   Потомок легендарного майора Пронина против агента «007 плюс» – потомка небезызвестного Джеймса Бонда
   Иронический детектив-фэнтези
   Владимир Анатольевич Маталасов

   «Только не подумайте, господа
   что это бред сивой кобылы,
   ибо это не так!»
(Имярек)

   © Владимир Анатольевич Маталасов, 2015

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

1. Будни профессора Пестикова

   Профессор Пестиков Никанор Евграфович низко склонился над секретными чертежами своего нового изобретения. От зелёного абажура настольной лампы исходил мягкий, рассеянный свет. Установлена она была на мраморной подставке, выполненной в виде обнажённых фигур Аполлона Бельведерского и Венеры Милосской, застывших в выразительных, многообещающих позах. Блики, роняемые лампой, игриво стелились по полу и стенам комнаты, оборудованной под рабочий кабинет. Кругом – стеллажи с книгами и непонятными постороннему глазу приборами и аппаратурой различного предназначения. Пищали, щёлкали, зуммерили элементы электронной аппаратуры. Пахло канифолью и нитролаком.
   Кабинет размещался в загородном двухэтажном особняке, выполненном в виде добротного деревенского сруба, сработанного из дубовых брёвен. Первый этаж украшала веранда, второй – небольшой балкон, выходивший в вишнёвый сад. На этом балконе, в часы досуга, профессор нет-нет да и любил попивать цейлонский чай. Заваривался он непосредственно в турецком самоваре на угольках, доставляемых прямо из копей царя Соломона слугами шейха Али Махмуддина эль Абдулнадул тринадцатого. Как правило, профессор потягивал его из фарфоровой чашечки китайского сервиза с чухломской росписью.
   Особняк располагался в берёзовой рощице дачного посёлка «Голубые Ключи». Метрах в ста от усадьбы протекала живописная речка Шалунья, в которую впадало множество родниковых ключей.
   Сама природа способствовала возникновению творческих всплесков мысли. Здесь нашли свой приют размышления о смысле жизни, философские умозаключения о значении учений Шопенгауэра и романтической лирики Петрарки. Всё это вносило некоторые элементы таинственности и загадочности в, казалось бы, будничную обстановку тихого, уединённого островка жизни.
   Никанор Евграфович являл собой тип кабинетного учёного. Это был яркий приверженец уединённых, кабинетных занятий в тиши берёзовых рощ в низинах среднерусской возвышенности. Профессор восторгался шумом вод родниковых ключей и звуками крика ночной совы. По утрам он наслаждался пением петухов, а днём любил подсчитывать количество куков, издаваемых кукушкой.
   У него был классический вид учёного начала прошлого столетия. Был он невысокого роста, весьма подвижный и эксцентричный в свои шестьдесят лет. Худощавый, с бородкой клинышком, в пенсне и в чёрной академической ермолке, которую не снимал даже тогда, когда ложился спать. Работал он в области создания электронно-биологических систем шестого уровня восьмого порядка двадцать второго поколения, способных к самовоспроизводству себе подобных.
   Было у профессора и хобби, которым он занимался втайне от всех, а именно: он увлекался селекцией овощных культур на своём приусадебном дачном участке. Одной из последних его работ в этом направлении была селекция редиски и хрена. Получилась редиска хреновидная вкуса хреновой редиски…
   Академическая ермолка профессора так и мелькала над поверхностью рабочего стола. Его пристальный взгляд скользил по листам ватмана с секретными чертежами, останавливаясь на отдельных их узлах и деталях. Он вникал и мыслил. Делал какие-то пометки на полях чертежей. В уме оперировал семизначными цифрами, умудряясь при этом производить с ними сложные математические расчёты с применением методов интегрирования и дифференцирования. Логарифмическая линейка, удерживаемая в левой руке, позволяла обеспечить законченность форм внешнего облика выдающегося учёного.
   Но вот профессор оторвал пристальный взгляд от чертежей. Сидя, выпрямился, сладко потянулся, издавая протяжные, благостные звуки. В этот миг старинные часы швейцарской фирмы «Бухбах» известили мир о том, что уже очень поздно и время вот-вот перевалит за два часа ночи. Спать не хотелось. Распалённый мозг требовал непрерывного умственного напряжения.
   Профессор встал, подошёл к кафельной печке, возвышавшейся под самый потолок. Средним пальцем правой руки он нажал на какой-то её выступ. Беззвучно отворились створки потайного сейфа, закамуфлированного под эту самую кафельную печь. Никанор Евграфович вытащил, одну за другой, несколько папок с совершенно секретными изобретениями. С нескрываемым удовольствием перелистал их пожелтевшие от времени страницы. Среди них ему попалась папка с описанием одного из множества незаконченных изобретений. На первый взгляд, было оно не таким уж и секретным. Над ним он когда-то работал, так, играючи, для разминки мозгов. Заключалось оно в следующем.
   Всё возрастающее число автомобильных пробок на дорогах страны не могло пройти мимо пристального внимания и зоркого глаза учёного, приковав к себе всё его существо.
   – Что делать? – размышлял профессор. – Легче колесницу римского императора переделать на тачанку со станковым пулемётом. Каким бы это таким чудесным образом избежать подобного бедствия, нарастающего снежным комом? Сколько нереализованных возможностей? Сколько бытовых, производственных и прочих неудобств, морального ущерба, убытка стране несло на себе это зло. Подумать только! Подобное невозможно передать словами: только – мимикой.
   – Вперёд! – воскликнул про себя Никанор Евграфович, и ровно через год им был создан аппарат, облучение которым живого объекта позволяло делать его невесомым.
   Это давало развязку решению множества жизненно важных проблем, связанных с индивидуальным перемещением людей в пространстве, по воздуху, как в черте города, так и за его пределами. Отпадала надобность в использовании личного автотранспорта. Это положительным образом должно было сказаться на окружающей среде. Число аварий уменьшилось бы в несколько десятков, а может быть даже и сотен раз. Территории городов были бы максимально разгружены от людских и транспортных потоков. В общем, бесчисленные преимущества, которые сулило данное изобретение, были налицо, велики и неоспоримы.
   Однако, прибор требовал серьёзных доработок. Всё дело заключалось в том, что экспериментально облучаемые живые объекты не желали зависать в воздухе. Они устремлялись вертикально вверх и покидали пределы земли, преодолевая силы земного притяжения. Иными словами: облучение прибором придавало объекту строго вертикальную составляющую движения. Многовекторность же этого движения, которая обеспечивала бы объекту свободное зависание в воздухе, отсутствовала. Это таило в себе определённую опасность.
   Так, например, толи по неосторожности, толи по неосмотрительности, проявленной профессором, во время проведения испытаний аппарата, в космос, с хрюканьем, был отправлен соседский хряк. За ним туда же последовали и два гуся – один белый, другой серый, – что жили у бабуси, напротив. Правда, никто из пострадавших так и не догадался, что же всё-таки произошло с их любимцами.
   Разумеется, профессор от души, про себя, посочувствовал пострадавшим, проявив при этом все наилучшие черты и качества филантропа. Ущерб, на правах благотворительности, был им возмещён в тройном размере без объяснения причин случившегося. Подобный шаг был предпринят для устранения преждевременного разглашения сути изобретения.
   Итак, необходимо было все пространственные силы, воздействующие на объект, уравнять, приведя их к единому, общему знаменателю. Возникал вопрос обеспечения регулирования скорости, направления и высоты движения в свободном парении. Только лишь уже после этого можно было представить изобретение на суд в высших научных инстанциях. И профессор когда-то работал в этом направлении много, долго и упорно. Делал он это, не покладая рук, которые всё время пребывали в непрестанном движении, как и мысли. Ему оставалось ещё совсем немного, чтобы завершить начатое дело. И вот только теперь он решил довести его до логического конца.
   В перспективе стояла задача создания малогабаритного, компактного, переносного, индивидуального прибора. Им должен быть оснащён каждый представитель отечества: и стар и млад. И эта задача была уже почти что решена. Оставалось устранить кое-какие неполадки в опытном экземпляре прибора, и – дело в шляпе, как любил говаривать профессор. На это было решено бросить все свои неисчерпаемые ресурсы человеческой мысли и интеллекта, потенциал которых был безграничен. Поэтому Никанор Евграфович дал себе слово работать и работать все двадцать четыре часа в сутки, не смыкая вежд…
   Профессор закрыл сейф с секретными документами. Подошёл к рабочему столу, выдвинул его средний ящик. Из него он извлёк небольшой предмет размером с пачку сигарет и прикрепил спереди к брючному ремню.
   Неожиданно разразился дождь. Крупные капли его громко забарабанили по металлическому карнизу окна. Небо прочертила яркая, ломаная линия грозового разряда. Раздались мощные раскаты грома. Профессор тут же поспешил плотно прикрыть створки окна. Затем, выйдя на середину комнаты, передвинул безымянным пальцем левой руки небольшой рычажок на коробке и… стал быстро, беззвучно подниматься вверх.
   Наличие потолка прервало поступательное движение учёного.
   Неслышно отворилась дверь кабинета. На пороге его возникла стать жены Никанора Евграфовича – Ефросиньи Саввичны Пестиковой-Тычинкиной. Являлась она обладательницей роскошной фигуры со сбалансированным объёмом всех частей тела и мягкого, грудного голоса. Узрев мужа в подвешенном состоянии, подпиравшего своды потолка, она ахнула и обомлела, схватившись за сердце.
   – Никиша! Что ты там делаешь? – испуганно вскрикнула она.
   – А ты разве не видишь? – молвил муж, не зная, что и ответить. – Лампочку вкручиваю, – выпалил он первое, что пришло на ум.
   – А-а, – обескураженно протянула женщина. – А как же ты там держишься, без лестницы?
   – На гвоздике. Ты, Фрося, вот что: ступай-ка лучше себе вниз да ложись, а я скоро приду. Ну, иди, иди.
   – Тогда я пошла, Никиша, – тихо вымолвила всё ещё до смерти перепуганная Ефросинья Саввична. – Только ты уж смотри, не задерживайся там.
   Она тихо вышла, осторожно притворив за собой дверь. Никанор Евграфович всё ещё висел под потолком в положении «на боку».
   – Выключить прибор, значит шею себе свернуть, – судорожно размышлял он под рёв ненастья. – Поэтому сначала надо оттолкнуться от потолка и, достигнув пола, тут же выключить прибор.
   Так он и поступил, правда, приземлившись на голову, но оставшись при этом целым и невредимым.
   Ночь разразилась бурей и ливнем. Ветер нещадно гнул верхушки деревьев и швырял капли дождя в окна домов и на крыши. Небо разверзлось бездной. То тут, то там сверкали молнии, сопровождавшиеся грохотом канонады.
   – Сплошное светопреставление! – радовался чему-то Никанор Евграфович. Такая погода, в его понятии, мобилизовала и вела к поставленной цели.
   Он спустился по лестнице в гостиную. Там никого не оказалось. Под ногами скрипели половицы. В спальне тоже никого не было. Тогда решил заглянуть в комнату дочери Машеньки. Эта хрупкая, черноокая красавица двадцати лет от роду, с толстой, длинной косой, перекинутой через плечо, была поздним и единственным ребёнком в семье. Она была студенткой четвёртого курса консерватории по классу фортепиано у знаменитого педагога, профессора консерватории Евпла Дормидонтовича Внемлигласова.
   Приоткрыв дверь, он увидел в свете ночника жену и дочь. Сидели они рядышком на кровати, боязливо прижавшись друг к дружке.
   – А я всё в догадках теряюсь: куда же это подевались мои красавицы, – облегчённо вздохнул Никанор Евграфович. – Вы что же, полуночничать собрались?
   – Да как-то не по себе, Никиша! – откликнулась Ефросинья Саввична. – На дворе скоро уже и светать начнёт, а мы тут как две клушки на насесте. Сидим, не спим, всё ждём, когда петух закукарекает.
   – Ну, раз такое дело, то я попросил бы тебя, Маша, сыграть, для своего отца, что-нибудь этакое торжественно-триумфальное. Сыграй-ка мне, дочурка, что-либо из Баха, Моцарта или Генделя с Мендельсоном.
   – Папа, так ведь ночь на дворе!
   – Тем более, дочка, тем более. Ну, сделай милость, сыграй! Душа просит. Ты только посмотри какая катавасия за окном творится. Прелесть! Вот где простор, размах мысли.
   Накинув на плечи большой пуховый, оренбургский платок, Маша проследовала за отцом в гостиную. Никанор Евграфович щёлкнул выключателем и комната озарилась мягким, радужным светом. Дочь подошла к прекрасному, старинному роялю фирмы «Беккер». Он достался в наследство Никанору Евграфовичу от его прадедушки – по материнской линии, – Касьяна Демьяновича Микиткина. Открыв большую крышку, за ней крышку клавиатуры, поудобнее умостившись на вращающемся стульчике, дочь приступила к разминке пальцев. Это выразилось в исполнении – в темпе «prestissimo» – нескольких произведений из цикла «Нам не страшен серый волк». И уж только после этого зазвучала «Кантата №47» Иоганна Себастьяна Баха.
   Погода неистовствовала, а звуки музыки наперекор непогоде, всё лились и ширились, то усиливаясь, то стихая. Мелодия звучала всё сильнее, увереннее и торжественнее. Затем последовал плавный переход к «Прелюдии и фуге ми минор» всё того же композитора.
   Взъерошенный, возбуждённый непогодой и музыкой, Никанор Евграфович, заложив руки за спину, метался по комнате из угла в угол, переполняемый нахлынувшими чувствами, мыслями и думами. А когда зазвучала «Партита до минор» Баха, профессор не выдержал и присоединился к дочери. Игра продолжалась уже в четыре руки.
   Но вот зазвучала «Короткая месса» Моцарта. Тут уже не вытерпела Ефросинья Саввична и кинулась к миниоргану. Достался он ей в наследство от прабабушки – по отцовской линии – Миликтрисы Поликарповны Дармоедовой. Инструмент располагался в противоположном от рояля углу. Пересекая комнату по диагонали, она ногами запуталась в собственном одеянии, проскользив до органа на животе. По этой причине «Месса» в шесть рук прозвучала ещё более торжественней и убедительней. Под конец зазвучала «Аве Мария» Генделя.
   Словно белые крыла птиц мелькали в воздухе три пары рук, наперекор и назло всем стихиям, бушевавшим за окном. Взят последний аккорд. Непогода, словно по волшебной палочке, сразу же утихла. Пропел первый петух, запели в роще соловьи. Где-то замычала корова, два раза хрюкнула свинья и три раза гавкнула соседская собака. Исполнители, все трое, вздохнули с облегчением. Испытывалась некоторая тяжесть в чреслах от чрезмерного душевного и физического перенапряжения. Истома, возникшая во всём теле, влекла к упокоению.
   – Спать, спать и ещё раз спать! – воскликнул Никанор Евграфович и удалился восвояси.
   Дом профессора погрузился в сон. Не могли уснуть только соседи ближайшей округи. Они были крайне встревожены ночной бурей и бравурными звуками музыки, низвергавшейся словно с самих небес.

2. Генерал-полковник Дальновидный, подполковник Следопытов и младший лейтенант Неуловимцев Иван Иваныч приступают к решению трудноразрешимой задачи

   Шло совещание работников следственного отдела областного управления МВД. Подводились итоги работы за истекший квартал текущего года. Как это и полагалось, вступительное слово держал его начальник Недотёпов Дорофей Фролович. Назидания его, поучения и наставления давно уже стояли у сотрудников костью поперёк горла. Но слушать его было необходимо, исходя из основ служебной этики. По своему накалу тишина была беспросветной.
   – Ведь нынче такие дела пошли, доложу я вам, – продолжал тем временем Недотёпов, – что прошу всех встать…
   Все дружно встали, вытянув руки по швам.
   – Да вы меня не так поняли, – поспешил он успокоить подчинённых. – Вы сидите, сидите. Это у меня такая присказка. Так вот, в каждом преступлении есть свой элемент неожиданности. Вот его-то как раз и надо искать, – глубокомысленно вещал начальник. – Любое из преступлений несёт на себе свой, особый след, и я бы даже сказал – отпечаток, почерк. По нему можно судить, как было совершено то или иное преступление: хладнокровно, в порыве ярости, преднамеренно, по неосторожности. Хотя должен вам признаться, в настоящее время действуют не преступники-одиночки, а организованные банды. Как быть? Самый надёжный способ – обезглавить банду, устранить её вожака, и тем самым внести смятение в её ряды. Но вот задача: как это выполнить, как к нему подступиться?.. Отнюдь, товарищи, отнюдь, подобная задача не из лёгких. И всё же, скажу я вам, на этот раз мы сработали с вами на отлично! – и невольная слезинка упала на его оттопыренную верхнюю губу, соскользнув на нижнюю, изогнутую в «петлю Нестерова». – Нам удалось обезвредить и задержать таких главарей банд, как Чингачгук и Щелкунчик.
   – Что значит в нашем деле смекалка, дополненная мужеством, отвагой и личным примером, – продолжал Дорофей Фролович Недотёпов. – Эти качества свойственны только лишь волевым, энергичным, и я бы даже сказал – героическим натурам. Денно и нощно должны мы заботиться о безопасности наших с вами сограждан. Мы так должны думать о людях, чтобы они думали, что мы о них думаем.
   – Так, а что там у вас, товарищ младший лейтенант Неуловимцев? – обратился он к скромно сидевшему у края стола молодому сотруднику, почти что юноше.
   Но в это время вдруг зазвонил телефон. Дорофей Фролович поднял трубку аппарата. На проводе, судя по мимике его лица, находился, по всей видимости, какой-то высокопоставленный муж-чиновник. Под конец разговора Недотёпов вытянулся в струнку и вдохновенно отчеканил: «Есть!»
   – Товарищ Неуловимцев! – тут же обратился к последнему шеф. – Вас незамедлительно требует к себе генерал-полковник службы безопасности Абросим Викентьевич Дальновидный. Вы свободны.
   – Разрешите идти?
   – Идите!
   – Слушаюсь! – Молодой лейтенант крутанул на пятке полтора оборота и строевым шагом покинул кабинет шефа, негромко, но так, чтобы все слышали, хлопнув дверью…
   В это же самое время в кабинете руководителя службы безопасности находились двое: сам хозяин и его заместитель Сысой Маврикиевич Следопытов. Перед последним на столе лежала папка для доклада, а рядом – высокая стопка бумаги с оперативной информацией.
   – Итак, Сысой Маврикиевич, давайте-ка, пока у нас есть время, подытожим: что же нам всё-таки известно на сегодняшний день по операции… Ну, назовём её…
   – «Ну и ну!» – поторопился вставить заместитель шефа.
   – Почему «Ну и ну!»?
   – А чтобы неприятеля ввести в заблуждение, – не растерялся Сысой Маврикиевич Следопытов. – Обычный речевой оборот. Кто догадается?
   – Ну что ж: не дурно, свежо, ново и я бы даже сказал – не плохо. И всё-таки: что мы имеем на данный момент?
   – На данный момент мы имеем следующее. Согласно достоверным оперативным данным, полученным от нашего агента, работающего под псевдонимом «Монах», иностранной разведке стало известно о последнем изобретении профессора Пестикова. Её руководство намеревается в ближайшие сроки заслать в нашу страну одного из опытнейших своих агентов. Что нам известно о нём?
   Сысой Маврикиевич Следопытов водрузил на нос очки, взял со стола лист бумаги с секретной информацией и стал читать, наморщив лоб. Абросим Викентьевич тут же приступил к подсчёту морщин на его лбу. Ничего не поделаешь – профессиональная привычка, выработанная годами. Их он насчитал с полдюжины, с небольшим привесом.
   – Лицо, засылаемое к нам в «гости», – продолжал Следопытов, – не иначе, как Бенджамин Штопс – среди «своих» просто – Беня Штопс, – агент «007 плюс», проходящий по нашим оперативным сводкам под псевдонимом «Индус». Этот «рыцарь плаща и кинжала» ни кто иной, как праправнук суперагента 007 – Джеймса Бонда, нелегально бесславно почившего незнамо где так, что и до сих пор никто не знает, где могилка его. Что послужило причиной тому, так и осталось величайшей загадкой века.
   Всем своим существом, на генетическом уровне, агент «007 плюс» не переваривает Россию, по причине чего у него случаются частые запоры. Одержим желанием как можно больше насолить России. С этой целью, отправляясь на задание, не преминул прихватить с собой три мешка поваренной мадагаскарской соли отличного качества. В свободное от работы время почивает на лаврах, раскиданных по всем комнатам своей квартиры. Нет-нет, да и поигрывает в интеллектуальные игры типа «Морской бой», «Крестики-нолики» и «Эники-беники ели вареники», из которых непременно выходит победителем. Личность не столько загадочная и одиозная, сколько коварная.
   При нём частенько находится саквояж с джентльменским набором. В его комплект входят следующие принадлежности: чёрный плащ-накидка, чёрная шляпа с широкими полями, чёрная маска, пистолет израильского производства, испанский кинжал и турецкая удавка.
   Абросим Викентьевич Дальновидный, заложив руки за спину и покачиваясь на носках, молча стоял у окна и внимательно слушал доклад подчинённого. Это был убелённый сединами и умудрённый жизненным опытом человек, положивший когда-то в своё время живот свой на алтарь отечества, да так и оставивший его там. Всю свою жизнь посвятил он борьбе с внешними и внутренними врагами, с различными проявлениями зла и насилия с их стороны. Он был убеждён, что островное государство Баранó-Свинéлли, откуда исходит всё зло, есть ни что иное, как «империя войн и двойных стандартов с продвинутой демократией наоборот», о чём постоянно напоминал своим сотрудникам и коллегам по борьбе с оголтелыми.
   – Его качества, – продолжал тем временем Сысой Маврикиевич, давая характеристику агенту «007плюс». – Молодой, стройный, подтянутый, выраженный брюнет привлекательной наружности. Рост – 182,7 сантиметра. За кажущейся худощавостью под одеждой скрываются отдельные мускулистые и упругие части тела твёрже стали и гранита.
   – Это важный момент! – заметил Абросим Викентьевич. – Продолжайте!
   – Взгляд – прожигающий насквозь. Из бесшумного пистолета калибра 9,99 с расстояния в сто метров попадает в глаз летящему комару. Отлично мечет нож и свободно ходит по его лезвию. В воде не тонет, в огне не горит, без особого труда пролазит сквозь медные трубы и ушко швейной иглы. Отличный спортсмен: в беге способен развивать скорость не менее ста двадцати трёх километров в час. По стене на шпиль высотного здания всемирного торгового центра, без страховки, взбирается за 31,3 секунды. Пуленепробиваем. В совершенстве владеет приёмами каратэ, джиуджитсу и ямало-ненецкой борьбы. Прошёл полный курс обучения чёрно-белой магии и научного оккультизма у доктора Умберто Айнцвай. По этой причине легко входит в контакт с представителями потустороннего мира; гипнотизирует на ходу; улавливает чужие мысли и передаёт свои с помощью азбуки Морзе. Обладает способностью перевоплощения в неодушевлённые предметы, например, в такие, как спальный китайский гарнитур, шведский гардероб или шифоньер, декоративная вешалка, чайник, и прочее.
   Разборчив в выборе средств. Питает пристрастие к отвращению и ко всему тому, чего терпеть не может. Пытался постичь философию бытия, но плоды постижения оказались минимальными.
   Кровяное давление 120 на 75 миллиметров ртутного столба, пульс полного наполнения. Хорошо интегрируется в окружающую среду.
   К недостаткам агента «007плюс» следует отнести тот факт, что все решения принимаются им на интуитивном уровне. Уязвимое место – «ахиллесова пята», проглядывающая сквозь дырявый красный носок на ноге, обутой в лакированные зелёные штиблеты.
   С успехом работает и под псевдонимами «Каманч» и «Мечтатель». Трое связных: кто именно, пока не установлено. Псевдонимы – «Иллюзионист», «Парфюмер», «Ювелир».
   Пароль: «А не найдётся ли у вас, уважаемый, одного яйца Фаберже?». Ответ: «К великому сожалению его только что оторвали с руками и ногами. Могу предложить два яйца южно-африканского носорога».
   – Та-ак, – протянул Абросим Викентьевич в глубокой задумчивости и, выгнув бровь, изобразил двухминутную паузу. – Крепкий орешек, ничего не скажешь. У этих нахрапистых ребят, как я полагаю, увесистые кулаки и крепкие затылки. Но у нас, на каждый из этих крепких затылков сыщется по одной хорошей, не менее крепкой, дубинке, и коленке под зад, а? Как тебе думается, Сысой Маврикиевич? Поддерживаешь мою линию?
   – Чистейший эффектив, Абросим Викентьевич! Обеими руками.
   – Это как же так – обеими? Ведь вторая ваша рука в повязке пребывает, – не замедлил напомнить генерал-полковник Дальновидный.
   – Ах, да, я и совсем позабыл! – вроде бы невзначай поторопился припомнить Сысой Маврикиевич, скромно потупив глаза и чуточку отведя их в сторону. – Пустяки. Небольшой вывих с пустячным закрытым переломом. Сами понимаете: мной несколько неудачно был произведён захват с обхватом в смертельной схватке с Элеганто Скрупулёзо. Вы же сами хорошо знаете этого тайного резидента от международной шпионской мафии, возглавляемой всем известным господином Фиаско Бандитози.
   Да, кстати, правила отбора агентов у этой мафии весьма жёсткие, и я бы даже сказал, варварские. Берутся двое новобранцев, и между ними устраивается своего рода «дуэль» в специально оборудованном для этого здании, утыканном видеокамерами слежения. Оснащение каждого из «дуэлянтов» – по израильскому автомату, турецкому пистолету и самурайскому мечу, которым делается харакири. В живых должен остаться лишь один, которого и зачисляют в штат агентуры. Вот с одним из таких – Элеганто Скрупулёзо – мне и пришлось столкнуться…
   – Достаточно! – мягко прервал шеф (букву «ч» в этом слове он обычно заменял буквой «ш») – О подвигах ваших я наслышан, уважаемый. Так вот, в противовес агенту «007 плюс», на противоположную чашу весов, я решил поставить праправнука, славного потомка легендарного майора Пронина – Неуловимцева Ивана Иваныча, в настоящее время проходящего службу в органах МВД в чине младшего лейтенанта. Мы переподчиним его по линии нашего ведомства министерству органов безопасности. Да, кстати, я его только что вызвал к себе, он вот-вот должен явиться.
   Ну что можно сказать об этом человеке? А я бы сказал – всё, и в то же самое время – ничего. Неуловимцев Иван Иванович – выраженный блондин двадцати двух лет и четырёх с половиной месяцев от роду. Рост – 182,8 сантиметров. Хорош собой, мерзавец. Башковитый. Берёт умом и смекалкой, при этом думает своей головой, а не дядиной. Прекрасно пользуется и владеет сложившейся не в его пользу ситуацией. Все положительные стороны противника оборачивает против него же самого. Имеет богатый внутренний духовный мир с неисчерпаемыми возможностями и потенциалом. Способен работать в непрерывном режиме, или же, как принято теперь говорить, в режиме «он-лайн».
   В общем, Неуловимцев Иван Иваныч – личность внешне ничем не примечательная и, я бы даже сказал, вполне заурядная. Но так может показаться только лишь на первый взгляд. А если взять в целом, так сказать – по большому счёту, то о нём мало что известно. На что он способен, никто не знает и не догадывается, хотя способен он на многое. Все свои качества и достоинства он держит в величайшем секрете. Его сослуживцы не раз пытались приподнять таинственную завесу над сонмом его необыкновенных способностей. Безрезультатно!
   – Выходит, можно подумать, что явись он вот прямо сейчас, перед вами, из ничего, вы бы тому и не удивились, – в недоумении повёл плечами Сысой Маврикиевич. – Так надо понимать?
   – Так, да не так, хотя уж и слишком! – оскалился в приятной улыбке Абросим Викентьевич. – Это уж чересчур с вашей стороны, перегиб так сказать. Никому не рассказывайте подобных сказок.
   – Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! – вдруг донеслось со стороны балконной двери.
   Та с шумом распахнулась, впустив в кабинет молодцеватого юношу, облачённого в форменную одежду служб МВД.
   – Младший лейтенант милиции Неуловимцев Иван Иванович прибыл в ваше распоряжение! – зычно, задорно отчеканил он, лихо отдавая честь.
   По лицам начальствующего состава пробежала тень недоумения, заставившая их на какой-то миг раскрыть рты и округлить глаза. Потеря дара речи свидетельствовала о необычности сложившейся ситуации. А явилась она результатом неадекватных действий новоявленного, выразившихся в вопиющей несоразмерности причин и действий. Увеличивающаяся же, с каждой секундой, округлость элементов зрительного аппарата наводила на мысль, что не всё так гладко в нашем отечестве. Это непорядок, коль вот так вот, запросто, кто-то взял да и очутился в «святая святых» органов, без предварительного уведомления. Значит где-то что-то не доработано.
   – Почему без стука, без доклада? – наконец-то, оторопело, возмутился генерал и тут же пригрозил: «Понижу в чине!»
   – Ниже некуда! – весело откликнулся потомок легендарного майора Пронина и выволок за шиворот, с площадки балкона, на середину помещения какого-то мужчину, связанного по рукам и ногам. – Это один из представителей агентурной сети всем нам известной иностранной разведки, работающий под псевдонимом «Иллюзионист». По пути к вам я не преминул заодно прихватить и его, заметив, как он коварно прокрадывался на одну из конспиративных квартир к агенту по кличке «Парфюмер».
   – Позвольте! Что всё это значит? Я не позволю! – Будучи не в состоянии совладать с бурным потоком эмоций, нахлынувших на него, генерал-полковник гневно хлопнул ладонью по крышке стола. – Почему через балкон, а не через дверь? И вообще, я отказываюсь что-либо понимать!
   – Абросим Викентьевич! – обратился к нему подполковник Следопытов, успев взять себя в руки и проанализировать ход событий. – Будем воспринимать действительность такой, какая она есть на самом деле. Вы же сами только что рассказывали мне о некоторых особенностях некой личности, – заговорил он загадками, чтобы молодой, начинающий сотрудник не мог раньше времени возгордиться.
   – Да-да, разумеется, вы правы, – разгубленно признался генерал Дальновидный. – Погорячился! Знаете ли, нервишки что-то стали пошаливать в последнее время. И всё-таки, коим образом вы умудрились очутиться на балконе, да ещё с такой поклажей?
   – А-а, пустяки, ничего особенного, – застенчиво потупив глаза, молвил младший лейтенант Неуловимцев. – Да, кстати, пока шёл сюда, к вам, успел набросать протокол допроса задержанного. Там вы найдёте явки, пароли, шифры и много чего другого, интересного для всех нас. Во всяком случае теперь-то уж вся разветвлённая агентурная сеть Баранó-Свинéлли в наших руках. Правда, «Парфюмера» ещё не успел обработать. Он на балконе, за дверью.
   – Как? И его?.. – удивлённо вскинул брови генерал-полковник Дальновидный.
   – Представьте себе! – смущённо отозвался Иван Иваныч Неуловимцев.
   – Скажите пожалуйста! – восхищённо потряс в воздухе головой подполковник Следопытов. – Что значит борьба умов и интеллекта!
   Оба старших товарища в спешном порядке проследовали на балкон. Там действительно пребывало тело «Парфюмера». Оно чуркой возлежало между двумя пустыми, деревянными ящиками из-под пятизвёздочного армянского коньяка девяносто семилетней выдержки.
   Удивлению места не осталось. «Парфюмера» тут же присовокупили к «Иллюзионисту» и унесли на допрос.
   Оставшись в кабинете, втроём, разработали и составили план действий по нейтрализации агента «007 плюс». Ведь надо же было как-то пресечь коварные планы и замыслы руководства недружественного государства.
   Был утверждён пароль: «А ирокез здесь не пробегал?». Ответ: «Нет! Здесь пробегал могиканин с томагавком и скальпом гурона из вигвама делавара!»

3. Представители уголовного мира – «Чумазый» и «Лохматый». Их преступные деяния и помыслы

   Два уголовных элемента со злодейскими рожами угрюмо бродили по улицам вечернего города. Им во как позарез нужно было обзавестись «стволом» для свершения тщательно запланированных, неправомерных действий.
   Улица была немноголюдной. Вдали маячила фигура постового милиционера. При виде его, один из уголовников по кличке «Чумазый» шустро юркнул в один из тёмных проулков. Другой – «Лохматый», – демонстративно бросил камень в сторону витрины магазина под названием «Ах! Неужели!..», и медленным шагом направился в тот же проулок. Постовой бросился за возмутителем спокойствия в тёмный провал домов, нагнал его, повалил на землю и стал скручивать.
   – В помощи не нуждаешься, дядя? – услышал он за спиной звучание вкрадчивого голоса и, не успев даже сообразить в чём же всё-таки дело, вырубился не без посторонней помощи.
   «Лохматый» быстренько извлёк из милицейской кобуры пистолет «Макарова». Его он засунул в глубокий карман мятых, потёртых штанов. Пропитаны они были запахом мусорной свалки, селёдки и репчатого лука. Оставив посреди проулка неподвижное тело поверженного милиционера, насильники направились в сторону пересечения центральных улиц с их маркетами и супермаркетами. Посетив один из них, покинули его с полной дневной выручкой магазина, парой новеньких заграничных костюмов и гастрономическим привесом в виде двух бутылок водки и закуски, представленной в основном морепродуктами.
   Первая часть запланированного была выполнена. Теперь оставалось привести себя в соответствующий порядок. Для того необходимо было помыться, побриться, подстричься, навести внешний лоск «а ля шик-блеск». И последнее – снять приличный номер в приличном отеле, и дело сделано…
   – Ну что, «Лохматый», как будем дальше? – блаженствуя в мягком ложе номера отеля, задавался не праздным вопросом «Чумазый».
   – Чего спрашиваешь-то? – мечтательно ухмыльнулся напарник. – Впереди круиз-турне…
   – Не то слово, – не дал договорить «Чумазый». – Я бы сказал – вояж. Звучит! «Будем вояжировать!». А? Каково? Можешь продолжать.
   – Продолжать, продолжать! – обиженно передразнил «Лохматый». – Тоже мне. Можно подумать, что у тебя в голове вояж, а у меня – водевиль. Так вот, я, значится, и говорю: сперва – Баден-Баден…
   Оба субъекта были в меру начитаны и подкованы не только по части географии, но и в области человеческих взаимоотношений. Оба имели за плечами «два класса и коридор». Следовательно, у них было достаточно времени и для философских размышлений и для чтения литературы различного направления и содержания.
   – …с его грязями в горах Шварцвальда, – продолжал «Лохматый». – Потом махнём в Ниццу, на Лазурный берег с приморскими Альпами. Отдохнём, настроимся на лирический лад, наберёмся сил. Малость пошухерим, наведём лёгкий понт, и – в Монако: «О, привет тебе, Монте-Карло!». Публика там, разумеется, всё солидная, при тугриках. Придётся с ней серьёзно поработать, а может даже и ввести в расходы…
   – Не продолжай, – прервал «Чумазый». – Теперь я. Отдохнём мы с тобой, значится, в Монте-Карло. На полную грудь подышим свободой. На халяву закадрим местных амазонок, покупаемся с ними в море шампанского под звёздой Альдебаран созвездия Тельца. Похаваем большими ложками чёрной икры. Далее – белый пароход с синей трубой, голубое небо, плеск атлантических волн. Тридцать пятая параллель южного полушария и – «мы приветствуем тебя, о Монтевидео!». Уругвай, я тебе скажу, это – страна-а! Это – Ла-Плата. Ох уж как я люблю этот Ла-Плата! Полнейший отстой без напряга!
   – Понятное дело: пахать и утюжить на балду никто не будет. Я тоже люблю Ла-Плата, – не остался в долгу «Лохматый».
   – Во сыпет овёс, поплавок! Он тоже, видите ли, «любит»! Ха! Да знаешь ли ты, фрикаделька, что такое Ла-Плата?
   – А мне всё равно, что это такое. Главное, что звучит, а это уже что-то нечто.
   – Завьюжил, заглючил, окрошка. Так знай же: Ла-Плата – это не «что-то нечто», а о-го-го-го-о!
   – И только?
   – А чего тебе ещё нужно?
   – Ну ты и даёшь, «Чумазый!». Одна ломота с накруткой.
   – Так вот я, значит, и говорю: обзаведёмся небольшим ранчо на атлантическом побережье…
   Парение в облаках могло бы продолжаться недозволительно долго, если бы не тихий, но настойчивый и продолжительный стук в дверь.
   – Кого там нелёгкая несёт? – выругался про себя «Чумазый» и подошёл к двери. – Кто там?
   – Завтрак в номер заказывали? – донеслось с противоположной её стороны.
   – А-а, – вспомнил постоялец, открывая дверь. – Так бы и сказал сразу.
   В комнату вошёл официант ресторана, кативший перед собой четырёхярусный мини-столик на колёсиках. Выкатив его на середину и, тем самым, завершив свои обязанности, он, однако, не спешил удаляться, как это полагалось. Он стоял посреди номера, вытянувшись в струнку и глядя то на одного, то на другого.
   – Чего ещё надо? – не в очень-то вежливой форме вопрошал «Чумазый». Наконец-то, сообразив, что от него требуется, вытащил помятую купюру сторублёвого достоинства и протянул официанту. – На чай, так на чай. Бери, друг, и уматывай.
   Однако официант стоял недвижно. Взгляд его бороздил лица постояльцев и вопрошал.
   – Ну чего ты, в натуре? Мало что ль? – удивился «Лохматый». – Ну, фрайер, ты даёшь! – и вытащив из своих штанин ещё одну купюру, небрежно протянул тому.
   Хватательной реакции не последовало. Официант спокойно подошёл к двери, закрыл её на ключ, спрятав его в карман, и невозмутимо произнёс:
   – Мне бы, ребятки, поговорить с вами надо.
   – Что-о? Кто ты такой? Ты на кого брёвна катишь, хмырь долбанутый? – возмутился «Чумазый» и с кулаками бросился на нахала.
   Действовал он по принципу «рукоприкладствуаясь, не промахнись». Однако в тот же миг без особых усилий был отброшен к фортепиано.
   – Ах, та-ак?! – возмутился поверженный. – Ну, погоди, Рамзес египетский! Я тя щас взую! Я те щас живо рога-то пообломаю, вавилон поганый!
   Он схватил подушку, под которой прятал пистолет, и через неё попытался выстрелить в непрошеного гостя. Но что это? Осечка! Он несколько раз нажал на спусковой курок, но выстрела так и не последовало.
   – «Лохматый»! Ты что, сдрейфил? Чего стоишь, раззявил свой скворечник? Бей его, эту гниду!
   В руке «Лохматого» блеснуло лезвие ножа. С возгласом: «Ну ты смотри какой вредный! Я те щас все ветки пообломаю, одни сучки останутся!», он попытался совершить прыжок снежного барса со спины обидчика и нанести в неё колотый удар. Но не тут-то было. Не оборачиваясь, официант послал его ногой в нокаут.
   – Я твой пистоль, «Чумазый», ещё в «Турецких банях» разрядил, – последовало пояснение.
   Однако тот не оставил попыток сопротивления.
   – Я тя наскрозь вижу, ты – штукатурка ментовская, – сквозь зубы процедил преступник.
   Набычившись, он попробовал протаранить обидчика головой, но тот вовремя успел увернуться. «Чумазый» промчался мимо, больно ударившись головой о косяк балконной двери и на какое-то время потеряв сознание.
   – Давайте жить дружно, господа! – примирительным тоном молвил незнакомец. – Мы можем быть полезными друг другу. Так, например, вы мне небольшую услугу, с моей стороны – хорошее вознаграждение.
   – Ты чё тут капусту рубишь и клюкву рвёшь, а? Не гни камыш, эмбрион недоделанный. Ты за кого нас принимаешь, сучья суконка? – не унимался «Чумазый», обезьянничая всем лицом. – Чтоб язык твой об сковородку обжёгся. Канай отселя, покеда цел!
   – Какой несговорчивый! – укоризненно покачал головой тот. – Ну зачем же вот так вот сразу – канай, сучья суконка. Ай-яй-яй! Я ж ведь никому и словом не обмолвился, как вы и витрину разбили, и милиционера утемяшили, и кассу в супермаркете взяли. А я ведь всё видел. Значит не такой уж я и плохой.
   Спокойный тон незнакомца, его уверенность в себе, возымели своё действие.
   – Чего надобно, шнурок? – наконец-то спросил «Чумазый», морщась и потирая ушибленный в падении висок. – Давай, гони пургу, сучок, и делай откат.
   – Вот так бы сразу. А требуется от вас совсем немного…

4. Ночное происшествие с Машей Пестиковой. Случайное знакомство с Розаветровым

   Маша Пестикова возвращалась домой, когда небо стало уже подёргиваться пеленой заката. Сумерки тихо ложились на затихающий город. Настроение у юной девы было приподнятое. Сегодня утром она на «отлично» сдала экзамен по сольфеджио, днём – по теории музыки, а вечером – по композиции. Она сегодня дирижировала небольшой отрывок из собственного произведения. Её похвалил сам профессор Досифей Серапионович Восьмибратов, а вот с Бравадой Викентьевной Пиккало она даже успела чуточку повздорить. Последняя утверждала, что в одном месте первая скрипка вместо нотки «си», взяла нотку «си бемоль». И ещё: где надо было играть «стокатто», там почему-то прозвучало «пиццикато». При всём этом она имела наглость заявить, что, мол, Фагот Парящий, игравший на английском рожке, специально мешал Флейте Брык, игравшей на греческой арфе. Это, видите ли, проявилось в неадекватных действиях, о характере которых она говорить почему-то отказывалась. Пришлось заметить ей, что уж слишком она придирковатая. Обиделась. Ну и чёрт с ней! Рептилия доисторическая, вот кто она!
   Итак, Маша торопилась к отходу пригородного поезда, когда на одной из безлюдных улиц дорогу ей преградили двое неизвестных. Без лишних слов они затребовали от неё драгоценности и деньги.
   – Как вам не стыдно! Ведь это же так гадко, пошло и омерзительно с вашей стороны! – не растерявшись, воскликнула возмущённая девушка Маша и стала звать на помощь. Выражение лица её говорило «тьфу на вас!», при этом левая бровь её взметнулась вверх, а правый уголок рта опустился вниз.
   – Ой, ой! Какие мы порядошные! – передразнил один из грабителей. – Во гонит порожняк! Давай сюда свою сумочку и выворачивай карманы. А ну, живо! Хватит батон крошить.
   К счастью в этот самый момент из-под арки одного из жилых домов, не торопясь, вышел какой-то мужчина. Он шёл, насвистывая нехитрый мотив какого-то очень старинного романса, крутил на пальце связку ключей, а в другой руке держал саквояж. Узрев неприглядную картину действительности, с обнадёживающим «приветствием» – «Здрасть кто как может!», он бросился на помощь девушке. Загадочный спаситель раскидал насильников в разные стороны, действуя только одной лишь правой ногой по всем правилам алеутской борьбы.
   Покуда он пытался привести в чувство до смерти перепуганную девушку, разбойная парочка успела скрыться за первым же поворотом.
   – Это так мило с вашей стороны! Я вам весьма признательна! – взволнованно молвила девушка, отдаваясь взглядом своему вызволителю. – Если бы не вы… Благодарю вас!..
   – Не стоит! – скромно, без позёрства, произнёс незнакомец. – Я просто выполнял свой мужской долг. А вам это урок: в такой поздний час одной ходить небезопасно.
   – Видите ли, я вынуждена так поздно возвращаться домой: у меня занятия в консерватории…
   Разговорились. Нашли очень много общих интересов. Вызволителем оказался Амвилохий Поликарпович Розавéтров, привлекательной наружности молодой человек лет двадцати пяти, успешный учёный, работающий в области нанотехнологий. Он проводил девушку до пригородного железнодорожного вокзала. Снабдил напутствиями и посадил в электричку. Они распрощались, не удосужившись даже оставить друг другу своих координат…
   И снились этой ночью девушке всё какие-то странные сны. Навеяны они были, по всей видимости, событиями и переживаниями последних дней: имел место быть зимний, костюмированный бал-маскерад.
   Она видела себя в свете сияющих ламп и мелькания золота эполет и пуговиц в среде юных дев, в окружении блестящих боевых офицеров – безусых поручиков, прапорщиков, корнетов. Залу наполняли бряцанье шпор и звон хрусталя, искрилось вино цвета рубина и янтаря. Своды помещения оглашали звуки котильона, извлекаемые медью полкового оркестра. Петардисты извлекали разноцветные снопы огня из своих петард. В их сиянии вдруг возник образ демона любви в лице нового знакомого – Розаветрова Амвилохия Поликарповича. С красной, распушённой розой ветров в петлице пиджака, он предлагал ей совершить экскурсионную прогулку под луной полночного неба. Провожатый сообщил, что гидрометцентр обещал дождливую погоду, а она выдалась как никогда на славу.
   Толпы юных музыкантов торопились в городской дом культуры на ежегодную «Шопендиаду». Вот прошли мимо какой-то скульптуры с отвисшей челюстью, которая тут же и отвалилась. Амвилохий Поликарпович остановился.
   – Не соизвольте серчать Марья Никаноровна и извините великодушно, но вы просто душка, – с льстивой застенчивостью вдруг заявил он, глядя на девушку в упор своим чистым, непорочным взглядом иссиня голубых глаз с томной поволокой. – Вы просто бланманже!
   Из груди девушки вырвался протяжный стон радости. Она приятно побледнела и стушевалась, потупив глаза, испытывая состояние невесомости.
   – Давайте не будем нагнетать обстановку, – только и смогла вымолвить она слегка заплетающимся от волнения языком.
   – Дорогая! – отвечал тот. – Пред вашими чарами я беспомощен, как красноармеец Первой Конной перед пультом ракетной установки!
   – Господи! Хорошо-то как, аж плакать хочется, – умилённо прошептала про себя девушка.
   Потом почему-то она шла одна, по лесу, и рассуждала о смысле жизни. На пути ей повстречалась цыганка Земфира с лукошком, полным белых грибов. На опушке леса последняя раскинула на траве карты, выдавшие в результате бубновую даму и двух вальтов – червей и пик.
   – Будет у тебя, милая, дружба на троих, но остерегайся вальта пик, – нагадала Земфира. – А что касается жизни, то жизнь – это предисловие к вечности. Вижу, ты сейчас счастлива, но каждый счастливый несчастлив по-своему. Счастье без ума – дырявая сума: что найдёшь, то и потеряешь. Не пожелай себе многого, довольствуйся малым и будешь счастлива, вот чего я тебе скажу.
   Видение растаяло подобно миражу в пустыне Гоби и на смену ему явился Форте Грациози в роли Лоэнгрина. Пел он почему-то фальцетом мало кому известную песенку «Эх, да уеду я на Хуанхэ». Сначала он утопал в цветах и поклонницах, потом – в вине, после чего его закоротило и он испарился… Вот какие-то девушки с большим, но тщательно скрываемым любопытством, изучали анатомию мужчины по наглядному пособию, засиженному мухами. Все они молча шевелили губами.
   Снова новый знакомый, почему-то в роли официанта. Намётанный глаз девушки тут же подметил, что у него что-то там зависало, а что именно, она на первых порах не успела разобрать толком. Хотела спросить, да как-то постеснялась. И вовремя. Сквозь дымчатую завесу неизвестности, всем своим существом, она явно ощутила близость его конца. Официант услужливо поставил на стол никелированную кастрюльку, открыл крышку. Под ней – окровавленная кисть руки, показывающая фигу. Служитель сферы питания всем телом задрожал, затрясся, оскалившись, заскрежетал зубами, и сгорел синим пламенем. Ужас сковал всё нутро девушки, её обуял панический страх, она дико вскрикнула и… проснулась.
   – Боже мой! – воскликнула девушка с дрожью в голосе, всё ещё не веря, что то был всего лишь сон. – И приснится же ведь такое!
   За завтраком она поделилась с родителями содержанием ночных видений, правда, утаив некоторые их детали.
   – Ерунда! – в категорической форме заключил Никанор Евграфович. – Что такое сон. Это калейдоскопическая смена картин хаотических нагромождений событий прошлого. Не скрою: когда-то на заре далёкой юности однажды предпринял попытку разобраться в загадках сновидений. Пришлось задаться вопросом: «А далеко ли можно умчать на велосипеде без педалей?». «Нет!» – ответил я себе, и привлёк к этому делу математику – эту царицу наук. Использовав весь математический аппарат, в часы ночных бдений мне неопровержимо удалось доказать, что невозможно объяснить то, чего нельзя понять. Это тот случай, когда мысли приходят в трагическое несоответствие с действительностью. А это уже вторжение из области точных наук в область философии. Я надеюсь, ты поняла, дочка, ход моих мыслей?
   – Не совсем, папочка, – улыбнувшись, честно призналась Маша. – Слишком заумно для меня. Напрасно объяснять слепому что такое цвет. Вот если бы ты меня спросил, что такое музыка, то я бы ответила, что музыку словами не перескажешь, её надо уметь слушать и понимать.
   – Ну хватит, хватит! – вмешалась Ефросинья Саввична. – У меня от ваших разговоров голова кругом идёт. Давайте лучше о чём-нибудь другом. Сегодня воскресный день, все дела побоку, только отдых.
   – Ты же, Фрося, знаешь, что для меня наилучший отдых это работа, – запротестовал профессор. – Я сегодня должен закончить научную статью «К вопросу об элементарных экстраполяционных процессах применительно к диссипации атмосферных явлений» в академический журнал «Рычаги науки».
   – А у меня на сегодня три билета в музыкально-драматический театр, – расстроенно сообщила девушка. – Дают «Плач души» в постановке Гликерии Терпсихоровой. Я рассчитывала на вас. Думала все втроём будем наслаждаться романтическим зрелищем. Что же мне теперь прикажете делать с лишними билетами.
   – Предложи их своим близким друзьям или знакомым, – нашёлся отец, – а что касается меня, уволь. Романтика – не моя стезя. Я своё отгулял, отпрыгал. Да и город: люди мельтешат, суетятся. Во имя чего, чего ради, спрашивается? Пыль, шум. А ведь какая раньше-то была благодать: ни верениц машин, ни трескотни. Одна тишина. Подойдёшь, бывалочи, к дому, постучишь себя по башке, на двенадцатом этаже слышно, во как! А теперь?
   Ефросинья Саввична с укоризной посмотрела на мужа, неодобрительно покачав головой, а дочь заразительно рассмеялась.
   – Ну ты у меня, папка, и клёвый чувак!
   – Маша! Откуда такие выражения? – возмутилась мать. – Что за молодёжь нынче пошла. Да и ты хорош! – обратилась она к мужу. – Сам же и даёшь повод для подобных изречений.
   – Да я это, Фрося, так, для разминки. А ты, Машенька, иди, иди себе с Богом без нас. Предоставь уж нам с матушкой возможность лишний раз подготовиться к разговору с вечностью. Кстати, а кто на главных? Небось всё тот же Евкакий Кобылевич.
   – У-у, вспомнил! – засмеялась дочка. – Ему давно уже не дают главных ролей.
   – А что так?
   – Представляете?! Год назад он позволил себе явиться на премьеру спектакля в нетрезвом состоянии. Но это было бы ещё полбеды. А вот когда его по ходу спектакля водрузили на щит и вознесли как символ победы, он не смог удержаться на щите. В результате грохнулся прямо на подмостки сцены, проломив её и провалившись в образовавшееся отверстие. Представляешь? Был большой скандал. Теперь он подвизается на второстепенных, третьесортных ролях. Теперь он должен стоять по сценарию задом к публике, с задумчивым лицом и при слабом освещении. Ещё ему поручили изображать пробегающий вдоль сцены ветерок и сквознячок; или сверкающую молнию. Озвучивать гром. Последняя, коронная роль его – роль колобка в одноименной пьесе Петруччи де Альфонсо «Куда ты котишься?»
   Разговор затянулся до самого обеда. Нещадно палило полуденное солнце, но лучи его слабо проникали сквозь пышные кроны деревьев. Маша боролась с дремотой, раскачиваясь в гамаке, растянутом меж двух берёз. Профессор, как и обычно, размышлял над своей научной статьёй для академического журнала. Ефросинья Саввична пребывала на балконе и, умостившись поудобнее в шезлонге, внемлила тишине и наблюдала за полётом шмеля и майского жука с «божьей коровкой». Мир погрузился в спокойствие и благодать, изредка нарушаемые звучанием отрывистых команд, доносившихся с территории соседней дачи. Хозяин её – Фертикулясов Гаврила Фомич, когда-то служил во флоте моряком-подводником, теперь в отставке на заслуженном отдыхе. Некоторые поговаривают, что, мол де, и поныне нет-нет да и уйдёт старый морской волк в дальний поход и, открыв кингстоны, ляжет где-нибудь на дно чужой глубоководной гавани.
   В настоящее время он обучал своего внука Вову морскому делу. Нынче же у них, по всей видимости, не сложились отношения, и он распекал великовозрастного мальца.
   – Ишь ты, как хвост-то распушает и крылом бьёт, мерзавец! И не стыдно тебе? Ведь на тебя должны равняться все народы Азии и Африки! Мне твоя матушка все уши прожужжала: «В нём дремлет гений, в нём дремлет гений!» Спрашивается, как долго ещё он будет так дремать? Господь Бог сотворил человека, и что из того вышло? Посмотри на себя: не тело, а одно массовычитание, и я бы даже сказал – «персона нон грата», вот кто ты. В этакой обстановке хорошо бы любить и жаловать, да нет к тому повода.
   – Уж больно высок у тебя уровень притязаний. Ну чего, дед, ты всё поучаешь и виновного ищешь? – ополчился внук Вова. – Ищи причину. А причина в тебе самом. Ни с кем ужиться не можешь. Вчера соседа послал на.., – сам куда знаешь; сегодня – меня, завтра – ещё кого-нибудь. К чему тебе всё это?
   – А это для того, чтобы послезавтра вы там все вместе и встретились.
   – Вот уйду, и приду к тебе, когда солнце на землю упадёт.
   – Ой испугал!
   – Ты, дедуля, лучше верни ключи от машины, что стибрил и ущучил у меня вчера, под шумок.
   – Я те их верну, как только найду, случайно, ночью тридцать первого февраля на чердаке соседнего дома. Ты сначала научись водить машину. Сколько денег на один только ремонт ухлопали. Правильно говорится: «Бог даёт денежку, чёрт – дырочку».
   – Ладно, дед, а не вдарить ли нам с тобой по стопарю, а? – примирительно вымолвил внук.
   – Согласен! – без всяких промедлений согласился старый морской волк. – Хоть я и не пьющий человек, но, несмотря на все изгибы твоей души, давай! Давай, чтобы – фигурально выражаясь, – было максимум эффекта при минимуме затрат. Чтоб, понимаешь ли, вспомнилось, а затем – вздрогнулось!
   – Так вздрогнем же, дедуля!
   До чуткого слуха Ефросиньи Саввичны донёсся еле различимый, приглушённый звук соударяющихся гранёных стаканов, а за ним – звуки глотательных движений: «Блы-блы-блы-блы!»
   – Так хорошо пошла, будто в неизвестность провалился, – крякнув, порадовал внук деда и радостно хрюкнул.
   – А ты знаешь, что такое неизвестность?
   – Нет!
   – А-а, в том-то и дело. Это когда в кромешной темноте кто-то кашлянет, а кто-то тишину озвучит. Поди потом, разберись, чьих это рук дело.
   – То-то я думаю, откуда такая благовонь исходит, впору хоть МЧС вызывать.
   – Видать, с мусоропроводом моим что-то случилось, – хихикнул дед.
   Некоторое время спустя, разговор затих. Видимо родственные души покончили с пагубной привычкой, завязав её в «гордиев узел».
   Вечер обещался выдаться тёплым и безветренным.

5. Девушка Маша в обществе двух джентльменов. Жизни профессора грозит опасность

   Место своё – в середине третьего ряда партера, – в зрительном зале драмтеатра Маша заняла ко второму звонку. Соседями её, расположившимися по обе стороны, оказались двое молодых людей. Именно им она бескорыстно пожертвовала два лишних билетика по закону взаимовыручки театраломанов. Кстати, один из них был девушке знаком. Это был Розаветров Амвилохий Поликарпович. Другого она видела впервые. Поболтав с ними накоротке, познакомившись чуточку ближе, Маша тут же оценила все их достоинства. Но женская интуиция подсказывала ей, что, мол, не торопись. С одной стороны – в обеих сквозит изысканность манер, чрезвычайная корректность, утончённость вкуса. С другой же стороны: а разве мало на этом свете всяких там жуликов и проходимцев, неких жориков, с этаким налётом интеллигентности. «Не-ет, меня вокруг пальца не обведёшь!» – подумалось девушке.
   В то же самое время она вспомнила слова отца, как-то сказанные им и запавшие ей в душу, затерявшись где-то в глубинах подсознания:
   – В женщине должна быть некая загадка, этакая изюминка, и я бы даже сказал – если хотите знать, – загагулька. Ежели оного нет, то это нечто среднее между паровозом и унитазом.
   Это давало повод для глубоких размышлений и соблюдения определённой субординации с целью сдерживания мужчин на расстоянии локтя согнутой руки…
   В обществе двух интересных, представительных мужчин время пролетело быстро, незаметно и романтично. Не успели они покинуть своды театра, как небо вдруг захудорилось и плюнуло им в лицо моросящим порывом ветра. Новый незнакомый незнакомец, назвавшийся Иван Иванычем, оказался предусмотрительней Розаветрова. Откуда у него в руке появился зонтик, для девушки так и осталось загадкой. Зато Амвилохий тут же поспешил подставить ей свой локоть и предложил отужинать в ресторане. Девушка – не так уж чтобы в резкой форме, – отказалась от заманчивого предложения и всем своим видом дала понять, что она не такая, какой могла бы показаться на первый взгляд, а совсем даже наоборот. Отказ её был принят с пониманием и Розаветров не стал настаивать. На прощание девушка, слегка откинув голову в сторону и обратив взор свой в глубину неба, протянула провожавшим обе, влажные от сырости и дождя руки, кои тут же были осушены жаркими многократными поцелуями. Однако, Иван Иваныч, желая перехватить инициативу, незамедлительно вызвался проводить её аж до самых «Голубых ключей».
   – Благо я сегодня утром снял там дачу на летний сезон, – пояснил он. – Теперь мы, оказывается, с вами соседи. Какое неожиданное, но приятное совпадение, не правда ли?
   Кивком головы девушка выразила своё согласие.
   По этому поводу, от подобного поворота дел, Розаветров ощутил во рту привкус сожаления, мысленно перебирая в памяти всех своих близких и знакомых. Торжество печали легло на его смуглое лицо. Ему вдруг страшно захотелось поселить интригу в свои взаимоотношения с девушкой, но, скрепя зубами, он всё же сдержался.
   Иван Иваныч оказался неплохим, галантным кавалером, достойным всяческих похвал. Проводив девушку до самой калитки дачи, он тут же откланялся. Будучи тактичным, он не стал домогаться взаимности в сфере личностных взаимоотношений и философских взглядов на жизнь.
   Когда провожатый проходил мимо густых зарослей диких роз, из глубины их до чуткого слуха Иван Иваныча Неуловимцева – а это был именно он, теперь уже в чине капитана службы безопасности, – донеслись какие-то странные, непонятные приглушённые звуки позывных:
   – Гасан! Гасан! Я – сколопендра! Как слышите меня? Приём!..
   Лицо Иван Иваныча озарилось в темноте иронической улыбкой.
   – Опять эти дешёвенькие детективные телесериалы. И как только людям не надоест смотреть их, да ещё и в такое позднее время? – подумалось ему с нескрываемым сожалением на фоне «бассо остинато» какого-то дворового Полкана.
   В этот миг тишину ночи прорезал пронзительный крик ночной совы. Поддавшись инстинкту самосохранения, Неуловимцев низко присел на корточки и долго не вставал. Никанор же Евграфович, под окном которого и вякнула сова, шибко испугался и быстренько ретировался из-за рабочего стола. Он поспешил спрятаться за угол книжного шкафа. Некоторое время спустя, профессор всё-таки взял себя в руки и отнёс на прежнее место.
   Этой ночью учёный работал над новым секретным изобретением. Он совсем погряз в напряжённых буднях. Ему было невдомёк, что враг не дремлет, что он может быть где-то совсем рядом, и только поджидает подходящего момента, чтобы похитить у него секретные материалы.
   А работал он в настоящее время над проблемой возможного установления личности того или иного индивидуума с помощью расшифровки его ДНК. Он теоретически доказал, что молекула ДНК несёт на себе, помимо прочей известной информации, ещё и информацию о личностных параметрах живого организма. По замыслу профессора, проба – частичка любого фрагмента тела живого или неживого объекта, – должна была размещаться в специальной капсуле и устанавливаться в специальное электронно-аналитическое устройство. Спустя какое-то время на экране монитора появлялось изображение внешнего облика живого объекта – носителя данной молекулы ДНК. Это открывало большие возможности для применения метода Пестикова и делало его незаменимым в области криминалистики, истории, археологии и прочих естественных наук.
   На сегодняшний день профессор запланировал встречу с коллегами, дабы обсудить с ними своё новое изобретение. На скорую руку позавтракав, распрощавшись с домочадцами, он шагнул за калитку и направился по просёлочной дороге в сторону железнодорожной станции. Безоблачное утреннее небо сияло голубизной. Веяло прохладой и пахло хвоей. Из глубины леса доносились звуки трелей соловья. С небольшими временными промежутками строчил неугомонный дятел. Дорога причудливо извивалась между густыми лесопосадками берёз и лиственниц.
   В одной руке профессор нёс пластмассовый тубус с секретными чертежами, в другой – кожаный портфель с пояснительной запиской к ним и кипой расчётов и математических выкладок.
   До прибытия пригородной электрички оставалось ещё минут сорок пять. Расстояние, которое следовало преодолеть, было не ахти каким уж и большим: где-то с километр. Поэтому Никанор Евграфович не особо-то и торопился. Утопая в запахах и звуках леса, он сливался с природой, являя собой как бы одно единое целое с ней.
   Отрешённо шагая, с головой погрузившись в собственные мысли, он не расслышал надвигавшегося сзади гула мотоцикла. Мгновение спустя, его словно кто-то толкнул в сторону обочины дороги. Профессор упал, а мимо на большой скорости и совсем рядышком промчался мотоциклист на «Харлее». Учёный, весьма поглощённый неожиданным обстоятельством, не видел и не слышал, как тот, не вписавшись в поворот, влетел в кювет. Совершив три кульбита в воздухе, отдельно от мотоцикла, он скрылся в неизвестном направлении.
   Однако учёный не придал всему этому большого значения и продолжил путь. Но вот не успел он пройти ещё метров ста, как услышал странный треск. Его опять, словно чья-то невидимая рука, толкнуло вперёд. Пролетев по дуге вдоль дороги метра три, он увидел, как на то место, где он только что находился, рухнула всей своей тяжестью вековая лиственница.
   – С чего бы это вдруг? – подумалось профессору, когда он поднялся с земли и, отряхнувшись, привёл себя в порядок.
   Мысленно поблагодарив провидение, что остался цел и невредим, он зашагал дальше, поглощённый думами о предстоящей встрече со своими коллегами.
   За полкилометра от станции ему повстречался, убогий древний старец с клюкой и котомкой за плечами. Профессор видел его впервые. Поприветствовав друг друга, ради приличия, они разошлись как две ладьи в океане, проследовав каждый в свою сторону. Тут профессору невольно бросился в глаза какой-то странный предмет, очутившийся подле его ног. Он поднял его и стал с интересом рассматривать. Им оказался прямоугольный брусок непонятного происхождения, размером с полкирпича из огнеупорного материала. Брусок как брусок, но вот что интересно: из тела его торчал какой-то матерчатый шнурок, тлевший и дымивший со стороны свободного конца.
   – Что бы это могло быть? – в величайшем недоумении задался вопросом учёный, и не находил ответа. Он повертел предмет в руках. – А бог с ним! – решил он, и одним взмахом руки послал его подальше, себе за спину.
   Раздался оглушительный взрыв, откинувший профессора ещё метров на десять по направлению к железнодорожной станции. Поднявшись с земли, он поспешил к месту взрыва, на месте которого зияла воронка внушительных размеров. Профессор переживал за старца, который, по его расчётам, не мог далеко уйти и должен был бы находиться в зоне поражения. Но того почему-то и след простыл. Если бы Никанор Евграфович был немного повнимательней и понаблюдательней, то наверняка бы заметил старца, беспомощно зависшего на корявом суку иссохшей сосны.
   Оставшийся путь был проделан без происшествий.
   Небольшая деревянная платформа загородной железнодорожной станции «Голубые ключи» была почти что пустынной. До прибытия пригородной электрички оставалось минут десять, не больше. Профессор приобрёл билет в кассе и стал коротать время, неторопливо прохаживаясь вдоль платформы. На длинной скамейке, протянувшейся во всю длину платформы, сидели две старушки и о чём-то мирно беседовали. На самом её краю пребывала влюблённая парочка и мило ворковала. Стал появляться остальной народ, как всегда спешивший к поезду в последнюю минуту.
   Вдали обозначились контуры приближающейся электрички. Профессор занял место у самого края платформы в ожидании её подхода. Когда головной вагон электрички почти поравнялся с профессором, кто-то в спешке – толи по неосторожности, толи по неосмотрительности, – конкретно задел его плечом. По этой причине тот чуть не угодил под колёса транспортного средства. И лишь благодаря мужественным и своевременным действиям какого-то молодого мужчины, оказавшегося рядом, ему удалось избежать печальной участи. Резким рывком на себя он метнул профессора в сторону толпы ожидавших, образовав в ней узкий коридор из случайно поверженных тел.
   Так произошло знакомство профессора Пестикова со своим спасителем – весьма приятным молодым человеком, назвавшимся Иван Иванычем. Разумеется, вряд ли кто мог и подумать, что этот юноша, личностью своей не сразу бросающийся в глаза, является опытным работником органов службы безопасности. Разумеется, он умело скрывался под псевдонимом «Кочевник» и был тайно приставлен к профессору для обеспечения его безопасности и охраны государственных секретов. В задачу его так же входило выявление агентурной сети иностранной разведки, пытавшейся завладеть секретными изобретениями профессора Пестикова.
   – Не много ли для одного раза? – подумалось юноше.
   Конечно же это он сумел предотвратить четыре сегодняшних покушения на жизнь профессора и спасти его изобретения. Он прекрасно знал, что всё это проделки агента «007плюс». «Каких ещё ждать от него выкрутасов, вот в чём вопрос?» – размышлял Неуловимцев, теряясь в догадках.
   В то же самое время профессор Пестиков – наивная душа, – считал утренние происшествия не иначе, как чистой воды случайностью.
   – Ну и пусть! – решил капитан. – Это даже и к лучшему. Зачем ему знать о подстерегающих его опасностях? Только просто надо его этак вскользь, как бы между прочим, предостеречь от всякого рода неожиданностей. А так, пусть себе спокойно, без лишней нервотрёпки занимается своими делами, очень необходимыми государству и народу.
   Иван Иваныч Неуловимцев давно уже был наслышан об агенте «007 плюс». Он знал, что тот работает под началом «святой троицы». Это – шеф разведки государства Баранό-Свинéлли – Фрэдди Кампец, грузный добряк, который боится боли. Как-то раз, будучи погрязшим в грязных делишках, и пойманный за руку, воскликнул: «Бросайте в меня камни, господа, бросайте, только не все сразу, а по очереди, чтобы не так больно было». Его заместитель – Билл Хилл, худосочный, въедливый брюзга, ну, и конечно же – Джеймс Хопкинс, магистр шпионских наук, теоретик, свой парень в доску, страшный выпивоха и бабник. Агент «007 плюс» хорошо запомнил его последнее наставление, высказанное в качестве напутствия:
   – Успех любого вашего предприятия, – молвил тот с глубокомысленным выражением лица, – всегда будет находиться в прямой зависимости от того, насколько тщательно вы сумеете подготовиться к этому успеху».
   Агент «007 плюс» работал на «троицу», «троица» работала на него. Получался замкнутый круг, в который вливались не малые денежные средства и невесть куда пропадали. Всех этих людей скребло и коробило от успехов и достижений страны, в которой каждый был друг другу друг, брат и сестра; где все направо и налево дают один другому полезные советы. Поэтому от сознания собственного бессилия они исходили по отношению к ней злобой, желчью и ненавистью, пытаясь всякий раз устроить очередную пакость.
   Догадывался Неуловимцев и о наличии у агента «007 плюс» незаурядных способностей и невероятных качеств. Оные передал ему, по обоюдному соглашению, его дальний родственник – по линии матери, – Гарри Поттер. В частности, он научил его летать на метле и ухвате. О тайной жизни Гарри, его биограф – одна известная писательница (не будем уточнять её имени, фамилии, отчества, а так же национальной принадлежности), – скромно умалчивает, поскольку огласка подобных сведений может привести к большому международному скандалу.
   Однако ж и Иван Иваныч Неуловимцев не лыком был шит. И он кое-что знал и умел. В отличие от агента «007 плюс» он освоил полёт не только на метле и ухвате, но так же на кочерге и сковороде. В случае крайней необходимости он прибегал к помощи домашних тапочек на воздушной подушке, чтобы догнать и пленить преследуемого.
   С расстояния в один километр он попадал в лезвие бритвы, поставленной на ребро. Лезвие разрезало свинцовую пулю ровно на две части, поражавшие сразу двух противников, находящихся по обе стороны бритвы.
   Усилием мысли и воли он в силах был нейтрализовать на расстоянии все достоинства и противоправные действия агента «007 плюс». На тернистом пути невидимого фронта, одним лишь умственным напряжением, он спокойно мог активизировать противодействие подлым и коварным замыслам противника, тем самым нейтрализуя его. Не лишён он был и способности активизировать все свои скрытые резервы, а так же различные предметы и механизмы. Чтобы перечислить все качества и достоинства Иван Иваныча Неуловимцева, не хватило бы всех пальцев на руках и ногах жителей небольшого городка.

6. Агент «007 плюс» пытается наладить связь с разведцентром Баранó-Свинéлли. Коварные уловки иностранного агента

   Все усилия и попытки завладеть секретными материалами профессора Пестикова оказались тщетными и безрезультатными. У Бени Штопса по этой причине возникла необходимость связаться с разведцентром Барано-Свинелли, дабы ввести его в курс дела и получить дальнейшие указания.
   – К кому обратиться? – размышлял агент «007 плюс», протягивая логическую ниточку между обстоятельствами. – «Иллюзионист» и «Парфюмер» взяты с поличным. Значит остаётся кто? Ну, конечно же, «Ювелир»!
   Он остановился подле чистильщика обуви, рьяно наяривавшего сапожной щёткой по штиблетам какого-то толстяка в долгополой соломенной шляпе. Тот исходил потом и ежеминутно утирался семейным носовым платком. Подошла очередь агента «007 плюс». Вознеся правую ногу на подставку, он пристально посмотрел в глаза чистильщика. Тот пристально посмотрел в глаза агента.
   – А не имеются ли у вас в продаже, товарищ, китайские портянки не первой свежести? – бегущей строкой промелькнули слова пароля в глазах агента «007 плюс».
   – Нет! Но могу предложить не стиранный носовой платок из Адис-абебы! – двумя бегущими строками в глазах чистильщика последовал отзыв на пароль.
   – Передавайте! – шёпотом приказал агент «007 плюс».
   «Ювелир» незаметно нажал на кнопку с обратной стороны сапожной щётки.
   – Диктуйте! – так же тихо отвечал тот.
   – «Всё ещё вяжу лапти! – полетело в эфир на волнах в инфранизкочастотном диапазоне. – Лыко на исходе. Вынужден перейти на изготовление белых тапочек летнего фасона марки „ни рыба, ни мясо“. Жду Ваших указаний. Приём!»
   – «Худо-бедно лыком поможем! – прозвучало в ответ на нервно-клеточном уровне. – Производство белых тапочек прекратить! Приступайте к ловле рыбы в мутной воде! Всё!»
   – Задача ясна! – довольно потирая руки, молвил про себя агент «007 плюс». – Пора активизировать свою деятельность…
   Утром следующего дня Иван Иваныч Неуловимцев наведался на дачу профессора Пестикова. Он имел честь быть приглашённым накануне на утреннюю чашечку чая. Угощались на балконе, потягивая душистый «цейлон» из фарфоровых чашечек. Лакомились вишнёвым вареньем и ванильным печеньем домашнего приготовления. Во всю дымил самовар, водружённый на живописную тумбочку, вероятнее всего работы ямало-ненецких умельцев.
   – Тут, понимаешь ли, брт, вот какая механика получается, – недоуменно пожимая плечами, молвил профессор, обращаясь как бы в пустое пространство. – Чуть свет выхожу нынче на балкон полюбоваться красотами природы, подышать, так скть, свежим воздухом, и чувствую, что что-то не так. Где-то что-то лишнее в окружающей меня обстановке. Осмотрелся, пригляделся повнимательней. Глядь – тумбочка. Вот эта самая тумбочка, – и профессор, не оборачиваясь, указал в сторону изящной тумбочки, на которой красовался пузатый тульский самовар. – Откуда она взялась, каким образом, ума не приложу. Загадка, да и только. Спрашиваю своих, только плечами пожимают, удивляются. И, знаете ли, сразу засосало где-то под ложечкой, появилась тяжесть в животе, чувство тревоги поселилось где-то там, подспудно. Невероятно!
   Женская половина подтвердила слова профессора, дополнив их своими догадками и предположениями. Зато гостю не надо было ломать себе голову по этому поводу. Он сразу же сообразил в чём дело, и предложил избавиться от загадочного предмета, явившегося, по его словам, источником отрицательных эмоций. Никанор Евграфович и Маша приняли это предложение с большим энтузиазмом.
   – Но это же кощунство, варварство уничтожать такую уникальную вещь. Жалко всё-таки! – запротестовала Ефросинья Саввична.
   – Ничего не жалко! – воспротивился профессор. – Как говорится – с ветром пришло, с ветром и ушло.
   Зря времени терять Иван Иваныч не стал. Оттранспортировав тумбочку на задворки дачи, он быстренько, с помощью молотка, зубила и стамески, разобрал её и кучкой сложил в укромном уголке.
   – Ну вот, всеми уважаемый Беня Штопс, и всё! – с иронической усмешкой на устах вымолвил Неуловимцев. – Хватит прикидываться то скамейкой, то вешалкой, то тумбочкой. Ваша песня спета! В скором времени мы на твоих дровишках будем шашлыки готовить. – С этими словами он и ушёл, присоединившись к дальнейшему чаепитию.
   Но рано, ой как рано торжествовал победу капитан Неуловимцев. Он не мог и подозревать, что допустил непростительную оплошность, забыв при разборке выкрутить один из шурупов конструкции. Последний, в дальнейшем, как раз и явился связующим звеном для самовосстановления тумбочки с дальнейшим трансформированием её в агента «007 плюс». А восстановившись, тот удовлетворённо, с ехидцей, потёр ладони рук и с издевательской усмешкой на устах вымолвил:
   – Ну, насчёт шашлыка мы ещё посмотрим, господа хорошие. Игра продолжается!
   С этими словами агент «007 плюс» ловко перемахнул через высокий забор и растворился в пелене утреннего тумана…
   А в это же самое время наши знакомые продолжали мирно попивать чай и вести приятные беседы. Профессор повествовал о своих воспоминаниях.
   – Как-то раз мне пришлось наведаться к своей сестре в «Большие кизяки». Это деревня такая. Посмотрел, как люди живут, чем дышат. И знаете, живут неплохо, я бы даже сказал – с размахом. А всё потому, что там столько коров, что и держать их уже негде стало. Многие, помимо хлева, держат их и на чердаках своих изб, представляете?! Но зато в молоке купаются. А кругом, повсеместно, кизяки, кизяки, кизяки, – и растопыренными пальцами руки, направленными вниз, Никанор Евграфович показывал расположение на земле несметного количества кизяков. – В связи с этим – большая урожайность сельскохозяйственных культур. Как ни как – удобрения. При всём этом – неиссякаемые биоэнергетические ресурсы. Ни газа тебе не надо, ни угля. Топливо прямо под ногами. Черпай лопатой – не хочу.
   В ту пору, как помнится, мне пришлось махнуть прямо из «Больших кизяков» сначала в Филадельфию, а затем – в Сан-Франциско по приглашению национальной академии наук Соединённых Штатов Америки. Довелось, в свободное от лекций время, побродить, просто так, ради интереса, по улицам вышеназванных городов. И что бы вы думали? Большая показуха, скажу я вам. На бытовом уровне всё как-то наигранно, пропитано ложью, самовлюблённостью. Лица – потребительские, надменные, не подступись. Идёшь, бывалочи, по «стриту»: там – гей-клуб «Танцуют все!», там – супермаркет «Бабушкины сказки», там – магазин поношенной одежды и б/у посуды «Не проходите мимо!». При этом все норовят взять у тебя эксклюзивно-виртуальное интервью. Каково, а? А в общем-то, это жизнь не наша, чужая, хотя и красивая на первый взгляд. Ну, из Америки – в Бурунди, для воспомоществования народам африканского континента…
   Много чего интересного и полезного довелось узнать в тот день капитану Неуловимцеву от профессора Пестикова. Однако, как подметил гость, о своей работе последний не обмолвился ни словом. Это уже вселяло надежду. О том, что элементы разобранной тумбочки исчезли, Неуловимцев узнал в тот же день. Пришлось обругать себя неприличными словами. «Ну что ж, недоглядел! С кем не бывает?»

7. Агент «007 плюс» приступает к активным действиям. Иван Иваныч Неуловимцев разгадывает коварные планы врага и пытается нейтрализовать его

   Разведцентр Барано-Свинелли требовал от агента «007 плюс» ускорить события. А как их тут ускоришь, если на твоём пути непреодолимое препятствие в лице какого-то Иван Иваныча. «И откуда он такой взялся на мою голову? – терялся в догадках. – Почему меня о нём никто заранее не поставил в известность? Ссылаются, что в секретной картотеке такой личности у них не числится. Ну, тормоза-а-а!» Но в любом случае надо было что-то предпринимать, какое-то решение, и одно – единственно правильное. Не устранив с пути невесть откуда взявшегося противника, документов профессора – этого лопуха, – не видать, как своих ушей. Придётся бросить ему вызов и выйти на честный поединок, как говорится – с открытым забралом. Но всё это необходимо делать как бы из-за угла, под прикрытием, разумеется, этих двух уголовников. Как их? Кажется – «Чумазый» и «Лохматый». Кстати, пусть прихватят с собой и кого-нибудь из своих дружков. Пообещаю золотые горы. Сделают свою работу, а мне только останется поставить в этом деле точку: отправить всех их к своим праотцам, а затем рассчитаться с этим новоявленным детективом.
   Не знал и не ведал агент «007 плюс», что в это самое время капитан Неуловимцев настроил себя на его биоволну и без особого труда читал его мысли.
   А Беня Штопс приступил к активным действиям. Первым делом он наведался к своим приятелям-уголовничкам. Отмычкой открыв дверной замок гостиничного номера, он неслышно переступил порог и так же тихо закрыл за собой дверь. Прислушался. Говорил «Чумазый». Разговор касался, по всей видимости, какого-то их дружка.
   – Знаешь, трубы горят, во рту привкус собачий, в чердаке – напряг, а тут он входит. Под моргалом фингалик, в зубах чинарик, пьяный в хлам. Встал на рога, раскрыл дупло и дрелит, фря, почём зря. Ну ты, говорю, майонез, чего туфту на винегрет стелешь? Пришлось сделать ему. Думаю, мало не показалось.
   – Об чём речь? – спросил агент «007 плюс», входя в комнату.
   От неожиданности оба приятеля потеряли дар речи.
   – Какой пыль, а! – восхищённо выдавил из себя «Лохматый», помалу приходя в себя.
   – Ну ты, помазок, и даёшь! – не менее удивлённо вторил «Чумазый». – Стучаться надо. Вишь, как моего дружка недоделанного напугал?
   – Чевой-то – недоделанного? – искренне возмутился тот. – Если хочешь знать, у маво папашки – он давно уже скончамшись, – всё было в норме с этим делом. А что касается разговора, то это мы о дружке нашем общем калякаем. Есть такой – «Кеша-стрептоцид». Он нам всё время завидувает с «Чумазым» по части «зелени»…
   – Ну, это ваши заботы, – прервал агент «007 плюс», – а у меня к вам вот какое дело…
   К полудню следующего дня Неуловимцев обнаружил в дачном почтовом ящике записку, выполненную каллиграфическим почерком: «Приходи вечером в 22.00 в заброшенное здание бывшего городского цирка, что на окраине города, поговорить надо». Это послание не было чем-то неожиданным для него. Он предвидел подобный поворот дела и успел к нему тщательно подготовиться.
   За час до назначенного срока он явился в обусловленное место. По всему внутреннему периметру зрительских мест было установлено несколько небольших прожекторов, а так же репродукторов. Последние, через усилитель, были подсоединены к микрофону и имитатору различных звуков. Капитан выбрал укромное, не простреливаемое место в оркестровом отсеке и затаился.
   Под сводчатым куполом заброшенного помещения зависла зловещая тишина, изредка нарушаемая взмахами крыльев поселившихся здесь воронов и летучих мышей. Под действием сквозняков в воздухе мерно покачивались цирковые трапеции. По барьеру арены бродила тощая чёрная кошка в поисках добычи. Откуда-то снизу доносился скрип заржавленных дверных петель.
   Ровно в 22.00 до чуткого слуха капитана Неуловимцева – а он придерживался принципа: «Бди, бдя!», – донёсся звук подъезжающего автомобиля. Буквально через полминуты в центре арены возникли тени трёх фигур.
   – Выходи, сучий потрох, разговор есть! – прохрипел испитый голос, разнёсшийся многократным эхом.
   – Как бы не так! – последовал ответ с противоположной от Неуловимцева стороны и тут же сноп света ударил в центр арены, осветив прибывших.
   Автоматная очередь взорвала тишину. Свет погас, сопровождаясь звуком расколотого стекла прожектора. На все лады зашумело, забило крыльями вороньё, заметались летучие мыши.
   – Выходь, тебе говорят, коли цел, не то хуже будет, зелёнка! – прозвучал писклявый тенор.
   – Цел, цел, уж не сомневайтесь! – донеслось откуда-то сбоку и луч другого прожектора вновь осветил арену.
   Уже две автоматные очереди в том направлении прорезали тишину, выведя из строя второй осветительный прибор. Нападавшие были, видимо, несколько смущены и находились в некотором замешательстве. Было слышно, как они о чём-то перешёптывались.
   – Чего кошмаришь-то, сучок? Ты жив что ли?
   – Живее всех живых!
   – Тогда покажись, – примирительно прозвучало в ответ. – Мы тебе ничего плохого не сделаем. Чего в прятки-то играть, иль боишься?
   – Не то слово! – донеслось до нападавших с другой стороны. – Признаюсь: я не боюсь бояться, а вот вы бояться боитесь!
   Троица, по-видимому, задумалась, с трудом переваривая смысловую нагрузку только что услышанного, и некоторое время пребывала в недоумении. А капитан Неуловимцев входил в азарт. Ему уж так хотелось пощекотать нервы этих недоумков, что он решил чуточку дольше продолжить игру.
   – Ну чего ты, мужик, в натуре, керосин нам тут льёшь?! – неуверенно прозвучал глас одного из нападавших. – Мы ж к тебе по-хорошему, а ты всё снежишь.
   – Так ведь и я к вам по-хорошему, – донеслось из другого репродуктора, – а вы вон как огрызаетесь. Нехорошо! За что такая немилость?
   – Да ладно уж, не обижайся, братан! – зазвучало дружелюбно. – Мы пришли к тебе с миром. А стрелять по всякому поводу, так это у нас в привычку вошло, безобидную. Ты уж не серчай.
   – А я на вас и не серчаю, – донеслось откуда-то из-под купола и луч очередного прожектора резанул темноту и лёг пятном в центре арены. – Дайте-ка я хоть на вас немного посмотрю. А-а, всё знакомые лица! Кажись – «Чумазый», «Лохматый» и «Стрептоцид». Все в сборе.
   – Откуда ты нас знаешь, штукатурка? – разнеслось по залу.
   – Вычислил. Я вот что вам скажу, ребятки. Пока не поздно, опомнитесь, завязывайте-ка с этим грязным делом и идите в органы, с повинной. Много не дадут, но зато потом людьми себя почувствуете. Гарантирую вам.
   В свете луча прожектора было видно, как лица всех троих приняли оттенок замешательства и паники. По всей видимости, чтобы не допустить анархии и намечающегося раскола в рядах подельников, усомнившихся в справедливости действий своего хозяина, в игру вступил сам заказчик. Он объявился как приведение, в самом центре арены, представ в одеянии Зорро, с саквояжем в руке. Вид у него был решительный.
   – Ну, вы что, совсем оцыганели? Чего торгуетесь? – рявкнул он в сторону своих «подопечных». – Совсем с людьми разучились разговаривать. Затеяли мне тут цирк.
   – Так то цирк и есть, – попробовал подать голос «Чумазый».
   – Я тебе сейчас свой цирк устрою, – пригрозил агент «007 плюс», и тут же обратился в провал темноты. – Неуловимцев, ты где? Покажись, поговорить надо.
   – Я здесь! – прозвучало в ответ. – Говори что надо.
   – Ты кто такой, какой масти?
   – Что за тупое любопытство! Я – туз бубновый, а, в общем-то, из числа рядовых невидимого фронта.
   – Вон оно как! Кум королю, значит. Хочешь оставаться невидимым. Лады! Тогда ответь на вопрос: что тебе от меня надо?
   – Одного желаю, чтобы ты оставил профессора Пестикова в покое и не имел на него виды. В противном случае отправлю тебя кушать раков «а ля бордалез» и «секс-пуддинг».
   – Ну и нахал! Откровенный похабсон! В таком случае одно тебе посоветую: сдавайся!
   – Сейчас! – последовал ответ, и в негодяев полетела связка из трёх ручных, безосколочных, шумовых гранат ударного действия, а из репродукторов понеслись звуки львиного рёва и завывания волчьей стаи.
   Ударная волна взрыва раскидала нападавших в разные стороны. Включились все прожекторы, а часть репродукторов, на фоне звериной какофонии выдала звуки автоматных очередей. Капитан Неуловимцев видел, как уголовники сначала расползались кто куда, а затем трусливо прятались под зрительскими креслами, вздрагивая и ёжась от каждого шороха.
   – А сейчас, судари вы мои, я предоставлю возможность моим хищникам разорвать вас в клочья и полакомиться некачественной человечиной! – донеслось из тёмного пролёта.
   Трое уголовников, пренебрегая своими контузиями, скорчившись от боли, прытко захромали к выходу и скрылись в одном из дверных проёмов. В ту же секунду послышался рёв двигателя отъезжавшего автомобиля. Капитан Неуловимцев понял, что агент «007 плюс» покинул место происшествия, оставив своих подельников на произвол судьбы. Надо было брать его по свежим следам.
   Сбросив обувь и напялив на ноги домашние тапочки на воздушной подушке, бесстрашный юноша тут же их активизировал и приступил к преследованию агента «007 плюс». Он мчался по его стопам в направлении города, со скоростью сто шестьдесят три с половиной километра в час, быстро нагоняя неприятеля.
   В самом центре города преследуемый бросил транспортное средство прямо посреди дороги. Потом огромными прыжками «аллюр три креста» направился в сторону пятидесятиэтажного высотного здания. Он быстро вскарабкался на один из балконов семнадцатого этажа. Не отставал от него и храбрый капитан Неуловимцев, возносимый в воздух домашними тапочками, сорок третьего размера, на воздушной подушке.
   С балкона семнадцатого этажа агент «007 плюс» сиганул на один из подоконников десятого. Затем стрелой взметнулся на высоту тринадцатого, ухватившись за металлический костыль, торчавший в стене на уровне несколько ниже средней линии туловища. За ним по воздуху синхронно и неотрывно следовал капитан.
   Где-то не уровне тридцать третьего этажа агенту «007 плюс» на какое-то время удалось несколько оторваться от преследователя. Одна из тапочек последнего зацепилась за чью-то телевизионную антенну и осталась висеть на ней. Покуда он вызволял её из элементов конструкции, преследуемый успел добраться до уровня сорок пятого этажа. Оттуда он показал капитану язык и конфигурацию из трёх пальцев. Подобное неслыханное кощунство лишь удесятерило силы преследователя, подогревая аппетит (капитан очень проголодался). Он стрелой взметнулся вверх, попытавшись схватить Штопса за полу развевающегося на ветру чёрного плаща. Последний ловко увернулся и продолжал движение сначала по касательной к зданию, а затем уж по его периметру. Он умело манипулировал одной рукой, так как в другой удерживал компактный саквояж, коим больно ударил неосторожно приблизившегося к нему преследователя.
   Однако хладнокровие и холодный расчёт не покидали капитана Неуловимцева. Одержимый жаждой победы и разгорячённый преследованием, он неотступно витал подле шпиона, то, специально, несколько отставая, то чуть-чуть опережая его с целью перехватить инициативу в свои руки. А тот быстро и яростно карабкался по стене, цепляясь за различную арматуру и перепрыгивая с одного подоконника на другой.
   – Эк распрыгался, конёк-горбунок: прыг-скок, прыг-скок! Ну, достал! – сетовал капитан вслух. – Погоди ж ты мне! Доберусь до тебя, да так взую…
   Но вот Штопс быстренько бросил своё тело вверх и очутился на плоской крыше высотного здания. Когда ж и капитан ступил на неё, преследуемый был уже на противоположном конце крыши, у самого её края. И тут он проявил неслыханную дерзость, несвойственную шпионам-профессионалам. Он оголил свой зад и, нагнувшись, показал его капитану, слегка похлопав ладонью свободной руки. При этом одновременно был выдан непродолжительный дивертисмент с затяжным глиссандо и синкопой. Это было уж слишком. Подобного неприглядного поступка со стороны соперника, капитан никак не ожидал. Узрев под своими ногами красный кирпич, он усилием мысли активизировал его и послал прямо ему в ж.., отливавшую в свете реклам и звёзд ночного неба лёгким пурпуром.
   – Ой! – только и успел вскрикнуть от неожиданности агент «007 плюс», и под действием приданного ему динамического ускорения перевалился через край крыши.
   Капитан Неуловимцев поспешил к месту вероятного падения преследуемого. Глянул вниз в надежде увидеть его бездыханное тело, распластавшееся на асфальте. Но почему-то не увидел.
   – Странное дело! – подумалось капитану вслух. – Куда ж это он мог подеваться, а?
   В это же самое время над головой его закружил и зажужжал откуда-то не кстати взявшийся шмель. Он неотступно мелькал над Неуловимцевым, норовя сделать его своей мишенью. Пока капитан отмахивался от него, тот всё же, зайдя с тыла, успел войти в пике и ужалить. Острая боль обожгла шею капитана. Он хлопнул по ней и, по всей видимости, попал в негодника. Тот упал на цемент крыши, будучи ещё живым, но в травмированном состоянии. Преследователь занёс над ним ногу, чтобы раздавить проказника. Но тот успел с превеликим трудом оторваться от пола и взмыть в темноту ночного неба.
   В месте укуса шея распухла и неимоверно болела. Пришлось обратиться к помощи медиков. Те взяли анализ крови в месте укуса и констатировали, что жало шмеля было начинено цианистым калием. Только тут Неуловимцев сообразил, что тот злосчастный шмель был не кто иной, как агент «007 плюс», перевоплотившийся в агрессивного насекомого. Пациента похвалили за предусмотрительность и своевременное обращение к врачам, а так же за бережное и чуткое отношение к своему здоровью. Правда, медики были немало удивлены, сказав, что организм товарища Неуловимцева наделён удивительной способностью противостоять любому яду по причине наличия стойкого иммунитета. Ему наложили компресс, забинтовали шею, сделали пару обезболивающих уколов и отпустили с Богом…

8. Неуловимцев в гостях у профессора Пестикова. Попытка неизвестного завладеть секретной документацией последнего. Молчаливое противостояние двух разведчиков на уровне подсознания. Профессор шутит. Попытка похищения изобретения «УДАВ»

   Под сенью деревьев вишнёвого сада сидели профессор Пестиков и капитан Неуловимцев. Они играли в шахматы. Игра подходила к концу, когда гость неожиданно сделал ход конём и объявил шах, но без мата.
   Ироническая, добродушная улыбка коснулась губ профессора.
   – Эх, молодёжь, молодёжь! Вот как надо! – сказал он, сходив ферзём и объявив шах с матом. – Учить вас всё надо, как жить.
   – Виноват, не доглядел! – согласился Иван Иваныч. – Век живи, век учись.
   – Это вы правильно заметили. А впрочем, всё хочу спросить вас, да забываю: а каков род вашей деятельности?
   – Я, Никанор Евграфович, специализируюсь по части юриспруденции, в области защиты прав и свобод человека.
   Лгать профессору было грешно, поэтому Неуловимцев сказал ему правду, но только лишь малую толику её.
   – А-а, из числа служителей Фемиды значит. Похвально, похвально. Ну что ж, логика мышления всегда была свойственна, присуща лицам вашего круга. А я вот лично, признаюсь, в ваших делах, – профессор постучал себя по темечку, – как говорится – ни бум-бум. Ни бельмеса не смыслю и не соображаю в хитросплетениях человеческих душ. Не обладаю, понимаете ли, тем запалом. Мой лозунг – ищи, твори, не откладывай на завтра, потому что завтра может быть уже поздно. Нас вечно губила и губит отговорка: «Не всё так просто, как это кажется». Сколько великих начинаний было ей загублено. Самое главное в жизни человека – чёрточка между двумя датами. В ней вся суть, свидетельствующая, что ты успел сделать полезного за отпущенный тебе свыше промежуток времени.
   Профессор вдруг замолчал, размышляя о чём-то своём сокровенном. Молчал и гость.
   – А в общем-то, – Никанор Евграфович в глубокой отрешённости махнул рукой, – свои лучшие сказки и дела мы будем рассказывать и вершить там, – он указал пальцем вверх, – на небесах. Здесь, на земле, вся наша жизнь облачена в формы времени, пространства и причинности. Здесь мы можем только доказывать с пеной у рта, что коза – не корова.
   – Мужчи-ины! – донеслось из глубины сада. – Прошу к столу! Вы что себе думаете: от долгого ожидания и чай нагреется?
   – Между нами, по секрету, – приложив палец к губам, молвил Никанор Евграфович, – придерживаюсь мнения: «Муж и жена – разноимённые полюса единого энергетического источника!».
   – А любовь? – подала вдруг свой голос девушка Маша, дочурка профессора, неведомо откуда вынырнувшая.
   – Ты что, нас подслушивала? – нахмурил брови отец.
   Девушка стушевалась и покраснела.
   – Да разве б я посмела, папа? – с нескрываемой обидой в голосе произнесла девушка. – Мне было дано задание нарвать к обеду ягод, вот я невольно и очутилась рядом с вами.
   – Ну ладно, ладно, извини, чего уж там! – молвил профессор голосом проштрафившегося ученика. – Что касается любви, то смею тебя заверить, что любовь – это электрическая дуга между двумя разноимёнными полюсами…
   Издали вновь донёсся призывный глас Ефросиньи Саввичны.
   – А знаете, Иван Иваныч? – обратилась девушка к гостю, уже пребывая за обеденным столом. – Я вчера в городе случайно встретила нашего общего знакомого – Розаветрова Амвилохия Поликарповича. Смешной такой, словно спирально закрученный, прихрамывает на одну ногу и рука загипсованная на повязке. Что с вами, спрашиваю? Да так, говорит, под троллейбус попал, спасая старушку. Пришлось пожелать ему скорейшего выздоровления, на том и разошлись.
   – Что это твой новый знакомый всё кого-то спасает? – с хитрецой на устах молвил профессор, пожимая плечами. – То тебя, то какую-то старушку, завтра ещё кого-нибудь спасёт. Шёл бы служить в спасатели.
   – Какой же ты, всё-таки, неблагодарный человек, Никиша! – негодуя, возмутилась Ефросинья Саввична. – Ты сто раз должен быть благодарен этому человеку за нашу Машу. Кто знает, чем дело тогда могло бы закончиться, не приди он вовремя на подмогу. А ты, Маша, – обратилась она к дочери, – могла бы и пригласить его к нам, ведь с тебя не убудет.
   – Ну, Фрося, затараторила прямым текстом, дочь свою смущаешь перед молодым человеком.
   – И ничего не смущаю, и полагаю, Иван Иваныч будет солидарен со мной.
   Гость молча, в знак согласия, кивнул головой, но так, чтобы профессор и девушка не заметили этого.
   – А ведь хозяйка настоит на своём, – решил про себя капитан Неуловимцев, неплохо разбираясь в тонкостях женской натуры. – Только как далеко может зайти подобное стремление расширить круг знакомств своей дочери. Не приведи Господь случиться чему-то непоправимому из-за излишнего добродушия и хлебосольства.
   Тут было над чем призадуматься.
   Своими сомнениями и опасениями он поделился с наставниками – Дальновидным Абросимом Викентьевичем и Следопытовым Сысоем Маврикиевичем. Они посоветовали ему действовать по обстоятельствам, не вызывая подозрений у семьи профессора, но в то же самое время и не давая повода в чём-либо сомневаться. Главное – не суетиться. Враг хитёр и коварен. Но хитрый – это не значит что умный. И дурак может быть хитрым. Надо этак двусмысленно дать понять семейству профессора, что зло, как правило обладает привлекательной внешностью, и чтобы к оной тяготея, они к ней всё же не тяготели. Подобный совет капитан взял на вооружение, приняв его за аксиому.
   Однако, события стали развиваться более стремительно, чем этого хотелось бы капитану Неуловимцеву. Утром следующего дня, проходя мимо дачи профессора Пестикова, он заметил некоторое оживление на её территории. Никанор Евграфович беседовал с каким-то мужчиной, стоявшим задом к ограде, манипулируя руками и всеми частями тела, видимо что-то поясняя тому. Мужчина понимающе кивал головой, слегка пританцовывая на одном месте. «Туалет-то рядом!» – подумалось Неуловимцеву. Его ещё издали заметила девушка Маша.
   – Иван Иваныч, – позвала она, – милости просим к нашему шалашу. Вы и вообразить себе не можете, что с нами произошло, – дрожащим от волнения голосом сообщила она, приближаясь к калитке. – Нас сегодня утром пытались ограбить какие-то двое неизвестных в масках. Представляете? Бррр! Связали всех троих, позавязывали рты. Всё в доме перевернули вверх дном, всё чего-то искали. Ценностей никаких не нашли, а вот папин чертёжный тубус всё же прихватили с собой. Зачем, спрашивается? Слава богу, что он был пуст. У меня повязка чуточку соскочила со рта и я стала звать на помощь. И как бы вы думали, кто к нам пришёл на подмогу? Ни за что не догадаетесь!
   В принципе, Неуловимцеву не надо было объяснять, кем же оказался тот вызволитель. Когда-то Следопытов Сысой Маврикиевич сказал ему: «Запомни, сынок! В нашей работе самое главное – видеть всё, даже то, чего не видишь. Иными словами: зри, не зря, но зря не зри!» И поэтому он, настроившись на биоволну незнакомца, сразу понял, что речь идёт о Розаветрове, а иными словами – об агенте «007 плюс». Понял он и то, что нападение было связано с попыткой завладения секретной документацией.
   Но тут цепь логических размышлений капитана была прервана призывным кличем Ефросиньи Саввичны. Она суетилась возле новоиспечённого спасителя и приглашала всех проследовать на веранду для принятия утренней чашечки кофе.
   – Прошу вас, в самом лучшем смысле этого слова, проходите и садитесь. А это, Иван Иваныч, – обратилась она к Неуловимцеву, указывая на Беню Штопса. – Наш нежданный вызволитель. Да вам наверное Машенька всё уже успела рассказать. Знакомьтесь: Розаветров Амвилохий Поликарпович. Какое счастливое стечение обстоятельств. Ходил по лесу, собирал еловые шишки, так необходимые ему для установления научной истины, а тут на тебе – призыв о помощи.
   – А мы уже знакомы! – воскликнул Розаветров, изобразив на лице безудержную радость. – Помните, уважаемый Иван Иваныч, театр, «Плач души» Гликерии Терпсихоровой? Середина третьего ряда партера, и мы с вами, по обе стороны очаровательного создания.
   – Ну как же, как же! Что-то припоминаю, – изобразил не менее радостное выражение лица Неуловимцев. – Дайте-ка, дружок, на вас посмотреть, честный вы наш, смелый человек, – с глубоко скрываемой иронией воскликнул капитан. Он дружески обхватил того за плечи, развернул к себе и пристально поглядел в его чистые, голубые глаза.
   Умилённая Ефросинья Саввична приложила к глазам носовой, кружевной дамский платочек. Профессор, закусив левый краешек нижней губы, растроганно отвернулся, дабы не показывать своего волнения. Только Маша от радости захлопала в ладошки.
   Как бы то ни было, но оба разведчика неплохо играли каждый свою роль. Они уже давно успели раскусить друг друга и теперь приготовились упражняться в разного рода ухищрениях, пытаясь поймать один другого на слове или допущенной оплошности. Для постороннего взгляда они выглядели вполне дружелюбными, достойными всяческих похвал молодыми людьми. Они мило беседовали на отвлечённые темы, не вдаваясь в подробности. Нет-нет да и возникавшие на мгновение искры недоверия, проскакивавшие между ними, тут же гасились раскоординированностью действий хозяев дачи. Они на все лады старались угодить гостям.
   – Слава Богу, господь сподобил нас пережить весь этот ужас, – возбуждённо молвила Ефросинья Саввична, всё ещё находясь под впечатлением разбойного нападения. – А что вы думаете обо всём случившемся, молодые люди?
   – Обычное ограбление, – тут же резюмировал Иван Иваныч. – Разве мало ещё у нас всяких подонков, стремящихся поживиться за чужой счёт? Разве мало здесь шляется всякого сброда под разным предлогом, вроде того, что будто собирает под окнами дачников дары природы. – Он, как бы невзначай, посмотрел на Штопса, приковавшего к себе взгляды профессора и его жены с дочерью.
   – Правильно! – поддержал Розаветров. – И думается, что здесь не обошлось без наводчика. – Он, с нескрываемой долей подозрения посмотрел на Неуловимцева. Хозяева, с плохо скрываемым недоумением, перевели свой взгляд на последнего.
   – Во туманит! – пронеслось в голове капитана. – Ну, смоли, смоли, замазка дальше. Посмотрим что из того получится.
   А Розаветров тем временем продолжал:
   – Ведь как решили, негодяи? Профессор – человек, находящийся в постоянном творческом поиске, неповторимом, как волнение моря. – Он явно льстил хозяевам, дабы понравиться им. – А раз так, значит вхож в научные круги, что не обходиться без великосветских приёмов. А это – дорогие одеяния, украшения, на что требуются немалые деньги.
   – Так ведь они только тубус папин свистнули, – не выдержав, возразила девушка Маша.
   – Вот и слава богу, – облегчённо вздохнул Никанор Евграфович. – У меня в нём к тому времени ничего и не было.
   От пристального внимания Неуловимцева не скрылся и тот факт, что в глазах Розаветрова промелькнули мимолётные сполохи неподдельного разочарования и досады.
   – Но всё же должно было что-то быть? – как бы ненароком, нехотя выпытывал он у профессора.
   – Да так, мелочишка всякая, – заёрзал на стуле Никанор Евграфович, не зная что и ответить. – Наподобие детских рисунков.
   – Знаем мы эти рисунки, – прочитал Неуловимцев мысли Розаветрова. – Чёрта с два проведёшь меня, шелкопёр старый. Наложить бы тебе жгут резиновый на шею, по другому запел бы.
   – Ты, Беня – срань драная. Будь поосторожнее в обращении с профессором, – прочитал тот в свою очередь мысли Неуловимцева и оторопело посмотрел на него. – Не ровен час, замочу тебя в сортире и сопли твои на сапоги всмятку намотаю. Будешь знать! Будут тебе и котлеты, будут тебе и мухи, порознь.
   Тут капитан заметил, что чужестранец сильно смутился, как-то весь съёжился, уподобившись смятому окурку. Затем побледнел. Мозг его от сильнейшего шока перестал излучать мысли в пространство, работая теперь только на приём.
   – Превращу тебя, недоумок, в шершня или трутня, – продолжал тем временем мозг Неуловимцева, работая на передачу, – и отправлю в Нарьянмар или в тундру к оленям.
   По лицу Розаветрова было видно, что он на грани срыва, и вот-вот упадёт в обморок.
   – Что это с вами, батенька? – испуганно воскликнул Никанор Евграфович. – Да на вас лица нет!
   – А, пустяки! – выдавил из себя Амвилохий Поликарпович. – Результат напряжённой научной деятельности. Ничего, это скоро пройдёт.
   – Извините великодушно, дружок, за любопытство, – подала голос Ефросинья Саввична, обращаясь к Розаветрову, – а какую ценность для вашей научной работы представляют еловые шишки?
   – Сосновые, Ефросинья Саввична, сосновые, – поправил тот.
   – Шишку тебе, клёцка, сосновую в одно место! – сделал Неуловимцев мысленный посыл в сторону Штопса, по причине чего тот поперхнулся и сильно смутился, однако продолжив свою мысль далее.
   – Видите ли, мне необходима глубокая вытяжка из этих шишек для получения специального экстракта. Цель – проведение ряда экспериментов в области создания тонкоплёночных систем, предназначенных для… – Он, как бы запнувшись, осёкся, создавая некую интригу в смысле того, что не всё можно говорить каждому встречному поперечному.
   – Понимаем, понимаем, уважаемый! – весьма корректно вмешался профессор. – Ты, Фрося, не будь такой любопытной. Есть вещи, о которых необходимо говорить шёпотом. Правильно я говорю, Амвилохий Поликарпыч?
   Тот в знак согласия недвусмысленно кивнул головой.
   – Вот видишь, Ефросинья? – осуждающе бросил в адрес жены профессор. – Наше дело – сторона. Любой секрет остаётся секретом, и на том покончим. Да, кстати, а что это вы говорили насчёт великосветских приёмов? Лично я не сторонник подобных, извините за выражение, тусовок. Они меня тяготят, расслабляют, притупляют мысль. Я человек простой, вышедший из «Больших Кизяков»… Это моя родная деревня так называется, – поспешил уточнить Никанор Евграфович, узрев на лице Амфилохия Поликарповича надетую маску изумления. – Да, да, я родом из «Больших Кизяков», а моя Ефросинья Саввична из «Осоловеловки», соседней деревни. Нам с ней претят всякие там великосветские посиделки. Пустое времяпрепровождение, скажу я вам.
   Из настенного репродуктора неслась старая утёсовская песенка извозчика:

     «Я ковал тебя железною подковою,
     Я коляску светлым лаком покрывал…»,

   по окончании которой диктор оповестил аудиторию слушателей, что песню исполнил вокальный, смешанный дуэт.
   – Люблю эту песенку, – молвил профессор. – Странно одно: она рассчитана сугубо лишь на мужской голос, а женский голос здесь при чём? Он в данном исполнении даже и не прозвучал.
   – А вот и прозвучал, папка! – засмеялась девушка Маша. – Ты просто невнимательно слушал песенку, что свойственно для тебя.
   – Вот тут-то я с тобой не согласен, дочка.
   – Будешь согласен, если я тебе скажу, что женским голосом в нужных местах имитировалось ржанье кобылы.
   – Да? – удивился профессор. – Тогда действительно чего-то упустил. Виноват-с! Постараюсь исправиться.
   Все весело рассмеялись. Дачная жизнь Пестиковых начала потихоньку входить в свою колею, игнорируя все жизненные невзгоды и перипетии этих милых, но так неустроенных людей. Чтобы добавить к пороху перца, Никанор Евграфович решил придать разговору шутливый тон.
   – Есть у меня один хороший, старинный приятель – Гурий Иринеевич Вислоухий. Его все знают в нашем городе. Знаменитость, но прекрасной души человек. А шутник, я вам скажу, такого поискать надо. Идём мы с ним недавно по проспекту. Останавливает нас какая-то молодая дамочка и этак с подвохом – захотелось видимо подтрунить над старыми хрычами, – спрашивает: «А не подскажете ли вы, где у вас тут поп-шоп?». Тогда Гурий ей и говорит: «Поп здесь, – и бьёт ладонью по своему заду, – а шоп – здесь, – и бьёт своей ладонью по моему заду». Не обиделась правда, и даже похвалила. Сказала, что «клёво», и даже в блокнотик свой что-то записала.
   Но этот же Гурий и сам любит подшутить над людьми. Его коронная шутка, это когда он подходит к любому встречному и спрашивает у него: «Извините! Вы меня узнали?». Ну, как правило, ему отвечают: «Да!», а он в ответ: «А я вас нет!». Все смеются, все довольны, прочь тоска-печаль.
   Или вот ещё. Встанет на одном месте, вперит свой взгляд в небо, и так стоит, будто что-то очень важное увидел, необычное. И ладонь ко лбу приложит, и этак важно прищурится, иной раз будто бы от удивления даже и вскрикнет. За пять минут собирается такая толпа, что и пройти невозможно, Все чего-то высматривают на небе, а чего, и сами не знают.
   А вот недавно ему вдруг выпить захотелось, а денег кот наплакал. Как быть? Поспорил на десятку с одним таким, как и он сам, шутником. Говорит ему, мол, спорим, что нам с тобой сейчас каждый встречный поперечный будет кланяться. Тот, да ладно тебе, а этот – спорим. Ну, поспорили. И действительно. Проходившие мимо, от мала до велика, кланялись им чуть ли не в пояс. Оказывается, что хитрый Гурий выбрал самое подходящее для этого дела место, а именно – рядом с низко нависшей над тротуаром кроной дерева. Разумеется, каждый, проходя под ней, вынужден был нагибаться…
   Хозяева услаждали слух гостей разговорами и лёгким завтраком. В это время между Неуловимцевым и агентом «007 плюс» шло неслышимое и незримое выяснение неприязненных отношений. Это происходило на уровне мысленных перепалок, на своём, профессиональном языке, мало кому понятном.
   Мысленное препирательство двух противоборствующих сторон могло бы продолжаться сколь угодно долго. Смысл его сводился всего лишь к двум фразам: «Отвали!» и «Не дождёшься!». В конце концов всё это до чёртиков надоело капитану Неуловимцеву. Он мысленно активизировал противодействие и нейтрализовал волю соперника мысленным посылом:
   – Всё, господин Штопс, заряд ваш закончился! Вы в нокауте! Оттянитесь и расслабьтесь!
   Действия агента «007 плюс», предпринятые им в соответствии с мысленным внушением капитана Неуловимцева, показались окружению неадекватными и противоречивыми. Исходя из этого, Никанор Евграфович решил, что гостям стало скучно от его «говорильни», и он решился развлечь их. По правую его руку, на полу – рядом с перилами веранды, – стояла двухпудовая чугунная гиря. Профессор нагнулся и ловко подхватил её правой рукой. Играючись, стал ей манипулировать, то перебрасывая с руки на руку, то слегка подбрасывая вверх. Делал он это с такой лёгкостью, что всем стало ясно: гиря – бутафория.
   Ироническая улыбка пересекла по диагонали лицо агента «007 плюс» и затаилась, спрятавшись где-то в правом уголке его губ.
   – Классически выполненный муляж, – подметил он вслух. – Зачем он вам?
   – Да так, мускулы иной раз немного поразмять.
   – Да в кои веки, папа, ты занимался гиревым спортом? – засмеялась девушка Маша, дочка профессора. От восторга у неё даже грудь вздыбилась.
   – По утрам, дочурка, по утрам, когда ты ещё крепко спишь, – несколько шутливо прозвучало в ответ. – А в основном я занимаюсь бегом, устраиваю себе, так скть, праздник ног. Встанешь этак, обновлённо-одухотворённый, утречком пораньше и – вперёд! И такое, понимаете ли, испытывается ощущение очищения, что «Эх, да приморозило» хочется петь.
   – А каким должен быть бег? – с хорошо скрываемым сарказмом в голосе спросил агент «007 плюс», затеяв упражнение лица на плохо скрываемое разочарование.
   – Каким, каким, – лукаво передёрнул профессор. – Таким, чтоб тебя прохожие боялись. А если серьёзно, залог здоровья, как и всякого успеха, кроется в нас самих.
   По каким-то внутренним признакам душевного состояния профессора можно было судить, что с некоторых пор вид Розаветрова не вызывал у него положительных эмоций, а тот выбрал тактику скрытого неприятия и игнорирования.
   – А тяжела, небось, гиря-то? – вроде бы посочувствовал агент «007 плюс».
   – Ой тяжела! – играючись ей в воздухе, пожаловался профессор. – Так тяжела, что вы и представить себе не можете.
   – Почему же? – прозвучало в ответ. – Я верю! Впрочем, киньте-ка мне, пожалуйста, ваш так называемый спортивный снаряд. Я тоже хочу им поиграться.
   – А удержите?
   – Ну уж! Не удержу одной рукой, удержу двумя, – задорно рассмеялся Розаветров, располагаясь через стол от профессора.
   – Тогда держите, – и он лёгким движением руки перебросил гирю через стол в его руки.
   Эффект оказался потрясающим. Гиря всей своей тяжестью легла на грудь самонадеянного Амвилохия Поликарповича и увлекла вместе со стулом на пол. В воздухе только мелькнули зелёные штиблеты, слетевшие с ног гостя и оголившие его красные носки. Сквозь правый дырявый носок проглядывала «ахиллесова пята».
   Двухпудовая гиря оказалась настоящей, а не бутафорией. Ошалевший и опешивший агент «007 плюс» только крякнул и выкатил глаза на лоб, скосив их к переносице. Однако подъём с пола был столь же стремителен, как и падение на него.
   – Оппа-а! Однако! – переводя затруднённое дыхание и не успев ещё оправиться от шока, выдавил из себя Розаветров. Он старался выжать на лице что-то наподобие жалкой улыбки. – Как всё это надо понимать, Никанор Евграфович? Ведь что получается: гиря-то всамделишная!
   – А чему вы удивляетесь? Настоящая, двухпудовая, – подтвердил профессор правильную мысль гостя.
   – Но как вы её умудряетесь так легко…
   Никанор Евграфович не дал договорить и закатал правый рукав рубашки. На запястье руки виднелся какой-то небольшой предмет прямоугольной формы, закреплённый на ремешке.
   – УДАВ! Усилитель давления, – кратко пояснил он. – Одно из последних моих изобретений. Дело было вечером, делать было нечего. Вот и изобрёл, так – походя, между прочим, ради забавы, проходя между ванной и туалетом. УДАВ крепится к запястью, с помощью кожаного ремешка. Представьте. К предмету прикладывается усилие в один килограмм, а последний испытывает на себе давление в сто килограммов. Чуете разницу? Далее объяснять вам что к чему, полагаю, не имеет смысла.
   От пристального внимания капитана Неуловимцева не ускользнул искромётный взгляд агента «007 плюс», пробороздивший лицо профессора и соскользнувший на загадочный предмет.
   – Необходимо стибрить его, – прочитал он мысль шпиона.
   – Разрешите глянуть! – попросил Штопс, протягивая руку.
   – Пожалуйста! – Профессор расстегнул ремешок, к которому крепился УДАВ и протянул гостю.
   Розаветров долго крутил-вертел его в руках, с нескрываемым интересом разглядывая со всех сторон.
   – А что? Забавная вещица, – наконец-то заключил он, а сам размышлял, каким бы это чудесным образом усыпить бдительность окружающих и, воспользовавшись этим, умыкнуть столь удивительную диковинку.
   Но и капитан Неуловимцев не дремал. Мысли агента «007 плюс» сразу же становились достоянием его нервных подкорковых образований.
   А профессор был уже поглощён воспоминаниями, как он выразился, о бровелохматых, целовальных шестидесятых-восьмидесятых годах и их сравнением с настоящим временем.
   – Сейчас стало модным разбираться в марках престижных машин, а не жертвовать личным во имя большой идеи. У нас вдруг объявилась способность многократно усложнять всё простое. Однако, любое решение, принятое, как говорится, с порога, в большинстве случаев и является единственно правильным. Мы становимся рабами мысли, а не её хозяевами. Зациклились на каких-то, смешно сказать, цветных революциях. Кстати, оранжевый цвет, по меркам МЧС – цвет наивысшего уровня опасности. Все благие намерения и начинания перечёркиваются одним росчерком пера. Смею заверить: один большой плюс на минус – пусть даже самый маленький, – даёт в результате большой минус. Рвутся культурные и родственные связи между народами из-за того, что их правители чего-то там не поделили между собой. Поссоришься за минуту, да вот только мириться будешь годами. У нас в политике ещё много запасных игроков.
   А тут к кризису мозгов добавился ещё и мировой финансовый кризис. Ох уж мне эти господа с Уолл-стрита! Вот бы найти личность мирового масштаба, обладающую высоким мастерством в деле «пожаротушения» всех бед и невзгод. Сидишь этак иной раз и думаешь: жизнь в наказание нам дана или же в награду? Получается – кому как. Сами себе судьбу выбираем.
   – Всё в этом мире начинается с воспитания молодого поколения, – наставительно молвила Ефросинья Саввична. – Как мы его сегодня растим, на каких примерах воспитываем и какова роль последних в деле становления личности? Что смотрят наши дети по телевизору, что читают?
   – Ну-у, понесло тебя, Фрося! – предостерегающе молвил Никанор Евграфович. – Начнёшь нам сейчас тут лекции читать.
   – И начну, и буду! – заперечила хозяйка. – А что, я разве не права? Возьмём, к примеру, детскую художественную литературу. Ведь чем пичкают нынче наших детей? Засоряют детские мозги всякими там Гарри Поттерами, будто ничего другого, более лучшего, и нет. Это ж надо, своровать из русского народного фольклора идею полёта на метле и перенести её на какого-то там Гарри Поттера. Я так вам скажу: нам никакие Гарри, а тем более – Поттеры вовсе не нужны. У нас есть своя, отечественная Баба Яга, родная и близкая нам как по духу, так и по содержанию. Пусть она и летает на своей метле, не отнимайте её у бедной старушки.
   От зоркого, соколиного глаза капитана Неуловимцева не ускользнул и тот факт, что от подобных слов хозяйки краешки губ агента «007 плюс» как-то задрожали и отвисли по причине невольно нанесённой обиды. Откуда было знать Ефросинье Саввичне, что Гарри Поттер приходится дальним родственником её гостю.
   А Ефросинья Саввична тем временем продолжала:
   – А на телеэкранах что творится? Создали образ современной женщины, идеал её: глаза – блюдца, рот – до ушей, ноги-ходули – от плеч, до неприличия выпуклые, округлые формы неприкрытых интимных частей тела. Ходят в штанах, курят, пьют, извините за выражение, как последние извозчики, командуют мужчинами. Отвратительное зрелище! А эти взаимоотношения между мужчиной и женщиной, с их поцелуями, да не простыми, дружескими, а такими, от которых дети рождаются. Фу, какая гадость!
   Не ускользнула от внимания наблюдательного капитана и попытка агента «007 плюс» заменить, под шумок, действующий УДАВ на его подделку, очутившуюся у него, по всей видимости, в результате разнесения во времени элементов причинности и действия. Он незаметно для всех – это ему только так казалось, – бросил оригинал прибора в приоткрытый саквояж, стоявший подле ног, а его дубликат, как ни в чём не бывало, положил на стол.
   – Эх, была не была! – подумал капитан и сиганул вниз головой в разверзшуюся бездну неизвестности, обусловленную необузданным полётом мысли.
   С помощью последней он активизировал саквояж и незаметно для окружающих, метр за метром, переместил его сначала за пределы веранды, а затем уж направил в апартаменты своего начальства. Он прекрасно осознавал, что саквояж содержал не только уникальный джентльменский набор, но и то, что из него этот фантом ещё вдобавок черпал для себя и силу.
   Попросив у хозяев разрешения закурить, агент «007 плюс» с удовольствием выкурил гаванскую сигару и только тут ощутил, что саквояж куда-то исчез. Он изменился в лице, да так, что его никто не узнал.
   – Вы ли это, голубчик?! – ахнула Ефросинья Саввична. – Да что это с вами?
   Встревоженные хозяева захлопотали и засуетились вокруг Амфилохия Поликарповича.
   – Ничего страшного, – сдавленным голосом чуть ли не прокаркал агент «007 плюс». – Скоро пройдёт. Это, вероятнее всего, результат недавней моей травмы, полученной от столкновения с троллейбусом. – Лицо его вновь стало приобретать прежний цвет с переливающимися оттенками. Драп-шевиотовый костюм как-то беспомощно осел на его утончившейся фигуре.
   Откинувшись на спинку стула, он исподлобья, глянул на Неуловимцева, перевёл взгляд свой на хозяев и, заторопился.
   – Не соблаговолите гневиться, но к моему великому сожалению вынужден покинуть вас, – обратился он к окружению. – Дела, знаете ли, обязывают.
   – А где же ваши шишки, уважаемый? – с некоторой долей подвоха осведомился Неуловимцев.
   – Да какие там шишки! Только залез на сосну, а тут на тебе, призыв о помощи.
   – Ну а саквояж?
   Розаветров сделал вид, что ищет его под столом.
   – Наверное в спешке в лесу оставил, – с большой долей уверенности слукавил он. – Сейчас пойду и по пути отыщу.
   – А мы вам всем скопом поможем, – высказал непреодолимое желание хозяин дачи.
   – Обижаете, Никанор Евграфович. Столь достойных людей отвлекать на подобные пустяки сверх моих сил, поверьте. Вы меня просто смущаете!
   – Ну ладно, ладно, хорошо, – согласился профессор. – В таком случае счастливого вам пути, заглядывайте и в другой раз.
   – Непременно! – последовало в ответ, и гость в спешном порядке покинул гостеприимный дом.

9. В секретной резиденции Барано-Свинелли. Капитан Неуловимцев на рыбалке и в засаде. Погоня за вражеским агентом. Крах агента «007 плюс». Иван Иваныч Неуловимцев въезжает в город на белом коне. В горах Тянь-Шаня

   А в это время в апартаментах секретной резиденции Барано-Свинелли стояло полное затишье. Обеденное время, время отдыха и развлечений. Шеф разведки Фрэдди Кампец и его заместитель Билл Хилл сидели на раскладных креслах у небольшого столика. Они нежились в палящих лучах солнца и потягивали через соломинку виски, небольшими глотками запивая кока-колой. Их приятно обдувал свежий ветерок юго-юго-западного направления, доносивший до них лёгкое дыхание водяных взвесей фонтана, бившего совсем рядом.
   Изнурённые работой, оба молчали и терялись в догадках, что же это такое творилось там, за стеной фонтана. Всё дело в том, что посреди крохотной зелёной лужайки находился небольшой бассейн, по всему периметру которого была проложена мелко перфорированная полуторадюймовая труба, создававшая плотную водяную завесу из струй фонтана.
   В часы досуга в этом бассейне любил расслабляться бакалавр шпионских наук – но ещё пока не магистр, – Джеймс Хопкинс, молодой балагур и повеса. Там, как правило, он находился не один, а в окружении двух-трёх своих сотрудниц из отдела внешних сношений. Когда они начинали заниматься любовью, Хопкинс включал компрессор и плотные струи фонтана создавали плотную, непроницаемую для постороннего глаза завесу. Видимо на данный момент там было дело в самом разгаре, судя по доносившимся оттуда воздыханиям и стенаниям.
   – А что, Билл, не тряхнуть ли и нам стариной? – с плотской усмешкой на устах предложил Фрэдди Кампец своему компаньону.
   Как всегда рассудительный и сдержанный в своих делах Билл Хилл размышлял. Минута прошла в полном молчании. И тут, не сговариваясь, движимые простым человеческим любопытством, оба, в чём были, сквозь водяную стену, чурками сиганули в бассейн. Тот сразу вышел из берегов, а воздух огласили звуки женских голосов, свидетельствовавших о непомерной радости и преданности общему делу. Правда прыжки оказались не очень-то удачными. Фрэдди получил незначительную травму головы от соприкосновения последней с коленкой секретарши, а Билл вывихнул себе челюсть от соударения с нижней мягкой выпуклостью тела стенографистки.
   Покуда великолепная пятёрка осмысливала сложившуюся ситуацию, воздух огласили звуки мелодичного звонка мобильного телефона, лежавшего у изголовья Хопкинса. Поднеся его к уху, бакалавр осведомился кто звонит. Звонил по секретной линии связи агент «007 плюс». Он сообщал, что все планы хищения секретных документов профессора Пестикова оказались безрезультатными, и всё по причине какого-то там Неуловимцева.
   – Что делать? – спрашивал он. – Жду ваших указаний!
   Хопкинс передал телефон своему шефу. Выслушав торопливую, сбивчивую речь агента «007 плюс», он приказал взорвать к чёртовой бабушке дачу профессора вместе со всем его семейством и секретной документацией по принципу «так не доставайтесь же вы никому». Неуловимцева же решено было ликвидировать любыми методами, включая и насильственные».
   – Взорвать, ликвидировать? – оживлённо донеслось из трубки. – В чём же дело? Заказ принят! Цена?
   – Сто тысяч! – пообещал Кампец.
   – Без обложения налогами! – дополнил агент «007 плюс».
   – Чёрт с тобой, пусть будет по твоему! – согласился шеф, давая понять, что разговор окончен…
   Капитан Неуловимцев сидел на берегу речки Шалуньи в кустах, подле речной заводи, и удил рыбу. Клёв был отличный, на червячка. Ловились в основном рыбка ни большая, ни маленькая: ёрш и окунь. Но что самое интересное, так это то, что почти каждый индивид рыбы был атакован одним-двумя раками, вцепившимися в свою добычу огромными клешнями ещё в воде. Так что разовой добычей рыболова становились сразу и рыба и раки. Одно ведёрко было наполовину заполнено рыбой, а другое было полно раков. Весь свой улов Иван Иваныч обычно отдавал старушкам, приторговывавшим на железнодорожном полустанке. Взымал он с них в свою пользу 13,3% от дневной выручки, для карманных расходов.
   Он вытаскивал очередного ерша с тремя вцепившимися в него раками, когда вдруг интуитивно ощутил в области гипоталамуса воздействие на последний мысленного посыла. От неожиданности капитан резко дёрнул на себя удилище. Раки, по видимому, с испугу стушевались, раскрыли свои клешни, растопырили их и полетели свистеть на гору. Ёрш же, тоже сорвавшийся, но с крючка, больно уколол рыболова плавником в кончик носа. Ударил хвостом в глаз, шлёпнулся в прибрежные воды и был таков. Однако, здоровьем своим заниматься было некогда. Он весь сосредоточился и приступил к приёму мысленного послания.
   Информация исходила от тайного резидента, проходившего под псевдонимом «Монах». Он работал в самом логове разведцентра Барано-Свинелли под вымышленной фамилией Хопкинс, будучи внедрённым в него ещё в ранние, юношеские годы. Капитан знал, что это был ни кто иной, как праправнук советского разведчика полковника Исаева. Тот работал когда-то в далёкие военные годы под псевдонимом «Юстас» в пятом отделе имперского управления рейхсканцелярии. Сообщение было следующего содержания: агенту «007 плюс» вменялось в обязанность в ближайшие дни взорвать дачное строение профессора Пестикова вместе с его хозяевами и секретной документацией на изобретения. Самого Неуловимцева – ликвидировать.
   Скрытно от хозяев дачи, без их ведома, капитан устроил себе наблюдательный пункт на самом верху жерла печной, дымоходной трубы дачного строения. Наблюдение предполагало быть круглосуточным. Уже два дня и две ночи провёл капитан в засаде. Только изредка, по крайней необходимости, он спускался вниз, и то только в двух случаях – по нужде или же перекурить, дабы не заснуть. Перекур он себе устраивал в основном по ночам, в чулане, вместе с мышами, сверчками и тараканами. Вся эта живность тихо суетилась, шурша своими лапками. Тараканы шевелили усами, сверчки выдавали стокатто.
   Эта, третья ночь, была какой-то неспокойной, тревожной, холодной. Северо-северо-восточный ветер, задувавший из-за Марьиного бугра, завывал в печной трубе, что доставляло некоторое неудобство. Холодный свет луны свинцом стелился на крыши домов и верхушки деревьев. Зловещая тишина, сравнимая разве только что с тишиной в дупле старой совы, изредка оглашалась криком молодого ночного филина. Весь лес был усеян точками светящихся глаз этих пернатых. Воздух, до предела наэлектризованный напряжением ожидания неизвестности, изливал в пространство невидимые лучи силовых полей дальних магнитных аномалий. Небо, припудренное звёздами, было прочерчено ярким следом кометы, пронёсшейся с северо-северо-запада на юго-юго-восток. Часы показывали ровно три часа ночи.
   Чу! Где-то хрустнула сухая ветка. От неожиданности Неуловимцев вздрогнул и затаил дыхание, превратившись в слух. Нервы были напряжены до предела. Вот между грядой кустов можжевельника промелькнула злодейская тень крадущейся фигуры. Мозговой информцентр капитана не дал ему возможности усомниться в том, что это был именно тот, кого он так терпеливо поджидал в засаде. Тень скользнула вдоль ограды, просочившись сквозь неё, как вода через резиновую губку. Потом она, извиваясь змейкой, поползла по дну водосточной канавы и скрылась за задним фасадом дачного строения.
   Предположения давали все основания полагать, что «некто» неслышно карабкается по водосточной трубе на крышу. Для пущей важности Неуловимцев вобрал голову в плечи и несколько углубился в отверстие печной трубы.
   Тихо зашуршала жестяная кровля. Это могло значить одно: злоумышленник взобрался на самую крышу дачного строения. Он, видимо, хотел предпринять действия, несоразмерные с поступком честного, принципиального человека, желающего блага ближнему, себе подобному, и вступившего в глубокое противоречие со своими принципами и совестью.
   Вот шаги стали быстро приближаться к трубе. Неуловимцев ещё метра на полтора углубился в её жерло, приготовившись к любой неожиданности. Шаги затихли. Тень, заслонившая холодные лучи ночного светила, висевшего прямо над головой Неуловимцева, на какое-то мгновенье мелькнула над отверстием трубы и тут же скрылась. Какой-то предмет, кинутый сверху, больно ударил его по плечу и полетел дальше вниз. Было слышно, как он ударился о чугунный колосник печи, и всё затихло, только слышны были тихие, вкрадчиво удаляющиеся шаги агента «007 плюс».
   Капитан спустился вниз, осветил фонариком место падения предмета. Им оказался какой-то пятикилограммовый свёрток, обёрнутый в плотную материю. К его прямоугольным контурам, на кожаном ремешке, был прикреплён тикающий будильник швейцарской фирмы «Бахбух» со звонком. Неуловимцев сразу же скумекал, что это – часовой механизм, приводящий в действие взрывной механизм пакета. Судя по установленной стрелке звонка, до взрыва оставалось ровно десять минут и семнадцать секунд. Медлить было нельзя. На счету была каждая секунда, не говоря уже о минутах.
   Быстренько сориентировавшись что к чему, неустрашимый капитан сунул пакет под мышку. Затем прихватил с собой рядом лежавшую кочергу и ловкими движениями всех частей тела помог сам себе выбраться из трубы. Где-то вдали послышался приглушённый рокот заводимого двигателя автомобиля. Видимо, злодей в экстренном порядке покидал место будущего преступления.
   Но Иван Иваныч Неуловимцев не был бы достойным потомком легендарного майора Пронина, если бы не решился на преследование агента «007 плюс». Очутившись на самой вершине трубы, он тут же активизировал прихваченную с собой кочергу профессора Пестикова, оседлав её, и помчался вслед удаляющейся машине.
   Транспортное средство, управляемое силой мысли, влекло вперёд к осуществлению дела справедливости и покаранию преступника, решившегося привести в действие свой человеконенавистнический замысел. Он беззвучно нёсся над вершинами деревьев – невзначай задевая их, – под бисером звёздных скоплений, окутанный лёгкой пеленой утреннего тумана, трепетно дрожавшего в серебристых отблесках луны.
   До черты города оставалось не более десяти километров, когда Неуловимцев догнал стремительно мчавшийся авто иностранного агента. Он опустился на уровень его глаз, приблизился к правой передней дверке автомобиля и бросил в её открытое окно, внутрь машины, зловещий, роковой свёрток. До взрыва оставалось секунд пять, не более этого.
   Реакция со стороны агента «007 плюс» была мгновенной. Он на полном ходу выбросился из машины и, подхваченный активизированным им веником, неведомо откуда у него очутившемся, взмыл вверх. Мгновение спустя так же взметнулся вверх и яркий столб огня, озаривший всю округу. Звуки мощного взрыва сотрясли воздух. Сила его была такова, что обоих разбросало в разные стороны. При этом капитан не преминул отметить для себя, что с правой ноги агента «007 плюс» соскочил лакированный зелёный штиблет, оголивший дырявый красный носок, сквозь который проглядывала «ахиллесова пята» преследуемого. Началась погоня.
   Со стороны последнего следовал маневр за маневром. Он старался сбить с толку своего преследователя, петляя во всевозможных направлениях и беря курс на Барано-Свинелли. Сначала Беня Штопс избрал для себя тактику синусоидального полёта в вертикальной плоскости. Вскоре, однако, приморозив в максимуме синусоиды основные, жизненно важные части тела, он избрал ту же траекторию, но уже в горизонтальной плоскости. Это обеспечивало манёвр, но отбирало лишнее время.
   – А не полететь ли мне по прямой? – мелькнула здравая, резонная мысль в разгорячённой от полёта голове. Придав туловищу наиболее выгодную аэродинамическую форму, агент «007 плюс» без оглядки ринулся вперёд, навстречу своей судьбе, надеясь лишь только на самого себя и Господа Бога.
   Путь был не лёгким, но обнадёживающим. Дистанция в пятьдесят метров обеспечивала безопасность полёта при его скорости, достигавшей трёхсот километров в час. Ветер неистово задувал под рубашку и под брючный ремень. Парусность штанов агента «007 плюс» была слишком велика. Встречные потоки ветра просто стащили их с преследуемого, оставив его в одних дырявых, красных носках при оголённой нижней части тела, но в пиджаке и сорочке с бабочкой. Возникла вероятность получения переохлаждения и простуды. Это особенно стало ощутимо преследуемым на подлёте к Эйфелевой башне, когда он лихо поднырнул под Триумфальную арку и взял курс на северо-запад. Тяга веника, как транспортного средства, стала резко снижаться по причине его большой гигроскопичности в условиях влажного воздуха. Особенно это стало заметным при полёте над Северным морем.
   Но тут Неуловимцев обратил внимание, что ему наперерез, на помощь агенту «007 плюс», спешит на метле дальний его родственник Гарри Поттер. Произведя сложный маневр, капитан на всей скорости просто выбил из-под него метлу, и Гарри кувырком полетел вниз, бесславно почив (а может быть и не почив) в холодных волнах Северного моря.
   Медлить больше было нельзя. На подлёте маячил Барано-Свинелли. Улучив подходящий момент, капитан Неуловимцев вплотную приблизился к агенту «007 плюс» и остриём подвернувшейся ему под руку булавки уколол того в «ахиллесову пяту». Преследуемый дико вскрикнул и замертво (а может и не замертво, а только притворялся) плюхнулся в бассейн, расположенный на территории тайной резиденции Барано-Свинелли.
   – Принимайте, господа хорошие, своего олуха царя небесного! – победоносно возвестил капитан Неуловимцев стоявшей внизу троице в лице Фредди Кампец, Билла Хилла и Джеймса Хопкинса. – Думается, что сумел преподать кое-кому неплохой урок, дабы неповадно было зариться на чужие секреты и жизни выдающихся личностей. Так-то вот! Прощевайте! Полагаю, больше не свидимся.
   Ох! Как опрометчив, как опрометчив оказался в своих словах и предположениях молодой капитан! Но это – так, к слову, для прикида на будущее.
   Иван Иваныч Неуловимцев воспроизвёл прощальный жест правой ногой с левым разворотом, поддал газку и рванул в родные во пенаты. Коротко ли, долго, близко ли, далеко мчался домой вприпрыжку, на всех парах, храбрый капитан с чувством достойно выполненного долга. Душа его пела и ликовала, когда на подлёте к родному городу он заметил табун лошадей, мчавшийся в сторону глубокого, обрывистого ущелья навстречу своей погибели. «Разобьются ж ведь! – невольно пронеслось в его разгорячённой голове. – Необходимо что-то предпринимать, в срочном порядке».
   Среди бешено несущегося табуна своим всепроницающим взором он отыскал его вожака, коим оказался молодой жеребец белой масти. Снизился над ним и тут же оседлал. К великому счастью Неуловимцева вожак был при уздечке и седле. Видать он недавно сбросил с себя своего наездника, пытавшегося объездить его. Слегка погоняя коня кочергой, наездник умело, со знанием дела стал постепенно уводить его в сторону от глубокой расщелины. Повинуясь вожаку, табун неотступно следовал за ним, послушно отклоняясь от смертельного курса.
   Вскоре опасность миновала. Кони стали замедлять бег, свершая огромную дугу и направляясь в противоположную от оврага сторону. Ещё какое-то время табун по инерции двигался к месту своей прежней стоянки и вот, наконец-то, остановился. А тут подоспели и нерадивые табунщики, во время не доглядевшие за своими четвероногими друзьями. Капитану пришлось сделать им должное внушение и отчитать за разгильдяйство. Потом он попросил их разрешения на временное завладение конём – ведь надо же было ему как-то добираться до города, – на что получил полное их согласие.
   В город въезжал капитан Неуловимцев на белом коне, с горделивой осанкой победителя и чувством до конца исполненного долга. На ступеньках парадной лестницы его встречал весь личный состав работников службы безопасности. Духовой оркестр ветеранов выдувал медь из серии «Прощание славянки».
   Капитан лихо соскочил с белого коня. Вниз по ступенькам навстречу ему спешил сам генерал-полковник службы безопасности Абросим Викентьевич Дальновидный. В руках своих он бережно нёс бархатную подушечку с майорскими погонами. По правую руку семенил его зам. – Следопытов Сысой Маврикиевич, с такой же подушечкой, но с «Орденом Медной Застёжки», по левую – вахтёр Егорыч с бутылкой шампанского.
   – Вынужден признаться, – на ходу молвил генерал, – что мы с Сысоем Маврикиевичем явились свидетелями вашей схватки с агентом «007 плюс», погони за ним и бесславной его кончины. В этом нам помогли спутниковые системы слежения. Так что мы имели удовольствие отслеживать ваш путь от начала и до конца. Гордимся, понимаешь ли! Бери, капитан, майорские погоны…
   – …и «Орден Медной Застёжки» тоже бери, – поддержал Сысой Маврикиевич, – носи себе на здоровье, только смотри, не потеряй…
   – …и смолоду береги честь мундира, – напутствовал вахтёр Егорыч, приступая к раскупориванию бутылки шампанского.
   Печать радости лежала на лицах чествующих победителя. Под торжественные звуки марша «Наполеон бежит из Москвы» Иван Иваныч Неуловимцев был три раза подброшен. При этом на третий раз внимание подкидывавших было отвлечено выстрелом пробки шампанского, и о нём на какое-то время забыли. Пробка-то выстрелила, а бокалов рядом почему-то не оказалось. Егорыч растерянным взглядом обводил лица присутствующих и поднимавшегося с земли Иван Иваныча, а по рукам его предательски стекала белая, шипящая пена.
   – Будь здоров, сынок! – оправившись от растерянности, молвил Егорыч, и одним залпом допил из горлышка остатки шампанского. – Не пропадать же добру! – виновато пояснил он…
   Так закончилась (а может быть и не закончилась) славная эпопея по нейтрализации и ликвидации иностранного шпиона, коварного и хитрого агента «007 плюс» – Бени Штопса. Иван Иваныч постарался придать ходу вышеописанных событий такой характер и направление, что семье Пестиковых так и осталось неведомо о грозивших ей когда-то смертельных опасностях. Чумазого, Лохматого и Стрептоцида взяли на мелочи. Их повязали за кражу трёх пар жёлтых шнурков для ботинок в супермаркете. Теперь они отбывают положенный срок за все свои проделки, в не столь отдалённых местах.
   Ну что ещё можно сказать об Иван Иваныче Неуловимцеве, этом скромном, смелом и находчивом рядовом невидимого фронта. Много ещё добрых и славных дел поджидало его впереди. Кто знает, кто знает. Может агент «007 плюс» каким-то чудом и остался жив. Поэтому майор Неуловимцев постоянно был начеку. А если это так, то где он теперь, Беня?
   Спустя месяц после описанных событий, Маша Пестикова стала Марьей Никаноровной Неуловимцевой-Пестиковой. По совету родных, друзей и близких знакомых молодая пара совершила свадебное путешествие в горы Тянь-Шаня, побывав в гостях у супружеской четы Чун-чан-чу и Чан-чун-ча. Там, все вместе, они слушали дыхание космоса, внемлили зову предков и ощущали дрожь земли…