Алексей Верховодько, Розалия Рупова
Свет России грядущей. Человек и общество в «русской идее» Ивана Ильина

«Россия есть живая духовная система, со своими историческими дарами и заданиями. Мало того, – за нею стоит некий божественный исторический замысел, от которого мы не смеем отказываться и от которого нам и не удалось бы отречься, если бы мы даже того и захотели…» [1 - Ильин И. А. «О русской идее» // И. А. Ильин. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 71.].

«Россия восприняла свое национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия» [2 - Там же. С. 75.].

Предисловие

   И в XIX, и в начале XX века, и теперь, в начале третьего тысячелетия, актуализируется целая группа тем, проблем, идейных течений и дискуссий, которые объединяются понятием «русская идея». Интерес к «русской идее» был и остаётся характерным для российской философии. Особо этот интерес усиливался в кризисные времена истории Отечества: первую мировую войну, Февральскую и Октябрьскую революции, вторую мировую войну.
   После 1917 года многим крупным философам пришлось размышлять о русской идее уже в эмиграции. После распада Советского Союза и последующего нестабильного периода в социальной, политической, экономической областях была утрачена некая «точка опоры», позволявшая говорить о национальном достоинстве, патриотизме, национальных идеалах, содружестве народов нашей страны и т. д.
   Представляя схематично, в XX веке сформировались три основных подхода к «русской идее». «Русский путь» своеобразен; русский народ-мессия, народ-богоносец (православие – единственно истинное христианство). Как следствие-изоляционизм, резкое неприятие образа жизни, культуры, философии других народов.
   «Русский путь» неотделим от исторического развития, пути других народов, от развития цивилизации, от опыта всего человечества, учитывая при этом специфику и уникальность России и «русской души».
   Третий подход заключался в отвержении первых двух, как попыток возродить славянофильские и западнические идеи, и обратиться к историческому опыту и характеру новой эпохи, принёсшей иные объединяющие и разделяющие тенденции.
   Труды замечательного русского философа И. А Ильина публикуются и становятся достоянием читателей и исследователей в России уже более 20 лет, но круг тем его творчества, трактовка и осмысление их автором, а также манера изложения своих взглядов по-прежнему вызывают интерес, ассоциируясь с проблемами наших дней, звучат современно и актуально.
   В течение всего 2013 года проходили мероприятия, посвящённые празднованию 130-летия выдающегося русского мыслите ля. На заседаниях, конференциях и «круглых столах», входивших в программу «Ильинских чтений», присутствовали историки, писатели, философы, духовные лица, деятели культуры, преподаватели, аспиранты и студенты высших учебных заведений. Во всех выступлениях звучали слова о выдающемся значении концептуальных трудов И. А. Ильина для современного мира.
   В словаре «Русская философия» термин «русская идея» раскрывается так: «Русская идея – философский термин, введенный В. С. Соловьевым в 1887–1888 гг. Широко использовался русскими философами в конце XIX и XX в. (Е. Н. Трубецкой, В. В. Розанов, В. В. Иванов, С. Л. Франк, Г. П. Федотов, И. А. Ильин, Н. А. Бердяев и другие) для интерпретации русского самосознания, культуры, национальной и мировой судьбы России, ее христианского наследия и будущности, путей соединения народов и преображения человечества». «В 10-е гг. XX в. окончательно сложился классический жанр русской идеи… Ему свойственна особая образность, не связанная с выработкой какого-либо однозначного «научного» определения русской идеи» [3 - Русская философия: Словарь / Под общ. ред. М. А. Маслина. – М.: «Республика», 1995. С. 421, 422.]. Уже в этом определении показано удивительное по широте и многоаспектности понятие «русская идея», которое предполагает различное наполнение в плане содержания и трактовки, а также содержит в себе возможность развития по разным направлениям. И. А. Ильин определял её так: «Эту творческую идею нам не у кого и не для чего заимствовать… Она должна выражать русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание. Это идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что составляет его благую силу, в чем он прав перед лицом Божьим и самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь…» [4 - Ильин И. А. О русской идее // Ильин И. А. Избранное. – Смоленск: «Посох», 1995. С. 66.].
   В наше время, когда всё чаще слышны разговоры о духовно-политическом кризисе, кризисе культуры, утрате духовных ориентиров, да и просто сомнения в безопасности бытия, также часто раздаются голоса о возвращении понятия «русская идея» в социально-политическую и духовную сферы жизни общества. За истекшие десятилетия возникали различные мнения по поводу «русской идеи» и разные трактовки этого понятия. Современные дискуссии о путях развития России по эмоциональному накалу, непримиримости, стремлению к однозначным и крайним выводам близки к характеру выступлений, к тональности некоторых произведений И. А. Ильина. В связи с этим его имя, а также цитаты из его сочинений стали часто использоваться как аргументы в пользу той или иной точки зрения, наметились тенденции «осовременить» творческое наследие мыслителя. Во всяком случае, представляется важным вернуться к первоисточникам, чтобы предотвратить или исправить возможные искажения мыслей и идей по данному вопросу.
   В трудах И. А. Ильина темы, относящиеся к «русской идее», представлены наиболее полно и многогранно. Поэтому, рассматривая современные тенденции развития «русской идеи», исследователи обязательно обращаются к книгам и статьям, переписке и выступлениям И. А. Ильина. Вот как, например, отражаются мысли философа в вышедшей в последние годы книге В. И. Гидиринского: по мнению автора, важно чётко сформулировать положения «русской идеи» как составляющей части идеи национальной, не только «русской», но «российской». Эта идея должна отражать «смысл существования России в мире, её планетарную миссию и место в системе мировых цивилизаций» [5 - Гидиринский В. И. Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен. – М.: ПСТГУ, 2010. С.145.]. «Русская идея» неотделима от исторического пути нашей страны. «Она выражает объективно сложившуюся в течение столетий общность русского народа и других народов России», вне содружества народов России не может быть. «Православное христианство и православное богословие вместе с другими конфессиями… являются духовно-нравственным базисом русской идеи» [6 - Там же. С. 146.]. Как видим, размышления прошлого столетия о России не только не утратили актуальности, но, пожалуй, приобрели ещё более острую форму.
   Труды И. А. Ильина официально вернулись в Россию позже, чем книги других писателей «Русского зарубежья». Первая российская публикация – работа «Философия и жизнь», вышедшая в сборнике «На переломе. Философия и мировоззрение» в 1989 г., первая изданная в России книга – «Наши задачи», составленная из статей 1948–1954 гг., т. е. публицистики последнего периода жизни автора. Исследования о личности и работах И. А. Ильина появились в России в конце 80-х годов XX века, когда, наконец, стали более доступны его книги и статьи. Это работы Н. П. Полторацкого, изданные ещё за рубежом. Затем вышли в свет работы Ю. Т. Лисицы, сыгравшего неоценимую роль в распространении трудов И. А. Ильина в России – написавшего немало содержательных статей о нём, составителя и комментатора 10-томного собрания сочинений И. Ильина. Важны для изучения творчества философа исследования И. И. Евлампиева, Д. В. Цыганкова, М. В. Назарова, Ю. И. Сохрякова, А. В. Гулыги, Н. В. Мотрошиловой. Исследованием творческого наследия занимаются и иностранные авторы: Филипп Грир – преподаватель из США, Феликс Ф. Ингольд – профессор русского языка и литературы университета Сен-Гален, Швейцария. В то же время, различные аспекты деятельности, определённые темы литературного наследия разрабатываются при написании диссертаций: например, Г. А. Гребнева «Эволюция философских взглядов И. А. Ильина»; Т. С. Коломейцева «Антропологическая интерпретация гегелевской философии в творчестве И. А. Ильина»; Т. В. Барковская «И. А. Ильин о роли культуры и религии в национальном возрождении России»; Е. А. Бороздина «Социально-политическое учение И. А. Ильина»; М. Н. Гутлин «Концепция духовного обновления российского общества в социальной философии И. А. Ильина»; А. М. Шарипов «Факторы становления российской цивилизации в культурно-исторической концепции И. А. Ильина» и другие.
   Интересны и многогранны материалы семинаров, конференций и «круглых столов», посвящённых определённой тематике. Например, в Санкт-Петербурге в 1992 году состоялась конференция «Русская философия: преемственность и роль в современном мире», одна из первых, где прозвучали выступления, посвящённые творчеству И. А. Ильина; ряд семинаров и «круглый стол» по теме «Социальная философия Ивана Ильина», проходивших в Санкт-Петербурге и Москве в апреле 1993 года и приуроченных к 110-й годовщине со дня рождения философа. К 120-летию со дня рождения в Москве состоялся «круглый стол» «Русская культура в экономике, политике, праве: живое слово Ивана Ильина», а в Екатеринбурге прошли Всероссийские научно-богословские чтения. В 2013 году состоялись уже упоминавшиеся «Ильинские чтения», организованные Международным комитетом по подготовке и проведению празднования 130-летия И. А. Ильина.
   Целью настоящего небольшого исследования является выявление специфики разработки «русской идеи» в трудах И. А. Ильина. Для достижения этой цели решаются следующие задачи:
   1) Показать формирование мировоззрения философа и становление смыслового поля «русской идеи» в контексте драматических событий российской истории;
   2) Исследовать понятие «русской идеи»;
   3) Проследить путь её исторического развития;
   4) Рассмотреть современное состояние вопроса.
   Данная работа строится на текстологическом анализе произведений И. А. Ильина с применением историко-сравнительного и системного методов исследования. В основание работы с историческими материалами положен принцип объективности и научности.
   Работа может быть использована в учебно-педагогических целях в общем курсе по истории философии, по религиозной философии, культурологии, а также для политологических исследований.
   Авторы выражают искреннюю признательность Марине Владиславовне Карпенко за существенную помощь в работе с источниками и исследованиями по данной теме; кандидату исторических наук, доценту кафедры социальной философии, религиоведения и теологии Российского государственного социального университета Александру Павловичу Скогореву, благодаря оценке которого, собственно, и возникла идея публикации; доктору философских наук, профессору Николаю Васильевичу Солнцеву и доктору философских наук, профессору Ибрагиму Мустафаевичу Меликову за доброжелательное отношение к осуществлённому исследованию и напутствие его издания в виде монографии.

Глава 1
Развитие «русской идеи» в истории философской мысли России

К настоящему моменту «русской идее» посвящено огромное количество работ философского и культурологического плана. К вышедшим в зарубежье в первой половине XX века и получившим, наконец, известность в нашей стране присоединяются труды, написанные уже в наше время в России. Некоторые исследователи высказываются даже о необходимости создания междисциплинарной науки – «россиеведения». В наши дни, когда совершаются попытки возрождения национального самосознания, когда прилагаются усилия к тому, чтобы заново научить людей чувству патриотизма, национального и человеческого достоинства, нравственности и ответственности за свою страну, обращение к «русской идее» вызывает массу дискуссий вокруг этой темы и различное её толкование.

Этапы формирования русской идеи

   Сущностные черты русской идеи не были заданы изначально, но формировались в процессе исторического развития страны через осознание самим русским народом своеобразия своей истории и культуры. Таким образом, «возраст русской идеи есть возраст самой России», – писал И. А. Ильин в работе «О русской идее» [7 - Ильин И. А. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 75.].
   Ступени развития феномена «русской идеи» исследователи связывают с определёнными этапами истории нашей страны, соответствующие периодам национального самосознания русского народа. «Истоком национального духа» считает М. А. Маслин «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, памятник культуры XI века, где впервые Русь занимает достойное место как христианская страна. «Философско-исторические и этические мотивы, пронизывающие «Слово», служат основанием для исторического оптимизма, ожидания великого будущего Русской земли» [8 - Русская идея // Сборник. Сост. и авт. вступ. статьи М. А. Маслин. – М.: «Республика», 1992. С. 15.].
   Различное смысловое «наполнение» термина «русская идея» присутствовало с самого начала его возникновения. Так, например, М. М. Маслин упоминает о свойственном некоторым трактовкам национально-мессианистском отпечатке, который не вполне соответствует исторически сложившемуся облику России. Возможно, истоки этого явления связаны с особой исторической и географической судьбой России – её территориальным расположением между Востоком и Западом и готовностью защищать свои рубежи от всех врагов. Но с Крещением Руси активно развивается национальная религиозная идея, и, начиная со средних веков, для русского самосознания был характерен мессианизм христианский, истоки которого исследователи находят в уже упоминавшемся «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона.
   Куликовская битва (1380 г.) вызвала новый подъём национального самосознания в XIV–XV веках. Тенденции к образованию единого Русского государства с центром – Москвой совпадают со следующим важным этапом в формировании «русской идеи». Им стало возникновение учения «Москва – третий Рим». Письмо старца Елеазарова монастыря Филофея содержало слова «два Рима пали, а третий стоит, а четвёртому не бывать», их стали воспринимать как идею «Святой Руси» – хранительницы православного христианства. Важной поддержкой этой идеи стал брак царя Ивана III с византийской царевной Софьей.
   В наше время некоторые исследователи считают идею «Москва – третий Рим» неправильно понятой или даже связанной с идеями нехристианскими. Например, П. Г. Паламарчук писал, что эта идея «будучи создана в кругах образованных книжников…так и не стала частью государственной идеологии. Даже в общественном мнении средневековой Руси она отнюдь не пользовалась всеобщей поддержкой» [9 - Паламарчук П. Г. Москва или третий Рим?: Восемнадцать очерков о русской истории и словесности. М.: «Современник», 1991. С. 29.].
   Тем не менее, в этом учении выразилась надежда на возможность исторического и религиозного спасения не только русского народа, но и всего православного мира в целом. Идея «третьего Рима» имела большое значение в становлении национальной русской идеи. Эту идею весьма поддерживали в XIX веке славянофилы, отголоски её слышны в дискуссиях и по сей день.
   Реформы Петра I, европеизация России и превращение её в современное государство европейского типа, вступление в эпоху Просвещения, вызвало, по мнению современников, падение традиционной культуры и утрату влияния религиозного мировоззрения, несмотря на рост промышленности, торговли, мореплавания и т. д. В XVIII веке Россия училась у Запада. Как полагают некоторые философы, коренная переориентация на Запад прервала естественный русский путь, нарушив исконные, природные закономерности исторического развития и деформировав национальную судьбу. Другие утверждают органичность Петровских реформ и их неизбежность и позитивность для России. Но обе стороны едины в утверждении того, что реформы рубежа XVII–XVIII вв. создали в стране два противопоставленных общественных класса, разделили народ и дворянство, «почву» и «цивилизацию». Таким образом, нация поделилась на два противоположных лагеря, дистанция между которыми определялась не только имущественным или экономическим положением, не только принадлежностью к двум принципиально различным культурным традициям; она определялась наличием в противоположных лагерях двух разных типов сознания, уходящих в древность Московской и Киевской Руси; в конечном итоге она определялась двумя противоположными национальными генотипами, в равной степени укорененными в национальной исторической традиции: азиатско-деспотическим, идущим от Поля и Монгольского ига, реализовавшимся в Московском царстве, и европейским, связанным с Киевским и Новгородским периодом русской истории, нашедшим свое продолжение в периоде послепетровском, петербургском.
   Определенность русского сознания двумя противоположными генотипами, которые подчас причудливо переплетаются даже в мышлении одного человека, может многое проявить в русской истории нашего столетия [10 - Голубков М. М. Русская литература XX в. После раскола.// Учебное пособие для вузов. – http://lib4all.ru/]. Эти два типа сознания проявили себя в следующем этапе становления «русской идеи», связанном с подъёмом национального самосознания в середине XIX века. Подъёмом были охвачены все сферы российской культуры – философия, литература, богословие. Общественная мысль России разделилась на два интеллектуальных направления – славянофильство и западничество. Размышляя о судьбе России и, несомненно, желая ей добра, сторонники этих двух направлений нередко вступали в острую полемику, доказывая свою правоту. Славянофилы «поднимали на щит» национальное своеобразие России, западники призывали воспринимать полезный опыт Европы. Важно, что славянофильская идея изначально рассматривалась в тесной связи с идеей славянского единства – с народами Сербии, Чехии, Польши, Болгарии – начиная с Кирилла и Мефодия. В своём развитии русская идея, уже как часть идеи российской, продолжает путь открытого диалога культур всех населяющих нашу страну народов.
   Родоначальником концепции русской идеи считают Вл. Соловьева. Именно он придал этому словосочетанию философское обоснование в докладе, прочитанном в 1888 году в Париже, который так и назывался – «Русская идея». В докладе остро критиковались существующее государственное устройство, церковь, казённый патриотизм, – поэтому-то работа и вышла за границей. Избегая национального самолюбования, этноцентризма или «официальной народности», Вл. Соловьев определенно высказывался против национальной ограниченности, утверждая, что лицо нации определяется высшими достижениями ее духовности, ее вкладом в мировую цивилизацию, в «реальное единство человеческого рода», а не тем, «что она думает о себе». «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» [11 - Цит. по сб. Русская идея // Сборник. сост. и авт. вступ. статьи М. А. Маслин. – М.: «Республика», 1992. С. 8.], – писал он.
   Итак, можно выделить важные черты концепции русской идеи конца XIX века:
   1. Обеспечение культурно-исторического единства нации, противостоящего «множеству центробежных сил»;
   2. Русская идея была сформулирована Соловьевым как идея народно-религиозная, она должна была воплощать характер русского «социального тела», то есть народа, по религии – православного. Преображение русской жизни, её совершенствование, предполагалось за счёт углубления христианского существования нации, развития общественной свободы, служение общечеловеческим идеалам добра и справедливости. Идея государственности, или церковности, получившая, по мнению Вл. Соловьёва, в официальной России гипертрофированное развитие, является лишь оборотной стороной бытия русского народа;
   1. Русской идее был не чужд и принцип «национальной самокритики», впервые прозвучавшей в первом «Философическом письме» П. Чаадаева. Также А. Хомяков критиковал православную церковь и пороки, укоренившиеся на Руси: «безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности, угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат». Как отмечает М. А. Маслин, «едва ли характерны для любой другой нации такое бесстрашие, такая беспощадность, какие наблюдались в России в критике своих собственных недостатков, исторических упущений. Русская идея, таким образом, привержена и покаянию, понимаемому в христианском духе как преображение и очищение» [12 - Русская идея // Сборник. сост. и авт. вступ. статьи М. А. Маслин. – М.: «Республика», 1992. С. 11.]. Рассматривая проблематику русской идеи, М. А. Маслин замечает, что до революционных событий XX века широко дискутировалась тема народа и его взаимодействия – с интеллигенцией, человечеством вообще. Если в конце XIX века ведущими темами русской культуры были рассказы о страданиях народа, покровительстве и защите обиженных, несчастных, юродивых, то после революции 1905 года тематика меняется. В вышедшем в 1909 году сборнике «Вехи» творческая группа, включавшая Н. Бердяева, С. Булгакова, Б. Кистяковского, П. Струве, С. Франка, была заявлена иная позиция – не интеллигенция должна «вернуть долг народу», а, напротив, народ и общество должны защитить духовные основы национальной культуры. Однако, практически не оценивалась концепция сильного государства, вероятно, её не решались затрагивать из-за взаимосвязи с царской властью. Но после Октября многие с сожалением отмечали, что русское общество не понимало и не ценило великое благо – сильное государство.
   XX век можно считать следующим периодом подъёма национальной идеи – русский культурный ренессанс охватил все виды творчества: живопись, музыку, театр, литературу, науку, искусство, философию. Одной из форм русского интеллектуального творчества становится религиозная философия XX века.
   Как писал Н. Полторацкий в работе «Русская религиозная философия», зародившаяся ещё в допетровскую эпоху и по настоящему оформившаяся уже в петербургской России, русская религиозная мысль насчитывает четыре главных периода в своём развитии. Первый период – 30-40е годы XIX века, он связан с именами А. Хомякова и И. Киреевского. Второй период – конец XIX века, центральной фигурой считается Вл. Соловьёв, кроме того – Ф. Достоевский, Л. Толстой, К. Леонтьев, Н. Фёдоров и другие. Третий период связан с началом XX века, совпадает с временем «русского культурного ренессанса». Активная деятельность религиозно-философских обществ в Петербурге, Москве, Киеве связана с именами братьев С. Н. и Е. Н. Трубецких, B. В. Розанова Д. С. Мережковского, Вячеслава Иванова, Льва Шестова, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, П. Б. Струве, С. Л. Франка,С. А. Алексеева-Аскольдова, Н. О. Лосского, П. И. Новгородцева, П. А. Флоренского В. А. Тернавцева, В. Ф. Эрна и других. После 1917 года начался четвёртый период развития русской религиозной мысли – период эмиграции. Покинули Россию во время гражданской войны или были высланы в 1922 году почти все виднейшие представители русской философии: П. Б. Струве, кн. С. Н. Трубецкой, Л. И. Шестов, Н. С. Арсеньев, В. В. Зеньковский, Н. Н. Алексеев, Д. С. Мережковский Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, О. С. Булгаков, И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев, Л. П. Карсавин, Г. П. Федотов.
   Представители русской религиозной философии, по мнению Н. Полторацкого, исходили из утверждения, что «православие означает иное восприятие и понимание христианства, нежели католичество и протестантизм, а потому на основе его, в свете его, может быть найден новый подход к основным вопросам культуры и жизни, построено новое мировоззрение…, в котором все его планы – религиозный, философский, культурный, политический, социальный и даже экономический (как у С. Н. Булгакова, П. Б. Струве) – взаимно перекрывались. В результате, русская религиозная философия охватывала не только основные вопросы духовной культуры, но и главные вопросы социально-политической жизни» [13 - Полторацкий Н. П. Русская религиозная философия // Мосты. Литературно-художественный и общественно-политический альманах. № 4, 1960. Издательство центрального объединения политических эмигрантов из СССР (ЦОПЕ).].
   Далее автор приводит примерный список тем, демонстрирующих «всеохватность русской религиозной философии»:
   «Проблема свободы». «Свобода и необходимость». «Соборность» (в отличие от авторитарности и индивидуализма). «Онтологизм». «Онтологический реализм» (противополагаемый также и отвлеченному идеализму). «Религиозный космологизм» (ожидание просветления и преображения мира).
   «Гуманизм и его кризис». «Религиозный антропологизм» (в противоположность антирелигиозному или арелигиозному гуманизму).
   «Учение о Богочеловечестве» (выводы из христологического догмата).
   «Учение о Царстве Божием». «Эсхатологизм». «Проблема смерти и бессмертия». «Проблема зла и страдания». «Проблема этическая. Искание правды и смысла жизни». «Критика эмпиризма, рационализма и критицизма». «Знание и вера». «Познание целостным духом». «Проблема творчества». «Религиозное осмысливание и оправдание культуры». «Культура и цивилизация». «Техника и прогресс». «Нигилизм». «Построение христианской православной культуры». «Смысл истории». «Личность и массы». «Мещанство и буржуазность». «Социальная правда и социальный вопрос». «Социализм и коммунизм». «Марксизм». «Проблема революции – социальной и духовной». «Революция, как религиозная проблема». «Проблема власти». «Анархизм и деспотизм». «Либерализм и демократия». «Теократия». «Проблема христианского государства». «Православие, католичество и протестантизм». «Православие и русский исторический процесс». «Православие и русская душа». «Православие и русская культура». «Церковь и жизнь». «Церковная иерархия и церковный народ». ««Русские болезни» и их преодоление». «Церковный раскол». «Реформа Петра Великого». «Отсутствие органической связи между властью и обществом, между интеллигенцией и народом (беспочвенность русского культурного слоя)». «Путь России и русского народа в мире». «Россия и Европа, Восток и Запад». «Славянофильство и западничество». «Народничество и марксизм». «Большевизм» [14 - Полторацкий Н. П. Русская религиозная философия // Мосты. Литературно-художественный и общественно-политический альманах. № 4, 1960. Издательство центрального объединения политических эмигрантов из СССР (ЦОПЕ).].
   Как видно из перечня тем, русская религиозная философия охватывала все основные вопросы православия, жизни, культуры. Во многом эти темы были созвучны мировой проблематике, актуальной и современной в середине XX века, многие из них продолжают и развивают проблематику, связанную с русской идеей.
   Исходя из важных качеств – антропоцентризма (сконцентрированности на теме человека и его судьбы); доминирования моральной установки; социальной ориентированности; историософичности; теоретически-практической целостности; к тому же отмечая пронизанность её необычайной свободой духа, Н. Полторацкий подчёркивает значение, заслугу и особенность русской религиозной философии. В ней, по выражению Бердяева, «сделан опыт христианского осмысливания процессов новой истории. В ней мысль христианского Востока дает свой ответ на мысль христианского Запада» [15 - Цит. по: Полторацкий Н. П. Русская религиозная философия // Мосты. Литературно-художественный и общественно-политический альманах. № 4, 1960. Издательство центрального объединения политических эмигрантов из СССР (ЦОПЕ).].
   Характеризуя русскую религиозную философию, автор упоминает ещё об одном важном аспекте. Он касается некоторого утопического взгляда на Россию, обусловленного отрывом от Родины, её государства, народа, её настоящего. С этим же связаны часто встречающиеся бескомпромиссные, максималистские высказывания, «требующие радикального переустройства общества и мира».
   Большое количество тем, затрагиваемых в работах философов русского зарубежья, различные направления и течения русской религиозной философии, различная постановка вопросов и ответы на них, приводили к известным разногласиям и взаимоотталкиваниям. Тем не менее, эта необыкновенная активность философской мысли тех лет представляет собой необычайную ценность не только как памятник эпохи, но и для наших дней.
   Н. Полторацкий подчёркивает: «Значение русской религиозной философии связано и еще с одним моментом. В результате революции 1917 года теперь на русском языке есть только две философии: марксистская философия – диамат и истмат – в Советском Союзе, и русская религиозная философия – в эмиграции. Никакой другой нет.
   Представители «чистой» философии – за редкими исключениями, не меняющими общей картины – либо ушли из жизни, либо перешли к религиозной философии» [16 - Там же.]. Исходя из этого, делается вывод, что русская религиозная философия входит в общую мировую историю развития философской мысли, не ограничиваясь рамками русской философии.
   Заслуга представителей Русского зарубежья состоит в том, что, будучи вынуждены покинуть Родину, они десятилетиями оберегали свою «русскость», выступая выразителями традиций русской культуры, они – сохраняли её, наблюдали, переживали, размышляли о судьбе России. Этим в той или иной степени наполнены все произведения Н. Бердяева, И. Ильина, Н. Лосского, С. Франка, В. Зеньковского, Г. Флоровского, Г. Федотова и других. Их заслуга ещё и в том, что, поставив своей задачей познакомить в полной мере страны Европы с российской культурой, искусством, литературой, т. е., устанавливая интеллектуальную связь с Западом, закладывая основы западного россиеведения, они пытались чётче и убедительнее сформулировать причины, приведшие Россию к бедственному состоянию, анализировали духовное и нравственное состояние русского народа, предлагали пути и действия для скорейшего восстановления и процветания Родины. В их творчестве русская идея нашла своё развитие и продолжение, они же были первыми, кто предпринял серьёзный анализ кризиса русской идеи.
   Так, предложенную Соловьёвым трактовку русской идеи в начале XX века продолжили В. Розанов, Е. Трубецкой, Л. Карсавин, В. Булгаков, Н. Бердяев и другие.
   Итогом многолетних разработок в исследованиях русского национального характера, воплотившегося в русской истории, философии, искусстве, православии, стала книга Н. Бердяева «Русская идея». Автора привлекают исследования русского характера, изучение его типов, тема противоречий русской души.
   И. А. Ильин, часто полемизируя с Н. Бердяевым и критикуя его, полагал, что основы национального характера строились и должны строиться исключительно на православно-христианской основе. Как и Г. Федотов, он был убеждён, что кризис русской культуры представляет большое бедствие для России, так как затрагивает основы русской духовности. Как пишет М. А. Маслин, «Ильин высказывался против деструктивных методов реализации русской идеи. Его пафос был направлен на защиту конструктивной работы по возрождению религии, просвещения, правопорядка, хозяйства, семьи и быта. Он призывал к такому порядку вещей, при котором «идёт отрезвление и оздоровление: выдыхается ненависть и истощается зависть; в душах пробуждается патриотизм и гражданственность»» [17 - Русская идея // Сборник. Сост. и авт. вступ. статьи М. А. Маслин. – М.: «Республика», 1992. С. 14.].
   Несколько особняком в нашей схеме развития русской идеи находится евразийство. Это «оригинальное геополитическое течение, возникшее в 1921 г. в среде русской эмиграции, являло собой новое и вместе с тем достаточно традиционное для России течение мысли, объединявшее философию, историю, географию, экономику, психологию и другие отрасли знания. Евразийцы характеризовали себя следующим образом: «Евразийство есть пореволюционное политическое, идеологическое и духовное движение, утверждающее особенности культуры Российско-Евразийского мира»» [18 - Кривошеева Е. Вступительная статья: К истории евразийства, 19221924 гг. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. – М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994, вып. 5. С. 475.].
   «Для евразийцев Россия – это Запад и Восток одновременно, «синтез двух с преобладанием последнего». Европейская цивилизованность и азиатская самобытность – вот наше предназначение. Русским присущи открытость другим культурам, терпимость, стремление понять и принять инакодумающего и инаковерующего. Ужиться с ним. Симбиоз двух культурных регионов, постоянный диалог между ним и в пределах одной страны определил лицо нашей культуры» [19 - Гулыга А. В. Русская идея и её творцы. М.: «Эксмо», 2003. С. 37.].
   Сам термин, обозначавший новое движение, предложен П. Н. Савицким и означал попытку трактовать особенности России расположением ее на двух континентах. С одной из первых идей – критикой европейского этноцентризма, в книге «Европа и человечество» в 1920 году выступил Н. С. Трубецкой. Главными фигурами «евразийства» считаются также Г. В. Флоровский (который позже отошёл от этого направления и в конце 20-х годов в статье «Евразийский соблазн» критиковал политические выводы из евразийства), П. Н. Савицкий, Г. В. Вернадский, П. П. Сувчинский, впоследствии к евразийству присоединился Л. П. Карсавин. «Социальная философия и философия истории его (евразийства) разрабатывались не только профессиональными философами, но и представителями различных отраслей научного знания: историками и экономистами, лингвистами и филологами, этнографами и фольклористами, географами и искусствоведами» [20 - Сухов А. Д. Столетняя дискуссия: западничество и самобытность в русской философии. – М.: ИФРАН, 1998. С. 166.].
   Своими предшественниками евразийцы считали славянофилов, противостоящих западникам в ХIХ веке, но также утверждали, что «восточники и западники появляются в глубине веков. Это – исконные типы в истории России… Среди своих предшественников XIX столетия, помимо славянофилов, евразийцы называли и других – Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Н. Н. Страхова, Н. Ф. Федорова… Подлинным своим антиподом евразийцы считали широко трактуемое западничество с его ориентациями на чуждые образцы, «слепое европоклонство» [21 - Там же. С. 168.]; полагали, что возрождение России через возвращение её на тот путь, которым она следовала до 1917 года, приведёт к вмешательству извне, – об этом мечтало и «западничество» XX века – сулит России лишь невзгоды: «для Запада «Россия есть территория, на которой произрастает то-то и то-то, в которой имеются такие-то ископаемые… Для политики интересна главным образом территория, а туземное население – лишь в качестве рабочей силы…Восстановление прежней России «возможно только ценою утраты ее самостоятельности» [22 - Там же. С. 170.].
   В политическом и идейном отношении евразийство оказалось весьма противоречивым феноменом. «С одной стороны, в сочинениях евразийцев поднимались очень важные проблемы единства России и Востока, которые и в конце столетия не только не потеряли своей актуальности, но, напротив, стали – в соответствии с мудрым предсказанием Достоевского – еще более важными для России. И не случайно один из виднейших современных отечественных исследователей той же проблематики Л. Н. Гумилев, в ряде пунктов подчеркивавший свое несогласие с евразийцами, отмечал высокий уровень некоторых исследований, поддерживал общую тенденцию евразийства – его стремление осознать философско-исторические и иные предпосылки и следствия, вытекающие из евразийского геополитического положения России. С другой стороны, евразийство вскоре после своего формирования вступило в полосу идейно-политического кризиса и раскола. От евразийства отошли наиболее глубокие исследователи – Г. В. Флоровский (ставший в те годы священником и выдающимся российским богословом), историк П. М. Бицилли. Свои разногласия с евразийством они выразили публично, обвиняя оставшихся – прежде всего Д. П. Святополк-Мирского, Л. П. Карсавина, П. П. Сувчинского, С. Я. Эфрона (мужа выдающегося поэта М. Цветаевой) в поддержке большевизма и даже в прямом сотрудничестве с советской властью. С евразийцами также резко полемизировали Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун, Г. П. Федотов» [23 - История философии Запад-Россия-Восток (кн. 3. Философия ХIХ-XX в.) Сб. под ред. проф. Н. В. Мотрошиловой и проф. А. М. Руткевича. «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина. – М., 1999. С. 318.].
   С точки зрения проблематики «русской идеи», евразийцы призывали бороться с «европоцентризмом» и «романо-германским шовинизмом», ограждать себя от обмана «общечеловеческой цивилизации». Отмечая как теоретически ценные некоторые идеи евразийцев, Н. А. Бердяев писал: «Евразийцы хотят остаться националистами, замыкающимися от Европы и враждебными Европе. Этим они отрицают вселенское значение православия и мировое призвание России как великого мира Востока-Запада, соединяющего в себе два потока всемирной истории. Евразийцы неверны русской идее, они порывают с лучшими традициями нашей религиозно-национальной мысли» [24 - История философии Запад-Россия-Восток (кн. 3. Философия ХIХ-XX в.) Сб. под ред. Проф. Н. В. Мотрошиловой и проф. А. М. Руткевича. «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина. М., 1999. С. 318.]. Критики евразийства (Н. Бердяев, Г. Флоровский, Ф. Степун, Г. Федотов, А. Кизеветтер), не отрицая реальности и глубины поставленных проблем евроазиатского синтеза, в то же время указывали на «просчеты евразийских концепций: создается «натуралистическая теория неизменности культурно-исторический типов»; экономический прогресс тоже подводится под натуралистические, «хозяйственно-географические» толкования; экономику частной собственности, ориентирующуюся на «доброго хозяина», мыслят объединить с «элементарно-патриархальными формами политического устройства»; из-за враждебности западноевропейской модели отвергают ценность демократии, парламентаризма для условий России; провозглашают «апофеоз русско-татарского культурного единения» во время татаро-монгольского ига, что прямо противоречит фактам истории многострадальной России; евразийцы заигрывают с Советской Россией, не видят глубокой внутренней конфликтности «дружбы народов», противоречивости и исторической непрочности основанного на фундаменте большевизма «расцвета и синтеза» национальных культур; евразийцы затушевывают тот факт, что в истории России «евразийский синтез» был элементом имперской, по большей части насильственной политики и что Советское государство в определенном отношении стало ее восприемником, за что, как небезосновательно полагали критики, еще придет суровая историческая расплата» [25 - Там же. С. 322.].
   И. А. Ильин, в свойственной ему саркастической манере, тоже критиковал евразийцев: «Какая глубокомысленная, какая прозорливая «теория»!.. За последние двести лет Россия якобы утратила свою самобытную культуру потому, что она подражала Западу и заимствовала у него; чтобы восстановить свою самобытность, она должна порвать с германо-романским Западом, повернуться на Восток и уверовать, что настоящими создателями ее были Чингисхан и татары… Весь вопрос о самобытной духовной культуре сводится к тому, куда именно надо всем шарахнуться, вот двести лет (якобы) шарахались на Запад, ясно, что вышел провал, значит – надо шарахнуться на Восток. (…) обезьянничал у Запада – ясно, начинай немедленно обезьянничать у Востока. Разве самобытность не в том, чтобы быть перед Лицом Божиим – самим собою, а не чужим отображением и искажением? Ни восток, ни запад, ни север, ни юг. Вглубь надо; в себя надо; к Богу надо!.. Почему же именно в Азию, почему на Восток?.. вся государственность от Петра I до Столыпина, вся поэзия от Державина до Пушкина и Достоевского, вся музыка от Глинки до Рахманинова, вся живопись от Кипренского до Сомова, вся наука от Ломоносова до Менделеева и Павлова. Где во всем этом здоровая и самобытная стихия Чингисхана? Где здесь национальное самосознание татарского улуса? Где здесь слышен визг татар, запах конского пота и кизяка?!» [26 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 473–474.].
   И, как всегда, Ильин убеждён: «Чтобы жить и творить самобытно, надо быть тем, что тебе уже дано, но быть страстно, цельно и интенсивно. И в этой страстной цельности искать Божественного, о Нем помышлять, Ему служить. Его создавать… ищи Предмета. И питай свою душу созданиями русского всенародного и личного гения: молитвою, песней, стихом, сказкой, историей, подвигом, зодчеством, пляской. И тогда национальная духовная самобытность расцветет сама в твоем видении и в твоем делании» [27 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 476.].
   Уже краткий и далеко не полный обзор явления в интеллектуальной сфере, получившего название «русская идея», показывает его сложность, многосоставность и неоднозначность. Как отмечает М. М. Голубков, «в огромной литературе по «русской идее» речь идет о «русском мировоззрении» и «русской мысли» (С. Франк), о «лице России» (Г. Федотов), о «русском духе», «русской душе», о «душе России» (Н. Бердяев), о «русском социализме» (А. Герцен) и «русском коммунизме» (Н. Бердяев), о «русской стихии» (Б. Вышеславцев), о «духе русской науки» (Н. Кареев), о «русской музыке» (В. Одоевцев), о «трехсоставности русской души» (С. Аскольдов), о «русской культурной традиции» (П. Милюков)» [28 - Голубков М. М. Русская литература XX в. После раскола // Учебное пособие для вузов. – http://lib4all.ru/].

Современный этап в судьбе русской идеи

   После 1917 года многое в России двинулось разными путями. Та же участь постигла и рассматриваемое нами явление. В связи с историческими событиями, разделившими русскую мысль на «зарубежную» и «социалистическую», концепция русской идеи тоже получила два пути развития: зарубежная продолжала развиваться в русле религиозной русской идеи, социалистический путь развития нашей страны трансформировал русскую идею в революционную советскую национальную идею.
   В настоящее время термином «русская идея» широко пользуются, но нельзя утвердительно говорить о завершенности исследования сущности «русской идеи». Трудно даже сказать, что выработаны положения, которые признавались бы всеми участниками научной разработки проблемы. «Процесс умопостижения России не завершен и, скорее всего, незавершим» [29 - Ванчугов В. В. Очерк истории философии «самобытно-русской». М.: «Пилигрим», 1994. С. 8.]. Единственное, наверное, в чем сходятся все, писавшие о русской идее, русском характере, культуре – её внутренняя оппозиционность, противоречивость, многосоставность.
   С распадом Советского Союза исчезло и «социалистическое направление» русской идеи.
   Информационно-аналитический портал «Русская идеология» Русской Христианской Гуманитарной Академии Санкт-Петербурга даёт такое определение русской идеи: «многоплановое понятие отечественной философии и до некоторой степени историософская мифологема о сокровенном смысле бытия России и ее предназначении. Русская идея включает в себя два главных, тесно взаимосвязанных аспекта: 1) идею России и русской нации как метафизического «архетипа» и «задания», определяющие ее духовно-культурную самобытность; 2) историческую миссию русского народа как создателя России среди других народов мира» [30 - Русская идеология. Информационно-аналитический портал РХГА. http://russidea.rchgi.spb.ru/].
   Автор нескольких книг, посвящённых русской идее, В. И. Гидиринский, наиболее полно осветил современное состояние данной проблемы. При оценке исторического пути и содержания русской идеи он опирается на наследие русской философской мысли, в особенности на труды философов Русского зарубежья – Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, Л. П. Карсавина, И. А. Ильина. В работе «Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен» автор даёт развёрнутый анализ национальной идеи в контексте философии истории и особое внимание уделяет феномену русской идеи, её исторической уникальности и содержательной структуре, как неотъемлемой части Российской национальной идеи, подчёркивая её общероссийскую направленность и несводимость только к русскому народу. Тезисное изложение его позиции по данному вопросу можно найти в статье «Идея любящего сердца. Русская идея как проблема». В. И. Гидиринский пишет: «Русская философия – это наше отечественное культурологическое наследие, несмотря на смену эпох и социально-политических систем, не стареет и тем более не уходит в небытие. Более того, при разработке общероссийской национально-государственной идеи (а это неизбежно произойдет, ибо без национальной идеи, обладающей мощной консолидирующей функцией, народы Российской Федерации жить долго не смогут) представленные выше слагаемые русской идеи могут стать (и мы убеждены – станут) ее ядром» [31 - Гидиринский В. И. Идея любящего сердца. Русская идея как проблема // Журнал «Национальные интересы»: Издание Института национальной стратегии реформ. 2003.– № 2 «Духовность».].
   Он выделяет сущностные слагаемые русской идеи:
   1. Русская идея отражает и выражает смысл существования России в мире, ее планетарную миссию и место в системе мировых цивилизаций.
   2. Русская идея выражает воззрения на судьбу России, особенно ее будущее, в контексте уникальной героической и трагической ее истории.
   3. Русская идея высвечивает место и роль русского народа в создании, развитии России и в целом в ее судьбе. Русский народ со всеми своими национально-психологическими чертами выступает как доминантный субъект русской идеи, заключает в себе тот особый, не имеющий аналогов у других народов, духовно-нравственный потенциал, неоднократно реализовывавшийся в истории России и дающий нам надежду на оптимистичную перспективу российского ренессанса.
   4. Русская идея – это идея не только о России и русском народе. Она выражает объективно сложившуюся в течение столетий общность исторической судьбы русского народа и других народов России. Эта общность базируется на социально-этнических, конфессионально-исторических (историко-религиозных) и геополитических факторах. России нет и быть не может вне содружества российских народов, как немыслимо и бытие этих народов вне России.
   5. Все отмеченное выше синтезируется в таком феномене и отражающем его понятии, как общенациональное сознание и самосознание (общественное сознание) русского этноса и неразрывно связанных с ним других этносов России. Общественное сознание российских народов не может не объективироваться в российской культуре, являющейся важнейшим слагаемым русской идеи.
   Религия и теология в принципе входят органически в культуру, прежде всего – духовную культуру любого народа. Православное христианство и православное богословие вместе с другими конфессиями и конфессиональными учениями, органично вписываясь в российскую культуру, не просто одухотворяют русскую идею, но являются ее духовно-нравственным базисом. Именно он способен стать генератором возрождения, которого ждут народы России.
   6. Русская идея фокусирует в своем содержании не только внутренние процессы российского социокультурного и государственно-политического развития; начиная с эпохи Средневековья и до наших дней русская идея и ее интеллектуальные выразители неизменно обращали самое серьезное внимание на отношения России и ее народов с другими народами и государствами мира. При этом неизменным центром была и остается проблема «Россия-Запад». Вне того или иного ее решения невозможно совершенствовать, продолжать строить «российский корабль» [32 - Гидиринский В. И. Идея любящего сердца. Русская идея как проблема // Журнал «Национальные интересы»: Издание Института национальной стратегии реформ. 2003. № 2, «Духовность».].
   Также автор считает, что «выздоровление и возрождение России объективно требует постановки в центр общественного сознания на теоретическом и обыденном уровнях проблемы русской и российской идеи» [33 - Гидиринский В. И. Русская идея и армия (Философско-исторический анализ). М.: Военный университет, 1997. С. 10.].
   В. И. Гидиринский, отмечая необходимость патриотической составляющей в составе русской идеи, опирается на понимание её И. А. Ильиным: «В содержании русской идеи наличествует также и эмоционально-психологический уровень. Не случайно И. А. Ильин называл русскую идею «идеей любящего сердца». Любовь к своему Отечеству, вера в свой народ, осознание его вклада в мировую культуру и основанное на этом чувство национального достоинства – все это органически входит в содержание русской идеи. Однако оно будет неполным и без осознания грехов и слабостей нашего Отечества, его исторических ошибок и просчетов, национально-психологических недостатков нашего народа, без стремления способствовать хотя бы в минимальной степени духовному оздоровлению России. Все это и есть составляющие истинного патриотизма. Поэтому русская идея является всегда персонифицированным феноменом, по крайней мере, такой она должна быть» [34 - Гидиринский В. И. Идея любящего сердца. Русская идея как проблема // Журнал «Национальные интересы»: Издание Института национальной стратегии реформ. 2003.– № 2, «Духовность».].
   Другой часто публикуемый автор, Е. С. Троицкий, в своих работах излагает своё видение русской идеи. Как и В. И. Гидиринский, он ассоциирует русскую идею с национальной, а в состав национальной идеи, по Е. С. Троицкому, входит принцип социальной справедливости, национального равенства, укрепление государствообразующей роли русского народа, любовь к России и русской истории, русской культуре, укрепление здоровья россиян.
   Обращаясь неоднократно к теме «русская идея», Е. С. Троицкий даёт обобщение её исторического пути и внутреннего содержания в книге «Возрождение русской идеи»: «Наша национальная идея проистекает из сокровенных глубин народной жизни, выражает сущность русской цивилизации, сложившейся на просторах Евразийского континента. Для русского образа жизни были характерны понимание трудолюбия как добродетели, взаимопомощь, коллективизм в рамках общины и артели, вместе с тем подвижничество, предприимчивость, предпринимательство, инициатива, преклонение перед мужеством, удалью, следование высоким морально-этическим принципам честности и порядочности. Особо следует отметить воздействие на нашу цивилизацию православной веры. Идеология исихазма, сложившаяся у нас в XIV–XV веках, исходила из примата духовного делания, гармоничного нравственного, умственного, а стало быть, и физического совершенствования человека. Одна из главных черт нашей культуры – особая верность матери-Родине. Раскрывая смысл русской идеи, И. Ильин пришёл к следующему заключению: «Это есть идея православного христианства»» [35 - Троицкий Е. С. Русская идея // Журнал «Русский дом», № 10, октябрь 2010.]. Автор указывает, что «русская идея – это целая система взглядов, установок, умонастроений, политических, морально-духовных принципов… Русская идея есть гарант обеспечения независимости Отечества, возрождения и оздоровления нации…» [36 - Там же.]. Компонентами русской идеи в современном состоянии он считает «необходимость единения патриотических сил, укрепления обороны страны в условиях глобального продвижения НАТО и других угроз нашей национальной безопасности, важность преодоления демографического кризиса, развития промышленности на базе инновационных технологий, возрождения исконного миролюбия в среде народов, населяющих Россию» [37 - Там же.].
   Е. С. Троицкий называет национальную идею доктриной славянского единства. Выводом статьи становится формулировка: «русская идея – это национально-патриотическое, православное самосознание, соборная система политических, экономических и морально-духовных принципов, которая предусматривает всемерное сбережение и умножение численности нации, защиту её интересов, укрепление обороны и независимости страны и обеспечение равенства прав граждан независимо от национальности» [38 - Там же.].
   Надо отметить, что подобное утверждение русской идеи, впервые прозвучав в 1991 году, практически в неизменном виде звучит в выступлениях и работах Е. С. Троицкого до сегодняшнего момента. В этом видится некоторая неразрешимость поставленных условий в ближайшее время или некоторая умозрительность построений, не имеющая ничего общего с реальной жизнью.
   Примером критического отношения к русской идеи в современной России может служить позиция О. Д. Волкогоновой. Она так же неоднократно обращалась к данной проблеме, но наиболее подробно её отношение показано в статье «Есть ли будущее у русской идеи?» [39 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2.].
   Автор подчёркивает, что концепция русской идеи в её различных версиях используется в полемике о выборе исторического пути, о будущем России. При этом, часто звучат темы, ставшие традиционными для русской мысли, начиная с XIX в., – о судьбе страны, ее месте в мировой истории, ее соотношении с западной и восточной цивилизациями.
   Автор отмечает, что на протяжении своего развития «тема "русской идеи"», особого вселенского предназначения России наиболее мощно зазвучала в российской мысли, начиная с Ф. Достоевского и В. Соловьева. После же катастрофы 1917 г. эта тема не только не перестала тревожить умы, но, наоборот, стала одной из основных в работах тех русских мыслителей, кто, оказавшись за рубежом, не был скован идеологическими запретами».
   При этом, «вопрос ставился не только о реальной России и её месте в мире, но и, с гораздо большей страстностью – о том, какой Россия должна быть» [40 - Там же. С. 28.].
   В современных условиях, в связи с перестроечным разрушением привычного социального бытия, коренного изменения жизни, для многих людей только семья и этническое самоощущение стали островками устойчивости и стабильности. Такое состояние общества созвучно с общемировыми процессами: на фоне нарастающей унификации духовной и материальной культуры в условиях техногенной цивилизации происходит активизация национального сознания в различных формах – от проявления интереса к национальным корням, традициям, идеям до насильственного утверждения превосходства своего этноса. Таким образом, по мнению О. Д. Волкогоновой, «возрождение национализма стало своего рода реакцией на тенденции глобализации, причем проявляется он сильнее всего в сознании отставших в своем развитии народов: не принимая экономической и культурной экспансии более развитых соседей, этнос защищает себя» [41 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 28.]. На основании исследований– опросов автор предполагает, что в настоящее время в сознании россиян преобладает миф о «русской душе», ставший своеобразным психологическим «убежищем». Ориентированность на духовное, а не материальное, выделенная как позитивное отличие от других народов; такие качества как отзывчивость, сострадание, терпимость, доброта, дружелюбие, открытость, – т. е. качества, которым трудно найти объективное «измерение», – связываются с реакцией на кризис и отставанием страны в сфере материальной культуры.
   При самоидентификации той или иной нации всегда возникает система стереотипов восприятия и создаётся целостный миф о ней. Позиция подчёркивания уникальности исторического и духовного опыта России при использовании не только исторических фактов, но и легенд, преданий, привели «к созданию как устойчивого мифа о «Святой Руси» и «народе-богоносце», так и менее устойчивого мифа о «немытой России» (Лермонтов) – стране рабов и господ… Причем миф о нации создается не только «изнутри», но и «снаружи»: в этой связи в мифологию о России внесли свою лепту многие западные путешественники, писатели, историки, мыслители.
   Самым высоким уровнем мифотворчества является философско-исторический миф о России, – то, что в литературе как раз и получило название «русская идея»» [42 - Там же. С. 29–30.].
   По мнению О. Д. Волкогоновой, «определения, которые даются русской идее, как правило, не раскрывают ее содержания (например, у Н. Бердяева русская идея – «замысленное Творцом о России»… продолжение понимания русской идеи В. Соловьёвым) и констатация того, что Россия – не-Запад, а, возможно, и сверх– Запад» [43 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 30.]. Автор считает, что А. Гулыга в своей книге «Русская идея и её творцы» также не определяет содержание предмета, лишь разграничив материальные ценности западной цивилизации и «объявив русскую идею системой ценностей абсолютно иного, высшего порядка» [44 - Там же.].
   Автор статьи делает вывод, что большинство работ современных исследователей посвящены, в основном, специфике и отличиям русской философии и культуры от других типов культуры и философствования, и гораздо реже встречаются те, в которых авторы пытаются вписать российскую традицию в мировой контекст. Русской идеи это касается в первую очередь. Современная русская идея вышла из узкого круга философских обществ, теперь речь о ней часто ведут российские политики в публичных выступлениях. Как отмечает автор, «русская идея, как и любой другой социальный миф, в той или иной мере выполняет ряд социальных функций: аксиологическую (установление общих ценностей), телеологическую (определение «коллективного бессознательного» у К. Г. Юнга), коммуникативно-интегративную (миф сплачивает людей, дает им возможность общаться в русле единой идеи), компенсаторную (миф избавляет от чувства неудовлетворенности) и т. д. В этом смысле, миф принципиально не может быть «отменен». Вместе с тем, по моему глубокому убеждению, само существование русской идеи в наше время является симптомом болезни, знаком российской слабости. То, что в первой половине XIX в. было здоровой реакцией на агрессивный европоцентризм во времена раннего славянофильства Ю. Самарина и А. Хомякова, стало болезненным чувством национального «комплекса неполноценности» [45 - Там же. С. 31.]. Очевидно, что Россия после крушения советской империи нуждается в развитом национальном самосознании, способствующем национальному возрождению после длительной насильственной «интернационализации». Но так же очевидно, что замыкание в рамках только национальной идеи, развитие мысли об «особом предназначении» не способствуют нахождению рационального выхода из кризисной ситуации. Русская идея как форма проявления национального интереса может выступать как индивидуальное сознание, как идеология, как политическая практика. Но эффективность формы выражения интереса теряется, если трактовка русской идеи как возвышения своеобразия и самобытности России осуществляется вне общих закономерностей цивилизационного и культурного развития. «История многих стран и народов показывает, что «великие» национальные идеи всегда появлялись в эпохи кризисов, являясь, с одной стороны, средством первоначальной консолидации нации для преодоления кризисных процессов, с другой – симптомом болезни и ложным исходом из нее, направляющим поиски преодоления кризисной ситуации в неэффективное русло национализма и изоляционизма, что в наше время является анахронизмом» [46 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 33.]. Мысль о национальной исключительности не только российское явление, существуют параллели в истории других стран – Германии, Италии, Испании, отчасти США. По мнению автора, отказ же от подобных идей вовсе не означает краха национальной культуры, катастрофы государственности и тому подобных явлений.
   В концепции «русской идеи» обязательно присутствует мотив «выбора судьбы»: или великая Россия или гибель. Особенно остро он зазвучал в работах мыслителей Русского зарубежья, и ярче всего – у И. Ильина: либо после падения большевиков победит «новая идея – религиозная по истоку и национальная по духовному замыслу» [47 - Ильин И. А. Основная задача грядущей России. Цит. по ст.: Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 37.], либо о возрождении и воссоздании России не может быть и речи.
   Мнение О. Д. Волкогоновой таково:
   1) иллюзия решающего выбора вряд ли отражает реальный исторический процесс;
   2) миф об отсутствии альтернативного выбора в каждый исторический момент – типичный случай манипуляции массовым (и индивидуальным) сознанием.
   Отмечая практическую задачу возрождения русской идеи как идеи национальной, отражающей государственную идеологию, автор подчёркивает, что трактовки русской идеи «откровенно идеальны. Почти все они оперируют не «сущим», а «должным», что является достаточно ясным указанием на то, что «русская идея» стала устойчивым мифом национального самосознания. Россия рассматривается как место реализации и материализации принципиально новой, не осуществлявшейся ранее исторической модели (сегодня, например, все чаще говорят о «третьем пути» – не западном и не восточном, не традиционном и не модернистском и т. д.). Причем сложившиеся, наличные формы российской жизни обычно подвергаются резкой критике, а «подлинная» Россия, которая может стать источником новой реальности, помещается либо в прошлое, либо в будущее… русская идея, несмотря на столетия своего существования, ни разу не воплотилась в реальность с точки зрения современников» [48 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи?// Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 37.]. В связи с этим возможны два варианта развития русской идеи: она может быть стимулом цивилизационно-исторического самоопределения России или тормозом, если национальная самобытность станет самодовлеющим фактором.
   В современной России существует немало интерпретаций русской идеи в качестве концепций российской судьбы:
   – будущая Россия как этноцентричное образование, как «государство русских». Сторонники этого течения часто обращаются к творчеству И. А. Ильина, видя в нём «главного теоретика русской идеи XX века. При этом ильинское наследие интерпретируется в гораздо более националистическом ключе, чем для этого дают основания сами тексты его работ» [49 - Там же. С. 38.]. По мнению О. Д. Волкогоновой, это позиция крайне правых сил, с выраженными националистическими, профашистскими установками.
   «Русская цивилизация» – позиция Е. С. Троицкого, продолжающая традицию мифологизации российского исторического пути. С этой цивилизацией абсолютно несовместимы ценности западного развития. «России следует идти своим путем, стремясь к более совершенному обществу, чем западное» [50 - Троицкий Е. С. Историко-методические аспекты изучения русской (православно-славянской) цивилизации//Русская цивилизация и соборность: Сб. статей М.: 1994. С. 11.]. Проекты «третье го пути» нередко приводят к причудливому сочетанию модернизации с общиной, неожиданным поискам общего с другими странами, например, с Японией.
   – имперское направление – это модель восстановления империи в дореволюционной или в советской форме.
   – рассуждения о русской идее всё чаще встречаются в высказываниях деятелей коммунистических сил, которые, объявляя себя «народно-патриотическим движением», апеллируют к русской идее, православию, неославянофильству. При этом делается вывод, «что она изначально содержала в себе социалистический идеал» [51 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 42.].
   – христианский вариант националистического антикоммунизма – так О. Д. Волкогонова назвала следующий вариант русской идеи. «Ценность русской культуры определяется ее созвучностью идеалам православия, которые составляют стержень национальной культуры. К сожалению, многие последователи «христианского националистического антикоммунизма» не всегда разделяют христианское и национальное, употребляя их подчас как синонимы. Очевидно, что для истинно верующих людей такой подход не может быть оправдан. Православие не может восприниматься лишь как религия русского народа. Значение православия «как пути ко спасению души» не может отодвигаться на второй план его значимостью для русского государства, русского общественного строя и т. д.» [52 - Там же. С. 43.].
   Самой теоретически разработанной современной версией русской идеи О. Д. Волкогонова считает евразийскую модель будущего развития России. Евразийство за долгое время своего существования создало свою оригинальную геополитическую концепцию, которая заставила по-новому посмотреть не только на прошлое России, но и на ее будущее. «Опираясь на многочисленные «формулировки» и «тезисы» разных годов, их можно представить следующим образом:
   1. Россия – это особый мир, который правильнее было бы назвать Евразией. Евразия не просто указание на географическое местоположение России, это название некоей этнический, культурной, исторической общности, принципиально отличной как от Европы, так и от Азии. Она возникла в результате столкновения двух колонизационных волн, идущих с Востока и Запада. Ее исторические границы были определены географической спецификой – ограниченность с севера тундрой, с юга – горной грядой, отрезанность от океанического пространства и т. п. «Евразия предстает перед нами, как возглавляемый Россией особый культурный мир, внутренне и крепко единый в бесконечно и часто… противоречивом многообразии своих проявлений. Евразия-Россия – развивающаяся своеобразная культуро-личность» [53 - Там же. С. 46.].
   2. Признавая отличие Евразии от европейской и азиатской культурных традиций, евразийцы резко отрицательно относились к попыткам «повернуть» Россию лицом к западной цивилизации и культуре. Более того, евразийцы критически оценивали саму европейскую культуру, отказывая ей в ее претензиях на универсальность и абсолютность.
   Европейская культура рассматривалась ими как культура по сути романо-германская, т. е. этнически и исторически ограниченная.
   3. Задачей евразийства являлось внедрение в сознание интеллигенции мысли о решительном отказе от европоцентризма и необходимости новой попытки национального самопознания. В результате такой попытки, согласно утверждениям евразийцев, очевидным станет наличие в российском характере и культуре туранских (тюркских) элементов. По их мнению, мощная азиатская составляющая российской самобытности, игнорировавшаяся на протяжении долгого времени, побуждала обратиться именно к восточным корням России-Евразии (недаром первый программный сборник статей был назван евразийцами «Исход к Востоку»).
   Эстафету последних евразийцев-эмигрантов – П. Савицкого и Г. Вернадского – подхватил Л. Н. Гумилев, не только модернизировавший теорию евразийства, но и внесший в нее новые важный элементы – понятие этноса и учение о пассионарности» [54 - Там же. С. 46–47.]. Понятие «этноса» в какой-то мере разрешало проблемы соотношения и развития наций, а формирование этноса связывалось с деятельностью пассионариев. «В потенции евразийская идея содержит две важнейшие составляющие «великого цивилизационного текста».
   С одной стороны, в силу достаточной этнической отстраненности она… способна выполнить интегративную функцию объединения различных этносов и регионов…; с другой – она может нести мотивирующую («мессианскую») функцию, так как вместо мало приемлемой роли ученичества и послушничества у чужой (западной) цивилизации она предлагает… более воодушевляемую перспективу создания своей неповторимой цивилизации…» – цитирует автор статьи А. С. Панарина [55 - Там же. С. 47–48.].
   При анализе современных версий русской идеи О. Д. Волкогонова делает вывод о том, что в настоящее время русская идея объединяет противоположные направления общественной мысли, например, «коммунизм и антикоммунизм, и точкой их соприкосновения становится национализм» [56 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 48–49.]. «Сегодняшняя наиболее вероятная российская альтернатива представляется так: либо либерализм в самом широком смысле этого слова, либо националистически окрашенный авторитаризм… К сожалению, российская интеллектуальная история демонстрирует эволюцию русской идеи в сторону национализма (который был вовсе чужд «старшим» славянофилам, но зато чрезвычайно характерен их более поздним последователям) и авторитаризма (если понимать под авторитаризмом такой тип государства, который характеризуется выдвижением некоторой универсальной идеологической цели и стремлением достичь этой цели любой ценой, в том числе и за счет своих граждан), что вызывает определенные опасения. В теоретическом же плане можно сказать, что к середине XX столетия простор, который давали мысли границы русской национальной идеи, был в основном исчерпан, несмотря на многочисленные попытки ее реанимации в современной кризисной ситуации.
   Наше столетие постепенно изменяет облик русской идеи, и национальное начинает пониматься лишь как необходимый элемент всемирного, универсального. Дальнейшее движение возможно или как преодоление «русской идеи», т. е. перевод ее в чисто этнокультурологические термины, «в наследство», историю, которую нужно помнить и знать, или как движение назад к национальной мифологии, как принципиальный отказ от рациональных подходов к проблеме исторического пути России.
   Характерный для российской культуры диалог западников и славянофилов приобрел сегодня новое звучание… Современная эпоха, которую многие исследователи толкуют как «постисторию», обладает общим для большинства стран типом динамики, связанным с превращением мира в единую взаимосвязанную систему, хотя и существующую в локальных формах. Поэтому по мере выхода из традиционного общества противопоставление западничества и славянофильства постепенно теряет свой объективный смысл. Несмотря на то, что оба эти течения обрели сегодня в России «второе дыхание», можно констатировать, что появились и предпосылки для преодолении поляризации общественной мысли на основе рационального дискурса» [57 - Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2. С. 50.]. «Такова по сути позиция «умного» российского западничества сегодня, которая содержит в себе внутренний компромисс со славянофильством, а вернее, преодоление столь привычной антиномичности общественной мысли России, противостояния западничества и славянофильства. Видимо, такая компромиссная позиция является единственным рационально обоснованным подходом к проблеме будущего страны» [58 - Там же. С. 51.].

Глава 2
Судьба И. А. Ильина на фоне русской истории

   А. Гулыга в своей книге «Русская идея и её творцы» писал: «… смею утверждать: в XX столетии в России не было более трезвого и глубокого политического мыслителя, чем Иван Александрович Ильин» [59 - Гулыга А. В. Русская идея и ее творцы. – М.: «Эксмо», 2003. С. 363.].
   Действительно, Ильин – мыслитель самых разносторонних дарований. Будучи по образованию специалистом в области философии права, он в своем творческом наследии являет себя как философ, правовед, государствовед, литературовед, историк, искусствовед, а также – публицист, оратор, лектор, педагог и редактор. Как писал о нём Н. Рыбинский, «духовным мечом (пером и словом) И. А. Ильин не только владел в совершенстве, но, как настоящий, большой мастер своего дела, с исключительной тщательностью отделывал свои произведения» [60 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 373.].
   За свою жизнь Ильин написал множество книг и статей, но многие из них лишь недавно переведены на русский язык с немецкого, а многие еще ждут перевода.
   Среди многообразия основных тем в творчестве Ильина ведущее место занимали история философии, философия права, нравственная и религиозная философия, эстетика и литературоведение, публицистика. «Многогранность этих знаний была изумительна, почему и сближала его с универсально-образованными мыслителями прошлых времен. Религия, философия, история, литература, музыка, социология – всюду Иван Александрович чувствовал себя дома» – так писала газета «Вера и верность» в статье, посвящённой памяти философа.
   Образ Ильина как мыслителя будет более полон, если свести воедино его основные качества – он был православным философом, писателем, публицистом, монархистом по политическим убеждениям, идеологом белого движения и патриотом.
   Тема судьбы России, русского народа, его истории и его будущего, русская культура и православная вера пронизывает все творчество Ильина. В 1950 году в одном из писем он говорит: «все, что я уже написал и еще пишу, и еще напишу, – все посвящено возрождению России, ее обновлению и ее расцвету» [61 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Письма. Мемуары (1939–1954). М.: «Русская книга», 1999. С. 127.].
   Раскрывая особенности личности И. А. Ильина, А. Билимович писал: «И. А. был выдающимся и блестящим стилистом, как на русском, так и на немецком языке, но строго относился к каждому публикуемому слову и никогда не позволял себе печатать то, что, по его мнению, еще не созрело для печати.
   Он был прекрасным оратором, но заранее готовил свои речи, обдумывая каждую фразу, и никогда не позволял себе легкомысленных импровизаций.
   Он был глубоко религиозен, но не выносил ханжества; был верен русской церкви, ушедшей, как и он, в изгнание, и отрицательно относился к парижскому евлогианству и другим церковным отпадениям.
   Он был горячим русским патриотом, но знал духовные основы и пределы патриотизма и национализма.
   Он был идейным сторонником монархии, но понимал обязательные и для монарха и для монархистов «основы монархической власти, отсутствие которых погубит всякую монархию».
   Но вместе с тем он был подлинным демократом в истинном, а не лживом смысле этого слова, уже потому, что он ясно сознавал те «необходимые аксиомы демократии», без соблюдения которых она не может нормально функционировать» [62 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. – М.: «Русская книга», 1993. С. 387–388.].
   А В. Сперанский в статье «Памяти русского философа» даёт ему такую характеристику: «И. А. Ильин от юных лет до старости обладал душевным темпераментом, пламенным и боевым, поэтому все его литературное наследие написано словно не чернилами, а кровью сердца… огни этой напряженной умственной жизни озаряли… самое важное и самое ценное в его философских дерзаниях… решительно всё было искренним, бескорыстным и глубокодраматичным в его неустанных идейных исканиях» [63 - Там же. С. 374.].

Российский этап жизни И. А. Ильина

   В биографических очерках указывается, что Иван Александрович Ильин родился в Москве 28 марта (по ст. ст.) 1883 года в дворянской семье присяжного поверенного округа Московской судебной палаты, губернского секретаря Александра Ивановича Ильина и Екатерины Юльевны Ильиной (урожденной Швейкерт). Отец Ильина – коренной москвич; дед, полковник Иван Иванович Ильин, служил начальником Кремлевского дворца. По матери Иван Александрович – немецкой крови; его дед – Юлиус Швейкерт – был коллежским советником, что соответствовало чину полковника. Интересно, что впоследствии Юлиус Швейкерт – один из псевдонимов И. А. Ильина, которым он подписывал некоторые работы на немецком языке.
   О ранних годах Ильина и его семье мало что известно. Известно, что семья жила в Москве, учился Иван Ильин сначала в 5-й, затем в 1-й московской гимназиях. В воспоминаниях его одноклассника Марка Вишняка, Ильин предстаёт как «светлый блондин, почти рыжий, сухопарый и длинноногий; он отлично учился, <…> но кроме громкого голоса и широкой непринужденной жестикуляции, он в то время как будто ничем не был замечателен. Даже товарищи его не предполагали, что его специальностью может стать и стала – философия» [64 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т., Ильин И. А. Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 6.].
   По окончании гимназии 31 мая 1901 года Ильин получил аттестат и золотую медаль; отмечались его отличное поведение и прилежание, одинаковая любознательность ко всем предметам, несомненные успехи в науках, в особенности в математике. А уже 15 июля 1901 года Ильин пишет прошение ректору императорского Московского университета о зачислении его на юридический факультет. «Поступая в университет, я мечтал о филологическом факультете. Отец мой настаивал на поступлении в инженерное училище, к коему я питал отвращение… Летом отец, заметив мое противление и депрессивное состояние, согласился отказаться от своего требования, но с условием, чтобы я поступил студентом не на филологический факультет, а на юридический. Я пошел на это скрепя сердце, но с первого же семестра заскучал…
   Заинтриговывал только Новгородцев, читавший энциклопедию права как своего рода малопонятное введение в философию идеализма…
   Весной на экзамене по истории философии права я вынул у Новгородцева билет о Платоне. Помню, как он молча, не перебивая меня, прислушался к моему ответу с несколько изумленными глазами и довольным выражением лица. Отметка была 5+. Я тут же попросил у него личной беседы на дому, чтобы переговорить о моих занятиях. Он назначил свой обычный приемный час, в ближайшее воскресение от 10–12 утра» [65 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 109–110.].
   Став студентом, Ильин вошёл в научную школу П. И. Новгородцева. М. Вишняк вспоминал: «…он (И. А. Ильин) сильно вырос: ушел с головой в философию и, видимо, многому научился – стал обнаруживать недюжинную эрудицию и серьезность» [66 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин. Историко-биографический очерк.// Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 7.]. Сам Ильин о Новгородцеве и о том времени писал так:«…он (Новгородцев П. И.)говорил о целях жизни и, прежде всего, о праве ученого исследовать и обосновывать эти цели. Вокруг него, его трудов, докладов и лекций шла полемика, идейная борьба, проникавшая даже в газеты; с ним соглашались, ему возражали; раздраженно выступали «материалисты», энергично смыкали свои ряды «философы». Слагалось идейное бродило, закладывались основы духовного понимания жизни, общественности и политики. Его семинарий был многолюдный, оживленный, со страстными встречами марксистов, народников, идеалистов и с атмосферой общего доверия к истинному, уравновешенному, внутренне горящему и внешне сдержанному руководителю» [67 - Там же.].
   Вероятно, именно в университете сложились те черты характера, которые впоследствии отмечали все, кто как-то соприкасался с Иваном Александровичем: чёткость логического мышления, убеждённость в нравственных ценностях, максимализм в убеждениях, горячность, выдающиеся ораторские способности. По свидетельству другого соученика, «Ильин любил кипучую духовно-культурную жизнь первопрестольной столицы и сам всегда деятельно участвовал в ней, но по своим вкусам и навыкам был более европейцем, чем типичным московским обывателем. Даровитый вдумчивый юноша не примкнул ни к беспартийно-жизнерадостной студенческой богеме, ни к школьным ячейкам будущих революционеров. Благо наслаждения умственного, достигаемого порой путем тоскливых тревог и мучительных колебаний, всегда представлялось ему самым привлекательным и самым надежным из всех житейских благ. Некоторую даже «одержимость» идеей он всегда считал счастливым состоянием верующего энтузиаста» [68 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 375.]. Однако окружавшая его жизнь оказывалась сильнее личных устремлений. Студенты все более втягивались в политическую борьбу, принимали активное участие в революционных акциях. Оставаться в стороне, по-видимому, было невозможно. Двоюродная сестра будущей жены Ильина, Е. Герцык, упоминает об увлечении его в молодые годы революционными идеями, а Н. Н. Алексеев прямо писал: «Ильин в молодости своей увлекался анархизмом и был крайним революционером» [69 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин. Историко-биографический очерк.// Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 8.]. В документах той поры находят и другие упоминания об Ильине. Возможно, «революционность» его в эти годы заключалась в участии в студенческом движении. В дневнике тех лет находим записи о собрании студентов: «…Говорил так себе, председательствовал хорошо. Завтра, кажется, опять говорю. Но говорить перед простой, средней публикой не стоит. Я больше и не буду. Завтра партийный «митинька…»» [70 - Цит. по ст.: Томсинов В. А. Иван Александрович Ильин. Биографический очерк // Ильин И. А. Теория права и государства. http://img0.liveinternet.ru/images/attach/b/2/3596/3596871_Ilin_I.doc].
   По окончании университета в мае 1906 года, Ильин был удостоен диплома первой степени, что давало ему возможность оставаться при университете и готовиться к профессорскому званию. В ходатайстве к Московскому Юридическому факультету об оказании г. Ильину необходимой поддержки в его научных занятиях профессор П. И. Новгородцев писал: «Чрезвычайно живой и увлекающийся, он вместе с тем отличается редкой настойчивостью в труде и величайшей преданностью науке. Сочинения, написанные г. Ильиным, показывают, что он удачно соединяет известный обобщающий дар со способностью прилежного и тщательного анализа» [71 - Там же.]. И ещё: «…он проявляет совершенно выходящую из ряда трудоспособность, соединенную с величайшей преданностью избранной им специальности» [72 - Там же.].
   В этом же году Ильин женился на Наталии Николаевне Вокач. Она также занималась философией, искусством, историей и была духовно близка Ивану Александровичу.
   В 1909 году Ильин был утверждён в звании приват-доцента по кафедре государственного права и истории философии права Московского университета. И снова характеристика П. И. Новгородцева: «Он обнаружил совершенно необычную для своих лет эрудицию и обратил на себя внимание факультета как своими познаниями, так и присущим ему даром изложения. Подготовка г. Ильина оказалась одинаково серьезной как в юридических дисциплинах, по которым ему пришлось подвергаться испытанию, так и в области философии права. Все данные заставляют считать, что из него выработается не только дельный преподаватель, но и даровитый ученый, который сделает честь воспитавшему его Университету» [73 - Там же.].
   С этого времени начинается преподавательская деятельность И. А. Ильина: он читает лекции на Высших женских юридических курсах, в Московском коммерческом институте, становится приват-доцентом Московского университета по кафедре энциклопедии права и истории философии права, а также участвует в деятельности Московского психологического общества.
   В 1910 году была опубликована первая научная работа Ивана Александровича «Понятия права и силы». Как указывает И. Евлампиев, уже в этой работе виден индивидуальный подход к теме и намечена сфера интересов, к которой Ильин будет обращаться и в дальнейшем. Он «выходит за рамки чисто юридических определений и подводит к достаточно глобальной проблеме. Право в понимании Ильина оказывается внешним выражением глубинных духовных отношений между людьми, оно есть феномен, связанный с некоей сверхэмпирической сферой, лишь опосредованно и частично проявляющейся в реальности эмпирического мира, в отношениях сосуществующих правовых субъектов. Право для Ильина выступает той сферой, где наглядно прослеживается главное противоречие человеческого существования: противоречие между бесконечной и невыразимой индивидуальностью личности и духовной общностью людей. Как мы помним, именно эти два полюса человеческого бытия-личная индивидуальность и связь личностей в общении-составляют основу не только философско-теоретического, но и жизненно-практического мировоззрения Ильина» [74 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 19–20.].
   В конце 1910 года Ильины уезжают в командировку за границу. За три года они побывали в Германии, Италии, Франции: путешествуя, учась, работая. Ильин посещает лучшие европейские университеты: Гейдельберга, Фрейбурга, Берлина, Геттингена, Парижа, участвует в семинарах, общается с профессорами – Г. Риккертом, Г. Зиммелем, особенно много с философом Э. Гуссерлем, которые оказали существенное влияние на формирование собственных философских воззрений Ивана Александровича. Итогом поездки стали работы «Идея личности в учении Штирнера: опыт по истории индивидуализма», большая работа о Фихте, рецензия «Шлейермахер и его «Речи о религии», «О возрождении гегелианства», эссе «О любезности» и «О пошлости» и, конечно, главное – работа над диссертацией на тему «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека».
   А тем временем вести из России приходят не радостные: беспокоит Ивана Александровича и обстановка в университете, и неопределенность своего собственного положения в материальном плане. Тем не менее, Ильины возвращаются в Москву, а в феврале 1914 года – уже закончена диссертация.
   Начавшаяся война с Германией вызвала патриотический подъём, и Ильин реагировал «не стандартно», по-своему: в письмах к Л. Я. Гуревич пишет о необходимости ряда статей о войне – экономических, исторических, стратегических, политических и т. д., о том, что «…армия должна стать вещественным выражением духовного, творческого подъема в стране. Дух должен вести армию к победе, а страну к обновлению. Иначе не стоит жить» [75 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. – М.: «Русская книга», 1996. С. 14.]. Писал он и о недопустимости распространения в русском обществе пораженческих настроений. Повседневная жизнь Ильина в военные годы заполнена, главным образом, лекциями в различных учебных заведениях и работой над книгой о Гегеле. Говоря о московской обстановке тех лет он пишет, что «…царит большая бодрость, творческая и организационная…». Люди «хотят учиться и совсем не только «слушать о войне»» [76 - Там же.], поэтому посещаемость лекций и курсов огромна.
   В этот период появляются две работы Ильина – «Основное нравственное противоречие войны» и «Духовный смысл войны», в которых заложены идеи, которые впоследствии будут развиты в его работах о войне, государственном устройстве России, добровольчестве. В эти годы завязывается и дружба с Н. К. Метнером, музыку которого Иван Александрович очень любил, о котором позднее написал специальное исследование и которому посвятил работу «Духовный смысл войны».
   Тем временем, наступил февраль 1917 года. Поначалу, И. А. Ильин, как и большинство русских интеллигентов, приветствовал февральскую революцию, усматривая в ней благо для России – освобождение русского народа и спасение русского государства от разложения. Как учёный-юрист, Ильин «глубоко анализирует положение, все свои знания применяет для достойного выхода из сложившейся ситуации: из кабинетного ученого он превращается в активного политика, борца и идеолога правого дела» [77 - Там же. С. 17.]. Издаются брошюры, названия которых сами говорят за себя: «Партийная программа и максимализм», «О сроке созыва Учредительного собрания», «Демагогия и провокация», «Почему «не надо продолжать войну?». В работе «Порядок или беспорядок?» Ильин пишет: «Всякий порядок жизни имеет известные недостатки, и, по общему правилу, устранение этих недостатков достигается посредством отмены неудовлетворительных правовых норм и установления других, лучших. Каждый правовой строй должен непременно открывать людям эту возможность: совершенствовать законы по-закону, т. е. улучшать правовой порядок, не нарушая правового порядка. Правовой строй, который закрывает эту возможность для всех или для широких кругов народа, лишая их доступа к законодательству, готовит себе неизбежную революцию» [78 - Там же.]. Уже через несколько месяцев проявилось разочарование: «Словно бесом, злобным и жадным, слепым и глухим, одержима наша Россия, и пути, по которым бредут народные массы, поощряемые демагогами, суть пути насилия и позора» [79 - Ильин И. А. «Куда идёт революционная демократия?» // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 9–10. М.: «Русская книга», 1999. С. 175.]. Ещё через несколько дней: «Что осталось сейчас от власти? Семь месяцев она совершенствовала линию своего поведения и, наконец, излилась в своего рода словоблудие. Что осталось от революции? Революция превратилась в своекорыстное расхищение государства» [80 - Там же. С. 182.].
   Октябрьский переворот и приход к власти большевиков Ильин оценил не только как поворотный пункт в судьбе России, но и в своей собственной судьбе. Хорошо понимая, какими страшными будут последствия для судьбы страны, он, тем не менее, писал в газете «Русские ведомости» в ноябре 1917 года в статье «Ушедшим победителям»: «Россия должна быть свободна от ига и будет свободна от него; от всякого ига; ибо русские предатели не лучше иноземцев и толпа не лучше тирана. Вы поняли это, и вы были правы. Вы, не колеблясь, поставили чувство собственного достоинства выше жизни; родину – выше класса; право – выше силы; свободу – выше смерти. Вы сумели узнать врага народа, укрывшегося за личиною демократа, и врага России, принявшего облик революционера. Вами двигало чувство национальной чести и верное государственное понимание. Вас вдохновляла любовь к родине. Знайте же: вы были глашатаями нового русского правосознания, и Россия пойдет за вашим зовом. В вашем лице русский народ воистину сложил с себя рабское звание и утвердил свою гражданскую свободу. На этих основах, и только на них, возродится истинная мощь нашей чудесной и несчастной родины, создастся ее духовный расцвет…
   …Победил не тот, кто временно осилил в борьбе, ибо грубая сила, одолевая, творит сама свое поражение, и рок увлечет ее в пропасть. Победил тот, кто своим деянием явил силу духа и воли; кто показал, что умеет любить нечто больше жизни и больше себя;…кто своим деянием проявил и пробудил в душах непоколебимую волю к грядущей победе…» [81 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 9–10. М.: «Русская книга», 1999. С. 194–195.].
   Свою позицию Ильин обозначил чётко: «Когда на родину идет стихийная беда в виде телесной или духовной заразы, то нельзя оставлять свою страну и спасать себя или даже живой «кусок» родины в своем лице. Было когда-то, до революции, общее здоровье и им мы пользовались на месте, совместно и сообща; пришла общая беда, и ее мы должны принять на месте, совместно с нашим народом и сообща с ним. Или мы – кочевники, меняющие зараженное и обглоданное пастбище на другое, нетронутое? Или мы – зайцы, робко бегущие прочь, как только злой охотник спустит на нас злых собак? Или наша Россия есть дикое поле, на котором селится и властвует первая вторгшаяся шайка разбойников, не встречая ни протеста, ни противодействия?.. Пусть наши белые, свергающие, – свергают и свергнут; и те из нас, кто душою безоговорочно с ними, сумеют найти формы тайного содействия им. Но нужны еще отстаивающие и охраняющие внутри, ведущие цепкую, стойкую, черную работу, направленную на то, чтобы не выдать злодеям нашу Россию и сберечь от них все, что возможно» [82 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906–1954). М.: «Русская книга», 2001. С. 330.].
   Как писал А. фон Лампе, «оставаясь в Москве, Иван Александрович Ильин тотчас же установил связь с генералом Алексеевым… через всю Россию примкнул профессор Ильин, беззаветно отдавшийся делу Белых» [83 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 367–368.].
   Естественно, открыто демонстрируя свою позицию, Ильин ставил себя под удар. Реакция последовала довольно быстро – за 1918 год Иван Александрович был трижды арестован, дважды привлекался к суду. В профессорской среде – волнения и негодования: новые власти хотят признания и сотрудничества, идут на прямой подкуп. «Голод в наших семьях, но зажмем наше сердце, стиснем зубы и будем терпеть: русская Академия не примет позора!» – так говорили в те времена [84 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. – М.: «Русская книга», 1996. С. 19.]. И тем не менее, в такой обстановке состоялась защита диссертации! Ильину были присуждены сразу две степени – магистра и доктора государственных наук.
   Несмотря на «реформы» в академической науке, угрозы и реальные попытки подчинить новой власти университет и его сотрудников, Ильин и теперь не думает об эмиграции. Позже он писал: «Мы считали, что каждый, кто не идет к белым и кому не грозит прямая казнь, должен оставаться на месте. Иронически относились мы к тем, кто уезжал «от усталости», «не могу больше», «хочу вырваться из ада»… И теперь, восемь лет спустя, я даю тот же самый ответ на вопрос: «следовало оставаться или уходить?» И ответ мой таков: следовало и уходить, но для борьбы; следовало и оставаться, но тоже для борьбы» что под напором большевиков, из года в год, обороняемое достояние России отчасти суживалось в объеме, отчасти углублялось в содержании. И ныне остались: храмы, библиотеки, музеи, памятники старины, живой состав русского народа, железные дороги, леса и недра. И, главное, духовно: русская душа, русская вера, русский характер, русский уклад. И в материальном и духовном есть невосстановимое. Огради его, Господи!» [85 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 20.].
   Жизнь в России продолжалась, и очень насыщенная: работа в университете, Московском коммерческом институте, музыкально-педагогическом, философско-исследовательском. Кроме того, он становится председателем Психологического общества – выступает там с докладами, а также занимается переводами.
   Ильин не скрывает своих взглядов и настроений, поэтому его арестовывают снова и снова. Вот как описывает он почти анекдотический случай, рассказ о котором ходил по Москве в то время. Он отражает и жизнь Ильина и его положение в научном мире: «Когда после моего пятого ареста в Москве (1920<г.> по делу «Тактического центра») я вышел на свободу, просидев на Лубянке всего две ночи и день, я зашел к Гольдовским… мне рассказали следующее. Радек был у Ленина, когда Ленину сообщили, что среди вновь арестованных значится проф. И. А. Ильин. Радек передавал, что, узнав об этом, Ленин рассердился, немедленно позвонил в Чеку и сказал Агранову, ведшему это дело: «Вы опять арестовали профессора Ильина? Это общественный скандал! Немедленно допросите его, освободите и оставьте его впредь совсем в покое!». В ту же ночь я был допрошен и наутро выпущен. Я изумился и спросил: «Что я ему? Чего это он?». Отвечали, что он читал мой труд о Гегеле и высоко ценит его. Я ответил, иронизируя: «Ну, если он одобряет моего Гегеля, то мне придется его целиком пересмотреть, нет ли у меня там каких-нибудь пошлостей и гнусностей!..».
   Потом «ручные» коммунисты (а такие были!) говаривали мне, что у меня есть хорошая отметка: в Гепеу меня считают «гегельянцем». Я обычно отвечал, что это недоразумение: я никогда не был гегельянцем – и что Маркс ничего общего с Гегелем не имеет; если он «произошел» от Гегеля, то разве наподобие того, как Смердяков от Федора Карамазова. Мне отвечали: «Молчите и не возражайте! Когда мы исчезнем, тогда вы и заявите, что вы не гегельянец; а до тех <пор> – это ваша заручка».
   Позднее, в эмиграции, мой друг Андрей Иванович Бунге говорил мне, что в советском журнале «Огонек» он видел воспоминания о Ленине, составленные его учениками. Там рассказывалось, что Ленин говаривал своим ученикам: «Напишите о Марксе так, как Ильин написал о Гегеле! Почему вы не пишете так? А потому, что не можете!..».
   Этих воспоминаний я никогда не видал и передаю со слов Бунге. Однако это подтвердило мне, что Радек, по-видимому, не врал» [86 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 108–109.].
   Осенью 1921 г. все преподаватели философских дисциплин, не являвшиеся членами коммунистической партии, были уволены с факультета общественных наук Московского университета и зачислены в штат созданного при университете Философского института. Среди них был и профессор И. А. Ильин. О последних занятиях он впоследствии вспоминал: «Осенний и весенний семестры 1921–1922 были моими последними семестрами в Московском Университете. Я объявил два «семинария» в Философском Институте: 1. «Философия Гегеля» и 2. «О методе философии». Семинарии были предназначены для студентов и студенток, кончающих филологический факультет по философскому отделению. Их было около 60 человек: Я знал, что им тут все будет странно, ново, опрокидывающее. Это были сплошь молодые, но уже закоренелые рассудочники-диалектики, воображавшие, что для философии достаточно кое-что прочесть и бойко о прочтенном рассуждать. Опыт духа, чувства, сердца – они просмотрели. Вложение в философский опыт всего человека казалось им неслыханной претензией; об ответственности этого делания им, по-видимому, никто не говорил; о нравственном и религиозном смысле философствования они сначала не хотели и думать. Постепенно, однако, атмосфера устанавливалась… Ко второму семестру атмосфера была превосходная. Аудитория загорелась, и занятия давали мне большое удовлетворение» [87 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Письма. Мемуары (1939–1954). М.: «Русская книга», 1999. С 377.]. «Профессор Ильин был не просто преподавателем, он был преподавателем-проповедником. Он передавал своим слушателям не только знания, но и свое мировоззрение. Он прививал им свои взгляды на общественную жизнь, свою увлеченность духовной стороной общественного бытия. Семинаристы его последних московских «семинариев» создали осенью 1922 г. секцию по философии религии и на ее заседаниях продолжали изучать и обсуждать те проблемы, которые ставил перед ними на своих занятиях профессор Ильин. Все это происходило в то время, когда большевистская власть организовывала жестокие гонения на церковь и массовые расправы с религиозными служителями» – так пишет о профессоре Ильине в историко-биографическом очерке В. А. Томсинов [88 - Томсинов В. А. Иван Александрович Ильин. Биографический очерк. // Ильин И. А. Теория права и государства. http://img0.liveinternet.ru/images/attach/b/2/3596/3596871_Ilin_I.doc].
   4 сентября 1922 года Иван Александрович был арестован большевиками в шестой раз, допрошен и немедленно судим в числе представителей «активной антисоветской интеллигенции» Москвы, подлежавших высылке «за границу или в определённые пункты Р. С. Ф. С. Р.» [89 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906–1954). М.: «Русская книга», 2001. С. 484.]. Сохранившиеся и теперь опубликованные протоколы допроса Ивана Александровича в полной мере показывают его мужество и достоинство, полное совпадение его философии и его жизни. Вот несколько ответов на допросе: «…считаю Советскую власть исторически неизбежным оформлением великого общественно-духовного недуга, назревавшего в России в течение нескольких сот лет.
   …Задача интеллигенции воспитать в себе новое мировоззрение и правосознание и научить ему других; задача старой русской общественности – понять свою несостоятельность и начать быть по-новому.
   …Политическая партия строит государство только тогда и только постольку, поскольку она искренно служит сверхклассовой солидарности; я глубоко убежден в том, что РКП, пренебрегая этим началом, вредит себе, своему делу, своей власти и России.
   …Считаю так наз<ываемую> «забастовку профессуры» мерою борьбы, не вытекающею из начал здорового правосознания, но подсказанною и навязанною революционною тактикою рабочего класса. Высшая школа прошла при Советской власти через целый ряд реформ; боюсь, что в результате этих сломов от высшей школы останется одно название. На высшее учебное заведение Сов<етская> власть смотрела все время не как на научную лабораторию, а как на политического врага» [90 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906–1954). М.: «Русская книга», 2001. С. 432–434.].
   Понятно, что после таких ответов ему было предъявлено «обвинение в том, что он с момента октябрьского переворота до настоящего времени не только не примирился с существующей в России – рабоче-крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 57-й Уголовного Кодекса РСФСР» [91 - Там же. С. 435.]. 26 сентября, на пароходе «Обер-бургомистр Хакен», вместе с другими учеными, философами и литераторами Ильин был выслан в Германию. Позднее, в работе «Родина и мы» он писал: «Пять лет прожил я в Москве при большевиках: я видел их работу, я изучал их приемы и систему, я участвовал в борьбе с ними и многое испытал на себе. Свидетельствую: это растлители души и духа, безбожники, бесстыдники, жадные, лживые и жестокие властолюбцы. Колеблющийся и двоящийся в отношении к ним – сам заражен их болезнью; договаривающийся с ними – договаривается с диаволом: он будет предан, оболган и погублен. Да избавит Господь от них нашу родину! Да оградит Он от этого позора и от этой муки остальное человечество!..
   Белая Армия была права, подняв на них свой меч и двинув против них свое знамя, – права перед лицом Божиим» [92 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 453.].
   Отношения между сторонами были предельно ясны.

Период эмиграции

   С октября 1922 года начинается новый, берлинский период жизни И. А. Ильина. К этому времени здесь уже обосновалась целая группа эмигрантов из России. С февраля 1923 года он начинает работу в Русском Научном институте, в организационный комитет которого входили также Ю. И. Айхенвальд, Н. А. Бердяев, А. Ю. Каминка, Л. П. Карсавин, А. А. Кизеветтер, Н. О. Лосский, С. Л. Франк – известные представители российской интеллигенции, оказавшиеся в эмиграции. Открытие Русского Научного института было ознаменовано публичной речью И. А. Ильина на тему «Проблема современного правосознания». Впоследствии это выступление вошло в книгу «О сущности правосознания». Ильин читает в РНИ ряд курсов– энциклопедия права, история этических учений, введение в философию, введение в эстетику, учение о правосознании и др. – на двух языках – русском и немецком.
   Ильин вступает в переписку с бароном Врангелем, свои мысли о Белом движении он излагает в статьях «Белая идея» и «Родина и мы». В записях 1923 года есть описание беседы с И. А. Кистяковским, где Ильин говорит о том, как он смотрит на будущее: «надо продолжать борьбу до конца и что меня больше всего интересует не тактика и не программа, а идея новой России. В этой связи я формулировал вкратце мою идею о новом русском правосознании и о воспитании в русском народе на древних, здоровых, национальных основах духовного характера» [93 - Там же. С. 90.].
   Первые десять лет пребывания И. А. Ильина в эмиграции были, пожалуй, самым интенсивным периодом в его жизни. Помимо преподавания в Русском научном институте, Иван Александрович регулярно выступал с публичными лекциями в различных городах Германии, Австрии, Бельгии, Франции, Швейцарии, Чехии, Латвии.
   За годы 1926–1938 он прочитал около 200 лекций об основах правосознания, о возрождении России, о религии и церкви, о советском режиме, о русских писателях, о русской культуре на русском, немецком и французском языках. Сохранились воспоминания о выступлениях Ивана Александровича. «В уменье примениться к аудитории, как в личных беседах, так и во время публичных лекций, сказывался большой педагогический опыт. Иван Александрович был всегда понятен и увлекателен. Последнему способствовал недюжинный ораторский талант. При этом ученый, во избежание «словоблудия», лекционные тексты всегда писал и их читал. Но делал это так, что создавал впечатление живой речи. Он все время был глазами и сердцем в контакте со слушателями и держал их под своим обаянием», – написала газета «Вера и верность» в феврале 1955 года [94 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 399.].
   В Берлине написано большое количество работ: «Религиозный смысл философии», «О сопротивлении злу силою», «Путь духовного обновления», «Основы художества. О совершенном в искусстве» и не менее значимые по содержанию брошюры: «Яд большевизма», «О России. Три речи», «Кризис безбожия», «Основы христианской культуры», «Пророческое призвание Пушкина», «Творческая идея нашего будущего. Об основах духовного характера», «Основы борьбы за национальную Россию» и др. Особенно жаркие споры вызвала работа «О сопротивлении злу силою». Два враждебно настроенных читательских лагеря вели длительную ожесточённую полемику, вскрывавшую различные мировоззрения. Исследователи творчества И. А. Ильина объясняют этот факт оригинальностью фигуры философа. Как писала та же «Вера и верность», «И. А. Ильин многих подавлял своей личностью, своим умом и своими знаниями. Притом это свое Богом данное и личным огромным трудом приобретенное превосходство он не был склонен скрывать, особенно когда имел дело с претенциозными пошляками, псевдо-прогрессистами и туполобыми «зубрами»… Иван Александрович был наиболее ярко выраженным бескомпромиссным научно-общественным деятелем Зарубежья. Он в этом отношении был действительным и прекрасным примером. Можно было с ним не соглашаться в том или ином вопросе. Нельзя было не испытывать огромное чувство удовлетворения и уважения, видя, как Иван Александрович, раз установив диагноз того или иного явления или подлинную сущность того или иного деятеля, делал из сего бескомпромиссно соответствующий вывод, часто в ущерб личным интересам и отношениям» [95 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2 Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 400–401.].
   Его идеи по поводу многих сторон жизни (например, государственного устройства, аграрной политики в общественной жизни; отношение к теме зла и греха в области духовно-нравственной) вызывали недоумение и отторжение у «правых» и «левых», в советских и эмигрантских кругах.
   Проживая в Берлине, Иван Александрович по-прежнему активно работает. Он публикуется в газете «Возрождение», в «Дне русского ребенка», «Русском инвалиде», «Православной Руси», «России», «Новом времени», «Новом пути» и во многих других эмигрантских изданиях. После ухода из редакции «Возрождения», Ильин издает журнал «Русский Колокол» (с 1927 по 1930 год вышло 9 его номеров) с характерным подзаголовком «Журнал волевой идеи». Работа над журналом отнимала вес силы, не оставляла времени для творчества и личной жизни. Но труды не были напрасны – журнал выделялся из эмигрантской периодики высоким качеством содержания. Из переписки тех лет видно, что издание «Русского Колокола» Ильин воспринимал как дело всей своей жизни – как служение России. «Я поставил перед собою задачу – служить России и только России. Не лицам, не кружкам и не партиям. Печатать о том, что всего нужнее России – и сейчас, сию минуту…, и на сто лет вперед (обновленный лик России)» [96 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Дневник. Письма. Документы. (1903–1938) М.: «Русская книга», 1999. С. 264.].
   Из-за недостатка финансирования выпуск журнала пришлось прекратить. Причин было несколько, одна из них – мировой экономический кризис конца 20-х годов, оставивший без работы многих покупателей и читателей журнала и лишивший журнал помощи эмигрантских организаций. Одной из главных причин в остановке работы Ильин считал разобщённость и вражду между группировками в эмигрантской среде. «Здесь не изжиты все недуги старой общественности: это беспочвенное и безыдейное важничанье, это осторожное нерискующее честолюбие, это сочетание выжидающей пассивности с максимальными претензиями, политиканствующая ложь, интрига, клевета; без Бога, без вдохновения и без хребта»… – писал Ильин генералу П. Н. Врангелю [97 - Там же. С. 220.].
   Об «антиномической» оценке суждений даже в среде лучших представителей русской религиозной философии 20-30-х годов писал Н. Полторацкий: «Русская религиозная философия далеко не однородна. В ней существует несколько течений…Все эти течения то переплетаются между собой, то вступают в открытый конфликт. На одни и те же вопросы они дают нередко различные ответы. Более того, они по-разному ставят, т. е. формулируют эти вопросы, что в значительной степени предрешает и различие в ответах. Помимо того, что существуют различные течения, внутри каждого из этих течений тоже встречаются разногласия, а то и вражда их представителей. О. Г. Флоровский отвергает Федотова– его истолкование христианства. И, конечно, Федотов отвергал концепцию о. Г. Флоровского. Бердяев отрицал очень многое в учении Мережковского, которого называл в своих книгах человеком двоящихся мыслей. Мережковский выступал против Бердяева. И. А. Ильин в корне отвергал Бердяева с теми его мотивами, которые он именовал бердяевщиной и даже белибердяевщиной. Но и Бердяев отвергал Ильина с его христианской философией сопротивления злу силой. В этом отношении название статьи Бердяева по поводу соответствующей книги Ильина говорит само за себя: «Кошмар злого добра». Этот перечень разногласий и взаимных отталкиваний можно было бы продолжать довольно долго.
   Из сказанного следует, что хотя идеи представителей русской религиозной философии очень часто далеко не столь непримиримы, как были непримиримы между собой, при жизни, их носители, мы, тем не менее, неизбежно должны будем, знакомясь глубже с русской религиозной философией, произвести выбор не только того или иного течения в этой философии, но также тех или иных мыслителей» [98 - Полторацкий Н. П. Русская религиозная философия // Мосты. Литературно-художественный и общественно-политический альманах. № 4, 1960. Издательство центрального объединения политических эмигрантов из СССР (ЦОПЕ).].
   Некоторая обособленность, стремление уйти в сторону от группировок, личных амбиций и интриг, по-видимому, были свойственны Ивану Александровичу. Он тесно связан с Русским общевоинским союзом (РОВС), за ним прочно закрепилось звание идеолога белого движения. Но Ильин не хотел иметь дело ни с левыми, ни с крайне правыми политическими деятелями русской эмиграции. «Государство и государственная власть суть учреждения не классовые, а всенародные; их задача в созидании общего блага, а не личного, не частного и не классового. Люди могут расходиться в понимании общего блага, но не смеют ставить чью бы то ни было частную корысть выше интереса родины. И если они это делают, то они разрушают государство и родину, безразлично – делают это правые или левые», – писал Ильин в статье «Черносотенство» [99 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906–1954). М.: «Русская книга», 2001. С. 289.]. «Русские правые круги должны понять, что после большевиков самый опасный враг России – это черносотенцы. Это исказители национальных заветов; отравители духовных колодцев; обезьяны русского государственно-патриотического обличия. Не надо договариваться с ними; не следует искать у них заручек; надо крепко и твердо отмежеваться от них, предоставляя их собственной судьбе. Не ими строилась Россия; но именно ими она увечилась и подготовлялась к гибели. И не черносотенцы поведут ее к возрождению. А если они поведут ее, то не к возрождению, а к горшей гибели. У них не мудрость, а узость; не патриотизм, а жадность, не возрождение, а реставрация!» [100 - Там же. С. 293.].
   В 30-е годы Ильин издает книгу «Большевистская великодержавная политика. Планы III интернационала по революционизации мира» на немецком языке; брошюры: «Яд. Дух и дело большевизма», «Коммунизм или частная собственность?», «Против безбожия», «Что говорит мученичество Церкви в Советской России Церквам остального мира?», «Наступление на Восточную Церковь».
   В начале 30-х годов жизнь И. А. Ильина начинает меняться, и, к сожалению, не в лучшую сторону: Русский Научный Институт перестал платить преподавателям, из-за болезней приходится отказываться от лекций. К тому же, с приходом к власти гитлеровской партии многие эмигранты стали подвергаться гонениям. Трения с режимом возникли и у Ивана Александровича. Как писал друг Ильина, А. Квартиров, «И. А. продолжал свою философско-писательскую деятельность, а также писал в разных газетах как явный антикоммунист. Вначале немцы были довольны его работой, но вскоре они заметили, что многое, против чего выступал И. А., также было против и национал-социализма в Германии. Тогда они стали придираться к его писательской деятельности, не разрешая печатать его труды, что очень отразилось на его материальном положении» [101 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 31.]. Неоднозначно отношение Ильина к фашизму, которому он посвятил несколько своих статей «Письма о фашизме», «О русском фашизме», «О власти и смерти», «Национал-социализм», позже «Стратегические ошибки Гитлера». В них «он показывает природу, источник и смысл фашизма как рыцарского начала и отклик человечества на развернувшуюся бездну безбожия, бесчестия и свирепой жадности; как борьбу с интернационализмом, коммунизмом и большевизмом; как естественную реакцию на организованное безволие и организованный беспорядок, когда «люди ищут волевого и государственного выхода из организованного тупика безволия». В России это было белое движение, в других странах оно приняло другие формы. Ильин считал, «что белое движение в целом – гораздо шире фашизма и по существу своему глубже фашизма. Или, если угодно: белое движение есть родовое понятие, а фашизм есть видовое понятие. <…> Белое движение шире фашизма потому, что оно может возникать и исторически возникло по совершенно другим поводам и протекало в иных формах, чем фашизм. Оно глубже фашизма потому, что именно в фашизме не проявляется или недостаточно действует глубочайший, религиозный мотив движения» [102 - Ильин И. А. О русском фашизме // Собрание сочинений: Русский колокол: Журнал волевой идеи. – М.: ПСТГУ, 2008. С. 260.].
   Далее последовали задержания, обыски, допросы, в ходе которых Ильину предлагалось стать осведомителем и сообщать в полицию о настроениях в среде русских эмигрантов или заняться пропагандой антисемитизма. После категорического отказа, преподавательская деятельность Ильина была приостановлена, а вскоре он и вовсе был уволен из РНИ.
   Несмотря на запрет на выезд из страны, Ильиным, с помощью друзей (особенно важной оказалась финансовая поддержка С. В. Рахманинова), удалось перебраться в Швейцарию. В пригороде Цюриха – Цолликоне – Иван Александрович прожил до последних дней жизни.
   От властей Швейцарии последовал запрет на постоянную работу и на занятия политической деятельностью. Ильин сосредотачивается на творческой деятельности и выступает с лекциями на разные темы. После одной из таких лекций он познакомился с Шарлоттой Барейсс, на средства которой были изданы многие его книги на немецком языке. Сохранившееся письмо того времени даёт возможность представить Ивана Александровича тех лет и оценить силу воздействия его выступлений: «Времени у него было немного побольше, чем 1/2 часа, а для материала, который у него имелся на эту тему, нужно было бы 8 часов. Он очень спешил, и это было жаль, но опять и было понятно, что на такую обширную тему нельзя всего сказать в 90 минут. Говорил он очень уверенно и искренно. Удачными жестами сопровождал свои мысли и своим ярким языком сумел всех втянуть в какое-то возбужденное состояние. С виду типичный ученый, очень высок, лысина, бородка клинышком, и когда, по окончании, одел русскую меховую шапку, то для меня в этот момент он представлял всю Россию» [103 - Цит. по ст.: Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. М.: «Русская книга», 1996. С. 32.].
   По мнению большинства исследователей творчества И. А. Ильина, вершиной философско-художественной прозы стали три книги, написанные на немецком языке и связанные единым внутренним замыслом. Это книги «Я всматриваюсь в жизнь. Книга раздумий», «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» и «Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований» (в другом переводе – «О грядущей русской культуре»). Ученик Ильина Р. М. Зиле писал: «Эти три книги представляют собою совершенно своеобразное литературное творчество: это как бы сборники не то философских эскизов, не то художественных медитаций, не то просветительно-углубленных наблюдений на самые разнообразные темы, проникнуты одним единым творческим писательским актом – ВО ВСЕМ ВИДЕТЬ И ПОКАЗАТЬ «БОЖИЙ ЛУЧ»» [104 - Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 422.].
   По поводу книги «Поющее сердце» сам автор писал: «Она посвящена не богословию, а тихому философическому Богохвалению. Так и называется в подзаголовке: «Книга тихих созерцаний». Это есть часть написанного мною за эти года по-немецки «книжного триптиха». 1. «О человеческой жизни», 2. «Поющее сердце», 3. «О грядущей культуре». Этим триптихом я пытаюсь заткать ткань новой философии, насквозь христианской по духу и стилю, но совершенно свободной от псевдофилософского «богословствования» наподобие Бердяева – Булгакова – Карсавина и прочих дилетантствующих ересиархов… Это философия – простая, тихая, доступная каждому, рожденная главным органом Православного Христианства – созерцающим сердцем, но не подчеркивающая на каждом шагу своей «школы». Евангельская совесть – вот ее источник. Кто ее почувствует и примет, тот сам пойдет в Православие. Это, если угодно, – подготовительная проповедь «на паперти»» [105 - Цит. по кн.: Полторацкий Н. П. Иван Александрович Ильин: Жизнь, труды, мировоззрение. Тенефлай, 1989. С. 64.].
   Не подчиняясь запрету на политическую деятельность, Ильин и в Швейцарии не переставал думать и писать о России. Главной темой творчества Ильина становится проблема будущего России, ее политической и общественной организации, тема русской национальной идеологии, соответствующей реалиям новой эпохи. Задумывался об этом он ещё в 1927 году: «Знаете, нам надо жить не эмигрантщиной и не ближайшей злобой дня. Надо уйти в ту глубину России, которая чревата будущим. Я ведь совершенно серьезно отношусь к пророчественности… но только дело здесь совсем не в предсказывании, когда кто ногу сломит или кто чем заболеет, а в том, чтобы уходить в наличную глубину, из которой видны духовные пути грядущего», – писал Иван Александрович И. С. Шмелёву [106 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Переписка двух Иванов (1927–1934). М.: «Русская книга», 2000. С. 63.].
   215 статей без подписи рассылались единомышленникам руководством РОВСа в течении шести лет. Эти статьи составили двухтомник с общим названием «Наши задачи». Некоторые предостережения Ильина звучат серьёзно и предупреждающе и в наши дни. «Будущее скрыто от человеческого взора. Мы не знаем, как сложится государственная власть в России после большевиков. Но знаем, что если она будет антинациональной и противогосударственной, угодливой по отношению к иностранцам, расчленяющей страну и патриотически безыдейной, то революция не прекратится, а вступит в фазу новой гибели» – писал он в статье «Необходимо ограничить публичную дееспособность» в 1951 году [107 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. М.: «Русская книга», 1993. С. 14.].
   Последней законченной работой стало самое значительное произведение – «Аксиомы религиозного опыта». Автор работал над этой книгой в течение 33 лет. За несколько лет до смерти в письме к архимандриту Константину (Кириллу Зайцеву) он так писал о смысле своего творчества, своих книг: «Все они об одном: как поставить нам, русским, а за нами и другим, верный духовный акт. Акт веры, акт православия, акт художества, акт совести, акт очевидности, акт характера» [108 - Ильин И. А. Собрание сочинений: Письма. Мемуары (1939–1954) М.: «Русская книга», 1999. С. 155.].
   Немало работ было не закончено, не издано при жизни автора, и лишь теперь они обретают своего читателя.
   «Вклад, вносимый И. А. в сокровищницу Русской культуры, определяется, в своей значительности, не только громадностью предметного его содержания, но и тем, что за всем этим богатством интеллектуальным стоит непоколебимая воля. Мыслитель по призванию, образованию, талантам, вкусам, воспитанию, профессии, И. А. одновременно был гражданином. И это не в том смысле, что он способен был отвлечься от работы мысли, чтобы взяться за меч или хотя бы выйти на площадь, а в том, что самую мысль свою он сознательно, убежденно, последовательно и неуклонно ставил на службу гражданского долга. Отсюда и возникло то, что можно, без всякого преувеличения, признать за И. А. ведущее, исключительное место в Зарубежье Русском, как его идеолога» – так определяет значение личности и творчества Ильина архимандрит Константин [109 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 379.].

Глава 3
Становление «русской идеи» в трудах И. А. Ильина

   В одной из исследовательских работ Н. П. Полторацкий писал об И. А. Ильине как о соучастнике философско-религиозного возрождения, «протекавшего в среде русской интеллигенции периода двух русских революций и эмиграции. Но он шёл при этом своим особым путём, который привёл его к позициям, значительно отличавшимся от позиций большинства русских религиозных философов» [110 - Русская религиозно-философская мысль XX века // Сб. статей под ред. Н. П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. С. 249.]. Ссылаясь на главу «Что есть философия?» второй части книги «Путь к очевидности», Н. П. Полторацкий продолжает: «По мнению Ильина, русская религиозная философия должна пересмотреть своё призвание, предмет и метод в свете «всех пережитых блужданий и крушений», возжелав при этом «ясности, честности и жизненности» [111 - Там же.].
   Прежде всего, русская религиозная философия должна отказаться от подражания иностранным, более всего германским, образцам. Она должна не подражать и выдумывать, а, обратившись к глубинам русского национального духовного опыта, стать «убедительным и драгоценным исследованием духа и духовности». Только тогда она «обновится и расцветёт» и сможет «сказать что– нибудь значительное, верное и глубокое» и русскому народу, и человечеству вообще. В противном случае, она «скоро окажется мёртвым и ненужным грузом в истории русской культуры» и культуры мировой… Ильин духовно и интеллектуально питался из иных источников и приходил к иным выводам, чем некоторые главные представители русского религиозно-философского ренессанса начала XX века» [112 - Там же. С. 247–248.]. И. А. Ильин в эмиграции «стал одним из самых ярких и радикальных сторонников «русской идеи», основанной на убеждении в особом историческом пути России и особом значении русского православия как единственно верного религиозного мировоззрения, призванного вывести человечество из политического, социального, культурного и духовного кризиса» [113 - И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 8.].
   Если в работах до 1922 года большее внимание уделялось вопросам философии в более широком, «общечеловеческом», смысле, то после высылки за границу тема России становится основой большинства произведений, не только публицистических. Практически все работы, написанные о России, содержат мысли, являющиеся слагаемыми русской идеи, как её представлял себе И. А. Ильин.
   Важным принципом Ильина являлось нерасторжимое единство философии и жизни. «Значимость указанного принципа проявляется, в частности(а, может быть, и в главном), в единстве творческой и жизненной биографии Ильина. Основные положения его теоретических работ непосредственно отражались в его поступках и мыслях, высказываемых в личных письмах, а переживаемый жизненный опыт – от опыта общения с близкими людьми до исторического опыта своего народа и всего человечества – заставлял скорректировать оказавшиеся неверными или неточными теоретические положения» – пишет И. И. Евлампиев [114 - Там же. С. 14.]. Вероятно, поэтому язык, мысли, терминология, формулировки философских трудов, статей о культуре и искусстве, публицистики часто очень схожи, почти идентичны.
   Философия, по Ильину, должна быть ясным, честным и жизненным «исследованием духа и духовности» – предметно связанным и «с предметно-обоснованными выводами». «Главное призвание философа…предметное созерцание и мышление… Исследующий философ не смеет повелевать предмету; он не смеет и искажать его в своём изображении» [115 - Ильин И. А. Путь к очевидности. Ч. 2. Цит. по кн. Русская религиозно-философская мысль XX века // Сб. статей под ред. Н. П. Полторацкого. Питтсбург, 1975 г. С. 245.]. Философия требует от человека «особого духовно-религиозного опыта, и особого описательного художества». А главное – «философия есть исследование, возлагающее на философа «ответственность исследователя, волю к предметности, и бремя доказательства» [116 - Там же.]. Таким образом, существует предмет философии, особый философский опыт и строение философского акта. Предметом внимания философа может стать «мир», «природа», «история», «дух», или «искусство». Но, «что бы философ ни созерцал, воспринимал и познавал, – горную цепь, истину, любовь, совесть, произведения искусства, свободу, правосознание, патриотизм, религиозное откровение, – каждый раз это начало духа требует от философа «опытного акта с другим строением» [117 - Там же.]. Ильин писал: «философ, желающий успешно исследовать свой предмет, должен реально-опытно переживать его»; «он должен превратить свою душу и свою жизнь в орган своего предметного опыта. Только ставши сам орудием духа, он сможет испытать и познать сущность духа» [118 - Там же.]. Это требует от профессионального философа постоянного катарсиса, очищения своей души, все жизненной борьбы за то, чтобы предмет стал ему доступен.
   Это и есть подлинный путь или «метод» философа. «Основное правило этого пути гласит так: сначала – быть, потом – действовать и лишь затем из осуществлённого бытия и из ответственного, а может быть и опасного, и даже мучительного делания – философствовать»» [119 - Там же. С. 245–246.]. Устанавливая, что есть верное знание предмета, философ, по Ильину, «должен осуществить и накопить обширный и разносторонний опыт очевидности». Очевидность «переживается в религии иначе, чем в науке; она слагается в искусстве на других путях, чем в нравственной жизни; да и в различных науках акт очевидности имеет различное строение» [120 - Там же. С. 246.], но «акт очевидности требует от исследователя – дара созерцания и притом многообразного созерцания, способности к вчувствованию, глубокого чувства ответственности, искусства творческого сомнения и вопрошения, упорной воли к окончательному удовлетворению и живой любви к предмету». Таким образом, теория познания требует от философа, чтобы он воспитал себя к духовной очевидности» [121 - Там же.] – писал об И. А. Ильине Н. Полторацкий.
   Требуется от философа и наличие нравственного опыта, которому должно подчинить свою личность – решения и деяния, любовь и страсти, успех и судьбу. «Он должен предстать пред своей совестью; он должен предаться ей и деятельно зажить из неё; осуществляя эти деяния, он должен увидеть перед собою угрозу для жизни, взглянуть в глаза смерти и преодолеть свой страх смерти… Он должен пережить в собственном опыте дивную, – сковывающую и освобождающую, укореняющую и очистительную силу совестного акта;… Только тому, кто переживёт это всё, и другое, связанное с этим, – только ему откроется нравственное измерение вещей и людей, только он поймёт «предмет этики». Таким образом, этика требует, чтобы философ воспитал себя к акту совести» [122 - Там же. С. 246–247.].
   Кроме того, исследуя искусство, философ должен производить «долгую аскетическую работу над своим собственным вкусом, который должен быть облагорожен; оно предполагает далее чуткое религиозное сердце и целую культуру в чувствования и созерцательной мысли». Философ более всего «должен воспитать себя к художественному созерцанию и опыту» [123 - Там же. С. 247.].
   Н. П. Полторацкий отмечает, что «особое место в философской терминологии Ильина, наряду с понятием «предмет» (и с маленькой и с большой буквы), занимает понятие «акт». Ильин и свою философию… сводил – в порядке её реализации – к ряду «актов»… Это – акт правосознания («О сущности правосознания»), акт сопротивления злу силою («О сопротивлении злу силою»), акт эстетического творчества («Основы художества»), акт литературной критики («О тьме и просветлении»)… акт миросозерцания («Поющее сердце»), русский национальный акт («Сущность и своеобразие русской культуры»), человеческий религиозный акт («Аксиомы религиозного опыта») [124 - Там же. С. 250.]. В этом видится влияние Э. Гуссерля, с которым И. Ильин был лично знаком, и его феноменологического метода.
   В работах, связанных с литературной и художественной критикой, а также в публицистике, Ильин часто пользуется своей философской терминологией и своим методом исследования проблемы.
   Как уже говорилось, в творчестве И. А. Ильина затрагивается весьма широкий круг тем: это история философии, философия права, нравственная и религиозная философия, эстетика и литературоведение, публицистика. Особое место занимает тема России, русского народа, его исторической миссии, русской культуры. В. И. Копалов пишет: «Вынужденная эмиграция сфокусировала спектр исследований Ильина исключительно на проблемах русской культуры, более того, породила совершенно особое, ревностное отношение к ней, отношение, в котором совместились ностальгия, память и долг мыслителя, стремление воспроизвести и донести до потомства русскую культурную традицию, основанную на Православии, особом художественном акте и народной культуре» [125 - Копалов В. И. Творческая идея России в философии Ивана Ильина. Сайт «Православный апологет».]. «Состояние изгнанничества становится заданием, действием и подвигом. Мы должны найти в себе, углубить и укрепить свою русскую природу, свою «русскость», так, чтобы через «пустоту» и «темноту» видимого и мнимого «отрыва» от России засиял свет подлинного единения и глубинного единства с нею. Мы оторваны от родной земли именно для того, чтобы найти в себе самих родной дух, тот дух, который строил Россию от Феодосия Печерского и Владимира Мономаха до Оптиной Пустыни и Белой Армии», – писал И. А. Ильин в работе «Родина и мы» [126 - И. А. Ильин: pro et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 449.]в 1926 году.
   И. И. Евлампиев отмечает, что «публицистика Ильина, написанная «на злобу дня», сегодня оказывается столь же интересной и востребованной, как и его философские труды, написанные «в перспективе вечности». Это свидетельствует о том, что даже сегодня мы еще не можем однозначно определить место Ильина в развитии русской философской и общественно-политической мысли» [127 - Там же. С. 10.]. Важнейшим принципом мировоззрения Ильина И. И. Евлампиев считает «глубокую убежденность Ильина в наличии однозначной и четко проводимой границы между добром и злом в нашем мире, что вело к своеобразному нравственному максимализму, не признающему «полутонов» и «светотеней» в человеческих отношениях и в нравственной ориентации отдельной личности» [128 - Там же. С. 14.].
   В публицистических произведениях «проступают элементы чрезмерной идейной непримиримости, переходящей в нетерпимость, и во многих случаях это делает его позицию весьма уязвимой» [129 - Там же. С. 17.].
   Ещё один аспект выделяет И. И. Евлампиев: то «двойственное впечатление, возникающее при знакомстве сегодня, в начале XXI века, с публицистическими работами Ильина, посвященными «русскому опыту, России, русской идее»» [130 - Там же. С. 59.].
   «С одной стороны, мы находим в них поразительную глубину понимания причин возникновения и возможных итогов существования тоталитарной коммунистической системы, с другой – столь же поразительную нереалистичность многих из предлагаемых методов возрождения будущей свободной России. Этот же внутренний настрой, эта же устремленность в прошлое, объясняет и резко негативное отношение Ильина в поздние годы к западной культуре, ко всей западной цивилизации. Основной ее порок он видит в уклонении от христианского мировоззрения, в секуляризации всех сфер жизни, что равносильно в его представлении опошлению жизни» [131 - Там же. С. 59.].
   Говоря о теме России в трудах Ильина, надо отметить широкий круг проблем, затронутых мыслителем, а также его историософскую концепцию. В произведениях разных жанров рассматривается «периодизация русской истории, основные этапы становления государственности, главные национальные проблемы России, оценка Смуты, реформы 1861 г. и других рубежных событий в истории России, анализ монархической государственности, религиозный смысл русской революции, феномен большевизма и коммунизма, взаимоотношение церкви и государства, отношение Европы (Запада) к России и, наконец, творческие уроки русской истории» [132 - Копалов В. И. Творческая идея России в философии Ивана Ильина. Сайт «Православный апологет».].
   По Ильину, «история России – картина предельного драматического напряжения, как внешнеполитического, так и внутреннего – социального, духовно-нравственного и религиозного» [133 - Там же.]. «Из века в век наша забота была не о том, как лучше устроиться или как легче прожить, но лишь о том, чтобы вообще как-нибудь прожить, продержаться, выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность; не как справедливость и счастье добыть, а как врага или несчастье избыть; и еще: как бы в погоне за «облегчением» и «счастьем» не развязать всеобщую губительную смуту» [134 - Ильин И. А. О России. Три речи // Ильин И. А. Собрание соч. в 10 т. Т. 6, кн. 2. М.: «Русская книга», 1996. С. 22.].
   Исходя из исторического бытия России, выводится её историческая миссия: Россия «на протяжении столетий поддерживала геополитическое равновесие между Востоком и Западом, не утрачивая при этом собственного исторического и культурного своеобразия и независимости» [135 - Копалов В. И. Творческая идея России в философии Ивана Ильина. Сайт «Православный апологет».].
   Говоря о форме государственного правления, Ильин выдвигает аргументы о необходимости монархии как наиболее соответствующей для России и русского народа формы государства, тем не менее, восстановление монархии в форме самодержавия считал невозможным в тот исторический период.
   Исключительное значение для Ильина имеют вопросы, связанные с национальным самосознанием русского народа, особенностями его характера, своеобразием русской души. Интерес к этой проблематике поднимали писатели XIX века: Пушкин, Гоголь, Достоевский; размышляли на эту тему и современники И. Ильина: Н. Бердяев, В. Лосский и другие. Актуальность этой темы сохраняется и в наши дни. «Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Денационализируясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни, ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли» [136 - Ильин И. А. Основы христианской культуры // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 1. – М.: «Русская книга», 1996 г. С. 200.].
   На формирование русского национального характера оказывали влияние не только ход исторического развития и геополитическое положение, монархическая государственность, соборная психология и Православие, но также природа и климат. «…Этот диапазон настроений и эти колебания даны ему от природы, знает каждый русский, а особенно русские поэты… Русский все это воспринимает страстно и радуется могуществу мировой стихии. Он не знает страха перед природой, пусть даже она ужасающе неистова и грозна: он сочувствует ей, он следует за ней, он причастен к ее темпераменту и ее ритмам… Но он упивается не столько «беспорядком» или «разрушением» как таковыми, о чем бездумно твердят некоторые в Западной Европе, сколько интенсивностью бытия, мощью и красотой природных явлений, непосредственной близостью ее стихий, вчувствованием в божественную сущность мира, созерцанием хаоса, вглядыванием в первооснову и бездну бытия, откровением Бога о нем» [137 - Ильин И. А. Сущность и своеобразие русской культуры. // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 6, кн. 2. – М.: «Русская книга», 1996. С. 383–384.], – писал Ильин, но в его оценке нет идеализации; указывая на своеобразие, философ отмечает наряду с положительными качествами, и недостатки.
   На русский национальный характер повлияло, по Ильину, и «бремя народности»: на территории России всегда проживало большое количество разных народностей, причём многие не христианского вероисповедания. «Мы должны были принять и это бремя: не искоренить, не подавить, не поработить чужую кровь; не задушить иноплеменную и инославную жизнь, а дать всем жизнь, дыхание и великую Родину… Надо было создать духовную, культурную и правовую родину для всего этого разноголосого человеческого моря; всех соблюсти, всех примирить, всем дать трудиться по-своему, и лучших отовсюду вовлечь в государственное и культурное строительство. Но для этого мы должны были прежде всего сами расти, молиться, творить…» [138 - Ильин И. А. О России. Три речи // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 6, кн. 2. – М.: «Русская книга», 1996. С. 21.], – писал Ильин.
   Н. П. Полторацкий предлагает условное разделение трудов философа на четыре категории: 1) философия и религия; 2) правоведение; 3) искусство и литература; 4) россика и советоведение [139 - Русская религиозно-философская мысль XX века // Сб. статей под ред. Н. П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. С. 243–244.]. Всвязи с рассмотрением русской идеи последний раздел представляет наибольший интерес. К трудам Ильина, посвящённым этой теме, автор относит статью «Родина и мы» (1926), «Яд большевизма» (1931), «О России. Три речи» (1934), «Пророческое призвание Пушкина» (1937), «Творческая идея нашего будущего. Об основах духовного характера» (1937), «Основы борьбы за национальную Россию» (1938), «Наши задачи. Статьи 1948–1954 гг.», в двух томах (1956). Кроме того, перу Ильина принадлежит большое количество статей на темы о России, напечатанных в журнале «Русский колокол», редактором и издателем которого Ильин был в 1927–1030 гг.
   В 2013 году вновь стал издаваться журнал «Русский колокол». На сайте журнала в интернете главный редактор Ю. Т. Лисица писал: «…главный предмет философского исследования Ильина, ради которого он написал все остальное, – это Россия и русский народ» [140 - http://fondhristianin.ru/zhurnal-russkiy-kolokol. Сообщество последователей идей русского мыслителя Ивана Александровича Ильина. Представительство журнала «Русский колокол» в интернете. Главный редактор Ю. Т. Лисица.]. К перечисленным книгам о России, о её истории, о её будущем, о русском народе с его сильными и слабыми сторонами, он добавляет «Советский Союз – не Россия» (1949); «Мир перед пропастью. Политика, экономика и культура в коммунистическом государстве» (1931), «Сущность и своеобразие русской культуры» (1942), «Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований» (1945).

Выстраивание и этическое обоснование концепции «русская идея»

   Уже в 1926 году в работе «Родина и мы», которая посвящена изгнанникам России, формулируются те мысли и идеи, которые впоследствии будут сконцентрированы в работе «О русской идее» и многих других. И. А. Ильин писал: «Мы, русские, мы, белые, все мы, вынужденно оторвавшиеся от нашей родной земли, – мы не оторвались от нашей родины, и, слава Богу, никогда не сможем оторваться от нее…Какие человеческие законы, какие бытовые уклады могут оторвать меня от моей родины, когда я, может быть, самый последний из ее сынов, соткан из нее, и изменить это мог бы только тот, кто переплавил бы всего меня заново?.. в каждом из нас скрыто некое сокровище, светящийся клад русского национального духовного опыта – религиозного, и нравственного, и художественного, и государственного…» [141 - И. А. Ильин: pro et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 448.].
   Как и во многих других своих работах, Ильин говорит о позиции «белых изгнанников» в отношении большевистской России, их задачах и борьбе, связанной с освобождением и возрождением Родины. После окончания борьбы за Россию, по мнению Ильина, «…останется драгоценное наследие: выделившийся и сплотившийся кадр белых патриотов, белая традиция, белая идея. Белая Армия станет творческой основой, ферментом, цементом русской национальной Армии – и в недрах ее она сделается орденом чести, служения и верности. И этот орден возродит не только русскую армию, но и русскую гражданственность – на основах верности, служения и чести…» [142 - Там же. С. 450.]. «.Чтобы пережить этот период, оставшись белыми, сохранив белый дух, дух чести, служения и верности.
   Мы должны соблюсти, во-первых, дух чести, ибо Россия погибла от бесчестия и возродится только через честь.
   Я разумею, прежде всего, общечеловеческую честь – живое чувство собственного достоинства; уважение к себе и к своим алтарям; отвращение ко всяческой кривизне; прямоту характера, слова и поступка; имущественную честность. Я разумею, далее, воинскую честь – достоинство солдата; уважение к воинскому званию и призванию; живое осязание той благой цели, для которой воину дан меч; культ воинской доблести и славы. Я разумею, наконец, государственную честь – достоинство русского гражданина, неотделимое от достоинства России; уважение к исторической государственности, строившей нашу чудесную родину; живое осязание самого себя в единстве со своей родиной; памятование о том, что мы – ее аванпост и что по нас – судят о ней.
   Мы должны соблюсти в себе, во-вторых, дух служения, ибо Россия погибла от безразличия и своекорыстия и возродится только через служение.
   Я разумею тот дух патриотической преданности, который подчиняет все личные и классовые цели – благу родины; я разумею рыцарственный дух бескорыстия свободной жертвенности, добровольного подчинения, дисциплины и бесстрашия…
   Мы должны соблюсти в себе, в третьих, дух верности, ибо Россия погибла от душевной смуты, двоедушия и предательства и возродится только через верность.
   Верным может быть только тот, кто чему-нибудь религиозно предан; кто в чем-нибудь безусловно и окончательно убежден; кто испытывал нечто с полной очевидностью…» [143 - И. А. Ильин: pro et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология. СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. С. 450–451.].
   «Если в России возобладает дух чести, служения и верности, то она станет монархией. Ибо этот дух, – дух единения, достоинства, дисциплины, порядка, честности и верности, – породит сильную, законную, несменяемую, сверхклассовую, национальную власть, свободно и доверчиво любимую народом и воспитывающую его через честь к свободе и через собственность к труду…» [144 - Там же. С. 452.]. «…Время изгнания дано нам для укрепления в себе духовного характера: силы воли несломимой в преданности Божьему делу…» [145 - Там же. С. 458.].
   «Всюду и всегда, про себя и в общении, с друзьями и публично, – нам надо вынашивать, углублять и развертывать нашу белую идею.
   Эта идея дана нам; она живет в каждом из нас. Она добыта нами в борьбе, в усилиях и страданиях, перед лицом смерти; она живет в глубине нашего чувства и воли; но живет как бы в нераскрытом, нераспустившемся виде…» [146 - Там же. С. 460.]. «Белая идея не революционна, а противореволюционна. Ибо революция есть духовная, а может быть и прямо душевная болезнь. Революция есть развязание безбожных, противоестественных, разрушительных и низких страстей; она родится из ошибок правящей власти и из честолюбия и зависти подданных; она начинает с правонарушения и кончает деморализацией и гибелью…» [147 - Там же. С. 461.].
   «Борьба не сводится к «политике» и не исчерпывается «экономикой». Для нас это прежде всего вопрос религии, духа и патриотизма; а все остальное есть лишь необходимое последствие и проявление главного…» [148 - Там же. С. 464.].
   О том, какое впечатление произвела эта работа на читателей газеты «Возрождение», писал П. Б. Струве: «Брошюра «Родина и мы» есть слово о патриотическом призвании Зарубежья, сжатое, точно отлитое из какого-то словесного металла. Это «поучение», обращенное к близким по духу «младшим», разъясняющее и ободряющее, ведущее и зовущее. Разъясняющее, почему и как мы обязаны быть твердыми в нашей «белой» идее и в нашей «белой» борьбе. В этом «почему» заключена великая ободряющая сила. В этом «как» содержится твердое, прочувствованное и продуманное руководство. И все вместе – это зов. Зов патриотический, «белый», звучащий не только твердо, но и властно, а потому невольно чарующий и покоряющий…» [149 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 5. Приложение. М.: «Русская книга», 1996. С. 402.].
   В том же 1926 году Ильин пишет ещё одну работу – «Белая идея». В ней он продолжает и углубляет разбор составляющих это понятие определений. «Белое дело… древне, как Русь, – писал Ильин – …в верности ему – спасение и возрождение России» [150 - Ильин И. А. «Белая идея» // Ильин И. А. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 99.]. Ильин разъясняет, что, несмотря на то, что белая идея «выношена нами в военной борьбе с революцией и коммунизмом; но белое дело не исчерпывается этою борьбою и не сводится к ней. Белый дух будет верен себе и в гражданском служении, и в созидающем труде, и в воспитании народа …белое дело не исчерпывается отрицанием… оно имеет свой положительный идеал родины…» [151 - Там же. С. 101.]. «То, чего мы желаем для России, это – исцеление и возрождение, здоровье и величие…» [152 - Там же. С. 102.].
   Говоря о белой идее, Ильин писал: «По глубокому смыслу своему белая идея, выношенная и созревшая в духе русского православия, есть идея религиозная… Это есть идея борьбы за дело Божие на земле; с сатанинским началом, в его личной и в его общественной форме…» [153 - Там же. С. 103.].
   Белое дело состоит в том, чтобы бороться за родину, утверждая народное достояние, строя национальную власть, служа живой справедливости, а не противоестественному равенству людей. Грядущая Россия представляется Ильину «возрождённою – в религии и просвещении, и в правопорядке и в хозяйстве, в семье и в быту» [154 - Там же. С. 107.]. А для этого необходимо усвоить «дух качества и дух служения. Не худшему, а лучшему должен быть открыт путь вверх… дорогу честности и таланту…» [155 - Там же. С. 107–108.].
   В. П. Изергина пишет о том, что в произведениях Ильина, особенно в период его пребывания в Швейцарии с 1938 по 1954 год, «изложено осмысление и обоснование главных принципов Белого дела и Белой идеи как «русской идеи», без которой, на наш взгляд, невозможно возродить и обновить Россию постсоветского периода» [156 - Изергина В. П. «Белая» идеология в творчестве И. А. Ильина швейцарского периода эмиграции. // Журнал «Регионология». 2013 г. № 4.]. В июле 1938 года в Локарно-Монти «Ильин созвал Белый съезд – закрытое совещание ряда виднейших представителей русской национально-политической элиты в эмиграции. Текст 14 итоговых резолюций съезда, по всей видимости, готовился Ильиным» [157 - Там же.]. В том же 1938 году И. А. Ильин написал «Проект основного закона Российской империи», который был представлен им на совещании в Женеве 22–28 января 1939 г. в виде доклада «Основы государственного устройства будущей России» (некоторые разделы вошли позже в «Наши задачи»). Чуть позже, в 1940–1941 годах, Ильин начал новый издательско-просветительский проект «О грядущей России» (заочные чтения). В свет вышли 9 выпусков чтений, среди них работы «О русской идее», «О национализме» и другие. Проект был прерван в связи с началом войны, но многие статьи позже вошли в бюллетени «Наших задач».
   Автор статьи предполагает, что именно в швейцарский период в творчестве Ильина происходит религиозно-философское, политико-философское, историософское обоснование белой идеи как идеи русской. В изложении Ильина «она представляет собой «те убеждения, на которых следует строить грядущую Россию». Их должен вырабатывать «каждый самостоятельно» на основе не только «личного», но и нашего «русского национального опыта», исторического и особенно современного» [158 - Там же.].
   В работе «О русской идее» Ильин даёт широкое и ёмкое определение этого понятия. Он считает, что «русская идея есть нечто живое, простое и творческое» [159 - Ильин И. А. «О русской идее» // Ильин И. А. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 66.], она может быть только национальной, «она должна выражать русское историческое своеобразие и в то же время – русское историческое призвание» [160 - Там же.], эта идея сообщает, что русскому народу уже присуще, «и в то же время… указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь» [161 - Там же.]. И эта идея пронизывает все сферы жизни людей – «в нашей культуре и в нашем быту, в наших душах и в нашей вере, в наших учреждениях и законах» [162 - Там же.].
   По Ильину, русская идея – «идея созерцающего сердца созерцающего свободно и предметно; и передающего свое видение воле для действия, и мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления» [163 - Там же.]. В этом Ильин видит сущность русской идеи. Раскрывая её с философской и христианской точек зрения, он писал, что русско-славянской душе органически близка главная мысль христианства – «Бог есть Любовь», что именно любовью «строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. …Русский народ принял христианство чувством, добротою, совестью и сердечным созерцанием. Когда русский человек верует,… его вера созерцает, …стремится увидеть подлинное совершенство, … желает …совершенного качества. В этом корень русской идеи. В этом ее творческая сила на века…» [164 - Там же. С. 66–67.]. «Ум и воля русского человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою. Без любви – он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. Ни во что не веруя, русский человек становится пустым существом, без идеала и без цели» [165 - Там же. С. 67.].
   Живому созерцанию как первому проявлению русской любви и русской веры, по мысли Ильина, русского человека учит сама природа – её огромные пространства, дали, леса, реки. В созерцательности таится сила творческого воображения; «созерцание вносилось и во внутреннюю культуру – в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию… в основе всей русской культуры лежит живая очевидность сердца, а русское искусство всегда было – чувственным изображением нечувственно-узренных обстояний» [166 - Там же. С. 68.].
   Сердце и созерцание требуют свободы. «Русскому человеку свобода присуща как бы от природы», – писал Ильин, – ей соответствовала «православная концепция Христианства, освобождающая человека к живой любви и к живому совестному созерцанию. Этому соответствовала и древняя русская (и церковная, и государственная) терпимость ко всякому иноверию и ко всякой иноплеменности, открывшая России пути к имперскому (не «империалистическому») пониманию своих задач» [167 - Там же.].
   Но свобода «дается человеку не для саморазнуздания, а для органически-творческого само-оформления, не для беспредметного блуждания и произволения, а для самостоятельного нахождения предмета и пребывания в нем» [168 - Там же. С. 69.]. Именно в этом состоит духовная культура. «Россия всегда строилась духом свободы и предметности, и всегда шаталась и распадалась, как только этот дух ослабевал, – как только свобода извращалась в произвол и посягание, в самодурство и насилие, как только созерцающее сердце русского человека прилеплялось к беспредметным или противопредметным содержаниям…» [169 - Там же. С. 69–70.].
   Исходя из содержания, раскрывающего, что русская идея – это «свободно и предметно созерцающая любовь и определяющаяся этим жизнь и культура» [170 - Там же. С. 70.], Ильин определяет «задачу русского народа»:
   1) хранить свою «драгоценную самобытность», созданную Божиими дарами – историей и природой;
   2) «духовно осуществлять своё национальное своеобразие и производить свои лучшие создания во всем: в праве и в государстве, в одинокой молитве и в общественной организации, в искусстве и в науке, в хозяйстве и в семейном быту, в церковном алтаре и на царском престоле… не соблазняясь чужими укладами, не искажая своего духовного лица искусственно пересаживаемыми чертами и творить свою жизнь и культуру именно этим духовным актом…Мы не призваны заимствовать духовную культуру у других народов или подражать им. Мы призваны творить свое и по– своему: – русское, по-русски» [171 - Ильин И. А. «О русской идее» // И. А. Ильин. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 70.].
   Прежде, чем «наши достоинства расцветут так, что о чужих никто из нас не захочет и помышлять.», необходимо «преодолеть свои национальные недостатки, – совестью, молитвою, трудом и воспитанием», а затем «нам предстоит вырастить из свободного сердечного созерцания – свою, особую, новую, русскую культуру воли, мысли и организации» [172 - Там же. С. 70–71.]. По мысли Ильина, «Россия есть живая духовная система, со своими историческими дарами и заданиями. Мало того, – за нею стоит некий божественный исторический замысел, от которого мы не смеем отказываться и от которого нам и не удалось бы отречься, если бы мы даже того и захотели…» [173 - Там же. С. 71.]. И это тоже входит в понятие «русская идея». Хотя «русская идея созерцающей любви и свободной предметности – сама по себе не судит и не осуждает инородные культуры… у Запада свои заблуждения, недуги, слабости и опасности. У нас свои пути и свои задачи… мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать; обращаться к Богу, а не подражать соседям; искать русского видения, русских содержаний и русской формы…Мы ученики Богу и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру – из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность…» [174 - Там же С. 71–72.]. «Нам надо не отталкиваться от других народов, а уходить в собственную глубину и восходить из нее к Богу: надо не оригинальничать, а добиваться Божьей правды; надо не предаваться восточнославянской мании величия, а искать русскою душою предметного служения. И в этом – смысл русской идеи…» [175 - Там же. С. 72.].
   Самобытность русского народа предполагает выращивание «вторичных сил русской культуры (воли, мысли, формы и организации) из ее первичных сил (из сердца, из созерцания, из свободы и совести)» [176 - Ильин И. А. «О русской идее» // Ильин И. А. Избранное. Смоленск: «Посох», 1995. С. 72.].
   На основе сердечного созерцания и свободы «русская религиозность должна…всегда блюсти свой совестный акт. Русское православие должно чтить и охранять свободу веры – и своей, и чужой. Оно должно созидать на основе сердечного созерцания свое особое православное богословие…должно исходить из живой и творческой христианской совести…и на этих основах оно должно выработать восточно-православную дисциплину воли и организации» [177 - Там же. С. 73.].
   Важную роль в вопросах воспитания, духовного возрастания русского народа Ильин отводит искусству. И в искусстве русским художникам «не подобает «учиться» у запада – ни его упадочному модернизму, ни его эстетической бескрылости, ни его художественной беспредметности и снобизму. У русского художества свои заветы и традиции, свой национальный творческий акт: нет русского искусства без горящего сердца; нет русского искусства без сердечного созерцания; нет его без свободного вдохновения; нет и не будет его без ответственного, предметного и совестного служения» [178 - Там же.].
   Русских учёных Ильин призывает «вырабатывать свое мировосприятие, свое исследовательство», не подражая «западной учёности». Опираясь на всё те же «начала сердца, созерцательности, творческой свободы и живой ответственной совести… Русский же ученый призван созерцать жизнь природного организма; видеть математический предмет; зреть в каждой детали русской истории дух и судьбу своего народа; растить и укреплять свою правовую интуицию; видеть целостный экономический организм своей страны; созерцать целостную жизнь изучаемого им языка; врачебным зрением постигать страдание своего пациента… наука должна стать наукой творческого созерцания – не в отмену логики, а в наполнение ее живою предметностью; не в попрание факта и закона, а в узрение целостного предмета, скрытого за ними» [179 - Там же. С. 73–74.].
   В вопросах права и правоведения Ильин предостерегает от юридического формализма и правовой беспринципности и представляет новое российское правосознание как «национальное по своим корням, христиански-православное по своему духу и творчески-содержательное по своей цели». Но, чтобы создать такое правосознание, «в русском человеке надо воспитать свободную личность с достойным характером и предметною волею» [180 - Там же. С. 74.]. Подобное правосознание и свобода должны повлечь за собой смену государственного устройства, новым отношениям народа и национальной власти – на основе уважения и доверия. «Но все это может осуществиться только через сердечное и совестное созерцание, через правовую свободу и предметное правосознание» [181 - Там же.].
   В конце своей работы Ильин подчёркивает, что «духом сердечного созерцания и предметной свободы», составляющим основу русской идеи пронизаны все стороны жизни – невозможны ни «русское воспитание без сердца и без интуитивного восприятия детской личности», ни «бессердечная школа, не воспитывающая детей к предметной свободе», ни «русская семья без любви и совестного созерцания». Так же невозможно решение экономических и национальных проблем без «сердца и свободы».
   В заключение Ильин акцентирует внимание на религиозном источнике сформулированной русской идеи и утверждает, что она «есть идея православного христианства». Ильин полагает, что «Россия восприняла свое национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия» [182 - Там же. С. 75.].
   При анализе данной работы становится ясно, что понятие «русская идея» у И. А. Ильина охватывает необычайно широкий круг вопросов: это и государственное устройство, и право, и религия, и национальные отношения, и культура, наука, воспитание, школа, семья. Эти вопросы поднимаются и в других работах Ильина, с большей или меньшей степенью разработанности, отдельными темами или группами тем статьи собраны в двухтомник «Наши задачи»; главами или разделами размышления по данным вопросам входят и в крупные работы Ильина – «Путь духовного обновления», «Путь к очевидности», «О сущности правосознания», «О России» и другие.
   По прошествии лет некоторые вопросы, по ряду причин, теряют свою остроту и актуальность, оставаясь содержательными в плане отражения исторических коллизий середины XX века, как некий взгляд в прошлое – это касается вопросов о государственном устройстве, о праве, собственности; несколько несовременно звучат в наши дни рассуждения о науке и культуре (например, о модернизме). Но разработки некоторых вопросов, особенно касающихся духовного возрождения России и воспитания русского духовного характера, актуальны до сих пор и по-прежнему вызывают живейший интерес. Более того, исключительно сильно звучит призыв преображения всех сфер жизни общества – от экономики и правосознания до культуры и религии – путём их антропологизации, переустроения на основе личностного, целостного подхода.
   В одной из последних своих работ, статье «Что нам делать?», Ильин писал, что в годы 1-й мировой войны «кризис, приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный» [183 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложение. М.: «Русская книга», 1993. С. 361.]. К катастрофическим последствиям в России привёл «…кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры» [184 - Там же. С. 362.]. Одним из первых действий для преодоления этого кризиса – «исследовать наши слабости, наши раны, наши упущения; признать их и приступить к внутреннему очищению и исцелению. Мы не смеем предаваться церковным раздорам, партийным распрям, организационным интригам и личному честолюбию. Мы должны строить себя заново: внутренне, духовно…» [185 - Там же.] (Ильин обращается к эмиграции, но совет хорош для любой созидательной работы в стране!) «Воспитать в народе новый русский духовный характер» – главная задача в возрождении России. Для решения этой задачи России «не нужно слепое западничество! Ее не спасет славянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые, религиозно укорененные творческие идеи.
   …нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры» [186 - Там же.].
   Подводя итоги жизненного пути, Ильин ставит вопросы, без ответа на которые, по его мнению, невозможно созидание новой России: что такое религиозная вера? Как добывается очевидность разума? Как созерцающую любовь положить в основу обновляющейся русской культуры? Ряд вопросов – «глубокого, последнего измерения. Почему так необходима и драгоценна человеку духовная свобода? Почему надо беречь и держать в чистоте семейную жизнь? Как найти духовные основы и духовные пределы патриотизма и национализма? Чего требует справедливость – равенства или неравенства? Каковы суть аксиомы правосознания, нарушение которых разложит всякий режим и погубит всякое государство? Каковы суть необходимые аксиомы демократии, без коих ее бессмысленно поддерживать? Каковы суть аксиомы и задачи академического преподавания? В чем состоит истинная свобода художника? В чем сущность здорового хозяйственного акта? Почему он требует свободной инициативы, частной собственности и братской щедрости? В чем состоит воочию обнаружившаяся антисоциальность социализма? В чем состоит противоестественность и отвратительность всякого тоталитаризма – все равно левого или правого?..» [187 - Там же. С. 363–364.]. Ильин убеждён, что русский народ сумеет «вновь утвердить свой национальный духовный лик и заткать новую ткань новой жизни» [188 - Там же. С. 364.], хотя это будет делом нескольких поколений.
   Тему воспитания духовного характера Ильин широко разрабатывал ещё в 30-е годы. Много места этому вопросу уделено в докладе «Творческая идея нашего будущего», прочитанного в Белграде и Праге в 1934 году. Этот доклад стал важным шагом в разработке «русской идеи», в нём затронут тот же круг вопросов, которые, по мнению Ильина, необходимо решать в процессе возрождения России. Но идею автор называет уже не «белой», а творческой.
   Итак, размышляя об особенностях духовного характера, Ильин писал о невозможности спасения России «какою-нибудь новой слепою формой западничества» [189 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 7. М.: «Русская книга», 1998. С. 454.], о необходимости «творческой и предметной национальной идеи» [190 - Там же. С. 456.]. Нужна «идея не отрицательная, а положительная;… государственно-историческая, государственно-национальная, государственно-патриотическая, государственно-религиозная. Эта идея должна исходить из самой ткани русской души и русской истории…Это есть идея воспитания в русском народе национального духовного характера. Это – главное. Это – творческое. Это – на века. Без этого России не быть. Отсюда придет ее возрождение. Отсюда ее величие воссияет в невиданных размерах. Этим Россия строилась и творилась в прошлом. Это было упущено и растеряно в XIX веке. Россия рухнула в революции от недостатка духовного характера – в интеллигенции и в массах. Россия встанет во весь свой рост и окрепнет только через воспитание в народе такого характера…» [191 - Там же. С. 457–458.]. Далее Ильин писал, что «это воспитание может быть только национальным самовоспитанием… и должно быть проведено самим русским народом, т. е. его верной и сильной национальной интеллигенцией: священником и монахом, народным учителем, профессором, офицером, судьею, чиновником, художником и литератором. Для этого России нужен новый отбор людей – отбор духовный, качественный и волевой. Этот отбор должен постигнуть значение этой идеи и принять ее, углубить, развернуть и провести ее» [192 - Там же. С. 458.].
   Говоря о том, что «идея русского национального духовного характера не есть ни политический лозунг, ни политическая программа; это – руководящая, творческая идея», Ильин утверждает: «она гораздо больше, чем лозунг и программа, и гораздо глубже, чем всевозможные программы и лозунги. В ней сосредоточено и скрыто множество национальных лозунгов и национальных программ, от сегодняшнего дня – и надолго…» [193 - Там же. С. 459.].
   И вот основные направления в воспитании духовного характера: «Углубить и укрепить в жизни русский национальный духовный характер – значит научить русского человека духовно быть, самостоятельно творить и отстаивать свою родину. Это значит привести в движение и довести до великого духовного расцвета религиозную глубину русского духа во всех ее священных традициях мироприятия и подвига, во всех ее еще невиданных возможностях; и нравственные силы русского народа, поколебленные мировым соблазном и очищающиеся в небывалых страданиях; художественное видение русской души, уже подарившее мир за XIX век такими чудесными дарами. Это значит укрепить государственный инстинкт и гражданственное правосознание русского народа и плодотворно развязать экономические силы русского простолюдина и русского интеллигента посредством обновления и облагорожения их хозяйственной воли.
   Если творческий уклад души единичного человека или целого народа условно назвать его творческим актом, то воспитание русского национального характера должно будет дать обновление, освобождение, очищение и укрепление русского национального творческого акта» [194 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 7. М.: «Русская книга», 1998. С. 459460.].
   Сила и искренность национального характера, по Ильину, зависит от религиозной цельности: «Ему нельзя двоиться и лицемерить, полуверовать-полуневерить, обессиливать любовь «интеллигентностью», веру рассудком, подрывать волю мечтанием, поступок «словесностью» [195 - Там же. С. 461.].
   Армия, как школа «русской патриотической верности, русской чести и стойкости», как «основа нашего национального существования» [196 - Там же. С. 461–462.] – также необходимая составляющая часть в деле воспитания национального характера.
   Интересна и актуальна в наши дни позиция Ильина по поводу образования и воспитания подрастающего поколения. Во-первых, «вся система народного образования должна влиться в эту борьбу за национально-духовный характер. В будущей России образование не должно отделяться от духовного воспитания ни в народной школе, ни в гимназиях, ни в профессиональных училищах, ни в университетах… Образование одной памяти и одного рассудка оставляет человека полуобразованным и, главное, беспринципным, придавая ему черты самомнения и изворотливости.
   Полуобразование уводит от духа и от Бога. Беспринципность ведет на службу к дьяволу» [197 - Там же. С. 462.]. Во-вторых, из вышесказанного следует задача «русского учителя – преподавателя школы и гимназии, а также профессора, который есть учитель учителей…Он не специалист по ликвидации безграмотности, (не «спец» «ликбеза»), а воспитатель русских детей.… он должен твердо и ясно постигнуть, что есть духовное начало в человеке, как надлежит будить его в детях, укрепляя, развивать, как можно пробудить в ребенке религиозное чувство, совесть, достоинство, честь, художественный вкус, братскую солидарность, правосознание, чувство ответственности, патриотизм и уважение к своей и чужой частной собственности…» [198 - Там же. С. 462–463.]. Так Ильин утверждает, что воспитание национального характера обязательно содержит воспитание характера духовного – «нельзя предоставлять людям вылепливать их душевный уклад как придется: пусть де у каждого инстинкт развивается по воле случая, под влиянием природы, влечений и обстоятельств – на то де человеку дана свобода, и свободу эту надо уважать…Кто не будит в своем ребенке духовного начала, тот отдает его во власть его инстинктивных влечений; тот просто предает его» [199 - Там же. С. 465–466.].
   Далее Ильин подчёркивает, что воспитание духовного характера невозможно без воспитания чувства Бога: «человек приобретает подлинное бытие и подлинную силу именно через приятие даруемой благодати; через непосредственное приобщение личным опытом к божественному; через вхождение в Дух; через прорыв к предметной очевидности» [200 - Там же. С. 467.]. Поэтому «основная и священная задача воспитателя состоит в том, чтобы озарить детскую душу божественными лучами, дать ей вострепетать от них, осчастливить ее ими, влюбить детский инстинкт в Бога и Его мировые веяния»; научить так, «чтобы инстинкт в самые трудные и страшные минуты жизни таил в самом себе любовь к духу, волю к духу и мог всегда найти путь к нему» [201 - Там же. С. 468.]; показать, что «быть – не то же самое, что существовать. Быть – значит быть (сознательно или бессознательно) в божественном содержании, его удерживать в себе, им строить себя, им измерять дела и события. В идеальной полноте это значит принимать путь Божьего Дела на земле как свой собственный путь…» [202 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 7. М.: «Русская книга», 1998. С. 469.].
   Говоря о духовной очевидности, понятии, «…к которому я свожу воспитание русского национального характера и, следовательно, все возрождение России… на духовном оке, на зрении сердца, на созерцании любви – построена была Россия; и русское православие, и русская добродетель; и русское правосознание, и русское геройство, и русское искусство, и русский характер…» [203 - Там же. С. 476.], Ильин подчёркивает: «очевидность одухотворяет, опаляет и очищает человеческое бессознательное – инстинкт и его первобытное чувствилище, страсть и темперамент человека. Она дает человеческой душе якорь, опору и характер. Она дает всем нравственным удержам силу и питание…» [204 - Там же. С. 478.]. В связи с этим, одной из важнейших задач воспитания становится «привить ребенку способность молиться, т. е. собранно, огненно возноситься к Богу и принимать в себя Его благодатное излучение и веяние. В этом процессе человек постепенно и незаметно создает в себе самом, в глубине своей души некое духовное огнилище, некий центр, как бы несгораемую купину, из которой он будет исходить в своих оценках, решениях и делах и которою он будет определяться в жизни.» [205 - Там же С. 479.]. «Человек с духовным характером слышит голос совести не после греха, а до поступка; и этот голос совести не мучает его укором, а подсказывает ему самое лучшее, объективно лучшее в каждом жизненном положении. И это чудеснее всего, что этот голос совести он воспринимает как волю Божию и в то же время как свое собственное влечение и желание…» [206 - Там же. С. 480.].
   И только вследствие такого подхода к воспитанию вырастает человек, который говорит и живёт: «я думаю, решаю и поступаю так и только так; иначе я не могу, и не хочу, и не должен, и не смею; а я и не могу хотеть иначе; я не хотел бы иначе мочь; ибо это и только это соответствует сразу и требованию Божьего Дела на земле, и голосу моей совести, в котором мой инстинкт и мой дух слились воедино» [207 - Там же. С. 470.].
   «Люди, лишённые духовного характера… остаются вне реальности; их жизнь призрачна; их деяния недуховны… им ничто не очевидно, но все для них сомнительно, относительно и условно. Они ни в чем не уверены и вера их, если она имеется, есть лишь суеверие; и потому они неспособны и к верности и не понимают ни ее могущества, ни ее блаженства; а всегда готовы изменить делу духа… В их душевном составе не найти неразложимого центра бытия… Весь характер их состоит в своеобразной бесхарактерности – иногда уступчивой, иногда цепкой, иногда темпераментно-жадной, иногда хитро-пронырливой. Все вместе они – прах истории; и потому так бесследно выметает их Божья метла – вихрь исторических испытаний…» [208 - Там же. С. 470–471.].
   У людей же, старающихся воспитать духовный характер, говорит Ильин, вырабатывается «необходимая и бесконечно драгоценная жизненная основа, которую я называю чувством собственного духовного достоинства… Чувство собственного духовного достоинства не есть ни тщеславие, ни честолюбие, ни гордыня. Оно не только не исключает чувство ответственности, религиозное смирение и покаянное очищение, но является прямым условием их верного, искреннего и плодотворного переживания» [209 - Там же. С. 481.]. «Чувство собственного духовного достоинства есть основа достойного, верного образа действий; основа здоровой гражданственности, творческого правопорядка, могучей армии, крепкого государства. Это есть основа неподкупного, честного служения церкви, и родине, и всякому Божьему делу на земле, основа того, что я называю предметным поведением в жизни и творчестве: и в политическом творчестве, и в научном, и в художественном, и в хозяйственном» [210 - Там же. С. 482–483.].
   Ильин делает вывод: «народ, не умеющий… укрепить свой духовный характер и насадить его в новых поколениях, не сможет удержаться на исторической арене: его смоет волна других народов. И потому у России нет выбора: она должна вступить на указываемый мною путь. И я верю, что это так и будет: великие исторические крушения и испытания пробудят и укрепят её духовные силы…» [211 - Там же. С. 471.].
   К вопросу о воспитании духовного характера Ильин обращался и в других работах. Так, многие из представленных утверждений вариативно повторяются, например, в статьях «О воспитании в грядущей России».
   На примере выбранных работ можно проследить, конечно, очень схематично, как менялось с течением времени отношение И. А. Ильина к России и её будущему: от яростного протеста против постреволюционной России и большевиков, надежд на возвращение Белой армии и восстановление государственного устройства – к более спокойному, созидательному размышлению об устроении России, её обязательном процветании в будущем и решении необходимых для этого задач.
   Понятие «русская идея» в работах И. А. Ильина многосоставно, и разбор любого вопроса – о правосознании, об аксиомах демократии, о свободе, о «духовных основах и духовных пределах национализма и патриотизма» требует работы очень большого объёма. Поэтому можно обратить внимание на скрепляющую все эти разнообразные части тему – всё творчество Ильина выстраивается вокруг идеи духовного возрождения России, а оно, в свою очередь базируется на мысли Ильина о том, что русская идея – «есть идея православного христианства».
   Православие для Ильина – не только личное убеждение, но необходимая предпосылка для служения России, та истина, на основе которой может строиться Россия будущая: «первичное и основное пробуждение веры для православного есть движение сердца, созерцающей любви, которая видит Сына Божия во всей Его благости, во всем Его совершенстве и духовной силе, преклоняется и приемлет Его, как сущую правду Божию, как свое главное жизненное сокровище.
   При свете этого совершенства православный признает свою греховность, укрепляет и очищает Им свою совесть и вступает на путь покаяния и очищения» [212 - Ильин И. А. О православии и католичестве // Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 1. М.: «Русская книга», 1993. С. 389.]. Возрождение национального самосознания, национализм, по Ильину, «есть некий восторг от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его Благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары; но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров» [213 - Там же. С. 363.].
   При всём этом встречаются высказывания, призывающие к некоторой осторожности в оценке религиозных воззрений Ильина. Так, в работе Н. В. Сомина «Достоинства и недостатки миросозерцания И. А. Ильина» справедливо отмечается некая религиозная направленность вообще, не вполне православная позиция философа. Говоря о книге «Аксиомы религиозного опыта», автор пишет: «Имя Всевышнего «Бог» употребляется в 95 случаях из 100. Этим данная книга резко отличается от святоотеческих творений, в которых Христос – всегда «альфа и омега» всего содержания» [214 - Сомин Н. В. Достоинства и недостатки мировоззрения И. А. Ильина. http://chri-soc.narod.ru/snv.htm]. Не умаляя ни ума, ни таланта И. А. Ильина, отмечая его глубокую веру в Бога и высокие моральные качества, Сомин Н. В. пишет, что «Ильин слишком честен и слишком самостоятелен и поэтому он исповедует принцип: «если я чего-то не узнал в личном религиозном опыте, то этого для меня не существует (хотя я не настолько глуп, чтобы утверждать, что этого не существует вообще)»» [215 - Там же.]. Автор подтверждает свою мысль цитатами из книги «Аксиомы религиозного опыта»: «Основанием всякой религиозной веры является личный религиозный опыт человека, а источником – пережитое в этом опыте Откровение». Заметим, – не Писание, не Евангелие, а личное откровение. Вот еще: «веровать не в то, что ему лишь «преподано и указано», но в то, что он действительно узрел и созерцает сердцем вживе и въяве»» [216 - Там же.].
   Автор статьи замечает и отсутствие в лексиконе И. А. Ильина слова «Троица», очень мало упоминаний о диаволе и бесовских силах, почти нет апокалиптики. Также отмечает автор некоторую спутанность в понятиях антропологии; «остается непонятным, какую такую человеческую природу исцелил Христос в Своем крестном подвиге. Но опять-таки слово «Спаситель» Ильиным почти не используется. Христос для Ильина – Истина, Совершенство, Радость, но не Спаситель». Автор говорит о пеллагианской тенденции в мировоззрении Ильина; критикует позицию философа по поводу того, что «стремление к обособленности, индивидуализация рассматривается Ильиным как нечто положительное. «Индивидуализация инстинкта есть явление неизбежное, соответствующее законам человеческой природы и творчески драгоценное: нельзя и не подобает человеку пребывать в родовом всесмешении и недифференцированности, он должен найти себя в своем инстинкте, утвердить себя и начать самостоятельно творить свою жизнь» [217 - Там же.].
   «Такой ярко выраженный индивидуализм Ильина приводит его к искаженному пониманию Церкви, – пишет Сомин Н. В. -… Церковь по Ильину – это общество верующих плюс иерархия плюс учение плюс богослужение плюс правовой строй. Для православных же Церковь одна. Она одна единственная, все другое – просто не Церковь… по Ильину в Церкви человек заимствует духовный опыт, но спасается сам, в своем личном отношении к Богу. Для него Церковь – не то что спасает, а лишь помощница в духовном возрастании. Если для православного естественно жить в Церкви, то для Ильина это невозможно. Он живет сам по себе, лишь положительно, уважительно относясь к Церкви и используя накопленные ею сокровища» [218 - Там же.].
   Довольно резко автор статьи высказывается о терминологии Ильина: «мы встречаем бесконечные выражения вроде: «сердечное созерцание», «предметная сущность бытия», «свет очевидности», «созерцающее в чувствование», «инстинктивная духовность», «предметно-сущееобстояние», но нет ни покаяния, ни плача о своих грехах. Снова есть Бог (который, правда иногда получает странные имена, например «Предмет»), но нет Христа. Впечатление от этих книг даже не протестантское, а просто языческое» [219 - Там же.].
   Как считает Н. В. Сомин, не вполне православная позиция Ильина приводит мыслителя к ошибочным социально-политическим взглядам с христианской точки зрения. Достаточно убедительно автор статьи пишет о спорных позициях в вопросах правосознания, частной собственности, государственного устройства, постреволюционной православной церкви.
   Автор статьи подчёркивает, что подобные и иные упрёки, иногда в очень нелицеприятной и жёсткой форме, Ильин получал и при жизни. Известна полемика по поводу его книги «О сопротивлении злу силою», особенно резка рецензия Н. Бердяева «Кошмар злого добра». Н. В. Сомин соглашается с мнением Н. Бердяева о том, что «Ильин солидаризируется с православием, но «органического православного мировоззрения» не имеет», считает верным утверждение Н. Бердяева «Вся настроенность книги И. Ильина не христианская и антихристианская. Она проникнута чувством фарисейской самоправедности» и «Все несчастье в том, что И. Ильин слишком сознает себя «частицею божественного огня». Это есть обнаружение неслыханной духовной гордыни» [220 - Цит. по ст.: Сомин Н. В. Достоинства и недостатки мировоззрения И. А. Ильина. http://chri-soc.narod.ru/snv.html]. Автор статьи считает, что «в такой «необъективной», смиряющей форме Ильину были указаны глубокие недостатки его религиозного устроения… Ильин написал опровержение на рецензию, где с негодованием отверг все обличения Бердяева, чем лишний раз показал свое непонимание подлинного Православия» [221 - Там же.].
   Критикуя особенности мировоззрения И. А. Ильина, автор статьи отмечает: «Всякий человек где-то горд, где-то в прелести, где-то неправославен и меру этого знает только Бог. Верность же Ильина России, боль его сердца за Россию остаются для нас примером. Многие его идеи должны быть приняты патриотами на вооружение. Четкость его мысли должна служить нам образцом…Пафос этой статьи направлен не против Ильина, а скорее на предупреждение его апологетов, некритично принимающих его социально-философские построения. Полностью доверять можно лишь Церкви. Даже мнения отцов и учителей Церкви могут содержать ошибки. Тем более, ошибочными могут быть установки людей выдающегося ума, не вполне укорененных в Православии. Особенно осторожно следует подходить к теориям в социальной области, в том числе и тем, которые на первый взгляд кажутся глубоко продуманными. Верным может быть только то, что исходит из Православия, пропитано его традицией, основано на святоотеческом предании, облечено в подлинную церковность» [222 - Там же.].

Заключение

   В настоящее время творческое наследие И. А. Ильина продолжает активно разрабатываться. Выходят новые, дополнительные тома Собрания сочинений, переиздаются отдельные работы философа, выходят в свет исследовательские труды в сборниках и периодической печати, статьи об Ильине появляются в энциклопедических изданиях, творческое наследие стало предметом множества диссертационных исследований, о жизненном пути и деятельности Ильина снято несколько документальных фильмов. И. А. Ильин называется «самым читаемым в России и любимым философом в последнее десятилетие уходящего века… чьё наследие, несомненно, окажется востребованным и в новом XXI веке» [223 - Цит. по ст.: Репников А. Ильин Иван Александрович // http://www.pravaya.ru/ludi/450/519].
   В результате исследования были выявлены следующие особенности такого явления общественной жизни, как «русская идея»:
   1. «Русская идея» как особая концепция имеет длительную историю развития, неразрывно связанную с историческим путём России. Изменения же в концепции «русской идеи» коррелируют с уровнем национального самосознания народов России.
   2. В концепцию «русской идеи» вовлечён широкий круг вопросов, касающихся исторического пути России и взаимодействия её с путями развития других стран; национального самосознания и патриотизма; специфики национального характера и национальной культуры; особенностей российской государственности и многих других.
   Разработка «русской идеи» в творчестве И. А. Ильина, которой было посвящено абсолютное большинство работ философа после 1922 года (весь период эмиграции) имеет свою специфику:
   – мы видим здесь не теоретически-абстрактное, но глубоко личностное развитие темы, определяющееся цельностью и гражданской позицией автора;
   – концепция «русской идеи» в его произведениях из области историософии переходит в область социально-философскую и даже социально-практическую. При этом позиция автора, несомненно, сохраняет характер взгляда на Россию «с высоты орлиного полёта», стратегической мысли о её перспективах – эта особенность, свойственна «русской идее» во все века её развития;
   – обращаясь к положениям «русской идеи», сам И. А. Ильин говорит о важности её надпартийных, надклассовых, наднациональных проявлений, о чём часто умалчивают в наши дни, делая из цитат Ильина злободневные политические лозунги;
   – в своих работах философ подчёркивает роль интеллигенции в воспитании духовных основ общества, становлении государственных институтов, развитии культуры и искусства.
   В наши дни поднимается очередная волна интереса к «русской идее», причём способствует этому интересу именно то, что стали широко доступны произведения Ильина. Благодаря тому, что подача материала, характер его изложения необычайно увлекает, захватывает, мысли философа в области «русской идеи» звучат современно и актуально, кажущаяся простота и доступность изложения провоцируют на многочисленные выдержки и цитаты из работ автора. «Между тем, справедливо понимание этой простоты как только кажущейся. Знавший Ильина с молодых лет В. Даватц отмечал, что «читать его трудно. Надо останавливаться на каждой фразе; каждая запятая – внутренне необходима» [224 - Цит. по рец.: Грановского В. Набат русского колокола // Мемориально-просветительский и историко-культурный центр «Белое дело»].
   Над всеми своими текстами возвышается личность Ивана Александровича Ильина, производящая сильное впечатление целостностью жизни и творчества, бескомпромиссностью в убеждениях, умением аргументировано, ярко отстаивать свою позицию, но главное – своей мудрой и верной любовью к России. Как пишет И. И. Евлампиев, «осознание своей неустранимой вины за зло и несовершенство мира, естественно, должно изменить отношение человека к себе самому, к той системе ценностей, которая обосновывает его жизнь, к целям его жизни и деятельности в мире. Так, Ильин полагал, что это осознание должно преобразоваться в твердую решимость всегда и везде выступать активным противником зла, при чем наиболее важной целью для человека должно стать преодоление зла и несовершенства в себе самом, чтобы затем с большим правом человек мог соучаствовать в общей борьбе с мировым злом» [225 - Евлампиев И. И. Антропологическая тема в русской философии // Вестник СПбГУ. Серия 6: философия. Вып. 3, 1998.]. Эта позиция – духовное воспитание личности и самовоспитание, стала одной из основ в его концепции русской идеи. Духовное возрастание непосредственно связано с православным мировоззрением философа. «Среди современных философов он занимает одно из первых мест, а что при этом он является философом-христианином, сильно увеличивает его значение. И нужно добавить, что он христианин православный» – так писал об Ильине В. Рябушинский [226 - Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. Т. 2, кн. 2. Приложения. М.: «Русская книга», 1993. С. 397.].
   О «православности» Ильина, его отношении к религии вообще и к христианству в частности, написано много критической литературы. Приведем мнение архимандрита Константина, и оно представляется очень точным: «От этой своей мыслительной высококачественности не мог отрешиться И. А. – даже перед лицом Бога и Церкви. Он был верным рабом Божиим и лояльным сыном Церкви, но не безгласным и нищим стоял он, а продолжал быть облеченным в оружие своей мысли.
   Двойственный свет ложится неизменно на всякое богоискательство, как бы кто на этом пути близко ни подходил к Богу. Те, кто еще ищут Бога, те не упокоились в Нем, не слили с церковным своего духовного опыта всецело и до конца, не обрели еще той «тишины», того «покоя», наличие которого, по свидетельству преп. Серафима, ведет к спасению тысячи и тысячи людей кругом…» [227 - Там же. С. 378–381.].
   Что же касается современного отношения к русской идеи И. А. Ильина, то уместным кажется мысль А. В. Гулыги: «постсовременное мышление актуализирует прошлое на более убедительном уровне. Русская идея – это составная общечеловеческой христианской идеи, изложенная в терминах современной диалектики. В ней сформулирована цель. Не средства. Но великая цель. Это уже много» [228 - Гулыга А. В. Русская идея и ее творцы. М.: «Эксмо», 2003. С. 54.].
   Современный нам мир захлёбывается, раздираемый конфликтами разного масштаба, социальными, экологическими проблемами, корневой причиной которых является духовный кризис самого человека. Выход из исторического тупика, преодоление чувства неполноценности перед Западом (равно как и чувства национального превосходства), осознание великой духовной миссии России, провозглашающей живую истину Христа для всех народов – помогают нам обрести труды нашего великого соотечественника, Ивана Александровича Ильина, сквозь страницы которых сияет нам свет России Грядущей.

Послесловие

     Сияй же, Русь: ты – Иерусалим!
     Прочь малодушный лепет полуверы!
     Ты дашь ответ хулителям своим
     Не мишурой богатств, а святости примером.

     В горнилах лет, в аду кровавых бурь
     Взрастила ты зерно своей святыни.
     Небес твоих немыслимых лазурь
     Над златом куполов сияет и поныне.

     Сквозь гул столетий, злобу и цинизм,
     Сквозь лязг цивилизаций непрестанный
     Божественная прорастает жизнь,
     Звучит твоя чистейшая Осанна.

     Ты поднималась, падала опять,
     Взыскуя путь к утраченному Раю,
     И не могла с собою совладать,
     Как древний богоизбранный Израиль.

     Сияй же, Русь, над бранью наших дней,
     Над всей историей своей непостижимой,
     Над жизнью неустроенной моей —
     Как образ Нового Иерусалима.

Розалия Рупова

Список литературы

//-- Источники: --//
   1. Ильин И. А. Избранное. – Смоленск: «Посох», 1995. – 416 с.
   2. Ильин И. А. Путь духовного обновления / Сост., авт. предисл., отв. ред. О. А. Платонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2011. – 1216 с.
   3. Ильин И. А. Собрание сочинений в 10 т. – М.: «Русская книга», 19931999.
   4. Ильин И. А. Собрание сочинений: Переписка двух Иванов (19271934). – М.: «Русская книга», 2000. – 560 с.
   5. Ильин И. А. Собрание сочинений: Письма. Мемуары. (1939–1954). – М.: «Русская книга», 1999. – 512 с.
   6. Ильин И. А. Собрание сочинений: Русский Колокол: Журнал волевой идеи. – М.: ПСТГУ, 2008. – 856 с.
   7. Ильин И. А. Собрание сочинений: Статьи. Лекции. Выступления. Рецензии (1906–1954). – М.: «Русская книга», 2001. – 560 с.
//-- Исследования: --//
   1. Ахиезер А. С. Россия как большое общество // Журнал «Вопросы философии». – М.: «Наука». № 1, 1993.
   2. Бердяев Н. А. Русская идея. СПб.: «Азбука – классика», 2008. – 300 с.
   3. Ванчугов В. В. Очерк истории философии «самобытно-русской». – М.: «Пилигрим», 1994. – 405 с.
   4. Василенко Л. И. Введение в религиозную философию. – М.: ПСТГУ, 2006. – 448с.
   5. Волкогонова О. Д. Образ России в философии русского зарубежья. – Москва: РОССПЭН, 1998. – 325 с.
   6. Волкогонова О. Д. Есть ли будущее у русской идеи? // Журнал «Мир России». 2000. № 2.
   7. Гидиринский В. И. Идея любящего сердца. Русская идея как проблема // Журнал «Национальные интересы»: Издание Института национальной стратегии реформ. – 2003. – № 2 «Духовность».
   8. Гидиринский В. И. Русская идея и армия (Философско-исторический анализ). – М.: Военный университет, 1997. – 323 с.
   9. Гидиринский В. И. Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2010. -168 с.
   10. Гулыга А. В. Русская идея и ее творцы. – М.: «Эксмо», 2003. – 448 с.
   11. Евлампиев И. И. Антропологическая тема в русской философии // Вестник СПбГУ. Серия 6: философия. Вып. 3, 1998.
   12. Евлампиев И. И. Божественное и человеческое в философии И. Ильина. – СПб.: «Наука», 1998. – 296 с.
   13. Евлампиев И. И. История русской метафизики в ХIХ-XX веках. Ч. 2. – СПб.: «Алетейя», 2000. – 413 с.
   14. Зернов И. Н. Иван Ильин. Монархия и будущее России. – М.: «Алгоритм», 2007. – 240 с.
   15. Изергина В. П. «Белая» идеология в творчестве И. А. Ильина швейцарского периода эмиграции // Журнал «Регионология». – 2013. – № 4.
   16. И. А. Ильин: рго et contra. Личность и творчество Ивана Ильина в воспоминаниях, документах и оценках русских мыслителей и исследователей. Антология – СПб.: Русский Христианский гуманитарный институт, 2004. – 877 с.
   17. История философии: Запад-Россия-Восток (Книга третья. Философия XIX–XX в). Сб. под ред. проф. Н. В. Мотрошиловой и проф. А. М. Руткевича. – М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1999. – 448 с.
   18. Лисица Ю. Т. И. А. Ильин: Историко-биографический очерк // И. А. Ильин. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 1. – М.: «Русская книга», 1996.
   19. Лихачёв Д. С. О национальном характере русских // Журнал «Вопросы философии» – М.: «Наука». № 4, 1990.
   20. Паламарчук П. Г. Москва или третий Рим? Восемнадцать очерков о русской истории и словесности. – М.: «Современник», 1991. – 365 с.
   21. Полторацкий Н. П. Иван Александрович Ильин. К столетию со дня рождения // Россия и революция. Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль XX века: Сб. статей. – Нью-Йорк: «Эрмитаж», 1988.
   22. Полторацкий Н. П. Монархия и республика в восприятии И. А. Ильина. – Нью-Йорк, 1979. – 86с.
   23. Полторацкий Н. П. Русская религиозная философия // Мосты. Литературно-художественный и общественно-политический альманах. – № 4, 1960. Издательство центрального объединения политических эмигрантов из СССР (ЦОПЕ).
   24. Русская религиозно-философская мысль XX века // Сборник. Сост. и ред. Н. П. Полторацкий. – Питтсбург, 1975. – 414 с.
   25. Русская идея // Сборник. Сост. и авт. вступ. статьи М. А. Маслин. – М.: «Республика», 1992. – 496 с.
   26. Русская идея: В кругу писателей и мыслителей Русского Зарубежья в 2 т. – М.: «Искусство»,1994. – Т. 1, 539 с., Т. 2, 684 с.
   27. Сендеров В. А. «Православие. Самодержавие. Народность». Европейский проект для России // Журнал «Вопросы философии» – М.: «Наука». № 10, 2013.
   28. Сохряков Ю. И. И. А. Ильин – религиозный мыслитель и литературный критик. – М.: ИМЛИ РАН, 2004. – 249 с.
   29. Сохряков Ю. И. Русская цивилизация: философия и литература. – М.: Институт русской цивилизации, 2010. – 720 с.
   30. Сухов А. Д. Русская философия: особенности, традиции, исторические судьбы. – М.: ИФРАН, 1995. – 157 с.
   31. Сухов А. Д. Столетняя дискуссия: западничество и самобытность в русской философии – М.: ИФРАН, 1998. – 198 с.
   32. Томсинов В. А. Мыслитель с поющим сердцем. Иван Александрович Ильин: русский идеолог эпохи революций. – М.: «Зерцало», 2012. – 192 с.
   33. Троицкий Е. С. О русской идее. Очерк теории возрождения нации. М.: АКИРН, 1994. – 313 с.
   34. Троицкий Е. С. Русская идея // Журнал «Русский дом» – № 10, октябрь 2010.
   35. Хоружий С. С. О старом и новом. – СПб.: «Алетейя», 2000. – 477 с.
   36. Шарипов А. М. Иван Ильин в современной России: к 130-летию философа // Журнал «Вопросы философии» – М.: «Наука». № 10, 2013.
   37. Яковенко Б. В. Мощь философии. – СПб.: «Наука», 2000. – 972 с.
//-- Словари, энциклопедии: --//
   1 Православная энциклопедия. http://www.pravenc.ru/text/
   2. Русская философия: Словарь / Под общ. ред. М. А. Маслина. – М.: «Республика», 1995.
//-- Электронные ресурсы: --//
   1. Барежев К. В. Современный российский кризис и проблема национальной идентичности // Социальный кризис и социальная катастрофа. Сборник материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   2. Голубков М. М. Русская литература XX в.: После раскола // Учебное пособие для вузов. http://lib4all.ru
   3. Гончаров С. З. Духовная актология Ивана Ильина. http://www.delorus.com/medialibrary/
   4. И. А. Ильин: философия духовного опыта. http://www.philosoffine.ru/filosofia
   5. Казин А. Л. Россия в нехристианском мире: к вопросу о нашем будущем. // Перспективы человека в глобализирующемся мире / СПб.: Санкт– Петербургское философское общество, 2003. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   6. Как создавалось евразийство. http://www.runivers.ru/
   7. Капранов В. А. Нравственные основы русского духа // Россия: прошлое, настоящее будущее: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 16–19 декабря 1996 г. / Отв. ред. М. С. Уваров. – СПб.: Издательство БГТУ, 1996. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   8. Кожевников В. А. Платоническая теория права Ив. Ильина. Анахронизм или перспектива? http://filosofia.ru/
   9. Копалов В. И. Творческая идея России в философии Ивана Ильина // Сайт «Православный апологет». http://apologet.spb.ru/
   10. Мартынов К. Архивы духовности // Русский журнал 2006. http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Arhivy-duhovnosti
   11. Мозелов А. П., Гречаный В. В. Российская философия сегодня: духовность, русская идея, выживание // Россия: прошлое, настоящее будущее: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 16–19 декабря 1996 г. / Отв. ред. М. С. Уваров. – СПб.: Издательство БГТУ, 1996. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологи.
   12. Перов Ю. В. «Русская Идея» и «либеральный проект для всего мира» // Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   13. Репников А. Ильин Иван Александрович. // http://www.pravaya.ru/ludi/
   14. Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. – М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. Вып. 5. – 672 с. http://www.runivers.ru/doc/
   15. Русская идеология. Информационно-аналитический портал РХГА. http://russidea.rchgi.spb.ru/
   16. Слинин Я. А. Идея глобального общества и национальный вопрос. // Miscellaneahumanitariaphilosоphiae. Очерки по философии и культуре. Серия «Мыслители», выпуск 5. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   17. Солонин Ю. Н., Аркан Ю. Л. Пути России: замечания, полемика и попытки оценки. // Перспективы человека в глобализирующемся мире / СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. http://anthropology.ru/ru/index.html web-кафедра философской антропологии.
   18. Сомин Н. В. Достоинства и недостатки мировоззрения И. А. Ильина // http://www.chri-soc.narod.ru/ilyn.htm
   19. Томсинов В. А. Иван Александрович Ильин. Биографический очерк. // Ильин И. А. Теория права и государства. http://img0.liveinternet.ru/images/attach/b/2/3596/3596871_Ilin_I.doc
   20. Тутлис В. П. Общечеловеческий смысл Русской идеи. // Кантовские чтения в КРСУ (22 апреля 2004 г.); Общечеловеческое и национальное в философии: II международная научно-практическая конференция КРСУ (27–28 мая 2004 г.). Материалы выступлений / Под общ. ред. И. И. Ивановой. – Бишкек, 2004. http://anthropology.ru/ru/index.html web – кафедра философской антропологии.
   21. Франк С. Л. Русское мировоззрение. www.patriotica.ru
   22. Франк С. Л. Смысл жизни.http://www.litmir.net/bd/?b=75295
   23. http://fondhristianin.ru/zhurnal-russkiy-kolokol – Сообщество последователей идей русского мыслителя Ивана Александровича Ильина. Представительство журнала «Русский колокол» в интернете. Главный редактор Ю. Т. Лисица.
//-- Авторефераты диссертаций: --//
   1. Тарасова М. Р. И. А. Ильин как литературный критик. – М., 1999.
   2. Барковская Т. В. И. А. Ильин о роли культуры и религии в национальном возрождении России. – М., 2005.
   3. Бороздина Е. А. Социально-политическое учение И. А. Ильина. – М., 2003.
   4. Будов А. И. Философско-религиозные концепции гражданского общества. – М., 2010.
   5. Булгак И. Б. Социальная философия И. А. Ильина. – М., 1995.
   6. Гребнева Г. А. Эволюция философских взглядов И. А. Ильина. – Екатеринбург, 2004.
   7. Гутлин М. Н. Концепция духовного обновления российского общества в социальной философии И. А. Ильина. – Иваново, 2008.
   8. Кирсанова О. В. Проблема справедливости в русской этикофилософской мысли (В. С. Соловьев и И. А. Ильин). – Саранск, 2012.
   9. Лагунов А. А. Социальные концепции русской религиозной философии в контексте современности. – Ставрополь, 2008.
   10. Пыжова, О. В. Этнический образ мира в философии культуры России XIX-начала XX века. – Курск, 2011.
   11. Усачев А. В. Проблема онтологического статуса религиозного компонента русской философии конца XIX-первой половины XX в. – Тула, 2008.
   12. Филонова М. Б. Социально-философская концептуализация идеи национального суверенитета. – Ростов-на-Дону, 2011.
   13. Шарипов А. М. Факторы становления российской цивилизации в культурно-исторической концепции И. А. Ильина. – М., 2004.
   14. Шишкин В. А. Русский национальный идеал в структуре национального самосознания. – Омск, 2011.

Алексей Верховодько, Розалия Рупова Свет России грядущей. Человек и общество в «русской идее» Ивана Ильина