальше в щель. Теперь ногу будет сложно вытащить. Щель сужалась к низу, и чем плотнее Гавриил туда садился, тем тяжелей было двигаться. Вертолеты пролетели мимо. Нелевский ждал, ведь это еще не конец. Так и случилось, спустя несколько секунд вертолеты развернулись и пошли на второй заход. Когда от камня полетели осколки, шаркающие по скафандру, Гавриил снова спрятался поглубже. Спустя миг вершину залило огнем. Мощная ударная волна обрушилась и на Нелевского, забивая его все глубже в камень. Сила удара была такой резкой и мощной, что голова, плотно прилегавшая к шлему, все же получила мощный толчок. Гавриил с ужасом представил, что могло бы произойти с ним, если бы он был без сутры. Гавриил не видел, но в него выпустили сразу две ракеты.
   Вертолеты снова отдалились на Север, откуда они и прилетели, а потом развернулись и пошли на новую атаку. Нелевский уже не знал чего и ожидать. Он был удивлен мужеству пилотов, рискнувших лететь в такую непогоду, ведь лило как из ведра, случались порывы ветра и молнии. Вертолеты все приближались. Когда они подлетели ближе, Гавриил снова спрятался. Он попытался передвинуть немного ногу, но она сильно застряла. Он не смотрел, что происходило на верхушке, но когда все вокруг охватило пламя, Гавриил понял, что это напалм. Мысль об этом прогремела у него в голове ужасным воплем. Напалм создавал огромные изменения температуры вокруг, вплоть до тысячи градусов. Пылало все, даже камень превращался в стекло. Гавриил начал ощущать, как повышается температура внутри скафандра. Датчики начали безумно мигать, весь экран его интерактивного шлема буквально полыхал. Все электронные системы начали сходить с ума. Видимо температура сказалась на батареях или проводке и те начали коротить. Гавриилу стало в один момент очень жарко. Он попытался быстро выбраться из полыхающей расщелины. Нога застряла, он скрипя зубами от боли,  начал с силой вырывать ее оттуда. Наконец она поддалась. Все вокруг полыхало огнем, и даже шлем, из-за чего не было видно буквально ничего. Система охлаждения еще, наверное, работала, потому, что Гавриил был жив. Он выбрался из щели, так хорошо послужившей ему и так сильно подставившей в конце. Верхушка уже начинала гаснуть из-за сильного дождя, тогда как именно из его щели столбом валил огонь. Гавриилу стало прохладней, однако к этому моменту уже полностью отключились все электронные системы. Об этом свидетельствовал погасший экран.
   Дождь полевал Гавриила беспрестанным ливнем, и парень был ему невероятно благодарен. Кто знает смог бы он выдержать ту огромную температуру, если бы не дождь. Внезапно Нелевский вспомнил о вертолетах, но несколько пуль уже успели полоснуть ему спину, хотя это не причинило вреда. Нелевский отскочил в сторону, поскользнулся и почти сорвался вниз, едва ухватившись за выступ. В этот же миг взрыв от очередной ракетной атаки накрыл верхушку. Осколки горы разлетелись во все стороны. Один из пилотов, заметив Гавриила, пошел на маневр. Его вертолет заливало дождем, а он сбросил скорость, развернулся и пошел за спину Гавриила, пытаясь ударить его пока тот висит на краю. Гавриил попытался поскорее забраться наверх, но рука скользнула по мокрому камню. Он попробовал еще раз и, наконец, взобрался. В спешке Нелевский отполз подальше от края и оглянулся в ту сторону, где был вертолет. Ничего не происходило, лишь дым поднимался к небу. Он подполз осторожно к краю, выглянул и заметил в нескольких сотнях метрах на земле разбитый Черный Ястреб. Пилот, наверное, не рассчитал своего маневра или сыграла роль нелетная погода, но он был на земле. Второй вертолет медленно отдалялся.
   Нелевский уже думал, что все закончилось, и только он подумал, как рядом с ним начали появляться один за другим легионовцы. Гавриил отпрянул от края и вернулся в центр площадки. Скоро на ней появились враги. Они не спешили нападать. Их было шесть человек. Гавриил приготовился к последнему бою. Вдруг ему пришло в голову, что они попытаются напасть одновременно. Тогда он резко двинулся на стоящего перед ним соперника. Когда тот уже приготовился парировать удар, Нелевский сразу переметнулся к другому, совершенно не готовому к бою. Он махнул мечом прямо перед его носом, а потом ударил ногой и тот полетел вниз. Осталось пятеро. Уставшие ждать, они хотели скорее покончить с упрямым непобедимым воином, которого ну никак не удавалось сбросить с его неожиданной цитадели найденной и использованной им посреди пустого поля. Они напали одновременно. Нелевский ушел с того места, где стоял прежде, в сторону одного из противников. Он отбил его удар, выхватил кинжал и пронзил его со спины. Тот бессильно упал на камень. Четверо оставшихся разошлись на равные расстояния между собой. Они стояли и ждали потому, что боялись Гавриила. Легионовцы уже не верили, что могут победить Нелевского. И Гавриил понимал это. Он не гордился, но просто был рад, что все обернулось именно так для него. Нет, он не злорадствовал, он лишь был счастлив, что еще может стоять на ногах и дышать.
   Один из легионовцев атаковал. Гавриил отпарировал его первую атаку, затем вторую и третью. Соперник бился отчаянно. Нелевский признал, что он смельчак и неплохой воин. Гавриил был бы рад сейчас просто уйти, все было всем доказано многократно, но война не любит красивых поступков. Смельчак все атаковал и атаковал, а Гавриил боролся не столько с ним, сколько с жалостью к нему. В конце концов, ему представился момент и он сильным ударом полоснул противника по животу, а потом пронзил ему сердце. Тот еще попытался устоять на ногах, но в конце сполз на землю. Гавриил ждал. Он не атаковал сегодня, он лишь защищался. И сейчас он вполне готов был дать уйти и этим оставшимся воинам, но они не хотели просто жить и просто радоваться, как этого хотел он. Нелевский не мог понять, что движет ими. Тогда как он боролся за свою жизнь, отбирать которую не имел права никто, они боролись за какие-то безликие и иллюзорные идеалы, иначе нельзя было сказать.
   Один из оставшихся пошел в атаку. Он был крайне неумел, и Нелевский, просто пропустив его мимо себя, подтолкнув немного, как учил его Гайда, и тот полетел прочь со скалы, беспорядочно маша руками и выпуская меч. Последний начал нервничать. Он мотал головой, весь трясся от страха и неуклюже помахивал мечом. Гавриил сделал к нему шаг, и тот упал на землю, выбрасывая из руки меч, и обхватывая голову руками. Он плакал. Гавриил подошел к нему, поднял меч и прошел мимо. Взглянув на щель, где был его брезентовый рюкзак, он нашел только кучу обгоревшего хлама. Пошарив так руками, он обнаружил, что кое-что еще может пригодиться. Прихватив с собой железную двухлитровую флягу, он пошел прочь со своей скалы, так и непобежденный.
   Спускаться вниз было тяжело. Гавриил видел, что там еще стоят несколько бойцов, зачем-то обнявшихся друг с другом, но они его больше не беспокоили. Никто не отберет у него жизнь, это превыше всего. Он спускался по узкой расщелине в скале. Среди скалолазов расщелины – самый излюбленный способ подъема или спуска. По них подниматься очень легко. Нужно просто упираться в обе стороны, в одну спиной и согнутой в колене ногой, а вторую руками и второй ногой. Таким образом, руки не сильно уставали, из-за того, что большинство веса приходилось на ноги. Пускай сейчас вес его не тревожил, благодаря усилиям скафандра, но технику он все-таки использовал. Первое время все удавалось, но под конец руки соскользнули и он, ударяясь то об один бок то о второй, рухнул на землю. Такая неудача его только рассмешила. Сколько неприятностей он уже сегодня пережил? Эта – было просто падением с велосипеда. Он был даже рад этому, «зато гордости нет места» промчалась мысль. Гавриил не был подвержен ни гордости, ни тщеславию, ни самоуверенности. Он избавлялся от этих чувств сразу же, как только они приходили к нему. Это было не каким-то фанатичным и слепым страхом кем-то определенных как грех ощущений, просто если бы он признал, что он могущественный боец, то его рост бы прекратился. А ради чего еще жить, если не ради процветания и усовершенствования? Ради вещей?
   Неуклюже свалившись вниз, недавно непобедимый и несокрушимый воин с трудом поднялся на ноги. Он шатался как пьяный. Сердцебиение снова усилилось, и нужно сказать это его немного беспокоило. Появилась отдышка, но это были мелочи. Гавриил был сильно истощен и вымучен, но счастлив. Он не мог даже ровно стоять на ногах, его шатало из стороны в сторону. Дождь продолжал лить, но с ним Гавриил уже крепко подружился. Подняв голову, он заметил трех воинов Легиона, стоявших совсем рядом возле него.
   «Неужели опять» – от мысли об еще одной битве уже стало больно.
   Гавриил потянулся к рукояти меча, но бойцы тут же отпрянули от него. Они подняли руки перед собой и зашатали головами. Только один из них не поднимал руки, он был ранен и весел у них на шее.
   Нелевский забрал руку от рукояти и те успокоились. Ему было смешно. «Неужели оно того стоило?» – хотел спросить он. Если их действия оправданы только в случае победы, то они просто глупцы и заигравшиеся дети.
   Сделав над собой последнее усилие, Гавриил побежал прочь. Он с трудом передвигал ноги, но нужно было убираться от этой скалы подальше. Первым делом он решил уходить к побережью.


   II

   В это время, в нескольких тысячах километров на северо-востоке, в покрытой снегами Норвегии, оторванный ото всех своих друзей и семьи ждал поворотов своей судьбы Михаил Соборов. Он уже, который день сидел в грязных и затхлых казармах бункера Валькирия, находившегося в Норвегии, под наибольшей в этой стране горой – Галлхёпигген. Это был один из самых больших бункеров Второго Легиона. Тут служили тысячи солдат, отбывающих на задания по всей Европе. Это был стратегический бункер. Он был трудно доступен, построен по последнему слову техники и очень вместителен. По своей масштабности он был на втором месте после Фригидмура, носившего звание подземного города. Бункер Валькирия был построен хитростью. Норвежские власти думали, что строят его на деньги меценатов и миллиардеров, желавших обеспечить себе надежное укрытие в случае катаклизмов или войн. На самом же деле все миллиардеры были лишь агентами Второго Легиона и, как только началась война, построенный руками Норвежцев за деньги Легиона, бункер без боя перешел во владения Фригидмурдских стратегов.
   Казармы, в которых поселили Соборова, были ужасны. Трехэтажные, пошатывающиеся кровати, сырые бетонные полы и стены, общий туалет, куда всегда была очередь, и где всегда было столпотворение самого разного народа и вечно затхлый тяжелый воздух. В этой многотысячной казарме светил тусклый и слабый свет, на подобии того, какой ночами включали в плацкартных вагонах старых советских поездов. Некоторое время Михаил наблюдал за теми людьми, что были вокруг. Это были дикие, агрессивные и опасные отбросы общества. Фанатики, психопаты, зеки, убийцы, маньяки, все они были именно здесь. На многих были наколки, свидетельствовавшие о преступном прошлом, кто-то был расистом или религиозным фанатиком. Тут были и черные, и латиноамериканцы, и арабы. Все это разнообразие рас и мировоззрений, объединяемых только одним – тем, что этим людям нечего было терять, постоянно приводило к спорам и дракам. Драки были делом только жителей этой казармы, никто извне не встревал и не пытался их остановить, поэтому часто участников уносили отсюда на носилках. Единственное, что отличало это место от тюремного блока – это отсутствие охраны.
   В основном Соборов проводил время на своей кровати. Вставал поздно, чтоб не толпиться в ванной с сотнями наемников и перебежчиков. Однажды Михаил видел на свои глаза, как один из жителей этого мрачного места зарезал в очереди другого просто за то, что тот был евреем. Ближе к двенадцати дня очередь рассеивалась, и попасть в ванные комнаты было проще. В это время Михаил встретил группу бравых испанских парней. Они были наемниками еще до войны и теперь для них ничего не изменилось. Оказалось, что они служат на стороне Легиона уже давно. Испанцы рассказали Соборову, что в таком количестве наемников собирают ненадолго, вскоре их бросают в самые сложные участки земного шара на охранные миссии или зачистку территории. Из таких миссий возвращается примерно тридцать процентов состава, поэтому сейчас никто особо не беспокоился о том какие здесь условия жизни. Испанцы также поведали Соборову несколько секретов выживания в лагере наемников, среди них первым правилом было – избегание толпы. Если ты не в бою, и кто-то стоит позади тебя – будь готов схлопотать нож в почки, смеясь, рассказывали они. Это были бывалые солдаты, повидавшие много битв, обретшие в них шрамы на теле и несгибаемый дух. Они все переводили в шутку, вечно с чего-то смеялись и держались друг за дружку. Ничто не смущало их. Соборову нравились эти парни, и он держался поближе к ним, учась выживанию в этом мрачном месте. Попутно ему было любопытно то, что в этом темном и забытом Богом месте оказались эти, казалось бы, неплохие люди. Но он знал, что всегда что-то есть. Причина всегда где-то есть.
   Этот день прошел точно также как и все остальные. Михаил отправился в столовую без визита в ванную. Это было не совсем приятно, но любой спецназовец знает, что думать о комфорте можно только в последнюю очередь. Поэтому Михаил смирился и переживал это неудобство довольно таки легко. После завтрака он отправился на свою койку, прогнал картежников, занявших ее, и часик подремал. За последний переход из Днепропетровска в Норвегию он потерял около шести килограмм в весе, и теперь набирал утраченное. Около полудня он, наконец, добрался до грязной ванной комнаты, принял душ, и возвращался к себе. Еще издалека он заметил сержанта, расхаживавшего туда-сюда по узкому проходу между рядами коек. Подойдя поближе, по безразличному взгляду военного, который уверенно повис на его лице, Соборов догадался, что сержант ожидает именно его.
   – Михаил Соборов? – обратился к нему солдат, у него в руках была желтая папка.
   – Да, это я.
   – Мне приказано сопроводить вас в Фригидмур. Собирайте вещи.
   – Можно узнать в связи с чем?
   – Я не знаю деталей, но я должен доставить вас немедленно реактивным самолетом. Этот приказ не обсуждается, сержант.
   – Сержант? Когда это я получил звание?
   – Звание присвоено вам вчера. Разве вам не сообщили?
   – Нет.
   – Ну что ж, теперь вы это знаете. Прошу поторопитесь, мы отправляемся во Фригидмур через десять минут. Самолет уже готов.
   – Хорошо. – Ответил Михаил.
   Он быстро собрал свой рюкзак, попутно ломая мозг мыслями о причине этого полета. Зачем он им нужен? Неужели допрос? Нет, тогда бы прилетели сюда, ведь смысла перевозить его через целый земной шар, ради допроса, нет. Местные комнаты ничем не хуже Фригидмурских, и их стены не тоньше, а местные офицеры охотно и с вдохновением вытаскивают данные из кого угодно не хуже других. Тогда зачем? Ответов у Михаила не было. Можно было только гадать, а это дело не благодарное. Соборов собрал маленькую походную сумку и быстрым шагом последовал за торопливым сержантом. Плюсом всего этого было то, что он покидал тусклый свет, вонь и хаос этого зверинца. Такая мысль была самая приятная, и Соборов наслаждался ею. Пускай, что будет потом, сейчас он мог еще жить и радоваться жизни, если ты этого не умеешь – ты не сможешь справиться с неприятностями.


   III

   В это же время, пока Михаил Соборов смело шел на встречу неизвестности, а Гавриил Нелевский, запутывая свои следы, уходил подальше от скал Дортмура, остатки отряда «Молот» высаживались в гористой местности центральной Англии. Самолет улетел дальше. Взрыва не было потому, что пилот предусмотрительно израсходовал все топливо из баков, сделав парочку лишних кругов. Надвигалась ночь. Парни высадились на фермерские угодья. Еще с высоты было заметно, как аккуратно и красиво они были разделены между собой кустами и деревьями на прямоугольники и квадраты. С земли все выглядело иначе, и оценить мастерство местных фермеров было не возможно. Урожай был не собран. Под ногами хрустели остатки стеблей картошки, высушенные на ветрах, на палицах весела почерневшая на морозе фасоль или бобы, лежала на земле кукуруза. Дальше на севере была видна высокая гора по плавному подъему больше напоминавшая огромный холм. По словам Тайгера Фрика именно под ней должен был находиться бункер, но пока что заметно было только маленькие домики местного населения. Вокруг все погружалось в сумерки.
   – Стоп. – Нечасов приподнял руку и присел на одно колено. Отряд последовал его примеру и принялся прочесывать взглядом окружающую их местность.
   – В чем дело? – Спросил Тайгер Фрик.
   – На горе и вот там слева я видел движение. Скорее всего, за нами присматривают. Будьте готовы. Неизвестно, что нас ждет.
   – Что будем делать? – спросил Иван Червоный. Он суетливо осматривал в прицел своей винтовки ближайшие холмы.
   Нечасов молчал и ждал. Он не знал что ответить. В душе он корил себя за то, что доверился Тайгеру Фрику хотя и выбора у него не было. Все равно нужно было садиться потому, как в самолете топлива не было. Ввиду недавней потери в лице Гавриила Нелевского Нечасов потерял львиную долю своей уверенности и теперь боялся любой ошибки. Ему казалось, что он все делает неправильно, хотя здравый смысл давал понять, что предвидеть будущее было никак нельзя. Он до сих пор винил себя за то, что искусился на высадку среди поля, тогда как высадка в море, далеко от берега, как это было проделано в США, было куда более безопасной альтернативой. Но на тот момент это казалось хорошей идеей, и он делал то, что казалось ему правильным. Делать то, что ты не считаешь правильным – это безумие, поэтому ничего другого произойти не могло.
   – Бегом.
   Нечасов повел ребят дальше к горе. Он хотел быстрее добраться туда, в укрытие редких деревьев и нескольких домов. Вступать в бой посреди поля было худшей альтернативой, и он строил свою стратегию на основе исключения слабостей и уязвимостей одной за другой. «Если не знаешь, как тебе быть – избавься от того, что тебе мешает» – одно из правил усвоенное им еще во время службы в государственном спецназе.
   Спустя пять минут совсем стемнело, быстрой перебежкой отряд добрался до подножия горы. Слева и справа от них было несколько домиков, расположенных друг от друга на приличном расстоянии. Издалека казалось, что они совсем рядом между собой, но на самом деле все было иначе.
   – Отдышались? Идем вверх – Нечасов осматривал подножие горы. Ему хотелось подняться повыше, чтоб осмотреться и быть в сравнительной безопасности, ведь добраться туда до них незамеченным было бы сложно.
   – Внимание, вижу движение – это был Годэ.
   – С моей стороны тоже – слышался волнительный голос Гайды.
   – У меня тоже. Человек пять – доложился Сабом.
   – Принимаем бой. – Нечасов снял свой щит и приготовился. Отряд последовал его примеру. Даже Тайгер Фрик, ничего не смыслящий в украинском, понял к чему идет дело.
   Противники вырастали из тьмы. На них были камуфляжные костюмы, а скафандры были в грязи, что говорило о том, что они лежали тут в засаде довольно таки давно. Они двигались не спеша и осторожно, медленно и уверенно замыкая вокруг «Молота» круг.
   – Может, ударим по одному направлению? – предложил Гайда.
   – Нет.
   – Почему?
   – Будем просто дожидаться, пока они нас окружат? – в недоумении спросил Годэ.
   – Они не похожи на Легион. Слишком осторожно и уверенно играют. Дали нам спокойно дойти сюда и теперь окружают.
   – Думаете это местные?
   – Посмотрим.
   Круг смыкался. И скоро вокруг отряда «Молот» было более двух десятков полностью экипированных и готовых к бою противников. Еще издалека стало заметно, что их костюмы не похожи на костюмы Легиона Второго Дыхания. На них было множество изгибов и ребер, расходящихся в стороны от центра. Наверняка они предназначались как направляющие для крупнокалиберных пуль, которые рикошетили от них по сторонам. Это отличие было уникальным, ведь таких костюмов ни Нечасов, ни кто-то другой, еще не встречали.
   – Бросайте ваше оружие, вы окружены. – Из леса вышел один из незнакомцев, и обратился к отряду на чистом английской языке.
   – Сначала назовитесь – Не опуская щита, и готового к бою молота, ответил Нечасов.
   – Мы не намерены делать этого. Вы в меньшинстве, и окружены. Вам стоит подчиниться – не отступал незнакомец.
   – У нас также нет желания сдаваться на милость незнакомцам. Для нас вполне более приемлемой альтернативой будет перебить половину из вас, а если понадобится и погибнуть самим в бою. Я прав, ребята?
   – У-ра – ответили в одни голос парни.
   В их оглушительном боевом крике была ярость и сила, и это не смотря на то, что их было почти втрое меньше. На их готовность к бою и веру не влияло ничто. Незнакомец, при виде такого боевого духа замялся. Он считал, что загнал мышь в ловушку и уже взял ее, но мышь оказалась львом.
   – Мы являемся британским сопротивлением, вы находитесь на нашей земле, которую мы будем защищать до последней капли крови, можете это не проверять. Кто бы вы ни были, в ваших интересах сдаться и мы обязательно разберемся, кто есть кто.
   – Я Тайгер Фрик, я привел этих людей сюда. В прошлом я служил в британских спецвойсках, и от ассоциации ветеранов узнал о местонахождении бункера. Эти люди – украинские военнослужащие, отправленные на разведывательную миссию по поиску союзников. Мы встретились с ними на западе США и только что приехали сюда.
   – Знакомое имя. Можете снять шлем? Может быть, я вас узнаю.
   – Хорошо – Тайгер начал было снимать шлем, но делать этого не умел. Стоящий рядом Годэ, следивший за разговором, принялся ему помогать.
   – Действительно знакомое лицо – заметил командир, но узнать Фрика он не мог.
   – Это ведущий телепрограммы о выживании, сомнений быть не может. – Вдруг заговорил один из рядовых солдат.
   – Да, кажется, я тоже узнал – сказал командир.
   – Никогда не думал, что мое лицо способно так сильно облегчить мне жизнь – расхохотался Тайгер Фрик. Странным велением судьбы он оказался связным звеном между людьми, которые без его участия могли бы перебить друг друга.
   – Хорошо, мы отведем вас в бункер, но для начала, вы должны снять скафандры и оружие. Не беспокойтесь, вы в безопасности.
   – Может достаточно оружия? – торговался Нечасов.
   – Будь по вашему. Браян, Джонс, Картер, соберите оружие. Форгер, осмотри рюкзаки – быстро командовал британский командир.
   Спустя полчаса отряд «Молот», окруженный британскими бойцами, уже спускался по широкому серпантинному спуску, на подобии тех, что были на многоэтажных автостоянках, в бункер. По всему пути ярким светом горели лампы дневного свечения, на широкой дороге, расположенной под приятным для ног углом, была даже желтая разметка. Шли уже минут десять.
   – Может нам стоит идти по левой стороне? – прошептал в рации Годэ, вечно находивший возможность для шуток.
   – Да уж, что-то действительно долго идем. Им стоило сделать угол поострей, а то у меня уже голова кружится.
   – Молчите и смотрите в оба – перебил их Нечасов. – Гайда и Сабом, держитесь поближе к тем, что несут наше оружие, добавил он почти шепотом.
   Скоро наконец-то путь был закончен. Внезапно, один из солдат достал меч и Нечасов, настороженно следящий за подобными вещами не выдержал.
   – Атакуем, отобрать наше оружие.
   Простая ошибка британского солдата спровоцировала непредвиденные события. Гайда и Сабом, последние пять минут планировавшие свою возможную атаку, быстро и стремительно врезались в толпу, разбрасывая британцев в стороны. Гайда сбил с ног одного бойца, а Сабом выхватил несколько мечей и бросил их в сторону Нечасова. Тем временем Гайда, выхватив кинжал из ножен британца, приставил его к шее бойца. Нечасов, Годэ и Червоный подняли мечи и приготовились вступить в бой. Один из британцев успел схватить Сабома за шею и угрожающе поднес к его глазам острие большого меча.
   – Стоп! Перестаньте! – закричал командир англичан – остановитесь!
   – Не разыгрывайте комедий, если хотите нас перебить, то не на тех попали, вы заплатите за каждого вдвое, я вам гарантирую – Нечасов был в ярости.
   – Прошу вас, сложите оружие, мы не хотим с вами сражаться – продолжал успокаивать всех британский командир. – Браян, Дикет, Воленс – разойдитесь и уберите оружие.
   – Хотите нас перебить тут? – продолжал Нечасов, он терял самообладание.
   – Никто не хочет вас атаковать, перестаньте. С чего вы это взяли?
   – Я видел, как один из вас выхватывает меч. Если хотите боя – деритесь лицом к лицу, трусы.
   – Кто это сделал? Кто выхватил меч? – английский командир, тоже теряющий самообладание, начал кричать на своих бойцов.
   – Наверное, он имел в виду меня, командир, но я просто снял меч с креплений. Вчера я случайно срезал одно из них, и меч мог вывалиться на ходу, я лишь хотел его нести в руке – виноватым голосом начал оправдываться один из солдат.
   – Вот видите? Он не намеревался предпринимать что-то против вас, нас всем стоит успокоиться. Прошу, сложите свое оружие – настаивал британец, но его слова ни к чему не приводили. Все оставались на своих местах. – Хорошо, мы сделаем первый шаг. Вальком, отпусти его. – командир обращался к удерживающему Сабома бойцу и тот повиновался.
   – Что будем делать? – едва слышно спросил Годэ. Сабо к этому времени вернулся к Нечасову и приготовился к бою.
   – Гайда, отпусти его – Нечасов тоже не хотел, чтоб дело доходило до боя, но все еще присматривался и не сдавался.
   – Парни уберите мечи – приказал британский командир, после чего англичане сложили свое оружие обратно в ножны и стояли перед «Молотом» уже безоружные.
   – Ладно. Будем считать это недоразумением – сдался Нечасов – всем бросить мечи.
   Парни повиновались и бросили оружие на пол. Англичане подобрали их и тут же отпрянули в сторону. Английский командир, потерявший за это время в весе, с облегчением вздохнул. К этому моменту вокруг собралось множество народу. Все проходило в большом помещении, где был размещен различный транспорт. Кто-то зажег дополнительный свет, и былая темнота огромного подземного ангара растаяла. Британец снял шлем и принялся смахивать пот со лба. Это был светловолосый, полный мужчина лет пятидесяти. Его возраст сразу бросился в глаза, было довольно странно видеть человека стольких лет в боевом скафандре, но в данной ситуации именно его опыт рассудительность сыграли всех хорошую службу.
   – Ну и потрепали вы нам нервы. – Вздыхая, выдавил он. – Прошу вас, снимите скафандры, чтоб нам всем было проще. Вы все равно в потовой ситуации. Никому из нас не нужны глупые жертвы.
   – Снимаем. Думая в силе больше нет смысла – согласился Нечасов.




   Часть 3


   Глава 1. Во тьме

   Иллюзии OFF.


   I

   8 февраля
   Где – то на берегу Южного побережья Великобритании

   Экран мигнул и снова погас. Гавриил пытался запустить компьютер, чтоб тот смог сделать инъекцию анальгина и аскорбиновой кислоты. Уже третий день он лежал практически без сил в небольшой пещере на побережье. Пещерой это укрытие было сложно назвать. Она состояло только из нависающей над Гавриилом скалы и стены, от которой этот нависающий булыжник и отходил. После боя в Дортмуре Гавриил сильно заболел. Его бросало в жар, он почти не чувствовал в себе сил. После того боя, страшно истощенный, он брел по побережью. Когда наступила ночь, Гавриил не помнил. Но скорее всего именно ночью он уснул на берегу и сильно промерз. Скафандр не включил обогрев из-за термического повреждения, спровоцированного атакой вертолетов на той роковой скале. Именно тогда, в расщелине, Гавриил потерял свой компьютер, однако также благодаря своей внезапно подхваченной простуде, он узнал, что не все потерянно. Из-за заморозка, который привел в конечном итоге к конденсации влаги внутри скафандра, компьютер мигнул и даже включился на какое-то время. Благодаря этому сигналу Нелевский и проснулся тогда, чудом избежав смерти от переохлаждения. Следующие несколько дней Гавриил боролся с болезнью.
   Основную часть всего времени он спал у костра. У него заканчивалась вода, и заниматься конденсацией морской было единственным делом, на которое он тратил свои тающие силы. Он набирал в море воду, разжигал костер, на который шло все, что он находил на берегу, потом посудина с водой накрывалась найденным куском полиэтилена. В итоге вода, конденсируясь на поверхности пленки, каплями по уклону скатывалась в другую маленькую посудину. По пути к морю за новой порцией соленой воды, передвигаясь иногда на четвереньках по каменистому пляжу, он собирал мидии, варил их в соленой воде, пока та испарялась и ел. На момент, когда Нелевский только пришел сюда, у него было еще два энергетических батончика, но их было явно не достаточно, и поэтому он пытался кушать все, что находил. Однажды он поймал несколько муравьев и съел даже их. Может и мизер, но они могли дать ему несколько минут жизни, которые можно было потратить на поиск другой еды. Иногда, под камнями, ему попадались даже дождевые черви, после них некоторое время Гавриил чувствовал прилив энергии. Именно в таких случаях вспоминаешь об истинном предназначении еды, восстанавливающей наши силы, а не приносящей удовольствие. Кроме того после приема пищи тело вырабатывает эндорфины – гормоны счастья. Многие любители покушать не подозревают, что не еда помогает им бороться с депрессией или провоцирует их хорошее самочувствие, а именно эндорфины.
   Прошло уже два дня. Проснувшись в первый из них, Гавриил понял, что переохладился. Его клонило ко сну, тело трясло. Во время переохлаждения мышцы пытаются выработать больше тепла и потому постоянно сокращаются, однако это не особо помогало. Телу не хватало энергии, чтоб создавать тепло. Кушать организму нужно не только для того, чтоб двигаться, но и для того, чтоб следить за температурой. К слову сказать, при переохлаждении уходит не на много больше энергии на терморегуляцию, чем при перегреве. Организм человека состоит из примерно ста триллионов клеток и каждую из них нужно накормить. Таким образом, получается, что принимая пищу, мы кормим многотриллионную семью из простейших организмов, отвечающих нам благодарностью в виде порции эндорфинов. Очень мило с их стороны. В случае же Гавриила, ни о какой благодарности речи не шло. Парочка муравьев, пять или шесть мидий и три дождевых червя – вот рациона истощенного человека за два дня. Вчера Нелевский весь день пролежал возле костра пытаясь согреться, а сегодня у него начался жар. Температура была не особо высокой, насколько он мог судить. Болело в глазах, ныла голова, и немного подташнивало, и, если забыть о слабости, это были все симптомы. Зато, наконец, перестало морозить, и Нелевскому показалось, что он взял себя под контроль. Ему нужно было выжить, это было его главной задачей, и ни какая другая альтернатива его не устраивала.
   Как только начался жар, стало понятно, что нужно каким-то образом снизить температуру. Надо либо добыть из скафандра ампулы с инъекцией анальгина и аскорбиновой кислоты, или запустить компьютер скафандра, что было самой желаемой развязкой. Гавриил снял скафандр у костра, и расположился в своем новом убежище. Снаружи, если так можно было сказать, ведь убежище не давало почти никакого крова, лил легкий дождь. В Англии погода однозначно только в случае дождя. Он льет всегда, даже зимой. Гавриил сидел у самой скалы, перед ним был костер, который иногда заливал дождь из-за того, что навес был слишком мал, но пламя было большим, и потому не гасло. Кроме того, тепло отбивалось от скалы и таким образом, попадая на Гавриила с еще одного направления, огонь был вдвое эффективнее, чем, если бы он был поставлен сразу у скалы.
   Вооружившись небольшой отверточкой и ключом, предназначенным для полевого исправления самой слабой части скафандра – суставных стопперов, Гавриил пытался пробраться сквозь внутреннюю отделку скафандра. Он мог бы взять кинжал и раскроить его на маленькие части, но без сутры он стал бы беззащитен, поэтому нужно было действовать с осторожностью хирурга. Нелевскому даже казалось, что он оперирует товарища, с трепетом в пальцах нажимая на мягкие внутренние материи, и пытаясь не задевать его систем.
   Скоро стало понятно, что добраться до аптечки не возможно. Первым шаром скафандра был специальный пористый материал, который почти не скользил. За ним шел более грубый – сетчатый, предназначенный для поддержания формы, а потом система трубок терморегуляции и медицинской пены под давлением расположенной в системе эластичных и очень прочных трубок. Эти трубки имели двойное свойство не поддаваться разрыву, но легко трескались от одного прикосновения ножом. При этом они также не растягивались, и поэтому пена могла находиться в них под постоянным давлением. Когда случалось ранение, эта медицинская пена, обладающая антисептическими свойствами, заливала место разрыва, прижимая рану и мгновенно закрывая отверстие в скафандре. Было крайне не желательно повредить ее. Именно это и остановило Гавриила. Он вовремя понял, что не может добраться до встроенной аптечки без повреждений этой системы. Кроме всего прочего медицинская пена имела сильное прилипающее свойство и мгновенно затвердевала на воздухе, что сильно затруднило бы использование костюма в дальнейшем, а обходиться без него не представлялось возможным. Костюм обладал еще специальной термической защитой, обеспечивающей очень медленный обмен температуры с окружающей средой, поэтому в сутре можно было согреться.
   Забросив попытку добраться до медикаментов, Нелевский, вспотевший, и получивший легкую отдышку от банальных манипуляций руками, отпрянул к скале и погрузился в легкий полудрем. Он сильно хотел уснуть, но заставил себя поработать еще. Тем более, что костер догорал и скоро нужно было одевать сутру. Подумав немного о возможных самых уязвимых местах костюма, Гавриил вспомнил о шлеме. Он соединялся с туловищем сложной, ребристой и многошаговой системой с множеством переплетов самых разных материалов, однако это все равно было самое уязвимое место для огня, который мог проникнуть между слоями терморегулирующих пленок и металлических уплотнителей. Взглянув туда, Гавриил действительно увидел сильно обгоревшую внешнюю часть слегка выглядывающего из-за металлических листов резинового уплотнителя, предназначенного для защиты от химической атаки. Осмотрев внутренние розетки и соединения, в огромном количестве находящиеся на месте стыковки, Нелевский с удовольствием обнаружил обуглившиеся миниатюрные контакты. Остальные, находящиеся рядом с ними, блестели в свете огня, а эти были черные. Скорее всего, это была розетка для соединения с элементами питания. Об этом ярко свидетельствовал их размер, по сравнению с другими более нежными. Просто прочистив эти элементы, Гавриил добился и от них блеска. Его некоторое время беспокоило то, что могла оплавиться проводка или пластмассовый каркас подобных соединений, однако с удовольствием для себя обнаружил, что места соединений состояли из огнеупорного материала, а не пластмассы.
   Окрыленный надеждой, с учащенным стуком сердца, Гавриил нырнул в лежащий на каменном полу скафандр, быстро сомкнул все соединения, и с трясущимися руками одел шлем. Не то, чтобы он не мог жить без своего костюма или любил его больше всего на свете, но это чудо техники в данной ситуации могло убрать львиную долю его неприятностей. Оно бы обогрело его, вкололо инъекцию жаропонижающих и даже витаминов, давая ему возможность идти дальше.
   Как только шлем плотно сел на плечах, минидисплей мигнул, и перед глазами быстро помчалась полоса загрузки. Потом начался сбор данных и, наконец, появились старые добрые отчеты о заряде батарей, сохранявших на данный момент около тридцати процентов запаса энергии, а также вывелся отчет температуры и общем состоянии скафандра. Прежде Гавриил мог пользоваться сутрой даже без компьютера, из-за крайне простой системы электронных мышц, сокращающихся от отдельных маленьких батарей, заряжаемых во время движения, и обеспечивающих самих себя энергией с помощью миниатюрных динамо-машин. Но тогда пришлось бы обходиться без медицинской помощи, визуальных фильтров и множества других очень полезных систем.
   После сбора данных на экране замигало сообщение о выходе за рамки нормы температуры тела, и следом за ним произошел укол в ягодичную мышцу. Через минут тридцать температура должна была упасть. В химический состав этой инъекции входил обыкновенный анальгин и аскорбиновая кислота. Если бы у Гавриила был разрыв целостности скафандра, то сутра сделала бы еще и инъекцию антибиотиков, пытаясь предотвратить распространение инфекции. Кроме этого действовал таймер, отслеживающий изменения температуры тела. Специальная компьютерная программа, созданная при участии опытных врачей, создавала график динамики этих изменений. Также она сопоставляла многие другие получаемые данные и делала простейшие выводы, пытаясь помочь своему владельцу выжить. Поэтому, если жар не спадет или динамика его появления совпадет с рамками, заложенными в программу, последует и инъекция антибиотиков.
   Теперь, когда шансы выжить у Гавриила сильно возросли, нужно было двигаться дальше, однако сегодня он не чувствовал в себе сил. Нужно было найти немного еды, хорошенько покушать и отдохнуть. Вспоминая навыки выживания среди дикой природы, Гавриил побрел под дождем в поисках чего-нибудь съедобного.


   II

   «Карпатия»
   Складские помещения
   Тот же день

   В этот день Павел Свеча, как и весь последний месяц, пришел на свое рабочее место. Тьма склада больше не пугала его, и не казалась такой уж унылой, здесь он чувствовал себя достаточно комфортно. Дружба с примером жизнелюбия и позитива, стариком Августом, меняла и самого Свечу. Две недели назад боль в боку практически ушла, приглушившись на столько, что Павел мог двигаться, не обращая на нее внимания. Трость тоже более не надобилась, и Свеча с гордо поднятой головой и улыбкой с удовольствием демонстрировал мощь своей почти двухметровой мускулистой фигуры перед симпатичными девчонками, не оставлявших его без внимания. Как только боль исчезла, Свеча попросил Августа научить его тому искусству, каким он владел и старик согласился. Они много тренировались, в основном бою на мечах, а также восточному единоборство Айкидо. Однако сегодня что-то было не так. Свеча шел без энтузиазма, его, как и прежде, ждала тренировка, которую раньше он ждал с нетерпением, но сегодня эта перспектива не радовала его. Когда впереди во тьме появился свет из окошка коморки Августа, Свеча вдруг осознал, что не хочет более туда идти. Он не мог разобраться в своих чувствах, и это злило его. С одной стороны старик мог еще многому научить Павла, а с другой он чувствовал, что его место не здесь. Он думал об этом и боялся признать, что хочет уйти, он боялся своих желаний и боялся своих страхов. Все менялось, а он был не готов. Он был не готов даже к тому, что он сам изменился. Свеча стал сильнее, веселее, добрее. Он был счастлив сейчас, но оглянувшись на свое прошлое, ужаснулся той тьме, которая осталась в нем. Ему нужно было рассеять ее, и изменить что-то еще, но он не знал еще что именно.
   Забежав в домик, он поспешно поздоровался с Августом и рухнул в кресло, пытаясь как можно быстрее погрузиться в роботу. Но она не отвлекала его должным образом. Старик был рядом, и дремал на своей кушетке после ночной смены. Внезапно, как озарение, в голову к Павлу пришло осознание своих страхов. Он боялся, что его прошлое и его слабости вернуться к нему. Именно этот страх и не давал ему радоваться жизни. В душе росло почти забытое раздражение и тревога и это еще больше злило Павла, он терял все то, что, как ему казалось, обрел. Внезапно его чувства начали выходить из – под контроля. Он в раздражении бросил шариковую ручку на стол и та, попрыгав по нему, скатилась на пол. Одним шагом преодолев крошечное помещение, Свеча вышел прочь, громко стукнув дверью.
   Он пошел в восточное крыло. Там было много свободного пространства и именно там они с Августом тренировались. Почти добежав туда, Свеча схватил деревянный тренировочный меч и принялся отрабатывать движение за движением. Это было единственным, что он еще любил и только эти тренировки вернули ему уверенность в себе и равновесие.
   – Это не поможет – старик, разгадав душевное состояние Павла, стоял возле лампы дневного свечения, опираясь на стеллажи с патронами и зевая.
   – От чего?
   – От страхов, от чего же еще. Ты веришь в то, что тебя ждет крах, и боишься верить в это одновременно. Эта борьба разрывает тебя на части.
   – Знаю, знаю я, мудрец ты наш. Только и болтаешь, чем ты вообще можешь помочь? – Свеча орал на Августа во всю глотку, не в силах держать себя в руках.
   – А тебе нужна помощь?
   – Нужна – спустя минуту молчания ответил Свеча. Он понимал, что не прав. – Прости, что наорал.
   – Да без проблем, твой крик мне безразличен. Более того это проявление слабости, и потому мне тебя даже жаль. По-доброму жаль.
   – Я боюсь, что останусь в этой конуре навсегда.
   – Не только это. Если бы только это, ты бы ушел в отдел кадров и дело с концом. Так чего же ты боишься еще? Не обманывай себя, подумай.
   – Я боюсь, что вернется боль, что мы проиграем войну, что я умру. Да я всего боюсь, чтоб его. Боюсь, что проживу жизнь зря, боюсь, что меня накажет за мои грехи Бог, я боюсь, наверное, всего на свете.
   – Это путь на темную сторону, мой юный Обиван – сказал старик, и разошелся в хохоте. Это были слова магистра Йоды из кинофильма Звездные Войны.
   – Тебе лишь бы повеселиться. Обиженно ответил на смех Августа Свеча.
   – Нет, глупец, это первый урок. Смейся над своими страхами – серьезно ответил Август – смех одна из самых сильных эмоций и она сильнее страха.
   – Я не могу…
   – Ну, с юмором у тебя туговато, я давно заметил. Но есть и другие пути.
   – Какие?
   – Знание и смелость.
   – Разве я трус?
   – Нет. Но и смелость ты не знаешь. Смелость это не только сражение с опасностью. Смелость – это вера в победу, не смотря ни на что. Смелость схожа с глупостью, поэтому их путают. Глупцы и легкомысленные считают, что истинная смелость – это сражение с любой опасностью, какая станет на их пути. Они верят в свою победу несмотря даже на то, что поражение неминуемо. Глупец полезет в драку с десятком отборных хулиганов и проиграет. А смельчак убежит, и победа будет за ним. Глупец проиграет своим страхам, легкомысленный – лени, а смельчак победит и страхи и лень, взвесит ситуацию, определит свои возможности и выберет спасение бегством. Глупец умрет от ножа, легкомысленный получит серьезные травмы, а истинный победитель выйдет из этой ситуации невредимым.
   – Ты учишь меня убегать от моих страхов?
   – Нет, от страха не убежишь, он будет либо убегать от тебя, либо преследовать вечно. Глупец и легкомысленный тоже могут убежать, но их поступок будет спровоцирован либо страхом, либо случайным выбором. Я же тебе говорю о смельчаке, который убежит осознанно, и не будет чувствовать потом ни стыда, ни страха, ни терзаний. Но на этом пути есть также вероятность обмануть самого себя, что есть ошибкой.
   – Так как же быть? Как мне знать, что я победил, а не обманул самого себя?
   – Пойдем, я научу тебя верить в победу. – Старик махнул рукой и ушел в тень. Свеча последовал за ним, он чувствовал, что теперь все идет как надо.
   – Вот эта стена. Ты должен научиться верить в то, что ты можешь ее победить – старик указал на бетонную стену склада, толщиной в несколько метров и упирающуюся в твердую горную породу – ты должен сдвинуть ее на метр.
   – Ты шутишь? Ты что, проверяешь, не глупец ли я? Так вот, я понимаю, что не могу этого сделать.
   – Ты не веришь в то, что можешь сдвинуть ее с места? Страх это вера наоборот, выходит, что ты боишься этой стены.
   – Я не боюсь, но это глупо.
   – Так всегда бывает. Преграда кажется непреодолимой, но нельзя победить, не поверив в то, что ты можешь ее преодолеть.
   – Как? Как мне поверить в то, что есть невозможно?
   – Для начала, если у тебя нет веры в победу, воспользуйся своим неверием. Пользуйся всегда тем, что ты хорошо знаешь и умеешь. Если ты умеешь не верить, то перестань верить в то, что ты не можешь ее сдвинуть. Не верь в то, что ты не способен ее сдвинуть. Принимайся за дело и не приходи, пока не сдвинешь ее.
   – Скажи, это возможно? Ты что, пробовал и получилось?
   – Хочешь, чтоб я поверил вместо тебя? Нет, верь сам в себя.
   Старик ушел, и Свеча, с недоумением и нерешительностью, опасаясь нарваться на очередную подставу старика, уперся обеими руками в стену и начал пытаться ее сдвинуть. Естественно стена не поддавалась, он пробовал силой, а потом рассмеялся над самим собой и взялся за хитрость. Вдруг ему показалось, что вера – это такая магия и старик хочет научить его этой тайной магии. Он решительно разрушил свое убеждение в том, что стену нельзя сдвинуть, и уперся руками снова. Он пытался сдвинуть ее силой мысли, потом снова руками, он давил на нее как мог, рушил веру в себе, отгонял страхи, он делал все, что только можно, а стена, казалось, только крепчала. Ничего не помогало. Павел сел рядом на пол, и смахнул со лба пот. Он понял, что сдвинуть ее нельзя. Нельзя этого сделать никак, это просто невозможно. А раз это невозможно, то и не стоит тратить на это силы. Павел встал и решительно пошел к старику.
   – Ну что? Я чувствовал легкое землетрясение, это случайно не ты? Надеюсь, что больница не рухнет на нас. – Старик разошелся в хохоте.
   – Нет. И это была глупая шутка, а также не уместная.
   – Извини. Но сегодня ты узнал, что такое смирение, друг мой.
   – Ты о чем?
   – Ты сразился с непреодолимым, и узнал, что отказ от сражения – это не всегда побег от него. Ты осознал, что нет смысла сражаться и верить в победу над тем, чего нельзя победить. Это и есть смирение. Оно не ведет к унижению, это путь к счастью, запомни этот урок. Не сражайся с тем, чего нельзя победить. Верить нужно не в победу над конкретным противником, а в собственное благополучие.
   – Хм. Думаю, я понимаю.
   – А теперь пойдем, я думаю, что ты готов узнать о секретной силе веры. Ты знаешь о том, что не стоит сражаться с непреодолимым, если можно уйти, и теперь я могу показать тебе как победить то, что кажется сильнее тебя.
   – Отлично.
   Старик вышел из комнаты и пошел к небольшому танку, стоящему в темноте за несколькими стеллажами. Свеча плелся за ним следом и размышлял о полученном уроке.
   – Ты наверняка знаешь о мастерах кун-фу, которые могли силой мысли переносить предметы, срезать ребром ладони деревья, сегодня ты станешь одним из них.
   – Так быстро? Разве они не шли к этому годами?
   – Им не хватало веры, но у тебя она есть, ты очень талантлив. Ты самый талантливый из моих учеников. Последний сразился со стеной две недели, а ты усвоил этот урок за десять минут. Ты готов. Ты сможешь это сделать и сдвинуть этот танк с места. Я в тебя верю, но не потому, что это тебе нужно, ты справишься и сам. Сконцентрируйся и двигай, разрушь свои страхи, разрушь свое неверие и просто сделай это, не пробуй, а делай.
   Старик подошел к стеллажу, взял там чугунную ось от неведомого механизма, и начертил в пяти метрах от танка линию в бетоне.
   – Вот сюда его дотащишь, и тогда зови меня. Я не хочу мешать тебе. Ты должен сконцентрироваться. – Старик поспешно поклонился и ушел.
   Павел стал напротив танка и сконцентрировался. Он отбросил все свои страхи, все сомнения. Его начал переполнять свет и вера в то, что этот танк – это всего лишь легкая преграда. В голове проносились мысли о то, что танк очень тяжелый, что он весит около пятидесяти тонн, о том, что если двигатель на передаче, то нельзя будет его катить, но Свеча упорно гнал свое неверие прочь. Он верил в то, что может сдвинуть этот танк, и эта вера была несокрушима. Он уперся в передок, и нажал на танк. Сначала он положился на силу мысли, а потом, когда сила мысли рухнула, и танк не сдвинулся ни на йоту, Свеча невольно начал использовать мышцы. Ему казалось еще чуть-чуть, и танк сдвинется с места. И вот, что-то произошло, и сердце Павла сильно застучало. Он посмотрел со стороны, и ему показалось, что тот действительно сдвинулся. Но как это определить? На радостях, ничего не замечая, Свеча помчался к стеллажу, где Август оставил ось. Он подбежал к танку и начертил около его гусеницы линию, чтоб следить за продвижением этой многотонной махины. Потом Павел вновь побежал к передку и напрягся. Немного сдвинув танк силой мысли, он побежал смотреть на отметку, но казалось, что танк не сдвинулся с места. Тогда Свече показалось, что отметка почти не совпадает с гусеницей. Он зачеркнул ее, и начертил рядом другую, которая вплотную подходила к ребру массивной гусеницы, и таким образом за продвижением танка было проще следить.
   Павел пошел вновь к передку. Он, собравшись с мыслями, расслабился, выдохнул и снова налег на танк. Он верил всей душой в то, что сможет сдвинуть его и казалось, что ничего не способно его остановить. Он был уверен в себе. Поднапрягшись, он сделал усилие и сдвинул танк. Довольный собой он спокойно и самоуверенно подошел к отметке, оно она была на прежнем месте. Не веря своим глазам, Свеча начинал приходить в ярость. Он же сдвинул его. Он смог это сделать. Казалось, что отметка смеется над ним, хотя рассудок говорил, что отметка вряд ли может путешествовать по бетонному полу. Ему начало казаться, что это старик смеется над ним и использует свою магию против него, передвигая отметки. Ну конечно ведь его вера сильней вот он и двигает отметки. Свеча нервничал и злился. Но потом, успокоившись, понял, что вариант с вмешательством Августа и движением отметок слишком уж фантастичный. Он пошел на передок и напрягся еще. Вдруг он понял, что ему мешает острое ребро передка танка. Нужно было сразу толкать сзади, подумал он. Павел отправился к задней части танка и налег руками. Однако танк не поддавался. Свеча сдался. Выходит, что старик ошибся в нем, и никакой веры у него нет, что ее недостаточно.
   Он встал и ушел к Августу.
   Старик, я не могу его сдвинуть. Ты ошибся.
   – Можешь. Но не все дается сразу. Иди и используй свое неверие против своих страхов.
   Но…
   – Никаких «но», ты сможешь. Иди.
   Свеча опять поплелся к танку. Он делал и так и сяк. И медитировал и толкал, использовал силу мысли, молился и даже пытался концентрировать силу своей воли в ударе. Но танк стоял как вкопанный. Сдаваться не хотелось, но и сражаться тоже. Павел вдруг начал чувствовать внутри себя борьбу. Ему хотелось верить в то, что танк можно сдвинуть, но опыт и здравый рассудок говорили о другом. Он потянулся было опять, чтоб толкать его и уже просто упирался на него, не пытаясь применять силу воли или веру. Он заметил вдруг, что он просто теряет время, Свеча разозлился и опять пошел к Августу.
   – Не могу.
   – Можешь. Ты должен и ты можешь. Просто поверь – был ответ.
   Павел снова поплелся к танку. Он уже не хотел толкать и просто смотрел на него и думал, как ему быть. Он должен был пройти это испытание, чтоб обрести веру. Он действительно хотел этого, но сдвинуть танк ему было не под силу. Тогда Свеча начал бояться, что он не обретет веру уже никогда. Он сдался. Его былые страхи набросились на него снова.
   Павел присел в углу и бессильно погружался во тьму своих мыслей. И тогда, он понял, что не хочет, чтоб так было. Он не хочет страдать. Его веру рушило то, что он не может победить навязанного ему противника и поэтому он встал и ушел. Он чувствовал себя уже намного лучше.
   – Я не могу – твердо отвели Свеча.
   – Иди и толкай – Август настаивал.
   – Нет. Иди и сам толкай свой танк. Можешь еще и стену потолкать.
   – Что? Ты отказываешься от великих знаний и секретов древних мастеров?
   – Нет, но двигать танк я больше не буду, это глупо. Ответил Свеча и нависло молчание. Старик тоже молчал и сердито смотрел на Свечу.
   – Молодец – старик расхохотался и упал на кровать – поздравляю.
   – С чем?
   – Ты победил иллюзию. Я обманул тебя в том, что ты можешь сдвинуть. Я дал тебе ложную веру. Заметь, ты потратил на следование этой ложной вере более часа, тогда как твоя собственная вера привела тебя к истине через десять минут.
   – Где же я ошибся? Поверив тебе?
   – Доверяй, но проверяй – расхохотался опять старик.
   – Я знал, что нельзя сдвинуть в обоих случаях.
   – Да, знал, но пытался и в одном и в другом. Знания не так уж полезны, как может показаться на первый взгляд, не так ли? Человеком управляют желания и вера. Разгадав твои желания я смог тобой манипулировать, дав тебе ложную веру и ложные знания для твоего разума.
   – И как избежать иллюзий и ошибок?
   – Никак. Нельзя их полностью избежать. Суета и ложь затянет любого. А наш удел идти, спотыкаться и вставать. Будь как ребенок, который пытается научиться ходить. Если ты перестанешь пытаться, то так и не научишься ходить или даже бегать. Извлекай опыт даже из поражений и ошибок. Иногда они несут больше пользы, чем победы. Тем более, что у тебя получается. Глупец просто потолкал бы танк и стену, легкомысленный бы сдался и не извлек опыта, трус нашел бы что-то плохое и убежал, смельчак признал бы свои ошибки и получил опыт. В конечном итоге смельчак стал на голову выше и себя и других.
   – Хорошо бы быть и мне смельчаком.
   – Сомневаешься, что можешь им быть? Почему?
   – По-моему это тяжело. Постоянно разгадывать головоломки, побеждать страхи и комплексы.
   – А что проще?
   – Глупец и легкомысленный, по-моему, ничего не проиграли. Они в тех же условиях, что и я.
   – Да, они тоже не сдвинули танк и сдались. Но сделали это от бессилия и безразличия, а не, выбрав свой путь осознанно. Рано или поздно они рискуют выбрать ложный путь. Если ты будешь бездумно переходить дорогу, то тебе повезет в девяти случаях из десяти, но одного единственного неудачного стечения обстоятельств может быть достаточно, чтоб произошла трагедия. И какая тогда разница сколько раз тебе повезло, если в конечном итоге ты нарвался на неприятности? Путь глупца, труса и легкомысленного – это путь жертвы обстоятельств. Путь смельчака – это путь воина. Воин мечтает о том, чтоб не ошибаться, или же делать это редко, а глупец и легкомысленный мечтают обо всем, чем попало. Запомни это.


   III

   Ближе к обеду в этот же день, пока Гавриил пытался починить свой скафандр, а Павел Свеча возвращал себе свою веру, Главнокомандующий Вирвис сидел в своем кабинете для отдыха и курил сигарету. Он любил этот кабинет, тут все было обставлено в старом классическом стиле. Темно зеленые монотонные обои на половину стены, нижняя часть этой же стены была оббита декоративной вагонкой с резьбой в аристократическом стиле. Эта деревянная отделка была дорогой и довольно таки высокого качества. Она состояла из двух сортов дерева. Более темный орех, который был сердцевиной, находился в центре дубовой рамки, сделанной в форме овальной клетки. Мебель была сделана из вишни. Она отдавала красным. Мягкие части кресел были из нежной кожи. В этом кабинете было теплое и ненавязчивое освещение, исходившее их настенных светильников зеленого цвета. Свет из них уходил больше на стену и вверх, поэтому чтобы в центре комнаты было светлее, нужно было включать большую люстру на потолке. Но сейчас Вирвису было приятно в том полумраке, в окружении натуральных материалов, а не сделанных какой-то машиной пластика и железа. Он пересел из своего кресла в одно их больших и мягких, поставленных вокруг стола, и, попивая кофе, медленно потягивал сигарету. Эта комната была создана для высокопоставленных чиновников, которые так и не добрались до бункера и теперь она служила бывшему генералу сухопутный войск – Вирвису. Прежде он недолюбливал власть-имеющих, но за этот кабинет, выстроенный для них, был благодарен.
   – Валера, ты? Чем занят? – Вирвис набрал номер кабинета Зороги и, не выпуская из левой руки чашки кофе и сигареты, общался по телефону – да брось ты это, приходи ко мне, поиграем в барды, попьем кофе. Может даже что-нибудь покрепче, надоело уже все, нужно отвлечься.
   Спустя минут пять в кабинете появился Зорога. Сняв фуражку, он рухнул в кресло. И закрыв глаза, запрокинул голову на спинку.
   – Устал, что-ли? – Вирвис знал, что у Зороги сейчас было очень много дел связанных с реформой в армии и создании отрядов – клеток.
   – Это просто ужас. Никто не знает что хочет, все куда-то прутся, что-то говорят. Я уже не различаю лица людей. А эти названия вносить в базу – просто ужас. Людей не хватает, приходиться часть брать на себя.
   Курсанты еще как раз выпускаются их тоже нужно распределять по отрядам, чтоб вперемешку с ветеранами были. В общем, полный атас.
   – Хм… Ну, значит коньячок. Вирвис нырнул под крышку бара – глобуса и достал коньяк и две стопки. – Возьми, пожалуйста, лимон из холодильника.
   – Так точно – Зорога нарочно уколол Вирвиса ответом по форме, намекая на то, что ему пора бы забывать о своем звании.
   – Вот только не надо этого «так точно», хорошо? Или ты предлагаешь калеке самому ехать к холодильнику?
   – Эх, ты хотя бы один раз можешь пропустить мои подколки мимо ушей? – смеялся Зорога.
   – Нет уж, не дождешься. Хорошо знаю твои методы. Залезешь на голову и свесишь ноги, я даже не замечу.
   – Да уж, тебя послушать, так я всемирное зло. – угрюмо ответил Зорога.
   – 0 ладно. Хватит этой демагогии. Лучше скажи мне как дела у Светланы?
   – Перевел ее в свой корпус. Варит кофе иногда и следит за порядком, короче почти ничего не делает. Но я не уверен, что это ей не нравится. Может, вернем ее к преподавательству?
   – Я не против, но пусть в этот раз выбирает сама. Уволь ее и найди получше место. Поговори с отделом кадров, только чтоб она не знала, что это ты все орудуешь.
   – Все сделаю, но она меня все-равно уже рассекретила и поблагодарила однажды. Светка далеко не глупая девчонка, жаль, что ей на пути выпало столько мук. Но мы все знаем, что никто этого не выбирал, даже Миша.
   – Да. А кто вообще выбирает этот путь? Ладно, тащи шахматы, мне не терпится уже довести партию до моей победы.
   – 0 твоей победы? – Зорога расхохотался. – Может ты и стратег, но с моей философией тебе не совладать.
   – Какой еще философией? У тебя есть философия? Своя? Ты типа придумал ее? – Вирвис тихонько хохотал.
   – Ну, а как же там называется это? Ну, когда говорят «жизненная философия» или мировоззрение. Вот оно у меня покруче твоего будет.
   – В чем же секрет твоей жизненной философии?
   – В его отсутствии. Прижму тебя до стенки, так или иначе, вот и все.
   – Ха. Это не философия, а самоуверенность – Вирвис расхохотался.
   – Не делай поспешных выводов. Не забывай, что партия идет уже третий месяц, а ты все еще ничего по сути не смог сделать.
   – Посмотрим.
   Зарога поставил на маленький черный столик из тонированного дерева доску с шахматами на ней. Однако это была не обычная игра в шахматы, а придуманная на кануне войны игра, где партия начиналась с двух фигур. Игроки начинали партию с одними только королями. Остальные фигуры, кроме пешек, были доступны для игры. Их можно было вводить на поле боя в любой момент. И ставить в любую точку поля. Эта игра называлась барды. Главной фигурой, как и в шахматах, был король. Все фигуры ходили также как и в шамотах, с той только разницей, что король мог атаковать всех фигур, вошедших в зону из девяти клеток вокруг него. Все фигуры, которые попадали в эту девятку клеток, король мог уничтожить за один ход, поэтому атаковать его нужно было издалека, и ставить фигуры вне зоны его поражения. За один ход можно было передвигать фигуру или выставлять на поле боя любую другую фигуру из не задействованных. Любая уничтоженная фигура может быть возвращена на поле.
   – В прошлый раз я убрал твоего ферзя, помнишь? – спросил с многозначным намеком Вирвис.
   – Может я просто разрешил тебе это сделать? – парировал Зорога.
   – Ты хоть раз в жизни признавал свои слабости?
   – Только не на поле битвы, где бы она ни проходила.
   – Да, ты безнадежен в этом плане. – Опять нависло молчание, оба попивали кофе, курили и думали над ходами.
   – Как думаешь, мы уже выставили на поле битвы всех своих фигур? – спросил Вирвис. Зорога понял, что речь не о партии в Барды.
   – Не хватает фигур посильнее. Пока что у нас только пешки.
   – Да, действительно. Это печально. Что-то слышно от Михаила?
   – Кстати он не пешка, но еще никак себя не проявил.
   – Остается только надеяться.
   – Предпочитаю планировать другие варианты – заметил Зорога.
   – Ну, тут я с тобой согласен. Что, есть идеи? – Вирвис вдруг заинтересовался.
   – Можно сказать и так. – Зорога жевал лимон и молчал. Вирвис не мешал ему, зная, что тот собирается с мыслями. Они хорошо знали друг друга.
   – Мы знаем о расположении двух бункеров, о чем сообщил Первый Номер. Мы также знаем, что в наших убежищах есть шпионы Легиона. Почему бы нам не внедрить своих? Они стали бы связными для Соборова.
   – Как ты себе это представляешь?
   – Бункер хорошо охраняется, все люди проверяются. Но это не цитадель. Туда постоянно привозят рабов, оттуда выходят и входят отряды, а это значит, что двери туда открываются и закрываются. А на этих дверях стоят люди, которых можно обмануть.
   – Можно. Я тебя понял. Поговорю с лисом, пусть что-то придумает.
   – Кстати как он? – Зорога и Вирвис говорили о тощем коротышке Валерие Битом, который заведовал корпусом разведки и шпионажа. Очень тихом и незаметном человеке с крайне посредственной внешностью, но одновременно способном на невероятные комбинации и хитрости. – Сто лет его не видел. Все еще носит тот старый пиджак больше чем на два размера?
   – Кстати предпоследний раз я видел его вчера, и он был именно в нем. – Оба хихикнули.
   Зазвонил телефон на столе Вирвиса. Зорога взглянул на друга с вопросом, ожидая, что тот будет делать. Зорога знал, что иногда, когда Вирвис не ждет никаких важных звонков, он разрешал ответить Зороге тем более, что звонили из секретариата о чем свидетельствовала синяя горящая клавиша ответа.
   – Возьми ты. Мой секретариат – Зорога повиновался и подойдя к столу, нажал на кнопку громкой связи.
   – Главнокомандующий, помните, мы говорили вам вчера о шифрованном послании, перехваченном в радиоэфире нашими службами?
   – Да. Что там?
   – Дело в том, что оно от Нечасова. Ну, или от того, кто знает его фамилию.
   – Не может быть! – Вирвис и Зорога не ожидали услышать весть о Нечасове. Это казалось невероятно и у них захватило дух от надежды, что полковник нашел кого – нибудь еще на западе.
   – Что в послании? А впрочем, не по телефону, несите текст сюда.
   – Вас понял – секретарь положил трубку и через пять минут появился в кабинете.
   – Вот она.
   – Читайте – Вирвис доверил своему секретарю.
   – Я добрая панда, сообщаю, что серый кот найден. Прятался у бассейна в центре дождливого леса. Спешу привезти котят. Есть прискорбное известие, молчаливая панда потерялась – это все.
   – Спасибо. Теперь идите– секретарь повернулся и ушел.
   – Позывные верные. Это Нечасов. – обрадовался Зорога.
   – Да это он. Бассейн – это тихий океан, дождливый лес – это Англия. Так было предусмотрено еще в нале экспедиции. – Вирвис не подавал знаков о радости.
   – Ты думаешь о молчаливой панде? Это о том, о ком думаю и я?
   – Наверное, это Гавриил. – Вирвис впервые сказал это «наверное». Они всегда говорил точно, а тут это многозначительное «наверное» он не хотел впервые признавать правду.
   – Но ведь не погибла, а только пропала. Всякое может быть. – успокаивал его Зорога.
   – Да, не стоит раскисать раньше времени. Нужно ждать гостей. Предупреди своих. Порядок приема у Битого. Инструкции тоже у него. Я сообщу ему сегодня, чтоб приготовил специальный отряд для проверки, пусть ждут Нечасова в условленном месте. Не хотелось бы, чтоб наши конвои и рейдеры перерубили наших же союзников.
   – Вряд ли они смогут перерубить» Молот». Но я тебя понял. Сообщу.
   – Похоже, дела налаживаются. Вот только…
   – Не переживай, он крутой малый, я редко говорю это о своих солдатах потому что я самый крутой, но Гавриил круче меня и всех кого я встречал в своей жизни, поверь. Давай будем надеяться на лучшее. По крайней мере, пока Нечасов не пролил свет на эту ситуацию.
   – Согласен. Ладно, ты иди. Мне нужно заняться новыми делами. Доиграем эту партию позже.
   – Давай, брат, пока. Не раскисай. И не напивайся без меня.
   – Ты же знаешь, что я не напиваюсь никогда – улыбнулся Вирвис. – О Светлане не забудь.
   – Не забуду.



   Глава 2. Союз

   Силы береги, а слабости обращай.


   I

   9 февраля
   «Карпатия»

   Времена изменились. Бункеры Украины окончательно обжились своими новыми жителями. Все системы были изучены и настроены. Люди окунулись в мир монотонной работы и ожидания. Вечерами их ждали обучающие курсы, музыкальные школы, где можно было просто наблюдать или слушать. Шли лекции по самым различным наукам и искусствам, которые могли понадобиться человеку в нынешнем, современном мире. Были даже вечерние курсы для математиков, учителей, ученых самых разных специальностей, от врачей до армейского искусства. Каждый, при наличии желания и веры в себя, мог изменить свою жизнь и место своей работы, получив нужные знания. В основном курсы несли развлекательный характер, кроме математики и других наук. Главная задача подобных занятий было преобразование свободного от работы времени людей в пользу. И действительно, сознание каждого жителя бункера росло. Электрик узнавал о тактике военных сражений, врач учил иностранный язык и учился воспринимать мир по – другому. Люди усовершенствовались. Те же, кто совсем не хотел ничего делать, довольствовались кинотеатром со специально подобранными фильмами. Но даже эти люди рано или поздно шли на курсы по интересам.
   Однако, каким бы не было насыщенным время людей, общее настроение и боевой дух угасали. Война обещала быть долгой и изматывающей. Стало понятно, что победа в ней очень отдаленная. Нельзя просто взять, сложить ладонь в кулак и ударить по врагу. Слишком уж мало сил было у Карпатии и других бункеров. Даже чудом найденные союзники влияли на ход событий весьма незначительно. Враг был повсюду, и поверхность принадлежала ему.
   К таким выводам давно пришел и Вирвис и Зорога, и остальные главнокомандующие Бывшей Украины. Неделю назад было специальное совещание, на котором говорили об общем падении боевого духа, возрастании слухов о неудаче и невозможности победить противника или выжить вообще. Кто был источником такой информации, выяснялось, но нахождение источника не дало бы нужных результатов. Нужно было идти вперед – это было лучшей альтернативой для всех. Никто не поспорит с победой и Вирвис лучше всех знал это правило.
   Путем длительных переговоров и споров было решено разрабатывать план захвата бункера Валькирия в Западной Норвегии. План готовили, но очень немногие верили в то, что бункер можно взять пусть даже силами трех украинских убежищ. Вирвис тоже не верил, он верил не в это, а в то, что его направление верно. Он должен думать о победе, планировать ее и идти к ней. Именно эта вера в неминуемую победу и отличала его ото всех остальных генералов, которые разве что рушили мечты и планы, а не предлагали что-то существенного. Когда то Вирвис бы спорил с ними, пытался переубедить, но сейчас он знал, что они не будут верить ни во что и будут держаться за свое неверие из последних сил потому, что будут бояться разбить свои драгоценные мечты. Вирвис не боялся. Жизнь так потрепала его, он так много раз проигрывал и так часто получал тумаки, что перестал бояться поражения. Он знал, что верить в него – бессмысленное занятие. Поэтому он шел к надежде и вере, даже не смотря та то, что она была дальше, чем можно себе представить, однако он знал, где искать. Он по крупицах собирал данные о «Валькирии», думал, ломал голову, спорил с ленивыми генералами и упрямым Зорогой потому, что никто другой этого делать не хотел. Не важно, что они не верят. В его силах изменить и их и всю ситуацию. Цель была невероятная и недостижимая, но что это меняет? Ее все равно нужно достигать, рано или поздно. Есть люди, верящие в то, что им повезет, а есть те, кто берет и делает так, чтоб всем «повезло». Это отличает отцов от детей. Вирвис был отцом того будущего и тех жизней, которые будут жить в этом будущем. Только он видел его, и благодаря ему, увидят и остальные.
   Вирвиса от его сверстников отличало умение угадывать, когда дела идут хорошо, а когда нет. Он не был рабом собственных ощущений, а умел различать ситуацию шире, видеть настроение массы и использовать это настроение в нужной стези. Вирвис понимал, что падение боевого духа не может длиться вечно, и в будущем этот упадок будет означать только общую депрессию и кризис. Нужно было ковать железо пока горячо, тем более, что сидеть и ждать было бессмысленно, ведь ковать это железо все равно придется. Именно для этого была взята стратегия на захват бункера «Валькирия». Единственное, что пообещал Вирвис – это то, что атаки не будет до того момента, пока мы не будем полностью готовы. Но идти в этом направлении было необходимо. Еще вчера казалось глупостью поиск союзников, а теперь, когда они неожиданно нашлись, никто уже не может упрекнуть Вирвиса в нерассудительности. Так и нужно было поступать сейчас, идти дальше, а не цепляться за защитную тактику. Возможности всегда можно найти, правда, они могут не совпадать с желаниями и предпочтениями, но это ничего не меняет.
   Сегодня Вирвис ждал Нечасова и его новых друзей. В его главном кабинете уже было множество офицеров и руководителей корпусов. Собрались почти все те, кто должен был участвовать в подобных переговорах. Однако, людям удалось разместиться за одним большим столом и даже еще осталось место. Более мелкие военные чины решили не допускать, чтоб не было шума. Месяц назад Вирвис запретил курить в его зале заседаний, и теперь генералы и советники томились от безделья. Основная тема разговора на данный момент была о стратегии поведения в составе союза. Пришли к единогласному решению.
   – Да? – Ответил Вирвис на неожиданно раздавшийся телефонный звонок – Отлично. Горейко на месте? Хорошо.
   В это время Нечасов как раз высадился за западной чертой оборонительного рубежа и ожидал в назначенном месте связных и группу проверки. Входить в зону патрулирования было запрещено, особенно с чужаками. Поэтому Нечасов рисковал бы жизнями своих людей или людей из группы поддержки. Любой, кто входил в зону патрулирования, рисковал вступить в бой. Это было незыблемым правилом. Царем и судьей в этом месте был спецназ.
   – Нечасов, ты? – Горейко был в сутре, но его раненная нога выдавала его и тут.
   – Кто же еще? – ответил мрачно командир. Он был рад вернуться домой, но на его плечах лежал тяжелый груз утраты.
   – Кто там с тобой? – Горейко вышел не сам. С ним был отряд «Коршун» один из отрядов третьего ранга. Еще один был на подстраховке в лесу. Также в проверяющей группе был и Битый. Он с трудом управлялся в костюме и ходил в ней довольно таки неуклюже из-за своего слишком уж мелкого роста. Сутра иногда не различала движений его мышц. Но это не влияло на уверенность и профессионализм разведчика. Он уже привык к подобным казусам и даже умело использовал их, чтоб сбивать противников с толку.
   – Снимите, пожалуйста, ваши костюмы – скомандовал он. Голос вышел приглушенным и плохо различимым.
   – Снимайте, вы в безопасности – подтвердил Горейко.
   – Как скажете, все равно мы в ваших руках – с улыбкой ответил английский посол.
   Он не был военным. Из военных на совет поехал только полковник Дилан, который брал в плен Нечасова и его отряд. Он служил больше связующим звеном между советом и военными, чем как дипломат. Его военная логика в нынешнее время была необходима. Всего в группу посланников входило три человека. После того, как они сдали свои костюмы, все направились в бункер. Англичане с удовольствие наблюдали, как из неоткуда появлялось несколько солдат, расположенные на рубежах. Они встали с места, когда отряд проходил мимо них. Бойцы отдали честь, сделали доклад и взяли у товарищей бутылки с водой. Скоро достигли бункера. Но на этом проверки не закончились. На самых первых к поверхности этажах, в герметичных комнатах, англичан проверили на различные вирусы или другое бактериальное или химическое оружие. Еще около получаса ожидали результатов анализов и в конце концов, когда врачи признали, что англичане безопасны, их пропустили.
   – Встретим их стоя – сказал Вирвис. И все, повиновались, встав со своего места. – Только без особой помпезности, у нас не бал. Зорога, и начальник корпусов отправляйтесь поприветствовать их. Я, пожалуй, останусь в своей тележке, чтоб не шокировать их.
   Спустя какое-то время, после теплого приветствия, британцы наконец-то оказались в кабинете Вирвиса. Былой позитивный настрой сразу утих, когда перешли к делам. Было очевидным, что англичане настроены серьезно и не собираются уступать буквально ничего.
   – Давайте перейдем к делу. – Начал Вирвис – мы собрались с вами по очевидной причине. Наши страны разрушены, а народ загнан в убежища. Благодаря случаю или судьбе, нам удалось найти друг друга и это уже большой успех. Теперь было бы неплохо, узнать каким именно будет наше сотрудничество? Каким, к примеру, видите его вы?
   – Очевидно – Британец отвечал на неплохом русском языке – что ввиду многих обстоятельств игнорировать надобность наших дружеских взаимоотношений кране глупо. Поэтому мы вполне готовы к тесному сотрудничеству.
   – В каких областях? В каком направлении?
   – У вас есть предложения?
   – Как на счет военной сферы и военных операций в частности? Вы готовы к совместным действиям в этой области?
   – Готовы, конечно, идет война глупо это игнорировать.
   – Я просто хотел узнать понимаете ли вы подобные вещи – парировал Вирвис – А как на счет направления? Какова ваша стратегия? Защита? Или борьба?
   – На данный момент наша стратегия – это и не защита и не борьба. Мы занимались накоплением сил и не строили никаких других планов – ответил англичанин. Это был молодой человек, который и вел весь разговор с Вирвисом. Ему было около тридцати пяти или немного старше. Черные волосы, и приятное лицо. Его внешность выдавала энергичную и приятную натуру.
   – Но вы ведь понимаете, что смотреть нужно немного дальше?
   – Может у вас есть планы на будущее?
   – Да. Но сначала вы должны сказать мне готовы ли вы на данном этапе перейти к борьбе или хотя бы сказать о строках, какие вам нужны для того, чтобы к этой борьбе перейти?
   – Думаю, мы будет готовы в ближайшем времени.
   – А точнее? Если, например, через месяц нам нужна будет ваша помощь в какой-то операции?
   – Мы, если эта операция будет стратегически и тактически обоснована и будет нести в случае победы пользу, поможем вам по мере своих сил.
   – По мере сил, это вы говорите о десятке человек?
   – Нет, о всех военнослужащих, не входящих в число патрулей и офицеров, отвечающих за внутреннюю безопасность наших убежищ.
   – Убежищ? Сколько же у вас бункеров?
   – Два. Но мы строим третий. Правда, он еще далек от звания бункера. К сожалению, оба наших убежища переполнены. Командир Нечасов мог в этом убедиться – Нечасов кивнул в подтверждение.
   – Хорошо. Мы рады, что вам удалось занять два убежища. Это хорошо для нас всех.
   – А что касается помощи с нашей стороны, будь это информация, опыт или ресурсы – можете на нас рассчитывать. Мы очень ценим то, что смогли найти новых друзей в столь тяжелый час.
   – Это очень радует меня, и, поверьте, не менее обрадует и людей оставшихся в Англии. А что касается информации, то хотелось бы узнать, что вы знаете о нашем противнике.
   – У нас есть достаточно много данных.
   Беседа продолжалась еще довольно долго. Итогом были партнерские отношения. То есть какого-то верховенства одних над другими не было. Однако первенство и моральное преимущество было у Украины. Впервые в ее истории, но каждую страну ждет рассвет и упадок, пожалуй, настало время рассвета, хотя с другой стороны ничего более ужасного с этими землями, не происходило.
   После нескольких часов ушли в офицерский кафетерий. На столе был рис, что было довольно таки редким продуктом для этого времени. Пускай риса было немало на складе, как и других круп, но он попадал на столы жителей не более чем раз в неделю. Дело было в том, что запасы продуктовых складов были рассчитаны на целые десять лет. Поэтому в первую очередь съедали картофель, который вскоре должен был испортиться. Кроме этого на столе были не большие, более похожие на домашние, бутерброды с красной икрой. Икры на них было, наверное, в двадцать раз меньше чем хлеба и масла. Также были подносы с фруктами, сладкое, мясные нарезки и копчености. Вирвис, как и все, молча, наслаждались едой. Такая трапеза была последний раз на Новый Год и то в честь гостей ее обогатили икрой, чего не было еще дольше. Ввиду такой нежданной роскоши все ели, шутили и смеялись. Даже Вирвис не стеснялся хохотать над занятными замечаниями весельчака начальника корпуса внутренней безопасности и заигрываниями Зороги с девушками официантками. Их неуклюжесть и простота у всех вызывала хохот. Как только военные более менее успокоились и наелись, Зорога, прежде сидевший по правую руку от Вирвиса, подсел ближе.
   – Слушай, почему ты не сел во главе стола? Подобные поступки бросаются в глаза, я немного понимаю в подобных вещах.
   – Никогда бы не подумал. – Заметил Вирвис. – Я думаю, сейчас не то время, чтобы устраивать гонки за лидерством. Лидировать по большому счету негде и не над кем.
   – Я просто не хочу, чтобы у нас забрали инициативу. Еще не известно, что у них там за руководство. Лучше уж чтобы думали мы.
   – Понимаю. Но руководить из-за стола я не хочу. И навязывать кому-то свою власть тоже. Когда придёт время – я сделаю все как нужно, ты меня знаешь. Никто нам не будет указывать, что делать просто так, и манипулировать нами я тоже не дам.
   – Мрачный ты тип, друг мой. – Зорога не понимал, на чем держится власть Вирвиса, хотя он ближе всех из окружения Главнокомандующего, кто ощущал суть его влияния. Оно держалось на чутком и остром понимании ситуации, что давало Вирвису неопровержимые доказательства для внедрения в жизнь его собственных целей. Спорить с ним ни у кого не хватало оснований, потому, что Вирвис всегда умел точнее обосновать свою точку зрения.
   – Нечасов пришел ко мне сегодня с бумажкой. Пишет, что не выдержал.
   – Не понял, что значит, «не выдержал»?
   – Думаю из-за того что Гавриила потерял. Взял всю вину на себя и отказался руководить «Молотом».
   – Никаких увольнений. У нас не детский сад, нам нужны все, особенно, такие как он.
   – Я ему так и сказал – оправдывался Зорога. – И не дал разрешения. Он все равно ушел. Бумажку оставил мне на столе.
   – Ну, ты все же, не жми на него. Отправь к нему Горейко, Юра уже пережил подобное, пусть поговорит с ним.
   – А что будем делать с пропажей Гавриила?
   Вирвис замолчал. Он поставил на тарелку вилку и потер лицо руками. Это было тяжело для него. Он знал отца Гавриила, и знал, что Владислав Нелевский еще жив. Он представил себе на миг какую весть ему, возможно, придется когда – нибудь донести. И эта ноша была тяжелой, а потеря самого Нелевского была колоссальная. Особенно это чувствовалось из-за неординарности самой фигуры Гавриила. Он был смел, очень силен и приятен как человек. Он был как сын Вирвису. И главнокомандующий переживал эту потерю не меньше других. Просто сейчас для эмоций не было времени, и он спрятал их подальше, побаиваясь даже взглянуть в эту сторону. Поэтому, когда Зорога поставил его перед фактом, Вирвис почувствовал эту боль. С другой стороны Гавриил заслужил славу героя среди большинства бойцов, и такая скоропостижная потеря своего примера для подражания могла сказаться на отдаче многих солдат.
   – Объяви всем о том, что он пропал без вести. Это правда, ведь мы не знаем, погиб он или выжил.
   – А что делать с отрядом?
   – Никаких увольнений. Сообщи Горейко, пусть передаст Нечасову, что пока он не вернется в «Молот», его ребята будут служить в службе внутренней безопасности. Пусть знает, что они страдают из-за него, и что без него все равно их в бой никто не поведет. Так он забудет о том глупом кресте, который взвалил на себя. Я видел записи, он все делал правильно, ничего нельзя было изменить. Пусть возвращается. У отряда «Молот» такая история, что расформировывать его будет преступлением. Гавриилу найди замену. Не время плакать.
   – Как-то, все не так. Старая команда рушиться, появляются новые люди, все идет без нашего ведома. Мне кажется, мы теряем контроль над ситуацией.
   – У нас никогда не было контроля над ситуацией, друг мой. Мы должны лишь делать то, что в наших силах до последнего вздоха. Если судьба поставит тебя у стенки тогда и сдашься, а пока что мы можем идти дальше, значит это не конец. Ладно, хватит эмоций. У тебя есть на примете замена?
   – Ну, можно позвать Андрея. Но он далеко, ты же знаешь. А еще у старика Августа появился новый ученик.
   – Правда, что ли?
   – Да. Но он еще, скорее всего, не готов.
   – Пока что работайте с Нечасовым. А со стариком пообщаюсь я сам.
   – Понял. Ладно. Давай наедаться, ведь вечером опять пюре. Фу – Зорога быстро перешел к радостям жизни, и с делами было покончено.


   II

   На нижних этажах бункера, в тени складских помещений икры не подавали. Тут никто не смеялся кроме старика Августа и еще иногда Павла Свечи. Сегодня Свеча пришел на работу довольно таки решительно и при этом спокойно настроенный. У него в голове прояснились многие вопросы, и теперь он знал ответы. Павел быстро разложил свои вещи на столе, открыл ноутбук и принялся напряженно работать. Все дела давались ему легко, он даже не замечал, как делал их почти незаметно и на автомате мимо своего сознания. Все его мысли крутились вокруг одной единственной идеи и мечты. В это время Август был в столовой. Он должен был прийти с минуты на минуту. Павел создал таблицы для отчета по динамике использования кузней адамантия и стальных материалов. Кстати, сегодня дело дошло наконец и до того самого танка, который недавно в ходе изучения свойства иллюзии и магии пытался столкнуть Павел. Танк разобрали и отправили в печь на расплавку. Тем более, что теперь он был бесполезным. Свеча подумал вдруг о том, что танк, наверное, если бы он обладал сознанием, в последние свои минуты вспоминал глупые попытки Павла сдвинуть его с места. Записывая его марку с легким стыдом за свою глупость, Павел прощался со своими воспоминаниями. Свеча понял, что против иллюзии нужно использовать разум. Пока Павел погружался в мир своих воспоминаний, наконец-то вернулся Август.
   – Привет – весело закричал он своим старческим и слабым голосом – ну, что там? Забрали что-то на кузню?
   – Да, танк. Хорошо, что ты вчера успел заставить меня его толкать.
   – Ха – за – ха, да, это воспоминание я сохраню навсегда. Кстати я подглядывал за тем, как ты рисуешь эти метки на полу. Честно говоря, я мог бы лопнуть со смеху, но боялся, чтоб ты меня не заметил. – Старик снова засмеялся.
   – Да уж. Мой позор увековечен на этом полу.
   – В моем смехе больше радости за твои успехи, чем насмешки, поверь. Однако смотреть, как ты одержимый этой иллюзией толкаешь танк, было чрезвычайно весело. Старик снова расхохотался, но потом остановился – ладно. Уже надоела эта шутка.
   – Я думал, ты готов смеяться этому целую вечность.
   – Нет. С меня хватит, прошлое пора отпустить. Тем более, что ты уже не тот, кем был вчера. Ты получил новый опыт и впору тебя за это уважать. – Но ввиду твоей самоуверенности, хвалить я тебя не буду.
   – Вот как, не знал, что я самоуверенный.
   – Ладно, уболтал. Хвалю, ты молодец! – старик уверенно указал на него палец, а потом тихо похлопал в ладоши. Свеча довольно улыбнулся в ответ.
   – Старик, я должен тебе кое-что сказать.
   – И? Говори, я весь во внимании.
   – Я хотел бы вернуться в армию. Я чувствую, что должен. Я знаю, что это мир боли и страданий и война – это большая глупость, но мое сердце ведет меня туда.
   – Ну, раз тебе так говорит сердце, то это значит, что так надо.
   – Ты отпустишь меня? А как же твоя миролюбивая жизненная позиция?
   – Я люблю мир, люблю благополучие и добро всем сердцем, но я также не могу обманывать себя в том, что война идет. Более того, она шла вечно. Всегда находился кто-то, кто из-за ошибки или заблуждений пытался рушить мир. Если я буду отвергать войну с ним ради мира, то он лишь разрушит мой мир до конца. Поэтому раз судьба ведет тебя в бой – иди и сражайся. Просто знай кто ты, разрушитель или миротворец.
   – Спасибо, старик. Можно, я уйду до обеда? Мне не терпится. – Свеча улыбнулся так искренне, как не улыбался до сих пор ни разу. Старик понял, что он нашел опять свою цель. Он нашел сам себя.
   – Иди – Август был не в силах ему отказать. – Иди и победи там всех.
   Ближе к обеду Павел ушел. Старик написал ему увольнительное, и, с легкой тяжестью на сердце, благословил в путь.


   III

   После обеда британцев повели ознакамливать с информацией полученной от глубоко законспирированных агентов, имена которых, конечно же, хранились в секрете. Тем временем Вирвис, Зорога, Горейко и Битый собрались в зеленом кабинете Главнокомандующего и расположились вокруг маленького столика в широких и мягких черных креслах. Вирвис зажег большую люстру на потолке, что уже дало всем понять, о надвигающемся серьезном разговоре. Все главные идеи и стратегические планы рождались именно в этой комнате и именно в кругу этой компании ответственных и верных друзей.
   – Кто – нибудь догадывается, из-за чего мы тут собрались? – спросил Вирвис, разливая в стопки коньяк. Он наливал всегда малыми порциями. Следом за коньяком по традиции должно было последовать кофе и возможно даже кусочек шоколада.
   – Боюсь даже предположить – ответил Зорога перед тем как опрокинуть пол глотка коньяка себе в глотку.
   – Хе хе хе. Что-то явно интересное и очень важное – хихикнул Горейко, прикуривая свою сигарету.
   – Речь пойдет о так называемом бункере Валькирия. – Вирвис выпил коньяк, и убрал со стола стопку обратно под крышку бара – глобуса – Валерий Александрович, будьте добры, возьмите с моего стола ноутбук, вы ближе всего. Итак. У нас к счастью появился довольно таки серьезный союзник, и пока он в благоприятной ситуации, как и мы, нужно спланировать удар с нашей стороны. В качестве цели лучше всего, думаю, выбрать именно «Валькирию». – Вирвис уперся на спинку кресла, ожидая реакции товарищей.
   – Не слабая жизненная позиция – заметил Горейко и с улыбкой – но я с вами, вы же знаете.
   – А ты? Что думаешь? – Вирвис обращался к Зороге.
   – Согласен, но только не нужно идти к этой цели слепо. Оставляю за собой право в случае несостоятельности плана отказаться брать в нем участие. Мне все же людей вести в бой и мне отвечать за них.
   – Разумно. А ты, Валера, что скажешь?
   – Я не против поломать голову, вы же знаете. Считайте, что я уже начал минут пять назад планировать эту атаку.
   Битый готовил этот ответ с самого начала, не подавая никакого виду. Он никогда не говорил первым тогда, когда в этом не было нужды. Битый был человеком разума. Все, что он делал, было обосновано. Все его эмоции были упорядочены и доставались из шкатулки в нужный момент. Это был вечный игрок и своеобразный актер и аферист. Все незнакомые с Битым люди воспринимали его как неопрятного ботаника, но те, кто был с ним знаком, видели сквозь эту маску. А за ней был человек с огромным жизненным опытом, четкой и очень трезвой жизненной позицией и недюжинными интеллектуальными способностями. У Битого был только один недостаток – он не умел отдыхать и ничем не увлекался. Его увлечением была робота и, поэтому, он иногда вел себя не адекватно к обстоятельствам. Но если дело доходило до самой работы, Битый был одновременно энциклопедией, прекрасным исполнителем и превосходным философом, способным смотреть на вещи под самыми разными углами.
   – Отлично, значит вся команда в сборе. Думаю, можно начинать. Итак, первая задача, это сбор информации о бункере. Что мы о нем знаем?
   – Точное место нахождения, примерное количество жителей и военных. Также знаем, где находиться вход и орудийные расчеты с крупнокалиберными пулеметами. Знаем где находиться лежанки снайперов, тропы наземной охраны, количество этой охраны, и периметр, который она охватывает.
   – Выходит, мы знаем все или почти все о поверхности, а как же быть с тем, что внутри? – Вирвис как и все остальные был глубоко погружен в мысли стараясь представить себе бункер Валькирия в самых мелких деталях. Но информации для этого моделирования не хватало.
   – Нет. О том, что внутри, нам практически ничего не известно – ответил Битый. Секретарша Вирвиса в этот момент принесла кофе с печеньем и все накинулись на сладости. Шоколада видимо уже не было, да и само печенье было свежеприготовленным в пекарне, о чем говорили его неправильная форма. Значит, запасы старого печенья либо дошли до отметки критическое, что означало, что оно предназначается только для праздников.
   – Неплохое печенье. Может быть даже лучше чем заводское– заметил Зорога.
   – Да. И в меру сладкое – подтвердил Горейко.
   – Очевидно, что наша главная задача – это разведка внутри убежища. Каким образом мы можем это сделать? – Вирвис не столько спрашивал, сколько хотел просто передвинуть эпицентр беседы в эту область потому, что ответов ни у кого не было.
   – Уновские щиты – это наша проблема – сказал Горейко – мои люди и люди Битого пытались пробраться внутрь через вентиляционную шахту, но там три ряда шипованных решеток и адамантита. Все покрыты уновской защитой, так что никаким образом прорезать или распилить из нельзя. Любое прикосновение буквально расплавляет резцы. Сомнений нет, они непроходимы.
   – Мда Зорога наевшись, уже похоже потерял интерес к разговору только поддерживая его вот такими вот «мда».
   – Значит в бункер нужно попасть другими способами.
   – Да нет других способов – спокойно ответил Зорога.
   – Нужно искать – настаивал Вирвис.
   – Уже обыскались. Андрей с группой разведки плелись туда за Михаилом несколько недель и уже месяц ведут слежку за бункером. Ничего особенного обнаружить им не удалось.
   – Но ведь они видели вход? Как они его обнаружили?
   Рану по тому, как в него входили солдаты, очевидно – ответил Горейко.
   – Хорошо. Тогда давайте определим, кто входит в бункер вообще?
   – Рабы, транспорт снабжения, солдаты из конвоя вот, впрочем, и все. Больше никто никогда, не входил и не выходил.
   – А как же наемники? – спросил Горейко? – Михаил же попал в Валькирию в качестве наемника?
   – Кстати, Юра, ты хоть понимаешь, насколько велика тайна связанная с тем именем, которое ты назвал? – спросил его неожиданно Вирвис.
   – Знаю, конечно.
   – Тогда говори осторожнее, чисто из уважения к тому делу, на которое мы пошли. И вообще, имен в этом случае мы не называем.
   – Без проблем – Горейко отпил кофе, осмотрелся по сторонам. Он не ожидал получить по этому поводу взбучку от Вирвиса.
   – И смех и грех. – Битый прикрыл лицо рукой. Возможно, если в кабинете была прослушка, Михаил уже был в опасности, но даже на таком уровне бывают подобные ляпы, и ничего уже нельзя было поделать.
   Спустя паузу из молчания продолжили.
   – Хорошо. Значит, нам необходимо внедрить туда людей либо как рабов, либо как наемников.
   – Думаю, мы скоро все уже перейдем на сторону Легиона и разрушим их изнутри. Это просто нонсенс. Чем больше народа, тем больше шансов, что все провалится в тартары. – Пожаловался на глупость идеи Зорога.
   – Кстати, согласен – заметил Битый. А его редкий комментарий, который всегда был глубоко обдуманный и разносторонний, многого стоил.
   – Объясни – не понимал Вирвис.
   – Вытек информации так и происходит. Люди разные, нельзя недооценивать человеческий фактор. Они хотят общаться, они боятся, и вообще постоянно чего-то хотят. В большом кругу они чувствуют себя в безопасности и что еще хуже, они начинают врать и обманывать друг друга, ошибаться. Потому в ходе всего этого их ошибки умножаются. Так что группа шпионов всегда действует куда хуже, чем один хорошо подготовленный агент. В конце концов, как показал опыт, группы разведчиков приходят к одной и той же проблеме, приводящей их в итоге к провалу. Они стают заложниками компромиссов между собой. Тогда как один ошибается, второй – пытается ему помочь, третий также вступает в спор со своей стороны, и внутри группы начинается, так называемая, притирка мировоззрений. Итогом этой притирки будет создание микрообщества или микроатмосферы, которая всегда идет в разрез с окружающим миром. Люди объединяются против окружения и создают мнимую культуру поведения. Тогда из-за этого все становятся похожими друг на друга, у них появляются схожие идеи, они обмениваются взглядами и таким образом получаем микроскопическое идейно завуалированное общество, чем-то напоминающее советский союз во времена холодной войны. Один человек в подобной ситуации не будет сражаться с обстоятельствами, а будет приспосабливаться, играть, врать, в общем, делать все то, что нужно ради выживания, а группа рано или поздно выдаст себя своими отличиями, причем все будут найдены сразу– Битый закончил свою речь, громко отпив кофе из чашки.
   – Тогда можно внедрить только одного агента. В чем проблема то? – спросил Горейко.
   – Дело в том, что на это никто не пойдет – ответил Юре Зорога.
   – Почему? – искренне поинтересовался Горейко.
   – Потому, что выхода у этого человека уже не будет.
   – Мы могли бы внедрить его, запросить его данные, обработать их и тут же провести операцию. Тогда он будет освобожден.
   – Нет. Это фантастика – взялся отвечать Вирвис – предложенной им информации может быть не достаточно.
   – Тогда нам нужно просто пожертвовать этим человеком и всего-то делов. Как в старые добрые времена – ответил Зорога.
   – Обмануть и вести его на смерть? – вдруг сказал Битый.
   – Есть другая идея? – поинтересовался у Битого Вирвис.
   – Есть. У нас в тюрьме сидит группа дезертиров. Они пытались уйти из бункера с награбленными припасами. На допросе они сказали, что хотели уйти в Легион, чтоб служить там. Давайте тогда отпустим их.
   – И что нам это даст? Они не будут на нас работать, а предадут сразу же, как только попадут в Легион.
   – Нам это и не нужно. Мы дадим им проглотить своеобразные черные ящики. Они даже не будут знать, что скушали их. Когда придет время, они их выделят с калом. Нашим бойцам только придется немного поплавать в выгребной яме. Неприятно конечно, но что поделать. – сказал Битый.
   – Отходы они выводят в море. Так что можно даже не плавать в выгребной яме – напомнил Горейко.
   – Это несколько десятков километров трубопровода. Думаю, лучше перестраховаться и вытащить их сразу.
   – В выгребную яму то хоть можно попасть? – спросил Вирвис.
   – Можно. Она находится на дне старой шахты. Проникнуть туда волне возможно – ответил Битый.
   – Хорошо. Давайте тогда представим, как они ищут эти черные ящики. Каким образом они их должны найти? Спросил Зорога – они ведь будут размером с пилюлю, как я понимаю.
   – Мы запрограммируем их так, чтоб спустя определенное время они начали подавать сигнал.
   – Нет, нет, нет – Вирвис замахал головой – нельзя чтоб это были маячки. Их тут же отследят.
   – Радиус действия маяков будет всего в пару десятков метров. Мы рассчитаем время так, чтоб маячок включился только тогда, когда он пройдет весь кишечник. Это время нам известно – ответил Битый.
   – Хорошо. Но вы забываете о том, что эти жучки должны быть еще в людях, ходящих по бункеру. Как это то провернуть?
   – Мы внушим им то, что даем второй шанс – ответил Вирвис. Они будут думать, что мы им доверяем.
   – Двойная ложь. Не плохо – заметил Зорога.
   – Ну, думаю, что мы должны честно дать им задание. Нельзя недооценивать опять же человеческий фактор. Не исключено, что кто-то действительно захочет очистить свою совесть и послужить нам.
   – Хорошо, дадим им настоящее задание. Однако меня вот еще интересует, что запишут эти твои жучки, Валера? – спросил Вирвис.
   – Они запишут маршрут на основе времени и расстояния, которое можно пройти за это время. Таким образом, мы получим схему маршрута пленников, ну или наемников, как хотите. Эта схема будет записана в памяти и расшифрована нашими людьми. Мы получим своеобразный план помещений, построенный на том факте, что люди, естественно, сквозь стены не ходят. Определив наличие стен, мы сможем фактически узнать план помещения так, как известно, что бункеры строятся, таким образом, чтоб каждый верхний этаж напоминал предыдущий. Также, возможно, мы сможем определить наличие несущих стен, а это уже означает, что будем знать планировку целого корпуса.
   – Не плохо. Но ведь есть и другие корпусы.
   – Можно еще поместить в тело небольшой сканер, который будет видеть все в инфракрасном спектре. И видеть он будет во всех направлениях. Мы сможем определить по наличию жителей как расположены комнаты. В общем, нашим ученным и хакерам придется попотеть. В этом процессе, должен заметить, нельзя обойтись без ошибок.
   – С инфракрасным сканером мне нравится. Его нельзя отследить. Но как мы поместим его в тело, когда тело само по себе источник тепла? Он не увидит буквально ничего потому, что будет в эпицентре тепла? – спросил Зорога.
   – Мы поместим его в эпителий. Будет выглядеть как родимое пятно.
   – А зубы? – вдруг спросил Зорога. Или даже целый мост. Туда может поместиться такой прибор?
   – Да, но кто отдаст свои зубы на подобные вещи? – Спросил Битый и сразу понял глупость своего вопроса. – В наркоз и все. – Понятно.
   – Будут думать, что хорошо выспались.
   – Зубы должны идеально повторять старые – заметил Горейко.
   – Мы прямо как живодеры – заметил Зорога.
   – Ха-ха-ха, да, но никто не будет ни страдать, ни мучиться. Зубы будут лучшего качества! – он победоносно поднял кулак над собой и все расхохотались.
   – Значит мы не живодеры, а ангелы небесные – поправился Зорога.
   – Они сами хотят этого, нельзя же игнорировать их желания. Хотят уйти в Легион – пусть уходят – сказал Вирвис. – Кстати, сыграют для всех нас огромную роль, которую не сыграли бы прежде. Это не мечом махать. Тут нужно больше.
   – Да. Кстати, знай они свою миссию – могли бы ее не выполнить, а так, когда правда будет от них скрыта, они сделают все в лучшем виде. Датчики поместим в их тело сразу перед передачей в руки Легиона вместе с едой. Теплосканеры под наркозом во время сна. Для этого нужно будет переселить их в одиночные камеры для допроса и так, чтоб никто ничего не видел. Организуем врачей и парочку военных психологов, чтоб внушили им, что мы им доверяем. Пускай действуют, как хотят. Хоть предают, хоть не предают, они все равно сыграют свою роль – уверенно рассказал свое видение ситуации Битый.
   – Отличная работа. На основе полученных данных будем строить дальнейшую стратегию. А пока что, введение дезертиров в бункер Валькирия будем считать первоочередной задачей. И сделать все это нужно как можно скорее. Лучше всего еще на этой неделе. Напоминаю, что сегодня понедельник. У всех есть работа.
   – А что если они не согласятся? – вдруг заметил Зорога.
   – Думаешь, они вдруг осознали свои согрешения? – спросил Вирвис.
   – А что если да? – сказал Зорога.
   – Так спроси их, чего гадать. Начнем с этого. А там будет видно. Битый, продумай, как незаметно организовать их на тот случай, если одни действительно захотят поиграть в шпионов.
   – Просто дадим каждому отдельную задачу. Скажем, что товарищи отказались помогать или что мы им не доверяем. Пусть каждый думает сам за себя. Кто-то конечно предаст нас, а кто-то сделает, что нужно. Например, пронесет жучки и активизирует их внутри – рассказал Битый.
   – Хорошо. Что ж, работы больше, чем достаточно. Приступайте. Только со всей ответственностью – пригрозил Вирвис.



   Глава 3. Один в поле

   Груз ответственности стоит уметь контролировать.


   I

   Наступало утро. Солнце постепенно выплывало из-за горизонта, заливая всю округу своим нежным утренним свечением, разрушая попутно холод морозной ночи. Небо было светлым и ясным, несколько тучек мирно зависли над небольшим английским городком, куда и пришел вчера вечером Гавриил. Сейчас он спал в подсобном помещении с маленьким окошком и кучей коробок, в основном пустых. Двери в это подсобное помещение медленно двигались за сквозняком. Иногда они ударялись о дверную раму, но Гавриил ничего не слышал и спал как убитый. Скоро солнце поднялось настолько высоко, что его лучи, проходя над крышами домов, расположенных напротив магазина, попадали в сам магазин. Они медленно ползли по полу, пробившись сквозь витрины, и добрались уже до самого подсобного помещения и его беспокойных дверей. Когда эта дверь в очередной раз открылась, на шлем спящего, на полу Гавриила, упал лучик света. Он пробился сквозь окуляры и потревожил глаза. Он начал просыпаться. Пытаясь отмахнуться от света солнца, он перевернулся на бок, и от этого проснулся. Было уже восемь утра. Он проспал рассвет, хотя вчера и собирался выехать из города Плимут с первыми лучами солнца. Гавриил еще не въехал в сам город, он был лишь на его окраине, в рыбачьей деревне Кловелли.
   Тяжело поднявшись с пола, Гавриил осмотрел место своего вчерашнего пиршества. Он пришел ночью, и ходил по магазину, уже пользуясь очками ночного видения, потому не заметил, какой разгром сотворил. За кассой в кресле сидел скелет бывшего кассира, Гавриил вполне хладнокровно поднял руку, поприветствовав бедолагу. Это было своеобразным знаком уважения от Нелевского потому, что жалость он чувствовал только к своим врагам, так что скелет мог гордиться тем отношением, какое заслужил.
   Вчерашняя говядина была выедена до последней крошки. Она показалась Гавриилу вчера очень вкусной, но сегодня хотелось уже разнообразить рацион. Осматривая стеллажи, Нелевский увидел свинину, говядину и даже курицу, закрытую вместе с бобами. Вспомнив старые фильмы о ковбоях, Гавриил решительно бросил свой выбор именно на эти консервы. Вместо хлеба должны были пойти крекеры, а на закуску можно было поискать что-то сладкое. Вода с газами не портилась, но для полноценного завтрака стоило потрудиться над кофе или чаем. Парочку раз, переведя глаза с упаковки чая на стики с растворимым кофе и обратно, Гавриил наконец-то решил выпить именно кофе. В магазине можно было найти даже посудину, где было проще накипятить воду, а еще больше Нелевского порадовала сковорода, где должны были разместиться бобы и мясо из консервы. Схватив все, что выбрал, Нелевский бросил пожитки в тележку, и как полноценный покупатель, двинулся в сторону кассы. Правда платить он не собирался, поэтому кивнув по пути еще раз бедняге кассиру, Гавриил проехал мимо и повернул к выходу. Взглянув на очертания города за окном, у него появилась неожиданная тревога. Он так привык, что за каждым углом его ждет опасность, что выходить за стены магазина не хотелось. Он понял, что спокойно пожарить снаружи еду ему не удастся. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Гавриил побрел к существующему в теории черному выходу, какой всегда был у подобных магазинов в голливудских фильмах. Заглянув в парочку помещений, он оказался в коридоре, который и вывел его во двор.
   Благодаря закрывающимся мусорным бакам вездесущие полиэтиленовые пакеты не добрались до этого проулка. В уме Гавриил рисовал себе картинку заваленного пригнанным ветром мусора тупика, однако там было наоборот довольно чисто.
   Расположившись на сложенных под навесом деревянных паллетах, Гавриил принялся ломать парочку из них на дрова. Потом сбегал за спичками и ножом, которые забыл захватить сразу. Солнечные лучи ласкали верхушки домов, окружающих убежище Нелевского, голубое светлое небо радовало и вселяло хорошее настроение. Гавриил быстро разжег костер и выстроил кирпичи в качестве импровизированной плиты. Сразу он об этом забыл, захваченный мечтами о надвигающемся лакомстве тушенкой, крекерами, и кофе с шоколадными батончиками. В качестве основы для плиты подошли бетонные бордюры, вырванные Гавриилом из земли, благодаря сотни раз отблагодаренной им сутры. Потом Нелевский выбил несколько кирпичей из угла здания, и печка наконец-то преобразовалась полностью. Пламя было сильным, и вода из пластиковых бутылок быстро начала закипать. Тем временем Нелевский наедался тушенкой, поджаренной прежде на сковороде. Жизнь, казалось, налаживалась. Это был хороший день в его жизни, и он правильно сделал, что попытался все устроить именно так, ведь не стоит отказываться от удовольствия.
   Насытившись завтраком и напившись кофе, Гавриил побрел прочь из магазина, прихватив в свой новый рюкзак запасы воды и еды. А на улице его ждало разочарование. Машин на ходу по близости не было. Гавриил схватил одну из карт, валявшуюся на переднем пассажирском сиденье в каком-то вольво и пошел на восток, попутно пробегая глазами по небольшой карте. Впереди у него на пути был Плимут, довольно таки большой город, построенный примерно в двенадцатом веке. Позже город стал важным торговым и военным портом. Именно порт считается его главной достопримечательностью, как говорила короткая ремарка на туристической карте. Население Плимута состояло из четверти миллиона человек. Где они были сейчас – можно было лишь предполагать. Улицы были полностью пусты. По дороге, на ветру, летали старые газеты, превратившиеся в обрывки, стучали двери магазинов, зарастала травой тротуарная брусчатка.
   На окраине деревни, перед выездом на большую автомагистраль, стояло самое заветное транспортное средство для этих новых времен. Это был мотоцикл, похожий на Харлей-Девидсон. Подойдя поближе, Гавриил узнал, что на самом деле это другая неизвестная ему марка, однако по виду очень напоминавшая именно Харлей. Он, повернув ключ зажигания, понял, что аккумулятор не работает. Трехсоткилограммовый дорожный мотоцикл не пугал Гавриила своими внушительными размерами, поэтому немного попереключав коробку передач и нащупав нейтральную, и потом первую скорость, он разогнался, и двигатель мягко загудел. Выжав сцепление, Гавриил заскочил на мотоцикл, от чего тот сильно подсел на задних амортизаторах, хотя ехать еще было можно.
   Вся автомагистраль, как и в других городах, была занята километровой, если не длиннее пробкой. Проезжая между рядами машин, Гавриил то и дело сбивал зеркала заднего вида. Он уже довольно таки смело обращался с мотоциклом, прибавляя скорость. В большей степени это было спровоцировано не колоссальным опытом вождения Нелевского, а беспечностью из-за скафандра. Аварии в сутре были похожи максимум на падение с роликов, поэтому можно было позволить себе не думать о последствиях.
   Справа был съезд вниз к побережью, виднеющемуся вдалеке, и Гавриил решил прокататься именно по этому пути. Спустя несколько десятков метров он действительно оказался на приморской дороге, построенной прямо над бьющимися о скалу волнами. Дальше виднелись доки. В них стояли огромные корабли, небольшие яхты и даже старые ржавеющие рыболовецкие шхуны. Такого множества способов перемещения по морю в одном месте Гавриил еще не видел. Дальше на горизонте виднелись другие большие суда. При увеличении Гавриил увидел огромный танкер, наверняка стоявший на якоре, иначе за столько времени его бы унесло в море или прибило к берегу.
   Спустившись к доку, Нелевский поехал мимо ограждающих сеток, пунктов пропуска и очереди из рефрижераторов. На территории доков стояло множество огромных кранов, грузивших на суда контейнеры с самыми разными товарами. Это могла быть одежда, продукты питания и даже автомобили. После прибытия товары перегружали в фуры или ставили на прицепы вместе с контейнерами. Море было спокойным и суда, стоявшие в бухте, лишь немного покачивались. Гавриил видел их издалека, за зданиями и кранами дока. Он немного сбросил скорость и подумал о том, что перебраться во Францию можно было на одной из таких лодок, но потом отказался от этой идеи. Если он не справится с управлением, заглохнет мотор или просто немного не повезет, то придется либо грести неизвестно каким способом вручную, что на яхте, пожалуй, даже не предусмотрено. Либо дрейфовать, либо бросать костюм и пытаться спасаться на круге вплавь. В случае, если придется грести, то это будет долго, если возможно вообще. А если – дрейфовать в море, то, во-первых, есть шанс оказаться в океане, а во-вторых, это будет крайне длительная прогулка. Вариант с покиданием судна был совсем не приемлемым, ведь в костюме это не возможно, а без костюма дальнейшее выживания будет под вопросом. Таким образом, отбросив неоправданные риски с путешествием по морю, Гавриил вернулся к своему старому варианту добраться до материка через тоннель. Как говорится – если спешишь, иди самым верным путем, и это был тот самый случай.
   Отбросив свои планы насчет моря, Гавриил тронулся дальше. Когда он рушил с места, мотоцикл качнулся назад, и почувствовалось, как крыло зацепило колесо. Гавриил сразу подумал о том, что мотоцикл вряд ли годится для длительного путешествия, и после выезда из городских пробок и заторов нужно будет найти транспорт надежнее. Слева над ним возвышался небольшой холм, на вершине которого стояли здания похожие на отель или что-то подобное. Тут было очень красиво, особенно в такую ясную погоду. Улыбнувшись про себя, и поблагодарив судьбу за хороший день, Нелевский прибавил газу и помчался дальше по набережной. Дорога повела вверх, в город. Внезапно, откуда не возьмись, появились мепсы, всего три или четыре пса. Решив, что вступать в бой бессмысленно, Гавриил помчался как можно быстрее по центральным улицам. На скорости в шестьдесят миль псы еще держались близко к нему. Один из них рычал и готов был схватить за любую часть либо мотоцикла, либо Гавриила. Это было похоже на бегство почтальона от домашней комнатной собачки, подумав об этом сходстве, Гавриилу стало смешно. Его начал одолевать азарт погони и, чтоб она длилась подольше, он решил не набирать скорость. Охваченный полностью игрой, как ребенок, он не заметил почтового ящика, стоящего на пути. Разгромив почтовый ящик, Нелевский опамятовался и решил более не рисковать. Очень не хотелось терять мотоцикл до момента, пока он не окажется вне города. Поднажав на газ, Гавриил с легкостью оторвался от псов, задыхающихся позади. Один из них еще бежал, а двое остальных уже сдались, а потом, сдался и третий. Нелевский смог насладиться поездкой по приветливому стародавнему городу, с его своеобразной архитектурой и атмосферой, сохранившейся, несмотря на отсутствие жителей.
   Пробки на выезде не было. Машины стояли то там, то здесь. Было несколько аварий, но проехать было довольно таки легко. Добравшись до конца четырех полосной дороги и подальше от скоплений автомобилей, Гавриил слез с мотоцикла и пошел искать автомобиль. Внимание сразу упало на старенький Лендровер белого цвета. Это был один из тех джипов, использованных военными, исследователями, и им подобными лицами. Гавриил сразу вспомнил передачи о дикой природе. Где ведущий с каким-то крутым африканским гидом, показывал окрестности африканской саванны со львами, жирафами и носорогами. С виду этот джип Нелевскому не нравился, но его надежность сразу завоевала первенство в своеобразном топе. На втором месте, чисто из уважения, был спортивный Порше, а после него, за комфорт – Мерседес бизнес класса, стоявший на обочине.
   Лендровер стоял направленный в сторону города, и его еще надо было развернуть. Шины были накачены, осталось проверить есть ли бензин. Нелевский залез в кабину, пошарил под панелью и выдернул из него замок зажигания с проводами. Проверив нужные контакты, он убедился что аккумулятор и в этой машине сдох. Развернув руль, он толкнул машину, и джип начал двигаться. Гавриил толкал одной рукой, от чего у него складывались странные ассоциации с его детским велосипедом зайчиком, которого он любил разворачивать вот так на месте, подражая соседу, постоянно выталкивающего свой крутой спортивный мотоцикл из гаража. Развернув джип, Гавриил включил передачу и прибавил ходу. Двигатель завелся, и джип поехал на своем ходу. Это было второй удачей Нелевского. Он вскочил в кабину, закрыл дверцу и помчался на восток, к туннели через Ла-Манш. По скромным подсчетам, ему предстояли проехать, около трехсот километров до вечера.


   II

   В этот же день, далеко в горах снежной Норвегии, в округе бункера Валькирия, отбывал свою миссию Андрей. Сейчас он прятался в огромном сугробе, вырытом его товарищами по заданию. Андрей попивал разогретую на электрической миниатюрной плите воду, подслащенную витаминосодержащим порошком. Плита эта разогревалась от батарей скафандра, и была размером со спичечный коробок. Ее тепла было мало, чтоб вскипятить воду, однако любое тепло сейчас было навес золота, ведь костер разжигать запрещено. Подавляемый недавно холодом Андрей расцветал, когда отпивал теплый коктейль. Он как жизнь вливался в его горло и воскрешал все внутри, поднимая настроение и даруя улыбку. Скафандры, конечно, поддерживали температуру, но иногда они долго реагировали на ее изменения, а голосового управления этой системой не существовало. Иногда хотелось согреться, но не получалось.
   В основном разведывательная миссия Андрея и его группы заключалась в наблюдении за бункером Валькирия, что само по себе предполагало длительное пребывание в снегу, и ноги нет – нет, а подмерзали, как и кончики пальцев. В этих местах была самая слабая терморегуляция. Парадокс, но сутра прекрасно охлаждала и ужасно грела, а нужно было как раз обратное.
   В снежной пещере Андрей ждал передачи из Карпатии. Она посылалась на спутник, а потом отражалась Андрею. Был создан специальных шифр этих радиопередач. Уловить их с бункера Валькирия было невозможно, но сам спутник мог дать отчет об этой передаче. Поэтому шифр был очень сложным, и каждый день ключ менялся. Ключи были рассчитаны на два месяца. Через два месяца Андрея должны были сменить другие разведчики. Взглянув на специальный ноутбук, выдерживающий температурные перепады, Андрей увидел, что спутник появился в зоне досягаемости его приемника. Парень держал в левой руке чашку и время от времени попивал теплый настой, а правой рукой шарил по клавиатуре, управляясь с системой.
   В сугробе было темновато. Единственным источником света, помимо экрана монитора, была небольшая лампа питаемая от батареи, похожей на те, что стояли в скафандрах. Она была запасной, и ребята пользовались ею для освещения и работы печки. От нее же действовал и ноутбук с рацией. Сигнал пришел. Запустив дешифратор, Андрей едва успел отпить, как информация была обработана и вылетела на экране в виде текста. Прочитав приказ, и запомнив его, Андрей удалил файл.
   Выбравшись наружу, нужно было внимательно и очень аккуратно заложить снегом выход из убежища. На Андрее, полностью одетому в белый скафандр поверх сутры, не было ни одной темной точки. Он сливался с окружающим снегом всецело и только складки, создающие тень, делали его фигуру слегка различимой вблизи. Закрыв вход глыбами утрамбованного снега, и присыпав щели между ними более рассыпчатым, можно было двигаться дальше, не опасаясь, что убежище завалиться и туда наметет снега, или что конвой заметит черную дырку в нем.
   Андрей шел, пригнувшись ближе к глубокому снегу. Он знал, какие зоны осматриваются снайперами, и умело прикрывался окружающими его со всех сторон вершинами, чтоб прятаться от их взоров. Горы были спокойными и невероятно миловидными. На небе светило солнце, заливая всю округу своими лучами, многократно умноженными после прикосновения к белоснежному покрытию этой земли. Без очков тут можно было даже схлопотать временную слепоту, когда происходит ожог сетчатки. На высоте более трех тысяч километров над уровнем моря воздух более разрежен и атмосфера хуже задерживает ультрафиолетовые лучи солнца. При этом снег прекрасно отражает сорок процентов этих лучей, еще более увеличивая влияние этого излучения на глаза. Сама же по себе белоснежная поверхность, при всей ее неровности, перепадах высот и гористости будет трудно различима как раз из-за того, что снег отражает свет, скрывая тени. В итоге глаза перенапрягаются, высматривая эти изменения поверхности, и расширяются и все больше ультрафиолета попадает на незащищенную сетчатку. Светобоязнь или слепота развивается не сразу, а только спустя четыре пять часов после полученных ожогов. К слову сказать, не все очки, спасающие летом от слепящего солнца, помогают тут. Андрей знал это, но опять же на помощь приходила сутра с ее специальным напылением против ультрафиолетовых излучений.
   Шел Андрей на специальных широких лыжах. Они одевались на ноги и руки, таким образом, еще больше распределяя вес сутры по поверхности. Идти приходилось как бы на четвереньках, но Андрей уже хорошо умел это делать и даже умудрялся ставить рекорды по скорости. Идти на этих лыжах нужно было на подобии ящерицы переставляющей конечности в определенной последовательности так, чтоб добиться максимальной слаженности. С одного конца лыжи были оснащены подъемом, чтоб те не зарывались в снег, а позади специальными лопастями, опрокидывавшие края борозды, вырытой лыжами. Таким образом, лыжи вырывали в снегу неглубокую борозду и сами же ее засыпали, скрывая след от авиации и беспилотных разведчиков. Вообще, ходить от убежища к бункеру старались реже и чаще во время бурь, когда следы скрывались природой.
   Андрей смотрел на свободное, буквально сотканное из голубого нежного цвета небо, пытаясь найти хоть одну тучку. Прямо над ним была одна маленькая одинокая, растаскиваемая воздушными течениями туча. Горы были спокойными и немного праздничными, в такой день хотелось получать от жизни только радость и удовольствие. Встретиться с друзьями, наколоть дров для костра, сделать шашлыки и просто следить за природой пока они будут готовиться. Это было чудесно.
   Подобравшись к одной из вершин, уходящих над маленькой белоснежной фигуркой Андрея высоко вверх своим черными шпилем, разведчик остановился на краю. Он начал осматриваться. Визу уже было видно бункер. Он был в двух милях на юге, однако Андрей уже был уязвим для мощных биноклей и снайперских прицелов охраны. Нужно было действовать крайне осторожно. Обход охраны этого края должен был произойти уже две минуты назад. Осмотрев западное направление, Андрей увидел восемь человек Легиона, уходящих на запад. Можно было спускаться к своим друзьям. Скользнув в глубокую расщелину, Андрей укрылся в ее тени и начал спускаться медленно вниз. У подножья пришлось двигаться еще аккуратнее и медленнее. Подползая к своим друзьям, Андрей по коротким частотам связался с ними, и ребята собрались в одном месте. Они лежали в снегу, заметаемые легкими дуновениями ветра, все набиравшего обороты к этому времени. Погода в этих местах никогда не стояла на месте, если светит солнце – жди бури и наоборот.
   – Что там слышно? – спросил хриплым голосом Василий, один из разведчиков. Он был самым старшим в отряде, хотя и подчинялся Андрею, который был старше званием.
   – Попросили собрать всю информацию о бункере. Кто входит, систему доступа к вентиляции, и все такое.
   – Мы же уже направили им все, что у нас было, кроме вентиляции, которую глупо даже пытаться исследовать – вмешался третий разведчик.
   – Нужно думать и искать еще варианты. Вот что сказали – парировал Андрей – ладно, что у нас есть?
   – У нас есть ворота, ангар и вентиляция. Ворота открываются, когда из бункера выходит конвой, прочесывающий ближайшее окружение. Также когда в бункер прибывают припасы. А это – вторник. Конвой же выходит каждые три часа и еще раз в день меняется ударная группа, располагающаяся в горах. Снайперы и легкие разведчики попадают в бункер через дополнительный запасной выход. Расположение этого выхода нам известно, но оно одновременно служит еще и ловушкой. Вокруг него все просто напихано легионовцами и сканерами. Менее всего присматривают за главным входом, полагаясь на крупный охранный отряд из тридцати человек, постоянно находящийся в верхней части и выходящий на улицу во время проверок транспорта и даже смены караула. Вентиляция есть двух видов. Выбросы идут в достаточно доступной местности, на юге у подножия горы. Множество фильтров почти полностью убирают и цвет, и запах, а длинная труба снижает по пути температуру. Вторая труба для забора воздуха расположена с другой стороны горы чуть выше. Она находится фактически над бункером и огромное количество датчиков и камер делают ее не приступкой для разведки. Поэтому остается выходная труба. Но, я думаю, мы увидим все те же решетки и ничего больше. Но если так нужно – можно осмотреть.
   – Придется. Тогда и отправим отчет. Мне нужны снимки местности вокруг крыши ангара. Все что у нас есть – это сама раздвижная крыша, а горы и другая местность вокруг не видна. Этим займешься ты, Иван. Я пойду в обход и вечером, когда камеры менее чувствительны, исследую вентиляцию.
   – Ты очень рискуешь. Прямо возле тебя пройдет конвой. Будь осторожнее. Двигайся как можно медленнее. И если хочешь успеть до темноты – начинай двигаться уже сейчас. Тебе придется выйти на тропу конвоя, чтоб твой собственный след не был заметен. Ползать тут будет просто невероятно опасная и рискованная задача.
   – Дай мне свой плащ, Антон – обратился Андрей к третьему разведчику. Мой запачкался в расщелине, боюсь не отчистить.
   – Бери. – Разведчики медленно и аккуратно сняли плащи, лежа на земле в снегу и обменялись одеждой.
   – Замерли все – прохрипел Иван.
   Это означало, что в воздухе он заметил беспилотный самолет разведки, фотографирующий все на свое пути. Разведчики замерли, набросив на себя снятые скафандры. Их сутры были выкрашены в белый цвет, поэтому было не так уж опасно попасться на его камеры без тряпчатых скафандров. После, Иван медленно пополз к крышке ангара, а Андрей принялся наедаться и напиваться водой. Ему предстояло провести без пищи ближайшие двенадцать часов. Путь до вентиляционной трубы составлял не более шести километров, но идти нужно было под присмотром снайперов, камер и время от времени проходящего конвоя, что исключало любую возможность для перекуса.
   – Ну, с Богом – своеобразно благословил Антон Андрея, что отправился в сторону бункера. Все знали, что любая подобная кампания крайне опасна и сложна.
   Андрей выполз из снежного укрытия и оказался на равнине, раскинувшейся вокруг. Его ждал очень длинный и изматывающий как физически, так и психологически труд. Двигаться нужно было крайне редко. Переставляя одну часть тела за другой, потом замирать на какое-то время. Нужно было следить, чтоб специальный накрывающий его складками плащ закрывал все конечности. Это был очень важный и сложный момент всей задачи. Плащ был сделан из белоснежного пористого и шероховатого чуть ли не как вата материала. При прикосновении он напоминал слегка утрамбованный снег. Над скафандром, чтоб не оставлять позади различимых следов и не проваливаться в глубокий снег, лежали все те же лыжи, теперь они были скреплены. Отталкиваться приходилось с помощью длинных тростей, под прямым углом погружаемых в снег. Было сложно сделать это, не обращая на себя внимания. Эти трости были тридцать сантиметров в длину, они складывались втрое одной стороны и если после погружения их прокрутить, были нерушимы с другой. Можно было двигаться и с помощью лыж, приподнимаясь на них и таким образом, перетягивая одну часть тела за другой. Но, все таки, самой большой сложностью было именно следить за тем, как расположен плащ-укрытие. Он был одновременно и главным козырем и самым уязвимым местом. Андрей разбил свой поход во времени таким образом, чтоб попасть в поле видимости камер и конвоя с наступлением темноты и пока что полз вдали. Но это не меняло того факта, что его могли заметить другие часовые, постоянно следящие за окружением бункера в бинокли. Андрею пригодиться даже удача.
   За полчаса Андрей прополз не больше ста метров. Он продвигался очень медленно и аккуратно еще и потому, что так ему удавалось лучше заметать след за собой. Он постоянно замирал и ждал, опасаясь привлечь внимание часовых. Он медленно, но достаточно уверенно переставлял руку под плащом, не высовывая ее наружу, потом застывал. Осматривал все вокруг через пористую структуру плаща. Потом переносил плавно вес тела на опорную руку и снова застывал. Он двигался так, чтоб его очертания залитого солнцем белоснежного холмика сливались с местностью. Двигайся он более быстро – его бы заметили, а если более медленно, но смотрящий в бинокль имел бы больше шансов увидеть его. Андрей двигался редко, плавно и уверенно. Переставив руку, он ждал. Примерно зная скорость, с какой часовой двигает по горизонту бинокль, он имел вполне большие шансы остаться незамеченными. А его редкие движения должны были вообще оказаться без внимания. Очертания плаща постоянно менялись, поэтому он, фактически незаметный невысокий холмик, не запоминался для глаз. Сам плащ был двух сторонний. Его верхняя сторона преломлялась очень плавно благодаря, вплетенным в ткань, специальных эластических прутьев. А другая сторона наоборот преломлялась, повторяя горную породу и камни, представляя собой второй слой плаща. С одной стороны он чем то напоминал брошенный на горку подушек плед, а с другой простынь, которой накрыли разной формы ящики.
   Наконец, Андрей настиг тропы конвоя. Он остановился на дальнем крае этой тропы, зная, что тут бойцы предпочитают ходить реже, облюбовав больше утрамбованную прежде лыжами дорожку. Андрей замер и буквально застыл, даже снизив частоту дыхания. Он расслабился и попытался более удачно распределить вес тела на лыжах, чтоб не дрогнуть в решающий момент. Плащ лежал ровно. Он крепился к конечностям на специальной ленте и прижимался к скафандру и снегу по краям, игнорируя дуновения ветра. Слева наконец-то показался конвой. Они шли, как и прежде. Впереди – офицер, остальные в колону по два позади. Андрей замер. Сердце заколотилось. Он не бывал еще в такой непосредственной близости возле бойцов Легиона. Если они его заметят, то конец. Андрей машинально взглянул на показатели температуры, и увидев там внешнюю температуру сутры совпадающую с окружающей средой, успокоился. Бойцы приближались. К Андрею прибывал адреналин. Но он не подавал виду. Он держал дыхание и очищал мысли от любых волнений, тревоги и особенно паники. Внутри него шел бой. Инстинкты боролись за свое право жить на этой земле, предпочитая самый простой способ выживания – побег, а разум заставлял их молчать и терпеть. Он силой приглушал любые попытки бунта эмоций, и от них оставалось только слегка ускорившееся сердцебиение. Андрей закрыл глаза на то время, пока бойцы были далеко для того, чтоб не провоцировать воображение. До них было еще сто метров и, закрыв их, все эти сто метров мозг дорисовывал сам. Было сложно сопротивляться этому, и Андрей отпустил мысли. Андрей медленно выдыхал уже ртом, пытаясь сдерживать волнение. Все что ему нужно было сделать, это неподвижно ждать, и это было самым сложным. Обмануть себя и забыть об опасности не получалось. Воображение нещадно рисовало откатившийся на ветру край плаща, или выпирающий где-то кончик меча или след позади Андрея. Ничего этого он не мог изменить и даже проследить, и нужно было полагаться на опыт и свое умение. Андрей открыл глаза. Он не двигал головой, а смотрел влево уже последние пятнадцать минут. Конвой медленно приближался. Они были уже в десяти метрах. Внезапно Андрей почувствовал новую дозу адреналина, сердце громко забилось, его удары он слышал по всему телу, на лбу проступил пот, попутно покрывая все туловище. В это же время ужасно морозило несчастные конечности ног и кисти рук. Было страшно дискомфортно. Андрею уже было не в силу сдерживать себя, хотя он помнил, что так было всегда. Вдруг, когда все подошли уже впритык, чего Андрей не ожидал, он и вовсе замер, убрав дыхание. Лыжа одного из бойцов Второго Легиона скользнула по краю плаща, край его немного приподнялся, цепляясь за ее пористую структуру, Андрей закрыл глаза при виде этого. Потом открыл, и увидел, как этот же край коснулась вторая лыжа, потом третья. Андрей снова закрыл глаза, пытаясь успокоиться и сдержать дыхание. Если его заметят, то это будет конец, ни в каком бою ему не спастись. Ставки были высоки. Открыв вновь глаза – Андрей увидел шагающих дальше на запад бойцов конвоя.
   Он громко выдохнул. Сердце потихоньку успокаивалось. Дыхание, задержанное прежде, сорвалось. Было тяжело лежать в такой момент, хотелось двигаться, но нельзя было этого делать. Андрей лежал, обманывая инстинкты и желания. Медленно и методично приводя рассудок к нужному состоянию равновесия и спокойствия. На то уйдет минут пять или десять. Если не больше. Андрей позволит себе двигаться не раньше, чем сможет быть уверенным в каждом своем движении. Не раньше!
   Вскоре он добрался до подножия горы, по которой и располагалась большая часть бункера Валькирия. Здесь ему было намного проще оставаться незамеченным благодаря природной неровности поверхности. Развернувшись, он, наконец, смог изучить оставленный собою след. Приятно было отметить, что с этой точки зрения равнина немного уходило под углом вниз. Это означало, что след был не так заметен. Благодаря, зигзагообразному движению Андрея, на что ушло добрая половина всего затраченного на поход времени, тоже здорово маскировало его. Легкий ветерок, нагнавший на небосвод уже довольно таки плотные тучи, также трудился на благо скрытности разведчика, однако его усилия были не особо внушительными, но к утру от следа ничего не останется.
   Дальше идти было нельзя. Нужно было дождаться темноты и только тогда пробираться через холм наверх. Ночью стоило ожидать легкой метелицы или даже снежной бури, что могла помощь Андрею скрыть следы. До заката оставалось менее часа, и Андрей принялся отдыхать и расслабляться.
   Ночь в горах наступает очень быстро. Солнце, если прежде его не начали заступать бесконечные тучи, буквально прикоснувшись к верхушкам гор, падает за них за несколько минут. Тень от гор уже давно накрыла Андрея и спустя полчаса после заката, все вокруг погрузилось во тьму. Андрей перешел на очки ночного видения. Тепловизоры тут мало помогали. Хотя переключая фильтры, он случайно заметил лежанку снайпера, который выдал себя в тепловизионном спектре на верхушке одной из гор. Наверняка он пользовался маскирующим теплоодеялом, а не системой охлаждения скафандра, пытаясь больше энергии тратить на обогрев тела.
   Андрей двинулся дальше. Все также как и прежде, движение за движением шаг за шагом. Он проходил не более метра в минуту. А иногда, когда из-за угла появлялась фигура часового, и то медленнее, застывая на месте. Дальше он пошел вверх над уходящим под нее входом в бункер. Тут Андрея ждала камера, крутящаяся на своей оси на сто восемьдесят градусов. Андрей пытался оставаться в стороне от нее, но все же попадал в поле зрения, поэтому двигаться можно было только, пока камера уходила в другую сторону. Ближе к полуночи усталый и замученный, Андрей достиг вентиляционной трубы. Он сфотографировал во всех спектрах местность вокруг этой трубы. Горы, ближайшие от нее и даже расщелины. Труба была широкой и полностью закрытой со всех сторон сетчатым металлическим листом. Андрей медленно, сантиметр за сантиметр потянулся за камерой, что крепилась к его поясу. Эта камера была на длинном узком проводе, похожем на медицинский зонд, но еще тоньше. Он аккуратно просунул ее в щель. На это ушло не менее получаса. Чуть выше над трубой была еще одна камера Второго Легиона. Она создавала основную проблему для свободы действий Андрея.
   Камера показала решетку, что сразу же через метр от верхушки закрывала обзор вентиляционной трубы. Она, скорее всего, была еще и покрыта уной. Сквозь пролеты этой решетки было видно, что чуть ниже была еще одна такая же сетка или решетка. Они могли быть спустя каждые пять метров. Главная информация, которую дожжен был получить Андрей – это диаметр такой трубы. Ее рассматривали как возможность проникновения вовнутрь бункера нескольких бойцов. Труба же оказалась для этого вполне пригодной она была более узкой вначале, но потом, спустя несколько метров, резко расширялась. Там можно спускаться одновременно на одном уровне не мене двум бойцам. Осмотрев внутреннюю часть вентиляционной шахты, Андрей вернул себе обратно свой зонд и приготовился проделывать тот же самый длительный и трудный путь назад. Потом нужно было добраться до снежной пещеры и передать полученные сегодня и собранные прежде данные в Карпатию. На путь обратно уйдет вся ночь. Андрей держался из последних сил, но вероятность оказаться вскоре в кругу своих товарищей или даже выпить чашку чая, грела его, манила к себе и прибавляла сил.


   III

   Ночь была самым уязвимым временем для Гавриила. Он не мог проснуться от внезапного шума, не мог спать там, где хотел. Из-за отсутствия слуха он постоянно рисковал быть застигнутым врасплох, поэтому сон был его самым слабым местом. Каждую ночь он пытался найти самое глухое, самое тайное и забытое богом место и искал в нем самый дальний угол. Как система оповещения он иногда сооружал над собой какой-то тяжелый груз, падающий на него с потолка, если противник зацепился за струну. Однако не всегда была возможность соорудить что-то подобное, ведь редко когда можно было найти такую длинную веревку, или протянуть ее в нужных местах. Даже если это удавалось, груз мог банально упасть рядом с откатившимся с постели Гавриилом, не разбудив его.
   Сегодня Нелевский ночевал в городе Фолкстон. Именно из этого города во Францию вел знаменитый туннель через Ла-Манш, по которому Гавриил собирался перебраться на материк. Он приехал сюда поздно вечером. Силы были на пределе, и пришлось принять решение в пользу сна. Найдя в подвале одного из домов укромное местечко, Нелевский сделал незадачливую систему оповещения, связанную с дверью и уснул. Ночь прошла спокойно и Гавриил ни разу не проснулся. Ближе к утру он, наконец, открыл глаза и опешил. Прямо перед ним, на корточках сидело двое детей. Нелевский отпрянул сначала, от неожиданности и попытался дотянуться до меча. Взглянув попутно на свою систему оповещения, он с грустью увидел, что откатился с постели, чего он так опасался, и груз рухнул рядом. Ничего не услышав и не почувствовав, Нелевский банально продолжал спать. Привыкнув к тусклому свету маленького подземного гаража, Нелевский наконец-то увидел, что перед ним действительно сидят двое детей. Они с любопытством разглядывали его своими большими глазами. У мальчика были черные волосы и потрепанная одежда. С виду им было не больше пяти или шести лет. Девочка была светловолосой с полностью замурзанными щеками и лицом. Дети явно провели на улице и по подвалам огромное количество времени. Мальчик держал в руках какой-то шоколадный батончик, жадно откусывая его, буквально сверлил глазами Нелевского, рассматривая то его, то шлем. Девочка сидела молча, опирая голову на кисти рук и также грустно и безучастно пялилась на Гавриила.
   Гавриил бросился знакомиться с ними, он помахал рукой и улыбнулся, но, вспомнив, что находится в шлеме, через который улыбку не видно, он мысленно разочаровался в своей сообразительности. Он помахал еще раз детям, но те только переглянулись, а девочка даже пожала плечами в недоумении, не понимая, что нужно делать. Дети продолжили пялиться на Нелевского. Вспомнив несколько слов по – английски, Гавриил вытащил нож, от чего дети сперва отшатнулись, но потом догадавшись, что Гавриил ничего плохого не задумал, успокоились. Нелевский написал на асфальте «Ай хелп ю». Он не знал, знают ли дети язык, но очень на это надеялся. Прочитав эти слова дети улыбнулись и как ничем не бывало, бросились знакомиться. Гавриил не понимал, что они говорят, и попытался это изобразить, хлопнув себя по ушам. Потом он дал детишкам какой-то гвоздь и те, с трудом догадавшись спустя несколько минут, что он от них хотел, принялись, как можно более аккуратно чертить на асфальте свои имена. При виде этой картины, когда два маленьких человечка, познающих этот мир и пытающихся изучить сложное искусство речи пишут на полу, Гавриил только и мог что улыбаться. Спустя минут пять дети закончили. Они множество раз подправляли буквы, но Гавриил уже давно понял, как их зовут. Мальчика звали Браян, а девочку – Софи. Поорудовав немного на асфальте, Нелевский вывел там свое имя, как ему показалось, достаточно удачно, хотя там было две ошибки.
   Гаврил не знал, как быть дальше и что он должен делать с детьми. С одной стороны для него это было довольно таки большой проблемой, если брать их с собой, ведь скафандр мог защитить только его, а с другой нельзя было бросить их тут. Нелевский снова взял нож, и написал «Were is your mother» – это было легким предложением для него. Девочка сразу опустила глаза и отвернулась от надписи. А Браян посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Нелевского и написал ниже «умерла» Потом он еще долго не поднимал глаза, погруженный в свои мысли. Он все смотрел на это такое любимое и светлое для него слово «мама». Гавриилу стало жаль детей. Он твердо решил взять их с собой, ведь оставить их тут означало обрекать на гибель. Но как объяснить им, что им лучше пойти за ним? Важно ли этим детям куда идти и с кем? Не начнут ли они кричать в самый опасный момент, привлекая внимание многих врагов? И в конце концов, не обрекает ли их Гавриил на еще большее страшные испытания и опасности, когда возьмет их с собой? Эти вопросы были сложными, ведь не возможно было предсказать, какое будущее ждет их.
   Наконец дети начали общаться, и пошли изучать какие-то ящики в этой комнате, они много говорили, и вели себя очень самостоятельно, практически не обращая внимания на Гавриила. Наверное, так они отвлекали друг дружку от плохих мыслей, пытаясь больше заниматься делом. Несколько месяцев в одиночестве приучило их к иной жизни. Они не хотели играть или веселиться они искали то, что поможет им выжить. Это были даже не дети, а скорее маленькие люди – подумал Нелевский. Вспомнив пару фраз на английском, он подошел к детям и, обратив их внимание на пол, опять начал чертить «Go with me». Гавриил написал и ждал реакцию детей. После этих слов они немного помолчали, подумали, а потом начали обсуждать это между собой. Гавриил ждал и не мешал им, ведь он все равно не мог понять, о чем идет разговор. В конце концов, мальчик улыбнулся Гавриилу и протянул руку в знак согласия. Потом он начал что-то рассказывать. Он быстро затараторил и Гавриил, сперва пытавшийся что-то прочитать по губам, вдруг понял, что ему выпала не легкая задача, ведь скоординировать действия с итак не котролированными детьми, без возможности общаться совсем безнадежная задача. Мальчик все говорил и говорил, он махал руками и рассказывал что-то. Голосовой конвертер Гавриила различил несколько слов, но это никак не влияло на понимания сути рассказа. На экране кириллицей появлялись переведенные конвертером звуки. Многие были довольно таки правильно переведенные из звуков в слова, но остальная часть монолога ребенка осталась за кадром, превращенная в кашу из букв, слитых в одно бесконечное слово. Нелевский поднял руки, пытаясь остановить мальчика. Он медленно указал на уши и рот, а потом развел руки, пытаясь объяснить, что ничего не слышит и не может говорить. Но как объяснить детям, что они должны постоянно следить за Нелевским, пытаясь понять, как им действовать? Наверное, никак. Гавриилу придется думать за троих. Они быстро теряли связь с Гавриилом и уходили в свой мирок. Он был для них очень странным человеком, не хотевшим с ними общаться, поэтому они не интересовались им.
   Нужно было что-то предпринять. Нелевский поискал в округе веревку, но ее не было. Пришлось резать ту, что была у него с собой. Он привязал один конец к поясу, а другой дал детям, объясняя, что нужно дернуть, если они что-то захотят. Дети, казалось, поняли и Браян уверенно махнул головой в ответ. Нелевский махнул им рукой и пошел прочь. Дети последовали за ним, держась за веревку. Гавриил хотел взять их на руки и нести, но пока что в этом не было нужды, ведь нужно было найти автомобиль, а вначале всего, вообще, покушать. Выйдя в большой подземный гараж, Гавриил решил расположиться тут. Он снял с плеча рюкзак и присел на бетонном возвышении вокруг столба, поддерживающего колону. На самой земле был асфальт, и от огня он мог начать плавиться и таким образом испарения смолы вполне могли испортить завтрак. Вытащив свою со вчерашнего дня любимую сковороду, Гавриил расположил ее рядом. Потом вскрыл консервы и приготовился готовить, высыпая содержимое на сковороду. Затем он подошел к какому-то старому автомобилю с опущенными колесами, и оторвал дверцу. Разрезав ее напополам, сперва, отрубив раму для стекла, у Гавриила получилось два высоких бруска, между которыми вполне мог получиться достаточно пространства для дров. Теперь нужно было найти дрова. Конечно, на выстроенной из бетона и асфальта стоянке, никаких деревьев не росло, однако большое множество коробок в помещении, где спал Гавриил, обещали быть полезными. Они бы быстро сгорали, но можно было взять количеством, раз качеством не получалось. Дети поплелись за Гавриилом. Он хотел сначала сказать им, чтоб они ждали его, но потом, поняв, насколько это хлопотная затея, решил ничего не говорить. Более того, это научит их присматриваться к Нелевскому и думать над тем, что он делает, что было полезно ввиду того времени, которое им предстоит провести вместе, а именно весь путь от Англии до Карпатии.
   Набрав много ящиков, Гавриил поплелся обратно к костру. Девочка не отпускала веревку, а мальчик бросился помогать Гавриилу и тоже нес маленький ящик. Гавриилу было весело следить за этим.
   Ящики отсырели и горели плохо. Приходилось бросать пару лишних кусков, чтоб те просыхали, пока подгорят другие, но пламя все же было, и сковородка медленно и неуклонно нагревалась. Спустя минут десять жир зашкварчал и тушенка начала приобретать съедобный вид. Гавриил, наконец, снял шлем и первым дело улыбнулся детишкам, те ответили ему тем же. Теперь они опять осматривали его и изучали, пытаясь запомнить, или просто удовлетворяли одним лишь им известное любопытство. Гавриил взял салфетку, прихваченную в магазине, намочил ее минералкой, и принялся отмывать лицо сначала девочки, а потом мальчика. Дети стояли смирно и все терпели при всем притом, что Гавриилу не представлялось возможным что-то им объяснять. Нелевскому вдруг показалось, что все будет намного проще, чем он думал сперва.
   Завтрак всем, похоже, пришелся по вкусу, пока Гавриил готовил кофе, дети принялись носиться вокруг и играть в какую-то игру. Детишкам кофе давать не стоило. Поэтому для них уже был готов чай, налитый в один большой картонный стакан, полученный Гавриилом из разгромленного им же автомата с кофе.
   Гавриил сидел возле бетонной опоры, пытаясь не думать о грязной сковороде и выпотрошенном рядом рюкзаке еще несколько минут расслабляясь с чашкой кофе в руках. Попутно он ломал себе голову, пытаясь придумать, как звать детей. Он поставил чашку с кофе рядом и попробовал постучать в ладоши, но рукавицы скафандра были местами уплотнены толстой огнеупорной резиноподобной материей, неизвестного Гавриилу химического состава. Она была эластичной и потому хлопков, как решил Гавриил, не последовало бы. Тогда он сложил руку в кулак и постучал так по скафандру. Это, наконец, привлекло внимание детей. Они пришли к Гавриилу. Он указал им на чай. Детишки ринулись пить, хотя, похоже, им не сильно это нравилось. Мальчик вообще отдал чай Софи и принялся пить оставшуюся в бутылке минералку.
   Спустя несколько минут пришло время выдвигаться в путь. Гавриил кое как почистил посуду и собрал ее в рюкзак, аккуратно выбирая место для каждого ингредиента так, чтоб все поместилось и по возможности не стучало друг о друга. Потом он сделал из кожаных сидений одного их автомобилей хитроумный мешок, куда намеревался посадить детишек. Он попытался продумать, как сделать так, чтоб дети чувствовали себя в сумке удобно. Он чувствовал себя их старшим братом, мысли об отце ему еще не помещались в голове. Он просто заботился о них, и множество мыслей посвящал их благополучию, чего не было прежде. Это была для него новая ситуация, дававшая неоценимый опыт, возможно, пригодившийся ему в будущем. Дети не сразу поняли смысл сумки, однако когда попали туда – то быстро привыкли и с удовольствием отдыхали. Они часто ерзали и Гавриил понял, что своеобразный рюкзак для детей получился не совсем удобным, однако он по крайней мере знал где они, а именно прямо на его шее перед грудями висят на кожаной сумке.
   Теперь, тяжело бронированная трехсоткилограммовая, до зубов вооруженная увешенными за спиной огромными мечами глухонемая нянька могла отправляться на улицу. Там его ждала пробка из машин. Проехать тут не представлялось возможным. Он все шел и шел, детишки уже даже уснули и он пытался ступать медленнее. Спустя пол часа Гавриил попал на побережье, и перед ним раскинулся Ла-Манш. Где-то на этом побережье и должен был быть туннель через этот пролив, но так как Нелевский не знал где он – ему приходилось его искать.
   Прошел час, а туннеля все еще не было видно. Далеко впереди Гавриил увидел большую свалку из автомобилей и, что было еще более удивительно, большой костер, вырывающийся из какой-то бочки. Черные клубы дыма, что исходили и него, говорили о том, что жгли резину. Гавриил пытался понять, зачем тут эта бочка и этот костер ведь практического применения у нее не было. По крайней мере, очевидной. Оставалось полагаться на то, что Нелевский чего-то просто не учел. Однако на сердце было тяжело. Он сильно сомневался в том, что впереди его ждут простые беженцы. Лучшим доказательством целесообразности такой тревоги были детишки, что провели в городе много времени, но оставались сами по себе. Если бы в городе были взрослые – то они наверняка бы примкнули к ним, однако сложилось иначе. Костер мог быть как маяк или ловушка, вдруг подумал Гавриил, он привлекал внимание – вот его главная цель. Машины вдоль дороги были без колес, что свидетельствовало о том, что костер жгли не первый день, и опять же это не совпадало с фактом присутствия в этом городе детей. Они наверняка знают, что ждет Гавриила впереди. Нелевский нехотя разбудил малышей и указал на маяк. Дети едва проснулись, протерли глаза и, увидев маяк, сразу замахали руками, пытаясь уговорить Гавриила не идти туда. Но как же быть, если там, предположительно был туннель? Нелевский не мог отказаться от пользы туннеля после того, как проехал сюда ради него триста километров.
   Гавриил сбросил рюкзак и малышей на землю и усадил их в ближайший автомобиль с целыми дверьми и чистым салоном. Он приставил палец к месту, где под очертанием фильтров шлема должны были находиться губы, давая понять, чтоб дети вели себя тихо. Потом он поднял руку вверх и дотронулся указательным пальцем к большому, показывая детям, что все хорошо. Дети поняли, и девочка даже улыбнувшись, ответила тем же, а мальчик просто кивнул, догадавшись, что от него хотят.
   Гавриил хотел пробраться в одно их расположившихся у дороги зданий, которое тянулось до самого туннеля и из него разведать территорию вокруг. Тем более, что если засада и была, то она должна была бы быть устроена именно в этом здании, откуда просматривалась вся набережная. Гавриил ловко запрыгнул в окно, не касаясь его краев, и бесшумно направился разведывать, как оказалось сгоревший и полу разрушенный торговый центр или что-то в этом роде. Он осматривал комнату за комнатой. Зал за залом, но пока что следов пребывания людей не было. Все что осталось от былых торговых помещений и товаров – это зеленые части вешалок, стульев и торговых стоек. Одна из комнат первого этажа вывела Гавриила в большой зал, где располагался продуктовый отдел. Он сгорел до половины, и одна часть каким-то чудом осталась практически целой и невредимой, а на стойках даже остался товар. Наверняка пожар случился еще тогда, когда работала противопожарная система, и она то и заглушила его. Гавриил не стал входит в зал. Осмотрев его через дверной проем, он направился искать лестницу наверх потому, что на таком большом пространстве, не обследованном им прежде, Нелевский был слишком уж заметен и мог нарваться на засаду. Поднявшись на третий этаж, он подошел к окну.
   Все было тихо. Тогда он включил тепловизор и начал изучать все в округе. Конечно, противник мог быть в режиме невидимости, но попробовать стоило. Он осмотрел верхние этажи, те оказались чистыми. Тогда он глянул в низ, где находился второй этаж и торговый зал, и там тоже не было источника тепла. Тогда он взглянул на улицу и с ужасом заметил, как три фигуры быстро направляются в сторону спрятанных в машине детей. Гавриил тут же спохватился. Он осмотрелся, вокруг пытаясь сообразить, как быстрее ему пробраться к машине. Тогда он вспомнил, как строятся подобные помещения. Когда то в Дубно тоже строили супермаркет, и всю методику можно было наблюдать воочию. Такие строения состоят в основном из массивных колонн, заменяющих несущие стены, а на этих колоннах располагаются мощные бетонные плиты, служащие полом для этажей. Стены, построенные на каждом их этажей, обычно были тоненькие из кирпича положенного в один ряд или даже еще более простых материалов как стеклована, обернутая в металлические листы. Недолго думая, Нелевский снял мечи и понесся в сторону машины. Перед глазами у него были лица детей, что он сам усадил в машину и так опрометчиво понадеялся, что этого никто не заметит. Перед первой из стен он выставил в последний момент плечо и та поддалась. Налевский от неожиданности даже подпрыгнул и потом, развалив тоненькую кирпичную прослойку, упал на пол. Ни минуты не раздумывая, он спохватился и побежал дальше. Следующая стена разбилась также. Он нервничал и боялся, что не успеет спасти малышей, а ведь они ему доверились. Они ждут там его, ничего не подозревая, абсолютно беззащитные от любой угрозы, а он даже не услышит, если они закричат. Еще минуту назад все было хорошо и казалось, что ты контролируешь ситуацию, а теперь все пошло вспять. Былая тревога, что Гавриил впервые познал в Дортмуре, когда падал в толпу Легиона, вновь прорвалась в сердце. Впереди была еще одна стена. Гавриил выставил плечо, и стена разлетелась в щепки. Это была последняя стена, и Нелевский уже оказался на улице. Инерционной силы от бега почти четырехсот килограммового бойца, если считать вес тела и оружия, хватило чтоб пролететь через двухметровое пространство между домами, и Гавриил врезался в стену другого дома. Он отбился от нее, и рухнул на землю, от чего асфальт проломился. Вскочив на ноги, не теряя самообладание, Гавриил побежал к машине. Детей вытащили на улицу. Один из противников пошел на него и занес меч. Нелевский даже не моргнул, он никогда не был так зол и агрессивен как сейчас. Уклонившись от удара, он полоснул врага молниеносным движением меча, и тот рухнул где-то за спиной Нелевского. Остальные два бросили детей, и пошли на Гавриила. Это обрадовало его, ведь дети были в безопасности. Он немного осмотрелся и заметил, что его противники были не бойцами Легиона, хотя их сутры напоминали костюмы главного врага. Однако эти были изувечены, из них торчала пена от полученных ран. Один из бойцов была даже без шлема, а второй с трудом передвигал ногу. Это были местные разбойники или что-то в этом роде. Они злобно улыбались и подзывали Гавриила, а он просто стоял и смотрел на них. Они вели себя на подобии уличной шпаны. Что-то говорили, пытаясь оскорбить, махали мечем у самого носа и как шакалы бродили вокруг Гавриила, пытаясь обойти его со спины. Но Гавриил не нападал. Он просто стоял и следил взглядом за этими жалкими самоуверенными и озлобленными на что-то существами. Их так мало отличало от человека, но Нелевский хорошо понимал, что начинка у них иная. Один из противников быстро подошел и плюнул в лицо Гавриилу, а потом отпрянул и засмеялся. Интересно, что именно его рассмешило? – подумал Гавриил. Тогда они, наконец, решили нападать. Один подошел спереди, а другой сзади. Гавриил ушел в сторону и спустя долю секунды, взмахнул мечом, снося голову разбойнику, потом не теряя инерции от движения перекрутился с ноги на ногу и ударил вдоль туловища другого. Всего полтора секунды и бой закончен. Дети с удивлением смотрели на своего героя. Они были уверенны, что погибнут. Мальчик запрыгал и захлопал в ладоши, а девочка подбежала и обняла Гавриила за ногу. Им наверняка досталось от этих скотов – подумал Гавриил.
   – Вот там, вот там – вдруг закричал Браян, смотревший в этот момент за спину Нелевскому. Гавриил заметил его сигнал по тому, как Браян указывал и всячески жестикулировал в сторону туннеля. Гавриил повернулся и посмотрел туда. Навстречу ему шло добрых два десятка отборных Фолкстоунских бандитов, и некоторые из них даже смогли добыть себе сутры. Таких было около половины шайки. Их костюмы были явно сняты из мертвых бойцов. Некоторые выглядели иначе, чем скафандры Легионовской пехоты, возможно, они были отобраны у местных военных.
   Гавриил заметил у одного из них базуку, и в следующий момент в их сторону полетела ракета. Гавриил побежал ей навстречу. Пытаясь перехватить ее, чтоб не пострадала Софи, стоявшая к нему слишком близко, времени отвести ее в сторону не было. Гавриил бежал на ракету и та, врезавшись в него, взорвалась. Гавриил полетел обратно. В голове гудело как после хорошего удара по челюсти. Придя в себя, он бросился к девочке и Браяну, забирая их в сторону. Затрещал пулемет. Гавриил быстро внес детей в ближайший дом, прикрываясь стоявшими на обочине автомобилями, и выбежал на улицу. Разбойники были уже в двадцати метрах. Пулемет полоснул его и Гавриил, подбежав к ближайшему автомобилю, оторвал от него дверцу и, прикрываясь ею как щитом, пошел на противников. Тонкий металл дверцы плохо справлялся с пулями из минигана, однако если поставить его под углом, часть попаданий можно было избежать.
   Нелевский подбежал очень близко и ввязался в драку. Он никогда прежде не поступал так. Раньше он бы ни в коем случае не влетал вот так в толпу, а разделил бы врагов на группы и методично истребил, но сейчас он пытался максимально обезопасить абсолютно беззащитных детей. В толпе он вытащил второй меч, поднятый им у одного их бойцов Второго Легиона еще на той скале, он выставил их в стороны прижав рукоятями к талии и крутанулся как юла. Несколько противников, перерубленных на пополам, рухнули рядом. Другие попытались отбежать, но Гавриил уже выставил мечи в стороны, разогнув руки в локтях, и снова закрутился на пятках, оставляя без головы еще одного.
   Потом он в ярости бросился на бойца с пулеметом, попутно пронзая стоявшего рядом товарища. Уже врагов уменьшилось на пять человек. Опасаясь удара со спины, он переключился именно на это направление. Там его уже пыталось ударить двое соперников. Они высоко занесли над головой мечи, и это было для них фатальной ошибкой. Резким, едва обдуманным движением, воин среагировал молниеносно, пронзая обоими двуручными мечами их животы. Противники не успели упасть, когда он вытащил оружие и атаковал тех, что были слева. Поставив пару блоков, он еще раз уклонился и полоснул по ребрам одного из них. Потом ударил ногой в сторону товарища, сбивая того с толку, и пронзил обеих зараз. Затем, не переводя дух, Гавриил упал на землю и перекатился вправо. Он догадывался, что со спины его попытаются ударить, и в действительности так и было. Двое противников уже шли на него. Гавриил встал с колен и мощным прыжком взметнулся в воздух, обрушиваясь на врагов мельницей из двух страшных двуручных мечей по одному в руке. Разбитые в пух и прах они повалились на землю. Осталось половина. Увидев как за какие-то полминуты, десяток товарищей покинули этот мир, остальные резко утратили присутствие боевого духа и смелости. Гавриил пошел на них без сожалений и замешательств. Трое сразу бросились бежать. Остальные так же бросили оружие и побежали за товарищами. Гавриил спрятал мечи и пошел к детям. Они были в порядке.

   Уже перевалило за полдень, и Нелевский спешил перейти туннель до наступления темноты. Погрузив детей себе в самодельную кожаную сумку, он отправился дальше на восток. У туннеля была образована непроходимая пробка. Машины были либо подорваны миной, либо расстреляны из гранатометов. От них остались только рамы на протяжении не менее ста метров. Видимо, таким образом Легион перекрыл выезд из британского острова на материк. Гавриилу пришлось идти по крышам обгорелых мерседесов, БМВ и джипов. В туннеле было абсолютно темно. Машины и машины, без конца. Было довольно таки страшно и жутко идти среди этого железного бездыханного кладбища. Это была практически братская могила. Люди остались в машинах и скорее всего, подверглись биологической атаке потому, что многие даже не успели открыть дверцу машины, умерев на месте. Спустя полчаса Гавриил почувствовал моторошный холодок. Ему было страшно. Дети и вовсе закрыли глаза и прижимались ближе к нему. Им было еще страшней, ведь они не видели ничего наверняка, и вслушивались в каждый звук. Гавриил же наоборот был рад что-то услышать. Он постоянно оглядывался. Казалось, что туннелю не будет конца. Невольно даже его начал одолевать страх. Он однажды обернулся назад, когда ему показалось, что кто-то схватил его за ногу, это был лишь бампер, случайно столкнувшийся с его ногой. Потом Нелевский, охваченный легкой паникой подумал, что он потерял направление. Собравшись с мыслями, он снова пошел вперед. Но страх не отставал. Он шел и постоянно думал, что кто-то идет следом – оборачивался, а там было пусто, лишь одни машины. Он долго всматривался в их лобовые стекла и ничего там не замечал. Потом делал несколько шагов и снова осматривался. Он не владел собой. Тогда Гавриил остановился. Нет, так дальше быть не может. Если я не могу держать себя в руках и не могу победить свою неуверенность, то я буду ее использовать – подумал Гавриил. Он специально попытался вызвать страх, покрутился вокруг, но былая тревога исчезла. Он просто выступил против нее и против своих страхов, и те исчезли в никуда. Так Гавриил победил свой внутренний страх, подчинив его разуму. Кто-то учиться у учителей, а кто-то прямиком у жизни, не пропуская ее уроки и беря у нее все.
   Ближе к вечеру, когда солнце уже коснулось горизонта, Гавриил и перепуганные двумя с половиной часами в кромешной тьме детишки, выбрались из туннеля через Ла-Манш. Наконец-то Нелевскому удалось добраться до материка. Сколько еще приключений и сражений ждет его на этом пути, не знает никто. Еще два дня назад, он думал, что погибнет в аду Дортмурской скалы, в огне напалма, или от мечей десятков врагов, а теперь он уже был в сотнях километров оттуда, и мог мечтать о возвращении домой.



   Глава 4. Переломный момент

   Абсолютно все без исключения ищут свет в темноте.


   I

   «Карпатия»
   Общественная столовая

   – Отличный день, вам так не кажется? – к Нечасову подошел молодой человек, лет тридцати, в дорогом костюме и чашкой кофе на блюдце. – Еще заказал булочки, но они их видимо сами любят не меньше моего, поэтому я редко успеваю их застать. Вы не против, если я присяду?
   – Садитесь, если вам будет удобной моя компания – уныло ответил Нечасов. Он ел яичницу и запивал чаем.
   – Говорят, что сегодня будет первый дождь в этом году. Снаружи окончательно потеплело, похоже, зима сдает свои позиции непреклонно.
   – Да в этом году весна пришла рано – коротко ответил командир.
   – А вы бываете на поверхности? Вы мне представляетесь военным. Я их сразу отличаю от остальных людей – Собеседник был так бодр и доброжелателен, что Нечасов невольно и сам заряжался его энергией.
   – Бывший. А чем это мы так отличаемся по вашему?
   – Дисциплина. В армейских столовых вы привыкли, что за столом рядом с вами сидят другие, поэтому вы никогда не расставляете локти слишком широко, но всегда делаете это, что отличает вас от этих педантичных и стеснительных ученых. Вы не спешите, но ваши движения очень уверенные и лишенные каких либо личных привычек. Вы не крутите в руках ложку, не помешиваете чай, не копаетесь в еде, в общем, не делаете ничего кроме того, что нужно донести еду от точки А до точки Б. – мужчина рассмеялся. – А то, что вы не торопитесь, может указывать только на ваше высокое звание.
   – Да? А, что если я просто педантичный идеалист, пытающийся выглядеть так, как вы описали, специально?
   – Ну, тогда вы теряете время, боюсь вашим образом никто кроме меня не заинтересовался. – Засмеялся мужчина. Нечасов подхватил его смех.
   – Впрочем, вы угадали, я действительно военный. Правда бывший, и теперь поверхности мне не видать.
   – М-да, как я вас понимаю. Я не был наверху уже много месяцев. Практически с того самого момента, как прибыл в бункер. С трудом заставляю себя выглядеть так, как и в былые времена. Страшно хочется послать все куда подальше и плюнуть на старые привычки, но что тогда от меня останется? Все мы одна большая привычка – закончил мужчина. Ему наконец-то принесли его булочки.
   – Пожалуй, вы правы. А кто вы простите по профессии?
   – Раньше я владел большой компанией, а теперь вот работаю на благо корпуса науки и обслуживания бункера. Занимаюсь различного рода организационной работой и прочее. Если в двух словах, то говорю, кому и куда идти и так каждый день. – Только не подумайте, пытаюсь отправлять людей только по необходимым нашему любимому убежищу направлениям – улыбнулся мужчина.
   – Интересно, наверное, столько разных встреч и общения с различными людьми – заметил Нечасов.
   – Вы знаете, ничего особенного. Я даже сказал бы, что это надоедает. Более того я уже через неделю изучил все лица и привычки людей, с которыми приходилось иметь дело. Но это не так важно. Боюсь, ни одно дело нельзя назвать лучшим, чем какое-то другое. Труд сам по себе понятие однозначное и отличается он только местом и окраской между собой. Думаю, что нельзя назвать одно дело интересней другого. Просто одни люди могут делать хорошо то, а другие другое. С работой дело обстоит также как и с любовью, насильно мил не будешь. Например, мне заказана дорога в науку и особенно медицину, это не мое. Мне подавай общение с людьми и координацию их действий. Я винтик большого механизма и мне важно знать, как этот механизм работает в целом, не вникая в детали. А с дугой стороны талантливый ученый терпеть не может различную болтовню вроде нашей с вами и обожает свои бездушные цифры и приборы, среди которых он царь и бог. Тут дело души. Нельзя приказать себе любить одно и ненавидеть другое. Если вам что-то нравиться, боюсь, от этого уже никуда не деться.
   – В ваших словах есть смысл. Но иногда жизнь складывается так, что приходится отказываться от своих любимых дел.
   – Почему? Какая причина может заставить прийти к такому выводу? – собеседник Нечасова явно удивился. Он говорил с полным ртом, оторвавшись от своей трапезы сразу как только Нечасов начал свою реплику. Он действительно, казалось, не понимал.
   – Ну, вот например, если бы вы узнали, что делаете свою работу плохо, как бы вы поступили тогда?
   – Преуспел бы в ней. А как же иначе? Нельзя же бросать все на полпути.
   – Ну, а что если от ваших ошибок пострадали люди? Как бы вы тогда вели себя?
   – Вряд ли в моем случае это возможно – мужчина вернулся к завтраку. Он откусил кусочек булочки, запил его кофе и откинулся на спинке кресла. Потом, он перевел взгляд на людей, сидевших рядом, и продолжил – знаете, лучший вывод к которому я пришел, заключался в том, что ни одна моя ошибка не была неотвратимой. Я мог изменить все в той или иной ситуации, но сложилось именно так, как сложилось.
   – Да мы ошибаемся, но некоторые ошибки непростительны.
   – Все ошибки одинаковые. По отношению между собой они отличаются, но их причина одна и та же. Ошибки происходят потому, что мы не в силах учесть достаточно много факторов и обстоятельств, влияющих на наш вывод. Кто-то учитывает больше этих обстоятельств, кто-то и вовсе не может ничего учитывать, но все ошибки упираются именно в эту причину. В погрешности нашего разума или неумения его использовать.
   – То есть, по– вашему, все ошибки можно оправдать?
   – Почему бы и нет? Думаю, что можно и каждый их оправдывает по-своему. Иначе, не умей человек отпускать прошлое, все бы давно сошли с ума. Только мы сами и определяем, какая ошибка важней, а какая нет, но мы не способны сделать с ними ничего кроме как извлечь опыт. А пытаться изменить прошлое – это глухой номер.
   – А как же быть с наказанием?
   – Наказанием за ошибки вы имеете ввиду? Думаю, что оно не несет никакой пользы, если человек уже и так признал, что ошибся.
   – Вот как! – Нечасов засмеялся. – То есть, зря мы сажали на пожизненное раскаявшихся убийц?
   – Ну, вообще-то, тяжело поверить в быстрое раскаивание убийцы, так что я не думаю, что зря – улыбнулся мужчина в ответ.
   – Но ведь они раскаялись. Значит ошибочно наказывать их.
   – А никто не наказывает. На самом деле правоохранительная система построена для изоляции опасных для общества индивидуумов от самого общества. Вот и все. Если оказывалось, что человек способен на ужасный поступок, грозящий жизни или здоровью другим людям, то его изолируют.
   – Хорошо, ну, а что, если представить, что мы можем читать мысли. Вот допустим, мы узнали, что убийца раскаялся в содеянном, и более никогда не повторит содеянного, как тогда быть? Наказывать или нет?
   – Ну, а зачем? Что это даст? Моральную сатисфакцию? Ради этого лучше играть с друзьями в карты или посмотреть любимое телешоу, чем портить жизнь другому человеку. Но, увы, мы не читаем мысли. Не будем забывать.
   – Ну, хорошо, я согласен – Нечасов согласился с собеседником. – Но тогда получается, что многие сидели из-за глупой ошибки. Зачем было делать то, в чем пришлось раскаиваться?
   – Ошибки они и в Африке ошибки. Никто от них не застрахован. Просто одни понимают, что за убийство придется заплатить добрым куском своей жизни, и не делают, а другие проверяют это на своей шкуре. Конечно, существует еще и мораль – но многие понимают ее сильно своеобразно. Бесценность человеческой жизни трудно рассматривать здраво с социальной точки зрения. И еще трудней найти человека, которому можно поручить столь сложное задание, как определение корректности ценностей виновного, поэтому я говорю с точки зрения грубых фактов.
   – Так просто, признал и все? Как то странно вы мыслите.
   – Ну, а что с ними еще делать с этими ошибками? Я право уже не понимаю, о чем мы говорим. А зачем осложнять жизнь? Это глупый стереотип, что за ошибки нужно мстить до пятой крови. Месть – это бездна она ничего не дает, никакой пользы. Давайте будем рациональными и практичными.
   – А как же наш теперешний враг? Разве его не нужно наказать за его дела?
   – Сначала давайте отберем у него возможность нам навредить, а потом решим, как с ним поступать. Задаться первоочередной целью наказать врага – означает забыть о самом себе. Более ничего все равно сделать нельзя. Нет смысла скрипеть зубами и изливать на него моря ненависти. Все равно это ничего не изменит – пожал плечами мужчина.
   – Какая простая у вас жизненная позиция. Но признаю так легче жить. Пожалуй, ваши выводы немного приоткрыли мне глаза.
   – Я – человек практичный, может потому, моя позиция проста. Жизнь вообще не так уж сложна, как кажется, если не искать эту сложность. Делаешь то, что нравится, и что считаешь нужным столько, сколько можешь, а потом финиш. Вот и все.
   – Пожалуй, вы правы – улыбнулся Нечасов. – Признать ошибку – вот единственное, что мы можем сделать.
   – Верно – не особо оживленно ответил мужчина. Похоже, тема теряла для него интерес. Тогда как Нечасову она открыла глаза – «менять прошлое» – это фраза для писателей фантастов – не более. Думаю, здравомыслящий человек никогда не возьмется за подобную иллюзию. Наказание также бесполезно, если не помогает человеку признать свою ошибку. А если он ее уже признал, то хоть наказывай хоть не наказывай, он все равно уже не сделает так, как прежде. В этом случае, наказание не несет никакой пользы, а значит, является чем-то вроде пресловутой пятой лапы для зайца – улыбнулся мужчина Нечасову.
   – Пожалуй, я еще увижу поверхность. – вдруг сказал командир с улыбкой.
   – Повезло. Что ж мне пора к моим инженерам и ученым. Кто-то же должен всем этим управлять – засмеялся мужчина, вставая со своего места – спасибо за компанию, добавил он.
   – И вам спасибо – ответил Нечасов, протягивая ему руку – кстати как вас зовут?
   – Игорь. Еще увидимся, мне пора.
   Собеседник Нечасова, в своем гладко выглаженном шикарном костюме, какие редко встретишь в бункере, умчался прочь из кафетерия, опаздывая на одно из своих многочисленных дел. Командир остался у пустой тарелки и чашки чая. Спустя минутку к его столику подошла девушка и убрала посуду. Нечасов вспомнил о Гаврииле. Перед его глазами опять проплыла та страшная картина, когда он падал вниз, а Нечасов ничего не мог поделать.
   – Прости меня, я ничего не могу больше для тебя сделать. Но я еще могу что-то сделать для других – сказал он тихо сам себе. К горлу подступил ком – вместо того, чтоб казнить себя, мне впору служить за двоих. – Добавил он. Потом, решительно поднявшись с кресла, Нечасов отправился к Зороге. Настало время отпустить прошлое, и не важно как сильно хотелось обратного, ведь что-то изменить можно только в настоящем.


   II

   – Планы помещений – это хорошо. Но что делать с уновским щитом? – Юрий Горейко сидел за столом в главном сером кабинете Вирвиса. Зорога в это время курил возле вытяжки, а Битый еще не пришел…
   – Валера, когда ты уже бросишь? – Виврис терпеть не мог сигаретного дыма, но Зорога выиграв в споре, заслужил право курить здесь.
   – Советую просто смириться – Буркнул генерал.
   – У Битого есть план насчет временного отключения уновского щита. Он должен прийти с минуты на минуту. Кстати ты видел эти пресловутые планы помещений? – поинтересовался Вирвис.
   – Нет еще. Программисты работают с ними, создавая модель – ответил Горейко. Он развалился в кресле и закинул руку на спинку еще одного правее.
   – Если Лис сказал, что знает, как пройти щит, то значит, он знает. – Зорога докурив, выпустил оставшийся в легких дым и зашагал по кабинету.
   – Зная его, могу предположить, что это будет жаркая и граничащая со смертью операция – заметил Горейко.
   – Как всегда – подметил Вирвис. – Ладно, пока его нет, можно начать думать насчет проверки для англичан.
   – Можно попытаться ударить по Киевскому метро. Там держат около пяти тысяч киевлян. Но куда их девать потом? – спросил Горейко.
   – Сколько сил для этого понадобится? У нас они есть? – у Горейко тоже были одни сплошные вопросы.
   – Думаете, я ящик с ответами? – сказал Вирвис после минуты молчания, когда Зорога и Горейко уставились на него с ожиданием в глазах. Вирвис понял, что от него ждут основную часть идей. – Крымский бункер не заполнен. Часть возьмем мы. Часть – Харьковское убежище, а остальных – крымчане. Не вижу другой альтернативы.
   – Ну, понятно, значит, пайку в столовой снова урежут – буркнул Зорога. – думаете, англичане согласятся? Если даже так, то через неделю они захотят освобождать своих пленников, и нам придется отправлять своих ребят через всю Европу. Шансы что они вернутся не стопроцентные. Тем более. Метро может быть ловушкой.
   – Да, англичанам это может не понравиться. Да и работать сугубо на нас в первой же операции они могут не захотеть – согласился Вирвис.
   – Но метро нужно было отвоевать уже давно. Нам, так или иначе, придется это делать – вмешался Горейко присаживаясь ближе к столу. Его слова обращались именно к Вирвису.
   – Знаю. Честно говоря, оно у меня давно как гвоздь в сапоге. Куда не глянь, там везде на первом месте метро. Но люди там разбросаны, находить их будет сложно и я более чем уверен, что внутри их вдвое или втрое больше. А может быть, что их там и вовсе нет, а только одни сплошные засады.
   – Значит, нужна разведка – послышалось от ходящего у двери Зороги. Он прогуливался от стены до стены и так без конца.
   – На разведку уйдет около недели. Ну, меньше, если отправить не бронированные группы, однако мы, кажется, решили, что сейчас необходимо взять Валькирию.
   – Да, все наши силы должны быть направлены именно на «Валькирию». Позже, когда мы станем сильнее, можно будет рисковать своими ребятами, а пока что нужно заниматься теми делами, которые требуют больше человеческих ресурсов. Что-то мне подсказывает, что взятие Валькирии будет нам стоит довольно таки дорого – согласился Вирвис.
   – В общей сложности мы можем потерять не менее половины человеческих ресурсов, это если хоть на каком-то этапе операции будет сбой. А эти сбои бывают всегда – заметил Зорога.
   – Нам нужна простая и безопасная операция, где англичане смогут себя проявить. Лучше всего для этого подойдет диверсионный удар по какому-то из пунктов Легиона в Европе. В случае, если англичане играют на две стороны, они могут не раскрыть своих карт если мы начнем освобождать заложников, ведь они попросту не играют никакой стратегической роли.
   – Согласен – Горейко закачал головой и зашевелил усами, как он любил делать, когда добавить было больше нечего.
   – Тогда по какой точке будем бить? – спросил Зорога.
   – По как можно более болезненной – ответил Вирвис. – Одновременно это должна быть точка, уничтожение которой будет нам косвенно выгодно в случае атаки на бункер «Валькирию».
   – В таком случае – ближайшие аэропорты и взлетные полосы – уверенно предложил Зорога.
   – Да! – воскликнул Горейко – но вы забыли, что если мы начнем разрушать все взлетные полосы вокруг Валькирии, то это будет очевидным раскрытием нашего главного плана.
   – Поэтому мы разрушим все большие аэродромы и военные авиационные базы в северной восточной и центральной Европе.
   – Ха – ха– ха – Зорога не удержался – ты забыл, что у нас сто человек не больше?
   – Пришло время для небронированных групп – без доли смущения парировал Вирвис.
   – Могу посоветовать пятерых надежных парней – Горейко, очевидно согласился и они оба с Вирвисом уставились на Зорогу.
   – Вы представляете, сколько нам нужно людей и взрывчатки?
   – Мы не ищем легких путей – улыбнулся в ответ Вирвис, а Горейко опять зашевелил усами.
   – За это я вас и уважаю – Зорога тоже согласился.
   – Юра, до обеда я хочу видеть у себя на столе или на почте список всех военно-воздушных баз выбранного региона и еще парочку западных. Пусть думают, что мы просто собрались уничтожать аэродромы по всей Европе.
   – Будет сделано.
   – А еще найди для этой операции три – четыре сотни бойцов с неплохим опытом. Они будут действовать на огромных расстояниях от убежища, возможно без радиосвязи и без скафандров, поэтому я хочу, чтоб это были отряды, в которых будет хотя бы один боевой офицер с опытом военных операций и сапер. Мечтаю увидеть в отрядах зеленых и краповых беретов.
   – Будет сделано – ответил Горейко.
   – Привет, чуваки, – поприветствовал всех Битый, умевший иногда поразить всех своей манерой общения.
   – Ты что, думаешь тут реп концерт у нас? – буркнул в ответ насупившийся Зорога, успевший за время службы в армии позабыть все формы общения кроме предусмотренных уставом.
   – Расслабься, здоровяк. У меня прекрасные новости – разведчик явно сиял.
   – Колись, мы к таким вещам всегда изголодавшие – мигом прояснел генерал.
   – Сейчас, сейчас. – Битый подбежал к Вирвису, и начал рыться в его ноутбуке. – Вот нам удалось создать структуру бункера, пользуясь кое какими новостями, полученными от поголовно предавшими нас, как и предполагалось, предателям. На то они и предатели – подметил Битый – В результате чего получился вполне жизнеспособный и отвечающий реальности макет. Наших друзей провезли через весь бункер вниз и вверх и это огромная удача. Таким образом, можно примерно предположить размеры и уновского щита.
   – Кстати, ты придумал, как нам его обойти? – вспомнил Вирвис.
   – Это самая главная новость. Прежде казалось, что это не возможно, но теперь появилась очень интересная идея, которую вполне можно осуществить в реальности.
   – Не томи, а? – Горейко изнывал от любопытства.
   – В общем, Уновский щит – это энергетическая оболочка, помещенная магнитным полем в породу на определенном расстоянии от убежища – это все знают. Питается она от биотоков живого организма, в частности, лучше всего человека. Эти биотоки передаются через оптиковолоконные провода в специальный компьютер и потом уже ретранслируются в точку выхода щита. Таких точек выхода несколько, поэтому необходимо распылять биотоки на несколько направлений. Все бы ничего, но в ходе распыления они гаснут и могут вообще не дойти на большие расстояния, поэтому компьютер, со слабым, детским, по нынешних мерках, процессором, просто пучками выстреливает биотоки то в одну точку выхода, то в другую. В итоге его работа сводится к простому светофору на развилке, пропускающему машины то в одну сторону, то в другую по очереди. Только тут светофор побольше.
   – И? – в случае такого слушателя как Зорога эту часть беседы можно было просто упустить.
   – И это все означает, что руководит всем этим какая-то программа. А это уже дело для наших хакеров. В общем, в научном центре разработали вирус, который вырубит на несколько минут все системы бункера и скорее всего сам щит. Однако вряд ли подобное продлится слишком долго.
   – И каким образом мы можем ввести этот вирус в их систему – спросил Вирвис?
   – Этого я еще не придумал – признался Битый.
   – Опять шпионские игры будем устраивать? – скривился Зорога. Он всегда был противником, каких либо внедрений, и пытался искать альтернативные варианты.
   – А как иначе? – спросил Битый.
   – Парни, эти внедрения, когда нибудь закончатся очень плачевно. Нам повезло парочку раз, но давайте хоть подумаем о других способах – стоял на своем генерал.
   – Внедрять нельзя. Слишком большой риск неудачи – задумчиво заговорил Вирвис – во-первых, под какой легендой? Что наемники, что рабы, насколько мы знаем, живут отдельно от всего бункера и не имеют доступа почти никуда. Так что, отправляя своих агентов или агента, мы рискуем полагаться на него и быть разочарованными, в конце концов. Нельзя чтоб такая операция зависела от усилий одного человека, даже если это будет высококлассный специалист.
   – Мы уже начинаем говорить о боевой операции? – Битый не воспринимал всерьез подобную тему, так как считал смехотворным мериться силами с Легионом.
   – Честно говоря, я всегда опасался этой темы – Зорога поддался эмоциям – все время пока мы планировали эту операцию, мы то и дело, что обходили стороной проблему со щитом, а ведь она основная! Похоже, ничего у нас не получится.
   – Нужно думать – возразил Горейко.
   – Ладно, как можно внести вирус? Мы должны думать о деталях. Если упираться в факт несокрушимости щита – то ничего не выйдет. Давайте думать о чем-то более мелком и уязвимом.
   – Вирус можно запустить из любой точки доступа к общей сети. Для этого достаточно просто войти в бункер, сорвать первую попавшуюся панель управления лифтом или даже воротами. Еще более идеальным вариантом, будет доступ к одному из компьютеров. – рассказал Битый.
   – Отлично. Придем к их воротам и попросим скачать композиции из их народного фольклора. При этом нужно будет преставиться всемирной исторической организацией, пытающейся убрать пробелы истории их народа – иронизировал Зорога.
   – Валера, сходи, пожалуйста, за кофейком для всех нас – Вирвис решил хоть как-то использовать принявшегося за нытье генерала.
   – А может… – Зорога попытался избежать этой участи, но Вирвис не дал ему опамятоваться.
   – Нет нет, сходи сходи. – ответил Вирвис и Зорога, поняв, что потерял свою ценность как советник, сильно погорячившись, направился вон из кабинета.
   – В таком случае мне нужно каким-то образом захватить верхние этажи и с помощью боя задержать войска Легиона, пока программист будет вводить вирус в систему – Подумал вслух Горейко.
   – И как мы введем туда отряды? – спросил Вирвис? – Хотя действовать наверняка нужно именно так.
   – А что если использовать камеры? – Подумал Битый – может быть они подходят к системе? Хотя нет, камеры подключены к кабинету наблюдения минуя основную сеть. В любом случае это более возможно, чем противоположный вариант.
   – В таком случае рисковать вирусом нельзя. Кстати, почему он выключит щит только на две минуты? – спросил Вирвис.
   – Вирус сделан качественно, но чтоб разгадать его нашим специалистам понадобилось около семи минут, а их работало двое. В начале разработки этой вредоносной программы эти два специалиста специально отлучились от общего процесса, чтоб не знать структуру и принцип действия вируса. Это было сделано именно для того, чтоб позже узнать степень сложности программы.
   – Ты сказал, что они остановили вирус через семь минут, тогда почему в Валькирии это должны будут сделать за две?
   – Как только вирус поступит в систему на него набросится весь их ИТ центр и шанс, что кто-то найдет слабое место сильно возрастает. Они разоблачат его быстрее. Но две минуты – это гарантированное время, нужное для изучения структуры вируса. Скорее этого сделать нельзя, а шанс на случайную удачу крайне мал.
   – Ладно, без риска в нашем деле нельзя. – Вирвис был, по прежнему, далеко в своих мыслях. – Каким образом наши бойцы подойдут к бункеру на такое расстояние, чтоб их не обнаружили заранее? Это крайне сложно.
   – Они подойдут как можно ближе, а потом, во время выхода конвоя или ввоза провизии пойдут в атаку и проникнут в бункер.
   – Для такой атаки нужно много людей, а это означает, что они имеют огромный шанс быть замеченными еще до подхода к бункеру. Тогда получится, что наши бойцы в количестве не менее пяти десятков ползут в сторону бункера посреди залитой солнцем снежной равнины, ведь ночью ворота не открываются, и, в конце концов, их замечают и атакуют первыми бойцы Легиона еще до того, как они приблизились. А двери внутрь закрываются. Они не успеют – заметил такой вариант развития событий Горейко.
   – Или – Битый тоже видел ситуацию по своему – они незаметно подкрадываются на расстояние удара, выходит конвой, двери открыты. Наши ребята атакуют, и пока перед входом идет бой, сами двери спокойно закрываются, и никто не успевает проникнуть внутрь.
   – Да, вариант не жизнеспособный – признал поражение Вирвис. – нужно думать еще.
   – А что если, – Зорога, с подносом кофе, как раз входил в двери, говоря на ходу – мы выстрелим точным ракетным ударом с воздуха по врагу во время открытия ворот? Наши ребята спокойно проникнут внутрь и прикроют программиста, который найдет этот ваш щиток и загрузит вирус. Тем более после удара Легионовцам придется еще приходить в себя и ворота возможно будут разрушены.
   – Хм… – Горейко посмотрел на генерала и потом на Вирвиса.
   – Ты подслушивал? – Вирвис тоже был удивлен.
   – Вы о чем? Это просто аромат кофе повлиял на меня очень благоприятно. Вот таков вариант.
   – В следующий раз будем заниматься планировкой прямо в подсобке у кофейного автомата. Видимо там находит какое-то вдохновение – сыронизировал Битый. – К слову, в случае, если воздушный удар будет не удачным, то будет шанс даже на отступление.
   – Мне нравится. Нужно разработать еще крышу ангара и вентиляцию.
   Планировка деталей операции по захвату бункера Валькирия шла всю последнюю неделю. Вирвис, Зорога, Горейко и Битый, время от времени, приходили к выводам и уходили руководить своими людьми. Иногда они звали к себе различных экспертов, программистов, инженеров и других спецов, и каждый раз снова возвращались к обсуждению операции. Ее подготовка была самым приоритетным делом на данный момент, все остальное отошло на задний план. Нужно было еще обдумать множество самых разных аспектов, начиная с момента вывода отрядов из бункеров и заканчивая проникновением и зачисткой жителей «Валькирии».


   III

   Пока Вирвис с друзьями попивая кофе планировали свою военную операцию, а непобедимый Гавриил со своими новыми друзьями пытался добраться домой, Михаил уже вторую неделю сидел во Фригидмурзкой тюрьме. В камере было ужасно холодно. Михаил уже не помнил себя. На полу была вода, превратившаяся в зловонную жижу. Кровати здесь не было, но и спать в такой грязи было невозможно. Сначала Соборов пытался дремать, упираясь спиной на стену и выставляя ноги в полусогнутом состоянии перед собой, чтоб не спать в воде. Спустя два дня он попробовал спать на корточках, а на четвертый день не выдержал, и упал прямо в воду и проспал там. У него болели глаза, знобило, появился кашель. Он не мог согреться. Когда миновала первая неделя, Михаил уже начинал забываться. Ему начинало казаться, что он не существует, что вокруг только темнота, что он где-то в космосе. Потом он успокаивался, пытался отжиматься, согреваться, но сил почти не было. Затем, Соборов опять начинал бредить. Он вдруг испугался, что это просто сон и попытался себя разбудить. Но тщетно. Позже он решил, что проснулся и начал звать на помощь. Ему показалось, что он дома, он почти выкрикнул к своим, но потом затих. Он мечтал крикнуть имена своих друзей жены, начальства, да кого угодно, но вспомнил что нельзя. Он вспомнил, что все еще на задании и заплакал. Он мечтал не быть здесь, он ломался изнутри. Он бил воду, бил пол и ревел. Ему больше всего на свете хотелось сейчас вернуться домой, больше ничего ему не хотелось. Вся эта ерунда – эта слава, честь достоинство – это все ложь не более того. На самом деле человеку нужен уют, любовь и благополучие, а все остальное и гроша ломанного не стоит. Это неоспоримая правда, но Михаилу всего этого было нельзя. Он уже давно встретился со всеми своими страхами и смирился со всеми потерями, которые могли ожидать его в будущем потому, что не мог без конца переживать. Он простился мысленно со Светланой, простился с еще даже не рожденным сыном и друзьями. Друзья его почти не беспокоили, они были так далеко. Он простился сам с собой. Со своими мечтами – все они пошли в ту тьму, что стала теперь его домом. Это был ад. Его разум тоже позабыл свет. Удивительно как быстро наш мозг приспосабливается к новым реалиям жизни и позабывает все остальное. Михаил ничего не хотел. Его тошнило, и он поносил. Удивительно, но в последнее время он жил без веры в то, что все образуется, но и без страха и оказывается, что даже так можно жить. Это было открытием. Единственное что беспокоило это частые провалы памяти, и какие-то безумные навязчивые мысли, разрывающие его мозг. Это было из-за легкого обезвоживания, поддерживаемого специально охраной и голодом. Михаил не отказывался от еды. Он знал, зачем жить, и все равно шел дальше. В нем горел яростью огонь азарта. Михаил был воином, он спрашивал у своей судьбы – «Сможешь ли ты меня победить?» и смеялся. Он радовался, что еще не умер, а потом плакал в истерике не в силах найти в себе ни надежду, ни веру, пропадая в своих страхах и сомнениях, разрывающих его на части. Но каждый раз он воспрявал духом и успокаивался, держась за одно единственное, что у него было – жизнь. «Один из принципов психологического выживания – учит полюбить то, что у тебя есть», и Михаил следовал ему. Дисциплина его ума и духа рушилась под сокрушительным гнетом той ужасной обстановки, в какой он прибывал, но он все равно держался за нее. Сколько раз он отступил и впал в панику? Не важно, ведь он еще на ногах, и пусть они трясутся, а глаза едва могут открыться, но он не сдастся, никому его не сломать только потому, что он не признает победы над собой. Не важно, как они будут его бить, как будут издеваться и что отберут, он решил, что не проиграет, и тут компромиссов не будет.
   Принесли обед. Михали на коленях в холодной воде пополз к полочке на дверях и дрожащей слабой рукой взял тарелку. Там был вонючий хлеб и стакан воды. Так мало, но нужно было съесть все. До последней крошки. Это было не роскошью – это были углеводы и, какие никакие, а микроэлементы и все. Так всегда – еда – это не удовольствие, так что ничего не поменялось. После первых кусков хлеба начало тошнить и Михаилу пришлось сдержать рвотные позывы силой. Он ел без рук, боясь подхватить заразу, что была в воде. Потом он медленно выпил воду, обогревая каждый глоток во рту и прижимая стакан к телу. Таким образом, можно было сэкономить энергию, что потратит организм, подогревая ее в желудке. Клетки тела всасывают пищу, только если она соответствует температуре тела. Если эта температура отличалась, то он должен был тратить энергию на ее изменение. Михаил весь трясся. После первых кусков хлеба в голове резко прояснело, и даже притихла дрожь, но это ненадолго, ведь энергии от куска хлеба было крайне мало. Выпив воду Соборов пару раз присел и отжался, чтоб разогнать кровь. В голове сразу закружилось.
   Спустя полчаса после перекуса к нему пришли. Соборов дремал, сидя у стены его мучил насморк, и все лицо из-за этого болело. Вдруг его схватили под руки и потащили. Он даже не смог сопротивляться, или передвигать ногами, его просто тащили. Тусклый свет в коридоре показался вспышкой от слеповой гранаты, и Михаилу даже заболело в глазах. Он напрягся, пытаясь вырваться, но сил было так мало, что он почувствовал себя младенцем, которого тащили два бугая. Он расслабился и отдался событиям, экономя силы, попутно радуясь тому, что он хотя бы не в воде. Рассудок затуманился, и Михаил опять решил что это сон.
   Ведро воды почти сбили Соборова с кресла, и он едва поймал равновесие. Помотав головой, он оглянулся. Свет снова врезался прямиков в мозги, и он зажмурился.
   – С какой целью тебя внедрили? – орал на него какой-то голос.
   – Что? – Михаил едва мог что-то говорить. Последовал жесткий удар и Соборова сбили со стула, он рухнул на пол, и в глазах закружилось, зато теперь он проще переносил свет. От удара воспаленные носовые пазухи начинали болеть все сильнее и сильнее. Казалось, они сейчас разорвутся изнутри и Соборову всерьез стало страшно по этому поводу. Потом боль ушла. Его подняли, и он с удивлением узнал что уже почти не чувствует боли.
   – Не бей кулаком, а то вырубишь. Он итак едва дышит – сказал другой голос.
   – Говори, зачем ты здесь? Какая твоя миссия? Зачем тебя внедрили? Что ты должен узнать?
   – Я должен узнать, почему у тебя такой идиотский акцент – Соборов засмеялся, хихикая тихо и почти неслышно. Ему было плевать на все.
   – Получай – верзила врезал ему ладонью по лицу, а потом зарядил по ребрам. У Михаила пошла кровь изо рта и из разбитой губы. – Выкладывай все, иначе умрешь.
   – Если хочешь, кретин, я могу выложить тебе свой обед. Больше у меня ничего с собой нет – Соборов опять засмеялся. Он выглядел жалко. Мокрый, тощий, синий от голода и переохлаждения едва держащийся на стуле в каком-то грязном тряпье. От нег воняло, а он смеялся. Ему хотелось повеселиться напоследок. А раз ему так хотелось, то можно было.
   – Послушайте, Михаил – к Соборову подошел другой более вежливый. Играют в хорошего и плохого парня – сразу понял Соборов – Мы все знаем. Думаете, только ваш бункер додумался внедрить в тыл врагу своего агента? У нас тоже были такие мысли и они, в отличии, от вашего случая, закончились более удачно и наших людей даже не поймали. Более того, они рассказали нам о вас все. О том, что вас направили к нам в секрете от большей части руководства бункера. Мы даже знаем имена людей, владеющих информацией о вашем пребывании здесь. Это Главнокомандующий Вирвис и генерал Зорога. Мы знаем все. И даже то, что вы должны были воспользоваться своими довоенными связями с Быковым, и с его помощью проникнуть без боя в наш тыл. Как видите, мы знаем все, но, тем не менее, вы все еще живы. Вы уж простите нам ту грубость, с какой приходиться действовать, но иначе никак. Люди попадаются разные, с чувством юмора или, наоборот, слишком серьезно настроенные. Они думают, что аргументы, какие я вам навел – это просто липа, дабы вас расколоть. А другие пытаются нас убеждать в том, что наши агенты нас предали. Но я не хочу тратить свое время на подобный лживый бред и хочу просто услышать от вас правду. Тогда вы, обещаю, получите нормальную жизнь в нашем благородном обществе. Мы просто должны знать, что вам можно доверять. Понимаете?
   – Ого – играли красиво, решил Михаил. Упомянули Вирвиса и Зорогу, которые стопроцентно должны были владеть об информации такого рода. Это даже не требовалось узнавать от каких-то агентов или от них самих – это было понятно само собой. Дальше все остальное обычной воды липа построенная грамотным и подготовленным провокатором, рассчитывающим на то, что Михаил сломался и выберет любой вариант кроме возврата в камеру. Однако он не учел, что Соборов не сломался. Странно, но он держался и даже еще думал – вы знаете больше чем я.
   – То есть? А, вы об осведомленных о вашей операции людях? – психолог тут же решил, что Михаил не знает о тех людях, что были осведомлены про его задание – ну, вам не обязательно говорить все, поэтому вы и не знали обстоятельств. Итак, какие же ваши задания или миссия? Подрывная работа? Провокация? Вербовка агентов? У вас есть еще товарищи?
   – Можно, я скажу вам то, что думаю? – Михаил уже решил что и как играть.
   – Да, конечно. Говорите как есть.
   – Только обещайте, что не будете меня бить, ладно?
   – Конечно, я весь во внимании – военный психолог прояснел.
   – Идите вы в задницу – честно проговорил Михаил.
   – Стоп. Не надо бить – педантичный юноша, допрашивающий Соборова, остановил здоровяка от намерения ударить Михаила. – Послушайте, Михаил, мы знаем о вас все. Неужели вы не можете это понять? Более умно было бы признаться – убеждал он.
   – Более умно? Более умно было бы мне остаться с моей женой, а не бежать к вам, как наивному ребенку. Я верив в вас, в Легион, в наше общее дело, начатое еще до войны, я верил в светлое будущее – Соборов встал гордо выкрикивая эту фразу, являющуюся девизом Второго Легиона, но тут же рухнул от слабости назад на стул. Михаил заплакал – я просто хотел закончить то, что начал еще до войны. Просто хотел вернуться к своим друзьям и закончить эту войну, понимаете? А вы…Вы усадили меня в эту камеру. Где даже нельзя спать, кормили хлебом с плесенью, и этой грязной водой. А я до сих пор еще верю в наше дело – Михаил договорил спокойно и безразлично. – Пошли вы. Проклятые лжецы. Расстреляйте меня, я не за тех воевал.
   – Вы серьезно? – психолог поддался, и ему даже стало жаль Михаила, но спустя минуту он опамятовался – Хех вы молодец, я почти поверил! Браво! – он захлопал в ладоши, – а ну-ка врежь ему еще раз.
   Верзила подошел и ударил Михаила по ребрам еще раз в ту же точку. Михаил как мог напряг мышцы, чтоб не повредили ребра. Он все еще хотел быть здоровым и сильным, он все еще планировал свое будущее. Чтоб не били снова, он спроецировал свое падение со стула и остался лежать на земли. Его подняли и усадили снова в кресло. Михаил прояснел, адреналин дал ему сил, но сам он притворился почти потерявшим сознание.
   – Полей его водой – скомандовал психолог – дайте укол от вранья. Мне надоело это.
   Этого Михаил и боялся. Его ждала сыроватка правды. Она блокирует деятельность мозга, а именно левого полушария, отвечающего за логику, и мозг просто делает то, что от него требуют. Он не сопротивляется и не может врать. После укола рот наполнился слюной, дыхание замедлилось, стало очень тяжело думать. Прийти к какому-то выводу было очень сложно. Мысли изменяли одна другую очень медленно. Михаил знал, как бороться с ней, но это могло и не сработать. Он просто дожжен был игнорировать вопросы, и отвечать не в тему, оскорбляя или насмехаясь над добрасывающим.
   – Ну? Прояснел? Сколько у тебя тут агентов? – спросил опять юноша.
   – Иди, купи себе зубную щетку – ответил Михаил. Он игнорировал вопросы и не думал о них.
   – Сколько у тебя тут людей? —
   – Мое мнение – ты – кретин, – ответил Михаил. Злость была сильней, и он использовал ее, чтоб проецировать ответы. Однако, сыроватка начинала действовать все сильнее и он почувствовал как мозг выбирал слова для ответа каким-то странным образом почти без ведома Михаила, а любая активность разума была болезненная.
   – Хватит играть. Признайся, и ты получишь комнату, медикаменты, еду и теплую ванную. Каковы твои задания? Передача информации?
   – Да.
   – Какой?
   – Что у тебя жуткий характер – ответил Михаил и засмеялся. – пристрелите меня, пристрелите просился тихо он.
   – А ведь могу и пристрелить, и дело с концом – военный вытащил пистолет, передернул затвор и направил его в сторону Михаила. Соборов вдруг стал серьезней. А что, если это конец? – пронеслось в голове. Он с грустью подумал о своей жизни, какой бы она могла быть? Счастье, дом, семья, уют, жена и тепло ее объятий, смех сынишки. А еще могли быть праздники, елки, изучение письма сыном и помощь ему с математикой. Но эта проклятая война отобрала все и теперь замахнулась на жизнь. Михаил поморщился. В груди что-то болело, ему хотелось плакать и кричать. Он ненавидел эту войну, оружие страх и слезы, он ненавидел их и хотел разрушить эту тьму вокруг себя.
   – Пошел ты, жалкий слабак – тихо ответил он.
   – Быков – тоже ваш агент? Отвечай! – он тряс пистолет и тыкал дулом в лежащего на полу Михаила.
   – Я хочу жить – ответил он с пустым взглядом.
   – Быков с тобой?
   – Пойди, проспись, кретин – ответил Михаил. Ему было на все плевать. Он был пуст изнутри.
   – Что здесь происходит?! Михаил Соборов? Как? Вы? О, нет.! Что они с вами сделали?! – над Соборовым наклонился какой-то странный человек в штатской одежде. Он корчил сожалеющую гримасу, и Михаилу стало смешно – О, господи, как вы могли? Простите, прошу, простите, это ужасное недоразумение, как только я узнал, что с вами происходит, то сразу примчался сюда – человек в штатском что-то еще говорил, но Михаил ничего уже не слышал. Он разочаровался во всем, и него не было сил ни для чего.
   – Скорее, заберите его, накормите и смотрите мне, чтоб все по высшему классу.
   – Простите сер, мы не знали, мы думали.
   – Вы думали? Что вы наделали? Это же Михаил Соборов – орал незнакомец – а Михаил мысленно хвалил их за неплохой спектакль, жаль аплодировать он не мог.
   – Простите – оправдывался психолог.
   – Вы у меня попляшете – незнакомец в штатском даже врезал психологу пощечину. Он был в гневе или отлично его играл.
   Спустя полчаса Михаил мылся в душе. Его отвезли туда на инвалидной коляске – как мило с их стороны. В больничной душевой было пусто и Михаилу удалось расслабиться под теплой, даже нарочито горячей водой. В Карпатии такой теплый душ бывал не чаще два раза в неделю, а у них вот – когда угодно. Хоть какой-то плюс от пребывания в этом месте. После душа забитый нос разболелся еще сильней. Михаилу показалось, что у него температура. Слабость снова подкралась к нему и он, вытершись, отправился прочь, в новой подаренной ему одежде. Сразу после душа его усадили в новую инвалидную, отчищенную коляску. Вокруг забегали врачи и медсестры. Они принялись мерить ему температуру, давление, давали какие-то таблетки и суетились с уколами. В белоснежной палате, кроме Михаила и лекарей был его спаситель в штатском. Он присел на край стола и с неподдельной любовью смотрел на Соборова.
   – Здравствуйте еще раз, мой друг. Меня зовут Юрген Шмейхель. Надеюсь вам уже лучше? – Юрген был мужчиной лет тридцати пяти, с черными волосами и где – нигде сединой у висков. Он был гладко выбрит и одет от иголочки. У него была аккуратная прическа, хорошо подходящая для его овального, сходящегося к острому подбородку лица, и золотой перстень с черным плоским камнем. Это первое, что бросалось в глаза.
   – Я бы представился, но вы, похоже, знаете обо мне больше чем я сам, как, к примеру, ваши любознательные друзья, пытавшиеся узнать у меня разные сильно интересовавшие их вещи. Жаль, что я не смог утолить из жажду знаний.
   – Ха ха ха, отлично сказано, мне нравится ваше чувство юмора – Юрген искренне зашелся смехом и даже прихлопнул руками по животу – я бы не сказал лучше вас, честное слово. Ну, а если серьезно, то будьте уверенны, они ответят за свою ошибку.
   – Ошибку? Значит, вы мне уже наконец-то верите?
   – Они приняли вас за другого человека. После того как вы были сюда доставлены, информация о вас была изменена и пока данные пребывали в разведке, они решили что вы проникли внутрь хитростью, не найдя ваших личных данных в базе. Понимаете? Они подумали, что вы действительно шпион.
   – А где же в это время были мои личные данные? – поинтересовался Михаил, которого наконец-то оставили в покое врачи. К слову сказать, ему стало полегче. Особенно это сказалось на зрении и резко отступившем гайморите. Оказалось, что боль в глазах была спровоцирована именно отеком гайморовых пазух.
   – Дело в том, что вы для нас очень важны – Юрген подошел к Михаилу и присел перед ним на корточки, поддерживаясь рукой за подлокотник кресла каталки Соборова – для вас есть очень серьезная и важная миссия. В общем, нами было решено создать вас заново. Это подразумевало новое имя, звание, историю. В общем все. Пока над этим работали, вас и сочли за чужого. Мы немного задержались с этой историей, это наша ошибка, но иначе тоже никак не выходило. К сожалению должен признать, что ваши страдания были бесполезны и за это мы перед вами в долгу. Признаюсь, мы открыли для себя удивительную трудность найти вас в своем же убежище. Никогда не думал, что для этого может понадобиться столько времени. Служба внутренней военной безопасности сработала слишком самостоятельно в этом эпизоде и мы ничего не знали.
   – Как всегда, никто не виноват – Михаил не удержался от этого комментария – да ладно, я зла не держу. Расскажите лучше, чем это я вам так приглянулся?
   – Дело серьезное. Мы считаем, что в нашем сенате есть шпион. Нужно найти его и обезвредить. Это должно быть вашей миссией.
   – Сенат? По-моему мне туда далековато – возразил Михаил.
   – Далеко конечно. Поэтому вы отныне Михаель Флиммер. Имя мы решили оставить потому, что, во-первых, вам так будет удобнее, а во вторых оно вам почти никогда не будет требоваться, разве что в общении с друзьями, в число которых советую записать вашего верного слугу – Юрген Шмейхель указал на себя.
   – То есть вы уже вводите меня в курс мой легенды? Я право не успеваю за событиями. Минуту тому назад я попрощался с жизнью.
   – Да ладно вам, дело прошлое. У вас три или четыре дня для восстановления, а потом придется возвращаться в строй. Время не терпит, увы, оно непреклонно несет нас в будущее, и чем меньше времени мы работаем с настоящим, тем меньше шансов, что будущее будет принадлежать именно нам.
   Юрген жестикулировал при каждом слове как дирижер. Михаил знал таких, они вбивают вам слова в психику всеми доступными способами, владея языком жестов, мимики, подсознательных мотиваций, влияющих на предрассудки, в общем, бьют по всем фронтам, и так или иначе когда этот человек начинает говорить, вы становитесь его слушателем, вникаете в слова и мысли. Его мысли становятся вашими мыслями. Поверьте, он не подумает о том, чего хотите вы. Важно знать свои слабости, чтоб остановить влияние подобных хитрецов на ваш разум. Если вы убегаете от них всю свою жизнь, если прячетесь во лжи или бегстве от своих страхов – вы в его власти. Михаил знал свои слабости и знал о той власти, что они имели над ним, поэтому Юргену нужно было попотеть. Но в случае Соборова он даже не догадается, что его таланты остались лишь воспоминанием в разуме Михаила.
   – С удовольствием вернусь в строй, как вы сказали. Просто нужно привыкнуть к этой смысли – улыбнулся в ответ Михаил.
   – Привыкайте. Кстати, вы теперь Грандкапитан, так, что не позволяйте всяким сержантикам руководить вами – Юрген засмеялся, дотронулся до колена Михаила, как делают, пытаясь передать эмоции собеседнику. Только вот Михаилу эти эмоции не подходили, но он засмеялся в ответ, поддаваясь Юргену – был большой соблазн создать для вас более высокое звание, чтоб избежать службы в войске, но большинство Архивиров знакомы между собой, а поэтому вы бы рисковали подпасть под ненужные подозрения.
   – Скажите – перебил Михаил Юргена – почему именно я? Зачем вам шпион предатель?
   – Отличный вопрос. Если бы вы его не задали, то я бы подумал, что вы пытаетесь водить меня за нос – Юрген снова захохотал – дело в том, что в нашей армии происходит перераспределение приоритетов. Одни хотят то, другие другое, и очень сложно определить, кто и чего хочет, понимаете? Мы не уверенны в своих людях, тогда как вы – это совсем другое. Вы, извините, но вы у нас на коротком поводку. У вас нет шансов найти себе место в нашем народе без помощи и потому будете служить, как я надеюсь, верой и правдой. Если же нет – не тешьте себя иллюзиями, вы проиграете во всем. – Юрген заглянул в глаза Михаилу и Соборов смог увидеть настоящее лицо разведчика. В них была власть, сила и безжалостность. Былая маска симпатичного приятного парня растаяла как масло на сковороде.
   – Понимаю. Но вы то уверенны, что я справлюсь? Признаюсь, меня удивляет ваша решительность, из-за которой вы даже не спросили о моем желании. – Михаил действительно был удивлен.
   – Ну, во-первых, за вас поручился ваш старый друг Быков. А во вторых, если вы откажетесь, то ваше будущее будет уже не в ваших руках, понимаете, о чем я?
   – Как мило, вы угадали тот мотив, что действительно способен заставить меня делать то, о чем вы просите – Михаил засмеялся и Юрген тоже расплылся ему в ответ в улыбке. Действительно, кто же откажется от жизни? Легко было угадать, что Соборов этого не сделает.
   – Ну что ж, раз я вам так приглянулся, то мне это льстит. Буду стараться оправдать ваши надежды – Соборов опять улыбнулся, но вряд ли гримаса получилась из-за нахлынувшей слабости.
   – Даже не сомневайтесь в этом – Юрген опять стал любящей матерью, бабушкой и старшим братом в одном лице – мы сделаем все что нужно. Да и честно говоря, миссия ваша очень проста. Просто держать ухо востро, вот и все.
   – Ну, это я уже умею Михаил – они тепло прощались с Юргеном.
   Соборова вскоре отвезли в его новую комнату, где была белоснежная мебель и стены. Сначала показалось, что это больничная палата, но потом солдат отдал ему ключи и удалился, что означало, что комната теперь полностью в распоряжении Соборова. Здесь была пара мягких, роскошных белоснежных кресел, сделанных, как и вся комната в стиле Хай-тек. Они были прямоугольными во всех своих деталях, и прекрасно гармонизировали с теплыми, странно уютными для холодного серого оттенка стенами. Между креслами стоял прозрачный столик. Михаил невольно прикоснулся к креслам, они были из непонятного очень нежного, казалось, тающего от прикосновения материала. Под ногами был белый с холодным сероватым оттенком ковер из длинной шерсти. Она почти неощутимо подминалась под ногами своими вьющимися локонами. Постель казалась одним сплошным предметом без покрывала или подушек, так аккуратно и педантично она была застелена. Левее была меленькая ванная комната с душевой и раковиной. В комнате еще была небольшая тумба и спрятанный в стене, практически не заметный шкаф – купе. Внимание Михаила коснулось так давно позабытых им штор. Неужели тут действительно есть окно? Конечно, в бункере его быть не могло. Соборов подошел и раздвинул шторы. За окном шел дождь, был виден железнодорожный вокзал, куда приходили поезда в потопающий в ливне город. Соборов осмотрел раму и увидел несколько сенсорных кнопок. Нажав одну их них, за оном появилась пристань, а далеко на горизонте шел корабль, нажав еще раз Михаил оказался в пентхаусе какого-то мегаполиса уходящего своими домами и стоэтажными небоскребами далеко к горизонту, где как раз садилось красное раскаленное в собственном жаре миллионов градусов солнце. Вернувшись к дождю, Михаил опять осмотрел комнату. На нем была больничная одежда, поэтому хотелось поскорее переодеться. В шкафу оказалось несколько однотонных черных и белых свитеров и отлично подходящие его размеру стилизированные под классические брюки, джинсы из тонкого легкого материала. Носки и обувь тоже нашлись там. Посмотрев опять на кровать, Михаилу не хотелось ложиться на это произведение искусства и разрушать идиллию линий, и он рухнул в кресло, уставившись в так называемое окно. Только сейчас он заметил, что под окном есть встроенная в стене полочка, где лежал пульт. Он оправился к нему и принялся клацать на кнопки. После первого щелчка он попал на обучающие лекции по истории Второго Легиона, сделанные по сразу заметной для опытного разведчика методике. История навязывалась, диктор угадывал любые вопросы, какие только могли возникнуть у слушателя. Все было рассчитано до последнего слова, и спастись можно было, только зная цель монолога ведущего. Несмотря на попытку диктора поселиться в мозгу Соборова, Михаил все же продолжал смотреть. Он узнал о званиях в армии, истории, руководстве и продолжал поглощать информацию достаточно полезную ему для общения. В это время Юрген Шмейхель сидел в кабинете у Гариды. У них шла беседа именно о Соборове.
   – Как все прошло? – Гарида прохаживался по кабинету, в то время как Юрген развалившись в кресле, растирал лоб и надбровные дуги, пытаясь избавиться от напряжения.
   – Даже не знаю. Он так и не сломался или сломался, но как то странно. Думаю либо он действительно фанатик нашей идеи, либо непревзойденный актер и манипулятор потому, что мне не было причины его в чем – то заподозрить. Но и верить в то, что он бросил свою семью и друзей ради будущего нашей славной, но все же чужой для него страны – не могу.
   – Может он играет свою собственную роль? Против всех, так сказать?
   – Может быть. Не знаю.
   – Попытайся узнать его настоящие мотивы. – Гарида замолчал, погрузившись в свои мысли – Ах да, как насчет нашей провокации, он простил нам, как думаешь?
   – Не думаю, что это можно простить так быстро. Но пока что он явно рад, что все закончилось.
   – Это понятно. Что ж пускай соберется с мыслями, отмоется отъестся. Не трогай его несколько дней. Пускай у него сформируется своя мысль и отношение к нам. Он должен проявить их в противном случае доверять ему будет сложно и станет очевидно, что он играет.
   – Я думаю, что скандала от него мы не дождемся.
   – Нет, но я хочу, чтоб либо он бегал за нами на задних лаках, либо пытался поставить в лужу нас. Если он не начнет проявлять своего недовольства заключением в камере, то он либо садист, либо игрок.
   – В любом случае с ним вряд ли будет легко, я это уже вижу. Мне не ясны его мотивы, а значит не возможно им руководить так, как бы нам хотелось.
   – Нам и не нужно им руководить. Подсадим его в Нелевскому и подождем, когда они проявят себя. Как только это произойдет – дни всего сената будут сочтены. И мы сами выберем, кто нам нужен, а кто нет – все просто. Даже хорошо, что есть такая большая вероятность его двойной игры. Более того, я направлю к нему особого человека, что будет развивать именно эту его сторону.
   – С моей стороны будет опрометчиво не замечать каких-то странностей. Как мне поступить? Игнорировать или пресекать его мысли по этому поводу?
   – Игнорировать глупо – он не будет тебе доверять потому, что не будет понимать. Но и пресекать нельзя. – Гарида задумался – у тебя должен быть свой интерес. Ты будешь руководить им, давая ему возможность делать то, что он хочет. Так он не будет тебя бояться.
   – И каким же образом?
   – Власть, власть и еще раз власть. Как только поймешь, что он играет – раскрой его, а потом помоги скрыться. Он будет в твоих руках. В качестве гарантии заставь его работать на тебя.
   – Не думаю, что он так легко раскроется.
   – Да, я тоже. Ладно, эту версию мы доработаем. Ты отдал ему легенду?
   – Нет, попрошу передать с ужином.
   – Хорошо. А теперь иди, у меня много дел. – Гарида снова сел за свой стол и утонул в бумагах.



   Глава 5. Минус один

   Запомните: «Халявы не будет!»


   I

   Спустя неделю после своего освобождения из заточения в темнице, Соборов, а ныне Грандкапитан Флиммер, пребывая в скафандре элитных подразделений Второго Легиона сидел в сверхзвуковом самолете, отправляясь на неизвестное ему задание. Соборов крайне плохо еще владел латынью, на которой говорили в армейских кругах, да и во всем бункере, и потому, фактически просто ждал к чему все идет. В самолете изучение латыни было пока что самым главным для него заданием. Большая часть военных знали несколько языков, таких как, например, английский, но большая часть населения и низших воинских чинов владели только мертвым языком. Михаил долго не мог понять, почему прибегли именно к этому языку, и только спустя какое-то время догадался, что это сильно повышало сплоченность рядового населения и его зависимость от власть имеющих. Люди, зная только латынь, не могли пользоваться никакими источниками знаний доступными в окружении ни в довоенное время, ни сейчас, потому знали мир только в тех очертаниях, какие им давались властью. Людям внушалось все, никакого выбора не было. Они не могли решать, во что верить, что любить, что знать, все решали вместо них. Михаил мысленно поаплодировал такому ходу, однако участь народа была незавидной.
   – Грандкапитан Флиммер? – к Михаилу подошел какой-то парень в сутре. Самолет качало, потому он держался за полочки. Он говорил на неплохом английском.
   – Да, это я.
   – Позвольте? – боец присел рядом – меня зовут Архивир Норий. Вы находитесь в моем подчинении.
   – Не знал. Будущее Второму Легиону – Михаил поставил правую руку, сложенную в кулак к сердцу, и повел ее вперед от себя, раскрывая ладонь, поднятую к верху. Такое приветствие было у Легиона, оно символизировало стремления и жизнь бойца, что он готов положить ради будущего его страны.
   – Не стоит формальностей. Я осведомлен о том, что вы плохо знаете наш язык, поэтому и подошел к вам. В бою у меня не будет времени общаться с вами отдельно, поэтому просто делайте то, что будут делать остальные. Лично вам я не буду давать никаких команд.
   – Хорошо, буду вам очень признателен – Михаил был удивлен, что старший по званию офицер беспокоится о судьбе своего подчиненного. Голос Архивира был спокойным и уверенным, казалось странным, что он вот так вот легко без игры разговаривает с воином Легиона, не пытающимся его убить или обмануть. Это было для Михаила чем-то новым.
   – И вот еще что, Флиммер, прежде вас я не знал и не знаю так же, почему это вы не владеете языком нашего народа, да и знать не хочу. Раз вас направили в строй и тем более в эту битву, значит, доверяют, но я все – таки буду за вами присматривать. Так что, знайте, какой бы ни была ваша цель, если я увижу, что из-за вас что-то идет не по плану, то будьте уверены, я ударю вам прямо в спину и тут без сожалений. Мое задание будет выполнено, не смотря ни на какие препятствия и вам не стоит проявлять своего лица, каким бы оно ни было, если оно противоречит целям задания. Если же мои слова покажутся вам обидными – прошу, простите, но в них проглядывается определенная нужда. А теперь, отдыхайте – Архивир встал и ушел.
   Михаил остался наедине со своими мыслями. Он понимал суть причины беседы с Норием. В Легионе было полным полно перебежчиков и наемников, поэтому старшие офицеры поддерживали повышенную дисциплину. Практически никакие действия не разрешалось делать без спроса. Любой солдат, а особенно предатор, был собственностью своего командира, подчинялся ему во всем и делал что нужно только с разрешения этого командира. Однажды, еще во время пребывания в бункере Валькирия, он видел как набирали в отряд наемников из его казармы. Сержант проводил беседу полчаса, выстраивая своих новых людей в шеренге. Один из наемников попросил отлучиться, но ему было отказано. Более того, за то, что он обращался к старшему по званию в то время, пока тот говорил, его заставили отжиматься. Бедолага, на самом деле, хотел отпроситься в туалет. Весь предыдущий день он работал в отопительном цехе и получил перегрев, потому весь следующий день сидел на мочегонных. Сержанта же это не сильно волновало и после того, как наемник испортил свои штаны, ему еще пришлось убирать всю огромную казарму. Иногда, конечно офицеры сильно перегибали, но если бы дисциплина была послабее, армия превратилась бы в фарс. Над каждым весел страх смерти. Боец Легиона имел право на все после службы, и не имел никаких прав в то время когда пребывал в состоянии выполнения задания.
   Куда и на какое задание летели пять сотен до зубов вооруженных бойцов стальных элитных войск – было неизвестно. Элитные войска легиона отличались от рядовых в основном тем, что были одеты в действительно боевые и по настоящему функциональные сутры, тогда как рядовая армия носила легкие костюмы, на подобии тех, что встретил Михаил впервые в крымской ловушке, когда и перешел на сторону легиона. У Соборова была такая же. Нужно было признать ее незначительное, но все же превосходство над сутрами Карпатии. Мышцы имели более плавное и тихое действие. Щелчков их магнитов практически не было. Количество мышцы было увеличено до более мелких, поэтому, скафандр был более точен в маневрах. Первое впечатление от его использования сводилось к чувство что вы одели пошитый для вас на заказ из отличного легкого материала праздничный фрак. Движения практически не сковывались, и были очень точны. Михаил мог бы помассажировать в нем глаза, не причинив себе боль, или например, сделать бумажный самолетик. Это было творением разума, способное упрощать жизнь одним и лишать ее других.
   Соборов уже и не пытался понять, что ждет его впереди. За окном были одни сплошные облака, и ничего разобрать было нельзя. В детали или даже точку поверхности, куда летели – не рассказывали. В радиоэфире было двадцать пять человек, но при этом все молчали. Соборов взглянул между рядами и с удивлением признал, что остальные бойцы даже не общаются. Они просто сидели, как роботы в своих креслах ожидая приказа. Они так привыкли действовать безо всякой инициативы, что даже не общались. Одни сегодня выживут, другие умрут. Но зачем им это? Разве они счастливы? Ждать, когда им кажут, что их жизнь началась, замирать на месте, когда говорят, что они уже пожили, и ждать новой возможности подвигаться или поговорить. В чем состоит их цель? Послушание? Кому? Сержанту? Зачем им слушать какого-то сержанта? Или они так верят в идею прекрасного счастливого будущего, что готовы пожертвовать своими же жизнями ради него и таким образом сами же отказываются от этого будущего? Они несчастны, Михаилу стало жаль этих парней. Как дети они выучили урок и ждали, когда их позовут отвечать, они хотели только этого, хотя и не знали, зачем и почему хотят так делать.
   Через три часа самолеты приземлились. Михаил с остальными вышел из него и направился бегом к разбиваемым недалеко палаткам. Там уже открывали ящики и раздавали оружие. Взяв оружие, всех построили сразу за палатками и разрешили сесть, и ожидать дальнейших приказов. Все, кто был ниже Архивира, буквально ничего не ведали о надвигающемся будущем. Михаил тоже только гадал. Известно было только то, что будет бой – это было просто очевидно. Окружающая весенняя природа была довольно таки приятной. Небо было чистым от туч. На электронных часах дисплея показывало девятнадцать ноль ноль. Скоро должно было стемнеть. Наверняка, именно темноты и ожидали.
   Через минут пять, выставив охрану вокруг самолетов, посаженых на какой-то взлетной полосе, повсюду проросшей травой, приказали всем подниматься. Начался марш-бросок. Михаил шел в длинной шеренге по одному состоящей из почти пяти сотен бойцов. Все молча шли, ни шагу в сторону, просто делали шаг за шагом, дышали и даже не гадали о том, что их ждет. Была возможность просто пройтись. Просто подышать воздухом и повертеть головой, наслаждаясь визуальным общением с природой. Спустя какое-то время прошли пролесок из каких-то маленьких елей, потом местность стала гористой и более пустынной. Деревьев было мало, в основном трава, и кусты.
   Спустя час после посадки, наконец, прибыли к месту, куда, очевидно и направлялись.
   – Итак, бойцы, внимание – говорили по – английски – три дня назад двадцать четыре наших авиабаз по всей Европе были частично разрушены и таким образом приведены в негодность на короткое время. Мы должны сделать ответный удар. Сейчас мы находимся в Украине, на крымском полуострове. В трех километрах к Югу находится местное убежище. Это слабый бункер и количество сил его внутренней безопасности в пять раз меньше чем наших сил, поэтому мы должны непременно победить. Известно, что через полчаса уновский щит будет отключен изнутри, и мы сможем войти. Действовать нужно быстро. Как можно больше людей должно успеть проникнуть внутрь пока щит будет отключен. Повторяю для тех, кто не понял! По моей команде прорываемся к выходу и любыми способами проникаем внутрь. Задача вашей группы. Каждый, кто слышит этот инструктаж – входит в состав наземной атаки, то есть вы должны будете атаковать как раз ворота. Действовать согласовано, по моей команде. Слушаем командиров. Все понятно? Держим строй, не паниковать все козыри в наших руках. Пятиминутная минутная готовность. Кто сейчас забыл или потерял оружие, или еще чего, не зарядил батареи, не закрепил крепление или что-то в этом роде – обещаю – сниму сутру при всех и разжалую вплоть до гражданского. Пять минут проверить обмундирование, время пошло – Архивир Норий ходил между рядами и осматривал бойцов.
   Сердце Михаила стучало. Он пытался держать себя в руках, но не знал, за что ухватиться. Как ему быть? Что делать? На чьей стороне сражаться? На стороне легиона и предавать своих? А с другой стороны как он может помочь своим? Крикнуть – эй, спасайтесь! – это глупо. Они уже, по-видимому, обречены и этот бой дело техники. Крымское убежище всегда было самым уязвимым. Построенное еще во время холодной войны, оно уступало своими размерами среднестатистическому бункеру этого времени. В остальном оно также проигрывало – не было автономной кузни, управления секторами не проводились дистанционно, а материалы, из которых он состоял, были из далекого прошлого.
   Левый фланг в количестве не менее сони бойцов начал какой-то маневр, и они побежали на восток. Очевидно, там были туннели. Солнце только что село и вокруг воцарилась тьма. Несколько центральных отрядов увели дальше в тыл. Михаил решил, что их выставляют по периметру для охраны основной ударной группы.
   Ждали. Всех построили в небольшой, но довольно таки широкий фронт на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Архивиры ходили перед солдатами туда сюда, и занимали их разум различной поднимающей дух ерундой, которую Соборову не удавалось разобрать, ведь говорили на латыни. Скоро пришли знаменоносцы, и стали по одному у каждого взвода. Их было шесть человек. Михаил старался понять, каким образом он может выжить в этом бою и постараться еще хотя бы не причинять вреда своим.
   – Оружие к бою – прокричал Норий. Остальные Архивиры тоже командовали своим бойцам и все триста человек обнажили мечи.
   – Выходим – опять скомандовал Норий. Он достал двуручный топор и побежал впереди. Знаменоносцы брили позади всех. Сердце Соборова плакало. Он не хотел туда, он мечтал сейчас быть среди своих людей, там, в бункере и неважно, что у них нет шансов. Ему не хотелось служить в этой армии зомби, зачем то разрушающей все на своем пути, но он уже смирился с этой жертвой.
   Выбежали на равнину подходящую к подножию небольшой едва возвышающейся над землей горы. Вдруг, то там, то здесь песок и земля на расстоянии двух сотен метров впереди отрядов начала осыпаться вниз. Из земли выскочили мощные крупнокалиберные пулеметы. Их расположенный под землей боезапас состоял из трех тысяч патронов и вся эта огневая мощь из десятка пулеметов, расположенных на специальной подвижной роботизированной установке, спрятанной за щитом, обрушили свой огонь на Легион. Один из соседей Михаила отлетел на два метра назад, когда двадцати трех миллиметровая пуля угодила ему в шлем. Другой, которому попала в грудь, сбив дыхание, упал на корточки, пытаясь прийти в норму.
   – Щиты!» – заорал Норий. Он буквально разрывал наушник, но в таких случаях нужно именно так, ведь люди в панике.
   На перед выбежали бойцы со щитами они подставляли их, но едва могли стоять на ногах. Волна огня, попадавшая в них, сносила бойцов назад и это несмотря на то, что они почти ложились на щиты, упираясь ногами как можно сильнее. Позади щитоносцев сразу выстроились цепочки других воинов. Они налегли на товарищей и те смогли даже продвигаться вперед. Говорят, что у щитоносцев после таких вот боев, когда приходилось сопротивляться пулеметному огню, потом еще два дня руки трясутся как после алкоголя.
   – Вперед – кричали офицеры. К воротам, бегом!»!
   Подошли к пулеметам. Они уже были в нескольких метрах. Вдруг один из бойцов из шеренги Михаила вылетел из строя и пошел на них. Пулеметы быстро остудили его пыл, и он упал на землю. Выбежал второй и разрубил это мощное оружие напополам. Из него полетели искры, и одна их пуль еще умудрилась попасть по воину. Та же участь ждала и другие пулеметы. Их работа была окончена. Общий урон – пять или шесть воинов без сознания.
   До ворот Крымского убежища осталось метров тридцать, когда там появились большие воздухо стрелы. Это были чем-то напоминающие огромные динамики машины, создающие очень мощные колебания воздуха способные опрокинуть большой джип, не говоря уже о человеке. Несколько бойцов, подбежавших слишком близко, поднялись в воздух и упали спустя несколько метров.
   – На землю! – скомандовал Архивир – вперед ползком!
   Все упали на землю и поползли. Когда бойцы были уже у самих ворот, нужно было уничтожить пять воздухострелов, поставленных там в сторону армии Легиона. Но подойти к ним не представлялось возможным.
   – Пулеметчик, открыть огонь по воздухометам – Норий, казалось, был не в себе – открыть огонь!» – яростно орал он. Но боец не поднимался. Тогда Норий пополз по лежащим на земле бойцам к воину с пулеметом, ударил его по шлему и заставил стрелять. Тот вскинул пулемет, но сопротивление воздуха было таким сильным, что он не мог устоять на ногах.
   – Стрелять! Я сказал стрелять! Боец, открыть огонь. – Норий лежал рядом с ним и орал. Потом он встал и начал бить локтем ошарашенного солдата по шлему. – Огонь.
   Пулемет застрекотал. Пули начали попадать в воздухострелы и те одни за другим вышли их строя.
   – В атаку!
   В проходе появились украинские пулеметчики. Сначала они открыли плотный огонь, пытались выиграть время, в надежде, что щит возобновится, но тщетно. Спустя два шага легионовцы уже вступили в бой. Михаил держался подальше от схватки. Он не смог бы поднять руку на товарища и пытался избежать боя любой ценой. Ему нужно было отсидеться среди этого безумия. Нельзя было убивать своих же людей, тогда можно забыть на какой ты стороне.
   – Держать строй – Норий налегал на своих бойцов, что схлестнулись с яростным сопротивлением трех или четырех десятков воинов бункера. Триста против тридцати. Вряд ли, у них есть шансы. Сражение закрутилось и превратилось в хаос, но колоссальный численный перевес просто таки раздавил сопротивление. Яростно сражаясь, загнанные в угол бойцы, пытались держать линию обороны, но их прижали к стене и закололи на месте. Около десятка бойцов Легиона успели испустить дух в этой схватке, продлившейся не более минуты. Черной волной бойцы Легиона влились в коридоры бункера, как отрава вливается в вены человека. Они забегали в каждую комнату, убивали мужчин, что казались им опасными, или били женщин, подавляя любое сопротивление на корню. Внушенная им ненависть к жителям поверхности, призрение и злость делали свое дело. Вряд ли, кто-то из бойцов отдавал себе отчет в том, что никто из этих несчастных гражданских ничем не может им навредить или помешать в осуществлении любых планов. Они просто исполняли приказ, не принадлежавшие ни себе, никому. Жертвы этой войны беззащитны, а хищники обмануты и голод их неоправдан.


   II

   – Богдан Александрович, в складских помещениях прорван щит и там уже идет бой, но служба внутренней безопасности вряд ли задержит их на долго – к главнокомандующему Крымского бункера прибежал его секретарь, запыхавшийся и встревоженный молодой лейтенант.
   – Что с воротами? – Кудрявый, был в легком оцепенении, но оно уже перешло больше в отчаяние, чем страх. Он понимал, что победа его не ждет.
   – Бой уже закончился, они внутри.
   – Сколько?
   – Сотня внизу, и около трех сотен прорвалось внутрь. Позвать на помощь карпатские и харьковские убежища?
   – Нет. Они не успеют. Бой проигран. Какие части бункера еще держатся?
   – Жилые кварталы удержать, скорее всего, не удастся, там нет шлюзов и дверей способных задерживать бойцов Легиона. Но научный и военный отсеки еще под нашим контролем.
   – Уводи людей. Все иди. Уводи, кого сможешь. Всех из внутренней безопасности на это забирай. Пусть помогают тебе. Я отдам распоряжение. Пока не встретишь кого-то постарше в звании – руководи парадом.
   – Вас понял. А вы идете?
   – Я догоню – Кудрявый задумчиво смотрел в пол, он вряд ли собирался уходить, но в его глазах появился добрый гнев.
   – Вервека, кто у тебя еще есть под руководством? – главнокомандующий обращался к начальнику корпуса спецподразделений.
   – Пять отрядов. Держим шахту лифта. Иначе им к нам не проникнуть.
   – Сколько сможете продержаться?
   – Минут пятнадцать не больше. Они, похоже, собираются подрывать. Но мы уже ведем сварочные работы и баррикадируемся.
   – Что за отряды у тебя?
   – «Парус» и «Сновидцы», все остальное третий класс, набрали из курсантов.
   – Давай эти два отряда вниз, пусть сдерживают как можно дольше нападение со стороны склада. Я скоро приду к тебе на помощь.
   – Вас понял. Отправляю отряды «Парус» и «Сновидцы» к складу.
   Главнокомандующий, которому уже выполнилось пятьдесят совсем недавно, встал и побежал к выходу. Он был в неплохой форме, но все – таки его лучшие годы остались давно позади. Он выбежал в коридор и со всех ног помчался в раздевалку. Он так сильно отвык от бега, что несколько раз чуть не упал, но темпа не сбросил. Забежав в раздевалку, без капли сомнения он запрыгнул в один из трех скафандров, оставшихся тут. Они предназначались для двух других генералов, еще не успевших сюда добраться. Кудрявый выскочил внутрь и попытался как можно быстрее захлопнуть все крепления. У него был довольно таки пухлый живот, и потому пришлось сильно напрячься, чтоб втиснуться внутрь, но все-таки ему это удалось. Одев шлем, он помчался к своему товарищу.


   III

   Отряды «Парус» и «Сновидцы» были лучшими отрядами Крымского бункера. Все они прекрасно владели своим оружием, и, вообще, знали дело от а до я. Без доли сомнений они отправились выполнять приказ главнокомандующего. Впрочем, выбора не было. Так или иначе они должны были это сделать, правда о выборе никто и не думал. Они думали о том, как выиграть время, удивительно, но все уже смирились и поняли, что им до вечера не дожить. Странно, но бывают случаи, когда не остается ничего другого кроме как прийти к этой мысли. Они не думали о том, как умереть, а думали о том, что будут делать в то короткое время, пока они будут жить, не больше, не меньше.
   – Внимание! – командир отряда «Парус» взял на себя командование, говорили на ходу – служба внутренней безопасности держит бойцов.
   Легиона на нижних уровнях благодаря огневой мощи пулеметов, гранат и ракетниц. Там сейчас сущий ад. Но и боезапас неуклонно подходит к концу, ведь чтоб сдерживать бойцов Легиона приходиться выстреливать сотни патронов в минуту. Как только они закончат, вступаем в дело мы. Наша задача боем задержать на несколько минут отряды Легиона, пока наши люди смогут уйти через секретный туннель.
   – Есть шансы на спасение?
   – Проверяйте снаряжение – только и ответил командир «Паруса», было очевидно, что из этого боя никто не выйдет живым.
   Внизу неустанно трещали пулеметы, хотя прежде они не останавливались вообще, а теперь же стрелки должны были переходить на короткие очереди, пытаясь выиграть лишнюю минуту. Другие из-за угла забрасывали выход из складского помещения гранатами. Там за порогом этого помещения, все полыхало огнем, оттуда валил дым. Где-то, в этой темноте и пекле отсиживались воины Легиона. Гранаты бросали одну за другой. То слеповые, то взрывные. Десятки ящиков от боеприпасов валялись у стены в беспорядочной куче. Бойцам «Паруса» и «Сновидцев» с трудом удалось пройти мимо этой свалки, не опрокинув ничего.
   – Что у вас тут? Какие строки? – командир «Паруса» кричал к полковнику, руководившему обороной.
   – Что? – тот ничего уже не слышал из-за оглушающих грохота от взрывов и выстрелов.
   – Как долго сможете держаться?
   – Две минуты или меньше – проорал тот. Он уже давно охрип, отдавая приказы своим солдатам.
   Командир «Паруса» скомандовал всем короткий отбой. Парни сели у стены и ждали. Всего две минуты и им придется побывать в аду. Что их ждет там? Смерь или жизнь? Что за этой гранью? Никто не знал. Все боялись и как детишки рассматривали все вокруг, мечтая пережить следующие пять минут. От былого воинского запала не осталось ничего. Боевой дух? Он появится в последний момент, но в нем нет логики. Впереди их ждет непреодолимая преграда. Вряд ли кто-то из них верил в победу. Выстоять в узком коридоре против сотни отборных воинов Легиона было фантастической задачей. Кто-то сейчас сожалел, что не стал таким сильным, чтоб преодолеть предстоящую опасность, коря себя за утраченное время. Кто-то вспоминал свои мечты, уходящие далеко от службы в армии и сожалел о сделанном выборе. Другие погружались в мысли о том всем, чего они уже никогда не смогут почувствовать и попробовать, чего не смогут сделать. Это такое страшное чувство. Когда уже ничего нельзя изменить, когда ты понимаешь, что стал жертвой обстоятельств.
   Вокруг было все так видимо спокойно. Где-то за углом взрывались гранаты, к шуму от которых уже привыкли все. Они казались привычными и предсказуемыми и более не внушали страх. Лампы дневного света, плохо освещающие узкий коридор, где у стены расположилось пятнадцать бойцов украинского бронированного спецназа, навивал сон и покой, но это было лишь иллюзией.
   – Внимание! Мы с командиром «Сновидцев» посоветовались и решили, что не нам решать, кто должен сегодня погибнуть, а кто должен выжить. Поэтому кто хочет – можете уходить, никто за это вас не накажет.
   Воины переглянулись. Они не ожидали, что до такого дойдет.
   – Лично я остаюсь, и прошу всех, кто осознает необходимость нашей будущей схватки – тоже остаться.
   – У меня больная мать, она не сможет уйти одна.
   – Тогда беги. Еще кто-то? – остальные бойцы посмотрели на товарища, что только что получил неожиданно второй шанс, но что-то удержало их на месте. Он убегал к лифту и скоро исчез за его дверьми. Иногда мы сами не можем распоряжаться своими жизнями.
   – Подъем! – командир всех поднял на ноги. Отряд вскочил и выстроился в две шеренги. У всех застучало сердце. Они даже не знали уже что делать. Молодые парни со слабым боевым опытом. Спустя минуту произойдет что-то ужасное, а они даже сейчас уже должны сражаться за каждый вздох и каждую рациональную мысль со своими чувствами. Взрывы затихли, и воины ожидали в молчании, преодолевая бурю эмоций сменяющихся то оцепенением, то страхом, то гневом. В их глазах не было паники, нет, это другое чувство, когда все твое тело как натянутый лук, и ты думаешь только о том, куда выстрелить. У тебя нет ни злобы на противника, ни ярости, ни ненависти. Ты ждешь, а к сердцу волна за волной подкатывает паника и страх, но ты знаешь, что они тебе не помогут, и гонишь их прочь. В последний миг они победят тебя, но уже будет не важно. Парни стояли и ждали. В полной тишине. Пулеметы стреляли короткими очередями по три патрона в задымленный проход. Легион ждал. Спустя минуту из тьмы складского помещения, перепрыгивая огонь и разрывая черный дым от горящих на полу резиновых дорожек, в коридор начали один за другим влетать воины Легиона.
   Бойцы внутренней безопасности сразу принялись отступать. Им в этом бою делать было нечего. Спустя какие-то три секунды они уже бежали за спинами у отрядов «Парус» и «Сновидцы». А те, нерушимо ожидая приказа, стояли и ждали, когда противник подойдет поближе. В этот момент, когда знаешь, что все начнется буквально через секунду, сердце начинает биться так сильно и быстро, что становится больно в груди – это ожидание просто ужасно.
   – В бой!!!
   Первыми в отряде стояли защитники. Их было всего трое. Ударившись своими щитами в нахлынувшую толпу Легиона, они тут же начали сдавать назад. Но товарищи, упираясь в их спины руками, создавали сопротивление. На какую-то секунду удалось сдержать волну Легиона, но суммарный вес бойцов их отряда был в десять раз больше, поэтому скоро «Парус» и «Сновидцы», со страшными потугами все равно начали отступать. Керамическая плитка под их ногами трескалась, не выдерживая сопротивления, она выскакивала и дробилась на кусочки, иногда удавалось задержать Легион еще на секунду, и в такие моменты шаткая вера и боевой дух снова поселялись в сердцах украинских воинов. Позади уже был лифт. Командир подошел к нему и войдя внутрь быстро разрезал пол так, чтоб он не мог никого удержать. Дороги к отступлению не было.
   В конце концов, бойцы Легиона одни за другим, начали протискиваться сквозь щиты защитников и попадали прямо в толпу украинцев. Первого успели заколоть, прежде чем он кого-то ранил, но второй смог перед смертью уколоть одного защитника. Тот упал, и еще больше солдат ворвалось в строй Украинцев. Отряд «Парус «растаял за две минуты. В жаркой схватке раненые погибали один за другим. «Сновидцы» тоже были разбиты. У самой шахты лифта остались командиры и один из защитников.
   – Держи щит – орал командир, пытаясь отбивать удары, двумя мечами.
   – Пытаюсь – выдохнул защитник, его молотили со всех сторон, он едва видел, с какой стороны его бьют.
   – Держим! – опять орал командир. Оба командира «Паруса» и «Сновидцев» еще были живы. Командир сновид был очень ловким и опытным виджилантом, а командир паруса – тотусом. Виджиланту было сравнительно проще защищаться и тем не менее он тоже не успевал. Они еще были живы только благодаря тому, что их одновременно могло атаковать только четыре бойца Легиона. Трое против четырех было не плохом соотношением. Но силы таяли. Спустя минуту по плечам легионовцев пробежал боец. Он запрыгнул прямо на защитника, и повалил его на землю, протыкая кинжалом в бок. Тот успел отмахнуть нападающего на командиров и те изрубили его на части. Щитоносец попытался встать, он даже успел вскочить на колени, но его пронзили тут же большим двуручным мечем и он беспомощно упал на бетонный пол.
   – Нееет – заорал кто-то из командиров. Но и его спустя секунду пронзили. Он на последнем дыхании выбросил вперед меч на слабнущей руке и поразил врага, но его собственная жизнь уже была закончена.
   Командир «Сновидцев» был поразительно умелым воином. Он все ускорялся и уже справлялся с четырьмя противниками, парируя их удары, но времени для атаки не хватало. Они били все яростней, все сильнее и сильнее. Их атаки были все быстрее, а он еще стоял. Однажды он промахнулся, ослабленный длительным боем и не попал по едва заметному со стороны удару легионовца, и меч угодил ему в живот. Командир, молча взглянул на него, забыв о бое и тут же получил второй удар, а за ним третий. Повиснув какой-то момент на теряющих силу ногах, он рухнул на колени, а потом на бок. Бой был проигран, но время выигранное этими отрядами спасло жизни сотням.


   IV

   – У меня минус один, отправляюсь в Валькирию. Щит включили. Бункер наш. – Михаил был рядом, когда Норий делал этот доклад в Фригедмур.
   Все было кончено за менее чем час. Бункер пал как будто даже не сопротивлялся. Пораженный настоящей мощью Легиона Михаил пришел в легкое оцепенение. Прежде они попадали на слабо организованные группы и не спланированные операции и потому побеждали. Только партизанские вылазки и могли управиться с Легионом, но бой на равных был в фантазиях. Соборов ждал, что ждет его дальше.



   Глава 6. Путь лидера

   «Победа или поражение – вот путь лидера»


   I

   Только что все разошлись. У Вирвиса раскалывалась голова, он тер надбровные дуги, пытаясь хоть как-то убрать напряжение. Он был один в своем кабинете. Воздух все еще сохранял запахи добрых двух десятков человек, только что побывавших тут. После вчерашнего падения Крымского бункера сразу начался совет и продлился он не много не мало – тринадцать часов. Секретарши носили поднос за подносом, кофе и еще раз кофе. Споры, сигаретный дым. Обиды и личные неприязни. Несколько генералов почти сцепились в драке между собой. Людей охватила паника, когда они узнали о том, насколько шаткая может быть их оборона, насколько она уязвима. У комнаты с источником для уновского щита поставили отряд стального спецназа и для верности, параллельно, была создана еще одна тайная комната, о месте нахождения которой знал только Битый. В случае если основной источник все же будет уничтожен – то будет задействован дополнительный. Но все понимали, что если прежде им казалось, что бункеры неприкосновенны, то также было и теперь, с той только разницей, что источников было два. Ведь и прежде место нахождения этих людей было в секрете от всех, но их все равно нашли.
   Все поняли, насколько легко они могут проиграть. Из-за этого события мнение людей раскололось. Одни хотели заняться укреплением позиций, работая над планировкой и усовершенствованием щита и других возможностей для обороны, другие питали надежду в науке, внушая всем возможность в скором будущем разрушать и уновские, до сих пор неуязвимые энергетические установки. Третьи же, вообще, не видели никакого другого варианта кроме как пойти на мир со Вторым Легионом, позабыв о том, какая судьба ждет всех, кто попадает в их число. Это рабство и жизнь без жизни.
   Всех генералов и другое военное начальство объединяло только одно – они позабыли о Валькирии. Вирвис знал, что если он будет тянуть с этой операцией, то вероятность ее проведения будет падать, и люди будут терять веру в победу, поэтому он спешил, но не успел. Может быть, не стоило провоцировать Легион нападением на военные базы, а может, нужно было просто атаковать Валькирию прежде, но теперь это уже не имело значения. Ситуация была такова, что Карпатия лишилась около полтора сотни бойцов, что мог предоставить им Крымский бункер, но это не было самым главным препятствием. Самым главным препятствием стало то, что в Валькирии разместились те отряды, что напали на Карпатию. Таким образом, теперь в Валькирии было по примерным подсчетам около полторы тысячи бойцов стальной пехоты, а это была непреодолимая сила для пяти сотен с трудом набранных воинов в сутрах, включая англичан, Харьковское убежище и даже курсантов.
   Несмотря ни на что Вирвис был уверен, что атака на Валькирию – это единственный выход и никогда прежде они не были так близки к этой операции как сейчас. Он сомневался не менее других, но разум и сердце пророчили успех. Риск был, и был он большим, но расчетливый и экономный прежде Вирвис, просто положился на зов своей души. Никто его не поддержал, даже Зорога, а Горейко лишь пожал плечами. Вирвису пришлось проявить всю свою волю, весь свой напор и власть, чтобы утихомирить людей. Сегодня никто кроме него не верил в победу и успех, всех держал в своих цепях страх поражения. Вирвис боялся не меньше других, но что-то было сильнее этого страха, он делал то, что считает нужным и пытался не терять эту уверенность. Вся эта операция держалась на нем, и он чувствовал, весь ее огромный вес, всю ответственность. На кону было доверия англичан, возможность вообще делать какие-то вылазки на поверхность, огневая мощь, а главное человеческие жизни. Все это зависло над Вирвисом как случайно застрявшее на своем пути лезвие гильотины. Если они проиграют – она упадет, если победят – его спасут. От такого напряжения дрожали руки. Очень трудно было себя успокаивать, более того этого делать не хотелось, хотелось поскорее узнать результат сражения и либо пан, либо пропал.
   Вирвис никогда бы не рискнул своими силами, если бы видел другие перспективы. Недавно он считал, что Валькирию нужно взять, чтоб внушить своим людям веру и укрепить свои позиции в Европе. После того же как упал Крымский бункер, Вирвис понял, что другого выбора, кроме как нанести ответный удар – нет. Нельзя отсидеться в стороне, просто нельзя. Каждый день пророчит все большую вероятность гибели. А в Валькирии должны были быть более мощные печи, для выплавки адамантита и множество людей, живущих в рабстве. Основная часть Валькирии была рабами – норвежцами и шведами. Освободив их можно было получить также и человеческие ресурсы.


   II

   – Ты сам – то веришь в это задание? – Горейко был в своем кабинете, когда к нему зашел мрачный и грустный Зорога.
   – Не знаю – ответил генерал почти безучастно. Он сильно переживал о той колоссальной ответственности, которую взвалил на себя его друг Вирвис. И теперь он помогал ему слепо, впервые не согласившись с главнокомандующим.
   – Ты думаешь о том же, о чем и я? Не сошел ли он с ума? – Горейко спрашивал абсолютно серьезно, в его глазах не было ни насмешки, ни презрения.
   – Он последний, кто сойдет с ума, поверь мне – Зорога развернулся и ушел, но этот вопрос мучил и его самого. Вирвис шел против логики, рисковал немалочисленной армией, отправляя на задание все силы. Он буквально ставил под вопрос будущее. Риск был велик, но вторая половина генерала была полностью согласна с Вирвисом, ведь защитный вариант как показал Крымский бункер, пожалуй, худший.
   Зорога лично взялся руководить операцией. В случае успеха он должен был взять на себя руководство самим бункером. Сейчас ему нужно было, как можно менее заметно вывести людей из бункера, под предлогом рейдов и заданий. Сама миссия с Валькирией была известна только высшим армейским чинам.
   В то время, когда Зорога отряд за отрядом выводил людей, в грузовики грузили секретное оружие против Легиона, оно едва могло поместиться в две битком нагруженные фуры. Если это оружие послезавтра не сработает – операция провалится.
   Выбирались их бункера самыми разными путями. Одних выводили прямо через главный выход под предлогом разведмиссии или оборонительного рейда, другие выходили через запасные выходы и вскоре, все двести пятьдесят бойцов, каких только смогли найти в Карпатии, грузились в джипы и автобусы, выезжая к аэропортам. В число этих солдат входили курсанты и даже почти не прошедшие обучение бывшие солдаты спецслужб. Они взяли на себя роли снайперов и пулеметчиков. Часть воинов была одета в костюмы Легиона, разными путями попавшие в руки Карпатии. Сотня из них была получена при удачной вылазке Харьковских сил против лагеря Легиона. Тогда удалось взять живьем около двух сотен бойцов, чудесная победа. Но героя этой битвы лишившего Легион руководства никто так и не узнал. Еще сотня осталась в Харьковском убежище и около трех сотен бойцов их этого бункера, также частично одетые в скафандры Легиона, вылетали параллельно в сторону Валькирии. Все происходило в суматохе, очень быстро и организованно. Бойцы выходили из бункеров и тут же попадали в транспорт сразу же отправлявшийся к аэропорту. Там солдаты перегружались в военный самолет, полученный бойцами из одной заброшенной военной базы, и улетали на Север. Никаких заминок, никаких неожиданностей не было. Характерным для той операции было то, что она шла как по маслу до сих пор, но никто кроме Вирвиса, до конца не верил в ее осуществимость. Она держалась только на его интуиции, не более того. Младшие военные чины выглядели бодрее потому, что от генералов и полковников их отличала вера в пресловутую предусмотрительность своего начальства. Хорошо, что они не знали истинного настроения своих командиров.
   Еще вчера вертолеты прочесали коридоры, по которым должно было ехать секретное оружие. Кроме этого взвод Юрия Горейко на джипе проехал весь маршрут и лично убедился в его безопасности. Они проезжали по лесным заброшенным путям, сельским разбитым тропам и полевым, размоченным дождями в болото дорогам. Это было нелегко, опасность могла ждать на каждом углу, а они даже не были в сутрах. Но на всем пути от Карпатии до Киева было тихо и спокойно в большей мере благодаря выбранным путям, обходившим города и большие населенные когда-то зоны стороной.
   В тоже время, минуя в страхе свои потерянные в войне территории, в направлении Норвегии двигались и Англичане. Они были посвящены в суть операции вскользь и большая часть не знала что их ждет. Таким было условие. Любознательный военный Тайгер Фрик уже успел прославиться среди своих соотечественников, быстро преуспев в новом для всех военном искусстве, и теперь участвовал в операции. Он нашел своих родных и теперь у него были новые цели в этой войне – обеспечить для них мирное светлое будущее. Путь англичан лежал к морю, потом они должны были переправиться по нему к берегам Норвегии. Это было куда более безопасно, чем лететь на самолете, как это пришлось делать украинцам, но выбора не было.
   У Андрея и его товарищей тоже было задание. Они разошлись по огромной территории вокруг бункера, ожидая прибытия сил союзников в точках встречи. Именно эти разведчики должны были фактически разместить на своих позициях примерно сем с половиной сотен бойцов входящих в состав альянса. Сейчас наверняка могли бы пригодиться силы их товарищей ушедших искать союзников на восток и Европу, но эти элитные отряды так и не вернулись из своих миссий. Их участь была покрыта туманом, хотя надежда оставалась.


   III

   – Десантирование обоих составов прошло успешно – доложил радист.
   Командование операцией проходило в большом помещении, напичканном самыми разными специалистами. Вирвис единственный, кто не сидел за компьютером, прикованный к креслу каталке он был погружен в свои мысли. С его отдаленного более тихого участка комнаты казалось, что он попал в центр управлявший запуском и работой космического спутника. Его радовало, что его генералы устроили все как надо. Сам Вирвис уже почти позабыл в своей управленческой суете как именно проходят подобные операции и теперь медленно вникал в суть дела. В комнате были и англичане. Они, правда, отказались от компании главнокомандующего и сновали по залу, пытаясь собирать информацию о продвижении отрядов и их месте положения. Связь в этой операции осуществлялась через спутники. В этой плоскости тоже шла своеобразная война. Группа программистов разработала специальную очень сложную программу заменяющую кодировку разговоров каждые пять минут, таким образом, чтоб их нельзя было рассекретить. Эта программа была шедевром, без нее руководить операцией было бы невозможно на таком расстоянии, ведь спутники были под властью Легиона и они бы просто читали все сообщения.
   – А что англичане? – Горейко на этом этапе был ключевой фигурой среди офицеров, ведь он отвечал за все продвижение воинов по ходу событий, и пока что именно маневры определяли вероятность успеха.
   – Англичане высадились на берегу Норвегии и продвигаются к своей точке. Ответил какой-то молодой офицер.
   Вирвис сильно нервничал, но держал себя в руках и никто этого не замечал. Он был рад, что Зороги нет рядом потому, что генерал бы не сдерживал своих эмоций и обязательно попытался бы разрушить остаток веры Вирвиса.
   – Главнокомандующий, разрешите начинать проведение операции «Призрак»
   – Начинайте – ответил Вирвис.
   Операция «Признак» и была тем самым секретным оружием. Это была чистой воды липа, призванная отвлечь силы Легиона на себя, освободив тем самым бункер Валькирию от большого числа охраны.
   Суть операции состояла в том, что в округе Киева разбивали псевдо военный лагерь. В этом лагере должно было быть около тысячи бойцов, готовых к бою, одетых в сутры. Целью этого призрачного войска было киевское метро, где в плену находилось около пяти тысяч гражданских. Единственным отличием призрачных войск от нормального было то, что они состояли из прессованной, набитой песком тырсы. С виду и для кружащих над городом спутников, бойцы были настоящими. Они были сделаны по слепку из натуральной сутры, поэтому выглядели очень похоже. Однако не создавали тепла и не двигались. Вокруг призрачного войска начали сооружать множество палаток, призванных вмещать в себе на ночлег деревянных воинов. Самих «героев» этой операции расставили как на построении, и офицер в боевой сутре проводил мнимый инструктаж, ходя то туда, то сюда. Между палатками сновали люди их небронированных сил, а по периметру расположилось около тридцати настоящих воинов в скафандрах. Оставалось только ждать, когда над ними пролетит спутник и как на это отреагирует Валькирия. Все зависело от того поведутся ли они на эту пустышку. Если да, то после посадки возле Киева их самолеты уничтожат, и они останутся без возможности, прийти на помощь своим друзьям. Если же они не проглотят наживку – операция «Валькирия» не состоится и бойцов отправят обратно домой. Все могло закончиться очень нелепо или очень красиво. Выбор с псевдоатакой на киевское метро был сделан не просто так. Эта точка была достаточно хорошо отдалена от Норвегии, чтоб не успеть добраться туда на подмогу до окончания захвата, и в тоже время именно киевский регион, скорее всего, подпадал под юрисдикцию сил Валькирии потому, как из Фрегидмура сюда лететь очень далеко. С другой стороны Киевская операция была тактически оправдана, так как метро можно было оборудовать как убежище, и это могло б привлечь украинцев на подобную атаку.


   IV

   – Архивира Нория ко мне – Берхаммер был главнокомандующим Валькирии. Он и три его элитных отряда героического класса были тут единственной властью, не считая службы небронированной пехоты и наемников в сутрах третьего сорта. Но теперь в его бункере была более существенная мощь в лице Нория и пяти сотен его бойцов.
   – Будет сделано – ответила по коммутатору девушка. Спустя десять минут к Берхаммеру вошел Норий.
   – Звали, Архивир?
   – Звал. Смотри – Берхаммер повернул экран монитора к Норию.
   – Много – только и ответил Архивир – где это?
   – В округе Киева. У нас там мало сил, и полноценную разведку проводить рискованно, они расставили хорошо охраняемый периметр. – Берхаммер ждал, пока Норий изучал видео.
   – Не двигаются что-то.
   – Двигаются, вот посмотри – Берхаммер показал на несколько бойцов, перешагивающих с ноги на ногу в по кадровой съемке со спутника. Среди набитых песком манекенов действительно были настоящие люди, но ни Норий, ни Берхаммер об этом не знали.
   – Откуда у них такая армия? – Норий удивился подобному событию.
   – Не знаю. Но нужно что-то делать.
   – А что сказали во Фригидмуре?
   – Разведка боем или полное уничтожение. Они не хотят пропустить момент.
   – Сколько у тебя сил?
   – Тысяча наемников и пять сотен из регулярной армии.
   – И у меня пять сотен.
   – Но нужно полтора, или больше. Думаю, они рассчитывают, что мы испугаемся. Наверное, посчитали, что у нас только пять сотен и решили, что это все силы.
   – Ты получишь тысячу шестьсот, но я хочу всех увидеть в бункере по окончании – ответил Берхаммер. В его глазах горел азарт. Если сейчас он одержит эту победу, но очаг партизанского сопротивления в лице украинцев, по сути, будет уничтожен.
   – У тебя останется всего четыре сотни – возразил Норий.
   – Это даже много – не раздумывая, ответил Берхаммер.
   – Ладно. Но лично я думаю, что тут что-то не чисто. Слишком открыто и слишком много сил, не должно быть столько – Норий сомневался.
   – Это не важно. На Валькирию они не нападут, это очевидно, а рассчитывать на бутафорию и лететь в пять сотен – опасно. Вдруг все по правде. Нужно, чтоб у тебя был перевес, так что бери тысячу шестьсот и вперед. Лагерь слабо укреплен, поэтому после посадки, короткое построение и удар. Вперед пусти наемников, пусть послужат мясом, а своих бойцов и регулярную армию – напоследок.
   – Будет сделано. – Норий встал и ушел. Ему не нравилась эта задача, но выбирать он не мог.


   V

   – Докладывают по коротким волнам, что из бункера начали вылетать тяжелые грузовые вертолеты. Летят в сторону аэродрома.
   – Купились! – Горейко вскрикнул на весь зал, победоносно поднимая обе руки вверх.
   – Подожди, может они наших засекли, не каркай – ответил какой-то генерал. Все погрузились в молчание, и ждали. Если бойцы Легиона сейчас погрузятся в самолеты и улетят – это будет означать, что дело за наземными группами.
   – Надеюсь, вертолеты загружены? Будет смешно, если они все поняли и сейчас отправят прочь пустой транспорт – подумал вслух какой-то офицер – Вирвис об этом прежде не подумал, и у него появился лишний повод для беспокойства. Общее напряжение давило на нервы.
   – Увидим у аэропорта – ответил Вирвис из своего одинокого смотрового балкона. Сегодня с ним никто не разговаривал, и обращались только по делу. После той взбучки, что он устроил на предстоящем этой операции, совещании генералы немного обиделись на него, а другие уже видели в нем сумасшедшего убийцу рискнувшего всем ради иллюзорной победы. Может быть Второй Легион сплошь и рядом раздирала закулисная борьба, но и нашим политикам и генералам она была не чужда. Многие даже в этой ситуации планировали свое будущее у власти. И видели в Вирвисе слабого, теряющего власть лидера, что скоро пойдет за решетку из-за крайне провальной операции. Поэтому после реплики главнокомандующего все переглянулись и замолчали. Вирвис чувствовал это. Он ощущал, как все отворачиваются от него, даже друзья. В этот итак тяжелый для него момент он остался один. Он не спал уже третьи сутки, выпивая чашку кофе за чашкой чая, и у него дико болела голова, но это было не важно. Внутри него шла война. В этот момент он очень ясно почувствовал, как он одинок в своем лидерском кресле каталки. У него на самом деле не было никакой власти – одни обязанности и гора ответственности. Он не преследовал личных целей, он хотел большего – мира на своей земле. Другие не видели этого и жили в своих мирках, даже Зорога, Битый и Горейко. Даже они были чужаками в его мире, мире человека, который должен положить конец этой войне.
   – Они грузятся в самолеты!
   Все выкрикнули от счастья. Офицеры начали обниматься, кто-то глотнул очередную таблетку валидола, а кто-то отправился на быстрый перекур, ситуация развязывалась так как надо.
   – Начинайте вывод войск на атакующие позиции – скомандовал твердым голосом Вирвис, он единственный, кто не радовался в этой комнате, он понимал, что все еще было впереди.
   – Выполняю – отчитался Горейко и бросился к радисту и англичанам, расположившимся рядом.
   Команды о выходе на ударные позиции были тут же переданы всем бойцам, и они начали длительное и опасное продвижение ближе к бункеру Валькирия. Самая важная и сложная роль выпала так называемой золотой сотне, которой руководил отряд «Молот» самый авторитетный среди всех отрядов. Нечасов вел своих парней к главным воротам. Через полтора часа из бункера должен был выйти конвой и еще в трех милях отсюда в убежище направлялись погонщики мепсов, и кто-то из них должен был послужить причиной открытия ворот в Валькирию.
   Англичанам досталась крыша ангара, А Харьковские войска обеспечивали прикрытия обоих групп снаружи на случай подкрепления. Несколько бойцов также должны были войти в бункер через вентиляционные шахты. Им было сложнее всего потому, что сейчас нужно было подползти на довольно таки близкое к убежищу расстояние, а на дворе был день, и солнце то и дело выскакивая из-за быстро пролетающих туч, заливало своим ярким светом всю белоснежную равнину вокруг Валькирии. Снег был основной проблемой для отрядов, нужно было находиться вне зоны видимости камер и снайперов, а это сильно отдаляло их от бункера. Ближе чем на семьсот метров подойти не представлялось возможным, но и это было большим достижением. Просто за этой чертой буквально не было за что спрятаться. Валькирия не расставляла дальних рубежей, как это делали в Карпатии и Харьковском убежище, полагаясь на снайперов и датчики движения по всей равнине. Но датчиков обманывали зеркалами, а вот со снайперами было сложней.
   – Отряды на местах – опять пришел доклад в Карпатию.
   – Выводите в воздух истребители. – Скомандовал Вирвис. Он все еще довольствовался полным одиночеством на своем возвышенном посту, прикованный к креслу и омраченный весом своей ответственности, он выглядел не важно, но заметить это могли лишь хорошо знакомые ему люди.
   После этого приказа, прежде подготовленные в маленьком шведском аэродроме в воздух поднялось три истребителя и два стелса. Стелсы предоставили для операции англичане, а истребители пригнали из Карпатии. Они должны были уничтожить ворота.
   – Пилоты в воздухе.
   – Что там под Киевом?


   VI

   – Приготовились к посадке – Норий ходил между рядами и повторял свой приказ то на латыни, то на английском. Михаель Флиммер, как теперь назывался Соборов, пристегнул ремни и подготовился психологически, потому, как во всех остальных планах он был готов, к посадке.
   Самолеты сели недалеко от Киева на каком-то захудалом аэродроме, хотя Михаил уже не удивлялся тому, как удачно Легион находил подобные взлетные полосы в самых разных участках земного шара, их данные о поверхности были фундаментальными.
   – Быстрее, быстрее – в любимом для себя стиле подгонял бойцов Норий. Он обожал всех вокруг куда-то гнать или подталкивать, создавая суматоху. По его собственной логике это должно было научить солдат расторопности, но вряд ли это срабатывало во всех случаях.
   Выстроились сразу за сверхзвуковыми самолетами. Начался инструктаж. Точнее он начался у других отрядов, тогда как на полосу еще садился третий последний самолет. Отряд Михаила пока что просто стоял спинами к взлетной полосе и ждал новых указаний от Нория, отлучившегося куда-то к другим Архивирам. Соборов опять бросился гадать, куда и зачем они прибыли. Радовало то, что в округе не было гор, значит это не атака на Карпатию. Может быть, должна была состояться атака на Харьковское убежище, и мысль об этом тревожила Соборова. Он насчитал более тысячи пятисот воинов и остановился. Это была колоссальная сила, стольких воинов в сутрах он еще никогда не видел.


   VII

   – Они сели – Горейко подошел к Вирвису, на его лице была улыбка, он первый, кто поделился с Вирвисом своим хорошим настроением за сегодня.
   – Уничтожайте самолеты и эвакуируйте наших.
   – Вас понял.


   VIII

   Бойцы Легиона опрометчиво отправили на осмотр заброшенной военной базы вблизи посадочной полосы, всего десять человек. Они разбрелись по большой территории и не успевали ничего осмотреть. Более того они болтали и почти не следили за окрестностями. На крыши зданий вообще никто не поднимался. Расположившиеся там снайперы закамуфлировавшись под окружающую среду, ожидали приказа об уничтожении самолетов. Внизу на противоположной стороне аэродрома в специально подготовленных траншеях ожидали приказа бойцы не бронированной пехоты, бывшие солдаты спецподразделений, зеленых беретов или разведки. В одной из таких лежанок находились бойцы того самого отряда Юрия Горейко, что вышел из Дубно в самом начале войны. Они прибыли сюда первыми и подготовили эту засаду. Теперь нужно было дождаться сигнала от снайперов.
   – Получено добро на уничтожение. Приступайте – наконец поступил приказ от снайперов, осматривающих с высоты возможность безопасной атаки по самолетам.
   – Вас понял – ответил Стас Ревека. – Атакуем.
   Бойцы выскочили из своих лежанок, вскинули на плечи базуки, прицелились и выстрелили. Этих ракет, проносящихся со свистом и дымом по воздуху в сторону сверхзвуковых самолетов никто даже и не заметил. Ударная волна от взрыва, заправленного топливом транспорта, и вспышки воспламенившегося керосина, мигом подняли все в воздух. Обломки разлетелись по всей округе. Некоторые бойцы, разгружавшие в это время самолеты, загорелись или были откинуты мощным взрывом далеко от взлетной полосы. Керосин разлился по взлетной полосе огромной огненной лужей.
   Пока самолеты догорали, а бойцы и руководство Легиона пыталось прийти в себя, Стас Ревека и его отряд тихо уходили по заранее намеченному маршруту, оставляя за собой заминированные поля. В лесу их ждал джип.
   У самого Киева, бросив призраков и палатки, бойцы стального спецназа оперативно погрузились в джипы и уходили прочь к своим убежищам. При планировке этой эвакуации было искушение воспользоваться самолетом или вертолетом, но у Легиона всегда были на прикрытии истребители и они могли легко уничтожить воздушные цели, тогда как маленькие разрозненные джипы найти и обезвредить было сложней.


   IX

   – Что произошло, черт возьми?!! – Норий был в ужасном гневе, он метался со стороны в сторону, смотря, как догорают его самолеты. – Я спрашиваю что произошло!!! Связь мне с Валькирией! Быстро!
   – Сер, рацию мы разгрузить не успели, придется ждать, пока появится спутник.
   – Что? – Норий пришедший в бешенство сильно ударил кулаком своего подчиненного, и тот упал на землю. Благо, он был в сутре.
   – Найти их, найти!
   Михаила погнали с остальными в сторону Киевского лагеря, а других бойцов – прочесывать лес, но минное поле их сильно задержало.
   Спустя пятнадцать минут жуткого темпа прибыли к окрестностям киевского лагеря. Всех построили и повели в атаку. Легион выбежал из скрывавшего их леса и помчался на палатки. Они были уже близко, но что происходило в самом лагере – видно не было.
   Влетев в одну из палаток, Норий обнаружил только траву. Он выбежал и помчался в центр лагеря. Его бойцы, столпившись там с обнаженным оружием, с недоумением смотрели на бутафории.
   – Что это еще такое? – Норий подошел к одному и ударил по пустышке мечом и оттуда посыпался песок. Он так и смотрел, как он сыпется ему под ноги, и не мог понять, что происходит. – Все такие, что ли? – Норий казалось, обезумел. Он ударил еще одного, потом еще, потом третьего и все были просто бутафориями. Тысяча деревянных солдат. Как говориться: Руби – не хочу.
   Поняв все, Норий успокоился. Он с отдышкой смотрел на своих столпившихся вокруг этого нелепого войска тысяч солдат. Полторы тысячи до зубов вооруженных воинов прибыли через пол континента, чтоб разрубить парочку чучел.


   X

   – Самолеты уничтожены, похоже, они там застряли – отчитался радист.
   – Ура!
   – Есть!
   – Начинайте атаку – Вирвис все еще не разрешал себе расслабиться.



   Глава 7. Красный закат


   I

   Зорога расположился за каменным валуном, чтоб было лучше видно ворота бункера. Видно было действительно хорошо. Уходящий под землю проход с бетонированными стенами скрывался в, казалось бы, укрытой белоснежным покрывалом равнине. Дальше над ним возвышалась довольно таки высокая крутая гора, куда трудно было бы взбираться, но генерал помнил, что именно туда сейчас направляются хорошо закамуфлированные воины для проникновения через вентиляцию. Поляна вокруг бункера то и дело заливалась светом готовящегося к закату солнца, а потом, одевала тень, от скрывающей свет тучи, давая возможность глазам лучше осмотреться. На поверхности пока что никого не было. Но конвой должен был появиться с минуты на минуту, этого и ждали. Через час должно было стемнеть и только на западном направлении, где не было гор, будет, наверняка, еще светлеть, но поляна вблизи самого бункера должно будет скоро пропасть во тьме. Пока Зорога об этом думал – ворота начали открываться. Он не сразу отреагировал. Генерал долгое время не верил, что до этого этапа вообще дойдет, а теперь, когда все шло как по маслу, ему и вовсе не верилось.
   – Приготовились.
   Как только ворота полностью открылись, оттуда выбежало тридцать пехотинцев, и заняли периметр вокруг, за ними на улицу вышло семеро бойцов из караула. В этом момент в небе послышался разливающийся меж гор рев, и спустя секунду, между ними пролетело три истребителя. Они выпустили по две ракеты каждый и три из них угодили в проход. Один из самолетов дымил. Вслед за ними пронеслись пять других, преследовавших их. Это были самолеты Легиона. Они пытались достать наших пилотов, но те, все таки, смогли нанести удар.
   – В бой! – Зорога вскочил и начал поднимать бойцов. Отряд «Молот» давно уже бежал впереди всех вместе с отрядом «пыль» из Харьковского бункера. Остальные были менее проворными. Картина проносящихся между гор истребителей и авиаудара немного загипнотизировала их. Да и что там говорить, даже сам Зорога засмотрелся. Он и не подозревал что в то время, пока он отсиживался за камнями, пилоты вели свой воздушный бой с авиацией Легиона. Все таки у них нашлись еще резервные аэродромы.
   – Добиваем – спокойно скомандовал Нечасов.
   Ракеты от авиаударов попали не только в проход, они еще здорово разбросали вокруг конвой и сразу, вышедшую из бункера охрану. Оглушенные и разбросанные по поляне, они пытались прийти в себя. В этот момент их и накрыли «Молот» и «Пыль». Они безжалостно и даже в спешке добивали солдат. Не было выбора.
   – Дальше – как только закончили, побежали к воротам. Они были разворочены. Когда их открывали, уновский щит отключили, и ворота тоже были уничтожены. Внутри все полыхало огнем.
   – Программисты где? – кричал на ходу Зорога. Ему до входа еще оставалось метров двадцать. Он видел как «Молот» и «Пыль» уже вбегают внутрь, и пытался бежать быстрее, чтоб подоспеть на помощь друзьям.
   – Мы тут – ответил один из хакеров.
   Когда прибыли, внутри уже шел бой. Нечасов держал так сказать на щитах своих и бойцов «Пыли» натиск немногочисленной, но все еще превосходящей числом охраны Валькирии.
   – Налегай! – Зорога позвал бежавших следом за ним солдат. Те уперлись плечами в спины щитоносцев и силы выровнялись. Более того удалось оттеснить легионовцев вглубь. Вскоре прибыло подкрепление, и завязался бой. Впереди всех был Нечасов, отлично державший своим щитом нескольких противников, он даже умудрялся наносить мощные удары в ответ. Отбрасывая противников назад в толпу товарищей и создавая тем самым суматоху в их рядах. Макс Годэ крутился со своими мечами рядом, он был неуязвим. С другой стороны его прикрывал Иван Червоный, он также неплохо управлялся со щитом, но волнения он так и не победил, поэтому то и дело терял равновесие. Повел Свеча, взявший на себя роль виджиланта тоже был впереди. Он отлично справлялся. После вступления в «Молот», он открыл для себя талант владения двойными одноручными мечами, чего даже не подозревал прежде.
   Пока передняя линия атаки держала Легион, необходимо было как можно быстрее отключить уновский щит в остальных частях бункера.
   – Программисты за дело! – Зорога носился в тылу с обнаженным мечом и пытался все как можно лучше организовать. Он начинал верить в победу, и в его душе зарождалось второе дыхание и силы прибавлялись.
   – Стрела, это щит, как идет атака, прием? – щитом был Харьковский бункер.
   – Щит, это стрела. Вводим вирус. Прием.
   – Вас понял.
   – Вы нас прикрываете? – спросил опять Зорога.
   – Так точно, стрела, периметр наш. Ждем команды для проникновения, прием – ответил командующий внешними силами.
   – Вас понял, ожидайте.


   II

   – Как это могло произойти? – Берхаммер был вне себя. В его кабинете ждал приказа один из Грандкапитанов его личной гвардии.
   – Они уже выключили щит. Проникают вглубь – мрачно ответил Грандкапитан. Впрочем, он был таким всегда.
   – А что Фригидмур? – Берхаммер осознал свою ошибку и наконец, то все понял. Его жестоко обманули.
   – Высылают подмогу, но они будут только через четыре или пять часов, мы можем попытаться забаррикадироваться, но людей мало, хотя какое-то время мы продержимся.
   – И какое время?
   – Часа два – ответил Грандкапитан.
   – Нет. Я не отдам Валькирию. Мы ударим им в тыл. Приготовь солдат. Я сейчас приду. Мы выйдем через секретный выход и ударим им в спину, они не будут ожидать удара с поверхности.
   – Как прикажете. – Грандкапитан послушно кивнул и ушел.
   Берхаммер тяжело поднялся со своего кресла, осмотрел свой кабинет и направился к костюму.


   III

   Крышу ангара открыли. Тайгер Фрик со своими товарищами побежали туда. Этот проход открыли хакеры, они перебрали на себя управление и пока что, контролировании большую часть систем бункера.
   – Прыгаем вниз – скомандовал Тайгер.
   Двести его бойцов, сгруппировавшись, полетели вниз под землю в большой транспортный ангар. Лететь было довольно долго, крыша была около восьми метров, но сутра легко превратила этот прыжок в веселый аттракцион. Внизу воинов сразу встретило несколько десятков охранников в сутрах. Они начали было стрелять из пулеметов, но спустя минуту, когда ангар буквально заполнился англичанами, будто засыпавшимися внутрь как песок, их легкое сопротивление прижали и стремительно уничтожили. Одной волной британцы накрыли их, как цунами поглощает небольшую рыболовецкую шхун. Потом они помчали дальше, нужно было как можно быстрее зачистить большую часть бункера и захватить комнату с уновскими источниками. Расположение такой комнаты узнавали хакеры.
   Пока англичане прорывались в расположенные за ангаром корпуса, Зорога со своей золотой сотней, яростно сражался у ворот. После того, как удалось выключить щиты и проникнуть через крышу ангара, на помощь к легионовцам подоспели другие охранники. Их было около полусотни, если не больше. Зорога потерял уже десятерых. Но легионовцы расстались с не менее чем пятидесятою солдат. Радовало только то, что «Молот» и «Пыль» еще были в деле. Они дрались в первых рядах и брали на себя основной объем работы.
   – Внимание, нас атакуют, внимание, это щит, нас атакуют. – Это был главнокомандующий Харьковскими силами.
   – Это стрела, щит, вы справитесь? – Зорога интересовался.
   – Стрела, это щит. Против нас элита, повторяю, замечены бойцы элитных подразделений Легиона. Попытаемся задержать.
   – Щит, это стрела, пока что помочь не могу – Зорога был обеспокоен этим сообщением. Но отдать своих бойцов он не мог. Нужно было хотя бы расправиться с все прибывающими воинами Легиона, а он застрял в очередном коридоре и никак не мог переломить сопротивления.
   – Поднажмите, необходимо двигаться быстрей, парни. – Зорога влетел в бой, но Легион сопротивлялся отчаянно, и ему пришлось задержаться в защите. Бой в этом узком коридоре напоминал сражение нескольких слонов. Они упрямо пытались оттолкнуть друг друга, изредка нанося атакующие удары. Проблемы подобных битв была невозможность вести атакующие действия, если боец отступал для удара, щитоносец противника тут же снова сближался и не давал возможности нанести ему удар.
   – Внимание! На счет «три» – отбрасываем щитами и бьем – Зорога, отказавшийся от самого сражения, пытался координировать действия из тыла.
   – 1,2,3 – посчитал Зорога.
   На счет «три» все щитоносцы при помощи подталкивающих их сзади товарищей одним мощным движением отбросили от себя воинов Легиона. Следом за этим, тотусы не менее слажено ударили по теряющим равновесие противникам. Чей-то удар легионовцы отбили щитами, чей-то парировали, но все же трое защитников замертво упали после этой атаки.
   – Еще раз – скомандовал Зорога. Он налегал на подталкивающих бойцов и продолжал руководить – 1,2,3.
   После этой атаки тотусы справились лучше и почти вся линия обороны Легиона рухнула. Отсиживавшиеся позади всех Гайда, Годэ и Свеча влетели в разбитый строй противника. Они со стороны казались тремя огромными лопастями от двигателей самолета. Будто слетевшие с не удержавших их креплений они врезались в толпу Легиона, снося на своем пути все и вся. За ними последовали товарищи. В какой-то миг атака снова захлестнулась, но опять взорвавшиеся откуда-то взявшейся энергией, украинцы снова перехватили инициативу и дожали врага. Легион был разбит. Несколько бойцов сдались в плен. С них сняли костюмы и связали. Истинный воин всегда между убийством и милосердием выберет второе.
   – Нечасов, бери» Пыль», «Звезд» и Самураев» с «Друидами» и отправляйся на поверхность. Если не сможете управиться – зови! Нам нужно быстрее проникать вглубь – Зорога был очень возбужден и встревожен.
   – А что там происходит? – Нечасов, забрызганный кровью пытался выровнять дыхание. Ему было еще и жарко, пот заливал лицо, но вытереть его было невозможно.
   – Харьковчане встретились с элитой, они решили нас обойти сверху. Попытаюсь еще отослать к вам англичан.
   – Вас понял – Нечасов опасался встретить в бункере элиту, хотя и знал, что так должно произойти, поэтому такие новости его не порадовали.


   IV

   Поверхность тут же ударила своим светом, и очки сутры затемнились. Дальше слева шел бой. В глубоком снегу сражаться было тяжело, и отряды Харьковского бункера едва держались в защите, изредка переходя в таки. Они рассыпались по всей площади и еще в добавку их полевали редким огнем снайперы, оставшиеся в горах.
   – Идем к ним – скомандовал Нечасов. Харьковчанам, состоящим в основном их курсантов и слабых подразделений, было тяжело. Лишенные своей элиты, перешедшей в расположение Зороги, они едва держали позиции. Воины Легиона нанесли им уже довольно таки ощутимый ущерб.
   – Стоит пойти по дороге, вдруг не заметят – предложил командир «Пыли».
   – Попробуем.
   Отряды побежали цепочкой вдоль бункера и протоптанной лыжной тропы, где ходил конвой, пытаясь обойти отряды Легиона. Солнце уже касалось горизонта. Правее и повсюду вокруг сражающихся людей окружали черные то там, то здесь, укрытые снегом зубчатые скалы. Голубое, темнеющее небо, казалось, давало меньше света, чем белый и чистый снег.
   Обойти не удалось. Заметив отряды Нечасова, Берхаммер отправил им на встречу добрых пятьдесят своих бойцов. Все равно это облегчило задачу Харьковчанам.
   – Держать строй – спокойно скомандовал Нечасов.
   Драться придется на дороге, а это означало, что все решит ловкость, ведь глубокий снег не сковывал движение. Дисциплина среди отрядов, выделенных под руководство Нечасова, Зорогой была железная. Все были как один, люди казались одним организмом. Они стали в строй и ждали, когда противник ударит по ним, как профессионалы. Они даже умудрялись отдыхать сейчас. Волнения, пожалуй, не было. Когда вот так около часа сражаешься, то это становиться не более чем работой. Дети считают, что в службе в армии есть какая-то особая романтика. Что со стороны это выглядит очень красиво и смело, но боец не видит себя со стороны. Может быть, другие и могут насладиться зрелищем, хотя вряд ли в смерти есть что-то любопытное, но сам участник сражения знает лишь страх, пот и кровь, поэтому не стоит тешить себя иллюзиями о красоте армейских будней. Если у вас есть сомнения и вы выбираете между службой в армии и профессией хирурга – выберите второе, по крайней мере, вам удастся познать мир и себя. В армию стоит идти только тем, кто не сомневается в своем выборе, кто уверен сердцем в правильности подобного решения, только тогда возможно вы что-то найдете в ней свое.
   Бойцы схлестнулись мечами. Нечасов держался ровно и спокойно. Он знал свое дело и не пытался прыгать выше головы. Отбивая удары и подстраховывая щитом товарищей, он медленно и неуклонно забирал в свои руки перевес в схватке. Если бы он ринулся вперед сломя голову, пытаясь всех перерубить – он бы неукоснительно погиб. Смелость имеет разные лица, и если она действует в паре с разумом – воин будет непобедим.
   Свеча отлично показал себя в этом бою. Он сражался уверенно, и, самое главное его качество было, – незаметность. Его не приходилось спасать, поучать или говорить, что делать, он влился в общий организм «Молота» и, растворившись в нем, стал еще одним оружием, не больше, не меньше. Он тоже не чувствовал к этому бою ничего особенного кроме дела. Это была его работа, ни чести, ни гордости, ни славы он себе не добывал, просто это его место и все. Попав в «Молот» он окончательно потерял свой старый стереотип, заставлявший его драться за какую-то страну и каких-то незнакомых ему людей и их идеи. Нечасов сам разбил это убеждение, внушив Павлу только одну цель – спасти себя и своих близких. Никаких идей, никаких высоких целей не существует – это иллюзия призванная зомбировать разум глупцов.
   Рядом кто-то упал, это был один из товарищей Свечи, но он не остановился. Взглянув в короткий миг, когда его не били в сторону, где были «Молот» он успокоился, поняв, что все на месте. Удавалось наступать. Легионовцы яростно сражались, все атаковали, били довольно таки точно, сильно и умело, но им не хватало организации, что была у украинцев. Все-таки Виривис и Зорога правильно сделали, разбив бойцов на специальные отряды – клетки, которые как семьи, заботящиеся о своих членах, работали друг на друга и отлично знали, как действовать. Перевес в числе Легиона полностью сокрушался, когда в дело вступала организованность и сплоченность.
   Спустя несколько минут, пятьдесят бойцов Берхаммера упали на снег и Нечасов повел свои отряды на помощь харьковчанам.


   V

   В это время через вентиляционную трубу и сточную в самые недра бункера проникали группы разведчиков и программистов. Их задачей было нахождение комнаты с источником. После того, как на три минуты выключили щит, они смогли легко, расправившись с решетками, проникнуть внутрь. Внизу царила суматоха. Редко встречающиеся бойцы из небронированной службы внутренней безопасности, открывали огонь по бойцам из табельного оружия, или действуя еще глупее, пытались ударить их уновскими кинжалами, что им выдавались. Сопротивления почти не было. Всех своих бойцов Берхаммер бросил на бой на поверхности и для обороны ворот. Зорога вместе с англичанами медленно проникал вглубь Валькирии, уводя туда всех людей. Верхние этажи и вся верхняя половина убежища уже были пустыми. Программистам, наконец, удалось найти комнаты, где могли находиться источники. Как они это сделали – оставалось загадкой.
   Благодаря этим данным группы разведчиков, наконец, набрели на комнату, один из техников должен был выполнять роль источника. Подключив его к установке, бойцы запустили уновский щит и встали на охрану комнаты. Нужно было дождаться, пока сюда прибудет Зорога.
   На пути у двух сотен бойцов Зороги и Тайгера Фрика встало несколько бойцов в скафандрах и большая группа службы внутренней безопасности. Они забаррикадировали один из ключевых выходов и ожидали. Ввиду того, что уже включили уновский щит, опасности с поверхности ожидать не следовало, но поспешить еще нужно было, ведь часть англичан должна была отправиться домой в оставленные без охраны бункеры. В самой Валькирии по плану должны были остаться несколько отрядов Зороги, программисты и техники, а также несколько других специально заброшенных сюда специалистов для управления убежищем. Главную оборонительную силу должны были составить сотня англичане. Спустя какое-то время британцы обещали перевезти сюда из своих переполненных убежищ и других гражданских людей.
   – Нужно обойти их. Вот тут смотри есть обходной путь. Нужно спуститься по шахте лифта, а потом подняться опять. Тогда вы сможете ударить им в спину вот отсюда. – Зорога показывал на экране ноутбука путь, какой следовало пройти одному из отрядов, что остался с генералом. Бойцы ушли. Пробуриваться сквозь тонны снесенного из всего бункера метала, не представлялось возможным. Они постоянно что-то подносили и даже, разрезав мечами двери, Зорога столкнулся с непреодолимой преградой. Бойцы все таки взялись разгружать завал, но это должно было занять какое-то время.
   Через десять минут за завалом послушались выстрелы и взрывы, наконец-то, остатки сопротивления были придушенны.


   VI

   Свеча заметил фигуру, укрытую белым плащом, которая быстро уходила по наезженной снежной дороге на север. Он помчался за беглецом. Павел был настроен решительно и настигал беглеца очень быстро. Заметив, что неминуемо проигрывает спринт, Берхаммер замедлился. Он остановился и принялся восстанавливать дыхание. Ему даже пришлось упасть на колени, он сильно устал еще во время битвы, и теперь буквально ловил воздух сгорающими от нехватки кислорода легкими. Свеча был в нескольких метрах от него. Берхаммер вытащил меч и поднялся на ноги. Он был настроен воинственно, хотя и не верил уже в свою победу. Однако взять его будет нелегко.
   – Ну что, пес, догнал волка? А зачем? – Берхаммер засмеялся – Чтоб умереть? Идиоты! Вы все там идиоты! – он орал на всю глотку на ломаном русском. В его голосе был то гнев, то он менялся на отчаянный безумный смех. Это был загнанный в угол лев.
   Он сходу пошел на Свечу, который еще не понимал, кто перед ним. Павел увернулся от удара, упав на землю и проехавшись немного по скользкому снегу. Быстро встав, он выхватил меч и приготовился к битве. Берхаммер пошел вперед, нанес несколько жестких и сильных ударов и остановился. Он начал присматриваться к Павлу, но его главный бой был у него в сердце, где чувства одолевали его.
   – Какая тактика, пес? Что ты собираешься делать? Убьешь меня, и что тогда? Благодаря нам вы имеете все то, что у вас есть. Если бы не мы, вы бы до сих пор жрали отходы, пили воду с химикатами и убивали друг друга из-за разного хлама. Мы ваши спасители.
   – Одним спасителем больше, одним меньше, не важно. – Свечу начали задевать слова Берхамера.
   Они снова схлестнулись мечами. Берхаммер поднажал, и Свеча полетел на спину. Тогда Берхаммер ударил по нему снова, но Свеча ушел в сторону, и ловко вскочил на ноги. Они провели несколько атак, и в ходе парочки обменов ударами, оказались на большом расстоянии друг от друга.
   – Надеешься получить за меня медаль, сосунок? – Берхаммер был явно не в себе.
   – А кто ты, представься, раз на то пошло.
   – Я Архивир Берхаммер, Наместник Восточноевропейской Зоны.
   Свеча опешил. Он не знал, что прямой враг их родной земли по воле случая попал ему в руки.
   – Не ожидал? Наверное, ты мечтаешь рассказать об этом бое своим мелким противным детишкам, но забудь об этом сразу. Сегодня я сломаю тебе все твои мечты одним взмахом вот этого меча, слышишь? – он сгорал от ненависти – я разрублю тебя на две половины, а голову прихвачу с собой, когда буду убегать, в качестве трофея и напоминания о никчемности вашего везучего горного племени.
   Берхаммер разогнался, и напал на Свечу. Он бил еще и еще, его удары были сокрушительной силы, Свеча то отступал, то уклонялся, однако для атак времени не хватало. Они дрались уже больше минуты, когда за спиной послышались шаги. Свеча обернулся и увидел бойцов отряда «Молот», которые спешили вступить в бой.
   – Нет, стойте! Он мой – Павел остановил воинов жестом. – Прошу, оставьте его мне!
   Нечасов, который прибежал чуть раньше всех, глянул на Павла, а потом на Берхаммера, повернулся и отошел подальше. Все остальные последовали его примеру.
   – Ха-ха-ха – Берхаммер зашелся в неистовом истерическом смехе. – Вот! Вот вы себя и показали! Вы такие же, как и мы! – Он бросил меч на пол и указывал пальцем в сторону Свечи, и отряда «Молот», который был за его спиной. – Вы такие же убийцы! Обыкновенные, кровожадные убийцы, как вы нас называете! Вы не только любите убивать, но еще и не против посмотреть, как убивают другие! – он заливался в безумном смехе.
   – Убийцы? – Свеча не выдержал. – Если бы мы сейчас с тобой стояли в кузне и ковали меч, то ты делал бы его для того, чтоб убивать, а я чтоб защищать. Есть разница! Слышишь?
   – Защищать? Это вы делаете на нашей земле? Защищаете себя? Защищайте себя на своей земле, а не на нашей! Вы пришли сюда, чтоб убивать, и не нужно обманывать ни меня, ни себя.
   – Нет! Я не обманываю ни себя, ни, как не странно, тебя. Мне не плевать даже на тебя, глупец. Более того, я мечтаю, чтоб ты понял свою ошибку, я бы радо принял твои искренние извинения, хотя и не могу ни верить тебе, ни позволить себе относиться к тебе, как к человеку.
   – Не обманываешь? Докажи! Докажи, что я не прав! Докажи, что ты не хочешь просто расправиться со мной, просто убить, как зверя, который мешает тебе! Докажи!
   – Татьяна Свеча, Владислав Свеча, Леонид Свеча, Андрей Нэкыдайло, Антонина Вирко – это и еще тысячи и тысяч, миллионы и миллиарды ни в чем не повинных, безобидных людей, которых вы убили, задушили или разорвали на части вашими псами – Павел неистово орал на Берхаммера. Вся обида и гнев, которые были в нем, все сейчас наконец-то вырвались наружу. – Вы всех их убили! Просто так, взяли и убили ради какой-то иллюзорной цели. К примеру, Леонид Свеча, мой родной брат, был обычным предпринимателем, он просто продавал джинсы в железной будке на базаре. Он просто пытался выжить и ничем не мешал ни тебе, ни твоим великим планам, а ты пришел и убил его. Антонина Вирко – обычная учительница начальных классов и моя близкая родственница, чем она мешала твоим планам? Это ты убийца, а я лишь пришел остановить безумца! Тебе не обмануть меня, как ты обманул себя. Лучше признай, что за тобой нет никакой правды!
   – Признать?
   Берхаммер стоял абсолютно разоруженный. Ему не было что предложить в ответ. Он мог орать, что они не люди, что они лишь рабы, ему хотелось крикнуть, что они – это просто цена, пусть большая, но оправданная. Ему казалось, что его просто не понимают, потом он начинал думать, что ему неплохо бы признать свои ошибки, ведь они очевидны. Мысли кружились в его голове. Они смешивались и роились в хаотическом порядке. Он не мог уже определить, где правда, а где ложь, не мог пойти против себя, но и не знал, зачем ему еще бороться. Однако он не мог пойти против себя, а он состоял из того, что он сделал. Если бы он признал, что все его дела – это ошибка, то ему пришлось бы признать и то, что и он сам – это всего на всего недоразумение. Ведь за свою жизнь он не создал ничего такого, что могло бы оправдать его перед глазами вот этих людей. Он был совсем из другого теста, хотя что-то в нем было с ними, с этими достойными ребятами, которые будто восстали из пепла тогда, когда уже казалось, что они разбиты. Он хотел бы быть на их стороне сейчас, но не мог. Он не мог сдаться. Было ли это силой? Нет, скорее слабостью.
   – Разница между нами в том, что ты, погнавшись за иллюзиями какого-то рая, устроил ад. Твоя цель может и хороша, однако средства ужасны! Ты убил и уничтожил большую часть населения планеты, а это дети, женщины, старики. Все они просто мирно жили своей жизнью, не тяжелой, не легкой. Они просто жили тут, а ты пришел, сказал, что это плохо и все разрушил. И что ты получил? Ничего. У тебя и не могло ничего получиться, как ты этого не понимаешь.
   – И что ты предлагаешь? Просто взять сейчас и раскаяться? Ради чего? Ради ваших убогих высокоморальных устоев? Жить в пещерах ради того, чтобы жить? Нет! Лучше уж жить по настоящему, как люди, а не как звери.
   – Звери? Не ты ли сейчас сгораешь от злости? Признай, что это ты безумный зверь, обманутый или выбравший безумие намеренно, и я дарую тебе жизнь потому, что тогда у тебя появиться шанс.
   – Признать? Нет. – Берхаммер не мог, он был так зазомбирован своими идеями, что выбирал пустоту и иллюзии спасения смерти, отказываясь от жизни. Почему люди вообще выбирают смерть? Они ничего о ней не знают, что если там еще хуже, почему они не прислушиваются к голосу своего разума? Абсурд, даже думать и размышлять о таком выборе.
   Берхаммер поднял свой меч. Он уже не злился, не кричал. Он тихо и беспомощно поднял оружие. Он делал то, чему его учили – гордо погибнуть на поле боя, и не задумывался о том, что это ему даст. Им руководили внушенные ему с детства идеалы, и не способный с ними управиться, он выбрал смерть, как израсходовавший свой потенциал робот, отключается, когда его миссия выполнена или он не может ее завершить.
   – Защищайся – мрачно добавил он.
   Свеча хотел было пойти в атаку, и уже занес свой меч, но внезапно, из-за его плеча вылетел огромный молот Нечасова, который просвистел прямо возле уха Павла. Молот с силой ударился в Берхаммера, оставив расплавленный след на шлеме. Следом за молотом к Берхаммеру подлетели Маклаут и Гайда. Первый выбил у него из руки меч, а второй прижал самого Берхаммера к земле, упершись коленом в горло. Маклаут помог ему, расставив и прижав ноги Берхаммера, чтоб тот не смог встать, но он уже и не пытался.
   – Мы покажем тебе разницу, спасши тебя же самого от твоего безумия, и сохранивши тебе жизнь. – Прохрипел Нечасов. – Схватите его и несите в бункер. Маклаут повиновался.
   Когда Свеча остыл, то понял, что так лучше. Убивать человека если он уже побежден, нет нужды. От его мыслей его оторвал хлопок по плечу. Это Сабом, он звал его присоединиться к остальным. Воины рысью направились в захваченную Валькирию с едва живым Берхаммером.


   VII

   – Бункер наш! – воскликнул радист.
   Вся Карпатия, казалось, взорвалась в криках радости, летали листы бумаги, которых смахнули вскочившие со своих мест люди. Кто-то кричал, кто-то закуривал сотую сигарету, кто-то даже прыгал, а кое-кто плакал. Это была великая и довольно таки неожиданная победа, путь к которой занял месяцы кропотливой и порой опасной работы. Некоторые решения дались крайне тяжело, некоторые ходы и тактические маневры были результатом длительных и утомительных разговоров и обсуждений, когда просиживая часы и целые сутки в кабинете у Вирвиса, Битый, Горейко и Зорога, ломали головы, выбирая как им быть. Все это было построено из пота и крови песчинка за песчинкой, сотни людей вложили в это дело свой вклад и все сработало. Нужно было только решиться, начать двигаться. Выбрать направление к успеху и победе и идти не останавливаясь.
   Услышав новость, Вирвис позволил себе расслабиться. Он закрыл глаза и склонил голову, упираясь на ладонь. У него был усталый вид, глаза сильно болели, в общем, он чувствовал себя слабо. Он чувствовал себя так, будто эти три дня работал по двенадцать часов в день где-то на кузни или складе, а по ночам читал какие-то скучные конспекты. В общем, ни тело, ни разум уже просто не слушались его. Радоваться он тоже не мог, ему хотелось только поскорее о всем забыть. Он сыграл со смертью и с превосходящим по силе врагом и на удивления всем победил. Калека в кресле каталке способен изменить мир к лучшему, но Вирвис также понимал, что таких вот дней будет еще очень много и поэтому не особо радовался. Как говориться не сильно переживай, и не сильно радуйся.
   Он развернулся на месте и тихо поехал прочь из комнаты. Кто-то завидовал его славе, а он даже не чувствовал ее, и не знал, что это такое. Была лишь одна мечта – отправиться поспать – и больше ничего.
   – Вирвис, ты куда? – Горейко догнал друга в коридоре. – Слушай, никто не верил, а ты все-таки им показал! Поздравляю, победа всецело твоя.
   – Все вложили в нее свои силы, спасибо. Сколько потеряли бойцов – слабым голосом спросил Главнокомандующий, расстегивая верхнюю пуговицу на рубахе.
   – Потеряли процентов тридцать или чуть больше. Зорога в бункере, остальных выводим.
   – Что ж, как есть, так есть. – Вирвис, не в силах подарить какие-то эмоции, развернулся и поехал прочь. Горейко постоял немного, смотря ему в след, и вернулся в зал.

   Через несколько часов к Валькирии прибыли силы Легиона. Они оперативно десантировались в подножие убежища, но щиты уже были включены и проникнуть внутрь было нельзя. Их взору представился только краснеющий вдалеке на западе красный закат от уходящего под горизонт солнца.
 //-- Вместо послесловия: --// 
   Однажды у Гавриила Нелевского спросили, во что он верит. Спеша на задание, он все-таки, схватив листок и ручку, быстро написал:
   «Я верю в бесценность улыбки младенца, победу старика, сохранившего любовь к жизни, и смелость цветка, выросшего посреди тьмы воинственных и опасных джунглей».