   Дюжина фронтовых эпизодов разведчика
   По воспоминаниям фронтового разведчика
   Сергей Николаевич Тулупов

Эпизод 1-й. Предсказание за котелок каши

   Эхо победного разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в декабре 1941-го года через газетные пропагандистские статьи, сводки информбюро из динамиков в центральной усадьбе одного из совхозов Мордовии вперемежку с многочисленными слухами плавно перевалило в 1942-й год и постепенно начало затихать.
   Радостные новости с фронтов всё чаще сменялись тревожным ожиданием новых неудач и поражений. За короткий срок люди научились читать между строк и разбираться в тональности выступлений дикторов радио.
   Череда безрадостных событий последовала и в семье восемнадцатилетнего Николая. В январе умерла давно болеющая мать, Анна Андреевна, а в марте ушёл на фронт отец, Александр Гаврилович.

   – Судя по всему, война будет долгая. Наверное, больше не свидимся, – на прощание сказал выходец из Принаровья, чьи предки веками жили между Чудским озером и Финским заливом на правом берегу старинной русской реки Нарова. Последнее письмо-треугольник пришло от отца в конце апреля из госпиталя в городе Рязани, а больше вестей не было.

   Дальнейшая судьба ещё одного из рядовых второй мировой войны осталась неизвестной, то ли погиб, то ли пропал без вести в кровавом хаосе весны и лета 1942-го года ….

   В начале июня Коля, недавно ставший заведующим фермой в большом и беспокойном хозяйстве-филиале совхоза, со стадом в четыреста коров, десятками лошадей, с обширными пахотными землями и собственным зернохранилищем, получил телефонограмму явиться на призывной пункт. Две недели на сдачу дел по просьбе директора совхоза и 22 июня 1942-го года, в годовщину начала Великой и Отечественной войны, Красная армия пополнилась ещё одним доблестным бойцом.
   Призывник Николай, родившийся и проживший до марта 1938-го года в буржуазной Эстонии, отправился защищать свою новую родину Советский Союз, где уже успел отбыть трёхлетний тюремный и лагерный срок за незаконный переход границы в четырнадцатилетнем возрасте, а также поработать на строительстве светлого будущего в сельском хозяйстве.

   Жалко было расставаться с мирной жизнью, налаженной работой на ферме и с приветливыми и работящими сельчанами и молоденькими сельчанками.
   Повезло, что сестрёнку Тамару тринадцати лет, оставшуюся одной удалось удачно пристроить в няньках у заведующего общественной столовой, а точнее пунктом кормления сельхозрабочих, в основном женщин всех возрастов.
   А дальше всё закрутилось как в полусне. Призывной пункт в райцентре Кочкурово, большой плакат с суровой женщиной на стене: «РОДИНА-МАТЬ ЗОВЁТ»!
   Затем последовали маршевая рота и фронт….

   Где-то недалеко от передовой линии окопов тёплым летним днём группа проголодавшихся солдат в берёзовой роще рядом с полевой кухней молча, лишь постукивая ложками, из солдатских котелков уминали кашу.
   Чуть в стороне молодая простоволосая цыганка с медным крестиком на шее, чудом выжившая в фашистской оккупации и непонятно как оказавшаяся на нашей стороне, грудью кормила младенца, сидя на толстой срубленной берёзе.
   Такая пасторальная картина с кормящей мадонной войны предстала перед сытым и в отличном настроении бравым красноармейцем Колей, возвращающимся из штаба, куда его вызывал комсорг батальона.

   После подробной беседы молодой активист предложил подать заявление о вступлении в ряды Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи – ведь «завтра в бой», а затем накормил будущего комсомольца, как говорится, «от пуза», картошкой с тушёнкой и напоил крепким чаем с сахаром.
   Получив одним из последних полный котелок жирной гречневой каши от приветливого повара, красноармеец Николай отошёл в сторонку, привычно достав из-за голенища сапога ложку, но после сытной трапезы в штабе батальона есть, не захотелось.

   Оглядевшись вокруг, будущий комсомолец вновь остановил взгляд на молодой матери – цыганке, закончившей кормить ребёнка и заворачивающей его в какое-то тряпьё. Больше не раздумывая, Коля убрал ложку за голенище сапога, подошёл к ней и без слов поставил котелок с кашей рядом.
   Цыганка благодарно кивнула и, не выпуская свёрток с дитём из рук, откуда-то из складок одежды извлекла ложку, ловко обтёрла о подол юбки и быстро и судорожно стала поглощать теплую кашу.
   Насытившись, чёрноглазая женщина, аккуратно положила спящего младенца в тень, прикрыв личико платочком от мух. Затем отнесла котелок бойцу Николаю и ещё раз поблагодарила, предложив погадать по руке.

   – Не бойся, дорогой. Ты человек добрый. Если что плохое увижу – ничего не скажу, а может, кто ещё хочет судьбу свою узнать, – спросила цыганская мадонна, обведя взглядом сидящих и стоящих вокруг бойцов, с интересом поглядывающих в их сторону. Желающих не оказалась.

   Делать нечего и будущий комсомолец, подбадриваемый сослуживцами, решился испытать судьбу, протянув правую руку ладонью вверх гадалке. Внимательно рассмотрев линии на ладони, цыганка на мгновение задумалась, а затем взяла и другую ладонь в свои руки и также тщательно изучила.

   – Живым всю войну пройдёшь, а если ранит, то не тяжело. Долгую жизнь проживёшь, два раза женат будешь, от второго брака двое детей будет, но большим человеком не станешь. Да и богатым не будешь, зато внуков и правнуков увидишь, – выдала прорицательница и добавила.
   – Вижу, ты не куришь, а если и от вина откажешься, то и рана лёгкой будет, – завершила своё гадание мадонна войны и направилась к ребёнку.

   – Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт! – глупо пошутил рыжий рябоватый боец, но цыганка так взглянула на него, что тот быстро ретировался за спины товарищей.

   В задумчивости от услышанного предсказания красноармеец Николай отправился к ручью, помыть котелок.
   Через час вся маршевая рота была направлена на передовую, а в ночной атаке после смехотворной артиллерийской подготовки почти целиком полегла, даже не добежав до траншей противника, а боец Коля остался жив и даже не был ранен, успев спрятаться за трупами погибших товарищей. Предсказание молодой цыганки начало сбываться.

   Больше того рыжего шутника Николай не встречал, да и остальных бойцов из взвода, присутствовавших на том гадании, почти никого. Остатки маршевой роты, да и всего батальона были направлены на переформирование под город Муром.
   Вскоре красноармеец Коля стал комсомольцем и командиром-наставником отделения из прибывшего пополнения. Курить так и не начал, обменивая табак и сигареты на хлеб и сахар, а водку или спирт пока ни разу не выдавали, тем более в тылу.

   В конце июля боец Коля был вызван в штаб батальона. Получив необходимые документы и сухой паёк, был направлен своим ходом в соответствии с директивой Ставки верховного командования, как уроженец Эстонии в формируемую эстонскую дивизию за Урал, в учебные лагеря в семидесяти километрах под Челябинском, недалеко от городка Чебаркуль.

   Через неделю Николай добрался до места назначения, а на следующий день уже вместе с другими прибывшими фронтовиками из разных частей и госпиталей Красной армии стоял в одной сборной роте во главе с комиссаром Степановым перед «покупателями», сержантами и офицерами разных военных специальностей.

   Каждый из них поочерёдно выкрикивал: – Артиллеристы среди вас есть? Пулемётчики есть? Сапёры есть? Связисты есть? А повара имеются?
   Затем услышав положительные ответы, забирали своих бойцов по военным профессиям и уходили прочь. Двадцать минут и на плацу остался один красноармеец Коля.

   – Ну, что солдат, в разведчики пойдёшь служить? – поинтересовался комиссар Степанов.

   – Так точно товарищ комиссар! С удовольствием! – бодро ответил рядовой Коля, комсомолец и бывший командир-наставник отделения.

   Так красноармеец Коля попал в 328-ю отдельную мотострелковую разведывательную роту в отделение к земляку из Нарвы.

   Судьба или провидение перевернули очередную страничку военной биографии одного маленького солдата самой великой и кровавой войны в истории человеческой цивилизации.

Эпизод 2-й. И вестовой, и наблюдатель

   Больше двух недель Эстонский корпус передислоцировался из Подмосковья в район городков Торопца и Андреаполя в резерв Калининского фронта под непрерывными бомбёжками вражеской авиации, начиная от Калинина и западнее.
   Слабые надежды разведчиков из 328-й отдельной роты на кратковременный отдых перед боями не оправдался, ежедневная практическая учёба с привязкой к местности продолжилась.

   Марш-броски с полной боевой выкладкой, отработка приёмов рукопашного боя, умение стрелять из всех видов оружия, имеющегося в роте, маскировка на местности и скрытное наблюдение за противником по выявлению целей для артиллеристов – всё могло пригодиться для бойца дивизионной разведки, вплоть до умения метать ножи, без шума «взять языка» или обезвредить часового.
   Не щадил в полевой учёбе своих разведчиков опытный командир роты Александр Кельберг.

   В средине декабря передовые части Эстонского корпуса выдвинулись к линии Калининского фронта, готовые к наступлению.
   В очередной раз Николаю, солдату первого года службы немного повезло. То ли за его отличное зрение, почти дальнозоркость, то ли за умение быстро передвигаться на любой местности и хорошо ориентироваться в хитросплетениях траншей, блиндажей и прочих полевых сооружений и вовремя доставить донесение или пакет – в общем, снова парню подфартило.
   Попал молодой разведчик в непосредственное подчинение к старшему офицеру штаба дивизии или корпуса, а точнее разведчик Коля и сам не понял.

   – С завтрашнего дня отправляешься в соседнюю деревню. Будешь глазами, ушами и ногами полковника из штаба. Поговаривают, он ещё в первую мировую войну успел повоевать при царском режиме. Ты у нас парень шустрый, а он такого и просил, так что не подведи, – напутствовал его с вечера командир взвода.

   Старший офицер штаба располагался в небольшом деревенском доме и недалеко от местонахождения разведроты. Тщательно вытерев ноги, командированный разведчик вошёл в избу. Полковник сидел за столом, уткнувшись в полевую карту, делая какие-то пометки.
   Не успел Коля представиться своему новому начальнику, как тут же получил первое задание: доставить донесение в 779-й артиллерийский полк, а затем на передовую в 917-й полк. Получить от них обобщённые сведения от разведчиков-наблюдателей и как можно быстрее вернуться обратно.

   Через полтора часа, пробежав более десяти километров, теперь уже новоиспечённый вестовой, возвратился в знакомую штабную избу со сведениями с передовой.
   Закончив разговаривать по телефону, седоволосый, подтянутый ветеран-полковник тут же нанёс полученные данные на карту, а затем отправил шустрого вестового в 526-й зенитно-артиллерийский дивизион, а далее в штаб соседней дивизии корпуса.
   Заскочив по ходу маршрута в родную роту, Николай по-быстрому пообедал и договорился, чтобы не забыли на него оставить порцию, если ко времени ужина не удастся вернуться.
   На фронте с кормёжкой стало значительно лучше, чем в тылу, пока шло формирование частей будущего Эстонского корпуса, а разведку довольствием никогда не обижали.

   Череда похожих дней потянулись один за другим. К ставшим обычными обязанностям вестового, старший офицер штаба корпуса добавил отдельные поручения сначала по перепроверке сомнительных данных от наблюдателей из полков и батальонов.
   Убедившись в повышенной внимательности к мелочам и в отличном зрении вестового, полковник стал всё чаще давать конкретные задания по выявлению военно-полевых объектов противника: дотов, дзотов, штабных блиндажей и огневых точек на конкретных фронтовых участках стрелкового корпуса.
   Наверное, так было быстрее и эффективнее. Иногда за день вестовому-наблюдателю более полусотни километров приходилось набегать по местам дислокации частей корпуса и десятки метров исползать на животе по замёрзшей земле на передовой. Очень кстати оказался старинный немецкий бинокль, с мощным разрешением, полученный от полковника.

   Противостояние с немецкими войсками плавно перешло к активным боевым действиям. Началась затяжная и кровопролитная фронтовая операция по освобождению старинного русского города Великие Луки, превращённого фашистами в крепость, опоясанную сетью долговременных сооружений.
   Артиллерия и миномёты работали почти непрерывно с обеих сторон, и Николай как-то незаметно для себя почувствовал, что стал желанным гостем и в передовых частях, и на артиллеристских и миномётных батареях, успешно работающих по обнаруженным целям.
   Значит, очень нужна информация от его ветерана-полковника, с никак незапоминающейся эстонской и одновременно созвучной немецкому языку фамилией.
   Да и его воинский труд вестового-наблюдателя оказался необходим, особенно в сложной и изменчивой боевой обстановке.

   Тем временем полкам и батальонам Эстонского корпуса приходилось с огромными потерями отражать наступление немецких частей по деблокированию окружённого советскими войсками города-крепости, и почти одновременно вести наступательные бои с обороняющимися фашистами, засевшими в хорошо подготовленных, долговременных сооружениях на подступах к городу.

   Более двух недель пробыл разведчик Коля, родом из русскоязычной части буржуазной Эстонии, Принаровья в должности вестового-разведчика, всегда чётко и вовремя выполняя все задания полковника, но так и не успел понять, что за статус был у его нового шефа.
   Однажды, возвращаясь после выполнения очередного непростого задания, вместо привычной избы с мудрым военным ветераном-полковником он обнаружил груду разбросанных взрывом, догорающих и дымящихся брёвен. Отдавать донесение, ставшее в одночасье бесполезным и уже никому не нужным, было некому.
   Краткосрочная командировка закончилась – настала пора возвращаться в родную разведывательную роту….

   – Мне тут сообщили, что домик, где находился твой штабной полковник, со второго снаряда фашисты накрыли, первый перелетел, а второй – прямо в цель. Думаю не случайно, так как артобстрел после попадания сразу же прекратился, – выдал командир смешанного взвода разведки, состоящего из русских и эстонцев, после доклада бывшего вестового и наблюдателя, Николая о гибели ветерана двух войн.
   – Видно, сильно достал твой полковник фашистов своим военным профессионализмом, вот и позаботились о нём персонально. А ты не горюй сильно, а радуйся, что живым остался, а не накрыло вместе со штабистом. Иди, отсыпайся до завтрашнего дня, пока есть такая возможность. Там тебе и выпить немного спирта товарищи оставили – помянешь ветерана, – пожелал своему земляку взводный командир.

   Выслушав командира, Коля отправился в родной блиндаж, задумавшись о неожиданных превратностях судьбы на войне.

   – Наверное, сволочи, перебежчики из эстонцев, недовольных советской властью предали – указали немцам на дом, где располагался штабной офицер. Жалко старика, но раз такое внимание к нему, значит, сильно мы им досадили, – подумал молодой разведчик, которому совсем недавно исполнилось девятнадцать лет, а от советской власти и он успел пострадать.

   За незаконный переход границы со стороны Эстонской республики четырнадцатилетний подросток отбыл три года тюремного и лагерного срока в советской стране победившего социализма, но ненависти к новой родине и власти не испытывал.
   Спирт Николай пить не стал, раз и навсегда решивший для себя до конца войны не курить и не выпивать, помня предсказание молодой цыганки. Воевать с ясной головой получалось легче.

   – Вечером обменяю на сахар у ребят, – проговорил он тихим голосом, хотя в протопленном блиндаже никого не было, а погибшего полковника помянул крепким сладким чаем и от навалившейся усталости и напряжения последних дней незаметно заснул сидя на грубо сколоченных нарах с пустой дюралюминиевой кружкой в руке.

   До нового 1943 года оставалось почти две недели, до полного освобождения Великих Лук – месяц, а до конца войны ещё долгих два с половиной года.
   И только потом впереди ждала долгая мирная жизнь, в которой будет всё, что каждому отмеряно судьбой, и в маленькой Эстонии, и в такой бескрайней России, которые ещё предстояло освободить.

Эпизод 3-й. Вдвоём против дзота

   Где-то под Великими Луками в конце 1942 года. Людские потери в Эстонском корпусе в наступательной операции по освобождению города были чрезмерными. Шансов уцелеть в кровавой мясорубке почти не оставалось, и разведчик Коля обменялся с приятелем Мишей из своего отделения, крепким парнем чуть постарше, адресами близких родственников. Так, на всякий случай – всё больше вероятность, что родные получат весточку, а уж какого содержания, зависит от солдатского везения.

   В очередную атаку вместе с изрядно поредевшим батальоном недавних новобранцев командиру полка пришлось отправить несколько разведчиков, подвернувшихся под руку. Небольшую деревушку надо было захватить любой ценой к вечеру.
   Через десять минут атака захлебнулась, почти все полегли под пулемётным огнём на заснеженном поле, не пробежав и двухсот метров.

   Оказавшись на правом фланге, оба приятеля-разведчика инстинктивно за доли секунды успели рухнуть в грязный снег и уцелеть от надвигавшегося в их сторону смерча крупнокалиберных пуль, буквально пронёсшегося над головами. Разведчику Николаю пробило полу шинели и чуть зацепило ногу, а крепкий парень Михаил лежал, целёхонек и лишь матерился, всматриваясь в заснеженную спереди местность.

   – Ты, как там, цел? – поинтересовался он у Николая, чертыхаясь.

   – Кажется, немного ногу зацепило, но двигаться могу, – крикнул тот сослуживцу.

   Пулемёт замолк, кое-где раздавались слабые стоны, а те, кто пытался подняться, тотчас получали короткую очередь или несколько точных одиночных выстрелов со стороны противника. Раненых красноармейцев, пытающихся отползти, ждала такая же участь. Стоны постепенно утихли и стрельба прекратилась.

   – Ну, чего делать будем? Вроде я приметил дзот, из которого нас расстреляли, – обратился крепыш к Николаю, который тоже успел разглядеть замаскированный дзот. Оба разведчика лежали метрах в пятнадцати друг от друга, пока живые, и тихо переговаривались между собой, замерзая неподвижно на снегу и не привлекая внимание немцев.

   – Я попробую подобраться к нему справа, возможно, получится выйти из зоны обстрела, а ты подстрахуй меня, – с этими словами Михаил едва заметно начал отползать вправо и вперёд в сторону обнаруженного дзота, используя складки местности.

   Николай аккуратно прицелился, наведя автомат на амбразуру, и внимательно продолжил наблюдение за противником, стараясь уловить малейшее движение в жерле дзота. Ставший недавно разведчиком, Коля с детства отличался от сверстников отменным дальнозорким зрением.
   Затем по следу товарища прополз около двадцати метров и продолжил всматриваться в тёмную амбразуру. И так далее.

   То ли фашисты расслабились после успешного расстрела наступающих красноармейцев, то ли разведчики оказались достаточно подготовленными, но Михаил незаметно подполз до самого дзота и забрался на его крышу.

   Затем встав во весь рост около металлической трубы дымохода, крикнул приятелю – разведчику, который так же успел подобраться к общей цели не дальше чем на сорок метров: – Коля, быстрее бросай гранаты!

   А уж гранаты Николай за время учебной подготовки наловчился так бросать в цель, что первая из них упала прямо у ног приятеля, который выдернув кольцо, тотчас отправил её в трубу. Вторая граната приземлилась чуть поодаль, но всё равно попала на крышу и отправилась вслед за первой. Один за другим прогремело два взрыва.
   Через несколько секунд из дзота вывалились восемь оглушённых и раненных фашистов без оружия, с поднятыми руками и с жалобными криками: – Гитлер капут!
   Для них война закончилась.

   За этот подвиг разведчика Михаила наградили, а про Николая, вынужденного отправиться на перевязку в полевой госпиталь, он почему-то забыл указать в боевом донесении.
   Да тот и не в обиде на сослуживца, благодаря которому, он уцелел в такой бестолковой и неподготовленной атаке, скорее похожей на кровавую бойню ценою в несколько десятков молодых жизней. А награды – дело наживное.

   До конца войны оставалось ещё долгих два с половиной года, сотни не пройденных солдатских дорог и безмерный океан человеческого горя и потерь.

Эпизод 4-й. На заклание

   Фронтовая операция по освобождению старинного русского города Великие Луки вступала в решающую стадию. Чем сильнее сжималось кольцо окружения вокруг города, тем ожесточённее было сопротивление фашистов. Молоху войны нужны были свежие вливания – резервные батальоны, полки и даже дивизии.

   Николая, разведчика отдельной, 328-й мотострелковой разведывательной роты Эстонского стрелкового корпуса, вестового и наблюдателя, в одном лице, прикомандированного к штабу отправили к «смежникам», в соседний полк на стыке двух дивизий с пакетом. Возможно, для согласования совместных действий.
   Выполнив поручение, Коля задержался, привлечённый коротким выступлением комиссара полка перед строем недавно прибывших в часть новобранцев, подтянутых, одетых в новую форму, как говорится «с иголочки».

   Похоже, пополнение до двух рот численностью прибыло откуда-то из Средней Азии, возможно казахи или узбеки. Свою короткую и пламенную речь комиссар после каждых двух-трёх фраз прерывал, предоставляя возможность одному из командиров рот осуществить перевод на родной язык бравых воинов-азиатов, бывших крестьян.
   После короткого митинга-построения обе роты мусульман сразу же отправились на передовую, а Николай по привычке заскочил на полковую кухню, рассчитывая чем-нибудь подкрепиться. Разведчика-вестового хорошо знали не только в батальонах и полках своего корпуса, но и в соседних частях, тем более от шустрого вестового всегда можно было узнать какую-нибудь новость, не обязательно военного характера.

   – Ну, сейчас эти молодцы покажут фрицам, «где раки зимуют», – вымолвил усатый повар, подавая Николаю котелок с перловой кашей, приличный ломоть чёрного хлеба и небольшой кусок сала – это уже от себя.

   – Возможно, – коротко ответил разведчик Коля, вспомнив, как всего неделю тому назад сам участвовал в подобной атаке, в которой остались лежать на заснеженном поле до сотни красноармейцев.

   Наскоро проглотив кашу, запив холодным чаем и прихватив с собой хлеб с салом, Николай быстро побежал обратно в штаб своей дивизии, попутно прихватив готовый пакет из штаба полка «соседей», а возвращаться всё равно пришлось недалеко от переднего края, где изготовились к атаке в передовой траншеи две роты собратьев-азиатов.

   В небо взвилась ракета, последовала команда комиссара, продублированная с акцентом младшими командирами: – За родину! За Сталина! Вперёд! За мной!

   Более двух сотен низкорослых воинов – азиатов, в новеньких зимних шапках и шинелях, с винтовками наперевес и с криками: – Аллах Акбар! Аллах Акбар! – и перемахнув бруствер траншеи, устремились в сторону врага.

   – Ну, ладно. Аллах – это понятно, тёмные азиаты, что с них взять, тем более русского языка не знают, а вот что такое «Акбар», – не успел подумать вестовой Коля, как со стороны немцев, метров семьдесят-восемьдесят не добежали наступающие бойцы до траншей противника, раздались пулемётные очереди и винтовочные выстрелы.

   Пулемёты били с флангов кинжальным огнём. Передние ряды наступающих бойцов, почти одновременно натолкнувшись на невидимую стену, подкосились и рухнули в неестественных позах в белоснежный, выпавший накануне снег и окропили его своей кровью.
   Бегущие за ними воины Аллаха, начали подбегать к убитым и раненым, скапливаясь в группы, и при этом становились более удобными мишенями.

   Атака захлебнулась. Как бы очнувшись, азиатские красноармейцы тотчас повернули и с криками ужаса устремились обратно, даже не пытаясь отстреливаться, не смотря на попытки младших командиров их остановить.
   Словно в тире командиры падали один за другим, подстреленные точными винтовочными выстрелами фашистов.
   Часть отступающих бойцов-азиатов попытались спрятаться за стенами хозяйственной постройки, скорее большого сарая из толстых досок, непонятным образом уцелевшего в ходе боёв и одиноко стоящего ближе к нашим позициям, немного с края от поля наступления. Более трёх десятков красноармейцев насчитал разведчик Николай, кто успел укрыться за его стенами.

   Немцы же, добив отступающих солдат, которые стремились к нашим спасительным траншеям, перевели огонь крупнокалиберных пулемётов в сторону сарая. Затем методично в течение пяти минут расстреляли постройку, изрешетив её стены так, что местами отвалились доски.
   Сквозь наступившую пронзительную тишину еле слышались слабые стоны двух или трёх смертельно раненных воинов – азиатов перед нашими окопами. Картина апокалипсиса на бывшем совхозном поле, не передаваемая словами.

   Ошеломлённый и не сразу пришедший в себя пожилой командир полка, опустив бинокль, подозвал бойца из взвода охраны: – Доползи дорогой до того сарая, посмотри – может, кто живой остался.

   Разведчик Николай, наблюдая за расстрелом не состоявшейся атаки мусульманских рот, зрительно наметил маршрут на местности, как скрытно подобраться к сараю с укрывшимися солдатами-азиатами, словно чувствуя и себя в чём-то виноватым за только что происшедшую трагедию.

   – Товарищ полковник! Разрешите и мне вместе с вашим бойцом произвести осмотр объекта, – неожиданно для себя вызвался он.

   – А, ты же вроде разведчик от «соседей», ладно давай сынок, постарайся…. – растерянный и жалкий седой ветеран гражданской войны слабо махнул рукой и присел на грубо сколоченную табуретку, услужливо подставленную его ординарцем.

   Комиссара полка нигде не было видно. Может, перебрался в блиндаж после зажигательной речи и громких призывных команд, отправивших на заклание, словно заклинаниями жреца, больше двух сотен человек.
   Преодолев полсотни метров от наших окопов до расстрелянного сарая за десять минут, а торопиться не зачем, а то можно получить пару очередей с той стороны, Николай с бойцом охраны оторвали доски от постройки и не видимые для немцев проникли вовнутрь.
   Десятки окровавленных и изуродованных крупнокалиберными пулями трупов навалом в средине сарая и несколько упавших или прислонившихся к его стенам, застывших в молитвенных позах, с устремлёнными к небу открытыми глазами или упавшие ничком. В живых – НИКОГО.

   Возвратившись, Николай хотел доложить ветерану – полковнику о результатах краткосрочной вылазки, но тот, отмахнувшись, в бодром настроении внимательно всматривался в сторону позиций немцев и приговаривал: – Так говоришь, комбат, фрицы отступили, а может, показалось?

   – Отступили, отступили товарищ полковник, испугались нашего интернационального натиска. Наблюдатели уже дважды докладывали, – ответил ему повеселевший комбат, которого только что миновала судьба трёхмесячной командировки в штрафбат.

   – Ну, тогда быстренько отправь туда всех, кто остался из твоего батальона и мой взвод охраны прихвати, пусть тоже проветрятся. И, поторопись, а то вдруг немцы передумают, а я в штаб – докладывать комдиву, что «малый выступ» в нашу оборону ликвидирован, а передняя линия траншей противника успешно захвачена, – с этими словами командир полка и ветеран гражданской войны вместе с ординарцем и без охраны шустро засеменил по ходам сообщений в сторону штаба.

   Разведчик Коля, вестовой и наблюдатель как всегда быстро и незаметно покинул расположение «смежников», на ходу достал кусок хлеба с салом, недавно полученный от доброго дядьки-повара, грустно посмотрел на него, но есть не смог.

   – Придётся кому-то отдать. Да, опять пару бессонных ночей гарантировано, – подумал он, возвращаясь в штаб родной дивизии и находясь под впечатлением от увиденного у «соседей».

   Психологический иммунитет от неестественных форм изуродованных человеческих тел и кровавых картин войны ещё не сформировался у молодого воина в достаточной степени, а сердце не успело зачерстветь от чужого горя и бесконечных бед.
   Героическая эпопея освобождения старинного русского города Великие Луки успешно продолжалась.
   МОЛОХ ВОЙНЫ ПОЛУЧИЛ ОЧЕРЕДНОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ.

Эпизод 5-й. Выстрел снайпера

   Начало 1943 года. На Волге продолжалась грандиозная по масштабам второй мировой войны Сталинградская битва, а на Калининском фронте Эстонский корпус вгрызался в оборону противника, освобождая старинный русский город Великие Луки вместе с другими частями Красной Армии.
   Батальоны 249-й стрелковой дивизии заканчивали очищать пригородный посёлок Самары.
   Разведчик Николай спешил с очередным приказом из штаба дивизии в одну из батарей 779-го артиллерийского полка, выдвинувшихся на передовую линию атаки.

   – Здорово всё-таки наловчились воевать артиллеристы. Это же надо так умудриться на руках такую махину, как 76 мм орудие выкатить на прямую наводку и под шквалом пуль щёлкать дзоты, пулемётные и миномётные точки фашистов как семечки, – с уважением подумал вестовой и наблюдатель из 328-й отдельной разведроты о бойцах-батарейцах, находящихся на службе в артиллерии, у «Бога войны».

   На заснеженных улицах поселка было сравнительно спокойно, только кое-где слышались одиночные выстрелы, и с окраин доносился приглушённый звук автоматных и пулемётных очередей.
   Быстро пробегая по привычке открытое пространство, небольшую площадь перед полуразрушенным зданием администрации посёлка разведчик Коля на мгновение от неожиданности приостановился, услышав голос-оклик знакомого бойца из взвода пешей разведки 917-го стрелкового полка, а невдалеке увидел несколько красноармейцев в белых маскхалатах, неторопливо вышедших из-за соседнего дома с оружием наизготовку.

   – Привет Николай! Рад видеть тебя живым, а кто-то из разведроты говорил, что тебя серьёзно зацепило, – проговорил на одном дыхании отделившийся от группы разведчиков-смежников, краснощёкий сержант, имя которого Николай никак не мог вспомнить.

   В конце лета прошлого года им обоим пришлось проходить подготовку в Чебаркульских военных лагерях за Уралом в одной разведроте, но в соседних взводах, а потом пару раз виделись мельком уже на фронте.

   – Здравствуй земляк! Считай, повезло, только немного ногу пулей задело в атаке, – ответил Коля и чуть наклонился, привычно показывая место ранения ниже колена.

   Звука выстрела Николай почти не услышал, а когда распрямился, то увидел медленно оседающего товарища с откинутой головой, с изумлённым полудетским взглядом карих глаз и небольшим, расплывающимся кровавым пятном на лбу от пулевого отверстия рядом с переносицей.
   Мгновенно среагировав, разведчик Коля присел, отскочил в сторону и распластался на мёрзлой земле, при этом успев сдёрнуть с плеча автомат и направить его в сторону дома, с чердака которого выстрелил снайпер.

   Второго выстрела не последовало, видимо фашистский снайпер решил сменить позицию или совсем убраться. Разведчики из соседнего полка открыли методичный огонь по зияющим пустотой чердачным окнам и перебежками из стороны в сторону устремились к злополучному зданию, которое ранее не успели проверить.
   Один из них, изначально отстав, подбежал к лежащему сослуживцу, которому помощь уже не понадобилась.

   – Повезло тебе сегодня, братишка. В твой затылок гадёныш целился, а ты в последний миг почему-то нагнулся, – разглядывая убитого товарища, тихо проговорил со злостью в голосе пожилой боец, обращаясь к поднявшемуся с земли Николаю. – Так что, живи… и помни, кто твою пулю на себя принял, – добавил он, присел на корточки перед погибшим разведчиком и закрыл ему глаза, опустив веки.

   Постояв в нерешительности несколько секунд, и так и не решившись спросить забытое имя погибшего товарища, вестовой Коля развернулся и побежал в сторону передовой – времени оставалось «в обрез», а у него был своё задание: доставить приказ на батарею и вернуться с ответным донесением назад. ЖИВЫМ – по возможности.

   Во второй половине января, на треть поредевший и изрядно обескровленный Эстонский корпус был переведён во второй эшелон армии.
   Верховная ставка во главе с великим полководцем и политиком Советского союза, товарищем И. В. Сталиным сберегала национальные части для освобождения своих республик.

   Пройдут чуть более полутора лет, и Эстонская земля обагрится не только кровью своих сыновей при освобождении от фашистских захватчиков.
   Ведь МОЛОХУ ВОЙНЫ не важно, какой национальности кровь, и на чьей земле она пролита.

Эпизод 6-й. Бритые против стриженых

   Третий год войны, Великой и отечественной, Эстонский стрелковый корпус в резерве, работает только дальнобойная артиллерия, но для разведки всегда дело найдётся. Хотя бы поиск и обнаружение целей на вражеской территории для более эффективной работы артиллеристов – дальнобойщиков.

   Группа разведчиков из 328-й отдельной разведроты возвращалась из успешного рейда по тылам противника. За несколько бессонных ночей люди окончательно вымотались, поэтому командир группы принял решение: линию фронта переходить ранним утром.
   Хорошо простреливаемый немцами участок ничейной территории легче было преодолеть разведчикам и остаться незамеченными с рассветным туманом. Вдобавок внимание вражеских часовых и дозоров в это время суток наиболее ослаблено.

   Назначив старшим сержанта, командир отправил уставших разведчиков отдыхать в заранее присмотренное место, небольшую сухую полянку, плотно закрытую кустарником с трёх сторон и отгороженную невысоким пригорком с густой травой от лощины, а сам отправился проверить подозрительный военный объект противника недалеко от основного маршрута.
   Прихватив с собой помощником выглядевшего менее уставшим опытного бойца в плащ-палатке и с автоматом, офицер-разведчик пообещал присоединиться к основной группе через два-три часа.

   – Да, сегодня мне пока везёт в отличие от Кости, – подумал Николай, родом из Принаровья о своём приятеле, почти земляке из города Нарвы.

   Через полчаса основная группа прибыла на такую долгожданную полянку, место ночлега, где наскоро перекусив, разведчики вскоре дружно провалились в тревожный сон. Сказалась усталость последних дней и непривычная тишина вблизи от передовой. Да и ночь вокруг – «хоть выколи глаза».
   Непонятно, сколько прошло времени, уж точно не два часа, но Николай сквозь сон услышал, как прибыли и устраиваются на ночлег сотоварищи-разведчики между спящими бойцами.

   – Всего двое, а шуму, как от целого отделения солдат, – успел прогнать он назойливую мысль, возвращаясь к прерванному сновидению, тщательно закрывая голову капюшоном от мелкого дождя, а снилось что-то из детства летом в родной деревне у реки….

   И вот в очередной раз, глубоко нырнув и задерживая дыхание, Коля, подросток двенадцати лет, на спор быстро работая ногами, как ластами старается нырнуть дальше деревенского приятеля, и рекорд побит.
   Выныривает и старается глубоко вдохнуть, но губы не разжимаются, а рука нащупывает чужую ладонь, крепко зажимающую рот – сон, смешавшись с явью плавно, вместе с шёпотом друга Петра перешёл в тревожную действительность.

   – Быстро дуй на пригорок, автомат в боевое положение, и контролируй окружающую местность. В случае подхода немцев – огонь на поражение, – на одном дыхании, едва слышно выдал боевой друг Пётр, указав в нужную сторону, и добавил: – Влипли по полной. Вокруг спящие фрицы.

   Коля, боец и разведчик второго года службы, подхватив только автомат, аккуратно ступая между спящими солдатами, своими и чужими, а попробуй, определи, где кто, моментально «взлетел» на пригорок под впечатлением увиденной чуть в стороне картины.
   Похожий на земляка Костю разведчик ощупывал голову спящего солдата под капюшоном и зажимал ему рот, а через мгновение командир перерезал горло так и не очухавшемуся фашисту. Затем как тени оба переместились к следующему спящему бойцу.

   Уняв дрожь в руках и коленях, и усмирив подступающую тошноту, разведчик Николай неподвижно лежал на мокрой траве и всматривался в темноту, где буквально в сорока метрах продолжалась экзекуция, и доносился почти неслышный шорох от стремительно перемещающихся теней и только пару раз послышались едва различимые обрывчатые стоны, скорее короткие всхлипывания.
   Через пять минут, подав условный знак рукой, тихо подполз Пётр и вернул Коле небольшой рюкзак с его вещами.

   – Ну, чего там? – шёпотом поинтересовался Николай у «братишки».

   – Заканчивают, – коротко вымолвил Петя.

   Ещё пять минут и всё было кончено. К двум друзьям подошли остальные разведчики, рассовывая по карманам мелкие трофеи: несколько наручных часов со светящимся циферблатом, компасы, перочинные ножи, фонарики и фляжки.
   Из продуктов у немцев почти ничего не было и документов тоже никаких не нашли, кроме карты местности с пометками – значит, возвращались с нашей стороны, а были это диверсанты или разведчики, пусть штабные разбираются.

   Правда об этом Николай узнал уже на нашей стороне и через сутки, когда земляк Костя предупредил, чтобы он о ночном происшествии никому не болтал ни в роте, ни на стороне. Всего фашистов было больше десятка, и по версии командира их всех обнаружили спящими, когда группа наших разведчиков в полном составе готовилась к последнему ночному переходу на нашу сторону.

   – Слушай, а как вы с командиром поняли, что мы спим вперемешку с фрицами, когда из поиска вышли на место нашего привала, – поинтересовался Коля у земляка.

   – А когда мы подошли, луна на несколько мгновений выглянула из-за туч, а вас спящих оказалось в три раза больше, а кто-то из бойцов по-немецки во сне что-то пробормотал. Тут мы и сообразили, что немцы вас за своих приняли в кромешной темноте и от усталости завалились спать, не будя «своих» и без разборов, – изложил Константин свою версию о недавних событиях.

   – Ну, тогда объясни, как ты с командиром своим солдатам случайно горло не перерезали, там же ничего не разобрать было, где свой, а где чужой, да и плащ-палатки похожи, а у двоих и вообще немецкие, – поинтересовался выходец из Принаровья.

   – Так и командир сразу растерялся, тихо выругался и за голову схватился, не зная, что делать, да и я почесал свою бритую репу, а потом сообразил, что мы все, кроме лейтенанта обритые. Ему по штату можно и причёску иметь, тем более девушка знакомая в соседней деревне, а нам время подошло стричься. Баня только через два дня, а ночью идти на ту сторону. Вот ротный старшина и посоветовал обрить голову, чтобы вшей с той стороны не притащить, тут и своих «зверей» хватает, – объяснил земляку Костя и добавил:
   – Мы, когда первого проверили – у него волосы по длине оказались как у нашего лейтенанта, а из наших Пётр первым, а ты вторым оказался, – так что не дрейфь, землячёк, прорвёмся. А это тебе от меня подарочек на память, часы со светящимся циферблатом, у меня точно такие же, – закончил свой короткий и вразумительный рассказ боевой товарищ, вручая швейцарские часы Коле земляку и фронтовому приятелю.

   Хорошо в двадцать лет быть на войне разведчиком и возвращаться живым с той стороны – им опять повезло.

   До конца войны оставалось ещё больше года, несколько десятков миллионов людей с обеих воюющих сторон были в неведении, кому предстояло погибнуть, пропасть без вести или стать инвалидом.
   Короткого солдатского счастья на всех просто не хватало.
   Даже ангелы-хранители устают, когда кровь льётся ручьями и становятся простыми статистиками.

Эпизод 7-й. Подарок от немецкого солдата

   К осени 1944 года почти вся территория Советского Союза была освобождена от немецко-фашистских войск, кроме Прибалтики.
   В средине сентября части Эстонского корпуса успешно форсировали реку Суур-Эмайыги юго-западнее Чудского озера и устремились на северо-запад, освобождая родную для большинства воинов землю.

   Непосильная нагрузка навалилась на бойцов из 328-й отдельной разведывательной роты, оказавшихся на острие наступления.
   Бесконечные стремительные марш-броски и рейды на вражескую территорию с возвращением назад в ежечасно изменяющейся боевой обстановке и практически без отдыха окончательно вымотали разведчиков и ефрейтору Николаю тоже досталось.
   Ставший профессионалом в своём деле на третьем году фронтовой жизни разведчик Коля наловчился спать в любых условиях и даже на ходу.

   Забравшись глубоко в тыл отступающих фашистов, и добыв необходимую информацию, небольшая группа разведчиков расположилась на кратковременный отдых в небольшом перелеске, раскрашенном осенними красками «бабьего лета».
   Почти двадцать часов непрерывного перемещения на «своих двоих» и несколько бессонных ночей дали о себе знать – даже крепкие молодые организмы требовали перезарядки, двух-трёхчасового предрассветного сна перед марш-броском в расположение своих частей.
   Натянув на лицо капюшон от плащ-палатки, и свернувшись в позу эмбриона, ефрейтор Николай мгновенно провалился в тревожный сон – забытьё, лишь привычно ощущая правой ладонью гладкий приклад автомата ППШ. Три часа кратковременного сна пролетели как одно мгновение.

   – Коля, подымайся быстрее, надо уходить – фрицы на подходе, – шёпота сержанта, так похожего на материнский голос, будивший когда-то по утрам перед школой, бравый ефрейтор спросонья почти не расслышал.

   Молодое усталое тело двадцатилетнего парня требовало сна, на секунды отогнав инстинкт самосохранения. Потянувшись, ефрейтор Коля перевернулся на другой бок и тотчас почувствовал уткнувшийся в его бок ствол автомата, не своего.

   – Что за шутки дурацкие?! – только и успел вымолвить Николай сквозь сон, как ствол автомата упёрся вторично.

   Перед медленно подымающимся разведчиком, откинувшим капюшон плащ-палатки и прихватившим за ремень родной ППШ, стоял пожилой немецкий солдат с автоматом на изготовку, осторожно отойдя на пару безопасных метров.
   Седой сутулый немец с каким-то неподдельным интересом вглядывался в худого белобрысого парня, ошеломлённого происходящим.

   – Ну, вот и всё. Отвоевался, сейчас полоснёт очередью и «поминай, как звали», даже перехватить автомат не успею. Может, ребята на выстрелы возвратятся. Хотя вряд ли – в штабе дивизии ждут сведения, сам виноват. Обманула всё-таки цыганка, – успел молниеносно подумать молодой боец, напоследок вспоминая двухлетней давности предсказание «мадонны войны», цыганки с младенцем.

   Однако немец повёл себя неадекватно, стволом автомата дважды поведя от Коли в сторону убежавших разведчиков и как бы показывая остолбеневшему красноармейцу, чтобы и он следовал за ними, а иначе убьёт.
   Не веря в солдатское счастье, а терять уже было нечего, красноармеец Николай, инстинктивно сжимая плечи и нагибаясь, повернулся к немцу спиной. Затем, подняв тощий рюкзак и накинув на левое плечо, сделал несколько шагов, привычно набросил ремень автомата на правое плечо стволом вниз.

   Всё ещё ожидая выстрелов в спину, шустрый разведчик стремительно побежал по мокрой траве в низ лощины, жадно вдыхая полной грудью такой сочный и вкусный утренний воздух пополам с туманом. Через несколько секунд за спиной дважды прогремела автоматная очередь.
   Привычно обернувшись на бегу в пол-оборота после первой серии выстрелов, разведчик Коля на мгновение успел увидеть исчезающую в тумане фигуру немецкого солдата, стреляющего из автомата поверху, сбивая впереди и по сторонам ветки и разноцветную осеннюю листву с деревьев, осыпавшую, словно конфетти воина-беглеца.
   В перерыве между очередями на секунду бравому ефрейтору послышался, а может, показалось, смех пожилого немецкого солдата, подарившего жизнь и свободу этому русскому пареньку, так похожему на его сына, также воевавшего где-то на восточном фронте, в далёкой Венгрии.

   Через десять минут доблестный разведчик Коля догнал своих товарищей.

   – Ты чего там замешкался? А стреляли там случайно, не по твою ли душу? – поинтересовался командир группы разведчиков.

   – Из-за вас, засранцев, толком не разбудивших, с фрицем пришлось познакомиться, но не понравился ему чем-то, вот и отпустил, – отшутился разведчик Коля, выпрямляясь и подумав, что чем-то немец был похож на его отца.

   – Ну, ты Колян, врать, здоров! – восхищённо воскликнул кто-то из бегущих бойцов.

   На что все разведчики сдержанно рассмеялись и на всякий случай дружно добавили ходу.
   Вскоре бойцы разведгруппы благополучно и живыми вернулись в расположение своей дивизии, а собранные сведения вовремя попали в штаб.

   К концу сентября вся материковая часть Эстонии была освобождена, оставался лишь последний очаг фашистской оккупации – Моонзундский архипелаг, где осенью 1917-м года российские моряки-балтийцы доблестно сражались с германским флотом, а теперь и воинам Эстонского корпуса предстояло внести свою лепту в героическую летопись Великой Отечественной войны.

   Если провидение или ангелы дарят жизнь и свободу солдату, значит, он нужен в следующих сценариях войны и мира.

Эпизод 8-й. И десантник, и сапёр

   Зеркальная гладь пролива Суур-Вяйн шириной в шесть километров тёплым осенним вечером 29 сентября 1944 года отделяла оккупированный остров Муху от материковой части Эстонии, а для трёх сотен бойцов Эстонского корпуса, передовой части десанта, стала «водоразделом» между жизнью и смертью.

   Солдат третьего года службы Николай вместе с другими опытными разведчиками из 328-й отдельной разведывательной роты, а также сапёрами и связистами были направлены на усиление штурмовых групп, ядро которых составляли воины 925-го стрелкового полка.
   Недолгое ожидание стоящих на пирсе десантников сменилось нервным напряжением, когда на горизонте появились силуэты торпедных катеров, которые через пять минут вошли в гавань, поставив в дымовую завесу.
   Несколько минут на погрузку, и одиннадцать катеров устремились на Куйвасту, гавань на острове Муху.

   Примерно, на полпути к месту высадки за спиной десантников заработала дальнобойная артиллерия, и заухали «Катюши», а спереди показались берег в разрывах снарядов и мин и почти не пострадавшая от взрывов пристань.
   Артиллерия врага пока не отвечала, а наши артиллеристы перенесли огонь вглубь острова. Катера замедлили ход, на вражеские позиции обрушился пулемётный и автоматный огонь десантников, одновременно изготовившихся к высадке.
   Ответный огонь фашистов ураганом пуль и осколков мин и снарядов обрушился на торпедные катера, подходящие к берегу и пристани. Десятки молодых воинов, пытавшихся высадиться на берег, были убиты или ранены за мгновения.

   Разведчик Коля, выпрыгнул третьим из десантников на мелководье с катера, подошедшего одним из первых к берегу. Затем пробежав несколько метров, сгибаясь под градом пуль и сохраняя для себя главную традицию выживания при лобовой атаке: важно уцелеть в самые первые минуты, осмотреться и потом принять верное решение, «нырнул» под пристань. Его примеру последовал и другой незнакомый боец из их смешанного взвода с десантного катера.
   Сверху, где-то над головами ребят, по всему побережью бухты шёл кровавый бой, и уже около полусотни трупов десантников лежали на берегу или плавали в воде. Часть катеров развернувшись, отправились за очередной партией смертников. Один стоял возле пристани, под шквалом пуль разгружаясь от пулемётов, радиостанции и ящиков с боеприпасами, несколько других десантных катеров подходили к берегу.

   Освоившись за секунды в полумраке наполовину замкнутого пространства, неожиданно разведчик – десантник Николай разглядел подозрительные провода и простая мысль:
   – ЗАМИНИРОВАНО!!! – как вспышка озарила сознание.

   ВСЁ РЕШАЛИ МГНОВЕНИЯ. В грохоте боя, когда не слышно собственных слов, разведчик Коля ухватил за рукав гимнастёрки незнакомого бойца, указав на страшную находку.

   – Я сапёр! – в ухо разведчика крикнул тот и оба новоиспечённых десантника-смертника почти мгновенно, следуя по проводам, обнаружили под правой половиной пристани плохо замаскированное взрывное устройство с аккуратно уложенным штабелем крупных снарядов и хвостатых мин.

   Сапёр моментально перерезал какой-то проводок и, показав жестами разведчику Коле, что делать дальше с взрывным устройством, прокричал ему в ухо: – Проверю на той стороне!

   Затем стремительно побежал на левую сторону пристани. Разведчик Коля владел определёнными навыками сапёра по разминированию несложных взрывных устройств и вскоре справился с полученным заданием, уняв нервную дрожь в пальцах.

   – Понятно, почему фашисты сразу не взорвали пристань – ждали подходящего момента, когда больше катеров будет поблизости от пирса и высадится основная масса десантников. Одним махом собирались покончить со всем десантом, – подумал опытный разведчик.

   Через две минуту прибежал озабоченный сапёр: – Второе взрывное устройство мне незнакомо, сделал, что смог и отнёс его подальше в сторону, кажется, часовой механизм сработал!

   Десантник-сапёр едва успел прокричать заготовленную фразу в ухо разведчику Николаю, как под левой стороной пристани раздался несильный взрыв, как при замедленной съёмке, который повалил несколько свай и обрушил часть пристани, но снаряды и мины не детонировали.

   Эхо несильной ударной волны докатилось до бойцов, которые с опозданием рухнули на песок и так пролежали целую минуту, приходя в себя.

   – Думаю, наверху нам делать пока нечего – без нас справятся. О снарядах и минах под причалом, из наших командиров, никто не знает. Да и немцы могут попытаться кого-либо из своих сапёров или диверсантов послать, чтобы попытаться завершить взрыв пристани. Так что наша задача, охранять подступы к боеприпасам, – на правах старослужащего и более опытного бойца разведчик Коля прокричал решение за обоих в момент кратковременного затишья.

   Через полчаса боя, когда наши десантники выбили немцев из передних траншей и продолжили их теснить, а угроза захвата боеприпасов миновала, ребята выбрались из-под уцелевшей правой части пристани.
   Разведчик Коля доложил первому попавшемуся старшему офицеру об обезвреженном взрывном устройстве и штабеле снарядов и мин под причалом, а сам отправился догонять своих.
   Напарник—сапёр был отправлен старшим офицером на осмотр повреждённой части пристани.

   Вскоре на сохранённую часть пристани высадилась очередная партия бойцов 925-го стрелкового полка и батарея 307-го отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона, затем последовали паромы с артиллерией, танками и машинами с боеприпасами.
   К полуночи прибыло большое начальство, командир корпуса с частью штаба и связистами. К семи часам утра остров Муху был полностью освобождён.

   Из двадцати шести десантников, из всего штурмового взвода в живых осталось только пятеро ребят, ефрейтору Николаю в очередной раз повезло.
   Ну, разве чуть меньше, чем напарнику—сапёру, который был впоследствии награждён за проявленный героизм по спасению десятков бойцов и предотвращению от взрыва пристани.

   И десантник, и сапёр, бравый разведчик Николай ничего не получил за такие же деяния, хотя и был представлен к званию Героя Советского Союза.
   То ли фамилия старшего офицера, представившего к высокой награде, неблагозвучно звучала на немецкий лад, то ли лимит на героев был исчерпан, но политотдел корпуса завернул наградной лист.
   Да и особый отдел вряд ли допустил, чтобы высокое звание получил боец с непогашенной судимостью. Пусть даже за такую незначительную провинность, как переход границы в четырнадцать лет из буржуазной Эстонии в Советский Союз.
   Так и затерялся наградной лист в архивах Эстонского корпуса, переоформить на другую награду никто не удосужился, а может, уже и некому было.

   Не ради славы и наград миллионы российских солдат воевали на той Великой и Отечественной войне, а всего лишь, чтобы победить и остаться в живых. Если получится….

Эпизод 9-й. Катюши, овчарки и Балтика

   Почти весь остров Сааремаа Моонзундского архипелага Эстонский корпус вместе с другими частями Красной армии после удачной морской десантной операции освободили за пять дней.
   Однако полуостров Сырве с усиленным фашистским гарнизоном и мощными оборонительными сооружениями, словно, гнойный кровоточащий аппендикс требовал серьёзного военно-хирургического вмешательства.

   Полтора месяца жестоких кровопролитных боёв и 917-й стрелковый полк, в котором со средины октября воевал разведчик Николай во взводе пешей разведки, отделяли всего шесть километров до южной оконечности побережья, омываемой водами Балтийского моря и одна тёмная холодная осенняя ночь от полного освобождения Эстонской земли от фашистских оккупантов.

   Со зловещим воем проносились в ночном небе над головой разведчика Коли снаряды «Катюш», выделяясь в общем хоре артиллерийской подготовки.
   Как можно сильнее к земле прижимался ефрейтор Николай, оглушённый близкими взрывами, прячась в небольшой ложбинке под нагромождением камней и валунов.
   Наконец адская стряпня бога войны – артиллерии закончилась, и шустрый наблюдатель-разведчик отправился ближе к немецким позициям, чтобы увидеть её результаты.

   Каково же было удивление разведчика, подобравшегося к фашистским окопам, блиндажам и дзотами, совершенно не пострадавшим от нашей артподготовки, когда в них он никого из немецких солдат не обнаружил.
   Лишь вдоль траншей по натянутой проволоке бегали крупные овчарки, шум от лая которых и от позвякивания подвешенных пустых консервных банок постепенно начал доходить до сознания оглушённого разведчика.

   Осторожно преодолев опустевшие фашистские позиции, ефрейтор Коля быстро достиг перепаханного луга и перемолотого перелеска взрывами снарядов от «Катюш» и артиллерии, во рту ощущался привкус железа, а все остальные запахи ночной природы подавляла едкая гарь, и ничего живого.
   Только кое-где сквозь темень проступали остовы чадящей брошенной техники в свете догорающих ящиков из-под боеприпасов, трупов врагов или их останков нигде обнаружено не было.

   – Значит, наша артиллерия и «Катюши» отработали впустую, – отметил для себя опытный разведчик, по сложной кривой обойдя изувеченную местность.

   Через полчаса разведчик Николай обнаружил скопление войск противника по всему побережью, пытавшихся переправиться на катерах, лодках и плотах на военные и транспортные корабли немецкого флота.
   Несколько десантных барж стояли вблизи от берега, а в предрассветном сумраке вдали, ближе к горизонту просматривались силуэты фашистских крейсеров….

   Обратная дорога назад, доклад командиру полка о результатах.

   – Молодец, разведчик! И быстро справился один, без помощника, и вести хорошие принёс. А сможешь, сынок, полк провести так же быстро к побережью, чтобы фашисты не успели сбежать в Курляндию? – поинтересовался по-отечески комполка.

   – Так точно, товарищ полковник! Маршрут знаком, к рассвету будем на месте, – бодро ответил разведчик Коля.

   И вскоре бывалый боец Николай, пробираясь уже знакомым маршрутом в полусотне метрах впереди вёл поредевший 917-й полк в последний бой на эстонской земле, подавая условные знаки рукой: «остановиться» или «двигаться дальше».

   Через пятнадцать минут преодолена брошенная немецкая оборона, а озлобленные голодные овчарки пристреляны.
   Ещё двадцать минут, и позади изуродованная земля, с привкусом железа во рту и запахом гари, а за спинами бойцов стрелкового полка начали рваться крупнокалиберные снаряды корабельной артиллерии с фашистских крейсеров, пытаясь отсечь наступающие части Эстонского корпуса от удирающих немецких войск.
   Мощная флотская артиллерия напоследок хорошо обработала бывшие позиции 917-го стрелкового полка, а заодно и оставленные немецкие траншеи и блиндажи. Вот только чуток запоздала….

   Спустя полчаса шустрый боец Коля вывел своих однополчан на побережье Балтики. Грянул скоротечный бой, под ураганным пулемётным и автоматным огнём несколько сотен фашистов остались лежать на травянисто-песчаном берегу и в воде.

   Кто-то попытался плыть в холодных волнах в сторону уходящих кораблей, но большинство немецких солдат с поднятыми руками, побросав оружие, стояли по колени или по пояс в воде и на берегу и посиневшие от холода вразнобой кричали: – Гитлер капут! Гитлер капут! Ни стриляйт….

   Картина апокалипсиса на балтийском побережье предстала перед уставшим красноармейцем Николаем: среди многочисленных воронок повсюду валялись изуродованные и обгоревшие трупы немецких солдат, убитых лошадей и брошенной техники, доносились стоны раненых и всё, что можно горело и чадило.
   Хорошо успели поработать наша артиллерия и авиация, да и бойцы 917-го стрелкового полка внесли свою весомую лепту. Немногим фашистам удалось перебраться в Курляндию и продолжить сопротивление.

   Не успел разведчик Коля присесть на уцелевший снарядный ящик, как к нему подошли писарь полка и какой-то штабной офицер, которые записали его личные данные и короткий рассказ о ночной вылазке.
   Спустя две недели разведчик Николай был награждён медалью «За отвагу», первой боевой наградой за два с половиной года фронтовых будней.

   До конца войны оставалось ровно 5 месяцев или 150 дней, или 3600 часов, или 2160000 таких бесконечно долгих мгновений между жизнью и смертью.

Эпизод 10-й. Вдвоём против тринадцатого

   В начале весны 1945 года 8-й Эстонский корпус был переброшен на Курляндский полуостров для ликвидации вместе со 130-м латышским корпусом и другими частями Красной Армии мощной группировки немецко-фашистских войск, более тридцати дивизий двух полевых армий создавали угрозу во фланг и тыл нашим наступающим войскам в Восточной Пруссии.

   Хорошо подготовленная частная операция для оттягивания на себя части фашистских сил началась 17-го, а уже 21-го марта главная полоса обороны противника была преодолена.
   Следующей ночью взвод пешей разведки 917-го стрелкового полка был направлен в район кирпичного завода, где-то недалеко от железной дороги и станции Блидене.

   Разведчик Николай, как наиболее опытный боец, двигался впереди своих товарищей в трёх сотнях метрах вдоль разбитой и разъезженной дороги, прячась за кусты и редкие деревья. Ноги давно промокли, но Коля на дорогу не выходил, часто останавливаясь и прислушиваясь к малейшим шорохам, пытливо вглядываясь в окружающую местность.
   Слишком высока была цена ошибки, более десятка жизней товарищей разведчиков, следующих за ним по пятам, а где-то в километре находилась штурмовая группа до батальона, усиленная артиллерией и несколькими танками.
   От командира взвода красноармеец Николай слышал, что немцы планировали бросить в бой латышские части СС в качестве устрашения, как наиболее подготовленные и не надеющиеся на пощаду от Красной Армии.

   – Здорово мы тогда эстонских эсэсовцев покрошили после форсирования реки Эмайыги и прорыва обороны на юге Эстонии, не помогла им тогда их чёрная форма. Такие вояки только в качестве карателей могут быть героями, и этим наваляем, если что, – подумал, вспоминая осень прошлого года, щуплый боец, поправляя сползающий с плеча автомат ППШ.

   Приближаясь к изгибу дороги недалеко от полуразрушенного здания кирпичного завода, Николай решил не срезать сворачивающую дорогу, а наоборот обойти по большей окружности – уж больно место для засады удобное, да и с дороги плохо видно: что там за строение между пригорком возле небольшой рощицы темнеет.
   Строением оказался небольшой полуразрушенный домик, к которому вела лесная дорожка, а на ней – СЕЖИЕ СЛЕДЫ ТАНКОВЫХ ГУСЕНИЦ.

   Разведчик Коля быстро сошёл с дорожки и пополз по-пластунски, стараясь обойти предполагаемую засаду с тыла. Танк оказался там, где он и предполагал изначально, и прятался за развалинами дома, лишь ствол был направлен на изгибающуюся дорогу в сторону завода, а всего-то двести метров до дороги и всё как на ладони.

   Через десять минут не обнаруженный экипажем вражеского танка разведчик Николай вернулся к основной группе, доложил командиру об обнаруженном лёгком танке в засаде и своей готовности его уничтожить.
   Чтобы не рисковать, командир взвода пешей разведки выделил в помощь удачливому разведчику толкового помощника и выдал каждому из бойцов по тяжелой противотанковой гранате.

   Вскоре оба разведчика также незаметно подкрались на расстояние для броска противотанковой гранаты к лёгкому танку по уже ранее пройденному Колей маршруту.
   Вокруг стояла тишина, только под телами ребят, подобравшихся скрытно, ползком по-пластунски изредка чавкала болотистая почва, из танка ни звука.

   – Получай гад, подарочек, – с этими словами бывалый солдат третьего года службы Николай аккуратно швырнул гранату в сторону танка.

   Молодой разведчик-помощник тотчас следом кинул свою тяжёлую «игрушку», и через несколько секунд прогрохотали один за другим два мощных взрыва, отбросив и накренив танк в сторону. Никто из горящего лёгкого танка не выбрался….

   К утру штурмовой отряд 917-го стрелкового полка во главе с взводом пешей разведки без потерь захватили кирпичный завод, а к вечеру наступавшие части СС в полосе Эстонского корпуса были практически уничтожены, что и планировалось изначально командованием.
   Одна из основных целей, разгром 19-й дивизии СС в ходе мартовской операции была достигнута.

   В начале апреля Эстонский корпус вышел в резерв. За время мартовской частной операции бойцами 8-го корпуса было уничтожено более двух тысяч четырёхсот солдат и офицеров противника, сорок четыре орудия, одиннадцать миномётов, свыше двухсот пулемётов и тринадцать танков.
   Лёгкий танк, находящийся в засаде в районе кирпичного завода и подорванный доблестным разведчиком Колей, как раз и оказался последним в той удачной весенней курляндской операции.

   В последний день марта разведчик Николай был награждён орденом Славы III степени, а в конце апреля получил высокое «воинское звание» – ефрейтор. О том, в который раз, Николай всегда умалчивал перед друзьями и родственниками, чтобы считали, что он почти всю войну прошёл дисциплинированным рядовым разведчиком.
   А танк, он и в Курляндии ТАНК, пусть даже лёгкий, если в нём воевали немцы, профессионалы в своём деле.

   ДО ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ ОСТАВАЛИСЬ ПОСЛЕДНИЕ ДНИ, и каждый солдат или офицер на полях сражений в Германии, в самом Берлине, в Чехословакии или в Пруссии, и даже где-то в маленькой Курляндии мысленно надеялся остаться в живых.

Эпизод 11-й. Последняя ночь войны

   Ликвидации Курляндской группировки немецко-фашистских войск в Латвии, всё ещё представляющей серьёзную военную силу была назначена на конец первой майской декады 1945 года.
   Эстонский корпус находился в движении для занятия исходного рубежа по линии Мазанте – Поде.

   Группа разведчиков из взвода пешей разведки 917-го стрелкового полка численностью в шесть человек во главе с бывалым ефрейтором Николаем была отправлена поздней ночью с целью определения точного местонахождения передовых позиций противника.

   Весна давно вступила в свои права, раскрасив нежной зеленью окружающую местность, и ничто не напоминало о войне. Вокруг щебетали ранние птахи, а весенние запахи просто пьянили молодых солдат.
   А последние сводки с фронтов и, особенно из Германии, где пал гарнизон Берлина, радовали и расслабляли своей предсказуемостью скорого окончания войны молодых красноармейцев, ускоренным шагом следующих в сумерках по грунтовой дороге.

   – Ну, что бойцы, может, сойдём с дороги на всякий случай, а то не дай бог, немцы обнаружат и из пулемёта причешут, – ещё не привыкший к роли командира отделения поинтересовался ефрейтор у сослуживцев.

   – Да, ладно командир, им сейчас не до нас, бегут на кораблях в Германию, а там прячутся по своим норам. Да и в болото лезть не хочется. Сам знаешь, недавно гимнастёрки выстирали, и сапоги подремонтировали, – возразил политически подкованный разведчик, недавно возвратившийся из госпиталя после ранения на эстонской земле.

   – Тогда всем двигаться по обочине и быть готовыми…, – не успел завершить фразу доблестный командир отделения, как над головами разведчиков с воем пронеслось несколько снарядов в предрассветных сумерках и тотчас взорвались позади, на дороге и в окружающем её болоте, глухо ухнув и забрасывая грунтовку болотной жижей пополам со мхом.

   – Ложись!!! – прокричал бывалый ефрейтор чуток запоздавшую команду растерявшимся бойцам, мгновенно соскочил с дороги и плюхнулся на заболоченную землю.

   Одновременно с криком-командой опытного разведчика несколько снарядов взорвались спереди, почти рядом. Раздались стоны раненых солдат вперемешку с матом. Затем несколько секунд тишины и ещё один снаряд разорвался на грунтовке, а другой с устрашающим воем….

   Нет, взрыва сразу не последовало. Снаряд упал в двух метрах спереди и справа от головы разведчика Коли, обрызгав болотной водой замершего и сжавшегося бойца, и зашипел, вздымая маленькие клубы пара.
   Время, словно режиссёр вечности и судьбы одного человечка прекратило свой ход, как бы размышляя, как завершить эту сцену последнего акта войны, жизнью или смертью маленького второстепенного героя фронтовых эпизодов.
   Затем извлекло из его памяти предсказание мадонны войны, молодой цыганки с грудным ребёнком и неспешно продолжило свой неумолимый ход, оставив в живых распластавшегося в болотной жиже солдатика, наивно защищающего голову руками.

   Вопреки многочисленным воспоминаниям боевых друзей и знакомых, побывавших в смертельных переделках и выживших, прожитая жизнь, как в замедленной съёмке не пронеслась перед взором разведчика, лишь на мгновение вспомнилась молоденькая цыганка с кормящим младенцем в средине лета 1942 года.
   Дальнейший обстрел обнаруженной группы разведчиков на грунтовой дороге по непонятной причине немцы прекратили.

   Пролежав более пяти минут, разведчик Николай осторожно приподнял голову и увидел неразорвавшийся снаряд, на три четверти погрузившийся в болото, затем с трудом поднялся на подкашивающихся ногах.
   Медленно приходя в себя, и постепенно уняв подлую дрожь, едва переступая ногами, чтобы случайно не потревожить взрыватель снаряда, ефрейтор Коля отправился к подчинённым сослуживцам.
   Трое из команды бойцов были ранены, из них двое легко, а одного пришлось нести разведчикам, обнаруженным противником более десяти километров на самодельных носилках, возвращаясь после не совсем удачного выполнения задания.

   За несколько сотен метров перед расположением полка внезапно утреннюю тишину взорвали сотни одновременных выстрелов из винтовок и пистолетов и очередей из автоматов. В небо над местом дислокации полка взлетело несколько осветительных и сигнальных ракет зелёного и красного цветов.

   – Непонятно, что там происходит, фашисты незаметно пробраться и напасть с тыла на полк не могли. В нашу сторону выстрелов нет, а скорее всего, в небо палят, – рассуждал вслух бывалый разведчик вместе с подчинёнными, боясь вспугнуть явно напрашивающуюся и такую долгожданную мысль-мечту.

   Уже на подходе пальба начала утихать, а перед вернувшимися разведчиками возникла неописуемая панорама праздника, обнимающихся и пожимающих руки бойцов с радостными лицами, разведённых костров, а вокруг них солдат, сержантов и кое-где младших офицеров, прикладывающихся к флягам и закусывающих нехитрыми солдатскими припасами.

   Работали полевые кухни. Радостно с переборами зазвучала гармонь.
   Спрашивать никого не понадобилось – долгожданной ПОБЕДОЙ была пронизана вся атмосфера празднования конца войны.

   Около трёх часов ночи радиостанции корпуса приняли официальное сообщение Советского Правительства о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, в полку об этой новости стало известно позднее, когда группа разведчиков уже была отправлена в ночной рейд, а затем попала под обстрел, который внезапно прекратился.

   Докладывать о результатах ночной вылазки не понадобилось, раненные разведчики были отправлены в госпиталь, а ефрейтор Николай с двумя бойцами присоединились к компании разведчиков из своего взвода, расположившейся у костра на удобной полянке под молоденькими берёзками, распустившими молодые нежно-зелёные листочки над уставшими солдатами.
   Впервые почти за три года фронтовой жизни красноармеец Коля выпил свои положенные сто грамм спирта за ПОБЕДУ, мысленно возблагодарив судьбу за то, что чудом остался жив в последнюю ночь войны.

   МОЛОХ ВОЙНЫ ЗАКОНЧИЛ РАБОТУ, словно выборочно, лишь по инерции прихватывая в свои жернова десятки, и даже сотни жертв и подбивая свою кровавую статистику.

Эпизод 12-й. Первый день мира

   На следующий день, после импровизированного празднования официально не объявленной капитуляции фашистской Германии командование 249-й стрелковой дивизии Эстонского корпуса, находящегося в Курляндии дало возможность бойцам отоспаться и немного отдохнуть.

   После позднего завтрака все подразделения дивизии были собраны в одном месте и построены на обширной поляне, с трёх сторон окружённой смешанным лесом.
   Погода радовала весенним майским солнышком, вокруг щебетали пташки, а над полем кружились мириады мелких насекомых, занятых своими делами и почти не кусающих несколько тысяч бойцов стоящих по стойке «вольно».
   Лёгкое похмелье после вчерашнего возлияния, впервые за три года войны, почти не беспокоило разведчика Николая.

   Никогда в жизни ни ранее, ни позднее он не видел сразу столько радостных и счастливых людей в военной форме в одном месте, а немного позднее и всей гаммы человеческих чувств и эмоций на их лицах, от скупых мужских слёз и сдержанных рыданий до безудержного смеха, переходящего в истерический хохот.
   Причём восемьдесят процентов от всех красноармейцев в полку, как и во всём Эстонском корпусе, были по национальности эстонцами, о сдержанности и скупости на чувства и эмоции которых и тогда ходили десятки анекдотов.

   Настроение у ефрейтора Николая было празднично приподнятым, как и у большинства бойцов дивизии, ведь их ждала мирная жизнь.
   Примерно метрах в пятидесяти спереди перед строем трое военнослужащих в гимнастёрках без ремней неторопливо копали какие-то ямы под наблюдением бойца с автоматом….

   Мысли-воспоминания о прошедшей войне то копошились, то проносились роем в голове у бывалого разведчика, выхватывая из памяти картинки прошедших событий вне хронологической последовательности.

   Едва успели бойцы 328-й отдельной разведроты спасти в сентябре 1944 года от взрыва целлюлозно-бумажный завод, который разведчику Коле было поручено охранять одному и почти сутки голодному, как был получен новый приказ.

   И вот уже действуя в тылу врага, красноармеец Николай в составе уже другой группы разведчиков молниеносно и без потерь освободили в посёлке Кехра концентрационный лагерь с женщинами, доведёнными до полного истощения и крайней степени унижения.
   Серые старушечьи лица большинства молодых женщин не старше тридцати лет в лагерной одежде на костлявых телах и с нашитыми номерами на груди – такие воспоминания надолго поселились в памяти молодого воина.

   Затем вспомнился памятный знак-табличка у километрового столбика, дальше которого фашисты не смогли приблизиться к Москве, где политрук провёл короткий митинг перед бойцами 328-й разведроты, и у молодого солдата Коли впервые появилась уверенность в нашей победе.

   Надолго врезался в память двухнедельный в шесть сотен километровый походный марш «на своих двоих» из Подмосковья на Калининский фронт.
   Тогда дважды разведчику Николаю пришлось почувствовать себя полностью беззащитным на открытой местности, распластавшимся и прижимающимся к осенней холодной земле с чахлой травой в начале октября 42-го года перед безнаказанно бомбившими и расстреливающими красноармейцев немецкими самолётами.

   Неожиданно в памяти доблестного ефрейтора возникли картины великолепия архитектуры и внутреннего убранства, уцелевших и не до конца разграбленных дворцов царской семьи в Гатчине, где удалось побывать любопытному разведчику в кратковременной самоволке, когда 8-й Эстонский корпус перемещался в сторону города Нарвы перед решающими боями за освобождение Эстонской земли.

   Через мгновения память перекинула под Таллинн, где пришлось увидеть ужасы и предельную жестокость фашистского режима на оккупированных территориях.
   В освобождённом трудовом лагере в местечке Клоога были расстреляны более двух тысяч евреев, взрослых, детей и стариков, а затем сожжены в штабелях из трупов, переложенных дровами и политых нефтепродуктами.
   Свою страшную работу фашистские изверги не успели с обычной немецкой методичностью довести до конца из-за стремительного наступления Красной армии, поэтому штабели почти полностью выгорели в средине, а по краям оставались человеческие останки вперемешку с недогоревшими дровами, а повсюду стоял чадящий смрад.
   Даже бывалые воины не выдерживали и старались покинуть быстрее ужасное место уничтожения ни в чём не повинных людей, единственной причиной гибели которых была только национальность.
   В живых первоначально были обнаружены старик с маленькой девочкой, которые чудом уцелели, спрятавшись в картофельной ботве.
   Позднее оказалось, что спаслось около восьмидесяти человек, спрятавшихся по всей территории трудового лагеря, в подвалах и на чердаках домов.

   Внезапно мысли-воспоминания бывалого разведчика были прерваны поданной кем-то из старших офицеров командой:
   – Дивизия! Смирно!!!

   Затем представитель СМЕРША зачитал приказ, который большинство бойцов дивизии, стоявших в полусотни метров и далее от центра строя, толком не расслышали.
   Далее для Николая всё произошло как в ускоренной съёмке, а сознание отказывалось воспринимать увиденное.
   К военнослужащим, выкопавшим ямы – могилы по стандартным размерам и стоявшим к ним спиной подошло отделение солдат, затем команда – раздались выстрелы, и все трое приговорённых трибуналом молодых парней аккуратно свалились в могилы.

   Первый день мира, казалось, жизнь окончательно и бесповоротно вступила в свои права, но трое виновных в каких-то преступлениях или всего лишь прегрешениях, не помилованы в связи с ВЕЛИКОЙ ПОБЕДОЙ, а казнены по законам военного времени.

   Праздничное настроение тысяч солдат и офицеров тотчас сменилось на суровую обыденность.
   Далее командир дивизии поздравил личный состав с капитуляцией фашистской Германии и победой.

   Впереди перед бойцами Эстонского корпуса предстояла заключительная работа по очистке своего участка местности на территории Курляндии и пленение остатков немецких войск, которые оказались весьма приличными.
   За четыре дня около пятидесяти пяти тысяч солдат и унтер-офицеров, более четырёхсот офицеров и даже семь генералов было передано специальным комендатурам.

   Затем был походный пятисот километровый марш победителей, 8-го Эстонского Таллиннского стрелкового корпуса на родину с 29 мая по 16 июня, а 17-го числа торжественный парад в столице Эстонии, городе Таллинне.

   Демобилизовали младшего сержанта Николая в феврале 1947-го года, впереди предстояла мирная и относительно свободная жизнь.
   Однако предсказание мадонны войны, молодой цыганки с младенцем в средине лета 1942-го года продолжало сбываться и после войны и демобилизации, и надолго запомнилось, как и отпечатался в памяти первый день мира с расстрелом троих молодых солдат.

   Как будто молох войны забрал их жизни вместо жизней троих разведчиков, попавших под артобстрел на пустынной грунтовой дороге в последнюю ночь войны 9-го мая в Курляндии. Да великодушно пощадил трёх других солдат, лишь попавших в госпиталь из малочисленной группы в шесть бойцов, взвода пешей разведки 917-го ордена Красной звезды стрелкового полка.

   НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ и в войне, и в мире.

   Февраль – март 2014 года.

Окопный шутник с гранатой

   Первый год войны, Великой и отечественной, где-то недалеко от Москвы. День не удался, с трудом было отбито несколько атак немецкой пехоты, усиленной танками, да и авиация с артиллерией жёстко пропахали позиции, удерживаемые изрядно поредевшим батальоном.
   К вечеру удалось отправить десятки раненых в тыл, фашисты тоже устали от безрезультатных атак, а ужин с обедом где-то застрял в пути на передовую в ожидании полной темноты из-за немецких снайперов.

   До двух десятков голодных и измученных бойцов набилось в просторный, чудом уцелевший блиндаж, а скорее обширную землянку с трехъярусными нарами вдоль стен во второй линии обороны наполовину разрушенных траншей.
   Небольшая металлическая печурка едва согревала помещение, чад от сырых дров, испарения с мокрой одежды и дыхание солдат лишь довершали печальную и угрюмую атмосферу замкнутого пространства.
   Под потолком на телефонном проводе висела «Катюша», небольшая самодельная лампа из гильзы орудийного снаряда, заправленная бензином с солью, слабо освещая, но основательно коптя всё вокруг и оседая на грязных и давно небритых лицах пехотинцев. Настроение на нуле.

   Одним из последних аккуратно прикрыв толстую грубо сколоченную дверь из необструганных досок, ввалился малознакомый красноармеец из соседней роты в грязной шинели, с нечасто встречающимся оружием, автоматом ППШ на плече, тощим рюкзаком за спиной и немецкой каской на голове. Перед этим он пару минут провозился перед входом в блиндаж, очищая кирзовые сапоги от налипшей весенней грязи, чего большинство бойцов из-за хронической усталости не стали делать. Счастливчики заняли все нары, несколько солдат сидели вокруг печурки кто на чём, стараясь согреться.

   – Невесело сидим ребятки, – выдал он, устраиваясь в расстегнутой шинели около печки, подложив под зад большую немецкую каску и доставая кисет с махоркой и кусок сложенной в несколько раз газеты из кармана гимнастёрки.

   – За день до блёва навеселились, почти все командиры полегли в последней рукопашной, вот и позволил комиссар занять офицерский блиндаж, а его самого в штаб полка вызвали. Ты бы не курил здесь, а то и так дышать нечем, – ответил незваному гостю какой-то боец, сидящий напротив него на нижних нарах и пытающийся в очередной раз дописать письмо жене, уцелев после кровавой мясорубки боя.

   – Хорошо! Ну, так хоть повеселиться то можно?! – с этими словами незнакомец, с едва заметной щетиной и разводами на обтёртом снегом лице медленно развязал вещмешок и достал из него ручную гранату РГД-33, сняв с неё оборонительный чехол.

   – Эй, парень, ты чего совсем охренел?!! – крикнул ему тот же солдат, убрав письмо с карандашом за пазуху, и устремляясь в одних обмотках на ногах к выходу из блиндажа. И уже всем остальным на ходу, – Полундра!!!

   Соскочившие с нар бойцы кто в чём, хватая оружие, а кто-то и рюкзаки пулей понеслись к выход. Последние красноармейцы успели заметить, как ненормальный боец выдернул чеку и отправил гранату под немецкую каску, продолжая на ней сидеть и доставая кисет с махоркой.

   Почти все бойцы за три-четыре секунды успели выскочить наружу, а кое-кто умудрился отбежать на десять, пятнадцать и даже двадцать метров и спрятаться в нишах траншей.
   Предпоследний выскочил сержант, успев захлопнуть массивную дверь, и упав возле неё, споткнувшись о чьи-то ноги. Пожилому бойцу из Вологодчины не повезло. Он замешкался и стал невольным и последним свидетелем происшедшего. В блиндаже глухо ухнуло.

   Через минуту несколько солдат во главе с осунувшимся сержантом, пытающимся стряхнуть с гимнастёрки налипшую грязь пополам со снегом, столпились возле не выбитой от взрыва двери недавнего пристанища, не решаясь войти внутрь. За дверью стояла зловещая тишина.

   – Ну чего, пошли убираться, может ещё удастся немного поспать под крышей, пусть и не в тепле, – решительно открыв дверь, первым вошёл, отодвинув остальных, красноармеец в размотавшихся портянках, так и не успевший дописать письмо домой.

   Остальные бойцы, последовали за ним и неожиданно застряли в дверях перед застывшим от изумления смельчаком от увиденной пасторальной фронтовой картины. Всё так же чадила «катюша» под потолком, в печи весело разгорелся огонь от внезапного притока воздуха из дверного проёма, а несколько сапог, вещмешков и винтовка валялись на земляном полу.
   Слева от входа с широко раскрытыми, безумными глазами сидел пожилой боец с Вологодчины и что-то несвязно мыча, тыкал пальцем в сторону массовика-затейника, малознакомого красноармейца из соседней роты. Восседая всё на той же немецкой каске, возмутитель спокойствия неторопливо раскуривал самокрутку.

   – И чего столпились, как бедные родственники, проходите – табачком угощу. У меня сегодня много набралось кисетов от погибших, на всех хватит. Помогал санитаром раненых с поля боя выносить, заодно и каску немецкую прихватил, а за фокус мой уж не обессудьте. Настроение сегодня поганое, вот и захотел себя и вас развеселить. Не подумал, что так быстро от страха убежите, – по-дружески попытался разрядить возникшее «недопонимание» шутник с гранатой.

   – Морду бы тебе набить за такие шутки, – выдал, поднимаясь, пожилой боец-вологжанин, снова обретя голос, лишь немного заикаясь и подходя первым за дармовым табачком.

   – В морду всегда успеете, а если хотите, могу фокус и повторить, – предложил фронтовой массовик-затейник.

   – Нет уж, повторять не стоит, а вот, объясни: как это тебя по стенкам блиндажа не размазало. Своими глазами видел, как гранату под каску подсунул, – вступил в разговор сержант, дрожащими руками сворачивая «козью ножку».

   – А фокуса и нет никакого. Сапёры-подрывники научили. Оказывается, немецкая каска из легированной стали, а осколки от взрыва нашей ручной гранаты без наступательной рубашки, если подорвать под ней, не успевают нужную силу набрать и пробить два миллиметра толщины. Только от такого взрыва задница неделю побаливает, да каска нужна не повреждённая, так и без мужской доблести можно остаться, – со смехом открыл секрет своего представления интеллигентный шутник-красноармеец, любитель поиграть со смертью в прятки.

   – Да, я сам видел, как его на пару вершков вместе с каской подбросило над полом, – добавил многодетный вологодский крестьянин, совсем недавно призванный на войну. – А потом жопу рукой растирал. Все дружно рассмеялись, выгоняя из себя остатки страха от недавнего фокуса – эксперимента шутника с гранатой.

   Вскоре неспешный разговор перешёл на воспоминания о мирной жизни, а ближе к полуночи и ужин с обедом в больших бачках доставили бойцы-обозники, успевшие к тому времени накормить пехоту в передовой траншее батальона.
   Правда к тому времени добрая половина воинов-защитников отечества мирно посапывала на трёхъярусных нарах в просторном командирском блиндаже где-то на бескрайних фронтовых полях совсем рядом со смертью.

   P.S. История-байка, рассказанная ветераном войны, работником Череповецкого сталепрокатного завода внимательным слушателям вычислительного центра перед праздником День Победы, в год Московской олимпиады.

25 октября 2014 года

Дюжина фронтовых эпизодов разведчика По воспоминаниям фронтового разведчика Сергей Николаевич Тулупов