Беги-беги, я догоню
Анна Роддик

Часть 1

   Среди слякоти и холода было уже трудно разобрать эмоции. С чашкой горячего кофе или под теплым пледом жизнь вокруг казалась бы чуть более размеренной, люди вокруг чуть более дружелюбными, а серый и невероятно шумный город чуть более уютным, думала молодя девушка, идя по людной улице, не замечая под ногами луж и грязи. В самом невзрачном сером пальто, старой вязаной шапке, ободранных кедах и с потертой красной сумкой, в которую, по-моему, и сама легко бы поместилась, она смешалась с толпой и, уже почти перейдя на бег, поспешила на встречу со своей подругой.
   Её звали Энн, и она уже почти не замечала слякоть под ногами. Скорее бы живительный кофе, скорее бы сесть рядом с человеком, который может выслушать и поддержать. Сегодня для нее не существовало работы, ежедневной суеты и рутины. Чуть не сбив очередного прохожего, она буквально ввалилась в кафе, где ее уже ждали.
   – Боже, ты как будто с пожара! – ее подруга тут же вскочила из-за стола и кинулась ее обнимать. Потом, будто ошпарившись, отпрянула и воскликнула: – А что на тебе надето?! Ты словно из машины времени это вытащила. – Энн промолчала, смущенно улыбнувшись. На лице проступил едва заметный румянец.
   Она была невысокой худой девушкой с длинными, крашеными светлыми волосами. Когда-то они были рыжие, однако сейчас такой цвет сохранили лишь несколько прядей. Свои слегка вьющиеся, особенно после прогулок по дождливым улицам, волосы Энн любила зачесывать набок, чтобы они почти закрывали один глаз. Когда-то это был способ скрыться от окружающих, по крайней мере, так ей казалось; сегодня это стало уже делом привычки. Каждый раз, когда Энн снимала шапку, она легким движением руки поправляла прядь волос, которая все равно всегда падала на лоб. Яркие искрящиеся азартом и неподдельной детской радостью зеленые глаза сегодня были непривычно потухшими, взгляд казался растерянным. Редкие блики в глазах были больше похожи на подступающие слезы, чем на счастливый блеск.
   Суетливо сняв одежду и едва не ударив проходившего мимо официанта с подносом, Энн плюхнулась на стул и уставилась на свою подругу так, как будто та должна была сообщить ей что-то невероятно важное.
   – Ну? – подруга недоуменно посмотрела в ответ и переспросила: – Что? Разве это у меня свадьба через неделю?
   Энн выдохнула и взметнула вверх руку, чтобы подозвать официанта. Сделав вид, что не услышала реплику подруги, она попросила у официанта чашку кофе, нервно достала пачку сигарет и закурила.
   Ее подруга, Натали, была примерно того же возраста. Темноволосая круглолицая девчушка с огромными голубыми глазами, белоснежной кожей и никогда не исчезающей улыбкой на лице. Она была отличным слушателем и всегда появлялась в жизни Энн именно тогда, когда была больше всего нужна. – Так что? Как проходит подготовка? – Энн снова промолчала.
   Этот вопрос, накануне свадьбы был абсолютно смешон. Как будто никто не знал, что подготовка такого мероприятия – не секундное дело. Совершенно очевидно: рестораны, банкетные залы зарезервированы, меню согласовано, приглашения разосланы, готово уже все, кроме…
   – Он задерживается, – наконец нервно выпалила Энн, застучав пальцами по столу, – он должен был быть уже в Москве, но его нет… – даже сквозь сигаретный дым на ее лице легко было прочитать не просто тревогу, а панику. Именно поэтому она была настолько несобранной и нервной сегодня.
   – Ну, может быть у него дела… – неуверенно протянула подруга, кажется, и сама не поверившая в свои слова. – Ты звонила ему? Он будет, он же говорил, что плюс минус пару дней ему потребуется, чтобы добраться сюда.
   – Да знаю я, что ты мне рассказываешь! – отмахнулась Энн, проигнорировав вопрос про телефон. В конце концов, она столько ждала этого, что ей уже и вовсе не верилось, что эта свадьба состоится. Поэтому в последние дни она просто махнула рукой. Махнула рукой на себя, на него, на своих родственников, на всех. Ей просто хотелось расслабиться. Работу она всю уже переделала, никаких других дел в эти дни у нее не было.
   – Ладно, давай просто оставим это все. Я хочу устроить сегодня вечером грандиозную попойку у меня дома, – впервые за долгое время глаза Энн наконец заискрились азартом, – алкоголь, чуть-чуть закусок и еще алкоголь. Все приглашены. Я хочу расслабиться и не думать ни о чем, – официант принес кофе. Пригубив ароматный напиток, Энн продолжила: – Ни слова о нем.
   На лице подруги читалось сочувствие.
   – Но ты же понимаешь, это будет не просто. Скорее всего, все только и будут о нем расспрашивать, ты же знаешь девочек. Сплетни и, желательно, побольше. Тем более, после всего, что у вас было. Вопросов будет не мало, а может и…
   – Нет! Хватит! —рявкнула Энн, замотав головой. Несколько человек за соседними столиками с любопытством обернулись. Докурив сигарету, Энни молниеносно выхватила из пачки еще одну и едва не смахнула со стола чашку с кофе, поймав ее в самый последний момент и умудрившись при этом не облиться. – Хватит, – чуть тише повторила она, посмотрев подруге в глаза, – ты даже не представляешь себе, хотя и знаешь всю историю от начала до конца, сколько нервов я уже потратила на эти отношения. Эта свадьба… уже камнем висит у меня на шее. Я просто хочу посвятить пару дней себе и больше никому.
   Подруга постаралась улыбнуться, но сочувствующее выражение лица практически не поменялось. За окном лил дождь, его было слышно даже сквозь музыку, которая играла в кафе. Настроение у обеих девушек было отнюдь не праздничное.
   – Ладно, куда я денусь, приеду, конечно, – сказала Натали и улыбнулась еще раз.
   – Отлично, тогда с тебя текилла, – Энн вновь сверкнула глазами, – в такие моменты алкоголя мало не бывает.
   – Но это же не девичник? – На всякий случай спросила ее подруга. Энн покачала головой:
   – Ты что, девичник у меня дома? Ну уж нет! Я тебе уже говорила: ты мне проспорила – я выхожу замуж именно за него, а значит, девичник с тебя, – Натали удрученно вздохнула, вспомнив о том самом пари почти пятилетней давности. – И да, это должна быть самая крутая вечеринка в моей жизни. А сегодня мы просто напьемся. Безо всякой причины. Или напьемся в честь того, что мой жених никак не доедет до столицы. – Затронув эту тему вновь, Энн вновь дала повод подруге натянуть на себя сочувствующее выражение лица. – Ой, ладно, перестань, хватит меня жалеть.
   – Хорошо, давай сменим тему. – Кивнула Натали: – Что с твоей картиной?
   Энн достала из сумки планшет и открыла папку с фотографиями зарисовок ее последних шедевров.
   – Практически всю свою жизнь я занималась творчеством, но это… – Энн затаила дыхание на секунду и в едином порыве выпалила: – лучшее, что мне когда-либо довелось создавать.
   На фотографиях сложно было разобрать, в чем была суть работы, но подруги уже привыкли к довольно абстрактному и необычному отношению Энн к окружающему миру. В ее работах было всегда очень много цвета, ярких переходов, сочных всплесков и неожиданных вкраплений самых разных оттенков. Разноцветные лепестки пламени, насыщенные переплетения то ли лучей, то ли стеблей диковинных растений – каждый в этих работах находил какую-то свою, иногда совершенно непримечательную с первого взгляда идею.
   Сегодня на белом холсте были размашисто налеплены ярко-фиолетовые полосы, будто раздирающие полотно изнутри, с мелкими пузырьками цвета лазури с одной стороны и текучими посеребренными слезами с другой. Таким видела Натали и настроение Энн сегодня – она словно всклокочена своими проблемами, но в то же время затаила внутри глубокую тоску, в которой явно не желала сознаваться.
   – Это… – вдруг запнулась Натали. – Так необычно. То есть, я хочу сказать, – поспешила поправить она, увидев реакцию Энн, – это здорово. Не похоже на то, что ты делала в прошлом сезоне, на выставке. Тут такое буйство, это мне нравится гораздо больше. Меньше меланхолии… – снова запнулась она, – хотя бы на первый взгляд.
   Дальше подруги долго спорили о том, какое настроение преобладает в ее работах в последнее время. Но так как Натали все больше и больше хотела увязать творчество с предстоящей свадьбой, Энн быстро утомилась от этого разговора, постепенно теряя терпение и начиная все больше спорить.
   – Я же не окровавленные кружева тут рисую! – возмутилась она, наконец решив прекратить разговор о картинах: – Давай оставим эти обсуждения до будущей выставки. Мне все равно еще выслушивать все это от критиков. – Она скорчила гримасу и нарочито гнусавым голосом добавила: – Сегодня работы Энни Роддик крайне скучны, наивны и мало походят на настоящее искусство…
   Подруга усмехнулась, впрочем, решив больше не поднимать эту тему.
   – Ладно, это все конечно очень здорово, но твой телефон уже разрывается от звонков! – она кивнула на лежащий на столе смартфон, который жужжал уже добрых 15 минут.
   – Это ничего… – отмахнулась Энн и слегка поежилась. Натали вскинула брови и посмотрела на экран.
   – Это он? – повисло молчание. Энн сделала вид, что вопроса не услышала или он был адресован не ей. Подобно ребенку она вздернула нос и насупилась. «Не хочу, не буду!» – подумалось ей. – Возьми.
   – Я с утра телефон в руках не держала. И не хочу. Пускай себе звонит, никого не хочу слышать. – Она схватила телефон, выключила его и буквально кинула на дно сумки – И хватит, наконец, говорить мне, что мне делать. Я и сама знаю! – она резко встала, достала из кошелька несколько купюр, положила их рядом со своей чашкой и начала спешно одеваться.
   – Уже убегаешь? – удивленно спросила Натали. Ведь прошло совсем немного времени, как Энн ввалилась в кафе.
   – Да, ты же понимаешь, надо еще подготовить все к вечеринке. Я жду тебя вовремя. – Энн небрежно нацепила шапку, попрощалась и убежала, как будто ее только что вызвали тушить пожар.

   Долго готовив квартиру к приходу друзей, Энн делала вид, что не замечала жужжащий на полке телефон. Звонок был от него, она точно знала. Но сейчас после всех этих переживаний и окруженная всей этой суетой, она была не готова с ним снова разговаривать и выспрашивать, где он сейчас находится и какие у него вообще планы. Этот человек удивительным образом умудрялся всегда держать Энн в таком нервном напряжении, что кусок в горло не лез.

   Зато выпить хотелось все больше. Выставив на барную стойку несколько бутылок вермута, джина и водки, девушка аккуратно смахнула телефон с полки на лежащую внизу подушку. Отключать его снова не хотелось, а вдруг будет звонить кто-то из родителей (и тогда совершенно точно от вопросов «почему ты не отвечала, мы уже все больницы обзвонили» было бы не отделаться). Зато на подушке экраном вниз он не смущал ее фотографией с его очаровательной улыбкой и не мучал выбором кнопками «ответить» и «отклонить».

   Когда основная часть закусок и бокалы были расставлены для предполагаемых гостей, в дверь начали трезвонить. Столько людей Энн даже не ожидала сегодня у себя встретить, но почти все ее подружки, которых она хотела сегодня видеть, пришли. Конечно же, не обошлось без разговоров о свадьбе, о ее свадебном платье, о том, как это торжество будет проходить и кто на него приглашен. Не обошлось без сплетен, слухов и перемывания костей всем общим знакомым, а также некоторых родственников. И, разумеется, всем захотелось знать, почему Энн вздрагивает каждый раз, когда звонит ее телефон.
   – Боже, это же он! Ты говорила, что он еще не приехал, да? – верещали одни. Другие тут же спешили узнать, почему он еще не приехал, откуда он должен приехать и некоторые с не меньшим любопытством пытались узнать, кто же все-таки этот «он».
   – Энн, ты просто обязана рассказать эту историю любви, девушки все сгорают от любопытства! – подначивала ее Натали, с которой они только сегодня обговорили за чашечкой кофе, что тему эту лучше не трогать. Но так как Энн уже тоже изрядно выпила, в таком состоянии не рассказать всей этой истории она просто не могла. Забыв обо всем на свете, Энн уселась на диван, скрестила ноги и, подождав, пока все вокруг утихомирятся, начала в красках рассказывать давнюю историю.

   Полдень. Поле для стрельбы из лука. Местный работник по имени Синан, похожий на Джека Воробья из Пиратов Карибского Моря, оставив свой пост и всю экипировку на меня, пошел показывать молодой девушке, где находится дискотека. Я, как идиотка, стояла посреди лужайки и смотрела на аккуратно сложенные стрелы и лук, за которыми он попросил меня приглядеть, пока не вернется. Стрельба из лука проводилась каждый день возле футбольного поля и возле домиков, где жили здешние штатные развлекалы и заводилы этого отеля.
   Единственный домик, где сейчас был открыт балкон, самый крайний, принадлежал шефу анимации. Сейчас он почти на четвереньках ползал по балкону с веником. Я не удержалась и хохотнула: картина была просто великолепна. Шеф выпрямился и внимательно посмотрел на меня, стоящую возле экипировки, за которую отвечал Синан. «Ох-ох!» – подумала я. – «Кому-то влетит…» А главный аниматор между тем продолжил подметать балкон, еще пару раз бросив на меня взгляд. Я решила сделать вид, что сижу тут просто так… прикинулась торшером…

   Все началось с футбольного матча. Это был уже мой шестой или седьмой вечер футбола в отеле на анатолийском побережье. Я уже здесь была почти своя… но в этот раз мне не очень хотелось играть – я предпочла просто наблюдать за игрой со стороны. Но поскольку обычно я вставала на ворота и была классным вратарем, остальные члены команды не дали мне стать зрителем, заставив меня сбегать в главный корпус за кроссовками. Я долго сопротивлялась, но переубедить мужчин заменить меня на другого вратаря мне не удалось. Пришлось согласиться.
   Это были одни из тех каникул, которые мама устраивала мне раз в году – осенью, когда все мои сверстники уже возвращались в школы, я уезжала с мамой на море. Это было приятным бонусом к моему и так полному безделья лету. Мне было 16, я была откровенной лентяйкой, заставить меня учиться было всегда тяжело. Но родители запихнули меня в очень крутую частную гимназию, и справиться с нагрузкой мне было тяжело, так что я ловила любую возможность откосить от учебы. Наверное, именно поэтому эти двухнедельные осенние каникулы на море были моим любимым развлечением в году.
   Когда я пришла на футбольное поле, «битва» там только начиналась. Как обычно встав в ворота, я полностью сосредоточилась на игре. Тут надо сказать, что я очень любила спорт и когда-то даже играла за школьную футбольную команду. Более того, мне с детства казалось, что спорт был чуть ли не единственным, что получалось у меня хорошо. Поэтому любое спортивное мероприятие было моей отдушиной. Мне было шестнадцать, у меня никогда не было никаких серьезных отношений, хотя все мои сверстницы только и делали, что рассказывали о своих парнях. Было нелегко в их компании делать вид, что мне это было совершенно неинтересно. Здесь, в туристической зоне Турецкой республики я видела, как девушки разного возраста заигрывали со всеми подряд, одевались в вечерние платья каждый день, как будто принц пригласил их на бал. У меня тоже было с собой платье, но у меня никогда бы не хватило смелость его одеть. Для кого? Я мало кого здесь интересовала. Здесь было много немцев моего возраста и чуть старше, но никто из них даже не подозревал, что я могу говорить по-немецки, а подойти первой я всегда стеснялась. Поэтому единственное место, где я чувствовала себя уверенной в себе, – спортивная площадка.
   Во время игры к аниматору Энгину, который наблюдал за игрой со стороны, подошел – о боже! – сам шеф анимационной команды Мистер Риччи. Они оба некоторое время смотрели за игрой, пару раз боковым зрением я увидела, как Риччи показал на меня и что-то сказал своему подчиненному. Но к этому вниманию я уже привыкла – за футбольным полем располагались домики для персонала, и как раз в это время мимо поля проходило всегда очень много работников отеля от барменов до аниматоров. И все они обязательно свистели и улюлюкали, завидев девушку на воротах среди толпы мужчин.
   Через какое-то время Энгин и Риччи попросились к нам в игру поинтересовавшись, кому в какую команду лучше идти. Что-то непонятное внутри прошептало мне, что я очень хочу, чтобы к нам в команду вошел «большой босс». Так и случилось: Энгин ушел к соперникам, Риччи пришел к нам.
   Очень скоро я пожалела, что Энгин играл против нас. Играл он очень сильно, у него был непробиваемый удар. Я видела, как он бежал к моим воротам и, остановившись почти на середине поля, вдруг со всей силы пробил. Я почти не увидела мяча, но в такие моменты у меня все выходит чисто рефлекторно. Как-то неловко получилось, я на автомате выставила ногу, а напрячь мышцы не успела. Мяч попал по ступне, она слегка прогнулась, и из глаз посыпались искры. Я отбила мяч и автоматически отскочила чуть назад. Было очень больно, но я старалась себя успокоить мыслями о том, что бывало и хуже, однако я ошибалась. ТАК меня еще никогда не мучили: ровно через пятнадцать секунд, когда наша команда снова потеряла мяч, Энгин рванул в мою сторону и треснул по мячу в два раза сильнее, чем до этого. Я не успела сообразить, но рефлексы вновь сработали «против» меня и мяч попал в ту же саму часть стопы, только в этот раз боль была уже просто невыносима.
   В глазах потемнело. Я стояла, прислонившись к штанге и пытаясь вдохнуть воздуха. Ко мне подошел один из играющих мужчин и спросил, все ли в порядке. Улыбнувшись, я сказала, что все отлично и попросила продолжить игру, пытаясь встать ровно – настолько, насколько мне позволяло мое нынешнее состояние. Но ничего хорошего из этого не вышло: ногу я почти не чувствовала, она пульсировала и дрожала, когда я пыталась ее напрячь. Встать на нее полноценно у меня не получалось. К моей радости время матча как раз подошло к концу, и мы закончили наш матч со счетом 7—3 в нашу пользу.
   Все полезли ко мне обниматься, ведь очередной матч я выстояла, как никогда лучше. Риччи также подошел, обнял меня за шею и поздравил с победой. Он мной долго восхищался, но я была не в состоянии разделить его радость. Основной моей задачей в эти минуты было сдержать свои слезы. Я ненавижу показывать свою слабость, особенно на спортивной площадке. Потеребив меня за щеки, шеф сказал, что я играла великолепно.
   Я еле-еле доковыляла до бара. Там плюхнулась на стул и ото всех отвернулась. Сжав лодыжку рукой, я позволила себе отпустить эмоции. Слезы сами потекли по щекам. Когда все футболисты прошли мимо, вновь похлопав меня по плечу и поздравив с победой, я окончательно дала волю эмоциям, хотя старалась делать это тихо. Единственным, кто ко мне подошел в этот момент был мой знакомый бармен Эрхан. «У тебя все в порядке?» – спросил он. Я кивнула. Он вскинул брови и показал на мою ногу, за которую я до сих пор держалась. Подав мне стакан воды, он встал рядом со столиком. Слезы катились градом: боль, обида, стыд за свою наиглупейшую ошибку.
   Отказавшись от всякой помощи я, собрав волю в кулак, медленно поковыляла к корпусу. Нога не болела. Я ее вообще почти не чувствовала, она дрожала, когда я на нее наступала. Дойдя до комнаты, я упала на диван… и понеслась! Нога вдруг заболела так сильно, что я чуть ли не взвыла. Лед не помогал, и эмоции окончательно хлынули наружу. Теперь уже сдерживать себя не было смысла – никого рядом не было, даже мама вряд ли меня слышала сквозь шум воды в душе.
   На следующий вечер Риччи после шоу присоединился в баре ко мне и моей знакомой Наде (тут нужно заметить, что в этой поездке я старалась везде отделяться от мамы и ее друзей и заводить новые знакомства – в свои шестнадцать мне безумно хотелось чувствовать себя здесь полностью самостоятельной, взрослой). Я никогда, очевидно, не избавлюсь от того впечатления, которое шеф произвел на меня в тот самый первый вечер нашего знакомства. Мы начали разговаривать об аниматорах. Стоило Наде проявить лишь малейшую заинтересованность в этой должности, как Риччи вцепился в нее, как самая настоящая акула. Он начал разливаться соловьем о том, как тут все прелестно, и что все аниматоры здесь – это его дети. Тогда я лишь скептически хмыкнула по этому поводу. Это было видно невооруженным глазом – заранее спланированная атака хищника на бедную беззащитную девушку, которая ничего не знает о настоящей работе на турецких курортах. Я уже много лет ездила с мамой в эту страну и прекрасно знала, какие условия создают работникам в отелях – мы много общались с аниматорами в самых разных местах.
   Мне было жаль ее, потому что по ней было заметно, что она ему верит, ловит каждое его слово. Но чем больше верила она, тем больше врал Риччи. Причем больше всего меня поразил его взгляд. Он смотрел в упор и не отрывал глаз от своей собеседницы и, что самое удивительное, он не реагировал ни на какие внешние раздражители. Он будто вообще ничего не слышал и был сфокусирован на одной-единственной жертве. Периодически я пыталась о себе напомнить – вроде как я тоже была участницей разговора, но и мои реплики он игнорировал и становилось немного обидно. В конце концов я бросила попытки обратить на себя внимание, решив, что Наде я все скажу потом. Под конец он дал ей свою визитку, на обратной стороне написав все возможные номера своих мобильных телефонов Мне он тоже дал визитку, но скорее так, пихнул «заодно», из вежливости.
   После этого долгого, нудного разговора мы с ней пошли на дискотеку. Риччи тоже там был. Он стоял в стороне, скрестив на груди руки, и смотрел на танцпол, на людей, которые глохли от громких басов и энергично двигались в ритм музыке, словно загипнотизированные. Он смотрел на все с гордостью, и это было заметно даже в темноте. Несмотря на то, что в тот день дискотека была весьма необычная – пенная, на таких я еще ни разу в жизни не была – я долго сидела на скамейке поодаль. Я находилась под впечатлением от мистера Риччи. Под впечатлением, которое билось в голове двумя короткими словами: страшный человек.

   Он был манипулятором, а я больше всего на свете боялась именно таких. Мне всегда казалось, что эти люди страшнее маньяков или убийц, потому что их злобная сущность незаметна с первого взгляда. Они поселяются в твоей голове, и все решения, которые принимаешь ты, оказываются на самом деле навязанными. Ты перестаешь замечать, как постепенно растворяешься в его личности, не в состоянии мыслить самостоятельно.
   Весь следующий день Риччи меня вообще не видел, и я, в общем-то, не шибко расстраивалась по этому поводу: мне не очень хотелось общаться с таким как он.
   Но на следующий день он настиг меня за одной из игр в самый разгар дня. Нога у меня все еще болела, и она заныла еще сильнее, когда я увидела, что шеф-аниматор стоит рядом и внимательно наблюдает за моей игрой в петанк. Он молчал. На нем были темные очки такой формы, что придавали ему довольно зловещий вид, который лишь усиливал мое вчерашнее впечатление о нем.
   При этом по непонятной причине я стояла, почти затаив дыхание и испытывая странный трепет. Он о чем-то меня спросил, и я невольно отделилась от общей массы игроков и встала рядом с ним. Мы начали обсуждать петанк и другие игры, хотя на обсуждение это было мало похоже. Он задавал вопросы, а я, как на допросе, четко и без лишних подробностей отвечала. Я не очень хотела с ним разговаривать. Все внутри меня сопротивлялось этому общению.
   Услышав, как я обращаюсь к своему товарищу по команде на немецком, Риччи удивился и уточнил: «Так ты и по-немецки говоришь?» – «Да, но плохо…» – бросила я в ответ и нарочито громко продолжила говорить с товарищем по команде, чтобы не дай бог меня еще и не забросали сейчас вопросами на немецком. Дело в том, что в моей гимназии немецкий язык был втором иностранным языком. Я сама выбрала именно этот язык, это был очередной подростковый бунт – в младшей школе я начинала учить французский, но тихо ненавидела этот «голубиный язык», все эти курлыканья и улюлюканья были не по мне. Это было не в моем характере, и я всегда считала французский некрасивым языком, назло всем тем, кто называл немецкий жестким и гавкающим. Но проблема в том, что из-за непомерной нагрузки по профильным предметам, у меня совершенно не хватало времени на любимый язык. К тому же преподавательница относилась ко мне слишком хорошо, чтобы мне хоть что-то нужно было делать. Мне удавалось успешно списывать, легко подсматривать и с невероятным везением угадывать нужные ответы; именно поэтому на самом деле говорить по-немецки я практически не могла, хотя многое понимала.
   Когда игра закончилась, я медленно поковыляла к бару. Но то ли ввиду моей улиточной скорости, то ли в силу каких-то других обстоятельств убежать от мистера «Я здесь шеф» мне не удалось. Он меня догнал и спросил: «Ты играешь в…» – фразу он не закончил, пытаясь подобрать слово. Потом показал рукой бросание костей, и я поняла, что он имеет в виду нарды. Слава Синану! Буквально пару дней назад он (против моей воли, кстати) научил меня играть в эту потрясающую игру. До этого меня с дюжину раз пытались научить и все напрасно – я просто не понимала смысла. А он просто разыграл сам с собой передо мной партию, и я сразу врубилась. Так что по крайней мере азы я знала. И по непонятной причине согласилась сыграть с неприятным мне Риччи.

   С первого же моего хода он понял, что я не умею толком играть, и тут же с радостью притворился мудрым учителем. Еще бы, мистер большой босс – коренной турок и, соответственно, профессиональный игрок в короткие нарды, национальную турецкую игру. Каждый раз, как только я тупила, делала неверный ход, он возвращал мои фишки на место и говорил: «Думай! Не торопись!» – периодически с небольшим раздражением, но все же по-доброму. Этим он немного напомнил мне отца, которого я не видела уже несколько лет и помнила только из детских воспоминаний. Отец учил меня играть в карты, шашки и у него никогда не хватало терпения довести это дело до конца. Своими глупыми вопросами я выводила его из себя, пока не ставила окончательно в тупик.
   У Риччи же терпения оказалось гораздо больше. Он не уставал по пятнадцать раз объяснять одно и то же, по двадцать раз возвращать мои фишки на исходную позицию и ждать, пока я не сделаю правильный ход. По сорок минут ждать, когда же я наконец пойму, что ходить мне надо против часовой стрелки, а не наоборот (и как вообще это можно запомнить?).
   Признаюсь, через некоторое время я сменила гнев на милость. Риччи начал мне нравиться. Он начал казаться мне добрым и веселым. Пока мы сидели и играли, он все время смешил меня. Ни на что не отвлекался, уделял все время мне и моему обучению нардам. И как можно не проникнуться к человеку, который ведет себя по-отцовски? Особенно когда ты – шестнадцатилетняя девочка, фактически выросшая без отца.
   После игры в нарды Риччи подтвердил свой статус «отца», который я ему придумала. Мы сидели и еще почти два часа разговаривали о жизни. Он прочитал мне лекцию о жизненных ценностях, о важности образования, о родственных связях и многом другом, чего я не желала в свое время выслушивать от родителей, будучи буйным подростком. Он не открыл для меня Америки. Он говорил вещи, от которых я раньше бесилась и раздражалась, пытаясь всеми способами избавиться от собеседника. Сейчас же я не только слушала все, что он мне говорил, но и верила в его слова. Он действительно был очень убедительным собеседником.
   После того, как вся анимационная команда ушла в сторону своих комнат, мистер Риччи предложил мне прогуляться к пляжу. Я не стала отказываться, даже несмотря на то, что ходить по песку мне было ужасно тяжело – зафиксированная в эластичный бинт стопа, наступая на нетвердую поверхность, очень болела. Но быть на море и не подходить к пляжу было выше моего сознания, это было невозможно. К тому же день плавно переходил в вечер, небо озарило золотое зарево заката. Беспокойное море, должно быть, уже утихомирилось и почти уснуло. Полыхающие небеса в отражении водяной глади… разве можно устоять перед такой красотой?
   Когда я видела такие картины, мне всегда хотелось рисовать. Когда-то в детстве я занималась рисованием, но очень недолго – как только у меня появились первые плохие отметки в дневнике, мама запретила мне ходить в художественную студию. А мне всегда казалось, что через краски проще всего выразить свои мысли и эмоции. Больше всего меня восхищала цветовая гамма. Такую гамму не придумаешь, а зарисовать ее в памяти так хорошо, чтобы точно повторить на бумаге, у меня ни разу не получалось. В шестнадцать лет мне казалось, я рисую глупо и не имею особого таланта к этому занятию.

   Потом я поковыляла в номер, распрощавшись с Риччи и Надей. На ужин я не пошла. Отправилась прямиком в бар и с нетерпением стала ждать шоу. Конечно же, Риччи тоже был там. У меня был прекрасный повод заговорить с ним: сегодня днем он попросил меня объяснить ему значение слова argue – «спорить». Он был рад узнать новое слово и с удовольствием включился в разговор об иностранных языках.
   Мы были оба в черном и наверняка симпатично смотрелись вместе. По крайней мере, бармен, все эти дни пытавшийся за мной ухаживать, смотрел на нас исподлобья – с явной ревностью и даже злостью. И чтобы еще больше его раззадорить, я постаралась как можно более живо поддержать разговор с Риччи. Неожиданно проснувшееся во мне желание общаться Риччи воспринял с благодарностью.
   За несколько минут до начала представления Риччи вдруг сказал:
   – Мне сейчас надо идти гримироваться, переодеваться и готовиться к выступлению… – я кивнула, а он продолжил: – Если хочешь, пошли со мной!
   – Да нет, спасибо. Я тут посижу пока… – я засмущалась. С одной стороны, я была знакома со всей анимационной командой и вряд ли что-то кто-то будет против, но мне было неудобно, что Риччи меня везде с собой таскает.
   – Ну нееет. Пойдем, давай! – он схватил меня за руку. Сделав пару шагов и потянув меня за собой, он обернулся. В глазах горел азарт. Я улыбнулась и покорно проследовала за шефом. Бармен проводил нас испепеляющим взглядом, посмотрел, как он уводит меня за сцену к анимационной команде, и нехотя вернулся к работе.
   За сценой знакомые ребята из анимации встретили меня с большой радостью. Диджей неожиданно подскочил ко мне и давай трепать меня по волосам. «Брааат!» – шепеляво протянул он, заключив меня в крепкие объятия. Девчонки, с которыми я сдружилась за эти дни, тоже все были рады моему приходу. Поговорив с ними со всеми чуть-чуть, я гордо прошагала с Риччи в его гримерную.
   Там было сказочно: подарки, плакаты, фотографии, очень много костюмов, большинство из которых я узнала… Там был огромный полосатый комбинезон с такой же огромной соской, в которых Риччи изображал карапуза в комедийном шоу. Этот номер был гвоздем местной программы, а шеф не упускал возможности повторять его реплики на бис снова и снова, даже когда просто общался с туристами. Номер и правда был очень хорош, Риччи, казалось, был прирожденным актером. Его актерское мастерство можно было сравнить лишь с его акульими способностями вербовать людей на работу.
   Мне был срочно предоставлен стул. Для этого он поднял на ноги весь свой анимационный персонал, наигранно возмущаясь: «Почему у моего ассистента нет стула?» Почти пятнадцать минут Риччи не просто сокрушался, что мне негде сесть, но и поднял на уши всех своих ребят из анимации, чтобы нашли мне стул. Когда шеф окрикнул их, те не на шутку перепугались и прибежали каяться во всех смертных грехах. Но когда поняли, чем дело, заулыбались и всей толпой побежали искать мне трон. Такое внимание было необычайно приятным. Вокруг меня еще никто никогда так не суетился.

   – Слушайте, а давайте ее тоже загримируем… – хихикнул тот, что был постарше.
   – Не надо!.. – заскулила я на английском. Синан резко нахмурился и удивленно спросил:
   – Ты говоришь по-турецки? – потом повернулся к Риччи и переспросил: – Она что, понимает турецкий? – в голосе читалось что-то вроде «как же так, ты забыл сказать?..» Шеф довольно, и даже, пожалуй, гордо кивнул, а потом взмахнул рукой и в шутливой интонации прикрикнул:
   – Так, ну-ка вон все из моей гримерной! Парни, вы уже достали! Займитесь, наконец, чем-нибудь полезным! – прогнав ребят, Риччи вернулся к собственному гриму. – Саша, кофе!! – крикнул он, затем добавил: – Может быть, ты тоже хочешь кофе?
   – Нет, спасибо… – я сидела в легком шоке и с улыбкой на лице, мне было не до кофе.
   – Только скажи, если… – я кивнула. Загримировавшись, Риччи попросил меня подать ему пиджак. На вешалке справа от меня висело множество разных пиджаков, в которых он выходил на сцену. Синий, зеленый, черный, белый, фиолетовый и желтый. Я растерянно спросила:
   – Какой пиджак?
   – Ты знаешь, я не могу выбрать между синим и зеленым сегодня… – я внимательно осмотрела пиджаки и сняла с вешалки синий. Он кивнул, сказав, что тоже склонялся к синему и поблагодарил меня за помощь. Услышав вступительную музыку, я поспешила вернуться в бар.
   Очень хорошо помню, что в тот вечер я смотрела шоу не так, как обычно. Мой взгляд, словно нечто совершенно неуправляемое, весь вечер следил за Риччи. Я ловила каждое слово, записывала в память этот по-детски заливистый смех. Проигнорировав очередной коктейль от бармена, который он, как всегда, невероятно красиво украсил, чтобы привлечь мое внимание, я продолжала следить за этим человеком, периодически отстраненно думая: «Господи, да что с тобой?»
   Выпив две чашки капучино почти залпом, я впервые за все две недели задумалась о том, где вообще мама. На удивление её чрезмерная опека исчезла – собственно, вместе с ней самой. Вечером после дискотеки я и вовсе не могла достучаться в номер.
   Впрочем, это, отнюдь не лирическое отступление завладело моим сознанием ровно на сотую долю секунды. Реальность, стремительно спешащая куда-то вместе с неумолимым и беспощадным временем, заставляла меня просыпаться каждый раз, как только я давала слабину, и возвращаться к «здесь и сейчас».
   После представления прямо рядом со сценой была устроена некая пародия на дискотеку. В какой-то момент включили медленную музыку, и Риччи заставил всех своих аниматоров «разобрать» девушек. Так как я осталась самая последняя (не больно-то и хотелось…), мне достался сам Риччи. Я слова не успела сказать, как он повел меня танцевать. Он буквально за руку вытянул меня из моего уютного креслица, которое я не собиралась покидать. Впрочем, медленный танец пошел вяло. Я боялась вступить в беседу, а на вопросы кавалера отвечала, как обычно, односложно. Он поинтересовался, во сколько мне надо быть в номере, я ответила, что в час ночи. Уже после танцев, за столиком, он вместо меня постоянно смотрел на часы, боясь, что я опоздаю к положенному часу.
   Это был внезапно холодный вечер. Даже свитер, которым со мной учтиво поделилась Надя, уже не спасал.
   Меня одолевало странное чувство. Я сидела рядом с Риччи, и мне хотелось пододвинуться к нему еще ближе. Как тот чай, который я держала в руках, его улыбка и взгляд грели нутро. И что тогда я разглядела в его глазах, знает один бог. Нет, я не была в него влюблена, по крайней мере, пока, но уже питала к нему невероятную симпатию. Этого человека я боялась – и одновременно хотела быть к нему ближе.
   Как только на часах пробило без пяти минут час, Риччи резко встал, извинился и пошел меня провожать. В этом не было необходимости, но он почему-то так захотел. По дороге до корпуса я вела себя все так же тихо, точно боясь проронить хоть слово. Он пытался вовлечь меня в беседу, но я лишь продолжала сухо отвечать на его вопросы. Я до сих пор не понимаю, как как во мне уживались симпатия и абсолютное нежелание с ним разговаривать.

   На следующее утро шеф сразу же усадил меня играть в нарды. Этим он нарушил мое привычное курортное расписание, которое каждый день начиналось с игры в дартс. Я вообще почти все свое время на курорте посвящала всевозможным спортивным играм. Я была еще слишком юна, чтобы увлекаться алкоголем, дискотеками или флиртом даже со сверстниками. Но в то утро моим привычкам пришел конец. Но, как оказалось, я совсем даже не зря села играть в нарды. Обыграть шефа мне представлялось невозможным, тем более с каким-либо большим счетом. Но звезды были сегодня ко мне более, чем просто благосклонны. Я выиграла, уступив всего одну партию. 6:1 – невероятный счет для новичка при игре с таким профессионалом. В этот раз мне просто очень везло. Пристыженный поражением, Риччи отнес доску обратно в комнату диджея и вернулся ко мне за столик. Но у меня не было желания сидеть с ним наедине. Вчерашние мысли меня пугали, и я решила, что будет лучше, если я буду проводить с этим человеком как можно меньше времени. Впервые я позволила себе, извинившись, ретироваться в сторону пляжа. Риччи, как и я сама, пожалуй, не ожидал от меня такой резкой смены настроения, но сказать ничего не сказал. Проводив меня взглядом, он ответил на телефонный звонок, а потом ушел – видимо, по делам службы.
   После ужина шеф застал меня около бара и предложил прогуляться. Я была, в сущности, не против, по крайней мере, я успешно избегала его весь день, и теперь можно было придумать новую тактику поведения. Мы дошли до пирса и сели на свободную скамейку, чуть поодаль друг от друга. Перед нами на пирсе сидели два русских мальчика и играли в видео-приставку. Риччи похихикал над ними и в шутку изобразил подзатыльник. Я улыбнулась, но про себя задумалась вот о чем: мы почти не смотрели друг на друга, а из нас двоих, он был, кажется, единственным, кто хотел поддерживать беседу. Однако это не мешало мне позволять ему с собой беседовать, гулять… Причем делать это с большой охотой, чего греха таить. На пирс пришло еще несколько человек, и мы решили, что пора отсюда уходить. По дороге обратно Риччи вдруг остановился и попросил меня немного подождать. Он пробежал чуть к пляжу, замешкался у одного из маленьких кустов и тут же вернулся обратно с веточкой, усыпанной белыми цветами. Отдав ее мне, он спросил: «Ну-ка, что это?» Я улыбнулась, снова почувствовав себя школьницей. Осмотрев лепестки, я принюхалась и, расплывшись в блаженной улыбке, робко спросила: «Жасмин?» – Риччи кивнул и начал рассказывать, что иногда ночью перед сном он срывает веточку жасмина и кладет цветы в комнату рядом с кроватью. И тогда ему снятся самые красочные сны. За разговорами о великолепном аромате растения мы медленно побрели обратно к сцене.

   Перед шоу Риччи снова повел меня за кулисы, уже официально представляя всем как «своего ассистента». В гримерной как всегда царил хаос, бесконечные шутки и приколы, дикий смех и периодические крики Риччи на турецком: «Ребята, вы ни на секунду не замолкаете! Вот целый день бла-бла-бла! О, Аллах, избавь!! У меня уже голова от вас болит!» То и дело прибегали Синан с товарищами со своими шутками и прибаутками, чтобы поделиться всеобщим весельем. Риччи, однако, их вскоре прогонял, снова начиная ворчать про бесконечный шум и абсолютно непродуктивное времяпрепровождение своих подчиненных. Все это, правда, говорилось с улыбкой.
   Мне в очередной раз был предоставлен стул и предложена чашка кофе, от которой я отказалась. Мы о чем-то разговаривали, я наблюдала за тем, как он гримируется. Потом он попросил подать ему пиджак и я, покорно встав со стула и подойдя к вешалке, спросила: «Какой сегодня?» – в ответ Риччи с улыбкой «возмущенно» взмахнул рукой и, наигранно нахмурившись, воскликнул: «Ты мой ассистент, это я должен у тебя спрашивать!» – сделав паузу, он добавил официальным тоном: «Ассистент? Какой у нас сегодня пиджак?» – я смущенно улыбнулась и принялась осматривать разноцветные костюмы. Мой выбор остановился на белом. Когда я протянула пиджак его хозяину и снова села на свое место, Риччи внимательно на меня посмотрел и протянул: «Забавно, мы мыслим одинаково…» – поймав в зеркале мой слегка растерянный взгляд, он тепло улыбнулся. Я поспешила отвернуться.
   Для меня было непривычным, что такой взрослый мужчина, столь популярный среди местных девушек самого разного возраста и поведения, уделяет мне столько времени. Я ведь была не длинноногой блондинкой в короткой юбке и с толстым слоем косметики на лице (а именно такие девушки целями днями висли на Риччи). Но почему-то именно за мной в последнее время он ходил как хвостик и не упускал меня из виду ни на минуту. Разговоры со мной почему-то интересовали его больше, чем его работа, а обучение меня премудростям нард или разговорному немецкому языку стало чуть ли не самой главной целью нашего совместного времяпрепровождения. Я даже слабо не могла себе представить, чем такая невзрачная девушка, как я, могла его вообще заинтересовать.
   Риччи на время прекратил свою подготовку к сцене и повернулся ко мне, намереваясь, очевидно что-то спросить. Слегка сощурив глаза, он посмотрел на меня так, как будто пытался прочитать что-то в моем взгляде. На долю секунды я не стала отворачиваться и также посмотрела в его глаза. Приоткрыв рот, Риччи уже начал было говорить, но меня спасла Саша, которая принесла кофе. Он разочарованно вздохнул, взял кофе и нехотя вернулся к своему занятию. После он снова попытался что-то мне сказать, но и на этот раз спасение пришло незамедлительно – за сценой заиграла песня, с которой начинается шоу и я, не став слушать, что же он собирается сказать, извинилась и вернулась в бар.

   После шоу меня нашла Надя, и нас уже обоих настиг Риччи. Он повел нас на дискотеку, как и обещал. Проходя мимо бара, я краем глаза заметила, что лицо моего бармена исказила злобная гримаса. Второй раз за вечер я расплылась в довольной улыбке – до чего же милым было его внимание. Еще более приятным было то, что впервые за всю жизнь я могла «выбирать» и хоть кого-то упорно игнорировать, гордо отмахиваясь, как будто от поклонников нет отбоя. Бармену лишь оставалось провожать нас взглядом. Во время шоу он и его товарищ пытались позвать меня и Надю встретиться сегодня вечером вне отеля, но я, в отличие от своей подруги, каждый раз отвечала довольно категорично, при разговоре устало отводя взгляд куда-то в сторону и чуть ли не зевая. Еще чего, выехать за пределы отеля с каким-то турком?
   На дискотеке мы сразу нашли себе столик в углу, где пару дней назад я пила кока-колу с водкой в компании очаровательного сибиряка Миши, с которым мы тут познакомились. Это был мой первый опыт распития крепких напитков, если честно. Я долго пыталась изобразить из себя взрослую, но осилить столь жесткий коктейль мне казалось совершенно невозможным. Тогда, понаблюдав какое-то время за тем, как я давлюсь этой гадостью, он заботливо спросил: «Принести тебе обычной колы?» – чем меня необычайно порадовал, избавив от необходимости и дальше изображать из себя бывалого студента, вроде него, который пьет что попало, если это дают нахаляву. Сегодня компания вокруг меня радикально поменяла цвета. Наивная подруга, которая в Турции первый раз в своей жизни, обаятельный шеф с замашками бизнесмена и я посередине «с лицом чистейшей богомолки» и с шипованным кожаным браслетом на руке.
   Мы немного посидели, потом немного потанцевали, потом снова немного посидели, и несколько раз нам с Надей приходилось отлучаться, потому что два неудачливых Ромео упорно ждали нас у ворот отеля и не хотели уходить. А я, так же сильно, как они не хотели уходить, не хотела с ними иметь ничего общего. К тому же мы были с шефом, и уходить было невежливо. Окончательно вернувшись за свой столик, мы… ну, по крайней мере, я, были рады снова оказаться обществе мистера Риччи. Холодно выбросив очередную розу, только что подаренную мне барменом, я равнодушно оглядела танцпол. Надя пошла танцевать, Риччи сидел рядом со мной. Мы молчали. Каждый раз, когда тишина затягивалась, он напоминал о себе и старался меня хоть как-то расшевелить. Я была в хорошем настроении, но в моей несчастной голове крутилось слишком много всяких мыслей. Одна вытесняла другую, и свободного места просто не оставалось. Голова налилась свинцом и дико гудела, в том числе из-за музыки, что над нами громыхала. «Энн?» – в очередной раз окликнул меня Риччи. Теперь он смотрел на меня совершенно серьезно: «Посмотри вокруг себя. Эта дискотека, прекрасная музыка…», – он глубоко вздохнул. – «Свежий чистый воздух, посмотри наверх». Я подняла взгляд. «…полная луна. Наслаждайся. Запомни этот момент, такое может никогда больше не повториться…». Я устало вздохнула. Это что, еще одна «отцовская» нотация? Есть, сэр! Сказано наслаждаться, иду наслаждаться!
   Я резко встала из-за стола и пошла к Наде танцевать. Риччи, уже привыкший к моим сменам настроения и порой необоснованным «выпадам», был не против, он вскоре тоже к нам присоединился. Но танцевали недолго. После пары песен мы снова сели за столик, а чуть позже Надя решила пойти в отель, и мы медленно побрели к корпусу. Вдали все еще играла музыка.
   Дойдя до корпуса, мы проводили Надю, и Риччи поинтересовался, есть ли у меня еще время. У меня был еще почти час в запасе. Он спросил, хочу ли я вернуться на дискотеку или пойти просто прогуляться. Я выбрала второй вариант. От музыки гремело в ушах, хотелось спокойствия и свежего воздуха. Мы медленно пошли в сторону пирса. В этот раз обе скамейки были пустые, на пляже никого не было. Мы сели на скамейку, но теперь Риччи пододвинулся ближе ко мне и очень осторожно меня обнял, внимательно наблюдая за реакцией. Я была в ужасе, но не подавала виду. Сердце бешено колотилось. Я понимала, чем все закончится, но боялась просто встать и уйти. Я хотела избежать неизбежного более легким путем – просто «постараться» и посмотреть, что получится. Риччи смотрел на меня, не отрывая взгляда, а я упорно пялилась в сторону моря. Когда нервная пауза слишком уж затянулась, я вдруг опустила голову: «У тебя красивые ботинки…» – вот и все, на что меня хватило. Риччи на долю секунды отвлекся от сверления меня взглядом в упор и тоже посмотрел вниз, на мгновение дав мне вздохнуть свободно. «У тебя тоже…» – он улыбнулся и повернулся ко мне с еще большей настойчивостью во взгляде. Я не желала поворачиваться. Он это заметил и с улыбкой сказал: «Хорошо, ты смотришь в ту сторону, я буду смотреть в другую, так и будем сидеть…» – он отвернулся. Я усмехнулась и повернула голову и вдруг поняла, что теперь назад пути нет. Я оказалась с шефом нос к носу.
   Поцелуй. Я бы и рада сопротивляться, но я была настолько шокирована всем, что со мной в этот вечер произошло, что я была просто не в состоянии. Образ человека, который 12 лет назад развелся со своей женой (и чей сын меня всего на два года младше!), не наигрался в папашу, и поэтому теперь учит меня нардам, заставляет читать Бэмби на немецком ему вслух и проверяет, насколько хорошо я помню формы немецких глаголов, был окончательно разрушен. Настолько, насколько может быть разбит пласт тонкого стекла, брошенный с двадцатого этажа на асфальт. Разбит вдребезги. На мелкие кусочки. Я просто не ожидала. До того, как мы сели на эту скамейку, я была уверена, что… а впрочем, неважно, в чем я была уверена. Теперь все это не имело никакого значения. Он был мной увлечен и хотел большего, это было очевидно.
   После некоторого времени, проведенного вместе, он сказал, что час уже поздний и мне пора идти в номер. Да, было уже без пяти минут час, он снова был точен, как швейцарские часы. Когда мы расставались, он, показав на свою рабочую телефонную трубку, похожую на рацию, которую он везде и всюду таскал с собой, сказал: «Мой телефонный номер 2643… Я буду очень рад, если ты позвонишь…» – затем, заметив недоумение на моем лице и вопрос «зачем?» в моих глазах, он добавил: «Просто так. Позвони утром, когда проснешься, чтобы просто сказать, что ты проснулась и рассказать, хорошо ли ты спала. Позвони днем, когда придешь с обеда, просто чтобы рассказать, хорошо ли ты поела и поела ли вообще…» – на этой фразе он укоряюще улыбнулся, зная, что я вот уже третий или четвертый день ничего не ем и только пью чай. «Позвони вечером, когда соберешься на ужин или просто позвони, когда захочешь. Я просто буду рад слышать твой голос…» Я совсем смутилась и залилась краской. Ему пора было уже остановиться, а мне – идти. «Ну все, иди, а то твоя мама будет волноваться…». Я слышала, что он не уходил, даже когда я уже почти подошла к корпусу. Он ушел, очевидно, только тогда, когда я вошла в двери противного розового здания и скрылась за поворотом.
   Меня всю трясло. Когда я зашла в номер, у меня дрожали колени и внутри все свернулось. И дело было вовсе не в чувстве голода. Я чувствовала себя отвратительно – общение с Риччи зашло дальше положенного. От мысли, что дальше будет только хуже, становилось до безумия страшно. Я знала, что в любой момент смогу его остановить, ведь он прежде всего работник отеля. Несмотря на то, что он шеф анимации, к нему тоже применяется правило «никаких отношений с туристами». Именно поэтому он по десять раз спрашивал, «все ли в порядке». Но что-то мне подсказывало…

   Следующим днем была предпринята другая тактика. Если я не могу себя остановить, когда я наедине с ним, значит, количество таких ситуаций должно равняться… нулю. Проснувшись утром и сладко потянувшись, я кинула взгляд на часы и ужаснулась. Одиннадцать. Я почти опоздала на дартс! Я и так в последнее время пренебрегаю своей устоявшейся спортивной программой (она в последние несколько дней сводилась к одному – постоянной игре в нарды). Наскоро надев купальник, шотландскую юбку, застегивавшуюся на две огромные скрепки (дань уважения панк-культуре), и рубашку и в самый последний момент стянув с тумбочки солнечные очки, я быстро спустилась вниз и присоединилась к уже начавшейся игре. Не прошло и пяти минут, как из столовой, раздавая попутно какие-то указания персоналу, чинно вышел мистер Риччи. Его отвратительные черные очки, придававшие его и без того не слишком простому образу еще более зловещий вид, блеснули на солнце, когда он повернулся в мою сторону. Я же в этот момент сделала все, чтобы слиться с пейзажем и заставить его меня не заметить. Как я позднее узнала, мне это удалось.
   После дартс я поспешила найти себе компанию и испариться на стрельбу из ружья. Мне нравилось стрелять (особенно мне хотелось стрелять именно сейчас), у меня это неплохо получалось, к тому же я искренне хотела держаться подальше от бара и окрестностей. Мне было не по себе от мысли, что придется общаться с этим человеком как ни в чем не бывало. Мы с юной немецкой девушкой Сабриной, с которой, кстати, меня познакомил именно Риччи, старались друг друга не покидать. Она – потому что приехала сюда с мамой, и ей было скучно в одиночестве, я же – потому что мне нужна была компания, чтобы не оставаться наедине с Риччи и со своими мыслями о нем.
   К бару я вернулась только перед игрой в бассейне в полдень. Риччи стоял у кабины диджея, а увидев меня, тут же оставил все свои дела и подошел. Я сидела за столиком и смотрела на бассейн, где аниматоры агитировали людей на спортивные игры. «Где ты была утром? Я тебя искал, тебя нигде не было видно…» – спросил он, сев рядом. Ледяным тоном я поведала ему о своем времяпрепровождении. Поинтересовавшись моими успехами, шеф предложил мне сыграть в нарды сразу после игры в бассейне. «Непременно…» – бросила я, стараясь не смотреть на него. Немного подумав, он спросил, буду ли я участвовать в игре в бассейне. Я молча показала на свою больную ногу и снова отвернулась. Пожав плечами, он извинился и присоединился к команде аниматоров – завлекать ленивых туристов в игру у него получалось легко и непринужденно. В такие моменты его сложно было назвать солидным мужчиной, а ведь ему явно было сильно за тридцать. Вот поэтому он и шеф анимации, подумала я. Всегда видно, когда аниматор улыбается тебе по приказу начальства; Риччи же просто наслаждался тем, чем занимался. Он играл в игры вместе с туристами, танцевал на дискотеке вместе с толпой, на сцене полностью погружался в свою роль – будь то злобный шейх или малыш с соской.
   После игр в бассейне Риччи сыграл со мной короткую партию в нарды, после чего ему надо было ехать в другой отель. Там, по его словам, устраивали подобие Октоберфеста. Рассказав, как там весело, он позвал меня с собой. Сказать да я просто не могла. Уехать из отеля с каким-то турком?
   – Нет! – категорически заявила я и посмотрела на него с такой злобой, что он слегка опешил. Я была против, даже несмотря на то, что Сабрина ехала с ним. Даже в компании Сабрины, Нади или кого бы то ни было еще, даже с разрешения мамы (а она потом меня серьезно спросила: «Ну и чего ты не поехала?»), даже, если меня будут уговаривать долго и упорно, я ни за что не соглашусь покинуть стены этого отеля вместе с Риччи. Даже на час. Даже на пять минут.
   Риччи внимательно посмотрел на меня, но не стал спрашивать, почему я отказываюсь. Казалось, он все понял без слов – и не стал настаивать. Вскоре они с Сабриной покинули отель, я же сосредоточилась на себе. Впервые за последние несколько дней я пошла, наконец, играть в водное поло. Впервые за последние несколько дней просто сидела и читала книжку. Впервые за последние несколько дней просто пошла на пляж, легла на лежак, включила плеер и начала наслаждаться морским воздухом, отдыхом и Турцией в целом. Я и забыла, как это прекрасно – наслаждаться ничегонеделанием наедине с самой собой. В два часа, в самую жару, когда все разбрелись по комнатам, я осталась у моря. Я обожаю это время дня. 45 градусов по Цельсию, и я просто плавлюсь от удовольствия.
   Взяв себе стакан холодного спрайта, я открыла учебник по английскому языку и начала читать какой-то текст. Прочитав, я отложила тетрадь и просто растянулась на лежаке. В наушниках играла приятная медленная музыка, еще больше настраивавшая меня на наслаждение этим полуденным солнцем. Никогда не забуду эти два часа в середине дня. Время тут останавливается, ты просто лежишь на пляже, иногда залезая в море, ждешь, когда возле бассейна снова заиграет музыка. В этот раз я еще и обещала одной из девушек-аниматоров, которая сидела в диджей-кабине сегодня (они дежурят там по очереди каждый день), что я посижу с ней после полудня, чтобы она там не дай бог не уснула. Этим я и занялась после того, как поняла, что уже вдоволь належалась на солнце. Мы разговаривали обо всем понемногу, так пролетел час или около того, после чего пришел, наконец, диджей и избавил нас от необходимости страдать фигней.
   После я пошла играть в петанк, и только мы успели разыграться, как пришел Риччи. Он сел за один из столиков вместе с кем-то из аниматоров. Увидев меня, он улыбнулся и наблюдал за мной в течение всей игры. Я же старалась не смотреть на него. Но он не мог просто оставить меня без внимания и вскоре подошел к лужайке для петанка поближе. К счастью, меня окликнул один из официантов и сообщил, что мой бармен ждет меня около пляжа и хочет мне что-то сказать. Я позволила себе бросить игру, заметив, что Риччи при этом очень внимательно посмотрел, куда и зачем я пошла. Однако ни до, ни после, он ничего мне об этом не сказал.
   После петанка, не дав мне уйти, он усадил меня играть в нарды. Не найдя достойной отговорки, я была вынуждена согласиться и проиграла ему еще одну позорную партию. После этого мы просто сидели за столиком, и он пыталcя завязать беседу. Он поинтересовался, что я таскала с собой в сумке – я начала выкладывать все, что у меня там лежало. Русско-турецкий словарь, книжка Бэмби на немецком и еще много всяких разных вещей. Похвалив меня по поводу словаря, он открыл Бэмби на какой-то странице, протянул книжку мне и, высокомерно посмотрев куда-то в сторону, сказал: «Читай». Внезапно для себя я, залившись краской, покорно взяла и углубилась в текст. Как за секунду до экзамена, я пыталась найти там хоть что-то знакомое и понятное мне, чтобы не провалиться целиком и полностью. «Вслух!» – напомнил мне Риччи, и я начала тихо читать то, во что секунду назад пыталась хоть чуть-чуть вникнуть. Прочитав один абзац, я получила комплимент за свой немецкий. Выдохнув с облегчением, я не стала уточнять, что поняла только три слова из ста: два артикля и имя Бэмби. Вскоре я поспешила ретироваться, придумав какую-то не слишком правдоподобную отговорку. Риччи же попросил меня позвонить ему, как только я соберусь на ужин. «Может быть» – сказала я, безучастно отвернувшись. С упреком в голосе он переспросил меня, но я твердо настаивала на своем ответе, зная, что это «может быть» в данном случае – «точно нет».
   Вечером перед шоу я села за столик к Сабрине, ее маме и Лауре. Так мы и просидели все шоу и вечер после. Риччи после представления сел к нам и, несмотря на то, что он живо поддерживал разговор, иногда он выглядел так, как будто вот-вот уснет. Я же, как ни странно, понимала все, о чем говорили за столиком, несмотря на то, что разговор шел исключительно на немецком. Даже пару раз отвечала и шутила вместе со всеми. Мне нравилось участвовать в немецкой беседе. Риччи же, заметив, что я в упор на него не смотрю и, всякий раз, когда он мне улыбается, демонстративно отворачиваюсь и говорю что-нибудь Сабрине, подозвал диджея и попросил поставить его любимые песни Фрэнка Синатры. Когда приказ был исполнен, он встал, взял меня за руку и потащил танцевать. Я трижды сказала «нет», но его это не интересовало. Он готов был меня вытянуть из-за столика во что бы то ни стало. Собственно, практически так и сделал, подхватив меня со стула.
   В этот раз танец шел гораздо живее, нежели несколько дней назад. Риччи крепко обнимал меня за талию и прижимался к моей щеке. «Пожалуйста, больше не садись за этот столик…» – я многозначительно промолчала, а он продолжил: «Я очень хочу проводить время с тобой. Только с тобой и ни с кем это время не делить… Пожалуйста, в следующий раз сядь за любой другой столик… Это же невозможно! Мы сидим и вот только бла-бла-бла! Одни разговоры! У меня уже голова лопается. А я хотел побыть с тобой…» – он уткнулся носом в мои волосы и глубоко вдохнул, при этом на некоторое мгновение прижав меня к себе еще сильнее. Тихо напевая «My way» мне на ухо, он медленно кружил меня в танце. Я не чувствовала себя неуютно, но решила, что тактика «не оставаться с Риччи наедине» должна быть изменена на любую другую, потому что ее он уже раскусил. «Почему ты не позвонила мне? Я же просил…» – его тон был снова полон упрека и разочарования. Я же придерживалась уже высказанной в прошлой раз позиции: «Я не знала, зачем звонить и что говорить… Глупо звонить, когда не знаешь, что сказать…» «И все-таки позвони утром, пожалуйста…» – сказал он. Музыка закончилась, он поблагодарил меня за танец. Я кивнула и сказала: «Может быть…» – вздохнув, он покачал головой. Думаю, он и сам понимал, что конкретно означало мое «может быть» всякий раз, когда я это ему говорила. Мы вернулись за столик, но потом Риччи застали врасплох неожиданно возникшие дела, да и я вскоре ушла к себе. День прошел без инцидентов и меня это радовало. Оставалось всего два дня…
   Вечером я села за отдельный столик, намеренно отделившись от Сабрины и компании, однако на этот раз вовсе не из-за Риччи. В этот день я была решительно против его общества. У меня резко испортилось настроение, все вокруг будто окрасилось в черные тона. Я злилась на себя за свои эмоции и на Риччи за то, что вызывал их во мне. Я снова надела на себя шипы и прочую подростковую фигню, о которой на некоторое время забыла. Я включила плеер и тупо уставилась в свечку перед собой. Мне снова стало противно в этом отеле – я представила себе, как мистер шеф каждые две недели клеит новую девушку. Я ненавидела себя за то, что поддалась на его ухаживания и ненавидела Риччи за то, что он в этот раз выбрал именно меня, а не Надю, Сабрину или кого бы то ни было еще (постарше, кстати!) … И к тому же я понимала, к чему он все это ведет. Ему же нужен секс. А от меня он этого не получит. Впервые за две недели я готова была поддаться на ухаживания бармена. Он хотя бы был почти мой ровесник, да и не такой… важный.
   Когда пришло время танцевать клубный танец после шоу, я осталась сидеть на своем месте. Риччи, заметив это, прямо в микрофон сказал: «Энн, встань пожалуйста, присоединись к всеобщему танцу…» – на площади повисла тишина, оба прожектора направили мне в лицо. Секунда неловкости – и я резко с шумом отодвинула стул, встав и показав всем своим видом, как мне это противно. Впрочем, когда болтология в микрофон закончилась и заиграла музыка, я вновь села, вызвав полный упрека взгляд шефа. Он покачал головой, я же, безразлично отвернувшись, встала и вышла из-за столика в направлении дамской комнаты. Там я умылась и, когда музыка закончилась, вернулась на свое место. После шоу был запланирован салют. Я вместе со всеми направилась на лужайку, решив, что после я все-таки присоединюсь к Сабрине.
   Через некоторое время Риччи подошел к нам. Я стояла и тряслась от холода – погодка была еще та. Он взял меня за руку и отвел в диджей-кабину, сказав, что там тепло. Несмотря на то, что эта комнатушка была открыта со всех сторон, там и правда было значительно теплей. Заметив на моем лице недоумение, Риччи улыбнулся и сказал: «Наш ди-джей – горячий парень!» Я хмыкнула и плюхнулась на предложенный мне стул, даже не поблагодарив. Риччи посмотрел на часы и спросил, собираюсь ли я на дискотеку. Я кивнула, после чего он продолжил: «Я сейчас на полчаса должен отлучиться в номер. Во-первых, мне надо переодеться, во-вторых, дискотека все равно начнется только в полночь. Если хочешь, пошли со мной…» – я никогда не забуду, сколько всяких мыслей буквально взорвалось в голове в тот момент. В свое «нет» я вложила столько ненависти, сколько накопилась у меня в сердце на все и на всех за всю жизнь. Я сказала «нет» с такой злобой и посмотрела на него с такой неприязнью, что даже он удивленно вскинул брови и, кажется, невольно попятился. Я продолжала сверлить его злым-презлым взглядом, и он понял, что перегнул палку. «Тогда посиди пока здесь, погрейся или иди сразу на дискотеку, вы с Сабриной не ждите меня. Я потом приду…»
   Я проводила глазами уходящего шефа и, когда он скрылся из виду, резко встала со стула и ушла, сказав Сабрине, что должна отлучиться. В номер я идти не собиралась, но и в обществе Сабрины я сейчас не нуждалась. Я пришла на дискотеку и села за свой любимый столик. Там я включила плеер и упала головой на стол. Теперь за происходящим я собиралась наблюдать только с такого ракурса.
   За секундой шла секунда, за минутой тянулась вторая. Прошло уже минут сорок, настала полночь, и вся анимационная команда, во главе с Риччи, принялись отмечать Сабринин день рождения. Меня Риччи не заметил, когда внимательно осматривал танцпол, и слава богу. Но, очевидно, он послал за мной «бойца», ибо вскоре по танцполу начал ходить Синан, выискивая кого-то взглядом. Заметив меня, он тут же ко мне подбежал и спросил, все ли у меня в порядке. Обняв меня по-братски, он поинтересовался, почему я сижу тут в одиночестве такая грустная и надо ли мне принести что-нибудь попить. Я отказалась и поблагодарила его за заботу. Он ушел… стукач чертов. Ровно через минуту ко мне пришел Риччи. Его вопросы были примерно такими же, как у Синана «Почему не отмечаешь вместе со всеми?» и «О чем задумалась». Я с отвращением отпрянула от стола и откинулась на спинку стула. Вопросы проигнорировала. Он еще что-то у меня спросил, потом обиженно всплеснул руками и воскликнул: «Окей, я понял. Энн не разговаривает с Риччи. Хорошо, я все понял…» – и отошел от столика. Но уходить далеко не стал – просто встал поодаль. Так он простоял или протанцевал (я даже не знаю, как это скорее назвать) больше получаса. Он ни разу так и не вернулся к празднованию дня рождения Сабрины и ни разу больше не подошел ко мне с расспросами. Через какое-то время мне надоело, я встала и сказала, что ухожу. Он тут же оставил свой «пост» и пошел вместе со мной. Когда мы дошли до здания, Риччи предложил посидеть немного возле ресепшена на диванах. Так как здесь всегда курсировал другой персонал, я сочла, что это вполне приемлемый вариант – ближе, чем на метр, тут он ко мне вряд ли приблизиться. Безразлично пожав плечами, я проследовала за ним к диванам. Сев напротив него в кресло, я устало глянула на часы.
   Риччи же начал с главного. «Мне очень жаль, что ты не так все поняла… Ты считаешь, у меня грязные намерения» – я посмотрела на него, попытавшись скрыть удивление. Откуда он узнал? «Ты поэтому не разговариваешь со мной. Я знаю, ты можешь даже не отвечать» – я угрюмо фыркнула и продолжила слушать, стараясь не смотреть ему в глаза. «Ты очень мне нравишься. И я тебя бесконечно уважаю» – я снова фыркнула, на сей раз как можно громче, чтобы он это услышал. Но его не смущала моя реакция. Он продолжал гнуть свою линию: «Ты очень чиста, а я люблю чистых девушек…» – я хмыкнула. Покажите мне хотя бы одного мусульманина, который не любит чистых девушек. «Не таких, как Ира?» – подколола его я. Тут была одна девушка, которая готова была раздеться перед всеми просто так. Она вечно скакала у всех на виду в полуголом виде и вела себя порой откровенно пошло. Она была местной знаменитостью. Риччи скорчил гримасу, мол, насмешила и сказал: «Ира – она просто туристка. Мне нравится, что она наслаждается отдыхом и просто развлекается. Но мне не нравятся такие девушки, как она» – я, сохранив презрительное выражение лица, закивала головой и с демонстративным сомнением в голосе сказала: «Да-да, я поняла…» – Риччи сарказма в моей фразе не заметил и продолжил свою речь: «Сегодня я очень расстроился, когда ты резко мне ответила. Я хотел тебя пригласить к себе в комнату, показать, где и как я живу. Показать тебе фотографии. Фотографии сына, вещи, которые мне дороги и… ты подумала совсем другое, не так ли?». Я вновь хмыкнула, не желая верить в его слова, несмотря на то, что его голос в самом деле звучал очень расстроенно и даже несколько обиженно. «Ты думаешь обо мне плохо, чем меня очень обижаешь. Я никогда не причиню тебе ничего плохого. У меня нет грязных намерений, в которых ты меня подозреваешь. Ты молода, я бы никогда не стал…» – я снова скептически насупилась и посмотрела на часы. Риччи тоже обратил внимание на время и сказал: «Уже поздно, тебе пора спать…» – напоследок слегка меня обняв, он пожелал мне сладких снов. Но он даже не догадывался, что из-за его слов мне предстоит ночь раздумий, бессонная, мучительная ночь.
   Всю ночь я просто лежала и пыталась для себя решить, чему верить, а чему нет. Сколько бы времени я на это ни потратила, вряд ли бы это увенчалось успехом. Но, как когда ты решаешь тест и вообще не знаешь ни одного ответа, за пять минут до сдачи, ты скорее просто наугад расставишь галочки. Так сделала и я. Просто расставила галочки: «Этому верю, этому нет, этому верю с трудом, этому не верю вообще…». И дело даже не в том, что что-то он сказал более, а что-то менее правдоподобно. У меня оставался в запасе последний день. Проводить его так же отвратительно и противно, как предыдущий, прячась где-то в уголке и смотря на всех окружающих исподлобья, мне не хотелось. Я решила, что в последний день своего отдыха мне стоит провести хорошо. И неважно, «стоит или не стоит», «правильно или неправильно». Пускаться во все тяжкие я не буду, но и шипеть, как кошка, на все и на всех я тоже уже устала. Пора вылезти из своей скорлупы.
   Проспав всего пару часов, утром, как ни странно, я проснулась в хорошем настроении. Я была рада, что нашла хоть какой-то выход и просто выкинула, наконец, из головы все плохие мысли. Первое, что я сделала утром, это пошла и поздравила Сабрину, так как не сделала этого вчера. Мы сели в баре и сыграли пару раз в нарды. Так как я научила ее играть всего пару дней назад, играла она пока неважно, но я старалась давать ей те же советы, которые давал мне Риччи. Только я о нем подумала, как он тут же появился. Следующая моя проигранная ему партия в нарды длилась всего сорок минут. После он удалился по делам, а мы с Сабриной пошли наслаждаться отдыхом. После полудня к нам присоединился Риччи. Мы решили сходить посмотреть на футбол (играть мне с больной ногой все еще было бесполезно), и на поле еще долго сидели и просто болтали ни о чем.
   День был больно хорош. Голубое-голубое небо было абсолютно чистым, а ветер в послеобеденное время совсем затих. Я прилегла на траву и глубоко вздохнула, как бы отключаясь от реальности, которая меня окружала, и погружаясь в релаксацию. Сладко потянувшись, я смахнула челку со лба. Как же это было здорово! Я почти забыла, что отдыхаю на юге. Сентябрь. Все мои одноклассники и все мои друзья сейчас сидят дома и учат уроки. А я тут, просто лежу на траве в купальнике, шортах и полупрозрачной рубашке и наслаждаюсь теплым южным климатом.
   Тут неожиданно на меня упало несколько маленьких травинок. Аккуратно их сдув, я резко подняла голову и посмотрела на Риччи, который сидел рядом. Его хитрая задорная ухмылка заставила меня невольно улыбнуться в ответ. Он же снова вырвал пару травинок и игриво бросил в меня. Хихикнув, я изобразила возмущенное лицо и сделала то же самое. Риччи засмеялся, легко смахнул с лысины травинки и закидал меня травой. Я начала медленно вытаскивать ее из волос, что вызвало у него дикий хохот. Я сделала вид, что надулась, и демонстративно отвернулась к Сабрине. К нам подошла ее мама и намекнула, что пора бы собираться на ужин. Время уже клонилось к вечеру, и вместе с Сабриной собралась уходить и я. Но Риччи сказал, что проводит меня и может быть сядет со мной сыграть в нарды перед тем, как уйти в номер:
   «Я сейчас должен провести собрание со своими аниматорами, а потом я к тебе обязательно присоединюсь…» – я села за столик и принялась читать. Примерно через двадцать минут аниматоры потянулись из закулисья к своим комнатам; вскоре появился и мой кавалер. Он подошел к колонне, что стояла около моего столика, и выглянул оттуда, с улыбкой чеширского кота. «Что читаешь?» – поинтересовался он. В эту же секунду к нам подошел его коллега, менеджер, отвечающий за бар, мистер Тайфун, с которым Риччи познакомил меня пару дней назад. Тайфун был внешне очень похож на Риччи – в какой-то момент мне подумалось, что они близнецы. «Очень красивые глаза…» – протянул на турецком Тайфун. Риччи кивнул. Я покраснела и поспешила поблагодарить его за комплимент. Тот в свою очередь удивленно повернулся к Риччи и вскинул брови. Риччи кивнул, мол, да, она понимает по-турецки. Мы быстро сыграли в нарды и оба разошлись по номерам. Перед тем, как уйти, он попросил меня выпросить у мамы разрешение остаться в последний вечер на подольше и сразу после ужина прийти к бару. И последней его просьбой было, чтобы я все-таки сходила на ужин и хотя бы что-то съела. На первое я согласилась. На второе ответила своей любимой фразой «может быть» и поймала на себе очередной полный упрека взгляд Риччи.
   Вечер я провела на балконе. Надев наушники, я просто сидела на стуле, слушала музыку и смотрела на море, на великолепный закат. Наслаждалась своим последним вечером на юге. Потом, когда мама с друзьями ушла на ужин, пошла собираться к шоу. Бросив презрительный взгляд на черные подростковые шмотки, что я носила на прошлой неделе, я задумалась…

   В тот вечер я оделась во все белое: надела свое единственное белое хлопковое платье, накинула сверху легкую рубашку и аккуратно собрала волосы заколками. Впервые за обе недели на мне не было ни кожаных украшений, ни шипованных черных браслетов, ни железа – не было маски, я сняла свой панцирь с колючками. И расцвела. Перед шоу Риччи поймал меня возле бара. До представления оставался еще час с лишним и Риччи подошел ко мне с вопросом, дубль два: «Сейчас я должен пойти в свою комнату, чтобы почистить зубы после ужина и немного отдохнуть, если хочешь, пошли со мной…» – он внимательно на меня посмотрел, ожидая, что же я отвечу на этот раз. Вспомнив наш вчерашний разговор, я улыбнулась и сказала: «Хорошо, пошли…» – в конце концов, теперь у него есть шанс доказать правдивость своих слов!
   По дороге к его комнате Риччи осмотрел мой костюм и восхищенно протянул: «Тебе очень идет белый цвет! И платьице очень красивое. Жаль, ты редко его надеваешь, как я понял…» – я виновато кивнула. Повисла пауза. Но мы довольно быстро дошли до его комнаты, и необходимость продолжать этот разговор отпала. Домик босса был достаточно большой, состоял из трех или даже четырех больших комнат. На рабочем столе царил творческий беспорядок, а стена в гостиной была усыпана фотографиями. На одну из них Риччи обратил мое внимание. На ней был его сын. Я бы ни за что не дала ему 14 лет – скорее 17 или все 19. Ну, впрочем, турки часто выглядят старше своего возраста. Исключением был разве что мой бармен, несостоявшийся Ромео.
   Потом Риччи начал показывать мне разные интересные вещи – настоящую форму игрока из турецкого футбольного клуба, которую подарил ему друг. Впрочем, мы болели за разные турецкие клубы и между нами быстро разразился спор, который так же быстро сошел на нет. Он даже и не удивился, что я в принципе знаю какой-то турецкий футбольный клуб и даже болею за него. Шеф включил мне телевизор и предложил выпить с ним чаю, а когда я отказалась, спросил, какой именно из многочисленных чаев в его шкафу я буду и, не дожидаясь ответа, заварил мне малиновый, который я еще полчаса сидела и мучила. Почистив зубы, Риччи сел напротив меня, и мы заговорили о чем-то. «Пожалуйста, дай мне обещание, что сосредоточишься на учебе, что будешь хорошо учиться. Сейчас для тебя это самое главное…» – начал он, и я кивком подтвердила, именно так и сделаю. «Мой сын постоянно обещает мне, что будет хорошо учиться. Я для него все что угодно готов сделать. Я купил ему новый смартфон, игровую приставку, мопед. Я не знаю, что ему еще надо. Сколько он не обещает – он никогда не выполняет свои обещания…» – расстроенно сказал он, после чего продолжил: «Еще учи немецкий. У тебя хорошо получается, ни в коем случае не бросай…» – я снова кивнула, а потом сказала: «Если я в следующем году поступлю в университет, я смогу приехать сюда в августе уже без мамы…» – «Готовься к экзаменам, ты просто обязана поступить, образование превыше всего!» – повторил он, на что я ответила: «Тебе будет легко проверить. Если в следующем году я приеду – значит, я поступила. Если нет – значит, провалилась…» – он усмехнулся и ласково потрепал меня по волосам. Мы сидели и смотрели друг на друга, держась за руки. Он смотрел на меня так нежно и так по-доброму, что мне не хотелось больше ни о чем думать. Он был рядом, и я была счастлива. Я даже не успела заметить, когда наш разговор нос к носу плавно перетек в новый поцелуй. Как бы неправильно это ни было, мне просто было очень приятно находиться рядом с ним. Меня к нему тянуло, и я, всего лишь подросток, была не в состоянии с собой справиться. В какой-то момент Риччи захватила страсть, и он тут же отпрянул от меня, как ошпаренный. Пытаясь быстро прийти в себя, он хлопнул себя по лицу и больше ко мне не прикасался. Напоследок он меня просто обнял, и мы стояли так почти минуту – он не желал меня отпускать. За руку мы пошли обратно к сцене.
   На шоу мы сидели вместе с Сабриной, а после шоу вместе с Риччи пошли на ресепшн и расселись по кожаным диванам. Там он попросил персонал за стойкой принести нам что-нибудь съестное. Единственное, что нам смогли принести – это коробки с сухим пайком, который дают уезжающим из отеля рано утром. В каждом было по пакету чипсов, их-то Риччи и принес нам вместе с соком и кексами: «Угощайтесь, девочки!»
   Пикник на ресепшене прошел весело. Даже несмотря на то, что Риччи решил изобразить из себя учителя в очередной раз: они с Сабриной разговаривали только по-немецки, невзирая на то, что мне было не так просто поддерживать беседу на языке, которым я не владею свободно. Мы обсудили много тем. Одной из них был его сын…
   – Как его зовут? – спросила я, любопытно уставившись на Риччи.
   – Бератджан.
   – Хмм, красивое имя, а почему именно так? – переспросила моя подруга.
   – Вы знаете, самое забавное, что мы не выбирали имя. Оно само пришло в день его рождения. В этот день был праздник пророка Берата. И поэтому Бератджан… (прим. автора – суффикс «джан» при имени в турецком означает подобность, то есть имя буквально обозначает «подобный Берату»). Несмышленыш. Сколько я не делаю для него, все без толку! В этом году договорились так. Если закончишь год без троек, приедешь ко мне в отель на все лето. Закончишь с тройками, всего на неделю. Он приехал на неделю. Не хочет учиться!
   Когда часы пробили два ночи, Риччи принялся со мной прощаться. Обняв меня, он поцеловал меня в лобик и пожелал спокойной ночи. Коротко, мило и очаровательно. Хотя мне показалось достаточно нелепым такое короткое прощание… А, неважно.
   На следующее утро уже в пять часов утра мы были на ресепшене. Сидя возле чемоданов, я бросила взгляд на стоящие рядом диваны, в который мы только три часа назад сидели и хохотали над тем, как Риччи в очередной раз изображал грудного младенца. «Возьми, вот твоя коробка с едой…» – сказала мама, протянув мне до боли знакомую синюю коробку. Я вздохнула и отложила ее на потом.
   Мы долго ждали автобуса, и я молила бога, чтобы к нам приехал гид и сказал, что самолет был перенесен на вечер, чтобы у меня был еще хотя бы один день сделать то, чего я сделать не успела. Но надежды не оправдались и автобус вскоре подъехал. Уже сидя в икарусе, я открыла коробку и, грустно улыбнувшись и тихо всхлипнув, осмотрела пакет с чипсами, кекс и пакетик сока.

Часть 2

   После этой поездки долгое время меня не покидало совершенно особенное чувство. Я стала усердно учиться, особое внимание стала уделять немецкому языку, которого всегда боялась. Я даже сдала немецкий в качестве вступительного экзамена в университет. Поступив, я выбрала немецкий язык, вместо английского, как основной иностранный. Я была счастлива и думала мне только об одном – о том, что была влюблена. Мне казалось, что все вокруг стало более ярким, более красивым, хотя на самом деле мир не особо изменился. Точнее, не изменился вообще. В шестнадцать лет я была готова верить в самые наивные вещи, в любовь, даже на расстоянии, даже после всего двух неделей знакомства.
   Но в какой-то момент разум включился. Точнее, мне его «включили». Великолепная «подружка» Сабрина, с которой мы еще некоторое время переписывались по интернету, как бы невзначай рассказала, как они с Риччи смотрят вместе по ночам фильмы и как еще несколько девушек крутилось вокруг него сразу после того, как я уехала.
   Я даже думать не хотела о том, какой глупостью было поверить в какие-то возможные чувства. Собственно, и верить было совершенно не во что! Никто мне ничего не обещал! Никто даже не намекал на что-либо, во что можно было бы поверить! Это просто было нечто мимолетное, а таких, как я, вокруг него явно пруд пруди. Каждые две недели новая девушка.
   Мне стало так противно от этих мыслей, что я радикально сменила свои жизненные приоритеты. Я забросила учебу, начала заниматься творческой деятельностью (написала первые картины, хотя тогда это было сложно назвать картинами – мне казалось, что я просто изливаю душу куску бумаги), пить со своими друзьями до тех пор, пока на душе не становилось чуточку лучше. Я плюнула на немецкий и отрицала любую возможность его дальнейшего изучения. Мне было противно даже думать об этом языке. Зато думать у меня отлично получалось в красках и на мольберте. Столько мыслей и эмоций через бумагу мне никогда не удавалось передать. Казалось, из меня льется какой-то нескончаемый поток идей. Хотя, как выяснилось это было только началом. Все это было только началом.
   Пусть мучительно, но так я начала свой путь во взрослую жизнь. И моим проводником туда оказался именно Риччи. Я ненавидела его в тот момент. Он казался мне мучителем, почти преступником, убийцей. И я рыдала каждую ночь с единственной мыслью: «Ну почему именно я?», почему он не мог выбрать себе другую жертву. Почему именно мне теперь предстояло пройти через все эти мучения и дурацкие чувства, с которыми я не могла ничего сделать. Я открыла свою юную душу человеку, которому оказалась совершенно не нужна.
   А больше всего меня раздражало то, что каждый раз, когда мне становилось чуть легче и удавалось хоть чуть-чуть забыть об этой всей истории, он каким-то немыслимым образом вдруг напоминал о себе – например, звонил на Новый год, чтобы лично поздравить меня с праздником. Или находил меня в интернете в одной из социальных сетей. Я ненавидела его и за это тоже.
   Когда уровень моей злости и ненависти к нему зашкаливал, я писала ему злобные письма. Он ведь оставил все свои контакты мне и сказал, что я могу звонить и писать в любое время и по любому интересующему меня вопросу, что бы меня ни беспокоило – он все готов выслушать. И я в гневе писала ему все, что я о нем думаю. В ответ я получала либо скрупулёзный и крайне неоперативный ответ, либо молчание, которое раздирало меня изнутри еще больше. В какой-то момент ненавидеть этого человека и винить его во всех своих бедах стало гораздо проще, чем стремиться стать лучше и сделать что-то со своей жизнью.
   Я была уверена, что не смогла продолжить учебу именно из-за него, ведь в своих стенаниях я совершенно не могла найти времени и сил сесть за учебники. Я абсолютно точно знала, что закурила (о да, я ведь закурила!) и стала увлекаться алкоголем из-за него, потому что делала это именно в те моменты, когда вдруг начинала думать о нем. И уж совершенно очевидно, что моя бессонница, депрессия, сбитые о стену кулаки и прочие проявления невроза – все было только из-за него. Мама беспокоилась за меня и отправляла ко мне психологов пачками. Но психологов я меняла одного за другим, так как не могла даже говорить о волнующей меня теме. Как только мы хоть на шаг к ней подбирались, я сбегала от психолога и говорила маме, что он некомпетентен и делает только хуже. Сама в этот момент я продолжала пить, курить, ничего не есть и не спать по ночам. Один тот факт, что он существовал где-то там, без меня и ему на меня было совершенно начхать, а я тут уже полгода не могла избавиться ни от одной мысли о нем, делал меня до жути несчастной. Одно время я представляла себе картины, как сталкиваю его с обрыва в море и он разбивается о скалы. Но потом все это плавно переросло в желание самой бросится о скалы на его глазах. Когда я поняла, что погружаться в творчество я стала чаще, чем в депрессию, а на новые краски спускать больше денег, чем на алкоголь, все началось по новой.

   ***

   Я сидела и настырно таращилась на дисплей мобильного телефона. Еще две минуты назад я трясла его в руках и с наигранной истеричностью кричала «Ну пожалуйста, ну позвони!» – теперь же я не понимала, как такое могло случиться. Ведь как всегда, стоило мне только отойти на минуту и вернуться обратно – и я обнаружила пропущенный звонок с незнакомого номера. Это он. Сомнений не было. Сердце бешено колотилось. Я знала, это был он.
   Когда я впервые услышала его голос в телефонной трубке, несмотря на весь трагизм минувших дней, лицо расплылось в блаженной улыбке. Я думала, что во мне не осталось добрых чувств к этому человеку, но я так любила этот голос. По-детски заливистый, звонкий смех. Все то, что я сохранила в своей памяти. Я уже не идентифицировала его лицо как нечто знакомое – ну вы знаете, так обычно происходит, когда кого-то долго не видишь. И вроде смотришь на фотографию, а оживить изображение уже не получается. Оно замерло, ты уже не помнишь его черт лица, не помнишь, как его взгляд наполняется задором, не помнишь почти ничего из того, что когда-то вызывало у тебя чувство невероятной привязанности к этому человеку.

   ***

   Сегодня я всеми силами проклинала чертову погоду, ведь дождь лил с самого утра и даже не думал останавливаться. А я так хотела подготовить хорошую программу осмотра московских достопримечательностей, столько всего готова была ему показать. Но, видимо, не судьба. Собралась, поела, покурила, вздохнула, чуть не перекрестилась даже – и «погнали». Пока ехала, поняла, что не знаю дорогу и придется искать место встречи наобум. Но «наобум» сегодня оказался ко мне крайне благосклонен, я выбрала станцию Смоленская нужной ветки, а торговый центр, возле которого мы собирались встретиться, увидела сразу, как вышла из метро.
   Стоя у входа, я долго всматривалась в лица. Мне казалось, что я, наверное, его уже не узнаю. Прошло 2 года. Но он сам меня окликнул. Когда я поняла, что это он, в голову пришла лишь одна мысль: «Вот теперь обратной дороги точно нет…». Я еще раз вздохнула и повернулась. Он по восточному обычаю меня расцеловал. Затем спросил, чем бы я хотела заняться, где бы я хотела посидеть. Я сказала, что кофе был бы кстати (да, он мне уже в первые секунды нашего разговора потребовался)! Он предложил пойти в ближайший Старбакс, на Арбате. Самое забавное, что вел меня туда он, а не наоборот. Я даже удивилась! Как может человек за два дня научиться так хорошо ориентироваться в незнакомом городе? Там было не очень далеко, но он вел меня какими-то закоулками, мы постоянно куда-то поворачивали, даже я запутаться успела. Когда дошли до огромной лужи, он как галантный кавалер сначала сам все осмотрел, потом сделал два или три шага и показал мне, куда наступать, чтобы я не промочила ботинки. В кафе он открыл передо мной дверь. Потом на кассе спросил, что я буду пить, предложил поесть, но я отказалась, «потребовав» с него только чашку капучино.

   «Выбери столик, какой тебе нравится, я возьму кофе и приду…» – сказал он и улыбнулся. Я кивнула и покорно ушла искать столик. Только сейчас до меня дошло, что мне придется все это время говорить с ним по-немецки. Привыкнув общаться в интернете, я почему-то решила, что он плохо знает немецкий, забыв, как он на самом деле говорит. Он не умеет писать, вообще не умеет, в каждом немецком слове делает по три-четыре ошибки, путает окончания, приставки, артикли – я уже привыкла к тому, что даже я немецкий знаю лучше. Каково было мое огорчение, когда я вновь осознала, что это не так! Он начал говорить, и я почувствовала себя неуютно. «Черт, он же учился в Германии, ну конечно он отлично говорит, ну конечно у него произношение как у немцев, ну да, теперь не получится показать, какая ты умная и замечательная. Хоть бы не опозориться теперь!» Пока общение ограничивалось фразами типа «найди столик», «попьем кофе» и так далее, все было нормально, но сейчас он вон там, скоро придет с чашками, а я даже не представляю себе, как я буду с ним разговаривать, как я буду воспринимать его речь. И о чем вообще нам разговаривать спустя столько времени? Делать вид, что все нормально? Изображать из себя особу, которая не закидывала его письмами в 400 строк мелким шрифтом и злобными пожеланиями скорейшей кончины? Боже, и зачем я себя так ужасно вела?..
   Поначалу страхи оправдались – я не понимала почти ничего, что он говорит. Или не вслушивалась. Или слишком нервничала, думая о том, как же мне теперь себя вести в его присутствии. В общем-то причины и не важны – я просто сидела и бросала короткие реплики: «Ну да», «Да, это понятно», «Понимаю» и, мое любимое, «Да, со мной такое тоже было». Но когда он коснулся какой-то больной для меня темы, а сегодня это был футбол, мне пришлось вступить в разговор.
   – Да, я играю в футбол… – промычала я. – С 5 лет. Давно это началось, потом пара перерывов было, но это не важно. Теперь и это в прошлом.
   – С 5 лет? – искренне удивился он, а я ведь уже много раз рассказывала об этом. – Да, это очень долго.
   – Неважно, больше не играю… – буркнула я.
   – Потому что у тебя с клубом проблемы, – протянул Риччи, понимающе закивав. «Ага, что с 5 лет играю, не помнит, а это он почему-то запомнил…», – подумалось мне.
   – Наши ассистенты тренеров – поддонки… – бросила я и безразлично пожала плечами.
   – Это все равно, тебе надо думать о себе. Если ты хочешь играть – найдешь способ.
   И, зацепившись за эту, вполне нейтральную тему, мы начали дискутировать. Интересно было узнать, что друг, с которым он приехал сюда, не кто иной, как тот самый его друг из турецкого футбольного клуба Трабзонспор. Я воодушевилась. Я должна его непременно увидеть! Даже несмотря на то, что я болела за другой турецкий клуб, мне было интересно посмотреть на звезду.

   Потом разговор пошел лучше. Его уже можно было назвать «беседой». Одна тема плавно перетекала в другую. После футбола мы говорили о баскетболе и теннисе, после тенниса – о дисциплине, после дисциплины – о работе, после работы – об аниматорах, после аниматоров – о его отелях, о Турции, об отдыхе, о его каникулах в Москве, о его сыне, о моем отце, о моих друзьях, о подростках, об ошибках, об опыте, поддержке, дружбе и любви. Приятно было не чувствовать в беседе напряжения. Как ни странно, его и правда не было. Хотя мне было по-прежнему несколько тяжело говорить. Я стеснялась заговорить на немецком так, как делала это со своими друзьями из Берлина. Потом он вспомнил о том, что его пригласили на детское танцевальное представление в этот день. Он позвонил подруге, которая, собственно, его звала и передал телефон мне – я узнала у нее адрес и попыталась распланировать наши дальнейшие действия.
   Когда мы попробовали попасть на Красную Площадь, нас послали – там был какой-то концерт, очевидно, новогодний, как всегда, все было к чертям перекрыто. Что поделать. В результате мы прогулялись по Китай-Городу, прошлись по скверу.
   – Поиграем в снежки? – весело спросил Риччи, комкая в руках снег. Я засмеялась и ткнула в его толстовочку, в которой ему, как он уверял, совершенно не холодно.
   – Ну у меня-то одежда приспособлена для снежков, а вот ты, друг мой, боюсь не совсем готов к жестким зимним играм. – Он по-детски улыбнулся, но в итоге согласился, безразлично пожав плечами, бросив на землю скомканный снежок и добавив:
   – Я бы все равно тебя обыграл.
   Мы поехали на север города, где проходил тот то ли детский утренник, то ли какое-то шоу, я так толком и не поняла. Мы шли по инструкции, которую мне дали, однако нужной улицы все не было и не было. Время на то, чтобы несколько раз заблудиться, впрочем, было – оставался еще целый час. Риччи предложил сходить еще куда-нибудь – посидеть попить кофе или даже поесть. Я не раздумывая согласилась, ведь погода на улице была премерзкая.
   В этот момент нашлась и нужная улица – а через дорогу мы увидели еще один старбакс и решили, что это судьба. Хорошо, что среди «Шоколадниц и «Кофе-хаузов» наконец-то начали появляться и кофейни получше. Сели, выпили еще по чашечке кофе и еще немного поболтали. Оказалось, я многого не знала о нем, а он – обо мне. Он не знал, что, я работаю дизайнером, не знал, что умею клепать сайты и могу разобрать и собрать системный блок. А я в свою очередь не знала, что он начинал в анимации ди-джеем (вот уж никогда бы не подумала, человек не отличает певцов своей же эстрады!) и стал шефом всего за три месяца работы. А еще, что он занимался раньше боксом, ему дважды или трижды ломали и вправляли потом нос. Не знала, что у него в Анталии огромные хоромы с личным бассейном (он даже показал мне фотографии). Не знала, что у него есть кошка. Не знала, что у него есть в Турции свое агентство. Не знала… да еще много чего. Он и правда совсем другой человек. А я ведь никогда его ни о чем не спрашивала…

   Мы зашли внутрь дворца творчества – Риччи там сразу встретили его радостные друзья, провели нас через «черный ход», и показали здание.
   – Ты говоришь по-английски? – на ломанном английском спросила меня женщина, которая нас встретила. – Да я и по-русски в принципе говорю… – засмеялась я. Ведь мы уже с ней общались по телефону, чего она вдруг со мной на английском заговорила?
   – А, ну отлично, тогда будешь переводить… – вот этого я совсем не ожидала, это будет не самым приятным занятием на вечер.
   Из одной из комнаток вдруг выбежала дюжина девочек в белых костюмах и хором заверещали при виде моего компаньона. Он мне рассказывал про одну из них, она очень хорошо танцует. Собственно, мы здесь ради нее и ее родителей, если я все правильно поняла. В основном пообщаться, потусить, ну и заодно выступление посмотреть.
   Мы пошли в кабинет, там нам предложили выпить, но Риччи отказался. Я отказываться не стала. Если мне еще предстояло три часа там сидеть, да еще и переводить все с русского на немецкий, с немецкого на русский, то я, пожалуй, выпью! Еще час назад я едва ли вообще вступала в разговор, как теперь я должна, интересно, переводить?
   Но дело пошло само собой. Благодаря вверенным мне обязанностям, я, видимо, каким-то образом сумела разбудить временно уснувшее во мне чувство языка, и с радостью переводила ему все, что можно было перевести. На концерте я в общем и целом объясняла ему суть сказки, которую дети на сцене показывали с песнями и плясками. После шоу было застолье, на котором я уже окончательно ощутила себя тем, кем мои друзья немцы учили меня быть. Я не только переводила. Где-то к середине вечера я показала высший пилотаж, взявшись за синхронный перевод. Это конечно были не ахти какие беседы, не политики это, в конце концов, и не профессора, но это всегда непросто – слушать и сразу переводить, при этом в процессе того, как ты говоришь на немецком, продолжать слушать русскую речь и воспринимать ее смысл и наоборот. Мне очень понравилось. Пожалуй, это были даже самые мощные эмоции за этот вечер. Я наконец-то могу говорить по-немецки! Хотя может дело в алкоголе, который окончательно убил стеснение или желание спрятаться в шарф и не вылезать оттуда весь вечер. Я получала искреннее удовольствие от перевода, от синхронного перевода, от попытки перевести с русского на немецкий почти нереальные для меня фразы вроде «он так назюзюкался, что, говорит, я уже „кривой“, как турецкая сабля». Да, некоторые вещи приходилось объяснять почти на пальцах, так как мои знания все-таки были не на самом высоком уровне, но я почти не замолкала, выходила из положений сама, а иногда Риччи помогал, видя, что я несколько застопорилась, выдавал целый ряд слов, из которых я выбирала нужное.
   А еще это было прямо как в Турции – он постоянно спрашивал у меня, есть ли у меня еще время, когда нам надо уходить, когда я должна быть дома, не будет ли у меня проблем (а ведь было всего 7 часов вечера!). После застолья мы со всеми долго прощались (ну точнее он долго прощался) и договорились встретиться на следующий день, чтобы сходить еще на какое-то мероприятие.
   Когда мы шли до метро, Риччи предложил поймать такси, чтобы доехать до дома, но я сказала, что нам недалеко ехать, да и время еще есть. На Смоленской, когда мы расставались, после долгих дружеских объятий и благодарностей с его стороны за «чудесный день», он в очередной раз предложил поймать мне такси, чтобы я с комфортом доехала до дома, но я отказалось – мне оттуда быстрее на метро будет добраться. Я приехала домой, и минут через десять он позвонил.
   – Привет. Ты дома?
   – Да, привет, я уже давно дома…
   – Хорошо, я волновался за тебя, – на часах было всего 8 часов. Но он все равно «волновался»
   – Ооо, это так мило с твоей стороны… – я засмеялась.
   – Еще раз спасибо тебе за замечательный день, все было просто великолепно, завтра позвоню тебе чуть пораньше утром, чтобы мы смогли встретиться.
   – Хорошо, нет проблем.
   – Тогда до завтра.
   – До завтра.

   ***

   Когда я только вернулась домой, у меня не было особых эмоций по поводу нашей с ним встречи. Нет, да, у меня живот был скручен в узел, мне было физически плохо, но это от нервов, такое у меня бывает. До встречи я была постоянно напряжена, накручивала себя и ничего не могла есть.
   Я прекрасно знала, что мне так нравилось в нем. Что меня привлекало в нем так, как ни в одном другом человеке на всем белом свете. С Риччи я чувствовала себя на все сто защищенной, на все сто комфортно, уютно. Даже в абсолютных мелочах. Когда мы шли по городу, и надо было обойти толпу или перешагнуть через лужу, он клал руку мне на плечо или на спину, как бы говоря: «Иди здесь, все хорошо, а я позади». И это не было попыткой меня обнять или чем-то подобным. Это была банальная галантность. Он открывал передо мной двери, всегда пропускал меня вперед. Все время спрашивал, комфортно ли мне идти туда-то или туда-то, куда хочу пойти я, чем я хочу заняться, сколько у меня свободного времени. Так было и в Турции. А последний звонок просто меня удивил. Раньше мне казалось, что Риччи – один из тех «парней», что никогда не позвонит «после», потому что даже не вспомнит. Но это было приятно. Даже очень.
   Из-за этого «завтра я тебе позвоню пораньше» ночь была бессонной – я честно ждала «раннего» звонка, но в районе 8 утра пошла-таки спать. Причем сном это назвать было сложно, я очень боялась пропустить звонок. Поставила будильник на 9 утра и выключала его каждые пять минут. Я лежала на кровати в джинсах, толстовке, под каким-то старым пледом, чтобы было максимально неуютно и не получилось проспать следующие 17 часов по инерции. Но телефон молчал. Прошло уже не только раннее утро, но и утро вообще. Было уже 12.30, когда я встала в дико помятом состоянии, посмотрела на телефон и поняла, что ничего, видимо, уже не произойдет. Отправила смс, через некоторое время позвонила, а телефон отключен. Очень расстроилась, пошла в свою пустующую комнату, села в угол, прислонилась к стене и заплакала. Не верилось мне, что прошло так мало времени, а он все такой же – говорит, обещает отвечать на все мои вопросы и откликаться на мое общение, но ничего в итоге не делает.
   В отчаянии и за разговорами со стенкой о том, как же было хорошо вчера, я набрала его номер еще раз, так, чисто для галочки. И как всегда, когда ты сидишь вся в слезах и соплях, жутко гундосишь и совершенно не надеешься услышать его голос в телефонной трубке, это вдруг происходит.
   – Привет, Энн. Как дела? Я звонил тебе много раз, почему ты не отвечала? – я не отреагировала, потому что звонков не было, в этом я была уверена.
   – Я спала, – соврала я и спросила его о планах на сегодняшний день. Их как всегда не было, и мы договорились, что я подъеду к ним с другом домой. Я сказала, что буду через час, вытерла слезы, положила трубку и без особой радости отправилась к нему.

   Нет, это было безумное облегчение, ведь я думала, что он встретился со мной, а потом решил игнорировать, видимо, понял, что все совсем плохо. Но я уже жалела о потраченном утре в ужасном состоянии психоза в полусне и у телефона. Мне не нравился сам тот факт, что я так ненормально себя вела. Забыла о своем истеричном состоянии, встряхнулась и как ни в чем не бывало пошла искать его дом.
   Они сняли квартиру прямо возле Белого Дома, из окна на кухне он представал во всей красе (если в нем вообще есть какая-то краса). Пока я шла к дому, который Риччи по телефону описал «дом с надписью Филипс наверху», я все думала, как оно будет. Представляла себе маленькую однокомнатную квартирку с потертыми стенами и старой советской посудой, как я буду сидеть на кухне, смотреть в унылое окно и пить скучный черный чай, а напротив будет сидеть Риччи, и мы, конечно же, не будем знать, что друг другу сказать. Когда я подошла к дому, я сняла наушники и приготовилась уже было позвонить, но, как только я выключила музыку, я услышала радостный сиплый голос:
   – ЭННИ! – я подняла голову. Из окна четвертого или пятого этажа торчала знакомая веселая рожица. С улыбкой чеширского кота, он помахал и сказал, что сейчас спустится. Минуты через две он показался из-за угла и с очень довольным выражением лица поманил меня за собой. Я вошла в галантно отворенную передо мной дверь, мы поднялись на пятый этаж и о боже! Что это была за квартира! Три большие комнаты, огромная столовая вместе с кухней, громадная ванная. Все сделано по последнему слову техники, стильно, шикарно и очень красиво. Да, мне кажется, я уже начала подзабывать, что он не считает денег.
   Я села в кресло, Риччи предложил мне поесть или что-нибудь выпить. От еды я отказалась. Риччи сделал нам обоим по чашке крепкого чая и сел на диван. Положив ноги на стоявший рядом стул, он потянулся и закинул руки за голову. Ему явно было тут скучно одному, и он был рад меня видеть. Мы выяснили, что он все утро безуспешно набирал мой номер – и дело было не в моем телефоне, а в номере, который он набирал (да, я думала уже об этом в первые дни, когда он только прилетел и не звонил). Я дала ему номер с восьмеркой, он и набирал +8-…
   – Я сегодня раз 200 набирал твой номер, а он все был отключен и отключен, я думал, все, закончились мои московские каникулы! – воскликнул он. Я усмехнулась: я думала точно так же про него.
   С телефоном разобрались, и разговор пошел как-то вяло, пока мы не коснулись одной очень любопытной темы, которая, как мне казалось до сегодняшнего дня, вызывала вопросы только у меня.
   – Ты сказала маме, что едешь ко мне? – спросил Риччи с некоторой усмешкой в голосе. В прошлый раз я сказала, что мама не знает, что я с ним, потому что ей не стоит.
   – Нет… Ей этого… – «не хотелось бы знать…»
   – Не стоит знать? – еще больше усмехнулся он.
   – Да, именно так. Да и потом, я не все ей говорю, это нормально. Не обо всем стоит всегда рассказывать, —повисло неловкое молчание, а затем последовал неожиданный вопрос.
   – Она на меня злится? – спросил Риччи. Я нахмурила брови и откинулась на спинку кресла.
   – Да нет, скорее… – это я на тебя злюсь! – это она на меня злится, а не на тебя. Но это сути не меняет, в общем-то.
   – Ну да… – он заерзал, а потом, несколько сбивчиво продолжил: – я хотел еще вчера спросить, но что-то не решился. Не знаю, наверное, боялся ответа, – я недоуменно посмотрела на него, но реагировать не стала. – Ну, то есть, у нее есть полное право на меня злиться. Ровно настолько, насколько у тебя есть это право. Это вообще было бы самым нормальным в данной ситуации, ты скорее всего думаешь «Ах ты козел», и это верно, это нормальная реакция на такие вещи.
   – Да нет, я так не думаю, – улыбнулась я, впрочем, фраза прозвучала неубедительно.
   – Нет-нет, я серьезно, это совершенно нормально. Гораздо лучше, чем молчать, сказать все, что ты думаешь. Мол, «ты – такой-сякой, поддонок последний…» – он рассмеялся, потом посмотрел на меня, ожидая реакции. Я поняла, что это была не просто попытка поддержать разговор. Он серьезно намеревался обсудить эту тему.
   – Ну… – я запнулась и медленно продолжила, пытаясь подобрать нужные слова, – да, я злилась. Но это было раньше. Да, я очень злилась, но потом поняла, что мне не на что было.
   – Нет-нет, не говори так, – он помотал головой и закрыл глаза, – Все, что ты чувствуешь – есть единственно верное, то, во что следует верить. Если ты злилась, не говори себе, что у тебя не было причин – значит, они были. Это чувства, это нормально, – я начала нервно теребить ярлычок от пакетика с чаем, всеми силами пытаясь не смотреть Риччи в глаза. До этого разговора я с радостью играла с ним в гляделки и чаще всего пересиливала его, но теперь мне правда стало неуютно.
   – А на что я должна злиться? Все было хорошо, ты был более чем сдержан… – но увидев неудовольствие на лице моего собеседника, я вдруг улыбнулась и решила, что больше нет смысла лукавить, пришло время разговаривать. Хочешь правду? Получай: – Хотя знаешь? Да, на самом деле, эта вся история вызвала у меня кучу разных эмоций. Это сейчас я уже понимаю, что моя злость и прочее были необоснованными, но честно, когда ты меня поцеловал, – я выдержала паузу и посмотрела ему в глаза, пытаясь самой себе доказать, что я и правда больше не боюсь с ним затевать этот разговор. Раньше мы ни разу этого не касались, как будто это было то-о-чем-нельзя-говорить, – мне, честно говоря, хотелось тебя ударить чем-то тяжелым… – мы оба засмеялись, Риччи снова закрыл глаза, покачал головой и протянул:
   – Черт, как хорошо, что ты этого не сделала, – я продолжила:
   – Но я хотела. Очень хотела. Пойми, я не сделала этого только потому, что я была настолько шокирована этим, настолько в растерянности, что даже если бы рядом лежал тяжелый кирпич, а его, к сожалению, не было, я бы не сообразила…
   – Я же говорю, это нормальная реакция. Сказала бы мне сразу: «Ты, подонок…» – он засмеялся, я с наслаждением закивала головой и сказала:
   – Не-ет, у меня было для тебя другое слово, – он вопросительно поднял бровь, а я выдержала театральную паузу, чтобы эффектно выдать разученное год назад ругательное турецкое слово: – Pezevenk. – Риччи усмехнулся, потом закатил глаза и закрыл лицо руками:
   – О Аллах… Да, я все понимаю, – он кивнул и посмотрел на меня с задорной улыбкой. Потом резко нахмурился: – Если серьезно, я считаю, что нам давно пора уже об этом поговорить.

   Вот тут уже я расплылась в улыбке. Единственное, что я поняла об этой истории за последний год, так это то, что я никогда не потребую у Риччи ее обсудить, ведь там же даже нечего обсуждать. 5 дней мы были вместе? Дважды поцеловались? Потанцевали под луной? Мм, да, какие тут могут быть вопросы. Мне бы может и хотелось бы это обговорить, но я бы никогда этого не предложила, потому что не видела смысла. Но если так считает даже он, как я думала, человек, вообще в принципе не заморачивающийся такими вещами, то и правда пора.
   – Ты можешь мне задавать любые вопросы, я знаю, их много. Ведь я понимаю, как тебе было тяжело и больно, – это был удар ниже пояса. Ты не мог этого понять, ведь ничего собственно и не было, для тебя это был лишь еще один легкий курортный роман, один из миллиона.
   – Мне было тяжело, – я покачала головой, – но теперь этого нет. Прошло уже два года, я уже не чувствую того, что чувствовала тогда. Мне было тяжело, а сейчас – нет.
   – Не надо, давай будем честными в этом разговоре. Вчера я видел, что тебе тяжело, все еще тяжело. Поэтому ты должна задать эти вопросы, у тебя есть шанс узнать все, что тебе интересно, я обещаю, что постараюсь честно и доходчиво с тобой обсудить все, что тебя волнует, – говорил он, а я все больше погружалась в состоянии шока, совершенно не ожидая таких разговоров.
   – Аналогично, вопросы были, но с течением времени они испарились, я сама на них ответила, – я продолжала терзать бедный ярлычок от чайного пакетика.
   – Нет-нет, договорились честно, – он недовольно замотал головой.
   – Просто с возрастом я поняла, что те вопросы, которые возникли у меня 2 года назад, они просто глупы. Ну сам подумай, одна неделя только, какие тут могут быть вопросы? У меня нет причин спрашивать, почему, что и как. Это уже не имеет значения, – я отвернулась, при этом расстроено скрестив руки на груди. Я же сама понимала, что то, что я говорю – правда. Я буду чувствовать себя полной идиоткой, если задам ему хотя бы один вопрос о чувствах.
   – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ты не права. Все имеет значение. Это не просто глупости, это твои чувства. Если они были, тогда все равно, были на то причины или нет. Было это год или всего неделю. Нельзя просто отворачиваться от своих чувств. У всех есть чувства. У меня тоже есть чувства. Я ведь не изо льда, мне тоже бывает больно. Особенно больно, когда я доставляю боль кому-то другому. И в данной истории мне тоже было больно. Я никогда не завожу ничего с 18-летними и уж тем более младше, но ты была другой. Даже просто разговаривая с тобой, я видел все твои продвижения по жизни, твои шаги, большие и маленькие, твои открытия и твой прогресс. И я… – он запнулся, провел рукой по лбу и посмотрел на меня, после чего сказал извиняющимся голосом: – я не знаю, как это случилось, я поддался каким-то чувствам… Но я очень не хотел тебя ранить потом, хотя и знал, что ни к чему это не приведет. Ты не можешь посвятить свою жизнь мне, я не могу посвятить свою жизнь тебе, но мы оба просто услышали эти чувства и соответствовали тому, что говорит нам внутренний голос. Мне очень жаль, что это потом принесло тебе столько сложностей и боли. Я тоже очень часто об этом думаю. Например, ты попросила меня стереть все контакты, я это сделал, потому что, как я уже тебе говорил, я тебя глубоко уважаю. Как только ты мне сказала, что ты этого хочешь, я немедленно сделал все, что ты просила. Но потом через год я, очищая входящие, увидел старое сообщение с незнакомого российского номера. Я решил написать, потому что не знал, кто это, я думал, а вдруг это какой-нибудь танцор, аниматор, кто-то, с кем я случайно мог потерять связь. Когда ты ответила мне на мою смс… оо, Аллах… – он покачал головой и закрыл ее руками.
   – О дааа, я очень хорошо это помню, – ответила я. Эта смс пришла в тот момент, когда я только-только начала о нем забывать и жизнь входила в нормальную колею. Сейчас даже несмотря на сильные эмоции, кипящие внутри, я старалась не давать им волю, тем более, что Риччи вел себя мило и располагающе. Поэтому я говорила, максимально подчеркивая отдельные слова, с паузами, сохраняя при этом добродушное выражение лица. Повернувшись к собеседнику, я продолжила: – никогда не забуду это. Прошел год, я уже почти забыла всю эту историю и тут… сюрприз. Немецкая речь с турецкого номера. У меня даже вопросов не было, кто это… – я наигранно нахмурила брови и томно, с театральным пафосом в голосе протянула: – И вот только я все забыла и все по новой, спасибо.
   – Да, я тогда долго думал, как бы ответить, – Риччи залился краской стал говорить сбивчиво, часто вздыхать и с трудом подбирать слова, – ведь знал, что уже сделал глупость. Так унизительно, я сказал, что все контакты стер, так и было на самом деле, но вдруг снова тебе написал. Это было ужасно… Я долго потом не мог заснуть. Да, это было ночью, я помню.
   – Я тоже… – я закивала, в очередной раз, наигранно изобразив недовольство. Но потом улыбнулась, а Риччи попытался оставить неприятную тему про сообщение.
   – Зато потом, в этом году, когда я увидел вдруг твое письмо, я не мог глазам поверить. Я читал и читал. Потом снова перечитывал и так пять или шесть раз. Потом понял, что ты уже выросла, стала молодой дамой, мне было очень приятно получить твое письмо, это было так неожиданно.
   – Да, я поняла, что не имело больше смысла злиться…
   – Нет, мы договорились, не надо так говорить. Ты знаешь, злость не требует повода, опять же, если ты злилась, значит так и должно было быть. Я злился на себя за то, что поддался этому всему. Когда я пригласил тогда тебя в номер, я тут же хотел провалиться сквозь землю, в мыслях я кричал на себя: «Господи, что ты делаешь?!» – он снова закрыл голову руками и потом уверенно добавил: – я знал, насколько это неправильно, даже сам факт, ведь я уже говорил, я уважаю тебя, ни в коем случае не имею по отношению к тебе грязных намерений. Но сам факт, что я позвал тебя к себе в номер, заставлял меня бить себя по голове и повторять: «Что ты творишь?» – рассказывал он. Я медленно кивала. Мне было приятно наконец осознать, что то, что меня так долго убивало, постепенно растворилось в воздухе – я думала, я была единственной, кто так долго над этим всем размышлял. Я думала, он ничего вообще по этому поводу не чувствует и не думает.
   – Приятно это слышать… Что ты понимаешь.
   – Да, я всегда это знал. Больше всего я не хотел причинить тебе боль. Поэтому сейчас, в очередной раз говорю, тебе надо спросить у меня все, что тебя интересует. Пожалуйста, это необходимо. Я знаю, что тебе тяжело это все далось, и я не виню в этом никого, кроме себя, поэтому знай, я всегда рядом, чтобы ответить тебе на твои вопросы, поговорить об этом, дать совет, если таковой нужен. Мы с тобой оба поддались этим чувствам и теперь мы должны вместе это преодолеть. Я знаю, что тебе тяжело, знай, я всегда тебе помогу.
   – Спасибо, мне было очень важно это услышать, – я говорила искренне. Я никогда не ожидала от него таких слов, особенно «по собственной инициативе». То есть, когда год назад я наорала на него на эту тему, я ждала чего-то подобного, но этого не было. А сейчас не было никаких предпосылок, и его возникнувшая ниоткуда забота была очень приятна, она сглаживала все острые углы этой неприятной истории.
   – Вчера ты заметила, как это было необычно, да? – протянул он, вопросительно подняв бровь. – Когда мы вечером расставались, – я не поняла, о чем он говорил. Пожала плечами.
   – Оооо. Нет, так не пойдет! – воскликнул он и резко встал, подошел ко мне и поднял меня с кресла. Потом неожиданно сжал в объятии. Ничего скользкого, просто старые добрые объятия. – Что ты чувствуешь? – спросил он интонацией экзаменатора.
   – Не знаю… – слукавила я. «Защищенность. Тепло. Отцовское тепло?»
   – Нет, это неправильно. Тебе неуютно?
   – Отнюдь. Хорошо.
   – Просто постоять так, молча. Ты должна понять, что я всегда тебя поддержу, если что. Я всегда рядом, чтобы помочь, – так мы стояли почти минуту. Потом расселись на свои места, и я в очередной раз не знала, куда мне деть взгляд. Нам уже пора было идти, и я кивнула на часы, как-то неуверенно буркнув и густо залившись краской:
   – Нам пора.
   Риччи почему-то вдруг рассмеялся, а потом покачал головой, громко воскликнув:
   – Энн!! Не беги от своих чувств. Если ты не научишься в них разбираться, быть с собой честной, задавать вопросы и получать ответы, говорить, ты всегда будешь испытывать трудности, ты никогда не справишься с этим. Не беги от своих чувств, помоги себе с ними разобраться, помоги мне в них разобраться.
   – Да-да, я понимаю… – я улыбнулась, – Но некоторые чувства совершенно не нужны…
   – В этом я согласен, – закивал он, но я продолжила, не обращая внимания на его реплику:
   – Когда понимаю, что нет смысла их испытывать, тогда я поступаю именно так.
   Он вопросительно поднял брови.
   – Ну да, бегу… – вынужденно призналась я. Риччи снова залился смехом. Потом вздохнул:
   – Ах, Энни. Пожалуйста, не забывай о вопросах. Я буду рад ответить, если тебя что-то интересует. Очень рад. И я несказанно счастлив, что мы наконец об этом обо всем поговорили, этого не хватало.
   – Да, я согласна. Спасибо, это было полезно…

   И мы поехали на Красную площадь. Я помогла ему встретиться с его русскими друзьями, с его другом, с которым они приехали сюда вместе и его девушкой, и мы все вместе пошли в суши-бар. Там за шутками, весельем, диким хохотом мы провели потрясающий вечер.
   Риччи и его друг сидели за разными концами стола и периодически начинали бормотать на турецком, но я выдала себя, в очередной раз не сдержавшись и рассмеявшись над турецкой шуткой. Друг Риччи, известный футболист из клуба Трабзонспор, был в недоумении, а Риччи сказал ему с ухмылкой:
   – Да, блин, Умут, нам теперь с тобой не посплетничать, она все слышит и понимает.
   В результате к середине вечера я была не только периодическим переводчиком Риччи, когда тот не мог выразить свои мысли на английском, но и, чего я совсем не ожидала, переводчиком с турецкого на русский для девушки Умута (тот плохо говорит на английском, а она не понимает турецкий, не представляю, как они вообще общаются между собой), а также для остальных, жаждущих узнать, о чем же сплетничают Риччи и Умут. Это было незабываемое чувство – я и это понимала, и то могла перевести, помогала находить нужные слова, объяснить. Потом мы гуляли до посинения. Промерзли, но зато совершенно довольные разошлись по домам. Еще долго не забуду этот странный день, который, казалось, никогда не закончится.
   В последний день я, как и обещала, позвонила ему сразу, как освободилась от работы. Освободилась, естественно, раньше, чем обычно, придумав всевозможные отговорки для начальства. Сходила покушала, потому что все то время, что я находилась рядом с ним, я не могла есть. Настолько внутри все скручивало, что еда просто не лезла. Крайне паршивое состояние. В общем, пошла в пиццерию, заставила себя съесть порцию пасты, потом позвонила. Я не стала звонить раньше, так как знала, что сегодня Риччи позвали в галерею
   Но оказалось, что он никуда не ездил. Его друг недавно проснулся, и они только что закончили завтракать. Он сказал, что через полчаса они выезжают в город, и как только они это сделают, он позвонит, и мы встретимся. Я поехала на Красную площадь, решила, что оттуда будет проще всего куда-либо добираться. Погуляла, посидела на скамейке, покурила, потом решила, чтобы зря не ждать, прогуляться до книжного магазина. Но, как это всегда бывает, только я подошла к переходу – звонок.
   – Мы сейчас садимся в такси, едем туда же, где были вчера – на Красную Площадь к вашему торговому центру и катку. Там и встретимся тогда. Годится?
   Конечно годится, мне и ехать никуда не надо. Попросила позвонить, как они будут там. Пошла прогулялась по ГУМу, потом потопталась на площади, смотрела по сторонам, думая, что увижу их раньше, чем они позвонят. Но они прошли каким-то видимо другим путем и, когда они позвонили, они были уже в ГУМе, в магазине Армани (куда мне до них, пафос-пафос…).
   Следующие полтора часа мы тупо ходили по ГУМу, разговор шел в основном на турецком между Умутом и Риччи, мы с Аней (девушкой Умута) были не при делах. Ну, то есть, я частично понимала, о чем они разговаривают, но в беседу не вступала. Было дико скучно ходить с ними по магазинам. Я уже думала, что зря вообще сюда пришла. Но Риччи сказал ведь, что я могу задавать вопросы. Вот у меня и был один вопрос, но задавать его при всех, даже зная, что никто больше не понимает немецкий, я боялась. Мне казалось, вопрос такой простой, что на каком языке его не задай, я выдам себя. Я не хотела, чтобы остальные знали, что нас с Риччи что-то когда-то связывало. Мне казалось это невежливым, неприличным и неуместным. Поэтому я стойко выдержала поход по магазинам, потом мы пошли в кафе (тоже, разумеется, не менее пафосное… и что я там вообще делала?).
   Впрочем, там было не менее скучно, потому что мужчины продолжали говорить на турецком, причем так быстро, что даже я уже не понимала их речь. В результате мы сидели и общались с Аней. Нет, это было хорошо, ведь нам обеим было скучно, и мы обе не понимали, как можно так приехать «смотреть Москву» – два часа протаскаться по бутикам, а потом засесть на вечер в кафе. Я предложила съездить на смотровую площадку. Я так хотела, чтобы мы туда съездили, там так красиво, они бы это непременно оценили. Но у Умута на следующий день была запланирована важная тренировка, которая решит впоследствии, в какой команде он будет играть в этом сезоне, он боится разболеться, а там довольно холодно. В итоге мы посидели в кафе, потом поехали к ним домой ужинать.
   Когда мы уже подходили к их дому, я таки решилась задать вопрос, но разговор получился крайне странным.
   – Ты помнишь, ты сказал, я могу задавать вопросы, когда хочу? – спросила я. Риччи закивал:– Да-да, естественно.
   – Хорошо, потому что у меня есть один вопрос, который меня уже очень давно интересовал, он очевидный и очень глупый, – я долго репетировала в этот день тот момент, когда задаю этот вопрос и почти отчеканила то, что уже заучила:
   – Когда я была у тебя в отеле, помнишь, я с тобой однажды целый день не разговаривала. Это было не только потому, что ты пригласил меня к себе в номер, но больше потому, что я весь день думала о том, как же глупо я попалась на крючок. Думала, ну у тебя каждую неделю новая девушка, а я, соответственно, одна из множества. Несмотря на краткость нашего с тобой «романа», у меня уже были какие-то чувства к тебе, и для меня это было чем-то особенным. А для тебя, как мне казалось, это было чем-то очень привычным, повседневным, и от этого мне было безумно обидно. Так вот мой вопрос прост, и я хочу, чтобы ты ответил честно. Было ли это для тебя чем-то ну хоть капельку особенным?
   – Я хочу сказать, что ты очень неверно думаешь, что у меня может быть несколько девушек одновременно. Когда я с кем-то встречаюсь, я больше ни на кого не смотрю, потому что мне не хочется, я полностью погружаюсь в эти чувства, – ответил Риччи. Я нахмурилась и прервала его:
   – Нет, это не то, что я говорю. Я говорю, для тебя это постоянное занятие – с кем-то встречаться в отеле, но было ли то, что было тогда чем-то хоть каплю особенным? Или это был один из сотни романов? – я уже чувствовала себя погано, подумав, что хватит унижаться. Но что-то внутри меня поставило себе цель получить ответ на этот дурацкий-предурацкий вопрос, который вечно волнует всех девушек. И я знала, что честного ответа вряд ли дождусь, но все же надеялась не на простой и короткий ответ из серии да-нет. Я ждала такой ответ, в который я смогла бы поверить, дабы успокоить свое эго. Но Риччи меня опять не понял.
   – Да, конечно, ты была особенной. Ведь ты была настолько юна, и мне нужно было быть с тобой очень осторожным. Никаких грязных намерений, больше разговоров и просто времени, проведенного вместе, – вот тут мне откровенно захотелось заплакать. Значит он говорит, что я была особенной, потому что мне было всего 16 и ему надо было со мной осторожненько мутить, так, чтобы не спалиться? Отлично! Лучше ответа не придумаешь. В какую сторону тут метро?..
   – У тебя вообще были хоть какие-то чувства? – спросила я, на секунду остановившись как вкопанная. Это не совсем то, что я хотела сказать, но получилось именно так. Хотелось еще при этом ему битой по голове добавить.
   – Элен, – усмехнулся он, я сразу шикнула, потому что не люблю, когда меня называют полным именем, – когда у меня нет чувств, ничего этого не происходит. Я не целую кого-то, к кому у меня нет чувств. Это же очевидно. А когда ты видишь, как человек, к которому у тебя есть чувства, улыбается, смеется, это незабываемо, это не описать словами, это можно только почувствовать, – быстро говорил он, но мне было уже все равно. Мне казалось, было сложно не понять мой вопрос, но он не понял. Так унизительно. Это было так унизительно. Но я понимала, что устала уже его ненавидеть и постараюсь пропустить эти реплики мимо ушей. Ведь вчера все было так хорошо.

   Уже дома Умут и Аня ушли в одну комнату, а мы с Риччи засели в другой. Сначала мы оба молчали. Я смотрела на часы и считала, сколько мне еще предстоит сидеть и думать над тем, что он сказал. Но Риччи как всегда первым нарушил тишину:
   – Я тебе уже говорил, ты можешь рассказать мне то, что тебя волнует. Рассказать мне все. Я немногим это говорю, но ты можешь обращаться ко мне с этим в любое время, – я кивнула, но, увидев, что Риччи, видимо, ждет, что я начну говорить, пожала плечами.
   – По-моему мы вчера так много на эту тему говорили, что у меня уже ничего не осталось. Сегодня я почти весь день молчала.
   – Да, я заметил.
   – Я больше думаю, а это иногда сводит с ума. Если бы я только могла отключить свою голову на время, это было бы так кстати.
   – Обдумывать что-то не есть плохо.
   – Да, но одно дело просто обдумывать, а другое дело думать постоянно. Ты думаешь днем, ты думаешь ночью, думаешь днем, думаешь ночью, так ты постепенно перестаешь есть, спать и сходишь с ума, – я посмотрела на собеседника, пытаясь понять, знает ли он, о чем именно я говорю. Он сначала немного завис, но потом сказал:
   – Все это испытывают. Но никто не признается. В тебе удивительно как раз то, что ты делишься этим с другими, это уже шаг к облегчению своей ноши. И более того, мне вдвойне приятно, что ты делишься этим именно со мной
   Я покачала головой:
   – Да, возможно, но это не помогает. Я все равно постоянно думаю о чем-то, – я знала, что именно подразумевала под этим «чем-то», но видела, что он не догадывается.
   – Поверь, придет время, у тебя будет столько занятий и работы, что на все остальное не останется времени. А сейчас у тебя проблемы потому, что ты, как мне кажется, не позволяешь себе расслабиться.
   – Я позволяю, но это не помогает.
   – Нет, ты этого не делаешь.
   – Скажи, что именно ты имеешь в виду.
   – Просто развлечься, делать то, что тебе хочется – сходить вечером на дискотеку с друзьями, посидеть-поболтать, забыть о повседневных заботах.
   – По-моему я как раз кроме этого больше ничего и не делаю, – я провела рукой по лбу и посмотрела на часы. Еще 3 часа.
   – Тогда не зацикливайся. Все мы думаем, много думаем, я тоже думаю, со временем, все встанет на свои места.

   Потом как-то постепенно разговор опять вылился с его подачи в «выяснение отношений». Я уже не помню, с чего все началось.

   – …Я могу тебе сказать, что ты вообще первая, младше 18, из тех, кто был со мной. У девушек, младше 18, какими бы они ни были, со мной нет шанса. Я не смотрю на них, они меня не интересуют. У меня даже 18-летних не было никогда, всегда 25—30 лет. Очень многие считают, что есть разница между тем, сколько мне и ей лет. Но это не так. Я не чувствую себя старым (ему было 35). Элен, – я снова невольно поежилась от этого имени, – я танцую, когда мне хочется, просто идя по улице, я пою песни, когда есть настроение…
   – Да, я знаю… – я улыбнулась, вспоминая, каким действительно харизматичным и игривым он был. Он и правда мог просто затанцевать вдруг на улице или подойти к прохожему и рассмешить его чем-то. Ему улыбались даже наши грубые жирные продавщицы в магазинах, потому что он их смешил.
   – Но что касается тебя… ты и правда первая, – ладно, будем считать это ответом на вопрос про особенность. Опять он меня расположил к беседе, – и ты не думай, что ты одинока в своих переживаниях. Взять, к примеру, меня. Я живу один, уже более десяти лет, с тех пор, как мы разошлись с женой. И я знаю, что после этого я никогда не смогу больше жить с кем-либо вместе. Я просто не смогу. Но жить одному? Это тяжело. Это чертовски тяжело. Я прихожу в свой огромный дом, меня там встречает моя кошка, и все. Да, у меня есть деньги, но деньги не разговаривают. Большинство моих друзей думают, что я приехал сюда, в Россию и использую любую возможность, чтобы переспать с любой из своих знакомых. Они глупы. Да, у меня много друзей здесь и есть много женщин, которые уже пытались дать мне понять, что они не против, но мне это не нужно. Все эти дни мы – Умут, Аня, ты и я гуляли, общались, разговаривали, и для меня это было важнее всего. К черту секс, мне гораздо важнее чувствовать внутреннюю связь с человеком. Как с тобой, сейчас, за разговорами.
   Через некоторое время и я разговорилась. Не знаю почему, мне вдруг захотелось об этом ему рассказать…
   – Этим летом я даже ходила к психологу. У меня были определенные проблемы, расстройство, и к тому моменту все было уже в порядке, но мы хотели выяснить причины…
   – Я тоже хочу отправить сына на терапию, мне кажется, это должно помочь ему разобраться в себе.
   – Чепуха! Зацени, я сбежала оттуда после четвертого же занятия.
   – Ты ему не доверяла, наверное?
   – Нет, дело было не в этом. Просто мы пришли с конкретной проблемой, в которой он должен был разобраться, а он вдруг затронул другую тему, которая была мне очень неприятна и никак к делу не относилась.
   В этот момент на кухню пришли Умут с Аней и Риччи начал готовить ужин. Я поняла, что шанс рассказать все, как есть, упущен. Но Риччи повернулся ко мне и сказал, чтобы я продолжала. Они все равно по-немецки не понимают.
   – Итак, ты сказала, что он затронул некую тему, тебе стало неприятно, и ты больше к нему не ходила?
   – Ну да, вроде того, но он сказал, что если я найду решение этой проблемы, то…
   – … все встанет на свои места? Ясно, значит так и надо сделать.
   – Нет, ты не понимаешь. Он назвал это проблемой, а я не знаю, как найти к ней решение, ведь я не считаю это проблемой.
   – Ах вот в чем дело. С лета что-нибудь изменилось? – вот он, шанс сказать! Но я все думала, как бы лучше сделать. Мне упорно казалось, что если я скажу «Этой проблемой был ты», даже на немецком, все поймут, что именно я сказала, и я снова буду чувствовать себя полной дурой. Настоящая теория заговора.
   – Ну, понимаешь… – я говорила размеренно, подбирая нужные слова, – если бы, скажем, ты приехал летом, я бы ни за что с тобой не встретилась, но так как сейчас я сижу тут и как ни в чем не бывало с тобой разговариваю, значит, я и правда решила проблему…
   – Так вооот, о чем ты говоришь! – громко воскликнул Риччи. Когда пицца к ужину была уже в духовке, он вдруг стал нервно расхаживать по комнате и как-то несколько раздраженно пробормотал: – Надо было с этой «проблемой» поговорить, ведь у этой «проблемы» тоже есть чувства, этой «проблеме» тоже тяжело и больно… – мне стало не по себе, так он подчеркивал это слово проблема… Я невольно вжалась в кресло.
   – Какой там поговорить, я, когда нервничаю, даже не ем ничего, в такой ступор я вхожу! Я могу день не есть, два не есть, три не есть… – протянула я, посмотрев на пиццу и пытаясь понять, по-прежнему ли я вся на нервах или нет.
   – Три дня? Это довольно много, чтобы совсем ничего не есть… С другой стороны, я восхищен тобой, я знаю, как тяжело тебе, скорее всего, было решиться со мной вновь встретиться. Это действительно требует храбрости. И если ты сейчас здесь, и мы говорим, как ни в чем не бывало, значит, ты очень сильный человек.
   Через некоторое время я поняла, что раз Риччи спокойно говорит со мной об этом при остальных, он либо уверен на все сто, что они не понимают, либо не беспокоится о том, что они услышат и поймут. Я решилась и спросила:
   – У меня есть еще один вопрос… – Риччи заулыбался так, как если бы это его ребенок в очередной раз спросил нечто занимательное вроде «где живут единороги?». Я захотела продолжить гнуть свою линию. В общем и целом, это был тот же самый вопрос, но, наверное, в таком контексте ему будет проще его понять. – Ты сказал, что у девушек младше 18 с тобой нет шанса, мол, они тебя не интересуют. Что же в этот раз тогда изменилось? – он еще больше расплылся в улыбке, потом, слегка запинаясь, ответил:
   – На это сложно что-то сказать. Это чувства, это необъяснимо, нельзя описать словами. Что-то потянуло меня, я не знаю, как это объяснить. Я никогда раньше такого не чувствовал…
   Что ж, давай зачетку, садись, пять.

   В конец он опять расчувствовался и много раз повторял, что безумно рад, что мы поговорили, обсудили все как есть. Он в очередной раз напомнил мне, что я всегда могу ему все рассказать, когда мне тяжело или когда мне этого хочется. Мы вместе поужинали, потом мужчины пытались протестировать мое знание турецкого. Они говорили что-то, я отвечала им на английском или немецком, по мере восприятия.
   За столом, уже после пиццы и чая пошло второе блюдо. Пиццу, надо сказать, я ела не охотно, но ела все-таки. Значит, все было нормально. Второе блюдо, приготовленное по рецепту Риччи – паста в томатном соусе под айраном. Это было необычно, но очень вкусно. Аня долго шутила, что только турки могут есть пиццу вместе с пастой и еще вприкуску с хлебом.
   В десять часов мне было пора уходить. Риччи предложил остаться, сказал, может постелить мне в своей комнате, а сам лечь в гостиной на диване, но как бы сильно я этого ни хотела, я наврала маме про вечерние занятия в художественной школе, и она и так волновалась, что я только к полуночи буду дома. Звонить и говорить, что я останусь у подружки ночевать, я не хочу. Да и оставаться на ночь в одной квартире с Риччи, сколь бы благородным он ни был, я тоже не хочу. Не хочу начинать все по новой. Он хотел меня проводить до метро, но я попросила его этого не делать. Надо же мне, наконец, от него отдохнуть! Попросил позвонить, как доеду. Проследил, что я дождалась лифта. Распрощались.

   Уже дома по телефону я поблагодарила его за все, потом на турецком спросила: «Ты от меня и бесконечных разговоров, наверное, уже устал?» – он посчитал это установкой к переходу на турецкий, начал быстро меня в этом разубеждать, потом сказал: «Если я буду еще в Москве, обязательно позвоню и мы проведем время вместе. Уговор? Потом, если ты будешь в Турции, обязательно звони и мы проведет время вместе. Уговор?» Да-да. Непременно.

   Эпилог

   Собственно, так и будет всегда. Ты уедешь, тебе там будет тяжело в одиночку. Я останусь тут, буду долго думать и размышлять о том, что ты тут мне всего наговорил. Но в этот раз все совсем по-другому. Это то, о чем я всем говорила, это то, чего я так долго ждала. Ведь тогда мы расстались очень странно, все было так скомкано, мы никогда потом не обсуждали, что между нами произошло, никогда даже не затрагивали эту тему.
   По большей части все мои проблемы и переживания были только от одного – я думала, тебе безразлично. Я была уверена, что мы не затеваем эти разговоры только потому, что нам не о чем говорить. Я думала, что это все настолько ничтожно, что не заслуживает даже пары слов. Но мне хотелось. У меня и правда было много вопросов, но я никогда не утруждала тебя ими, потому что знала, что и так уже достаточно унижалась в этой истории. Но вдруг вот он ты, говоришь, что я должна рассказать тебе все-все-все, что я чувствую, вытягиваешь из меня вопросы… Заставляешь говорить тебе о своих чувствах. И что самое приятное, ты всегда первый затеваешь этот разговор. От меня не требуется буквально ничего. Лишь поддержать тебя, когда ты вновь начинаешь объясняться и говорить, что чувствуешь сам.
   Узнать, что ты так много об этом обо всем думал, словно поменять полюса на Земле местами. Я знала о тебе все что угодно, кроме этого, я бы никогда не подумала, что ты переживаешь. Переживаешь уже не за себя, как тогда, в отеле, спрашивая меня каждые пять минут, все ли нормально, а за меня. Ты хочешь мне помочь и меня поддержать. Ты предлагаешь мне объятья, учишь меня по новой с тобой общаться. Ты очень обо мне заботишься и внимательно следишь за моим взглядом, как и о чем я думаю, у тебя легко получается прочесть почти все, что пролетает в моей голове, по глазам. Ты звонишь, чтобы узнать, дошла ли я домой в восемь часов вечера. И с упреком громко восклицаешь: не забывай турецкий!!
   И теперь я понимаю, что даже если бы у меня был шанс все тогда переиграть, я бы оставила все, как есть. Ты ведешь себя со мной, как отец. Даже больше. Мой папа никогда не интересовался так сильно тем, как я себя чувствую, о чем думаю. Он никогда не заставлял меня рассказывать ему, как и что… Он вообще не утруждал себя встречами со мной последние несколько лет. А ты прессуешь меня до тех пор, пока я не оттаю и не начну делиться своими чувствами и переживаниями с тобой. Это очень для меня важно. Это было для меня очень важно. Эти три дня прошли для меня как в параллельном мире, но теперь я знаю, что история, которая меня так долго мучила, наконец закончена. Два года с лишним прошло. И вот я наконец могу закрыть книгу, поставив окончательную точку. Это произошло. Спасибо за то, что ты друг и что ты теперь просто есть для меня как человек, а не как «проблема».

Часть 3

   Зря я конечно наивно полагала, что все закончится так быстро и так просто.

   Не найдя лучшего места для своего первого отдыха без родителей в свои восемнадцать, я собрала вещи и отправилась в «воспоминания». Ехала я туда с архи-позитивными намерениями, зная, что ничего от этого человека больше не хочу, кроме простой человеческой дружбы и общения. Плюс мне надо было отвлечься от всего, чем я занималась в Москве: от художественной школы и предстоящих выставок, стресса, от верстки, от неудавшегося романа с преподавателем этой школы, из-за которого я чуть не развалила саму школу. И чуть не исполосовала себе вены в порыве неразделенных чувств. И я знала, что здесь отвлечься у меня точно получится. В конце концов, клин клином вышибают.
   Плюс мысль, что я впервые еду одна грела мне душу. Еще в аэропорту, где я была уже в районе шести утра, я чувствовала невероятный прилив сил. Раннее-раннее утро, когда все вокруг еще спит, я рассталась с мамой после паспортного контроля и почувствовала огромное облегчение. Выхожу я такая в зал ожидания – вся красивая, напомаженная, разукрашенная (боже, как чучело огородное, если честно… ах, этот возраст). Черное короткое платье с огромными разноцветными кляксами, короткая джинсовая курточка, арафатка и конечно же любимая ковбойская шляпа. В общем, мне казалось, что все было просто зашибись. Как и положено в восемнадцать лет перед отдыхом на море в гордом одиночестве. Захожу в ресторан, сажусь завтракать. Денег завались как много, с собой куча всяких модных гаджетов и журналов, чтобы не скучать в аэропорту и во время полета. Ставлю ноутбук на стол, все вокруг на меня глядят – еще бы, на чучело-то огородное – а я стараюсь не обращать на это внимание. Сижу-пишу себе первые впечатления от начавшейся только что поездки в свой бложик. Погрызла кусок пиццы, потом почему-то вспомнила рассказ подруги о том, как она отравилась в этом ресторане, представила себя блюющую в самолете и недоеденную пиццу радостно отодвинула. Кажется, мое любимое занятие «не есть» можно начинать уже сейчас. После тщетных попыток прокрасться в аэропортский вай-фай я сложила вещи в свою огромную полосатую сумку и вдруг нечаянно вырвала у нее молнию. Отличное начало.
   Пошла по магазинам. Целенаправленно, чтобы не тратить время, сразу к стойке с вермутом, взяла себе полуторалитровую бутыль мартини, которая здесь стоила просто копейки, потом повернулась… о бо-оже! Прямо на меня смотрел улыбчивый радужный блок коктейльного Собрания. Великолепные, мои любимые разноцветные сигареты с золотыми фильтрами я заранее собиралась купить к поездке. Об этом отдельно: когда я сказала маме, что хочу вот буквально сейчас купить сигарет в поездку, она кивнула, подошла к палатке, взяла одну и протянула мне с оптимистичным: «Ну тебе же одной пачки точно на неделю хватит?» – я улыбнулась и с удовольствием кивнула. Ее внимание и забота по отношению ко мне в моем подростковом бунте вызывали во мне безграничное чувство благодарности и любви. Впрочем, эту пачку я к нынешнему моменту уже без двух сигарет скурила. Поэтому требовалось еще. 34 евро. Не пожмотилась все-таки и взяла. И довольная – вышла из магазина с огромной бутылкой вермута и блоком сигарет. Кажется, так ездят все русские туристы в Турцию. Не будем отставать от трендов.
   Пошла искать место покурить. Долго ходила по маленькому закутку. Искала буквально по запаху и все-таки нашла. Какое счастье! Присоединилась к толпе курильщиков, выкурила пару сигарет под звуки ранних РХЧП в плеере и пошла в очередь в самолет, считая себя невероятно крутой и безбашенной девицей.
   Самолет оказался просто отвратительный. Я сидела возле прохода, поспала, послушала музыку и… наконец прилетела. Господи, какое счастье. Я вышла в любимом аэропорту… Любимые стены! Любимые лица! Любимый фонтан. «Пошли за толпой-пошли за толпой» – раздавались возгласы растерянных русских вокруг. Я знала куда идти. А если что – вывески на турецком мне помогут. Моему счастью не было предела.
   Выходила из аэропорта с улыбкой на лице, готовая к всеобщему вниманию. Судя по глазеющим местным аборигенам, должный визуальный эффект – ну тот, который «эффект чучела огородного» – был достигнут, ибо костюмчик был что надо. Надела очки-авиаторы, засунула в зубы сигарету (а в другой руке наперевес огромная бутыль мартини). Долго копалась искала зажигалку в сумке, потом раскурила-таки сигарету и, не вытаскивая ее изо рта, подошла к стойке туроператора, пихнула ваучер и, надев как можно более равнодушное выражение лица, пошла к своему автобусу. Села в автобус, включила музыку. Успешно выключила, чтобы услышать все, что скажет гид. Потом после того, как я ответила на несколько вопросов о Турции и сопутствующем, и вопроса гида: а какой вы раз в Турции? – буркнула: двенадцатый – и заткнула уши наушниками в очередной раз. Ничего нового она мне не скажет, это было очевидно.
   Мой отель был третьим по счету. Когда подъехали, у меня внутри все упало еще перед въездом на территорию. Дискотека. Ворота. Вот они, знакомые дорожки… Фонтан, опять же. Вход в здание. Здание, кстати сказать, перекрасили, и слава богу. Они мои мысли прочитали, я всегда говорила, что его надо в белый с желтым красить. Солнечно, красиво, точно лучше, чем тот плесневый розово-синюшный оттенок.
   В номере первым делом переоделась и… Ну первая мысль у нормальных людей? Пойти искупаться. А вот и нет! Пойти куда? На пляж? Нет. В бар! Переодевшись в ковбоя, я поплелась в бар. Погодка пока была унылая, было прохладно, и солнцем даже не пахло. В баре я долго сидела и оглядывалась по сторонам. Никого знакомого из аниматоров. И Риччи, естественно, тоже не было. Ко мне пристал официант. Долго приставал. Когда в конец надоело, написала Риччи смску: «Я приехала, ты где?» – глупо, конечно. Долго думала, отправлять или нет, но, когда устала вертеть головой туда-сюда, я это все-таки сделала. Не дождавшись хоть какого-то ответа, я пошла в номер и завалилась спать. До этого я всю ночь не спала – собирала дурацкий чемодан, теперь пришло время отдохнуть. Закрыла любимые шторы, с помощью которых при любом солнце можно было сделать ночную темень в комнате, легла и почти сразу уснула. Проснулась часов эдак в пять вечера, переоделась в хиппи-платье и пошла снова в бар. Думала выпить пива, но передумала. Скурила седьмую или восьмую сигарету за день. Ко мне подсел очаровательный молодой аниматор Эмре. Очень красивый парень. Разговорились. Спросила на свой страх и риск про Риччи. Боялась узнать, что он, например, там уже не работает или вроде того… Тот сказал, что шеф вечером вроде должен быть. У меня отлегло от сердца. От ожидания моего друга у меня внутри все уже в комок превратилось. Эмре спросил, знаю ли я кого-то в команде аниматоров. Сказала, что из знакомых видела только мальчика по имени Заза. «Заза тебя, наверное, помнит» – протянул он. Нет-нет, мы с ним почти не общались, когда я была. По крайней мере, я так полагала. Но даже несмотря на то, что эти ребята видят за сезон тысячи людей, Заза при виде меня сразу заулыбался, назвал по имени и представил меня моему новому знакомому, расписав во всех красках таланты в футболе.
   Я спросила у него, когда будет Риччи. Тот ответил то же самое: «Вечером должен быть». Ну ладно, не суть. «А он знает вообще, что ты приехала?» – спросил Заза. Вообще да, но он скорее всего забыл… «Да нееет. Я не думаю, что он забыл» – у меня еще раз отлегло от сердца. Приятно было такое слышать и даже почти верилось, что это так.

   После разговора с Зазой мне стало лучше. Намного. А теперь кульминация – в баре произошла вечерняя смена барменов, и там появился мой Эрхан. В такие моменты говорят «aaaand perfect»! Я надела очки, надвинула шляпу, и решила не показываться ему сразу на глаза. Сидела дорисовывала свой скетч, смотрела как он работает, потом улыбнулась, сложила свои вещи в сумочку и ушла.
   А дальше как в фильме. Я поднялась по лестнице и, уже подходя к дверям, обернулась за чем-то и тут услышала знакомый заливистый смех. Сердце екнуло. Мы с ним столкнулись нос к носу. Буквально врезались друг в друга. Он узнал меня сразу, расплылся в улыбке, взял меня в охапку: «У меня сейчас митинг, пошли» – и повел меня обратно. Мимо бара я прошла, даже не замечая Эрхана, видела краем глазом, впрочем, что он меня заметил и, увидев опять в обнимку с Риччи, аж челюсть потерял. Я подошла к сцене и на всякий случай Риччи переспросила: «Мне тоже идти?» – «Натюююрлихь!» – протянул он с голливудской улыбкой. Ну ладно-ладно.
   Мы прошли за сцену, там сидела вся анимационная команда. Все уставились на меня, как бараны на новые ворота. Эмре с Зазой особенно. Риччи попросил дать мне стул, и парни быстро усадили меня рядом. Пока Риччи рекламировал меня все своим работникам, я сидела и краснела, а еще внутри все просто прыгало от счастья.
   После того, как совещание закончилось, Риччи предложил мне познакомиться с двумя его друзьями, футболистами турецкой команды Трабзонспор. Я проследовала за ним, как послушная девочка. Села в компании незнакомых мне мужчин. Они играли в нарды, а я лишь смотрела на это, изредка хмыкая в ответ на турецкие шуточки чисто из вежливости: я почти не вслушивалась в разговор. Одного из присутствующих звали Зафер, и он сразу показался мне крайне неприятным типом, не знаю почему. Со своим идеально выбритым лицом он был весь какой-то ненатуральный… Второй, наоборот, был полноват, немного несуразен, но не вызывал неприязни.
   После игры в нарды мы еще сидели и разговаривали, и к нам периодически подходили прочие работники отеля, чтобы пожать руку молодым футболистам. Ой, поправка. Футболисту. Только Зафер был футболистом, а второй парень, Адем, работал менеджером в команде. При этом на меня все смотрели так странно, что мне стало не по себе. Вроде как «девушка среди турков… Фи». Через некоторое время мы встали и пошли в сторону отеля. Я нарочно сняла свои солнечные очки и, не поворачивая голову в сторону бара, гордо прошагала мимо бармена. Он заметил. Проводил меня взглядом. А я, попытавшись изобразить полную неприступность, приложила все усилия, чтобы не обернуться.

   Вечером в номере я долго пыталась найти себе место. Разговаривая поочередно то со стенкой, то с зеркалом, я все же постаралась создать привычную себе атмосферу жизни на турецком курорте: по телевизору перед ужином стандартно идет идиотское шоу «Федеральный судья» на первом канале, актеры которого играют так плохо, что вместо хода судебного заседания ты наслаждаешься комедийностью ситуаций и диалогов. После душа мне всегда хотелось немного полежать на кровати. Даже не спать. Просто полежать. В такие моменты я непременно закрываю гардины, чтобы создалось впечатление вечера – на улице еще ярко светит солнце. Вспомнив про заветный блок любимых сигарет, лежавший в углу, я ненадолго оставила свою любимую кровать и, прикрывшись полотенцем, вышла на балкон покурить. Вместо наслаждения видом (а вид из моего номера был просто роскошным) бескрайнего леса, моря, гор, мой взгляд невольно утыкается в проходящую мимо анимационную команду. Риччи раздавал указания кому-то из своих, прикрикнул в шутку на младший персонал и чинно прошагал к своей комнате. Докурив сигарету, я вошла обратно в комнату, еще плотнее закрыла шторы и села перед телевизором. Я долго думала, что мне надеть сегодня, и не придумала ничего лучше, как напялить привычные панко-шмотки, чтобы покрасоваться перед уже знакомыми мне людьми.
   На ужин я пошла чисто для галочки. Во-первых, есть я ничего не ела, во-вторых, я просто хотела посмотреть, какой эффект будет производить мой наряд. Если официанты будут клеиться, значит все в норме. А они, кстати, облепили меня почти сразу, как я села за столик. Причем, что удивительно, говорить со мной пытались в основном на турецком. Равнодушно осмотрев столовую, я отставила тарелку, почти ничего не съев, и поплелась в сторону бара.
   В баре я почти сразу взяла себе любимый джин тоник, закурила и осмотрела пока пустую площадь перед сценой. На улице было еще светло, вокруг не было никого. Но через некоторое время ко мне подошел Эрхан.
   – Элен? Как дела? – я смутилась и покраснела от ушей до пят.
   – Все хорошо, спасибо, как твои дела? – тот как-то очень уж несчастно на меня посмотрел, потом неубедительно закивал и почти шепотом протянул:
   – Да, у меня тоже все хорошо, – повисла очень неловкая пауза. Он смотрел на меня с какой-то тоской что ли, а я старалась всеми силами отвести взгляд в другую сторону, ибо, если я смотрела ему в глаза, мое лицо принимало очень уж извиняющее выражение. Я не знала, зачем он подошел, ведь сейчас он, так же, как и я, совершенно не знал, что сказать. Но мне было приятно. Я полагала, что он на меня смертельно обижен. Но он нашел силы, чтобы подойти и сделать вид, будто бы ничего не случилось.
   – Ты надолго? – нашелся он, наконец. Я рассказала ему, когда приехала и когда уезжаю, он кивнул. Потом мы попрощались, и он грустно двинулся в сторону от бара, насколько я понимаю, в место, где персонал обычно курит. Я же бросила окурок в пепельницу и закурила снова.
   До меня только теперь дошло, что мне здесь будет абсолютно нечем заняться. Ведь если Риччи не будет носиться со мной двадцать четыре часа в сутки, как раньше, то все свое время я буду проводить здесь – в замечательном конечно, но не сильно обнадеживающем месте – баре. Я буду пить свой джин-тоник, я буду курить свое собрание, и у меня вечно будет болеть шея от постоянного верчения головой в поисках объекта своих интересов.

   Я уже говорила, Риччи познакомил меня с двумя своими друзьями, одним из которых был игрок турецкого Трабзонспора. В любом случае, тот, что футболист, Зафер, мне почти сразу не понравился. Каким-то он был высокомерным, в отличие от, например, звезды футбола такого же ранга Умута, с которым мы познакомились в Москве.
   Второй же парень, Адем, был чуть попроще. Внешне он не был архи-красив, но был очарователен. Наше знакомство состоялось за столом с нардами. Когда мы вчетвером (я, Риччи, Адем и Зафер) садились играть, до Риччи мне было не добраться – он всегда играл с Зафером, Адем же как-то удрученно, будто не имея другого выхода, подходил играть со мной. Первая игра прошла почти без разговоров – я не подавала виду, что знаю турецкий, кроме каких-то отдельных слов, да и он, похоже, стеснялся. Первый раз я выиграла, а Риччи выиграл у Зафера, после чего мы пошли гулять по территории отеля. Я гордо прошагала с ними. Риччи повел парней знакомить со всем отельным персоналом, что заседает на нулевом этаже, – под основным, и провел нас по всему «подземелью» отеля. Я и не подозревала, что здесь столько всего есть внизу, Риччи же ходил по этим длиннющим коридорам совершенно спокойно! Хотя, чего я удивляюсь, он ведь здесь шеф… мы зашли в комнату, где анимационная команда оттачивала хореографию к вечернему шоу. Мне было приятно стоять в компании этих людей – на нас все глазели, и особое внимание почему-то было сосредоточено на мне. На какую-то долю секунды я будто почувствовала себя… мм… его девушкой?
   Пройдя отель насквозь, мы вышли к кортам.
   – Черепаха! – воскликнул Риччи, показывая на небольшую черепашку, и мы все уставились на милое создание. «Это Заза» – все захохотали, но Риччи поспешил поправить: «А нет, это девочка. А где-то тут еще гуляет черепаха, которую мы назвали Заза. Долго с Энгином спорили, но решили, что должны назвать его Зазой…» – парни веселились вовсю, а я же была не очень разговорчива. Мы дошли до моря, прогулялись еще раз до бара, потом пошли обедать.
   За обедом Риччи с особой настойчивостью спрашивал меня, почему я ничего не ем. Я буркнула что-то вроде «просто не хочу», но этот ответ его не удовлетворил, и он продолжил допытываться. Я же не реагировала на это и продолжала мешать сахар в своем чае – это был мой обед на сегодня.
   После еды и легкого отдыха мы все снова сели играть в нарды в том же составе. На этот раз Адем меня обыграл, а Зафер сделал Риччи, который тут же поспешил ретироваться «поработать». Парни взяли мяч и стали играть в два касания – пытались перекидывать друг другу мяч, касаясь его не более двух раз. Судьей была назначена я. В любую спорной ситуации они поворачивались ко мне и начали взахлеб рассказывать, почему один из них прав, а другой нет. Я почти всегда предпочтение отдавала Адему. Во-первых, вторая наша игра в нарды прошла чуть поживее – мы уже почти разговаривали между собой, он перестал наконец стесняться. Во-вторых, Зафер мне в принципе не нравился. В-третьих, наоборот, Адем мне был симпатичен. Веселый такой, добродушный парень. Зафера мои почти абсурдные засуживания в пользу Адема дико раздражали, поэтому я хоть изредка признавала правым и его. Но лишь в виде исключения.
   В первый день это было даже забавно. Мне казалось, что я наконец распрощалась с проклятым чувством дежавю. Те сны, что я видела последние пару лет, когда я упорно искала Риччи по всему отелю, – их больше не было. Больше не было проклятых снов. Он был вновь передо мной. Что называется, echt und rein, «из крови и плоти». Я думала, будет весело вместе, как раньше, вроде того. Точнее как, казалось, вне сомнения был тот факт, что все будет как раньше. Я даже не могла подумать, что может быть как-то иначе. Да и он был таким приветливым. Познакомил меня в первый же день со всеми, это было так приятно. Я вновь чувствовала себя особенной. Но вот проблема, я почему-то по-прежнему чувствовала себя очень тяжело, когда смотрела на него. Я курила сигареты одну за другой, я глушила джин-тоник, вместо уже привычного за последний год пива.
   Я смотрела на него, и внутри все как будто скрипело. Меня разрывала такая неистовая злость, ненависть к этому человеку, которую я не могла объяснить. Ведь он тут такой счастливый – для всех. Не для меня. Я вовсе не особенная, я самая обычная.

   И ведь он сам это тебе сказал! В Москве. Ты тогда постаралась не придавать этому значения, но это ведь так и было. Он предложил тебе остаться на ночь, в итоге предложил. Ничего не изменилось. Он не изменился, ты не изменилась. Не пропала мужская похоть, не исчезла мерзкая улыбка.
   «Тогда что ты тут делаешь?» – хотелось себя спросить, допивая третий джин-тоник за последние полчаса. Уже пьяна. Если он только подойдет, я непременно ему врежу. Или нет. Не смогу, сил не хватит, не хватит смелости. А очень хочется.
   Пока я сидела на шоу, я обратила внимание на сидящих в зрительном зале Адема и Зафера. Никогда не понимала фишку сидеть по центру. Там нет столиков, вокруг тебя постоянно люди – не покурить, не расслабиться толком. Поэтому я всегда сидела за барным столиком возле сцены.
   Я закурила, подумала, посмотрела на небо. Забавным показалось то, что в первый же день моего здесь пребывания на сцене была музыкальная группа, которая играла всякие разные песни подряд, пока народ танцевал. Как мне по заказу.
   Голова наполнилась пьяным бредом, тем временем музыканты уже сворачивали инструменты. Меня неожиданно окружила толпа турков – Риччи привел свою компанию ко мне. Я фыркнула, отвернулась. Потом к нам присоединились сами музыканты, и мы разговорились с солисткой. О насущном. На какое-то время мне стало очень грустно. Я теребила в руках миниатюрный кулончик-гитару, скучала по своей, хотела прямо сейчас взять и попеть. Но было нельзя. Вокруг – они…
   Народ танцевал, я же хотела сидеть и пить свой любимый джин-тоник, курить и просто наслаждаться вечером. Когда все туристы и футболисты разошлись, мы с Риччи еще какое-то время сидели и общались с музыкантами, что были на сцене. Я дала им пару советов, как музыкант со стороны, потом же мы пошли на ресепшн, где трабзонспоровцы сидели с ноутбуками с надеждой воспользоваться бесплатным вай-фаем. Риччи предложил мне пойти с ним – было запланировано ночное поедание всего подряд в лучших традициях отеля Барсело и его шефа. … В итоге вечер оказался скучнее некуда. Возле домика Риччи мы поели хлеба, рыбы, немного пообщались и разошлись.

   На следующий день вечером уезжал Зафер. Я почти весь день не видела ни Риччи, ни Адема, никого, и спрашивала у остальных, где они вообще, что и как. Мне сказали, что к ужину они должны быть. Как обычно, за столом я не могла усидеть больше двух минут. Сжевав пару листочков какой-то травы, я увидела далеко на улице любимую сверкающую лысину и поспешила направиться туда. За столом сидела вся компания, и я не стесняясь подошла к ним.
   – А мы уже поели, – сказал шеф немного ехидно, я кивнула:
   – А я уже тоже, так что можешь не волноваться…
   – Сейчас я повезу Зафера в аэропорт, нам уже пора, – Зафер, Риччи и Адем встали, но последнего Риччи хлопнул по плечу: – А ты, друг мой, остаешься здесь, чтобы составить компанию нашей даме… – он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, затем добавил: – и проследить, чтобы она не напивалась и не укуривалась! – я состроила гримасу и фыркнула, но ответить ничего не ответила. Привставший было Адем как-то очень удрученно сел обратно. Мне стало жаль беднягу. Ведь проводить наедине весь вечер, когда мы не можем нормально разговаривать, довольно тяжело. Я не могла себя заставить говорить и сейчас внутренне ругалась на себя: сегодня я во что бы то ни стало должна заговорить. Ему и так скучно будет в моей компании, а так… так ну хоть что-то.
   Мы встали оба из-за стола и пошли в бар. Как специально, за стойкой был мой бармен.
   – Колу мне и Джин Тоник для дамы, брат, – сказал Адем, а Эрхан повернулся в мою сторону и как-то очень скептически переспросил, посмотрев на меня:
   – Джин Тоник для дамы? – было такое ощущение, что, хоть я и далеко сидела, он спросил это у меня. Да, раньше я любила кофе, теперь пью напитки покрепче.
   Когда стаканы были уже на столе, я рефлекторно закурила. Когда куришь, молчание не кажется таким неловким. Потому что ты ну хоть чем-то занят.
   – Можно у тебя сигарету взять? Хочу твои попробовать, – спросил Адем, и я с радостью распахнула перед ним свою коробочку с сигаретами – мне всегда очень нравилось наблюдать за реакцией людей при виде моего Коктейльного Собрания.
   – Ваай! Они разноцветные!! – воскликнул он. Мдааа… и потом все еще на три минуты все зависают, выбирая, какую бы взять. Адем тоже долго думал, потом взял мою любимую желтую.
   После пары джин-тоников разговор как-то пошел сам. Я заметила, что алкоголь развязывает мне язык. Значит, дело не в незнании – я все знаю и все помню, я просто очень боюсь и стесняюсь говорить.
   – А знаешь, бармен на меня так смотрит все время… Это потому что мы с ним встречались, а потом я его бросила. И теперь каждый раз, когда он меня видит в компании мужчины, он готов растерзать обоих на месте… – сказала я, смеясь.
   – Да ладно? Так вот почему он так смотрел на меня, когда я брал стаканы. Теперь все ясно. Надо было сразу меня предупредить, – засмеялся мой собеседник.
   Мы какое-то время говорили о музыке, футболе, рисовании и прочих хобби, а потом внезапно перешли на более личные темы и заговорили о любви. Он рассказал о своих бывших любимых, а я… я была уже на той стадии опьянения, когда вроде еще можешь связно говорить, ровно идти, и ничто внешне не выдает твое состояние, но у тебя напрочь пропадает барьер в общении, барьер «это говорить можно, а это – нельзя». И я заговорила о Риччи.
   – А я тоже любила.
   – Сколько раз в своей жизни ты по-настоящему любила? – типичный вопрос от турка-романтика.
   – Один. Всего один. Все было здорово, и мне было очень хорошо, мы даже были вместе некоторое время, но если я была влюблена, то для него я была лишь одной из миллиона, а не одной на миллион. И я до сих пор иногда чувствую себя крайне уязвленной, и мне кажется, – я запнулась, – точнее мне все говорили, что мне просто не стоило сюда приезжать.
   – А он здесь? – Адем всем своим видом выдавал крайнюю заинтересованность в разговоре. Он вообще был очень хорошим слушателем. Он никогда не сидел развалившись на стуле, в отличие от Риччи, всегда был развернут во время разговора в мою сторону, немного наклонившись вперед, чтобы сократить расстояние между нами. Слушал, не отводил глаз, но в то же время не буравил меня взглядом. Задавал все время уточняющие вопросы и переспрашивал, если чего-то недопонимал.
   От обилия алкоголя, я начала говорить чуть громче, чем обычно и бармен, который в этот раз стоял поблизости, очень хорошо меня слышал. Я постаралась собрать всю волю в кулак и заговорить на турецком как можно более свободно, быстро и с нужным акцентом.
   – Да, он здесь, – но так как знаний у меня было все же недостаточно, чтобы наверняка не оплошать, я решила лишь повторить предыдущую фразу: – а ведь мне все говорили, не стоит тебе ездить, – тактика повторения «уже придуманного» или «уже сказанного» давала мне возможность говорить максимально быстро, почти как турки, и я с гордой улыбкой продолжила, чуть сбавив громкость и удостоверившись, что бармен меня все еще слышит. – Но я совершенно сумасшедшая, поэтому я не послушала никого, кто мне говорил «не надо», и все равно сюда поехала. Мне было все равно, я не стала никого слушать… – законченная мысль, повторенная пять раз иссякла, и мне пришлось придумать что-то еще: – проблема в том, что мне больших усилий стоит снова здесь находиться, после всего, что случилось… – я видела, что Адем хочет уточнить, но я решила продолжить говорить, пока мысль шла, чтобы похвастаться своим «совершенным» владением языка перед барменом. – Я думала, что пережила это раньше, но приехала сюда и поняла, что мне по-прежнему, черт возьми, тяжело. Все, что я помню, так мучило меня до этого… но здесь все воспоминания оживают…
   – Кто он? – Адем решил воспользоваться возникшей паузой, пока я набирала воздуха в грудь. Но я тут же выдохнула и, закурив, задумалась. Алкоголь все же не дал мне долго думать, раскрывать секрет или не стоит.
   – Это Орхан… – удрученно сказала я. Орхан – настоящее имя Риччи… Адем медленно закивал, но по лицу было видно, что он шокирован. Я затянулась, сделала глоток из стакана и ухмыльнулась.
   – Это еще одна причина, почему бармен на меня злится, – я попросила Адема наклониться поближе, чтобы сказать то, что Эрхану знать совершенно необязательно, и почти шепотом протянула: – все то время, что он пытался за мной ухаживать, я была с Орханом, и он его просто терпеть не может! – я расхохоталась, Адем же с широкой улыбкой повернулся к бару и сочувственно оглядел несчастного паренька.
   Все оставшееся время до шоу мы болтали. Потом на представлении, Адем галантно взял нам обоим попкорн и еще напитков, все время отгонял туристов, что вставали перед нашим столом и вообще… вел себя как настоящий джентльмен. Было очень приятно. Риччи, когда проходил мимо нас, так мило улыбнулся, когда увидел нас сидящими рядом и треплющимися. Я как раз о чем-то пошутила, и мы оба расхохотались… наверное, со стороны мы выглядели симпатично. После шоу мы сели в большую компанию. Я выпила уже четыре Джин Тоника, и мне было абсолютно все равно – я начинала спокойно говорить, спокойно делать ошибки, радостно смеяться со всеми над глупостью, которую я сморозила.

   На следующий день я с жуткого похмелья еле добрела до бара, пытаясь прийти в себя. Это было уже в районе полудня, я села за столик, взяла кофе и закурила. Было совсем не по себе. После чашечки кофе я медленно поплелась к пляжу. Однако, искупавшись всего раз и послушав немного плеер на лежаке, я была вынуждена надеть кофту – было холодно. Еще чуть-чуть полежав на лежаке с музыкой в ушах и оглядев проклятое небо, затянутое сегодня облаками, я все же решила вернуться к своему привычному месту обитания. Взяв еще одну чашку кофе, я осмотрелась. Сегодня было необычайно тихо. Через некоторое время я умирала со скуки, как вдруг увидела Адема. Он медленно шел по бару, внимательно смотря по сторонам. Было очень забавно наблюдать эту картину. Я окликнула его, и он тут же расцвел и сразу подсел ко мне. Приятно. Значит, меня искал. Мы сыграли еще пару партий в нарды, потом долго болтали, шутили. Я как обычно была не слишком разговорчива, но сегодня было уже чуть получше – в разговоре с ним я почувствовала большую раскованность.
   После мы пошли обедать, и к нам присоединился Риччи. Точнее как, Адем ему позвонил. Это был еще один плюс общения с ним. Я бы никогда просто так не позвонила Риччи и не попросила бы его присоединиться к обеду. Хоть раньше он меня об этом просил. А для Адема это обычное дело… мы пообедали, затем, вопреки моему желанию пойти в номер, Адем спросил меня, «чем мы займемся дальше», и мы пошли вместе на пляж. Посылать его мне не хотелось, но и перспектива дальше весь день провести с ним весь день не очень радовала – я по-прежнему много молчала, и мне было перед ним немного стыдно… да и Риччи все время норовит нас с ним наедине оставить и не подходит, если видит нас вдвоем. Кто-то явно занялся сводничеством, это точно.
   Мы пришли на пляж, он быстро пододвинул лежак и начал раздеваться. Мне было поначалу как-то не по себе снимать одежку. Я всегда считала себя толстой. Мне всегда казалось, что я выгляжу недостаточно хорошо в любом весе и любом размере. Пляж и купальники я воспринимала спокойно, но только не в компании молодого человека, да еще и малознакомого, наверное поэтому я снимала все как-то очень методично и при этом не смотрела на Адема. Я так перенервничала, что сначала забыла снять бандану и часы. А Адем уже побежал в море и с разбега плюхнулся в воду. Я подходила к воде очень и очень медленно.
   Мы купались, брызгались, но почти все без общения. Потом вернулись на лежаки. Я хотела лечь, но не стала – все свои вещи я швырнула кучей на лежак и лечь было практически невозможно. Адем это заметил, тут же встал и методично развесил все мои вещи на спинку лежака, освободив мне место. Это было так, черт возьми, мило, что я бы, наверное, расплакалась от умиления, если бы не моя циничная натура. Он был очень галантен. Даже слишком галантен, для меня, привыкшей к тому, что рыцарство сегодня сродни сказкам про Санта Клауса. Он принес нам попить, и мы еще полчаса или час лежали-нежились на солнышке. Иногда обменивались парой фраз, но в общем и целом лежали тихо. Рядом.
   К вечеру меня не покидало стойкое ощущение, что мы как пара. Честно признаться, было странное, но почему-то приятное чувство.
   Он галантно приносил мне выпить, спрашивал, как я себя чувствую, все ли нормально, в общем делал все то же, что делал в прошлый раз Риччи, только в его действиях не чувствовалось никаких задних мыслей. Я даже не уверена была, что вообще нравлюсь ему как девушка. Он просто был вежливым и очень дружелюбным. И мне было уютно в его компании. Я уже и забыла, что такие люди существуют. Надо бы занести его в красную книгу.
   После шоу мы в очередной раз сидели в большой компании. Когда часы пробили полночь, а я отлучилась в дамскую комнату, Риччи подговорил диджея и дал команду барменам. Когда я вернулась, на всю площадь заиграла песенка «Happy Birthday», на столе уже стоял какой-то коктейль (не уверена была, что я выдержу еще одну порцию алкоголя, я была уже изрядно пьяна), все радостно хлопали в такт песне и подпевали. Было приятно – так начался мой день рождения.

   Но через какое-то время я поняла, что дико устала от турецкой компании. У меня уже трещала голова от разговоров, участие в которых мне стоило диких усилий. Я планировала сесть на самое дальнее от сцены место. Настроение у меня было крайне неважным, и я чувствовала очень странное раздражение, агрессию и злобу. Причем, на весь мир.

   За ужином я едва поела. Сегодня все было очень красиво украшено – в красно-белых тонах, специально для «турецкой ночи». К сцене приволокли самый настоящий базар – с верблюдами, по всем канонам. Я села аж за баром, дальше всех, надеясь остаться незамеченной. Я очень хотела посидеть сегодня на шоу одна – наедине со своими мыслями. Удивительным было то, что турецкая ночь в мой день рождения в любой другой ситуации было бы идеальным развитием событий. Я же так люблю Турцию, турецкую культуру, аутентичную атмосферу. Но именно сегодня меня все вокруг бесило. Я смотрела на этот базар, на этот весь цирк, и меня передергивало. Почти хотелось выть.
   Мой бармен, выйдя из-за барной стойки, медленно поплелся в сторону базара – прогуляться. Я закурила и в очередной раз задумалась о чем-то своем. Как мне хотелось просидеть весь вечер в одиночестве! Я понимала, что большого веселья все равно не предвидится, ввиду резкой потери ко мне всякого интереса со стороны Риччи, поэтому мне было бы намного комфортнее, если бы я посидела немного в раздумьях.
   Бармен появился за барной стойкой крайне неожиданно. Я не видела, как он вернулся. Он стоял и долго с чем-то возился, потом вдруг вышел из-за стойки и пошел ко мне. В руках он нес удивительного вида коктейль, украшенный розами и бенгальским огнем. Вместе с ним, он положил мне на стол маленький сверток:
   – Я днем рождения, Элен, – сказал он и нежно улыбнулся. От неожиданности я разинула рот. Откуда он знает о дне рождении? Я ничего не говорила ему, разве что три года назад! Я сложила руки и глубоко вздохнула, чтобы не дай бог не дать волю эмоциям. Сегодня я была крайне чувствительна.
   – Спасибо, – едва слышно прошептала я и впервые за эту неделю пристально посмотрела ему в глаза. С благодарностью. Дело было не в подарке и не в коктейле, а в том, что он позаботился обо мне, вспомнил то, чего и не должен был помнить. Ну и конечно, после всего произошедшего – я его сильно обидела – его внимание было приятно.
   Он кивнул и вернулся к работе, а я развернула его подарок. Это была подвеска: черное каменное сердечко с выцарапанным на нем символом ин-янь, на черной веревочке. Все как я люблю, абсолютно в моем стиле. Я не стала ее надевать, положила обратно в мешочек и сжала в руке, расплывшись в улыбке. Я была очень близка к тому, чтобы расплакаться, и срочно опустила голову, чтобы это не дай Бог не увидели. Уж тем более Эрхан. Закурив еще одну сигарету, я посмотрела на него и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и поспешил вернуться к своим обязанностям, чтобы не нарываться на неприятности. Слезы, то ли печали, то ли радости потекли по щекам. Внезапно мне стало так грустно, как не было никогда.
   Пока мы переглядывались и улыбались друг другу, я заметила, как площадь перед сценой заполнилась и началась дискотека для маленьких детей. Я молила Бога, чтобы Риччи и шумная турецкая компания меня не увидели и хоть какое-то время я могла бы посидеть одна. От нечего делать я даже написала на немецком заметку, но так как дневник в мою сумочку не поместился, я написала на салфетке, да так мелко, чтобы еще больше занять себя, что и сама потом написанного не разобрала.
   Но стоило мне ее закончить, как я увидела их – всю турецкую компанию, выходящую из ресторана—во главе с шефом в его фирменных лакированных ботинках, накрахмаленной рубашке, отглаженных брюках и с очевидно отполированной лысиной. Я вжалась в кресло, всеми фибрами души мечтая стать невидимой. Но мне не повезло. Я не оборачивалась, когда он подошел ко мне и на немецком сказал:
   – Где ты была? Мы тебя везде искали! – и пихнул мне почти в лицо мороженое. Раздосадованная тем, что невидимкой стать мне так и не удалось, неожиданный жест с мороженым я не восприняла.
   Я резко оттолкнула его руку, раздраженно воскликнув:
   – С ума что ли сошел? – Риччи деликатно пропустил мой выпад мимо ушей и попытался еще нежнее спросить:
   – Ты чего тут сидишь? Пошли, вставай, – когда реакции от меня он не увидел, он отодвинул мой стул прямо вместе со мной и настойчиво кивнул головой в сторону сцены. Смотрел он на меня с улыбкой, но во взгляде читалось, что он злился почти так же, как и я, потому что не понимал, что со мной произошло и почему я так себя веду сейчас. Как и все турки, он очень не любил, когда что-то выходило из-под его контроля. Особенно женщина. Я резко встала и, даже не пытаясь скрыть свою дикую злость, пошла за ним, напоследок бросив немного извиняющийся, а может быть даже отчаявшийся и срочно требующий спасения взгляд в сторону бармена. Мы сели на привычное место возле диджеевской. Весь вечер я дулась, не отвечала ни на чьи вопросы и сидела хмурая. Меня раздражал весь этот праздник. Все танцевали турецкие танцы, веселились, а я, лишь изредка бросая взгляд на свой подарок от Эрхана, сидела мрачная. После шоу к нам присоединились еще несколько турков и девушка Ольга из Казахстана, я ее уже видела раньше, она здесь встречалась с аниматором Эмре и отдыхала уже довольно давно, наверное, с месяц. Пока все общались, она упорно выспрашивала у меня перевод того, о чем живо и весело общались окружавшие нас турки. А Риччи? Он даже безделушки не смог придумать, чтобы мне вручить в мой день рождения.

   Когда утром я проснулась, я вспомнила, что где-то с час назад я слышала будильник и, разумеется, его выключила. А мы накануне ночью договорились то ли в восемь, то ли в девять, уже и не помню, позавтракать вместе, так как турчанки и Адем сегодня уезжают утром. Я тут же вскочила, как ошпаренная, понимая, что возможно у меня уже не будет шанса с ними попрощаться.
   Поправив одежду, в которой я так и уснула вчера, я, лишь бросив быстрый взгляд в зеркало, вылетела пулей из номера и понеслась на завтрак. По-моему, это вообще был первый раз, когда я проснулась так рано. Но я боялась, что недостаточно рано для того, чтобы проводить моих друзей. И, самое главное, Адема.
   Пока я ехала в лифте, я думала о том, что мне показалось, будто между нами промелькнула искра. Или просто он был невероятно добр, галантен и весел со всеми вокруг. В любом случае, он был замечательным.
   – Никогда себе не прощу, если опоздала! – я с силой хлопнула себя по лбу. «Дура! Дура! Дура!» – без умолку крутилось в голове.
   Я влетела в столовую и навострила уши. Даже если я их не увижу, я могу отличить голоса каждого в любой, даже самой шумной толпе. Слегка заторможенную и растянутая речь Адема, очень странный «женский» акцент у девушек, ну и естественно, самый знакомый голос, его я точно не пропущу. Но я их не слышала и не видела. За столами их не было, у стоек с едой я их также не обнаружила. Время было упущено. Раздосадованная, я решила, раз уж я все равно здесь, поесть впервые за всю неделю. Я поставила на стол сок и, положив сумку, пошла набирать еду.

   Однако в этот день боги были ко мне благосклонны: меня окликнул Адем.
   – Энни, доброе утро, наконец-то я тебя нашел! – я улыбнулась, а сердце перестало бешено колотиться. Или наоборот, только начало. Точно не помню.
   – Вы только пришли? – спросила я, пряча за спину слегка подрагивающие руки.
   – Да, а ты? – я кивнула. – Ну отлично, пошли тогда вместе.
   – Хорошо, дай мне секунду, – я побежала к столику и забрала свою сумку, потом вернулась к Адему. Мы вместе набрали еды, затем вышли на террасу: – Куда сядем? – Адем пожал плечами, и в результате мы сели в самом уголке – возле аккуратно остриженных кустов живой изгороди. – Орхан тоже тут? – как бы невзначай спросила я.
   – Да, я его видел, сейчас пойду поймаю… сиди тут, – он встал и рысью побежал к столам с едой.
   Через пару минут к столику подошла Мехтаб:
   – Доброе утро, дорогая, как ты? – лучезарно улыбнулась она. Я с благодарностью кивнула:
   – Доброе. Все хорошо, спасибо. Приятного аппетита.
   – И тебе! – через какое-то время к нам подошли все остальные. Я про себя отметила, что чувствую себя уже получше. Пропали нервозность и голодная дрожь в руках. Я перестала дергаться и почти спокойно пила свой чай. Много есть я не стала, скушала половину оладушки, что себе взяла, для меня это уже прогресс, но и это тут же стало главной темой для разговора за нашим столиком:
   – Это все? – удивленно спросил Адем, кивнув на мою тарелку, в которой едва ли убавилось еды. – Да это же смешно!
   – Вот и я о том же всегда говорю… – покачал головой Орхан.
   – Энни, почему ты не ешь? – обеспокоенно спросила Мехтаб.
   – Да я ем! – отмахнулась я, тихо фыркнув в сторону Риччи, который с упреком глядел в мою полную тарелку.
   – Ну конечно… – так же тихо буркнул он, затем чуть громче и серьезнее добавил: – я все время за ней наблюдаю, она практически ничего не ест. Я с ней говорил об этом, но все без толку, она меня не слушает, – я быстро попыталась свести эту дурацкую беседу на нет. Когда же все закончили есть, я набралась храбрости и спросила:
   – Можно мне с вами поехать? – Риччи нехотя перевел взгляд на меня и, усмехнувшись, спросил:
   – Куда? – я пропустила мимо ушей его странную интонацию и продолжила.
   – В аэропорт. Вы же аэропорт едете, разве нет?
   – Да. В аэропорт, – он замолчал. Я уже начинала злиться.
   – Ну, так мне можно с вами? – пауза. Позорное молчание, он, видимо, вообще не желает удостаивать меня ответом. Я добавила: – Я хочу проводить друзей, – я не спускала с него глаз. Впрочем, по-моему, я все равно уже покраснела от стыда.
   – Когда я куплю себе машину побольше, ты сможешь с нами поехать… а пока… – Я тут же заткнулась. Хватит уже унижаться. Идиотский разговор. Дура. Какая же ты дура.
   Когда Адем решил попрощаться со всеми аниматорами и барменами, он потащил меня с собой. Поэтому меня периодически все спрашивали: «Как, ты тоже что ли уезжаешь?»
   Когда мы в лобби попрощались и обнялись, я медленно поплелась в номер. Честно, очень не хотелось мозолить Риччи глаза. До слез было обидно. Больше всего мне запомнилась его интонация. С какой усмешкой он спросил меня «Куда?»
   Это было даже несколько нечестно. Он всегда раньше предлагал мне ездить везде с ним. А тут вдруг так обломали. Да еще и с такой насмешкой. Когда я вошла, пардон, не вошла, а влетела в номер, я громко хлопнула дверью. Думаю, это слышал весь этаж, а также два нижних. Я вышла на балкон, чтобы закурить. Убогий белый поло все еще стоял у дверей. Ни за что не поверю, что в поло не помещается пятый человек. Это же не фольксваген жук! Это обычная машина, хоть и страшно некрасивая. Больше, чем оказаться сейчас на заднем сиденье этой машины, мне хотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не попадаться Риччи на глаза.
   Так нелепо я себя еще никогда не чувствовала. А еще я понимала, что уехал мой спасательный жилет Адем, и отныне здесь будет поистине скучно. Зря я не ценила окружавшую меня турецкую компанию с первого дня ее появления. Они классные. И только сейчас, провожая единственную известную мне по-настоящему убогую немецкую машину, я начала это понимать. Зато у меня были два часа покоя. Я взяла нетбук, спустилась в лобби посидеть в интернете и пожаловаться в жежешечку на злобного лысого дядьку, который в очередной раз меня обидел.
   Я постоянно отвлекалась, ибо моего внимания вечно кто-то требовал. Так как благодаря вышеупомянутому шефу меня знал весь отель, со мной непременно общались все и вся. Ко мне обращались на всех языках, спрашивали от «как дела», до «где тут купить надувной матрас», как если бы возле меня стояла табличка «Заведую всем на свете». Когда мне это надоело, я решила пойти на море. Но до в кои-то веки столь желанного лежака мне не довелось дойти. Возле снек-бара меня окликнул Риччи. Я удивилась, что он уже тут. Так быстро?
   – Садись, – он указал рукой на стул, но лицо не дрогнуло даже в попытке улыбнуться. Он сказал это почти приказным тоном. Я благодарно кивнула головой и присела, слегка надвинув ковбойскую шляпу на глаза. Риччи сидел и доедал какую-то ягоду, потом не поднимая на меня глаз спросил: – Не хочешь фруктов?
   – Нет, спасибо, – ответила я.
   Он снова кивнул на столы с фруктами.
   – Может арбуз?
   – Нет, спасибо, я не хочу.
   – Может дыню?
   – Нет, я не буду фрукты, спасибо.
   – А яблоко? – на полном серьезе спросил он.
   – Это тоже вроде как фрукт, так что нет, спасибо…
   – Очень зря, – сказал он, цыкнув и покачав головой, – фрукты очень полезны.
   – Я не ем.
   – Плохо. Очень плохо, – констатировал он, дожевав какую-то фрукто-ягодообразную хренотень.
   – Я знаю, – я устало вздохнула и отвернулась.
   – Что сегодня делала? – без интереса спросил Риччи.
   – Как обычно. Пляж-бар, бар-пляж. Тут один маршрут. А еще немного поспала.
   – Это хорошо, – как-то отсутствующе протянул он.
   – Может в нарды? – от безысходности спросила я. Он кивнул, и мы впервые за эту неделю сели вдвоем играть в нарды.
   Я с ходу старалась вспомнить, как именно обещала себе его обыграть: показав, что я не только усвоила то, чему меня обучил он, но и придала игре совершенно другую тактику – нападение. Это было важно чисто психологически, дело было не в чертовой настольной игре. Игра отражала суть реальности: он всегда был сильнее меня в нардах, он был мастером, а я…я всего лишь новичок. Раньше я только «оборонялась», настала моя очередь нападать. Теперь он бежит, а я догоняю. Чур так. Но играл он без особого энтузиазма. Пропал блеск в глазах, пропал азарт. После такой игры раньше он бы непременно мной восхитился. А сейчас… я казалась ему в тягость, казалось, что он устал от меня. Или просто устал. От всего.
   После того, как мы сыграли до счета 4:4, он начал собираться – ему надо было идти играть в волейбол. Я по привычке собралась и пошла, разумеется, вместе с ним. В меня снова вперся глазами мой бармен, но меня это не волновало. С Риччи мы дошли до волейбольной площадки, он снял с себя футболку:
   – Так ты будешь играть? – спросила я, удивленно вскинув брови. – Или просто считать?
   – Конечно я должен играть, дорогая, это моя работа, – он пожал плечами и пошел готовить площадку.
   – Тогда я, наверное, пойду… – я не совсем до сих пор понимала, в чем тут связь, но тот факт, что он не будет просто стоять в сторонке и говорить общий счет, заставил меня потерять всякий интерес к этому действу. Видимо, таков был мой заведенный порядок в Турции – я всегда общалась с аниматорами во время волейбола – но только когда они стоят в сторонке вместе со мной.
   А может я просто заставила себя слинять от Риччи, потому, что не хотела в своих глазах быть человеком, который ходит за шефом по пятам уже в наглую, – безо всякого приглашения. Вдобавок я всё время вспоминала, как неудачно навязалась в аэропорт – и это воспоминание было как фанерой по башке с криком: «Дура, остановись!!». —
   Да и его усталый, безучастный и какой-то безразличный взгляд тоже, казалось, говорил, сам за себя.

//-- *** --//
   В тот вечер, как и всегда, я ждала «его указаний». Он сказал, чтобы я ждала его на своем месте. Сказал, что после совещания придет и скажет, поедем мы на дискотеку или останемся с ним в отеле. Я не знала в итоге, хочет ли он ехать на эту дискотеку, хочет ли он ехать туда со мной или он останется в отеле, поэтому, сколько бы аниматоров ко мне ни подходило с вопросом о дискотеке, я говорила: «Я не знаю, как он скажет». Сама я тем временем ждала, пока он ко мне подойдет и сообщит, что же мы этим вечером будем делать. Сразу после шоу он сказал, что сейчас решит все вопросы и подойдет ко мне.
   Ко мне подсела Ольга, подруга Эмре, и вскоре к нам присоединился Айхан, главный заместитель Риччи и очень беззаботный с виду молодой человек. Они весь день с Эмре и Олей катались по Турции на арендованной машине, и сейчас он не планировал никуда ехать, сидел и пил кофе, наслаждался остатками своего выходного и чрезвычайно аппетитно лопал мороженое.
   – Энни, а ты почему не едешь? – спросил он меня.
   – Мм… – я застеснялась. Мне надоело всем говорить одно и то же. – Я жду указаний… то есть… – я запнулась, немного подумала, затем поспешила добавить. – Я еще не знаю, чем мы хотим заняться… – сразу поправила: – Чем я хочу заняться.
   Айхан был чуть ли не единственным из всех, кто спросил об этом и не смотрел на меня с жалостью во взгляде. Он посмотрел на суетливого Риччи и понимающе мне кивнул. Какое-то время мы все сидели и болтали, затем я вдруг увидела пробегающего мимо Риччи, который, даже не оглянулся на меня и крикнул кому-то из сотрудников по-турецки:
   – Я бегу заводить машину, встретимся там.
   Я оторопела. Оля бормотала что-то о том, что Эмре козел и ухлестывает за каждой юбкой в отеле. Но я ее практически не слышала. Голова пульсировала, а мир вокруг начал уплывать от меня словно в туман. Я не верила своим ушам. Он просто забил на меня! И именно что намеренно ЗАБИЛ, а не ЗАБЫЛ!
   Не было ни малейшего шанса, что, выбегая из-за сцены, он нас не заметил. Во-первых, он знал, где я сижу, ведь он уже подходил ко мне и сказал, что подойдет, как только решит свои проблемы. Во-вторых, времени было почти полночь, мы остались на площади одни и все столы со стульями уже убрали. Ах да и какого хрена этот подонок сначала убедил меня в том, что скоро освободится и вернется ко мне? Мог бы сразу сказать, что много дел и валить ко всем чертям или guess what? Вообще ко мне не подходить, а? Охваченная всеми этими мыслями, я сидела и пыталась собрать всю свою волю в кулак. В голове крутилась слабая крохотуличная надежда, что он вдруг вернется еще сюда и вспомнит наконец, что я все еще сижу и жду его. В глубине души я надеялась – а вдруг и правда так будет, ведь он же знает… Друзья-турки, чью компанию он столь успешно навязал мне вместо своей, уже давно уехала и теперь… впрочем, задним умом я понимала, что вряд ли он вообще заморочится вернуться обратно из-за какой-то меня.
   И вот тут даже всей моей силы воли не хватило, чтобы сдержать поток слез, который полился по моим щекам. Я была настолько растеряна, что собиралась выкурить еще одну сигарету и бежать к себе, чтобы не дай бог это позорище не увидел, например, Эрхан, который естественно тут же поймет, по какому случаю опять эти слезы. На меня тут же переключила свое внимание Оля, которая до этого без умолку тараторила что-то про «бессовестного козла Эмре».
   – Ээй, ну ты чего?..
   Я не выдержала и почти закричала:
   – Зачем он вообще ко мне подошел? Нахрена я ему сдалась, что он собственно и доказывает всякий раз?
   Айхан с привычным для него безэмоциональным тоном попытался выяснить у Оли, что со мной стряслось.
   – Хочешь, мы с тобой туда поедем? Вот назло всем? – с вызовом в голосе спросила Оля и взяла меня за руку. – У нас до завтра еще осталась машина, нам все равно ее надо еще поехать продлить до утра.
   – Я не вожу… – сказала я, скептически кивнув на ее уже, по-моему, третий бокал рома с колой.
   – Так Айхан водит… – мы синхронно перевели взгляд на все еще поедающего мороженое Айхана. Мне стало его на секунду жалко, да и потом, я вообще не понимала цели этой затеи.
   – Вот еще заняться ему нечем… – буркнула я, – двух ревнивых идиоток везти в ночи на дискотеку. Уверена, он хочет спать, – но Оля уже обратилась к Айхану и тот, не отвлекаясь от своего эскимо тут же включился в разговор:
   – Да я вас запросто отвезу. Это вообще не проблема. Съездим туда, потом приедем обратно, мне еще останется несколько часов поспать до работы, – он говорил так, как будто это и правда было ему раз плюнуть. Честно, причин его столь вселенской всеобъемлющей доброты ради двух пигалиц я понять не могла.
   Я засмущалась, тут же закурила еще одну сигарету и начала про себя рассуждать. Нет уж. Мы будем выглядеть полными дурами, если припремся туда сейчас. Приехали две дуры за… даже не за своими кавалерами, а просто, за мужиками, которые, ах какие нехорошие, на нас забили. Мы возмущены, обижены, изображаем трагедию… да, кошмар. Занавес, в зале гробовая тишина. Аплодисментов недостойны. Но тут мои мысли сбила Ольга:
   – А я поеду. Если я увижу его с этой бабой, с которой он весь вечер якобы просто разговаривал, я ей все патлы повыдираю, а ему морду начищу! – от такого даже я невольно хохотнула сквозь слезы, правда получилось нечто, больше похожее на хрюк.
   – Ты уверена? Может не стоит? Вот чего ты этим добьешься? Ровным счетом ничего, только истеричку в себе выдашь.
   – Ну и что? Какая мне разница? Я так зла на него…
   – Ты глупостей только наделаешь… – пока я отговаривала ее, мне становилось постепенно легче. В конце концов, кто он мне, этот Риччи? Не сват и не брат, чтобы за ним таскаться через половину Анталии, без особых каких-то целей. – Ты никому ничего этим не докажешь.
   Я не знала, кого я сейчас больше убеждала – истерящую Олю или плаксивую себя со все больше поднимающимся интересом к этой сомнительной затее.
   – Так мы едем или нет? – вдруг вскочил Айхан, доев наконец свое мороженое.
   Мы еще какое-то время припирались. Но когда мимо нашего столика прошли бармены, и Эрхан увидел меня, заплаканную, я решила, что хватит сопли жевать, лучше эффектно фыркнуть лысому черту в морду. Чтобы жизнь медом не казалось. И чтобы понимал, что не на ту напал.
   – Ладно, – сказал Айхан. – Мы тогда пойдем с Олей за машиной, иди к выходу с территории, мы тебя подхватим, – в отличие от Ольги, я понимала, какую огромную услугу нам оказывает Айхан и поспешила поблагодарить его и узнать, что мы можем для него сделать в ответ. Тот повернулся, задумался и выдал свое требование: – С вас еще одно мороженое.
   Я быстро переместилась с барной площади к главному входу в отель и оттуда пошла к домикам аниматоров. Надеялась, может Риччи сейчас там? Может все глупости, и он остался? Или съездил и уже вернулся? Снова закурив, я села на тротуарный поребрик. Черт, что я вообще делаю? Мне кажется, меня опять накрывает…
   Как назло, в этот момент мимо проходила завершившая свою смену толпа барменов. Они переговаривались, явно обо мне, но я предпочла делать вид, что их не замечаю. Но даже периферическим зрением я увидела, как от них отделился Эрхан и тихо сел рядом со мной.
   – Энни, как дела? – спросил он и также достал сигарету.
   Странные чувства я испытывала к этому молодому человеку. С одной стороны, он был совершенно не в моем вкусе – он был ниже меня, а его глаза совершенно не выдавали в нем турка. Зеленоглазый мальчик с тоненькими кудряшками на голове смотрел на меня всякий раз блестящим взглядом, глазами, будто вечно полными слез. Несмотря на это, я всегда ощущала себя слабее. Ведь он постоянно, с самого первого дня, пытался уберечь меня от лысого черта по имени Риччи. Он вечно предупреждал меня о чем-то, все время старался мне рассказать, как это все закончится. Я, словно капризный ребенок, предпочитала его не слушать и даже смеяться ему в лицо, при этом как будто бы пробуя ткнуть пальцами в розетку или дотронуться до горячей плиты самостоятельно. И даже делала это несколько раз – наступала на одни и те же грабли. Он каждый раз оказывался прав. В конце концов, я почувствовала, что он мне как старший брат, который уже все на этом свете видел и хотел уберечь меня от ошибок, через которые он сам уже проходил или видел, как проходили другие. Вот и в этот раз он даже не стал меня спрашивать о причине моего расстройства и никак не прокомментировал мою очередную неудачу. А я даже не знала, как сказать ему, что я вот-вот сделаю кое-что еще глупее, чем обычно.
   – Как всегда… – нашлась наконец я. – А твои?
   Он покачал головой и вздохнул.
   – Да что ты, перестань! Ты же женат, это так круто! – сказала я и сама в свои слова не поверила. Я ведь помню, из-за чего мы с ним поругались. Долгое время мы с ним общались в интернете, и он был мне очень близким другом, помогал во всем, советовал, даже присылал по почте письма и подарки. В какой-то момент он вдруг сказал мне, что хочет приехать к моим родителям делать мне предложение. Я тогда попыталась ему объяснить, какая это несусветная глупость – ведь мы просто общаемся по интернету, я его до этого знала всего пару недель. Как это может вот так просто натолкнуть его на мысли о свадьбе? Он меня не понял и почти смертельно обиделся. Через пять месяцев он женился на работнице отеля, которую знал также всего пару месяцев. Это полный бред, я понимала, сколько у него сейчас должно быть проблем. Но ведь он именно этого хотел. Тогда почему не радуется? Я едва сдерживалась, чтобы впервые в жизни не выполнить его роль и не сказать ему: «Я же говорила». Лицо Эрхана в этот момент стало еще печальнее.
   – Все не так просто… – так как я уже выпила, я не выдержала и все-таки ляпнула:
   – Вот поэтому у нас все и закончилось так. Брак это такая сложная штука… нельзя полгода общаться и тут же жениться. Это ненормально, – Эрхан грустно улыбнулся, а затем в ответ съязвил:
   – А чего же ты тогда здесь сейчас сидишь? – и кивнул в сторону домика Риччи. Я нервно затянулась, еще более нервно выдохнула. – Ждешь, пока твой Ромео выйдет? Я думаю, он уже спит, и ему на тебя плевать.
   – Ну, ты только на половину прав… – сказала я, скорчив гримасу неудовольствия на лице. – Я сижу здесь, потому что жду Ромео. Не своего, правда, но зато на прекрасном коне!
   Эрхан недоумевающе поднял брови.
   – Айхан должен подъехать на машине, и мы поедем на дискотеку. – Я не стала уточнять, что именно мне там нужно.
   – На дискотеку? – как-то особенно ревниво переспросил мой вжившийся в роль старшего брата друг. Тут как раз подъехал Айхан с Олей, я резко встала и с умным видом отчеканила.
   – Ольга пьяна. Она едет туда за бросившим ее кавалером. А я еду, чтобы удостовериться, что она не разнесет при этом половину Анталии, – Эрхан галантно открыл мне дверь, я села на заднее сиденье, и мы уехали.

   Проехав почти километр, Айхан резко развернулся почти в полицейском стиле и втопил обратно.
   – Блин, я забыл мобильник! – мы вновь подъехали к воротам отеля, внутрь, правда, заезжать мы не стали. Айхан живо взобрался на холм, где стояли аниматорские домики. Через пятнадцать минут он вернулся, сел на свое кресло и сильно хлопнул дверью:
   – Fuck my head! – воскликнул он, показав на мобильный телефон, что лежал все это время в машине. На часах было около часа ночи. Через пару километров мы остановились возле палатки рента кар, которая по совместительству была еще и продовольственным магазином, кафе и, кажется, шашлычной. Ольга заплатила за еще одни сутки авто, а я купила Айхану заветное мороженое, которое он, по-моему, за пару укусов сразу и умял. Несказанно довольный, он вернулся в машину, как будто эта идея принадлежала ему, а не двум тупым девицам, в порыве ревности решившим переться неизвестно куда в ночи.
   Через какое-то время я еще поняла вот что: я не просто нарушила мамин запрет покидать отель (и это в мою первую самостоятельную поездку в одиночку). Я поехала в час ночи на какой-то машине, с каким-то турком, любителем эскимо, и пьяной кретинкой, которая, по-моему, готова была сейчас швыряться стульями, и я даже не знаю, в каких координатах земного шара, коснись что, нас искать. Айхан конечно внушал доверие – он был сильный, мускулистый и ну очень доброжелательный, но стоило мне задуматься о своей участи, как становилось жутковато. Как раз в этот момент, когда я уже молила бога, чтобы он нас хотя бы уберег от диких неприятностей, машина замедлилась, чихнула, хрюкнула и заглохла посреди пустынной дороги, без каких-либо зданий в пределах видимости. Черт, все. Вот тут меня и похоронят. Если до этого не съедят собаки. Вот говорила же мама…
   – Fuck my head! – прервал мои мысли Айхан. – У нас закончился бензин! – Мы с Олей, не сговариваясь, дружно расхохотались. Это был нервный смех. Мы уже поняли, что эта затея ничем хорошим точно не закончится. Айхан же, как ни в чем не бывало, вышел из машины: – Оля, садись за руль.
   – Блин, да она же пьяная! – подумала я, но вслух говорить не стала. И так уже поняла, что где-то здесь быть мне похороненной. Айхан, как будто такое происходит с ним каждый божий день (как потом оказалось, и правда), обошел машину и с легкостью, будто это и не машина вовсе, потолкал ее вперед. Оля тем временем рулила. Так как занятие это ее не очень интересовало, она указала мне на зеркало:
   – Ооо… посмотри в зеркало, какая картина! – протянула она, не глядя на дорогу. Картина и правда была маслом. Мускулистый смуглый красавец в с татуировками на плечах и в обтягивающей майке и такими яркими глазами, что все девушки мира бы позавидовали. А машину толкает с такой легкостью, будто это пушинка. Никогда раньше не замечала, что Айхан такой и обаятельный. Отличный у нас друг!
   – Оля, блин, ты лучше рули! – вскрикнула я, когда машина одним колесом уже была в канаве. Пьяная ревнивица тут же опомнилась, правда, продолжала изредка томно хихикать над нашим красивым и мужественным спутником. Я искренне восхитилась этим человеком. Мало того, что он повез нас, пьяных дур, непонятно куда в час ночи, так еще и оказался непробиваемой скалой. Впрочем, он продолжал спокойно и с вполне будничным выражением лица толкать нашу мазду. В глазах его читалось лишь легкое разочарование, что мы не взяли с собой в дорогу еще одно мороженое.
   На горизонте, кажется, наконец-то показалась заправка. Мое волнение по поводу всей этой дурацкой авантюры усилились, впрочем, как и возросла уверенность в том, что Айхан нас ни при каких условиях не бросит и не оставит в беде. Доехав кое-как благодаря Айхану до заправки, мы заправили полный бак и двинули дальше в сторону города.
   – Черт, это было самым идиотским решением в моей жизни, – констатировала я, когда мы набрали скорость. Ольга, кажется, задремала.
   – А что Оля там забыла? – спросил у меня Айхан на турецком. Я вздохнула и пробормотала.
   – Мозг, похоже. Она по уши влюблена в своего друга. А он, кажется, от нее уже не в восторге.
   – Как ты в это ввязалась? Ты же хотела с Риччи поехать?
   Я еще раз вздохнула, тщательно пытаясь придумать, что бы ему ответить.
   – Да, хотела. Только вот он уехал без меня…
   Айхан посмотрел на меня в зеркало и спросил.
   – Ты что-то чувствуешь по отношению к нему?
   – Я бы хотела ответить на этот вопрос отрицательно…
   – Тогда ты все правильно сделала, – решительно сказал он, а я улыбнулась. У меня было такое ощущение, что я ждала именно эту фразу. Я хотела услышать именно это, но не ожидала, что он и вправду может это сказать.
   – Айхан, спасибо тебе. Ты не представляешь, как я тебе благодарна… – Айхан хотел что-то сказать, но я его перебила, продолжив свою мысль: – я знаю, это была Олина идея, но ты себе даже представить не можешь, что сделал для меня. Как мне это важно, – он кивнул, затем улыбнулся.
   – Да мне это ничего не стоило, правда… я просто очень хотел мороженое. Я получил мороженое, я счастлив, я весь ваш… – я засмеялась. Впервые за весь вечер открыто и по-настоящему засмеялась.
   – И потом, знаешь… – он повернул на светофоре и продолжил: – я честно очень хочу помочь тебе с Орханом. Я знаю его, я вижу, как он на тебя смотрит, – я начала отнекиваться, но он не уступал: – я точно вижу, как он на тебя смотрит. Ты не просто кто-то для него, это я точно могу сказать…

   Когда мы, наконец, приехали в город, я впервые осознала, что никогда здесь не была. По крайней мере, в сознательном возрасте. Анталия… ночная Анталия. Она прекрасна. Город почти спит, почти вымер – везде тишина и тьма. Возле моря, где скалы, куда подъехали мы, была огромная крепость и мы пошли в ее сторону. Прямо над обрывом, в скале, напротив старой крепости, располагалась дискотека. Танцпол из полупрозрачных плит висел прямо над морем. Захватывающее зрелище. Мы втроем прошагали в сторону входа.
   Войдя внутрь, я занервничала. Территория дискотеки была небольшая, народу здесь было достаточно мало, и я сразу увидела толпу из нашего отеля. И среди них, разумеется, Риччи. И ту блондинку, с которой я его пару раз видела до этого в отеле. Дальше все как в кино – только ради этого момента, я поняла – мы не зря приехали. Риччи обернулся и увидел сначала Олю. Потом Айхана. Осознав, что это не все, он перевел взгляд на меня. Долю секунды он стоял с таким выражением лица, будто вероятнее было увидеть здесь восставшего Кемаля Ататюрка, чем меня. Он был совершенно огорошен моим появлением и стрельнул взглядом в Айхана, поняв, что это он нас привез. Затем, Риччи нехотя натянул на лицо широчайшую притворную улыбку и протянул:
   – Оо, как я рад вас видеть! Как хорошо, что вы приехали… – я с такой же фальшивой улыбкой на своем лице кивнула ему в ответ. Весь оставшийся вечер я на него не смотрела. Танцевала в свое удовольствие, пила в свое удовольствие, лишь пару раз мельком заметила, как Риччи общается с этой блондинкой и что-то ей очень долго втирает. Эмре Олю также не замечал. Мы втроем держались сидели особняком.
   – Я все узнал, в баре все бесплатно для туристов из нашего отеля – сказал Айхан. Это чудесная новость. Я хоть и взяла с собой на всякий случай почти сто евро, эта халява стала для меня приятным бонусом. Айхан пил ред булл, Оля – уже точно ненужную ей порцию ром-колы. Я пила джин-тоник и как всегда курила одну за одной. Мне приятно было, что Айхан даже тут от нас не отходил – не оставлял нас ради компании своих друзей-аниматоров или шефа.
   Где-то через час компания туристов из нашего отеля дружно собралась и побрела к выходу. Риччи взял свой телефон и рацию, подошел к танцующей мне и, махнув рукой, сказал:
   – Поехали, надо ехать обратно, – я покачала головой. Я приехала с Айханом, я и уеду с Айханом.
   – Ты не поняла? Поехали, время, – сказал он, а я снова покачала головой. И без того не самое дружелюбное выражение лица Риччи вдруг почему-то перекосило от злости. Я не знаю, чем такое поведение было обусловлено. Он ничего не сказал и, сверкнув глазами, ушел в сторону бара. Еще какое-то время о чем-то говорил с барменами, потом бросил взгляд в нашу сторону и удалился.
   Когда в половину четвертого утра дискотека начала закрываться, и все стулья вокруг начали переворачивать, я поняла, что остались мы одни. Айхан сбегал в бар и принес нам счет и рабочий телефон. Телефон принадлежал Риччи, он его повсюду с собой таскал, это был внутренний телефон. Как он умудрился его здесь забыть, я ума не приложу. У меня был соблазн его взять с собой, но я отодвинула его Айхану – еще разозлиться на меня за то, что именно я его взяла… мало ли. Потом мое внимание переключилось на счет.
   – Его не должно было быть! – я резко схватила счет и посмотрела внутрь. 80 евро. Айхан долго общался с ребятами в баре, потом развел руками и сказал, что ничего не понимает. Я не верила своим глазам. Это все он! Он разговаривал с барменами, и нам выставили счет. Я совершенно точно помню, как он перед уходом с ними говорил и кивал на нас, на наш столик. Отлично, я надеялась, он наоборот обо всем с местными договорится, а он сделал так, что нам выставили счет. Я была настолько зла, а Оля была настолько пьяна, что я расплатилась сама, не став ни о чем никого просить. Я просто не могла в это поверить.
   – Айхан, отвези меня в Манавгат… – пролепетала Оля. – Там сейчас отдыхают мои родители. А я дура тут… уеду туда, не будет никаких проблем… – Айхан вздохнул и взмолился:
   – Оля, умоляю, ты же знаешь, я могу тебя отвезти в Манавгат. Но это два часа езды. Сейчас четыре часа утра. Мне в девять часов вставать. Умоляю, Оля, остановись! – я сказала Айхану, чтобы он отнес счет барменам, а сама, пока он не пришел, вправила Оле мозги. Но она была не в себе.
   – Сейчас пойду к Эмре. Все, иду к нему, если он там с этой курицей, я зарежу обоих… – она еле шевелила языком, но мы кое-как умудрились затолкать ее в машину и увезти обратно. Я старалась не вслушиваться в ее пьяное лепетание, пока мы ехали обратно домой. Я была больше занята своей яростью на своего замечательного «друга», который устроил мне расчудесную путевку на дискотеку и обратно, с оплатой всех счетов. Очень хотелось утопить его телефон в ближайшей речке, но я была сейчас в более адекватном состоянии, чем Ольга, чтобы отмести возможность такой глупой мести.
   Несмотря на данное мне обещание пойти к себе в номер спать, я была почти уверена, что как только мы распрощались у лифтов, и Оля ушла в сторону своего номера, она развернулась и пошла к своему «благоверному». И почти наверняка сегодня утром там летали стулья.

   Я же, после того, как отоспалась (а проспала я добрую половину дня), пошла в бар сразу выпить и покурить «за здравие наших несуществующих отношений». Риччи меня то ли не видел, то ли не замечал, единственным, кто ко мне подсел, был несчастный Эмре.
   – Она все-таки пришла к тебе в пять утра? – понимающе спросила я, оглядев его синяки под глазами (от недосыпа разумеется, не от кулаков, Оля была не совсем в состоянии драться в тот момент)
   – Да, пришла… – он покачал головой и посмотрел на меня так, будто это я была виновата. Я поспешила объясниться.
   – Я ее отговаривала. И вроде убедила. В половину пятого мы с ней расстались, и я проследила, как она ушла по коридору в сторону своего номера, – Эмре вздохнул и отпил из своей чашки кофе.
   – Видимо, она потом поменяла свои планы… черт, я вообще не поспал в итоге. Она так истерила, кричала, я даже не понял, что происходит. Потом еще приставала ко мне. И это на глазах у сослуживцев. Это так унизительно… – я покачала головой. Да, Ольга довольно странный персонаж. Девушка из гетто…
   – Она вообще собиралась вчера уехать к родителям в Манавгат, – протянула я и по взгляду Эмре решила, что лучше бы она так и сделала.
   Через какое-то время к нам подошел веселый Айхан. Уж не знаю, что его так развеселило, и почему он в таком настроении подошел именно к нашему «траурному» столику. Ощущение было такое, что это не он, а кто-то другой спал сегодня не больше трех часов. И не он колесил вчера всю ночь с пьяными дурами, которых кинули их мужики.
   – Пошли играть в волейбол! – воскликнул он и лучезарно улыбнулся.
   – Ты знаешь, я не в настроении сегодня во что-либо играть. Но спасибо, – также лучезарно улыбаясь, Айхан попрощался и пошел собирать народ дальше. Мы с Эмре еще какое-то время болтали, но когда я увидела, что к бару приближается Риччи, внутри все упало. Лицо позеленело от злости, ведь он шел как раз в нашу сторону, улыбаясь так, как будто вчера ничего не произошло. Я резко встала, ничего не сказав Эмре, и, на мгновение застыла, агрессивно смотря на Риччи исподлобья. Задвинув свой стул к столу с такой силой, что стоявшая там чашка с остатками кофе пошатнулась и с грохотом упала на землю, разбившись на мелкие осколки, не произнося ни слова, я резко развернулась и ушла в сторону пляжа. Черт, как же мне хотелось сейчас его ударить. Он как всегда делает вид, что все хорошо. Как будто это не он вчера заставил меня заплатить по счету, хотя официально мы имели право там ни за что не платить. Туристов приглашает на эту дискотеку отель, как заявлено, весь бар, включая алкогольные напитки, бесплатный именно для нашего отеля. Дальше туристы выбирали по собственному желанию – уехать на автобусе со всем отелем или остаться там до утра и потом выбираться самим. Мы не должны были получать этот счет. Но мой великолепный друг обо всем договорился перед уходом, просто потому, что я не пошла у него на поводу. Сейчас мне меньше всего хотелось с ним говорить, и я решила присоединиться к Айхану. По крайней мере, он был гораздо более дружелюбным. И немного позитива мне сейчас не помешает.
   Я провела остаток дня с людьми, которые не вызывали у меня столько сильных эмоций одновременно. Вечером я не дала Риччи даже шанса ко мне подойти, хотя он пытался. Единственный раз, когда ему это удалось, это после шоу, когда я сидела в компании каких-то немцев и Оли, он подсел к нам, как будто все равно собирался это сделать. Но вместо того, чтобы влиться в общие разговоры, он сидел и в упор смотрел на меня. Сверлил меня взглядом, как будто пытался сказать что-то, не произнося вслух. Я же в этот момент картинно отворачивалась в другую сторону и уверенно заговаривала с тем, кто сидел рядом со мной.
   Когда с Риччи заговорил кто-то из немцев, он начал говорить о своей жизни и вдруг сказал, что несколько дней назад у него умерла мама. И после того, как он это сказал, он многозначительно посмотрел на меня. Мне стало сразу не по себе, и агрессия из моего взгляда тут же улетучилась. Из эмоций о вчерашнем дне в голове осталось только пустота. Он больше не стал ничего рассказывать, но мне стало так неловко, что я почти моментально извинилась и ушла в номер спать. От бара до главного здания я шла так быстро, что уже к лестнице перешла почти на бег. Когда я входила в главные двери, я видела, как сзади меня пытался догнать Риччи, но я не откликнулась на его оклик и еще быстрее побежала в сторону лифта.
   В своем номере я дала волю эмоциям. Я плакала, рыдала, кричала, потому что знала – завтра я уезжаю. Но мы расстались вот так. Выхватив из холодильника литровую бутылку мартини, которую я так и не открыла, я сходу выпила почти четверть литра. Заплаканная, с краснющим лицом, я вышла, даже нет, выползла на балкон, уселась на холодный каменный пол и, сжав сигарету зубами, попыталась сквозь слезы покурить.
   Уже через полчаса бутылка была наполовину пуста, я кое-как кидала скомканные вещи в чемодан, продолжая пить вермут и заедать его слезами. Я даже не знала, почему я плакала. Я просто не могла сдержать откуда-то накатившие эмоции. На часах уже было половина второго ночи, а в пять утра за мной должен был приехать автобус. Я надеялась, что не усну здесь, на полу в своем номере и не просплю. Однако, как только закончился вермут, я даже не заметила, как, обняв чемодан, я уснула. Точнее сказать, не заметила, как проснулась. На часах уже было без десяти пять, а в моем номере почему-то звонил телефон. Я кинулась к нему с надеждой, но в трубке раздался совершенно другой голос:
   – Энни? Ты забыла, что мы договорились встретиться? – в ответ я издала какой-то нечленораздельный звук, похожий на «хм». – Если ты спишь, я не буду тебя беспокоить, спи, я уйду… – черт, мой бармен. Я совсем про него забыла.
   – Нет, Эрхан! – крикнула я, боясь, что он от обиды положит трубку. – Какой спать? За мной через четверть часа приезжает автобус, а ты говоришь «спать». Сейчас я спущусь! – я положила трубку и обернулась, обнаружив на полу все еще незаполненный чемодан. Времени уже совсем не оставалось, поэтому я очень спешно побросала туда все оставшиеся вещи и, не причесавшись и не умывшись, убежала вниз.

   Внизу меня и правда ждал Эрхан. Было трудно поверить, что он все-таки пришел меня проводить, ведь на этой неделе мы с ним почти не общались. Да и он буквально часа два назад только закончил свою смену. Но от этого мне было еще приятнее его видеть. Он был одет в свою повседневную одежду, но волосы были все так же залиты гелем и зачесаны назад. Мы вышли на улицу и встали у главных дверей. Так как меня все еще слегка пошатывало, я сделала несколько шагов в сторону и села на поребрик. Достав сигареты, я закурила. Эрхан пытался завести разговор, но я думала только об одном – раз уж Эрхан нашел в себе силы прийти меня проводить, то может и Риччи тоже придет? Ведь мы так и не попрощались. Пока я думала, к главному зданию подъехал белый поло. Внутри сердце сделало тройное сальто и застучало в таком бешеном темпе, что мне сделалось нехорошо. Но из автомобиля, с заднего сиденья вдруг вышла та блондинка, которая ошивалась возле Риччи последние несколько дней. Она хихикала и о чем-то быстро тараторила. Черт, прекрасно.
   – Вот ведь подонок… – выругалась я, подумав о том, что вряд ли они просто приехали всей толпой меня проводить в пять утра. Но когда из машины показалась ее подруга, а с водительского места вдруг вышел Тайфун, я выдохнула. И внутри все же защемило. Меня никто не приедет провожать. Кроме Эрхана. Он сыпал прощальными пожеланиями мне в путь. От благодарности, что я не осталась здесь стоять одна, на прощанье, я крепко обняла своего бармена. Он мне был тут как старший брат. И если бы не он, сейчас я бы все еще лежала на чемодане, в обнимку с бутылкой вермута, посапывая и не подозревая, что вот-вот приедет голубой автобус забирать меня в аэропорт.

Часть 4

   Я даже не пыталась прислушаться к тому, что говорит гид, потому что и так уже все знала. Пока я в очередной раз ехала до отеля, я слушала музыку, настраивалась на хороший лад. Я стала на год старше, на год умнее, на год красивее. Времени уже было около двух или трех часов дня. Обед, как я думала, я уже пропустила, но зато до ужина еще было много времени, чтобы приготовиться и выйти при полном параде. Заодно выпить чаю, ведь я как обычно заболела перед поездкой и сейчас мое горло болело так, будто было выстелено наждачной бумагой. Когда мы подъехали к воротам, лицо озарила улыбка. Here I come.
   Поселили меня в самый дальний коридор, в самый последний номер. Зато балкон у меня был размером с целую комнату и выходил он на море. Я быстро собралась, надела купальник и побежала купаться. Первым же, что я увидела, когда вышла на пляж, был он. Он стоял на пирсе и ловил рыбу. Я не стала сразу к нему подходить и здороваться (мне этого совершенно не хотелось) и легла на лежак. Наверное, со стороны было это очень смешно – я резко напрягла пресс и старалась лежать не шелохнувшись. Пока я наслаждалась летним солнцем, единственное, о чем я могла думать – где, когда и как я буду здесь тренироваться. Совсем недавно я сбросила порядка пятнадцати килограмм и была буквально помешана на фитнесе. Я начала заниматься танцами и при любой удобной возможности находила возможность повторить то, что знаю или придумать что-то новое. Я думала, когда мне бегать с утра, и стоит ли это делать по пляжу и, если да, в обуви или босиком. Во сколько лучше заниматься танцевальной акробатикой, на траве или на пляже это лучше делать. И во сколько начинать растяжку вечером, чтобы успеть потом собраться на ужин. Эти мысли забили почти все пространство в голове. Когда я заходила в море, я очень постаралась втянуть пузо (а точнее его остатки), напрячь пресс, выпрямить спину и расправить плечи. Я была не очень далеко, чтобы меня заметить, но достаточно далеко, чтобы меня рассмотреть и узнать. И все равно я не стала подходить. Мне казалось, лучше я вечером приду – при параде, во всей красе. Ну и потом, как ни странно, мне и правда думалось о другом.
   После пляжа я пошла в номер. Почему-то это всегда было моим любимым временем дня на курорте – подготовка к ужину. Тем более что в этом году я привезла с собой не просто чемодан рандомных вещей, как раньше. Я продумала каждый образ, я взяла все свои великолепные украшения, аксессуары, шляпы, выглядеть я хотела в этаком «латиноамериканском» стиле, которой придумала себе накануне поездки. Все благодаря новому увлечению танцами… я сходила к парикмахеру перед отъездом, я сделала маникюр, но, самое главное, я еще никогда не чувствовала большей уверенности в себе, чем в этот раз. В моей жизни столько всего изменилось, что даже представить себе невозможно. Благодаря новому танцевальному сообществу, которое захватило все мое свободное время, я, кажется, обрела наконец себя и какой-то очень прочный внутренний стержень. И поэтому я знала – что бы ни случилось, меня теперь ничто не собьет с пути.
   Вместо бессмысленной вечерней суеты я села на диван, включила телевизор и достала пакет с шоколадками тоблерон. Выбирая из конфет только белые и щелкая по каналам, я улыбалась – наконец-то я тут. Все, от чего я все время в таком восторге. Настроение резко подскочило вверх. Впереди целых две недели отдыха. Я долго думала, чем себя занять, и в итоге сходила в душ и прилегла отдохнуть. Я так устала предыдущей ночью, пока собирала вещи, что даже тот факт, что в полете я то и дело спала, не помешал мне уснуть снова и проснуться, когда на улице уже было темно. Я думала, что все-все проспала, думала, может, стоит и дальше спать, прямо до завтрашнего утра. Мне так было тяжко вылезать из уютной постельки. Но потом я подумала, нет… Лучше первое впечатление я оставлю о себе в красивом наряде, нежели утром в купальнике или глупых шортах, которые уже на два размера больше меня.
   – Aufgeht’s… (прим. автора – «начинается») – буркнула я любимое слово Риччи, выпихнув себя с кровати. И судорожно начала собираться. Оделась во все белое, нацепила на себя любимую плетеную шляпу, причесалась как надо и выбежала из номера. Я была готова встретиться с ним.
   Шоу еще не началось, но мест уже практически не было. Поэтому вместо передних рядов, я встала к одному из высоких столиков ближе к бару. Риччи ходил где-то поблизости и общался с гостями. Я старалась не обращать на него внимания. Гораздо лучшее впечатление о себе, как мне казалось, я произведу, если не буду сама навязываться и даже наоборот, изображу определенное безразличие. Смешно. Девушки, да, мы такие. Нам хочется казаться гордыми и неприступными.
   Он долго общался со всеми подряд, я даже не знала, видит он меня или нет, но упорно стояла на том же месте. Боковым зрением я видела, что он зацепил меня взглядом и долго пытался присмотреться, продолжая при этом с кем-то другим вести беседу. Потом я картинно прошла взять себе чай – думаю, тогда он меня и узнал. Периферическим зрением я видела, как отвисла его челюсть и как он проводил меня взглядом. Через несколько минут мы встретились взглядами. По его лицу расплылась улыбка. Он с сомнением еще раз присмотрелся к моему лицу, потом все-таки подошел. Я тоже сделала пару шагов навстречу.
   – А я все стоял, смотрел, ты или не ты. Все никак не мог понять! Добро пожаловать, дорогая! – он меня крепко обнял, потом повел с собой за сцену. – Пойдем, я тебя познакомлю со всеми, – когда я пришла за сцену, я увидела наконец новые лица – анимационная команда практически вся состояла из новых людей. Только двое были мне знакомы. – Итак, анимация, прошу внимания. Это Элен.
   – Энни! – я поморщилась. Орхан улыбнулся и взмахнул рукой:
   – Да-да, конечно, Энни Роддик, – он в шутку толкнул меня, потом снова схватил за плечи и продолжил вещать: – Итак, это Элен. – Черт, я ненавижу, когда он называет меня моим полным именем. – Она мой гость, очень важный для меня гость, поэтому прошу всех познакомиться с ней.
   – Ааааанечка, девочка моя приехала!! – вскрикнула вдруг Вика, остальные заулыбались. Я тоже не могла стереть с лица улыбку, я была так рада видеть всех, даже несмотря на то, что практически никого не знала. Виктории я везла заветную посылку из России – блок российских сигарет.
   – Ну что, пошли со мной, – он провел меня в уже знакомую мне гримерку. Я присела на свой любимый стульчик и огляделась.
   В гримерке все было практически точно таким же, как я помню. Фотографии, книги, какие-то записки, открытки, плакаты, нарисованные для него его подчиненными и туристами… Ну и конечно, куча-куча костюмов. Сам Риччи сидел в голубой вязаной кофте с коротким рукавом, я хорошо помню эту кофту, и возился с завязочками, которые вдруг выскочили из петель. Когда он не смог справиться, он попросил меня:
   – Элен, дорогая, ты можешь, пожалуйста, помочь? – обращался он ко мне по-турецки. – Надо вот этот шнурок вставить туда, откуда он…
   – Да-да, я поняла… – я улыбнулась и, подойдя к нему вплотную, начала заботливо искать нужную петельку. Как раз, когда я ее таки нашла и едва-едва пропихнула дурацкий шнурок, начавшаяся пять минут назад перепалка за сценой переросла во что-то более серьезное, и в гримерную влетела рыдающая аниматорша. Реакция Риччи меня очень удивила, он в момент завелся до состояния бешенства (я уже видела его таким, это пугающее зрелище…) и прямо с порога на нее наорал:
   – Хватит слез! Быстро перестань! – а когда она попыталась ему что-то объяснить, он еще больше разозлился. – Заткнись! Замолчи! Не хочу ничего слушать! Замолчи и вон пошла! У меня здесь гость!! Не хочу ничего слушать! – он вошел обратно и тяжело вздохнул: – Şerefsizler! (тур. груб. «бессовестные») – он цыкнул и покачал головой.
   – Что, много проблем? – мягко улыбнулась я, стараясь звучать как можно более позитивно и дружелюбно. Тем более, что скрывать, я была рада его видеть, хоть и был у меня в голове какой-то странный детский план мести, я пока была настроена крайне дружелюбно.
   – Пшт… Не обращай внимания. Лучше расскажи, как твои дела? – я максимально сосредоточилась для восприятия турецкого и старалась отвечать как можно более бегло, чтобы создать впечатление, что я относительно свободно владею языком:
   – А как у меня могут быть дела? У меня отдых начался, все прекрасно, – ответила я, а он улыбнулся в ответ.
   – Ну да, логично. На сколько дней ты приехала?
   – Четырнадцать.
   – Здорово… А когда ты приехала вообще? – он присел в кресло напротив меня и внимательно меня осмотрел.
   – Сегодня, часа в два или три.
   Он удивленно вскинул брови и переспросил.
   – В два или три? И где ты все это время была?? Я как раз…
   – Да, я видела тебя на пирсе, ты ловил рыбу, – сказала я, а он удивленно заулыбался. Потом покачал головой:
   – Видела и даже не подошла?! О господи, Элен. Şerefsiz (тур. груб. «бессовестная»)! Если бы я не увидел тебя вечером, ты бы, наверное, все две недели бы тут ходила как привидение, в последний день бы ко мне подошла попрощаться. Ох-ох, ну ты бесстыжая… – он закрыл лицо руками и еще раз покачал головой. Я усмехнулась и, похлопав его по плечу, в шутку выпалила:
   – Да нет, через пару дней я бы точно подошла, – мы рассмеялись и, кажется, контакт был налажен. По крайней мере лучше, чем в прошлом году, это точно.
   – И все-таки, где ты была, что ты делала? Ты говоришь, видела меня на пирсе… Я тебя не видел, – он продолжал удивленно допытываться.
   – Я была на пляже. Загорала, купалась… отдыхала, – я следила за его реакцией. А вдруг он меня на пляже все-таки увидел, просто тогда не знал, что это я. Тогда и мои старания бы не пропали даром. – Потом ушла в номер и уснула…
   – Пожалуйста, больше так не делай. Не пропадай, – сказал он, сощурив глаза. Я неуверенно кивнула головой.
   – Ладно-ладно…
   – Ну что, хочешь, можем еще здесь посидеть или ты пойдешь туда? – спросил Риччи. Я уверенно встала. – Ок, пойдем тогда.
   – Пойду в бар, выпью кофе, – мечтательно улыбнулась я, пока мы шли, Риччи затормозил возле аниматоров, которые все еще обсуждали произошедший конфликт, я решила его не напрягать и попрощалась. – Удачного шоу
   – Спасибо, дорогая. Увидимся после шоу, не убегай никуда, – он похлопал меня по плечу и проводил глазами, затем вернулся к рабочим проблемам.
   Я же не нашла свободных столиков, но увидела стойку, где стояла одинокая молодая девушка, и решила присоединиться. Мы познакомились, подружились. Оказалось, что ее мама в этот день участвовала в шоу мисс Отеля. Девочке было лет шестнадцать, кажется. Столько же было мне, когда я первый раз приехала туда. Мы немного пообщались. Первый раз за границей. Кажется, я знаю, чем эти каникулы для нее закончатся…

   Вечером после шоу мы с Риччи пошли на дискотеку. Встречавшиеся нам по дороге работники отеля с улыбкой на меня смотрели. Мы встретили Тайфуна, того менеджера, что был невероятно внешне поход на Риччи. Он заулыбался, показал руками игру на гитаре и спросил:
   – Где? – Риччи на меня недоуменно посмотрел, а Тайфун пояснил: – ты видел, как она поет и на гитаре играет? Просто волшебно. Так что, когда ты? – он еще раз спародировал игру на электрогитаре.
   – Гитара осталось в Москве, – я покачала головой, а Тайфун всплеснул руками:
   – Ээ… Как же так? – Риччи еще раз на меня посмотрел, затем гордо кивнул Тайфуну:
   – У кого-нибудь из ваших ребят есть гитара?
   – Да, Эрхан собирался принести. Так что, Энни, готовься, соберем весь отель, ты поиграешь.
   – Ладно-ладно… – еле-еле прохрипела я. Под вечер голос у меня что-то совсем сел.
   – Ты простудилась? – озабоченно спросил Риччи, пока мы шли до дискотечного шатра.
   – Да, в Москве в самый последний день. – Я уже почти забыла о своей болезни. Но под вечер она все же напомнила о себе. – Там так холодно, что немудрено… Я всегда заболеваю перед отпуском, – буркнула я и глубоко вздохнула. Как же приятно, тут уже почти полночь, а на улице так тепло. Давно я не была в Турции в это время. Обычно в мои каникулы даже в Турции вечерами и с утра было в общем-то нежарко.
   – Сейчас мне в любом случае надо зайти на дискотеку, посмотреть, как там и что, мы ненадолго, ок? – спросил он, ободряюще потеребив меня за плечо. Я кивнула. – Потом пойдем в бар попьем чаю.
   – Нет-нет, не надо беспокоиться. Все хорошо! – улыбнулась я и проследовала за ним на танцпол.
   Я была рада там оказаться. Я целый год не танцевала на дискотеках. А сейчас, благодаря занятиям латинскими танцами, я развила в себе пластику, координацию, чувство ритма… Да и похудев, я чувствовала себя гораздо комфортнее. Поэтому впервые в жизни, не беспокоясь ни о чем постороннем, я весело танцевала с остальными. Риччи от меня не отходил ни на шаг, я рада была быть рядом с ним, мы вместе заводили толпу, общались с туристами, он приносил мне колу, когда я даже не просила. Это было прекрасно. Ну и да, в этот раз я не сидела мрачная за столиком и не пялилась в пустоту, как четыре года назад. Я просто веселилась. И он вместе со мной. Нам обоим было классно. Казалось, даже барьера нет – больше нет какого-то неудобства в общении. Как будто все старые обиды забыты, и на фронте наступило затишье.
   Через сорок минут дрыганья под музыку, Риччи, когда увидел, что я явно немного устала, предложил уйти оттуда. Я предложила погулять. И мы пошли на наше «любимое» место – на пирс. Когда я увидела ту самую скамейку, на которой он впервые меня поцеловал, чем шокировал настолько, что я была бы рада тогда его огреть кирпичом по голове, внутри все затрепетало. Сегодня я надеялась, а вдруг эта самая скамейка поможет нам снова сблизиться? Но он будто прочел мои мысли и, как только я села на правый краешек скамейки, отодвинулся на противоположный край. Сказать, что меня это задело, это не сказать ничего. Стало абсолютно очевидно, что я больше не интересую его как девушка. Он держался холодно и отдаленно, хотя и вполне охотно со мной общался. Я практически не слушала, что он мне говорит. Я просто сидела и ругалась про себя на все на свете. Какая же я дура! Через какое-то время я устала ругать себя и сказала, что неважно себя чувствую, чтобы поскорее убраться из этого ужасного очага воспоминаний. Риччи, потеребив меня в который раз за щеку, улыбчиво воскликнул:
   – Пойдем, сделаем тебе горячий чай с медом и лимоном, дорогая!
   Он решил, что напоит меня чаем у себя в комнате, однако мы все равно зашли в лобби-бар – он взял там лимон и целую стопку разносортных чайных пакетиков. Возле его комнаты мы встретились с его кошками и котятами – он начинает их звать еще на подходе к дому, и они сразу прибегают. Такие классные, и их так много. Он их явно всех безумно любит. Как он их всех различает?
   Когда мы вместе пришли в зону, где живут аниматоры, я старалась быть как можно незаметней, хотя и не буду скрывать, что мне на самом нравилось появляться в компании Риччи. Особенно при Айхане. Ему так досталось от нас в прошлом году, когда он повез нас и еще одну чокнутую влюбленную дуру на дискотеку в Анталию. Он улыбался каждый раз, когда видел нас вместе. Это приятно.
   Мы поднялись по лестнице в его комнату. Она была крошечной. Мне кажется, я уже была там в прошлом году, вот только что я там делала, я не помню. Видимо случайно зашла. Не знаю даже. Первое, что бросилось в глаза в его комнате, это алые шелковые простыни на кровати. Но, что еще хуже и, пожалуй, от этого мне вообще стало немного не по себе – два огромных зеркала, одно на всю стену сбоку от кровати, а второе прямо напротив кровати висит сверху над шкафом. И повернуто оно прямо на кровать. Турки… все они такие. Вокруг по всей комнате всякие футбольные штучки – шарфы фаната, билеты на матчи, значки и прочее. А вот порядком тут и не пахло. Ну, то есть как, в комнате не было грязно, но в вещах царил жуткий бардак. Раньше я помнила его как безумного чистюлю – он все вокруг вечно прибирал. Но оказывается, это не так – либо он так сильно изменился. На стуле лежала куча одежды, рабочий стол был завален всякой всячиной – чтобы добраться, например, до ноутбука, надо было предварительно нехило покопаться там. На комоде стоит огромная плазма, рядом лежит игровая приставка PlayStation. Это как раз вполне подходило его образу вечного ребенка.
   В целом его комната говорила о нем практически все то, что я и так уже о нем знала. Мне там было почти комфортно, если бы только не адские зеркала. Каждые две минуты я, слегка прищурившись, с подозрением на них поглядывала.
   – Какой чай тебе сделать? – он достал многочисленные пакетики, которые набрал в баре. – Слушай, а давай я тебе все три положу! Будет здорово! – я улыбнулась и закивала. Риччи засуетился вокруг меня, достал большую прозрачную чашку с серебряной подставкой, положил туда четыре или пять кусков лимона, три пакетика разного зеленого чая, затем достал из мини-бара огромное ведро меда. – Знаешь откуда этот мед? Одна семья из Трабзона, мои друзья, они приезжали сюда. И очень сильно поссорились однажды. А я их помирил. Ты понимаешь, о чем я говорю? – так как он разговаривал со мной по-турецки, ему приходилось изредка задавать этот вопрос, чтобы удостоверится, что мои знания позволяют мне чувствовать себя в разговоре комфортно. Я закивала:
   – Здорово!
   – Да. Это самый вкусный мед в Турции, – он положил три огромные ложки меда в чай. Я хотела было сказать, что это слишком много, но решила не спорить. Он так серьезно был настроен меня лечить, так заботливо вокруг меня суетился, что я растаяла от удовольствия и решила не вмешиваться в его план по спасению больной меня. – Вот. Держи. Но он пока горячий, пускай немного постоит.
   Чай получился и правда на удивление вкусным. Не приторно сладким, как я думала. Мое больное горло и заложенный нос были благодарны столь неожиданному подарку в виде мяты, лимона и меда – то, что доктор прописал.
   – Почему ты опять молчишь? – спросил Риччи, наконец перестав суетиться и усевшись в кресло рядом с кроватью.
   – Просто пью чай. Как работа продвигается?
   Он вздохнул и откинулся на спинку, закинув за нее руку.
   – А что ей будет. Тяжело, как всегда…
   – Что это было такое, за сценой?.. – мне было интересно, я еще ни разу не видела таких конфликтов внутри его анимационной команды.
   – Şerefsiz! – воскликнул он. – Этих двух девушек я отправлю домой. Обычно в конце работы я даю своим аниматором возможность поехать куда-то отдохнуть – в Истанбул. Даю выходные, деньги, в этот раз ничего не будет. Эти две принцессы поедут у меня прямиком домой. Причем я их даже предупреждать не буду. За день до их отъезда я преподнесу им чудесный сюрприз – вы в курсе, что вы домой едете? – он завелся с пол-оборота, когда я подняла эту тему. Видимо, что-то действительно произошло.
   В этот момент в дверь постучали. Это были двое аниматоров из Туниса, которые тоже участвовали в конфликте. Как я поняла, это был последний день их работы, они уезжали домой и пришли за зарплатой. Риччи сел за стол, достал калькулятор и начал внимательно высчитывать, сколько он им должен. Я подумала, что мешаю и попыталась как можно быстрее допить свой чай. Риччи это заметил и поспешил сказать:
   – Дорогая, мне нужно сейчас немного поработать, пожалуйста, чувствуй себя как дома. Если хочешь, налей себе еще чаю – там на тумбочке чайник, – я кивнула, а когда подошла к чайнику, на всякий случай спросила:
   – Я не мешаю? – этой репликой я тут же отвлекла его от своих бумаг, он положил все на стол и начал громко на всю комнату в шутку ругаться:
   – Нет, вы посмотрите на нее, мешает она. Конечно мешаешь, иди вообще вон отсюда, чего ты тут делаешь? Еще раз такое скажешь, я в тебя телефон швырну, поняла меня? – я густо-густо залилась краской, долила кипятка в чашку и с улыбкой тихо присела обратно на диван.
   Смотреть, как он работает, всегда немного не по себе. Я всегда знаю, что именно он ответит, если я не дай бог спрошу, мешаюсь ли я. Но мне все время так кажется. По крайней мере, есть же вещи, которые они обсуждают между собой, где посторонние не должны вмешиваться или даже слышать происходящее. Но его это никогда не волновало. Ни разу не было такого, чтобы он попросил меня не ходить с ним или «подождать снаружи», он всегда и везде брал меня с собой. Приятно, что ничего не изменилось. Только в этот раз я еще и сидела в его комнате, это было… хм… как четыре года назад. Было очень… уютно.
   Пока я грела свое горло горячим чаем, аниматоры начали обсуждать произошедшее. Так как говорили они по-английски, я очень легко следила за содержанием беседы. Но, как оказалось, моего свободного английского недостаточно, чтобы понять этот жуткий тунисский акцент и всякое отсутствие правил построения предложений или грамматики. В итоге я разобрала все лишь в общих чертах. Разговор шел крайне занимательный. Кто-то с кем-то подрался, кто-то на кого-то наорал, в общем, все, что происходит во всех коллективах так или иначе, особенно в рабочей обстановке. Парни десять раз пересказали эту веселую историю и много раз повторили, что у них-то с Риччи отношения нормальные и что они хотят дальше на него работать и зимой, например. Он же их внимательно выслушал и сказал, что свяжется с ними по поводу зимнего сезона. Затем они забрали свои деньги и ушли. Я еще какое-то время посидела, потом тоже решила, что мне пора идти.
   – Мне завтра рано вставать…
   Риччи хмыкнул:
   – Что, на работу что ли?
   – Нет, – почти прошипела я. – Я встаю каждое утро на пробежку в семь часов. Поэтому мне стоит сейчас идти спать. Увидимся завтра…
   – Да, до завтра. Дорогая, ты сама дойдешь или тебе вызвать такси, чтобы тебя довезли до корпуса? Ты только скажи, я позвоню… – я рассмеялась, он добродушно улыбнулся, обнял меня на прощание, и я ушла к себе.
   В этот вечер мне спалось как никогда крепко. Я чувствовала себя снова дома.

   Ровно в семь утра я встала с кровати. Самое полезное в болезни именно это – просыпаешься в любое время, даже неважно, выспалась ты или нет – просто хочется встать и срочно что-то сделать с носом, горлом и всем прочим. Я бодро оделась в спортивную форму и пошла на пляж. Надо сказать, я долго думала, стоит мне обувать кроссовки или бегать по пляжу босиком. Потом я решила, что босиком будет все же приятнее и бегать.
   Я выбрала самую задорную музыку из той, что у меня была, и под бодрые ритмы битбокса побежала по пляжу. На рыхлом песке это оказалось занятием довольно сложным (через десять минут ноги уже просто отваливались!). Но сама атмосфера… Солнце. Пляж, вместо унылых улиц, песочек, море, так классно. Я люблю утреннюю пробежку. Я вообще утренний человек. К сожалению, я редко встаю рано, ввиду того, что очень поздно ложусь. Но каждый раз, когда я налаживаю свое расписание и начинаю вставать рано утром, мой организм мне становится безумно благодарен – в районе шести-семи утра, как это ни странно, я всегда чувствовала себя наиболее бодро. Да и бег на меня всегда действовал успокаивающе. Тренировки отвлекали меня от грустных мыслей об отсутствии ко мне интереса со стороны Риччи.
   После короткой пробежки (всего четыре отеля и обратно) я вернулась обратно в номер. Быстро переодевшись из белой спортивной формы в купальник и натянув сверху шорты с футболкой, я практически бегом спустилась в ресторан на завтрак.
   Руки немного дрожали, ведь вчера я практически ничего не ела. Надо было хоть что-то проглотить. Я решила, что классический американский завтрак будет кстати, взяла омлет, ветчину, сыр, налила себе соку и пошла на веранду. Я была такая голодная, что, была абсолютно уверена, что съем все. Но стоило мне едва поковырять омлет и оторвать маленький кусочек ветчины – аппетит как испарился. Я выпила сок и решила, что кофе лучше попью в баре.
   В прошлом году это было мое любимое место, там я проводила восемьдесят процентов всего своего отдыха. Ввиду того, что купаться было довольно холодно, а компании у меня практически не было. Тогда с утра я обычно приходила с похмелья, выкуривала пару-тройку сигарет, выпивала пару чашек капучино и сидела приходила в себя. Сегодня же я была бодра, я побегала, я размялась, я даже немного поела, голова была чиста, а тело чувствовало себя просто прекрасно. От этого с лица не слезала улыбка.
   Ко мне присоединились пара девочек-аниматоров, и мы пообщались за кофе. Они задавали столько всяких вопросов, про танцы, про мою художественную школу и про все прочее, чем я занимаюсь. Первая – замкнутая миловидная Надя. Вторая – роскошная пышнотелая блондинка Диана, с замашками гламурной леди. Третья, Настя, оказался моим настоящим соул-мейтом. Она была смешная и раскрепощенная, и мы с ней сразу нашли общий язык, как будто всю жизнь были лучшими подругами. Девчонки сразу со мной сдружились, я очень этому обрадовалась, ведь раньше, когда я ходила везде и всегда с Риччи, его аниматоры меня немного избегали. А теперь мне всегда было с кем поболтать.
   Дальше мой отдых шел по вполне обычному расписанию. Я играла в петанк вместе с остальными туристами, ходила купаться на пляж, старалась постоянно слушать музыку, чтобы не грустить и поддерживать оптимистичное настроение. Бразильская группа барабанщиков Олодум помогали мне всегда оставаться на позитивной волне.
   Море было удивительно теплое. Даже с утра оно было очень теплым и почти не бодрило, а днем было вовсе как горячая ванна. Я так соскучилась по морю…
   После моря буквально самую малость поплавав в прохладном бассейне для контраста, я хотела было снова пойти на пляж, но попалась на глаза Риччи и, чтобы избежать очередной игры в молчанку, я предложила ему поиграть в нарды. Я была уверена, что в этот раз ну уж точно смогу его обыграть. Раньше мне это никогда не удавалось. В этот раз у меня тоже мало что получалось. Я постоянно ошибалась, Риччи очень злился на меня за это. Ведь раньше я слушала его советы, а теперь я уже умела играть и поэтому активно с ним спорила, а его предложения сделать ход так или иначе почти никогда принимала:
   – Если ты и сейчас сходишь неправильно, я тебя… – он взял свой гробоподобный рабочий телефон и прицелился. – Ударю вот этим. Я серьезно. Давай-давай, только попробуй… – я осторожно походила и зажмурилась в шутку, ожидая, что в меня сейчас полетит его телефон. – Ну слава богу, да, именно так.
   – Видимо, это с перепуга, – хмыкнула я. В следующий ход он опять положил руку на свой телефон и угрожающе прищурился.
   – Да-да, я помню! – я засмеялась. Риччи долго еще со мной ругался, пока мы играли. Я с ним постоянно спорила. Его это раздражало до безумия. А меня до невозможного веселило.
   – Вот увидишь, я сейчас оба очка возьму! Кто же так ходит… – почему-то именно после этой фразы мне вдруг выпадал дубль, и я его обыгрывала.
   – Да? Ну и кто кого? – мы друг друга подкалывали, он постоянно меня журил, было здорово. В итоге я конечно же проиграла, получила от него по башке (в шутку, конечно) и стыдливо пошла в бар.
   Через какое-то время я ушла в номер отдыхать, попрощавшись со своим другом. Мне было лень что-либо делать, я снова взялась за белые шоколадки тоблерон и телевизор. Было скучно, но с другой стороны, работа и учеба были позади, тренировки в свое удовольствие – отдых есть отдых, тут было классно. До вечера я занималась своими танцами, растягивалась на пляже, наслаждалась закатом и все в таком духе. Сегодня я ушла спать пораньше, чтобы дать своему организму побольше времени на восстановление.
   С утра я встала очень неохотно и довольно поздно. Благо чувствовала я себя уже лучше, вылезать из теплой постели с утра для того, чтобы побегать, было очень лень. Поэтому я просто размялась в номере, немного постояла на голове, на руках, чуть-чуть подкачала пресс и спину, и решила, что этого достаточно. Я одела джинсовые шорты, майку и свою любимую ковбойскую шляпу и пошла на завтрак.
   В ресторане я взяла себе пару блинов, полила их своим любимым вишневым сиропом и пошла кушать. Однако нормально поесть мне снова не удалось – я съела четверть блина и аппетит пропал.
   Дальше я проводила время как типичная туристка – переползая из бара на пляж, с пляжа в бар. Когда пришло время петанка, я помогла девчонкам собрать народ… мимо нас прошагал Риччи с ведром и удочкой – он шел на пирс ловить рыбу. И после игры я решила присоединиться к нему, все равно заняться было нечем.
   Так как любимое место было занято – на пирсе стоял какой-то мужик – Риччи стоял на берегу возле пирса и ворчал.
   – Черт, тут вообще не клюет. Ну как тут вообще можно что-то поймать? – пока мы с ним стояли, к нам подошла пожилая пара из Австрии, мы с ними пообщались немного… И еще какой-то турок – друг Риччи – он начал давать ему разные советы по ловле рыбы, они стали смешно препираться друг с другом. Через какое-то время Риччи надо было пойти работать, и он спросил у меня, пойду ли я куда-то или могу остаться тут посмотреть за его удочкой и прочим. Что ж, я осталась.
   – Спасибо, дорогая, мне надо быстро сбегать встретить гостей, и я тут же вернусь, – я кивнула и взяла у него удочку. Когда он ушел, я сделала пару попыток справиться с его спиннингом и немного порыбачить. Но мои попытки были жалкими – я не знала, что и где надо нажать, чтобы вместо сматывания леска разматывалась. Поэтому вместо того, чтобы забросить удочку, я пару раз уткнула ее в песок прямо рядом с собой. Над моим позором наблюдал весь пляж, впрочем, вскоре мне на помощь пришел друг Риччи, я так и не запомнила, как его зовут. Он вежливо спросил у меня, поймала я что-то или нет, я же картинно легла на песок и на турецком пролепетала:
   – Тюю. Это мужское занятие. Я тут только в качестве декорации, – он посмеялся и пошел на пирс, который к тому времени освободили, надеясь поймать там хоть что-то. У него получалось гораздо лучше, чем у Риччи, надо сказать. Через какое-то время и я переместилась на пирс.
   Потом я еще долго ждала, пока он вернется мой друг, тем более его друг-турок свалил на обед. Я успела посидеть на скамейке, полежать на скамейке, послушать музыку, позагорать, спуститься в воду, поплавать, еще полежать, походить по пирсу, выругаться матом… В конце концов, он все-таки пришел. Еще немного порыбачив и не поймав ровным счетом ничего, он расстроенно сложил все в ведро, и мы ушли. Уже возле бара он очередной раз спросил меня, чем я дальше планирую заниматься. Я сказала, что иду тренироваться акробатике.
   – Да? А где и когда? – спросил он крайне заинтересованно.
   – В районе 2 часов, на полянке возле пирса. Я каждый день там тренируюсь… Ну акробатика и прочая всякая ерунда, – я замешкалась на секунду. С одной стороны, я очень хотела ему показать то, чему я научилась. Акробатика… То, за что я ее люблю. Это сочетание сексуальности – грации и пластики – и страсти – силы и мощности человеческого тела. Чтобы противостоять гравитации и привычной для тела физики (как например положение вверх ногами в стойке на руках или голове), нужно всегда быть на пике своих возможностей – выкладываться на все сто. А это так… восхитительно. Даже на начальной стадии… Я хотела бы «похвастаться», но больше чем это, как ни странно, я хотела спокойно потренироваться – я знала, если он придет, это будет не тренировка, это будет показушный идиотизм. И отработать я толком ничего не отработаю. Но сказать я уже сказала, будь что будет.
   – Я бы очень хотел на это посмотреть. Я думаю, что я как раз в районе трех часов пойду опять рыбачить, как раз загляну к тебе. Мне очень интересно было бы взглянуть, – он улыбнулся
   – Ну, если я к тому времени буду все еще заниматься – приходи, – я улыбнулась в ответ и, извинившись, ушла собираться на свою тренировку.

   Так как я ожидала появления Риччи, я решила не одевать футболку. Осталась в купальнике и одела шорты снизу. Заодно и футболка не будет вечно задираться и мешать нормально тренироваться. На солнце было жарко, но меня это не останавливало – я получала огромное удовольствие от каждого отработанного движения. Моим любимым всегда была стойка на голове. Это единственное, что получается у меня идеально – я могу стоять долго, легко держать баланс с согнутыми ногами, с прямыми ногами, с разведенными в шпагате ногами, прогнувшись в спине, ну и так далее.
   В такие моменты, как ни странно, я практически не думала о Риччи. Вся голова была занята моим тренером и моими занятиями в Москве – я представляла себе, как я приеду и сразу же покажу свой прогресс.
   Хорошим уроком для меня также было стараться не обращать внимания на зрителей, которые так или иначе все равно появлялись. Турки, отдыхающие, не проходили мимо и, завидев, как я исполняю разные, пусть и простые акробатические приемы, аплодировали. Немецкие бабушки останавливались и начинали внимательно смотреть, что-то оживленно обсуждая со своими мужьями.
   Риччи, к моей радости, так и не появился. Я подумала, что, пожалуй, так и правда лучше. Тем более, что я все равно не умею пока ничего особенного, кроме красивой стойки на голове и стойки на руках. Пока мне похвастаться было все равно нечем – надо еще много учиться. А для того чтобы хорошо и быстро прогрессировать в тренировках, мне не нужны такие зрители, которые будут меня сильно отвлекать.
   После тренировки я ушла в номер помыться и переодеться. Поиграв немного в петанк, я потом присоединилась к Риччи, который ушел играть в волейбол. Одним из пунктов моего плана до поездки в Турцию было научиться играть в волейбол. Но мне это так и не удалось, к сожалению, поэтому все, что мне оставалось делать, это наблюдать, как и всегда. Или может быть набраться смелости пойти хотя бы попробовать поиграть? Но пока этой смелости у меня не хватало.
   – А она будет играть? – в меня ткнул пальцем один из турков, которые стояли возле Риччи и готовились также выйти играть.
   – Нет, – ответил он за меня, когда я покачала головой. – Она здесь просто чтобы смотреть… Ну и кричать «Давай, Риччи», «Вперед Риччи» – пропищал он, пародируя женский голос.
   – Да-да, конечно. Именно для этого я тут и… – пробормотала я на турецком, густо залившись краской.
   – Дорогая, если ты будешь тут стоять, возьми пожалуйста мои телефоны. – Он снял футболку и отдал мне вместе с ней два своих телефона – мобильный и рабочую гроботрубку. Я кивнула. Эта функция добавила мне супердозу ЧСВ.
   – Да, конечно, не вопрос.
   Следующие полчаса я наблюдала за волейболом. Черт, мне всегда так стыдно было за саму себя. Я обожаю ВСЕ игровые виды спорта, и мне посилен практически любой из них, ну или как минимум я быстро их осваиваю. Волейбол одна из самых популярных спортивных игр с мячом. И это единственная спортивная игра, в которую я ну вот совершенно не умею играть. Все мои умения ограничивались тем, что мы с моими дорогими подругами могли летом в лесу на полянке поперебрасывать мячик. Но это все. И этого было недостаточно.
   А волейбол крутой. И это, пожалуй, то активити в отеле, на которое никогда не надо усердно собирать людей – всегда набирается три-четыре полноценные команды. Желающих тьма. Но, к сожалению, по большей части это мужики, которые в порыве азарта устраивают из простого времяпрепровождения целый уимблдон. И именно из-за этого всегда было стремно туда выходить пробовать. Меня оттуда пинками погнали бы.
   Когда команда Риччи выиграла один сет, он решил не продолжать: неудачно упал и потянул себе бедро. Подошел ко мне и спросил, не хочу ли я пойти окунуться. Я, разумеется, согласилась – море сегодня было особенно теплым и ласковым. Я отдала ему его телефоны, которые так заботливо сторожила все это время, и мы пошли к морю, но не стали далеко ходить и вошли в воду прямо возле пирса.
   – Bordo-mavi! (с тур. – бордово-голубой, цвета команды Трабзонспор) – улыбнулся он, ткнув пальцем в мой голубой купальник и свои красные плавки.
   – Нуу… твои плавки не бордовые… – улыбнулась я.
   – А твой купальник не очень голубой. Но все равно! – хихикнул он. – Нам везде Трабзон!
   – Да-да, конечно, – засмеялась я.
   Мы вошли в воду по шею, ну а дальше он как всегда просто начал дурачиться. Он топил меня, брызгался. Иногда нырял и хватал меня за ноги. И, конечно же, как и раньше, заливисто-презаливисто смеялся, как ребенок. Я была рада, что он так веселился. Точнее, скажем так, мне нравилось, что он так комфортно себя чувствовал рядом со мной – все как четыре года назад. Когда он начинал беситься и хулиганить, как маленький шкодливый пацаненок, значит, что он был спокоен и расслаблен. И так он показывал свою симпатию, свой интерес – как школьник, дергая за волосы, толкая в плечо, брызгаясь водой и бросая меня в воду. То есть видимо, все наладилось. Ну, или как минимум было не так, как было в прошлом году – уже хорошо.
   Мы долго брязгались в воде, пока мне это не надоело, и когда он спросил, будем ли выходить или еще поплаваем, я решила, что пора уже наружу. Он собрал свои вещи, и мы двинули в сторону бара. Я взяла себе кофе, он себе налил чаю, и мы снова пошли играть в нарды. Я в очередной раз с позором проиграла – по его словам, так как совершенно не слушала его советов. Разумеется, он еще десять тысяч раз обещал запустить в меня телефоном, если я снова буду торопиться, вместо того, чтобы посидеть и подумать. Самое смешное, что как только я задумывалась, он в шутку вздыхал и говорил:
   – Смотри, уже сезон закончился, а ты все еще сидишь думаешь, – почему-то в этом году среди турков тут это была очень популярная шутка. Я много раз от разных людей уже слышала – как только кто-то начинал тормозить, делал что-то очень медленно или надолго задумывался, другой ему говорил: «Сезон уже закончился, а!»
   – Не торопи меня, я думаю, – шикнула я и в шутку на него замахнулась. Он рассмеялся и развел руками:
   – Ладно-ладно, думай. Тебя это все равно не спасет, посмотри, я тебя сейчас съем в любом случае.
   – Ну да, конечно. Посмотрим еще кто кого. Я у тебя два очка возьму, спорим? – я наконец-то походила, а следующим ходом ему не повезло и на кубиках выпало совершенно не то, что ему нужно. Он сидел и пялился на эти кубики, совершенно не веря своим глазам:
   – Нет, не может быть! – он закачал головой и с удрученным видом откинулся на спинку стула: – беги-беги, я все равно догоню, – протянул он, придвинув стул ближе ко мне и зловеще улыбнувшись.
   Мы друг друга подкалывали, как обычно, шутили, было весело. Я в итоге отыграла два очка, как и обещала, но затем разумеется, он разделался со мной, как с котенком. Я поблагодарила его за игру и откланялась, решив пойти отдыхать в номер.

   Вечером в отеле была турецкая ночь. Раньше в отелях на турецкую ночь просили одеваться в белое или красное, в цвета флага. Теперь такого не было, но я решила, что стоит следовать традиции. Я одела свой великолепный белый сарафан, накинула на плечи белый шарф из марлевки, сделала небольшой начес, чтобы хвост получился пышнее, и одела белые украшения – сережки с белыми перьями, длинные белые бусы с серебряными слониками и серебряный браслет. Когда мне наконец стало нравиться, как я выгляжу, я вышла на ужин.
   Впервые я позволила себе вечером побольше поесть. Давали очень вкусное мясо по-турецки, кажется, ягненок или что-то вроде. На гарнир – мой любимый кускус и овощи. Такая вкуснятина! Я себе положила совсем немного, но зато слопала все разом, даже не обратила внимания, как. А так как мясо было очень острым, я еще и практически залпом выдула три бокала воды.
   В отеле по традиции собрали базар. Но теперь он был не на полянке за диджеевской, как это было раньше, а на пути от ресторана до шоу. Это было отвратительно. Раньше базар был отдельно от основной толпы. Те, кто хотел туда идти, – шли. А те, кто не хотел, был все равно в стороне. Теперь же это просто какое-то засилье торгашей. Ты мимо них никак по-другому не пройдешь. С точки зрения маркетинга – молодцы. Но мне лично было как-то не по себе.
   Шоу было мне уже знакомо. Турецкие народные танцы во всех их возможных вариациях – женские, мужские, танец живота, танцы в парах, скорее больше похожие на то, как хорохорятся петухи перед дракой. Потом общий огромный хоровод, похожий как две капли воды на греческий танец сиртаки. Но туркам об этом говорить нельзя – Греция и Турция давние враги, и услышать такое будет для них крайне оскорбительно.
   Я сидела и пила мятный чай, удивительно он здесь вкусный все-таки, даже в пакетиках. Пробирает до костей. Мне с моей простудой это было очень кстати. В диджей-кабине все шоу сидел Риччи, но мне почему-то казалось, что он меня даже не видит. Сегодня я выглядела совершенно не так, как обычно. Мне и самой было непривычно – я вообще практически никогда не ношу платья, туфли на таком высоком каблуке или танкетке. Но я себе и такой безумно нравилась.
   После шоу оказалось, что моя догадка была верна: когда Риччи проходил мимо, я его окликнула, он повернулся и от неожиданности даже подпрыгнул слегка, когда понял, что это я.
   – Ты сидела все шоу тут? Я видел, но даже не мог подумать, что это ты! – он заулыбался. Аниматоры в это время разбежались по бару, чтобы набрать людей для поездки на дискотеку в Анталию. Даже несмотря на то, что дискотеку с прошлого года сменили, я не хотела никуда выезжать – мне приключений на этой чертовой дискотеке хватило и в прошлом году. Неприятные воспоминания о прошлогоднем «веселье» навеяли тошноту. Но я решила все равно на всякий случай спросить:
   – Какие планы? Ты едешь на дискотеку?
   – Ты знаешь, я даже не знаю. Но я предлагаю так, мы можем с тобой сейчас с тобой съездить, посмотреть, что там и как. Если нам там не понравится, мы сразу поедем обратно или может куда-нибудь, в ресторан, например, – мне понравилось количество местоимений «мы» в его предложении, и я охотно закивала. – Давай, дорогая, пошли, посмотрим, как у них там.
   Мы дошли до главного здания, где возле входа уже был большой ажиотаж. Пока Риччи пытался дозвониться до своих подопечных, я подошла к диванам, что не осталось без внимания моего друга:
   – Дорогая, мне надо сейчас быстро раздать инструкции, присядь, пожалуйста, пока здесь, сейчас посмотрим, надо нам туда ехать или нет. Жди меня тут, я подойду. Ты хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе?
   – Чай с мятой, если можно, – в горле запершило, я надеялась, чай снова поможет.
   – Конечно можно, что за вопрос глупый? – протянул он с улыбкой на лице. Он потрепал меня за щеку и немедленно позвонил в лобби бар и попросил принести для меня чай. Так как аниматоры начали собирать деньги за билеты на дискотеку, я начала рыться в сумочке и вопросительно посмотрела на Риччи:
   – Сколько стоит билет? – Риччи в очередной раз оторвался от своего телефона и изменился в лице. Затем быстро на турецком залепетал:
   – Девочка моя, послушай, еще раз ты мне такое скажешь, я в тебя… – он замахнулся на меня телефоном.
   – …Телефоном зашвырнет, поэтому лучше замолчи и больше никогда про деньги ему не говори, – Продолжила за него стоявшая рядом Вика. Риччи закивал и, улыбнувшись, нежно потеребил меня за нос. Затем он вышел на улицу для раздачи рабочих указаний.
   Мне принесли чай, я выпила его практически залпом. В лобби появились девочки-аниматоры и тут же подбежали ко мне:
   – Оо, так ты едешь? Круто! – воскликнула Диана.
   – Я пока не знаю, я жду решения… – я кивнула на Риччи.
   – А чего ты тогда тут сидишь? Тебе, наверное, надо пройти в автобус, – она непонимающе хлопала ресницами.
   – Нет, он мне сказал сидеть здесь, – я улыбнулась, не став больше ничего не говорить. Мне лень было ей объяснять все от начала до конца, а что, незаметно, что мы и так везде парой ходим? Самое забавное, что на публике это действительно выглядело именно так. Мы постоянно с ним везде ходили вместе, он вечно просил барменов и официантов меня обхаживать, он сажал меня вечером за лучшее место возле сцены, он не просил меня уйти, когда у него были рабочие совещания или встречи с кем-то… Но вот беда, кроме «визуальной» иллюзии, ничего больше и не было. Он явно не хотел больше ничего, а я не могла понять, устраивало меня это или нет.
   – То есть как?.. – Диана продолжала меня недопонимать.
   – То есть я жду тут, пока он не придет и не скажет, что мы делаем дальше, едем или нет.
   – Вы на его машине что ли поедете? – перед глазами сразу встала картина прошлого года и уезжающий от отеля белый фольксваген поло, мне снова стало нехорошо. Меня передернуло, я поежилась и спокойно продолжила:
   – Ну да, а что? – я посмотрела на Диану. В ее взгляде явно читалось что-то вроде «Это как? И с чего это он вдруг с тобой куда-то едет?»
   – Ну понятно, круто, – наконец нашлась она, однако выглядела она как-то ну уж очень озадачено. К нашему разговору присоединилась еще Вика и начала задавать те же вопросы:
   – А чего ты не заходишь в автобус?.. – я обошла диван и присела на его спинку. Так мой друг хотя бы находился у меня в поле зрения. Даже несмотря на то, что я знала, в этот раз у него никого больше тут нет (по крайней мере, сейчас), чтобы меня так активно динамить, но все же опыт прошлого года давал о себе знать, и периодически мне становилось немного не по себе от воспоминаний. Я надеялась, он про меня не забудет.
   Когда Риччи раздал все инструкции, он вернулся в лобби и сказал, что нет смысла нам туда соваться, только если я не хочу туда поехать. Я ехать отказалась, тем более что я изначально и не хотела. Он предложил сесть пообщаться в наргиле кафе (кафе с кальяном).
   – Ты хочешь кальян? Я могу тебе заказать, здесь огромный выбор, – я покачала головой. С тех пор как я бросила курить, я периодически курила кальян и каждый раз, когда я курила кальян, мне потом хотелось закурить сигарету. Поэтому я решила, что не стоит. И тем более, что я собиралась изображать саму невинность, значит курить было нельзя.
   – Нет, спасибо, но можно еще чаю.
   – Да, конечно, в чем вопрос, – он снова достал свой волшебный рабочий телефон, который обладал огромным количеством функций: он вызывал такси, охрану, доставал нам чай, где бы мы ни сидели, приводил к нам аниматоров, а также насколько я знаю, обеспечивал ночную доставку всякой разной еды, впрочем, ввиду того, что я не ела, последнее мне все равно было не интересно. Через две минуты нам принесли чай. Повисло уже обычное для нас двоих неловкое молчание, которое как всегда вынужден был прервать он: – Почему ты не говоришь?
   – Не знаю. Я просто… отдыхаю. На отдыхе все мысли куда-то деваются, – вранье. Мыслей у меня в данный момент было столько, что даже вообразить себе сложно. Но я же не могла на него сейчас все эти мысли вылить ушатом, это будет очередная истерика.
   – Ну да…
   Но так как мне в любом случае надо было хоть что-то говорить, я решила вести разговоры на посторонние темы.
   – Тут так здорово в этом году, мне очень нравится. Команда отличная в этом году собралась.
   – Да, в этом году мне тоже очень нравится команда, – он закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. Я не знала, о чем еще с ним говорить. Мне напоминало это наш первый вечер вместе, и мою глупую реплику про его ботинки, когда мне уже нечего было сказать, но как-то надо было отвлечь его внимание. Сейчас его ботинки тоже были ничего.
   – Как же здесь тепло. Я хочу тут остаться, – улыбнулась я. – А то вот в Москве, я умудрилась даже в последний день перед поездкой заболеть, так у нас там холодно, это просто жесть.
   – Ну да, – как-то отсутствующе протянул мой друг. Мы еще какое-то время помолчали, потом, я уже не помню, как это случилось, но я настроила его на разговоры о жизни.
   – Мне это все надоело, ты знаешь, – он очень быстро завелся, рассказывая о своей жизни; все привычные для него веселые интонации, улыбки и гримасы исчезли. Он помрачнел, начал нервно теребить руками все, что попадалось под руку. Раньше я не замечала в нем такой нервозности, но в этот раз я, видимо, после многочисленных посещений психолога, обращала особое внимание на его жесты и язык тела. Не на то, что он говорит, а на то, как он говорит. – Я хочу купить дом в Анталии. У меня был дом, но его отняла моя бывшая семья, и я в который раз все им отдал. В этот раз я хочу купить дом, чтобы даже они об этом не знали, чтобы никто практически не знал… Ну, только разве что тебе я выдам сразу ключ, чтобы уж ты могла приезжать, когда хочешь, а так… – Я рассмеялась, а он заулыбался. – Нет, я совершенно серьезно. Я хочу в ближайшее время этим заняться. У меня много денег, ты знаешь. Я никогда не считал деньги. Благодаря моей работе, у меня достаточно денег, чтобы спокойно купить себе хороший дом в Анталии. Я не нуждаюсь в деньгах.
   – Да, я помню, – я периодически кивала, но, пока он говорил, я по-прежнему присматривалась к тому, как он сидит и что делает. Он нервничал.
   – Мне надоела такая жизнь. Мне надоела эта работа, мне надоело, что у меня нет нормальной жизни, я ведь тоже хочу постоянную девушку, девушку, с которой я буду жить, которая будет составлять смысл моей жизни. Мне тоже надоело так, каждые две недели новые девушки, мне больше не хочется этого, это просто развлечение, но мне это тоже надоедает, – Я не выдержала и рассмеялась. Это была настолько неожиданная реакция, я не смогла себя даже на секунду сдержать. Я просто расхохоталась, чем, разумеется, смертельно обидела Риччи, который в этот момент явно делился со мной чем-то самым сокровенным. Он резко изменился в лице, откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул, а потом, залившись краской (впервые вижу, как он краснеет!) и попытавшись беззаботно улыбнуться, как-то очень растерянно пробормотал: – ну хорошо, я не буду больше тебе ничего говорить, какой смысл! – я стала срочно извиняться.
   – Перестань, я не специально, прости, пожалуйста, – я положила свою руку ему на плечо. – Пожалуйста, прости меня, продолжай! – в какой-то момент я поняла, что это действительно прозвучало крайне оскорбительно. Он вообще редко делится со мной своими переживаниями и вот наконец мы сидим и разговариваем не только о погоде и ботинках… а я так все запорола. Я понимала, что, если я сейчас не заставлю его заговорить снова, он может вообще больше со мной не наладить диалог. Никогда. Я ему не доверяла, и он это знал. На то была причина, и он также это понимал. Однако это было неважно. В попытке наладить отношения он всегда был инициатором. И если я его оттолкну в очередной раз, мы навсегда останемся теми, кем я нас всегда считала – врагами. – Пожалуйста, говори! – он оторвался от спинки кресла и снова начал перебирать пакетики с сахаром и крутить чашку с чаем.
   – Я жду чего-то особенного. Это должна быть девушка… – он запинался, – которая будет ждать меня, пока я работаю. Она будет всегда меня понимать правильно… моя профессия, она, к сожалению, такая, какая она есть. И в большинстве своем, девушки не понимают меня. От меня требуют стопроцентного внимания только к себе, но я так не могу – когда я работаю, мне приходится общаться со всеми вокруг, это то, что я делаю. И она должна это понимать, – он еще раз задумался и продолжил, – она должна быть всегда рядом, я должен ей доверять, и она должна мне доверять. Никак иначе. Я не хочу постоянно переживать, что она что-то не так поймет и обидится на меня, потому что в таких ситуациях отношения заканчиваются практически моментально, – я кивала и внимательно на него смотрела. Он снова занервничал. – Ты знаешь, мне очень часто не везло в отношениях. У меня очень много печального опыта. Девушки… многие девушки приезжают сюда в одиночестве, а на самом деле они замужем, у них есть семья и дети. Я здесь как любовный доктор. Они приезжают сюда, в их отношениях проблемы, и они приезжают отдохнуть, решают свои проблемы со мной в отношениях и близости и затем уезжают обратно к мужу… счастливые, «излечившиеся». А я остаюсь ни с чем, – я тихонько, еле слышно хмыкнула. Он этого не заметил и продолжил рассказывать: – у меня были две девушки, с которыми вся моя история закончилась абсолютно одинаково. Они влюблялись, я приезжал к ним, мы проводили вместе много времени, а потом однажды, когда я хотел действительно быть всегда рядом, звал их к себе и, ты не поверишь, они дали мне две абсолютно одинаковые причины для того, чтобы не приехать: «У меня сестра легла в больницу, я не могу» – и исчезли.
   – Сестра в больнице, – я улыбнулась. – Стопроцентная отмазка. Да еще и такая неоригинальная!
   – Да, отмазка, я знаю. Это ужасно. Первый раз со мной произошла эта история, потом через два года повторилась с совершенно другой девушкой. Абсолютно с точностью до деталей. И через какое-то время я узнаю, что они обе замужем, у них есть семья, дети. И они счастливы, я им не нужен, – он расстроенно стукнул по столу и снова откинулся на спинку кресла, замолчав.
   – Я пишу картины, – вдруг сказала я ни с того ни с сего. – Обычно, когда со мной происходит что-то подобное, в самых расстроенных чувствах, у меня получаются самые лучшие работы. Это дело всей моей жизни. Но вот удивительно, когда мне хорошо, я совершенно не могу писать. Ничего в голову вообще не лезет. Я уже три месяца ничего не писала.
   – Ты можешь написать работу обо мне, – нашелся Риччи. Я невольно усмехнулась, даже скорее фыркнула, не став говорить то, что крутилось в этот момент в голове. Он даже понятия ведь не имеет, сколько моих работ уже так или иначе о нем. Я думала, он понимает, но оказывается, даже понятия не имеет. – Я здесь работаю Любовным доктором, – снова повторил он. – Это очень тяжело. Все уверены, что у меня нет чувств, что мне все равно, что мне нет дела, что они вот так вот приезжают, строят со мной отношения, а потом оказывается, что у них есть муж и дети. Это просто убивает меня. Это совершенно невозможно. Ты можешь об этом написать.

   Мне понравились слова «Liebes Doktor» и в голове сразу начали мелькать разные цвета композиции, правда еще непонятно, какой.
   – Да, я вполне могу об этом написать… Я понимаю, как это тяжело. Но я думала… я поэтому немного не ожидала от тебя такой позиции. У тебя ведь была семья, я думала, ты больше не хочешь ничего подобного. Я знаю, было много проблем, ты рассказывал.
   – Да, все из-за денег. Они хотят от меня денег и больше ничего. Мой сын, это единственное, что у меня есть, единственное, чем я дорожу. Девушки тоже, когда узнают, что у меня много денег, хотят от меня все больше и больше, просят денег…
   – Ты знаешь, деньги… это такой вопрос. Вот взять моего папу. Когда он от нас ушел, я была маленькой. А потом подросла и обозлилась. В подростковом возрасте я так на него обиделась, что стала постоянно брать у него именно деньги. Ну, я думала так: «Он богатый, ему все равно. А мне все равно, что он там себе думает. Ушел? Забыл о нас? Только заезжаешь деньги дать? Ну, вот и вперед, давай». А потом прошло еще пару лет, и я выросла и поняла, что это идиотизм. Но девушки, когда злятся, становятся холодным и корыстными. Им уже все равно, что и кто себе думает или чувствует, зато деньги могут пригодиться. Вот и получается так.
   – Ты же в итоге не злишься на своего отца? Или все еще…? – спросил Риччи, внимательно на меня посмотрев и, наконец, оставив несчастные пакетики с сахаром в покое. – Он же твой отец, он все равно тебя очень любит. И ты его.
   – Да, конечно. Я выросла. Сегодня я папу люблю больше жизни. Мне стыдно, что я такой была. Обиженной. Я ведь, ты даже не поверишь, я занималась теннисом с самого детства. И до поры до времени папа оплачивал мои занятия. Это стоило очень дорого. В какой-то момент я поняла, что просто не могу больше брать у папы столько денег, чтобы платить за свой теннис. И так как сама оплачивать я не могла, мама тоже не могла, я решила бросить теннис. Да… Я сама приняла такое решение, он об этом не знает, он думает, что все само собой получилось, – Риччи медленно закивал.
   – Это хорошо, что ты выросла. Раньше ты была совсем ребенком, и все, что ты делала, объяснимо. Но сегодня ты стала по-настоящему молодой дамой. Посмотри на себя, – он нежно улыбнулся. – Великолепной платье, ты шикарно выглядишь. Просто бесподобно. И эти сережки. Мне очень нравятся эти сережки в виде перьев. Очень красиво…
   – Спасибо, – я покраснела и поспешила уткнуться в чашку с чаем, чтобы мое смущение не было заметным. – Но я все равно не понимаю этого. То есть, я понимаю твою ситуацию, но я все равно никогда не смогу простить ему до конца того, что он сделал.
   – Ты простишь со временем.
   – Нет, ты не понимаешь. Я уже стала к нему относиться с огромной любовью и уважением, это же мой папа. Но я живу с мамой. Ты себе не представляешь, как это тяжело. С одной стороны, я вижу папину семью, я вижу его замечательную жену, с которой я люблю общаться, она классная. И я так за папу рада, что даже описать сложно. Но наряду с этим, я вижу мою маму, которая не может до сих пор оправиться от этого. Она одна. И несчастна. И я не могу, это так тяжело, я…
   – Разрываешься между ними? – понимающе кивнул он. Я подтвердила:
   – Это так. Это очень сложно. Поэтому и простить так тяжело.
   – Это жизнь. Это отношения. Непростая это вещь… Всякое случается, – я отпила чая и поняла, что не хочу больше об этом говорить. И я невольно поежилась.
   – Тебе холодно? Пошли ко мне в комнату, посмотрим телевизор, там будет теплее и уютнее, – он встал и отодвинул мое кресло. Я также поднялась и прошла за ним, не сказав ни слова.

   Там мы долго сидели и пили чай. Но так как темы для разговора были практически исчерпаны, а я пребывала в некотором ступоре после его откровенных рассказов о своей жизни, наш вечер скрасил телевизор. На огромной плазме смотреть фильмы одно удовольствие. Сначала Риччи долго щелкал по каналам, потом поймал Стивена Сигала на каком-то немецком канале и остановился на нем:
   – Я обожаю все его фильмы! – восхищенно воскликнул он. Я неуверенно закивала, надев притворную улыбку на лицо:
   – Да, я тоже, – с другой стороны, я давно мечтала просто сидеть вот так вместе с ним и смотреть фильмы. Это просто чудесно. Поэтому и что смотреть не имело значения.
   Но через некоторое время я поменяла свое мнение. Стивен Сигал и весь его фильм оказались такими тупыми, что мой мозг постепенно начал плавиться от этой тупизны. Поэтому я переключила свое внимание на что-то еще. Риччи в этот момент периодически отвлекался на комара, который летал по всей комнате. Это было забавное зрелище, и поэтому я просто не смогла сдержать смех.
   – Что ты смеешься? Если этот комар тут будет летать, я потом точно не смогу заснуть, пока он будет надоедливо пищать над ухом.
   – Да-да, я понимаю, – сквозь смех пробормотала я. Это было действительно так, но само зрелище было очень смешное. Каждый раз, когда комар пролетал перед его носом, он тут же переключал все свое внимание на него.
   Сидеть на краю кровати было неудобно, и я постоянно меняла позу, потому что конечности поочередно затекали. Мой друг это заметил и тут же сказал:
   – Пожалуйста, ложись, чувствуй себя как дома —
   Я поспешила покачать головой:
   – Нет-нет, все нормально, мне и так хорошо.
   Риччи отвлекся от телевизора, посмотрел на меня и с улыбкой сказал:
   – Послушай, девочка моя, если ты сейчас не ляжешь, я тебя сам туда уложу силой, – я заулыбалась и кивнула:
   – Ладно-ладно, я уже ложусь, – я сняла босоножки и, чего скрывать, с большим удовольствием легла, подложив под спину пару подушек. Так было гораздо удобнее – я наконец расслабилась. Риччи же оказался на удивление тактичным и сам ложиться рядом не стал – он продолжил сидеть на кресле возле телевизора.
   Через пятнадцать минут мне на глаза также попался этот надоедливый комар, и я попыталась его прихлопнуть.
   – Ага, вот теперь ты меня понимаешь, – он улыбнулся и медленно закачал головой. Я отмахнулась, сделав вид, что ничего не видела, и продолжила смотреть глупый боевик с Сигалом. В этот момент там как раз началась главная, кульминационная перестрелка, снятая в замедленной скорости, очень красиво и абсолютно нереалистично… Так как кино не вызывало у меня особого интереса, я стала больше приглядываться к моему другу. Как и весь вечер во время разговора в баре, я наблюдала за его позой, за жестами его рук и выражением лица. Сейчас он сидел весь скованный, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Из каких-то старых лекций по психологии я помнила, что люди скрещивают руки или ноги как защитный рефлекс. Когда человек хочет от чего-то закрыться. Даже если я с этим не всегда была согласна, было даже и без психологии понятно, что ему неуютно или некомфортно. Я задумалась, принимать ли это на свой счет или нет.
   На кресле сидеть ему было явно неудобно. Он то сидел спокойно, то съезжал вниз и уже полулежал, потом снова оправлялся и садился ровно. Ближе к концу фильма я решила, что довольно ему уже там мучиться, он и так проявил крайнюю обходительность, не придвинувшись ко мне ни на сантиметр, пока я комфортно располагалась на его шелковых простынях. Я нежно улыбнулась и протянула:
   – Довольно тебе уже там сидеть, иди ложись! – он с большой благодарностью воспринял мое предложение, снял обувь и плюхнулся на вторую половину кровати, поодаль от меня.
   – Есть в мире счастье! – протянул он, прикрыв глаза и глубоко вздохнув. Я усмехнулась. Лежа смотреть телевизор было и правда гораздо приятнее.
   – Сразу бы лег, чего ты… – добавила я и по-дружески ткнула его в плечо. В ответ он с задорной улыбкой и огоньком в глазах сделал то же самое.
   Когда фильм закончился, я сказала, что мне надо идти спать, а то уже поздно, а я рано с утра встаю. Он с усмешкой спросил:
   – Что, на работу что ли? – я сморщила носик и буркнула в ответ:
   – Нет, я с утра тренируюсь, я же уже говорила. Ладно, я правда побегу, – я быстро одела босоножки, мы попрощались, и я убежала к себе спать. Я решила смыться оттуда только потому, что противоречивые эмоции уже переполняли меня, и еще капелька, и я бы лопнула бы на месте. Счастливая улыбка с лица не сходила, даже когда я засыпала.

   Утром я проснулась в отличном настроении, и, наверное, именно поэтому, заставить себя встать и пойти бегать я просто не смогла. Для успокоения совести я немного поотжималась, постояла на руках, на голове, размяла руки-ноги, затем пошла в бар пить кофе. Сегодня мне безумно хотелось спать. Ко мне как всегда подсело множество аниматоров, мы поболтали немного, затем все разбрелись. Дни проходили по установленному курортному графику. Я практически ничего не делала, практически ничего не ела и следила за появлением и исчезновением на горизонте моего друга. Он, как только замечал меня поблизости, притягивал к себе магнитом, и все оставшееся время я просто проводила рядом с ним – без шансов на альтернативу. Он брал меня с собой на рыбалку, знакомил со своими друзьями, знакомил с работниками отеля, со своим начальством и вообще со всеми, с кем можно было меня еще познакомить. И он практически не позволял мне от себя отходить.
   Днем в самые жаркие часы я вновь шла заниматься акробатикой на полянке. Голова тут же освобождалась от посторонних мыслей, и все шло само собой.
   Вечером я была серьезно намерена выглядеть на все сто. Я выжала из своего гардероба максимум и надела черные брюки, босоножки на платформе, свободный черный топик поверх топа от черного купальника. Я собрала волосы в два хвостика и распушила их щеткой, а поверх надела черную плетеную шляпу, немного набок. Вместо бежевой плетеной сумки я взяла такую же черную. Из украшений на мне были голубые сережки в виде перьев и голубые бусы. Я почти влюбилась в свое отражение в зеркале. Этот наряд сулил абсолютный успех.
   Конечно он не произвел такой шок, как белое платье, но эффект мне понравился. Риччи не сводил с меня глаз и даже во время шоу, сидя с микрофоном то и дело просто сверлил меня взглядом. Как хорошо, что я сидела сбоку и могла это видеть, даже не поворачивая к нему головы – периферическим зрением. Это наилучший расклад.
   Мой знакомый бармен подсел ко мне общаться в очередной раз.
   – Энни, я все узнал. Твоих кубинских танцев тут нет! – я улыбнулась. Перед отъездом я просила его выяснить, есть ли где поблизости школы танцев, куда мне можно было прийти «в гости» на занятия. Он сказал, что все сделает, но я не ожидала, что он и правда не забудет.
   – Ясно, – я закивала и повернула свой стул так, чтобы вообще не видеть Риччи, который по-прежнему поедал меня взглядом.
   – Нет, ты не поняла. Давай с тобой намутим. Ты же все умеешь! – я расплылась в улыбке, а потом и вовсе засмеялась. – Найдем с тобой помещение, и будет нам бизнес.
   – Да-да, давай так и сделаем. Вернусь только в Москву чемодан побольше собрать… – как странно, что между нами больше не было этого холода в общении, которое было в прошлом году. Видимо, дела в его браке все же наладились. Ну и слава богу, что он больше не мечтает меня где-нибудь утопить.
   Мы еще немного поболтали, а после шоу ко мне незамедлительно подошел Риччи. Меня более чем устраивало то, как он вел себя со мной в этот раз. Честно говоря, бегать я за ним больше не собиралась, равно как и навязывать ему свое общество. Но с самых первых дней он ясно дал понять, что отпускать куда-либо он и сам меня не намерен и что все эти дни он будет сопровождать меня, как бы занят он ни был. Его привычка брать меня везде и всегда на все рабочие совещания и встречи с кем-то из его начальства или подчиненных, меня по-прежнему немного смущала, но, по крайней мере, мне больше не придется сидеть вечером и сетовать, что он уехал куда-то в город, а мне не сказал ни слова.
   В этот раз мы пошли на отельную дискотеку – ему надо было следить за своим персоналом, а я хотела просто развлечься. Он снова познакомил меня с какими-то своими крутыми друзьями из Трабзона, я даже не запомнила, честно говоря, кто это был. Наверное, очередной футболист из Трабзонспора. В темноте сложно было разглядеть, а среди шума – расслышать, кто это такие.
   Мы пошли к бару, танцевали исключительно там. Он попросил у бармена налить мне колы, а сам попросил что-то алкогольное – это был первый раз, когда при мне он пил какой-либо алкоголь. Я вообще была уверена, что он не пьет. Пока мы танцевали, я пыталась прочесть его – увидеть то, что я видела, когда мне было шестнадцать. Вначале он просто стоял за барной стойкой, практически не двигался и очень грустно смотрел в свой стакан. Когда я попыталась его растормошить и узнать, что стряслось, он покачал головой, а потом сказал что-то вроде: «Не знаю, иногда мне хочется просто ударить себя по голове и заорать: «Черт, что ты делаешь, прекрати!» – я долго обдумывала эту фразу и тот факт, что он тут же посмотрел в мои глаза… но мой здравый смысл не позволял мне думать, что это связано со мной.
   Через некоторое время я просто расслабилась. Ведь в итоге все было так, как я хотела. То ли я заразила его своей энергией, то ли то расслабленность, столь редко у меня встречающаяся, успокоила его, я не знаю. Сначала он просто танцевал возле меня, затем все чаще просто наблюдал за мной, а затем и вовсе норовил меня каждые пять минут обнять, как бы по-дружески, восклицая: «Господи, Энни, как же здорово, что ты приехала» – эти действия можно было интерпретировать однозначно. По крайней мере, зная его, я не могла понять это иначе. Он меня хотел. Наконец-то хотел дотронуться, прижаться. И не спускал с меня глаз.
   Когда дискотека нам надоела, мы ушли в его комнату. Он снова включил телевизор, долго щелкал по каналам. В этот раз он сразу же заставил меня снять босоножки и лечь на кровать, чтобы мне было максимально комфортно. А я, чтобы не смотреть, как он мучается на кресле, сразу предложила ему лечь рядом. Когда он лег, он тут же снял мою шляпу и обнял меня, положив мою голову к себе на грудь. Лежать так с ним было совершенно невероятно и очень уютно. Но сердце мое тут же заколотилось в шесть раз сильнее. Как будто сон тут же превратился в реальность – такого просто не могло быть. Как ни в чем не бывало, мы лежали в обнимку на его дьявольских красных шелковых простынях и смотрели какую-то ерунду по телевизору.
   В какой-то момент телевизор нам стал уже не интересен, и мы лежали нос к носу и смотрели друг другу в глаза. Он гладил меня по волосам.
   – Я не верю в это. Это сон… – протянула я на немецком.
   – Почему не веришь? – Риччи вскинул брови и погладил меня по щеке.
   – Не знаю, мне всегда казалось, что ты этого больше не хочешь. Что ты меня больше не хочешь…
   – Я всегда этого хотел. Но я был уверен… – он запнулся и покраснел. – Черт, вот как вышло. Я всегда думал об этом. Но, получается, всегда играл плохого, да? И в итоге ты подумала… надо же, как вышло, – он запинался и находился в еще большем смятении, чем я.
   – Да, выходит, мы всегда играли в кошки-мышки. Как ты в нардах говоришь: «Беги-беги, я догоню». Ты этого хотел, я этого хотела, но мы оба друг от друга бегали. Забавно. Два взрослых человека!
   Наконец-то словесное выяснение отношений закончилось, и мы поцеловались. Я ждала этого целых четыре года с момента нашего последнего поцелуя. И вот это случилось. Черт, как сильно мне этого хотелось!
   В какой-то момент я отстранилась от него, мне стало немного не по себе:
   – Мне надо тебе кое-что сказать, – Риччи внимательно на меня посмотрел. – Мм… Я еще не готова к сексу… – мысленно я хлопнула себя по башке. Дура. Ну и зачем ты вообще тогда здесь лежишь?
   – Окей, не все же должно сводиться к одному? – он снова погладил меня по голове. – И потом, теперь, когда мы с тобой все выяснили, я считаю необходимым поговорить, задать все интересующие вопросы.
   – Но у меня нет вопросов.
   – У меня есть.
   – Например? – я удивленно посмотрела не него.
   – Например, почему ты еще не готова к сексу? – ну да, конечно, какой же еще вопрос я могла от него услышать? Я думала, это очевидно. Совершенно очевидно, что мужчины намеков не понимают.
   – У меня еще не было секса, – честно призналась я.
   – Вот это мне и нужно было узнать. И следующий вопрос, который ты должна задать себе – ты хочешь, чтобы я был твоим первым? Это очень важно, ты должна об этом подумать.
   – Да, я знаю. Именно об этом я и думаю.
   – Подумай. И серьезно подумай. Это не просто так…
   – Да чего ты! – взволнованно воскликнула я. Это же просто секс.
   – Все не так просто, как ты думаешь. Я должен быть очень внимательным, проявить заботу, не обидеть тебя… – оу. В таком случае, это мило.
   Дальше меня ждала самая прекрасная ночь в моей жизни. У нас не было секса, но он был таким страстным и все было так… практически так, как это бывает только в моих снах. И всю ночь я спала в его руках. Стоило мне перевернуться или отодвинуться, он снова сгребал меня в охапку, и мы спали, прижавшись друг к другу. Поначалу мне было немного неуютно спать на его красных шелковых простынях, но потом я привыкла. Мне даже понравилось, как холод шелка окутывал меня и защищал от ночной турецкой жары.
   Надо сказать, спать рядом с мужчиной, который тебе нравится впервые обозначает абсолютную бессонницу. С одной стороны, это все твои мечты в реальности. А с другой – ты боишься пошевелиться, ты боишься сделать даже микродвижение и в то же время просыпаешься от каждого его движения и вздоха. Под утро я долго лежала и хотела встать в дамскую комнату, уж очень было невмоготу. Но я лежала в его объятиях и долго думала, может, я все-таки дотерплю до утра? Ведь если я сейчас попытаюсь выбраться, он непременно проснется, да и еще… его ванная комната не имеет двери и отгорожена занавесочкой… Кромешный ужас.
   Пришлось-таки кое-как встать.

   Следующий день у Риччи был свободным, и он обещал меня свозить в город, так как нам все равно было нечем заняться. Для начала мы как следует выспались. Проснулись в районе часа или даже двух. Когда он посмотрел на часы, ужаснулся:
   – Ого, я никогда так поздно не вставал…
   – Я люблю спать долго, – сказала я, сладко потянувшись.
   Мы еще немного полежали-пообнимались, потом я сказала, что мне надо пойти переодеться (я до сих пор была во вчерашнем вечернем наряде), он же остался отдыхать, благо у него выходной.
   Надо сказать, оказалось забавным собирать свои вещи по всей комнате. Мои сережки-перья, которые ему так нравились, рассыпались на запчасти и лежали словно куски паззла в самых удивительных уголках комнаты. Мои бусы валялись в одном месте, босоножки оказались раскиданы под кроватью, что до одежды, то тут пришлось целый квест пройти, чтобы их все собрать. Я нехотя встала, оделась. Порадовалась за себя, что больше не надо втягивать пузо, чтобы ничего не висело – благодаря моей добровольной голодовке, от живота не осталось и следа, а рельеф пресса теперь был виден, даже если мышцы были не напряжены. Мечта. Завидуйте.
   Впервые с гордостью я прошагала из комнаты Риччи. Он проводил меня взглядом и вернулся обратно, чтобы продолжить выходной отдых.
   Честно говоря, идти от его комнаты до главного здания отеля оказалось чем-то вроде «коридора позора». И это было отвратительно. Была бы я мужиком, такого бы не было. Ощущение, что персонал отеля пялится на меня, сонную, в той же самой одежде, что я была вчера вечером, это просто ужас.
   Я решила гордо прошагать прямо в столовую, так как безумно проголодалась. Но, чтобы не проверять себя на степень голода, я положила себе всего лишь супа и часть из него даже съела, не задумываясь. Потом побежала в комнату приходить в себя.
   Эмоции зашкаливали. Я не понимала, что произошло. Это было просто невероятным. Мне срочно надо было с кем-то поделиться, но я понимала, что делать этого не стоит, поэтому решила просто с кем-нибудь поговорить о чем угодно и побежала к бару. Я взяла себе кофе, а компания не заставила себя ждать. Девчонки тут же подбежали ко мне:
   – Ооо, где ты была? Только что встала? – спросила Настя. Я кивнула и картинно зевнула.
   – Ну да, решила выспаться… – я оглянулась. – Ну, как у вас дела?
   – Да нормально вроде все, у Риччи сегодня выходной, все поспокойнее стали… – они заулыбались. Я кивнула.
   – Да, я знаю, мы сейчас с ним в город поедем.
   – В Анталию?
   – Да нет, вряд ли, в Анталию не успеем, поздно уже, полдня прошло. Ну, куда-нибудь съездим. В Белек, наверное.
   – Мм, круто… – протянули они. Я улыбнулась, мы еще немного поболтали, и я не спеша пошла обратно к своему другу.
   Когда я пришла, Риччи был уже собран и готов к выходу. Он также сказал, что в Анталию мы не доедем – время было уже четыре часа дня. Но он решил свозить меня в Белек и еще один маленький городок поблизости – Серик.
   Пока мы ехали в машине, разговаривали мало. Потом с чего-то заговорили о теннисе, о травмах, о родителях и еще о чем-то, но разговор практически не клеился. Мне было неуютно рядом с ним. И ему тоже, похоже, было немного не по себе.
   Белек оказался совсем крохотным, но я всегда очень любила такие города. Он туристический, а это значит – сплошь магазинчики одежды, сувениров, лотки с фруктами и овощами, продуктовые лавки и кафе с кальянами и нардами. Этого всего здесь было в изобилии. Пока мы шли к главной площади, я все восхищалась тем, какой милый маленькой городок этот Белек. Риччи же, напротив, постоянно бурчал:
   – Да что здесь можно любить. Это не Москва. Здесь ни черта нет, здесь одна нищета, грязь… фу, ненавижу это все! – так мы и шли, спорили, никак не могли договориться.
   Главная площадь мне очень понравилась, там была красивая скульптура в виде пещеры, огромная каменная черепаха, башня с часами и, конечно же, бюст Ататюрка. Я тут же выхватила свой фотоаппарат, но Риччи не дал мне сделать много снимков, тут же ткнул меня локтем в бок и сказал:
   – Давай, иди, я тебя сфотографирую на фоне Ататюрка, – я долго отпиралась, но Риччи был непреклонен, и мне пришлось согласиться.
   Затем мы прогулялись по городку, впрочем, это заняло у нас всего около пятнадцати минут. В какой-то момент моего спутника кто-то окликнул – его друг. Они долго стояли и болтали, затем юноша пригласил нас посидеть в его кафе.
   – Дорогая, что ты будешь пить? – спросил меня Риччи, после того, как меня представил своему другу
   – Нет, спасибо, я ничего не буду.
   – Может ты хочешь поесть? – я отрицательно покачала головой, – может тебе кальян заказать? Хочешь кальян?
   – Нет, спасибо, я в порядке, – я дружелюбно улыбнулась. В глубине души я так нервничала, что мне вообще ничего не хотелось.
   Я практически не вслушивалась в разговоры мужчин, кроме тех моментов, когда Риччи начинал нахваливать мои языковые способности и всякие прочие «таланты», ожидая, что у меня могут что-то спросить или что-то мне сказать, и мне нужно будет реагировать. Впрочем, слава богу, хватило редких «Да», «Нет», «Спасибо» и так далее. Какое-то время мы еще посидели, выпили кофе, а затем поехали во второй город.
   Серик мне не понравился. Мы там особенно не гуляли, но в целом даже поездки по городу мне хватило. Этот город уже больше походил на Анталию, только чуть поменьше. Он был серым, скучным и очень многолюдным. И ни намека на туризм. Наверное, только туристические городки в Турции и Греции выглядят круто, а остальные так себе. Вот и Серик тоже. Мы заехали в самый крохотный закоулок, где стояли развалы с фруктами. Я неохотно открыла дверь, вышла и осталась стоять у машины, что не ускользнуло от внимания Риччи.
   – Эй, не бойся. Здесь не так страшно, как кажется, – он улыбнулся и взял меня за руку, после чего вместе со мной подошел к одному из развалов и спросил, есть ли у них инжир.
   Надо сказать, что идти рядом с ним было гораздо спокойнее и комфортнее, чем в одиночку. Тем более что приставать к девушке, которая идет вместе с турком, все равно никто здесь не стал бы.
   Когда инжир был куплен, Риччи еще купил мне бананов, и затем мы сделали последнюю остановку возле супермаркета. Мой спутник спросил, что я обычно пью и скрылся в недрах магазина. Вернулся он с двумя пакетами кока-колы, вышел безумно довольный, как будто только что выиграл в лотерею. Вскинул руки с пакетами в победном жесте, чем вызвал у меня улыбку, сел в машину, и мы поехали обратно домой.

   Вернувшись, мы пошли вдвоем рыбачить. Он подвинул для меня лежак, чтобы я смогла лечь, присел на краешек и закинул удочку. Когда туристы, которые то и дело норовили подойти пообщаться с всеобщим отельным любимцем Риччи, разошлись по своим лежакам, я тихо сказала:
   – Я подумала.
   Риччи повернул голову, чтобы лучше слышать, что я говорю.
   – И?
   Я вздохнула, откашлялась и задумалась о том, как именно я об этом думала сегодня в первой половине дня. Честно говоря, поначалу казалось, что это нелегкое решение, однако, когда я пришла в себя от временного синдрома идиотизма, поняла, что это самое простое решение в моей жизни.
   – Да, я хочу, чтобы ты был у меня первым, – выпалила я на одном дыхании.
   – Правда? – он повернулся еще чуть-чуть, чтобы посмотреть мне в глаза. На губах дрогнула улыбка. – Я рад это слышать. Я должен рассказать тебе, как все будет… – он зачем-то начал в подробностях объяснять мне, как это «происходит в первый раз», про кровь и про боль – друг, я это все знаю еще лет с четырнадцати, наверное. Однако его забота была приятна. Было ощущение, что да, я сделала определенно правильный выбор, все будет хорошо.
   Хотя внутри, как обычно, у меня скреблась всякая разная живность (судя по ощущениям это был уже кто-то покруче кошек), я все равно чувствовала себя комфортно. Более того, мне как обычно очень льстило, что он везде меня берет с собой, когда работает, когда отдыхает, каждый день, каждую минуту, да практически каждую секунду. И даже не боится так ходить при всех. Что-то в нем определенно изменилось. Что-то такое, что не сразу бросается в глаза. Ах да, я знаю, что это: отношение ко мне.
   Если серьезно, я так до сих пор и не понимала, приехала ли я сюда снова строить вот этот странный роман на две недели с самого начала, или во мне все еще было слишком много всякой злобы и агрессии, и где-то глубоко внутри теплился маленький зловещий план под названием «Сделал-тебе-больно-@#$ни-по-нему-еще-сильнее». Если в самом начале своих каникул я планировала держаться гордо и неприступно, то теперь все мои мегапланы рухнули, так как я поняла, что черт, все может сложиться так, как я всегда хотела. И сколько уже можно, к тому же, тянуть кота за яйца? Я молодая девушка, меня задолбала сама мысль о том, что секса у меня до сих пор не было. Надо покончить со всеми этими мыслями как можно быстрее. Да и потом, это же мой Риччи. Мы с ним столько играли в эту игру в догонялки, что закончить ее сейчас было бы по меньшей мере обидно.
   Его «инструктаж» о первой ночи я практически не слушала, лишь изредка кивала и говорила что-то вроде «Ага», «Да, я знаю» и все в таком духе. «Как я все-таки охрененно все спланировала» – думалось мне. В такой ситуации и волки сыты, и овцы целы останутся. Он сделает то, что так долго хотел, я выведу эту игру на новый уровень, плюс получу бонус в виде возможности в дальнейшем спокойно заниматься сексом и не бояться больше этого «о ужасного-преужасного первого раза». Еще мне почему-то хотелось верить, что, переспав с Риччи, на все свои вопросы я отвечу и вроде как завершу эту всю тягомотину. Да, тогда я, пожалуй, вполне в это верила.
   Хотя я и представить себе не могла, насколько ироничным все обернется. В тот «заветный» вечер я пошла в его коморку с красными шелковыми простынями и огромными зеркалами (вот ведь извращенец!) с полной уверенностью, что все наконец случится. Мы посмотрели кино, потом он включил на своей плазме радио с какой-то ну уж очень классической старой американской музыкой (классической, как мне кажется, именно для секса), но, по-моему, я была слишком зациклена на идее, что это мой первый секс. Я испугалась и запаниковала еще до того, как что-то началось. Поэтому стоило ему сделать первую попытку, я тут же чуть не шваркнула его светильником по голове. Вторая и третья попытка завершились примерно тем же самым. Мне было так больно, что невозможно было даже пытаться это стерпеть. Черт, неужели все настолько плохо?
   Бедный мой спутник в итоге был вынужден остывать под душем. А когда я пискнула что-то вроде «Извини», тут уж он чуть меня не шваркнул:
   – С ума что ли сошла извиняться? Это нормально. Не волнуйся, мы попробуем еще. Тебе надо расслабиться, – меня всю аж передернуло, он постоянно повторял это «Entspann dich» (с нем. – расслабься) шепотом. Мне кажется, я теперь этот немецкий глагол возненавижу. Он меня уже раздражает.
   Я отвернулась к стенке и попыталась заснуть. Но Риччи уснул первым и забыл выключить чертово радио, а я как всегда не хотела его будить. Музыка орала на всю комнату, а эти дурацкие рыбки на заставке плавали туда-сюда и раздражали меня еще больше. Черт, ну что со мной не так? Я ломала себе запястье, будучи в полном сознании, я тянусь на шпагат, я получала повреждения связок и кучу всякой другой дури, пока занималась спортом. Ну неужели вот эта фигня страшнее, чем растяжка на шпагат через боль? Да ни хрена. А я не могу и это стерпеть.
   Я чуть не заплакала, так мне было обидно и стыдно перед самой собой.
   – Фу, слабачка! – прошептала я себе и уснула.

   С утра я проснулась вместе с Риччи. Он тут же встал собираться на работу, а мне сказал:
   – Мне надо сходить на встречу с моими работниками, а ты будь как дома. Я не буду закрывать дверь, поспи, я вернусь чуть позже, – не поднимая головы, я кивнула и, перевернувшись на другой бок, снова заснула. Видимо, я запомнила как-то его совет о том, что, если что-то мучает, надо просто проспаться, «переспать» эту проблему и решение потом придет само. Вот бы мне удалось переспать С этой проблемой! И тогда бы проблем не было. У меня было такое скверное настроение, и внизу все болело, что мне вообще не хотелось подниматься из кровати. «Все, останусь тут навечно» – промелькнуло в голове, прежде чем я погрузилась в сон. Чуть позднее, правда, меня разбудил крик:
   – Orhan abi orda mısın? (с тур. – Орхан, ты там?) – это был кто-то из мужиков. То ли Айхан, то ли еще кто. Изначально мне рефлекторно хотелось сказать «Burda Orhan yok» (с тур. – здесь Орхана нет) – но потом я поняла, что это будет так же позорно, как если он просто сюда зайдет, а тут я лежу. Лучше промолчу. Мне повезло и неизвестный, предположительно Айхан, ушел. А я спокойно продолжила спать дальше.
   Когда пришел Риччи, я все еще спала. Он хихикнул и спросил:
   – Ты все еще спишь? Ладно, не вставай, спи дальше, я еще пока пойду поработаю, зайду позже, – потом улыбнулся и добавил: – Спящая царевна.
   – Да, я буду спать… – сонно пролепетала я, перевернулась на живот и снова уснула.
   Через какое-то время меня разбудил писк неизвестного происхождения. Приподнявшись на кровати, я обнаружила, что по комнате уже вовсю шныряют маленькие пушистые мяукающие комочки, которых Риччи все время прикармливал на своей лестнице, но внутрь не пускал. Я вскочила с кровати и принялась собирать этих пушистиков, чтобы выпроводить за дверь. Они были упрямы и уже довольно находчивы. Один спрятался от меня под кровать, другой залез к Риччи в ботинок, третий решил тут же убежать в шкаф, а четвертый, не столь умный, полез на кровать. Сгребая всех в охапку, я вынесла их на лестницу и поспешила вернуться обратно в кровать, прикрыв дверь, чтобы они снова сюда не залезли.
   В следующий раз, когда Риччи зашел, он и вовсе расхохотался. Я уже не спала, но все еще лежала, думая о том, стоит ли мне отсюда выходить и оставлять открытой дверь. Ведь пока я лежала, уже дважды или трижды в комнату врывались мелкие озорные котята, и мне приходилось их оттуда вытаскивать.
   – О боже, ты все еще спишь. Уже четыре часа, ты знаешь? Ну ничего, хочешь еще поспать? – он улыбался во весь рот. Я помотала головой и стыдливо начала собирать свои вещи. Почему-то мне вообще не хотелось ничего говорить. Я быстро собралась, попрощалась с Риччи и убежала к себе. По дороге я, однако, решила, что мне срочно надо купить себе сигарет. Я не курила вот уже восемь или девять месяцев, но именно сейчас мне без этого было не обойтись, иначе мою голову просто разорвало бы от мыслей и всевозможных эмоций. Я купила себе ментоловые мальборо, свою любимую турецкую зажигалку и с огромным удовольствием присела у центрального фонтана и закурила.
   Черт, у меня даже руки тряслись. И это было не от голода. Я была на таких нервах, что это даже словесному описанию не поддается.
   Я пошла к бару, взяла себе кофе и закурила снова. Я никак не могла прийти в себя и смирится с мыслью, что секс мне видимо вообще по жизни не светит. Во мне проснулся максимализм – «первый раз либо будет с ним, либо ни с кем не получится». Поэтому я поставила себе точку на этой мысли. Я должна это сделать здесь.
   Я была настолько расстроена собственным несовершенством, что старалась скрыться от своего спутника. Но не показываться Риччи на глаза в его же отеле у меня не получалось – где бы я ни была, он был тут как тут. Полежав немного на пляже и выпив кофе в баре, я нацепила на нос черные очки и села за ближайший столик. Голова была забита разными мыслями, в основном, разумеется, мрачными. Ведь у меня случалось такое и раньше. Тогда я списала все на алкоголь и на то, что человек был «неподходящим». Но в этот раз я была абсолютно уверена, что если уж не с ним, то точно ни с кем больше не получится. И была почти в отчаянии. Именно поэтому, когда Риччи доделал все свои дела и стоял мирно болтал с кем-то из местных барменов, я сорвалась с места и рванула в неопределенном направлении.
   – Энни, ты куда? – услышала я в след, но реагировать не стала. На последующий оклик: – Что с тобой? – Я лишь махнула рукой и прибавила ходу. Я бежала в сторону кортов. Раньше там то и дело ходил анимационный персонал, так как сразу за кортами располагались коттеджи, в которых они жили. Но теперь коттеджи заполнили туристами, и из персонала там никто не ходил.
   Я плюхнулась на травяную лужайку возле самого дальнего корта, где раньше устраивали мини-футбол. Именно там все началось. Именно там… Окажись я в тот день в другом месте, ничего бы этого не было, я почти уверена. Меня еще с тех пор меня интересовал странный вопрос – ну почему именно я? В этот момент я смотрела на футбольную площадку, и мне думалось, что, если бы не тот футбольный матч, он бы ни в жизнь не заметил бы меня среди прочих девушек. Среди стройных красоток в купальниках, у которых на лбу написано «я согласна!». Но нет…
   Я легла на траву, и мне сразу вспомнилось, как мы сидели тут втроем с Енгином и Риччи. Как все было проще тогда. Он швырялся в меня травинками и смеялся, наблюдая, как я пытаюсь выпутать их из волос. Как бы я хотела вновь оказаться в этом времени, когда во всю эту сказку не был замешен секс. Вернуться бы в то чудесное время, и я бы не переживала сейчас так. А теперь… Я уже не расстраиваюсь из-за своего веса, так как я успешно его сбросила. Но я вновь вся в сплошных комплексах. Кажется, будто я и не женщина вовсе. Черт, а как бы проще все было, родись я мужчиной. Почему, ну почему к женщинам такая несправедливость? Я лежала, чуть ли не плакала. Перед самой поездкой я была уверена, что единственной проблемой будет соблазнить его или, если вдруг (во что я тогда совершенно не верила) это получится, то решить самой – хочу я этого или нет. А теперь… а теперь я очень-очень этого хочу, но у меня все равно ничего не получается. Я долго еще сидела на той лужайке, а потом пошла обратно в бар. В это время проходил вечерний пулгейм. Я стояла у барной стойки и с крайне недружелюбным взглядом наблюдала за игрой. Когда все закончилось, шеф подошел ко мне и любезно поинтересовался:
   – Что это было? – я махнула рукой и отвечать не стала. Он обнял меня за плечи: – Куда ты убегаешь от меня? Что тебя беспокоит?.. – я не стала отвечать ни на один из его вопросов. Он еще некоторое время озадаченно на меня поглядел, затем предложил сыграть в нарды. Ему хватило ума больше не поднимать эту тему, и мы сели возле диджей кабины с доской для нард. Пока мы играли, он все время внимательно рассматривал меня, как будто пытался буквально вглядеться в мои мысли. Я очень хотела его наконец-то обыграть и поэтому пыталась вспомнить все, чему меня когда-либо учили за игрой в нарды. Но как бы сильно я ни старалась, ему как всегда везло – ему постоянно выпадало на кубиках именно то число, которое он хотел. С таким везением сложно было соперничать, и после проигранной в пух и прах партии, он предложил пойти поесть.
   – Энни, дорогая, где ты хочешь покушать? Тут или в ресторане? – заботливо спросил меня Риччи. Так как на мне по-прежнему был лишь купальник, шорты и ковбойская шляпа, я проголосовала за снекбар. Риччи быстро собрал вещи, закрыл диджей кабину и проследовал вместе со мной. В снек-баре мы долго ходили и набирали себе еды. Я пыталась прислушаться к себе, чтобы понять, хочу ли я что-то кроме фруктов или буду как обычно ковыряться в еде и ничего толком не съем. С тарелкой, заполненной арбузами, я прошагала к столикам.
   – Дорогая, что ты будешь пить? – заботливо спросил Риччи
   – Колу лайт – он протянул мне мой стакан и попросил, чтобы я пошла и выбрала себе столик. Я села на улице. Мой спутник вскоре ко мне присоединился.
   – Ты ничего кроме фруктов не будешь? – он удивленно посмотрел на мою тарелку. Я покачала головой и сказала, что неголодна.
   – Так не годится. Надо поесть, – он внимательно на меня посмотрел, но прежде чем я успела что-либо сказать, нас перебили.
   – Guten Tag, Richie. – пара туристов сели неподалеку и были очень рады видеть мистера-сам-себе-веселье. Пока они болтали, я сидела и тихо улыбалась.
   После полдника Риччи ушел работать, а я догадалась быстро скрыться на пляж. Там я наконец более или менее расслабилась. Вместе с плеером и хорошей солнечной погодой ко мне вернулось нормальное расположение духа. Я пару раз искупалась, позагорала, насколько позволяло вечернее солнце, и вернулась обратно в комнату, чтобы переодеться в белую спортивную форму и вернуться на пляж для вечерней растяжки.
   Растягиваться возле моря мне нравилось. Это создавало во время вечерней тренировке какую-то особую умиротворяющую атмосферу – поднималось настроение, становилось как-то очень спокойно, а это как раз то, что мне было нужно в этот раз. Пока я сидела в продольном шпагате, на пирс медленно прошагали Тайфун и Эрхан. Они с удивлением на меня посмотрели, я им улыбнулась и крикнула:
   – Atrenman (с тур. – тренировка) – они кивнули, посмотрели на меня еще раз и продолжили прогулку в сторону моря.
   Я включила в наушниках медленную музыку и продолжила плавно растягивать мышцы. После полноценной растяжки, я выключила музыку, подошла ближе к морю, чтобы было слышно шум волн, села по-турецки, закрыла глаза и попыталась расслабиться и отвлечься от всех мыслей. А мыслей в голове вертелось очень много, и отгонять их от себя было все сложнее. Я пыталась хотя бы на несколько минут отключить голову и не думать ни о чем.
   Вечером на шоу я постоянно наблюдала за Риччи. Я теперь к нему совсем по-другому относилась, с одной стороны, я его немного побаивалась, а с другой, появилась какая-то невероятная привязанность, которой не было раньше. Я теплила внутри себя эту привязанность, и мне в очередной раз казалось, что ну вот оно, в этот раз все совсем не так, как раньше. Уж в этот-то раз я держу все под контролем, главное, держу под контролем свои чувства. Я не схожу с ума, я не страдаю, единственное, о чем я постоянно думаю, это жалость к себе и стыд, что я такая слабая и не могу стерпеть боль. Мне так хотелось пройти этот маленький барьер… Тот последний барьер, который нас с ним разделял. В какой-то момент мне даже подумалось, что это моя мечта.
   После шоу Риччи пригласил всех своих работников к себе, чтобы накормить их какой-то турецкой штукой, которую ему подарили его друзья из Трабзона, недавно приехавшие в отель. Вспоминая прошлогодний полуночный «снэк» со свежеиспеченным хлебом, всевозможным мясом, рыбой и прочим, мне стало не по себе. Я не хотела есть, но мне казалось, скоро мой организм сам набросится на любую еду в поле зрения. Но когда я увидела, что там в огромной миске, желание есть отпало навсегда.
   В миске, которая больше смахивала на тазик, вроде тех, что стоят у нас на Новый Год, заполненные салатом оливье, была мешанина из томатного супа, фасоли, лука и, по-моему, еще и чеснока (причем даже не порезанного). От одного запаха этой гадости мне стало нехорошо. Но аниматоры, очевидно привыкшие к этим турецким штучкам, тут же побежали к себе за ложками. Риччи разломал хлеб и передал кусок мне:
   – Клянусь, если ты сейчас не съешь хотя бы этот хлеб, я сам его в тебя запихну, – я смущенно улыбнулась и с благодарностью зажевала хлеб. Это был самый вкусный хлеб, какой я когда-либо ела. Он был настолько свежий, настолько мягкий, что казалось, его только что достали из печи. Мой друг толкнул меня локтем в бок: – посмотри, надо вот так делать, так вкуснее! – Он мокнул свой кусок хлеба в фасолевую мешанину и запихнул его целиком в рот. При этом лицо было таким довольным, что я невольно усмехнулась и сделала так же. Через пару минут в комнату вбежало несколько аниматоров, в том числе Айхан. Он посмотрел на нас с Риччи, сидящих бок-о-бок, и улыбнулся.
   – О, Энни, ты наконец ешь… – я округлила глаза, Риччи тут же прокомментировал:
   – Я уже всем пожаловался, не волнуйся, они теперь все за тобой следят! – я покачала головой. Ну вот, теперь все меня считают за идиотку, которая хочет похудеть и не знает, как. Отлично. Я постаралась раствориться в шуме, который образовали налетевшие работники. Пока все ели и весело болтали, Риччи скормил мне по меньшей мере три куска хлеба. Отказываться было бесполезно, он не принимал никаких аргументов, включая «Да я больше не хочу» и «Я наелась».
   В открытом ноутбуке, который лежал на столе, просигналил скайп. Риччи написала какая-то из его бывших туристок из России.
   – Дорогая, ты можешь, пожалуйста, за меня ответить? – спросил Риччи, мягко обняв меня за плечи. Я кивнула и написала приветствие. Невольно задумалась, интересно, а как часто мне пишут его туристки за него? Впрочем, мне повезло, я общалась с ним почти всегда либо на немецком, либо на турецком, что не давало ему возможности привлечь какую-нибудь русскую Наташу к общению со мной за него. Я вежливо ответила на пару ее вопросов от имени Риччи, а когда меня это утомило, и я вопросительно посмотрела в сторону своего друга, он дотянулся до стола и закрыл ноутбук.
   Народ еще какое-то время потусил, затем все разошлись, и мы остались с Риччи одни. Мне стало немного не по себе, когда он снова переключил телевизор в режим радио.
   В ту ночь все повторилось почти с точностью до деталей. Я старалась терпеть, и в какой-то момент мне показалось, что он зашел дальше обычного, но я тут же чуть не взвизгнула от боли и снова его оттолкнула. В расстроенных чувствах я отвернулась в сторону стены. Но там было это чертово зеркало, и я еще больше ушла в себя.
   – Ох, Энни… я могу себя держать в руках, но ты же понимаешь, даже если ты отвернешься, я снова захочу к тебе примерно через… – он задумался и посмотрел на воображаемые наручные часы – …тридцать секунд.
   – Прости… – почти прошептала я. Он вздохнул и повернулся ко мне.
   – Сколько можно извиняться? Я все понимаю, это непросто. Я сам наблюдал это много раз. Некоторые после этого даже в слезы бросаются… Это не страшно. Тебе просто надо расслабиться. Или если не можешь, то возможно стоит еще раз подумать о том, хочешь ты этого или нет, – я тут же замотала головой, ведь я же знаю, именно этого я и хочу. – Может не здесь, может не сейчас, может не со мной…
   – Нет, я хочу этого, правда, я стараюсь… но, просто не получается. Может ты и прав, может не стоит…
   – Это твое решение. Любое твое решения я уважаю. Я ни в коем случае не будут ни на чем настаивать, – я привстала. – Куда это ты собралась?
   – Ну, я не хочу, чтобы ты…
   – Совсем что ли чокнулась? Я не отпущу тебя в такой час. Тебе заказать такси, дорогая? – он улыбнулся, я засмеялась. Эта местная шутка уже становилась забавной. Ведь до главного корпуса около двухсот метров идти. – Нет, ты останешься здесь. Я ведь не монстр, я тебя не буду трогать, если не хочешь. Будем просто спать.
   – Не хочу тебя мучать… – добавила я. Он цыкнул и в шутку на меня замахнулся.
   – Ерунда какая. Ложись и засыпай скорее, – он взял меня за плечи и положил на подушку. А когда лег рядом, крепко меня обнял, и так мы заснули.

   На следующее утро я проснулась вместе с моим другом. Пока он собирался на работу и натирал свою лысину воском, я быстро собрала свои вещи и выползла наружу. Пока мы шли до главного корпуса, Риччи несколько раз ткнул меня в бок:
   – Улыбнииись. Посмотри, какой прекрасный день! – я не понимала, как он может так веселится, ведь после этого «прекрасного дня» наступает адовая ночь, и я мучаю себя, мучаю его, и, в общем, все не слава богу. Я была настолько подавлена, что не могла никак прийти в себя. Риччи это видел и поэтому не отставал от меня:
   – Так, Энни, это никуда не годится. Пошли завтракать, – и прежде, чем я успела что-либо сказать, он добавил: – твои дурацкие отговорки не принимаются. Идем, – он схватил меня за плечо и почти силой повел в сторону ресторана. В какой-то момент я перестала сопротивляться. Когда мы пришли, он дал мне последнее напутствие: – и пока ты что-нибудь себе не положишь, за стол я тебя не пущу! – я удрученно кивнула и взяла тарелку.
   Пока я вся в раздумьях ходила по столовой, словно приведение, Риччи снова подошел ко мне и спросил, где я хотела бы сесть – внутри или снаружи. Терраса меня привлекала больше. В конце концов, он был прав, день и правда был прекрасным. Я положила себе омлет и взяла один круассан, чтобы уж наверняка удовлетворить любопытство и заботу о моем здоровье своего друга. Налив себе апельсинового сока, я прошагала за наш столик.
   – Отлично. Теперь я тебя не отпущу, пока ты не съешь это… – он улыбнулся. Он видел несколько раз, как я садилась с полной тарелкой и потом ее же и оставляла лежать на столе, не съев ни кусочка. Я взяла вилку и, надо сказать, с большим энтузиазмом накинулась на еду. Я и правда проголодалась, и настроение у меня сегодня было чуть лучше. Я очень боялась, что он как-то не так меня воспримет, если я скажу, что передумала. Но раз он сам предположил, что это возможно, у меня как будто камень с души упал.
   – Ты будешь пить что-нибудь горячее? Чай? Кофе? – спросил он, доставая свою рацию. Эта штука меня всегда удивляла – этот человек пользовался рацией, даже когда до бара было всего десять шагов.
   – Капучино, пожалуйста, – попросила я. Он пробурчал что-то в рацию и через две минуты старший менеджер прибежал к нам с чашкой чая и моей чашкой кофе. Пока мы ели, к нам еще подошел шеф-повар. Они с Риччи сначала поговорили о каких-то рабочих моментах, а потом их внимание перешло на меня. Шеф-повар что-то сказал, кивнув в мою сторону, и я тут же навострила уши:
   – Да, это Энни. Видишь, она наконец-то хоть что-то поела, – гордо сказал Риччи, явно считая это своей заслугой. Я покраснела, осознав, что обо мне и всем, что со мной происходит, наверное, и правда знает уже весь отель.
   – Совсем необязательно это все время обсуждать, – сказала я по-турецки и шеф-повар, вежливо кивнув, удалился. Риччи улыбнулся.
   – Я надеюсь, что чем больше народу тебя вгонит в краску, тем больше вероятность, что ты начнешь питаться, – он взял меня за руку и встал: – дорогая, пожалуйста, доедай, мне надо уже бежать на встречу со своей командой. Сразу после встречи я весь твой. Ты где будешь?
   – В баре, наверное. Увидимся, – я улыбнулась, и он, чмокнув меня в лоб, убежал на совещание. Я была отчасти даже благодарна, что он ушел. Я очень хотела покурить, так как очень занервничала. Обо мне знает весь отель, это конечно приятно. Но какие-то дурацкие мысли все же лезли в голову – я надеялась, что Риччи хватает такта, не говорить о других проблемах, которые меня здесь одолевают… С этих турков станется, впрочем…
   После того, как я насладилась своей чашечкой кофе, я ушла в сторону бара. Мрачные мысли все еще мучали меня, но, когда я увидела в расписании, что вечером намечается шоу латинских танцев, все мрачные мысли улетучились. Куба! Бразилия! Бачата! Самба! Это как раз то, что надо. Это то, чего мне не хватало.
   Когда Риччи снова усадил меня играть в нарды, и я в очередной раз проиграла, я решительно собрала свои вещи и ушла на пляж. Мой собеседник был немного расстроен, впрочем, у него как всегда были какие-то рабочие дела, которые требовали его участия, поэтому он также пошел по своим делам. На море было чудесно. Заткнув уши плеером в очередной раз, я просто лежала и перелистывала книжки, который взяла с собой. Погода была настолько хорошая, что я впервые за неделю подумала о том, что когда-то мне придется возвращаться в серую и скучную Москву. Здесь, на этом пляже, в этом отеле, в окружении этих людей – вечный праздник. И только дома максимум, что мне остается, это с грустью перебирать фотографии и вспоминать, как же мне было хорошо.
   Осмотрев ближайшие лежаки, я невольно вспомнила прошлый год и Адема, как весело здесь было, когда он меня везде сопровождал. И ведь мы были просто друзья. В какой-то момент я поняла, что то, что мне здесь так близко и то, что меня здесь так прельщает, это даже не дурацкая курортная романтика, а то, сколько внимания мне уделяют эти люди. Причем все, от местных барменов, которые знают наизусть все мои песни и картины, которые выложены в Фейсбуке, до незнакомых людей, которые общаются со мной на любые темы, просто потому что Риччи рассказал им, что я говорю по-турецки. Ко мне подходят люди, которым надо помочь, туристы, которые принимают меня за местного аниматора, потому что я никогда не упускаю возможности помочь местным работникам. И пока я об этом думала, ко мне подошла Настя, аниматор, с которой мы просто нашли друг друга в этом году.
   – Пошли на волейбол!
   – Мм, я не играю в волейбол… – протянула я. К сожалению, уже давно это – единственная спортивная игра, которая мне никак не поддается. Но мне было уже немного скучно откисать на пляже, и я встала, нацепила свою ковбойскую шляпу и проследовала вместе с Настей. – Пошли с тобой что ли посижу.
   – Мне еще надо туристов созывать. Хочешь, можешь пока там посидеть.
   – Да ладно, пошли вместе. Я могу еще на двух языках народ созывать, потусим. Мне скучно.
   Мы пошли по рядам лежаков, призывая народ присоединиться к игре в волейбол. Это было весело. Я в очередной раз вспомнила, что я мечтала хотя бы раз приехать поработать аниматором. Это было безумно весело. Вечное общение с людьми, вечный фан. Это была бы идеальная работа для меня, особенно с учетом того, что свой выходной на неделе ты можешь провести на пляже, поедая казенную еду и попивая коктейль. По-моему, это великолепно. Когда мы добрались до бассейна, я увидела своего друга. Он улыбнулся, увидев, что я вместе с его командой общаюсь с туристами. Он всегда говорил, что я бы стала прекрасным аниматором.
   На волейболе я помогала Насте произносить счет на всех языках и судить спорные моменты. Но когда один из игроков ушел, мне пришлось встать на его место. Я не умею играть в волейбол, и мне было очень стыдно, впрочем, Настя все время кричала всякие самодельные кричалки про меня, и стало даже весело. В какой-то момент к нам подошел Риччи, и уверенности вообще прибавилось в разы. Не потому, что я хорошо играю, – я играла отвратительно. Но я была в купальнике. И после семи дней почти полного голодания я выглядела невероятно хорошо. Ну и конечно же, он почти не смотрел за игрой – он смотрел на меня. И присоединился к Насте с всевозможными кричалками в мою поддержку. Благо, мы скоро закончили играть, и я не успела опозориться со своим полным отсутствием навыков с волейбольным мячом.

   Оставшийся день почти до вечера мы ничего не делали. Общались, маялись дурью, перед ужином я ушла переодеться в одежду, которую я специально подготовила к вечеру – у меня была футболка с каким-то принтом про бачату, мои белые брюки, в которых я обычно участвовала в праздничных мероприятиях по танцам. Ну а вдруг и я буду танцевать?
   На ужине я практически ничего не поела. Положила себе кучу всего, но потом как обычно есть не стала. Мне не терпелось посмотреть местное танцевальное шоу, было интересно – а вдруг там будут кубинцы, которых я знаю из Москвы? Многие из них летом гастролируют по Турции-Греции с акробатическими и танцевальными шоу. Я села поближе к сцене, рядом с диджей кабиной (раньше это был мой самый любимый столик), положила свои вещи и встала было, чтобы сходить за кофе, но сделать этого я не успела. Обратно за столик меня засадил диджей, который понял, чего я хочу, и, так как все равно шел взять кофе себе, налил заодно и мне. Диджей был очарователен, он был очень веселый, общительный. Он очень по-доброму относился ко мне, всегда здоровался и подсаживался пообщаться, как только была такая возможность. Вот и сейчас он сел вместе со мной пить кофе. Но не успели мы заговорить о турецкой музыке, как к нам присоединился Орхан, и они начали говорить о работе. Сегодня он выглядел потрясающе. Отглаженная дорогая рубашка, ювелирные часы, мои «любимые» начищенные до блеска коричневые кожаные ботинки, светлые джинсы. Он выглядел стильно, молодо и в то же время роскошно. Никогда не понимала, как ему это удается (это при том, что он лысый, носастый и ростом почти с меня). Всем видом он давал понять окружающим, насколько он большая шишка. Уверенная походка, гордый вид и шлейф великолепного одеколона в очередной раз напомнили мне о том, как и почему этот человек свел меня с ума несколько лет назад. Пока они разговаривали с диджеем, я попивала свой кофе и очень хотела потянуться за сигаретой, но при нем в этой поездке я еще ни разу не курила, поэтому я остановила свою руку, прежде чем смогла дотянуться до сумочки.
   – Что пьешь? – спросил меня Риччи, отвлекшись от диджея. Тот поспешил тут же ретироваться в свою кабинку.
   – Кофе, – я с удовольствием отпила пару глотков. Здесь был невероятно вкусный мягкий капучино, который я готова была пить бесконечно.
   – Понятно. Дорогая, я пойду встречу наших гостей, которые сегодня участвуют в шоу, увидимся позже, хорошо? – он побежал по своим делам, и я с большим удовольствием вытащила из сумочки сигарету и закурила. Я снова чувствовала себя школьницей, как будто я прячусь от родителей. Я честно не знала, как он отнесется к тому, что я снова закурила. Ведь в прошлой моей поездке я курила не переставая, и он вообще со мной не общался почти. Поэтому я решила эту свою «старую новую» страсть от него спрятать. Но как же это было великолепно – покурить за чашечкой кофе. Я не курила целый год, прежде чем приехала сюда. И теперь каждая сигарета была настоящим удовольствием. Почти как поедание шоколада.
   Я почти не пила здесь алкоголь, надо сказать. А может быть и стоило. Но так как у меня и так вечно кружилась голова от голода, я решила, если я хоть чуть-чуть выпью, мне совсем снесет крышу. А этого я как раз пытаюсь здесь избежать всеми силами.
   Когда шоу началось, я погрузилась всей душой в эту музыку, эти песни, которые я и так все наизусть знала. Я снова вспомнила своих друзей с танцев, нашего великолепного учителя, моего партнера, уличные мероприятия до самой ночи, все это откликалось в душе теплом и радостью. На время я отвлеклась от всей этой драмы, которая в прочем всякий раз случается, когда я приезжаю сюда. Задумавшись обо всех драмах, которые у меня тут происходили, я посмотрела на Риччи, который стоял в диджей кабине и наблюдал за артистами оттуда. Он мне подмигнул и продолжил смотреть шоу, я тоже сразу отвернулась, слегка покраснев.
   А когда в колонках заиграли звуки столь любимой мною бачаты, и на сцену выскочили танцоры в знакомых традиционных костюмах, я тут же вскочила со своего стула и подбежала к сцене. Спрятавшись за колонну, я врубила камеру, чтобы не упустить ничего из их выступления. Как я и думала, двоих из этих ребят я знала. Они приезжали в Москву, и я знала школу, в которой они преподают. Я почувствовала себя в своей стихии. Черт, как же я скучаю по занятиям… восемь минут счастья наблюдения за кубинскими танцорами и акробатами, и я поспешила вернуться за свое место. Впрочем, когда я развернулась, там сидел Орхан. Он поспешил к моему столику, когда увидел, что я вскочила со стула, чтобы мое место не заняли и не стащили вещи. Это был пустяк, но это было так приятно. С его стороны это был настоящий рыцарский поступок. Он уступил мне мое место, похлопал меня по плечу и вернулся в диджейскую кабину. Я еще полчаса сидела с довольной улыбкой на лице.
   Этот человек не делает ничего экстраординарного, но мелочи, которых он не упускает в общении со мной, – это как раз то, что отличает его от всех остальных. Именно эти вещи идентифицируют его как идеального кавалера. Он бесконечно ухаживает за тобой, делает для тебя все, даже когда ты не просишь, – ты просто не успеваешь попросить, ведь он опережает тебя на несколько шагов вперед. Он придерживает двери, носит тебе кофе, заставляет тебя есть, зная, что ты голодаешь, он придерживает твое место, знакомит со всеми, когда приводит тебя в большую компанию… Все это и еще очень многое. Он делает все настолько правильно, что не перестаешь удивляться. Конечно, я могу честно признать – все это приобретенные навыки. Благодаря тому, что у него так много девушек, он научился понимать каждую клеточку женского мозга, чувствовать каждую деталь женского характера – даже самого чокнутого. Он все понимает без объяснений, он все делает без просьбы, он говорит то, о чем ты хотела бы его спросить.
   Женщинам (и мне в том числе) пора перестать ругать таких вуманайзеров, как он, – пора научиться получать от этого удовольствие. Почему, когда человек прочитает тысячу книг, люди восхищаются им и называют его начитанным? Или почему тогда человек, «прочитавший» тысячу женских сердец и раскрыв тысячу женских тайн, не вызывает восхищения и не воспринимается как человек «начитанный», то есть очень опытный? Вместо этого на него вешают клеймо бабника и перестают воспринимать как кого-то, кто мог бы вступить в серьезные отношения. И да, возможно, он никогда не станет тем, с кем ты будешь «счастлива до конца своих дней». Но то время, что ты с ним проведешь, будет самым особенным временем в твоей жизни.
   …Так-так-так, стоооп, Энни. Как только ты доходишь до слов «серьезные отношения», here come the troubles. Сразу после всех этих мыслей я снова задумалась о сексе. Ну почему, почему все так паршиво? Я была уверена, что все будет нормально. Возможно, сегодня я выпью, сегодня все получится. Как только я подумала выпивке, я вспомнила, что за эту неделю еще ни разу не пила алкоголь.
   Я обернулась к бару, но окликнуть бармена не успела – ко мне уже подошел мой друг Эрхан.
   – Эрхан, я хотела бы выпить. Вы можете что-нибудь сделать? – спросила я на турецком. Он улыбнулся.
   – С алкоголем?
   – Да, пожалуй. Спасибо, – он кивнул и убежал, не прошло и минуты, как он вернулся обратно с красивым коктейлем (до сих пор не знаю, что там было, но он был ооочень вкусным), как обычно украшенным всевозможными цветочками и блестюшками. Риччи внимательно посмотрел на нас, пока мы весело болтали, и вскоре подошел сам, похлопав Эрхана по плечу:
   – Эрхан, дружище, как дела? – как это было мило. Зная, что в свое время я ему нравилась, он не дал нам побыть наедине ни минуты. Я была приятно удивлена. Как обычно, ЧСВ подскочило до небес. Они поболтали немного, а потом просто остались оба стоять и смотреть на меня. Это было немного странно. Бармен, видимо, тоже так подумал и, зная, что Риччи все равно никуда не уйдет, поспешил ретироваться. – Что пьешь? Алкоголь? – он по-дружески потрепал меня за волосы.
   – Да, я решила выпить.
   – Правильно, расслабься, ты же на отдыхе. Скоро будет дискотека, мне надо будет туда пойти, чтобы поработать, ты пойдешь со мной? – я кивнула. Конечно, куда же я денусь.

   На дискотеку мы гордо прошагали вместе. Но уже там Риччи пошел общаться с какими-то своими друзьями. В отличие от предыдущего раза, он не стал меня ни с кем знакомить, а просто оставил меня танцевать с моей подружкой Настей. Мы отрывались какое-то время, потом меня начало напрягать, что Риччи стоит с какими-то двумя девушками и вообще не обращает на всю дискотеку никакого внимания, впрочем, как и на меня. Потусив немножко с Настей и дождавшись, пока все аниматоры ушли спать, я пошла к бару и встала поодаль от Риччи, но так, чтобы он меня видел. Бармены, все тот же Эрхан и наш общий друг веселый мистер Эрдал, который знает наизусть все мои песни, налили по моей просьбе колы.
   Ко мне начал клеиться какой-то местный турок. Точнее не то чтобы клеится, он просто хотел пообщаться. На вид ему было лет тридцать пять, не меньше (что же мне так везет на этот возраст), он был хорошо одет и, как это обычно у меня бывает, прибыл из города Трабзон. Я какое-то время с ним пообщалась, временами поглядывая на Риччи. Совершенно очевидно было, что он меня видит. По крайней мере, наши взгляды несколько раз встретились. Так как он продолжал общаться с этими фифами, я с благодарностью восприняла попытку завести разговор своего нового знакомого. Не запомнила только, как его зовут. Когда на дискотеке заиграла медленная музыка, я была почти наверняка уверена, что Риччи, наконец, оторвется от своих дам и пригласит меня на танец, но этого не случилось и танцевать пришлось с этим турком, который упорно со мной о чем-то пытался поговорить (я почти не вслушивалась). Неохотно попереступав с ноги на ногу в течение всей композиции, я извинилась перед своим новым знакомым и поспешила удалиться с дискотеки, чтобы не мешаться.
   Добежав до пирса, я остановилась у той самой скамейки. Посмотрев на луну и задумавшись о том, как же мне хотелось, чтобы Риччи ушел следом за мной, я оглянулась. По пляжу гуляла влюбленная парочка. Но Риччи не было. Я очень надеялась, что он пойдет меня искать. Поэтому я постояла там еще десять-пятнадцать минут. Но его не было. Я закурила сигарету, осознав, что он меня не ищет и скорее всего все еще сидит на дискотеке, где к слову они остались одни, – все разошлись по номерам. Мне стало так грустно, что я развернулась и пошла обратно, в надежде все еще застать его самой.
   Но когда я вышла из главного корпуса, музыки уже не было. С дискотеки медленно вышли, болтая и громко хохоча, Риччи и две его новые спутницы. Я встала, как вкопанная. И ровно там, где я стояла, на развилке, я села на бордюр. В прошлом году все закончилось точно так же. Он забыл обо мне, а я осталась сидеть на бордюре возле его домика. На этот раз до его домика я не дошла, но я сидела в ста метрах оттуда, и, когда он попрощался со своими подружками, он несколько секунд смотрел в мою сторону. Я была уверена, что он меня видит. Что он подойдет. Что он хоть прокричит что-нибудь вроде: «Na, kız, napıyorsun orda?» (с тур. – ну, девочка, что ты там делаешь?) – но он развернулся и пошел в сторону своей двери. Я не понимала, что произошло.
   Пока я закуривала сигарету, ко мне подошел кто-то другой. Я не сразу его заметила, думала это мой бармен. Впрочем, я бы не хотела его видеть. Он достаточно уже моего унижения насмотрелся в свое время. Затянувшись, я подумала на секунду, что мне надо непременно встать отсюда и пойти туда – по лестнице вверх, к дому, к кровати, на которой я спала последние несколько дней. Ведь я же знаю, если я приду, он ничего не скажет, только обрадуется. Ну и заодно выясним, что же это такое было. Но я была слишком расстроена. Когда я обернулась, то была удивлена видеть своего нового знакомого. Это он подошел ко мне и вот уже пять минут спрашивал меня, почему я здесь сижу и что случилось. Он каким-то невиданным образом заставил меня встать с моего места медитации и пойти с ним в сторону лобби.
   В лобби он усадил меня на диван, налил мне горячего чаю и сел со мной разговаривать. Я уже не помню суть того разговора, но такое ощущение, что этого человека мне послала карма. Я всегда удивляюсь, когда встречаю таких людей, хоть и случается это часто, и я все время вспоминаю что нотации и поучения – вполне в восточном менталитете. Он достаточно быстро понял, что моя проблема в этом «лысом человеке», с которым я все время появляюсь. И начал долго рассуждать о том, о чем когда-то рассуждал и Риччи. О сути вещей настолько глубоких, что мне даже сложно было с чем-то поспорить. Ощущение было, что если я влезу в этот монолог, то все непременно поймут, что я очень маленькая и несмышленая. Потом как-то разговор плавно перешел к теме дружбы, я и сама не заметила, как на своем корявом турецком начала ему что-то отвечать и разговор плавно пошел сам собой. Мне начал даже в какой-то степени нравиться наш разговор. Я опять чувствовала, что совершенно незнакомый мне человек хочет непременно научить меня всему и сразу, что есть в этой жизни. Когда мы дошли до темы Трабзона, я рассказала, что у меня там друзья и что они все из Трабзонспора, но я никак не могу из них выбить форму их команды. На что он сказал, что, если я добавлю его в Фейсбуке и дам свой почтовый адрес, он непременно хоть завтра вышлет мне форму.
   Мы еще долго с ним разговаривали, потом вышли покурить, после чего он пожелал мне сладких снов и сказал, чтобы я обязательно шла спать, выкинув из головы все дурные мысли. Он обнял меня на прощание. Это был такой добрый дружеский жест, что я снова вспомнила, как же я люблю всех этих людей. И в этот вечер, несмотря на все расстройства, я и правда уснула как младенец, выкинув все дурацкие мысли из моей глупой головы.

   Мой прекрасный сон оказался поистине беззаботным, ведь на следующий день я проснулась аж в два часа дня. Я пропустила не только свой любимый петанк, но и пул гейм и все остальные дневные активити, и аниматоры, во главе с Риччи, наверняка уже разошлись по домам на послеобеденный перерыв. Будто с похмелья я выползла из своего номера и пошла в бар за кофе. Выпив кофе и перекурив, я ушла прямиком на пляж, надеясь, что сейчас там нет моего друга. Я очень не хотела, чтобы он меня настиг с расспросами. Если честно, сегодня я вообще была намерена не показываться ему на глаза вплоть до вечернего шоу. Пролежав еще около часа на пляже, я пошла поиграть в вечерний петанк, а потом села возле бара за столик пообщаться со своими друзьями аниматорами. Тут к нам подошел Айхан с волейбольным мячом:
   – Так, Энни, ты должна пойти со мной играть в волейбол!
   Я помотала головой.
   – Айхан, я не играю в волейбол…
   Он цыкнул и всплеснул руками:
   – Как это так не играешь в волейбол? Так не пойдет, я тебя научу, – я помотала головой еще раз. – Энни, да нет, я отказы не принимаю. Я тебя научу, не волнуйся.
   – Ну, там всегда столько сумасшедших мужиков играет, я не хочу, я не умею… – я запнулась и еще раз покачала головой. Он взял меня за руку и кивнул.
   – Нет, нет. Ты пойдешь. Короче, через пятнадцать минут я жду тебя на волейбольной площадке. И только попробуй не прийти, я Орхану пожалуюсь… – я фыркнула. Тоже мне, нашел авторитета. Я села обратно за столик. Мы сидели с Настей и Дианой и болтали. Я закурила еще сигарету.
   В баре зазвонил телефон. Главный менеджер в баре ответил и о чем-то очень долго говорил по-турецки, потом позвал Диану. Мне стало интересно, что там произошло, и я села в пол-оборота, чтобы посмотреть, о чем будет говорить Диана. Она взяла трубку и сбивчиво заговорила: «Да. Да… мм… она здесь. Сейчас…» – она положила трубку на стол и кивнула:
   – Это тебя,
   Я опешила. Что? Мм… Я посмотрела на Настю.
   – Нет, это тебя, Ань, – я чуть сигарету из рук не выронила. – Это Риччи. – вот это номер. Я встала со стула и гордо зашагала к бару. Все бармены дружно уставились на меня. На другом конце был мой любимый голос. Только в этот раз он был растерянным и крайне печальным:
   – Энни, что такое? Я тебя везде ищу, ты где? – я не нашла ничего лучше, как ответить:
   – Я здесь, – в конце концов он же знает, в какую часть отеля он звонит. Вот пускай и приходит сюда, если хочет меня видеть.
   – Я тебя весь день искал, тебя нигде не было… – он звучал настоооолько несчастно, что даже мне стало как-то не по себе. Но я продолжила с металлом в голосе отвечать:
   – Я спала.
   – Да? Ну тогда ладно, я очень волновался. Где ты сейчас? Не уходи никуда, я сейчас прибегу, – я взяла в рот сигарету, с удовольствием втянула никотиновый дым и, постаравшись предать голосу как можно больше безразличия, отчеканила:
   – Я сейчас иду играть с Айханом в волейбол, – Риччи даже дар речи потерял, не нашелся что ответить, сказал:
   – Ладно, иди играй. Я приду, – я повесила трубку и пошла обратно к столику, стараясь как можно сильнее скрыть улыбку на моем лице. Я испытала колоссальное удовольствие. Он не только меня везде искал все утро, как это подтвердили девочки, но еще и весь отель обзвонил, чтобы попытаться меня найти через своих работников. Так горда за саму себя я еще никогда не была. Good girl, Anny, you did exactly what you wanted!
   Я еще спросила у Дианы, о чем она с ним разговаривала, чтобы удостоверится, что он был озабочен только этим вопросом, а не спросил «заодно», она подтвердила, что он позвонил именно за этим, но так как барменам, которые были в утреннюю смену, он не смог объяснить, кто я такая (с ними я не была знакома), пришлось звать аниматоров, которые знали меня. Я была удивлена, что на этот раз в этой поездке все происходит не только так, как я хочу, но даже лучше. За исключением одного… хотя, по поводу секса я не была уверена. Уже совсем не была уверена, что это произойдет. Сейчас меня волновало кое-что другое. Черт, я ведь уже сказала Риччи, что иду играть в волейбол, теперь мне никак от этого мероприятия не отвертеться, это уж точно. Мне пришлось распрощаться с девушками и уйти в сторону волейбольной площадки.
   Там уже был Айхан. Он весь аж расцвел, когда меня увидел. Сказал еще раз, чтобы я не волновалась. Я кивнула и сняла футболку, оставшись только в купальнике и шортах. Я же знаю, зачем я здесь. Чтобы скрыться от шефа и его расспросов. Поэтому придется в очередной раз позориться на волейбольной площадке. Только на этот раз придется это делать в течение всего активити. Вот черт. Не повезло тем, кто будет со мной играть.
   Айхан несколько раз повторил всем, что это, мол, Энни, она играет первый раз, поэтому все заткнулись и поддерживаем ее, как можем. Это было так мило, какой же он все-таки классный друг. Но на самом деле, я заслужила в итоге море комплиментов, потому что, как это ни странно, у меня все получалось. А когда к пирсу подошел Риччи, наблюдая за всем этим со стороны, обнаружилось, что никто не может взять мою подачу. И под общие аплодисменты я раз восемь или десять подряд подавала, набирая нам очки. Все были в восторге. Айхан долго еще шутил, что я на самом деле соврала и тайно занимаюсь профессиональным волейболом или вроде того. Одно я поняла – если вы когда-либо занимались каким-либо спортом с мячом, вы в любой игре с мячом будете хороши. Это открытие года. Я была уверена, что волейбол мне не дается. Оказалось, все наоборот. Риччи еще прошелся по пирсу, вид у него был очень уж какой-то потерянный, потом пошел обратно в сторону бара.
   Когда мы закончили гулять, я не упустила возможности тут же вернуться в бар, чтобы выслушать свои объяснения. Риччи сидел в это время на столе диджей кабины и дрыгал ножками, как школьник. Я демонстративно прошагала в бар, взяла себе колы и только потом медленно, «неохотно» подошла к нему.
   – Женщины, женщины, женщины! – удрученно вздохнул он, посмотрев на меня с укоризной.
   – Да, женщины, женщины, женщины! – повторила я, состроив гримасу. Он покачал головой и воскликнул:
   – Нет, ты должна не это говорить, – он сморщил нос и протянул: – мужчины, мужчины, мужчины!
   – Ну да, – я хлопнула себя по лбу и холодно добавила: – мужчины, мужчины, мужчины!
   – Женщины, женщины, женщины! – тут же отрапортовал он и, нервно взмахнув руками, продолжил сетовать: – зачем вы так с нами поступаете? Я тебя искал весь день. Я ждал тебя вчера, куда ты пропала?
   – Ждал?! – я опешила, почти задохнулась в возмущении. – Ты ждал? Я все это время была там! – я даже не скрывала своих чувств. Да как он может говорить такое, ведь на дискотеке я была в двух метрах от него, а там больше вообще никого не было, как он мог меня не заметить?
   – Я тебя не видел. Где ты была? – он внимательно на меня смотрел. Честными-пречестными глазами.
   – Я была там. Танцевала с каким-то турком, который за мной увязался… а потом, да, я ушла. Ушла, потому что ты там тусовался с какими-то женщинами, я не стала мешать, – Риччи еще раз всплеснул руками, цыкнул и покачал головой.
   – Женщины, женщины, женщины!
   – Да, мужчины, мужчины, мужчины, – заодно повторила и я продолжила свое возмущение: – а что я должна была делать? Я не могу за тобой как хвостик везде бегать, навязываться, когда ты общаешься с другими туристками! – Риччи продолжал качать головой и дрыгать ножками.
   – Энни, вчера мне пришлось так допоздна остаться на дискотеке только потому, что там стоял генеральный менеджер и не желал уходить. Я потом тебя искал, когда мы уходили, но тебя там не было, – тут не поспоришь, к тому времени я уже стояла возле пирса и грустила о своей несчастной любви. – На следующее утро я обошел весь отель. Весь отель! Я искал тебя повсюду, я всех на уши поднял, – я довольно ухмыльнулась. Продолжайте, сударь. – А потом я прозвонил во все точки отеля и, когда наконец тебя нашел, ты мне односложно отвечаешь на мои вопросы, как будто ничего не произошло. Женщины, женщины, женщины! – он мягко толкнул меня кулаком в плечо. – Где ты была? – к тому моменту мне уже стало стыдно, что я на него обиделась. Черт, ведь я же хотела вернуться к нему домой. Ну почему я этого не сделала? Вот ведь дура!
   – Я ушла спать. Потому что не хотела тебя беспокоить, – он еще раз громко цыкнул и развел руками.
   – О Аллах. Когда же она выбьет эти глупые мысли из своей головы? – но я продолжила:
   – И я проспала почти до трех часов дня. После этого я пошла на пляж. А потом ты позвонил. И я тебе рассказала, все как было. Я спала, я была в баре, я ушла играть в волейбол с Айханом.
   – Женщины, женщины, женщины! – он еще раз толкнул меня в плечо, игриво улыбнувшись. В это время в диджей кабину пришел аниматор с футбола и принес футбольный мяч. Риччи тут же подхватил мяч, бросил его на траву и побежал от меня.
   Я поддалась игре и побежала за ним. Отняла у него мяч и побежала в противоположную сторону. «Беги-беги, я догоню!» – зловеще крикнул Риччи. Мы игрались, он меня в шутку толкал, отнимал у меня мяч, а я у него. Я запрыгивала ему на спину, а он отталкивал меня или держал меня руками. Несмотря на то, что он не похож на качка, он был сильным. Это то, что я всегда чувствовала где-то глубоко в душе. Что он на самом деле очень сильный. И морально и физически. Наверное, это была еще одна причина, по которой меня к нему так тянуло. Я редко встречала рядом с собой мужчин, которые умели правильно показывать свою силу. Или они были настолько слабей меня по характеру, что физической силы было даже незаметно. Это было прекрасное время. Мы бегали, смеялись, пихали и толкали друг друга. Он теребил меня за плечи. Нам было так весело, что все вокруг тоже улыбались, глядя на нас двоих. Мне казалось, это была полная идиллия, несмотря на всю драму. Мы друг другу так подходим, что иное себе даже представить сложно. Мы делаем друг друга счастливыми, мы превращаем друг друга в детей. Непосредственных, необремененных какими-либо проблемами детей, которые бегают, играют в мячик и радуются жизни.
   Вечером была запланирована пляжная вечеринка, и я снова оделась во всякие свои «кубинские» шмотки. Когда я подошла к пляжу, там уже все было готово. Риччи стоял в своей трабзонской футболке и общался с еще каким-то местным менеджером. Когда я подошла, мы улыбнулись друг другу, я сразу вспомнила его лицо – это он тогда подходил ко мне, когда я стояла с удочкой Риччи на пляже. Они с Риччи тут же заговорили обо мне, Риччи сказал, что я здесь уже четвертый или пятый раз и что я сопровождала его в его поездке в Москву. После чего я выпала из разговора. В какой-то момент, я услышала:
   – А почему она не VIP-гость отеля? – возмущенно спросил этот менеджер. Риччи покачал головой и пожал плечами:
   – Не знаю, должна быть, вообще-то! – он улыбнулся и обнял меня за талию, прижав к себе. Менеджер тем временем выхватил свою рацию и тут же что-то забормотал по-турецки, из чего я поняла только свое имя. Он попросил назвать номер моей комнаты. Я по-турецки продиктовала ему свой номер, и он кивнул, повторив его в рацию. Риччи улыбнулся:
   – Конечно она VIP-гость. Да она здесь самый важный гость из всех, кто к нам приезжает… – по моему лицу расплылась улыбка, а на щеках проступил румянец.
   На вечеринке в итоге я выполняла функцию аниматора или танцора go-go, короче я вовсю зажигала под музыку, чтобы расшевелить народ. Риччи подходил ко мне с просьбой повязать бандану ему на руку, подержать микрофон, постоять с его телефонами и так далее. Короче шанса поучаствовать во всем действе у меня не было, да и не очень-то и хотелось. Впрочем, когда шумиха стихла, заиграла спокойная музыка, я пошла танцевать с девчушкой, с которой я тут познакомилась. Ее звали Софья, ей было лет шесть или семь лет, она была тут с мамой, очень общительный и милый ребенок, который потом весь вечер водил меня искать ракушки, танцевать, стоять на голове и так далее. Мама была мне благодарна – я выполняла функцию мини-клуба на всей вечеринке, и ей удалось спокойно отдохнуть. Риччи тоже наблюдал за всем этим с крайне доброй улыбкой. Вообще я не люблю детей. Но почему-то, когда я начинаю общаться с детьми перед мужчиной своей мечты, во мне просыпается самый настоящий материнский инстинкт. И я с большой радостью показывала свои навыки общения с ребенком, который в итоге от меня не хотел отходить ни на шаг. Даже когда я пыталась отойти от нее подальше, чтобы покурить. И это был первый вечер, когда я курила при Риччи. Впрочем, он сильно против не был. Туристы фотографировали меня вместе с анимационной командой, один раз даже девочек попросили что-нибудь изобразить, одна из них встала на руки, другая села в шпагат, мне пришлось тоже вставать на голову. Но это было забавно. После шоу мне был предложен стул возле диджей кабины, пока все вокруг суетились и убирали всякую аппаратуру. Потом я сказала, что мне надо пойти переодеться и привести себя в порядок.
   – Дорогая, хорошо, беги, конечно. У меня сейчас будет большое совещание с моей командой, ты тогда позвони мне, как захочешь, чтобы сообщить о своих планах, – я кивнула и ушла в сторону своего номера. В отворотах моих штанов были тонны мокрого песка, из-за чего штаны начали элементарно с меня сползать, став гораздо тяжелее. Сменив одежду и сходив в душ, я спустилась в лобби. Покурив и посмотрев на время, я позвонила с местного телефона на рабочий номер Риччи. У телефона я немного подвисла… Я еще ни разу не набирала эти цифры… и они меня раздражали. Выдохнув, я в едином порыве ткнула, как мне показалось, по всем четырем клавишам сразу. Пошли гудки. Через несколько секунд на том конце провода ответил Риччи. Я растерялась, на каком языке мне говорить и почему-то на автомате заговорила по-английски:
   – Эмм, это Энни. Я уже собралась. Как там твое совещание? – я зажмурилась, как будто сморозила какую-то несусветную глупость. Но Риччи в отличие от меня не растерялся и ответил мне также по-английски:
   – Совещание почти закончилось, ты где? Подходи к диджей-кабине, я скоро выйду, – я попрощалась с ним и поплелась обратно к бару. Там уже не было ни души. Столы и стулья все собрали, а народ разошелся по номерам. Два бармена доделывали какие-то свои дела, чтобы собраться и пойти домой. Вскоре из-за сцены начали выходить аниматоры. На часах уже было больше часа ночи, все были очень уставшими. Следом за ними вышел Риччи. Он подошел, обнял меня за плечи и вздохнул с облегчением. Натянутая аниматорская улыбка с лица слезла. Он наконец мог расслабиться и просто побыть собой.
   – Энни, пошли отдыхать! – я улыбнулась и кивнула. В обнимку мы прошли в сторону его комнаты. И в обнимку легли. В этот раз мы просто лежали. Смотрели друг на друга, целовались. Он нежно обнимал меня, гладил мои волосы. Вглядывался в мое лицо, как будто не мог насмотреться. Потом положил мою голову себе на грудь, и прижал к себе. В обнимку мы и заснули. Он не отпускал меня из своих рук до самого утра.

   С утра я проснулась в прекрасном настроении еще до звонка его будильника. Разлепив глаза и повернув голову, я обнаружила, что он тоже уже не спит.
   – Доброе утро. Дорогая, ты что-нибудь хочешь? Хочешь, я сделаю тебе тост? – я улыбнулась и покачала головой. Насколько же легче мне стало рядом с ним находиться, когда во все это не был замешен секс. Ну, или точнее, жалкие попытки им заняться. – Ты уверена? – он потрепал меня за щеку и поцеловал в нос.
   – Спасибо, но я не хочу, – он вскочил с кровати, и подлетел к своему холодильнику.
   – Совсем забыли! – воскликнул он и радостно достал оттуда банан и банку кока-колы и кинул их мне. – Чтобы съела, пока я буду умываться! – потом пригрозил пальцем и добавил: – давай-давай, я все вижу, – Я засмеялась и с благодарностью принялась за поедание фрукта. Я еще раз осмотрела его комнату. Отпив немного колы, я улыбнулась. Мне было так хорошо здесь, я не хотела никуда уходить. Даже несмотря на то, что мы редко находим общие темы для разговоров, мне никогда и ни с кем не было так комфортно, как мне было с ним. Я была уверена, что в любой момент готова остаться здесь насовсем. Эта мысль уже посещала мою голову и не раз. Мне тяжело было представить себе, что у нас может быть что-то серьезное. Это было из разряда несбыточной мечты. Причем даже с моей стороны было много но. Я хотела, очень хотела. Но понимала, что предложи он мне это прямо сейчас, у меня есть много веских причин отказать. И, к сожалению, в какой-то момент эти причины перевешивали даже все то «как же мне хорошо с ним» в моей голове.
   Сложно даже представить человека, который мне бы подходил больше, чем Риччи. Когда мне было шестнадцать лет и я увидела его в первый раз, в моей голове сразу что-то щелкнуло. Об этом человеке я писала в своих рассказах, на такой типаж я засматривалась в кинофильмах, таких людей я боялась и от таких людей пребывала в странном трепете. Они зажигали во мне такие чувства, которые я порой даже не могла объяснить. О таком человеке, как он, я мечтала все свое безотцовское детство. Он опекал меня, он потакал моим капризам, он меня поучал, он меня поддерживал и меня оберегал. Он вокруг меня суетился, как если бы я была нежным весенним цветком, который умрет без постоянной заботы. И этим он меня завоевал. Всякий раз, когда я приезжаю к нему я знаю, что все проблемы будут решаться, решения будут приниматься за меня, но с моего спроса, я буду под постоянной охраной и опекой. С его улыбки начинается мое утро, в его крепких объятиях заканчивается мой день.
   – Ты еще не съела? – вернул меня с небес на землю мой друг. Я улыбнулась и живо дожевала банан, когда Риччи пригрозил мне пальцем.
   – Готово, – с полным ртом пробурчала я. Пока он собирался, я тоже собрала свою одежду и живо оделась. Наблюдая в очередной раз, как он начищает свою лысину воском, я усмехнулась.
   – Что смеешься? – я покачала головой.
   – Нет-нет, ничего. Просто… вспомнилось…
   Мы вышли из дома вместе и прошагали в сторону главного здания:
   – Ты идешь завтракать? – я покачала головой, чем вызвала в очередной раз целую бурю эмоций у своего спутника, но поспешила его прервать:
   – Позже. Я хочу сначала пойти в номер, переодеться, – я показала на себя, ведь на мне все еще был мой вечерний наряд, в котором я чувствовала себя неуютно каждое утро, когда выходила из его номера и шла по «тропе позора» до главного здания. Мне казалось, что каждый турок, который меня видел, понимал, откуда я иду и чем мы там занимались. Меня это почему-то раздражало. И почему-то даже в голову не приходило, что всем вокруг на меня, в общем-то, наплевать.
   Когда мы расстались в районе лобби, я побежала в ближайший магазин. Сигареты. Мне срочно нужны были сигареты. Я практически не курила при Риччи. Но в данный момент мне это было необходимо. Черт, ну мне же так хотелось. Я присела на выступ возле входа и закурила. Все так хорошо шло. Впервые, вроде никаких заморочек, никакой драмы – я хочу, он хочет, но черт…
   Весь день я ходила как приведение. Играла в свои любимые пляжные игры, попыталась снова поиграть в волейбол и до вечера старалась не попадаться Риччи на глаза, что, впрочем, было непросто, так как он ходил за мной по пятам. Везде где появлялась я, приходил он, чтобы убедиться, что я тут, что у меня все в порядке, и шел дальше по своим делам. Под конец анимационной программы мне предложили пойти играть в футбол. Я уже не помню, кто это был, но, когда я попыталась отказаться, к нам подошли два моих друга бармена – Эрхан и Эрдал. Я невольно вспомнила, как четыре года назад они пытались вытащить меня и еще одну девушку (как ее звали?) за территорию отеля на какую-то дискотеку. Но сейчас я с ними обоими неплохо общалась.
   – Энни, пошли играть в футбол, мы тоже пойдем, – я немного опешила. Разве им не надо работать? У аниматора, который пытался затащить меня играть, появилось еще больше энтузиазма:
   – Вот видишь, все тебя уговаривают. Если надо будет, я сейчас всю анимационную команду притащу чтоб тебя уговаривать, – я покачала головой. Я не хотела идти играть, ведь надо переобуваться идти в номер, да и как-то футбол не доставлял мне больше удовольствия – я вспоминала, как четыре года назад я чуть не сломала себе лодыжку и как вообще тот футбольный матч странно обернулся для меня и изменил почти всю мою жизнь. Я хотела, чтобы последние мои воспоминания о том виде спорта, на который я потратила почти всю свою жизнь, остались именно такими… я ни в какую не соглашалась идти.
   – А я Риччи позову, чтобы он тебя уговорил, – вдруг нашелся Эрхан. Ну, это уже удар ниже пояса. Вот паразит, он же знает, что именно это заставит меня встать с места и пойти без лишних разговоров.
   – Ладно, я пойду переобуваться, – чертыхаясь, я пошла к своему номеру. У меня был большой соблазн не пойти играть, но я же знала, что тогда оба эти бармена будут весь вечер ко мне приставать и спрашивать, почему я, профессиональная футболистка, не пошла с ними играть в футбол. Так как они оба были наслышаны о моих талантах в футболе (стараниями Риччи, разумеется), мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы пойти туда и не облажаться.
   Играли мы трое на трое. Это самое веселое количество человек, чтобы играть в футбол. Эрхан сразу вызвался играть против меня, Эрдал встал в мою команду. Еще один турок, который увязался за этой странной компанией, встал на противоположные ворота. Третьим в нашей команде стал тот турок, который еще недавно после дискотеки успокаивал меня, раздосадованную. Так и не вспомнила, как же его зовут. К аниматору, который стоял и наблюдал за игрой со стороны, присоединился Тайфун. Хорошо хоть не Риччи. Впрочем, поле они перенесли аж за амфитеатр и, по-моему, совершенно «случайно» мимо него не пройдешь – надо идти специально. А так как я никому не сообщала больше, что иду играть в футбол, надежда, что Риччи не придет сюда, еще оставалась. Сосредоточившись на игре по максимуму, я неплохо отбивала мячи, которые заряжал в мою сторону Эрхан. По лицу было видно, что он очень уж хочет меня обыграть. И бил он в меня со всей силы. Но мне везло – конечности сами тянулись за мячом, я даже не успевала ничего сообразить, но отбивала мячи на раз. Эрдал был восхищен, сам он, надо сказать, играет просто великолепно – столько всяких фишек и финтов в противостоянии с нападающим второй команды я давно не видела. Он ловко отбирал мяч, точно вколачивал его в ворота. В итоге, мы закончили с разгромным счетом 5 против 20. Ну, хоть не ударила в грязь лицом. Оба бармена остались в восторге. Я тоже неплохо повеселилась.
   После футбола моим первым желанием было прыгнуть в бассейн. Что я и сделала, быстро скинув кроссовки и раздевшись до купальника. Стоя у бортика, с противоположной стороны бассейна я увидела Риччи. Он шел с важным видом и раздавал своим подчиненным указания. Когда он посмотрел в мою сторону, я поспешила нырнуть в воду. Меньше всего мне сейчас хотелось с ним сталкиваться нос к носу. Мне почему-то всякий раз было так стыдно, так не по себе от всего, что сейчас происходит, что я бы с удовольствием провела бы остаток отдыха без участия моего лысого друга. Сделать это в его отеле, однако, было крайне проблематично.
   Вечером после шоу возле сцены были какие-то очередные танцы. Ко мне подсела тетенька с маленьким ребенком, с которой мы познакомились на пляжной вечеринке. Мы долго о чем-то болтали, пока Риччи развлекал толпу на импровизированной дискотеке. В какой-то момент она меня спросила:
   – Послушай, это, наверное, не мое дело, но у вас ведь с Риччи что-то есть? – я улыбнулась и кивнула. – Тогда можно я задам тебе нескромный вопрос? Как ты это терпишь? – она показала на Риччи, который стоял у диджей кабины и флиртовал с девушкой на высоченных каблуках, да еще и с юбкой, которая едва ли закрывала определенные части ее тела. Я пожала плечами, еще раз улыбнулась и сказала:
   – Вы знаете, мне абсолютно все равно, – она притихла. Я про себя подумала, что, а ведь и правда все равно. Попытавшись соскрести в душе остатки честности, я продолжила: – это его работа. Я это осознаю. И знаю его очень хорошо. Вот он сейчас стоит и фотографируется со всеми, улыбка до ушей, залепленная скотчем аж на затылке. Я знаю, что сейчас закончится эта дискотека, он подойдет ко мне, снимет эту дурацкую маску и станет собой, – для меня это была новая мысль, но столь честной с самой собой я еще ни разу не была. Я и правда так думала. Точнее даже я и правда это осознавала. Он с таким удовольствием каждый вечер заканчивает работу и подходит ко мне как после восьмичасовой разгрузки вагонов с кирпичами. Снимает улыбку, становится спокойным, даже, я бы сказала, умиротворенным.
   В доказательство моих слов он в очередной раз подошел ко мне после дискотеки и, тяжело вздохнув, сказал:
   – Черт, я так устал. Дорогая, пошли в лобби-бар, выпьем что-нибудь, – он обнял меня за талию и повел в главное здание. Я спросила его, что случилось. Он пожал плечами и воскликнул: – эта работа. Она доконает меня когда-нибудь окончательно. Ты знаешь, я здесь как мальчик по вызову. Всем от меня что-то нужно… все хотят меня поиметь. В этом отеле есть самые разные люди. От простых офисных менеджеров, семей с детьми до преступников, мафии. И каждый хочет меня поиметь. Постоянно указывают мне, что и как делать. На дискотеке один ко мне подходит, толкает в плечо и спрашивает: «Что ты тут стоишь?» – мать твою, я тут стою, потому что это моя работа, – я давно не видела его таким измотанным. Он покачал головой, потом восхищенно посмотрел на меня и добавил: – Черт, посмотри, какие вещи я тебе говорю. Я ни с кем никогда не мог это обсуждать. И только с тобой я могу говорить даже об этом.
   Мы сели в бар, он попросил у бармена виски (второй раз в жизни я видела, как он пьет алкоголь), спросил, что я буду:
   – Чай.
   – Какой чай ты будешь? – он показал на огромную коробку с разнообразным чаем. Я улыбнулась и на турецком протянула: – Мятный.
   – Мятный чай для моей милой девочки. И еще стакан молока, пожалуйста, – я вскинула брови. Он залпом выпил виски и потом взял стакан с молоком. Увидев мой удивленный взгляд, он сказал: – всегда пей молоко после алкоголя.
   – Но… – попыталась было возразить я, но он меня перебил.
   – Нет, послушай. Всегда пей молоко после алкоголя. Так ты проснешься на утро, как будто совсем ничего не пила. И от алкоголя не опьянеешь, – это было странное заявление. Но он явно знал, что делает и, похоже, делал это уже не впервые.
   После получаса откровенных разговоров о его работе, мы снова пошли к нему. Все было хорошо, мы лежали, смотрели кино, целовались, он останавливался, когда понимал, что уже себя не сдерживает, потом хихикал и говорил:
   – Ну, дорогая, ты мне не кто-нибудь, да и потом ты симпатичная, не страшилище… – посмотрел на меня еще раз, чтобы убедиться, потом добавил: – черт, ну почему ты не страшилище? Ты же понимаешь, что если ты отвернешься, я все равно за тобой «приду» ровно через тридцать секунд…
   Он шутил, все было легко и непринужденно. Но в какой-то момент уже ближе к ночи он очень завелся. Он начал кусаться, так крепко меня обнимать, как никто не обнимал. Я поняла, что он уже не может сдержаться. И я не могла. Но мне было страшно, я знала, что сейчас опять будет очень больно и, когда он прошептал:
   – Ну пожалуйста, Энни, дай мне еще один шанс, давай попробуем еще раз, – я резко сказала «нет». Он вскочил как ошпаренный и пошел в душ, я поспешила отвернуться к стенке и сделать вид, что уже заснула. Я понимала, что это последняя ночь, которую я здесь проведу, больше я сюда не вернусь, чтобы не мучать ни себя, ни его. Со слезами на щеках я уснула.

   На утро я проснулась, когда он собирался на работу. Стараясь не смотреть ему в глаза, я быстро собрала свои вещи. Мы вышли вместе и, пока молча шли до главного здания, я не выдержала (молчание меня просто убивало) и сказала:
   – Прости меня пожалуйста! – он резко обернулся, как будто вообще увидел меня первый раз и всплеснул руками:
   – Ты совсем что ли сдурела? – крепко обхватив меня за шею и потрепав по волосам, он поцеловал меня в щеку и добавил: – Не смей даже думать о том, чтобы извиняться за это еще раз. Я не вчера родился и все понимаю, понимаю твои сложности. Даже не думай, еще раз попробуешь извиниться, я в тебя… – он пригрозил мне своим телефоном, похожим на кирпич.
   – Да-да, я поняла… – кивнула я и натянуто улыбнулась. У меня как будто камень с плеч упал. Стало намного легче.
   – Да, именно. А теперь давай, беги кушать. Мне еще надо до совещания сделать пару дел, – он удостоверился, что я зашла в главное здание, и пошел куда-то в другом направлении, а я двинулась в сторону ресторана. Впервые за последние несколько дней я нормально поела. На душе стало немного спокойней, как будто какая-то неразрешимая задача наконец разрешилась. Хотя где-то глубоко внутри я понимала, что проблема никуда не ушла, и дальше будет только хуже. Черт, лучше бы я в первую ночь напилась до беспамятства.
   Весь оставшийся день я, поджав хвост, старалась не попадаться Риччи на глаза. Сидела в основном на пляже, чтоб он меня не настиг в самый неожиданный момент. До вечера я дожила; после шоу с дискотеки, на которую он меня повел, а потом опять оставил в полном одиночестве, тусуясь с каким-то своими очередными знакомыми из Трабзона, я тут же смылась в свой номер.

   Что, впрочем, разумеется, не осталось без внимания Риччи на следующий день. Утром прямо за завтраком он меня нашел и сел за мой столик:
   – Куда ты вчера делась? – я покачала головой, улыбнулась и пролепетала что-то вроде:
   – Ой, я вчера так устала, побежала сразу в номер спать, – Риччи качал головой и затем сказал:
   – Да конечно, верю. Сегодня, пожалуйста, не убегай от меня. Можно как взрослый человек подойти и сказать, что ты устала и хочешь спать, – он посмотрел мне в глаза сквозь мои солнечные очки. – Я бы пошел вместе с тобой, я был не очень занят.
   Я уткнулась в свою тарелку и попыталась в голове сформулировать свою мысль. Но она никак не укладывалась в нужные слова. «Я не хочу тебя больше мучить». Черт. Как же будет мучить по-немецки? А по-турецки? Слова так и не нашлись, и я просто кивнула.
   – Да? Это да? Я надеюсь, мы договорились, что ты больше не будешь так делать? – я посмотрела на него в надежде понять, что это он такое сейчас говорит. Ведь так было всегда. Как выяснилось именно в этом году, that’s how we do. Я бегаю от него, он бегает от меня. Что, неужели ему, любителю играть в кошки-мышки, это надоело? Я попыталась всмотреться в его глаза, в надежде понять, просто ли это красивые слова или он действительно хочет меня рядом с собой видеть. Ведь после вчерашней ночи стало очевидно – секса не будет. Тогда что ему вообще от меня нужно? Я, разумеется, не допускала ни единой возможности на то, что ему просто хочется «проводить со мной время». Since we’re both over 12, это нормально. Да и его я знаю слишком хорошо, чтобы думать, что у него со мной может быть что-то еще кроме воплощения вполне понятных животных инстинктов. Но я еще раз кивнула. Раз он хочет поменять правила этой дурацкой игры в догонялки, я согласна и на это.
   – Да. Это да. Я не буду убегать.
   – Хорошо. Раз это мы прояснили, я пошел на совещание. Где ты будешь? – я скорчила гримасу, он поспешил объясниться. – Да, я хочу заранее знать, чтобы мне не пришлось потом обзванивать весь отель.
   – Я буду на пляже. В последнее время мне неплохо дается волейбол! – гордо воскликнула я и пододвинула к себе чашку с кофе. Он встал со стула и положил телефоны в карман.
   – Хорошо. Я приду, как только мы закончим со всеми делами, – я кивнула и проводила его взглядом. Отхлебнув кофе, я поперхнулась. И зачем я вообще это сказала. Это же теперь мне действительно придется играть в волейбол? Впрочем, ладно, это был мой последний день, и я не планировала отсиживаться на лежаке. Надо успеть все и сразу. В конце концов, где у меня еще будет возможность поиграть в волейбол? Нигде в Москве в парках поиграть в волейбол не представляется возможным, там вечно собирается толпа мужиков, и всякий раз кажется, будто они разыгрывают кубок Москвы. Прорваться туда с моими навыками, а точнее с их полным отсутствием, это самоубийство. Хмм… что ж, надо надавить Айхану на жалость и в очередной раз напомнить ему, что я играю первый раз (второй? Третий? Неважно).
   На пляже было тепло и спокойно. Народу было немного, я успела искупаться, позагорать и пойти на злосчастный волейбол. Похныкалась Айхану и сказала, что пойду играть, только если он всем скажет, что я первый раз, и надо со мной осторожно. Но в этом, как оказалось, не было необходимости. Игроки собрались те же, с которыми я играла до этого, плюс парочка менеджеров из бара тоже пришли поиграть. Все они меня неплохо знали. Да и получалось у меня тоже неплохо. Подачу мою по-прежнему никто не осиливал, хоть и подавала я по-прежнему снизу. Игра шла отлично. Особенно приятно это было осознавать, когда к волейбольной площадке подошел Риччи. Я чувствовала себе королем мира. Я не только охренительно смотрелась в купальнике, но и играла впервые не как лох. Когда мы сыграли одну партию, я решила удалиться, тем более что там появилась еще пара-тройка желающих поиграть мужчин, и я привыкла выходить из игры, когда начинает чрезмерно везти (главное правило казино).
   – Неплохо-неплохо. Так говоришь, ты не играла никогда в волейбол? – поинтересовался Риччи, когда я, окрыленная успешной игрой, подошла к газону. Я вся светилась, это сложно было скрыть.
   – Да, не поверишь. Вообще никогда не играю в волейбол. Даже в Турции. Меня Айхан заставил, – Риччи похлопал Айхана по плечу и добавил:
   – Молодец, хорошо работаешь. Давно было пора ее затащить сюда играть. В купальнике, самое то. Мне понравилось, как ты играешь, да, определенно, – Айхан улыбнулся, я же в шутку ударила Риччи по плечу:
   – Перестань, старый ты пес.
   – Энни, играешь сегодня в пулгейм? – спросил Айхан. Риччи закивал:
   – Играет-играет, запиши ее. Я прослежу, – я махнула рукой:
   – Ладно уж. Сегодня мой последний день, я играю во все! – мы двинулись в сторону пулбара, Риччи пошел разрешать какие-то очередные рабочие проблемы, я села и решила выпить. Ровно в полдень началась игра у бассейна. Для меня эта игра оказалась идеальной. Возле бассейна положили канат и выстроили по одной его стороне людей, которые принимали в игре участие. Игра была на реакцию. По одной команде люди должны были перейти на другую сторону каната. По другой – вернуться. по третьей команде люди должны были повернуться на 180 градусов. И так пока не останется один человек, который не ошибся ни разу. Последней осталась как раз я. Меня, победительницу, поставили на стул и наградили коктейлем. Это был мой предел. В такую жару второй коктейль подряд на голодный желудок, и я моментально опьянела.
   Из-за этого после обеда я была вынуждена пойти в номер поспать. Доев остатки своего любимого тоблерона и печенек, которые у меня были с собой, и посмотрев пару серий любимого немецкого сериала, я часок подремала. После сна я начала быстро-быстро собирать какие-то свои вещи, чтобы вечером об этом не думать. Но собрала не все, оставила часть сборов на вечер или на завтра, благо уезжала я не рано, а где-то в полдень.
   Вечером после шоу Риччи настойчиво увел меня к себе. Мы посидели, пообщались с ним и посмотрели телевизор, уже ближе к ночи я сказала:
   – Я пойду спать к себе, – он вскинул брови и вопросительно на меня посмотрел.
   – Почему? Оставайся.
   – Я не хочу тебя мучить… – выпалила я. Днем я предусмотрительно подсмотрела нужное слово в словаре. Он опешил и переспросил:
   – В каком смысле? – я не стала ничего отвечать, многозначительно на него посмотрела. Он фыркнул. – Глупости ты какие-то опять говоришь. Совсем с ума сошла, если думаешь, что мне от тебя только одно надо.
   – Нет-нет. Просто… я понимаю, что это непросто и вообще, я завтра утром улетаю, мне надо еще собрать оставшиеся вещи завтра перед завтраком.
   – Глупости. Оставайся, я тебя завтра разбужу, во сколько хочешь. Я хочу, чтобы ты осталась, – он посмотрел на меня и показал на соседнюю подушку. – Ложись, не бойся, я не буду тебя трогать или к тебе приставать. Я хочу, чтобы ты не переживала, спи рядом, пожалуйста. Утром во сколько тебе надо встать?
   – В девять, – он вскочил и начал возиться с будильником.
   – Вот, на девять часов я поставил будильник. Мне тоже в это же время пора просыпаться. Выспимся, я тебя разбужу, ты спокойно пойдешь собирать свои вещи, я пойду работать, никаких проблем. Только пожалуйста, не беги опять от меня, мне тебя не догнать… – я улыбнулась. Он тоже улыбнулся, потом подошел ко мне и аккуратно уложил меня рядом с собой. Я сняла одежду, зарылась в одеяло и не заметила, как быстро уснула в его объятиях.

   С утра будить меня не было необходимости – будильник я услышала сама, и мы встали вместе. Пока он собирался на работу, я в последний раз обвела взглядом его комнату. Когда он одевался, я еще раз заглянула в его шкаф и вдруг вспомнила:
   – Помнишь, ты мне обещал подарить какую-нибудь футболку из этих? – он посмотрел на меня, потом вытащил из своего всего разнообразия одну из трабзонспоровских футболок и протянул ее мне. Она приятно пахла его одеколоном. Я точно не буду стирать эту футболку. Я так привыкла к этому запаху. Увезу частичку Риччи с собой.
   Мы вместе вышли из его дома и дошли до главного здания. Расстались у лифтов, я пошла собирать свои вещи, а Риччи пошел проводить совещание. Мы договорились встретиться, как только я закончу свои сборы. Я знала его расписание и поэтому найти его после того, как я все собрала и оттаранила чемодан к двери, труда мне не составило. Риччи сидел за сценой довольно удрученный.
   – Ну что, собралась? Уезжаешь? – я кивнула.
   – Через полчаса приезжает автобус… – я села рядом. Потом достала фотоаппарат и попросила Айхана, который сидел рядом, нас с Риччи сфотографировать.
   – Зачем? – спросил Риччи, затем засмеялся и обнял меня. – Давай, иди сюда. Сфотографируемся, – после он схватил меня в охапку и прошептал: – Черт, я ненавижу расставания… послушай, девочка моя. Никогда не меняйся. Ты замечательная, такая, какая ты есть. Маленькое непосредственное счастье, как детское – полные штаны – он засмеялся. – И не забывай, ты всегда можешь мне написать, позвонить, все, что угодно. Я здесь, ты знаешь, где меня найти, если я тебе нужен.
   – Да, спасибо. Я знаю… – мы распрощались, и я двинула в сторону главного здания. По дороге я заскочила в ресторан, так как была чертовски голодна и решила напоследок себе взять круассанов с шоколадной пастой (прощай пляж и купальник!). Впопыхах затолкав себе круассан с пастой почти целиком, я чуть не поперхнулась – навстречу вышел Риччи, как раз взять себе утренний кофе. Он засмеялся, надул щеки:
   – Что, последний завтрак? – я кивнула, попытавшись сделать как можно более умное лицо, что у меня, судя по звонкому смеху Риччи, не получилось. – Приятного аппетита, дорогая.
   – Спасибо… – кое-как промычала я с набитым ртом и, оставив второй круассан лежать на тарелке, убежала в свой автобус.

Часть 5

   В который раз мне не терпелось собрать чемодан. Я бегала по магазинам в поисках чего-то, в чем я смогу отметить свой день рождения в Турции (второй, уже второй раз я иду на эту ошибку!). Ожидания как обычно не оправдали реальность. Я искала белое платьице, в котором я буду походить на ту самую себя, с которой Риччи познакомился 6 лет назад, но в итоге нашла кружевное платье, в котором я выгляжу вполне невинно и, тем не менее, похожа на свои двадцать два. Идеально. Берем. В этот раз я не стала готовить коварные планы или строить какие-то надежды, все было гораздо проще. У Риччи есть девушка. У меня есть парень. Чего мы оба хотим? Непонятно.
   Я сказала, у него есть девушка? Да. Миловидная особа из Барвихи (да-да, вы не ослышались), которая работает стилистом в некоем пафосном салоне красоты в Москве, подрабатывает иногда стилистом в Elle (what a bitch!), а также выглядит на все десять миллионов. На что я надеюсь рядом с такой особой? Ни на что. Я же сказала, у меня есть парень. Если быть совсем честной, то определенные мысли в голове крутились, но… мне же уже почти двадцать два. Я скрупулезно перед поездкой рассмотрела все возможные сценарии и завела себе личный дневник. Собственно, как задумывалась эта поездка изначально. Зная, что я поеду к нему через какое-то время, я полностью себя меняю – придумываю себе красивую прическу, которая мне пойдет, худею килограммов на десять-пятнадцать, доучиваю наконец какой-то из многочисленных иностранных языков, и все в таком духе. Задолго до того, как я оплатила эту поездку, я решила так. Заведу себе дневник, в котором буду писать все свои мысли, как если бы я уже окончательно знала – я еду. Я изменю себя, поменяю свою жизнь, это и есть моя конечная цель – можно даже не ехать. Так и сделала. Вот только поехать поехала…

   Все то время, долгих полтора года, что мы не виделись, мы часто переписывались и перезванивались в скайпе. Иногда его желание поговорить со мной было настолько навязчивым, что в голове начинали вертеться самые разные мысли от самых банальных «он все-таки хочет закончить начатое и со мной переспать» до «чем старше я становлюсь, тем интереснее ему со мной становится». Мое настроение прыгало от наивной влюбленной (всё еще влюбленной) девчушки до циничной занятой женщины по десять раз на дню

   Выдержки из переписки в скайпе

   «Спасибо, так мило с твоей стороны. Ты можешь приехать, когда хочешь. Моя дверь всегда для тебя открыта, я буду несказанно рад!»
   «Когда хочешь, для тебя у меня всегда найдется время»
   «Независимо ни от чего, для тебя у меня время всегда будет»

   Я была настолько на нервах, что в очередной раз перестала есть и очень быстро сбросила почти десять килограмм. Я очень переживала и не знала, как все будет. Мне было не по себе, что я еду в новый отель. Новый отель – это новые люди, новый отель – это новые правила. И я понимала, почти наверняка, все будет не так, как раньше. Но лучше или хуже – я не знала. Я надеялась, что, как он и обещал, его девушка или его работа не помешают нам провести время вместе и пообщаться. Ведь мы не виделись целый год. Я уже привыкла к его постоянному присутствию в моей жизни. Мы болтали в интернете, переписывались смсками и иногда звонили друг другу, когда представлялась возможность. Но когда в моей жизни происходило что-то важное, именно он был тем человеком, с кем хотелось тут же поделиться. А он был рад, что я делилась именно с ним. Я была готова. Мне кажется, к каждой такой поездке я готовилась как к неделе моды или, ну не знаю, суперэкзамену по всему сразу. В этот раз я вновь была готова по полной программе.

   Аэропорт Анталии – наверное, самый родной мне аэропорт, я знаю его досконально, где что находится. Выйдя из аэропорта и найдя свой автобус, я вздохнула, перекурила и села на свое место. Попросив у водителя колу лайт из мини бара, я радостно обнаружила, что у него нет сдачи со ста долларов, но зато он с удовольствием принял у меня рубли. Я не сразу сообразила: что это, преимущество водителей русских туроператоров или новая турецкая фишка? Оказалось, да, новая турецкая фишка. С этого года турецкая республика официально принимает на своей территории рубли (наряду с евро и долларами). Весело, ничего не скажешь. Курс конечно у них как всегда – с выгодой себе любимому. Но за это мой турецкий водитель скостил мне половину стоимости этой несчастной баночки кока-колы, и я довольная села на свое место, почти в самом хвосте автобуса, на предпоследнем ряду. К моему несчастью, на заднем ряду за мной сидели мерзкие подростки лет пятнадцати, которым родители не объяснили, что человечество давным-давно изобрело наушники. Они врубали на своих айфонах чертов дабстеб на полную громкость. Заткнув уши своими наушниками, я включила любимую панк-группу Athena и почти уснула – ведь ехать нам было ну очень долго. Мой отель был самым последним в списке, поэтому я даже не пыталась никуда торопиться – знала, что на то, чтобы добраться со всеми остановками мне потребуется минимум часа три.
   Я еще ни разу не была в Сиде. Сам город мало чем примечателен, но район вокруг Сиде очень красивый. Мы заезжали в район Титрейен Гёль (дословно переводится как «дрожащее озеро»), где нам рассказали легенду, по которой этот район и его красивейшее озеро получило это название. Само озеро, надо сказать, и правда потрясающей красоты – оно расположено от моря в нескольких сотнях метров, это просто невероятно!
   Когда-то это озеро было населено огромным количеством чаек, вокруг был лес и заповедник. За птицами приглядывал смотритель заповедника. Когда в эти места пришли чиновники вырубать леса, смотритель хотел их остановить и побежал к озеру. Он взмахнул руками и закричал, и все птицы (их там было по легенде более тысячи) разом вспорхнули, и озеро покрылось рябью – t буквально, задрожало. С тех пор его стали называть «дрожащим озером». Надо сказать, что даже если не знать легенду, название вполне себе объяснимо. Так как озеро располагалось близко к морю и широченному открытому пляжу, тут всегда поднимался ветер и озеро покрывалось рябью и без всяких птиц.
   Отель, в который мы заезжали, расположен прямо между озером и морем. Хотелось бы как-нибудь побывать и на озере, ведь там так красиво. Однако заехать в отель стоило нам целого часа, так как огромное озеро пришлось по всей длине объезжать.

   Когда мы подъехали к входу, я уже запарилась сидеть в кресле, у меня все затекло, и я безумно хотела прилечь на нормальную комфортную кровать. На часах было уже около семи вечера, что давало мне возможность разобрать вещи, привести себя в порядок и сходить на ужин. Ощущения были очень странные, честно говоря. Все вокруг было незнакомое, неродное. Почему-то мне казалось – а вдруг я что-то перепутала, а вдруг его тут не будет? Казалось, нет, я не должна быть здесь. Я должна быть в другом месте, в Барсело, где я всех знаю, где все меня знают… а тут?
   Меня как обычно поселили в самый дальний коридор. Номер был небольшим, зато вместо шкафа в коридоре у меня была целая гардеробная комната, что пришлось очень кстати, ведь одежды я с собой набрала как обычно целый чемоданище (и это всего лишь на неделю). Разобрав все свои вещи, я приняла долгожданный душ и наспех оделась в длинный сарафан в пол, причесалась, накрасилась и отправилась на ужин. Искать его.
   Спустившись в ресторан, я огляделась и поняла, что это будет не так просто. Ресторан был просто огромный. Правда, народу почти не было. Я взяла тарелку, наложила туда какой-то травы, так, для виду, и пошла обходить ресторан якобы в поисках стола. Однако стоило мне выйти на террасу, я почти сразу увидела в самом дальнем углу знакомое лицо. Сегодня он был официально одет – в черные брюки и отглаженную белую рубашку. Таким я его редко видела. Улыбнувшись, я гордым шагом прошагала сразу к нему – он сидел за шестиместным длиннющим столом совершенно один.
   – Приятного аппетита! – сказала я, уверенно поставив свою тарелку напротив его. Он автоматом буркнул спасибо, потом поднял голову и не поверил в то, что видит перед собой. Несколько раз протерев глаза, он тут же вскочил со стула и подошел ко мне. Осмотрев меня с ног до головы, он кинулся меня обнимать:
   – Ты ли это, я не верю глазам! – я засмущалась, но постаралась виду не подать. Мы сели обратно за стол, но Риччи уже не отвлекался на еду. Он был поражен моим неожиданным появлением. А я была слегка поражена, что он забыл, ведь я говорила, когда именно приеду.
   – А я все думал, когда она приедет. Думал сначала, что на следующей неделе, потом вспомнил, что вроде нет, она же день рождения свой будет справлять. И вот как-то потерялся в суете. Но я очень рад, что ты приехала. Как дела? Как долетела?
   – Я очень устала, – мы говорили по-немецки, как всегда, я выбрала наиболее комфортный для себя вариант, ведь говорить сейчас по-турецки я была не очень настроена, – это так непривычно – я прилетела практически с утра, а в отель приехала только вечером.
   – Долго ехать?
   Я кивнула:
   – Это вам не Белек. Мы перлись часа четыре со всеми остановками. Я дико утомилась… – я съела пару листов салата, – а как твои дела? Как работа? – этот вопрос убрал с лица Риччи улыбку, он покачал головой и погрустнел:
   – Уф… Это все чересчур сложно. Сейчас только июнь, весь сезон впереди, а я уже ощущаю себя так, как будто пашу весь год без перерыва… – я переспросила:
   – Тяжелее, чем в Барсело? – и посмотрела на него. Кажется, на его лице появилось много новых морщин.
   – В десять раз. Это вообще несравнимо. Этот отель огромный. И несмотря на то, что у меня есть определенный ряд обязанностей, все шишки летят на меня. Это очень непросто. Здесь все за тобой следят, не так встать, не так улыбнуться, не то сказать – и все, тебя тут нет, – я закивала головой. Похоже на правду, ведь отель дорогой. Здесь все такие вышколенные, это заметно даже по обычному персоналу – официантам, например.
   – Да ладно, чего мы все обо мне. Ты пойдешь еще за едой? – спросил он и подозрительно посмотрел на мой салатик, – тебе надо съесть что-нибудь горячее, – я покачала головой. У меня в животе все как обычно завязалось узлом, еще в тот момент, когда я увидела своего друга в самом дальнем углу террасы.
   – Нет, я не голодна, – он как всегда вопросительно вскинул брови и готов был уже почти за руку меня взять и отвести к еде, но я поспешила объясниться: – я весь день сегодня ем – в аэропорту поела, в самолете поела, уже даже после прилета успела поесть. Сейчас я совершенно не голодна, – либо такой ответ его устроил, либо ему уже пора было идти исполнять свои прямые обязанности, но Риччи показал головой на дверь и воскликнул:
   – Тогда пошли ко мне в офис, – он встал и важно прошагал к дверям. Зайдя внутрь он, впрочем, не стал идти в сторону сцены, а сначала пошел к чанам с кофе и чаем, – тебе чай, кофе? – я кивнула на чай, – дорогая, подержи, пожалуйста, мои вещи, – я поспешила взять его рабочий телефон и что-то еще, похожее на кошелек, пока он возился с двумя чашками чая. Ощущения были привычными – пока он шел, галантно открывая мне двери, и все это с двумя чашками чая в руках, я была хранителем его вещей.
   – Какое сегодня шоу? – спросила я, пока мы спускались по ступенькам в сторону амфитеатра.
   – Латинские танцы – я сразу заулыбалась:
   – Да ладно? Мне так везет все время. Только я приеду, сразу везде латина, – Риччи сделал вид, что не услышал меня, затем сказал:
   – Наши актеры уже за сценой, я тебя могу с ними познакомить, – когда мы прошагали за сцену, он провел меня к актерам, которые в это время переодевались. Посмотрев на меня взглядом нетерпеливого ребенка, он с улыбкой воскликнул: – ну давай! Скажи что-нибудь.
   – Эмм… – я растерялась. – Здрасти! – буркнула я на английском. Но Риччи это не удовлетворило. Он повернулся к актерам и сдал меня со всеми потрохами:
   – Она говорит по-испански, – блин. Ненавижу, когда заставляют «что-нибудь сказать» на каком-нибудь из иностранных языков.
   – Эмм… – снова запнулась я и стала цвета рака. – Добрый вечер, как дела? Я занимаюсь латиной уже пару лет и безумно люблю кубинские сигары… ой, то есть танцы, – парни заулыбались и воскликнули:
   – Оо! Да мы тогда можем тебя в наше шоу взять, – я покачала головой:
   – Ой нет, я занимаюсь только классикой… – этот аргумент поумерил их пыл. Риччи был безумно доволен, как будто это была его заслуга, что я знала испанский, наряду с остальным иностранными языками. После этого мы прошли в его офис.
   Помещение его офиса сильно отличалось от того, что было в Барсело. Он был таким же унылым, как и настроение самого Риччи. Здесь не было ничего от привычной комнаты с кучей сувениров от довольных туристов и его аниматоров. Я до сих пор помню его офис в Барсело: там были открытки, фотографии, игрушки, цветы и множество сувениров со всех концов света. Везде были слова благодарности и пожелания всех благ и удачи. Здесь же помещение, хоть и было раза в два или три больше, тут было совсем тухло: стены были обшарпанные; в одном из углов была огромная уродливая сточная труба; потолок местами обваливался; на стенах не было ничего, кроме трещин, портрета Ататюрка и баннера Silence Beach Resorts, который, впрочем, тоже отваливался и местами был в дырках и пятнах. Слева стоял рабочий стол, где сейчас сидел Айхан (хоть одно привычное лицо!), а рядом диван и пара кресел с журнальным столиком.
   – Ооо, какие люди! – Айхан тут же отвлекся от своей работы и кинулся меня обнимать. Потом осмотрел меня с ног до головы, улыбнулся и сказал: – Ты так изменилась, я тебя даже не узнал.
   – Да ладно, Айхан, это все та же я, – я засмущалась. Но Айхан показал на скулы, которые у меня появились совсем недавно, благодаря тому, что я похудела.
   – У тебя очень изменилось лицо, ты стала совсем другой внешне. Отлично выглядишь, я хочу сказать! – Риччи стоял рядом и довольно кивал, оценивающе меня оглядывая с ног до головы. Потом Айхан вернулся к своей будничной суете, Риччи также сел на диван и погрузился в работу. Все вокруг шныряли туда-сюда, прибегали с какими-то вопросами, суетились… Чтобы не привлекать к себе внимание своим бездействием, я вернулась к своему чаю. В комнату вошли еще двое аниматоров, которые раньше работали с Риччи в Барсело, и были рады видеть меня.
   – Ооо, Энни, добро пожаловать! – диджей, как и все здесь, кинулся меня обнимать. Его девушка, Каша (кажется, такое у нее было смешное имя), тоже посмотрела на меня и на ломанном русском сказала:
   – Я тебя знаю, – потом присмотрелась и добавила – Ты же была в Барсело, да? Добро пожаловать! – воскликнула она и села заполнять дипломы для туристов, и, так как мне было нечем заняться, а все русские аниматоры куда-то подевались, я взялась помогать без ошибок писать русские имена.
   – Волейбол же с двумя лл пишется? – спросила она меня и написала «volleyball». Я помотала головой:
   – Нет, сначала одна л, только в конце две, – Риччи улыбнулся. Я снова помогала его ребятам, кажется, все как всегда – это же прекрасно. Постепенно в комнате появлялись другие аниматоры, которых я не знала. Все они в большинстве своем были турками. Я приветливо улыбалась и участвовала в разговоре, когда на меня вопросительно смотрели. А когда вошел еще один парень, вместе с диджеем, я особенно напрягла слух – он говорил так быстро и так невнятно, что я почти сразу выпала из разговора. Риччи сидел рядом со мной, и я невольно смеялась, когда смеялись все остальные – видимо, он рассказывал что-то дико уморительное – и кивала, как будто понимаю, о чем он говорит. Но когда он вышел, я поинтересовалась:
   – Откуда этот парень? – Риччи вернулся к своему компьютеру и мельком посмотрел на меня.
   – Почему ты спрашиваешь? Это наш диджей, – он продолжил заниматься своими делами.
   – Мм… Мне просто интересно. Я слушаю турецкую речь и уже легко распознаю разные акценты, – он понимающе закивал, – я легко понимаю тебя и чуть хуже понимаю Айхана. Но то, что сказал он, я вообще ни слова не поняла. Как будто полная каша во рту! – Риччи заулыбался.
   – Он из Гиресуна. Это недалеко от…
   – Да, я знаю Гиресун, – перебила я, – Но ведь ты тоже из этих мест, а твой акцент я легко понимаю… И Адем, Сенийе, Мехтаб – все они были оттуда, и я их легко могла понять даже пару лет назад, – за разговорами я совершенно не заметила, как быстро пролетело время. Еще через десять минут Риччи засуетился и стал собираться к выходу, затем выключил свет в офисе и двинул на сцену:
   – Пора идти. Беги смотреть свою латину! – весело воскликнул он, взял микрофон и испарился за кулисами. Я встала и пошла из его кабинета в сторону амфитеатра.
   Шоу было великолепным, я как всегда была в полном восторге. После шоу я дождалась Риччи, и мы пошли к бару. Там играла музыка, люди танцевали, и Риччи встал поодаль, наблюдая за происходящим. Я присоединилась к нему. Мы перебрасывались репликами, но он как всегда был отстраненным и прохладным – весь в работе. Поэтому я не стала расспрашивать или много разговаривать, как всегда. Просто старалась его развеселить. В какой-то момент мы оба начали танцевать. Он забыл о своих заботах и заулыбался.
   – Не поверишь, впервые за весь сезон я здесь просто танцую, – сказал он, вздохнув. Его лицо сохраняло непринужденное выражение. Он был рад расслабиться хотя бы на несколько минут. После танцев мы сели возле бара. Риччи взял нам по чашке чая.
   – Дорогая, давай вернемся в ресторан? Ты не съела ничего горячего, я хочу, чтобы ты поела, – я покачала головой и улыбнулась. Вечно эта забота. Но у меня безумно разболелась голова, и я даже при всем своем желании понимала, что ни на что сегодня не способна.
   – Нет, я не хочу… – чтобы предварить его дальнейшие расспросы и убеждения, я продолжила: – я очень устала и хочу сейчас пойти поспать, – Риччи понимающе кивнул головой.
   – Тогда иди, отдохни, увидимся завтра, – я откланялась, проигнорировав чашку с чаем, и ушла в сторону своего номера. Чувствовала себя, как ребенок, которого рано заставили уйти спать родители. Было ощущение, что я пропускаю все веселье – сегодня я точно не попаду к нему. Придется спать в одиночестве. А ведь все так хорошо начиналось. Уже показалось, что все будет как раньше.

   С утра я была безумно голодна, могу даже сказать, что меня разбудил именно голод. И именно он привел меня из моего номера прямо в ресторан. Я взяла любимый омлет и любимые соевые сосиски с томатным соусом. Вкуснотища!
   Вообще надо сказать, я решила оторваться на еде в этот раз. Так как последние несколько недель я голодала, сейчас я посчитала себя достойной королевского завтрака. После омлета я налила себе кофе и взяла круассан с вареньем. Вот только есть я его не стала. Откусила пару кусочков и поняла, что больше не лезет. Кофе пить здесь же, на террасе, не захотела – хотелось поскорее пойти в бар, чтобы уже быть в курсе событий Смакуя в баре свою чашечку кофе, я наблюдала за тем, как отельная жизнь постепенно просыпалась. Как только я поздоровалась со всеми, кто мне был интересен и с кем я была знакома, я отправилась в сторону пляжа.
   Настроение у меня было великолепным. Во-первых, наконец-то наступил мой отпуск. Мой драгоценный отпуск, я взяла себе целый месяц отпуска. Тут, в Турции, я буду праздновать свой день рождения, сразу после этого я еду в Финляндию на неделю повидаться с моими хорошими друзьями. А после поездок я еще целых полмесяца буду отдыхать.
   Во-вторых, я уже проводила целую неделю отпуска, постоянно крутя башкой в разные стороны в поисках своего обожаемого Риччи, больше я так не хочу. Хочу море, солнце, загорать и все такое. Ну и немножко Риччи.
   Выползала с пляжа я только ради бара и игрищ у бассейна. Правда, когда я садилась пить кофе, ко мне непременно кто-то подсаживался. Аниматоры, с которыми я познакомилась, были очень доброжелательными и общительными. В этом году в анимационной команде были преимущественно турки, среди девушек также. Они-то и подсели ко мне, завидев меня за столиком.
   – Привет, как отдыхается? – спросили они на турецком. По их решительности было понятно, что отмолчаться мне не удастся. Риччи вчера представлял меня всем как девушку, которая говорит по-турецки, и теперь всем было безумно интересно со мной пообщаться.
   – Нормально, немного странно находиться здесь, я так привыкла к предыдущему отелю, – протянула я, стараясь говорить как можно увереннее.
   – Ты подруга Орхана?
   – Да, мы знаем друг друга уже очень давно. Около шести лет. И я привыкла к Барсело, там было здорово… – девушки понимающе закивали.
   – А кого ты еще тут знаешь?
   – Айхана, он тоже работал там, диджея и его девушку… – я осмотрелась вокруг, но больше никого знакомого я не заметила, – больше вроде никого. В этом году вся анимационная команда новая.
   – Да, мы недавно с ним работаем. А ты откуда знаешь турецкий? – я улыбнулась. Все задают этот вопрос, и я уже почти наизусть выучила свой ответ:
   – Да так, выучила по книжкам. У меня много друзей в Турции, за разговорами быстро выучиваешься.
   Потом я рассказала им про своих друзей из Трабзонспора, оказалось, что одна из девочек, Кюбра, ярая фанатка Фенербахче. Я тут же запела одну из своих любимых песен Фенербахче, ведь раньше именно за эту команду я болела, что был воспринято с большим одобрением. Похоже, теперь я стала ее «братаном». Она была в восторге.
   Пока я сидела и общалась с аниматорами, я подумала о том, что все повторяется с точностью до деталей – все как раньше, Риччи нигде нет, меня развлекает его команда. Мне стало так грустно, что когда все разошлись, я поняла, что одной чашкой кофе мне точно не обойтись. Взяв себе джин-тоник, я раскрыла свой дневник – мне нужно было с кем-то поделиться своей злостью на Риччи, который обещал, что «у него для меня всегда найдется время». Несколько раз он пробегал туда-сюда, лишь махнув мне рукой и улыбнувшись. Я очень надеялась, что вечером все наладится и будет лучше. Он меня даже не представил своему сыну, которого я видела впервые за шесть лет…
   Самое забавное, что если все будет так, как сейчас, то в моей голове совершенно ничего не изменится. Если будет плохо – я буду хотеть еще, я буду думать, что что-то еще может случиться. Я буду изводить себя мыслями о том, что у этой истории нет конца. Пока я это писала, Риччи убежал с другими менеджерами в сторону основного здания, помахав мне рукой. Не выдержав больше такого напряжения, я собрала свои вещи и огляделась. «Ага, продуктовая лавка. То, что нужно!» – подумала я и решительно двинулась в ту сторону.
   – Ментоловые мальборо есть? – спросила я у продавца на турецком. Надвинув солнечные очки-авиаторы на глаза, я кивнула на сигареты за его спиной.
   – Да, есть.
   – Сколько?
   – 7 долларов, – достав из кармана сумки смятую купюру, я взяла заветную пачку с необходимым мне сейчас как воздух никотином и вернулась обратно на свое место у бара. Там все еще стоял мой джин-тоник. Нетерпеливо разорвав пленку на пачке, я нервно выхватила сигарету и закурила. На этот раз я села лицом к морю, нарочно отвернувшись от главного здания, чтобы не смотреть туда и не ждать своего фантома в течение следующих полутора часов.
   С сигаретой в зубах я смогла немного расслабиться. Подумать о том, что я все-таки на море, у меня долгожданный отдых, я наконец могу забыть о дурацкой работе и всей суете, что ждала меня дома. В последнее время на меня все давили. Заказчики торопили с дизайном, я едва успевала соблюдать дедлайны. Я мечтала оставить всю эту нудную работу и прорваться со своими последними картинами на выставку. Я только открыла в себе интерес к искусству и сделала целую серию работ, которые многим моим друзьям и мне самой казались очень неплохими. Это были абстрактные произведения, но они были очень яркими, и каждая работа несла в себе особенное настроение. Иной раз друзья могли часами сидеть у меня дома и рассматривать эти картины. Каждый видел в них что-то свое, порой даже то, чего не видела я и чего даже в задумке не было. Такой интерес к моему творчеству породил во мне дерзкую идею вывести все это в свет и попробовать сделать это делом всей моей жизни.
   Наверное, многие об этом мечтали. Иногда мне казалось, что я хотела этого не потому, что мне так интересно изобразительное искусство. Положа руку на сердце, я ненавидела галереи, и смотреть на художников и скульпторов считала делом невероятно скучным. Но избавиться от рутины в пользу творчества так, чтобы это еще и могло приносить доход – мечта. А мировое признание – самая заветная мечта. Да, виновна. Я хотела славы.
   Пока я размышляла о своей жизни, мой столь неуловимый собеседник вернулся к бару и, взяв себе чай, уселся рядом со мной, не став даже спрашивать моего разрешения.
   – Ох, эта работа меня когда-нибудь доконает! – воскликнул он, отпив чая и сложив руки за затылком. Не то что бы он выглядел особенно уставшим, но я хорошо знала, как он умеет делать невозмутимое лицо. Профессиональный навык.
   – Проблемы? – без интереса спросила я, аккуратно закрыв свой дневник, в котором я только что исписала своим нытьем целый разворот.
   – Неважно… – отмахнулся он и посмотрел на меня. – Как дела? – я решила, что говорить о погоде в очередной раз будет глупо и сразу решила поделиться своими сокровенными переживаниями.
   – Я рассталась с молодым человеком. – Врать я умела как никто другой. Совсем недавно я стала встречаться с одним пареньком с работы. Он был веселым и очаровательным, но он меня не понимал. Мы побывали на паре невзрачных свиданий и в какой-то момент начали жить вместе. Как это случилось, я уже сама не помнила. Я так быстро привыкла к его присутствию, что уже, кажется, не могла без него, но очень быстро стало ясно, что мы друг другу не подходили. Я привыкла к ежеминутным, мгновенным и порой недолгосрочным удовольствиям. Мне нравилось, что моя жизнь похожа на бенгальский огонь. А он предпочитал жить по строгому плану, отступиться от которого ему не позволяли то ли суровые родители, то ли его личная жизненная установка. В любом случае, еще задолго до поездки все сильно разладилось. Мы почти месяц не разговаривали, хоть и продолжали вместе жить. Мне тяжело было себе представить, каково это снова жить одной, поэтому мне легче было жить хоть с кем-то, даже если все шло совсем наперекосяк. Наверное, это был не самый лучший сценарий. Именно поэтому, уже сейчас я знала, что, уехав сюда вновь и неохотно вспоминая жизнь там, дома, я расстанусь с ним и разъедусь по приезде. Наверное, именно поэтому я, не моргнув глазом, продолжала врать, надеясь, что мой собеседник примет это как установку к действию: – Да, все кончено.
   – Ну и плевать! – я уже готова была оскорбиться, но он продолжил: – Забудь и расслабься. У тебя еще все впереди. Я совершенно точно знаю, ты еще найдешь себе кого-нибудь гораздо лучше.
   – Не уверена в этом… – усмехнулась я и по привычке стала шарить по карманам в поисках сигарет, но вовремя спохватилась, вспомнив, что Риччи этого не любит.
   – Перестань говорить глупости, – воскликнул он, взмахнув рукой, – ты же и сама знаешь, насколько ты талантлива. Да тебе даже на секунду переживать из-за таких мелочей не стоит.
   – Мне кажется, мы неплохо подходили друг другу, и все было бы хорошо, но мне стало так тоскливо… и мы разругались. И он… – мой друг очень внимательно меня слушал, – а, впрочем, неважно. Все закончилось, и я пока еще не пришла от этого в себя. Я не умею…
   – Ну и плевать! – вновь повторил Риччи, пожав плечами, – послушай, ты молода и привлекательна, у тебя еще вся жизнь впереди! Закончились отношения? Плевать. Чао-чао, иди на все четыре стороны. Но послушай, тебе надо научиться себя продавать, – я чуть не поперхнулась. Он сказал продавать? – как я это делаю со своей работой. Каждый раз, когда я прихожу на новое место, я не даю своим работодателям даже слова вставить. Я рассказываю, как у меня много опыта, какая у меня сплоченная и профессиональная команда, в скольких местах мы уже побывали. А главное, что я также уверенно о себе думаю. Ты должна делать то же самое.
   Поняв, наконец, о чем он говорит, я закивала головой. Да, этой уверенности в себе мне не хватало. И в отношениях с мужчинами это было особенно заметно. Все, с кем мне довелось встречаться, были неполноценными молодыми людьми с кучей комплексов и тьмой тьмущей жутких тараканов в голове. Более того, каждый разя задавалась одним и тем же вопросом: «Как я вообще с ним оказалась?». Из чувства отвращения я прекращала большинство отношений уже через пару недель, максимум, через месяц. Некоторые продержались чуть дольше. Но в целом, все мои мужчины были похожи – они были настолько непопулярны среди женщин, что я была их чуть ли не последней надеждой. А почему я себя считала достойной именно таких мужчин, я никак не могла взять в толк. Еврейский мальчик, влюбленный в меня с первого класса, и помешанный на компьютерной технике (и видимо, на мне); знакомый из школы, с сальными волосами и фотоаппаратом размером с мой холодильник, который он всюду носил с собой в походном рюкзаке; еще один одноклассник, который признался мне в любви, а потом рассказывал, как он любит готовить котлеты, вязать и гадать на картах (хотя он, как мне потом думалось, был пожалуй самым нормальным из всего послужного списка); пятидесятилетний американец, с которым мы переписывались в интернете, вдруг проделавший карьерный путь аж до моего родного города (на секунду, через всю планету!), чтобы только увидеться со мной, был настолько внешне несуразен и при этом настолько настойчив в своем желании быть со мной, что мне хватило всего одного свидания, чтобы бросить его на произвол судьбы в чужом городе; нелепый бармен, с которым мы познакомились в отеле Риччи, тогда, в 16 лет, общался со мной в интернете, а потом сказал, что приедет через неделю просить у моих родителей моей руки и уже купил билеты, через три месяца из обиды женился на другой и теперь не знает, как свести концы с концами; пьяный басист, решивший, что слишком влюблен в другую, чтобы оставаться со мной, после недели совместной жизни; однокурсник (еще один с сальными волосами, и почему мужчины не любят мыть голову?), которого я кормила на свои деньги, водила в кино и обеспечивала в течение двух месяцев, зачем, даже не знаю; растаман; наркоман; идиот; алкоголик; трудоголик; бандит; психопат – ладно, я преувеличиваю, но всех их и многих других мужчин, совершенно не моего уровня, действительно объединяло лишь одно – они притягивались ко мне как скрепки на магнит, а я почему-то была рада радехонька, что хоть кому-то была интересна.
   – Да, я понимаю, о чем ты… – наконец нашлась я, составив список поклонников у себя в голове. Как бы еще научиться этому?
   – Тебе надо научиться себя продавать, – повторил Риччи, видимо, чтобы я запомнила. Заметив тень сомнения в моих глазах, он решил продолжить: – у тебя потрясающий талант, и не один. Ты очень талантлива. Сколько языков ты знаешь?
   – Пять, – сказала я и тут же поспешила добавить, опередив его мысль, – но знаешь, не то что бы мне при знакомстве первым делом задавали именно этот вопрос…
   – Пшт! – заткнул меня мой собеседник и тут же затараторил: – Это неважно! Я пытаюсь тебе объяснить, насколько ты талантлива. Взяв за пример хотя бы это, да и многое другое – ты пишешь картины, занимаешься дизайном, пишешь статьи, фотографируешь, говоришь на 5 языках, побывала в нескольких профессиональных спортивных школах, да что я тебе тут перечисляю, ты и сама все это знаешь! Вот осмотрись сейчас, – он затих, затем кивнул в сторону, – давай, осмотрись, – я огляделась, – сколько еще людей вокруг, как ты думаешь, можешь похвастаться такими же талантами? Ты одна такая на пять тысяч человек. Это говорит о многом. Ты на несколько шагов впереди всех и тебе нужно именно с этой мыслью научиться себя правильно продавать, – он улыбнулся и на турецком добавил: – поняла наконец, куриная башка?
   Я засмеялась и кивнула. Он опять делает это. Учит меня жить. Никто никогда не говорил мне таких вещей. Точнее, я сама их понимала, но услышать такое от другого человека, от мужчины, это было чем-то совершенно новым. Он считал меня особенной. Ведь именно об этом я когда-то мечтала. Когда он только приезжал ко мне несколько лет назад, я придумывала и целый день разучивала, как спросить у него на немецком, считает ли он меня особенной. А сегодня он не просто говорил это, он сидел и убеждал меня в этом.
   – Поверь мне, я уже стал профессионалом в этом вопросе. Ты же так молода, это я уже старик, посмотри на меня, вот у меня уже никаких шансов нет. Как всегда, впрочем. Да, у меня есть сейчас кое-кто, но знаешь ли ты, что у нас происходит… – сердце бешено заколотилось. Он заговорил о ней. Я думала уже сама спросить, но не знала, как это корректно сделать, чтобы не совать своего носа в чужие дела. Но теперь выдался тот самый шанс. Я нервно застучала пальцами по подлокотнику стула, кажется, густо залилась краской, но попыталась, как ни в чем не бывало, просто поддерживая беседу, как будто бы ненароком вставить:
   – Это ты мне скажи, что у вас происходит…
   – Ничего! – резко воскликнул Риччи, вновь пожав плечами. – А что, она там, я здесь, как тут вообще что-то может происходить? Ну да, ну да, она приезжает часто, вот сейчас, например, она приезжает десятого числа…
   – Десятого? – я поперхнулась. И снова, еще громче, переспросила. – Десятого?! – Я была вне себя. От былого желания пообщаться не осталось и следа. Вы издеваетесь надо мной? Она приезжает сюда в мой день рождения?!
   – Пфф… – покачал головой Риччи. – Неважно, мы в любом случае отметим твой день рождения, не переживай, – я заранее знала, что он может сколько угодно убеждать меня, что его девушка не помешает, но я знала наперед, что как только его Настя ступит на эту территорию, я останусь одна. Он едва находит на меня время среди кучи работы. А когда она приедет сюда, едва находить время он будет на нее. А я останусь за бортом. Ну спасибо. Я старалась оставаться беспристрастной, но в голове так и пульсировала мысль: «Эта стерва заранее испортила мне мой праздник!»
   Черт, я же знала, что не стоит повторять предыдущих ошибок и приезжать сюда праздновать день рождения вновь. В прошлый раз все было ужасно. Это был худший день рождения в мире. Но в этом году будет еще хуже. До кучи будет еще и Настя.
   Впрочем, Риччи не заметил, насколько резко изменилось мое настроение, и продолжил читать мне нотации:
   – В общем, ты поняла, что я тебе сказал? Тебе не стоит переживать. Ты молодая, ты совершенно уникальна. Не думай, что я сейчас тебе просто льщу, нет, я говорю совершенно серьезно. Такой особенной девушке, как ты, нужен кто-то под стать. Тебе не подходит большинство мужчин, ты гораздо выше них. Поэтому будь гордой и умей выбирать тех, кто как минимум не хуже тебя.
   – Он забыл обо мне. Просто не замечал, что я есть рядом. Как будто, так и должно быть… – наконец нашлась я, заставив себя отвлечься от новой «потрясающей» новости.
   – Хмм… – Риччи нахмурился и добавил: – ради тебя мужчина должен целый год… – потом фыркнул и тут же одернулся, – да что там год, целые десять лет ходить за тобой по пятам и сдувать каждую пылинку. Заботиться, да буквально на руках тебя носить! Поэтому оно того просто не стоит, ты слышишь меня? – я кивнула, попытавшись отвлечься от настигнувшей на меня жуткой пульсирующей головной боли. – Законченные отношения в данном случае, это даже радость, я тебе уже сказал. Отпусти того, кто тебя совершенно не ценит. Не думай, что это трагедия. Вы друг в друге нуждались какое-то время. Ты получила от него, что хотела, он получил от тебя, что хотел и все – аривидерчи. И еще. – Он посмотрел на меня так внимательно, что мне невольно захотелось отвести глаза. – У тебя всегда есть я. Ты всегда можешь на меня положиться, в любой ситуации… слышишь? – он добавил на турецком: – Моя дверь для тебя всегда открыта, ты это знаешь.
   – Да, я знаю, спасибо.
   – Я сейчас говорю не из грязных побуждений, не думай ничего такого. Я не всем это говорю. Просто знай, что бы в твоей жизни ни случилось, я всегда смогу тебе помочь.
   Я знала это. Его визитку я носила в кошельке и как бы ни разводила наши дороги судьба и как бы я на него за что-то ни злилась, я всегда хранила его телефон и его контакты «на всякий случай». Я знала, что если со мной случится что-то непредвиденное, на всем белом свете есть как минимум один человек, который меня всегда примет в своем доме и найдет способ мне помочь. Это странно, ведь мы знали друг друга так недолго, но так сроднились. То есть, прошло уже больше шести лет, но мы так редко виделись, что в сумме были знакомы около нескольких месяцев. Но внутри было какое-то чувство, которое сложно было объяснить. За эти шесть лет он видел, как я выросла, как менялась моя жизнь и как менялась я сама. Мы часто переписывались, по его просьбам я писала ему письма обо всех значимых событиях. Он старался по возможности отвечать и находил любую возможность написать мне в скайпе и иногда звонил. Он был моим наставником, моим учителем, my life coach. Я же, как мне казалось, вызывала у него неподдельный интерес в общении. Ведь именно этим мы, в основном, и занимались. Когда между нами не было неловкости, как в прошлый мой приезд, мы постоянно разговаривали. И он охотно всегда заводил со мной разговор, зная, что десятью минутами он не ограничится. Тогда почему люди, которые находят столько тем для задушевных бесед, которые готовы помочь друг другу в любой момент и в любой жизненной ситуации, которые смотрят друг на друга таким чувственным взглядом, что невольно хочется отвернуться, не могут быть вместе? Когда я об этом подумала, внутри все сжалось настолько, что стало больно. На глаза наворачивались слезы, но я их усердно сдерживала, чувствуя, что разговор уже подходит к концу.
   – Да, я помню это. И спасибо, – хриплым голосом сказала я, сжав под столом кулак с такой силой, чтобы ногти впились в кожу.
   – Смотри у меня, если забудешь, – он кивнул на свою огромную телефонную трубку, – знаешь, что в тебя полетит! – я натянуто улыбнулась, но Риччи не обратил внимание. Ему уже пора было идти работать дальше и он, откланявшись, убежал по делам. Как только его уже не было на горизонте, я дала волю эмоциям. Слезы потекли ручьем. Боли внутри было столько, что казалось, она копилась все шесть лет. Мне даже тогда не было так больно, в день нашего знакомства, когда на футболе я чуть не получила разрыв связок голеностопа. А сейчас было. Кажется, я порвала себе какую-то мышцу, которая отвечала за чувства. Сердце.
   Она приедет. Он будет с ней, а у нас? А у нас ничего. Все кончено. Это все было одним сплошным обманом. Как я вообще могла надеяться, что что-то может получиться? Я же видела все их счастливые фотографии в социальных сетях. Видела, как Риччи передавал со своим другом Насте цветочный букет в Россию, он так не старался и не выкладывался ни для одной из своих отельных пассий. Я видела ее фотографии с ним на рождество… и на восьмое марта… и летом… и в конце лета… и в начале осени. Она приезжала каждый месяц (конечно, с деньгами от работы в самом крутом салоне красоты в столице, она могла себе это позволить, это мне надо было откладывать деньги целый сезон, чтобы приехать в этот чертов отель). Она была с ним каждые 2 недели. Как я могла решить, что он забудет о ней ради меня? И что он говорил об умении себя продавать? Да где она, а где я. Кто я вообще такая? Никто… а у нее дом в Барвихе, я регулярно вижу ее фотографии в лучших глянцевых журналах, она известный стилист… а я? Никто. И как он после этого может мне говорить хоть что-то о моих «особенностях», «уникальности», и «талантах»? Все это ерунда.

   Выпив еще один джин-тоник и скурив пару сигарет, я схватила свою сумку и убежала к себе в номер. Первым рефлекторным желанием было закрыться в этом номере до конца поездки и не показываться на свет следующие пять дней. Я рыдала, билась в истерике на полу, била посуду, рвала какие-то свои дневниковые записи, строчила злобные посты в фейсбук, но ровно через полчаса, когда у меня, как у орущего младенца, кончились силы, я легла спать, закрыв шторы. И проспала ровно до вечера. Проснувшись с новыми силами, я поняла, что биться в истерике в номере или оставаться здесь до конца поездки бессмысленно. Во-первых, моего истошного крика никто не услышит и мой дикий бунт никто не заметит, а тогда и смысла в нем никакого нет. Во-вторых, если уж я захочу бунтовать, делать я это должна не перед Риччи, а перед Настей, ведь это она приезжает в мой день рождения, и я могу совершенно основательно испоганить по крайней мере пару-тройку дней ее пребывания здесь. В-третьих, я не позволю какой-то напомаженной пафосной сучке из Барвихи испортить себе законный отпуск, на который я, как уже ранее говорилось, вынуждена по три месяца откладывать заработанные непосильным трудом деньги. И в итоге, одев на себя как можно более яркую одежду, я вышла на «белый свет».
   Белый свет, в свою очередь, как оказалось, уже клонился к закату, и я двинулась в сторону ресторана, чтобы поужинать. Взяв себе немного салата и попросив у официанта на турецком красного вина, я вновь закурила. Боже, как я люблю ментоловые мальборо. Мне иногда кажется, я только за ними сюда каждый раз и приезжаю. И как прекрасно было сегодня сидеть в одиночестве. Я сидела за тем же столиком, за которым мы сидели с Риччи еще вчера вечером, когда я только приехала. Вино сегодня пошло особенно хорошо. На улице было холодно, а июне на средиземном море еще холодно, в частности, по вечерам. А красное вино сразу разогнало кровь, и стало достаточно тепло. После второго бокала. И как раз, когда я уже пришла в себя после своей дневной истерики и стала чувствовать себя вполне уверенно в себе, пришел Риччи. Я уже закончила свою трапезу, но еще от одного бокала не отказалась бы. Вино было отличным. Не терпким, не горьким, все как я люблю – легким и непринужденным.
   – Пьешь потихоньку? – сказал он и уверенно поставил свою тарелку на мой столик, сев напротив и даже не спросив, можно ли.
   – Да, здесь у вас холодно, – ответила я, а Риччи засмеялся. Ему почему-то всегда казалось, что раз я живу в стране, часть которой расположена за полярным кругом (и неважно, насколько далеко мой город этого самого заполярья), то в турецкой станице в любую погоду мне должно быть тепло и даже жарко.
   – Да ну тебя! Я сегодня от жары мучаюсь, а тебе все холодно, – нет уж, никогда не поверю. Более того, я приехала с больным горлом, а после вчерашнего холода вечером, умудрилась заболеть по новой и теперь хрипела прокуренным, но даже где-то сексуальным голосом.
   – Конечно, посмотри на себя, ты с длинным рукавом сидишь, а я на такую погоду не рассчитывала. Короче да, – я подняла бокал и тут же сделала большой глоток. – Я пью вино.
   – Приятного аппетита, – сказал Риччи, украдкой глянув на то, как я одним махом осушила бокал. Как раз вовремя, когда официант принес еще один. Хорошо, что Риччи не знал, который по счету это был бокал. Впрочем, я тоже уже не знала, я сбилась со счету. Я уже говорила, какое это было отличное вино?..
   Поев, Риччи как обычно отдал мне свои телефоны, сам галантно налил нам обоим чаю, и мы вместе спустились за сцену. Если честно, я даже не чувствовала в крови алкоголя. Ощущения были такие, как будто я вагоны с кирпичами разгружала. Я была настолько уставшей, что весь алкоголь ушел в чистую энергию, возможность волочить ноги, спуститься с лестницы и подняться на сцену. Войдя в кабинет Риччи, я плюхнулась на кресло и закрыла глаза. Он сделал примерно то же самое. Видимо, не у одной меня тяжелый день. Неловкое молчание прервалось, когда в комнату зашел какой-то мужчина, лысый, на вид лет тридцати, Риччи очень обрадовался его приходу.
   – Ооо, какие люди! – я вежливо улыбнулась, но Риччи меня не представил, и они быстро разговорились о чем-то. Только через пять минут, когда вновь повисла неловкая пауза, и мужчина обратил свой взор на меня, обратив внимание, что я реагирую на их реплики, Риччи опомнился: – Ой, Энни, это наш тренер по теннису. Тренер, это Энни. Она тоже в теннис играет, я знаю ее очень давно, – еще несколько минут Риччи пел мне дифирамбы, затем они продолжили общаться на свои темы. Изредка мне приходилось краснеть, когда разговор переходил ко мне, но видя мое замешательство, Риччи отвечал за меня, я лишь кивала, улыбалась и изредка говорила что-то вроде «да», «ну надо же» и «ух ты». Такое общение на турецком было вполне мне по силам. В теннисе я была не сильна, играла совсем немного, но этим ограничилось. Решила, что стоит попробовать еще раз именно здесь – тренер был невероятно добрым и улыбчивым и напоминал мне моего старого доброго тренера по футболу. К таким люди невольно тянутся сами – они источают какую-то невероятно добрую энергию.
   Когда Риччи начал собираться на выступление, тренер поднялся и попрощался с ним, я тоже встала и пошла вместе с ним. Шоу мы смотрели вместе, часто дружно восхищаясь актерскими способностями Риччи. С ним общаться на турецком мне оказалось проще. Он очень четко произносил все слова и давал мне время сформулировать мысль, а я в свою очередь меньше стеснялась его, чем Риччи.
   После выступления возле бара была организована самодельная дискотека. Я не стала танцевать, лишь стояла в очередной раз возле шефа и держала его телефоны, пока он носился по своим делам, как заведенный. Когда он, наконец, расслабился и встал наблюдать за дискотекой, я, осмотревшись по сторонам, наигранно надула губки и сказала:
   – Ты меня так до сих пор и не познакомил со своим сыном, – его сын, Бератджан суетился в это время вместе с остальными аниматорами как пчела, танцевал, демонстрировал навыки брэйк-данса и периодически стоял на ушах. Риччи посмотрел на меня, улыбнулся и подозвал своего сына зычным окриком.
   – Познакомься, это Энни, – я помахала ему рукой, почувствовав себя невероятно глупо. – Она мой гость и мой очень старый друг.
   – Энни, я Джан. А, да, я тебя знаю! – он закивал. – Я помню тебя!
   – Но мы с тобой не знакомы, – я улыбнулась. Подхалимство не засчитано.
   – Нет-нет, я помню. Ты Энни, ты футбольная фанатка, сама играешь в футбол, у тебя есть футболка Трабзонспора, а еще ты говоришь на пяти иностранных языках. Ты из России, – перечислял он, загибая пальцы. У меня отвисла челюсть. Как?? Я сощурилась и посмотрела на его отца. Они сговорились! Риччи хитро ухмылялся. На его лице читалось безграничное самодовольство. Он рассказал обо мне своему сыну. Даже и придраться не к чему. Джан тоже улыбнулся и покачал пальцем: – видишь, я же говорю, что я тебя знаю. Я ничего не забываю.
   Я стояла огорошенная еще несколько минут, пока Джан убежал дальше танцевать. Затем, когда пришла немного в себя, оказалось, что Риччи все это время на меня смотрел. Потом кивнул на танцующую толпу и вопросительно поднял бровь.
   Сам он стоял пританцовывая.
   – У меня сегодня нет настроения танцевать… – горько усмехнулась я. Риччи покачал головой и сказал:
   – У меня тоже. Я танцую только для тебя, – с улыбкой чеширского кота он забрал у меня свои телефоны и положил их на стол, а сам пустился в пляс, прямо передо мной. Я засмеялась. Совсем как в старые добрые времена.
   Интересно, он понимал, из-за чего я такая мрачная теперь? Понимал, что я собиралась к человеку, который обещал, что у него для меня всегда найдется время. А приехала к человеку, который убежит от меня к своей пассии при первой же возможности, и я буду все остальные каникулы не находить себе места, наблюдая за тем, как они вдвоем счастливы. Вокруг теперь вообще все счастливы. Все нашли себе вторую половинку. Только почему-то некая Настя решила забрать себе именно мою.
   Я не знаю, на кого я больше всего злилась в данной ситуации. С одной стороны, да, на Настю. Откуда она вообще взялась? С чего вдруг девочка из Барвихи вообще отдыхает в таких дешевых отелях? Почему не Four Seasons? Почему не супер-пупер отели, на которые я только слюни пускаю? Как она вообще здесь оказалась? Что она тут делает? Почему не ищет себе олигарха в своих кругах, в которых она крутится? Зачем лезть на территорию «простых смертных»? С другой стороны, на Риччи. Он обещал, что всегда будет для меня доступен, что всегда будет рядом, если это надо. А получается, что его слова были пустыми. Это был просто один из множества курортных романов, которые ничем и никогда не заканчиваются. С третьей стороны, я злилась на себя. И на себя больше всего. Как я могла так утонуть в этом курортном романе, который случился шесть лет назад? Ровно тогда же он и закончился. Как я могла даже на секунду подумать, что из этого может что-то получится? Почему я так утянула эту всю историю за собой? Почему мне не хватает обычной жизнь? Я могла бы углубиться в творчество, заниматься сейчас своими картинами, работать со своими дизайнерскими проектами и жить себе спокойно. Почему мне не хватает именно этого человека, которому на меня, совершенно очевидно, наплевать? За этими удручающими мыслями я заказала в себе в баре пару джин-тоников и почти сразу их осушила. И не заметила, как закончилась дискотека. И не заметила, как абсолютно в мгновение опьянела. В голове пронеслась отчаянная мысль о том, что раз Насти еще тут нет, еще не все потеряно. Я могу просто навязать ему свою компанию до конца вечера, а в полночь ему совершенно точно придется придумать предлог получше, чем «мне нужно работать», я знала, что его работа в это время уже заканчивается. Мне нужно было… мне нужно было только попасть в его номер, я это знала. Если только я туда попаду, все совершенно точно случится, есть Настя или нет. Да и потом, он сам сказал: «Что у нас происходит? Ничего!» Может он мне не просто так это все сказал? В пьяной голове мысли быстро сменяли одна другую, я не успевала за ними уследить.
   Аппаратуру собрали очень быстро. Риччи стоял и общался с кем-то из аниматоров и с какой-то женщиной, которой на вид было полвека. К ним подошел Айхан с очень озабоченным выражением лица. Я сидела за столиком чуть поодаль и курила. Вот сейчас. Сейчас я докурю сигарету и подойду. Ему придется принять меня во внимание. Либо взять меня с собой, либо отшить. Вот сейчас, еще секунду.
   Резко затушив сигарету, я встала и, почти не спотыкаясь на ходу, подошла к Риччи и этой женщине. Они по-прежнему стояли разговаривали.
   – Привет, я Энни! – я сразу протянула руку. Риччи не ожидал от меня такой резкости, но лишь вежливо закивал и добавил свои коронные «она мой старый друг, она знает пять языков» и прочие бла-бла.
   – Я Йоке, – улыбнулась женщина. Потом кивнула на Айхана и добавила: – моя дочка недавно вышла замуж за Айхана.
   – Оо, да, я видела фотографии с ее свадьбы, я знаю Айхана почти так же давно, как Риччи. Давно хотела познакомиться с вашей дочерью.
   – Правда? – обрадовалась она. – Так пошли, я тебя представлю, – я хотела было ее остановить. За столом, где они сидели, кипела оживленная беседа. Но она была, как и все родственники, абсолютно нетактична по отношению к своей дочери и ее личной жизни. И, разумеется, притащила меня в самый неподходящий момент. Когда она меня представила, ее дочка посмотрела на меня и нее с такой ненавистью, что мне сразу захотелось раствориться на месте. Айхан тоже был мне не очень рад. Но по привычке растянулся в голливудской улыбке и весело воскликнул: «Энни, как дела?» После этого мы обе поспешили ретироваться. Отойдя снова на привычное место, мы разговорились.
   – Давно ты знаешь Риччи? – спросила она меня, и я кивнула.
   – Шесть лет уже… – вздохнув, я добавила: – долгие шесть лет. – Посмотрев на нее, я поспешила уточнить. – Мы просто друзья, – молодец, очень неприметно получилось. Теперь она точно знает, что вы «просто друзья».
   – А я о тебе никогда не слышала. Я знаю, мм, как ее… Настя, кажется, – Черт, я же сказала, мы просто друзья.
   – Настя. Да… – я запнулась, – я вообще-то приехала сюда праздновать свой день рождения.
   – Правда? – радостно воскликнула она. – Это же здорово!
   – Да, только вот мой день рождения десятого июня. И Настя приезжает десятого июня.
   – А что, я знаю Настю, она очень… – она задумалась, пытаясь подобрать слово, – милая.
   – Какая разница… она приезжает в мой день рождения! – воскликнула я. И тут меня понесло. – Лучшего подарка конечно Риччи не мог мне припасти. После того, как все было прекрасно, ведь в Барсело, знаете, мы практически жили, точнее нет, мы действительно ЖИЛИ вместе все две недели. А тут вдруг что-то изменилось. И тут приезжает Настя. В мой день рождения! О, я ей столько могу рассказать про Риччи, что ее прекрасные пергидрольные волосы повыпадут, – последнюю фразу я повторила так громко, что мне кажется, слышала вся площадь. Вдобавок, через пару минут подошел Риччи и я, тут же забыв о своей новой собеседнице, предприняла последний отчаянный шаг:
   – Ты ведь уже уходишь? – я перешла на турецкий, чтобы меня понял только он. – Можно мне пойти с тобой?
   – Ты что? – опешил Риччи. – Здесь это строго запрещено, я уже пять минут как должен быть у себя, за то, что я торчу здесь меня могут оштрафовать. А тебе со мной вообще категорически нельзя. Мы увидимся утром, – и, не дождавшись моего ответа, он убежал.
   Отлично. Унижайся больше. Хотя было бы куда…
   – Идеально, – удрученно воскликнула я, всплеснув руками. Йоке все еще стояла рядом и посмотрела на меня.
   – Что произошло? Ты хочешь об этом поговорить? – я рукой показала, чтобы она не продолжала.
   – Нет. С меня хватит унижения на единицу времени, – Йоке поспешила сменить тему. Кивнув на столик, где Айхан уже тоже собирался уходить, она сказала:
   – Кажется, они закончили, пошли, сядешь к нам, – я невольно поплелась, хотя этого делать мне совершенно не хотелось. Дочь Йоке, по-моему, считала так же. Она неприветливо на меня взглянула, а дальше начала что-то возмущенно говорить маме на голландском. Из своих знаний немецкого я выхватывала лишь некоторые знакомые слова. Они обе долго ругались, потом извинились и сказали, что им пора идти спать. Я сказала, что тоже ухожу. Хотя я еще какое-то время посидела за столиком, решив докурить свою пачку сигарет, которую я только сегодня купила. Впрочем, потом стало понятно, что больше сидеть здесь смысла нет – Риччи больше не появится, а все остальное мне в этой чертовой стране было неинтересно. Взяв с собой еще один бокал джин-тоника, я поплелась в свой номер упиваться своим плохим настроением.

   С самого утра день не задался. То ли я была на него так плохо настроена, с самого начала, то ли это он захотел мне плюнуть прямо в лицо. Я чувствовала, что уже успела разболеться и сейчас готова была отдать все за то, чтобы как в предыдущий мой приезд, мой друг взял меня под руку и повел пить мятный чай с медом. Но, разумеется, здесь этого не будет. Поэтому этот дивный напиток я заменила на кофе, чтобы хоть как-то взбодриться после ужасной, почти бессонной ночи, когда я, словно главная героиня американской мелодрамы, заливалась слезами и соплями, надеясь, что хоть кто-то услышит мои дикие страдания и приедет на белом коне меня спасать. Принц, однако, не появился даже утром, когда я, едва продрав глаза, в буквальном смысле выкатилась из кровати, попутно влетев головой в прикроватную тумбочку. Все-таки, джин-тоник совершенно не мой напиток, как оказалось. Хоть я его и безумно любила, он творил со мной страшное. Превращал в почти слабоумного ребенка, который не может здраво соображать и не в состоянии заснуть из-за непрекращаемой идиотичной беспричинной истерики.
   Завтрак был успешно проигнорирован, зачем мне вообще есть, если есть кофе и сигареты? Кстати, сигареты. Кончились. Пришлось снова идти в этот чертов магазин. Как назло, я была едва одета – на улице стояла неимоверная жара, и я решила, что лучшим моим нарядом для такой погоды станет лишь голубой купальник и превратившееся в длинную юбку голубое парео. Соломенная шляпа и любимые очки-авиаторы закрывали лицо ровно настолько, чтобы мне не приходилось отводить взгляд от прохожих и собеседников. Так я чувствовала себя достаточно закрытой от внешнего мира, пусть и сверкала на всю округу своими ребрами и животом с едва заметным прессом. Прохрипев название нужных мне сигарет, я поплелась в бар и села за барную стойку.
   Почти сразу ко мне присоединился местный тренер по теннису – кажется, он в этом отеле был самой ранней птахой. Мы чуть-чуть поболтали, но, когда мимо проходил Риччи, он тут же побежал к нему в офис. От меня же мой друг удостоился хриплого «Утро!» и более ничего. Я даже не порадовалась тому, что в кое-то веки одета (или раздета) так, что у него слегка отвисла челюсть и перекосило лицо от удивления. Не порадовалась, но заметила. «Наслаждайся этим зрелищем, ведь таких сисек тебе больше не видать!» – хохотнула я про себя, злорадно вспомнив, как выглядит Настя. Как только они оба удалились, ко мне подсел какой-то хряк, размером с холодильник. Казалось, он вширь был больше, чем в высоту. Подсев, ко мне он почему-то обратился ко мне по-турецки, хотя явно выглядел, как мой соотечественник. Бармены, только что подоспевшие на службу, налили мне вина, как я и просила, и сочувствующим взглядом посмотрели, как этот мешок с картошкой ко мне клеился. Оказалось, он и правда мой соотечественник. Но видев меня несколько раз в компании турков и разговаривавшей на турецком, посчитал, что лучше со мной говорить именно по-турецки. Он был уже с утра сильно выпивший, говорил что-то о своей недавно скончавшейся жене и том, как ему грустно и срочно нужна компания. Я всеми силами пыталась его спровадить, но у меня это не получилось. В очередной раз раздосадованная от того, что клеятся ко мне вот только такие неудачники (как назло вокруг не было ни одного высокого мускулистого холостого красавца на белом коне, чтобы меня спасти!), я нашла какой-то нелепый предлог, чтобы убежать. Благо догнать меня у человека с массой африканского носорога не было никаких шансов.
   На пляже очень штормило, и купаться не представлялось возможным. Взяв себе колы и заткнув уши, я попыталась отвлечься от грустных мыслей и кажется, даже немного задремала. В каком-то скомканном сумбурном сне я видела нечеткие лица людей, которые видела последние несколько дней здесь. И от неожиданности подскочила на лежаке, когда среди этих лиц вдруг появилась Настя. Чертыхнувшись и подняв с земли разлитый стакан колы, я собиралась встать и пойти взять себе новый, но меня застала моя вчерашняя знакомая Йоке.
   – Энни! Как я рада тебя видеть! – да неужели, и это после вчерашнего искрометного излияния души? Я была полностью уверена, что она весь оставшийся отдых будет меня с моей тягой к словесному поносу вежливо избегать. – Я тебя все утро искала.
   От неожиданности я даже слегка опешила, но тут же поспешила из вежливости снять солнечные очки, чтобы мы могли говорить с глазу на глаз.
   – Добрый день. Я, честно говоря, даже не ожидала… – я улыбнулась, – я хотела извиниться за вчерашнее, я выпила лишнего и не могла сдержать поток мыслей, которые шли мне… во мне… из меня. То есть я хотела сказать… – я покраснела.
   – Ничего страшного, – по-доброму улыбнулась Йоке и села на соседний лежак. – Я все понимаю. И если честно, мне не помешала бы компания, – она приветливо смотрела на меня, а я была не прочь с кем-то поговорить и сама. Ведь сегодня Риччи не было видно с самого утра, а кто-то из его знакомых уже мне проболтался, что он уехал чуть ли не на весь день. Я кивнула. – Моя дочь здесь отдыхает, и пусть даже ей не удается проводить все время с Айханом, она всегда не прочь от меня избавиться, и я чувствую себя здесь лишней. Довольно одиноко.
   – О да, уж я-то знаю, что такое чувствовать себя лишней… – я опустила голову и постаралась выкинуть все мысли о скором приезде Насти в этот отель. Ведь я уже почти «вне игры». А тут еще и она…
   – Ты очень расстроена, что она приезжает, да? – я хмыкнула, но предпочла отмолчаться.
   – Давайте лучше о чем-нибудь другом. Как ваша дочь? Вчера я видела, они с Айханом ругались, что-то произошло?
   – Да, это глупые правила отеля! – махнула рукой Йоке и достала из сумки сигарету. – Я, если честно, вообще не понимаю такой политики. Аниматоры должны расходиться по комнатам в двенадцать часов, встречаться ни с кем они не имеют права. Жить в одной комнате даже со своей женой – это просто запрещено. Это просто бред несусветный! В прошлый раз они были вынуждены прятаться как преступники и искать какой-то мотель поблизости, – она закурила и продолжила с пущей скоростью тараторить. – Моя дочь, словно она какая-то проститутка, была вынуждена искать мотель для того, чтобы побыть со своим мужем! Это просто возмутительно.

   Тут до меня дошло. Настя. Правила. Как же это прекрасно! В мгновения око, на лице расплылась улыбка. Ведь раз мне ничего нельзя, раз даже жене Айхана ничего нельзя, то и Насте тоже ничего будет нельзя. А значит, это просто смешно. Значит, она здесь на таких же птичьих правах, как и я. Не знаю почему, но эта вдруг пришедшая мне в голову мысль очень меня обрадовала.
   – Значит, ей тоже ничего будет нельзя… – отстраненно протянула я. Йоке вопросительно на меня посмотрела. – Насте, – вдруг нашлась я.
   – А вы с Риччи давно друг друга знаете? – вновь спросила Йоке. Я не знала, как мне следует поступить, рассказать только «официальную легенду» или поделиться тем, чем хочется с ней поделиться. Я посчитала повторный вопрос на тему нашего знакомства с Риччи установкой к действию. Я неторопливо вытащила сигарету из кармана сумки, вспомнила, что вчера я уже в любом случае, выдала все, что таилось в недрах моей официальной истории, и ответила:
   – Шесть лет, – да, много воды с тех пор утекло. – Мы какое-то время встречались. До недавнего времени… – я сглотнула ком в горле, – пока не появилась Настя. Я даже не знаю, как это вдруг произошло. Ведь еще совсем недавно все было хорошо. И она появилась в его жизни так же, как и я когда-то. Но вот, я вдруг перестала для него существовать… – я затянулась сигаретным дымом и продолжила. – Самое интересное, что он меня так звал сюда. Как будто очень хотел увидеть. А теперь опять, я как будто сама навязалась…
   – Да, это неприятное чувство, – кивнула Йоке и затушила свою сигарету. – А как так получилось? Я имею в виду, он ведь намного старше тебя.
   – Почти в два раза, – горько усмехнулась я. – Мне было тогда всего шестнадцать лет. Мне были тогда неинтересны сверстники и, как и большинство девушек, попадающих в подобные ситуации, я росла без отца. Мне сильно не хватало кого-то на его замену…
   – Зная Риччи, едва ли я могу представить его в роле заботливого папаши, – фыркнула Йоке, при этом ее слегка передернуло. Однако я поспешила ее разубедить.
   – Нет, в то время это было как раз то, что нужно. Он учил меня играть в нарды, он заставил меня разговаривать с его друзьями из Германии на немецком (в то время я почти не говорила по-немецки), затем он то же самое проделывал с турецким языком. Он постоянно меня чему-то учил. И постоянно заботился о том, чтобы мне было хорошо… – я снова почувствовала, как эмоции подкатывают к горлу. – Вообще, все было хорошо, пока я не приехала в этот чертов новый отель. В том все было так хорошо, так идеально… – я снова прильнула к сигарете, затем с наслаждением выдохнула, – слишком идеально, чтобы долго продолжаться. Вообще, хватит обо мне. А то я же так не заткнусь, – я засмеялась, лишь бы замаскировать подкатившие слезы. Изящным движением руки я смахнула слезу с ресницы и улыбнулась. – Расскажите лучше о себе.
   – Я? – она удивилась. – А что я? У меня ничего интересного. Я сама недавно переживала очень тяжкие отношения – расстались с мужем после совместных почти двадцати лет жизни. Самое интересное, что он даже не удосужился это как-то объяснить. Просто собрал чемодан и был таков. Даже не простился. Просто ушел и все, – я была потрясена, что, даже такое бывает? – И вот то, что ты сказала про своего отца, я очень хорошо тебя понимаю. Когда он ушел?
   – Я была совсем маленькой и этого не помню. Но мы общались. Он старался принимать участие в моем взросление. Но этого было недостаточно…
   – Моей дочери было двадцать, когда он вдруг ушел, так неблагодарно обойдясь со мной. И она очень сильно переживает этот разрыв. Почти этого не показывает, но я чувствую, как тяжело ей это далось. И даже себе не представляю, каково это вообще расти без отца. Это, наверное, безумно тяжело… – я снова начала давиться подступившим к горлу комом.
   – Я… это… на самом деле это не так. Тяжелее всего, было смотреть на маму. Она передавала очень много эмоций и чувств, даже их не озвучивая. А когда она, наконец, начинала открыто и в голос называть отца словами, которые мне и знать было не положено, становилось и вовсе тоскливо. Тяжело общаться с человеком, которого начинаешь невольно ненавидеть, слушая все эти россказни.
   – Да, я стараюсь не давить на Роуэн, чтобы она не стала думать так же. Это все-таки ее отец и от наших с ним отношений не перестает им быть, – я уже тяжело контролировала свои эмоции, и мой голос дрожал, но я продолжила:
   – На самом деле, я чувствовала все это, когда мне было шестнадцать. И можете себе представить, какой эмоциональный взрыв во мне вызвал появившийся из ниоткуда такой человек, как Риччи… сейчас у меня в голове уже нет таких проблем, да и я выросла, мне больше это не нужен «отцовский типаж» в той степени, в которой нужно было тогда. Но Риччи… между нами было уже слишком много, чтобы я просто сказала себе: «Забудь, это был просто затянувшийся курортный роман» – я слегка всхлипнула. – Я и должна себе это сказать. Но не могу. Каждый раз, когда я об этом даже мельком думаю, слезы сами подступают. Простите, – но глаза у Йоке тоже были на мокром месте.
   – Не извиняйся, я понимаю. Я сама испытала недавно такое эмоциональное потрясение, что сейчас понимаю тебя как нельзя лучше, – она смахнула слезу со щеки.
   Мы еще минут двадцать делились своими историями жизни, дважды обе поплакали, трижды дружно покурили, затем моя новая знакомая попыталась встать с лежака, решительно заявив: – Вот что, девочка моя, кажется, нам обеим, сопливым истеричкам, нужно выпить по бокалу вина, – я улыбнулась. Да, пожалуй, местных дрянных коктейлей с меня хватит. А вот здешнее вино мне очень понравилось. И сейчас было уже послеобеденное время, а значит, время пить вино.
   – Пожалуй, – я встала, собрала свои вещи и пошла вместе с Йоке в сторону бара.

   Когда мы взяли себе вина, к нам присоединилась ее дочь. Завидев меня, она улыбнулась и поспешила представиться:
   – Прости, я вчера была вся в своих проблемах, я Роуэн, – я понимающе кивнула, вчера у всех был дерьмовый день. – А ты, кажется, Энн? Мне Айхан про тебя много рассказывал.
   – Да? Приятно… Я тоже о тебе много слышала. Видела ваши фотографии в социальных сетях. Вы такие счастливые, – я села за столик и пододвинула к себе бокал красного вина, который принесла для себя и Йоке. Это был первый человек на моей памяти, кто пьет красное вино со льдом.
   – Ну, все не так гладко, как хотелось бы, – прокомментировала Роуэн, искоса глядя на свою мать, – здесь такие правила.
   – Да, я знаю, меня они тоже коснулись, – и кто вообще придумал эти дурацкие правила. Если бы не они, я была почти уверена, все у нас с Риччи было бы сейчас так, как я хотела. Отпив чуть-чуть вина и оглядев своих новых знакомых, с которыми, мне, по всей видимости, предстояло провести эту неделю, я закурила.
   Мы долго разговаривали, обо всем на свете. О несчастных отношениях, которые плохо заканчиваются, о работе, об увлечениях, о творчестве, о моих картинах, об иностранных языках, о людях, о здешних обитателях отеля – я даже не заметила, как мы прикончили один, затем второй и третий бокал вина. Когда Роуэн ушла к себе на лежак, мы с Йоке продолжили болтать. Она была рада пообщаться, наконец, хоть с кем-то, а я была счастлива, что за разговорами не замечаю, как пролетает время моего почти бессмысленного отпуска здесь. А ведь я могла поехать куда угодно. На всем белом свете у меня было столько разных знакомых, что почти везде, даже здесь, в Турции, меня все приглашали к себе погостить. Это мог быть Стамбул, это мог быть Трабзон, это могла быть Европа – Берлин, Рим, Париж. Но я приехала в очередной раз именно сюда. Сейчас я могла бы на набережной Сены рисовать свои очередные картины, за тем же бокалом вина. Но я сижу здесь. И деваться мне уже не куда.
   Зато Йоке была потрясающим собеседником. Разговор у нас с ней шел так хорошо, как будто мы были старыми друзьями, которые давно не виделись, и нам не терпелось скорее обсудить все на свете. Ей было около сорока пяти лет, она жила в Голландии и занималась своим небольшим бизнесом. Недавно разошлась с мужем, с которым они прожили более двадцати лет, и совершенно не знала, как ей наладить отношения с дочерью и ее мужем.
   – А ведь раньше мы были так дружны, – сказала Йоке, отпив вина, – мы отлично друг друга понимали, мы делали все вместе. Но потом ушел мой муж, и она словно закрылась от меня. А когда вышла замуж сама, тут пошли такие разногласия, что я потеряла всякую с ней связь. Ведь Айхан, он такой хитрый, как и большинство турков, я его вижу насквозь, а моя дочь не желает меня слышать.
   – В этих вопросах сложно договориться, – понимающе закивала я, – она видит ситуацию со своей стороны, а вы хотите ей только добра, но она хочет, чтобы никто в это не вмешивался. Я ее понимаю, она сама хочет совершать свои ошибки и не хочет слушать никого, кто пытается ее от них отгородить.
   – Да, именно.
   – Я через это прошла и с той, и с другой стороны. Я прошла через это будучи дочерью, но я также пыталась защитить своих подруг от моих ошибок, – я сразу вспомнила множество историй, где я выступала по ту же сторону баррикад, что и Йоке. – Так получилось, что вообще большинство моих подруг младше меня. И я всегда веду себя, как старшая сестра. Я с точностью до деталей всегда им говорю, как и что будет. А они мне не верят. Через пару лет мы снова встречаемся, и они всегда говорят за меня: «Ты же говорила». С этим ничего не поделаешь. Я тоже была подростком и точно так же никого не слушала и совершала ошибки сама.
   – С позиции матери – это, наверное, самое сложное, через что приходится пройти. Ты хочешь не вмешиваться, но пытаешься ее хоть как-то защитить, чтобы ей не было так больно, как было когда-то тебе, – почему-то в этот момент я расчувствовалась не меньше моей собеседницы. Я сразу подумала о своей маме, захотелось обнять ее и сказать: «Мам, ты делала все правильно!» – ведь балансируя между этими двумя «защитить» и «не вмешиваться», она сумела как-то вырастить меня, пройти через все мои передряги вместе со мной: первая любовь, проблемы в школьном коллективе, решение о будущем образовании и профессии, предательство друзей, отношения с отцом… и как мамы вообще с этим справляются?
   – Даже себе не представляю пока, насколько тяжелая это дилемма, и какой из нее есть правильный выход.
   – Только один: здесь нет правильного выхода. Любое из этих решений идет и на пользу, и во вред. Просто в какой-то момент решаешь, где будет больнее. И кому будет больнее. Я готова порой выступить в роли главного врага, понимая, что, если я этого не сделаю, моей дочери будет гораздо больнее, чем мне тянуть за собой эту ношу. Иногда приходится пожертвовать хорошими отношениями… я и сейчас это понимаю. Пока Айхан держится. Но если я пойму, что что-то не так, если я не дай бог увижу его с другой женщиной или до меня дойдет такой слух, я не посмотрю на риск испортить отношения с дочерью, я убью его голыми руками, – она была настроена решительно. Или вино сделало ее гораздо более решительной, чем за двадцать минут до этого. В любом случае, она готова была ринуться в бой уже сейчас. Но пока все ограничивалось простой беседой.
   Риччи вокруг все не было, и в какой-то момент я тоже разоткровенничалась и рассказала ей всю историю, от начала до конца, и то, почему я сейчас нахожусь здесь. Почему мои отношения дома не задались, и почему меня магнитом тянет обратно сюда за острыми ощущениями и вниманием, которое мне здесь оказывают. Оказывали. Пока я ностальгировала, Йоке все больше вставала на мою сторону и не понимала, откуда тогда взялась Настя. Как только я вновь услышала в разговоре это имя, я не сдержалась, впрочем, Йоке и сама начала уже рассказывать про нее. В этот момент к нам снова присоединилась ее дочь и тоже приняла участие в разговоре.
   – Ты знаешь, я вообще эту девушку не понимаю, – протянула Йоке, – она не говорит ни на каком языке, кроме русского.
   – Это правда? Она даже по-английски…
   – Двух слов связать не может! – постепенно мое настроение улучшалось. Как приятно было найти людей, которые, в отличие от меня, знали Настю и были о ней не лестного мнения, совсем как я. До приезда сюда я себя убеждала, что возможно, я чего-то не знаю. И если эта Настя действительно настолько потрясающая и Риччи в нее влюблен без памяти, то я не буду противиться, не буду сопротивляться, я искренне скажу им, что рада за них, и забуду обо всей этой истории, как о кошмарном сне. Но пока ничто не указывало на это. Риччи мне сам в один из первых дней отозвался о своих отношениях как «Что у нас происходит? Ничего. Ровным счетом ничего» – а теперь я еще и узнаю, что эта мадам не может с ним толком общаться! – Она же была на свадьбе.
   – Да, она делала мне прическу, – везде-то она успевает со своими ножницами и расческой. Чертова Настя-руки-ножницы. – Мы ее в тайне называли «Хихикалка», от ее этого противного смешка, – Роуэн изобразила что-то среднее, между кашлем и смехом, невероятно противный звук, – было некуда деться. Мы от нее по всему дому прятались, потому что с нами ни с кем она тоже не могла общаться, только и слышали, что «хихи» целый день. – Моя улыбка расплывалась все шире. Боже, да похоже, что она просто глупенькая.
   – Но она отлично делает прически, – добавила Йоке, чтобы хоть как-то оправдаться за то, что мы только что все дружно хохотали над Настей. – Она сделала потрясающую прическу для Роуэн.
   – Да, я видела на фотографиях. Ты потрясающе выглядела, – я улыбнулась. Я была рада, что Айхан себе нашел такую великолепную девушку. Она добрая, общительная, улыбчивая и очень красивая. Худое тело, миниатюрное лицо, огромные выразительные глаза и длинная копна русых волос. Она элегантно одевалась и каждый день выглядела на все сто.
   – Спасибо. Ладно, я пойду поищу своего мужа, а то кажется он совсем обо мне забыл, – отстраненно сказала она, мы попрощались, и она убежала. А мы с Йоке продолжили делиться сплетнями. Точнее сказать, она продолжила тешить меня сплетнями.
   – Больше всего я теперь не понимаю одного, – она говорила тихо, как будто боялась, что ее кто-то сейчас услышит, – я узнала тебя, ты такая умная, разносторонняя и увлекающаяся личность, причем с большой буквы «Л», – она сделала паузу. Я почувствовала, как покраснела, – как после такой интересной и уникальной девушки у Риччи может быть вообще что-то общее с такой недалекой девушкой, как Настя?
   Удар ниже пояса. Я и сама в глубине души об этом думала, но невнятные мысли не складывались в такой четкий и прямой вопрос. От этих мыслей стало так тоскливо, что я решила поскорее прекратить этот разговор и под каким-то неубедительным предлогом скрылась к себе в номер, взяв на дорогу себе еще вина.

   Вечером я была не настроена на общение с Риччи. У меня было настолько скверное настроение от своих собственных мыслей, что я решила держаться от него подальше. Впрочем, это оказалось, по-видимому, нашим обоюдным решением. Я сидела на террасе, ковыряясь вилкой в тарелке, а Риччи прошел мимо, похлопав меня по плечу и пожелав мне приятного аппетита, однако сесть за мой столик не сел. Сегодня я напялила на себя клубную футбольную одежду, чем несказанно повеселила Риччи, он эту футболку на мне еще не видел. Оказалось, что к нему приехала целая компания его каких-то старых друзей из Трабзона (с десяток мужчин его возраста, он специально для них попросил объединить столы), сели они прямо за соседний столик. В какой-то момент, когда мне стало уже противно наблюдать за ними, Риччи что-то сказал, и все они дружно обернулись на меня и, увидев футболку Трабзонспора, заулыбались и захлопали, я же лишь помахала рукой, натянуто улыбнувшись и стрельнув взглядом в своего друга. Во время ужина они изредка поглядывали на меня, что-то между собой обсуждая.
   – Можно к тебе? – передо мной стояли Йоке и Роуэн, одетые в вечерние наряды и прямо-таки светящиеся от счастья, что нашли меня в этом огромном ресторане.
   – Да, конечно, садитесь. Вино? – я вопросительно посмотрела на Йоке. Та кивнула. Я подозвала официанта, заказала нам по бокалу красного вина и продолжила без аппетита ковыряться в тарелке. Все самое вкусное – пару кусочков парной ягнятины, которые я себе положила, чтобы хоть как-то разбавить невкусные салатные листья, я уже съела.
   – Ты чего такая грустная? – спросила Йоке. Я кивнула на соседний столик. – К Риччи приехали его друзья, да, я слышала от Айхана.
   – Настя еще даже не приехала, а я уже чувствую себя абсолютно лишней здесь. Он обещал, что у него будет время… а теперь, как будто у него есть время абсолютно на всех, кроме меня. – Я еще раз украдкой глянула на столик, где семеро бывших одноклассников радостно чокались бокалами и веселились. – Отлично. Честно говоря, чувствую себя полной дурой. Зачем я сюда вообще приехала? Я могла выбрать любое другое место, но он настойчиво звал к себе…
   – Честно говоря, я не понимаю этого человека. Я уже успела его немного узнать, но я совершенно его не понимаю. Он как будто носит сотню разных масок с собой в кармане. И каждый раз примеряет новые лица, – пробормотала Йоке, украдкой глянув на Риччи. Тем временем Роуэн созвонилась со своим мужем и убежала к нему, пока у него было свободное время. – Когда я только приехала сюда, он увидел меня и поздоровался, улыбнулся, как ни в чем не бывало. А ведь он должен был мне извинения. Мы об этом говорили, когда ты только к нам подошла вчера.
   – Извинения, за что? Он и вам успел насолить? – спросила я, слегка усмехнувшись.
   – Да, он меня толкнул, – я поперхнулась. Что? Образно? Толкнул что-то сделать или… подождите-ка. Не может быть! Увидев мое смятение на лице, Йоке продолжила: – Да, он меня буквально толкнул. Я считаю это неприемлемым.
   – Я тоже. Как это произошло?
   – Перед свадьбой моей дочери мы носились с Риччи как с нянькой. Перед свадьбой мы сняли огромный дом, чтобы все гости могли там жить. А так как он потерял в каком-то конфликте с семьей свою машину, мы вынуждены были его возить на все его многочисленные рабочие встречи. Айхан его возил на своей машине. И в один из вечеров мы запланировали барбекю. Я уехала с подругами в магазин, а забрать меня должен был Айхан. В общем, для него оказалось приоритетнее забрать Риччи, и когда он привез Риччи к нам в дом, вечеринка началась. То есть, ты понимаешь, да, Риччи пришел к нам в дом и «объявил о начале вечеринки». Видите ли, какая особа важная. А я торчала два часа, ожидая Айхана, у меня разрядился телефон. В общем, когда мы кое-как скинулись на такси и приехали, вечеринка в моем собственном доме была уже закончена, все барбекю съедено и дорогое шампанское, которое я сама же и покупала для вечеринки, выпито. Я, разумеется, в ярости пошла общаться с Айханом, а Риччи в этот момент уже тянул Айхана за рукав, чтобы тот отвез его обратно в отель. И когда Айхан сел, я подошла к машине со стороны, где садился Риччи, и, придержав открытую дверь, сказала: «Разговор еще не закончен, будь добр, вернись потом сюда. А если ты как трус останешься в отеле ночевать, ты меня очень разозлишь, и я буду разговаривать с тобой уже по-другому». В итоге Риччи, буквально за плечи с силой меня оттолкнул, захлопнул дверь, и они уехали. С Айханом мы потом поговорили, но Риччи за этот инцидент должен был мне ой какое извинение.
   Я сидела, буквально разинув рот. Я не ожидала услышать что-то подобное. Риччи был человеком темпераментным и мог многое в пылу ярости сказать, накричать, все, что угодно, но чтобы такое… я была в абсолютном шоке. Толкнуть женщину в возрасте, да еще и когда она не с тобой ведет разговор, да еще и в ее доме – это просто не укладывалось у меня в голове. Йоке продолжала еще что-то рассказывать, но я почти не слышала. В ушах звенел белый шум. Я смотрела на сидящего за соседним столом улыбающегося и смеющегося Риччи, который, как оказалось, мог поступить и так. А я его совсем не знала. Когда люди рассказывали мне про него такие вещи, я понимала, что совершенно его не знала. И тогда понятно, чем я уступаю Насте. Она видит его каждый месяц, она уже привыкла к его выпадам, знает его характер, а я? Я все еще застряла в этом детском впечатлении, с розовыми очками, болтающимися на носу… Как я могу быть влюблена в такого человека? В человека, способного на такие низкие вещи?
   – Какой же козел… – нашлась, наконец, я, опустив глаза, чтобы Йоке не видела, что я в очередной раз готова расплакаться.
   – Да, но главное, что он так и не стал извиняться. Вчера он меня увидел, заулыбался, как будто ничего и не было… как будто он такой гордый.
   – Нет, он не гордый, – вдруг отозвалась я, – скорее всего, он просто забыл. Он очень быстро забывает такие вещи. И да, как будто ничего и не было.
   Весь оставшийся вечер я провела за разговорами с Йоке, мы вместе сидели на шоу и хохотали на весь амфитеатр над курьезными ситуациями на шоу, когда артисты играли из ряда вон плохо, то теряя реквизит, то невпопад танцуя. Вместе слегка напились вина и после шоу сплетничали обо всем на свете. Мне стало настолько комфортно, что, пока Риччи был занят своими школьными друзьями, я и не переживала особо, что не имею возможности пообщаться с ним.

   На следующий день я чувствовала себя уже более или менее нормальным человеком. Оказалось, что все, что мне требовалось, это выговориться. Но если выговориться с подругами не помогало, то поговорить с человеком, который знает Риччи и тем более его новую пассию, стало просто настоящим спасением. Весь день практически ничего не происходило, я переползала с пляжа в бар, из бара на пляж. Периодически общалась со здешними обитателями – турецкими девчонками, у которых было свободное от работы время, теннисным тренером, Йоке, Роуэн. До Риччи было совершенно не добраться, впрочем, я уже и не пыталась.
   После обеда, не надеясь на чудо, я взяла отдых в свои руки, плюнула на все и пошла учиться играть в теннис. Подойдя к младшим аниматорам и заплатив за часовой урок с тренером, я взяла ракетки и двинула в сторону кортов, которые находились в самом конце отеля, дальше всего от моря. Когда я добралась, я постучала в кабинку тренера и, решительно положив две ракетки на стойку, улыбнулась:
   – Коуч, скажите, как, по-вашему, такими ракетками вообще можно играть? – тренер, увидев меня, тоже заулыбался, затем пожал плечами и осмотрел разломанные почти в хлам ракетки:
   – Понятия не имею, местное руководство очень жадное, и новые нам никто не купит, – ракетки были и правда в ужасающем состоянии. Обе треснули с двух сторон обода и практически уже доживали свое.
   – Вы же понимаете, что даже мне хватит одного удара мячом, чтобы их доломать окончательно? – я кокетливо улыбнулась и передала ракетки ему.
   – Я думал, ты почти не играла в теннис, – он вопросительно на меня посмотрел. Я не хотела вспоминать что-либо, связанное с теннисом. Опустив голову, я не стала развивать разговор.
   – В любом случае, мне нужна другая ракетка, – с уверенностью сказала я. Тренер оглядел свою коморку и достал с верхней полки несколько новеньких, почти нетронутых.
   – Они все мужские… Ты какую фирму предпочитаешь? – я назвала фирму совершенно на автомате. И как это он меня так подловил? Тренер улыбнулся и протянул синюю. – Тогда бери эту. Это ракетка Риччи, он ее себе покупал. Я думаю, он не будет против, если ты поиграешь его ракеткой. Я взяла ракетку в руки и, уже не обращая внимания на замешательство тренера, проверила ее характеристики, покачав ее на двух пальцах:
   – Мм, баланс как я люблю, – я улыбнулась. Тренер взял корзину с мячами и пошел на дальний корт.

   Каждый раз, когда я выходила на теннисный корт, меня охватывали очень противоречивые эмоции. Первый раз я взяла ракетку в руки, когда я была совсем маленькой, мне было около 3 лет, я еще едва могла говорить. Зато отбивать мячики у меня получалось хорошо. Отец, который крутился в то время в высоких кругах, очень любил этот вид спорта и начал меня сам тренировать. Кажется, у него к этому был определенный талант. В юношестве он даже участвовал в каких-то соревнованиях, но сильно в них не преуспел. Зато вырастить из дочери теннисистку было его мечтой. И пока я была маленькая, мне очень нравилось играть. Я чувствовала, как у меня все получается и как папа этому радуется. Он никогда не хвалил меня так, как на корте. Он никогда не любил меня так, как на корте. И поэтому я совершенно не возражала против тренировок два раза в день. И не возражала против тренировок втайне от мамы. В семь лет я начала грезить о своих первых соревнованиях. Ведь к тому времени я уже была гораздо выносливее своих сверстниц, и теннис уже не казался просто забавной игрой. Мне хотелось побеждать. И хотелось, чтобы папа оценил мои победы. Но их отношения с мамой и папина новая семья заняли все его внимание. А оплачивать мне тренера мама не хотела, ведь на моем уровне это стоило уже огромных денег. Я занималась сама, насколько мне хватало сил и времени, но с мечтами заниматься теннисом всю жизнь можно было распрощаться. Уже когда мне было пятнадцать лет, теннис стал одним из немногих занятий, которым мы могли заниматься с папой, когда он ко мне приезжал. Мы просто молча выходили на корт играть. И тогда я снова чувствовала себя так, как будто папа почти рядом. Я предпочитала не обсуждать с людьми теннис и при удобном случае отрицала свое всяческую принадлежность к этому виду спорта. Я оставила его в своих мыслях «для себя», как будто если я с кем-то этим поделюсь, я что-то растеряю.
   На занятии с тренером мне потребовалось ровно десять минут, чтобы вспомнить, как и что. И вот тогда-то тренеру пришлось нелегко. Я атаковала его со всех сторон, причем с такой силой, как будто за эту единственную тренировку я хотела выплеснуть всю свою злость, накопившуюся за много лет. Каждые пятнадцать минут нам приходилось делать небольшой перерыв, так как мы оба очень уставали. На улице было около тридцати градусов жары.
   – А ты неплохо чувствуешь мяч, – сказал тренер, отпивая воды из своей бутылки, – то, чему я никак не могу научить своих детей в школе.
   – В школе? – я тоже прильнула к бутылке с водой.
   – Да, я веду физкультуру в местной школе, занимаюсь с детьми теннисом вместо обычной физкультуры. Им это очень нравится. Но развить чувство мяча и такое потрясающее чувство пространства очень тяжело, этим талантом нужно в какой-то мере обладать еще до того, как начинаешь учиться теннису, – я улыбнулась. Никто никогда не говорил мне таких слов. Оказывается, у меня был талант. Жаль, что я упустила свой шанс этот талант раскрыть. Тренер тем временем рассказал мне в подробностях о детях, с которыми он занимается. Потрясающий человек! Жаль, что завтра он уезжает к себе домой. Мне будет не хватать наших утренних бесед за чашкой кофе. Только с ним мне удавалось так легко и непринужденно беседовать по-турецки, не чувствуя никакой скованности. Он был очень улыбчивый, общительный и добродушный человек. От таких людей так и веет добротой. И они очень редко встречаются.
   Играть было весело. Я на секунду забыла о том, где я нахожусь, забыла о каких-то там проблемах. Был только корт, на котором я как будто снова оказалась с папой. И я была счастлива. Этот самый один час я была счастлива, в свои двадцать два я снова как будто стала десятилетним ребенком. Жаль, что этот час так быстро закончился.
   – Я обязательно похвастаюсь перед Риччи тем, какой ты профи! – сказал тренер напоследок, пытаясь отдышаться после крайне тяжелой для него тренировки. Я отдала ракетку и поспешно убежала к себе в номер, чтобы немного отдохнуть. Тренер пообещал, что мы еще увидимся вечером.

   Вечером, впрочем, вновь стало скучно. Риччи опять сидел за ужином со своими друзьями. А я со своими. К нам присоединился Айхан и хоть как-то пытался меня подбодрить, видя, какое у меня настроение, и понимая причины. Я с благодарностью откликалась на все его попытки меня расшевелить. Сама я в это время опрокидывала один бокал вина за другим. И в какой-то момент вдруг поняла, что мне уже хорошо. Я была в таком состоянии опьянения, когда рамки приличия и сознания сбивает напрочь. И когда я решительно шла в офис Риччи, в который он меня всегда так настойчиво приглашал, я была уверена, сейчас вот я возьму и наору на него. Ведь я была уверена в том, что имею на это полное право.
   Но когда я вошла в его кабинет, там сидел тренер по теннису. И невольно все мое боевое настроение тут же испарилось, а на лице появилась добродушная улыбка. Коуч тоже был рад меня видеть, тут же вскочил со своего места со мной здороваться.
   – Оо, Энни. Видел бы ты сегодня, – обратился он к Риччи, однако тот едва ли отвлекался от своего компьютера, – как она меня уделала. Я думал, потренирую ее, научу, всему, что знаю, а тут уже непонятно, кто кого учил, – я заулыбалась. Риччи посмотрел на меня украдкой и сделал попытку изобразить хоть какие-то эмоции. На столе лежали деньги, тренер протянул к ним руку и подал мне. Я опешила:
   – Что это? – затем вопросительно посмотрела на Риччи, тот на время отвлекся от работы и тоже заулыбался.
   – Не смотри на меня, чего ты смотришь. Я ничего не могу с этим сделать, – тренер поспешил добавить:
   – Я не беру денег с друзей, – я густо залилась краской и поспешила поблагодарить его за хорошую тренировку, ведь мне и правда невероятно понравилось с ним играть. Затем он, попрощавшись с Риччи и со мной, поспешил удалиться из офиса, так как его уже ждал автобус. Убедившись, что он уже ушел, я кокетливо села на край кресла и посмотрела на Риччи. Он в кои-то веки просто сидел, откинувшись на спинку своего стула.
   – Когда у тебя будет свободное время? – спросила я, пошаркав ножкой об пол.
   – Время? Я задаю себе тот же самый вопрос, – вздохнул он.
   – Но… я хочу сказать, сейчас приехали твои друзья, а потом приезжает Настя… и у тебя вообще не останется времени, а я хотела с тобой поговорить, – я посмотрела ему в глаза. Риччи был не из тех, кто отводит взгляд первым. Поэтому смотреть пристально и долго в его глаза, когда мы разговариваем, у меня никогда не получалось. Всегда казалось, что он легко может прочитать все мои мысли.
   – Мои друзья? Нет никаких проблем, ты можешь сесть вместе с нами, – я резко встала. Опершись о его стол, я невольно начала накручивать одну из спадающих на лоб прядей волос на палец и затем капризно протянула:
   – Нееет. Как я могу сесть между шестью мужчинами, тем более старыми друзьями? Это невежливо. Да и потом, я хотела с тобой поговорить, а не с твоими друзьями… – я улыбалась, старалась говорить как можно более дружелюбно. Однако пообщаться так и не удалось, через пару секунд он посмотрел на часы и как ошпаренный убежал готовиться к выходу на сцену. Выпив еще пару бокалов вина, я даже не стала ходить на чертово шоу, а сразу пошла спать, чтобы скорее кончился этот дурацкий день.

   Следующим утром я не сразу встала. Пропустив завтрак и из корпуса сразу отправившись в магазин за сигаретами, я выпила кофе, покурила и, когда уже началась анимационная программа, справившись о местонахождении Риччи, сразу пошла попытать счастье в его офис. Он был там. Весь заваленный работой. Я посидела посмотрела, как он перебирает бумажки, потом встала и, напоследок брякнув что-то вроде «Удачного дня, звони, как освободишься», ушла на пляж. На пляже тоже, однако, делать было особенно нечего, и я решила забить на все свои невзгоды и провести, наконец, типичный «отельный» день, пытаясь успеть поучаствовать сразу во всех спортивных мероприятиях. Одновременно играя в боччу со своими друзьями, с которыми я играла тут каждый день, и в дартс с сыном Риччи, я почувствовала неожиданный прилив сил и даже какой-то всплеск совершенно по-детски радостного настроения. Как только активити закончились, мы сели с Бератджаном немного поболтать. Точнее я села выпить еще чашку кофе и покурить, а он подсел ко мне, так как ему было скучно. Мы разговорились.
   – А ты здорово говоришь по-русски! – я улыбнулась, ведь он и правда удивительным образом почти не делал ошибок, когда говорил.
   – Я хочу учиться, еще больше, чтобы не быть как мой отец, – я слегка опешила от таких слов. Его отец учился в Берлине, знал по меньшей мере четыре языка, а он так говорит.
   – Ведь он говорит на многих языках, неужели ты не хочешь, как он? – удивленно спросила я.
   Бератджан покачал головой и затараторил:
   – Да, конечно, я хочу как он. Точнее нет, я хочу, как он, но только лучше. Ты что, не слышала, как он говорит? – он пригнулся, чтобы быть ближе ко мне и стал говорить почти шепотом, как будто сообщает мне страшную тайну. – Он же делает целый вагон ошибок. Ты слышала? По-русски, он все время говорит «это», – я засмеялась. Я-то это точно заметила, но никогда не думала, что это слышно даже нерусскому. – Это вечеринка, это пулбар, это пять минут. Я же знаю, что так нельзя говорить. Поэтому я не хочу как он.
   – Да, – я смеялась. – На самом деле, он даже по-немецки говорит с ошибками. Точнее нет, каждый раз, когда он говорит по-немецки, я чувствую, как будто я с немцем разговариваю, честно. Но когда он пишет. Боже мой, это надо видеть. Это полный хаос! – Бератджан сидел и кивал, как будто все это время только и ждал, что кто-то сможет подтвердить его слова. – Я иногда даже понять не могу, какое слово он имел в виду – столько в нем ошибок!
   – Открыть тебе тайну? – он нагнулся еще немного, потом махнул рукой и воскликнул: – Да нет, ты наверняка и сама знаешь!
   – Что? – я удивленно хлопала ресницами. Бератджан снова прищурился и шепотом проговорил:
   – Он и на родном языке говорит с кучей ошибок! – я откинулась на спинку стула. Джан начал приводить смешные примеры его ошибок. Я тихонько улыбалась. – Вот поэтому я не хочу, как он. Я учусь, я стараюсь очень сильно, чтобы стать лучшим.
   – Да уж, старайся лучше! – нашлась я. – Вообще-то твой папа на тебя очень жаловался. Что ты постоянно дурью маешься вместо учебы.
   – Просто я очень активный. Мне тяжело усидеть на месте. Я в школе был тем самым ребенком, который сидел за партой и во всех пулял самолетики и плевался через трубочку, – я засмеялась, а он продолжил рассказывать. – Иногда я даже хотел сесть спокойно и послушать, что говорит учитель, я садился, выпрямлял спину, но ровно через две минуты у меня все чесалось и зудело, я начинал дергать девочек за косички, швыряться ластиками и лепить самолетики.
   – Да, я тебя понимаю, я сама не могу усидеть на месте… – мы стали рассказывать друг другу о своей жизни, оказалось, мы с ним очень похожи. Хорошо правда, что я вовремя себя сдержала и не стала говорить ничего о наших с Риччи отношениях. Чувство совести меня бы заело, если бы я что-то сболтнула. Тем более, что наверняка, раз уж он обо мне знает, Риччи что-то обо мне говорил.

   Через какое-то время он ушел, а я случайно наткнулась на Роуэн и Йоке. Мы поболтали и потом обнаружили, что нам всем уже безумно скучно. И я предложила сходить в местный аквапарк. Йоке отказалась, а мы с Роуэн вдвоем пошли, как раз в обеденное время, когда особенно скучно. Мы отлично пообщались, она оказалась невероятно приятной, совсем не такой, как казалась вначале. А когда мы начали кататься с горок, обе почувствовали себя, словно малые дети. Совершенно непосредственная детская радость вдруг обнаружилась в нас обеих – мы веселились, хохотали, бегали наперегонки, брызгались и визжали, как сумасшедшие, съезжая с самой страшной горки. И говорили. Обо мне, о Риччи, о Насте, об этих дурацких правилах в отеле и так далее. В какой-то момент Роуэн тоже сказала: «Знаешь, я не понимаю, как он мог выбрать такую дурочку, после такой девушки, как ты. Это так странно» – и я снова почувствовала, как будто у меня сжалось сердце. Что это на всех нашло? Ну выбрал и выбрал…
   Как будто я и сама не задавала себе этот вопрос двадцать тысяч раз. Наверное, мы в чем-то были похоже. Черт, я что, сошла с ума? Мы ни в чем не похожи! Мы – диаметрально противоположные личности. И как кому-то могут понравиться два совершенно противоположных человека? Да Риччи спятил! Или… «…но знаешь ли ты, что у нас происходит? Ничего!» – слова Риччи, которые я услышала от него в первый день, пульсировали у меня в голове так сильно, словно бьют по наковальне.
   – Что-то у меня внезапно заболела голова, – протянула я, когда мы спустились с очередной горки. Роуэн предложила полежать позагорать, и я воспользовалась этим моментом, чтобы с удовольствием покурить.
   Мне приятно было проводить с Роуэн время, тем более, что мы веселились, как дети. Но все эти мысли, вновь колотившие в дверь, меня очень расстроили, и я, придумав предлог, попыталась поскорее убежать к себе в номер. Там, оставшись наедине с собой и осознав, что у меня еще есть силы сдерживать эмоции, я просто легла спать и проспала так до самого вечера.
   Вечером, благодаря крепкому сну, я почувствовала, что настроение стало лучше. Кажется, я была уже почти готова к тому, что вот-вот приедет королева бала, и я буду просто отдыхать себе дальше. Готова. Почти готова. Да, определенно…
   В ресторане я почти сразу наткнулась на Риччи и есть не стала, решив к нему присоединиться – он уже явно собирался идти в офис.
   – Оо, Энни. Доброго вечера, красавица. Я уже поел и сейчас ухожу. Ты, я надеюсь, тоже уже поела? – он приобнял меня за талию и тепло улыбнулся. В глазах, впрочем, читалась усталость.
   – Да, конечно, – соврала я, не моргнув глазом. Я же не пропущу все самое интересное из-за какой-то там еды?
   – Хочешь чай? – я кивнула. Да, на голодный желудок только чай меня спасает от поедания самой себя изнутри. Торжественно вручив мне свои телефоны, он как обычно галантно налил две чашки чая и двинул вместе со мной в сторону офиса.
   Похихикав над бегавшими не сцене детишками, Риччи пропустил меня вперед. Я обогнула угол и слегка застряла в дверях. Там сидели все аниматоры, и они дружно посмотрели на меня, с нескрываемым удивлением. Пожелав немедленно провалиться сквозь землю, я обернулась на Риччи. Тот показал на стоявший возле входа столик и предложил постоять там, пока они сидят на совещании с Айханом. Он поставил чашки и оперся о стену.
   – У тебя будет завтра немного свободного времени? – спросила я обеспокоенно. Риччи стоял, вжавшись в стенку и запрокинув голову, как будто сейчас вся тяжесть мира была на его плечах.
   – Свободного? – переспросил он, посмотрев на меня. – Я понятия не имею! Уже четыре месяца у меня не было ни одного выходного, я пашу как заведенный… – увидев мое беспокойство на лице, он нашел в себе силы улыбнуться и сказать: – мы все равно отпразднуем твой день рождения, не переживай, – я покачала головой, как будто вопрос был задан не с этой целью. Риччи вздохнул и тихо добавил: – Это совершенно точно последний год, когда я работаю на подобной должности. Все, с меня определенно хватит, – он взял чашку с чаем, отпил и тут же нервно отставил ее обратно, громыхая о блюдце: – Черт, холодный! – от его нервозности мне стало не по себе. Я редко видела его в таком состоянии.
   – Хочешь, я принесу тебе новый чай? – я постаралась тепло улыбнуться, но он этого не заметил, он закрыл глаза и покачал головой. Надо было мне уже тогда уйти куда-нибудь оттуда, но мне не хотелось оставлять его одного в таком состоянии. Я знала, среди всех его работников не найдется никого, кто бы смог просто его поддержать или просто спросить, все ли в порядке. А я? Я всегда рядом, если это надо.
   В этот момент аниматоры вышли из кабинета, территория за сценой опустела и мы сели вместе с Риччи в его кабинет. Он тут же уселся за компьютер, сделал несколько дел, позвонил нескольким людям и поперебирал некоторые бумажки.
   – Я… – сказала я и тут же запнулась, – просто хотела с тобой поговорить. Поэтому и спросила…
   – Поговорить? – удивленно переспросил он, держа у одного уха телефон. – Ты можешь со мной поговорить сейчас. Я ведь тут. Я слушаю, – он тут же начал что-то быстро тараторить по-турецки. Клацая по клавиатуре, он черкнул какой-то телефонный номер на листе бумаги и повесил трубку, впрочем, не перестав активно перебирать бумаги, клацать по клавиатуре и что-то все время искать.
   – Нет, так не пойдет, – протянула я, почувствовав себя ребенком, которого родители не желают воспринимать всерьез. Он что, серьезно думает, что я могу с ним поговорить о чем-то личном, пока он говорит по телефону, роется в бумагах и кричит подчиненным за стенкой? Нет уж.
   – Тогда… – пожал он плечами. Выражение его лица при этом говорило: «Если не хочешь сейчас, тогда не поговорим вообще», – Это жизнь.
   Уже в этот момент я поняла, что в этой поездке мы больше с ним не поговорим. Дальше день за днем, как обычно, он будет все больше от меня закрываться. Постепенно у него станет еще меньше времени. И дело тут не в работе, ведь когда я только приехала, у него тоже была работа. Просто он быстро привыкает к моему присутствию. Привыкает, что я ношу его трубки, когда ему надо разрулить что-то на дискотеке, привыкает, что со мной можно поболтать ни о чем перед началом шоу, привыкает, что с утра я ему улыбаюсь, пока он проходит на свое утреннее совещание. Привыкает, что я есть, и понимает, что видимо, я ему и вовсе не нужна. Ему начинают надоедать мои постоянные вопросы «все ли в порядке», назойливыми начинают казаться постоянные визиты к нему в офис, уже потихоньку бесит то, что я каждый вечер нахожу его в ресторане. Мне казалось, я сама его начинаю бесить. Хотя сколько я не пыталась отдалиться, он всегда уговаривал меня этого не делать и не покидать его офис, не оставлять его одного и так далее. Я была в замешательстве. Интересно, а с Настей так же? Настя. Я совсем забыла, что уже завтра она будет здесь. Подумав о ней, я обратила внимание, что Риччи открыл на своем компьютере сайт анатолийского аэропорта.
   – Когда она приезжает? – мрачно спросила я, вцепившись в кресло, как будто оно поможет мне сдержать подступающие эмоции.
   – Не знаю, – вздохнул Риччи, нисколько не удивленный моим вопросом. – В шесть, семь, восемь… не знаю.
   – Я спрашиваю про завтра… только потому, что я хотела поговорить, а завтра приезжает она и… – я запиналась и говорила почти бессвязно. Слова путались при одной мысли о Насте.
   – Это не проблема, мы можем все вместе посидеть, – я чуть не подавилась. Это сейчас серьезно? Да, давайте дружной шведской семьей просто посидим и пообщаемся. Можем еще обменяться мнениями…
   – Вместе посидеть? – повторила я и посмотрела в пол. Лицо покраснело, голова начала пульсировать. Если не мои интонации, то моя физиология меня точно выдала. Во мне закипала смесь злобы и отчаяния. Я повторила его слова еще раз и медленно закивала головой. Что за бред… какая глупость…
   – Что стряслось? – спросил Риччи, продолжая клацать по клавиатуре и что-то записывать на листе бумаги. – Что с тобой? – посмотрев на меня, он на секунду приостановил работу.
   – Ничего, – тихо проговорила я. Мне не хотелось смотреть на него. Мне хотелось испариться уже сейчас. Я сделала вдох-выдох и откинулась на спинку кресла, стараясь не выказывать никаких эмоций на лице. – Ничего, – повторила я и слегка улыбнулась.
   – Я вижу, что ты неспокойна. Что с тобой? – я не хотела делиться с ним какими-то своими дурацкими мыслями о нем и о Насте, поэтому просто сказала:
   – Ничего. Не хочу тебя еще напрягать, – Риччи резко швырнул карандаш в стену и заорал:
   – Черт подери, ты меня не напрягаешь!! – он вскочил со стула. – Это стресс от работы, от этой громкой музыки, от постоянного потока людей, от всего!! У меня нет свободного времени, я уже здоровье теряю из-за этой работы!! Я уже все из-за этой работы потерял! Из-за нее я всегда один. Один, один, один!! – я смотрела в пол, из глаз ручьем потекли слезы. Это было непроизвольно, я не знаю, почему я сразу заплакала, когда он вдруг стал кричать. Наверное, это какой-то детский рефлекс. Хорошо, что на мне сегодня была шляпа, и я могла под ней легко спрятать и себя, и свое заплаканное красное лицо, и свои эмоции.
   – Я знаю, – тихо прошептала я себе по нос, тихо всхлипнув. Я не могла остановить этот поток эмоций. И его я не могла остановить – он продолжал:
   – Я знаю, что ты это знаешь. Я тебе говорю это все только для того, чтобы ты перестала меня превратно понимать. Ты меня не напрягаешь. Это все моя работа меня напрягает. Посмотри сюда, – я глянула на него исподлобья, из-под края шляпы. – Все это я должен вбить в систему, все эти вопросы я должен сейчас решить, среди всех этих кандидатов я должен найти нового аниматора, а ведь они здесь все бестолковые и тупые. Я здесь все должен контролировать, так как без меня здесь тут же все рушится на мелкие кусочки. Я уже больше трех месяцев работаю абсолютно без выходных.
   – Я же понимаю это! – воскликнула я, стараясь не выдавать свой дрожащий голос. Слезы текли без остановки. Зачем он мне все это говорит? Он думает, что я этого не знаю, что я этого не понимаю? Я все про него знаю.
   – У меня никогда нет свободного времени! И меня это бесит! У меня нет сейчас времени для тебя, у меня нет времени на моих старых друзей, которые сейчас тоже здесь, ребята, которых я знаю уже двадцать лет, видишь? Посмотри на меня! – я еще раз выглянула из-под шляпы. – Для нее у меня также не будет времени, и она это знает. Она приезжает сюда, и у меня никогда на нее нет времени. – Новый поток эмоций. Черт, я тоже это знаю! А сейчас получается, что я плохая, я все пристаю со своими расспросами. А она, Настя, такая потрясающая всепонимающая и всепрощающая… Отлично. Спасибо за сравнение! Мне хотелось встать и швырнуть в Риччи самый тяжелый предмет, который находился сейчас в комнате. Или выбежать оттуда в ту же секунду. Но я как вкопанная сидела и глотала слезы, слушая его крик.
   – Я знаю, – сказала я осипшим голосом, стараясь закрыть краями шляпы свое лицо от взгляда Риччи. Тот взял свой микрофон и свои вещи и, как ни в чем не бывало, спокойно сказал:
   – Сейчас мне нужно на сцену, ты идешь отсюда или?.. – я покачала головой, и он ушел, больше ничего не сказав.
   Я сидела как огретая кувалдой. В голове не было мыслей – только белый шум. Я не слышала, что происходит на сцене. Осмотрев офис, я не нашла там ни намека на какую-нибудь салфетку. Сегодня, как назло, я густо накрасила глаза. И наверняка сейчас была похоже на Ведьму Банши. Встав с кресла, я на ватных ногах побежала в ближайшую уборную, не сказав ни слова удивленным девушкам аниматорам, встретившим меня у выхода из офиса. Умывшись и попытавшись прийти в себя, я вернулась обратно в офис Риччи. Мне не хотелось смотреть чертово шоу. Да и я думала, возможно, последует хоть какое-то объяснение его крику в закулисье.
   Однако, когда Риччи вернулся с микрофоном к себе в офис, он был крайне удивлен обнаружить там меня. Вскинув брови, он дотянулся до выключателя и прикрикнул:
   – Что ты тут делаешь?! Вперед, иди смотреть шоу! – не желая больше позориться, я выбежала оттуда. У самого входа в амфитеатр я встала и оглядела сцену, задумавшись, стоит ли мне туда ходить или лучше пойти в номер спать. Но Риччи решил все за меня. Встав позади меня, он с силой хлопнул меня по спине и сказал:
   – Давай! Иди садись! – было больно, хотя подозреваю, что этого он не хотел. Но я уже была слишком расстроена, чтобы придавать этому значение. Дойдя до верхних рядов, я увидела, как мне машет Йоке и показывает на место рядом с ней.
   – Боже, Энни, что случилось? – спросила она, увидев мое заплаканное лицо. Слезы все еще самопроизвольно текли по щекам. Роуэн тоже озадаченно развернулась в мою сторону, отвлекшись от сцены. Я покачала головой, не в состоянии что-либо сказать. Я захлебывалась эмоциями. Йоке крепко обняла меня и спросила: – Ты хочешь уйти отсюда и поговорить об этом? – в этот момент по ступеням возле моего кресла проходил Риччи. Он ушел два ряда вверх и встал там, наблюдая за представлением и, заодно, за мной. Я покачала головой:
   – Нет, спасибо, я в порядке, – Йоке еще какое-то время просто сидела и обнимала меня, словно мать, утешая своего ребенка. И мне быстро стало спокойнее и теплее. Роуэн, словно старшая сестра сбегала в бар и принесла всем по бокалу красного вина. Через четверть часа я совсем повеселела, тем более что шоу было хорошим. Одним из лучших за всю неделю. Пару раз я оглянулась в сторону Риччи. Он смотрел на небо. Впрочем, мне хотелось думать, что эта разовая акция – он, стоящий так близко (обычно он наблюдает за всем действом из диджей кабины или с нижних рядов– была из-за меня и ему хотелось удостовериться, что я пришла в себя. Хотя, что я такое говорю. Причем тут вообще я? У него и других забот без меня хватает.
   После шоу я сходила в номер за курткой, так как на улице сильно похолодало, и села в баре одна. Ко мне подходили Роуэн и Йоке и спрашивали, все ли в порядке. Я кивнула и сказала, что я просто хочу побыть одна.
   – Дорогая, если что, мы сидим вон там. В любой момент просто садись к нам и ничего не объясняй, ладно? – Йоке по-доброму улыбнулась, и они ушли.
   Я пила джин-тоник и курила одну сигарету за другой. Смотрела, как вокруг все суетятся, что-то постоянно происходит. Как Риччи бегал от одного директора к другому, чтобы угодить непременно всем. Началась вечеринка, также быстро закончилась. Мне казалось, что мой столик был как машина времени – вокруг происходило что-то с неимоверной скоростью, а здесь время останавливалось. Я сидела и упивалась своим отчаянием. Мне хотелось побыть в таком состоянии хотя бы день – ведь пока я держала все в себе, эти мысли никуда не уходили. А после такого взрыва все быстрее пойдет «на поправку». В какой-то момент ко мне подсел один из аниматоров, с которым мы тут общались. И привел с собой двух смазливых русских туристок. Они обе начали у меня выспрашивать, почему я сижу тут одна такая грустная. Я ничего им не сказала и только отчеканила на турецком:
   – Недим, если ты их сейчас не уведешь, я им башку проломлю, я клянусь. Пожалуйста, – тот не стал ничего спрашивать, понимающе кивнул и тут же увел их танцевать. Ко мне подбегали Бератджан, моя подружка Мехтаб, но все быстро понимали мое желание побыть одной. И принимали его. Мне повезло. Меньше всего мне бы сейчас хотелось, чтобы кто-то упорно пытался меня расшевелить.
   Через какое-то время, освободившись от своих обязанностей, ко мне подсел Риччи. Сел он не напротив и не рядом, а в дальний угол стола. И, как ни в чем не бывало, спросил:
   – Ну? Как дела? Что делаешь? – лицо его при этом было очень невеселое, но я не стала отвечать. Слова комом застряли в горле. Он переспросил по-турецки: – Куришь? – затянувшись сигаретным дымом, я кивнула, при этом смотрела я совершенно в другую сторону и говорить ничего не собиралась. Еще пару минут Риччи посидел со мной в тишине, пытаясь просверлить меня взглядом, затем встал: – Хорошо, тогда увидимся позже, – как только он ушел, ко мне пришли Йоке и Роуэн. Я уже была не против компании, и они сели рядом. Роуэн обеспокоенно спросила:
   – Что он тебе сказал? – я пожала плечами. Собственно, ничего дельного он и не сказал.
   – Сделал вид, что все нормально… – я рассказала им, что произошло за сценой, они меня внимательно выслушали. Мы взяли еще по паре бокалов вина, чтобы разговор шел «охотнее», и они постарались меня максимально поддержать. Мне было не по себе. Я была как камнем пришибленная. Ведь я знала, завтра приедет Настя. А я разругалась с Риччи. Прекрасно, то, что нужно, – почувствовать себя совсем одинокой…
   Как только я почувствовала себя на пике жалости к себе, из-за бара вдруг мелкой кучкой вышли несколько аниматоров. Причем среди них были в основном те, с которыми я почти не общалась. Среди них был Недим. Видимо, это он их подговорил. Они пели днерожденную песню. Я тут же забыла обо всем и заулыбалась.
   – Вот, подарка лучше мы пока не нашли, – они протянули мне сорванный цветочек с куста и, обняв меня и поздравив с уже наступившим днем рождения, спешно удалились, ведь их уже не должно быть здесь, они нарушили свои правила, только чтобы раньше всех поздравить меня с днем рождения. На этой позитивной ноте я решила пойти спать.

   ***

   За чашкой крепкого турецкого кофе, он сидел, погруженный в свои мысли. Как всегда, с утра его уже загрузили работой. Надо проверить вчерашние жалобы туристов на громкую музыку, просмотреть с десяток присланных резюме и прозвонить всем кандидатам на должность аниматора, еще у двух его аниматоров заканчивается виза, надо снова ехать ее продлевать… даже с утра столько работы, спокойно позавтракать ему так и не удалось.
   Но из головы не шел вчерашний вечер. И что на нее вдруг нашло? Она конечно эмоциональная, он это знал, но ее слез он никогда не видел. И даже несмотря на то, что он не подал виду, он готов был провалиться сквозь землю, когда это случилось. Все два часа на шоу он стоял позади, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Слава богу, что она нашла тут компанию, они смогли ее поддержать, когда он не смог. И с чего ей вдруг плакать? Да, он вспылил, но он же не на нее кричал, это просто был нервный срыв, не относящийся к ней. Просто она была рядом. Она видела его в минуту слабости, а он увидел ее в минуту слабости. Но все же до сих пор не понимал, почему она вдруг расплакалась? Он попытался вчера все наладить – он специально дождался, пока ее «компания» разойдется по своим делам. И присел с ней поговорить. Но она его проигнорировала. Да еще и так картинно. «Женщины…» – вздохнул он, допивая кофе.
   Почему рядом со мной она всегда такая несчастная? Эта девушка, как казалось Орхану, совершенно особенная. Яркие рыжие волосы, улыбающиеся глаза, гордый взгляд и невероятно сильный характер… она пришла, даже нет, она ворвалась в его жизнь шесть лет назад, и пусть тогда он имел удовольствие общаться с ней всего две недели, уже тогда, ему казалось, что эта юная особа еще долго будет его по жизни сопровождать. Тогда, несколько лет назад, он хотел предложить ей остаться, но знал, что она была слишком смущена обстоятельствами, и не стал на нее давить. Вместо этого через несколько месяцев он позвал ее к себе, в свой новый дом в Анталии, он хотел, чтобы она забыла этот кошмар, и они попробовали начать все сначала. И она собиралась приехать. Но не приехала. Как и многие другие до нее…
   Энн Роддик слишком плохо думала о себе. Каждый раз, когда она вспоминала своих поклонников, она почему-то упускала тот факт, что среди них были и хорошие парни. Более того, она не знала, что такое «несчастная любовь» до недавнего времени. Все, кого Энн хотела видеть рядом с собой, рано или поздно поддавались на ее чары и влюблялись без памяти. Единственный, кто, по мнению Энн, оставался как кремень – это Орхан. Он сам, впрочем, был другого мнения. Взять хотя бы сегодняшнее утро. Через пару часов приедет его девушка. Но все мысли были заняты другим. Другой.
   Еще тогда, в шестнадцать лет, она крепко засела у него в памяти. Она пленяла своей детской жизнерадостностью и непосредственностью, очаровывала своей задорной улыбкой, поражала воображение своим умом и бесконечным талантом во всем, за что она бралась, удивляла своим упорством и силой характера. Ее невозможно было забыть. Таких девушек на свете одна на миллион, жаль, что она, по мнению Орхана, этого совершенно не понимала и не ценила. И себя не ценила. Она была достойна самого лучшего на свете спутника жизни, который обеспечит ее комфортом, заботой и возможностями. Того, кто будет посвящать себя только ей, отодвинув на второй план все остальное. С кем она будет счастлива настолько, чтобы ее детский заливистый смех не затихал, а улыбка, греющая, словно летнее солнце, не сходила с лица ни на секунду.
   Орхан знал, что не мог ей дать того, чего она по-настоящему заслуживает. Иногда он вспоминал, как хорошо с ней рядом. И как бы он хотел не отпускать ее никогда. В такие редкие моменты в жизни, он даже выпивал рюмку-другую, хотя обычно не пьет. Он никогда не хотел сделать ей больно, но играть плохого парня он был настроен до конца. Когда же она, наконец, обидится на него настолько, что отпустит и станет искать того, кто ей действительно нужен? Черт, еще одни ее отношения сорвались… жаль. До того, как она снова сказала, что приедет, он был уверен, что все у нее в личной жизни было, наконец, в порядке, и она нашла прекрасного мальчика. Но она сказала, что все закончилось. Наверное, она ужасно подавлена. Последние пару лет он старался не давать ей повода снова приезжать. Но каждый раз, когда она говорит, что хочет приехать, он не может себя сдержать, сам уговаривает ее это сделать, хотя прекрасно знает, что не удастся провести вместе время так, как это было раньше. Когда она просыпалась в его постели. Видеть ее, сонную, приходя домой после утреннего совещания, было гораздо приятнее того, что могло бы случиться между ними, преодолей он тот последний барьер.
   «Сонная принцесса…» – подумал он и невольно улыбнулся, вспомнив, как увидел ее в постели и в два часа дня, когда вернулся с дневной смены. Она так сладко потягивалась, что хотелось к ней присоединиться. В свой выходной тогда он впервые в жизни проспал до обеда, совершенно не просыпаясь, хотя обычно столь крепкий сон ему не дается. Как жаль, что она и тогда все неверно истолковала. Уехала в смятении, почему-то все время извинялась и чувствовала себя крайне неловко после того, что случилось. Сколько он не пытался ей объяснить, что все нормально, она не верила и чувствовала себя виноватой после каждой неудачной попытки заняться любовью. Странная она, ему никогда ее не понять. Никогда не понять, что она реально чувствует. Как вчера.
   И что на нее вчера нашло? Черт, эти слезы. Хоть бы на секунду отвлечься и подумать о своей девушке, которая приезжает вот уже… «Уже должна быть на подъезде» – вздохнул он, посмотрев на часы. Да, его девушка. Анастасия. Она была необычной в своей непосредственности. Совсем как Энн. Только ввиду того, что она говорила только по-русски, ему удавалось избежать всех этих неловких ситуаций, когда нужно разговаривать об отношениях и объяснять те или иные свои действия, рассказывать, как все будет дальше. Сталкиваться с непониманием или невольно обижать сказанными словами. Анастасия была всего лишь улыбчивой простой девушкой. Ее смех расслаблял после тяжелого рабочего дня. Глаза светились радостью и добротой, в них не было ничего скрытого или непонятного – она была для него как любимая, зачитанная до дыр старая книга. Он знал каждую ее строчку, каждое слово, знал, что она скажет в следующую секунду и как обернется все через месяц. С его нервной работой это стало настоящим спасением – как массажное кресло в конце дня. Не ожидалось никаких всплесков и неожиданных эмоциональных выпадов, как это сделала вчера Энн. Черт, и что вообще с этой девчонкой такое?!
   Но все это, правда, имело и обратную сторону. Иногда ему было тоскливо. Да, Анастасия была, совершенно очевидно, очень светлым и солнечным человеком. И от ее счастливого выражения лица на душе становится теплее. Но иногда ему и хотелось бы поделиться с ней своими неприятностями и проблемами, а не получается. В такие моменты он вспоминает с тоской Энн. Она умела отлично слушать. Она любила разговаривать. И этих разговоров ему ой как не хватало, хотелось обсудить все на свете, но было не с кем – любимая очаровательно хлопала глазками, но ни слова не понимала из того, что он ей говорил по-турецки. Она даже накупила себе книг. Постоянно просила его покупать ей журналы на турецком. Но ее знания от этого лучше не стали – она по-прежнему с голливудской улыбкой здоровалась со всеми в округе на турецком, но на большее ее так и не хватало.
   Закончив со своим завтраком и кофе, он отправился в сторону офиса. Не оглядываясь по сторонам, он вышел на террасу и пошел по лестнице. Уже на лестнице он увидел, что Энн сидит в углу террасы и завтракает. Сердце екнуло, а на лице появилась улыбка. Она сегодня такая красивая, такая солнечная… вернувшись по лестнице вверх, он подошел к ней и обнял:
   – Энни, с днем рождения! – она засмущалась, но была очень рада его видеть, у нее все было написано на лице. От обиды не осталось и следа. – Я желаю тебе исполнения твоих желаний, чтобы все было так, как ты хочешь. Не грусти и почаще улыбайся.
   – Спасибо, Орхан, – сердце колотилось как бешеное. Она так редко называла его по имени. Это было так приятно слышать. – Мне так приятно. – Он осмотрел ее столик. На тарелке лежали круассаны, джем, чашка кофе и пустая тарелка, на которой, по-видимому, был омлет. Значит, она, наконец, поела. Он еще больше улыбнулся и протянул:
   – Ну что, уже отмечаешь? – Энн показала на кофе и незатушенную сигарету в пепельнице.
   – Да, вовсю праздную, что, не видно? – она улыбнулась. Орхан усмехнулся и обнял ее еще раз.
   – Мне пора, ну, увидимся позже? Веселись вовсю! – она попрощалась с ним и села обратно на свое место. А он отправился в свой офис.
   В амфитеатре сидели все его аниматоры. И прежде, чем он начал утреннее совещание, он сел на сцену перед своими подчиненными и сказал:
   – Так, там на веранде ресторана, в углу, сидит наш важный гость, Энни. У нее день рождения, ей исполнилось двадцать два года. Поэтому до совещания вы все сейчас должны пойти к ней и поздравить ее. – Большинство заулыбалось, так как почти все из команды были уже знакомы с Энн. – Ну? – прикрикнул шеф. – Чего сидите? Вперед!

   ***

   Я сидела завтракала, когда Риччи застал меня своим поздравлением врасплох. Я не забыла, что произошло вчера, но в мой день рождения настроение было на подъеме, ни о чем плохом думать не хотелось. После того, как он ушел, я вернулась к своим кофе и сигарете. У меня зазвонил телефон – мама спешила меня скорее поздравить. Пока я разговаривала и докуривала, краем глаза я увидела, как по лестнице справа от ресторана поднимается целая толпа аниматоров. Я поспешила попрощаться с мамой и приготовилась принимать поздравления.
   Это было невероятно – вся анимационная команда, все поздравили меня сначала дружной толпой, потом поодиночке. Моя подружка Мехтаб сказала, что они не уйдут, пока я всех не переобнимаю. Пришлось потратить на это следующие пятнадцать минут. Но зато настроение подскочило на целый день вперед. Теперь мне казалось, что я смогу с легкостью пережить приезд Насти и этот долгий-предолгий день.
   Я приболела и чувствовала себя абсолютной развалиной. Именно поэтому, когда вдруг на мои глаза попалась прямо-таки светящаяся счастьем Настя, мне стало не по себе. Горло болело, голос охрип, я едва могла дышать. Вместо ингаляций у меня были сигареты с ментолом, вместо лекарств – мятный чай с сахаром.
   Настя была светловолосой девушкой с короткими светлыми вьющимися волосами, солнечной улыбкой и невероятно привлекательными формами. Она была низкого роста, худенькая, подкаченная. По ее телу и не скажешь, что у нее есть ребенок. Сегодня она облачилась в платьице в цветочек и нахлобучила на голову совершенно дурацкую спортивную кепку. Мы сидели с Йоке и Роуэн, когда Настя вдруг увидела знакомые лица и почему-то решила непременно сесть именно к нам. Мы с Йоке обменялись многозначительными взглядами.
   – Боже, как у вас тут жарко! – сказала Настя, явно обращаясь к моим подружкам. Я чуть не поперхнулась своим вином, которое я сегодня решила начать пить с самого утра. Очень хотелось у нее спросить, понимает ли она, что они не говорят по-русски. Но уже через пару минут общения стало понятно, что что-либо объяснять было бесполезно. Когда Йоке и Роуэн говорили ей что-то по-английски, из простых фраз, Настя понимала, но отвечала все равно по-русски. Наблюдать за этим было невероятно смешно. И еще этот ее ужасный смешок, похожий больше на кашель. Раздражал невероятно. Но я пила вино и делала вид, что меня не касается их беседа. Только когда стало совсем невыносимо, а Йоке кидала на меня вопросительные взгляды, я помогла перевести то, что она пыталась сказать.
   – Ты хочешь поехать на Диско тур сегодня? – спросила меня Йоке. – А то Роуэн очень хочет, но смущается ехать в одиночку, – я еще раз посмотрела на Настю и подумала, что это будет самым лучшим вариантом провести свой день рождения, без того, чтобы пялиться на Риччи и его подружку целый вечер.
   – Да, почему бы и нет, – я улыбнулась, Роуэн тут же расцвела, явно довольная моим согласием составить ей компанию. Я была уверена, что это будет весело. Гораздо веселее, чем гнить здесь остаток вечера.
   Весь день я занималась спортом, участвовала во всевозможных играх и веселилась, как могла. Днем я даже решила нарушить свою традицию не играть в игры в бассейне и, наконец, поучаствовать вместе со всеми. Выбрала я, как оказалось, самый неудачный день для участия в этой игре – в тот день участники игры должны были построить живую пирамиду, чтобы достать на высоте воздушный шар и лопнуть его. Стоять участники должны были в три ряда – внизу крепкие мужчины, на втором ярусе спортивного телосложения женщины, и наверх нужен был кто-то миниатюрный. Меня хотели отправить на самый верхний ярус, лезть за шариком, но я знала, насколько это будет тяжело и предложила свою кандидатуру на второй уровень, благо моя спортивная подготовка позволяла.
   После этой игры, которую мы, кстати, неожиданно выиграли, ни разу не развалив свою пирамиду, у меня тряслись ноги, как будто я вышла после четырехчасовой тренировки в тренажерном зале. Но в любом случае, участвовать в активной отельной жизни мне показалось веселым занятием. Я уже и забыла, что так можно легко отвлекаться и коротать время на курорте. Хотела было искупаться в море, но мне это не удалось – как обычно поднялся шторм, волны были такие, что ни поплавать нормально, ни просто побрязгаться не представлялось возможным.
   Вечером за ужином Йоке сказала, что планы поменялись:
   – Ты знаешь, я мельком услышала, что Настя тоже собирается ехать на ДискоТур, возможно, вместе с Риччи. Поэтому я предлагаю нам остаться здесь. Роуэн поедет туда с Айханом, а мы с тобой может повеселиться и здесь. Если ты, конечно, не хочешь поехать, – я отпила вина из своего бокала и кивнула. Мне совершенно не хотелось бы провести этот вечер в компании Риччи и его подружки. А вот с Йоке всегда весело и как-то спокойно, как будто мы знаем друг друга уже много лет. В любом случае, я уже достаточно выпила, и большинство мрачных мыслей улетучилось само собой.
   – Да, в таком случае, я лучше останусь в отеле. Здесь же тоже есть дискотека?
   – Есть. Каждый вечер вроде. До трех часов ночи. Так что натанцуемся вдоволь и здесь! – Йоке улыбнулась.
   За соседним столиком ужинали Риччи и Настя, сегодня я сидела и наблюдала за этим со стороны. К нам присоединился Айхан и, как обычно, пытался меня всячески развеселить. За бокалами вина и с тортиком, который мне принес Айхан, мы по-тихому праздновали мой день рождения. Я облачилась сегодня в кружевное кремовое платье, довольно строго кроя, но делавшее меня невероятно женственной. Я чувствовала себя, наконец, на свои двадцать два. Больше никаких футболочек с микки-маусами, плюшевых медведиков и прочих нелепостей. Теперь я серьезная взрослая дама. С полагающейся ей солидностью. Впрочем, солидность мне никак не мешала кипеть от злости, наблюдая, как Риччи и Настя обмениваются «любезностями», разговаривая на двух языках и совершенно не понимая друг друга. Как?!! Ну скажите, как это возможно?!
   После ужина, погруженная в свои мысли, я по привычке ушла к Риччи в офис, даже не думая о том, что я на этот раз буду там делать. Он сидел на кресле, стараясь отвлечься от рабочих неприятностей хотя бы на пару минут. Предложив мне присесть, он еще раз поздравил меня с днем рождения и спросил, как мне отдыхается. Не став отвечать, я сходу спросила:
   – Ты приготовил мне подарок? – внутри все перевернулось. Конечно же нет. Неужели спустя столько лет знакомства, я все еще могу хоть что-то от тебя ожидать? Даже чертов бармен подарил мне четыре года назад безделушку, а ты не можешь даже силы для этого найти?
   – Подарок? – переспросил Риччи с огорошенным видом. Затем он встал, порылся в шкафах и спросил: – Голубая или красная?
   – Мм… Красная, конечно! – он достал из шкафа футболку его команды и швырнул мне. Отличный подарок, спасибо. Так и знала, что лучше было не спрашивать.
   Тут пришла Настя. Она была явно удивлена меня видеть здесь, вместе с Риччи перед шоу. По крайней мере, по лицу было видно, что она слегка в замешательстве. Риччи это нисколько не смутило. Он не только не выгнал меня, но и жестом показал, чтобы я не беспокоилась и сидела на своем месте. Покуда Настя все равно не понимает языков, я решила попытаться завести разговор на интересующую меня тему:
   – Орхан… – я запнулась, попытавшись сказать свою мысль как можно мягче. – Ты меня вчера неправильно понял…
   – Что? – он закинул руки за голову и посмотрел на меня.
   – Ты меня вчера неправильно понял. Тогда. Вечером… – я смотрела ему в глаза, стараясь не отводить взгляда и больше не давать слабины.
   – Я все вчера правильно понял. Я вчера пришел к тебе вечером, сел за твой столик, спросил тебя, как дела. Ты не захотела со мной разговаривать, и я ушел. Я все правильно понял, – я покачала головой. Как он может не понимать того, о чем я с ним говорю?
   – Нет. Я не об этом. Я имею в виду… до этого… – Риччи не отреагировал, – еще раньше… в твоем офисе… – по-прежнему ноль реакции. – Когда я сказала, что не хочу тебя напрягать.
   – Но ты меня не напрягаешь, – он пожал плечами. Черт. Как же это сложно!
   – Да… – я смущенно усмехнулась. – Вот об этом я и говорю. Ты меня не так понял. Ты начал кричать, когда я это сказала. Но я не имела в виду это, что я тебя напрягаю…
   – Но ты меня не напрягаешь… – твою мать. С приездом Насти, кажется, Риччи разом отупел.
   – Черт, ясно. Мы с тобой не договоримся, – буркнула я, но он, похоже, не услышал. И я решила встать и пойти на свое место в амфитеатре. У выхода меня вдруг поймал Недим:
   – О, Энни, тебя-то я и искал. Я добавил тебя в список победителей в сегодняшнем соревновании, – я покраснела. Но ведь я не выиграла. И меня все хорошо запомнили, я была в проигравшей команде. Вот победители удивятся!
   – Мм… но я не выиграла, – протянула я на турецком. Почему-то этот аниматор не желал разговаривать со мной ни на каком другом языке, считая, что я совершенно свободно говорила.
   – Это ничего. Я добавил тебя, потому что у тебя день рождения, – ах, утешительный приз. Ну спасибо. – Риччи знает, он хочет тебя на сцене поздравить, поэтому тебя бы в любом случае добавили.
   – Мм… хорошо, – я улыбнулась, но мне все равно было не по себе.

   Когда пришел черед вызывать победителей на сцену, Риччи назвал меня последней и пообщался со всеми персонально до меня. На сцене, в итоге я осталась стоять одна. Риччи решил проделать свой любимый фокус и поговорить со мной на сцене по-турецки, на радость турецким зрителям. Потом весь амфитеатр, по просьбе Риччи, пел мне песню с днем рождения. И, в конце концов, Риччи сказал поздравления, которые он почему-то не решался говорить сегодня с утра наедине:
   – Энни, ты потрясающий человек, оставайся такой навсегда. Пусть искра, которая горит в тебе и зажигает всех, кто находится рядом с тобой, никогда не угаснет. И пусть сбудутся твои мечты. Знай, как бы далеко от цели ты ни была, я знаю, что ты всегда всего добьешься… – я стояла, смущенная, как никогда. Весь отель сейчас стоял и поздравлял меня, но его поздравление было выше всяких похвал.
   Оставшуюся часть шоу я сидела, слегка потрясенная. Лучшего подарка, чем этот, он и придумать не мог.
   После шоу мы пили и веселились – возле бара была импровизированная дискотека, все танцевали, причем, видимо по просьбе Риччи, первый вечер за всю неделю, ставились только турецкие песни, из разряда народных, которые все турки знали и весело танцевали. А я вместе с ними. Я очень любила скакать в турецком хороводе, а пару раз меня местные турки и вовсе вытаскивали танцевать в центр. Среди всех выделялись двое мужчин – один из них был другом Риччи, я видела его в компании тех мужчин, с которыми он пару дней назад ужинал. Второго я не видела, но он явно тоже был с ним знаком. Черные волосы, черная борода, крупное телосложение… От таких мужчин веет тестостероном за километр, они не имеют ничего общего с этими, «отельными» турками, которых я привыкла видеть. Отплясывали они знатно, задорнее и веселее всех. Танцы эти были сродни животным – они изображали то быков, то петухов, то прочую живность, которая любит битвы один-на-один и хорохориться перед дамами.
   Йоке какое-то время танцевала со мной, потом стала быстро уставать и присела. Я не стала бросать ее одну и пришла к ней, чтобы заодно и выпить. Но не успела я отдохнуть от танцев, как ко мне подошел Бератджан.
   – Энни, пошли, ты мне нужна, – сказал он. Я округлила глаза, но встать не встала.
   – Это зачем? – я подняла бровь и улыбнулась. Бератджан явно суетился и хотел меня скорее вытащить из-за стола, поглядывая в сторону Риччи. Ну, если я ему нужна, то ладно. Я покорно встала, а Бератджан за руку потащил меня к бару.
   Возле бара стоял Риччи, два его друга и Настя. Я уже было подумала, что он просто хочет меня представить, и приготовилась было смущаться и жеманно улыбаться. Но Риччи быстро спустил меня с небес на землю:
   – Энни, ты можешь, пожалуйста, перевести, – сказал он на турецком. Внутри все упало. Отлично. Мечта любой девушки стоять тут и переводить для его барышни. Не дождавшись моей реакции, его друзья начали что-то быстро мне говорить. Но пока я стояла и кипела от злости, пытаясь при этом сохранить дружелюбную улыбку на лице, половину я прослушала. А из той половины, что услышала, поняла только половину… Печально, в общем. Когда повисла пауза, я не сразу поняла, что они ждут моего перевода. Я посмотрела на Риччи, он кивнул, и я как можно более уверенно проговорила:
   – Они хотят узнать про сектор вип-салонов и как с этим делом обстоит в Москве, – перевела я в общих чертах я. Не дожидаясь ответа Насти, турки снова залепетали что-то на своем. Показывая мне красочные фотографии и активно жестикулируя руками, они рассказывали о своих планах открыть VIP салон красоты в Анталии. – Эмм… Они показывают фотографии будущего здания, как оно выглядит сейчас. Они хотят там открыть салон. Они хотели узнать, насколько в Москве это популярно. – Услышав слово «популярно» и не поняв основного вопроса, я додумала его сама, стараясь не выдавать себя за идиотку.
   – Да, у нас такие салоны есть, я в таком работаю, – я перевела им слова Насти, и они снова затараторили. Из того, что они сказали, я поняла еще меньше половины и думала, как правильнее сформулировать то, что я хоть как-то про себя смогла перевести. Повисла пауза. Нетерпеливый Риччи сам спросил у Насти:
   – Маникюр и педикюр – это сколько денег? – я покраснела и постаралась собрать всю силу в кулак, чтобы не заорать и не разбить бошки всем участникам этой беседы о барную стойку, ведь мне и так было чертовски нелегко там стоять. Я бросила испепеляющий взгляд на Риччи. Если я ему там была не нужна, мог бы меня не звать, а своими силами все переводить. Тем более, что это, черт возьми, твоя чертова девушка.
   – Около шестисот евро, обычно… – я опередила Риччи и перевела им сама. Они снова начали что-то говорить, про прически и укладку, я успела уловить самую суть и вновь обратилась к Насте:
   – А ты отвечаешь только за стайлинг или окрашивание ты тоже делаешь? – черт, как же я по-идиотски себя сейчас чувствую, кто бы знал.
   – Я только стайлинг делаю, – турки закивали, потому что поняли все сами. Я на всякий случай перевела. Они что-то еще начали рассказывать Риччи, и я решила, что больше не нужна. Откланявшись и получив свою порцию похвалы и благодарности от турков (Риччи при этом мне не сказал ни слова, как будто я его дежурная собачка), я вернулась за стол к Йоке и буквально упала на стул, резким движением выхватив из кармана сигареты.
   – Боже, как я хочу их обоих убить, – прошипела я. Йоке уже была готова к новой порции моей откровенности, – ты не представляешь себе, это идиотично. Он позвал меня, чтобы переводить!
   – Неужели у него на это хватило совести, – воскликнула Йоке, а я схватилась за бокал и тут же закурила.
   – Представь себе! Если честно, я не понимаю, зачем заводить девушку, с которой не можешь разговаривать и для которой потом требуется переводчик. В следующий раз я буду делать это только за деньги, – я выдохнула ароматный дым.
   Йоке засмеялась и кивнула:
   – Да, тысяча евро за один перевод. И сил уйдет не много и заработаешь себе на новые нервы.
   Через час времени я была уже достаточно пьяна, мы уже обсудили все возможные темы, а Настя, которой, видимо, надоело стоять возле Риччи и ни о чем не разговаривать, подошла ко мне:
   – Давайте что ли выпьем за вас. А то мы вас сегодня так напрягли в ваш день рождения, – сказала она и протянула бокал. Я улыбнулась, впрочем, улыбка была насквозь фальшивая. Под стать собеседнице.
   – Да что вы! – радостно воскликнула я, – Меня это нисколько не затрудняет. Я ведь хорошо говорю по-турецки, – укол раз, – Да и если что я могла бы у Орхана по-немецки переспросить, он бы мне объяснил, – укол два. – Да и вообще, мы же с ним старые друзья, – укол три, на сегодня хватит, пожалуй, – я совершенно не против ему в чем-либо помогать. – Я закончила свои слова ослепительной улыбкой, на сей раз искренней.
   Мы выпили, а я осталась вполне удовлетворена своим поведением. Во-первых, я не вцепилась ей в волосы при первой же возможности. А во-вторых, кажется, смогла унизить ее интеллигентно. Не думаю, что так приятно разговаривать со своим мужчиной через третьи руки.
   – Так. Что там с дискотекой? – уверенно спросила я, грохнув бокал об стол.
   Йоке улыбнулась:
   – Ты все еще хочешь танцевать? Если да, то пошли, я думаю, там все в самом разгаре!

   На дискотеке и правда было весело. Народ вовсю танцевал. Играла отличная музыка (спасибо чудо-диджею), и мы с Йоке тоже сразу пошли плясать. Не успела я освоиться, как ко мне, совершенно не обращая внимание на то, что у меня уже есть компания, подошел турок.
   – Энни, с днем рождения! – я улыбнулась, при этом немного удивившись. Это был тот самый турок, который танцевал возле бара, тот, с бородой, один из компании друзей Риччи.
   – Спасибо! – я кивнула и продолжила танцевать, на всякий случай бросив многозначительный взгляд на уже расплясавшуюся рядом Йоке, чтобы если что, она готова была меня «спасать».
   – А сколько тебе исполнилось?
   – Двадцать два, – крикнула я, чтобы пробиться сквозь шум.
   – Двадцать семь, – гордо сказал он, показав на себя. Я кивнула. Как будто мне было до этого дело. – Я Муса, – сказал он и улыбнулся.
   – Энни, – он поцеловал мою руку и продолжил пританцовывать.
   – Да, я знаю. Увидел тебя на сцене, такая миловидная девушка, молодая. Из какого ты города? Самсун? – я закашлялась. Что-то, простите?
   – Москва, – Муса был явно удивлен такому повороту, ведь он явно был уверен, что я из Турции.
   – Откуда тогда такой прекрасный турецкий? – я отмахнулась от него, ведь это была неправда.
   – Просто учила… Неважно. У меня тут друг работает, Орхан, – на всякий случай предупредила его я. Но его это нисколько не смутило. Я и забыла, что пугать этим отдыхающих здесь туристов бесполезно – они же не его подчиненные.
   – Ты куришь? – он показал характерное движение рукой. Я кивнула. Он предложил выйти на воздух. Я подошла к Йоке и сказала, что мы пойдем курить. Но она слишком весело прыгала, и до меня ей, похоже, сейчас не было дела.
   Мы вышли на улицу и встали возле входа. Он подставил мне зажигалку, и я прикурила. Надеялась, что удастся избежать разговоров, но, похоже, Муса вывел меня сюда именно за этим.
   – …я просто удивился, – вдруг сказал он, опершись одной рукой о колонну. – Ты тут ходишь в футболке Трабзонспора, я слышал, как ты говоришь по-турецки, я был уверен, что ты из Турции.
   – Я шифруюсь, – я загадочно прищурилась и добавила. – Ненавижу русских туристов. Больше всего я не хотела бы быть похожей именно на них. Поэтому и стараюсь не говорить по-русски, когда приезжаю сюда.
   – Это почему? – он удивленно вскинул брови. Я кивнула ему на стоявшую рядом толпу пьяных русских, препирающихся с охранником. В этот момент к нам с Мусой подошли еще трое его товарищей – двух из них я уже видела сегодня, я помогала им переводить для Насти. Они увлеченно прислушались к нашему разговору. Так как я уже достаточно сегодня выпила, меня это нисколько не смутило. И я, неожиданно для себя, продолжала быстро и свободно тараторить по-турецки.
   – Странный вопрос. Кто хуже всего ведет себя на отдыхе? Русские. Они приезжают сюда только за безлимитным алкоголем. Ведь это многие думают, что русские в принципе много пьют, но это не так. Вы думаете вот этот поддатый мужчина, – я кивнула на бухого толстяка, который пытался что-то втирать охраннику, – пьет столько же у себя дома? Нет. Он наверняка работает, у него есть семья, и он изредка выбирается с друзьями попить пива. Но тут… Они все превращаются в абсолютных алкашей. – Я сама удивилась тому, сколько я смогла на одном дыхании сказать по-турецки. Алкоголь, на который я сейчас столько ругалась, помогал мне вести беседу так уверенно, как я никогда не умела.
   – Самсунг! – крикнул русский турист и ткнул охранника в плечо. – Ты из города Самсунг! И хватит тут стоять, что ты тут нам мешаешь? Самсунг, уйди с дороги! – заревел он.
   – Самсун! – громко рявкнула я на русского. – И перестаньте, пожалуйста, мешать остальным отдыхающим, иначе один звонок и к этому охраннику добавится еще четверо, и вас отсюда выведут, – вспомнив, как Риччи спасал меня от дебоширящих туристов раньше, я достала телефон из кармана и сделала вид, что звоню. Турист моментально успокоился и, оставив охранника в покое, мирно двинул к себе в номер. Турки посмотрели на меня с нескрываемым восхищением. А я, с зашкаливающим уровнем ЧСВ, продолжила говорить: – Больше всего меня бесит, что никто не пьет так, как русские, – к нашему разговору присоединился и огорошенный охранник, кивнув мне в знак благодарности. – Немцы пьют и уходят к себе домой спать, турки пьют и идут спокойно танцевать на дискотеку и только русские пьют, чтобы пойти «пообщаться» или подраться. Черт, ненавижу русских на отдыхе, – выдохнула, наконец, я. Турки что-то сказали мне в поддержку моей тирады, сообщили Мусе о своих планах и двинули на дискотеку. Мы с Мусой остались курить. Я вытащила еще одну сигарету и присела за столик рядом.
   – Я никогда особенно не замечал русских вокруг. То есть да, они бывают смешные, прикола ради посмотреть на них, когда они напьются, но в остальном… – он тоже достал сигареты и закурил еще одну. – Я знаю, что в Турции многие мужчины сходят с ума по русским девушкам. Я никогда не замечал русских девушек, по крайней мере, я почти не говорю по-английски, и мне это не интересно. Они скорее на кукол похожи. С ними не поговорить толком, ничего… – я вздохнула. Это ты о Насте сейчас? Да, пожалуй.
   – Да, я знаю. Это так… честно говоря, это еще одна причина, по которой я не хочу быть похожа на русскую в Турции. Потому что стоит сказать, что ты русская – все, мнение о тебе меняется, – Муса понимающе закивал. – Вот я, например, говорю по-турецки, по-немецки, по-английски, еще по-французски и по-испански, но кого это будет волновать? Стоит мне выдать в себе русскую, они сразу воображают меня тупой шлюхой без мозгов и самооценки.
   Муса засмеялся:
   – Да ты остра на язык!
   Я пожала плечами и добавила.
   – Потому что я уже столько с этим сталкивалась. Я знаю, какое ко мне отношение, когда я только по-турецки говорю. И знаю, как меняется их взгляд, стоит мне заговорить по-русски. А я ведь не такая, знаешь, как все нас называют, – «Наташа». – я поежилась. – Вот я не одна из этих. И поэтому ненавижу, когда делают обо мне выводы, исходя из моей национальности. Поэтому и прикидываюсь кем-то другим. Мне нравится, что большинство считает меня немкой. К немцам совсем другое отношение, – Муса прищурился и сказал:
   – Ты не похожа на немку. Я бы сказал, что ты из Турции. У тебя такой профиль… Ну да неважно. Не знаю, не бери в голову. Ты же совершенно не производишь такого впечатления, как ты описываешь. Я тебя только увидел, сразу мог сказать только то, что ты очень интеллигентная, скромная, добрая девочка. А все то, что ты говоришь – это про других девушек. Ты же понимаешь. Они и одеты по-другому и выглядят иначе, и ведут себя… – он затянулся, – ну ты понимаешь…
   – И все же. Я много встречала таких турков. Я езжу в Турцию отдыхать лет с двенадцати. И уже лет с четырнадцати, что совершенно немыслимо, я встречала турков, которые были уверены, что я только и думаю, с кем бы уединиться на ночь. Я не такая. Мне это не надо. У меня есть дома отношения, от турков я ничего и не жду.
   – Это ты все верно говоришь. Но ты зря так категоричная. А дома у тебя муж, да?
   – Нет, молодой человек… Мой ровесник… Честно говоря, там все печально. Но это неважно. Я только говорю, что я приехала сюда, потому что у меня тут много друзей и я по всем ним соскучилась. Я не ищу никаких приключений, по крайней мере, – я улыбнулась, – не в этот раз.
   – Ты говоришь про этого шефа, да? Орхан, кажется? Мои друзья с ним давно знакомы.
   Я кивнула:
   – Да, мы тоже друг друга давно знаем, уже больше шести лет. А теперь он тут с девушкой… а я…
   – Ты с мамой, да? – Муса показал большим пальцем в сторону дискотеки, где сейчас отрывалась Йоке. Я рассмеялась. Ну, можно и так сказать.
   – Нет. Это просто моя знакомая, мы познакомились уже тут. Она здесь с дочерью, но это не я. Я здесь одна, – я встала и решительно сделала шаг в сторону дверей. – Пошли, а то она там уже совсем заскучала, наверное.
   Зря я об этом беспокоилась. Йоке совершенно не скучала. С сумасшедшим выражением лица она прыгала в самом центре танцпола под старые песни «Аббы», которые ставил диджей. Что ж, по крайней мере, ей не грустно.
   – Ты что будешь пить? – учтиво спросил Муса. Я сказала, что мы обе будем кока-колу. Он кивнул, и мы вместе подошли к бару. Я махнула Йоке рукой, и она с улыбкой до ушей на ватных ногах направилась к нам.
   – Энни! – воскликнула она и кинулась меня обнимать. – Тут так весело, я совершенно не замечаю времени! – Она дружелюбно глянула на Мусу, поблагодарила за бокал кока-колы и вдруг сказала: – На самом деле я уже старовата для такого веселья. Я совершенно без сил! – что-то непохоже. – Я, пожалуй, пойду спать, а ты оставайся и веселись. – Взяв свой стакан с кока-колой, она поспешно ушла, оставив меня наедине с Мусой. Так как разговаривать мне не хотелось, я решила пойти танцевать и оставаться на танцполе так долго, как я только смогу.

   А смогла я, как оказалось, вытерпеть всю дискотеку до трех часов утра. Пару раз мы выходили на улицу курить, садились за столик и общались. Я рассказала ему о своих неудачах со своим мальчиком, который, возможно, уже и не очень ждал меня дома. Он рассказал о том, как обычно ухаживают турки за турчанками, познавательно, кстати сказать. Жаль, я не в Турции… или погодите-ка… В смысле, живу не в Турции. Жаль. Я рассказала о наших отношениях с Орханом, вкратце, без подробностей, и как его потрясающая девушка приехала сюда прямо в мой день рождения. Как мне неприятно тут находится и как хорошо, что тут есть люди, с которыми я могу об этом поговорить. Муса вел беседу очень складно, я почти все понимала, из того, что он говорил. Когда я не могла найти нужных слов, он мне быстро подсказывал и вообще понимал все, что я говорила, с полуслова. Он много шутил, и улыбка не сходила с моего лица почти ни на минуту. Когда дискотека закончилась, все за теми же разговорами, мы пошли прогуляться.
   – Знаешь что? – сказала вдруг я. – Подожди-ка, пожалуйста, секунду, – встав на газон, который к 3 утра был уже весь мокрый, я сняла свои высоченные туфли. – Боже, есть на свете рай! – воскликнула я и, взяв туфли за ремешок, продолжила идти с Мусой в сторону пляжа.
   Мне нравилось, как шел наш диалог. Муса живо описывал все, о чем он говорил – он мог выбежать передо мной, чтобы оказаться лицом к лицу и начать буквально показывать все на пальцах. Я постоянно смеялась, алкоголь уже выветрился, но рядом с Мусой мне было слишком весело, чтобы беспокоиться о своих обычных проблемах. Так мы дошли до пляжа. Я готова была уже повернуть назад, но мой собеседник повел меня на пирс. И что вы все в этих пирсах нашли? Мне оставалось надеяться на то, что в этот раз моя реакция на неадекватное поведение будет чуть быстрее, чем в прошлый раз, шесть лет назад.
   Но когда мы подошли, он просто молча посмотрел на море. Было ощущение, что мы стоим на краю пропасти и смотрим в никуда. Моря было не видно, нигде не было видно лунного отсвета, и вместо моря под нами была кромешная тьма. Волны, как и прежде, бушевали. Внутри все похолодело от страха, когда эта тьма вдруг покатилась прямо на нас. В какой-то момент мне показалось, что нас сейчас накроет и поглотит эта водная тьма. И я невольно сделала пару шагов назад, при этом резко схватив Мусу за руку.
   – Ага! – весело воскликнул он. – Теперь ты понимаешь, почему я тебя сюда привел? – он кивнул в сторону бесконечного моря. – Не бойся, просто посмотри, как это прекрасно. – Я вгляделась в темноту, пытаясь хоть как-то узнать в этой недружелюбной черноте свое любимое море. Но лишь отскочила вновь, когда пирс чуть не накрыла еще одна волна. И для успокоения души посмотрела в небо. Там огромными косяками сверкали огоньки надежды – звезды. Было видно млечный путь, большинство самых узнаваемых созвездий и множество ярких и более блеклых одиночных звезд. Но я не отпускала его руку, в страхе поглядывая на задиристое мрачное море. Муса снова рассмеялся и решил, что с меня на сегодня хватит.
   Когда мы уже выходили с пляжа, он вдруг развернулся и попытался сжать меня в объятиях, чтобы поцеловать, но я как-то очень ловко выкрутилась – отличные я приобрела навыки, благодаря Риччи, какая отличная реакция – и покачала перед ним пальцем:
   – Ну уж нет, Муса. Мы отлично погуляли и пообщались, но я тебя знаю всего несколько часов. Нельзя! – я покачала головой и цыкнула. Мой собеседник улыбнулся и наигранно опустил голову:
   – Энни, как же так. Я же просто по-дружески! – я снова покачала головой.
   – Нет-нет-нет. Нельзя! Кто же так по-дружески делает? По-дружески можно так, – я пожала ему руку. – Или так, – я похлопала его по плечу и хихикнула: – Бедный-бедный Муса. Не печалься.
   По дороге до корпуса он больше меня не мучал. Возле корпуса мы выкурили еще по сигарете – благо у Мусы еще оставались и он любезно угостил меня – и пошли наверх. Он жил на моем этаже и проводил меня до номера, отговорить у меня его не получилось, да и я не очень старалась, так как объяснить – а главное придумать – по-турецки причину, по которой я не хочу открывать ему номер моей комнаты, у меня не получилось. В итоге он довел меня до номера и удостоверился, что я туда вошла.
   – Ну что, спокойной ночи? – сказала я. Муса прислонился к стене возле моей двери и смотрел на меня. – Я уже очень хочу спать
   – Спокойной ночи, белоснежка! – он улыбнулся и чмокнул меня в лоб, я закрыла дверь и выдохнула. Фух! Ну и ночка выдалась.
   Посидев какое-то время на кровати, чтобы прийти в себя, я затем пошла и умылась, смыла макияж и почистила зубы. Включив телевизор, я порылась в сумке и выудила оттуда неприкосновенный запас никотина. Если я не выкурю сейчас еще одну сигарету, я просто лопну. Этот Муса, он просто как гром среди ясного неба. Но с ним так весело было, что я почти забыла про Риччи и Настю и свой неудавшийся шестилетней давности роман. Стук в дверь. Черт, вот я была уверена, что не стоит показывать ему, где я живу. Но что было делать – я открыла дверь.
   Муса, картинно отвернувшись от меня, держал на вытянутой руке букет красивых кустовых цветов. Я не смогла сдержать улыбку. Взяв букет из его рук, я, впрочем, не стала его благодарить и протянула:
   – Муса, я правда очень устала. Пожалуйста, давай увидимся завтра, хорошо? – на часах уже было около четырех часов утра. Я не врала, я и правда валилась с ног. Особенно после целого вечера на высоченных каблуках. Муса еще более картинно опустил голову и вздохнул. Не став дожидаться, пока он уйдет, я закрыла перед ним дверь.
   Пока я искала, куда я положила свои остатки сигарет, найденные в сумке, я слышала, как за дверью пиликает телефон. Черт, он все еще там стоит. Чтобы не поддаться искушению и открыть дверь, я вышла на балкон, взяв из холодильника банку содовой. И как же меня угораздило завязать общение с ним? Как я вообще умудрилась весь вечер проговорить на турецком? Интересно, а завтра он будет ко мне так же настойчиво приставать? За всеми этими мыслями я не заметила, как скурила свою несчастную сигарету. Вернувшись в номер, я прислушалась. Он явно все еще стоял за дверью. Ладно, мне какое дело? Будем считать, что я уже сплю.
   Включив телевизор, я какое-то время щелкала по каналам. Потом достала свой дневник и начала судорожно записывать все, что со мной сегодня произошло. Когда рука окончательно онемела от писанины, я выключила телевизор и легла спать. За дверью все стихло. «Ну и слава богу!» – подумалось мне. Через пятнадцать минут я уже почти задремала, как в дверь вновь постучали. Чертыхаясь и посылая проклятия в сторону назойливого кавалера, я включила свет, нарыла где-то под кроватью полотенце, завернулась в него и двинулась к двери, чтобы окончательно дать от ворот поворот этому настырному турку.
   Но когда я открыла дверь, в меня полетели лепестки цветов. Причем в лицо они мне прилетели с такой силой, что я не сразу опомнилась. Когда я смогла открыть глаза, я увидела, что весь коридор возле моей двери усыпан этими цветами. Но Мусы не было. Я выглянула в коридор и увидела удаляющуюся вдали фигуру. Как Муса успел оказаться в дальнем конце коридора, для меня осталось загадкой. Посмотрев на цветы на полу, я невольно улыбнулась, сменив гнев на милость. Теперь я могла идти спать. Засыпала я с предательской улыбкой, которую никак не могла стереть с лица.

   Утром я с трудом оторвала себя от кровати и, проигнорировав завтрак, ушла сразу на пляж. Коридор все еще был покрыт цветами, которые вчера так старательно нарвал Муса. Это был мой последний день, и тратить его попусту не хотелось. Я отдохнула на лежаке, позагорала, выпила холодного чая, покурила, понаслаждалась музыкой, в общем, посвятила целое утро себе любимой, пытаясь не отвлекаться и надеясь не встретить вчерашнего знакомого.
   Днем меня поймала Роуэн и предложила снова пойти в аквапарк, раз уж это был мой последний день, она сказала, мы должны оторваться по полной программе. К сожалению, когда мы уже пришли туда, нас догнала Настя:
   – Ой, как же хорошо, что я вас нашла. А то мой мужчина работает, мне так скучно… – пролепетала она с беззаботной улыбкой на лице. Роуэн попыталась ей что-то сказать по-английски, но та не отреагировала. А я, закатив глаза, решила проигнорировать ее присутствие. Мы ушли кататься с горок, а Настя осталась внизу со своей дочкой. Однако спустя некоторое время, она поняла, что тоже хочет покататься и Роуэн добровольно вызвалась посидеть с ее малышкой, пока Настя не навеселится. Скатившись с горки один раз, не сумев отвязаться от настиной компании, я сказала Роуэн, чтобы она шла кататься, а я посижу внизу. Мне было не по себе и, пусть я и не любила детей, я предпочла компанию четырехлетней девочки.
   На этом мое веселье в аквапарке закончилось. Так как мы договорились с Роуэн и ее мамой пойти по магазинам в этот день, я сказала, что мне надо пойти собраться, и максимально оперативно ретировалась.
   После обеда мы с Роуэн и Йоке встретились у выхода из отеля и двинули в сторону города за покупками. Мы долго шатались по магазинам одежды, сувениров и всякой всячины. В этот момент я поняла, что совершенно не умею ходить по магазинам – мне хотелось купить буквально все, а выбрать что-то одно, что я бы действительно купила, у меня не получалось. Я зашла в аптеку, чтобы купить себе лекарства от простуды, поторговалась с продавцом одежды и купила две новые сумки (как будто они мне были нужны) и помогла Роуэн выбрать из двух кулонов. Настроение было хорошее, но мысли в голове путались. Я старалась не думать о Риччи и Насте, и это у меня успешно получалось через раз. Голова была занята вчерашним знакомством – мне было настолько легко и приятно общаться с этим мужчиной, что он даже почти вытеснил из моей головы самого Риччи. Я по-прежнему хотела с ним поговорить и уже почти смирилась с тем, что у меня ничего из этого не выйдет.
   Ходить по улицам туристического центра в городке Кызылач мне нравилось. Несмотря на то, что я не любила торгашей, мне удавалось говорить с ними на одном языке. И прежде, чем мы двинули обратно в сторону отеля, я зашла в продуктовый магазин и купила немного съестного и турецких горьких сигарет. Настроившись на прекрасный вечер, я провела остаток дня возле бара, общаясь с Роуэн и Йоке о мужчинах и странных отношениях. Йоке была сегодня очень расстроена, так как у нее случились неприятности с работой – один из ее друзей и одновременно партнер по бизнесу, подставил ее. И теперь она даже не знала, как вернуть в свои руки бизнес, будучи за границей. Вдобавок, она поругалась с Айханом и теперь, в очередной раз, ждала от него извинений. Я изредка поглядывала на бегавшего поблизости Риччи, но больше к нему не подходила и не разговаривала.
   Вечером за ужином мы каким-то немыслимым образом сели все за один столик. Йоке, Роуэн, Айхан, Настя, ее дочка и Риччи. Впрочем, Риччи был занят работой и на ужин так и не пришел. Настя разговаривала с ним по телефону, все время употребляя словечки типа «любимый» и «дорогой», и пытаясь что-то упорно по-русски ему объяснить. Йоке многозначительно на меня посмотрела, когда я в очередной раз закатила глаза.
   – Что, тяжко? – спросила она, улыбнувшись и кивнув в сторону Насти. Я была несказанно счастлива, что та не понимала английскую речь, и я могла позволить себе высказаться в любом ключе.
   – Я сейчас готова пробить эту стену башкой, – протянула я, достав из сумки свои сигареты. Интересно, а она вообще уверена, что он ее хотя бы чуть-чуть понимает, когда она говорит по-русски? Ну как? Скажите, как это вообще возможно?
   – Терпи. Всего один вечер тебе еще это потерпеть и все, – я картинно вздохнула и продолжила ковыряться в своей тарелке, полной каких-то овощей.
   – Ты себе даже не представляешь, как сильно мне сейчас хочется это сделать… – сегодня, вдобавок, мы обе были с распущенными волосами, красными губами и почти одинаковым макияжем. Только она была в светлом платье, а я в обтягивающем черном комбинезоне и на каблуках. Кажется, что Настя теперь мне была где-то по плечо. Спасибо моим высоченным босоножкам.
   За ужином я решила, что стоит сделать еще одну попытку пообщаться с Риччи и я, невзирая на Настю, пошла к нему в офис. Но когда я туда вошла, захотелось провалиться на месте – Риччи стоял в одних штанах, без рубахи и мучился с застежкой. Я инстинктивно сделала шаг назад, но Риччи жестами показал, чтобы я входила, да еще и прикрикнул:
   – Чего ты там встала, заходи! Просто у нас тут заминка со штанами, застежка порвалась, – аниматоры вокруг суетились, Риччи посмотрел на меня и сказал: – Пожалуйста, позови моего сына, он должен знать, где лежат еще одни, – я вышла из офиса и пробежалась по коридору, окликивая Бератджана. Когда я его нашла, мы вместе вернулись в офис Риччи, уже с новым штанами. Риччи начал снимать свои брюки. Я, завидев на диване джинсовую куртку Насти, поняла, что она где-то поблизости, и мне стоит ретироваться, но Риччи снова прикрикнул:
   – Энн, останься. Все нормально, – в этот момент он стоял в офисе в одних трусах, я, не зная, что же мне все-таки делать, присела на диван. Остальные аниматоры и его сын убежали делать другие дела, я осталась наедине с почти голым Риччи, и в этот «идеальный» момент в офис вошла Настя. Она стояла в дверном проеме в еще большей растерянности, чем я пару минут назад. Она смотрела по очереди на меня, потом на Риччи. А тот надевал брюки с невозмутимым лицом, как будто бы все нормально. Настя не ожидала здесь меня увидеть, а я в этот момент решила заняться делом и пошла вместе с Бератджаном за рубашкой Риччи. Пока она стояла и ничего не делала, вокруг все суетились. Я вместе со всеми старалась помочь Риччи скорее одеться, ведь до начала шоу оставалось буквально пару минут, а Риччи очень переживал. Никакого полезного занятия Настя себе найти не смогла и продолжала всего лишь стоять с обескураженным лицом посреди комнаты. Риччи поблагодарил нас с Бератом, тот убежал в амфитеатр, а Риччи, перед тем, как побежать на сцену, отдал мне телефоны и попросил передать их его сыну, что я и сделала. Приятно оставаться полезной. Среди бесполезных.
   После короткого шоу, на пляже была устроена огромная вечеринка, с алкоголем, закусками и пеной. С пеной! На пляже! Черт, это было так прекрасно для моего последнего дня, что я могла бы только радоваться. Но вместо этого я отделилась от своей голландской компании и пошла прогуляться по пляжу, пока основная толпа только собиралась. Раньше я помогала Риччи на подобном мероприятии, бегала вместе с ним проверять оборудование, следила за туристами и помогала аниматорам. А теперь за ним хвостиком таскалась Настя. И толку от нее, судя по всему, было ноль. Однако, когда я пришла на пирс, мои мысли были заняты не этим.
   Боже, как же мне хотелось секса. Мой коллега по работе, он же парень, он же сожитель, который ждал меня на родине, был совершенно асексуален. А здесь… здесь от каждого мужчины тянуло тестостероном. А от Мусы – особенно. Вчера, когда мы танцевали, я готова была бы отдаться ему прямо там. Сегодня внутри все буквально зудело, так сильно мне этого хотелось. Простого, ни к чему не обязывающего секса. Ведь с Риччи у меня так и не вышло и, боюсь, дело тут было чисто психологическое. Были чувства, было волнение, был трепет, поэтому ни о каком «расслабиться и получить удовольствие» и речи быть не могло. Я даже спать толком рядом с ним не могла, так внутри все дрожало. А сейчас? Простая человеческая похоть.
   С самого детства я была правильной девочкой. Я слушалась маму, знала, что такое хорошо и что такое плохо. Как и положено хорошей девочке, я старалась не связываться с дурными компаниями и плохими мальчиками (хоть и не всегда получалось). Знала, во сколько надо возвращаться домой. Строго выполняла все обязательства и слушала все, что говорили взрослые. И, как и положено хорошей девочке, я всю жизнь ждала своего принца. Только вот незадача. Взрослые не объяснили мне, что, в отличие от сказок и диснеевских мультиков, принц может и не появиться вовсе. Сейчас мне было двадцать два года, я уже точно знала, что серьезных отношений и принцев у меня не будет ближайшие пару-тройку лет. Тогда зачем ждать, и ради кого терпеть? Ради этого коллеги по работе, который зациклен в основном на себе? И вообще, почему терпеть? От этого не будет лучше ни мне, ни ему, ни кому-то третьему.
   А сейчас мне просто хотелось выпустить пар. Я была уже настолько заведена, что сегодня меня вряд ли что-то могло остановить. Я просто хотела его, мне нужен был именно этот мужчина, потому что он знал, как вытеснить у меня из головы другого человека, хотя сам не осознавал, что делает это. От него пахло страстью. Он источал огонь. Кстати, где он? Я не видела его почти весь день. Пару раз мы встречались взглядом днем, когда я шла от бара к пляжу и обратно. Он посмотрел на меня, одетую лишь в один купальник и легкую шелковую юбку в пол и улыбнулся, весело помахав мне рукой. Он посмотрел с такой улыбкой, что на душе сразу потеплело. От этого человека оставались только позитивные эмоции, он не утруждал меня волнениями и переживаниями, как Риччи; не давал мне повода думать о том, что может между нами быть. Ведь ничего и не может быть. Между нами осталась только ночь.
   Когда вечеринка началась, я постаралась не вставать в самую толпу, потому что там творился какой-то ужас. Взяв себе стакан джин-тоника и попросив при этом сделать его покрепче, я встала чуть поодаль от толпы и стала смотреть на танцующую толпу, тоже слегка пританцовывая. Ко мне цеплялись местные дети, с которыми мы играли в спортивные игры. Подходили какие-то туристы, принимая меня за аниматора. А я просто стояла и отдыхала в свое удовольствие. В какой-то момент я увидела, как Риччи пошел с микрофоном в сторону барных столиков и поняла, что либо я подхожу и говорю, что хотела сказать, сейчас, либо никогда. Решительно ринувшись за ним, я коснулась его плеча, он повернулся, явно не ожидав увидеть меня.
   – О, Энн! Как вечеринка? – я улыбнулась и одобряюще кивнула.
   – Отлично. Слушай, я долго хотела с тобой поговорить, но, видимо, не представится возможности, поэтому я просто скажу сейчас. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал, – обратив внимание на его удивленное выражение лица, я, нисколько не смутившись, продолжила, – ты сам даже не знаешь, но ты сделал очень многое. Поэтому просто спасибо. Я никогда не находила случая этого сказать, но чувствую, его больше не представится, поэтому… – Риччи меня обнял и засмеялся.
   – Дорогая, перестань говорить глупости. Ты же знаешь, мой дом для тебя всегда открыт. Я знаю, я не всегда бываю в сети, не всегда обращаю внимание, но я очень люблю, когда ты мне пишешь. Поэтому всегда пиши, звони, я всегда где-то рядом, даже если ты этого не замечаешь, – я опустила голову. Мне хотелось в очередной раз поверить его словам. Но я чувствовала, как пропускаю эти теплые реплики мимо ушей. Отвернувшись куда-то в сторону, я нервно кивнула и добавила:
   – Ну, собственно, все… не буду тебя отвлекать, – и, не успев обратить внимание на его реакцию, я скрылась в толпе, стараясь уйти как можно более спешно.
   В какой-то момент я увидела Мусу – он пошел в самую толпу, где люди уже перемешались с пеной и песком. Туда я ходить не стала, так как на мне был отличный костюм и шикарный макияж. Зачем себя марать в этой грязи?
   Однако через минут двадцать, Муса меня тоже заметил. Тогда он уже был похож на Йети – он был в пене с ног до головы, и даже лицо было тяжело разглядеть. Но по улыбке, проступающей сквозь пену, я сразу поняла, что он хочет сделать. Он решительно пошел в мою сторону, а я также спешно отвернулась.
   – Нет, Муса!! – закричала я и ринулась бежать. Только не объятия, нет, только не это! Только не пена! Мои визги услышали его товарищи, которые в своих костюмах тоже стояли поодаль от основной грязи. Я побежала что было сил, но далеко убежать мне не удалось. Через несколько метро Муса настиг меня и схватил своими сильными ручищами в охапку. Я завизжала и под тяжестью объятий упала на колени. Муса меня быстро поднял на ноги и продолжил крепко сжимать.
   – Агаа, попалась! Думала, так просто отделаешься? – в его руках я совершенно не могла сопротивляться. Он был сильнее меня в разы. – Ладно, я пошел дальше танцевать! – весело сказал он и оставил меня стоят на земле в полной растерянности. Я картинно заныла, всплеснув руками и показав на мой новый наряд в пене. Друг Мусы, один из друзей, с которыми сидел пару дней назад Риччи, подошел ко мне и начал заботливо смахивать с меня пену, пока я стояла, не понимая, что же только что произошло. Обойдя меня со всех сторон, он все отряхнул и улыбнулся, смахнув последний комок пены с моих волос, показав мне большой палец и вернувшись на свое место. Я улыбнулась ему в знак благодарности.
   Черт, какой же он сильный. Мм… Я мечтательно прикрыла глаза и отхлебнула джин-тоника. Совершенно очевидно, что эту ночь мы проведем вместе. Я не уеду отсюда, не узнав, каково это, лежать рядом с таким страстным мужчиной. У меня был раньше секс, но в основном он был посредственный, хотя я догадывалась, что должно быть совершенно не так. Понимала, что я не хочу так. Я хочу, чтобы моя жизнь текла только в том русле, которое я для нее выбираю. Поэтому о моральной стороне вопроса – переспать с человеком, которого я знаю два дня, или нет, – я думать отказывалась. Зачем мне это? Потому что я так хочу. И это главный аргумент, который ведет меня по жизни и делает меня счастливой.
   В этот момент в колонках заиграла песня «It’s my life». Я стала танцевать, ведь эта песня сейчас звучала, как будто для меня. Как будто подталкивала меня к тому, что я и так уже решила. «Это моя жизнь. Сейчас или никогда. Я не буду жить бесконечно. Хочу жить полной жизнью, пока я жив. Это моя жизнь» – я губами повторяла слова песни. На сцене Риччи тоже подпевал песне. И наши глаза на мгновение встретились. Он кивнул мне, мы оба улыбались и, продолжая смотреть друг на друга, пели вместе с песней.
   Когда вечеринка подошла к концу, я обнаружила Йоке, сидевшую на лежаке в одиночестве и утиравшую слезы. Я поспешила подбежать к ней.
   – Не понимаю, почему он так делает, – она всхлипнула, – как будто я ему главный враг. Я ведь ее мать…
   – Что он сделал на этот раз? – спросила я, посмотрев в сторону ругавшихся в сторонке Айхана и Роуэн.
   – Да, как обычно. Нахамил, обругал, потом сказал, чтобы не лезла не в свое дело. Но как я могу не лезть? – взвыла она. Я села рядом и взяла ее за руку, в качестве поддержки.
   – Не стоит он того, не надо… – Йоке кивнула, встала, поправив одежду, и обняла меня.
   – Спасибо тебе, я просто расклеилась слегка, но хорошо, что кто-то рядом оказался… Ты знаешь, я пожалуй пойду, посплю, прости, не смогу тебе составить сегодня компанию на дискотеку… – я покачала головой.
   – Ничего страшного, конечно, иди отдыхать. Я сама схожу. Тем более, что у меня будет компания… – я покраснела и смущенно заулыбалась. Йоке тоже сразу же улыбнулась.
   – Тот вчерашний турок? Ну давай, девочка, удачи! – она взяла сумку и двинулась в сторону отеля.
   Меня же почти сразу нашел Муса. Он был уже не в пене, но мокрый с головы до ног, как будто окунулся в море прямо в одежде.
   – Ты идешь на дискотеку? – спросил он. Я кивнула. – Я сейчас пойду переодеться, приму душ и вернусь, окей? Смотри только не уходи никуда. Это ведь твой последний вечер. Я не приму от тебя никаких отказов, мы будем танцевать до упаду! – я заулыбалась и снова кивнула, ничего не сказав. Для того чтобы скоротать время до дискотеки, я ушла в бар опрокинуть сразу два бокала вина. Для храбрости и окончательного избавления от сомнений.

   После этого я решительным шагом направилась в сторону дискотеки. Я прошла мимо большого стола, где сидели все друзья Риччи и что-то очень усердно обсуждали. Я очень надеялась, что это не был инструктаж Мусы на тему того, как затащить меня в постель. По крайней мере, по моим подсчетам, он вряд ли успел бы так быстро вернуться.
   На дискотеке еще было пусто, играла музыка, но народу никого не было – видимо, все натанцевались на пляжной вечеринке. Я нисколько не смутилась и пошла в самый центр танцпола, двигаясь в такт любимой музыке. Я протанцевала так минут двадцать, когда Муса вместе со своими друзьями вошел в дискохолл. И сразу же присоединился ко мне в танце.
   Танцевать рядом с ним было одно удовольствие. Во-первых, он потрясающе легко двигался. Во-вторых, меня притягивал его одеколон. В-третьих, от его страстного взгляда буквально подкашивались ноги. Я готова была уйти отсюда вместе с ним уже сейчас. Мы несколько раз выходили курить, на этот раз на задний двор – там, где был вход в офис Риччи. Я молила бога, чтобы Риччи вдруг случайно прошел мимо и увидел нас тут. Но когда тот прошел через дискохолл в сторону своей комнаты и махнул мне рукой на прощание, мы танцевали, и надежды на эффектную встречу не осталось.
   Уже после часа ночи мы оба натанцевались, больше стояли и болтали на заднем дворе. Совершенно неожиданно он прижал меня к стене и поцеловал. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Я была в его руках. Возвращаясь обратно на танцпол, Муса решительно взял меня за руку. Но я попросила посидеть отдохнуть – от каблуков уже дико болели ноги. Муса заботливо принес мне стакан кока-колы и сел совсем рядом, обняв меня за плечи. Казалось, что он больше меня раза в два, хотя мы были одного роста – возле него я чувствовала себя хрупкой и маленькой девочкой, чего не чувствовала почти ни с одним мужчиной. А именно это чувство было моей слабостью – именно такого мужчину я хотела видеть рядом с собой по жизни, но они мне не попадались. Когда в нашу сторону вдруг направился один из турков из компании Риччи, я невольно вжалась в кресло, надеясь, что растворюсь, будто хамелеон и меня не увидят. Это был один из тех мужчин, которому я помогала перевести с настиного русского. – Оо, Муса, ты тут. А мы тебя везде… – потом он перевел взгляд на вжавшуюся в кресло меня и округлил глаза: – Энни, а ты чего? Что с тобой? Все нормально?
   Муса тоже перевел взгляд на меня. А мне было чертовских неуютно, что кто-то нас увидел вот так, в обнимку. Я кивнула и постаралась расслабиться.
   – Ты просто так нахохлилась, как воробей, – он засмеялся. – Муса, мы уходим отсюда, просто хотели тебе сказать. – Он еще раз улыбнулся, глянув на нас и ушел, захватив своих друзей.

   Мы тоже не стали засиживаться на дискотеке долго и в какой-то момент двинули в сторону моего номера. Муса сказал, что «гулять будем до утра», так как отговорок о том, что я устала и хочу спать, в мой последний вечер он не примет. Поэтому я не стала сопротивляться, я не стала размышлять в очередной раз о морали, смысле этого всего, не стала взвешивать все за и против. Я зашла в свой номер, попросив мне дать пять минут на то, чтобы прибраться. Открыв дверь, я впустила чужого мужчину в свою жизнь, по крайней мере на одну ночь.

   Спустя четыре часа безудержного страстного секса, назло всем соседям, мы сидели на балконе и курили. Как прекрасно было, что рядом со мной был мужчина, у которого можно было стрелять сигареты, когда я, от своей нервозности, уже выкурила все свои. Я смотрела на море и на здание отеля с такой гордостью и с таким самоудовлетворением, что лучшего окончания этой недели и представить себе было сложно.
   – Такого у меня еще никогда не было… – протянула я и восхищенно посмотрела на Мусу. Он улыбнулся и сказал:
   – У тебя, наверное, обычно это длится не больше пятнадцати минут, да? – он гордо вздохнул и посмотрел на меня, в ожидании подтверждения. Но мне кажется, по моему почти шокированному лицу было и так все понятно. Да, совершенно очевидно, я никогда не занималась любовью с кем-то целую ночь напролет. Когда мы сидели на балконе, за морем потихоньку поднималось солнце. – Ну, знаешь, мы тут по-другому не умеем. Для меня мало часа, двух. Я люблю наслаждаться этим столько, сколько возможно.
   Я с удовольствием курила и думала о том, что вступила в совершенно новую стадию жизни – теперь все, что было у меня раньше будет казаться тусклым, по сравнению с тем, что случилось сегодня. Больше никакого Риччи, больше никаких однокурсников с сальными волосами или невзрачных коллег по работе, я все должна начать с чистого листа – моя жизнь оборвалась вчера. И началась сначала сегодня.
   Больше всего удовольствия было в том, что я была совершенно точно уверена – Мусу я вижу первый и последний раз. Не будет никаких переживаний, ложных надежд, не будет игры в догонялки, не будет ничего, чтобы могло сделать меня несчастной. Наоборот, Муса ворвался в мою жизнь на одни сутки и привнес в нее новые, невероятные эмоции: это огонь, это фейерверк, это взрыв и извержения вулкана. Он был человек-огонь. И я, наконец, поняла, что я точно такая же, именно поэтому мне с ним так комфортно. Мне не хватало этого каждодневного фейерверка, мне не хватало этих диких эмоций, этой спонтанности.
   – Во сколько ты завтра уезжаешь? Я посмотрел сегодня расписания автобусов русских турагентств, там два варианта – в одиннадцать утра и в четыре часа дня. Ты на каком уезжаешь? – спросил меня Муса.
   Я, наконец, вернулась из своих мыслей к реальной жизни.
   – В одиннадцать, – мой друг закивал и, затушив сигарету, подошел ко мне и поцеловал в лоб.
   – Я приду тебя проводить. А сейчас я думаю тебе надо отдохнуть и немного поспать, – я улыбнулась и, также затушив свою сигарету, встала со стула, чтобы его проводить до двери.
   Когда он ушел, я неспешно собрала свои вещи, закрыла чемодан и, сходив в прохладный душ, легла спать – солнце уже пробивалась сквозь шторы в комнату.
   В районе девяти утра я сидела с кофе, совершенно помятая, но невероятно счастливая. И ко мне подошли, любопытно улыбаясь, Роуэн и Йоке. Я рассказала им все, что произошло прошедшей ночью, они обрадовались, что несчастная я, наконец-то позволила себе просто расслабиться. Мы в последний раз выпили утренний кофе вместе, покурили, и я, взяв свою огромную сумку, двинула попрощаться с Риччи. В его офисе он был с Настей и что-то упорно пытался ей объяснить, но она не понимала.
   – О, Энни, ты уже уезжаешь? Дорогая, пожалуйста, переведи этой полоумной, что я должен работать… – он говорил это с улыбкой и, когда я села на диван, подозвал меня к компьютеру, – пожалуйста, я прошу, переведи ей, что я должен сейчас все эти комментарии занести в базу, в базе за каждым туристом закреплен ответственный за его отдых. Я – ответственный за Настю, и мы меняли ей номер, из-за того, что там не открывалось окно, теперь я должен отчитаться, написать об этом комментарий, – я с улыбкой перевела это все Насте, та махнула рукой и беззаботно пролепетала:
   – Ой, да ладно тебе, что ты чушь несешь, Риччи. Ладно, я пошла за чаем, скоро вернусь, – когда она ушла, в офис Риччи вошли один из генеральных директоров отеля и шеф-повар. Риччи тут же засуетился и за сценой поставил стол и стулья на нас четверых. Когда я попыталась было смыться и сказать, что я уже ухожу, Риччи сказал:
   – Перестань, у тебя еще полчаса до твоего автобуса, так что посиди с нами. Я тебя так просто никуда не отпущу, – я была одета в футболку Трабзонспора сегодня, и эти двое мужчин, сев за стол, тут же начали у меня интересоваться, откуда я знаю их любимый клуб и все такое. Генеральный директор собирался покурить и, первым делом, раскрыл пачку передо мной, предложив мне сигарету. До чего же я люблю эту турецкую привычку. Я рассказала традиционную легенду о своем знакомстве с бывшими игроками этого клуба, потом пришел Риччи, и разговор пошел по уже знакомому руслу: Риччи начал рассказывать им обо мне – какая я умная, интеллигентная, сколько у меня всяких увлечений, сколько языков я знаю. Настя вошла в эту компанию как раз тогда, когда я о чем-то бегло рассказывала по-турецки, и все рассмеялись. Идеально. Теперь я могу отсюда удаляться. Риччи на прощание душевно меня обнял, как обычно напомнив, чтобы я звонила и писала, а еще лучше приезжала всякий раз, когда захочу. Генеральный директор и шеф-повар на прощания поцеловали мне руку и я, весело помахав Насте, удалилась, спешно побежав к главному входу.
   Автобус подъехал ко входу, когда я нервно курила, стоя у главных дверей. Уже пять минут двенадцатого, а его все еще нет. Хотя он обещал меня проводить. Я смотрела по сторонам, мне хотелось вериться, что хотя бы попрощаться мы сможем с ним по-человечески. Он же не Риччи, да и если бы он не хотел обнять меня на прощанье с утра, он бы попрощался со мной еще накануне. Десять минут одиннадцатого. Водитель автобуса нетерпеливо показывал на часы – через пять минут он должен отъезжать. В самый последний момент, когда я уже затушила сигарету и схватила с пола сумку, я обернулась напоследок и увидела бегущего Мусу – сметая прохожих, он бежал к выходу, надеясь меня застать.
   – А я уже думала, ты не придешь… – я улыбнулась. Он смахнул с моего лица прядь волос и протянул:
   – Ты что, я бы себе не простил. Прощай, блистательная Энн, – он обнял меня и на мгновенье оторвал меня от земли.
   – Прощай, человек-огонь, – прошептала я и, схватив сумку, кинулась в автобус. Он смотрел, как мы отъезжали, и махал мне рукой до тех пор, пока мы не скрылись из виду.

Часть 6

   Печально вздохнув и вытянув из пачки сигарету и с превеликим удовольствием закурив прямо в квартире, Энн взглянула на подруг, которые, будто завороженные, смотрели на нее и ждали продолжения. А что продолжение? А какое вообще может здесь быть продолжение?
   – А дальше? – с придыханием спросила Кэт, округлив глаза до огромного размера.
   – А все! – язвительно протянула Энн, сморщив лицо в гримасе. И чего от нее ждали остальные. – Через неделю свадьба. А его нет. Какой здесь может быть конец? Счастливого конца у этой истории не может быть. Наверное, он может быть у меня. Когда-нибудь. Где-нибудь. Но видимо, без него.
   – Но… – в один хор подружки начали высказывать свои дикий теории, но Энн подняла руку и громко рявкнула, чтобы те прекратили.
   – Девочки-девочки! Нет. Хватит. Я даже думать об этом не хочу, – но они не желали успокаиваться.
   – Но ведь ты отправила приглашения? – спросила Натали, самая близкая из ее подруг. Только она знала все-все подробности до самых деталей.
   – И что? Их можно отменить, – пожала плечами Энн. – Я не говорю, что я этого всего не хочу, но просто… в любой момент можно любую деталь переиграть. Только вот того, что было, уже не выкинешь из памяти. – Она грустно вздохнула и одним глотком осушила свой бокал с вермутом.
   – Ты знаешь, я не знаю, как остальные, но я почти уверена, что этот человек тебя не любит и никогда не любил, – голосом разума, как и всегда, была Натали. На ее лице сияла уверенность в том, что истина где-то рядом. – Не бывает такого, чтобы люди так себя вели, если любят.
   – Это не любовь, – прошептала Энн. – Это игра. Знаете, раньше в школе играли в такие? Догонялки, салки или как это у вас называется. У нас всегда получалось только так. Он бежит – я догоняю. Я бегу – непременно догонять начинает он. Ни разу не было такого, чтобы мы полностью сошлись в желании быть вместе. Поэтому я и уверена, почти на сто процентов уверена, что… – она сделала паузу и сглотнула ком в горле, – он так и не появится. Просто не будет его и все. За эту неделю он вряд ли многое изменит в своем характере или пересмотрит свое отношение ко мне. Его просто не будет. Поэтому я и затеяла все эту вечеринку… мы просто обсудим все это и забудем. Я буду жить дальше, он будет жить дальше… а все остальное… – снова этот дурацкий ком. – Эти чертовы приглашения… – становилось тяжело говорить. – Они ни к чему меня не обязывают. Они ни к чему никого не обязывают…
   Повисла пауза. Девочки переглядывались между собой и готовы были обсудить что-то еще. Но только Натали вовремя спохватилась и воскликнула:
   – Черт, а почему у нас до сих пор не играет музыка? – все в момент засуетились, а Натали улучила секунду, взяла Энн под руку и вывела на балкон.
   Она смотрела на свою подругу с такой жалостью и в то же время с таким понимаем, что той стало немного не по себе. Они уже много раз обсуждали все это, но она по-прежнему чувствовала себя так, будто бы стояла перед родителями и боялась проколоться в скрываемом обмане. И Энн знала, что ее подруга почти наверняка знает все, что она чувствует и о чем думает всякий раз, когда рассказывает эту историю. О хорошем конце. О хорошем конце, которого, совершенно очевидно, никогда не будет.
   – Ты ведь не хочешь, чтобы я что-либо тебе сейчас говорила… – протянула она, не решившись использовать ни утверждающую, ни вопросительную интонацию – в результате получилось нечто среднее.
   – Я знаю все, что ты хотела бы мне сказать, – горько усмехнулась Энн и вытащила из заднего кармана сигарету. – В любом случае, я уже слишком пьяная, чтобы об этом переживать. Ты знаешь, я ведь совершенно не хотела этого… этой большой свадьбы, этого всего… но он настоял.
   – Эмм… – Натали в замешательстве посмотрела на подругу, – Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке?
   – Я же знаю, что все хотят это обсудить. Поэтому и стала рассказывать эту историю. Чтобы исключить вопросы… а Риччи? Он просто не выносит, когда все хорошо. Он любит, когда все меняется, каждый день. Стабильность – это не для него. И видеть меня так часто – тоже не для него. Поэтому его нет. Он просто от меня устал… устал от моего внимания и всего. Не знаю, – она покачала головой и вздохнула, – зачем мы вообще это все обсуждаем?
   – Но свадьба…? – начала было Натали, но Энн ее моментально перебила.
   – Я не буду об этом сейчас говорить. Не сейчас. Когда у меня уже заплетается язык и трясутся руки… – Энн затолкала незажженную сигарету обратно в пачку и, не дожидаясь реакции подруги, зашла внутрь.
   Девчонки веселились всю ночь до утра. Энн с фанатизмом налегала на алкоголь, сначала допив весь вермут, затем откупорив бутылочку рома. В какой-то момент мысли спутались настолько, что она уже не понимала, где находится и кто все эти люди вокруг. В процессе вечеринки наткнувшись на свой старый дневник, Энн сначала открыла его, всмотревшись в корявые строчки отчаяния их с Риччи истории. Затем, в порыве яростного гнева, начала злобно вырывать оттуда страницы, желая забыть всю эту историю навсегда. Она останется собой. Он останется один. И только так и может быть. Никаких других возможных вариантов. И как она могла с самого начала надеяться, что может быть по-другому? За этими мыслями Энн уснула, не добравшись до дивана.

   ***

   Утро. Это ужасное, беспощадное и убийственное утро. Что я тут делаю, и где я вообще? Так, темно-синие обои со скучным рисунком, белый палас… темнота. Глаза просто не разлепить. Боже, что я делала вчера такого, что мне тааак плохо? По голове как будто ударили кувалдой, срочно приложить что-нибудь холодное… так, нащупала. Что это? Бутылка из-под рома. Хорошо, прохладное стекло… оказаться бы сейчас не здесь, а на северном полюсе. А почему так чертовски душно вообще? На стене висит картина, а с такого ракурса она, пожалуй, даже лучше. Надо подготовить что-то такое же для ближайшей выставки. Боже, как же гудит голова…
   И кто лижет мои ноги? Чипс, это ты? Слава богу. Значит, я все-таки дома. Иди ко мне, красавчик. Мой пес, к слову сказать, весь вечер сидел тихо и только сейчас с большим энтузиазмом тянул меня за носки, чтобы я вышла с ним погулять. Ладно, если ради чего-то я и смогу встать с этого пола, то только ради тебя, мой друг. Вот сейчас… еще пять минуток… да ладно-ладно, встаю уже. Смотри, на какие невероятные подвиги я иду ради тебя.
   Чипс был черным шотландским терьером, найденным в зоомагазине. Назван был в честь съеденной в первый же день дома пачки чипсов, которую он каким-то образом вытащил из моего кухонного шкафа. Как он это сделал, до сих пор ума не приложу. Но видимо, он просто очень хотел, наконец, получить имя, вот и решил сделать нечто эдакое. Ему было два года, в редкие дни, вроде сегодняшнего, он очень спасал меня от одиночества и от необходимости лежать на полу и упиваться жалостью к себе, после очередной грандиозной попойки.
   Попойка, точно. Я даже не запомнила, в каком часу ушли мои подружки. Судя по храпу из гостиной, осталась только Натали. Я не стала греметь дверьми и, собрав волю в кулак, кое-как оделась и вывела Чипса на улицу. Пока он носился по полянке, наслаждаясь столь долгожданной свободой, я достала из кармана телефон. Он не звонил. Зато, судя по журналу звонков, вчера вовсю названивала ему я. Как жаль, что выпивали все, и не нашлось человека, который смог бы меня остановить. Интересно, а я дозвонилась? Хм… еще одна попытка не повредит… ведь до свадьбы остается всего несколько дней. А мне совершенно не терпелось узнать, где он, все-таки.
   – Чипс, фу! – крикнула я, когда увидела, что он пытается приставать к другим мирно гулявшим собакам. – Чипс! – пес оглянулся и побежал на меня с довольной улыбкой на морде. Кажется, оставалось еще в этом мире существо, способное понять меня с полуслова. Я посмотрела своему другу в глаза и невольно положила телефон в карман, совершенно забыв обо всем, что меня в данный момент пожирало изнутри. Подняв с земли какую-то корягу, я с силой швырнула ее вдаль, а Чипс тут же стремглав побежал ее ловить.
   На улице было прохладно, а на фоне моего жуткого похмелья даже приятно свежо. Если бы не слякоть, мне бы даже понравилось, и я бы прошлась с Чипсом до ближайшего парка. Но промозглая серость держалась последние несколько дней, и проводить время на депрессивных улицах хотелось все меньше. Возможно, на следующей неделе выглянет солнце. Но в ближайшее время его точно не будет. Его точно не будет в ближайшее время. Дотронувшись до оттянутого телефоном кармана, я опустила голову, но телефон решила не доставать.
   – Чипс, домой! – выхватив палку изо рта собаки, я прицепила к ошейнику поводок и повела Чипса, явно разочарованного, домой.

   ***

   Утро. Полное новых дел, суетливое бесконечно утро. Встав с постели, торопливо ее застелил, спешно ушел на кухню, чтобы поставить кофе, и сразу же сел за компьютер. Сегодня дел столько, что вряд ли найдется время на то, чтобы даже пару минут передохнуть. Почта была завалена письмами, на сайте красовалась целая куча уведомлений. Нужно разгрести резюме. Этот не подходит, у этого идиотское лицо, этот не говорит по-английски, этот слишком полный, этот еще совсем ребенок.
   – Черт вас всех подери! – воскликнул Орхан, осознав, что среди десятков резюме опять вряд ли найдется хотя бы пара кандидатов, на которых можно было бы потратить свое время. Отбросив от злости какую-то книжку, которая лежала поверх остального хлама, он вернулся на кухню, налил себе горячего кофе и сел за стол, чтобы проверить расписание на сегодня.
   Встретиться с директорами нового отеля, который открывается в этом сезоне, может они наконец-то смогут сделать нормальное ценовое предложение. Пролистать учебник по английскому языку, отвезти документы в налоговую, сделать несколько новых запросов в самую успешную интертейнмент компанию в Анталии, позвонить сыну… в этих мыслях он начал рыться в столе в поисках телефона. Он вчера столько звонил ночью, что пришлось его затолкать как можно глубже. Его адское жужжание начало раздражать уже после десятого звонка в четыре часа утра. А Орхан принципиально не встает с кровати ради звонящего ночью телефона. Он и так последние несколько лет плохо спит. Совершенно не смущает его телефон, потому что осталось совсем немного людей, которые могут ему звонить в четыре утра. С Настей они порвали год назад, и она до сих пор не желала налаживать контакт снова, тем более что он на нее нехило наорал в тот день. Да и он не стремился. Сын? Сын сам в этот момент дрыхнет, как сурок. Бывшая жена не звонит ему даже по важным вопросам в такое время. Собственно, был лишь один человек, который мог в это время так настойчиво звонить. Это была Энн.
   Достав телефон из-под кипы бумаг и разного ненужного мусора, Орхан одним движением удалил с экрана оповещение о «четырнадцати пропущенных звонках» и, заблокировав экран, положил телефон в карман. Так, работа.
   Просмотрев еще несколько десятков резюме на известных ему онлайн-биржах, он позвонил нескольким кандидатам и назначил собеседования на следующий день. Тут же записал себе это в планер на телефоне с пометкой «не забыть».
   – Чертов хлам! – выругался Орхан, в который раз смахнув со стола целую стопку каких-то старых бумаг. В попытке совладать с собой и настроиться на рабочий лад, он начал ходить по комнате и собирать мусор, который лежал уже больше двух недель и, признанный ненужным, уже точно подлежал утилизации. Старые бумаги, разваливающиеся брошюры разных курортных отелей поблизости, какие-то скомканные фантики и упаковки от всевозможных снеков, недоеденные корки от пиццы, банки из-под газировки, пустые бутылки. Собрав почти все и наполнив целых три огромных мусорных пакета, Орхан надел уличные ботинки, накинул ветровку и, взяв ключи от машины, вышел из дома.
   На улице было тепло, даже слишком. Для конца октября погода стояла на удивление летняя. Он сел в машину и поехал в сторону города. Вокруг все уже суетились и бегали по улицам, как заведенные, каждый по своим делам. Это была особенность менталитета. До самого позднего часа, почти до утра и по новой с рассветом люди в Анталии работали. Почти все в этом городе были заняты утомляющей и изнуряющей работой в две или три смены, по совместительству на нескольких работах или занимались своим бизнесом, что отнимало еще больше времени почти круглые сутки. Из-за бесконечного потока туристов, никто не сидел на месте – приходилось придумывать все новые степени трудолюбия, чтобы оставаться на плаву, чтобы не погореть на фоне молодых и амбициозных ребят, только что закончивших свое обучение и стремящихся заработать как можно больше денег для себя и своей семьи. Многие, кто хотел легких денег, пытался открыть ресторан или салон красоты. Однако в суровой реальности такие молодые салоны работали себе в убыток. За мыслями о бизнесе, Орхан проехал мимо улицы, на которой когда-то они с Настей хотели открыть свой салон. Она мечтала переехать сюда, чтобы строить семью и заодно заниматься любимым делом. Тогда, в то время Орхан был совершенно уверен, что бросит работу в отеле и поможет ей организовать свою парикмахерскую. Но она упорно не хотела понять, что чтобы сделать это, нужно так же не покладая рук работать, нужно выучить язык, а то и не один, чтобы обслуживать местных и туристов. В этой стране, наполненной туризмом, если не знаешь как минимум два иностранных языка помимо своего, считай, что ты уже много проигрываешь почти половине молодого населения. Но в этом вопросе они не смогли найти компромисс. Она привыкла к простой жизни, упорно того не понимая. И ей по-прежнему, точно малому ребенку казалось, будто деньги в этом мире падают откуда-то с небес. А жизнь здесь была совсем не такая, как у нее на Родине.
   Орхан часто думал о том, сколько возможностей у него было бы, привлеки он Энн к своей работе. Она могла успешно говорить на самых разных языках мира и общаться со всеми вокруг с такой легкостью, с какой она привыкла общаться с друзьями. Она была общительна, улыбчива, очень приветлива к незнакомым, и все это было частью ее характера, хотя многие воспитывают в себе этот навык специально для работы. Она обладала почти теми же навыками, что и он – притворяться, когда это было нужно, натягивать на лицо улыбку, даже когда внутри все горело пожаром самых разных эмоций. А главное, она была разносторонней. Слишком разносторонней. Она перепробовала в жизни уже столько всего и во всем преуспела, что с ней каждый день можно было говорить о чем-то новом. Впрочем, это уже были личные мысли. Он знал, что она его ждет. Но не собирался перезванивать. В одночасье он просто вычеркнул ее из своей жизни, потому что все зашло слишком далеко. Он никогда не хотел причинять ей боль, но иногда ему приходится играть злого дядю, ради ее же блага. С чего она вообще взяла, что жить с человеком, вдвое старше, это так весело? Весело, когда она станет настоящей взрослой женщиной, а ему уже стукнет полвека. «Черт, и зачем эта девчонка вечно хочет испортить себе жизнь?» – пронеслось в голове.
   – Куда ты прешь?! – заорал он на водителя в соседнем ряду, который только что чуть не подрезал его, – разуй глаза, ты не в своей деревне едешь! – открыв окно и яростно жестикулируя, Орхан выкрикнул пару оскорбительных слов и, чуть не проскочив свой поворот, сбавил темп.
   В городе он заехал в налоговую, по дороге в отель, чтобы не возвращаться к этому позднее, и оставил там необходимые документы. Тем более что вечером ему еще придется ехать в магазин, так как дома было абсолютно нечего есть. Потом он двинул в отель, в котором проходила встреча по поводу следующего сезона. Отели в этом году были один шикарнее другого – открылись новые сети, новые гранд-отели, большие махины, по которым и не скажешь, что один из них через год уже пойдет трещинами и закроется, а другой, ничем не примечательный, простоит еще с десяток лет, постепенно поднимая цену до самой невообразимой. Встречи же с их руководством были похожи одна на другую. Всегда одно и то же:
   – Мы с уверенностью смотрим в будущее, отель будет чем-то совершенно уникальным. Здесь будет только богатый контингент, преимущественно европейцы, – говорили они, совершенно не предвидя, что как только сезон начнется и по Европе их бронь не раскупится, они будут вынуждены отдавать половину своих номеров русским турагентствам, да еще и в два раза дешевле, чем для жителей Европы. Орхан сидел, практически безмолвно, лишь изредка отвечая на задаваемые вопросы и удрученно вздыхая и размышляя о жизни, не вслушиваясь в слова собеседников. Каждый год одно и то же. Каждый день похож на предыдущий. По какому-то невиданному, но давно прописанному сценарию, прошли последние десять лет. И вот ему уже не тридцать, а целых сорок лет, за сорок. Среди всего этого многообразия попадались только редкие светлые моменты. Настя была солнечным пятном на его биографии… и Энн. Энн была словно фейерверк. Он никогда не думал, что такие люди бывают. Новые эмоции, новый опыт, новое все – как будто цель всей ее жизни было сделать каждый свой день не похожим на предыдущий. И каждый его день не похожим на предыдущий. Иногда она безумно раздражала. Раздражала своей настойчивостью в том, чего она хочет. Раздражала своим упорством и упрямством. И в те моменты, когда ее упрямство пересиливало его голос разума, ему приходилось делать что-то, что сбавило бы ее обороты. Он знал, что она всякий раз на него обижалась. Но он не был готов к очередным серьезным отношениям. Он не был готов, что такая яркая и неугомонная особа может стухнуть здесь, с ним. Он не хотел этого и не мог этого допустить. Поэтому в какой-то момент оборвать всю связь стало единственным возможным решением. И надеялся, что Энн наконец оскорбилась достаточно для того, чтобы забыть о нем и вести себе свою увлекательную жизнь дальше.
   Завершив совершенно непродуктивную и скучную встречу с напыщенными индюками из отельного бизнеса, Орхан не стал далеко ездить и пообедал прямо в городе, зайдя в одну из городских забегаловок. Перекусив на ходу и ответив на несколько телефонных звонков, он отменил одно из завтрашних собеседований и поехал дальше по своим делам. В суете и повседневных заботах прошел весь день, он ездил с места на место и решал рабочие вопросы, не поднимая головы. Когда начало темнеть, он развернулся в сторону от отелей к своему дому. Заехав по дороге в продуктовый магазин и взяв пару упаковок замороженной еды, он вернулся в свою берлогу.
   Приготовив в микроволновке замороженные макароны с сыром, он начал рыться в кухонных шкафах – где-то там у него лежала старая бутылочка с виноградной водкой. Сегодня ему как никогда хотелось выпить. Достав рюмку из ящика, он налил половину и тут же ее опрокинул. Налив еще и достав из микроволновки макароны, он сел на диван и включил телевизор. Прощелкав множество каналов, он остановился на турецком сериале и приступил к ужину. Дотянувшись до бутылки на столе, он поставил ее рядом с собой. Сегодня настроение было ни к черту. И даже любимый сериал, который он смотрел почти каждый день, сегодня начинал раздражать. Выпив еще рюмку ракии, он моментально вновь ее наполнил. Макароны были невкусные, но сегодня у него совершенно не было настроения готовить привычный домашний ужин. Последнее время у него все время не хватает на это сил. Иногда он вообще забывал о трапезе и работал до поздней ночи, укладываясь спать на голодный желудок. Еще рюмка. Когда в голове начало гудеть, он выключил телевизор и, выкинув остатки совершенно невкусных макарон, пошел за свой рабочий стол.
   Пролистав страницы в социальных сетях и просмотрев почту, он откинулся на спинке стула и вздохнул, закрыв лицо руками. Медленно открыв ящик стола, он поднял пару бумаг и взял лежавшим там белый конверт. Оттуда он достал приглашение и положил его перед собой.

   «Мы, Энн и Александр приглашаем вас на свою свадьбу, которая состоится 25 октября. Адрес и время начала вы найдете на обороте»

   Эта свадьба. Он не хотел утруждать себя поездкой на это мероприятие. Он не хотел видеть этого Александра, не хотел видеть, как он женится на Энн. Не хотел быть частью этого и вылезать из своей берлоги, чтобы в очередной раз удостовериться в том, насколько его жизнь не удалась. Не хотел быть там, где ему невольно напомнят о том, сколько разных ошибок в жизни он когда-то сделал. Не хотел быть там, где ему придется улыбаться людям, которым он улыбаться не хочет. Не хотел быть там, где он опять, сам того не желая, наверняка обидит Энн. Но понимал, что не приехать туда значит обидеть ее еще больше. Она приехала пару месяцев назад сюда, чтобы отдать это приглашение. И они провели вместе потрясающие несколько дней. Да, она уже тогда готовилась к свадьбе, но ему было неважно – он об этом не думал. Они просто провели время вместе, он показал ей, наконец, его родной город, спустя столько лет. Он отвел ее в кофейню его лучшего друга, где она попробовала, скорее всего, лучшие круассаны в ее жизни. Более того, она искала свадебное платье. И он помог ей его найти именно здесь. Она уехала домой счастливая, с блестящими от радости глазами. Именно такой он и хотел ее запомнить, перед тем, как оборвет с ней любую связь. Отправить ее в новую жизнь лучше без мысли о нем. Но, сколько бы это ни длилось, она всегда каким-то образом возвращалась в его жизнь. Сколько он ни пытался от нее отгородиться, она всегда появлялась в самый нелегкий час в его жизни – когда чья-то поддержка была ему просто необходима. Эта девочка умудрялась всякий раз, словно знаком с небес прийти тогда, когда была нужна больше всего. За это он был всегда ей несказанно благодарен.
   И за это он должен был отплатить ей сейчас той же монетой, что и она. Сделать ее жизнь чуточку проще, перестав быть её частью.
   Но чем дольше он об этом думал, тем больше ему хотелось поехать туда просто для того, чтобы увидеть ее еще один, последний раз. В этом великолепном платье, легком и блестящем, как она сама. Походив немного по комнате, про себя еще раз проговорив, почему он не может поехать, Орхан открыл сайт с авиабилетами и, посмотрев на него несколько секунд, закрыл. Выключив компьютер, он отправился спать.

   ***

   Оправившись после прошедших нескольких пьяных дней, я, наконец, привела все свои дела и свою подготовку к свадьбе в порядок. Алекс наконец вернулся из своей внезапной командировки и перестал меня нервировать своим отсутствием прямо накануне свадьбы. За пару дней до свадьбы мы уже оба были свободны от работы и ходили по магазинам в поисках одежды для нашего медового месяца. Мы долго спорили на тему покупки нового чемодана, в итоге я решила доверить это Алексу, а сама смылась в магазины женской одежды. Пока я ходила между стеллажей, зазвонил телефон. Это была Натали, она как всегда хотела мне напомнить, чтобы я не напивалась накануне, хотя сделала это уже раз двадцать за последние два дня.
   – Энн, у меня для тебя новость, только ты, пожалуйста, не нервничай… – начала она сразу, без особого приветствия. Я улыбнулась и про себя подумала: «Никакие новости меня уже не выведут из себя, у меня ведь свадьба через два дня»
   – Ой, да перестань… что такое опять стряслось? – спросила я с придыханием.
   – Я его видела. Только что, – она резко замолчала, как будто на этих словах я должна была тут же вскрикнуть, все бросить или на крайний случай упасть в обморок.
   – Эмм… – промычала я в трубку и продолжила перебирать висящие на вешалке блейзеры. – Ты о чем? Кого ты видела?
   – Риччи! – из рук выпали вешалки с одеждой, которую я набрала в примерочную, лицо залилось краской, голова начала пульсировать.
   – Ты наверное обозналась, – попыталась пробормотать я почти дрожащим голосом. Взяв себя в руки и сделав вдох-выдох, я уже более спокойным голосом продолжила. – Его нет в городе, он не ответил мне ни на одно сообщение или звонок, он просто решил забить на мою свадьбу. Так что я уверена на все сто процентов, что ты обозналась, дорогая.
   – Да нет, ты не понимаешь. Я столкнулась с ним на улице! – почти прокричала Натали.
   – Я понимаю, ты это уже сказала, – я пыталась перебить ее голос, не вникая в суть того, что она говорит. Ведь совершенно очевидно, что это было невозможно.
   – Да нет же, послушай! – гаркнула она, наконец, так, что я на секунду лишилась дара речи. – Я шла по бульвару, когда у меня зазвонил телефон. Я начала рыться в сумке, опустила голову, но продолжала на автомате идти вперед. Так вот, я влетела какому-то мужику в грудь, у меня сумка из рук вылетела и, только когда он извинился по-английски, я посмотрела на него. Он помог мне собрать вещи, но это точно был он. Я же знаю, как он выглядит, с твоих постоянных рассказов о нем и попоек с просмотром фотографий и видео, когда тебе совсем грустно, я запомнила его лицо и голос почти до деталей, – голова все больше пульсировала. Нет, это невозможно, он бы позвонил.
   – Нет! – решительно воскликнула я и добавила: – Вообще-то, я видела его страницу в соцсетях сегодня и там стояла геолокация. Он у себя дома, – соврала я, чтобы Нат не продолжала этот разговор. Та замолчала на пару секунд, пытаясь подобрать очередной контраргумент, но у нее не вышло, и она плюнула на эту затею:
   – Говорю тебе, это был его точный близнец. Клон! Ладно, я побегу, но ты все-таки подумай, может и правда… – она не договорила и повесила трубку, явно заплутав в собственных мыслях на эту тему. А я стояла еще какое-то время без движения, пытаясь понять, что мне делать и как дальше быть, чтобы опять не переклинило голову. Что ж, раз он не желал со мной разговаривать и оборвал все связи, то я сделаю так же. Набрав номер телефона своего оператора, я уверенным голосом сообщила:
   – Я бы хотела добавить два номера в черный список. А можно иностранный номер добавить в этот список?
   – Да, конечно, – бодрым голосом ответила девушка на том конце провода. – Продиктуйте, пожалуйста, оба номера, которые вы бы хотели добавить в черный список.
   Я наизусть продиктовала его турецкий и его российский номер, который он использовал, когда приезжал сюда. Все, теперь точно все. Он не справится без моей помощи и навигации в Москве, а если он до меня не дозвонится, то все, что ему останется делать – это лететь обратно к себе домой. А я спокойно выйду замуж, больше не думая ни о ком и ни о чем, кроме моего Алекса.
   Тот с довольным лицом вышел из магазина чемоданов и, вскинув в победном жесте руку, показал мне на купленный им чемодан. Я невольно улыбнулась через стекло витрины – он купил тот рыжий, на который так долго пыталась его уговорить я. Я же по-прежнему стояла, окруженная кучей упавшей из рук одежды, с красными щеками и пульсирующей головой. Меньше всего я сейчас хотела нервничать из-за такой ерунды. Поэтому подобрав одежду и беспорядочно повесив ее обратно, я вышла из магазина, так ничего и не купив.
   – Алекс, пошли пообедаем, я тебя умоляю, – я взяла его под руку. Я хотела выпить вина, поесть и продолжить заниматься приятной суетой накануне счастливейшего дня в своей жизни.

   ***

   В тот самый день, Орхан суетился со своими рабочими делами. Телефон буквально разрывался после того, как накануне он опубликовал на сайте еще одну вакансию для анимационной команды. Сколько бесполезных резюме он уже просмотрел в почте, ровно столько же звонков от необразованных и глуповатых идиотов, ищущих легкие деньги, он получил сегодня утром. Почти все свободное время до обеда ушло на разборки с будущим начальством и объяснения, почему его все еще нет в отеле. Разговаривая по телефону и попутно натягивая свитер поверх рубашки, Орхан выглянул в окно, чтобы удостовериться в хорошей погоде. Звонок по второй линии и он быстро попрощался с директором, чтобы ответить.
   – Ваша машина подъехала, – отчеканила девочка оператор.
   – Да, спасибо, – с легкостью бросил Орхан и, схватив в последний момент ключи, документы и кошелек, выбежал из дома. Здесь он уже снимал квартиру пару лет назад, и в этот раз не было никаких сложностей договориться с хозяевами пустить его за символическую плату на одни сутки.
   Он не знал, куда едет и зачем. И не был уверен, что после всего Энн будет так же рада его видеть, как он ее. Возможно, она даже пожалеет, что когда-то отдала ему это приглашение. Пожалеет, что он все-таки смог приехать и попасть на ее свадьбу. Пожалеет, что в этот важный для нее день, она снова будет думать о чем-то другом, путаться в мыслях, стесняться и нервничать совсем не по тому поводу, по которому бы сегодня стоило. В любом случае, его таксист знал пункт назначения, и даже если Орхан в последний момент передумает участвовать в этом во всем, у него вряд ли хватит знаний русского языка, для того, чтобы это объяснить. По его подсчетам, сама регистрация уже закончилась и сейчас, судя по расписанию, данному в приглашении, все едут в сторону большого банкетного зала, где и будет проходить основной праздник. Туда направлялся и он.
   Однако по приезде смелости у него поубавилось. И, прежде чем выйти из такси, он осмотрел стоявшие на парковке машины. Судя по всему, все уже были здесь. И меньше всего ему хотелось заявиться в самый разгар праздника, чтобы все взгляды гостей и участников празднества устремились на него. Поэтому он попросил таксиста за дополнительные деньги сделать круг по центру города и высадить его чуть подальше – он хотел прогуляться и потянуть время своего прибытия. Объяснив это самому себе какими-то странными понятиями об этикете и «неудобствах», он погулял, посидел в кафе, снова погулял и, лишь тогда, когда желание уехать обратно и забиться снова в свой вакуум начало перевешивать, он направился в сторону зала.

   Его легко пустили по приглашению. Внутри гремела музыка, а коридор был завешен картинами. Подойдя к одной из них, он узнал ее подпись. Это были ее картины. Они украшали сегодня праздничный зал. Он еще никогда вживую не видел ее работ, но знал из интернета, что она стала невероятно популярной художницей. Он был подписан на нее в поисковиках – когда в интернете выходила новая публикация о ней, ему приходило уведомление на почту и он тут же, при первой же возможности, просматривал ее. Не всегда он понимал ее содержание, но фотографии ему всегда очень нравились. На ней Энн светилась от счастья. Сразу было видно, что она в своей стихии – это творчество не только помогало ей самореализовываться, но и вызывало живой отклик у публики. А это зажигало в Энн бесконечно солнечную улыбку и детский трепет в по-детски ярких глазах. И эти публикации Орхан всеми силами старался поймать не для того, чтобы увидеть ее картины, но для того, чтобы увидеть саму Энн, такой счастливой, какой он ее еще никогда не видел. И сюда он приехал за тем же. Но ее работы действительно вызывали сильные эмоции. Столько цвета, столько контраста, что кажется, будто это и не краски вовсе, а изображение на жидкокристаллическом экране. При этом своей яркостью они не резали глаз, скорее наоборот, пробуждали воображение и то, словно во сне, начинало дорисовывать какие-то свои уникальные образы, невиданные и диковинные, как будто именно их Энн и задумала, но нарисовала где-то там – за гранью, за рамкой, за границами своей работы.
   Осмотрев внимательно все картины, висевшие в коридоре, Орхан приоткрыл дверь в зал, заглянув в щелку. Удостоверившись, что в зале полным-полно народу и все танцуют, он уверенно вошел, постаравшись как можно быстрее при этом смешаться с толпой.
   Боже, до чего же она была красивой в этом платье. Волшебная, чарующая Энн танцевала, совершенно не обращая ни на что внимания. Беззаботная улыбка сияла на ее лице, огненно-рыжие непослушные волосы сегодня были аккуратно убраны в хвост и завиты в локоны. В белом платье, струящемся по ее телу, словно легкая туманная дымка, она была похожа на сказочную королеву.
   – Принцесса хлопкового замка… – прошептал Орхан и улыбнулся. Она обычно морщила носик, когда он ее так называл, и качала головой. Но сегодня она действительно походила на эту сказочную принцессу. Белоснежная кожа играла румянцем на фоне сверкающего белого, цвета чистоты, платья. Посмотрев на нее и ее жениха, в какой-то момент, Орхан почувствовал, как внутри все закипает. К голове прилила кровь, начало пульсировать в висках. На мгновение он хотел ударить себя за то, что когда-то не приложил всех усилий для того, чтобы оказаться сейчас на его месте. Но злость на себя и неожиданное чувство неприязни скрылось в недрах разума так же быстро, как и появилось. Сегодня он здесь был не для того, чтобы жалеть себя, а для того, чтобы насладиться моментом.
   Здесь были все ее друзья. Не всех он знал в лицо, но с большинством был как будто знаком, по рассказам Энн. По бесконечным разговорам о людях, о том, какие люди ее окружают и какие окружают его. Ему будет не хватать этих разговоров. Только они спасали его вечерами от нервов, накопившихся за целый рабочий день. Когда вечером он оставался один на один с этой девчушкой, весь стресс и весь негатив исчезали сами собой. Она, словно ребенок, забирала все отрицательные эмоции и, как оказалось, пропускала их через себя. Именно поэтому она была всегда такой взволнованной, взвинченной. Именно поэтому, как оказалось, она ничего не ела всякий раз, когда находилась рядом с ним. Именно поэтому она легко выходила из всех стрессовых ситуаций – она сама была как комок нервов, наматывала их все больше, с легкостью, и взрывалась тогда, когда их накапливалось слишком много. Она так переживала, так волновалась только потому, что любила его. И он это знал. И поэтому не мог позволить себе подойти к ней еще один, последний раз. Чтобы она жила своей жизнью, чтобы больше не думала о нем, чтобы больше ни секунду не тратила на него, старика, который прожил свою жизнь ровно так, как захотел, разочаровывая тех, кто ему был близок, лишь во благо собственным желаниям и планам. Сейчас она была совершенно не похожа на ту Энн, которую он привык видеть. Все заботы на себя взял он – тот, кто танцевал возле нее. А она была расслаблена, даже скорее умиротворена. Со стороны казалось, что она нашла то безграничное, бесконечное счастье, недоступное и непонятное большинству людей. И радовалась, как дитя, словно весь мир вокруг вдруг окрасился в столь же яркие краски, как на ее картинах.
   Он знал, что видит Энн в последний раз. И хотел запомнить ее именно такой – блистательной, счастливой, очарованной, влюбленной и спокойной. Ведь рядом с ней был человек, на которого она, очевидно, могла положиться. И которому могла доверить свою жизнь.
   Не тот, кто подвел ее не раз, и еще не раз подведет. Не тот, кто вызывает самые сильные чувства неприязни, перекрывающие любую симпатию и уважение. Не тот, кто был рядом лишь тогда, когда сам этого хотел и пропадал тогда, когда был нужен. Не тот, кто потерял к себе всякое самоуважение лишь потому, что не может переступить через собственную гордость ради той, кто ему действительно был дорог. Не тот, кто как школьник не способен пойти на отчаянный шаг ради любви. Не тот, кто привык к своей скорлупе и не желает из нее вылезать, хотя всем советует обратное. Не тот, кто завязан на своей работе только потому, что не может выйти из собственной зоны комфорта.
   Посмотрев на прекрасную невесту еще раз, Орхан окинул взглядом Александра. Правда почувствовав, как злость вновь закипает внутри, не стал останавливать на нем свое внимание и как можно скорее перевел взгляд вновь на Энн. Та заулыбалась своему мужу и что-то шепнула ему на ухо. Он кивнул и пошел в сторону бара. Чтобы избежать внимания Энн, Орхан сделал ловкое движение в сторону стены и аккуратно за танцующими гостями и столами прошел также в сторону бара. Увидев, как Александр сел за стойку и попросил бармена налить два бокала шампанского, он сделал вдох-выход и решительно подошел. Слегка кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Александр повернулся и, широко улыбнувшись, похлопал Орхана по плечу:
   – Ну что, как праздник? Все нравится? – он явно не знал, с кем говорит, но был настроен отвечать так всем незнакомым гостям, а таких тут, в огромной толпе людей, было не мало. Беззаботно улыбаясь и отстукивая ногой ритм игравшей на танцполе музыки, он вопросительно поднял бровь, ожидая хоть какой-то реакции от молчаливого собеседника.
   – Ты… – запнулся Орхан, вспоминая заученную накануне фразу на русском языке, – заботься о ней, пожалуйста. Она самая особенная девушка на свете… – Александр слегка опешил, но среагировал:
   – Да, конечно… – затем сощурился и присмотрелся к странному гостю, говорящему с акцентом. Но Орхан не стал продолжать разговор и, резко развернувшись, так же спешно, по стенке, ушел из зала, не оборачиваясь.

   Эпилог

   Утром забот был полон рот. Побросав оставшиеся вещи в чемодан, Энн и Александр собирались ехать в аэропорт. У них еще оставалось время, чтобы выпить заветную чашечку кофе. Он не знал, как ей удавалось так прекрасно выглядеть после бессонной ночи и пьянства накануне, но сегодня она и правда казалась ему самой особенной девушкой на свете. Произнеся это про себя, он налил своей новоиспеченной жене крепкого кофе и заговорил:
   – Кстати, я совсем тебе в суете забыл сказать, – он отпил из своего стакана и посмотрел, как Энн сладко зевает, обхватив горячую кружку двумя руками. – Я же не всех гостей знаю, но большинство я вчера все-таки запомнил, там были твои галеристы, твои друзья, знакомые, родственники, друзья родственников и так далее… – Энн рукой показала ему, чтобы он скорее переходил к сути дела, потому что она начинала терять суть повествования. – Короче, там был один странный… я даже не знаю, кто это был вообще. Он говорил так… странно… – Энн замерла и изменилась в лице. Зрачки сузились и руки задрожали, она затаила дыхание и внимательно посмотрела на своего мужа, в ожидании того, что он дальше скажет.
   Александр посмотрел на Энн, которая в одно мгновение вдруг из спящей красавицы превратилась в забитое несчастное существо, словно комок нервов, и не стал продолжать, попытавшись как можно естественнее соврать: – По-моему твой дядюшка слишком много выпил и стал похож на гремлина в какой-то момент… Серьезно, он даже говорил, как гремлин, я даже понять не мог толком, что он говорит.
   Энн выдохнула и беззаботно улыбнулась, как будто это не она только что чуть не выронила кружку с горячим кофе, побледнела и чуть ли не слилась по цвету с белой кухонной стеной. Отпив кофе и махнув рукой, она пробормотала что-то вроде «С ним это бывает». Выглянув в окно и внимательно осмотрев всех остановившихся прохожих, она села обратно и, постаравшись не думать о том, о чем не хотелось, бросила в чемодан свой дневник, хранивший все ее тайны, слова, людей, которых она знала, людей, которых она потеряла, и его – того, кто никогда не покажется ей больше на глаза. И все-таки, ей было жаль, что она не могла познакомить их с Александром и показаться ему в своем свадебном платье, которое они так заботливо вместе подобрали в трабзонском магазине его школьного друга. Было жаль, что в этот самый счастливый день в ее жизни она не могла поделиться этими эмоциями с тем, кто когда-то научил ее любить.

«Я не твоя и ты не мой…»

     Я не твоя и ты не мой.
     Друг-друга знаем много лет.
     Играем в странную игру —
     «Беги-беги, я догоню».
     И в чем же смысл, и в чем же суть?
     Люби, опомнись и забудь.
     Но сердце шепчет на ходу:
     «Беги-беги, я догоню».
     Не быть нам вместе никогда.
     С тобой лишь слезы, боль, беда.
     Зачем же я тебе пишу:
     «Беги-беги, я догоню?»
     Страсть, ненависть, любовь, запрет…
     Все это было, разве нет?
     В слезах кричала: «Ухожу!».
     В ответ – «Беги, я догоню».
     Как разорвать порочный круг?
     Ведь я твой друг и ты мой друг.
     Как бросить вечную игру
     «Беги-беги, я догоню»?
     С другими проживем мы век,
     С другими создадим семью.
     Но все равно кричим мы вслед:
     «Беги-беги, я догоню!»
     Проходит много-много лет.
     Мне говорят, что тебя нет.
     В последний путь я прошепчу:
     «Ты убежал, не догоню…»

Лина Аваева
специально для «Беги-беги, я догоню»

Беги-беги, я догоню Анна Роддик